Толкования на Книга пророка Иезекииля 1:7

а из средины его как бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, - и таков был вид их: облик их был, как у человека

Пророк Иезекииль поведал Божественное и славное явление и видение, которое видел, и описал оное, как явление, исполненное неизглаголанных таин. Видел же он на поле херувимскую колесницу, четырех духовных животных. У каждого животного было четыре лица: одно лице львиное, другое лице орлиное, еще лице тельчее и лице человеческое. И у каждого лица были крыла, так что ни у одного невозможно было различить, где — передняя, или задняя сторона. «Плещи их исполнены» были «очес», и перси также полны очей, и не было места, неисполненного очей. При каждом лице было по три колеса, как бы колесо — в колесе, и в колесах был дух. И Пророк видел как бы подобие человека, и подножие у него — как бы сапфирное. Колесница сия (то есть Херувимы и животные) носила на себе восседающего Владыку. Куда ни угодно было Ему шествовать, — животные всюду обращены были лицом. И Пророк видел под Херувимами как бы «руку человечу», которая их поддерживала и носила (Иезек. 1, 5-28).

Истинно и несомненно было то, что видел Пророк в восхищении; но оно указывало на иное, прообразовало нечто таинственное и божественное, тайну подлинно сокровенную от родов; явленную же в последние времена, в пришествие Христово. Пророк созерцал тайну души, имеющей принять Господа своего и соделаться престолом славы Его. Ибо душа, которую Дух, уготовавший ее в седалище и обитель Себе, сподобил приобщиться света Его, и осиял красотою неизреченной славы Своей, делается вся светом, вся лицем, вся оком; нет у нее ни одной части, неисполненной духовных очей света, то есть, нет в ней ничего омраченного; но вся она всецело соделана светом и духом, вся исполнена очей, и не имеет никакой последней или задней стороны, но отовсюду представляется лицем, потому что снизошла на нее и восседит на ней неизреченная красота славы Света-Христа. И как солнце везде себе подобно: — нет у него ни одной последней или недостаточной части, но, состоя из частей одинаковых, все оно всецело блистает светом, и все есть свет, или, как огонь, то есть самый свет огня, весь сам себе подобен, и не имеет в себе ни первого ни последнего, ни большего ни меньшего: так и душа, совершенно осиянная неизреченною красотою славы света от лица Христова и совершенно вступившая в общение с Духом Святым, и сподобившаяся стать жилищем и престолом Божиим, делается вся оком, вся светом, вся лицем, вся славою, вся духом, как уготовал, благоустроил и украсил ее духовною лепотою Христос, Который и носит, и водит, и поддерживает, и подъемлет ее. Ибо сказано, что «рука человеча», была под Херувимами (ст. 8). Сам Христос и носим бывает душею, и водит ее.

Четыре животные, носящие колесницу, представляли собою образ владычественных сил разумной души. Как орел царствует над птицами, лев — над дикими зверями, вол — над кроткими животными, а человек — над всеми тварями: так и в разумной душе есть более царственные силы, то есть, воля, совесть, ум и сила любви. Ими управляется душевная колесница, в них почивает Бог. А по иному способу объяснения, разумеется сие о небесной Церкви Святых. И как там Пророк говорит о животных, что высота их была чрезмерна, что они исполнены очей, и что никому невозможно было объять число очей, или высоту, потому что не дано ведения о сем; как звезды на небе всякому человеку дано видеть и дивиться им, узнать же число их никому невозможно: таким же образом в небесную Церковь Святых войти и наслаждаться в ней дано всем желающим подвизаться, но узнать и объять число Святых, — сие принадлежит единому Богу. Сидящий на колеснице и на престоле всеочитых животных, то есть, в каждой душе, соделавшейся престолом и седалищем Его, ставшей оком и светом, шествует и носится, восседая на ней, и правя браздами духа, и направляя ее, как Сам знает. Как духовные животные шествовали, не куда сами хотели идти, но куда знал и хотел Сидящий на них и Направляющий их, так и душами Сам правит, и водит их, указуя путь Духом Своим. Таким образом, не по своей воле, когда хотят, возносятся души в небеса; но Бог направляет душу, свергнув тело, стремиться мыслию в небеса, и опять, когда угодно Ему, ходит она во плоти и в помыслах, то по Его же воле переходит к пределам земли, и Он показывает ей откровения таин. О подлинно превосходный, благий, единый и истинный Браздодержец! Так, если душа предпрославлена ныне, и вступила в единение с Духом, то и тела сподобятся части в воскресении. <…>

Как на ристалище колесницы несутся, и опередившая задерживает другую, мешает и препятствует ей ехать вперед и предвосхитить победу: так в человеке проносятся душевные и греховные помышления, и если греховному помышлению случится упредить, задерживает оно душу, мешает и препятствует ей приблизиться к Богу и одержать победу над грехом. А где восседает и правит душею сам Господь, там всегда одерживает Он победу, искусно и постоянно правя браздами и путеводствуя колесницу души к небесному и божественному образу мыслей. Не ведет Он брани со грехом, но, как полномочный и полновластный, всегда Сам решает победу. Посему-то Херувимы несутся, не куда сами желают идти, но куда путеводствует Восседающий на них и Правящий ими; куда Ему угодно, туда и шествуют они, и сам Он носит их; ибо сказано: «рука человеча» была под ними. Святые души носятся и путеводствуются Духом Христовым, Который правит, куда Ему угодно. И когда угодно Ему, — носятся в небесных помыслах; а когда угодно, — и в теле. Где угодно Ему, там и служат Ему. Как птице ногами служат крылья; так небесный свет Духа восприемлет крыла достойных души помыслов, путеводствуя и правя, куда Ему известно.

Ст. 6-8 Четыре лица у одного, и четыре крыла у одного, а ноги их — ноги прямые, и ступня ноги их как ступня ноги у тельца, и искры как вид блестящей меди. И руки человека под крылья их на четырех сторонах. И четыре лица у одного, и четыре крыла у одного, а голени их прямые и ноги их пернатые. И искры как блестящая мед и ноги их легкие и руки человека под крыльями их на четырех сторонах их

О четырех животных, вид которых был подобием человека (только так, что каждое имело по четыре лица, и по четыре крыла, а ноги прямые и ступню ноги как след от ноги тельца или, как перевел Акиля, округленную, что совсем опуcтили), также об искрах, сияющих блеском меди, и о легких крыльях их, чего нет в еврейском, также о руке человека под крыльями их на четырех сторонах и о прочем, что описывает пророческая речь, мы постараемся высказать свое мнение, вкратце изложив мнение каждого. Некоторые, которым также мы последовали в введении толкований на Матфея, думают, что именами этих животных обозначаются четыре Евангелия: Матфея, потому что он описал как бы человека: книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова (Матф.1,1); [имя] льва относят к Марку: зачало евангелия Иисуса Христа, Сына Божия, якоже есть писано у Исаии пророка: глас вопиющего в пустыни: уготовайте путь Господен, правы творите стези Его (Марк, 1, 1. 3;Ис.40,3); [имя] тельца к Евангелию Луки, которое начинается с священства Захарии; орла — к началу Иоанна, который начинает высоко воспаряя: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу и Бог бе Слово. Свое мнение относительно этого мы высказали в вышеназванном сочинении, а более подробно в Апокалипсисе Иоанна (гл. 4) вид и имена этих животных применяются к четырем евангелиям (или евангелистам). Как можно применить к ним описание всех животных, об этом мы постараемся сказать в своем месте. Другие же, следуя безрассудной мудрости философов, разумеют под двумя херувимами храма два полушария, нас и антиподов, как бы людей обращенных вверх лицом и опускающихся вниз. Многие, по Платону, относят разум души, и раздражительность и пожелание, что он называет λογικόν и θυμικόν и ὲπιθυμητικόν, к человеку, и льву и тельцу, полагая разум, и познание, и ум и рассудительность (соnsilium), — ту же добродетель, что и мудрость, — в верхней части мозга, а жестокость и раздражительность и насилие, находящиеся в желчи, [полагая] во льве. Далее похоть, невоздержание и всякое чувственное пожелание [полагают] в печени, то есть в тельце, который предан земным делам. А за четвертую принимают ту, которая над этими тремя и вне их, которую греки называют συντήρησις (сохранение). Эта искра сознания не угасала даже в сердце Каина по изгнаши его из рая, и благодаря ей, мы сознаем свои погрешности, когда покоряемся чувственным страстям или ярости и обманываемся иногда кажущеюся разумностию. Собственно Акиле приписывается [происхождение учения об этой душевной силе], которая не смешивается с тремя, но исправляет погрешности трех, и которая в Писаниях иногда называется, как мы читаем, духом, который ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Римл. 8, 26). Кто бо вест от человек, яже в человеце, точию дух, живущий в нем (1Кор.2,11). О нем и Павел, пиша в Фессалоникийцам, молит, чтобы он сохранялся в целости вместе с душою и телом (1Сол.5,23). И однако, по написанному в Притчах (18, 3), егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит он также и об этом самом сознании: мы видим, что оно низвергается и утрачивает свое место у некоторых, не стыдящихся и не боящихся своих пороков и заслуживающих того, чтобы услышать: лице жены блудницы бысть тебе, не хотела [или не хочешь] еси постыдетися (Иерем. 3, 3). Таким образом Бог, подобно вознице, управляет этою колесницею, и обуздывает спешащего беспорядочными шагами, и делает послушным и заставляет повиноваться Своей власти. Мы еще будем касаться этого рассуждения о частях души, то есть человека, которого теже философы называют малым миром. Есть такие, которые просто полагают, что в четырех животных содержится указание, согласно с мнением Гиппократа, на четыре стихии мира, из которых все состоит: огонь, воздух, воду, землю. Как они соединяются и когда бывают отдельно одна от другой, когда кажутся соединенными, взаимно соприкасаются и в одной особа животных имеют четыре вида и образа, — это не входит в план [нашего] труда. Также четыре колеса, поднимающиеся от земли вверх и соединенные с каждым из четырелицых животных они признают или за соединение тех же стихий, или за круг четырех времен, который образуется из троякого количества месяцев, и обращение года, который от того получил название, что он постоянно обращается и снова возвращается. Об этом прекрасно сказано в одном небольшом стихе:

Весна, лето, осень, зама, и месяц, и год.

Также слова: было колесо в колесе, по их мнению, означают год в годе. Об этом другой поэт говорит:

К себе самому по своим же следам возвращается год.

Также под подобием тверди, сравниваемым с кристаллом, разумеется, как они утверждают, видимое нами небо, под которыми движутся и проходят четыре животных. Престол сапфирового цвета и сидящий сверху человек под человеческим подобием изображает, по их мнению, власть всемогущества Божия, всем управляющего и все имеющего под ногами своими; в конце же говорится: такое видение подобия славы Божией, чрез что, как бы чрез некоторого рода картину и портрет, изображается провидение. Относительно же названия ног прямыми и относительно [слов] ступня ноги у тельца или округленная [они полагают, что это означает] земное и то, что возлетает к небесному и, отсекши все углы, следует круглоте, прекраснейшей из всех Форм. Сияющие искры указывают на все, полное света, а руки человека под крыльями как самого человека, так льва и тельца, и орла, — на то, что разум все поддерживает и из земной низменности возвышает к небу. Это мы можем относить и в евангелиям и ко всему вышеизложенному. Как мне помнится, и слышал, что четыре животных означают четыре душевных волнении, о которых весьма подробно рассуждает Цицерон в Тускуланских беседах, — радость, скорбь, страстное желание и страх, из которых два относятся в настоящему, а два к будущему; о них и Виргилий коротко говорит: Отсюда и страх, пожелания, и радость, и скорби, которые должны управляться разумом и силою Божиею и которым противополагаются или лучше к которым прилагаются четыре добродетели: мудрость, справедливость, мужество, воздержание, чтобы управлялись решением последних. Каким образом они могут быть применимы к лицам человека, льва, и тельца и орла, об этом совсем умолчано ими. О них тот же философ и оратор рассуждает в трех книгах об обязанностях к сыну. Читал я и краткое рассужденьице некоего Катины, которого сирийцы называют λαπτός, то есть остроумным и даровитым, и который думает, что расположение лагеря изображает [расположение] двенадцати колен в пустыне, к востоку и западу, северу и югу, которые взаимно соединяются любовию и родством, и что это и есть колесо в колесе, которые направляются духом и прикрываются облаком в пустыне, и освещаются столпом огненным ночью, и не возвращаются в Египет, но спешат идти к земле обетованной. Подобие же янтаря в средине, по его толкованию, есть святое святых, лицо человека он относит ко всему Израилю, льва — к царскому скипетру Иуды, тельца — к колену священников и левитов; вне их — лицо орла, небесное наказание и мщение Божие, все усматривающее и готовое терзать грешника, о чем и у Осии говорится: „как орел на доме Божием“ (8, 1)], то есть на храме. И у этого же самого пророка (гл. 17) под большим орлом с большими крыльями и когтями, властвующим над входом на Ливан, разумеется Навуходоносор, на нашествие которого и теперь указывается, и на такого рода колеснице сидит, подобно вознице, Бог и повелевает, что должно и чего не должно делать. Говорится же, по его словам, народу, жившему в Вавилоне, то, что если он преклонит выи Богу и будет повиноваться Его прещениям; то снова удостоится Его помощи и получит утраченную землю. //**Толкование на пророка Иезекииля.**// =====Лопухин А.П.===== **и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла** //Лицо// - важнейшая часть тела, наиболее отличающая каждое существо от других существ, - часть, настолько существенная, что во многих языках лицо служит синонимом самого существа. Посему усвоение 4 //лиц// херувимам означает прежде всего недосягаемую возвышенность их над ограниченной человеческой точностью (“четырехличием обозначается в херувимах нечто божественное”. Riehm, De natura et notione symbobica cheruborum, 1864, 21). С тою единичностью, которая служит отличительною чертою нашей личности и сознания, херувимы соединяют непостижимым образом множественность в своей личности. Затем благодаря такому количеству лиц в херувимах не могло быть различия сторон - не могло быть переда, зада и боков (Макарий В., беседа 1). Далее благодаря этому они могли смотреть одновременно во все стороны и, следовательно, всегда видеть все, чем указывалось на особую высоту их ведения, напоминающего всеведение Божие. Наконец благодаря четырехличию херувимы могли идти не оборачиваясь в каждую страну света, что давало им исключительную власть и над пространственными ограничениями, знаменовало большую, сравнительно с другими существами, свободу их от пространственных границ, напоминающую вездеприсутствие Божие. Так как четырехличное строение херувимов было рассчитано на то, чтобы они имели возможность не поворачиваясь идти в какую угодно сторону, цель же эта могла быть достижима лишь в том случае, если они на каждый из 4 сторон своих имели не только лице в собственном смысле, но и крылья, и ноги, то словом “лице” здесь у пророка обозначается не передняя лишь часть головы, а передняя часть всего тела (по-еврейски говорилось: //лице земли, лице поля, лице одежды// [[old:gen:02:06|Быт II:6. Лев XIV:56 и т. п.). - Крылья у явившихся пророку существ должны были направить его мысль на сферу обитания их - небесную (за крылья птицы называются в Библии небесными: Быт I:26; Пс VIII:9 и др.) и показать, что это их настоящая, собственная сфера, как сфера птиц - воздух, и рыб - вода. Крылья у серафимов и у херувимов имеют целью показать, что от неба те и другие не отделимы и не мыслимы без него, что земля совершенно чуждая им сфера, в которую они могут лишь временно опускаться, тогда как ангелы, которым нигде в св. Писании не усвояются крылья, имеют более близкое отношение к земле. Крыло служит птице не только для полета, но и прикрытием от внешних влияний как для ее самой, так особенно для птенцов ее, - назначение крыла, на котором Библия особенно любить останавливаться (II:12; Пс 62:8; Руфь II:12; Пс LXII:8 и др.). И у херувимов крылья должны были иметь такое назначение. Двумя опущенными крыльями херувимы покрывали тело свое (ст. 11. 23); а двумя простертыми они покрывали без сомнения то же, что покрывали своими простертыми крыльями, херувимы скинии и храма; а эти последние покрывали крыльями крышку Ковчега завета, как место откровения Славы Божией (отсюда эпитет “херувим осеняющий” Иез XXVIII:14 и др.); херувимы Иезекиилева видения тоже закрывали своими простертыми крыльями от земли тот свод, на котором стоял престол Божий (ст. 23). - Четверичное число крыльев у херувимов своим несоответствием обычному числу крыльев у земных существ, имеющих их, указывало на особую возвышенность сферы их обитания. Неожиданным такое количество крыльев являлось и по сравнению с образом прежнего представления херувимов и серафимов: херувимы скинии и храма имели по 2 крыла, а серафимы Исаии по 6. По общепринятому объяснению у херувимов нет другой пары крыльев, так как они имеют единственным назначением осенение Ковчега, а не передвижение Славы Божией, как у Иезекииля; с другой стороны херувимы пророка Иезекииля, находясь под престолом Божиим в качестве носителей его, не имели нужды в 3-ей паре крыльев для закрывания лиц; в Апокалипсисе херувимы, находясь не под престолом Божиим, а кругом его, имеют уже по 6 крыльев.

а ноги их - ноги прямые, и ступни ног их - как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь

Что значит сказанное Пророком о бесплотных Силах: «голени их правы, и пернаты ноги их» (Иез. 1:7)? Небесные и святые Силы, конечно, вовсе не имеют нужды ни в чем телесном, но сверх этого, не нужно им и наклоняться. Потому и сказано, что имеют «голени прямые». А что же могли бы означать «пернатыя ноги», как не несомненную удобоподвижность к Божественному помышлений оного естества, свободного от всякого преклоняющего к земле унижения?

Ст. 7-8 а ноги их - ноги прямые, и ступни ног их - как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь. И руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их

Что святые Проповедники называются именем волов, этому учит Апостол Павел, изъясняя свидетельство закона: да не заградиши устен вола молотяща (1Кор.9:9; Втор.25:4). Следовательно, у святых Проповедников ступня ноги есть ступня вола, т.е. твердо ступающая, крепкая, и раздвоенная; потому что каждый Проповедник и благоговение имеет твердое, и мужество в деле, и раздвоение копыта в рассуждении. Ибо неудобно принимают проповедь его, если он кажется легкомысленным в поведении. И ничего не будет значить кажущаяся твердость, если не будет сопровождаема мужеством на деле против всех несчастий. Но заслугу добродетели мужество на деле показывает тогда, когда бывает разбираемо рассудком. Ибо вот мы читаем Св. Писание. Если все будем принимать буквально, то лишаемся добродетели разбирательства; и если все возводим к духовной аллегории, то подобным образом связываем сами себя глупостью неразбирательства. Ибо святые Проповедники читают священные изречения; и иногда в истории принимают буквальный смысл, а иногда по значению буквальному отыскивают смысл духовный. Иногда последуют они добрым деяниям предшествовавших отцов так, как разумеют их по буквальному смыслу; а иногда духовно разумеют то, чему исторически нельзя последовать, и стремятся к совершенству. Следовательно, святые Проповедники что раздвояют в своем делании, если не копыто на ноге? — О них еще справедливо присовокупляется: и искры яко блистающаяся медь.

Медный металл весьма звонок. И справедливо вещания Проповедников сравниваются с медью, потому что во всю землю, изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их (Пс.18:5). Но хорошо называются и блистающеюся медью, потому что жизнь Проповедников звучит и блестит; блестит желанием, звучит словом. Итак ревностная проповедь есть медь блистающаяся. Но от блистающейся меди сыплются искры, потому что от их увещаний пламенные слова долетают до ушей слушающих. Но справедливо слова Проповедников названы искрами; потому что воспламеняют тех, коих сердца касаются. Еще надобно рассудить, что искры весьма тонки и малы; потому что, когда святые Проповедники говорят о небесном отечестве, тогда не столько могут открыть словом, сколько могут пламенеть желанием. Следовательно, из языка их долетают до нас как бы некоторые искры; потому что о небесном отечестве из их языка познается едва слабое нечто, что впрочем любят они не слабо. Ибо они ни славы небесной могут видеть в такой степени, в какой она есть, ни столько могут говорить, сколько видят. Итак блистающаяся медь бросает искры, когда Проповедник едва слабо может говорить о том, от чего сам сильно пламенеет. Но Божественная благодать совершает то, что от самых этих малейших искр воспламеняется душа слушающего; потому что есть некоторые, которые, слыша малое, исполняются большим желанием, и всецело горят любовью к Богу от того, от чего получили едва малейшие искры слов.

Слово проповеди служит семенем в сердце слушающего. И добрый слушатель впоследствии приносит великую жатву ведения от того, от чего прежде принял малое семя слова. Это хорошо подтверждается чудом, которое Пророк Елисей совершил для вдовицы, которая, чтобы не лишиться двух сынов по требованию заимодавца, повиновалась словам Пророка, и малое количество оставшегося у ней елея разлила по пустым сосудам, которые все после наполнились до верха, и их-то полнотою женщина освободилась от требования своего заимодавца (4Цар. IV:2 и след.). Эта именно женщина кого другого означает, если не святую Церковь, матерь двух народов, т.е. Иудейского и языческого, как бы двух сынов? Она из превратного действия по убеждению духовного врага взяла у заимодавца как бы некоторую сумму греха, и страшилась лишиться двух сынов, которых родила верою. Но повинуясь словам Пророка, т.е. заповедям Св. Писания, разлила малое количество имевшегося у ней масла по пустым сосудам; потому что, когда пустые умы многих слушают из уст одного проповедника нечто малое о любви Божества, тогда преизбыточествующею благодатию до верха наполняются елеем Божественной любви. И ныне уже многих сердца, которые прежде были пустыми сердцами, полны помазания Духа, по-видимому только излитого из малого количества елея. Когда это сообщается тем и тем, и слушателями принимается вера; тогда Сарентская вдовица, т. е. Святая Церковь, уже делается свободною от долга своему заимодавцу. Затем следует: и рука человеча под крилами их на четырех странах их.

В этом месте под именем четырех стран можно разуметь четыре страны света, именно, восток, запад, юг и север; потому что проповедь святых по распоряжению Божию проникла во все части мира.

Можно разуметь под четырьмя странами и четыре главных добродетели, от коих происходят и прочие добродетели, именно — мудрость, мужество, справедливость и умеренность. Эти именно добродетели мы истинно стяжеваем тогда, когда соблюдаем порядок их. Потому что первая добродетель есть мудрость, вторая — мужество, третья — справедливость, четвертая — умеренность. Ибо какая польза может быть от мудрости, если не будет мужества? Потому что знать кому-либо что-нибудь, чего он исполнить не может, есть наказание более, нежели добродетель. Но тот, кто мудро разумеет, что надобно делать и мужественно действует в том, что разумеет, без всякого сомнения справедлив; но его справедливости должна сопутствовать умеренность, потому что справедливость большею частью превращается в жестокость, если не имеет меры. Следовательно, самая справедливость истинно есть справедливость та, которая обуздывается умеренностью, чтобы в ревности, которою каждый кипит, быть и умеренным, дабы в случае излишества ревности не лишиться справедливости, которую соблюдать не умеет умеренностью.

Но у святых Проповедников две жизни, именно, деятельная и созерцательная; но деятельная по времени предшествует созерцательной, потому что из добродетели стремятся к созерцанию. А созерцательная более по заслуге, нежели деятельная; потому что последняя трудится в настоящем делании, но первая внутренним чутьем предвкушает уже будущее успокоение. Итак что означается руками, если не жизнь деятельная, и что крилами, если не жизнь созерцательная? Следовательно, руки человека под крилами, т.е. добродетель деятельности под летанием созерцания. Это в Евангелии хорошо выражают две женщины, именно — Марфа и Мария. Ибо Марфа много заботилась об угощении; а Мария села у ног Иисусовых и слушала слово Его (Лк.10:39-40). Следовательно, одна была занята деятельностью, а другая созерцанием. Одна служила деятельной жизни посредством внешнего служения, другая созерцательной посредством углубления сердца в слово. И хотя хороша деятельная (жизнь), однако же созерцательная лучше; потому что та прекращается со смертною жизнью, а эта в бессмертной жизни полнее возрастает. Поэтому говорится: Мария благую часть избра, яже не отымется от нея (Там же ст. 42). Итак, поелику деятельная жизнь по заслуге менее, нежели созерцательная; то справедливо теперь говорится: рука человеча под крилами их. Ибо хотя мы посредством деятельной (жизни) и делаем что-либо хорошее, однако же к небесному желанию возлетаем посредством созерцательной. Поэтому и у Моисея деятельная жизнь называется рабством, а созерцательная свободою.

И хотя та и другая жизнь должна быть даром благодати, однако же доколе мы живем среди ближних, одна поставляется нам в необходимую обязанность, а другая предоставляется на волю. Ибо кто, познавая Бога, входит в царство Его, если прежде не творит добрых дел? Итак без созерцательной жизни могут входить в небесное отечество те, которые не пренебрегают добром, которое могут сделать; но без деятельной не могут входить, если пренебрегают совершением добра, которое возможно. Следовательно, деятельная жизнь поставляется в необходимость, а созерцательная предоставляется произволу. Та поставляется в рабстве, a сия на свободе. Поэтому-то и к Моисею говорится: аще стяжеши раба Евреина, шесть лет да поработает тебе: в седьмое же лето отпустиши его свободна туне. Аще сам един внидет, то един и изыдет: еще же жена внидет с ним, то и жена отыдет с ним. Аще же господин даст ему жену, и родит ему сыны или дщери, жена и дети да будут господину его, сам же един да отыдет. Аще же отвещав раб речет: возлюбих господина моего, и жену мою и дети моя, не отхожду свободен: да приведет егo господин пред судище Божие, и тогда приведет его пред двери на праг, и да провертит ему ухо господин его шилом, и да поработает ему во веки (Исх.21:2-7). Мы представили несколько обширное свидетельство для того, чтобы показать различие рабства и свободы в той и другой жизни. Но не должно быть отяготительным, если мы это (свидетельство) проследим изъяснением, которым подтвердим то самое, что сказали.

Ибо Еврей значит переходящий. И раб Евреин покупается тогда, когда каждый, мысленно уже переходящий от сего века, предается в рабство всемогущего Бога. Ибо служить истинному Богу желает тот, кто научился мысленно переходить от века сего. Так Моисей перешел, чтобы видеть видение (Исх.3:3). Так Давид, когда видел нечестивого превозносящегося и высящегося яко кедры ливанская, перешел, и сего не стало (Пс.36:35). Потому что мы думаем о могуществе нечестивых, будто оно есть что-либо великое, если не перейдем мыслью к непрестаемому веку. Но купленному рабу Евреянину заповедуется служить шесть лет, так чтобы на седьмом году выйти емy на свободу даром. Ибо что означается шестеричным числом, если не совершенство деятельной жизни? Что седмеричным выражается, если не (жизнь) созерцательная? Итак шесть лет служит, а на седьмом (году) выходит на свободу тот, кто чрез деятельную жизнь, которую провел в совершенстве, переходит в свободу жизни созерцательной. И надобно заметить, что выходит на свободу туне (даром); потому что те, которые после всего содеянного ими говорят, что они рабы неключимые (Лк.17:10), без сомнения как деятельную жизнь получили даром, так и созерцательную по благодати. В какой одежде взошел, в такой должен и выйти; потому что решительно необходимо, чтобы каждый из нас продолжал то, что начал, и до конца дела не оставлял того внимания, с которым предпринял. Ибо тот хорошо переходит к созерцательной (жизни), кто в деятельной жизни одежду своего внимания не переменил на худшую. И есть некоторые, которые любят упражняться в добрых делах прежде нежели присоединяются к святому обществу для служения Богу. Но есть и другие, которые учатся добрым делам после того, как приступают к служению всемогущему Богу. Итак кто и прежде, нежели приступил к служению Богу, домогался оного, тот есть раб Евреянин, купленный с женою.

И большею частью тот, кто таков, может переходить к созерцательной жизни, и не оставлять деятельной. Поэтому и присовокупляется там: аще жена внидет с ним, то и жена отыдет с ним. И жена выходит на свободу с ним тогда, когда перешедший к созерцанию не оставляет и во вне совершения добрых дел, когда может быть полезным для других. Аще же господин даст ему жену, и родит ему сыны или дщери, жена и дшери да будут господину его, сам же един да отыдет. Купленному рабу господин дает жену тогда, когда каждый проповедник соединяет с расположением к добру того, кого приобрел в собственность всемогущему Богу. Ибо и проповедники называются господами, как говорится Пророку Елисею о его проповеднике: разумееши ли, яко взимает Господь днесь господина твоего верху главы твоея? (4Цар.2:3). А жена купленного раба рождает сынов и дщерей, когда добродетель рождает крепкие и нежные плоды. Но жена, данная господином, с детьми остается у того же господина, а сам раб выходит на свободу; потому что доброе дело, или плоды того же доброго дела, вменяются в награду проповеднику. Сам же (раб), продолжая напряжение своего желания, посредством высшей благодати выходит на свободу к созерцанию. Аще же отвещав раб речет: возлюбих господина моего, и жену мою и дети моя, не отхожду свободен (Исх.21:5). Раб любит господина своего, когда тщательно хранит в уме слова проповедника. И любя жену и детей, отказывается от выхода на свободу, когда любя деятельную жизнь и плоды ее, не желает переходить к созерцательной жизни; потому что, рассуждая, что он имеет добрые дела в рабском своем служении, отказывается от перехода к покою свободы. Да приведет его господин его пред судище Божие, и тогда приведет его пред двери на праг, и да провертит ему ухо господин его шилом, и да поработает ему во веки (Там же, ст. 6). Ибо тот, кто решился продолжать деятельную жизнь, приводится господином пред судилище Божие, когда от проповедника своего напитывается изречениями древних отцов, которые для нас на пути были священниками всемогущего Бога. Приводится и пред двери на праг, чтобы нечто явственнее слышал о входе в небесное жилище, и основательно знал день страшного суда, дабы не желать нравится людям чрез добрые дела, которые он творит. И таким образом ухо его провертывается шилом, когда душа его поражается основательным страхом Божиим, чтобы, пронзенная острием слова, посредством всего, содеваемого ею, всегда умела обращать внимание на вход в царствие, и носить ухо как бы приколотое к двери и косяку храмины.

Он будет рабом во веки (в продолжение всей настоящей жизни), дабы иметь возможность после веков (настоящей жизни) быть свободным. Ибо раб во веки, кто решился служить людям посредством деятельной жизни, чтобы после настоящего века перейти к истинной свободе. О сей-то свободе чрез Павла говорится: яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих (Рим.8:21). Ибо истинная свобода будет в нас тогда, когда наше усыновление достигнет славы чад Божиих. Но ныне не только деятельная жизнь в рабстве, но и самое созерцание, чрез которое мы восторгаемся выше самих себя, не имеет еще полной свободы души, но подражает ей, потому что оное внутреннее спокойствие кажется загадочным. Впрочем самое созерцание, в каком бы стеснении оно ни было, несравненно обширнее и выше деятельной жизни, потому что оно переходит к некоторой свободе души, не помышляя о временном, но думая о вечном. Итак, поелику созерцательная жизнь возлетает к высшему, и превышает деятельную жизнь некоторым, так сказать, достоинством своей безопасности: то прилично говорится: и рука человеча под крилами их.

Но если в этом месте принять за человека Искупителя нашего: то рука человеча под крилами их потому, что если бы Бог не соделался человеком, который возвысил умы проповедников к небесному, то те животные, которые выставляются на вид, не летали бы. Не без основания говорится, что рука человеча под крилами их; потому что о том же Спасителе нашем написано: Иже сый сияние славы и образ ипостаси Его, нося же всяческая (Евр.1:3). Следовательно, Его рука носит сердца наши; Его рука приподнимает нас в созерцании. Ибо если бы, как сказано, всемогущее Слово не соделалось человеком ради человеков, то человеческие сердца не возлетали бы к созерцанию славы Слова. Итак души человеческие соделались возвышенными с того пункта, с которого Бог явился смиренным среди людей. Итак пусть говорится о святых животных, пусть говорится: и рука человеча под крилами их. О них еще присовокупляется: и лица их, и крила их четырех держащаяся друг друга.

Животное с четырьмя лицами, которое пророк Иезекииль видел на реке Ховаре (Иез. 1, 1), есть образ (ṭupsā) ума, приявшего ви́дение трех созерцаний [телесных, бестелесных и Суда и Промысла], «лицо человека» (Иез. 1, 10) же есть образ (ṭupsā) созерцания Святой Троицы, а вместе и тайны единения человека от нас с Богом Словом. Четыре же лица [вместе] есть образ (ṭupsā) четырех добродетелей души, которые суть целомудрие (naḵpūṯā), святость, праведность и мужество. «Четыре колеса» (Ср.: Иез. 1, 15. 16) же есть образ (ṭupsā) четырех крыльев ума, которыми он летает и парит в обителях созерцаний [и] которые суть мудрость, ведение, разумение (sakkultānūṯā) и любовь, полнота их всех. [Сказанное] же «ноги их прямые» (Иез. 1, 7 (по Пешитте)) возвещает о простоте ума и его единении со Христом; [сказанное] «ступни их сверкали, как медь» означает (rāmzā ʕal) твердость ума в Боге; [сказанное] «рука человеческая [была] под крыльями их» (Ср.: Иез. 1, 8) [означает] памятование о Боге, поддержавшее ум, дабы он не упал с высоты своих добродетелей; [сказанное] «их крылья соприкасались (naqqīpīn hwaw) одно к другому» (Иез. 1, 11) [означает] прилепление (naqqīpūṯā) ума ко Христу и единство с Ним; «лицо человека» [означает] разумную и познающую силу ума (mlīlūṯēh w-yaddūʕtānūṯēh d-hawnā); «[лицо] льва» [означает] естественную яростную [часть души] (ḥemṯā kyānāytā); «[лицо] тельца» [означает] естественную вожделевательную часть [души] (mnāṯā d-regṯā kyānāytā); «[лицо] орла» [означает] легкость и парение ума, когда вожделевательная, яростная и разумная силы [души] (regṯā w-ḥemṯā wa-mlīlūṯā) действуют естественным образом; [сказанное] «живой Дух (rūḥā ḥaytā) был в колесах» (Иез. 1, 20 (по Пешитте)) [означает] действие Духа Святого в подвизающемся уме (hawnā pālōḥā). А [сказанное] «когда они шли, [я слышал] как бы глас Божий» (Иез. 1, 24 (по Пешитте)), [означает] откровение созерцания Святой Троицы, [бывающее] у ума во время молитвы. [Сказанное] же «над сводом (maʔṭlā), который над головами их, [находилось] будто подобие камней сапфира» [означает] естественное состояние ума; [сказанное] «над ним [сапфира] был поставлен огненный престол, а на престоле [было] подобие человека» (Ср.: Иез. 1, 26–27) [означает] царствование ума над страстями, когда он усовершится и достигнет полноты во всех добродетелях.

а ноги их - ноги прямые, и ступни ног их - как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь

Пророк указывает 3 особенности ног у таинственных животных. 1) Первую особенность - прямизну ноги - понимают обыкновенно так, что ноги животных не имели коленных изгибов и даже никаких позвонков и соединений; так понимали выражение и LXX, переводя здесь свободно: “и голени их (часть вместо целого) права”; хрупкая структура всех соединений, какие представляет собою нога человека и животных, была излишня для тех существ, которые могли перемещаться без посредства ходьбы (крылья, колеса); посему ноги херувимов могли обладать преимуществам совершенной прямизны, сообщавшей ногам особенную твердость и крепость, так нужную им в вида того, что их обладатели несли на себе великую, невообразимую тяжесть - славу (по евр. “kebod” - “тяжесть”) Иеговы. Ноги херувимов не гнулись, и не склонялись, возводя этим качеством своим мысль к духовной стойкости и мощи тех, кому принадлежали. 2) Вторая особенность ног заключалась по евр. тексту в их ступне, которая была похожа на ступню тельца. т.о., херувимы в самой низшей и второстепенной части своей фигуры имели подобие тельца. В Ветхом Завете телец после агнца является первым жертвенным животным, жертвенным животным так сказать ad honorem, жертвою особого почета, которую приносил за себя первосвященник и “все общество”, притом в случаях исключительной важности - за невольный грех (Лев IV) и когда тот и другое имеют право и нужду в особенной близости к Богу - в день очищения (Лев XVI); это след. жертва дерзновенного приближения к Богу, особенного возвышение к Нему, на которое может рассчитывать один только из народа или весь народ, как одно целое. Даже все общество сынов Израилевых, которому предоставлено искупать свой грех, как и первосвященнику, тельцом (Лев IV:14), когда (именно в день очищения) искупает, свой грех этой жертвой и вступает в страшную близость к Богу первосвященник уже приносит за грех козла (Лев V:15). Закалаясь и возносясь дымом сожжения своего к небу, телец один из жертвенных животных как бы представляет избранника Божия перед самым престолом Божиим (в высшей небесной сфере, т. е. той именно, где начинается уже область действия херувимов). Жертву счастливого, благодатного будущего еврей представлял в виде тельцов (Пс L:21); припомним также: “и угодно будет Богу паче тельца юна, роги износяща и пазнокти” (Пс LXXVII:32). Несправедливо думают, что ступня тельца нужна была херувимам ради ее круглой формы, благодаря которой она всегда обращена во все стороны, тогда как человеческая только в одну, чем она делала для херувимов возможным движение по всем направлениям без оборачивания в ту или другую сторону. Если говорить об удобствах движения в разные стороны, то человеческая ступня, хотя и обращенная в одну сторону, должна занять первое место; если здесь требовалась круглая форма по таким соображениям, то на каком основании копыту тельца (не вола!) отдавать предпочтение перед массою однородных копыт? - LXX в этом месте дают совершенно другую мысль: …и пернаты pterwtoi) ноги их. Греч. pterwtoi может значить окрыленный, с крыльями (aligerus) или же оперенный, пернатый (pennatus). Все толкователи единогласно считают здесь еврейское чтение вернее и разночтение LXX объявляют тем, что александрийским переводчикам казалось невероятным и соблазнительным присутствие у херувимов ног тельца в виду того печального значения, какое суждено было иметь тельцу в истории Израиля. Хотя мазоретское чтение настоящего предложения, как мы видели, дает мысль, не только вполне возможную, но и такую, от которой веет таинственностью и величием, но нельзя сказать, чтобы и мысль, даваемая LXX, не была невозможна и не имела своих преимуществ, - при том как при первом, так и при втором значении “пернатый”. Крылья на ногах херувимов могли символизировать быстроту их, показывать, что херувимы на ногах своих не бежали, но летали (правда, херувимы снабжены были крыльями на обычном месте последних - у плечей - ст. 8, след. в крыльях на ногах не представлялось надобности; Меркурий имеет крылья только на ногах). Точно также пернатость ног у херувимов могла иметь такое же значение, как пернатость птиц - сделать тело легким и дать ему возможность парения в воздухе (правда, эта цель пернатостью одних ног достигалась бы в самой незначительной степени). И так чтение LXX уже с внутренней его стороны, со стороны мысли его, допускает возражения. Кроме того, приняв его, нельзя объяснить возникновение мазоретского чтения, тогда как первое из второго легче объяснить. LXX, находя по известным соображениям сравнение с тельцом неудобным и маловероятным в устах пророка, могли решиться здесь на свободную передачу мысли пророка; они думали, что сравнением ног херувимов с ногами тельца пророк хотел обозначить быстроту их: передать же через pterwtoV понятие «быстрый» они могли с целью усилить и поэтически украсить мысль. Кроме LXX и другие древние переводы не читали здесь «телец»: Таргум и Акила читают «круглый» (гегел — телец вокализовали как гаголь «круглый»): но Симмах, Пешито и Вульгата согласны с мазоретами. 3) Третья особенность ног у херувимов заключалась в том, что они искрились (ноцецим; ср. Ис I:31; LXX: spinqhreV “искры”; рус. пер. неточно “сверкали”), как медь какого-то особого рода - “калал” (рус. пер. предположительно: “блестящая”). К тому морю света и огня, которым окружены были херувимы, имевшие огонь под (ст. 4) и между собою (ст. 13) и нестерпимое сияние Божества над головами (ст. 27), перемежающийся, непостоянный и вообще несильный свет искры не мог прибавить ничего; след. искра привносится сюда не для светового эффекта. Так как искры производятся известными предметами, когда на них действуют другие предметы, то искры от ног херувимов были знаком того, что последние подвергаются чуждому влиянию. Чтобы приблизиться к пророку, херувимам требовалось быть на земле, ходить или летать над ней, войти в ее сферу, но сфера эта совершенно чуждая им, более чуждая, чем другим ангелам, так как их жизнь и деятельность - это самый престол Божий и подножие его; соприкосновение их с совершенно чуждой им земной сферой может быть сравнено с тем грубым прикосновением к предмету, которое дает из него искру. Появление искры от ног херувимов должно было свидетельствовать и о необыкновенной силе и быстроте их движения, а равно об особенной крепости их ног, которая не должна была уступать крепости металла или камня. Пророк и прибавляет, что, судя по искрам, можно было подумать (“как”), что ноги животных были из меди особого сорта. Обыкновенно ищут в сравнении ног херувимов с медью указания на необычайный блеск этих ног. Но может ли медь, хотя бы то самая лучшая, дать блеск, который подходил бы к этому видению, где все сияет светом, едва сравнимым с чем-нибудь и блестит лучше лучших пород драгоценных камней? Не о блеске ног должен говорить пророк, а о их железной крепости (отсюда и прямизна ноги). В то время место железа заступала медь (Ис XLV:2 и др.). Не уступая железу в крепости, медь всегда считалась и благороднее, изящнее железа и потому годилась для сравнения здесь (как и в Дан X:6; Откр I:15). Сказанным предуказывается приблизительный смысл и того точнейшего определения меди “капал”, которое рус. пер. передает через “блестящая”, слав. “блистающая” (т. е. молниевидная, очевидно по ст. 4), то и другое предположительно, как и в других древних переводах (Вульг. aes candens, как и Таргум; Пешито и араб. как LXX). Нельзя искать, как обыкновенно делают толкователи, в слове “калал” понятия блеска, сияния (так как “калал” значит “легкий”, то, говорят, оно может значить и “светлый”, ибо свет легче темноты (!), или “полированный” от значения “быть легким, подвижным”), а понятия твердости, крепости, несокрушимости; основное значение слова “калал” было “делать малым, ничтожным” (Быт ХVI:4, 5 и др.); в этом значении слово это легко могло прилагаться к металлу раскаленному, т. е. помещенному в огнь, который его губит, сокрушает, но не может уничтожить; такое значение слова подтверждается значением слова “галил”, “плавник”, “тигель” (ср. calere, “калить”). - У LXX 7-ой стих имеет против евр. прибавку; “легки (elafroi) крыла их”, т. е. подвижны (м. б.: эластичны). Так как крыло, по существу, подвижно, то это замечание может иметь смысл лишь тогда, если это качество в настоящих крыльях достигало значительной, бросающейся в глаза степени. Пророк у LXX и хочет сказать, что крылья херувимов были в постоянном движении; им чужд был тот покой, в какой должны по временам погружаться обыкновенные крылья для отдыха. Если такое качество крыльев не противоречит ст. 24с. 25b, то им прикровенно указывалось бы на сферу обитания и действия херувимов, которою служит не твердая земля, где можно стать и сложить крылья, а надземные и надмировые пространства, где можно только парить.