Толкования на Откровение Иоанна Богослова 16:1

 Ст. 1-7: И услышал я из храма громкий голос, говорящий семи Ангелам: идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю. Пошел первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его. Вторый Ангел вылил чашу свою на море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и все одушевленное умерло в море. Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь. И услышал я Ангела вод, который говорил: праведен Ты, Господи, Который еси и был, и свят, потому что так судил; за то, что они пролили кровь святых и пророков, Ты дал им пить кровь: они достойны того. И услышал я другого от жертвенника говорящего: ей, Господи Боже Вседержитель, истинны и праведны суды Твои.

Спрашивается: какую общую точку зрения должны мы установить на все эти казни семи фиалов? Должны ли мы понимать все предсказания о них буквально и прямо или аллегорически, придавая им смысл переносный? В истории толкований Апокалипсиса мы находим и тот и другой вид понимания этих мест. Так и у нас: еп. Петр принимает все эти язвы за аллегории и эмблему, лишь взятую с казней египетских, причем земля первой чаши у него – народы в церковном отношении, море – в гражданском и т.д. Напротив, прот. Орлов видит здесь подлинную будущую действительность, причем залогом ее, основой своего понимания казней этих в буквальном смысле он признает те же египетские казни, справедливо рассуждая, что если эти казни были подлинными чудесно-историческими событиями, то почему не могут быть таковыми же и казни царства антихристова – лишь в несравненно большем масштабе, но и в большей соответственной виновности тех, кого они постигают. Таким образом, и мы будем придерживаться этого же, последнего взгляда.

Стих 1: Голос первого стиха прот. Орлов принимает за голос Самого Бога, ссылаясь на Откр.1:10 и на Иез.9:1, в силу того что исходит этот голос из самого храма. Землю этого стиха он понимает как вселенную (земной шар), каковую, действительно, затем и постигают казни семи изливаемых чаш... Но во 2-м стихе земля уже противопоставляется морю, почему здесь правильнее понимать под землей только сушу Земли. Отвратительные жестокие и гнойные раны от этой чаши напоминают, по нему, шестую казнь Моисея в Египте; а так как изображаемое событие, добавляет он, относится к последнему времени, близкому к окончательному перевороту в мире, то вполне возможны и допустимы особенные и чрезвычайные явления в человеческой жизни и человеческой природе, аналогий которым мы в настоящей можем и не встречать. «Заметим к этому, что в отличие от казней при возглашении труб ангелов, здесь казни сразу же постигают самих людей, а уже потом окружающую человека природу» (ср.: Откр.8:7–9).

Стих 3: «Вторая чаша выливается в море – настоящее море, наполненное живыми существами. Очевидно, масса морской воды сделалась сгустившеюся и темноватой кровью и к тому же зловонною (как сукровица у мертвеца). Такая масса была непригодна для жизни в ней живых существ, и поэтому Иоанн замечает, что все одушевленное в море умерло. Ввиду этого, нет никакого основания придавать и этой казни аллегорический смысл. Это есть новое физическое бедствие, которое постигает антихристианский мир и природу того времени, бедствие при этом – не временное и быстро прекращающееся, но, как это нужно усматривать из 9-го и 11-го стихов, продолжающееся постоянно, вместе с бедствиями других казней, до самого конца мира». И здесь дополнительно к сказанному мы отметим, что по этой чаше, вместо жизни, начинает господствовать в органической природе смерть, и начинается она с той же души живой моря, откуда некогда началась и жизнь всей одушевленной природы – при творении (см.: Быт.1:20).

Стихи 4–6: В казни третьей чаши, напоминающей первую казнь египетскую, ее карательная сторона поражает опять самих людей, и на это-то отзываются в прославлениях своих и ангел вод (новое подтверждение того, что стихии видимой природы имеют своих ангелов, как бы патронов), и голос от жертвенника. Последний голос, и по месту исхождения, и по содержанию своей песни, напоминает голос душ убиенных и мог принадлежать также кому-либо из них (см.: Откр.6:9–10). И действительно, в казни этой прямо бросается в глаза точное соответствие между грехом вины – пролитием крови – и наказанием чаши: вынуждены люди пить ту самую кровь человеческую, которую они проливали.