Оглавление
Диск с записью произведений в авторском прочтении и фотографиями Святой Земли выйдет в конце декабря 2014 г.
Часть первая. Святые образы
Святая Земля
Неисчерпаемы образы те,
Что живут на земле, нареченной святою.
Как семя они прорастают в душе.
И вспоминается притча о посеянном в тайне
И в тайне растущем духовном подарке от Бога,
Что создал составы души.
Хотя и прошли мы от края до края Обетованной Земли,
Которая равной казалась Вселенной,
Мы знали: не насытилось зрение, не натешился слух,
Не устало сжиматься от радости сердце, а ум удивляться.
И, покидая Священную Землю,
Уже начинали грустить. И скучать обо всем,
Что мы там повидали.
Но время прошло, и внезапно
В сердце проклюнулся первый росток:
В светлые дни Рождества
В скромном кладбищенском храме стояли,
А мнилось — стоим у Звезды Вифлеема,
Видим овечек на поле окрест его,
Пенье протяжное слышим греков-монахов
И Матерь Небесная смотрит с иконы
С улыбкою кроткой.
И радость над миром простерта.
Малый росток превратился
В цветущую розу на Пасху.
В храме домовом мы были в тот день,
А душа предстояла Гробу Святому,
Пройдя перед этим от Львиных ворот
И до Судных Путь скорби и поднялась на Голгофу.
И так оживали виденья святые,
В дни праздников наших – Преображенья,
Успенья, в день обретенья Креста,
В Вознесенье, в Крещенье, и в постные дни.
А иногда и без всякой причины,
Как будто повеет «глас хлада тонка»
И в путь позовет. Воспоминанья святые
Вдруг оживут, и пред оком душевным
Явственно встанут горы, долины,
Море Святой Палестины, храмы ее,
Иордан многоструйный и лица, путников
Тихо идущих. Вспомнится снова
Притча Господня о малом горушном зерне
И раскидистой кроне горчичного древа,
Что собой осеняет весь мир.
Птицы небесные, облюбовавшие крону,
Песни приносят из райского сада,
Что душу питают весельем нездешним.
«Пуп Земли»
Сердце расширить Святая Земля помогает,
Там ощущаешь себя не насельником малого края,
А мира всего. И ясен становится символ –
Тот, что стоит в средоточьи Великого храма
И «пупом земли» наречен.
Здесь середина Вселенной,
Здесь центр мирозданья.
Начало творенья свершалось
В таинственных сферах над этим пространством.
И хранит оно память о райских садах –
В селеньи Тавифы святой.
О паденьи Адама гласит нам пустыня,
Древние дали названье ей «Ужас», недаром.
Есть здесь и знаки поисков Бога людьми –
Гробница Рахили, дубрава Мамвре,
Могила святых Патриархов – праотцев наших.
О Псалмопевце Давиде
На каждом шагу здесь припомнишь,
Слова вдохновенной Псалтыри
В сердце звучат, наполнившись подлинным смыслом:
«Мой есть Галаад, моя есть Манасия, на Идумею
Простру сапог мой» — о каких еще тварных пределах
Сам Вседержитель изрек это властное слово — «Мое»?
И здесь в средоточии мира,
Пуповины земли не нарушив,
С Неба пришел и Собой освятил этот край
Новый Адам — Господь наш Спаситель Христос.
И соделал его средоточием мира.
Рождество Божией Матери
* * *
Рождество Божией Матери – праздник Детства.
Сегодня повсюду в храмах очень много детей.
В моей душе живет образ древнего храма,
Того, что в Иерусалиме построен над скромным жилищем
Богоотец Иоакима и Анны у Львиных ворот.
В глубину священного дома ведут седые ступени.
Там тихо, темно и можно, на миг замерев, прошептать:
«Святые родители Девы, о детях наших молитесь,
Чтобы они захотели от Бога принять благодать».
Над сводом древней пещеры иконостас храма,
Запомнилась в нем икона – высокий символ
Любви, послушанья и веры в Творца.
На ней Иоаким и Анна за руки держат Марию.
В едином порыве все трое восходят в чертоги Отца.
И молюсь здесь: «И нас научите вместе идти земными путями,
Но так, чтоб дороги эти не стали трясиною злой,
Чтоб твердо они опирались
На Богом созданный камень заповедей Христовых
И нас привели домой —
В небесный храм Рождества Божией Матери.
* * *
В день Рождества Божьей Матери, с молитвой Святому Семейству
Грибы разбираю, листья дубовые, смородины, вишни засыпала солью.
Мечтаю, как потчевать буду лесными дарами
Тех, кто зимой к нам приедет на праздник
И вдруг… Стало на сердце отрадно и ясно:
Святое Семейство так жизнь коротало в домашних заботах,
Простыми делами, путь пролагая в Небесное Царство.
И ангелы, глядя на них, умилялись…
Горняя
Материнской землей именуют Горнюю весь —
Две великие Матери встретились здесь.
Здесь они сокровенно вступили в служение людям,
С благодарностью мы этот миг не забудем.
Святая Елизавета, в старости ждущая сына,
Смиренно главу приклонила пред юной Марией
Так Бог ей открыл, что зреет во чреве Ее благостыня,
И мы повторяем слова, прозвучавшие в Горней, доныне:
«Благословена ты в женах и благословен плод чрева Твоего».
Три месяца жили они, углубляясь молитвой в открытое свыше.
Их тайной смиренья, терпенья, любви материнской вся Горняя дышит.
Материнство святое струится в игуменьи ласковом взоре,
Сестры, как добрые дети, несут послушанье, не споря.
Так и мы, что на несколько дней обрели здесь покой и приют,
Не забудем заботу и ласку, и в радостной памяти вечно живут
Святыни обители Горней, фонарики на дорожках,
Цветы и веселые птицы повсюду, зайцы и кошки,
Иерусалим в огнях, с горы открывавшийся взору,
Источник святого Предтечи, при подъеме на гору.
Храм всех русских святых, парящий над целой округой,
То, как чужие вначале, мы стали родными друг другу.
Грустное расставанье с напутственной песней под сводом
Трапезной расписной. И великое чувство свободы
От рабства своим страстям, что мы получили там –
Дар материнской любви Богородицы нам.
Звери, птицы и цветы
Трудно, так трудно в сегодняшних буднях земли иудейской
Нам отыскать след святого былого. И вдруг:
По пути в Галилею мы увидали
Верблюжье печальное стадо
И вспомнили о караванах,
Которые шли, много столетий по древним дорогам Востока.
Потом повстречали отару овец
И доверчиво — трепетных коз,
И сразу так ясно в воображеньи
Возникла картина-виденье:
Как праотцы наши стада свои
Здесь умножали и жили в святой простоте.
А когда в Вифлееме нам подарили
На память свирели, вспомнили,
Что пастухом был святой Псалмопевец.
Его прозвучали слова: «Камень – прибежище зайцам»,
Когда среди скал промелькнули ушастые звери.
А одного из них в руки нам взять удалось!
Мы ехали дальше, и говорили друг другу:
«Господь наш пешком проходил
По этим полям и дорогам. И видел
Такое ж, как ныне, движение твари земной».
И так, отрешившись от смуты,
Настроив вниманье на тайны природы
И на живое ее трепетанье, заметили
Множество птиц на деревьях,
У кромки воды и в безоблачном небе –
Так же они восхваляли Творца,
Как и от века привыкли…
Ослики в поле, казалось, грустили,
Наследовав память от предков –
О том, как один из них вез на страдание Бога.
Кошки в обителях древних
Напомнили льва, что святому служил.
Благоуханье Саронской долины, горчичное древо,
Алые маки на камне – недолговечные эти созданья –
Приблизили нас к глубокой истории древней земли,
Которую кто-то назвал человечества детством,
Когда оно жизнью единой дышало
С зверями, цветами, щебечущей стаей и вороном древним.
Согласно со всеми славило, их Сотворившего, Бога Любви.
Назарет
Через пелену времени, через пелену образов современности пытаюсь прорваться к истокам, увидеть очами души жизнь, что здесь протекала на заре нашей эры.
Образ той жизни восстал под тишайшую музыку вод – в храме, сокрывшем источник — над ним ПрисноДева Мария стоит в изумленьи перед Архангелом, весть Ей принесшим: «Ты Сына и Бога родишь».
Есть в Назарете и знаки далекого детства Иисуса – дом Его близких, с остатками древних камней. Потом, путешествуя в Кану, для себя мы открыли, какое большое семейство считало Иисуса своим.
Иосиф Обручник имел шесть детей и множество внуков, и жили они все единой семьей в то просторное время, когда наш Спаситель еще не явил в Себе Божье начало. Родство почиталось в двоюродных братьях и сестрах – жених, что устроил пир в Канах, был двоюродным братом Иешуа, Елизавета — престарелая мать Иоанна Предтечи была для Марии двоюродной так же сестрой.
Знакомыми были еще в назаретскую юность все те, кто апостольства звание позже приимет. Из недр своей жизни обычной они, как из погреба выйдут, и Бог их научит Учителем плотника сына назвать.
Семейственность, дружбу – святые начала земного скитанья Господь нам открыл в Назарете, чтобы мы берегли их, и в самость дурную не впали, а помнили: вместе — мы сила, в одиночку – тростинка.
Иордан
Все, что встречаешь на Божьей Земле, принимаешь, как символ, как притчу, как иносказанье.
В воды вглядись Иордана, увидишь в них символ жизни земной – от рожденья до смерти: берет он начало на снежных высотах Хермона и бурно струится, стекая в долину, потом успокоившись, воды неспешно текут, но они непрозрачны — несут в себе муть берегов; впадает река, в знак конца этой жизни, в Мертвое море. Но – о, чудо! – живая вода Иордана течет среди вод омертвевших, с ними не слившись, как будто бы в Вечность течет…
Так много мути обычно поднимет в душе резвая юность, что потом и при тихом течении жизни, она остается и в мыслях, и в чувствах, в словах, и в поступках. Но вот нам урок:
Вода Иордана, если в сосуд наберешь ее, вскоре прозрачною станет — ил и песок оседают на дно, а чудесная влага многие дни остается живительно-свежей.
Так вот и мы, окунаясь в поток Иорданский, вдруг ощутили – исчезла с души злая накипь, прозрачными стали мысли и чувства, и тяжесть ушла.
А в небесах над водою голубь парил белоснежный, и слов не хватает, чтобы о высшем восторге сказать.
Вид на Иерусалим
Каждый день, просыпаясь, вижу «Вид на Иерусалим», вспоминаю, как сердце пыталось вместить все, что скрыто за знаками прошлых времен: Золотые ворота, Кедрон, купола «Воскресенья Господня», высокие стены, лестница древнего храма, Иосафата долина, Авессалома могила.
А с другой стороны – веселые маковки святой Магдалины Марии, храм Вознесенья, часовня Слезы, и громада «Моленья о Чаше».
В глубине же горы, не вмещаясь в обзор панорамы, гроб Святой Приснодевы, на небо восшедшей отсюда.
Казалось, будто время здесь спит. Эти высоты свидетели тайны Конца и Начала. Здесь по преданию в недрах земных захоронен праотец всех человеков – Адам, и на этом же месте будет свершаться над всеми потомками праотца Суд.
Потому-то душа замирает при виде обычной картинки с названьем «Панорама священного града». Так себя чувствуешь частью огромного моря людского: бывших, живущих и будущих – поросль Адама вся здесь цветет. Но Бог повелит, и огнем испытание примет.
Не знаем, кто в этом море огня растворится, кто спасется, кто внидет в новое Небо и новую Землю, и в новый Иерусалим.
Сокровенное
Божье Присутствие настигло спящую душу нежданно,
Блеснуло оно сквозь листву, озаренную солнцем,
Отозвалось в теньканье малой пичуги,
И в крике гортанном чайки над морем,
Почило в парке, раскрашенном золотом и багряницей,
В тихом журчанье ручья прошептало о чуде,
И в разговорах неспешных под окнами дома сокрылось.
Все вдруг наполнилось смыслом, ушло на глубины
Китежа-града, где навек сохранится
И возвратится в видении ярком, когда выйдет срок,
И сон над душой будет не властен, и времени больше не будет.
Жених церковный
Долго искала слова, что могли бы вместитьсостоянье души при первом вхождении в Город Святой. И, как всегда при томлении духа бывает, слово приходит из недр церковных.
«Се Жених грядет в полуночи и блажен раб, его же обрящет бдяща». –Лучше уже не сказать. Тайна невесты-души с трепетом жаждущей встречи с Тем, Кто прекраснее всех земнородных, в этих словах прозвучала так ясно.
Невеста единой жаждет быть с тем, кого любит, и готова с ним разделить все невзгоды, страданья, болезни. Так и душа, — проходя по земле, где Спаситель страдал, был унижен и предан, — готова воспрянуть и в состраданьи пройти Скорбный путь, Гефсиманскую весь, войти и под страшные своды темницы, и в зал бичеванья, изнемогая взойти на Голгофу. И дальше – спуститься ко Гробу, а ночью святой Литургии ждать воскресенья, в причастии Тело и Кровь восприняв, Того, Кого Церковь зовет Женихом.
И после, ликуя, взирать с Елеонской горы на храмы Священного Града, в часовню войти, где на оплавленном камне след от стопы Восходящего в Небо навеки остался.
Иерусалим покидая, молю сохранить на сердечных глубинах память о встрече с Христом-Женихом, и не быть нерадивою девой, не взявшей елея в сосуд и услышавшей страшное слово: «Не вем тя!»
Моление о Чаше
Оливы Святой Земли нам рассказали о Жертве.
Стволы их, подобны сплетению вервий иль жил воловьих,
Как будто кричат о великом бореньи,
Свершившемся здесь тысячи лет назад.
Закроешь глаза, и так остановишь пустых впечатлений ловлю
И внутренним взором увидишь: как собиралась гроза
Истории здесь на горе, под трепет дерев,
Обступивших, припавшую долу фигуру.
Увидишь, от страха уснувших
Петра, Иоанна, с Иаковым вкупе.
И ангела-вестника, с неба сошедшего
Вытереть пот, превратившийся в кровь,
У Страдальца за весь человеческий род.
Здесь Он выиграл битву, с Отцом согласившись
Безгрешные душу и тело на муку отдать.
Седые оливы – вы вестники правды последней
О том, что в страдании зреет в душе благодать.
Лифостротон
Лифостротон – страшное слово,
В его звуковой оболочке слышится ужас,
Которым пропитано место, что названо так.
Здесь совершалось глумление твари над тем,
Кто Вселенную создал. Кто был превыше любого земного Царя.
На камне поныне можно увидеть следы от забавы жестоких солдат, — «Игрою в царя» ее называли.
Господь наш червленой хламидой был здесь облачен,
Терновый венец на главу водрузили исчадия ада
И ударяли его по ланитам, глаза завязав, вопрошая:
«Скажи, чья рука на тебя поднялась, царь еврейский?»
А после, сбросив фальшивые знаки царственной власти, на бичеванье Его повели.
От ужаса сердце трепещет в этих темничных пределах.
Кажется, камни сдавили тебя отовсюду,
Будто огромная глыба свалилась на грудь,
Нечем дышать, в полумраке глаза видят страшные тени,
В уши вторгается свист римских бичей, разрывающих кожу,
Хохот и крик палачей, и тихие стоны Страдальца.
Нет больше сил здесь оставаться, скорее на волю!
А Он все терпел…
Страшное место – Лифостротон,
Но великую службу доныне свершает.
Христос нам сказал: «Человецы умолкнут, а камни возопиют!»
Здесь нас встречают вопящие камни – свидетели подвига крестной Любви.
Легенда о Кресте
Множество дивных преданий нам рассказали святоземельцы, но одно из них душу прожгло. Оно повествует о древе Креста, что из орудья убийства в орудье Спасения для нас сотворился.
Праведный Лот, убежавший из злого Содома, взял с собой посохи тайных пришельцев, в землю у вод иорданских вкопал их, и сил не жалел, поливая обильно. И чудо свершилось: из трех сухих палок выросло древо.
Потом, когда строили храм Соломонов, срубали деревья вдоль Иордана, и это срубили. Но показалось оно неказистым строителям храма, и брошено было в древний кедронский поток, а потом это древо много столетий лежало в купальне с названием неблагозвучным – грехов отраженье: Вифезда. Ангел Господень сходил ради райского древа в купальню, и исцеленным из вод выходил тот, кто сподобился первым спуститься «по возмущеньи воды».
Итак, это древо, водой и смытыми ею грехом и болезнью напившись, стало тяжелым, железным, черным и страшным. И чтоб сделать Крест для Христа неподъемным, злые советники дали приказ из этого древнего древа его изготовить.
Вот потому-то и падал Господь под ужасною ношей, но до Голгофы, помощь приняв от идущего мимо, смог донести Крест Свой, который позднее назвали процветшим. И вечно блистает он славой великой в Раю.
Гроб Господень
Детское сердце, еще не сраженное сором множества слов, а большинство из них – штампы, закрывшие сущность, — видит и слышит сокрытое за оболочкой предметов,к святости настежь открыто, и ликованье рождает нежданно.
Помню блаженства минуты, прожитые в детстве в храме Господнем. В три ли, четыре ли, пять – но не более лет. Виделось ясно тогда – в стенах этих Бог обитает — добрый, таинственный, очень красивый и очень родной.
Глазами его мы не видим, но особые люди, которым открыт путь в алтарь, — слово ребенку неясное, — в этом загадочном мире за золотыми вратами и красной завесой видят Его, говорят с Ним и сладкую Пищу оттуда выносят, солнышком блещущей Чаше, и всех угощают.
Детство вернулось нежданно, когда мы вошли в Гроб Господень в Граде святом. Разом слух и глаза отворились: и трепет от тайны святыни все существо охватил. И потом только стало понятно: Мы побывали в святая святых, в алтаре алтарей, где поныне на камне от гроба Христова приносится жертва. Дано было право к этой плите приложиться, как сотням разноязычных племен. И здесь прошептать два короткие слова: «Прости нас».
Елеон
Музыкальное, полное радости слово – Елеон,
Стоя на этой горе, видишь, как волны времен
Разбивались о Божью твердыню.
Память людская хранит и доныне,
Преданье, что на гору эту бежал Давид от сына Авессалома,
Здесь открывался вид Иерусалима для Александра[1], и снова
И снова город помилован был по Вышнему слову.
Но здесь же оплакал падение града Господь.
Он увидел, как храма священная плоть
Станет капищем, как чужие солдаты «обложат город окопами и окружат, стеснят его отовсюду, и разорят, и побьют детей его, и не оставят камня на камне за то, что не узнал он времени посещения его» (Лк. 19:41).
Отсюда свершился вход Господень в Иерусалим,
«Осанна!» — кричали бегущие и ветви маслин
И пальм постилали под ноги осленку и бежали за ним.
Здесь словами молитвы «Отче наш»
Иисус научил призывать нетленного Бога
Монастырские камни хранят
На ста языках слова вышней жизни залога,
И так ощущаешь вселенскую ширь Елеона.
Здесь Спаситель молился о Горькой Чаше,
И взял на рамена грехи и болезни наши.
Здесь Он был предан, и сюда же, воскреснув, пришел,
И друзей, осеняя перстами, вознесся. В небесную славу вошел.
И на эти покатые склоны вернется живых и мертвых судить,
Обо всем этом будем помнить и будем любить
Елеон – как святую гору, в центре мира стоящую.
Время и пространство на Святой Земле
Время-пространство – суть два измерения мира земного, в жизни обычной о них и не думаешь даже, но Святая Земля как будто смещает все измеренья, данные тленной природе. Время никак не разъять на часы и минуты. Пространство никак не вместить в километры. Все здесь иное, и зде пребывая, все мы становимся тоже иными, изъяты из мира привычек и будней.
Каждое утро в этих пределах встречаешь началом из Книги священной: «И был вечер, и было утро. День первый» и далее, так до семи.
Семь дней, проведенные на стогнах святой Палестины, переживаются не по часам, не вмещаясь в привычные даты календаря, а воистину стали днями творенья нового мира для потрясенной души.
Так же с пространством. Взгляните на карту: малой полоской по ней пролегает Святая Земля. Нам же казалось, что мы колесили по всей ойкумене, перемещаясь от древних долин и холмов до оазисов дивных, что сотворил человек у тяжелой от соли воды грешного Мертвого моря. Нам говорили: «Мы проехали три километра, двадцать, пятнадцать», — диким казалось какие-то цифры склонять, примеряя к пространству, в котором душа продвигалась — Мы были внутри Евангельских слов, внутри Книг Моисея, внутри древних Отечников. Те, кто в сих книгах описан, как будто бы въяве к нам выходили навстречу и подтверждали: время с пространством не властны над тем, кто бессмертья вкусил.
И прозвучало из вечности слово: «Времени больше не будет, пространство совьется как свиток — вот что вам здесь испытать довелось».
Море
Серо-зеленое, голубое, пурпурное, серебряное и золотое,
Задумчиво-тихое, печальное, бурное, мечтающее о покое
От призывов вечно голодной луны.
Ласковое, жгучее, влекущее за собою,
Уставшее от жизни под небом земли миллионы лет.
Тоскующее по вечному неведомому прибою,
Когда времени больше не будет и будет во всем Свет.
Помнящее о прикосновении Духа Божия,
Когда Он носился над водами и творил мир,
Ставшее твердью или подножием
Сцены для пьесы — «Жизни земной пир».
Ты видело всю эту драму и ждешь ее окончанья,
Будто бы ты сказало: «Не вечно ничто под луной».
И, помолчав, добавило: «Дети, не стоит внимания
Временное прибежище, скоро пойдем Домой».
Гефсимания
Гирлянды лампадок цветных радуют душу под сводом пещеры, где Божия Матерь недолго вкушала сон смерти. Здесь царствует жизнь, здесь живет Богоматерь, будто бы входишь не просто в пещеру, а в живое пространство молитвы, в пространство любви Приснодевы.
Она – умягчает холодное сердце к плодоношению мира, долготерпенья, смиренья. И на творенье добра вдохновляет. Но и безмолвный вопрос задает: «Так ли ты службу земную несешь, как не раз обещал мне?» Этот вопрос застит печалью глаза Приснодевы на иконе реченной «Иерусалимской», стоящей у самой гробницы святой.
Как малые дети здесь мы готовы твердить: «Обещаем, что больше не будем так делать». Но, как сознающие немощь свою, тут же добавим: «Ты нам помози, на Тебя надеемся, и Тобою хвалимся, Твои бо есть мы рабы, да не постыдимся».
Монастыри Святой Земли
«Мати-пустыня, согрей нас», — так пели когда-то пращуры наши, они ощущали: холод сердечный, способна развеять только молитва тех, кто, в пустыне долгие годы себя очищал от «прелестей» мира сего.
Древние книги — «Отечник», «Лавсаик», «Цветочки с духовного луга» до нас донесли образы мудрых, молитвенных старцев с детской душою. Слова их, реченные людям тысячелетье и более долгих мгновений назад, звучат до сих пор как рецепт на лекарства для всякой грешной души и на все времена.
Бог нас сподобил своими глазами увидеть в каких сокровенных пещерах спасались те, кто сквозь камень пустыни родник покаянья извел. «Бог – и душа» — сущность служенья монаха в этой безлюдной пустыне особенно явна.
Ужас каменья пустыни внушают нам, любящим цацки мира земного, а для старцев святых она «процвела яко крин». И в этой пустыне, по слову Господню, камни как будто ожили и так вопиют: «Не обольщайтесь красивостью внешней, и знайте: То, что весь мир называет убогим, славою вечной у Бога горит, стремитесь ее своим сердцем узреть».
Мати-пустыня, согрей мое хладное сердце…
Русская свеча
«И собрались сто пять человек, из них две трети женщин.
И впряглись в огромадную телегу, на которой высился пятитонный
иерусалимский Царь-колокол и повлекли её. И бурлачили семь дней».
В. Крупин. Елеон
Царит над Святою Землей колокольня
Свечой называют ее,
Почитают как символ горенья души перед Богом,
Хранит она память о русских святых христолюбцах
Огромный кампан[2], не жалея себя, дотащивших
От яффского порта до самых высот Елеона.
Телесную муку в пути они принимали, как радость,
А та, что под тяжестью медной упала,
Успела признаться: «Как счастлива я,
Что теперь умираю и лягу в ту землю,
Где плотью Господь пострадал».
Так волоком, как бурлаки, по камням и пескам бездорожья,
На рамена приняв, словно крестную ношу,
Тащили кампан на возглавье горы Елеонской
Родимые наши, как будто бы знали,
Что время лихое настанет: их дети и внуки,
От зла обезумев, звенящую медь с колоколен выбрасывать станут.
Тогда-то безумия страшный пожар погасить
Смогут только молитвы, отдавших все силы
На то, чтобы Русской Свечою Святая Земля озарилась.
А годы пройдут, и Россия очнется и к вере отцов возвращаться начнет.
Горы Святой Земли
Горы Святой Палестины – Кармил, Елеон, Фавор и Ермон,
Каранталь, монастырские выси священного Саввы
И Хозевита как будто вещают:
«Горе мы имеем сердца, ко Господу имамы.
Вы устремляйтесь туда же».
Не забыть восхожденья на горные выси
Под солнцем палящим. Познали мы в эти минуты
Всю немощь своей одебелевшей плоти.
А дух преклоненье познал перед теми,
Кто долгие годы, себя не жалея, искал
Восхожденья к Небесному Граду
И ныне в молитве горит за весь мир.
И мир еще дышит, еще не погиб
Во всесветной вражде, охраняемый
Этой молитвой «Господи, Иисусе Христе,
Сыне Божий, помилуй нас, грешных. Помилуй, нас».
Погребальные одежды
«Увидеть однажды Землю Христа и готовиться к смерти», —
Так наши предки умели несуетно мыслить.
Мы же, скорее стремимся к святыне, чтоб жизни
Заряд получить и надеемся долго еще предаваться
Воспоминаниям сладким о том, как мы путь совершали
По древней Библейской Земле.
«Мы» и «Они» — очень часто звучало сравненье,
Когда узнавали о том, как далекие предки чтили святыню.
Но вот возвратились домой и в угол святой на полку сложили
Рубахи, что в Иордане омыли и, стала невольно
Мысль обращаться к тому, что отныне готовы
Для погребенья одежды, и нужно
Готовиться к смертному часу, чтоб с предками соединиться…
Часть вторая. Святые люди
Видение на горе
Гора Мориа память хранит о событии страшном и веру являет Авраама, готового сына отдать на закланье. На месте смиренья Авраама пред Божьим веленьем, воздвигнут был храм. Великим и чудным его Соломон сотворил, — об этом вещают руины лестницы древней и древней стены, у которой стенают потомки, распявших Мессию.
Внезапно сквозь крик мэудзинов, с возглавья горы от мечети Скалы и мечети Омара, послышался звон колокольный. И звон этот мощью своей побеждал все стенанья к Аллаху. Вдруг в мареве знойном виденье предстало: огромный, блистающий светом собор и купол собора с крестом золотым царил над горою, затмевая собой золотую мечеть. На древних ступенях святая Елена колени склоняла пред Той, что когда-то Собой освятила всю гору. И царица земная Царице Небесной построила дивный Введенский собор.
Собор был разрушен, но ангел-хранитель его не покинул, как нам говорят наделенные зреньем духовным. И в праздник Введенья во храм Божьей Матери так же как много веков воспевает хвалебную песнь: Днесь благоволения Божия предображение/ и человеков спасения проповедание… Той и мы велегласно возопиим:/ радуйся, смотрения// Зиждителева исполнение
Дуб под окном
Музыка капель, струящихся с крыши
И орошающих дуб под окном
Внезапно туда унесла, где Всевышний
В Трех лицах тайну суда над Содомом
Открыл пред избранным Своим рабом.
Это было тысячи тысяч лет назад,
На месте, что называли Мамвре,
Засохший свидетель беседы стоит пред глазами
Памяти и как будто из мира иного, вещает мне:
«Авраам не считал себя чем-то, он был смирен,
Как земля и овцы его, что на ней паслись.
Смирившись пред высшим призывом, сбросил он плен
Привязанности к «котлам ханаанским» и взметнулась ввысь
Душа, и пошел он искать не себя,
А Того, Кто зовет. Так и ты не себя ищи,
Разрешись от бремени самим собой,
Простись с сумятицей жизни, найди ключи
От того Царства, где насельники Авраам и Ной,
Святой Герасим и святая Мария,
И сонмы тех, чьи имена не сочтешь.
Там я – дуб Мамрийский стою доныне
Не засохший, а зеленеющий. И золотая рожь
Колосится вокруг, и птицы поют.
Агнец и лев вкупе живут.
Так в Боге нашли все приют.
Во веки веков. Аминь».
Царь Давид
«Всем сердцем моим взысках Тя»
— B этих словах отразилось то, что в веках повторяли святые
и смыслом всей жизни назвали. «Слезно ищу Тебя, Боже», — взывал Силуан преподобный. «Стяжанием Духа Святого» старец святой Серафим этот труд, устремленный к Творцу всех времен, называл.
В граде святом, что Давидом
Для Богопочтенья был избран,
Песни его и молитвы подспудно
В душе повторялись. Он, как живой
Предстоял благодарному сердцу,
Не только как царь и пророк-псалмопевец,
Но как великий мудрец и учитель.
И так говорил: «Не превращайте
В пустую привычку служение Богу,
Не прилепляйтесь к чужому стяжанью,
Сами ищите Богообщенья и веры такой,
Что недаром назвали живою. Не бойтесь
Земных неурядиц, не забывайте,
Что Небо – цель жизни и смысл ее тайный.
Кем бы ты ни был царем ли, поэтом,
Иль нищим – смерть заберет
Всю земную тщету, а душу
Испытывать станет: есть ли в ней дух
Устремления к Горнему миру
Или земля залепила при жизни
Уши, глаза, ум, — все чувства и мысли,
И прах возвратится во прах».
«Отче Святый», — так мы воззвали к Давиду на Сионской горе, перед памятным образом стоя. И добавили к Богу воззванье: «Помяни, Боже, Давида и всю кротость его и научи нас ему подражать и не тлеть, а гореть пред Тобою».
Пророк Илия
«Пророк Илия – повелитель молний»,- так говорил мне дедушка в детстве. И еще добавлял: «Он – наш семейный святой». Понять это трудным казалось.
С годами пришло пониманье. Но только Святая земля, откуда на огненной колеснице, огненными конями восхищен на Небо был Божий пророк, мне открыла: понимание – это не все.
Изумление, трепет, страх перед величьем, младенческий лепет вместо молитвы – вот, что родилось в душе при встрече с местами, где подвиг свершал «колесничник Илья».
«Он не умер», — звучало в душе, — «Он еще возвратится. Ему мы молиться должны: «Пророче Святый, услышь нас и помоги нам не дрогнуть, и дай не предать Вседержителя Бога, Антихристу не поклониться, и душу спасти среди моря соблазнов».
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?» — трижды реченный вопрос потрясал нашу душу при чтении Книги священной и прежде, но здесь у покойных, таинственных вод слова о любви прозвучали как будто впервые. Ведь их говорили не бренные наши уста,- се был Божий призыв к человеку. К каждому зде предстоящему.
Петр заплакал, о любви говорить не дерзнул, а сказал: «Почитаю» — оставил завет и нам так же плакать о наших грехах, о предательстве Бога от страха, от лени, от злобной гордыни, от тяги к земному уюту.
Бог даровал мне на стогнах святой Галилеи плакаться сердцем о жизни своей никудышной так, словно в детстве, когда на коленях стояла, отца умоляя простить и не наказывать больше.
Рыдания эти – лучший подарок, который Святая Земля принесла дочери блудной своей.
Святая Пелагея
Иерусалима cвященная древность внезапно открылась в недрах земли на горе Елеонской – в пещере святой Пелагеи. Будто бы вышли мы вдруг из потока людского, на берег покоя.
Крики торговцев умолкли, исчезли яркие краски мира сего – те же, что много столетий назад окружали красавицу Антиохии, которая стала из куртизанки святой от единого слова Епископа Нонна. Гробница святой Пелагеи в пещере, где слезы она проливала, долго Отца умоляя, простить ее грешную юность и душу очистить – святыня для чтущих Единого Бога[3].
Камень гробницы — памятник слез и горячей молитвы, что чрез века души зовет к воскресенью, к восстанью из праха и много чудес совершает молитва доныне.
Архимандрит Антонин (Капустин)
«Один в поле не воин» — присказку для малодушных придумали те, кто святого горенья лишен. А в Палестине на каждом шагу обретали мы память о том, какие боренья готов одолеть человек на поле, с названьем – Святая Земля. Как велик он, если с любовию Господу предан, как много он может.
Монах и ученый – сей воин, один победивший несметное войско противников хитрых.
Имя России на стогнах святых отец Антонин начертал в Эйн-кереме, на Елеоне и в Яффе, в Хевроне, в таинственном Иерихоне, в сердце святого салима у стен его древних, в Хайфе далекой и в Галилее прибрежной.
Повсюду русские люди слова благодарности шлют старцу святому, который себя не жалея, терпя злоязычье, земли Спасителя препроводил под покров православной России. И ныне радость, ни с чем не сравнимую, мы получаем – на славянском наречьи славить Творца у великих святынь.
Вдохновение в душу вселяет пример святого горенья отца Палестины российской: «Вот так-то следует жить» – себе говоришь, вникая в рассказы о «днях и трудах» отца Антонина, — «Вот так посвятить себя высшей идее, но не мечтать, а неустанно работу свершать над ее воплощеньем, на Бога надеясь».
Святая преподномученица Елизавета
У Бога не тщетны слова и желания наши, —
Вот так и красавица Элла у Бога просила
Найти после смерти покой на Святой Палестине, у Гроба Господня.
Тогда она видно не знала, что просит креста и страданья…
«Крестоношение» – слово святое не раз доводилось нам слышать,
А здесь перед ракой с мощами святой преподобной
И мученицы Елизаветы, во храме, парящем над высотой Елеона ,
Так ясно открылось — крестоношение стало
Судьбой для Великой Княгини.
И потому-то припомнилась здесь не ее красота неземная
И таланты души, что не раз воспевали поэты.
А мука последних часов, схождение в недра земли,
Ужас паденья в глубокую шахту и тихие стоны молитвы,
Печать положившей на душу и на уста.
Господь выбрал путь, чтоб исполнить желание
Той, что стремилась всем сердцем на Небо, —
В мученьях уснувшую плоть, сохранил на земле освященной,
А душу возвел в незакатный Иерусалим.
Заключение. Каждому – свое
Suum сuique – закон нашей жизни всегда неизменен, вот и Святая Земля его подтверждает. Каждый ее принимает в отверстое сердце как образ, открытый для внешнего чувства. Но оказалось, что каждый увидел, услышал, почувствовал то, что ему одному предназначено было.
Кто-то воспринял веселье царя и пророка Давида, что скакал пред ковчегом, кто-то в печали себя ощутил неключимым рабом, кто-то порвал одиночества злую гордыню и себя осознал малою частью Адама всего, а кто-то напротив: от круженья по дружеским сходкам вдруг обратился к молчанью и замкнутой жизни.
Так для одних государство Израиль закрыло библейские земли, а для других сквозь его атрибуты увиделся шлейф промелькнувшей здесь жизни – схватись за него, и мгновенно достигнешь пространства, где все еще люди слушают голос Учителя и в покаянном порыве одежды свои разрывают, «Осанна» кричат, а вскоре добавят: «Кровь Его будет на нас и на детях».
Каждый себя узнает, встречаясь с Святою Землею: в образах в сердце рожденных увидишь, что ценит оно в протекающей жизни, что оно любит, к чему прикепело, что приносит тяжесть, тоску и печаль, а что веселит и надежду вселяет.
«Бог любит всех, но говорит по отдельности с каждым» — так все мы вместе ходили по тем же дорогам, воздухом тем же дышали, к водам приходили, и в горы стремились – но каждому что-то свое Господь рассказал в это время…
Примечания
[1] Александра Македонского, завоевателя.
[2] Кампан — колокол.
[3] Прп. Пелагею почитают не только христиане, но и мусульмане и иудеи.
Комментировать