Слово после панихиды у Соловецкого камня 30.10.2014 г.
Настоятель храма иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радосте», на Шпалерной, протоиерей Вячеслав Харинов
В историю геологических эпох и тех изменений, тех сложностей, которые возникали, …
…обломок скальной породы, который тоже излучает, он излучает совершенно особенные волны, волны памяти. И эти волны памяти должны были пронизывать не только эту площадь, этот город, но и всю страну в этот день. Именно такие валуны заставляли вертухаи таскать бесцельно, ворочать, заключенных Соловецкого лагеря. Это было одно из наказаний. Подводили людей к такому валуну и заставляли просто его перекатывать с места на место. Возможно, это было бы такой акцией памяти, если бы мы катали этот валун по этому саду. Возможно, мы привлекли бы больше внимания. К сожалению, нас здесь не так много.
«Слон», Соловецкий лагерь особого назначения, откуда этот камень доставлен, знал и многие другие экзекуции, которые устраивали в отношении заключенных. «Слон» стал своеобразным полигоном, он стал первым лагерем, сначала губернского назначения, Архангельской губисполком издал приказ об учреждении концлагеря, советское слово вполне. «Слон» стал полигоном отработки вот этого каторжного существования и рабского труда заключенных, той среды, в которую была помещена вся страна. «Слон» стал провозвестником будущей империи Гулага, «Слон» стал тем местом, через который прошло около 200000 тысяч узников, т.е. каждый сотый из тех, кого мы поминаем сегодня в этот день. И 35-40 процентов, из прошедших, погибли в этом лагере.
Я думаю, что излучение этого камня, и память, которую мы бы должны, по такой необъяснимой индукции, иметь в себе, в своих душах, я думаю, что это должно бы, по идее, захватить не только нас, оно должно захватить всех, но к сожалению мы забываем. Мы забываем очень многое, мы забываем ту ужасающую, совершенно ужасающую атмосферу бесчинства, атмосферу не легитимности, не конституционности принимаемых решений в отношении репрессированных, мы забываем о том, что репрессии были именно массовыми.
Сегодня мы поминаем жертв политический репрессий, но они не были политическими, строго говоря, они были массовые репрессии. Они не были обличены ни какой политикой, потому что из тех, кого репрессировали, очень многие не имели никакого отношения к политике. Они ни как не могли повлиять на политику, и не занимались политикой. И вот эта массовость, необъяснимость, совершенно демоническое упорство в желание уничтожить как можно больше наших соотечественников. Это поражает, и, к сожалению, при этом при всём, забывается очень многими из наших соотечественников. Забывается чудовищный язык, язык, где появились «лагзаки», «каэры», «чсвэны». Сейчас надо было бы молодому поколению отдельно расшифровывать эти аббревиатуры. А тогда они были расхожим языком, не только языком лагерным, но и языком общества, потому что член семьи врага народа это была драма для человека. Это стало драмой для очень многих семей наших соотечественников старших. Мы забываем о том, что то, что было в Соловецком лагере, других лагерях, не укладывается ни в какие разумные рамки понимания, как можно так относиться к соотечественникам. Ставили на «комара», привязывали к дереву, и это был приговор на уничтожение человека. Надо было, скажем, переносить из одной проруби воду в пригоршни, зимой по льду в другую прорубь. «Черпать досуха» — говорил конвой и стоял и ухмылялся. За моей спиной Нева, и сейчас уже редкие по осени чайки, но выходили полуголыми на берег моря и заставляли считать чаек до двух тысяч. Глупость, абсурд и бессмыслица, которые были, которые стали такой иллюстрацией абсурдной эпохи, бессмысленной, совершенно неестественной и зловещей в своём демонизме, в своём сатанизме каком-то. Будем помнить всех, будем помнить детали и будем помнить те маленькие подробности лагерной жизни, устройство этой маленькой империи репрессий в отношении наших соотечественников. И будем прислушиваться вот к этим волнам памяти, исходящих в том числе и от этого Соловецкого камня.
У нашего замечательного поэта есть стихотворение о том, как хоронят диктатора и о том, как он, внимательно прищурившись из гроба, смотрит через щелочку, что происходит в той стране, которую он утопил в крови. И поэт призывает усилить караул у кремлёвской стены, что бы Сталин не встал, и вместе с ним прошлое. Наверное, показательно, может быть, какой-то залог будущего, надежда на будущее, на светлое, хорошее будущее то, что у этого камня никакого караула не бывает. Более того, почему-то здесь обычно пустынно и мало кто останавливается, мало кто посещает этот очень важный для нашего города, для нашей страны памятник. Этот совершенно особый камень, который нам может многое, совершенно без всяких слов, рассказать.
Спасибо всем за молитвы. Вечная память всем, кого мы сегодня поминаем. Всем вам доброго здравия.
Комментировать