Оглавление
Глава 1. Про Фраду, про дедушку Дадарши и про сладкие персики
Эта история, так похожая на сказку (не правда ли, как это замечательно, когда история похожа на сказку, но произошла на самом деле?), итак, эта история произошла давным-давно в далекой стране Персии. Там солнце круглый год печет жарче, чем у нас летом, там растут персиковые и апельсиновые деревья, и с них можно срывать персики и апельсины и есть их, если конечно, позволят хозяева этих деревьев. И люди там совсем не такие, как мы, и называются они — персами.
Вполне возможно, что название свое они получили как раз от персиков, которых в этой стране — великое множество. Впрочем, может быть, и наоборот: это персики стали так называться в честь людей, которые их так старательно выращивали. Странно, но людей, называющихся, к примеру, апельсинами, я не знаю, но это и не важно. А важно то, что в этой стране, а точнее в ее провинции Парфии, а если еще точнее — в городе Низибии — большом торговом городе на берегу реки Тигр, жил один человек по имени Фрада. Был он молод, и даже очень молод — настолько, что у него еще не было бороды, а были лишь небольшие усы, к тому же едва заметные. И была у него жена, и звали ее — Ариана. Вот о них-то и пойдет у нас речь.
Надо сразу сказать, что Фрада был очень добрым, и жена — тоже была очень доброй, и они любили друг друга, а ведь это главное, не правда ли, когда люди любят друг друга?
А рядом с ними по соседству жил дедушка Дадарши. У него была большая борода и совсем белая, потому что он был уже старенький и седой. У дедушки Дадарши тоже была жена, но в отличие от жены Фрады, она была не очень добрая, зато очень сварливая. Она часто ругала дедушку Дадарши и, как правило — незаслуженно. Наверное, поэтому он почти все свое время проводил во дворе, в маленьком саду, и возился там со своим любимым персиковым деревом. Он окапывал его маленькой лопаткой, поливал из колодца, что давным-давно был выкопан его предками, а то просто сидел под ним на коврике или сладко спал, защищенный его тенью от палящих солнечных лучей.
А какие персики были у дедушки Дадарши! Ни у кого — ни в самом городе, ни в пригородных садах — не было таких сладких, таких сочных персиков, как у него.
Когда Фрада был еще совсем маленьким, старый Дадарши (он уже тогда был старым и седым) бывало, даст ему персиков столько, сколько могло уместиться в ладошках Фрады, и, когда Фрада вонзал в их мякость маленькие зубки и ловил языком сладкий сок, текущий по губам и подбородку, дедушка Дадарши гладил его по голове большой, шершавой ладонью и приговаривал:
— Ешь, Фрада, ешь. Видишь, какие сладкие мои персики? Это потому, что я ращу их с любовью. Расти Фрада добрым человеком, делай все с любовью, тогда и людям будет от твоих дел радость и тебе самому в жизни будет хорошо.
Фрада часто ел персики дедушки Дадарши, и часто Дадарши повторял ему одни и те же слова, которые Фрада очень хорошо запомнил. Может быть, именно поэтому он рос добрым мальчиком, а когда вырос, то хоть и не стал садовником, и в его дворе не было персиковых деревьев, зато стал настоящим мастером своего дела. А был Фрада — горшечником, как и его отец, и дед, и все его предки.
Глава 2. О творчестве Фрады
Раз в неделю рано утром Фрада отправлялся за глиной. Он набирал ее — белую и красную — в большие мешки и нес домой, а дома делал из нее разные горшки, кувшины и вазы.
Был у Фрады ослик — небольшой такой ослик (для ослика небольшой, конечно), но очень выносливый и расторопный. Фрада даже сам удивлялся: сколько его ослик может увезти!
Бывало, Фрада нагрузит его так, что непонятно — где сам ослик? Только голова торчит, а вокруг — одни горшки. Горшки — они, конечно, полые изнутри, но все равно — довольно-таки тяжелые. А ослик очень даже спокойно справлялся со своей ношей и исправно доставлял все горшки на базар, где Фрада продавал их по сходной цене, сидя в конце горшечного ряда. Все горшечники сидели в одном ряду, и он — как самый молодой из них — сидел последним. Горшки Фрада делал хорошие — звонкие и прочные, помня завет старого Дадарши, и люди охотно их покупали.
Но Фрада чувствовал, что сердце его просит чего-то большего, чем простая лепка горшков. Ведь он был не просто горшечником — в глубине души он был еще и художником.
Обычно его творчество заканчивалось одним и тем же. Фрада, закусив верхнюю губу, выводил гусиным пером на горшке или кувшине затейливый узор или рисовал странных мифических животных.
Потом он внимательно рассматривал, что у него получилось, и звал Ариану.
Некоторое время они смотрели на кувшин вместе, затем Фрада тяжко вздыхал и делал рукой сверху вниз вот так: «шлёп!» И разрисованный кувшин превращался в бесформенную массу мокрой глины с разноцветными разводами. Все получалось не так, как ему хотелось. Не было в его рисунках настоящей красоты, и Фраде от этого становилось очень и очень грустно.
И так продолжалось до того самого утра, когда… Но это уже отдельная история, и я расскажу о ней в следующей главе.
Глава 3. В которой Фрада услышал чудное пение, а Ариана пришла в восхищение от его работы
Фрада жил на самой окраине города Низибии. Его домик стоял у дороги, которая вела к большим Восточным воротам. Днем дорога была заполнена людьми — пешими и едущими на ослах и верблюдах. Утром же она была пустынна, потому что ворота открывались только после восхода солнца.
Тишина окутывала последним сном соседние сады. Никто не мешал Фраде встречать восход солнца и читать положенные длинные молитвы.
Фрада держался веры своих предков. Он был огнепоклонником и верил в бога Ормузда. Жена же его, Ариана, была христианкой, и каждое утро она молила Всевидящего Творца обратить сердце Фрады к истинной вере.
— Господи, Иисусе Христе, — шептала она. — Мой муж — такой добрый! Сделай так, чтобы он тоже смог после смерти войти в Твое Небесное Царство и мы были с ним неразлучны как в этой жизни, так и в будущей.
У Арианы была по-детски чистая душа, и молитва ее была искренней, поэтому Господь не оставил ее просьбы без ответа.
В это утро обычная для ранних часов тишина была потревожена громким перестуком конских копыт. В конце улицы показался белый тонконогий арабский жеребец. На нем гордо и властно восседал знатный вельможа. Он держался в седле так уверенно и с таким достоинством, что казалось, будто он сидит не на коне, а на троне, у себя во дворце, где множество слуг напряженно вслушиваются в каждое его приказание и готовы по первому зову броситься исполнять любое его приказание. Сбруя коня была украшена множеством золотых пластин, которые издавали приятный для слуха мелодичный перезвон. Сам же вельможа был одет в богато расшитый охотничий костюм. На голове вельможи высилась круглая шапка, за пояс был заткнут дамасский кинжал с чеканной рукояткой.
И всадник и конь словно вынырнули из яркого сияния восходящего солнца. За вельможей следовали его оруженосцы, но взгляд Фрады был прикован к их господину, и он не обратил на них никакого внимания.
Отряд скрылся вдали. Облако пыли еще клубилось по дороге, поднятое конскими копытами, а вокруг Фрады начало происходить что-то необыкновенное.
Сначала он услышал, как запели птицы. В этом еще не было ничего удивительного, хотя их голоса показались ему в это утро особенно сладкозвучными. Но потом он услышал, как запело… персиковое дерево. Возможно, вы спросите: «Как же это может быть, чтобы дерево запело? Никто никогда не слышал, чтобы пели деревья!» И, тем не менее, все было именно так. Персиковое дерево дедушки Дадарши запело.
Еще вчера на нем были маленькие бутоны, а в это утро они распустились. Все дерево было покрыто нежными розовыми цветами, они благоухали, и каждый цветок пел свою особую мелодию, не мешая другим и сливаясь со всеми в чудесный цветочный хор.
Но этого было мало. Фрада услышал торжественный гимн. Это запело солнце, раскрывая в небе веер своих лучей, и небо запело ему в ответ, так же торжественно и возвышенно.
Фрада торопливо вошел в сарайчик, прилепившийся к стене дома — там находилась его горшечная мастерская. Заскрипел, закрутился гончарный станок. Под руками мастера кусок глины превратился в высокую вазу с узким горлышком. Осторожными движениями кисти Фрада вывел контуры деревьев и птиц. Он слушал их музыку, и в его руках краски словно оживали. Он чувствовал, что Тот, Кто сотворил небо и землю, дает ему силы и вдохновение, словно продолжая Свой творческий акт — его руками — на какой-то на первый взгляд ничтожной глиняной вазе…
Впервые, окончив работу, Фрада не вздыхал тяжко, как бывало с ним раньше. Он смотрел на вазу и не мог от нее оторваться. На фоне золотистой земли и нежно-голубого неба, посреди цветущего сада стоял величественный воин, точь-в-точь похожий на того всадника, что проскакал мимо него час тому назад. Лучи солнца играли на его доспехах. В руке он сжимал длинный изогнутый меч, ногой же попирал поверженного диковинного зверя — полульва-полудракона.
Потом Фрада позвал Ариану. Она вошла осторожно и, как обычно, встала рядом.
— О, мой господин, как это хорошо! — произнесла она и склонила голову к нему на плечо. И Фрада понял, что это и есть настоящее человеческое счастье.
Глава 4. В которой Фрада едет на базар и встречается со знатной госпожой
На этот раз ослик шагал по дороге, ведущей на базар, налегке — горшков было немного. Наверно, другой бы на его месте удивился, но, видимо, у Фрады был невозмутимый ослик, он никогда ничему не удивлялся. И на этот раз он бодро стучал копытцами, а Фрада шел рядом и нес в руках драгоценный сосуд — свою вазу, покрытую куском легкой материи.
Расположившись в конце горшечного ряда, он поставил вазу на самое видное место, но так, чтобы ее никто не мог задеть неосторожным движением. Перед ней неприступной стеной стоял ряд горшков разной величины.
Каждый, кто проходил мимо, обязательно останавливался около Фрады, долго с восхищением разглядывал его вазу, цокал языком, но никто не мог в точности сказать, сколько стоит такая работа, и, постояв в нерешительности и налюбовавшись на эту красоту, отходил в сторону. Сам же Фрада тоже любовался своей работой, ему совсем не хотелось продавать ее, и он даже был рад, когда очередной покупатель, не сумев оценить ее по достоинству, проходил мимо.
Но вот у горшечного ряда появились носилки с шелковым балдахином. Носилки равномерно покачивались из стороны в сторону — в такт шагам четырех эфиопов, на плечах которых они покоились. При их приближении крики торгующих стихали и все почтительно склонялись в низком поклоне. Эфиопы были одного роста, в одинаковых набедренных повязках, на их запястьях и щиколотках сверкали толстые залитые браслеты.
В носилках сидели две молодые женщины. Они с любопытством разглядывали все, что было выставлено мастерами горшечного искусства. Ни один из горшечников раньше их здесь не видел. Да и вообще, знатные особы редко посещали ряды ремесленников, поручая выбор посуды своим слугам.
Носилки медленно продвигались вдоль ряда и остановились прямо напротив Фрады.
Фрада услышал, как одна из женщин, на вид — госпожа, невольно вскрикнула, взглянув на его работу. Потом она сделала знак рукой — ее служанка вышла из носилок и, подойдя к нему, произнесла:
— Моя госпожа хочет посмотреть эту вазу.
Фрада осторожно и бережно передал ей вазу. То, что он затем услышал, было для него так неожиданно, что он вздрогнул и даже побледнел, хотя этого никто не увидел.
— Презренный раб! — прозвучал над ним властный голос. — Знаешь ли ты, кого изобразил на своем сосуде? Этот человек может любого из жителей города вознести до небес или стереть в порошок! Этот человек — наместник области, великий и могущественный Аль Марух, полководец, прославившийся во многих сражениях и любимец шахиншаха. И этот человек — мой муж!
Фрада понял, что сейчас может произойти что-то ужасное. Он весь сжался, словно в ожидании приговора. Но голос вдруг смягчился — так смягчается грозовое небо, когда гроза уже прошла стороной.
— Сколько ты хочешь получить за эту работу?
Фрада, не смея поднять головы, отвечал так:
— Могу ли я — жалкий ремесленник, оценить по достоинству свою работу? Пусть моя госпожа не прогневается, если я предложу ей принять в дар от меня эту вазу, если она пришлась ей по вкусу.
— Ты, я вижу, не только искусный мастер, но и благороден, насколько может быть благороден человек твоего происхождения. Что ж, я принимаю твой подарок, и, чтобы ты не считал меня неблагодарной, я покупаю у тебя все твои горшки, все — до единого. Здесь — пятьдесят драхм, я думаю, этого будет достаточно. Кроме того, с сегодняшнего дня ты будешь поставлять посуду во дворец — для нашей кухни. Служанка передала Фраде шелковый мешочек с серебряными монетами, а голос ее госпожи стал еще мягче, и в нем зазвучали бархатные кошачьи нотки. — Кроме того, если ты сможешь сделать еще одну вазу, такую же как эту, и изобразить на ней не только моего мужа, великого Аль Маруха, но и меня, ты получишь втрое большую сумму против сегодняшней. Ты понял меня, мастер? Я приду сюда через неделю, в это же самое время.
И, не дожидаясь ответа, она сделала знак эфиопам, и те понесли носилки дальше, так же неторопливо покачиваясь из стороны в сторону.
Весь этот день в горшечном ряду только и было разговоров о том, как повезло этому Фраде. «Видно, он родился в рубахе!» — порешили наконец горшечники.
Сам же Фрада ехал домой верхом на ослике. Он то открывал мешочек с монетами, то закрывал его, вспоминая по частям весь разговор со знатной госпожой, а главное — предвкушая исполнение нового заказа. Он надеялся, что его новая работа будет не хуже прежней, и довольно насвистывал какую-то песенку, которую он всегда насвистывал, если день прошел удачно.
Глава 5. В которой Ариана дает Фраде очень мудрый совет
— Что же ты будешь делать с этими деньгами? — спросила Ариана у Фрады, когда он в очередной раз раскрыл перед ней мешочек с монетами и в очередной раз закончил свой рассказ о том, как знатная госпожа купила у него весь товар и заказала новый.
— Ну, что же можно делать с деньгами? — удивился Фрада. — Что-нибудь купим. А впрочем, если мы будем их тратить, то они рано или поздно кончатся… — он задумчиво почесал подбородок. — Вот что, — наконец произнес он, — отдам-ка я, пожалуй, их в рост, как это делают на базаре менялы. И на проценты можно будет тогда что-нибудь купить, а сами деньги останутся в целости и сохранности.
— Но это не очень большая сумма, — возразила ему Ариана. — На вырученные с нее проценты мы едва ли сможем что-нибудь купить. Может быть, ты отдашь их в рост христианскому Богу?..
От этого предложения глаза у Фрады слегка округлились, и он вопросительно посмотрел на свою жену. Если бы на его месте был сейчас дедушка Дадарши, то он ни за что бы не стал слушать свою жену. Но Фрада очень любил Ариану, поэтому он вопросительно посмотрел на нее и произнес только:
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю, что ты можешь отдать эти деньги в рост христианскому Богу. И не только вернуть их со временем обратно, но еще и получить в семь раз больше того, что отдашь.
— Ты говоришь — в семь раз больше… — механически повторил Фрада, не понимая смысла того, что предложила ему жена.
— Да, в семь раз больше.
Некоторое время он морщил лоб, напряженно пытаясь сообразить, каким образом можно Богу дать денег взаймы и тем более — получить их обратно с прибылью. Но эта задача была ему явно не по силам. Видимо, Ариана знала что-то такое, о чем Фрада даже не догадывался. Поэтому он прекратил эту бесполезную деятельность и просто спросил:
— Как ты предлагаешь это сделать? — Очень просто, — ответила ему она.
— Для этого нам с тобой нужно пойти в христианский храм, и там ты сможешь отдать эти деньги в долг Богу. А со временем получишь их от Него обратно сторицей.
Надо сказать, что дедушка Дадарши учил Фраду не только быть добрым. Учил он его также тому, что женщины — все, без исключения — вздорные и глупые и слушать их нельзя ни при каких обстоятельствах. Но все дело в том, что, как я уже говорил, Фрада очень любил свою жену. И он не считал ее ни вздорной, ни глупой. Совсем наоборот, Ариана в его глазах была замечательной и очень умной женщиной. В этом его взгляды со старым Дадарши не совпадали.
«Чтобы предстать перед Богом, нужно выглядеть достойно», — решил Фрада, поэтому одел на себя белую рубаху «судрех» с длинными рукавами и широкие белые панталоны. В эту одежду он всегда облачался для молитвы. Потом, подумав, что ему придется идти через весь город, он одел поверх еще одну рубаху и натянул на ноги кожаные туфли с острыми носками, а на голову натянул шапочку. Вид у него получился довольно-таки странный, но и дело, по которому они собирались идти, было из ряда вон выходящим, поэтому Фрада даже не обратил внимания на необычность своего наряда.
Глава 6. В которой Фрада и Ариана, отправляются в храм
— Где это видано, чтобы люди давали деньги в долг Богу?! И где это видано, чтобы Он потом их возвращал, да еще семикратно? — так бормотал Фрада, но все же покорно шел рядом со своей женой, пробираясь по узким улочкам к главной городской площади, за которой находился христианский храм.
Они миновали похожие на большие кубики с арками здания медрессе и зороастрийского храма, где жрецы-мобёды заунывно тянули свои молитвы. Миновали большие городские бани. С трудом протиснулись сквозь кричащую толпу людей, которыми кишела базарная площадь, и наконец очутились перед христианским храмом. В отличие от зороастрийского, он не был похож на большой кубик, а скорее напоминал греческие строения со множеством колонн и перекрытий.
Вокруг было пусто. Служба уже окончилась, или, возможно, ее в этот день вообще не было. Одни только нищие сидели на ступеньках, ведущих в храм, и вопросительно поглядывали на Фраду и его жену.
Фрада тоже вопросительно посмотрел на свою жену.
— Вот мы и пришли, — сказала ему Ариана. — Теперь ты можешь дать деньги в долг христианскому Богу.
Но я не вижу здесь никого, кроме нищих.
Вот им и отдай деньги, — сказала ему Ариана и ласково улыбнулась.
— Ты хочешь, чтобы я все деньги раздал нищим?
— Да, потому что они — самые близкие Богу люди. Они — Его придворные и даже — меньшие братья. И, отдав деньги им, ты можешь считать, что отдал их Богу.
Фрада недоверчиво посмотрел на свою жену. Потом он перевел взгляд на нищих и снова посмотрел на Ариану. Та ободряюще ему кивнула, и он нехотя поплелся раздавать свои деньги нищим.
Он совал в протянутые руки по одной монете, и что удивительно — в его мешочке оказалось ровно столько монет, сколько нищих сидело на ступеньках храма. И они принимали у него деньги с такой благодарностью и так искренне начинали молиться за него и за его жену, желая им счастья, что на душе у Фрады с каждой потраченной серебряной монетой становилось все легче и радостней.
Наконец, когда последняя драхма перешла из его рук в руки худого, изможденного от голода и зноя старика, Фрада почувствовал такую радость, какая была в его сердце, когда он слушал пение деревьев и трав и когда в его руках пели краски, плавно и ладно ложась на глиняную поверхность вазы. Он почувствовал себя снова ребенком — маленьким мальчиком, и ему захотелось петь и скакать на одной ножке. И когда Ариана взяла его за руку, и они пошли домой, то вряд ли были на земле в тот момент люди, более счастливые, чем эти двое.
Глава 7. В которой Фрада спорит с дедушкой Дадарши
День проходил за днем, Фрада все занимался росписью новой вазы, но вдохновение к нему не приходило, работа не ладилась, а деньги таяли на глазах и, наконец, совсем закончились.
Весть о том, что Фрада раздал деньги, полученные им от жены наместника, нищим, быстро облетела всю округу. Те, кто знал Фраду, при встрече с ним изображали на лице такое удивление, как будто это был не он, а какая-то диковинка, ну, к примеру, — верблюд с тремя горбами, вместо положенных двух. Иные же просто ухмылялись ему в спину, и Фрада старался появляться в городе как можно реже. Ему было неприятно чувствовать такое отношение к себе окружающих.
Больше всего он боялся встретиться с дедушкой Дадарши. Прежде чем выйти из дома, Фрада осторожно выглядывал из-за двери — нет ли поблизости Дадарши, и, только убедившись, что его поблизости нет, потихоньку, стараясь не шуметь, пробирался к калитке.
Но рано или поздно их встреча все же должна была состояться — он это понимал. И вот однажды, когда Фрада возвращался домой, то увидел, что дедушка Дадарши его уже поджидает. Старик выглядывал из-за своей изгороди и пытался разобрать своими подслеповатыми глазами: Фрада это идет или нет. Наконец Дадарши разглядел, что это идет действительно Фрада, замахал ему рукой и так сильно начал качать головой из стороны в сторону, что его тюрбан непременно свалился бы на сторону, если бы дедушка Дадарши его вовремя не поддержал обеими руками.
— Эй, Фрада! — закричал Дадарши через всю улицу, не дожидаясь, когда тот подойдет ближе. — Это правда — то, что я слышал?..
Фраде очень не хотелось отвечать на этот вопрос, и он молча шел к дому, надеясь укрыться в нем и от дедушки Дадарши, и от его вопросов. Но дедушка Дадарши не унимался.
— Это правда, что ты получил пятьдесят драхм и все эти деньги пустил на ветер?
— Я не пустил эти деньги на ветер, — Фрада устало провел рукой по лицу, словно смахнул невидимую для глаз паутину. — Я раздал их нищим.
— Ты раздал их нищим? Значит, это правда! — горестно воскликнул старик. — Зачем? Скажи, зачем ты это сделал?
— Так мне посоветовала моя жена. Она сказала, что если я раздам деньги нищим, то тем самым дам их в долг христианскому Богу. Я ей поверил и сделал так, как она сказала.
— Фрада! — еще горестней воскликнул Дадарши. — Разве я не учил тебя не слушать женщин? Разве не говорил тебе, что они глупы и не могут дать тебе мудрый совет? Ну почему ты не спросил меня?!
Фрада не знал, как возразить дедушке Дадарши. Он был прав. А прав ли?.. Словно молния вдруг озарила усталую голову Фрады. Все стало так ясно и оказалось так просто, что он широко открыл от удивления глаза.
— Дедушка Дадарши, разве не ты учил меня быть добрым? Когда я раздавал деньги нищим — я делал доброе дело. И мне кажется, что если делаешь добро, то оно потом обязательно вернется к тебе, и вернется сторицей. Вот что имела в виду Ариана, когда говорила мне, чтобы я дал деньги в долг христианскому Богу! Как же я сразу этого не понял?
— Я учил тебя быть добрым. Но я не учил тебя раздавать все, что имеешь, нищим! Это уже слишком, Фрада! Слышишь? Слишком!
— Разве можно быть добрым — слишком?..
На этот вопрос уже Дадарши не смог ответить. Он только пробормотал вслед Фраде:
— Может, ты еще сменишь веру отцов на христианскую веру?.. — но тот уже скрылся в доме, и на этот вопрос Дадарши ответа не получил.
Глава 8. В которой Фрада кое-что начинает понимать
Фрада сидел перед своим станком, подперев голову руками, и уныло смотрел на вазу. Как он ни старался — ничего у него не получалось. И теперь он просто сидел и ждал. Чего?.. Он и сам не знал — чего. Не было в его сердце радости и легкости, как тогда — во время его первой удачной работы. А значит, и начинать не было смысла.
Горшки он не лепил, занимаясь только заказом жены наместника. А раз не было горшков — значит, и продавать было нечего. А деньги у них кончились. Что теперь делать?..
Вошла Ариана. Постояла немного, глядя на нетронутую красками поверхность вазы. Она знала, что нужно делать. Но как сказать об этом мужу?..
— Не поет у меня сердце, Ариана!.. — голос Фрады прозвучал глухо и безнадежно.
— А раньше пело? — тихо спросила она.
— Раньше пело, — вздохнул Фрада. — А теперь — не поет.
— Наверное, это потому, что в тот раз Господь невидимо коснулся Своей рукой твоего сердца, о мой господин.
Фрада приподнял брови.
— Что ты говоришь? — спросил он.
— Я говорю, что в прошлый раз Господь коснулся твоего сердца и оно переполнилось радостью и счастьем.
Да. Его жена действительно была очень умной женщиной. Фрада это всегда знал. Он еще не до конца понял, что хотела сказать Ариана этими словами, но сердцем почувствовал, что она говорит правду.
— Так ты говоришь… — начал он. — А нищие? Тогда тоже… — он изо всех сил пытался ухватить тонкую ниточку мыслей — правильных мыслей, и даже пальцы его разжались и начали описывать в воздухе мелкие круговые движения, словно Фрада пытался намотать на них нить своих рассуждений.
— Да, мой господин. — С готовностью поддержала его Ариана. — Тогда ты творил добро. А когда человек делает доброе — это угодно Господу. И Он во второй раз даровал тебе Свою Небесную радость.
— Так значит… — начал Фрада, но Ариана его прервала.
— Тебе нужно просто попросить. Сказать: «Господи, помоги мне в работе». И все у тебя получится.
— Сказать: «Господи, помоги мне в работе?»
— Да. Но сначала, о мой господин, тебе нужно сходить туда, где ты раздал свои деньги нищим. Потому что у нас кончилось все, из чего я могла бы приготовить тебе обед.
— И ты думаешь?..
— Конечно. Он обязательно нам поможет.
— Велика вера твоя, Ариана! — пробормотал Фрада.
И он был абсолютно прав.
Глава 9. В которой Фрада отправляется в храм и находит одну серебряную монету
Снова он пробирался по узким улочкам по направлению к базарной площади. Дома вдоль улочек были плотно прижаты друг к другу, и это — не случайно. Днем на востоке солнце печет так сильно, что, если бы не тень, падающая от домов, идти по городу было бы нестерпимо трудно. Впрочем, и в тени было очень жарко и душно.
Но Фрада не обращал на это внимания. Он был погружен в свои думы. Мысль о том, что рука христианского Бога дважды невидимо коснулась его сердца, так занимала его, что он не чувствовал ни солнечного жара, ни духоты. А мысль о том, что он сейчас встретится с этим Богом и Он даст ему деньги! вдруг так поразила его, что он даже остановился. «Не нищие же, в конце концов, вернут мне деньги!» — пробормотал он, еще некоторое время постоял в нерешительности, опершись рукой о горячую поверхность стены, и снова тронулся в путь.
Вот и базарная площадь осталась позади. Перед Фрадой стал христианский храм. Ему вдруг показалось, что храм — как будто живой. Стоит, смотрит на Фраду своими небольшими окнами и словно склоняется к нему, готовый выслушать его просьбу. И что-то хорошее такое, доброе исходит от храма и согревает теплом сердце Фрады, ободряя его и словно говоря:
— Ну же, Фрада. Скажи мне — для чего ты пришел сюда и чего ты хочешь?
Он постоял немного. Потом поглядел вокруг. Никого — только нищие все так же сидят на ступенях, словно и не сходили с них с тех пор, как Фрада был здесь в прошлый раз. Они поглядывали на него, как бы вопрошая: не хочет ли он и теперь, как тогда, помочь им и подать милостыню?
«Нечего мне вам дать, — подумал про себя Фрада. — Я теперь почти такой же, как и вы. Я теперь сам пришел за деньгами. Только почему-то мне их никто пока возвращать не собирается».
Фрада постоял еще. Потом походил туда-сюда, поднимая ногами мелкую пыль. Никого. Ни Бога христианского он не увидел, ни денег.
Фрада нерешительно поглядел на ворота. Они были не заперты, и ему показалось, что какой-то внутренний голос подсказывает ему: «Иди туда, Фрада. Может быть, там ты как раз и обретешь то, чего ищешь».
Он поднялся по ступеням. Потрогал тяжелые кольца, потом потянул одно из них на себя. Дверь приоткрылась. Никто не остановил его. Нищие, казалось, не обращали на него внимания. Фрада вошел внутрь.
В храме было прохладнее, чем снаружи. Полумрак дремал вдоль стен. Окна были наверху — под самым сводом, и потоки света падали вниз по диагонали. Один из них освещал пол прямо перед ним, и Фрада увидел рельефное мозаичное изображение рыбы. «Надо же! Рыба, — подумал Фрада, разглядывая мозаику повнимательнее. — Красивая. Похожа на карпа. Такую рыбу продает на базаре мой знакомый торговец Гурам.
«Зачем она здесь? Неужели христиане изображают так своего Бога?»
Глубже он идти не решился. Храм был пуст. Никто не подошел к Фраде. И он немного погодя вышел из него, осторожно, как и вошел. Потом спустился по ступеням, огляделся. Никого кроме нищих он не увидел, как ни старался. Фрада даже пробовал зажмуриться и смотреть через ресницы. Нет — никого.
Что-то мелькнуло у него под ногами. Мелькнуло и звякнуло — тихо так. Монета? Фрада нагнулся. Точно — одна драхма. Серебряная драхма, такая же как те, что он раздал когда-то нищим. Только одна. Должно быть много, а тут — только одна.
Фрада поднял монету и поплелся домой. Может, Ариана что-то напутала? Может, он чего не понял? Теперь Фрада чувствовал и жар, исходящий не только сверху, но и от нагретой земли и сбоку — от стен домов, и духоту — нестерпимую, духоту выжженного досуха воздуха, которым очень и очень трудно дышать.
— Ну что же, мой господин? Помог ли тебе мой Бог? Вернул ли Он тебе деньги?
— Нет, Ариана. Никого я не встретил. Никого, кроме нищих. Правда я нашел в пыли одну монету. — И он протянул Ариане серебряную драхму.
— Вот и хорошо, — ласково и нежно пропел ее голос.
— Что же тут хорошего? Это очень мало — одна монета!
— Но ведь этого вполне достаточно, чтобы сходить на базар и купить нам еды.
Да. Для этого — вполне достаточно. Фрада очень устал для того, чтобы спорить сейчас со своей женой. И на базар, опять на базар! Очень ему этого не хотелось. Но что делать, если еды нет, а монета есть, пусть хоть и одна. Ее действительно хватит на то, чтобы купить им еды на этот день. А дальше?
— А дальше — как Бог даст, — словно прочла его мысли Ариана.
И Фрада отправился на базар.
Если бы старый Дадарши увидел, как Фрада слушается свою жену, то наверняка снял бы тюрбан и вырвал из головы все свои седые волосы. Ну где же это видано — чтобы муж слушался жену?! На востоке вообще не принято слушаться женщин. Наоборот, женщина должна вести молчаливую, скромную жизнь и во всем подчиняться своему мужу.
Но дело в том, что Фрада слушал свою жену не потому, что он любил ее, хотя любил он ее очень сильно. Дело в том, что сам Господь как когда-то вдохновлял Фраду на его творчество, так и теперь Он вдохновлял Ариану и ее устами руководил Фрадой, постепенно привлекая его к Себе. И он не сопротивлялся. И слава Богу, что так.
Глава 10. В которой торговец рыбой делает Фраде неожиданный подарок
Базар… С раннего детства Фрада бывал здесь со своим отцом. И с раннего детства он полюбил это огромное пространство, заполненное запахом жареных каштанов, которые старухи жарили прямо на земле, криками торгующих, ревом животных, детским визгом и плачем, звоном медных подносов, протяжными звуками флейты, которыми факиры поднимали из темноты мешка на белый свет тягучих, как смола, и шипящих ядовитых змей, тонким плакучим перезвоном колокольчиков на шее мохнатых верблюдов, на которых заморские купцы везли свои диковинные товары, яркими красками всех цветов и оттенков… Жизнь здесь бурлила, клокотала и плавилась от солнечного жара, подогретая человеческими страстями.
Но сейчас эта жизнь базара текла сама по себе — помимо него. Он старался как можно быстрее миновать все торговые ряды, купить то, что можно было купить на его единственную драхму, и снова оказаться дома — подальше от этой суеты, а главное — от знакомых, которых на базаре было великое множество. Больше всего на свете Фраде сейчас не хотелось отвечать на вопрос:
— А правда ли то, что ты все деньги потратил на нищих?..
Он благополучно миновал ряды седельников, медников, боязливо оглядываясь, обошел стороной ряд горшечников, где его знакомыми были все — до единого, и наконец оказался в ряду торгующих всякой снедью.
Сладостный запах спелых дынь приятно щекотал его обоняние, зеленые полосатые арбузы — огромные, какие растут только в верховьях Тигра — будто просились в руки, и Фраде даже почудилось, как они шепчут ему: «Купи нас, Фра-да! Купи…» Финики, персики и прочие фрукты — сочные, сладкие до приторности зазывали его к себе гнусавыми и назойливыми голосами продавцов. Но у Фрады была только одна драхма. И он мужественно прошел мимо фруктовых лавок, купил у пекаря несколько кукурузных лепешек, у зеленщика — немного зелени, и от его драхмы осталась ровно половина.
Он приостановился, недоумевая — что же еще купить? И тут словно скала навалилась ему на плечи и придавила своей тяжестью. Невеселые мысли зашевелились в его голове. «А так ли уж права была Ариана? Не простое ли совпадение — эта одна, всего лишь одна! драхма. И нет этого таинственного христианского Бога. Ведь я так и не увидел Его. И никто, никто никогда не вернет мне обратно денег!..»
Словно Кто-то невидимый подтолкнул Фраду под локоть. Он сделал невольно пару неверных шагов в сторону и оказался прямо напротив торговца Гурама, у которого всегда покупал рыбу, и про которого вспоминал тогда — в храме, когда разглядывал мозаичное изображение рыбы.
Гурам был человеком огромного роста. У него было большое и широкое добродушное лицо с большими глазами, большой бородой и очень большими усами. Большими и сильными руками Гурам с легкостью передвигал такие же большие, как и он сам, тростниковые корзины с рыбой. Увидев Фраду, он сразу загудел низким голосом на весь ряд:
— Фрада! Ты ли это? Что же ты не здороваешься и ничего не покупаешь?
— Здравствуй, Гурам, — нехотя ответил Фрада. — Да у меня — денег нет…
— Так возьми хоть сома. Смотри — какой большой! Одна голова — чего стоит.
И Гурам довольно шлепнул ладонью по чудовищного размера сому, который не вмещался ни в одну из корзин и потому висел подвешенный на крюк за толстые губы.
— Да у меня — денег нет! — еще раз попытался объяснить Фрада.
— Денег нет? — удивился в ответ Гурам. — Ну тогда возьми немного форели.
И он сгреб обеими руками из корзины несколько толстых пятнистых рыбин, отливающих на солнце голубым серебром.
Фрада молчал. Ему очень не хотелось повторять, что у него нет денег. А Гурам, как будто что-то осознав, плюхнул форель обратно в корзину, выпрямился и прищурясь поглядел на него в упор.
— Так это правда?..
Фрада опять промолчал. Он только вздохнул тяжело. То, чего он боялся, — свершилось. Он все-таки столкнулся с человеком, который, конечно же, был наслышан о его подвиге с деньгами жены наместника. «Ну, сейчас начнется…» — подумал Фрада и снова вздохнул. Но его опасения не подтвердились.
— Значит, это правда… — протянул Гурам. А потом… Потом он вдруг нырнул куда-то под прилавок, вытащил большую корзину и достал из нее красивого, толстого сазана с большой чешуей — размером примерно с ту драхму, которую Фрада уже наполовину потратил.
— Держи. — Гурам сунул растерявшемуся Фраде рыбу и довольно вытер руки о свой кожаный передник.
— Да у меня… — Фрада опять хотел повторить ту же фразу — про то, что у него нет денег. Но Гурам не дал ему договорить до конца.
— Да знаю, знаю я, что у тебя нет денег. Ты же все деньги раздал нищим. Так я тебе ее просто отдаю — без денег. Бери, бери!.. Налепишь горшков, продашь, выручишь денег, тогда и отдашь. Если захочешь, — прибавил Гурам и подтолкнул опешившего Фраду под локоть — точь-в-точь как несколькими минутами раньше это сделал Кто-то совсем невидимый.
Глава 11. В которой Ариана потрошит рыбу, а Фрада снова встречается с дедушкой Дадарши
Фрада плохо помнил, как он добрался домой. Дома он вручил Ариане так странно доставшуюся ему рыбу, а также лепешки и зелень. Сам же лег на ковер и задумался, пытаясь привести мысли в порядок. Деньги, отданные нищим и при этом одновременно в долг христианскому Богу, мозаика в храме в виде рыбы, наконец — рыбина, которую всунул ему в руки Гурам, — все переплелось в его голове в какую-то сплошную сеть из множества ячеек. Но ему так и не удалось привести мысли в порядок, потому что Ариана, которая потрошила в это время принесенную им с базара рыбу, вдруг вскрикнула от удивления:
— Посмотри, о мой господин, что я нашла в брюхе у этой рыбы! — воскликнула она.
Она подошла к нему, и он увидел у нее на ладони камень. Это был небольшой камень — размером примерно с грецкий орех, но очень красивый, совсем прозрачный — как капля воды в Тигре, и с точно таким же желтоватым оттенком, словно солнце подарило ему частичку своего света.
— Надо же!.. — удивился Фрада. — Ты говоришь, это было в рыбе?
— Да, о мой господин, прямо в брюхе.
— И ты думаешь, что он чего-нибудь да стоит? — Фрада вопросительно посмотрел на свою жену. Что-то начало проясняться в его голове. Камень в рыбе! Ну надо же…
Он уже хотел подняться и идти к знакомому ювелиру — айсору Сеннахириму, но Ариана заботливо остановила его.
— О мой господин, ты так устал. Может быть, мы сначала разделим наш скромный обед, а уже потом ты совершишь то, что задумал?
«Какая же у меня умная жена», — подумал Фрада. Он вновь блаженно вытянул усталые ноги, а Ариана вернулась к своей стряпне.
Когда Фрада вышел во двор, было уже за полдень. Солнце совершило большую часть пути по небосводу. Было уже не так жарко, и даже легкий ветерок не обжигал своим дыханием лицо и руки, хотя еще и не был по-вечернему прохладным.
За оградой около своего дерева копался дедушка Дадарши. «Дедушка Дадарши! Я и забыл про него», — подумал Фрада с боязнью. А Дадарши словно почувствовал это. Он обернулся к Фраде и приветливо замахал в его сторону небольшой лопаткой.
— Фрада! Это ты? Ты куда-то собрался идти? Куда же?.. — Ничто не могло укрыться от дедушки Дадарши. «У него прямо чутье на все, что я собираюсь сделать», — подумал про себя Фрада. Вслух же сказал:
— Да, дедушка Дадарши. Я собираюсь навестить досточтимого айсора Сеннахирима.
— Сеннахирима?! — Дадарши разогнулся и, встав во весь рост, широко открыл глаза. Фраде показалось даже, что борода дедушки Дадарши от удивления слегка зашевелилась. — Отчего это ты вдруг решил навестить почтенного Сеннахирима?
— Я хотел осведомиться о его здоровье, — слукавил Фрада. Но Дадарши не так-то легко было сбить с толку. Он поспешил к ограде и, уставив на Фраду немигающий взор своих старческих, слегка слезящихся глаз, спросил:
— И это все, что ты хотел у него узнать?
— Нет, — Фраде ничего не оставалось, как сказать всю правду. — Я хотел спросить у него про камень.
— Про камень?
Фрада протянул Дадарши камень, и он засверкал на его ладони, переливаясь всеми цветами радуги. Дадрши даже зажмурился — так ярко сверкал камень, отражай солнечные лучи.
— Где ты нашел его?
— Его нашла Ариана. В брюхе у рыбы.
— Как ты сказал? В брюхе у рыбы?
— Да, дедушка Дадарши. В брюхе у рыбы. Ее подарил мне на базаре торговец Гурам.
— Вот как? — протянул удивленно тот. — А что, может быть, он действительно чего-нибудь стоит.
— Именно это я и хочу узнать у почтенного Сеннахирима. — Фрада зажал камень в ладони, кивнул дедушке Дадарши на прощание головой и зашагал в сторону калитки.
— Надо же, — удивился еще раз вслед Фраде дедушка Дадарши. И, что-то бормоча себе под нос, вернулся к своему любимому дереву.
Глава 12. О том, как айсор Сеннахирим покупал у Фрады камень
Айсор Сеннахирим жил в красивом белом доме — настоящем кирпичном доме, который покоился на прочном фундаменте, сложенном из больших камней. Рамы в доме были вырезаны из кипариса и украшены резьбой. А по бокам дома высились два лепных изображения древних ассирийских богов «шёду» — странных существ с телом быка и человеческим лицом — точь-в-точь похожего на лицо почтенного Сеннахирима: с такой же аккуратной окладистой бородой, уложенной рядами мелких колец, с такими же толстыми губами, мощными надбровными дугами, тонким орлиным носом и большими, круглыми, слегка выпученными глазами. Разница между ассирийскими богами «шеду» и почтенным Сеннахиримом состояла в самом теле. В отличие от «шеду» у айсора Сеннахирима было обычное человеческое тело — с руками и ногами, разве что очень длинное и худое. Но поскольку Сеннахирим всегда передвигался медленно и величаво, его худоба не бросалась в глаза, и выглядел он внушительно, поглядывая на всех с высоты своего немалого роста.
Около дома росло несколько пирамидальных тополей, и было множество клумб с прекрасными большими лилиями. За ними исправно смотрел садовник, и они источали такой сильный дурманящий аромат, что он был слышен далеко за пределами усадьбы. Когда Фрада был маленьким, то, оказавшись по случаю возле участка Сеннахирима, он подолгу стоял возле ограды — не в состоянии оторваться от созерцания прекрасных цветов, опьяненный их ароматом. Ему особенно нравились белые лилии. Нравились они и Сеннахириму, по крайней мере, именно белых лилий в его саду было больше всего.
Кроме лилий было еще нечто прекрасное в саду айсора Сеннахирима, что притягивало взгляд каждого, кто попадал за ограду. Прямо перед домом в небольшом мраморном бассейне, посреди которого бил фонтан, плавали золотые и серебряные рыбки. Конечно, у этих рыбок было свое, особенное название, но оно было персидским, и я его не знаю, поэтому и пишу просто: золотые и серебряные рыбки. Главное то, что они были очень красивыми, и Сеннахирим по вечерам любил посидеть возле бассейна на раскладном стульчике, наблюдая, как они резвятся и плещутся. За этим занятием и застал его Фрада.
Завидев Фраду, Сеннахирим приветствовал его легким кивком головы.
— Проходи, проходи, Фрада. Я кое-что о тебе уже слышал.
Фрада успел сделать несколько шагов по дорожке, выложенной изразцами, но, заслышав слова Сеннахирима, невольно остановился и понурил голову. Но Сеннахирим вдруг сказал совсем не то, что тот готовился от него услышать.
— Я слышал, что ты сделал какую-то вазу и сам расписал ее. И что вроде бы ее купила у тебя жена наместника… Неплохо, совсем неплохо…
Он встал и приблизился к Фраде.
— Ты ведь знаешь, мы были с детства дружны с твоим отцом. И я всегда говорил ему, что работа горшечника не принесет ему большой прибыли. — Айсор пристально посмотрел ему в глаза. — Но ты превзошел своего отца. Насколько мне известно, ты получил за свою вазу очень неплохую сумму денег…
Разговор начал принимать опасный для Фрады оборот, и он поторопился доложить о цели своего прихода.
Я пришел к вам не с пустыми руками, о почтенный Сеннахирим. У меня есть, что показать вам… — сказал он и протянул на ладони камень.
Когда Сеннахирим увидел камень, лицо его мгновенно преобразилось. Оно как-то вытянулось, и сам он тоже весь вытянулся, а нос его заострился и стал еще больше похож на клюв хищной птицы. В глазах айсора промелькнули молнии. Они упали на камень, и казалось, что от них он заблестел еще сильнее.
— Откуда это у тебя?!
Этот камень был в брюхе у рыбы. Его нашла Ариана, когда потрошила ее. И мы подумали, что его стоит показать именно вам, почтенный Сеннахирим. Ведь вы славитесь как искусный ювелир далеко за пределами Низибии и сможете по достоинству оценить его.
Длинные костлявые пальцы Сеннахирима сами собой потянулись к камню. Ему очень хотелось взять его, но камень пока принадлежал Фраде.
Пять дррахм. — Резко и гортанно не произнес, а скорее каркнул Сеннахирим. Этот камень стоил намного больше той цены, что предложил айсор. Но он надеялся, что Фрэда ничего не понимает в драгоценностях, а потому и уступит ему сапфир за бесценок.
Фрада действительно ничего не понимал в драгоценностях. Поэтому, услышав, что Сеннахирим готов заплатить ему за камень целых пять драхм, он несказанно удивился.
— Пять драхм?! — воскликнул он. А про себя подумал: «Неужели этот простой камень может стоить так много?»
— Десять. — Не задумываясь выпалил айсор, не в состоянии оторвать алчного взгляда от камня.
— Десять?! — еще большей удивился Фрада.
«А он не так-то прост», — подумал почтенный айсор и надбавил еще:
— Двадцать. Двадцать драхм…
Фрада молчал. Он только удивленно смотрел то на почтенного Сеннахирима, то на камень. Смотрел и молчал. А Сеннахирим все набавлял и набавлял цену.
— Тридцать… сорок… пятьдесят драхм… Сто! Сто драхм!.. Да сколько же ты за него хочешь! — не выдержал он наконец. И вдруг сорвался с места и быстрыми шагами прошел в дом.
Он недолго пробыл в доме. А когда вышел, в руках у него был увесистый мешок с деньгами. Глаза Сеннахирима блестели желтоватым огнем и очень напоминали собой сапфир, что покоился в ладони Фрады.
Мешок был тяжелый. Сеннахирим с трудом, как-то боком проделал обратный путь и, остановившись перед Фрадой, опустил мешок на землю.
— Здесь триста драхм. Слышишь? Ровно триста. Это столько, сколько стоит твой сапфир. Триста драхм и ни одной драхмой больше! Я никогда бы не заплатил тебе столько, если бы он не подходил для перстня, который заказал мне сам Аль Марух! Ты слышишь?.. Или забирай эти деньги, или убирайся отсюда вместе со своим камнем!.. — и почтенный Сеннахирим замахал на Фраду руками, как крыльями, чем окончательно довершил свое сходство с птицей, но не хищной, а скорее напоминающей большую галку.
Под пристальным взглядом немигающих глаз Сеннахирима, Фрада поспешно передал ему камень, потом ухватил руками мешок с деньгами и, пятясь и неуклюже кланяясь, вышел за ограду.
Но Сеннахирим уже не смотрел на него. Он разглядывал сапфир — то одним, то другим глазом, то сразу обоими. Его лицо разгладилось, стало спокойным и умиротворенным. Почтенный Сеннахирим очень любил деньги. Ведь он был менялой и держал на базаре лавку. Но он был еще и ювелиром, и хорошим ювелиром. И страсть к красивым вещам, свойственная также некоторым птицам, почти всегда брала в его душе верх над страстью к деньгам.
Глава 13. Последняя и самая короткая
Обратно Фрада не шел, нет — он летел как на крыльях. Его тело стало легким — как прохладный вечерний воздух, и мешка с деньгами он не чувствовал, словно тот тоже стал воздушным и невесомым. Христианский Бог — таинственный и невидимый Бог его жены — вернул ему деньги, и вернул сторицей. И сейчас Фрада чувствовал, что Он стал для него очень близким, а может быть, наоборот: это Фрада открыл для него свое сердце, а Он только и ждал этого, чтобы наполнить его Своей безграничной любовью.
Триста драхм. Триста драхм за камень, который оказался в рыбе. Удивительно! Удивительно и чудесно… Но может быть, кто-нибудь скажет: «Что же тут такого удивительного? Вполне возможно, что этот камень и стоил триста драхм. Сапфир такой величины и прозрачности может стоить и больше. А то, что он оказался в рыбе… Его могли принести в Тигр горные ручьи, что в изобилии впадают в эту реку. И если он был такого же оттенка, как и вода в Тигре, то рыба могла проглотить его, и ничего удивительного в этом нет».
Но что нам до того, что скажет этот «кто-нибудь» ? Фрада обрел богатство, и не только то, что весело звенело в мешке у него за плечами, когда он возвращался домой. Он обрел настоящее богатство, и богатство это — вера. Настоящая, живая вера, которая вливается в сердце потоками радости, мира, покоя и безграничной любви к Создателю и Его творению. Та вера, которая способна сдвигать горы и творить чудеса.
Придя домой, Фрада молча поставил мешок на стол. Он не стал сразу рассказывать о том, что с ним произошло — прошел в мастерскую и не выходил оттуда до тех пор, пока последний луч заходящего солнца не скрылся за горизонтом. Только тогда Фрада вернулся в дом и рассказал обо всем Ариане. А утром он провел ее в мастерскую и они долго молча любовались его новой вазой. Они любовались молча, потому что едва ли можно было подобрать слова, чтобы выразить то восхищение, которое возникает, когда видишь настоящую, подлинную красоту.
С тех пор прошло не так уж много времени. В саду дедушки Дадарши на его любимом персиковом дереве созрели прекрасные и сочные плоды. Наступил Светлый Праздник Пасхи, и старый священник из храма, возле которого Фрада раздал деньги нищим, крестил его в желтоватой от глины воде реки Тигр.
Господь исполнил просьбу Арианы. Они прожили долгую и счастливую жизнь, и остались неразлучны как в этой жизни так и после смерти.
КОНЕЦ
Комментировать