Апрель

Все попытки объяснить главную причину распространения сектантства до сих пор не привели к бесспорным выводам, с достаточной вероятностью определяющим эту причину. Между тем, найти эту причину составляет необходимое условие успеха нашей миссии, так как известно, что с удалением причины исчезнет и следствие, из неё вытекающее. Может быть, эта неудача зависит от невыработки в нашей миссионерской литературе исторического метода исследования такого сложного и тонкого явления церковно-общественной жизни, как сектантство, а может быть это происходит и от того, что данный метод, по самому своему существу, не соответствует своим задачам в области сектоведения. Нам кажется справедливым – последнее, и мы хотели бы в исследовании данной причины положительному методу отвести второстепенное место, а главным образом коснуться причин психологических, как имеющих неоспоримое достоинство в оценке тех явлений, которые коренятся в глубине души человека. В самом деле, может ли признание уже совершившегося факта, – появления сектантства в известной местности, – быть объяснено уверением, что данное место представляло удобную почву для его пропаганды? Очевидно нет; тогда как знание большей или меньшей, психологическими причинами обусловливаемой, расположенности населения к сектантству откроет миссии: найдёт или не найдёт последнее для себя здесь благоприятную почву. Поэтому, нам хотелось бы с этой именно психологической точки зрения сказать несколько слов о причинах распространения сектантства.

Можно, кажется, с достаточными основаниями принять положение, что в основе сектантства, с его разно образными проявлениями, лежит искание религиозной истины. Весь вопрос в том, почему известные люди довольствуются одними понятиями истины, а другие – ищут её вне этих понятий? Хотя человек в сей жизни только разумеет божественную истину «отчасти» и никто не знает истины в её абсолютном смысле, но, кажется, молено принять за аксиому: истиной для каждого из нас будет то, что совпадает с моим внутренним я; яснее: если содержание известных религиозных понятий совпадает с моими душевными запросами, то это и будет для меня истиной. Следовательно, в первоначальном искании истины громадное значение принадлежат индивидуальности. Не то для меня истина, что нашли другие и что предписывают мне считать за таковую, а то, что найдено мною, или хотя и другими, но что совпадает с моим внутренним «я». Короче: одно дело воспитывание себя по известным понятиям истины, и другое – первое признание истины. А если это справедливо, то и поставленный вопрос решается так: одни лица довольствуются одними готовыми понятиями истины, потому что их застали составленные раньше понятия, и они только по ним воспитываются; другие – ищут иных понятий, потому что они не были знакомы с этими готовыми понятиями, не были в них воспитаны, а потому лица эти являются, так сказать, пионерами в отыскании истины. Поэтому и сектантство; связанное и в первоначальном своём зародыше и, в дальнейшем своём существовании с переселенческим вопросом, проистекает именно из того; что люди, ищущие истины, не были твёрдо ознакомлены с православными догматами и искали их или сами, или же, как южнорусское сектантство, приняли их от других. Колонизация новороссийских губерний, где возродилась наша пресловутая штунда, может служить достаточным подтверждением сказанного. Здесь появляются новые насельники. Познакомить и утвердить их в истинах православной веры приходское духовенство, явившееся сюда с своим духовным воздействием, конечно, позднее образования посёлков, естественно не могло: оно застало их уже поколебленными, – с новыми; протестантскими понятиями, заимствованными от соседних колонистов-немцев; духовенству, таким образом, предстояло уже не учить народ, а перевоспитывать. Воспринимая пропаганду немецких колонистов и вспоминая отрывки из неусвоенных вполне понятий и истин православной веры, эти насельники, естественно, должны были сравнить: что легче? Обязанность, долг, о которых они где-то и что-то слышали, или произвол? Конечно, процесс этой психической борьбы был едва уловимый для сознания и воля, не утверждённая в известном направлении, склонилась на сторону веры свободной. Итак, отхожие промыслы, закидывающие простецов в далёкие окраины, в среду иноверцев и сектантов, а также переселения массовые много способствовали распространению сектантства. Явление это красной нитью проходит по всей истории русского сектантства. Не подлежит сомнению тот факт, что чем сплочённее приходское население и осёдлее на одном месте, тем больше противодействия оказывает оно сектантской пропаганде, в случае её появления здесь Дело лиц, имеющих больший круг наблюдений, проверить это заключение, и если изложенное положение верно, то уже и найдена одна из причин развития сектантства. Отсюда, не без основания, возможно сделать предположение, что усиление переселенческого движения коренного населения центральной России в Сибирь, на дальний восток, в Закавказье, а также, возрастающая из года в год, фабрично-заводская промышленность, отрывающая от сёл тысячи рабочих, – создают благоприятствующие для дальнейшего усиления сектантства условия, с которыми миссии надо считаться и весьма серьёзно. Конечно, если в этом причина развития сектантского зла, то для удаления её возможно желать прикрепления населения к определённому месту, что должно послужить лучшим средством к предотвращению распространения сектантства.

Но этого нельзя не только сделать, но и желать, в силу экономических, исторических и государственных задач, предъявляемых к России нашей современностью.

Но нам могут возразить, что если действительно население устойчивое, живущее долго на одном месте осёдлости, оказывается более способным противостоять сектантству, то почему же сектантство, и прикреплённое к одному месту, так трудно поддаётся усилиям миссионерской проповеди? Здесь другая причина. И прежде всего надо повторить, что одно дело воспитывать убеждения одного лица или целой массы, а другое – перевоспитывать, а часто эти два понятия смешивают, вообще, а в деле пастырско-миссионерском в особенности. Известно, что первоначальное воспитание оставляет личность воспитателя как бы в стороне, или вернее, воспитанник подавляется авторитетом воспитателя, так что для последнего нравственные качества воспитателя не имеют важного значения; – перевоспитание, наоборот, выдвигает на первый план личность воспитателя, с его нравственным обликом. При воспитании воспитываемый подчиняется воспитателю, при перевоспитании уже воспитатель должен применяться к воспитываемому и если перевоспитываемый обладает хорошими задатками, то ими же ещё в большей степени должен обладать и воспитатель, да ещё выдвинуть то, чего недостаёт в воспитаннике. Всё это приложимо к миссионерскому делу переубеждения сектантов. В частности, если сектанты правилом секты, например, трезвую жизнь поставляют первой добродетелью, то таковую жизнь и должен вести перевоспитатель пастырь-миссионер и только под этим условием он может надеяться на действенность своей проповеди, когда авторитет его нравственной личности будет царить над сектантской массой. Следовательно, новой причиной устойчивости сектантства является смешение нами понятий и самого дела воспитания народа в духе православия и перевоспитания поколебленных и совращённых из отеческой веры в разные секты. Ясно, что при миссионерском перевоспитании отпавших тезис миссионера: «я человек, следовательно, могу грешить», должен замениться тезисом: «я миссионер, или я священник, следовательно, я должен сдерживать себя». Ведь мы же знаем слова апостола, обязательные для того, кто взял на себя трудную обязанность пастыря-миссионера: «и если я соблазняю брата моего, то не буду есть мяса во веки». Следовательно, пора признать, что священство, которое, по существу своего служения и обязанностям, – есть служение миссионерское, налагает на нас известные обязанности, в силу которых мы обязаны обуздать свои человеческие немощи, пора признать, что оправдываться общими человеческими слабостями мы, пастыри и миссионеры, не имеем ровно никакого права, и что суд Божий, то «горе», которое Спаситель изрекает на соблазняющих, прежде всего касается нас. Конечно, трудно отказаться от известных привычек и, когда сектанты касаются этой стороны, легче утверждать: я человек...; – но всё же мы должны это сделать, ибо это первое требование священнического миссионерства. Кто не может расстаться с своими привычками и поставить себя на надлежащую высоту, тот напрасно берёт на себя тяжкое бремя священнического, а тем паче миссионерского служения, ибо только «могий вместити, да вместит». Вспомним колебание жизни католического мира, в зависимости от того или иного представителя папской власти, и мы поймём свои обязанности. Посему примем за истину: жизнь священника есть лучшее средство успешной миссионерской деятельности. Если же при самой наилучшей жизни миссионера деятельность его иногда приносит малые плоды, то и здесь таже психологическая причина: не найдя истины в известной секте (ибо только «аз есмь путь»), обманувшись в лучших ожиданиях, сектанты тем упорнее будут противиться истине, чем грубее была их ошибка, чем нагляднее будет становиться она им через сравнение своей жизни с жизнью истинного пастыря и воспитанного им православного прихода. Не надо при этом забывать и присущую душе русского человека, верно подмеченную Достоевским, черту – желания хватить через край, заглянуть в самую бездну. Но эта психологическая особенность, присущая русскому человеку, естественно приводит испившего до дна чашу искушений человека-грешника к истинному сознанию, а пример блудного сына, по своей абсолютной правде, не оставляет даже сомнения в таком конце. Но, конечно, таких Савлов, глубоко падающих в своих заблуждениях и высоко поднимающихся в своём раскаянии, – немного.

Нельзя не остановиться в заключении и ещё на одном вопросе: почему сектантство прививается и в хорошо религиозно-поставленных приходах, находящихся в наилучших церковно-просветительных условиях?

Если мы будем решать этот вопрос принципиально, то впадём в ошибку «idem per idem»²⁴⁰. Скажем кратко, привиться может, но широко распространиться не должно. Если в семье не без урода, – то в приходской семье такие уроды всегда есть и будут. К этой-то дикой маслине и прививают сектантские проповедники свой яд лжеучения.

Но раз приходская среда религиозно воспитана крепко, пастырь на страже, то новое заносное явление не найдёт себе почвы для дальнейшего распространения. Скоро и лжеучитель, и обольщённый почувствуют, что один в поле не воин. Нужно только, чтобы и пастыри приходов центральных губерний, которые ныне почивают в приятном неведении того, что такое сектантство, уподобляясь пяти евангельским девам, – заранее запасались бы елеем миссионерских знаний, пока враг человек, – нам же спящим, не всеял ещё здесь своих плевел. Из поучительной статьи, мартовской книжки «Мис. Обозр.» о том, «как насаждают штундовые проповедники своё лжеучение», – видно, что эти лютые волки, не щадящие стада Христова, рыщут всюду и борзо. Сила их в их энергии и в нашей пастырской инертности. Вместо того, чтобы, при первом слухе о появлении сектантской проповеди, спешить по следам врага и выметать сор его лжеучения, исторгать из нивы сердец пасомых ещё не укоренившиеся плевелы, мы медлим, не зная, как надлежит поступить, за что взяться, кому писать: не то к благочинному, не то к приставу.

А искра тлеет и грозит пожаром. Благочинный с донесением тоже медлит²⁴¹, не решаясь давать ходу донесению о проявлении какой-то секты без проверки .. А в приходе уже и ни один воин, а два–три, – компания своего рода. У пристава, естественно, этго не первое и не главное дело, а по-настоящему, с миссионерской топки зрения, и прямо-таки не его полицейское дело. А раз пристав появился и ничего не сделал для обуздания агитатора сектантского (пристав по закону ровно ничего не может сделать, ибо надо для сего наличность преступных деяний, и то в судебном порядке установленных), у лжеучителя энергия ещё более подбодряется, он становится назойливее, да и внемлют ему уже больше, раз сам пристав был и ничего ему не поделал. Здесь опять надо считаться с народной психологией, которая говорит в пользу того, что никогда священнику и миссионеру не следует прятаться за ширмы полицейской власти, – всегда вперёд должны идти меры духовного увещания. Ныне и простого мужика не запугает пристав, а сектантского верховода и подавно, – он все законы и порядки знает отлично хорошо.

Необходимо приходским пастырям, кроме изучения миссионерских методов и полемической литературы, знать и церковно-гражданские узаконения, относительно мер воздействия на сектантов, тогда бы меньше было с их стороны в этом отношении ошибок, иногда непоправимо портящих успех дела миссии.

Устранение отмеченных нами причин распространения сектантства, конечно, не уничтожит зла в корне, но всё же, поможет принести известную долю пользы делу миссии. Несомненно, что недуг сектантства довольно глубоко проник в наш церковно-общественный организм и лечение его требует не мало усилий и времени, не мало придётся также переменить и лекарств к его уврачеванию; но поэтому-то нам и кажется, что всякое указание средства, хотя бы проистекающее и из небольшого опыта, может принести хотя некоторую пользу, что нами и руководило, когда мы решились высказать изложенные соображения по данному вопросу.

Свящ. П. Губин 

От редакции. В настоящей статье особенного внимания заслуживает вопрос, который автор ставит и решение коего отчасти намечает. Психологическая точка зрения и психический анализ безусловно важны и необходимы при выяснении мотивов и причин отпадения от господствующей церкви в сектантство как отдельных лиц, так и целых масс; без этого не всегда могут быть правильными миссионерские действия и приёмы увещания отпадших и верными, т. е. достигающими цели, внешние меры воздействия. Мотивы отпадений от Церкви в раскол и секты, и причины распространения лжеучений слишком разнообразны. Одни из сектантов совращаются по внутренним религиозным побуждениям, – в силу пытливости разума и испытываемой духовной неудовлетворённости в родной своей вере и Церкви, другие – в силу болезненного фанатизма, стадного увлечения, заразительности примера, третьи – по побуждениям злой воли, по своекорыстным побуждениям (нажива, материальная выгода), по гордым, самовластным целям и не добрым намерениям (агитаторы и верховоды) и проч. Миссионер должен быть прежде всего психологом и притом проницательным и глубоким, потому что сектантская душа и среда слишком скрытна, хитра и изворотлива. Нельзя и дерева рубить с плеча, – а тем паче нельзя во всех случаях, ко всем заблуждающимся, приступать с одними и теми же приёмами, и способами обличения и увещания. Миссионеру первее всего следует всмотреться и понять психологию толпы, – вникнуть по возможности, кто по какой причине и под влиянием каких именно ближайших мотивов отступил от православия и держится в секте, какого характера и умственного развития тот или другой из главарей общины или из отдельных вообще лиц, подлежащих духовному врачеванию миссионера; какими соками питается секта и какими подпорами поддерживается она. Если эта сторона будет правильно исследована, тогда миссионер может вести с твёрдостью и уверенностью своё многотрудное дело духовного воздействия как на всю общину, так и на отдельных её членов и особенно влиятельных. Кроме того, нужно иметь в виду, что сектантское брожение нередко принимает характер психически-болезненного или прямо психопатического движения, с которым нельзя не считаться миссии, ибо к нему нельзя применять обычных приёмов и общих мер борьбы. Нельзя также забывать увещателю и целителю духовных немощей религиозных отщепенцев и того, что как отдельные лица, так и целые общины в истории своего отпадения от Церкви переживают особые моменты душевной настроенности, из которых одни весьма благоприятны для миссионерского воздействия́ другие, наоборот, таковы, что полезнее миссионеру оставить в покое увещаемых на известное время.

В свою очередь и ограничительные меры административного воздействия необходимо должны быть также сообразовываемы с результатами психологических миссионерских наблюдений над душевной настроенностью, степенью упорства и закоснелости тех лиц, против коих направляются меры пресечения, иначе меры этого порядка могут лишь вредить делу миссии, а не содействовать ей. Так, нередко бывают случаи, что принятая властью репрессивная мера только загоняет сектантскую болезнь внутрь, преграждает миссионерскому слову убеждения доступ к сердцу потерпевшего, ожесточая последнего, фанатизируя его и поднимая самосознание на высоту лже-мученика за веру. Между тем как в отношении других отпадших те же меры внешнего воздействия и ограничения, будучи приняты благовременно, в смысле психической настроенности, действуют благоприятно: подтягивая слабую, обуздывая злую волю и пресекая недобрые намерения отпавшего; если потерпевший потерял жар фанатической преданности к новой вере, они дают толчок мысли сектанта к сомнению в истинности его верований и к лучшему вниманию в отношении пастырских и миссионерских обличений и увещаний. Нам известно несколько поучительных случаев, когда сектанты, будучи, напр., ограничены высшей администрацией юго-западного края в праве участия в артельной покупке земли, задумывались над своим положением и верованиями, принимались за допросы вожаков по предметам веры и во главе с последними, делали добросовестную проверку истинности своих новых верований, воспроизводили давно слышанные беседы миссионеров, даже брались за православные полемические книги и приходили с течением времени к сознательному и искреннему разумению своих заблуждений, удивляя потом разумностью своего чисто критического отношения к учению секты и к воззрениям бывших своих единоверцев, которых ещё так недавно были горячими апологетами. Тоже наблюдалось и в душевном настроении многих вожаков, в период принятия против них мер пресечения: мы знаем около десяти случаев, когда под влиянием мер внешнего воздействия, глубоко раскаивались вожаки, открыто, всенародно исповедуя своё увлечение заблуждением. И это не было лукавством, или притворством: они и до ныне – вот уже в течение многих лет – добрые, православные чада Церкви. Приходилось только удивляться прямолинейности мужицкой логики и стихийности глубокой народной психологии.

Но в тоже время нам приходилось наблюдать и другие случаи, когда фанатического убеждения главарей ничто не могло поколебать: мы не забудем трогательного случая, когда одна православная преданная жена молодого главаря одной сектантской общины, с малым ребёнком на руках, со слезами упрашивала мужа, целуя колени его, отказаться и не от убеждений, а только от агитации, – не распространять лжеучения. Муж фанатик и сам рыдал, но повторял одно в ответ на мольбы жены, на увещевания миссионера и предупреждение гражданского начальства об угрожающем ему наказании: «не могу слушать людей более Бога» ... И он был временно выслан из места осёдлости в административном порядке: около двух лет этот горячий приверженец штунды был в душе раздвоенным, боролся с своими сектантскими убеждениями, закончив однако удивительно искренним и разумным сознанием своих заблуждений.

Особенно серьёзно нужно считаться с психологией сектантской массы, в отношении применения мер пресечения и репрессий: они здесь могут иметь своё значение лишь в первичный период заболевания сектантским недугом, – когда лжеучение ещё не оформилось и не окрепло в сознании членов общины и новые идеи когда только бродят в мыслях и преданные своей исконной вере набожные из народа люди переживают мучительное колебание и внутреннюю борьбу за и против. Здесь представляется весьма полезной мерой подрыв авторитета главаря, путём основательного миссионерского обличения его лже-учительства и благовременное устранение агитации. В другие периоды застарелого окрепшего сектантства, принятие мер репрессий против рядовых членов и вообще против сектантской массы – не только бесполезно, но скорее вредно: это только сплачивает общину и поднимает дух массового сопротивления и противодействия всем благим мерам миссии. Вот почему весьма мудро сам закон предоставляет рассуждению и решению духовной власти вопрос о вчинении дел по суду, по преступлениям против веры и церкви. С психологической точки зрения можно пожелать, чтобы дела эти начинались на самых твёрдых основаниях.

Останавливаясь, с психологической точки зрения, на общих явлениях и причинах, порождающих новейшее сектантское движение, в дополнение к соображениям автора необходимо указать ещё и на следующее. В молодом поколении народа, рождённом и воспитанном в условиях новой после-реформенной жизни, образовалась, как и в каждом сословии этой эпохи, своего рода либеральная мимика, состоящая из особого склада людей, отличающихся своеволием или буйством неспокойного духа и пытливой мысли, недовольных окружающими условиями и формами народной жизни, и вообще критически и протестующе настроенных, обездоленных в своём материальном благосостоянии. Словом, в народе есть уже среда, которая может быть названа антиподами наших интеллигентных прогрессистов. По мере перерождения земледельческой деревенской России в фабрично-промышленную, эта среда будет расти и расти. Вот эта-то среда и представляет собой весьма восприимчивую и удобную почву для распространения рационалистических лжеучений новейшего сектантства. Если мы обратимся к статистической справке, то увидим, что последователи штундизма по возрасту – дети этой именно эпохи и этой среды. Подсунутое заморскими агитаторами учение штундизма и баптизма должно было прийтись, как нельзя более, к складу душевного настроения людей этой именно народной среды, как протест, безнаказанно возможный хотя бы в сфере одного уголка, из своей неудовлетворённой, разочарованной жизни, – церковной... Та смута в умах и сердцах, которую производит в приходском населении появление нового неслыханного лжеучения секты, та тревога и разного рода затруднения, которые вызывает сектантство среди духовенства и гражданских властей, – затем самоволие, сомочинство, свобода и равенство, которые царят в штунде, – всё это радует и питает свободолюбивый, мятущийся агитационный дух отщепенцев, особенно же главарей секты. Именно с этой стороны, а не с религиозной, действительно, штунда более нравится и удовлетворяет молодое поколение народа, чем православие. В религиозном отношении – штунда. как учение отвлечённое, сухое, – культ однообразный и бесформенный – не могут удовлетворять нашего обрядоверного народа и идти в сравнение, в смысле воздействия на душу и сердце верующего человека, с самыми неблагоприятными условиями церковно-просветительной жизни православного прихода.

Наконец, широкое, слабо сдерживаемое, распространение сектантских лжеучений в православном, мистически набожном населении, отрывая от его родного корня православия; само по себе образует в приходе среду, склонную ко всякому ветру лжеучения и суеверий, выражающихся иногда в самых нелепых верованиях и психопатических изуверных проявлениях. Так, именно, образовалась на почве штунды малеванская секта. Она представляет собой болезненный продукт штундового движения в населении юго-западного края. Сухое, протестантское учение штунды не могло дать довлеющего удовлетворения религиозному чувству наиболее мистическо-настроенных малороссов (которые и по самой природе своей – мистики) из последователей штунды. Между тем постоянное упорное напряжение мысли невежественных начётчиков над разрешением библейских истин, – стремление проникнуть своим собственным умом в глубину богооткровенного учения, постоянные укоры совести, ядовитые уколы со стороны православной среды расстраивают нервы и угнетают до безумия психическое настроение некоторых искренних передовых членов штунды, которые гипнотически потом действуют на толпу, заражая её своим нервно-психопатическим, чисто безумным экстазом. Таков, именно, и Малеванный: он был 14 лет ревностным штундистом, но, углубляясь в Свящ. Писание; он не мог не видеть противоречий в новой своей вере и в жизни братии с Словом Божиим, и вот начал искать новых путей ко спасению в той же библии, пока не получил нервного расстройства, выразившегося в безумных вещаниях, принятых гипнотизированными последователями за пророчества, в тряске во время молитвы, что выдавалось за действие Св. Духа. Мало-помалу Малеванный сделался параноиком (особый вид помешательства) и объявил себя «царём над царями, богом во плоти пришедшим», чтобы дать всем, уверовавшим в него, бессмертие здесь на земле и безмятежную довольную во всём жизнь. Мы наблюдали, как совсем здоровые люди из рационалистов-штундистов, враждебно настроенные к малевапской секте, побывав раза два на их собраниях, где масса нервных истеричных людей, через 2–3 месяца делались ярыми поклонниками Малеванного, как «бога воплотившегося» и сами впадали в истерию. Среди этих сектантов наблюдается громадный процент случаев острых и хронических помешательств, и имеют место изуверные явления. Так, один, напр., малеванец поджёг собственную ригу, а сам лёг в солому, чтобы уверить неверующих, что он бессмертен и не сгорит в огне; упорного безумца, опалённого уже, едва могла спасти жена. Одна женщина малеванка, «вытрясая злого духа» у шестилетнего ребёнка своего, ударила несчастного теменем об пол так усердно, что ребёнок тут же и душу отдал Богу. Одного малеванца нашли еле живого запостившимся. А вот на днях опубликованы в печати и новые ужасные сведения из той же области религиозного психопатизма на почве сектантского брожения, – о помешательстве целой семьи крестьянина с. Корниловки, Каневского штундиста Аврамченка.

Началось с того, что жена и дочь слывшего штундистом крестьянина Аврамченко принялись за истребление своего имущества, сжигая одну вещь за другою.

Врач, освидетельствовавший Аврамченко и его семью, дал заключение, что глава семьи, его жена и дочь страдают буйным помешательством на религиозной почве. Возникла обычная переписка.

Между тем в последних числах января, рано утром, Максим, брат Аврамченка, услышал, что в усадьбе последнего раздаются странные крики детей. Когда он заглянул в усадьбу, глазам его представилась ужасная картина: Василий Аврамченко, совершенно голый, кого-то душил, несмотря на отчаянное сопротивление. Тут же около исступлённого лежали два бесчувственные тела его маленьких детей и труп собаки. Немного поодаль – мать и дочь, обе голые, стояли на коленях в снегу и, простирая вверх руки, молились, выкрикивая слова молитв и псалмов.

На вопрос изумлённого Максима, что он делает, Василий ответил, что он, как Авраам, принёс в жертву Богу своих детей, а теперь думает принести в жертву брата, и с этими словами бросился на него. Не без труда Максиму удалось вырваться из рук брата и броситься бежать. Исступлённый Василий схватил одного из своих сыновей и швырнул в брата.

Вскоре последний вернулся с толпой односельчан в усадьбу, которые прежде всего освободили от рук безумца его семнадцатилетнего сына. Другой из сыновей Василий, двухлетний ребёнок, оказался настолько избитым, что вряд ли останется в живых.

По распоряжению г. киевского губернатора, Аврамченко, его жена и дочь доставлены в Киев и помещены в Кирилловской больнице для душевнобольных.

Не подлежит сомнению, что болезненные психопатические явления в нашем сектантстве есть продукт слабо сдерживаемой как мерами духовными, так и гражданскими, свободы пропаганды всяких лжеучений среди простого нашего народа. Это обстоятельство задаёт новый достойный самого, серьёзного внимания вопрос о том: допустима ли пресловутая свобода совести в народной невежественной массе? Возможно ли упразднение карательных законов за преступления против господствующей веры и Церкви, как того желали были беральные сектофильствующие криминалисты и мыслители наши? Нам кажется, с психологической точки зрения, это было бы величайшей жестокостью для набожного, верующего, мистического нашего, единственного в религиозном отношении народа, душа и совесть которого была бы отдана тем на лютое терзание жестоких, невежественных или неблагонадёжных фанатических лжеучителей. Конечно, скажут, что в развитии русского сектантства виновато невежество народа, отсутствие школ, непросвещённость и апатичность пастырей и проч. Но, где можно найти больше невежества, религиозных суеверий и непросвещённости, как в грузинском православном населении и пастырстве, однако никакие секты к нему не прививаются. Не выше просвещённость и у православных болгар и сербов балканских, но штунда и баптизм никак не могут свить себе там прочных очагов. С другой стороны, население Америки, конечно, несравненно просвещённее нашего, а между тем сект там и по своему количеству, и по нелепости гораздо больше, чем даже среди русского населения. Народы запада куда просвещённее нашего крестьянства, а между тем в недавнее время берлинский корреспондент «Нов. Вр.» г. Сибиряк сообщает ужасные сведения, принесённые газетами из Нидерландов, о появившейся там новой религиозной секте. Сочлены этой секты, подобно нашим сектантам малеванцам, душевнобольные люди, страдающие ещё мало исследованным в психиатрии религиозным помешательством. Под влиянием этого-то помешательства и было совершено ужасное убийство. Это убийство – страшное как по всей обстановке, так и по тем мотивам, которые лежат в его основе.

Глава секты – крестьянин Шерф. Ему только 28 лет. Он отец пятерых детей. Шерф играет первенствующую роль в секте и в совершении убийства. Он себя называет мессией, пришедшим опять на землю Христом. На этом основано всё его обаяние. Многочисленные последователи в него веруют, как в мессию, и воздают ему должные почести.

В ту ночь, когда было совершено убийство, к дому Шерфа подошли две девушки и, став перед окнами, начали петь псалмы. Шерф приказал девушкам войти. Все сектанты были уже давно в сборе. Девушки, следуя обрядам секты, приходили всегда последними. На этот раз собрание было очень серьёзное, потому что тут предстояло решить ещё и раньше возбуждавшийся вопрос о том, как наилучше избавиться раз навсегда от дьявола и его власти. Вопрос этот был решён самим Шерфом. Он объявил своим последователям, что дьявол находится во чреве Яна Брикмана, который служил работником у Шерфа, знать ничего не хотел о религиозном учении своего хозяина и отказывался признавать в нём мессию. Заявив это, Шерф взял железную палку, подошёл к Яну, который ничего не предвидел и потому не оборонялся, размахнулся и со всей силой ударил ею Яна по голове. Удар был очень силен, череп был разбит на части, мозги забрызгали присутствующих. Ян был убит на месте. На этом фанатик ещё не кончил. За этим первым актом последовал другой. В религиозном исступлении Шерф и его последователи набросились на убитого, отрубили ему голову, руки и разрезали живот. А девушки же тихо, торжественно, при пении псалмов, одна за другой подходили к обезображенному трупу и мыли в крови своя руки. Теперь сектанты вздохнули свободнее. Они были уверены в том, что совершили великий религиозный подвиг, освободив человечество из-под власти дьявола, и начали было приготовляться к сожжению трупа. Были принесены дрова, костёр уже сложен, но как раз в это время пришёл бургомистр. Сектанты приветствовали его криками: – Обнажи главу твою, ибо ты в доме Господа Иисуса Христа! Полиция была уже оповещена и окружила дом Шерфа. Вскоре явился судебный следователь, вошёл в двери, – и ему опять закричали:

– Обнажи главу твою, ибо ты в доме Господа Иисуса Христа!

Это религиозное умопомешательство, которому, как передаёт печать, подвержены даже несколько очень образованных землевладельцев, владетелей обширных имений, доходит до невероятностей. Когда бургомистр одному знакомому крестьянину начал делать выговор за то, что тот принял участие в таком ужасном преступлении, то получил в ответ:

– Господь Иисус Христос (как крестьянин назвал Шерфа) стоит выше нас и правительства.

Эта секта распространена во многих поселениях по реке Маасу. В составе её, – как молодые, так и старые. Когда Шерф был арестован, то среди сектантов, его учеников и последователей, распространился слух:

– Господь Христос (т. е. Шерф) будет освобождён от оков и через три дня вознесён на небо.

К местечку Аппельтерн, где было совершено убийство, стекались целые толпы народа. Полиция опасалась, как бы не произошло каких-либо нападений на сектантов. До нападений и насилий был только один шаг, особенно при погребении Яна Брикмана на кладбище, когда толпа разбушевалась, выбила очень много окон в домах сектантов и набросилась даже на квартиру пастора. Шерф же и четверо его главных последователей признаны судом невменяемыми и посажены в психиатрическую больницу.

Как сходны эти два изуверных психопатических факта из жизни сектантства непросвящённой России и культурного запада! Очевидно, что психика религиозных фанатиков всегда и везде одинакова и что своеволие народной массы в обращении с богопреданными истинами веры, которые толпа отщепенцев стремится сама, вне церкви, обнять и решить церковная анархия в жизни народа, – никогда и нигде не проходят даром, – без потрясения душенного мира и у отдельных лиц из среды отщепенцев, и у целых сектантских общин. Жаль, что защитники вопроса о свободе совести, понимаемой большинством наших интеллигентов в смысле свободы проповеди всяких лжеучений, – мало обращают внимания на поучительность подобных ужасных проявлений сектантского изуверства.

В. Скворцов

(Юридическая справка по поводу 25-летия закона о раскольничьих браках).

Отделившись от Православной Церкви, раскольники старообрядцы, как известно, возвели в основу всего своего учения отрицание её (учение о воцарении антихриста). А заняв враждебное положение по отношению к Церкви, отделившиеся от церковного единства тем самым поставили себя в худшее положение в государстве, чем иноверцы-христиане, невраждебные по происхождению своего вероучения русской православной Церкви: покровительствуя господствующей Церкви в силу основных своих законов, государство не могло в тоже время взять под свою охрану враждебные ей религиозные общества. Руководясь принципом веротерпимости, государство могло предоставить им только право совершения общественного богослужения, исполнения треб и проч.; но обряды и таинства отщепенцев от церкви и после этого не имели и не имеют значения для государства. Правильность их церковного устройства государство признаёт с ограничением, именно в пределах, не подчиняющихся непосредственному влиянию церкви. «В раскольнике, говорит К. П. Победоносцев, качество гражданина, относительно государства, совершенно и вполне разобщалось с качеством члена известной церкви: перед лицом государства раскольник представляется гражданином только в тех чертах, которые не касаются церкви» (Курс Гражд. Права ч. II стр. 72 изд. 1896 г.). Но есть институт, именно брачный, где церковь и государство неотделимы: гражданские законы о союзах семейном и брачном имеют начало в церковных законах и состоят в неразрывной связи с ними. Соответственно каноническим определениям Вселенской церкви и форма браков у нас только одна – церковная. Допущение раскольничьих браков, совершаемых вне церкви, со всеми их юридическими последствиями, шло бы поэтому в разрез с общими законами государства. Таким образом, для отделившихся от православной церкви раскольников закрылся доступ к законному браку. Жизнь подсказала самое естественное (не единственное, правда) разрешение брачного вопроса: явились свободные браки, тайные, заключаемые по обрядам различных раскольничьих общин. В гражданском отношении это были незаконные браки: к раскольничьей семье не прилагались законы гражданские о праве выдела из имения умершего супруга законной части и о наследстве. Так продолжалось дело до 1874 года. Бесправное положение раскольничьей семьи справедливо обратило на себя внимание законодателя. «С государственной точки зрения невозможно допустить, чтобы столь значительное число граждан оставалось вне закона во всех своих семейных отношениях. В этом состоянии бесправия было внутреннее противоречие, которое рано или поздно должно было разрешиться в законе». Чтобы упорядочить быт раскольников предоставлением им наравне со всеми пользоваться гражданскими семейственными правами, пользования коими они были лишены в силу отпадения от православной Церкви, законом 19 апреля 1874 года и установлен был особый порядок ведения метрических книг для записи браков, рождения и смерти раскольников (Реш. Гражд. Касс. Д-та № 17, 1895 года).

Оставаясь браком незаконным в церковном отношении (Поли. собр. зак. 1827 г., 19 июля № 1257, срав. ук. Свят; Синода 1888 г. № 8), раскольничий брак, по закону 19 апреля, приобретает в гражданском отношении, через запись в установленные для сего особые метрические книги силу и последствия законного брака (т. X ч. 1 изд. св. зак. 1887 г. ст. 78). «Раскольник, желающий, чтобы брак его был записан в метрическую книгу, должен уведомить о сём письменно или словесно полицейское управление или волостное правление постоянного своего пребывания, с обозначением имени, прозвания и состояния обоих супругов (Прил. к ст. 1093 IX т. зак. о сост. по прод. 1890 года § 11). Саму запись в раскольничьи метрики законы обставил известными формами, близкими к православному обыску. Так, после заявления со стороны брачующихся о желании записать свой брак, полиция или волостное правление делает объявление и выставляет его в течение семи дней, на видном месте, при дверях управления. Все, имеющие сведения о препятствиях к записи объявленного брака в метрическую книгу, обязаны дать знать о том полицейскому и волостному начальству, на письме или на. словах. По истечении семи дней с того дня, как объявление было выставлено, волостное правление или полицейское управление выдаёт лицу, заявившему желание записать брак свой в метрическую книгу, свидетельство о том, что установленное объявление было сделано, а равно, о том, не было ли с чьей-либо стороны заявления о каком-либо законном препятствии к означенной записи, и если заявление было сделано, то в чём именно оно состоит. Для записи брака в метрическую книгу, оба супруга должны лично явиться в полицейское управление и представить выданное им свидетельство о сделанном объявлении. Независимо от сего каждый из супругов должен представить двух поручителей для удостоверения ими, что брак, о котором заявляется полиции, не принадлежит к числу воспрещённых законом. Предварительна записи брака в метрическую книгу, от обоих супругов отбирается подписка в том, что они принадлежат к расколу от рождения и не состоят в браке, совершенном по правилам православной церкви или по обрядам другого, признаваемого в государстве исповедания. Предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов не подлежит (св. зак. т. IX зак. о сост. прил. к ст. 1093 и. п. 11–24). Брак раскольников, записанный в метрической книге, может быть расторгнут только по суду, в случаях, определённых в ст. 45 т. X ч. 1, изд. 1887 г. и п. 2 той же ст., по продолж, 1893 г., т. е. по тем же причинам, по каким расторгается православный брак. Дети раскольников подлежат записи в метрическую книгу в таком только случае, если брак их родителей записан в такой книге. Записанные в метрической книге дети раскольников признаются законными (т. X ч. 1 ст. 119).

Таковы правила о раскольничьих браках. Значение, какое отводится ими метрической записи, весьма важно: ею во 1-х – узаконяется брачный союз: брак, записанный определённым порядком в книги, не подлежит оспариванию; во 2-х – нормируется семейная жизнь, прекращается путь к своеволию и разгулу страстей, губительно действующих на правы и в 3-х – предупреждаются незаконные браки (в родстве, по несовершеннолетию и т. под.).

На практике, однако, оказывается, что закон 19 апреля не достигает своей цели в смысле упорядочения семейного быта раскольников. Большая часть раскольников, и после издания этого закона по укоренившемуся обычаю, продолжает вступать в брак помимо закона, не связывая себя перед ним никакими обязательствами. Это так называемые свободные браки, тайные, неведомые государству, нигде не записанные. Единственным основанием для таких браков служит благословение наставников, уставщиков и других лиц, исполняющих у раскольников духовные требы. Как распространены свободные браки можно судить по следующим примерам. В Рязанской губернии за последнее десятилетие число записанных в метрические книги браков колеблется между 15 и 25. Самое большее количество падает на 1897 год, именно: в этот год внесено в книги 28 брачных записей (14 записей рождения и 1 запись смерти). Общее количество природных раскольников по официальным данным значится в епархии свыше 15 тысяч. И это ещё одна из губерний, где записи, можно сказать, популярны среди раскольников. В других местах свободные браки ещё более развиты. Например, Самарское губернское правление получает к концу года обратно из полицейских управлений метрические книги по некоторым уездам совсем без записей: по Самарскому уезду с населением до 7 тысяч душ раскольников с 1882 года внесён всего лишь один брак. Во Владимирской губернии по всем уездам за 1897 год записано 7 браков. Раскольников числится по отчётам до 60 тысяч²⁴².

Чем же объясняется такое повсюдное и почти всеобщее уклонение от записи? Причин тому несколько. Прежде всего исполнение акта об узаконении брака для раскольника не обязательно, а предоставлено его доброй воле записать или не записать брак и родившихся от него детей (желающий, говорится в законе, записать брак и проч.). Очевидно, законодатель полагал, что незаконность происхождения потомства и, след., ограничение в правах раскольничьих детей будет само по себе достаточным побуждением для не-фанатиков записывать браки в свои метрики. В то время этот мотив действительно имел значение: 1) так как незаконнорождённые дети подлежали рекрутскому набору без льгот, а 2) не пользовались наследственными правами и проч. В настоящее время лишение гражданских прав раскольников, как следствие свободных браков, не имеет фактического приложения. Дети, происшедшие от незаконных браков, ни по отношению к воинской повинности, ни по отношению к имущественным и наследственным правам ничего не теряют.

Процедура, предшествующая отбытию воинской повинности, такова. Раскольники, состоящие в незаконном браке, о рождении у них детей заявляют волостному правлению или полиции (для горожан). Волостное правление записывает детей со слов их родителей в посемейный список с указанием месяца и года рождения и затем, когда лицо мужского пола достигнет 21 года от роду, вносит в особый список для определения их возраста по наружному виду. Список этот представляется в воинское присутствие, которое вызывает этих лиц и, по определении здесь их возраста, вносит их в призывной список для отбытия воинской повинности. – Легко предвидеть, что определение возраста по наружному виду (уст. о воин. повин. ст. 112 п. 2) может представить для сектантов особое преимущество. Например, по закону (уст. о воин. повин. ст. 45) «льготой по семейному положению не может воспользоваться призываемый к исполнению воинской повинности имеющий брата, достигшего 18-летнего возраста». Следовательно, разность в несколько месяцев, не поддающаяся наружному определению, в таких случаях представляет для раскольников преимущество, и в их интересах позже или раньше сделать заявление в волости о рождении, сообразно с чем и определяет возраст уездное окружное или городское присутствие. Незаконность происхождения в этом случае не имеет никакого значения. В высочайше утв. мнен. госуд. сов. 1 октября 1875 г. разъяснено, что при назначении льгот по семейному положению, усыновление приемыша до 10-летпяго возраста (Уст. о воин. пов. ст. 45 примеч.) считается доказанным в сословиях мещанском и крестьянском, если будет представлено несомненное удостоверение в том, что приёмыш, с означенного возраста, числится в семействе по окладным листам или общественным раскладкам. Распоряжение казённой палаты о причислении к семейству служит достаточным доказательством усыновления приёмыша и даёт льготу по семейному положению, если само перечисление сделано до 10-летпяго возраста (реш. прав. Сената 18 ноября 1874 г. за № 8483). Запись приёмышами своих детей, прижитых от незаконного брака, у раскольников самое обычное явление. Таким образом, по отбытию воинской повинности незаконнорождённое поколение не только не испытывает неудобств своего положения, но может в известных случаях обойти закон.

В общественном быту, в отношении семейственных прав, раскольники также ничего не теряют от того, что браки их незаконны. В этом случае закон 12 марта 1891 года об узаконении и усыновлении детей предоставляет им всё то, что приобретается законным браком. Когда встретится надобность (чаще всего у раскольников из купеческого звания при наследстве), раскольники восстановляют запись о своём браке, и затем на основан и 1356⁵ и 1460⁴ ст. уст. гражд. судопр. просят окружные суд признать их детей законными. Кроме того, закон оставляет существующие фактически права законного состояния за раскольничьим потомством, в браке рождённом, хотя и не записанном в метрическую книгу (ст. 1356¹,²,⁵, 1460^1_7 уст. гр. суд.). А для сектантов из крестьян и мещан устройство семейного положения ещё проще. По ст. 155 зак. 12 марта 1891 г., усыновление мещанскими и сельскими обывателями совершается припиской усыновлённого к семейству усыновителя с согласия казённой палаты, причём по разъяснениям Правительствующего Сената в решениях 1 общ. собр. 14 июня 1885 года за № 2999 и Гражд. Касс. Д-та 1872 г. № 775, если с согласия общества сделана приписка к семейству, то приписанный пользуется и наделом общественной крестьянской земли.

Впрочем, раскольники из крестьян не нуждаются даже и в законе 1891 года. Известно, что имущественные правоотношения крестьян регулируются не законом, а обычаем, гражданский их быт вне положительных определений закона. По ст. 38 общ. полож. о крсст. «в порядке наследования имуществом крестьянам дозволяется руководствоваться местными своими обычаями». В правосознании же крестьянского общества у раскольников нет различия между записанным в метрики и незаписанным браком: право происхождения отождествляется с законностью рождения и не возбуждает споров о наследстве.

Естественно поэтому спросить, следует ли признать нормальным укоренившийся у раскольников обычай свободных браков? На этот вопрос должен быть только один ответ: как в церковном, так и в гражданском отношении тайнобрачие составляет вредное явление.

Недаром Церковь взяла под своё покровительство брачный институт: преданность православию и идеалы христианской жизни воспитываются только в доброй семье, под благотворным влиянием Церкви. В семье, устроенной на иных началах, пропитанных ненавистью к церкви, развивается вместе с враждой к церкви обособленность от общей массы православного населения и сектантская интимная солидарность. Своеобразный семейный уклад, чуждый всякой внешней зависимости, с неограниченной волей главы семьи, служит, по нашему мнению, главнейшей причиной устойчивости нашего расколо-сектантства. Миссионерам часто приходится слышать от молодого раскольничьего старообрядческого поколения, что они и не прочь бы присоединиться к православной церкви, да отцы их удерживают. Благодаря независимости в семейных делах, в руках отцов-раскольников могучее средство против попыток детей к переходу в православие: стоит только сыну объявить своё намерение, как ему угрожает лишение права выдела и наследства: как незаконнорождённый, он вполне зависит от произвола родителей.

Примеры свободных браков вредны и для православных. Раскольники, конечно, постоянно входят в соприкосновение с православным населением. Последние видят, как легко и удобно заключаются браки у раскольников: без всяких хлопот и издержек, без всякого разрешения. Где православному приходится писать прошения, выжидать время, часто ехать в губернский город и проч., выполнять все сложные формы при браке, раскольник обходится без этого, часто вступая даже в противозаконный брак (в родстве, при несовершеннолетии, при существовании первого брака и проч.). При чрезвычайной простоте крестьянского семейного быта православным не может не показаться заманчивой та форма брака, какая существует у раскольников. Как легко заключаются раскольничьи браки, также произвольно расторгаются. Единственным внешним побуждением, сдерживающим грубые страсти, является осуждение людской молвы. Мотив слишком условный при неразвитости низшей среды. Замечено, что случаи уничтожения брака – сожительства у раскольников, особенно у занимающихся отхожим промыслом, очень часты. Таким образом, простому народу прививается начало, ослабляющее нравственную сторону брака, возможность обходиться без его законных форм, открывается широкий простор страстям, всякого рода низменным побуждениям и семейным беспорядкам. А это уже вопрос не только церковный, но и государственный. С этой стороны регламентация раскольничьих браков необходима во имя благоустройства гражданского общежития.

К этому же придём, если сравним требования от брака у православных с требованиями у католиков. В православном браке нарушение семейственных обязанностей карается законом (как, напр., произвольное оставление одним супругом другого, внебрачное сожительство, многобрачие и т. п.). Тогда как для раскольников сделано исключение: их законный брак не имеет юридической определительности – он не обязателен. Им разрешается устраивать семейную жизнь, как им угодно. «Сожительство раскольников вследствие брака, по обряду их вероучения заключённого, не может подлежать уголовному наказанию по ст. 994 улож. о наказ. (реш. Гражд. Касс. Д-та по делу Шашкова 1882 г. № 2). А так как эти браки допущены законом и неправомерны лишь юридически, а не de facto, то понятно, что раскольникам лучшего и желать нечего: свободные браки дают им полную независимость от государственных законов в семейных делах и отношениях предоставляют фактически одни права без обязанностей.

Предоставление раскольникам семейственных прав дело справедливости, но дарование раскольничьей семьи; полной автономии, какая у них в настоящее время существует при свободных браках, не может быть ничем оправдываемо²⁴³. Ни в одном благоустроенном государстве, ни одна группа граждан не пользуется такими правами, как наши раскольники. По этому поводу припоминается завет великого святителя московского митрополита Филарета: «Краткому и человеколюбивому правительству, говорит он, свойственна терпимость и снисхождение к заблуждающимся, но без забвения о том, чем оно обязано истине и закону. Сделать положение заблуждающихся более удобным и выгодным, нежели стоящих в истине, значило бы косвенно не благоприятствовать истине, искушать слабых к переходу в заблуждение». (Собр. мнен. и отз. дополн. т. стр. 234).

За двадцатипятилетний период существования закона о раскольничьих браках с достаточной ясностью обнаружились несовершенства правил 19 апреля. Нужда в пересмотре этих правил назрела. Ещё недавно в периодической светской печати много говорилось о незаконных раскольничьих детях, причём с известною целью пущен был в ход нелепый слух, будто бы в среде местной духовной администрации высказываются намерения чуть ли не относительно отобрания незаконных раскольничьих детей. Тогда как речь идёт только об упорядочении раскольничьего брака. А что это дело необходимости, об этом не может быть серьёзных разногласий, какого бы взгляда на раскол кто не держался.

Д. Андреев

Третий вопрос касается управления обществом.

Соответственно статьям Никиты Семенова, управление статейников и в действительности представляет полную иерархическую лестницу. Во главе всех на самой верхней ступени стоит главный наставник общества. Власть его ограничивается только общим собором. Около него имеются два ближайшие советника и помощника, – также наставники. Таковыми при жизни Никиты состояли Роман Логгинов и Никита Васильев, – теперь уже умерший.

Соборы по важным делам собирает главный наставник. Но если бы сам он в чём-нибудь провинился и вина его была бы замечена его советниками, тогда собор собирает старейший из них, – второе после него лицо; он и председательствует на соборе. Собор имеет право осудить главного наставника и извергнуть его, оставив жить в келье. Но пока этого не случалось. Обычное пребывание всех трёх означенных наставников находится в пределах Ярославля, но где именно, – неизвестно. Главного наставника берегут, как зеницу ока. О месте его жительства знают только два его советника. О местопребывании последних знают тоже два–три лица. Все свои распоряжения главный наставник передаёт словесно или своим советникам, или через посланных к нему от областных наставников лиц, которых если и привозят к нему, то не объясняют ни дороги, ни места, а чаще он принимает их не в своём доме. Пишет главный наставник очень редко, чтобы через письма полиция не узнала как-нибудь о его местопребывании. Выезжает он из места жительства тоже редко, по особо-важным делам, – большей частью мирить рассорившихся почему-либо частных наставников, да ещё на, так называемые, соборные моления. Эти соборные моления происходят на Пасху, на Троицу и в некоторые другие большие праздники. Местом их бывает дом кого-либо из богатых странноприимцев в самом городе Ярославле, или вблизи его. Любопытно, с какой торжественностью встречают и провожают бегуны своего патриарха. Раз он приезжал в дом одного странноприимца Ярославской губернии для суда. Приехал он в крытом возке; из возка, остановившегося у ворот дома, вынесли на руках, дальше по двору вели под-руки; на дворе стояли собравшиеся встретить его последователи бегунства, держа в руках зажжённые свечи. Впереди шёл хор певчих девушек. При входе в дом они запели псалом – «Вознесу Тя, Боже мой, Царю мой». По входе, все направились в моленную, где по положении обычного начала перед иконами, прибывшего усадили в особо приготовленное кресло. Скоро все собравшиеся частные наставники стали представлять свои доклады по делам. По окончании докладов, Никите отвели комнату рядом с моленной, где он и пробыл несколько дней, неведомо ни для кого постороннего. В обратный путь проводили ночью, тем же порядком. В другой раз приезжали к нему в Ярославль два рассорившиеся наставника из Казани и по три свидетеля с той и другой стороны. Никита вызвал их для разбора дела и для суда над одним из них. Происходило это лет 12 назад. Старшим наставником в Казани был в то время упомянутый Савва Онисимов. Другой наставник, ему подчинённый, Василий Назаров стал упрекать Савву за его поведение. Поводом к этому послужили подозрительные отношения Саввы к одной женщине и кроме того такие его поступки, которые давали повод думать о его лёгком поведении вообще. Так, в праздники, после службы, он подолгу оставался в женских кельях; весной, во время разлива нередко нанимал для девушек-клирошанок лодки и вместе с ними катался по затопленным лугам, иногда с пением разных кантов, в роде восхваления пустыни, о горько-плачевном настоящем времени и т. п. Всё это вызвало неудовольствия, так что в казанском обществе образовались две враждебные партии, Никите Семенову была принесена жалоба на поступки Саввы. Никита долго не отвечал, вследствие чего вражда усилилась настолько, что обе партии перестали собираться на общие моления. Узнав о такой обострённости, Никита и потребовал Савву на суд, куда и отправились означенные лица, всего 8 человек.

Любопытен и сам суд, о котором передавала одна из свидетельниц, – очевидица всего происходившего. В особо устроенной для суда комнате поставлен был стол, за которым сел Никита и двое ближайших его советников, – первый, как председатель, последние, как члены суда. Обвиняемый, обвинитель (Василий Назаров) и свидетели были размещены в разных комнатах. Первым был позван Василий Назаров. Никита спросил его, в чём он обвиняет Савву. Обвинитель передал упомянутые случаи относительно его нравственности. Никита спросил: «сам ты это видел, или от других слышал?» Обвинитель назвал других из приехавших. Тогда спрошены были каждый из свидетелей отдельно. И спрошенные свидетели также ссылались на других, которых на лицо уже не было. Свидетели по защите тоже говорили со слов других. Получилась, таким образом, общая молва неодинакового свойства. После допроса свидетелей был вызван обвиняемый. Ему Никита сказал: «вот, про тебя говорят, что ты нехорошо себя ведёшь, часто без нужды водишься с молодыми женщинами». Савва молчал... Тогда Никита сказал: «вот тебе наказание: на три года оставляешься под присмотром других, пополугодно, и издержки на твой счёт. Кроме того, я пошлю с тобой двух людей посмотреть, как у вас живут келейницы». Действительно, вместе с возвратившимся Саввой приехали в Казань два старика Александр Григорьев и Фома Иванов для надзора за его жизнью и для осмотра келий, нет ли в них модных платьев, зеркал и других запрещённых предметов. Узнав о предполагаемом осмотре, келейницы припрятали всё запретное... Ревизия сошла благополучно, и все старшие остались на своих местах. «Смешно теперь вспоминать тот переполох, рассказывает обратившаяся, какой происходил тогда в наших кельях: кто прятал зеркало, кто цветное ситцевое платье, кто какую-нибудь книгу; все ждали осмотра с трепетом, боясь епитимии, в виде положения поклонов в несколько лестовок (лестовка – 100 поклонов), да и старшую подвести под ответственность не хотели. Пришли к нам в келью старцы – ревизоры, все осмотрели, сундучки вскрыли и ушли довольные; Савва усидел на месте, выдержав трёхгодичный присмотр, а после своими трудами по совращению православных ещё более прославился». Однако обвинители его не смирились и ушли из общества статейников к противо-статейникам. Таким образом, в пределах Казани, – только не в городе, – образовалось общество последних, и Никита не мог уже на этот раз подавить его.

Никита Семенов умер в глубокой старости, в 1893 году, около Пасхи. По смерти его во всех обществах статейников носили траур и справляли поминки. На погребении Никиты присутствовали не более 5 человек. Похоронили его, в отличие от обычая бегунов, в гробу, в месте никому неизвестном. О его смерти объявили только на третий день, когда совершены были уже похороны. К девятому дню поминовения приехали по три важных лица от каждого ближайшего общества; приняли их в том месте, где умерший жил, и поместили в особом приспособленном, для приёма гостей, доме. Совершено было торжественное поминовение, т. е. панихида и поминальный обед. При этом происходило всеобщее рыдание. К сороковому дню съехались наставники и из дальних мест, были и из Томска. Поминки происходили тем же порядком. Об этих съездах и поминках никому постороннему не было известно; всё происходило под большим секретом.

После Никиты главным наставником избран Роман Логгинов, старик около 70 лет. Кто он по своему происхождению, – неизвестно, живёт он там же, где жил и Никита, и управляет таким же способом, т. е. почти не видя никого. Только прошедшим летом он был в Нижнем-Тагиле, на происходившем там соборе. – Должно быть собор был по очень важным вопросам, да и за безопасность его, вероятно, не беспокоились, как-нибудь и чем-нибудь обеспечив её.

Упомянутые нами лица составляют высшую администрацию.

За ней следуют наставники областных обществ (своего рода епископы). Всех частных областных обществ у статейников следующие восемь, – по времени их образования: ярославское, казанское, томское (теперь ослабевшее, вследствие преобладания противо-статейников), тюменское, тверское, костромское, вологодское и пермское. В состав каждой области входят близ лежащие селения. Каждая область должна иметь не менее 100 странников, без всяких видов. Около областного наставника тоже – два помощника, его ближайшие советники, а вместе наблюдатели за его распоряжениями и поступками. В ряду обязанностей последних заключается и та, чтобы в каких-либо случаях уклонения первого от надлежащего исполнения, возложенных на него обязанностей, доносить главному наставнику, в Ярославль. Помимо же этого каждый из трёх наставников в области исполняет свои специальные обязанности: первый наставник есть собственно распорядитель и правитель, второй – креститель, третий – духовник. Духовник, за нужду, может быть и крестителем, но креститель ни в каком случае духовником быть не может; по нужде исповедуют старшие в келье. При этом исповедуют иногда и женщины и не только женщин, но и мужчин, – в случаях, конечно, крайней нужды, когда из мужчин нет исповедников. Странник, отступивший и потом возвратившийся по исполнении правила, может быть наставником – правителем, но никогда не может быть ни крестителем, ни тем более духовником. Таким образом, с нравственно-церковной точки зрения у бегунов креститель и духовник выше правителя, духовные интересы ставятся выше административных.

Все трое наставников живут в пределах своей области, – большей частью в городах, – но в разных домах, живут в помещениях, наиболее секретных, тщательно охраняемых от глаз полиции. Наставники могут быть подолгу несменяемы; иногда же их переводят на другое место по их просьбам, или по другим причинам, тоже наставниками. В случае доказанной зазорной их жизни, их лишают наставничества, и лишённый таким образом этого звания должен жить в затворе, в келье.

В последнее время учреждена особая должность наблюдателя или благочинного над наставниками нескольких областей. Это своего рода постоянный ревизор, назначаемый из лиц особенно ревностных в распространении бегунства и обязанный посещать порученные ему области. Подчинён он непосредственно только главному наставнику, в Ярославле и в иерархической лестнице статейников занимает второе место; это – нечто в роде архиепископа. Известный Савва Онисимов и состоит теперь наблюдателем над всеми областями от Казани до Тюмени.

Кроме наставников имеется в каждой области эконом. На экономе лежат все хозяйственные дела; он принимает деньги, ведёт приход и расход, распоряжается одеждой и отоплением, распределяет по кельям общественные съестные припасы и денежную милостыню, составляет по сему отчёты, которые и передаёт крестителю, а последний наставнику-правителю. Для наблюдений за правильностью действий эконома представляются к нему также два лица – свидетели его распоряжений и его советники; экономы подолгу на одном месте не оставляются. Обыкновенно их держат около года и затем переводят в другое общество. Это делается из опасения злоупотреблений, чтобы они не успевали заводить многих знакомых, которые могли бы прикрывать их грешки.

Есть у бегунов, так называемые «игумены» и «игуменьи», которых зовут обыкновенно «крестными». Но они имеют власть и влияние только на маленькие кружки рядовых бегунов, живя вместе с ними. Поэтому и речь о них будет далее. Теперь заметим только, что из них один или одна (игумен или игуменья) называются старшими. Преимущество их перед другими то, что на «соборных» молельнях они отправляют обязанности уставщика и уставщицы. Эти игумены и игуменьи также сменяются, хотя не столь часто. И причина смены их, сравнительно с экономами, – другая. именно та, чтобы поддержать требование странствования.

Кроме означенных должностей существует ещё особая должность иконописцев. Икон писанных, по понятию бегунов, не христианами, они не принимают. Поэтому избирают наученного иконописьменному мастерству послушника, или избранницу из кельи послушницу из наиболее благонадёжных и переводят избранника им в особое помещение.

Иконописцы должны быть непременно перекрещены и без видов, при том никогда не отступившие. Жизнь их должны отличаться особой строгостью, почему к ним приставляют отдельного дядьку-старика, или старуху. Пишущие иконы должны часто исповедоваться. При особо строгих требованиях им и почёт большой, состоящий в том, что во время соборных молений они становятся на особых видных местах. Если бы кто из занимающихся иконописанием почему-либо оказался отступником, то таковой теряет уже своё звание навсегда.

Профес. И. Ивановский

(Продолжение следует).

I.

Как известно, в отношении к источнику вероучения хлысты совершенно разнятся от всех остальных сектантов, а также и раскольников.

Все секты опираются на священные книги, иногда выделяя из них некоторые, более для них подходящие, и пользуются текстами Св. Писания для обоснования своего учения. Хлысты в отношении к книгам Св. Писания довольно своеобразны. Они прямо не отрицают их, но также и не основываются на них. Буквой убедить хлыстов трудно. Они ищут „духа” Писания, по их собственному выражению. Буквальное понимание Св. Писания для них представляетеˆ не интересным и даже „невероятным”.

– „Слишком мелко понимаешь”, – говорят они тому, кто понимает слова Писания прямо так, как они писаны.

– „О! он глубок!”, – говорят о том, кто сумеет перетолковать естественный смысл текста как-нибудь по-своему.

Таким образом, хлыстовщина держится исключительно преданием: сохраняет и сберегает в своей общине тот смысл слов Св. Писания, который придали ему её основатели; держится тех правил и того образа жизни, который те показали и установили в их среде, и идёт раз указанным и определённым для них основателями путём. Поэтому хлысты совершенно не знакомы с содержанием Св. Писания. У них нет отличия книг боговдохновенных от неканонических, даже священных от душеполезных. Они пользуются всякой книгой, какая попадётся им под руку, лишь бы в ней было что намекающее на тот образ жизни, какой они ведут. Священные книги они не считают непреложным учением веры, а говорят: „и святые отцы ошибались” или „они так жили, а нам надо своё приобресть”. О житиях святых говорят: „что нам чужие деньги считать, ты свои наживи”. И даже о библии выражаются: „ты эту книгу сложь, да под себя положь”.

Интересно посмотреть, как они толкуют Слово Божие. Соберутся после собрания человека два–три сектантов и начнут по складам разбирать священную книгу. Они помнят, что происходило на бывшем собрании, помнят странные действия, которых были они очевидцами, но которых сами не понимали, хотя, быть может, были и участниками в них, – и думают найти отгадку им в тексте Писания. Чуть им попадётся лишь что-нибудь похожее или намекающее на происходившее у них, они сейчас с торопливостью и торжеством останавливаются и радостно восклицают:

– „А! вон оно что! Святой Дух всегда был один и тот-же! Всегда Он действовал одинаково”.

Так набрели они на пляску царя Давида, на глаголание разными языками, на символические действия пророков и проч. Если же встретится что непохожее на их правила, им в помощь приходят изречения апостольские, что „писание духовно востязуется”, и сейчас остроумие начинает работать над тем, каким бы это образом понять духовно материальные предметы: вино, которое мало принимать повелел Ап. Павел или каким угощал Спаситель на браке в Кане Галилейской, – рыбу, которую Он вкушал и давал ученикам (а они не едят) и пр., – или повеление Павла юным вдовицам посягати и чада рождати.

Нужно удивляться изумительному остроумию и находчивости сектантов в составлении разных мест Писания с целью придать ему духовное понимание. С помощью богатой своей фантазии они всему Священному Писанию придали совершенно иной смысл. Исторические события получили смысл каких-то психических актов, происходящих в душе человека; исторические лица – значение каких-то психологических понятий. Христос превратился в их понимании в какого-то „духа”; Пресвятая Богородица – в непорочную и святую жизнь, потому что только непорочная и святая жизнь вселяет в себя Духа Божьего. Выражение „дева” они понимают в смысле души, ещё не обручившейся жениху – „духу”. Когда она примет духа, то в ней родится „Слово Божие” – Христос. „В каждом человеке оно должно говорить, а не то чтоб в книгах было заключено” – прибавляют хлысты. Гонения на Христа хлысты понимают в смысле постоянно бывающих в мире стеснений проявления свободного духа человека.

– А кто же теперь не даёт свободы его проявлению?

– „Да кто же другой, как не те же постоянные гонители Христа – архиереи и священники, – эти книжники, которые ради книжного слова распинают и гонят живое слово Божие... Явись и теперь пророк (человек, в котором живёт и действует непосредственно слово Божие), они тотчас засадят его в каземат. Они видяще не видят, слышаще не слышат. Для них покрывало лежит на законе Божием. Они не понимают, что Христос нарочно в притчах глаголал, дабы не обратились они и не уразумели. Они привязались к внешности, к букве, а буква убивает, дух же животворит. Они имеют лишь образ благочестия, а силы его отверглись. Для них выгодно держаться и настаивать на этом внешнем порядке, которые давит свободу человека и не силён удержать от греха и переродить души человека, потому что они этим кормятся и за это их почитают и ублажают. Они не понимают, что все люди – Сыны Божии, что и Писание называет богами тех, к кому было слово Божие”.

„Добиться того, чтобы непосредственно ощущался и слышался в душе голос Божий, – вот задача каждого человека; приобрети Духа – больше ничего не надо. А дух ничем не вяжется, ни к чему не прилеплён, ни в чём не заключён. Он свободно приходит к человеку, откуда хочет и как хочет, и человек не знает, откуда он приходит и куда уходит. Он сам и учит человека, и человек не требует, да кто учит его, потому что тот самый Дух свидетельствует ему и истинно свидетельствует. Приявшие Духа научены самим Богом, Дух же сам и ходатайствует воздыханми неизглаголанными, вопия: Авва Отче. Он обнаруживается в дарованиях различных”...

„Единственный враг Духа – плоть, которая присно Духу противится. Поэтому надо умертвить деяния плотская. Чтобы ходить Духом, надо распять плоть со страстьми и похотьми. Таким именно образом и был распят Христос; как личность. Он сам себя распял т. е. Свою плоть. Можно сказать, что Он и воскрес плотью, потому что плоть Его стала такой, которая уже не поддаётся искушению, не требует себе ничего плотского”...

В этом роде идут богословствования хлыстов без конца.

Представить в системе их взгляд на христианское вероучение весьма трудно, потому что приходилось слушать его отрывочно и случайно, когда разговорившийся хлыст нечаянно проговаривался. Насколько я понял сущность хлыстовского лжеучения – оно представляет странную смесь материализма с аскетизмом.

Хлысты страшные материалисты, как показывают наглядно собой вышедшие из их общества. Собственно говоря, они не веруют ничему чудесному, чуду, как оно обыкновенно понимается, в смысле явления, пре-побеждающего обычный порядок природы.

По воззрению хлыстов, природа искони стоит в неизменном виде, никаких перемен в ней не случалось. Что теперь мы видим, то всегда было, и чего теперь не видим, никогда не бывало. И притом хлысты ограничиваются лишь тем, что лежит подле них, под их постоянным взором. Отсюда они отрицают Евангельские и библейские чудеса. Отрицание их весьма просто и незатейливо: „Разве можно ходить по водам? Ну-ка, попробуй!” Точно также – и всё остальное.

– „Разве мыслимо, чтобы человека пригвоздили ко кресту, убили, а он воскрес”, – говорят они о Христе: – „Дай-ка, я проколю тебя – воскреснешь ты или нет?”

„Немыслимая вещь! Невероятное дело!” – только и слышишь от них, когда рассказываешь о чудесных явлениях в древнее или новейшее время: „всё это басни одни!..” – вот их выражение. Так отнеслись они и к новоявленному Угоднику Св. Феодосию Углицкому.

– „Кабы правду исцелил, так все бы больные давно были здоровы: кто б не пошёл к нему здоровье получить?!”

Свидетельским же показаниям они не верят: „вот когда бы сами увидали”. Да если бы и увидали они какое чудо, то и тогда не поверили: – „ишь какой-нибудь один исцелел! значит не от мощей, а от какой другой причины; если бы от мощей, то они каждого бы исцеляли” …

Такой материальный взгляд на всё, конечно, ещё более препятствует вере их в таинства, как орудия действий Духа Святого. Они видят в них лишь обряды, символы, подобия действиям прежних апостолов. Отсюда проистекает новый аллегоризм, снова начинает работать хлыстовское остроумие, чтобы объяснить в своём психологическом духе храм, его предметы и его действия. Храм это – человек, престол – сердце и т. д.

Я нашёл у них духоборческий катехизис, которым они и пользуются для такого объяснения. Так как он уже известен в литературе, то я не привожу его, – а равно тех символических значений, которые хлысты усвояют видимым предметам и действиям православного богослужения. Вообще богослужения православного они не чуждаются по подобию первенствующих христиан, которые, хотя имели особую веру и особые собрания, однако же ходили и участвовали вместе с тем и на иудейском богослужении, не отделяя себя от иудеев ни по имени, ни по общности в их обрядах.

Отрицая чудеса, как действия Божии во внешней природе, хлысты не отрицают действия Бога в человеческий душе. Они ограничивают область действий Божеских исключительно душой человека. Мало того, по своему материалистическому понятию, они требуют, чтобы обязательно Бог действовал, и чтобы это Его действие было осязательно и ощутительно человеку.

Стремление к осязательному ощущению Божества и Его действий есть основной пункт их вероучения. Они остановились своим вниманием в догматике христианской на самых трудных вопросах, – о том, что такое благодать, как она действует и каким образом происходит вселение Христа в человека, принятие Духа Св. в сердце и обожествление человека. Но материалистический и грубый взгляд на всё обнаружился и тут в овеществлении благодати, в понимании её как чего-то ощутимого, радостного, весёлого, приподнятого настроения духа, необычного в другое время. Отсюда их стремление приобрести такое напряжённое состояние разными способами. Посредством целой системы подготовлений песнями, плясками и изнурением плоти, они, наконец, добиваются такого состояния духа, когда рассудок смолкает, перестаёт анализировать и следить за их действиями, и они получают свободу, какую называют свободой чад Божиих т. е. возможность творить в такой момент что угодно, без всяких угрызений совести, стеснений перед другими, не чувствуя стыда, не имея даже сознания того, что делают: в такие моменты им представляется, что уже не они действуют, а кто-то другой в них.

Что бывает с ними в это время и какое душевное состояние переживают они, – понять трудно, но, говорят, бывает так весело, что наше уличное веселье и в малой степени не может сравниться с тем веселием, которое бывает на их собраниях. Они являются как бы другими людьми, потому что в другое время и в другом положении, они и сами бы удивились тем действиям, которые совершали в возбуждённом состоянии: – они как бы пьянеют, так и говорят: „вот оно духовное вино-то, о котором в Писании написано”. Иные признаются, что к этому вину применимо и изречение: „не упивайтеся вином, в нём же есть блуд”. – Излишняя возбуждённость чувства на собраниях производит непроизвольное излияние семени. Значит, надо бы ограничить несколько безудержность возбуждения. – Но это, может быть, только отдельное мнение, отдельного лица, потому что безудержность и составляет для большинства наибольшую ценность в собрании.

Кто почувствует, себя способным вопреки рассудку, совести и стеснению перед другими, на произведение разных причудливых действий, – тот считается „переродившимся”. Это перерождение, впрочем, временное, оно ограничивается временем собрания, – в прочее же время, особенно перед посторонними, как-то умеется прятаться и затаиваться. Бывали прежде случаи и публичных обнаружений такого состояния, – как известно об Ермиле Жиркове и других лицах, но редко. По меткому выражению Арсения (бывшего Синодального Миссионера), хлыстовские пророки подобны летучим мышам, которые ночью кажутся птицами по полёту, а днём посмотришь – простая мышь!

Слова „перерождение” и „благодать” не сходят с уст этих сектантов. Готовясь беседовать с ь ними, так и жди этих слов. И то, и другое они понимают в смысле радостного ощущения, при котором достигается полная свобода духа. Они хвалятся перед православными, что они что-то „ощущают”, тогда как в православных обрядах ничего не ощущается. Ещё предмет их похвальбы – это то, что их пророки „обличают” т. е. отгадывают грехи. Наконец, что они „сония видят”. Вера в сновидения сильно развита у хлыстов…

Писанного изложения вероучения хлыстов мы не находили, по, говорят, что у них есть такая книга, из которой что-то вычитывается... Нам попадались брошюры со стихотворениями хлыстовскими, но из них извлечь вероучения весьма трудно; они состоят большей частью из. вздохов о мирской гибели, или охлаждении братских сердец, или из наставлений о спасении... Попадалась также писанная тетрадь – целая поэма о курении табака, но она не творение хлыстов, как показывают книжные обороты. Начало её:

„Ах горестно душе моей томиться,

Что фимиам Мессии лишь курится!

Почто распятый Он, Мариин Сын,

Приемлет днесь почтение один?

Я зрю: хотя уже развратен свет,

Но мне благоуханной жертвы нет!..” и т. далее. 

Это монолог Сатаны, который изобретает курение и нюханье табака, что описывается в начале поэмы. Затем следует увещание табачника:

Опомнись ты, табачник-греховодник,

Ужели наш Бог греху виновник?

В дни мирозданья Творец, Бог всех,

Ничто не сотворил для злых потех;

Хотя ж и произвёл сие творенье,

Ужель на грех и скверно утешенье?..

Далее, немного спустя:

Я верю, табак есть Божие творенье,

Тогда кроши в уху, иль щи и листья, и коренья,

Им посыпай похлёбку вместо перца

Для очищения от кашля, болей сердца.

Коль будешь есть его во щах или с ухой,

То нет греха – проклятие долой,

И не поступит он в такое званье,

А нюхать в нос – бесов очарованье! и т. д.

Из подпольных изданий попадалась книжка: „Сон Богородицы”, без означения цензуры. Больше никаких интересных книг не встречалось.

Окружн. Миссионер (Тамб. губ.) свящ. В. Ремеров

К числу наиболее изуверных раскольнических сект относится, как известно, довольно распространённая беспоповщинская секта Федосеевцев. Центром её служит беспоповщинское Преображенское кладбище в Москве построенное в царствование Императрицы Екатерины II известным в истории раскола деятелем – Ильёй Алексеевым Ковылиным. Как и прежде, около Преображенского кладбища сосредоточивается ныне вся религиозная жизнь Федосеевцев; на Преображенское кладбище они обращаются за разрешением всех своих религиозных недоумений и вопросов, возникающих в различных их обществах. – Славное со времени своего основания, оно в царствование Императора Николая I обратило на себя особое внимание правительства; именно – приём в него новых жителей был воспрещён и состоялось решение о передаче этого раскольнического учреждения в ведомство Императорского Человеколюбивого Общества. С тех пор воды утекло много, взгляд на раскол и отношения к раскольникам вообще радикально изменились, а Преображенское кладбище, как мы сказали, и теперь остаётся средоточием религиозной жизни и мысли всех вообще последователей Федосеевской секты, существующих в различных концах России. Но произошло ли у самих федосеевцев за последний период времени какое-нибудь улучшение в области умственного и нравственного просветления, являются ли у них, по крайней мере, попытки освободиться от облегающей их тьмы различных суеверий и предрассудков, выращенных на почве религиозного заблуждения? Ответом на этот вопрос, может отчасти послужить настоящий очерк внутренней жизни федосеевского общества, относящийся к 70–80 годам настоящего столетия.

I.

Упомянутое нами постановление о передаче Преображенского кладбища в ведомство Императорского Человеколюбивого Общества, конечно, сильно опечалило главарей федосеевской секты. С утратой названного учреждения, обыкновенно называемого рьяными федосеевцами „Светопресветлым Сионом”, они потеряли бы один из главных жизненных нервов своей секты. Поэтому, вскоре после того, как состоялось означенное решение, Федосеевцы приняли меры для отдаления, хотя на некоторое время, его осуществления, что им и удалось. Они добились распоряжения, по коему раскольническое Преображенское кладбище должно перейти в сказанное ведомство лишь тогда, когда принятые ранее на кладбище жители федосеевцы будут похоронены там по обрядам своей секты. Между тем, руководители московского Федосеевского общества немедленно же занялись образованием специального капитала на хлопоты об отмене состоявшегося о Преображенском кладбище решения. К пожертвованиям на этот предмет приглашены были не одни московские, но и провинциальные федосеевцы; из последних особенно щедрыми жертвователями на сказанное дело оказались казанские федосеевцы. Когда же собран был, наконец, нужный для предполагаемых хлопот капитал, федосеевцы не тотчас же приступили к хлопотам. Предварительно они сочли нужным выдвинуть кого-нибудь из своих на более видное положение в обществе, заняв которое он мог бы с большим удобством иметь доступ в те канцелярии, от которых зависела дальнейшая судьба Преображенского кладбища. Под счастливой звездой родившимся оказался один из мелких петербургских торговцев – Ефим Савельев Егоров, теперь уже умерший, а в своё время очень многих заинтересовавший в Петербурге постройкой своих знаменитых „Егоровских бань”; на нём и остановились тогда взоры федосеевцев. И, действительно, г. Егоров не обманул возложенных на него федосеевцами надежд: посредством крупных пожертвований на различные благотворительные учреждения, он быстро стал подниматься по ступеням общественной лестницы, вошёл в сношения со многими лицами из высшего петербургского общества, стал известен некоторым сановным особам, достигнул чина действительного статского советника, а впоследствии, кроме других знаков отличия, имел даже георгиевский крест, хотя в военной службе никогда не состоял. Этому-то федосеевскому „сановнику” и были поручены федосеевцами хлопоты об отмене, состоявшегося в царствование Императора Николая I, о Преображенском кладбище сказанного решения.

Свои хлопоты г. Егоров начал, разумеется, ещё в то время, когда не имел генеральского чина, а был только мануфактур-советником. Хлопоты эти у него продолжались много лет, и только в 1878 году, когда внимание России во всех правительственных органах привлечено было к событиям, происходившим на берегах Дуная, окончились в благоприятном для федосеевцев смысле.

В означенном году г. Егоров сообщил из Петербурга московским федосеевцам, что для Преображенского кладбища министром внутренних дел утверждён новый устав, и что в деле составления этого устава ему, г, Егорову, выпало даже счастье принять некоторого рода участие. Новым уставом дозволялось московским федосеевцам отправлять на Преображенском кладбище соборные богослужения, совершать для прихожан этого кладбища все религиозные требы, содержимые сектой, разрешалось принимать на кладбище, в качестве призреваемых, новых жителей из числа федосеевцев и самому кладбищу присвоено название: „старообрядческого Преображенского богаделенного дома”. Для управления кладбищем и для заведывания хозяйственной его частью тем же уставом требовалось учредить из числа самих федосеевцев „Хозяйственный комитет”, который должен состоять из шести членов и одного попечителя; „попечителем” был уже утверждён сам его превосходительство г. Егоров, а члены комитета должны быть выбраны московским федосеевским обществом посредством закрытой баллотировки. Выбранные члены попечителем представляются для утверждения г. Министру внутренних дел. Кроме того, по новому уставу, требовалось учредить из числа самих же федосеевцев ревизионную комиссию, которая должна быть выбрана обществом же и состоять из троих членов. Члены хозяйственного, комитета выбираются пожизненно (?!!), а члены ревизионной комиссии на три года. Таково в общих чертах содержание устава, выхлопотанного г. Егоровым для Преображенского кладбища, которым названное раскольническое учреждение руководствуется и в настоящее время.

II.

Сообщение г. Егорова о даровании Преображенскому кладбищу права на свободное существование под названием: „старообрядческого Преображенского богаделенного дома”, – радостью наполнило сердца всех вообще московских федосеевцев и в особенности наставников кладбища. Последние поспешили поделиться этой радостью со всеми провинциальными федосеевцами, заповедуя в своих к этим последним письмах отслужить по сему случаю благодарственные молебны. Только одно обстоятельство нарушало несколько радостное настроение московских федосеевских наставников. Дело в том, что по новому уставу кладбища членами хозяйственного комитета могли быть выбраны только те из федосеевцев, которые владели в Москве недвижимой собственностью, а такие состоятельные лица обыкновенно у федосеевцев женятся и потому, как нарушители основных правил секты об обязательном девстве, состоят у них в „отлучении”, нося специальное название „новожёнов”. Допустить к управлению Ковылинской обителью этих новожёнов наставникам кладбища очень не хотелось. Они опасались, как бы эти „новожёны”, сделавшись официальными управителями „Светопресветлым Сионом”, не стали добиваться потом допущения их на совместное моление с федосеевцами „девственниками”, чем, по понятию федосеевских наставников, может нарушиться содержимое ими „благочестие” в самом корне. И вот чтобы посудить об этом деле, наставники Преображенского кладбища устроили нарочитое собрание, пригласив, для совещания на этом собрании, некоторых московских богачей федосеевцев. В числе приглашённых были и „новожёны”, – но из таких, которые держались в своих понятиях о браке одинакового с наставниками разумения, т. е. признавали свою семейную жизнь делом греховным, требующим великого раскаяния²⁴⁶. Руководителем на этом собрании, в деле „совещания”, был московский купец H.В. Кочегаров, состоявший до того времени негласным попечителем кладбища. Он доложил собранию, что новый попечитель кладбища, г. Егоров, выборы членов хозяйственного комитета назначил на 13 февраля 1878 года, и что он, г. Егоров, просил Кочегарова озаботиться составлением к тому времени списка лиц, достойных занять означенную должность. По этому поводу и начались у собравшихся федосеевцев рассуждения в таком роде.

– Ну, сударь ты мой, кого бы нам наметить кандидатами в члены комитета? – с таким вопросом обратился Кочегаров к Егору Яковлеву Кареву, великому ревнителю федосеевского безбрачия.

Егор Карев, недавно умерший, принадлежал к числу выдающихся в федосеевском обществе личностей. Поступив на Преображенское кладбище в молодых летах и проживая здесь в качестве призреваемого, он многие годы занимался составлением различных сочинений раскольнического характера, тщательно записывал все выдающиеся события в федосеевском обществе, заносил в свои мемуары даже легендарные сказания старожилов кладбища о чудесах, якобы совершавшихся в Ковылинской обители. На основании этих записей им составлена, между прочим, довольно объёмистая книга под названием: „История Преображенского кладбища”, которая описывает состояние федосеевского общества „николаевского времени” и которая остаётся пока достоянием одних федосеевцев. Этим же Каревым составлен для федосеевцев и знаменитый „устав домашней молитвы”, напечатанный федосеевцами, при содействии одного, принадлежавшего к федосеевскому толку офицера в одной из военных типографий, о чём много раз заявлял г. Гиляров-Платонов в своей газете „Современные Известия” за 1885 год. Кроме того, Карев занимался составлением ответов на различные вопросы, присылаемые на кладбище от посторонних федосеевцев. Поэтому, имя „убогого Георгия”, как обыкновенно он подписывал свои письма, в подражание, вероятно, убогому Ксеносу-Кабанову, известно было среди федосеевцев и в Казани, и в Самаре, в Астрахани и в Вологде, одним словом во всех вообще местностях, где только существовали последователи федосеевской секты. Московские федосеевцы относились к нему также с особым уважением. Некоторые из последних, признавая Карева, хотя и неосновательно, „знатоком писания”, называли его иногда даже „каноником”. К этому-то Кареву и обратился Кочегаров на собрании с означенным выше вопросом.

– Было бы весьма благопристойно и утешительно, если бы Бог помог выбрать в члены людей, не сопряжённых незаконным браком, – ответил Карев.

– Ныне трудно, сударь ты мой, устроить такое дело, – возразил Кочегаров. Вишь, богачи-то все у нас переженились, а по новому уставу кладбища в члены могут быть выбраны только те из христиан, которые имеют в Москве хорошенький собственный домик.

– Да, по всему заметно, что время к кончику двигается, – плаксивой речью проговорил Карев в ответ на слова Кочегарова. Христианский род быстро оскудевает, ибо все спешат вчиниться в ряды окаянных новожёнов!..

– А ты, сударь ты мой, подожди плач-то иеремиин разводить! – быстро остановил Карева Кочегаров. Теперь надо о деле потолковать. Я, сударь ты мой, полагаю, что большого греха не будет в том, если для удержания во власти христиан нашей обители будут допущены нами в члены комитета новожёны.

– В писании, положим, речено есть: „по нужде и закону пременение бывает”! – ответил Карев.

– Ну, вот, сударь ты мой, и отлично; на этом правиле и обоснуем наши выборы! – с торжественностью проговорил Кочегаров, видимо обрадовавшись тем, что Карев не намерен усматривать „нарушения благочестия” в деле допущения в члены комитета женатых людей.

– Надлежит, однако, необходимо позаботиться о том, чтобы в члены комитета были выбраны токмо те из новожёнов, которые признают своё брачное сопряжение „блудодеянием”, – поспешил заявить Карев.

– Этак, этак, сударь ты мой! – скороговоркой ответил Кочегаров, соглашаясь с Каревым. Всех этих Косичкиных, Жадаевых, Смирновых – отстранить надобно! Сольно, сударь ты мой, они любят уж о браке-то толковать. Каждый раз, как только повстречаешься с ними, они тотчас же и преподносят главизну от писания в роде следующей: „оженивыйся не согрешил, и посягшая не согрешила”, а вы-де грехом почитаете допустить женатых людей до совместного моленья.

– Ох, горе, горе, пропащие люди эти новожёны! – с тяжёлым вздохом проговорил Карев. Ведь никогда они – греховодники не подумают о том, в какое время мы живём. Не хотят понять, что теперь не браков время, а время плача и сетования: вот что!..

– А сколько счётом-то должно быть этих членов? – спросил Кочегарова один из наставников, перебивая речь Карева.

– Шесть, сударь ты мой, шесть! – отчеканивая каждое слово, ответил Кочегаров, видимо довольный случаем прекратить разговор с Каревым. По новому уставу требуется выбрать шестерых членов, и непременно с домиками! – продолжал разъяснять Кочегаров наставнику не дальнего ума. Эти члены будут изображать у нас хозяйственный комитет, а. седьмой член, значит, „набольший”, над комитетом, будет называться попечителем. „Набольшим-то” теперь уже укоренён начальством сам, его превосходительство Ефим Савельич. Кроме этих шестерых членов нужно будет выбрать ещё троих для ревизионной комиссии.

– Вишь ты, как мудрёно придумано, скоро-то и не поймёшь! – сказал в ответ наставник: – какой „канитет”, какая-то „ремизия” да „коомисия”! Уж нет ли во всём евтом великой ереси?! – серьёзно добавил он.

– А ты, сударь ты мой, не блажи! – заметил наставнику Кочегаров. Ну, так, приступим, братия, к делу, – давайте записывать кандидатов.

К „делу” приступили. После небольших „соображений” и лёгких пререканий, четыре человека были намечены „Дело” дошло до записи серпуховского фабриканта Μ. М-раева.

– Позвольте, позвольте: Мараев-то, ведь, новожён! – заметил в это время присутствовавший на собрании один из новожёнов – Гаврила Кремнев, до сих пор молчаливо слушавший рассуждения других.

– Он хотя и новожён, но дух-то в нём христианский, вот что дорого! – возразил Кочегаров. Он, сударь ты мой, сам не позволит себе молиться вместе с христианами, да и другим-то новожёнам ни за что не даст потачки в этом деле.

– Та-а-к! – протянул Кремнев. Значит, с христианским-то духом можно и новожёну попасть в члены? В таком разе и я не отказался бы послужить: христианского духа и во мне достаточно.

– Так что же, сударь ты мой, запишем и тебя! – согласился Кочегаров. Ведь ты, сударь ты мой, не признаёшь свою жену законной? – спросил Кочегаров.

– Помилуйте, разве это возможно? – ответил Кремнев. От мудрования христианского я никогда ни на одну йоту не отступал. Женился я, известное дело, по немощи своей греховной плоти, а, чтобы считать свою жену законной, – ни, ни, ни, Боже мой, никогда!

Разговоры и рассуждения в таком роде продолжались очень долго. Наконец, список кандидатов был изготовлен, в который записали и Кремнева. Из неженатых федосеевцев значились в списке, между прочим, Е. Раскаткин и Тимофей Москвин; последних особенно желалось наставникам выбрать в члены комитета. Первого они облюбовали за „христианский образ жизни”, который выражался у Раскаткина в том, что он чаю не пил, колбасу и французских булок не вкушал, в никонианскую-баню не ходил, почитая всё это, согласно федосеевским правилам, великим грехом; при том, он одевался в одну и туже засаленную деревянным маслом поддёвку с „фантиками”, а от широкоподмётных неуклюжих сапог постоянно разило дёгтем. Второго, т. е. Т. Москвина, прочили наставники в члены комитета за его начитанность в старопечатных книгах. Если бы, например, новожёны вздумали предъявить к наставникам требование о допущении себя к совместному молению, – в этом случае наставники и рассчитывали опереться на члена „грамотея”: он. по их понятию, в состоянии был доказать новожёнам „от писания” неосновательность такого требования.

– Он. сударь ты мой, поди чай, всю библию, от корки до корки, наизусть знает! – отозвался на собрании об Тимофее Москвине Кочегаров.

Встретилось, однако, очень важное препятствие для выбора в члены комитета сейчас сказанных двоих личностей: ни у которого из них не было тогда в Москве недвижимой собственности. Что бы устранить это препятствие, на собрании решено было зачислить за ними по одному из общественных домов, каких существовало тогда в Москве у федосеевцев не мало.

III.

Возникновение у федосеевцев в Москве общественных домов имеет свою историю; она относится к первым годам второй половины настоящего столетия и вызвана была сказанным выше распоряжением о прекращении приёма для призрения престарелых федосеевцев в Кавылинскую обитель. К тому времени, как выхлопотано было г. Егоровым дозволение вновь принимать на Преображенское кладбище престарелых федосеевцев, таких общественных домов существовало у федосеевцев в Москве более десятка. Они раскинуты были в Грузинском районе и по большой Покровской улице; но более значительное количество их понастроено было в Преображенской местности и за Преображенской заставой, – вблизи федосеевского „Светопресветлого Сиона”. Дома эти представляли собой негласные федосеевские приюты или богадельни и носили у федосеевцев наименование „Христовых домов”.

Главными инициаторами устройства „Христовых домов” были: наставник Преображенского кладбища Власий Емельянов и Иван Бухарев; деятельное участие в устройстве названных домов принимал также „призренник дома Успения Божия Матери”, т. е. Преображенского кладбища, – Макар Иванов Стукачев писавший тогда в защиту федосеевской секты статейки в „Московских Ведомостях”. Источниками средств на сооружение „Христовых домов” служили, как показывает само их название, исключительно добровольные пожертвования как московских, так и посторонних богачей федосеевцев. Будучи предназначены, по выражению федосеевской летописи, „для призрения страждущего нищетой и недугами человечества”, все сказанные дома, в очень короткое время наполнены были престарелыми и больными людьми, последователями „чудного Феодосия”, ибо „страждущее нищетой и недугами человечество” свозилось в них со всех сторон России. В числе обитателей, наряду с коренными москвичами, постоянно можно было встретить и уроженца горного Кавказа, далёкой Сибири и т. д.; можно было встретить и таких, которые прокоротав дезертиром всю жизнь в Турецкой Империи, спасаясь там от повинности ратников „николаевского времени”, возвратились, наконец, „по милостивому” манифесту в Россию, чтобы здесь, на своей родной земле, положить свои усталые и изнурённые кости. Последнего рода личности особенно охотно принимались на жительство в „Христовы дома”, так как уклонение от поступления в ряды „воинства антихристова”, составляет, с федосеевской точки зрения, великий богоугодный подвиг.

Тяжёлое, удручающее впечатление производил на свежего человека один поверхностный взгляд на население „Христовых домов” и на условия жизни, в каких оно обитало. Среди свежих и бодрых, среди ветхих и дряхлых неподвижно лежавших старцев всегда можно было встретить здесь довольно мужественного „блаженного” человека, проявлявшего своё юродство в различных видах и формах. В числе „блаженных” находились, разумеется, ii спокойного, и довольно буйного характера личности, для усмирения последних употреблялись приставленными служителями всевозможного рода грубые, подчас даже суровые, физические меры. Кроме престарелых и юродивых личностей „Христовы дома” в изобилии наполнены были и молодыми, обиженными природой, людьми, не исключая и детей. Эта, обитавшая в „Христовых домах” федосеевская молодёжь, представляла собой олицетворение всевозможного рода человеческих недугов: тут были и горбатые, и безногие, и слепые, и страдающие всякого рода наружными и внутренними болезнями, И всё это дряхлое, уродливое, гниющее, заживо разлагающееся скопление полуживых существ, изолировано было от всякой медицинской помощи и размещалось в „Христовых домах” как попало. Рядом с кроватью или, по „христианскому названию», с „койкой” совершенно бодрого старца или здорового молодого слепца помещалась койка какого-нибудь сифилитика, сплошь покрытого по всему телу зловонными язвами и струпьями.

Отличаясь красивой наружностью, „Христовы дома” поражали однако нечистоплотностью своих внутренних помещений. Миллиарды разных паразитов, сверху до низу, наполняли все щели и отверстия небрежно сколоченных из старого ноздреватого дерева кроватей; тучами выползали они на заплёванные и захарканные больными и слепыми людьми, никогда не очищавшиеся стены; густыми массами копошились они и в жёстких мочальных матрацах и безжалостно точили увядающие тела несчастных обитателей. Душный, спёртый воздух, пропитанный специфическими газами и испарениями, наполняя внутреннее пространство помещений, производил одуряющее действие; имевшиеся в некоторых помещениях форточки и заржавленные вентеляции никогда почему-то не открывались. Нельзя было поэтому пробыть здесь свежему человеку и одного часа без опасности для здоровья. Не удивительно поэтому же, хотя совершенно верно, если из этих „Христовых домов”, почти ежедневно отправлялись по два и по три человека в „Светопресветлый Сион”, в соседи к „батюшке Илье Алексеевичу Ковылину”, чтобы там последний раз прозвучал над ними живой голос „вечную память”.

Должно присовокупить, что „Христовы дома” служили, однако, у федосеевцев приютом и убежищем для престарелых и больных людей только лишь до тех пор, пока живы были устроители оных домов и пока живы были главные на эти дома жертвователи; в настоящее же время, если не все, то большая половина из них бесцеремонно, „по христиански”, присвоены в собственность теми из федосеевцев, на чьё имя они доверчиво были записаны устроителями, и очень выгодно эксплуатируются теперь этими счастливыми „собственниками” в свою личную пользу.

Миссионер Ф. Круглов

(Окончание следует).

В Церковных Ведомостях за прошлый год сообщалось, как один французский писатель Пьер Лоти ездил по святым местам Палестины с целью духовно обновиться, обрести там утраченную им веру, запастись религиозными впечатлениями для возобновления угасшей в нём религиозной жизни. Посетил он Вифлеем, Иерихон, Иордан, Иерусалим – эти священнейшие места для верующих; в последнем он прожил две недели. Что ж, нашёл ли он веру? „Первые впечатления французского писателя, читаем в Церковных Ведомостях, отличаются возвышенностью и чистотой. К сожалению, по самому свойству своего художественного дарования, привыкнув обращать наибольшее внимание на детали, он тотчас же по прибытии в святой город занялся исключительно рассматриванием археологических и художественных его сокровищ, вообще всей внешней обстановки, и светлые минуты религиозного воодушевления, так ярко блеснувшие на первых порах, скоро от него улетели. Житейская суета, одинаковая на всяком месте земли, как терние в евангельской притче, заглушила молодой росток доброго семени в сердце писателя. Страшась оставить св. землю под таким впечатлением, Лоти пытался насильственно вернуть свои светлые первые моменты религиозного вдохновения, бродил лунной ночью один вокруг стен Иерусалима, простаивал целые часы у алтаря Голгофы, оставался наедине с самим собой глубокой ночью в саду Гефсиманском... Но всё напрасно! И он покинул Иерусалим с настроением ещё более тяжёлым, чем то, какое имел раньше, под влиянием чувства, что утрачивается вера, – потому что прежде была, по крайней мере, надежда обрести Христа в Иерусалиме, а теперь и этой надежды уже более не было”!

Прочли мы эти строки и, грешным делом, подумали: где уж там найти веру, раз она утрачена. Где уж найти Христа в Вифлееме, Иерихоне, при Иордане, в Иерусалиме, если Его нет в сердце! Ведь только верой и возможно вселиться Христу в сердца наши (Еф.3:17). Что искать царства Божия то тут, то там?! Царство Божие внутрь вас есть. Покайтеся и веруйте в Евангелие (Мк.1:15). Пьер Лоти принадлежит к числу тех, у которых эстетика заменила религию, которые пробиваются эстетическими чувствами и наслаждениями вместо чувств религиозных. Вот почему при посещении святых мест он набрасывается на художественное, а не на священное, и он живёт здесь эстетическим наслаждением археологических и художественных сокровищ, впечатлением лунной ночи вокруг стен Иерусалима, а не святыми чувствами умиления, благоговения, страха Божия перед величайшими в мире святынями. Его тянули в Иерусалим и водили им здесь совершенно не религиозные побуждения. Не удивительно поэтому, что ему ничего здесь не помогло: ни ангельское благовестие о рождении Спасителя в Вифлееме, ни глас вопиющего в пустыне о крещении Его в Иордане, ни чудеса на пути к Иерихону, ни весь Иерусалим, наполненный святым учением и великими делами Спасителя; его не вразумили ни мытарь, ни Закхей, ни женщина грешница, Хананеянка, Иаир, отец лунатика – бесноватого юноши, ни жизнь, ни смерть, ни само воскресение Спасителя. Обходя за Спасителем все те места, Лоти, очевидно, пристал к толпе тех иудеев, которым Спаситель сказал: вы ищите Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин.6:26). Неудивительно поэтому, что он уехал из Иерусалима с чувством утраченной веры: так и многие из учеников отошли от Христа и уже не ходили с Ним (Ин.6:66).

На наших глазах недавно был другой подобный пример человека, утратившего веру и также отправившегося искать её в страну далёкую. Разница только та, что это был не учёный невера, а простец, потерявший веру в дебрях сектантства, но искренно искавший её вновь; потому и поиски его увенчались полным успехом. Это некто Тихон Ус, солдат Харьковской губернии, 34 лет. Ещё недавно он был в таком состоянии, что не знал, кому, во что и как веровать, как дальше жить; в конце концов он стал просить у Бога смерти, как лучшего для себя выхода из заблуждения и безверия. Но Бог управил путь его к Киевским святыням, у подножия коих Ус и обрёл то драгоценное сокровище, ту жизненную силу, которую безуспешно искал Лоти. Мы передадим дальше поучительную историю Уса по его собственной автобиографии, по устным его сообщениям нам и по непосредственному наблюдению и участью нашему в его обращении. „Я родился в 1865 году в православной вере, рассказывает Ус в автобиографии, – в 1889 г. поступил на военную службу и вышел со службы в 1892 г. православным. Домашние мне объявили, что появилась новая вера. Мне показалось это странным и страшным: какая такая новая вера? Я говорил, что никогда не изменю своей православной вере, в которой родился и в которой отбыл службу царю. Но скоро вышло обратное. В 1893 году мне случилось встретиться с одним человеком соседнего села, я не знал, что это был сектант. Он стал мне говорить; что для спасения нужно возродиться свыше, – надо получить Духа свыше, а для этого нужно чуждаться своих жён, жить по духу, жену считать сестрой, свиное сало считать идоло-жертвенным; кто поступает в их общество, тот получает Духа и может пророчествовать, тот получает духовную любовь и может жить с женой по духовной любви. Я принял всё это за хорошие наставления и начал постепенно уклоняться от православной церкви. Страшно было сперва! Трудно было удержать руку от крестного знамения; тянуло в церковь. Великим постом 1893 г. я и говел ещё, но... уже без веры, а дальше я не стал скрываться, что пристал к тем людям. Все стали называть меня с женой хлыстами, скопцами; а я верил, что мы – истинно духовные христиане... До молитвенных собраний не допускали меня долго; всё наставляли своему ученью и хулению православной церкви. Становилось уже тягостным без службы. Я стал, просить новых своих братий допустить меня на свою службу и научить „работать Господу”, ибо слышу, что у них совершается „работа Господу”, все „работают” мужчины и женщины (разумеются хлыстовские радения). Но они говорят мне, что это – великая Божия тайна и тебя нужно сначала приготовить для этого служения Богу. Потом стали поучать меня, что Христос приходил духом; страдал не на кресте, а духом и нас научил жить по духу; так и нас распинают, как Христа. Этих толкований я сильно боялся; мне страшно было Господа Иисуса Христа не признавать во плоти. Я, милостью Божией, вспомнил, что написано: всякий дух, не исповедующий Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста (1Ин.4:3), и предъявил им этот текст; а они говорят мне, что евангелие – для грешников; а мы должны веровать Святому Духу. Я говорю: где этот Дух? они отвечают, что он сходит на пророков; я возражаю, что пророков нет теперь; они уверяют, что у них есть пророки и апостолы, которые пророчествуют на собраниях. А Библии должно верить? Библия это – тряпка, говорят: от этого слова мне стало страшнее, чем прежде”.

Уловив Уса, хлысты держали его больше двух лет на почтительном от себя расстоянии: не посвящали его в самые тайны хлыстовства, всё приготовляли и испытывали. Наконец, он прошёл предварительный искус хлыстовской дисциплины и был допущен в настоящее моленное собрание. Тут он слышит пророчества, видит саму „работу Богу”; но чем чаще посещает, тем больше овладевает им сомнение и он убеждается, что это – собрания бесовские. „Я, – пишет Ус, – твёрдо и достоверно убедился, что это собрания бесовские; на них вместо божественной литургии совершаются танцы с подскоками, верчениями, выкрикиваниями; бьют себя жгутом и ладонями в пятку, рукоплещут и приговаривают:

„Свет наш батюшка, отец,

Собирал своих овец.

Пошли овцы по лугам,

По зелёным по садам”...

Или так:

„... По кругу пошли гулять,

„Бога-царя прославлять;

Тут апостолы стоят.

На них ближние глядят”...²⁴⁷

На собраниях являются пророки и апостолы и начинают пророчествовать невпопад. Один пророк всё обличал девушку соседнего села в разврате; та рассердилась и доказала свою невинность; после этого пророчество прекратилось”.

„Когда я всего этого насмотрелся, то настал переворот в моей жизни. Я не имел больше отрадной минуты; мной постоянно одолевали тоска и мучение. И я перестал скоро ходить на собрания, начал усерднее читать Евангелие и толковать его на разные лады. Но ничего теперь не понимал в нём и чувствовал, что оно стало ещё больше закрыто для меня, чем прежде: до того опутал диавол мой ум. Решаюсь раза три пойти в церковь и то в чужой приход по стыду, но какая-то сила оттягивает от церкви и через силу переступаю порог; к священнику не обращался: как только надумаю пойти, – находит страх”.

В таком тревожном, мучительном состоянии нерешительности и колебания Ус провёл весь девяносто пятый год. Жена его также переходила за ним из одной веры к другой по тому резону, что куда иголка, туда и нитка. – К концу девяносто пятого года Ус совсем было наклонился к православной церкви, и решился ходить уже в свой приходский храм. Но, по какой-то странной судьбе, попал в руки штундо-баптиста, который втянул его в новую секту.

„В 1896 году 6 января, – пишет он, – я пошёл уже в свою церковь в Валках к заутрени. После службы, пока до обедни, пошёл посмотреть то место, где готовились к иордани. На дороге попадается мне незнакомый человек и заводит разговор о вере; говорит всё из Евангелия и убеждает верить только Евангелию, а не тем книгам, которые составлены попами для обмана людей; за разговором остановились и не дошли до реки. А он всё говорил и говорил мне из евангелия, что не должно почитать иконы, крест; не должно знаменоваться. Так он задержал меня, пока и обедня отошла, и водосвятие окончилось; на прощание дал маленьких книжечек – собрание стихов. Я пришёл домой, и опять у меня мысль повернулась назад; говорю жене, она отвечает, что может быть это и так; начинаю исследовать Евангелие ещё больше и, действительно, нахожу стих, что Бог не в рукотворенных храмах живёт и не требует служения рук человеческих; нашёл также, что священник не может уничтожить грехов. Неподалёку от нас жили штундисты; я стал видеться с ними и ещё больше поучаться от них. Раз они зазвали меня на собрание их, где я увидел главного их проповедника. Он прежде всего обратился к новым братьям к таким, как и я, и давал наставления хорошие, – о том, как должно спасаться, удаляться от зла, не пить водки, не ругаться, удаляться от мирских прелестей; потом все они преклонили колена, где кто стоял и, обернувшись, куда пришлось, сложили руки на грудь; главный проповедник прочитал незнакомую молитву за новых братий; молитва обращалась к Самому Богу, никаких угодников не упоминал. После молитвы проповедник спрашивал нас, кто не понял чего, – и некоторые спрашивали его о кресте. Он утверждал, что рукой спастись невозможно, что Христос вознёс грехи наши на древо; больше же всего убеждал нас удаляться от православной церкви, так как это – языческая церковь.

И вот с этого времени начала мучить меня невыносимая тоска; не было и часу спокойного; я стал мало есть; плохо спать; несколько раз я плакал; снились страшные сны: то Дева Мария будто смотрит на меня сурово, то икона её отвернулась от меня”.

Первые впечатления от штундовых собраний не удовлетворили Уса. „На собраниях штундисты поют сидя, пишет он, обращаются небрежно с словом Божиим. Когда запевали невпопад, смеялись и перекрикивали: „начинай ты Марья, ни ты Олено. нихай начина Ириська”; злословят православных, а сами делают тоже; выхваляют себя святыми; осуждают кошельковый сбор у православных, а сами также собирают деньги в собрании”. И вот Ус, убеждённый уже штундист, но как человек неиспорченный нравственно и богобоязненный, выступает среди новых братий обличителем пороков их, реформатором слабых сторон собраний и новатором отчасти в самом учении. Он обличает штундистов за самохвальство, за злобные чувства к православным; за мнимую святость; восстаёт против ночных потаённых собраний в лесу, убеждает „свидетельствовать Христову веру явно перед людьми”; вводит благочиние в молитвенных собраниях; доказывает необходимость крещения детей, почитания Богородицы. Братия сначала было сопротивлялись, а потом стали поддаваться. И Ус постепенно входил в силу и делался вожаком не только своих, но и соседних сектантов; его наметили уже поставить, по перекрещении, во пресвитера; сам он был уверен, что стоит на истинном пути. Но вот опять у него начинаются колебания и сомнения, на которые наводят его некоторые обстоятельства. Во-первых, по словам Уса, перед народной переписью 1897 г. штундовые сёла объезжали какие-то тёмные личности и убеждали их записываться не православными, а баптистами на том-де основании, что вскоре все будут баптистами и баптисты возьмут в свои руки землю и власть; и что кто теперь запишется православным, – тот после уже не будет принят в число баптистов и ничего не получит. Во-вторых, не раз наезжие проповедники поучали в собраниях, что не должно подымать руку ни на кого. „Я, – говорит Ус, – возражал: а как же в военное время на неприятеля идти? На это отвечали, что не должно совсем воевать и убивать врагов, так как Бог произвёл весь род человеческий от одной крови. Тогда, замечает Ус, я понял, что тут дело идёт не к добру”. В другой раз было большое собрание. Приехал и какой-то господин, прилично одетый, при золотых часах; с ним барыня и ещё какой-то господин. „Наши штундисты, пишет он, оказывали ему большую честь. Я спросил, кто это? – мне ответили, что это – пресвитер и диакон. А зачем же то барыня ездит с ними, говорю?.. Евангелие объяснял он не так, как объясняли мы, а в конце беседы предложил мне принять крещение, но я отказался; милостью Божией я стал разуметь, что это к нам ездят уже не проповедники, а обманщики”. – Но особенно поколебал его следующий случай.

„В 1897 году осенью, продолжает он, не помню какого числа, опять было большое собрание; опять приехало к нам ночью двое чужих проповедников. Один говорил по-русски совсем плохо, всё называл нас не братиями, а „пратие”. Я хорошо понял, что это – не русский человек. Он стал проповедовать известное баптистическое учение. Когда он окончил, то начал говорить другой незнакомец. Этот проповедовал совсем уже иное: говорил, что надо посвящать Господу седьмой день – субботу, а не воскресение; свиного мяса не употреблять; что в воскресение можно работать, что его выдумали священники... По окончании собрания, он оставил нам довольно печатных листиков, доказывающих, что не должно верить воскресному дню. Первый проповедник не опровергал его и не сказал ему ничего напротив. Поэтому, после этих проповедников, у нас сделалось разделение, пошли большие споры и многие штундисты стали праздновать субботу. И сам я, говорит Ус, потерялся и не знал, кому верить; я запутался так, что просил уже Бога, чтобы он послал мне смерть: не мог никак понять, как теперь уж веровать; в православие перестал давно верить, а теперь чувствую, что теряю и ту веру, на какой стоял”. И хотя в видах прекращения соблазна и разделения решили отобрать у всех и уничтожить субботнические листки, однако Ус на этом не успокоился; он опытом дошёл, что их руководители ведут их не к добру; понял также, что его баптистическая вера не есть истинная, спасительная, какой он искал и какой считал некоторое время. После некоторого успокоения начинается опять колебание и опять мучительное состояние. Это третье „кораблекрушение в вере” заставило Уса ещё сильнее молить день и ночь Бога, чтобы Он Сам или направил его или послал ему смерть.

Усу опять представляется, что, как он ни бежит от православной церкви, а всё-таки она должна быть единая истинная церковь; и вот он опять поворачивается к ней; начинает тайком, робко и боязненно заглядывать в храм, но не оставляет посещать и собраний по долгу руководителя братии. – „Я, говорит он, проверял, чьё собрание лучше – у нас ли или у православных, и где поучение правильнее или назидательнее”. Такое колебательное положение Уса продолжалось втайне до августа 1898 года. За это время раздвоенность в мыслях усилилась и он пришёл к заключению, что до сих пор заблуждался; – как честный человек, в августе 1898 года он и высказал уже открыто братии. В тоже время он подал успенским постом своему приходскому священнику о. Илии следующую записку: „Богоизбранный отец! как на исповеди сознаю свой грех, что отпал от православной церкви; мучат меня злые помыслы; невольно возникает в уме хула на веру православную. Прошу я вас, отче, дайте наставление, как от них избавиться, чтобы не остаться без спасения моей грешной душе; потому что видно из Писания, что грешников ожидают лютые мучения, где червь не умирает и огонь не угаснет; я страшусь этой нестерпимой казни. – И священник, замечает Ус, дал ему наставления, которые подействовали на него хорошо”.

Но после этого Ус продолжал хромать на оба колена до февраля 1899 года.

В феврале сего года приехал к ним харьковский епархиальный миссионер Д. И. Боголюбов и открыл ряд публичных бесед. Вот что пишет Ус об этих беседах: „я ещё был в сильном колебании, когда, милостью Божией, к нам приехал на хутор харьковский миссионер и священник Успенского прихода о. Илья для беседы с нами – штундистами, перед беседой штундистов отделили от православных, в том числе и меня. После молитвы Царю Небесный священник говорил проповедь, я стоял как деревянный, потом начал говорить миссионер, он называл штундистов „сектантами”. Те обиделись, и один высказал, что в священном Писании не написано „сектанты”, на это миссионер ответил: „я хотел обойтись с вами благородно, и назвать вас сектантами, чтобы не обижать вас, а если так, – то теперь буду называть вас, как написано, еретиками. Штундисты не могли ничего ответить. Дальше, сколько не говорил миссионер, штундисты не могли вывести ни одного вопроса до конца, как следует; а только упорно говорили, что им не нужно никакого закона, что у них Христос – закон. Сколько не уговаривали их из Писания, – они ничего из Писания не отвечали; упорно стояли на своём. Из беседы я хорошо понял, что мы заблуждаемся, что это путь не спасительный, гнусный, еретический. В конце беседы роздали книжечки. Милостью Божией, миссионер обратил на меня внимание, дал мне три книжечки – „Берегись штунды”, „О пресвятой Богородице” и „Деревенская глушь”. Тут же я заявил им, что желаю искренно веровать Господу Иисусу Христу; но имею в сердце большое сомнение насчёт православной Церкви, икон и мощей: наши штундисты утверждают, что никаких мощей нет. Миссионер дал мне объяснение; но я всё-таки не верил и заявил, что я поехал бы в Киев, если бы там показали мощи, тогда я уверовал бы. Миссионер одобрил моё намерение и обещал дать письмо в Киев. Попрощавшись, я пошёл домой и с того же дня сел читать те книжечки; прочитал одну, стал размышлять и опять нашёл, что штунда убивает человеческие души. Мне стало страшно; дрожало всё тело; объявил жене и она боялась за душу. На третий день я уже не вытерпел и решил ехать в Киев; пошёл за письмом, и миссионер дал письмо к священнику Слюсареву в Киев; милостью Божией, 16 февраля я выехал”. Теперь Ус окончательно решил порвать связь со штундой. Что же братия? Зная честность Уса и его искренность и веря, что если он поколебался, то, значит, разобрал веру настояще и дознал, что дело плохо; братия также приходит в колебание. Первые три дня и ночи проходят в переговорах то с Усом, то между собой, наконец, и ещё многие присоединяются к намерению Уса удостовериться в существовании мощей в Киеве и уполномочивают его с своей стороны добиться там, есть ли, действительно, мощи. „А затем, говорили братия, что ты по приезде скажешь, мы скажем: аминь, – так и будет”. Они собрали и деньги на проезд Усу и слёзно просили об одном – „расследовать настояще и не обманывать их”.

И вот Ус, заручившись письмом, приезжает 17 февраля в Киев, прямо в Лавру. Вот, что пишет он о первом впечатлении от киевских святынь. „В 12 часов ночи на 18 февраля богомольцев разбудили к заутрени. Я пошёл с ними; я больше всего обращал внимание на гробницы, и мне становилось то страшно, то радостно. По Окончании обедни, мы пошли туда, где почивают мощи Павла Тобольского. Когда я увидел его гроб, то стало очень страшно. Враг шептал мне грешному: не верь в мощи... Осмотрели Лавру и отправились в ту церковь, где Варвара великомученица, потом в собор (Софийский). Тут тоже являлась грешная мысль не верить. Я был в страхе и в трепете. А когда вышли из собора, то двое товарищей тоже объявили сомнение, что мощей должно быть нет. Я говорил, что должно есть, потому, что заверял миссионер, что мне покажут их; а в то же время сам грешный имел в сердце большое неверие”.

Того же 18 февраля Ус обратился ко мне с письмом от Д. И. Боголюбова. Не медля долго, мы отправились вдвоём к о. наместнику Лавры архимандриту Антонию и изложили ему нашу просьбу. Отец наместник разрешил показать св. мощи утром следующего 19 числа; при этом он сделал распоряжение, чтобы нас сопровождал в качестве руководителя по всем местам брат Михаил – монах благоговейный и хорошо осведомлённый в житиях печерских угодников.

Вот что пишет теперь Ус о своём состоянии перед посещением мощей: „Пошёл я искать священника Набережно-Николаевской церкви, которому был пакет, недолго искал; подал пакет и очень боялся, потому что не знал, что там писано про меня. через полчаса мы поехали с этим священником в Лавру. Священник пошёл в келью, а я остался в коридоре и, сам не знаю отчего, был в великом страхе. Когда священник возвратился и объявил, что завтра покажут сами нетленные мощи, то мне так стало страшно, что я с трудом мог говорить с ним и отказывался смотреть мощи, а священник убеждал меня, что это Богу так угодно допустить меня видеть св. мощи, что я как бы неверующий Фома, которому Сам Господь должен был показать свои раны, чтобы он поверил воскресению, иначе он бы и не поверил, и погиб в неверии, так и меня Сам Бог привёл в Киев и удостоил показать св. мощи. Одни почитают их без сомнения по вере, а иные и поверить могут не иначе, как только увидевши мощи своими глазами. Так наставлял меня священник”. Действительно, Ус, по выходе из покоев отца наместника, говоривший до того времени спокойно о мощах, вдруг стал неимоверно бояться и отказываться от своего намерения; до того времени не веровавший стал уверять, что уже не сомневается и верует в мощи, что боится обеспокоить своей просьбой о. наместника; боится, что может быть грешно смотреть их, Бог накажет за это и т. п. Внушением благоговейных предлогов диавол отвлекал человека от святыни и хотел похитить из сердца зародыш веры!

Это было 18 февраля вечером; 19 утром мы опять сошлись в покоях отца наместника и, получив от него благословение, пошли в сопровождении брата Михаила сначала в трапезную церковь. Тут Усу были показаны закрытые в гробницах св. мощи, также открытые частицы мощей. Далее пошли в великую Успенскую церковь к мощам Павла Тобольского. „Мне так стало страшно, рассказывает он, что я не чувствовал на голове у себя кожи, а когда показали руку св. Павла, то сделалось так страшно, что я не мог двинуться с места; прекратились движения в теле, я совсем одеревенел и уверовал чистой верой и приложился к руке этого угодника и почувствовал облегчение на душе, как будто чешуя осунулась с моих глаз и со всего тела”. К этому нужно добавить ещё следующее. Когда была открыта рука Угодника, то первый приложился к ней иеромонах, открывший её; потом – подошёл я и, приложившись, предложил Усу подойти ближе и присмотреться; между тем кроме множества свечей, горевших у гроба святителя, о. иеромонах осветил ещё особо руку тремя скрученными вместе свечами. Ус, несмотря на наше предложение, не двинулся с места и смотрел как-то тупо. Тогда я почти притянул его ко гробу; теперь он нерешительно наклонился и несколько времени всматривался; отклонился и опять наклонился; казалось, что Ус сам не верил своим очам. Пока он раздумывал, я напомнил ему слова Спасителя: „Подай персть твой сюда, и посмотри руки Мои; подай руку твою, и вложи в рёбра Мои, и не будь неверующим, но верующим”, – и предложил ему ощупать руку угодника; причём прикоснулся для внушения ему смелости и сам одним пальцем. За мной и Ус прикоснулся и стал ощупывать всю руку. Прошло ещё несколько минут его тупого молчания. Тем временем о. иеромонах сообщал ему кое-что из жизни Павла Тобольского; указал, между прочим, на то, что святитель починает в том самом облачении, в котором был первоначально положен во гроб, между тем как гробов под ним истлело до сего времени четырнадцать. Наконец, Ус волнующимся голосом проговорил: „Можно ли и мне приложиться”? и, положив земной поклон, перекрестившись, приложился к руке святителя, „Теперь я верю, чисто верю; теперь не сомневаюсь, объявил он, обращаясь к нам; Слава Богу! Бог не попустил погибнуть”; и дальше, пока мы стояли перед мощами, он много раз повторял, что рад, что наконец убедился. „Правду вы говорили, обратился он ещё раз к нам, что мне должно уверовать в мощи своими глазами, как тому Фоме, а не по вере”.

Всё это происходило при посторонних свидетелях. Кроме упомянутого о. иеромонаха и брата Михаила, на эту пору случились два приезжих священника; из них один – о. Виноградов, священник харьковского кафедрального собора; другой, не знаю, кто, и двое простых из богомольцев. Как рассказал нам Ус после, это были те самые, с которыми он ходил в Михайловский монастырь и Софийский собор накануне, которые выражали ему сомнение в существовании мощей. Они, зная, что Усу имеют быть показаны мощи, выждали нас и вошли к Павлу Тобольскому вслед за нами. С ними Ус был уже раз у св. мощей утром 18 февраля; тогда один из них, улучив минуту, ощупал ноги угодника и, по выходе из склепа, объявил: „набиты соломой” (т. е. ноги). Эти слова так подействовали на Уса и подкрепили его сомнение, что он хотел было того же 18 числа уехать обратно. Что те двое – также сомневающиеся, – никто из нас не знал; стояли они себе в стороне и к мощам не прикладывались. Никто из нас не обратил на них внимания; Ус от радости также упустил их из виду. Между тем к нашей беседе с Усом примкнул и о. Виноградов. Он, оказалось, был одно время в Валковском уезде с миссионерской целью и знает те места, откуда Ус. Последний узнал о. Виноградова и сугубо был рад, что видит при таком случае земляка, с которым когда-то полемизировал. Нечего говорить, что все мы были рады вразумлению Уса и вышли от мощей Павла Тобольского с настроением, торжествующим победу над неверием. Сам Ус настолько уже не сомневался, что, когда мы пошли с ним в пещеры, то он просил не затрудняться открытием мощей, дабы не тревожить св. угодников. Тем не менее, чтобы укрепить Уса больше, ему ещё были показаны в ближних пещерах мощи преп. Спиридона просфорника и в дальних – преп. Игнатия, архимандрита Печерского (в обоих случаях открывали правую руку). В пещерах Ус показал себя совсем уже православным богомольцем: останавливаясь перед каждым преподобным, он клал земной поклон, прикладывался к мощам и по местам опускал свою лепту в церковные кружки пожертвований. Начальники пещер, о. Стефан в ближних и о. Исихий в дальних, – наставляли его сообщениями о жизни и чудесах угодников; с руки преп. Игнатия дали ему рукавичку для пользования с молитвой во время болезни. Таким образом, Ус, обойдя пещеры и поклонившись угодникам Божиим, укрепился верой, насколько, конечно, можно было судить по нему, и запасся живыми душеспасительными уроками на новый православный путь жизни.

Из пещер мы (я, брат Михаил и Ус) направились опять к отцу наместнику поведать и ему обращение Уса. О. наместник принял его по-отечески, благословил его св. иконой печерских угодников и богатно наставил. Брат Михаил снабдил Уса религиозно-назидательными брошюрками. Последний вышел из келий о. наместника совершенно иным человеком, чем каким был у него накануне, – весёлым и радостно торжествующим. Теперь на обязанности Уса лежало, по приезде домой, уверить в нетлении мощей и других заблуждающихся братий. Имея в виду искреннюю просьбу не обмануть их, с другой сторон: предвидя, что окажутся и недовольные таким результатом его поездки, которые станут распространять ложные предположения о нём в роде. того, что он не досмотрел настояще, или что его тут обманули, провели и т. п., имея это в виду, Ус просил выдать ему форменное удостоверение в том, что ему, действительно, были показаны мощи, а он видел их при таких-то свидетелях. По его просьбе составлен был акт о вышеупомянутом и выдан ему на руки. Недавно мы получили уведомление от приходского священника Валковской Успенской церкви, что Ус говел на первой неделе великого поста; причём после литургии в субботу упомянутый акт был прочитан в церкви народу. Это оповещение, равно как и само обращение Уса. произвели весьма благоприятное укрепляющее впечатление и уже теперь, как и следовало ожидать, обнаружилось сильное движение среди сектантов к воссоединению. И слава Богу!

Киевский миссион. свящ. Д. Слюсарев

Как известно, на недавно бывшем в Нижнем-Новгороде миссионерском съезде был, между прочим, поставлен для обсуждения вопрос о том, желательно ли приглашать на публичные собеседования с раскольниками кого-либо из чинов полиции. Разрешён был этот вопрос, как и следовало ожидать, в отрицательном смысле. Слишком уж хорошо теперь дознанно, что от этих помощников пользы для дела миссии нельзя ожидать: раскольников ими не испугаешь, а делу-то, пожалуй, и повредишь. Не имея в виду в настоящий раз выяснять подробно этого, думается, хорошо всем известного положения, я хочу сообщить только бывшее со мной и относящееся к вопросу о помощи от полиции.

Была у меня неподалёку от Царского Села публичная беседа. В качестве слушателя, – не более, – ибо никто его не приглашал, – был и местный полицейский урядник. Ещё перед беседой мы с ним познакомились и даже рассуждали. Во время беседы он был до последней степени ко мне любезен и внимателен: ограждал меня от теснивших со всех сторон слушателей, помогал мне достать из мешка потребную книгу и т. под. Словом – был обязателен, насколько может быть таковым петербургский полисмен. Но... в конце беседы я навлёк относительно себя и своих миссионерских полномочий его блюстительское недоумение...

Мой возражатель-раскольник, по обыкновению, в конце беседы заговорил о кресте, т. е. о перстосложении для крестного знамения, и, назвав его христианским знамением, сопоставил его с государственным знамением – гербом – двуглавым орлом, за изменение или отвержение которого должно грозить виновному наказание. Вывод из сравнения для всех был ясен и внушителен. Заметил это я и задумал воспользоваться приведённым сравнением в свою пользу. Я повёл приблизительно такую речь: „Верно ты сказал, что двуглавый орёл – знамя наше русское; верно и то, что если кто его изменит или отвергнет, тот подлежит наказанию; но знаешь ли ты, когда и почему явилось у нас это знамя, этот герб? Существует он у нас не с начала Русского царства, а со времени великого князя Иоанна III (т. е. с последней четверти XV столетия). Иоанн, женившийся на одной из последней отрасли дома Византийских императоров, по верованию своему и своего народа, восприял от последних и все их права, и привилегии. Для внешнего ознаменования этого преемственного перехода величия Византии к России он и герб Византийский перенёс в Россию. – Итак, наше государственное знамя, наш герб, введено не кем-либо, а князем, т. е. правительством, – введено для утверждения и закрепления на Руси известных представлений, – известного, для правительства желательного, учения. Допустим теперь, что не кто-либо, а правительство наше найдёт, что герб наш, это наше знамя, не отвечает уже потребностям времени и величию России, как государства среди других, и вздумает его изменить на другой – более подходящий к современному состоянию Русского государства. Что-же? поступит ли оно незаконно и можно ли будет в чём-либо укорять его и из-за этого отделяться от него?! Думаю, ни ты, никто другой этого не сделает, а если сделает, то справедливо будет осуждён и наказан правительством. Следовательно, правительство может изменить то, что им установлено, и заменить другим, так точно и церковь в праве поступать с её установлениями”... и т. д.

Эти мои рассуждения показались, кажется, любезному полисмену очень либеральными. Только что кончилась беседа, не успел я свободно вздохнуть, как он подходит ко мне и опять-таки, насколько только возможно, с приятной любезностью просит у меня позволения осведомиться, есть ли у меня какие-либо от моего начальства полномочия для ведения бесед... Такое желание его впервые мне показалось очень странным: о полномочиях поздно было уже спрашивать; но потом, припоминая говорённое мной на беседе, я припомнил и речь свою о возможности изменения государственного знамени-герба, и тут-то понял моего любезного охранителя, понял явившееся у него недоумение и, быть может, волнение и запоздавшее желание ознакомиться с моими полномочиями. – Из показанной моей книжки паспортной им были выписаны подробные сведения о моей личности.

А вот другой случай.

В ожидании приезда на беседу местного священника в одну, на берегу Ладожского озера в лесу заброшенную, деревушку я приютился у одного знакомца своего – православного крестьянина. Подошло сюда человек пять из деревни, между прочим, сельский староста и один раскольник. За чаем раскольник расхвастался передо мной, рассказывая мне, как он преподносил в подарок покойному Государю Императору Александру III пойманного им почти трёхпудового осётра и по приказанию Государя получил 53 руб. Особенно он подчёркивал то, что важные генералы ухаживали за ним, прося его сидеть, когда сами около него стояли. Одно воспоминание о былом приятном, разумеется, приподняло дух старообрядца, и он, немного погодя, начал горделиво говорить о нас православных, как о еретиках, Мне и вздумалось тут указать непоследовательность старообрядца.

– Итак, по-твоему, мы еретики, переспросил я, с которыми грешно из одной чашки пить и есть?

– Как сами это знаете, ответил он.

– Но ведь и Батюшка наш Царь одной с нами веры; выходит, что и Он тоже еретик. А ты ему осётра – подносил...

– Что вы сказали? Царь – еретик?! Прислушай, староста, обратился он к последнему, что миссионер-то говорит.

– Не я говорю, а по-твоему так выходит: признавая нас еретиками, ты также и о Царе мыслишь, раз Царь нашей веры, которую ты считаешь еретической...

Но мой старообрядец не хотел меня слушать и повторял лишь одно: „Слушай, староста!.. Прислушайтесь и вы – миряне, что-миссионер-то говорит”... Словом, привязался и тянул меня к ответу за его же мысли. Лукавый раскольник только тогда замолк, когда православный староста сельский назвал его дураком и уже сам по-своему разъяснил ему его же путаницу и лукавство. Но будь староста – не из православных; случись это на публичной беседе, да ещё при господине уряднике, – ведь, пожалуй, пришлось бы потом распутываться, кто и что, и в каком смысле говорил… Глядишь, целое негласное дознание получилось-бы...

Нет, не помощники нам чины полиции: и нас они стесняют, и раскольников будоражат, и беседу обращают в полицейское дознание. Поэтому „избави нас Бог от этаких друзей”!

М. Чельцов

Недавно я посетил с миссионерскою целью село Трофну, Пензенской губернии, где проживают в значительном числе молокане. Последние были приглашены на мою беседу в волостное правление, как самое удобное для сего помещение.

По прибытии священника, помолившись Господу Богу, я обратился к собравшимся с обычным приветствием²⁴⁸. Я сказал речь, в которой объяснил, что до сведения епархиального начальства дошло, что некоторые из жителей этого села уклонились из православия в секту именуемых «духовных христиан»; об этом отпавшие письменно заявили, причём высказались, что, принадлежа до сего времени к Греко-Российской Церкви, они будто бы заблуждались, а потому и присоединяются к обществу духовных христиан.

Скорбя о вас, как о заблудших, ныне духовное начальство и повелело мне, как миссионеру, помочь вашему приходскому пастырю, – ибо при двоих свидетелях всяк глагол станет по слову Божию, – в увещании вас. Беседовать мы должны дружелюбно, в духе кротости и терпения, – ибо сказано: в терпении стяжите души ваши… Как последователю – ученику Христову и недостойному преемнику апостольского служения, мне непрестанно надлежит памятовать слова Спасителя: «потому-то и узнают все, что вы Мои ученики, когда будете любовь иметь между собою». Напомню и вам, братия о Господе, что всякая вражда и ненависть ослепляют разумные очи. Да и зачем на беседе свариться и кого вам ненавидеть, если и в житейских делах мы часто советуемся с нашими ближними, обсуждаем, семь раз, – по пословице, – примериваем, пока не изберём то или другое решение, то тем больше осторожность и усердие требуются в таком важном деле, как избрание истинного пути ко спасению, как перемена веры отеческой на какую-то новую, как оставление и даже пренебрежение ко всему тому, что было для ваших отцов и братий, да и для вас так ещё недавно – священно и дорого! О с каким вниманием должны вы, отпадшие, дорогие нам и по крови и отчизне и по Батюшке Государю, братья, отнестись к настоящей беседе о предметах веры. Постараемся же в настоящее время беседовать не из любопрения, а, чтобы общими усилиями прийти к спасительной истине веры, которая одна: «едина вера, едино крещение, един Господь, Отец всех», говорит ап. Павел в послании к Ефесянам. Так вот, скажите, друзья мои – уклонившиеся, справедливо ли, что вы от Церкви православной и её законных пастырей пошли вслед учителей непризванных, которые вам и внушили своё новое учение о каком-то духовном христианстве?

– . Нет, нас никто не учил и учителей никаких нам не нужно, а сказано: просите истинного Христа: Он вас научит. Вот мы просили, и Дух вразумил нас, – ответил один из сектантов.

– Вольно тебе, друже, говорить, что Дух вразумил, возразил я, но чем это доказать? Ведь этого никто не видал, – свидетелей тому ты тоже не можешь представить: так как же на чём тебе поверить? Да при том так же оправдывают своё суемудрие и другие заблуждающиеся люди-духоборцы, штундисты, и хлысты, и баптисты и друг., утверждая, что и их Дух научил. Неужели Один Дух может научать разным верам? Едина вера – вот что прорёк Дух устами св. Павла.

– «Да, свидетелей я точно представить не могу и может статься, что вам и сомнительно мне поверить; так вот, если прямее сказать, то святая библия нас научила, как надо жить по-настоящему и веровать», – пояснил другой молокан, показывая на библию.

– И библия, как книга, сама по себе также научить не может: библия тоже одна, а вер, которые своё лжеучение стараются защитить библией, многое множество...

– Так раскройте, читайте и научитесь...

– Пока согласимся, что кто грамотный, может читать и писание его умудрит во спасение, но ведь, наверно, между вашей братией есть и неграмотные (молокан подтвердил); так тех-то как научила новой вере библия?

– Они просили грамотного, который прочитывал им и рассказывал.

– Ну вот так теперь и сами вы пришли к тому заключению, что прежде чем научиться, нужен чтец, а так как не всякий читающий способен рассказывать, то нужен, значит, чтец-толкователь, или что тоже проповедник-учитель. Вот и несомненны слова апостола: как услышать без проповедующего (Рим.10:14), как уразумеешь, если кто не объяснит. Кто же ваш толкователь смысла святой библии?

– Вот мы и избираем честного старца, он нам читает и толкует.

– Нет, одного избрания недостаточно. Слово Божие ясно говорит: как проповедовать, если не будут посланы (Рим.10:15)? Всякий первосвященник из человеков избираемый для человеков постановляется на служение Богу... Никто сам собой не приемлет этой чести, но только призываемый Богом, как и Аарон; так и Христос не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником; но Тот, кто сказал Ему. Ты Сын, Я ныне родил Тебя. Ты священник во век по чину Мельхиседекову (Евр.5:1–6). И действительно, ознакомьтесь с евангельской историей; вы увидите, что Иисус Христос до тридцатилетнего возраста не выступал на дело учительства, хотя известно, что Он ещё 13-ти лет на беседе в храме посрамил иудейских мудрецов и законоучителей. Когда же Он принял от Иоанна водное крещение и в тоже время, через видимое сошествие на Него Св. Духа и словесное засвидетельствование от Бога Отца, получил воочию всех облечение в великого Архиерея по чину Мельхиседекову, – тогда только начал открыто проповедовать Божественное учение роду человеческому. Точно также поступали и св. Апостолы: до того времени, пока не получили они после вознесения Христова чувственного облечения, на проповедь не выступали, хотя и избраны, умудрены уже были, ибо им было сказано: «оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе облечётесь силой свыше». Получивши же в день св. Пятидесятницы это облечение от Св. Духа, в виде сошедших на них огненных языков, они разошлись тогда на служение Церкви во все концы вселенной, проповедуя евангелие Царствия Божия и уча блюсти всё, что заповедано Божественным Учителем Христом. Так точно поступали и св. отцы, так поступаем и мы, законно поставленные благодатью Св. Духа в таинстве хиротонии или священства, пастыри и учители Церкви.

– Нет, учителей никаких не должно быть, – возразил снова молоканин, – ибо в 23 главе от Матфея Иисус Христос не велел никому называться учителями: а вы не называйтесь учителями: ибо один у вас учитель Христос: все же вы братья.

– Да, Спаситель верно не велел называться учителями, но только самовольными, самозваными. Рассмотрим это место внимательно. Иисус Христос ведёт здесь речь против фарисеев. Фарисеи же составляли особую секту иудейскую. В Ветхом Завете закон дан был через Моисея, а Моисей, по повелению Божию, поручил изъяснять закон священникам и левитам, как об этом сказано во второзаконии (Втор.31:9–12, 22–26) и у пророка Малахии: уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа (Мал.2:7). А фарисеи, вопреки этому повелению, сами сели на Моисеевом седалище; не будучи священниками и левитами, ключ разумения писания взяли на себя и объявили самовольно себя книжниками, толкователями и учителями закона. Эти-то самозванцы-учители любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, чтобы люди их звали: учитель! учитель! А вы, говорит Христос, не называйтесь... Поймите же, что здесь Иисус Христос запретил подражать самозваным учителям-фарисеям. Выдавать и называть себя, и притом самовольно учителями, конечно, не следует. Законное же учительство в Церкви Христовой через особо-преемственное от Апостолов рукоположение установлено на все времена до скончания века самим Иисусом Христом (Мф.28:18–20; Ин.20:21–31). Так и Ап. Павел говорил: я поставлен Апостолом и учителем язычников (1Тим.2:7; 2Тим.1:11), – не самовольно назвался учителем, а поставлен от Христа. Так же были не только избраны, но и особо поставлены апостолами семь диаконов (Деян.6:6). Словом – Он иных поставил в церкви Апостолами, и иных учителями (2Кор.12:28) – поймите, – не всех, а иных только: все ли Апостолы? все ли пророки? все ли учители? И поставил Он одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова, доколе все придём в единство веры и познание Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4:11–13). Вот их обязанности! Без таких-то пастырей невозможно сделаться истинными христианами; без них не может быть и спасительного тайно-действенного богослужения, не может создаться и тела Христова (Церкви). И должны быть законно поставленные пастыри и учители до того времени, пока не придём все в единство веры, – в познание Сына Божия, в разум истины... Самозваные же учители не научат истине, а лжи, не приведут ко спасению; а лишь к погибели. Да, только законных пастырей, а не самозваных, все члены Церкви – миряне и должны слушаться: слушающий вас, Меня слушает, и отвергающий вас, Меня отвергается (Лк.10:16), сказал Христос. Итак, законные пастыри те, которые и избраны, и поставлены, и посланы от законной власти Церкви: меньший от большего благословляется...

– Ну, положим, что пастыри и учители законные посланы властью и рукоположены, – ехидно возразил один из молокан, – а вот покажите нам: где повелено в Писании звать их отцами, батюшками?

– И отцом не называйте себе никого на земле: ибо один у вас Отец, Который на небесах, читаем мы в той же главе Матфея евангелиста²⁴⁹.

– Но ведь это сказано против тех же самозваных учителей-фарисеев, которых Бог не ставил ни учителями, ни духовными отцами, а люди, по их же наущению, звали их отцами. Опять здесь от этого-то самозванства предостерегает всех Господь, но отнюдь не запрещает не употреблять слова отец ни в каком случае. Иначе понимать, выходило бы то, что нельзя положительно никого звать отцами – даже и плотских родителей. А с этим и вы не согласитесь, ибо тоже зовёте своих родителей отцами, да и в Писании тому множество примеров.

– Нет, вы всё-таки докажите нам строкой, что повелено звать вот вас отцами-батюшками, – приставал другой молоканин-старик.

– Дело, старче, не в букве, – буква убивает, сказано в Писании, – но изволь: вот св. Апостол Павел, по отношению к коринфянам – своим духовным чадам, называет себя прямо их духовным отцом: не к постыжению вашему пишу сие, вразумляю вас, как возлюбленных детей моих. Ибо хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием (1Кор.4:14–15).

Сектанты переглянулись, начали искать это место и закладывать, – очевидно, оно для них было неизвестно. Я воспользовался их молчанием и добрым настроением, решил закончить беседу, так как чувствовалась невыносимая духота и усталость.

– Итак, благодарение Богу, – сказал я, – на первый раз в понятиях наших мы, кажется, пришли к соглашению на основании Св. Писания, что пастыри и учители должны быть рукоположены и уполномочены; таковых и Сам Бог называет и учителями, и пастырями, и благовестниками, – следовательно, и нынешние христиане должны их так же признавать и называть и отцами, и батюшками, ибо если мы за плотское рождение называем плотских родителей отцами-батюшками, то как же не называть духовных отцов, от которых вы, по благодати Божией, получаете духовное возрождение от воды и Духа, которые духовно питают вас благовествованием и святыми тайнами? Самозваные же и не входящие во двор паствы законной дверью не могут быть и называться пастырями, – им название по евангельской притче (Ин.10:1) и по той же 23 гл. (Мф.23:16–33) очень нелестное, – прочитайте её дома, а теперь, за поздним временем, на этом первую беседу и закончим, возблагодаривши Господа Бога за вся благая.

Православные пропели «Достойно», приходский священник сделал отпуст и преподал благословение. Молокане стояли неподвижно, углубившись в себя, как бы молясь духом.

Миссионер-свящ. С. Магнусов

После молитвы перед началом собеседования со старообрядцами, православный миссионер – священник обратился к слушателям с такими словами: Братия православные христиане и вы, почтенные старообрядцы! В составленном на 1-м и 2-м вселенских соборах Символе веры, в котором изложено всё, во что должны веровать христиане, и без веры во что нельзя получить вечного спасения, мы каждодневно читаем: верую... во едину святую, соборную, апостольскую Церковь. Во едину! Значит святая Церковь Христова должна быть одна; нельзя, поэтому, старообрядческое общество признать истинной церковью, когда наша греко-российская церковь признаётся таковой: или наше общество – есть истинная Церковь, или ваше; иначе быть не может, ибо церковь едина…

Старообр. Мы докажем от Писания, что наше общество и есть истинная церковь.

Правосл. Мы с удовольствием послушаем ваших доказательств. Но прежде всего скажите, признаёте ли вы, что Церковь едина?

Старообр. Да, мы это признаём.

Правосл. Хорошо! Да иначе и быть не может, други мои. Едино тело, един дух, пишет апостол, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего: един Господь, едина вера, едино крещение: един Бог и Отец всех, иже над всеми и во всех нас (Еф.4:4–6). «Вы едино есте о Христе Иисусе», говорит апостол в другом месте (Гал.3:28)²⁵⁰. Сам Спаситель молился к Богу Отцу Своему, глаголя: «Отче Святый, соблюди их во имя Твое, ихже дал еси Мне, да будут едино, якоже и мы (Ин.17:11). Якоже Ты Отче во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в нас будут едино (Ин.17:21). Едино есть тело Господа нашего Иисуса Христа, говорит св. Игнатий Богоносец... едино же проповедание, и вера едина, и крещение едино и едина Церковь, юже основаша апостоли святии от конец до конец в крови Христовой своими потами и трудами» (посл. 3 Филад. л. 20-й). Св. Иоанн Златоуст говорит: «Церковь Божию нарицает, показуя, яко соединиться ей достоит. Аще бо есть Божия, соединися, и едина есть» (1Кор. бес. 1-я). «Едина вера, по свидетельству апостолову, то уже иные все ереси, а не веры» (кн. о вере л. 17-й об.). Церковь... одна, говорит св. Киприан, хотя члены её с распространением веры сделались очень многочислены» (Озер. I, 9 стр.). Истинная Церковь подлинно древняя есть одна, говорит Климент Александрийский (Стром. кн. 7-я, гл. 17-я). «Едина есть соборная Церковь Божия» говорится, наконец, и в великом катехизисе (118 об.). Признав, что Церковь едина, нужно точно и обстоятельно выяснить ещё и то, что такое – Христова Церковь и какие её признаки. Когда мы выясним это, тогда нам легко будет угадать, где она: у нас или у вас?

Старообр. (перебивая). А вот мы вам и покажем, где эта Церковь... Позвольте – не перебивать. Мы с кротостью слушали вас, послушайте молча и нас.

И старообрядец начинает читать из благовестного евангелия с 7 зачала от Матф. Всякие попытки православного остановить это – не имеющее отношения к делу чтение – бесполезны. Старообрядец грозит уйти с беседы. Православные собеседники терпеливо слушают чтение старообрядца. Наконец, прочитав, или вернее сказать прокричав, несколько листов, старообрядец дошёл до объяснения места аще соль обуяет, чем осолится. Здесь он начинает возвышать голос: Вот, видите – соль господствующей Церкви, т. е. Никон и его последователи 200 лет назад, по предсказанию Спасителя, и обуяли²⁵¹. Старообрядцы, зазрев их, отделились. Они-то и составляют истинную Церковь, неизменно сохраняя все догматы и предания, от св. апостол унаследованные! Я кончил.

Православный. Много ты читал не идущего к нашей беседе. Напрасно ты только забыл наставление Премудрого Сираха: «сократи слово (говорит он), малыми многая изглаголи» (Сир.32:10.). Тоже и св. Златоуст советует: «егда глаголеши и чтеши книги, не тщися борзее исчести до другия главизны, но поразумей, что глаголют словеса та и три краты обращайся на едины главизны» (Златоустник 78 л.). Да и те слова, ради которых ты собственно читал Благовестное евангелие «аще соль обуяет», ты понял совершенно превратно. Слова эти означают во 1-х необходимость священства в Церкви; во 2-х, Феофилакт, между прочим, в толковании на эти слова говорит: «учитель бо рече – аще возсмердится... извержен будет от сана», т. е., говорит о некоторых учителях, а не о вселенской Церкви, и в 3-х, соль нужно сначала высыпать, т. е. соборно низложить, как это требуют правила (смотри в Кормчей 108 и 12 пр. Корф. соб., лист 173-й, мал. кат. 25 обор. и мн. друг. места), а потом уже попирать. А так ли поступили старообрядцы? Да и то ещё спросить вас не лишне: если соль действительно обуяла, то чем же глаголемые старообрядцы могли осоляться? И значит, ссылаясь на это место и толкуя его по-своему, вы говорите против самих себя... Но продолжу речь, прерванную тобой, собеседник. Церковь, я сказал, – да и вы все согласились, – едина. Так. Выясним же теперь себе, что такое эта единая Церковь, ибо сказано: «не спрашивай просто Церковь, но где вселенская Церковь» (Кирил. Иерус.).

Слово «церковь» имеет много различные значения. Церковью называется во 1-х совокупность существ земных и небесных. «Тем создана быша всяческая, яже на небеси и яже на земли, видимая и ненидимая... И той есть глава телу Церкви» (Кол.1:16,18). «Тя неизреченно совокупившаго небесным, Христе, земная и едину Церковь совершивша ангелом и человеком непрестанно величаем» (Канон арханг. п. 9, ст. 2-й)²⁵². Это – первое значение, какое имеет слово церковь. 2) Церковью называется частная, областная церковь. Так, в деяниях и апокалипсисе упоминаются церкви: Иерусалимская, Ефесская, Смирнская, Пергамская и др. (Деян.8:1; Откр.2:1;8:12;3:11). 3) Под словом Церковь разумеется и одна церковная иерархия. Так, св. Златоуст, толкуя слова Спасителя: «повеждь церкви» (Мф.18:17), говорит: «повеждь церкви», т. е. её «предстоятелям» (Бес. 60 на еванг. Мф.). Тоже говорит и блаженный Феофилакт в Благовестнике (Матф. зач. 75-е. 4) Церковью иногда называются и одни миряне. «Внимайте убо себе и всему стаду, в нем же вас Дух Святый постави епископы пасти Церковь Господа и Бога» (Деян.20:28). «Церковь от собрания верных нас, глаголю, человеков... от веков составися и Церковью наречеся» (Книга о вере, л. 22-й). 5) Церковью называется частный дом. Прочитайте 4-й стих главы 16-й к Римлянам. «Целуют вы о Господе много Акила и Прискила с домашнею их Церковью» (1Кор.16:19). 6) Церковью иногда называется каждый верующий в отдельности: «вы есте церкве Бога жива» (2Кор.6:16). 7) Однажды и Спаситель своё тело назвал Церковью «глаголаше о Церкве тела Своего» (Ин.2:19,21). 8) Даже тело обыкновенного чековека называется Церковью; так в молитве «покаяния отверзи» говорится: «церковь ношу телесную». 9) Общество нечестивых также иногда называется Церковью: «возненавидех церковь лукавнующих» (Пс.25:5). «Собрание нечестивых обыче такожде нарицатися Церковью», (Вел. катех. 122 об. глава 25). Наконец, 10) видимые храмы называются Церковью (Лк.24:53). Видите, други мои, сколько различных значений имеет слово церковь? Теперь скажите, какое же из указанных значений нужно разуметь по вашему мнению, когда в Символе веры мы читаем слова: верую во едину соборную и апостольскую Церковь?

Один из старообрядцев. По моему мнению каждый человек составляет церковь: «Вы есте церкве Бога жива».

Православный. Я уже сказал, что слово церковь имеет многоразличные значения. Но я спрашиваю не просто о Церкви, а о вселенской Церкви, той самой Церкви, о которой говорится в Символе веры: «верую... во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь». – «Подобаше отцем последующе (говорит преп. Максим Грек) ничтоже разумевати паче уставленных, ниже собирати речения от писания о ином и ином глаголанная, насиловати тех ко иному разуму, да волю нашу поставим» (Кир. кн. л. 401 об.). О иной церкви, а не о вселенской, говорится в словах «вы есте церкве Бога жива». И это ты поймёшь, если примешь во внимание следующее: 1) в Символе говорится: верую во едину святую... Церковь; а если церковь – человек, то выходит, что я верую в человека. А разве тебе неизвестно, что «надеющийся на себя (а значит и верующий в себя) проклят», как говорит Писание? 2) Церковь «свята», а о церкви тела говорится «церковь ношу телесную, всю оскверненну»²⁵³: Церковь далее 3) соборна; а как это можно приложить к отдельному человеку? и 4) она едина, а человек – не один. Не говорю уже о том, что Церковь «апостольская» – признак, совершенно неприменимый ни к отдельному человеку, ни к человеческому телу... Наконец, необходимо ещё напомнить вам следующие слова св. Златоуста: «да чистии и непорочнии тело и кровь Христа от иереев восприимем и будем Церковь Бога жива» (Златоустник, л. 81). Видите, за что и когда в переносном смысле человек может именовать себя церковью: только по принятии св. Тайн от иереев, разумеется законно поставленных от законных архиереев, наследников апостольских. А у старообрядцев-беспоповцев вовсе нет иереев; у поповцев же хотя и есть, но это или беглые (и потому не имеющие канонического права преподавать тайны) или поставленные преемниками беглого митрополита Амвросия, принятого старообрядцами в своё общение с нарушением целого ряда канонических, соборных и апостольских правил, за нарушение коих возглашается анафема и соблюдение коих вменяется в обязанность наравне со св. евангелием (Кормч. л. 61 об. пред.).

2-й старообрядец. По моему мнению Церковь, о которой говорится в Символе веры, есть евангельское учение.

Православный. Вот это уже совершенно иное мнение. Но знаете ли вы, что Писание можно и должно толковать «не от своего ума, но якоже божественнии отцы достигоша»?

Но разберём это мнение. Церковь называется соборной. А разве это можно приложить к евангельскому учению, к учению Христа Спаса нашего?!! Далее, Спаситель о Церкви сказал: созижду. В то время, когда Спаситель произносил эти слова, евангельское учение уже было дано, и, значит, к нему никак не могло относиться выражение созижду. Наконец, Спаситель сказал «повеждь церкви: аще же церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф.18:17). Этими словами, как это видно из многочисленных толкований св. отцов церкви, ей дано Спасителем право суда: а это уже ясно показывает, что здесь речь идёт не об евангельском учении. И ещё: внимай убо себе, (поучает ап. Павел) и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы, пасти церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею. (Деян.20:28). Если церковь есть евангельское учение, как ты думаешь, то каким образом можно его пасти? Итак, вселенская церковь не есть евангельское учение.

Старообр. «Соборная церкви, говорит св. Писание, не стены суть, но правое учение».

Правосл. Но 1) ведь это одно почти и тоже, что «евангельское учение», а я уже доказал, что церковь не есть евангельское учение. Значит, не есть – и правое учение и 2) «Закони же и предания божественных отец (говорит Никон Черногорец) и божественные правила (а значит и правое учение вообще) пребывают неразрушена во веки от держащих та» (Такт. л. 134-й) Нужны, значит, держащие правое учение, т. е. пастыри и пасомые. 3) Говоря, что церковь есть правое учение, вы умалчиваете о таинствах, даже о крещении? Значит, они, по-вашему, не нужны стали? Значит, можно, по-вашему, и без них спастись? 4) Апостол говорит, что Христос «возлюби церковь и себе предаде за ню, да освятит ю, очистив банею водною в глаголе, да представит ю себе славну церковь, не имущу скверны или порока... (Еф.5:26,27) Скажите, как всё это может быть приложимо «к правому учению»? И не ясно ли, други мои, что здесь говорится о церкви, состоящей из верующих т. е. из пастырей и пасомых?

Старообр. Церковь есть – добрые дела.

Правосл. Значит таинства не нужны? Значит можно без них спасаться? Это первое. Во 2-х, если церковь – «добрые дела», то этим могут оправдываться не только беспоповцы, но даже и еретики, ибо и у них могли быть добрые дела. 3) Говоря, что церковь «добрые дела» вы, старообрядцы, хотя, может быть, и бессознательно, говорите хулу на деятельность Самого Господа Иисуса Христа, на цель Его пришествия на землю. Ибо, если церковь есть «добрые дела», то зачем тогда было Спасителю сходить на землю, страдать, устанавливать таинства и т. п.? А попробуйте приложить к «добрым делам» те признаки, какие должна иметь вселенская церковь: единая, соборная, апостольская? Остаётся согласиться со св. Златоустом, что «аще вера жития кроме ничто же есть, много паче сопротивное» (т. е. житие, или, как вы говорите, добрые дела)²⁵⁴ и с преподоб. Макс. Греком, что «подобаше отцем последующе ничтоже разумевати паче уставленных, ниже собирати речения от писания о ином и ином глаголанная, насиловати тех ко иному разуму, да волю нашу поставим» (Кирилл. кн. л. 401 оборот).

Один из старообрядцев. Я докажу от писания, что миряне – одни называются церковью. Что вы нам на это скажете?

Правосл. Верно, я этого не отрицаю. Припомните, я даже сам вам ранее сего сообщал об этом. Но я опять считаю нужным напомнить вам слова св. Кирилла Иерусалимского: «не спрашивай просто: где церковь? но где вселенская церковь?» Но, довольно! Итак, ни одно из ваших определений не подходит под понятие о вселенской церкви. Упоминая о церкви, вы обходите молчанием такую уважаемую вами книгу, как великий катехизис. Здесь точно и ясно определено понятие о вселенской церкви. Прочитаем это...

Старообряд. (запальчиво перебивая) Ты прочитай по своим книгам, а это наши книги. Мы и без вас знаем, что там в них написано!!

Правосл.. Ваше возражение невольно напомнило мне то возражение, какое когда-то сделали иудеи папе Сильвестру в беседе с ним, о чем читаем в чет.-мин. под 2-м генваря: «Иудеи же реша: наше то писание есть, яко наш пророк та словеса написа; тебе же подобает от своих писаний глаголати, а не от наших. (Точь-в-точь тоже самое возражение, какое сделали и вы мне. Что же отвечал Сильвестр и что должен ответить вам на ваше возражение и я?) Сильвестр же отвеща...: подобает убо днесь от тех претися с вами: ибо ваши книги сотворишася нам свои, наши же вам чужди, и лучше будете веровать книгам своим, неже нашим, чесо ради вашими книгами покажем вам истинну, ей же вы противитися: будет же и одоление чудеснейшее и яснейшее, егда вземше оружие из руки сопротивного, темже победим его. Царь же рече: праведен есть сей глагол епископов и невозможно ему прекословити; аще бо от ваших писаний, от иудеи приведут вам свидетельство христиане о Христе своем, то всячески их будет верх; вы же от своих точию истых книг. Сия рекша царю, весь синклит похвали суд той (Жит. 2 генв.). Надеюсь, что теперь и с вашей стороны не последует нового возражения и приступаю к чтению определения вселенской церкви в великом катехизисе на лист. 120 об.

«Церковь Божия есть собрание верных Божиих, иже непоколебимую держать едину православную веру... но остановлюсь на этих словах. Что означают они?

Старообрядец. Разумеется, означают то, что люди, принадлежащие к церкви, должны принимать всё евангельское учение.

Правосл. Ты сказал верно. Значит, если бы кто-нибудь вопреки слов Христа Спасителя «созижду церковь мою и врата ада не одолеют ей» (Мф. 67 зач.) вздумал бы доказывать возможность этого одоления, тот пошёл бы явно против Господа Христа и помог бы о себе сказать, что он член вселенской церкви. Но продолжу моё чтение из В. катехизиса. Церковь Божия (прочитал я) есть собрание верных Божиих, иже непоколебимую держат едину православную веру. Читаю дальше. И в любви пребывают. Пребывают ли в любви старообрядцы? Нет, нет! Посмотрите, насколько сект и толков разделились они по своём отделении от православной церкви! А это ясно показывает, что они не могут составлять истинной церкви ибо в писании сказано: несть Церковь, егда разделяется и не согласуется (Толк. апост. л. 596-й). О сём уразумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.18:35)...

Старообрядец. Не честно, имея бревно в глазу, упрекать ближнего за сучок в глазе его. Врачу исцелися сам! Как вам не совестно упрекать старообрядцев в разделении на секты, когда вы сами завели в своей церкви две церкви: православие и единоверие? Кому неизвестно, какая глубокая разница между тем и другим!

Правосл. Верно, что есть разница, но не «глубокая», состоящая в одних только обрядах; вера же у православных и единоверцев одна и таже, что видно и из самого названия «единоверцы». Если бы они были иной веры, то так бы и назывались: иноверцы. Что же касается различия в обрядах богослужения, то достаточно тебе напомнить пока слова св. Григория Двоеслова, который сказал: в единой вере ничего не вредит св. Церкви разнообразность обыкновений (41 посл. к Леандру). Но продолжу прерванное чтение из великого катехизиса: Облобызают же (вернии, составляющие церковь) учение евангельское непоколебимое т. е. без всяких кривотолков признают, что церковь – вечная со всем тем устройством, с каким она была при Христе и апостолах, ибо во евангелии Спаситель о сём ясно сказал: созижду церковь мою и врата ада не одолеют ей, «и иже суть достойни прйимати святыя и божественныя тайны». А таинств должно быть семь, как это сказано, напр., в великом катехизисе (л. 360 об.), и притом таинства эти должны существовать вечно, так что по словам Симеона Солунского та церковь, которая аще от семи и едину тайну изгубит, несть православная, но еретическая (глава 73-я). А у старообрядцев поповцев почти двести лет не совершалось таинство священства; а у беспоповцев ещё меньше таинств совершается; у тех и у других они совершаются незаконными лицами, – о чём будем особо беседовать, – и значит ни те, ни другие не могут принадлежать к истинной церкви...

Старообрядец. Вы обличаете сами себя. Вот ты сказал, что миряне, составляющие церковь, должны быть «достойни приимати святыя и божественныя тайны». А у вас так ли? Причастие даёте всем безразлично, молитесь с цыганами и т. п.

Православный. Хотя миряне в церкви и должны быть «достойни приимати святыя и божественныя тайны», но в церкви могут быть и до второго Христова пришествия будут и грешники, для которых собственно и установлено таинство покаяния, долженствующее существовать вечно. Раскройте Толковый апостол л. 686-й об. и прочитайте: «да и тые в церкви ради покою церковнаго претерпим», говорится там. Читайте ещё притчу о неводе (Мф.13:49), о десяти девах (Мф.25:1–13) о званных на вечерю (Мф.22:1–13) о втором пришествии (Лк.17:34–36)²⁵⁵, – видите, святое писание подтверждает справедливость моих слов. Скажу более: 1-й вселен. собор в правиле своём 8-м называет даже еретиками новациан, которые, подобно вам, учили, что церковь должна состоять из одних святых. Помните же, други, что святость церкви зависит не от людей, могущих согрешать, а от основания церкви, которое есть Святой Иисус Христос (Еф.2:20–21). Но продолжу чтение определения вселенской церкви из великого катехизиса: «И иже суть под единой главой Господом Нашим Иисус Христом, а под правлением совершенных святых от Него поставленных». Кто же эти правители? Это епископы, пресвитеры и диаконы.

Старообрядец. Все это у нас и есть. Значит, мы и составляем истинную церковь.

Православный. А всегда ли так было у вас? Были ли у вас епископы по отделении от православной церкви?

Старообрядец. Были. Мы отделились с епис. Павлом Коломенским, потом были у нас, как и теперь есть, священники; есть у нас теперь и епископы. Благодать, яко финикс, процвете!

Православный. Правители, о которых говорится в великом катехизисе, действительно, есть трёхчинная иерархия, которая состоит из епископов, пресвитеров и диаконов. О «святителях и пресвитерах» говорится на обороте 121-го листа того же великого катехизиса. Но иерархия должна состоять ни из одного епископа, с которым отделились вы, старообрядцы, сна должна состоять из полноты 3-х чинов: епископского, пресвитерского и диаконского. Это мы вам докажем от Писания. Вот, напр. Игнатий Богоносец, в послании к Филадельфийцам (л. 18-й), епископов, пресвитеров и диаконов называет «вчинёнными волей Бога Отца через Господа Иисуса Христа»; без сих, говорит он, церковь не именуется, несть избранна, ниже собрание святое, ниже сонм преподобных» (3 Тралл.) «иже вне есть, и без епископа и пресвитеров и без диаконов что-либо творит: таковый оскверняется совестью, и неверного горший есть» (Тралл. л. 3 об.). Во св. благовестном евангелии говорится: «три сия действа наследуема чинов: диакони очищают оглашением учения; пресвитери просвещаюше крещением; архиереи же священныя чины поставляют и совершают, еже есть рукоположение; видиши ли чины к действам, ни вящше, ни мнее реку предстоящих»... (Луки глава 19. зач. 95-е). У блаженного Семеона Солунского читаем: «изящные же хиротонии внутрь олтаря, и у священнейшия трапезы, во образ Троицы три, о них же и священный глаголет Дионосий, овая диакона, овая пресвитера, и овая епископа» (рукоп. хлуд. бибс. № 68, кн. 1-я, гл. 156-я) «во алтари хиротонисуемых (говорит далее он же), в три чины разделяемых: епископа, пресвитера, и диакона» (кн. 2-я, число 30, лист 322). Св. Златоуст говорит: «когда я исчисляю членов, то именую епископов, пресвитеров и диаконов» (на посл. Корин. зач. 152-е) Дионисий Александрийский говорит: «при церковническом священноначалии тройческо есть разделение» (о церк. иер. кн. 3, гл. 5-я, л. 250 об.) «таинственный священноначальник (т. е. епископов) чин… священников... и диаконов» (там же л. 262 –263 об.). О том же Дионисий и в книге о вере сказано: «Божественный Дионисий, во время св. апостолов бывый и апостола Павла ученик сый, все священноначалие церковное на диаконы, священники и епископы... разделял» (кн. о вере л. 64-й). Климент Римский говорит: «первосвященнику своё дано служение, священникам своё назначено место, и на левитов (диаконов) свои возложены должности» (Кор.) св. Ипполит в книге о дарованиях (число 1-е) говорит: «ни епископ да не превозносится пред диаконами или пресвитерами, ни пресвитеры – пред народом: потому что из тех и других состоит тело церкви». Климент Александрийский говорит: «существующие в церкви степени епископов, пресвитеров и диаконов, по моему мнению, суть подобия Ангельского чина». Думаю, что и приведённых свидетельств достаточно для того, чтобы вы видели, что иерархия в церкви должна быть именно трёхчинная. В таком виде она существовала и во времена апостолов, что и вызвало св. Игнатия Богоносца сказать: «епископ председательствует на место Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, и диаконам, сладчайшим мне, служение Иисуса Христа» (пис. муж. апост. изд. П. Преображенского, рус. пер. Μ. 1868 г. стр. 1389-я).

Но достаточно на настоящий раз! Кто из вас, други мои, захочет беспристрастно отнестись к нашей беседе, тот сознается, что мы достаточно выяснили признаки вселенской церкви; выяснили, что церковь, созданная Господом нашим Иисусом Христом, есть общество православных христиан, управляемых трёхчинной иерархией и вечно содержащих семь таинств; что эта иерархия беспрерывно, преемственно должна существовать в церкви от апостолов до кончины мира т. е. вечно.

Где же эта вселенская церковь? Эта вселенская церковь без сомнения есть греко-российская восточная православная церковь, ибо к ней одной могут быть приложимы объяснённые признаки. В ней беспрерывно, преемственно существует трёхчинная иерархия, в ней беспрерывно по сие время совершаются все семь таинств, в ней добавлю – «по смерти тело нетленно богоугодников пребывает, вонями благоуханными благоухает, и чудотворят кости мертвыя» (Кир. кн. л. 505). Поезжайте в Чернигов и расспросите, сколько чудес было от мощей новоявленного чудотворца Феодосия, сколько старообрядцев, удостоившихся видеть мощи св. угодника, навсегда оставили раскол и присоединились к православной церкви! Да, други, греко-российская восточная церковь есть истинная вселенская церковь, вне которой невозможно получить спасения. Поэтому, нельзя не пожалеть о тех, кои, смежив очи, не хотят видеть истины и блуждают вне ограды церковной, во тьме раскола. Говоря о них, невольно вспоминаются слова Мелетия в книге Кирилловой (л. 483 об.): «Иже оставиша свой сан и чин и отступиша восточныя церкви, в ней же окрещени быша, в нейже воспитани, в нейже научени, в нейже рукоположени, оле неразумия и клятвы, оле дерзости, еюже на свою матерь, матерний недостойнии чада дерзнуша, тии убо аще пребудут во отступлении, да будут не только низложени священническаго или святительскаго чина, но и отлучени, и не прощени, и вне церкви Христовы и сами они и последующий им».

Свящ. В. Черкесов

Штундисты. Распространение атеистических и социальных воззрений среди сектантов. Нравственная жизнь сектантов. Усиление пропаганды. Оправдательные приговоры и запись браков штундовых. Хлысты и штундисты. Пашковцы. Скопцы. Миссия среди сектантов и её результаты.

В данное время в Херсонской епархии существуют следующие виды сектантства: штундисты, хлысты, штундо-хлысты и скопцы. В минувшем году официально констатирован факт существования и секты штундо-пашковцев. Штундистов в епархии около 5300 с лишним, штундо-хлыстов около 120, хлыстов около 600 и скопцов до 30 человек. Что касается обнаруженных в г. Николаеве пашковцев, то их число пока не велико: всего 8 душ.Таким образом, общее число сектантов в Херсонской епархии более 6 тысяч.

Общее религиозное состояние штундистов Херсонской губ. определяется их отношением к источникам христианского вероучения – к св. Писанию и св. Преданию: от совершенного их отрицания или произвольного толкования зависят все явления религиозной жизни сектантов. „Религиозные убеждения штундистов, пишет в своём отчёте мис. о. Делинский, никаких положительных качеств не имеют; в пылу безотчётного протеста против православной церкви они усвоили крайний дух отрицания не только внешней, обрядовой стороны Православия, что апостол Павел называет в христианском культе „чином и благообразием”, но и внутренней, догматической, имеющей несомненные доказательства в слове Божием. Благодаря этому, они постепенно дошли до состояния религиозного индифферентизма, для которого никакие доводы св. Писания не убедительны: для них оно потеряло авторитет божественного Откровения”. Действительно, как печальный результат отрицательного отношения к авторитету св. Писания, среди херсонских штундистов в последние годы всё чаще и чаще замечаются случаи проявлений чисто атеистических идей.

„Я бью себя словом Божиим, говорит на беседе штундист, с. Сухого-Еланца, Черный, мучаю своё сердце, но вижу, что Библия баламутит”. По заявлению православного жителя родины штунды, д. Основы, Μ. Котольваса. некоторые из местных штундистов отрицают Божество Иисуса Христа и Его воскресение из мёртвых. Как тяжёлый призрак встаёт предо мною воспоминание о моей беседе с штундистом дер. Торосовой Артемием Хмарским. На вопрос мой, почему он оставил Православие, Хмарский спокойно ответил: „потому что никакого Бога нет. Все учёные говорят, что Бога нет, да и я так думаю, ибо кто Его видел?” Окончив увещание Хмарскому, я спросил его, неужели он не боится гнева Божия, не страшится суда и вечных мук?

– Нисколько, отвечает, улыбаясь, сектант; хочу в пекло, бо там тепло.

Вот к какому ожесточению души приводит штунда своих последователей!

Усвоенный штундистами протестантский принцип свободного толкования св. Писания служит главной причиной появления среди них всевозможных, до крайности противоположных, религиозных мнений и толков, вносящих иногда в их среду ожесточённые споры, разногласия и даже разделения. Штундисты некоторых мест в последнее время пытаются изъяснить св. Писание в аллегорическом смысле; есть некоторое основание видеть в этом влияние на их учение хлыстов. Штундист д. Ново-Владимировки П. Грубый толкует всё св. Писание „духовно”. „В своих толкованиях, говорит о нём мис. о. Бартовский, Грубый доходит до таких курьёзов, что иногда сам не может удержаться от смеха”.

По словам мис. о. Соколовского, к концу отчётного года в среде штундистов с. Петроострова уже ясно обозначились две враждебные друг другу партии. Одна партия, во главе с „пресвитером” Меркурием, осталась при прежних религиозных убеждениях, другая же, во главе с К. Магаром, образовала толк, так называемой, духовной штунды, или младо-штундизма, отвергая штундовые обряды, крещения водой взрослых, преломления и брака. Явление это, можно считать очень знаменательным, свидетельствующим о постепенном ещё большем уклонении штундистов от догматов веры Православной. Но самым важным вопросом, взволновавшим в минувшем году жизнь штундистов почти всей Херсонской губернии, является вопрос о праздновании седьмого дня.

Впервые этот вопрос был возбуждён ещё в 1897 г. некоторыми штундистами г. Новомиргорода с чисто материальными, житейскими целями. Более всего кичась перед православными святым хранением воскресного дня, когда во многих местах устраиваются, к соблазну православного люда, базары, сектанты, преимущественно занимающиеся торговлей и промыслами, не могли в тоже время не видеть, что, не ездя на базары, они много теряют в материальном отношении, почему стали проводить учение об обязательном праздновании субботы, а не воскресного дня, празднуемого по Преданию Церкви. Пример новомиргородских штундистов нашёл, впрочем,на первых порах очень мало подражателей. По в последние два года, и в особенности в минувшем году, под влиянием обильно распространяемых у нас из заграницы на русском языке листиков Гамбургского Трактатного Общества о праздновании субботы и усиленной о том же пропаганды наезжающих в Херсонскую губернию штундистов из Кавказа, где так много жидовствующих, и Киевской губернии, где, как слышно, возник у сектантов тот же вопрос, в некоторых местах Херсонской епархии штундисты стали праздновать субботу, подняв этим целую бурю разногласий и споров в своей общине, внёсших по местам и разделение среди её членов.

Вопрос о субботнем дне волнует теперь до десяти пунктов, заражённых штундизмом. Не желая нарушить единства веры и общения, штундисты, склонные чтить субботу, празднуют и субботу, и воскресение; другие, боясь ошибиться в этом деле, не празднуют ни того, ни другого дня. Вообще смута среди штундистов из-за вопроса о праздновании седьмого дня ожидается большая не только в Херсонской, но и во многих других, заражённых этим учением, епархиях. В настоящей своей статье я желал бы особенно подчеркнуть это явление в религиозной жизни штундистов, чтобы вовремя обратить на него должное внимание пастырей и миссионеров, так как, с одной стороны, это новшество ещё дальше удаляет от Православия русских сектантов, сближая их с евреями, с другой, – пользуясь указанными религиозными смутами, миссионеры и пастыри могут извлечь для миссии несомненную пользу: видя новые заблуждения в своей общине, более благоразумные из штундистов уже теперь стали задумываться над своим ложным положением. Говоря о спорах из-за субботы, возникших у штундистов с. Петроострова, о. Соколовский замечает: „при виде таких несогласий между главарями секты, часть рядовой штундовой братии охладела к новой вере, более добросовестные примкнули к Православию”. Подобное желательное явление, по моему мнению, ожидается и в других местах, где вопрос о субботе волнует сектантов.

Но вышеуказанное религиозное состояние Херсонской штунды является не только результатом отрицательного отношения к авторитету божественного Откровения, – оно есть в значительной степени прямое следствие грубого материалистического направления в жизни сектантов. Штундист Нового Буга Илларион Баранец, три раза успевший побывать в Америке, с особенным удовольствием замечает, что там, за океаном, „люди без веры живут, и благоденствуют”. Жена штундиста д. Натальевки Μ. Лещенко на беседе миссионера о. Суржаненко прямо заявила: „вы хотите, чтобы мы снова поступили в вашу веру? Нет, этого не будет! Заграницей всё лучше: откуда немцы толстые и богатые? откуда хорошие плуги, косы, серпы? всё из заграницы; значит, там и вера лучше”. Сектант Шулетицкий заявил на беседе мис. о. Бортовского, что для спасения достаточно верить только в бытие Божие и стараться не делать злого. „Все же установления и обряды, говорил он, есть ни больше ни меньше, как выдумка попов для корысти. Что касается апостолов, установивших в церкви многое из того, что и теперь есть в Православии (таинства, обряды и проч.), то, к сожалению, и они, по словам Шулетицкого, хотя, по-видимому, были и хорошие люди, но, как пастыри, были не чужды корысти”.

Естественно, что вследствие крайнего материалистического направления штундистов самые излюбленные у них вопросы это – вопросы чисто социальные… „Что это за христианство у вас, кричит на беседе мис. о. Купневского штундист д. Фурмановки Полонский, что это за законы, когда у одного много, а у другого нет ничего! Бедных людей угнетают до того, что им работать не на чем: земли не дают... Разве это христианство? Помощи ни откуда нет, а одно только здырство²⁵⁶ со всех сторон. Вот мы помещику за 10 лет уже 60 тысяч уплатили арендных, а земля всё его, а не наша. Вот какова ваша Церковь!”

Но недовольство материальным положением у наших штундистов идёт дальше, оно ведёт их к вопросам чисто политического характера, – к вопросам, касающимся русского государственного строя. Так, штундист д. Новоселовки Маркел Лысенко, по словам мис. о. Соколовского, в личной с ним беседе стал доказывать незаконность военной службы, ссылаясь на слова пр. Исаии: „и перекуют мечи свои на орала и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча и не будет более учиться воевать“ (Ис.2:4). Один из штундистов – немец обратился к церковному старосте м. Распополя с таким предложением: „давайте, Иван Наумович, хлопотать, чтобы наши сыны составляли отдельное войско, дабы они не испортились от дурного влияния других солдат, служащих в русской армии”. Такое желание немца-штундиста, но русский штундист д. Основы N выразил тому же Лабунскому следующее желание: „а хорошо было бы, если бы и Государя, как сельских старост, выбирали на три года!” Вот каковы чаяния наших штундистов, у которых вместе с верой Православной вытравили немцы русское самосознание, любовь к Престолу русскому и родной стране!

Говоря о нравственной жизни штундистов, на основании личных наблюдений, отзывов миссионеров и священников, нахожу возможным сказать, что как раньше, так и в минувшем году нравственный уровень штундистов был далеко не высок. Справедливость, конечно, требует сказать, что трезвостью (часто, впрочем, показной) и братской взаимопомощью сектанты превосходят православных, напоминая этими сторонами своей жизни евреев с их кагальным устройством быта; и нужно заметить, что этими двумя положительными качествами штундисты не мало привлекают к себе сочувствие православных. Что же касается отрицательных качеств нравственной жизни штундистов, то в этом отношении сектанты далеко опередили православных: необыкновенное самомнение, грубость, своеволие, неповиновение властям, ханжество, лицемерие, вражда к православным – характеризуют штундистов всех мест епархии.

При указанном религиозно-нравственном состоянии штундизм, к сожалению, отличается необыкновенным стремлением к пропаганде своего лжеучения. В минувшем году пропаганда штунды особенно усилилась, благодаря оправдательным вердиктам судов, оставивших безнаказанными многие случаи пропаганды и кощунств со стороны сектантов. Известные кассационные решения Сената по делам штундистов продолжали волновать их умы и в минувшем году, возбуждая в сектантах дух самоуверенности и нахальства в пропаганде своего лжеучения, благодаря чему произошли совращения в 10 пунктах епархии. Много подняло у нас дух сектантов правительственное распоряжение о записи штундистских браков. Позволю привести целиком донесение об этом священника, говорящего о положении сектантов на родине всей русской штунды, в д. Основе сильно заражённого Распопольского прихода.

„Относительно внутренней жизни штундистов надо сказать, пишет о. Швачко, что в истекшем 1899 году они значительно было присмирели в особенности потому, что им не позволяли устраивать собрания, это сильно подрывало их самонадеянность; видно было, что они как будто притомились вести открытую борьбу с православными. Но вот после такого затишья получается циркуляр Министра Внутренних Дел о записи браков штундистов в особые книги при сельских и волостных правлениях, и штундисты совершенно изменили свою тактику, начав нахально и дерзко вести себя по отношению к православным. Многие из них с нескрываемой радостью говорили: „мы этого ждали 15 лет, вот и получили”. Теперь они не без основания питают надежду, что им разрешат и публичные богомоления. Православные, видя торжество штунды, невольно смущаются: раз правительство ей покровительствует, значит, она – дело не худое. Не надо забывать, замечает о. Швачко, что штундисты д. Основы составляют ⅔ её населения и во всём имеют перевес, так что православным ничего иного не остаётся, как быть в единомыслии со штундой. Придётся в конце концов прийти к такому весьма печальному и малоутешительному заключению: штунда в этом районе должна усилиться: православные соблазняются не верой, которой у штундистов нет, а их социальной свободой, вернее – распущенностью”.

Отрадно однако засвидетельствовать тот факт, что во многих местах, благодаря усилиям миссии, совращения отошли в область преданий, хотя сочувствующих сектантскому лжеучению православных можно найти во многих приходах, особенно где штунда недавно появилась и не успела ещё показать себя тем, чем она есть на деле.

Признавая источником своего вероучения непосредственное внутреннее озарение Св. Духом, местные хлысты отрицательно относятся к источникам христианского вероучения – св. Писанию и св. Преданию, пользуясь ими лишь для защиты своего лжеучения или для обличения пороков православных; причём меньшинство сектантов отрицает указанные источники вероучения открыто, большинство – старается лицемерно показать свою принадлежность к Православию. Положительное учение херсонских хлыстов состоит в учении о перевоплощениях Божества, о даре пророчеств с их культом безумных радений, отрицательное – в отвержении всего вероучения православной Церкви с её иерархией и таинствами, в особенно настойчивом отрицании христианского брака и употребления в пищу мясного, а в некоторых местах – в отрицании самой загробной жизни.

„Что вы всё читаете из Евангелия, перебивают мнс. о. Делинского николаевские хлысты, оставьте его: оно имело значение, когда жили апостолы, а теперь кто живёт по Евангелию? Оно уже прошло, оно не нужно!“ Николаевский хлыст Евсеев на беседе мис. о. Маевского заявил: „Бог один, Ему не нужно храма, таинства причащения, нет и загробной жизни“. „Евсеев, пишет о. Маевский, отрицает событие распятия Спасителя на кресте. По его понятию никакого распятия не было. Голгофское распятие, о котором с такой подробностью повествует Евангелие, Евсеев толкует в том смысле, что Иисус Христос „распял свои грехи“; „умер“ означает – перестал грешить; „испустил дух“ – сделал последний грех. Воскресение и вознесение Иисуса Христа. Евссев объясняет в таком же аллегорическом смысле, именно, – что Иисус Христос воскрес от греховной жизни и вознёсся в жизнь праведную. Ни св. креста, ни икон Евсеев не признаёт“. „Кто теперь верит, говорит Никольский хлыст Харченко, что будет загробная жизнь? Все должны жить одним настоящим: нет будущего; живи воздержанно ш умеренно, чтобы не страдать от болезней, никого не обижай, чтобы и тебя оставили в покое, – и ты получишь блаженство здесь, на земле, которым и будешь наслаждаться до гроба“.

В нравственном отношении наши херсонские хлысты стоят гораздо ниже штундистов: скрытность, лукавство, лицемерие, корыстолюбие, кулачество и поголовный разврат характеризуют хлыстов всех мест. Это, действительно, люди „сожжённые в своей совести“ (1Тим.4:2). Исполняя наружно все предписания Церкви, тайные хлысты позволяют себе самые кощунственные отношения к святыне, до кощунства над таинством св. Причащения. Так, напр., жена упомянутого Харченко выбросила в руку принятые ею от православного священника св. Тайны. Отвергая христианский брак и проповедуя супружеское воздержание, херсонские хлысты поголовно предаются разврату, проповедуя, так называемую, „духовную любовь“, доходящую до открытого незаконного сожительства, до мены жёнами и даже до свального греха. Фактов всех этих безобразий среди хлыстов так много, что их нечего и приводить.

Пропаганду своего лжеучения херсонские хлысты ведут очень искусно неуловимыми подпольными путями. И замечательно, что при всём сумасбродстве их учения и жизни пропаганда их имеет успех. По словам разъездного миссионера г. Белова, хлыст с. Полтавки Бортников проповедует о себе, как о Христе, обзаводится „богородицами“ и не без успеха сманивает в свою секту оставшихся без вожаков местных штундистов. С успехом же распространяет хлыстовщину среди штундистов с. Дымовки Μ. Музипский, совративший за несколько лет до 20 душ тамошних штундистов. Но из Православия, благодарение Богу, совращений в хлыстовщину в минувшем году не было: она увеличивалась лишь на счёт штундизма.

Большинство из совращённых хлыстами штундистов образуют новую смешанную секту, штундо-хлистов, последователи которой, удерживая открыто всё отрицательное учение штундистов, привносят в него культ тайных хлыстовских радений с его пророками, пророчицами и проч. Относительно употребления хмельных напитков и мясной пищи штундо-хлысты пока расходятся: одни от всего этого воздерживаются, другие разрешают себе и то и другое. В смысле отрицательного отношения к Православию я считаю эту секту более других вредной: в ней нахальство пропаганды штундиста соединяется с лукавством и хитростью лживого хлыста. Пока штундо-хлысты существуют только в 10 местах епархии. В минувшем и оду совратилась в эту секту лишь одна женщина.

В минувшем году официально установлено существование в г. Николаеве секты пашковцев, которую занёс сюда из Севастополя, 3 года тому назад высланный оттуда за пропаганду, некто Голубев. „В первые два года его жизни в Николаеве, доносит мис. о. Маевский, было слышно, что Голубев пропагандирует свою секту и что он пропагандист до фанатизма; эти два года были сеянием его сектантского лжеучения; в минувшем же году показались молодые, весьма жизненные, побеги его сектантского лжеучения: всего совращено им 7 душ“.

Пашковцы г. Николаева, подобно всем сектантам-неофитам, отличаются необыкновенным фанатизмом и грубостью, что можно сказать особенно о Голубеве. Некоторые из них уже успели побывать и в Петербурге с целью посмотреть, как живёт там „братство Пашкова“, и утвердить себя в новой вере. Сметанин, первый последователь Голубева, прожил с этой целью в Петербурге целый год. Вообще николаевские пашковцы завязали самые живые сношения с петербургскими, от которых они получили венского издания библии, стенные таблицы с выдержками мест св. Писания „об оправдании верой“; оттуда же, без сомнения, из Петербурга они получают и соответствующие целям секты инструкции от её вожаков.

В минувшем году совратилось из Православия в пашковщину 3 души.

Определённые сведения о скопцах получены только из двух приходов епархии: из с. Слободзеи, где их 5 мужчин, и из Злынки, где их 6 мужчин и 6 женщин. По слухам, скопцы находятся ещё в с. Арнаутовке, в Николаеве, Херсоне и Одессе. Во всяком случае общее их количество в Херсонской епархии не превышает 30 душ. Пропаганды наши скопцы не ведут, держат себя по православному: исполняют все обряды церковные, посещают храм Божий, принимают св. Тайны ежегодно. Но, конечно, состояние этой тайной секты требует более тщательного изучения и наблюдения, что составляет долг прежде всего приходских пастырей.

В каком же состоянии находилась миссия среди сектантов и каковы её результаты за отчётный год?

Борьба со всеми указанными видами сект в Херсонской губ. состояла в мерах, принятых к их ослаблению со стороны епархиальной власти, в противо-сектантской деятельности миссионеров и таковой же деятельности пастырей заражённых приходов.

В виду усилившегося брожения религиозной мысли в г. Николаеве, где существуют все виды сектантства, встречающегося в Херсонской губернии, созванный в сентябре минувшего года епархиальный миссионерский съезд постановил просить епархиальное начальство открыть особую должность миссионера для г. Николаева и Николаевского благочиния, чтобы этим установить возможность следить на месте в Николаеве за движением сектантства и в особенности за пропагандой многочисленной в городе тайной секты хлыстов. Должность эта открыта.

Благочиннический миссионерский съезд в г. Николаеве возбудил в минувшем году ходатайство о распространении отлучения от св. причастия явных и нераскаянных хлыстов с. Арнаутовки на таковых же хлыстов г. Николаева. Тот же епархиальный миссионерский съезд счёл необходимым ходатайствовать перед преосв. Иустином о распространении этой дисциплинарной меры на явных и нераскаянных хлыстов всей епархии, каковое ходатайство удовлетворено. Эта мера, без сомнения, образумит многих. окончательно не погрязших в хлыстовщине, и предостережёт от увлечения ею нетвёрдых в вере православных.

Должно также упомянуть об утверждённом преосв. Иустином постановлении съезда миссионеров, признавших весьма полезным проектированное мною издание именных икон для снабжения ими крещаемых детей и школьников. Дело это, предпринятое Ильинским Афонским, что в Одессе, Подворьем, уже близко к осуществлению и при поддержке приходских пастырей, может оказать в будущем значительное религиозно-воспитательное влияние на молодое подрастающее поколение, в смысле сближения его с церковью²⁵⁷.

Говоря о специальной миссии среди сектантов, я должен сказать, что, хотя в минувшем году она встречала множество препятствий, но велась энергичнее, чем прежде. За год проведено миссионерами 367 бесед.

Кроме бесед с сектантами миссионеры руководили благочинническими миссионерскими съездами, внёсшими некоторое оживление в приходскую миссию, и во время поездок произносили соответствующие времени и обстоятельствам поучения в храмах.

К концу отчётного года, по моей инициативе, предпринято, при участии местных миссионеров и приходских священников, издание книжек и листков противо-сектантского содержания, что даст возможность распространить среди православных и сектантов Херсонской епархии такие именно листки и брошюры, какие по своему содержанию более всего могут соответствовать нуждам и запросам местной миссии.

Кроме миссионеров в минувшем году принимали деятельное участие в противо-сектантской миссии и некоторые из приходских, исключительно сельских, пастырей: по городам священники не только не ведут бесед с сектантами, но и не знают их, несмотря на то, что именно города служат административными центрами сектантства. Отрадно сказать, что число пастырей, сознающих необходимость вести борьбу с сектантством с каждым годом всё больше увеличивается. В минувшем году мы видим в селе Глодосах достойный подражания пример коллективного участия в борьбе с сектантами священников и учителей церковных школ, выражающийся в регулярных по праздничным и воскресным дням беседах с заблудшими. Пока положительных результатов приходской миссии в Глодосах нет, но на успех её в будущем можно вполне надеяться, если только у участников этого доброго дела не охладеет рвение к нему; говорю, если не охладеет рвение, потому что в некоторых местах подобное явление замечалось: появлялось или усиливалось в известном приходе сектантство, и священники, при поддержке миссионеров, дружно брались за борьбу с ним, – открывали религиозные чтения для народа, вели беседы с самими сектантами, усиливали церковную проповедь; но, достигнув некоторого успокоения прихода, всё это прекращали, забывая, что враги православия не дремлют. Приведу пример, из которого будет видно, как вообще опасно бросать начатое дело религиозного просвещения народа.

„В с. Еланце, сообщает мис. о. Бортовский, открытых штундистов нет, но брожение в пользу штунды замечается значительное. Лет несколько тому назад в Еланце местными священниками были заведены по домам крестьян частные собеседования по вопросам веры и нравственности. На этих беседах обыкновенно распевались „жажды“ иеромон. Владимира Мусатова, что и привлекало массу слушателей. Но через год священники стали ослабевать в своих стремлениях к просвещению прихожан, наконец, и совсем прекратили собеседования. Между тем народ привык к ним и продолжал собираться, но уже без священников. Всегда находился какой-нибудь грамотей, который с большим удовольствием читал всё, что только попадалось под руку. Скоро на таких собеседованиях появился хлыст Марк Бондаренко, с библией в руках он стал предлагать лучше заниматься чтением её, чем всяких книжонок, часто сомнительного содержания. Народ набросился на библию; стали читать и толковать прочитанное. Марк под шумок стал пропагандировать своё лжеучение и, если не приобрёл пока последователей, то в душах многих поселил разного рода сомнения. О деятельности Марка узнало, хотя не скоро, и духовенство. Марка застали на одном из собраний; он скрылся, но посеянное им зло пустило глубокие корни. Впрочем, Марк не навсегда оставил Еланец, время от времени он появляется и, устроив собрание, опять исчезает. Священники, чтобы отвлечь народ от самочинных собраний, объявили, что они каждый воскресный день будут устраивать собеседования в двух разных концах села, но собеседования эти вскоре должны были прекратиться по самой простой причине: на них почти никто не являлся. Между тем, вкусив сладость самочинных сборищ, народ продолжал, да и доныне продолжает, их устраивать, при этом сборища устраиваются со всеми предосторожностями, чтобы не накрыла полиция или батюшка. На собраниях читается и по-своему толкуется св. Писание, вследствие чего в народе появилась масса недоуменных вопросов, за разрешением которых одни из прихожан, не потерявшие ещё доверия к духовенству, обращаются к священникам, а другие – к Марку Бондаренко или к штундисту Таганову и им подобным“.

При чтении этого донесения окружного миссионера невольно приходят на память слова приснопамятного Иннокентия, арх. Херсонского, сказавшего как-то: „у нас, у русских, нет тягучести“. Действительно, у нас нет постоянно ровного, всегда настойчивого отношения к начатому нами делу: оно нам скоро надоедает, скоро утомляет нас. А если где, то в деле миссии эта „тягучесть“ особенно нужна, вследствие огромного разнообразия причин и средств совращения в сектантство; почему и дело приходской миссии только там будет иметь успех, где пастырь, начав это дело, никогда не оставит его, а будет всегда помнить о нём и продолжать его, видоизменяя лишь, сообразно религиозным потребностям и условиям приходской жизни, способны миссионерского воздействия на пасомых и сектантов.

Каковы же общие результаты противо-сектантской миссии в Херсонской епархии за 1899 год? Результаты, как сейчас увидим, довольно утешительные.

Прежде всего обращает на себя внимание следующее: в то время как в 1898 г. обнаружено было 9 вновь заражённых сектантством мест, в 1899 г. – только одно. Уже одно это обстоятельство говорит о значительном успехе нашей миссии в минувшем году. Далее, если в 1898 г. совратилось в сектантство 96 душ, то в минувшем – только 42. т. е. вдвое меньше. В частности, совратилось в штунду 38 душ, в пашковщину – 3 и в штундо-хлыстовство – одна женщина. Наконец, число присоединений в минувшем году не меньше, чем в 1898 г.; в последнем присоединилось к православию 126. а в минувшем – 127 душ, именно: штундистов – 118, хлыстов – 8 и один штундо-хлыст. Таким образом, если в 1898 г. число присоединённых превышало число совращённых только на 33 человека, то в минувшем – на 75, т. е. общий результат миссии в минувшем году во всех отношениях вдвое лучше, чем в 1898 году.

Но в наступившем году после затишья ожидается большая буря: предвидится тяжёлая борьба со штундой. Со всех сторон епархии мною получаются тревожные известия о необыкновенном брожении духа среди сектантов, домогающихся на судах свободы своих собраний и взявшихся открыто за самую смелую повсюду пропаганду своего лжеучения. К несчастью, подобные явления не единичны, а охватили почти всю епархию и проявляются с особенной силой в самых старых центрах штунды, каковы, напр., Основа, Любомирка, Елисаветград, Музыкины хутора и др. В Любомирке, напр., на днях привлекаются за собрания и пропаганду разом до 80 человек, такие же дела имеют рассматриваться в Тираспольском уезде, в Елисаветграде, Херсоне и Николаеве. Словом, повсюду началось сильное нежелательное религиозное брожение сектантов, надежда на подавление которого и предохранение от его гибельного влияния на православных возлагается на усиленную деятельность миссионеров и пастырей заражённых приходов.

Херсонский епархиальный миссионер Μ. Кальнев

Собор раскольничьих лже-архиереев на Кавказе. – Дьячок – литератор-обличитель. – Изгнание писателя из Москвы. – Торговля беглыми попами. – У пившийся настоятель раскольничьей моленной. – Безнаказанность безобразников и нарушителей законов. – Петербургские дела. – История с дьяконами и несправедливость лже-архиерея. – Война раскольничьих купчих. – Раскольничьи совещания по поводу газетных слухов и постановления о служении просительных молебствий об избавлении от никонианских зол. – Новый лже-епископ Самарский Порфирий.

Как уже сообщалось на страницах „Миссионерского Обозрения“, в конце истекшего года лже-архиепископ старообрядческий Картушин предпринимал поездку по различным местностям, заселённым раскольниками и между прочим посетил Кавказ. Как теперь оказалось, там, на берегах Терека, состоялся даже „собор раскольничьих лже-архиереев“, который был как бы подготовительным к великому собору старообрядческих лже-иерархов, предположенному в непродолжительном времени (весной 1900 г.) в Царствующем граде Москве.

На Кавказском соборе, кроме „Господина архиепископа; Московского и всея России“ Иоанна Картушина, присутствовали: вновь назначенный лже-епископом Нижегородским, небезызвестный апологет раскола Анисим Васильевич Швецов, под именем „епископа Арсения“, Феодосий Закавказский, Сильвестр Балтский, известный ученик Швецова Усов, отставной Савватиевский секретарь, а ныне раскольничий миссионер Климент Афиногенович Перетрухин, местные попечители, попы и проч.

Где Швецов, там уж, конечно, не обойдётся без разговоров об изданиях раскольничьих сочинений, составляющих главную статью его дохода – а потому и понятно, что на соборе не мало толковали о необходимости распространения апологетических сочинений раскольничьих писателей и об учреждении книгонош.

Должное внимание было обращено и на необходимость, в видах поднятия в простом народе престижа раскольничьих архиереев, – обставлять их служения возможно торжественнее, со всеми прерогативами и преимуществами, архиерея: орлецами, дикириями и трикириями, двусвечникамн и проч. и проч. Поводом к таким разговорам послужили жалобы на раскольничьих архиереев: Иону Смоленского и Сильвестра Балтского, которые через чур уж „просто“ служат. В особенности первый; саном лже-архиерея он награждён почти уже два года, а всего один раз даже митру при служении у себя в епархии надевал.

– Хорошо тебе рассуждать, возражал Иона Картушину, когда тебя в Москве никто не притесняет, а я как митру надену у себя, когда урядник так и глядит как бы изловить меня? Уж самому-то мне как хочется „по архиерейски-то послужить; из-за того я к тебе и в Москву часто езжу, что очень уж у тебя там вольготно, архиерею ото всех полное почтение и уважение“…

В последнем, скажем от себя, лже-архиерей Иона весьма заблуждается: уважение к своему лже-архиерею в Москве у раскольников весьма сомнительное; даже подчинённые ему попы в своих разговорах называют его не только не по архиерейскому имени Иоанном, а и мирское то его имя Иустина переделали просто в „Устю“.

По приезде Картушина в Москву, после великих и важных соборных дел, ему снова пришлось заняться рассмотрением текущих дел московского раскольничьего духовенства, полных по обыкновению всяких дрязг и сплетен... А таковых, оказалось, накопилось не мало.

Прежде всего нужно было решить запутанное дело попа Преображенской моленной Исаака, поводом к которому послужило следующее, не лишённое курьёзности, обстоятельство.

Один из дьячков местной моленной И. С. Пучков, давно уже имевший зуб на своего настоятеля за его безобразия, решил, наконец, воспользоваться своими литературными способностями, чтобы вывести наружу все некрасивые деяния попа Исаака. Много ли, мало ли трудился над своим произведением дьячок Пучков, но только в результате его трудов оказалась довольно объёмистая тетрадка с описанием подвигов попа Исаака за последние три года. И каких только чудес не рассказал дьячок Пучков про своего настоятеля! просто верить отказываешься. По словам Преображенского писателя, поп Исаак совсем игнорирует своих бедных прихожан и правит требы только у тех, кто хорошо платит, а у бедных нередко отказывается даже крестить младенцев, и были случаи, что так некрещёные младенцы и помирали; сколько раз поп Исаак в нетрезвом виде служил всенощные, я подчас, начавши службу, от опьянения не мог её докончить; много и других грязных деяний рассказывает Преображенский дьячок о своём попе.

Своё сочинение Пучков преподнёс сперва господам попечителям Преображенской моленной с г. Трофимовым во главе; но так как гг. попечители сами компанию с батюшкой „Исакием“ водили, то из дьячковского доноса ничего и не вышло. Но Иван Степанович (так зовут Пучкова) не пронялся и, забрав у попечителей своё произведение, представил его на благоусмотрение самого „владыки Усти“. Картушин в награду за разоблачения перевёл было Пучкова в Апухтинскую моленную, но все московские попы возмутились его доносом и потребовали суда над ним. Дело в том, что дьячок Пучков уже не первый раз пользуется доносами, чтобы выставить себя в глазах лже-архиерея. Ещё в 1892 году он насплетничал на попа Авива, что тот якобы рассказывает „всю раскольничью подноготную Никонианским писакам“, и Савватий за такое раскрытие дал ему место в Преображенской моленной. Но теперь Пучкову не повезло. По поводу его поступка состоялось заседание попов на Рижском кладбище, на котором принимал участие и Картушин. Было решено удалить сплетника Пучкова из Москвы и дать ему место в Киеве, где он, как человек книжный, может быть полезен в деле распространения раскольничьих сочинений...

На место Пучкова в Преображенскую моленную Картушин распорядился перевести с Апухтинки дьякона Мельгунова. Хоть и не очень такая мена пришлась по нутру попу Исааку, так как теперь вместо дьячковской доли ему придётся дьяконскую выделить из своего дохода, но грешки, раскрытые Пучковым, заставили его смириться, а то ведь, пожалуй, и под запрещение попадёшь. Дьячок же Пучков, хотя и пострадал за свои литературные занятия, по большинство прихожан Преображенской моленной очень ему благодарны, что он раскрыл глаза раскольничьего лже-архиерея на мелочного и пустого попа Исаака, который до сих пор так важничал своими цветными рясами с шёлковыми отворотами, хотя каждый из прихожан знал, что по паспорту их настоятель значится не больше ни меньше, как запасным рядовым. Известна всем и шаткость его убеждений. Сперва он был беглопоповцем, где приобрёл себе некоторую известность умением доставать для беглопоповцев беглых монахов. Сам Исаак тогда служил простым дьячком в Городце (близ Нижнего Новгорода); когда дела его по продаже беглых попов сделались плохи, он перешёл в Австрийщину, за что Савватий сделал его попом у себя на Апухтинском подворье; но в виду склонности его к алкоголизму и безобразного поведения, чтобы избавиться от него, дал место в Преображенской моленной, где Исаак безобразничает и до днесь.

Не отстают от Преображенского Исаака в безобразиях и другие раскольничьи попы. Так, несколько времени тому назад, в Москву приехал за „миром“ к Картушину раскольничий настоятель окружнической моленной – церкви в деревне Климово, Бронницкого уезда. Явившись к своему владыке и получив у него „миро“, поп Савва, так звали нашего героя, зашёл к своим приятелям „попрощаться“ перед отъездом. Памятуя, что „вино веселит сердце человека“, поп Савва несколько не соразмерил, запасаясь этим веселием, так что приятели в видах предосторожности проводили попа на вокзал и усадили его в вагон. Здесь „упившегося“ лже-попа разобрало ещё более, и едва тронулся поезд, он начал приставать к пассажирам. Пришлось просить кондуктора унять неугомонного Савву, но это его ещё более раззудило, и он начал браниться не по печатному. Попросили обер-кондуктора. „Кто вы такой будете“? задал обер-кондуктор вопрос буяну.

– Разве не видишь? – священник, ответствовал лже-поп Савва.

– Откуда?

– А тебе на что? Я тебя не спрашиваю и ты ко мне не приставай, произнёс Климовкий „настоятель“ и снова принялся безобразничать.

Обер-кондуктор пригрозил, что может высадить буяна на ближайшей станции с жандармом, но полагая, что это иерей православный, заметил ему, что не желал бы к унижению духовного лица делать скандал. Тут Савва откровенно признался, что он поп старообрядческий; обер-кондуктор махнул рукой, ушёл, а Савва всё продолжал буянить до тех пор, пока наконец совсем не свалился, так что по прибытии на станцию „Воскресенск“, где ему надлежало слезать, был буквально вынесен из вагона на руках. Домой поп явился без „мира“ и без других каких-то принадлежностей богослужения, которые все растерял где-то дорогой. Картушин подверг до суда соборного попа Савву временному запрещению, к великому горю его прихожан, которым теперь не к кому и на „дух“ идти.

Корреспондент, сообщивший нам этот вполне достоверный факт, задаётся вопросом, почему раскольничьим безобразникам всё сходить с рук, а они ещё так любят себя выставлять гонимыми и притесняемыми?

Почему, пишет корреспондент, поп Савва безнаказанно доехал до станции „Воскресенск“, конечного пункта своего путешествия, хотя в нетрезвом виде сел ещё в Москве и буянил в вагоне всю дорогу – восемьдесят слишком вёрст? – Его спасло то обстоятельство, что он, не взирая на известные законы, носил одежду, исключительно присвоенную духовным лицам православной Церкви и волосы имел настолько длинные, что по внешнему виду казался священником и не одним старообрядцам. Значит, выручила его та дерзость, безнаказанная смелость, с какой раскольничьи попы обходят законы, запрещающие им оказательство их мнимого сана...

„Неужели, говорится далее в корреспонденции, подобное поведение учителей и наставников раскола, не заставляет задуматься старообрядцев и лиц им сочувствующих в истинности их древнего якобы благочестия, в котором, как учат вожаки раскола, спаслись и просияли русские чудотворцы? „По делам их познаете их“, сказал Господь, а дела, подобные деяниям лже-попа Саввы, не показывают ли ясно, что кроме грубого обмана и лицемерного ханжества в обществе старообрядцев нет никакой истины, что в обществе их, ясно и очевидно для младенцев по вере, не сияет так любимое ими древнее благочестие“.

Так рассуждает наш простачок – корреспондент, и с ним нельзя в данном случае не согласиться. Другой факт, который мы сейчас приведём, не менее наглядно подтверждает, что строгое соблюдение старообрядцами устава церковного есть ложь и обман. Факт этот нам рассказывает другой наш корреспондент из села Безводного, Нижегородской губернии. Вот что он пишет.

У нас в Безводном произошёл недавно случай, возмутивший всё православное население, Безводинский богатый раскольник австрийского согласия С. Кренделев, строитель раскольничьего скита и вообще человек известный своей ревностью к „древнему благочестию“, женил своего шестнадцатилетнего сына, вопреки законам церковным, не дозволяющим жениться ранее восемнадцатилетнего возраста. Но этого мало; – ревнитель раскола для того, чтобы женить своего юного сына, совратил в раскол православную девушку, за что, как слышно, уплатил её отцу 1000 рублей серебром. „Исправив“ таким образом невесту, Кренделев сыграл богатую свадьбу. Австрийский лже-поп в дорогом облачении венчал свадьбу в местной Безводинской моленной, при громадном стечении не только раскольников, но и православных, из которых многие были приглашены отцом жениха на сие велие торжество. Венчание происходило по всем правилам. Раскольничий лже-поп надевал на „брачующихся венцы“, давал им пить красного вина из рюмочки, которую вслед затем тут же разбил молоточком. По окончании венчания новобрачные вместе с гостями на семи парах лошадей, разукрашенных бубенцами и колокольчиками, направились в дом С. В. Кренделева через всё село, где и состоялся „пир на весь мир“.

Православные обитатели села Безводного не мало удивляются той безнаказанной дерзости, с которой раскольники нарушают законы церковные, строгим исполнением которых они так любят кичиться, не стесняются ни духовного, ни светского начальства, публично совершая свои незаконные „требы“...

Желательно, заключает свой рассказ наш корреспондент, чтобы „власть имеющие“ посодействовали прекращению подобных „оказательств“ раскола, соблазняющих простой народ и нередких в нашем селе.

Мы с своей стороны заметим: интересно было бы знать, как посмотрит на противозаконное совершение брака австрийским попом глава нижегородских раскольников той секты, пресловутый ревнитель закона и церковных канонов Арсений Швецов?!

Пока раскольничьи попы творили все вышеуказанные беззакония, их лже-архиепископ Иустин Картушин продолжал заботиться о благоустройстве раскольничьих церковных дел. Петербургские старообрядцы не прекращают жалоб на дьякона с Громовского кладбища, который, как мы уже сообщали, занялся вовсе неподходящими для духовного лица делами: и покупкой, и продажей домов. Теперь петербургский дьякон свои „торговые“ дела ликвидировал и всё петербургское раскольничье общество этим было удовлетворилось, но кладбищенские попечители обратились всё-таки к Картушину с просьбой прислать им нового дьякона. Раньше чем определить Апухтинского дьякона Мельгунова в Лебедевскую Преображенскую моленную на место литератора Пучкова (смотри выше), Картушин послал было его на пробу в Петербург: не понравится ли сей муж Громовским попечителям.

Вырвавшись после скучного апухтинского прозябания на простор, да ещё в столь великий, полный соблазнов всяческих город, как Петербург, наш Мельгунов так там закрутил, что, убоявшись показаться в столь приятном виде на глаза Громовских попечителей, сел в поезд да опять восвояси и махнул.

За такое легкомысленное поведение Картушин лишил Мельгунова „праздничного дохода“, т. е. не позволил ему служить во время Рождественских праздников, а в Петербург вместо него, неспросясь никого, послал дьякона из Карникинской моленной. Попечители этой моленной были чрезвычайно удивлены таким распоряжением лже-владыки, и, не желая оставаться на праздниках без дьякона, в самый сочельник явились к Картушину с просьбой, чтобы он, если уж находит необходимым отослать их дьякона в Петербург, то пусть даст им на праздники другого кого-нибудь.

– Да где же я вам возьму дьякона, когда сейчас нет под рукою? – спросил Картушин.

– Как где? Прикажи, владыка, кому-нибудь из дьяконов Рогожского кладбища у нас на праздниках послужить.

– Нет уж извиняйте, кладбищенским дьяконам я приказывать не могу, там у них хозяева попечители, у них и просите.

Последние слова лже-архиерея Картушина весьма характерны: он хотя именует себя „Господином всея России“, и фактически является начальником всего противозаконного раскольничьего духовенства в России, но всё же считается с мнением попечителей Рогожского кладбища и не решается вторгаться в область их управления.

Вот что значит сила-то золотого мешка!

Не менее характерен, хотя совсем с другой стороны, и следующий факт. На запустелом апухтинском подвории месяцев 8 проживал, и почти без всякого вознаграждения правил службу и требы, некий раскольничий поп из Смоленской епархии, по имени Пётр. Нёс он эту службу в надежде вознаградить себя доходами на Рождественских праздниках. Но не тут-то было. Картушин услал лже-попа Петра в город Богородск править службы в моленных известного поставщика раскольничьих лже-попов Арсентия Ивановича Морозова, с которого, как говорят, взятки гладки, а на место Петра на Апухтинку выписал из Гуслиц некоего попа Прохора, который и обобрал праздничный доход на Апухтинке.

Об такой несправедливости раскольничьего лже-архиепископа не мало было разговоров у раскольничьих попов.

Как мы видели выше, раскольники придают большое значение благолепию праздничных богослужений и для них праздник не в праздник, если служба справлена будет неблаголепно. Само собой понятно, что если из-за того, с дьяконом или без дьякона будет служба, столько шуму было, то уж и подавно из за вопроса, о том – у кого на праздники будет служить сам лже-владыка – чуть не целая война поднялась среди московских купчих-богачих раскольниц.

Дело в том, что в день св. Василия Великого 1-го января (новый год в этот день старообрядцы, как известно не празднуют), Картушин служил у богатой раскольницы Нырковой, в Шелопутинском переулке, в Рогожской. Богатая купчиха очень хороню заплатила „владыке Усте“ в надежде, что он и на Богоявление будет у неё править службу с „орлецами“, „благословением, трехсвечниками и двухсвечниками“ и проч. Но коварный лже-владыка обманул её надежды, уехав на Богоявление служить к известной кирпичной заводчице Пелагее Ивановне Миловановой за Семёновскую заставу. Вот теперь у Нырковой с Миловановой и идёт война не менее жаркая, чем у буров с англичанами.

Во время Рождественских праздников для окончательного выяснения виновности Петербургского дьякона Григория Кабанова с Громовского кладбища, о поступках которого мы говорили, Картушин командировал, в качестве следователей, попа Алексея Новикова из Каринкинской моленной и своего секретаря Алексея Батенкова. Следователи по своём возвращении представили лже-архиепископу обстоятельный доклад, из которого выяснилось, что Громовские попечители уж через чур преувеличивают вину Кабанова, из-за личного к нему нерасположения и, как слышно, Иустин Картушин скоро снимет совсем опалу с дьякона Григория Кабанова.

Всеми вышеизложенными событиями московские раскольники сильно заинтересовались, но ни одно из рассказанных происшествий не наделало в Москве такого переполоха, как то, о котором сейчас мы поведём речь.

Дело обстояло так:

В один прекрасный день, в январе месяце текущего года, московские раскольники прочитали во многих московских газетах, перепечатанное из петербургских, следующее сенсационное сообщение:

„По слухам, при Св. Синоде учреждается комиссия для разработки мероприятий, клонящихся к ограничению распространения старообрядчества, согласно выработанной программе миссионерского съезда в Казани.

Предполагается, между прочим, удалить Московского старообрядческого архиерея из пределов Москвы и воспретить ему именоваться Московским. Мера эта представляется необходимой, чтобы ослабить центр австрийского священства в Москве, так как старообрядчество австрийской иерархии признаётся вредным. Кроме того, проектируется передать Московское Рогожское кладбище старообрядцам беглопоповского толка и поставить открытие старообрядческих молелен в зависимость от разрешения Министра Внутренних Дел“.

Зашевелились, завозились московские раскольники, как муравьи в муравейнике. Начались собрания, заседания, толки, обсуждения, как быть, что предпринять и как беду миновать. Начались сборы в складчину денег на необходимые при хлопотах расходы. Выискались охотники и взять на себя наведение необходимых справок и хлопот на общественный счёт: оно ведь хорошо, не тратя своих денег пожить в своё удовольствие, а выйдет или не выйдет что из этого – там что Бог даст. Да и лестно такое доверие от общества: „я мол представитель всего московского старообрядчества! Вон как громко!“

Самые многолюдные заседания по данному вопросу происходили 16 и 24 января в конторе Рогожского кладбища. Здесь обсуждались предварительные меры; для окончательного редактирования постановлений более влиятельные в расколе лица удалялись в квартиру кладбищенского попа Елисея.

Лже-владыка Иустин Картушин в результате этих совещаний издал следующее постановление: отслужить во всех московских старообрядческих моленных две торжественные службы с прошениями „о избавлении от грозящей от никониан опасности“ и „об отвращении сих слёз“ Первая из служб должна быть совершена Покрову Пресвятой Богородицы, а вторая св. Николаю Чудотворцу.

Постановление это было приказано держать в великой тайне, дабы не проведали о том никониане, вследствие чего не было рассылаемо обычных бумаг с постановлениями, а приказано было попам, присутствовавшим на совещание, передать это распоряжение устно, один другому.

Сам Картушин правил эти службы в Апухтинской моленной. Совершены были две службы и во всех остальных московских моленных, а в Михайловской моленной на Шаболовке, близь Данилова монастыря, где была совершена противозаконная хиротония Иустина Картушина во лже-епископа Московского, по его распоряжению вышеназванные моления производились ежедневно, что хоть и не очень-то понравилось местному попу Ивану, но ослушаться Картушина было нельзя, тем более, что поп Иван неоднократно пользовался денежными пособиями от своего лже-архиерея, который особенно благоволит к этой моленной в память своей здесь хиротонии.

Алексей В-ов

* * *

На место недавно умершего лже-епископа Самарского Алексея поставлен Картушиным и К° некто Порфирий. Вновь появившийся лже-епископ Порфирий – в мире мещанин Пётр Моничев. В молодости кузнец, на суконной фабрике купца Кубарева, отличавшийся своей умеренной жизнью, Он. по смерти своих родителей, удалился на жительство в раскольничий Черниговской губер. скит „Полосу“, где, приняв иночество, отдался чтению книг и неукоснительному посещению службы в монастырской часовне. За ревностно фарисейское его направление он был поставлен игуменом „Полосы“ и приобрёл любовное расположение к себе самого лже-епископа Сильвестра. При слабости старика Сильвестра, Порфирий всю власть по управлению монастырём незаметно забрал в свои руки, как хозяйственную, так и внутренне-распорядительную. По поручению Сильвестра он разъезжал в Москву и другие города, замещал его место на соборах в Москве при Швецове. Возвышение же его, надо сказать, последовало после того, когда Швецов был арестован и содержался в Суражском остроге и затем был выпущен на поруки в Полосу. Находясь в „Полосе“ Швецов проживал с Порфирием в одной кельи, и здесь произошло их сближение. Ещё после первой поездки Порфирия в Москву, в качестве заместителя Сильвестра на соборе, Швецов наметил его в епископы, о чём носились слухи в Клинцах.

В начале 90 годов, когда были украдены деньги у Сильвестра (около 80 тысяч) и затем найдены, – многие раскольничьи заправилы – купцы Степунины, Гусевы, Санонсковы заподозрили Сильвестра в утаивании присылаемых в монастырь пожертвований. Данная же им властям подписка в том, что он – простой монах, а не лже-архиерей, ещё больше восстановляла против него богачей – раскольников. Посыпались жалобы на него в Духовный Совет. Нет сомнения, что здесь действовал Порфирий с Мельниковыми. Надо сказать, что Сильвестр не благоволит к молодым Мельниковым за их развратный образ жизни, всем в Клинцах известный. На Сильвестра жаловались, что он не служит, дал подписку, что он не епископ, утаивает монастырские присылки, собрал капитал вопреки обету нестяжательности. По осени Порфирий секретно уехал в Москву и здесь будто бы собор назначил его епископом в Самару, а он, не имея права будто бы отказаться, подчинился соборному решению Картушина и принял хиротонию. Весть эта сильно поразила Сильвестра, он не допускал той мысли, чтобы Порфирий не знал раньше о назначении, и был уверен, что он от него скрывал. В сентябре месяце Порфирий вместо Самары явился в Клинцах. Теперь все недоброжелатели открыто заявили, что пора владыке Сильвестру на покой. С этой целью отправили депутацию в Москву, к Картушину. Надо сказать, что в Москве не особенно были довольны Сильвестром за отказ подписать акт уничтожения окружного послания. Он, как ученик покойного Ксеноса, никогда не решится уничтожить его, хотя прежде за таковую стойкость многие и прочили ему по смерти Антония Москву.

Вражда против Сильвестра стала открытой. Так, 1 октября, на храмовом празднике, в одну из Клинцовских молелен прибыл Сильвестр для служения молебна и стал облачаться в алтаре; тогда стоящий на клиросе купец Степунин закричал ему через южные двери: „у нас теперь есть новый владыка Порфирий, а не ты; ты поезжай в Митьковку“, (он мещ. пос. Митьковка), так Сильвестр простоял всю службу в алтаре. В это время прибывший из Новозыбкова поп Е. Мельников подошёл взять благословение для служения у Сильвестра, но этот отказал, сказав: „поди, благословляйся у Степунина, к которому ты приехал“. Несмотря на явную вражду к себе, Сильвестр заявил, что он на покой не пойдёт и что пусть Порфирий остаётся хореепископом у него. В виду такого заявления решено было Порфирия отправить в Самару. В конце декабря, после торжественных проводов, он выбыл из Полосы, взяв предварительно от Сильвестра будто бы своих 10 тысяч. Недавно он писал своим знакомым, что проживает в самой Самаре; хотя недалеко есть и монастырёк, но ему предоставлен в городе дом. Сильвестр же теперь успокоился, стал чаще совершать архиерейские службы.

Порфирий человек слепо преданный обрядности, читавший всё, что вышло в раскольничьей литературе. Для ведения бесед он совершенно не способен, хотя может привести на память целые страницы из книг в защиту свою. Он скорее человек монастыря, чем глава раскола.

Насколько сильно было его влияние на Сильвестра, говорит тот факт, что по его просьбе Сильвестр поставил попом коваля на фабрике прямо из кузницы, ничего не ведущего в грамоте, некоего Анатолия. Его в две недели сделали попом, так что следуемую ему с фабрики заработанную плату выдала контора его родственникам. С удалением Порфирия много ещё приходится Сильвестру переносить от богачей Степуниных. Так, например, они назначили, у кого он может быть с крестом на праздниках, ограничили его поездки в Клинцы, заставляют жить больше в Полосе. Можно с уверенностью сказать, что если все эти невзгоды не пресекут его дни, то его всё-таки постараются выжить; а что Порфирию быть в Клинцах, в этом все уверены.

В Черниговском раскольничьем Стародубье много наделала шуму возмутительная выходка известного своими бесчинствами на беседах с православными миссионерами Фёдора Мельникова, редактора пресловутого раскольничьего листка „Слово Правды“, которого, во время оно защищал на суде г. Шарапов, редактор покойного Русского Труда.

Фёдор Мельников на первый день Рождества Христова, с подобными себе спутниками зашёл в единоверческую церковь св. Вонифатия в г. Новозыбкове, в конце всенощной. Забравшись самовольно на клирос и в то время, когда, стоявшие на правом клиросе певцы должны были петь „утверди Боже“ – Мельников неистово запел с своими сотоварищами: „утверди, Боже, веру христианскую, соблюди, Господи, неблагочестивейшего (т. е. православного) Царя Нашего Николая Александровича, спаси и помилуй господина, нашего Преосвященнейшего Сильвестра, епископа Черниговского и Балтского“, т. е. раскольничьего окружнического лже-епископа. Кощунственная нахальная выходка всех присутствующих и ошеломила, и возмутила. В дело вникнула полиция, в лице нового Новозыбковского исправника, который сменил, известного по процессу с почтенным проф. Н. И. Субботиным, г. Фальковского, и не любил потворствовать самовластию раскольничьего мира. Тогда Мельников, видя, что дело плохо, бежал вновь в Румынию, где, по всей вероятности, опять продолжит издание ругательного, „Слова Правды“, которое, за выездом его в Россию, прекратило было своё существование… Но перед отъездом на городских столбах Новозыбкова ночью были расклеены афиши, написанные славянским полууставом такого содержания: „посреди нашего древле-благочестивого города надлежит поставить высокий столб и первым на нём повесить миссионера о. Р-на, а вторым – нового исправника“. Думают, что и эта новая скверная проделка того же Мельникова, раскольничьего миссионера – адвоката Швецовской школы.

Иван Чередников

Католицизм в стране боэров („La Gazette“). – Новый проект генерала Бутса („Army of Salvation“). – Раздоры в среде мормонов Северной Америки („New-York Observer“).

В настоящее время очень много говорят и пишут о боэрах: газеты переполнены сообщениями о перипетиях войны, обагряющей кровью христиан Южную Африку. Много писалось о силе, о военной организации боэров, подробно описывалась местность, где происходят в настоящее время кровавые события, но при всём этом забывалась одна очень важная сторона в жизни боэров – их религия. Мы уверены, что читатели «Миссионерского Обозрения» не откажутся дополнить свои сведения о боэрах сведениями об их религиозной жизни.

Боэры представляют из себя племенную смесь, большую часть которой составляют голландцы, меньшую – французы. В XVII столетии они поселились в Капской Земле. Как ревностные последователи Кальвина, они изгнали из страны католиков-португальцев и объявили католическую религию нетерпимой в их стране. Такое положение вещей продолжалось до начала XIX столетия, когда англичане, вытеснив голландцев, утвердили в Капской Земле своё господство. Немедленно же англичанами были изданы строгие законы против торговли рабами. Значительное число голландцев, недовольных этими законами, которые лишали их очень многих выгод позорной торговли рабами, удалились на север от Капской Земли, под предводительством одного авантюриста-француза, по имени Ретифа (Retif), и утвердились в Земле Наталь. Тогда здесь царствовал Динган (Dingan), страшный вождь зулусов, надменный и воинственный, много раз обагрявший своё копьё в крови европейцев. Дингану, слишком ревниво охранявшему свою власть, прибытие в пределы его владений боэров очень не понравилось. Однако он сделал притворный вид и оказал любезность посольству, которое послано было к нему голландцами. Он пригласил Ретифа и его товарищей посетить его крааль (деревню). Польщённые этим приглашением, Ретиф и его товарищи прибыли в крааль и с пышной торжественностью были приняты Динганом. Три дня продолжались торжества, которые разнообразились играми, плясками, военными упражнениями и т. д. Утром на четвёртый день новое торжество, превосходившее своим блеском предыдущие, в последний раз соединило голландцев и зулусов. Ничего не подозревая, голландцы заняли, приготовленные для них, почётные места. Более 20 тысяч кафров окружили их кольцом. Начались игры; но вдруг, по знаку предводителя, водворилась глубокая тишина. Вслед за этим раздаётся воинственный крик предводителя, приказывавший рубить гостей. Зулусы, вооружённые копьями и кассетами, нападают на голландцев и безжалостно умерщвляют их. Опьянённые бешенством и кровью, зулусы устремляются на главный стан боэров; но предупреждённые вовремя, боэры победоносно отражают их. Кровно оскорблённые вероломным поступком зулусов, боэры переходят в наступление. Разбив в многократных схватках зулусов, боэры овладевают их страной.

Но не долго боэры наслаждались плодами своей победы; англичане, вытеснившие их из Капской Земли, изгнали их и из Наталя. Боэры удалились с Драконовых гор и поселились на обширной равнине, орошаемой р. Оранжевой. Здесь в 1836 г: они основали Оранжевую республику, а в 1853 г. республику Трансвааль.

Во время своих непрестанных странствований с одного места на другое боэры, однако, не утеряли преданности Библии и своим проповедникам. Они по-прежнему ненавидели католицизм и католиков. Долгое время в государстве боэров католики находились вне закона. Они не допускались к занятию каких-либо общественных должностей, не имели права голоса на общественных собраниях. Даже совершение богослужения по их обряду было им воспрещено. Со стороны боэров это было местью за те преследования, которым подвергались со стороны католиков предки их в Голландии, и память о которых была жива в сознании боэров. Один вид католического священника вызывал в благочестивом боэре чувство презрения и раздражения, которые изливались в целом потоке ругательств... Рассказывают, что первое посещение католическим священником города Почерструмь (Potchestroom) вызвало необыкновенное волнение среди боэров. – «Несчастный, несчастный город, – кричал проповедник гугенотов: в тебя ниспал сатана!» Городской магистрат даже боялся за целость республики: он пригласил несчастного священника в собрание, заставил прочесть в его присутствии законы страны, и под угрозой изгнания из республики, запретил священнику-миссионеру совершать богослужение.

Открытие богатых золотых приисков, последствием которого был сильный наплыв в страну боэров иностранцев разных национальностей, в значительной степени ослабило религиозный фанатизм боэров. Предубеждение против католиков постепенно ослабевало по мере того, как в жизнь боэров стали проникать новые понятия и взгляды, принесённые из просвещённой Европы. Впрочем, отсюда далеко ещё было до полных симпатий боэров католичеству. Хорошо было уже и то, что католический священник находил гостеприимство там, где несколько лет тому назад его встречали презрение и ненависть. Несомненно, что такой счастливой перемене помогли католические школы, в которых охотно допускались и дети боэров. Узнав превосходство обучения и воспитания в католических школах, боэры начали предпочтительно отдавать в них своих детей, вступать в близкие сношения с учителями и учительницами, – и прежняя ненависть к католичеству, унаследованная от предков, естественно, стала ослабевать. В настоящее время католики имеют на юге Африки викариат в Натале, в Оранжевой республике и префектуру в Трансваале. Начало католической миссии в Натале относится к 1852 году, когда сюда прибыл отряд католических монахов во главе с г. Алляром (Allard). В начале своей деятельности миссионеры встретили сильное противодействие в лице языческих колдунов и правительственных лиц Англии: последние всегда, так сказать, становились поперёк дороги католическим миссионерам. Особенно много неприятных недоразумений породил вопрос о полигамии у зулусов. Англичане, всегда руководимые практическими расчётами, настаивали на том, чтобы оставить полигамию для туземцев, принимающих христианскую религию. Англиканский епископ, доктор Колензо, даже написал в защиту полигамии у зулусов-христиан особое сочинение. Католические миссионеры, конечно, не могли согласиться с такими практическими взглядами англичан, противоречившими основным христианским истинам; началась борьба, конец которой положило само время...

Успехам миссионеров в Натале, в настоящее время много помогают разные монашеские конгрегации, члены которых весьма преданы интересам миссии и оказывают миссионерам неоценимые услуги. Так, конгрегация Сестёр Св. Семейства («Les Soeurs de la Sainte Familles) имеет свои учреждения в Маритцбурге, и в Дурбане; монахини Доминиканского ордена имеют школы в Оксфорде, в Нью-Кестле и в Зулуланде; монахини Августинского ордена имеют подворья в Дурбане, Маритцбурге, в Экскорте и Ледисмите; в Дурбане «Назаретские сёстры» («Soeurs de Nasarett») имеют дом для призрения стариков и сирот. В скором времени в викариате имеет устроиться новая конгрегация «Дщерей Иисуса» («Filles de Iesus»). Викариат в Оранжевой республике и папская префектура в Трансваале возникли только в 1888 году. До этого времени здесь возможна была только протестантская миссия, направляемая из Англии. По отзывам католических миссионеров протестантская миссия не имела здесь особенных успехов. Католические писатели любят указывать наследующий факт из этой области: Мозешь (Mosesh), король базутов (Basutos), в беседе с сыном главного протестантского пастора, заметил по адресу протестантов: «вы 35 лет работаете здесь, а мы всё ещё остаёмся язычниками». В последнее время названный король базутов стал симпатизировать католикам. Проницательный и умный от природы, он с первого взгляда понял ту огромную пользу, которую принесли его подданным католические монахи-миссионеры. Он предоставил своим жёнам полную свободу в деле принятия христианства, и нисколько не был опечален, когда его брат принял католичество. Убеждённый католическими миссионерами в том, что школа есть самое могущественное орудие духовного возрождения людей, он начал всей силой своей власти покровительствовать католическим школам. Этим настроением короля воспользовались «Сёстры Св. Семейства»: они открыли в королевстве Мозеша целый ряд школ и достигли того, что король принял их под своё могущественное покровительство. Король охотно посещает школы и вступает в беседы о воспитании с сёстрами-монахинями. Благодаря этому, успехи католической миссии среди базутов можно считать вполне обеспеченными. Католическая миссия имеет хорошо поставленные школы в Блемфонтене, Кимберлее, Мефкинге, которые располагают в пользу её местное население.

В Трансваале католики имеют школы в Претории и Йоханнесбурге. Следует только опасаться, что настоящая война создаст много новых затруднений для католиков, если победителями из неё выйдут англичане.

* * *

Основная идея нового проекта генерала Бутса следующая: «если вы желаете спасти души тех, которые попираются ногами и третируются, как поддонки общества, надо начать это дело заботой об их материальных нуждах, иначе они уделят вам очень мало внимания, когда вы заговорите с ними о спасении их душ». По словам генерала Бутса, внутренняя трансформация человека должна сопровождаться улучшением его материального положения. Справедливость этого положения тысячу раз была доказана, и армия спасения ни на шаг не удаляется в своей деятельности от этой основной идеи.

Новый проект генерала Бутса всецело подчинён этой высшей цели, которая с самого начала служила базисом армии спасения. Современное общество пропитано лёгким атеизмом. Необходимо питать организм человека и принять во внимание его временные интересы, чтобы сделать для него более лёгким или, лучше сказать, менее невозможным преодоление деморализующих влияний их среды.

Работая для спасения людей, генерал Бутс убедился, что теперь настало время, так сказать, переплавить современную социальную организацию, чтобы удовлетворить человека, обращающегося с следующими словами молитвы: «не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Генерал Бутс делает достойное замечания следующее заявление: «я имею некоторую опытность в данном деле, коему я посвятил себя, для уловления душ массы лишённых материальных благ и умирающих с голода. Вот уже сорок пять лет, как я абсолютно убеждён в том, что массы эти никогда не будут спасены, если материальное их положение не изменится. Все проповедники, миссионеры, раздающие разные трактаты, посещающие больных, и все те, которые занимаются спасением бедных, могут быть в этом уверены. Чтобы эти люди уверовали в Иисуса Христа, чтобы они сделались служителями Божиими, и чтобы они избегли будущих мучений и гнева, надо помочь им выйти из их нищеты, надо поставить их в такое положение, чтобы они имели работу, которая бы их питала, жилища, которые бы их укрывали, а перед собой имели бы иную перспективу, чем перспектива госпиталя или убежища нищих в конце длинного, монотонного и утомительного пути среди истощающих их трудов и подавляющих их забот. Все те, которые работают для Христа, должны соединиться, чтобы осуществить эту идею, только тогда несчастные поднимутся, чтобы благословить их, и они будут спасены; если же люди не захотят это сделать, то эти несчастные бедняки проклянут их и будут на веки потеряны».

Средствами для достижения своих высоких целей генерал Бутс считает: рабочие дома, ночлежные приюты, земледельческие колоши и проч.

Рабочие дома Первый шаг в этом направлении состоит в том, чтобы взять человека без хлеба и без работы, и доставить ему пропитание и убежище. Генерал предлагает достигнуть этой цели посредством увеличения числа ночлежных приютов, удвоить число так называемых экономических печей и мастерских, из коих пять функционировали в течение последних двух лет в различных кварталах Лондона. Опыты, произведённые там, показали, что можно доставить человеку питательный ужин и завтрак, затем постель в хорошо отопленной комнате за 4 пенни на человека.

Но что делать в том случае, если этот бродяга, этот оборвыш не имеет и этих 4 пенни? Нужно ли в таком случае отослать голодного спать под аркой моста? Ни в каком случае; с этими 4 пенни или без них генерал намеревается принять его в своё убежище, с одним лишь условием, что, прежде чем он оттуда уйдёт, он должен отработать так или иначе эти четыре пенни, чтобы таким образом покрыть расходы по пище и ночлегу.

Работы для бедных. Работы для бедных генерал Бутс рассчитывает найти, соединив рабочие дома или мастерские с убежищами и приютами. Там человек, не имеющий ни гроша, будет употребляться для элементарных работ, как, например; колка дров, плетение рогож, шитьё мешков и проч. Труд его будет тщательно оценён и, как только он заработал эти 4 пенни, он свободен и может идти искать работу в ином месте. Поскольку он захочет работать для своей порции и постели, генерал готов доставить ему работу, рассчитывая на то, что немного найдётся таких, которые стали бы работать только из-за пищи и постели, и это будет достаточным основанием к тому, что рабочие дома не будут переполнены индивидуумами, которые могли бы зарабатывать свой хлеб где-нибудь на стороне. При каждом рабочем доме будет устроена контора для найма служащих и рабочих. В настоящее время подённые рабочие находятся без всякой помощи, когда у них не имеется работы, откуда и происходит то, что они находятся в тисках у различного рода эксплуататоров. Так называемые разносчики объявлений: (sandwich), например, получают в Англии лишь 50% заработанной платы, уплачиваемой коммерсантом, предлагающим им свои объявления, а другие 50% посредник кладёт себе в карман, тогда как, если бы это было отдано учреждениям, ведающим рабочими домами, вся заработанная плата становилась бы достоянием бедняков.

Эта система была применена в малом виде в одном приюте армии. Там имеется рабочий дом, где 70–80 человек работает для своих порций в течение известного времени. Контора для приискания работы находится в полном ходу в течение уже нескольких месяцев и, благодаря ей, нашли должности очень многие бедняки, до того времени ночевавшие на мостовых и тротуарах. Были произведены попытки, чтобы достигнуть кооперативной организации разносчиков объявлений, и результаты получились довольно благоприятные.

Спасение душ. Но названное учреждение, по мнению генерала Бутса, должно служить только средством для достижения высшей цели – привлечения ко Христу тех, кто пользуется этими учреждениями армии спасения. – «Улучшение, окружающих человека, обстоятельств, – говорит генерал Бутс, – не изменит его души, и если нет такового изменения душевного, то материальное улучшение не произведёт продолжительного блага. Поэтому ночлеги, рабочие дома и всё прочее, что желает создать генерал Бутс, составляют лишь вспомогательное средство для достижения высшей цели, состоящей в индивидуальном изменении душ, в приведении их к полному спасению и в убеждении их в необходимости благочестивой жизни. В рабочих домах спасение распространено во всех уголках, атмосфера вся пропитана благочестием в духе армии, и все усилия её направлены к тому, чтобы привести всякого индивидуума, подпавшего под систему армии спасения, под непосредственное влияние офицера армии.

Ферма. Убежища, приюты, ночлеги, рабочие дома, а также рабочие бюро для приискания работы нуждающимся, всё это составляет то, что генерал Бутс называет городской колонией. Когда все эти учреждения будут функционировать, они, несмотря на свою неоспоримую пользу, являются всё же только паллиативными средствами. Надо найти лучшее, а таким средством является устройство фермы армии спасения. Для этой цели генерал Бутс и намеревается приобрести лучшие участки земли: он выберет две или три тысячи гектаров в графстве Кенр или Эссекс, недалеко от железнодорожных линий, ведущих в Лондон. Здесь он намерен осуществить вторую половину своего грандиозного плана. Эти земли должны служить как бы школой, где будут формировать эмигрантов. В то же время они будут служить огромным огородом, который будет доставлять овощи, выручку от продажи которых, генерал Бутс рассчитывает употреблять на усиление средств армии спасения.

Земледельческая колония. После испытания в рабочем доме армии спасения, известное число рабочих выбирается и посылается на ферму, где они устраиваются, как будущие эмигранты, на участках земли Западной Америки. Они должны все свои работы исполнять сами, построить прежде всего себе жилища; им даётся материал, семена, они же засевают поля и огороды для своего собственного потребления. Потребление спиртных напитков не дозволяется в колонии, и принцип, существующий в городских рабочих домах, применяется к земледельческой колонии, т. е., что люди работают для своего потребления и жилища, ничего более не получая. Маленькая плата уплачивается некоторым рабочим, занимающим посты офицеров-субалтернов; но общее правило такое, что колонист получает взамен своего труда лишь пищу и жилище. Хотя религия должна лежать в основании земледельческой колонии, однако должна в то же время соблюдаться полнейшая веротерпимость. Никого не станут принуждать присутствовать на собраниях армии, но генерал надеется, что сами колонисты по собственным побуждениям будут посещать религиозные собрания армии. Не дозволяется никакая работа в воскресные дни во всей колонии.

Колония за океаном. Переходим теперь к третьему и последнему пункту проекта – устройству колонии в английских владениях за океаном. Генерал Бутс осуждает эмиграцию, как она понимается ныне, и утверждает, что для её процветания, необходимо приготовлять страну для эмигрантов и эмигрантов для страны. Его план состоит в выборе земель в одной из колоний, по преимуществу в Южной Африке, и приготовлении их, для поселения на них эмигрантов. Он отправляет на корабле известное число мужчин и женщин, совершивших уже в земледельческой колонии свои опыты в качестве способных и усердных рабочих. По прибытии в колонию, они поселяются на новой земле. Расходы по их перевозке, по постройке домов, по движимому имуществу, землями и пропитанию в продолжение первых нескольких месяцев записываются в счёт колонистов. Они же выплачивают эту сумму в форме ежегодного поземельного налога. Таким образом, надеется генерал, дело окупит свои расходы.

Братство для спасения падших женщин. Изложив, таким образом, свой проект, который армия спасения имеет применять к безработным, генерал Бутс указывает, что он желает предпринять по отношению к другим факторам социального зла.

Он указывает, что братства армии спасения, которые работают в кварталах нравственного разврата городов, с успехом выходят из борьбы со злом, что доказывает возможность спасти даже тех женщин, которые совсем низко пали. Генерал думает увеличить число этих братств, состоящих из женщин, посвятивших себя этому делу, и устраивать их везде, где имеется центр моральной испорченности. они подают свою помощь и заботятся о несчастных женщинах и приводят к Евангелию падших женщин наших больших городов.

Тюремная бригада. Тюремный проект состоит в применении к Англии методов, которые имели такой чудный успех в колонии «Виктория». В самой демократической английской колонии армия спасения была признана настолько необходимым агентом в деле исправления преступников, что правительство вотировало ей ежегодное вспомоществование. Генерал рассчитывает устроить бригаду под начальством нескольких офицеров у ворот всех тюрем страны. Обязанность этих бригад состоит в том, что они принимают преступника при его освобождении из тюрьмы, доставляют ему работу, всевозможными средствами уничтожают в нём следы, оставленные тюрьмой, возвращают его к социальной жизни, одним словом – содействуют тому, чтобы нужда не привела его снова в тюрьму.

Убежище для пьяниц. Генерал Бутс полагает, что в Великобритании имеется около 250,000 пьяниц, которых нужно рассматривать, как закоренелых пьяниц. В настоящее время «Dalrymple Homes» представляют собой убежище для огромной массы таких людей, содержание коих стоит minimum 15–20 руб. в неделю каждый. Сюда в эти убежища магистрат может доставлять закоренелых пьяниц, но кто желает, может сам добровольно являться для постепенного исцеления от этого зла. Генерал детально излагает свой план и заявляет, что с этим социальным злом надо сильно бороться. Он прибавляет также, что даже самые закоренелые пьяницы выздоравливали в этих убежищах, и приводит несколько случаев из летописей армии спасения.

* * *

Мормоны Северной Америки в настоящее время представляют из себя две группы, одна из них усвоила себе наименование «Широкая церковь» (The Broad Church), другая «Высокая церковь» (High Church). Обе названные, группы сходятся в основных положениях вероучения мормонов: принимают называемую «Книгу Мормонов» (Book of Mormon») и все Откровения, которые были в продолжение ста лет, но разделяются в вопросе о полигамии. Broad Church, во главе которой в настоящее время стоит мистер Вудруф (Woodrnff) отвергает полигамию, отвращаясь от неё, как от разврата; High Church напротив даёт полигамии весьма широкое применение в жизни своих членов. Глава сей последней мистер Робертс (Roberts), имеющий более десяти жён, является особенно ревностным защитником полигамии. Он смотрит на полигамию, как на могущественное средство распространения мормонизма путём привлечения, благодаря полигамии, в секту молодых людей. Антагонизм между двумя названными группами мормонов достиг своего апогея в самое последнее время, когда мистер Робертс был избран для участия в законодательном собрании представителей Соединённых Штатов. Противники полигамии боятся, чтобы Робертсу не удалось провести вопрос о полигамии в желательном для него смысле в законодательном порядке. С этой целью ими принимаются всевозможные меры к тому, чтобы подорвать авторитет Робертса в общественном мнении и доказать, что полигамия величайшее социальное зло. Пускаются в ход газетные корреспонденции самого циничного характера, какой только может терпеть свободная печать, печатаются и раздаются целыми пудами брошюры против полигамии и т. п. К борьбе с полигамией привлечены католические и протестантские миссионеры: «целые тучи бумажных ядер, по словам корреспондента, несутся со стороны этих последних в густую толпу полигамистов, но она всё же не редеет». Все находятся в напряжённом ожидании, с чем возвратится Робертс из Вашингтона, и тогда борьба примет решительный оборот.

А. Дородницын

В 4 главе своего сочинения, которая называется «Братья по любви», H. H. Н. развивает мысль о необходимости и возможности объединения в братолюбии всех людей без различия веры и образа мыслей. Православные, римско-католики, лютеране, магометане, буддисты, масоны, оккультисты, спириты, неверующие – все должны составить и даже составляют одну семью, если только они проникнуты духом любви и желают послужить торжеству и славе любви. H. H. Н. поочерёдно обращается к людям всякого образа мыслей с горячим призывом объединиться в братолюбии. Прежде всего он обращается к тем из христиан различных исповеданий, которые веруют в Бога любовь. Он говорит: «сама вера ваша благословляет любовь вашу, требует от вас любви, вы должны быть устойчивыми в любви до конца... вы не имеете права не признать ближним вашим, братом по духу, всякого представителя любви. Пора нам устыдиться постыдного недомыслия – боязни изменить Богу-любовь и Церкви Его, признавая близкими нашими милосердных самарян, к какому бы толку они ни принадлежали, хотя бы даже считали себя неверующими... Все представители любви – милосердые самаряне, всем им мы должны братски протянуть руку на общее дело любви, на Божие дело всеобщего единения и гармонии... Если мы любим, единение в братолюбии – насущная потребность любви нашей.

Поймём же, что потребность эта не только не противоречит требованиям веры нашей, но, напротив, естественно из неё вытекает и не может быть признана изменой ни по отношению к Церкви, к которой мы принадлежим, ни по отношению к букве догмата и обряда, которые признаёт наша церковь».

Затем автор обращается с тем же призывам к не христианам, «верующим в Бога-любовь, хотя они и не имеют счастья верить в высшее проявление любви на земле, Христа-Спасителя, принесшего на землю полноту откровения любви Божией».

Наконец, он призывает к единению в братолюбии самих неверующих: «обращаюсь к вам, братья по любви, не имеющие счастья верить в букву бытия живого Бога-любовь (какое же это счастье верить в букву?), в букву Христа Его, в букву Откровения Его. Говорю «в букву», потому что, веруя в силу, разумность и конечное торжество любви, вы тем самым верите в дух Бога живого, живого Христа Его, в дух Откровения Их; вы Божии и Христовы по духу... Вы не верите в бытие Бога живого, тем более не верите ни в какое откровение. Вы так много видели в жизни грубых и глупых суеверий, выдававших себя за веру, так много видели страдающих от ужасных последствий этих суеверий!.. Вы не верите, но вы любите, и любовь заставила вас понять значение, ценность любви для блага человечества... Ищите общения со всеми представителями любви... Соединившись с ними на почве любви, вы тем самым несомненно послужите на дело торжества любви».

* * *

Рассмотрим приведённые нами мысли автора при свете учения Христовой Церкви. Автор призывает всех людей без различия веры и образа мыслей к объединению в братолюбии с целью доставить любви торжество на земле, в человеческой жизни и отношениях! По-видимому – цель прекрасная и возвышенная, – мысль светлая и добрая! Но так ли это на самом деле? Несомненно, все люди – братья между собой и должны любить друг друга, несмотря на различие своих верований и взглядов. Справедливо и то, что многие из людей, принадлежащих к православной Церкви – далеко не оправдывают по своему настроению и по своим поступкам того святого имени, которое они носят; что многие неправославные, нехристиане, неверующие выше нас по своим чувствам, понятиям и поступкам и ближе нас ко Христу и к Царствию Божию...

Однако, остаётся совершенно непонятным, каким образом – и православные, и римско-католики, и лютеране, и магометане, и иудеи, и буддисты, и спириты, и массоны, и неверующие – могут составить «одно стадо, одну семью, одно единодушное общество? На чём может произойти их объединение? Н. Н. Н. говорит – на любви. Но на любви к чему? Друг ко другу? К миру? К исканию истины? И только? Едва ли такая отвлечённая любовь удовлетворит их!

* * *

Если мы обратимся к св. Евангелию, к деяниям и посланиям св. апостолов, к учению Церкви, к примеру первых христиан – мы не найдём там проповеди подобного объединения людей. Там везде указывается иное основание для единения. Основание это – вера в воплотившегося Сына Божия, Господа Иисуса Христа. Вот тот Камень, Который отвергли строители и который должен лечь во главу угла!

Сам Иисус Христос, одобрив веру ап. Петра, сказал, что на сём именно камне Он созиждет Церковь Свою и врата адова не одолеют её. Посылая учеников Своих на проповедь, Он говорил им: «идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасён будет, а кто не будет веровать, осуждён будет».

Апостолы проповедовали, что нет иного имени, которым возможно спастись, кроме имени Иисуса Христа. Книга деяний св. Апостолов есть вообще сплошное повествование о проповеди веры в Единого Бога и в Сына Божия, Искупителя. Ту же самую проповедь читаем мы и в посланиях св. апостолов.

За что умирали св. мученики? За объединение ли в братолюбии всех – и христиан, и иудеев и язычников без различия вер?

Нет, за веру в Распятого, за отвержение идолопоклонства.

За что боролись первые апологеты христианства – св. Афинагор, Иустин, Аристид, Феофил и др.? Против чего они вооружались? Что защищали св. Отцы Церкви эпохи вселенских соборов – св. Афанасий, Василий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Златоуст, Кирилл Александрийский и др.?

Боролись за веру в Иисуса Христа, вооружались против языческого многобожия, языческих пороков, защищали чистоту христианского учения, для чего составили и сам символ веры.

Пример жизни первых христиан должен иметь для нас, конечно, особенное значение. Ведь они были, несомненно, много совершеннее нас в любви, в любви к Богу и к людям.

Найдём ли мы у них то безразличное объединение в братолюбии с людьми всякой веры, всякого образа мыслей, к которому призывает теперь H. Н. Неплюев? Нет, не найдём. Для первых христиан Христос – был всё. Вера в Него – была единственным основанием их единения. Невозможно и представить себе, чтобы к их обществу мог примкнуть иудей, или язычник, как бы он ни был добродетелен, не уверовав предварительно во Христа, не приняв св. крещения.

И так, не отвлечённая, беспредельная любовь, а вера в воплотившегося Сына Божия, любовь к Нему и к Богу – вот единственное основание для объединения людей, завещанное нам Евангелием, примером жизни древних христиан и учением Церкви.

Говоря это, мы нисколько не забываем и не умаляем великого значения любви и знаем, что любовь даже больше веры, но только при вере, а не без неё. Ибо хотя «вера без дел мертва», но «без веры невозможно угодить Богу». Вот почему и к сотнику Корнилию, на которого в одном месте ссылается H. H. Н., несмотря на все его добрые дела, был послан ап. Пётр, чтобы научить его истинной вере.

* * *

Укажем теперь последствия, к которым приведёт замена веры в воплотившегося Сына Божия, как истинного основания для взаимного объединения людей, той отвлечённой любовью, к которой призывает H. Н. Неплюев.

Предлагаемое им объединение без различия веры и образа мыслей приведёт прежде всего к упадку христианской веры, ибо как может сохраниться живая, сердечная вера в Иисуса Христа в том обществе, в котором, помимо христиан, будут и иудеи, и магометане, и буддисты, и неверующие? Там не только вера не сохранится, но едва ли когда-либо и вспомнят о Христе, как бы много не говорили в тоже время о любви.

Но когда, таким образом, начнёт угасать живая, сердечная вера, то затем неизбежно последует угасание и той самой любви, во имя которой теперь предлагают нам стать выше буквы догмата и обряда.

Любовь питается верой. Только припадая молитвенно к Источнику любви, Богу-Отцу нашему, к Виновнику спасения нашего – Сыну Божию и к Духу Святому, освящающему и очищающему сердца наши в таинствах Церкви, мы почерпаем и возгреваем в себе истинную, чистую, без всякой примеси нечистоты и тщеславия, любовь. Отымите этот источник любви, замутится и остынет сама любовь наша, подобно тому, как засыхают листья и цветы, оторванные от корня. Наша любовь, оторвавшись от веры, погибнет под напором бешеных страстей наших, которым она не в силах будет противостоять, погибнет под давлением нашей собственной пошлости и пошлости окружающей нас жизни.

И тогда наступит на земле такое беспросветное царство тьмы, какого не было и до пришествия Спасителя!

* * *

Сделаем ещё одно замечание, относящееся к этой главе. В одном месте H. H. Н. горячо возмущается тем, что некоторые «представители суеверия» решаются утверждать, будто не всякая любовь – хороша, будто есть и «бесовская любовь». По мнению автора «любовь всегда святыня и всё собою освящает, всё очищает до святости». «Сказать «бесовская любовь» – то же, что сказать сухая вода»: это два взаимно исключающие друг друга понятия... Бог есть любовь. Сказать «бесовская любовь», значит, произнести хулу на Духа Святого».

Нам кажется, автор впадает в недоразумение. Конечно, истинная любовь всегда святыня. Но всегда ли люди называют любовью истинную любовь? Сам автор чуть ли не на той же странице пишет: «часто грубейшее себялюбие называют любовью» ... И так, если люди могут называть любовью «грубейшее себялюбие», а себялюбие есть основная черта бесовского настроения, то отчего же такую любовь не назвать «бесовской любовью»? Пусть автор вспомнит хлыстов и их «духовную любовь». – Разве это не «бесовская любовь»?

Сознавая это, мы должны быть весьма осторожны, как бы, стремясь к объединению в любви, с людьми всякой веры и взглядов независимо от просвещения сердца своего светом истинной веры, и через то оторвавшись от живого, внутреннего молитвенного единения с источником истинной любви – Господом Иисусом Христом, мы вместо любви христианской не запутались бы в сети любви призрачной, воображаемой!

С. С. Ч-ков

Главной задачей всякой человеческой культуры надлежит считать духовное возрождение или нравственное исправление людей. Только под условием нравственного возрождения людей могут водвориться между ними добрые отношения, а жизнь их стать счастливой. Культура, основанная лишь на накоплении положительных знаний и на улучшении государственно-общественных условий жизни, как бы ни была желательна, не способна сама по себе нравственно улучшить людей: так в самих интеллигентных сферах обнаруживаются самые грубые пороки и самые грязные страсти. Нравственное же возрождение людей в свою очередь возможно только в том случае, если они истинно религиозны и, если нравственность их стоит в органической связи с их религиозностью. Настоящий труд автора и вызван потребностью защиты религиозных основ жизни и морали перед постоянными нападками того философского направления, которое не только отрицает значение религии в деле морали, но даже мыслит эту последнюю единственно возможной под условием свободы и независимости от первой. В виду этого цель автора – полемика.

Тесная органическая связь между нравственностью и религиозностью оспаривалась и прежде. Ещё в XV в. встречались мыслители, которые склонны были думать, что совершение добрых дел, ради получения вечного блаженства и избежания вечных мучений, отзывается неблагоприятно на человеческой нравственности, и что эта должна утверждаться на независимой от религии основе. Мысль о независимости морали от религии проводилась также поклонниками классической древности в конце XVI в. и, наконец, в систематической форме была развита английскими, немецкими и французскими мыслителями XVII и XVIII вв., напр., Кантом, Фейербахом, Прудоном и др.

С пробуждением интереса к этическим вопросам, пропаганда независимой от религии этики стала развиваться во время новейшее во всех странах запада, а затем и в России с особым упорством и настойчивостью. Что нравственность возможна без религиозности, это для многих современных умов стало чем-то в роде аксиомы. У нас представителями учения о безрелигиозной автономной нравственности выступили в последнее время покойный Кавелин, а затем граф Л. Толстой. Идеи этих автономистов с особенным усердием пропагандируют наши так называемые либеральные журналы и газеты. Понятно само собой, какие горькие плоды в жизни приносят эти идеи, жадно ловимые и вычитываемые нашим „передовым“ обществом.

Доказать и наглядно показать несостоятельность этих идей, равно как и тех соображений и доводов, какие приводятся автономистами в защиту своей теории, – это такая задача, решение которой сколько благовременно и полезно, столько же и близко задачам миссии среди интеллигентного суемудрствующего общества, которое так живо интересуется этим вопросом. И нужно отдать справедливость почтенному автору в том, что сделанное им критическое рассмотрение главных и частных положений и соображений автономистов, приводимых ими в защиту своего взгляда, отличается замечательной силой суждений, философской глубиной, обстоятельностью и психологической тонкостью.

Так как система автономизма не есть система индивидуальная, но весьма сборная и при том имеющая свою историю, то автор, не имея возможности полемизировать с каждой из философских систем морального автономизма в отдельности, в предисловии к своей книге делает из них резюме всех положений, относящихся к предмету его исследования, а затем в шести главах названной книги последовательно и подробно разбирает и сами воззрения автономистов о безусловной будто бы самостоятельности нравственности и о вреде её тесного союза с религиозностью.

Вообще книга почтенного профессора, хотя по времени издания и не новая, но по предмету своего содержания и по своему назначению имеет живой и непреходящий интерес для пастырей, миссионеров, которым ныне более, чем когда-либо, приходится входить в полемику по пререкаемому вопросу об отношении нравственности к религии, благодаря проникновению идей гр. Толстого и других автономистов в полуинтеллигентные сферы и народную среду. Изложение мудрёных вещей простым, ясным языком составляет достоинство всех вообще научно-популярных сочинений почтенного казанского профессора-апологета, так равно и настоящего его труда.

Г. Добротин

Когда дни нашей жизни уже преполовились²⁵⁸ и близко наступление её вечера, тогда мы особенно склонны бываем жить воспоминаниями о прошлом и подводить итоги нашей минувшей деятельности. И настоящая книга обязана своим появлением в свет желанию автора вновь восстановить перед своим умственным взором и перед взором близких к нему людей и вновь пережить те моменты своей пастырской и литературной деятельности, за истекший тридцатипятилетний многоплодный период служения его в сане священника, которые связаны были с дорогими для него мыслями, идеями, и впечатлениями. В особом „объяснительном слове“, составляющем предисловие к рассматриваемой нами книге, автор о мотивах её составления и существенных чертах её содержания говорит: „Помянух дни древние… Благожелательные мне чада духовные и присные мои давно и настоятельно побуждали меня собрать воедино те мои труды, которые разновременно появлялись в печати в разных духовных журналах и „Ведомостях“. Я медлительно ожидал в моей жизни такого события и такого периода, который дал бы мне внушительный повод исполнить эту просьбу дорогих в моей жизни людей. Таким периодом я посчитал XXXV-летие моего священства, исполнившееся 26 июня 1899 г. Бог ведает, что ожидает меня в грядущем... Бог ведает наступающее число дней моих... В настоящее время я, великое благодарение Богу, здрав есмъ и с бодрственной душою берусь за дело составления „Сборника“ из некоторых моих статей и заметок, появлявшихся в печати. Я почёл излишним печатать все мои труды... Печатая некоторые из моих статей, я поминаю мои прежние дни и вторично переживаю их... Дорогие эти минуты“!

Сделав в том же „Слове“ краткий очерк своей пастырской, приходской деятельности, автор в четырёх следующих отделах своего юбилейного сборника знакомит читателя с своими литературными трудами. В первом отделе помещены избранные слова, произнесённые автором в различных, наиболее важных, случаях его пастырства; во втором – археологические и этнографические заметки о христианских памятниках в Крыму; в третьем – путевые заметки автора, дважды посетившего Иерусалим и другие святые места Востока и достопримечательности Запада, и наконец, в четвёртом – рассуждения автора по вопросам церковно-практического характера.

Книга издана изящно и написана чистым Литературным языком и прочтётся не одними почитателями почтенного Киевского священнослужителя, но всеми другими со-пастырями и мирянами с живым интересом и большой душевной пользой.

Г. Д-н

К написанию брошюрки о секте хлыстов г. Маргаритов побуждался, по его словам, появлением хлыстовства в пределах кишинёвской епархии, в семинарии которой он служит преподавателем. Цель, следовательно, у него, как автора, была чисто практическая: дать духовенству епархии необходимые сведения о борьбе с сектой. В виду этого ему, казалось бы, следовало изложить кратко происхождение и подробно вероучение секты, привести из практики других епархий средства борьбы с нею, указать, что нужно по местным условиям сделать „для обеззараживания сектантского яда“... и спасибо ему за это сказали бы не одни только кишинёвцы. Но автором почти ничего этого не сделано. Хотя он и озаглавил свою брошюру „Секта хлыстов“, на самом же деле он занимается рассмотрением вопроса лишь о причинах и условиях происхождения хлыстовства. Историю секты, её веро- и нравоучение он излагает так кратко (1–8 стр.) и так конспективно, как то нужно было ему для его главного вопроса; а о средствах борьбы с нею он не говорит ничего, кроме разве общих фраз о совершении священниками с сердечным умилением служб божественных.

Что же нового – хорошего даёт он при объяснении и разрешении вопроса о происхождении секты хлыстов? Да опять-таки ничего.

Указавши старые и новые мнения учёных, рассматривавших хлыстовство то как порождение восточной мистики, то как плод западного влияния, г. Маргаритов приходит к выводу, что „появление хлыстовских взглядов“ т. е. секты хлыстов у нас, можно объяснить из наличности местных условий, т. е. русских... Вывод опять не нов: его высказал, да и посильно обосновал Н. Ив. Барсов ещё в 60-х годах.

Интересны да в некотором роде и поучительны у автора методы критики. Что хлыстовство не с запада к нам занесено, он доказывает сим хитроумным вопрошанием: „Есть ли какие-либо факты, указывающие на определённое место и время, где и когда (курсив мой), заимствованы главные основы ереси хлыстов от западных мистиков“ (стр. 13). При такого рода требованиях места и времени, пожалуй, ведь не докажешь, что брошюрка г. Маргаритова есть неудачная переделка статей Н. Ив. Барсова; а на самом-то деле ведь, право, это так. И сам г. Маргаритов, вероятно, не будет от этого отказываться. Места же и времени заимствования низа-что не докажешь.

Из наличности местных, т. е. чисто русских условий, г, Маргаритов старается прежде всего выяснить дуализм в учении хлыстов. Давно уже приписывается хлыстам дуалистическое представление, которое в сущности выражается лишь во взгляде на плоть человеческую, как на злую и постоянно препятствующую человеку в его борьбе за добро. Никаких учений о двух началах, о двух мирских властелинах у них нет. Поэтому, строго говоря, никакого дуализма в их учении нет, а есть только лишь доведённое до крайности воззрение на тело, как влекущее человека к похотям плотским, и нашим исследователям секты хлыстов следовало бы оставить приписывать хлыстам то, чего у них нет.

Дуализм хлыстов автор выводит из древнерусского двоеверия. Но кто не знает, что двоеверие русское и дуализм – совершенно различные понятия и явления, не имеющие между собой точек соприкосновения и тем более никакой генетической связи. Да и незачем ему было толковать о двоеверии, равно как и о влиянии богомильства на дуализм хлыстов. Задача автора сводилась не к тому, чтобы указывать, откуда могли проистекать те или другие влияния на то или другое мировоззрение; задача его была проще: нужно было указать только во взглядах русских время происхождения элементов хлыстовства, – из которых или в следствии которых мог появиться дуализм. А какие были причины к образованию этих взглядов, – это вопрос другой и для исследователя причин и условий происхождения хлыстовства излишний. Между тем все авторы статей, подобных брошюре г. Маргаритова, грешат этим именно недостатком.

Выяснение автором из наличности русских условий учения хлыстов о пред-существовании душ, о душе-переселении, о воплощениях хлыстов довольно правильно и достаточно обосновано. Но нового опять ничего: известно всё из статей проф. Барсова, Ивановского и др.

Остроумно и правдоподобно объяснение автором, почему именно хлыстовство появилось в половине XVII столетия. В этой нашей небольшой заметке затронуты некоторые из вопросов, с которыми, вероятно, не согласятся многие и первый – г. Маргаритов. Желательно было бы услышать от них противное. Всякому суждению такому, выраженному sine ira et studio, с охотой будет дано место на страницах „Миссион. Обозр.“; я же с своей стороны постараюсь тогда обосновать свои взгляды.

Μ. Чельцов

О декабристах у нас существует богатая литература. Много написано о их житье-бытье в Сибири, о деятельности их там, о их нравственных взглядах и гуманизме. Но, кажется, их религиозные убеждения до и после ссылки в Сибирь не были ещё предметом литературного раскрытия. Интересный труд этот взял на себя почтенный автор вышеупомянутой брошюрки. Ему посчастливилось ознакомиться с стихотворениями, написанными многими из декабристов в Сибири и ещё не известными в печати. В стихах своих эти несчастные изливали свою душу и открывали свои стремления, взгляды и убеждения. Очень многие из стихотворений их – совершенно религиозного содержания. Автором приведено в его брошюре несколько таких стихотворений декабристов – B. К. Кюхельбекера. Бестужева, Рылеева и др.

Оказывается, судя по этим стихотворениям, прежде бывшие неверующие или индифферентные к религии, декабристы в Сибири познали религию, нашли в ней для себя успокоение и утешение и стали потом глубоко и искренно верующими людьми. Поистине, для них в этом отношении Сибирь была не каторгой, а исцеляющей Силоамской купелью, горнилом, очищающим их ум и сердце от дурного и возвышающим к небесному. Познакомив их с горем и несчастьем земными, она указала им на небо и в стремлении к небесному открыла для них источник утешений.

Многие стихотворения их дышат простотой, сердечностью и глубиной религиозного чувства. Знакомство с ними для русской интеллигенции весьма было бы поучительно.

Μ. Павлович

Арсений Швецов, восходящий в раскольническом поповщинском мире от славы к славе, недавно переименованный в лже-епископа Нижегородского, более чем кто-либо из раскольнических деятелей обращает на себя внимание. С начала восьмидесятых годов выступив как апологет поповщины по австрийскому согласию, с девяностых годов он стал в близкие отношения к Московской лже-архиерейской кафедре: то тайно, то явно он стал руководить деятельностью московских заправил на вред православной церкви и на возвышение раскола. Есть все основания верить, что и кипучая разносторонняя деятельность теперешнего лже-архиерея Московского Иоанна Картушина возбуждается, поддерживается и исправляется по преимуществу всё тем же Швецовым. За всей этой его многосторонней работой осталось как-то в тени то, в чём его упрекали, судили и осудили лучшие люди из самих же поповцев, – его еретичество.

Как известно, в своей „истинности старообрядствующей иерархии“ – Швецов развил мысли Белокриницкого устава о под-временном рождении Сына Божия от Отца. Это его учение самими же старообрядцами было названо еретическим и нашло себе обличителей среди них. Особенным рьяным обличителем выступил покойный лже-архиерей Казанский Пафнутий. Его стараниями в Москве был созван для обличения Швецова целый раскольничий собор, которому Швецов должен был принести повинную, с обещанием больше так не учить. Им же было написано несколько небольших статей в обличение всё того же учения Швецова, напечатанное в 1891 г. в Братском Слове и отдельно. – В виду того, что Швецов не перестал и доселе еретически учить, и в виду известной популярности его в расколе, Н. И. Субботин нашёл полезным издать вторично обличающие Швецова статьи Пафнутия Казанского. Ими он забывшим напоминает, а не знавшим открывает еретичество Швецова через обличение самим поповщинским лже-архиереем. А обличает Пафнутий сильно. Швецова он называет „своей обыденной мудростью силлогистически мудрствующим“, не подтверждающим своих умозаключений „никакой оригинальностью т. е. учением Св. Писания и Св. Отцов; – „по прирождённой вероломной привычке соображающим вкривь и вкось“; уличает его в похищении и сокрытии не нравящегося ему акта какого-то и т. п. Все эти обличения Пафнутием Швецова очень полезно распространять среди поповцев, как суждения и осуждения одним из них другого. Пусть не верующие нам хоть немного призадумаются над словами одного из своих-же.

В начале брошюры помещена основательная защита, сделанная тем же Пафнутием, от нападок и придирок Швецова на текст нашей одной песни церковной: „на кресте Твое божественное истощание“... и обличение самого Швецова, за название Бога „тончайшим веществом“.

Распространение этой брошюрки в раскольнических приходах весьма желательно.

Μ. Ч.

Книга эта представляет собой действительно общепонятно изложенный пересказ евангельской истории. Изложению событий земной жизни Спасителя составителем книги предпослано, в виде исторического введения, краткое „вступление“ (стр. 5–8), в общих чертах рисующее постепенное приготовление Богом человечества и народа еврейского к принятию Искупителя – Мессии, а также религиозное и политическое состояние иудеев ко времени пришествия Спасителя. Вводные главы (1–6 гл.), обнимающие собой события до Рождества Спасителя, составлены частью по руководству св. Предания – Четьи-Миней – (1–2 гл.), главным же образом – по Евангелию (3–6 гл.). Заключительные главы (123–124 гл.), служащие естественным завершением евангельской истории, передаются отчасти по книге Деяний (123 гл.). Пересказ евангельских событий в общем ведётся очень обстоятельно и каждая глава, представляя собой вполне законченное целое, даёт ясное понятие о предмете своего рассказа. Но некоторые главы, в виду важного значения описываемых в них событий, следовало бы или разделить на две, (как напр. 11-ю главу – проповедь Иоанна Предтечи и крещение Господа, Иисуса Христа), с более подробным пересказом содержания каждой и с указанием значения крещения Господа; или же, (как напр. 29-ю главу – Тайная вечеря) нужно бы предварить выяснением обстоятельств, среди которых было установлено таинство Евхаристии и их значения, а также пояснением догматического значения таинства, через снесение относящегося к нему обетования Господа о „хлебе животном“, (Ин.6:47–51). Также, следовало бы выделить из 99-й главы в отдельную главу последнюю, прощальную речь Господа (Ин.13:31–38 и гл. 14, 15, 16 и 17 Иоан.). У составителя рассматриваемой нами книги из этой речи приведён лишь короткий отрывок в 8 строк, а между тем эта речь по предмету своего содержания едва ли не превосходит все другие речи Господа, а потому заслуживала бы более полного и обстоятельного пересказа. Поэтому нельзя не пожалеть, что составитель книги опустил такую важную, такую центральную речь Господа.

К важным достоинствам книги следует отнести то, что евангельский рассказ, по местам, у составителя сопровождается разными краткими, объясняющими его, географическими (43, 65, 110, 165, 120 стр.), религиозно-бытовыми (13, 25. 63, 66, 73, 114. 118, 120, 131, 187 стр.), церковно-историческими (25, 43, 45, 95, 120, 154, 204 стр.) и археологическими (206, 208, 214 стр.) подробностями. Кроме сего, евангельский рассказ, по временам, дополняется составителем книги разными, сопутствующими ему, краткими пояснениями смысла евангельского текста, особенно бесед, речей и притч Господа, (стр. 21, 37–40, 44, 81–82, 147–148, 143, 150, 153, 158, 161, 172. 178, 180–181, 187–188, 194, 204. 207, 213, 214, 229), которые, служа логической или исторической связью между теми или иными евангельскими событиями и речами, служат тем самым к лучшему уразумению их. Не задаваясь ни апологетическими, ни полемическими целями, составитель книги стремится представить все евангельские события в стройном, обстоятельном и доступном пониманию каждого пересказе, объединив разбросанные эпизоды евангельской истории в одно связное целое. Задачу свою составитель осуществил успешно. Как достойную внимания особенность этой книги в ряду всех подобных, составляет то, что пересказ евангельской истории ведётся почти повсюду словами самого евангельского текста, а весьма нередко даже целые главы (24, 32, 41, 44, 45, 50, 53, 55, 57, 58, 60, 62, 63, 69, 74, 77, 82.98 99, 117, 118) передаются буквально по евангелию; ибо, как справедливо замечает составитель книги, „никакое другое изложение событий земной жизни Господа Иисуса Христа не может быть вернее, доступнее и достойнее великого предмета рассказа“. Благодаря близости к евангельскому тексту в передаче даже самих выражений Евангелия, книга написана прекрасным – живым и сильным языком, а не вялым и растянутым, как большинство подобных переложений, что как нельзя более гармонирует с захватывающим впечатлением самих евангельских событий.

Внешность книги очень прилична: издана она на прекрасной бумаге, шрифт чёткий; снабжена множеством рисунков, иллюстрирующих евангельскую историю, рисунков иногда очень изящных и представляющих собой снимки с картин известных наших художников. Для общедоступного издания несколько высока цена книги – 1 руб. – что может сильно препятствовать её широкому распространению в народе, что, однако, при указанных достоинствах книги, весьма желательно. Издана книга Е. И. Фесенко.

М. Гр-в

Присоединение к Православной Церкви лютеранского пастора. В конце истекшего года, в Тифлисе Высокопреосвященным Экзархом Грузии присоединён к православию лютеранский пастор, настоятель прихода колонии Екатеринфельд, Борчалинского уезда, Тифлисской губернии, Иван Христофорович Кетуракат.

Новоприсоединённый, дорогой член нашей Св. Церкви, происходит из литовцев, образование получил в Берлинском миссионерском институте и в Юрьевском университете. Ивану Христофоровичу теперь 45 лет, пастором он состоял около 15 лет, – службу начал в Курляндии. Как литовец по происхождению и верный долгу верноподданической присяги, бывший пастор не разделял пропагаторских пан-протестантских воззрений своих коллег из природных швабов, а также уклонялся от противозаконных воровских действий, по части прозелитизма на счёт православных. Не раз приходилось г. Кетуракату, когда он был пастором в приходе м. Кретингина в Курляндии, отклонять от себя, не смотря на указание начальства, совершение конформации над принадлежащими к Церкви православной детьми от смешанных браков и проч. Недолюбливала не-покладистого вообще служителя протестантизма и генеральная петербургская консистория. Во время председательствования в ней г. фон-Искуля-Гильдебранта (бывшего затем при министре Ив. Л. Горемыкине товарищем министра, а ныне члена Государственного совета) Кетуракат переведён был в далёкое Закавказье. Здесь протестантизм, по словам Ивана Христофоровича, также не дремлет и воинствует не хуже Остзейского края, поддерживая самые живые сношения с ссыльными сектантами штундистами. Для материальной поддержки русских проповедников среди православного населения протестантства, под видом штунды, баптизма и других сект, находятся в распоряжении пастората особые суммы. Известный миссионер протестантский Бедекер в один из своих объездов сектантских центров Закавказья роздал денег до 20 т.

В новом приходе, где г. Кетуракат пробыл около 4 лет, Иван Христофорович заявил себя неуклонным проводником в жизнь прихода и местной немецкой школы русских начал и врагом швабского сепаратизма, что не нравилось ни прихожанам, ни г. обер-пастору. На конференции пасторов в 1897 г. решено было Ивана Христофоровича перевести на приход заграницу, «пока не выветрится у него дух руссофильства». Главно-начальствующий признал решение конференции недействительным и Иван Христофорович продолжал пасторствовать в Екатеринфельде. Тогда интрига пастората стала возбуждать агитацию в приходе: колонисты недовольны стали на пастора за то, что он литовец, а не природный шваб.

Презирая религиозное политиканство и давно томясь сознанием безблагодатного своего состояния, как священнослужителя протестантской церкви, Иван Христофорович всё более и более убеждался в том, что истина веры и спасение обретаются только в Православной Церкви, и вот пастор решается, наконец, принять православие. Когда намерение его сделалось известным прихожанам, нашлись фанатики, которые предпочли лучше извести пастора, чем допустить присоединение его к ненавистной немцам-колонистам Православной Церкви той страны, которая их не только гостеприимно приютила, но и обогатила. Колония Екатеринфельд – одна из богатейших и благоустроеннейших, – владеет превосходными виноградниками и громадным наделом земли. Между тем, посетив эту колонию в 1897 году, мы встретили среди немцев полное незнание русского языка и отчуждение от общерусской жизни; против этого-то и вёл борьбу честный пастор Кетуракат. Он, вступив на приход, в местной 4-х классной школе встретил такие ответы мальчиков на свои вопросы: «что царь их Вильгельм, столица – Берлин». И это факт. Незадолго перед выездом Кетураката для присоединения, однажды вечером, когда он был в своём огороде, было сделано покушение на И. X.: кто-то выстрелил в него. Катуракать тайно ночью поспешил выехать в Тифлис из колонии окольной дорогой, так как имел сведения, что на прямой дороге его будет ожидать засада, что так и было. Так велик фанатизм у мнимо-просвещённых последователей свободолюбивого протестантизма! По возвращении домой уже православным, Ивана Христофоровича посетило тяжёлое испытание. Жестоко-сердечные швабы-прихожане истерзали нервы и душу супруги Ивана Христофоровича до такой степени, что она доселе жестоко больна.

Иван Христофорович, верный своему глубокому убеждению, относительно истинности православия, самоотверженно и мужественно покончил счёты с протестантизмом, предпочитая правду веры и спасение всем благам мира: он оставил прекрасно материально обеспеченный приход, дававший ему 900 р. казённого жалования (вот как у нас хорошо устроено иноверное духовенство сравнительно с православным!), 200 р. оклада от прихода, – кроме доходов, а также приходскую квартиру, два виноградника, сено, подводы и проч. Имея жену и двух детей в гимназии, новоприсоединённый остался решительно без копейки денег, с упованием на милость Бога и помощь новых своих единоверцев православных! В настоящее время бывший пастор прибыл в Петербург на собранные тифлисскими миссионерами противо-сектантскими средства для приискания себе места службы.

Иван Христофорович выделялся в среде своих сослуживцев, как проповедник и апологет. Достойна внимания ваших гомилетов та подготовка к проповедничеству, которую дают своим воспитанникам протестантские богословские школы. В миссионерском институте последние два года каждый ученик должен два раза в неделю приготовить и произнести своего сочинения проповедь на данную профессором тему. Сначала составляется план (диспозиция), который исправляется профессором, затем по этому плану пишется содержание, которое снова исправляется профессором и тогда уже слово заучивается и произносится с кафедры в класс, обязательно наизусть – без тетради, – а за кафедрой сидит с тетрадкой в руках другой ученик на случай подсказать запнувшемуся юному проповеднику. Таким образом, не менее ста проповедей каждый ученик в школе приготовит и произнесёт, а на приход каждый поступает уже вполне подготовленным, превосходно выдрессированным оратором. В Юрьевском университете, в качестве экзамена по церковному красноречию, кандидаты на пастора должны сказать проповедь в кирке, где состоит проповедником профессор этой кафедры. На приходе пастор обязан говорить поучения решительно при всякой службе и требе. Если, напр., бывает в день пять свадеб, то обязан сказать каждой чете особую проповедь. И всё-таки Иван Христофорович о религиозности и нравственности своих бывших прихожан, не высокого мнения. Уж больно омирщились, по словам Ивана Христофоровича, швабы и сделались грубые эгоисты и материалисты.

В. С.

* * *

Разрешение брака католическому духовенству. Весной 1899 года в Риме заседал собор южноамериканских епископов, поставивший, между прочим, требование, чтобы был отменён запрет вступления в брак для католических священников. Как сообщает ультрамонтанская «Bad. Becb.», папа внял этому требованию и недавно издал энциклику, отменяющую запрет вступать в брак священникам католических земель Америки. Энциклика была напечатана впервые в чилийской газете «Tritona»; вот вкратце её содержание. «В виду того, что безбрачие есть установление небожественное, а церковное, введено соборами и папами в то время, когда случаи принятия на себя духовного сана были очень многочисленны, в виду того, что в настоящее время, и особенно в латинской Америке, призвание к священству встречается всё реже и реже, что, благодаря этому, многие приходы пустуют и от недостатка в священниках происходит подрыв вере и религии; далее, в виду того, что современная молодёжь, выросшая в материалистической атмосфере, отворачивается от священства именно потому, что с ним связана героическая жертва, обет безбрачия – соблюдение которого требует особой благодати Божией, дающейся лишь избранным, в виду всех этих веских причин, его святейшество, по предварительном совещании с достопочтенными отцами, заседавшими на соборе, даёт священникам латинской Америки привилегию вступать в брак. Тем не менее папа советует всем, кто «может вместить» и впредь хранить целомудрие, находя это состояние более достойным священного сана.

* * *

Новая духовная семинария. Св. Синод постановил учредить в Восточной Сибири новую духовную семинарию, в которой не будет преподаваться латинского языка, а лишь греческий и то в объёме, потребном для понимания текста свящ. книг. Особое внимание будет обращено на преподавание местных инородческих языков и медицины, так чтобы ученики семинарии имели не меньше врачебных сведений, чем какими владеют буддийские ламы.

Миссионерские новости. В одном из последних пред-пасхальных заседаний своих, Св. Синод рассмотрел и сделал соответствующие постановления по миссионерским вопросам, имеющим весьма важное значение для внутренней миссии и расколо-сектантства (по поводу деяний казанского миссионерского съезд)а, – в том числе вопрос об усилении миссионерства среди пастырства и о повсеместном в епархиях учреждении должностей епархиальных миссионеров, из лиц с высшим богословским образованием, о ведении точной регистрации в церковных документах числа в приходе сектантов и раскольников, о строгом наблюдении и донесениях без замедления епархиальным преосвященным о всех случаях новых уклонений в раскол и секты; о необходимости признания служебных прав за миссионерскою деятельностью, об учреждении Всероссийского миссионерского общества для борьбы с расколом и сектами, о признании некоторых сект (каковы пашковцы, иеговисты и бегуны), в числе особо вредных; о заведении в приходах для борьбы с религиозными лжеучениями миссионерских братств из ревнителей православия, о пользе учреждения по епархиям миссионерских съездов духовенства и др. Выработку положения о нравах службы и о пенсии епархиальных миссионеров Св. Синод возложил на особую комиссию при канцелярии г. синодального обер-прокурора.

* * *

К вопросу об усилении пенсии православному духовенству. В ответ на запросы в нашу Редакцию, по поводу проникших в печать слухов об усилении пенсии православному духовенству, можем сообщить, что в одном из своих заседаний в истекшую зимнюю сессию Св. Синод в принципе, действительно, решил возбудить ходатайство в установленном порядке об усилении пенсии приходскому православному духовенству и поручил разработать подробности этого назревшего и важного для духовенства вопроса в особой комиссии, при участии представителей других ведомств. Как известно, теперь получают пенсию в 130 р. за 35 лет службы только одни священнослужители, т. е. священники, протоиереи и диаконы, а псаломщики совсем не получают пенсии. По новому проекту предполагается в состав пенсионеров включить и низших членов клира, затем допустить три срока службы, подобно действующему положению о пенсии военного духовенства, затем размер пенсии будет сообразован или с саном иереев и протоиереев, или же с положением сельского и городского духовенства. Относительно размера пенсии говорить что-либо определённое преждевременно: можно полагать, что приблизительно сумма эта за полный срок службы будет священнослужителям в размере несколько ниже 300 р. (младшим по сану или положению) и выше 400 р. (старшим).

* * *

– От известного фанатика-раскольника Фёдора Ковалева, на долю которого выпала обязанность закопать в землю живьём в 1897 году несколько семейств сектантов, получено на-днях, – по словам «Юга», – очень интересное письмо. Это – ответ на посланное ему раскольниками письмо с вопросом, справедливо ли известие о том, что он принял православие, а если принял, то почему. В своём пространном письме, написанном с большим воодушевлением, Ковалев подтверждает, что он, действительно, принял православие по убеждению и очень рад, что, наконец, стал жить настоящей духовной жизнью.

– Где разбирать церковные дела? Один бывший благочинный таврической епархии, при разборе в храме церковно-приходских дел, возбудил против себя неудовольствие прихожан и тем вызвал с их стороны жалобу епархиальному начальству. По поводу этого случая преосвященным, как передаёт «Крым. Вест.», положена следующие резолюция: «Следовало бы внушить духовенству, чтобы о делах приходских толковые не в церкви, а в ограде церковной или в другом каком месте; иначе всегда могут выходить подобные случаи. Где горячность и прение, там и лишнее слово и бестактичность».

* * *

Загадочное преступление. В Вильне произошёл случай, который наводит на тяжёлые размышления: еврей-парикмахер Блондес имел у себя девушку-христианку единственной служанкой. В ночь на 2 марта, когда она уже заснула, в сообществе с своими ближними евреями, Блондес принялся делать бритвой нарезы на её руках, горле, затылке. Отчаянные крики девушки, проснувшейся под остриём бритвы, произвели в доме переполох и привлекли постороннюю помощь. Все виновные (евреи) арестованы, начато следствие; местные жители нетерпеливо ожидают подробностей этого дела.

Заслуживает внимания совпадение чисел.

Преступление совершено 2 марта, как раз за месяц, т.-е. за тридцать дней (у евреев нет месяца в 31 день) до праздника Пасхи, который приходится у них в нынешнем году 1-го апреля. 2 марта евреи празднуют полу-праздник пурим (Аман), в память избавления евреев от общей погибели, задуманной царедворцем Аманом. Гибель Израиля не состоялась вследствие хитрости одного из сынов его – дяди любимой царской жены еврейки Эсфири – Мардохея. Это самый весёлый праздник евреев; в этот день они особенно стараются возблагодарить Бога и показать себя достойными проявленной Им над ними милости.

* * *

Из «вопросов и ответов» «Церковного Вестника»:

Вопрос. Есть ли законное основание требовать от иноверных российских подданных – татар, евреев и других – наружного оказания уважения к господствующей православной вере, хотя-бы, например, снятия шапок при встрече с религиозными процессиями в преднесении креста и икон?

Ответ. «Законы предусматривают лишь случаи явного неуважения или оскорбления религиозного чествования веры православной со стороны иноверцев и карают таковые; но законов, которые приписывали бы иноверцам оказывать вере православной уважение в том смысле, как это указывается в вопросе, не имеется». Мы же считаем не лишним к изложенному от себя присовокупить, что однако на блюстителях порядка лежит обязанность, чтобы религиозно-православные процессии были ограждены от всего того, что может нарушать благочиние и оскорблять религиозное чувство православных и возмущать общественную тишину: а наглое поведение иноверцев не редко и служит поводом к беспорядкам.

От редакции.

При настоящей апрельской книжке «Мисс. Обозр.» рассылаются подписчикам, взнёсшим подписную плату в количестве 6 руб., «Проповеди Миссионерского Обозрения», выделенные для удобства пользования проповедническим отделом нашего журнала, в «особое приложение», которое заключает в себе церковные и миссионерские слова и поучения, из них большинство заимствованы из проповедей о. Иоанна Кронштадтского, с благословения этого благоговейно чтимого всей Русью пастыря и несравненного церковного оратора. Брошюра украшена фототипическим портретом о. Иоанна. В следующих своих «особых приложениях» проповедей Редакция, наряду с оригинальными проповедническими трудами своих сотрудников, будет помещать также и образцы других лучших наших церковных проповедников.

Вторая книга Приложения к журналу «Миссионерское Обозрение», заключающая в себе отделы святоотеческий, экзегетический и апологический, а также и «для чтения народу», будет разослана при майской книжке.

Контора Редакции усердно просит подписчиков журнала, при взносе долга, а также при заявлении претензий, – непремѣнно прилагать адрес с бандероли «Миссионерского Обозрения», или же указывать № этого адреса, так как, при несоблюдении этого порядка, часто происходят недоразумения и задержки в исполнении требований подписчиков, а также и ошибочная высылка второго экземпляра журнала.

Гг. подписчиков, получивших ошибочно лишние книги журнала, Контора покорно просит выслать таковые обратно.