№ 18. Мая 4-го

Ныне, во дни воскресения Христова, мы, верующие во Христа, радуемся о Господе и играюще поем Воскресшего, единого благословенного и препрославленного. Ныне же, торжествуя день рождения Благочестивейшего Государя Императора, мы, подобно сынам Сиона, радуемся о Царе своем.

Радость Господня, сия есть сила наша (Неем.8:10), сила во спасение нам. Ибо она, дар благодати Божией, как свет от источника света, возбуждает, оживляет, расширяет и укрепляет все силы нашего духа, и дает ему и мудрость преодолевать все искушения и соблазны греха, побеждать все наветы и устремления вражеские, и исполнять всегда и во всем благую волю Господню во спасение. И радость о Царе есть сила сынов царства, устрояющая общественное благоденствие и благополучие каждого. Ибо она, возбуждая и укрепляя искреннюю любовь к помазаннику Божию, полную доверенность к его действиям, совершенную покорность его воле, возбуждает в нас желание и укрепляет нас точно и с усердием исполнять законы царские, устрояющие счастье подданных. О, если бы радость настоящего дня соделалась для нас радостью всей жизни; всегда возрастающею, как жизнь юности, и никогда не стареющеюся, как жизнь небесная!.. Тогда силою радости о воскресшем Господе мы, поистине, возмогли бы достигнуть в жизни будущего века неизреченной и никогда не престающей радости в блаженных обителях блаженного Бога. Тогда силою радости о Царе своем, мы могли бы, каждый, по мере своих сил и способностей, содействовать общественному благу и устроять свое счастье, какое возможно на земле.

Дарования Божия нераскаянна (Рим.11:29). Бог, богат сый в милости, благоволивший даровать нам радость о Господе и о царе нашем, конечно, не возьмет ее от нас; но Сам утвердит, и укрепит, и совершит ее в нас силою благодати Своей, если только мы, с своей стороны, всегда будем содержать и возгревать живым и благоговейным воспоминанием в благодарном сердце то, что возбуждает в нас сию радость в настоящее время, и хранить ее в глубине сердца, чтобы ничто не могло ни затмить ее света, ни охладить теплоты, ни ослабить ее спасительной и благоплодной силы.

Светлою радостью мы радуемся ныне о воскресшем Господе: ибо смерти празднуем умерщвление, адово разрушение и иного жития вечного начало. Что была жизнь человеческая до Христа? Она была подобна свитку пророка, в котором написано рыдание, и жалость, и горе (Иез.2:10). Внутренняя сторона ее слагалась из пороков и преступлений всякаго рода, – внешняя из страданий и бедствий во всех возможных видах. Человек как будто для того и рождался, чтобы осквернить землю беззакониями, испытать все роды бедствий и потом умереть в муках для тягчайших мучений в преисподних земли. Совсем иною представляется для верующих во Христа жизнь после того, как единородный Сын Божий страданиями Своими, смертию и воскресением совершил спасение наше. Есть и в мире христианском беды и страдания, потому что живет еще грех в нашей мертвенной плоти; но он теперь не выражение гнева правды небесной, а явление любви Божией и врачевство против греха, – теперь они облегчаются и горечь их услаждается силою благодати, нас укрепляющей; теперь они приносят радость и веселие избранным Божиим и уготовляют им венцы неувядаемой славы. Умирают и христиане; но что смерть для истинных учеников Воскресшего? Она – переход от временной в вечную жизнь, от земли на небо, от тления в бессмертие; она теперь раба, трудящаяся над умерщвлением мертвенности в нашем теле, доколе оно созреет для жизни бессмертной. Теперь смерть есть смерть смерти. Наши погребения – сеяние, наши кладбища – нивы Божие. Будет время, когда воздействует дух животворящий – и совокупятся кости наши, кость к кости, каждая к составу своему, и плоть возрастет на них и будут в них жилы, и протяжется по них кожа вверху, и внидет в них дух жизни, и оживут (Иез.37), и будут подобны телу славы воскресшего Господа (Флп.3:21). Что теперь ад? Темница, но не для всех, и притом темница без затворов и стражи. Теперь входят в ад по своей воле и там остаются только нераскаянные грешники, чтобы в адской тме укрыться от света лица Божия, да не явятся свету их дела темные и не обличатся, яко лукава суть. Из живоносного гроба Христова воссияла иная, новая жизнь для всех, верою приобщающихся жизни Христовой. Новая жизнь – от Адама небесного, как ветхая от перстного Адама; не от похоти плотской, но Духом святым она зачинается и совершается. Новая жизнь имеет иные, новые свойства: у нее новый ум, новая воля, новое сердце, иная мудрость, иное услаждение – все новое и иное. В уме она проявляется глубоким ведением таин Божиих и мудростью духовною, в воле самоотвержением, в сердце правдою, миром, радостью и упованием будущих благ. Само тело истинных христиан проникается новою жизнью. Оно соделывается храмом св. Духа и все члены его – орудиями правды и святости (Рим.6:13, 19). Во всей же полноте воссиявшая из гроба Христова новая жизнь раскроется в будущей жизни, когда достигнет меры возраста Христова. Тогда живущие сею жизнью соделаются причастниками Божественного естества (2Пет.1:4), и просветятся как солнце в царствии Отца небесного.

Воспоминая, что была древняя жизнь до Христа, размышляя о том, чем она стала теперь в христианах, и что ожидает их в будущей жизни, можно ли не радоваться о Господе, удивившем на нас милость Свою, если в груди нашей не камень, а сердце, способное быть благодарным и радоваться святою, чистою радостью?

Святая радость о Господе подобна целомудренной деве и обитает только там, где мысли, чувства и желания чисты и святы, намерения возвышенны, слова скромны и поступки непорочны но не может пребывать в людях, в которых примечает дела темные, слова легкомысленные, намерения низкие, мысли неразумные и хотения чувственные; потому что дела их – дела плотские, для нее оскорбительные и ненавистные. Она, потому что духовна, чиста и возвышенна, не может жить в людях, растленных умом и развращенных сердцем, которые мудрствуют по стихиям мира, а не по Христе, и по рвению противляются истине, дмяся от ума плоти своей, взимаются на разум Божий, от истины слух отвращают и к басням уклоняются, злословят и отвергают то, чего не понимают; которые отягчают сердца свои объядением и пьянством и все время жизни отдают непрестающей суете, чувственным удовольствиям, унижающим достоинство человека, и забавам, возбуждающим и питающим страсти. Радость Господня не может обитать в людях, которые, живя по законам мира, закону Христову не покоряются, и во всем угождая многострастной плоти, небрегут о благоугождении Богу. Итак, чтобы сохранить в себе радость Господню, необходимо блюсти душу в непорочности и чистоте и жить по закону Христову, а не по влечению страстей и не по правилам мира, лежащего во зле.

Сынове Божии о Христе Иисусе, обрадованные воскресением из мертвых Господа нашего! Не посрамим радости Господней житием нечистым и делами постыдной чувственности, да оскорбленная правда Божия не лишит нас сего дара небесного, как некогда лишила благ земных сынов человеческих, которые посрамили радость (Иоил.1:12); но сохраним и укрепим ее в душах наших богоугодным житием и частым благоговейным размышлением о благодеяниях Божиих, явленных нам в Иисусе Христе, Господе нашем.

Мы радуемся ныне всею полнотою благодарной радости о Царе своем, потому что, в день рождения Его, как и в другие дни царских торжеств, живее вспоминаются, яснее сознаются и полнее чувствуются мудрые и благие дела Его царствования, созидающие и устрояющие новую – лучшую гражданскую и общественную жизнь возлюбленного отечества нашего.

Какие же дела?

Освобождение двадцати пяти миллионов от крепостной зависимости и дарование им прав гражданских призвало к деятельности на пользу отечества миллионы сил свежих и крепких. Сближение всех сословий в земских учреждениях соединяет разрозненные доселе силы в одну необъятно-великую силу и частным стремлениям указывает общую цель – благо всего государства. Суд гласный, правый, скорый и равный для всех надежнее, нежели прежде, охраняет честь и достояние каждого, возбуждает благоговение пред законом, доверенность к его исполнителям и воспитывает чувство законности. Свобода печатного слова, в мудро указанных границах, чтобы она не переходила в своеволие и не вредила общественному благу, обличая клевету, ложь и обман, выводя на свет дела темные, обуздывает своеволие, сдерживает злоупотребления и способствует торжеству правды и закона. Просвещение на основных началах народного духа проникает в низшие классы государства и распространяет в народе знания добрые и полезные. Устройство лучших путей сообщения легче и скорее удовлетворяет нуждам народа и разливает довольство во всех концах обширной России. Улучшение средств защиты от врагов сохраняет безопасность отечества нашего… Сии и иные многочисленные и разнообразные дела, исчислить которые не достанет времени, благоустрояют жизнь семидесяти пяти миллионов людей и верным путем ведут Россию к могуществу, величию и славе. Мы видим, сознаем и чувствуем, как сими делами все вокруг нас и в нас самих обновляется, как новая жизнь объемлет и оживляет всех народным духом и возбуждает любовь к родным обычаям, к родному слову – ко всему родному даже в тех, которые прежде чуждались всего русского; как, с каждым днем, видимо растут и крепнут силы благословенной России на страх врагам. Так животворны, так многоплодны радующие нас ныне дела мудрости и благости Богом венчанного и Богом хранимого возлюбленнейшего Государя нашего Александра Николаевича!

Вот из многих великих немногие великие дела и те великие последствия сих дел, которых не могут умалить и помрачить никакая ложь и клевета врагов России, которые мы воспоминаем ныне и которые не должно забывать никогда, чтобы всегда радоваться о Царе своем, и в радости о Нем почерпать силу любить всею душою возлюбленного Богом и любящего нас, как детей; всегда исполнять Его законы не по видам корысти, не ради наград, чинов и отличий, но по сознанию долга, с неослабным усердием и по совести, и молиться Царю царей, да умножит лета живота его, да веселит Его всегда силою Своею, да славою и честью венчает Его.

Сам Бог, Отец щедрот, по богатству благости Своей, да сохранит и совершит в нас радость Господню во спасение наше, и радость о Царе нашем для благоденствия возлюбленного отечества нашего и для счастья всех сынов благословенной России, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:2). Аминь.

протоиерей М. Богданов

(Деян.20:17–38)

Немного мест, исключительно посвященных пастырскому служению, встречается нам в новозаветных книгах. Три, так называемые, пастырские послания, несколько отрывочных заключительных наставлений, помещенных в соборных посланиях и посланиях ап. Павла, наставления Спасителя ученикам, касающиеся их проповеднической деятельности, собственно могут быть названы классическими пастырскими местами². Из них специально посвящены пастырскому служению только так называемые пастырские послания ап. Павла, и его же прощальная беседа с ефесскими пастырями. Тем драгоценнее, тем важнее должны быть для нас эти немногие места, напоминающие нам первоначальное пастырское служение в христианской церкви; тем большее наше внимание они должны заслуживать, что по ним одним мы можем ознакомиться с первоначальным состоянием церковной иерархии, с главным предметом ее занятий, главными началами, которыми она руководилась при своей деятельности. На этот раз наше внимание может остановить на себе прощальная беседа ап. Павла с ефесскими пастырями церкви.

Прощальную беседу ап. Павла с ефесскими пастырями церкви можно считать преддверием к его пастырским посланиям. Она была говорена во время третьего великого путешествия, в то время, когда апостол Павел, на пути в Иерусалим, обходя основанные им христианские общины в Македонии, Ахаии и малой Азии, намерен был отправиться в далекий Рим и туда перенести главный центр своей проповеди (ср. Деян.19:1, 24, 20:1–16). Намереваясь предпринять это великое путешествие, ап. Павел, по обыкновению, хотел посетить Иерусалим, там засвидетельствовать о своей проповеди, и получив там напутственное благословение, отправиться в дальние страны языческого мира. Следовательно, по времени (56–58 г.), эта беседа есть первое слово, обращенное к христианским пастырям церкви и сохранившееся для нас в новозаветных книгах. Пастырские послания были писаны позже и служат уже комментарием на эту беседу. С этой стороны, прощальная беседа ап. Павла с ефесскими пастырями может заслуживать особенное наше внимание. В каком виде было пастырское служение в это время, как смотрели на него и какие правила преподавали для безукоризненного прохождения его первые благовестники Христовы и первые раздаятели пастырской власти, им Богом дарованной? Вот те вопросы, которые прежде всего могут занять нас, при взгляде на прощальную беседу ап. Павла с ефесскими пастырями церкви.

Нужно прежде всего обратить внимание на то, кого мы должны разуметь под эфесскими пастырями, – пастыри ли это, принадлежащие ко второй степени нашей церковной иерархии, – священники, или же пастыри, принадлежащие к третьей степени нашей церковной иерархии, – епископы, или же вместе те и другие? Подобные вопросы, с первого разу, могут показаться совершенно лишними, в виду того, что в самой речи, в начале, ефесские пастыри называются пресвитерами (πρεσβυτέρους Деян.20:17) – священниками, а в средине речи (Деян.20:28) епископами (ἐπισκόπους). Следовательно, по указанию самого текста, нужно здесь разуметь епископов и священников. Такое прямое указание священного текста, конечно, мы должны были бы беспрекословно принять, если бы не было толковников, которые хотят усвоить этим названиям совершенно не то значение, которое усвоила им наша церковная практика. Говорят, и притом ссылаясь на свидетельства самого же Писания (1Пет.5:1), что в первое время жизни христианской церкви не было проведено такого строгого различия между названиями пресвитер и епископ, какое практика церковная установила уже в позднейшее время. Этими именами, в первое время, безразлично называли священников и епископов. Таким образом, и в речи ап. Павла могли быть так названы или одни епископы, или пресвитеры. Само по себе, без всякой задней мысли, такое толкование еще ничего не говорит. Держась его, мы может сказать, что как в первом случае (Деян.20:17) под пресвитерами апостол разумел священников и епископов, так и во втором случае (Деян.20:28) под епископами он мог также разуметь епископов и священников. Такого мнения вышеприведенное объяснение, по своему началу, не может исключать. Но при объяснении такого рода нередко кроется та мысль, что в первенствующей церкви, на первых порах ее жизни, не было существенного отличия не только между названиями, но и между самими степенями нашей церковной иерархии, священническою и епископскою, что это отличие установилось уже в позднейшее время церковной жизни, и епископская степень не была собственно учреждением апостольским. Такого мнения в особенности держатся те толковники, которые, допуская некоторое различие между названиями «пресвитер и епископ», сводят все это различие к тому, что пресвитерами, по их мнению, были называемы священники, поставленные апостолами в иудео-христианских общинах (по ближайшему заимствованию от иудейской церкви), а епископами – священники, поставленные в языко-христианских общинах. Таким образом, по мнению этих толковников, в речи ап. Павла пресвитерами и епископами могли быть названы священники с вышепоказанным отличием, или просто с обозначением различными именами одной и той же священнической обязанности³. Что сказать, имея в виду подобного рода толкования? кого мы должны разуметь под ефесскими пастырями церкви?

Нужно признать несомненным, что существенное различие между двумя первыми иерархическими степенями – епископскою и священническою – было с первых времен устройства и распространения церкви Христовой между иудеями и язычниками. Не будем ссылаться на то, что так называемые пастырские послания ап. Павла были писаны к лицам, имевшим, по преданию церковному, епископский сан; не будем приводить других свидетельств писания, в которых также можно найти указания на отличие между первыми двумя иерархическими степенями; не станем ссылаться на свидетельства самых древних отеческих писаний, в которых также ясно говорится об отличии иерархических степеней и взаимном отношении их друг к другу. Довольно сослаться на то, что все церковное устройство, в своих главных и основных чертах, было унаследовано от самих апостолов, что первые преемники их служения, в своей жизни, учении и практике церковной, должны были быть только верными апостольскому слову, устно и письменно им преподанному (2Фес.2:15), и никто из них не осмелился бы сделать такого нововведения, которое сопровождалось бы более или менее существенным изменением церковного устройства, не рискуя нарушить слово апостольское и потерять уважение в глазах церкви. Думать, что подобное устройство церковное в виде трех наших иерархических степеней – слагалось постепенно, и епископская власть, как завершение церковного благоустройства, явилась позже апостольского века, нет никаких оснований. В писаниях апостолов есть уже ясные указания на существование епископской власти (ср. 1Тим.3:1–7, 5:1, 17). В писаниях мужей апостольских правильное церковное устройство представляется не иначе, как при тройственной иерархической власти. Игнатий Богоносец, в одном из своих посланий, говорит: «епископ председательствует на место Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, и диаконам, сладчайшим мне, вверено служение Иисуса Христа⁴. Предание церковное, в каждой древней церкви, называет первого епископа непосредственным преемником апостольской власти, получавшим свою власть от одного из апостолов. Таким образом епископскую власть, с ее особенным значением, несомненно нужно считать учреждением апостольского века и притом самих апостолов, получивших власть вязать и решить от Господа (Мф.12:18), представившего им в Себе и Своих действиях образ для их будущей деятельности, и просвещенных св. Духом.

Но если в век апостольский и притом самими апостолами, наставленными Св. Духом, была учреждена епископская власть, то не в это ли же время было положено начало ее отличию от других иерархических степеней и в самых названиях? Епископ апостольского времени не имел ли названия, исключительно ему одному усвоенного? Бесспорно, что в век апостольский еще не выработалась такая определенная терминология, по которой одна иерархическая степень строго отличалась бы от другой; епископы в это время часто назывались пресвитерами и сопресвитерами (1Пет.5:1), тем не менее и в это время уже было полагаемо начало различию иерархических степеней и в самых названиях. На этот раз мы не можем оставить без внимания замечания, высказанного Епифанием, что хотя епископы могли быть называемы пресвитерами, но не обратно; священники не были называемы епископами⁵. Таким образом, на основании этого замечания, мы могли бы вывести окончательное заключение о том, что под ефесскими пастырями нужно разуметь две первые степени нашей церковной иерархии – епископскую и священническую, если бы к этому не служило препятствием еще одно недоумение, поставляемое на вид некоторыми толковниками.

В какое время апостольского века была учреждена епископская власть? Когда собственно апостолы ставили епископов в новоустрояемых христианских общинах? С званием пресвитерским мы встречаемся весьма рано. Св. Лука упоминает об иерусалимских пресвитерах, принимавших пожертвования антиохийской церкви во время голода, бывшего при кесаре Клавдие во всей иудейской земле, между 42–44 гг. Каким бы толкованиям ни подвергали значение слова «пресвитер» (πρεσβύτερος), в первый раз употребленного св. Лукою, в приложении к иерусалимским предстоятелям Церкви Христовой, во всяком разе мы с достоверностью можем допустить, что упоминаемые здесь пресвитеры отличены от апостолов и составляют особую иерархическую степень, также отличную от прежде здесь установленной диаконской (гл. 6). Спустя несколько времени (45–50 гг.), св. Лука прямо уже замечает о рукоположении пресвитеров апостолами в новоустрояемые христианские общины (Деян.14:23). Но нигде мы не встречаем прямого и ясного упоминания о рукоположении епископов в столь ранний период времени⁶. Вследствие этого некоторые толковники учреждение епископской власти относят к последнему периоду апостольского века, подкрепляя свое мнение таким соображением, что апостолы, на первых порах, «по важнейшим практическим интересам», старались сосредоточивать высшую власть в своих руках, и поэтому считают несообразным рукоположение епископов для ефесских церквей в столь ранний период жизни ап. Павла. Упоминаемые епископы в речи ап. Павла, по мнению этих толковников, суть те же пресвитеры, только переименованные другим именем. Так думают некоторые из тех толковников, которые не низводят власть апостольскую в ряд обыкновенной власти и считают ее собственно апостольским учреждением, только позднейшим. Не имея точных данных в книгах св. Писания, для определения времени учреждения епископской власти, допуская даже возможным поставление епископов в позднейшее время, чем поставление пресвитеров: тем не менее, время упоминания о епископах в речи ап. Павла, как об особенной, высшей иерархической степени, мы не считаем столь ранним сроком, в который эта власть не могла быть учрежденною. Нужно принять во внимание тогдашние обстоятельства жизни ап. Павла. После проповедания слова Божия и устройства христианских церквей в Македонии и Ахаии, ап. Павел намеревался отправиться с проповедью слова Божия еще в далекий Рим (см. Деян.19:21). В виду этого дальнего путешествия, отправляясь в Иерусалим, для напутствования себя в этом священном городе, ап. Павел еще раз посещал устроенные им христианские церкви, для преподания им обильных напутственных наставлений (Деян.20:2). В числе посещаемых на пути и назидаемых христианских церквей были также церкви малоазийские. Миновав Ефес, ап. Павел в Милите собрал предстоятелей малоазийских церквей для напутственного назидания (Деян.20:17)⁷. Сдавая им с себя всю ответственность за сохранение в чистоте учения и мире малоазийских церквей, поручая им всю заботливость о благе и спасении уверовавших (Деян.20:26, 27, 28), ап. Павел некоторых из собранных пресвитеров мог в это время облечь высшею иерархическою властью, передать им право своей апостольской власти. Случай к этому был вполне приличный. Ап. Павел говорил, что они уже не увидят лица его (Деян.20:25). Оставляя же главный центр своей доселешней деятельности в малой Азии, ап. Павел, для полного управления церковью, должен был поставить лиц, облеченных апостольским полновластием. Мало нужды в том, что св. Лука не упоминает об этом поставлении; он также ничего не говорит о времени рукоположения иерусалимских пресвитеров и только мимоходом упоминает о рукоположении антиохийских пресвитеров (Деян.14:23). Цель св. Луки не состояла в том, чтобы написать полную и обстоятельную историю распространения и устройства Церкви Христовой на земле. Таким образом, относя поставление епископов и к позднейшему времени, мы не находим ничего такого, что бы препятствовало апостолу облечь некоторых пресвитеров епископскою властью, при самом прощании. Напротив, к такому действию апостола было много побудительных, вышепоказанных, причин. Во всяком случае, то обращение, которое ап. Павел делает к ефесским пастырям церкви, вполне может приличествовать и лицам, облеченным высшею иерархическою властью. Он поручает им полное управление Церковию Христовою (Деян.20:28); их служение называет подражанием великому служению истинного Пастыря – Христа (ср. Деян.20:28, Ин.10:1–16). Подобного обращения ап. Павел не мог бы сделать, если бы в числе слушавших его не было лиц, получивших власть епископскую. Такое внутреннее свидетельство содержания речи подтверждается внешним свидетельством учителей церкви. Св. Ириней говорит, что ап. Павел, собрав в Милите епископов и пресвитеров, которые были из Ефеса и прочих ближайших городов, и довольно побеседовав, простился с ними. Таким образом в речи ап. Павла мы видим образчик завещания учителя языков епископам и пресвитерам устроенных им христианских церквей в ней находим ясное указание на правильное устройство нашей церковной иерархии, в век апостольский.

Ст. Сл-ский

(Продолжение следует).

II. Обличение в творениях святых отцов четвертого века и в деяниях св. вселенских соборов

Языческая религия, господствовавшая в римской империи, должна была уступить победоносной силе христианства. Все виды идолослужения, вся чародейная наука жрецов и волхвов, вся языческая мудрость, недавно бывшие во всей силе и чтимые всею вселенною, обличены, посрамлены и низложены христианством. «Из древности», говорит св. Афанасий Великий, «вся вселенная и всякая страна предавалась заблуждению, служа идолам, и люди, кроме идолов, ничего не признавали богами; теперь же (в начале 4 века по Р. X.) в целой вселенной люди оставляют суеверное служение идолам, притекают ко Христу, Ему поклоняются, как Богу, чрез Него познают и Отца, Которого не ведали»⁹. Зато, дух ересей, возникший, каик мы видели, еще во времена апостольские быстро разливался между неутвердившимися в истинной вере христианами и возмущал более и более святую Церковь. Да и в самой Православной Церкви являлось много членов слабых, если не по вере, то по деятельности, позволявших себе уклонение от правил христианского благочестия. Поэтому в четвертом и последующих веках вселенской Церкви, она имела нужду не столько в борьбе с язычеством, сколько в обличении еретических лжеучений и нравственных недостатков между самими верующими. Впрочем, так как борьба христианства с язычеством, до смерти Юлиана богоотступника, еще не совершенно прекратилась, то не умолкало совсем и христианское обличение язычества.

1. Наилучшими обличительными сочинениями против язычников, в 4-м веке, должно признать св. Афанасия Великого: слово на язычников и – слово о воплощении Бога Слова и о пришествии Его к нам во плоти, писанные к одному новопросвещенному из язычников христианину, еще в молодых летах св. Афанасия. Обличение язычества заключается преимущественно в первой половине слова на язычников, и – так как здесь собраны в одно стройное целое все опровержения язычества, которые по частям высказаны апологетами, – то мы считаем необходимым обратить внимание на указанную часть Афанасиева слова на язычников.

В этом слове св. Афанасий имел намерение «обличить невежество неверующих (язычников), чтобы, по обличении лжи, сама собою, наконец, воссияла истина». Он доказывает, что Бог создал человека способным познавать Его; но люди, «уклонившись от мысленного устремления к Единому и Сущему и – от любви к Нему, вдались в различные и частные пожелания тела», и затем в пороки и грех. Вот начало зла в мире. Некоторые же из еллинов утверждали, что зло существует самостоятельно и самовластно. Но приписав ему самостоятельность, надобно отнять ее у Бога; ибо между равносильными невозможно быть превосходнейшему и совершеннейшему. Да и как возможны два самостоятельные существа, противоположные друг другу? Итак, необходимо признать, что зло не от Бога и не в Боге, что его не было в начале, и нет у него какой-либо сущности. Но люди, с утратою представления о добре, сами себе, по своему произволению, стали примышлять и воображать не сущее. Это зло предшествовало идолослужению, как причина. «Люди, научившись примышлять себе не сущее зло, вообразили себе также и не сущих богов. И во-первых, они видимые вещи вообразили себе богами, значит, прославили тварь вместо Творца. Прежде всего воздали божескую честь солнцу, луне и звездам; потом наименовали богами эфир, воздух и то, что в воздухе; затем обоготворили стихии: теплоту, холод, сухость и влажность; наконец, в число богов включили людей и стали обоготворять животных, дерева и камни. Не остановившись на этом, они измыслили чудовищных богов, смешав разумное с бессловесным и сочетав несходное по природе». С особенною силою и очевидностью св. Афанасий обличает, затем, обоготворение людей. Изобразив коротко, как в разных местах были обоготворены древние цари, он обращается к современным ему фактам. «Не так давно бывало», говорит он, «а может быть, и доселе это делается, что римский сенат о своих древних царях, или и о всех, или о ком изволит и заблагорассудит он, делал постановление: быть им в числе богов, и предписывал воздавать им божескую честь». Этот нелепый обычай св. Афанасий возводит ко временам Фисея (Тезея), который узаконил признавать богами не только мужчин: Зевса, Посейдона, Аполлона, Гефеста (Вулкана), Ермия (Меркурия), но и женщин: Иру (Геру), Димитру, Афину, Артемиду». И сами статуи людей, по уверению св. Афанасия, придуманы первоначально для сохранения памяти об умерших людях, а потом, по безумию, им стали молиться, как богам, и воздавать честь, подобающую истинному Богу. В доказательство такого, а не иного происхождения идолопоклонства, св. Афанасий приводит слова св. Писания, из книги Премудрости Соломоновой (Прем.14:12–21).

Изобразив начало и происхождение идолопоклонства, св. Афанасий продолжает далее обличение идолопоклонства, «заимствуя», как он сам говорит, «доказательства не столько отвне, сколько из того, что сами язычники думают об идолопоклонстве». Он рассматривает деяния так называемых богов, и находит, что они, по свойству этих деяний, не только не боги, но были гнуснейшие из людей. Они делали преступления, ссорились между собою, бывали ранены людьми (все это подтверждается выписками из Гомера и других поэтов греческих), следовательно были люди, и притом порочные и немощные. Как же им кланяться, как богам? еще нелепее кланяться идолам; «кланяющиеся камням и деревам не примечают, что они попирают и жгут подобные вещи, а части тех же вещей именуют богами». В подтверждение нелепости почитания истуканов приводятся здесь слова Писания, обличающие идолопоклонство (Пс.113:12, 16. Ис.44:10, 20).

Ученые язычники, сознавая силу вышеприведенных доказательств суетности идолопоклонства, придумывали возражения, которыми старались оградить свое ложное почитание богов и истуканов. Св. Афанасий, которому известны были все эти возражения, решает их одно за другим, в самом последовательном порядке. 1. Некоторые говорили, что поэты, которым свойственно изображать несуществующее, сложили басни о богах, в удовольствие слушателей. Но если у стихотворцев все вымыслы и ложь, то ложны и сами имена богов, и значит, нет ни Зевса, ни Крона, ни Арея, (ни Юпитера, ни Сатурна, ни Марса). Если же соблюдена поэтами истина в именах, то она, по необходимости, соблюдена и в деяниях. Да и неправда, чтобы поэты все выдумывали. Так, они справедливо повествуют о делах людей; от чего же им клеветать на богов? Стихотворцы невольно вынуждены были истинно изобразить страсти их, чтобы сказанное ими о богах служило для всех последующих родов доказательством того, что они не боги. 2. Скажут ли, что они признаны богами за полезные изобретения? Но отчего же не все изобретатели полезных вещей признаны богами? Да и следует ли считать богом человека за то, что он не от себя произвел искусство, а подражал природе? 3. Философы и ученые язычники не отвергают, что их боги суть изображения и подобия людей и бессловесных; но в оправдание свое говорят, что эти изображения у них для того, чтобы чрез них божество являлось людям и давало ответы, или чтобы чрез них являлись ангелы и силы и сообщали людям ведение о Боге. Первое возражение опровергается весьма замысловатою дилеммою, из которой следует, что ни вещества, ни образа его, ни художников нельзя признать богами, второе возражение устраняется тем, что несправедливо знаки предпочитать означаемому. Вообще касательно изображений и изваяний божества в телесном виде, св. Афанасий говорит: «сие и подобное сему свойственно не Богу, а скорее земным телам, потому что Бог бесплотен, нетленен, бессмертен». Нелепость почитания идолов доказывает он и тем, что мнения самих язычников о богах не согласны, и вообще у всех народов, зараженных идолопоклонством, различные верования и обряды богослужения, а не найдешь у них одного и того же. От этого различия в почитании богов происходит другая нелепость: так как один народ не любит и даже истребляет богов другого народа, – то всеми истребляются все. Почитаемые богами у одних приносятся в жертву богам других, и наоборот, – что у иных приносится в жертву, то у других считается Богом, и что всего нелепее, – тем, которые изображаются в виде человеческом, приносят иногда в жертву людей же. Какие следствия этого нечестивого идолослужения? Люди, которые должны подражать богам, учатся у них всякого рода беззакониям. Вменяя себе в заслугу подражание богам, они стали вдаваться в человекоубийства, детоубийства и всякие непотребства. 4. Но может быть, лучшие из язычников скажут, что служение миру и частям его есть основательное верование потому, что солнце, луна, земля и вода, по природе, выше людей. Эго мнение св. Афанасий подвергает строгому рассмотрению. Из самого различия и даже противоположности стихий он приходит к заключению, что ни теплота, ни холод, ни сухость, ни влажность не суть боги не только тогда, когда они истребляют друг друга взаимно, но даже и тогда, когда действуют и существуют в совокупности, в одном целом. Бог не может состоять из частей и притом разнородных. «Если же они не согласны между собою по природе, то могут ли подавать мир молящимся и будут ли для них охранителями единомыслия»?

Все обличение языческого почитания богов св. Афанасий сводит, наконец, к такому заключению: «по всей справедливости не могут быть богами ни солнце, ни луна, ни другая какая либо часть твари, а тем более изваяния из камня, из золота, или из других веществ и также вымышленные стихотворцами Зевс, Аполлон и другие. Напротив того, одни суть части творения, другие вещи неодушевленные, а третьи были только смертные люди. Поэтому служение им и обоготворение их есть внушение не благочестия, но безбожия и всякого злочестия и доказательство великого уклонения от ведения Единого и Единственного, истинного Бога, разумею же Отца Христова».

К обличению языческих суеверий должно также отнести св. Григория Нисского: «к еллинам», сочинение, в котором, «на основании общих понятий», доказывается, что Бог един, хоть Он умосозерцается в трех лицах, и – «против учения о судьбе» – сочинение, в котором излагается разговор Григория с язычником. Язычник признавал судьбою не какое либо разумное существо, а слепую силу, управляющую течением звезд и необходимо требующую на земле явлений, соответственных разновременным их движениям и положению. Св. Григорий доказывает, что такое учение имеет необъяснимые странности, опирается на неосновательных астрологических вычислениях, и опровергается совершенно тем, что счастливые, а равно и несчастливые обстоятельства в жизни человеческой, а равно и физические явления на земле объясняются рассмотрением ближайших их причин, и что предсказания астрологов бывают часто двусмысленны и неверны, и суть «демонское усилие, обманом обольщающее тех, которые думают, будто бы вся сила в звездах, а не взирают на Всемогущее владычество».

2. С тех пор, как император Константин Великий признал христианскую религию господствующею в римской империи, христианская Церковь начала пользоваться внешним миром, но внутреннее спокойствие ее долго еще было нарушаемо еретическими лжеучениями. Арий и последователи его Автий, Евномий и Аполлинарий, ложно учившие об Иисусе Христе, Македоний сначала полуарианин, затем духоборец и многие другие ереси и расколы, в продолжении целого четвертого века, волновали церковь на Востоке. В Африке, в этом же веке, донатисты не давали покоя Церкви. Против всех этих ересей и расколов, со стороны православной Церкви, необходимы были обличения. Обличителями были, как частные лица в своих сочинениях против ересей и вообще лжеучений, – так и целые соборы в своих деяниях, клонившихся к опровержению, низложению и запрещению лжеучений.

Из частных лиц, вооружавшихся силою слова против лжеучителей замечательнейшие: свят. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Великий, Ефрем Сирин, Епифаний Кипрский и Амвросий Медиоланский. Первое место между ними по времени, по важности обличаемого лжеучения и по силе обличения принадлежит св. Афанасию Великому. Мы уже имели случай видеть силу ума его, последовательность и непобедимость его доводов в недавно разобранном обличении язычества (сочинение, которое, заметим мимоходом, писано св. Афанасием еще в молодости). Было бы делом слишком обширным, если бы мы захотели также подробно разбирать все творения св. Афанасия, направленные против еретиков. Достаточно для нашей цели показать, когда и по каким побуждениям написаны были св. Афанасием каждое из обличительных его сочинений и обозначить, хоть коротко, содержание некоторых из них. История этих сочинений неразрывна с историею самой жизни св. Афанасия, поэтому мы должны коснуться некоторых обстоятельств жизни сего великого заступника святой Церкви, вызывавших с его стороны то или другое полемическое сочинение. Главным врагом, которого св. Афанасий имел обличать и опровергать был Арий. Св. Александр александрийский первоначально боровшийся с этим ересеначальником и в устных, и в письменных состязаниях, имел, в борьбе с ним, помощником св. Афанасия, который тогда был еще только диаконом. Св. Александр привез его с собою в 325 году на Никейский собор. Здесь, по свидетельству Созомена и Сократа¹⁰, никто лучше Афанасия не опровергал хитрых доводов Ария. Будучи избран через пять месяцев после собора на александрийский престол, Афанасий поспешил обозреть церкви Фиваиды, где раскол Мелетия и арианская ересь колебали истинную веру. Но когда, при содействии Констанции, сестры Константина Великого, и ходатайстве сильного при дворе защитника ариан, Евсевия Никомидийского, арианам дозволено занять прежнее место в Александрии; то св. Афанасий вынужден был в письме к Константину Великому обстоятельно объяснить и опровергнуть нечестивые мысли Ария, за которые он был осужден на соборе и которых держался и после. Не будем говорить о клеветах, какие возводимы были на св. Афанасия мелетианами и арианами, – и о гонениях, каким, в продолжение всей долговременной жизни своей, подвергался со стороны врагов сей великий защитник православия. Полагаем, что обстоятельства эти достаточно известны нашим читателям. Заметим только, что по поводу разбоев и убийств, совершенных в Александрии, при насильственном вторжении на паству полуязычника, арианина Григория, св. Афанасий написал окружное послание к епископам всех церквей (в 340 году). В этом послании святитель, указав наперед пример призвания всех колен израилевых в защиту левита, которого жене нанесено было поругание (Суд.19), призывает всех верных к защите православной Церкви, которой спокойствие нарушено было в Александрии страшными насилиями, со стороны ариан. Изображение этих насилий поразительно: «Бывало ли», пишет, между прочим, св. Афанасий, «что-нибудь подобное во время гонений и войны? Храм и св. крещальня объемлются пламенем. Вдруг в городе жалобы, вопли, плач; граждане негодуют на случившееся, вопиют на градоправителя и свидетельствуют о совершаемых насилиях, потому что святые и непорочные девы были обнажены и терпели непозволительные поступки, а которые противились, тех жизнь подвергалась опасности, монашествующие были затоптаны ногами и умирали; в одних бросали свинцовыми кругами, других убивали мечами и дрекольем, иные были изранены и избиты. А на святой трапезе какое совершалось нечестие и беззаконие!» Так как в описываемых здесь насильствах участвовали, по приглашению ариан, евреи и язычники, то поругание Церкви и верных были ужасны. «Поэтому», говорит св. Афанасий, «не должно вам оставаться в бездействии при их беззакониях, напротив того, надобно вступиться в дело». В заключение послания св. Афанасий умоляет, чтобы епископы написали к нему и осудили нечестивых. Возвратившись в 348 году в Александрию, св. Афанасий в 351 году написал «3ащитительное слово против Ариан». В этом слове нет опровержения арианской ереси, зато подробно излагается повествование о преследованиях св. Афанасия мелетианами, и арианами и приводятся сами документы по этому делу. «Доброе наше дело», говорит св. Афанасий, в начале защитительного слова против ариан, «не требует суда. Оно было судимо уже не раз, не два, но многократно, и во-первых, в собрании почти ста епископов нашей области, во-вторых, в Риме, куда по Евсевиеву писанию, призывали их и нас, и где собрано было более 50 епископов, в третьих, на большом соборе в Сардике. А что именно на различных соборах писано было в нашу защиту епископами, это предлагается здесь». Главнейшие из предложенных актов суть соборные послания и письма имп. Констанция. К этому же времени принадлежит послание св. Афанасия о том, что собор никейский, усмотрев коварство Евсевиевых приверженцев определение свое против арианской ереси изложил приличным образом и благочестно. В этом послании излагаются причины, по которым собор внес в свое исповедание слова Сущность и Единосущный, и доказывается, на основании св. Писания и творений святых отцов и учителей церкви, что «Слово вечно соприсуще Отцу и есть собственность не иной, но отчей сущности, или ипостаси. Разумение сие перешло от отцов к отцам, а вы», спрашивает св. Афанасий у ариан, – «вы новые иудеи и ученики Каиафы, на каких можете указать отцов, употреблявших ваши речения? Не наименуете ни одного из мужей благоразумных и мудрых. Все от вас отвращаются, кроме одного диавола, который один стал для вас отцом отступничества». Все раскрытие вопроса сводится у св. Афанасия к тому заключению, что «вера, какую собор исповедал письменно, есть вера вселенской церкви. Защищая ее, блаженные отцы написали так и осудили арианскую ересь. Поэтому особенно ариане и стараются клеветать на собор; не речения оскорбляют их, но то, что оными обнаружены в них еретики, и притом превосходящие дерзостью другие ереси». – Удалившись из Александрии при императоре Констанцие, св. Афанасий не преставал обличать еретиков, и с этою целью, с 356 по 360-й год, написал: апологию к Констанцию, апологию против ариан окружное послание к епископам Египта и Ливии, защищение своему бегству, послание к Серапиону о смерти Ария, послание к инокам с историею ариан, четыре слова против ариан и четыре письма о Божестве Святаго Духа. Наконец, уже в глубокой старости, он написал две книги против Аполлинария, который учил, что Иисус Христос принял только плоть человеческую, а не душу, вместо которой имел Божество Слова. Из всех указанных обличительных сочинений св. Афанасия четыре слова его против ариан замечательны как тем, что в них подробно излагается (в первом слове) лжеучение ариан, так особенно тем, что тут в первый раз полно и подробнее рассмотрены и опровергнуты основания, на которых ариане строили свое ложное учение о Сыне Божием. Вообще в сочинениях св. Афанасия, писанных об арианстве, можно найти полное исследование об этой злой ереси и неопровержимое обличение ее. Сочинения, писанные против ариан после св. Афанасия, например: св. Илария 12 книг о св. Троице и св. Григория Богослова 33-е слово против ариан и 35-е на память св. мучеников, против ариан же, заключают в себе только повторение и развитие опровержений Афанасиевых. Но так как арианское лжеучение и опровержение совершенно должно быть известно каждому из наших читателей, то мы и оставляем эти сочинения без подробного указания их содержания, а приступаем к указанию сочинений, которые писаны были в обличение других ересей, выродившихся из арианской.

Главнейшие из выродков арианства были, как замечено выше, аэтиане, евномиане и аполлинариане. Аэтий и Евномий утверждали, что Сын Божий ни почему не подобен Отцу (ἀνόμοιος); от этого последователи их именовались еще аномеями. Обличителем их заблуждений и диалектических тонкостей является св. Василий Великий. В трех книгах против Евномия он разбирает и опровергает «апологию Евномия». Евномий основывал свое лжеучение на следующем положении: «так как Единый ни от Себя Самого, ни от другого не получил бытия, то Он не рожден, или лучше есть самая сущность Его. Нерождение не есть отрицание действительности; Бог, будучи не рожден, никогда не может принять рождения, так, чтобы сообщил свое естество рождаемому, но остается далеким от всякаго сравнения и общения». В опровержение этих ложных положений, св. Василий говорит, что Писание не называет Бога нерожденным, что хотя нерождение не есть отрицание действительности, но оно не есть еще и сущность Божия, а есть качество отрицательное, – потом, в обличение тайной мысли Евномия о Сыне Божием, только как о рождаемом, св. Василий объясняет слова Писания о том, что Сын Божий есть образ Бога невидимого, выражающий в Себе сущность Божию (Ин.14:9–17, 10:5–25. Кол.1:15. Евр.1–3). Слова Писания: Отец Мой, болий ест Мене (Ин.14:23), на которых Евномий думал основать свое мнение о том, что Христос не есть Бог, св. Василий объясняет в том смысле, что Отец более Сына, по рождению Сына от Отца. Таково в коротких чертах содержание первой книги против Евномия. Во второй книге разбирается ложное учение о Сыне Божием и преимущественно опровергается та ложная мысль Евномия, будто бы «сущность Сына рожденная, так как не была прежде своего усвоения, но рожденная прежде всего волею Отца» и будто бы «Единородный Он потому, что, будучи рожден и создан единый силою Единаго нерожденного, стал пресовершенным служителем». Св. Василий, в опровержение этих нечестивых мыслей, разбирает первый стих евангелия от Иоанна, где приводит к убеждению, что нельзя подумать, чтобы что-нибудь было старше начала и изъясняет слова Премудрого: Господь созда мя начало путей своих в дела своя (Притч.8:22), показывая, что слово созда означает стяжа в таком же смысле, в каком это сказал Адам о Каине, т. е. в смысле рождения (Быт.4:1). Наконец, в опровержение той мысли Евномия, что свет в рожденном и нерожденном различается степенью, св. Василий приводит свидетельства Писания, где Сын Божий называется не степенью света, а светом полным, истинным. В третьей книге обличается хула Евномия на Духа Святаго, будто бы «Он есть третий не только по порядку, но и по достоинству, по естеству; и будто бы Дух Святый есть творение Единородного, не имеющего Божества и творческой силы». В доказательство Божественности естества св. Духа, св. Василий указывает ясные свидетельства св. Писания (Ис.6:3. Пс.33:6, 138:7. Ин.14:26. 1Кор.12:4–11, 2:11), которое именует Духа Богом, Святым, зиждителем, утешителем, раздаятелем духовных дарований, испытывающим и глубины Божия. В обличение хулы на Духа Св., будто бы Он сотворен единородным, не имеющим божества, говорится, что мы крещаемся во имя Отца и Сына и св. Духа, Бога. Таково в общих чертах содержание книг св. Василия против Евномия. Но то, что мы представили в одном общем и коротком обозрении, у св. Василия изложено подробно, по частям, так что разобраны одно за другим возражения, представленные в апологии Евномия, и каждое из них опровергнуто разоблачением диалектических тонкостей Евномия и прямыми свидетельствами св. Писания. Книга о Св. Духе, написанная св. Василием по просьбе св. Амфилохия, направлена против аэтиан, клеветавших на Василия, будто бы он в славословиях св. Троицы сам себе противоречит. В этой книге, состоящей из 30-ти глав, можно найти самые положительные опровержения всех лжеучений о Духе Святом. Кроме этих обширных полемических сочинений св. Василия, он говорил еще беседы и слова против Савеллия и аномеев о Божестве Св. Духа, о Божестве Сына Божия, о том что Бог не ест виновник зла и писал несколько писем против Аполлинария. Св. Григорий Богослов в надгробном слове св. Василию так отзывается о трудах его в обличении еретиков: «Василий делает возражения еретикам, борется с ними, отражает их чрезмерную наглость, и – тех, которые были под руками, низлагает вблизи разящим оружием уст, а тех, которые находились вдали, поражает стрелами письмен, не менее достойных уважения, как и начертания на скрижалях... К одним идет сам, к другим посылает, иных зовет к себе, дает советы, обличает, запрещает, угрожает, укоряет».

Так как против книг св. Василия, писанных в обличение Евномия, этот еретик написал так называемую апологию апологии которой не смел однако же показать при жизни св. Василия, а обнародовал ее уже после смерти сего великого защитника Православия; то св. Григорий Нисский, из уважения к памяти брата, принял на себя труд написать опровержение новой апологии Евномия. Сочинение это состоит из 12 глав, или книг. Сперва Григорий, вскоре по смерти Василия, написал только две книги против Евномия, из которых в первой опроверг клеветы Евномиевы на св. Василия, а во второй опроверг основания, на которых Евномий думал утвердить свое ложное учение о неединосущии Богу Отцу Сына Божия и Духа Святого. В последствии он прибавил к ним еще 10 книг, и во второй половине двенадцатой книги опроверг вторую книгу Евномия. Изложив доказательства учения о Божестве Сына Божия и Духа Святаго и о непостижимости существа Божия, св. Григорий, при опровержении нападений Евномия на православное учение, подробно объясняет, что он напрасно усиливается ослабить силу доводов, изложенных в книгах Василия, и что он или не понимает, или намеренно искажает слова и учение св. Василия своими софистическими замечаниями. Апологию апологии Евномиевой опровергали еще Феодор мопсуетский и Софроний, но патриарх Фотий читавший и эти последние сочинения, находил, что книги св. Григория Нисского против Евномия и по изложению, и по силе доказательств превосходнее сочинений Феодора и Софрония¹¹.

Святjй Григорий Богослов, восхвалявший труды св. Василия против еретиков, и сам немало потрудился в обличении их. Кроме упомянутых нами сочинений его против ариан, он обличал в своих знаменитых словах о богословии евномиан, и особенно то ложное их учение, по которому они доказывали, что Бога можно совершенно постигнуть умом человеческим и отвергали не только единосущие, но и подобосущие Бога Отца и Бога Сына. В опровержение той мысли евномиан, что Бога можно совершенно познать умом человеческим, в первом из своих слов о Богословии св. Григорий объясняет, «каков должен быть богослов, пред кем, когда и сколько любомудрствовать», а именно доказывает, что «ему должно быть чистым, чтоб свет приемлем был светом, любомудрствовать пред людьми усердными, чтобы слово, падая на бесплодную землю, не оставалось бесплодным, – любомудрствовать, когда внутри нас тишина, притом любомудрствовать, сколько сами постигаем и можем быть постигаемы»¹². Во втором слове доказывается, что Божество непостижимо для человеческой мысли, и мы не можем представить Его во всей полноте. «Бога», говорит св. Григорий, «каков Он по естеству и сущности, никто из людей никогда не находил и, конечно, не найдет. А если и найдет когда-нибудь, – то пусть разыскивают и любомудрствуют о сем желающие. Найдет же, как я рассуждаю, когда сие богоподобное и божественное, т. е. наш ум и наше слово, соединятся с сродным себе, когда образ взойдет к первообразу, к которому теперь стремится». Даже святые мужи, пророки и апостолы не видели и не познали естества Божия. Да и как нам знать Бога, когда мы мало знаем даже себя, свою душу, связь ее с телом, мало также понимаем устройство животных земных, плавающих в воде, птиц, деревьев, земли, воздушных явлений, небесных светил, и еще меньше знаем мир духовный, небесное естество ангелов. В третьем слове заключается общее решение диалектических вопросов евномиан о Единосущии, и приводятся слова св. Писания, на основании которых мы признаем Божество Сына (Ин.1:1, Пс.103:4, Ин.1:18, 8:12, 14:6, 1Кор.1:24, Евр.1:3, Прем.27:6, Ин.6:27, Быт.19:24. Пс.44:7. Откр.1:8), а потом указываются и речения, по поводу которых евномиане отвергали Божество Сына, и именно такие, где говорится о состоянии уничижения Сына Божия, или только о Его человеческом естестве. «Речения более возвышенные», говорит св. Григорий Богослов относи к Божеству и к природе, которая выше страданий и тела, а речения более унизительные к тому, кто Сложен, за тебя истощил Себя и воплотился». В четвертом слове разбираются порознь все тексты, на которых евномиане думали основать свое лжеучение. Тексты эти суть следующие: Притч.8:22, 1Кор.15:25, Деян.3:21, Ин.14:23, 20:17, 5, 26. 27. Пс.2:8, Ин.5:19, 6:18, 17:3. Лк.18:19. Евр.8:25. Мк.13:22. Против всякого из этих текстов представлено доказательство, что он относится к естеству Сына Божия человеческому, а не Божескому. За сим предлагается краткое толкование наименований второго лица Пресвятой Троицы: Сыном, Единородным, Словом, Премудростию, Силою, Истиною, Образом, Светом, Жизнию, Правдою, Освящением, Избавлением, Воскресением. «Все сии имена», говорит св. Григорий, «принадлежат вообще и Сущему выше нас, и Сущему ради нас»; собственно же нам свойственные и принадлежащие воспринятому Им человечеству суть следующие: Человек, Сын человеческий, Христос, Путь, Дверь, Пастырь, Овца, Агнец, Архиерей, Мелхиседек. «Но в тех и других наименованиях, в высоких и низких, Иисус Христос вчера и днесь телесно, Тойже духовно и во веки. Пятое слово посвящено обличению лжеучения о Духе Святом. Св. Григорий Богослов дает в начале этого слова понять, что само лжеучение о Духе Святом не имеет определенного вида и что духоборцы, разнствующие в одном, соглашаются в другом, отчего невозможно до подлинности узнать, что принимается ими согласно и что оспаривается. Поэтому он решает только такие вопросы, которые касаются Божества, исхождения и единосущия Духа Св. со Отцом и Сыном. Тем, которые говорили, что православные христиане вводят чуждого и сопричисленного Бога, св. Григорий выясняет, что нерождение, рождение и исхождение дают названия первое – Отцу, второе – Сыну, третье – Духу Святому, так что неслитность трех ипостасей соблюдается в Едином естестве и достоинстве Божества. Из этого следует, что Дух есть Бог и Единосущен, потому что Бог. Затем доказывается достопокланяемость Духа Св. и единство Его со Отцом и Сыном, по тождеству сущности и силы. Для яснейшего раскрытия учения о Духе Святом, св. Григорий представляет, наконец, свод текстов св. Писания, в которых говорится о Боге Духе Святом. Но при обширности слов св. Григория о Богословии не возможно передать в коротком очерке всей глубины христианского богословия, заключающейся в этих словах, а пространное изложение содержания их считаем здесь неуместным, и потому отсылаем любознательных читателей к самому подлиннику, прекрасный перевод которого можно читать в творениях св. отцов церкви, в третей части твор. св. Григория Богослова (Москва. 1844 г. стр. 1–133). К обличительным же сочинениям св. Григория Б. принадлежат два послания к Каледонию направленные против Аполлинария.

В заключение обозрения обличительных сочинений, принадлежащих св. отцам 4-го века, упомянем о 80 словах св. Ефрема Сирина «против дерзких испытателей» (аэтиан и евномиан), об обличительных словах, св. Амфилохия, к сожалению, сохранившихся только в извлечениях и отрывках, и о полемических творениях св. Амвросия медиоланского, каковы например книги о вере, писанные против ариан. Достойны также замечания: Анкорат и Панарий св. Епифания кипрского, – обширные сочинения, в которых и заключается история и опровержение всех ересей, – пять слов св. Златоуста, писанных в обличение аномеев последователей Евномия, в которых доказывается непостижимость Божия, и семь других слов против аномеев же, где доказывается единосущие Сына Божия со Отцем, а также Беседы его о Св. Духе направленные против македониан и частью против монтанистов и манихеев, – наконец, два сочинения блаж. Иеронима против пелагиан и письма его к Марцелле, в котором обличаются монтанисты. Из одного перечня этих сочинений легко можно видеть, как много потрудились св. отцы четвертого века в обличении разного рода еретических заблуждений. Но как ни многочисленны и сильны были обличения ересей частными лицами, как ни спасительны они были для утверждения верующих в истине православия, однако, для вразумления еретиков казались недостаточными, и – Церковь принуждена была, по заповеди Спасителя (Мф.18:15–17), для опровержения и низложения лжеучителей, созывать соборы и, по суду их, обличать и отлучать от церковного единения нераскаянных и упорных противников истины.

(Продолжение следует).

К. Д.