Март

(Из келейных бесед приснопамятного о. архим. Павла Прусского со своими учениками-миссионерами).

Чтобы не званием только, но самим делом быть миссионером, нужно много потрудиться над собой, чтобы непокорную свою волю подчинить воле. Божией. Тернист и труден этот путь, много препятствий, много преград на нём. Но, по заповеди Господа, тесным путём и должен идти миссионер, посвятивший себя сему служению. Кроме трудности служения, кроме бедности, а иногда и обременения семейством, бывают ещё беды от лже-братии. Многие ищут только того, что угодно себе, а не того, что – Христу Иисусу. И ныне есть и лукавые Иуды, и Понтии Пилаты, продающие и распинающие Господа Иисуса в теле Его – Церкви. Один выкрал из церкви древле-писанные иконы, древле-печатные книги, продал их раскольникам, заменив новыми; другой угождает раскольникам, живя на их счёт, тайно служа им и сообщая о всяком действии миссионера, и научая их искушать миссионера всеми возможными и невозможными средствами; третий, завладев чужой собственностью, кощунственно ставит на вид миссионеру то, что он – миссионер и, как таковой, должен все прощать; иной – раб и льстец, и наветчик злой, и т. п.

На всё нужно иметь истинно христианское терпение; на всё нужно смотреть с любовью христианской, со смирением, с надеждой на Бога, богато воздающего прибегающим к Нему. Всё нужно делать не спеша, осмотрительно, с призыванием на помощь Бога; во всём должна быть выдержка; при всём должна быть молитва и призывание пресвятого имени Господа Иисуса. Сами беседы миссионера должны иметь характер не сварливый, а кроткий христианский, должны быть убедительны, влиятельны на сердце. Не должно привлекать раскольников на беседы полицейскими мерами, ни тем паче судиться за грубые их слова, памятуя кроткого Спасителя нашего, пострадавшего за нас смертью поносной и ужасной, и оставившего нам пример. Не должен раздражаться дух миссионера при виде полноты нечестия раскольников, и что они живут и преуспевают. Не должен он, если служит в единоверческом приходе, смущаться тем, что предпочитают ему другого раскольничествующего попа, обращаются с ним грубо, натянуто, придерживаются всего беспоповщинского, начиная с хомового пения, а уповать на Избавителя, имеющего отвратить нечестие даже от ветхозаветного Израиля. Он не только слова, по и мысли не должен подавать к поруганию благочестия. Но должен учить народ со страхом Божиим, с напоминанием о суде и о воздаянии за все дела наши. Не себя он должен проповедовать, а Христа Иисуса, и с сварливыми не должен тщетно препираться: важно представить доказательства, которых нет у раскольников. Он должен быть по совести тружеником, и – что особенно важно, – в тяжёлый день, когда пошлая толпа называет его сумасшедшим, не унывать, а утешать себя чтением Священного Писания.

Но самое главное – миссионер должен быть не слушателем только высочайшей заповеди Спасителя, а исполнителем её на деле: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас; да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Вот высочайший долг миссионера! вот высочайший верх добродетели христианской! Вот для чего учил Спаситель не только терпеливо сносить заушение, но и подставлять правую щеку; не только вместе с рубашкой отдавать кафтан, но и две версты идти с тем, кто принуждает пройти одну. Но всего того выше – не почитать врагом того, кто причиняет тебе обиды: его нужно не только не возненавидеть, но и возлюбить; не только не проклинать, но и молиться за него. Таким образом, не должно начинать обиды, а обидевшему не только не делать того, что ты потерпел от него, но и оставаться спокойным, и – отдавать более, нежели сколько хочет взять причиняющий обиду, и не ненавидеть его, а даже любить его, благодетельствовать ему и молиться о нём Богу. Какая высота любомудрия! Но зато блистательна и награда. Воздаяние исполнителям этой заповеди Спаситель обещает такое, какого не соединял ни с одной из заповедей. Он обещает им не землю, как кротким, – не утешение и помилование, как плачущим и милостивым, – не царствие небесное, как нищим духом; но, что всего удивительнее и чуднее, обещает, что они будут подобны Богу, сколько это возможно для человека. Посему лучше терпеть всякие обиды и презрения для Бога, нежели у сильных мира сего быть в почтении. И нимало не должно заботиться о суждениях человеческих, но должно во всём показывать истинное любомудрие и по оному устроять жизнь свою (по Златоусту).

Итак, вот кем должен быть миссионер – истинным христианином! Таким образом он и заблудших обратит на путь истины и ещё здесь будет предвкушать блага небесные и иметь спокойствие и мир душевный. Потому-то Господь и называет иго своё благим и бремя своё лёгким. И так заповедует Он, да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного.

С. Е. З.

(Две публичные лекции, читанные 12 и 19 декабря, в пользу Братства св. Гурия).

Старообрядческая беспоповщинская секта бегунов давно известна и в науке, и в обществе. Обнаружение её относится к 1852 году, – хотя возникла она за 70 лет перед этим, в царствование императрицы Екатерины II. Основателем её был некто Евфимий, из Переяславля, уклонившийся из православия в беспоповство, но потом, не найдя в нём удовлетворения частью честолюбивым, частью же фанатическим своим стремлениям, разошёлся с ними и образовал особую секту, отличавшуюся крайними выводами, основанными на беспоповщинском учении об антихристе. Первые сведения, ознакомляющие с учением Евфимия и характеризующие его последователей, были напечатаны в изданных в Лондоне Кельсиевым «сборниках сведений о расколе (1860–63 г г.), а впоследствии появились в печатных мнениях и отзывах московского митрополита Филарета¹⁹¹. На основании этого материала, а ещё более, самых дел о странниках, возникших при самом их открытии и хранящихся в министерском архиве, в 1872 году появилось исследование об этой секте Розова, – бывшего вице-директора и потом директора департамента, – помещённое в Вестнике Европы. Нужно сказать, впрочем, что исследование это касается почти исключительно внешней стороны. – За последние 25 лет появлялось не мало журнальных статей и заметок о секте странников, из коих наибольшее внимание останавливают: статья Вескинского (по настоящей фамилии Вишнякова), помещённая в журнале «Православное Обозрение» (1864 г. кн. 8), теперь уже не существующем, и сообщения обратившегося из бегунской секты Николая Касаткина, напечатанные в журнале «Братское Слово» (за 1875 г. кн. 4 и 1876 г. кн. 2-я), также прекратившемся.

Вследствие появления лет 17 назад подозрений относительно существования у бегунов душительства, под именем «красной смерти», производившихся по сему в казанском окружном суде дел и возбуждённого означенными подозрениями общественного интереса, в 1881 году мы читали о бегунах публичную лекцию в Казани.

На основании всех этих данных, теперь хорошо известен вполне противообщественный характер секты. Мы знаем, что бегуны возвели в принцип бродяжничество без всяких узаконенных видов, а также и укрывательство беспаспортных; знаем, что не только православную церковь они исповедуют находящеюся под властью антихриста, но и государство со всеми его учреждениями считают антихристианским, почему и с последним разрывают всякую связь: – не подчиняются никаким существующим властям, считая их иконой апокалипсического зверя – антихриста (Откр.13:15), – не несут никаких общественных повинностей, живут скрытно, в каком-то особом мире, точно в другом царстве. То, по их понятию, – «Божий мир», в отличие от «мира сатанинского», в котором мы живём и в котором вместо благоверных, – «зловерные», вместо благочестивых, – «злочестивые», вместо священников, – «лютые демоны», вместо благочинных, – «злочинные», вместо попов, – «пустопопы», вместо благородных, – «злородные», вместо праздников торжественных, – «праздники табельные, сиречь табачные», Поэтому, они и только они одни, суть истинные христиане, «рабы Христовы». При этом как бы забываются ими и их настоящие имена и фамилии, – с памятованием и употреблением только отчества, так как рождены были в антихристовом мире, от язычника – некрещённого, чего избежать уже нельзя, – при перекрещении они получают новые, «христианские» имена, им только, в их обществе известные, а нам делающиеся известными только из пятых, или десятых уст. Наконец, они отрекаются и от мест своей родины, «не имея зде пребывающего града». Они «из граду Вышняго, из стану Пустыннаго, из деревни Нечкина. А отпустил их странствовать Великий Господин Бог, имя Ему Сый, и паспорт им прописан в полиции полной, иметь разум духовный»¹⁹², или, по новейшей редакции, открытой недавно в Костромской губернии, – «дан паспорт из града Бога вышнего, из Сионской полиции, из Голгофского квартала; приложено к сему паспорту множество невидимых святых отец рук, еже бы боятися страшных и вечных мук. Дан паспорт на один век, а явлен в части святых и в книгу животну под номером будущего века записал»¹⁹³.

Всё это нам известно. Но доселе очень мало было известно внутреннее устройство общества бегунов и бытовая их сторона. Как они живут, какие в этом «Божьем царстве» порядки, как и чем эти порядки поддерживаются, сплачивая этот бродячий мир в одно целое, какими он располагает материальными средствами, откуда эти средства берутся, как и по чьему велению распределяются, где, наконец, в каких неведомых местах находится это враждующее против нас царство и как и чем соприкасается оно, – если только соприкасается, – с действительным государством, в котором и они на самом деле живут?.. Всё это и подобное сему в большей, или меньшей точности не было нам известно, а если что и было известно в обрывках, то не было, как следует, освещено. Густая завеса скрывала от наших глаз положение и устройство тёмного бегунского царства и мы возможности не имели приподнять её.

В настоящее время, благодаря присоединению к православной церкви в самом конце 1897 года последовательницы страннического согласия, 19-ти летней теперь девицы Елизаветы Аполлоновой, – по усыновлению Беляковой, – 12 лет, т. е. с 5 летнего возраста жившей в обществе бегунов, знакомой с его устройством, порядками и обычаями и занимавшей в нём видное положение уставщицы и миссионерши, – мы получили возможность приподнять эту завесу и видеть, что за люди живут среди нас и около нас, но в тоже время люди нам неведомые и очень от нас далёкие, увидеть их для того, чтобы определить и свойство наших к ним отношений не церковно-миссионерских только, но и общественно-гражданских. Вот почему, – не во имя простого любопытства, а по побуждениям гораздо более серьёзным, мы и решаемся нарисовать картину быта этих людей, дабы и те, кому вверено блюсти спокойствие церкви и интересы гражданского порядка и благоустройства, а равно и все члены нашего общества могли знать, с кем им приходится иногда встречаться.

Ещё несколько предварительных сведений и замечаний. 1) В науке довольно давно известно, что это царство мнимо – «истинных христиан», самомненных «рабов Христовых», разделилось уже на ся¹⁹⁴, распалось на четыре общества: – статейников, противостатейников, безденежников и брачных. По известности, наибольшей распространённости и по выдающемуся влиянию наставников наиболее выдвигается первое общество, к которому принадлежала и упомянутая присоединившаяся, и наша речь главным образом будет о нём. О других обществах, где придётся, будем говорить только попутно.

Происхождением своим это общество обязано хорошо известному в истории бегунства наставнику Никите, до перекрещения Меркурию Семенову, родом из Ярославской губернии, из Арефинской волости графа Дмитриева Мамонова.

Меркурий Семенов находился в бегах с молодых лет; в 50 годах он был уже в числе наставников, «управлял церковью» т. е. сектой, «был ревнителем по Евфимию и изящным поборником его». С 1854 году он был задержан полицией и предан суду за сектантство и бродяжничество; при следствии он обнаружил «необычайную начитанность» и прямое сознание, что «многим, подобным себе, он преподавал учение по своей вере»¹⁹⁵. По решению суда он был сослан в Соловецкий монастырь, но оттуда успел бежать и более 30 лет после этого был самым видным бегунским наставником. Много непорядков усмотрел он как в управлении бегунов, так и в нравственном их поведении, и возымел мысль исправить это. В 60 годах Никита составил статьи, – числом 84, касающиеся, главным образом, управления обществом, а частью и порядков жизни.

Этими статьями он создавал нечто в роде иерархии у бегунов. Во главе всего общества должен стоять главный наставник, – как бы патриарх, – которому должны подчиняться все другие наставники. За ним следуют наставники больших областей или городов, – как бы епископы; в меньших обществах наставники в роде пресвитеров. Были учреждены при этом и другие должности по управлению, например: экономы, духовники и т. п. Таким образом, всё общество получало стройную организацию. Вместе с тем явились и более строгие требования относительно жизни. Рядовые бегуны разных полов должны жить отдельно и только наставникам разрешалось иметь прислугу женского пола, необходимую для приготовления пищи. Так как звание главного наставника Никита усвоял себе, то, естественно, нашлись недовольные его статьями. Эти недовольные обвиняли Никиту в любоначалии, уподобляли его патриарху Никону, а ново-составленные статьи – Петровским указам и отделились от него. Первый открытый раскол с Никитой произвели три старика – наставника: Иван Васильев в Вологде. Мирон Васильев в Пошехонье, и Осип Семенов около Ярославля. – Безденежники существовали уже раньше этого. Они были не согласны с другими за принятие денег, на которых изображён государственный герб. Но так как без денег жить нельзя, то безденежники просят денежную милостыню, им подаваемую, принимать вместо себя других, своих благодетелей – странноприимцев и купить на них, что нужно, – за что и благодарят их, как послуживших им «Бога ради». Это значит, по меткому замечанию одного православного писателя (архимандрита Павла Прусского): «благодарю тебя, что ты за меня принял печать антихриста». – Брачные явились позже, в пределах Каргополя. Они стали вести супружескую жизнь и рождать детей.

2) В пределах Казанской губернии бегунство появилось лет сорок назад (точный год неизвестен). Занесено оно к нам из Ярославля молодым тридцатипятилетним наставником Семёном Александровым. Приехав в Казань, он остановился в доме известного купца Кулакова. По воспоминаниям других и с их слов обратившаяся в особой тетрадке, писанной ещё до присоединения, – о деятельности Семёна Александрова в Казани рассказывает так: «он начал рассеивать своё учение на всех приходящих, каждый день ораторствовал и составлял беседы, а более всего имел состязания с поморскими, которые сильно на него негодовали. Послушать эти состязания приходили многие и из окрестностей города и оставались довольны его научением» ... Но мы должны прервать интересный по содержанию её рассказ о появлении бегунства в Казани, дабы не отвлекать слишком далеко внимания читателя, и в надежде изложить его особо. Заметим только, что в ряду последователей нового проповедника оказался крестьянин села Мамонина, Казанского уезда, Николай Аполлонов, человек зажиточный, грамотный, любивший читать книги, усердный до того времени к прав. церкви и уважавший духовенство. Александрову своей проповедью удалось склонить Аполлонова в бегунство и последний, распродав своё имущество, был перекрещён с именем Кирилла. Была также совращена и перекрещена его дочь Аксинья, молодая тогда ещё девушка и названа Екатериной. Из жителей г. Казани совращены были Кулаковы: муж и жена. Купец Кулаков, перекрещённый в бегунство, умер в конце 60 годов в сокрытии, хотя в собственном доме. Жена его только заявила полиции, что муж неизвестно куда скрылся, хотя знала, что он дома в секретной комнате. Похоронен он в известном месте, по бегунскому обряду. Это было на нашей уже памяти, в первые годы нашего служения в академии. – Ходила тогда молва, что Кулаков был сожжён в печи; про эту молву помнят ещё и теперь казанские старожилы из бывших членов Богоявленского причта, в приходе которого – и теперь дом наследников Кулакова. Жена его Прасковья Зиновьевна лет 20 назад ушла в бега и перекрещена с именем Пелагеи. В 1890 году она была задержана близ села Уртема, Царевококшайского уезда, на водяной мельнице. Так как при задержании она не пожелала объявить своё имя и звание, то отправлена была в царевококшайский тюремный замок. Там она назвала себя и доставлена была в Казань, в свой дом; но отсюда скоро опять скрылась и, где теперь находится и жива ли, неизвестно. – Были в то время, о котором говорим, и другие последователи бегунства, так что в Казани образовалось уже целое общество бегунов, – хотя и немногочисленное, которое и управлялось какими-то тремя стариками. В это время и вышли статьи Никиты, которые и здесь породили раздор. Никита лично приезжал в Казань, сменил своих противников, а означенного Кирилла Аполлонова поставил единственным правителем и наставником. Противники Никиты были подавлены, а его приверженцы – статейники получили силу. В 1871 году Аполлонов был захвачен полицией, предан суду за распространение бегунства и сослан на Кавказ, где и умер. После него наставником был определён некто Савва Онисимов, из беглых солдат, – очень видное теперь в бегунстве лицо.

Так бегунство появилось и утвердилось в наших пределах и имеет в настоящее время немало последователей и притонов в пригородных слободах: Адмиралтейской, Ягодной, в Пороховской слободке и во многих деревнях Казанского и Царевококшайского уездов

После сделанных замечаний приступим к выполнению принятой задачи, к разъяснению намеченных вопросов.

Первый вопрос – о географическом положении, какое занимают странники, и о местах их жительства.

Неведомое царство бегунов очень обширно. Конечными его пунктами служат пределы Каргополя и Вологды на севере, и Томска на востоке; срединными, более известными местами являются губернии Ярославская, Костромская, частью Тверская, Новгородская и Владимирская, около г. Шуи, Семеновский уезд Нижегородской губернии; далее на восток Казань с упомянутыми уездами и частью Самара, ещё далее: Сарапульский и Яранский уезды, Вятской губернии, пределы Перми, Оханска, Тагила и Тюмени. Но в уездах Шуйском, Яранском и Оханском живут более противостатейники, в Каргопольском уезде имеются брачные, в Томских лесах скрываются и безденежники. Столицей статейников служит Ярославль, столицей противостатейников – Томск.

И означенное поименование городов и уездов не может быть совершенно точным и указывать на сами места, в которых бегуны проживают. Эти места, за редкими исключениями, совершенно неизвестны, или мало известны. Можно только догадываться и, пожалуй, признать по особому устройству те дома, в которых они находят приют. Живут они на всём указанном пространстве, переходя или переезжая с места на место; на одном месте живут месяц–два, или несколько более, редко около года, вследствие особых обстоятельств. Такая постоянная перемена места вытекает из основной мысли основателя бегунства, – хотя, как увидим ниже, требование это значительно ослаблено и заменено простым понятием сокрытия. Рядовых перекрещенных бегунов держат большей частью вдали от родных мест, чтобы прежние связи и знакомства не повредили им и лучше приучили бы забыть прежний дом. Существует даже нечто, в роде правила, чтобы ранее 10 л. после перекрещения не дозволять жить в местах родины, а разрешать только некоторое время погостить. По окончании же десятилетнего странствования многих поселяют и оставляют надолго в этих именно местах, в тех видах, что если остались там родные и знакомые, то они могут уже сами повлиять на них и распространять между ними своё учение.

Дома, в которых бегуны проживают, находятся или на окраинах городов, или в больших селениях в тех местах, где надзор полиции слабее и затруднительнее. Эти дома устраиваются так, чтобы на случай полицейских осмотров можно было скрыться в самом доме или убежать куда-нибудь. Поэтому внутреннее устройство таких домов до чрезвычайности замысловато и до бесконечности разнообразно. Нам лично приходилось видеть не мало таких домов в пригородных слободах Казани и в деревнях Старом и Новом Мазикове, Царевококшайского уезда. В этих домах мы видели разные входы и выходы; скрытые лестницы около глухих стен, едва заметные дверки, ведущие в секретные помещения, видели комнаты на чердаках, особого устройства подполья, целый лабиринт разных закоулков, массу разных лёгоньких пристроек и чуланчиков, в стойлах домашнего скота тоже разные для сокрытия приспособления, с выходами на крышу. Расскажем из всего виденного хотя один случай. При осмотре одного дома в деревне Мазикове, в кухне, против русской печи на стене висела посудница, с чашками и ложками. По неосторожности, мы задели её рукой; посудница покачнулась и все обратили на это внимание. Приподняли посудницу и в стене заметили какую-то подозрительную щель. Оказалась замаскированная дверка, а за дверкой – лестница, ведущая наверх. Поднялись по лестнице и вошли прямо в устроенную на чердаке комнату, в которую другого входа не было. Ясно, что если посудницу прикрепить к стене гвоздиками и замаскировать дверку понадёжнее, то этой комнаты никто не обнаружил бы. Это и было бы, без сомнения, сделано, если бы на верху кто-нибудь находился.

Кроме того, что сами видели, о многом мы читали не только у разных писателей, но и в официальных документах. Передадим находящееся в судебном следствии показание исправника Царевококшайского уезда, относительно расположения комнат в двух домах д. Мазикова, Феодора Андреева и Максима Степанова. «В сенях дома крестьянина Феодора Андреева, – показывал свидетель – исправник, – усмотрено несколько дверей и тёмных коридоров, которые соединены между собой выходами в задние, нежилые постройки дома, на улицу, на чердак дома, где помещаются кельи и в подполье. На чердаке дома, соединённом с сенями, устроено несколько удобных комнат или келий, разделённых друг от друга перегородками. Все эти кельи соединены незаметными для постороннего глаза дверями. Проходы из одного помещения дома настолько замысловаты, что не поддаются описанию. Замысловатая распланировка входов и выходов даёт полную возможность преследуемому человеку скрыться, ибо в то время, как лица, осматривающие дом, будут находиться в одном проходе, преследуемая личность будет находиться в другом, параллельном первому, а затем может свободно идти на улицу, очутившись позади преследователя... В доме крестьянина Максима Степанова есть моленная, за перегородкой моленной устроена келья, удобная для житья богомольца, из которой прорублен в полу ход в тёмный чулан нижнего этажа, откуда свободный выход на двор и на улицу».

Но при этих выходах на двор и на улицу есть возможность оценить стражей весь дом. И вот ловкие люди изобретают новые, невиданные нами и ещё малоизвестные способы укрывательства в самих домах. Вот, например, в стене тонкая из досок заборка; между капитальной стеной дома и жилой комнатой образуется таким образом пространство, так что человеку можно в нём стоять. Вход в это замаскированное пространство устраивается так, что выдвигается одна доска в переборке, но которая – неизвестно, или если стена оклеена обоями, то приподнимается одна доска в полу, под карнизом, и получается, так или иначе, ход в пространство между стен; тут, спрятавшись между стенами, и выжидают ухода полиции. Ясно, что долго тут быть нельзя. Но были случаи, что за этой перегородкой в тесном пространстве между двух стен, простаивал около суток. Раз, при осмотре полиции в доме оказался неизвестный покойник – бегун, которого не успели похоронить, – над ним читала псалтирь молодая 10-летняя келейница. Дело было днём. Не успела прочитать она и одной кафизмы, как вбегает «видовая» и сообщает о появлении полиции. Читальщица скрылась за описанной перегородкой. К покойнику был приставлен полицейский караул и читальщица так и простояла за перегородкой до следующего утра, боясь кашлянуть, или чихнуть, чтобы её не услышали, страшно мучилась там жаждой, но должна была терпеть и вытерпела. Только на другое утро, когда покойника увезли и полиция удалилась, она вышла из своего добровольного заключения, едва держась на ногах, но утешаясь мыслью, что гонение потерпела за Христа, – хотя о гонении никто и не думал. – Вот, по истине, «тамо убояшася страха, идеже не бе страх», и вот что может создать преисполненная фанатизмом фантазия! – Иногда плотно к стене приставляют кровать; под кроватью же устрояют в стене лазейку, через замаскированную дверку; лазейка ведёт или в подземелье, или куда-нибудь под крышу, через разные замысловатые ходы; где-нибудь под крышей, на чердаке и устраивается комната, неимеющая другого хода. В некоторых пристанодержательствах у людей богатых устраивается особое на пружинах кресло. Когда пружина не прикреплена снизу особым крючком, то всякий, кто на него сядет опускается вниз, под пол, к особо устроенной в самом низу стены дверке, через которую легко скрыться. Когда сидящий в кресле сойдёт с него, то кресло поднимается само собой. Действие пружины можно прекратить, заложив снизу особо приспособленным крючком, так что кресло когда поднимается в комнату, спускаться уже не будет, хотя бы кто и сел на него. Практиковался прежде спуск под пол, через приподнятую половую доску; но теперь этот способ уже не употребляется по следующей причине. Раз, в Казани, в доме упомянутого Кулакова, лет 20–25 назад одна женщина, поспешившая спуститься в отверстие, образуемое приподнятой половицей, не успела подобрать сарафана, так что конец его оказался прищемлённым опущенной половой доской. Можно представить себе положение беглянки, прибегнувшей к такому способу сокрытия. Полиции не стоило труда обнаружить это. – Женщина эта впоследствии была бегунской игуменьей в Казани и недавно умерла, а место её и заняла вышеупомянутая дочь Николая Аноллонова¹⁹⁶. В подпольях теперь тоже очень редко скрываются вследствие того, что этот способ сокрытия очень стал уже известен, так что явилось даже название «поднольников». Правда, и теперь в любом бегунском доме можно находить открытые, т. е. ничем не замаскированные больших размеров подполья, но они или устроены уже давно, или же, если и теперь делаются, то, действительно, для хранения припасов, которых вместе с мирскими держать и нельзя, и неудобно, или часто – просто для отвода глаз полиции, а иногда, наконец, и с той целью, чтобы не успевшие скрыться в других местах, могли найти убежище и в подполье, спустившись в оное через особый ход из других комнат, когда полиция успела уже подполье осмотреть. – Она прежде всего на нём и останавливается, (хотя, конечно, не всегда), так как ход в подполье находится обыкновенно в первой же от входных дверей комнате и скорее всего бросается в глаза. Раз весной, лет 9–10 назад, так и скрылись в подполье, более, чем на половину наполненном водой, две старухи и одна десятилетняя девушка пробыв там около двух часов, пока производился осмотр. – Это происходило в нашем присутствии. Старухи отделались благополучно, а последняя заполучила разные простудные болезни, которые с трудом поборол молодой организм, но которые всё-таки оставили заметную глухоту и повторяющиеся временами приливы крови к голове. И в последнем случае подполья составляют зимние только убежища; летом же чаще всего бегут на подволоки, где в потолке и в крышах приподнимаются известные доски, чтобы, поднявшись на крышу, можно было спуститься в пустое место, на зады дома или в поле. Можем при этом заметить, что бегать по крышам и спускаться с них бегуны большие мастера. Раз один какой-то старик бегун, по засвидетельствованию полицейского чиновника, в Ягодной слободе так и скрылся из глаз полиции, перебегая с крыши на крышу. В деревне Новом Мазикове мы сами видели приспособления для этого со двора, где положен был толстый обрубок к низко опущенной крыше соседнего строения, а далее крыши разных построек почти соприкасались одна с другой.

Все описанные и другие подобные приспособления к укрывательству на языке бегунов называются «уборкой».

Некоторые из бегунов, – старые и больные – уходят иногда в леса, живут там в землянках, где и умирают, трупы же их долгое время остаются непогребёнными Этот уход в леса считается особого рода подвигом и практикуется по преимуществу у противостатейников. Случалось, что трупы таких покойников были открываемы лесниками или кем-либо другим. 25 октября 1890 года, в 12 верстах от г. Царевококшайска, в лесу открыта была пещера и в ней труп человека, одетый в крестьянский кафтан, на ногах – лапти. Признаков насильственной смерти не было усмотрено. Личность умершего так и осталась неизвестной, но судя по обстановке, в коей найден труп, можно с несомненностью утверждать, что это – труп бегуна.

В тоже время в Царевококшайских лесах было найдено ещё несколько других трупов тоже неизвестных людей. Наконец, в тех же лесах была открыта дочь крестьянки деревни Трубок, Яранского уезда, Вятской губернии, Ирины Семеновой Мошковой, Анна, вместе с больной своей матерью. Она объяснила, что живут они в лесу с целью спасения, чтобы умереть праведницами, что мать её пищи уже не принимает, хотя брат её и приносит пищу.

Мы описали места жительства бегунов. Но спрашивается: как велико их число, сколько жителей в этом неведомом царстве?

Если можно было обстоятельно рассказать про способы укрывательства бегунов, то количество их, хотя бы в приблизительной точности, нам неизвестно. Но это не значит, чтобы сами они не знали сколько их: – настоящих перекрещенных, и сколько видовых и жиловых (термины эти будут объяснены в своём месте).

Дело в том, что в самом обществе бегунов ведётся своё счисление, в некоторых отношениях совершенно точное и постоянное. Счисление это подводится под три разряда. 1) Всех перекрещенных знают по свидетельствам о их крещении. Свидетельства эти пишутся крестителем, подписываются крёстным и крёстной и отсылаются в главное управление статейников, в Ярославль. Там эти свидетельства прилагаются к делам и хранятся. О смерти их или об отступничестве также сообщается местными наставниками. 2) Второй разряд оглашенных «видовых», приготовленных к крещению, счисляется таким образом. По приёме их в келью, в которой они живут ещё по паспортам, наставник записывает их в особую запись, о чём также сообщает, кому следует, в Ярославль, где они опять вписываются в соответствующую книгу. 3) Труднее всего считать жиловых последователей бегунства, т. е. живущих открыто в своих домах или на квартирах. Но и здесь существуют записи. Именно: когда кто-либо прямо заявит наставнику, что он их последователь, то его и всех семейных также записывают и также сообщают о них в главное своё управление. Но если бы кто-либо из таковых изменил свои убеждения, то о них сообщается по истечении года.

Трудно счесть только, так называемых, христолюбцев, т. е. людей сочувствующих бегунству, но ещё прямо не сделавшихся его последователями. Таковых в каждой области не менее, чем и «жиловых».

При помощи таких сообщений и записей и ведётся общее счисление, так что заправители бегунства во всякое время знают, как велико число его последователей. Свидетельства о крещённых, а равно и все сообщения другого рода посылаются, так сказать, официально, с гербовой печатью. Гербом бегунов служит изображение голубя. Печать с таким гербом имеется у всех наставников¹⁹⁷. В числе отобранных при осмотрах в разных домах вещей находится и небольшая такая печатка. С одной стороны на ней изображён голубь, а с другой буквы:

, расположенные крестообразно.

Буквы по продольной линии С и Ѡ означают имя и отчество бывшего областного наставника в Казани Саввы Онисимова, буквы по линии поперечной – имена крестителя и духовника. В каких случаях употребляется одна сторона печати и в каких другая, и употребляются ли обе вместе, т. е. прикладываются обе печати, – того нам не пришлось узнать.

Проф. Н. Ивановский

(Продолжение следует).

Учение о последних судьбах человека во всех религиях представляет конечный вывод из основных положений вероучения и обычно отражает на себе все существенные особенности взгляда на отношение Божества к человеку и человека к Божеству. Но, если это можно сказать о религиях вообще, то в христианских вероисповеданиях и сектах такое отношение вопросов эсхатологии¹⁹⁸ к целому религиозной системы сказывается самым наглядным образом. Воскресение и сопутствующий ему суд с облаженствованием одних и осуждением на вечные мучения других – не случайные события в домостроительстве нашего спасения, но представляют собой завершение искупительной деятельности Христа Спасителя, такие факты, без которых само искупление было бы тщетным (1Кор.15:13–17).

Воскресение есть ничто иное, как искупление всемогущей силой Божией тела нашего (Рим.8:23) от следствий грехопадения первого человека, так что в самом искуплении мы можем различать две стороны – освобождение души от уз властвующего над нею греха, совершающееся для истинно верующего здесь на земле, и освобождение тела от следствий грехопадения, что имеет совершиться в воскресении. Обе эти стороны тесно связаны между собой, потому что, как смерть Адама была следствием его греха, так и воскресение Христа обусловливалось Его совершенной праведностью, и как через Адама смерть распространилась на всех его потомков, так через Христа всему человеческому роду будет даровано бессмертие. Столь тесная зависимость между грехом и смертью с одной стороны, оправданием и воскресением с другой, делает вполне понятным для нас то обстоятельство, что последователи наших сект с протестантским характером, расходясь с православной Церковью в вопросе об оправдании, не согласны с нею также и в учении о посмертной судьбе человека. В этом отношении особенно обращают на себя внимание три пункта: учение о воскресении первом, о свободе верующих от суда и отрицание степеней блаженства и мучения.

Надо заметить при этом, что об означенных предметах с большей охотой рассуждают только ирвингиане и адвентисты ¹⁹⁹, которые ставят себе в особенную заслугу выяснение пророчеств, относящихся к событиям, связанным с вторым пришествием Господа; что же касается пашковцев, то они по большей части стараются уклониться от прямого и подробного раскрытия своих взглядов на эти вопросы. «Не верующему это не может быть ясным, но уверуйте и тогда Дух откроет вам всё, о чём только попросите». – говорят они и потому всегда переводят разговор на свои излюбленные темы. Нерасположение их к вопросам эсхатологии объясняется отчасти, конечно, тем, что и сами они, обращая всё своё внимание на учение об оправдании верой и на полемику с православными об обряде, мало занимаются раскрытием указанных вопросов; но главная причина кроется, по-видимому, в том, что они чувствуют свою слабость в этих пунктах, хотя в этом и не сознаются. По слову Апостола, учение о воскресении и суде принадлежит к «начаткам учения Христова» (Евр.6:1–2), к тому словесному «млеку», которое должно быть предлагаемо верующим вместе с прочими основными истинами веры (1Кор.3:2 ср. 15, 1 и дал.), а потому представляется весьма важным как для истинных сынов православной Церкви, так и уклонившимся от неё в различные секты, апологетическое изъяснение учения Слова Божия об одновременности воскресения мёртвых, всеобщности последнего суда и о различии степеней блаженства праведников и мучения грешников. При обличении заблуждений мы будем иметь в виду главным образом учение секты – ирвингиан по первому вопросу и пашковщины по второму и третьему, хотя нужно заметить, что и все прочие протестантствующие сектанты (молокане, штундисты и пр.) по основным своим взглядам настолько тесно примыкают к пашковщине,²⁰⁰ в сущности той же штунде, что считают себя членами одной, невидимой (в смысле не имеющей никаких видимых признаков) Церкви.

Под именем воскресения первого разумеют телесное воскресение избранных святых, имеющее будто бы совершиться раньше всеобщего воскресения мёртвых. Само название такого воскресения «первым» заимствовано из Откр.20:4–6, – место, которое, строго говоря, не имеет себе параллельных в целом Писании и представляет большую трудность для понимания, вследствие пророчески-образного характера речи: и увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело своё и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет. Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это первое воскресение. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом. Над ними смерть вторая не имеет власти\ но они будут священниками Бога и Христа, и будут царствовать с Ним тысячу лет. Основываемое на этих словах учение о первом воскресении находило себе защитников уже в древней Церкви. В новейшее время оно было принято некоторыми протестантскими богословами и от них, без сомнения, усвоено нашими сектантами, слишком привязанными к букве Писания, чтобы понять таинственный смысл речи Тайнозрителя. Как в приведённых словах Апостола, так и у всех защитников первого воскресения, с ним самым тесным образом соединяется мысль о тысячелетнем царствовании воскресших святых со Христом в продолжение тысячи лет (хилиазм). Более подробное раскрытие той и другой мысли основывается, впрочем, не написании, а представляет плод личных мечтаний представителей хилиазма; на Писании пытаются основать только ту общую мысль, что первое воскресение и следующее за ним тысячелетнее царство святых действительно будут. Единственным доказательством этого служат собственно только приведённые слова из Апокалипсиса; но стремление доказать, что мысль об особенном по времени воскресении праведников не была чужда и прочим священным писателям, заставляет видеть указание на воскресение первое ещё в некоторых местах Писания. Так сюда относят ответ Иисуса Христа саддукеям, в котором говорится «о сподобившихся» достигнуть воскресения мёртвых (Лк.20:35), а также слова Апостола Павла: все почитаю тщетой... я от всего отказался и всё почитаю за сор, чтобы приобрести Христа... чтобы достигнуть воскресения мёртвых (Флп.3:8,11). Стремление Апостола иметь участие в воскресении, равно как и представление его в словах Господа особенным преимуществом некоторых, дают повод находить здесь указание на воскресение первое, так как, – рассуждают защитники этого учения, – если бы было одно всеобщее воскресение, то невозможно было бы говорить о «сподобившихся» достигнуть воскресения, незачем было бы и стремиться к нему. Ту же мысль находят в тех местах Писания, где воскресение определяется, как такое, в котором могут иметь участие только праведники, напр. Ин.5:29 – воскресение жизни, Лк.14:14 – воскресение праведных, Деян.4:2 – воскресение во Христе, Евр.11:30 – лучшее воскресение. Более же определённое подтверждение слов Апокалипсиса находят в XV гл. 1 послания к Кор. Апостол, уверив своих читателей в истине всеобщего воскресения словами: как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, прибавляет далее: каждый в своём порядке, первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А за тем конец, когда Он передаст царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу (1Кор.15:22–24). Здесь, – говорят, – Апостол различает по времени воскресения три класса людей. Прежде всех воскрес Христос, как начаток воскресения; затем следуют те о которых можно сказать, что они Христовы. Они воскреснут тотчас, как явится Христос, на что указывают слова: в пришествие Его. Третий класс обнимает всех прочих людей, на воскресение которых указывает выражение: за тем конец, так как уничтожение смерти через воскресение всех остальных людей в нетленных телах будет последним действием борьбы Христа с врагами Его царства.

Рассматривая указанные места, нельзя прежде всего не заметить, что ни одно из них не подтверждает прямо слов Тайнозрителя о воскресении первом. Они относятся сюда защитниками этого учения или только потому, что в них не упоминается о воскресении грешников, или потому, что в них проводится мысль о самом резком различии воскресения жизни и воскресения осуждения. Но первое обстоятельство объясняется тем, что Писания даны обществу верующих, которое рассматривается священными писателями, как общество святых, и потому, говоря о будущем воскресении, они часто имеют в виду исключительно воскресение праведников, совершенно умалчивая о воскресении грешников. Точно такой же смысл имеют и те выражения Писания, в которых воскресение представляется, как особое преимущество избранных и цель стремлений человека. Если Апостол говорит, что он стремится достигнуть воскресения мёртвых, то отсюда следует тот вывод, что или не все люди воскреснут, или что воскресение будет не для всех одинаково по своим следствиям, но никоим образом не вытекает, что будут воскресения, разделённые известным периодом времени. Если мы, отвергнув первое изъяснение, как совершенно противное всему Писанию, решительно утверждающему всеобщность воскресения, остановимся на втором, то мысль Апостола представится в таком виде: я все считаю суетой и от всего отказался, чтобы достигнуть того блаженства и славы, какие доставит праведникам воскресение. В дальнейшей речи воскресение и соединённые с ним блага характеризуются Апостолом, как «почесть вышнего звания во Христе Иисусе» (Флп.3:14), поэтому конечный предмет желаний Апостола нужно усматривать не в самом воскресении, во всеобщности которого он уверен, но в достижении этого «вышнего звания», которое будет уделом не всех людей, но, как победный венец, достанется на долю «подвизающихся подвигом добрым» до конца своей земной жизни (2Тим.4:8). Только при таком объяснении слов Апостола мы можем понять, почему он, будучи уверен в обладании вечной жизнью (напр. Гал.2:20) тем не менее, забывая заднее и простираясь вперёд, целью своих стремлений и подвигов имеет воскресение: он знает, что воскресение, будучи по своему существу одним для праведников и грешников, бесконечно различествует по своим следствиям для тех и других, соответственно степени приближения их к высшему совершенству.

Более трудное для изъяснения место из послания к Кор., но и в нём не содержится никаких данных для учения о воскресении первом. Каждый в своём порядке, (по-греч. ἔϰαστος ἐν ἰδίφ τάγματι) одними изъясняется в смысле временной последовательности воскресения, другими же как указание на порядок достоинства. Τάγμα собственно может значить то и другое, но в данном случае ему совершенно не приложимо значение порядка времени. В самом деле, если мы примем, что при воскресении для «каждого» человека будет определён особый момент времени, то получится мысль весьма странная и столь же мало благоприятствующая учению об одном всеобщем воскресении, как и о двух, потому что даёт представление об одном, но совершающемся непрерывной цепью восстаний умерших. В виду явной несообразности такого толкования слов Апостола мы должны признать, что он говорит здесь не о порядке времени, а о различном достоинстве воскресших. Так как выше он сказал, что во Христе все оживут, а эти слова могут дать повод к мысли, что все воскресшие будут жить во Христе духовной жизнью, то он прибавляет: каждый в своём порядке, т. е. что, хотя все воскреснут во Христе, но воскресение будет иметь для каждого различные следствия.

Правда выражение: потом Христовы, в пришествие Его прямо говорит о временной последовательности в воскресении, именно: сначала воскрес Христос, как Совершитель нашего спасения и Глава человеческого рода, при пришествии же Его, восстанут и «Христовы», но только это указание на различие воскресения по времени и можно извлечь из разбираемого места. При этом, если мы для выяснения, кого Апостол называет «Христовыми», обратимся к предыдущему стиху: во Христе все оживут, то будем иметь возможность понимать под ними всё человечество, возглавленное во Христе; если же будем ограничивать это понятие только праведниками, то не найдём здесь никакого упоминания о грешниках, что, впрочем, не должно возбуждать сомнений, так как вся вообще XV глава послания к Кор. говорит нам о воскресении жизни.

Во всяком случае мы не можем видеть указания на воскресение нечестивых в словах следующего стиха: а затем конец. Конец, по изъяснению самого Апостола, наступит, когда Христос передаст царство Богу и Отцу, а это последнее произойдёт после того, как Он упразднит всякое начальство и всякую власть и силу, враждебные Ему. Так как далее говорится, что последним из врагов Христовых истребится смерть, что произойдёт в воскресении, то «конец» и общее воскресение в данном месте мы никоим образом не можем отожествлять. Хотя восстание тел нетленными будет завершением деятельности Спасителя и потому могло бы быть названо «концом», но Апостол не делает этого и даже весьма определённо различает оба понятия. Иное дело «конец», иное – уничтожение смерти через всеобщее воскресение. Последнее должно произойти раньше «конца», под которым поэтому мы должны разуметь не общее воскресение, а только указание на то, что с воскресением людей окончится царство Сына и наступит царство Триединого Бога.

Если от указанных мест Писания, приводимых в оправдание буквального понимания слов Апокалипсиса о первом воскресении, мы обратимся к другим, содержащим учение о воскресении, то найдём в них целый ряд свидетельств и указаний на одновременность воскресения праведников и грешников. Наступает время, говорит Господь, в которое все, находящиеся во гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения (Ин.5:28–29). Хотя здесь употреблено не достаточно определённое выражение: «время», под которым можно понимать и один определённый момент и целый период времени, но это не может явиться основанием утверждать, что тут не говорится о единстве воскресения, так как с одной стороны воскресение добрых и злых будет следствием одного повеления Сына Божия, с другой оно ставится в самую тесную связь с судом, так что общее понятие воскресения разделяется на два частнейших – воскресения жизни для одних и воскресения осуждения для других. Из слов Спасителя же мы знаем, что пришествие Его будет, как молния, которая исходит от востока и видна бывает даже до запада (Mф. 24:27), следовательно, оно будет ко всему миру, а не к одним только избранным; а так как воскресение мертвых, суд над родом человеческим и изменение неба и земли представляют его непосредственные следствия, то все эти события мы должны представлять себе не только тесно связанными между собой, но и следующими непосредственно одно за другим. Между тем признание первого и второго воскресения необходимо разъединяет эти события, заставляя признать два пришествия Господа на землю при конце мира, а если будет доказана всеобщность суда для всех воскресших, то и два страшных суда.

Приведённых указаний Писания на одновременность воскресения праведников и грешников совершенно достаточно для того, чтобы отвергнуть мысль о первом, в смысле отдельного по времени воскресении праведников и признать невозможным буквальное понимание речи Тайнозрителя. И, действительно, если мы глубже вникнем в смысл его слов, то убедимся, что «воскресение первое» есть нечто совершенно иное, чем телесное восстание мёртвых, и касается не тела, а души. Так, прежде всего, здесь говорится, что имеющие участие в воскресении первом будут священниками Бога и Христа, и будут царствовать с Ним тысячу лет. Но в той же книге утверждается, что Христос уже соделал нас царями и священниками Бога и Отца Своего (I, 9); равно и ап. Пётр называет верующих царственным священством (1Пет.2:9). На этих словах, между прочим, основывают все протестантствующие сектанты своё учение о всеобщем священстве с отрицанием богоучреждённой иерархии; но тогда что же нового, спросим их, даёт воскресение первое, и не значит ли это, что оно уже совершилось над всеми истинно верующими, конечно, не в буквальном, но в ином духовном смысле?

Сильным, по-видимому, доказательством буквального значения слов Апостола о воскресении первом могло бы служить то обстоятельство, что он в изложении своего видения противопоставляет праведников и грешников: о первых говорит, что они ожили, о вторых, что они не ожили, пока не окончится тысяча лет, следовательно, по прошествии означенного времени, тоже имеют ожить. Но, если оживление грешников можно понимать только в смысле телесного воскресения, то нет никаких оснований объяснять иначе и оживление праведников. Однако, если мы оставим в стороне русский перевод, который в данном месте не точен, а обратимся к греческому подлиннику, то увидим, что такое заключение не только не имеет в нём для себя никаких оснований, но даже напротив – сравнение того и другого выражения говорит прямо против сектантского понимания воскресения первого. Об участниках первого воскресения говорится: ἔζησαν (гл. ζάω), о прочих же сказано: οὐϰ ἀνέζησαν (ἀναζάω). Последний глагол действительно значит: «оживать», т. е. вновь получать прекратившуюся жизнь, и не может служить для обозначения жизни духовной, которая не прекращается со смертью человека и не имеет конца, почему также называется вечной; напротив того ζάω значит просто «жить» и в устах священных писателей служит специальным выражением для обозначения вечной духовной жизни во Христе, так что в данном месте точнее мог бы быть переведён: «продолжали жить». С таким же точно значением употреблён этот глагол у Ин.11:25: верующий в Меня, если и умрёт, оживёт (ζὴσεται от гл.ζάω), где неточность русского перевода очевидна даже и для незнающих греческого языка. «Оживёт» – хотя даёт мысль о возвращении к жизни, никоим образом не может быть понято о телесном воскресении, потому что оживут телесно не одни верующие во Христа, а все люди без всякого исключения. Но, как в следующем стихе: всякий живущий и верующий в Меня не умрет во век – «не умрет», очевидно, должно понимать о смерти духовной, так и здесь греч. ζὴσεται указывает на духовную жизнь верующих и по своему значению более соответствовало бы выражению: «будут жить».

Не благоприятствует сектантам и более близкое рассмотрение вопроса о том, кто будет иметь участие в воскресении первом. Апостол указывает только два класса участников первого воскресения: «сидящих на престоле, которым дано было судить» и «души обезглавленных за свидетельство Иисуса». Но сидение на престолах и суд обещаются Господом только Его Апостолам, кроме того в Апокалипсисе говорится о 24 старцах, сидящих на престолах, и, хотя Тайнозритель не поясняет, кто эти старцы, однако определённо отличает их от «великого множества людей из всех племён и народов, которые пребывают пред престолом Бога и служат Ему день и ночь» (Откр.7:9–16), следовательно, кто бы они ни были, под ними можно разуметь только весьма небольшое число избранных Божиих. Другой класс «убиенных за свидетельство Иисуса» ограничивается у Апостола замечанием: которые не поклонились зверю, ни образу его и не приняли начертания на чело своё и на руку свою, следовательно, это мученики последнего времени. Таким образом, по данному месту, число участников воскресения первого весьма ограничено и нашим сектантам, которые не подходят ни под один из указанных разрядов, нет никаких оснований рассчитывать на тысячелетнее царствование со Христом. Но обычно они утверждают, что воскресение первое будет уделом всех «верующих», т. е. принадлежащих к их обществу. При этом ссылаются на 1Кор.15:23: потом Христовы в пришествии Его, или относят сюда места Апокалипсиса: побеждающему дам сесть со мною на престоле Моём; побеждающий наследует всё (Откр.21:7) и, сопоставляя их со словами 1-го посл. Иоанна: кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий? (1Ин.5:5 и Откр.12:11), выводят, что в первое воскресение восстанут все «верующие».

Не оспаривая справедливости такого вывода, хотя он и не основывается на прямых и решительных указаниях слова Божия, заметим только, что при таком взгляде на объём воскресения первого, нет никаких оснований исключать из него лиц, которых наступление ожидаемого сектантами тысячелетнего царства застанет в живых. Если они и не воскреснут, как не умиравшие, а потерпят мгновенное изменение своих тел из тленных в нетленные (1Кор.15:52–53), то во всяком случае и они будут царствовать со Христом наравне с прочими «верующими». Это подтверждает в последующей речи и сам Тайнозритель, когда он называет общество имеющих царствовать со Христом святых «станом» и «городом возлюбленным», а остальные народы представляет враждебными им и выходящими против них на брань (ст. 7–9). Но если мы признаем такую всеобщность воскресения первого, понимаемого в сектантском смысле, для всех истинных последователей Христовых, то впадём в прямое противоречие с пророчеством Господа, Который говорит, что перед Его вторым пришествием и кончиной мира праведники будут жить вместе с грешниками, как пшеница растёт с плевелами (Мф.13:30: (соберите прежде плевелы...). Скорби последних дней постигнут не одних грешников и неверующих, но также и «избранных», ради которых будут и прекращены (Mф.24:22), так что эти последние, очевидно, доживут до самого конца мира. Не приводя дальнейших доказательств последней мысли, спросим только: неужели возможно, чтобы благость Божия, даруя одним блаженство тысячелетнего царствования со Христом, оставила других своих избранников томиться в скорби, какой не было от начала мира и не будет (Mф.24:21)? Если же и они должны царствовать со Христом, то, очевидно, и их воскресение первое и их царствование будут не такими, как представляют их сектанты, но духовными, принадлежащими одинаково всем истинным последователям Христовым.

Несмотря на то, что учение о воскресении первом принимается почти всеми сектами рационалистического характера, оно весьма редко делается предметом опровержения со стороны православных миссионеров. Одна из причин этого лежит, как замечено выше, в нежелания самих сектантов вступать в прения о подобного рода вопросах; другую же, дальнейшую, по нашему мнению, нужно видеть в том обстоятельстве, что в русской богословской науке вопрос о воскресении первом является почти совершенно незатронутым не только с полемической, но и с положительной стороны. Между тем каждому должно быть ясно, что для успешной полемики с сектантами не столь важно знакомство с их заблуждениями, сколько ясное и точное знание положительного учения православной Церкви.

Для выяснения, что мог мыслить Апостол под воскресением первым, ближе всего обратиться к противоположному понятию смерти. В Писании ясно различается два рода смерти: – смерть духовная, состоящая в том, что дух человека пребывает во грехе и отчуждении от Бога, и смерть физическая, когда тело и душа разлучаются друг от друга. Наши прародители испытали оба эти рода смерти, умерши духовно в тот день, в который вкусили плодов запрещённого дерева (Быт.2:17), и телесно, спустя много лет после грехопадения. Подобно этому и в возвращении человека к вечной жизни во Христе мы можем различать две последовательных ступени: обращение от греха и примирение с Богом, что с полным правом может быть названо воскресением первым, и воскресение тела человеческого свободным от закона смерти физической. Такое различие двух воскресений человека в соответствие двум родам смерти выясняет св. Иоанн Златоуст, слова которого позволяем себе привести для православных, как мнение одного из отцов Церкви, для сектантов же, как взгляд древнего беспристрастного истолкователя священных книг, уважаемого всеми христианскими Церквами. «Смерть, – говорит он, – у нас двоякая; потому и воскресение должно быть двоякое. А у Христа одна смерть: ибо Христос не согрешил; но и эта одна смерть была для нас, ибо он не подлежал смерти, так как Он был непричастен греху, следовательно, и смерти. Посему он и воскрес воскресением только от одной смерти, а мы, умершие двоякой смертью, воскресаем двояким воскресением. Одним мы воскресли пока от греха; ибо погреблись вместе с Ним через крещение. Это – одно воскресение, отпущение грехов; а второе воскресение – воскресение тела. Он дал тебе большее, ожидай и меньшего; первое воскресение гораздо важнее последнего, ибо гораздо важнее избавиться от грехов, нежели видеть тело воскресшим. Тело погибло потому, что согрешило; посему, если грех есть начало падения, то начало восстания есть освобождение от греха. Мы уже восстали большим воскресением, избавились от тяжкой смерти греховной, сняв с себя ветхую одежду; не будем же отчаиваться в меньшем»²⁰¹. Применяя к словам Апокалипсиса о первом воскресении понятие воскресения духовного²⁰², мы получим ту мысль, что правнуки уже здесь на земле и за гробом до всеобщего воскресения живут во Христе и царствуют с ним²⁰³, хотя некоторым иным образом, чем каким будут царствовать после воскресения тела.

В ещё более близком отношении к учению о воскресении первом стоит встречающееся в Апокалипсисе же выражение: «смерть вторая». Если св. Иоанн Богослов различает две смерти для грешников и два воскресения для праведников, то ясно, что оба эти понятия, соответствующие друг другу не только по существу, но и по способу наименования, должны быть изъясняемы одинаковым образом. О смерти мы читаем: и смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая. И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное (Откр.20:14–15). И далее: боязливых и неверных, и скверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов участь в озере, горящем огнём и серой. Это смерть вторая (Откр.21:8). Что здесь Апостол говорит не о телесном умерщвлении грешников, а о предании их вечному мучению, ясно из другого места той же книги: кто покланяется зверю и образу его и принимает начертание на чело своё, или на руку свою... будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем. И дым мучения их будет восходить во веки веков (Откр.14:9–11, ср. XX, 10). Очевидно, что это смерть духовная, но, если Апостол называет её второй, т. е., смертью уже мёртвых духовно и умерших телесно, то под ней нельзя понимать ничего иного, как усугубление состояния смерти, переход человека грешника от одной степени мертвости к другой, настолько большей, что по отношению к первой она вновь может быть названа смертью²⁰⁴.

Разбирай далее мысль Апостола о смерти второй, мы видим, что она представляет для подвергшихся ей полное отвержение от лица Божия, так как они «будут брошены» в озеро огненное вместе с «зверем», лжепророком и диаволом (Откр.20:10), причём самое слово «брошен» сближает данное место с подобными же выражениями Евангелия: быть ввержену в огонь вечный... в геенну огненную и т. под. (Мф.18:8, 9;13:42;25:30 и др.). Кроме того, они будут терпеть жестокие мучения в озере, горящем огнём и серой, так что получается смысл совершенно тожественный с словами Спасителя: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф.25:41). Смерть вторая, следовательно, будет состоять в полном отвержении грешника на страшном суде от лица Божия и предании его вечным мучениям; по отношению же к смерти первой (духовной) она представляет полное завершение её и наступление для грешника всех следствий его уклонения от Бога, простирающихся не только на его дух, но и на тело, которое, хотя и не умирает, но терпит жесточайшие мучения.

На основании приведённого определения «смерти второй», мы можем понять и то, в чём будет состоять «первое воскресение» праведников. Если полное отчуждение человека от Бога или смерть духовная, начинаясь здесь на земле, достигает полноты своего проявления после всеобщего воскресения и суда в смерти второй, то точно также и единение человека с Богом в вечной блаженной жизни, начинаясь для чад Божиих во время их земной жизни, достигает высшего своего развития с воскресением тела. Оба эти периода совершенно соответствуют постепенному развитию в человеке смерти духовной и потому должны быть названы «первым» и «вторым» воскресением, причём все эти наименования, по примеру священных писателей, могут быть усвояемы, как самим состояниям человека, так и их начальным моментам. Таким образом, как наименование смерти второй указывает на последовательность умирания одного и того же человека, так и выражение Апостола: «воскресение первое» мы должны изъяснять в том смысле, что для лиц, «имеющих участие» в нём, должно быть ещё и второе воскресение. Для мнения же противоположного, будто под воскресением первым и вторым разумеется совершенно одинаковое телесное воскресение мёртвых, с тем только различием, что первое совершится ранее, и в нём будут иметь участие только избранные Божии, а второе, по прошествии тысячелетнего периода, и будет простираться на всех прочих людей – в приведённом сопоставлении понятий смерти и воскресения нет ни малейшего основания.

К сказанному необходимо добавить, что жизнь души за гробом до воскресения, хотя и представляет для человека период, по условиям существования совершенно отличный от его земной жизни, однако в сравнении с тем, что должен получить человек по воскресении тела, она примыкает к земной жизни, как время не полного воздаяния. Писание обычно делит всё время существования человека на два периода – время сеяния и время жатвы, гранью же между ними ставит не смерть человека, а его воскресение. Поэтому оно, хотя и говорит, что пребывание после смерти со Христом несравненно лучше (Флп.1:23) здешней земной жизни, однако всегда обращает взоры верующих к воскресению, как полному осуществлению христианской надежды; точно также, признавая наступление для грешников мучений тотчас после смерти (Лк.16:20–31; Евр.9:27), утверждает, что полное наказание они получат по восстании плоти. Таким образом, души умерших, ожидающие соединения со своими телами, живут жизнью первого воскресения или находятся в состоянии первой смерти. То и другое из этих состояний начинаются во время земной жизни человека, но по разлучении души с телом достигают более высокой степени проявления. Поэтому мы можем называть воскресением первым не только восстание человека от греха здесь на земле, но также можем усвоять это наименование в особенном специальном смысле переходу праведника в лучшую жизнь со Христом, как это делает в разобранном месте Тайнозритель.

Свящ. А. Темномеров

(Продолжение будет).

Разделение сект. Средства борьбы с расколо-сектантством.

Признавая раскол и все его секты безусловно вредными в церковном и государственном отношениях, считая их злом, нарушающим единомыслие церковное и повреждающим общественную жизнь в православной России, митрополит Филарет устанавливает, однако, строгую градацию между ними, по степени их вреда в двух указанных отношениях. Таких степеней он различает три:

1. Секты вреднейшие:

1) иудействующие. Ибо это хуже, нежели ересь. Это совершенное отпадение от христианства и существенная вражда против христианства; 2) молоканы. Хотя, по-видимому, держатся Священного Писания, но берут из него только то, что им нравится. Не признают никаких таинств, никакой иерархии. Не принимая присяги, не уважают верности, никакой власти не признают Богопоставленной; повинуются только, поколику нельзя противиться. Секта разрушительная; 3) духоборцы. Сколько известно, одинакового духа с молоканами; 4) хлыстовщина. Ересь богохульная, потому что, не отвергая наружного общения с христианской церковью, вводит человекообожание; 5) скопцы. Также богохульная ересь, потому что начальника секты почитают Христом. Вредит обществу, осуждая брак, искажая людей и истребляя потомство; 6) те беспоповщинские секты, которые отвергают брак и молитву за Царя, они пишут и произносят жестокие хулы на церковь и таинства и всякую власть нынешнего времени почитают антихристовой. Отвергая брак, вводят безнравственность»²⁰⁶.

Особенно вредной среди беспоповщинских сект указанной категории в церковном и государственном отношениях нужно, по суду митрополита Филарета, признать секту федосеевцев, и также по силе ожесточения к православной церкви и антогонизма к правительству «дочь беспоповщинской секты – секту странников». Феодосеевцы, разделяя вредные для православной церкви религиозные толкования беспоповщинского толка, в тоже время более твёрдо, дерзко и открыто держатся вредных политических воззрений беспоповщины, чем другие секты. Так, на ряду с другими, заявляя своё нерасположение к правительству немолением за Царя, феодосеевцы при этом «не просто следуют старым погрешительным мнениям, но и вновь составляют зловредные правила и распространяют их даже с видом формальности, за подписанием своих начальников, как о том свидетельствует записка и две рукописные книги, открытые на Преображенском кладбище в 1844 году. В записке, или так называемых «отеческих завещаниях», которые в подлиннике подписаны старшими попечителями Преображенского кладбища, Алексеем Никифоровым и другими, прямо заявляется, что с 1866 года, «установленная Богом царская власть упразднится»; в первой рукописной книге, – в «объявлении о согласии монастырских или Мануйловых» – моление за Царя и название его благочестивейшим провозглашается «нечестием»: «по вере убо благочестивой», говорится в ней, «и царь благочестивый, по нечестивой же вере и царь нечестивый нарицается», и далее: «убо в сем монастыре тии нечестивствуют, иже в молительной форме нечестиваго благоверным и благочестивым и прочими титулами во благочестии пребывающих приличными нарицают»; наконец, «в показании о едином общем христианском пути» – второй рукописной книге, написанной в 1842 году, – учение, что за нынешнюю царскую власть молить Бога должно, называется «богомерзким преданием». – «Никто, конечно, не докажет, замечает митрополит Филарет, приведя эти выдержки, что сие учение не вредно для государства; напротив, не трудно усмотреть, что «сии правила ведут к мятежу»²⁰⁷, что фактически подтверждает «вреднейшая секта странников». Ибо она по своим политическим, равно и религиозным воззрениям вполне примыкает к беспоповщине, отличается же от неё лишь тем, «что злое наследие своей матери умножает до крайности и нагло провозглашает и приводит в действие правила, которые та старается прикрывать». Поэтому она не довольствуется скрытным признанием приведённого беспоповщинского взгляда на правительство, а пропагандирует явное неповиновение ему, как антихристу. Отсюда, по учению страннической секты «непозволительно ни записываться в ревизию или платить подати, ни принимать должности с присягой, ни вступать в военную службу, ни даже нанимать за себя в рекруты других». Чтобы дать возможность своим адептам избежать обязанностей, налагаемых на каждого государственной властью, и считая повиновение этой власти отречением от Христа, странническая секта возводит бродяжничество на степень догмата и уже тем самым подрывает основы общественного благосостояния: труд, жизнь семейную, порядок и т. п. Вообще, учение страннической секты «не только противно учению православной Церкви, но и отвергает верховную власть и законы и исполнение всяких общественных обязанностей и, следственно, живущие по сему учению решительно отказываются от того, чтобы приносить какую-нибудь пользу государству, и имеют направление причинять оному лишь вред и расстройство»²⁰⁸.

II. Секта вредная.

«Те из бесповщины, которые принимают брак (новожёны) и не отрекаются молиться за царя.

По сим чертам могли бы почесться менее вредными; но решительно вредны потому, что отвергают священство и таинство евхаристии и, кроме сказанного, все заимствуют от дурных страстей беспоповщины и, между прочим, дух демократический²⁰⁹.

III. Секта менее вредная.

«Поповщина. Эта не ересь, а раскол. Более церковного сохраняет и более представляет надежды»;²¹⁰ но вредна потому, что «недавно образовала из себя лже-иерархию, которой корень в иностранном государстве. Три или четыре лже-епископа, по сведениям правительства, а по некоторым частным сведениям до 14-ти, при неудовлетворительном действовании полиции, тайно для начальства, но не тайно для народных слухов ходят повсюду и худших, хитрейших и дерзновейнейших из раскольников делают лже-священниками и своими миссионерами»²¹¹.

Если раскол в церковном и государственном отношении есть зло, или, по выражению Филарета, «язва», «болезнь», непрестанно более и более распространяющиеся и требующие «неотложного и серьёзного врачевания»,²¹² то в чём должно состоять и как должно совершаться это врачевание?

Митрополит Филарет различает двоякий способ действования на раскол: «врачебный» в собственном смысле и «охранительный»²¹³.

Насколько раскол есть заблуждение ума, уклонение от истины, – он, естественно, требует духовного врачевания, противодействия духовными средствами, так как всякое заблуждение ума может быть прекращено только «вразумлением», убеждением в истине. Но насколько раскол обнаруживает стремление проявлять себя во вне, завлекать в свои сети других, он подлежит внешнему воздействию правительства, ограничению «существующими в законах государства мерами», так как государственной православной власти естественно заботиться об охранении православной Церкви.

Первое самое естественное и, при надлежащем употреблении и ревности, самое действительное средство для ослабления раскола митрополит Филарет видел в научении и вразумлении раскольников со стороны духовенства посредством личных собеседований его с ними. «Вразумление в истинном учении веры со стороны православного духовенства, без сомнения, есть самое свойственное орудие для обращения заблуждающих всякого рода. Но сему общему средству обращения противостоит почти столь же общее препятствие, – именно правило раскольников особенно избегать сношения с православным духовенством. В нынешнее время нет причины опасаться, что архиерей не захочет беседовать с раскольником или обратит к нему неуместно укорительные или повелительные слова; не может случиться, что пастырь не довольно ищет овец убегающих. Посему нужно Святейшему Синоду продолжать наблюдение и напоминания, по усмотрению, чтобы епархиальные архиереи тщательно пользовались всеми возможными случаями вступать в сношения с уклонившимися от Церкви и посевать между ними понятия и чувствования, которые сближали бы их с Церковью»²¹⁴. Обращаясь к характеру собеседований с раскольниками, митрополит Филарет спокойное, миролюбивое раскрытие истин православной веры советует предпочитать спорам и обличению заблуждающих, и во всяком случае ими одними не ограничиваться, потому что одно обличение легко рождает укоризну, а укоризны – вражду: «укорять значит раздражать; а раздражать значит уменьшать способность к принятию истины». Во избежание этого «обращение с разномыслящими и само обличение заблуждений должно быть столь миролюбиво, сколь можно сие делать без оскорбления истины и без соблазна православным»; посему, «терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность также нужны в обличении, как и ревность»²¹⁵.

Другое действительное средство против раскола, в виду почти сплошного невежества раскольников, митрополит Филарет видел в заведении возможно большего количества училищ – мужских и женских, и именно в духе нынешних церковно-приходских школ и школ грамотности. Вот его рассуждения по этому предмету, сделанные ещё в 1835 году: «Поелику раскол наиболее основан на невежестве, то училища должны быть средствами против раскола. Но сии средства должны быть осмотрительно приспособлены к цели. Если училища будут в руках раскольников, они будут, естественно, рассадниками раскола, а не православия. Если училища простого народа будут в руках людей, получивших светское образование ума, может случиться то, что замечается в Англии, ²¹⁶ что распространение грамотности не улучшит нравственности, но повредит ей, посредством неосновательных внушений и вредного чтения. Обучение чтению, начаткам катехизиса и священной истории, под руководством духовенства, простейшим и к национальному быту и обычаю применённым способом, есть наиболее безопасное средство распространения здравых понятий в простом народе. Но сие средство трудно сделать употребительным в отношении к раскольникам, которые, конечно, захотят лучше раскольнику же вверить своих детей, нежели православному священнику. Для сего нужно: 1) чтобы духовенству предоставлена была свобода в обучении детей, под наблюдением епархиального начальства, без притязаний со стороны дирекций министерства просвещения; 2) чтобы, напротив, учителям раскольническим поставлена была преграда силой новейших узаконений министерства просвещения. Завести обучение детей, приходящих к учителю из домов родителей, несравненно удобнее, нежели устроить училища, в которых бы дети не только обучались, но и жили. Посему первое надлежит принять мерой более общей, а последние учреждать где есть достаточные средства и надежда верного надзора. Обучение детей и женского пола желательно потому, что, как известно по опыту, женщины, невежественные ещё более мужчин, и по той же мере упорные в привязанности к наследственному и привычному, удерживают мужей в расколе и даже привлекают в оный. Но женские училища с жительством ещё труднее, нежели мужские, устроить и снабдить приличным руководством и надзором. Удобнейшим внушением в сие дело может быть то, чтобы жена священника или диакона, если способна, становилась мастерицей для обучения девочек грамоте и рукоделию».

Наконец, для противодействия главному распространению раскола насчёт православия вследствие невежества православных часто большего, чем у раскольников, и в виду обязанности пастырей не только об обращении заблуждающих, но ещё более об охранении вверенных им пасомых от всякого рода пропаганды, ведущей к отчуждению от церкви, м. Филарет считал необходимым, чтобы духовенство, насколько возможно, прилагало старание и к их (православных) просвещению и вразумлению, что естественно должно повести к большей устойчивости их религиозно-нравственных воззрений. Наиболее удобным средством для сего, по его мнению, кроме личных приватных собеседований и училищ, может быть обязательное произношение катехизических поучений по воскресным и праздничным дням, «в которых бы катехизические истины по порядку излагаемы были с главнейшими их доводами и потребными объяснениями, со всевозможным применением мыслей, чувствований и языка к степени разумения и к состоянию слушателей»²¹⁷. При этом, сознавая трудность надлежащего осуществления указанных средств духовенством, с одной стороны, вследствие малочисленности его сравнительно с количеством пасомых, а местами сравнительно также с количеством сильно размножившихся после царствования Николая раскольнических лже-попов и отцов, с другой – вследствие обременения духовенства другими немалосложными обязанностями, для облегчения такого затруднения митрополит Филарет признавал целесообразным в местностях, особенно сильно заражённых расколом: а) учреждение особых противо-раскольнических миссионеров; б) умножение причтов; и в) открытие вновь монастырей, – которые «имеют большое значение для ослабления раскола исполнением древнего чина богослужения»²¹⁸.

Рекомендуя разные духовные средства для ослабления раскола, м. Филарет им самим не придавал решающего значения в этом деле. Необходимы, но его мнению, некоторые условия для успешного их действования. Первым таким условием по своей важности он считал «благословение Божие»²¹⁹ и поэтому внушал подведомым ему пастырям не слишком полагаться на свои силы, но прежде всего смиренно просить помощи Божией в своей противо-раскольнической деятельности²²⁰. Другим необходимым условием успеха в противо-раскольнической деятельности м. Филарет считал личную безупречную жизнь пастырей церкви, вполне сообразную с их званием. Являясь лучшим фактическим доказательством истины проповедуемого учения, христианская жизнь пастыря, – говорит он, в то же время и сама по себе может быть для многих средством вразумления и обращения, так как «дверь слова отверзается временно, добрая же жизнь служителя слова проповедует истину денно и нощно»²²¹. Затем, третьим необходимым условием успешного воздействия духовенства на раскольников нужно признать, по мнению Филарета, «искреннее, беспристрастное желание познать истину Божию» со стороны самих раскольников: ибо «по слову Христову, тот только, кто искренно желает творить волю Божию, уразумеет о учении, кое от Бога есть»²²².

Помимо духовно-нравственных средств к искоренению еретических и раскольнических заблуждений м. Филарет считал полезным и употребление для той же цели мер чисто государственного характера. Говоря, впрочем, о необходимости и пользе содействия церкви в борьбе с еретическими и раскольническими учениями со стороны государственной власти, м. Филарет далёк был от мысли о преследовании раскольников за религиозные убеждения. Подобные отношения к разномыслящим, по его мнению, не должны и не могут иметь места в христианском государстве, ибо «христианское человеколюбие не позволяет отнимать свободы ни у кого без нужды» и «сам небесный земледелатель оставляет плевелы до неблизкого времени жатвы»²²³. Отсюда терпимость, свойственная христианской кротости, должна быть свойственна и христианскому государству. Но если в христианском государстве не должны быть терпимы «мучительства и гонения, как противные духу Христовой церкви», то также не должна иметь места и «избыточествующая терпимость» или, что то же, полная безграничная свобода в делах веры и совести, как неизбежно ведущая к умножению зла».

Г. Добротин

(Продолжение будет).

(Из Всеподданнейшего отчёта г. Обер-Прокурора Св. Синода за 1896–97 г.).

В 1896 году в селе Верхне-Ахтубинском, Астраханской губернии, стали распространяться слухи о близкой кончине мира и воцарении антихриста. Произведённым Астраханским Жандармским Губернским Управлением расследованием выяснено, что отставной унтер-офицер Василий Бочаров, мещане Артемий Несветаев, Василий Несмачнев и Тимофей Пустовалов и крестьянин Фёдор Ганчев, действительно, распространяют фанатические религиозные взгляды, сущность которых заключается в следующем. Несветаеву было откровение свыше о близкой кончине мира, доказательством которой служило пришествие на землю пророков Илии, Еноха и Иоанна Богослова, в лице протоиерея о. Иоанна Кронштадтского, священника единоверческой церкви в посаде Дубовке Николая Благовещенского и крестьянина села Верхне-Ахтубинского Андрея Лукьянова Черкасова и воцарение антихриста.

Нелепость фантастических суждений обвиняемых послужила поводом к освидетельствованию их в установленном порядке в состоянии умственных способностей, причём хотя и не было получено указаний на их психическое расстройство, но тем не менее выяснена чрезвычайно низкая степень их умственного развития, благодаря которой они, зачитываясь Апокалипсисом, запутались в отвлечённых истинах и стали отождествлять признаки кончины мира с текущими событиями.

В заключение обвиняемые высказали, что они, «обязаны предупреждать народ о близкой кончине мира, что за свои убеждения отдадут на отсечение головы и молчать не будут, а, наоборот, всюду будут говорить об этом».

В 1897 г. в селении Мархе, Якутской области, обнаружена новая секта противоправительственного направления, основанная происходящим из крестьян Уфимской губернии скопцом Филиппом Лихачевым. Исповедание новой секты, изложенное в отобранной у Лихачева при дознании рукописной книге под заглавием «Моё Исповедание», в главных положениях следующее: человек от рождения подвержен греху, вся земная жизнь его есть один сплошной грех, т. е. преступление против законов Божеских, требующее не только покаяния, но по закону высшей справедливости, и достаточного наказания, каковым за преступление против Бога может быть только смерть. Наказание это, человек, как разумное существо, должен сам налагать на себя. Примером для людей должен служить Сын Божий, искупивший грехи мира ничем иным, как своей крестной смертью, а первым действительным последователем Христа является Иуда, согрешивший против Бога, но раскаявшийся и наказавший себя повешением: – способ смерти, особенно рекомендуемый последователями секты. Все люди, учит далее Лихачев, как родившиеся от блуда и потому одинаково грешные и достойные смерти, не должны, как таковые, служить никому, кроме Бога. Всякий почёт, оказываемый человеку другими, есть идолопоклонство. Ни один человек, в виду своей греховности и склонности вовлекать в грех себе подобных, не должен иметь над последними никакой власти. Отсюда вытекает отрицание Верховной и правительственной власти, подданичества и всех обязанностей по отношению к Государству. «Всякий человек, говорит Лихачев в рукописи, должен смотреть на земной мир сей и всю учреждённую власть его, как на царство диавола и начертание его, которое есть всякого рода законы и повеления». «Отвергаю всяких представителей мира сего, начальников не считаю служителями Божиими, но исполнителями сатанинской власти». Считая всех священнослужителей также исполненными греха, Лихачев отрицает поклонение Богу, при их участии, отвергая при этом таинства и саму церковь. Отрицаются, наконец, Лихачевым и родственные узы, как результат греховных побуждений, и собственность, как последствие любостяжания. Спрошенный на дознании крестьян Филипп Лихачев, подтверждая учение, изложенное в его рукописи, объяснил, что он сам создатель этого учения, всей душой желает его распространения, и, действительно, распространял его между склонными к нему людьми. Ярыми приверженцами нового лжеучения оказались четыре крестьянина из скопцов, сосланные в Якутскую область из Европейской России за самооскопление.

Из вышеизложенного видно, с какими трудностями и с каким противодействием сопряжена борьба с расколом и сектантством со стороны как центральной, так и епархиальной церковной власти. Заботы епархиальных начальств направлены к лучшему устройству приходской миссии и главным образом к поднятию миссионерских знаний и энергии в борьбе с расколо-сектантством приходских священников, так как от них главным образом зависит успех миссионерского дела по вразумлению заблудших, по охранению православного населения в приходах и по пресечению дальнейшего развития лжеучений в среде прихожан. Во многих епархиях учреждены специально-миссионерские епархиальные и окружные библиотеки, а благочиннические и церковные библиотеки снабжались необходимыми для пастырей миссионерскими изданиями. К этой же цели направлены периодические совещания священников приходов, заражённых сектами и расколом. Начало таким совещаниям положено распоряжением преосвященного митрополита Киевского об учреждении в Киевской епархии уездных миссионерских съездов. Эти съезды, к участию в коих привлечены все благочинные уезда, окружные миссионеры и священники заражённых сектантством приходов, со времени их учреждения происходили не менее одного или двух раз в год, и на них состоялось немало постановлений, поднявших дело борьбы с сектантством (штундой) на должную высоту.

Такие же съезды по благочиниям заведены и в Херсонской епархии для взаимного обмена наблюдений над местным сектантством и для беседы о средствах борьбы с ним, о лучшей постановке церковного и внецерковного учительства и об усилении пастырского влияния на народ. В некоторых епархиях, например, Харьковской и Екатеринославской, состоялись епархиальные съезды миссионеров, коснувшиеся многих важных вопросов современной миссии и давшие много важных сведений и полезных указаний.

Подъёму и оживлению миссионерской деятельности содействовали также как ранее существовавшие, так и вновь открытые в епархиях, различные духовно-просветительные учреждения, как то: церковные братства, миссионерские общества и др.

Из вновь открытых миссионерских учреждений обращают на себя внимание: 1) «Уфимское братство Воскресения Христова», 2) Тифлисское миссионерское общество, 3) Киевский миссионерский отдел религиозно-просветительного общества, организовавший и ведущий с большим успехом полемико-апологетические собеседования с местными штундистами. Благотворной и полезной деятельностью успели заявить себя и недавно также (в 1895 г.) открытые в Харьковской епархии для борьбы с местным сектантством два братства – Белопольское братство ревнителей веры и церкви православной во имя Пресвятой Богородицы и Старобельское Покровское братство ревнителей народного образования в духе веры и церкви православной. Из них Белопольское братство учредило народные чтения в заражённых сектантством приходах Сумского уезда.

Для большего успеха миссии и однообразного направления миссионерской деятельности в Таврической губернии учреждён епархиальный миссионерский комитет и несколько окружных миссионерских комитетов. При первом заведена миссионерская библиотека книг и брошюр противо-сектантского содержания, учреждён самостоятельный миссионерский фонд и основан склад книг религиозно-нравственного и противо-сектантского содержания. В той же Таврической епархии в 1896 году положено начало открытию церковно-приходских братств, для которых епархиальным миссионерским комитетом выработан особый устав, утверждённый епархиальным начальством. К числу духовно-просветительных учреждений следует отнести также недавно появившиеся в сёлах некоторых епархий кружки ревнителей православия. Эти новые миссионерские приходские учреждения оказывают большую помощь священнику в нелёгком его подвиге вразумления заблудших членов приходского общества и в охранении верных от соблазна. В некоторых епархиях учреждены специальные миссионерские школы. Такова епархиальная миссионерская школа в Донской епархии, открытая в 1896 году для приготовления молодых людей и лиц зрелого возраста, – от 22 до 40 лет, – к ведению миссионерского дела против старообрядческого раскола и ересей в пределах Донской епархии. Окончившие полный трёхгодичный курс этой школы предназначаются: единоверцы на священно и церковно-служительские места в единоверческие приходы, а православные – на миссионерские должности в епархию, T. е. на должности самостоятельных миссионеров или миссионерских помощников. Существующая в Тамбовской епархии миссионерско-псаломщическая школа подготовляет учащихся к псаломщической деятельности и в тоже время даёт будущим клирикам потребные знания и по обличению раскола и сектантства; в этом есть потребность для низших членов клира, ибо по части религиозных вопросов и недоумений раскольники и сектанты ближе сходятся с низшими членами клира и охотнее вступают с ними в беседу, чем со священниками. В особенности благотворно и успешно в этом отношении действие церковно-приходских школ на подрастающее поколение; женские же церковные школы имеют для сего особенно важное значение. Воспитывая девочек в духе веры и церкви православной, школы эти тем самым подготовляют лучших миссионерок для крестьянской семьи. Кафедра миссионерских наук (истории и разбора западных исповеданий и истории, и обличения русского раскола, наук, бывших ранее специальными предметами исторической группы в духовных академиях) введена распоряжением Святейшего Синода в число общеобязательных предметов академического курса. В курс второклассных школ, открываемых в местностях, заражённых расколом, вводится преподавание общих сведений о расколе и местных сектах. Третий всероссийский съезд противо-раскольнических и противо-сектантских миссионеров, созванный летом в 1897 году в Казани также по распоряжению высшей духовной власти, для выяснения современного состояния раскола и сектантства и для изыскания наиболее целесообразных способов миссионерской борьбы с тем и другим, представляет собой выдающееся событие в церковно-общественной жизни, съезд этот осчастливлен был Высочайшим Вашего Императорского Величества приветом и благожеланием успехов проповеди. Он коснулся весьма многих вопросов первостепенной церковной и государственной важности. Собравшимися на съезд специалистами миссионерского дела со всех концов России выяснены были точные данные относительно характера учения и быта важнейших, наиболее привлекающих почему-либо на себя внимание, раскольнических толков и мистико-рационалистических сект; тщательно исследована методика собеседований с заблуждающимися и изысканы меры и способы просветительного действования миссии, сводящиеся главным образом к учреждению миссий и оживлению пастырского миссионерства, к школьно-воспитательной подготонке кандидатов священства к миссионерскому служению.

Откуда видно, что клятвы собора 1667 г. положены на лиц, противящихся св. Церкви, а не на книги и обряды? Чтобы яснее ответить на этот вопрос, познакомим раскольников подробнее с содержанием самого «предела освящённого собора 1667 г.», на котором изрекались клятвы.

«Предел освящённого собора» разделяется на три главные части:

1) «За кия вины собрася освященный собор»,

2) «Каково рассуждение положиша» и

3) «Како утвердиша».

При собеседованиях о клятвах этого собора раскольники, обыкновенно, начинают читать сразу третью часть «Предела», начинающуюся словами: «Сие наше соборное повеление» ... Но необходимо заметить раскольнику, что само местоимение, с которого они начинают читать, показывает, что чтение начато не сначала, поэтому следует предложить раскольнику начать чтение выше. Раскольник начинает читать вторую часть: «К сим убо ныне», но и здесь, грамматическая связь показывает, что чтение нужно начинать выше, т. е. с самого начала «Предела». Начав же чтение отсюда, мы узнаём, что собор собрался «вины ради сицевы: понеже... мнози невежди... возмутиша многих души неутвержденных... нарицаху бо книги печатныя новоисправленныя... быти еретически и растлены, и чины церковныя... злословиша... и весь архиерейский чин и сан уничижиша и возмутиша народ буйством своим, и глаголаша церкви быти не церкви: архиереи не архиереи: священники не священники» и проч., вследствие этого «мнози христиане отлучишася церковнаго входа и молитвы: и о гресех своих покаяния и исповедания, и приятия пречистаго тела и крове Христовы лишишася; – многие же, по домом своим, начата держати вдовых священников без благословения и без свидетельства архиерейскаго, инии же из тех священников мнози под запрещением, и изверженьми от своего им архиерея, служаху по домом, и угождаху непокорником святые церкви» (Деян. л. 1 и 2). Таких-то раскол-насадителей, «угождавшим непокорником церкви», собор и вызывал на суд.

1) Прежде всех был вызван на суд, сомневавшийся в правильности новоисправленных книг Александр, епископ Вятский, которому собор «многими книгами древними и харатейными, и лепами доводы истину объяснил» и он «написа покаянный свиток и абие прощения сподобися».

2) После Александра был вызван Аввакум, бывший Юрьевца Повольского протопоп, который не только новоисправленные книги порицал, но проповедовал, что московские священники будто бы не веруют во Христа вочеловечьшася, не исповедуют Его воскресения, «еще же аки именующих несовершенна быти Царя со Отцем Христа Господа и Духа Свявтаго неистиннаго исповедующих» и пр., а когда ему стали доказывать от древнейших книг правильность исправления некоторых слов в книгах, он не только не вразумился этим, но «злобу к злобе прилагая, укори в лице весь освященный собор, вся неправильными нарицая».

3) Затем читалось и разбиралось «лже-сложное писание раскольника и лже-клеветника из Суздаля града соборныя церкве... попа Никиты», в котором он хулил не одних только русских святителей, во и всю святую кафолическую церковь, и святых богоносных отцов и учителей вселенских... Например, он называл еретиком св. Дионисия Ареопагита; св. Василия Великого причислял к ереси «аполинарьевы, Несторьевы и Маркеловы»; св. Кирилла Александрийского к ереси «Ариевы, Несториевы и Аполинариевы», св. Григория Богослова к ереси Нестория элочестивого и проч. Другие расколо-насадители, вызывавшиеся на суд, были не лучше этих. Более разумные из них, как и Александр Вятский, – раскаялись в своём заблуждении и получили от собора прощение, а упорнейшие, по примеру Аввакума, остались во упорстве своём. Что же должен был делать с ними, собор? Неужели согласиться с ними, что такие столпы Христовой Церкви, как свв. Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Кирилл Александрийский и Григорий Богослов, были проповедниками еретического учения? Поэтому собор вполне правильно и законно поступил, предав их отлучению от Церкви, как возмутителей и противников не только местной русской церкви, но и хулителей свв. вселенских учителей. Итак, вот на кого собирался собор 1667 г. и вот кого предал он проклятию! «Потребно есть всем ведати о сем, говорится в соборном деянии 1667 г. яко кн. «Жезл Правления», яже ныне сложися и напечатася в возобличение на Никиту попа и Лазаря писание, иже на книгу Скрижаль и на прочия, со своими суемудренники написаша во обличение, и за то иль за то их ложное писание и неправедное обличение и смущение предахом их проклятию, яко же в книге Жезл видится: обаче потом Никита поп, образумися и покаяся, и принесе чистое покаяние пред нами, и пред всем священным собором, и тем получи (он Никита поп) прощение и разрешение от того отлучения, и клятвы и проклятия. И сочетася во общение паки, ко благочестивым и православным христианом, а та клятва и проклятие еже писано есть в книзе Жезл, возводится ныне точию на Аввакума бывшаго протопопа, и на Лазаря попа, и на Никиту и Епифанца старца соловецкаго, и на Феодора диакона, и на прочих их единомысленников и единомудренников и советников их, дóндеже пребудут в непокорении» (л. 16 об.), или «дондеже уразумятся и возвратятся в правду покаянием» (л. 7), чего книги и обряды сделать не могут.

Относительно того, что для покорных сынов св. Церкви собор делает снисхождение, дозволив, по примеру древней церкви, употреблять именуемые старые книги и обряды, мы говорили и доказали выше. А отсюда следует, что повиновение собору состоит не в том, как несправедливо утверждают раскольники, чтобы непременно молиться по новоисправленным книгам и содержать исправленные обряды, а в том, чтобы не хулить эти книги и обряды, но считать их праве исправленными и спасительными. «Непринуждаем», говорит собор выполнять эти обряды, «о подражателей благословляем». «Аще же кто» сам «не хощет» отстать от своих любимых обрядов, «повелеваем, да не укоряет» принявших исправленые книги и обряды. «Аще ли же кто, сам не принимая эти книги и обряды, ещё «станет укорять» принявших, таковый аще от священнаго чина будет, да извержется, аще ли от мирскаго, да отлучится (л. 14). И из истории раскола нам известно, что патриарх Никон дозволил Иоанну Неронову служить в Московском Казанском соборе по старопечатным служебникам, лишь бы только это не вело к разъединению с Церковью» (История раскола Щапова стр. 46). Даже раскольничий писатель Савва Романов доказывал снисхождение церкви к приверженцам старых обрядов, приводя следующие слова патриарха Иоакима 2: «креститеся, кто како хощет – двемя персты или тремя... сие все едино, токмо бы знамение креста на себе воображати; мы о том не истязуем» (Три челобитные изд. Кожанчикова стр. 99). То же самое говорила и Софья Царевна: «мы за сложение перстное не истязуем: кто как хощет, тако и крестится: хотя двемя, или тремя персты... то все равно». «Не бойся, говорит далее София, слагай правою рукою, мы и сами крестимся всяко: треми и двемя персты – оттого не будеши осужден» (там же стр. 125–126).

Иногда раскольники, желая доказать, что только за одно содержание, так называемое, старых обрядов даже и в единении со св. Церковью, Св. Синод повелел писать в раскол, а, следовательно, и подвергал проклятию, ссылаются на 15 пункт Синодального постановления 1722 года, где сказано: «которые хотя святей Церкви и повинуются и вся церковныя таинства приемлют, но крест на себе изображают двема персты, а не треперстным сложением, тех, кои с противным мудрованием и которые хотя и по невежеству, но от упорства то творят, обоих писать в раскол, не взирая ни на что». Но из этих слов видно, что Св. Синод повелевает писать в раскол только тех обоих двуперстников, которые: 1) крестятся двумя персты, соединяя с сим перстосложением противное св. Церкви мудрование и 2) которые по упорству то творят, т. е. таких, которым выяснялось, что двуперстие и троеперстие выражают одно и то же догматическое учение о трёх Лицах Божества и двух естествах в Лице Иисуса Христа, продолжают по своему невежеству и упорству спорить, что единственно-спасительный обряд перстосложения – есть двуперстие, а троеперстие обзывают и ересью, и щепотью, и печатью антихриста и пр. Относительно же православных двуперстников, т. е. таких лиц, которые признают св. Церковь – святой Христовой Церковью, вне которой нет спасения, новоисправленные книги и обряды правильными и спасительными, но по привычке молятся двуперстно, – о таких лицах 15 пункт не говорит ни слова, а по сему и ссылка раскольников на этот пункт не имеет значения.

Удивительно, как это раскольники не додумаются предложить себе такой вопрос: кто должен лучше и правильнее понимать смысл соборных клятв: они – раскольники, или же изрекавшая их – Церковь? Задав себе такой вопрос, они непременно пришли бы к такому решению, что Церковь изрекала эти клятвы, а потому ей, а не иному кому-либо, и более понятен смысл их. А св. Церковь говорит, что она проклинала противников и хулителей своих, а не книги и обряды. «Великий Московский собор 1667 года, бывший под председательством двух восточных патриархов и Московского патриарха Иоасафа, рассмотрев новоисправленные книги, чины и обряды, одобрив их, яко правоисправленные, и повелев принять в церковное употребление, произнес отлучение и клятву на всех, кто после сего будет считать новоисправленные книги, чины и обряды неправоисправленными, повреждёнными, еретическими, подобно упомянутым неразумным ревнителям старины (хулившим не только исправленные книги, чины и обряды, но и саму Церковь огласившим падшей, безблагодатной, еретической, заражённой сквернами антихриста), будет обносить и Церковь и содержимые ею обряды тяжкими обвинениями и хулами. Но строго осуждая таких ревнителей мнимо старого обряда, которые таким образом в его употреблении являют

знамения ереси и раздора», Церковь не предает осуждению и порицанию самые обряды, именуемые старыми, не находит и их, по существу и подлинному смыслу их, противными православию. Православная Церковь не произносила и не произносит никакого осуждения и порицания на эти обряды, которые сами по себе... признавала и признаёт непредставляющими ничего противного православию и употребление их, не в знак противления Церкви, но в полном общении с нею, по её собственному благословению, вполне дозволительным («Об истинном смысле и значение содержания в полемических противо-раскольнических сочинениях прежнего времени порицаниях на именуемые старые обряды». Определение Св. Синода от 20 декабря 1885 – 4 марта 1886 г.). К чему же после этого спорить? к чему обвинять св. Церковь в том, в чём она совершенно неповинна?

Ответом на этот вопрос служат наши предыдущие доводы, ибо если доказано, что старые книги, чины и обряды не только не прокляты, но даже дозволены к употреблению в единении с Церковью, то предложенный вопрос является совершенно излишним.

В «Деянии епископов Православные Греко-российские Церкве, собравшихся в богоспасаемом граде Казани, в месяце Иулии 1885 года», читаем такое правило:

«В виду усматриваемого нередко разномыслия в воззрениях на единоверие, необходимо разъяснить духовенству, что единоверие не представляет собой какого-либо особого, отличающегося от православия, исповедания; православие и единоверие составляют одну Церковь. В храмах православных и единоверческих призывается един Господь, исповедуется едина вера, совершается едино крещение, приносится едина умилостивительная бескровная жертва Христова, приемлется едино пречистое Тело и Кровь животворящая; словом, и там и здесь одно и тоже и одинаково всё то, что живит и питает человека. Посему, с одной стороны никто не должен унижать и порицать то, что Церковью благословляется, никто не должен думать, что тайны, совершаемые единоверческими священниками, имеют менее силы и святости. А с другой стороны, сами единоверцы должны помнить, – и сие потребно внушать им, – что сила единоверия заключается только в союзе с православной Церковью, что без этого союза нет единоверия, а будет опять раскол, что посему при содержании так называемого старого обряда не должно быть никакого порицания обряда, православной Церковью содержимого, и, наоборот, со стороны православных порицания обрядов, содержимых единоверцами» (прав. 9 о расколах и сектах).

Но раскольники, обыкновенно, возражают, что единоверие открыто, или допущено на время, как это говорит и митроп. Платон, ибо Церковь желает, чтобы все содержали новоисправленные книги и обряды; если же она и дозволяла единоверцам употреблять эти обряды, то в «благой надежде», что оные «со временем Богом просветятся и ни в чём в неразнствующее с Церковью приидут согласие»; значит, говорят они, единоверцев нельзя считать «богопросвещёнными».

Правда, св. Церковь всегда желала и в настоящее время желает, чтобы все её члены, все поместные Церкви содержали одни и те же, ничем не отличающиеся обряды и обычаи, но тем не менее она, ради союза церковного, некоторым своим членам, по снисхождению к их многолетней привычке, дозволяет и некоторые обрядовые разности. Ей хорошо известно, что «срамно есть из-за обрядов ратоватися», что «аще предание, довлеет сие, яко предание, да немного испытует... соблюдет (же) повеление богословское» (Кирил. л. 581. 5 посл. Мел. ст. 6). Она учит, что «один и тот же обряд, и старый, и новый, может быть и православным, и неправославным, смотря потому, с правой или неправой мыслью, для выражения православного или неправославного учения он употребляется: один и тот же обряд может быть и дозволительным, и недозволительным к употреблению, смотря потому, с благословения, или в прославление Церкви он употребляется» (Деян. Казанск. соб. л. 4). Примерами сему могут служить: Деян.15:23–30;21:18–26,16:1–3. 1Кор.9:20–23. Рим.16:25; 70 пр. св. Апостол сравни с учением св. Златоуста: Бесед. на 14 посл. изд. 1623 г. стр. 1476; 13 пр. и 30 пр. шестого вселенского собора. Что же касается выражения митр. Платона о единоверцах: «тии со временем Богом просветятся», то нужно знать, что митр. Платон говорит это о тех старообрядцах, которые подавали ему прошение о принятии их в общение со св. Церковью, но с дозволением употреблять им так называемые старые обряды «исключительно, которые не хотели даже допускать на свои моления «знаменующихся тремя персты, брады бреющих и прочее» (5 пункт). Ясное дело, что на таких просителей – раскольников митр. Платон не мог иметь иного взгляда, какой им и высказан. «Благая надежда» митр. Платона в настоящее время оправдалась: теперь все единоверцы понимают, что обряды, употребляемые св. православной Церковью так же спасительны, как и, так называемые, старые обряды, что всякий обряд спасителен, лишь бы он благословлён был Церковью и употреблялся в единении с нею. Теперь уже и в единоверческих церквах всякий может видеть молящихся и двумя, и тремя перстами: значит, и в этом отношении они пришли в полное единение с учением св. Церкви и ничем от неё не отличаются.

В заключение считаем не лишним сказать следующее. Святые Василий Великий и Григорий Богослов во вверенных им паствах, недостаточно утверждённых в православном учении о Святом Духе, делали великое снисхождение: требуя настоятельно, чтобы они (неутверждённые) не называли Св. Духа тварью т. е. признавали бы Его божественную природу, тот и другой святители снисходительно дозволяли им, говоря о Св. Духе, не употреблять наименования – Бог: Уступите Духу Святому силу божества, говорит св. Григорий Богослов, обращаясь к неправомудрствующим, и мы уступим вам слово Бог. Ниже вы обвиняйте нас в высшем слове (наименовании Духа Святого Богом), ниже мы вас осудим в понятиях ваших» (Слово на Пятидесятн.) «Прошу вас, писал св. Василий Великий тарсийским пресвитерам, прошу вас неутверждающих, что Дух Святый есть тварь, принять в общение... Надобно требовать, чтобы Духа Святого не именовать тварью. Более сего я прошу ничего не спрашивать» (Проф. Н.И. Субботина «Ответы на пять вопросов». Москва 1885 г. стр. 26–27). Следовательно, начало единоверия, т. е. единения в вере, или существенных догматах христианской веры, при разности церковных обрядов, нужно относить не к 1800 году, а ко временам апостольским, от которых оно простирается и до наших дней.

Заканчивая сей малый труд, просим Господа Бога, дабы Он помог нашим заблудшим братьям, глаголемым старообрядцам, уразуметь истинное значение и смысл клятв Великого Московского Собора и, оставив своё заблуждение, со, единиться с чадолюбивою и благоснисходительною Материю – святой Православной Церковью, и почиет тогда на главах их вместо клятвы – Божие благословение.

Священник-миссионер Сергий ІІІалкинский

С радостью готов братски поделиться с почтенным собранием своими мыслями по тому предмету, ради которого мы собрались здесь. Прежде всего должен оговориться, что, не имея дела с сектантами, я мало о нём ведаю, но смею думать, что моё четырнадцатилетнее пастырское служение, почти в одном приходе, дало мне некоторый опыт, могущий пригодиться, если не для борьбы с существующими сектантами, то, по крайней мере, к ограждению православных в приходе, не заражённом этой проказой.

Никто не станет отрицать, что для приходов вообще, а в частности для заражённых сектантством, важно введение при богослужении общего церковного пения. Вопрос в том, как его поставить.

По части пения наш народ очень недалеко ушёл – это раз; а затем в храме, несомненно, нужно пение стройное, как требует сего святость места; а там, где есть сектанты и иноверцы, стройное пение ещё нужнее, потому что дурное, нескладное пение может послужить лишним поводом к насмешкам и нареканиям на православие.

Вопрос важный и решение его затруднительно. Как научить массу народа петь стройно, без фальши? Делать с ними спевки и учить их так, как учат певчих, школьников – немыслимо.

Я за всё время моей службы никогда не задавался целью ввести общее церковное пение; моё заветное желание было иметь только хороший хор, чего, при помощи Божией, и достиг. А между тем общее церковное пение в моей церкви нужно считать совершившимся фактом.

В нынешнем году я предложил сначала прихожанам петь в церкви Символ Веры и молитву Господню за литургией. Затем, в течение нынешнего учебного года, кроме существующего хора, приучил детей церковно-приходских школ петь обедню.

Всю эту обученную братию поставил посреди церкви во главе с прежним хором и предложил прихожанам петь вместе уже всю обедню. Пение вышло достаточно стройное. Причину сего доброго успеха все же приходится искать дальше. Если вся масса народа пропела стройно, то виновником этого, по моему мнению, нужно считать существующий хор.

За семь лет существования хора народ успел привыкнуть и на слух запомнить простые церковные напевы, привык понимать, что такое стройное пение и различать фальшь. Выражусь проще: народ набил себе слух, вследствие чего и возможно было начать общее пение. И первый опыт, вышедший довольно удачным, подтверждает изложенную мысль.

Обращаясь к подробностям, отмечаю, что первые разы петь хору вместе с народом Символ Веры и Отче наш я предложил медленным темпом, со временем же темп постепенно ускорялся и достиг обыкновенного без ущерба стройности.

Тон я велел брать невысокий по следующим причинам: 1) у нашего народа почти нет басов, 2) у женщин голоса на высоких нотах визгливы и неприятны. Поэтому я, вместо обычного пения в «до», ввёл пение в «соль» при таком расчёте: первый голос на ектеньях начинает в «си», второй – «соль», теноры и альты «ре» и бас – среднее «соль». Такой строй по силам и не допускает писка и бесчинного вопля.

В общем выводе и моё убеждение таковы: для того, чтобы организовать стройное общее пение, необходимо соблюсти постепенность: сначала – организовать хор; затем, когда прихожане, благодаря хору, понаслушаются, как я выразился, набьют себе ухо, постепенно могут принимать участие в пении вместе с хором, который всегда должен оставаться ядром общего пения.

Ко всему этому можно прибавить ещё то, что необходимо всегда внушать прихожанам, дабы они, при пении, не увлекались, главным образом, своим искусством в ущерб молитвенному расположению души, как, например, это бывает с певчими.

Относительно вне-богослужебных бесед и чтений, моё мнение и опыт таковы: совершение оных в храме мало достигает цели, да и сама обстановка храма мешает взаимному обмену мыслей. Кроме сего, многие из прихожан, за дальностью расстояния от храма, будут лишены возможности посещать беседы и чтения. Поэтому я практикую так: в каждую деревню приезжаю раз в неделю вечером; в школу собирается народ, где и происходят чтения с туманными картинами. Особенно хорошо и полезно иметь световой фонарь.

Нужно иметь в виду, что при туманных картинах несравненно лучше просто, задушевно рассказывать, нежели читать. Я всегда не могу без удовольствия вспомнить то приятное впечатление, которое производит на народ простое изложение Жития Святых, их подвиги и т. п.; например, какое впечатление произвели рассказы о житии св. Александра Невского, о его твёрдости в вере православной, когда его искушали папские послы; о св. Николае Чудотворце, его твёрдости в вере, воздержании, любви к бедным; о св. Тихоне Задонском, его любви к несчастным, его незлобии; о св. Алексии, человеке Божием, его любви к храму, богослужению, бедным, его подвигах, посте, терпении и пр. Вполне от рассказчика будет зависеть остановиться на тех местах рассказа из жизни подвижников, которые более пригодны в его приходе. После рассказов с туманными картинами предлагаются и другие чтения, или может происходить живая беседа. Впечатление получается отрадное. Народу много – вся деревня.

Два слова относительно туманных картин. Есть сторонники и противники их. Не принадлежа ни к тем, ни к другим, я вижу в волшебном фонаре доброе средство, оправдывающее добрую же цель²²⁶. При помощи световых картин наши простецы хорошо запоминают сам рассказ. Дело за рассказчиком, его умением и отношением к взятому на себя делу. Если удастся избежать сухости и высокопарности изложения, если сумеете остановиться и отметить нужное для блага пасомых, то всё это не останется без доброго влияния на душу и мысли слушателей. Вкратце по этому предмету моё мнение таково: 1) вне-богослужебные чтения вести в приходах по деревням, 2) при волшебном фонаре, 3) при световых картинах не читать, а рассказывать и 4) время для бесед и картин (можно на буднях) зимой вечером, летом – в дни воскресные и праздничные.

Есть и ещё важное орудие для охраны паствы – это церковноприходская школа. Говоря о церковно-приходской школе, как об оружии, я не утверждаю, что она должна и может воспитывать новое поколение в духе веры православной и нравственности. Нет, я даже и не жду этого, так как семья и среда всегда сильнее школы и быстро могут стереть все добрые зачатки, привитые в школе.

Дело в том, что сектанты укоряют духовенство в постоянных поборах, укоряют тем, что священник ничего даром не делает, а всё для своей наживы. С другой стороны, эти укоры находят себе благодарную почву в народе, так как народ вообще разделяет подобные взгляды. Действительно, духовенству приходится сталкиваться с народом, главным образом, на денежных расчётах, вследствие чего часто происходит что и в даровом труде священника прихожане не могут не заподозрить какой-нибудь выгоды. На самых первых порах моей службы, когда мною были открыты церковноприходские школы, я помню, с каким удивлением и недоверием встречал народ известие, что я должен и заботиться, и законоучительствовать бесплатно. «Шалишь», сквозило в глазах мужика, «знаем мы это – даром, не из такого, мол дескать, ты сословия, чтобы даром работать». Всё же в конце концов пришлось им убедиться, что священник возится, нянчится с их детьми действительно даром, по долгу службы, по любви к пасомым, и не только даром, но даже несёт расходы. Тогда обстоятельства меняются, и сам крестьянин приходит на помощь священнику, напр., высылаются общественные подводы за священником в школу. Таким образом, убеждение крестьянина в том, что священник никогда даром не работает – разбивается. Если же к этому прибавить другие бесплатные, почтенные труды, вроде посильной медицинской помощи, чтений с картинами и т. п., то очевидно, что у крестьянина созреет другое, совершенно обратное прежнему, убеждение о деятельности священника, и речи сектантов о жадности, лихоимстве и т. п. (со стороны) духовенства, не могут уже иметь влияния на православных людей.

Теперь как организовать хор и чтения с туманными картинами? На всё это требуются средства и средства немалые. Найти средства в настоящее время несравненно легче, чем это было лет 5–10 тому назад. В народе созревает потребность слышать в церкви хорошее пение и поэтому всегда прихожане.кажут посильную поддержку доброму делу. Там же, где у прихожан нет средств, епархиальное начальство всегда окажет своё содействие. Для устройства хора нужен знающий и любящий дело человек. Таковым же по самой должности прилично быть псаломщику. К сожалению, огромное большинство псаломщиков плохо знает петь, даже по-дьячковски. а чуть ли не половина их вместо того, чтобы быть добрыми помощниками священнику, служат только лишним бременем. В виду этого и у священников, и у прихожан есть достаточно оснований просить епархиальное начальство о назначении на должность псаломщика людей, знающих хорошо хоровое пение. Опыт таких просьб уже имеется.

Организовать чтения с световыми картинами много легче, чем хор. Во всяком приходе, даже очень бедном, всегда найдётся возможность приобрести недорогой фонарь. Дороги картины. Но если мы примем во внимание, что в Ямбургском уезде около 25 приходов и в каждом из приходов будут куплены картины, хотя бы на одно чтение, то мы уже имеем 25 чтений с картинами. Остаётся только организовать правильную пересылку картин из одного прихода в другой. Можно орать картины и на прокат.

Об устройстве церковноприходских школ и говорить нечего, так как здесь для духовенства есть очень и очень широкое поле для деятельности.

Свящ. Гр. Лебедев

Село Ново-Васильевка, Бердянского уезда, Таврич. еп., образовалось из выселенных в 20-х годах нынешнего столетия административным порядком из средних губерний России (Тамбовской, Владимирской и др,) сектантов-молокан. В настоящее время, судя по данным сельского правления за 1898 год, сектантов насчитывается 5901 челов. (3014 муж. и 2887 жен.); разделяются они на толки: Тамбовский, Владимирский, 1-й Донской, баптистский, штундистский и прыгунский. Означенная цифра сектантов видоизменялась в зависимости от естественного прироста и убыли людей. Бывали, конечно, и случаи совращения в сектантство из православных, но совращались по преимуществу пришлые на заработки и поступавшие в услужение к сектантам; коренное же местное православное население, за исключением единичных случаев (как это мне известно), держалось своего православия. Движимый нуждой, а часто даже и голодом, православный во всём принуждён обращаться к зажиточным сектантам за помощью, а последние, оказывая её, никогда не преминут воспользоваться случаем подействовать на религиозно-нравственные убеждения православного. На это зло не так ещё велико. Вот, если этот православный поступит в услужение к сектанту в качестве рабочего, (а таковых рабочих бывает до 300–400 человек в год), то тут ему представляется много соблазнов утратить или, по крайней мере, ослабеть в своей вере. У сектантов-хозяев православный работник или работница – круглый год не знают поста. Хозяин сектант, отвергая сам посты православной церкви, заставляет и работников своих православных есть скоромную пищу, отказывая им в постной. – Волей-неволей, долго ли или скоро, православный свыкается с угрызениями своей совести и через год–два он уже не считает грехом нарушать посты, и охотнее нанимается к сектантам, чем к православным (и в особенности к священникам), бесстыдно заявляя, что «у молокан лучше служить, у них не надо поститься». Ещё безотраднее тот факт, что сектанты не позволяют своей прислуге в отведённых для неё комнатах держать иконы, кощунственно отзываясь о них и издеваясь над их почитанием. Не оставляют они православных в покое и за их крестное знамение. Вкушая пищу за одним столом (хозяева с прислугой), сектанты смеются над православным обычаем – осенять себя перед вкушением пищи крестом, говоря, что православные «мух гоняют этим», а другие – прямо-таки запрещают креститься и даже «бьют по руке», когда прислуга намеревалась перекреститься. Смеются сектанты и над крестами нательными, почему редко кто из православной прислуги имеет его, а многие, нанимаясь к молоканам, из боязни оставляли кресты даже дома. Стесняют сектанты прислугу и в хождении в храм Божий, издевательски говоря: «да ты святым хочешь быть?!»; а в праздники Богородичные и других святых, которых сектанты не почитают, они принуждают ещё и работать, угрожая в противном случае вычетом подённой платы или даже отказом от места. Так, мельники православные работали у сектантов в праздники Усп. Богородицы, Благовещения и др.; и это делалось на церковной площади. Когда же предложено было им оставить работу, то они заявили, что хозяева лишат их места. Нужно заметить, что православный христианин в семье сектантов молокан совершенно обезличивается. Привыкши за время своей службы у сектантов (а она продолжается по нескольку лет) нарушать церковные установления, православные и по освобождении от сектантского режима продолжают индифферентно относиться к заветам Святой Церкви. Они до того, так сказать, омолоканиваются, что даже и усваивают разговорную речь, терминологию сектантов («усватал», «добре хорошо» и т. п.), рабски перенимают их одежду, в особенности женщины, так что трудно отличить православную женщину от сектантки, в костюме которой замечается отличительная особенность.

Принимая во внимание всё вышеизложенное, полагаю, что следовало бы внушить, от кого это зависит, сектантам не <...>²²⁷.

Перед нами лежит годовой отчёт одного передового штундового проповедника, представленный им в центральный миссионерский комитет секты и напечатанный в заграничном органе русского рационалистического сектантства.

Отчёт этот во многих отношениях и интересен, и поучителен, так что мы считаем полезным познакомить с ним наших читателей и деятелей миссии.

Прежде всего отчёт, словами самого главаря штунды, решительно опровергает то ходячее мнение, будто бы появление штунды в тех или других местах зависит от условий церковно-приходской жизни, от недеятельности и неблагочиния духовенства и проч. Из отчёта штундового пропагандиста ясно видно, по каким причинам и какими средствами, и способами порождается штундовое брожение иногда совсем неожиданно, в том или другом далёком захолустье, где ни о какой штунде не имелось ни у кого понятия. Штундовый проповедник своим отчётом ещё раз подтверждает ту мысль, что появление штунды, насаждение её злых плевел на православно-приходской ниве, их культивирование совершается путём настойчивой и систематической пропаганды, руководимой опытной миссионерской рукой немецкого баптизма; неблагоприятные или благоприятные условия церковно-приходской жизни того или другого села, личная жизнь и пастырская деятельность духовенства влияют уже на последующую историю того или другого развития секты в данной местности, а не на появление сектантского брожения. Появиться штунда и при том внезапно и непредвиденно может в любом, иногда и самом благоустроенном приходе, на глазах отличного пастыря, ибо штундовые проповедники, как убедится ниже читатель, рыщут, как хищные волки, – в овчей однако одежде, ища кого поглотити...

Чтобы убедиться в этом стоит только посмотреть, с какой удивительной настойчивостью и энергией, достойной доброго делания, сеет и насаждает наш лже-проповедник штундовые плевелы, – с какой быстротой он совершает свои передвижения от одного полюса к другому... Нашим православным миссионерам, связанным в свободе своих проповеднических действий районами, указами и приказами, – никак не угоняться за «штундовыми работниками» на ниве Христовой, где они полной, свободной и ловкой рукой сеют среди пшеницы плевелы своего лжеучения. Житель Юга благодатного Крыма, автор отчёта, пропагандист штунды, перебрасывается легко и скоро на дальний восток, – в Оренбургский край, по дороге посещает с словом лже-проповеди Харьков; – в короткое время он уже переносится на северо-запад – в Минск, а оттуда на юго-запад – в Полтаву, отсюда снова – появляется в Оренбурге, а затем направляется в Поволжский край – посещает Самару и Саратов. Очутившись на родине, он скоро же исчезает отсюда, направляясь в Конотоп, Киев, Екатеринослав, по телеграмме выезжает в Ростов... Наконец, мы видим его, – по отчёту, проповедующим в Севастополе, Ялте и т. д. Можно ли удивляться после этого, что так широко раскинуты сети штунды!.. Нужно иметь в виду, что ведь автор отчёта далеко не единственный и даже не главный распространитель этой секты. Есть подобных неугомонных лжеучителей штунды не мало. Характерны также и приёмы штундовой пропаганды: штундовый проповедник решительно не пропускает ни одного случая, не тратит ни одной минуты для сеяния своего лжеучения: не оставляет он в покое ни священников православных, ни лютеран, ни раскольников, ни иеговиста, а наиболее налегает на молокан и православных простецов. отчёт сектатора отдаёт неприятным духом самохвальства и гордого самомнения о себе и своей проповеди, но в нём есть и своя поучительная во многом доля правды. Вот этот ценный для сектоведения и миссионерства документ.

«В течение января месяца я занимался домашней беседой, посещением братьев и посторонних. В воскресные дни по обыкновению держал собрания между своими братьями, а также у Нововасильевских и Поводонских и несколько раз говорил²²⁸ Слово Божие при молоканских похоронах. У меня постоянно был полон дом посетителей по духовному делу. Февраль провёл подобным же образом. В марте мне нужно было поехать в Оренбург по хозяйственному делу. Я выехал 21-го марта и во время моей поездки везде, насколько возможно, я старался сеять божественные семена и посещал братьев. 22-го я посетил братьев в Харькове и пробыл у них одни сутки. 28-го прибыл в Оренбург к бр. П., где пробыл двое суток; посетил брата Ж. и имел собеседования с молоканами. Затем отправился в Астраханский участок и 1-го апреля прибыл к А. Μ. Г. Меня встретили все наши переселенцы радостно. Пробыл у них двое суток и по нужным делам возвратился в Оренбург, где пробыл до 15-го числа и посетил всех братьев и молокан, с которыми много раз беседовал об искуплении кровью Христа. Здесь молокане очень восстают против искупления и даже отказываются слушать Слово Божие. Много беседовал с ними также о крещении и о преломлении хлеба. За это время имели 6 собраний и преломление хлеба. 16-го апреля отыскал себе попутчика, одного казака урядника. Дорогой мы вступили в беседу. Он мне сказал, что он старовер, а я ему сообщил, что я баптист, – с этого и началась беседа, которая длилась всю дорогу. Мой собеседник только и знал, что удивлялся тому, как я ясно разъяснял ему Слово Божие, и даже не раз у него появлялись в глазах слёзы умиления. С ним ещё ехали 5 товарищей. Он им шумнул и они, подойдя к нашей, телеге, шли с боку и слушали беседу, которой остались чрезвычайно довольны, особенно мой извозчик²²⁹. Приехав домой, он пересказал всё жене и в знак благодарности угостил меня чаем; он предлагал мне остаться у них на Пасху и побывать в их молельне, на что я не мог согласиться, так как мне хотелось провести праздники на своём участке. Я взял нового извозчика до Григорьевки, куда прибыл перед вечером, и заехал к одному лавочнику из лютеран, у которого остался ночевать. В продолжение вечера много беседовал о любви Господа, о Его страдании и о спасении человечества. Мои собеседники, хотя и лютеране, сказались очень несведущими в Слове Божием, и когда я коснулся лично их и спросил, что они думают о своём спасении, тогда они было сначала немного возгордились, но вскоре смирились и даже позволили молиться. Утром я взял извозчика до Астраханки, где провёл всю Пасху, дней 8. За это время имел 10 собраний, на которых присутствовали и православные. Кроме того, имел частные беседы. Один из Григорьевки посетил наше собрание, и затем на беседе у Г. признался, что знает Библию и перестал поклоняться иконам. Во время собрания он всё время сильно плакал; на вид ему лет 45. Затем я имел беседу в Екатериновке, Екатер. губ., с мужиками; даже раза два беседовал со священником. Он всё советовал мне принять крещение, обещая выгодные условия: «мы тебя в попы поставим». Я возразил ему, что уже принял крещение по вере 28 лет тому назад. «Так ты, значит, баптист, а не молоканин». – «Вы можете называть меня, как хотите», ответил я. Под конец он согласился со мной, что крещение повторять излишне, но всё старался убедить меня сделаться их последователем. Я с ним много говорил об искуплении кровью Христа независимо от дел, о неправильности крещения младенцев и моления за умерших. Он только поддакивал мне, так как не мог делать возражений на основании Св. Писания. Мы расстались друзьями. Затем я посетил Дедово село и не один раз беседовал с одним молоканином, человеком не особенно нравственной жизни; он, хотя и не с охотой слушал Слово Божие, но всё-таки благодарил за наставление. На обратном пути в Оренбург я опять заехал к лавочнику-лютеранину и снова свидетельствовал ему о евангельской истине. Вследствие весеннего разлива рек мне пришлось в Полтавской губ. попросить одного малоросса переправить меня в ялике, на что тот охотно согласился; хотя переправа была опасна, но Господь сохранил нас. Мой перевозчик проводил меня затем лесом версты две до татарского селения прямо к извозчику, который согласился доставить меня в Оренбург. Попросив его согреть самовар, я начал с ними за чайным столом беседовать о любви Господа к грешникам, утопающим в беззакониях. Рассказал, как я вручил свою судьбу Господу во время опасной переправы через разлившуюся реку и как Он сохранил меня от погибели, да ещё сверх того доставил меня прямо к извозчику и присовокупил, что так следует грешнику довериться Христу при переправе через разлив мира сего, и что Он не только сохранит от всех опасностей в этой земной жизни, но и введёт в вечное блаженство; я старался убедить их ещё многими другими Евангельскими словами. Они оба были глубоко тронуты и благодарили за разъяснение Слова Божия, сказав, что никогда прежде не слыхали о любви Господней. По моём прибытии в Оренбург я был приглашён с братом П. на молоканский брак. Мне было предложено совершить бракосочетание по молоканскому обряду, но я отказался, и один из молокан совершил эту церемонию в нашем присутствии. По окончании бракосочетания мы начали беседовать о Слове Божием, и я думаю, эта беседа принесла много пользы молоканам. Пробыв два дня в Оренбурге, я простился с братьями и отправился в Самару, где провёл три дня. Здесь братство состоит только из 5 чел.; есть несколько человек приближающихся. Мы имели два собрания и один раз преломление хлеба. Посетил раза три одну Иеговистку. Она соблюдает субботу и любит Христа, но почитает Его только за Его примерную жизнь, отвергая Его любовь к грешникам и Его спасительную жертву. Она часто молилась с нами; может быть, Господь даст ей познать вполне Иисуса Христа. Посетил также молоканина Ив. Ив. Р., который не был уже в собрании с самого Рождества, так как молокане однажды вытащили его оттуда на руках и поколотили его за то, что, когда А. Д. Гр., проповедуя на тему о преступлении Адама, сказал, что Бог сделал Адаму и Еве кожаные одежды, Р. спросил: «Где это написано?» Проповедник обиделся и хотел уйти. Тогда всё собрание заволновалось, крича, чтоб Р. вышел, и вследствие его упорства, несколько человек схватили его и вытащили силой. Мне стоило много труда убедить его пойти в собрание; наконец, он согласился, и мы пошли туда вместе и сели в стороне. По окончании собрания началась частная беседа, в которой я принял участие. 1-го мая я сел на пароход и отправился вниз по Волге. На пароходе познакомился с одним русским купцом, ехавшим до Сызрани, и беседовал с ним из Слова Божия. В Сызрани пересел на железную дорогу, где познакомился с одним военным доктором. Он мне предложил почитать книгу Фаррара, которую имел при себе. Прочитав несколько листов, мы незаметно перешли на беседу о жизни вечной и христианской вере. Потом я ему предложил сборник духовных стихотворений. Читая их, он восхищался (?) духом этой книги. Я указал ему на № 363 «Благодатная скала». Он прочитал этот гимн с большим вниманием. Затем, сняв очки, смахнул навернувшиеся слёзы и сказал: «Эта книжка возрождает сердце и пробуждает душу. А ты кто такой? Не католик ли?» – Нет, ответил я. «Православный?» – Нет. «Не баптист ли?» Да, баптист. «Ну, название ничего не значит, лишь бы быть человеком». Мы беседовали на эту тему до самого Саратова, где, прощаясь со мной, он пожал мне руку с чувством благодарности и пожелал хорошего успеха в делах. В Саратове я держал одно собрание и совершил преломление хлеба. Крестил одну сестру. Посетил несколько семей. Братья и сёстры радуются в Господе, бодрствуют, держатся крепко Господа и живут в любви между собою. Затем отправился в Харьков и дорогой беседовал с тремя священниками, одним податным инспектором и одним членом банка из Орла. Все жаловались на свою судьбу. Я сказал, что, по моему мнению, положение священников самое завидное, в чём меня поддержали инспектор и член банка. Я попросил у одного из священников книгу «Изречения святых людей» и стал читать её. Другой священник подошёл ко мне и опросил, что я нашёл в ней хорошего. Я ответил, что только что прочёл, что Церковь Христова на земле называется воинствующей, а на небе торжествующей. Он было отошёл от меня, но потом опять подсел ко мне и поинтересовался узнать, как я понимаю это выражение. «Воинствующей она называется», ответил я, «потому, что преследуется всем миром: и грех, и диавол воздвигают на неё гонения, желая поработить eё; но Церковь Христова сражается со своими врагами и побеждает их силой Господа через веру в надежде. Это на земле. На небе она будет торжествовать, что победила мир, устояла против всех искушений, и, перенесши всевозможные гонения, получила венец славы в Царстве Христа, Который купил её кровью Своею.» Священник, подумав немного, сказал, что моё объяснение вполне верно. – В Харькове пробыл только сутки. Посетив братьев, которые здесь живут дружелюбно, и обсудив с ними различные вопросы, касающиеся дела Царствия Божия, я отправился домой. Семейство моё встретило меня радостно и мы вместе прославили Господа за Его чудные дела и Его милость к нам. В своей слободе держал собрания по воскресным дням, а в другие дни посещал своих братьев и внешних. 10-го и 17-го мая был в Нововасильевке, где посетил несколько братских семей для обсуждения братского дела. 28-го мая был приглашён телеграммой в Ростов и на пути от станции Федоровки встретил братьев и сестёр из немцев из Екатеринославской и Херсонской губ. Они возвращались домой после торжественного общего годового собрания. Два вагона были исключительно заняты ими. Я ехал с ними до Александрова, наслаждаясь общей радостью. Они всю дорогу пели духовные гимны. Каким-то образом туда зашёл священник не в брачной одежде и, обратившись к кондуктору, потребовал, чтоб тот запретил им петь, но кондуктор ответил, что он не имеет на это права, а что если батюшке не нравится их пение, то он может перейти в другой вагон. В Александрове встретился с Г., с которым и доехал до места назначения. В Ростове пробыл дней 6. Там свиделся со многими братьями, съехавшимися для обсуждения дела Царствия Божия. По окончании всех дел имели преломление хлеба 4-го июня. Затем 6-го отправился к Μ., где братское дело оказалось не в особенно хорошем состоянии. Господь помог исправить кое-что общими усилиями: некоторые из братьев и сестёр сознались, что они года по три не молились в собраниях, и дали слово начать молиться и впредь не переставать.... За это время имели два собрания и преломление хлеба, и Господь благословил нас. Вернувшись опять в Ростов, повиделся со многими братьями и намеревался было посетить Донец и Миус, как вдруг получил телеграмму из дому, что жена опасно больна. Это известие заставило меня изменить предполагаемый маршрут и отправиться домой, куда я прибыл 16-го июня и застал жену поправляющейся: у неё была холерина; но через несколько дней Господь совсем исцелил её, и я снова начал посещать братьев. По воскресеньям, как обыкновенно, имел собрания, между прочим, одно общее с старо-донскими и ново-донскими, по поводу дня коронования Их Императорских Величеств. 5-го июля крестил одну сестру. 10-го июля имели совещательное собрание, на котором было решено подвергнуть снова, уже в третий раз, исключению за пьянство до безобразия Μ. Пр. Ханина и Л.Л. Матвеева. От 31-го июля по 2-е августа был в Нововасильевке, где держал два собрания и посетил семей 10. Надеюсь, что моё пребывание там принесло утешение детям Божиим и послужило к общему назиданию. 7-го августа держал собрание в своей слободе и принял одну сестру. 10-го и 17-го был на собраниях у молокан. 17-го поехал в Мелитополь и того же числа посетил экономии Захаровых, с которыми беседовал о Слове Божием. От 18-го по 19-е пробыл в дер. Кирке, где посетил брата Ф. и познакомился с некоторыми другими личностями; мы провели время, рассуждая о делах духовных. 20-го поехал в Севастополь, где пробыл до 23-го; в течение этого времени держал 4 собрания и принял 9 душ, крестив их в Чёрном море, в 12-ти верстах от города, близ Георгиевского монастыря, где мы затем все пили чай. Вечером, по возвращении в Севастополь, имели преломление хлеба. Побывав в Ялте, где имели несколько бесед о духовной жизни со знакомыми молоканами, и, осмотрев Царские дворцы в Ливадии (причём лишь имевшие при себе пачпорты были допущены в комнаты, а другие осмотрели их только снаружи), имение Государя Николая Александровича и имение Губонина, вернулись вновь в Севастополь. Тут я принял ещё 6 душ, которых крестил в Южной бухте; после этого имели преломление хлеба. Севастопольские братья приняли на свой счёт все расходы на поездку в Ялту. Вернувшись домой в сентябре, я имел братское собрание, а затем был на молоканском собрании при обновлении дома Андрея Болотина, где проповедовал Слово Божие. Оттуда отправился в Нововасильевку, держал два собрания и посетил 5 семей. 30-го сентября был в Мелитополе. 1-го октября прибыл в Харьков, где в тот же день держал три собрания, принял 2 души и совершил бракосочетание верующих жениха и невесты, после чего имел преломление хлеба. 2-го окт. иметь 2 собрания, принял 3 души и в двух местах преломлял хлеб; 3-го посетил 4 семейства и 1 больную сестру; 4-го – 5 семей; 5-го держал собрание, принял 2 души, совершил бракосочетание и преломление хлеба; 6-го имел братское совещательное собрание, на котором было решено исключить двух членов, впавших в блуд, 7-го и 8-го посещал братские семейства; 9-го, в воскресенье, держал собрание, принял 3 души и совершил хлебо-преломление; 10-го посетил одного приближающегося к нам, женатого на дочери православного священника; у них был в гостях сын священника, которому через два месяца самому предстояло быть постриженным на священство; мы беседовали часа три о даровом спасении, о ходатайстве Спасителя, о крещении, о причащении, о постах, о молитвах и т. д. и закончили сердечной молитвой с коленопреклонением. Беседа вышла очень удачная и во славу Господа. 11-го окт. я держал собрание, принял 5 душ и совершил хлебо-преломление; всё было благополучно – Господь охранял нас. В ту же ночь я выехал в Конотоп, где пробыл только полсуток вследствие строгости полиции. Братья ожидали меня за сутки раньше и выходили на вокзал, чтоб встретить меня, но жандарм хотел арестовать их, говоря, что они наверно ожидают проповедника. Когда, несмотря на их ожидания, меня не оказалось в том поезде, они приписали это тому, что я, испугавшись жандарма, не вышел и проехал далее. Из Конотопа я проехал на станцию Бровары, где посетил одно братское семейство, и затем поехал в Киев. Тут я провёл 6 суток, имел 6 собраний, принял 2 души, совершил бракосочетание и 2 раза преломление хлеба. Здесь братская община не имеет пресвитера; у них был раньше один избран дьяконом, но они его устранили за превышение власти. 18 окт. поехал в Екатеринослав. Дорогой беседовал со многими о спасении, особенно с малороссами. 20-го окт. прибыл на место назначения; держал там 2 собрания и посетил несколько пробуждённых душ, начавших искать спасение, а также членов нашей церкви, хотя их здесь очень мало, и несколько верующих кондукторов. Вскоре по возвращении домой, я посетил Нововасильевку, где встретил бр. Д. Там мы держали 4 собрания, затем – 2 собрания в Астраханке. По отъезде Д. меня посетили братья из Т. по церковным делам, и бр. Ц. 7-го ноября я был у Ив. Ос. в Богдановке, где держал собрание, принял 4 души и совершил преломление хлеба. По возвращении домой посетил с Ц. 10 семей, держал 4 собрания на которых было много слушателей. 20-го ноября поехал в Нововасильевку, где провёл 4 суток, и в течение этого времени держал 3 собрания. Оттуда отправился в Шавкай, пробыл там 4 дня, держал 5 собраний. 29-го имел в Нововасильевке братское совещательное собрание по поводу миссии, положения страждущих и других дел; решено было исключить бр. В. Четверикова за женитьбу на неверующей. 30-го принял 2 души в Астраханке. В декабре имел местные собрания с 3-ми и С-ми. 25 и 26 дек. провёл в своей слободе, где за это время держал 8 собраний, принял 2 души и совершил преломление хлеба; на собраниях было много слушателей разных убеждений, были и приезжие гости. После праздников не мог отлучиться из дому по болезни жены. Итак, вот вся моя работа для дела Царствия Божия в 1894 г. Прошу принять это малое за великое во славу Господа. Да благословит Он те Божественные семена, которые я старался сеять, чтоб убедить погибающих принять даровое спасение, приобретённое страданиями Христа, пока есть время. Принято мною 43 души, 5 членов исключены за грех до исправления. Слава и благодарение Господу от меня ничтожного Его раба. Да простит Он мне все мои недостатки в моём труде ради Своей великой любви. Мир братьям и любовь во Христе Иисусе. Аминь.

Вознаграждения мною получено 200 руб. Живу в крайней нужде.

С совершенным почтением преданный в Господе Ф. П. Б.

31-го дек. 1894 г.».

* * *

Нам не трудно угадать, что под этими инициалами скрывается некто Феодор Прохорович Балыхин, бывший молоканин с. Астраханки, Бердянского уезда, много лет уже как совратившийся в штундо-баптизм, где ныне числится пресвитером и разъездным миссионером, – а в тоже время он состоит и главарём – руководителем Киевской штунды, где его считают хохлы-штундисты как бы своим лже-епископом. Не знаем, как жил и сколько получал Феодор Прохорович в 1894 г., а теперь он уж не терпит бедности, сколько нам известно, получая за свои пропагандаторские подвиги довольную мзду.

В. С. 

Выслушав мои доводы²³⁰, штундовый со-вопросник Архип несколько замялся, переступил с ноги на ногу, и затем нерешительно произнёс:

– Это вы на счёт знамени действительно... Только вот нужно принимать крест внутренний. Что пользы, если там человек возьмёт знамя, али печать, а дела скверные делает. Сказано, если кто хочет идти за мной, пусть возьмёт крест свой... А то каждый своего ищет...

– Подождите, Архип, вы, я вижу, уклоняетесь в сторону и не даёте ответа мне на вопрос. Скажите, как по Писанию следует: нужно ли Церкви Христовой, народу Божию, иметь вещественное, внешнее знамя и вещественную, внешнюю печать его веры?

– Нужно принимать на себя духовный крест, – упорствовал Архип.

– Но как же вы возьмёте этот духовный крест?

– А так, как Апостол говорит: плоть распять со страстями и похотями, воздержаться от пьянства, воздержаться от блуда, сквернословия, пострадать за веру...

– Так значит, по-вашему, христианам не нужно вещественного знамени их веры: достаточно бороться с грехом и страдать за веру...

– Это не по-моему, сохрани меня Бог от себя говорить или даже помыслить... Так учит Писание!..

– А не знаете ли вы, как учит Писание о внешнем выражении принадлежности народа Божия Богу и о внешнем выражении их веры?

– В Писании сказано: возлюби Бога Твоего всем сердцем и ближнего как самого себя. В этом весь закон и всё учение...

Архип очевидно понимал, к чему я веду речь, и употреблял свою обычную у штундистов изворотливость, чтобы уклониться в сторону и дать беседе другое направление.

– Слушайте же, Архип, и вы все, братия, что в Св. Писании говорится о внешнем законе внутренней веры. Крест внутренний, духовный – нужен, конечно, и первое дело; но для народа Божия, для христиан, нужен и внешний крест, как знамя, как печать его веры. Вы уже знаете, что в Писании говорится об изображении змия, которое Моисей вознёс на знамя. Этот змий прообразовал собой Господа Иисуса Христа, а знамя прообразовало крест, а само вознесение змия на знамя – распятие Господа. Взирать на это вещественное знамя значило обнаруживать свою веру в Бога. Но, может быть, не нужны были все эти внешние знаки веры: не нужно было ни змия, ни знамени, ни внешнего очами взирания на змия? Может быть, нужно было только духовно вознести змия на знамя и духовно взирать? О, братия, мыслить так значит идти против Писания, значит мудрствовать больше, чем подобает мудрствовати...

– Что вы всё о змие, да о змие, – прервал меня Архип. – Это было в Ветхом Завете, а ветхое всё прошло, теперь всё новое...

– Нет, друг мой, не всё прошло... Не прошло слово и о медном змие, если сам Господь говорил о нём, как о Своём образе. Кроме того, св. Апостол Павел прямо говорит, что всё, что с израильтянами было в пустыне всё это были образы для нас (1Кор.10:6). Но кроме слона о медном змие, в Писании есть много свидетельств того, что народ Божий должен иметь внешнее знамя Божие и внешнюю печать Божию. Вот Давид в 59 псалме молится Богу: «даруй боящимся знамя, чтобы они подняли его ради истины». Зачем ещё внешнее знамя, коли люди боятся Бога, и Бог благоволит к Ним? Однако Давид, который лучше нас с вами разумел божественные дела, не думал так. Точно так и пророк Исаия, который пророчествовал о временах христианских, говорит о внешнем знамени народа Божия. Вот я прочту вам 11 гл. 12 ст. (читаю): «и поднимет Господь знамя язычникам и соберёт изгнанников Израиля, и рассеянных иудеев созовёт от четырёх концов земли»

– Но здесь ничего не говорится о кресте.

– Ошибаетесь, Архип. В предыдущем 11-мь и в последнем 16-м стихах прор. Исаия ясно показывает, что знамя это даст Господь для того, чтобы «возвратить Себе остаток народа Своего», а в евангелии Сам Господь говорит, что Он тогда привлечёт всех к Себе, когда вознесён будет на крест. В последней главе книги Исаии вот что говорится об этом знамени, под которое соберутся все народы: «И вот приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою. И положу на них знамение и пошлю из спасённых от них к народим: в Фарсис, Пулу и Луду, на дальние острова, которые не слышали обо Мне и не видели Славы Моей и они возвестят славу Мою. И представят всех братьев ваших от всех народов в дар Господу – на святую гору Мою в Иерусалим. Из них буду брать также во священники и левиты. Ибо как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред Лицем Моим, так будет семя ваше и имя ваше. Тогда из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред Лице Мое на поклонение, говорит Господь» (Ис.66:18–23). О каких это временах говорить пророк Исаия, как не о христианских, и о каком знамени, как не о кресте, на который был вознесён Господь и с которого Он все народы привлёк к Себе?

– Это вы говорите, что знамя – это крест, а в Писании нигде ясно не сказано, – опять прервал меня Архип.

– Подождите, – сказал я ему, – дайте мне окончить речь. Как народу христианскому нужно знамя его спасения, так нужна и печать его веры. Каждый христианин внутренне запечатлён Духом Святым, а внешне крестом. Все священные вещи и действия христианина должны носить на себе этот знак веры христианской. Этот знак на христианине нужен и для Бога и для людей. Ещё в Ветхом Завете на челах людей Божиих полагался знаки, чтобы отличить их от других людей. Вот у пророка Иезекииля говорится: «И призвал Господь человека, одетого в льняную одежду, у которого при поясе прибор писца. И сказал ему Господь: пойди посреди города и на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающих среди него, сделай знак. А шести мужам сказал: идите за ним по городу и поражайте; пусть не жалеет око ваше и не щадите; старика, юношу, и девицу, и младенца и жён бейте до смерти, но не троньте ни одного человека, на котором знак» (Иез.9:3–6). Так и в Откровении св. Иоанна Богослова говорится, (читаю): что он «видел Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живого. И воскликнул он громким голосом к четырём ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не наложим печати на челах рабов Бога нашего. И я слышал число запечатлённых (Откр.7:2–4)... И сказано было саранче, чтобы не делала вреда траве земной, а только одним людям которые не имеют печати Божией на челах своих (Откр.9:4)». Видите, братия мои, что Сам Господь повелевает людям, боящимся Бога, иметь печать Божию и эта печать не внутренняя какая-то, а внешний знак на челе, видимый для ангелов, людей и даже саранче. Святая Церковь считает такой печатью Божией крест, потому что и вера в распятого на кресте Сына Божия отличает христиан от всех остальных людей. Вот в начале беседы Иван по неразумению назвал крест печатью антихриста. Действительно, антихрист будет налагать на своих последователей свою антихристову печать, как и ангел Божий – печать Божию, но печать антихристова будет начертание имени его или числа, имени его – 666, как видно из Откровения (Откр.13:18) и ни в каком случае не крест, ибо антихрист будет идти против всего Христова, следовательно, и против креста, который в Писании называется Христовым (Гал.6:12, Флп.3:8).

– Всё это ваши предположения, – раздражённо и возвышенным. вызывающим голосом возразил Архип. – Вы вот уже больше часу говорите, а не показали прямо, где в Писании сказано, что нужно почитать крест... Печать да печать, знамя да знамя, а, где прямо сказано, что крест есть ваше знамя и печать?..

– Если бы Св. Писание писали не евангелисты и Апостолы, – ответил я Архипу, – а мы грешные, или если бы евангелистам да Апостолам пришлось писать не по вдохновению от Св. Духа, а отвечать вам, сектантам, на ваши вопросы, как вам хочется, то, быть может, в Писании и было бы сказано так, как вы того требуете... Но Писание уже давно написано и нам остаётся лишь поучаться в нём. А поучаясь, мы и можем найти в нём основания, почему Церковь знаменем своего спасения и печатью своей веры считает крест. Вам недостаточно слов Спасителя, что вознесение змия в пустыне на знамя для спасения взирающих на него от погибели было прообразом того, что и Господу должно вознесену быть на крест, «дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Если недостаточно этих слон Спасителя для того, чтобы убедиться, что крест есть знамя нашего спасения, то вчитайтесь в учение св. Апостола Павла о кресте. Для Апостола Павла крест есть символ или знак всего дела Христова. Воплощение Господа, Его учение и чудеса, страдания, смерть и погребение, воскресение и вознесение на небо – всё это он обозначает одним словом – крест. Вот он пишет в первом послании, что Господь послал его благовествовать, т. е. проповедовать евангелие и говорит, что это благовествование есть слово о кресте. «Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова. Ибо слово о кресте, говорит дальше Апостол, для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых сила Божия есть» (1Кор.1:17–18). К Галатам этот же св. Апостол пишет, что Ветхий Завет с его законом и обрезанием прошёл уже, настал Новый Завет Христов и этот завет он называет одним словом: крест. «За что же гонят меня, братия, спрашивает он по поводу гонений на него за отрицание обрезания, если я и теперь проповедую обрезание. Тогда (т. е. в случае сохранения обрезания Ветхого Завета) облазн креста прекратился бы... Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезаться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов, ибо и сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, чтобы подвалиться в вашей плоти; а я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, Которым для меня мир распят и я для мира» (Гал.5:11, 6:12, 14). Обрезание внешнее, конечно, не нужно, как бы говорит Апостол, нужен крест! В послании к Ефесянам он говорит опять, что примирение людей с Богом совершено посредством креста. «Господь есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду плотью Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду в нём» (Гал.2:14–16). Видите, братия, как св. Апостол всё дело Христово называет одним словом крест. И, наконец, всех противников христианства, всех хулителей Христова учения и отрицателей Апостольского предания он называет в послании к Филиппийцам противниками креста: «Подражайте, братия, мне, говорит он: и смотрите на тех, которые поступают по образу, который имеете в нас. Ибо многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги креста Христова» (3, 17–18). Понятно ли вам теперь, братия, что для Апостола слово или вид креста напоминало или обозначало всё дело Христово? А если так мыслил и говорил св. Апостол, то как иначе относиться ко кресту нам христианам, последователям Апостолов? Можно ли нам не считать крест знаменем дела Христова и печатью нашей веры? О, как истинно слово Апостола что только для погибающих слово о кресте – юродство, безумие, а для нас спасаемых, принимающих крест, сила Божия есть...

Тексты я вычитывал по евангелию. Ясное и необыкновенно выразительное указание св. Апостола на крест производило, как я замечал, сильное впечатление на православных слушателей. Они как бы не ожидали столь сильных свидетельств Писания о кресте. Штундисты тоже усиленно внимали речи, но я видел, что они не соглашаются с моим толкованьем текстов и готовы прервать. Я боялся за цельность впечатления и невольно усиливал голос, чтобы не дать места их возражениям. Но Архип таки прорвался:

– Да позвольте, – закричал он, – Апостол говорит о духовном кресте, а не об изделии из золота или из дерева. Под крестом нужно понимать учение Христово, а не кусок золота или дерева. Вот когда Христос говорит: кто хочет следовать за ним, пусть несёт крест Его. разве он говорит о деревянном кресте? Это значит нести страдания, судьбу... Читать так Слово Божие нельзя! Вы скрадываете мысль. Нигде не сказано, что деревянный или золотой крест обозначает христианскую веру. Крест – это страдания!..

Я очень усталь, да и Архипу нужно было дать высказаться. Архипу помогали его единомышленники, выкрикивая про страдания Христовы и делая замечания на мой счёт. Когда я немного отдохнул, а штундисты поутихли, я заключил следующим образом эту часть беседы.

– Нет, Архип и вы все единомышленники Архиповы (мы – Божии, заметил кто-то в толпе штундистов), вы неправду говорите и про крест, и про моё чтение Слова Божия. Я ничего больше не сказал как то, что апостол называет словом крест всё дело Христово. А дело Христово нельзя понимать так, что оно состояло только во внутренних страданиях Христа или, как вы Архип бессмысленно говорите, что в страданиях человеческих, которые нужно переносить... Дело Христово, или крест Его, это всё то, что сделал Христос: не только страдание духовное, но и страдание телесное. Больше того: крест Христов – это принятие им нашей плоти, это благовестие нам грешным Его учения, это исцеление Им наших язв и немощей, это Его распятие, Его гроб, воскресение и вознесение. Нести свой крест, переносить свои, от Бога посылаемые на долю человека, страдания может и еврей, и язычник, а не только христианин. Взять же крест Христов может только христианин, может только человек верующий, что Христос пришёл во плоти, что дал Божественное учение, творил Божественные дела, что Он пострадал, умер, погребён, воскрес и вознёсся на небо. А кто верует, тот открыто исповедует. Кто верует в дело Христово или крест Христов, тот открыто и примет знак или выражение креста. Вот, говорят, нужен какой-то духовный крест. А что это за духовный крест, они и сами не знают. А мы знаем из Евангелия, что крест Христов был не духовный, а вещественный, деревянный. Этот крест из дерева нёс Спаситель на своих раменах и падал под тяжестью Его; этот крест из дерева был возложен воинами, затем на проходившего Симона Киринеянина; этот крест из дерева с распятым на нём Господом был водружён на Голгофе, этот крест из дерева вместе с крестами двух разбойников был там зарыт и через триста лет открыт царицей Еленой! Это древо креста и досоле хранится в Церкви Христовой. На св. этот крест указывал св. апостол Павел и от него брал слово, чтобы обозначить всё дело Христово! Итак, повторяю, братия, св. Церковь не без основания избирает себе в знамя спасения и в печать веры изображение креста. Почему это, а не другое? Потому, что Христос спас нас крестом и потому, что на крест, как на символ или знак, как на выражение всей христианской веры, указывает св. апостол. Об этом довольно сказано.

Я объявил перерыв беседы. Половина слушателей вышла из школы и струя холодного воздуха освежила комнату. Я сильно уставший и вспотевший, рискуя простудиться, оставался на сквозняке, чтобы хоть немного освежиться. Кружка холодной воды была уже выпита мною и штундистами. В школе воды больше не оказалось, послали к соседям. Во время получасового перерыва в школе стоял шум и говор: штундисты продолжали беседу с православными, разбившись на группы. Здесь ревнители давали себя знать. Один из них, Кузьма, сцепился с Архипом, приходившимся ему двоюродным братом. «Братыку, приходь до мене: хочь цилу нычь будем читать Писание. Я тоби покажу, що вы не поправди святы иконы звете идолами»... слышался мне голос Кузьмы. Бедный, бедный, думал я. не обратить тебе твоим читанием, как и мне моей беседой, того, кто уже бесповоротно отвергся от Церкви. Хотя бы лишить его обаяния знатока Писаний и сделать неспособным соблазнять малых сих! В другой группе уже начиналась ссора между православными и вздорным штундистом Иваном... У стола третья группа пересматривает мои книги, переворачивают Библию, находя и останавливаясь над заметками, по которым я воспроизвожу библейское учение о различных предметах. Лежащая на столе Симфония на Новый Завет кн. Барятинской возбуждает в них особый интерес. Они подходят ко мне с нею и спрашивают, где можно приобрести. «Вот жалость, говорят они на мои заверения, что она вышла из продажи, а мы никаких денег не пожалели бы» ... Ещё бы пожалеть, думаю я! Вам бы только увидеть средство на развращение душ христианских!.. Уж на что святая книга Евангелие, а сколько зла вы сделали им!.. Полчаса проходит. Усталость только сильнее чувствуется, но пора уже возобновлять беседу. Я подхожу к столу и возобновляю беседу кратким повторением предыдущих рассуждений.

«Нам предстоит теперь решить третий намеченный вопрос, продолжал я, именно: если крест есть знамя Церкви Христовой, знамя спасения и печать веры христианской, то это и есть основание, почему христиане полагают знак креста на себя и на всем, что для них дорого, водружают на храмах, при дорогах, при постройках домов, на священных вещах и предметах. Кроме того, все священные действия совершаются в виде креста, или посредством креста, как то: освящение воды, помазание елеем, каждение фимиамом, благословение рукою и т. п., во всём этом христиане показывают торжество Церкви Христовой и свидетельство веры в дело Христово или в крест Христов. Всё это свидетельство для других. Но какая польза человеку, когда он полагает крест на себя перед и после всякого дела, когда он вносит крест в свои дома, полагает на своих вещах, получает осенение крестом от других? Какая польза от этого христианину, для чего это он делает? Думали ли вы об этом, братия православные, и что вы скажете на это, уклонившиеся от Церкви»? Все молчали. Я обратился к Архипу: как вам, кажется, Архип, для чего это христиане приближают к себе знак креста настолько, что христианина трудно даже и помыслить без креста? Какая христианину польза от этого вещественного знака креста?

Архип отвечал: «пользы мы не знаем. Вы кланяетесь кресту, для того вы и ставите их. Такая ваша вера и ваша сила. Вслед за Архипом отвечал другой штундист. «В Откровении говорится, что без печати нельзя будет ни продавать, ни покупать. Вот вы для этого и ставите кресты» ...

– Ты, брат, возразил я этому последнему, недобросовестен. Мы уже читали из Откровения, что печать, про которую ты говоришь, будет принадлежать не истинным христианам, а последователям антихриста, и будет изображать не крест Христов, а имя зверя или число имени его: 666. Нельзя и большой грех тому, кто смешивает священное изображение креста с печатью антихриста. А что сказал Архип, то – правда. Мы ставим кресты, потому что такая наша вера и наша сила. Мы ставим кресты, как победный знак над врагом диаволом, как знак торжества своей веры христианской.

Архип тихо произнёс: христиане должны быть гонимы, а не торжествовать.

– Нет, Архип, время гонений за веру и за Христа прошло. Теперь везде, во всём мире, за исключением двух-трёх царств языческих да магометанских, вера Христова торжествует. Даже и в этих нехристианских царствах теперь не позволяют воздвигать гонения на христианских проповедников.

– А нас гонят, азартно воскликнул один из штундистов.

– Неправда! Я много раз объяснял вам, что вас за веру вашу никто не гонит. Подвергают же вас наказанию не за содержание веры вашей, а за проступки против законов государственных, за общественные ваши собрания и за оскорбления святыни нашей. Веруйте, как хотите, но не беззаконствуйте!..

– То вы беззаконствуете. У вас пьянствуют, сквернословят...

– Перестань! Я не позволю опять в десятый раз поднимать старые вопросы. Теперь мы беседуем о кресте и крестном знамении. Сами же вы добивались этой беседы, а теперь всё отвлекаетесь в сторону. Скажите, Архип, вы человек рассудительный, как вам кажется, полезно ли водружать везде кресты, как знамя веры Христовой и полагать их на себя?

Архип улыбнулся на мой комплимент. «Что ж, пожал он плечами, может быть для вас и полезно. Украшение хорошее! Вот и молодым священникам дали, сперва не было. Да и на храмах красиво: отчего не ставить? А что пользы, не знаю. Расход есть, да соблазн»...

– Ну, брат Архип, мало же вы думали о кресте. Что расход на кресты есть, то это небольшая тягость. На дело Божие скупиться нечего. Соблазна ещё от крестов никто не знает... Но в ваших словах есть одна мысль справедливая. Вы её к насмешке сказали, а оно выходит в правду, по Писанию. Действительно, крест – украшение хорошее! Такое украшение, о котором даже пророчествовал пророк Исаия, говоря о временах Христовых. Вот послушайте братия (читаю): «Слава Ливана придёт к тебе, кипарис и певг и вместе кедр, чтобы украсить место святилища Моего, – и Я прославлю подножие ног Моих (Ис.60:13)» ...

– Это о храме иудейском... Где же тут говорится про крест?..

– Говорится об украшении храма каким-то предметом из дерева: кипариса, певга и кедра, и все толковники Библии указывают при этом на крест, который был, по преданию, трёхчастный и трёхсоставный, именно, из этих деревьев.

– Но это ваше толкование, а мы его не признаём. Это говорится просто про деревянные украшения...

– Не великая же слава храму, который был богато украшен золотом, серебром, медью и дорогими камнями, от того, что он будет украшен ещё деревом. В иудее кипарисом, певгом да кедром печи топят. Нет, если пророк Исаия пророчествовал об этом украшении храма из дерева, то, следовательно, он разумел какой-то особый предмет, которого до Христа не было ещё в храмах...

– Но здесь говорится об иудейском храме. Там креста не ставили.

– Нет не об иудейском храме, а о храме христианском, где будут славить Христа. Что это пророчество относится ко Иисусу Христу и религии Нового Завета, это ясно из самого текста этого пророчества (читаю): «восстань, светись Иерусалим, ибо пришёл свет твой, и слава Господня взошла над тобою... И придут народы к свету твоему и цари к восходящему над тобою сиянию. Возведи очи твои и посмотри вокруг, все они собираются, идут к тебе, сыновья твои издалека идут и дочерей твоих на руках несут... Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их служить тебе. И будут всегда отверсты врата твои, не будут затворяться ни днём, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народ и царства, которые не захотят служить тебе – погибнут и такие народы совершенно истребятся. И придут к тебе с покорностью сыновья угнетавших тебя и падут к стопам твоим все презиравшие тебя, и назовут тебя городом Господа, Сионом Святого Израиля». Скажите, разве всё, о чём здесь пророчествовал прор. Исаия. случилось когда-нибудь с еврейским народом, который рассеян по лицу земли, или с еврейским Иерусалимом, который был разрушен, по предсказанию Господа, или с иудейским храмом, от которого не осталось ни одного камня? Нет, всё это случилось с христианским Иерусалимом, когда на месте гроба Господня построен был храм христианский и на нём засиял для всего мира – крест. И сбылось пророческое слово и воистину крест Господа украсил место святилища Господня, и Господь прославил подножие ног Своих!..

– Подожди, г. миссионер, подножие здесь не храм, а земля. Земля – подножие ног Моих, говорит Господь.

– Действительно, в Писании есть слова, которыми указывается на землю, как на подножие ног Божиих. Но в данном пророчестве Исаии подножием называется святилище или храм. И не только храм христианский нужно считать местом особенного присутствия Божия, но и бывший храм иудейский. Но не об этом речь... То правда, ещё раз повторяю, что крест есть знамя величайшего торжества Церкви и славнейшее украшение христианских храмов. Св. древо креста, обретённое в XV веке царицей Еленой прославило христианский храм в Иерусалиме, где оно отныне сохраняется. Частицы этого животворящего древа прославляют и другие храмы христианского мира. Даже изображение креста есть самое лучшее украшение храмов и людей. Не даром в христианских государствах ордена или украшения, даруемые Царём за услуги, представляют собой золотые и серебряные кресты... Итак, кресты ставятся как знамя нашей веры, для показания торжества её и для христианского украшения. А ещё для чего, не скажите ли, Архип?

– Говорите вы! Вы для того и приехали. Мы люди малограмотные, уже смиренничал Архип.

– Ну, хорошо, я скажу, хотя вы и хвалились, что лучше меня знаете Библию. Но будем продолжать беседу. Скажите, Архип, зачем вы держите у себя Библию – листы бумаги с чёрными буквами.

– Как зачем? Это Слово Божие, святое Писание! Оно полезно и для научения, и для обличения, как учит св. апостол.

– Чем же оно полезно? Не тем ли, что оно напоминает нам о Боге и Его заповедях? Не тем ли, что эти чёрные буквы, отпечатанные на бумаге, напоминают нам то, что говорил и сделал для нас Господь?

– Конечно, тем... Евангелие – это само Слово Божие...

– Нет, нет, Архип. Слово Божие выходило из уст Божиих или Его святых пророков, равным образом, дела Божии делались не на бумаге и не чёрными буквами, а в живом мире, среди живых людей. А люди записывали эти слова и эти дела на изобретённых ими веществах: досках, папирусе и бумаге посредством изобретаемых ими значков или букв. Библия, по своему веществу, есть произведение рук человеческих, как и крест, но она по своему значению, потому, что она напоминает нам о Боге и Его законе – есть предмет святой, божественный. Для этой-то цели, для воспоминания нашего о законе или словах Божиих мы и держим у себя и читаем Библию, не так ли, Архип?

– Положим, что так, угрюмо отвечал Архип.

– Для этой же цели мы и водружаем кресты, где только возможно и прилично. Библия напоминает нам слова Божии и дела Божии своими буквами, а крест напоминает нам величайшее дело Божие – искупление нас Господом Иисусом Христом – своим видом или своей формой!

– Но как кусок дерева, или меди, или золота может нам напоминать искупление? Лучше, если об этом прочтём в Евангелии.

– Кто прочтёт, а кто и не прочтёт: не все грамотные. Да и грамотные не всегда имеют под руками Евангелие, да и не всегда... удобно читать его. А о деле Божием всегда нужно помнить, и мы только радоваться должны тому, что есть способ напоминать нам о Христе возможно чаще и на всяком месте. Вид креста на храмах, при дорогах, на груди у священников, частое осенение себя знаком креста добрыми христианами, благословение в виде креста, – всё это отвлекает нас от наших суетных мыслей и возводит ко Христу. А то, что вы говорите, Архип, о том, что вещество не может напоминать нам о деле Божием, то это вы говорите несправедливо. Ведь вид букв Библии для грамотного напоминает слова Божии. Кроме того, в Библии находится прямое повеление Господа употреблять вещественные значки для напоминания людям о законе Божием. Вот послушайте, я вам прочту кое-что об этом из Библии: «И сказал Господь Моисею, говоря: объяви сынам Израилевым и скажи им, чтобы они делали себе кисти, на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях вставляли нити голубой шерсти, И будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни и исполняли их, чтобы вы помнили и исполняли все заповеди Мои и были святы пред Богом вашим (Числ.15:38–40)». И в другом месте: «Да будут слова сии, которые я заповедаю тебе сегодня в сердце твоём и в душе твоей. И внушай их детям твоим и говори об них сидя в доме твоём, и идя дорогой, и ложась, и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкой над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих (Втор.6:6–9)». Если, по словам Господа, голубая нить в кистях одежды, если повязка над глазами и на руке должны были служить напоминанием израильтянам о заповедях Божиих, то вид древа креста, на котором был распят Господь и изображения этого креста не будет ли для нас самым лучшим напоминанием об искуплении нас на кресте? Крест есть самый лучший, самый точнейший образ или начертание перед нами распятого Господа. А такой образ, такое начертание распятия Христа перед глазами христианина самый надёжный способ укорениться в истине. Апостол Павел в своём послании Галатам не может надивиться их противлению истине именно по тому, что у них было живое начертание или образ Христа: «О несмысленные Галаты, писал он, кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый? (Гал.3:1)». Взгляните на крест и если вы христианин, у вас живо предстанет перед глазами распятый за вас Господь...

– Читайте лучше Евангелие! Там лучше читается об этом, чем на деревянных крестах...

– Вы опять своё, Архип... Не все же и не всегда могут читать Евангелие... Но мы водружаем кресты и полагаем их на себе не потому, что они только напоминают нам о кресте. Это напоминание, полезное для памятования об искуплении, полезно и тем, что оно для нас спасаемых, по учению Апостола, сила Божия есть...

– Это говорится не о кресте, а о слове о кресте.

– Да, да, о слове, т. е. о том, что говорит нам, напоминает нам о кресте. А говорить нам о кресте Господа Иисуса Христа одинаково может и слово выходящее, и буквы Св. Писания, и вид вещественного креста. Здесь получают важность и слова, и буквы, и форма от того, о чём они говорят нам, что они напоминают нам. Точно слова Апостола читаются так: «слово о кресте для погибающая юродство есть, а для нас спасаемых сила Божия есть» (1Кор.1:18). Юродство – значит безумие, соблазн, претыкание. И действительно, для погибающих, т. е. для тех, кто отверг спасение, достигаемое в Церкви, кто отверг крест, он составляет безумие, или соблазн, он представляет только кусок дерева, изделие рук человеческих. А кто остаётся в Церкви, для того крест, т. е. всё то, что говорит нам о кресте, будет ли то устное учение о кресте, или писанные буквы о кресте, или вещество, имеющее форму или вид креста, или знак креста, делаемый движением руки, всё это для спасаемых в Церкви сила Божия есть, великая, благодетельная сила…

– Но откуда видно, что от креста великая сила? Я знаю, что вы станете говорить о чудесах от креста, но всё это предание человеческое, а мы его не принимаем. Покажите нам от Писания...

– Вы не верите преданию... Хорошо, я покажу вам свидетельство от Писания, хотя знаю, что вы и ими не убедитесь. Вас смущает то, что от вещества креста может происходить сила Божия. А не читали ли вы в Писании, что от ковчега завета, сделанного из дерева с золотыми изображениями херувимов, остановились воды Иордана (Иис. Нав.3:15–16), рухнули стены Иерихона (Иис. Нав.4:18–19), рассыпался в прах идол филистимлянский Дагон (1Цар.5:4), умер святотатственно коснувшийся ковчега (2Цар.6:6–7), получил благословение дом Аведдара (2Цар.6:11)?.

– Но то всё было от Бога?..

– Да, от Бога, но через видимое посредство ковчега!..

– Ковчег завета не крест.

– Не крест, да, но он заключал в себе такую силу Потому, что служил вещественным напоминанием о присутствии Бога среди народа израильского, так что когда поднимали ковчег или становили на землю при передвижениях говорили: восстани, Господи, возвратись, Господи (Числ.10:35) ... Точно так и крест имеет значение потому, что служит для нас вещественным напоминанием нашего спасения от Господа. Но я вам напомню ещё свидетельства слова Божия о чудесной силе, проистекаемой от вещественных знаков креста. Помните ли вы рассказ Библии о том, как Иаков благословил сыновей Иосифа? Он сложил над ними руки вот так, в виде креста, и этим изменили обычное у евреев право наследства (Быт.48). В войне с амаликитянами Моисей молился Богу с воздетыми руками, изображая собою крест. И от этого положения зависела победа израильтян, ибо когда Моисей опускал руки и переставал изображать собою крест, начинали побеждать амаликитяне; так что Аарон и Ор должны были взойти на гору к Моисею и поддерживать руки Моисея распростёртыми в виде креста. По повелению Божию, в ночь перед исходом из Египта израильтяне должны были помаэать перекладину и оба косяка дверей кровью для того, чтобы пройти мимо этих домов ангелу смерти. Какой вид будет иметь спасительный знак, если помазать перекладину и косяки дверей, как не изображение крестов на обеих половинах дверей (Исх.12:22)? В книге пророка Иезекииля говорится, что Бог повелел сделать на челах всех боящихся Бога знак, чтобы их не коснулись губители (Иез.9:3–6). Вы знаете, что книга пр. Иезекииля написана была на еврейском языке и слово знак обозначено там еврейскою буквой «тав», которая имеет вид креста. Вот и в Откровении Иоанна Богослова Бог повелевает сделать печать на лицах рабов Божиих (Откр.7:2–4), чтобы им не погибнуть от грядущего горя. А крест для христиан всех времён и является печатью Божией... Повторить ли вам о чудодейственной силе повешенного на знамя змея, которое пред-изображало собой крест с вознесённым на нём Господом нашим и которое спасало от смерти всех взиравших на него?.. Видите теперь, братия, и вы, Архип, какую благодетельную силу Божию имеет крест или изображение креста.

– Эта сила не от креста, а от Бога...

– Но я же объяснил вам это, и что вы можете сказать против того, что Бог избирает вещественные знаки для проявления своей чудодейственной силы? Укажите мне, но вы не укажете, хотя один случай, что Бог проявляет Себя и Свою силу непосредственно без всякого посредства вещества и без вещественной формы. Сколько раз мы в предшествовавших беседах говорили о том, что Сам Бог, Дух по существу Своему, когда входит в общение с людьми, принимает телесную, хотя и призрачную форму; так и ангелы, так и вообще всякая сила Божия. А в Иисусе Христе Бог даже явился в действительной плоти. Даже духовная благодать Божия подаётся нам не иначе, как через посредство вещества. Благодать второго рождения свыше, для христианской жизни подаётся через воду, благодать укрепления и возрастания в этой жизни, – через миро, благодать соединения со Христом в одно тело, через вкушение хлеба и вина, претворённого в истинное Тело и Кровь Христовы, благодать священства – через рукоположение... Так и через вещество креста подастся благодетельная сила Божия на прогнание всякого врага и супостата, ибо крестом и на кресте попрана власть диавола...

– Если человек плохо живёт, то ему никакой крест не поможет. Он всё равно будет раб диавола...

– Оставьте, Архип, такие выражения. Этим вы только в сотый раз повторяете, что у вас и без креста – праведники, а у нас и со крестом – грешники. На эту праведность вы надеетесь в спасении, вам не нужно никакой благодатной силы. А мы вместе с Апостолом «благодатью спасаемся через веру, и сие не от нас, Божий дар, не от дел, чтобы никто не хвалился» (Еф.2:8) ... Вы хвалитесь праведностью, а мы, как Апостол в послании к Галатам, «ничем не желаем хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, Которым для нас мир распят, и мы для мира» (Гал.6:14) ...

– Если вы думаете, что мы хвалимся, то мы совсем не будем говорить.

– Нет, вы говорите, но только о том, что избирается предметом беседы, а то легко отвлечься в сторону. Вместо беседы о кресте, будем говорить о наших грехах и о вашей праведности. Но что и при грехах крест может помочь, то это ясно для всякого, кто верит, что Бог всемогущ и для добрых, и для злых. Нужна лишь с нашей стороны вера, а веровать могут и грешники. Вид креста пробуждает веру у них своим видом, а крестное знамение служит свидетельством сей веры... Но довольно об этом. Из прочитанных и разъяснённых мест Св. Писания видно, что христиане водружают кресты и осеняют себя знаком креста для того, чтобы засвидетельствовать свою веру в распятого на кресте Господа Иисуса Христа, чтобы показать торжество этой веры, чтобы непрестанно возбуждать напоминание о ней, и чтобы иметь силу Божию на прогнание всякого врага и супостата... Перейдём теперь к четвёртому предмету беседы: нужно ли считать крест предметом достойным почитания и поклонения? Ну скажите, Архип, если бы вы признали, что крест знамя христианской Церкви и печать христианства, если бы вам крест напоминал об искуплении вашем от Господа, если бы вы верили, что он является для вас источником силы Божией, скажите, не почитали ли бы вы его и не поклонились ли бы вы ему?

– Я знаю только то, что одному Богу нужно кланяться, и одного Бога нужно почитать... Сами же вы читали, что когда стали кадить медному змею, то Езекия уничтожил его. А вы крестам кадите...

– Медному змею стали кадить, приняв его за идола Нехуштана, а каждение перед священными вещами и перед людьми не возбраняется. Нужно различать священное от несвященного... перед ковчегом завета и в скинии перед завесой, где были священные изображения херувимов, совершать каждение было повелено Господом. Смотрите на крест, как на священную христианскую вещь и он станет для вас вещью достойной и каждения, почитания и поклонения. Каким уважением и почтением окружены были скрижали завета, жезл Аарона прозябший, знак его священнического достоинства, и ковчег с манной, питавшей чудесным образом евреев в пустыне! По свидетельству ап. Павла, они были положены в ковчег завета и хранились в «святом святых», куда мог входить только один первосвященник и то один раз в году (Евр.9:3–7) ... Также почитанием окружён был меч, которым Давид убил Голиафа и тем избавил евреев от ига филистимского (1Цар.21:9). Точно также, прор. Иеремия, подавая Иуде Маккавею меч для борьбы и избавления от язычников, называет этот меч «святым» (2Мак.15:16) ...

– Это в неканонических книгах сказано...

– А вы знаете, что такое неканонические книги?

– Это те, что переведены с греческого...

– Ну, если судить поэтому только, то вы весь Новый Завет посчитаете неканоническим, ибо он переведён с греческого. Но вопрос не в этом. Нам важно свидетельство книги Маккавеев, потому что оно свидетельствует об отношении древней иудейской Церкви к предметам, имевшим для неё великое значение. Если меч, которым люди избавляются от рабства, людям свят, то во сколько раз святее крест, которым люди избавлены от рабства диавола и примирены с Богом?..

– Крест есть дерево, как оно может быть святым? Человек может быть святым, а дерево нет...

– Святым в Писании называется всё то, что освящено Богом. Святая – земля (Исх.3:5), святой город Иерусалим (Мф.27:53), святая гора Преображения (2Пет.1:18), святы люди, которые освящены благодатью Божией (Деян.9:3; Рим.1:7). Крест есть древо, и святое, и благословенное, как его называет Соломон...

– Ну, прочитайте это место...

– Хорошо (читаю): «благословенно дерево, через которое бывает правда (Прем.14:7)» ...

– Читайте, читайте дальше...

Читаю: «А это рукотворенное проклято и само, и сделавший его за то, что сделал; а это тленное названо богом...

– Вот видите, с торжеством воскликнул Архип.

– Ничего не вижу, кроме того, что написано. Идолы рукотворенные, действительно, прокляты и сами они, и делающие их. А древо, через которое бывает правда, будет ли то Ноев ковчег, или жезл Ааронов, или крест Христов, благословенно во веки. Через древо креста открылась величайшая правда. Вот что говорит об этом св. апостол Пётр: «Господь грехи наши Сам вознёс Телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды» (1Пет.2:24). Но самое главное, почему мы почитаем и покланяемся кресту, это то, что он есть жертвенник, на котором принёс Себя в жертву Господь Иисус Христос... Скажите, Архип. Христос называется в Писании жертвой за грехи людей?

– Называется, как же, в послании к Евреям...

– И в послании к Евреям, и в послании к Римлянам, и в пророчествах Исаии. А если Иисус Христос есть жертва Богу, то крест есть жертвенник Божий, а как таковой он свят. В книге Исход жертвенник, на котором приносились волы и тельцы, называется «святыней великой». Тем более, такой святыней может и должен быть крест, на котором принёс Себя в жертву Господь Иисус Христос, истинная и величайшая жертва Богу, в то время как волы и тельцы были только прообразом её. Жертвенник настолько свят, что, по словам Самого Господа Иисуса Христа, он «освящает дар» (Мф.23:18). Св. апостол Павел противопоставляет и указывает на преимущество креста, этого христианского жертвенника, перед жертвенником иудейским. «Мы имеем жертвенник у от которого не имеют права питаться служащий скинии (Евр.13:16)», т. е. от Тела и Крови Христовой, которые отданы за жизнь мира (Ин.6:51). Что же можно сказать против почитания и поклонения кресту?.. Что вы ещё скажете, Архип?

– Ничего, – ответил он, – вы своё, а я своё... и сделал при этом вид, что окончил уже беседу, но вдруг опять придвинулся к столу и заговорил: – мы не можем принять почитания креста. На кресте Господь принял смерть и претерпел поругание... За что же почитать крест? Вот царя Александра Второго бомбой убили. Он был добрый царь. А бомбу разве нужно почитать? Даже и вы не почитаете!..

– Нельзя смешивать одно дело с другим. Смерть царя была недобровольная. Она никому пользы доброй, конечно, не принесла, не имела благодетельных последствий для людей, причинив лишь всем нам великую скорбь. А смерть Христа, как учит Писание, была добровольная и принесла нам величайшее благо, – избавление от греха, проклятия и смерти. Бомба вела к печали и позору для России, а крест к нашей радости и славе всего человечества. Я знаю, Архип, что вы называете крест шибеницей²³¹, виселицей... Да, когда-то, до Христа, крест, действительно, был позорным орудием казни, а ныне, в царстве христианском, стало славным знамением победы над диаволом, причинившим Христу крестные страдания. Помните, что определил Бог после грехопадения Адама по отношению к диаволу. «Вражду положу между тобой и между женой, между семенем твоим и между семенем её, т. е. между диаволом и Иисусом Христом: оно, т. е. Иисус Христос, поразит тебя в голову, а ты ужалишь его в пяту (Быт.3:15)». Если бы на кресте диавол победил, то тогда крест, действительно, оставался бы для нас позорным орудием, знаком величайшей печали, но победил Христос и победил окончательно, и крест для нас есть орудие Христовой победы, знак величайшей славы и радости. Поругание Христово стало для нас славой. Вот почему и Апостол приглашает выйти на встречу Христу, и как бы почтить его этим, со знаком этого поругания, т. е. со крестом. «Иисус, говорить он в послании к Евреям, дабы освятить людей Кровью Своею, пострадал вне врат. Итак, выйдем к Нему за стан, неся Его поругание (Евр.13:13)». Как царя встречают с тем, что больше всего указывает на его силу и славу, так и Христа будем встречать с тем, что было для него величайшей славой, хотя и предназначалось в поругание, будем встречать со крестом в наших мыслях, на наших персях (на груди) и в руках наших!.. Вы вот, Архип, сказали, что, мол, вы своё, а я своё. Но можете ли вы, положа руку на сердце, сказать, что в продолжение всей беседы я говорил своё, т. е. от своей головы, а не на основании Писания?.. Не дай же и вам Бог оставаться со своим, т. е. разуметь веру по своему, а не по Писанию!.. Беседа окончена. Может быть вы ещё желаете спросить что-нибудь, или кто-нибудь из ваших?

– Ничего, – ответил Архип и отодвинулся. На его место выступил тихий скромный штундист, ныне, по воле Божией, добрый православный христианин, и робко, застенчиво произнёс:

– Я вот признаю, что крест не идол и что он знамя христианское, но, видите ли, г. миссионер, нам кажется большим соблазном покланяться дереву, как Богу живому, а вы кланяетесь и молитвы у вас такие: «кресте святый, спаси нас, прогони от нас силу диавола, помогай со святой госпожой Богородицей».

– Не смущайтесь этим, брат, – отвечал я ему, – поклонение древу, от которого исходит сила Божия, или который только знак силы Божией, не зазорно и не противно Писанию. Храм есть тоже создание человека из дерева, камня и разных металлов, а царь и пророк Давид сам кланялся храму и других приглашал поклоняться ему. «Войду в дом Твой, говорит он в 5-м псалме, – поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоём (8 ст.)». «Превозносите Господа Бога нашего и поклоняйтесь подножию Его; свято оно!» восклицает он в 98-м псалме (5 ст.). Не дереву креста по природе его, не материалам, из которого построен был храм, следовало поклоняться, а силе Божией, прославляемой через древо креста, – Самому Богу, Который, по словам Спасителя, живёт во храме (Мф.23:21). Крест и храм, в этом случае, знак или обозначение силы Божией или присутствия Божия... И молитвы наши кресту животворящему представляют собой обращение к силе Божией, проявляемой через посредство креста, а не к материалу, из которого сделан крест... Но довольно, закончим беседу... Помните же, братия, что вторая заповедь и все похожие на неё места Св. Писания запрещают делать идолов или кумиров, а не священные вещи, что крест есть знамя христианской Церкви и печать христианской веры, что мы водружаем кресты и знаменуем себя крестным знамением для показания и засвидетельствования всем и перед всеми нашей веры, для воспоминания о спасении от Господа через крест и, наконец, для прогнания всякого врага и супостата, для получения силы Божией. За всё это мы особенно чтим св. крест, поклоняемся ему, как жертвеннику, на котором Сам Господь принёс Себя в жертву за грехи всего мира. Помните это, братия, и не смущайтесь речами, которые будут говорить вам те, кто самозвано хочет учить вас. Поклонимся же св. кресту и прославим Господа, умершего за нас на кресте и воскресшего!..

Прекрасно организованный хор пропел трижды песнь св. кресту. Православные усердно крестились и передние ряды низко при этом кланялись. Я роздал имевшиеся у меня брошюрки. Штундисты брали их нарасхват. Архип попросил у меня брошюрку о кресте. Я дал.

– А всё же вы, г. миссионер, не указали прямой заповеди покланяться кресту, – с улыбкой, но довольно дружелюбно начал он беседу опять...

– Ах, Архип, устал я. Чего ещё прямее нужно, как учение ап. Павла о кресте. Но вам хочется иметь всё в такой форме какая угодна вам. Если бы Апостолы, как я говорил уже вам, жили в наше время, то они, несомненно, и дали бы прямую заповедь, если бы такие неверующие в крест жили в его время, то он, наверное-бы, обличил их недоверие, как обличал разных живших в его время еретиков... Но да будет на всё воля Божия!

Народ опять надвинулся к столу и стал прислушиваться к возобновившейся беседе. Было уже 11 часов ночи. Голос мой ослаб, и я сам устал до последней степени, и потому решительно прекратил разговор, объявив о следующей беседе на послезавтра. На эту беседу, как и ещё на две последние, Архип не приходил, да и вообще они не имели такого оживлённого характера, как эта беседа о кресте. Только на беседе о священстве, вопрос о вознаграждении священников вызвал некоторые живые и сильные возражения, о которых я когда-нибудь сообщу читателям «Мис. Обозр.».

Епарх. миссионер С. Потехин

Не найдёт ли возможным редакция «Миссионерского Обозрения» уяснить значение выражения ап. Павла в послании к Евреям: о них же не лет ныне глаголати подробну (Евр.9:5), – что сектанты прилагают к иконам и считают себя непобедимыми? Разъяснение этого места помещено у иером. Арсения, но оно не удовлетворяет сектантов, и они видят в нём натяжку.

Священник Воронеж. губ., слободы Подосиновки,

Митрофан Б-н

Весьма жаль, что о. вопрошатель не указывает, как именно сектанты, с которыми ему приходилось беседовать, формулируют свои отрицательные суждения, относительно икон, основываясь на приведённом изречении ап. Павла из послания к Евреям; также определённо не говорит он, какую натяжку усматривают сектанты в трактате об этом тексте о. иером. Арсения (Беседы православн. христианина с молоканами о священных иконах. Ч. 2. Москва. 1888 г., стр. 242–248). Насколько нам известно из личного опыта, сектанты (молокане) толкуют эти слова из послания к Евреям так, что апостол будто бы ими запрещает не только иметь священные изображения (херувимов), но даже и говорить о них. Но усвоять таковой смысл разбираемым апостольским словам совершенно несправедливо и неосновательно. Апостол писал своё послание, главным образом, к христианам из палестинских я иерусалимских евреев, которые хорошо знали устройство ветхозаветного храма (скинии) и бывшие там священные изображения; вот почему, описав вкратце скинию и её священные принадлежности (в частности упомянув и о херувимах), апостол так заключает свою речь: о всём этом не нужно теперь говорить подробно. Почему? А потому, что обо всём этом, – подразумевается у апостола, – уже обстоятельно сказано в ветхозаветных писаниях, и что, следовательно, христиане из евреев, к которым он писал, хороню всё это знали, так как, разумеется, бывали в храме иерусалимском и видели там, например, на завесе изображения херувимов. Если бы апостол хотел сказать то, что думают сектанты, то он бы выразился так: о всём этом теперь совсем не нужно говорить, – вовсе не нужно говорить, – не должно даже и говорить и т. п. Между тем он пишет: о всем этом не нужно говорить подробно. Всякому очевидно, что между выражениями: «совсем не говорить» и «подробно не говорить» громадная разница.

Ср. аналогичные тексты у Иер.35:6 и во 2Тим.5:23.

С.-Петерб. епарх. миссионер Н. Булгаков

Нищие, бедные! как много злоупотребляют этим словом у нас. Хотят ли уколоть кого-либо, обвинить в бесчувственности, равнодушии к ближним, непременно укажут на нищих. С этой лазейкой, с этими нищими, пробираются туда, куда иначе никто не посмел бы пробраться.

В «Биржевых Ведомостях», во 2 № воскресн. приложения за 1898 г., в романе Краснова «Цель жизни», герой романа. Серёжа Антипов, рассуждает, «зачем священник, при Богослужении, так богато одет? Бог является в славе Своей, но разве слава Божия в золотых тканях, которыми можно было бы накормить десятки нищих». И батюшка, законоучитель гимназии, по словам автора, всплескивал руками и не знал, что отвечать Антипову. Трудно поверить, чтобы законоучитель. был так недалёк что не знал, что отвечать ученику-гимназисту. Разве законоучитель не мог бы указать умнику на непосредственное повеление Самого Господа, данное Моисею об устройстве скинии, ковчега завета, херувимов и священных облачений, причём всё это должно было быть драгоценное (Исх. гл. 25–28)? Ну а если Бог повелевает, – человек не имеет права пренебрегать этим повелением, выходя из собственных произвольных соображений, хотя бы в основу их входили и филантропические побуждения – облегчить участь нищих, – «всему своё» и «всякой вещи своё время». Это в 1-х, а во 2-х, если эти вопросы – соболезнование о нищих – не праздные, а вызванные искренним участием к судьбе нищих, то прежде чем обращать завистливые взоры на Божие, не лучше ли было бы продать своё, т. е. мамашино²³², и облегчить участь нищих. Вот это было бы искреннее сожаление! А то сожалеть в сытом теле, да ещё с кощунством. Не похоже ли это на Иуду, который сетовал на Марию Магдалину, возлившую на Иисуса Христа сосуд драгоценного нардапестикии, и сожалел о трате масла, говоря, что оно могло бы быть продано за 200 динариев и роздано нищим. Но что же Господь сказал тем, которые обрушились на Марию Магдалину с укорами за её поступок? «Не смущайте женщину: доброе дело она сделала. Если же желаете нищим добро делать, то их всегда имеете с собою, Меня же не всегда». Стало быть, нет такой драгоценности, такой жертвы, которая была бы дорога для Бога. Следовательно, и облачение священника, как служителя Божия, вещающего Его глаголы, чем драгоценнее, тем полнее и целостнее возвещает идею «Божества, живущего во славе, облечённого в велелепоту».

Священник Ник. Михайлов

Перенесение светской печатью искания религиозных идеалов с запада на восток; увлечения буддизмом. Споры о ценности брака. Пушкин о миссии. Нападки на миссию в газетах и заботы их о сектантах. Меннониты. Малеванщина. Безрелигиозность и сектантство на каторге. Пример „всеведения” раскольников.

В истекшем году светская периодическая печать усердно толковала на своих страницах по вопросам веры и миссии. Она не опускала малейшего случая и повода, чтобы не высказаться и не поговорить по тем или другим возникавшим миссионерским вопросам. Суждения одних органов печати перепечатывались почти во всех других с комментариями или, что реже, – без них. Характерную же черту этих суждений представляет то, что их встречаем не на столбцах только газет – этих отравителей злобы дневной, не в научных или публицистических только статьях – этих машинах для выработки тех или иных взглядов и мнений, но даже в беллетристике. Герои повестей и романов занимаются здесь обсуждением – с негодованием или одобрением – того, о чём сообщают газеты, что так или иначе волнует общество. Один из таковых с каким-то пессимистическим азартом провозглашает, что духовного спасения русскому народу нужно ожидать и заимствовать только с востока.

Мы – русские, с свойственным нам самоунижением, давно уже привыкли быть недовольными своим православием и восхвалять то католичество, то протестантство: кому что было любо. Мы покорно выслушиваем дифирамбы силе власти и авторитета иерархии и покорности паствы в католичестве, – восхищаясь в тоже время неограниченной будто бы свободой совести и религиозного исповедания и понимания веры в протестантстве. В беллетристике выразителем и представителем такого нашего самосознания и быль выведен П.Д. Боборыкиным в его романе «Куда идти?» князь Борис. Незнакомый совершенно с Россией и её православием, больной физически и душевно, он по приезде в Рим, увлекается католичеством и Ватиканским узником. Одна состарившаяся его дальняя родственница, не знающая никакой религии, но старающаяся уверить себя в приверженности к католицизму, волнует больной ум и сердце Бориса рассказами о прелестях католицизма, о благотворности его для душевного спокойствия и о пользе его для спасения. Увлечённый кн. Борис, долго бродил в дебрях католицизма, но ожидаемого не нашёл. Разбитый и разочарованный он должен был в конце концов признаться, что не здесь ему следует искать удовлетворения для себя. Не одного кн. Бориса такова судьба. Не мало поклонников, а особенно поклонниц католицизма появлялось у нас за последние 30–40 лет. Теперь, к счастью, реже слышно о них. Быть может, описанный у Боборыкина процесс разочарования в католичестве и неудовлетворённости им подслушан автором у увлекавшихся им и представляет, поэтому, отражение общественного поворота в сторону от католичества.

Всё это было бы хорошо, если бы не было дурно другое. Наше нежелание знать себя, и привычка искать утешения на стороне перенесли нас из одного края в другой – и в географическом, и духовном смысле. Мы стали восхищаться религией востока – Буддизмом; из огня, что называется, попали в пламя. О буддизме у нас произносятся торжественные актовые речи (в Петербургском университете 8-го февраля 1899 г.), пишутся научные статьи (в Русском Богатстве за 1899 г.), переводятся и издаются целые книги («Дамманада», перевод Н. Герасимова под заглавием «Путь к истине» 1898. Беттани и Дуглас. Великие религии востока. СПб., 1899 г.). Симпатии к буддизму и ожидания от него нашего духовного удовлетворения проводятся и в беллетристике. Вот интересный, переданный в одной повести, разговор на данную тему между представителями литературно-артистического мира.

– «Ничтожество жизни, бессмысленность всего создающего так называемой цивилизацией и великая тайна смерти – вот содержание той литературы, какой хочет современный человек. Разве не этим объясняется владычество над умами графа Толстого?» – проговорил Ведринский.

– «В русском народе всегда было презрение к жизни; в этом его сила», заметил Кобычев.

– «А откуда он заимствовал это презрение к жизни? Вот откуда! – произнёс Ведринский и указал в угол, где стояла тень Нирваны, окружённая индийскими курильницами. – С востока, из этой великой, общей колыбели человечества».

– Да, но через Византию, через Византию! – Заметил Кобычев. – Отсюда возник спор. Ведринский стал доказывать, что роль Византии принадлежит истории, что в настоящее время возрождение и обновление может быть получено только непосредственным общением с востоком, с настоящим востоком Будды и Кун-фу-цзы.

С этим соглашались, но требовали оговорок (Р. Мысль, 1899 г. Май, стр. 17–18).

Надо, впрочем, полагать, что этот поворот к востоку произошёл не без влияния всё-таки запада. Здесь уже давно и твёрдо буддизм упрочился и имеет не только поклонников, но и места поклонения – храмы. Поэтому и у нас интерес к нему обусловливается отчасти погоней за западом. Своим, чисто домашним, русским является сильно поднятый прошлой осенью спор о браке и брачной жизни. Главным разжигателем его явился известный туманный, по обильный, писатель B. B. Розанов. Им на страницах покойного «Русского Труда», а потом старчески брюзгливого «Гражданина» был напечатан целый ряд статей в защиту высоты брачной, семейной жизни сравнительно с безбрачием и аскетизмом.

Кажется, ясно и определённо в Св. Писании и у Св. отцов раскрыт христианский взгляд на брак и брачную жизнь, со стороны ценности её для созидания нами нашего спасения, тем не менее и доселе не установилось определённого мнения по сему в нашей литературе. И доселе можно ещё слышать голоса о каком-то особливом превосходстве безбрачной жизни, а отсюда – о высшей ценности для спасения аскетизма сравнительно с брачной жизнью. От одного профессора приходилось слышать нам, что ему, несогласному с этим мнением, пришлось не мало перенести служебных испытаний. Что же после этого удивительного, что сильную путаницу внесли в него светские писатели о нём: взгляды ими защищались самые крайние. Если одни из них брачную жизнь почли чуть ли не за мерзкую пред Богом и спасение находили только в аскетизме, то рьяный изобличитель их B.В. Розанов за аскетизмом признал попрание сил и свойств, дарованных Богом естеству человеческому, увидал в нём ратоборство против Бога и созданных Им законов природы, а в браке и брачной жизни нашёл отражение высшей всемирной эстетики, самоценную красоту и т. п. многое прекрасное. – Разумеется, что взгляд на брак и безбрачие B.В. Розанова и его противников сами по себе не важны и значения большого не могут иметь. Но если их сопоставим с известными толками о браке Л.Н. Толстого и его последующей, то не можем не признаться, что и на них должно было бы нашим догматистам обратить поболее внимания, а нашим проповедникам – уделить побольше слова своего поучения. Ведь из малых зёрен вырастают значительные растения и, по-видимому, незначительное ведёт к крупным последствиям. А потом – смотришь – миссии и приходится считаться с ними, да и мало того: приходится выслушивать укоры в малоплодности от одних, нападки в самом своём существовании от других. Всей же трудности борьбы с тем, что уже окрепло в сознании людей через начитанность в рассуждениях, подобных нами отмеченным о браке, они не хотят, да и не могут, пожалуй, понять. Хорошо было бы им послушать хотя бы так громко прославленного и высоко вознесённого А. С. Пушкина.

По характеристике, данной А. Ф. Кони, Пушкин «ставил очень высоко миссионерство». «Надо препоясаться и идти с миром и крестом», восклицает он, рисуя пример святых старцев, мужей веры и смирения, скитающихся по пустыням в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но оживлённых тёплым усердием. «Какая награда ожидает их?» спрашивает он: – «обращение престарелого рыбака, или странствующего семейства диких, или мальчика, а затем нужда, голод, мученическая смерть» ... «Кажется, для нашей холодной лености легче, взамен живого слова, выливать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты, чем подвергаться трудам и опасностям, по примеру древних апостолов» ... (Вестн. Евр. 1899 г. окт. стр. 496) Хорошее вразумление в последних словах Пушкина содержится для отрицающих миссионерство и беседы с заблуждающими и сводящих дело к одному книжному научению!.. Правильно попята и верно охарактеризована им и вся трудность, и необеспеченность миссионерского дела! И другим органам печати не мешало бы прислушаться к этому голосу, для них авторитетному. Тогда мы не встречались бы с такими фактами, как прискорбное нападение на миссионера газет «Уральской жизни», «СПб. Ведомостей» и «Рус. Труда», извращающих его слова, не дающих ему оправдаться и выяснить дело и открыто потакающих действиям раскольнических крикунов. Тогда не было бы и таких нехороших вылазок против миссионера, как нижеследующая, помещённая в «Восточн. Обозр.». (см. Сев. Кур. № 24 за 1899 г.)

«Какова бы ни была идея собеседований, – говорит газета, – но в исполнении они сплошь и рядом вырождаются в лучшем случае, в формализм, в худшем – в протокол. Успех собеседований возможен под условием свободного обмена мнений, без всяких опасений за последствия своей откровенности; а разве приучила к этому жизнь? Разве даёт сна какие-либо гарантии? За примерами ходить совсем недалеко. В Омске, по словам «Степ. Кр.», происходило как-то собеседование с молоканами. Священник разъяснил слушателям истинное значение слова «Церковь». Противник делал некоторые возражения. Затем молоканам был предложен категорический вопрос: какие собственно причины побудили их отложиться от православия и перейти в молоканство? Собеседник-молоканин, видимо, старался уклониться от прямого ответа на этот вопрос.

Очевидно, молокане уже знают во что обходится откровенность... И не только на собеседованиях, но со всяким сторонним человеком, никакого отношения к официальности не имеющим, «осторожно» обходятся наши сектанты и раскольники. Вот напр., какое изображение таёжных томских раскольников мы находим в «Сиб. Жизни».

Напуганные преследованиями и притеснениями, они, обыкновенно, укрываются от всякого постороннего человека, и при появлении любопытного посетителя, разбегаются в разные стороны. Нередко случается, что обнаруженный кем-либо скит такого келейника, остаётся пустым, а обладатель его переходит в другое место. Если вам удастся случайно набрести на такое таинственное уединённое убежище старообрядца и застать его дома, немало усилий и увещеваний придётся приложить. ранее, чем вы услышите что-либо от него. Вы ставите ему целый ряд вопросов, и вопросы ваши остаются без ответов, – в особенности, если вы коснётесь их веры, если захотите узнать его имя и фамилию, если поинтересуетесь источниками их существования, – всё это те болезненные темы, о которых ни один из раскольников тайги не любит говорить».

Даже не зная подробностей описанной здесь беседы, мы можем прямо сказать, что всё сообщение о ней соткано по меньшей мере из недоразумений автора его. «Беда – коль пироги начнёт»..., так и в данном случае: – непонимающие .дела ценители бесед самые худшие слуги делу просвещения тёмных масс и миссии. А что, действительно, сообщение это передаёт дело неправильно, неверно освещает факт, это видно из последней части его. Замкнутость, скрытность раскольников объясняется в ней преследованиями их со стороны духовенства и миссии, а на самом деле, как видно из сообщения «Бирж. Вед.» от 3-го ноября 1899 г., причина тому другая. – Ещё издавна возлюбившие Сибирь, раскольники до последнего времени не переставали колонизовать её, избирая для этого по преимуществу места, удалённые от населения, тайгу и густые леса. Здесь они обзаводились и скоро богатели. Но вот с проведением Сибирской дороги в эти места стали проникать и православные переселенцы из России; отводя этим земли, начальство встретилось с поселенцами-раскольниками, захватившими эти участки без разрешения начальства. У таковых, разумеется, земли отбираются, от чего происходят неприятности для прежних поселенцев-раскольников. Потревоженные они принуждены бывают идти далее – в более глухие места, чтобы там водворяться до нового наплыва переселенцев. Это-то вот, а не гонения или притеснения от начальства, и является причиной того, что раскольники-поселенцы, о которых речь в сообщении, боятся всякого посещающего их, избегают разговоров с ним и т. п. Дело, следовательно, не в вере, а в хлебе... Миссия и миссионеры не гонят и не преследуют²³³, тем более этого нет в Сибири, где привольно и вольготно живётся всякого рода сектантствующим²³⁴. Не их, а они преследуют и стесняют живущих вместе с ними православных. Характерна в этом отношении следующая страничка из хроники одного села Томской губ. «Когда началось движение российских переселенцев в алтайский округ, сильная богатством и властью раскольническая партия, опасаясь лишиться возможности жить в прежних благоприятных для себя условиях, а также и того, как бы православные переселенцы, увеличившись количественно, не составили со временем сильной партии, с которой пришлось бы считаться при решении общественных дел, стала отказывать в выдаче православным переселенцам приёмных приговоров. Когда затем раскольники увидели, что переселенцы и без приговоров начинают селиться в деревне В., а главное – когда узнали, что православные жители стали ходатайствовать о постройке храма, тогда раскольники стали по отношению к православным употреблять меры явного насилия, разрушая строящиеся избы переселенцев, – меры всевозможных стеснений и препятствий при пользовании пахотной, сенокосной и для пастбищ землёй... Не приходится слышать о селениях, где раскольники терпели бы то, что приходится терпеть православным переселенцам от раскольников даже и тогда, когда в обществе православные имеют большинство, а раскольники меньшинство голосов» (Церк. Вестн. 1899 г. № 50).

А вот и ещё обвинение миссионеров. В последние годы в Астраханской губ., Царевском у., в расколе под влиянием проповеди некоего отставного унтер-офицера Василия Бочарова о покаянии, в виду скорой кончины мира, образовалось сильное движение. Крестьяне бросали обычные занятия, постились, пели по целым ночам на особых собраниях какие-то молитвы, приготовлялись к кончине мира. Под влиянием поразившей народное воображение всеобщей переписи брожение это усилилось настолько, что 35 лиц было арестовано, но скоро же и освобождено, а многим отказано было в причащении. Эти-то обстоятельства корреспондент «СПб. Ведомостей» (№ 291 за 1899 г.) и почитает главной причиной развития сектантского движения и всю вину за него сваливает на миссионеров. По его мнению, освобождение заключённых могло внести лишь успокоение в восторженные умы». «Отказа же в исповеди (вероятно в причащении?), равносильного отлучению от церкви, которому о. миссионер не придаёт, по-видимому особого значения… совершенно было достаточно, чтобы вызвать в религиозно наэлектризованной массе ещё большее возбуждение. Гораздо более вероятно, что в этом именно обстоятельстве и заключалась роковая ошибка, содействовавшая не только развитию секты, но и последовавшему, затем обоснованию учения на почве полного разрыва с Церковью» ... Итак, по корреспонденции – виноват миссионер и епархиальное начальство, не без разрешения которого не были допущены сектантствовашие к причащению.

Это обвинение всё обосновано на вольных и невольных недоразумениях и непониманиях сущности дела. Прежде всего, освобождение из-под ареста фанатиков-сектантов не только никогда не ведёт к успокоению, но наоборот – всегда к большему ещё возбуждению. Это и психологически естественно и всей историей подтверждается. Русский простой народ всё ещё в полном убеждении находится относительно того, что ненаказуемое правительством, – след., одобряется им и признаётся законным. Вот именно арест и освобождение потом – по-нашему и вредно подействовало. А отлучение от причастия никогда не могло произвести того, что ему приписывается в корреспонденции. Потому-то и отлучаются от причастия, что они отделились от церкви, от её учения, от послушания её повелениям; недопущение к причащению завершение, а не причина появления секты.

На ряду с нападками на миссию и неправильным освящением деятельности миссионеров, мы в светской литературе встречаем ревность не по разуму о сектантстве. Вот образец крокодиловых слёз, вылившихся у г-жи Дмитриевой, автора повести «Под солнцем юга», по адресу несчастных духоборов. Один из героев её – искатель приключений – художник Максютин с жаром изливается перед молодыми слушателями в следующих скорбных выражениях:

«Они (т. е. духоборы), видите, хотят быть христианами не на словах только, а на деде, а им говорят, что это не своевременно. И, действительно, ведь не своевременно! Помилуйте, Германия вооружается, Австрия вооружается, придуман новый бездымный порох, придуманы какие-то особенные пули и ядра, а эти чудаки-духоборы не хотят идти в военную службу, потому что в заповеди сказано: «не убий»! По закону это называется уклонением от воинской повинности и строго наказывается, ну, вот чудаки и были наказаны. Они должны были покинуть свои насиженные места и их расселили отдельными семьями в разных уездах Закавказья. Я нынешним летом бродил по Кавказу и наткнулся на несколько таких семейств. Ну и признаюсь, у меня далеко не дамские нервы, но я почувствовал себя нехорошо, когда посмотрел на их житьё-бытьё». И далее описывается в самых мрачных чертах это житьё-бытьё духоборов. Невольно оно вызвало у слушателей Максютина, а за ними и у читателей, горькое восклицание: «но ведь это не может быть... Это через чур жестоко». «А как же быть? с едкой насмешкой начал продолжать свои «жалкие слова» Максютин. Хотите жить в благоустроенном государстве, подчиняйтесь его законам. А заповеди, это со временем, когда-нибудь, теперь рано. Помните у Достоевского Великий Инквизитор говорит Христу: «Зачем ты пришёл? Ты нам мешаешь, уйди, теперь не время». Вот и духоборам с их проповедью непротивления надо уйти, потому что они мешают делу великой цивилизации. И они уходят туда, где нет печали и воздыханий» (Вести. Евр. август).

Сколько здесь «жалких слов», вздорной возбуждённости и, что важно, совершенного незнакомства с сектой духоборцев и с её учением! На знании одной стороны, да при том поверхностном, строится осуждение всей системы отношений правительства к секте. Если бы всё дело было только в нежелании служить в войсках, то, вероятно, и духоборам было предоставлено тоже, чем пользуются другие, проживающие на Руси, сектанты-мениониты. Эти также отрицают военную службу. И правительство нашло, однако, возможным снизойти к ним.

Меннониты, по сообщению корреспондента «Недели», вступившие в эту секту до 1874 года, освобождены от ношения оружия и не назначаются в войска, а отбывают обязательные сроки службы в мастерских морского ведомства, в пожарных командах и в особых командах лесного ведомства. Здесь они и отбывают полный сроки службы, как и в войсках. Внутренняя организация – подобна организации войсковых команд. Состоящие в командах носят название «обязанных рабочих», но очень любят называть себя солдатами. Им внушаются общие понятия о воинской дисциплине, и за нарушение этих правил, а также за уклонение от службы и потерю казённых вещей они отвечают по воинскому уставу о наказаниях. За каждый день работы рабочий получает 20 к., но деньги эти передаются эконому. Эконом, он же проповедник и духовный учитель, назначается в каждую команду и ведёт все хозяйственные дела её. (Неделя № 44).

Такая заботливость правительства о меннонитах и такое привилегированное устроение их быта невольно обращает на себя внимание, особенно когда представишь, как сравнительно мало, недостаточно обращается внимания на житьё наших русских сектантов. Только при пренебрежении ими возможны такие факты, о которых рассказывается в корреспонденции из Киева.

«Полицейские чиновники при обходе ночлежных домов встретили целую толпу людей, человек в 60, среди которой были мужчины, женщины и дети. Обычных посетителей этих домов они не напоминали, чем и заинтересовали полицию. И у неё с ними произошёл следующий разговор:

– Кто ты? – обратился полицейский к одному из них.

– Я Малеванный.

– А твоя фамилия как? – спросил он другого.

– И я Малеванный,

– А ты кто такой? – обратился он с вопросом к третьему.

– Я гоже Малеванный. Да мы все здесь малеванные, так как все мы – дети одного отца нашего.

Оказалось, сообщает корреспондент, все эти 80 человек – штундисты из Таращанского уезда, Киевской губернии. Все они последователи известного Малеванного, который несколько лет тому назад вообразил себя пророком и кончил сумасшедшим домом.

– Когда ты родился? – полюбопытствовал полицейский у одного из них, украшенного весьма почтенной бородой.

– Два года тому назад, – отвечал бородатый Малеванный.

Под рождением здесь разумелось духовное рождение учением Малеванного. (Россия № 294 за 1899 г.).

Или вот ещё страничка из житья-бытья Сахалинской каторги. «Религиозные люди – предмет насмешки для каторги. Помолиться Богу в тюрьме также стыдно, как вообще заняться какими-нибудь пустяками, недостойными взрослого человека. Сахалинские священники в один голос жалуются на отсутствие религиозных чувств у каторги: «К исповеди и св. причастью приходится чуть не силой гнать. Не желают. В Дербенскую каторжную богадельню священник даже на Пасху не пошёл. Из-за шуток, из-за озорства. Со святой водой приходишь, а они нарочно самые что ни на есть мерзкие озорства выделывают. А ещё старики!..» Когда кандальников за буйство запирают «на парашу» т. е. безвыходно, они развлекаются игрой в «странию», представляющую собой гнуснейшую и циничнейшую пародию на богослужение».

«В Бога не веруют! – с ужасом жалуются краткосрочные про постоянных. – Из десяти – девять атеисты! – говорят более интеллигентные каторжане, – особенно кто подольше здесь поживёт...»

Не мало на каторге и сектантов из сосланного сюда из разных мест за разные преступления люда. Путешествовавшему года 4–5 тому назад на Сахалин г. Дорошевичу удалось познакомиться с ними. Сектанты, по его словам, составляют общество «православно-верующих-христиан». Общество это имеет 12 апостолов, а каждый из апостолов пророка: «как столб – подпору». Кроме апостолов есть ещё 4 евангелиста: «руки и ноги Христовы». Женатые живут с жёнами, а не женатые сходятся и живут «не в законе, а в любви, ибо любовь и есть закон христианский». Мужчины зовут себя «братией», а женщин – «по духу любовницами».

Сходясь вместе, они приветствуют друг друга: «Во имя Отца, и Сына и Св. Духа, благодарим нашего Отца!» Кланяются в ноги, целуют друг друга и беседуют. Беседы часто касаются Сахалинских злоб дня и разрешают разные вопросы, конечно, в духе, приятном каторге. Например: «Каждый человек спастись должен. А в голодном месте не спасёшься, скорее человека, съешь. А по тому бежать с Сахалина – дело доброе. Духом родиться можно только на материке, где можно трудиться. А для рождения духом надо креститься водою, т. е. переплыть Татарский пролив. Татарский пролив и есть Иордан. Надо сначала «водой креститься» и потом уж человек идёт на материк возрождаться духом».

В горницах у многих из сектантов висят иконы; но веровать, по их учению, «надо в духе, а не в букве, чтобы буква эта нашу жизнь оживляла». Во главе этого общества стоит некто Тихон Белоножкин, сосланный за убийство из Воронежской губернии. Он почитается в обществе за Иисуса, о котором сектанты учат, что он «и теперь живёт. Разве можно когда без Христа быть? Тогда (т. е. 19 веков тому назад) Христос за грехи людские пострадал; а новые всё накапливаются. За них-то кто же страдать будет? Посмотрите кругом: один убил – бедность, да нищета довела, другого злость человеческая заставила. Всё не они виноваты. Кто же за это страдать должен? Поэтому-то Христос всегда живёт в мире, один отстрадает, другой страдать идёт» (Россия № 196). Что именно это за каторжная секта, – на основании сведений автора сказать трудно, скорее – это духоборчество, но только с примесью хлыстовского мистицизма.

Закончим нашу хронику сообщением о факте удивительного «всеведения» раскольников, как этот факт передан самим Императором Николаем I. Давая руководственные наставления назначенному губернатором в г. Кострому г-ну Жемчужникову, Император Николай передал ему следующую, по его словам, арабскую сказку.

«В царствование покойного брата моего, Александра I, Костромской раскольник, купец Папулин, испросил позволение устроить близ города Судиславля богадельню на 12 человек. По вступлении моём на престол, я узнал, что в этой богадельне содержатся не двенадцать, а несколько сот человек, – что она устроена в лесу в виде замка, с подземными ходами, и в ней скрывается много беспаспортных и беглых. Я призвал к себе рано по утру Закревского (министра внутр. дел) и шефа жандармов. Мы втроём рассуждали в этой комнате о том, какие принять меры, чтобы захватить всех беглых, скрывающихся в этой богадельне, и решили тем, чтобы министр внутр. дел и шеф жандармов, сохраняя всё это цело в тайне, отправили немедленно – каждый по одному чиновнику в Судиславль. В 10 ч. утра они вышла от меня, в 12 ч. пополудни я уже получил от них донесение, что выбранные ими чиновники выехали из Петербурга. Скорее этого, кажется, и требовать невозможно. Не правда ли? Но участники раскола Папулина успели проведать о моём распоряжении, и чиновники, по приезде в Судиславль, нашли замок пустым со свежими следами жильцов и с глухой полу-немой старухой, остальные скрылись; след., они были извещены о скором приезде чиновников. С тех пор прошло около пяти лет, но это дело, не смотря на моё личное в нём участие, нисколько не подвинулось. Вот арабская сказка!?! (Курсив подлинника). Да, умеют раскольники разузнавать им потребное, но умеют и концы в воду хоронить!.. Так было прежде, так и теперь.

Э. О.

Пастырское собрание столичного духовенства по вопросу о значении церковной дисциплины для нравственной жизни русского народа и о дисциплинарных мерах исправления (в сектантстве. Нижегородский миссионерский съезд воссоединение молоканского начётчика. Смерть «духоборческого канцлера».

Напечатанная в январской кн. «Мис. Обозр.» статья нашего почтенного сотрудника о. Иосифа Иоанновича Фуделя о церковной дисциплине послужила предметом особого доклада в одном из последних пастырских собраний столичного духовенства. Собрание было многочисленное и имело особо торжественный характер. Оно состоялось под почётным председательством викарного преосвященного Никона и при руководительстве протопресвитера И. Л. Янышева, духовника Их Величеств.

Председатель совета религиозно-просветительного общества о. прот. Ф. Н. Орнатский предпослал докладу краткую речь, в которой указывал на важность поднимаемого почтенным автором вопроса, который он пожелал представить на просвещённое обсуждение столичного духовенства, прибыв нарочито для сего из Москвы в Петербург.

Прочитав свой доклад, о. Фудель сущность его содержание выразил в следующих тезисах (положениях): 1) «Нравственный кризис, переживаемый народом в наше время, заставляет обратить серьёзное внимание на меры борьбы с ним. 2) Просвещение народа и подъём приходской жизни суть лучшие средства борьбы со злом, но для нашего времени недостаточные. 3) Причины и характер распространяющегося зла делают необходимым противопоставить ему сдерживающее (дисциплинирующее) начало жизни. 4) Церковь даёт это начало в своей дисциплине, имевшей всегда не охранительный только, но культурно-творческий воспитательный характер. 5) Борьба с современной нравственной распущенностью может быть особенно плодотворна при разумном пользовании пастырем церковно-дисциплинарными мерами воздействия на пасомых.

Преосвященный председатель от лица собрания выразил, благодарность о. Фуделю за почтенный труд его и за внимание к столичному духовенству, на суд которого автор пожелал отдать свой труд по столь животрепещущему вопросу. При этом преосвященный председатель остановил внимание собрания на первом тезисе и поставил вопрос: действительно ли так мрачно положение нашего деревенского народа, как это представлено в докладе о. Фуделя. Один из о. Архимандритов, район наблюдения которого относился к западн. России, соглашался с докладчиком и не находил возможным хоть сколько-нибудь ослабить краски, какими о. Фудель вынужден был охарактеризовать печальное нравственное состояние нашего «чёрного» народа. Другие члены, во главе с почётным председателем собрания в общем не считали нравственное церковное положение народа настолько трагическим и не усматривали полного попрания добрых нравов, обычаев и заветов древней Руси в её настоящем. Если распущенность и слабость бьёт в глаза в местах и крестьянских селениях близких к столице, то в остальных местностях, особенно в тех из них, которые находятся далеко от железных дорог, что называется – в глуши, там народ твёрдо ещё сохраняет все устои, которыми прежняя Россия с такой выгодой для себя отличается от теперешней. А о более отдалённых от столиц великороссийских местностях надо сказать ещё более: в них иерейский опыт встречается, как с обыкновенным, обыденным, – с явлением непререкаемого признания за Церковью и её служителями а) безусловного права дисциплинарного надзора и взыскания, б) значения всех дисциплинарных мероприятий, – сполна соответствующего слову о них Спасителя Мф. 18.

Вслед затем, слово было предоставлено профессору университета и протоиерею о. Μ.И. Горчакову. Почтенный канонист обратил внимание на то, что в течение последних 30 лет выяснение начал церковной дисциплины с разных сторон было предметом науки церковного права у нас и за границей. Эти начала выяснялись и по существу, и в историческом их развитии, так что образовалась целая литература и в Германии, и у нас. Но это – предмет весьма сложный, требующий большого внимания; и в науке требуется ещё очень значительная переработка его, по случаю множества возникающих здесь вопросов. А доклад о. Фуделя свидетельствует, что церковная дисциплина есть вопрос жизни. Заслуга о. Фуделя состоит в том, что он первый обращает внимание пастырей на необходимость выяснения церковной дисциплины для того, чтобы применить её к современной жизни, в видах устранения из общественной жизни явлений, несогласных с нравственно-христианским учением, и подъёма нравственного уровня населения в его приходской жизни. Это вообще. Теперь в частности – некоторые факты из истории, приведённые в докладе отрывочно, при научном изложении исторического развития церковной дисциплины в России, получают совсем иное освещение, сравнительно с тем, как они представляются в реферате. Засим с изображением нравственного состояния русского населения в реферате, как с применимым ко всем местностям нашего обширного отечества, согласиться нельзя. Положение доклада о понижении нравственного состояния русского народа в новейшее время по сравнению с состоянием его дореформенного времени статистически доказать невозможно, и едва ли оно верно. Так, напр., введение вольной и дешёвой винной продажи, которое, по справедливому мнению тогдашнего духовенства, считалось опасным и приписывалось польщизне – проекту Огрызко, действительно, способствовало распространению пьянства; но ныне, к счастью, отменено. С другой стороны, в современной жизни русского народа обнаруживаются и такие явления, которые свидетельствуют о возвышении нравственного состояния населения в разных местностях. Несмотря однако на эти частные недочёты, затронутое о. Фуделем выяснение института церковной дисциплины, как учреждения, имеющего значение составной части в строе церкви, соответственно её призванию и целям, представляется своевременным и необходимым для руководства пастырям церкви в практической их деятельности. Епитимийный номоканон при Требнике признан законодательством русской церкви ещё при Петре I за неудобный для применения; но другими правилами не заменён. Между тем в некоторых поместных православных (напр. в элладской) и евангелическо-лютеранских территориальных (напр. в прусской и др.) церквах законодательствами установлены начала и правила для церковной дисциплины, сколько соответственные христианскому нравственному учению, современным воззрениям на отношения государства к церкви и вероисповеданиям, столько применительные к данному нравственному состоянию местных населений. И в нашей русской церкви, с восстановлением строя приходских обществ, возможно, целесообразно и даже необходимо привлечение лучших нравственных сил, в лице выборных из прихожан-мужей благочестивых и старцев мудрых, к соучастью вместе с пастырями в заботах об устранении из приходской жизни явлений, противоречащих требованиям хр. учения, а также о поддержании и возвышении нравственного уровня среди прихожан. Для учреждения и деятельности церковно-приходских советов с таковым назначением необходимо издание законодательною властью церкви определённых руководственных правил, взамен номоканона из Требника. Имея это в виду, о. Горчаков в заключение полагал бы, что «положения» реферата почтенного о. Фуделя могут послужить исходным пунктом для совещаний пастырей церкви о возможности организации церковной дисциплины, соответственной духу и назначению церкви и применительной к современному нравственному состоянию населения каждой местности. Последняя часть речи прот. Горчакова о церковно-приходских советах была особенно отмечена собранием, и чисто практический, деловой смысл её был усвоен по надлежащему.

После о. Горчакова, слово было предоставлено профессору академии пастырского богословия, прот. С.А. Соллертинскому. О. Соллертинский возражал, по поводу высказанного в докладе взгляда на неустойчивость русского человека в нравственном отношении, как на исконную и якобы неподлежащую никаким сомнениям принадлежность духа русского народа. Но, по всем имеющимся данным, подобная мысль должна быть рассматриваема, как совершенно не соответствующая истинному положению дела: во всей истории нашей, начинаясь с языческих времён, красной чертой проходит особенная привязанность и чуткость русского к нравственному; незабвенный отечественный писатель (Ф.Μ. Достоевский) вовсе не идеализировал, когда сочувствие и стремление к высшему, божественному находил даже в отбросах и поддонках нашего народа; да и сам о. референт косвенно это признал: желая сказать о косности русского человека, он говорит, что наши соотечественники быстры только на подвиги; это и верно фактически; но быстрым на подвиг (напр. совершенно бескорыстного, героического содействования славянскому своему брату) возможно быть, лишь имея в себе твёрдые задатки к возвышенному. Так что фактически бывающие, и пусть нередкие, уклонения от нравственных законов здесь правильно объясняются тоже прирождённой русскому народу халатностью, по причине которой иногда он делает – затянувшись, в забывчивости – то, от чего решительно отвернулся бы, если бы имел случай посмотреть на делаемое с нравственной точки зрения. Справедливо, что в настоящее время эта халатность становится чрезвычайно опасной: мы переживаем период крутого поворота, который принято определять как перерождение Руси земледельческой в Русь фабричную; почему обе характеристики настоящего, сделанные раньше в этом собрании, являются одинаково истинными, – ибо встречается и полный упадок прежних добрых основ патриархальной жизни, и уголки, куда фабричная ржавчина ещё не успела забраться и произвести заразу. Однако, остановится ли заражение на известных местностях, или оно постепенно охватит всю Русь, – врождённого религиозно-нравственного задатка ему всё равно из русской натуры вытравить не удастся. Во 2-х, все мы очень хорошо знаем, что и хр.-церковная дисциплина есть внешнее по отношению к тем, на которых она со своими мерами направляется; следов., её применение с необходимостью предполагает известного рода принуждение, и, чтобы выдержать основную суть христианства, – которое всегда и везде уважает свободу и действует изнутри, – мы так или иначе должны с церковной дисциплины снять её внешне-принудительный характер. И с одной стороны – он уже снят: о. Фудель поставил на вид, и совершенно справедливо, что народ наш всегда рвался к ней, как излюбленному, родному закону своему. Но этого мало: рассказывая, какие дисциплинарные мероприятия употреблял свящ. Иличевич, о. Фудель не придал значения тому главному, что употребил эти меры он – о. Иличевич, пастырь авторитетный, заслуживший особое доверие народа, – он налагал епитимию на отцеубийцу и ему покорно и от души повиновался последний. Рекомендуя ввести дисциплинарное упасение в широких размерах, необходимо не только уповать на склонность к нему пасомых, но и перед этим настойчиво требовать, чтобы христ. дисциплинатор, т. е. пастыри приходские своим настроением поведением, ревностным действованием, внимательным совершением богослужения, молитвенностью заслужили авторитет у пасомых; есть у него таковой, то ему возможна полная свобода пользования церковно-дисциплинарными мерами, при этом только условии возможно не опасаться за готовность пасомых охотно принять и усердно исполнять налагаемые пастырем епитимии. Если же у пастыря не будет такого авторитета, то какие бы сильные меры дисциплинарные он ни практиковал, они нравственного исправляющего воздействия не будут иметь, – это будет мёртвый внешний обряд, который покажется лишь бременем неудобоносимым, способным не исправлять, а ожесточать и раздражать. Нельзя было не согласиться с изложенным взглядом почтенного пастыря профессора.

Вслед за сим, по содержанию доклада о. Фуделя, высказался с миссионерской точки зрения редактор нашего журнала В.М. Скворцов. Его суждения представляли собой существенное дополнение к докладу о. Фуделя, касавшееся дисциплинарных мер в сектантских общинах. B.Μ. Скворцов находил, что к пяти тезисам о. Фуделя нужно добавить ещё новый, – приблизительно следующего содержания: «усиленное развитие новейшего сектантства и заботы об успехах миссии повелительно требуют восстановления силы и действия мер церковной дисциплины, в широком её значении, – разумея здесь не только меры епитимийного характера, но и церковность, уставность, истовость в богослужебной практике, поведение клира, отношение церкви к явным и соблазнительным грехам православных чад Церкви» и проч.

Не подлежит сомнению, что в связи со многими другими причинами, порождающими сектантское брожение в православном населении, бездействие и слабость мер церковной дисциплины имеет своё влияние на развитие сектантства. В сектантских церковных общинах дисциплина и крепче, и действеннее. Там, где сожительствуют сектанты с православными, миссионерам часто приходится слышать нарекания со стороны отпадших на православную церковь за бездействие мер церковного исправления и похвальбу по адресу сектантской дисциплины, которая пьяниц и блудников или исправляет, или изгоняет, а ваши – говорят сектанты – православные пастыри не только терпят в среде своих чад явных и соблазнительных грешников, но и принимают в лоно церкви изверженных нами за безнравственность и неисправимость членов секты. Останавливаясь на этом последнем возражении сектантов, B.Μ. Скворцов указал, что и в этой чисто миссионерской области нет строго определённой, обдержной дисциплинарной практики, так напр., когда и кого надлежит отлучать из отпадших и при каких условиях, после какого дисциплинарного искуса вновь принимать из сектантов в лоно церкви. Штунда существует десятки лет, а история миссии не знает ни одного случая явного суда церкви, в форме отлучения кого-либо из современных ересиархов или сектантов. Чадом православной Церкви считается и тот, всем известный писатель, который вот уже в течение более десяти лет открыто. – и устно среди избранных лиц, – и печатно (в изданных и издаваемых до последнего времени – заграницей целой серии трактатов по религиозно-социальным вопросам) решительно, грубо и богохульно, – как только способен один лишь русский невер хулить святыню веры своего родного народа, – отрицает не только церковь с её установлениями и таинствами, но и Самого Христа Спасителя, как Богочеловека. Для успехов миссионерской борьбы с лжеучениями сект необходимость усиления и оживления мер церковной дисциплины признал в 1884 г. Киевский съезд южнорусских архипастырей. Позже в Бозе почившим архиепископом Херсонским Никанором издано было по епархии распоряжение, чтобы приходские пастыри строго наблюдали за соблазнительным поведением чад Церкви и неукоснительно применяли бы к таковым соответственные церковно-дисциплинарные меры исправления.

Коснувшись миссионерской практики, относительно чиноприёма кающихся отщепенцев Церкви, B.Μ. Скворцов указал, что в этом св. деле нередко наблюдается грешная поспешность и недостаточность исследования мотивов возвращения, глубины и искренности сознания своего заблуждения со стороны воссоединяющего; отсюда происходят частые рецидивы.

Характеризуя состояние и значение существующих в сектантских обществах дисциплинарных мер нравственного исправления своих членов, исследователь сектантства сообщил собранию следующее весьма важное наблюдение: у сект, отличающихся своей жизненностью и прозелитизмом неизменно, усиленно действует и твёрдая строго определённая дисциплина, и наоборот, – с ослаблением мер дисциплины – падает жизнеспособность секты, последняя поражается нравственным растлением, теряет свой агрессивный характер, мертвеет или поглощается другими сектами. Наглядный пример этого явления представляет собой история современной штунды и молоканства. Штунда, особенно же её штундо-баптистический толк – располагает строго выработанной и неуклонно проводимой в жизнь системой дисциплинарных мер воздействия на религиозно-нравственную жизнь и совесть членов своих общин. Наблюдение гласное и негласное за поведением и исполнением правил секты членами общины каждый член обязан иметь друг за другом; кроме того, существуют особые надзиратели. Сведения о проступках прегрешающего брата или сестры секретно сообщаются пресвитеру данной общины. Последний увещевает нарушившего обет сам, или через уполномоченного наставника, затем предупреждает провинившегося сначала наедине, а при повторении проступка, увещание делается в собрании братии, затем даётся знать окружному пресвитеру, который нарочито является для нравственного воздействия на слабых членов. Замеченных в нетвёрдости в вере и нравственности членов секты подвергают долгому искусу, прежде чем допустит, напр., до обряда перекрещивания, а также до участия в «чаше», или в обряде «преломления хлеба». Недопущение к обряду чаши, совершаемому с особой торжественностью, производит сильное угнетающее впечатление на слабых членов, возжигая в них и дух покаяния, и ревность по исполнению правил религиозно-нравственного кодекса штундовой секты. Последней мерой штундовой церковной дисциплины является «отлучение от церкви»: сначала временное или условное; в случае нового падения, после уже временного отлучения, такой член исключается из состава секты навсегда. Ничего подобного не практикуется в среде старых сект – у духобор и молокан, и секты эти, слава Богу, перестали прогрессировать в своём внутреннем и внешнем росте, а наоборот, потеряли фанатизм, одряхлели и сильно поглощаются штундой, которая, со временем, несомненно захватит в свои сети все старые секты. Словом, дисциплина является жизненным нервом в истории сектантства.

Интересная далее справка приведена была B.Μ. Скворцовым, относительно распространения сектантства среди католического и бывшего униатского населения юго-западного края. В то время, как среди православного населения края, особенно же Киевской губернии, штунда значительное получила развитие, к католическому населению лжеучение этой секты, наоборот, прививается туго, несмотря на то, что ксёндзы совершенно не хотят знать прямых мер миссионерского воздействия на свою паству: об отпавших католические патеры с лёгким сердцем заявляют: «паршивая овца из стада вон». Причина этого явления, несомненно, заключается в крепкой дисциплине римского католицизма и в её воспитательном влиянии на твёрдость веры массы. Точно также не получила развития штунда ни на Волыни, ни в Подолии, где православное население в своём большинстве состоит из бывших униатов, закалённых католической дисциплиной в верности и преданности родной праотческой вере и Церкви.

В подтверждение того положения референта, что православный наш народ охотно сносит налагаемые пастырями епитимийные подвиги церковной дисциплины, как некое искупление за свой тяжкий грех, – B.Μ. указал на любопытный пример Богуславского братства трезвости, где, по правилам братства и постановлениям собрания, практикуются наказания за нравственные проступки членов, как напр. сидение на коленах в храме или в собрании. И этому суду, и приговору безропотно подчиняются седые старики и почтенные старицы.

О благотворной деятельности покойного о. Ильчевича, B.Μ. Скворцов доложил собранию сведения, полученные им на месте, – в Таврической губернии. Достойный пастырь этот был священником с. Нововасильевки, где православных небольшая горсть (около 700 душ), до 5–7 тысяч молокан и штундистов около 1500 душ. Пастырские дисциплинарные меры о. Ильчевича имели благотворное миссионерское влияние, не только на православных его чад, охраняя последних от увлечения лжеучениями сектантов – односельцев, но и на сектантов молокан, – последних, по выражению местных людей, о. Ильчевич сделал «ручными». Сектанты очень чтили этого иерея и невольно сделались, под обаянием его личности, менее других фанатичны и менее далеки от православной Церкви.

Прот. Орнатский в краткой речи высказался в пользу необходимости усиления церковной дисциплины, в виду недостатков в богослужебной практике, распространения открытых гражданских сожитий и других пороков, остающихся без видимого и потому, поучительного для других суда и наказания по правилам Церкви.

О. прот. Дернов просил о. Фуделя, не может ли он поделиться с собранием столичного духовенства поучительными для последнего сведениями о том, какими мерами церковной дисциплины располагает действующая практика приходского духовенства первопрестольной Москвы и с каким успехом.

Отвечая на этот вопрос, о. Фудель сказал, что он – священник тюремной, т. е. безприходной церкви и не располагает нужными наблюдениями для положительного ответа на данный вопрос. Прибыл он в Петербург для доклада своего реферата в собрании столичных пастырей не с целью кого-либо поучать или просвещать, а из желания самому поучиться, выслушав авторитетные мнения и суждения просвещённого передового в России духовенства по занимающему референта предмету и отдать дальнейшую судьбу столь важного вопроса в надёжные руки... (Настоящее многолюдное собрание и оживлённые прения и суждения по содержанию доклада, заметил референт, как нельзя лучше убеждают меня, что я не ошибся и считаю цель свою вполне достигнутой»²³⁵.

После этого, говорил свящ. о. Григор. Спир. Петров. Речь его отличалась обычной эффектностью красноречия и впечатлительностью и выслушана была как всегда, когда говорит этот талантливый оратор, с большим вниманием. По своему тону и содержанию, суждения о. Петрова звучали резким диссонансом в общем согласном хоре высказанных мнений по данному вопросу. О. Петров заявил, что реферат о. Фуделя произвёл на него тягостное впечатление. Он не согласен с основным положением референта, что просвещение народа, проповедь церковная, школы, подъём приходской жизни – средства недостаточные для борьбы с нравственными недугами народа. Церковная дисциплина по существу своему, сказал о. Петров – мера языческая, унаследованная Церковью от времён и нравов Римской империи. У христиан должна быть внутренняя дисциплина. Народ ослаб от других причин: после крепостного права, когда действовала помещичья палка, созидавшая нравственность народа, – последний остался без нравственного призора, – предоставленный самому себе блуждать во тьме невежества. Здание народной жизни в после-реформенную эпоху оказалось построенным из плохого материала и дало трещины, и вот туг теперь предлагаются для него внешние подпорки, чуть ли не в виде шелепов ²³⁶, рекомендуемых поповским старостам инструкцией патриарха Адриана... Нужен внутренний связующий цемент: нужна проповедь, просвещение, школы. «Разве мы уже исчерпали меры свободы и духа, – средства духовного просветительного воздействия на народ, чтобы браться за меры внешнего, дисциплинарного воздействия? Мы не только не использовали этих мер, но ещё только начинаем. Если усилить меры духовного просветительного пастырского действования на приходскую среду, тогда не будет нужды обращаться к мерам дисциплинарным».

Преосвященный председатель указал о. Петрову на ошибку и курьёз в его речи по вопросу о языческом будто бы происхождения церковной дисциплины. – Исконная христианственноеть дисциплины ясно свидетельствуется повелением ап. Павла об отлучении коринфского кровосмесника (1Кор.5 гл.) и утверждается практикой первенствующей церкви. О. протопресвитер И.Л. Янышев напомнил о наказании Анании и Сапфиры. В.Μ. Скворцов возражая о. Петрову по существу его речи, находил рискованным основное его положение, – слишком оптимистическое в отношении проповеди, школ и вообще просвещения – этих будто бы единственных мер для уврачевания всех немощей в современной церковно-народной жизни. Меры этого порядка нисколько не исключают действенности и спасительности мер церковно-дисциплинарного характера. Проповедь, просвещение действуют на разум, совесть, но не на всех они способны производить довлеющее воздействие, да и на долго ли их влияние? Все ли способны к одинаковому восприятию внутрь себя и к уразумению проповедуемых истин? Не является ли часто для многих и самая лучшая проповедь медью звенящей? Нельзя забывать в удопреклонном ко злу, хотя и возрождённом, человеке-христианине – области воли, иного закона, воюющего во удех наших.... Чем пастырю воздействовать в таких случаях на распущенную волю грешника? Ответ находим в образе действий Церкви самого апостольского века – мерами дисциплины. Понимая церковную дисциплину в широком смысле, – чтобы всё в Церкви было по чину и благообразно – сомнительно, чтобы поучения пастырей способны напр., были заменить нравственно-воспитательное воздействие богослужебного обряда; не говорим уже о таинствах Церкви, через которые единственно истекают на человека благодатные токи, возрождающие, обновляющие и укрепляющие христианина в его духовной жизни... Спасение не от слышания, хотя бы и самой красноречивой проповеди, а от веры и благодати... Между мерами внутреннего духовного действования и внешнего дисциплинарного – должно быть взаимодействие, а не взаимоисключение.

Собрание закончено было заключительным словом о. протопресвитера И. Л. Янышева, в форме одушевлённой глубоко-содержательной будящей импровизации. – Всецело признавая необходимость и благотворное значение церковной дисциплины, о. протопресвитер находил в данном вопросе важным, определение границ пастырского упасения мерами духовного внутреннего действования и мерами внешними дисциплинарными. Важным представляется затем дать церковной дисциплине надлежащую постановку, при которой эти меры служили бы во благо Церкви Божией и народу. При этом нужно иметь в виду, чтобы дисциплинарная сторона в церковной жизни не задерживала бы полно-жизненное существование положительного упасения мерами пастырского церковно-просветительного действования, – не препятствовала бы росту христианского веросознания в членах Церкви, которые ныне в большинстве своём механически, без продумывания и прочувствования совершают своё спасение, отправляют свои религиозные обязанности, требуемые Церковью от христианина. Корень этого печального явления нужно искать не в одном только невежестве народа, или в условиях крепостнической или после крепостнической эпох, а гораздо глубже и дальше. Многие просвещённые сыны века сего ещё менее народа имеют в душе своей и веросознания, и разумения вообще своей христианственности. И это потому, что сокровища христианства мы принимаем, как уже готовый уклад, – в младенческом состоянии, следовательно, без предварительного переживания, самоиспытания и сознания своей веры. Когда же мы возрастаем, то также воспринимаем извне, по примеру родителей, по указанию церковной дисциплины и сохраняем то, что составляет содержание нашей веры, как готовое, унаследованное и содержимое отечественной Церковью. Проходить внутренним сознанием глубокий смысл, сакраментальное, нравственное и духовное вообще значение, как существа веры и церковности, так и отдельных её частей, опять нет у нас тех побуждений, какие имели избранники первохристианской Церкви и последующие и нынешние неофиты искренно уверовавших, которые вступали в лоно Церкви путём духовной борьбы, после мучительного искания истины, через глубокое сознание несравненных превосходств христианства над всеми другими верованиями. Заботясь о применении мер церковной дисциплины, нужно опасаться, чтобы последняя не заменила, и, так сказать, не тормозила для членов Церкви указанную, необходимую религиозно-просветительную работу мысли и чувства – религиозное веросознание... Сфера влияния церковной дисциплины обширна, – начиная с забот о сохранении членами Церкви правой веры и кончая требованиями от клира богослужебного истового порядка во всём. Нужно, чтобы всякий член Церкви ясно и живо сознавал и твёрдо исповедовал своё звание христианина, и чтобы самый последний псаломщик не смел в Церкви неблагоговейно читать или петь, или стоять и вообще небрежно творить дело Божие. Такова в приблизительно и кратких чертах сущность заключительного слова руководителя собрания, которое горячо благодарило высокочтимого маститого оратора.

* * *

Раскол в пределах Нижегородской епархии существует со времён изначального его возникновения. Первые расколо-учители, ожесточённые противники мнимых «новшеств» Никона, были выходцами из разных мест «Низовские земли», например, протопоп Аввакум (родина его – село Григорово, Княгининского уезда), старец Аврамий и др. В Нижегородской епархии в начале XVIII столетия насчитывалось раскольников свыше 200,000 человек.

Имея крепкие корпи в историческом прошлом, нижегородский раскол и доселе характеризуется своим узким обрядоверием и невежественным фанатизмом, силён своей сплочённостью, имеет довольно прочную организацию и отличается значительною численностью своих последователей. И поныне раскол имеет здесь во главе расколо-учителей – своих наставников и лже-иерархов – сильных покровителей (особенно беглопоповцы), своих апологетов, свою литературу. В пределах Нижегородской епархии имеют свои резиденции пять лже-епископов, они обладают собственными молитвенными домами, у них есть своего рода монастыри – знаменитые поволжские скиты...

Нижегородская епархия насчитывает раскольников и сектантов свыше 77,000 душ, со 181 моленными, из коих лишь 12 разрешены подлежащим начальством. Все раскольники Нижегородской епархии по толкам и согласиям делятся на беглопоповцев (10,566 душ обоего пола), последователей австрийского священства (14,800 душ), поморцев и спасовцев (45,537 душ) и на секты рационалистического направления: (немоляк 366 человек), молокан (278 человек), пашковцев (17 человек), штундистов (17 человек), толстовцев (9 человек) и скопцов (1 человек).

Борьба с нижегородским расколом и сектантством, несомненно, требует организованной миссии и немалого числа деятелей, искушённых опытом, умудрённых знаниями и одушевлённых искренней преданностью святой Церкви. Ровно четверть века тому назад на эту нелёгкую борьбу выступило епархиальное миссионерское братство Святого Креста, открытое 9 февраля 1875 г. бывшим нижегородским, а ныне первосвятителем российской церкви, высокопреосвященным Иоанникием, митрополитом киевским. Состоя под непосредственным руководством и попечительством нижегородского архипастыря, братство Святого Креста главной своей задачей имеет распространение и утверждение православной веры среди раскольников и сектантов и разъяснение истин её для православного русского населения, путём устройства собеседований по спорным вопросам православных миссионеров и других сведущих лиц с заблуждающимися. Братство ежегодно устраивает противо-раскольничьи собеседования в г. Нижнем-Новгороде и на Нижегородской ярмарке (в Александро-Невском соборе). В рядах миссионерский дружины братства состоит 32 миссионера, из коих: 3 протоиерея, 15 священников, 13 крестьян и 1 учитель церковно-приходской школы. Нелёгкий труд ведения собеседований с раскольниками и сектантами, сверх означенных епархиальных и местных миссионеров, разделяют ещё председатели и члены отделений из приходского духовенства. Принимая во внимание, что деятели епархиальной миссии ни разу за всё время 25-ти-летнего существования братства Святого Креста не собирались все вместе, в общем нарочитом съезде, где бы каждый деятель-миссионер с братской любовью мог поделиться своим миссионерским опытом, своими мыслями, заветными желаниями, – указать посильно лучшие способ и средство для борьбы с расколом и сектантством, и сознавая всю пользу и необходимость повременных миссионерских съездов, преосвященный Владимир, епископ нижегородский, признал полезным созвать миссионерский съезд, который состоялся 17-го января в покоях преосвященного архипастыря. На съезд собрались миссионеры духовные и светские, в числе 38 человек, из них – 5 протоиереев, 24 священника, 8 миссионеров крестьян и один мещанин.

По совершении молебна в храме, в своих покоях владыка открыл съезд приветственной речью миссионерам и вместе предложил руководственные начала для занятий съезда. Указав, между прочим, на сплочённость раскола в епархии, имеющего при своей исторической давности и сильных покровителей, а также – на организацию австрийской секты по образцу епархиального строя (лже-епископы, попы, диаконы, благочинные, следователи и т. д.), архипастырь призывал миссионеров, а через них и всё духовенство епархии, к единодушному, дружному труду на миссионерском поприще; за сим владыка предложил миссионерам, обменявшись мнениями и опытом в деле миссии, указать способы и средства для более успешной и действительной борьбы с расколом и сектантством.

Занятия съезда миссионеров продолжались 4 дня; всех заседаний было восемь, – делились они на утренние и вечерние.

Программа предметов, подлежавших обсуждению съезда миссионеров, предварительно выработала была советом братства Святого Креста, под руководством преосвященного Владимира. Программа эта предлагала на обсуждение членов съезда следующие предметы: а) о беседах публичных и частных; способ, место, предметы бесед; о препятствиях разного рода при беседах; об организации и расписании бесед по епархии; б) о вспомогательных средствах к усилению миссионерской деятельности: устройство миссионерских библиотек и т. под.; в) об отношении миссионеров к приходскому духовенству и духовенства к делу миссии; г) о собирании сведений о расколе и раскольниках; д) о рационалистических сектах в епархии: штунде, пашковщине, немоляках и молоканах; е) положение единоверия в Нижегородской епархии; ж) различные недоуменные вопросы из полемики с расколом и сектантством; з) о материальных средствах епархиальной миссии; и) о постановке отчётности относительно деятельности миссионеров и і) о повременных съездах миссионеров.

Такова общая программа вопросов, обсуждавшихся ла съезде миссионеров; но, конечно, при подробном рассмотрении и обсуждении каждого из перечисленных предметов ставились и многие другие частные вопросы, помогавшие более точному и всестороннему уяснению дела, о чём сообщим в своё время подробнее.

Миссионеры, закрывая съезд, особым адресом благодарили архипастыря за пастырско-отеческие заботы его о благоустроении епархии и за особое внимание и попечение его преосвященства об успехах миссии и положении миссионеров.

* * *

В бытность нашу в 1897 г. в Закавказье, по делу о духоборческом движении, мы в Тифлисе познакомились с одним из выдающихся начётчиков и наставников молоканской тифлисской общины; – зовут его Тимофей Сергеев Харитонов.

Мы провели с ним и другим начётчиком, – которого имя и фамилию не помним, – за чаем несколько часов среди оживлённой беседы об основных истинах веры. Харитонов оставил по себе приятное впечатление своей разумностью, спокойствием беседы, глубокой пытливостью и добросовестным отношением к исканию истины. Потом видел я Харитонова тогда же вскоре в молоканской их моленной восседавшим в числе передовых. Расстались мы добрыми знакомыми. Харитонов обещал мне описать обряды своей секты, а я ему высылать журнал «Мнс. Обозр.», тогда только начавший выходить. В 1898 году нам снова пришлось побывать в Тифлисе. И вот, однажды в гостиницу заявляется к нам Харитонов и просит посетить его дом. Мы охотно исполнили желание доброго знакомого и провели у него вечер за чаем и в беседе, в кругу многочисленной семьи и нескольких его знакомых молокан. Раза два Харитонов писал нам, присылая материалы о своей секте для печати. Но вот, около двух лет о судьбе Харитонова мы ничего не знали, хотя с первого же знакомства чувствовалось, что усилие доброй, прямой души этого человека найти истину, Бог, не желающий смерти грешника, не оставит без своей всесильной помощи и безмерной благости.

На днях получаем письмо «от 17 февраля», со штемпелем «Тимофей Сергеевич Харитонов», следующего трогательного содержания. «Многоуважаемый В. Μ.! ваши слова сбылись, сказанные у меня в доме, когда вы были с вашей супругой и Ив. Аф. К-м (учитель Тифлисской семинарии). Вы в своей незабвенной беседе сказали: «а всё-таки хорошо бы было, Тим. Серг., поставить у вас в этой комнате св. икону». Вот как это дело случилось.

Года полтора мучился я сомнением, что крещение необходимо для спасения, а также причащение. И только в недавнее время, по слову Божию, поборол я свои муки и успокоился на мысли о присоединении всем домом своим к единой истинной Церкви православной. 13 февраля, в воскресенье перед обедней, в Семинарской церкви, совершено надо мной, женой и пятью детьми нашими св. крещение, а на литургии – удостоились мы и св. причащения, сам Владыка Экзарх. Торжество было необыкновенное трогательное: я и жена моя были всё время в великих слезах. а особенно, когда приступали к Св. причащению. И многие люди проливали тёплые слёзы. В церкви народа было множество всякого рода. После литургии меня со всей семьёй пригласили в квартиру о. Ректора Семинарии, где владыка благословил нас, а отец архимандрит угощал чаем.

14 февраля, в 12 ч. дня у нас в доме совершён был благодарственный Господу Богу молебен с водосвятием. При служении присутствовал Владыка Экзарх, о. Ректор и другие духовные лица. Дом мой и двор был украшены флагами. Торжество привлекло множество людей, в том числе и моих бывших единоверцев молокан, из которых некоторые (пять человек) тут же заявили владыке, что и они желают принять веру православную, а 15-го обратилась ко мне ещё одна женщина с тем же желанием, я её направил к владыке...

С 7 февраля и поныне у меня в доме ежедневно вечером совершаются всенощные. 11 февраля утром в 8 часов окрестили мою питомицу, а в 8 ч. вечера того же дня повенчали, так что 6 душ детей моих удостоились возрождения от воды и духа в таинстве крещения. Великая милость Божия. Слава Тебе, Христе Свете истинный, просвещающий и освящающий всякого человека, – что знаменуется ныне и на мне грешном, и на чадах моих Твой Честный Животворящий Крест! Я не рукою пишу, а сердцем и душой! Вы сами меня знаете, что я открытый человек... Отдаю свой дом под школу и церковь, в которых в нашем околотке великая нужда». Таково бесхитростное, но многоговорящее писание... Если и о едином кающемся грешнике велия радость бывает даже и у ангелов, то как не порадоваться верным чадам Церкви о восьми душах, приобретённых для спасения в ограде Церкви Христовой!

* * *

В январе настоящего года, в с. Горелом, Ахалкалакского уезда, Тифлисской губернии, скончался в преклонном возрасте духобор Алексей Зубков, который пользовался громадной популярностью среди всего духоборческого населения, а также был близко известен административному миру Закавказья. Покойный Зубков

по своим природным дарованиям и по той особой роли, которую он играл в истории духоборческой секты последней четверти века, представляется весьма интересной личностью. Это был одним из последних могикан старого традиционного духоборчества. «Свалился наш дуб, смерть вырвала наш корень», – причитали духоборы, оплакивая кончину «своего батька» – Зубкова; а по меткому замечанию местной интеллигенции: «помер духоборческий Бисмарк». Замечание это соответствует внешнему сходству черт лица покойного духобора с обликом германского канцлера, а также оно довольно верно характеризует и общественное значение Зубкова в жизни духоборчества.

Зубков в духоборческом «государстве» был своего рода тоже канцлер и лукавый кормчий «иностранной политики» при дворе «её милости Лукерьи Васильевны Калмыковой», – духоборческой правительницы и богородицы. Постоянные читатели «Мис. Обозр.», из наших статей прошлых лет о духоборческой секте, имеют сведения об этой «царице духоборов».

Духобор Алёша Зубков.

Алёша Зубков²³⁷ был почти сверстником последнего воплощённого бога духоборческого «Петруши Колмыкова», передавшего при своей смерти, по словесному завещанию, «духоборческий престол» свой Луше – 23-х летней жене своей, дородной, умной духоборке, которая отлично правила духоборческим царством, в течение целых 23-х лет.

Лукерья Вас. Колмыкова духоборческая правительница.

Как известно, духоборческие управители имели свою резиденцию в с. Горелом, в, так называемом, «Сиротском доме»; – это огромное в центре села подворье, обнесённое стеной, заключающее в себе множество всевозможных жилых и нежилых построек. Всё это созидалось и поддерживалось на общественный счёт всего духоборчества и считалось «Сионом» и «лаврой» духоборчества. Сиротскому дому в пользование управителей выделено было духоборами до 1,500 десятин общественной земли. В сиротском доме при управителях жил большой штат свиты, нёсший разные обязанности. При управителях Колмыковых, отличавшихся разгульной жизнью, свита была более женская, при Луше же мужская. Главный домоправитель и хозяин назывался атаманом сиротского дома, на каковую должность Лукерья Васильевна, «по вступлении в управление», назначила Ваню Батурина, который и теперь заведует «духоборческим Сионом». Батурин – это своего рода духоборческий министр двора. Зубкова же молодая управительница избрала для других обязанностей: она возложила на него более трудные и важные поручения – быть старшиной духоборческой волости и вести все сношения с административными органами власти, носящими у духобор название «халдеев», – стараться, чтобы власть была духоборами всегда довольна и поменьше всматривалась и вмешивалась в их внутреннюю автономную жизнь. Зубков бессменно пробыл более 30 лет старшиной и был правой рукой и главным советником правительницы, а вместе и грозой для духоборческой массы. Это был истый типичный духобор: дородный, умный, гордый, хитрый, осторожный, неумолимый в жестокости, настойчивый и упорный до вероломства в достижении задуманной или намеченной цели. Время управления духоборством Лукерьи Васильевны и Зубкова считается духоборами цветущей эрой во всех отношениях, и на долю Зубкова выпадает в этом не менее заслуг, чем на саму управительницу. Прежде всего Лукерья с Зубковым принялись за исправление нравственности духобор, которые при кутиле Петруше очень распустились, обленились и много пили. Во время поминок, например, Петруши выпито духоборами до 3 тыс. вёдер водки... Пьяных крепко порол на конюшне сиротского дома сам Зубков. С начальством Зубков удивительно умело ладил и считался образцовым старшиной. Подати, которые духоборы называли «данью», он взносил за полгода ранее срока, заимствуя их из сиротского капитала, а после собирал взнесённую сумму по своей уже раскладке, при чём бедные освобождались от подушных повинностей. И губернская, и уездная власти не могли нахвалиться исправностью духобор и их старшины, за что делались всяческие льготы и попущения этому «образцовому» в крае населению. Проезжающих через Горелое гостей, военных и должностных лиц («послов русского царя». – по выражению духобор), Зубков умел всегда принять, обласкать, распорядиться, как нельзя лучше. Все военные высшие и низшие чины, которым приходилось нередко следовать по этому тракту в Карс, особенно же во время войны, отлично знали Зубкова, его удивительную сметливость и всегда толковую распорядительность, и предупредительность. В сиротском доме путешествующие военные и гражданские чины находили и стол, и дом, и чудный винный погреб, с шампанским включительно. Духоборческая управительница и сама любила соревновать с офицерами в количестве выпитого шампанского, причём, с восторгом вспоминают духоборы, – как офицеры все «уж выпимши, а у её милости и в глазу ничего нет»...

Во время последней русско-турецкой войны, Зубков посоветовал Лукерье Васильевне не колеблясь исполнить просьбу высшей военной власти – предоставить духоборческие фургоны для перевозочных надобностей военного времени. В одни сутки Зубков скомандовал снарядить 600 фургонов парных, и духоборы в этом отношении оказали, действительно, важную, незаменимую услугу действующей в Закавказье нашей армии, хотя и сами хорошо поживились, и с того времени сильно забогатели, заработав во время войны до 1½ миллиона денег.

Благодаря хитрой, ловкой политике Зубкова, духоборы приобрели особое благоволение власти и массу вольностей. Так, например, управительница их Луша завела свой вооружённый конвой, с которым появлялась даже в Тифлисе, на глазах у высшей власти.

Но ещё более важную роль в истории духоборов сыграл Зубков после смерти Лукерьи.

Фаворит Лукерьи, беспутный красавец Пётр Веригин, неохотно мирился с могучим влиянием Зубкова на свою поклонницу Лукерью; Зубков в свою очередь не переваривал бесшабашности выскочки, – недостойного претендента на духоборческий престол. Он ясно понимал, что Веригин ничего, кроме зла, не принесёт «духоборческой нации». Началась глухая борьба между старым, травленным честолюбцем – советником и молодым заносчивым любимцем властительницы. Были моменты, когда Лукерья соглашалась с Зубковым, что Веригина надо удалить от себя и из Сиона. Раз Петруша, возвращаясь откуда-то с пирушки, дорогой «действием» оскорбил «её милость», а приехавши домой, начал, как бешеный. стрелять в потолок и стены из револьвера, чем страшно перепугал «богиню». По настоянию Зубкова, на другой день Лукерья Васильевна приказала Веригину собираться в Славянку и всё было уже готово к его отъезду. Зубков торжествовал свою победу. Но, оказалось, ненадолго! Как только ушёл грозный Зубков, Веригин. успел вымолить у своей обожательницы прощение и был якобы временно оставлен при «Сионе? ... Зубков с досады долгое время не являлся «ко двору».

После смерти Лукерьи, которая поразила духобор своей неожиданностью (она умерла 46 л.), началась открытая борьба Зубкова с узурпатором Веригиным. Последний, в течение 6 недель поминок, успел составить себе многочисленную молодую партию и открыто хвастался, что он, вступив на престол, «освежует» Зубкова – шкуру спустит с него – халдея.

Веригин для этого уже приготовил было длинную ременную плеть с дорогой рукояткой и составил стихи: «плети длинные навяжем, путь неверным укажем». Боязнь за себя, за свою власть, за благоденствие своей духоборческой нации вынудила Зубкова прибегнуть к крайней мере – донести правительственной власти о намерениях Веригина сделаться «царём духоборческим», чем было положено начало к открытию заветного секрета о существовании духоборческого государства в государстве, священной династии, капитала общественного («столпа») и проч. Вмешательство власти, выславшей Веригина и главных нарушителей спокойствия в духоборах, доставило торжество Зубкову и его партии над Веригиным и его приверженцами, которые однако составляли две трети всего духоборческого населения. Отсюда пошли раздоры, разделения духобор на партии, разорительные тяжбы по судам из-за сиротского дома и капитала, основание нового Сиона в Карской области, заведение веригинцами «своего столпа» и проч.

Зубкову все эти треволнения и печальные события в духоборчестве доставили много огорчения и внутреннего страдания. Веригинцы посылали ему проклятия, открыто заявляя: «Алеша Зубков предал отечество».

Он и сам никак не ожидал тех последствий, к каким привёл его этот шаг и к чему пришло оставшееся без кормила тёмное духоборческое царство. Однако покойный до конца остался твёрдым представителем старого духоборчества. Новое течение его не поколебало и свою партию он удержал от увлечения толстовской анархией, и успел даже вовремя остановить от решительных противоправительственных агитационных выходок вторую, так называемую, «Воробьевускую партию», чем спас около 4–6 тысяч от окончательного разорения и тех страданий, какие теперь переносят эмигрировавшие в Америку его единоверцы.

Зубков лично известен был Его Высочеству, Великому Князю Михаилу Николаевичу, от которого он имел за услуги в военное время раненым и войскам золотой с гербом перстень.

Зубков мог быть не раз награждён за 30-ти летнюю свою службу старшиной также и медалями, но он, как истый духобор-фанатик, ни за что не хотел носить этих «правительственных идолов», как никогда не надевал и присвоенного его должности знака старшины, а глядя на Зубкова, не носили его и другие должностные лица из духоборческой секты, отказались и от медалей за войну.

Похоронен Зубков с большими почестями на особом «царском» кладбище, где покоятся одни лишь останки духоборческих правителей и других потомков священной линии Колмыковых. Из простых смертных здесь удостоена погребения лишь приближенная (своего рода статс-дама) управительницы – духоборка «Кулюша». Кладбище это находится в верстах 6 от сиротского дома, – в одной живописной балке, обнесено стеной, над могилами поставлены своеобразные памятники, в виде продолговатых «домиков», с мраморными досками и вычурными надписями. Одно это кладбище служит немым свидетелем, действительно, существовавшей у дохобор священной династии властителей Колмыковых, о чём так поздно, к сожалению, узнали и власть, и исследователи и допустили образование своеобразной автономной общины, так жестоко погубившей себя…

Э. Я.

В третьей главе своей статьи «К лучшему будущему» Н.Н. Неплюев излагает основания истинного христианского мировоззрения, сопоставляя это мировоззрение с одной стороны с заблуждениями суеверия, с другой – с заключениями и последствиями неверия.

Он высказывает здесь очень много верных и прекрасных мыслей, хотя изложение самого христианского мировоззрения страдает существенными пропусками и односторонностью.

В начале главы автор пишет, что «опытные науки не дают и не могут дать, пока представители их остаются на чисто научной почве, ответов на самые главные вопросы жизни: о первопричинах бытия, о конечных целях его, о непреходящем смысле жизни мира, и... о смысле жизни человека. Золотая клетка позитивизма не может удовлетворить ни ума, ни сердца, нимало неоразумливая жизнь». Не может дать ответа на эти самые важные вопросы жизни и философия, которая, являясь умозаключением естественного человеческого разума, по словам автора, «слишком мало авторитетна» в своих выводах.

Где же искать ответа? в Божественном Откровении. Говоря о признаках истинного Божественного откровения, автор останавливается на внутренних его признаках, указывает то влияние, какое истинное откровение имеет на душу человеческую и на жизнь вообще. Он пишет: «истинная вера – самое высокое, что может быть доступно уму и сердцу человека; истинная вера должна наиболее утолять и ум и сердце его; истинная вера должна всё объединить, всё гармонизировать, всё примирить в творении Единого Бога Живого: и природу, и разум, и любовь. Вот главные признаки истинной веры».

Такой истинной верой автор признаёт христианское Откровение. Что касается других религий и учений человеческих, то относительно них он пишет немного ниже: «всякое другое откровение, всякую другую философию я готов признать истиной настолько, насколько они совпадают с животворящим духом этой веры (т. е. христианской)».

Затем H.Н. Неплюев переходит к изложению основных истин христианского Откровения.

Однако мы не найдём у него ни учения о первородном грехе, ни учения о воплощении Сына Божия, ни учения об Искуплении, ни учения о Церкви и её таинствах, о будущем воскресении и Суде, о вечном блаженстве праведников, о вечной муке грешников. Он выясняет только, да и то очень кратко, христианское понятие о Боге, о конечных целях бытия и о цели земной жизни человека. В учении о Боге он исключительно останавливается на той истине, что Бог – есть Любовь. Он пишет: «христианское Откровение даёт нам такое представление о Боге: прежде всего Он – Любовь. Он любовь и никогда в вечности не перестанет ею быть, всегда неизменно оставаясь верным Самому Себе, неизменно последовательным, неизменно логичным в деле любви, всё обнимая любовью Своею, всё благословляя, всё понимая потому, что Он при этом и Высший Разум мира, Высшая Мудрость».

Любовь Божия явилась первопричиной бытия, ибо любви не свойственно оставаться в холодном одиночестве. Всё создано любовью и для любви.

Все другие свойства Божии, каковы – всеведение, всемогущество, всеблаженство – суть естественные проявления любви. Прежде чем перейти к другим истинам христианского Откровения, автор с особенной подробностью раскрывает практическое значение учения о Боге – любви.

Веруя в Бога – любовь, пишет он, мы должны согласовать жизнь свою с любовью. «Всё, что не согласовано с любовью в жизни, – грех, безнравственность, отступление от христианской правды, так как в любви и только в любви – единомыслие, единодушие с Высшей любовью: святость, чистота.

Забвение одного из свойств Божиих, а в особенности того, что Бог есть любовь, – приводит к суеверию. «Не понимая живой любви Бога живого, искажают сами понятия о Боге до чудовищного божества, ничего общего с Богом – любовь не имеющего, бессознательно вытравляют любовь из христианской этики, из понимания святости, добродетели, чистоты, вытравляют её и из жизни и отношений. Считают возможным быть верными Богу, на каждом шагу изменяя любви. Отсюда холодное презрение к миру земному, плоти и всему телесному».

«История дала примеры отступничества не только отдельных лиц, но целые христианские народы являли пример отступничества от веры, выдавая за веру самые грубые суеверия, доходя часто до чудовищного соединения не одного, а многих суеверий, из которых каждого было бы достаточно для того, чтобы оклеветать веру, быть страшным соблазном для человечества. Разом забывали и любовь, и мудрость, и все остальные свойства Божии, и в жизнь человечества вносили всё зло, весь хаос, неизбежные, естественно вытекающие из совокупности всех этих суеверий, и всё это делалось во имя веры».

Если суеверие, забывающее или искажающее одно из свойств Божиих, приводит к столь пагубным последствиям, то к ещё более пагубным последствиям приводит неверие, совершенно отрицающее Бога.

«Если мы не верим в Бога живого с теми свойствами, которые мы выше перечислили, пишет H. H. Н., не верим в Творца, имевшего определённую, разумную и благую цель, созидая мир, имеем ли какое-либо разумное основание различать добро от зла и тем более надеяться на конечную победу добра»?

При неверии в Бога различие между добром и злом исчезает и единственный смысл жизни сводится к личному наслаждению и личной выгоде.

* * *

От понятия о Боге H. H. Н. переходит к определению конечной цели бытия и полагает её «в причастии любви и мудрости Божией». «В этой конечной цели бытия – абсолютная истина, абсолютная правда, красота, чистота и святость. Всё, что несогласно с нею, только временные призраки, уродства, ложь, грех и грязь».

Наконец, смысл земной жизни человека заключается в том, чтобы человек горьким опытом этой жизни убедился в ошибочности своего первоначального отпадения от любви Божией и «в радостной правде святыни единения и всеобщей гармонии вселенской любви».

* * *

Таково содержание рассматриваемой нами главы.

В ней, как мы уже говорили, очень много верных и основательных мыслей. Таковы рассуждения автора о недостаточности опытной науки и философии в разрешении основных вопросов жизни, о необходимости Божественного Откровения, о свойствах любви Божией, о жизненном значении любви, о плодах суеверия и неверия, о конечной цели бытия.

Но вместе с тем мы не находим у автора ни малейшего указания на некоторые, самые основные и краеугольные истины христианства, без которых не монет быть ни правильного христианского мировоззрения, ни настоящей христианской жизни. Таковы – истина искупления человеческого рода страданиями и смертью воплотившегося Сына Божия, или истина основания Им на земле Своей Церкви для освящения и просвещения верующих в Него благодатными дарами Св. Духа.

Излагая основания христианства, автор должен был бы упомянуть об этих, по крайней мере, двух истинах.

Ибо – что значит наша вера в Бога – любовь, к чему приведут наши усилия согласовать жизнь свою с любовью, какое значение может иметь для нас мысль о вечном блаженном смысле бытия, если мы всё ещё находимся под гневом и осуждением Божиим, если мы не примирены с Ним искупительными страданиями и смертью Его Единственного Сына, если мы не можем воспользоваться для освящения и просвещения душ наших благодатными дарами Св. Духа, изливающимися в таинствах Церкви?

Читая статью H. H. Н., можно подумать, что достаточно нам иметь верные понятия о Боге и решимость согласовать нашу жизнь с этими понятиями для того, чтобы наша жизнь стала истинно-христианской, как будто всё зависит единственно от наших личных усилий... Между тем, как на самом деле, без теснейшего внутреннего общения с Господом Иисусом Христом, без постоянного молитвенного припадания к Нему, без освящения таинствами св. Церкви мы никогда не можем достигнуть истинно-христианского настроения души.

Вообще, H. Н. Н. очень мало или даже ничего не говорит в этой статье о важном значении для христианской жизни веры в живого, пришедшего во плоти Сына Божия – Иисуса Христа, как будто без этой веры можно быть христианином.

Между тем, если мы раскроем св. Евангелие, деяния и послания св. апостолов, то увидим, что благая весть, ими возвещённая во все концы вселенной, ни в чём ином не заключалась, как только в повествовании о Христе, Его жизни, чудесах и словах, Его смерти и воскресении, в призывании к вере в Него, к вере в примирение через Него с Богом, к покаянию и обновлению духа во имя Его.

Истины христианства, в изложении H. H. Н., принимают характер какой-то отвлечённый и мало-жизненный.

* * *

Умолчание о Церкви, как учреждении, предназначенном Богом к сохранению и ограждению чистой истины Евангелия, к поддержанию на земле истинно-святой христианской жизни, стоит в противоречии с признанием бытия Бога – любовь.

По мнению автора, высказанному им раньше, до самых последних дней в мире царствовал хаос и мрак сплошной злобы и только с возникновением основанного им трудового братства занялась «заря царства любви». Но согласно ли с любовью Божией допустить, чтобы Бог в течение 1900 лет со дня воплощения Сына Божия оставлял бы человечество в хаосе и мраке злобы и не даровал бы ему надёжной пристани, в которой бы все ищущие спасения и чистой святой жизни могли находить для себя убежище?

И что же тогда значат слова Сына Божия: «созижду Церковь Мою и врата адовы не одолеют её».

* * *

Наконец, укажем ещё на одну мысль автора, с которой никак нельзя согласиться.

Он пишет: «Истинная вера одна и неизменна. Истинное откровение тоже неизменно и вечно, но изменчиво отношение человечества к букве слов откровения, бесконечно изменчива степень восприятия живой правды умами и сердцами, только постепенно дорастающими до понимания живой правды откровения всё более и более глубокого, широкого и возвышенного. В этом беспредельный рост, беспредельный прогресс от веры в веру, от суеверия к правде веры. В данную минуту вера есть то понимание откровения, которое соответствует наивысшим идеалам, доступным в данную минуту умам и сердцам людей, то понимание откровения, которое наиболее утоляет и ум, и сердце, приводит к наибольшему единению, к наибольшей гармонии».

Таким образом, но словам H. Н. Н., в человечестве существует постоянный прогресс в понимании смысла Божественного Откровения, так что человечество, по мере жизни своей на земле, начинает всё глубже, полнее и яснее понимать христианское учение. Он любит сравнивать в этом отношении жизнь человечества с тремя мерами муки, в которые положена была закваска. Трём мерам муки соответствуют три периода в истории человечества: ощущений, разума и любви.

Ныне человечество вступает в третью меру своего возраста.

Справедливо ли, однако, будто, в первые века христианской эры, христианство понималось менее глубоко, полно и ясно, нежели теперь? Справедливо ли, что мы превзошли в глубине и ясности понимания христианства св. мучеников, или св. отцов Церкви IV и V вв.? Достаточно только поставить эти вопросы и припомнить жития святых и писания отцов первых веков Церкви христианской, чтобы дать отрицательный ответ на вопросы.

В высказанном Η. Η. Н. мнении снова проглянула та эволюционная точка зрения на предмет, которую он из области современной науки переносит и в жизнь Церкви, где она совершенно неприменима и где, по слову Спасителя, «ученик не больше учителя своего и слуга не больше господина своего».

Свящ. С. Ч-ков

Написать книжку для народного чтения гораздо труднее, чем составить какое-либо учебное руководство: и умения для этого нужно гораздо более, и способности потребны иные. Если выбор и распределение материала имеет очень важное значение для учебного руководства, то в книжке для народного чтения – это определяет прямо-таки её пригодность или негодность для чтения. Если в учебном руководстве потребно обращать существенное внимание на простоту, лёгкость и ясность изложения и логичность выводов, то в книжечке для народного чтения отсутствие указанных качеств изложения обрекает её на долгое лежание в складах её издателей. Всё это необходимо иметь в виду как для написания, так и для оценки книжки для народного чтения по истории расколо-сектантства русского.

История расколо-сектантства в настоящее время по многим пунктам довольно-таки разработана, много мелочных деталей раскрыла она в жизни этой больной раны на русском церковном организме. Трудно поэтому выбрать в ней самое важное и существенное, что нужно бы было предложить для чтения народа; трудно оставить многое хотя и мелочное, но характерное для данной секты или картинки, – оставить, как могущее обременить внимание читателя из народа. При этом выбирая существенное, нужно его представить именно в том свете, в том характерном очертании, какое оно имеет в силу тех мелочей, которые теперь опускаются. – Далее – излагая историю происхождения и распространения раскола, всегда нужно автору иметь в виду, что такое, по его взгляду, представляет из себя раскол, чтобы и для читателя его этот раскол старообрядчества без всяких недоумений и сомнений явился бы именно таким, каким его хотел представить автор. Так как теперь более или менее признано, что раскол произведён и поддерживается умственно-религиозной темнотой русского народа, то и автору нужно, чтобы у читателя его составилось, по прочтении его книги, именно это понятие, а не иное. Достигнуть этого он может двумя путями: или постоянно отвлекаясь от нити рассказа для попутного изобличения раскола, или незаметно для читателя раскрывая перед ним именно такие стороны в расколе, которые прямо и откровенно сами изобличают раскол, оставляя автора в стороне. Далее – так как в нашем расколе каждое новое явление непременно имеет свою причину и для появляющейся в наши дни секты естественно указать основание в первоначальном положении и учении раскольников, то автору народной истории раскола необходимо ввести своего простого читателя в уразумение этой истины, чтобы он не недоумевал о появлении той или другой секты и не смущался духом при возможном появлении всё новых и новых. Наконец – изложение, язык и слог его должны существенно остановить на себе внимание автора.

Вот те, на мой взгляд, первейшие и естественнейшие требования, какие необходимо предъявлять ко всякой истории раскола и тем более к истории, написанной для народного чтения. Насколько же им удовлетворяет книжка, заглавие которой выписано выше?

Автор этой книжки, кажется, сознавал всю трудность взятого им на себя труда, почему и уклонился от придания ему громкого названия «истории» ... а наименовал его просто «краткими сведениями» ... А коли труд его – только краткие сведения, то, разумеется, и требования к нему приходится сократить. Впрочем, и краткие его сведения весьма достаточно для первого в этом роде труда удовлетворяют читателя.

Первее всего автор умело выбрал и распределил самое существенное в обширной области истории раскола. Весь материал исторический, библиографический и даже юридический распределён в следующих XIII главах: и вне церкви нет спасения, раскол, начало и причины его, суд над раскольниками, в чём заключается сущность лжеучений раскольников. Деление раскола на секты. Беглоповщина, поповщина, беспоповщина, причины устойчивости раскола. Единоверие. Еретические секты (пашковщина, штунда, молоканство, духоборчество, хлыстовство, скопчество), как самому познать ложь раскола. Список наиболее доступных и полезных книг по истории и обличению раскола и сект. Главнейшие действующие о раскольниках и сектантах законы». Таким образом, в небольшой по объёму книжечке автор старался не упустить из виду существенных вопросов и главных моментов в истории раскола и сект и в общем дал для народа достаточные сведения, в форме вполне доступной – простой и близкой народной душе и чувству. При сообщении сведений по истории, автор кратко, но для народа внятно, обличает суемудрие отщепенцев, на основании свящ. писания. Настоящее издание заслуживает внимания, как популярная и сравнительно удачная по содержанию и изложению попытка провести в саму народную читающую среду сведения о том вековом зле, которое так опасно для народа, – вооружить его самого на борьбу и отражение этого зла. Весьма важно ознакомление народа и с законами, которые сами раскольники и сектанты не знают и знать не хотят.

Если бы настоящая книжка не представляла собой «кратких сведений», то следовало бы к ней предъявить, в качестве недостатка, то, что автор не изложил основного учения беспоповцев о церкви и таинствах, ничего не сказал и о хулениях на церковь православную со стороны первых расколо-учителей. От этих опущений произошло то, что для читателя вполне почти неведомым осталось, в чём состоял тот раздор, о котором автор говорит на стр. 18. Не ведает читатель, откуда, как и почему могли появиться брачники и безбрачники, нетовцы и т. под. – Держась, далее, сам взгляда на раскол, как на противление церкви, произведённое невежеством, автор старается убедить в этом читателей. Путь для убеждения берёт первый из указанных мной и только кое-где прибегает ко второму. Поэтому он начинает свою книжку с главы, что «вне церкви нет спасения»; поэтому он обличает раскольников в несправедливости их мнения о ересях греков (стр. 21); поэтому ему потребовалась вся почти глава: в чём заключается сущность лжеучений раскольников? поэтому он изобличает беглопоповцев и поповцев и мн. др. Как к «кратким сведениям», повторяю, к книжке автора нельзя предъявлять требования, чтобы у него последующее естественно вытекало из предыдущего и чтобы ясно было представлено им, как и почему появились хотя бы беглопоповщина или беспоповщина; почему и откуда произошли брачники и безбрачники бегуны и нетовцы и т. под.

Со стороны изложения также нельзя не отметить некоторых промахов, так в книжке встречаются: неопределённые выражения, ничего не объясняющие; напр.: ереси – это учение, чуждое исповеданию церкви, её вере (стр. 7), хронологическая неточность, напр., будто старообрядчество появилось только в XVII ст. (стр. 7). Никону патриарху приписывается то, что он делал как Новгородский митрополит (стр. 12) и др. – Можно бы также ещё пожелать и более ясную, определённую и точную формулировку учения различных толков и сект. Федосеевцев у автора простецу трудно будет отличить от поморцев, пашковцев от штундистов да, пожалуй, и молокан.

Все эти недостатки книжки указаны не для того, чтобы умалить значение её, или пригодность её к распространению, или пользу от чтения её народом. Нет! Указаны же они для того, чтобы и других составителей подобных книжек предостеречь от естественных недостатков, и автору этой книжки помочь при втором её издании избежать их. А саму книжку нельзя не приветствовать с радостью, нельзя не желать ей быстрого и повсюдного распространения, как первого опыта проведения в народную среду знаний из истории и современного состояния расколо-сектантства нашего. Знаний этих народ, по крайней мере живущий совместно с раскольниками и сектантами, давно уже жаждет. Давно уже привыкший слышать изобличения раскола, он теперь старается ознакомиться и с тем, как и через что он произошёл. И этой народной потребности книжка нашего автора может удовлетворить; она на первый раз даёт ему требуемое им знание. Поэтому я с величайшим для себя удовольствием рекомендую её к выписке и не в одном экземпляре в каждое раскольническое село. Будут её охотно читать православные, – поинтересуются ею и раскольники. Цена её – совсем ничтожна при её большом объёме. Издание внешнее – хорошее. Выписывать книжку можно из Москвы (у Ильинских ворот, д. И. С. Титова).

Μ. Чельцов

Спасение души, драгоценнее которой нет ничего в мире (Мф.16:26), есть самое главное, о чём должен более всего думать и заботиться христианин, совершая своё земное странствование: о своём спасении христианин должен думать постоянно, – каждый день и каждый час. Но бывают или частные случаи в жизни того или другого христианина, или особые дни и целые периоды, в так называемом, «церковном» году, когда это спасение, как главный предмет христианских дум и забот, с особенной силой выступает на первый план. Из частных случаев можно указать для примера на смерть близких нам лиц, когда мы, видя конец земной жизни одних, задумываемся и о своей смерти, и вместе с тем о своей душе и её спасении. Из периодов церковного года, особенно напоминающих о спасении, конечно, нужно указать на спасительное по истине поприще Великого поста, – самое главное время, когда христиане приступают к спасительным таинствам покаяния и причащения. Спасение христианина в здешней земной жизни является необходимой подготовительной ступенью к спасению будущему; наши земные дела суть только внешняя оболочка, в которой вырабатывается начало вечной жизни. Земная жизнь, насколько она неразрывно сливается с жизнью вечной, на языке Св. Писания носит особое название «жизни духовной»; и такой «жизни духовной» противоположна «смерть духовная». Сущностью «жизни духовной», как состояния нравственного, является добродетель, и наоборот, сущностью «смерти духовной» является грех. Добродетель есть сила животворящая, грех – мертвящая, разлагающая; эти два начала борются между собой и, когда добродетель оживотворяет нашу душу, грех своим мертвящим ядом силится погубить в ней жизнь. В виду этого, понятие спасения необходимо требует известной самодеятельности человека; христианин должен брать на себя подвиг спасения, развивая в себе вообще все добрые стороны своей природы и в то же время постоянно и неустанно (Евр.12:4) борясь со грехом, подавляя, убивая в себе дурные стороны природы. Но одних естественных усилий человека недостаточно для спасения: в виду поврежденности природы человека (первородный грех) необходима ещё сверхъестественная помощь, – благодать Божия; проводниками этой благодати служат св. таинства, через которые, как через «оконца». подаётся спасающимся «дар Божий»... Особенное значение для сохранения, укрепления и развития в христианине духовной жизни имеют св. таинства покаяния и причащения, эти постоянные, всегда открытые источники благодати: в таинстве покаяния христианин имеет средство для очищения тех грехов, которыми он пятнает чистую одежду души своей, полученную в таинстве крещения; справедливо, поэтому, таинство покаяния называется «вторым крещением»; христианин, должным образом выполнивший свои человеческие условия покаяния, получает живое ощущение своего спасения от грехов. С чистой и облегчённой душой (в таинстве покаяния) христианин приступает к таинству причащения тела и крови Христовых; в этом таинстве он теснейшим образом соединяется со Христом, так что не сам он живёт, но живёт в нём Христос (Гал.2:20); плодом истинного причащения тела и крови Христовых является положительное изгнание грехов из души человека, – в смысле уничтожения греховных настроений и навыков. Истинный причастник вместо прежнего нравственного расслабления чувствует в себе особенно сильное желание творить добрые дела; после св. причащения он буквально алчет и жаждет правды, приобретает общее нравственное настроение, истинно христианское.

В таком поступательном порядке о. Страхов излагает в своей брошюре общеизвестные православные мысли о спасении человека. Его брошюра представляет из себя публичное богословское чтение, предложенное слушателям в зале Синодального училища: заветной целью этого чтения, по словам о. лектора, было «пробудить в слушателях воспоминания об отрадных фактах личного духовного опыта, в особенности относящегося к великим таинствам покаяния и причащения, – возбудить жажду повторения этих фактов… затронуть наилучшие струны нашего сердца, религиозные» ... (стр. 34). Своей цели о. лектор в достаточной степени достигает строго логическим построением своих мыслей, а затем мастерским и одушевлённо-конкретным их изложением; весьма удачно подобраны у него места из святоотеческих молитвословий и сочинений о. Иоанна Кронштадтского, в которых в высоких образах и метких уподоблениях изображены плоды св. причащения в духовной жизни человека. С этой именно стороны брошюру о. Страхова смело можно рекомендовать в число книг, пригодных и полезных для чтения образованному верующему человеку, готовящемуся выполнить долг исповеди и св. причащения. Но нельзя не отметить некоторого портящего ту общую гармонию, которую производит собой книжка о. Страхова, неблагозвучия. Дело в том, что о. Страхов совершенно напрасно уснащает некоторые страницы своего произведения иностранными словами. «Интеллектуальный», «абсолютный», «адекватный», «эвдемониальный» (стр. 6 и 7), «элемент», «контраст», «вербальный», «риторика» (стр. 9 и 11), «гуманистический», «эмоция» (стр. 12 и 15) и др. Цветы инославной богословской схоластики никогда не придадут научности публичному богословскому чтению (которое должно быть общепонятным), а только неприятно режут слух и мешают живости впечатления.

Н. Булгаков

Составитель «Предметного указателя» ... предпосылает своему труду предисловие, указывающее на побуждение к его изданию и на цель последнего. По словам издателей, «существующие в нашей духовной литературе ценные труды, посвящённые изучению св. Евангелия, – ни по своей цели, ни по цене, ни по объёму не составляют справочного указателя и заменить его не могут»; небольших справочных изданий к св. Евангелию, общедоступных по цене, по мнению составителя, доселе не было и он думает восполнить этот недостаток своим «Предметным указателем к св. Четвероевангелию». Составление этого «Указателя» ... было вызвано практической необходимостью. При «горячих разговорах или спорах приходится бесплодно (?) тратить время на поиски того или другого текста из св. Евангелия, – потому что многие ли читают св. Евангелие каждый день? – между тем, в пылу разговора или спора быстро, с нетерпением, без уважения к святыне, перелистывается эта святая книга, подобно какому-нибудь сборнику кассационных решений или словарю» (см. предисловие). Нельзя, конечно, не признать, что подобное издание и благотребно, и полезно, и общедоступно по цене, хотя в то же время можно и не согласиться с составителем, что «спорщики» впредь будут быстро находить нужные им места в св. Евангелии и не станут с нетерпением и неблагоговейно его перелистывать. Дело в том, что «Предметный указатель» обнимает не более трети тех понятий и предметов, о которых повествуется во св. Четвероевангелии, при этом в «Указателе» опущены некоторые предметы из весьма важных, и наоборот, внесены в него указания о таких вещах евангельской истории, которые ни в ком не могут возбуждать каких-либо споров. Встречаются экзегетические, исторические и текстуальные неточности, а иногда и неправильности (см., напр., комментарии к словам: долг, Захария пророк, см. текст на стр. 13 – даром получили – даром давайте) и грамматические погрешности (стр. 12 и 23). Новое справочное библейское издание не может быть по своему характеру и значению поставлено в параллель «Библейскому богословскому словарю», этому прекрасному изданию В. Михайловского. – вышедшему в 1872 г. вторым изданием. «Предметный указатель» тоже может быть полезным пособием и для пастырей, и для мирян в миссионерской полемике с сектантами, а потому нельзя не пожелать новой книжке скорейшего распространения, а издателям, при новом издании «Указателя», исправления недосмотров и восполнения книжки особенно теми библейскими местами, которые служат предметом миссионерской полемики. Тогда издание будет более ценным для нашего дела миссии.

Н. Булгаков

«Жатвы много, а делателей мало».

По новейшим статистическим данным о религиях, на земном шаре число жителей возросло в настоящее время до 1534 миллионов, исповедующих 1100 религий. Число христиан определяется в 490 миллионов, в частности – римских католиков 221 миллион, православных 94 миллиона, протестантов с их подразделениями 165 миллионов и сверх того до 10 миллионов различных сектантов.

К нехристианским народам принадлежат: 1) около 7–8 миллионов иудеев, 2) 178 миллионов магометан, исповедующих ислам и распадающихся на суннитов, шиитов и валгабитов и около 70 других магометанских сект, 3) около 858 миллионов язычников, из них исповедующих брамминскую веру 147 миллионов, буддистов (в Монголии, Индо-Китае, Китае и Японии) 510 миллионов; последователей других языческих религий считается около 200 миллионов.

Без всякой религии, до сих пор не найдено на земном шаре ни одного народа.

О религиях жителей Азии сообщаются Даниелем недостаточно точные и полные сведения.

В Японии распространённейшей традиционной религией считается шинтоизм, состоящий в почитании солнца и предков. Здесь с успехом проповедовал христианство с 1549 г. католический монах иезуитского ордена Франц-Ксавер. Но неблагоразумные попытки позднейших католических миссионеров вмешиваться в политические дела страны имели своим последствием то, что в продолжение первых десятилетий XVII в. христианство подверглось жестокому преследованию и было искоренено, а иностранцам возбранён был доступ на остров. В настоящее время христианство в Японии разрешено, и число его последователей из года в год увеличивается.

Государственною религией в Китае признаётся учение Конфуция, которое рекомендует самопознание и учит, что всем в мире и жизни человека заправляет судьба. Религиозным главой в стране признаётся император. В массе низших классов народонаселения господствует культ предков и грубое идолослужение. В Китае последователи христианства были уже в средние века; в позднейшее время здесь проповедовали христианство католические и с начала нынешнего столетия евангелические миссионеры. Но так как Китайская государственная политика представляла всякие препятствия и затруднения иностранцам, то многие императоры преследовали христиан и старались, хотя и тщетно, совсем уничтожить христианство в своей стране. В настоящее время христианство в Китае разрешено местными государственными законами.

В древнем Сихеме, у подножия горы Гаризина, проживает небольшая община самаритян. Курды по Даниелю колеблются в признании своим религиозным главой между Христом и Магометом. Друзы представляют тайную магометанскую секту.

Христиан считается в Азии всего около 15–16 миллионов и в частности в Индостане, где усиливается господство англичан, считается 2½ миллиона протестантов и католиков. В Либанове живут марониты, ныне присоединившиеся к римско-католической церкви. В пустыне Малабарской, где по преданию сперва проповедовал евангелие ап. Фома, живёт христианская община, называющая себя по имени этого апостола. Часть её уже присоединена к римско-католической церкви, а другая придерживается несторианской ереси.

При чтении этих общих и кратких сообщений невольно возникает мысль о том, как много ещё народов не просвещено светом учения Христова и как много трудов ещё предстоит христианским миссионерам на поприще их просветительной деятельности среди сидящих во тьме сени смертной. Есть люди, наши ближние, к которым совсем ещё не проник свет Христовой истины, которые не только не имеют счастья быть членами церкви Христовой, но даже не слыхали ещё об имени Христовом и доселе пребывают во тьме идолослужения; другим уже возвещено евангелие царствия, но они, находясь под тяжёлым гнётом своих языческих гражданских и религиозных вождей, нуждаются в опоре, защите и помощи, чтобы порвать связи с прежним язычеством; третьи, также уже просвещённые учением евангельским, ещё борются со своими прежними суевериями и требуют помощи для своего утверждения в истинах Христова учения; тем, которые просвещены христианским учением от римско-католических и протестантских миссионеров, предстоит ещё освободиться от принесённых этими последними заблуждений и познать истину св. православной Церкви. Таким образом, жатвы много, а делателей мало. Дело нашей отечественной православной миссии и в материальном, и в организаторском отношении совсем слабо развито и обеспечено сравнительно с миссиями иноверных государств и нуждается в живом содействии и сочувствии со стороны православных христиан. Спаситель наш Иисус Христос все благодеяния и милости, оказываемые нами ближним, благоволит принимать так, как бы мы Ему лично благодетельствовали: «Понеже, говорит он, сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе».

Деятельность общества распространения Священного писания. – К концу 1898 года в Обществе состояло 1120 членов, в том числе 20 преосвященных и 263 прочих духовных лиц. На приход в отчётном году поступило 43,137 руб. 55 к. Священных книг распространено было в отчётном году 60,748 экз.; из них около половины через корреспондентов и книгонош (которых в обществе 6). Всего с 1863 г. распространено 1.958,312 экземпляров книг Священного Писания.

Если сопоставить эти цифры с миллионными капиталами и книжными цифрами иностранных библейских обществ, впечатление получается далеко не радостное. Так, напр., Британское библейское общество в истекшем году распространило 4.387,000 экз. библий и отдельных свящ. книг, а со времени своего основания в 1803 г. – 155.500,000 экз. более, чем на 340 языках.

Учреждение новых миссий. Для утверждения в истинах православной веры крещёных инородцев и обращения в лоно св. Церкви последователей ислама предполагается учреждение в Оренбургской губернии миссионерского стана и должности миссионера, на обязанности которого лежало бы ведение бесед с магометанами, посещение инородческих приходов и наблюдение за мусульманской пропагандой, в видах ограждения крещёных инородцев от совращения в ислам.

В Симбирской епархии учреждается должность епархиального миссионера для борьбы с расколом и сектами; средства для сего испрашиваются епархиальным начальством из сумм св. Синода. Заместить ново-открываемую должность миссионера епархиальный преосвященный предполагает лицом с академическим образованием.

Миссионерские курсы в Казани: – Из Казани извещают от миссионерских курсов следующее: по уставу миссионерских курсов, на них принимаются штатные слушатели (получившие среднее образование) и вольнослушатели – по рекомендации преосвященных, если окажутся для них места в классных помещениях. С прошлого года, однако, на курсы пожелало поступить столько лиц, получивших среднее образование, что для вольных слушателей решительно нет места не только для проживания внутри миссионерского Спасского монастыря, но даже и для помещения их в классе во время уроков, а потому и приёма вольных слушателей не будет. – Что же касается до штатных слушателей, то приём прошений (с требуемыми документами) прекращается 15 августа, а последующие затем прошения будут отклоняемы за установлением штата вновь принятых слушателей, – о чём и приводятся в известность заинтересованные лица.

Существует предположение об открытии при Казанских курсах преподавания предметов, относящихся к внутренней миссии, а именно – противо-сектантского отдела. Среди курсистов, очень хороших, являются малоспособные к языкознанию, что так необходимо для деятелей внешней миссии. Такие лица могли бы быть полезными тружениками на поприще внутренней миссии и борьбы с сектантством и расколом. Несмотря на огромные со всех сторон запросы на миссионерских деятелей, у нас нет подготовительного для сего св. служения центральной школы. Казанские курсы этой нужде могли бы вполне помочь.

Одна из мер к отрезвлению народа. – Одним из средств против пьянства могло бы оказаться пение. Путём устройства народных певческих обществ, которые по праздникам занимались бы пением, можно было бы предохранить от соблазна подверженных пороку весёлого праздничного времяпровождения. Нам, православным, указывают иногда на пример сектантов, в обществах которых процветает трезвость. Кроме строгого отношения к нетрезвым, немалое влияние на трезвенное поведение членов секты имеют и общие собрания, устраиваемые у них, на которых много уделяется общему пению, завлекающему, по свидетельству обратившихся к православию сектантов, и своих собратий, и даже православных.

Набожность абиссинцев. – Посты у абиссинцев соблюдаются очень строго, так что только при их выносливости и выполнимы их продолжительные посты. В среду и пяток абиссинцы не вкушают даже и рыбы, а едят одни овощи и притом не употребляют пищи и пития до 12 часов также и в праздничные дни. Великим постом у абиссинца, как у нас, особенно почитается первая и Страстная недели и на последней в особенности они говеют, не употребляя пищи и пития до Великого четверга, а некоторые до субботы, да и в тот день разрешают себе только небольшой кусок хлеба и маленькую кружку воды, проводя время в молитве в храме. С пятницы же и духовенство остаётся в храме до утрени Светлого Христова Воскресения. Исповедь совершается у абиссинцев истово, и духовники очень тщательно и внимательно относятся ко всякому исповедующему, делая при этом очень строгие наставления и налагая епитимьи. При этом говельщики стараются положить как можно более поклонов; есть такие, которые кладут от 7000–8000. Бывали случаи, что некоторые клали и 18000 поклонов.

Духовенство в Абиссинии очень обеспечено и пользуется большим уважением народа. Когда священники идут по улице, то всякий кланяется им почтительно, а когда являются в собрание, все встают со своих мест и целуют им руки. Таким же почётом и уважением пользуются у абиссинцев и монахи, так что всякий абиссинец считает для себя за счастье иметь знакомого монаха и в нём для себя духовника.

На построение храмов в Сибири. – Канцелярия комитета министров, по поручению управляющего делами комитета Сибирской железной дороги, напечатала следующее воззвание:

«Мы опять у поприща поста и покаяния и вновь стоим перед Престолом Милосердия. Но вера без добрых дел мертва есть, и нам, ищущим прощения и милости у Господа, подобает явиться к нему за этими дарами с делами милосердия и любви к ближнему. Пусть же всякий, приступая в настоящие великие дни к очищению своего сердца и испытанию своей совести, уделить, что может, от избытков и даже от скудости своей, и во имя Христа Иисуса окажет величайшее из всех благодеяний недостаточным сибирским переселенцам, устроив им храмы, где бы они и дети их, вместе со всей Русью Православной, совершали подвиг поста и покаяния и научались хранить древний залог веры Царю Небесному и верности Царю земному».

Милый о. Иоанн!

Радуйся, муж благих желаний, добрый пастырь и отец мой духовный новому призванию, которое по справедливости надо почитать высшим. Сам Господь вывел на ниву Свою первых миссионеров, то есть апостолов, ибо первое имя Христовых служителей произошло от латинского глагола (mitto), а второе ОТ греческого (ἀποστελλω) того же значения. Священство и сопряжённая с ним благодать Духа Святого останется при тебе, присоединится лишь большая удобоподвижность служения, и широчайшая сфера духовного влияния твоего горячего воодушевлённого слова. Не робей же взяться за рало²³⁹ миссионерское, чтобы пахать сердца по слову:

«Исполнись волею Моей

И обходя моря и земли

Глаголом жги

Сердца людей».

Лишь бы не быть фарисеем, обходящим земли и обратив одного, делающим его сыном погибели и геенны худшим себя. Не мне, сыну учить отца и пастыря тому, как миссионер должен быть примером не только для спасаемых и пасомых, но и для пастырей, в среде коих и при содействии коих совершает он свой великий подвиг. Миссионер должен быть друг и сотрудник пастырей, их вдохновитель и возбудитель. Тебе не только себя самого, но других предлежит обличать, назидать и словом, и житием, и любовью и всячески трезвиться и внимать внешнему благоповедению, но – ах! как важно это для миссионера, как свещи, возженной вверху, на подсвещнике... Тебе предстоит бороться с распущенностью нравов православной среды, порождающей наветы на Церковь со стороны сектантов, каковы картёжная игра, куренье табаку, танцы и театры, пренебрежение уставами Церкви относительно поста, молитвы и проч... Если только не делать добра есть грех, кольми паче грешен грех плотских языческих весёлостей!

Помоги же, Господи, вам, добрый о. Иоанн, мой друг и благодетель. Вы меня поддерживали материально милостыньками во дни тяжкие, я же могу только платить словом живой радости об осуществлении вашего желания быть миссионером. «Слово паче даяния». Помните мотив церковный: «с любовью пожертуюся Тебе», а также «заклани бывше якоже Агнцы».

Любящий вас

Михаил С-ко.

* * *

Грустный эпизод из истории иностранной миссии («Тhе Times» 25 сентября 1899 г.). Недавно вышел в Лондоне третий том Истории Миссионерской Церкви, сочинение Евгения Штока (Eugene Stock). В этом объёмистом томе в 900 страниц издатель делает вкратце обозрение деятельности этой Церкви за последние сто лет, но главным образом описывает деятельность её за последнюю четверть настоящего столетия в Индии, Африке, и Китае, касаясь мимоходом церковных распрей, поскольку они повлияли на церковь Миссионерского Общества. Особенный интерес для лиц, интересующихся положением иностранной миссии, представляет собой сообщение о, так называемом, «Цейлонском споре», возникшем более двадцати лет тому назад между молодым Коплестонским епископом, придерживающимся строгих воззрений на епископскую власть, и миссионерами Миссионерской Церкви в Цейлоне. Епископ был слишком требователен к миссионерам и очень был озабочен тем, чтобы и в чужой стране завести те порядки, какие существуют в Английских приходах, не обращая внимания на установившиеся до него порядки. Миссионеры же не хотели признавать никакой другой власти, за исключением власти Миссионерского Общества; последнее, конечно, защищало своих миссионеров, стараясь доказать, что его миссионеры не должны быть в подчинении у епископов той епархии, в которой они ведут своё дело. Спор принял широкие размеры: им заинтересовались не только на Цейлоне, но и в Англии. Нашлись между представителями Миссионерского Общества и такие, которые стали утверждать, что воззрение и действия опытных (experienced) миссионеров далеко выше стоят епископского авторитета, – и спор затянулся на многие годы. Мир был, наконец, восстановлен, благодаря умному и рассудительному вмешательству в дело двух архиепископов – Тайта и Томсона и епископов – Джаксона, Лайфута и Гарольда Броуна; но, к сожалению, они высказались так, что в действительности защитили принципы и действия Общества, не поддержав вполне законных требований Копленстонского епископа. Как грустно, что к такому святому и великому делу, как христианская миссия, примешиваются мелкие человеческие интересы!