Лучше всяких слов…
«Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное» (Мф.3:2)
Я хочу рассказать об одном случае, запомнившемся мне с молодости. Много лет назад я гостил у знакомых на даче. Семья хозяев была большая — пятеро взрослых детей, бабушка, необыкновенно мудрый человек высокой праведной жизни и внуки. Лето стояло жаркое, окна в доме были открыты, и вот в дом забежала белка. Дети и внуки стали за ней гоняться, перевернули все с ног на голову, а больше всех отличился один внучек. Но вот, наконец, белочка исчезла, все успокоились, и бедная бабушка в изнеможении прилегла отдохнуть.
Вдруг к ней подошел внучек, и шепотом произнес:
— Бабушка, а белочка — в той комнате, на кровати под одеялом…
Уставшая бабушка не выдержала и рассердилась на внука:
— Перестань выдумывать, оставь меня в покое. Белочка давно убежала, а я хочу отдохнуть!
Однако все-таки пошла в другую комнату. Приподняли одеяло и увидели, что под ним действительно сидит белочка, которая как только путь оказался свободен, сразу же выпрыгнула в окошко. Тогда бабушка взяла внука за руку, вышла с ним в общую комнату, где собрались домочадцы, и сказала:
— Я думала, что он выдумал новую историю о белке, которая сидит под одеялом, чтобы опять начать беготню, но я ошиблась. Мой внук говорил правду, и я прошу у него прощения за то, что несправедливо отругала его.
Вот личный пример покаяния, который может вразумить ребенка лучше всяких слов. В современных семьях родители зачастую ставят себя в положение строго начальника по отношению к детям, и так же, как начальник не смиряется перед подчиненными, не хотят признавать своих ошибок. А ведь это неправильно. Да, и начальники, надо сказать, бывают разные. В подтверждение этих слов хочу привести отрывок из повести К. М. Станюковича «Беспокойный адмирал». Прототипом главного героя этого произведения, Ивана Андревича Корнева стал известный адмирал Попов.
События, описанные в повести, происходили в шестидесятых годах XIX века. Корвет, на котором адмирал держал свой вымпел, плыл в Тихом океане. Ярко светило солнце, на небе не было ни одной тучки, в общем ничто не предвещало беды, но вдруг налетела гроза, корабль сильно накренило. Вахтенный офицер не заметил приближение шквала, не успел убрать паруса, и один из парусов сорвало с мачты. На корвете начался аврал, паруса убрали, корабль выпрямился, опасность миновала, сорванный парус заменили новым, но адмирал все же не мог вынести того, что на флагманском корабле прозевали шквал. На глаза ему попался мичман, который спокойно стоял на шканцах «с пенсне на носу и — казалось адмиралу — имел возмутительно спокойный и даже нахальный вид. И адмирал в ту же секунду возненавидел мичмана за его равнодушие к общему позору на корвете. Но, главное, он нашел жертву, которая была достойна его гнева.
Отдаваясь, как всегда, мгновенно своим впечатлениям и чувствуя неодолимое желание оборвать этого «щенка», он внезапно подскочил к нему с сжатыми кулаками и крикнул своим пронзительным голосом:
— Вы что-с?
— Ничего-с, ваше превосходительство! — отвечал почтительным тоном мичман, несколько изумленный этим неожиданным и, казалось. совершенно бессмысленным вопросом, и, вытягиваясь перед адмиралом, приложил руку к козырьку фуражки и принял самый серьезный вид.
— Ничего-с?.. На корвете позор, а вы ничего-с?.. Пассажиром стоит с лорнеткой, а? Да как вы смете? Кто вы такой?
— Мичман Леонтьев, — отвечал молодой офицер, чуть-чуть улыбаясь глазами.
Эта улыбка, смеющаяся, казалось, над бешенством адмирала, привела его в исступление, и он, словно оглашенный, заорал:
— Вы не мичман, а щенок… Щенок-с! Ще-нок! – повторял он, потряхивая в бешенстве головой и тыкая кулаком себя в грудь…— Я собью с вас эту фанаберию… Научу, как служить! Я… я… э… э…
Адмирал не находил слов.
А «щенок» внезапно стал белей рубашки и сверкнул глазами, точно молодой волчонок. Что-то прилило к его сердцу и охватило все его существо. И, забывая, что перед ним адмирал, пользующийся, по уставу, в отдельном плавании почти неограниченной властью, да еще на шканцах – он вызывающе бросил в ответ:
— Прошу не кричать и не ругаться!
— Молчать перед адмиралом, щенок! – возопил адмирал, наскакивая на мичмана. Тот не двинулся с места. Злой огонек блеснул в его расширенных зрачках, и губы вздрагивали. И, помимо его воли, из груди его вырвались слова, произнесенные дрожащим от негодования, неестественно визгливым голосом:
— А вы… вы… бешеная собака!
На мостике все только ахнули. Ахнул в душе и сам мичман, но почему-то улыбался.
На мгновение адмирал опешил и невольно отступил назад и затем, задыхаясь от ярости, взвизгнул:
— В кандалы его! В кан-да-лы! Матросскую куртку надену! Уберите его!.. Заприте в каюту! Под суд!
Мичман Леонтьев не дожидался, пока его «уберут», и спустился вниз».
Вскоре аврал был кончен. На корабле бурно обсуждали, что будет с бедным Леонтьевым, а сам мичман «сидел в каюте под арестом в подавленно-тревожном состоянии духа, вполне убежденный, что ему грозит разжалование. Как-никак, а ведь он совершил тягчайшее преступление, с точки зрения морской дисциплины. (…) И все-таки не раскаивался в том, что сделал. Пусть видит, что нельзя безнаказанно оскорблять людей, хотя бы он и был превосходный моряк».
Но каково же было изумление Леонтьева, когда по требованию адмирала он явился в его каюту.
«Взволнованный, но уже не гневным чувством, а совсем другим, беспокойный адмирал быстро подошел к остановившемуся у порога молодому мичману и, протягивая ему обе руки, проговорил дрогнувшим, мягким голосом, полным подкупающей искренности человека, сознающего себя виноватым:
— Прошу вас, Сергей Александрович, простить меня… Не сердитесь на своего адмирала…
Леонтьев остолбенел от изумления – до того это было для него неожиданно. Он уже ждал в будущем обещанной ему матросской куртки. Он уже слышал, казалось, приговор суда – строгого морского суда – и видел свою молодую жизнь загубленною, и вдруг вместо этого тот самый адмирал, которого он при всех назвал «бешеной собакой», первый же извиняется перед ним, мичманом.
И, не находя слов, Леонтьев растерянно и сконфуженно смотрел в это растроганное доброе лицо, в эти необыкновенно кроткие теперь глаза, слегка увлаженные слезами.
Таким он никогда не видал адмирала. Он даже не мог представить себе, чтобы это энергическое и властное лицо могло дышать такой кроткой нежностью. И только в эту минуту он понял этого «башибузука». Он понял доброту и честность его души, имевшей редкое мужество сознать свою вину перед подчиненным, и стремительно протянул ему руки, сам взволнованный, умиленный и смущенный, вновь полный счастья жизни.
Лицо адмирала осветилось радостью. Он горячо пожал руки молодого человека и сказал:
— И не подумайте, что давеча я хотел лично оскорбить вас. У меня этого и в мыслях не было… я люблю молодежь, – в ней ведь надежда и будущность нашего флота. Я просто вышел из себя, как моряк, понимаете? Когда вы будете сами капитаном или адмиралом и у вас прозевают шквал и не переменят вовремя марселя, вы это поймете. Ведь и в вас морской дух… Вы – бравый офицер, я знаю. Ну, а мне показалось, что вы стояли, как будто вам все равно, что корвет осрамился, и… будто смеетесь глазами над адмиралом… Я вспылил… Вы ведь знаете, у меня характер скверный… И не могу я с ним справиться!.. – словно бы извиняясь, прибавил адмирал. – Жизнь смолоду в суровой школе прошла… Прежние времена – не нынешние!
— Я больше виноват, ваше превосходительство, я…
— Ни в чем вы не виноваты-с! – перебил адмирал. – Вам показалось, что вас оскорбили, и вы не снесли этого, рискуя будущностью… Я вас понимаю и уважаю-с… А теперь забудем о нашей стычке и не сердитесь на… на «бешеную собаку», — улыбнулся адмирал. – Право, она не злая. Так не сердитесь? – допрашивал адмирал, тревожно заглядывая в лицо мичмана.
— Нисколько, ваше превосходительство.
Адмирал, видимо, успокоился и повеселел.
— Если вы не удовлетворены моим извинением здесь, я охотно извинюсь перед вами наверху, перед всеми офицерами… Хотите?..
— Я вполне удовлетворен и очень благодарен вам…
Адмирал обнял Леонтьева за талию и прошел с ним несколько шагов по каюте» .
Вот так же и мы, родители, когда каемся искренне и чистосердечно, большую помощь оказываем детям. Покаяние должно быть живым чувством, и борьба с грехом должна быть постоянной. Дети должны видеть напряженную покаянную работу, которую сами родители совершают, готовясь к исповеди. Это будет для них наилучшим пособием. То, что детская душа впитает в детские годы, останется в ней навсегда. Как тонко заметил Достоевский, даже если жизнь развернет человека в другую сторону, то в минуту трудную может, как озарение всколыхнуться детское впечатление и оказаться спасительным и поможет принять правильное решение.
Нечаянная радость покаяния
«Покаянием все мы спасемся, без исключения. Не спасутся только те, которые не хотят каяться»
Слово покаяние происходит от славянского «каять» , отсюда «окаянный» – достойный осуждения. Осуждение другого – это грех, а вот самоосуждение – это покаяние, вернее, лишь одна из его составляющих. Покаяние – это соединение, казалось бы, двух противоположных вещей: беспощадное самоосуждение, осознание себя преступником перед Богом и людьми, и в то же время надежда на прощение, потому что каемся мы перед лицом безмерно любящего и бесконечно милующего Господа. Покаяние, конечно, включает в себя и мольбу о прощении и помощи. Каяться – значит просить прощения. Когда мы каемся пред Богом, мы просим прощения у Того, Кто не только может и желает нас простить, но и имеет власть простить.
По-гречески «покаяние» звучит как «метанойя», что в переводе на русский язык означает «изменение сознания». Греческое «изменение сознания» очень глубоко дополняет славянское слово «покаяние», потому что мы каемся для того, чтобы внутренне измениться.
Только надо помнить, что изменить нас может один Господь. Мы хотим измениться и обращаемся к Нему с мольбой о том, чтобы Он дал нам силы перестать жить так, как мы жили прежде, перестать грешить и стать другими. Но со своей стороны, мы должны решительно отречься от греховной жизни и возненавидеть грех! Господь, в ответ на наше искреннее стремление измениться Своей всемогущей, благодатной, божественной таинственной силой совершает самое настоящее чудо – чудо избавления души от омрачающего и искажающего ее греха. «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову. Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю, если будут красны, как пурпур, как волну (белоснежную шерсть) убелю». (Ис.1:16-18).
Но только надо помнить, что самоосуждение должно быть бескомпромиссным. Необходимо преодолевать в себе сильное, но лукавое желание находить смягчающие обстоятельства для оправдания своих поступков перед самим собой, а если каешься на исповеди, то перед священником. Священник, как сказано в молитве, есть «только свидетель», он должен засвидетельствовать, что человек действительно кается. Исповедь – это Таинство, которое совершает Сам Господь, и Он дает священнику чувствовать, что оно совершилось. Господь так устраивает, что, если человек кается глубоко, открывая даже самые страшные грехи, на душе священника остается радостное чувство. Это своего рода нечаянная радость, духовный праздник, потому что кающийся человек преодолевает самого страшного и постоянного противника – самого себя. Он одерживает над собой очень крупную, значительную духовную победу, и священник свидетельствует, что да, она действительно совершилась. Это радость, о которой говорит Господь: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк.15:7).
Почему грешить не стыдно, а каяться стыдно?
Грехи – это поступки, дела, слова, мысли, намерения не угодные Богу. Всемогущему, Всемилостивому, Всесовершенному Творцу не угодно, чтобы Его творения, Его чада, а ведь мы призваны быть чадами Божиими, были “самолюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся”. (2Тим.3:1,5). Все это замыслу Божию о человеке глубоко, просто в корне, противоречит. Человек, совершающий любой такой поступок, противится воле Божией. Ну, а первый противник Бога – это сатана. Древнееврейское слово «сатана» так и переводится – «противник». Я хочу привести несколько соображений о том, кто же наш противник, кто тот, кого мы часто слушаем, кому мы часто подчиняемся, перед каким ничтожеством мы так часто пасуем.
Прежде всего, позвольте предложить такое рассуждение. Очевидно, что, если мы кого-то любим, то готовы на жертву ради своей любви. И чем больше мы любим, тем большим можем пожертвовать. Но жертва требует мужества, ведь она связана с лишениями, а часто и со страданиями. Чем больше человек любит, чем человек более жертвенный, тем он более мужественный, совершенно независимо от того, мужчина это или женщина, ребенок или старик. Способность жертвовать – это проявление очень высокого мужества. Совершенная любовь и высшая жертва – это Голгофская жертва, которую принес Господь за всех людей.
Теперь спросим: «А лукавый кого-нибудь любит?» Нет. Следовательно, может ли он чем-нибудь жертвовать? Нет. Нет ничего такого, ради чего он мог бы чем-то пожертвовать, да ему и нечем жертвовать. Значит, он не способен на жертву. А если так, то он полностью лишен мужества, следовательно, он – абсолютный трус. Апостол Иаков в своем послании говорит: «Итак, покоритесь Богу; противостаньте диаволу и убежит от вас» (Иак.4:7).
Однако, к сожалению, мы часто покоряемся не Богу, а дьяволу. Вот поэтому подчас наблюдается парадокс: грешить не стыдно, а каяться – стыдно. Когда человек согрешает, он, так сказать, уподобляется тому, кто толкает его на грех, следовательно, утрачивает свое мужество. «Устрашились они, когда не было страха» (Пс.52:6). Соделанный грех лишает человека мужества, потому и бывает так страшно признаться в том, что совершил когда-то. Конечно, страх может быть разным: можно бояться огорчить того, кого любишь, это благородное чувство; а страх сознаться перед священником в своем грехе – это унизительный страх, который возникает в душе как следствие того, что подчиняешься этой нечистой силе.
Попробуем еще представить себе некоторые характерные черты этого противника. Хорошим пособием может служить электронная игрушка, которая называется «мешок смеха», она воспроизводит не просто смех, а именно дьявольский смех. То это злорадный хохот, то злобный, самодовольный смех, то это глумливая насмешка, то подленькое хихиканье… Словом, это смех, в котором нет ничего человеческого. За этим смехом стоит злобное, жестокое, беспощадное, ничтожное существо, которое наслаждается, наблюдая, как кто-то, поддавшись искушению, совершает грех. Мы сами доставляем ему такую злобную радость.
Можно предложить еще одно рассуждение. Причина всего бытия – Господь. Все сущее нуждается в Его постоянной благодатной помощи. Нельзя думать, что то, что Им создано — брошено, и живет само по себе. Нет, Господь активно участвует в жизни мироздания и милостиво дарует нам Свою духовную благодатную помощь, Свою божественную энергию. Не будь благодати Божией, прервись богослужения, прекратись Евхаристия — прекратится этот приток благодати и милости Божией – и тут же весь строй жизни рассыплется. Один замечательный подвижник ХХ века – архимандрит Таврион (1900–1978), который без малого тридцать лет провел в «заточении и горьких работах», говорил, что «если бы не Божественная Евхаристия, то нас бы давно уже черви съели».
Когда мы грешим, мы теряем благодать Божию. Это особенно заметно, когда человек унывает: сидит, ничего не делает, никого не обижает, грубого слова никому не скажет, так сказать, «починяет примус», никого не трогает, а сил нет. Уныние — это пассивный, но тем не менее, смертный грех, потому что «печаль мирская производит смерть» (2Кор.10:7), ее нельзя путать с состоянием, о котором Пушкин говорил «печаль моя светла», потому что «печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению». Такая печаль дарует человеку силы и радость, а грех лишает человека радости жизни, обессиливает его. Куда девается эта энергия? Так вот, грех – это, так сказать, энергетическая подпитка сатаны, он самый страшный энергетический вампир. Так что, когда мы грешим, мы невольно приумножаем силу этой нечистой силы, которую он может направить против кого-то другого. В жизни все связано, одно греховное событие порождает другое, одна трагедия порождает другую. И все это – следствие нашего общего греха. Мы все грешим, но чем святее наша жизнь, тем более хиреет эта нечисть.
Господь — это Всесовершенная Творческая Личность. Господь творит из ничего, Ему ничего не нужно, чтобы творить, все создано одной Его творческой мыслью. Господь наделил творческим отношением к жизни, способностью творить, этим богоподобным свойством созданного по образу и подобию Божию человека. Человек – это тоже творческая личность, он может быть творцом, создавать нечто такое, чего раньше не было. Об ангелах нам открыто немного, но мы можем сказать, что ангелы — это духовные разумно-свободные личности, способные развиваться и влиять на духовный и материальный мир. Действия ангелов, исполняющих волю Божию, созидательно, а действие темных сил — разрушительно. Лукавый – это своего рода, духовный вирус, который способен только вредить. Его опыт и знание слабых сторон падшей человеческой природы грандиозны, но это знание конечно. Однако, в одиночку человеку против него не выстоять. Лукавый — противник могущественный, но далеко не всемогущий. Всемогущий – только Господь. Если человек рассчитывает не на себя, а на помощь Божию, стремится жить так, как Господь от него ждет, то тогда он становится непреоборимым, тогда лукавый с ним просто поделать ничего не может.
Что мешает нам каяться?
Очень часто нас разделяют какие-то взаимные неудовольствия, ссоры, обиды. Обидчивость можно сравнить с широкой эпидемией и даже пандемией. Мы все очень обидчивы. Обижаемся на то, что кто-то поступил, сказал, посмотрел, а еще страшнее – подумал не так. Сразу оговоримся, что нельзя думать будто кто-то думает то, что вы думаете, что он думает. Но, тем не менее мы все же начинаем себя уверять: «А вот он сказал так, а, значит, он думает так, значит…» – и все, уже и говорить не можем, и общаться не можем, и видеться не можем – ничего не можем. Отношения людей друг с другом можно сравнить с обшивкой корабля: если обшивка цела, то никакой шторм кораблю не страшен. А если появились щели, разошлись листы, из которых сделана обшивка, значит, корабль даст течь и может пойти ко дну. Так же и духовные трещинки наших отношений предоставляют этой гнусной силе возможность нас разделять и тем самым ослаблять нашу любовь и наше единство. Если мы внутренне спаяны, если между нами глубокое искреннее общение, то мы сильны, и нас победить невозможно.
Маленький ребенок легко забывает обиды, но когда подрастает, начинает их запоминать, копить... Но если он, как это часто бывает, не научится в детстве прощать обиды, то еще сложнее будет это сделать во взрослом состоянии. Обидчивость или осуждение – это типичные грехи, которые преследуют человека всю его сознательную жизнь. Если осознать опасность разобщенности, отчуждения и научиться преодолевать в себе чувство обиды, тогда эти трещинки и щелочки не появятся в обшивке нашего корабля, и корабль останется невредим. Но если мы по своей невнимательности, привычке ко греху, неумению и нежеланию с ним бороться (устали, мол, сколько можно терпеть), не боремся, не преодолеваем, тогда приходит беда, и, как мудро говорит пословица: «упустишь огонь – не потушишь».
Ведь, кажется, маленький пустячок, совсем незначительный грех, ну мало ли, тебя обидели, ты обидел или слово не такое сказал – ну, ерунда какая, мелочь, словно снежиночка. Но когда снегопад идет в течение долгого времени, особенно в горах, когда этих снежиночек уже миллиарды, тогда набираются сугробы и сходят лавины, которые сметают все на своем пути. То же и у нас в душе — мы постоянно грешим. Это уже не мелочь – это фон, к которому мы привыкли, и который постоянно присутствует в сознании. Если целенаправленно и внимательно не следить за чистотой своих мыслей, то тогда в душе сходят какие-то нравственные лавины, и человек вдруг, неожиданно для себя самого срывается на грех. И грех этот может «сработать» где-то в стороне, и, может быть, тот, кто согрешил, никогда даже не узнает о том, что вследствие его греха где-то кто-то споткнулся так сильно, что больше не сможет встать.
Существует безнравственное, бездуховное присловье: «не согрешишь – не покаешься». Другими словами, для того чтобы покаяться, надо согрешить. Однако, на самом деле толковать это надо так: уж если согрешил, то кайся. А если непременно нужно сделать что-то скверное, чтобы наконец ощутить свою греховность, то это значит просто не понимать, что такое духовная жизнь. Если тяжело согрешишь, то, может быть, и не встанешь. Нет такого греха, который Господь бы не простил, но, к сожалению, есть люди, которые уже не в состоянии каяться. Истощились нравственные силы, ослабла вера, накопился какой-то негативный опыт...
Господь среди живой природы дает нам много образов, с помощью которых мы можем составить себе некоторое представление о мире духовном. Несколько лет назад мне довелось побывать в Якутии. Просторы там огромные: от поселка до поселка десятки, а то и сотни километров, а вокруг – глухая тайга. Однажды мы ехали на машине и увидели стоящий на обочине дороги обелиск.Оказалось, что несколько лет назад одна женщина пошла в тайгу за грибами, и на нее напал медведь. Раньше я думал, что медведь убивает свою жертву сразу. Казалось бы, такой могучий зверь, ему одного движения лапой достаточно, чтобы убить человека. Но нет, оказывается это не так. Он заживо делает рагу из своей жертвы: ломает кости, срывает с головы волосы, раздирает одежду. Так было и с этой несчастной женщиной: она была еще жива, кричала от ужаса и боли... По дороге проезжал автобус, люди услышали крики, и каким-то образом отогнали медведя. Внесли ее в автобус еще живую, но уже нежизнеспособную, часа через два она умерла. Вот так и лукавый действует. Только, когда речь идет о нравственной боли, она либо не так остро чувствуется, либо способность ее чувствовать притуплена…
Понимает человек или не понимает, что, если он живет в соответствии со своими смутными представлениями о добре и зле, то он сам позволяет нечистому духу ломать свои нравственные кости? Лукавый изгаляется над грешником, так же как ревущий и страшный медведь над своей жертвой. Ситуация часто совершенно безнадежная: ведь это даже не зверь, а невидимый, могущественный, злобный дух. Конец приближается, и, кажется, уже только и остается, что воззвать к Богу: «Господи, помоги!» Страшно, если неправедно прожитая жизнь лишает человека веры, и он остается со своей бедой один на один. Вроде бы и рад покаяться, а сил уже нет. Чтобы покаяться по-настоящему, требуется напряжение всех нравственных сил, а мы часто оказываемся к этому не готовы или не способны.
Речь идет не об эмоциональном или интеллектуальном, а именно о духовном усилии. Даже выдающиеся, даже гениальные люди, искренне стремящиеся исправить свою жизнь, далеко не сразу обретают способность осознать, что только Господь может исцелить душу от ран, нанесенных грехом. Об этом свидетельствует, например, стихотворение А. С. Пушкина «Воспоминание». Мы приведем его заключительную часть.
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток.
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Необходимо, но недостаточно «с отвращением» читать свою жизнь. Мы грешны пред Богом, и только Он может смыть «печальные строки».
Библейский пример покаяния
Ежедневно Святая Церковь предлагает нам совершенный образец покаяния: каждое утро мы читаем пятидесятый псалом. Потому и установлено молитвенное правило, и его никак нельзя отменять, что в нем собраны молитвы, которые наиболее глубоко отвечают духовным запросам человеческой жизни. Но понимаем ли мы глубину этих молитв? Касаются ли они души каждого из нас? Все это вопросы нашей веры. Иногда спрашивают: «Ах, батюшка, я устаю, можно ли мне правило не читать?» Нет, правило – это правило, если его отменить, то рухнет вся духовная жизнь: сначала одно отменим, потом другое, а там и совсем молиться перестанем.
Мы все прекрасно знаем пятидесятый псалом, наверное, многим известна и история его создания, но я ее повторю, чтобы еще раз показать, с одной стороны, силу греха, а с другой, – глубину и величие покаяния. Царь Давид – великий духовный поэт, автор псалмов, великолепный витязь, бесстрашный воин, победитель Голиафа, талантливый полководец и государственный деятель, человек духовный, который много сделал для нравственного воспитания израильского народа… Царь, находящийся в зените своей славы, создавший могущественное государство, восточный деспот, для которого были доступны все блага жизни.
В те времена государству Израильскому часто приходилось воевать, в сражениях погибали воины. Сила государства всегда, а тогда особенно, зависела от численности его населения. Поэтому в те далекие времена, для того чтобы сохранить численность народа, многоженство допускалось как временная мера. В Евангелии о многоженстве говорится как о чем-то совершенно не допустимом, но тогда, за тысячу лет до Христа, это было возможно. Царь Давид имел и жен, и наложниц, все удовольствия, все, чего только могла душа пожелать. Но, как известно, суровая жизнь делает человека более стойким, а роскошь и изобилие расслабляют.
Однажды царь Давид увидел красавицу Вирсавию и влюбился в нее так, словно он был пылким юношей, а не человеком зрелым. Чем была эта красавица лучше других, которых чуть не тысяча была у него, мы не знаем. Знаем только, что потерял царь покой, и уже не мог жить без нее. Поразительно, как такой удивительный, совершенно незаурядный во всех отношениях человек, так легко поддался искушению: был пленен женской красотой и ради нее пошел на коварное преступление. В то время шла война с аммонитянами. Царь в письме военачальнику Иоаву «написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города, и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттеянин» (2 Царств 11. 15,16). Сработано чисто – комар носа не подточит, ведь о преступлении знал один только Иоав, а такие люди умели держать язык за зубами. Ведь из-за длинного языка можно и голову потерять.
Так бы это преступление и осталось неизвестным, если бы Господь, все ведающий, не промышлял о спасении каждого человека. Он открыл пророку Нафану об этом беззаконии. И вот начинается цепочка чудес, когда с Богом – тогда все чудесно. Первое чудо – это то, что Нафан узнал о грехе царя. Второе – он не побоялся отправиться к царю, чтобы его обличить. Нафан не мог знать, что с ним будет: ведь прогневавшись, восточный деспот мог и казнить. Но Нафан пришел, и стража его пропустила, и царь его принял – это тоже чудо.
Пророк Нафан, человек тонкий, начал издалека: «В одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный. У богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую, и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь. И пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему. Сильно разгневался Давид на этого человека, и сказал Нафану: жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это. И сказал Нафан Давиду: ты — тот человек». (2Цар. 12; 1 – 6). И тогда царь Давид содрогнулся всем своим существом. Из его пораженной грехом, но чуткой и глубокой души излился этот дивный покаянный псалом.
Интересно отметить особенность человеческой психологии. Ведь царь Давид жил спокойно, не слушая угрызений своей совести, до тех пор, пока Нафан так удивительно ярко не открыл ему весь ужас его греха, как бы давая ему возможность взглянуть со стороны на содеянное им преступление.
Первые же слова пятидесятого псалма дают нам почувствовать, какое у него сокрушенное сердце, насколько глубоко царь Давид осознал и пережил то, что он совершил: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…» Это удивительная логика: помилуй, потому что Ты – Милостив. Никаких других оснований для милости нет. Витязь ли он, политик ли, военачальник, поэт, столько добрых дел сделал, стольких людей спас, столько сражений выиграл, все это теперь перестало иметь значение, и, обращаясь ко Господу, он просит: «Помилуй, не потому, что я хороший, не потому, что я заслужил прощение... Нет. Помилуй, потому что Ты – Милостив». Милосердие Божие – вот единственное основание для милости.
Иногда на исповеди говорят: «Вот, батюшка, я сделал то-то и то-то, ну, Вы понимаете…» и начинают вспоминать трудную жизнь, обстоятельства или окружающих людей… Но мы должны хорошо понимать, что Сердцеведцу Богу все открыто, Он все смягчающие обстоятельства ведает и все их принимает во внимание. Господь ждет от нас искренности, стремления к Нему от всего сердца: «Сын мой! Отдай сердце твое мне» (Притч. 23:26). Покаяние и есть раскрытие глубины сердечной пред Богом. Важно лишь одно: каешься ли ты, осуждаешь ли ты себя так же горячо и беспощадно, как царь Давид и так же, как и он, надеешься ли на милосердие Божие, или нет. Конечно, иногда бывает важно выяснить обстоятельства, чтобы понять мотивы поступков человека. Но пытаться этими мотивами отгородиться от самого покаяния – это совершенно неправильно.
И в наше время есть люди, которые не только глубоко и искренне каются, но и, подобно царю Давиду, обладают поэтическим даром:
Всеведущий и Милосердный Боже!
Ты знаешь самые сокровенные мои прегрешения, знаешь, как я слаб и недостоен.
Ты ждешь покаяния моего.
Господи, я виновен перед Тобою.
Нет ни единой заповеди Твоей, против которой бы я не согрешил.
Господи, я исповедую перед Тобою все грехи мои, не скрывая ни одного, каюсь во всем и сознаюсь в жестокости сердца своего, немилосердии, в осуждении и унижении ближних, в злобе, ненависти, зависти, гордости, скупости, лживости, обмане, лености, хитрости, лукавстве, непослушании и других многих грехах и беззакониях.
Со страхом и надеждою молю я Тебя: не отвергни меня.
Научи нас из благодарной любви к Тебе быть милостивыми к ближним нашим.
Господи! Даруй нам оправдание и прощение.
Освяти нас Духом Твоим Святым.
Хочется сказать еще вот о чем. В процессе обучения чему бы то ни было в человеческом мозгу происходят изменения: не только обогащается память, но и в его центральной нервной системе происходят перестроения, устанавливаются новые связи, которых раньше не было. Например, опытный водитель отличается от человека, который не умеет водить машину, или от самого себя, еще несколько лет назад не имевшего навыка вождения, музыкант отличается от человека, который не владеет музыкальным инструментом и т. д. Так же и навык ко греху перестраивает нервную систему. Как правило, для того чтобы научиться чему-то хорошему, требуется много времени, а грех, как обвал, может повлечь за собой глубокие изменения в нашем сознании. Так наркоман два-три раза попробовав наркотики, не может остановиться. Вроде и хочет, но не может.
Мы все грешим и не можем оставить грех: «Ну, я же старался, я же пробовал…», но увы, что-то изменилось в нашей душе, и теперь мы должны это исправить. Однако необходимо осознать, что собственными усилиями без помощи Божией это невозможно. Но молиться и просить Господа надо так, как молится человек, на которого напал дикий зверь: либо тебя услышат и спасут, либо ты погибнешь. Легко представить, как будет просить о помощи человек в минуту такой опасности. Да, конечно, мы молимся и просим, но апостол Иаков говорил: «не имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иак.4:3,4).
Грех — это страшная опасность. Мелких грехов не бывает. Считать свой грех мелким — значит расслабиться перед лицом агрессивной силы, которая только этого и ждет. И поэтому, если уж ты согрешил, то и каяться нужно так же горячо, как каялся царь Давид. Да, он тяжко согрешил, но он сумел получить прощение от Бога, потому что вся его душа содрогнулась, и покаяние было настолько глубоким, что он внутренне преобразился. Дивный пятидесятый псалом ясно свидетельствует об этом.
Даруй ми зрети моя прегрешения
Мы часто задаем себе вопрос: как надо каяться? Пятидесятый псалом — это своего рода учебное пособие, он дан нам как образец, чтобы мы читали его каждое утро и, углубляясь в его смысл, могли бы найти ответ на этот вопрос. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Чтобы каяться, нужно сокрушать свое сердце, нужно его смирять, тогда ты и будешь каяться. А если ты не хочешь смиряться, не хочешь над собой работать, не хочешь делать этого усилия, и сверх усилия, то будет плохо… Ведь «диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8). Каждому из нас нужно вывернуться из-под лап этого чудовищного зверя и страшного, и опытного, и могущественного, но далеко не всемогущего. Но этот «рыкающий лев» перед человеком, призывающим помощь Божию, оказывается просто несостоятелен и бессилен.
Господь Всемогущ, и Господь Всеведущ, и Господь ищет спасения каждого человека, причем только Ему одному ведомыми путями. Мы привыкли к какой-то агрессии: и вне нас агрессия, и внутри нас агрессия, и этой агрессии мы ждем ото всех, и от Бога тоже ее ждем. Но у Бога нет агрессии. Господь бережно и терпеливо, как-то необыкновенно деликатно старается на нас влиять, старается показать нам, куда нам надо идти. «Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое, любил Господа Бога Твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему, ибо в этом жизнь твоя и долгота дней твоих». (Втор.30; 15, 19, 20). Мы по своей нераскаянности и грубости просто не слышим этого призыва Господа. Из-за своего маловерия мы не можем Ему довериться полностью, из-за своего малодушия мы боимся вручить Ему свою душу. Грех искажает весь строй жизни, и мы в своих суждениях опираемся на искаженный грехом жизненный опыт.
Церковь восприняла совсем другой опыт, опыт святости, и устами апостола и евангелиста Иоанна Богослова, апостола любви, свидетельствует: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы. Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине. Если же мы ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха. Если мы говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды». (1Ин.1; 5, 9).
Видеть свои грехи и каяться в них – это дар Божественной благодати, это огромная, Богом или Божией Матерью дарованная радость, «нечаянная радость». В молитве прп. Ефрема Сирина, которая читается в продолжение Великого Поста, мы просим: «Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Нет человека, который бы жил и не согрешил, даже святые не без греха, но они святы, а мы – нет. Чем же святые отличаются от нас? Тем, что они всем сердцем возлюбили Бога, и каялись пред величием Его Святости, Божественной Правды, Милости и Любви к человеку. Как ни сильно искушение, как ни привлекателен грех, их можно преодолеть. Великий святой ХХ века, преподобный Силуан Афонский говорил: «Истину говорю вам: я не знаю в себе ничего доброго и много у меня грехов, но благодать Святого Духа изгладила мои многие грехи, и знаю я, что тем, кто борется с грехом, Господь дает не только прощение, но и благодать Святого Духа, Который радует душу и дает ей глубокий и сладкий мир». Как ни сильно искушение, как ни привлекателен грех, их можно победить. О тех, кто борется с грехом и с помощью Божией побеждает его, Писание говорит: «Побеждающий облечется в белые одежды и не изглажу имени его из книги жизни и исповедую имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его» (Апок.3:5)
В заключение хочется привести замечательные, даже неожиданные в своем оптимизме, слова великого святого святителя Димитрия Ростовского: «Радуйтесь, грешники! Праведников поведет в рай апостол Петр, а грешников — сама Божия Матерь!».