Июнь

(От 30 апреля 1900 г. за № 1).

Высочайше утверждённым 3 мая 1883 г. мнением Государственного Совета определены предоставленные раскольникам права, которые возлагают на последователей его обязанность воздерживаться от всяких действий, соединённых с соблазном для православных или клонящихся к распространению между ними своих заблуждений.

Министерство Внутренних Дел, в циркуляре от 21 июля 1883 г. за № 525, по вопросу о порядке применения на практике указанного закона, между прочим, просило губернаторов, при всяком удобном случае, разъяснять сектантам, в каких именно видах состоялся упомянутый закон, дабы благодетельные намерения правительства не были истолкованы ими в превратном смысле.

Между тем из имеющихся в Министерстве сведений усматривается, что раскольники, принадлежащие к, так называемой, австрийской секте, находясь очевидно в заблуждении относительно истинного характера закона 3 мая 1883 года, не подчиняются установленному порядку: Духовные руководители названной секты, вопреки ст. 10 закона 3 мая 1883 г., именуют себя не принадлежащим им духовным званием, а некоторые из них присваивают себе сан и действия, предоставленные исключительно высшим Иерархам православной церкви; причём люди эти появляются всюду свободно в священническом одеянии, а иногда в церковном облачении, и тем нарушают постановление п. 11 того же закона, воспрещающее публичное оказательство раскола. Для обсуждения своих духовных нужд они устраивают самовольные сборища, именуемые ими соборами, что, как было уже разъяснено циркуляром Министерства от 12 апреля 1890 г. за № 3, должно считаться прямым нарушением закона 1883 г. Независимо сего, названные раскольнические руководители, с целью пропаганды своих заблуждений, организуют тайные братства, назначают в разные места миссионеров и издают брошюры и трактаты, наполненные клеветой и хулением на православную церковь и её служителей.

Подобные действия руководителей австрийской секты, свидетельствующие о стремлении их к созданию и упрочению особой, независимой от правительственной власти, раскольнической церкви, с своей самочинной иерархией, производят соблазн и смущение среди православных и, как нарущающие законные права и интересы господствующей церкви, ни в каком случае терпимы быть не могут.

Вследствие сего и принимая во внимание, что пределы предоставленных раскольникам прав точно указаны в законе 3 мая 1883 г. и предупреждение случаев уклонения сектантов от исполнения требований этого закона зависит от соответствующих действий и распоряжений органов местной администрации, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство принять надлежащие меры к тому, чтобы раскольники и их духовные руководители отнюдь не присваивали себе не предоставленных им по закону прав и не позволяли себе действий, направленных к нарушению правил закона 3 мая 1883 года.

Подписал: Министр Внутренних Дел Д. Синягин. Скрепил: За Директора Бахтояров. Верно: Начальник Отделения Смирнов. 

* * *

От Редакции. Вышеприведённый циркуляр Министра Внутренних Дел, от 30 апреля за № 1, является актом большой государственной важности. Прежде всего он останавливает на себе внимание,, как твёрдое по тону и открытое по форме волеизъявление Высшей правительственной Власти по вопросу о нынешнем расколе, – не допускающее ни колебаний, ни перетолкований в понимании относящихся к сектантам требований закона. Такого слова власти раскольники ещё никогда не слышали, после издания благодетельного для них закона 3 мая 1883 г., так как, по заведённому издавна во всех ведомствах канцелярскому порядку, все дела и распоряжения по вопросам о расколе и сектах почему-то ведутся по секретному делопроизводству и потому не объявлялись во всеобщее сведение. Между тем, как и заявлено в самом циркуляре, министерские распоряжения о мерах предупреждения случаев уклонения сектантов от требований закона издавались и ранее, притом неоднократно, но о них не слыхала и не знала именно та народная, как сектантская, так и православная среда и само даже общество, которым необходимо это знать, а потому естественно не вполне могут быть ясны и известны народу и обществу взгляды действия правительства, по поводу раскольничьих тех или других беззаконий, ни самые эти их беззакония.

Раскольничья масса, руководимая людьми сколько невежественными, столько же и своекорыстными и наглыми, распаляемая в своей ненависти к православной господствующей церкви и в упорстве подпольной раскольничьей литературой, наполненной клеветой и хулениями на святыни православия, на Св. Синод и нашу иерархию, – невольно и естественно сжилась с безнаказанными нарушениями действующего о расколе закона, возведёнными в систему; хорошо помня о правах новых, она забыла о своих обязанностях, а многие искренно не знают обязанностей, налагаемых на раскол благодетельным законом 3 мая 1883 года, в отношении церкви и государства. В последние годы беззакония раскольников и в частности австрийской секты приняли дерзающий характер открытой борьбы с господствующей церковью.

Давно не слыша отрезвляющего властного слова правительственной власти, по поводу этих своих преступных деяний, но на почве судебной репрессии неуловимых, благодаря судебной казуистике и раскольничьей ловкости в обходе законов, – раскольники укрепились в ложной уверенности, что Царь и всё правительство и законы на их стороне, – признают якобы за расколом все права на господство, а что де только одно духовное ведомство и миссионеры против раскола, но будто бы скоро австрийская лже-иерархия уже будет признана законной, наравне с иерархией господствующей церкви и проч.

В этом ложном убеждении раскольничьей массы относительно своего истинного и правого положения в государстве и в забвении ею основного принципа наших коренных законов, что раскол и секты лишь терпимое зло, – печальный церковно-государственный недуг, требующий уврачевания, – и кроется главный тормоз успеха миссии Церкви, в деле вразумления раскольников, – причина мертвенности единоверия, слабого проникновения в тёмную раскольничью, среду света школьной грамотности и проч. А потому давно требовалось осветить в глазах сбитой с толку раскольничьей народной массы истинное отношение и взгляды закона и правительства на современный раскол и на преступное поведение главарей его, – необходимо чаще освежать в памяти народной среды требования закона, долга и обязанностей раскола в отношении Церкви и государства, а равно и уяснять истинные взгляды и намерения правительства относительно примирения раскола с церковью и пресечения его дальнейшего распространения. Тогда, можно надеяться, своеволие, смута и обольщение несбыточными, безумными мечтаниями, порождаемые в умах простецов злонамеренной агитацией со стороны вредных духовных руководителей раскола, – не будут иметь тех пределов, до которых они разрослись ныне.

В этом первая и главная цель, а вместе и высокое значение министерского циркуляра 30 апреля.

Объявив во всеобщее сведение о преступлениях современного раскола против благодетельного для него закона 3 мая 1883 г. и в частности осудив дерзкое поведение узурпаторской раскольничьей австрийской секты, продолжающей нарушать требования закона, не смотря на неоднократные указания Министерства на необходимость пресечения таких беззаконий, циркуляр нового Министра решительно заявляет, что подобные действия руководителей Австрийского согласия, «свидетельствующие о стремлении их к созданию и упрочению особой, независимой от правительственной власти, раскольнической церкви, со своей самочинной иерархией, производят соблазн и смущение среди православных и, как нарушающие законные права и интересы господствующей Церкви, ни в каком случае терпимы быть не могут»

А так как – «предупреждение случаев уклонения сектантов от исполнения требований этого закона зависит от соответствующих действий и распоряжений органов местной администрации» – то г. Министр Внутренних Дел и предлагает органам администрации принять надлежащие меры для понуждения сектантов исполнять требования закона.

Таким образом, воздействие на местные органы власти, не достаточно твёрдо ограждающие закон от его нарушений и попускающие нетерпимые деяния, – составляет вторую цель издания настоящего циркуляра.

По этому поводу „Москов. Вед.“ справедливо замечают, что „давно, – ещё Петром Великим сказано, что „всуе законы писать, если оные не исполнять“. Но редко приходится слышать энергическое требование исполнения закона в отношении всех наших бунтовщиков против Православной Церкви. Несмотря на то, что наш государственный закон тесно связывает Русскую Верховную Власть с Православной Российской Церковью, и тем придаёт Православной Церкви значение господствующей, – мы постоянно видим со всех сторон полную поблажку нарушителям прав Российской Церкви. Рыхлый дух либерализма и индифферентизма, глубоко въевшийся в наш образованный класс, отражается здесь самым гибельным образом и на авторитете самого государства. На почве терпимости, которую, согласно с духом самой Православной Церкви, государственный закон даёт раскольникам и сектантам, начинает, вследствие поблажек, вырастать стремление этих раскольников и сектантов к беззаконному захвату господства. Очевидно, что только власть государственная имеет как право, так и силу пресекать эти противозаконные стремления, в отношении Государства даже более вредные, более оскорбительные, нежели в отношении Православной Церкви. А между тем именно никакого действия власти в этом направлении нередко совершенно не замечалось“.

„Циркуляр Министра Внутренних Дел от 30 апреля составляет давно желательное, твёрдое напоминание необходимости соблюдения закона не только самими раскольниками, но и администрацией, которая не имеет права дозволять того, что не дозволено законом, и обязана пресекать всё, пресечение чего вменено ей в обязанность. Дух твёрдой русской государственности, проникающий каждое слово г. Министра, служит ручательством, что напоминание об исполнении закона не останется на этот раз втуне и что новое Управление Министерством Внутренних Дел найдёт средства привести свои законные требования к действительному исполнению“.

„Подрыв закона и пренебрежение к указанному Верховной Властью действию норм закона, не допускаемые в отношениях религиозных, без сомнения, не могут быть допускаемы и ни в каких других отношениях. „Всуе законы писать, если их не исполнять“, сказал Пётр, а факты показывают, что не только всуе, но едва ли не лучше вовсе не писать закона, нежели допускать его неисполнение.. Циркуляр 30 апреля является для России предупреждением, что наступает время уничтожения всяких поблажек вредному нарушению требований государственных законов“.

К этим справедливым словам и пожеланиям почтенного Московского органа остаётся добавить одну справку из отзывов митрополита Филарета, сказавшего, что раскол, и вырос-то на деньгах и обмане...

Ни в какой сфере церковно-государственной жизни так нравственно не деморализуется народная масса, а власть не падает так низко в глазах местного населения, как при поблажках и попустительствах исполнительных органов в нарушении законов, относящихся к вере и Церкви. Вот почему нельзя не пожелать от всей души, чтобы раздавшееся ныне новое властное слово Высшей Власти было в тоже время и действенным по своим последствиям, а не оставалось бы, подобно прежним, правда не объявляемым, как ныне, во всеобщее сведение министерским циркулярам, кимвалом звучащим, мёртвой буквой, неписанным для раскола законом, – иначе для раскольничьей неправды будет новый повод и основание к своему торжеству на, пути обхода и нарушения существующих законов и распоряжений власти.

Не останавливаясь в настоящий раз на описании беззаконий раскола и в частности австрийской его секты, тем более, что на страницах „Миссионер. Обозрения“ достаточно говорилось о вопиющих фактах дерзкого попрания существующих законов и распоряжений власти, со стороны духовных руководителей раскольничьей среды, мы к сведению миссионеров и пастырей Церкви приведём здесь выписки тех пунктов закона и сепаратных циркулярных министерских распоряжений, которые объявлены (в ссылках) в последнем циркуляре от 3 апреля. Незнание духовенством и миссионерами законов и распоряжений власти, относящихся к расколу, часто вредит делу самой миссии.

Пункты закона 3 мая 1883 г. гласят: 10) – „Уставщики, наставники и другие лица, исполняющие духовные требы у раскольников, не подвергаются за сие преследованию, за исключением тех случаев, когда они окажутся виновными в распространении своих заблуждений между православными или в иных преступных деяниях. За означенными лицами не признаётся духовного сана или звания, причём они считаются, в отношении к правам состояния, принадлежащими к тем сословиям, в которых состоят“.

11) „Последователям раскола воспрещаются всякое публичное оказательство оного и вообще действия, могущие давать повод к соблазну между православными. Публичным оказательством раскола, соблазнительным для православных, признаются: а) крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях; б) публичное ношение икон, за исключением случая, предусмотренного в пункте а статьи 9 настоящего узаконения; в) употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий церковного облачения или монашеского и священнослужительского одеяний, и г) раскольничье пение на улицах и площадях“.

Упоминаемый затем в новом циркуляре Министра Внутренних Дел циркуляр Министерства Внутренних Дел на имя губернаторов, от 21 июля 1883 г. за №. 525, имел целью, в видах предупреждения могущих возникнуть в применении на практике закона 3 мая 1883 г. недоразумений, в особенности относительно точного определения предела прав, даруемых раскольникам и образа действий подлежащих административных властей, разъяснить губернаторам те главные основания, которые Правительство имело в виду при издании сего законоположения.

„Цель издания закона 3-го мая, – гласит циркуляр, – заключается в установлении на твёрдых основаниях религиозной и общественной правоспособности раскольников, определявшейся до того времени почти исключительно административными распоряжениями“.

„Стремясь к достижению этой цели, но вместе с тем избегая всего того, что могло бы иметь вид послабления, а тем более покровительства учениям, отклоняющимся от догматов Православной Церкви, настоящие Высочайше утверждённые правила предоставляют последователям сект общегражданские права и удовлетворяют религиозным потребностям этих людей в той степени, в какой то и другое не может нанести вреда господствующей Церкви“.

Переходя за сим к отдельным пунктам закона 3-го мая, Министерство признало нужным преподать губернаторам по некоторым из них необходимые разъяснения, из которых к сведению деятелей миссии отметим следующие:

1) „Пунктом 1-м означенных правил, паспорта на отлучки внутри Империи выдаются раскольникам всех сект, за исключением скопцов, на общем основании. Исключение это сделано в тех видах, – говорится в циркуляре, – что отлучки с постоянного места жительства этих сектаторов, как доказал опыт, большей частью служат средством сокрытия опасной для Церкви и Государства пропаганды“.

„Вообще по предмету выдачи паспортов всем раскольникам, за исключением скопцов, необходимо иметь в виду, что виновные в распространении раскола подвергаются по действующему закону, весьма строгому наказанию. Поэтому лицо, которое навлечёт на себя подозрение в содеянии означенного преступления, подлежит уголовному преследованию, причём, в видах пресечения ему способов уклониться от следствия и суда, может быть лишено свободы передвижения на основании правил уголовного судопроизводства. Независимо сего, Министр Внутренних Дел, в силу принадлежащей ему власти, всегда имеет возможность, и не прибегая к уголовному преследованию, принять соответственные обстоятельствам меры для того, чтобы воспрепятствовать свободному распространению раскольничьих учений. Согласно сему, в случаях замеченного распространения раскольниками своих заблуждений между Православными следует или немедленно возбуждать против таких лиц судебное преследование, или же сообщать вверенному мне Министерству, для принятия соответственных мер“.

2) Пунктом 4-м закона раскольникам дозволяется занимать общественные должности, с утверждения, в указанных законами случаях, подлежащих Правительственных властей.

„При исполнении сего законоположения, – говорится в циркуляре, – необходимо руководствоваться как местными условиями и обстоятельствами, так равно нравственным характером учения и другими свойствами секты, к которой будет принадлежать избираемое лицо, отнюдь не допуская утверждения в должностях, соединённых с властью или влиянием таких лиц, кои замечаются в распространении своих заблуждений между православными“.

3) Пунктом 5-м закона 3 мая 1883 г. раскольникам разрешается „творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужения по их обрядам, как в домах, так равно и в особо предназначенных для сего зданиях, с тем лишь непременным условием, чтобы ими не были нарушаемы при этом общие правила благочиния и общественного порядка“.

„При разрешении вопроса о совершении раскольниками богомолений по их обрядам, признано необходимым, сказано в циркуляре, во избежание недоразумений и для отличия раскольнических часовен и особо предназначенных для общественного богослужения домов от частных помещений, в которых происходят молитвенные собрания, – присвоить сим часовням и домам наименование молитвенных зданий.

Само собой разумеется, что относительно совершения раскольниками богослужений в существующих ныне и имеющих быть разрешёнными молитвенных зданиях, а также в частных домах их, следует наблюдать, чтобы при этом не было проявляемо, так называемое, публичное оказательство раскола, признаки которого подробно исчислены в п. 11-м Высочайше утверждённых правил; в случае же действительного нарушения раскольниками какого либо из означенных выше признаков, виновные в том должны быть подвергаемы судебному преследованию в установленном для сего порядке“.

4) На основании 6-го и. правил, с разрешения Губернатора, или Начальника области, раскольникам предоставляется исправлять и возобновлять принадлежащие им часовни и другие молитвенные здания, приходящие в ветхость, с тем, чтобы общий наружный вид исправляемого или возобновляемого строения не был изменяем.

„При разрешении подобного рода ходатайств, – говорится в циркуляре, – строго наблюдая за исполнением указанного выше требования, не следует возбранять ставить наддверные кресты и иконы над входом в часовню или молитвенный дом, так как помещение креста или иконы над входом в дом, не имеющий вида православного храма, не может почитаться ни оскорблением религиозного чувства православных, ни средством к совращению их в раскол, ни даже оказательством ереси. Дозволение это, не должно, впрочем, служить предлогом к украшению входов в часовни или молитвенные дома, на подобие церковной паперти, иконами или другими священными принадлежностями, или к поставлению лампад и подсвечников, так как в этом отношении разумеется исключительно небольшой крест или икона над дверью“.

5) По 7 и 8 п.п. допускается, с разрешения Министра Внутренних Дел, распечатывание раскольнических молитвенных домов и обращение на сей предмет жилых помещений.

„При доставлении по подобного рода ходатайствам в Министерство Внутренних Дел сведений и заключений, следует пояснить, насколько запечатанная молельня пользуется в среде раскольников особым значением и само распечатывание её признаётся возможным без какого-либо существенного вреда для местного православного населения, какое количество раскольников и Православных проживает в данной местности, где предполагается устройство моленной, существует ли в оной православный храм, а также и другие местные обстоятельства, могущие иметь значение при разрешении таких ходатайств раскольников

В заключении цитируемого циркуляра Министерство предлагает губернаторам для предупреждения превратного истолкования раскольниками благодетельных намерений Правительства, всякий раз, когда представится возможным объяснять им, в каких именно видах состоялся настоящий закон, а также внушать заблуждающимся, что даруемые Правительством облегчения обязывают их ещё с большей готовностью строго повиноваться установленному законом порядку и воздерживаться от всякой вражды к Православной Церкви или порицаний её, а тем более покушений привлекать других к своим заблуждениям“.

Циркуляр подписан Министром

Внутренних Дел Графом Д. Толстим

и Директором В. Заика

* * *

О принятии мер против оказательства раскола и в частности по поводу ношения священнического одеяния раскольничьими духовными руководителями был издан циркуляр Министерства Внутренних Дел в 1888 г., от 14 того же октября за № 496. В циркуляре этом говорится: „Министерство Внутренних Дел в циркулярных своих предложениях Губернаторам, от 21 июля 1883 г. и 12 октября 1885 г. за .№№ 525 и 854, разъясняя закон 3 мая 1883 г. о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб, вместе с тем указывало на необходимость строго следить за недопущением публичного оказательства раскола, под которым означенный закон (п. II) разумеет: а) крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях; б) публичное ношение икон, за исключением случая предношения оных сопровождаемому на кладбище покойнику; в) употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий церковного облачения или монашеского и священнослужительского одеяний и г) раскольничье пение на улицах и площадях. Между тем Обер-Прокурор Святейшего Синода сообщил, что, по заявлению некоторых присутствовавших на состоявшемся, по распоряжению Синода, в Москве, в июне и июле месяцах минувшего года, съезде противо-раскольнических миссионеров, многие раскольнические попы и диаконы являются повсюду, ничем не стесняясь и ничего не опасаясь, с длинными волосами и в одежде, присвоенной исключительно православным духовным лицам, а также позволяют себе особенно в сёлах и деревнях являться публично в священных облачениях, с пением священных песней. Принимая во внимание, что, на основании п. 10 закона 3 мая 1883 года, за раскольническими требоисправителями отнюдь не признаётся духовного сана и что указываемые Московским съездом миссионеров действия означенных лиц заключают в себе признаки публичного оказательства раскола, законом строго воспрещаемого, я считаю необходимым вновь покорнейше просить Ваше Превосходительство принять все зависящие от Вас, Милостивый Государь, меры к тому, чтобы на будущее время со стороны раскольнических требоисправителей отнюдь не были допускаемы таковые противозаконные действия и в случаях замеченных нарушений виновные в том были немедленно предаваемы законной ответственности, в установленном порядке“, Декабря 23 дня 1888 г. Циркуляр подписан Министром Дурново.

По поводу раскольничьих соборов был издан циркуляр Министерством Внутренних Дел, от 12 января 1890 г. за № 3; в нём говорится: „Из дошедших до Министерства Внутренних Дел сведений усматривается, что некоторые из коноводов раскола дозволяют себе созывать какие-то мнимые соборы, приглашая к участию в оных своих требоисправителей, лже-епископов и лже-попов, а также и проживающих в разных местностях последователей их секты и на этих совещаниях, беспрепятственно занимаясь обсуждением произвольно возбуждаемых ими вопросов, составляют постановления, направленные к упрочению своих лже-верований, клонящихся нередко к нарушению основных государственных постановлений.

Из числа таких незаконных собраний известен Министерству Федосеевский собор, имевший место в одном городе, в 1883 г., на котором присутствовали беспоповщинские „отцы“, приехавшие по особому вызову из разных мест России. На этом собрании были подтверждены безнравственные уставы этого толка о безбрачии, для всех обязательном. Такие же соборы у беспоповцев происходили в 1884, 1887 и в минувшем годах в трёх городах. Имеются также в Министерстве сведения, что кроме указанных соборов бывали ещё от времени до времени подобные собрания для рассмотрения вопросов, касающихся верований раскольников, принадлежащих к, так называемой, поповщинской секте.

Признавая таковые самопроизвольные действия раскольников незаконными и служащими к соблазну для православных и принимая во внимание: а) что закон 3 мая 1883 г., предоставляя сектаторам известные права в сфере их религиозной жизни, в то же время не признаёт за отправителями у них духовных треб духовного сана или звания, а считает таких лиц в отношении к правам состояния принадлежащими к тем сословиям, в которых они состоят; б) что во всяком случае такие собрания, независимо от несомненного вреда, приносимого ими имеющим важнейшее государственное значение интересам православия, как недозволенные правительством, воспрещены ст. 128 Уст. о пред. и пресеч. прест., изд. 1876 г., и в) что допущение таких незаконных действий сектаторов является в данном случае как бы послаблением расколу, – Министр считает необходимым обратить особое внимание начальников губернии на настоящее обстоятельство и просит предложить всем чинам подведомственной полиции, строго наблюдать, чтобы нигде и ни под каким видом подобных собраний раскольников, именуемых соборами, допускаемо не было и чтобы лица виновные в составлении таких недозволенных сборищ, немедленно привлекались к законной ответственности“.

О результатах губернаторских распоряжений по настоящему предмету, а также о всех случаях, могущих быть обнаруженными стремлений к составлению сборищ раскольников, губернаторы должны сообщать своевременно Министерству.

Циркуляр подписан Министром Внутренних Дел,

Статс-Секретарём Дурново.

Директором В. Заика.

* * *

Таким образом, как сам закон, так равно и высшая правительственная власть отнюдь не терпят со стороны раскола тех деяний, которые вновь осуждены ныне в последнем циркуляре Министерства Вн. Дел, но которые раскольничьи агитаторы выдают тёмной массе за явления якобы им дозволенные, непредосудительные. Если же раскольники, в противность точному разуму законов и вопреки воле и намерению высшей власти продолжают творить свои беззакония, чинить явное своевольство, наглое ослушание власти и безбоязненно нарушение законов, то причиной здесь служат глубокая испорченность среды раскольничьей в государственном и правовом смысле, и её фанатизм и упорство, а также недейственность и недостаточность тех способов и мер пресечения, какими вооружена административная власть, – безрезультатность борьбы с преступлениями раскола по нарушению закона 3 мая на почве судебной репрессии. Но об этом слишком важном и сложным вопросе надеемся поговорить в особой статье.

В. Скворцов

Правила единоверия 1800 г., как имевшие своей целью формулировать в принципе общие отношения единоверцев к православной церкви, разумеется, не могли предусмотреть всех возможных дальнейших, более мелких недоразумений и вопросов и определить то или иное их разрешение. Это разрешение, естественно, предоставлялось времени, по мере возбуждения самих недоумений и затруднений. К тому же и сами правила недомыслящими или хитромыслящими из старообрядцев могли перетолковываться и пониматься не по разуму самого единоверия, а по хотениям сердец их. Необходимо поэтому должны были возникнуть вопросы к разрешению и из этой причины. Разрешение имеющих появиться таким путём недоумений и затруднений необходимо, конечно, должно было принадлежать Св. Синоду или Епархиальным архиереям, как власти церковной, признанной за таковую самими единоверцами. И, действительно, на протяжении столетней истории единоверия этой церковной властью – одной или вместе с гражданским правительством – издан был не один десяток распоряжений, определений и постановлений касательно единоверия. Оставляя пока в стороне определения, постановления церковных властей, касающиеся внутренней сущности самого единоверия, его отношений к православной церкви, остановимся в этот раз на рассмотрении определений, касающихся благоустройства и организации единоверческих обществ, т. е. внешней стороны единоверия.

Не ошибёмся, кажется, если скажем, что первым по времени, да и по важности, недоуменным предметом был вопрос о единоверческих священниках. В п. 2 правил единоверия избрание их предоставлено епархиальному архиерею „и желанию прихожан“. Вероятно, на основании последних слов и своего расширенного их толкования настоятель Высоковского старообрядческого скита, Костромской епархии, инок Герасим с братией входили 1802 году в Св. Синод с просьбой дозволить им, в случае их присоединения к прав. церкви на правилах единоверия, „избирать настоятеля (скита) самим, священников же из старообрядческой братии их“. Требование это, как несоответствующее п. 2-му правил единоверия и как ограничивающее в пользу самих просителей власть епархиального архиерея, было отклонено как одно из доказательств, „подтверждающее прежнее их ожесточение, вовсе противное тем основаниям, на коих дозволяется старообрядцам иметь церкви и особенных священников“³⁰⁹. Насколько нам известно, подобного требования не возникало потом более ни у единоверцев, ни у желающих присоединиться к прав. церкви раскольников. Чаще возникало другое желание – это, чтобы дозволено было иметь священниками прежде уклонившихся от прав. церкви и бежавших к раскольникам российских священников. Насколько известно, и это желание не удовлетворялось; беглых же попов, по принесении ими раскаяния, обыкновенно, после испыта, определяли на праздные священнические места в православные приходы. И едва ли не единственный был случай, когда м. московский Филарет в 1854 году, с разрешения св. Синода, оставил беглого попа Петра Русанова, по присоединении его к единоверию, при ново-учреждённой на Рогожском кладбище в Москве единоверческой церкви, в качестве уволенного от действительной службы, с правом однако совершать литургии и некоторые требы, по силам, в помощь местному священнику, по желанию прихожан. И это разрешение дано было м. Филаретом едва ли не в виду преклонной старости и близкой смерти П. Русанова³¹⁰. Если не принимались в качестве законных священников беглые попы, то тем более не могли быть признаны за таковых лже-священники австрийской поповщины. Об этом, впрочем, не возникало даже и вопроса. Первые, пожелавшие из них присоединиться в 1865 г. к единоверию, лже-епископы Пафнутий Коломенский и Онуфрий Браиловский, иеромонах Иоасаф, архидиакон Филарет и др. сами же почли за незаконное дело оставить за собой приобретённые ими в поповщинском расколе от Амвросия саны, почему и отказались от них, сохранив лишь монашество, что разрешалось самими правилами 1800 г. (п. 10). Такова была и дальнейшая практика, допускавшая только, согласно словам м. Филарета этим первенцам – единоверцам из австрийской лже-иерархии, возможность искать им после присоединения к единоверию поставления в священные степени³¹¹.

Такая разборчивость духовной власти в определении единоверческих священников с несомненностью показывает, что эти священники в глазах церковной власти были такие же православные священники, как и их собратья в Великороссийской церкви. В силу такого взгляда высшей власти, единоверческое духовенство должно было пользоваться и, действительно, пользовалось всеми правами, принадлежащими Великороссийскому духовенству. А в 1853 году, от 1-го мая, права, приобретаемые вступающими из раскола в единоверческое духовенство, „в видах поощрения раскольников к присоединению в единоверие“, были распространены и на тех детей духовенства, кои родились в прежнем их звании, исключая детей, находящихся в крепостном состоянии, пока они не будут освобождены их владельцами.³¹² Ещё несколько ранее этого внимание св. Синода было обращено на причётников (или – как чаще их называют – уставщиков) единоверческих церквей. В 1847 году от 15-го марта, согласно заключению св. Синода, причётники единоверческих церквей в посадах Черниговской епархии, из числа прежних уставщиков и начётчиков раскольничьих, были освобождены от казённых повинностей, общественных раскладов и постоя.

А от 31 октября 1853 года эти привилегии Черниговских единоверческих причётников были распространены на всех причётников, без испрашивания на то каждый раз особого от св. Синода распоряжения.³¹³ После этого единоверческое духовенство стало во всём в его правах уравненным с Великороссийским духовенством.

Наделяя единоверческое духовенство свойственными ему правами, св. Синод в тоже время следил, чтобы ничто из прежде данного ему не нарушалось. Это видно из следующего весьма любопытного дела от 13-го февраля 1853 года.

Генерал-адъютант Кокошкин, член Черниговского секретного совещательного комитета, в представленном по начальству в св. Синод отзыве изъяснил, „что, для более успешного хода дела присоединения раскольников все сношения единоверческих священников с епископами должны быть производимы через гражданские власти, что всего удобнее исполнить при посредстве секретного совещательного комитета, так чтобы наставления, даваемые епископами священникам, исходили из означенного комитета и сами священники в посады были бы выписываемы и определяемы не иначе, как посредством сношения начальника губернии с епархиальным начальством назначаемого священника. При таком порядке, по мнению Кокошшкина, влияние епархиального начальства на единоверческих священников в сущности не нарушается; ибо местный епископ состоит членом секретного совещательного комитета“... Св. Синод, обсудив это предложение генерал-адъютанта, нашёл:... „Поставлять священников единоверческих вне зависимости от епархиального архиерея было бы нарушением основных церковных законов об иерархии; а скрывать сию зависимость под внешними формами независимости было бы противным истине, уклонение от которой недостойно ни церкви, ни правительственной власти; само же единоверие получило бы тогда внешнее свойство раскола, и присоединение к нему раскольников не имело бы значения. Подобная мысль могла бы породить многие затруднения и недоразумения, в делах веры всегда опасные“... В виду этого, предложение генерал-адъютанта Кокошкипа не было принято св. Синодом³¹⁴.

Другим весьма важным делом по устроению единоверческих обществ, требовавшим опять распоряжений со стороны церковной власти, было дело по организации единоверческих приходов. В правилах 1800 года на этот счёт ничего не было упомянуто; а существовавшие в то время постановления Св. Синода и Правительствующего Сената, от 10 августа 1722 г., 19 января 1723 г., 8 октября 1778 г. и 16 марта 1795 г. требовали для образования отдельного прихода с его собственной церковью определённое количество дворов, именно: для однокомплектной церкви от 100 до 150, для двухкомплектной от 200 до 250 и для трёхкомплектной не менее 300 дворов. Вот тут-то и встретилось немалое затруднение. Если бы строго придерживаться этих постановлений о количестве дворов, то образования приходов единоверческих пришлось бы ждать очень долго и с большим вредом для самого распространения единоверия. Но и игнорировать совсем этих постановлений тоже нельзя было, как утверждённых Высочайшей властью. И, действительно, первые годы Св. Синод придерживался этих постановлений. Так, он в 1803 году от 4 сентября отказал старообрядцам разных селений Сычевского уезда, Смоленской губ., в просьбе их об устроении у них отдельной церкви, главным образом потому, что за исключением не природных старообрядцев настоящих, действительных раскольников из них оказалось только 23 обоего пола³¹⁵. Но скоро, впрочем, одно обстоятельство дало возможность церковной власти выйти из этого затруднения и отчасти разрешить его на пользу единоверия.

В 1807 году бывший Пермский епископ Иустин доносил Св. Синоду, что старообрядцы Невьянского Быньговского и Петрокаменского заводов просят об устроении у них единоверческой церкви, причём владелец заводов, коллежский советник, Яковлев соглашается построить таковую церковь каменную собственным своим коштом и на своём же иждивении содержать священника с причтом. Представлена была при этом справка, что священно и церковнослужителям при тамошних православных церквах из господской суммы производится в жалованье: – священникам по 150 руб., диаконам по 100 и причётникам от 36 до 84 руб. в год, сверх получаемых ими доходов за требоисправления. Обсудив всё это, Св. Синод постановил, что „не может он сам собою сделать никакого удовлетворения выше изъяснённому прошению старообрядцев, при вышеупомянутых заводах находящихся; ибо их всех просителей только 65 человек, что составит только 16 дворов, а потому весьма далеко отстоит от того количества, определённого в указах. Но как владелец оных заводов, Яковлев, обязуется и построить каменную церковь, и содержать весь причт, при ней быть имеющий, на собственном своём иждивении; и как желание старообрядцев устраивать храмы Божии есть довольное сближение, или паче соединение с прав. Церковью“: то и было предоставлено г. обер-прокурору Св. Синода доложить Государю о сём, испрашивая его дозволения „устраивать старообрядцам однокомплектные церкви, хотя бы число их и не соответствовало положению“, именными указами определённому, если „православные священно и церковно-служители от учреждения единоверческого прихода не потерпят оскудения, и ежели старообрядцы, кроме отведения священно и церковно-служителям земли указанной пропорции, на основании межевой инструкции, и кроме построения надлежащих домов для всего причта, дадут ещё обязательство, в вознаграждение недостатка приходских дворов, производить священно и церковно-служителям денежный оклад, по взаимному их между собой согласию, на законном основании.

Несколько месяцев спустя, г. обер-прокурор обявил Св. Синоду, что по всеподданнейшему его докладу, Государь изъявил своё изволение на постановление Св. Синода об основаниях к устроению однокомплектных церквей³¹⁶. Это утверждённое Высочайшей властью постановление Св. Синода с этого времени стало законом. И на основании его в 1812 году Св. Синод уже отказал в просьбе построить единоверческую церковь старообрядцам некоторых селений Новоладожского уезда, С.-Петербургской губ., которые не согласились „в замен недостатка дворов, в узаконенное для учреждения однокомплектного причта количество, производить, сверх полагаемых ими для священника 300 руб., двум причётникам по 300 руб. в год, также внести в опекунский совет Императорского воспитательного дома, в замен указной пропорции земли, коей они не отводят, достаточную денежную сумму для обращения процентов на содержание их священно и церковно-служителей“³¹⁷.

Кроме вновь устроенных единоверческих церквей немало, конечно, было их, особенно в первое время существования единоверия, перестроенных из раскольнических моленных. Какие на этот счёт существовали распоряжения, т. е. при каких условиях возможны были обращения моленных в единоверческие церкви, – узнать нам не удалось. По крайней мере до 1834 года мы не встретили распоряжений по данному вопросу. Только в 1834 году от 5 декабря, по поводу ходатайства Пермского епископа, чтобы устроение единоверческих церквей не подвергалось общим правилам, Государь повелел: „в тех случаях, когда раскольники изъявят намерение присоединиться к православию или единоверию, то дозволить им, с разрешения главного духовного начальства, строить на первый раз церкви, соответственно их желанию, с обращением на сей предмет их часовен“³¹⁸. Это общее постановление было разъяснено частнее в 1837 году по поводу ходатайства Пермского губернатора о передаче раскольнической часовни в деревне Горскиной в ведение единоверцев, согласно Высочайшему повелению 5 декабря 1834 г. Было разъяснено „что дабы, на основании приведённого Высочайшего повеления, обратить часовню в единоверческую церковь, нужно, изъявление общего на то желания принадлежавших к ней раскольников“, а не части, тем более меньшей, как в деревне Горской³¹⁹. Разъяснение это, едва ли всюду и всегда принималось во внимание при возникновении подобных дел. По крайней мере практика, хотя бы обращения московских или стародубских раскольничьих часовен в единоверческие храмы, говорит противное.

Начиная с 30-х годов, когда особенно усилились заботы правительства о распространении единоверия, на построение единоверческих церквей стали выдаваться немалые субсидии из казны³²⁰.

В 1839 г. состоялось постановление, кажется, единственное во всей истории единоверия, о месте для погребения единоверцев. Рижские раскольники обратились, с жалобой на местных единоверцев, что эти погребают своих покойников на их кладбищах. Государь, до сведения которого доведена была жалоба, нашёл, что единоверцы, как сыны греко-российской церкви и имея духовенство от архиерея, могут быть погребаемы на православном кладбище и что равномерно нет причины возбранять погребать их и на раскольническом кладбище, если кто из них перед смертью пожелает, чтобы бренные его останки были преданы земле в одном месте с его родителями и предками. Согласно с этим состоялось и постановление от 17 марта 1839 г. о погребении единоверцев на том или другом кладбище, сообразно с желанием, изъявленным перед смертью умирающим или согласно с просьбой ближайших его родственников³²¹. В настоящее время во многих местностях единоверцы имеют свои собственные кладбища.

Особенно много хлопот и занятий от Св. Синода потребовало дело об устроении единоверческой типографии³²². Возникло это дело в первый же год учреждения единоверия, возникло в виду почувствовавшейся большой нужды в книгах печати первых пяти патриархов для богослужения в единоверческих церквах. Правда, в первое время эта нужда могла быть и не столь ощутительной: вступавшие в единоверие раскольники в большинстве случаев обращали свои прежние моленные в храмы и, след., пользовались и имевшимися в моленных книгами; к тому же старопечатными книгами снабжало единоверческие храмы и правительство, не редко отбиравшее в пользу единоверцев книги у раскольников. Но такой порядок был не прочен и не надёжен, да и продолжаться долго не мог. Необходимо должен был возникнуть вопрос о типографии для печатания книг издания первых пяти патриархов. Типографии таковые, правда, кое-где в Стародубе существовали; но после именного указа от 27 июля 1787 года, должны были закрыться. Указом этим книги „богослужебные или к св. писанию, к вере, либо к толкованию закона и святости относящиеся“ повелено было печатать исключительно только в синодальной или в иных типографиях, под ведомством Синода состоящих, с строгим запрещением делать это частным типографиям. На основании этого указа в 1799 году закрыта была, давно уже существовавшая, старообрядческая типография в посаде Клинцах, Мглинского повета, Малороссийской губ., у купца Феодора Кардашева. Тогда-то вот и возникло дело о печатании книг для единоверцев. – Возбудитель его был Петербургский единоверец Никита Феодоров.

Этот Никита Феодоров в марте 1801 года докладывал Г. Генерал-Прокурору Обольянинову „о крайней и необходимой надобности“ в старопечатных книгах после закрытия Клинцовской типографии. Он же, Феодоров, при этом представлял, что, для пресечения этого недостатка, а также и для предупреждения могущих вкрасться в употребление развратных книг „не найдено ли будет возможным для Св. Синода, потребное число экземпляров тех книг, совершенно сходных с оригиналами, напечатать в состоящих в ведомстве Св. Синода в С.-Петербурге и Москве типографиях и оными (единоверческие) церкви снабжать“. Это представление Феодорова через Петербургского митрополита Амвросия было передано на обсуждение Св. Синода. Св. Синод, найдя, что печатание в подведомых ему типографиях старопечатных книг полезно для единоверия, потребовал от единоверцев Петербурга и Москвы необходимые для их богослужения книги представить для печати в синодальные типографии; а Московской типографии предписал начать само печатание на казённый счёт имеющихся быть представленными к ней книг, „но не более одного завода каждого наименования“. Делая это ограничение в количестве печатаных книг, Св. Синод, кажется, хотел узнать, как дорого будет становиться это новое для него типографское дело, чтобы потом можно бы было ему определить ценность каждой книги для продажи. А так как для печатания единоверческих книг должны были потребоваться другие, новые типографские станки, то Св. Синод распорядился, чтобы, по сношении с кем следует, были взяты из закрытой Клинцовской типографий имевшиеся там и доставлены в Москву.

После такого постановления Св. Синода, казалось бы, дело о печатании для единоверческого богослужения потребных книг должно было бы закончиться: вопрос был разрешён. Но на самом-то деле это было только начало длинной истории об открытии особой единоверческой типографии.

Это постановление прежде всего не было утверждено Государем и потребовало вторичного обсуждения дела и уже в Высочайшем, Его Императорского Величества, присутствии. Причины к кассации его – неизвестны; но, судя по результатам вторичного синодального обсуждения, едва ли будет ошибочным предположение, что причиной были единоверцы. Печатание книг в синодальной типографии у них, при их недоверчивом отношении к Православной церкви, естественно могло породить подозрительную мысль о возможности со стороны синодальной типографии изменений в содержании книг; а поэтому и постановление Св. Синода не могло не возбуждать их к протесту. При вторичном обсуждении в Высочайшем присутствии, 22 мая 1801 г., было уже постановлено другое, а именно: „типографии в посаде Клинцовском быть по-прежнему с тем, чтобы печатание ею книг производилось с ведома и дозволения Св. Синода; и для того назначить Св. Синоду с своей стороны надзирателей“. На Св. Синод возложено было озаботиться о самом устройстве типографии. На синодальном докладе о сём последовала, от 2-го июня 1801 г., Высочайшая резолюция: „Быть по сему“. После этого Св. Синоду оставалось приступить к устроению в Клинцах, или где найдёт возможным гражданское начальство, типографии на указанных началах. С этой целью им были затребованы сведения 1) от синодальных библиотек в Москве и Петербурге, какие книги печати первых патриархов, к церковному богослужению относящиеся, имеются у них и 2) от правительствующего Сената о состоянии, в каком в то время находилась Клинцовская старообрядческая типография. В августе были получены в Св. Синоде нужные ему справки и из библиотеки, и из Малороссийского губернского правления. Несмотря на то, что присланные в Св. Синод справки были благоприятны для учреждения дозволенной типографии – из библиотеки был прислан список имевшихся книг, а из губернского малороссийского присутствия сообщалось, что типография Клинцовская находится под надзором и в ведении Черниговского городничего, – Св. Синодом к устроению типографии пока ничего не было предпринимаемо и дело как бы замолкало, а единоверцы остались опять без типографии.

Следствием такого положения было то, что старопечатные книги стали печататься в различных потаённых типографиях раскольничьих и привозиться из заграницы, – но те и другие были часто извращены в раскольничьем духе. С одной стороны, такая ненормальность в деле снабжения единоверческих церквей книгами, а с другой – желание иметь типографию у себя, побудило некоторых мест единоверцев обратиться через гражданскую местную их власть в Св. Синод с просьбой о дозволении устроить типографию у них. Так, в апреле 1802 г. хлопотали об этом Московские единоверцы, а в августе того же года с подобной просьбой от имени единоверцев стародубских слобод обратился Зыбковский купец Козин. Но обе просьбы Св. Синодом оставлены без удовлетворения: Св. Синод отказывал, ссылаясь на Высочайшее постановление от 2-го июня 1801 г.

В мае 1803 года дело о типографии снова возникает. Малороссийский Генерал-Губернатор, князь Куракин, представил на Высочайшее усмотрение свои соображения по данному делу. Он предлагал: 1) сделать типографию, дозволенную в посаде Клинцовском, собственностью не частного лица, как было прежде, а целого общества единоверцев, 2) дозволить книги, напечатанные в ней, продавать раскольникам и 3) к цензору от духовенства, в виду недоверия к нему со стороны единоверцев, присоединить цензора гражданского, „для водворения в них надеяния, что уже ничто их стеснять не будет“.

По утверждении этих соображений Государем, Св. Синоду осталось только принять это к сведению и надлежащему распоряжению. Это бы он и сделал, если бы по поводу утверждённых Государем соображений Новороссийского Генерал-Губернатора не последовало особливого мнения от Синодального члена, Архиепископа Ярославского, Павла.

Архиепископ Павел, придавая большое значение этим соображениям, находил необходимым выставить на вид: 1) кого разуметь под обществом, собственностью которого должна быть типография? не вообще ли Клинцовское общество и, след., – раскольническое? 2) через умножение от печати старопечатных книг не увеличится ли упорство раскольников? 3) а: какие книги первых пяти патриархов могут быть печатаемы в типографии: – богослужебные ли то, что и как явствует из правил 1800 г., или вообще всякие книги, включая сюда различные цветники и челобитные? б: кто будет отвечать за неправильности в печатаемых книгах – случайные и злонамеренные? Обязанности учреждаемых теперь цензоров существенно отличны от обязанностей, предполагавшихся по указу от 2-го июня 1801 г. надзирателей: если первые рассматривают только предлагаемые к печати книги, то вторые следят за тем, чтобы не печаталось никакой неодобренной книги. – Св. Синод, найдя „означенное мнение синодального члена преосвященного Павла, Архиеп. Ярославского, заслуживающим уважения“, в своём заседании 22 июля 1803 года постановил: „сообщив Малороссийскому Генерал-Губернатору о бывших в Св. Синоде суждениях по делу о Клинцовской типографии 1) поставить ему на вид означенные в записке Архиеп. Нила обстоятельства, 2) рекомендовать, чтобы печатание книг производимо было одних только дозволенных и необходимых для отправления богослужения, без малейшей в них перемены; по напечатании представлять по два экземпляра каждой книги в Св. Синод для проверки с прежними; а книги, не принадлежащие к служению в церквах, а относящиеся к каковым-либо повествованиям или толкованиям веры и священного писания, не печатать ни под каким видом, представлять в Св. Синод сами их экземпляры и ожидать на то разрешения“.

Это синодальное предписание Малороссийскому Генерал-Губернатору, как оказывается из дальнейшей переписки его с Св. Синодом, не понравилось ему. И он не только ничего не предпринимал, по крайней мере до половины 1806 г., к открытию типографии, но сначала в 1803 г., по получении Синодального указа, а затем в 1806 году просил снять с него заботу об открытии у него в Клинцах типографии, и открыть таковую в Москве, о чём в то время просили Московские единоверцы. Просьба эта Св. Синодом не была уважена. Между тем, Куракиным, а после него и его заместителем, к устроению типографии ничего не было сделано, и Св. Синоду ничего не было до 1817 г. известно, в каком положении находилось печатание книг для единоверцев.

В этом году Св. Синод из донесения к нему Комитета Министров узнал, что Генерал-Губернатором Куракиным, во исполнение Синодального постановления от 22 июля 1803 г., не сделано ничего, что существуют две раскольничьих типографии (с какого года, – не указано) в посаде Клинцах у купца Карташева и в деревне Махновке, и что Комитетом Министров постановлено закрыть означенные типографии. После этого Св. Синоду снова пришлось заняться старым и, вероятно, уже позабытым делом об единоверческой типографии. На этот раз его занятия оказались успешными. Это, быть может, потому главным образом, что он решил на этот раз удовлетворить многократной просьбе Московских единоверцев об открытии у них типографии. В Синодальном постановлении от 22-го апреля и 6-го мая 1818 г. читаем: „учредить только одну типографию в Москве на иждивении тамошней церкви прихожан. Быть ей под присмотром имеющих определиться от Синода членов. Книги из неё могут получать и все старообрядцы. Все другие раскольничьи типографии уничтожить, продажу относящихся к богослужению книг запретить, ввоз их из-за границы оградить строжайшими запрещениями, – в противном случае книги сии конфисковать и истреблять“. От 27-го августа это определение Св. Синода было утверждено Высочайшей властью. Во исполнение этого был послан указ митрополиту Московскому Августину с предписанием заняться устройством единоверческой типографии в Москве и представить по сему делу свои соображения. Дано было знать о сём ведением и Сенату с просьбой об уведомлении подлежащих к нему гражданских властей. Но у этих встретилось к приведению постановления Синодального недоразумение, как узнавать подлежащие конфискации и истреблению книги, – о чём и сделан был запрос в Св. Синод. Этот от 29-го ноября 1818 г. указал, что „распознавать таковые ввозимые книги по церковным литерам и не смотря ни на время издания их, ни на иное какое различие подвергать конфискации“. (Указ об этом от 9-го июня 1819 года).

11 октября был получен рапорт м. Московского Серафима с извещением, что Московские единоверцы охотно берут на своё иждивение типографию, что для неё имеется уже дом; – здесь же представлялись от митрополита условия, на коих может быть открыта типография. В Синодальном заседании 12-го января 1820 года рапорт этот был обсуждаем и на основании его были выработаны следующие правила Для Московской единоверческой типографии, на основании которых типография эта и стала работать.

„Первое – означенную типографию, как имеющую все потребное к печатанию в готовности, открыть, которой и состоять на иждивении и ответственности прихожан тамошней единоверческой церкви, дозволяя им для внутреннего действия по типографии избрать из себя двух или трёх человек в виде попечителей. Второе – при типографии сей быть двум надзирателям из духовных особ, которые избираются епархиальным Преосвященным, а утверждаются Св. Синодом. Третье – прихожане единоверческой церкви или сами, или через попечителей, каждый раз представляют епархиальному Преосвященному оригинал той богослужебной книги, которую намерены напечатать, с показанием предполагаемого количества к изданию экземпляров оной. Преосвященный поручает сей оригинал духовным надзирателям для поверки или сличения с таковыми же, хранящимися в библиотеке Синодальной или типографской; а по такой поверке и сличению того оригинала и представлении оного за своим подписанием Преосвященному, возвращается от него прихожанам или попечителям для напечатания с оного. Четвёртое – по наборе с сего оригинала и совершенном исправлении корректурой каждого листа, вносится таковой к одному из духовных надзирателей, который по надлежащей поверке оного с тем оригиналом подписывает и отдаёт к печатанию. Пятое – при всякой таковой отпечатанной книге припечатывается, так называемый, выходной лист, сходно с печатаемыми в духовных типографиях; впереди заглавного прежнего листа той книги, но после слов: напечатася сия книга (№ №) в царствующем великом граде Москве – дополнять: в типографии единоверческой церкви в лето сотворения мира (такое-то), от рождества же по плоти Бога Слова (такое-то), индикта ( ), месяца ( ) с книги напечатанной (тогда-то в таком городе, при таком-то патриархе имя рек), и сей выходной лист имеет быть одной с напечатанной книгой бумаги и одного на ней штемпеле года. Шестое – по отпечатании каждой книги

духовные надзиратели удостоверяют, что она во всём с тем рассмотренным оригиналом и с которой печаталась – сходна; то для будущего издания оставлять один экземпляр за их скрепью. шнуром и печатью в типографии, а три экземпляра, кроме того, представлять через них же надзирателей к епархиальному Преосвященному, а сей один из них в Св. Синод, другой в Московского оного контору для хранения в патриаршей библиотеке; а последний оставляет для себя, и сверх того отсылать прямо из типографии по вообще заведённому порядку в библиотеки публичную и Академии наук; а потом таковые книги вступают в продажу. Седьмое – не возбраняется прихожанам единоверческой церкви иметь для сей продажи при оной лавку. Восьмое – назначение цены книгам для продажи и распоряжение суммой, предоставляется непосредственному заведованию самих прихожан, яко содержателей типографии. Девятое – прихожане единов. церкви, яко содержатели помянутой типографии, о всём, что касаться будет по действию её сверх испрашивания дозволения на печатание книг, входят с прошениями к епархиальному Преосвященному, а сей представляет Св. Синоду с мнениями. Десятое – они же прихожане или попечители, избранные ими, о звании и количестве напечатанных и печатающихся в оной типографии книг представляют по-полугодно Преосвященному ведомость, а он доносит о том Св. Синоду“.

На этих правилах и была, наконец, открыта в Москве, при Троицкой единовер. церкви, единоверческая типография; с ними она существовала без всяких изменений до 80-х годов. В начале же этих годов она была передана в заведование Никольского единоверческого монастыря, подчинена была ведению начальства его и доходы от неё стали поступать как в пользу самого монастыря, так и тесно связанного с ним Братства св. Петра митрополита.

В 1867 году Св. Синодом была разрешена во Пскове новая старообрядческая типография, согласно ходатайству о ней бывшего раскольника и прусского подданного, а потом единоверческого священника, Константина Голубева. Ей было поставлено в условия: 1) печатать только такие сочинения, в которых: а) раскрывается история раскола, б) выясняются заблуждения всякого его согласия, в) обнаруживаются сокровенные заблуждения раскольников и нравственные отношения к гражданской жизни и г) представляются из христианской древности разнообразные обычаи в богослужении и в жизни; 2) для надзора над типографией были определены два наблюдателя из духовенства с правом допускать к печатанию сочинения несомнительные³²³. – Как видим, задачи и цели Псковской типографии были другие, чем Московской: они были преимущественно полемические, направленные к печатанию сочинений, вразумляющих раскольников. К выполнению их с 1868 года стал издаваться сборник – журнал „Истина“, имевший широкий круг читателей. Просуществовала типография недолго: в половине 80-х годов она закрылась.

С предоставлением единоверцам права совершать богослужение по старопечатным книгам и по старинным напевам, естественно, было прийти к мысли и об особых единоверческих школах для обучения детей единоверцев как вообще грамоте, так и особливо чтению и пению церковно-богослужебному.

Такие школы, действительно, и были открываемы кое-где в центрах раскола. Но особливое распространение они получили с начала 50-х годов, когда само правительство обратило на них внимание и старалось поощрять их распространение. В это время были открыты единоверческие школы в Вольске, в Москве, Петербурге, Казани и др. местах. Каких-либо определённых программ для преподавания в таких единоверческих школах не было тогда выработано; не появились они и теперь. Главное, существенное отличие этих школ от обычных состоит в том, что изучение Закона Божия в них ведётся по старопечатным книгам с соблюдением всех особенностей, разночтений в молитвах и песнопениях, какие встречаются в тех книгах.

Всеми этими, нами отмеченными, мероприятиями власть духовная старалась как можно лучше поставить единоверие у нас и, упрочив его существование, обеспечить ему успех среди раскольников. С другой стороны – эти же мероприятия ясно свидетельствуют, что в глазах духовной власти единоверие было тем же православием, которому должны были принадлежать права, положение в государстве и привилегии последнего.

Μ. Челъцов

Прошлой зимой в Москве усиленно распространялась подпольным путём изданная за границей брошюра, с громким заглавием: „почему старообрядцы не воссоединяются с русской Церковью“. Чьим „иждивением“, тщанием произведена эта книжица в 46 страниц, становится ясным из того, что брошюра отпечатана в той самой „первой типографии Г. Μ. Пестемалжоглу, в которой печаталась и раскольническая газета „Слово Правды“³²⁴.

Что касается автора брошюры, то хотя он и скрыл своё имя, но характер и смысл изложения, а также буквальное почти повторение в брошюре тех мнений, которые недавно высказывались „по старообрядческому вопросу в некоторых петербургских повременных изданиях“, – даёт достаточное основание к определённым предположениям на этот счёт.

Свойственная этому автору особая манера изложения своих мыслей, лишает читателя брошюры всякой возможности уследить за ходом этих мыслей, повергая его в безысходную пучину отрывочных изветов, сплетен, тенденциозных выдержек из газетных и журнальных статей, не процитированных мнений уважаемых личностей и т. п. Трудно разобраться в этом хаосе многословия, проникнутого ярой враждой к современному управлению Русской церкви.

Вражда автора к русской церкви настолько сильна, что соединение с ней старообрядцев он почитает делом нежелательным. Он хотел бы воссоединить их помимо Русской церкви, но с тем, чтобы потом и её принять в единение с такой церковью, которая, по мечтаниям автора, должна составляться из старообрядцев и автокефальных церквей Православного Востока.

„Старообрядцам, – рекомендует брошюра, следует признать, что ни Константинопольская, ни прочие автокефальные церкви: греческие, сербские, румынские и грузинские – никогда не допускали ввести в их церкви нововведения потому, что в Православной церкви ни патриархи, ни соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, так как там хранителем благочестия всегда была и остаётся само тело Св. Церкви, т. е. сам народ. Православные автокефальные церкви, будучи друг от друга независимы, никогда не могли, по уверению автора, помимо вселенских соборов (?) принять новые (?) обряды и чуть не новые (!?) богослужебные книги“ (стр. 2). Но через две страницы, мы в той брошюрке читаем другое: „Священный Синод Великой Константинопольской церкви не раз назначал комиссии из учёных лиц для исправления богослужебных книг и сличения их с древнегреческими“. Причём же, спрашивается, в последнем случае и вселенские соборы и народ – тело церкви!.. Выходит, что и в автокефальных церквах Православного Востока по временам производится исправление книг, как велось это и у нас до п. Никона и после него; как и у нас, авторитетность исправленных книг на востоке подтверждается собором поместной церкви.

Преимущество практики восточных церквей в этом отношении автор находит в том обстоятельстве, что „однако там раскола не произошло“; рядом с тем он высказывает удивление: „почему в России потребовалось вдруг с особой поспешностью исправить все церковно-богослужебные книги, а все древние изъять из употребления?“. Ссылаясь на авторитет профессоров Е. Е. Голубинского и Η. Ф. Каптерева, автор силится установить, что исправление книг и обрядов не вызывалось необходимостью. Беря из них отдельные фразы, он игнорирует обличающие его их мысли по этому вопросу.

Церковная реформа, предпринятая п. Никоном, по словам пр. Каптерева „настолько уже была подготовлена ранее его, что если бы вместо Никона патриаршую кафедру занял кто-либо другой, не выдающийся даже особыми личными качествами, то и этот другой, подобно Никону, должен был бы взяться за церковную реформу, как того настоятельно требовали обстоятельства времени³²⁵“. Другой почтенный учёный, ссылкой на которого автор хочет подтвердить свои гадания о происхождении раскола, пишет: „исправление книг, чинов и обрядов, произведённое п. Никоном, было делом вполне законным и совершенно винословным³²⁶“. Со своей стороны г. Каптерев вносит к только что приведённой мысли проф. Голубинского следующее существенное добавление: „несмотря на все протесты поклонников русской церковной старины, реформа Никона была однако признана всей церковью, как законная и правая³²⁷“.

Не согласны эти учёные с автором брошюры и по вопросу о значении обрядов. Проф. Каптерев, напр., говорит: „Православной церкви одной исключительно принадлежат права как устанавливать и освещать своим употреблением те или другие церковные обряды, так и производить в существующих обрядах те перемены, какие, по её мнению, необходимы по требованию известных обстоятельств в видах ограждения и упрочения православия. Обязанность же всякого православного христианина в этом случае состоит в том, чтобы беспрекословно подчиняться водительству церкви, признавать для себя обязательным и спасительным то, что таким признаёт Святая церковь³²⁸“.

Автор брошюры держится, очевидно, совершенно противоположных мнений, признавая, что Русская церковь была святой и непорочной только до исправления церковных книг и обрядов, когда она будто бы находилась в полном единении со всей восточной православной Церковью. Эго последнее заявление совершенно расходится с историческими сведениями о времени, непосредственно предшествовавшем возникновению раскола старообрядчества. Само происхождение последнего греческий архимандрит Дионисий объясняет именно временным перерывом в сношениях России с Константинопольской церковью. Будучи свидетелем первых проявлений раскола в Русской церкви, он пишет: „отнележе престаша ходити российские митрополиты в Царьград хиротонисатися ради нужнаго пути, сиречь ради страха турскаго воинства, зане турки тогда зело страшно ратоваша все страны христианския, того ради и греческие архиереи излишнии не хождаху в Россию, таковыя ради вины начаша быти зде сия прелести о сложении перстов и прилог символа и аллилуия и прочее³²⁹“. Сопоставляя с этим сообщение Олеария (ХVII в.), что греки много времени считали русских за раскольников³³⁰, и отзыв греческого митрополита Неофита, побывавшего в Москве в 1628 году и сказавшего: „только де на Москве и веры, что звонят в колокола много, а иного и нет ничего³³¹“. – нельзя не прийти к заключению, что о полном общении Русской церкви с восточными в период, подготовивший появление раскола, не может быть и речи.

Целым рядом исторических исследований, прекрасный свод которых находится в статьях И. Грамогласова³³² ныне установлено, что русские относились к грекам за тот же период не лучше, если не хуже. Сложившееся, благодаря благоприятным историческим условиям, национальное самомнение, при низком в общем уровне просвещения и нравственности³³³ во всех слоях общества, обрекало русский народ на коснение в тесной замкнутости и упорном сопротивлении всякому внешнему воздействию, имевшему целью изменить строй жизни народа в каком бы то ни было отношении. Старообрядцы, которые именуют себя „остальцами древнего церковного благочестия, от православных праотцев исшедшими и научившимися“, являются, по справедливому замечанию проф. Щапова, потомками предков наших XVII века; сами не понимая, они доселе ещё хотят намеренно, упорно болеть той нравственной болезнью, которой болели паши предки невольно, по духу и обстоятельствам времени, и от которой искренно хотели избавиться все лучшие коренные русские люди, как видно из единодушного, сердечного стремления всех таких людей XVII века³³⁴.

Руководствуемые тем же стремлением, первостоятели русской церкви XVII в., начиная с Филарета Никитича, ищут исцеления недугов современной религиозной жизни и её обновления на началах вселенского православия там же, откуда впервые воссиял в России свет христианской веры, именно в церквах православного востока. Авторитет предстоятеля „матери церквей“ прекращает гонения ревнителей старины против мучеников нашей, „книжной справы“, преп. Дионисия с товарищами³³⁵. Священный Синод Вселенской церкви своим деянием 1654 года одобрил начинание п. Никона по объединению чинов и обрядов русской церкви с таковыми же, тогда принятыми в церквах восточных, рекомендуя при том снисхождение к немощным и строгость к раздорникам³³⁶.

Достойно примечания, что личный враг Никона и глава расколо-вождей старец Григорий Неронов сперва покорился авторитету вселенских патриархов, почему и воспользовался первый тем снисхождением, на которое Никон уполномочивался упомянутым соборным деянием. „Обои, де, (книги) добры, все де равно, по коим хощешь, по тем и служишь“, – с такими словами отпустил Неронова патриарх, напутствуя поборника прежнего благочестия своим благословением³³⁷. Все свойства русского человека XVII века, на которые многократно указывали иностранцы, – его неспособность понять и вынести противоречие и логически отвечать на него – скоро однако возобладали у наших расколо-учителей в отношении их к мероприятиям Никона. Противопоставляя этим последним привычную и в их мнении непререкаемую русскую церковную практику, противники Никона стали упрекать его в пристрастии к грекам и малороссиянам³³⁸. При этом забывалось, что греки и прежде уже трудились в России по исправлению и переводу книг, как преп. Максим и представитель александрийского патриарха Иосиф³³⁹, упускалось из виду и то, что п. Никон в отношении к грекам и греческой исправе держался тех самых воззрений, которые проводятся в изданных по благословению п. Иосифа и составленных малороссиянами книгах „о вере“ и „Кирилловой“,³⁴⁰ столь уважаемых противниками Никонова дела. Неронов с товарищами ставят в вину патриарху то, что он призвал к книжной справе малороссов, между тем как почин в этом направлении принадлежал ещё п. Иосифу, который на нападки за это того же Неронова с товарищами отвечал: „восстали лицемеры, имущий образ благочестия, силы же его отвергшиеся³⁴¹“.

И вот двести пятьдесят лет спустя, в заграничной брошюре по старообрядческому вопросу мы снова читаем, что главную роль в никоновском исправлении играли „киевские латинствовавшие учёные“. Те исторические данные, о которых мы упомянули здесь лишь вкратце, остаются совершенно неведомы автору брошюры: он не знает, или не хочет знать, того значения, какое имели в деле исправления киевские сочинения и киевские учёные ещё до Никона; неизвестно ему, должно быть, и то, как дорого поплатился при преемнике патриарха Никона действительно латинствовавший киевлянин Сильвестр Медведев за свои католические убеждения³⁴².

Киевлян именно автор брошюры обвиняет в том, что они ввели в заблуждение восточных иерархов, присутствовавших на соборе 1667 г. Мнение о том, что для иерархов этих совершенно чуждо было дело нашего раскола, не ново. Недавно ещё г. Милюков в своих очерках по истории русской культуры высказал ту же мысль, повторяя очевидно г. Каптерева³⁴³, сказавшего, что патриархи Паисий и Макарий прислушивались к мнению своего толмача Дионисия о таких русских делах, о которых сами не имели никаких определённых представлений. Едва ли, впрочем, совершенно прав в этом отношении почтенный профессор. Та обрядовая рознь, которая развилась между восточными и русской церквами к половине XVII века, давно отмечалась посещавшими Россию восточными иерархами, а в последние годы патриаршества Иосифа и при начале Никонова правления сделалась предметом оживлённого обмена мыслей между представителями греческого и русского клиров. Из греков не один архимандрит Дионисий знал славянский язык, знал его и митрополит назарейский Гавриил³⁴⁴, равно как и другие лица греческого духовенства, проживавшие подолгу в Валахии и имевшие отсюда постоянные сношения с Киевом. И сожжение московских книг на Афоне и прения Арсения в Терговищах³⁴⁵ не могли не наделать шума на православном востоке, который, вследствие усилившихся в средине XVII века сношений с Москвой, мог иметь очень определённое понятие о положении русских церковных дел, созданном тем предприятием п. Никона, которое одобрил Св. Синод Вселенской церкви. Восточные иерархи, ехавшие судить Никона, также очевидно были хорошо осведомлены о сущности нашего раскола, потому что ещё на пути в Москву, в Симбирске расстригли и засадили в тюрьму протопопа Никифора за то, что он не хотел креститься тремя перстами и употреблять новоисправленные служебники³⁴⁶. Им же принадлежит категорический ответ в утвердительном смысле по вопросу, следует ли раскольников „наказывать градским законом“³⁴⁷. П. Макарий на обратном пути из Москвы пишет п. Иосафѵ из Макарьевского Желтоводского монастыря: „в здешней стране много раскольников и противников... вели их смирять и крепким наказанием накапывать“³⁴⁸. Сам же, наконец, г. Каптерев устанавливает руководящую роль восточных иерархов в деле исправления книг и обрядов при п. Никоне, говоря, что только благодаря им (восточным святителям) Никон получил полную уверенность в правоте и полезности всех предпринятых им мер³⁴⁹. Таким образом, заимствованное автором заграничной брошюры мнение о том, что восточные иерархи, подписывая акты 1667 года, не ведали, к чему прилагали руки, – оказывается несостоятельным.

Да и сам автор, несколькими строками ниже, признаёт, что патриарх Никон старался об единении русских обрядов с греческими... Тем непонятнее становятся тогда приведённые нами выше рассуждения автора о книжном исправлении и происхождении нашего раскола. Совершенно неожиданной является тогда и исходная мысль всей брошюры о том, что в настоящее время русская господствующая церковь, если и сохраняет единение с Церковью греческой, то сохраняет его, как и старообрядцы, лишь в догматах, а не в обрядностях.

В. Дорофеев

(Окончание следует).

Секта немоляков или дыромоляев существует в Омутнинском заводе Глазовского уезда.

Название своё, дырбмоляями“ сектанты получили от того, что, „провертевши дыру в углу избы, молятся со словами: „изба моя, стена моя, спаси меня“, отчего и получили от заводских жителей название „дыромоляев или дырников“. Название это, сектанты не любят и считают его для себя крайне обидным и несправедливым, потому, будто бы, что они не провёртывают в стене отверстия для молитвы.

Когда секта немоляков появилась в Омутнинском заводе, сказать с точностью нельзя: обнаружена она была в 1890 году. Распространителем её в Омутнинском заводе был крестьянин Оренбургской губернии, Челябинского уезда, Куртамышевской волости Митрофан Леонтьев Михайлов, а по его ссылке в 1890 г. в отдалённые места Сибири продолжателями его дела явились П. Л. Курбатов и И. Е. Веселухин.

В 1891 г. заражённых сектой было уже семейств до 11-ти.

Секта немоляков явилась на почве беспоповщины. Случаев же совращения православных в эту секту не было, как не было уклонений кого-либо и из прихожан единоверческой Омутнинской церкви.

Православному и единоверцу, действительно, крайне трудно понять секту немоляков: она понятна только беспоповцу. В основе её лежат беспоповские положения, и она есть один из выводов, к которым пришла беспоповщина. Внимание православного секта может привлечь разве только своими воззрениями, касающимися экономического быта.

Немоляки, по их словам, принимают всё Св. Евангелие и старопечатные книги: Толковый Апостол, Катехизис, Маргарит, Благовестное Евангелие и др. Последние они принимают не для того только, как думают некоторые, чтобы удобнее совращать других в свою ересь. Мне думается, что сектанты искренно верят старопечатным книгам, как все беспоповцы. Тоже обстоятельство, что немоляки не принимают из старопечатных книг мест, которые служат к опровержению их учения, только лишь ещё более приближает их к раскольникам: известно, что все раскольники пользуются старопечатными книгами, „огрызуя писание“: „не зрят на прочии свидетельства писания святаго, имже бы от умышления своего встягнулися“.

Подобно беспоповцам, немоляки учат, что в настоящее время „истинных иереев ни в Риме, ни в Иерусалиме и в граде Москве не обрящеши“; церковь с её иерархией и таинствами они положительно отрицают. Эго отрицание отдаёт у сектантов беспоповщиной и в самих выражениях: так, Курбатов называл причастие „змеиной блевотиной“, какое выражение, как известно, особенно распространено среди беспоповцев.

Замечательна одна особенность учения немоляков: они не почитают икон, – но не по сектантским основаниями, не по отрицанию иконопочитания, что называется, в принципе, а по основанию беспоповскому – по невозможности, вследствие отрицания беспоповцами существования священства, иметь освящённые иконы. Пётр Курбатов говорил раскольникам беспоповцам, что „если нет у них священства, то все иконы, рисованные после смерти их последнего священника, не облагодатствованные, потому что освящать иконы могут только епископы и священники, а иконы, освящённые стариками и старухами, не имеющими благодати священства, – простые доски и молиться Богу перед ними грешно; что у поповцев тоже не может быть освящённых икон, так как само священство незаконно. Икон же истинно древних много быть никак не может“.

Что дыромоляи не чистые сектанты, а раскольники, это видно из содержания ими того, что относится к обряду. Тот же, отрицавший иконы, Курбатов „крестное знамение признавал и крестился, так называемым, старообрядческим крестом“.

Беспоповщина, находящаяся в основе секты немоляков, привела их к отрицанию настоящей жизни, настоящего времени.

Главное положение немоляков составляет учение о восьмой тысяче лет. – Они толкуют, что теперь идёт восьмая тысяча лет, в которой должно быть воскресение мёртвых и будущий век; что, следовательно, сектанты живут в будущем веке. Понадобилось такое учение сектантам для того, чтобы как-нибудь оправдать беспоповщинское состояние без священства и таинств. „Мы, говорил Курбатов епархиальному миссионеру, живём уже в будущем веке, поэтому мы не имеем нужды в священстве, которое потребно было до 7-ми тысяч лет; у нас есть Вечный Иерей Господь Иисус Христос, который нас озаряет своим невещественным светом и изливает на нас свою божественную благодать. Не имеем нужды, продолжал Курбатов, и в прочих видимых таинствах и обрядах“.

Признавая себя живущими в 8 веке или иначе в будущей жизни, и отрицая, поэтому, необходимость таинств, сектанты однако учат, что таинства у них есть – только невидимые, духовные.

Однако в учении о церкви и таинствах сектантами указываются такие особенности церкви и таинств, которые должны быть признаны видимыми. „Нет у нас, излагал епархиальному миссионеру своё учение о церкви Курбатов, видимой церкви, но есть невидимая, духовная, которую составляем мы сами“, по Слову Божию: „вы есте Церкве Бога жива“. „Нет у нас, говорил тот же Курбатов, водного крещения, но есть крещение слезами по учению Большего Катехизиса (Бол. Кат. л. 132 об. о крещ.). Нет бескровной жертвы, но есть духовная жертва – самоумерщвление тела и распинание со страстями, которая, по словам Толкового Апостола, есть жертва благоприятная и не требует иерея (Толк. Ап. л. 990). Нет у нас видимого покаяния, но есть невидимое, духовное, выражаемое слезами, по примеру Давидова покаяния: не промолчи, Господи, слёз моих, но прииди на память... не премолчи убо, рече, и незабуди: но сотвори, рече, жертву очную пролитием слез (Марг. сл. 12-е о умилении и слезах)“.

Интересно вскрыть, почему немоляки для оправдания своего безсвященнословного и безтаинственного, – кратко, беспоповщинского состояния, обратились к учению о 8-й тысяче лет? Какую особенность в будущем веке отмечают сектанты? – А ту, что „будущий век есть безтрудный живот“ (Толк. Ап. л. 8). Безтрудный этот живот понимается ими в смысле противоположности его настоящей жизни, как такой, когда люди трудятся, несут повинности, платят подати. „Будущий век, объяснял епархиальному миссионеру Курбатов, есть безтрудный живот, а поэтому в настоящее время нам не следовало бы работать и трудиться, платить подати и разные повинности, но к этому побуждает нас начальство». Курбатов призывает, писал Прокурор Вятского окружного суда, к неповиновению Государю Императору и установленным от него властям. Веселухин также учил не повиноваться властям. Вслед за Курбатовым ii Веселухиным и остальные сектанты, доносил Благочинный 2 округа Глазовского уезда, не признают богоустановленной власти и не воздают ей должного почитания.

Вот разгадка странного учения сектантов о 8 веке, сектанты захотели отделаться от властей, повинностей, податей и трудов здешней жизни и создали соответствующее учение.

Т. об., по основному побуждению, определившему направление и характер немоляков, а также по последствиям, поскольку успели они проявиться, секта немоляков оказывается вредной и в государственном отношении.

Вследствие этой вредности, а также возможности широкого распространения, секта обратила на себя внимание благочинного священника Петра Чемоданова, который принял меры к её уничтожению. Когда о собраниях, устраивавшихся Веселухивым в видах распространения секты, сделалось известным благочинному, он попросил заводоуправление удалить немедленно Веселухина и тем лишить его возможности продолжать распространение секты. Заводоуправление немедленно уволило Веселухина от работ.

Гражданская власть, по собственному почину возбудившая дело о секте, также употребила меры против немоляков. Вятский окружной суд приговором 1892 г. 11 марта определил подсудимых – крестьянина Вятской губернии, Глазовского уезда, Омутнинского завода, П. Л. Курбатова – 45 лет – сослать, лишив всех прав состояния, на поселение в Закавказье, – а крестьянина И. Е. Веселухина – 58 лет – заключить в тюрьму на три месяца.

Веселухин на суде принёс полное раскаяние в своём заблуждении и выразил желание искать истину и в случае обретения её немедленно присоединиться к церкви. Но раскаяние и обещание Веселухина присоединиться были не искренними. Оправданный вердиктом г. присяжных заседателей, может быть, именно вследствие своего раскаяния и обещания присоединиться, Веселухин, получив свободу и поселившись на починке, остался упорным сектантом, весьма далёким от соединения с церковью.

Курбатов после осуждения изъявил согласие присоединиться, в надежде „получить облегчение в наказании или и совсем прощение за своё преступление“. Благочинный Пётр Чемоданов отрицал искренность желания Курбатова присоединиться. Действительно, Курбатов в сентябре 1892 г. отказался от присоединения и был сослан на Кавказ.

После предания суду представителей секты немоляков Курбатова и Веселухина, после постановления заводоуправления не принимать сектантов ни на какие заводские работы. распространение секты остановилось. В секте осталось 3–4 семейства, крайне враждебных к православной церкви.

Миссионер В. Тронин

Если мы обратимся к отдельным местам Писания, имеющим отношение к поставленному нами вопросу о всевозможности последнего суда Божия, то найдём в них полное подтверждение высказанных мыслей. Совершенно ясно говорит Апостол Павел, что всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить, соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2Кор.5:10); и в другом месте: „все мы предстанем на суд Христов (Рим.14:10). Особенное внимание должно обратить здесь на силу выражения первого текста: выше он говорит просто „мы“ воздыхаем, мы благодушествуем (2Кор.5:2–9), так как имел в виду одних праведников, которые, по отшествии из тела, водворяются у Господа; переходя же к мысли о всеобщности суда, он употребляет выражение: всем нам, как бы желая уничтожить всякие сомнения относительно значения своих слов. „Все мы“, т. е. все, исповедующие имя Христово, и прежде всего праведники, к числу которых принадлежит сам Апостол. Но так как среди явившихся пред Судиёй будут и такие, которые, живя в теле, делали худое и которые получат соответственное этому воздаяние, то несомненно, что, по мысли Апостола, все христиане явятся на суд, независимо от их нравственного состояния, и явятся с одинаковой целью принять от Судии соответствующее их земной жизни воздаяние.

Ясность и сила приведённых текстов заставляют сектантов прибегать к всевозможным ухищрениям, чтобы ослабить их доказательность. Нам пришлось слышать даже такую фразу от одного из руководителей пашковщины: „ведь Христос то больше Апостола; Вы прочитайте сначала Его слова, а Он прямо говорит, что верующий не судится“. Впрочем, нужно думать, что упомянутая фраза сорвалась с языка нашего собеседника в пылу увлечения за неимением более серьёзных возражений, так как пашковцы, при своём глубоком уважении к Писанию, едва ли решатся серьёзно утверждать, что в нём мыслимы ошибки или противоречия. Из других возражений, которым сами они придают более веса, нам пришлось слышать два. Указывают, во-первых, ссылаясь на греческий подлинник, что упоминаемое здесь судилище, пред которое должны явиться все люди, совершенно не то, что престол славы, на который воссядет Судия для совершения последнего суда (Mф.25:31), из чего будто бы следует, что данные места говорят не о страшном суде и к вопросу о его всеобщности отношения не имеют. Кроме того, само слово „явиться“ во 2Кор.5:10 представляет совершенно неверный перевод соответствующего греческого выражения. Во-вторых, указывают на то, что у Апостола будто бы ничего не говорится о суде над верующими, а только о явлении их пред судилище, так что, хотя и все явятся пред судейским престолом Господа, но из этого не следует, что все будут судимы. Это своё возражение объясняют обыкновенно такого рода примером. „Представьте, говорят, – себе, что мы с Вами были бы вызваны или сами бы пришли к судье вместе с многими ещё другими. Выходит судья; видит нас и ещё нескольких знакомых и обращается к ним: „а пожалуйте“ и проводит к себе в комнаты, а остальных начинает судить. Так будет и при втором пришествии“.

Отвечая на первое возражение сектантов против отношения приведённых текстов к вопросу о страшном суде, мы прежде всего должны заметить, что, как судейский престол Господа, так и престол славы нельзя понимать в буквальном смысле. Этого, вероятно, не будут оспаривать и сами сектанты. Писание часто представляет Бога сидящим на престоле, но не потому, конечно, что бы Он действительно нуждался, или имел вещественное седалище, а желая наглядно представить нам Его царское достоинство, власть и славу. При этом, когда нужно указать на величие царя царствующих, сам престол называется престолом величия (θρόνος μεγαλωσύνης Евр. VIII, ч.), или престолом славы (θρόνος δόξης – Mф.25:31 и др.); когда оттеняется Его бесконечное милосердие, Он представляется сидящим на престоле благодати (θρόνος ραειτος – Евр.4:16); наконец, когда говорится о Его судейской деятельности, и престол носит специальное название судейского престола (βημα). Поэтому и упоминаемый в описании страшного суда у Евангелиста Матфея престол славы мы с полным правом можем назвать судейским троном, так как Христос представляется восседающим на нём для суда над народами, и в данном случае решительно утверждаем, что судейское седалище, как седалище Бога, есть вместе и престол Его славы. Такими образом, между сопоставляемыми местами Писания нельзя видеть ни малейшего противоречия; оба они говорят о последнем суде Божием над человеками, но одно обращает наше внимание на величие и славу сходящего с неба Судии, второе же имеет в виду цель Его пришествия. Только при грубо-чувственном представлении Бога сидящим в разное время на различных вещественных престолах и возможно возражение, которым и сектанты пытаются отклонить отношение 2Кор.5:10 к вопросу о страшном суде.

Что касается неверности русского перевода того же места, то действительно, он недостаточно точно передаёт мысль подлинного текста, только ссылка на последний говорит не в пользу сектантов. Соответствующее слову „явиться“ греческое φανερωθῆναι – от глагола φανερόω – делать видимым, явным, обнаруживать, точнее по-русски должно бы быть передано: быть обнаруженными. Эту мысль и содержись славянский перевод, так как славянское явитися не значит „предстать“, а именно „сделаться явным“, „обнаружиться“ (напр. 1Кор.3:13; 1Ин.3:2; 1Кор.14:25 и др,). Правильность такого перевода и понимания будет для нас совершенно ясна, если мы обратим внимание на параллельное рассматриваемому место из 1-го посл. к Кор.: не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому похвала будет от Бога (1Кор.4:5). Словам: обнаружит сердечные намерения в подлиннике соответствует выражение: φανερώσει τὰς βουλὰς τῶν καρδιῶν, в котором употреблён тот же глагол φανερόω, что и во 2Кор.5:10, с ясным значением: „обнаруживать“. Здесь говорится об обнаружении на суде сердечных намерений, во 2 Кор., – что будем обнаружены мы сами, следовательно, не одни только намерения, а вся совокупность мыслей, желаний и поступков. Но, как мы уже видели, обнаружение Господом жизни каждого составляет один из двух существенных актов божественного суда, соответствующий в судах человеческих выяснению правоты или виновности судимого. Указание на второй акт суда – дарование судимым вечного блаженства, или предание вечному огню, мы видим в первом месте в словах: тогда каждому похвала будет от Бога, во втором: получит каждый... При этом необходимо отметить, что обнаружение жизни человека на суде Апостол представляет как необходимое условие получения вечного воздаяния, потому что говорит: нам должно быть обнаруженными. Для чего? для того, чтобы каждый получил... доброе или худое.. Если же в отношении к самому Апостолу и всем верующим, которым он пишет, необходимо, чтобы на последнем суде открылась их жизнь и выяснилась степень их нравственного совершенства, то было бы слишком дерзким утверждать, что кто-либо из людей может обойтись без такого расследования его жизни.

Таким образом, ссылка на греческий текст 2Кор.5:10 не оправдывает мнения сектантов ни о свободе верующих от суда, ни даже об особенном положении их на суде, так как способ суда – обнаружение божественным всемогуществом жизни каждого человека – совершенно одинаков, как для верующих, так и для неверующих, как для праведников, так и для грешников: различен только результат суда для тех и других. Но для вопроса о всеобщности страшного суда разобранное возражение не имеет никакого значения ещё и по той причине, что оно направлено только против одного из двух приведённых нами мест. В другом же, в словах Апостола Рим.14:10: ты что осуждаешь брата твоего? Все мы предстанем на суд Христов, – не может быть никакого сомнения ни в верности русского и славянского переводов (πάντες γὰρ παραστησόμεθα τῷ βήματι τοῦ Χριστοῦ), ни в смысле выражения: предстанем на суд, или, как точнее выражено в славянском переводе: предстанем судищу. Суднще (по греч. βῆμα) не значит „суд“, не указывает также на место, или здание, в котором он происходит, но так называется судейское место или судейский трон, на который у древних Евреев садился судья во время производства суда. Это может быть очевидным для всякого из двух мест Евангелия о суде над Иисусом Христом: между тем как сидел он (Пилат) на судейском месте, жена его послала ему сказать (Мф.27:19)... Пилат сел на судилище, на месте называемом Лифостротон, а по-еврейски Говвафа (Ин.19:13)... Словам: „судейское место“ и „судилище“ в греческом тексте соответсвует то же слово βῆμα. Смысл речи Апостола, таким образом, тот, что все христиане должны предстать пред судейским престолом Христа Спасителя, когда Он придёт судить живых и мёртвых; к этим словам и имеет отношение второе из упомянутых нами возражений со стороны сектантов, что „верующие“ только явятся перед Судьёй, но не будут судимы.

На это мы должны заметить, что, как уже сказано было выше, судейский престол Господа есть только образное выражение, с которым мы не можем соединять мысли о каком-либо действительном седалище. Но отсюда следует, что и слова: „все мы предстанем перед судейским престолом Христа“ нельзя изъяснять и понимать в буквальном смысле, так как предстать перед престолом, которого в действительности нет, невозможно. А какая мысль должна заключаться в подобного рода образных выражениях, это должно быть понятно всякому. Для более же наглядного пояснения её припомним место из книги Екклезиаст: всякое дело Бог приведёт на суд, и всё тайное, хорошо ли оно или худо (Еккл.12:14). Что значит: „Бог приведёт на суд всякое дело и всё тайное“, как не то, что все дела человеческие будут предметом суда Божия над человеком. Или в Новом Завете Господь говорит: когда ты идёшь с соперником своим к начальству: то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы он не привёл тебя к судье, а судья не отдал тебя истязателю, а истязатель не вверг тебя в темницу (Лк.12:58). И здесь ни слова не говорится о суде, а только о приведении к судье, однако едва ли кто решится отрицать, что в этом выражении заключается мысль о предании суду, так как приведение к судье имеет своим следствием отдание истязателям и ввержение в темницу. Подобных выражений можно привести много, но мы ограничимся указанием на самые обычные фразы, которые приходилось слышать каждому, и смысл которых понятен без всяких пояснений, напр., „будешь у мирового“, „прогуляешься в Окружной“ и т. под.

Приведённого разбора двух мест из апостола Павла может быть совершенно достаточно для непредубеждённого читателя, чтобы видеть, что, по учению Писания, не только все люди предстанут на суд, но все будут и судимы одинаковым образом. Но мы можем привести и ещё многие места Писания, неопровержимо утверждающие истину всеобщности последнего суда Божия над человеками. Во многих местах Писания мы читаем, что при втором пришествии Господа каждый получит от Него воздаяние (Мф.16:27; 1Пет.1:17; Рим.2:6; 1Кор.3:8;4:5; 2Кор.5:10; Еф.6:8; Апок.2:23;22:12), что, как мы видели, необходимо предполагает и суд над каждым. При этом в некоторых из указанных мест можно видеть, что каждый не только грешник, но и праведник подвергнется суду, так как одни из судимых понесут наказание, а другие получать награду. Наиболее ясно в этом отношении последнее место: и судимы были мёртвые по написанному в книгах... и судим был каждый по делам своим (Апок.20:12–13). Здесь говорится не о воздаянии только, а прямо о суде. При этом, по словам Апостола, море, смерть и ад отдали для суда мёртвых, которые были в них, а так как во власти смерти находятся решительно все умершие, то в их числе несомненно есть и праведники, и верующие. А что они действительно вместе с прочими будут на суде, видно из того, что здесь будет раскрыта книга жизни, и что не все после суда будут брошены в озеро огненное, но только те, которые окажутся не записанными у Господа в этой книге.

Указание на одинаковый способ совершения последнего суда над всеми людьми можно видеть и в известной речи Спасителя о суде (Мф.25:34–46). Как праведники, так и грешники сначала приводятся к сознанию своего нравственного состояния через указание им их добрых и дурных дел, а затем, как над теми, так и над другими произносится божественный приговор. При этом мы можем усматривать и причину, по которой обнаружение жизни каждого является необходимым условием для полной справедливости суда: она заключается в том, что ни праведники, по своему смирению, ни грешники, вследствие своего закоснелого упорства, не могут сами прийти к признанию безусловной справедливости произносимого приговора над ними.

Приведём, наконец, ещё одно краткое, но много говорящее замечание Апостола Павла: каждый из нас за себя даст отчёт Богу (Рим.14:12). Апостол увещает верующих церкви Римской не осуждать братьев и для этого обращает их мысль к последнему суду. Сказав в ст. 12, что все мы предстанем перед судейским престолом Христовым, он, как бы предвидя возражения сектантов против смысла его слов, повторяет ту же мысль в более определённой и не допускающей никаких перетолкований форме: каждый из нас за себя даст отчёт Богу. Под „каждым из нас“ мы прежде всего должны разуметь самого Апостола и членов церкви Римской, к которым написано послание, и едва ли кто скажет, что эта христианская община состояла из людей менее верующих (Рим.1:8), чем наши сектанты. По крайней мере относительно Апостола никто не скажет этого, но если и он предстанет на суд, чтобы дать отчёт Господу о своей земной жизни, то кто же это „верующие“, которые окажутся выше Апостола и будут свободны от суда?

Единственным основанием закрывать глаза перед столь ясным учением слова Божия о всеобщности страшного суда является ложное понимание сектантами двух мест из Евангелия Иоанна: слушающий слово Моё и верующий в пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь (Ин.5:24); верующий в Него (Христа) не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия (Ин.3:18). Первое из приведённых мест прямо утверждает, что „верующие“ даже не явятся на суд, во втором говорится только, что они не судятся. Оба эти положения выражены совершенно ясно и подтверждали бы учение сектантов о суде по всем его объёме, если бы они относились к последнему страшному суду. Однако, как внутренний смысл этих слов Спасителя, так и сопоставление их с другими, относящимися сюда местами, доказывают совершенно противное. Дело в том, что слово: „суд“ имеет в Писании не одно значение. Иногда оно означает самое производство суда, но часто значит и „осуждение“ (напр. Мк.3:29; 1Тим.3:6 и мн. др.). Различным значением слова „суд“ и объясняются некоторые кажущиеся противоречия в Писании, где в одном месте Господь говорит, что Он пришёл не судить, но снасти мир (Ин.3:17), а в другом: ныне суд миру сему. В рассматриваемых соблазняющих сектантов текстах „суд“ и значит именно „осуждение“, а не последний страшный суд над миром. Действительно, мы уже видели столь много мест, в которых говорится ясно и определённо, чти все люди будут одинаково судимы, что нам остаётся предположить одно из двух: или Писание противоречит себе, отрицая в одном месте мысль, которую так настойчиво утверждает в других, или что оно употребляет слово „суд“ в том и другом случае в различных смыслах. Отвергнув первое предположение, как несогласное с мыслью о боговдохновенности и безусловной истинности Писания во всех его частях, мы должны будем остановиться на втором и увидим его безусловную верность. В разобранных выше местах речь идёт несомненно о последнем страшном суде, в двух же последних мы находим достаточно ясные указания на то, что Господь говорит здесь о суде, совершающемся именно: на суд не приходит, не судится, тогда как о будущем страшном суде следовало бы сказать: „на суд не придёт“, „не будет судиться“. Далее прибавляется: но перешёл от смерти в жизнь. Из этих слов, если бы они были сказаны о последнем суде, следовало бы, что все вообще люди, вступившие здесь на земле в вечную жизнь со Христом, свободны от суда и не явятся на него. Но такая мысль опровергается всеми теми местами, из которых мы видели, что на суде будут и такие люди, которые будут оправданы и получат награду от Господа. Сам Судья называет их благословенными Отца Своего, (Мф.25:34) и никто, конечно, не будет утверждать, что они во время земной своей жизни пребывали в отчуждении от Бога, „не перешли от смерти в жизнь“. Наконец, если мы допустим правильность сектантского объяснения слов Спасителя, то должны будем ограничить объём суда одними только неверующими, но и относительно их тут же читаем, что они уже осуждены, так как не уверовали в Единородного Сына Божия, следовательно, и им незачем являться на суд. Но над кем же в таком случае будет страшный суд? На этот вопрос едва ли сумеют ответить сами сектанты. Мы имеем здесь два совершенно сходных по мысли положения: верующий не судится и неверующий уже осуждён, но, если мы не выводим из второго, что все неверующие не предстанут на суд, то не имеем никакого права утверждать и на основании первого, что все верующие будут свободны от последнего страшного суда Божия.

О каком суде говорит Господь в Своих словах: верующий на суд не приходит и не судится, можно видеть из Его дальнейшей речи. Суд же состоит в том, что свет пришёл в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий делающий злое, ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не облачились дела его, потому что они злы. А поступающий по правде идёт к свету дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны. Как только пришёл в мир Свет истинный (Ин.1:9), так и начался для человечества суд. Одни из людей, которые не боялись обнаружения своих дел, пошли к Свету, уверовали в Него и получили от Него вечную жизнь. Наоборот, другие, чьи дела злы, возненавидели Свет и, оставаясь во тьме, осудили сами себя на вечную смерть, так как не уверовали в Единородного Сына Божия. Что касается первых, они не подлежат осуждению за свою прежнюю жизнь. Как блудный сын обращается к отцу, ожидая от него слов укоризны и жестокого наказания, но находит отеческие объятия раскрытыми и входит на пир, устроенный отцом по случаю его возвращения; так и человек, если он с верой обращается к Спасителю, никогда не отталкивается Им (Ин.6:37), но принимается с любовью и всепрощением. С этого момента он перешёл от смерти в жизнь. Господь не судит до Своего второго пришествия даже и тех, кто слышит слово Его и не верует, потому что Он пришёл не судить, по спасти мир (Ин.13:47).

Свящ. А. Темномеров

(Продолжение следует).

II.

Рассматривая всю жизнь с точки зрения свободы, хлысты в глубине души не могут сочувственно относиться к определённому, твёрдо установившемуся, веками сложенному строю жизни, – который представляется им чем-то внешним и принудительным. Всё внешнее, принудительное для хлыстов не имеет ценности, никакого достоинства. Они вообще враги всякого стеснения как религиозного, так домашнего и общественного и т. д.

Всякая власть, всякое принудительство им в тягость. Они любят только власть, опирающуюся не на силу принуждения, не на внешние законы, а добровольно подчиняющую себе, единственно лишь силой непроизвольного влияния своей личности, или какими-нибудь особенными выдающимися талантами, поражающими человека. Такой власти они готовы отдаться до самоотвержения, но на существующие власти смотрят холодно, попуская им владеть собой, но не отдавая своей души. Существующая власть противоречит их понятию свободы и их желанию делать всё по-своему, от души. Особенно неприятно относятся хлысты к преследованию гражданскими властями разных оказательств какой-либо секты. Употребление власти в этом деле, по их мнению, совсем незаконно. За дурные дела наказывать – это можно, по преследовать „хороших“ людей за их слова, за веру – прямо грех. Власти – это те же книжники и фарисеи, архиереи и старцы людские, распявшие Христа. По мнению хлыстов, вся вера православная силой держится. Не будь властей, все бы сделались сектантами, а теперь сдерживает страх перед властями.

Не признавая в принципе законности всякого стеснения проявлений свободного человеческого духа, хлысты только внешне принуждены мириться с общественным порядком и установленными правилами жизни. В глубине же души они ненавидят всё это, но так таят свою ненависть, что внешней исправностью превосходят других. Всё, налагаемое общественным уставом, они исполняют в точности и исправности, и в этом отношении исполнительны через чур, так что сами рисуются и хвалятся своей общественной добропорядочностью. Подати у них всегда заплачены, недоимок за ними нет, общественные должности несут старательно. В отношении ко всему этому, – говорят, мы подражаем примеру Спасителя, Который на заявление Петра, что пришёл сборщик податей, заметил ему, что они свободны от дани, однако не пошёл наперекор власти, а повелел закинуть уду и достать рыбу, внутри которой и найдена была требуемая монета.

Не сочувствуя в душе никакому общему делу, они уклоняются от мирских сходов, мирских вопросов. Прежде у них ещё строже была заповедь об удалении от сходов. „Что там делать?.. Я – не против других... От других не отстанем“... Но, чтобы самим задумать что полезное для общества, поднять и отстоять какой общественный вопрос – этого нет. Впрочем, не бывая сами на сходах, они имеют там своих агентов, которые отстаивают их дела. Благодаря своему богатству, они, можно сказать, держат весь сход в своих руках. Прошлый год они затормозили и приостановили много полезных предприятий для общества. Самое главное, хлысты подстроили мироедов, чтобы отказать земству в подвозке материалов, какие оно хотело дать для устроения земской школы в селе, – и дело построения школы рухнуло. При ремонтировке церкви, они понаделали много препятствий попечительству, возбуждая против его действий общественное мнение. Не давали состояться приговору о неработе в праздничные дни. Препятствовали предложению духовенства о заведении регента. И всегда действовали скрытно, не бывая лично на сходе, через подручных людей. Поднять, возбудить какое дело, особенно против духовенства, – это их первое удовольствие.

В отношениях к православным соседям у хлыстов нет ничего искреннего. Связанные общей жизнью, в одном селе, они, волей и неволей, должны сталкиваться с православными и беседовать с ними. Эти беседы всегда ведутся свысока, говорят как бы с низшими, – и разговор большей частью состоит в насмешках над мирскими обычаями, пьянством и проч. – первая вылазка их против православия. Но эти беседы – ещё снисхождение православным. Более строгие из хлыстов не удостаивают православных даже разговора: таковыми в начале секты были все они, но теперь стали, как видим, уступчивее и мягче. Родственники – хлысты с родственниками – православными разрывают всякую связь: не бывают на крестинах, свадьбах и других семейных праздниках, не бывают даже на погребении – они для них совершенно чужие. „Братья“ – только они, сектанты. Стоящие вне секты – посторонний внешний мир, мало того, мир греховный, во зле лежащий и ненавистный, стоящий из людей пустых „порожних“, не имеющий и думы о душе: „как такая же скотина, всё одно“! Естественно, что при таком понятии о православных, – нечего ждать от них доброго чувства к последним, сострадания, сожаления, помощи... Для них только – укор, выговор или мягкая, – у лучших из них, – насмешка: беден – оттого что пьянствуешь, праздники не работаешь, прогуливаешь“... и т. д.

Переходя к изображению взглядов сектантов на семейную жизнь, мы должны сказать, что непременное требование подчинения младших членов семьи старшим вызывает горячий протест в своевольной душе сектанта – хлыста. Они считают вовсе не Божественным законом установление почитания родителей и старших и эту заповедь – не обязательной.

– Не тот отец, кто родил, а кто к делу пристроил или, кто имение нажил. А это – что за отец? Он вовсе не имел в виду лично тебя, когда зачинал: он творил собственное удовольствие. За что же и почитать его?

Действительно, отношения в семьях между членами их в высшей степени странные: как только и держатся их семьи! Старики добровольно уступают, и молодые забирают в руки власть и всё распоряжение, – или, если уже невозможно, то берут в полные свои руки какой-нибудь отдел хозяйства, в котором они – полные властители, напр., если мельница есть – мельницу, ссыпкой занимаются – ссыпку, участок и проч. Нечего и говорить, что родители лишены всякого влияния на личную жизнь их детей – здесь уже полная их воля. В хозяйстве – ещё можно заставить, ну а здесь уж не прикасайся!

Ещё страннее и непонятнее отношения между супругами, которые почти сплошь да рядом бывают связаны только внешне, тогда как душой разделены. Ведь известно, что у каждого хлыста есть своя „духовница“, духовная жена, – и у каждой хлыстовки – „духовник“, т. е. духовный муж. Редко бывает так, чтобы муж был духовником жены, а жена – его духовницей – это тогда лишь, когда они сойдутся по духу. Но, по большей части, каждый, кроме законной, имеет свою особую жену, и каждая, кроме законного мужа, – своего духовника. Как живут – просто нет возможности попять, по живут, и живут долго, всю жизнь свою, до самой смерти, и наружу не выплывает ничего, чтобы могло скандализировать их в глазах других. Тут, вероятно, поддерживает их всегдашнее старание не уронить себя во мнении „внешних“, не посрамить себя перед ними, не ударить в грязь и не замарать всё общество. Да и сами „братия“ не позволяют выносить грязный сор из избы на „улицу“. Они употребляют все усилия для умирения и для заглаждения малейших неровностей в жизни отдельного брака. А бывали примеры страшной и злобной ревности супружеской, о которых смутно дошли слухи и до православных.

С внешней же стороны жизнь сектантов – хлыстов привлекательна: они – народ трудолюбивый и предприимчивый, охотный перенять у других всё хорошее. Лености они не терпят. Хотя имеют работников, но исключительно по необходимости, и сами работают с ними, не покладая рук. Хозяйство всегда в образцовом порядке. Дома – чисто и опрятно. В одежде они любят щегольнуть и не скупятся в деньгах, чтобы нарядиться лучше другого. О наружности своей всегда заботятся: моются, кажется, в десяти водах, обязательно с мылом. А женщины и девушки даже румянятся и белятся. Особенно так тщательно собираются они на свои радения: всегда вымытые, причёсанные, примазанные маслом ли, или помадой, в новых белых коленкоровых сорочках и портах являются они туда как на праздник какой.

Относительно характера сектантов – хлыстов надо сказать, что преобладающей чертой его является их гордость, – воспитываемая, вероятно, самим вероучением их и подогреваемая ласкательством друг ко другу. Затем не менее же заметной чертой служит скупость и жадность. О какой-нибудь помощи и не заикайся. Они и своим братьям помогают не иначе, как за большие проценты, причём берут прямо жидовские проценты рубля по 3–4 в месяц с сотни. Нищих всегда оговаривают, тоже и странников. О злобе хлыстовской существует даже поговорка, что православные злы до кабака, а хлысты по самый гроб, на вечные века. И такая злоба существует между ними самими, – и мы знаем таких из них, которые уже много лет не говорят друг с другом.

Целомудрие – слабо развито. И сами хлысты удивляются и особенно ценят таких, какие не прегрешали. Большинство же, удовлетворяя страсти, прячет лишь концы в воду. Каким образом, достоверно неизвестно: одни говорят, в сношениях с женщинами подражают Онану, другие говорят, что употребляют гандоны, резиновые мешочки, которые покупали в Тамбове у Мешкомаева, третьи утверждают, что женщины научаются от докторов не рождать, или берут снадобья от бабок, чтобы вытравить плод (последних случаев весьма много в Березовке). Бывали и страшные дела умерщвлений уже рождённых детей, – дела, которые всплывали наружу, – но хлысты умели загасить своими деньгами. Чтобы полнее потешить себя запрещённым плодом, хлысты развращают православных женщин и девушек, и в этом отношении портят нравы жителей Березовки.

Хотя хлысты и хвалятся своей особой честностью, но на практике она не выдерживает критики. Обмеривание, обвешивание, взятие большей цены, чем следует – обычное явление и у них, как и у всех торговцев. Нередко бывает и воровство, прорывается и сквернословие. Наконец, заповедь о пище начинает тяготить молодых хлыстов, – вся молодёжь хлыстовская уже кушает чай, употребляет сахар, пожалуй даже красное винцо, вообще очень ропщут на „стариков“, что те запретили чай, а „без него нынче нельзя.., особенно когда дела с людьми делаешь, никак не обойдёшься“.

Я не сказал о лицемерии, которое само собой попятно.

Из всего сказанного видно, что перерождение, о котором постоянно твердят хлысты и которым хвалятся, на деле не проявляется ничем, – оставляет их такими же, какими были, сообщив лишь некоторый внешний вид добро-поведения, и наделив сердце новыми тягчайшими грехами – гордостью, злобой и лицемерием – этой духовной троицей, уподобляющей сатанинскому характеру.

В нравственном отношении характер их вообще не представляет ничего привлекательного: одно только неотъемлемо надо признать за ними – твёрдость характера и энергию воли, любовь к деятельности, дух инициативы любви к познанию. Между ними много плотников, прекрасно понимающих механику мельниц и подобных зданий, пчеловодов, мельников, маслобойщиков, скотоводов, ссыпщиков хлеба на станции. Некоторые выписывают и газеты: „Торгово-Промышленную“, „Русский Пчеловодный Вестник“, „Биржевые Ведомости“, – имеют и книжки серьёзного содержания: о пчеловодстве, о строении машин.

Трудолюбие и стремление узнать и перенять, что новое, – завидные черты в сектантах, которые являются причиной их зажиточности и составляют нравственную силу сектантов.

Свящ. Н. Ремеров

(Окончание следует).

На этот вопрос Высокопреосвященный м. Филарет отвечает так: «отечески», что это значит? Отцы земные для исправления детей употребляют не одни кроткие увещания, но и другие меры. Отец небесный при всей бесконечной благости своей обращает на путь истины заблудших большей частью строгими мерами, и грешники нередко начинают исправляться сначала по страху гнева и наказания Божия, а не по усердию и любви к добродетели. Правительство, отечески пекущееся о благе вверенных ему. должно поступать с народом, по своей необразованности не умеющим отличать истины от заблуждения, полезного от вредного, как с малыми детьми, которые редко научаются чему-либо полезному и доброму без понуждения, а после вспоминают о том с благодарностью³⁵⁴. С такой отеческой точки зрения, или с точки зрения терпимости, умеряемой осторожностью «для раскольников собственно в их пользу, нужен один закон, что они не преследуются за мнения их о вере и приватное моление по их обряду, каковой закон в России и существует»³⁵⁵. Таким образом, закон терпит заблуждение раскола, несопровождаемое оказательством или совращением от православия или нарушением гражданского закона. «Доколе решено не выходить из сих пределов, дотоле возможное и должное на него действование есть духовно-нравственное, назидательным словом и примером от духовенства, примером и увещанием от имеющих власть, а также недопущением раскольников до власти над православными, предпочтением православных раскольникам в общественных отношениях, осторожностью против усилия раскольников являться перед властями в виде особого сословия, и входить с ними в приязненные отношения преимущественно перед православными. Оказательство раскола, совращение раскольниками православных, нарушение оными существующих законов и правил, дают случай более сильному действованию на раскол. Как оставление таких случаев без внимания даёт расколу большую смелость и силу, так, напротив, уничтожение открывшегося оказательства раскола, верное открытие и обличение совратителя, и отнятие у него средств совращения, неослабное действие правосудия на раскольников, нарушивших существующие законы и правила, ослабляя смелость и охоту к подобным действиям, приводят в упадок дух расколоводителей и сам раскол. Чем своевременнее и неослабнее действие власти в таковых случаях, тем его последствия благонадёжнее³⁵⁶. Должное взыскание за оказательство раскола, за совращение раскольниками православных и за нарушение оными существующих законов и правил, по мысли Филарета, нельзя почитать мучением и гонением по отношению к еретикам и раскольникам. «Если бы не было воспрещения совращать православных в раскол ими соблазнять их оказательством раскола; если бы ослушники сего не преследовались законом, то как же бы иначе правительство охраняло веру и верных ей? А если уклонившиеся от законного порядка и содействующие уклонению других ограничиваются законом в правах, злоупотребляемых или для успеха секты на прельщение слабых мирскими выгодами, тут видно одно законное следствие общественного благоустройства: иначе не будет пределов своеволию и прельщению. Наконец, закрытие устроенных тайно скитов и других сектаторских мест и сборищ есть простая потребность всякого благоустроенного государства, в коем подобное самовольство не дозволяется и людям господствующей веры. Без таковых законов, конечно, неприятных расколу (равно всем его сектам и фракциям) «не было бы и покровительства православию и ни малейшего гражданского обуздания преступлений против веры. Но тогда нарушены были бы и сами уставы вселенских соборов, на основании коих в христианской империи оказывается защита православию от ересей»³⁵⁷. Взятие у раскольников некоторых монастырей и обращение их в единоверческие, Филарет оправдывал с иной точки зрения. «Если бы кто возымел мысль винить сие действие правительства, то он должен был бы обвинить многие подобные действия благочестивых защитников православия, напр., он должен был бы обвинять императора Феодосия и святого Григория Богослова за то, что они отняли у ариан главный константинопольский храм, и император ввёл в него Святителя под охранением воинов, как о сём сказывает сам святой Григорий»³⁵⁸.

Правда, раскольники, а равно и еретики, стараются представить всякое ограничение их действий в виде притеснения и гонения. Но если смотреть со стороны справедливости, то возбуждающее жалобы действование правительства на раскольников является очень далёким от того, что в древние времена называется гонением. «Если при царе Алексее Михайловиче строго поступлено с раскольниками, запершимися в Соловецком монастыре, и при царях Иоанне и Петре с раскольниками, неистовствующими в Кремле и самом дворце: это было укрощение мятежа, а не гонение. Если своевольно и противозаконно построенную раскольническую часовню не позволяется починивать, а только позволяется терпеть до разрушения силой времени: это не гонение, а снисхождение в том, что незаконное не разрушено тотчас. Если запечатывают часовню за то, что она вопреки существующему запрещению перестроена: это не гонение, а неизбежное охранение закона, чтобы он не был презираем. Если раскольнического священника берут к суду за то, что совратил православного: это не гонение, а защищение господствующей церкви от сделанного на неё нападения и даже снисхождение в том, что беглого не преследовали за побег, а прибегли к правосудию над ним только после нового преступления. Если не дадут раскольникам священников, независимых от духовного начальства, раскольники на сие не могут жаловаться, потому что не имеют никакого права требовать священников от церкви, к которой сами принадлежать не хотят. Если бы у церкви, против её правил, взяты были священники и отданы были на произвол раскольникам, наименование гонения и стеснения здесь были бы более у места, нежели во всех вышеупомянутых случаях; но это было бы не в отношении к расколу, а в отношении к церкви. Можно здесь указать на взятие у раскольников некоторых монастырей и обращение их в единоверческие». Но «если бы кто и из православных самовольно построит монастырь, и без законного дозволения постриг в нём монахов, не уничтожила ли бы сие законная власть, как скоро узнала бы? Неужели только своеволие православных должно прекращать, а своеволие раскольников надлежит оставлять неприкосновенным?³⁵⁹. Вообще, если по отношению к раскольникам (равно и еретикам) и должна быть допущена терпимость, то с точки зрения Филарета, «Свод Законов назначил приложению сего правила справедливые пределы»³⁶⁰. При таком своём общем направлении, мероприятия правительства для успешного достижения ослабления раскола прежде всего и главным образом должны быть твёрды, постоянны. Раз «принявши известные меры, правительство должно следовать им неуклонно и неослабно, потому что малейшее ослабление их приводит раскольников к убеждению в бессилии и слабости правительства и в их могуществе, посредством происков и денег, делать тщетными предпринимаемые против них меры»³⁶¹. Таким образом, «меры предпринятые и невыдержанные нередко бывают вреднее, нежели когда бы оных совсем не было предпринято»³⁶². Не менее важен для успеха и сам способ приведения в исполнение предпринимаемых мер. Точное исполнение и «точное хранение секрета, где иногда он нужен» – необходимы. Наконец, «тщательное избрание и образование способных орудий и бдительное наблюдение за верностью их действования» – есть также необходимое условие гражданских мероприятий.

Таков, по взгляду Филарета, должен быть нормальный, чуждый крайностей и вредной терпимости, и несвойственной христианству жестокости общий характер отношений правительства к раскольникам. Однако в частном своём применении к разного рода сектам и фракциям этот общий характер должен разнообразиться сообразно с духом и учением последних и той степенью вреда, которую они приносят церкви и государству. Чем опаснее секта в церковном и государственном отношении, тем строже должны быть предпринимаемые к её искоренению меры. «Если бы внимание правительства одинаково сильно устремлено было на все виды расколов, с изысканием и употреблением решительных укротительных мер, то могло бы открыться обременительное множество и разнообразие дел и распоряжений, которым внимание могло быть развлечено, а от сего могло бы последовать, что не все предпринимаемые меры будут выдержаны.

Посему внимание правительства, между разными родами расколов и сект, нужно разделить по настоящим обстоятельствам так: 1) чтобы за расколами было менее вредности, продолжаем был бдительный надзор против их усиления, а к ослаблению их действуемо было с неослабным наблюдением правил, доныне принятых; 2) но, чтобы против сект более вредных и опасных для общественного блага и спокойствия, приняты были более прежних действительные меры, законодательные и распорядительные. Относительно раскола поповщинского главнейшие предметы наблюдения суть: 1) чтобы всякое построение и возобновление молитвенных домов... было или не допущено, или подвергало уничтожению места, ознаменованные неповиновением закону; 2) чтобы раскольникам сего толка изъяснено было местными гражданскими начальствами, что как всякий побег есть преступление против общественного порядка и закона, то и побег священника от своего законного места не можно не почитать преступлением, и что посему государственное правосудие не может попустить навсегда того снисхождения к беглым раскольникам попам, которое до времени (на основании секретных правил 1822 г.) оказываемо было только в надежде вразумления и обращения к порядку; 3) в особенности, чтобы раскольнический священник, совративший в раскол православного, или, что то же, совершивший какое-либо таинство над православным, немедленно лишаем был терпимости, которой дотоле пользовался, и отсылаем был к суду своего законного начальства; 4) чтобы местные начальства отнюдь не уклонялись от исполнения существующих узаконений против оказательства раскола и против поручения раскольникам начальственных должностей; 5) чтобы совратители православных в раскол, кто бы они ни были, не оставались без ответственности, как нарушители общественного спокойствия и прав господствующего вероисповедания; 6) чтобы раскольники не были свободнее от законов, нежели православные, как, например, чтобы не оставались без ответственности вступающие в брак в несовершенных летах, погребающие умерших ранее трёх дней от смерти, погребающие скоропостижно умершие без объявления полиции.

К тем отраслям беспоповщины, в которых приемлется моление за царя и не совсем отвергается брак, можно применить те же правила, какие нужны в отношении к поповщине. Из сект, более вредных и опасных, особенного внимания требует секта молоканская, которая, по духу своеволия и неуважения ко всему чтимому, по времени может угрожать общественному спокойствию, если не поставятся твёрдые преграды её распространению. Средства противодействия сей вредной секте могут состоять частью в приложении к ней с особенной силой существующих узаконений против расколов, частью в новых, особенных мерах, которые бы уменьшали значительность членов сей секты в обществе и влияние на других, и таким образом отнимали способы приобщения и привлечения в секту; как то: всякое оказательство молоканской секты должно быть не только запрещено, но и, по возможности, предотвращаемо надзором, а сделанное немедленно прекращаемо и сопровождаемо ответственностью нарушителей закона. Молоканские собрания для богослужения и учения секты, как в особых устроенных для того сборных избах, так и в частных домах, не позволительны. Молоканские сборные избы, как скоро будут усмотрены, подлежат сломке, а материал – продаже в пользу приказа общественного призрения. Собрание молокан в частном доме более десяти человек, сверх принадлежащих к семейству того дома, признаётся оказательством секты, и потому непозволительным. Полиция, усмотрев молоканское собрание, в первый раз немедленно распускает оное, а хозяину дома и начальствующему в собрании, изъяснив непозволительность оного, обязывает их подпиской не держать впредь собраний. Принявший к себе в дом молоканское собрание или начальствующий оным, после вышеозначенного личного воспрещения, подвергается семидневному аресту, или употреблению в общественную работу на столько же дней. Замеченный в том же в третий раз подвергается подобному взысканию; с увеличением срока задержания от двух до четырёх недель, смотря по обстоятельствам. Замеченный в том же в четвёртый раз предаётся суду, как распространитель молоканской секты. Молоканин, проповедующий публично молоканское учение вслух православным, за первое действие сего рода, предаётся суду, как распространитель секты. Молоканин, совративший в свою секту православного, предаётся суду, как распространитель секты, а совращённый препровождается к духовному начальству для вразумления и обращения. Молоканин, преданный суду за одно из вышеозначенных действий, также препровождается к духовному начальству для увещания к обращению; и если обратится к церкви, получает прощение в тех сектаторских действиях, за кои предан был суду. На увещание можно употреблять от одного до трёх месяцев, и, смотря по надобности и для удобства в увещании, увещаемый может быть содержан в сие время в монастыре. Распространитель молоканства, облечённый и не принявший увещания к оставлению своего заблуждения, должен быть удалён из общества, в котором оказался вредным. Дабы лишить секту тех способов усиления и распространения, которые она заимствует из прав и отношений общественных, нужно ограничить сии права и отношения. Молоканин не должен иметь права записываться в купеческие гильдии. (Заградить вход даже в мещанство было бы неудобно в отношении к тем, которые доныне принадлежали уже к городским обществам). Молоканин, принадлежащий к крестьянскому обществу, не должен иметь права перейти в городское (хотя бы и получил свободу от помещика). Молоканин не должен иметь права принимать православных в постоянную зависимость, как то: иметь их в услужении, в учениках по ремеслу, и в работниках по фабрике или другому заведению. Член молоканского семейства, принадлежащий или вновь обратившийся к православию, должен быть принимаем в покровительство начальства против притеснений со стороны неправославных членов семейства. Неотделённый сын молоканина, обратившийся к православию, должен получить право отделённого сына, и, в пособие к первоначальному пропитанию и обзаведению долю из общей собственности семейства, к которому принадлежал. Льгота на время от податей обращающимся от молоканства не представляется вообще удобным к употреблению средством к обращению. Всегда православный платит подати. Чем счастливее тот, кто побывал в молоканстве, чтобы получить свободу на время от податей? Можно предоставить сие только тем, которые, при обращении к церкви, отделяясь от молоканских семейств, не вдруг могут устроить своё хозяйственное состояние и быть в силах платить подати. Тоже можно сказать и о рекрутской повинности. Поощрение отличиями и почётным званием тех из молокан, которые обратятся и обратят с собой многих, может в некоторых особых случаях употреблено быть, как высочайшая милость; но и сие принять и огласить за общую меру едва ли удобно и полезно³⁶³.

Те же самые меры, какие правительственная власть, по мысли Филарета, должна употреблять по отношению к секте молокан, с равным правом могут быть применяемы и к секте духоборцев, ибо «духоборцы, как известно, одинакового духа с молоканами»³⁶⁴. «К жидовствующим» точно также «можно приложить меры, предполагаемые для молокан, или в то же время, или с некоторой постепенностью, по испытании оных над молоканами». «Относительно скопцов. поскольку оскопители истребляют потомство оскопляемых, то не было ли бы полезно действие оскопителей объявить в законе преступлением, близким к убийству, не столько для того, чтобы увеличить строгость наказания, сколько для того, чтобы показать более низким и презренным преступление?»³⁶⁵.

Законность и пользу охранительных мер относительно еретиков и раскольников м. Филарет оправдывал не одним только фактом признания их вреда в церковном и государственном, а ещё: а) примером других западно-европейских государств, поддерживающих и охраняющих господствующие у себя вероисповедания; б) фактами истории и фактом распространения самого раскола и его еретических сект и фракций, показывающими, что стеснительные меры, выдержанные строго и неуклонно, способны не только остановить успехи того или другого возникшего вероучения, но и вовсе подавить его распространение и, наоборот, меры кротости и снисхождения к нему способны его усилить; в) примером древне-вселенской церкви, которая в лице христианах императоров, св. отцов и соборов вселенских и поместных одобряла репрессивные меры против еретиков и раскольников и, наконец; г) необходимостью избежания тех печальных результатов для церкви и государства, которые воспоследуют, если раскол, со всеми своими разветвлениями, будет признан отдельным в государстве и совершенно свободным в своих внешних обнаружениях вероисповеданием.

Г. Добротин

(Продолжение следует). 

1894 г. августа 1 дня берусь я за перо и начинаю проверять ревностно шаткую жизнь мою со дня рождения моего. Родился я 28 октября 1840 года от родителей крестьянского звания православного вероисповедания, в котором и воспитывался я, и отдан был родителями для обучения грамоте читать и писать приходскому дьякону, у которого и кончил курс науки моего образования. Одиннадцати лет в 1851 году я лишился своего родителя и продолжал жить с моей родительницей. Ещё вместе со мной воспитывался мой меньшой брат. Жизнь моя с самого юношества направлена была ко благу, кротости и смирению, вместо юношеских забавь полюбил я читать священное писание, а именно: житие святых отцов, которые помещались в месячных четьминеях и вместе с тем, увидя во мне народ такого ревностного мальчика, стали ко мне во время праздничных дней приходить ревностно набожные обоего пола старики и старухи и я им читал житье святых отцов, рассказывал жизнь святых и так далее; я и другие приходившие ко мне просиживали целые ночи, увлекались в эту мёртвую букву, не подозревая её погибельной. А также я принадлежал ревностным слугой нашей приходской видимой церкви, которую я ценил выше всякого достоинства. Село, в котором находилась церковь, от нашей деревни на 3 версты расстояния, я по своей ревности, в праздничные дни завсегда ходил в церковь к утренней службе ещё до колокольного звона. А также после окончательной службы, не давая мне отдыху, сообщался ко мне народ и просили меня, чтобы я им читал слово Божие, и я этому радовался, а на это имел дар истолкования передавать мёртвую букву и стал в возрасте более в познании мёртвой буквы и стал я известным и каким то отдельным мальчиком от общества народа и меня уже узнали не только нашего прихода народ, но и во многих окрестностях прошёл обо мне по моей жизни ревностной слух, и это всё доходило до ушей моих и я ещё более начал ревновать. Но вместе с тем стал показывать себя на делах праведности, стал рассуждать о постах, в которые принимал пищу со умеренностью, а тоже не принимать пищи по целым дням и ещё усвоил себе понедельник, чтобы не есть в него скоромного в знак того, что этот день принадлежит Михаилу Архангелу, который за это меня встретит в будущей жизни; также передавал я и другим и меня многие слушали и поступали также и я дал себе слово, что жить мне надо ещё строже для Бога, мне нужно отделить себя от мира, я запустил свои волосы до моих плеч. В церкви я становился на одном месте перед иконой всех Скорбящих радости и молился по большей части на коленках усердными воздыханиями и в глазах всего народа. По окончании службы старался воздать каждой иконе отдельное поклонение и потом ожидал высокопочтенного своего пастыря, чтобы с покорностью подойти и просить у него руки благословения и тогда отправлялся к нему в дом, предлагал ему мои услуги, которые он мне поручал, я исполнял с ревностью при полной радости безвозмездно, но не остались мои молитвы тщетными перед иконой всех Скорбящих, а также любовь и почтенье к высокопочтенному моему батюшке. Батюшка меня благословил в церкви во время службы быть при алтаре, подавать кадило и зажигать свечи и помогать дьячку петь на левом клиросе. А на правом пели у нас господские певчие и при том же батюшка, видя меня в этом деле ревностным, принял меры и сам стал меня подучать уставу церковному, который я так скоро перенял и к тому же дьячок был стар и по старости рад был мне; я так часто заменял его должность, отправлял службу за дьячка, и у меня на это был особый дар и я был прославлен этим во всей своей стране и так много мне приходилось читать посреди церкви Апостола и в других церквах и я совершал конец яко венец и после службы за это получал вознаграждение с жертвенника просфору, которая в то время для меня была как неоценённый дар, и притом же ревность и усердие моё не ослабевало, а возрастало, стал я посещать близ окрестные монастыри и много там познакомился с прозорливцами разного звания и они меня так хорошо принимали и я этому всему радовался; а также нередко меня посещали на дому монахи и монашенки и разного рода странники, да я в то время и сам был на подобие Семиона странноприимца в очах народа; я стал набожным человеком и так далее продолжалась жизнь моя ревностная, когда в нашу деревню в год два раза по обещанию стариков приносились из церкви иконы и в это время приходило много народу с других деревень и по окончании крестного хода наполнялся дом мой стариками и старухами, вообще набожными людьми, для которых был у меня приготовлен обед, а после обеда продолжалась духовная беседа, пели духовные песни и читали житие святых отцов. Евангелие в то время у меня находилось из церкви толковое, но оно не считалось нужным для чтения и оставалось нечитанным, в то самое время народу обучено было очень мало, даже и моё учение в очах народа становилось высоким, стали ко мне приходить многие и просить меня, что бы я взялся обучать их детей, но я не отказался; в одной из больших деревень сняли для меня дом, в котором я четыре зимы обучал мальчиков и в то время был у меня заведён устав – каждый вечер читались вечерние молитвы, каноны, акафисты и мальчики хорошо пели, народ сходился много молиться и меня за это полюбили всё окрестное священство, а наш священник, которому я принадлежал, настолько меня любил, что, когда я долго не бываю давал известия, чтобы я пришёл и он часто говорил прихожанам и ставил меня им примером, что я не пропускаю ни одной службы и являюсь из деревни на расстояние 3-х вёрст к заутрени первым. А также передавал обо мне по окрестности господам, которыми я был любим, и все знали, что моя жизнь отдельная от мира, но мне казалось этого недостаточно и мне нужно пойти в монастырь и быть монахом и стал я просить у своей родительницы, чтобы она меня благословила, но родительница не была на это склонна, не давала мне благословения, но видя во мне такое ревностное желание, опасалась, что бы я не ушёл тихонько и знала она твёрдо, что я во всём слушал своего пастыря и просила его, что бы он меня уговаривал, который меня упрашивал, что бы я эту мысль выбросил из головы и я его послушал, остался при матери и должен был вступить в союз супружеской любви, стал заботиться о хозяйстве. И вот в одно прекрасное время один человек, живши несколько лет в Петербурге, и приехал погостить и опять сряжается в Петербург, стал приглашать и меня в Петербург, я изъявил желание отправиться с ним. Родительница меня отпускает, только осталось посоветоваться и попросить благословения у моего дорогого батюшки, и я отправился к нему и сказал ему: батюшка, посоветуешь ли мне ехать в Петербург и благословишь ли меня, изъявил ему согласие своей матери, он благословил меня, но этого благословения мне было недостаточно. Я ещё поехал вёрст за 30 к одному священнику, который считался прозорливым; он меня хорошо знал, я сказал ему: батюшка, благослови меня ехать в Петербург, но он мне ответил Степанушко, я не советовал бы тебе потому, что Петербург город завоёванный и в нём народ избалованный, а ты теперь хорошенький, а там недолго сделаться худым: но я настаиваю на своём, прошу благословения, он хотя и не от полного желания, но благословил. Я с ним простился и поехал с полной радостью, что получил от такого великого подвижника благословение, которое вполне может послужить мне счастьем жить в Петербурге; по приезде от прозорливца срядился ехать в Петербург, мать с плачем благословила меня иконой, на которой были изображены Николай Чудотворец, Тихон Задонский и Митрофаний Воронежский, которую я хранил как неоценённый дар; по приезде в Петербург я отправился прежде всего посетить Святые: Невский монастырь, Казанский собор и др. святыни, пред которыми так усердно молился с коленопреклонением. Потом поступил я на должность в двор к хорошему хозяину, у которого прислуги так много и я не забыл своё ревностное дело: стал читать и ко мне стали собираться в свободное время слушать, и я понравился им, что так хорошо читаю и рассказываю, но вместе с тем сказал, что нужно бы накупить книг, житие Св. Отец и прислуги сделали сбор и купили Четьминею трёх месячную и так я много приучил народу; каждый вечерь занимались чтением, а также каждые праздники посещал Петербургские храмы; проживши 8 лет, отправился на родину. На родине все были ещё живы и гостил на родине 3 месяца, более находился у своего любимого пастыря, который мне был очень рад, потом отправился опять в Петербург. По приезде поступил уже к другому хозяину, потому что тот хозяин дом распродал. По второму разу я в Петербурге жизнь повёл иначе, жил старшим дворником и познакомился с такими товарищами, которые приучили меня ко всему развратному пути, по которому я шёл неправо, стал я заниматься хмельными напитками прежде понемногу, а потом и много, к тому же стали прилагаться и др. пороки и забыл я всю свою прежнюю ревностную жизнь, но не забывал своё родительское благословение, перед которым навсегда теплилась и горела лампада; но вот теперь то такую порочную жизнь привожу на память, в одно прекрасное время вздумалось мне разыскать одного друга, которого я так долго не видал, а раньше мы с ним угощались дружески хмельными напитками. Я и услышал об нём, что он живёт на Выборгской стороне в д. В. А. Пашкова. Я и отправился туда; действительно, он живёт там, встречаюсь с ним и говорю: Ваня, милый, теперь угощай меня, потому что я с тобой так долго не видался, но он сказать мне: милый Стёпа, я не пью ничего. Но я сказал – меня потчуй; он вынимает евангелие и начинает мне читать, я слушать; вся гл. 12-я со ст. 46 до конца, я ему говорю – я, брат сам знаю писания; ещё тебя поучу, но он сказал: это хорошо если ты знаешь, пойдём со мной, у нас есть собраны приезжие старички; я пошёл с ним в квартиру, сидят старичков человека четыре и на столе лежали книги – несколько евангслиев и библии; он им говорит: вот я к вам привёл, это мой знакомый, они меня с радостью приняли и посадили; и начинают мне говорить из евангелия, я им говорю – нам в церкви читают, но они говорят мне, что вы только знаете церковь лукавнующую, о которой мы должны плакать, а не радоваться; они мне предложили прочитать гл. 17-ую–23-ю, я и думаю себе, куда я попался, что то говорят несогласно со словом Божиим, я начал им приводить из других книг мёртвую букву. Но один из них сказал – спасибо тебе, что хотя по мёртвой букве да знаешь писания, с тобой можно обойтись. Я себе думаю, кабы на меня здание не повалилось, я допустил себе принять такие слова о святыни, встаю и иду домой; но попрощался с ними и спросил, откуда они, только помню один сказал, что он с Ростова. Я прихожу домой, начинаю об этом думать, что они мне говорили и вдруг посмотрел – моя лампадочка не теплится, хочу зажечь, но наконец и думаю, что они мне говорили и пошла у меня борьба в моём сердце. Потом так поставил эту лампаду не зажжённой. Это было посреди недели, потом дожил до воскресенья, и направился нарочно на Выборгскую для разъяснения слова Божия; прихожу в дом Пашкова, старичков уже нет; мне сказали, что они уехали по своим местам, тогда был в столовой кухонным мужиком один из верующих, взял меня за руки и пошли в маленький домик, который выходит фасадом на Сампсониевский просп. и посадили меня за стол и дали мне евангелие в руки и из другого начали говорить слова о вере и страданиях Господа Нашего Иисуса Христа. Я тогда с радостью слушал, потому что я за этим пришёл, и сам рассматривал во св. евангелии, которое мне казалось каким-то новым и поучительным; и я это всё принимал с радостью. Потом тут же подошёл Пётр Яковлевич и вместе мне говорили так много из евангелия и потом я отправился таким новым человеком, но тут же вскоре повстречалось со мной новое происшествие – я задумал отказаться от должности своей домовладелицы, у которой я служил; она этим осталась недовольна и я ей был должен сдать всё, что у меня было принято и хранилось под моим надзором; и у меня не оказалось одной железной печки и несколько штук стеклянных банок, которые были действительно мной уничтожены и переданы соседнему дворнику, с которым вместе продали и деньги пропили на вине: но дело пустяшное, а хозяйка мне не желала простить или бы хотя высчитать из моего жалованья; но заявила полиции, о чём и был составлен протокол, который передали мировому судье; и меня вызвали на суд. Мировой судья меня приговорил как за уничтожение чужой собственности в тюремное заключение на 4 месяца, я остался решением недоволен. Подал апелляционную жалобу на мировой съезд, как за неправильное решение, и нанял себе поверенного, когда вызвали меня на суд, тогда я молился перед иконами, так: если есть тут истинный Бог и святыня во Святых Его сила и помощь, то вы мне этот раз окажите. Тогда я вас вечно буду почитать и буду для вас ревностным вечно слугой и никогда не буду колебаться, а если же вы меня на этот раз не спасёте и в этом не поможете мне, тогда не буду вас знать и не буду более вам кланяться, а буду знать как мне говорили из евангелия, сказал так Господь: сам ты яви силу, если только ты не помилуешь меня, тогда я иконам кланяться не буду, а тебя Единого только живого одного любить буду, с тем и отправился на суд. Но хотя я ещё обозначаю, что вещи были уничтожены мной, но у хозяйки не было никакого доказательства, что я уничтожил, потому что подписки у неё не было для хранения вещей, легко мог бы суд меня оправдать, но угодно так было Господу, он сжалился надо мной и таким путём захотел взять меня изо рва погибели, из тьмы в чудный свой свет и отвести меня от поклонения чужим и мёртвым богам для поклонения Ему живому, истинному помощнику и заступнику, спасителю и искупителю души моей. Как уже выше было сказано, что у меня был поверенный для ведения этого дела на суде, оказался поляк, и хозяйка моя, которая меня обвиняла – полячка, он с ней сошёлся и вместо защиты он мне сделался помехой, потому что мне и видно было, что он меня сплавлял, но самому говорить нельзя, потому что ему была дана доверенность и мировой съезд приговор утвердил мирового судьи. Это всё так благоугодно Господу. А я хотя и по делом наказан был, но сердце моё нисколько не приняло печаль, но напротив, я был радостен, потому, что тут же мне оказалось, что я познал истинного Господа и сказал себе: теперь я этих мёртвых богов и бездушных ненавижу и с того времени и до сего дня они мне противны и по милости дорогого Господа отбыл я наказание при полной радости и купил себе евангелия и оно мне тогда служило полным утешением и потом я лишён был Петербурга на 3 года, почему я и был отправлен на родину, проживя по второму разу же в Петербурге 12 лет. Но мне не было ничего жалко в Петербурге, как только одного того, что я мало так узнал о истинном Боге и о вере в него.

Приезжая на родину, начинаю прямо не боясь ничего об этих мёртвых богах и бездушных идолах и открыто говорю – да погибнут все, кто поклоняется им, но о любви Господа говорить не мог, потому что я и сам ещё не познал, но родительница моя была уже померши без меня, домашние мои никто не прекословили, кроме снохи, приехал я на родину на самую Пасху, но наш общественный народ, зная меня прежде такого ревностного поклонника этим мёртвым богам, дивились, но никто не возражал против меня, а только удивлялись; когда по обычаю на Пасхе принесли иконы в деревню и ходили с ними домам дошли до нас, я в это время ушёл на двор, чтобы не видеть их бездушных и я тогда смотрел на них с полным презрением и к священнику тогда уже никогда не ходил и мне передавали, так что попадья ему говорила – так отец ты сходил бы к Степанушке и поговорил бы с ним, может быть он и послушал, но священник ей на это ничего не высказал и ни разу у меня не был; я от Пасхи дожил до Троицы и узнал, что не более вёрст 80 от моего жительство В.А. Пашкова, я и вздумал, что наверно там есть одной со мной веры и пошёл пешком; накануне Троицына дня прихожу туда, мне попался мужичок и я его спрашиваю: скажите, пожалуйста, есть ли в имении Василия Александровича такие люди, которые не кланяются иконам, он мне начал рассказывать, сколько их и как их звать по имени. Сказал – да и я сам к ним похаживаю; я дальше пошёл с радостью и прихожу во двор, спрашиваю таких, то меня прямо направили к ним, я прихожу к одному брату, у него ещё есть другие, я им прямо говорю, что я из Петербурга верующий и был в доме Василия Александровича Пашкова. Меня они так радостно приняли точно ангела с неба и преклонили колена, начали благодарить Господа за моё посещение и я у них прожил двое суток; они меня тут в это время подучили и сказали о любви ко Господу и я это время у них провёл как один час и они мне всё показали, что у них есть редкость у Василия Александровича и когда я от них срядился в путь, они мне напекли лепёшек и яиц и дали в подарок библию и несколько евангелиев и других много брошюр и их радостный приём и братскую ко мне любовь несколько мне придали радости и ревности о Господе Нашем Иисусе Христе и я от них шёл, поя и скача и хваля Бога; и в одном селе на моём пути попадается мне крестный ход, иду мимо и шапки не ломая; из толпы народа одна женщина говорит: как же ты русский, а хуже татарина; потом придя я в свою деревню и начинаю проповедовать живого Господа и укоряя немощь бездушных и мёртвых богов; тогда разнеслась обо мне молва, что я не только что не кланяюсь иконам, но и другим не даю совета для почитания их бездушных; и ещё напоминаю себе в один из праздничных дней из другой деревни, в которой так много сектантов перекрещенцев и эти сектанты пожелали меня к себе для беседы о слове Божием, я не смотря на моё слабое познание любви Христовой по моей ревности не отказался, взял с собой подаренную мне библию и отправился по назначению ихнему в дом, которые меня там приняли ласково, узнал это народ и нашло так много, что едва могли поместиться. Я решился с ними вести беседы только при таких условиях, что я не принимаю других книг кроме Богодухновенной библии и о которой мы начали беседовать и мне ихний поп предложил: 1-я, что Иисус Лавин поклонился ангелу, но я сказал ему, что он не из-за того поклонился, чтобы следовало, но пришёл в страх вдруг увидя ангела вооружённого с мечом; 2-е, мне предложил и книги Числ, как Моисей вознёс медного змея и народ кланялся ему, по я отвечал ему, что это не было поклонением, а кто с верой воззрит на него и будет исцелён, это служило прообразом Иисуса Христа; потом я им передал и пс. 113 со ст. 11-го до ст. 17 и перешёл в Новый Завет, из которого передал им деяний гл. 17 и послание к римл., на что они мне из этих книг не могли сделать никаких возражений и начали руководиться другими книгами, которые я не принял и они остались побеждены словом Божиим и мне было так радостно, что Господь ко мне благоволит своей любовью и возвратился в свой дом с великой радостью и просил Господа, чтобы он помог мне возрастать в познании истины. По приезде в Петербург проживя я три месяца, отправился в город Астрахань на пароходе по реке Волге. По приезде в Астрахань мне пало на мысль прежде чем поступить на должность разыскать кого-нибудь из братьев или хотя кого из молокан; потому что я вполне знал, что молокане тоже не кланяются иконам, а потом я от них могу узнать и о братьях, но думаю себе, спрашивать русских невозможно, то я решился об этом обратиться в персидскую лавку и расспросить о молоканах у персиянина, потому что, думаю себе, что персияне иконам не кланяются, они наверно знают о молоканах и направят меня, но к сожалению моему тут со мной могло произойти такое направление, а именно, перс попался такой хитрый и лукавый, который поступил со мной так: когда он меня выслушал и сказал мне: да я знаю где живут молокане, пойдём я тебя сведу к ним и привёл меня в дом, в котором помещалась мастерская ременной сбруи; народу сидело, работало много, во в Астрахани народ знает по-персидски и он им передал по-персидски и ушёл; один из них ко мне обращается – садись не бойся, мы молокане, вот один скоро придёт и с тобой будет говорить; я сел и смотрю, что стали перешёптываться и мне это стало подозрительным; я сказал: я зайду другой раз, встаю и хочу уходить; один из мастеровых берёт со стены висевшую ременную плеть и начинает мне накладывать ей по спине и где попало; я направился бежать к выходной двери, а он за мной и накладывает мне с приговором: вот я тебе покажу как молокан разыскивать, а мы православные, и к тому же шлея была выкрашена и не засохшая, весь я оказался в краске; выбежал на улицу и он вернулся назад, я и думаю – вот перс меня направил, а я стал благодарить Господа, что он мне даровал принять любви ради его побои; и потом разыскал моего хозяина, у которого служил здесь в Петербурге и он поместил меня на должность и я служил у них ещё в Астрахани 8 лет; хозяин рыбопромышленник очень богатый человек и с доброй душой; прислуги в доме было очень много, меня все любили и почитали за молокана, а между тем я разыскал и молокан и ещё духоборцев, которые тоже иконам не кланяются; и к духоборцам я частенько ходил на собрание и они меня приучали, но я с ними по слову Божию не сходился, потом я отошёл от хозяина и открыл торговлю – мелочную и бакалейную лавочку, в которой торговал два года. Жизнь моя была не сходственна со словом Божиим, а проповедь моя усиливалась о не почитании мёртвых богов. Но сердце моё предвозвещало мне, что мне нужно дополнить мою радость по слову Господа, я и решился уничтожить все торговые принадлежности и ехать прямо в С.-Петербург, не заезжая на родину. Прибыл я в С.-Петербург 1-го октября 1890 г. на Выборгскую сторону в дом В. А. Пашкова и разыскал Петра Яковлевича, через которого узнал о собраниях Петербургской церкви и вся моя цель была как бы лишь достигнуть той цели, чтобы участвовать в братстве и быть членом церкви Христовой, но ещё у меня не доставало очень много для достижения той дорогой цели; я решился прежде всего просить Господа, чтобы он открыл мне, от кого научиться; меня направили к одному из Петербургских братьев, с которым я беседовал о слове Божием, о возрождении и о крещении, и о преломлении и был я направлен так: – покаяние и возрождение необходимо, без крещения можно обойтись. Но мне свидетельствовало слово и моё полное желание, чтобы получить для полного совершенства и исполнения воли Божией, и я был направлен к брату Фасту, которому тоже передал я моё желание о крещении, брат Фаст мне сказал, что непременно по получении возрождения и обновления духом св. озаботится и о крещении, а потом о преломлении хлеба. Я получил это радостное назидание, стал просить Господа, чтобы он дал мне при сокрушении сердца принести ему покаяние; Господь не замедлил, дал мне скоро сокрушённое сердце, и я целый месяц плакал о грехах, соделанных мной и даже во слезах забывал сам о себе. В одно прекрасное время шёл по улице на Выборгской стороне и во слезах говорю и рассуждаю в слух сам с собой и смотрю: народу так много останавливается и смотрит и я смотрю, но ничего не подозреваю, но потом понял, что народ смотрит на меня и потом далее продолжалось со мной также, но никогда не может забыться мной та дорогая ночь, в которую я получил истинный свет от Господа и моего Спасителя и Искупителя Иисуса Христа; днём я работал так тяжело, пришедши на квартиру, живу в уголке между неверующими; помолиться мне с коленопоклонением было невозможно, я молился лёжа на кровати духом со слезами и просил Господа, чтобы помог он мне ещё более просить о дне возрождения и послал бы в сердце моё благодать духа Христова, и Господь не замедлил принять моё прошение. Перед самым утром я почувствовал в сердце моём переворот, как что-то прошло по моему телу и от сердца что-то от меня отвалилось и я стал, я чувствовал в сердце моём лёгкость и неизреченную радость, я тут же встал и сказал себе – вот я когда получил .благодать духа Христова и начал благодарить Его за Его великую и богатую милость и с радостью и благодарением провёл и сказал себе: вот когда я вкусил как благ Господь. До этого дня я плавал в житейском море созерцающего океан и приплыл к такому пристанищу и поставлен на твёрдом камени на камне исповедания Иисуса Христа моего Спасителя. Эта счастливая и светлая ночь была для меня в последних числах ноября 1890 г., присоединение к братии и церкви Христовой в 1-х числах января 1891 г.; крещение я получил 14 марта 1891 г.; я получил от Господа крещение, перед которым давал обещание доброй совести умереть для греха, а жить для праведности Иисуса Христа, и служить ему всем сердцем и всей внутренностью моею, воздавать ему благодарение за всю любовь и милость, которую он благословил ко мне бедному грешнику; и когда на мне исполнилась воля Божия и я вполне обрадован, что совлёкся ветхого человека и сказал себе: кто меня теперь отлучит от любви Христовой к римлян. гл. 8-я со ст. 25 до конца. Со дня принятия крещения описываю жизнь мою: вскоре получил от Господа посещение болезни, был я цельное лето болен, которую переносил при полной радости, как от руки самого Господа и Господь благословил меня – дал мне здоровье; далее 1892 года ещё Господь посетил меня, взял в загробную жизнь мою супругу, с которой я проживши в супружеской любви 36 лет и я об этом известие принял к сердцу печально; и преклонил колена перед Господом и он помог мне отнять печаль от сердца моего и тут у меня явилось ещё больше любви и ревности к Господу и сказал, что я теперь один и тебе принадлежу, Господь, ты отними от меня все попечения о доме и о детях моих, потому что они у меня в полном возрасте, я их всех кладу к ногам твоим. А также прошу тебя, освободи моё сердце от присутствия земных благ, дабы я не был привязан к ним сердцем, подай мне то, чтобы я мог навсегда надеяться на тебя, где я не буду, ты меня нигде не оставишь и нигде не покинешь, и Господь услышал меня и отнял от моего сердца все эти заботы. Благодарение ему за все его ко мне милости, которые я получил от него. Далее в 1893 году я стал стремиться чтобы по мере веры моей передавать любовь Господа незнающему народу, а именно: продолжал и моё дело в рынке торговлей и в одном из трактиров часто доводилось говорить слово Божие, а также со мной в этом деле участвовал один брат Фаддей Сафронов. Нам в трактир ходить запретили, мы перешли рядом в другой и там стали проповедовать любовь Христа; нас выгнали из этого трактира. 1893 г. 3 ноября я отправился с братом Семёном Алексеевым в один дом к содержателю ломового извоза для проповеди слова Божия 8 ч. вечера; где я только лишь начал читать евангелие и пришли 2 дворника и городовой взяли нас и повели в участок, где мы и представлены были перед лицом пристава, который со мной пожелал вступить в разговор о слове Божием и я в то время в полном сознании чувствовал особый дар благодати духа св. и я с ним говорил более часа и Господь помог мне передать ему о вере в страдание Иисуса Христа и в чём состоит церковь Христова, о нашем душевном и духовном и о преломлении хлеба и о других многих дивных делах Господа. Последним слоном закончил пристав, как наши митрополиты: я указал ему лежавшее на столе евангелие и сказал об этом – смотрите в этой книге и потом нам была объявлена свобода и мы пошли домой, радовались и напоминали Св. апостолов, как они получали побои за имя Иисуса Христа, радовались. Потом в один прекрасный день Господь помог мне на рынке говорить слово Божие всей толпе народа и многие из народа слышали с радостью, а некоторые ожесточились и с разъярёнными сердцами бросились на меня и на мальчика 15-летнего, вот который ходил со мной и били нас всенародно и мы получив столь жестокие побои остались невредимы, и не чувствуя никакой болезни, а также и далее Господь часто помогает передавать любовь Господа незнающему народу; по слову Господа наши дела сеять на доброй земле, сеять и на голой скале, а возрастит Господь; вот теперь в чём состоит жизнь моя радостная – я неразумен – Господь премудрость моя – вразумляет и научает меня, я немощен – Господь в сём помощь моя, я слаб и бессилен, Господь проявляет силу в немощи моей. Враг, диавол становит преграды на пути моём, но я силой моего Господа разрушаю все преграды из мысли его. Господь моя радость, Господь моя помощь и твердыня во всём, Господь мой помощник и заступник и отец. Господь моя охрана; Господь Пастырь мой, я ни в чём не буду нуждаться.

Давно хотелось мне познакомиться с раскольническим „владыкой“ Петром, лже-епископом Бессарабским и Черниговским. Это моё желание осуществилось, наконец, 30 апреля. Утром этого дня я, прибыв в г. Бендеры, направился во двор старообрядческой часовенной церкви. Меня сопровождали двое городовых, взятых мной на всякий случай³⁶⁷. В виду того, что в прежние мои приезды раскольники всячески устраняли мою встречу с их „владыкой“ и уверяли меня, будто их „епископ“ выехал из города, я принял некоторые меры, благодаря которым на этот раз наше свидание состоялось. Увидаться с Петром мне пришлось на кухне, „его преосвященства“. Здесь – в углу тесной и грязно содержимой комнаты, под образами, сидели за столом два старца в старообрядческом монашеском одеянии и с скуфьями на голове: один из них – здоровый и плотный, лет 70, – и был „владыка“ Пётр. Я сразу его узнал, так как в день Благовещенья видел его служение в г. Кишинёве, в старообрядческой церкви, находящейся в Часовенном переулке. Другого старца мне также приходилось видать: он занимает у бендерских раскольников должность привратника при моленной и келейника и стряпухи при особе своего лже-архиерея. В стороне, на скамейке сидели две женщины, как я потом узнал – племянницы Петра, пришедшие его навестить по случаю праздника. На столе стояло блюдо с горячей лапшой; вино почему-то отсутствовало, хотя Пётр – большой любитель выпить; этого не скрывают и сами старообрядцы. Истово перекрестившись перед образами три раза, я поздоровался со „владыкой“ и заявил ему о своём желании с ним познакомиться. Старик сразу догадался, с кем он имеет дело. „Не хочу я с тобой знакомиться“! сказал он мне с гневом, и на его лице появилось знакомое мне выражение ненависти, свойственной фанатично настроенным раскольникам. „Зачем ты сюда пришёл? Я тебя не звал“! продолжал Пётр с возрастающим возбуждением. „Ты приехал сюда гавкать. – ну и гавкай себе на улице, а меня не смей беспокоить“!

– „Напрасно вы на меня гневаетесь“! мягко возразил я. „Я не сказал вам ни одного слова, которое бы вас могло прогневать. Что же касается моего желания познакомиться с вами, то оно так понятно: странно было бы. Если бы противо-раскольнический миссионер не был знаком с главой бессарабских старообрядцев-неокружников! Вы выразились, что я приехал сюда „гавкать“. Подумайте сами: можно ли называть „гавканьем беседы о вере“!..

– „Нам ваших бесед не надо“! с сердцем ответил Пётр. „Сами вы заблудили, да ещё и наших хотите увлечь за собой. Напрасно ты беспокоишься: ничего здесь не достигнешь!.. А это что за люди“? спросил Пётр, указывая на полицейских. „Зачем ты привёл их с собой? Вы – миссионеры – только и действуете при помощи полиции и вообще всячески нас притесняете“!

– „Ну, на притеснения со стороны полиции вы, кажется, пожаловаться не можете“! возразил я. „Вы, например, свободно разъезжаете по раскольническим весям северной Бессарабии, а, ведь, такие поездки старообрядческих архиереев именуются пропагандой раскола и запрещены законом. Несправедливо вы сетуете и на то, что я явился к вам с городовыми. Я уже пробовал ходить сюда один, но оказалось, что в Бендерах это не безопасно. Например, в сентябре месяце прошлого года, уставщик Лукьян Семенов был до того со мной дерзок, что не постеснялся публично выгонять меня из молельни.

– „Уставщик был пьян вином, а ты – пьян умом“! воскликнул Пётр с поразившей меня находчивостью.

– Я ответил: „Кто из нас пьян умом – я или „ваше преосвященство“ – это мы увидим на беседе. Ведь: для того миссионер и приезжает к старообрядцам, чтобы своими беседами содействовать разъяснению вопроса – кто находится в заблуждении – старообрядцы или Церковь Православная“?

– „Знаю, из-за чего ты хлопочешь“! перебил меня лже-епископ: „тебя привлекает жалованье, которое ты получаешь от правительства“.

– „Совершенно напрасно вы упрекаете меня жалованьем“! возразил я. „Если бы я не получал жалованья, мне бы не на что было совершать и свои поездки к старообрядцам. Притом оплачивается не один только миссионерский, но и всякий другой труд. В качестве старообрядческого „епископа“ вы должны знать слова Христа, сказанные Апостолам: „достоин деятель мзды своея“. А сами-то вы разве не получаете жалованья? Припомните, сколько денег вы получили от белецких, грубенских и покровских старообрядцев, когда ездили к ним в конце января и в начале февраля месяца прошлого года“?

– „Ну, и ездил“! с задором воскликнул Пётр. „А тебе какое дело? Ты считал, что ли, сколько мне дали старообрядцы“?

– „Это вы сами сосчитали, без моей помощи“! ответил я. „А напомнил я вам об этом для того, чтобы показать вам, что и сами вы получаете содержание от старообрядцев. Вообще, живётся вам не худо: ваши пасомые дают вам не только деньги, но и дарят вино и при всяком удобном случае угощают сытными обедами“!

– „Ну, будет тебе говорить“! прервал мою речь лже-епископ. „Уходи отсюда: дай мне спокойно пообедать“!

Вслед за его словами на меня обрушился целый поток брани со стороны раскольниц. „Не дал пообедать нашему родителю“! (племянницы Петра, именно, так называли своего „владыку“) говорили они с укоризной. Чтобы не мешать трапезе, я на время прекратил беседу и сел на скамейку рядом со старообрядками. Легко было заметить, что мой визит совершенно испортил настроение лже-архиерея: всё остальное время он сосредоточенно молчал, и с его лица уже не сходило выражение крайнего неудовольствия. Кончив обедать, он спешно помолился перед образами и пошёл в свои покои, находящиеся против кухни, на другой стороне коридора. Я последовал, было, за ним, но Пётр сказал мне с сердцем: „оставь ты меня: не нуждаюсь я в твоей беседе“! Войдя в свою образную, он быстро захлопнул дверь и запер комнату изнутри. Когда я отправился домой, следом за мной вышли из „архиерейских покоев“ и племянницы лже-епископа. На церковном дворе они снова осыпали меня укоризнами и перестали браниться только тогда, когда потеряли меня из виду.

В г. Бендерах я провёл четыре дня. Со старообрядцами ежедневно имел публичные беседы; они происходили на открытом воздухе, во дворе раскольнической часовенной церкви. Беседы велись на тему о сложении перст для крестного знамения и о незаконности старообрядческого Белокриницкого священства. Моими возражателями были начётчики: Алексей Вышибаев, Спиридон Новиков, Иван Худяков и некоторые другие старообрядцы. Содержание бесед я передавать не буду. Скажу только, что меня крайне удивила перемена в настроении раскольников: в них не осталось и следа от той ненависти, какая отличала их в прежние мои приезды. На последних моих беседах раскольники вели себя гораздо сдержаннее, чем прежде, слушали меня с большим вниманием и, по окончании бесед, любезно прощались со мной и даже приглашали к себе в гости. Я дважды воспользовался этим приглашением, и мне не пришлось раскаиваться в том, что я навестил старообрядцев: они приняли меня с чисто-русским радушием и гостеприимством, и даже раскольнический лже-иерей Иулиан Гулькин был в числе лиц, принимавших участие в расходах на угощение миссионера. Оказанное мне гостеприимство является тем более ценным для меня, что раскольники проявили здесь значительное мужество и шли наперекор воле своего „владыки“: лже-епископ Пётр потом признавался мне, что он подвергнул епитимии всех лиц, которые меня принимали. – Перемене отношений ко мне, какую я заметил в бендерских старообрядцах, много содействовало укоренившееся среди раскольников убеждение, что я – бывший старообрядец, присоединившийся к Церкви Православной.

„Это из наших“! убеждённо говорили про меня слушатели моих бесед. Сколько ни пытался я разубедить раскольников, они не придавали веры моим словам. „Напрасно, голубчик, трудишься: что ты „с наших“, – это видно и по твоей наружности и по выговору, и по всем твоим манерам“! говорили мне раскольницы – старушки, с которыми я беседовал о своём происхождении.

В первый же день моего приезда старообрядцы познакомили меня со всеми новостями, какие случились со времени моего последнего приезда в г. Бендеры. Самой интересной для меня новостью было смещение с должности уставщика того самого Лукьяна Семенова, который дерзко обращался со мной на моих бендерских беседах в сентябре месяце 1899 года³⁶⁸. „С тобой наживёшь разных неприятностей“! говорили старообрядцы Семенову на сходке: „миссионер послан от правительства – и с ним нельзя так обращаться“!

Из г. Бендер я выехал 3-го числа мая, в 8 часов вечера, в село Куничное, Сорокского уезда³⁶⁹, куда нужно ехать по железной дороге.

Получив в кассе билет, я оглянулся назад и долго не мог опомниться от удивления: следом за мной протянул к кассиру руку за билетом раскольнический „владыка“ Пётр Бендерский! В некотором отдалении от него стояла группа раскольников, пришедших проводить своего „владыку“. Свиту Петра составляли: лже-иерей Иулиан пономарь раскольнической часовенной церкви, старообрядческий уставщик, церковный староста и некоторые другие почётные лица.

– „Отче, куда это вы направляетесь“? обратился я с вопросом к лже-епископу в то время, как он получил билет и отошёл от кассы.

– „А я еду на праздник в Куреневский монастырь“! ответил мне Пётр, улыбаясь. „9-го мая там бывает большое торжество, и к этому времени в Куреневку стекаются старообрядцы из разных губерний“³⁷⁰.

Любезный топ Петра был для меня тем неожиданнее, что я не считал лже-епископа способным на мирный разговор с миссионером.

– „Скажите мне, почему вы так сурово отнеслись ко мне, когда я сделал вам визит в вашей келье“? снова спросил я лже-архиерея.

– „Ну, я тогда ещё не был с вами знаком, – оттого и осерчал немного“! благодушно ответил мне раскольнический „владыка“: „а теперь я познакомился с вами, и мы ссориться более не будем“! прибавил он дружелюбным тоном.

Некоторые лица из свиты Петра обратились ко мне с разными вопросами, и разговор сделался общим. Я выразил Петру желание ехать в одном с ним вагоне, и он, хотя и без особенного удовольствия, на это согласился.

Вместе с Петром в Куреневский монастырь ехали – раскольнический диакон, необходимый для участия в архиерейском служении, и ещё один бендерский старообрядец. На Петре был обыкновенный раскольнический костюм, лже-диакон был одет в такую же рясу, какую носит и православное духовенство, а третий старообрядец был в мирском платье. Когда поезд тронулся, „владыка“ обратился ко мне с такой речью: „Скажите, г. миссионер, зачем это вы трудитесь и понапрасну голову людям забиваете? Старообрядцы живут себе спокойно и никого из вас не трогают. Чего же вы от них хотите? Богу они молятся, посты хранят, табак не курят, бороду не бреют и всячески блюдутся от поганых обычаев, которые умножились у вас за последнее время. Зачем же вы ездите развращать их и убеждаете их склониться на вашу „никонианскую“ веру? Скажите, что хорошего в вашей Церкви? Посмотрите вы на своих священников, какую они ведут жизнь? Курят табак, посты не соблюдают, сокращают службу, вымогают за требы“... Я хотел отвечать Петру, но спутники „владыки“ меня перебили и настоятельно потребовали, чтобы я до конца их выслушал. Я предоставил им свободу слова, и они наперерыв стали сообщать мне сведения о разных неблаговидных поступках знакомых им православных священников. Несколько раз я хотел прервать поток раскольничьего красноречия, но мои собеседники всякий раз перебивали мою речь и лишали меня возможности ответить на приведённые ими обвинения. Замолчали они только по требованию других пассажиров вагона, заявивших, что должно выслушать и ответ миссионера.

– „Я не буду входить в рассмотрение того, – начал я, – насколько справедливы упрёки моих собеседников по адресу православного духовенства. Но пусть будет правдой всё, что они рассказали. Что же отсюда следует? Это значит, что среди православных священников есть лица, имеющие те или другие недостатки. Но, ведь, и Сам Христос сказал, что в Его Церкви вместе с пшеницей будут всегда расти и плевелы. Даже в обществе учеников Христовых нашёлся Иуда предатель. Старообрядцы требуют, чтобы православные священники были вовсе свободны от недостатков. Но мои собеседники забывают, что иерей – такой же человек, как и все другие, и что он подвержен общим человеческим слабостям. Недостойные священники были даже и во времена наиболее почитаемого старообрядцами святого Златоуста. „Случает бо ся, – говорит св. Златоуст в своих беседах, – начальствующим быти злым и скверным, начинаемым же кротким и смиренным: и людянином убо в благоговении жити, священником же – в лукавстве“ (Беседы св. Златоуста на 14 посланий св. Апостола Павла, л. 602-й). Упрёки старообрядцев имели бы силу в том лишь случае, если бы недостатки священников лишали Церковь православия и препятствовали благодати Св. Духа сходить на верующих в таинствах, совершаемых недостойными священниками. Но от таких мыслей удерживает христиан тот же св. Златоуст в следующих словах: „Не имяше ниже крещение быти, ниже тело Христово, ниже принос онеми, аще бы везде достоинство благодать искаше. Ныне же и недостойными Бог действовати обыче, и ничим же крещения благодать от жития священническаго повреждается, понеже имел бы приемляй умалитися; яко убо аще и не часто бывают сия, бывают обаче. Сия же глаголю, да никто от предстоящих, житие испытуяй священническое, соблазнится о совершаемых тайнах: ничто же бо человек в предлежащая вводит, но сие Божия силы дело есть, и Той есть тайно водяй“ (там-же). Уважаемая старообрядцами книга „Большой Катехизис“ также говорит, что благодать сходит на верующих и через порочных священников: „благодать Божия множицею и недостойными действуется, яко же и недостойными священники освящаемся“ (л. 15-й об.). В заключение я должен сказать, что, осуждая священников, старообрядцы нарушают следующие слова св. Иоанна Златоуста: „Ты почто осуждаеши брата твоего? Аще брата не подобает осуждати, много паче учителя... Аще убо веры учение имать развращенно, аще и Ангел будет, не повинуйся: аще ли же право учит, – не житию внимай, но глаголом“ (там же, л. 2553-й). А, ведь, ни один православный священник, – прибавил я, – не будет учить, что можно нарушать пост или обижать ближнего“.

Раскольники, после моего ответа, значительно изменили тон: они поняли, что главный их упрёк, после моих разъяснений, потерял свою силу. Что же касается остальных слушателей, то они выражали видимое своё удовольствие, что я не остался в долгу у наветников на православие. О беседе православного миссионера с раскольническим лже-архиереем скоро стало известно во всём поезде, и наш вагон стал наполняться пассажирами из соседних вагонов; в короткое время около нас собралась целая толпа слушателей.

– „Скажите, г. миссионер, – обратился ко мне раскольник в мирском одеянии, – какими церковными правилами дозволено употреблять на свадьбах музыку и провожать новобрачных от церкви до дому с плясками и пением светских песен“?

– „Церковных правил, разрешающих это, – ответил я, – не существует, но вы напрасно думаете, что обычай употреблять на свадьбах музыку ведёт своё происхождение от патр. Никона. Вы сейчас увидите, что этот обычай был на Руси в употреблении задолго до отделения старообрядцев от Православной Церкви. Раскрыв бывшую при мне книгу „Стоглав“, я прочёл из неё следующее место: „В мирских свадьбах играют глумотворцы и арганники и смехотворцы и гусельники и бесовские песни поют икак к церкви венчатися поедут. Священник со крестом едет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, а священницы им о том не возбраняют, и священником о том достоит запрещати. И о том ответ. К венчанию ко святым церквам скоморохом и глумцом перед свадьбою не ходити и о том священником таким запрещати с великим запрещением, чтобы таковое бесчиние никогда же не именовалося“ (Стоглав Казан. издания, стр. 85-я).

– „Пусть миссионер покажет нам, какими церковными правилами дозволено христианам брить бороду!“ – обратился к слушателям раскольнический лже-епископ.

– „Церковных правил, позволяющих брить бороду, правда, нет, – ответил я, – но, ведь, Православная Церковь никому из христиан и не даёт благословения на острижение брады. Напротив, священники православные побуждают христиан к сохранению брады даже своим собственным примером. Притом, я могу доказать своим собеседникам, что обычай брить бороду появился у русских не со времён патр. Никона, как это обычно утверждают старообрядцы, а был в употреблении гораздо ранее. На обычай брить бороду указывал ещё Стоглавый собор, в следующих словах: „да по грехом слабость и небрежению и нерадение вниде в мир, в нынешнее время нарицаемся хрестьяне, а в тридцать лет и старюе главы бреют и брады и ус и платье и одежи иноверных земель носят, то почему познати хрестьян“ (Стоглав, стр. 34-я). В Служебнике патр. Иосифа также говорится: „И не вем, како и откуду в сицевой народ православия и в кое время в велицей Русии еретический недуг (т. е. брадобритие) привниде“ (Служебник 1646 г., л. 521-й).

– „Видите: Иосиф патриарх называет брадобритие обычаем еретическим!“ – воскликнул раскольнический. „владыко“.

– Я ответил: „Еретическим он назван потому, что это – обычай иноземный, а всех иностранцев русские привыкли считать еретиками. Важно то, что этот обычай имеет давнее происхождение, и старообрядцы совсем несправедливо приписывают введение его патриарху Никону“.

– „А знаете ли вы, что брадобритие запрещено Стоглавым собором? “ – обратился ко мне с вопросом лже-епископ.

– Я ответил, что это запрещение мне хорошо известно и, раскрыв Стоглав на 77-й странице, прочёл из него нужное место.

– „Ну, а табак? – хором спросили меня мои собеседники. – Что скажете вы в его защиту?“

– Я ответил, что и табак употреблялся в России гораздо ранее патр. Никона, как это видно из следующих слов „Книги о вере“, перепечатанной при патр. Иосифе: при пьянстве и „бесовская табака возниче“ (л. 128-й). „Вообще, я должен сказать, – заключил я свою речь, – что старообрядцы совершенно несправедливо обвиняют Церковь за употребление православными христианами табака и за брадобритие. Церковь никому из христиан разрешения на это не даёт, и православные содержат эти обычаи по собственному своему побуждению, а не по церковному благословению“.

Видя, что поразить меня на догматической почве им не удалось, старообрядческий „владыка“ и остальные двое раскольников снова стали указывать на разные недостатки, замечаемые в православных жителях Бессарабии. Дав им вволю наговориться, я обратился к слушателям с такими словами: „Вы слышали рассказы старообрядцев о недостатках, свойственных православным христианам. Теперь я прошу у вас позволение дать характеристику самих старообрядцев. 28-го числа апреля, следовательно, пять дней тому назад, я представил преосв. Иакову, епископу Кишинёвскому, отчёт о своей деятельности за 1899-й год. В этом отчёте я вот, между прочим, что писал о старообрядцах северной Бессарабии. „Среди старообрядцев моего района замечается сильный разврат, и многие из них очень легко смотрят на внебрачные сожительства; среди единецких беспоповцев распространён даже гнусный порок мужеложства. Что же касается браков, то они заключаются у раскольников, приемлющих Белокриницкое священство, в такие годы, когда даже сама природа против этого протестует: нередки случаи, когда пожилые мужчины женятся на 13 и даже 12-летнпх девочках!.. Когда мне привелось быть, в декабре месяце, в деревне Покровке (Сорокского уезда), дом хозяев, у которых я остановился, навещала нередко одна молодая сторообрядка, лет шестнадцати на вид, приходившая всегда с ребёнком на руках. Я полагал, что она нянчится с своим маленьким братом. Каково же было моё удивление, когда хозяева сообщили мне, что гостья их уже девятый год находится замужем: она была обвенчана покровским лже-иереем Ианнуарием по тринадцатому году и в настоящее время уже имеет четверых детей!.. В совершении подобных браков раскольнические лже-иереи не видят ничего противозаконного и даже своих детей венчают в самом нежном возрасте: например, грубенский лже-протопоп Филипп Никитин свою дочь выдал замуж тринадцати лет от роду. – Я должен, далее, отметить, что среди раскольников северной Бессарабии сильно распространён порок пьянства. Многие из раскольников пропивают почти всё из того, что они успевают заработать в течение года. Сами старообрядцы признавались мне, что среди них есть такие отчаянные люди, которые „и одного дня в году не обрящут, когда бы они были трезвы“. Беспробудное пьянство уничтожает в старообрядцах сознание человеческого достоинства, губит их здоровье и бывает нередко причиной того, что они отваживаются на разные преступления, с целью добыть себе деньги на выпивку. Например, среди раскольников села Куничного сильно развито воровство и многие из них сделали себе промысел из конокрадства. Дети самого куничского лже-протопопа Иерофея приобрели репутацию отчаянных конокрадов и целый округ держат в постоянном страхе; один из них не постеснялся обокрасть, даже своего отца³⁷¹. Не удивительно после этого, что многие из куничан подолгу сидят в тюрьмах и вечно скитаются по судам. Наклонностью к воровству и даже к разбою отличаются и беспоповцы-федосеевцы местечка Единец: два года тому назад многие из них были сосланы за разные преступления на каторгу. Любопытно, что на суде высказался против раскольников сам же их наставник, которого судебный следователь просил делать показания по совести: честный и всеми уважаемый старик не захотел покривить душой и рассказал о старообрядцах всё, что ему было известно. Раскольники за это его возненавидели и отказали ему от должности „отца“; но правосудие должно быть благодарно этому человеку, своим показанием много содействовавшему обнаружению правды относительно обвиняемых. Воровство и другие преступления замечаются и среди грубенских раскольников: покойный лже-протопоп Филипп Никитин (ум. в 1899-м году) должен был часто выступать на суде в качестве свидетеля по делу о раскольниках, подозреваемых в совершении разных преступлений. За последнее время в слободе Грубно (Хотинского уезда) стал практиковаться жестокий способ мести. Будучи кем-нибудь недовольны, раскольники забираются ночью в фруктовый сад своего противника и подрубают коренья у яблонь и других фруктовых деревьев. Первый такой случай был обнаружен в саду Трефилия Тугарова – лучшего грубенского начётчика. В апреле месяце 1899-го года, в период цветения фруктовых деревьев, Тугаров стал замечать, что некоторые из лучших яблонь его сада запаздывают цветом и выглядят очень вялыми. Каково же было его горе, когда он увидел, что корни яблонь подрублены какою-то мстительной рукой!.. Величину этой потери легко будет понять, если я скажу, что фруктовые сады, арендуемые у помещика Маразли, составляют единственное достояние грубенских старообрядцев: на продаже фруктов, отправляемых в Одессу и Киев, некоторые из раскольников добывают по триста и даже более рублей в лето. Трефилий Иванович с болью в душе говорил мне, что он менее бы горевал, если бы преступник увёл лошадей из его конюшни: в числе погубленных яблонь было не мало таких, с которых он каждую осень собирал по несколько пудов превосходных яблок. Расследование обнаружило, что виновницей этого преступления была одна старообрядка, которую за год перед этим. Тугаров застал с корзиной в руках в своём малиннике: раскольница придумала способ отомстить ему за то, что он поймал её на месте преступления. Поступок старообрядки скоро нашёл подражателей, и в настоящее время злонамеренное повреждение фруктовых деревьев врага является в Грубно наиболее часто практикуемым способом мести³⁷²“. Старообрядческий „владыка“, к удовольствию слушателей был совершенно уничтожен моими словами и даже попытки не сделал что-нибудь возразить мне по поводу характеристики бессарабских раскольников: сообщённые мной факты ему были даже лучше известны, чем мне.

Воспользовавшись молчанием старообрядцев, я обратился к раскольническому лже-епископу с вопросом: „скажите мне, где, по вашему мнению, получил архиерейскую благодать митрополит Амвросий, от которого ведёт своё происхождение старообрядческое Белокриишцкое священство?“

Этот мой вопрос вызвал оживлённое прение, продолжавшееся несколько часов. Но об этом побеседуем в следующей книжке в отделе Миссионерской полемики.

Кишинёв. епарх. миссионер Иван Сахаров

По почину казанского всероссийского миссионерского съезда, епархиальные миссионерские съезды стали всё охотнее и охотнее уделять время на миссионерскую полемику и практику – на выработку лучших приёмов и методов прений, на способы удобнейшего решения пререкаемых вопросов. По общему признанию, – это самая благоплодная сторона деятельности миссионерских собраний. Примерные беседы происходят между членами съездов и сектантами местными или же между самими членами, из которых одни являются в роли учителей той или другой секты, другие защитниками православного учения веры. Такие беседы происходили, между прочим, и на последнем харьковском миссионерском съезде. Под руководством таких опытных и горячо преданных миссии деятелей, как председатель съезда о. протоиерей, профессор университета, T. В. Буткевич и епархиальный миссионер Д. И. Боголюбов, примерные беседы харьковского съезда проведены были с несомненной пользой для приходских пастырей и, действительно, примерно, а потому мы считаем небезынтересным для своих читателей поместить некоторые из них на страницах нашего журима в той редакции, как они воспроизведены в харьковском епархиальном органе („Листок для харьковской епархии“).

Особенное внимание по полноте и ясности доказательств останавливает на себе беседа о молитвенном призывании святых.

Выслушав православное учение об этом предмете, изложенное в общих и кратких чертах свящ. Александром Смирнским, члены собрания, припоминая из собственной практики возражения штундистов, вступили между собой в следующую беседу.

Учитель штунд. Зачем будем прибегать к посредству святых, если имеем у себя Господа Иисуса, совершившего крестной своей смертью дело нашего спасения: „Един Бог, един и посредник между Богом и человеком, человек Христос Иисус“ (1Тим.2:5).

Учитель прав. Вы указываете на слова ап. Павла, послушайте же, что говорит тот же апостол в другом месте: „молимся всегда за вас“, говорит он Фессалоникийцам (2Фес.1:11). Ясно, что если апостол собственным примером побуждает нас искать ходатайства святых, то вы ложно истолковываете приводимое нами место св. Писания.

Шт. Вы сами указываете на явное противоречие, каковых в Писании много. „Никто не благ, как только один Бог“; свят один Бог и почитание ангелов и святых угодников должно быть отвергнуто.

Пр. В Слове Божием, написанном по вдохновению от Духа Святого, противоречий быть не может. Уразумейте, что говорит апостол. Именуя Иисуса Христа единым посредником и ходатаем, он выражает мысль, что спасти род человеческий от греха, проклятия и смерти мог только один Иисус Христос честной своей кровью, и в этом смысле Он есть единственный наш Искупитель. Но это вовсе не отнимает у св. угодников посредничества и ходатайства по заслугам и благодати Самого Христа. Несомненно также и то, что Господь благ, и свят, но славу свою Он дал и святым своим (Ин.17:28), которые именуются через то друзьями Божиими (Ин.15:14). Вот почему и сыны израилевы просят у Самуила ходатайства перед Господом (1Цар.7:8) и Моисей имеет дерзновение взывать к Богу: прости им (народу, впавшему в идолопоклонство) грех, а если нет, то изгладь и меня из книги твоей, в которую ты вписал (Исх.32:30).

Шт. Но разве не читали в Писании, что ходатайства Моисея и Самуила бесплодны: „хотя бы перед лицо моё предстали Моисей и Самуил, говорит Господь, душа моя не преклонится к народу“ (Иер.15:1). Иначе, как мог бы Господь сказать: „только лицо Иова приму“ (Иов.42:8).

Пр. Молитва одного Иова принимается из числа трёх друзей его; ходатайство же Моисея и Самуила не принимается Господом по грехам народа. Вообще же много может усиленная молитва праведного (Иак.5:16) и много может молитва матерняя ко благосердию владыки.

Шт. Но ведь все представляемые вами случаи относятся к молитвенному призыванию живых угодников Божиих, ещё не отошедших в загробную жизнь, а вы молитесь преставльшимся.

Пр. Бог Авраама, Исаака, Иакова – Бог не мёртвых, но живых. Между членами церкви небесной и земной существует постоянное взаимодействие (1Кор.12:15–27), основанное на любви, которая никогда не перестаёт (1Кор.13:8). При том же разве не читали, как Саул призывал Самуила уже умершего, или Моисей, молясь Богу о помиловании народа, говорил: „вспомни Авраама, Исаака, Иакова“ (Исх.32:13).

Шт. Примеры для нас не доказательны, ибо Саул волхвованием вызывал Самуила, а во втором случае не прямо говорится о молитвенном призывании святых.

Пр. Тогда читайте притчу о Богаче и Лазаре: „Отче, Аврааме, так молился богач, умилосердись надо мною“ и далее молился за живых своих братьев (Лк.16:19–31).

Шт. Но, то молитва за гробом, а вы, будучи живы, призываете в своих молитвах святых.

Пр. Повторяем, что богач умер для нас, о Господе же все живы. Но св. Писание свидетельствует и о том, что угодники Божии ходатайствуют за участь людей, ещё живущих на земле. Об Иеремии читаем: „это братолюбец, который много молится о народе и святом граде. Иеремия, пророк Божий“ (2Мак.15:14). А пророк Варух, будучи живым, молился об умерших Израиля (Вар.3:4).

Шт. Книг неканонических Ветхого Завета мы не признаём как вымыслов человеческих. „Вымыслы человеческие ненавижу, а закон твой не люблю“, сказано в Писании.

Пр. Вспомните молитву ангела, возносившего молитву перед святого (Тов. 12), вспомните молитву ангела об Иерусалиме (Зах.1:12) или молитву Даниила: не отними от нас милости ради Авраама, Исаака и Иакова (Дан.3:35). В Новом Завете ап. Павел обещает христианам не прекращать своего попечения о них и после смерти (2Пет.1:15). На этом основании и православная церковь всегда находится в надежде получить помилование „молитв ради Пречистыя своея матери и всех святых“. Св. Иоанн Богослов в Откровении видел на небеси возношение молитв святых перед престолом Божиим (Откр.5:8;8:3–4). Таковы случаи ходатайства святых за живых и умерших, молитвенного призывания живых и уже отошедших в загробную жизнь, ходатайства святых угодников во плоти и преставльшихся. Что ещё для вас невразумительно?

Шт. Почему же апостол Пётр не принял почитания от Корнилия (Деян.10:25–26).

Пр. По чувству смирения, дабы ликаонские язычники, признавши их за богов, не воздали им божеских почестей.

Шт. Пусть так, но для нас есть и более убедительные случаи: Сам ангел Господень не принял почитания от Иоанна Богослова сказав ему: „Смотри, не делай сего; я сослужитель тебе и братьям твоим – Богу поклонись“ (Откр.19:10).

Пр. Вы не знаете Писания; святые равны ангелам (Лк.20:36; Мф.22:30) и именуемый вами ангел не принял от Иоанна Богослова почтения, как от равного себе, ибо св. евангелист в данную минуту находился во вдохновении Св. Духа, как свящ. писатель.

Шт. Это ваше толкование для нас неубедительно.

Пр. Есть много мест в св. Писании, указывающих на справедливость почитания св. ангелов. Так, Иисус Навин перед ангелом Господним „пал лицом своим на землю и поклонился“ (Иис. Нав.5:14). Увидя ангела с обнажённым мечом, „пал Давид и старейшины, покрытые вретищем, на лица свои“ (1Пар.21:16). Сыны пророческие, увидя Елисея, „поклонялись до земли верному рабу и другу Божию (4Цар.2:15). Валаам воздал также должное почтение ангелу (Числ.12:34). Ангелы же и св. угодники Божии в свою очередь, как указано было выше, принимая от нас молитвенное ходатайство, его возносили к Богу.

Шт. Но разве ангелы всеведущи, что они могут слышать наши молитвы?

Пр. Их всеведение ограниченно сравнительно с всеведением Бога, но они настолько многоверущи, что будучи посланниками и слугами Божиими, исполняют Его волю и всегда слышат наши молитвы. Бывшие с Маккавеем молились и два светлых мужа взяли Маккавея под защиту (2Мак.10:24–30; Сн. 2Мак.11:6–10). Ангелы знают об одном кающемся грешнике и радуются о нём (Лк.15:10).

Шт. Ангелы, как духи бесплотные, обладают большим ведением, а святые угодники?

Пр. Они равны ангелам (Лк.20:36).

Шт. Они будут равны ангелам после второго пришествия, когда прославит их Господь.

Пр. Нет, они и ныне прославлены, хотя славой неполной. Притча о Богаче и Лазаре не доказывает ли, что святые слышат наши молитвы, не смотря даже на то, что пропасть великая отделяет праведников от грешников, и если Авраам услышал из ада, самого удалённого места от света, то тем более может услышать нас, ещё живущих на земле. Елисей, ещё живя во плоти, знал, что делается в стане царя Сирийского. От одного прикосновения к его костям воскрес умерший (4Цар. 5–6 гл.).

Шт. Никто не благ, как только один Бог и потому прославление святых наравне с Богом оскорбительно для Него.

Пр. Неужели не разумеете смысла христианского чествования святых. Ведь православная церковь, почитая святых ангелов, посылаемых Богом для нашего спасения (Евр.1:14), и прославляя святых угодников Божиих, как слуг Господних, воздаёт честь Самому Господу, сказавшему апостолам: „кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает пославшего Меня“ (Мф.10:40). И хотя благ и свят один только Бог, но славу Он дал и святым своим (Ин.17:28), которые, как наши ходатаи, именуются друзьями Божиими (Ин.15:14). Особенную же честь воздаёт церковь Пресвятой Деве Марии, ублажая Её, как честнейшую херувимов и славнейшую без сравнения серафимов. Сама Богоматерь, послужившая тайне спасения, пророчески предсказала свою славу. „Отныне, сказала Она, будут ублажать Меня все роды“ (Лк.1:48). Не сбывается ли ныне на ваших глазах сие пророчество?

Приступите же к горе Сиону и ко граду Бога живого к небесному Иерусалиму и тьмам ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю Нового Завета Иисусу (Евр.12:22–23).

Отвергая почитание ангелов и св. угодников Божиих, штундисты вместе с тем отрицают почитание нетленных их мощей и освящённых ими одежд, усматривая в этом обман со стороны духовенства. Ищущему истины не трудно доказать на основании св. Писания необходимость почитания мощей и останков святых: Пс.15:10; Пс.115:6; Пс.23:21; 4Цар.13:21; 4Цар.2:14; Деян.19:21; Деян. 5:15; Деян.2:27–30; Мф.27:62. Сам Иисус Христос не видел тления и преподобным своим, при жизни умертвившим в себе грех, не даст видеть тление – Он начаток умерших³⁷³.

Другим важнейшим вопросом, бывшим предметом беседы харьковского миссионерского собрания духовенства, был вопрос о поклонении Богу духом и истиной. Хотя этот вопрос официально был предложен для решения священникам Моисею Петрову и Даниилу Попову, но в обсуждении его приняло участие до 20 священников и в том числе члены миссионерского совета. На основании всех высказанных на беседе суждений, учение Спасителя о поклонении Богу духом и истиной и опровержение заблуждений штунды было изложено в следующем виде.

Учение Господа нашего Иисуса Христа о поклонении Богу духом и истиной излагается в IV главе Евангелия от Иоанна, в беседе его с самарянами.

По евангельскому повествованию надлежало Иисусу Христу проходить через Самарию, и Он, утрудившись от пути, сел у источника Иаковлева, что близ Сихема. В это время подошла к источнику самарянка. Господь попросил у неё дать Ему испить воды и, когда самарянка удивившись просьбе иудея, стала прекословить Спасителю, Он отвечал ей, что даст ей воду живую, напившись которой человек никогда не возжаждет. – Дай мне этой воды, сказала самарянка. – Пойди позови мужа твоего, ответил ей.

Господь. – У меня нет мужа, сказала она, и затем, когда Господь подтвердил ей это слово, открыв перед ней тайну её жизни, продолжала: вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе·, а вы говорите, что место, где должно поклониться, находится в Иерусалиме, – другими словами: скажи мне, где нужно кланяться Богу, здесь ли или в Иерусалиме. Отвечая на этот вопрос самарянской женщины. Господь и изрёк своё учение о поклонении Богу духом и истиной. Он сказал: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу... Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе истины·, ибо, таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. Вот придёт Мессия, глаголемый Христос, Который возвестит нам всё, сказала самарянка. Это, Я, Который говорю с тобою, отвечал ей Господь.

Таковы исторические обстоятельства, при которых изречено Господом учение Его о поклонении Богу духом и истиной.

В чём же состоит это наивысшее истинно-христианское поклонение Богу духом и истиной и как нужно понимать это учение Спасителя?

Решение означенного вопроса имеет весьма важное миссионерское значение в виду искажений, допускаемых мнимо-духовными христианами-штундистами, штундо-баптистами и: духоборцами – в их учении о поклонении Богу духом и истиной. Христианство по своему внутреннему содержанию, говорят сектанты, есть религия духовная, исключающая необходимость внешнего богослужебного культа. Сам Иисус Христос, говорят они, будто бы отменил внешнее видимое богопочтение, когда в беседе с самарянкой сказал, что отныне все истинные поклонники „должны поклоняться в духе и истине“. Выходя из этого учения, штундисты самым решительным образом отвергают необходимость православных храмов, почитание св. ангелов и св. угодников, почитание св. креста, крестное знамение, иконы, возжжение свечей, каждение фимиамом, и вообще всю внешнюю и обрядовую сторону христианской религии.

Отрицание сектантами богослужебного культа, будто бы вытекающее из понятия о христианской религии, противоречит самому основному понятию о ней. В самом деле, христианская религия, которую исповедуют и сектанты, есть союз Бога с человеком, существом не только духовным, но и телесным. Как существо духовно-телесное, человек не только должен, но и не может иначе воздавать поклонение Господу, как душой и телом. Будучи существом духовно-телесным, как иначе человек может воздавать хвалу и поклоняться Господу, как не всем своим существом. Соответственно духовно-телесной природе человека ап. Павел даёт христианам и свою заповедь прославлять Бога и в телах наших и в душах наших, которые суть Божии (1Кор.6:20). Правда, Слово Божие учит, что в составе человека душа важнее тела, ибо тело без духа мертво, а потому духовное поклонение должно иметь первостепенное значение. Однако этим нисколько не исключается телесное поклонение, напротив, признавая большую важность за духовной молитвой, св. Писание тем самым признаёт необходимость и внешнего богопочтения, как менее важного.

Неоправдываемая с точки зрения понятия о религии, как союзе Бога с человеком, существом духовно-телесным, одна духовная молитва без внешних её обнаружений не находит себе подтверждения и в понятии о человеке. Человек состоит из души и тела; причём обе составные части его существа связаны между собой столь неразрывными узами, что одна обусловливает другую. При таком составе человека и все его действия необходимо проистекают из совокупного соединения душевных состояний и соответствующих им телесных обнаружений. Всякое сердечное чувствование, движение мысли и порыв нашей воли находит себе непосредственное отражение в нашем телесном организме. Отсюда вытекает, что сектанты, отвергая внешнее обнаружения молитвы, тем самым отвергают и духовное поклонение, потому что чувственные виды поклонения Богу суть проявления нашего же духа. Будучи же последовательными с своей точки зрения на духовное поклонение Богу, исключающее необходимость внешних обнаружений, сектанты должны отвергнуть, как средство религиозного общения, и слова человеческого языка, которые в чистейшем своём употреблении не суть сам дух, а только его проявление.

Ещё менее справедливо основывать учение о духовном поклонении на основании вышеприведённой беседы Спасителя с самарянкой. Как видно из этой беседы, самарянка в речи своей с Господом говорила именно о церковно-общественной молитве на горе Гаризин и в храме иерусалимском. Потому и Господь, говоря о том духовном поклонении, которое, по Его словам, должно заменить собой гаризинское и иерусалимское богослужения, употребил то же слово, каким обозначил и богослужения, Им отменяемые. Это слово (προςϰονεῖν) на языке св. Писания не только здесь, но и в других местах употребляется для обозначения общественного богослужения, соединённого с внешними обрядами и действиями. Так, например, в книге Деяний апостолов повествуется, как ап. Павел приходил в Иерусалим для поклонения (Деян.24:11). Странно было бы думать, что внутренняя или духовная молитва ап. Павла не обнаруживалась в каких-либо внешних действиях; ибо в той же книге и о том же апостоле повествуется, что он, пришедши в Иерусалим, вошёл в храм и объявил окончание дней очищения, когда за каждого из них должно быть принесено жертвоприношение. В другом месте апостол Павел говорит о самом себе: свидетель мне Бог, которому служу духом моим в благовествовании Сына Его. Но о том же апостоле говорится, что, служа Богу духом, своё служение и свою духовную молитву он выражает в внешних действиях. Так, призвавши пресвитеров церкви в Ефес и дав им надлежащие наставления, он преклонил колена и со всеми ими помолился (Деян.20:36).

Если мы вместе с сектантами допустим, что в беседе с самарянкой Спаситель отверг внешнее обрядовое поклонение Богу и узаконил только одно духовное, тогда как же понять, что Он Сам, давший нам образ, да последуем стопам Его, во время Своей земной жизни употреблял во время молитвы внешние действия – возводил очи к небу, делал коленопреклонения, падал ниц и т. п. Достаточно припомнить хотя бы одну Его молитву в Гефсиманском саду, когда капли пота, как капли крови, струились по Его божественному лику (Ин.17:1; Мф.26:49; Мк.14:35; Лк.22:41). Ответ на этот вопрос может быть один из трёх: или тот кощунственный ответ, что Сам Спаситель не мог исполнять того закона, который даровал, или же, имея возможность исполнить, самовольно нарушил его, или тот, что сектанты, мудрствуют не по разуму, извращая смысл слов Спасителя. Само собой разумеется, что выбор между предложенными ответами не может быть затруднительным для христианина.

Правда, в нагорной проповеди Господь осудил общественную молитву фарисеев, которые любят молиться в синагогах и даже на углах улиц для того, чтобы показаться пред людьми молящимися и тем удовлетворить своё тщеславие. Но осуждая такую молитву и заповедуя молиться в клети, Господь говорит не о месте молитвы, а о настроении молящихся. „Где бы ты ни молился, как бы так говорил Господь, в храме ли или даже на улице, не думай ни о ком, кроме Бога, Которому молишься, и не о чём, кроме молитвы, не заботься, ни на кого и ни на что не обращай внимания, как будто около тебя никого кроме Всевидящего Бога нет, как и в клети твоей“.

Как бы в обличение лже-умствующихся сектантов в евангельском повествовании мы находим достойный глубокого внимания пример молитвы в лице мытаря и фарисея. По притче Господа гордый фарисей молился в себе, т. е. внутренно, духовно без всяких внешних молитвенных знаков, а мытарь выражал свои молитвенные чувства внешними знаками: бияше перси своя, глаголя: Боже, милостив буди мне грешному. И что же? Молитва гордого фарисея, хваставшегося перед Богом своими добродетелями, осуждена Господом, как тщеславное самовосхваление, а молитва мытаря, в своём смирении взывавшего к Богу о милости к нему, оправдала его; ибо всяк возносятся, сказал Господь в заключении притчи, смирится, смиряяй же себе, вознесется (Лк.18:14). Отсюда ясно, что по учению Господа, как отсутствие внешних выражений молитвы не служит свидетельством об её истинности, так и наоборот – выражение молитвенных чувств во внешних действиях нисколько не говорит против этой истинности. В молитве имеют значение те святые мысли и чувствования, которые и есть по апостолу плоды духа, каковы: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера кротость, воздержание (Гал.5, 22–23).

Но как же Иисус Христос в начале Своей речи сказал, что грядет час, егда ни на горе сей, ни в Иерусалиме поклонятся Отцу? Он показал этим самарянке, что ни иудейское, ни самарянское богослужение не могут иметь постоянного значения в своём внешнем культе, ибо настанет время, когда и от величественного храма иерусалимского не останется камня на камне, как уже случилось это с храмом гаризинским. Поэтому нельзя возлагать все наши надежды на внешний культ, на внешнее исполнение богослужебной обрядности без духовного служения Богу. Богу надлежит кланяться духом и истиной. Иначе сказать: важны и обряды, но они должны вполне соответствовать духовному содержанию молитвы, для выражения которой они употребляются. И при этом всегда нужно иметь в виду, что одни обряды без личного участия человека и разумного отношения к ним – бездушны, бесполезны и вредны для спасения. Это душевное участие человека в богослужебных обрядах, соединённое с ясным сознанием и живым чувствованием одухотворяюшего их содержания, есть необходимое условие их спасительного действия.

Таким образом, Господь Своими словами о поклонении Богу духом и истиной узаконяет такое поклонение Господу, при котором одно внешнее участие в богослужебной молитве, хотя бы то и законно-правильное, само по себе не имеет спасительного значения; оно должно быть соединяемо с внутренним, духовным настроением человека, выражающимся в сознании его греховности и сокрушении смиренного сердца, веры в Христово спасение и надежды на него. Одним словом, та молитва законна и правильна, при которой с законно-правильным внешним поклонением Богу соединяется и внутреннее, соответствующее ему, молитвенное настроение.

Свящ. В. Давыденко

Окружное послание, в первые годы своего появления возбудившее ссоры и раздоры, побуждало как принявших, так и отвергнувших его, заботиться о примирении. С этой целью одно за одним собирались собрания, на коих велись споры, кончавшиеся ничем. Собрания эти были, так сказать, торжественные в присутствии лже-архиереев с той и с другой стороны, и частные – местные. Одно из таких собраний и описывается в предлагаемой статье. Описатель его – известный окружнический поп Ефим Мельников. Как описатель, он выставил себя совершенным победителем над неокружниками, которых представил в самых непривлекательных чертах. Для нас, конечно, важно другое. Описанное собрание представляет для нас интересный образец беседы с неокружниками от лица окружника. Мельников здесь сильно напоминает Швецова в его „Истинности“. Как тот, так и этот, изобличая своих внутренних из старообрядцев же врагов, рассуждает правильно, и почти всюду по православному. Но, как только приходится им себя защищать, они начинают путаться, сбиваться, противоречить или увёртываться от прямых ответов. Напр., так-таки Е. Мельников и не дал в описанном им собрании ответа на вопрос о том, как он думает о греко-российской церкви. Описанной беседой с большой пользой можно воспользоваться не только против неокружников, но и против окружников.

Нижеприведённая беседа представляет собой официальное донесение Е. Мельникова своему архиерею Антонию (Шутову) о проведённой им беседе. Здесь она воспроизводится в точности с того, как она записана в написанной полууставом раскольничей книге, хранящейся в Полосенском ските.

Преосвященнейший Владыко, Антоний!

Извещаем Вам нечто особое, бывшее у нас в городе Новозыбкове октября 20 дня в пятницу утром сего 1872 года от рождения Бога Слова. Этот собор давно начал подготовляться ко своему составу, был и вынужден таким образом. Отец Лазарь³⁷⁴ вскорости по поставлении его в иерейский сан, когда из Москвы приехал в Городню, принял меры присоединить раздорников³⁷⁵ ко святой церкви. Ему желательно было показать себя истинным пастырем, достойным звания своего. Пустил он свой мягкословесный глас к ним ко умирению церкви святой, но они – надеясь воспользоваться этим случаем и обратить мир в свою пользу, как будет об этом ниже пояснено. При свидании отец Лазарь с Добрянским попом Григорием³⁷⁶ и Филиппом Русачком просил их помириться со святой церковью. Они обещали помириться, но для мира Церкви объявили быть собору в нашем граде Новозыбкове, что говорят и наши, и ваши тут будут.

Назначили срок через две недели и мы, имевши это в виду, приготовили 30 вопросов к собору. Но их к сроку не было, так что ещё после сроку прошло ещё семь недель, и мы уже не надеялись о собрании собора. Како у раздорников в это время было предприятие, это для нас остаётся и доселе неизвестным. По истечении семи недель срока приезжает с Добрянки поп Григорий и отец Пётр Белянкин и Вам известный Филипп Акимыч Русаченок, слывущий за начётчика в своей слободе. В Городне они явились к отцу Лазарю и Василию Григорьевичу Питунову и говорят собирайтесь поедем в Новозыбков на собор. Отец Лазарь и Василий Григорьевич явили соусердием готовность ехать на собор и ехать вместе, но покакому-то намерению они, Добрянцы, нестали ожидать наших. Но приехали в Новозыбков часов несколько вперёд и это их намерение было не без цели; им желалось меня вперёд одного вызвать на беседу. Но меня того дня не было в Новозыбкове, я был в Митьковке по случаю треб. Когда я приехал из Митьковки, меня на первой встречи говорят: попы из Добрянки приехали, за тобой два раза присылали. Я подумал одному идти не подходит. да и поздно ночь темна, и дождь идёт, рассудил лучше оставить до утра. Но в ту ночь за час до рассвета слышу творят под окном молитву отец Лазарь и Василий Григорьевич. Мы отворили им, поликовались с отцом Лазарем. Я в радостном духе сказал им: Бог то Вас принёс, Вы как будто знали приехали. Они улыбнулись и говорят, а что тут такое у Вас.

– Тут я говорю попы приехали из Добрянки, меня требовали на собор, пять раз за мной присылали, но мне небыло случаю идти к ним; а теперь вот и Вы приехали, слава Богу, теперь пойдём.

– Они говорят, да у нас с ними общее согласие было ехать сюда, но нас они недождались и поехали вперёд. Мы так и замечали, что они для того и поехали вперь чтобы с одним тобой поговорить раньше.

Дождавшись утра, с помощью Божией пошли мы к ним в дом к Ивану Алексеевичу Присекину. Поздоровавшись, я им начал говорить. „Вы, отцы, вчера за мной присылали, но мне вчера никак неподходило одному идти, а сегодня комне приехали отец Лазарь и Василий Григорьевич; вот мы и пришли. Желаем от Вас узнать, зачем Вы приехали и что Вы хотите сделать для блага Церкви“?.. Вот Григорий и начал говорить умоляющим голосом: „сколько лет Церковь в раздоре пребывает и люди умирают, и кто будет отвечать за них; так вот мы и приехали, как бы умирить Церковь Христову“. Я ему ответил: „это хорошее дело Вы выдумали, мы много лет этого ждали и с превеликим удовольствием на это предложение согласны, только желаем узнать, на каком основании сей мир наш будет сделан Вами“. Григорий: – „От наших епископов был третий чин издан на Вас, но мы для мира Церкви и без чина можем помириться; есть, положим, и у нас некоторые бунтовщики, которые настаивают по чину принимать, „но мы с ними несогласны, мы даже их и не позвали“. Мы из сих слов ясно поняли, что эта речь Григорья была сказана на Бульбича и Мазича и на солдата Ивана Гомельского, самых злых раздорников и бунтарей. Я на это опять сказал; „мы к миру с великой радостью согласны, но Вы скажите, как же мириться не входя ни в какие разглагольствия, просто помолившись Богу и попрощаться; или же что-нибудь нам будете представлять“. Тогда Григорий подаёт четвёртку листа бумаги и на ней два вопроса написаны церковными буквами и говорит: „Вам нужно эти вопросы подписать“. Я прочитал эти вопросы, первый был таков: „Российская церковь во единого ли Бога с нами верует или во иного?“ второй вопрос: „сходит ли Дух Святый на еретиков?“ Прочитав эти вопросы я сказал: „если понимать, что благодать Св. Духа сходит на еретиков, то они не еретики, а мы еретики. Благодать Св. Духа только сходит в Церкви православных христиан, в которой мы пребываем, а еретиков оставляет Дух Святый и у них не исходит. А если Вы заставляете подписать Ваши вопросы, то подпись должен быть не односторонний и Вы должны подписать на наших вопросах такого содержания, или на самых Ваших этих вопросах подписом и изъяснит своё мнение“. Григорий сказал: „от нас подпису не требуется“. „Почемуж, спросил я, от Вас подпису не требуется?“ – „Потому, говорит Григорий, раздор не от нас произошол, но от Вас, принявших окружное послание“. Этот лживый его отзыв вынуждал меня делать на него возражение и опровержение, но я уважил, потому что нам желалось вызвать их подпись. Я сказал: „Если и так по Вашему, но всётаки требуется не одним нам подписать, но и Вам, для общего согласия. Односторонними, прибавил я, ни на-каких соборах мир не утверждался. Так и теперь, односторонний подпись не может мир утвердить, но если Вы желаете наше мнение видеть на бумаге, то Вы должны и своё мнение изъявить на бумаге“. Григорий: – „нам нельзя подписывать“. Я. – Почему нельзя? Григорий. – Потому что Вы нас печатаете в газетах и публикуете везде, читают и поляки, и немцы и этим Вы над нами нож надставляете. Если бы это было за Николаем³⁷⁷ то всем нам идти бы под нож. Я. – Если бы за Николаем, то так, а за Александром иначе. Всякому дозволено своё мнение открывать. Григорий – Я и теперь под надзором полиции и от 28 октября месяца меня требуют. Я – Это у Вас уж давно затвержено, как заучка. Восемь лет, как я помню, она. твердится. Должно-быть ещё за Николаем затвержена и теперь и за Александром ещё не забывается, а, по-моему, пора бы уже её и забыть. Григорий – Это Вам теперь свободно, а нам не свободно, за нами и теперь Правительство следит. Я. – Если бы правительство следило, то хотябы одного да засадило бы в острог. Григорий – А может и посадят! Я. – Может-либо – двусмысленный перед нами неизвестное, по мы что видим, о том и говорим. Еслибы Правительство за нами следило, то Давыду бы Антипову³⁷⁸ не уважило бы за то, что как он резко выразился в пяти пунктах, при полном собрании народа. Но Правительства даже не спросило, что такой за Давыд. Из этого видно, что оно смотрит как на Вас, так и на нас всё равно и говорит „раскольники“ и больше ничего. – А всётаки, говорю Вам, нужно подписать свои вопросы. Григорий – Мы подписывать не будем, а Вам нужно подписать. Я. – Вы наших епископов укоряете за то, что на окружном послании подписалися, а сами нас принуждаете к подпису, по мы не отказываемся подписаться, но токмо чтобы Вы прежде подписались. Григорий – Вы от нас никакого подпису не дождётесь; мы Вам раз сказали, что подписывать не. будем. Я. – Так словесно должны высказать своё мнение. Григорий – Вы должны прежде своё высказать. Я. – Вы наше мнение будете видеть не на словах точию, но на самом деле, как будет подписом утверждено, а Вы если не хотите подписом изъяснить, то должны словесно изъявить своё мнение о греко-российской церкви. Григорий свободно отверз свои уста и говорит: Мы понимаем, что она, греко-российская церковь, верует во иного Бога. Я. – Это можете понимать только Вы, а прочие Ваши иначе. Григорий ответил, что все так понимают. Я обратился к попу Петру говоря: отец Пётр и Вы так понимаете, что греко-российская церковь во иного Бога верует? и он ответил на это: „так же понимаю, что во иного Бога верует“. Я обратился и к Филиппу с сим вопросом, который тоже ответил, что греко-российская церковь верует во иного Бога. Тогда я сказал: теперь я хорошо понял, что Вы все трое понимаете о греко-российской церкви, что она верует во иного Бога, теперь, говорю, остаётся только один вопрос доказать нам, и если Вы правильно и от писания нам докажете, то мы мелкости оставим и говорить о них не будем и готовы хоть сейчас присоединиться с Вами во едину мысль. Григорий – Что же Вам доказать? Я – Вот Вы, отцы, священнодействуете, но скажите, от кого Вы получили благодать хиротонии на священнодействие? Григорий видит, что речь идёт о хиротонии, то чтобы не дать ходу беседе, сказал: на что нам говорить о хиротонии, мы знаем, что хиротония наша истинная и о том не следует Вам и спрашивать. Тогда я сказал: – Почему же Вы не хотите доказать нам о хиротонии, когда мы её так важно почитаем, что если Вы нам о ней докажете, то о мелкостях и говорить даже не будем. Филипп Акимович не понял, куда беседа направилась, и видя, что за одним предметом остаётся дело, поусердствовал ответить, обратясь к Григорию, сказал: отец Григорий, чего же ты не хотишь ему отвечать. – А не надо, – Филипп. – Ну, так я буду отвечать, обратясь ко мне, сказал: говори со мной! Я сказал: – Ну, ты скажи, от кого они получили благодать хиротонии на священнодействие? Филипп. – От Антония епископа. Григорий сказал: – они оба от Антония, я от епископа Конона. Я обратился к Филиппу и спросил: а епископ Конон и Антоний вторый от кого получили благодать хиротонии на священнодействие? Филипп. – От митрополита Амвросия. Я – А митрополит Амвросий от кого? Филипп. – От Цареградского патриарха в греческой церкви. Я – Значит, митрополит Амвросий принёс нам хиротонию от греческой церкви, которую получил от Цареградского патриарха? Филипп. – Да, так точно. Я – Тот Цареградский патриарх, который преподал нашему митрополиту Амвросию хиротонию на священнодействие в греческой церкви, во единого ли с нами Бога веровал, или во иного? Тут Филиппу стало тесно; если сказать согласно своему первому подтверждению, что во иного, – то боится, что опять родится вопрос, какой собор, либо писание дозволило принимать от инобожников хиротонию, а также и крещение. Ответить на этот вопрос нечем было, нет материала такого в книгах. Если же сказать: во единого Бога с нами веровал, то надо стать противу первого своего признания, которое подтвердили в троих и, следовательно, надо своё это учение признать фальшивым, ложным и опровергнуть его и быть противником зде сидящим Добрянским попам, с которыми хотя и во ад готов пойти. Он бросился избегать беседы о Боге и обратился к разговору о ересях, начал обличать ереси в Греческой церкви, хотя, говорит, в Греческой-де церкви ересей меньше, чем в Российской церкви. Я ему сказал, мы не о ересях с тобой имеем беседу, я тебя спрашиваю о Греческой церкви, от которой наш митрополит Амвросий принёс нам хиротонию. Во единого ли с нами Бога она верует и во единого ли с нами Бога он веровал, или веровал во иного? Они на это уже не могли ответить. Я им ещё прибавил: Истина не может быть без ответа, говорю, если иначе без ответа, то это не истина, а ложь. Григорий видит, что первая беседа кончилась не в их пользу и во избежание, чтобы не дать ходу второй беседе, встал, подошёл ближе к нам и начал нас уговаривать. „Оставьте об этом говорить, мы не за сим приехали, мы приехали как бы церковь Христову умирить. Я ему на это: Мы не отказывались от полезного мира для блага Церкви Христовой, но Вы сами вынудили нас своими вопросами поговорить о греческой церкви. Филипп. – Мы с Вами более спорим о Российской церкви, которая обливание ввела, а Греческая церковь, от которой митрополит Амвросий к нам пришёл, – не обливает. Тогда я спросил: – а от Российской церкви митрополит Амвросий независим был по Вашему? Филипп. – Митрополит Амвросий в Греческой церкви получил хиротонию, а не в Российской. Я. – Напрасно Вы говорите, что митрополит Амвросий независим от Российской церкви. Филипп. – Как напрасно? Я – А вот как, скажи ты мне, кто митрополита Амвросия принимал от Греческой церкви и очищал его от ереси? Филипп. – Священно-инок Иероним. Я. – А священно-инок Иероним от кого получил хиротонию на священнодействие? Филипп. – От архиерея в Российской церкви. Я. – Вот видите, от Российской церкви Амвросий был зависим, а Вы напрасно говорили, что был независим! Теперь скажите Вы мне: тот архиерей, который дал хиротонию нашему попу Иерониму в Российской церкви во единого ли Бога с нами веровал, или во иного? Филиппу опять по-прежнему стало тесно, он стал в затруднении, ибо пополнить ответ было нечем. Поп Григорий видит, что Филипп не мог одержать победы, подошедши к нам поближе, начал нас унимать. „Вы, говорит, зачем о еретиках спорите, мы приехали ни за Никониан спорить, а Церковь Христову приехали умирять, а о Российской церкви нам, даже, не следует и понимать. Тогда я спросил: так-то отец Григорий, Вы нас заставляете понимать о российской церкви, от которой наши предки принимали попов, вместе с. хиротонией и крещением целых почти двести лет? Так Вы заставляете нас понимать о тех священницех и священно-иноцех, которые приходили к нам в течение двух веков от Российской церкви и наших предков дедов и прадедов напутствовали во иной век? Так Вы говорите: не надо о них знать, в которого они Бога веровали – во единого ли с нами, или во иного? Напрасна вы говорите; и нам, и Вам непременно нужно знать, что. ваши священники, которых предки наши принимали, все крещены были и рукоположены были в Церкви Великроссийской. Да и сам принятый нами и Вами митрополит Амвросий в Греческой церкви был крещён и поставлен во епископа. По Вашему мудрованию, те первые попы и сам митрополит Амвросий крещены во имя иного Бага и рукоположение хиротонии также от иного Бога приняли. Итак, по вашему собственному убеждению, у Вас и крещение, и хиротония имеют своё начало не от нашего Единого Истинного Бога, а от иного неистинного!.. Так Вы сами сейчас трое признали. С такой Вашей верой нельзя иметь надежды на спасение! И это Вы напрасно говорите, что не нужно нам понятия иметь о Российской церкви, это Ваше заявление касается основного вопроса, во истинного ли Бога крещены наши первые попы и сам Амвросий, или не в истинного. Если по Вашему понимать, что наши первые попы и Амвросий митрополит не в истинного Бога крещены, но во иного; а также и хиротонию получили не от истинного Бога, а от иного, то надо, по Вашему мудрованию, оставить поповство и идти к беспоповцам. Да и о предках наших надлежит подумать, могут ли они иметь во ином веце, напутствованные, по Вашему, инобожными хиротонисанными священниками! Потому что инобожная хиротония и крещение не приемлются святой Церковью. А так прежних попов наши предки не покрещивали и не переправляли. Здесь нужно заметить, что те попы приходили к нам с инобожней хиротонией, по Вашему, и крещением. А поскольку они Бога своего и хиротонию, и крещение первое не проклинали, то те попы может быть хотя и переходили к нам, а первого своего Бога и крещения придерживались, поэтому и ставильные грамоты инобожные в них хранились. То не отправили ли они наших предков ко своему Богу неистинному?!! На это Филипп сказал: Христос приидёт судить во второе своё и страшное пришествие, тогда Он нас рассудит и Вы узнаете. Я. – А веришь ли ты во второе пришествие, что оно будет? Филипп. – А ты веришь? Я – От души моей верю и всем говорю, как смерти не минуть, так и страшного судища Христова не минуть; но я у Вас спрашиваю: Вы верите-ли? Филипп. – Как же, верим. Я. – И думаете предстать к ответу на страшном Суде Божии? Филипп. – Как же, думаем. Я – В Григорьевом видении читал, во второе Христово пришествие все народы предстанут на суд и будут поставлены полками, каждая религия сама собой и Христос, праведный Судия, приидет с небес со славой многой, судити все народы от Адама и до скончания мира, верпшь ли ты сему? Филипп. – Как же этому не верить, этого не минуть. Я – Наш Исус Христос будет судить, седя на престоле Своея и будет судить вся племена земная и язы́цы. Филипп. – Так точно! Я – Где же Иисус, по Вашему, иной Бог, Российской церкви Бог сидеть будет и кого будет судить? Филипп. – Един Бог будет всех судить. Я. – А Российский Бог, что будет тогда делать? Филипп сталь в затруднении, если сказать: в реку огненную будет ввержен, т. е. антихрист, то сам хорошо знает, что от антихриста хиротонии и крещения не приемлются; если же сказать – избежит суда тогда их Бог, то избежать того грозного судища Спасова никому невозможно. Где же Он тогда будет, сам не знает! На сие его затруднение я сказал ему: Тогда Вы скажете Богу: Господи! вот хохлы называли Тебя не Спасителем мира, но равноухим, чудовищным, ничего не значащим. А хохлы скажут: Господи, мы имя Твое называли равноухпм, а староверы-раскольники назвали Тебя антихристом! Если за равноухого будет прощено, то за антихриста не будет прощено, эта – злейшая хула! Филипп. – Я Иисуса антихристом назвать боюсь, а Богом признать совесть не допускает. Я. – Если Иисус не Бог и не антихрист, так кто же Он по-твоему? Филипп з. – Не знаю! Я – Этот твой ответ „не знаю“, спасения и избавления тебе пе принесёт. Но всё же ты должен мне ответить, кто Он такой Иисус? Филипп. – А ты Иисуса называешь Богом? Я – Ты прежде мне должен ответить, тогда и спрашивать. Филипп. – Ну, пущай я останусь без ответа, а ты мне скажи? Я. – Хорошо, но ты согласен будешь называть Христа Спасителя, так как назвал Его Архангел Гавриил, когда слетел с небесных кругов и пришёл в Назарет благовестити девице зачатие? Филипп. – Как же, я на эта согласен, а ты знаешь, как он его назвал? Я – Я знаю и вот скажу и ты узнаешь. Мария, матерь Иисусова, какого роду была: еврейского иль русского? Филипп. – Еврейского. Я. – Архангел Гавриил, когда благовестил Девице зачатие, говорил ей так: родиши Сына и наречеши ему имя Исус; а так как Мария была рода еврейского, то и выговор этих слов сказан был на еврейском языке. На Еврейском же языке называется Иисус, – Иесва или Иесква; равно как по-нашему Иван или Иоанн, а он один и той-же. Филипп. – А сколько тут слов? Я говорю в три силабы выговаривается. Филипп. – А ты докажешь, что так на еврейском языке называется! Я. – Пожалуй ко мне в дом, я тебе докажу, что имя Спасителя на 12 языках так называется; а если не хочешь в дом идти, то я отчасти и здесь тебе докажу. Филипп. – Ну докажи? Я сказал – когда Апостолы получили в день пятидесятнице Духа Святого, причём получили дарования иными странными языки глаголати. Потом пошли на проповедь и рассеялись по всем странам и в какой стране на каком языке говорят, то на таком языке и научили их веровать во Христа, на таком языке имя Спасителя произносили. Пётр Апостол был в Риме и произносил имя Спасителя – Пан Бог Иезус, Апостол Павел в послании ко Евреям писал имя Спасителя – Иесква, Апостол Андрей в России – Исус; и все Апостолы разноимённо называли имя Спасителя. И на каком бы ты имени Его не назвал, лишь бы ты Его в Бога истинного почитал. А если ты будешь называть Его и Исусом, но не будешь Его признавать в Бога, то как Арий и осудишься. Вот ведь Ария судили не за изменение имени, а за умаление Божества. А если бы за изменение имени Спасителева была бы страшная ересь, то непременно был бы хотя один собор составлен на тогдашних изменников имени Спасителя. Тогда все они закричали на меня: ты застаиваешь Великороссийскую церковь, тебе и нужно идти в неё. Я – Вы повелевать мне идти в Великороссийскую церковь не имеете права, а защищаю я не Российскую церковь, а самого Христа Спасителя от хулы, а также и хиротонию, которая и в Российской церкви преподавалась, но не от единого, по Вашему мудрованию, Бога. Тогда поп Григорий спросил у меня – а как ты понимаешь о Российской церкви? Я – обратясь к пришедшему сейчас Ивану Алексеевичу: так понимаем, как если бы у тебя было два сына, один послушный, а другой непослушный; первый в послушании и покорении пребывал и трепетал бы твоих словес, исполнял бы заповеди твои; а второй распутник и непокорник. Иван Алексееч возразил громко: он не мой сын – непокорник. Тогда я сказал: по делам он же твой сын; но где же его отец, который его родил? Ив. Алек. опять воскликнул: хотя я его и родил, но он не мой сын. Я. – В этих словах только твоя жестокость к сыну заключается, а если тот сын обратится опять с покаянием к тебе, якоже блудный сын, приимешь ли ты его к себе опять? Иван Алек. – Тогда он мой сын опять будет. Я – Мы читаем в неделю о блудном сыне притчу от Евангелия, человек некий имел два сына и когда блудный сын пришёл ко отцу, отец не говорил того, что ты не мой сын, но с радостью приял его и сказал: мертв бе и оживе, изгиб бе и обретеся; а Вы против Евангелия, не хотите приточному Евангельскому отцу уподобиться.

Засим Василий Григорьевич Питунов прочитал из книги „Просветителя“ 15-е слово о еретиках, которые не веруют во святую Троицу и которые веруют, и спросил к которым еретикам приложим Россию – к первым или вторым. Но Добрянцы вместо ответа начали кричать, кто что вздумает. Между разнообразными криками спрашивает поп Пётр: Если образ Спасителя будет древнего изображения, а на нём написано будет Иисус, поклонишься ли ты ему? Я ему ответил: если я в душе моей признаю, что образ Христа Спасителя, молю Бога, то еслибы написано было Иван или Роман, но я поклонюсь ему, как Спасителеву образу, зная, что он не Иван и не Роман, но Спасителев образ. И я у него спросил, а ты поклонишься? Нет, говорит, не поклонюсь. Я. – Вот ты какой! как почитаешь Спасителя, что и образу Его не хочешь поклониться. Но поп Пётр: я сотру имя и тогда поклонюсь. Я сказал: – а если не дадут стереть? Пётр – Если не дадут стирать, то не поклонюсь. Я спросил: – Почемуж ты не поклонишься? Пётр. – За то, что переименовано имя Спасителя. Я сказал ему, а еслибы твой отец отошёл на ину страну далече и там бы переименовался вместо Петра Филиппом, а тебе бы случилось там быть и видеться с отцом своим переименованным, неужели бы ты не поклонился своему отцу за изменение имени его? Пётр. – Нет, я бы своему отцу поклонился. Я сказал ему: Вот то-то, своему отцу и переименованному поклонился-бы, а образу Божию поклониться не хочешь, из этого можно знать, что ты отца своего паче Бога любишь, а Христос говорит, аще кто любит отца или матерь свою паче Мене, несть Мене достоин.

Тут пришёл старик Фелилов, поклонился Григорию попу и попросил от него благословения, он его благословил. В это время я спросил: нет ли здесь Кормчей, сказали нет. Так пошлите, пусть принесут. Спросили: на что тебе? Я сказал – там статья есть для попов. Они заметили, что я на Григория хочу показать 12-ю статью. Послали – будтобы по кормчую, но не принесли. Между прочим старичок Фелилов начинает читать какую-то грамоту от своего епископа Антония. Григорий говорит, что не надо читать, но он усилился прочитать и дочитывается, что будто бы окружное послание похваляет имя Иисус, поливательное крещение и троеперстное сложение. Я заметил, что это ложь, говорю: Окружное Послание этого не одобряет, а это лживо писано. Фелилов говорит: это пишет епископ. Я. – Кто бы не писал, но это враньё. Тут втроём они подскочили ко мне: как так наш епископ лжёт? Я. – Да вы сами сознаёте и говорите, что этого не одобряете, в окружном послании, следовательно. Ваши епископы лжут. Тут все закричали, как с ними мириться, когда они так говорят на нашего епископа и окружное послание застаивают, которое раздор произвело в церкви. Я. – За окружное послание я не застаиваю, но сказать могу, что в окружном послании сего нет и раздор произвело не окружное послание. А кто-же? – Ваш епископ! – Какой епископ? – Антоний Кинник. Тут Григорий подскочил говоря, что это за Кинник? Я. – Это фамилия Вашего Антония. А ты кто! воскликнул Григорий. Я сказал, что фамилия моя Мельников. За этим Григорий крикнул громким выразительным голосом: – Третий чин на них и говорить больше нечего! Я говорю им: – Вы похвалитесь, многоль Вы своим чином приняли! Поп Григорий. – А как ты говоришь, что наш епископ раздор церковный сделал Я. – А так говорю, Ваш епископ Антоний поставлен на занятый Московский престол. Григорий – А кем он был занят? Я. – Нашим Архиепископом Антонием. Григорий. – Он самовольно восхитил Московский престол, он был на Владимир поставлен. Я. – Это вы напрасно клевещете на Архиепископа Антония, что он сам восхитил престол. Григорий. – А кто его возводил? Я. – Собор епископов, который был в 63 году. Григорий. – Тот собор весь был неправильный, там почти все епископы были виновными. Я – Кто же там был виновен? Григорий. – На Архиепископа Вашего Антония было 67 вин написано, на епископа Пафнутия Казанского 13 вин, Ануфрий³⁷⁹ тоже был виновен. Я сказал: И одного человека оклеветать великий грех, а каково беззаконие возводить тяжкую клевету на весь собор епископов. Если по-твоему все епископы на соборе были виноваты, то кто-ж их там обвинял? И кто там был с таким правом, чтобы мог епископов обвинять? Григорий. – Епископ Афанасий Саратовский³⁸⁰ был прав. Я. – Если он, по-твоему, был прав один только, то как же он мог судить всех епископов? Григорий. – А как Российскую церковь судили и кто её судил? Я – С Российской Церковью кто несогласен был, тут уже ни в каких подписях неучавствовал, а епископ Афанасий на соборных грамотах со всеми епископами вместе подписывался, Григорий. – А на каких грамотах он подписывался? Я – От собора много разных грамот было разослано, некоторым попам на оставление, некоторым на запрещение, а которым извержение. Каковое извержение и тебе было писано и на оном подписано 6 епископов, а в лице трёх епископов два священника и один священно-диакон. Григорий. – А ты почём же все это знаешь? Я – Когда пребывал в Москве 18 недель, то рассматривал течение всех духовных дел и вёл соборные грамоты. Между бумаг гляжу – „Григория – бывшего попа – бумаги“, меня заинтересовало, и я копии снял и вот они у меня теперь есть, не угодно-ль я тебе принесу, их 10 листов всего написано. Григорий. – До сих пор и я молчал, а теперь не бyду молчать. Я. – Ну, говори, что ты будешь говорить? Григорий. – Я Ваш тот собор не принимаю, тот собор был Никонианский. Я сказал ему: если, по-твоему, что собор был никонианский, то на что же ты увольнения просил у никонианского собора и епископов боголюбивыми называл. А когда собор по, твоей просьбе, уволил тебя от священного сана, то по-твоему уже Никонианский стал. Григорий сказал: я от епископа Конона принял хиротонию и его одного слушаю, а разбойничий и раздорный Никонианский собор не признаю. Я ему сказал – если ты только епископа Конона признаёшь и слушаешь, то и от епископа Конона я тебе запретительную грамоту исходатайствовал. Филипп – мне – да ты ему там накляузничал на отца Григория. Я – Не кляузничал; я только как слышал, так и говорил, ато Григорий по извержении соборнем священнодействует, а теперь и сам своими глазами вижу, как он о соборе понимает и вопреки извержения дерзает благословлять, прост сый и наг от хиротонии. Григорий. – Чегоже ты мне ту самую грамоту от епископа Конона не передал в руки. Я. – За то, чтобы ты, прочитавши её, не сжёг в печи, а посему я заблагорассудил пустить её через руки, чтобы прежде посторонние-то начитались её, тогда бы и к тебе пришла. Григорий воскликнул громко: ну, мы уж если мириться, то на таком основании, чтобы тебя в Новозыбкове не было, да и вовсе попом не быть. Я – Пусть будет и так, ну уж только помириться, я тебе уважу и уступлю; только бы Вы не раздирали Церкви Христовой. Филипп тут закричал на меня – да тебя по Номаканону нужно извергнуть из иерейского сана. Я спросил – почему же меня нужно извергнуть? Филипп. – Да тебе 30 лет нет. Я сказал – ты добре не знаешь, можешь и ошибиться. Филипп. – Я тебя знаю вот какого (показывает рукой) из малолетства. Я. – Это хорошо, что ты меня знаешь с малолетства, что я ни вор, ни бродяга, а к тому-ж и в счёте можешь ошибиться, а я тебе покажу, что по 20 лет епископов. Вот Елевферий был поставлен во епископа 20 лет (священ.-муч. 15 декабря), Климент священномученик 20 лет (23 Генваря). Филипп. – То по событию, а не по правилам; по правилу не дозволяется. Я – Так разве ты событий не принимаешь? Филипп. – События не имеют такой силы. Я. – Так если ты события признаёшь без силы, то ты вместе и своего епископа отвергаешь и всё даже своё священство. Филипп. – Как же я отвергаю? Я сказал ему – где правила дозволяют Епископу Епископа одному поставить? Филипп остался без ответа. Я. – Первое Апостольское правило говорит: два или три епископа поставляют епископа, а митрополит Кирилл, когда поставлял Вашего Антония, с кем он его поставлял? Филипп. – Вестимо один поставлял. Я. – Вот видишь, ваше священство на событиях устроено. Между прочим, говорю ещё Филиппу: ты вот старше меня летами, ты должен помнить, как принимали предки наши священников от Великороссийской церкви. Филипп. – Как же, помню я всё это. Я спросил: когда их принимали от российской церкви, проклинали они свои ереси, когда приходили к нам? Филипп. – Как же проклинали. Я. – А Бога своего проклинали первого. Филипп – Какого Бога первого? Я. – Того, которого Вы иным называете, говорите Великороссийская церковь во иного Бога, верует. Значит того, в которого они веровали в российской ещё церкви. Филипп с ответом замедлил. Тут подходит Иван Алексеевич Присюкин, видит, что речь идёт о ином Боге, ему желалось своим единомышленникам помочь; говорит: и я понимаю, что Иисус т. е. Российской церкви Бог, есть иной Бог. Я ему на это сказал – если Иисус иной Бог, то и Матерь Его должна быть иная. Иван Алексеевич. – Да, и Матерь его иная. Я – А как Его Мать звали? Иван Алексеевич остался без ответа и заметно пристыдился. Григорий, довольно разобравши беседы наши, видит, что не в их пользу он подошёл и говорит: видно, вы не будете подписывать вопросы. Я – Вам и самим довольно: мы их подписать не можем. Григорий. – Вам же Архиепископ Антоний приписал в грамоте подписываться. Я ему говорю: наш Архиепископ Антоний написал не на Ваших умышленных вопросах подписаться, а на мирной грамоте изданной 65 года, на которой они и сами подписаться изволили и мы не противники твоему Архиепископу Антонию. На той давайте хоть и сейчас подпишемся. Вновь же открывать новых пунктов мы не имеем права без власти наших епископов, а если они что с Вами устроют полезное для церкви Христовой, на том и мы согласны.

Тут все встали п, помолясь Богу, разошлись. Изложив сие всё, на усмотрение Вашего Преосвященства посылаю.

Града Новозыбкова иерей Е. Мельников

Свящснно-иерсй Лазарь Городницкай

Василий Питунов

1872 года 20 октября.

г. Новозыбков

Перетрухин в качестве следователя по делу о еретичестве Швецова. – Отзыв Швецова о Ф. Мельникове. – Ожидания смерти Сильвестра. – Пьянство попов. Екатеринославские раскольники: – их количество. Свобода в отправлении религиозных их действий. Угнетение ими православных.

Архипастырь церкви Калужской, Преосвященнейший Епископ Макарий, известен как Владыка-миссионер. Это название себе он стяжал неусыпными своими миссионерскими трудами и заботами по обращению раскольников Оренбургского края, где при нём было организовано до 10 единоверческих приходов. По прибытии на Калужскую кафедру, он не только не прекратил, но, в виду сильного заражения Калужской епархии раскольниками и разного рода сектантами, кажется, ещё усилил эти свои труды и заботы. Не время, да и не место здесь перечислять всё сделанное Владыкой на пользу той и другой епархии. Теперь же хроникёр „Миссионерского Обозрения“ не может не отметить только самых последних по времени проявлений забот преосвященного по вразумлению заблуждающихся в вере наших тёмных братий.

Справедливо полагая, что дело миссии тогда только пойдёт с желательным успехом, когда православные чада Церкви будут тверды в своём стоянии за неё, преосвященный Владыка при всяком удобном случае и сам лично, и священников побуждает призывать своих пасомых быть сознательными в вере православной, неленостными исполнителями всех требований церковных, быть твёрдыми охранителями чистоты церковного учения и светить светом его среди тёмной раскольничьей массы. Поэтому-то Владыка, часто присутствуя сам на публичных собеседованиях Калужских миссионеров с раскольниками, всегда заканчивает их сердечным, любовным приглашением православных слушателей усвоять лучше всё ими выслушанное на беседе и распространять среди своих собратий. Поэтому-то Владыка и при обозрении им епархии его также неуклонно выясняет деревенским слушателем его, как опасна для них их холодность к выполнению церковных требований и особенно христианского долга исповеди и св. причащения. „Долговременное уклонение от исполнения этого христианского долга, говорил преосвященный, развивает холодность к Богу и ближним и человек постепенно опускается в нравственном отношении и становится негодным для царства Божия. Заботьтесь о своих пасомых, наставлял он священника, возбуждайте в них жажду к духовному, возвышайте их в меру исполнения возраста Христова“! На доклад одного священника, что многие из его прихожан уходят на отхожие промыслы и таким образом ускользают от пастырского влияния, Архипастырь дал совет непременно напутствовать уходящих на заработки и внимательно следить за приходящими из опасения, не заблудился ли кто и не заразился ли кто из них на стороне сектантскими мнениями. (Кал. Еп. Вед. 1899 г, № 23). Это последнее наставление Преосвященного особенно ценно, и пастыри приходские должны приложить все свои старания к выполнению его. Сильно развивающаяся в пределах Калужской епархии пропаганда штундистов и пашковцев занесена сюда, поддерживается и крепнет именно по причине отхожих промыслов. Для Калужской пропаганды сектантства – два пункта, откуда она рассеивается: Петербург и юг России, т. е. именно те места, куда отправляются калужские крестьяне на заработки.

В самое недавнее время Владыка озаботился наилучшим устройством дела миссии в своей епархии. Это – предмет давних его дум и стараний, наконец, начинает осуществляться. Доселе в Калужской епархии было два епархиальных миссионера; теперь Владыка издал следующее распоряжение.

„И ины овцы имам, яже не суть от двора сего и тые ми подобает привести (Ин.10:16), сказал Верховный Пастыреначальник Господь наш Иисус Христос. Таковых иных овец, блуждающих вне двора – Церкви Христовой множество во вверенной нашему смирению епархии. Разумею старообрядцев разных толков и новых сектантов. Более четырёх лет управляя Калужской епархией, я пришёл к убеждению, что деятельности существующих в настоящее время двух епархиальных миссионеров, при всей их энергии и при всём усердии к делу, недостаточно для успешной борьбы с расколом и сектантством, тем более для окончательной, при Божией помощи, победы над ними. Для этого необходимо призвать многих других деятелей. Предлагаю Консистории предписать всем оо. благочинным епархии составить после праздника св. пасхи особые, экстренные съезды каждому в своём благочинническом участке и на них, помолясь усердно Господу, избрать из среды своей одного или двух миссионеров и обязать сих последних быть в сношении с епархиальными окружными миссионерами, чтобы пользоваться их опытностью и руководственными советами в своей деятельности. Таковым участковым миссионерам для разъездов их по заражённым расколом, или сектантством приходам, и для вознаграждения за их труды положить на первых порах от церквей каждого благочиннического округа по 100 руб., по мере же их трудов и успехов эту цифру увеличивать и довести со временем до 300 руб. Эти новые миссионеры участковые о всех выдающихся случаях в их деятельности как об успехах в обращении заблудших, так и препятствиях им в этом св. деле должны доносить, подобно окружным епархиальным миссионерам, мне непосредственно. Надеюсь, что на этот мой Архипастырский призыв отзовутся все пастыри с полным сочувствием и послушанием“.

Этим Архипастырским распоряжением полагается начало новой эре в жизни и деятельности Калужской миссии. И начало это по самому своему характеру должно сослужить большую пользу церкви Калужской. Пастыри приходские теперь ближе ещё станут к миссионерам и ещё ревностнее примутся за нелёгкий труд вразумления заблудших. Дай же Бог!

Э. О.

Как известно, прошлой осенью в Москве происходили раскольничьи соборы. С возвращением оттуда Перетрухина в Николаевск, Самарской губ., среди раскольников австрийского толка распространился слух, смутивший многих, – что верховный лже-владыка Иоанн Картушин якобы повелел Перетрухину произвести дознание о Швецове, который, живя в Уральских пределах, в беседах с православными миссионерами якобы опять проповедует еретичество „о подлётном рождении Сына Божия – вместе с веками“. Перетрухин, объявив об этом своим Николаевским австриякам, сам отправился в Уральск к Швецову, где он и прожил около одной недели. Этим слухом особенно сильно возмущён был Николаевский купец – попечитель австрийской молельни А. Смирнов, который по своей кротости и своему смирению везде и всюду говорил: „Ах! какое несчастье, с таким великим человеком – с владыкой Арсением“... Таковая молва среди австрияков была, только лишь в то самое время, когда Перетрухин был в Уральске у Швецова; а когда он оттуда возвратился, то почему-то о еретичестве Швецова у них всё замолкло и затихло. Но вот 9 марта сего текущего года, по окончании наших Николаевских бесед (в Николаевске ведутся беседы ежегодно на 3 недели св. поста в ярмарку) с Перетрухиным, я пригласил и его с миссионерами в свой дом. Здесь он, между прочим, сказал, что „миссионерство – это есть ни больше и ни меньше, как только одна адвокатура; вот адвокат и я“... Но ему было разъяснено, что в православной церкви миссионерство не есть адвокатура; а если и есть миссионеры – адвокаты, то это у раскольников: он, Мельниковы и др.; здесь же между прочим, я спросил Перетрухина: „Климент Афиногенович! Правда ли, что вы в прошлую осень ездили в Уральск для исследования о еретичестве Швецова, который якобы опять начал учить еретичеству „о подлётном рождении Сына Божия вместе с веками? Перетрухин ответил: „Да, владыка Арсений держится того учения, что Сын Божий рождён вместе с веками; об этом с ним очень трудно говорить, ибо он очень и сильно начитан в творениях святых отец, учением которых он своё мнение и основывает. Правда, я просил его, чтобы об этом не говорить в беседах с миссионерами и не издавать книг, но он сильно отстаивал, так что мне пришлось несколько часов молчать и только слушать“.

Так вот судит о Швецове Перетрухин; а Швецов в свою очередь не с похвалой отзывается о Мельникове Ф., который, по отзыву Швецова, в беседах с православными миссионерами, действительно, ведёт себя как „нахал“; так об нём он, Швецов, высказался на Черемшане в раскольническом, австрийского толка, монастыре

Свящ. И. 3-ев

* * *

Стародубские раскольники в настоящее время сильно заинтересованы болезнью лже-епископа Сильвестра. Все лже-попы, диаконы и уставщики не только Клинцов, но и остальных посадов, перебывали за эти три недели в „Полосе“. Но не христианский долг – „болен-бе и посетисте мене“, привлекал их к разлагающемуся трупу, а чаяние поживиться чем-либо; но каждого ожидало разочарование. Попечители Стародубья, как только что заболел Сильвестр „поставили стражу у двери“ кельи и отобрали деньги у Сильвестра, которые и поручили временно одному из попечителей, как слышно – B. А. С-иу. Поэтому каждому из посетителей Сильвестра пришлось ограничиться полученьем от него на память какой-либо книги. Противная Сильвестру партия теперь вздохнула свободно, и Порфирий Самарский сотнями рассылает свои портреты и письма по Стародубью, подготовляя тем себе почву.

За болезнью „владыки“ вольно живётся его попам. Один из них – Стахий – при пасхальных посещениях своих чад духовных не только сильно пил сам, но заставлял пить и уставщиков, а за их отказы приказывал им отбивать в домах прихожан по 50 поклонов. В Фомино воскресенье вечером пьяный Стахий сильно стал шуметь и ругаться на улице. На этот шум случился тут городовой, который и стал уговаривать его, что-де не хорошо так безобразничать на улице и нарушать общественную тишину, но пьяный лже-поп грозно закричал на него: „Как ты смеешь говорить мне, я священная особа, Иерей Божий...“ Подобные праздничные скандалы для раскольничьих лже-попов не новость. Напр., в минувшие Рождественские праздники в пос. Митьковке духовные дети так нагрузили своего попа Мирона, что пришлось его на саночках везти домой. Две дебелых духовных дочери впряглись в санки и помчали батюшку Мирона по посаду. Ночной обход полиции, думая, не ворованное ли что везут так поспешно, счёл нужным остановить и сделать осмотр; но видя закутанного с головой пьяного лже-попа, отпустил их с миром.

Ч.

* * *

Раскол Екатеринославской епархии численностью своей достигает до 13,000 душ обоего пола. Но, несмотря на такое, сравнительно незначительное количество, раскол Екатеринославской епархии отличается своей твёрдостью, сохраняя и в религиозной и семейной жизни без изменения унаследованные от предков обычаи и обряды, считая нарушения их величайшим грехом.

По своим религиозным мнениям раскольники разделяются на: а) беспоповцев, б) поповцев-окружников, в) поповцев-противоокружников и г) беглопоповцев. Беспоповцы проживают в сс. Троицком, Орехове, Ольховатке и Городище, поповцы окружники, в сс. Городище, Ольховатке, Орехове, гг. Ростове и Екатеринославе, поповцы-противоокружники в м. Никополе, с. Городище, Ростове и с. Каменском, беглопоповцы – в г. Ростове.

В каждом из главных пунктов раскольнических поселений имеются молитвенные дома, иногда по внешности своей совершенно ничем не отличающиеся от православных храмов. Такие молитвенные дома раскольники имеют в селе Городище два и в селе Ольховатке – один.

Всех лже-попов-окружников в епархии 7 и противоокружников 3, беглопоповцы „окормляются“ священником, проживающим в г. Новочеркасске, а беспоповцы управляются выборными стариками-наставниками. Оплотом раскола поповщины в екатеринославской епархии является село Городище, в котором проживают три лже-попа-окружника и один – противоокружник. Здесь раскольники, составляя собой почти всё население, живут, как им желательно, безбоязненно и почти всегда безнаказанно нарушая законы о расколе. Достаточно указать тот факт, что в 1897 г. раскольнические лже-попы и лже-диаконы по приглашению схода торжественно освящали в волостном правлении икону и служили молебен. Считаю нужным сообщить здесь, до какой возмутительной степени доходит нахальное бесстыдство раскольнических лже-священников за последнее время, в особенности в нашей местности. Раскольничьи пастыри у нас носят длинные волосы, одеваются в подрясники, носят священнические шляпы и шапки. Но этого мало. Они открыто совершают вокруг своих церквей крестные ходы, собираясь иногда по десяти человек. Ходя по своим прихожанам с молитвой, они переходят из дома в дом в епитрахили, поручах и поясе, не снимая их и на улицах. А один из лже-попов – противоокружник Пётр Потемкин в ноябре месяце торжественно хоронил своего сына с пением от самого молитвенного дома до кладбища. Но и это не всё. Проживающий в с. Городище капитан артиллерии Μ. Ф. Иванов на днях рассказывал мне, что, проезжая по железной дороге во втором классе, он был свидетелем, как сей Потемкин, одетый в подрясник, расчесав длинные волосы, ходил по вагону и просил „на построение православного храма“!

До 15 октября прошлого года на одной из колоколен раскольнических звонили в колокол, а 20 ноября один лже-поп провожал по улицам села (от самой моленной до кладбища) покойника с пением и под. Глумление над православием, кощунство над святынями православной церкви составляют обычное явление в жизни сала Городища. По донесении приходского священника о. Сергия Шалкинского, ему несколько раз приходилось во время совершения крестного хода и при проводах покойников на кладбище видеть, что раскольники не снимали шапок и фуражек при виде св. икон, а некоторые женщины даже при этом не вставали или же оборачивались к иконам спиной и наклонялись, как это сделала жена раскольнического начётчика Рындина; часто раскольники, проходя мимо единоверческого храма, пели песни, плясали и проч. Ещё большее значение для раскола имеет раскольнический монастырь, находящийся в 8 верстах от с. Городища. В этот монастырь стекаются богомольцы-раскольники почти со всего юга России, в особенности много бывает посетителей 6 августа, в день храмового праздника, когда богослужение совершается с особенной торжественностью несколькими лже-священниками, и происходит крестный ход вокруг молитвенного дома.

Основанный незаконно, монастырь этот каждый год, всё более и более обстраивается новыми зданиями и службами, а прошлым летом построена над колодцем часовня, уставленная внутри иконами, для совершения в ней молебнов с водосвятием; в монастырских горах явилась глубокая пещера, в которой живёт отшельник-пещерник, одевающийся в белую длинную рубаху. Игумен монастыря крестьянин села Ольховатки, Исидор Блинов, человек хитрый и лицемерный, не останавливается ни перед какими сделками, лишь бы это полезно было для его монастыря.

Жизнь православных в с. Городище очень тяжела, так как раскольники, относясь враждебно к православной церкви, ненавидят и православных, называя их хохлами, Мазепами и под. Вся сельская администрация, как то: старшина, староста, полицейские и пр. раскольники и при этом самые грубые, из православных только один, имеет право голоса при выборе сельских властей. Село Городище обособилось в какую-то самостоятельную административную единицу, для которой русские общегосударственные законы не обязательны. Укажу на несколько примеров. Все русские власти обязаны в царские дни присутствовать на молебнах, – городищенские власти считают себя свободными от этого и часто за молебнами совершенно не бывают, а если когда и бывают, то становятся где-нибудь в сторонке, не молятся, под крест не подходят, во время коленопоклонной молитвы на колена не становятся, а когда местный священник по поводу этого последнего явления сказал несколько слов перед молебном 14 мая, то один из сотских, Александр Колесников, на базарной площади перед многочисленной толпой раскольников стал ругать священника неприличными словами и хотя об этом было сообщено приставу 2 стана Славяно-сербского уезда, но Колесников и до сих пор продолжает служить и хвалиться своей дерзостью. Где. кроме Городища, возможны такие явления, как следующий: провожают рекрутов на царскую службу. Они стоят на площади. Сельский староста Фотеев говорит своё начальническое назидание: „На службе над вами будут смеяться, обзывать староверами, станут заставлять ходить в церковь, уговаривать присоединиться к никонианской церкви и обещать за это унтера, но вы не прельщайтесь, строго храните отцовскую веру, – вот вам моё последнее приказание“.

Этот же староста ходил по селу и читал письмо, наполненное самыми нелепыми сказаниями о провале Облавского монастыря, так что, благодаря усердию старосты, целых два месяца в Городище только и разговор был о Божием наказании никонианцев. Православные в большинстве случаев являются придавленными, находящимися в полной зависимости от раскольников, которые часто говорят: „мы общество, а общество – велика сила – что захотим, то и сделаем“. И, действительно, страшно становится в виду этой силы человеку, придавленному нуждой, каковы все православные с. Городища.

Привожу следующий пример. Летом прошлого года несколько раскольников крестьян села Городища, желая отомстить своему односельчанину православному крестьянину Узлову за его неподатливость (твёрдость в исповедании православия), пришли к нему во двор в то время, когда Узлов огораживал двор новым плетнём, и стали требовать, чтобы плетень был сломан, так .как последний будто бы сделан был не на меже. Узлов отказался исполнить их требование, говоря, что если находят с его -стороны захват общественной земли, то могут на него жаловаться волостному суду или г. земскому начальнику. – „Чего там ещё рассуждать с мазепой? Бей его!“ – закричал один из раскольников. Несколько человек набросились на Узлова и стали наносить ему удары, а другая партия раскольников стала ломать плетень. Покончив с плетнём и избив Узлова, раскольники тотчас же написали заявление в волостной суд, – жалуясь на Узлова, который будто бы оскорбил их. Но особенно враждебно раскольники относятся к бывшим собратьям по заблуждению, присоединившимся к православию. Несколько лет тому назад присоединился к православию крестьянин Феодор Зайцев, вопреки своему отцу. Отец новоприсоединённого, видя в его поступке попрание родительских прав, пришёл в волостное правление и упросил волостей позвать Феодора, и наказать его негласно розгами. Только вмешательство священника и спасло новоприсоединённого от расправы фанатиков раскола. Другой случай. С год тому назад молодой крестьянин с. Городища, проживающий в Ростове, присоединился к православной церкви и женился на православной девице Анне. Переехав на житье в Городище, молодые поселились в своём собственном доме, в котором жил и отец Григория Иван Талалаев вместе с своей женой. С первых же дней совместной с раскольниками жизни Анна, совершенно не знавшая раскольников, видит, что попала в какой-то другой мрачный мир: над ней смеются, называют её хохлушкой, почти и за человека-то её не считают, ни пить, ни есть вместе с собой не позволяют, молиться она должна тоже после всех. Когда Анна собирается в церковь помолиться, её начинают ругать самыми неприличными словами. В муже она тоже мало находила защиты, так как и он, присоединясь к православию не по убеждению, а из-за невесты, больше сочувствовал расколу, чем православию, и сам в православной церкви ни разу не был. Трудна, невыносимо тяжела была жизнь Анны, но она всё переносила. Когда же свёкор и свекровь заявили ей, что они не позволят ей имеющегося родиться ребёнка крестить у хохлацкого попа, а понесут к своему, Анна рассказала об этом православным соседкам, а. последние приходскому священнику. Священник позвал всё семейство Талалаевых к себе, сделал им увещание, а затем прочитал законы, воспрещающие притеснение православных и совращение их в раскол, а в слышании этих законов предложил расписаться. После этого Анну притеснять стали меньше, но всё-таки жизнь её была тяжела, так как свёкор и свекровь возненавидели её за жалобы хохлацкому попу. Родившегося ребёнка крестили в православной церкви, свекровь Анны так недовольна была этим, что осквернённого ребёнка искупала в кипятке, так что бедный малютка очень долго болел, но по милости Божией выздоровел. Так как после увещания священника муж Анны, Григорий, перешёл на сторону жены, то отец его вздумал отомстить ему. Он послал сына в лес срубить несколько деревьев и, когда Григорий привёз деревья и сложил на дворе, он пошёл к уряднику и заявил, что сын сделал незаконную порубку леса... В результате протокол, суд, штраф, и угроза отца в присутствии старшины: „Мы тебе ещё не так покажем твоё православие!“

А. Дородницын

Мы уже видели, как в главе „Братья по любви“ H.Н. Неплюев призывает всех представителей любви объединиться между собой без различия вероисповеданий и образа мыслей. Мы говорили тогда, что подобное объединение, которое H. H. Н. основывает исключительно на любви, независимо от веры, противно и духу Евангелия, и примеру первенствующих христиан и учению Церкви и неизбежно приведёт к упадку веры, а затем и к упадку той самой любви, во имя которой оно ныне проповедуется. Но проповедуя тогда объединение в любви независимо от веры H. H. Н. всё же не умалял ещё значения самой веры, и в третьей главе „вера, суеверие и неверие“, обращаясь к неверующим, писал напротив, что вера в Бога – Любовь принесёт им великие блага. Тогда, писал он, „весь мир будет озарён для вас сиянием славы любви Его, согрет живым огнём вдохновения нежной любви Его“. „Любовь получит разумный вечный смысл, и дело любви станет единственным разумным делом для вас. Святыня любви станет дорогой реальностью, приобретёт такую нравственную ценность, что изменить любви, продать любовь будет очевидным безумием. Вы получите силу быть последовательными, логичными в любви, любовь изгонит страх сомнений, вы не будете бояться ни разума, ни ощущений, вы всё благословите любовью, потому что будете твёрдо верить, что нет силы больше любви, потому что Бог – Любовь, что ничего не опасно для любви, что ничего она бояться не должна, потому что Бог – Любовь, что её есть царство и сила и слава вовеки“.

И так если вера в Бога – Любовь даёт такую силу, такую опору и такой смысл любви к людям в жизни, то каким же образом H. H. Н. в конце пятой главы находит возможным сказать: „между верой и неверием сынов света, представителей живой любви, разница очень невелика и плоды их деятельности в жизни будут неизбежно однородными“. И этими словами отнять у веры всякое значение для нашей православной жизни, для правильности наших отношений с другими людьми?

Ещё решительнее и яснее высказывает он эту мысль в шестой главе, которой он дал заглавие „Животворящий дух и буква мертвящая“.

Он пишет здесь: „Существует ли определённый плод православия, католичества, лютеранства, мусульманства или неверия? Можно ли сказать, что плоды жизни всех православных людей тождественны или хотя бы только однородны и по самому существу своему отличны от плодов жизни всех католиков, лютеран, мусульман, неверующих и даже язычников? Кому неизвестны, напротив, истые язычники, глубоко убеждённые в неукоснительности своего православия, хотя плод жизни их решительно ничем не отличается от плода жизни многих язычников и очень невыгодно отличается от плода жизни язычников добрых? В букву слов „православие“, „католичество“, „лютеранство“, „мусульманство“, „неверие“ и „язычество“ можно вкладывать самое разнообразное значение, можно и не вкладывая никакого значения прикрываться ею, сообразно с тем оставаясь людьми столь разного настроения, что и плоды жизни будут самые разнообразные.

Любовь и злоба, напротив, дают вполне определённые плоды под каким бы религиозным или философским стягом не стояли представители этих двух противоположных настроений“...

Рассмотрим высказанные в приведённой нами выдержке мысли H. Н. Неплюева.

Он говорит, что та или другая вера, не производит никаких определённых плодов жизни и, следовательно, не имеет влияния на нравственную жизнь людей. Плоды жизни католиков, православных, лютеран, мусульман, неверующих – одинаковы. В подтверждение этой мысли он приводит то обстоятельство, что есть много православных, которые по плодам своей жизни ничем не отличаются от многих язычников и очень невыгодно отличаются от язычников добрых. Но можно ли считать это доказательством? Несомненно, есть много православных, которые по жизни своей уступают иноверцам, как мы, уже и подтверждали раньше, но разве из этого следует что православие ничем не отличается по влиянию своему да жизнь от католичества, магометанства или неверия? Если среди православных есть много недостойных своего высокого имени, то с другой стороны – разве не православие воспитало Василия Великого, Афанасия Великого, Иоанна Златоуста или Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского и Тихона Задонского? Или не православие ли произвело чудную нравственную перемену в преп. Марии Египетской, преп. Пелагии, преп. Евдокии, благ. князе Владимире и многих других святых? А прежде всего – разве не христианство, не Божественная вера в Распятого Сына Божия сделана из жестокого мучителя Савла великого Апостола любви – Павла? Неужели все эти факты и множество других, подобных им, неизвестны автору, утверждающему, что важны не вера или неверие, а одна только любовь. И что истинная вера не даёт никаких особенных плодов в жизни. Говоря, что христианство по плодам своим не отличается от язычества и неверия, автор лишает всякого смысла проповедь апостолов. Зачем св. апостолам нужно было поднимать невероятные труды подвергаться преследованиям и мучениям за имя Христово, за драгоценную для них веру в распятого Сына Божия, если и без этой веры можно быть „сыном света“, если она не служит к нравственному обновлению и возрождению души и всей жизни нашей? Вся историческая, мировая задача христианства и Церкви Божией становится ничтожной, если мы признаем, согласно заключению автора, что и без истинной веры, пребывая во тьме язычества или неверия, можно быть истинным „сыном света“,

Неужели, спросим мы снова, не имеют значения и влияния на нашу нравственную жизнь молитвы, сокрушённые припадания к Сыну Божию, освящение себя таинствами – покаяния, причащения и другими? При рассмотрении 4-й гл. статьи H. H. Н. мы уже имели случай говорить, какое важное значение имеет истинная вера для сохранения в нас духа истинной любви. Любовь питается верой, как цветы и листья соками идущими от корня. И если на иных членах Христовой Церкви не заметно благотворного влияния истинной веры, которую они исповедуют, то не потому, чтобы их вера не оказывала такого влияния, а потому, что они сами не хотят воспользоваться им, погрязши в тине страстей своих и не тяготясь этой тиной. Для тех же, кто ищет душевного спасения, истинная вера является могучим источником духовной жизни и внутреннего обновления. А потому никак нельзя сравнивать не только веру с неверием и признавать их одинаковыми по жизненным плодам, но нельзя сказать и того, чтобы даже христианские исповедания равным образом влияли на нравственную и общественную жизнь людей, ибо всякая примесь неправды и человеческих вымыслов ослабляет и искажает благодатное действие Богооткровенной истины.

* * *

Дорожа одной любовью и не признавая связи истинной любви с истинной верой, автор проповедует то, от чего теперь уже, к счастью, освобождается современное образованное общество, радостно сознающее великое, животворное, умиротворяющее душу значение истинной веры.

Было время, когда мы не сознавали и не чувствовали всей святости нашей православной народной веры, когда мы надеялись устроить нашу жизнь по указаниям одного естественного разума, или по влечениям одной природной любви нашей. Некоторые, правда, и до сих не разочаровались в этой надежде. Но за то другие, и таких не мало, и даже среди образованной молодёжи, что особенно важно и дорого, пережив тяжёлый, смутный, мучительный период толстовщины, пашковщпны и прочего своеумия и своеволия, выкраивания Евангелия и жизни по мерке своего воспитанного в основах неверия разума – поняли, наконец, что спасение в Церкви, что лишь Церковь сохранила чистоту христианского учения и идеал истинно-святой жизни и обладает средствами к прочному утверждению этого идеала в сердцах и в жизни; поняли, что спасение и счастье в единении с народом, всегда жившим и дорожившим идеалами православной Церкви, его воспитавшей. И вот эта-то часть нашего образованного общества и нашей молодёжи, глубоко в сердце своём утвердившая искреннюю веру в Сына Божия, Господа Иисуса Христа и в Его святое Евангелие, открытой душою воспринимающая обильную пищу от трапезы Церкви, почерпающая душевную силу и бодрость от примера истинных христиан, прославляемых Церковью и от творений Отцов и учителей Церкви, а также от всего богослужебно-бытового строя Церкви – составляющая радостную надежду того будущего России, когда все слои её общества сольются в одном общем церковно-народном настроении – она своим настроением доказывает совершенную ошибочность утверждения H. Н. Н., будто вера и в частности православная вера не даёт каких-либо особых и ощутительных плодов в жизни. И в настоящее время не к тому должно стремиться, чтобы угашать укрепляющееся радостное сознание святости и ценности истинной веры и пренебрегать верой ради отвлечённой любви, а, наоборот, к тому, чтобы всё более и более утверждаться в вере, всё сознательнее и обильнее усваивать себе духовную пищу, предлагаемую Церковью и постепенно восходить до того идеала веры и жизни, который нам завещан первыми веками христианства и о котором сказано: „у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа“ (Деян.4:32).

Вот истинный идеал будущего, а не отвлечённая любовь при безразличном отношении и к христианству, и к магометанству, и к язычеству, и к неверию!

* * *

В той же шестой главе H.Н. Неплюев снова возвращается к высказанной им в четвёртой главе мысли, что все представители любви должны объединиться между собой, каковы бы ни были их верования и воззрения. Если бы люди привыкли различать друг друга по признакам любви и злобы, всем представителям любви легко было бы объединиться между собой, но благодаря тому, что люди привыкли различать друг друга по вере, создалась масса нелепых предубеждений и предрассудков, разделяющих людей самой доброй воли и мешающих им почувствовать себя братьями. Необходимо стать выше этих предрассудков. „Не буду говорить, пишет H. H. Н., о разных фракциях спиритуалистических групп и подгрупп, спиритах, оккультистах и других, доказывая обязанность соединиться с представителями живой любви из их среды и возможность сделать это, ни мало не изменяя своему стягу, доказывая, что недоброжелательное отношение к ним покоится тоже на нежелании понять их и ту правду, которой они служат“... Помимо этих групп существуют три великие ветви христианства – православие, католичество и лютеранство – и H. H. Н. считает необходимым подробнее остановиться на существующем между ними разъединении и доказать, что оно утверждается на самых пустых и злостных предубеждениях.

„Враги церкви католической с величайшим осуждением и глумлением относятся к догмату папской непогрешимости... На деле, есть ли церковь, много ли философских фракций, не признающих и не требующих признания непогрешимости своего единоличного или коллективного папы? Догмат папской непогрешимости, действительно, противоречит и христианской логике, и христианской свободе, но вне католичества без этого догмата всегда и соблюдается логика веры и уважается христианская свобода? Кто мог бы основательно сказать: благодарю Тебя Господи, что я не как католик сей? Если догмат папской непогрешимости не мешает католику быть представителем живой любви и искать единения в братолюбии, может ли быть общение с ним изменой Христу и духовной свободе, раз он согласен на общение с вами, не требуя от вас ни стать католиком, ни признать догмат папской непогрешимости?

Что касается другого нового догмата римско-католической церкви о непорочном зачатии Богородицы, то, по мнению H. H. Н., этот догмат „ровно никакого жизненного значения не имеет и никакого зла в жизнь внести не может“, – а потому и не должен мешать братскому единению с католиками.

Точно также несправедливы и существующие предубеждения против лютеран. „Лютеран обвиняют в непочитании Богородицы и святых“. Но „ни один христианин не может не отнестись к Матери Христа Спасителя с чувством искренней любви и благоговейного уважения. Так относятся к ней и все представители живой любви из лютеран... Это и есть живой дух почитания Богоматери... Тоже можно сказать и о почитании святых. Духовного почитания того, что в них святыня, сознательно благоговейного отношения к духовным светочам человечества в лютеранах и протестантах во всяком случае не менее, чем у других христиан“...

Показавши, что нет достаточных оснований для разъединения между людьми из-за вопросов веры, H. H. Н. ужасается крайней непоследовательности людей: „Вы считаете себя вправе, пишет он, не боясь греха, быть в общении с теми, кто на словах признаёт букву бытия Божия, не только не веря в царство, силу и славу любви, но даже издеваясь над любовью, громко признавая само желание стройной организации жизни, труда и отношений на основе братолюбия за наивную утопию и вредный социализм. Ведь он, признавая букву бытия Божия, не только отрицает, но даже кощунственно глумится над Духом Его, хулит Духа Святого. И вы имеете с ним общение в храме вашем, вместе с ним приступаете к таинствам, называете его братом по вере?!

С другой стороны, вы боязливо сторонитесь от общения с теми, кто не верит в букву бытия Божия, глубоко веруя всей силой любви к творению Его, в разумный смысл любви, в конечное торжество любви, а, следовательно, и в царство, силу и славу Бога нашего. Ведь он любит, и любовь его делает его родным по духу Богу – Любовь, а вы боитесь оскверниться общением с ним, но считая за осквернение общение с теми, кто верит в букву бытия Божия, не веря во святая святых духа Его“!

* * *

Рассмотрим высказанные H. H. Н. мысли при свете учения Христовой Церкви. Не будем повторять снова, что предлагаемое им объединение в братолюбии с любящими спиритами и оккультистами не имеет для себя никакого основания в Евангелии, противно примеру первых христиан и отменяет истинную веру, как первоначальное и единственно твёрдое основание истинно-христианского союза.

Но спросим только, удовлетворит ли подобное объединение кого бы то ни было? Как известно, христианство не есть только система учения. Оно есть жизнь. Выражаясь словами Еп. Феофана „вера христианская – есть образ восстановления падшего человека в силу смерти Богочеловека благодатью Духа Святого“. Св. Церковь, в которой совершается восстановление нашего падшего естества, представляет совокупность таинственных и благодатных условий для сего восстановления. Всё это близко и дорого сердцу каждого христианина. Дорог ему его Господь и Спаситель, дорого св. Евангелие, дорога многострадальная история Церкви, дорого единение в молитве с братьями по вере и со святыми и особенно дорого совместное причащение Тела и Крови Господней. Дорога, наконец, вся бытовая сторона церковной жизни от молитвы родильнице в первый день по рождении младенца до погребальных стихир св. Иоанна Дамаскина и поминовения усопших. Теперь, спрашивается, какое единение может быть во всём этом, самом дорогом, важном и святом для живых членов Церкви Христовой, с спиритами, магометанами, иудеями, буддистами, неверующими? Очевидно, никакой. Нам необходимо отвергнуть всю нашу церковную жизнь, или посчитать её чем-то внешним формальным и отыскать иное высшее основание для единения с людьми иной веры, иных понятий, более удовлетворяющее и наполняющее душу, нежели наша церковная жизнь. Тот же самый, конечно, психологический процесс потребуется и от иудеев, и от мусульман, и от буддистов даже от неверующих... И тогда только составится новое общество ни христиан, ни иудеев, ни магометан, ни неверующих, – а что-то среднее между ними, которое, несомненно, выработает себе свои формы жизни, свои обряды, свои предания... Но разве это желательно и необходимо? Разве это удовлетворит кого бы то ни было, кроме немногих исключительных людей? Разве и без того мало всяких сект и толков?

* * *

Далее, H. H. Н. находит, что нет достаточных оснований для разъединения между православными, католиками и лютеранами. Не в этой краткой статье, конечно, разбирать вековой и чрезвычайно серьёзный вопрос о существующем между церквами разделении. Всеобщее единение желательно каждому искреннему члену Христовой Церкви. Но возможно ли этого единения достигнуть тем способом, которым достигает его H. H. Н? Он не разъясняет существующих недоразумений не приводит к примирению, и единомыслью, а лишь старается убедить нас, что и при существующем разномыслии, нам можно быть братьями и представлять из себя единое стадо, что поводы к разногласиям столь неважны, что об них не стоит и думать. Едва ли таким отношением к разделяющим церкви вопросам можно достигнуть объединения всех! Слишком уж оно поверхностно, легко, не соответствует важности дела! Мы все молимся о единении и примирении! Но только тогда, когда эта молитва станет всеобщим сознательным настроением, когда она приведёт нас к искреннему и внимательному пересмотру наших разногласий и заставит ошибающихся из нас сознать свои ошибки и признать правоту других, только тогда возможно будет прочное и невозмутимое единство церквей!

* * *

H. Н. Неплюев говорит, что мы не в праве обвинять римско-католическую церковь в установлении нового догмата непогрешимости папы на том основании, что у нас самих есть единоличный или коллективный папа, а также потому, что и у нас не всегда действует логика веры и уважается христианская свобода... Но нам кажется, нужно различать злоупотребления отдельных лиц от ложного учения всей Церкви… Пусть H. H. Н. докажет, что восточная церковь действительно признала единоличного или коллективного папу! Надеемся, не вселенские же соборы автор разумеет под коллективным папой? Если он это докажет, тогда, очевидно, восточная церковь не имеет права обвинять римско-католическую в провозглашении догмата, противного духу христианства, и должна сама, покаяться в своём лжеучении.

Но если он этого не докажет, тогда при всякой попытке серьёзного единения между церквами неизбежно возникнет вопрос о том, как же быть с римско-католическим учением о непогрешимости папы? Далее – о догмате непорочного зачатия Пресв. Богородицы H. H. Н. коротко говорит, что он „ровно никакого жизненного значения не имеет и никакого зла в жизнь внести не может“... а потому и разъединяться из-за него не стоит. Здесь не место выяснять значение этого догмата римско-католической церкви, но можно ли сказать, что в вопросах догматического характера может быть что-либо неважное? Может ли слабый человеческий ум судить Божественные откровения и признавать их важными или неважными? Если догмат непорочного зачатия есть Божественное Откровение – то он несомненно имеет самое важное значение! А если он вымысел человеческий, то он не должен затемнять чистоты и святости Божественной истины!

Столь же не серьёзное, поверхностное отношение к делу находим мы и в суждениях H. H. Н. о разногласии восточной церкви с лютеранами. Неужели нас с лютеранами разъединяет только непочитание ими Божией Матери и святых, о чём одном говорит H. H. Н.

Но и по этому вопросу его доводы крайне поверхностны.

Он уверяет, что все представители живой любви среди лютеран относятся к Божией матери и святым с чувством искренней любви и благоговейного уважения; с величайшей осторожностью и оговорками он свидетельствует, что „духовного почитания того, что в них святыня, сознательно благоговейного отношения к духовным светочам человечества в лютеранах и протестантах во всяком случае не менее, чем у других христиан“. Но пусть H. H. Н. скажет нам, считают ли лютеране Пресвятую Богородицу – Усердной Заступницей и Ходатайницей рода человеческого перед Богом? Обращаются ли они к святым, как к ходатаям и молитвенникам нашим у Престола Божия?

Тогда мы согласимся признать, что между отношением к Божией Матери и святым православной Церкви и лютеран нет существенного различия...

* * *

Остановимся ещё на заключительных словах автора.

Он возмущается тем, что мы находимся в единении с людьми, лишь на словах признающими букву бытия Божия, а на деле ведущими порочную жизнь и вместе с ними молимся в одном храме и приступаем к св. таинствам, а между тем боимся вступить в общение с людьми, живущими любовью, но неверующими или принадлежащими к другому вероисповеданию. И так, по его мнению, нам необходимо прервать общение с порочными единоверцами и вступить в таковое с добродетельными иноверцами и даже неверующими. Что касается последнего, то мы уже не раз имели случай указывать, что такое единение исключительно в любви, не основанное на единстве веры – невозможно, непрочно, нежелательно не может удовлетворить и успокоить душу. Чтобы оно было возможно и желательно, необходимо, чтобы эти добродетельные неверующие или иноверцы сделались бы сначала нашими единоверцами.

Что же касается единения в молитве и в таинствах с порочными членами Церкви, то как известно, в нашей Церкви есть по этому поводу определённые правила и порядки. Идеал церковного единения? тот, чтобы все с чистым сердцем и достойно приступали к молитвам и таинствам. Но кто может сказать о себе, что он совершает это достойно? Духовнику предоставлена власть не допускать недостойных к общению в таинстве св. причащения. Правда, порядки первенствующей Церкви были в этом отношении строже наших, но тогда и христианское настроение верующих было выше нашего. С другой же стороны, преследуя недостойных, легко впасть в крайности монтанизма. А потому поддерживая общение со всеми братьями по вере, нам следует заботиться не столько о том, чтобы отмечать и отлучать недостойных, сколько о том, чтобы примером собственной жизни не подавать никому повод к соблазну и поддерживать, в братьях по вере христианское настроение!

Свящ. С. Ч-ков

Предлагаемая вниманию интересующихся областью практических богословских наук названная книга известного киевского профессора В.А. Певницкого служит продолжением сочинения, вышедшего в 1895 году под заглавием: „Из истории Гомилетики. Средневековые гомилетики“ и представляет собой результат трёхлетнего труда по изучению классических сочинений наиболее выдающихся протестантских и католических гомилетов Германии и Франции 16, 17, 18 и 19 веков. И количество времени, положенное автором на этот предмет, и само имя автора – выдающегося оратора, знатока гомилетической литературы – и широкий круг, подлежавших его исследованию гомилетических сочинений лучших немецких и французских гомилетов – всё это свидетельствует о том, что задача,, положенная автором в основу своего труда – „через обозрение прежних, наиболее замечательных опытов изложения гомилетики, уяснить значение этой науки и ознакомить с её разработкой лиц, интересующихся вообще богословской наукой, но, вследствие малого знакомства с гомилетикой, отрицающих её научное значение и пренебрежительно относящихся к ней“, – выполнена им со всей возможной полнотой и учёной добросовестностью.

Ясное, хотя и очень краткое понятие об этом может дать уже один простой перечень отдельных статей, вошедших в состав этого труда, представляющих собой, каждая, последовательное изложение гомилетической системы того или иного выдающегося немецкого или французского, протестантского или католического, гомилета с критическими попутными замечаниями нашего автора. Так им рассмотрены: гомилетические правила Лютера и Меланхтона, гомилетика Герарда Гиперия – творца научной гомилетики, гомилетическая теория Шпенера, гомилетика знаменитого Мосгейма, французская гомилетика из эпохи блестящего развития французской проповеди (гомилетическое руководство Блеза Жибера), Фенелонова „разговоры о красноречии“, „теория красноречия“... Шотта, „красноречие – добродетель, или основные черты систематической риторики“. Франуа Теремина, „теория религиозной речи“ Шлейермахера – родоначальника современной протестантской гомилетики, гомилетика Александра Швейцера, „теория духовного красноречия“ Юнгемана и, наконец, „гомилетика или теория проповеди“ Вине. В этом своём труде наш автор представляет результаты научной теоретической обработки гомилетики, каковая обработка почти всецело принадлежит новому времени. Для ознакомления с наукой о проповедничестве, как оно понималось и как было поставлено у немецких и французских гомилетов, автор, как мы видели из вышеприведённого перечня рассмотренных им гомилетических трудов, избрал наиболее характерные и содержательные гомилетики, принадлежащие наиболее авторитетным в этой области лицам, гомилетики, выдающиеся из ряда других своими достоинствами и потому имевшие более сильное влияние на последующих деятелей в области гомилетики. – В виду высокой и важной жизненно-практической задачи гомилетики, необходимость ближе ознакомиться с её историей, – ясны для всякого, даже и предубеждённо относящегося к этой науке. Книга почтенного профессора Киевской духовной академии, название которой мы выше выписали, представляет собой именно историю гомилетики в новое время – время её наибольшего расцвета и развития и при том в лучших образцах гомилетической науки. Посему труд г. Певницкого, знакомящий русское, интересующееся богословской наукой и в частности – наукой церковного проповедничества – общество с трудами наиболее выдающихся представителей этой науки на западе, давших ей научную обработку и более плодотворное жизненно-практическое значение, является весьма ценным вкладом в нашу, довольно скудную научную гомилетическую литературу и весьма желанным приобретением именно для настоящего времени, когда, в виду усилившихся требований, предъявляемых к церковному красноречию, нашим образованным проповедникам-священникам и преподавателям духовных семинарий необходимо ближе ознакомиться с историей этой, практически-важной, науки на Западе, где она столь пышно расцвела. чтобы быть в состоянии ответить на те запросы, какие предъявляются к ней в её теоретической постановке и практическом применении самой жизнью.

М. Гр-в

Побуждением для автора к написанию этого сочинения, явившегося первоначально в качестве публичного богословского чтения в г. Москве, служило во 1-х желание его „выразить свой взгляд на психическую природу веры и выработать понятие о христианской собственно вере и во 2-х – желание ответить на очень распространённое мнение, что нравственная необходимость принадлежит только любви, но не вере, и что, при существовании любви, можно и не веровать“. В виду этих двух целей, автор во 1-х – рассматривает веру со стороны её психической природы и во 2-х – показывает её нравственную необходимость с точки зрения христианского учения и её отношение к высшей христианской добродетели – любви. Раскрывши в первой главе психологию веры христианской, как первой „богословской“ добродетели, автор приходит к заключению глубоко-верному, но недостаточно им обоснованному, что „вера христианская, как познание истины, является высшей ступенью знания, совершеннейшим видом его. что она, при этом, есть знание „аксиоматическое“, соединённое с неизменной уверенностью в том, что оно соответствует действительности“. (4–5, 6–7 стр.) Затем, здесь же им представляются отличия этой веры, как христианского знания, от всех других видов знания, отличия по содержанию (=вера христианская есть знание духовное по своему предмету) и по методу исследования и усвоения (=вера христианская есть знание духовное, рациональное, идеалистическое по своему преимущественному методу), что, впрочем, не исключает иногда и внешне опытного, эмпирического, исследования некоторых предметов веры (8–13 стр.) Во второй главе приводятся догматические основания и доказательства необходимости веры, как субъективной добродетели христианина, заключающиеся в учении Христа Спасителя, Иоанна Предтечи и Апостолов и вытекающие из самого понятия „спасения души“ (с психологической стороны его), как всестороннее развитие и усовершенствование души человеческой; построяется при таком понимании этого термина и необходимость веры для нашего спасения, как необходимость усовершенствования ума, необходимость спасения ума, которое состоит в освобождении ума от ложных знаний и в усвоении им истины, данной нам в божественном Откровении (22 стр.). Здесь же им выясняется необходимость веры, как „нервовозбудителя“, первоосновы той духовной жизни, которая должна отличать человека-христианина (25 стр.)

Раскрывая вопрос с положительной стороны, автор считается и с противоположными мнениями. Так, он разбирает мнение, отводящее веру исключительно в область чувства (14–16 стр.), унижающее значение веры и ограничивающее христианство одной только любовью (30–32 стр.) и др. В виду широкого распространения всяких отрицательных взглядов на религию, которыми особенно болеет переживаемое нами время, указанная отзывчивость автора на отрицательные течения религиозно-философской мысли заслуживает полного сочувствия и внимания.

Но отдавая должное достоинствам сочинения, нельзя умолчать и о некоторых недостатках его. Так, к недостаткам формы изложения должно отнести слишком частое употребление длинных периодов, а равно не вполне точную, как нам кажется, терминологию автора в определении веры в её отношении к религии. По его определению – религиозное знание, называемое верой, „есть знание аксиомагическое“ (4 стр.). Между тем, религиозное знание, будучи действительно таковым по своей природе, не всегда является с признаком аксиоматичности при воздействии его на религиозное сознание человека. Поэтому-то религиозная вера (христианская) и не всегда может быть названа в строгом смысле знанием „аксиоматическим“, иначе, – будучи таковым, т. е. истиной вполне и для всех в одинаковой мере самоочевидной, она действовала бы на религиозное сознание каждого с принудительностью, свойственной всем аксиоматическим положениям. Да и со стороны предмета своего содержания, – вера, во всей полноте входящих в её область предметов, хотя и может быть названа „знанием аксиоматическим“, по только условно, – при условии доверия к Откровению.

В заключении своего рассуждения (37–43 стр.) автор обращает, во 1-х, внимание читателей на продолжающуюся и в наши дни борьбу неверия с верой и, во 2-х, выражает твёрдую и пламенную уверенность в конечной победе веры над неверием как во всём человечестве, так и в отдельной человеческой душе. Свою прекрасную монографию автор заканчивает победным возгласом, взятым из одной церковной песни: „мужайся, Христова Церковь, и державствуй всуе борющими“! к коему присоединится всякое истинно христианское сердце.

М. Гр-в

В августе месяце текущего года выпущен из военной службы солдат Евдоким Васильев Кочнев, служивший в одном из местных батальонов, квартирующих в г. Пензе. Он крестьянин деревни Зиновьевки, Саранского у., Пензенской губ., откуда и взят был на службу, но на 2-й же год его службы родители его и родственники переселились в деревню Раевку, Серганской волости, Орского у., Оренбургской губ. Туда-то и направился теперь Кочнев, отбыв срок военной службы.

Кочнев служил в батальоне в числе нестроевых лиц – он был в швальне³⁸¹, портным. Вероятно, благодаря этого рода службе, он имел возможность часто отлучаться из казарм, и вести пропаганду своего учения.

Кочнева я узнал года 2 назад, встретившись у одного своего знакомого. Последний – торговец – букинист. Шатаясь по базару под видом продажи сшитой им жилетки, брюк, или перепродавая старьё, Кочнев вступал в собеседование с покупателем и толковал ему своё учение. У Кочнева всегда было в кармане: евангелие с подчёркнутыми местами, штундовый катехизис, на основании которых он вёл свои диспуты. Познакомившись с моим приятелем. Кочнев точно также пустился в трактат своего учения, находя его согласным слову Божию, правильным и единственно спасительным. Само собой разумеется, что православие Кочнев ставил ни во что, хулил св. таинства, ругал священников, церковь уподоблял к капищу идолопоклонников и т. д. Фанатик он великий, хотя начитанностью не обладает. Когда я застал его у знакомого, он тотчас начал собираться и торопиться уйти в казармы. Его задержали и мне пришлось вступить с ним в собеседование. Кочнев, по обычаю сектантов, раздражался, кипятился, говорил грубо, дерзко нарочно стараясь оскорбить меня, как священника. Раза 3–4 я опять встречал его у знакомого и снова вступал с ним в пререкание по вопросам: о иконопочитании, о крещении младенцев, о причащении и т. далее. Видя, что его беседы не имеют никакого успеха на моего знакомого, Кочнев бросил ходить к нему и более не появлялся к нему ни в дом, ни в лавку, на базар. Заметив это, я в свою очередь стал следить за ним, добыл у него, разумеется через людей, – „Голос веры“, – „Катехизис баптистов“, которые заклеймены его собственной печатью. Стал я выходить на базар (в Пензе базар бывает 2 раза в неделю) и следить за его продажей разных вещей. И точно: продажа эта была только как предлог, а основная цель его действий пропаганда своей секты. Как только предъявится покупатель, разговор идёт не долго, жилетка остаётся в стороне, а на сцену выступают религиозные вопросы. Я подхожу, разговор обрывается и жилетка снова предлагается в продажу. Я усилил своё миссионерское наблюдение, дозор за Кочневым, стал ходить за ним чуть не по пятам, останавливался при его покупателях, заводил с ним полемический разговор, когда их не было. Кочнев догадался или же я просто надоел ему, только он перестал являться на базарный рынок и прекратил свою торговлю.

Кочнев – не богатый крестьянин, нигде не был, кроме своей губернии, но какая же у него была обширная переписка с своими сектантами! Его, бедного солдата, знали в Тифлисе. Самаре, Саратове, Казани, Петербурге и даже за границей. Ему высылали деньги для его содержания, сектантские сочинения, печатанные то в Одессе, то в Новороссийске, то в Румынии, сообщали о делах своего общества и движении сектантской пропаганды. Прошлый год он встречал проездом из Тифлиса в Москву своего миссионера, какого-то Васильева, который был послан по какому-то важному делу; приезжал к нему лжеучитель из Самары, Оренбурга и, очевидно, давал ему какие-нибудь наставления. Вообще насколько я следил за ним, я заметил, что сектанты так тесно связаны один за другим, что представляют собой как бы одно семейство. Мы – миссионеры православной церкви не имеем такого тесного общения между собой, какое имеют сектанты. Каждый из них знает, что и где делается, и как делаются и кем именно. – „Вот, говорил Кочнев, в Саратове был хороший наш человек, член судебной палаты, Прокопий Адрианович Устинович³⁸². Он издавал в защиту нашей веры журнал „Братская Помощь“. Взъелись на него попы и его перевели в Вильну“. №№ этого журнала у Кочнева были. Указывал Кочнев на какого-то Перка, в Самаре, заведующего складом книг священного писания от Британского библейского общества. Говорил о, что все книгоноши этого общества – баптисты и только для маскировки они держат 2–3 лица православных, но и они не строго держатся православия. В Саратове тоже сидит в своём роде Перк у этого общества. Таким образом, из рассказов Кочнева видно, что „Британское библейское общество“, наряду с распространением слова Божия сеет через своих книгонош и разных Перков и сектантство в народе. 2–3 книгонош я знаю лично, как жестоких врагов св. церкви. Интересно: кто следит у нас за этими книгоношами и просматривает в складе их книги? А это необходимо. Ходит книгоноша – баптист с книгами, вступает в общение с народом в селе, городе и никому дела нет до него. Как хотите, а книгоноша – сектант лицо не желательное, и вредное православию. Ужели нельзя потребовать от этого общества, чтобы оно содержало кнгоношами лиц православного вероисповедания и по рекомендации епархиального начальства? Иначе ведь это очаг сектантства, и выходит, что мы в одно и тоже время и сектантство сеем и миссию против него ведём. Да и нужны ли ныне такие общества, как Британское, когда теперь всюду в епархиях существуют Братства, книжные; склады, – действуют книгоноши синодальных типографий?

Когда Кочнев поступил в военную службу, ему объявили, что он может читать и держать при себе только такие книги, которые будут одобрены военным начальством. Кочнев предъявил свои книги, которых у него оказалось 2: „Голос веры“ и „Догматическое богословие Макария митрополита“. И что же? „Догматическое богословие“ ему запрещено иметь, а сектантский „Голос веры“ оставлен и на нём какой-то штабс-капитан расписался. Эту-то книгу я и имею. Таким образом, православное отнято, а сектантское оставлено. Сам Кочнев не мало смеялся над этим и говорил: „вот как ваше начальство знает книги“. Казалось бы, что в этих случаях должен бы быть принят во внимание голос военного священника, а не офицера.

Полагаю, что Кочнев не замедлит проявить свою сектантскую деятельность и на новом месте своей жизни, в деревне Раевке. Как в Пензе старался он пропагандировать своё учение, хотя и безуспешно, так и там. Здесь в минувшем году, он совершал даже 2 поездки, одну на Пасху и другую на Троицу. Ездил он к сектантам: в деревню Малиновку, Мокшанского у., и с. Ромоданово, Саранского у.

На отъезде из Пензы Кочнев зашёл к моему знакомому и сказал: какой вы хороший человек, а слушаете попа. Разве можно с ними водить дружбу? „Почему же“? спросил он его. – „Да они первые губители народа! Всё писание они извратили. Не советовал бы я вам принимать попов и питаться написанной ими водичкой... Читайте сами слово Божие и только одно его, а остальные все книги бросьте в печку. На них и тратиться излишне.

– А как же сам то ты покупаешь учение своих наставников? – возразил знакомый. „У нас учение идёт по слову Божию, а ваши представляют вам сказания разных соборов, Златоуста и др. попов и архиереев. К чему их слушать? Мало ли что они написали“?

– Вот что, брат, скажу тебе: ты Фрею веришь и другим грешникам, а я верю св. Иоанну Златоусту, на котором сугубо почивала благодать св. Духа. Нужно сказать, что Фрей – это паломник к св. местам Иерусалима, который, закончив своё путешествие, издал книгу. Кочневу тотчас написали сектанты, что книга г. Фрей написана в духе их веры и рекомендовали ему приобрести её. Кочнев бегал по пензенским книжным магазинам, отыскивая это книгу, но не нашёл её в продаже. И вот он прибегнул к знакомому с просьбой выписать для него эту книгу. Книга была выписана из Риги, где живёт сам автор, и вручена Кочневу. Поэтому то знакомый и указал ему на Фрея. Это показывает, как внимательно следят сектанты за выходящей литературой, которая в их духе.

Пензенский епархиал. миссионер священник Константин Попов