Крестили меня вскоре после рождения (был 1984 год), не знаю, почему ‒ отец был некрещеным атеистом, как и дед по отцовской линии, остальные родственники тоже никогда особо верующими не были… Но тем не менее ‒ крестили.
Сколько себя помню (а помню я себя с самого-самого раннего возраста, какие-то моменты и до года помню) ‒ я всегда верила, даже не то что верила, а точно знала, что кто-то есть там, на небе, кто-то, кто ведет нас всех и руководит всем… Даже когда и слова Бог не знала в силу возраста, знала, что Он есть. Сложно объяснить, как это… Точно помню, как в возрасте двух-трех лет я просыпалась рано утром, когда еще было темно, но родители уже собирались на работу. Мы жили тогда в Подмосковье и добираться до Москвы нужно было на электричке, нужно было переходить через железнодорожные рельсы, и я всегда боялась, что кто-то из близких попадет под поезд. Так вот, я просыпалась рано утром и мысленно просила кого-то там, наверху, чтобы Он пожалел нас, чтобы близкие благополучно перешли рельсы, доехали до работы, а вечером вернулись домой и все было хорошо… И всегда-всегда я разговаривала с Богом, еще не зная, что Он ‒ Бог, и что эти наши разговоры, по сути, такая детская молитва.
Помню, как года в три оказалась в церкви на Ваганьковском кладбище ‒ маму пригласили быть крестной, она взяла меня с собой. Для меня это было потрясение! Я стояла у Распятия, слушала, как поет хор (долго потом ходила и напевала: Аллилуиа, Аллилуиа…), на золоченых окладах икон, которые я видела впервые, дрожали блики от свечей, и все это было таким новым, но в то же время ‒ каким-то знакомым. Мне никто никогда не объяснял, что есть Бог, Богородица, святые, что такое церковь и как надо себя в ней вести ‒ я как будто всегда это все знала. И в тот момент, когда стояла у Распятия, как будто что-то соединилось в голове ‒ Он, тот, с кем я разговариваю, кто помогает нам всем каждый день, Он ‒ здесь…
В 7 лет для меня стало открытием то, что и дома у людей могут быть иконы ‒ увидела в гостях у подружки образ Спаса Нерукотворного. У нас дома икон не было и в церковь никто не ходил. Лет в 8 я выучила первую молитву ‒ Отче наш, мы записывали ее всем классом под диктовку учительницы ‒ не знаю, почему она решила, что мы должны записать молитву, но я очень ей благодарна за это. С тех пор я стала утром и вечером читать Отче наш, прибавляя и свои детские молитвы и просьбы. И всегда-всегда Господь помогал мне во всех детских горестях и печалях. Лет в 10 я случайно оказалась в церкви вместе с подружкой, был какой-то праздник, но у меня тогда начиналась сильная простуда, поэтому от толпы людей, запаха свечей и ладана мне стало совсем плохо, и того восторга, что я когда-то давно испытала в церкви не было и в помине. Я тогда почему-то решила, что, наверное, Бог не хочет видеть меня в храме, значит, не достойна я приходить к Нему сюда… Но молиться я продолжала, утром ‒ не всегда, а вечером, перед сном ‒ обязательно. Как бы плохо мне ни бывало, как бы не казалось мне, что Господь меня не слышит и не хочет помочь, я все равно молилась и верила…
Лет в 14 я познакомилась с воцерковленной ровесницей и как-то так получилось, что она стала моим просветителем в вопросах веры и религии. Мне все было интересно: что такое исповедь и Причастие, как это все проходит, зачем это нужно ‒ я ведь ничего этого не знала и спросить было не у кого, но душа искала этих знаний. Я очень тогда хотела снова прийти в храм, но как будто что-то мешало и не пускало меня… В 15 лет я начала носить крестик (до этого не носила, а тут вдруг мама нашла мой крестильный крестик и отдала мне) ‒ моему восторгу не было предела! Простой крестик, самый простой, даже не серебряный, но для меня он стал таким дорогим, что и сейчас я ношу именно его, хоть и говорят некоторые знакомые, что, мол, могла бы уж и на золотой потратиться или хоть серебряный ‒ а я не вижу смысла, это ведь не украшение. Лет в 16 мы с мамой и будущим отчимом (Царствие ему Небесное, в отличие от отца он был очень верующим человеком) ездили в Троице-Сергиеву Лавру ‒ ощущения непередаваемые! Как раз была Троица, мне тогда купили медальон с изображением Св. Мученицы Татианы и ее иконку ‒ мою первую икону! В 17 лет, перед поступлением в институт, я впервые осознанно одна пришла в храм, моим первым храмом стал Елоховский собор. Мне никто не говорил и не объяснял, где какая икона, где какой святой, я просто пришла и вдруг так светло стало в душе, так хорошо, и я вдруг поняла, что я все тут знаю, и все мне тут родное… Не знаю, как это происходит, но стоит мне прийти в любой незнакомый храм, и я безошибочно сразу нахожу особо чтимые мной иконы, как будто кто-то подводит меня именно к ним… Мне никогда никто не объяснял, что, допустим, вот это икона Св. Николая-Чудотворца, а это Преп. Сергия Радонежского ‒ я как будто всегда это знала, поэтому меня порой удивляет, когда люди в храме спрашиваю, что за святой на иконе, или уж совсем для меня диким кажется ‒ путают Спасителя с каким-нибудь святым… Прости, Господи, если ненароком осуждаю людей за незнание… Так вот, стояла я тогда в Елоховском соборе у чудотворного образа Казанской Божией Матери, расплакалась почему-то, просила помочь хорошо сдать экзамены и поступить в институт, просила помочь получить профессию, о которой мечтала с пятого класса… И все у меня тогда прошло очень гладко и в институте никогда особых проблем не было, тем более училась я совсем недалеко от Елоховского собора и частенько туда заходила. Правда, тогда еще я приходила в храм только со скорбями, много позже поняв и осознав, что и в радости храм мне нужен. А скорби храм и вера помогали переносить сильнейшие: 4 года назад умер отчим, 2 года назад убили лучшего друга, да и других бед и проблем всегда хватает. Если бы не вера, я бы, наверное, давно сломалась, не выдержала… Да и сама ни раз чудом и милостью Божией оставалась жива в ситуациях, когда по всем законам природы должна была погибнуть. Но я просто физически чувствовала, что кто-то меня спасает и оберегает.
Первая исповедь и Причастие у меня были всего-то около 4 лет назад ‒ так долго я к ним шла. До сих пор помню, как стояла в храме Всех Святых на Соколе, не зная, к какому батюшке подойти ‒ я всех одинаково боялась, дрожала так, что словами не передать, плакала от какого-то внутреннего ужаса и осознания своей греховности, боялась, что не отпустят мне столько грехов сразу… Всех в очереди пропускала, все не могла решиться подойти к аналою… Если б батюшка меня сам почему-то не решил буквально выдернуть из очереди, кто знает, может, так и тряслась бы до сих пор. Волнение было такое, что я даже по своей шпаргалке с перечнем грехов нормально не могла говорить, голос дрожал, внутри все обрывалось… А на следующее утро было Причастие ‒ и тоже волнение было непередаваемое! А потом… Потом я ехала домой, вставало солнце (была осень с ее поздними восходами), и небо было таким чистым-чистым, и все вокруг вдруг показалось мне таким волшебно-прекрасным, и в душе был такой свет и такое ликование, что сами собой текли слезы… Это был один из самых счастливых дней в моей жизни… А еще помню, как внутри произошел какой-то перелом, и я буквально прибежала в храм, светясь от счастья ‒ ничего особенного не произошло, просто вдруг пришло ощущение полного счастья и осознание того, что это счастье от Бога, и я просто пришла сказать спасибо за все. Ничего не просила, просто благодарила всем сердцем и всей душой за каждый миг жизни…
Мне очень жаль тех, кто не верит в Бога ‒ они еще и сами не знают, насколько они одиноки и как много они теряют из-за своего неверия… Я раньше часто переживала, чувствовала себя одинокой, когда, бывало, хотелось с кем-то поговорить, но все друзья были заняты. А года два назад, как раз вскоре после гибели лучшего друга, когда в сердце была чудовищная дыра, я вдруг почувствовала, что в этот тяжелый момент я не одна и никогда не бываю одна ‒ со мной Господь. Бог никогда не оставляет нас. Это мы оставляем Бога. Есть такая притча: «На берегу лесного озера поселился в отшельничестве монах. Каждое утро, едва забрезжит рассвет, он выходил из своей киновии, и, идя по берегу, молился, беседовал с Богом. И он видел, что рядом с ним, на песке отпечатываются еще следы, как будто бы рядом с ним невидимый идет еще кто-то. Монах был твердо уверен, что это сам Бог шествует рядом с ним, внимательно слушая его. Но он заметил определенную закономерность. Следы отпечатывались только тогда, когда на душе у него были мир, покой и радость. Но, когда он был в смятении, не в мире с самим собой, то следов не было. Тогда он вопросил Бога: «Господи, почему, когда мне хорошо Ты рядом со мной, когда мне плохо Ты оставляешь меня?». Бог ответил ему: «Кто же тогда несет тебя на руках, если Я оставляю тебя!». Эту притчу рассказал мне один иеромонах, когда мне было очень тяжело, посоветовал всегда помнить ее.
Татиана, г. Москва
Источник: форум Оптиной Пустыни
Комментировать