Александра Грипас для «Азбуки веры»
Нередко люди приходят к вере через страдания и болезни. Мне вспомнилась однокурсница Марина, веселая и живая. У неё непростой путь к Богу был, она была жертвой насилия. По понятным причинам её имя изменено.
Мы познакомились с ней на 1 курсе факультета журналистики МГУ в очереди в библиотеку. Шутили, смеялись. В то время мы обе были неверующими, причём бабушки наши были не просто верующими, но и воцерковлёнными. Но о Боге и святых, о житиях святых в наших семьях говорили как о красивых легендах. Есть же древнегреческая мифология с Зевсом, Афиной, Фебом, так и к православию относились. А Евангелие, Библию читали как памятник культуры.
Мы с Мариной были разными, наверное, поэтому тянулись друг к другу. Я искренне радовалась перестройке, переменам в стране, а Марина, наоборот, переживала, что СССР разрушили, а слова «партия и Ленин», «комсомол» сделали нарицательными. В спорах она всегда говорила:
‒ Помнишь, были октябрятами, звеньевыми? Как без этого можно жить? Все думают только о деньгах, о богатстве, а о чём-то хорошем думать смешно сегодня. Все были тогда заняты делом, каждый чувствовал себя нужным, никто не болтался на улице без дела, поэтому и преступности почти не было. У людей были идеи.
Я ей в ответ говорила:
‒ Вот я была комсоргом в школе, и в редакции газеты. И что? Главная задача была вовремя собрать взносы и передать в райком ВЛКСМ. Конечно, важно было ещё не заснуть на комсомольских собраниях… А насчёт идей ‒ значит, они не такие сильные, если их быстро поменяли на 20 сортов колбас и протёртые джинсы.
Наши дискуссии были на переменах между занятиями, по дороге домой. Она всегда говорила, что благодаря советскому строю её родители, простые рабочие и крестьяне, смогли окончить медицинский и педагогический вузы, получить научные степени, стать уважаемыми специалистами среди коллег.
Марина была добровольцем и ходила по домам с листовками КПРФ, посещала митинги. Она записалась на курсы …марксизма-ленинизма. Да, Марина, совсем юное создание, аккуратно записывала лекции на такую тему, внимательно слушала преподавателя и задавала вопросы.
Единственное, что нам обеим нравилось из того времени ‒ это лирические горны, весёлые песни у костра в пионерских лагерях, жизнеутверждающие песни, стихи, весёлые комедии. Устав от споров, мы переключались на песню «В Артеке любимом». Друзья и знакомые шутили: если запели пионерские песни, значит, на сегодня дискуссии закрыты.
Однажды, это было ранней осенью, на 2 курсе, Марина пропала: на занятия не приходила, на домашний телефон не отвечала. На неё это было не похоже. Она всегда была ответственной: к учёбе серьёзно относилась, никогда не прогуливала лекции и семинары. А тут почти неделя, и от неё никакой весточки. Конечно, Марина и друзей своих ценила, не могла она скрыться на такой срок, не сказав ни слова. Она искренне боялась кого-то обидеть, первая бежала на помощь, дворовые мальчишки ей часто передавали брошенных котят, потому что знали, что Марина живность не бросит, выкормит и передаст в добрые руки.
Я решила поехать к ней домой, чтобы узнать, в чём дело. Марина жила в ближайшем Подмосковье. От Казанского вокзала шла электричка до её небольшого городка. Сначала никто не открывал дверь. Уже собиралась уходить, когда услышала скрип двери и Маринин голос, но не звонкий и живой, как всегда, а подавленный, тяжёлый:
‒ Ты зачем приехала?
Я никогда не видела Марину с заплаканными и озлобленными глазами. К тому же у неё губа была разбита, на лице синяки и ссадины.
Я растерялась:
‒ Маринка, что с тобой? Что случилось? На тебя напали?
Подруга помолчала несколько минут, потом разрыдалась и позвала к себе.
История страшная, Марину было жалко, ещё больше за неё хотелось отомстить. Она была на дне рождении, засиделась в гостях и опоздала на свою электричку. В результате доехала на «чужом» электропоезде и почти километр-полтора шла пешком. Марина так делала много раз, когда задерживалась. Всегда всё было в порядке. Шутила, что это дополнительное занятие физкультурой или ночной моцион.
В этот раз сложилось по-другому. Её обогнала иномарка, резко затормозила и сдала назад. В машине было двое подвыпивших парней. С видом хозяев жизни они предложили ей прокатиться и весело провести время. Марина, конечно, отказалась. Видимо, молодые люди не привыкли к слову «нет», схватили девушку, несколько раз ударили по лицу, в живот, затащили в машину. Марина кусалась, царапалась, умоляла не трогать её и отпустить. Но подлецов было не остановить. Подробностей рассказывать не буду, чтобы не бередить рану близкой подруги.
На следующий день после нападения Марина пошла в милицию. Это были 90-е годы. В отделении вместо того, чтобы принять заявление, посочувствовать или хотя бы пообещать найти молодых преступников, Марине, жертве насилия, рассказали пошлый анекдот.
Она сквозь слёзы говорила:
‒ Мне плохо, страшно, а они хохочут. Мол, «будете, будете» Лучше б они прогнали меня или сказали, что мы, девушки, сами во всём виноваты, то подмигиваем всем, то нарядно одеваемся…
Такое отношение в милиции настолько раздавило подругу, что у неё были мысли наложить на себя руки. Вовремя мама Марины оказалась рядом и предотвратила грех.
Потом девушку водили по психологам, частным психиатрам: таблетки, беседы не помогали. Марина закрывалась в себе, отказывалась от встречи с подругами, хотела бросить университет. Потом соседка посоветовала экстрасенсов разного уровня. Бедная Марина уже и вспомнить не может разных «баб Люб», колдуний, представительниц белой магии 7 уровня в третьем поколении. Заговоры делали от порчи, для восстановления чистой ауры, для наказания подонков, для наведения страшных болезней насильникам. Все завязывания шнурков, шептания над локоном волос и питьё «заговоренной» воды ‒ было тщетно.
«Хотелось выть, хотелось ногтями царапать себе лицо, рвать волосы на голове. Была жизнь до того страшного происшествия, счастливая, весёлая и жизнь после, сплошное страдание, боль, желание заснуть и не проснуться», ‒ делилась Марина.
Ничего не помогало вывести девушку из такого состояния.
Но Господь милостив. Уже где-то на третьем курсе Марина позвонила и впервые за долгое время радостно сказала:
‒ Слушай, я же так часто с факультета ездила в общежитие университета в гости, каждый раз, выходя из метро на станции Тульская, видела Данилов монастырь! Видела, но проходила мимо, ничего не чувствовала. Я только сейчас поняла, что рядом было такое место!
И я решила зайти в монастырь, попала на вечернюю службу. Долгая, спокойная, тихая служба. Всю службу плакала. Я зашла, пусть не кажется это пафосным, коммунисткой, зашла озлобленной на весь мир, ищущей мести, крови, а вышла, не знаю, как объяснить… Мне стало легче, как будто что-то тяжёлое с плеч свалилось, даже задышалось по-другому.
Сначала Марина просто ходила на службы, потом рассказала о себе и своих проблемах батюшке. Через год она крестилась.
Потом был длинный путь воцерковления. Сначала, как сама говорила Марина, её заносило: из дома выбросила телевизор, книги не на религиозные темы раздала соседям, родителям запретила есть мясо, молоко по средам и пятницам… Её близкие, с одной стороны, радовались, что Марину буквально к жизни вернули, а с другой ‒ ушли в тихую оборону. Правда, Марина вовремя обратилась за советом к батюшке, своему духовнику. Священник посоветовал ей, как строить отношения с родными, которые ещё не пришли в Церковь. Сначала она сама ходила в воскресную школу для взрослых, потом пригласила родителей послушать священника. Так, постепенно к вере пришла вся её семья.
Они вместе помогали одному подмосковному детскому дому, привозили продукты, собирали одежду, просто навещали сирот, читали им книги, играли на улице.
У Марины, ей сейчас 49 лет, уже давно своя семья: муж, 17-летний сын и дочка 19 лет. Кстати, с будущим супругом она познакомилась в одной паломнической поездке. Как будто сразу поняли, что ждали друг друга. Получили родительское благословение на брак, венчание. Конечно, домочадцы не забывают о детском доме, Маринину домашнюю выпечку и сказки, которые сам муж придумывает, ребята ждут.
Комментировать