Сан-Францисский чудотворец Иоанн (Максимович). Спецрепортаж из Калифорнии

За те двести лет, сколько существует в Америке Православие, там появились свои святые, мученики и чудотворцы, о которых в России пока известно мало. Но есть и те, кого у нас уже давно знают и любят. Такие, например, как святитель Иоанн Шанхайский. Этот святой провел последние годы своей жизни в Калифорнии, в городе Сан-Франциско, куда и отправилась наш корреспондент Екатерина СТЕПАНОВА, чтобы встретиться с людьми, которые его помнят, и посмотреть, как живут православные американцы сегодня.

Островитяне

Ошибиться с посадкой на самолет в США невозможно – американцев видно издалека. У выхода к трапу на груде рюкзаков расположилась группа студентов. И молодые люди, и девушки одеты в голубые джинсы, белые кроссовки и яркие толстовки с указанием, откуда они приехали: Гарвард, Стэнфорд, Техас, Чикаго. Кроме молодежи самолет ждут четыре инвалида в колясках, которым все охотно помогают, и несколько пожилых семейных пар в легких спортивных костюмах и мокасинах. Все они – молодые, старые, больные и здоровые – широко улыбаются белозубыми ртами и очень громко разговаривают и смеются. Только один уставший клерк в черном офисном костюме с ноутбуком затесался в эту шумную компанию, и тот был в белых кедах, хотя туфли у него тоже были с собой – в пакете.

Жители Старого Света часто воспринимают Америку как большой, но оторванный от остального мира остров, а американцев – как островитян: Америка думает по-своему, интерпретируя происходящие в мире события на свой лад. И у нее есть на то право, точнее, в Америке просто все есть: своя нефть, свои семь чудес света, свои Париж, Москва и Ново-Дивеево.
Православие в Америке имеет давнюю историю: в 1784 году русские колонисты построили первый храм на Аляске (кстати, через сто лет в 1898 году Алеутскую и Аляскинскую кафедру возглавил свт. Тихон, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси, которого в Америке очень почитают). Русские поселения существовали еще в четырех штатах: в Британской Колумбии, Вашингтоне, Орегоне и Калифорнии. К 1808 году в этих колониях уже проживало около 40 тысяч человек. Центром всех поселений была церковь. «Однажды в Омске, – рассказывает одна русская американка, – в церковной лавке меня спросили: “А разве есть в Америке христиане?” – я ответила, что не только христиане, но и православные есть, даже русские! Тогда тетушка из лавки заохала, засуетилась, набрала мне иконочек и просила передать православным братьям и сестрам! Представляете, она и не могла подумать, что здесь в Америке есть православные! Наверное, думала, у нас одни команчи».

Русская Калифорния

На таможне всех въезжающих в Америку проверяют на продукты. Особенно строго с этим в Калифорнии, американской «житнице» и кормилице. Штат, кстати самый населенный в стране, снабжает сельскохозяйственной продукцией всю Америку, а знаменитая калифорнийская клубника, апельсины и вино продаются по всему миру. Поэтому санитарные врачи боятся, что вместе с заокеанскими деликатесами туристы завезут в Америку каких-нибудь насекомых-паразитов, которые съедят урожай раньше, чем его успеют собрать.

Первая волна русской эмиграции попала в Америку после революции 1917 года и оказалась в Калифорнии на апельсиновых или клубничных плантациях. Те, у кого не было денег, поручителей или родственников, могли попасть на пароход в Новый Свет, только подписав контракт на работу наемником в сельскохозяйственной отрасли. Работа была очень тяжелой. Когда срок договора заканчивался, русские уходили с плантаций на более привычную работу. Начали потихоньку обживаться, расселяться по другим штатам, чтобы переждать тяжелые времена и вернуться в Россию. Вторая волна эмиграции – это люди, оказавшиеся за границей во время Второй мировой войны, или та же первая волна, но только осевшая до войны в Китае, а уже оттуда в конце 40-х годов попавшая в Америку, и тоже, как они надеялись, «временно». Третья волна – эмиграция из Союза 60-80-х годов. Многие современные эмигранты, уехав из России, возвращаться назад не планируют, традиции не хранят, а, наоборот, все усилия прикладывают к тому, чтобы слиться с коренными американцами, забыть родной язык. Однако и те и другие, в конце концов, встречаются в русском храме. Одни – всеми силами сохраняя в себе и воспитывая в детях русскость, а остальные – тоскуя по соотечественникам и задушевным беседам на кухне. «У нас в Америке в храм к Богу людей приводит общее горе, – рассказывает Ольга Очкурова, социальный работник в Сан-Франциско, – ведь это горе, что человек по какой-то причине оставил свою Родину».

Языковой барьер

Те, кто уехал в Америку десять, а то и меньше лет назад, говорят уже на смеси двух языков, в то время как потомки первых эмигрантов, родившиеся за границей, говорят на чистом русском языке и часто лучше многих современных москвичей. «С Богом, с детьми и с домашними животными я говорю только на русском! – рассказывает одна русская американка. – Хотя я родилась в Америке, не могу представить, как бы я молилась на английском языке, он еще недостаточно впитал в себя православную культуру». «Сохранение русскости» требует больших усилий, особенно трудно научить быть русскими детей, ведь для них эта культура «родная» только в четвертом поколении. «Когда я была молодой еще девушкой, – рассказывает матушка Елена Перекрестова, – моя мама возила меня на русский бал в другой город, чтобы я могла общаться с русскими ребятами и в перспективе выйти замуж за русского. Она работала на почте, и когда мы возвращались с такого бала домой в два-три ночи, мама в четыре уже уходила на работу. Вот на что она шла, ради того чтобы я говорила на русском и общалась с русскими детьми».

Сейчас при сан-францисском кафедральном соборе в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» открыт православный лицей. Хотя детей там учат на английском, чтобы они потом могли поступать в американские университеты, но кроме обычных наук преподают русскую историю, русский язык, литературу и Закон Божий. «Сначала мы занимались со своими детьми дома, отдавать их в обычную школу было страшно – чему их там могли научить?! – рассказывает матушка Мария Котар, администратор лицея. – А в 1994 году, когда дети подросли, мы собрались с другими родителями и решили объединить усилия». Первое время преподавали сами, потом начали набирать учителей, которых к сегодняшнему дню в школе на 70 учеников уже 20 человек.
Лицей назвали в честь святителя Иоанна Шанхайского, так как его открытие совпало с прославлением святителя. Школа находится в том же здании, что и кафедральный собор, где покоятся мощи владыки, поэтому у детей есть возможность каждый день молиться у раки. «Несколько лет назад, – рассказывает матушка Мария Котар, – я искала учителя русского языка, через неделю уже должны были начаться занятия, а преподавать русский некому. Прибежала к мощам владыки Иоанна, встала на колени в пустом соборе – молюсь: “Владыка, помоги!” Я только успела подняться от мощей, как в храм вошла женщина и направилась ко мне. Подошла и спрашивает: не нужен ли нам в школу учитель русского языка? И такие истории на каждом шагу! Владыка очень нам помогает, во всем».

Живой святой

Святитель Иоанн родился в селе Адамовка Харьковской губернии в 1896 году в дворянской семье Максимовичей. По окончании юридического факультета, уже во время Гражданской войны, будущий владыка, тогда еще Михаил Максимович, вместе с родителями переехал в Югославию. Там он окончил богословский факультет Белградского университета и в 1926 году принял постриг с именем святителя Иоанна Тобольского, тоже Максимовича, последнего канонизированного в Российской империи святого – просветителя Сибири, своего предка. Студенты сербской семинарии в городе Битоль, где преподавал иеромонах Иоанн, первыми обнаружили его аскетический подвиг: они заметили, что он никогда не ложится спать. Произошло это так: желая подшутить над учителем, студенты подкладывали ему под простыню кнопки. Но постель оставалась нетронутой. Иеромонах Иоанн ночью, молясь, обходил общежитие и осенял спящих семинаристов крестным знамением. Святитель Николай (Велимирович), бывший тогда правящим епископом в Охридской и Жичской епархии, говорил о нем: «Хотите увидеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну!»

В 1936 году будущего владыку вызвали в Белград, чтобы возвести его в епископы. «В трамвае он встретил мою маму, – рассказывает протоиерей Стефан Павленко, клирик храма в Бурлингеме, в окрестностях Сан-Франциско, – она спросила, по какой причине он в городе, и владыка ответил, что произошла ошибка и его вызвали вместо какого-то другого иеромонаха Иоанна, которого решено посвятить в епископы. Она снова встретила его на следующий день, и владыка сообщил ей, что ошибка еще хуже, чем он ожидал, так как в епископы решили посвятить именно его. А когда он воспротивился, указывая на свое косноязычие (владыка страдал дефектом речи), ему ответили, что и пророк Моисей был косноязычным». Епископа Иоанна направили в Шанхай, где проживала большая русская община – 12 тысяч человек, в основном это были те, кто бежал от коммунистов через Дальний Восток.

Приютяне

Первое, что владыка сделал в Шанхае, – открыл приют для сирот и детей, нуждающихся родителей, – приют свт. Тихона Задонского. Одновременно в нем жило до ста детей, а всего через приют прошло более трех с половиной тысяч мальчиков и девочек. Лидия Ионина, наполовину китаянка, родилась в Сибири, но в два с половиной года, спасаясь от коммунистов, оказалась в Шанхае с отцом и больной мамой, которая вскоре умерла. «Папа не мог меня содержать, и я попала к Тихону Задонскому, – рассказывает Лидия Николаевна. – Владыка сам подбирал голодающих и брошенных детей в шанхайских трущобах, где таких малышей, бывало, загрызали собаки. Одну девочку владыка спас, выкупив ее за бутылку китайской водки, другого мальчика он выпросил у матери, которая “работала” в публичном доме. Фамилию и имя, если они не были известны, владыка давал детям в честь того святого, в день памяти которого они попадали в приют. Пришел в день святого Федора Стратилата – будет Федя Стратилатов».

Однажды во время войны кормить приютян, которых набралось уже более девяноста человек, было нечем, а владыка продолжал приводить новых детей. Персонал негодовал, и как-то вечером Мария Шахматова, казначей приюта, обвинила владыку Иоанна в том, что, приводя новых детей, он заставляет голодать остальных. Тогда владыка спросил: в чем она больше всего нуждается? Мария Александровна с обидой ответила, что вовсе нет никакой еды, но на худой конец нужна овсянка, чтобы накормить детей утром. Владыка посмотрел на нее печально и, поднявшись к себе, начал молиться и бить поклоны, причем так усердно и громко, что даже соседи стали жаловаться. Утром Марию Александровну разбудил звонок в дверь, незнакомый мужчина, на вид англичанин, представился сотрудником какой-то зерновой компании и сообщил, что у них остались лишние запасы овсяной крупы и он хотел бы отдать их приютским детям. В дом начали заносить мешки с овсянкой, а владыка у себя продолжал молитву, теперь уже благодарственную.

Владыка практически каждый вечер приходил в приют и благословлял на ночь часто уже спящих приютян: «Открываю глаза, – рассказывает Лидия Ионина, – владыка стоит надо мной, улыбается и благословляет кроватку, я перевернусь на другой бочок и сладко засыпаю». «Во всем, что не касалось церковной жизни, службы или учебы, владыка не был строгим, – рассказывает Владимир Красовский, регент кафедрального собора в Сан-Франциско, иконописец и бывший прислужник у владыки Иоанна. – Он много внимания уделял молодежи, старался сделать так, чтобы мы не растворились среди иностранцев, чтобы общались друг с другом на русском языке. Мы играли в городки, организовывали вечера и танцы. Причем, пока подходящего для танцев помещения не было, владыка благословлял завешивать алтарь занавеской и танцевать в храме – вальс, например. Но только владыка уйдет к себе, мы раз – и ставим более современную музыку и танцуем, а он знал это и скоро возвращался, мы сразу обратно меняем – и так весь вечер!»

Разлука

В 1949 году к власти в Китае пришли коммунисты. «Они показывали нам фильмы о том, как хорошо в СССР, чтобы мы ехали в Союз. Давали бесплатные билеты на пароход, заманивали разными способами, да только в Союзе тех, кто возвращался, тут же сажали в лагеря», – рассказывает Лидия Ионина. Русские вновь были вынуждены бежать. У кого была возможность – уехали в Австралию и в Европу, кто-то вернулся в Союз, поддавшись на уговоры, а примерно шесть тысяч человек, у которых не было ни связей, ни денег, отправились в лагерь Международной беженской организации на острове Тубабао на Филиппинах. Пока решалась судьба – куда ехать дальше, – жили в палатках. Этот филиппинский остров известен бушующими на нем сезонными тайфунами и ураганами. Но за 27 месяцев, пока русские там находились вместе с владыкой Иоанном, тайфун случился только один раз, и то переменил свой курс и обошел остров. Местные говорили, что, «пока ваш святой человек каждую ночь обходит лагерь и благословляет его со всех четырех сторон», нечего беспокоиться. Пристанище на Филиппинах было временным – нужно было искать другое место для поселения, и владыка об этом хлопотал: встречался с министрами, летал в Вашингтон в Белый дом – и добился изменения американского закона (что немыслимо даже представить!), так что вся его паства, находившаяся на Тубабао, получила возможность перебраться в Калифорнию. После того как люди покинули остров, страшный тайфун разрушил лагерь до основания.

Из Шанхая русские уехали, и кафедра как таковая перестала существовать, а в Америке все архиерейские кафедры были уже заняты, поэтому в 1951 году владыку Иоанна назначили во Францию на Западно-Европейскую кафедру. В Париже он занялся восстановлением почитания древних святых Западной Европы, живших еще до отпадения Рима от полноты Церкви. Конечно, расставание с владыкой было не из легких. Но он молился о своих «шанхайских» чадах, постоянно писал письма, звонил по телефону, приезжал. Когда владыка умер, один человек, сокрушаясь, рассказывал, что навряд ли найдет второго такого духовника, который мог бы позвонить с другого континента среди ночи и сказать: «Ложись теперь спать, то, о чем ты просишь у Господа, угодно Ему».

Русский собор в Сан-Франциско

Приход сан-францисского православного собора был основан еще в 1927 году, задолго до приезда «шанхайцев». Через три года у местной епископальной общины выкупили здание, переоборудовали его в православном стиле и начали служить. «За последующие тридцать лет большинство русских обжились в Сан-Франциско и переехали в более привлекательные районы города, а дома вокруг собора населили новые эмигранты, не православные, – рассказывает протоиерей Петр Перекрестов, клирик собора. – В районе стало небезопасно, и возникла необходимость в строительстве храма на новом месте, хотя старый собор действует и сейчас».

Иеромонах Джеймс (Коразза) служит в Старом соборе, где на аналое хранится мантия владыки Иоанна. Батюшка ездит с ней по больницам и, заворачивая больных в святительскую одежду, служит молебны о выздоровлении. «Если вы обратите внимание вот сюда, – рассказывает отец Джеймс, подводя меня к дьяконским дверям во время краткой экскурсии по собору, – вы увидите, что здесь есть замок. Такие же есть на всех дверях в алтаре. И что удивительно, все замки расположены изнутри. Я не видел такого ни в одном храме! Дело в том, что во время литургии здесь был Фавор! Да-да! Когда владыка здесь молился, он приподнимался над землей, и чтобы не смущать никого, он закрывал изнутри наполнявшийся нетварным Светом алтарь».

Возведение Нового собора начали в 1962 году, но в приходе возникли разногласия относительно финансовой стороны дела, и строительство пришлось приостановить. Для разрешения конфликтной ситуации на Западно-Американскую кафедру и назначили владыку Иоанна, ведь большинство прихожан были знакомы ему еще по Шанхаю. Владыка оказался в центре событий – его самого обвинили в присвоении денег и посадили на скамью подсудимых. Хотя светский суд полностью оправдал святителя, конфликт не сразу удалось уладить. Но через три года, в 1965-м, строительство собора все-таки было завершено. Когда владыку спросили, кто был виноват в этой смуте, он ответил: «Дьявол». Святитель участвовал в установке крестов на куполах Нового собора и успел немного в нем послужить до того, как в 1966 году скончался в городе Сиэтле, куда ездил сопровождать Курскую коренную икону Божией Матери. Владыка умер во время молитвы, стоя на коленях перед иконой.

Память

«Нельзя сказать, что владыка запомнился всем как деятельный администратор, – рассказывает протоиерей Петр Перекрестов, автор книги о владыке, – хотя святитель Иоанн построил несколько храмов, открыл приют, сестричество, занимался с молодежью и очень много помогал своей пастве по всему миру, но главное, за что его любят и почитают, – он был настоящим монахом». Он постоянно молился, никогда не ложился спать, ежедневно служил Божественную литургию (мало кто выдерживал такой ритм, поэтому часто владыка служил один – сам читал и пел всю службу), причащался каждый день, строго постился – ел только один раз поздно вечером, а Великим и Рождественским постом вкушал только просфоры. «Чтобы его не хвалили – вот, дескать, не спит, служит ежедневно, святой почти, – владыка юродствовал, – считает отец Петр, – он часто опаздывал на час и больше, говорил невнятно, ходил босиком и в мятой одежде».

Но во всем, что касалось службы, владыка был очень строг к себе и к остальным. Он никогда не разговаривал в алтаре и после службы оставался в нем на несколько часов, а как-то заметил: «Как трудно оторваться от молитвы и перейти к земному!» Однажды от постоянного стояния на ногах (а на каждой вечерне вычитывалось по пять и более канонов, чтобы почтить память всех святых) у владыки очень опухла нога. Консилиум врачей, боясь гангрены, предписал немедленную госпитализацию, от которой владыка категорически отказался. Члены приходского совета, после долгих просьб и угроз взять его силой, заставили владыку согласиться, но к шести часам вечера он тайно сбежал из госпиталя служить всенощную, через день «гангрена» прошла бесследно.

После литургии, независимо от обстоятельств, каждый день владыка Иоанн обходил городские больницы, навещая православных христиан, равно как и неправославных, если они искали встречи с ним. Он имел особый дар причащать душевнобольных – как и его родственник святитель Иоанн Тобольский. Иногда служил в больницах литургию, причем на разных языках, в зависимости от необходимости: греческом, французском, голландском, арабском, китайском, английском или церковнославянском. Кроме больниц владыка любил бывать на кладбище и молиться об усопших.

Прихожанка собора Татьяна Фокина рассказала, как несколько дней назад она приехала в собор на всенощную, но не нашла места для парковки: «Евангелие уже читают, а я все не могу поставить машину, и я взмолилась громко: “Владыка, помоги!” Подъезжаю к собору, и два местечка рядом свободны! Но каждый раз перед тем, как попросить что-то у владыки, вспоминаешь, а прочитал ли правило утром? А не проспал ли службу в прошлое воскресенье? А честно ли постишься? Как тут просить, когда что должен – не делаешь? Но он все равно помогает! А я стараюсь быть внимательнее к себе».

«Конверты»

Сегодня приход сан-францисского кафедрального собора – один из самых крупных в Америке, но все равно – относительно общего числа жителей – православных мало. Крестный ход на Пасху собирает в десятки раз меньше людей, чем ежегодный гей-парад. «Сан-Франциско – особенный, “свободный” город, город порока, – рассказывает протоиерей Петр Перекрестов, – здесь зародилось движение хиппи, здесь есть целый район, где живут однополые пары, в нашем городе действует множество очень сомнительных религиозных объединений, официально зарегистрирована церковь сатаны. Поэтому мы в соборе служим литургию каждый день, как делал при жизни и владыка Иоанн. Таких приходов в Зарубежной Церкви мало».

Православная община сложилась в основном из эмигрантов первой волны и примкнувшей к ним группы «шанхайцев», но есть в соборе и «конверты» – американцы, перешедшие в Православие из других конфессий. «Когда я училась в школе, – рассказывает матушка Елена Перекрестова, – американцы очень мало знали о Православии, и когда им говорили “orthodox”, они думали, что это значит ортодоксальный еврей. А сейчас Православием уже никого не удивить». Первые «конверты» появились в соборе вместе с движением хиппи, в 60-х годах, – их привлекала православная экзотика, но многие, «наигравшись», уходили в другие религии, например в буддизм или иудаизм. Владыка Антоний (Медведев) возглавлявший Западно-Американскую кафедру после владыки Иоанна, шутил: «Проблема с “конвертами” в том, что они часто расклеиваются».

Но после того, как в англиканской церкви разрешили женское священство и однополые браки, ситуация сильно изменилась. Люди, разочаровавшись в протестантизме, искали истинную Церковь. Начался массовый исход верующих в Православие. Так, например, двадцать лет назад к Православной Церкви присоединилась целая лютеранская община из шести тысяч человек. «Мои родители и вся наша община перешли в Православие, когда мне было 12 лет, – рассказывает американец Елисей Керн. – Я оказался в Русской Церкви, начал петь на клиросе. Пение помогает мне понимать службу. Хотя раз в месяц в нашем соборе бывают службы и на английском языке».

Трудностей перевода нет

«Я мечтал стать адвокатом, потому что очень любил спорить, – рассказал свою историю иеромонах Джеймс (Коразза). – И однажды я зашел в комнату к моему другу, где увидел у него икону трех святителей: Иоанна Златоуста, Василия Великого и Иоанна Богослова. Я, будучи лютеранином, тут же начал дискуссию. Но все наши с Лютером доводы были разбиты мудростью трех святителей, даже в интерпретации моего товарища-“конверта” (он теперь игумен одного монастыря). Почему я служу в Русской Церкви? Потому что именно в ней я нашел бескомпромиссность апостольских времен. Хотя на самом деле Православие ведь не русское, не греческое, не сербское, Православие – оно Божие! Это истинная Церковь, которую создал Господь. Оно универсально, но благодаря русским, грекам, сербам – оно сохранилось для нас и воплотилось в культуре».

В русском лицее при соборе преподает Эдвард Мансагер. Когда он учился в школе, его лучший друг перешел в Православие (потом он стал монахом). Друг этот не говорил с Эдвардом о Боге, не читал ему Библию или жития святых, просто друг изменился в лучшую сторону. Тогда Эдвард тоже пришел в православный храм: «Сначала я услышал прекрасное пение, потом увидел росписи, потом почувствовал запах ладана и только после этого предпринял попытку понять богослужение. Я жил несколько месяцев в греческом монастыре, там я покрестился. Православие сильно поменяло мои жизненные планы, и когда я думал, что же делать дальше, мне посоветовали приехать в Сан-Франциско помолиться у мощей владыки. Так я здесь при нем и остался. “Русского” действительно в приходе очень много, но мне это не мешает. Если эта культура почему-то неинтересна – ничто не мешает закрыть глаза и приходить в храм просто к Богу».

Другой «конверт», Тихон Томпсон, певец и чтец в соборе, пришел в Православие через русскую историю – Тихон по образованию историк. Он ярый монархист, а каждый свой день начинает с чтения новостей на сайте «Православие.ru».

«”Конверты” занимают очень активную позицию, – рассказывает протоиерей Петр Перекрестов, – они больше миссионерствуют, каждый месяц отдают храму положенную десятину, изучают богослужение на чужом языке. Они полностью погружаются в жизнь по Евангелию – так, как делали это у себя в протестантизме. Сейчас именно через “конвертов” начинает развиваться социальная деятельность Православной Церкви в Америке».

Диснейленд

Практически все русские, с которыми мне довелось здесь встречаться, побывали уже в России, причем чаще всего в начале 90-х, то есть в самое неприглядное время, но все они отзываются о России с большой любовью: «Когда я приехал первый раз, я тут же полюбил Россию, – рассказывает Михаил Бордоков. – Я ходил по Санкт-Петербургу, и эти мостовые, набережные, соборы – все что я учил в школе, все, о чем я читал в книгах, все это вдруг ожило на моих глазах, как будто попал ребенком в Диснейленд!» Хамство в магазинах и билетных кассах, озабоченность и неприветливость современных россиян проявились позже, но все это уже не смогло уничтожить родившееся чувство. Отец Петр Перекрестов рассказал, что он плакал неделю до первой поездки в Россию, потому что не верил, что это возможно, и две недели после нее: «Побывав там однажды, я теперь очень скучаю по Москве и мечтал бы остаться жить и служить в ней».

«Калифорнию называют золотой, потому что она выцветает от солнца, а не потому, что здесь была золотая лихорадка, - утверждает матушка Елена Перекрестова. - Когда в октябре начинается сезон дождей и появляется первая зеленая травка, мы понимаем, что пришла зима. Живу здесь уже тридцать лет и все равно не могу привыкнуть к этому климату. Я родилась и выросла в Джорданвиле - там снег. Знаете, если долго смотреть на черно-белую фотографию, цветная покажется лубочной, ненастоящей, так и эта жирная калифорнийская сирень в апреле - раздражает меня своей яркостью. Хочется снега зимой, мягкого солнышка и едва распускающейся листвы весной на Пасху, как в России».

Подготовила Екатерина Степанова

«Как я обретал мощи»

18 лет назад в Америке были обретены мощи свт. Иоанна Шанхайского. В конце сентября Церковь празднует это событие. О том как были обретены мощи святителя корреспонденту журнала «Нескучный сад» рассказывает очевидец, протоиерей Петр Перекрестов:

– Владыка Иоанн отошел ко Господу в 1966 году во время своего архипастырского посещения города Сиэтла с Чудотворной иконой Божией Матери Курско-Коренной. После богослужения он ушел с иконой к себе в келью, где его вскоре нашли умершим перед святым образом. Похороны состоялись в Сан-Франциско, но не сразу. Потребовалось довольно много времени, чтобы съехались все архиереи. Митрополит Лавр (тогда еще игумен Лавр) ехал трое суток из Джорданвиля вместе с владыкой Аверкием (Таушевым) – это расстояние более 5000 километров. И хотя тело владыки не бальзамировали – во время отпевания и после него никаких признаков тления не было. В то время, мэром города Сан-Франциско был православный грек и он с горсоветом дал приходу специальное разрешение, чтобы похоронить владыку в чертах города, под храмом – в подвальном этаже у нас было складское помещение, его переоборудовали в усыпальницу и там похоронили тело владыки.

Люди начали приходить к его гробу, как к блаженной Ксении, еще до прославления. Сначала они молились просто за владыку, а потом стали обращаться в молитве к нему самому, оставлять записки. И было очень много чудес. Я бы сказал, что почитание свт.Иоанна и его прославление шло снизу, от людей. Народное почитание росло и сравнительно скоро был поставлен вопрос о его канонизации. Но то, что это решение было принято – тоже большое чудо. В то время, нашу Церковь возглавлял митрополит Виталий (Устинов) – он не очень любил владыку Иоанна, а его самого не очень любили в Сан-Франциско. И тем не менее, архиепископ Антоний (Медведев), возглавлявший Западно-Американскую кафедру, после поездки на заседание Синода, сказал мне: «Ты не поверишь, что случилось. Только я предложил потихоньку начинать сбор материалов к прославлению владыки Иоанна, как митрополит Виталий вдруг сказал мне: «прославим!» После этого в Сан-Франциско было принято решение открывать мощи. Владыка Антоний позвал своего лучшего друга из архиереев – владыку Лавра, позвал некоторых священников, одного архимандрита, который был главным прислужником у владыки Иоанна и хранителя усыпальницы.

Есть дни в жизни, когда ты все помнишь до мелочей. У отца Александра Шмемана в дневниках есть размышления об этом. Мы можем не помнить день нашей свадьбы, можем не помнить день хиротонии, но какие-то дни и моменты мы запоминаем. Помним погоду, помним цвет одежды окружающих людей. Например, я служил с владыкой Антонием (Медведевым) 20 лет, но только какие-то отдельные моменты я помню очень хорошо – закрываю глаза и чувствую, как он сидит рядом, вижу, как он разделяет руками панагию и крест, вижу выражение его лица. Так же и день открытия мощей святителя Иоанна – это была малая Пасха.

Был трепет, но трепет чисто человеческий. Потому что, наверно большинство из нас никогда не открывали гробы. А я был еще молодой священник и, откровенно говоря, не большой поклонник покойников. Часов в 9 вечера мы спустились вниз в усыпальницу и начали служить панихиду. Наши жены и дети об этом знали. Хотя владыка Антоний просил нас не оглашать, но, конечно, мы уговорили его сказать матушкам, иначе они же спросят куда мы идем. И он разрешил. Они ждали дома и тоже очень волновались. За несколько дней до этих событий, в усыпальницу спустилась небольшая делегация из трех священников, один из которых был столяр, чтобы посмотреть и подготовиться к открытию мощей. Гроб все время находился в бетонном саркофаге, который стоял над землей и надо было заранее решить как снять с него очень тяжелую крышку. Поэтому когда мы спустились во второй раз, мы уже знали что делать. Были подготовлены балки, ломы, ткань и все необходимое. Мы открыли крышку саркофага и увидели под ней проржавевший металлический гроб. На нем лежала мантия, которую положили туда в день отпевания, мантия была в сохранности. Гроб приподняли на веревках, но он начал крошиться. Под него мы подложили балки и установили наверху. После этого, нужно было открыть крышку.

Более 25 лет ключ от крышки гроба хранил один иеромонах. Он подошел, торжественно вставил ключ, но крышка не открылась. Она проржавела и замок не работал. Тогда за дело взялся наш протодьякон – русский богатырь, он весил 170 кг – и попытался открыть крышку ломом. Но владыке Антонию не понравилось, что совершалось насилие – неблагоговейно силой вскрывать мощи. Он остановил отца протодьякона, перекрестился, закрыл глаза и начал читать 50 псалом.

Хочу сделать здесь маленькое отступление. Когда мы с матушкой думали ехать нам в Сан-Франциско или нет. А у нас с назначением и переводом духовенства не так строго, как у вас. Обычно архиерей предлагает и священник может согласиться или отказаться. Дело в том что многие наши священники работают на гражданской службе и не каждый из них может оставить место, ведь далеко не все приходы могут обеспечить своих клириков достаточным жалованием. Матушка не особенно хотела ехать, потому что это далеко от родителей. И мы отправились в Сан-Франциско на разведку. Мои соображения были внешними – собор, много молодежи, много русских, гимназия. А она немножко скептически относилась к этому. Мы посмотрели с ней город, познакомились с клиром и в канун отъезда нас к себе пригласил владыка Антоний. У него не было келейника, не было водителя и ездил он на обычном городском транспорте, всегда с портфелем. Когда он ходил делать покупки, он их тоже клал в этот кожаный портфель. Владыка пригласил нас к себе, посадил и начал все сам готовить. Перед едой он сам прочитал молитву. Моя матушка вспоминает, что она никогда в жизни не видела, чтобы кто-либо читал так Отче наш. Владыка Антоний разговаривал с Богом, он видел тогда перед собой Живого Бога. Это была не формальная молитва. И когда мы вышли с покоев архиепископа Антония, я спросил матушку: «Что ты думаешь Лена?» А она мне сказала: «С таким архиереем можно в любом месте жить и служить». Это был решительный момент для нас.

Этот святитель молился, когда мы открывали мощи. Он дочитал 50 псалом, потом взял крышку и легко ее открыл. Я думаю, что мы не могли открыть ее с самого начала, потому что Господь хотел, чтобы мощи открыл именно владыка Антоний, который заслужил это своей высокой духовной жизнью. Крышка открылась и мы увидели облачение свт.Иоанна. Первоначально оно было белое, но стало зеленым. Вероятно, покрылось плесенью. Мы дотронулись до облачения и оно рассыпалось в руках, потому что истлело. Когда хоронят священника – его лицо покрывается богослужебным воздухом, которым обычно во время литургии покрывается Чаша и Дискос. Таким воздухом было покрыто и лицо святителя Иоанна. Владыка Антоний перекрестился и приподнял его. И я познакомился с владыкой Иоанном, впервые его увидел. Его лицо и все его тело полностью сохранилось, было нетленно – это были мощи.
Владыка Антоний назначил меня фотографом. В 1993 году я фотографировал на пленку и она у меня в фотоаппарате кончилась. Я побежал домой, прихожу – свет везде горит, как на Пасху. Время было – полночь, матушка ждала меня. Я поднялся в квартиру и закричал: «Нетленны! Нетленны!» Схватил пленку и побежал обратно, а она стала звонить другим – сообщать нашу радость. Когда я вернулся вниз, в усыпальницу принесли больного мальчика – сына священника нашей епархии. Владыка Антоний благословил, чтобы его принесли на руках и мальчик исцелился. Сейчас этот парень совершенно здоров, на полметра меня выше, играет в регби. Для мощей владыки был заранее приготовлен деревянный гроб, мы переложили в него мощи, закрыли гроб и разошлись, славя Господа.

Спустя несколько месяцев, когда материалы к прославлению владыки уже были собраны, мы снова открывали мощи, для того чтобы омыть владыку и переоблачить. Но как это сделать? Нет такого справочника, где были бы инструкции как омывают мощи. Владыка Антоний смотрел разные книги, описания прославления святых Феодосия Черниговского, Иоасафа Белгородского – последних святых, прославленных Русской Церковью. Он находил какие-то статьи в Церковном Вестнике, в других старых изданиях. Какие-то описания были, но принцип пришлось разработать самому. В России тогда еще не было современной практики открытия мощей. Спросить нам было некого. Мы омыли тело владыки водой, маслом и розовым вином. Его кожа сначала была светлой, белесой, но после омовения приобрела теплый янтарный цвет. Я расчесал волосы владыки и бороду (у меня даже осталось несколько волос на расческе). Мы переоблачили его в новые одежды и оставили в усыпальнице до 1994 года, когда в день кончины свт.Иоанна было совершено его прославление.

До прославления святителя Иоанна, в Зарубежной Церкви уже были прославлены блаженная Ксения Петербуржская, святой праведный Иоанн Кронштадтский и новомученики. Нас об этом просили, даже свт.Николай Сербский обращался в Синод Зарубежной Церкви с просьбой прославить наконец святого Иоанна Кронштадтского. Митрополит Анастасий, бывший тогда нашим первоиерархом, был против, потому что он считал, что таким образом мы узурпируем полноту власти всей Русской Церкви. Но когда был избран митрополит Филарет, прославление совершилось. А вот как происходило прославление свт. Иоанна. Сперва мощи перенесли на середину собора. Потом была совершена последняя панихида, к концу которой вынесли икону владыки Иоанна, запечатанную в пелене. Панихида завершается словами: «Господь Бог да ублажит, да упокоит и его же святыми молитвами помилует и спасет нас яко благ и человеколюбец». После чего началось всенощное бдение, на котором уже пелись стихиры новому святому. На литии, когда поминается перечень всех святых, поминали и «иже во святых отца нашего Иоанна, епископа Шанхайского и Сан-Франциского чудотворца, его же прославление ныне совершаем и всех святых». Это удивительно красивая была служба!

На полиелее первоиерарх подошел к иконе, развязал ее и священнослужители подняли икону над молящимися. Затем мы сняли крышку гроба, чтобы все могли увидеть мощи нового святителя. Все сделали поклон и запели величание. Было очень красивое, действительно, всенародное прославление. Это одно из главных событий в моей жизни. И я не устаю повторять, что наше поколение самое благословенное. Нет ни одного поколения, на которое Господь излил бы столько милости, как на наше. Мы не переживали войн. Мы свидетели возрождения церковной жизни в России. Мы свидетели прославления новомучеников. Мы свидетели прославления владыки Иоанна. Мы свидетели величайшего чуда, беспрецедентного чуда, когда две части Церкви объединились.

Подготовила Екатерина Степанова

По материалам: http://www.nsad.ru