Глава 8. Жизнеописание священного Дееписателя. Время и место происхождения Деяний

Отношение настоящей главы к плану всего исследования. – Самостоятельность личности св. Луки. – Антиохийское происхождение св. Луки, подтверждаемое церковным преданием и внутренним характером повествования Деяний – Языческое происхождение св. Луки. – Истинный смысл свидетельства о том посл. к Колоссянам 4. 14. – Врачебное искусство св. Луки и значение этой графической черты для исследователя Деяний. – Разбор церковного предания о принадлежности св. Луки к 70 Апп. – Спутничество св. Луки Ап. Павлу. – Церковное предание по вопросу о месте проповеди св. Луки и роде его смерти – Свидетельство св. Иринея о времени происхождения Деяний и экзегетическое толкование, намечаемое блаж. Иеронимом по этому вопросу. – Аргументы отрицательной критики за позднее происхождение Деяний: 1) мнимая легендарность и не историчность некоторых отдельных повествований свящ. книги; 2) следы яко бы позднейшего иерархического устройства церкви по Деяниям и вполне сложившегося гностицизма. – Научная несостоятельность этих аргументов. – Упоминание в Деяниях (8, 26) о разрушении Газы, как факт для определения времени написания священной книги. – Самопротиворечие и колебание отрицательной критики в установлении времени происхождения священной книги. – Иеронимово указание на происхождение Деяний в Риме, развиваемое и обосновываемое в новейшей науке, – Ограничение этого указания в связи с содержанием Деяний и значение его для научного исследования священной книги

Наш опыт не достигал бы вполне своей цели, если бы мы не постарались собрать биографических сведений о свящ. Дееписателе Луки с большей или меньшей определённостью установить место и время происхождения Деяний. Подробный перечень биографических известий о св. Луке, и критическая оценка их дадут нам возможность с точностью определить отношение свящ. Дееписателя к описанным им событиям в Деяниях и наглядно покажут нам, какого доверия заслуживает Дееписатель. Сообразно с этим мы остановимся главным образом на разборе тех фактических данных из биографии св. Луки, которые способствуют к уяснению этой основной нашей задачи. В тесной связи с ней, конечно, стоит и вопрос о месте и времени происхождения Деяний, который (вопрос) в свою очередь получает скорейшее и правильное разрешение при наибольшем освещении отдельных черт из жизнеописания св. Луки.

Священные книги Нового Завета не дают полных биографических сведений о св. Луке, ограничиваясь только кратким упоминанием о нем. Сам он также не почел нужным ближе познакомить читателей с своею личностью. Посему ближайшим источником для подобных сведений является церковное предание. Но и оно в древнейшую эпоху – патристическую привносит мало нового в сравнении с тем, чтобы уже известно о св. Луке из кратких замечаний в посланиях Ап. Павла. Св. Ириней и Мураториев фрагмент, раннейшие свидетели о св. Луке, очень определённо называют его врачом и спутником Ап. Павла, очевидно, примыкая к показаниям посл. к Кол. 4, 14; Филим. 24, 2Тим. 4, 11. По свидетельству Оригена⁶⁶⁵ некоторые отожествляли Луку с Луцием Киринеянином, имя которого встречается в перечислении христианских учителей в Антиохии (Деян.13:1), и указание на которого находить в посл. к Римл. 16, 21. Это мнение покоилось, вероятно, на том соображении, что «Лука» есть сокращенное имя из «Луций». В новейшее время отмеченное мнение защищалось Баронием.⁶⁶⁶ Но почти с несомненностью нужно принять, что имя Луки произошло не от сокращения «Lucius», а Lucanus, как Сила из Silvanus, Анна из Ananus и т.п.⁶⁶⁷ Некоторые кодексы действительно в надписаны третьего Евангелия имеют: «evangelium secundum Lucanum».⁶⁶⁸ Невозможность отожествления Дееписателя Луки с Луцием, учителем Антиохийским, открывается также из того обстоятельства, что Дееписатель тогда бы в данном месте (Деян.13:1–3), по своему обыкновению, для обозначения своего непосредственного соучастия в событиях повел свой рассказ от первого лица множ, числа, а не третьего. Едва ли можно считать св. Луку за одно лицо с Луцием, упомянутым в посл. к Римл. Св. Лука, как ясно видно из его Деяний, не был с Ап. Павлом в Коринфе, откуда последний писал свое послание к Римлянам, а оставался в Филиппах, где снова примкнул к Апостолу лишь при последнем его прохождении через Филиппы, (ср. Деян.16:12 и 20, 6). Едва ли, поэтому Апостол мог посылать приветствие Римлянам от Луки, называя его здесь, вопреки своему обыкновению (ср. Кол.4:14; Филим.24; 2Тим.4:11), не Лукой, а Луцием. Кроме того, этого Луция Апостол вместе с Иасоном и Сосипатром, в отличие от Тимофея, причисляет к «своим сродниками (ἀσπάζονται ὑμᾶς Τιμόθεος ὁ συνεργός μου, καὶ Λούκιος καὶ Ἰάσων, καὶ Σωσίπατρος οἱ συγγενεῖς μου). Снося это выражение с 9, 3, можно безошибочно догадываться, что Апостол в данном месте указывает на родственное с ним происхождение Луция по плоти, на принадлежность его к национальности иудейской. А св. Лука, как мы покажем ниже, по своему происхождению был язычник – эллин.

Церковное Предание называет св. Луку Антиохийцем, указывая тем на Антиохию, как место его родины. К показанию Евсевия, что «св. Лука был родом из Антиохии» (Hist. Eccles III, 4 edit. Valesii) примыкают Иероним,⁶⁶⁹ Феофилакт,⁶⁷⁰Евфимий Зигабен.⁶⁷¹ Ясный след этого предания можно находить в кодекс D, где 28 ст. 11 гл. Деян. читается в такой редакции: ἦν δὲ πολλὴ ἀγαλλίασις (d exultatio) συνεστραμμένων (d revertentibus) δὲ ἡμῶν ἔφη εἷς ἐξ αὐτῶν ὀνόματι Ἄγαβος σημαίνων и у Августина (de serm. dom.): etaque magna exultatio. Congregatis autem nobis surgensunus ex illis nomine Agabus significant.⁶⁷² Предание о происхождении св. Луки из Антиохи было затем занесено в более или менее цельные и полные жизнеописания св. Луки, как в менологий Василия,⁶⁷³ большие греческие минеи,⁶⁷⁴ а также в приписываемую Симеону Метафрасту ὑπόμνημα εἰς Λουκᾶν, переведенную на Латинский язык в Acta sanctorum под заглавием «vita Lucae apostoli et euangelistae. Auctore Simeone Metaphrastae».⁶⁷⁵ Оно, наконец, повторяется во всех известных греческих энкомиях (ἐγκώμιον), похвалах, посвященных неизвестными церковными ораторами св. Луке.⁶⁷⁶ В виду такой твердости и согласия церковного предания о происхождении св. Луки должны быть отвергнуты, как совершенно произвольные, догадки некоторых ученых, указывающих родину св. Луки в другом месте, напр. в Македонии⁶⁷⁷ и именно в Филиппах.⁶⁷⁸ Винер источник отмеченного церковного предания указывает опять-таки в смешении Луки с Луцием Киринеянином (Деян.13:1), учителем Антиохийским.⁶⁷⁹ Но тогда бы, как справедливо замечается в Acta sanctorum, Лука скорее перешел в церковную традицию с именем «Киринейца», а не «Антиохийца».⁶⁸⁰ Липсиус основанием для этого предания считает древнее чтение 28 ст. 11 гл. в кодексе D: συνεστραμμένων δὲ ἡμῶν.⁶⁸¹ Но вопрос в том, нужно ли считать это чтение первоначальным, или, что вероятнее, произвольной интерполяцией для распространения рассказа, какими обилует кодекс D. Непредзанятый же характер этой интерполяции, по мысли Шмидта, заставляет верить, что интерполятор не хотел внести в рассказ свою собственную выдумку, а для воззрительности его воспользовался уже общераспространенным известием о происхождении св. Луки из Антиохии, при чем ему представлялось само собой понятным, что Лука должен был лично пережить события в Антиохии.⁶⁸² Добавление в кодексе D должно служить отсюда лишь новым показателем в пользу древности и достоверности разбираемого церковного предания. Итак, св. Лука, как туземец, был сочленом Антиохийской церковной общины. И нельзя сказать, чтобы св. Лука в своем повествовании о движении христианской миссии не обнаруживал, особенного интерес к своей родной общине.⁶⁸³ Он отмечает время и путь проникновения христианства в Αητиохию (Деян.11:19), указывает самый порядок, в каком совершалось распространение там христианства (11, 19–21) и дает обстоятельные сведения об окончательном утверждении христианской веры в Антиохии (11, 22–23). А сердечный и торжественный тон, каким он сообщает, об утверждении Ап. Варнавой церкви в Антиохии и дает характеристику его личности (11, 23–24), заставляет, предполагать, что все это совершалось на глазах св. Луки, и позволяет нам возводить тесное отношение Дееписателя с Антиохийской церковной общиной к самому её началу. Мало этого. Он развертывает перед читателями картину внутреннего состояния Антиохийской общины, указывая, каким условиям обязана она своим возвышением до второй митрополии христианства после Иерусалима. Так, он не проходит молчанием важнейший моменте в исторической жизни христианства – появление в Антиохии о в первый раз названия христианин (Деян.11:26),⁶⁸⁴ указывает на твердую организацию общины, которая имеет всю полноту духовных дарований, своих учителей и пророков (Деян.13:1) и, наконец, обладает достаточной материальной независимостью (11, 29). Из повествования св. Луки расцвет, христианства в Антиохии и превращение юной общины в новый центр христианства, появление которого (центра) имело важное значение в истории развития христианской миссии, получают надлежащее объяснение. Совершенно напрасно предъявлять к св. Луке, как Антиохийцу, требования более подробных и обстоятельных известий об Антиохийской общине. И данные в Деяниях совершенны достойны очевидца и непосредственного наблюдателя событий и, пожалуй, скорее всего понятны у человека, связанного прямыми кровными отношениями с изображаемой им средой. Интерес Дееписателя к Антиохийской общине, далее, не исчерпывается более подробным в сравнении с другими подобными рассказом об учреждении и значении её. И в дальнейшем повествовании свящ. писатель не опускает без упоминания ничего, что может служить для доказательства, отмеченного им значения Антиохийской общины. Эта подробность в указании отдельных черт участия Антиохийской общины в движении событий (11, 29; 13, 2; 14, 27; 15, 40; 18, 22) понятнее всего у писателя – Антиохийца.

С принятием указанного церковного предания о происхождении св. Луки разрешается самым лучшим образом вопрос о языке Дееписателя. Как видно из Деяний, он очень чисто пишет по-гречески.⁶⁸⁵ Известно, что Антиохия была преимущественно эллинским городом. Греческое население нигде не было так густо, исключая разве только Александрию, как в Антиохии.⁶⁸⁶ Господствующим языком был греческий.⁶⁸⁷ По происхождению своему язычник (Кол.4:10, 11, 14), по положению своему (врач) принадлежащий, вероятно, к образованному сословию, св. Лука, конечно, должен был научно знать греческий язык. Но и с Еврейским или, точнее, с арамейским языком он мог отчасти познакомиться. В Антиохии жили также Сирийцы, представителями которых и доселе остаются Марониты.⁶⁸⁸ Из обращения с ними св. Лука мог узнать и арамейский язык, который был распространен в Сирии и Палестине. Не этим ли объясняется, что он переводит арамейские слова на греческий язык (1, 19; 4, 36), что при каждом арамейском слове у него по ассоциации подыскивается равнозначащее греческое (9, 36)? – Знание св. Лукой арамейского языка, туземного в Антиохийской Сирии и распространенного с немногими модификациями в Палестине, доставляет Шмидту полнейшее убеждение в достоверности церковного предания о родине св. Луки.⁶⁸⁹

Другою яснейшею чертою в жизнеописании св. Луки является сообщение посл. к Колос., что он был по происхождению своему язычник (4, 10, 11, 14). Точное знакомство свящ. Дееписателя с географией Палестины⁶⁹⁰ и в частности с расположением храма Иерусалимского,⁶⁹¹ что рельефно отражается в самом ходе повествования, в употреблении и подборе выражений, близкое знание чисто-иудейской внутренней истории, а также иудейских обычаев и постановлений, свидетельствуя об исторической достоверности событий, сообщаемых свящ. писателем, возможны не только при туземном происхождении его, но вытекают частью из непосредственного изучения им Палестины, частию из обращения с очевидцами и личными свидетелями Палестинских событий (Ев.1:1–2), а наиболее из близкого и долгого общения с его учителем – великим Апостолом языков. Равным образом не может возбуждать никакого сомнения в языческом происхождении св. Луки следование его в обозначении времени иудейскому календарю (20, 6; 27, 9). Это еще не говорит за невольное обнаружение еврейского склада и направления мыслей Дееписателя, как это истолковывают Тиле⁶⁹² и Шмидт.⁶⁹³ Нам уже приходилось указывать на всю возможность и естественность усвоения первенствующими христианами и из язычников именно иудейского календаря, пока не сложился свой, чисто христианский.⁶⁹⁴ Вместе с естественным проникновением в христианскую среду из язычников иудейского обозначения первого дня недели (20, 7), одинаково дорогого как для иудео-христиан, так и для христиан из язычников, к последним легко могли перейти и другие иудейские календарные даты. Синагога в данном случае, сослужившая вообще добрую службу в смысле сближения язычников с иудеями и отчасти подготовившая почву для христианства, могла посредствовать в усвоении прозелитами христианами и этой частной черты иудейских представлений. Не нужно упускать из виду, что в обоих недоуменных случаях, где Дееписатель пользуется иудейским календарем (20, 6, 27, 9), обозначение времени дается не безотносительно, а в приложении к Ап. Павлу, значит в таком построении повествования, когда Дееписатель старается по возможности точнее выдержать типичный характер обстановки, среди которой он выводит действующих лиц. Особенно применимо это замечание к первому из рассматриваемых нами случаев. Дееписателю нужно было сделать понятным для своих читателей, почему Ап. Павел замедлил в Филиппах, и спутники его, пошедшие вперед, должны были ждать его в Троаде (20, 5). Он и указывает причину его в том, что наступили дни опресночные (20, 6), праздник иудейский, соблюдая который в духе христианской свободы, Апостол замедлил в Филиппах. Никак иначе не мог выяснить свящ. Дееписатель, не вводя в свое повествование лишних слов, это замедление, как обозначивши время отплытия из Филипп при помощи иудейской календарной даты.

Тиле и Шмидт истолковывают в свою пользу и внешнее свидетельство о происхождении св. Луки. Разумеем указанную заметку послания к Колоссянам (4, 14), где св. Лука противопоставляется другим «обрезанным» спутникам и сотрудникам Ап. Павла (4, 10–11). Данное место посл. к Колоссянам читается так «Приветствует вас Аристарх, заключенный вместе со мною и Марк, племянник Варнавы... и Иисус прозываемый Иустом сущии от обрезания (οἱ ὄντες ἐκ περιτομῆς οὗτοι μόνοι συνεργοὶ εἰς τὴν βασιλείαν τοῦ Θεοῦ, οἵτινες ἐγενήθησάν μοι παρηγορία). Они единственные сотрудники для царствия Божия, бывшие мне отрадою… Приветствует вас Епафрас ваш. Приветствует, вас Лука, врач возлюбленный, и Димас». По уверению Тиле и Шмидта в этих словах послания вовсе нет ясного указания на языческое происхождение св. Луки. Апостол, как догадывается Шмидт вслед за Гофманом, под οἱ ὄντες κτλ. разумеет не всех сотрудников своих иудейского происхождения, но только таких, которые действовали независимо от него. И св. Лука только потому не попал под рубрику «сущих от обрезания, что он, как принадлежащей к свите Апостола, необходимо представлялся в собственном смысле сотрудником Апостола.⁶⁹⁵ Однако, почему Шмидт считает Марка и Иисуса (Аристарха он исключает) действующими вне связи с Апостолом, хотя он в посл. к Филимону на ряду с Лукой, Аристархом, Димасом опять называет Марка, как «своего» сотрудника (24), непонятно. По замечанию Тиле, из данного места послания (4, 10, 11) с такой же последовательностью можно заключать о языческом происхождении св. Луки, с какой – о том, что ниже упомянутые трое спутников не составляли радости для Павла, хотя он дает самый лестный отзыв об Епафрасе (ст. 12–13), а Луку называет «возлюбленным». Надо уметь читать между строк, резонирует Тиле: как св. Лука не может быть исключен из числа сотрудников Ап. Павла, радующих его, так он должен мыслиться под οἱ ὄντες ἐκ περιτομῆς.⁶⁹⁶ – Тем не менее, хотя и св. Лука, несомненно, принадлежал к числу сотрудников, приятных для Апостола, как и Епафрас, – тем не менее выражения «они единственные сотрудники для царствия Божия, бывшие мне отрадою» нельзя распространять на них. Оно относится только к ранее упомянутым, которые были именно «от обрезания». И Апостол, очевидно, намеренно оттеняет ту мысль, что они доставляют ему утешение своей миссионерской деятельностью. И это намеренное добавление Апостола, после того как он назвал своих сотрудников «из обрезания», вполне объяснимо, так как иудеохристианские учители по большей части относились недоброжелательно к Апостолу, «проповедуя Христа по зависти и любопрению, не чисто, думая увеличить через то тяжесть уз его» (Филип. 1, 15, 16).⁶⁹⁷ Если, таким образом, по прямому контексту речи выражение μόνοι.. οἵτινες ἐγενήθησάν μοι παρηγορία не захватывает собою Епафраса, Луку, то также их нельзя относить к разряду ὄντων ἐκ περιτομῆς. Св. Лука в данном месте послания ставится в один ряд с Епафрасом, а он как основатель церкви Колосской (1, 7), которая в подавляющем большинстве образовалась из язычников (1, 21, 27; 2, 13), и сам скорее всего вышел из той же среды, тем более, что самое имя Ἐπαφρᾶς и соответствующее ему женское Ἐπαφρώ встречается в греческих надписях.⁶⁹⁸ Это еще лишнее пояснение к противоположению Апостолом Епафраса и Луки обрезанным спутникам своим.

Резюмируя наш анализ разобранных биографических сведений о св. Луке, мы можем принять за твердо установленное, что свящ. Дееписатель происходил из языческой среды великой Антиохии Сирийской и был сочленом Антиохийской церковной общины с самого её основания. Такой логически и фактически обоснованный вывод из церковного предания о св. Луке для нашей задачи – установления исторической достоверности содержания свящ. книги дает очень важные результаты. Согласно с этим выводом, Дееписатель в продолжении по меньшей мере десятилетнего периода, обнимаемого отделом его повествования с 11, 19–16, 9, стоит в непосредственной близости к главным лицам, сообщающим направление перво-христианской истории, и событиям, которые развиваются буквально у него на глазах. Он лично наблюдает важнейший момент в истории христианства – появление нового центра христианской жизни в Антиохии, что сопровождалось столь важными последствиями для общехристианской жизни. Он переживает это важное десятилетие, полное столь выдающихся событий (приобщение Павла к Антиохийской общине, первое его благовестническое путешествие вместе с св. Варнавой, Апостольский собор), с сознательным участием в них в качестве сочлена Антиохийской церкви. Наконец, по отношению к последней части свящ. книги, посвященной Ап. Павлу, (16, 9–28 гл.) отчасти можно утверждать, что ни один из спутников Ап. Павла, даже св. Тимофей, по своим личным отношениям не был настолько способен дать подробную историю деятельности Апостола, доходящую до самого начала её, как св. Лука. – С другой стороны, так как христианская история с самого начала Антиохийского её периода переходит в языческую среду, обнаруживается в явлениях, имеющих непосредственное отношение к языческому миру, то и интерес к ней, напряженное внимание и наблюдение за движением её легче всего могли возникнуть у христианина, вышедшего из той же языческой среды и кровно связанного с ней. В языческом происхождении свящ. Дееписателя мы можем находить твердую опору точности и тщательности его наблюдения над ходом христианской истории, которая была так близка его сердцу, так непосредственно захватывала его.

Новое, столь же ясное биографическое известие о св. Луке касается его профессии. Св. Лука по своему общественному положению был врачом (Кол.4:14).⁶⁹⁹

В экзегетической литературе существует попытка отвергнуть тожество врача Луки, упоминаемого в посл. к Колоссянам, с Дееписателем, Кальвин приводит такое соображение: «et notiorem fuisse judico (Lucam euangelistam), quam ut opus fuerit tali indicatione (ὁ ἰατρός) et splendiori elogio fuisset insignitus».⁷⁰⁰ Итак, он полагает, что св. Лука, как Евангелист, был гораздо известнее, нежели как врач, и что последний, в случае его тожества с Евангелистом Лукой, в данном месте (посл. к Кол.) был бы обозначен более блестящим эпитетом. Но при этом Кальвин, кажется, упускает из вида, что св. Лука во время отправления Апостолом послания к Колоссянам еще не успел прославиться, как писатель. Если он уже и написал свое Евангелие, то во всяком случае оно еще не было настолько распространено, чтобы св. Лука мог получить громкую известность в качестве Евангелиста. Поэтому ранее неизвестный Колоссянам Лука, так как они не видели лица апостола Павла (2, 1), а потому и не знали его неразлучного спутника – св. Луку, не мог быть ближе определён для Колоссян, как через указание на его профессию. В послании к Тимофею, который близко знал св. Луку, последний упоминается без ближайшего определения своей личности (II, 4, 10). Тожество же обоих личностей, упоминаемых под одним именем Луки в посл. к Колосс, и Тимофею, несомненно. Это подтверждается тожеством исторического положения, в каком является св. Лука и там, и здесь: он одинаково выступает в качестве спутника и сотрудника св. Павла (ср. Филим. 24). Удивительно, далее, какого «Splendius elogium» ожидает Кальвин при упоминании об Евангелисте Луке в посл. к Кол., когда там и без того к ὁ ἰατρός прибавлено ὁ ἀγαπητός. Не только более блестящего, но даже и этого эпитета мы не встречаем при имени Луки – Евангелиста и Дееписателя – в посланиях к Тимофею и Филимону. Тем не менее церковная древность не смущалась отсутствием в посланиях ближайшего и более почетного определения имени св. Луки, как Евангелиста и Дееписателя, и единогласно отожествляла последнего с Лукой-врачом (Fragm. Murat, lin. 3 ed. Hesse. Iren. Adv. haer. III. 14, 1; Eus. hist. eccl. III, 4, 7; Hier. vir. illustr. 7).⁷⁰¹

В позднейших словах церковные ораторы, допуская так называемую игру слов, пользуются известием о св. Луке, как враче, чтобы возвести мысль своих слушателей к представлению о том духовном врачевании, какое принес многим душам блаженный Лука. Так в слове св. Астерия Амасийского читаем: «Лука, врач не столько телес, сколько душ, передал нам письменно настоящее повествование, не как простой рассказ, но как врачевание для одержимых недугом высокомерия.⁷⁰²

В «гомилии» Павла диакона церковный оратор на основами созвучия делает соотношение от врачебной профессии св. Луки к значению его имени на латинском языке.⁷⁰³

Ценность указанной черты из биографии св. Луки определяется для исследователя Деяний по стольку, поскольку она способствует выяснению характерных особенностей самой свящ. книги. И, действительно, очень любопытная отличительная особенность Деяний в ряду других книг свящ. канона получает, благодаря отмеченному известию о св. Луке, наилучшее освещение и не дает оружия в руки отрицательной критики. Это чистый и даже изящный стиль греческого языка, на котором написаны Деяния. Значение общественного положения св. Луки достаточно было оценено в указанном отношении патристической древностью. Так, Ориген останавливался в недоумении перед складом и построением речи послания к Евреям. Его удивлял изящный покров чистой греческой речи, длинные округленные предложения, плавное течение речи без всяких перерывов, чем это послание столь заметно отличается от прочих посланий Ап. Павла. Поэтому он отказывался усвоять самое изложение послания Ап. Павлу, который сам себя называет неискусным в слове, т. е. в выражении», и скорее согласен приписать его, сообразно с преданием, св. Луке, очевидно, предполагая у последнего более свободное владение греческим языком в виду его образованности.⁷⁰⁴ Ранее Оригена Климент Александрийский высказал мысль, что послание к Евреям тщательно переведено на греческий язык с первоначального еврейского именно Лукой.⁷⁰⁵ Вслед за Климентом и Оригеном то же повторил и Евсевий,⁷⁰⁶ который сохранил для нас свидетельство обоих своих предшественников. – Еще яснее сопоставляется отличное знание св. Лукой греческого языка с его образованностью по самому его положению, как врача, у самого же Евсевия⁷⁰⁷ и Иеронима. «Древние церковные толкователи, пишет он, передали нам, что Евангелист Лука был весьма сведущ в врачебном искусстве и знал лучше греческий, чем еврейский язык; отсюда и речь его, как в Евангелии, так и в Деяниях Апостольских, т. е. в той и другой книге, изящнее, носить на себе отпечаток тогдашнего красноречия и отличается более греческими, чем еврейскими признаками».⁷⁰⁸ В другом месте он говорит: «Lucas igitur, qui inter omnes euangelistas graeci sermonis eruditissimus fuit, quippe ut medicus»» (потому что он был врачом.⁷⁰⁹ По замечанию Феофилакта, св. Лука был вообще «богат внешней мудростью»,⁷¹⁰ т. е. получил хорошее греческое образование. Приписываемая Симеону Метафрасту ὑπόμνημα εἰς Λουκᾶν заставляет св. Луку даже посещать школы в Греции и Египте, пройти целый систематический курс школьной эрудиции, грамматической и риторической, приобрести широкие познания в философии и этике и усвоить искусство красноречия. После такой предварительной подготовки св. Лука избрал себе «прекраснейшую и гуманнейшую профессию-врача».⁷¹¹ – Конечно, подобные подробности о св. Луке представляют собой лишь позднейшее наслоение церковного предания, столь неизбежное риторическое распространение его, но для нас здесь важна основная мысль, комбинирующая эти подробности на почве известия о врачебном искусстве св. Луки и наблюдения над изящным стилем греческой речи в его произведениях. Везде эта последняя особенность произведений св. Луки ставится в связь с его профессией врача, само собой предполагающей научное образование св. Луки в греческом духе. И новейшая наука признает, что показания повествований св. Луки о своем писателе вполне соответствуют званию врача, которым наделяет его посл. к Колоссянам. И она тут опять-таки обращает внимание на внешнюю форму его языка – чистую и литературно обработанную.⁷¹²

В Деяниях св. Лука выступает, в первый раз во время второго благовестнического путешествия Ап. Павла, когда тот примкнул к Апостолу в качестве его спутника и повел повествование от лица «мы» (16, 10). С этим вполне согласуются и свидетельства посланий о св. Луке, где он поставляется в числе сотрудников Апостола (Кол. 4, 14; 2Тим. 4, 10; Филим. 24), окружающих его. Ранее мы указали основания, по которым с правом можно отыскивать ясный след св. Луки в Антиохийской церковной общине, сочленом которой он был с самого начала её существования. Судя по тому, что главными, более или менее постоянными, спутниками Апостола в его благовестнических путешествиях являются люди испытанные, воочию обнаружившие полноту духовных дарований (Варнава, 11, 24; Сила, 12, 22 сн. 32; Тимофей, 16 2), необходимо заключать, что и св. Лука перед своим вступлением в общество Апостола, был известен ему, чтобы быть принятым на «дело служения». Это раннейшее знакомство св. Луки с Ап. Павлом опять-таки лучше всего приурочивать к периоду их общей жизни в Антиохии, с церковной общиной которой Апостол вступил в самые тесные связи (11, 25, сн. 30; 13, 2). Тем менее оснований приписывать обращение Луки в христианство Ап. Павлу в момент их встречи,⁷¹³ так как Ап. нигде не называет его «своим сыном», как это он делает по отношению к Тимофею (1Тим.1:2, 18; 2Тим.1:2) и Титу (1,4). Таким образом мы должны отодвигать время обращения св. Луки в христианство как можно дальше, по крайней мере к самому началу возникновения Антиохийской церкви. Вступление св. Луки в общество спутников Ап. Павла в Троаде заставляет, далее, думать, что св. Лука до принятия в христианство, был «прозелитом врат». И это вот почему. Непонятно, каким образом св. Лука, будучи языческого происхождения, мог быть принятым в спутники Ап. Павлом в то самое время, когда последний считает нужным обрезать «ради иудеев» с которыми ему придется встречаться в своей благовестнической деятельности, Тимофея, христианина из язычников. Обрезание св. Тимофея представляется в Деяниях фактом единичным, который имел приложение только к Тимофею и не распространялся на других спутников Апостола. Соблазн от спутничества Апостолу св. Луки, бывшего язычника, не мог возникнуть у Иудеев только в том случае, если он пришел к христианству через посредствующую ступень иудейства. Итак, теперь перед нами стоит такого рода вопрос: когда Лука, этот прозелит врат, принял христианство?

В жизнеописании св. Луки Симеоном Метафрастом читаем: «когда молва (об Иисусе Христе) распространилась по всей Иудее и Галилее, тогда и св. Лука, презревши все земное, внезапно объемлется горним, прибывает в Иудею и приходит к Нему, Кого так жаждал… С этого времени он делается настоящим и истинным учеником Христовым».⁷¹⁴ Не трудно открыть генезис мнения об обращении св. Луки в христианство Самим Иисусом Христом. Оно составляет прямой вывод из церковного предания о принадлежности св. Луки к сонму 70 Апостолов. Первый, дошедший до нас, след этого предания находится в сочинении, приписываемом (несправедливо) Оригену, «Dialogus de recta in Deum fide». Там мы читаем: Μάρκος καὶ Λουκᾶς ἐκ τῶν ἑβδομήκοντα καὶ δυοῖν ὄντες, Παύλῳ τῷ Ἀποστόλῳ εὐαγγελίσαντο.⁷¹⁵ Таким образом, предание заставляет св. Луку быть благовестником и в некотором роде учителем Ап. Павла, тогда как из Деяний и посланий, где св. Лука представляется в качестве спутника и сотрудника Апостола на ряду с св. Тимофеем и Титом, можно скорее получить обратное впечатление о взаимном отношении св. Луки и Ап. Павла. Но это впечатление еще не может служить не в пользу предания. Известно, что св. Варнава был руководителем Ап. Павла, посредствуя в его знакомстве с Антиохийскою церковью (11, 25), выступая впереди Апостола в начала их общей благовестнической деятельности (13, 2,–7), но потом мало-по-малу его личность стала скрываться за личностью Апостола, и св. Варнава сделался скорее спутником, чем руководителем Апостола. В Acta sanctorum обращается внимание на то, что св. Лука своим указанием в прологе Евангелия на предание ״очевидцев и служителей Слова» (Лк.1:2), как на источник его Евангелия, исключает себя из числа таких очевидцев и тем указывает на невозможность причислять его к сонму 70 учеников Христа.⁷¹⁶ Древнейшее церковное предание, действительно, усвояет Луке написание Евангелия «по слуху». Так, Евсевий пишет: Евангелие «начертал (Лука), якоже передаша ему, иже исперва самовидцы и слуги бывшии Словесе» (Лк.1:2), замечая далее, что Деяния, в противоположность Евангелию, он «написал уже не по слуху, но как самовидец».⁷¹⁷ Евсевий в данном случае имеет предшественника в лице св. Иринея, который противопоставляет Деяния, как написанные de visu (Adv. haeres. III, 14, 1), Евангелию, которое передано, по собственному свидетельству Луки, со слов «очевидцев и служителей Слова» (ibid, III, 14, 2), хотя св. Ириней и не так раздельно, как Евсевий, проводит это противопоставление. Зато со всей решительностью заявляет Мураториев фрагмент, что св. Лука «dominum tamen nес ipse vidit in carne et idem prout asequi potuit».⁷¹⁸ С тою же мыслию переходит предание и на запад. Тертуллиан называет писателя третьего Евангелия и Деяний «мужем Апостольским» (apostolicus).⁷¹⁹ Иероним, очевидно, лишь повторяет Евсевия и св. Иринея, когда говорит, что Лука написал Евангелие, как слышал, Деяния же Апостольские составил, как видел», Euangelium, sicut audierat, scripsit: Acta vero Apostolorum, sicut viderat, composuit.⁷²⁰ К нему примыкает и блаж. Августин в своем сочинении «de consensu euangelistarum»: Ac ne putaretur, quod attinet ad percipiendum et praedicandum Euangelium, qui eundem Dominum, hiс in carne apparentem discipulatu famulante secuti sunt, an ii, qui ex illis fideliter comperta crediderunt; divina providentia procuratum est per spiritum sanctum, ut quibusdam etiam ex illis, qui primos Apostolos sequebantur, non solum annuntiandi, verum etiam scribendi Euangelium tribueretur auctoritas: hi sunt Marcus et Lucas.⁷²¹ Впрочем, единогласное указание на свидетельство очевидцев, как на источник третьего Евангелия, не мешало церковному преданию ставить писателя его в ряд 70 учеников Господа-Христа. До нас дошло несколько перечислений 70 учеников Ис. Христа в полном их составе под именами Дорофея, Ипполита. Древность этих перечислений нужно возводить по крайней мере к началу V века (terminus a quo).⁷²² Одно из них надписывается: σύγγραμμα ἐκκλησιαστικὸν περὶ τῶν ὁ μαθητῶν τοῦ κυρίου Δοροθέου ἐπισκόπου Τύρου, ἀρχαίου ἀνδρός, πνευματοφόρου, καὶ μάρτυρος γεγονότος ἐν τοῖς καιροῖς Λικινίου καὶ Κονσταντίνου τῶν βασιλέων. В введении к этому σύγγραμμα говорится, что этот великий старец (Дорофей) оставил нам сведения о 70 учениках Спасителя; он причисляет к ним преимущественно тех, которые были епископами в различных провинциях, и о которых упоминает Ап. Павел в своих «приветствиях» в конце посланий.⁷²³ Вероятно, эти «приветствия» и служили автору источником и основанием для занесения известного имени в σύγγραμμα. Некоторые имена в σύγγραμμα повторяются по два раза. Так, имя одного и того же Апеллеса, «о котором упоминает Апостол в посл. к Римлянам», помечено под номером 24 и 28, хотя места их епископских служений указываются различно. То же самое явление наблюдается относительно Тихика (№ 53 и 61) и Аристарха (№ 64 и 68). Евангелист Марк (№ 14), по-видимому отличается от Марка, называемого Иоанном, «о котором упоминает Лука в Деяниях» (№ 65). Кроме того, как новая личность, выводится некто Марин (Μαρῖνος), а по чтению Лейденского кодекса Марк, ὁ ἀνέψιος Βαρνάβα (№ 56). – В указанной σύγγραμμα имя св. Луки стоит под № 16 в общем списке 70 учеников Христовых, с добавлением, что «он проповедовал Евангелие по всей вселенной вместе с Павлом».⁷²⁴

Кроме этой σύγγραμμα существует еще другая, которая приписывается Ипполиту, епископу Тирскому. Сходствуя в общем с синграммой Дорофея и повторяя её недосмотры относительно имен Тихика и Аристарха, Ипполитов список несколько и разнится от неё. Так в частности относительно св. Луки; он ставит его на пятнадцатом месте, прибавляя при этом, что св. Лука принадлежал именно к числу тех «учеников Христа, которые отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин.6:66) ради Его «жестокого» слова: «если не будете есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (6, 53). Новым своим обращением в христианство, по сказанию того же Ипполитова списка, св. Лука обязан Ап. Павлу; жизнь его закончилась крестной смертью.⁷²⁵

Новый список 70 учеников Христовых дан в «пасхальной хронике».⁷²⁶ Это перечисление тем важнее, что оно источником своим называет пятую книгу «гипотипоз» Климента: «περὶ δὲ τῶν προγεγραμμένων ο' μαθητῶν ἱστορεῖ Κλήμης ὁ συγγραφεὺς ἐν τῇ πέμπτῃ τῶν Ὑποτυπώσεων». Впрочем, Евсевий утверждает, что к его времени не было никакого списка 70 учеников. Он называет лишь нескольких из них, по преданию, как-то: Варнаву, Сосфена, Матфия, Фаддея, Кифу, о котором замечает, что о принадлежности его к числу 70 рассказывает Климента (Александрийский) в пятой книге «предначертаний».⁷²⁷ С вероятностью можно думать, что автор «пасхальной хроники» авторитет Климента хочет распространить на свое перечисление всех 70 учеников Иис. Христа. По крайней мере, судя по тому, что названные у Евсевия Матвей, Сосфен и Кифа являются во главе разбираемого нами списка, можно полагать, что автор его знает приведенное место из Евсевия и распространяет смысл его. Присматриваясь ближе к самому списку пасхальной хроники, не трудно подметить иной источник, которым руководился автор его. После Матфия, Сосфена и Кифы пасхальная хроника ставить Лина, «о котором упоминает Павел в послании к Тимофею», и Клеопу, «о котором упоминается в Евангелии Матфея», а затем перечисляет имена лиц, от которых или Ап. Павел посылал приветствуя, или которым он направлял их в своих посланиях к Римлянам, 1 Коринфянам, Ефесеям, Филиппийцам, Колоссянам, Тимофею (2), Титу, Филимону.⁷²⁸ Затем, далее, в списке 70 учеников упоминаются Варнава, евангелист Марк, Сила, Лука, Тимофей, Сильван, Тит, наконец, семь диаконов.⁷²⁹ Все эти имена, за исключением Сильвана и Тита, заимствованных из 2-го посл. к Коринфянам, взяты из Деяний. Заимствование автором этих имен из канонических книг Н. Завета совершено с такой механичностью, что Тихик. (№36 и 52) и Димас (№42 и 56) приведены два раза, так как имена их встречаются в двух различных посланиях (первый Еф.6:21 и Тит.3:12; второй Кол.4:15 и Филим. 21). Лука, по списку пасхальной хроники, помещается на 59 месте с таким пояснением: Λουκᾶς ὁ ἰατρὸς καὶ εὐαγγελιστὴς γενόμενος, περὶ οὗ Παῦλος ἐν τῇ πρὸς Κολοσσαεῖς ἐμνημόνευσεν Ἐπιστολῇ.

Указанными общими перечислениями 70 учеников Христовых еще не исчерпываются церковные свидетельства о принадлежности св. Луки к ним. Св. Епифаний Кипрский ясно говорит, что Лука «был из числа семидесяти двух, рассеявшихся по случаю слова Спасителева, но святым Павлом опять возвращен к Господу, и получил повеление сам проповедовать Евангелие».⁷³⁰ Евфимий Зигабен также приводит, как личное мнение некоторых и более всего Оригена, свидетельство о принадлежности св. Луки к 70 апостолам.⁷³¹ То же самое повторяет блаж. Феофилакт с замечанием, что «некоторые (так) говорят».⁷³² Это свидетельство, наконец, без всякого ограничения вводится в менологий Василия,⁷³³ минеи, воспроизводится в арабском надписании Евангелия Луки,⁷³⁴ в коптских актах⁷³⁵ и у Никифора Каллиста.⁷³⁶

Помещая св. Луку в ряд 70 Апостолов, церковное предание считает его одним из тех двоих учеников Христовых, которым явился на пути их в Еммаус воскресший Христос. Из этих двоих Еммаусских путников назван по имени только один Клеопа (Лк.24:18). Выходя из обычая священных писателей не называет себя по имени и говорит о себе в третьем лице, как бы о других, некоторые, по замечанию Григория Великого (604 г.), полагали, что под другим неназванным св. Лука разуметь именно самого себя.⁷³⁷ В предисловии блаж. Феофилакта к евангелию от Луки читаем: «некоторые говорят, что Лука был одним из семидесяти апостолов и вместе с Клеопою встретился воскресшему Христу».⁷³⁸ Отзвук этого предания находим в церковных минеях⁷³⁹, у Метафраста⁷⁴⁰, в церковных словах, как Павла диакона «на день рождения св. Евангелиста Луки»⁷⁴¹. Старейшее, впрочем, предание в лице Оригена под неназванным в Евангелии Луки спутником Клеопы (24,18) разумеет Симона (Кананита).⁷⁴² В лже-Златоустовой беседе на 12-ть апп. дается список 12 учеников Христа, в ряду которых помещен и св. Лука.⁷⁴³ Михаил Пселл старший (στίχοι εἰς τοὺς ἁγίους καὶ πανευφήμους ιβ' ἀποστόλους у Pitra, Spicil.olem, IV, 496) также считает Луку одним из двенадцати.⁷⁴⁴

На твердую и несомненную почву относительно известий о св. Луке вступаем мы, когда встречаем его в качестве спутника и сотрудника Ап. Павла. По собственному показанию св. Луки, писателя Деяний, скрывшегося под скромным «мы», он выступает деятельным апостольским спутником во второе благовестническое путешествие св. Павла, когда последней готовился перенести свою благовестническую деятельность из Малой Азии в Европу, т. е. приблизительно около 50 г. по Р. X. (Визелер). Св. Лука примкнул к Ап. Павлу в Троаде (16, 8, 11). Это присоединение св. Луки к Ап. Павлу согласовалось с обыкновением последнего окружать себя спутниками и сотрудниками. Уже около него находились Сила и Тимофей, избранные по его собственному усмотрению для сотрудничества ему (15, 40; 16, 3). Не без согласия, конечно, Апостола, а, быть может, и нарочитого избрания св. Лука вступает в общество св. Павла и его сотрудников. Наименование св. Луки со стороны Апостола «возлюбленным» (Кол.4:14), сердечная заметка заключенного Ап. Павла, что только один Лука с ним (2Тим.4:10), неразлучное следование последнего за Апостолом во время тяжких и горьких для Апостола минут последнего посещения им Иерусалима, а затем долгих лет Кесарийского и Римского заточения – свидетельствуют о том тесном союзе любви, который установился между Ап. Павлом и его спутником – св. Лукой. Во имя и вследствие этой нарождающейся симпатии, обусловленной, вероятно, раннейшим близким знакомством св. Луки с Апостолом по Антиохии, он избирается Апостолом для спутничества ему наравне с свв. Силой и Тимофеем, имевшими большой вес в глазах Апостола. Св. Лука переправился вместе за Апостолом в Македонию и пробыл вместе с ним несколько дней в Филиппах, «в первом городе той части Македонии» (16,12). Гонение, воздвигнутое здесь на Ап. Павла и Силу, не коснулось св. Луки (16, 19), и когда «тех попросили удалиться из города» (16, 39), св. Лука, к которому не относилось это приглашение, остался в Филиппах (16, 40). Так, вероятно, поступил и св. Тимофей, который, по-видимому, присоединился к Ап. Павлу и Силе в Фессалониках несколько позднее их прибыли сюда (ср. 17, 1, 4 и 14). Но если св. Тимофей все-таки удалился из Филипп и присоединился к Апостолу, св. Лука продолжал оставаться в Филиппах. По крайней мере ни откуда не видно, чтобы св. Лука в дальнейшее продолжение Апостолом своего второго благовестнического путешествия был при св. Павле в каком-либо пункте его проповеди. Подробное описание св. Лукой пребывания Апостола в Ефесе еще не говорит за личное присутствие там Дееписателя.⁷⁴⁵ Тогда бы мы должны были допустить такое же личное наблюдение Дееписателем событий в Афинах, Коринфе. Св. Лука сообщает довольно длинную речь в ареопаге с замечанием о мотивах и последствиях её (17, 16–34), и, однако, по собственному свидетельству Апостола, он был в Афинах один (1Фес.3:1). Хоти опущение в рассказе св. Дееписателя «мы» не всегда совпадает с отсутствием его во время совершения описываемых им событий,⁷⁴⁶ (наприм. последнего посещения Апостолом Иерусалима и тамошних событий), тем не менее мы не в праве заключать отсюда о новом присоединении св. Луки к Ап. Павлу во второе благовестническое путешествие его. Ясно говорит св. Лука, что Ап. Павел и Сила, пришедши вместе с ним и Тимофеем в Филиппы (16, 12), отправились отсюда одни (16, 40).⁷⁴⁷ Отметивши тщательно прибытие св. Тимофея к Апостолу (17, 14), св. Лука не дает никакого намека на тоже относительно самого себя, как он это постоянно делает, когда присоединяется к Апостолу (20, 15; 21, 1; 21, 18) хотя и не ведет сплошь повествование от лица «мы». Очевидно, св. Лука не выезжал из Филипп к Ап. Павлу в какой-либо пункт его благовестнической деятельности во второе путешествие. Весь рассказ св. Луки о втором благовестническом путешествии Ап. Павла, как мы уже указывали, обнаруживает на себе наблюдательность писателя, следящего за развивающимися событиями из Македонии.⁷⁴⁸ И издревле принималось, что св. Лука вновь присоединился к Ап. Павлу, когда тот вторично во время третьего своего путешествия посетил Филиппы, на что св. Лука и указывает употреблением «мы» (20, 6). Так полагает св. Ириней: «что Лука был неразлучным (спутником) Павла и сотрудником его в благовествовании, он сам это объявляет... Ибо он говорит, когда Варнава и Иоанн, называемый Марк, отделились от Павла и отплыли в Кипр, то мы пришли в Троаду… отплывши из Троады, мы направили плавание в Самофракию. И потом он тщательно показывает все остальное путешествие свое до Филипп и как они говорили первую речь: севши – говорить – мы разговаривали с собравшимися женщинами (Деян.16:13), и кто уверовали, и сколь многие. И опять говорит: а мы после дней опресночных отплыли из Филипп и прибыли в Троаду, где и пробыли семь дней (Деян.20:5, 6)». Тем не менее, не смотря на такое ясное истолкование св. Иринеем свидетельства Деяний о личном отношении св. Луки к описанным событиям и Ап. Павлу, еще в древнейшей экзегетической литературе существовала попытка указать на сопребывание св. Луки с его учителем в промежутке указанных их Филипийских свиданий. Разумеем понимание Оригена,⁷⁴⁹ Иеронима⁷⁵⁰ под неназванным во 2Кор.8, 18 «братом, во всех церквах похваляемым за благовествование», именно св. Луки. Сообразно этому пониманию, св. Лука вместе с Титом был посылаем Апостолом в Коринф, следовательно, был при нем, когда тот из Ефеса пришел в Македонию, откуда Апостол, как это признается в древней и новейшей литературе, написал свое второе послание к Коринфянам.⁷⁵¹ – Но вся сила указанного предположения древней экзегетики относительно личности неназванного «брата» покоится, по сознанию Иеронима, на усвоении слову «Евангелие» узкого, специфического значения «писанного свитка», составленной книги.⁷⁵² Это особенно ярко вскрывается из снесения приведенных выражений из Оригена и Иеронима с Евсевием, который под выражением Апостола «κατὰ τὸν εὐαγγέλιόν μου» (напр. Римл.2:16) разумеет евангелие, составленное св. Лукой под руководством Апостола Павла.⁷⁵³ Само собой разумеется, что Апостолу никак нельзя усвоять такого искусственного понимания слова «Евангелие», переносить на век Апостольский позднейшую терминологию с её специфическим значением. Под εὐαγγέλιον должно разуметь не священное историческое повествование о лице и деятельности Иис. Христа, а христианское благовестие о спасении вообще, апостольское проповедание царствия Божия. Для выяснения понятия «евангелия» применительно к апостольскому веку в указанном смысле достаточно снести места из Марка 16, 15, где излагается заповедь Христа Своим ученикам идти по всему миру с проповедью Евангелия всей твари, и 1Фес. 2, 4 и Гал. 2, 7, откуда с ясностью видно, что Апостол под «евангелием» разумел свою благовестническую деятельность. А если так, что несомненно, то не остается никакого основания заключать о раннейшей встрече св. Луки с Апостолом до последнего прибытия его в Филиппы (20, 6), тем более о живом обращении с Ап. Павлом, сопровождении его, исполнении апостольского поручения и под. Более авторитетная экзегетика в лице св. Иоанна Златоуста под «братом» в посл. к Коринфянам разумеет св. Варнаву: «догадываюсь, что Апостол разумеет здесь Варнаву».⁷⁵⁴ – Новейшие обоснования неправильного древнего экзегетического результата приведены нами и разобраны еще раньше с указанием на их несостоятельность.⁷⁵⁵ Поэтому, принимая толкование св. Иринея о личных отношениях св. Луки к Ап. Павлу, помеченное нами нисколько выше, мы и дальше примыкаем к нему же, когда он говорит, что Лука «все остальные подробности своего путешествия с Павлом (от Филипп, Деян.20:6) рассказывает по порядку, со всей тщательностью указывая места, города и число дней, пока не пришли они в Иерусалим, и что там случилось с Павлом, как связанный он был отправлен в Рим, имя сотника, его принявшего, и названия кораблей, и как потерпели кораблекрушение и на каком острове спаслись, как они были приняты человеколюбиво, а Павел помог начальнику этого острова, как отсюда они отплыли в Путеолы и потом прибыли в Рим и сколько времени пробыли в Риме».⁷⁵⁶ За такое неразлучное сопутствование св. Луки Ап. Павлу с новой их Филипийской встречи до уз Апостола в Риме ясно говорит самый ход повествования Деяний, откуда св. Ириней делает очерк сопребывания св. Луки с Ап. Павлом.

Указаниями Деяний на отношения св. Луки к Ап. Павлу исчерпываются твердые биографические известия о св. Луке. Далее мы вступаем снова в область предания. Оно сходится в свидетельстве о позднейшей самостоятельной, независимой от Ап. Павла, проповеди св. Луки и благовестии им Евангелия, но разногласит в своих показаниях о месте деятельности его. Св. Григорий Назианзин таким местом называет Ахаию.⁷⁵⁷ И Иероним свидетельствует, что св. Лука написал свое Евангелие в странах Ахаии и Беотии.⁷⁵⁸ Отзвук этого свидетельства можно находить в надписании третьего Евангелия в 293 минускульном кодексе (ἐν Ἀττικῇ τῆς Βοιωταίας)⁷⁵⁹ и некоторых словах, посвященных памяти св. Луки. Так уже в цитированном нами «слове» под именем Павла диакона читаем, что св. Лука написал свое Евангелие на Аттическом наречии в «странах Ахаии и Вифинии».⁷⁶⁰ Фивы Беотийские «семивратные», как место благовестнической деятельности св. Луки, а затем и его смерти, указываются и в греческих энкомиях, минеях.⁷⁶¹ – Никифор Каллист местом проповеди св. Луки считает вообще Грецию.⁷⁶² – По апостольским постановлениям св. Лука благовествовал в Александрии. По крайней мере они называют Абилия, второго Александрийского епископа, ставленником св. Луки.⁷⁶³ Совпадая с свидетельством «постановлений», несколько минускульных кодексов (9, 29, 124, 161, 163, 174, 346), равно как многие рукописи перевода Пешито, приурочивают написание третьего Евангелия к Александрии (ἐγράφη ἑλληνιστὶ εἰς Ἀλεξάνδρειαν τὴν μεγάλην).⁷⁶⁴ – Св. Епифаний Кипрский свидетельствует, что св. Лука проповедовал Евангелие в Далматии и Галлии, Италии и Македонии. «А начало его проповеди в Галлии, как говорит сам Павел в своих посланиях о некоторых из спутников Луки. Крискент, говорит в Галии, а не в Галатии, как думают некоторые по заблуждению, напротив того – в Галлии».⁷⁶⁵ Липсиус догадывается, что Далматия и Галлия в свидетельстве Епифания поставлены в связь с Лукой ради 2Тим. 4, 10, где говорится: «Крискент удалился в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною». Просвещение светом Евангелия Далматии и Галатии (Галлии) перенесено на св. Луку. В параллель к этому он указывает на другое воспользование приведенным местом послания в гностических πράξεις Πέτρου, по которым св. Лука приходит к Павлу в Рим из Галлии, а Тит из Далматии. Что же касается Италии и Македонии, то они называются местами проповеднической деятельности св. Луки на основании Деяний, так как в повествовании о путешествии св. Павла в указанных местностях Дееписатель ведет рассказ от первого лица множ, числа.⁷⁶⁶ Тем не менее свидетельству Епифания нельзя не придавать никакой цены и значения. Нужно обращать внимание на ту решительность, с какой говорит св. Епифаний о проповеди Луки в Галлии; он даже поэтому поводу решается на исправление текста во 2Тим.4:10. Гностические πράξεις Πέτρου, подтверждая свидетельство Епифания о благовестии св. Луки в Галлии, лишь указывают на живучесть этого предания. Нет ничего более естественного, если св. Лука благовествовал Евангелие спасения и в Италии, где он долго пребывал с узником Апостолом. Если узы Апостола не давали ему полного простора для распространения евангелия по Италии, то это мог восполнить за него приближенный к нему ученик – св. Лука.⁷⁶⁷ Македония или Ахаия⁷⁶⁸ обязана св. Луке своим обращением к христианству, как мы указывали, также и по св. Григорию Назианзину.

Как в показаниях относительно места проповеди св. Луки, так и в определении рода смерти его в предании не замечается полного согласия. В последнем отношении можно подметить два рода свидетельств: по одному св. Лука умирает мирною естественною смертью, а по-другому – насильственной, мученической. Последнее свидетельство нашло себе выражение в тексте Дорофея А (Dorotheotext), принадлежащем по Липсиусу к 5 в.⁷⁶⁹ Здесь просто замечается, что св. Лука умер в Ефесе и погребен здесь, а при Констанции тело его было перенесено в Константинополь.⁷⁷⁰ Мирную кончину приписывают св. Луке σύναξις τῶν ἀποστόλων к 20 июня⁷⁷¹, менологий Василия,⁷⁷² большие греческие минеи.⁷⁷³ Ὑπόμνημα Метафраста,⁷⁷⁴ «περίοδοι καὶ τελείωσις τοῦ ἁγίου ἀποστόλου Λουκᾶ,⁷⁷⁵ гомилия Павла диакона⁷⁷⁶ в свою очередь передают о естественной смерти св. Луки. – Но рядом с таким свидетельством в церковном предании вскрывается ясное и авторитетное указание на мученическую кончину св. Луки. Первый, кто причислил св. Луку к мученикам, был св. Григорий Назианзин: оὐκ ἠδέσθης τὰ ὑπὲρ Χριστοῦ σφάγια; οὐδὲ ἐφοβήθης τοὺς μεγάλους ἀγωνιστάς; τὸν Ἰωάννην ἐκεῖνον, τὸν Πέτρον, τὸν Παῦλον, τὸν Ἰάκωβον, τὸν Στέφανον, τὸν Λουκᾶν, τὸν Ἀνδρέαν, τὴν Θέκλαν, τοὺς ἐπ᾽ ἐκείνοις τε καὶ πρὸ ἐκείνων τῆς ἀληθείας προκινδυνήσαντας; οἱ πυρὶ καὶ σιδήρῳ καὶ θηρσὶ καὶ τυράννοις προθύμως ἀντιγωνίσαντο.⁷⁷⁷ Пользуясь неясностью указания св. Григория на Иоанна и разумея здесь Евангелиста, а не пророка, Elias Kretensis, схолиаст творений св. Григория (8 в.), по сопоставлению с первым, оспаривал мученическую кончину св. Луки.⁷⁷⁸ Но само собой разумеется, что с таким же правом известие о Луке в данном случае можно сопоставлять с замечанием св. Григория о мученичестве Петра, Павла, Стефана, которые были в собственном смысле «жертвами, закланными за Христа», принявши мученическую кончину. Других известий из патристической древности о роде смерти св. Луки мы не имеем. Даже блаж. Иероним не дает на это никакого намека, ограничиваясь замечанием, что «Лука погребен в Константинополе, куда кости его вместе с останками Апостола Андрея были перенесены в двадцатый год Констанция».⁷⁷⁹ Впрочем, у Псевдо-Ипполита сохранилось известие о св. Луке. что он «σταυρωθεὶς ἐπὶ ἐλαίας». Ипполит приписывает св. Луке такой же род мученической смерти, что и Ап. Андрею.⁷⁸⁰ Латинский писатель начала V в., Гавдентий (Gaudentius, Brixiensis episcopus) в своем слове in die dedicationis basilicae concilii Sanctorum не только причисляет св. Луку к мученикам, но и указывает место его смерти, общее с Ап. Андреем.⁷⁸¹ По Никифору Каллисту св. Лука был повешен ἐπὶ καρποφόρου ἐλαίας.⁷⁸² Сказания о мученической кончине св. Луки, значительно приукрашенные, встречаются далее в коптских актах.⁷⁸³ Местом смерти св. Луки чаще указывается или Ахаия,⁷⁸⁴ или Фивы Беотийские. – Возраст, в который скончался св. Лука, по разным сказаниям, был довольно преклонный – 80 лет.⁷⁸⁵ Сопоставляя это с другими приблизительными хронологическими датами из биографии св. Луки, – его принадлежностью к обществу Антиохийской церкви в самый ранний период её, его близким соотношением с «самовидцами и служителями Слова», выступлением в качестве Апостольского спутника, уже успевшего зарекомендовать себя в глазах христианского общества, – время смерти св. Луки нужно относить к промежутку от 75 до 100 г. по Р. Хр. День памяти св. Луки приурочивается, за немногими колебаниями, в греческой и латинской церкви к 18-му Октября (Lipsius).

Переходим теперь к определению времени написания Деяний. Вопрос этот, важный для установления Апостольской древности разбираемой нами свящ. книги, получаете еще большее значение в виду тенденции критики свести её происхождение к позднейшему времени. Патристическое свидетельство, идущее от св. Иринея, намечает слишком общее время составления книги, указывая для этого, как terminus a quo, смерть Ап. Павла.⁷⁸⁶ И уже блаж. Иероним, по-видимому, находит возможным отступить от этого предания, объясняя доведение повествования в книге до двухгодичного пребывания Павла в Риме на своем иждивении (28, 30) тем, что она была составлена в Риме же.⁷⁸⁷ Это объяснение, конечно, имеет смысл лишь при том положении, что составление свящ. книги в Риме современно обстоятельствам, упомянутым в заключении её. По крайней мере Евталий (Euthalius), усвояя свидетельство Иеронима, написание Деяний прямо относит ко времени сопребывания св. Луки с заключенным Ап. Павлом в Риме.⁷⁸⁸ А новейшая наука пользуется показанием Иеронима для отнесения происхождения свящ. книги до смерти Ап. Павла, делая совершенно правильный логический вывод из слов блаж. Иеронима в указанном смысле.⁷⁸⁹ Она в данном случае вслед за Иеронимом выходит в своем положении из заключения Деяний. Ей представляется странным, что св. Лука, если только он писал Деяния после смерти Ап. Павла, ничего не говорит о разрешении судебного процесса над Апостолом в Риме, его освобождении, вторичном заключении и страдальческой смерти его. Мыслимо-ли, чтобы св. Лука прервал нить своего повествования об Ап. Павле там, где интерес читателя к судьбе Апостола напрягается до последней степени? Ясно, что свящ. книга написана св. Лукой до окончания процесса над Ап. Павлом и его смерти. Толюкк приводить и наглядное подтверждение этого вывода. Если биография Наполеона, рассуждает он, заканчивается указанием на местопребывание его на острове Елены, без всякого намека на его освобождение оттуда и последовавшую затем смерть, то какой разумный читатель сделает иное заключение, как только то, что великий пленник еще находился в своей ссылке?⁷⁹⁰ Но этот наглядный пример и обнаруживает всю слабость разбираемой аргументации. Дело в том, что Деяния, как мы уясняли выше,⁷⁹¹ вовсе не имеют целью дать биографию того или другого лица. Поэтому эта свящ книга в своем повествовании о главных личностях, около которых группируется её рассказ, – Апп. Петре и Павле, – не преследует их судьбы до конца, не дает полных биографических сведений о них. Подобно тому, как она оканчивает свое повествование об Ап. Павле действительно на интересном месте, она делает то же самое по отношению к Ап. Петру, когда вслед за освобождением его из темницы замечает; «он пошёл в другое место (12, 17), не упоминая далее ни словом об его личности. Заключение свящ. книги именно в таком виде и смысле, как оно предлагается теперь, получает свое наилучшее объяснение в той цели, какую поставил себе Дееписатель, имея своим намерением дать исторический очерк распространения христианства от Иерусалима до Рима.⁷⁹² Такое представление дела, конечно, вовсе не заставляет предполагать какую-то холодность и равнодушие к предмету повествования – последним судьбам Апостола у Дееписателя и читателей.⁷⁹³ Читатели – Феофил и римская христианская община – и без того знали близко о последних годах и обстоятельствах жизни Апостола. Что касается свящ. писателя, возможно предполагать у него намерение, по образцу других современных греческих писателей, дать своим читателям трилогию.⁷⁹⁴ Тогда конечная судьба Ап. Павла нашла бы без сомнения свое изложение в предполагаемом св. Лукой τρίτος λόγος. Но если бы и не так, если бы этого намерения и не было у Дееписателя неупоминание им о смерти Ап. Павла вовсе не говорит еще за непременное появление его книги до кончины Апостола. Держась подобной логики, как остроумно замечает Шнекенбургер, следовало бы заключать, что Евангелие Матфея написано в промежутке времени от воскресения Христова до вознесения Его, так как о последнем обстоятельстве из жизни Иисуса Христа там ничего не сообщается.⁷⁹⁵ – Самое заключение книги – ἔμεινε δὲ ὁ Παῦλος διετίαν ὅλην ἐν ἰδίῳ μισθώματι (28, 30) – в сущности дает больше оснований как раз для противоположного вывода о времени появления свящ. книги. Из этих слов Дееписателя с ясностью видно, что судьба Апостола по прошествии тех двух лет изменилась и притом на глазах самого Дееписателя. Аорист ἔμεινε и точное обозначение продолжительности полусвободного пребывания Апостола в Риме дают понять, что для Дееписателя такое положение Апостола представляется, как нечто минувшее, законченное, сменившееся каким-либо иным. Та или другая перемена в судьбе Апостола хорошо известна Дееписателю. Поэтому совсем нельзя считать время возникновения его книги параллельным с двухгодичным полусвободным проживанием Апостола в Риме, – Таким образом, нам думается, естественнее примкнуть к преданию, сохраненному св. Иринеем, относительно времени написания Деяний, чем к экзегетическому толкованию, намеченному Иеронимом по этому вопросу. Естественнее это уже по одному тому, что изображение деятельности Апп. Петра и Павла по распространению христианства, чем занят Дееписатель, скорее всего можно ожидать по смерти самих главных деятелей. Как же далеко нужно отодвигать по времени составление Деяний за кончину Ап. Павла, последовавшую в 67 или 68 м году?

В разрешении этого вопроса мы встречаемся с стремлением известной фракции критики как можно дальше указать время для написания Деяний. По её взгляду «нет недостатка в положительных следах позднего происхождения Деяний. «Самым значительным является сильное помрачение традиции об обстоятельствах и отношениях апостольского времени, как они изображены в книге». В первой части заметно сильное влияние саги, а во второй неправильное освещение событий и явлений, а то и прямое искажение их, как-то напр. особенно выразительно по отношению к личности Ап. Павла и его действиям. То и другое предполагает значительный промежуток времени между действительным развитием исторической жизни в апостольский век и его описанием, и воспроизведением в Деяниях.⁷⁹⁶ – Нам уже приходилось неоднократно отмечать чисто исторический характер повествования свящ. книги как в общих и главных чертах, так и в частнейших и мелочных подробностях. Строгое соответствие всех явлений с той исторической обстановкой, из которой они берутся и к которой приурочиваются, полная добросовестность и выдержанность характера их составляют отличительные свойства свящ. Дееписателя. В частности, образ Ап. Павла, как мы подробно показывали, очерчен с удивительною точностью, внутренней характер и облик его воспроизведен вполне согласно с самоизображением Апостола в посланиях. Здесь мы остановимся лишь на анализе одного рассказа из первой части Деяний, которая будто бы носит на себе несомненные следы саги, а потому и позднего происхождения. Разумеем великое событие из первохристианской жизни, которым открывается история церкви, – сошествие Св. Духа на Апостолов в день Пятидесятницы. Сущность и чудесность этого события состояла в том, что Апостолы, исполненные Св. Духа, заговорили на разных наречиях, получили дар глаголания на иностранных языках (2, 4, 6, 11). Но такое представление внутренней сущности и смысла указанного явления, по мнению критики, есть принадлежность далеко позднего времени, когда не только утратилось живое· воспоминание о самом благодатном даре, но и современное Апостольской эпохе понимание его.⁷⁹⁷ И, однако тот же самый смысл с «γλώσσαις ἑτέραις λαλεῖν» (Деян.2:4) соединяет Ап. Павел в 1 посл. к Кор. 14 гл. «Дар языков», по его толкованию, служит знамением не для верующих, но для неверных (14, 23). Но таким знамением он может служить для неверного только тогда, когда тот встречает человека, обладающего способностью говорить связно и толково на чужом, доселе незнакомом ему, языке. В смысла именно такой способности дар языков поясняется 21-м стихом. Здесь Апостол приводит слова Исаии (Ис.28:13), в которых говорится именно о иностранных незнакомых языках, и прилагает эти слова без всякого ограничения к материи своего рассуждения о языках. У прор. Исаии Господь говорит Своему народу, что он будет говорить на языке иностранном, на языке пленивших его; как там нельзя разуметь какого-нибудь другого смысла слова «язык», так и здесь.⁷⁹⁸ – В своем рассказа о событии в день Пятидесятницы и разумении дара языков свящ. Дееписатель столько же стоит на почве саги, сколько и вообще при изображении внутренней жизни первохристианского общества.

Есть в Деяниях будто бы и другие признаки, с несомненностью свидетельствующие о её позднем, во всяком случае после-апостольском происхождении. «Сюда принадлежат следы зарождающегося иерархического устройства церкви (1, 17, 20; 17, 18) и гностицизм (8, 10; 20, 29)». То и другое переносит нас по крайней мере в эпоху второго века.⁷⁹⁹ Чтобы понять сущность и силу этого аргумента критики, не нужно упускать из виду, что она усматривает в Деяниях указание на иерархию в том её складе и значении, в каком она представляется в позднейшую историю церкви. Едва-ли можно считать за анахронизм, если Ап. Павел вместе с Варнавой еще в первое путешествие на возвратном пути в Антиохию поставляют «пресвитеров» в прежде просвещенных ими церквах (14, 23). Также пресвитеры уже предполагаются в церкви иерусалимской (11, 30; 15, 2). Название «пресвитер-старец» напоминает чисто-иудейское синагогальное устройство, во главе которого стояли partes synagogarum. Такое перенесение учреждения и названия на христианские общины вполне уместно в первоапостольскую эпоху, когда жизнь христианской церкви далеко еще не отрешалась от внешних форм иудейства. А положение новоосновываемых христианских общин вдали от матери-церкви, среди враждебно настроенного к ним иудейства, от которого они терпели множество скорбей (14, 22), могло только побуждать первых благовестников к распространению пресвитерского учреждения и на новые общины. Не было ли их нравственным долгом сообщить твердую организацию своим общинам? Не побуждал ли их к тому сам опыт, когда они только при новом посещении новозникших церквей и по наблюдении тамошней внутренней жизни пришли к сознанию необходимости рукоположить для них пресвитеров по всем городам (Тит.1:5)? И не встречаем ли мы их во главе той или другой христианской общины, основанной Ап. Павлом (Фил.1:1; 1Фес.5:12)? Итак, совершенно не анахронизм, если св. Лука упоминает об «Ефесских пресвитерах» (20, 17), что привлекает подозрительное внимание критики. Свящ. Дееписатель, по-видимому, совершенно далек от мысли придавать им специфически иерархическое значение, которое приурочилось к ним позднее и обособило их напр. от епископов, как определённого церковного института. Этих же самых пресвитеров он называет «епископами» (20, 28), совпадая и в этой своей терминологии с Ап. Павлом (Фил.1:1).⁸⁰⁰ «Но Павловы послания никогда не рассматривают начальников (Beamten) общин, как их ответственных покровителей», каковое значение приписывает им здесь св. Лука.⁸⁰¹ Итак, вот в чем собственно анахронизм, в перенесении на предстоятелей общин не принадлежащих им прав и обязанностей! Но и тут недоразумение происходит лишь от того, что критика упорно не хочет признавать подлинность пастырских посланий Ап. Павла, считая их в свою очередь произведениями позднейшими. Ответственность пресвитеров за свою паству устанавливается в пастырских посланиях ясно. Эту обязанность «пресвитеров» можно подметить и в других посланиях Ап. Павла. Так, в 1 посл. к Фессалон. предстоятелям общины указывается, как основная их обязанность, душепопечение – νουθτεῖν (5, 12). Оно частнее характеризуется в ст. 14, как «вразумление бесчинных, утешение малодушных, поддержание слабых». Само собой, разумеется, что с этим вместе связывается и ответственность пресвитеров за руководимые ими общины.⁸⁰² – Нам думается, что после такого снесения заметки св. Луки о пресвитерских обязанностях и их положении в общине с отрывочными наставлениями им в посл. Ап. Павла никак нельзя обвинять св. Луку в неправильном, несоответствующем апостольскому веку, представлении «клира» общины. До каких странностей доходит критика в своем стремлении подметить в повествовании св. Луки анахронизм в указанном отношении, видно из её толкования 1, 17. В выражении «κλῆρος τῆς διακονίας ταύτης» (1, 17) Целлер усматривает представление о духовной должности (von dem geistlichen Amte), как церковном институте, так как апостольское служение обозначается в ст. 20 словом ἐπισκοπή.⁸⁰³ Итак, в церкви апостольской на самых первых порах её происхождения существует клир, епископство, как опеределенные церковные институты! Действительно, какой анахронизм! Между тем критика становится в данном случае лишь жертвой своей подозрительности. Весь двадцатый стих, в котором находится соблазнительное слово ἐπισκοπή, составляет дословный цитат из перевода LXX, где он имеет свое специфическое значение, без всякого отношения на иерархию христианской церкви. А 26 ст. (καὶ ἔδωκαν κλήρους αὐτῶν καὶ ἔπεσεν ὁ κλῆρος ἐπὶ Ματθίαν) ставит вне всякого сомнения, что слово κλῆρος в 17 ст. употреблено в метафорическом значении, будучи перенесено на самое «служение» от способа избрания в него. Мнимый анахронизм в изображении св. Лукой «клира» и «пресвитерства» христианской церкви исчезает, и апостольская древность Деяний обнаруживается лишь яснее.

Но не подлежит ли она в самом деле сомнению от присутствия в Деяниях «резких черт гностицизма», развившегося во втором веке? Во всяком случае замечательно, что описание Апостолом перед пресвитерами Ефесскими имеющих появиться еретиков (20. 29) совпадает по своим выражениям с теми чертами, какими характеризуют писатели второго века современных им еретиков.⁸⁰⁴ Дееписатель в 20, 29 определённо и ясно намечает, внешнюю историю гностического движения, что именно труднее всего могло быть предметом Апостольского предчувствия, личность носителей этого движения (λύκοι βαρείς), их происхождение (εἰσελεύσονται εἰς ὑμᾶς, ἐξ ὑμῶν ἀναστήσονται), время их появления (μετὰ τὴν ἄφιξίν μου) и их действия (λαλοῦντες διεστραμμένα, τοῦ ἀποσιπᾷν τοὺς μαθητὰς ὁπίσω αὐτῶν».⁸⁰⁵

Совершенно напрасно усматривает критика в Деяниях отражение строго развитой системы гностицизма, напрасно она сближает выражения Деяний о еретиках с антигностической литературой 2-го века. Сближение это чисто внешнее, только словесное. Деяния знают только одного рода еретиков – строгих Иудаистов. Церковная жизнь по Деяниям вращается и сосредоточивается на противоречии идей Павлова учения с тенденциями иудейства, что несомненно предшествовало вызванному гносисом церковному движению. Если и гносис с одной стороны заявил себя, как крайнее развитие Павловых идей (наприм. антипомизм), если в общем направление его было продолжением раннейшего спора между Павловым формулированием христианства и иудействующим, то, однако, первоначальный характер воззрения Апостола языков в гносисе получил столь значительное изменение, что со времени его влияния в церкви на первый план выступили-совсем другие спорные вопросы, чем раньше, и прежняя борьба о значении Моисеева закона, благодаря гностическому различению иудейского Бога от высшего, получила существенно новый оборот. Об этом повороте партийной борьбы в Деяниях нет и следа. Характеристика Дееписателем волхва Симона, что он δύναμις θεοῦ ἡ μεγάλη (8, 10), еще не заставляет нас видеть здесь указание на божественную эманацию по роду эманации Ангелов, а Бога, откровением Которого должен был служить Симон, отличать от Бога иудейского. Учение о божественных силах было распространено с Филона и легко могло найти уже в первый век доступ в самаринскую теологию. Видеть в заметке Деяний о Симоне более или менее развитой гносис. удерживает нас отсутствие очень определённой черты, которою характеризуется собственно гностическое учение. По Клементинам Симон утверждает о себе, se esse virtutem summam excelsi Dei (что он сила высшего Бога), qui sit supra conditorem mundi,⁸⁰⁶ (который выше творца мира). Позднейшее, современное Клементинам, различие высшего Бога от творца мира, в чем собственно и заключается признак действительного гносиса, в повествовании Деяний о Симоне даже не намечается.

Далеко нет определённого соотношения на действительный гносис и в другом месте Деяний (Деян.20:29). Вопреки заявлению Овербека о ясном смысле пророчества Апостола в указанном роде мы должны признать, что пророчество отличается слишком общими и неопределенными чертами. Образное выражение (λύκοι βαρεῖς) означает только, что в христианское общество проникнут лжеучители, которые будут очень гибельны для него, как волки для стада. Обозначение христианства под образом стада, благодаря ветхозаветному словоупотреблению (Ис.40:11; Иер.2:8; Иез.34:2), сделалось обычным и в христианском языке с самого начала (ср. Ин.10:16). Поэтому очень естественным и не единичным сделалось сравнение тех, которые способствовали к отпадению верующих от Христа и истинного спасения, с волками, которые не щадили стада овец и расхищали его (сн. Ин.10:12; Мф.7:15: λύκοι ἅρπαγες). Таким образом то обстоятельство, что этот образ употреблялся в антигностической литературе второго века и прилагался к гностикам,⁸⁰⁷ не уполномочивает нас еще видеть в λύκοι βαρεῖς Деяний непременно гностиков. Резкость сравнения имеющих появиться лжеучителей с «волками лютыми» также не может неизбежно сводить нашу мысль к столь гибельному для христианской церкви гностическому движению, не с меньшей резкостью и суровостью Апостол выражается в послан, к Филиппийцам о иудействующих лжеучителях, современных ему; он называет их «злыми деятелями, псами»: βλέπετε τοὺς κύνας, βλέπετε τοὺς κακοὺς ἐργάτας, βλέπετε τὴν κατατομήν (3,2). – В пояснительном выражении 30 ст. что эти лютые волки суть люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою не дается, в свою очередь, ничего для сближения лжеучителей с гностиками. Отсюда даже не видно, что будет предметом имеющих появиться лжеучений-нехристианские нравственные или догматические положения, или то и другое вместе. Указывается лишь способ распространения их – соблазнительная речь или проповедь, и мотив, который будут преследовать лжеучители, это – увлечение верующих за собой, на свою сторону. То и другое составляет принадлежность всякой ложной пропаганды.

С большею определенностью Апостол различает между «внешними» (εἰσελεύσονται εἰς ὑμᾶς) и «внутренними» (ἐξ ὑμῶν ἀναστήσονται) лжеучителями, т. е. теми, которые выйдут из среды самого христианского общества, и теми, которые не принадлежать к нему. Последнее, конечно, ближе и непосредственнее всего относится к иудействующим лжеучителям, опасность от которых, предвидел Апостол, нисколько не уменьшится, а лишь увеличится, после его отшествия μετὰ τὴν ἄφιξίν μου.⁸⁰⁸ С несомненностью можно заключать, что Апостол предвидел возможность появленья лжеучений на почве тех идей, которые проникли в христианскую общину и налагали печать ложного понимания на истины самого христианства. К подобным умозаключениям могли привести Апостола начавшая широко распространяться в обществе теософические восточные влияния и Филоновские воззрения, против которых он несколько позднее так горячо вооружался в посл. к Колоссянам, Филиппийцам и пастырских посланиях. Сам Ефес представлял богатое поле для наблюдений в указанном направлении. Он «был местом, где смешивались воззрения востока с философией и мифологией греков» (см. у Baumgarten’a, t. II s. 92). Апостол мог иметь полное основание, даже помимо Божественного руководительства и пророческого вдохновения, предостерегать своих учеников – ефесских пресвитеров, которым он поручал заботу и устроение его церквей, против тенденций, которые уже начали обнаруживать свое гибельное влияние и производить опасное обаяние. Таким образом, становясь на точку зрения критики, устраняя пророческое богодухновенное предвосхищение Апостолом будущих событий, нельзя усматривать в указании на них единственно vaticinium post eventum.⁸⁰⁹ Да и самый характер этого указания, как мы старались раскрыть, вовсе не таков, чтобы видеть в нем черты уже совершившегося факта, развившегося явления, в частности по отношению к гностическому движению 2-го в. Если это предостережение не заключает в себе ни одной черты, которая могла бы быть приложена только к позднейшим гностикам, то однако же верно и то, что там нет ни одной черты, которая одинаково не могла бы быть приложена и к ним.⁸¹⁰ Итак, внутренние признаки Деяний с такой настойчивостью выставляемые критикой, вовсе не настолько сильны, чтобы по ним можно было сомневаться в происхождении свящ. книги из апостольского века.

За принадлежность её к первому веку христианской эры говорит чисто случайная, мимоходом замеченная Дееписателем, но для нас в данном случае очень важная и драгоценная подробность. Имеем в виду упоминание о разрушенной Газе: «встань, и иди на полдень, на дорогу, идущую из Иерусалима в Газу, на ту, которая пуста» πορεύου κατὰ μεσημβρίαν ἐπὶ τὴν ὁδὸν τὴν καταβαίνουσαν ἀπὸ Ἰερουσαλὴμ εἰς Γάζαν αὕτη ἐστὶν ἔρημος (8, 26). Πоследние слова удобнее считать примечанием самого Дееписателя, а не влагать их в уста Ангела. Пояснением какого существительного служат они – ὁδός или Γάζα? Мнения толкователей расходятся. Винер,⁸¹¹ а за ним и многие другие⁸¹² относят их к ὁδός, мотивируя это тем, что от Иерусалима в Газу вели две дороги: одна – торная и заселенная, а другая, кратчайшая, более или менее пустынная, без селений по сторонам её. Евнух избрал эту менее посещаемую дорогу, и Ангел указывает Филиппу на нее. Другие, как Лекебуш и Шнекенбургер, более склонны видеть в разбираемых словах пояснение к Γάζα, и нужно признать, что доводы их уважительны. Естественнее прежде всего относить определение к ближайшему существительному, т. е. Γάζα. В противном случае скорее нужно бы было ожидать член перед ἔρημος – ἡ ἔρημος. С другой стороны, понятие ἔρημος не приложимо в сущности к кратчайшему, сравнительно населенному, пути от Иерусалима до Газы, который представлял собой главную дорогу в Египет, во всяком случае людную, а пустыня в собственном, смысле начиналась на юг от Газы.⁸¹³ Кроме того, по древнему преданию, сохраненному Иеронимом, крещение Евнуха Филиппом произошло при Бефцуре, который не мог находиться на кратчайшей пустынной дороге в Газу, а должен быть отнесен к другому длиннейшему пути.⁸¹⁴ Этих соображений достаточно, чтобы с правом относить ἔρημος к Γάζα. Этот город, но известию Иосифа Флавия, незадолго до осады Иерусалима был разграблен и опустошен в одном из иудейских восстаний.⁸¹⁵ Для свящ. Дееписателя этот факт сохранял всю свежесть недавнего происшествия, а потому при упоминании о Газе он присоединяет такое примечание. А если так, то возникновение самой книги мы можем ставить параллельно с разрушением Иерусалима или даже хотя бы и позднее.

Эту хронологическую дату еще теснее ограничивает Шнекенбургер. Падение Иерусалима, а тем более дальнейший период времени, по его мнению, никак не могут быть рассматриваемы, как terminus a quo для составления Деяний. В ходе повествования нет никакого намека на разрушение Иерусалима, на рассеяние Иудеев и под. Но главное – с падением иудейского святилища, через что совершенно уничтожался прежний характер иудео-христианства, писатель не имел никакого побуждения ставить Ап. Павла в то отношение к закону и иудейскому святилищу, какое мы наблюдаем по свящ. книге Деяний, и в аналогии его, подобной Деяниям, не было никакой потребности.⁸¹⁶ С своей точки зрения Шнекенбургер совершенно прав. После разрушения Иерусалима матерь церквей в значительной степени потеряла свою связь с остальными христианскими общинами, а вместе с тем и то первенствующее значение, которым злоупотребляли в ней крайние иудео-христиане. Последнее вне Палестины, лишившись своей точки опоры в Иерусалиме, более и более смешивались с христианами из язычников и не могли думать о претензионной защите своих национальных преимуществ в прежнем узко-иудейском духе. Не о борьбе с универсализмом они должны были помышлять, но об освещении и согласовании идей его с иудейской точкой зрения, как это случилось в Клементинах, где Ап. Петр выводится Апостолом языков. Книга «заветы двенадцати патриархов» не только не противодействует учению Ап. Павла, но хотя она и написана с иудейско-христианской точки зрения, однако влагает в уста Вениамина великолепную похвалу Ап. Павлу, как человеку, имеющему восстать из этого колена, «возлюбленному Господом, слушающему Его голос, озаряющему всех язычников новым познанием».⁸¹⁷ Апология Ап. Павла и связанных с его личностью идей универсализма против узкой, опирающейся на закон и обрезание, иудействующей точки зрения, в обстоятельствах времени не находила никакого побуждения. На этот факт следует обратить особенное внимание для установления времени происхождения Деяний в соотношении с догадками отрицательной критики. Вся она в своем целом разделяет взгляд Шнекенбургера на Деяния, как апологию Павла и универсализма против притязаний иудейства, возникшую из обстоятельств и потребностей времени. Но если так, то она не имеет никакого права относить возникновение Деяний ко второму веку. То самое иудео-христианство, которое по Деяниям представляется господствующим в церкви, во втором веке оказывается в значительном меньшинстве и много уступает из своих прежних притязай. Гордо заявляя в апостольский век христианам из язычников: «если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись» (Деян.15:1), оно в Клементинах отказывается от этого своего требования. Это-то различие в изображении книгой Деяний отношения партии иудео-христианской к христианам из язычников в сравнении с лже-Клементинской литературой»⁸¹⁸ должно было бы удержать отрицательную критику, по примеру Шнекенбургера, от усвоения Деяний историческому движению второго века. Осторожный и наиболее критичный представитель отрицательного направления Целлер по той же самой причине колеблется указывать время для происхождения Деяний позднее первых двух десятилетий второго века.⁸¹⁹ Сам Шнекенбургер относит ее, как мы видели, к периоду до разрушения Иерусалима. – Отказываясь от указания с строгой точностью на определенный год происхождения свящ. книги по недостатку положительных известий, мы с своей стороны тем не менее, после нашего очерка, с полным убеждением можем считать Деяния произведением апостольского века, хотя бы второй его половины, отступающей за разрушение Иерусалима.

Нам остается наметить решение вопроса о месте происхождения Деяний. Хотя для нашего исследования этот вопрос имеет характер лишь эпизодический, значение литературное, тем не менее для полноты нашей работы мы не имеем намерения опускать его без посильных с своей стороны замечаний. Такое значение намечаемый вопрос получает от недостатка внешних и внутренних указаний на то или другое его разрешение. Церковное предание оставляет нас в данном случае без руководства. Правда, блаж. Иероним указывает местом происхождения Деяний Рим, но его указание покоится не на преемственном устном предании церкви, а составляет его собственный вывод из того соображения, что повествование Деяний заканчивается в Риме.⁸²⁰ Опуская без подробного замечания логическую несостоятельность такого вывода, о чем мы имели случай трактовать выше по отношению к аналогичному заключению о времени происхождения Деяний, мы в данном случае ограничимся снесением указанного Иеронимова свидетельства с церковным преданием о Евангелии Луки. Св. Григорий Назианзин местом написания третьего Евангелия называет Ахаию.⁸²¹ Сопоставляя это его свидетельство с приурочением им же самим самостоятельной миссионерской деятельности св. Луки к Ахаии,⁸²² мы должны относить составление Евагелия к после – Римскому пребыванию св. Луки с заключенным там Ап. Павлом. К Григорию Назганзину примыкает и сам Иероним, когда приурочивает составление третьего Евангелия к странам Ахаии и Беотии.⁸²³ Таким образом по Иерониму выходит, что св. Лука написал прежде в Риме Деяния Апостольские, а потом в Греции третье Евангелие. Этого мы не можем принять по ясному показанию самого св. Луки, что Деяния написаны им позже третьего Евангелия (Деян.1:1). Вместе с тем самое свидетельство о происхождении Деяний в Риме мы не можем признать устойчивым церковным преданием.

Тем не менее в новейших научных исследованиях господствующим является убеждение, что Деяния написаны в Риме. Это положение защищается на основании внутреннего характера и особенностей свящ. книги. Перечислим эти доказательства с необходимыми на наш взгляд к ним примечаниями 1) «Уже весь план книги и направление истории к Риму, как к цели, к которой направлялось, не смотря на все препятствия, по воле Божией и по собственному плану Апостола посредствуемое через него распространение Евангелия, далеко понятнее и объяснимее, если мы отнесем автора и его первых читателей к конечному пункту истории Дееписателя».⁸²⁴ Но этот план и завершительный пункт повествования св. Луки являются результатом намеченной себе Дееписателем цели. Наилучшее осуществление она получала при настоящем плане свящ. книги и само собой приводила Дееписателя к Риму, как конечному пункту его истории. Может быть, отсутствие более подробных сведений об апостольской деятельности Павла в Риме и объясняется ближайшим назначением свящ. книги для читателей римлян, но во всяком случае Дееписатель указанием на невозбранное благовестие Апостола в Риме в течение целых двух лет (28, 29–30) достигал вполне своей авторской цели. 2) Дееписатель присоединяет надлежащие пояснительные географические замечания к местностям Палестины (1, 12; 23, 8), Македонии (16, 12), Афин (17, 21) и Крита (27, 8, 12, 16), но не дает их относительно местностей Италии, предполагая известными читателям такие незначительные местечки, как Путеолы (28, 13), Аппиева площадь (28, 15) и три гостиницы (28, 15), тогда как напр., Иосиф Флавий относительно Путеол считает нужным заметить: δικαιαρχίαν, ἣν Ἰταλοὶ Ποτιόλους καλοῦσιν.⁸²⁵ – Но отсюда более прямое заключение то, что свящ. книга предназначалась ближайшим образом для читателей – римлян по происхождению, чем-то, что она и возникла, и получила свое происхождение в Риме. 3) Последняя мысль, наконец, поддерживается тем соображением, что свящ. книге по самой главной и основной мысли её содержания сообразнее всего было возникнуть именно в Риме. Дееписатель писал свою историю в интересах апологии Павлова благовестия язычникам против нападений Иудео-христиан. Последние восставали против проповеди Апостола из-за партикуляристического высокомерия. Но у Иудеев римских было для того и другое основание. Они представляли из себя признанное правительством общество религиозное, но переход язычников в их религию был запрещен. Правда, правительство по-своему религиозному индифферентизму игнорировало факты прозелитизма, но когда христианство с большей энергией, чем доселе иудейство, стало проникать в языческую среду, и идея царствия Божия на поверхностный взгляд стала возбуждать подозрение в революционной окраске, наступила большая строгость против Иудеев. Прямой интерес иудео-христиан требовал отсюда ограничения для вступления чистых язычников в христианское общество. Если известный эдикт Клавдия, который касался римских христиан, был обусловлен спорами о мессианстве Иисуса Христа, если впоследствии жестокость Нерона опиралась на народную ненависть против христиан, то тем охотнее иудео-христианская часть общины могла желать сохранения иудейских привилегий, чтобы воспользоваться прерогативами признанной и покровительствуемой религии.⁸²⁶ Как бы то ни было, способствовали ли тому политические условия или нет, иудействующая партия в Риме была сильна, как и предзанятость её против Ап. Павла и его проповеди. Это с убедительностью доказывает послание к Римлянам, с подробностью останавливающееся на этой предзанятости. Следы подобного настроения римского общества можно находить и гораздо позднее, в половине второго века. Из недр римского общества выросла в течение второго века псевдо-климентинская литература с её резкой полемикой против Апостола языков и его дела. Егезипп (у Еве. IV, 22) ортодоксию римской церкви своего времени утверждает именно в смысле иудео-христианства (ὡς ὁ νόμος κηρύττει καὶ οἱ προφῆται καὶ ὁ κύριος)⁸²⁷ Такое настроение христианского общества в Риме легко могло обусловить и вызвать появление там произведения, подобного Деяниям, с примирительно-апологетической тенденцией. Деяния представляют собой произведение последователя Ап. Павла из римской церкви.⁸²⁸ – Принимать целиком это соображение с указанным заключением препятствует нам то убеждение, подробно обоснованное нами ранее, что Деяния – далеко не тенденциозное произведение, возросшее на почве взаимной неприязни между христианскими партиями с целью соглашения между ними. Отсюда почвой для возникновения Деяний с таким же удобством мог быть Рим с его резко обособившейся иудео-христианской партией, как и всякий другой город тогдашней римской империи. Но если мы ограничим делаемый критикой вывод из поставленных посылок в том смысле, что он побуждают искать первых читателей Дееписания в римлянах, то мы в этом приобретаем хотя и побочное, но тем не менее не последней важности основание для всей сообразности появления Деяний в Апостольскую эпоху и её исторической подлинности. Спутник Ап. Павла, свящ. Дееписатель мог воочию познакомиться с неправильным отношением христианской церкви в некоторых её членах к универсальной проповеди Ап. Павла. В Риме он лично мог убедиться в том напряженном состоянии некоторой части христианского общества вследствие широкого благовестия Ап. Павла язычникам, которое побудило Ап. Павла к разъяснению в особом послании отношения язычества и иудейства к христианству. И если свящ. кн. Деяний захватывает это отношение в тот самый момент, что и послание к Римлянам, то это ясный знак, что она современна последнему и ближайшим образом обусловливается потребностями той среды, для которой предназначалось послание. Первых читателей Деяний и прежде всего Феофила⁸²⁹ мы должны приурочивать к Риму, по их, по крайней мере, происхождению, если не по местожительству. Тогда будет частию объясняться и то, почему Дееписатель при посвящении своих произведений имеет в виду и назидательную цель (Лук.1:4), он отвечает на внутренние запросы и потребности читателей, имеющих связь с римской христианской общиной. Направляя же свое Дееписание непосредственным образом к таким читателям, свящ. Писатель вводить по необходимости в свой рассказ те мелкие черты и особенности, которые приводят критику к мысли о составлении свящ. книги в Риме, но которые получают удовлетворительное объяснение при назначении её для читателей, имеющих какое-либо отношение к римской церкви.

Мы оставляем без разбора указания на малую Азию (Овербек) и Ахаию или Македонию (Гильгенфельд), как места происхождения Деяний. По своей аргументации и мотивировке эти догадки значительно уступают мнению о возникновении Деяний в недрах Римской общины. «Мотивы их, по-справедливому замечанию Реусса, вообще малоценны»,⁸³⁰ а потому и достаточно простого упоминания о существовании подобных мнений в литературе о свящ. книге Деяний.