№ 19. Мая 11-го

По общему своему содержанию, эта речь есть одушевленное, подкрепляемое собственным примером апостола, увещание ефесских пастырей к верному прохождению своего служения. Желая внушить полное и искреннейшее внимание к пастырскому долгу, ап. Павел, как во многих других случаях (1Кор.11:1. Флп.3:17), так и здесь ставит себя в пример подражания (см. Деян.20:18, 20, 34, 35). Так он делает не по какому-нибудь самохвальству, не по естественному обращению на себя внимания при разлуке, а по действительному безукоризненному служению, свидетелями которого были собранные пастыри. Он смело говорит о себе и своих подвигах, потому что, по его слову, «похвала наша сия есть, свидетельство совести нашей, что мы в простоте и богоугодной искренности, не по плотской мудрости, но по благодати Божией жили в мире» (2Кор.1:12). Итак, пример мой, говорит ап. Павел собравшимся вокруг него пастырям новоустроенных христианских церквей, прежде всего пусть руководит вас на поприще вашего будущего служения. Старайтесь, чтобы свидетельство совести о вашем безупречном служении составляло самую большую похвалу для вас, так точно, как свидетельство моей совести составляет самую большую мою славу пред вами (Деян.20:26). Таким общим назиданием ап. Павел начинает свою речь (Деян.20:18), таким – и оканчивает (Деян.20:34, 35). В чем же, частнее, ап. Павел представляет себя образцом для будущих продолжателей его служения?

Апостол, прежде всего, изображает вообще свое служение среди асийских христиан: вы весте говорит он, яко от перваго дне отнелиже приидох во Асию, како с вами все время бых: работая Господеви со всяким смиреномудрием, и многими слезами и напастьми, прилучившимися мне от иудейских навет (Деян.20:18, 19); затем, в частности, описывает свою проповедническую деятельность среди них: яко ни в чесом от полезных обинухся, еже сказати вам и научити вас пред людми и по домом: засвидетельствуя иудеем же и еллином еже к Богу покаяние, и веру яже в Господа нашего Иисуса Христа (Деян.20:20, 21).

Изображая свое служение вообще в Асии, ап. Павел говорит: вы видели и знаете, с какою покорностью Богу, с какою кротостью и любовью к ближним я совершал свое служение среди вас. Не легко было мне бороться с невежеством и упорством тех, которых я просвещал и обращал ко Господу; но ради служения Господу я все сносил; все скорби и напасти я переносил со всяким смиренномудрием и многими слезами. Об этих великих скорбях своего служения в Асии апостол так воспоминает в одном из своих посланий: «мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии; потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых» (2Кор.1:8). Так, видно, была упорна та борьба, которую апостол должен был выдержать, насаждая христианство в Асии! Так велико было то сопротивление, которое в особенности старались возбудить против него иудействующие! Но не меньшие опасности, не меньшие затруднения предстояли впереди будущим продолжателям апостольского служения. Трудно было насадить слово Божие; но не легко его возрастить, не легко воспитать в его духе принявших это слово. Пастырь – совершитель тайн Божиих, проповедник слова Христова, должен быть всегда готов к борьбе с разного рода препятствиями и затруднениями, которые встретятся на пути его пастырского служения и к борьбе самой мужественной. Эту-то готовность к борьбе и соединенные с нею всевозможные пожертвования апостол теперь рекомендует будущим продолжателям своего служения, в своем собственном лице Он говорит им: «вы знаете...» (Деян.20:18, 19). Будьте же готовы и сами так трудиться на поприще предстоящего вам служения.

Описывая свою проповедническую деятельность, ап. Павел с особенною силою ударяет на то, что он ничего – и самого малейшего – из того, что полезно, или что способствовало бы спасению, не пропустил и не оставил без внимания; напротив, он старался, как выражается несколько ниже (Деян.20:27), возвестить им всю волю Божию, раскрыть пред ними все истины Божии, преподать им все нужное для спасения. И обо всем этом он говорил не только всенародно, в синагогах или на площадях, но и по домам. Так велика была заботливость апостола, и так велико было его внимание к делу проповеди Христовой... Впрочем, сущность всего того, чему учил ап. Павел и о чем говорил, состояла в том, чтобы как иудеям так и язычникам возвестить «покаяние пред Богом», – перемену прежней жизни и «веру в Господа нашего Иисуса Христа» и открыть новый путь жизни, путь веры Христовой. Такова, в сущности, должна быть проповедническая деятельность каждого пастыря проповедника. Он должен пользоваться каждым случаем, приличным для проповеди слова Божия, должен стараться, по возможности, раскрывать и излагать полно все вероучение христианское, и сущность всей своей проповеди поставлять в том, чтобы содействовать покаянию пред Богом и вере в Иисуса Христа.

Описав свое апостольское служение вообще (Деян.20:18, 19) и в частности коснувшись своей проповеди в Асии (Деян.20:20, 21) ап. Павел как бы так говорит: таково было доселе мое служение Христу Богу, а вот наступающее: и ныне се аз связан духом, гряду во Иерусалим яже в нем хотящая приключитися мне не ведый; точию яко Дух Святый по вся грады свидетельствует, глаголя, яко узы мене и скорби ждут. Но не едины же попечете творю ниже имам душу мою честну себе, разве еже скончати течение мое с радостью, службу юже приях от Господа Иисуса, засвидетельствовати евангелие благодати Божия (Деян.20:22–24). Таким образом и мое будущее служение может быть для вас во многом поучительным.

Деян.20:22. И ныне се аз связан духом (удерживаем на этот раз чтение славянского текста: духом, а не русского перевода:.. «Духа». Хотя, по духу, мысль русского перевода вполне согласна с библейским учением, так как апостолы находились под водительством Св. Духа и ап. Павел, часто действовал по внушению Св. Духа: тем не менее, мысль, представляемую славянским текстом, в настоящем месте, считаем более сообразною с контекстом речи), гряду во Иерусалим. Слова эти можно перевести так: и вот, теперь я, влекомый своим духом, иду в Иерусалим. Очевидно, апостол говорит о том обязательстве своего внутреннего сознания, которое внушило ему, на этот раз, посетить Иерусалим. Что это было за обязательство, легко понять всякому, знакомому с характером ап. Павла. Ап. Павел, пред началом каждого важного, действия своего апостольского служения, считал долгом посетить Иерусалим – место, в котором совершилось так много знаменательных и дорогих воспоминаний для всякого искренно верующего последователя Христова. Тут он мог подкреплять свои силы, тут мог возгревать свой дух, посетив те места, которые были освящены действиями Богочеловека. Сюда и теперь он спешит, желая отправиться в далекий Рим, и свое внутреннее стремление к этому священному месту называет влечением духа. Этому влечению духа, или этому священному своему чувству он вполне предается, не зная определенно, что с ним там случится, хотя, на основании прежних опытов, трудно было ожидать радушного приема. Между тем Св. Дух, который руководил апостолов в служении, свидетельствовал, что его ждут там скорби и лишения, узы и преследования. Это свидетельство Духа не нужно считать каким-нибудь внешним откровением, или озарением бывшим самому апостолу Павлу, но, согласно значению слова – свидетельствовал и другому слову, его сопровождавшему по вся грады, нужно понимать в виде богооткровенного свидетельства, совершаемого чрез других. В это время распространения христианства в языческих и иудейских городах являлись пророки, которые, подобно древним пророкам, по внушению Св. Духа, предрекали будущие события. Так, в Антиохии пророк Агав предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет великий голод (Деян.11:28); так, несколько позже, тот же Агав, или другой пророк одноименный с ним, символически предрекал ап. Павлу узы в Иерусалиме (Деян.21:11 ср. ст. 4-й). Через таких пророков Дух Св., и во время этого путешествия ап. Павла, предрекал ему узы в Иерусалиме (Деян.20:23). Но апостол, не считавший ничего выше выполнения своего долга и ничем так не дороживший, как свидетельством своей совести о безукоризненном выполнении долга (2Кор.1:12), не смотря на такое свидетельство Духа, остается верным своему внутреннему влечению, лишь бы с радостью, с полным внутренним веселием, которое следует за безукоризнейшим выполнением долга, совершить свое апостольское служение (Деян.20:24). Так ап. Павел ставит в образец ефесским пастырям Церкви Христовой не только свое прошедшее служение, полное скорбей и лишений, но и будущее (наступающее), соединенное с обречением себя на смерть. Он говорит им (Деян.20:18–21): смотрите на меня не только в моем прошедшем, хорошо вам известном, но и в будущем, теперь наступающем (Деян.20:22–24)! Везде я верен своему долгу; честное и безукоризненное выполнение долга, хотя бы оно стоило самой моей жизни, у меня стоит на первом плане. Так ап. Павел откровенно беседует с окружавшими пастырями, – как отец со своими детьми.

В виду предстоящего будущего, после которого, продолжает апостол, вы, может быть, уже не увидите моего лица, я считаю долгом дать отчет о моем служении среди вас: и ныне се аз вем, яко ктому не узрите лица моего вы вси, в нихже проидох проповедуя царствие Божие. Темже свидетельствую вам во днешний день, яко чист аз от крове всех. Не обинухся бо сказати вам всю волю Божию (Деян.20:25–27).

На основании свидетельства, высказанного Св. Духом чрез пророков, ап. Павел почти с уверенностью говорит окружавшим пастырям, что они не увидят его лица¹⁴. Это обстоятельство дает особенную силу его слову. От лица окружавших пастырей он переносится ко всем тем, среди которых проходил свое служение, и как бы пред ними готовятся к отчету о своей доселешней деятельности среди них. Он говорит им: в виду такой разлуки, после того как я представил вам свое служение среди вас (Деян.20:18–21), в нынешний день свидетельствую, что чист я от крови всех¹⁵, что я, с своей стороны, не виновен ни в чьей погибели. Не обинухся бо, ибо я не опускал всенародно и по домам возвещать вам всю волю Божию, открывать весь путь домостроительства нашего спасения, излагать все учение об основании царства Божия на земле (Деян.20:25–27).

Ст. Сл-ский

(Окончание следует).

1. Умственные способности

Известно, что дети отличаются любознательностью. Мир Божий, с которым они только что начинают знакомиться, на каждом шагу поражает их разнообразием, красотою и таинственностью своих явлений. Каждый предмет, который попадается им на глаза, составляет для них новое явление, интересует их, возбуждает стремление познакомиться с ним, понять его устройство и значение, привести его в связь с другими, уже знакомыми, предметами. В этом случае мы встречаем знание чистое, совершенно бескорыстное, которое, к сожалению, так редко встречается между взрослыми, – знание не для извлечения из него практической пользы, а для удовлетворения естественной и врожденной человеку потребности знания. Потому-то детская любознательность и называется естественною любознательностью. Молодое животное знакомится только с теми предметами, которые полезны для него, доставляют ему пищу и вообще необходимы для его существования. Сущность его развития состоит в приобретении и усовершенствовании навыка отличать предметы полезные для него от вредных, употреблять первые в свою пользу и избегать влияния последних. Человеческое дитя беспомощно в практическом отношении; оно долго не приобретает навыка употреблять в свою пользу предметы внешнего мира. Но в нем, с самых ранних пор развития, проявляется потребность наблюдать и изучат окружающие его предметы, и в этом состоит отличие человека от животного.

Само удовлетворить своей потребности знания дитя, очевидно, не может. Ему не разгадать того, что разгадывали целые поколения людей, в течение нескольких веков, и потому дитя постоянно обращается с вопросами ко взрослым. Но между взрослыми всего ближе к дитяти родители. В них оно, с первой поры своей жизни, привыкло находить для себя опору, с ними оно свыклось, не чуждается их, считает их своими наконец, в них оно видит совершеннейших людей, каких только может представить. Естественно, что к ним оно и обращается со всеми своими вопросами, с ними разделяет все свои радости, от них надеется получить разрешение всех своих недоумений. Найдет ли оно разноцветную бабочку, красивый цветочек, блестящий камешек, тотчас бежит к родителям, чтобы показать им свою находку и вместе с ними полюбоваться красотой этого предмета. Озадачит ли его какое-нибудь явление природы, например дождь, внезапный ветер, еще неслыханный им крик животного, и т. п., оно опять бежит к родителям, чтобы узнать от них причину и значение этого явления.

Эта докучливость детей не всегда нравится, даже, большею частью, не нравится родителям. Они преданы практическим интересам, они трудятся для приобретения средств жизни, и достоинство знаний определяют полезностью их. Между тем дети постоянно отвлекают их от дела своими вопросами о предметах бесполезных, и потому, по мнению родителей, пустых – ничтожных. Поэтому большая часть родителей подавляет естественную любознательность детей своим равнодушием и холодностью к их беспрерывным восторгам и вопросам, нередко даже встречает с гневом и бранью проявления детской любознательности. Это зависит от неуменья родителей стать на точку зрения детей. Чем более взрослый человек углубляется в практическую жизнь, тем более он привыкает ценить знания, по их полезности, и забывает тот восторг, который в нем же самом, в годы детства, возбуждало знакомство с каждым новым предметом и явлением природы. Поэтому, чем старее родители, тем досаднее бывает для них докучливость детей и тем сильнее подавляют они проявления детской любознательности. Между тем эта бескорыстная любознательность, эта чистая потребность знания составляет то, что наиболее украшает детский возраст и сохранение чего, на ряду с непорочностью детей, наиболее желательно для взрослых людей. Она составляет могущественнейшее орудие умственного развития человека и ей обязаны своим происхождением все великие труды в сфере науки. Поэтому ее нужно укреплять и развивать в детях. Первым условием для этого должно быть внимание родителей к проявлениям детской любознательности. Воспитание детей должно быть главным делом в жизни родителей, и тяготиться их докучливостью родители не имеют права. Достоин презрения тот человек, который, родивши детей, тяготится их воспитанием. Впрочем, для родителей мыслящих, не погрязших вполне в мелочах практической жизни, наблюдение над развитием детей и вспомоществование этому развитию составляет лучшее удовольствие в жизни. Затем родители должны приноравливаться к детскому пониманию, должны уметь стать на точку зрения детей. Недостаточно, если родитель, на вопрос дитяти о каком-нибудь предмете, докторальным тоном даст ему положительный ответ; такое вкладывание в детскую голову готовых материалов подавляет ум детей, не дает простора для его работы. Не нагружение детей познаниями составляет задачу воспитания, а образование в них способности приобретать познания. Поэтому родители должны быть способны разделять с детьми восторг их, при знакомстве с новыми предметами, должны уметь сойти с высоты своего развития и, так сказать, на время снова сделаться детьми, чтобы вместе с ними проходить тот умственный путь, который ведет к познанию предметов. Это высокое педагогическое искусство не легко дается взрослым людям. Оно требует глубокого размышления и значительной опытности, а главное – ясного понимания духовной жизни человека; потому-то психология (учение о душе), обыкновенно, и ставится в основу педагогики (науки о воспитании). Впрочем, свойственная родителям любовь к детям и сознание своего долга, по отношению в ним, многому помогают и многое заменяют в этом случае.

Таким образом родители служат первыми посредниками между умом детей и миром Божиим, к познанию которого стремится ум их. Но чтобы объяснить что-нибудь детям, нужно наперед самому знать то, что нужно объяснить. Поэтому развитие умственных способностей детей и постоянное обогащение их знаниями возможно только для тех родителей, которые сами достаточно развиты умственно и достаточно богаты знаниями. Что же делать тем родителям, которые, вследствие неблагоприятных обстоятельств своего воспитания сами не имели возможности получить образование и обогатиться знаниями? Оставить детей, при первом знакомстве их с миром Божиим, на произвол судьбы нельзя, потому что это не только противно долгу родителей, но и крайне вредно для детей. Не получая ни от кого разрешения своих недоумений и не будучи сами в силах разрешить их, дети будут составлять ложные понятия об окружающих их предметах и явлениях природы, будут населять мир фантастическими существами, и потом они на всю жизнь останутся с этими ложными, суеверными понятиями, что весьма вредно отзывается не только на умственной, но и на практической жизни людей, или, при благоприятных обстоятельствах, получивши со временем образование, должны будут насильственно вырывать из своего ума с малолетства укоренившиеся в нем ложные понятия, что весьма вредно отзывается на всем строе духовной жизни человека. Для грамотных родителей, в этом случае, весьма важным пособием служат книги. Не будучи сам в состоянии дать ясный ответ на вопрос дитяти, не умея разрешить его недоумения, родитель обращается к книге и в ней находит объяснение непонятного. В этом случае родитель сам учится вместе с дитятей, об руку с ним входит в великий мир знания. И если он делает это с любовию, интересом и удовольствием, если притом сумеет заменить сухой и положительный книжный язык живой образною речью, то для дитяти будет легко и радостно приобретение новых знаний, и образы предметов будут живо и прочно запечатлеваться в душе его. В этом случае, цель воспитания будет достигаться также успешно, как и в том случае, если родитель сам, без помощи книги, помогает дитяти знакомиться с миром Божиим и развиваться умственно. Кроме того, в тех случаях, когда вопрос дитяти превышает сведения родителя, полезно обращаться за объяснением к лицу более образованному, особенно к такому, которое пользуется общим уважением в известной местности и занимает авторитетное положение в обществе, например к приходскому священнику. Такие лица должны иметь, и большею частью имеют, образование, соответствующее их званию и общественному положению. Но, обращаясь к такому лицу, родитель должен относиться к нему с уважением, как к авторитету, чтобы своим примером внушить и дитяти доверие к словам этого лица и к ожидаемым от него объяснениям. Наконец, в затруднительных случаях, можно сослаться на общую причину всех вещей, т. е. сказать, что так Бог создал. Хотя слабый ум детей и не может возвыситься до созерцания конечной причины вещей, ищет ближайшей, непосредственной причины, и хотя, поэтому, подобный ответ не развивает ума детей, но, во-первых, такой ответ бесспорно справедлив, во-вторых, он возбуждает в душе дитяти известное движение, действует на развитие его чувства. Но ни в каком случае не следует вопросы детей оставлять без ответа или давать на них ложные объяснения. В первом случае, как мы выше сказали, детям дается простор в составлению ложных понятий, во втором – дитя может где-нибудь на стороне получить верное объяснение, и тогда в душе его слишком рано возникнет сомнение в истине и подорвется в нем доверие в словам родителей, что крайне вредно отзовется на всем воспитании.

Приучая дитя в умственной деятельности, помогая ему приобретать познания, родители должны помнить, что цель воспитания состоит не в том, чтобы наполнять голову дитяти различными сведениями, а в том, чтобы развить в дитяти способность приобретать знания, чтобы дать такое направление его умственным способностям, при котором оно само желало бы и умело бы приобретать знания. К этой цели воспитания родители должны стремиться с самого малолетства детей, с той ранней поры, когда дитя только что начинает различать внешние предметы и составлять о них представления. Для достижения этой цели родители 1) не должны давать дитяти слишком развлекаться разнообразием внешних предметов. Только что вступивши своею мыслью в мир Божий, дитя, естественно, поражается и увлекается бесконечным разнообразием заключающихся в нем предметов. Притом самой природе детского возраста свойственна как телесная, так и умственная живость и подвижность: дитя неудержимо спешит с познаниям, беспрестанно перебегает с одного предмета на другой. Если не сдерживать излишние проявления этой умственной подвижности, если дать ей укрепиться в дитяти, то из него выйдет человек рассеянный. Чтобы избежать этого недостатка нужно задерживать внимание дитяти на том предмете, на котором оно раз остановилось, нужно уметь принудить дитя до тех пор не оставлять предмета, пока не составится в уме его ясного понятия о нем. Но при этом нужно действовать так искусно, чтобы дитя не замечало этого принуждения, чтобы оно с охотой и удовольствием останавливало свое внимание на известном предмете; иначе можно возбудить в нем чувство скуки, и отбить у него охоту обращаться с своими вопросами к родителям.

2) Нужно уметь обращать внимание дитяти на предметы однородные, т. е. подходящие под одно общее родовое понятие. Вообще каждый, сколько-нибудь развитый умственно, человек мыслит общими понятиями. Для каждого понятия, в действительности, существует множество частных предметов, множество отдельных экземпляров. И когда мы вызываем в своей мысли какое-нибудь понятие, мы разумеем не какой-нибудь отдельный экземпляр этого понятия, а совокупность тех признаков, которые общи всем отдельным экземплярам и из совокупления которых образуется одно общее понятие, обнимающее собою все отдельные экземпляры. Например, когда идет речь о березе, каждый не глупый человек понимает, что говорится не о какой-нибудь отдельной березе, растущей, например, в его саду, или поле, но вообще о дереве, которому усвоено название березы. Эти то общие понятия и дают нам возможность выходить мыслью за пределы того небольшого уголка земли, в котором мы проводим жизнь свою, живя в этом уголке, обнимать умом своим целый мир Божий. И это не есть принадлежность только людей образованных, но свойственно всем людям, которые не лишены от природы ума, и ум которых не остался в младенческом состоянии. Когда вы скажете, что в Америке растут, между прочим, березы, каждый крестьянин, безграмотный, не имеющий никакого образования, но имеющий сколько-нибудь развитый ум, поймет о каком вы дереве говорите. Только идиоты, ум которых навсегда остался на степени младенческого развития, не могут отрешиться от частного предмета, не могут подняться мыслью на высоту общего понятия, обнимающего собою множество частных предметов. Дитя, на первых порах своего развития, также прикреплено к частным предметам. Под словом стол оно понимает тот именно стол, который оно видит пред собою и чувственный образ которого запечатлелся в уме его; тоже самое и относительно всех других предметов. Но задача воспитания в том, между прочим, и состоит, чтобы от бесконечного разнообразия частных предметов возвести ум дитяти к общим понятиям, с высоты которых он мог бы одним умственным взором обнять целый круг частных предметов. Для этого родители должны выбирать предметы однородные и так обставлять ими дитя, чтобы его внимание само собой обращалось на признаки, общие всем частным предметам, из совокупности которых образуется общее понятие. При этом разумеется, нужно действовать с строгой постепенностью и незаметно помогать слабому уму дитяти восходить от частного и непосредственного в общему и отвлеченному.

3) Обращая внимание дитяти на предметы однородные, не нужно, однако ж, доводить это до крайности, до скуки и утомления. Если взрослый скоро утомляется при одностороннем умственном занятии, то тем более дитя, натуре которого по преимуществу свойственны подвижность мысли и разнообразие впечатлений. Поэтому необходимо довольно часто переводить внимание дитяти от одного рода предметов на другой. Но при этом нужно избегать случайных, произвольных переходов. Не хорошо, если мысль дитяти без порядку и без связи перехаживает с одного предмета на другой, совершенно не сходный с первым. Нужно приучать дитя к мышлению стройному, систематическому, и для этого так обставлять дитя, чтобы новый род предметов, на который обращается его внимание, был в некоторых чертах сходен с предыдущим родом предметов, подходил вместе с ним под одно высшее, общее понятие. Вселенная так устроена, что все предметы, входящие в состав ее, можно разделить на бесчисленное множество отдельных групп. В состав каждой группы входят такие предметы, которые имеют несколько общих признаков. В свою очередь, эти группы предметов соединяются между собою в отдельные ряды, из которых в каждом содержится несколько первоначальных групп, имеющих общие признаки. Над этими низшими рядами находятся высшие ряды, из которых в каждом соединено несколько низших рядов, также имеющих некоторые общие признаки, и таким образом идет беспрерывная и строго постепенная группировка предметов в более и более общие и высшие ряды, пока, наконец, все эти ряды не соединятся в одном, самом высшем понятии – вселенной, или мира. При этом постепенном восхождении от низших рядов к высшим, количество общих признаков постепенно уменьшается, так что в самом высшем понятии вселенной, или мира, которым обнимаются все группы частных предметов, содержится только один признак, общий всем предметам, именно: бытие или существование. По этой-то бесконечно-великой лестнице бытия, основание которой неизмеримо широко и которая кверху постепенно суживается, и нужно мало-помалу возводить мысль дитяти. С возрастом, с большим и большим развитием и укреплением умственных способностей, ум дитяти должен постепенно восходить к более и более общим понятиям, должен становиться способным обнять одним взором большее и большее число частных предметов. В этом заключается одна из главных целей, к которым должны стремиться родители, заботящиеся о правильном воспитании своих детей.

4) Искусно обращая внимание дитяти на признаки, общие нескольким частным предметам, и приучая его, таким образом, к составлению общих понятий, не нужно, в тоже время, опускать из виду признаки частные, принадлежащие только каждому отдельному предмету и отличающие его от всех других, однородных с ним предметов. С развитием ума дитяти не нужно спешить; иначе этот ум будет скороспелым и от того слабым. Указанное в предыдущем пункте возведение мысли дитяти к высшим, общим понятиям нужно совершать весьма медленно, с самой строгой постепенностью. Составление ясного и точного общего понятия возможно только тогда, если образы частных предметов, входящих в состав этого понятия, резко запечатлелись в уме дитяти, если внимание его, при наблюдении частных предметов, не скользило по поверхности их, а в каждом предмете останавливалось на тех признаках, которые отличают его от всех других предметов. В таком только случае понятие в уме дитяти будет неразрывно соединено с представлением частных, в действительности существующих, предметов, а не будет только отвлеченным, бессодержательным словом. И чем большее количество действительно существующих предметов послужило основанием для составления понятия, чем разнообразнее были эти предметы и чем резче запечатлелись в уме дитяти отличительные признаки их, тем менее развивающаяся мысль дитяти будет отрываться от действительности, тем трезвее и основательнее будет его мышление.

П. Р.

Раскольническая колонизация на окраинах Империи

Каково в настоящее время состояние раскола усиливается ли он, и если усиливается, то, что способствует его усилению? и какие средства могут способствовать его ослаблению? такие вопросы, нет сомнения, должны быть признаны вопросами не последней важности, в наше время. Была пора, когда специалисты жарко спорили о причинах возникновения раскола, о том, против чего служил он протестом, против правительства или Церкви, гражданское ли явление раскол или церковное. Теперь едва ли не бесполезно для церковной практики копаться в исторических архивах, с целью решения спора, интересного для историка-специалиста. Для Церкви и пастырей Церкви важен другой вопрос, вопрос о том, что раскол в наше время, как живет он, какими путями идет его развитие. Русский раскол представляет факт раздробления религиозного сознания и потери единства нравственно религиозных стремлений народа, одного по крови, великого по числу и исторической судьбе. На этот факт любят указывать недоброжелатели России, как на живое доказательство бессилия господствующей в ней Церкви (т. е. православной). Впрочем, не одни недоброжелатели России приходят к такой мысли, при взгляде на внутреннюю живучесть и количественное возрастание раскола. Справедливо ли так думать? Едва ли справедливо. Сила или бессилие видны после правильно веденной борьбы. Чтобы серьезно бороться, надо оценить важность борьбы чтобы правильно вести борьбу, надо близко изучить силы и вспомогательные средства противной стороны: тогда только, говорим, можно судить о силе или бессилии. Чтобы с успехом бороться с расколом, необходимо для этого всмотреться в теперешнюю жизнь раскольников. Конечно, это не так трудно в Империи, на виду хорошо знающих; но легко ли на окраинах!.. а раскольники живут в Сибири, в Крыму, на берегах Волги, на Кавказе и в Закавказье. Где раскол на виду гражданской и церковной власти, там и борьба с ним менее трудна, и наоборот, более трудна там, где его меньше всего знают и где, кроме того, поле церковной и гражданской деятельности гораздо шире. Между тем здесь-то именно раскол заслуживает особенного внимания. Почему? Потому что хуже, если старый стволистый плевел будет расти на только что возделываемой земле, вместе с молодою пшеницей, чем между давно посеянною пшеницей, уже более или мене взросшей и созревшей.

Странно сказать: раскольническая пропаганда, а раскольники, во всяком случае, пропагандируют, пропагандируют внутри России, на окраинах России, открыто и тайно. Они живут в Сибири, на Волге, и на Дону, в Таврической губернии, на Кавказе и за Кавказом. Если описать, как они живут, то выйдет, что и они пропагандируют, хотя, с первого раза, это может показаться невероятным. Люди, выдававшиеся внутри России своими противоправительственными и противоцерковными действиями и убеждениями, обыкновенно, ссылались в эти места. Поселение и новые условия жизни вовсе не изменяли поселенных; они продолжали жить и поступать также, как жили и поступали прежде. Кавказ и Закавказье служили до очень недавнего времени ссылочным местом, между прочим, и для раскольников. Мера эта в ином случае достигала своей цели, а в ином нет. Действия раскольников были парализируемы там только, где не было русского населения вблизи, где им приходилось иметь сношение с одним туземным населением, как например в Имеретии, в большей части Тифлисской губ. и др. Но там, где они селились среди русских же – их влияние делалось неминуемым. Так было в Ставропольской губ. и в земле Черноморского войска.

Кавказские раскольники в делах совести

Станицы и села Ставропольской губ. и существующие по берегам Кубани и Терека представляют смешенное, в религиозном отношении, население. Вместе с православными тут живет множество и сектантов разных. Большая часть станиц и сел похожа, в этом отношении, друг на друга. Чтобы судить о состоянии раскола в них, достаточно взять из них два-три. Разумеется, не в каждой станице есть все сектанты, и в этом случае необходимо обращаться от одной к другой. Возьмем на первый раз станицу Бекечевскую. и два села, Медвежье и Развильное, Раскольники в них принадлежат к четырем сектам: фарисействующих, иконоборцев, хлыстов, или шалапутов, и поморцев.

1. Иконоборцы

Трудно определить в точности цифру семейств, придерживающихся раскола, потому что многие держатся раскола тайно. Тайных и явных раскольнических семейств в Бекечевской станице можно, приблизительно, полагать до девяноста. Из них дворов пятнадцать явно – фарисействующих; остальные иконоборческие. Замечательно, что между приверженцами раскола нет полного единодушия и единства религиозного. Причина этой разности то, что раскол занесен сюда в разное время и разными лицами. Иконоборцы явились не слишком давно. Секта эта возникла таким образом. В 1845 г., в Боталпашинской станице, недалеко от Бекечевской, жил купец Тришкин, иконоборец. С ним имел торговые сношения казак из Бекечевской станицы Пулин, который и был заражен первым. От Пулина иконоборческую ересь приняли некоторые другие бекечевцы. Таким образом явилось открыто исповедующаяся секта. Для ее исследования назначена была комиссия. По расследовании дела, казака Пулина обвинили как ересиарха и сослали за Кубань; но секта с тех пор усиливалась более, приобретая все новых и новых приверженцев. К усилению ее способствует дух полной свободы совести, господствующий у иконоборцев. Собственная совесть и собственное сознание – вот верховные судьи для иконоборца; в собственной совести и собственному разумению обращается он во всех почти религиозных вопросах. Для него не существует большего авторитета, чем его собственное понимание слова Божия; в его глазах не имеют никакой силы ни церковное предание, ни святоотеческое учение; таинства и священнодействия Церкви, по его взгляду, совершенно лишние вещи, не имеющие силы, ни мало не способствующие к спасению человека. Иконоборец не церемонится даже прямо и открыто говорить: церковь, что ваша церковь!.. базар, только!.. С этим пренебрежением церковной внешности, в духе протестантизма, в иконоборце соединяется мечтательная уверенность в том, что он «истинный богочтец». Если спросить иконоборца, почему не ходит он в церковь, он ответит: я не хожу в вашу церковь потому, что Господь Бог обитает в нерукотворенных храмах, сиречь, в сердцах наших и Ему подобает кланятися духом и истиною. Почему иконам не молишься? если спросить иконоборца; он, обыкновенно, отвечает: «не сотвориши себе кумира» и т. д. К такому основному аргументу он привяжет непременно все места Писания о идолах серебряных, златых и деревянных – и потом не станет слушать, что ему ни говорите; или не скажет в конце концев, отвечая в третьем лице говорящему с ним: «предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная», и еще – «измениша славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека»; али вон почитай-ка Еремея (Иеремии пророка), как там сказано, в 10 главе: «буй сотворися всяк человек от ума своего, постыдеся всяк златодельник во изваяниях своих, яко ложная слия, несть духа в них; суетна суть дела, смеху достойна»; и еще глаголет: «боги украшают аки человеков ризами, боги златыя, серебряныя, деревянныя» (из послания Иеремии).

В домах иконоборцев висят вместо икон разрисованные яркими красками скрижали завета. Нет у них и постоянных молитвенных домов, ни также чередных, как у фарисействующих например. Чтение и толкование свящ. Писания у себя на дому заменяют для каждого иконоборца церковные священнодействия, пост, молитвы, словом все, что составляет существенную сторону христианской жизни. Крайний отрицательный мистицизм, впрочем, не у всех иконоборцев в равной силе. Некоторые из них, недавно отпавшие, а может быть, инстинктивно сохранившие чувство уважения к церковной обрядности, сознают силу таинств Церкви, хотя понимают их опять своеобразно, под влиянием мысли о духовном служении Богу. Был такой случай с одним священником этой станицы (Бекечевской). Приходит к нему казак С-ов и просит его окрестить сына у него. Священник идет. Началось крещение. Но в то самое время, когда приходилось совершать троекратное погружение младенца в воду, пригласивший останавливает священника. Не так вы, батюшка крестите, говорит он. А как же нужно? – спрашивает священник. – В Писании сказано «аще Иоанн убо крести вы водою; вы же имате креститися Духом Святым»; а вы суете в воду, разве так крестят (духом)? – Да ведь в Писании же сказано: «аще кто не крестится водою и Духом, не может внити в царствие Божие»; как же говоришь, что не так крещу? – Да так, надо крестить Духом. – Таким образом, крещение было остановлено. Не смотря на доводы священника, казак остался при своем убеждении, что крещение должно быть совершаемо непременно Духом и что крещение, существующее в нашей Церкви, неправильное, не установленное Господом. Конечно, трудно понять, чего требовал казак, требуя крещения Духом, да едва ли и сам он понимал.

Как в религиозных вопросах у иконоборцев господствует полная свобода совести, так и во взаимных отношениях их друг ко другу, по делам религиозного характера, существует полная, не стесняемая никакими общественными обязательствами, свобода. Семейство для главы – иконоборца заменяет общество; чтение библии в кругу семейства и объяснение того, что читается – церковно-общественную молитву и обряды. У иконоборцев не существует обязательных религиозных сходок. Если кто пожелает – будь то и православный – в кругу домашних иконоборца начетчика послушать библию, «вкусить яствы духовной», может пожаловать смело в дом к иконоборцу.

2. Фарисействующие

Фарисействующие, или субботники, составляют около пятнадцати семейств в станице Бекечевской. Как зашла эта секта сюда? Фарисействующие внутренних губерний часто ходят на богомолье по святым местам. Во время этих перехождений, ознакамливаясь с местным населением, они стараются привлекать легковерных на свою сторону, и, вследствие уважения вообще к странствующим богомольцам, путешествующие сектанты приобретают себе приверженцев. Так, по всей вероятности, занесено новофарисейство и в станицы Ставропольской губернии. Бекечевцы-сектанты не знают насадителя «святаго семени», как величают себя фарисействующие.

Секта новофарисеев составляет диаметральную противоположность с иконоборческою ересью. По убеждениям, касательно важнейших истин веры, новофарисейство не представляет резких отличий от православия. По крайней мере, сами фарисействующие говорят, что они признают все, что заповедано Церковью православною, ходят в церковь, почитают иконы, постятся, причащаются по православному обряду, признают святость и всех других таинств и священнодействий Церкви. Но всего того, что православный христианин считает достаточным для спасения души – не признает достаточным субботник. Внешняя набожность, доходящая до неестественности, чтение слова Божия вместе с чтением разных апокрифических сказаний, пение и молитва, редко сходящая с языка субботника, механически вытверженная и совершаемая без участия сознания – вот вся святость, которою так любят хвастаться фарисействующие. Без сомнения, кроме этого, я в понимании религиозных истин субботниками можно указать некоторые разности от православного учения; но эти разности не догматические и зависят от того, что занятые интересами спасения души более, чем остальное простонародье, по крайней мере, высказывая больше наружной заботливости об этом, они более занимаются чтением книг религиозного содержания и богомыслием, причем, естественно, при своей неразвитости, доходят до не совсем истинных понятий о предметах веры. Что новофарисейство не представляет резких догматических разностей от православия, это объясняется тем, что основатель общины фарисействующих обратил внимание исключительно на внешнюю сторону жизни своих последователей, которой и сообщил действительно резко-отличающую особенность, святость евангельского фарисея. Сами фарисействующие не равняют себя с христианами православными. «Мы – семя святое», говорят они; «нами мир держится».

Между фарисействующими несравненно больше религиозного единодушия, чем между иконоборцами. Вопросы, касающиеся религиозного благочиния, или вообще веры, решаются у них большинством голосов. Так управлялась, говорят они, Церковь и во времена апостолов и их непосредственных преемников. В настоящее время, во главе фарисействующих стоит казак Г-ский, как более других грамотный и искусный в пении. Ему дано право контролировать внешний порядок молитвенных собраний их. Собрания эти составляют нравственную силу общества фарисействующих. Они происходят, обыкновенно, в одном из нескольких чередующихся домов. Собираются сектанты накануне каждого господского и богородичного праздника вечером, а иногда даже накануне и простых праздников, если изъявлено согласие общины. Всю ночь они проводят в доме, куда собрались. Сначала занимаются пением псалмов и церковных песней, впрочем не исключительно церковных; дозволяются и самосочиненные песни. Роль регента исполняет Г-ский, казак. Он же услаждает их затем чтениями из библии и благочестивыми сказаниями. С двенадцати часов ночи начинается братская трапеза, или вечеря, расходы по части которой принимает на себя хозяин дома. После вечери поют, обыкновенно, известные псалмы, по обычаю иудейскому, исполненному и Спасителем после тайной Вечери. Собрание расходится, когда начинают звонить к заутрене. Бывшие на нем спешат в церковь, но во время богослужения, естественно, только зевают и дремлют, успокаивая свою совесть тем, что дух, де, бодр, да плоть немощна.

Между фарисействующими и иконоборцами существует глубокая вражда; фарисействующий не удостаивает иконоборца рукопожатия при встрече, хоть бы находился с ним даже в родственных связях, он кланяется ему, отошедши на десять шагов; потому что, дескать, иконоборца как раз на десять шагов расстояния окружают все нечистые.

Гассиев

Перед нами пять сочинений, знакомство с которыми будет весьма не бесполезно для пастырей, поучающих и поучающихся от божественных писаний. О каждом из этих сочинений скажем по нескольку слов.

1. Введение в новозаветные книги Священного Писания. Перевод с немецкого под редакцией Архимандрита Михаила. Первая половина. Москва. 1869.

Любители научных исследований о Библии, в особенности же воспитанники духовно-учебных заведений, которым благожелательно переводчики и редактор посвящают этот перевод «Новозаветной Исагогики» немецкого профессора богословия в Галльском университете Герине, должны быть благодарны потрудившимся в переводе и издания этой книги. Нельзя отчасти не согласиться с редактором перевода, что «перевод книги, так высоко стоящей, по своим достоинствам, в богатой германской библейской литературе, при скудости нашей, принесет несомненную пользу и удовольствие любителям научных исследований о Библии у нас, в особенности же воспитанникам наших духовно-учебных заведений». Действительно, скудна наша библейская литература, скудна до того, что у нее даже нет обыкновенных, простых аппаратов, способствующих к толковому чтению Библии. Если бы у нас не было святоотеческих толкований издания прежних лет и теперь сделавшихся почти редкостью, то даже учители Писания, обязанные объяснить своим ученикам, по возможности, каждый стих Библии, были бы в величайшем затруднении. Что же касается до пастырей сельских, то вот что один из таковых пишет нам: «Сидя с Библией в руках, задумавшись над затруднительным для моего разумения текстом, вообще прочитывая непонятные для меня стихи, слова и целые главы, я каждый раз испытываю душевное желание, дабы явился ко мне, по возбуждению Божию, некий «Филипп» и, услышав, что я читаю, спросил бы меня: «разумееши ли, яже чтеши?» Я бы, конечно, откровенно сказал ему: «как могу разуметь, если кто не наставит? Книг у меня таких нет, где бы объяснялась Библия подробно, в толкованиях св. Златоуста, имеющихся в церковной библиотеке, объяснена далеко не вся Библия; есть, я знаю, комментарии на все св. Писание, но написаны они на иностранных языках, латинском, немецком и др.» При этом я попросил бы своего «Филиппа» взойти и сесть со мною и, отверзши уста свои, начав от Писания, благовествовать мне». Это, по-видимому, довольно эксцентрическое желание весьма естественно в человеке, искренно желающем понять смысл известного места Писания и не имеющего никаких естественных средств выразуметь его. Читает, положим, кто-нибудь из пастырей книгу пророка Исаин и хоть бы то место из нее, над чтением которого задумался придворный вельможа Кандакии, царицы эфиопской, приезжавший в Иерусалим для поклонения: во смирении суд его взятся, род же его кто исповесть? и побуждаемый благочестивою любознательностью до подробности уяснить себе смысл этого текста, что он может иметь у себя для пособия к объяснению? Может быть у него, пожалуй, перевод Библии с еврейского, прочитает он этот текст в переводе архимандрита Макария: «из тесноты и суда наконец взят; а род Его... кто помышляет, что Он ссекается с земли живых за преступления народа»; читает еще у Иеремии: поживут мечты во островех (Иер.50:39), сравнивает в переводе с еврейского: «поселятся дикие кошки со гиенами»; – у прор. Иезекииля: в сердцы морстем Веелиму – это в славянском переводе с греческого, в русском же переводе с еврейского: «пределы твои были в сердце морей» (Иез.27:4) и мн. т. п.: как он объяснит себе такие и подобные места, не имея комментария, или хоть русского перевода Библии с греческого? Прекрасное и несомненно полезное дело – перевод Библии с еврейского; но едва ли не настоятельнее нужда иметь перевод Библии на русский язык с греческого и любители чтения св. Писания, как мы положительно знаем, ненарадуются «Образцам русского перевода священных книг Ветхого Завета с греческого перевода 72 толковников», начавшимся печататься с первой книжки «Трудов киев. д. академии» текущего года. Не решаясь говорить ни о достоинствах, ни о возможных недоразумениях, являющихся при чтении этих «образцов», или собственно «образца», так как мы читали доселе только один – перевод 18-ти глав книги Бытия, считаем нужным, однако, заявить теперь, что издание русского перевода Библии должно непременно быть с подстрочными примечаниями; в противном случае, при отсутствии комментариев, сам перевод не для всех будет полезен. Это самый нужный ученый аппарат для толкового чтения Библии; без него всякие «введения» в св. Писание не введут в оное. При хорошем же переводе Библии с греческого, необходима уже будет и такая книжка (Введение), которая, заключая в себе все результаты науки «Введения», толковым обозрением содержания каждой библейской книги, служила бы руководством к курсорному чтению Библии и способствовала к напечатлению в уме читателя главного содержания каждой книги. Задачу науки «Введения» мы понимаем в том, чтобы изучивший эту науку, вместе с сведениями, критически засвидетельствованными, о писателе, поводе, цели каждой книги, основательно усвоил себе и содержание самой книги. «Введение», по нашему понятию, должно служить пособием к последовательному чтению св. книг, знакомить с текстами Библии и вводить, так сказать, в самую душу ее. Иначе понимается задача «Введения» иностранными богословами. Герике, например, задачу новозаветной Исагогики, как науки, полагает в том, чтобы ввести исторически в Новый Завет изучающего оный, саму науку считает одною из отраслей исторического богословия пропедевтикою к истолкованию Библии, такою наукою, которая рассматривает Библию, как чисто историческое произведение. На основании такого взгляда, вся наука эта, в приложении к Новому Завету, состоит из следующих частей: 1. Истории приготовления Нового Завета; 2. Истории происхождения Нового Завета, 3. История собрания священных книг Нового Завета в один состав, или истории канона; 4. Истории сохранения Нового Завета, или истории текста; 5. Истории распространения Нового Завета, или истории новозаветных переводов, и как приложения 6. Истории-толкования Нового Завета в ее основных чертах. В предлежащем выпуске перевода «Исагогики» Герике напечатаны еще только два из этих отделений. Редактор перевода приводит в своем предисловии следующие слова Герике, из предисловия в третьему изданию его книги: «в новом виде ратоборства за Христа и Его царство против всякой человеческой мудрости и человеческого насилия, борьба из-за письменных источников христианства получила новое значение и столь важное, что почти от нее зависит окончательное решение дела. В ком же не возбудит нового интереса наука Введения в новозаветные книги св. Писания? – и прибавляет от себя: эта борьба откликнулась отчасти и в нашем обществе, и вопрос Герике относится, поэтому, и к нам». Мы же, в свою очередь, прибавим, что и перевод книги Герике будет иметь успех в нашем обществе настолько, насколько принимают у нас участие в этой борьбе: кто имеет нужду ратоборствовать или учить других ратоборству из-за письменных истопников христианства, или говоря проще, Евангелий, тому перевод книги принесет несомненную пользу и, пожалуй, удовольствие.

2. Объяснение первых 23 глав книги святого пророка Исаии в русском переводе, извлеченное из разных толковников Епископом Петром. Москва. 1867.

В предисловии к этой книге, автор ее, преосвященный Петр, сказавши несколько слов о знании и важности книги пророка Исаии, присовокупляет: «славянский язык для многих неудобопонятен, во многих местах темнота перевода очень затрудняет чтение и понимание пророческого учения, лишает той пользы, какую могла бы доставить эта книга при ясном понимании ее. Желание облегчить разумение и доставить пользу любителям Слова Божия и было побуждением перевести книгу пророка Исаии с еврейского на русский язык и, при пособии лучших толковников, составить краткое объяснение, удовлетворяющее хотя отчасти желанию понимать смысл слова Божия и поучаться». Таким образом – преосвященный Петр есть вместе и толкователь и переводчик книги пророка Исаии; он, значит, принял на себя двойной труд – сначала перевести книгу, а потом объяснить ее. Непонятным только остается, почему перевод книги сделан с еврейского. Судя по словам предисловия, что славянский язык для многих непонятен и темнота перевода (конечно славянского) очень затрудняет чтение и понимание пророческого учения, автор имел надобность заменить только непонятный для многих сословий язык – русским, и устранить темноту перевода славянского, затрудняющую чтение и понимание, но отнюдь не вытекает, что ему была надобность переводить именно с еврейского: естественнее, кажется, было бы переводить с греческого, так как славянский перевод сделан с греческого... Отцы и учители церковные, объяснявшие Писание, объясняли его по греческому тексту, и редко прибегали за пособием к еврейскому, когда требовала того настоятельная нужда; так бы следовало поступать и нам. Правда, что западные толкователи Писания толкуют оное непосредственно по переводу с еврейского и только немногие по вульгате; но эти толковники нам не указ, и пользуясь их объяснением, мы должны иметь всегда в виду, главным образом, наш церковный перевод греческий и но нему сделанный славянский; в противном случае, и сами объяснения не всегда будут объяснять именно требующее объяснения, что и случается отчасти в объяснениях преосв. Петра. Вот например, по славянскому переводу читаем: тогда явлени будут печатлеющии закон, еже не учитися, – это буквальный перевод с греческого; Τότε φανεροὶ ἔσονται οἱ σφραγιζόμενοι τὸν νόμον τοῦ μὴ μαθεῖν (Ис.8:16). С еврейского же этот стих так переводится преосвящ. Петром, как и другими переводчиками: «завяжи свидетельство, запечатай закон в учениках моих», и смысл этим словам дается такой: «пророк, находясь в восхищении, при виде малого числа тех, которым Мессия будет в освящение, а большей части соблазняющихся будет в преткновение, соблазн, сам приведен был в недоумение; но, в разрешение недоумения, слышит Бога Отца, повелевающего Мессии напечатлеть истины закона и запечатать тайны Евангелия и спасения в одних только избранных» и т. д. Но объясняет ли это сколько-нибудь приведенный выше славянский текст, представляющий ту мысль, что, во время откровения суда Божия, пришествием Мессии обнаружатся, будут видимы для всех люди, препятствовавшие учиться закону, как бы запечатывавшие закон (конечно священники), чтобы кто-нибудь не вздумал доучиться из него, как исполнять волю Божию? Впрочем, таких мест, сравнительно говоря, весьма не много, и так как «объяснение 23 глав книги пр. Исаии», но словам автора, «написано только для назидания верующих», то ищущий назидания, при чтении книги, и не станет доискиваться точнейшего объяснения того или другого текста, хотя нужно сказать, что и ищущий объяснения текстов в книге преосвящ. Петра найдет весьма обстоятельные объяснения. Позволяем себе высказать желание видеть продолжение и окончание «Объяснения книги пророка Исаии». Жаль будет, если дело остановится на одном первом томе.

3. Парафраз послания св. апостола Павла к римлянам, составленный У. С. Д Орловым. Полтава. 1869.

Учившиеся герменевтике знают, что парафразом называется изложение мыслей священного писателя, сделанное с той целью, чтобы изъяснить течение и связь их, и приблизить текст к понятию читателей или слушателей. Поэтому парафраз должен раскрыть связь речи там, где она неудобопонятна, выяснить посредствующие понятия, которых не видно в речи, или найти их, когда они открываются во множестве других понятий, определить общие неопределенные выражения, заимствуя все нужное для сего из сущности и свойства предметов, излагаемых писателем из параллельных мест и т. п. Если не ясны библейские слововыражения, то парафраз должен заменить их яснейшими, периоды многосложные, и от того трудные для уразумения, заменять простейшим словом, уяснить то, что требует уяснения. Читавшие же послания св. ап. Павла знают, что в них, по выражению ап. Петра, «есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2Петр.3:16). Особенно это нужно сказать в приложении к посланию к Римлянам, в котором, не смотря на систематическое и строго-логическое развитие христианского учения, многое для читателя, не посвященного в сущность богословствования и вместе философствования Павлова, представляется неясным. Возьмем для примера хоть один стих из послания. Вот место, признаваемое обыкновенно, вместе с предшествующим ему стихом, темою всего послания: правда бо Божия в нем (евангелии) является от веры в веру, якоже ест писано: праведный же от веры жив будет (Рим.1:17). Чтобы достаточно уяснить себе это место, нужно иметь под руками или комментарий на это место, или же, по крайней мере, парафраз его. Представим сначала комментарий его, чтобы читателю яснее было видеть, сколько требуется знаний и глубокой богословской мысли от принимающегося за составление парафраза, который представлял бы полный и вполне отчетливый вывод из предварительных экзегетических исследований. Для уразумения выписанного выше стиха, а вместе с тем и всего послания, необходимо точнее определить здесь значение слов правда (δικαιοσύνη) и вера (πίστις). Что касается до слова правда, то для объяснения его мы должны прибегнуть к еврейскому словоупотреблению его. Праведный (цадин) у евреев был такой человек, все поведение которого вполне согласовалось с буквою божественного закона и который, точным исполнением закона, приобрел себе божественное благоволение. Постоянное состояние такого человека называлось правдою. Следовательно, по представлению иудеев, правда человека происходила только от внешнего исполнения закона; иудей, действующий сообразно букве закона, при всей внутренней своей нечистоте, считал себя исполнителем Божией правды. Потому ап. Павел часто называет эту иудейскую правду правдою от закона. Эта правда есть собственность, приобретенная самим человеком; именно, когда человек свое внешнее поведение, состоящее в его воле, старается направлять сообразно с законом, тогда он собственными усилиями приобретает собственную правду, внутренние же грехи, господство порочны внутренних склонностей, поскольку за них не назначено было определенное законное наказание, иудей считал делом безразличным, без особенных усилий он очищал себя ежедневными жертвами. Потому эту иудейскую правду ап. Павел часто называет собственною правдою. Этой иудейской правде он противополагает правду от Бога (Флп.3:9) и иудейской собственной правде – правду Божию (Рим.10:3). Из этого сопоставления уже следует, что выражение правда Божия означается не свойство Божие, но свойство, получаемое человеком от Бога. По учению апостола, все люди, по своей природе, грешники (ἄδικοι). Все, как иудеи, так и язычники, находятся в состоянии неправды, и потому в состоянии немилости и гнева Божия. Выйти из этого состояния человек не может сам собою; посредством закона он также не может приобрести истинной правды; потому что человек собственною силою не в состоянии совершенно, вполне и истинно исполнить закон; напротив, закон, соответственно естественной склонности человека ко всему запрещенному, служит поводом ко греху. Бог сжалился над таким несчастным состоянием, в котором человек жил в несогласии с Богом и с самим собою, и даровал нам, по благодати во Христе, истинную правду. Иисус Христос своею искупительною смертью 1) изгладил вину человеческого рода и 2) возвратил нам Св. Духа, который, вследствие падения человека, удалился от человечества. Св. же Дух, изливая в сердца наши любовь, и чрез то очищая и укрепляя волю, дает нам возможность и силу быть внутренно праведными и святыми. Выражение правда Божия у ап. Павла обнимает в себе – освобождение от вины за грех, или собственно оправдание в тесном смысле и освящение, облаженствование, так как эти два момента только в мысли могут быть представляемы в отдельности; ибо если человек внутренно освобожден от вины за грех, то, по естественной высшей необходимости, в его сердце поселяется спасающая благодать Божия, или иначе Дух Святый. Эта правда, приобретенная Христом для всего человечества, усвояется каждым человеком в отдельности, или другими словами: правда Божия становится правдою человека пред Богом, чрез веру. Но, спрашивается, что́ же разумеет апостол под верою? Слово вера (πίστις от πείθω), по своему основному значению, есть акт убеждаемости, а также и состояние убеждения, или принятие за истину того, что передается за достойное веры. В этом основном значении, к которому сводятся все другие значения этого слова, принимает ап. Павел веру, когда (Рим.10:17) говорит о вере, происходящей от слуха проповеди, или когда (Евр.11:1) определяет веру, как уверенность в невидимом. Вера, в этом смысле, ест акт разума и составляет начало спасения. Но ап. Павел слово вера принимает не только как принятие за истину предметов откровения, но вместе с тем и полную доверия преданность им, полное любви принятие их в свое сердце, так что такая вера заключает в себе надежду и любовь; такая вера есть уже не только акт разума, но и акт воли, она есть не только корень и основание оправдания, но в зародыше уже носит в себе оправдание. В этом смысле апостол принимает слово вера, когда он (Рим.3:28) прямо говорит, что вера оправдывает, или (Евр.11:1), что она есть осуществление ожидаемого. По этому определению, вера заключает в себе не только надежду, но и сущность ожидаемого. Кто, следовательно, в этом смысле верует во Христа, тот имеет в себе правду Божию, тот истинно праведен пред Богом. О такой-то правде Божией апостол Павел говорит, что она является, открывается в евангелии; ибо в ветхом завете было тайной, что Бог, чрез веру, хотел спасти людей; Христос открыл эту тайну, а апостол возвещает ее (ср. Рим.4:3 и д.). Следующее выражение: от веры в веру объясняется различно, смотря по тому, с каким словом соединяется оно, с является или – правда. За первую связь стоят многие отцы Церкви и объясняют, что от веры значит от веры апостолов и вообще проповедников евангелия, а в веру – веру слушающих, так что смысл должен быть такой: правда Божия открывается, переходит от веры учителей в веру слушателей. Другие понимают это выражение в смысле постепенного развития предмета веры из неясности ветхого завета в ясность нового; так, что смысл выражения должен быть следующий: правда открывается из веры пророков в веру апостолов (Тертуллиан). Но это толкование слишком изысканно. Нужно поэтому слова: от веры в веру связывать не с словом является, а с словом правда. Но и при этом возможны многие объяснения. Можно, во-первых, в этой сжато выраженной фразе находить указание на прогресс от несовершеннейшей к более совершенной вере. Потому смысл должен быть такой: в евангелии открывается правда, проистекающая из веры и приводящая к совершеннейшей вере. Это имеет аналогию с словами Пс.84:7: от силы в силу, и от славы в славу 2Кор.3:18 (Феофилакт и др.). Так понимает это и г. Орлов в своем парафразе. Но и это толкование не сообразно с общим ходом мыслей. Ибо апостол здесь говорит не о прогрессе оправдания, как оно развивается из одной ступени в другую; но он говорит только, что в евангелии открывается новый путь к одной цели всех – правде Божией, именно путь веры. Поэтому самое простое и естественнейшее объяснение этих слов будет следующее: открывающаяся в евангелии правда происходит от веры и сообщается от Бога в веру, т. е. каждому, кто верует. Это объяснение подтверждается другим местом у апостола Рим.3:22. 23, где выражение во всех верующих параллельно словам в веру ср. Гал.2:22. – Хотя эта, из веры происходящая, правда в первый раз открывается в евангелии, т. е. в новом завете, однако не противоречит ветхому завету, в котором есть уже темные указания на правду от веры. Апостол доказывает это своим читателям из иудеев цитатою из книги прор. Аввакума (Авв.2:4). Ход мыслей, в этом месте, у пророка следующий: пророк, возмущенный видимою победою нечестивых над праведными и ожидая отмщения Божия над нечестивыми, выходит на стражу и видит откровение Иеговы; он видит здесь видение, которое повелевается ему написать, так как оно исполнится только в будущем: «ибо видение еще вдали; однако оно прийдет наконец и не обманет. Если замедлит, то потерпи, ибо оно непременно прийдет и незамедлит». Но ожидаемое здесь и неимеющее замедлить есть суд Божий, и в частности погибель халдеев, служившая прообразом окончательного отделения всякого зла от добра, при втором пришествии Христовом; кто не верит в этот суд, тот погибнет: аще усомнится не благоволит душа моя в нем; праведник же мой от веры жив будет. Эта вера тождественна с верою, о которой говорит апостол. И та и другая вера относятся к одному и тому же предмету так как идущий Судия, в которого верует праведник у Аввакума, есть Христос. По праву, значит, привел здесь апостол это место. – Все это парафрасту необходимо предварительно выяснить себе и усвоить, чтобы потом, на основании своих исследований, представить читателю парафраз. Вот как г. Орлов делает парафраз того стиха, толкование которого мы представили выше: «Евангелие», говорю, «есть сила Божия ко спасению; потому что в нем открывается оправдание наше благодатию Бога от веры начинающей, доверчиво приемлющей слово благовестия и постепенно возрастающей в веру совершенную, которою живет христианин вечною жизнью во Христе, подобно тому, как избранные мужи ветхого завета, в тяжкие времена плена, имели жить, по пророку (Авв.2:4), и жили верою в избавление от плена, по благости Бога, верного Своим обетованиям о сохранении святаго семени» (Ис.4:13). В основание своего «парафраза» г. Орлов везде полагает отеческое разумение текстов, пользуется, впрочем, и другими толкованиями, так что «парафраз» его представляет зрелый результат основательного изучения экзегетической литературы, относящейся к посланию к Римлянам. Желательно иметь бы такой парафраз и на все остальные послания ап. Павла.

4. Святая земля. Сочинение Вильяма Диксона. Перевод с английского под редакциею Н. С. Кутейникова. С приложением плана Иерусалима. Спб 1869 года.

5. Очерки быта древних евреев. Н. Зайцева. Киев. 1869 года.

Обе эти книги имеют то общее между собою, что цель той и другой из них – сделать очерк древнего быта еврейского народа и страны, в которой жила евреи, с тем, впрочем, различием, что Диксон представляет свои очерки с точки зрения светского писателя, человека наблюдательного и умного, пытается бросить исторический взгляд на жизнь древних евреев и дает читателю живой и местами даже художественный очерк современного состояния Палестины; между тем как г. Зайцев, воспользовавшись, как он сам говорит в предисловии, сочинением одного английского писателя и несколькими немецкими книжками, представляет «очерки быта древних евреев с точки зрения человека духовного, и дает своему читателю благочестивое и назидательное изображение некоторых, преимущественно этнографических, сторон жизни древних евреев. Кроме того, Диксон, по его собственным словам, предлагая свои заметки публике, вовсе не думает поучать людей ученых и имеет в виду, главным образом, помочь читателю, никогда не путешествовавшему, легче представить себе ту страну и те события, которые так сильно занимают его мысли; «очерки» же г. Зайцева составлены так, чтобы могли служить неизлишним пособием к изъяснению некоторых мест св. Писания – и для пастыря, в церковных собеседованиях, и для учителя, при уроках в низших и средних учебных заведениях, и для отца или матери, в кругу благочестивого семейства при домашнем чтении св. Библии. При беглом даже чтении этих книг ясно дается видеть, что оба автора достигли предложенных ими целей, и мы рекомендуем вниманию читателей обе эти книги, имея в виду пригодность их, при изучении св. Писания и в особенности библейской географии, археологии и этнографии.

В 1866 году 4-го апреля случилось страшное, неслыханное, святотатственное покушение на жизнь Государя Императора Александра Николаевича, которое едва не потрясло всю Россию и которое, чудным образом, отстранил от нас милосердый Бог. В молитвенное благодарственное воспоминание русского народа, о спасении драгоценной жизни Отца Отечества, написана икона всех святых, чтимых православною Церковью 4-го апреля: преподобного отца нашего Иосифа песнописца и творца канонов, преподобного Григория безмолвника, Преподобного Зосимы, св. муч. девицы Фервуфы, сестры ее и рабыни ее; а поверх этих, во весь рост, 6-ти святых изображений, в небесах, Господь наш Иисус Христос, приемлющий их теплые молитвы.

Икона эта одобрена всеми, ее видевшими, и, в чем следует, усовершенствована, по замечаниям благочестивых ревнителей православия. Чтобы познакомить с ее достоинством иногородних и получить возможно большее число основательных о ней замечаний, были разосланы фотографические с нее снимки. По распоряжению Его Сиятельства, господина Министра Императорского Двора, таковой снимок, секретарем Государыни Императрицы, поднесен Ее Величеству, за что и объявлена мне от Августейшего Ее имени благодарность, от 10-го октября 1866 г., за № 1856-м, и совершенная благодарность Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Константина Николаевича, от 30-го января 1867 г. за № 163-м.

Предположенное издание этой иконы, в 12-ть тонов, не достигало в исполнении желаемого достоинства и по другим встреченным затруднениям; только в конце прошлого, 1868 года, издание это стало выходить из работы, уже производимой в 16-ть тонов, на парусине, масляными красками, в размере 94½ квад. вершков.

По удовлетворении всех подписчиков на это издание, имеется, в настоящее время, возможность желающим выписать экземпляры этой иконы, высылать их неотлагательно.

Цена экземпляру без рамы с укупоркою и пересылкой вообще во все губернии Российской Империи, 5 р 50 к. В раме, золоченной и разделанной масляными красками, 8 р., пересылочн. за 18 ф. и за укопорку 1 р., 50 к. В бронзовой раме, в 160 квадр. вершков, с изображением по углам 4-х евангелистов, 12 р. Пересылочных за 20 ф. и на укупорку 1 р. 50 к. Вместо 4-х евангелистов, в бронзовых кругах углов такой рамы, могут быть за 6-ть рублей, написаны масляными красками: образ Спасителя в память 19-го Февр. 1861 г.; икона Феодоровской Божией Матери (замечательной тем, что ею был благословен на царство 3 марта 1631 г., благоверный Государь Михаил Феодовович, как родоначальник ныне царствующей династии, своею благочестивою родительницею, старицею Марфою в Ипатьевском Костромском монастыре) и иконы: св. благоверного князя Александра Невского и Марии Магдалины, как патроны Государя Императора и государыни императрицы.

Примечание: Иконы в рамах, по причине величины своей, посылаются почтой без стекол, которые могут быть вставлены на месте; для отделения стекла от живописи на некоторое расстояние, имеется, при каждой раме, внутренняя рамочка. Нужно в раму вложить стекло, на него внутреннюю рамочку, а потом уже блатраму, на которой натянута икона.

Адресоваться в Киев, к издателю Ардалиону Петровичу Каллистратову, близь церкви Андрея Первозванного, в собственном доме, под № 50-м.

Издатель А. Каллистратов