Май

Дан на Имя Его Императорского Высочества Московского Генерал-Губернатора, Великого Князя Сергия Александровича.

Ваше Императорское Высочество..

Горячее желание Моё и Государыни Императрицы Александры Феодоровны провести с Детьми Нашими дни Страстной недели, удостоиться приобщения Святых Таин и встретить Праздников Праздник в Москве, среди величайших народных Святынь, под сенью многовекового Кремля, милостью Божию осуществилось.

Здесь, где нетленно почивают угодившие Богу Святители, среди гробниц венценосных собирателей и строителей Земли Русской, в колыбели Самодержавия, усиленно возносятся молитвы к Царю царствующих, и тихая радость наполняет душу в общении с притекающими в храмы верными чадами нашей возлюбленной Церкви.

Да услышит Господь эти молитвы, да подкрепит верующих, да удержит колеблющихся, да воссоединит отторгнувшихся и да благословит Российскую Державу, прочно покоящуюся на незыблемой истине Православия, свято хранящего вселенскую правду любви и мира.

В молитвенном единении с Моим народом, Я почерпаю новые силы на служение России для её блага и славы и Μне отрадно именно сегодня выразить Вашему Императорскому Высочеству и через Вас дорогой Мне Москве одушевляющие Меня чувства.

Христос Воскресе!

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано: Николай.

Светлый праздник Христова Воскресения прославляется и в церковных песнопениях, и в живом сознании верующих людей, как „праздников праздник“, как „торжество из торжеств“.

Отселе на скрижалях истории отечественной Церкви и в вечной памяти народного предания пасха нынешнего 1900 года будет храниться не только как величавое светло-радостное торжество Церкви, но и как глубоко-знаменательное и в своём роде единственное церковно-государственное событие. Такое особое, своё православно-русское значение нынешнему пасхальному празднику, – на рубеже нового века, – придали московские царские слова и подвиги благочестия.

Давно, напр., не раздавалось с высоты царского трона таких благодатных слов, давно не говорили Русские Самодержцы с Своим народом таким родным, знакомым языком, каким приветствовал Благочестивейший наш Государь, в своём пасхальном вышеприведённом Высочайшем рескрипте, Православную Русь, в лице Августейшего Московского генерал-губернатора и сердца России – первопрестольной Москвы! Да, справедливо заметили „Москов. Ведомости“, что каким-то благодатным благоуханием ароматов тихой ясной весны, какой-то священной песней веет от незабвенных слов Царского рескрипта, полного каким-то новым, но близким Русскому сердцу молитвенным настроением, в котором слышится родная святая старина.

Среди пасхального торжественного, радостного благовеста Кремлёвских колоколов пронеслись по Москве, а за нею и по всей России, Царские слова пасхального привета – „Христос Воскресе!“, посланные Царём своему народу из священного Московского Кремля, из „Колыбели Самодержавия“.

Потряслась от края до края Святая Православная Русь могучим, благодарным, столь же глубоко верующим кликом:

„Да, Государь! Воистину Христос Воскресе!“

Воистину воскресе! ответила Своему возлюбленному Царю полной грудью, благоговейно осенясь широким русским крестом, вся многомиллионная Русь Православная, до глубины сердца, умилённая этим, давно неслыханным с Царского Престола, христианским благовествованием.

Воистину воскресе! воскликнула вся Русская Церковь, в лице своих пастырей и пасомых, обмениваясь со своим Царём духовным лобзанием, в сладостном чувстве братского во Христе единения могущественнейшего Царя со скромнейшими даже из Его подданных.

И услышал Царь в этом ответном привете Своего народа все те, недоступные смертному языку, глубокие, таинственные чувства, которыми преисполнились сердца верующих русских людей под впечатлением умилительных подвигов царской веры и благочестия, явленных в страстные дни последней недели, завершившихся знаменательными словами Царского привета.

Все мысли и чувства верующих и непоколебимо-верных чад Церкви жили во все знаменательные московские дни и долго – долго будут жить одной сладостной мыслью: Батюшка-Царь с Царицей-Матушкой, поклонившись всем дорогим русской православной душе святыням, с дорогими Своими Детками приобщились Святых Таин и встретили Светлый Праздник среди Кремлёвских святынь златоглавой Москвы. Значит, Царю всего дороже то, что дороже всего и всему Русскому народу. Значит, Царь и народ едины в своей Православной Вере, в своей любви к церкви.

Да, Царь и народ вняли в эту святую ночь призыву священной песни и „обняли друг друга“ в знак неразрывного своего церковно-государственного единения, – и на радостный привет Царя: „Христос Воскресе!“ – весь Русский народ, все истинно русские люди столь же радостно воскликнули со слезами радости на глазах:

„ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!“

Мы знаем людей всяких состояний, не исключая и истиннорусских сановников, которые буквально не могли читать пасхального Царского рескрипта без слёз умиления.

Очевидцы поражены той единственной картиной народного религиозного энтузиазма, которая была в том Московском храме, где находчивый пастырь на пасхальной утрени, после возвышенного Слова Иоанна Златоуста, прочитал Царский рескрипт, а равно и теми восторженными кликами народных масс – воистину воскресе – всюду в Москве, по пути следования Их Величеств, во время пасхальных дней, – вместо обычного ура... Так чутко опознали дети – народ чувство Своего обожаемого Отца-Царя, и по собственному почину народ откликнулся на него из глубины своей отзывчивой, верующей души, так необычно, – чисто по православному, приветствуя проезжавших Царя и Царицу!

Высочайший рескрипт 9 апреля сколько поднимает дух, пленяет мысль и радует сердца верных сынов Церкви и отечества, столько же и назидает, с высоты царского трона, отторгнувшихся от единства веры с Царём, наших суемудрствующих раскольников и сектантов. В этом последнем отношении значение Высочайшего рескрипта чрезвычайно велико для миссии отечественной Церкви. Не подлежит сомнению, что глубоко вразумительны и действенны должны быть эти золотые слова Царского Священного завета и пламенного желания Монарха в той именно злосчастной тёмной русской среде, которая, коварством и обманом расколо-вождей, отторгнута от родного корня православия, сбита суемудрием главарей с исконного исторического пути жизни и рабски удерживается на пути погибельном. Каждое слово Высочайшего рескрипта, каждый подвиг Царского благочестия в Московские незабвенные дни вещает и даёт чувствовать чуткой совести столь ясный отеческий урок назидания всем, не потерявшим слуха и разумения, коснеющим в расколе и раздоре с матерью-Церковью, которая, по неложному свидетельству Самого Царя, свято хранит вселенскую правду любви и мира, содержит незыблемую истину православия, на которой прочно покоится наша Российская держава. Чего же ещё нужно, от кого другого ожидать ещё более авторитетного слова убеждения в истине православия нашим отщепенцам? Пусть же поймут раскольники и сектанты, как то чутко поняли православно-верующие люди, что Высочайший рескрипт содержит торжественное, в священный момент пасхального праздника, с высот Московского кремля, – перед лицом не только всей необъятной России, но и всего мира, – засвидетельствование Русским Самодержцем глубины и незыблемой силы тех своих православных убеждений и верований, которые составляют священнейшую основу, залог и оплот силы и славы Российской державы, проявление тех Своих сокровенных чувств и пламенных желаний, которые составляют предмет Его царственных забот и Его горячей молитвы к Царю царствующих!

Пусть отторгнувшиеся хоть теперь уразумеют, как дорого сердцу благочестивейших Царя и Царицы родное, святое православие, как священны для Них народные святыни веры, которые находятся в таком поношении у закоснелых раскольников и сектантов упорных, – пусть уразумеют и устыдятся своего душепагубного, вредного для блага и славы Церкви и отчества не русского образа мыслей и оскорбительного для Царя-Отца и его верных православных чад злокозненного поведения, в отношении господствующей Церкви, и поспешат вступить на путь вразумления и соединения в вере православной с своим Царём и со всей православно-русской семьёй, памятуя, что покаяние будет спасительным перед Богом и угодным и дорогим перед Царём, Который в пасхальном привете „дорогой Ему Москве“ молит Господа: да подкрепит Он верующих, да удержит колеблющихся, да возсоединит отторгнувшихся ! Такова трогательная Царская молитва, таково пламенное желание Царя. Да будет же эта Царская молитва и Государево желание нашей общерусской православной молитвой! О, если бы Всемогущий и Всеблагий Господь, нежелающий смерти грешника, услышал бы сию пасхальную молитву Царя и, ими же весть судьбами, вразумил заблудших оставить своё вековое упорство и недомыслие, и со-делаться единоверными с своим православно-верующим Царём и с единокровными сынами православной Церкви, какая бы велия радость была на сердце Благочестивого, глубоко-верующего Государя! И Он, наш обожаемый Отец отечества, – в молитвенном единении со всей, без исключения, русской народной семьёй стал бы почерпать и ещё новые и новые силы на служение России для её блага и славы, и сама бы благословенная Российская Держава наша, не разделяясь, как ныне на ся, не ослабляясь во взаимной вражде и борьбе религиозных сект, стала бы ещё прочнее, – без религиозных подкопов, ещё непоколебимее, – без нравственных потрясений, – покоиться на незыблемой истине православия!

В высшей степени важно и отрадно для миссии церкви, что отныне должны рассеяться, – как туман перед блеснувшим своими яркими лучами солнцем, все сомнения и умолкнуть злокозненные наветы врагов православия, смущавшие православный верующий народ и порождавшие вредную смуту в умах расколо-сектантской среды. Не секрет, что злонамеренные и своекорыстные вожди раскола и сект, поддерживаемые враждебными нашим церковно-государственным основам и устоям общественными элементами, с самого начала воцарения Государя Императора Николая Александровича, не переставали распускать в тёмной сектантской массе нелепые и вздорные толки, в роде того, что де Царица на нашей стороне и Царь скоро объявит свободу всяких вероучений. Не далее, как в прошлом году среди штундистов юго-западного края злонамеренные агитаторы этого опасного движения, воспользовавшись лубочной картиной, по поводу Гаагской мирной конференции, изображавшей Государя стоявшим на разбитой пушке и поломанных саблях, – пустили слух, что это Царь объявляет штунду свободной верой и попирает сорванные с Себя кресты (в рукоятке саблей гнусные проповедники увидели изображение креста). Как ни вздорен этот слух, но он породил смуту, и священники должны были изобличать нелепость с церковной кафедры.

Не менее болезненно впечатлительна и раскольничья среда ко всякому вздорному измышлению о якобы покровительственных отношениях высшей правительственной власти к расколу, в ущерб интересам православной церкви. Все эти представления и подношения хлеба-соли депутациями раскольничьими „власть имущим“ служат источником и поводом для раскольничьих верховодов и агитаторов к поддержанию в тёмной народной массе слепой веры к лжеучению своего толка, а также орудием к борьбе и влиянию на другие толки раскола. Так, напр., присвоившие себе своего рода привилегию перед другими толками раскола иметь счастье представлять депутации Высочайшим Особам, раскольники, приемлющие священство, пользуются этим обстоятельством в борьбе с беспоповцами и беглопоповцами, доказывая последним преимущество лжеучения своей секты и уверяя о скором своём господстве наравне, если не выше, с православной церковью. Давно ли представлялась при встрече Их Величеств в Москве старообрядческая депутация от приемлющих священство, но по поводу её самым оживлённым и жестоким образом уже идут споры среди раскольников разных согласий и православных единоверцев далёких провинциальных захолустий.

Так, наш корреспондент сообщает из Черниговских посадов раскольничьего Стародубья, что там главари австрийской секты хвастаются преимуществом в глазах власти своей секты перед другими толками, на что беспоповцы, как равно и миссионеры возражают австрийцам, что старообрядцы, как члены государственной семьи и слуги Царя и отечества все равны, – а по религиозному учению и по отношению к господствующей церкви они также одинаково враждебны, с той однако разницей, что австрийская секта наибольшую воздвигает борьбу против господствующей церкви. Старообрядческие депутации допускаются к представлению Его Величеству или членам Царской Фамилии не как представители той или другой секты, как особой церковной единицы, будто бы преимуществующей перед другими толками (пред законом все толки раскола равны и только терпимы) и как потому поощряемой или поблажаемой Верховной властью, – а как верноподанные жители того или другого града или селения. Если последователи других толков и сект не дерзают самостоятельными депутациями заявлять о себе, то это может говорить лишь в пользу их скромности и разумения себя нераздельными членами и полноправными гражданами данной местности, сливающимися в депутациях от местных сословий и учреждений; наоборот, снаряжение особых старообрядческих депутаций, как представителей той или другой секты, обнаруживает собой или вызываемое фанатизмом выделение из общерусской семьи или политиканство религиозное и верноподданническое фарисейство, что де они не яко же прочие.

Таким взглядом нужно объяснять также уже замеченное и имеющее свои последствия в центрах раскольничьих отсутствие особой старообрядческой депутации при приёме Их Величествами представителей сословий г. Москвы в день христосования.

Да, пора сбросить с приемлющей священство раскольничьей секты маску лукавства и притворства. Она является ныне из всех толков раскола самой вредной, в смысле противоборства её господствующей Церкви сектой, которая из года в год всё более и более дерзко и настойчиво упрочивает свою незаконную организацию и развивает свою пропаганду на счёт православия и прочих толков раскола. В противность точному разуму закона 3 мая 1883 г. австрийская секта, производя обман и смуту не только среди раскольников, но и православных, укрепляет свою лже-иерархию, получившую организацию и силу отдельно и независимо от Верховной власти, отрицая непререкаемые права её на участие в назначении церковных иерархов. Секта эта хитро и упорно стремится организовать свою, обособленную от господствующей Церкви и независимую от правительственной власти, свободную старообрядческую, народную церковь, крайне враждебную православной, которую представители и защитники австрийской лже-иерархии называют „потерявшей благочестие“, казённой, т. е. с Верховной правительственной властью нераздельной и проч.

Для осуществления этой преступной и опасной в церковно-государственном отношении цели австрийская секта пользуется законом недозволенными средствами и способами, до глумления и кощунства над святынями православия включительно.

Словом, теперь у миссионеров и пастырей к числу тех доказательств к опровержению расколо-сектантских лже-мудрований, какими располагает наша полемика – „апологетика“, прибавилось новое, мирное, но могучее свидетельство истины православия и его значения для России, а равно и непреоборимое орудие к изобличению расколо-сектантской неправды и всяких праздных кривотолков, в золотых словах Высочайшего рескрипта и в святом примере царского благочестия, явленного в Московские дни. А кто не знает, какую непререкаемую силу убедительности имеют царские слова, какое могучее обаяние имеет пример Царя-Отца в глазах верноподданных детей – народа!

Может ли, повторяем, не умилиться, не умягчиться и самая закоснелая в заблуждениях душа, – не прильнуть к гортани и самый дерзкий язык хулителя при чтении Высочайшего рескрипта, исполненного благоговейного почитания и живой любви, и преданности Помазанника Божия к православию и его святыням, созерцании умилительных картин царского паломничества ко всем решительно чтимым народом московским святыням, – которые Его Величество называет величайшими.

Благоговейно вспоминает Государь благоугодивших Богу святителей, нетленно почивающих, которым всем, – не миновав ни одной Московской обители, – Царь и Царица воздали честное поклонение и лобзание, как равно и чудотворным иконам. Неужели не устыдятся своего буесловного отрицания истины нетления святых наши иконоборцы – штундисты! Церковь православную – Царь называет возлюбленной, чад её верными; общение Их Величеств в молитве с верными и притекающими в храмы наполняет верующую, любящую благолепие святынь Божиих, – душу Монарха тихой радостью!.. Царь уповает на эти молитвы верных чад Церкви к Царю Царствующих и молитвенно взывает ко Господу: да услышит Он молящихся Царя и верных чад Церкви, «да подкрепит верующих, да удержит колеблющихся, да воссоединит отторгнувшихся и да благословит Российскую Державу, прочно покоящуюся на незыблемой истине Православия, свято хранящего вселенскую правду любви и мира».

Трепетно бьётся Русское сердце при этих молитвенных словах: хочется молиться, вместе с Царём, этой, отныне незабвенной, Царской молитвой.

Да будет же эта молитва на веки нашей общей Русской молитвой.

Но Государь ещё полнее открывает народу Свою душу, говоря:

„В молитвенном единении с Моим народом почерпая новые силы на служение России для её блага и славы, Мне отрадно именно сегодня выразить Вашему Императорскому Высочеству и через Вас дорогой Мне Москве одушевляющие Меня чувства“.

А какой святой высоко-назидательный пример явили колеблющимся Царь и Царица своим двукратным исполнением в течение истекшей Св. Четыредесятницы христианского долга исповеди и св. причастия! А как трогательна эта картина²⁵⁹ могущественный венценосец, властитель почти полмира, – верный уставам и постановлениям православной церкви, не как протестантский властитель Германии, в роли Pontifex maximus, а как последний из смиренных чад Церкви коленопреклонённый пред Св. Крестом и Евангелием, лежащими на аналое, исповедует свои грехи духовнику, служителю алтаря Господня, возложившему свою священническую десницу на главу Царя.

Или опять сколько назидания всем являет тот, самый знаменательный в московских днях момент, когда неожиданно, как евангельский жених, грядущий в полуночи, идут в 3 часа холодной ночи Царь с Царицей в Успенский собор к заутрени с Великой Пятницы на Великую Субботу, для погребения вместе с народом Живодавца, идут без свиты, без блеска, как простые христиане. Царь и Царица всё время коленопреклонённые молятся у гроба Живодавца, делают земной поклон и лобзают Распятого, идут за плащаницей в крестном ходе; возжигает Царь свою угасавшую от ветра свечу от свечи рядом стоящего богомольца крестьянина. Не забыть этой священной для православных и ставшей, столь важной для России ночи; во веки будет жить в сердце народа этот смиренный подвиг благочестия Царя и Царицы, который отныне глубоко запечатлелся в сердце не одной Москвы, но всего верующего многомиллионного русского народа!

Царские слова рескрипта 9 апреля в Москве розданы были в день Св. Пасхи в количестве 700 т., но рескрипт этот должен быть распространён и расклеен по всем волостям и управам сельским, как зерцало царской веры и упования!

Э. Я.

„Комитет министров, подвергнув обсуждению представленные министром внутренних дел объяснения по Высочайшим отметкам, последовавшим во всеподданнейшем отчёте киевского, подольского, Волынского генерал-губернатора за 1889–93 гг., по вопросу о борьбе со штундой и находя, 1) что в законе 3 мая 1883 г. не содержится разграничения сект на более или менее вредные, вследствие чего последователи штунды, признанной особо вредной как Св. Синодом, так и гражданской администрацией, могут рассчитывать на те права и льготы, которые предоставлены обыкновенным раскольникам, само же преследование их деяний на почве означенного закона представляется крайне затруднительным; 2) что молитвенные собрания штундистов, как это выяснено продолжительным наблюдением за развитием штунды в юго-западном крае, внося смуту в жизнь местных приходов, не только способствуют укреплению этих сектантов в их религиозных убеждениях, но и служат самым удобным способом распространения штундистского лжеучения среди православных и, наконец, 3) что, хотя принятыми в последнее время киевским, подольским и Волынском генерал-губернатором особыми мерами, состоящими, между прочим, в запрещении молитвенных собраний последователей секты штунд, достигнуты весьма благоприятные последствия, а между тем такие распоряжения основывались исключительно на полномочиях, предоставленных генерал-лейтенанту графу Игнатьеву, как главному начальнику края, положением об охранении государственного порядка и общественного спокойствия, и едва ли могут быть применяемы в тех местностях, на которые положение это не распространяется, – полагал предоставить министерству внутренних дел, по соглашению с обер-прокурором Св. Синода, объявить секту штунд более вредной, с воспрещением штундистам общественных молитвенных собраний.

Означенное положение Комитета удостоено в 4 день июля сего года Высочайшего утверждения.

По сим основаниям и принимая во внимание, что Государственный Совет, при обсуждении проекта закона 3 мая 1883 г. (журнал соединённых департаментов законов гражданских и духовных дел от 19 марта 1883 г. № 25), определение вопроса о том, к последователям каких именно сект может быть применён означенный закон, предоставил министру внутренних дел, по предварительном о том соглашении с Св. Синодом, а также имея в виду, что по имеющимся как во вверенном мне министерстве, так и в духовном ведомстве, сведениям, последователи секты штунд, отвергая все церковные обряды и таинства, не только не признают никаких властей и восстают против присяги и военной службы, уподобляя верных защитников престола и отечества разбойникам, но и проповедуют социалистические принципы, как, напр.. общее равенство, раздел имуществ и т. п., и что учение их подрывает в корне основные начала православной веры и русской народности, я, согласно состоявшемуся и сообщённому мне ныне статс-секретарём Победоносцевым определению Св. Синода, и с своей стороны признаю секту штунд одной из наиболее опасных и вредных в церковном и государственном отношениях.

Сообщая об этом вашему превосходительству, во исполнение вышеприведённого Высочайшего повеления, для надлежащего руководства, считаю необходимым пояснить, что за сим права и льготы, дарованные законом 3 мая 1883 г. раскольникам менее вредных сект, не могут быть применяемы к штундистам и что всякие общественные молитвенные собрания отнюдь не должны быть допускаемы на будущее время под опасением привлечения виновных к строгой судебной ответственности в установленном для сего порядке.

К сему необходимым считаю присовокупить, что о вышеизложенном мною вместе с сим сообщено управляющему министерством юстиции для соответствующих с его стороны распоряжений“.

Подлинное подписал: Министр внутренних дел Статс-секретарь Дурново.

Скрепил: Директор Дурново-Сабуров.

Верно: За управляющего отделением Смирнов.

„По указу Его Императорского Величества, Правительствующий Сенат в судебном заседании, выслушав кассационную жалобу кр. Оберемка на приговор Таращанского мирового съезда по обвинению его по 25 ст. уст. о наказ. и принимая во внимание, что по неоднократным разъяснениям Правительствующего Сената 29 ст. уст. о наказ. подлежит применению в случаях неисполнения постановлений административной и полицейской власти, основанных на прямом определённом предписании закона и предъявленных в особом требовании, или опубликованных установленным порядком (реп 1871 г. №№ 276 и 1595. 1873 г. № 450. 1875 г. № 53. 1886 г. № 28 и 1890 г. № 10); что по сему указание кассационной жалобы на неприменимость ст. 29-й о наказ. к лицам, принадлежащим к секте штундистов, обвиняемых в совершении общественных богомолений. не заслуживает уважения, так как циркуляром Министерства Внутр. Дел от 3 сент. 1884 г. за № 24, распубликованным в Киевских Губернских Ведомостях, 3-го декабря того же года и основанным на Высочайше утверждённом в 4-й день июля 1894 года положении Комитета Министров, секта штундистов объявлена из наиболее вредных с воспрещением штундистских общественных молитвенных собраний; что согласно точному смыслу означенного положения Комитета Министров, воспрещающего только такие собрания штундистов, которые имеют характер молитвенных и притом общественных собраний, судебные места, признавая штундистов ответственными по 25 ст. уст. о наказ. за неисполнение распоряжений административной власти, основанных на сем положении, обязаны каждый раз с точностью установить, что собрание штундистов имело значение молитвенного, т. е. состоящего в свойственных штундизму молитвословиях и обрядах, которое при том не ограничивалось тесным кругом семьи, а было более или менее доступно свободному посещению со стороны посторонних лиц; что по этому, находя обвиняемых по настоящему делу виновными в проступке, предусмотренном 29 ст. улож. о наказ., 3 мировому съезду надлежало с точностью определить: в каких именно действиях их выразился общественный характер богомоления, в силу коего пришедшие в дом Оберемка для погребения его дочери и сам он являются участниками всем доступного и состоящего в свойственных штундизму молитвословиях и обрядах собрания; что вследствие сего признание съездом нахождение обвиняемых в числе 5 человек в доме Оберемка для погребения его дочери и перенесения ими тела умершей на кладбище подлежит наказанию по 29 ст. улож. о наказ. не имеет достаточного основания ибо съездом не установлено ни совершение при этом вышеуказанных молитвословий и обрядов, ни публичное оказательство ереси, каковым в виду перечисления признаков сего оказательства в примечании к 59 ст. уст. о предупр. и пресеч. преступлений, не может быть считаемо простое, без наличности хотя бы одного из сих признаков, отнесение тела умершего на кладбище, и что на основании приведённых соображений в деянии Оберемка не усматривается состава проступка, предусмотренного Высочайше утверждённым положением Комитета Министров 4 июля 1894 года и 28 ст. улож. о наказ.,²⁶⁰ определяем: приговор Таращ. мирового съезда и всё уголовное производство, относительно всех по оному подсудимых, отменить, за силой 1 ст. улож. о наказ. и 1 ст. уст. уголовн. судопроизводства“.

1897 г. 24 мая № 5036.

На основании Высочайше утверждённого 4 июля 1894 года положения Комитета Министров, секта штундистов признана более вредной, с воспрещением последователям этой секты общественных молитвенных собраний, дозволенных раскольникам в силу закона 3 мая 1883 года (собр. узак. и расп. правит. 1883 г, № 51 ст. 469).

При обсуждении вопроса об ответственности штундистов за участие в запрещённых молитвенных собраниях, Правительствующий Сенат, в решениях Уголовного Кассационного Департамента (1896 года по делу Перен, 1897 г. по делу Редичкиных и др. и 1898 г. по делу Оберемка и др), признав правильным привлечение виновных к ответственности по ст. 29 уст. наказ. разъяснил: во 1-х, что применение этого карательного закона может последовать только в отношении обвиняемых, принадлежность которых к штундистской секте установлена судом, и во 2-х, что наказанию по ст. 29 подлежат участники такого собрания, которое имело значение молитвенного, т. е. состоявшего в свойственных штундизму молитвословиях и обрядах,²⁶¹ и может быть признано общественным, если не ограничивалось лишь тесным кругом семьи, а было доступно посещению его посторонними лицами.

Ныне из сообщённых Министерству Юстиции Обер-Прокурором Святейшего Синода сведений усматривается, что последователи русской секты штунды, ранее уже неправильно присваивавшие себе название баптистов, в последнее время, по издании Высочайше утверждённого, 4 июля 1894 года положения Комитета Министров, особенно настойчиво стали именовать себя баптистами, не подходящими под действие вышеуказанного законами, вводя этим путём в заблуждение судебные власти, избегают иногда уголовной ответственности за устройство общественных молитвенных собрании.

Находя, с своей стороны, что признанный положением Комитета Министров 4 июля 1894 года вредный характер учения штунды вызывает необходимость борьбы с нею и на почве уголовной репрессии, считаю необходимым предложить Г. г. Председателям судебных мест принять зависящие меры к тому, чтобы по делам о молитвенных собраниях штундистов, в соответствии с вышеприведёнными разъяснениями Правительствующего Сената, бездоказательные заявления обвиняемых о непринадлежности их к штундистской секте, в особенности когда они прикрываются именем баптизма, признаваемого нашим законодательством только за последователями немецкой протестантской баптистической секты, не принимались без тщательной проверки в тех пределах и тем способом, как то окажется возможным и необходимым в каждом отдельном случае.

Подлинный подписал Министр Юстиции Статс-Секретарь Муравьев.

Скрепил Директор С. Манухин.

Борьба со штундой, принимающей в последнее время повсеместно, в районах своего распространения, всё более и более дерзающий и боевой характер, озабочивает не одну только миссию и наше Духовное Ведомство, но и правительственную власть, обязанную, в виду Высочайше признанного в 1894 г. особо вредного характера учения этой секты, принимать в пределах своего ведомства, зависящие меры к пресечению дальнейшего распространения штундового лжеучения, растлевающего не только религиозно, по и социально православное население св. Руси. Так как в настоящее время особенно обострилась борьба эта на почве судебной репрессии, вызванной применением к штундистам Высочайше утверждённого закона 1894 г. 4 июня о воспрещении последователям этой секты общественных богомоленных собраний, причём, в виду упорного неисполнения штундистами означенного закона, против штунды возбуждён и ведётся целый ряд судебных дел, мы сочли полезным напечатать на страницах „Мисс. Обозр.“ в подлиннике относящиеся к данному вопросу вышеприведённые главнейшие документы и в тоже время присоединить к ним и несколько своих руководящих объяснений.

Как известно, штунда, по существу своего учения, секта безобрядовая, отвергающая весь богоустановленный церковный строй и ограничивающая свой культ, главным образом, чтением Библии и сердечной вдохновенной молитвой; в принципе секта эта не признаёт догмата о Церкви, как обществе верующих, а учит, что Церковь там, где два или три собраны во имя Христа (Мф.8:20), а потому, изложенное в первом документе распоряжение Высочайшей правительственной власти, санкционированное Монаршей волей, по-видимому, не должно бы ни стеснять свободы совести штундистов, ни составлять лишения для штундистов в удовлетворении их религиозных потребностей. И штундисты, казалось, должны были бы покорно и спокойно отнестись к требованию нового закона. Тем менее можно было ожидать по сему поводу сутяжничества по всем судебным инстанциям от той штунды, которая в своём учении восстаёт против судов и в своём быту, действительно, обходится своим сектантским общинным самосудом. Так оно и было в действительности на первое время, особенно когда штундовые собрания были воспрещены в юго-западном крае на основании положения об усиленной охране, – спокойно выполнялся закон и в первое время после издания закона 1894 г. Штунда в этот период времени притихла, успокоилась, потеряв тот возбуждающий характер, какое оказывали на последователей её общинные собрания, соединённые с нервной экзальтацией, воплем, фанатической проповедью вожаков. Статистика показывает, что в это время число воссоединений значительно увеличилось и случаи совращений уменьшились. Миссия имела возможность более успешно и усиленно воздействовать на массу, трезво и спокойно внимавшую слову убеждения увещателей. Не так отнеслись к новому закону главари и вожаки секты, а особенно либеральный интеллигентный патронат её. В либеральной печати (Вести. Евр., Рус. Вед., Неделя) появилось мнение, что новый, закон 1894 г. об ограничении штунды, относительно богомоленных собраний, якобы незаконен, – ибо не проведён через Государственный Совет, как будто бы Воля Самодержца ныне уже ограничена в выражении своих Высочайших велений через то или другое государственное учреждение? Суть же дела в том, что руководители секты поняли и увидели, что закон 1894 г, пресекает пропаганду и поражает прозелитизм штунды в самую главу, что секта теряет жизненность и силу обаяния в массе, а потому заволновались и принялись за всяческие ухищрения, придумываемые для декретирования нового закона в его практике.

Обращаясь ещё раз к первому документу, необходимо обратить внимание, что в нём указаны ясно основания к изданию закона 4 июня 1894 г., это, во-первых, отсутствие в законе 1883 г. 3 мая разграничения сект на более или менее вредные, а, следовательно, неосновательность присвоения последователями штунды прав и льгот, предоставленных упомянутым законом 1883 г. лишь прочим раскольникам, – как секты новейшей, которой закон 1883 г. не мог иметь в виду, и как признанной особо вредной и Св. Синодом и администрацией, а также трудность преследования деяний штундистов на почве этого закона. А потому едва ли основательно то положение противников закона 1894 г., что будто бы Высочайше утверждённое мнение комитета министров 1894 г. ограничивает или нарушает закон 1883 г., которому приписывается несвойственное значение как бы коренного закона Империи, раз на всегда и притом всем, как уже бывшим, так будущим до скончания века, русским сектам и расколам дарующего изложенные в этом законе права и льготы. Повторяем, что закон 1883 г. писан не для штунды.

Затем, как комитет министров постановляя, так и сам министр, объявляя штунду особо вредной сектой и ограничивая её относительно прав на устроение богомоленных собраний, поступали на точном разуме и основании Высочайше утверждённого постановления Государственного Совета 19 марта 1883 г. за № 15, коим предоставлено Министру Внутренних Дел, по соглашении с Обер-Прокурором Св. Синода, сообразовать делаемые им относительно раскола распоряжения о признании большей или меньшей вредности той или другой секты и предоставлении проектируемых и вошедших затем в закон 3 мая 1883 г. льгот и прав. Отсюда ясно, что закон 1894 г. и с точки зрения „Вестника Европы“, т. е. относительно формы и истории его происхождения вполне законен.

Затем необходимо установить твёрдо взгляд на цели и задачи закона 1894 г., которые в последних процессах адвокатскими кривотолками защитников штундистов совершенно извращаются. – Во 2 пункте первого документа цели эти ясно изложены и не подлежит сомнению, что молитвенные собрания штундистов воспрещены потому, что они вносят смуту в жизнь местных приходов, во-вторых, способствуют укреплению в сознании последователей сектантских лжеучений и, в-третьих, служат самым удобным способом распространения штундистского лжеучения среди православного населения. В интересах пресечения этих именно вредных проявлений секты и воспрещены общественные собрания, как орудия пропаганды лжеучения. Между тем защитники штунды (Киевский процесс 9 ноября 1899 г.) ищут оснований к воспрещению собраний во второй части циркуляра министра, – в пропаганде социалистических и противоправительственных тенденций и требуют от свидетелей и экспертизы в каждом отдельном случае доказательств наличности этого последнего преступного проявления со стороны штунды. На это следует возразить, что штундисты, слава Богу, не дошли ещё до такой степени политического растления, чтобы открыто на общинных собраниях вести подобную пропаганду, да тогда они не были бы штундистами в глазах правительства, церкви и закона, а анархистами, – и это была бы не секта, а противо­правительственное сообщество. Штунда тем и опасна, что она тонко и скрытно, путём религиозного лжеучения своего, воспитывает в массе своих последователей вредные социалистические и противоправительственные воззрения.

Вторая часть циркуляра не есть Высочайше утверждённый текст закона 1894 г. – это лишь пояснение к закону, представляющее характеристику штунды в тех крайних и исключительных проявлениях противогосударственной вредности, к которым приходят те или другие последователи этой секты и к которым ведёт лжеучение секты, – как к логическому концу этого движения.

Ухищрения главарей штунды и её защитников против закона 1894 г. имеют свою историю. Сначала они направлены были против, так сказать, редакционной стороны нового закона и ухватились сначала за выражение: общественные богомоления. Сектанты стали собираться на богомоления меньшими группами, под разными предлогами, вводя тем в заблуждение и полицейских агентов, относительно цели своих собраний. Иногда и сами сельские должностные лица проявляли усердие не по разуму, привлекая к ответственности за такие сходки, которые не были ни общественными, ни богомоленными. Таковым, между прочим, было собрание в доме Таращанского штундиста Оберемка, которым не преминули воспользоваться адвокаты штунды для кассации и по поводу которого последовало кассационное разъяснение Сената о том, какие собрания штунды считать недозволенным (второй документ).

По заключению Казанского миссионерского съезда, этим Сенатским разъяснением вполне ясно, определительно указаны общие признаки, коими должны отличаться общественные богомоленные собрания всякой вообще секты и в частности штундовых, воспрещённых законом 1894 г., и наказуемых по 29 ст. Улож. о наказ. богомолений.

Но говоря о свойственных штундизму молитвословиях и обрядах, Сенатское решение не указало в чём же именно они состоят, а наоборот, введением в упомянутое решение примечания к 29 ст., где указаны общие юридические признаки оказательства раскола, – в практике судебных мировых инстанций Сенат породил недоразумения в том отношении, что нередко судьи, не сведущие в сектоведении и следуя букве сенатского решения, ищут в полицейских протоколах и в показаниях свидетелей наличности этих именно признаков и, конечно, не находят, а потому оправдывают виновных в устроении собраний. На штундистских общественных собраниях, конечно, таких признаков нет и быть не может, ибо это примечание к 29 ст. как исторически, так и по содержанию изложенных признаков – относится всецело и исключительно к расколу старообрядчества, а отнюдь не к штунде. Штунда имеет свои особые богослужебные молитвословия и обряды, из которых и состоит богомоленное общественное собрание этой секты.

Затем, выражение Сенатского решения: „более или менее доступно свободному посещению сторонних лиц“, иногда судьями понимается так, что сторонние лица, – это православные люди, а не сектанты, и если, присутствия первых на собрании не устанавливается, то и нет состава преступления, а, следовательно, и виновные оправдываются.

Новым и самым злокозненным и распространённым ухищрением, придуманным руководителями сектантства для обхода закона 1894 г., является самозваное присвоение себе штундистами названия баптистов, с домогательством стать под защиту закона 1879 г. о немецких баптистах-колонистах. С этой целью сектанты стали упорно отрицать своё действительное название „штунды“ и многие успевают добывать себе паспорта с незаконной и неверной пометкой „баптистского исповедания“. Эти паспорта обвиняемые. обыкновенно, представляют в суды и даже в Сенат как доказательство того, что они-де не принадлежат к штунде. Ухищрение это более всех других оказалось на руку штундистам и действительно помогает им обходить закон 1879 г. не только в мировых судебных установлениях, но даже и в Сенате. Благодаря чему штундовые процессы о собраниях сделались в мировых судах самыми тяжёлыми для судей, сложными и запутанными, потребовавшими участия при разбирательстве этих дел учёной экспертизы сведущих лиц. Но показания сведущих лиц для совести и усмотрения судей не всегда обязательны и потому оправдательные приговоры продолжаются, а если где постановлялись обвинительные вердикты, то адвокаты штундистов в таких случаях спешат переносить такие дела в кассационный департамент Сената, зная, что там из десяти процессов по преступлениям против веры и Церкви чуть ли не восемь кассируется за нарушением чего-либо из форм и обрядов судопроизводства. А между тем в это время штундисты продолжают усиленно и уже агитационно собираться на недозволенные законом собрания, которые устрояют демонстративно, издеваясь над пастырями, миссионерами и над бессильной пресечь это преступное деяние полицией, открыто проповедуют православному населению, что-де это только попы, да полиция их преследуют, а высшее правительство их поддерживает, ибо вера их правая и проч.

Благодаря такому ходу судебных дел о собраниях, казалось, благодетельный для интересов миссии церкви закон 1894 в сущности сделался источником нового возбуждения среди сектантов и поводом к усиленной агитации, крайне вредной для миссии.

Озабочиваясь неуклонным применением карательных законов к преступным деяниям штундистов, министр юстиции, в виду изложенных обстоятельств, признал нужным издать, для руководства подведомых ему судебных установлений, вышеприведённый (третий документ) циркуляр, имеющий самое серьёзное значение для экспертизы нашей.

Циркуляр министра юстиции от 3 апреля – документ чрезвычайно важный. Прежде всего он служит необходимым дополнением к первым двум и вносит ясность и определённость в те стороны настоящего вопроса, которые наиболее подвергались перетолкованиям и зависели от личного усмотрения и разумения судей. Объяснив, что кассационными решениями Сената за Высочайше утверждённым положением комитета министров 4 июля 1894 г. признана непререкаемая сила закона, в силу чего привлечение к уголовной ответственности виновных в устроении запрещённых штундовых собраний по 29 ст. Улож. признаётся правильным, циркуляр указывает на необходимость установления судом принадлежности обвиняемых к штундизму, при этом точно описывает какие именно свойственны штундовому богомоленному собранию обряды и молитвословия и разъясняет затем, что под посторонними лицами должно разуметь всякого из участников собрания, кто не принадлежит к кругу данной семьи, где установлено совершение общественного сектантского богомоления.

Особенного внимания и интереса для миссии в деле разоблачения ухищрений штундистов заслуживает в циркуляре решительное, не допускающее кривотолков, заявление г. министра юстиции, что имя баптизма признаётся нашим законодательством только за последователями немецкой протестантской баптистической секты, а, следовательно, отнюдь не за последователями русской секты, хотя бы и того же названия и даже того же существа учения. Иначе говоря, настоящим циркуляром подтверждается мнение Одесского миссионерского съезда, постановившего, что ни закон, ни наука, ни миссионерская практика не знает баптизма, как русской секты. Циркуляр предостерегает судебные установления от принятия бездоказательных заявлений обвиняемых сектантов о непринадлежности их к штундистской секте (каково, напр., предоставление паспортов с отметкой „баптистского исповедания“) и требует от судей в каждом отдельном случае принимать зависящие меры к тщательной проверке, этих заявлений в тех пределах и теми способами, как то окажется возможным и необходимым.

Способы эти – прежде всего и главным образом показания сведущих людей, т. е. экспертизы, затем показания сторонних, т. е. не принадлежащих секте свидетелей, но таковые на собраниях штундистов бывают далеко не всегда, – показания самих обвиняемых, но едва ли правосудно будет проверять их через самих же себя, когда циркуляр заявляет о настойчивом стремлении обвиняемых штундистов неправильно присваивать себе несоответствующее название баптистов (или евангеликов) и тем вводить суд в заблуждение. Остаётся, следовательно, единственно надёжным доказательством – опять-таки экспертиза, на которой, таким образом, лежит высокая и трудная задача помочь правосудию в ограждении закона 1894 г. от того декретирования, которому ныне подвергают его ухищрения сектантов. Поэтому экспертиза должна быть во всеоружии знаний своего дела и отнюдь не выходить за границы предоставляемых ей законом прав, свято блюсти правду и сохранять объективность, не вдаваясь в роль обвинителей, что не редко служит поводом к кассации и к нареканиям на миссионерский институт. Но об этом мы подробно поговорим в особой статье.

В. С.

I. Единоверие 1800 г. в его отношении к «согласию» конца XVIII столетия.

27 октября текущего 1900 года исполнится ровно сто лет со времени учреждения в Русской церкви, так называемого, „Единоверия“. 27 октября 1800 года Императором Павлом I были утверждены, как основания для желающих соединиться с православной Церковью раскольников, условия московских раскольников с сделанными на них замечаниями митрополита московского Платона. В изданном от этого числа именном указе²⁶² говорилось: „По прошению Московских старообрядцев об устроении в Москве церкви, представление Московского Митрополита Платона, находя сообразным указу Нашему в 12 день марта 1798 года, коим дозволили Мы, по всем Епархиям таковое старообрядческих церквей устроение, повелеваем церковь старообрядцам дать, и впредь дозволять устроения на подобном основании“. Условия эти вместе с замечаниями м. Платона или, точнее говоря, пункты условного соединения раскольников с Православною Церковью с этого времени получили значение и наименование правил Единоверия, хотя этим именем они не были названы ни в Высочайшем указе, ни в Синодальном представлении их к утверждению Государя. Правилами они и доселе именуются и в официальном языке различных ведомств и учреждений, и в литературе как у православных – духовных и светских писателей, так и у раскольничьих апологетов, и в обычном просторечии, – в обыденном разговорном языке. К ним, как правилам, возводится всё хорошее и всё дурное, кому что желательно видеть в Единоверии, так что мысль об Единоверии является всегда нераздельной с представлением об этих правилах. Что же это за правила и чем определяется такое их значение?

Оставляя до времени речь о самих правилах, о их содержании, тем более что они общеизвестны, остановимся на выяснении их значения. Да и выяснять значение их, как правил и как, следовательно, основания для существования Единоверия, по-видимому, может казаться трудом излишним: раз они – основания, то и значение их через это самое громадно и понятно. Но здесь дело несколько иначе обстоит.

Как известно, издание правил Единоверия 1800 года почти на целых 20 лет предупреждено было существованием того, что потом стало известно под этим именем. Ещё от 11-го марта 1784 года последовало, по ходатайству известного старообрядческого инока – старообрядца Никодима, Высочайшее повеление на имя митрополита С.-Петербургского Гавриила с разрешением епископу Могилёвскому и Славянскому давать старообрядцам просимое ими благословенное священство, давать им священников по их желанию. С этого времени не одна тысяча старообрядцев воспользовалась этим разрешением и приняла православных священников; – не в одной церкви стало отправляться этими священниками богослужение по старопечатным книгам с соблюдением старинных обрядов. Точно также не в первый раз, не в новость для духовного начальства московскими старообрядцами были выставлены и определённые условия для соединения с Церковью. В первый раз такие условия были представлены через Никодима Стародубскими старообрядцами в апреле 1783 года; с более обширным содержанием и точной формулировкой они были выражены в 1797 году в прошении Нижегородских старообрядцев епископу Нижегородскому Павлу²⁶³. Значит, в 1800 г. они появились уже в третий раз. После этой небольшой исторической справки не только естественным, но прямо-таки неизбежным для обозревателя судеб Единоверия за столетний период существования его является вопрос: если то, что именуется Единоверием, существовало ещё до 1800 г.; если правила 1800 г. были предварены условиями единения от других предыдущих лет, то почему же и каковое значение должно принадлежать правилам именно этого 1800 года и какое их отношение к условным пунктам 1783 и 1797 годов?

Не напрасно приписывают правилам 1800 г. громадное значение как раскольники, так и православные; не без основания и история Единоверия ведётся с этого года. 1) В 1800 г. появляется само название „Единоверие“. Доселе соединившиеся с Церковью старообрядцы не носили, да и не искали никакого, отдельного от православных, своего особого названия. Наименования – „согласие“, „согласники“ – появились уже позже и появились в литературе об Единоверии конца XVIII столетия. По крайней мере в прошениях старообрядцев того времени о даровании им благословенного священства мы не встретили нигде ни одного из этих наименований. В делах, ведённых епархиальными архиереями и св. Синодом по поводу этих просьб, такие согласники именуются просто старообрядцами, а общества их или вернее – храмы – старообрядческими церквами. И они сами просят о разрешении им старообрядческих церквей для служения в них поставленным от епископа священникам. Таким образом, с 1800 г. согласные с православной Церковью старообрядцы самим именем выделяются из старообрядцев раскольников как уже старообрядцы-единоверцы и объединяются под этим названием в одно особое, самостоятельное общество, выражающее свою тесную связь с православной Церковью держанием с ней единой веры и, след., единых, т. е. одних и тех же, общих им, средств спасения.

2) До 1800 г. не было определённых, для всех желающих соединения с Православной Церковью обязательных, правил единения. Стародубские старообрядцы просили одних условий соединения с Церковью и остановились на дарованных им; Нижегородские старообрядцы выставили свои собственные условия и при некотором их ограничении сначала от еп. Нижегородского Павла, а затем от Св. Синода приняли благословенное им священство; другие старообрядцы, как, напр., Казанские и Петербургские, никаких условий не выставляли и не домогались, а просто просили принять их „в соединение с Греко-российской или Восточной Церковью“, при условии сохранения ими древле-печатных книг и до-никоновских обрядов. Таким образом, к 1800 году было уже несколько соединившихся с Православной Церковью старообрядческих обществ в разных епархиях, и все почти эти общества соединялись на своих собственных условиях. Далее, разумеется, так дело не могло же продолжаться; должна же была быть выработанной одна, общая для всех, определённая норма соединения, должны были явиться определённые правила. Не подлежит сомнению, что необходимость в таких правилах сознавала и сама духовная власть, которая и воспользовалась условиями Московских старообрядцев, чтобы им, с сделанными на них митрополитом Платоном замечаниями, придать через Высочайшее утверждение значение правил Единоверия. Появившиеся так в 1800 г. правила стали уже для всех желающих из раскольников соединения с Православной Церковью обязательными условиями. Теперь не старообрядцы выдумывали свои условия, а сами должны были соглашаться или нет на уже определённые правила. Теперь не могло быть единоверческих обществ с разными основаниями соединения их с Православной Церковью, а должно было явиться одно целостно-определённое, самостоятельное старообрядческое единоверческое общество. Теперь, поэтому, Единоверие неизбежно стало мыслиться неразрывно, нераздельно с правилами 1800 г.

Таким образом, прежде не имевшее даже наименования, разрозненное по условиям соединения с Церковью и в будущем содержащее в себе неизбежную возможность всё более и более разнообразиться в зависимости от условия места, характера лиц и т. п., теперь с 1800 г. явилось определённое, однообразное по условиям соединения в настоящем и для будущего времени Единоверие с нераздельными от него правилами 1800 г. В этом заключается значение 1800 г. и условий его для Единоверия; поэтому и история Единоверия начинается собственно с 1800-го же года.

Признавая надлежащее значение за этими правилами Единоверия, некоторые православные писатели утверждают, что не на пользу только для Церкви Православной, не к облегчению только соединения с нею раскольников послужили эти правила; а поэтому издание их – было совсем ненужно. Писатели эти рассуждают, что дело живое, дело единения раскольников, где высказывается личное желание соединяющихся, через правила оформилось, потеряло жизнь и дух личного дела, так что желающий присоединиться обязан стал не рассуждать и разбирать, а прямо-таки только соглашаться с уже данным, известным, хотя, быть может, для него и чуждым; прежде был „договор“, а теперь стало подчинение „казёнщине“²⁶⁴. Ошибочность этих и подобных им рассуждений, по нашему мнению, кроется в нежелании их авторов поглубже вникнуть не только в смысл самого Единоверия, но и произносимых ими фраз. Ни от кого и никакого подчинения правилам Единоверия не требуется; если на практике, когда и было оно, то в результате являлось не Единоверие, а тот же раскол под личиной Единоверия, почему давным-давно признано нежелательным и оставлено. Единоверие-то само именно и требует от каждого старообрядца личного рассуждения и согласия на принятие правил, т. е. требует того же договора только не в унизительной форме купли-продажи: с запрашиванием с одной стороны и с ограничениями с другой, а в естественной форме желания с одной стороны известных условий для соединения и ручательства за сохранность их с другой. Остаётся при этом и дух личной инициативы с принятием или отклонением этих правил, и жизненность самого Единоверия. Правда, теперь нет уже возможности каждому лицу или обществу выставить мои именно условия. Но не в смешную ли игру обратилось бы это в самое ближайшее время?! Не могла же Церковь Православная ныне соглашаться принимать раскольников на одних условиях, завтра – на других!? Конечно, сразу же она поставила бы известные границы этим условиям, сразу же выработала бы известные правила для этих соединений. Вся разница была бы только в том, что правила эти не были бы опубликованы, хотя были бы ведомы всем. К чему бы тогда свелось представление каждым обществом старообрядства своих условий? Не к одному ли бы бессодержательному утешению?! Да, собственно говоря, ещё до издания правил 1800 г. условия Единоверия были уже выработаны практикой. Уже в 1797 г., при присоединении Нижегородских раскольников, условия соединения их были почти те же, что и правила 1800 г.: тогда они только для одних Нижегородских старообрядцев были даны и не опубликованы, а теперь – для всех и во всеобщее сведение. Поэтому, если бы даже в 1800 г. и не были утверждены правила Единоверия, Св. Синод принятием Московских старообрядцев на почти тожественных с нижегородскими условиях показал бы всем, на что, т. е. на какое соединение он может дать своё благословение. К чему бы после этого свелось представление старообрядческими обществами своих собственных условий?!! Наконец, правила Единоверия 1800 г., как показывает столетняя история их, не были мёртвым, неизменным содержанием. В зависимости от потребностей времени и других условий они развивались и изменялись. След., опять исключали „подчинение казёнщине“.

Вышеприведённое возражение против правил Единоверия 1800 г. и некоторые другие обвинения и нападки на них, лучше всего и легче всего будут обличены в их несостоятельности, когда будет выяснено отношение как условий Московских старообрядцев к условиям других, искавших соединения с Церковью, старообрядцев в 80-х и 90-х годах XVIII столетия, так равно и замечаний на них митрополита Платона к замечаниям на прежние условия со стороны Св. Синода. Как уже сказано было, условия для соединения с Православной Церковью впервые были выставлены иноком Никодимом в прошении в Св. Синод в 1783 г.²⁶⁵, а затем Нижегородскими старообрядцами в прошении их на имя Павла, епископа Нижегородского²⁶⁶. Чтобы нагляднее и яснее было отношение условий 1800 г. к условиям 1783 и 1797 г., мы представим их в следующей сравнительной, параллельной выписке:

Из представленного сопоставления условий ясно, что в условиях 1800 г. только три пункта новых сравнительно с выставленными в 1797 году, – это 1) относительно допущения православных к таинству Св. Причащения в единоверческих храмах и единоверцев – в православных, 2) относительно разрешения венчать смешанные браки единоверцев с православными по общему соглашению брачующихся или в греко-российской или единоверческой церкви и 3) о приношении молений о Высочайшем здравии и благоденствии Высочайшей фамилии. Впрочем, последний – третий пункт явился в силу требования его, предъявленного к Нижегородским единоверцам Св. Синодом. – Остальные пункты все заимствованы, иногда даже с буквальной точностью, из условий 1797 года. Очень много общего, особенно касающегося самой сущности Единоверия, его главного содержания, условия 1800 года имеют с условиями инока Никодима 1783 года. – Следоват., условия 1800 года, как в глазах самих старообрядцев, так и для духовной власти не были новостью: они были не только известны им, но уже и обсуждены по делу искания соединения с Церковью нижегородскими старообрядцами. А отсюда само собой понятно, что и замечания м. Платона на условия 1800 г. не могли быть новыми: они неизбежно должны были стоять в тех или иных отношениях к суждениям духовной власти по поводу условий нижегородских старообрядцев. Чтобы в этом убедиться, достаточно только ознакомиться с последними. В виду того, что эти суждения не известны у нас в печати и в виду их важности для рассматриваемого нами вопроса, мы позволим привести их в подлинной выписке из дела Св. Синода.

Св. Синод, дозволяя нижегородским старообрядцам иметь церковь и священников на просимых ими условиях, почёл необходимым «исключить из условий их: 1) прописанное в 6-м пункте присоединение впредь к церкви их незаписанных старообрядцев, усердствующих в содержании древне-церковных обрядов, которого им согласно мнению преосвященного нижегородского не дозволять; 2) относительно требуемого ими в 10-м пункте подтверждения учинённых до сего ими священнодействий, между прочим монашеского пострижения, если не будет препятствия со стороны гражданского правительства, а в 11-м – чтобы священники их, впадшие в вины, ко исполнению епитимии посылаемы были в их же старообрядческие монастыри, объявить им, что поскольку монастырей вновь строить духовным Регламентом запрещено, да и самых монашествующих количество именными Высочайшими указами ограничено, то покуда не будут они иметь дозволения о устроении у себя особых монастырей и в них содержать монахов, до тех пор нынешних монастырей и монашествующих за действительных признать неможно; когда же им на то дозволение последует, и о том, откуда подлежит, епископу нижегородскому дано будет знать письменно, тогда в принятии в монастыри их желающих из старообрядцев и к пострижению их в монашество, поступлено быть имеет по силе духовного Регламента и в подтверждение оного последовавших именных Высочайших указов, а до того священников их, оказывающихся в преступлениях, подлежащих духовной епитимии, не посылая в монастыри, исправлять ему – преосвященному другими, по рассмотрению своему, средствами; 3) что следует до требования сих просителей в 12-м пункте, чтобы старообрядцев, по каковым-либо иногда встретившимся обстоятельствам не бывших во время постов у исповеди и причастия Св. Таин, ко взысканию за то штрафных денег в будущих при старообрядческих церквах метрических книгах не писать, и, куда надлежит о том, не представлять, по объявляемой ими якобы данной старообрядцам Высочайшими узаконениями от того свободе, то внушить им, что хотя именным указом 1765 г. сентября 30 дня за небытие у исповеди штраф возложен на тех только жителей, кои в расколе не окажутся, то... (за изменением этого указа и самих обстоятельств)... просители от платежа за небытие ими у исповеди положенного.... штрафа свободны быть не могут и не должны тем паче, что и дозволение им по желанию их иметь у себя особую церковь и своих священников, даётся единственно для того, чтобы они не были удалены от исполнения всех церковных таинств: исповедаться же и приобщаться Св. Тайнам, в рассуждении промыслов их могут и кроме постов в другие времена года. Сверх сего 4-е взять с них – просителей письменное обязательство, чтобы во всех отправляемых ими по старопечатным книгам церковных служениях воспоминаемы были, где следует, Высочайшие имена..., равно Св. Синод и епархиальный архиерей, по изданной на то от Св. Синода форме; 5) если же по сему делаемому им снисхождению усмотрено, будет каковое-либо с их стороны злоупотребление, в таком случае епископу нижегородскому рапортовать Синоду немедленно со всеми обстоятельствами, для принятия подлежащих мер»²⁶⁸.

Сопоставляя эти замечания Св. Синода с замечаниями м. Платона, не можем не видеть, что первый их пункт вошёл в замечания м. Платона на пятый пункт условий московских старообрядцев, а третий – почти в буквальном переложении вошёл в замечания м. Платона на 13-й пункт. Второй пункт имел временный случайный характер, потому в замечаниях м. Платона опущен, а четвёртый – содержится уже в условиях московских старообрядцев. Оставляя в стороне замечания м. Платона на пункты 1–4, 6–9, 12, 14–16, содержащие или простое его согласие на условия или общие рассуждения, перенесённые им опять почти с буквальной точностью из рассуждений Св. Синода по поводу нижегородских старообрядцев²⁶⁹ и всеми единоверцами без всякого прекословия приемлемые, – как новое можем отметить замечание м. Платона на пункт одиннадцатый по вопросу о допущении православных к причащению в единоверческих храмах. Но новым является в условиях московских старообрядцев и сам этот пункт; значит, новизна замечания на него вполне естественна.

Вывод из всех, сделанных нами, сопоставлений, кажется, ясен. Правила Единоверия 1800 года, объединяя содержащих их старообрядцев в одно самостоятельное общество с определённым наименованием, объединяя через известные, для всех них обязательные, пункты условного соединения их с православной церковью и в виду этого всего имея значение главным образом формальное, в содержание Единоверия, сравнительно с „согласием“ конца XVIII столетия, нового привнесли очень немного.. Внутреннее содержание Единоверия определилось ещё в XVIII столетии, определилось с одной стороны через условия старообрядцев и с другой – через замечания на них и через ограничение их от духовной власти; теперь только содержание это отлилось в отчётливые формулы обязательных пунктов соединения.

При таком, представляющемся для нас единственно верным, взгляде на происхождение и значение правил Единоверия 1800 года, сами собой падают некоторые нападки и нарекания на само Единоверие. 1) Невозможно противопоставлять Единоверие 1800 г. „согласию“ прежних лет и несправедливо видеть в первом условия к процветанию, а в последнем – к жалкому существованию Единоверия. Не в противоположность и, след., отрицание первым последнего, а вполне естественно, генетически выродилось Единоверие из „согласия“. А поэтому, какие условия и к чему, т. е. к процветанию или увяданию, заложены были в первом, такие, естественно, должны были проявиться и во втором. 2) Не совсем согласно с действительностью толкование, соединяющее правила Единоверия с именем м. Платона. Ему, как видели, принадлежит лишь формулировка суждений Св. Синода об условиях возможного соединения старообрядцев с православной Церковью. Сами же правила были постепенно, по мере надобности, выработаны и обсуждены Св. Синодом. Значит, Единоверие, по крайней мере, 1800 г. не произведение лично м. Платона, не личное его дело. 3) И совершенно несправедливо нарекание некоторых, преимущественно раскольников, что Единоверие „дано только по Императорскому повелению: „быть по сему“ против желания нашего духовного коллегиума, именуемого Синодом“²⁷⁰. Император в данном случае утверждает лишь то, о чём ходатайствует перед ним Св. Синод, утверждает лишь после этого ходатайства и утверждает лишь на тех основаниях, на которых его находит возможным призвать к бытию Св. Синод.

Для полноты нашего выяснения отношений правил Единоверия 1800 г. к условиям „согласия“ прежних лет считаем делом весьма необходимым уяснить происхождение и истинный смысл единоверцами и раскольниками сильно и часто пререкаемого выражения м. Платона в его „мнении“: „церковь рассудила за благо учинить снисхождение“... в другом месте: „церковь ныне творит таковое снисхождение“... Для выяснения этого обратимся опять к истории „согласия“ до 1800 года.

Здесь опять открываем, что выражения „о снисхождении“ – не м. Платона и не 1800 года; они принадлежат самим старообрядцам, искавшим „согласия“ с православной Церковью ещё до 1800 года. Эти употребляли их в своих прошениях и в Св. Синод, и к митрополитам Московскому и Петербургскому, и к своим высоким покровителям Потёмкину и Румянцеву, и к другим епархиальным архиереям. Так инок Никодим, подавая в 1783 году м. Платону прошение с приложением известных уже нам 12 пунктов, просил его: „не сблаговолите – ли посредством такого снисхождения к немощнейшим (курсив наш) излиять на нас нижайших высокую свою милость и продолжать на всегда, подражая учителю своему Христу Спасителю... и Того вернейииему ученику Павлу святому всем вся бывшему во всех (курсив подлинника) даже и до законопреступных в пользу других терпеливо снисходившему, всех высочайшему по опаству, всех нижайшему по снисхождению“... Почти до буквальности тожественное писали в 1784 г., после смерти инока Никодима, монах Иосаф, монах Евдоким и белец Еван Кузнецов в прошении их к м. Гавриилу, прося его принять их как продолжателей дела Никодимова: „благопризри на наше усердие и прошение, читаем между прочим в их прошении, покажи нам снисхождение (курсив наш) кое послужить может и к славе святей, соборней апостольской церкви и к пользе многих душ христиан“²⁷¹. О том же снисхождении просили и других мест старообрядцы.Так, Казанские в прошении от 1797 года 22 июня на имя Казанского архиепископа Амвросия писали, что они, „видя высокомонаршее всемилостивейшее снисхождение для старообрядцев в Таврической области и Новогородско -Северской губернии... желают усердно таковой высокомонарщей . милостью воспользоваться“...²⁷² О том же просят и Петербургские старообрядцы в прошении на имя м. Гавриила. Упомянув об известном им „снисхождении“ Его Императорского Величества к старообрядцам, они пишут, что таковое снисхождение (курсив всюду наш) возбуждает их прибегнуть с прошением, дабы и они удостоены были всыновления святые соборные церкви...²⁷³ Это же выражение „о снисхождении“ встречаем и в позднейших после 1800 г. прошениях единоверцев. Так единоверцы некоторых стародубских слобод от 30 июля 1802 года писали: „Св. Синод, снисходительствуя нам за присоединение наше к святой церкви“²⁷⁴.

Итак, упоминаемое м. Платоном в его мнении выражение о снисхождении к единоверцам заимствовано им у самих же старообрядцев просителей о единоверии. А поэтому, что само собой понятно, и смысл этому выражению нужно придавать не такой, какой кому хочется или кому какой в нём видится, а тот, какой ему придавали и какой в нём разумели сами просители о снисхождении. Эти же, разумеется, прося о снисхождении к ним, просили о принятии их не в неполное или несовершенное какое-либо православие, а в единение с Российской и Греческой Церковью при содержании или старообрядчества, – вот почти подлинные обозначения просимого ими Единоверия. Следоват., и выражению „о снисхождении“ нужно придавать только его надлежащий смысл, а не навязываемый по желанию; и далее, толкуя его по-своему, нельзя делать на этом основании вывода о Единоверии, как только ступени к православию, как только унии или ловушке и т. под. Единоверия с правосл. Церковью добивались просители – старообрядцы полного, целостного, прямого, а не двусмысленного, частичного, – такого, какое существует у всех православных поместных церквей при всём многоразличии у них в обрядовых действиях и буквенных выражениях.

Μ. Челъцов

II.

Учение о последнем страшном суде Божием искажается в устах сектантов со стороны его всеобщности. Но их мнению, „верующие“, – так называют они себя, – не будут судимы, по слову Спасителя: слушающий слово Моё и верующий в пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь (Ин.5:24; 3:18). Мнение это стоит в самой тесной связи с основным пунктом учения всех сектантов – рационалистов – оправданием верой и представляет из себя самый прямой вывод из него. Для полного оправдания человека достаточно только „уверовать“; все его грехи в этом случае прикрываются праведностью Христовой, и эта же праведность даёт ему право на вступление в царство вечной жизни, открывающееся с воскресением плоти. Личные добрые дела не имеют в очах Господа никакой цены и даже могут послужить к осуждению человека, если он через них или за них надеялся наследовать вечное блаженство. Единственным предметом исследования на суде с этой точки зрения мог бы явиться только вопрос, „веровал“ ли человек во Христа во время земной своей жизни или нет, но по отношению к „верующим“ и это оказывается лишним. Спросите любого пашковца, почему он убеждён, что обладает верой, оправдывающей его от всех грехов, – он ответит, что получил удостоверение в этом от Духа Божия: верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом (Ин.5:10); Дух (Божий) свидетельствует духу нашему, что мы дети Божии (Рим.8:6). Если прибавить к этому, что, по мнению пашковцев, раз уверовавший уже не может уклониться от спасения и погибнуть, то будет вполне понятно, что для таких людей суд представлял бы ничем необъяснимую формальность, потому что, как не нужен он для Всеведущего Господа, так совершенно излишен для самих сектантов, вера которых и принадлежность Христу давно уже будто бы засвидетельствованы для них Св. Духом. Так обычно раскрывают пашковцы своё учение о несудимости святых, и должно думать, что большинства ж них остаётся при этом представлении. Вожаки же секты, встречая в Писании множество мест, говорящих ясно о безусловной всеобщности последнего суда, по необходимости делают несговорчивым собеседникам некоторую уступку, они допускают, что все явятся перед судилищем Христовым, как грешники, так и праведники, но последние не будут судимы, а будут приняты, так сказать, с особенным почётом, как лица, которые пришли не для того, чтобы выслушать приговор Всеправедного Судии, но чтобы вступить во владение принадлежащими им по праву, как детям Божиим (Рим.8:16–17), благами вечной жизни.

В основе пашковских соображений о свободе „верующих“ от суда лежит, как можно видеть из вышесказанного, мысль, что суд для них совершенно не нужен, так как представлял бы не имеющую смысла формальность, и такой вывод, если признать безусловной истиной учение об оправдании верой, совершенно понятен. Но нам, не разделяющим последнего мнения, позволительно рассмотреть этот важный для христианского упования вопрос независимо от учения об оправдании, руководствуясь исключительно вытекающим из указаний слова Божия понятием о последнем страшном суде.

В круге обычных человеческих отношений суд состоит из двух актов – исследования степени виновности подсудимого и объявления ему судейского приговора. Но для Бога, испытующего сердца (Апок.2:23), перед очами Которого всё обнажено и открыто (Евр.4:13), нет никакой необходимости в судейском расследовании правоты или виновности каждого человека, и потому мы не можем представлять себе суд Божий сопровождающимся какими бы то ни было формальностями, подобно судам человеческим. Однако в Писании мы находим такие места, в которых ясно высказывается мысль, что суд последний будет иметь своей целью выяснение нравственного состояния судимых. В послании к Рим. Апостол Павел говорит, Бог будет судить тайные (дела) человек чрез Иисуса Христа (Рим.2:16), тайные не в том, конечно, смысле, что явные дела будут оставлены без внимания, но что всё соделанное человеком, утаённое от людей и, быть может, не сознаваемое им самим до этого времени, будет предметом всеправедного суда. Ещё более определённо выражается тот же Апостол в другом месте: приидет Господь, Который и осветит сокрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому похвала будет от Бога (1Кор.4:5). Если обнаружение совокупности человеческих действий, включая сюда не только тайные дела, но и сокровенные намерения сердца, произойдёт, по слову Апостола, в день суда, то отсюда следует несомненный вывод, что до этого времени они останутся необнаруженными. Но для кого? Для Бога они всегда ясны: даже прежде рождения человека Господь предвидит все его действия и поступки. Очевидно, таким образом, что это произойдёт для самих судимых. Человеку, воскресшему и явившемуся на суд, ясно будут представлены не только все самые незначительные с человеческой точки зрения поступки, мысли и чувствования, но и их нравственная ценность, словом, для него сделается ясным его нравственное состояние, которое в настоящей жизни не может быть надлежащим образом ни понято, ни оценено, как им самим, так и другими людьми.

Каким способом представит Господь сознанию каждого всю его нравственную деятельность, определённый ответ на это дают места Писания, где говорится о книгах, в которых записаны все дела людей и по которым будет произведён суд (Дан.7:8; Апок.20:12). Само собой разумеется, что о буквальном понимании указанных книг суда не может быть и речи, так как Богочеловек не нуждается ни в каких записях для производства суда, да и невозможно с другой стороны представить себе столь подробную и столь точную запись всей земной жизни человека, на основании которой можно бы было определить ему безусловно справедливое воздаяние. Отличительная черта книг, – их совершенная точность в изображении жизни каждого отдельного человека, – заставляет признать, что они произведение не ограниченного тварного, существа, а имеют божественное происхождение, хотя с другой стороны мы не можем остановиться на той мысли, что Апостол разумеет под ними Божественное всеведение, так как он говорит не об одной книге, а о многих и весьма, определённо отличает их от книги жизни: и увидел я, говорит он, мёртвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мёртвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими (Апок.20:12). Если книга жизни действительно озпачаетъв образной речи Апостола ведение Господа, Который кого предузнал, тех и предопредилил (Рим.8:29) к вечной жизни, то под книгами мы не можем разуметь ничего другого, как собственную память и совесть человека, которые действием божественного всемогущества будут озарены так, что каждый с изумительною подробностью припомнит весь путь своего нравственного развития и с совершенной точностью сознает нравственное значение каждого малейшего своего поступка, своих мыслей и желаний.

Что действительно одной из задач последнего суда будет выяснение самому человеку его нравственного состояния, в этом убеждают нас те места Писания, по которым Господь, при произнесении Своего приговора, выясняет судимым, почему Он произносит над одними такой, над другими иной приговор. Так, даруя праведникам уготованное им от создания мира царство, Он прибавляет: ибо Я алкал и вы дали Мне есть; жаждал и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня... (Мф.25:35). Грешникам же, отсылая их в муку вечную, указывает, что они своим неразумным поведением, лишённым милосердия и любви к меньшей братии, сами приготовили себе такую участь. Нельзя при этом не отметить также той особенности, что Писание всегда представляет Самого Господа приводящим человека к сознанию своей праведности или греховности, научая этим, что просветление человеческой памяти и совести обусловливается не какими-либо естественными причинами, но будет всецело делом всемогущества Божия. Если же это так, то о ком из людей мыслимо сказать, что он не нуждается в суде, так как для него и без того ясна вся его жизнь. Правда, нам приходилось слышать от одного лица из считающих себя свободными от суда такие слова: „когда я уверовал, мне с удивительной ясностью стала представляться моя прежняя жизнь, исполненная пороков. От многих поступков, которых я прежде не считал греховными, я приходил в ужас и много плакал, пока, наконец, мне не было открыто, что эти грехи мои прощены”. Однако мы можем спросить, неужели „уверовавший” в состоянии припомнить из своей жизни решительно все поступки, мысли, желания? Думаем, что едва ли кто из сектантов решится ответить на этот вопрос утвердительно, а между тем всё это, все самые незначительные с человеческой точки зрения свободные действия человека должны быть обнаружены и сознаны им, и, если это не может совершиться здесь на земле, то необходимо будет иметь место в загробном мире.

На это можно, конечно, возразить и возражают, что для человека нет никакой необходимости припомнить и оценить все свои поступки, слова, мысли, желания; достаточно только сознать, что вся жизнь до „уверования” представляла один сплошной грех и, осудив себя, обратиться к Господу за оправданием. Однако мы не можем признать, что такое самоосуждение может сделать излишним показание человеку на последнем суде его жизнь во всех малейших подробностях. Если слово Божие говорить нам что предметом суда будут и тайные дела (Рим.2:16), и сокровенные намерения сердца (1Кор.4:5), и даже всякое слово праздное (Мф.12:36), то очевидно, что все они будут обнаружены на суде и умственному взору человека представится весь ход его нравственного развития со всеми его особенностями и подробностями. Это же вытекает и из понятия бесконечной справедливости последнего суда, так как всесовершенная правда Божия требует не только того, чтобы над каждым человеком был произнесен -безусловно справедливый приговор, но также, чтобы и сами люди совершенно ясно сознали такую справедливость получаемого ими воздаяния. Для последнего же недостаточно, чтобы человек просто только сознал себя принадлежащим к царству вечной жизни или пребывающим в вечной смерти, но необходимо, чтобы ему было открыто, чем именно он приготовил себе такую, а не иную участь.

Наконец, если даже мы допустим, что для „верующего”, т. е., для пащковца возможно сознать на земле все малейшие греховные подробности своей прежней жизни, то это ещё не избавляет его от необходимости явиться на последний суд, так как на нём должны открыться не одни только злые, но и добрые поступки (Еккл.12:14).

В судах человеческих за расследованием правоты или виновности подсудимого следует произнесение над ним приговора и затем уже приведение последнего в исполнение. Но в отношении к суду Божию такое представление не приложимо. Так как Бог есть Дух, то и слово Его не что иное, как движение Его воли; оно живо и действенно (Евр.4:12) и называет несуществующее, как существующее (Рим.4:17), так что осуждение человека мы должны понимать не в смысле произнесения над ним только словесного приговора, но как действительное предание его вечным и мучениям, – и оправдание, как действительное дарование вечной жизни. Понимая в этом смысле божественный приговор, мы ни на одну минуту не можем допустить мысли, чтобы кто-либо из людей мог обойтись без него, вступая в новую жизнь по воскресении тела. Никто из умерших до восстания тела не получает полноты воздаяния. Совершенное соответствие праведности и блаженства, греховности и мучения делается возможным для человека только по воскресении, когда он вновь является в полном составе своей духовно-телесной природы и начинает жить полной жизнью. Но получение человеком полноты воздаяния требует особенного акта Божественного всемогущества, так как и блаженство и мучения, хотя они являются естественным следствием нравственного состояния человека, тем не менее определяются Самим Богом, как это видно из всех мест Писания, говорящих о воздаянии на суде. Праведник, как бы он ни был совершенен, не без воли Божией получает небесное наследие; также и грешники, хотя они носят в себе зерно будущих мучений, однако только всемогущество Божие делает последние действительными и соответствующими их виновности пред Богом.

Апостол весьма определённо говорит, что обнаружение всех дел человека произойдёт на последнем суде при втором пришествии Господа. Относительно тех, кого страшное Христово пришествие застанет живыми, это совершенно понятно, но об умерших до этого времени, которые предстанут на суд в воскресших телах, мы знаем, что они уже сразу после своей смерти получают воздаяние и наслаждаются блаженством, или терпят мучения. Хотя то и другое ещё не достигают своей полноты в этот период, тем не менее мы не можем допустить, чтобы души до воскресения тел не сознавали, за что именно они мучаются или блаженствуют. Кроме того, что такая мысль совершенно противна понятию о правде Божией, она опровергается и свидетельством Писания. В притче о богатом и Лазаре Авраам представляется говорящим первому: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь (Лк.16:25), чем очевидно предполагается, что находящийся в пламени богач хорошо понимает сам, что привело его в это страшное место мучений. Если же человеку непосредственно после смерти выясняется его нравственное состояние, что, по верованию православной Церкви, совершается в так называемом, частном суде Божием, то в чём же тогда будет состоять откровение его жизни на последнем суде? На это возможен только один ответ, – что поступки, слова, мысли и пожелания судимых, известные уже им самим, будут обнаружены перед всеми собравшимися на суд людьми и перед всеми окружающими сшедшего с неба Судию св. Ангелами. И это вполне естественно, так как страшный суд будет высшим и совершенным проявлением правды Божией, а потому и должен совершиться перед лицом всех разумных существ, чтобы все могли видеть и признать его бесконечную справедливость. Как прямое указание слова Божия на такой характер последнего суда, можем привести слова Спасителя: всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын человеческий исповедает пред Ангелами Божиими. А кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими (Лк.12:8–9). По этим словам Господа, признание избранных и отвержение отвергшихся Его совершится перед всеми Ангелами; тем более, следовательно, мы можем утверждать, что оно будет и перед всеми человеками. Но так как здесь должна открыться не только вина неверия, а также и добродетель исповедания Господа, то мы не можем усмотреть и с этой стороны ни малейшего различия в способе совершения суда над верующими и неверующими.

Свящ. А. Темномеров 

Мы описали администрацию общества бегунов и говорили о должностных лицах. Теперь посмотрим, где и как живут рядовые бегуны.

Последователь бегунства по идее – странник, не знающий ни града, ни веси, ни роду, ни племени, ни отца, ни матери. Но жизнь далеко уклонилась от этих идеальных требований, которые со всей строгой последовательностью проводил основатель бегунства. Постоянное странствование по любезным пустыням воспевается разве только в бегунских песнях ²⁷⁶, да выражается в безвестности погребения. Мы уже видели, что все управители, все должностные лица совсем не – бродячие люди, а осёдлые, более или менее продолжительное время на определённых местах живущие, только в сокрытии, с места же на место переходящие непроизвольно, по одному требованию (принципу) странствования, а по распоряжению властей. По правде, первичная идея бегунства не могла быть и выдержана в смысле необходимого её осуществления каждым членом секты.

В противном случае распалась бы и сама секта, как общество, и все странствующие превратились бы в нестройную бродячую толпу, без всякой сплочённости и организации. – Поэтому не одни только лица должностные, но и все вообще бегуны, самые рядовые, не суть уже те постоянные странники и пришельцы, как предносилось то в воображении основателя секты. Это – люди в тех же городах и селениях живущие, свои области знающие и ведущие им счёт, на разные сословия разделённые, начальствующих и подчинённых имеющие, а только люди нам неизвестные, живущие в сокрытии от нас. Это сокрытие и заменило собой безусловное требование странствования. Последнее удерживается только в некоторой видимости тем и в том, что большинство бегунов; особенно рядовых, не живут, как и мы говорили, по- долго на одних местах. Но и здесь опять есть уклонение от буквального требования в том, что этих рядовых бегунов, перевозят из одной местности в другую, по распоряжению властей, хотя и не против их воли, а нередко и прямо по их просьбе. При этом их не заставляют в точном смысле быть странниками-пешеходами, а пользуются всеми современными способами передвижения: пароходами и железными дорогами, в антихристово время придуманными и в антихристовом царстве существующими. Далее, едут бегуны, зная, куда их везут, кроме разве малолетних, знают, что там их примут и поместят в безопасных убежищах и занятия дадут, знают, что и там есть и их власти, и их покровители – «Христолюбцы». На самом деле всё это так и бывает, и они могут быть до известной степени спокойны; разве неожиданный визит полиции нарушит это спокойствие, что и называется «гонением». Во время этих-то «гонений» они и успевают скрываться в тайниках, пока не отопрут полиции дверей; последнее же делается всегда с промедлением; в окнах иногда видны огни, заметны даже движущиеся тени, но ворота или входные двери на запоре и их не скоро отопрут. Если почему-либо является опасения повторения нежеланных полицейских посещений, то временных, беспаспортных жильцов устроят в другом убежище, или увозят несколько далее, в другие соседние места.

Размещаются бегуны, в так называемых, кельях. Кельей называется не одна комната, а или несколько комнат в одном доме, или два–три домика на одном дворе. Келейные помещения принадлежат или домохозяину, или снимаются в наём под квартиру кем-либо из «жиловых» на своё, конечно, имя и как бы для своей семьи. Такой домохозяин или квартирант обыкновенно сам с семьёй или родственниками помещается в более видных комнатах. В комнатах более отдалённых, или в пристройках, в глубине двора и поселяются странники, а с ними, или около них, в другой комнате, оглашаемые, т. е. приготовляемые к крещению («видовые»). Из перекрещенных обыкновенно живут не более 5 человек; живут они без всяких видов почему и помещаются ближе к тайникам; оглашаемые, имеющие ещё паспорта, большей частью просроченные, – живут менее секретно. Паспорта находятся в руках у домохозяина, или съёмщика квартиры, и случается, что он их подменяет, называя беспаспортного бегуна чужим именем, значащимся в паспорте, если, конечно, приметы совпадают. И это делает не сам странник, а домохозяин или съёмщик квартиры, так как сам он не иначе может называть себя, как только «рабом Христовым». Случается, что для того, чтобы не отвечать на предлагаемые полицией вопросы о звании и имени, бегун притворяется глухим и немым. Один такой случай был при нас. Захваченный бегун, здоровый мужчина высокого роста, притворился глухонемым, а домохозяин объяснил, что он держит его дворником, почему и ворот полиции долго не отпирали.

Каждая келья имеет своё внутреннее устройство, своё хозяйство, свой домашний обиход, свои моления. В каждой келье имеются старший, или старшая, – игумен или игуменья; они начальствуют в келье и смотрят за порядком. За тем второе по келье лицо – причётник или причётница, которые заправляют домашними службами. В женских кельях третья. – опытная в хозяйстве, ведёт хозяйство. – В мужских кельях готовят или домохозяева, а где имеется – особый пекарь. – Обязанности по хозяйству могут исполнять и «видовые». Далее идут клирошане и клирошанки и послушники и послушницы, между ними бывают учителя и учительницы малолетних. При кельях имеются привратник или привратница, из видовых. Обязанность их заключается в том, чтобы принимать всех приходящих, расспрашивать, кто за чем пришёл и с кем нужно видеться. О всех посторонних приходящих докладывают игумену или игуменье и от последних зависит, разрешить или не разрешить свидание.

Каждый день в келье совершается обычная дневная служба в особой комнатке, на подобие моленной. На большие праздники сходятся из всех келий на «соборные» моления, куда приносят и книги из некоторых келий. Соборные, т. е. общие моления могут быть и в особых, так называемых, соборных моленных, устраиваемых при некоторых кельях, а иногда они бывают у жиловых. Прежде эти соборные моления происходили совместно, мужчин и женщин; теперь совместные моления совсем прекращены, а молятся отдельно мужчины и отдельно женщины. На эти соборные моления допускаются и приходящие, знакомые, но они не молятся, а только слушают богослужение. 14 декабря 1897 года была открыта в доме Коршунова, в Адмиралтейской слободе, небольшая моленная комната, видимо приспособленная для этих «соборных молений». В ней оказалось много богослужебных книг и рукописных сочинений, а также переписка неизвестных лиц. Впоследствии оказалось, что некоторые книги и рукописи принадлежали другим лицам. Ясно, что здесь был какой-то общественный склад вещей и квартира кого-нибудь из видных должностных лиц, с «соборной» моленной.

Пищу в келье готовят и подают, смотря по чину, «истинным христианам» одну, согласно монастырским уставам, молочное, рыбное и овощи, оглашаемым – холодное и только по субботам и праздникам горячую похлёбку, остальные могут есть и мясное. Все троякого рода насельники, вследствие неодинакового рода пищи, при неодинаковом церковном положении, и едят порознь, не сообщаясь между собой и при однообразной пище и питии, и молятся перед вкушением пищи и по окончании также порознь, чтобы не смешаться в молитве. – Обычай этот общий у всех старообрядцев-раскольников.

Все жившие в кельях содержатся на средства общества, кроме детей «жиловых» бегунов, посылаемых для обучения. За последних платят их родители, по условию, или по усердию. – Сами средства на содержание келейных получаются разными путями: а) из сборов в кружки при «соборных» молениях, б) из пожертвований натурой, которые распределяются именно по кельям, (эти пожертвования бывают очень обильны, – мукой, крупой, маслом, рыбой и т. п.), в) в случае же недостачи в содержании, высылается пособие из главной кассы общества. Все означенные средства поступают в распоряжение игумена или игуменьи. Впрочем, некоторая часть из кружечных сборов раздаётся иногда и на руки келейным. Но при этом все, получившие поручные деньги, должны расходовать их осмотрительно и при том не как свои, а только как им вручённые и потому давать отчёт старшему по келье в каждой израсходованной копейке. Расходовать эти деньги можно прежде всего на покупку воска для свечей, потом на бумагу и другие письменные принадлежности, также на рукоделье и т. п., можно и милостыню из них подавать кому-либо из своих, – убогому и хворому; чужим подавать нельзя, разве нищему на улице, с таким понятием, что «сыну довольно, тогда и собаке можно»; можно что-нибудь и на себя купить, например, платок, башмаки, или что другое, – но на это нужно испросить позволение. При том каждая вещь из одежды, хотя бы и на означенные деньги купленная, прямо своей не считается, так что её могут отдать и другому, (на практике, впрочем, этого почти не бывает, разве только в наказание за какой-либо проступок).

Все живущие в кельях и работают также на всё общество. Мужчины пишут книги богослужебного и учительного содержания, а также разные цветники и сочинения своих наставников, и занимаются переплётом книг; книги эти идут и в продажу. Неспособные к этому труду исполняют и другие работы: плотники устраивают тайники, печники работают и исправляют печи в пристано-держательствах. Из келейниц также есть умеющие писать книги и ноты, хотя их немного. В женских кельях большей частью занимаются шитьём одежды, как для женщин, так и для мужчин, особенно для стариков, исполняют рукодельные и другие, свойственные полу, работы. И всё это опять не для себя, а для общества, и кому что отдать, это не дело работниц, этим распоряжаются старшие. Таким образом, в основе лежит здесь полный коммунизм. Правда, есть некоторые вещи, лично принадлежащие келейным; к ним относятся иконы, книги и некоторые картины, но и эти вещи считаются лично принадлежащими только тем из келейных, которые пробыли в келье не менее 10 лет. Кому какие вещи принадлежат, про это знает наставник и эконом. В каждой области ведётся особая книга, называемая почему-то «завещательной» – (вероятно, потому, что многие вещи достаются по завещаниям). В эту книгу областной эконом и записывает принадлежащие каждому вещи. На деле эти вещи, при частых переездах, разбрасываются по разным местам и кельям, – перевозить всё с одного места на другое неудобно, – так что и сами владельцы нередко забывают, где что находится. Правда, областные экономы и при переездах всякую вещь, увезённую, или привезённую записывают, – но разыскивать её, при помощи этих записей, рядовому страннику затруднительно. Таким образом, и эти вещи с течением времени становятся как бы общественными. При том, если странник почему-либо уходит в мир, делаясь через то отступником, то уходя он не имеет права взять с собой что-либо из своих вещей, – разве только возьмёт незаметно, украдкой. Все оставшиеся после него вещи или отдаются на хранение, или прямо делаются общественными. Это и случилось с обратившейся. Когда она была обнаружена полицией и целый день провела в квартире помощника пристава, то по открытии её местопребывания, придя с ним в свою келью, увидела, что многих вещей из икон и книг уже нет, они куда-то исчезли.

Дела в том, что когда бегунам стало известно, что Евстолия попала в часть (полицейскую), сейчас же распорядились более ценные её вещи увезти из кельи неизвестно куда. В то время она радовалась этому: «ай да – молодцы, успели сделать своё дело», и жалела только о том, что не всё дочиста убрали; но потом, по присоединении, не мало об этом грустила, жаль стало ей некоторых икон и книг... Все эти вещи нужно считать теперь пропавшими. Про одну икону, Воскресение Господне, она и узнала, где она находится (именно у содержателя адресного стола), но открыть её и доказать принадлежность ей, было уже очень мудрено. Счастливый случай помог выручить некоторые из печатных книг. Во время упомянутого осмотра в доме Коршунова, 13 сентября 1897 года, в квартире, занимаемой Нижегородской губернии крестьянином Василием Сибиряковым, в числе прочих вещей были отобраны и некоторые старопечатные книги, которые впоследствии и оказались принадлежащими обратившейся и, по определению епархиального начальства, были ей возвращены. Таким образом, пришлось не о том ей радоваться, что было увезено бегунами и бесследно исчезло, а о том, что найдено при полицейском осмотре в бегунской «соборной» моленной.

Жизнь в келье идёт однообразно и для пылких натур – скучно. Келья закрыта для внешнего мира, посещают её только свои духовные лица, перешедшие большей частью возраст волнений. Духовник посещает каждую келью, мужскую и женскую, по крайней мере раз в неделю, для духовных бесед; раз в месяц посещают её главный наставник и креститель. Приходящие в женскую келью родные или хорошо знакомые допускаются на свидание при «крестной» и то мужчины только утром, до обеда. Все письма и записки на имя келейниц прочитывает также предварительно «крестная». Выход из келий разрешается игуменьей, причём в провожатые даётся какая-либо старуха. В мужских кельях также строгость, с тем различием, что келейницы видят хотя стариков-мужчин, молодые же парни, которые живут в кельях с малых лет, не видят иногда ни одной женщины, лет до 18–19-ти. Рассказывают, что один такой келейный юноша, когда один раз по выходе из кельи с провожатым стариком, увидел молодую женщину, то пришёл в изумление, что это – за человек такой, – не похожий на других, которых он до того времени только и видел, и не похожий и по одежде, и по сложению, и даже по лицу, какой-то очень уж красивый, точно молоденькой мальчик, и в то же время не похож на мальчика, – увидел и не утерпел, чтобы не спросить провожатого, что это – за человек такой. Провожатый не зная, как объяснить, пригрозил и запретил спрашивать и говорить в келье другим про такое видение.

Под влиянием такой отрешённости разыгрывается фантазия, появляются какие-то необъяснимые помыслы, является неудовлетворённость закрытой жизнью, скука, искание чего-то. Обеспокоенная этим, выросшая в кельях молодёжь и рвётся на простор, просится в другие места, чтобы во время переезда разогнать скуку, посмотреть на мир; при этом и воспеваемые любезные пустыни манят своей неведомой, воображаемой прелестью. Таким образом, желание странствования возникает уже из других источников души и является под влиянием фантастических грёз, а не во имя аскетизма. И вот, прожив полгода, год на одном месте, а то и менее, келейные просятся в другие места, подальше, и просьбы их нельзя оставить без удовлетворения, в силу основного бегунского принципа. Отъезжающим дают отпускную грамоту, удостоверяющую их личность по бегунству, только в царстве бегунов и известную; к грамоте прикладывается их гербовая печать.

При существующих удобствах путешествия едут наши юные странники весёлые и довольные, любуясь разнообразием картин, встречаемых на пути. Безотчётные порывы юности утихают; хорошо и спокойно становится на душе; является необычное оживление. Но по приезде на новые места – таже келья, те же старики и старухи, та же замкнутость от мира, то жe однообразие. А если уже на самом деле увезут в Томские или Тюменские леса, где, действительно, – настоящая пустыня и ничто не напоминает о мире, то эта пустыня становится совсем уж не «любезной», и опять тянет хотя поближе к миру и людям. И нужно сказать, что в этих настоящих пустынях держат не долго и только подозрительных, особенно в ком заметят стремление жениться или выйти замуж, – что неизбежно соединяется с отступничеством. Раз бегуны даже насильно увели девушку из дома «жиловых» родителей и не один год держали в непроходимом лесу, приучая её к пустынножительству. Долго плакала и рвалась на свободу невольная затворница, но наконец свыклась. Говорят, что она и теперь жива. Было нечто подобное, может быть, и далеко не один раз.

Но поближе к миру не сознательное и добровольное, а также вынужденное затворничество изыскивает свои лазейки. Укажем тоже живой пример. Молодая, – хотя и не первой молодости, – келейница исполняла в келье роль сиделки около больной своей сестры. Между тем в этой келье понадобилось произвести некоторые столярные работы. Работы эти были поручены одному молодому келейнику-столяру. Обычные предосторожности не были приняты и столяр, и сиделка познакомились. Дальше помогла полиция. Столяр был обнаружен и, так как объявил своё имя, то был препровождён на место родины в Пензу. Там же скоро очутилась и сиделка, ушедшая уже добровольно. Выправили они документы, с отметкой «православные», и повенчались, отступив от бегунства, но в душе не сделались и православными. Подобных примеров далеко не один. Интересно, конечно, знать их действительные дальнейшие отношения и к бегунству, от которого отступили, и к православной церкви, к которой якобы пришли. Но об этом речь будет в своём месте.

В кельях некоторые начинают жить с детского возраста. Детей маленьких лет до 5-ти, бегуны у себя не держат, им трудно следить за ними, охранять их и возить с собой. Обыкновенно, если является у них ребёнок, или незаконный, или оставленный на их попечении после умерших «жиловых» родителей, (перекрещенных перед смертью), то они до известного возраста отдают его на воспитание в подходящую семью, которая держится известных убеждений. В этой семье выдают за своего. Это бывает возможно, так как «жиловые» бегуны своих детей часто не крестят в православной церкви²⁷⁷, а только заявляют о них, когда явится надобность, полиции²⁷⁸, или же, если имеют своих детей, которые умирают перекрещенными и хоронятся поэтому секретно, – выдают этих приёмышей прямо за своих умерших, называя их именем. Из всего этого впоследствии, при изменившихся обстоятельствах, может, конечно, выходить большая путаница, даже в годах, так как приёмный ребёнок мог быть значительно моложе умершего, – но об этом, конечно, не думают. – Люди другого царства по-другому и рассуждают, а соприкосновенные им и обнаружить всего не захотят, в случае же встретившейся надобности придумают какую-нибудь сказку. – Когда дитя начинает приходить в сознание, его увозят в келью «погостить»; там его обласкают разные старушки, приучат к себе, утешая до времени тем, что отец и мать скоро приедут; при этом познакомят с стариком-дедушкой, который и гостинцы принесёт, и так оставляют в келье навсегда. Таким образом, в пристанодержательствах бегунов являются и дети, только не младенческого возраста, – которым дают воспитание и образование.

Как же их воспитывают и чему учат?

Нет надобности говорить, что воспитывают их в духе секты. Поэтому выдающейся характерной чертой воспитания служит то, чтобы приучить с самых малых лет прежде всего к презрению всего внешнего, мирского. Для этого воображение настраивают разными ужасами этой внешней, мирской нечестивой жизни, а с дугой – «любезными» пустынями. Чтобы пустыни эти сделать ещё более любезными, рассказывают из прологов о святых, спасавших души в горах и вертепах и в пропастях земных. И всё это рассказывается восторженно, языком прологов, причём особенное внимание обращается на разные искушения и видения. Эти рассказы до того наэлектризовывают иногда впечатлительные души, что дети 7–8 лет начинают мечтать о совершении какого-либо необычного подвига. Раз одна девушка-малолеток где-то набрала небольших гвоздей и разложила их на своей постели, намереваясь спать на гвоздях, для умерщвления плоти, легла и стала беспокойно ворочаться. Старшие обратили на это внимание и пожурили юную подвижницу.

Далее, воспитываемых приучают к неуклонному исполнению уставов, вследствие чего дети иногда едва не в течение полусуток, – с небольшими перерывами, – по целым ночам выстаивают богослужения, а потом, едва не целые дни спят. – Это естественно обращается в привычку. Иногда подолгу постятся, но после этого угощаются слишком обильной трапезой, от чего наживаются хронические болезни желудка. То, что хорошо и добро в зрелом возрасте, не таково ещё может быть в детстве, при неразвитом сознании, при живости только воображения.

Далее, детей приучают к безусловному послушанию, но при этом никогда не бранят, скажут только: «делай» то или другое и почти всегда делают. Если же дитя чего-либо не сделает, или учинит какую-либо шалость, то на него посмотрят как на взрослого: – пойдут вразумления от прологов и сейчас же – наказание. Наказанием служит иногда запрещение погулять в саду, но обычно поклоны заставляют класть, количество которых зависят от вины и усмотрения. И вот 6–7 летний ребёнок берёт в руки лестовку, становится перед иконой и кладёт назначенное количество земных поклонов. Наказание назначается старшими в келье – игуменом или игуменьей, строго, серьёзно и степенно. Но со стороны наказуемого требуется, чтобы он принимал наказание с весёлым лицом, кланялся и благодарил за него. Исполнил наказание и делу конец. Бегуны, как и все беспоповцы, в наказании или епитимии видят удовлетворение и очищение греха. К этому приучаются иногда до того, что, придя уже в возраст, соображают, в силах ли вынести полагаемое за известный проступок наказание; если сообразят, что положить, например, 100 поклонов не трудно, то спокойно этот проступок учиняют; если сообразят, что наказание должно последовать тяжкое, – удерживаются. Таким образом нравственное поведение многих сводится к механическим чисто соображениям.

Если не бывает при воспитании брани, то нет у бегунов и ласки, столь нужной детям. Всё делается большей частью машинально, холодно, всё – чуждо сердцу родительскому. Много-много, когда какой-нибудь старик-наставник или «крестная»-игуменья, по голове погладят, да немного улыбнутся. Есть ли это заученный формализм, или привычная холодная степенность, – сказать трудно.

Сверстников или сверстниц по возрасту, перед которыми можно было бы раскрыть детскую душу с её радостями и печалями, в одной келье, – за редкими исключениями, не полагается, по соображениям, впрочем, не педагогическим, а практическим, так как большинство келий малопоместительные и за малолетними детьми присматривать не кому. Так дитя остаётся одно, как скитник или скитница; окружают его люди, не понимающие детских интересов. Вследствие всего сказанного воспитанные в келье дети мужают раньше времени, расстраивая нервную систему. У них развивается замкнутость; каждый из них носится с своими думами и чувствами, которыми поделиться не с кем, но которые, зато впоследствии, особенно под влиянием других условий, могут прорываться целым потоком то неудержимого веселья, или слёз, – смотря по обстоятельствам, – то умной речи, то ночной болтовни, при быстрых сменах одного душевного состояния на другое, то. наконец, резко бросается в глаза таже замкнутость и упорное, молчание. Нам, выше по культуре стоящим, если придётся случай, необходимо иметь это в виду, чтобы и трости надломленной не преломить и льна курящего не угасить.

Обучение детей начинается, как и везде, с грамоты. Грамоте учат по книгам славянским, писать – полууставом. Обучив чтению и письму, знакомят с порядком богослужения и с крюковым пением, а также с монастырскими уставами. Этим и заканчивается общее первоначальное образование. Грамматика и арифметика находятся в презрении, особенно последняя, как наука нечестивая. За тем уже более способных обучают истории общей и русской до п. Никона, хотя и не полностью, а в обрывках. В частности, знакомят со Спартой и спартанским воспитанием, с мудрыми мужами Афин, с просвещением земли русской святыми Ольгой и Владимиром, с князьями и царями русскими, с Стоглавым собором, с благочестивыми митрополитами и патриархами. После Никона, если о чём и говорят, то тенденциозно, например, – что Пётр I учредил Синод, по примеру Кальвина, что слово Император заключает в себе число имени антихриста 666 (собственно иператор – 666), словом – здесь уже всё проникается своими раскольничьими взглядами.

Успехи от такого образования получаются, как и везде, неодинаковы. Более усердные и даровитые в 10–11 лет могут править церковные службы, другие того же возраста читают паремии и апостол, читают на распев, непременно басом. – Можно себе представить такого маленького чтеца или чтицу, произносящих: «Ко евреом послание святого апостола Павла» в самых нижних нотах приветственное: «Братия», а оканчивающих чтение с принятым повышением голоса. Это – что-то наивно надутое, совершенно неестественное, портящее голосовые связки. В то же время они распевают по крюкам ирмосы, тоже в нижнем регистре и при том с растяжением речи, например: «Твоя победитееленная десница» и т. п.

Но обратимся лучше к наглядному ознакомлению. При полицейских осмотрах последнего времени отобрано много бегунских рукописей и картин.

Имеются образцы прежде всего полууставного письма. Письмо – очень чистое, требующее большого навыка и усидчивости... Есть рукописи крюковых нот, ещё более трудные для написания. Любопытно здесь название крюков, которое, – не знаю, существовало ли в древней крюковой системе: «Ѳита подѳитица», «Ѳита кобыла», «Ѳита Ѵжица» и проч.

Далее, – рисование картин. Картины эти апокалипсического содержания. Вот изображение четвертого зверя, пророком Даниилом виденного: Се зверь четвертый страшен и ужасен и крепок излиха, зубы же его железни велий, ядый и истопчевая, останки же ногами своими попираше. Рогов десять ему. И се рог другий мал взыде посреде их. И се очи, аки очи человечести в розе том и уста глаголюща великая (Дан.7:6–8 Ср. уста глаголюща великая и хульная Апок.13:5–6). Бегуны поясняют эту картину так: «Зубами своими зверь сей поядает истинных христиан, а ногами топчет их. Две ноги передние суть власти гражданские, две задние – власти церковные. Малый рог – проповедники и миссионеры, глаголющие много хульного против «истинных христиан». Вот другая картина, – чище написанная, в пояснение слов Апокалипсиса: паде Вавилон град великий. На картине представлен падший город, в развалинах, а в море плывущая на парусе ладья с людьми; это удалившиеся из Вавилона и плывущие по житейскому, пустынному морю «истинные христиане», т.е. они, бегуны.

Образцом рукоделья, которому обучают девочек, может служить вышитый бисером портрет Государя Императора и Государыни Императрицы, с вышитой же золотом надписью на верху: «Боже, Царя Храни». Этот портрет вышивался присоединившеюся, когда она жила в отдельной келье, хотя была ревностною бегункой. Он поднесён нам в тот вечер, после беседы, когда она публично заявила о своём обращении к православию. Работа эта остановила наше внимание, так как не мирилась, по-видимому, с убеждениями бегунов. Спустя несколько времени по присоединении, мы и высказали своё недоумение и предложили вопрос, – «каким образом бегунка могла вышивать портрет Государя, – должно быть уже в это время она поколебалась в учении бегунов»? «Нисколько», – было ответом, – Он ведь не виноват, Он на готовое пришёл, а лицо – высокое, власть имеющее, без власти же жить нельзя. Виноваты Петровские указы: они всё благочестие в конец порушили». – «А как эта надпись явилась: Боже, Царя Храни»? – «Это значит: обрати царя в истинную веру; как бы горячо я молилась тогда о Нём»! – Господь устроил обратно, может быть, за это искреннее желание молиться²⁷⁹.

При описанном воспитании, чисто спартанском, – как выразилась однажды обратившаяся, и описанной выучке; у многих развивается склонность к сочинительству, не только в прозе, но и в стихах. Замкнутая душа рвётся вылить свои мысли и чувства на бумагу. Это достигается уже самоучкой, причём вырабатывается и своё образный стиль.

Большинство написанных сочинений чисто полемического содержания, с опровержением мнимых ересей православной церкви. Это – обычная литература во всем расколе, о которой в данном случае и говорит нечего. Но есть и другого рода сочинительство, тоже с полемической окраской, положим, но в коем много и положительного, более любопытного, чем одна полемика по вопросам веры и обряда. В содержании этого рода сочинительства есть своего рода поэзия, где говорит чувство, хотя и превратно настроенное. Здесь и своё рифмоплётство, но такое рифмоплётство, в которое не должно бросать камнем, не нужно строго, по-нашему, и судить о нём.

Могу ознакомить с двумя–тремя такими произведениями под разными влияниями и при разных уже убеждениях составленными, а потому и резко отличающимися по духу и по содержанию.

Вот стихи бегунского наставника, известного уже нам, Никиты Семенова: на псалом «На реках вавилонских».

«Слёзы ливше о Сионе

И с сердечною тоской

Пел Израиль в Вавилоне,

Пленный, сидя над рекой.

Скучно жить в стране безбожной

Без святого алтаря,

Где кумиры, бог подложный,

Власть надменного царя.

Где святой закон в зазоре,

Нету истины следа.

О, велико наше горе,

Жить с неверными, – беда!

Дни проводим мы в боязни.

Нами трепет овладел,

Ни за что мы терпим казни

И орган наш онемел.

Чувствуется здесь откуда-нибудь заимствование, но люди опытные, профессора словесности, к которым мы обращались, не нашли подходящего. Далее же, несомненно бегунское произведение.

Вот и снова злое время

Над вселенной взяло власть,

Утеснено правых племя,

Терпят кроткие²⁸⁰ напасть.

Пала древняя святыня,

Град духовный разорён

И Сион стал, как пустыня,

Весь закон в нём изменён²⁸¹.

С виду много блеска, славы

И наружной красоты²⁸²,

Но посмотрит на уставы,

Всё фальшивые цветы²⁸³.

Род избранных весь рассеян ²⁸⁴

Сжат железною рукой²⁸⁵

Опорочен и осмеян.

Цену платят за покой²⁸⁶.

Только вспомнишь прежни годы,

Слёзы сронишь не хотя,

Время мира и свободы²⁸⁷,

О прошедших днях грустя,

Когда вера процветала

И любовь жила в сердцах,

Всюду истина сияла,

Был в народе Божий страх.

Воин, раб и царь на троне,

Князь, святитель и купец

Были все в одном законе²⁸⁸

Земледелец и мудрец.

Все одну печать имели

Крест честной, небесный знак ²⁸⁹

И в одной святой купели

Омывали древний мрак²⁹⁰.

Удалясь от мира в горы,

Как пустынные орлы²⁹¹,

Дев и иноков соборы

Пели Вышнему хвалы,

Расширялись наши грани²⁹²,

Как на пир, мы шли на сечь,

Цари наши брали дани,

Сокрушали вражий меч.

В древность, – было, – с поля рати

Устрашённый враг бежал

Действом крестной благодати.

Меч не столь их поражал,

Власть святители имели,

Скажем, – речь и чудеса,

И потом в земле не тлели,

Их, по смерти телеса²⁹³

Ныне люди только знают

Посмеяться старине²⁹⁴,

Звёзды на небе считают²⁹⁵,

Царства видят на луне²⁹⁶.

Видят там леса и горы,

Степи, реки, всякой злак,

Не проникнут лишь их взоры,

Есть ли кофей, да табак²⁹⁷.

Вечно мир земной летает

И вертится день и ночь

И тех прелестник обретает,

Кто от церкви отпал прочь» ²⁹⁸.

Не станем теперь делать замечаний по содержанию этого стихотворства, которые можете потом усмотреть в печати. Приведём образцы сочинительства того же пошиба по форме и по стилю, но другого характера, с иными понятиями, составленные под влиянием новых, лучших обстоятельств благодатного возрождения.

Вот выдержки из письма по поводу подозрения об уходе снова в раскол и других нареканий. – Читается с разрешения Его Высокопреосвященства, на имя которого письмо и было написано, а нам владыкой передано. В этом сочинительстве много уже другого рода чувств.

«Преосвященнейший Владыко! С величайшей радостью и неимоверным восторгом так неожиданно я получила Ваше отеческое мне благословение иконой Божией Матери, посланной с моим крестным. Сердечно благодарю Вас, как дочь. Мой дух встрепенулся, и я начинаю говорить яснее, я чувствую, что церковь мне мать и Вы мне отец. Как же мне уходить от такого чадолюбивого отца? Палкой гони, так не пойду»!

«Владыко святый, сжалься надо мной несчастной и не лиши меня последней утехи, вспомни счастье детей, находящихся при отце и матери. Я же круглая с роду сирота».

«Я, хорошо понимая, что я ничто другое, как ноль, но и во мне душа. Мне не корысть какая-нибудь нужна, или приобретение, когда я ничем не пощадила для веры; мне правда нужна. Как хотите меня понимайте, гордой и тому подобное. Но гордость ли была у пророка Даниила, когда он был ещё двенадцатилетним мальчиком и разрушил неправедный суд старцев»?

«Я и смирение чту, и терпение знаю, послушание же постепенно проходила с малолетства, но рассуждение превыше всех добродетелей ставлю. Без рассуждения и доброе дело во зло приходит».

Иллюстрацией такого распределения добродетелей может служить картина, писанная ещё в бегунстве. Картина представляет ветвистое древо, окружённое вокруг разными добродетелями, в виде плодов, которые держат ангелы, с подписями названия добродетелей как друзей человека, и их значения, например: «1-й друг – правда, от смерти избавляет», «2-й друг – чистота, к Богу человека приводит», «6-й друг – смирение со благодарением, – сего и сам сатана трепещет» ... «8-й друг – рассуждение, всех добродетелей превыше и т. д. Древо изображает жизнь человеческую. Под древом огромный змий с пятью головами. Это – диавол зияющий и иский, кого поглотити». Пять голов означают пять внешних чувств, через которые злой дух действует. Корень древа подъедают две мыши: белая и чёрная. «Белая мышь означает, что день древо грызёт жизни нашей, сладостью мира сего, ею же услаждаемся». Чёрная мышь – «ночь тоже древо грызёт, убавляющи время». Несколько выше мышей с одной стороны близ корня древа – зверь с отверстой пастью и острыми когтями. Это – «гонящая ны смерть». По другую сторону – бегущий от змия и от смерти человек. На дереве, около его средины тоже человек ползущий на дерево и протянувший руку и поднявший голову с раскрытым ртом к древесному мёду. Это – человек, проводящий жизнь в сластолюбии.

Кроме сочинительства прозой есть и стихи, составленные в благодарность за оказанные милости.

„Владыке Высокопреосвященнейшему,

Тезоименитому Арсению блаженнейшему

Осмеливаюсь, хотя исполнена безумия,

Составить стихи своим скудоумием”.

„О святый Архиепископе наш,

Обрати внимание и краткий взгляд ваш

И виждь, се текут к Вам чада.

Спешат верные люди всего стада

К доброму пастырю своему,

Прибегая к отеческому покрову твоему.

И в благородном сердце вашем

Есть милость и душам нашим.

Боже правый, услышь и внемли,

Благия мысли архиерею своему вложи!

Истина высокий сан твой да освещает

И правда, как солнце, всех нас да просвещает!

Понеже ангельским зраком сияешь.

Егда крестом церковь осеняешь.

Содрогаются тогда всех людей сердца

И детской их любви к тебе нет конца.

Усердно молитвы тогда к Богу возносят

И многая лета даровати тебе просят”.

Всё это – плоды не нашей ещё науки, не голос таланта обработанного, а непосредственное выражение природного чувства и плод доморощенного самоучительства, в простонародном стиле. Правда, формы первых стихов гораздо глаже и лучше, но между авторами их слишком большая разница в годах, – между 50–60 и 18 годами.

Высшей наукой у бегунов служит, так называемое, «беседословие». Что это – за наука, как она проходится и каких учащиеся достигают результатов, об этом в следующий раз.

(Продолжение следует)

Профес. Н. Ивановский 

Высочайший манифест, данный 13 апреля в Москве, возвестил всем верноподданным о постигшей Царский дом скорби, а всю православно-верующую Русь о невознаградимой утрате, в лице её Императорского Высочества, в Бозе почившей Великой Княгини Александры Петровны, в инокинях – Анастасии. Да, православная Русь понесла невознаградимую тяжкую утрату! Блаженно-почившая Княгиня-Инокиня воскресила на Св. Руси, в конце нашего века, тот давно затерянный, но незабвенный, дорогой сердцу русских православных людей дивный образ Царственного подвижничества, которым так богата наша древнерусская история и так счастлива наша православная Церковь, имеющая в лике Своих Святых целый сонм прославленных молитвенников из Царственных иноков и инокинь. Знаменательно, что возгорелся этот яркий светоч благочестия и иноческого подвижничества в Царственной семье в эпоху благодатного обновления русской национальной жизни, – в благодетельное царствование Александра III, когда Россия превозмогла сбросить с себя тлетворные духовные путы Запада, и решительно поворотила на свой исконный путь церковно-исторических идеалов национальной жизни и мысли. Достопримечательно, что по крови немка, по воспитанию и первоначальному исповеданию протестантка, – в Бозе почившая Княгиня-Инокиня так глубоко, так искренно и беззаветно вошла в русский православный дух и жизнь, и в частности – в иноческое, подвижническое, глубоко-одухотворённое житие, – что была истиннорусским человеком и строго-православной инокиней. Воистину Божия благодать вседейственна для верующей, любящей души!

В Бозе почившая Великая Княгиня, как смиренная, – не терпела, ни устного, ни письменного выражения даже самого справедливого отзыва и самой скромной оценки того великого значения и несравненной пользы, которую приносили Церкви и страждущему человечеству Покровская обитель, с её строгим уставом, церковным благолепием и образцовыми во всём, порядками, а равно и благотворительные, врачебные при монастыре учреждения. Всё это великое дело сотворилось и творилось по евангельской заповеди, – в тиши и безмолвии, причём сама одна почившая Великая Княгиня была и инициатором, и главным архитектором, и исполнителем своих предначертаний и первой, решительно во всём, труженицей. В тиши, ни для кого неведомо, зародилась идея об устроении монастыря и созрел целый план стройной системы учреждений, посвящённых делам веры, благочестия и милосердия. Также незаметно, как бы из под земли, на заброшенном, но чудном уголке старого Киева, – на высоком откосе Вознесенской горы, вплоть заросшем старыми деревьями, (семь десятин), в течение почти одного года вырос целый монастырский городок или, лучше сказать, женская лавра с множеством зданий, с величественным многоглавым храмом (где, между прочим, сделано точное воспроизведение пещеры Гроба Господня); с царскими, для приезда Высочайших особ, палатами, и всё это в чудном великорусском архитектурном стиле, так необычном в древнем Киеве. её Высочество, проживавшая первое время (с 1880 г.) в Киевском царском дворце, а затем в особо нанятом палаццо в аристократической части города (Липки), переехала (в 1889 г.) в новую обитель. Многочисленный штат дворцовой прислуги, разодетой в красные кафтаны и ливреи и нарядные придворные особы сменились теперь смиренными черноризцами, сёстрами-инокинями. Сама Августейшая Строительница заняла скромную, наряду с рядовыми сёстрами, келью в одну комнату, и также вскоре по переезде облеклась в иноческое одеяние, с которым и не расставалась уже до смерти. Словом, совершилось в жизни почившей Великой Княгини воскресение, восстание (греч. слово – ἀναστασια) к новой подвижнической жизни. Замечательно: будучи перевезена в новое монастырское подворье ещё на тележке, Августейшая Строительница после многих лет болезни, лишившей её способности движения и приковавшей к одру болезни, в обители получила чудесное исцеление, – как везде, среди киевлян в том существует глубокое убеждение, – и стала, по милости Божией, ходить.

Давно все в Киеве были убеждены, что Великая Княгиня имеет монашеское пострижение, но это событие в жизни почившей Великой Княгини покрыто было глубокой тайной, пока не было вскрыто, сейчас же после смерти её Высочества, духовное завещание, хранившееся в ризнице Киево-Софийского собора, откуда узнали, что в инокинях имя её Высочества Анастасия (по-русски воскресение). Принятие иночества, по-видимому, относится к началу 90-х годов и есть основание полагать, что пострижение совершено одним из бывших в то время в Киеве Афонских иеромонахов.

Теперь у свежей могилы Царственной инокини неблаговременно и невозможно изобразить в трогательных и глубоко поучительных подробностях глубокий, величавый образ Августейшей инокини, строительницы Киево-Покровской обители и значение её мощного подвига самоотречения и всецелого посвящения себя делу веры и милосердия. Это – задача и долг будущего времени и истории, которая несомненно обессмертит имя Великой – не только по званию и роду, но по духу и деяниям – Княгини-Инокини.

Покровская обитель – юнейшая среди древних Киевских монастырей и не имеет у себя прославленных святынь, но благодаря лишь священному в глазах народа подвигу благочестия Августейшей строительницы, – Царской Тётки и Бабушки, – никто из тех сотен тысяч верующих богомольцев, которые ежегодно притекают в Киев на поклонение Угодникам Божиим, не уходит из матери городов русских, не посетив „Княгинина монастыря“ и в этой тихой пристани веры, труда и благочестия всякий обременённый скорбями многими находил покой и облегчение душе своей. Как быстро разнеслась слава о Княгинине монастыре, (так известна в народе Покровская обитель) можно судить уже по громадному наплыву решительно со всех сторон России, не исключая и далёкой Сибири, – желавших поступить в сёстры новой обители. Число это в первый же год возросло едва ли не до 400 душ, между тем, как обитель по штату могла принять от 120–150 инокинь.

Жизнь и порядок в обители были организованы по строгому Студийскому уставу вся жизнь сестёр новой общежительной обители проходила в молитве, трудах и лишениях. Заселённый теперь пустырь с первого же дня открытия монастыря огласился, ровно в 12 ч. ночи, гармоническим звоном (подобранных по тону системы о. Израилева) колоколов, вещавших Киевлянам об совершении (отдельно от утрени) полунощницы и, несмотря на глубокую полночь, храм всегда полон молящимися. При парадных праздничных торжествах (на Покров) обители именитые гости, привыкшие при гостеприимном дворе её Высочества к царской роскоши в сервировке и столе, теперь, при том же радушии Августейшей хозяйки – инокини, вдруг встречали скудную монастырскую трапезу, без всяких напитков, кушали деревянными ложками и из деревянных чашек!..

Пока тяжкая болезнь не заявила о себе угрожающе (в 1894 г.), Великая Княгиня была постоянной молитвенницей при всех ежедневных службах монастырских, причём нередко сама изволила читать шестопсалмие, часы, канон и проч. Все богомольцы, после службы, из рук самой „Матушки Великой Княгини“ получали прекрасно подобранные листки религиозно-нравственного чтения, причём, многие удостаивались беседовать с Княгиней-Инокиней, излагая свои нужды и скорби, и всегда находили слово утешения. Тут же в притворе заведена была книжная и иконная лавка.

В этом отношении „Княгинин монастырь“ имел прямое миссионерское просветительное значение для местного, обуреваемого штундовыми веяниями, населения, не говорим уже о том общем – великом значении церковного благолепия и уставности служения в новой обители, и того высокого обаяния на массу достоподражаемого примера личного подвига благочестия Августейшей Строительницы.

Всеми новыми вопросами Церковной жизни в Бозе почившая Княгиня-Инокиня живо интересовалась и чутко отзывалась. Не могло, конечно, не волновать эту, любящую Православие, душу штундовое движение в крае. Одно время, когда борьба с психопатической малеванщиной потребовала несколько фанатичных сектантских пророчиц временно изолировать от возбуждаемой ими массы через помещение в женские монастыри, Великая Княгиня изъявила согласие принять нескольких сектанток к себе в Покровскую обитель. её Высочество изволила лично руководить делом духовно-нравственного воздействия на помещённых к ней сектанток, которое было в миссионерском отношении обставлено в высшей степени поучительно, с величайшим психологическим так сказать, тактом. Для наблюдения за сектантками назначены были толковые сёстры, причём им было указано окружить несчастных милосердою любовью и непритворной, а вместе и тёплой лаской, довольствовать пищей и чаем в полном достатке, ни к чему не принуждать и не насиловать совести, как напр., относительно молитвы с крестным знамением, но и отнюдь не допускать кощунственных выходок или насмешек в отношении православных или иноческих обычаев и порядков. В храм насильно не водить, пока сами не попросятся, не выражать ни особого интереса, ни удивления к заблуждениям сектантов и проч. Заходила нередко и сама Великая Княгиня в помещение сектанток и осчастливливала ласково простой беседой; всё это размягчало сердце и раскрывало душу ожесточённых фанатичек. При беседах священников и миссионеров Великая Княгиня сама присутствовала и мы имели счастье не раз слышать лично от её Высочества чрезвычайно веские соображения и указания относительно тона и характера полемики с протестантствующими сектантами, на основании, так сказать, опытного знания ею духа гордого, как говорила Великая Княгиня, протестантизма.

Все помещённые в Покровской обители сектантки через некоторое время успокаивались, сначала из любопытства, потом добровольно и охотно ходили в церковь, прозревали в своё заблуждение и воссоединялись с Церковью, за исключением, впрочем, одной (Матроны), которая пробыла долго и все старания, и самые усердные заботы Августейшей миссионерши ни к чему не привели. Сумасбродная сектантка какой закоренелой прибыла в обитель, такой и отпущена была домой.

Покровская обитель ежегодно расширялась и украшалась новыми постройками монастырских зданий, церквей – (которых теперь 3), школы. В 1894 году, согласно определению св. Синода, Высочайше присоединён к Покровскому монастырю известный исторический Межигорский монастырь, расположенный в 20 верстах от Киева вверх по Днепру, в чрезвычайно живописной местности. Первоначально Межигорский монастырь был мужским. Этот монастырь, изобилующий многими памятниками глубочайшей старины, – ещё времён, по преданию, равноапостольного князя Владимира, до 1894 года был в чрезвычайно запущенном состоянии. С присоединением же к Киево-Покровскому монастырю, Межигорская мужская обитель была переименована в женскую и с этого времени начинается её полное благоустройство и процветание. В Бозе почившая, её Императорское Высочество, Великая Княгиня Александра Петровна любила посещать этот самый живописный уголок из всех окрестностей Киева, На престольные праздники Межигорского монастыря, в день св. апостолов Петра и Певла (29 июня) и в день празднования Преображения Господня (6 августа), сюда пребывает огромная масса народа помочиться вместе с „матушкой княгиней“. Межигорская обитель, между прочим, служила для сирот детей многолюдной монастырской школы дачей в летнее время.

В неусыпных заботах о благолепии своей дорогой Покровской обители, её Высочеством в 1896 г. в присутствии их Величеств заложен соборный храм во имя святителя Николая, который ныне уже окончен вчерне. Эскизный проект этого собора составлен Его Императорским Высочеством Великим Князем Петром Николаевичем, большим любителем архитектуры. Этот собор по своим размерам является в настоящее время самым обширным из всех киевских храмов.

Основывая Покровский монастырь, Августейшая строительница стремилась осуществить в нём древнехристианские идеалы монастырских обителей, служивших просвещению и врачеванию и предназначила новую обитель служению страждущим, создав замечательные во всех отношениях врачебные учреждения, в которых тысячи больных нашли помощь или исцеление. В память не только счастливо, но и, по отзыву самих врачей, чудесным образом перенесённой в мае, 1892 года трудной операции её Императорское Высочество расширила существовавшую при монастыре больницу, преобразовала её в хирургическую для бесплатного лечения женщин и детей христианских вероисповеданий; для доставления же помощи приходящим больным устроена была бесплатная лечебница с бесплатной выдачей лекарств из монастырской аптеки. Уже в первые годы больница имела свыше 500 больных. В этой больнице 5 августа 1894 года была благополучно совершена Августейшей Строительнице трудная хирургическая операция.

После выздоровления её Императорское Высочество продолжала расширение больницы, деятельность которой с каждым годом возрастала. В 1896 г. монастырь и больница были осчастливлены посещением Их Императорских Величеств. Его Величеству Государю Императору благоугодно было пожаловать на расширение больницы щедрое пожертвование, на которое в течение 1897 и 1898 г. сооружено новое здание больницы Императора Николая II и были сделаны различные улучшения и приспособления. После расширения больница, рассчитанная на 60 мест, может однако вместить единовременно до 100 больных. За первые 4½ года по 1 января 1899 года больница приняла 1,650 больных, в ней сделано 974 операций, а в лечебнице для приходящих оказана помощь 86,443 больным. В настоящее время эти цифры значительно возросли.

Бывший в Киеве съезд врачей, осмотрев врачебные учреждения Покровского монастыря, признал их гордостью не только Киева, но вообще России.

В этом отношении характеристику заслуг в Бозе почившей Великой Княгини мы предоставляем перу известного профессора Сикорского; тёплое слово живого воспоминания его о милосердной княгине-инокине напечатано в „Киевском Слове“.

„13 апреля, в 1 час 20 минут по полуночи, тихо – точно естественным сном – уснула смертью Великая Труженица. Глубокой печалью поражены жители Киева, хотя уже более недели с минуты на минуту ими ожидалась тяжёлая весть.

Великой скорбью отзовётся эта весть и по всем концам обширного отечества, повсюду, до далёкой Сибири и дальнего океана, куда уже давно тысячами исцелённых и богомольцев занесены трогательные рассказы о Великой Княгине, об устроенных Ею благотворительных врачебных учреждениях, о её личной беспримерной деятельности, о её трудах на пользу страждущих.

Имя усопшей Великой Княгини стало близким русскому народу на всем необъятном пространстве русской земли: народ в своём благодарном чувстве назвал Её Матушкой Великой.

Тот, кто даже часто посещал Покровский монастырь и его учреждения, не мог не поражаться той быстротой, с которой расширялось и разрастаюсь это ещё так недавно скромное, а ныне обширнейшее в России учреждение, устройство которого было предметом непрерывных, и неусыпных забот усопшей Великой Княгини. Всё, до последнего вбитого гвоздя, до крошечного посаженного деревца, – всё до мельчайших подробностей, совершалось при её ближайшем непосредственном участии. Точно по благодатному мановению росли и ширились основанные Ею учреждения, росли и крепли насаждённые в них новые идеи и новое направление в деле помощи страждущим.

Устроивши Покровский общежительный монастырь, усопшая Великая Княгиня вся отдалась пламенному желанию приспособить созданный Ею монастырь к подаче бесплатной врачебной помощи в больницах и амбулатории. Но для осуществления этой мысли недостаточно было устроить здания и принести материальные жертвы. Необходимо было показать на деле возможность практического осуществления новой мысли, созревшей в её уме и сердце. Для этого понадобилась твёрдая, непреклонная решимость, необходим был не только личный почин, но и личный пример. Этот высокий пример Усопшая явила! Она стала на службу страждущим людям с той любовью и с тем величайшим нравственным и физическим напряжением, которое можно назвать исключительным и беспримерным. Она была для больных – и Сестрой Милосердия, и сиделкой, и матерью, и всё это – так просто, так радостно.

Целые годы Ею проведены среди больных – в полном значении этого слова: Она жила в одной из больничных палат, в постоянном непосредственном соприкосновении с больными, проводила дни и ночи в таких условиях и при такой обстановке, что эту жизнь необходимо признать непрерывным подвигом. Дверь её комнаты не закрывалась для того, чтобы и в ночное время она могла слышать стоны и жалобы больных и идти к ним на помощь. По её собственным словам, тишина и покой будили Её, так как она боялась пропустить минуту необходимой помощи страждущим. Ко всем трудным больным Она вставала по несколько раз в течение ночи и тем нередко лишала себя и того наименьшего отдыха, который необходим для поддержания здоровья и сил. Из её рук больные получали лекарства, из её уст они слышали слова ободрения, утешения и сострадания. Она присутствовала при всех операциях, деятельно помогая, как опытный помощник своей умелой и твёрдой рукой. Всех больных, которым предстояли тяжёлые операции, Она мыла собственными руками, чтобы обеспечить необходимую чистоту.

Тот, кто знаком с больничной жизнью, кто проводил часы в удручающей обстановке человеческих страданий, тот поймёт величие подвига Усопшей Великой Княгини.

Снизойдя с царственной высоты, заняв самое скромное внешнее положение, усвоив себе самый простой образ жизни, приняв иночество, усопшая Великая Княгиня пожелала быть похороненной без всех знаков внешнего величия, в простом сосновом гробе.

Всё исполняется согласно её воле: в большом храме Покровского монастыря посетитель увидит скромный гроб, скромный наряд, скромную могилу Великой Труженицы.

Когда эта скромная могила скроет от нашего взора её физические черты, – встанет перед нами во всём величии её нравственный облик.

Народной святыней станет её скромная могила, потому что Она сослужила великую службу русскому народу.

Земной поклон принесёт Ей Киев, потому что она создала ему славу, избрав его местом, своей высокой жизни и дел.

Преклонится перед ней русская женщина потому, что в её лице идеализм, милосердие и служение женщины высшему долгу нашли своё полное осуществление. Она явила собой пример Милосердной Сестры русского народа.

Своей жизнью, своими делами, своей близостью к простому народу усопшая Великая Княгиня скрепила русский народ с Царём и Царствующим Домом той новой крепкой нитью, которая соткана из самых возвышенных душевных качеств, из любви и милосердия. Велики её заслуги в этом деле!

Земной поклон Ей от всех живых!

Принесём на её скромную могилу не цветы, не венки, которых она не желала видеть, принесём наши сердца;

Оплачем Её нашими родными, русскими слезами и подумаем все – от великих и до малых мира сего – подумаем все, как воздать ей хотя отчасти наш долг, как увековечить её память“.

Как в жизни, так и в самой смерти блаженнопочившей Великой Княгини много было непостижимого, таинственного и глубоко-промыслительного. Её Высочество скончалась в один и тот же день, час и даже минуты с своим Августейшим супругом, Великим Князем Николаем Николаевичем Старшим.

Причиной в обострении болезненного состояния здоровья по-видимому, был суровый аскетизм в питании в течение Великого поста: так непреклонна была воля Княгини-инокини, относительно строгого содержания обетов! 25 марта на Благовещение с Великой Княгиней произошли такие тяжкие желудочно-кишечные страдания, что положение Августейшей больной сразу оказалось опасным. С 26 марта Августейшая больная видимо начала готовиться к смерти, поняв исход своей болезни. Она ежедневно пожелала напутствоваться св. тайнами Тела и Крови Христовой. Страдания были чрезвычайно болезненны. её Высочество пожелала, чтобы над Ней совершено было преосвященным Сергием с священно-служащими таинство елеосвящения, при этом Августейшая больная просила молиться об облегчении тяжких её страданий и о безболезненной кончине. И Господу угодно было услышать молитву служителей алтаря и ниспослать Свою благодать в таинстве веры. Августейшей страдалице стало гораздо легче: – боли исчезли, явилось светлое, умилённое настроение, отсутствие всего, что называется страхом смерти. Лёжа на постели, в кельи, которая примыкала к больничной церкви, Августейшая больная выслушивала чудное богослужение страстных дней, вместе с Августейшими детьми, которых просила отговеть вместе с ней на страстной неделе. Но в ночь под утро великой пятницы здоровье Августейшей больной стало снова безнадёжно плохо: жизнь, казалось, совсем угасала; прочитана была уже отходная, но не убо прийде ещё час её смерти... После отходной молитвы, жизнь как бы снова вернулась к умиравшей Августейшей страдалице и она пожелала отслушать службу Великой пятницы и приложиться к плащанице. Трогательную картину представляло собой обнесение плащаницы детьми – пациентами больницы, вокруг церкви, через келью Великой княгини, где плащаницу, для лобзания её Августейшею больной, дети возложили на голову к устам болящей, её Высочество с благоговейной верой облобызала распятого Господа и воистину язвы ног его омочила слезами умиления!.. В Великую субботу её Высочество приобщилась св. тайн, вместе с Августейшими детьми и выражала заботы о том, всё ли устроено в обычном порядке относительно разговен, иллюминации вокруг церкви в пасхальную ночь и проч. перед вечером Августейшая больная успокоилась крепким сном, по ровно в 11 час. проснулась, громко спросив, какой теперь час и затем начала молитвенно благодарить Господа, что Он, Всеблагий и её сподобит услышать сладчайшее Христос воскресе... Началась пасхальная утреня, – пошли крестные ходы вокруг монастырских храмов, – её Высочество лёжа на одре, могла любоваться разноцветными огнями иллюминации, заботу о которой принял на себя сам Великий князь Николай Николаевич. После утрени, Августейшая больная христосовалась с августейшими родственниками, священнослужителями, старшими инокинями и затем пожелала слушать литургию, чтобы приобщиться и в этот светлый день св. тайн. Воскресый из мертвых оживил силы болящей и сподобил её приобщиться Своего Тела и Крови в сей наречённый и св. день.

Днём на Пасху её Высочество могла ещё принять преосвященных архипастырей. На 2-й день Пасхи снова приобщилась св. тайн. Во вторник светлой седмицы Августейшая страдалица почувствовала день своей кончины и о сём сказала дежурившим при ней сестре-инокине и врачу: умираю..! Около 5 ч. дня приказала позвать августейших детей и родных и молча попрощалась с ними, последним живым прощальным лобзанием, и с того момента внутренняя жизнь души, казалось, сосредоточилась внутрь себя... Уста замолкли на веки и глаза закрылись! Ни страданий, ни агонии не было, о присутствии жизни говорило одно лишь дыхание безболезненное; в 1 ч. 20 м. Княгиня-инокиня блаженно опочила...

В дни своего святого подвига приготовления к переходу. в вечность, Августейшая страдалица с удивительным мужеством и бесстрастием перед глазами смерти делала все распоряжения о своём погребении, могиле, отпевании и даже о поминовенном столе... Одета почившая была в иноческое одеяние, лице закрыто было монашеским порономаном, тело положено было в простой, деревянной, некрашеный гроб, который был приготовлен около десяти лет назад. Гроб был накрыт монашеской мантией. Ни венков, ни речей почившая не пожелала иметь над своим гробом, – для могилы велела вырыть простую яму без сводов, против алтаря храма, рядом с августейшей внучкой – младенцем, дочерью Великого Князя Петра Николаевича.

Отпевание совершено было по иноческому чину, который, вместе с пасхальными песнопениями, растворял общую скорбь живой верой, что так блаженно скончавшаяся в светлый праздник пасхи Новопреставленная раба Божия инокиня Анастасия идёт в светлые обители Отца небесного!

Для восполнения нашего недостающего, слабого слова, в память Великой княгини-инокини, дерзаем привести несколько характерных выдержек из собственноручных недавних (от 30 ноября, 2 и 26 дек. 1899 г.) писем её Высочества, говорящих вкратце весьма многое о её любви и преданности к церкви православной, о взглядах на монашество и монастыри и борьбе с сектами и др. Вот эти премудрые поучительные строки.

„Чем более разнообразных статей, тем интереснее журнал²⁹⁹. Мне думается, что рассказы касательно обращённых менее всего влияют... Вообще речи, доводы, возражения штундистов и К° крайне опасны для слушателей, которые чаще всего бывают на их стороне, и охотно внимают новому для толпы лжеучению...

Сила, величие и могущество дорогого Православия непоколебимы, враги не страшны, – мы сами должны лишь вникать в свою клеть и в себе искать причины зла...

Мне думается, что именно теперь пришла настоятельная потребность усиленно влиять на лиц, от кого это зависит, чтобы наши монастыри, сохраняя строгие отеческие правила и заповеди, непременно были бы рассадниками просвещения и благотворения во всех видах. Живое монашество – вот знамя, которое столь дорого моему сердцу и которому я уповаю служить до последнего издыхания... Никакие монашеские обеты и правила не мешают ближнего любить, как самого себя, служить болящим, питать неимущих, призревать сирых и убогих, обучать желающих учиться грамоте, ибо монастыри будут иметь двойную силу и значение, – тому служит живым примером Леснянский монастырь. Монастыри могли бы участвовать и в миссионерском симпатичном деле. – Вся почти Астраханская губернии коснеет в язычестве и ислам их часто вербует, а мы почиваем в бессилии и бездействии... Всё о чём я пишу старо, но и не нужно новшеств, – напротив, – возвращение, к временам Федора Студита!.. К прискорбию, мне не довелось беседовать с преосвящ. А-м, чего я очень желала. – Молодые Иерархи очень сочувствуют живому монашеству... Надо влиять на то, чтобы женские обители имели духовное единение и общение между собой... Как бы было полезно пригласить игумений, напр., на Пасху в Киев, – где, поклонившись святыням киевским, – они бы могли обменяться и быть руководимы по назначению Владыки Митрополита, кем найдёт нужным... Усердно прошу, как будет досуг писать мне, – всё, что касается св. Церкви, люблю её как душу. Старца очень жаль, он так близок к переходу в вечность, что, казалось бы, что на земле уже нет ему суда, однако ж Господь на пользу его души попустил скорбь. Для монаха скорби суть радости – скорби сокровенная милость Божия!.. Да укрепит Вас Царица Небесная во всех ваших трудах и да поможет действовать на пользу св. Церкви. Желаю вам во всём успеха, силы и мудрости, ибо ваш жизненный путь не лёгкий.

Остаюсь искренно доброжелающая вам по молитвам святителей, Господь вразумит вас бодро и твёрдо идти по намеченному пути“!

Грешная Александра.

Воистину, этот величественный образ Царственной Подвижницы веры и благочестия – пример её беззаветной любви к Богу и ближним, преданности путям Промысла Божия служит благословенным знамением нашего времени! Сколько отрадного и в жизни своей, и в смерти являет блаженно-почившая Царственная Инокиня верным чадам церкви и сколько поучительного, внушительного заблудшим!.. Да будет же мир праху и вечная благодарная память её Высочеству, смиренной инокини Анастасии!

В. Скворцов

На сих днях я получил пучок прокламаций подложной печати, выпущенных от имени старообрядцев, но по слогу своему обнаруживающих автора совсем иного, нового покроя, в роде Мельниковых, или того, что издавал «Современные Церковные Вопросы» за границей, или того, кто сочинил известную мне понаслышке брошюру: «Почему старообрядцы не присоединяются к Церкви»? Последняя будто бы посвящена мне, но я её не видел, а потому не могу ничего сказать о ней, но считаю долгом упомянуть о прокламации.

Здесь обвиняется Казанский Миссионерный съезд 1897 года в том, будто он требовал удаления из Москвы главы Австрийского согласия Иоанна Картушина, и других мер. На сие отвечаю, что таковых мер съезд не требовал, а об Иоанне Картушине и не упоминал, ибо в то время последний вовсе и не числился австрийским митрополитом.

Когда наш съезд нигилисты обвиняли в желании отбирать детей у штундистов. и когда защитники съезда, позабывшие об его постановлениях, отвечали совсем иное, чем следовало, мы молчали. Молчали мы о том, что съезд обсуждал доклад миссионеров о том, как православных детей школьного возраста родители, перешедшие в секты, путём насилий и истязаний не допускали продолжать учиться в православных школах и посещать церкви. Относительно этих детей мы постановили ходатайствовать, чтобы их отбирали у родителей-мучителей, по крайней мере в тех случаях, когда имеются у них православные родственники, согласные взять их на воспитание.

В ходатайстве своём мы просили о восстановлении какой-то (кажется) 203-й статьи Св. Законов³⁰¹. В защитники Миссионерского съезда тогда попались такие члены его, которые немного позабыли дело, и вот они усиленно спорили с нашими нигилистами о том, будто съезд не постановил отбирать детей. Нет, постановил и хорошо сделал, что постановил такую разумную и, по-теперешнему выражаясь, гуманную и в лучшем смысле слова либеральную меру.

Хорошо помня лично нами редактируемые постановления, мы тогда не брались спорить с газетными клеветниками, во-первых, памятуя слова Премудрого (Сир.8:4–6): „Не споръ с человеком дерзким на язык, и не подкладывай дров на огонь его“; а во-вторых, зная, что эти люди вовсе не интересуются истиной, и упоминают о церковным делах лишь тогда, когда находят случай поглумиться над христианскою верой и Церковью. Бесполезно убеждать их, ибо давно сказано: «как пёс возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою» (Притч.26:11), и ещё: «злой порок в человеке – ложь, в устах невежд она всегда. Лучше вор, нежели постоянно говорящий ложь, но оба они последуют гибели». (Сир.20:24–25).

Не имея силы опровергать истин веры или разрушать разумных мыслей патриотизма доводами ума, они прибегают к искажениям слов и мыслей противника, к замалчиванию, к вырыванию отдельных выражений и тому подобным низким приёмам, коими они боролись со славянофилами прежними, с Аксаковым и Достоевским.

Итак, не с этими врагами Миссионерского съезда, или лучше – врагами Православия, хотели мы рассуждать, – и не с теми, которые выпустили новую прокламацию от имени старообрядцев. Мы хотим сказать два слова этим последним. Ни одна из тех мер Правительства против раскола, которые перечислены в прокламации (а вероятнее – вымышлены), не принесёт столько зла старообрядцам, как их новые подпольные адвокаты, действующие клеветой и усвоившие себе все приёмы французских и других заморских политических интриганов и не имеющие ничего общего с тем, что есть доброго у любителей русской старины. Эти, нанятые за деньги, писатели, входя в общение с руководителями различных старообрядческих общин, так развратят их, так лишат всякой честной веры их юношей, так уподобят их ум иезуитскому непостоянству в словах и действиях, что прежние русские староверы, хотя и заблуждающиеся, и грубые, но всё-таки твёрдо верующие и благоговеющие перед уставами Церкви, – с ужасом отвергнутой от этих кислых плодов, вырастающих на почве продажной совести, интриг, клевет и двоедушия.

Как друг единоверцев, как любитель церковно-богослужебных уставов, увещеваю и старообрядцев чуждых Церкви бояться не тех лиц, коих представляют вашими врагами, даже не миссионеров церковных, а вот этих нового фасона адвокатов, которые будут для вас тем же, что Моавитяне с Валаамом для Израиля. Сами они ни во что не верят кроме денег, а вашу простоту вводят в обман.

Если же вы дорожите стариной, старинными строгими нравами, продолжительными молениями, постами и истовыми поклонами, а в то же время скорбите о своём отрешении от Лозы истинной, от Христа, без Негоже не можете творити ничесоже (Ин.15:5), и Церкви, которая не будет одолена адовыми враты (Мф.16:18); если в тоже время опасаетесь совсем слиться с теми, кто следует исправленным книгам, чтобы не омирщиться и не офранцузиться с худшими из нас: то духовная власть дала вам пристанище единоверия, в коем за последние годы древний обряд Московских святителей, митрополитов и первых патриархов хранится ещё твёрже, чем у «австрийцев» и, конечно, твёрже, чем у беспоповцев или беглопоповцев, потому что при тех святителях не было опущения седьми таинств и не было оскудения Церкви в чине архиерейском и иерейском. А приняли бы мы вас в единоверие не с высокомерием, а с любовью: мы бы вам сообщили благодатные дары Христовы, во св. таинствах, а от вас приняли бы твёрдость в стоянии за старинный русский нрав и обычай.

Антоний, епископ Чистопольский

Всепокорнейше вас прошу выслушать несколько вопросов весьма, весьма затрудняющих меня. Надеясь на вашу благосклонность, я решился смело говорить с вами посредством письма и ничуть не стесняясь излагать в нём моё мнение. Будучи вполне уверен в том, что вы не поставите мне в вину, хотя слова мои, быть может, покажутся вам несколько грубыми или даже дерзкими, а также и понятия мои, быть может, покажутся вам странными, причём предваряю вас в том, что мои понятия ни чуть не помешают быть вам умными, мнимая же дерзость так же нисколько вас не коснётся; впрочем, это не дерзость, но голос вопиющий за подавляемую истину; истине же свойственно говорить за себя смело, но и смелости нужно знать расчёт и меру, т, е. нужно знать, где нужно употреблять смелость, перед кем, когда и сколько. Я же этой меры и расчётов не знаю, а потому прошу вас не судить меня строго, хотя, быть может, и далеко зайду в моих суждениях, так как людям учёным свойственно и очень прилично с охотой выслушать немую просьбу невежд; первым из этих невежд являюсь я, просьба же моя заключается в том именно, чтобы испросить у вас позволения безопасно вопрошать вас и излагать вам моё недоумение так, как я это умею. Поводом к этим вопросам послужило повествование о первобытных людях в книжке г. Острогорского, которое привело меня в недоумение, вследствие чего и появилось у меня в голове множество вопросов. Прочитавши эту историю, я почувствовал, как на сердце моё подул какой-то смрадный, сырой, холодный, могильный ветер. Мне кажется, что это сказка что это бессознательный бред страдающего жестокой горячкой или вопль слепца, запутавшегося в лесу, брошенного вожаком, но что я? Ведь сказки сказывают малолетним детям, больной бредит в бессознательном положении, так неужели же они г г. учёные-то слепцы, неужели они – слепое орудие других? О нет, этого я не хотел бы допустить. Но, что же это такое, что за трущоба вопросов, из которых я не могу выбраться? Уж не великий ли это переворот готовится в жизни человечества? Или уж не настала ли это крайняя слепота и верх заблуждения? Я знаю, что в школе, какой бы то ни было, ничего бессознательного и бесцельного не бывает, так что же, эта история о первобытных людях тоже имеет в себе что-нибудь сознательное, или имеет какие-нибудь своего рода цели к развитию человека? Но какие же это цели и какое развитие приносит нам – простецам – эта история, скажите мне, пожалуйста? Мне кажется, что цель этой истории г. Острогорского направлена прямо к тому, чтобы опровергнуть давно существующие священные письмена о происхождении человека и его религии; быть может, я и не так это понял, но без сомнения можно сказать, что история имеет своей целью напечатлеть на сердцах учеников мысль о первобытном появлении людей из лесу; там же в лесу человек сам себе изобрёл и идею о Божестве, которая со временем всё более и более совершенствовалась. Не знаю, чему она намерена научить простых людей и какой плод засевать намерены ведущие нас к познанию такого лже-мудрования? В остаток же выходит то, что о человеке ничего не известно, кроме как странного появления его из лесу; о религии же как будто хорошо известно, что она есть не более, как изобретение человека, побуждаемого чувством благодарности к предметам за их благотворное влияние или из чувства страха. Это без сомнения так, потому что в заключение этой на мой мужицкий взгляд совсем невежественной сказки сказано, что это было во всём мире.

Итак, скажите же мне, пожалуйста, какой мне взгляд иметь на это учение? И с какими чувствами мне относиться к нему? Быть ли мне безмолвным, как бумага, на которой, что хотят, то и пишут! Быть ли мне подобно малому дитяти, которое не имеет ни малейшего понятия в различении вещей, или быть подобным мужу совершеннолетнему, который знает, какой плод положить в сокровищницу и какой бросить в лицо продавцу. Ах! нельзя быть безмолвным, как бумага, так как бумага получила начало своего бытия от рук человеческих, а потому человек, что хочет то и делает: хочет, – кладёт её в самое прекрасное место, хочет же бросает её куда-нибудь в мусор и она ничуть не чувствует своего положения. Хочет человек, – пишет на ней какую-нибудь низкую грязную ложь, или же высочайшую и чистейшую истину, – для неё всё равно, но не такова участь человека. Хорошо бы мне быть подобным малому дитяти во всех отношениях, кроме неопытности в разборе вещей, но то беда, что дитя неосторожно бывает, от чего и часто падает, а иногда охотно берётся за блестящий нож или огонь, от чего бывают страшные обрезы или ожоги, вследствие чего нередко бедные дети помирают через свою неопытность или увлечение блестящими предметами, Итак, нет, лучше быть мужем совершеннолетним и для вас, я думаю, не будет никакого убытка, если я, сорвавши плохой плод, нашедши у ваших мудрецов историю, брошу её сочинителю в лицо, пущай она летит к нему прямо и, отрыгнувшись от него, как от пустого бочонка, полетит по порядку, клеймя в лицо кого следует, я же между тем, смиренно подходя к вам, снова вопрошаю: скажите, пожалуйста, с какими целями преподаётся народу раскол – эта сумасбродная басня, показывающая начальную жизнь человека в лесу диким образом и из каких источников взята она? Скажите, пожалуйста, о каких это людях говорится и о каких временах? Если это говорится о людях и временах ещё тех, которые были до Адама, то это показывает то, что свящ. письмена Моисея не совершенны или недостоверны, тогда невольно является новый вопрос: откуда же сочинитель этой истории взял письма более совершенные и достоверные, чем Моисеевы, которые объяснили ему те времена отдалённые? Если же он говорит о потомках Адама, то как же он утверждает, что религию придумали люди и как он избежит истины, что Богопоклонение есть божественное откровение, которое первый получил от Бога Адам и того, что первые люди занимались земледелием и скотоводством ещё от времён Адама? Если же он говорит о людях, которые населили землю после потопа, тогда нельзя их называть первобытными людьми, а хотя бы и так, то кто же первее Ноя? но и он приносил Богу жертву и имел виноградник и в нём палатку, это тоже совершенно противоположно истории Острогорского; тут видим мы и семейную жизнь людей и одежды, видим их правы и даже видим, что они стыдились видеть наготу мужчины, не только что женщины; чистота их нравов превосходит почти нынешние нравы. Так о каких же временах и о каких людях извещает нас этот почтеннейший г. Острогорский? Каким это проницательным взором прозрел он в глубь первобытной истории человечества лучше, чем Боговидец Моисей. По всей вероятности можно думать, что история его основана на его слепых на обычную жизнь людей взглядах: не имея сил взглянуть на свет, он опрометчиво утверждает, что света нет; впрочем, он открыто об этом не утверждает, но как бы таинственно намекает на то, что всё, что известно о происхождении человека есть только догадка, достоверным же считает одно появление людей из лесу; он, как бы молча, говорит так: „я не нахожу о человеке никакого известия прежде того, как отыскал его в лесу, а для происхождения религии лишь одну причину нахожу: чувство человеческой благодарности к разным предметам или чувство страха“. Конечно, у него есть один ответ, что ничего о человеке не знаю прежде того, как вышел он из лесу. Ну, пускай так, но почему автор узнал, что человек стал покланяться, не иначе как понуждаемый чувством благодарности или страха, а нельзя ли сказать, что у людей обветшавших осталась искра Богопамятования, которая часто воспламеняла их и они, побуждаемые ею, всегда чувствовали Высочайшую десницу, чего ради и искали её: то в водах, то в шелесте листьев, то в журчании ручейков, то в криках птиц или зверей, а потому перед всем этим и покланялись и обожали всё это. Ну, мы терпеливо выслушаем, что религия вытекла из чувства человеческой благодарности и страха, а потом со временем усовершенствовалась, но что же учёный мне скажет, если я его спрошу: почему же мир животных не изобрёл себе никакого богообожания? Ведь у них тоже есть чувство благодарности и страха и влияние предметов так же на них действует, как и на человека и притом так же находясь под господством людей, их способность ни чуть ни увеличивается, почему это? Отвечайте мне! Но я знаю, что ответ сочинителя не прыгнет далее того, что человек имеет ум более превосходный, чем ум животных. А я скажу тебе, сочинитель! Если при всём нынешнего времени громадном развитии наук взять самое умное существо, – одно из всего человечества общества, хотя г. Острогорского или Льва Толстого, с его философией, а из мира животных возьмём хотя кошку и испытаем, кто умнее окажется кошка или вы?.. Это можно сделать так: посадить вас всех троих в мешок и отнести в лес, где вы не бывали и окажется то, что кошка скорей найдёт свой дом, чем вы, особенно, если вам на время привязать язык, в котором заключается вся ваша способность. Когда вас вытянули из мешка, у вас у всех была одна цель – отыскать свой дом, но цель кошки осуществилась скорей, чем ваша. Из этого видно, что кошка умней вас, из этого видно, что и животные могут мыслить, рассуждать, вспоминать и обсуждать своё положение; конечно, вы скажите, что кошка находит свой дом с помощью инстинкта, но и кроме этого можно много найти признаков, которые показывают ум животных в некотором отношении даже превосходящий человеческий, а через это и пропала вся догадка умных людей, что человек покорил зверей силой своего оружия, источником которого служит ум человеческий. Ум человеческий плохой руководитель, но есть ум Высочайший, Чистейший, – это Дух, который руководит всем вообще и отдельно по мере той, какой хочет. Это Дух, Который руководит или управляет всей гармонией мира, направляя её пищики³⁰² так, как это нужно, но между тем нужно заметить, что руководитель этот некоторые пищики оставляет, не касаясь их, так как, по грубости своей, они оказались негодными; эти-то самые пищики и издают неопределённые звуки, они, как бы на зло всеобщей гармонии, стараются издать звуки более привлекательные или же хотят перемешать общий строй великой лиры. Это те люди, которые не хотят верить Тайновидцу Моисею, но придумывают свои ошибочные догадки: те, которые, по своему близорукому взгляду, не видят, кроме леса, никакого другого источника для появления человека и пускай бы сами блуждали эти мнимо-просвещённые мудрецы, но я вижу, что уже слепота их начинает заражать весь народ; необидно, если бы я услышал это где-нибудь между сумасшедшими сектантами, а то ведь в казённой школе просвещения!

Итак, тому ли хотят научить нас, чтобы мы также бредили о появлении человека из лесу, который вырос там подобно грибу? Нет, пусть раньше выучатся не умирать, а тогда мы уже поверим, что религия есть прогресс человечества. Как невозможно не помирать, так же невозможно поверить, что религия выработана людьми. Смотрите же, какое зелье сеете в сердце людей, глядите на зародыши.

Так ли я это понял или нет, но, кажется иначе нельзя понять этого!..

Если же не так, то извините и объясните всю суть.

Автор письма – фабричный крестьянин Московский губернии, самоучка, 30 лет. Подпав под влияние сектантства, он с горечью в сердце заметил, своё колебание в православии и решил, что несчастье это происходит с ним, как и с другими людьми из народной среды, от необразованности, а что, вот, если бы он почитал умные книжки и изучил „науки“, то, наверное, не имел бы сомнений в вере и сумел бы противостоять всякому лжеучению. И вот наш автор принимается за самообразование. Он с жадностью читает книги по каталогу самообразования, ходит в одну из воскресных московских школ: здесь ему, между прочим, преподнесли и ту книгу Острогорского, по поводу которой вырвался из мнимо наболевшей, отравленной ядом учёных мудрований души простеца – читателя, упрёк негодования.

„Хотя бы ради веры нас-то простецов и неучей, господа учёные поосторожнее фантазировали в своих мнимо- научных предположениях, направленных к одному лишь затемнению ясно решённых в божественном откровении вопросов веры, духа и жизни“, справедливо замечал автор.

Крестьянин Его-в

На другой день³⁰³ знакомые уже нам молокане призвали с собой на беседу пашу пресвитера „с библией под мышкой“, но пришли уже не утром, как обещали, а в полдень; надо думать, что наши со-вопросники обдумывали предыдущую беседу и готовились к настоящей беседе. Изложивши кратко сущность прошедшей беседы, я предложил молоканам избрать предмет для настоящей беседы. Но некоторые из сектантов, не бывшие на вчерашней беседе, просили разъяснить им 23 гл. Евангелия Матф. Пришлось, таким образом, повторить многое снова, причём один из со-вопросников всё настаивал указать, где в Писании повелено священников называть батюшками?

Собрат его – молоканин-старик, вчера жестоко споривший из-за этого же, теперь сказал: да что об этом спорить-то? Ведь, если бы они сами приказывали звать их так, то дело бы другое...

– Вот, речь разумная: мы не сами приказывали называть нас батюшками, а Слово Божие приказывает. Ведь вам известно, что „батюшка“ и „отец“ суть одни и те же слова. По Слову Божию мы рождаем членов Церкви Христовой в жизнь духовную; нас поэтому и должно называть батюшками. Это наименование вполне согласно с духом учения Христова. Да и странно, что вы, называя себя „духовными христианами“, вступаете в прения из-за мертвящей буквы и забываете о духе животворящем. Название священников „батюшками“ нашей вере не вредит и нашему спасению не препятствует.

– Это верно, но и из пастырей могут быть волки, поедающие стадо, как сказал Христос: и от вас самих выйдут волки алчные… проговорил наизусть один из молокан.

– Не от вас, а к вам войдут лютые волки, не щадящие стада (Деян.20:29). Здесь Апостол (а не Христос) предупреждает пастырей, как духовных стражей стада Христова, что появятся в будущем различные еретики, которые, подобно хищным волкам, прикрываясь овечьей одеждой – будут раздирать последователей Евангелия, – это словесное стадо Христово. Значит эти слова ап. Павла относятся не к пастырям, а к различным сектантам старого и нового времени. Правда, и среди нас пастырей церкви могут быть иногда хищные волки в роде, напр., Ария; ведь среди двенадцати Апостолов был же, которому лучше бы было совсем не родиться (Мф.26:24). Но это не даёт право отрицаться всех пастырей, которые, по обетованию Господню должны быть до окончания века (Мф.28:20; Еф.4:13). Истина эта непреложна, ибо, если мы (пастыри) не верны, Он пребывает верен, ибо себя отречься не может (2Тим.2:13).

– Да, пастыри истинные должны пасти стадо Божие из усердия, а не из гнусной корысти, – вот что ап. Пётр пишет: пасите, еже в вас стадо Божие... нияко обладающие причту... прочитал пресвитер, плохо разбирая слова и запнувшись совсем на последнем.

Православные, подметя замешательство пресвитера, стали просить, чтобы он объяснил это слово. А так как у наставника была славянская библия, то он и вовсе растерялся и, наконец, бессвязно пробормотал; – это причта вроде того, что притча Христова, т. е. иносказание... Воспользовавшись столь неудачным толкованием, я заметил, молоканам: вот к каким объяснениям могут приводить вас ваши самовольные учители, вразумлённые яко бы свыше! Пресвитер окончательно сконфузился и больше уже не читал и не говорил. Выручить его взялся молодой молоканин, вынувший русскую библию и прочитавший это место по-русски.

– А у Тимофея, прибавил он, ещё лучше сказало, каков должен быть истинный пастырь – почитаем: верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает. Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж... не корыстолюбив... не сребролюбив... – а мы видим пастырей – таких, которым не дай за свадьбу 8–9 рублей, они готовы тебя год целый водить с венцом.

– Премудрый Сирах говорит: не всякому слову верь (Сир.19:16). Очень ведь много неправды говорят про нас: возможно, что и есть среди священников корыстолюбивые; кто без греха? Ведь, пшеница и плевелы, по воле Господа, должны расти купно до жатвы, а вы хотите, помимо воли Господина, истребить эти плевелы, обвиняя огульно всех священников. А я лично вот что скажу вам: обвиняют священников в корыстолюбии обыкновенно такие люди, которые никогда и ничего священникам не платили и не платят, напр. сектанты.

– Но всё же корыстолюбцев в священники ставить не надобно.

– Разбирать – кто достоин священного сана – дело не простых мирян, а епископа, как показывает ап. Павел в своём наставлении Тимофею – епископу Ефесской церкви (Тим.3:1–15). Вы же, рассуждая о достоинствах и не достоинствах священников, являетесь нарушителями слов ап. Павла, на которого сами вы и ссылались. Обязанность мирских людей – повиноваться и слушать своих пастырей (1Пет.5:5; Евр.13:17), а не пересуживать их. Да неужели вы думаете, что священник должен служить даром, не получая ничего за своё служение?

– Да, только из усердия; Сам Христос сказал Апостолам, посылая на проповедь: даром получили, даром и давайте. Не берите ни злата, ни серебра, ни меди в пояса свои.

– Рассмотрим, – правильно ли вы рассуждаете и понимаете это место. Если мы станем читать этот стих сначала, то увидим, что Господь Иисус Христос говорит здесь вовсе не о даре служения, а о даре чудотворений, ибо Он начал так: „больных исцеляйте, прокажённых очищайте, мёртвых воскрешайте. Даром получили, даром давайте“. Дар чудотворений, действительно, даётся не за деньги, а даром – по вере и за веру. И из Апостолов дар этот имели не все.

– Да, кажется, только трое, заметил один из молокан.

– Так вот видите о каком тут даре говорится, да притом – дар чудотворений могут иметь как пастыри, так и миряне. А дальше Иисус Христос говорит: не берите – с собой, т. е. идя вдаль на проповедь Евангелия. Почему не велит брать? А потому, что трудящийся достоин награды, добавил Он. Этими последними словами ясно Господь обязывает одних трудиться, а других платить за труды. Ведь и Сам Он принимал от усердных даяний (Лк.8:3). И так, усердие пастырей необходимо требует взаимного усердия и от пасомых – и последнее должно даже предупреждать первое.

– Ну, хорошо, мы согласны с тем, что брать за требы можно; но только брать нужно – кто сколько даёт.

– Прежде чем приступить к разъяснению этого, я вас спрошу: принимаете ли вы всю Библию, т. е. признаёте ли не только книги Нового Завета, но и книги Ветхого Завета?

– Ну, и отлично. Вот в книге числ в 18 гл. записано, повеление Господне, чтобы священники и левиты брали за своё служение прямо определённое вознаграждение в виде целых жертвенных животных или частей их, начатков плодов, десятин от народа и даже известный выкуп деньгами; сынам Левия, говорит Господь, Я дал в удел десятину из всего того, что у Израиля, за службу их (Числ.18:21). Повеление это остаётся в силе и в новозаветное время, ибо отмены его в Новом Завете мы не видим. Правда, закон христианский – закон свободы, но эту свободу нельзя понимать так, что мы теперь будто бы не обязаны ничем служить духовной власти. Напротив, эта свобода требует от нас любовного повиновения. „Хотя к свободе призваны вы братия, говорит Апостол, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу“ (Гал.5:13). Итак, ветхозаветное повеление брать за служение жертвеннику остаётся не только в силе, но на него, как увидите, ссылается в подтверждение того же и Новый Завет.

– Нет, мы что-то этого не находили, а ап. Павел так прямо брать не велит и сам никогда ничего не брал, смело и решительно заявил молоканин, – православные слушатели, как заметил я, с особым вниманием прислушивались к прению по вопросу, очевидно, для них животрепещущему некоторые переглянулись, когда молоканин так смело сослался на ап. Павла.

– А как же он пишет к Галатам: наставляемый словом делись всяким добром с наставляющим (Гал.6:6), спросил я. Иначе сказать, Он повелевает, как и в Ветхом Завете, платить служителям слова Божии всяким добром: и пищей, и одеждой, и плодами, и деньгами. И не вина пастырей, что христиане ныне уже не так усердны и милостивы, чтобы делиться с ними всяким добром. Как же им поступать после того?

– Нужно обложить всех одинаково – и будут платить, сказали все сектанты.

– Вот видите, вы уже сейчас другое похожее на истину заговорили. – что значит правильно вникнуть в Писание! Против чего вы раньше так сильно восставали, теперь сами добровольно признаёте законным требованием. Итак, священнику брать вознаграждение за свои труды не только можно, но и законом повелевается. А так как всяким добром никто не платит, то следует, как вы говорите, и обложить (но рассуждать об этом не наше дело) всех одинаковым, как в Ветхом Завете, денежным выкупом. О таком взаимном отношении пастырей с пасомыми ап. Павел очень подробно говорит в послании к коринфянам: или мы не имеем власти есть и пить? или не имеем власти иметь спутницей сестру, жену, как и прочие апостолы и братия Господни и Кифа? Или один я и Варнава, не имеем власти не работать? Какой воин, служит когда-либо на своём, содержании? Кто, насадив, виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада? По человеческому ли только рассуждению я это говорю? Не то же ли говорит закон? Ибо в Моисеевом законе писано: не заграждай уста вола молотящего (слышите – в подтверждение опять ссылается на Ветхий закон). О волах ли печётся Бог? Или: конечно для нас говорится? Так для нас это написано·. ибо кто пашет, должен пахать с надеждой и кто молотит, должен молотить с надеждой получить ожидаемое. Если мы посеяли в вас духовное, велик ли то, если пожнём у вас телесное? Если другие у вас имеют власть, не паче ли мы? Однако мы не пользовались сей властью, но все переносим, дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову. Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования (1Кор.9:4–14).

Одному сектанту очень не поправились вычитанные слова Апостола, на которого они так настойчиво указывали, держась противоположного мнения.

– Э, братцы! Миссионер уж к нам залез: не пускайте его! – воскликнул он в возбуждении, желая, вероятно, тем возбудить и свою братию к шуму и нарушению мирного течения беседы. Но этот им манёвр не удался, – пылкий со-вопросник возбудил лишь общий смех.

– Напрасно ты, друг мой, горячишься! Ведь не моя вина, что Апостол, на которого ты ложно ссылался в данном вопросе, так твёрдо и ясно обличает тебя и тебе подобных. Таким образом, продолжал я, и апостол Павел подтверждает ту же истину, что не только пастырь, но и его семейство должны жить на средства своей паствы. В словах Апостола вы даже слышите как бы сильное сетование на коринфян (и других христиан, не исполняющих закона о платеже) за то, что они не платили ему: какой воин живёт на своём иждивении? Кто, насадив виноград, не ест от плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада? Пастыри трудятся для своих пасомых, – сеют в них духовное, так велико ли будет, если они за это пожнут от них телесное? – Что же касается того, что ап. Павел не брал с коринфян (да и солунян), то на это были особые причины: между ними были раздоры и споры подобно вашим, так он, чтобы не подать повода ещё к большим раздорам, и чтобы тем не преградить путь к благовествованию. – добровольно отказывался от платы, хотя и имел право, „ Или мы не имеем власти есть и пить? Если другие имеют власть, не паче ли мы“? Но с других он брал подаяния.

– Нет этого нигде не писано, мы знаем, ап. Павел ни с кого не брал.

– Так ли? Поищем и на это свидетельства. Вот он сам говорит тем же коринфянам только в другом послании: другим церквам я причинял издержки, получал от них содержание для служения вам; и будучи у вас, хотя терпел недостаток, никому не докучал. Ибо недостаток мой восполнили братия, пришедшие из Македонии (2Кор.11:8–9). За такие же издержки и обильные приношения он благодарит и филиппийцев: я весьма возрадовался во Господе, что вы уже вновь начали заботиться о мне; вы и прежде заботились, но вам не благоприятельствовали обстоятельства. Говорю это не потому, что нуждаюсь, ибо я научился быть довольным тем, что у меня есть. Умею жить и в изобилии, научился всему и во всём: насыщаться и терпеть голод, – быть и в обилии и в недостатке. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе. Впрочем, вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби. Вы знаете, филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних. Вы и в Фессалоники и раз и два присылали мне на нужду. Говорю это не потому, что я искал даяния, но ищу плода, умножающего в пользу вашу. Я получил всё и избыточествую; я доволен, получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу. Бог мой да восполнит; всякую нужду вашу по богатству Своему в славе Христом Иисусом (Флп.4:10–19).

Так знайте теперь, что и ап. Павел за своё служение Церкви брал, да иногда даже столько, что мог жить в изобилии и переизбыточествовать.

Итак, из настоящих бесед вы убеждаетесь, что слово Божие на нашей стороне как в вопросе о признании пастырями и учителями только тех, которые уполномочены и рукоположены (а все остальные, подобные вашим не поставленным пресвитерам – самозванцы), так и в вопросе о содержании их на средства пасомых, значит, и нарекания ваши несправедливы.

В заключение, же наших бесед я обращу ваше внимание вот на какое обстоятельство. Определённой платы за священнические требоисправления не существует; вот поэтому и зовут нас почти всех корыстолюбивыми, ибо почти всем кажется, что мы берём лишнее. Думает так и тот, с кого берут за свадьбу 15–10 руб., равно как и тот, с кого 5– 3 и даже 1 рубль. Одни думают, что священник, взимающий 20–40 коп. за молебен, берёт лишнее (значит – он корыстолюбив), ибо по-ихнему довольно бы и 15 коп.; другие думают, что и 15 много, можно бы 10 коп.; третьим и 10 кажется многим, можно бы довольствоваться 5– 3 коп.; есть, наконец, и такие, которым и 3 коп. кажется многим (значит и по их – корыстолюбив), почему бы не даром, как и вы утверждали сначала. Так уж люди привыкли считать всякое взимание лишним, когда приходится добровольно, по совести (и совесть ныне редко у кого чиста!) платить пастырям за труд, тогда как в других такое (если не большее) же внимание считается вполне законным и обязательным. Ведь никто не осудит врача, что он берёт рубли и десятки рублей при лечении больного за написание двух строчек рецепта! Мало осуждают и адвоката, пишущего иногда полу-листовые просьбы в суд за сотни рублей. Никто не обидит инженера, архитектора, приехавших посмотреть на изломанную машину, или на треснутое здание и требующих значительную плату! Одни только мы терпим почти постоянные упрёки. А на самом деле и не за что нас называть корыстолюбивыми, ибо мы берём за труд столько, сколько установлено обычаем известного прихода; при этом не забывайте, сколько за нашей паствой в долгу без отдачи.

Так вот и судите, – правильны ли те нарекания, которые сыплются на нас пастырей со всех сторон и будут долго ещё сыпаться, пока не упорядочится вопрос о содержании духовенства. А до того времени, друзья мои, в осуждении нас – пастырей будьте милостивы и за усердие наше служите и своим усердием; помните, что всякая жертва ваша нам есть исполнение повеления Божия, а потому она и будет благоприятна и благоугодна Ему, так что Он, всещедрый, по слову ап. Павла, да исполнит всякую нужду вашу по богатству Своему в славе Христом Иисусом (Флп.4:19).

Пензенский миссионер Священник С. Магнусов

Один старообрядец австрийского толка пришёл ко мне на дом и высказал своё удивление, сожаление и неудовольствие по поводу того, что их духовные лица не признаются всей православной церковью и нашим правительством „в сущем сане“. Удивлялся он тому, что такие учёные люди, каковы представители власти светской и духовной, не могут понять, что происшедшая от не изверженного из сана и не запрещённого митрополита Амвросия иерархия есть законная; сожалел о том, что лучшие люди в старообрядчестве, каковыми являются их духовные, признаны властью, не только не пользуются подобающим почётом, но и преследуются незаслуженным презрением; недоволен был тем, что таким отношением к их духовным особам всему старообрядчеству наносится оскорбление в самом священном чувстве – религиозном. Я счёл нужным разобрать каждую из этих трёх мыслей отдельно.

Миссионер. Чем доказывается законность принимаемого вами священства, личными вашими соображениями или церковными правилами?

Старообрядец. Конечно, церковными правилами! Потому-то и обидно нам, что при принятии митроп. Амвросия тщательно были подобраны и соблюдены все церковные правила, а ставленники его не признаются „в сущем сане“.

Мис. Нет, не все церковные правила были соблюдены вами при чиноприёме Амвросия. Не было соблюдено и даже не было принято к сведению самое главное правило, которое вполне соответствовало положению Амвросия, как вдовствующего святителя.

Стар. Какое?

Мис. Не было соблюдено, напр., 16 правило поместного Антиохийского собора, в котором говорится: „Иже кроме совершенного собора, или самого митрополита на праздный церкве престол наскочит, аще и сам есть празден, от епископии да будет извержен“. Толкование: „Празднаго убо епископа, не имущаго епископии, в праздную церковь, не имущую епископа, поставляти от совершеннаго собора, ту сушу и митрополиту тоя области, се правило повелевает, а не самому о себе престол восхищати, аще и от всех людей града того нудим есть, аще не хощет быти отвержен“.

Стар. Да ведь это правило написано для руководства православным епископам, а Амвросий пришёл к нам от ереси.

Мис. Пусть будет так! Но ведь по переходе-то к вам он, по вашему мнению, сделался православным. Поэтому вышеприведённое правило сделалось и для него обязательным. Так ли?

Стар. Немного не так. Это правило не обязывало Амвросия обращаться к Константинопольскому патриарху с его собором за позволением водвориться в Белой Кринице. Он, как пришедший от ереси, обязан был исполнить только те правила, которые написаны в руководство для принятия от ереси приходящих, напр., 8 правило 1 вселенского собора.

Мис. Будем разбирать это правило и применение его учредителями вашей иерархии. 8 правило 1 вселенского собора состоит из двух частей: в первой части говорится о таком действии, через которое обращающийся от ереси делается членом церкви, а во второй – о таком действии, через которое обратившийся от ереси делается пастырем церкви. В толковании 8 правил 1 вселенского собора первое действие оканчивается словами: „токмо святым миром помажутся“. Вот эта часть правила вами над митрополитом Амвросием и была исполнена. После миропомазания он сделался, по вашему мнению, из еретика старообрядцем-мирянином и только. И никто не оспаривает у него этого титула. Но далее во второй части как самого правила, так и толкования на него говорится о том, что если новоприсоединённый будет епископ, то на воле православного епископа остаётся дать ему пресвитерское достоинство или же устроить его „в селе негде епископа“, „епископскаго же дела никакоже прокоснутися“. Но так как эта вторая самая важная часть правила не была исполнена Амвросием, и паства ему никем не была вручена, то все действия его, совершенные у вас, противозаконны. Следовательно, наши учёные канонисты совершенно нравы, когда не признают ваших именуемых епископов „в сущем сане“.

Стар. Это правда, что паства Амвросию никем не была вручена. Но разве нельзя было ему, за неимением епископа, самому принять паству?

Мис. Нет! В 37 главе Кормчей книги повелевается принятых от ереси через миропомазание, как „потщаливых мирских человеков поставлять в сан, в нем же беша, или пресвитери, или диакони, или ино что“. Отсюда ясно видно, что право на священнодействия и власть пастырская могут быть даны только через рукоположение; а так как Амвросий по миропомазании не был поставлен в сан, „в нем же бе“, то он и остался „потщаливым мирским человеком“. Теперь скажу вам по поводу вашего заявления и сожаления, что лучшие, по вашему мнению, люди, каковы старообрядческие духовные особы, терпят незаслуженное презрение. Понятие „лучшие люди“ – очень условное и растяжимое. Пусть ваше духовенство набирается из лучших людей: лучших торговцев, лучших ремесленников, лучших земледельцев, но если они, как уже я доказал, принимают на себя другое звание в нарушение церковных правил, то, несмотря на их похвальные личные качества, они заслуживают испытываемое ими иногда презрение. Далее, ваша мысль, что непринятием вашего лже-священства „в сущем сане“ наносится вам обида и даже оскорбление в вашем религиозном чувстве, мне кажется странной. Чтобы вы сказали, если бы все старообрядческие епископы, попы, отцы, наставники, большаки потребовали признания их прав и в каких-то санах. А ведь все эти и лже-епископы ваши, и беглые попы, и беспоповщинские наставники держатся старых книг и старых обрядов!

Стар. Ну, там какие-нибудь странники или бегуны, те и не домогаются этих прав.

Мис. Плохо вы знаете их! Они не домогаются этих прав не потому, что не признают их за собой, а поточу, что считают их глубоко попранными. Нет, друг! Ваше мнимое духовенство, благодаря связям, честолюбию заправил ваших и по другим причинам, „о них же не леть есть глаголати“, держит голову высоко, местами наравне, а местами и повыше законного православного духовенства.

Стар. Это бывает очень редко и случайно. А закон не даёт им ни почёта, ни свободы от повинностей. Католические ксёндзы, лютеранские пасторы и даже магометанские муллы признаны в своих чинах, освобождены от воинской и других повинностей, а наш архиепископ Московский Иоанн (Картушин) на случай подписи в официальной бумаге должен писаться „отставной казак Иустин Картушин“. На что это похоже? Явная несправедливость.

Мис. Все эти на ваш взгляд печальные явления вполне естественны. Ваших попов высылают на учение или зовут на сбор потому, что не признают законности их священства. Ведь вы согласились со мной, что вторая и самая нужная часть 8 правила I вселенского собора при чиноприёме Амвросия была нарушена. Что же вы волнуетесь?

Стар. Я вспомнил ещё одно доказательство в пользу основательности нашего протеста против незаконного унижения нашего духовенства. Католики погрешают в догматах веры, а магометане и во Христа не веруют, а, между прочим, пользуются царскими милостями. Мы же, не погрешающие в вере, находимся в унижении.

Мис. Успокойтесь! Я вам сейчас докажу, что царскими милостями пользуются все без различия, а правами пользуются только имеющие их. Вы удивляетесь тому, что более заблуждающиеся в вере признаны в своих чинах, а менее заблуждающиеся не признаны. Но ваше удивление совершенно напрасно! Скажите мне, пожалуйста: ксёндзы, пасторы и муллы считают ли себя наместниками Петра, Алексия и Ионы, Московских чудотворцев, и имеют ли они претензии на Московский Успенский собор?

Стар. Я думаю, что им не до него.

Мис. А ваши владыки ведь не прочь бы первенствовать в первопрестольной?!

Стар. Где уж нам?

Мис. Дело не в возможности, а в желании. 

Стар. Желать овладеть Москвой могут и иноверцы.

Мис. Если бы иноверцы овладели Москвой, то они сказали бы тогда: завладели мы гнездом схизматиков или гяуров. А вы что сказали бы в этом случае? Говорите по совести.

Стар. Мы сказали бы тогда: возвратили мы своё отеческое достояние!

Мис. Благодарю за откровенность. Теперь вы можете понять, что инославные и иноверные народы для нас только гости или соседи, гости, правда, неблагодарные и соседи опасные, но не самозванцы. Они законно занимают свои места. Поэтому если бы мне пришлось говорить с турецким султаном или с римским папой, то я обратился бы к первому с словами: „Ваше Величество“, а к другому: „Ваше Святейшество“, отнюдь не желая исполнять указы одного и не ища благословения другого. У меня – слава Богу – есть свой царь и свой святитель! Но если бы, – чего не дай Бог! – где-либо на окраине нашей Империи появился император, подобный Пугачёву, с претензией на престол Романовых, то, „прилипни язык мой гортани моему“, если бы я решился назвать его: „Ваше Величество“! Теперь сами судите: если явится ко мне ваш митрополит, претендующий на Успенский Московский собор, то могу ли я при наличности православного законного святителя обратиться к нему, вашему лже-митрополиту: „Ваше Высокопреосвященство“!

Стар. Очень обидное сравнение.

Мис. Зато оно без натяжек и выходит из положений, вами признанных.

Стар. Вы скажите мне не о самозванстве, а о том, можно ли глубоко заблудившихся в вере признавать, а совсем не погрешающих в вере отрицать. Да вы говорите от писания, а не примерами.

Мис. Хорошо! Слушайте! Кир, царь персидский, был язычник; но вот что говорит о нём Бог через пророка Исаию: „так говорит Господь помазанному моему Киру; я держу тебя за руку, чтобы покорить тебе народы“ (Ис.45:1). Напротив, Авессалом, сын Давида, был благочестивый еврей и даже заговор свой против отца приурочил к жертвоприношению, однако этот богомолец был злейший бунтовщик, а не царь.

Стар. Это пример из гражданской истории, а не из духовной.

Мис. Потерпи немного! В то самое время, в которое Бог назначал Аарона в первосвященника, Аарон допустил идолослужение; но Бог Своего определения не отменил за такое глубокое падение (Исх.28:1,32:5). Наоборот, Корей, Дафан и Авирон за то, что домогались священства, не будучи призваны к тому Богом, живыми сошли в преисподнюю (Числ.16:33), несмотря на то, что они от веры в истинного Бога не отступали, даже явили усердие служить Ему, но не по воле Его. Вот почему наше православное правительство в рассуждении о законности или незаконности данного лица, именующего себя священником, исследует не то, чья вера правее, т. е. ближе к истине, а то, кто каким, способом получил звание священства. Так как подробный разбор церковных правил показал, что ваши мнимые епископы и попы носят эти имена незаконно, то уже не посетуй на меня, что я являюсь таким беспощадным обличителем подделки под подлинное священство. Ведь правда, по пословице, груба да Богу люба!

Миссионер К. Картушин

Современное сектантство и борьба с ним в Екатеринославской епархии. Шелапуты: статистические сведения; кощунственно-отрицательные воззрения шелапутов на святыни православия, таинства и установления церковные. – Взгляд на брак и семью. – Отношения к общественным обязанностям и присяге. – Санитарное состояние секты. – Штундисты: статистика; догматическое учение. – Свободный взгляд на Евангелие и социалистические тенденции. – Прозелитизм секты и организация пропаганды.

Сектантство Екатеринославской епархии представляет два совершенно противоположных типа религиозных заблуждений – мистический (шелапуты) и рационалистический (штундисты).

Шелапуты. Шелапутство проникло в Екатеринославскую епархию в начале 60-х годов из Полтавской епархии, Донской области и Кавказа, и привилось в 20 приходах епархии, находящихся в пяти уездах, а именно: в Мануиловке, Софиевке (Славяно-сербского уезда), Петровке, Попасном, Ждановке, Афанасьевке (Новомосковского у.), хуторе Водяном, Петропавловке, Доброволье, Хорошем (Павлоградского у.), Батайске, Койсуге, Царь-Даре, Елизаветовке, хуторе Узяки, Ейском укреплении, Екатериновке (Ростовского у.), Николаевке, Ольговке и Благодатном (Мариупольского у.).

Число шелапутов в епархии простирается до 382, но в виду скрытности этих сектантов число их должно полагать большее. Как по существу веро-право-учения, так и по отношению к православной церкви и местному населению, шелапуты Екатеринославские те же хлысты. Они также сохраняют, по практическим побуждениям, общение с православной церковью, в действительности же содержат совсем не христианские верования. Сведения о вероучении их приходится добывать большей частью от лиц, возвратившихся из шелапутства в лоно православной церкви, так как сами сектанты тайн своего верования не открывают. Достоверно одно, что шелапуты к Церкви православной и к учреждениям её (таинствам, иерархии и богослужению) относятся не только отрицательно, по и крайне враждебно, хотя по практическим побуждениям и посещают храмы довольно часто. Православную Церковь они называют не иначе, как языческой, „Вавилоном“. Вся их догматика основана на учении о перевоплощении Христа и ложном воззрении на озарение Духом Святым каждого верующего. Отсюда у шелопутов – лжехристы и лже-богородицы.

На вопрос миссионеров о побуждениях их к оставлению Церкви и переходу в секту, они, обыкновенно, отвечают, что было время, когда они покланялись деревянным богам (разумеются св. иконы), теперь наступило другое время, и они познали истину и должны покланяться живому Богу „Сыну Божию“, т. е. лжехристу шелапутов. Желая совратить православного человека в свою секту, шелапуты говорят: „не должны вы, братия, ходить в церковь, а должна в вас церковь войти. Не должны зажигать лампады перед иконами, а должны зажигать их в сердце своём. То не церковь, что построена из камней, а языческое капище, а каждый из нас составляет церковь, а все вместе Церковь апостольскую³⁰⁵. Священное Писание шелапуты принимают, по толкуют его иносказательно и отрицают действительность описываемых в Евангелиях событий из жизни Спасителя, придают этим событиям смысл духовно-нравоучительный. Священное же предание заменяют им псалмы, слова и письма лжехристов и лжепророков. По взгляду сектантов, спасение получают одни лишь святые, т. е. шелапуты, остальной мир лежит во грехе. Таинства крещение и причащение они считают излишними, хотя детей своих крестят, а иные относятся к упомянутым таинствам крайне кощунственно. В частности, о таинстве крещения шелапуты выражаются так: „Что это за крещение? Разве то крещение, что в воде выкупают тебя? То крещение, чтобы просветиться Духом Святым“. О таинстве причащения шелапуты рассуждают так: „Какая это святыня: всё равно, что ложку борща съесть, что причаститься“. Один из шелапутов высказал, что православные причащаются не Тела и Крови Христовой, а крови бесовской. Точно также считают они для себя не нужными богослужение и обряды православной Церкви, как внешние, а не духовные средства богоугождения. По мнению их, нужно прежде всего создавать в душе своей храм и проявлять упоминаемые в послании к Галатам (5 гл.) дела духа: кто достигает этого, тому внешний храм без надобности. Крестное знамение сектанты употребляют, а равно в домах их имеются и иконы, но в частных разговорах с православными проповедуют, что иконы – идолы, и следует кланяться не дереву и краскам, а живым богам, т. е. шелапутскпм лжехристам. Церковные праздники они почитают, но у себя дома и по-своему. Что касается постов, то налагая на себя посты особые и вообще стараясь явить себя великими постниками, шелапуты позволяют себе намеренно в Страстную седмину есть сыр и яйца. Считая душу саму по себе доброй и святой, на тело человека сектанты смотрят, как на вместилище греха, которое всякими способами нужно изнурять. Впрочем, по их мнению, душу имеют одни верующие, т. е. шелапуты, а православные довольствуются низшим видом её – „паром“. Определённых правил при изъяснении слова Божия у хлыстов нет: толкуют Писание они по внутреннему духовному озарению и, так как последнее у разных лиц бывает не одинаково, то являются бесконечные разногласия и противоречия. Учение сектантов о Боге, Св. Троице, Иисусе Христе, Св. Духе, воскресении мёртвых, страшном суде, аде, рае, почти неизвестно. Умерших сектанты отпевают в православной Церкви, но поминок не устраивают, панихид не служат и не подают грамоток на проскомидию.

Брака, в смысле учения православного, сектанты по признают, называя его плотским, греховным; нужен брак духовный, но которому каждый сектант, кроме плотской его жены, должен иметь „духовную“, а каждая сектантка, кроме плотского мужа „духовного“. Особенно тяжело положение православной жены при совратившемся муже: последний, обыкновенно, не хочет кормить своей законной семьи, а отдаёт свободные деньги своей духовной жене. Детей сектанты называют вражеским, чёртовым племенем, „врагу полезным, а не добрым людям“, каковыми только самих себя они считают. Потому они стараются жить так, чтобы детей у них не было, чего в большинстве случаев и достигают. Образованием своих детей мало интересуются и в школы не отдают. Из книг печатаных между ними наибольшей известностью пользуется „Указание пути в Царство Небесное“.

Все государственные и общественные повинности шалопуты выполняют беспрекословно, а также принимают присягу, в душе отрицая её. Сплотившись в тесную общину, сектанты живут обособленно и к православному населению относятся крайне враждебно; теми же чувствами отвечают им и православные.

По причине усиленных пощений, а также ночных радений, соединённых с вредными для здоровья скачками и верчениями, шелапуты не отличаются физическим здоровьем: бледные, измождённые лица, тусклые глаза, вялость движений, ясно свидетельствуют об их неспособности к труду, вследствие чего они не отличаются зажиточностью и в общем бедны.

Штундисты. Секта штундистов появилась в 60-х годах под влиянием пропаганды немцев, последователей нео-баптизма (баптизм тоже)³⁰⁶. Число последователей штундистов в епархии в настоящее время простирается до 773 (взрослых мужчин и женщин).

К вероучению православной Церкви штундисты относятся вполне отрицательно. Из православной догматики остались, в неповреждённости только три догмата: Троичность Лиц Божества, воплощение Сына Божия, Иисуса Христа и догмат об искуплении. Догматы о Св. Духе, о Божественном происхождении церковной иерархии, таинствах, как необходимых орудиях действия в Церкви Св. Духа, о почитании святых и их мощей, о иконах, кресте или вполне ими отрицаются, или искажены до неузнаваемости. Что касается богослужения православной Церкви, то оно совершенно отрицается сектантами, которые сравнивают его с служением Ваалу. Сектанты верят, что есть вечный и истинный Бог Отец, Сын и Св. Дух. Путь к познанию Бога один – Божественное Откровение писанное и Св. Дух (1Кор.21:14; Ев. Иоан. 14 и 25 гл.). Но и божественное откровение, писанное не всё обязательно для штундистов. Ветхий Завет – это только тень будущих благ, им они пользуются редко в своём вероучении, кроме тех случаев, когда хотят обвинить православных в мнимом идолопоклонстве. Все доказательства правоты своих религиозных воззрений штундисты заимствуют из Нового Завета, экземпляр которого каждый из них носит в кармане. Другого источника вероучения штундисты не хотят знать и о Св. Предании выражаются так: „Это густой тёмный платок, которым попы закрывают очи людям“, и под Св. Преданием разумеют слово Божие писанное и переданное, т. е. Новый Завет. Но и в отношениях штундистов к Новому Завету замечается полный произвол. В этом направлении мысль современных штундистов, всё более и более расширяя область своего отрицания, приняла направление крайне опасное для социально-политического строя нашего отечества. Тот, кто наблюдал штунду в начале её истории в 60 и 70 годах, когда всё религиозное содержание её заключалось в благочестивых упражнениях: в чтении Евангелия, в пении духовных стихотворений и молитвенных импровизациях, часто сопровождавшихся вздохами и слезами, в настоящее время удивился бы тому перевороту, какой совершился в отношениях штундистов к Евангелию. Штундист первоначальной формации верил в то, что Христос искупил его, любил Христа, читал Евангелие и плакал; отрицание его сводилось к тому, что он ничего не хотел знать, кроме искупившего его Христа и на все убеждения православного миссионера обыкновенно отвечал: „Я ничего не хочу знать, кроме искупившего меня Христа“. Евангелие для него, действительно, было книгой жизни, по которой он стремился перестроить свою личную жизнь во всем её объёме. Этот период в истории нашей штунды, продолжавшийся очень короткое время, можно назвать периодом пиэтистическим. Отношение современного штундиста к Христу и Евангелию совершенно противоположного характера: современный штундист также много говорит о своей любви ко Христу и очень усердно читает Евангелие, но он любит Христа, но как Бога Искупителя, не как нравственный идеал, не как социально-политического деятеля, как реформатора, он любит не Евангельского Христа, а „своего“, которого создало его воображение, под влиянием впечатлений материальной жизни, предав ему черты социального реформатора. „Мы знаем, что ваше учение самое истинное, заявил нам во время беседы в с. Перещепиной (Ново-московского у.) штундист И. К-ц, но мы не желаем идти за вами; мы не любим вашего Христа; вы с вашим Христом меняли людей на собак, а мы с нашим Христом желаем быть свободными“. „Освободились от панов, освободимся и от попов“, заявил другой штундист в с. Васильковке (Павлоградского у.). В Евангелии современный штундист ищет не правил нравственной жизни, не „глаголов жизни вечной“, но оправдания своих социальных и общественно-экономических чаяний, он смотрит на Евангелие как на кодекс правил социальной и общественно-экономической жизни, и потому не дух свой устрояет по Евангелию, а приспособляет Евангельские тексты к своим воззрениям, созданным под влиянием условий материальной жизни. Если бы мы пожелали открыть причины этого явления, то мы должны искать их в роковой склонности народного духа искать в Евангелии не Царствия Божия и правды его, а улучшения своей материальной жизни. Это явление наблюдалось всегда, когда Евангелие становилось достоянием народной массы. Догмат для народной массы имеет мало цены: она ищет в Евангелии прежде всего разрешения задач практической жизни и ему она приносит в жертву самые высокие нравственно-догматические истины. Эго особенно заметно на примере наших штундистов, в жизнь которых Евангелие не внесло никакого нравственного улучшения и которые в Евангелии ищут прежде всего оснований для своих свободолюбивых стремлений в области общественной и социально-экономической жизни. В отношениях к православным пастырям и своим односельчанам штундисты являют себя крайне дерзкими и враждебными. Пастырей называют не иначе, как „господин“, а православных крестьян – слепыми пьяницами и проч. О государственном порядке штундисты рассуждают так: „мы обязаны повиноваться власти, где это не противоречит заповедями Царя царей; но так как заповеди Царя царей штундисты толкуют по своему произволу, то и повиновение властям у них становится также произвольным, доказательством чего может служить тот факт, что в прошлый рекрутский набор многие штундисты отказались дать присягу на верность службы. Штундисты отличаются необыкновенным усердием к прозелитизму, стараясь при всяком удобном случае посеять в православном крестьянине недоверие к святой православной Церкви и чистоте её вероучения, кощунственно при этом смеясь над св. иконами и православным духовенством. Для тех же целей прозелитизма, штунда имеет хитро организованную миссию с точным распределением районов миссионерской деятельности, с определённым жалованием миссионерам и проч., руководимой из Гамбурга заграничными друзьями наших штундистов. Местами для пропаганды штундисты избирают рудники, угольные копи, чугунно-литейные заводы. Последователей себе штундисты находят главным образом в среде представителей городского и сельского пролетариата, людей не довольных данными условиями жизни, дерзких и не спокойных по характеру, чающих от секты прежде всего улучшения экономического. Кощунственное порицание святыни православной Церкви, недовольство окружающею жизнью воспитывает молодое поколение сектантов в направлении крайне опасном, развращающем ум, волю и сердце. Вообще штунда грозит православной Церкви и государству нарождением страшного типа людей без веры, без любви к Церкви, родине и отечеству.

По донесениям миссионерских комитетов штунда в епархии в общем ослабевает, штундисты не проявляют того религиозного пыла, какой они проявляли 10–12 лет тому назад и большинство из них впало в религиозный индифферентизм; это должно сказать главным образом о тех штундистах, которые остаются в штунде более или менее продолжительное время и успели узнать тайны вероучения и религиозно-общественную жизнь штундистов. Новых совращений в штунду в отчётном году не было. Исключение в этом отношении должно быть сделано для сёл: Васильковки (Павлоградского у.) и Дебальдево с хут. Волчанским (Александровского у.). В означенных сёлах штунда, не проявляя признаков ослабления, находится в периоде высокой напряжённости своих религиозных интересов, представляя из себя тесно сплочённую религиозную общину, мало поддающуюся влиянию деятелей миссии. Это явление объясняется тем, что во главе названной общины сектантов стоят лица (крестьянин с. Васильковки, Макарий Гаркуша и крестьянин с. Дебальцево, Павел Евсюк) безрассудно упорные в своих религиозных заблуждениях, дерзкие на публичных собеседованиях и ревностные распространители в местном населении заблуждений своей секты. При этом в истории названной сектантской общины имело место событие, которое значительно содействовало утверждению штундистов в их религиозных заблуждениях: за свои молитвенные собрания, не дозволенные законом, штундисты были оштрафованы земским начальником по 15 руб. каждый, съезд же земских начальников этот штраф отменил и, чем даль основание штундистам к распространению в местном населении убеждения, что их вера дозволена законом и что только одни священники из своих корыстных расчётов преследуют их. Должно указать на отсутствие единодушия и усердия в деятельности Васильковского миссионерского комитета, как на причину, ослабляющую успехи миссии в с. Васильковке. Единственным средством к ослаблению штунды в названных пунктах остаётся административная высылка вышеупомянутых вожаков штунды и усиленная, проникнутая единодушием и любовью к делу, деятельность местного миссионерского комитета.

Епарх. миссионер А. Дородницын

Люди, мало знакомые с теми весьма трудными и сложными условиями, при которых приходится действовать миссии среди раскола и сектантства, не без предубеждения иногда вопрошают деятелей миссии: а где плоды ваши, сколько душ воссоединили; какая польза от ваших собеседований и проч.? Плоды бесед и других многоразличных способов и приёмов миссионерских действий не исчислимы, ибо они неуловимы, не определимы для наглядного измерения: дух идеже хощет дышет. При этом важность не в количестве, воссоединений, а в нравственных качествах лиц, воссоединённых: в степени религиозного убеждения в истинах православия, со стороны присоединённых, в силе искренности и мужества духа, с каким новоприсоединённый решается порвать кровную свою связь с той средой, которая могуча своей сплотнённостью и силой тяжкого давления на вышедших из этой тьмы к свету православия. Так что иногда один воссоединённый дороже десятков и сотен, ибо он, как корень света и добра может дать зеленеющие побеги. В этом отношении особенного внимания заслуживают присоединения передовых членов расколо-сектантских общин, наставников, уставщиков и проч.

В последнее время Господь благословил миссионерские труды подвизающихся почти одновременно несколькими знаменательными, много обещающими в будущем воссоединениями.

Так, 8 апреля в Кронштадте воссоединён настоятель или уставщик беглопоповской общины, станицы К., Донской области, Ф. С. Шмаков, уроженец посада Лужки, Черниговской губернии, – этого главного центра беглопоповской секты. Живой, энергичный, способный и отзывчивый, он всю душу свою отдал интересам своей секты, которой в последние два десятилетия наносит сильный ущерб австрийская поповская секта.

Борьба беглопоповства с австрийской сектой сделалась неравной, когда стала умножаться у последних церковная лже-иерархия, а у первых оскудела, за трудностью добывать беглых попов. Феодор Семёнович, в борьбе „с австрийщиной“ за интересы своей секты, увлёкся заботами „об окормлении“ своей „беглопоповской – церкви“ священством, – всюду „рыскал“, по его выражению, за поисками „попов“, с которыми он потом путешествовал по всем центрам и закоулкам беглопоповщины, исколесив всю Россию. Ф. С. имел свою подвижную церковь, антиминс времён патриаха Филарета, миро старинное, в котором давно, по его выражению, и духа-то мирного, а не только вещества, не осталось. В душепагубных заботах, о церковных интересах своей секты много содействовала Ф. С-чу его жена, уроженка калужского раскольничьего центра, – женщина получившая школьное образование.

Зазорное поведение беглых попов и собственная нравственная чуткость этого беглопоповского ходатая давно начала просветлять его ум и тревожить совесть: он всё яснее и яснее видел ложь раскольничьих заблуждений и свет истины православия. Ф. С. следил и за беседами миссионеров и за текущей литературой полемической. Он ещё мальчиком начал участвовать в полемике и впервые вступил возражать о. Павлу Прусскому. Последний пророчески предсказал оппоненту – мальчугану, положив свою руку на его головку и сказав: молодец, да ты будешь православный.... С о. Павлом до смерти Ш-в поддерживал доброе общение. Особенный нравственный толчок новоприсоединённому дала неудача с последним из „обращённых“ им беглых попов, который оказался, по разведкам, низведённым в причётники, „обливанцем“ хохлом, а между тем несколько лет „окормлял“ благодатью „беглопоповщиискую церковь“, – предводительствуемый Феодором Семёновичем. Жена беглопоповского „настоятеля“ – первой присоединилась к православной церкви и открыла школу для детей раскольников.

Феодор Семёновичи выехал из своей станицы в Москву и Питер ещё без решительного намерения о присоединении, лишь поклониться святыням. Одной из целей поездки его был сбор на нужды беглопоповской церкви, а также и разведки, – нельзя ли добыть священства для беглопоповства на тех условиях, какие были во времена Александра I. Хотелось Ш-ву и посетить о. Иоанна Кронштадтского. Богу угодно было ускорить спасение этого заблудшего, но доброго Своего сына. История присоединения, пережитые чувства и нравственный облик присоединённого весьма характерно обрисовываются в его интересных письмах, переданных Ш-м в распоряжение нашей редакции, которые мы и приводим здесь в подлиннике, исправив только несколько грамматических погрешностей автора.

Прибыв в Кронштадт на Страстной неделе, Ш-в никак не мог добиться видеть о. Иоанна за множеством народа и решил обратиться к ключарю собора с этим письмом.

Всяк бо ищай обретает и толкущему отверзется.

Ваше Высокопреподобие,

Пречестнейший отец Александр!

Ваше звание и высокое служение престолу Божию обязывает Вас врачевать болящих душою, вразумлять неразумных и наставлять на путь истины заблудших. И, подобно блудному сыну, приидох под кров отчий, и глаголю: „Отче, согреших на небо и пред Тобою, сотвори мя яко единаго от наемник твоих; и се мню, яко не услыша отец гласа моего, и не облобыза мя. Не дадеши перстня на руку мою, и сапоги на нозе мои, и не закла тельца упитанного, дабы аз меньше иный от рождения моего насытихся и возвеселихся с рабы отца моего“.

Именем Иисуса Христа прошу терпеливо выслушать меня. Я – рождённый и воспитанный в строгом духе старообрядчества, беглопоповского толка, 11 лет прослужил в качестве дьячка и представителя Московских попечителей; ездил со священником по всей России, где только есть старообрядцы, для исправления их духовных нужд. Имея постоянное сомнение в наших незаконных пастырях, я искал разрешение моих сомнений на беседах с пастырями и миссионерами Православной Церкви; читал много полемических книг и пришёл к убеждению, что наше общество не составляет из себя истинной церкви Христовой, а посему и безблагодатно. Убедившись таким образом, я дал обет Господу Иисусу Христу, если удастся мне убедить мою жену принять православие, тогда оставлю вся и всех и пойду поклониться святым местам. Господь, по своему великому милосердию, не оставил моей молитвы и супруга моя октября прошлого 1899 г. была присоединена к Св. Церкви, и мы, с благословения нашего уважаемого благочинного, протоиерея А. П-ва, открыли школу грамоты, в которой обучаются мальчики и девочки старообрядческие в числе 38 человек, так как наш домик очень маленький, только из двух комнат состоящий, то и сие число учеников едва могло помещаться. Мы же всячески себя стесняли, ради сего благого и душеполезного дела. Устроив всё таким образом, я отправился с первыми пароходами по Дону, 23 марта, чтобы выполнить обет мой перед Богом. Побывав в некоторых местах и поклонившись святыням, я был представлен миссионером благочинным о. Иоанном Звездинским Его Высокопреосвященству, Г-ну Московскому Митрополиту, который, как и довлеет доброму пастырю, расспросив меня подробно и одобрив моё намерение, благословил в путь. В С.-Петербурге я также был любезно принят служителями евангельской истины. Получив от Редактора „Миссионерского Обозрения“, к о. Иоанну Кронштадтскому прилагаемое при сём письмо, я радостный, полный глубокого благоговения отправился в Кронштадт, в надежде, что любвеобильный служитель дома Божия о. Иоанн Сергиев не задержит меня. Но надежды мои не оправдались; и я не только совета и участия не встретил от того, к кому стремился за 2000 вёрст, оставив почти без копейки к великому празднику моё бедное семейство: жену и неприсоединённых ещё двоих малюток детей, но даже и письмо не имею возможности передать по адресу. Прошу Вас, служитель Христов, во имя страданий Господа нашего Иисуса Христа, доложить обо мне о. Иоанну, живущему во Христе, дабы он, не внемля моему усердию, не оскорбил тем Христа, Которому служит. „Приходящих ко мне не изжену вон“, сказал великий Страдалец за мир. Если уже будет обременительно ему самому довершить моё крещение св. миропомазанием, то пусть благословит Вам, батюшку же о. Иоанна прошу во имя Иисуса Христа, быть моим восприемным отцом, и мать восприемную пусть назначит он же. Отрясши прах злочестия старообрядческого и становясь твёрдой ногой на новый и весьма для меня трудный, полный колючего терния путь, я поручаю мою дальнейшую судьбу Богу и молитвам о. Иоанна. Имею непреклонное намерение поступить (если это будет Господу угодно) в миссионерскую школу при Казанской духовной академии, в которой подготовляются борцы за истину против старообрядчества и сектантства.

Явитесь, батюшка, ангелом ходатаем перед о. Иоанном, чтобы он приходящего с истинным раскаяньем к св. матери нашей церкви не отгонял, а принял бы так, как гласит евангельская притча о блудном сыне. Буду ждать Вашего ответа с нетерпеньем и душевной тревогой“.

Глубоко уважающий Вас,

Многогрешный Фёдор.

Последствием этого письма было присоединение Феодора Семёновича, совершённое в Кронштадтском соборе в Великую Субботу, тогда же он был и приобщён Св. Таин. В Кронштадте Ф. С. встречал и Светлый праздник. Вот как описывает он те впечатления, которые пережил в этот знаменательный в его жизни духовный переворот, в письме к другу, также склонному к принятию православия.

Христос Воскреси!

„Любезному, милому и дорогому другу души и тела моего Г. П. Вам и семейству Вашему, а также любезнейшей из женщин хозяюшке Вашей H. Т. шлю Вам мой душевный привет и моё искреннейшее почтение и низкий поклон.

Как глубоко благодарен, друг мой, за твоё ко мне письмо, как я рад, что ты встречал Светлый праздник во Св. Церкви Христовой; и как душевно скорблю, что очи твои душевные ещё не просвещены светом Евангельской истины. Не моя грешная молитва, но молитва Святителя Христова Иоанна Кронштадтского, да предстанет пред престолом Царя Славы, дабы божественная искра коснулась твоего доброго и любознательного сердца, твоей отзывчивой и сострадательной души, твоего светлого взгляда, могущего различать хорошее от плохого, греховное от праведного. Пора, друг мой, нам образумиться! Силы, которые мы с тобой полагали, служа целям Московских попечителей, пропадали даром, да как бы ещё не понесть тяжкого греха, потому что мы с тобой оба понимали весь недостаток нашей старообрядствующей церкви, однако же продолжали быть преследователями, хотя, впрочем, машинальными, но тем более преступными против Бога, Церкви, против собственной совести, против ума и сердца. О! как тяжело вспоминать прошедшее, и как радостно настоящее! Я поручил себя Промыслу Божию и молитвам о. Иоанна Кронштадтского, ныне моего возлюбленного, восприемного и духовного отца. Нисколько уже не скорблю душой о будущем существовании моего семейства, есть какая-то во мне особая вера в невидимую помощь Божию, поэтому я не могу ничего написать тебе определённого, по отношению моих будущих занятий. Кто я буду? чем буду заниматься? какой удел назначит мне судьба, покажет будущее. Но я твёрдо решил уже более не таиться, но открыто выступить перед лицом всего старообрядческого мира, ничего необинуясь, говорить сущую правду, о всех недостатках и злоупотреблениях нашего духовного кормила. Молю Господа Царя сил, чтобы и тебе быть также светлу душою и радостну сердцем, как чувствую и я себя. Не косни долго сердцем, друг мой, хорошо, если бы ты приехал сюда, сейчас же здесь бы и присоединился, и тогда мы бы опять с тобой были братья духовные, опять наши мысли и дела были бы союзными, – Господи! как всё это было бы хорошо и отрадно, да будет воля Божия на нас! Прощай, друг мой Г. П., ещё раз благодарю за письмо, ибо оно принесло мне истинное наслаждение и радость“.

Феод. Сем. Шмаков.

Да сохранит Господь этот горячий пламень веры и надежды в душе новоприсоединённого возлюбленного брата для блага церкви православной!

17 и 19 марта в Сретенской единоверческой церкви что на Волковом кладбище, состоялось присоединение из раскола австрийской секты к Православию на правах единоверия крестьянина, Рязанской губернии, Кирилла Семенова с семейством и родственниками, всего в количестве девяти душ. Чин присоединения совершал местный единоверческий священник о. Иоанн Крючков, неоднократно беседовавший с присоединёнными о предметах веры у них на квартире и у себя на дому. Но главный руководитель в деле присоединения означенных лиц был брат Кирилла Семенова Феодор, оставивший раскол ещё в ноябре 1890 года. По словам Ф. Семенова, он неопустительно присутствовал на публичных собеседованиях, которые велись в С.-Петербурге о. Крючковым, проф. Ивановским и др., с известным раскольническим апологетом Онисимом Швецовым. Несмотря на всё искусство защитника раскола, который с большим лукавством и ухищрениями защищал свою секту, у Семенова после этих бесед возникло сомнение в законности австрийского лже-священства и хотя он не решился тотчас же порвать связь со своими прежними убеждениями, тем не менее оставался в колеблющемся настроении, отыскивая спасительную истину. На этом пути Семенову, как человеку грамотному и любящему чтение, существенную пользу оказало чтение книжек и брошюр противо-раскольнического содержания, из которых он почерпал правильные понятия о Христовой церкви и её иерархии. Но были в данном случае и противоположные влияния, в лице противо-окружнического наставника К. Ф., который, заметив колеблющееся настроение у своего собрата, прилагал усиленные старания к удержанию Семенова в своей секте. Он читал последнему тетрадки с выдержками из сочинений Онисима Швецова, осуждал в его глазах православную церковь и её пастырей и приходил даже с ним к свящ. Крючкову ратовать за австрийскую лже-иерархию; этим, впрочем, и объясняется, почему Семенов так долго колебался и не решался присоединиться. Но все старания К. Ф. остались безуспешными: семя, брошенное на добрую почву, принесло плод свой и Семенов после долгих сомнений присоединился к Православию. В настоящее время Ф. Семенов, присоединившийся на правилах единоверия, посещает усердно и православную церковь, сделавшись её истинным сыном.

23 апреля совершилось светлое торжество присоединения к православной церкви, на правах единоверия, в той местности, где два года назад тьма раскольничья погубила столько жизней ужасной смертью – замурованных, – в с. Плосском, Тираспольского уезда, Херсонской губернии. Здесь синодальным миссионером, о. прот. Ксенофонтом Крючковым, совместно с настоятелем Тираспольского собора о. Вижевским и епархиальным миссионером о. Полянским, воссоединён лже-иерей австрийской секты, австрийский подданный Андрей Иванов, с несколькими из своих прихожан почтенных домохозяев. О. Андрей – родом из Белой Криницы, ставленник и любимец лже-архиерея Анастасия Измаильского. Колебание в истине древляго раскольничьего благочестия давно началось у бывшего лже-иерея: сознание своего безблагодатного состояния мучило о. Андрея, по его словам, при всех требах и особенно при таинствах: „чувствуешь, что ты мужик в золотых ризах и больше ничего“. Село Плосское имеет до 10 тысяч раскольничьего населения, все поповцы, делятся на три враждующих друг с другом секты, – каждая имеет своего попа, последние стараются друг друга уличать в ереси и переманивать к себе из чужого стада овечек. Как умный от природы и несколько начитанный в полемической литературе человек, о. Андрей давно потерял фанатизм и относился к православию с добрым сердцем. В прошлом году о. Андрей испросил у своего лже-епископа Анастасия разрешение отдать свой дом под церковную школу грамоты.

Торжество воссоединения лже-попа и нескольких членов из видных раскольничьих семей подняло бурю страстей в этом тёмном месте. О. Андрея и кляли, и грозили, и лже-епископ вызывал его телеграммой, на которую о. Андрей отвечает сыновним призывом старцу подумать о своём лучше спасении и хотя бы при вратах смерти перестать лукавить. О. Андрей не сомневается, что Анастасий лучше других понимает, что истина в православной церкви и давно живёт и недорованное архиерейски совершает с двоящимися мыслями. Да вразумит его Господь!

Стародубские раскольники: делёж пожертвованных общественных денег между карманами заправил. – Брань недовольного попом. – Унижение Силивестра Балтского. – Крик на него попечителя и апоплексия с ним. – Известие о беглеце Мельникове и его кутежи. – Погребение самоубийцы. – Екатеринбургский лже-епископ Антоний, как обличитель австрийщины. – Поездка из Екатеринбурга в Белую Криницу.

Самоволие, грубость и дикость в обращениях раскольничьих заправил и богачей с их лже-владыками – поразительны. В прошлой книжке „Мис. Обозр.“ было уже сообщено о нелюбви Стародубских раскольников к их лже-владыке Силивестру Балтскому. До каких размеров доходит эта нелюбовь – свидетельствуют следующие факты.

В начале марта одним ревнителем древнего благочестия прислано было Силивестру 9 тысяч рублей на нужды его скита „Полосы“. Заподозренный уже раньше в утаивании присылаемых денег Силивестр, получив означенную сумму, не пожелал держать её при себе, а отдал деньги на хранение одному почтенному старообрядцу Е. Г. Ковалеву, который и хотел их обратить в процентные бумаги. Некоторым вожакам не понравилось, что деньги находятся не у них, а у Ковалева, откровенно говоря, – человека весьма добросовестного; и они решили деньгам этим дать совершенно другое назначение, а не обращать их в процентные бумаги. Были собраны попечители и на собрании решено было деньги 9 тысяч от Ковалева отобрать и храниться им у того, на имя кого присланы, т. е. у Силивестра. Ковалев беспрекословно возвратил деньги Силивестру, взяв предварительно расписку от попечителей, за подписом Силивестра, в получении обратно денег от него.

Но такое решение вопроса не удовлетворило заправил Стародубского раскола. В виду того, что монастырь „Полоса“ ни в чём не нуждается, а владыке Силивестру деньги не нужны: он-де инок, да и своих много у него денег, – решено было разделить эти 9 тысяч между тремя попечителями Μ. Г. Балакиным, Μ. И. Татариновым и Л. Я. Ивановым по три тысячи каждому, что и приведено было здесь же в исполнение. Ковалев, может быть, и запротестовал бы против такой самовольной делёжки денег, присланных Силивестру на нужды монастыря, а не для карманов толстосумов раскольников, но связанный общественными служебными интересами (он председатель сиротского суда на жаловании от общества), он не решился на такой шаг. Тем менее мог возразить сам Силивестр против такого хищничества. Скажи он что-либо и его сегодня же они удалили бы на покой, а Порфирия, недавно поставленного в Самару, возьмут в Клинцы.

Казалось, что делёж денег остался для всех тайной, но случилось происшествие, которое вывело всё на чистую воду. При одной моленной есть поп, весьма ревнивый к отеческим преданиям. Ожесточённую ведёт он борьбу с своими овцами за ношение немецкого платья и брадобрития. Не раз он устраивал скандалы в моленной, не допуская до целования креста и антидора брадобрпвцев и табачников. Случилось, что недели через две или три после делёжки попечителями лепты Полосенского скита, поп этот – по имени Стахий – не дал поцеловать креста одному молодому раскольнику по фамилии Баутину, сыну извозчика. Этот молодой человек, – не из числа робких, не мог перенести такого оскорбления от попа и начал его здесь же ругать всячески, называя его и пьяницей, и всевозможными другими эпитетами. Стахий по окончании службы остановил своих прихожан и хотел заставить молодого Баутина попрощаться, к чему склонял его и попечитель. Но не тут-то было! Расходившийся Баутин высказал всё, как пьяный Стахий валяется всегда по улицам посада и что он – Баутин отказывался его возить бесплатно, за что этот и мстит ему; – что сынкам попечителей он не замечает, что они и брадобривцы, и табачники, и распутную жизнь ведут, а почтенные отцы их грабят монастырские деньги; что он сам вёз попечителей из Полосы после делёжки и слышал весь разговор их и т. п. Узнав через эту брань о дележе денег, остальные раскольники потребовали от попечителей отчёта в этих деньгах; но добиться они могли лишь немногого: им дали расписки в получении трёх тысяч каждый.

Настоящие попечители ещё скромны в отбирании от Силивестра денег. А, например, попечитель Машковский (ныне умершей) брал от Силивестра для своих фабричных оборотов и по 20 тысяч рублей, и последний не смел даже ему напоминать об них. Помнится, раз служил Силивестр торжественную архиерейскую обедню, а этот Машковский стоял на клиросе. В это время вошли в моленную два приезжих военных. Машковский обернулся с клироса и махнул рукой стоящему среди моленной на амвоне. Силивестру, крикнув ему: поди сода, владыка. И раззолоченный раскольничий архиерей торопливо пошёл к клиросу выслушивать приказания самодура Машковского, что если военные подойдут под крест, то чтобы он не смел их ограждать, а давал бы целовать крест без ограждения.

В настоящее время заставили Силивестра терпеть поставленного вместо Порфирия игуменом „Полосы“ инока Мартиниана, человека грубого, который беспощадно ругает всех монастырцев площадной бранью, дерётся безразлично, где бы это ни было – в моленной ли или на дворе. Возможно, что ещё заставят Силивестра поставить его попом

Насколько восстановлены наши местные богачи-воротилы против Силивестра за отказ удалится на покой и уступить место Порфирию, наглядно может свидетельствовать следующий факт. На второй день Пасхи местный богач Н. А. Степунин, по прозванию „Баклуша“, послал в „Полосу“ лошадей за проживающим там своим шурином, чтобы этот провёл праздник в его доме. Опальный Силивестр, которому запрещено было приезжать в Клинцы для служения на второй день Пасхи обедни (эту обедню всегда Силивестр служил в Клинцовской моленной по-архиерейски торжественно), вздумал воспользоваться случаем и лично принести г. Баклуше поздравление с праздником. Испросив разрешение у этого родственника попечителя доехать с ним до Клинцев, Силивестр вечером прибыл в Клинцы. Но много за это брани пришлось выслушать от Баклуши прежде всего кучеру, „Ты как смел, кричал хозяин, брать с собой Владыку? Тебе приказано привезти Николая Ивановича, а ты будешь там брать всяких бродяг! Я тебя рассчитаю! Верно тебе Владыка дал на водку, а может ты с ним вместе пил в Полосе“! Только лишь заступничество за кучера Николая Ивановича успокоило расходившегося Баклушу.

На другой день Силивестр, ничего не подозревая, утром отправился к Степунину, чтобы приветствовать его с праздником. В это время у него были гости и поздравители с праздником. Только лишь вошёл Силивестр в комнату и помолился Богу, как Баклуша вместо ответа на приветствие Силивестра „Христос Воскресе“! закричал: „Ты как это смел приехать в Клнпцы без спросу? Тебе кто позволил отлучаться из монастыря без нашего разрешения?

– Я Николай Андреевич, заговорил Силивестр, приехал исполнить христианский долг к вам, пропеть „Пасху“ в честь Воскресшего Господа, и с вами похристосоваться“. – Как же ты приехал петь Пасху один без монастырского причта? Ты не лги мне, тебе не сидится в монастыре, так ты и бродяжничаешь, тебе пора совсем убраться на покой, а ты всё грабишь; мало ты ещё награбил монастырских денег! Через тебя мы упустили из Клинцев Владыку Порфирия. Да как это ты смел сегодня утром служить Божественную литургию, не спросясь у нас, а теперь пришёл сюда незванный. – Я пришёл к вам не в гости, Николай Андреич, а пропеть „Пасху“, говорил Силивестр. – Убирайся вон, без твоего причта я не позволю тебе здесь петь. – Ну, простите христа ради, Николай Андреевич, я пошлю за своим причтом. – И господин Владыка делает поклон Баклуше. Гости стали упрашивать Степунина извинить Владыке. В это время один из бывших гостей, некто Осокин, подошёл к Силивестру и, поклонясь ему в ноги, попросил у него благословения. И только лишь Силивестр поднял руку благословить Осокина, как его рука задрожала, и он, как пласт, опустился на стул. Прибывший врач нашёл у него лёгкую апоплексию, вследствие нервного потрясения. Поскорей посадили Владыку на лошадь и отвезли в общественный дом близ моленной. Зная, что он имеет порядочную сумму денег, поставили сторожей, чтобы никто не смел приходить к больному старику, боясь дабы он не передал своих денег кому из родственников.

Не смотря на свою болезнь, Силивестр всё-таки послал экстренно наёмных лошадей в „Полосу“ за своим причтом, чтобы хотя этим умилостивить „Баклушу“. Приехавший к вечеру Полосенский причт нашёл господина Владыку весьма слабым. Он не только не мог идти петь „Пасху“ к Баклуше, по с трудом даже мог подниматься. Тогда причт его, пользуясь случаем, до безобразия стал пьянствовать к явному соблазну старообрядчества. Видя, что Силпвестру стало ещё хуже, попечители, как аргусы, стали стеречь его смерть, не допуская к нему самых ему близких людей и не отпуская его в Полосу. Как слышно, к великому прискорбию г. Баклуши и К°, Силивестру стало немного лучше. Многие старообрядцы, узнав о таком поступке Баклуши, сильно возмущаются. Говорят: „столько лет Владыка служил у нас, нажил деньги монастырю, а стал стар, то теперь и не нужен“, но ничего не могут сделать с Баклушей и К°, которые ждут не дождутся смерти его, чтобы поделить Силивестровы денежки и водворить в Клинцах господина Владыку Порфирия, коего громко здесь титулуют Самарским, Оренбургским и Уфимским.

Как коршун, чувствуя добычу, появился здесь и известный поп Евфимий Мельников, привёзший известие, что его любезный сынок Фёдор благополучно добрался до Румынии и опять будет издавать газету, для чего ему нужно послать малую толику на обзаведение. Конечно, раскольники живо отзовутся на это, и посыплются лепты ревнителей древнего благочестия дерзкому ругателю православия. Будет на что Фёдору погулять и повеселиться, что он весьма любит и за что осуждается даже от своих, как уже через край хватающий.

Не лишним будет привести здесь один, конечно, из многих ему подобных, факт, какие этот „страстотерпец“ – хулитель творит безобразия к явному соблазну ему единомышленным. Года полтора тому назад Ф. Мельников, снабжённый приличной толикой денег из неиссякаемой раскольничьей суммы, отправился в Москву к своему учителю Швецову, бывшему тогда местоблюстителем Московской кафедры, а затем, как он объяснял сам, в Петербург к С. Ф. Шарапову, которому он вёз якобы какой-то материал. Проводить своё светило собрались в Новозыбков много раскольников из других посадов. Многие поехали проводить его до следующей станции Клинцы. Во время дороги решено было остановиться в Клинцах на ночь. Вся эта пьяная ватага раскольничьих апологетов остановилась в гостинице некоего Керина немца. Здесь явились – водка, карты и мясная скоромная пища (это было в Филипповский-Рождественский пост) и попойка шла до утра. Случайно попали в эту компанию единоверец Μ. И. Д. и один беглопоповец, некто Г. Ф. К-в; вот перед ними-то и стали показывать себя пресловутые защитники раскола. Невозможно перечесть всей брани и дерзкой ругани на всё православие. Возмущённые до глубины души Д. и К-в решили было заявить полиции, к чему побуждало их больше то обстоятельство, что с Мельниковым были несколько чемоданов с книгами, вывезенными из заграницы, и какие-то бумаги, которые он вёз к Шарапову и у которого он, по его словам, будто бы состоял сотрудником в „Русском Труде“. Ночь, опасение могущего произойти судебного дела не позволили, к великому сожалению, исполнить им их мысль Тогда они решили хотя поколотить безобразников. Но хитрый Мельников, заметив этот манёвр Д. и К., и, хотя было 5 часов утра и до отхода поезда был ещё час, решил с своей компанией уехать на вокзал; бережно и тщательно уложив свои чемоданы и не окончив партии в карты, ушли они из гостиницы, к великому удовольствию содержателя, который трусил за таких господ. Д. и К. последовали за ними на вокзал, но своего намерения не исполнили, жалея и теперь, что не пригласили полиции.

Как свободно живётся и чувствуется раскольникам, свидетельствует следующий факт. Как-то на днях почтальон по ошибке заносит ко мне № газеты „Свет“. Смотрю – адрес: „Иоанну Григорьевичу Юрову – священнику“. Это – австрийский раскольник поп. Расспрашиваю, и оказывается, что так адресуются ему и письма, и вся вообще корреспонденция; следовательно, он так же и в почтовой конторе расписывается.

А вот из другой области фактик. У миллионера Г-ва застрелился сын. Раскольники наскоро собрали собор для обсуждения, как хоронить самоубийцу, который и раньше никогда не говел. Известно, что раскольники нас православных укоряют за то, что св. Православная Церковь не лишает часто этих несчастных христианского погребения. И вот на этом соборе всемогущая сила Гусевского золота решила погребсти самоубийцу со всем благолепием. Теперь наши православные укоряют их этим.

Ч.

В февральской кн. Мисс. Обозрения была помещена статья о Екатеринбургских австрийцах и их новом лже-епископе Антонии Поромове, поучавшим свою паству не сообщаться с бритоусиками и грозившего за брадобритие страшными прещениями. Это брадобритие некогда служило для самого него сильным препятствием к переходу из беспоповщины в австрийскую поповщину, на которую он смотрел вообще-то не высоко. Весьма любопытно в данном случае письмо, написанное им в бытность его беспоповцем к одному поповцу на приглашение последнего перейти в поповшину и изобличающее последнего.

„Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Высокопреподобнейшему во священно-иноцех Антонию!

Благословение Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа на нас, всегда ныне и присно и во веки веком, аминь.

Господи, чтося умножиша стужающии ми? мнози восстают на мя. Мнози гляголят души моей, несть спасения ему в Бозе его. Ты же, Господи, заступник мой еси и проч...

Полученное письмо ваше моим родителем, от неизвестного числа и месяца, рассмотрехом внутреннее содержание вашего написания и уведехом, что вы, преподобный отче, изволили тако написати следующее: „Что малодушен?“

– Нет, я боюся злаго вашего брадобрития, с которым вы и ваша священная власть молитесь купно, ничего не разбирая, а высшая ваша власть ослепла сребролюбием, и не может изблевати своего злаго смрада и быть чистою, а лучше не будет, чем злее и зле.. И как вы ещё говорили, что я вспять возвратился, но я с помощью Божией никуда вспять не обратился, но пребываю всегда в Церкви Христове, и никогда не изыду из нея. Спрашивается, – с кого же мы будем снимать образ благочиния? и кому следовать? взирать велит на Начальника вере, и Совершителя Исуса, а вы начальницы и совершители, почему же впускаете внутрь уду такие проклятыя ереси и всячески соборне не искореняете? и вводите священным властям остригати власы носити, якоже миряном, – сие бесчинно и гнусно, подпупия³⁰⁷ ради женскаго творите сия, о ле чудо! Молю вы Господа ради, простите мя худаго и неискуснаго в слове учения, но что усмотрите недостаточным, исправьте своим смирением, наложите свою резолюцию грамматически.

Тем же убо аз Божией милостью, смиренный черноризец Антоний, уведех убо сам, своими очами, неустроение и соблазн брадобрития в пастве вашей, или митрополии, како можно допустить пса и предотечу антихриста до какой-либо святыни, смели ли бы они допустить до такой степени и дать каму либо святая, а сами видят, что брада брита; аще бы Бога боялись, не бы тако сотворили: он пёс един, а сто отвратил. А отец дьякон мне сказал лично, что мы ими живём, нам никак нельзя этого возражать. Следовательно, какие же они оказались пастыри Церкви Христове, но очевидно не хранители предания Господня, а любосластием мира сего прельстились.

Всех этих разных соблазн касательно этому, и ещё прочих каких-либо я терпеть не могу, и прочим не желаю. Я следую всегда вечности Церкви Христовой и её преданиям неизменным, яже содержит, и следую благочестивым вселенским патриархам бывшим, даже и до Иосифа, а посем убо сомнительно.

Но я всегда готов бы быти с вами, но опасно, чтобы не опутаться сетию диаволею. Но и я грешный кое-что видывал и читывал с помощию Божией; а у нас хотя и есть кое которые недостатки, но надеемся на человеколюбие Божие, и в правой Христовой вере касательно религиознаго качества. Но всетаки скажу небольшее основание глаголющее от Святаго Писания: (Номоканон) Ибо Господь наш Исус Христос многим апостолом священства неимущим повеле крестити (Номоканон о свяшенницех). Несвященницы быша во учителех, по правилу Павла апостола, учитель аще и мирский человек будет, искусен же слову учения, и нравом чист, таковый да учит, будет бо, рече, вси научени Богом (Якоже 16 зач. Деяний утверждает). И аще Филипп не священник сый крести Самарию, еще и евнуха на пути:(Минея Четия, ноября в 5 день). И святый мученик Потий цареву дщерь крести (Четия Минея 1 июля). Написано ещё, понеже невозможно бяше ив то время обрести иерея, и мнози писании показуют. (Книга священноинока Дорффея глава 25-я). Тело человеческое целомудренно Церковь Божия есть.

Итак, добрый иерарше, много допущено у вас в молении и литии неразбор, а в Зонаре поищитесь-ка, чего не найдёте ли, идолопоклонниками называет зри. А к церквам Божиим хождение в панталонах срамно и глаголати, и главы зачёсывают по-польски, или немски, весьма странно. Вам это нужно делать собрание епископов, и соборне сии вещи искоренять, и каждому епископу во своей епархии строго священникам заповедывать; а в случае окажутся неисполнители, тогда их подобает предать церковным правилам: так ли честный отче мой. Аз имею любовь нелицемерну ко всем, и надеюсь на всевышняго Господа и на пречистую Его матерь, на всех святых Его. Сердце моё горит и душа трепещет о истине, и всегда пребываю в ней, и всем такожде желаю.

Посем желаю Вам о Христе здравствовать на многа лета, и во священном писании ухишрятися и во спасении пребывати. Затем кланяюсь нижайший поклон. Смиренный черноризец Антоний Поромов“.

Итак, по мнению Повомова, он всегда пребывал в истине будучи единоверцем, затем беспоповцем и наконец – австрийцем. Более смутного воззрения на вещи трудно ожидать даже от заурядного старообрядца.

В минувшую Пасху Антоний архи-лицедействовал в Екатеринбурге, в окрестностях которого, слышно, предполагает основать свою резиденцию.

Перед Пасхой трое местных купцов Гр-в, Мал-в и П-н отправились в Белую Криницу посмотреть австрийского митрополита и погоревать об участи Ф. Мельникова, тщательно скрываемой австрийцами от православных. Все эти господа по рождению единоверцы: первый из них уклонился в австрийщину, второй отпал лет 15 назад в стариковщину, а третий состоит единоверцем. Двое купцов – австриец Кал-н и беспоповец Чер-н изобличены в выписке подпольного „Слова Правды“. Последний явился для австрийцев „козлом отпущения». „Выписывай, – сказали ему, – эту единственную газету и для себя, и для нас“. Затем, когда один из советников – австрияков попался с подпольными изданиями, то первый указал на своего приятеля – беспоповца, как распространителя этого хлама.

Заисетский

В пятой главе своей статьи, носящей заглавие «Представители власти тьмы», Н. Н. Неплюев самыми мрачными красками изображает религиозное и нравственное состояние современного человечества. Собственно говоря, он не высказывает здесь ничего нового сравнительно с тем, что уже было им сказано в 1-й и 2-й главах, но только подробнее развивает свои прежние мысли. В человечестве он не видит ничего доброго, ничего доброго не видит он и в своём родном народе. За исключением немногих избранных «представителей любви», которых он в предыдущей главе призывает к объединению и к совместной дружной работе на торжество любви, все остальные люди в его глазах являются лишь представителями власти тьмы, суеверия и злобы. Все они не знают Бога-Любовь, все отступили от Него. Выражаясь собственными словами H. Н. Н-ва, «вера подменена суеверием, привычек любви нет, добро не организовано в жизни. Основа любви, дисциплина любви, логика любви во всех областях жизни подменены греховными основами, призрачной дисциплиной и жестокой логикой страха, и корысти на подкладке живой правды анархии».

«..Их бог не мудрый и не любящий, воля его не неизменное разумное желание высшего блага; их бог зол, капризен и чванлив, воля его изменчива и капризна, повлиять на неё можно угодничеством, дарами, лестью. Любовь, братолюбие – ему не нужны. Самостоятельно понять его волю невозможно. Приходил Христос на землю спасти человечество, но говорил так, что Его никто попять не может, и завещал то, что никто выполнить не может. Впрочем, всё это не беда: ни понимать Его учения, ни выполнять Его заветов, ни тем более стройно организовать жизнь по вере в Него и невозможно, и не нужно. Спасительна вера в Него и в силу Его искупительной жертвы, спасительно точное выполнение буквы обряда» ...

«Вся религия сводится на то, как бы угодить Богу. Знают это немногие избранные. Высшей добродетелью становится слепое повиновение этим избранным, человечество из рабов Божиих переводится в разряд рабов человеческих» ...

«Религия толпы сводится при этом к настоящей панике перед грозной силой и к корыстному выпрашиванию у неё милостей... Пусть не обманывают нас при этом ни глубокие вздохи, ни слёзы умиления, всё это всем известные проявления страха и холопской покорности и перед сильными мира сего, даже и тогда, когда за глаза их ненавидят и презирают» ...

Читая эти мрачные строки, чувствуешь, что они внушены не ясным пониманием действительности, какова она есть, а настроением души самого автора, которому всё кругом представляется в мрачном виде.

На самом же деле настроение человечества совсем не так безотрадно, как его изображает Н.Н. Неплюев.

В душе всякого человека, на какой бы низкой ступени религиозного и нравственного развития он ни стоял, всегда существуют два начала – и доброе, и злое. В каждом человеке напечатлён образ Божий, в каждом есть разум и совесть; каждому доступны добрые чувства, способность любить добро, замечать его и отзываться на него. Признать большую половину или даже почти все человечество «представителями власти тьмы» – есть, несомненно, крайнее ослепление и преувеличение.

Что касается в частности русского народа, то и его история, и современная действительность ясно свидетельствуют, что в нём, несомненно, глубоко запечатлён образ Христов и что ему понятны, близки и дороги идеалы христианского совершенства. H.Н. Неплюев, по-видимому, очень мало справляется с историей, высказывая свои суждения. Если бы он справлялся с нею почаще, она бы ему показала целый ряд деятелей, одушевлённых самым высоким настроением, она бы показала ему великие подвиги, совершённые родным его народом в тяжкие и трудные моменты его исторической жизни. Зачем закрывать на всё это глаза?

Разве, например, св. князь Владимир, великий князь Ярослав Мудрый, преп. Антоний и Феодосий Печерские, Владимир Мономах, св. благ. Александр Невский, св. Пётр митрополит, Алексий, преп. Сергий Радонежский со своими учениками, просветителями самых далёких концов севера, св. Стефан Пермский, Филипп, митрополит московский и другие, которых долго было бы перечислять, разве это не представители света в родном нашем народе? Великий и святой подвиг распространения христианства в России и по её самым далёким окраинам, совершённый такими людьми, как Леонтий и Исаия Ростовские, Трифон Печенгский, Филофей Лещинский, Иннокентий (Вениаминов), борьба за народность и веру с татарами и поляками и подвиги Димитрия Донского, Авраамия Палицына, Троице-Сергиевой лавры, Минина и кн. Пожарского – разве всё это не великие и светлые дела, свидетельствующие о неисчерпаемой, внутренней доброй духовной мощи русского народа? Чьё сердце с умилением и с духовной радостью и удовлетворением не прочтёт житие и творения свят. Тихона Задонского, или жизнеописание старца Серафима Саровского? Да и в настоящее время разве не найдётся у нас людей, которых вся жизнь является одним чистым подвигом добра и служения Богу? Почти нет того большего и даже малого монастыря, в котором не нашлось бы старца-инока, врачующего душевные недуги приходящих к нему... Да и в обычной, мирской жизни сколько добра, хотя и не громкого, и не кричащего о себе совершается на наших глазах. Надо только не закрывать очей своих, чтобы видеть его.

Как на особенно бьющий в глаза факт, укажем на те бескорыстные самоотверженные труды, которые так многие приняли на себя и понесли во время народного голода в 1892 и 1898 годах.

* * *

Правда, много в нашей жизни и тёмного, но это тёмное зависит вовсе не от того, что мы являемся «представителями власти тьмы», как громко выражается Н. H. Н., а скорее от немощи нашей, от слабости нашего ума, нашего сердца, нашей воли, и мы сами не только не рады тому дурному, которое бывает в нашей жизни, но, наоборот, бываем рады, когда освобождаемся от него.

H. H. Н. считает большинство человечества как бы сознательным противником любви и света. На самом же деле это большинство не только не противится любви и свету, но тянется к нему и всегда рад, когда находит людей, действительно проникнутых любовью и светом, от которых и само может почерпнуть свет и любовь и согреть своё холодное сердце. Никто не рад чёрствости и сухости своего сердца. Каждому хочется отогреть его. Но только мало людей, около которых можно духовно согреться. Когда же они являются, люди тысячами устремляются к ним за утешением и духовным теплом. Таковы-то и были – святые Тихон Задонский, Серафим Саровский, Леонид и Макарий Оптинские и подобные им.

* * *

Нам бы очень хотелось, чтобы наше слабое слово дошло до слуха и сердца Н. H. Н. и, хотя бы несколько, изменило его мрачное, холодное отношение к человечеству и в частности к своему родному народу! В особенности нам хотелось бы, чтобы он отказался от того жестокого и несправедливого суждения, «будто религия народа сводится к настоящей панике перед грозной силой и к корыстному выпрашиванию у неё милостей» ... и «пусть не обманывают вас при этом ни глубокие вздохи, ни слёзы умиления, всё это всем известные проявления страха и холопской покорности и перед сильными мира сего, даже и тогда, когда за глаза их ненавидят и презирают» ... В этих грубых словах нам слышится голос гордого барина, далёкого и чуждого народной жизни, непонимающего народной души, её сокровенных святых движений и брезгливо от них отвертывающегося, их презирающего!

* * *

Сделаем ещё несколько частных замечаний на эту главу.

Изображая черты «бога» «представителей власти тьмы», Н. Н. Неплюев пишет: «воля его изменчива… повлиять на неё можно угодничеством, дарами, лестью».

По учению св. Церкви изменчива не только воля «бога», «представителей власти тьмы», но и святая воля истинного христианского Бога. Если мы прочтём книгу пророка Ионы, не говоря уже о житиях некоторых святых, мы увидим, что Господь всегда готов изменить Свои определения в зависимости от изменения воли человеческой: «приблизьтесь к Богу, говорит ап. Иаков, и приблизится к вам» (Иак.4:8). «Когда Я скажу праведнику, что он будет жив, а он понадеется на свою праведность и сделает неправду, то все праведные дела его не помянутся, – и он умрёт от неправды своей, какую сделал. А когда скажу беззаконнику: «ты смертью умрёшь», и он обратится от грехов своих и будет творить суд и правду... то он будет жив, не умрёт». (Иез.33:13–15). Не ясное ли в этих словах пророка указание на изменчивость воли Божией в зависимости от изменения злой воли человеческой? Или вот ещё пример: «В те дни Езекия заболел смертельно. И пришёл к нему пророк Исаия, сын Амосов, и сказал ему: так говорит Господь: сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрёшь, не выздоровеешь. Тогда Езекия отворотился лицом к стене и молился Господу, говоря: «О, Господи! Вспомни, что я ходил перед лицом Твоим». И заплакал Езекия сильно. И было слово Господне к Исаии и сказано: пойди и скажи Езекии: так говорит Господь Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слёзы твои, и вот, Я прибавляю ко дням твоим пятнадцать лет» (Ис.38:1–5). Так Господь изменил Свою Святую волю относительно Езекии в зависимости от его молитвы и слёз.

Далее H. Н. Н. пишет: «повлиять на неё можно угодничеством, дарами, лестью». Если под «угодничеством» разуметь готовность исполнять волю Божию, под «дарами» – жертвы бескорыстной любви, под «лестью» – славословия благоговейного сердца, – то всем этим можно повлиять и на волю истинного христианского Бога. 

«Самостоятельно понять волю его невозможно» ... Так учит и св. церковь, основываясь на словах самого Господа Иисуса и на примере св. апостолов, которые никак не могли самостоятельно понять волю Божию, пока не озарила их благодать св. Духа, и пока Сам Учитель их не отверз им ум к уразумению Писаний (Ев. Лк.24:45).

«Вся религия (представителей власти тьмы) сводится на то, как бы угодить Богу» ... Но к чему же иному может сводиться наша религиозная жизнь? Обвинение в высшей степени странное! Не потому ли и Церковь называет «угодниками Божиими» святых, что они всю свою жизнь угождали ни кому иному, но именно одному только Богу? И апост. Павел говорит: «без веры невозможно угодить Богу», указывая таким образом на угождение Богу, как на цель нашей жизни. «Как угодить Богу, знают немногие избранные. Высшей добродетелью становится слепое повиновение этим избранным, человечество из рабов Божиих переводится в разряд рабов человеческих» ... Как угодить Богу, знают, конечно, все. Но, несомненно, есть избранные, или особенно одарённые Богом или особенно преуспевшие в духовной жизни, в различении помыслов и душевных состояний, люди, которые могут быть полезными руководителями и наставниками для других, менее опытных или более юных людей. И если мы пользуемся советами и руководством этих опытных в духовной жизни людей, то неужели мы, вследствие этого, из рабов Божиих становимся рабами человеческими? Не наоборот ли? Не потому ли нам и полезно иметь руководителей, чтобы сделаться истинными рабами Божьими, а не оставаться рабами своих страстей?

* * *

Находя, что как верующие, так и неверующие одинаково могут быть или «представителями власти тьмы» или «сынами света», H.Н. Неплюев в конце главы приходит к тому заключению, что пора уже оставить разделение людей на верующих и не верующих и что лучше разделять их на представителей любви и представителей злобы. «Как между суеверием и неверием представителей злобы разница невелика и плоды, приносимые теми и другими, однородны; так и между верой и неверием сынов света, представителей живой любви, разница тоже очень невелика и плоды их деятельности в жизни будут неизбежно тоже однородными» ...

Таким образом, автор отнимает у веры всякое жизненное значение, сравнительно с неверием; у представителей любви, будут ли они верующими или неверующими, жизнь будет доброй, – а это и всё, что необходимо. Это своё заключение автор с большей обстоятельностью и решительностью высказывает в следующей главе, к изложению и рассмотрению которой мы теперь и обратимся.

Свящ. С. Ч-ков

Предмет брошюры г. Сильченкова – „новая заповедь“ Христа о любви. Отметив, что заповедь Христа о любви, названная Им новой признаётся таковой общечеловеческим сознанием, г. Сильченков поставляет своей целью выяснить в чём новизна этой заповеди, как относится любовь, заповеданная Христом, к любви, существовавшей несомненно в мире и до Христа? Прежде всего он делает оговорку, что под любовью, о которой намерен он говорить, разумеет он любовь нравственную. Эта любовь характеризуется тем, что она сознательна, руководится разумом, и направляется нравственным чувством; как такая она есть не случайно возникающее влечение, но некоторое постоянное, устойчивое настроение, обнимающее всего человека. Постоянным спутником такой любви является духовная радость. Способность истинной нравственной любви, конечно, присуща была и язычникам, но тем не менее полного и цельного проявления этой любви в языческом мире мы не видим. Да его и быть не могло: у язычника не доставало одного твёрдого руководящего начала в жизни, которое придавало бы определённый нравственный характер всей деятельности, поэтому проявления способности к любви чередуются у него с проявлением грубости, деспотизма, злобы; нет, поэтому, в жизни язычника и чистой духовной радости, торжествующей над всеми невзгодами: жизнь его, носит печать пессимизма. Что касается отношения заповеди о любви, данной Христом, к заповеди о любви в Ветхом Завете, поставлявшейся первой заповедью закона, то и здесь заметна новизна заповеди Христовой о любви перед ветхозаветной. Отцы Церкви разницу между этими заповедями указывают в степени или образе любви. Самоотверженная любовь в Ветхом Завете была как идеал, а в Новом она является как определённая заповедь.

Впрочем, новизна заповеди Христовой о любви не в одном формальном превосходстве её над понятием о любви в язычестве и в Ветхом Завете; нет, её новизна в том, что Христос, дав эту заповедь, в Себе Самом дал и основное животворное начало безграничной, самоотверженной любви. Личность Богочеловека есть святыня любви христианской и истинно-животворное начало её. А в любви к Богочеловеку „лежит и будет лежать основание и к истинной братской, взаимной любви в человечестве, ибо в ней впервые сама способность любви врождённая человеку, переходит в истинную, совершенную любовь“. Таков смысл названия Христом Своей заповеди о любви новой. Высокая, нравственная любовь возможна только для учеников и чад Христовых. Истина эта на протяжении 19 веков существования христианства не только не опровергается, но постоянно проясняется более и более перед сознанием человеческим. Прекрасное историческое подтверждение её видим мы, напр., в неудачных попытках императора Юлиана-отступника привязать новую заповедь Христа к языческой морали. – Вот содержание брошюры „Новая Заповедь“.

Рассмотренный труд г. Сильченкова представляет систематическое и логическое обоснованное изъяснение места Ев. Иоанна (Ин.13:34) о новой заповеди. Предмет строго определённый и раскрыт он достаточно полно. Автор не уклоняется в сторону и не затрагивает при решении поставленного себе вопроса предметов посторонних. В этом достоинство брошюры. Посвящённая специально вопросу о сущности и основе христианской любви – одному из важных вопросов в христианском учении, брошюра эта назидательна для читателя и полезна для назидания других: она. даёт пищу для мысли и указывает путь для её самостоятельной работы по данному предмету.

В заключение можно добавить, что книжка г. Сильченкова написана ясно и удобопонятно, но лишь относительно: не для читателя-простеца.

Священник А. Виноградов

Книжка г. Степанова даёт описание различных обычаев и обрядов, существовавших в давние времена и существующих теперь на обширной Руси, которые приурочиваются к тем или другим церковным и гражданским праздникам в годичном кругу. Описание это не ограничивается одними житейскими народными обычаями и обрядами; в него входят обряды церковные. При всей краткости и сжатости изложения автор в описании тех или иных обычаев и обрядов даёт небезынтересные и исторические справки: указывает последовательный ход развития и изменения этих обычаев в разные эпохи, выясняет возникновение их в связи с историческими событиями и сопоставляет с обычаями и празднествами языческих народов. Смысл и цель книжки так определяются автором: „живая старина“ русских народных обычаев, „хотя и не даёт даже приблизительной картины сельского быта, но всё же представляет глубокий интерес для русского сердца. Загляните чуточку в этот мир народной фантазии, прислушайтесь немножко к рассказам стариков о былом житье-бытье, забудьте на несколько минут современную тяжёлую действительность, исковерканную и изуродованную чуждыми её духу иноземными новшествами, перенеситесь взором и мыслью к своим родичам, славянам-предками и научитесь у них любить своё родное, свою мать-кормилицу, сыру-землю – вот, в немногих словах, цель настоящего издания“. Соответственно такой цели народные праздники и связанные с ними обычаи рассматриваются в их отношении ко времени года и к обычным деревенским занятиям, приуроченным к этому времени.

Для школьников старшего возраста и вообще для читающего юношества книжка г. Степанова представляет занимательное и интересное чтение.

С. А. В-в

Интересное письмо гр. Л.Н. Толстого о самоубийстве напечатано в „Юж. Обозр.“. Признавая самоубийство безнравственным и неразумным действием, гр. Толстой приводит следующий пример. В Оптиной пустыни в продолжение более 30 лет лежал на полу разбитый параличом монах, владевший только левой рукой. Доктора, говорили, что он должен был сильно страдать, но он не только не жаловался на своё положение, но постоянно, крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, выражал свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась в нём. Десятки тысяч посетителей бывали у него? и трудно представить себе всё то добро, которое распространилось на мир от этого лишённого всякой возможности деятельности человека. Наверное, этот человек сделал больше добра, чем тысячи и тысячи здоровых людей, воображающих, что они в разных учреждениях служат миру.

Пока есть жизнь в человеке, он может совершенствоваться и служить миру. Но служить миру он может, только совершенствуясь, а совершенствоваться – только служа миру.

Лет пять–шесть тому назад, я посетил Березовского миссионера (Донской области) К. А. Картушина, проживающего в хут. Полковом (Островской стан.). Родной брат этого миссионера, Иустин Авксентьевич – теперь Иоанн – слывёт лже-архиепископом Московским. В первое по приезде воскресенье мы с Березовским миссионером провели беседу о вечности священства с старообрядцами этого хутора. На другой день утром я просил миссионера пригласить к себе в дом брата Иустина, для домашней беседы. Иустин Авксеньнч прийти не отказался. Все мы трое сели за стол и занялись разговорами сперва о домашних обстоятельствах, потом и о религиозных предметах. Что вас удерживает в старообрядчестве? спросил я Иустина. Недолго думая Иустин встал, подошёл к иконам и расставив широко ноги сложил руку троеперстью и подняв таковую к верху воскликнул – вот смотрите! После этого он стал медленно совершать на себе троеперстием крестное знамение и делая поклон склонил голову так низко, что между расставленных ног своих свободно мог смотреть на нас взад. Проделав такую недостойную сколько-нибудь скромного человека гимнастику, Иустин стал объяснять нам, что в военной службе ему приходилось быть во многих малороссийских губерниях, где он и видел, что малороссы везде так молятся и так кланяются. Быть может, говорил он, и я был бы церковным, но я не могу терпеть троеперстия и хохлов. Так закончил своё объяснение Картушин.

Кто бы мог подумать, что такой, казалось, почтенный старец решился подвинуть не только своё старческое тело и душу, но ещё всуе употребить священный знак троеперстия коим благоговейно ограждаются православные, употребить, говорю, и сам образ креста и молитвенный поклон и всё это для того, чтобы кощунственно только осмеять чад православной церкви да ещё покощунствовать перед образом Спасителя!..

И так из дальнейшей беседы и чисто сердечного сознания лже-архиепископа Иоанна Картушина я вывел заключение, что его удержало в расколе не ненависть к троеперстью и хохлам, а просто его обуял дух фарисея: „Несмь аз яко же прочий человецы“ (Лк.18:10).

Έ. Холостов

Один из подписчиков – священников обратился в редакцию с просьбой: „нельзя ли в журнале напечатать список всех существующих в России моленных (вероятно, раскольничьих), дозволенных правительством, для руководства сельским (да и не одним сельским) священникам“. Он уверен, что работа эта будет нашему журналу по силам...

Не отрицая того, что при больших трудах, при наведении массы справок и при трате многого времени можно было бы удовлетворить желание почтенного пастыря, редакция останавливается в исполнении этого при мысли, будет ли для пастырей от её работы какая-нибудь польза. В дозволенной или недозволенной моленной раскольники служат, пастырю от этого ничуть не легче. Правда, он может начать судебное дело с целью закрытия недозволенной моленной. Но практика судебных решений подобных дел показывает, что из 10 дел 8 верных кончались не в пользу ходатайства священника. В результате получается лишь нежелательное, но в данном случае неизбежное, торжество раскола. Впрочем, всякий, желающий знать о дозволенности или недозволенности к существованию известной моленной, может легко узнать об этом через наведение справки у стариков – прихожан или в делах Консистории. Начинать же дела о закрытии недозволенных моленных рекомендуем с величайшей осторожностью, после тщательного ознакомления с кассационными решениями Сената по этим делам и заручившись необходимыми свидетелями из крестьян. А иначе получится „не дело, а только мука“ и для себя, и для раскольников.

Всякому заинтересованному в данном вопросе и нуждающемуся в разрешении его недоразумений, редакция наша охотно даст необходимые сведения или через письмо, или печатно.

М. Ч.

В „Приложении к Вятским Губ. Ведомостям“ помещено любопытное сообщение приват-доцента Киевского университета П. Никольского, указывающее, какое громадное значение могло бы иметь в деятельности интеллигенции содействие религиозно-просветительным обществам. Убедившись в этом лично во время 6-летнего участия в деятельности Киевского Просветительного Общества, г. Никольский пишет: „я понял какой огромный запрос на знание христианского учения существует в нашем Русском народе. Всегда переполненные до тесноты многочисленные места бесед, которые ведёт Общество, меня воочию убеждают в этом и внушают твёрдую мысль, что светские интеллигентные люди, желающие действительно способствовать настоящему просвещению Русского народа, должны прийти на помощь священникам, чем только они могут, именно в этом направлении. Я понял, что просвещение и воспитание нашего Русского народа должно иметь в основе не эффектные, смешные, или даже хотя бы и поучительные картинки, – не театральные зрелища, в которых всегда, как бы даже ни были они высоки в художественном отношении, остаётся много, по меньшей мере, лёгкого, – не музыкальные вечера с песенками, не танцевальные ассамблеи. Крепкую и надёжную основу в просвещении и воспитании Русского народа может дать только возможно полное раскрытие учения Православной Церкви, которое научает любви, терпению, труду и исполнению долга. А изучение народом величественных и поистине облагораживающих душу церковных песнопений может доставить такое чистое удовольствие, с которым нельзя и сравнивать увеселительные музыкальные вечера и театральные представления“.

Долгом считаем поделиться братской радостью с читателями „Мис. Орозр.“ В великом посту сего 1900 года состоялось присоединение к Церкви врача Николая Еф-ча. Б-ва (служит земским врачом в с. Л-ках Р-ой губ.). Это присоединение давно подготовлялось: номинально H. Е. Б. был православным, на деле же свободомыслящим в делах веры и церкви философом. Приступил к таинствам исповеди и приобщения «по доверию к церкви» как он сам высказал. Это значит, что H. Е. уверовав предварительно в церковь, как хранительницу истинного евангельского учения, возвещающего о Боге, святой Троице, о предстоящих (грядущих) великих и страшных событиях Воскресения человечества по глаголу Сына Божия, Суда праведного и мздовоздаяния каждому по делам, яже с телом содела. Уверившись в церкви, H. Е. уверения в необходимости приступить к таинствам исповеди и приобщения, что и совершил в Гефсиманском скиту у о. Германа. Знающие H. Е. не могли отчаиваться в его покаянии и предвидели возможность этого обращения: милостивых Бог милует. H. Е. отличается редким человеколюбием, проявляя его в самоотверженной деятельности сельского врача: в какое бы время ни позвали H. Е., он ехал, забывая пищу, отдых. Много потрудился H. Е. и для голодающих в 91–93 годы и в последний неурожай 98 года. Село соседнее с центром филантропической деятельности гр. Л. Н. Толстого в голодные годы. Отличительной чертой характера H. Е. служит усугублённое сознание нравственного и гражданского долга, а это и есть основной признак душ, способных восприять верой евангельское учение Господа о том: „кто хочет быть первым, будь всем слуга“.

Воздержный и строгий во всём к себе (если не считать курения табака), добрый семьянин, неутомимый труженик, бескорыстнейший человек, сосредоточенный в себе мыслитель – доктор, H. Е. Б. стал уразумевать истинность учения св. церкви с тех пор, как начал внимательно читать Библию совместно с творениями святых отцов и подвижников.

H. Е. человек весьма уважаемый и, конечно, пример его примирения с матерью церковью православной на многих из подобного круга и убеждений людей должен благотворно повлиять. Возблагодарим Господа, скорого на помощь всем, ищущим Его, и помолимся о брате нашем H. Е., помятуя слова Писания: „брат от брата помогаем, яко град крепок“.

Μ. С-ко