Уроки любви. Данилов мужской монастырь

С детских лет уроки наводят на нас скуку. И даже тот, кто давно позабыл свои школьные годы, бережно хранит в памяти неприязнь к урокам: скажите, дескать, нашёлся учитель, сами, небось, не маленькие... Но бывает ведь и по-другому. Бывают уроки, где инициатива принадлежит нам самим, где учитель отходит в тень, оставляя нам материал для самостоятельной работы: проблему, наблюдение, эксперимент. Мы учимся сами для себя, а не для отметки в школьном журнале или зачетной книжке, узнаём нечто серьёзное и важное. Обмен мнениями не пресекается, а поощряется, и мы получаем ответы на самые интересные вопросы, открываем новые перспективы и горизонты.

Вот такие-то уроки решено было собрать в этой небольшой книжке: уроки по предмету, который волнует и привлекает каждого. Многие из них состоялись на самом деле – в школах и вузах, на экскурсиях в монастыре и в храме, в паломнических поездках, в открытом эфире и просто на улицах наших городов: недостатка в интересе не ощущалось. Другие уроки пришлось собирать по кусочкам – из случайных фраз, реплик, замечаний, цитат, взятых из книг, выступлений, дискуссий и новостей. Бывали и споры, и острые конфликты, и даже обиды, – некоторым из них нашлось место в книге, – но, как правило, все участники оставались довольны результатами.

Кто-то наверняка спросит, зачем в столь деликатном и волнующем предмете нужен священник, тем более монах, но чтобы ответить на этот – самый первый – ваш вопрос, надо взяться за книжку... Итак, наберитесь терпения: оно ведь необходимо даже в самой увлекательной учёбе, и к тому же относится к числу важнейших православных качеств. Как, кстати, и любовь.

Книга эта предназначена для всех желающих, независимо от возраста, образования, вероисповедания, склада мысли и жизненного опыта. Читать её лучше подряд: последующие уроки опираются на материал предыдущих. Может она послужить и основой для ваших собственных уроков, лекций и бесед. Некоторые из уроков посвящены далёким экскурсиям, где мы знакомимся с обширным сторонним материалом; к другим добавлены «вопросы в перерыве» – дополнительные темы для раздумья и обсуждения. Запаситесь карандашом, делайте заметки на полях и в тексте, отмечайте непонятные, спорные, сомнительные места – и шлите нам электронные или обычные письма. Впрочем, так надо подходить к любой серьёзной книге; а надо ли тратить время на несерьёзные книги – на сей предмет мнения расходятся...

Последнее замечание – для тех дотошных читателей, кто заинтересуется ссылками на источники: вы их найдёте в конце книги, в списке литературы отдельно к каждому уроку.

Рассядемся за парты и осмотримся. На стенках, как принято, висят плакаты с изречениями и цитатами по предмету учёбы, Например, такие:

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.

Евангелие от Иоанна, Ин.13:34–35

Настоящая любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто её видел.

Герцог Франсуа де Ларошфуко

Если юноша спросит о любви, я скажу ему: подожди!

Если старик спросит о любви, я скажу ему: вспомни!

Но если мужчина спросит о любви, я зарыдаю над ним...

Ходжа Насреддин

– Да позволь, тятенька-то, жениться,

Да позволь взять, каво я люблю.

Да отец-то не поверил,

Что на свете есть любовь,

Как на свете все равны,

Надо равно всех любить.

Отвернулся сын-то, отцу слова не сказал,

Да взял он саблю, взял он востру,

И зарезал сам себя.

Эх, да развеселый разговор...

Народная песня

– Знаешь, внучка, у каждой женщины в жизни может быть только одна любовь. Увлечений бывает немало... но настоящая любовь – одна!

– А у тебя была такая любовь, бабушка?

– Конечно! Это были моряки.

Быль

Осмотрелись? Тогда приступим к занятиям.

– С кем она сейчас гуляет?

– Точно не знаю, кажется, и с тем и с другим.

– Да ну, не может быть,

– Что тут такого, подумаешь...Ты что, маленькая, что ли?

– Устроит он ему разборку. И ей заодно.

– Да он сам же с Маринкой встречается, видела ведь их на дискотеке вчера.

– Ну и что, они вместе ушли, но он с ней, наверное, не встречается: там был Волосатый, а он его боится.

– Волосатый с ней раньше гулял, а потом она вообще гулять с парнями перестала.

– Да ты что?

– Правда, я тоже слышала. С ней одна девчонка встречается из нашей группы, говорит, она заболела.

– С больной встречается? Как встречается – по-настоящему?

– Уж наверно не по-игрушечному.

– А заразится? Это ж на всю жизнь...

– Нашла чего бояться. Безопасный секс, нюня.

– Да брось ты, смотри на всё проще. С кем прикольней, с тем и встречайся. Свобода, ясно тебе? Если прикольней с двумя, значит, с двумя. Хоть с десятью, подумаешь! А если девки нравятся – так что ж, насильно, что ли, с парнями? Это же подавление свободы, закрепощение, болезнь похуже СПИДа. Никакой безопасный секс не поможет. Невроз, психоз, крышу сносит, жизни нет, с катушек – и в дурдом. А жизнь-то ведь один раз только даётся. Вот, глядите!

Над самой автобусной остановкой, где мы стояли, навис широченный рекламный плакат «Пепси-колы». Безобразные, бессмысленные лица с дегенеративными гримасами, позы и жесты из обезьяньего питомника – словом, групповой портрет обитателей того самого дурдома. И лозунг – яркий, броский, издали режущий глаз: «... Бери от жизни всё!»

Задрав голову, всматриваюсь в наглядное пособие по оторванно-прикольному образу жизни.

– Ну как, юноши и девушки, вам нравятся эти персонажи на плакате? He знаю, как вы, а я им не завидую.

– Что вас не устраивает? Видите, людям весело. И мы тоже хотим, понятно? Мы хотим взять от жизни всё! А если вам не нравится – это ваша проблема.

– Мне очень даже нравится, когда берут от жизни всё. Всё хорошее. А эта публика на плакате явно перебрала чего-то, от чего вам и самим тошно. Разве нет?

Безумие ведь не надо объяснять: оно видно простым глазом, лезет изо всех щелей, И если пораскинуть мозгами, то убедимся, что рекламное агентство как раз и нацелилось на безумие. В самом деле, надо потерять разум, чтобы покупать подслащённую водичку с дегтярным привкусом единственно ради того, что на ней стоит заокеанская торговая марка. В США, кстати, та же самая водичка продаётся под десятком других названий и этикеток – а за «фирменную» люди согласны платить побольше. Кто-то же должен возместить расходы на рекламу!

Но всё же и там, за океаном, обнаружили, что безумию есть предел: лет десять назад компания «Кока-кола» собралась было выпускать под своей этикеткой воду – простую воду в бутылках – с убеждением, что народ будет расхватывать её как «символ престижа и статуса»... Но непродвинутый народ всё ещё видит в воде не «символ», а средство утоления жажды; так что выжать из него лишние пятьдесят центов не удалось, и «Кока-коле» пришлось убраться с водяного рынка несолоно хлебавши.

Стало быть, нашу молодёжь надо «продвигать» усиленными темпами: вдруг вы предпочтёте русский квас американскому дёгтю? Или решите бросить курить? (Ведь только на вас и надежда у табачных фирм – им на Западе, в «развитых» странах, пообтесали рога законами против курения и рекламы сигарет.) Или вдруг отшвырнёте в сторону пивную бутылку, к которой присосались, как младенцы к пустышке? Беда... Вот и распространяется безумие, как чума, в нашей молодёжной культуре. Вот и потеряли свой нормальный смысл глаголы «гулять» и «встречаться» – как теряется кислород в крови, замещённый продуктами распада алкоголя. Вот и мелькают над крышами ваших домов, на экранах ваших телевизоров и на обложках ваших тетрадей бешеные лица-маски а кстати, подумайте, откуда берётся слово «бешеный»?

Взять от жизни всё – легко сказать... А ведь стоит взглянуть на это дело под другим углом. Вот, посмотрите-ка:

Представьте себе такую картинку: рыбка разинула рот и собирается заглотнуть червячка на крючке. Другая рыбка в недоумении, a третья объясняет: «Она хочет взять от жизни всё...»

– Ну, чего нас крючками-то пугать! Мы не рыбки.

– Волков бояться – в лес не ходить.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!

– Насчет риска это вы вовремя заметили. Вот как раз вам намёк.

Другой плакат висел напротив, словно фотонегатив с первого, и по существу и по форме. На чёрном фоне – два строгих лица, мужское и женское, и текст, красным по чёрному: «Жизнь дороже мгновения сомнительного удовольствия. Настоящие чувства и верность партнёру – естественная защита от СПИДа».

Есть ли тут смысл? Что дороже: жизнь или мгновение сомнительного удовольствия? Как на ваш взгляд?

– Конечно, жизнь дороже.

– Смотря какая жизнь...

– Смотря какое удовольствие. Бывает ведь и не сомнительное.

– В чём проблема? Это плакат про безопасный секс. Кто забудет, захочет удовольствия – раз и СПИД! И жизнь потеряет. А чтоб удовольствие было настоящим, а не сомнительным, надо знать правила безопасного секса.

– Должен вас разочаровать. Прочитайте-ка, что там написано пониже: никакого «безопасного секса» вообще не существует. И плакат вовсе не об этом. Совсем другие меры предлагаются против СПИДа...

– Действительно! А я уже сколько дней тут езжу и всегда думал, что это про безопасный секс.

– Ну, чего там только не распишут в рекламе. Всё подряд читать, что ли? Раз про СПИД, значит, про безопасный секс. Всё время нам про него жужжат. А я, например, давно уже считала, что безопасный секс – это выдумка. Просто реклама презервативов. И кой-чего ещё.

– Ладно, об этом как-нибудь потом, про «секс» и всё такое. А пока всё же вернёмся к сравнению, чтó дороже. Вы говорите: смотря какая жизнь, смотря какое удовольствие... Как бы две чашки весов, правда? На одной жизнь, на другой удовольствия. Если жизнь – прикол, мусор или гниль, если она ни на что не нужна и ни к чему не годится, тогда любое удовольствие перетянет, каким бы сомнительным оно ни было. И люди будут заражаться СПИДом, пьянствовать, колоться, воровать, грабить, убивать, «встречаться», «гулять», лгать самим себе и окружающим и прыгать с двенадцатого этажа – и ничем их не остановишь.

А чтобы этот плакат «сработал», чтобы другая чаша весов перетянула, жизнь должна весить очень много. В ней должна быть какая-то огромная ценность, спрятанное золото. Есть оно у нас?..

– Heт, святой отец (так вас называть?), всё это бабкины сказки. Никакой такой ценности в жизни нет, ни открытой, ни спрятанной. В девятом классе ещё стихи учили на выбор, я выучил одно стихотворение – так учительница только охнула да в глаза мне посмотрела. Пятёрку, правда, поставила. Я всё ждал, вдруг, думаю, она что-нибудь мне ответит, захочет поговорить обо всём этом – о стихах, обо всей жизни. Но она не захотела. A стихи я до сих пор помню:

За всё, за всё Тебя благодарю я:

За тайные мучения страстей,

За горечь слёз, отраву поцелуя,

За месть врагов и клевету друзей.

За жар души, растраченный в пустыне,

За всё, чем я обманут в жизни был, –

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Недолго я ещё благодарил.

– Да, стихи известные. По ним, так жизнь не только дешевле удовольствия, даже самого сомнительного, но и вовсе не стоит того, чтобы жить. Как заметил Цицерон, высшее счастье для человека – совсем не родиться, а после этого самое лучшее – скорее умереть. И Цицерона можно понять: ведь он жил до Христа... Так и плакат наш, красный на чёрном, про «настоящие чувства» и верность «партнёру»: если без Христа, то просто липа, а если со Христом, то выстрел мимо цели. Получается: сегодня «гуляю» с одним «партнёром», а завтра с другим – и кто проверит, «настоящее» у меня чувство или не совсем? Вы ведь точно заметили: и удовольствие бывает не сомнительное, и чувство настоящее – а СПИД тут как тут. Да и в СПИДе ли дело? Что, разве вирус диктует нам образ жизни? Но об этом после.

Пока же хочу заметить, что «святым отцом» православного священника называть не стоит, это фраза из зарубежных кинофильмов (хотя, кстати говоря, есть момент в богослужении, когда мы называем друг друга подобным образом): по-русски в повседневном общении принято говорить «батюшка», или, в звательном падеже, «отче». Учительница ваша могла бы вам это объяснить, но, видно, упустила.

И со стихами она крепко ошиблась. Обязательно надо было поговорить, и с вами отдельно, и со всем классом, и о Лермонтове, и о страстях, и о жизни. He для того ли мы строим школы и отправляем туда вас на одиннадцать лет, чтобы было с кем переговорить всерьёз о самом важном? Или вы думаете, что важней зубрёжка тригонометрических формул да исторических дат? Кто ещё не забыл, как разложить в произведение сумму двух косинусов? Или в каком году была битва при Фермопилах?

...Впрочем, ничего нет проще, чем ругать чужие ошибки. Раз уж вы меня на этом поймали, надо ошибку исправлять, даром что чужая. Ответить вам и вашим друзьям было бы не так уж сложно, но ведь вы ухватились за Лермонтова, а это огромная сила. И сила любви в том числе:

...Но я люблю – за что не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям...

Лермонтову было немногим больше, чем вам сейчас, когда он написал упомянутое вами стихотворение «Благодарность». И, надо сказать прямо, он с головой окунулся в ту же самую мерзость, что и вы, да, да, не изображайте, пожалуйста, праведного изумления, он тоже подсел на рыболовный крючок, намереваясь «взять от жизни всё», точно так же, как и многие другие во все времена, хотя тогда и в страшном сне не увидали бы такой жуткой рекламы «Пепси-колы».

А может быть, именно из-за этого нашим предкам было тяжелее, чем нам? Может быть, для них эта наживка на крючке выглядела куда более сладкой и заманчивой?.. Как бы то ни было, неполных двадцати семи лет жизнь Лермонтова оборвалась в разборке (у продвинутых людей того времени бытовало другое название), а его продвинутые приятели в Петербурге откликнулись на это с характерным равнодушием: «Туда ему и дорога».

Но гений поэта живёт своей собственной жизнью, и стихи Лермонтова полтора века спустя звучат у нас в душе и воскрешают в ней нечто нам очень близкое, необходимое и сверхважное. Как ответить ему – и вам, его слушателям? Чтобы ответ достиг цели, он должен звучать на том же самом языке, языке стихов. И конечно, не мы с вами первые ищем ответа. Вот, например, что обнаружил Бунин – Нобелевский, кстати, лауреат:

За всё Тебя, Господь, благодарю!

Ты, после дня тревоги и печали,

Даруешь мне вечернюю зарю,

Простор полей и кротость синей дали.

Я одинок и ныне как всегда.

Но вот закат разлил свой пышный пламень,

И тает в нём Вечерняя Звезда,

Дрожа насквозь, как самоцветный камень.

И счастлив я печальною судьбой,

И есть отрада сладкая в сознанье,

Что я один в безмолвном созерцанье,

Что всем я чужд и говорю с Тобой.

Хороший ответ? Для поэта – вполне, но не для священника. Поэту дозволено отвлечь вас в сторону от предмета, завести песню на другой мотив, открыть новую страницу в книге бытия – a священник, словно свидетель перед судом, обязан ответить строго по существу, слово к слову, образ к образу. Спасителем завещано: «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мф.10:26–27).

Попробуем поступить по-другому: прочитаем стихи заново и поставим себе задачей очистить их, словно старинную картину, от наслоений и грязи, и копоти, будто возрождая их в первоначальном неповреждённом виде – как бы они выглядели, если бы не всё то, о чём у нас с вами шла речь на этом уроке.

За всё, за всё Тебя благодарю я:

За тайный путь свободы от страстей,

За сладостъ слёз, отраду поцелуя,

За ложь врагов и правоту друзей.

За жар души, пылающий в пустыне,

За всё, что я узнал и пережил,

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Во веки вечные Твой раб благодарил.

– Мне кажется, что у вас на уроках недостаёт порядка. Прежде всего, нужен чёткий логический план, структура изложения, из которой видно, что мы проходим на каждом уроке, чтобы не возвращаться к уже пройденному материалу. И кроме того, хотелось бы познакомиться, узнать друг друга – имена, возраст, профессию, область интересов... A то мы станем обсуждать вопросы, не имея понятия о том, от кого они исходят!

– Разумные пожелания! План работы у нас, безусловно, есть: посмотрите оглавление, и вы сами его обнаружите. Мы будем работать с предметом наших уроков – любовью – по двум направлениям, извне и изнутри. Извне станем очищать прилипшие напластования и избавляться от помех, которые отвлекают нас от сути дела, мешают убедиться в существовании одной-единственной настоящей любви. Изнутри же будем исследовать эту настоящую любовь, учиться видеть и понимать её, находить её место в этом мире и руководствоваться ею на нашем жизненном пути, на нашей дороге к счастью.

Однако, к сожалению или к счастью, сделать наш план более простым и прямолинейным никак не получится. У нас ведь с вами «Уроки любви», а не «Трактат о любви», «Учебник любви» или «Энциклопедия любви». Можно было бы, конечно, написать книгу и под таким заглавием – да только вряд ли она кому-нибудь понадобилась бы, кроме разве что страдающих от тяжёлой бессонницы... И дело вовсе не в том, что читатели у нас неспособны воспринять последовательного изложения темы: просто некоторые предметы требуют активной, самостоятельной работы.

Вспомните, что было сказано перед началом занятий: на этих уроках инициатива принадлежит вам. Цель уроков – не только и даже не столько сообщить вам некие сведения о любви и сопутствующих материях, сколько дать обильный и серьёзный материал для вашего разума и сердца: чтобы было о чём подумать и что переживать.

Значит, не обойтись нам без некоторых отклонений от прямой линии, без обсуждения косвенных тем, без «вопросов в перерыве», без возврата к «пройденному материалу» – тем более что, говорят, повторение – мать учения...

И второе пожелание, к сожалению, тоже приходится отклонить, примерно по тем же соображениям. Если познакомить учащихся друг с другом, то читатели волей-неволей начнут примерять их образы: насколько каждый из персонажей похож или не похож на меня самого. И эти сопоставления помешают глубоко и непосредственно воспринять содержание вопросов и ответов.

– «Тайный путь свободы от страстей» – скажите-ка! Куда же ведёт такой путь, не в гроб ли? Бесстрастная душа – мёртвая! Какие там ещё слёзы или поцелуи? Бесстрастная душа – это механизм, компьютер, или домашняя скотина, забитая хозяином до бесчувствия. В бесстрастной душе нет жара, в ней только холодный расчёт или тупое подчинение чужой воле.

Boт, значит, какие «Уроки любви» нам приготовила православная церковь!.. Стоит ли руки марать о такую книжонку? Отстаньте-ка от нас с вашими уроками, сами разберёмся!

– Что ж, вам страстей не занимать, с чем вас и поздравляю. И в самом деле, стоило ли приходить на уроки любви, если душа неподвижна, как заросший тиной пруд, если в ней не отражается небо и солнце, если её не колышет утренний ветерок?..

Ведь что такое страсть? Страсть может быть как благотворной, так и тлетворной, и бесчувствие, бессердечие – а вместе с ним и безмыслие – в самом деле несут человеку смерть задолго до гроба. Вот что говорил об этом один из самых уважаемых православных авторов, Солунский архиепископ свт. Григорий Палама, шесть с половиной столетий тому назад:

«...Нас учили, философ, что бесстрастие – это не умерщвление страстной силы души, а её направление от худшего к лучшему и её действие в божественном состоянии, когда она полностью отворачивается от дурного и обращается к прекрасному; и бесстрастный для нас тот, кто избавился от дурных состояний и обогатился добрыми... Злоупотребление силами души плодит отвратительные страсти, как злоупотребление познанием сущего превращает мудрость в безумие; но если человек будет употреблять их хорошо, то через познание сущего придёт к богопознанию, а через страстную способность души, стремящуюся к той цели, для которой она создана Богом, добудет добродетели: силу желания превратит в любовь, а благодаря воле приобретёт терпение. Этого достигнет, говорю тебе, не тот, кто их умертвит, потому что он окажется тогда равнодушным и неподвижным для божественных свойств и состояний, a mom, кто подчинит себе страстную силу...

Хоть философ что-то слышал и что-то навообразил о бесстрастии, он, видно, не слыхал о том, что бесчувствие есть зло и что оно осуждается нашими духовными отцами... “Умертвите, – говорит апостол, – ваши земные члены, блуд, нечистоту, злую страсть и жадность” (См.: Кол.3:5). Слышишь, какие телесные действия надо умертвить? Блуд, нечистоту, вообще все низменные. А какую страсть? Злую, а вовсе не совершаемые через тело действия духа, не божественные и благословенные страсти и не служащие им силы души».

Злоупотребление силами души, злая страсть... Казалось бы, всё понятно – а между тем общий язык далеко не просто: что одни называют злом, для других как будто в порядке вещей. Потому и нужны нам такие уроки, чтобы внимательно исследовать мир вокруг нас и внутри самих себя, чтобы увидеть разницу между добром и злом, между любовью и похотью, между красотою и непотребством, между браком и развратом, между счастьем материнства и сатанинским истреблением нерождённых детей. Между человеком – образом и подобием Божьим – и глашатаями «общества потребления», которые, в конвульсиях выкатив глаза, смотрели на нас с плаката на предыдущем уроке.

Обо всём этом, и о многом другом, говорит нам Православная Церковь своим многовековым опытом и знанием; так что не стоит вслед за плакатными уродцами столь шустро плевать в колодец: там найдётся для вас водица послаще «Пепси-колы».

А теперь посмотрим повнимательнее на стихи Лермонтова. «Тайные мучения страстей» стоят у него на первом месте. Почему? Да потому, что злая страсть – это не что иное, как утрата свободы, порабощение личности какой-то внешней силе.

Вспомним Пушкина, неподражаемый и печальный юмор:

«Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она замуж? “По страсти, – отвечала старуха. Я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь”».

В рабстве человек страдает, ищет избавления и находит «путь свободы».

Впрочем, есть ведь и другой путь: постепенно приспособиться к своему хозяину, стать рабом по природе. Вот, например, Маяковский – знаменитость самой грустной поры в русской культуре, названной почему-то «серебряным веком», – уже пытается требовать от Господа некоей «перестройки» в той же ситуации, в какой Лермонтов только страдает и не видит выхода:

Всемогущий, ты выдумал пару рук,

сделал,

что у каждого есть голова, –

отчего ты не выдумал,

чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?!

И конечно же идейные потомки «серебряного века» добились полной анестезии (то есть, в буквальном смысле слова, – бесчувствия), безо всякой помощи свыше учредив для себя «свободную любовь»: целуют и т. д, без всяких проблем, если не считать венерических болезней.

– Что же это получается? Вроде как вы за свободу, a свободную любовь проклинаете, обзываете обидными словами – «блуд», «разврат», «скотство».

– А любовь ли это? He вернее ли будет назвать это «свободным скотством»?

– Зависит от точки зрения...

– Всё-таки Господь не зря дал нам разум, чтобы мы могли наши точки зрения сопоставлять и находить объективную истину. Без этого, как вы заметили, и руки марать о книгу не стоит: проще пойти выпить пива. Вы, однако же, взялись за чтение: уже одно это доказывает, что вы отделяете себя от «домашней скотины».

И это чувство присуще людям даже в самых печальных обстоятельствах. Как-то пришлось мне стоять за полночь у ворот нашего монастыря, беседовать с одним приезжим. К нам подошли две женщины. Были они слегка навеселе и склонны к разговорам, преимущественно о том, что относится к сфере их интересов. «Как же у вас там с “этим” в монастыре? Уж, наверное, не обходятся без “этого”... Вы ведь тоже всё-таки люди», – говорили они со снисходительной улыбкой.

«Разумеется, – ответил я им, – мы тоже люди. И живём как люди. Вот у нас есть подворье в деревне, там скотный двор: куры, коровы, козы. У них “с этим” всё как полагается для скотины, проще некуда... – а мы-то именно что люди».

Я подумал, что они либо обидятся на мои слова, либо вовсе их не поймут, но вышло по-другому. После недолгого раздумья они сменили тему разговора и стали расспрашивать, как и когда можно прийти в церковь на исповедь...

Как бы ни стремились идеологи-дарвинисты доказать родство человека со скотиной, в нашей природе неискоренимо принципиальное отличие от четвероногих. Однако давайте не будем впадать в безоглядный оптимизм (хотя православные авторы и проповедники нередко грешат такой тенденцией): под воздействием внешних обстоятельств отличие это может быть затуманено, смазано и размыто. Это хорошо заметно на плакате «Пепси-колы», где берут от жизни всё; но есть примеры и куда более впечатляющие.

Например, в августе 2005 г. из Лондона сообщили, что в тамошнем зоопарке сидят – причём вполне добровольно и даже не без радости восемь человек обоего пола. Миссис Уиллс, официальный представитель зоопарка, заявила при этом: «Наблюдение за людьми в непривычных условиях, среди других животных, способствует укоренению в обществе взгляда на человека как на представителя зоологического отряда приматов». Дети, правда, недоумевали: «Зачем их тут заперли?». А взрослые, похоже, восприняли появление новых экспонатов как должное.

Поучительный пример! Наверное, за всю многовековую историю человечества людей сажают за решётку зверинца не в первый раз. В любую эпоху могли найтись самодуры и садисты среди власть имущих, готовые устроить такую шутку со своими подданными, или сумасброды, согласные пойти на это ради выгоды или спьяну, – и люди воспринимали тех и других соответственно. Но, думаю, не ошибусь, если скажу, что только в XXI веке после Рождества Христова цивилизация (заметьте, западная, «постхристианская») дошла до добровольного и идеологически обоснованного приобщения человека к обитателям зоосада.

Так что не будем обольщаться: граница между человечеством и скотством в наши дни настолько зыбка, что если мы позволим и дальше её разрушать – то непременно окажемся среди четвероногих, причём скорее, чем вы думаете.

– Досадно бывает слушать, с каким презрением говорят о животных: «скотина, скотство... » Уж чья бы, так сказать, корова мычала! Худшего скотства, чем у двуногих, в мире животных не отыскать, как ни старайся. Собаки же, например, дают нам, людям, самые потрясающие уроки любви. Поэтому, если мы хотим научиться любви, то надо не отгораживаться от наших предков клеткой зоопарка, а наоборот, идти к ним навстречу, перенимать у них все те прекрасные качества, которые были утеряны людьми в процессе развития цивилизации!

– Нередко бывает, что в серьёзном деле истина и ложь, факт и вымысел сплетаются настолько тесно, что человек, отчаявшись найти границу между тем и другим, словно угодив в непролазный тупик, попросту махнёт на всё рукой и «отключится» от проблемы. Важный пример такого кажущегося тупика ждёт нас впереди, на последней нашей экскурсии: там и в самом деле придётся поработать до седьмого пота... А здесь, говоря о четвероногих друзьях (или родственниках – кому как), мы, надеюсь, легко найдём дорогу.

Презрение – недоброе чувство, к кому бы оно ни было обращено: к людям, собакам, птицам или лягушкам. Чтобы в нашей оценке животного мира не проскользнуло презрение, надо ясно расставить все акценты: мы никого не презираем, а лишь указываем – быть может, с известной долей иронии – на принципиальное отличие человека от животных.

В животном мире мы и в самом деле находим подлинные примеры добра и любви. Домашние животные – собаки, лошади и другие – естественно перенимают у своих хозяев добрые, возвышенные качества и сами, в свою очередь, становятся для нас источником вдохновляющей силы. Даже обычная певчая птичка, которая, защищая своего выпавшего из гнезда птенца, смело атакует кошку, способную убить её одним ударом лапы, красноречиво свидетельствует о жертвенной любви, присущей далеко не одним только людям.

Заметим, однако: если любовь к своему потомству характерна для млекопитающих и пернатых, то этого уже не скажешь про царство рептилий и рыб, где нерасторопный детёныш нередко попадает на закуску к своим неразборчивым родителям. Эти и подобные соображения снова и снова ставят нас всё перед тем же вопросом: есть ли принципиальное различие в основах поведения человека и животных?

Да или нет? Если да, если человек, в отличие от любого зверя, создан по образу и подобию Божию, то как уроки любви со стороны животных, так и примеры скотства со стороны людей приобретают для нас ясный смысл, напоминая о нашей собственной ответственности перед Господом, перед ближними и перед всей бессловесной природой. Ну, а если нет, если разницы в принципе между людьми и животными мы не находим, то нам и в самом деле остаётся только махнуть рукой на разум, на книги, на цивилизацию и отправиться в хлев, на выучку.

– Не слишком ли смело разделываетесь вы с научным знанием? Ведь хорошо известно, что Церковь и христианская вера не противопоставляют себя науке, а ищут точек соприкосновения, путей сотрудничества. А вы почему-то отрицаете научно доказанную ценность сексуального раскрепощения.

– О возможности сотрудничества науки и Церкви и в самом деле хорошо известно. И мы с вами тоже ищем путей сотрудничества – например, между любовью и наукой. Любовь, однако, в целом остаётся неизменной сотни и тысячи лет, чего никак не скажешь о науке... К тому же научное знание, от которого естественно было бы ожидать лишь успехов и прогресса, иной раз выкидывает такие неожиданные «фортели», что только руками разведёшь!

Тем не менее, именно научному знанию в этой книге уделено немалое место, даже куда большее, чем можно было бы ожидать на уроках любви. И сейчас, чтобы разобраться с «научно доказанной ценностью», мы отправимся на экскурсию в тихоокеанские просторы, на острова Самоа, где не так давно наука сделала несколько решительных шагов, последствия которых сказываются по всей земле. Только вот куда вели эти шаги: вперед, назад – или вниз?

Маргарет Мид (1901–1978) считается самым известным и влиятельным американским антропологом XX века. И этим почётным званием, и всей своей научной репутацией она обязана, главным образом, своей книге «Юность на островах Самоа», вышедшей миллионными тиражами и отмеченной небывалым читательским успехом. Популярность книги была так велика, что в 1969 г, журнал «Тайм» не постеснялся назвать её автора «матерью всего нашего мира».

«Юность на островах Самоа» была опубликована в 1928 г. и переиздаётся с тех пор вплоть до нынешнего дня почти на всех языках. Наблюдая за жизнью островитян, автор приходит к выводу: привычные для европейской культуры нормы отношений между полами – всего лишь условность, некая изжившая себя формальность, которая мешает гармоничному развитию личности и которую давно следовало бы отбросить и забыть ради вящей пользы молодых поколений...

He будет преувеличением сказать, что научная работа Маргарет Мид была в числе важнейших явлений культуры минувшего столетия: подобно работам Альфреда Кинзи (о нём пойдёт речь ниже) её влияние вышло далеко за пределы научных кругов и распространилось практически на всё общество. Более того, именно она в значительной мере подготовила почву для социально-половых теорий д-ра Кинзи; как выразилась сама г-жа Мид (имея в виду перемену взгляда на половую жизнь и нравственность в 60-е гг.), благодаря ей «сложился нынешний взгляд на вещи».

Маргарет Мид училась у Франца Боаса (1858–1942), крупнейшего этнографа, лингвиста и антрополога, известного сторонника крайнего «культурного детерминизма» и концепции «чистого листа» в науке о человеке: по мнению представителей этой школы, в человеке нет ничего постоянного, неизменяемого, присущего душе как таковой, а, напротив, всё без исключения формируется под воздействием социально-культурных факторов. Свою научную карьеру Маргарет начала в 1925 г., когда отправилась в годичную антропологическую экспедицию на острова Самоа для изучения жизни туземцев в юношеском возрасте, особенно в половой сфере.

Как же молодая исследовательница подготовилась к своей первой и главной экспедиции, с каким багажом прибыла она на далёкие острова Южных морей? Теоретический багаж школы д-ра Боаса был весьма обширен, а вот с более низменными материями вышла неувязка. Местного языка г-жа Мид не знала, лингвистическими навыками и способностями не отличалась, до экспедиции на Самоа иностранных языков ей изучать не приходилось.

Мид пробыла на Самоа чуть больше восьми месяцев, Большую часть этого времени она посвятила не своей основной работе, а этнографическим изысканиям по заказу музея в Гонолулу. Два месяца она оставалась в Паго-Паго, в приятной компании американских военных моряков, и лишь затем отправилась на остров Тау, где традиционный уклад был в меньшей мере нарушен цивилизацией. Однако 1 января 1926 г. над островом Тау пронёсся разрушительный циклон, после которого в течение нескольких месяцев жизнь там не возвращалась в нормальное русло. В результате на сбор материала для книги «Юность на островах Самоа» оставалось, в лучшем случае, месяц-полтора, а вовсе не год, как это утверждается в книге и как это было предусмотрено задачами экспедиции.

Спросите: зачем нужны нам все эти мелочи? Кто их раскопал? Кто в них может быть заинтересован? Настоящий учёный, то есть честный искатель истины: ведь научное знание строится не на высосанных из пальца политкорректных «доктринах», а на внимании к мелочам, на логике и упорной работе. Австралиец Дерек Фримэн, специалист по культуре и языку островов Самоа, долгое время не мог взять в толк: почему сведения г-жи Мид радикально расходятся с данными его собственных наблюдений? В результате многолетних трудов он опубликовал две книги, названия которых говорят сами за себя: «Маргарет Мид и Самоа: как появился и исчез один антропологический миф» (1983) и «Роковой обман Маргарет Мид» (1999).

Сопоставив действительность с изложенным г-жой Мид, Фримэн вынужден был охарактеризовать её книжку как «плод необузданной фантазии». Коротко говоря, описанной в ней с таким смаком распущенности не было на островах Самоа – ни в 1925 году, ни когда-либо в прошлом, ни впоследствии. Интимная жизнь островитян во все времена была регламентирована и ограничена не в меньшей, а в большей мере, чем у европейских народов. Начиная с дохристианского периода сохранение чистоты до брака считалось не только добродетелью, но и необходимым условием замужества. Братьям молодых девушек вменялось в обязанность следить за поведением сестёр, и если обнаруживалось, что кто-то из соседей позволяет себе нечто неподобающее, возмездие было скорым и весьма жестоким. Нарушение супружеской верности каралось смертью; впоследствии смертная казнь сменилась проламыванием черепа, переломом рук и ног или отсечением ушей и носа.

С распространением на островах христианства нравственная строгость добрачной жизни и брачных отношений по существу не изменилась. Вошло в обычай, например, посылать взрослеющих девушек в школы-интернаты при христианских миссиях, где за ними осуществлялся строгий и непрерывный надзор.

Характерно, что и другие сведения об островах Самоа, изложенные в книге Мид, оказались таким же подлогом. По её словам, в этом земном раю, где раскрепощённые обитатели с юности предаются заманчивым мероприятиям под тропическими деревьями, неизвестны ни эмоциональные, ни психические расстройства, ни преступления, сопряжённые с половой сферой. На самом же деле эти неприятности там всегда были и остаются опять-таки в не меньшей степени, чем в Европе.

Как же это вышло? Могла ли г-жа Мид столь сильно ошибиться в своих научных выводах? Нет, не могла, – отвечает Дерек Фримэн. С первых дней её пребывания в Паго-Паго ей стало известно о мерах по охране нравственности молодых девушек, о строжайших наказаниях нарушителей брачного обета, о довольно-таки варварских обычаях подтверждения невинности невесты перед заключением брака и т. д. Таким образом, когда Маргарет Мид писала свой эпохальный труд, утверждая, в частности, что «у жителей Самоа продолжительность интимного союза измеряется днями, в лучшем случае, неделями, а истории о “верности до гроба” неизменно вызывают насмешки», или о том, что «все интересы самоанской девушки направлены исключительно на сексуальные похождения», она лгала, лгала осознанно и целенаправленно.

* * *

Последующая научная карьера Маргарет Мид была в значительной мере посвящена воспитанию детей, и её столь «плодотворная» экспедиция предоставила ей для этого богатый материал. Неудивительны поэтому её эпохальные поучения: «В детях нужно воспитывать чувство многообразия жизненных стилей, чтобы каждый мог сделать выбор по своему вкусу». «Когда мы признаем всё то многообразие, с каким люди устраивали и устраивают свою жизнь в разных уголках Земли, – толкует она нам, – ...мы навсегда избавимся от предрассудка о едином для всех нравственном стандарте. И когда, наконец, мы перестанем настаивать на нравственном превосходстве одних поступков и обычаев над другими ...мы достигнем той высшей свободы личности и той всеобщей толерантности, которая только и возможна в плюралистическом обществе».

Написано почти столетие тому назад, а звучит словно цитата из современной школьной методички: так ведь оно и недаром. Измышления г-жи Мид, давно опровергнутые честной наукой, наукой без кавычек, всё еще блуждают в сознании наших наивных современников, как баснословные призраки по тёмным коридорам старинного замка, отравляя жизнь и детям, и взрослым. Пора распахнуть ставни, открыть окна, двери и – навести в доме порядок.

– Вы, батюшка, бьёте ниже пояса: вас надо бы вывести с ринга. Примитивное скотство под вывеской «свободной любви» интересует лишь дегенератов да отдельных сексуально озабоченных типов. Какое всё это имеет отношение к нормальным людям? Какой смысл, как говорится, пинать дохлую кобылу? Расскажите-ка нам лучше, что вы думаете о настоящей любви, той самой, про которую говорил Ходжа Насреддин. Откуда столько высокомерия у ваших единоверцев, которые строят из себя великих мудрецов и наставников, а на деле ничего не понимают, но очень любят порассуждать о смирении и скромности?

– Я бы не стал так спешить с выводами насчёт «дохлой кобылы»: присмотритесь, пожалуйста, к молодёжи, которую мы встретили у автобусной остановки на первом уроке. К какой группе вы их отнесёте – «дегенератов» или «сексуально озабоченных»? А ведь это не кто-нибудь, а ваши дети! Дома они сидят у себя по комнатам – пока вы развлекаетесь телевизором или приятной застольной беседой за учебниками, за журналами или компьютером, учатся хорошо, ведут себя прилично, всегда звонят вам, если задерживаются вечером, вас не беспокоят, лишних вопросов не задают и к себе внимания не требуют, Ну, прямо образцово-показательные мальчики и девочки! А теперь прикиньте-ка: сколько из них заработает себе ВИЧ? Сколько – сифилис? Сколько сядет на иглу? Сколько захлебнётся в бутылке? Сколько окажется в абортарии? Сколько пойдёт бомжевать по вокзалам? Сколько не сможет вступить в брак? Сколько угробит семью, свою и чужую? И сколько, «взяв от жизни всё», ляжет на цинковый стол для судебно-медицинского заключения?..

Разумеется, масса внешне нормальной молодёжи ведёт жизнь совсем иную, чем хочется вам, дорогие родители и воспитатели, да и всем нам. Но, увы, мы на это предпочитаем закрывать глаза. И в этом наша вина перед ними: выдумывая для себя различные оправдания и объяснения, мы становимся соучастниками лжи и нормальная молодёжь воспринимает наш «взрослый» мир как мир лживый, отправляясь в поисках истины к наркоторговцам, сектантам и просто в подворотню...

Что же касается замечания в адрес наших единоверцев, то, в самом деле, среди православных верующих – как и среди любых других групп населения – есть люди недалёкие, малообразованные, плохо информированные, страдающие графоманией, манией величия и т. п. Приведу в этой связи слова Святейшего Патриарха Алексия:

«...Если мы не можем профессионально работать в журналистике, то лучше ею не заниматься; если мы не умеем отстаивать интересы Церкви в радио и телепередачах, то лучше не соглашаться на приглашения в них участвовать; если наши высказывания во время интервью могут послужить соблазном для других, то лучше промолчать».

Наблюдения, во многом сходные с вашими, не правда ли? Учтём, что население нашей страны составляет около 140 миллионов человек и православных из них, по разным подсчётам, от 65% до 85%; учтём также, что в ближнем и дальнем Зарубежье тоже обретается огромная масса русских православных и что ещё большая масса православных живёт в других странах, говорит и пишет на других языках, но их слово всё чаще и шире входит в нашу среду. Можно ли, приняв в расчёт всё богатство и многообразие Церкви, делать на основе отдельных наблюдений далеко идущие выводы об ущербности Православия как такового? He строй кривую по трём точкам: ты о ней не всё знаешь.

В Церкви есть место для всех: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные», – говорит апостол Павел (1Кор.11:19). Досадно другое: не малограмотные старушки, а серьёзные, образованные люди упускают это из виду и попадают в западню собственного невежества. Бессчётное число раз повторяется одна и та же сцена, ну разве с небольшими вариациями:

– Батюшка, мне велели то-то и то-то, исполнять такие-то правила (указания, распоряжения), без этого в рай не попасть, а кто не выполняет непременно в аду окажется!

– Ну-ну. А вы читали, что об этом говорит Патриарх? Синод? «Основы социальной концепции РПЦ»?

– Нет... А это ещё зачем? Мне одна пожилая прихожанка сказала... Она ведь в церкви работает, уж ей ли не знать!..

* * *

Ну, а теперь, как вы и предлагали, снова обратимся к любви настоящей:

Маша любит своего Мишу.

А Катя любит своего плюшевого мишку.

Я люблю Рембрандта.

А я люблю макароны по-флотски.

«Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам».

Мы занимаемся любовью в христианском смысле.

Они занимаются любовью в дровяном сарае,

Любовь и деньги – ничего общего!

Уж конечно... Триста рублей – разве это деньги?

Вспомните плакат из первого урока: настоящее чувство залог сохранности от венерических болезней... Настоящая мистика в самом дурном смысле слова! Ведь чувство – всегда моё собственное, и никто, кроме меня лично, не способен определить, настоящее оно или нет. А у меня самого взгляды на собственное чувство столь же расплывчаты, как приведённые выше примеры... И кто возьмётся доказывать бабушке, что она не испытывала самого настоящего чувства к каждому, кто бы ни попадал в её горячие объятия от мичмана до контр-адмирала включительно? Можно было бы только убедить её, что такая «настоящая любовь» – негодный пример для внучки, но тогда волей-неволей придётся выйти за пределы собственных чувств.

И вот вам ещё два сюжета для размышления. Из поэзии «золотого века» знаменитое пушкинское:

...Я вас любил безмолвно, безнадежно,

To робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, maк нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим.

И из «серебряного», из Маяковского:

He бойся,

что у меня на шее воловьей

потноживотые женщины мокрой горою сидят,

– это сквозь жизнь я тащу

миллионы огромных чистых любовей

и миллион миллионов маленьких грязных любят.

Попробуйте-ка соединить сплошной линией безмолвную любовь первого отрывка с маяковскими миллионами, чистыми и грязными: получится изрядная панорама всего нашего мира во всём его историческом и культурном многообразии. Любовь приводит в движение нашу планету: это хоть и образно выраженный, но объективный факт. He случайно ведь титул «матери всего нашего мира» достался не женщине, совершившей подвиг любви, либо учёному или государственному деятелю, а г-же Мид за её дешёвую фальшивку, за сочинение на свободно-сексуальную тему!

Поиск любви – хотим мы этого или нет, возводим ли мы глаза к небу или морщимся в презрении, ждём ли мы её, вспоминаем ли, знаем ли её, или не знаем несёт в себе для всех нас что-то очень-очень важное: очень доброе или очень злое, жизненно нужное или смертельно опасное. Всё зависит от того, найдём ли мы настоящую любовь или примем за неё нечто мнимое, фальшивое или названное так по ошибке.

Видите, какая сложная перед нами стоит задача? Хотелось бы, чтобы каждый из вас в эту минуту оторвался от книги, остановился, поразмыслил немного и признал: настоящую любовь не гак просто найти. He обойтись лаконичными формулами, изящным остроумием, гневными обличениями, слащавыми дифирамбами. Надо взяться за дело всерьёз.

Приходилось ли вам копать траншею в лёгком, податливом грунте? С мягким шорохом, почти без усилий врезается лопата в песок, усталости не чувствуешь, и дело спорится, так что перед обедом ещё успеешь искупаться в прохладной речке... Но что это? Скрежещет металл, тычешься вправо, влево – безрезультатно: на пути камень. И ты уже сидишь на брёвнышке, отираешь пот со лба, тупо разглядываешь мозоли на ладонях. Отменяется и речка и, может статься, даже обед. Придётся где-то доставать лом или кирку, обкапывать и вытаскивать проклятый камень. Метр траншеи потребует больше усилий, чем весь остальной участок, но ничего не попишешь: камень надо убрать.

Точно так же работает человеческий разум, врезаясь в лёгкий песок повседневности, Раз, два – в стороны разлетаются вопросы, недоумения, парадоксы. Всё ясно, о чём тут говорить! Но вот лопата бьёт о камень – стоп. Хочется бросить все эти рассуждения, занять сердце и голову чем-нибудь попроще и поприятнее. «Это сложная тема... Здесь концов не разыщешь... Незачем зря себя растравливать...». Пустые отговорки: душе нужна истина.

Когда мы совершаем Божественную литургию, – Таинство Святой Евхаристии, – есть молитвы, которые священник читает в алтаре во время пения антифонов, как правило, неслышно для молящихся в храме. В молитве третьего антифона мы обращаемся к Господу от имени всех верующих, «согласующихся о Имени Его», приносим Ему их прошения. Очевидно, все прошения во всём их многообразии нет никакого смысла перечислять; и вот, в этот момент мы явно называем лишь два прошения, очевидно, самые важные и неотложные: «...B настоящем веке познание Твоея истины, и в будущем – жизнь вечную».

Душе нужна истина, и ни на что другое она не согласится. Камень надо убрать с дороги.

Но это ещё полдела. А само дело куда серьёзнее и даже болезненнее. Ведь камень – это внешнее препятствие, и прокладка траншеи далеко не точно изображает наш внутренний мир. Траншея в грунте вовсе не то, что траншея в собственной душе: грунт не болит, не страдает, не стонет и не бьётся в судорогах. Поэтому придётся предложить вам ещё одну метафору.

Что такое желчнокаменная болезнь – никому объяснять не надо. И не надо расписывать процесс диагностики, медицинские консультации, сомнения в необходимости хирургического вмешательства... Остановимся на том, что по единогласному суждению врачей больному необходима операция – удаление желчного пузыря.

Легко ли человеку согласиться отдать часть своего тела, часть себя? Но это необходимо, невозможно обойти, точно так же, как невозможно обойти камень в траншее. Разница между камнем в траншее и в желчном пузыре состоит в том, что первый извлекают из земли, а второй – из собственного живого тела.

И это тоже образ нашего движения к истине. Есть в нашей душе нечто, некие камни, которые требуют удаления, – а без такой операции душа не достигает цели. Ho хирургия души, по сравнению с хирургией тела, имеет важное преимущество. Операция на нашем теле всегда причиняет ему, наряду с пользой, реальный вред: человек теряет желчный пузырь (или желудок, лёгсое, участок кишечника и т, п.), нарушается целостность тканей и работа многих органов, выздоровление после операции – длительный и плохо предсказуемый процесс. А освобождение души от камней, хотя это далеко не просто, гарантированно нам не повредит: удаляются только лишние, чуждые нам объекты.

«...Проблема заключается в том, что потоку “секспросвета” и порнографии мы часто ничего не можем противопоставить, кроме стыдливого умолчания о вопросах пола… Если мы не научимся бережно и целомудренно, но вместе с тем понятно и правдиво рассказывать нашим детям о положительной ценности половых отношений – мы неизбежно отдадим это важное дело в руки людей, далёких от христианских нравственных норм. У слушателей наших поучений порой создаётся впечатление (надо признать, не всегда ложное!), будто мы – священники, монахи, старшее поколение вообще – испытываем сами и пытаемся навязать им какое-то испуганное отношение к человеческому телу, к половой близости как таковой.

...Если суть нашей проповеди в том, что человеческая сексуальность – дело, конечно, скверное, но терпимое в браке, в той лишь мере, какая необходима, чтобы рождались дети, будущие солдаты Родины, трудящиеся, налогоплательщики и жертвователи на храм, нас закономерно ждёт полный провал. Иное дело, если мы скажем, что Церковь – за отказ от минутных имитаций любви, неизбежно рождающих лишь чувства стыда, разочарования и усталости, – во имя любви настоящей, вечной и всецелой, захватывающей душу и тело человека».

(Прот. Николай Балашов.

Актуальные вопросы этики пола

в свете Основ социальной концепции РПЦ).

Случается, конечно, мы болеем душой, потеряв те или иные душевные камни: по какой-то причине они были нам дороги... Но болезнь наша тотчас проходит, лишь только мы с определённостью узнаем, что именно произошло с нашей душою и от чего она освободилась. Иное дело в обычной хирургии: много ли толку утешать послеоперационного больного, у которого загноились швы, что операция прошла успешно?

Само собой разумеется, в этой книжке нет ничего нового о любви, настоящей, мнимой или фальшивой, – что не было бы известно людям на протяжении, по крайней мере, двух тысяч лет; но, тем не менее, для многих читателей дорога будет непростой. И это тоже в порядке вещей. Если, скажем, кому-то из школьников вздумается изучить геометрию, он тоже возьмёт в руки учебник с теоремами и задачами двухтысячелетней давности – но отсюда вовсе не следует, что учёба обязательно пойдёт как по маслу!

– Ваши примеры разных «любовей», эдакая сборная солянка в начале урока, не говорит ни о чём, кроме непригодности русского языка для выражения серьёзных понятий. Вам, как священнослужителю, наверняка известно, что в греческом языке, который послужил почвой для философской мысли человечества, – и на котором, кстати, написан весь христианский Новый Завет, – русскому слову «любить» соответствует несколько разных слов, каждое со своим точным смыслом.

Для обозначения религиозной любви в Библии употребляются особенные слова – существительное агапи и глагол агапо. Они всегда имеют положительный оттенок, говорят о духовной любви в её высших проявлениях. Так что почитайте современную популярную литературу по эротике и философии секса: там всё подробно рассказано.

– О популярной литературе найдём возможность поговорить чуть позже. А пока надо поблагодарить нашего нового участника за внимание к столь важному и близкому к нашей теме предмету, как язык. Да, да, прошу не удивляться. Еще в Соборном Послании св. апостола Иакова целая глава (3-я) отведена языку и его исключительно важной роли во всех серьёзных сферах человеческой жизни. Казалось бы: «Хоть горшком назови, только в печ не сажай», – ан нет! Очень многое зависит даже не от самих названий, а от их взаимоотношений, насколько верно и точно человек способен различить за названиями реальность.

Итак, русский язык никуда не годится... Другое дело – греческий: это сила! Хорошо ещё, что не английский. И вообще, если в чём-то находят какую-нибудь слабость, то мы сразу готовы смиренно согласиться: да, мол, всё понятно, всё правильно, так и есть, это типично русская черта...

Но не спешите соглашаться. Разные языки в самом деле имеют разную способность к отражению и охвату тех или иных понятий. Сообщали как-то, что в языке одного из народов Крайнего Севера насчитывается несколько десятков слов для обозначения снега – и это вполне естественно. Точно так же естественным и благотворным был приток варваризмов (то есть заимствований из иностранных языков) в русский язык в области горного дела и мореплавания в восемнадцатом веке и в области электроники в конце двадцатого.

Но что такое «секс»? Английское слово, означающее пол, а также половую близость – коитус (от греческого китис, что означает ложе; данное слово многократно употребляется в Новом Завете и в прямом, и в переносном смысле). Что, разве для русского сознания эта область недоступна или незнакома, как для папуаса снег или для эскимоса пальмы? Вторжение данного столь популярного в наши дни варваризма объясняется совсем другими причинами. Те, кто его употребляют, сознательно или нет, исходят из того, что русские слова и выражения непригодны, что требуется другой взгляд, другое понимание предмета, а именно то, которое несёт с собой современная западная (по преимуществу англоязычная) культура – книги, журналы, фильмы, какофоническая «музыка», «знаменитости» различного калибра и подбора и т. д. и т. п.

To же самое, к сожалению, относится и к любви. «Заниматься любовью» – калька с английского «to make love», то есть совокупляться. Проблема, однако, не столько в бездарях-переводчиках и ротозеях-редакторах (их всегда хватало), сколько в читателях, слушателях и зрителях, которые с жадностью заглатывают мусор и находят ему место у себя на языке и в душе.

Итак, если по самой природе русского языка невозможно объяснить, что такое любовь, каково её место в жизни, смысл и значение, если русский язык – a следовательно, и русское сознание – не в силах адекватно отразить и охватить предмет исследования, то и в самом деле необходимо идти на выучку к зарубежным авторитетам по сексуальному вопросу, а наипаче пригласить эту публику к нам в школы, дабы они подготовили наших детей к взрослой жизни в раскрепощённо-прогрессивном духе.

– Позвольте, но ведь речь шла о христианском, религиозном контексте, в котором проясняется смысл любви посредством изучения греческих слов. Причём не откуда-нибудь, а прямо из Священного Писания!

В греческом языке действительно есть разные слова, в значительной мере эквивалентные русскому «люблю». И, разумеется, знание греческого языка необходимо для серьёзного изучения Священного Писания: можно только приветствовать тех, кто его учит, знает и любит. Греческий перевод ветхозаветных книг, выполненный почти за триста лет до Рождества Христова, ко времени Спасителя был распространён гораздо шире, чем древнееврейские тексты; именно он постоянно цитируется апостолами в Новом Завете. К тому же он сохраняется в неизменном виде до сего дня, в то время как древнееврейские рукописи были подвергнуты тщательному редактированию в период религиозных реформ со II по VIII вв.

Однако расчёт на то, что посредством «изучения греческих слов» можно раскрыть смысл нашего предмета, который в русском варианте якобы остаётся скрытым, мягко выражаясь, необоснован. Исчерпывающий обзор употребления указанных слов в Священном Писании получился бы весьма объёмным, – поскольку любовь и в самом деле занимает там ключевое место, о чём нам ещё предстоит побеседовать, однако чтобы убедиться в сказанном, такой обзор совсем не нужен. Достаточно для примера сопоставить ваше замечание про «особенное слово» агапи с текстом Священного Писания.

Из Второй Книги Царств, где речь идёт о царе Давиде и его многочисленном потомстве, мы возьмём с вами 13-ю главу (2Цар.13:1–19), отрывок, значение которого простирается куда дальше, чем упражнения в лингвистике. Некоторые даже считают эту историю любви одной из самых ярких во всей мировой литературе. Приводим текст в русском переводе, а интересующие нас греческие слова – в скобках.

«И было после того: у Авессалома, сына Давидова, была сестра красивая, по имени Фамарь, и полюбил (игаписен – прошедшее время от агапо) ее Амнон, сын Давида. И скорбел Амнон до того, что заболел из-за Фамари, сестры своей; ибо она была девица, и Амнону казалось трудным что-нибудь сделать с нею.

Но у Амнона был друг, по имени Ионадав, сын Самая, брата Давидова; и Ионадав был человек очень хитрый. И он сказал ему: отчего ты так худеешь с каждым днем, сын царев, – не откроешь ли мне? И сказал ему Амнон: Фамарь, сестру Авессалома, брата моего, люблю (агапо) я. И сказал ему Ионадав: ложись в постель твою, и притворись больным; и когда отец твой придет навестить тебя, скажи ему: пусть придет Фамарь, сестра моя, и подкрепит меня пищею, приготовив кушанье при моих глазах, что бы видел, и ел из рук ее.

И лег Амнон и притворился больным, и пришел царь навестить его; и сказал Амнон царю: пусть придет Фамарь, сестра моя, и испечет при моих глазах лепешку, или две, и я поем из рук ее. И послал Давид к Фамари в дом сказать: пойди в дом Амнона, брата твоего, и приготовь ему кушанье. И пошла она в дом брата своего Амнона; а он лежит. И взяла она муки и замесила, и изготовила пред глазами его и испекла лепешки, и взяла сковороду и выложила пред ним; но он не хотел есть. И сказал Амнон: пусть все выйдут от меня. И вышли от него все люди, и сказал Амнон Фамари: отнеси кушанье во внутреннюю комнату, и я поем из рук твоих.

И взяла Фамарь лепешки, которые приготовила, и отнесла Амнону, брату своему, во внутреннюю комнату. И когда она поставила пред ним, чтоб он ел, то он схватил ее, и сказал ей: иди, ложись со мною, сестра моя. Ho она сказала: нет, брат мой, не бесчести меня, ибо не делается так в Израиле; не делай этого безумия. И я, куда пойду я с моим бесчестием? И ты, ты будешь одним из безумных в Израиле. Ты поговори с царем; он не откажет отдать меня тебе, Но он не хотел слушать слов ее, и преодолел ее, и изнасиловал ее, и лежал с нею.

Потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви (агапин – винительный падеж от агапи), какую имел к ней; и сказал ей Амнон: встань, уйди. И Фамарь сказала ему: нет, брат; прогнать меня – это зло больше первого, которое ты сделал со мною. Но он не хотел слушать ее. И позвал отрока своего, который служил ему, и сказал: прогони, эту от меня вон и запри дверь за нею.

На ней была разноцветная одежда, ибо такие верхние одежды носили царские дочери-девицы. И вывел ее слуга вон и запер за нею дверь. И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разодрала разноцветную одежду, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила».

Есть ли здесь «положительный оттенок, духовная любовь в её высших проявлениях»? И дело тут вовсе не в том, что кто-то ошибся в «точном смысле» или употреблении того или иного «особенного слова». Как сказал поэт, «дело не в сухом расчёте, дело в мировом законе». Закон этот весьма прост: жизнь не сводится к словам и формулам. Жизнь всегда богаче и сильнее, чем информация о жизни. Знание жизни можно черпать из книги, но знание это приносит плоды лишь в контакте с самой жизнью. В отрыве от жизни оно бесплодно и бессильно, даже если эта книга Священное Писание.

Мыслители-рационалисты, будь то в религии, философии или в других сферах, пытаются построить жизнь на основе формул; а между тем формулы (если они истинные) создаются на основе жизни, Такой взгляд неотделим от православного мировоззрения. Как-то спросили у священника инославные верующие, незнакомые с Православием: «Можно ли сказать, что ваша Церковь полностью основана на Библии?» – что у протестантов выглядит как некий «знак качества» для христианских конфессий, которых у них десятки и сотни. «Нет, – ответил священник, подумав, – этого сказать нельзя. Можно сказать, однако, что наша Библия полностью основана на Церкви».

Так и нам, в наших поисках настоящей любви, надо опираться не на слова и формулы, а на реальные факты жизни: не на то, что написано, а на то, что есть.

– И в самом деле, чего только люди не зовут любовью! На прошлом уроке вы привели много примеров; но когда хотят навести порядок в словах, вы возражаете и говорите, что жизнь богаче слов, слова же вторичны. Получается безвыходное положение!

– Радует, что вы внимательно следите за ходом уроков. И замечание ваше вполне обоснованно – хотя положение, к счастью, вовсе не безвыходное. В любом живом языке смысл слов (кроме самых простейших) несколько размыт и не вполне определён. Слова имеют единообразный, формально определённый смысл только в искусственных языках, для которых предметная область изобретена человеком. Таковы языки программирования компьютеров и различные математические теории. Но и для них всегда необходим «метаязык», то есть другой язык, более широкий и ёмкий, на котором только и можно описать язык формальный.

Всякому живому языку свойственна омонимия – одинаковые слова, означающие различные предметы. Если смысл двух омонимов далёк друг от друга и спутать их невозможно, например, брак – супружеский союз (древнее славянское слово, родственное глаголу брать) и брак – недоброкачественная продукция (появилось лишь в XVIII веке, германского происхождения, сравн. brechen «ломать»), то они никого не волнуют, кроме разве что остряков-самоучек. Но в более сложных случаях смысл понятий сближается, и возникают немалые трудности. Вместо омонимов мы уже видим одно и то же слово, но с различными смысловыми оттенками – коннотациями. Например, слову противник присущ целый спектр значений, от участника в спортивном состязании до врага в вооружённой борьбе и самого дьявола, Какой смысл несёт оно в каждом конкретном случае?..

На эту тему исписаны тонны бумаги, от заумной философии до скабрезных анекдотов. Классический «парадокс кучи» даёт нам превосходный импульс к размышлению:

Один камень – куча? (ответ, очевидно, «нет»).

Два камня – куча? (тоже нет).

А три камня – куча? (и т.д. ... Когда же можно сказать «да»?)

Выход из этого тупика, как и многих других, подобных ему, мы уже видели. Надо отказаться от мысли, что наш язык – это формальная система определений и силлогизмов, некий набор рамок, в которые заключена реальная жизнь. Как раз наоборот: именно реальность – это та среда и рамка, в которой только и возможно осмысленное бытие языка.

Итак, лучше отказаться от попыток найти определение «настоящей любви» в том или ином языке, а вместо этого поискать его в реальной жизни.

– Но мы же видели – в жизни нет никакого порядка!

– А вот это уже неправда, Мы с вами смотрели по сторонам, а ведь этого недостаточно.

– Куда же смотреть, как не по сторонам?..

Один дед ехал с внуком по пустынному месту, видит, стоят стога. Он оглянулся по сторонам, туда, сюда никого кругом. Дай, думает, позаимствую охапочку сена и скорей к стогу.

– Дедушка, дедушка!

– Что случилось?

– Ты наверх забыл посмотреть!..

– Ситуация знакома практически всем, не только совестливым нарушителям Восьмой заповеди. Решение любой серьёзной задачи – технической, математической, нравственной, мировоззренческой и т. п. требует «взгляда вверх», отрыва от окружающей среды, привычной, стандартной и поэтому в какой-то мере сковывающей способности души. He приходилось ли вам видеть, как верующие осеняют себя крестом – ото лба к поясу, от правого плеча к левому – начиная всякое дело, или просто в трудную минуту? Это как раз и есть взгляд вверх, взгляд на Бога.

Растерявшись в поисках настоящей любви, обнаружив, что кругом нас – как и в нас самих – порядка мало, мы смотрим вверх, обращаясь к Богу в надежде, что у Него мы найдём потерянную нами настоящую любовь и даже научимся, как её себе вернуть. Во всяком случае, имеет смысл попробовать.

Надо признать, что многие с этим не согласятся – те, кто убеждены, что «наверху» нет ничего, кроме звёзд, птиц и самолётов. Но ведь им тоже, раньше или позже, приходится выводить свой взгляд из плоскости в третье измерение, как о том повествует следующая морская быль, зеркальное отражение мирной притчи про сено:

– Сэр, буря усиливается, в корпусе открылась течь.

– Штурман, сообщите расстояние до земли.

– Две мили, сэр.

– В каком направлении?

– Вниз, сэр.

* * *

В Священном Писании Нового Завета совсем немного богословия. Это удивляет новичков, но вполне естественно для более опытных верующих: вспомните, что мы говорили только что о жизни и умозаключениях.

Богословие стало всерьёз развиваться лишь тогда, когда понадобились умозаключения: через 200–300 лет после новозаветной эпохи, в эпоху острых религиозных споров. А новозаветные тексты – это, главным образом, свидетельства очевидцев или письма, написанные по тем или иным практическим поводам.

Однако среди окружения Спасителя выделяется одно имя, к которому мы неизменно присоединяем титул «Богослова»: это апостол и евангелист Иоанн. В написанном им Евангелии, посланиях, a также в таинственной книге Откровения (по-гречески «Апокалипсис») мы находим богословское содержание, объяснения и формулировки, словно апостол писал для нас с вами. Наверное, так оно и было.

И вот, в 4-й главе своего Первого Послания он сообщает нам именно такой богословский тезис, который соединяет интересующие нас предметы Бога и любовь. Причём ап, Иоанн сочетает их как нельзя прочней и надёжней, объединяя их знаком тождества, и для верности повторяет это выражение дважды (1Ин.4:8 и 1Ин.4:16) стихе: Бог есть любовь.

Если так, то мы, наконец, повстречали настоящую любовь: та любовь настоящая, которая соединяет нас с Господом. И более того: раз Бог один, то и любовь (настоящая) – одна.

Вот ведь как всё просто. Получилось почти по совету той бабушки. Почти потому что бабушка в молодые годы развратничала почём зря, и тем самым отвернулась от Бога. Однако мы забегаем вперёд...

– Почему вы с такой уверенностью взяли цитату из апостола Иоанна в качестве основы для настоящей любви? Ведь на предыдущем уроке нас предостерегали именно от этого, говоря, что жизнь богаче слов и формул...

– И тут тоже, как и прежде, нет никакого противоречия. Священное Писание – это не сборник разрозненных формул и рецептов наподобие справочника или поваренной книги, как представляется некоторым. Это именно окно в жизнь, и даже больше, чем в жизнь. Это визитная карточка Того, Кто даёт жизнь, Бога и Спасителя Иисуса Христа.

Надо как следует понять, в чём смысл и цель цитаты из Священного Писания. Если я цитирую поваренную книгу – например, рецепт, как сварить яйцо вкрутую, то меня при этом не касается ничего из прочего её содержания, никакие борщи, гуляши или фрикадельки. Если я цитирую телефонный справочник, – называю телефон прачечной, – то меня в данный момент не волнует ни министерство культуры, ни какой-либо иной из перечисленных там шести миллионов абонентов. Но цитата из Священного Писания (как и других подобных ему источников) работает совершенно по-другому.

Цитировать книги стали, наверное, тогда же, когда начали их писать и обсуждать. И делали это люди знающие, осведомлённые – те, кому было знакомо содержание цитируемых книг.

Учёба в древние времена состояла по-преимуществу в заучивании текстов наизусть. Поэтому если кто-го говорил, например, «Блаженны алчущие и жаждущие правды», это был не столько тезис сам по себе, сколько напоминание собеседникам о Нагорной проповеди Спасителя, обо всей системе образов, идей и истин, с нею связанных.

Знаете ли разницу между картиной и голограммой? Картина – изображение на поверхности, видное отовсюду; голограмма – восстановленная световая волна в малой области пространства, так что она видна только в этой области. Если на картине было изображено яблоко, а потом его стёрли, то уже не узнать, что там, в этой точке, было. С голограммой – не так: каждый её кусочек участвует в воссоздании всего изображения. Сотрите половину – всё равно оно будет видно, только размыто, Возьмите крошечный обломок – и опять же в общих чертах увидите в нём целое. Добавьте ещё кусочек – увидите лучше.

Христианское мировоззрение – это голограмма. Священное Писание в своей родной, церковной среде – тоже голограмма. Извлечённое из Церкви, оно превращается в плоскую картину. Можно под микроскопом разглядывать каждый микрон, и даже узнать кое-что интересное, но целостного изображения не увидите. A нам нужно именно оно. И два процитированных выше стиха лишь указывают на это целостное изображение, которое вы увидите, прочитав все три Послания апостола Иоанна, вслед за тем и Евангелие, подписанное его именем, а потом и три других Евангелия, и весь Новый Завет. Тогда вы сами убедитесь, насколько верно сказано, что Бог есть любовь, насколько точно отражается здесь евангельская реальность.

Впрочем, любовь и прежде занимала столь же важное место. Апостол Иоанн в том же Послании приводит необычное противопоставление: «Пишу вам не новую заповедь, но заповедь древнюю, которую вы имели от начала... Но притом и новую заповедь пишу вам» (1Ин.2:7–8), Действительно, начало Моисеева Закона – это заповедь о любви: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими» (Втор.6:4–6). И на вопрос: «Какая наибольшая заповедь в законе?» – Спаситель отвечает этими самыми словами: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22:36–40).

– «Бог есть любовь» – не слишком-то полезная формулировка! Ведь Бог-то у каждого свой, Высшая Сила для каждого – плод субъективного выбора. Для одних это воздержание, для других – наслаждение, а для третьих нечто трансцендентное. Вот и выходит, что про любовь мы решительно ничего нового не узнали.

– Так ли это на самом деле? Очевидно, взгляд вверх даётся далеко не просто. Теряются привычные ориентиры, внимание рассеивается, отвлекается на посторонние предметы. Но это не беда. Для того и служат нам эти уроки, чтобы научиться находить общий язык не только в привычной плоскости, но и на вертикали – нередко таинственной, нередко парадоксальной...

И, пожалуй, только здесь, в середине пятого урока, становится ясно, зачем понадобился православный священник на уроках любви. Ведь всё сказанное до сих пор, – включая обличение распущенности и распутства, призывы к поиску истины и даже библейские цитаты, – можно было бы вложить в уста ораторов самого разного сорта и профиля.

Надо признать, что это очень хорошо! Лишний раз убеждаемся, как легко Православие находит общий язык с различными общественными, идейными и религиозными движениями, когда речь заходит о практическом поведении и земном благополучии людей.

Ho такой сговорчивости наступает предел, лишь только мы выходим на уровень мировоззрения и Боговоззрения. Здесь мы не то что «упрямы» или «упорны»; здесь нет места ни для каких вариантов.

Были, конечно, в истории, как в древней, так и в новейшей, разнообразные попытки «поисков компромисса» и «конструктивных переговоров», но с одинаковым результатом: торжеством Православия. И тому у нас с вами есть немало надёжных гарантий и вдохновляющих примеров, особенно в лице новых российских мучеников и исповедников XX века: вопреки всем сатанинским силам они сохранили верность Христу, верность Его Святой Церкви – и сегодняшняя Россия живёт их духовным наследием.

Стало быть, примем к сведению: «Высшая Сила» выражение в данном контексте нарочито обманчивое и туманное. Никакого «своего» Бога нет, не было и не будет. В крайнем случае, можно вести речь о «богах» (со строчной буквы), о природе которых не скажешь ничего сверх сказанного в Псалтири (95; 5): «Все боги народов – идолы», а в церковнославянской редакции еще определённее: «бесы». Воздержание и наслаждение столь же негодные кандидаты на роль Божества, сколь и макароны по-флотски.

Есть Единственный Бог, Который создал весь мир и нас с вами, стал Человеком, был казнён на Кресте и воскрес ради нас, и наполняет Собой всё Свое творение. Бог объективен не в меньшей – в большей мере, чем ваша родная мать, отец, муж, жена, сын и дочь.

Как убедиться в том, что ваша мама – это объективная реальность, а не плод вашего «субъективного выбора»? Надо прикоснуться к её страданиям, которые она перенесла за вас, и перенести страдания за неё. Надо испытать её любовь и проявить свою собственную.

Мы только что видели: любовь с самого начала была основой истинной веры. Заповедь о любви – «заповедь древняя»; в чём же тогда смысл и необходимость «новой заповеди»? Ветхий Завет отличается от Нового, как сказано от сделано. Именно для этого Бог стал одним из нас и принял смерть на Кресте.

Глубокую истину недостаточно узнать: её надо выстрадать.

Осеняя себя Крестом, мы смотрим вверх не на баснословного деда с бородой среди туч и не на «высшую силу» колдунов и фантазёров: мы смотрим на Голгофу. Так мы приближаемся к пониманию, что значит «Бог есть любовь». В том же самом Первом Послании апостола Иоанна Богослова (1Ин.3:16) читаем: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою», и далее, наше руководство к действию: «И мы должны полагать души свои за братьев».

Итак, мы всё же узнали про любовь нечто существенное. Настоящая любовь – одна, как один Бог: это дорога в Небо – подвиг, самоотдача, самопожертвование. Чтобы её увидеть, надо посмотреть на Крест Спасителя.

– Самоотдача, самопожертвование... Кому это сегодня надо? Устарело.

– Я-то надеялась, что церковники придумают что-нибудь позанимательнее. А это просто скучно.

– Вот видите, какие у нас отклики учащихся! «Что-нибудь позанимательнее» можно найти в самом начале первого урока. Если вас устраивает, кушайте, переваривайте и не нервничайте. Хотел бы сказать «на здоровье», но тут уж никак не получается. Предполагалось, что такие «весельчаки» отсеются где-то между первым и вторым уроком, в крайнем случае, после четвёртого – ан нет! Зачем же вы здесь так задержались? Предупреждал же вас: надо будет потрудиться, поработать с известной долей терпения и упорства – а для вас это, надо полагать, устарело.

– Пускай себе любители развлечений освобождают аудиторию, но это ещё не значит, что остальные с вами согласятся. Меня, конечно, не надо убеждать, насколько существенны и самоотдача, и самопожертвование в жизни человека, но давайте всё же посмотрим правде в глаза: ваше «открытие» не имеет ни малейшего касательства к предмету нашего общего внимания! He только заядлый едок макарон, и не только Катя со своим плюшевым мишкой, и не только бабушка со своим военно-морским креном, и не только Маяковский со своими миллионами, но и пушкинский гений в недоумении пожмёт плечами в виду такой «настоящей» любви.

– И всё же я уверен, что мы с вами найдём общий язык с теми, кто всерьёз и непредвзято добивается истины. На четвёртом уроке у нас уже шла речь про омонимы. Любовь к макаронам, даже самая «страстная», как и многие-многие другие сходные проявления нашей природы, это типичный омоним по отношению к той любви, которую искал герцог де Ларошфуко и оплакивал Ходжа Насреддин. Слово вроде бы то же самое, да предмет другой.

– В чём же он другой? Точно тот же самый. Мы ведь с вами против ханжества. Помнится, Н. Гумилев писал:

Прекрасно в нас влюблённое вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться...

Так, кажется, он выразился, и уж конечно не ошибся. Насладиться хлебом, виноом, женщиной (или мужчиной) – разница невелика. Та же самая любовь... Любовь и в самом деле одна.

Никто не спорит, что в человеческом сознании живут всевозможные идеальные образы: религия, Бог, самопожертвование и т, д. Но ведь вы, батюшка, толкуете о реальности, а это обязывает. Повторяю, надо смотреть правде в глаза. XX век для этого сделал очень многое: благодаря исследованиям учёных, сегодня мы точно знаем, каковы интимные отношения в действительности. Мы больше не фантазируем на этот счёт, а оперируем реальными фактами. Вам не приходилось, наверное, читать работы д-ра Альфреда Кинзи и его школы?

– Приходилось. He надо только делать поспешных выводов, не надо подменять правду правдоподобием, a науку – наукообразием. И мы с вами на третьем уроке, на нашей тихоокеанской экскурсии, уже знакомились с исследованиями учёных и видели, когда они приносят точное знание, а когда – липу. Что же, наверное, снова пора отправиться на экскурсию, на этот раз – в США, где в процессе «сексуальной революции» якобы раскрылись реальные факты, Попытаемся понять: насколько они всё же реальные?

Знакомо ли вам имя доктора Альфреда Кинзи? Если вы не социолог, не психолог и не историк-зарубежник, то, скорее всего, нет. А между тем именно он, с небольшой группой сотрудников (хоть и при всемерной поддержке сильных мира сего), в 1950-е гг. практически заново перестроил мировоззрение современников в такой фундаментальной области, как интимные отношения, семья и нравственность. Уму непостижимо?

«Уму непостижимо, – пишет д-р Джудит Райзман в своей новой книге “Кинзи: преступления и последствия”, – глядя в прошлое всего лишь на пятьдесят лет, как американцы могли принять любой из “выводов” Альфреда Кинзи, не только вопреки общеизвестным данным социальной статистики, но, главное, вопреки собственным глазам и ушам, вопреки здравому смыслу, вопреки всему тому, что они твёрдо знали о самих себе, о своих мужьях и жёнах, родителях и детях, братьях и сёстрах, друзьях и соседях, обо всей своей жизни».

Хоть XX век и называют веком непостижимого, попробуем постичь умом, как это произошло.

В то время человек, общество, государство ещё вполне сохраняли свой нормальный облик, и жизнь текла по нормальному руслу. Но основание, на котором стоял жизненный уклад Америки и всей западной цивилизации, христианское мировоззрение, было уже изъедено бесчисленными паразитами, и ему на смену подвели новое основание, вроде бы более надёжное: научное мировоззрение. На первых порах так оно и казалось: почётное место, отведённое разуму, доказательству, опыту и истине, обеспечили научному мировоззрению будто бы несокрушимую прочность. Будто бы... «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» (Пс.126:1): если христианское мировоззрение, хоть и подточенное и подгнившее на Западе, всё-таки сохраняет в себе несущий стержень, то вышибить сердцевину из научного мировоззрения не составило большого труда.

В то самое время, когда в домах у американцев засветились экраны телевизоров, когда у них в полях заколосились невиданные прежде урожаи, когда из глубины мельчайшего атома извлекли что-то большое и страшное и отправили в тартарары двести с чем-то тысяч японцев, так что те и глазом моргнуть не успели, когда на смену тощим годам депрессии и войны пришли тучные годы процветания и оптимизма, когда пять-шесть, a то и девять-десять детей были нормой для американской семьи, а запирать дома и машины никому не приходило в голову, – тогда слово «наука» стало для них синонимом истины в последней инстанции. Оно работало как маска с эфиром, подавляя всякую критическую мысль, всякое неспокойное чувство, всякую непокорную волю. «Наука доказала» – о чём тут ещё толковать? Пусть кое-кто и спрятался за старинный американский индивидуализм, но демократия и рынок последнее слово всегда отдают большинству... Неясно, сумеет ли Америка, а вслед за ней и весь мир, расплатиться за свою непростительную доверчивость.

Доктор Альфред Кинзи (1894–1956) начинал как энтомолог, специалист по таксономии насекомых. Сегодня он известен как автор хрестоматийных научных трудов «Сексуальное поведение у мужчин» (1948) и «Сексуальное поведение у женщин» (1953), а также как основатель и глава одноимённого Института сексуальных исследований при Университете штата Индиана в Блумингтоне. В кругах научной и культурной элиты США он именовался «отцом сексуальной революции».

Начиная с 1941 г, работа д-ра Кинзи и его коллег (кое о ком речь пойдёт ниже) финансировалась Фондом Рокфеллера. Собранный и обработанный статистический и клинический материал внушительного объёма лёг в основу той дисциплины, которая сегодня именуется сексологией. Обширные результаты и выводы д-ра Кинзи сводятся к следующему: ни больше ни меньше как 95% мужчин практикуют ту или иную форму поведения, традиционно классифицируемого как незаконные связи и половые извращения. Тем самым такие понятия, как законность, норма и извращение в сфере интимных отношений человека и связанные с ними чистота, порядочность, порок, разврат и др., – оказались попросту лишёнными смысла. С ними следовало поступить так же, как с прочими отжившими свой век понятиями вроде Птоломеевой небесной механики либо философского камня: забыть про них.

Доказательством успеха нового направления в науке служат не только и даже не столько книги и журнальные статьи, сколько уголовные дела: число ссылок на д-ра Кинзи далеко опережает любое другое имя среди экспертных мнений в делах по половым преступлениям в США, в пользу обвиняемых или осуждённых по соответствующим статьям. В «Образцовом Уголовном кодексе», который в 1955 г. был направлен в законодательные органы всех пятидесяти штатов, все до единой ссылки на эмпирические данные о половой жизни американцев ведут к материалам д-ра Кинзи.

В результате правовые основы американского общества в самых разнообразных сферах – половой, семейной, общественно-нравственной – и его защита от преступлений и правонарушений в этих сферах стали рушиться под хорошо координированными ударами противника. Ставилась ясная цель: добиться отмены или радикального пересмотра законов, правил и правовых норм, касающихся изнасилования во всех его формах и видах, растления малолетних, проституции, гомосексуализма, скотоложества, эксгибиционизма, кровосмешения, многожёнства и многомужества, хулиганства и сквернословия, порнографии, супружеской измены, внебрачного сожительства и т. д. – всего 52 пункта. Если, к примеру, осуждение за изнасилование особо тяжкое преступление по стандарту обычного права – в трёх штатах влекло за собой неизбежную смертную казнь, в 20 штатах – возможность смертного приговора, а во всех остальных, кроме одного, – как минимум двадцатилетний срок заключения, то после трудов д-ра Кинзи всё резко изменилось. Самые слабые и беззащитные – дети и женщины – оказались жертвами, с одной стороны, немыслимой прежде волны преступлений, бесчинств и мерзостей, а с другой – неспособности общества изолировать и наказать виновных. Таков внешний слой наследия Альфреда Кинзи.

* * *

Прежде чем двигаться вперёд, рассмотрим два возражения, которые неминуемо возникнут у читателей. Первое: можно ли всерьёз говорить о «немыслимой прежде волне преступлений, бесчинств и мерзостей»? Насколько обоснован образ Америки прошлого как эдакого рая, куда ворвались прогрессисты-реформаторы и всё испортили? He фантазия ли это? Вспомните хотя бы Дикий Запад...

Ответим: это была бы фантазия, если рисовать её столь широкими мазками. Никаким «раем», разумеется, не пахло, но ключи, оставляемые в замках зажигания машин на улицах американских городов в 50-е годы, – это реальность. Выше, где говорится о «преступлениях, бесчинствах и мерзостях», речь идёт о вполне определённых социальных пороках, в прошлом чуждых если не всему американскому обществу, то основной его массе. Что же касается Дикого Запада, то в связи с нашей темой он заслуживает более пристального внимания.

Насколько он был дик, да и много ли мы о нём знаем? He так уж мало. В результате тщательных архивных изысканий были собраны подробнейшие документы о жизни двух золотых приисков с особенно дурной славой: Аурора, штат Невада (1861–1865 гг.) и Боуди, штат Калифорния (1878–1882 гт.) И тот, и другой производили золото и серебро на сотни миллионов долларов в современном исчислении; тысячи людей, в основном молодых и весьма энергичных, наводняли посёлки; жизнь кипела круглые сутки, и отнюдь не только трудовая жизнь. Неприятности случались регулярно: если кто-нибудь, засидевшись в баре, под пьяную руку расхвастается о намытом за день золоте, то на тернистом пути домой его могли попросить поделиться добычей. Однако, подведя итоги, получаем неожиданный результат: по числу грабежей на душу населения Аурора и Боуди XIX века уступают таким городам сегодняшней Америки, как Детройт, Нью-Йорк и Майами, ни много ни мало как в 20 раз.

Посмотрим на статистику изнасилований. Посмотрим – и не увидим: ноль. За оба пятилетних периода зарегистрировано две жалобы на попытки такого рода, но ни та, ни другая не подтвердилась. Ни слова на этот счёт ни в газетах, ни в частных письмах, ни в дневниках. По современным же стандартам следовало бы ожидать не менее сотни случаев, а может быть, и гораздо больше.

Зато зарегистрированы случаи штрафов и месячного тюремного заключения за сквернословие в присутствии женщин. Из частного письма от жительницы Боуди: «...He могу припомнить, чтоб хоть одна из порядочных женщин или девушек услышала обидное слово или вообще хоть что-то от кого-нибудь из кишащих кругом отвратительных субъектов. Отчасти это потому, что порядочность сама по себе внушает уважение; отчасти потому, что всегда есть кому заступиться». Такая вот закрепощённая «дикость».

Необходимо подчеркнуть, что в глазах типичного американского горожанина, выращенного на «равноправии полов», подзаборном языке, всепобеждающем скотстве и истерическом страхе за собственную шкуру, предыдущий абзац не просто удивителен: если бы ему документально подтвердили, что в XIX веке было принято ходить на голове и закусывать булыжниками, он бы, наверное, изумился меньше. И за это тоже спасибо «сексуальной революции», д-ру Кинзи и его соратникам.

* * *

Теперь второе возражение, гораздо более существенное. Нам не преминут заметить, что секс-реформаторы достигли далеко не всех своих целей: во многих случаях половые преступления, по крайней мере, в теории, преследуются весьма строго. Более того, в 90-е годы XX столетия видна противоположная тенденция: строительство тюрем по всей стране идёт ударными темпами и с невиданным прежде размахом, приговоры ужесточаются, досрочное освобождение отдаляется, и в результате обозначился спад почти во всех группах тяжких преступлений.

Это чистая правда, и такой реакции судебноправовой системы естественно было ожидать. Сегодня садисты-убийцы, насильники, деторастлители в среднем больше времени проводят за решёткой, чем в 80-е гг., и тем самым имеют меньше шансов снова блеснуть в своем репертуаре, Но нельзя забывать, что преступность, особенно половая, это симптом глубинных пороков общества, которым настежь открыла дверь «сексуальная революция». Главный урон, нанесённый Америке (и всему человечеству) д-ром Кинзи и Институтом права, не во внешнем слое, а во внутреннем, не в изменённых уголовных кодексах штатов, а в изменённом понятии о добре и зле. Что толку в строгих приговорах за те или иные преступления, если школа, телевизор, «музыка» и, главное, сама жизнь изо дня в день растлевают души молодых людей, воспроизводя в них условия для тех же самых преступлений?

Потому-то из нынешнего спада преступности нельзя делать никаких выводов о возрождении общества, Кто-то с горечью заметил, что в похоронном бюро мастерски устраняют следы тления, но к жизни человека не возвращают.

Всё это очень печально, скажет нам читатель, но зачем же называть доброго доктора Кинзи преступником? Он всего лишь обнаружил скрытые прежде пороки людей, вынес их, так сказать, на всеобщее обозрение. Мы с вами можем по-прежнему называть их пороками. Д-р Кинзи сам ничего не изменил в понятиях о добре и зле, он только заставил людей трезво взглянуть на реальность жизни. К сожалению, общество, в котором мы живём, далеко от идеала; надо принять это как факт... He так ли?

Выясняется, что не так. Впрочем, реакция большинства нормальных людей на «сексуальную революцию» была очень сходной. «Внешнее поведение у нас в общежитии всегда почти исправно, – отмечал свт. Феофан Затворник, – боимся суда людского и сдерживаемся... Но при исправности поведения видимого не всегда бывает исправен внутренний строй мыслей и чувств». С тех пор «суд людской» вроде бы смягчился, и сдерживаться больше не надо, все кругом раскрепощаются, приводят внешнюю форму в соответствие с внутренним содержанием. Но удивительное дело: если сто лет назад, когда человечество катилось в пропасть, «внешнее» заметно отставало от «внутреннего», то сегодня, уже сидя на дне, мы обнаруживаем, что характер кривой изменился – оказывается, «внутреннее» ещё не настолько плохо, как можно судить по современной «внешности», и противник, теперь уже опираясь на «внешнее поведение», продолжает разрушать наш «внутренний строй».

Доктор Джудит Райзман – композитор, музыковед, психолог, специалист по средствам массовой информации и их воздействию на поведение – со следом д-ра Кинзи в сегодняшнем мире впервые пересеклась 20 лет назад и с тех пор неутомимо его преследует, вооружённая лишь тем, что имеет в распоряжении каждый учёный: знаниями, логикой, ясностью мысли, настойчивостью в поиске фактов и документов. Она опубликовала о нём две книги; в США они не рецензировались и не обсуждались в массовых изданиях, и Институт Кинзи вместе с тремя порнографическими издательствами начал кампанию «противодействия попыткам дискредитировать деятельность Института».

По материалам последней книги доктора Райзман документалисты Йоркширского телевидения (Великобритания) сняли фильм «Педофилы доктора Кинзи»; в CШA его не показывали. Осенью 1995 г. член Палаты представителей США от штата Техас Стив Стокман попытался начать расследование «научного наследия» д-ра Кинзи. Его инициатива была задушена в зародыше; через год он потерпел поражение на выборах и его место в Конгрессе занял некто менее любопытный.

Как же умудрился всемирно известный специалист по сексологии д-р Альфред Кинзи причинить всем столько беспокойства?

* * *

Лорду Биконсфилду приписывают такую классификацию лгунов: 1) лгуны; 2) бесстыжие лгуны; 3) статистики. Каждый, кто знаком со статистикой, прекрасно понимает, о чём здесь идёт речь: пользуясь невежеством публики (а подчас и тех, кто должен бы понимать суть дела), несложно спрятать обман под статистической терминологией. Но в научных трудах д-ра Кинзи нам не придётся искать таких «тонкостей», как плавающий доверительный уровень, отражённые зависимости и метастатистические выборки. Наш доктор оставил далеко позади лгунов первого и второго уровня настолько примитивными методами, что его критиков никто всерьёз не воспринимал в продолжение 50 лет.

Допустим, вы решили узнать, много ли у вас в го роде курящих. Вы пошли в бакалейный магазин и подсчитали, какая доля покупателей отоваривается папиросами и сигаретами. Понятно, что на основании собранных данных можно сделать те или иные статистические выводы по интересующему вас вопросу. А теперь допустим, некто явился в табачный ларёк, сделал такой же подсчёт, и по результату намерен судить о городе в целом. Бред? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...»

Д-р Кинзи сделал былью весьма гнусную сказку. Если в статистике (обычной, не лживой) представительность выборки, то есть эквивалентность опрошенной группы и всего населения в целом, требует доказательства (нас бы спросили, одинаково ли часто курящие и некурящие заходят в данный магазин), то Кинзи разрешил проблему одним росчерком пера: классифицировал 1400 мужчин, заполнявших его анкеты, – около трети от общего числа, – как нормальных, хотя на момент опроса они находились в тюрьмах за половые преступления. Чем не табачный ларёк?

Разумеется, не следует думать, что этот факт был опубликован д-ром Кинзи или его верными последователями. Заслуга его открытия принадлежит Джудит Райзман, хотя серьёзные учёные всегда понимали, с кем они имеют дело. Но таких учёных до обидного мало, a те, что есть, бессильны что-либо изменить. Например, д-р Альберт Хоббс из Университета штата Пенсильвания ещё в конце 40-х годов указывал, что с научной точки зрения «труды» Кинзи не стоят ломаного гроша. Результат – нулевой, если не считать крупных неприятностей на работе у самого д-ра Хоббса.

Однако осуждённые насильники и растлители, как бы много их ни было, сами по себе не могли бы дать внушительной 95-процентной цифры в нашумевших отчётах Кинзи: были, по-видимому, и другие факты, касавшиеся тех, кто в тюрьме не сидел... Были, как не быть. Дж. Райзман останавливается на двух. Первый опять же относится к отбору участников. Нормальные люди 50 лет назад (как, впрочем, и теперь) никогда не стали бы распространяться о подробностях своей интимной жизни, так что пытливому доктору приходилось искать желающих, как мужчин, так и женщин, в публичных домах и притонах, ночных клубах, стриптизах, барах и банях, среди педерастов и т. д. Второй же факт звучал бы как анекдот, если бы дело не было столь серьёзным: когда оказывалось, что подопытные д-ра Кинзи, несмотря на свой богатейший опыт, всё же отвечали отрицательно на вопросы о тех или иных прогрессивных формах полового поведения, к ним применялись меры стимуляции (порицание «скрытности» и поощрение за «откровенность»), а если и это не помогало, то доктор лично редактировал ответы, внося «статистическую поправку на запирательство». Можно только изумляться, как удалось набрать оставшиеся 5%.

* * *

Тем не менее, это всё цветочки. He за это ненавидят Джудит Райзман американские «интеллектуалы», не за это пытаются задушить её книгу подушкой гробового молчания. В самом-то деле, ну, заврался доктор Кинзи, с кем не случалось? Возьмите президента Клинтона: он ведь не просто так, а под присягой, перед судьей... Но с него как с гуся вода: отряхнулся, потом напал на Югославию и сербской кровью смыл с себя остатки неприятных воспоминаний. Чего ж беспокоиться о каком-то полузабытом докторе полувековой давности?

Ягодки начинаются там, где воспоминания «нормальных» развратников, насильников и маньяков сменяются «экспериментами» над детьми. Наш добрый доктор, видите ли, очень интересовался детской сексуальностью. Вообще-то, как легко догадаться, его много что интересовало в этой области; специализировался он, в частности, на садизме, чему остались многочисленные свидетельства и кинодокументы (киносъемки, выполненные у него на чердаке, представляли для него отнюдь не абстрактно-научную ценность). Дети, однако же, волновали его особенно сильно.

Пол Гебхард, один из ведущих партнёров Кинзи по «экспериментам», заявляет без обиняков (благо срок давности миновал): «Ради стимуляции участия в опытах принуждение допустимо... это было незаконно, и мы знали, что это незаконно, но изучение детской сексуальности было для нас слишком существенно...»

Кинзи лично спроектировал звуконепроницаемую лабораторию для своих «занятий» у себя в институте при Университете штата Индиана. Свидетельства о выполнявшихся там «экспериментах» над детьми, которые привели д-ра Кинзи к его эпохальным выводам об отсутствии возрастных границ для известных функций человеческого организма и о вящей пользе от их всемерного раскрепощения в наиболее раннем возрасте, детально и сухо описаны в книге Дж. Райзман; мы, однако же, воздержимся от дальнейших подробностей.

Сознавая опасную близость к электрическому стулу (в те времена он ещё функционировал), добрый доктор и его партнёры довольно усердно заметали следы. Но для «научных публикаций» необходимо соблюдение неких протокольных форм. И вот на память благодарным потомкам сохранились «опытные данные», полученные от «квалифицированных наблюдателей». Одному из них Кинзи пишет: «Вас можно поздравить как носителя истинно-научного духа, благодаря которому вам удалось собрать результаты ваших многолетних исследований». Анонимность «наблюдателей» тщательно оберегалась, но Дж. Райзман сумела найти адресата: это был некто Рекс Кинг, инженер по землеустройству на государственной службе, который во время своих командировок по юго-западным штатам изнасиловал и растлил несколько сотен детей обоего пола, от младенческого возраста и старше, сохраняя при этом подробнейшие записи своих впечатлений. Квалификация и в самом деле на мировом уровне; не у него ли писатель Набоков позаимствовал материал для своего «ароматного» романа от лица педофила («Лолита», 1955), который принес ему долгожданное признание публики и немалое состояние? Недаром говорится, что рыбак рыбака видит издалека.

«Кем ум и сердце в них отравлены?..»

В жилище мрачное теней

На суд предстали пред судей

В один и тот же час: Грабитель

(Он по большим дорогам разбивал

И в петлю, наконец, попал);

Другой был славою покрытый Сочинитель…

«... Ты ль Провидению пеняешь?

И ты ль с Разбойником себя равняешь?

Перед твоей ничто его вина,

По лютости своей и злости

Он вреден был,

Пока лишь жил;

А ты... уже твои давно истлели кости,

А солнце разу не взойдет,

Чтоб новых от тебя не осветило бед.

Твоих творений яд не только не слабеет,

Но, разливаяся, век от веку лютеет.

Смотри (тут свет ему узреть она дала),

Смотри на злые все дела

И на несчастия, которых ты виною!

Вон дети, стыд своих семей, –

Отчаянье отцов и матерей:

Кем ум и сердце в них отравлены? – тобою.

Кто, осмеяв, как детские мечты,

Супружество, начальства, власти,

Им причитал в вину людские все напасти

И связи общества рвался расторгнуть? – ты.

He ты ли величал безверье просвещением?

He ты ль в приманчивый,

в прелестный вид облёк

И страсти и порок?

И вон, опоена твоим ученьем,

Там целая страна

Полна

Убийствами и грабежами,

Раздорами и мятежами И до погибели доведена тобой!

В ней каждой капли слёз и крови – ты виной...»

(И.А. Крылов «Сочинитель и Разбойник»)

Поразительно, но вся эта «статистика» прожжённого лгуна, все эти «эксперименты» маньяка-извращенца стали непоколебимой основой для американской психиатрии, психологии и педагогики во всём том, что касается половой сферы. Если уголовное судопроизводство, сначала покатившееся было в ту же сторону, теперь даёт задний ход, то идейное наследие д-ра Кинзи, и политкорректное воспитание в особенности, продолжают набирать обороты. Как отмечает Дж. Райзман, практически все программы секспросвещения для начальной и средней школы, все курсы сексологии и связанных с ней дисциплин в колледжах и университетах, почти все школьные программы (кроме, разумеется, религиозных), направленные на предупреждение венерических болезней, – всё базируется на тех же самых «нормах» сексуального поведения, которые столь основательно изложены в работах доктора Кинзи. Стоит ли удивляться результатам?

Как в приведённой выше басне Крылова докторовы кости давно истлели, а дело его живёт, последствия его преступлений продолжают распространяться по лицу земли. В 1995 г. Американская психиатрическая ассоциация без большой помпы вычеркнула садизм и педофилию из своего реестра сексуальных расстройств (слово «извращение» давно не применяется) – «Диагностико-статистического руководства № 4». История повторяется: за 22 года до этого та же ассоциация сделала «первый важный шаг в нужном направлении» – удалила гомосексуализм из того же списка. А сегодня педерасты в США не только представляют собой ударную политическую силу, не только находятся под особой защитой уголовных и гражданских законов, но даже само упоминание этих фактов может привести к штрафу за «дискриминацию» или увольнению с федеральной или штатной должности.

Среди прочих многоразличных сексуальных меньшинств и течений особое внимание привлекает педофилия. Мыслима ли она при той параноидальной заботе о «безопасности детей», которая охватила США и Канаду в последние годы, когда уголовные преследования родителей за физические наказания детей (пару шлепков) стали реальностью, когда любой предмет, от ружья до зажигалки, прежде чем пойти в продажу, должен удовлетворить тупому формализму самозваных сторожей детского благополучия?.. (Здесь уместно краткое отступление. В одной русской книжке, в которой речь идёт об омерзительных плодах извращённой фантазии, воплощённой в детских игрушках, наводняющих полки американских игрушечных магазинов, сказано: «Они столь ужасны, что даже снабжены предупреждениями: не давать детям до трёх лет!» Однако это явная ошибка: предупреждения не имеют ничего общего с эстетико-воспитательной задачей, тем более что ни производители, ни продавцы о ней понятия иметь не могут. Служат эти предупреждения единственной цели: чтобы легче было защищаться от судебного иска, если какая-нибудь хрупкая деталь, отломившись от чудовища, вызовет угрозу жизни и здоровью малолетнего потребителя, а сметливые родители, прежде чем обратиться к доктору, позвонят юристу.)

* * *

Итак, педофилия. В очередной раз мы наталкиваемся на нечто вроде бы «немыслимое». Согласимся; представить себе сегодня успех этого начинания непросто, Но ведь точно так же и в 1973 г. никто представить себе не мог сногсшибательного успеха содомии! Стоит, однако, процитировать программный документ М. Кэрка и X. Мэдсена «После бала, или Как Америка преодолеет свою боязнь и ненависть к педерастам в 90-х годах»: «Свободные повсеместные дискуссии о правах гомосексуалистов создадут у публики ощущение нормы... Даже религиозные фанатики будут вынуждены признать этот факт и почувствуют себя в изоляции. Пусть консерваторы качают головами и говорят, что “мир сошёл с ума”; главное, что их реакция потеряет остроту, станет менее непримиримой».

Излишне говорить, с каким блеском была выполнена эта программа; по её образцу противник продолжает наступление. Например, в августе 1998 г. Исследовательский центр по вопросам пола при Калифорнийском университете провёл международную конференцию, на которой основной темой была педофилия. Почти одновременно, в июле 1998 г., учёная статья в «Бюллетене психологии» объявляет о «позитивном опыте сексуального контакта между взрослыми и детьми». Разумеется, д-р Кинзи толковал о том же ещё 50 лет назад.

Извращения и разврат (заметим, что издавна по-английски это было одно и то же слово perversion; сравним: Мф.17:17, Деян.20:30, Фил.2:15) уже давно вторглись в городские школы практически всех штатов как со своими программами секспросвета, так и непосредственно лишь только ослабло сопротивление общества. Удивительно ли, что педофилы не стояли в стороне, хоть и не слишком хвастались своими успехами? «Когда мы были детьми, нашим родителям не приходило в голову дежурить на улице, не спуская с нас глаз, или встречать нас на автобусной остановке. Почему бы это?» – пестрят риторическими вопросами газетные полосы.

Дети и подростки, утверждают эксперты, сегодня менее всего защищены от потока негативной информации из Интернета. Исследования показали (начало 2007 г.), что 90% детей сталкивались в сети с порнографией, a 65% искали её целенаправленно, При этом 44% несовершеннолетних пользователей Интернета хотя бы раз подвергались в сети сексуальным домогательствам.

Вспомним цитированный выше манифест американских педерастов Кэрка и Мэдсена. В самом деле, повседневная жизнь большинства из нас направляется не публикациями в научных журналах, не абстрактными принципами и даже не религиозным учением, a нормой. Норма, в свою очередь, основываясь на тех или иных принципах и учениях, может меняться, слабеть, укрепляться и пр.: это и есть главный фронт культурной войны. Наследие Альфреда Кинзи год за годом, день за днём разрушает в людях понятие нормы как таковой; половые извращения – лишь один из многочисленных этапов этой работы.

Раскроем газету: «Судебный иск против Миннеаполисского полицейского управления. В городской суд поступила жалоба от курсанта полиции на то, что ему...» Позвольте: ему или ей? Вопрос тонкий, но как раз в нём заключается существо дела. Истица, по словам газеты, «находясь в процессе подготовки к хирургической операции по поводу смены половой принадлежности» (женской на мужскую), уже сейчас требует через суд допуска в мужскую уборную, мужской душ и, не в последнюю очередь, употребления в свой адрес местоимений мужского рода...

Когда восклицают с удивлением, отчаянием, ужасом: «Жизнь стала ненормальной!», – то напоминают нам именно об этом. Сегодняшние американцы с тем же единодушием, как 50 или 100 лет назад, теоретически подтвердят, что лгать под присягой – преступление; однако практически сегодня мало кого волнует клятвопреступник в Белом Доме. И если обыватель – не развратник, не сатанист, не идеолог раскрепощения, а обычный человек вроде нас с вами – читает у себя в местной газете, что среди городской полиции (которую он, в общем-то, привык уважать) кое-кто взялся «менять половую принадлежность» и уже вчинил городу судебный иск по поводу личного и притяжательного местоимений, то надолго ли хватит ему ощущения нормы? И когда он, сидя у себя дома в кресле, вникает в теледискуссию между доктором медицины и доктором богословия о том, какие особенности «интимных связей между разновозрастными партнерами» эмоциональные, социальные или эстетические надлежит освещать в школьных программах и как «преодолеть застарелый религиозный фанатизм некоторых родителей», доктор Кинзи крепко обнимает его из преисподней своей мёртвой рукой.

– Что ни экскурсия – всё о каких-то американских мерзостях... У нас ведь как-никак уроки любви. He лучше ли было бы обойтись безо всей это «чернухи», без негатива, чтоб уж если любовь – так любовь...

– Если бы только об американских!.. Тогда бы и проблем не было. Что поделаешь: противника надо знать в лицо, и встречаться с ним приходится не только на экскурсиях. Да, у нас уроки любви. Но разве на уроках мы не работаем с «негативом», не исправляем ошибок, не устраняем дефектов? Сколько усилий, например, прилагают на уроках иностранного языка для коррекции неправильного произношения? И никому в голову не придёт возражать, что-де давайте-ка нам больше позитива!

К сожалению, вся эта «чернуха», все эти ошибки и дефекты любви дороги нашей душе, они укоренились в нашей природе, нам больно с ними расставаться. Но ведь на четвёртом уроке мы уже говорили о камнях у нас в душе. Учиться любви – значит исправляться, освобождаться от греха, потому что грех уводит нас от Бога, а Бог – это любовь.

Апостол Павел напоминает: «Всё испытывайте, доброго держитесь» (См.: 1Фес.5:21). Чтобы держаться доброго, надо знать, откуда идёт недоброе, Надо знать, что настоящая любовь не имеет ничего общего с кабинетными формулами и слащавыми выдумками, хотя некоторые авторы и проповедники невольно создают такое впечатление. Надо знать, что наслаждение макаронами и супружеской близостью принципиально различно в нашем сознании и жизни. Надо твёрдо, незыблемо уяснить себе: идеология «раскрепощения» и «сексуальной революции» не имеет основания ни в реальных фактах, ни в научном знании. В лучшем случае, это плоды преступной доверчивости и равнодушия к истине, в худшем чётко – спланированный удар по христианскому образу жизни и мысли.

– Соглашусь, ни восточный Ходжа, ни западный герцог, ни кто-либо ещё в здравом уме не поставит знак тождества между любовью и макаронами, – а также хлебом, вином, коньяком или икрой, даже чёрной, – как бы ни стремились к этому поэты и мыслители «серебряного века». Но согласится ли кто-нибудь на тождество между любовью – не в возвышенном религиозном смысле, а в прямом, практическом, – и Голгофой? Как бы мы ни уважали христианскую идею, Ходжа Насреддин собирался плакать совсем не по этому поводу.

– В том и сила Православия, что прямой, практический смысл мы никогда не отрываем от смысла высокого и религиозного. И если такой отрыв обнаруживается, мы тотчас же ищем причину и устраняем её. Это и есть православное богословие в масштабах всей Церкви, а в масштабах отдельной личности – духовная трезвость.

– Что же вы хотите нам доказать? Что настоящая любовь между мужчиной и женщиной – та же самая, которую проповедует Церковь?

– Именно так.

– Странно слышать это от православного священника! Известно ведь, что Церковь осуждает половую любовь и наслаждение как греховное. Об этом каждый грамотный человек может прочесть во многих православных книгах. Например:

«Греховное соитие по плоти в беззаконии и грехе мужа и жены, как рождение детей в смерть и блудное служение похоти плоти, было дано Богом нашим прародителям как наказание за преступление райской заповеди... Детородие по плоти, возникшее со времени грехопадения и беззакония перед Богом наших прародителей, изгнанных из рая, есть дело поклонения фаллическому культу Ваал-Фегора».

Позиция Церкви здесь выглядит совсем по-другому, чем у вас. Для чего же вы скрываете религиозные взгляды, вводите читателей в заблуждение, ничего не говорите о первородном грехе?

– Как видите, уроки любви приносят нам знания не только об отношениях полов, браке и семье! He менее важные сведения, а кое для кого и совсем неожиданные, мы получаем и о Церкви, и о христианстве, и о Священном Писании, и о религиозных взглядах. Разумеется, это не случайно: мы с вами уже не раз убеждались в том, насколько тесно связаны друг с другом эти предметы.

Давайте начнём с грехопадения первых людей в раю и откроем Книгу Бытия, где оно описано (Быт.3:1–6):

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел».

Есть здесь хоть слово, хоть звук о половых отношениях? Мысль о том, что первородный грех – это интимная связь между Адамом и Евой, вошла в западное богословие через блаженного Августина Иппонийского (которому был присущ целый ряд других мнений, не принятых полнотой Церкви). Этот ошибочный, нехристианский взгляд наложил свой отпечаток на многовековую традицию западной мысли и культуры, стал причиной многообразных недоразумений и предрассудков, Так, некоторые из популярных в Римско-Католической Церкви фигур, главным образом девственницы, свидетельствуют о своем религиозном опыте как о половом акте – и западные богословы, трактуя эти обычные для таких женщин нервные расстройства, вынуждены изворачиваться и отрицать очевидное.

Подобные заблуждения, укоренившиеся на Западе, распространились в России сравнительно недавно, в период усиленного римско-католического и протестантского влияния на Православие (ХVІІ–ХІХ вв.). Однако вследствие недостатка культуры и просвещения они продолжают воздействовать на православное сознание вплоть до сегодняшнего дня чему мы сами только что были свидетелями. В качестве известного примера можно привести отклик Д.С. Мережковского на сексуальные фантазии римско-католических девственниц: «Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина увидела Терезу в эту минуту, то поняла бы... что всё это значит». Закономерна критика латинской лжесвятости, но по какой причине женщина, близко знакомая с интимными переживаниями, в глазах русского автора периода «серебряного века» непременно предстаёт «нечестивой»? Недаром сказано, что каждый воспринимает мир в меру собственной испорченности...

Да и в более общем смысле мы не можем связывать первородный грех с телесными проявлениями человеческой природы. «Нельзя видеть сущность первородного греха, – отмечается в православной догматике, – только в господстве плотского начала над духовным, как то представляет римское богословие. Многие греховные склонности, притом и тяжёлые, относятся к свойствам духовного порядка». Заметим, что и Римо-Католицизм в начале XXI века пытается дать задний ход от своих прошлых ошибок в этой области, о чём свидетельствует первая энциклика вновь избранного папы римского Бенедикта XVI под заглавием «Deus Caritas Est» («Бог есть любовь»).

Всё это так, Тем не менее, приведённая вами цитата из «православной книги» и в самом деле поднимает крайне важный вопрос. Только относится он не к любви, браку или отношениям полов, а к литературе, к печатному слову.

Вы говорите: «Каждый грамотный человек может прочесть...» Но на сегодняшний день быть грамотным значит гораздо больше, чем уметь читать! Впрочем, из средних школ США, которые идут впереди нас по целому ряду прогрессивных направлений, грамотность уходит довольно быстро, наряду с понятиями о добре и зле. He странно ли, что во второй половине XX века грамотность населения этой «сверхдержавы» стала неудержимо падать? Об этом пишут честные авторы, об этом говорят политики (когда надо возбудить эмоции у публики), об этом знают все, на ком лежит обязанность подбора и подготовки кадров, В одном из своих интервью радикальный негритянский политик Луис Фаррахан, обвиняя власть и общество в заговоре против африканской расы, заметил: «Когда я был мальчишкой и ходил в школу в Бостоне, даже самый тупой негритянский парень умел читать и писать!». Ответить ему на это можно лишь тем, что белые в Америке сегодня также теряют способность читать и писать, разве что медленнее, чем негры.

А у нас люди хотя и читают, и даже с интересом смотрят в книгу, но сплошь и рядом видят гам лишь известный импортный плод. Результат не замедлит сказаться, и мы вполне приобщимся к «американскому образу жизни» в самом ближайшем будущем, если не поставим своей задачей искоренить невежество в себе самих – поскольку принуждать всех авторов и издателей маршировать единым строем дело не только безнадёжное, но и безбожное.

«Православная книга», которую вы процитировали, на самом деле никакая не православная. Да, в общем-то, это и не книга, а противоцерковный памфлет. Чтобы не брать на себя слишком много, откроем рецензию, напечатанную в официальном печатном органе Русской Православной Церкви:

«“Церковный вестник” уже не раз обращался к проблеме неискажённого, достоверного изложения основ православной веры в книгах и статьях современных авторов, К сожалению, наше внимание привлекают не только те издания, которые можно назвать ярким образцом церковной проповеди или серьёзным богословским исследованием. Продолжают издаваться книги, полные заблуждений и ложных трактовок православного вероучения.

Одной из таких книг следует признать новую книгу монаха Максиана (Архангельского) с заманчивым названием “Тайна христианской любви и брака” (Москва, “Компания Спутник+”, 2005). Книга выпущена светским издательством и не несёт никаких указаний на церковное благословение, однако само её название в сочетании с монашеским званием автора заставляет любого неискушённого читателя думать, что в ней выражена церковная, православная точка зрения. А тайна христианской любви и брака важна для каждого человека. Между тем книга эта страшная и глубоко антицерковная. Более мягких эпитетов, увы, здесь не подберёшь.

...Я надеюсь, что сохранившему какую-то чистоту души и мысли, способному любить ближних православному христианину уже по приведённым мною кратким цитатам понятно, какой заряд “идейного” человеконенавистничества заключён в этой книге... Но самое страшное во всём этом – даже не взгляды автора, a то, что они выдаются за православие, за позицию Церкви. И в этом – явный почерк отца лжи.

...Книга монаха Максиана несёт на себе все черты тоталитарно-сектантской литературы. Правда, как мне удалось выяснить, её автор – в весьма преклонных годах, принял монашество не так давно и пишет на “христианские» темы также не с давних пор. Обсуждаемая книга – первое из его творений, вышедшее заметным тиражом. To есть выраженной, организованной секты за ним пока не стоит. Но это слабое утешение: всегда появляется кто-то, кто готов подхватывать подобные знамёна и, прикрываясь тем, что это “православие”, вести за собой массы и толпы людей – в новое скопчество, в мироотрицание и детоборство. Ведь невидимый заказчик и за книгами, и за „народными движениями“ – один, он же и автор, старее мира. A “писатели”, вожди и толпа – увы, легко находятся. Так что явление перед нами далеко не безобидное».

Будем надеяться, «Церковный вестник» прояснил вам, что это за «общеизвестное осуждение любви», на которое вы изволили сослаться, и как соотносится позиция Церкви с, автором упомянутой «православной книги» и его подражателями.

– Но почему же Церковь допускает такие публикации? Каково их происхождение?

– Прежде всего, снова вспомним классику Крылова:

...Эх, эх! ей Моська отвечает,

вот то-то мне и духу придает,

Что я, совсем без драки,

Могу попасть в большие забияки.

Пускай же говорят собаки:

«Ай, Моська, знать она сильна,

Что лает на Слона!»

Эти несколько знакомых строк позволяют основательно разобраться в происхождении подобных материалов. Моськой двигают, пожалуй, самые распространённые в среде людей качества (они же суть греховные страсти) – гордость, тщеславие и зависть. В нашем случае в роли невозмутимого Слона оказывается сама Церковь с веками выверенным и тщательно сохранённым наследием Христа. Ну, а несчастные Моськи, не желая приобщиться к нему, поднимают вопль той или иной силы и тембра и попадают в ту самую ловушку, о которой предупреждал замечательный русский поэт и философ А.С. Хомяков:

«...Мудрость, живущая в тебе, не есть тебе данная лично, но тебе как члену Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь; дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Посему не суди Церкви, но повинуйся ей, чтобы не отнялась от тебя мудрость».

Почему Церковь «допускает» такие публикации? А как вы предлагаете их «не допускать»? Россия – свободная страна, и свобода эта отражается в жизни Церкви, нравится нам это или нет, хорошо это или плохо. Церковной цензуры больше нет, к этому следует привыкнуть. Читателям надо отличать православное слово – и слово вообще – от суеверий, предрассудков, отсебятины и скандального шума. Надо учиться грамоте: другого пути XXI век нам не предоставляет.

Теперь посмотрим, что же на самом деле говорит Церковь об отношениях между мужчиной и женщиной. Начинается всё, конечно, с евангельского слова, с первых строк 2-й главы Евангелия от Иоанна (1Ин.2:1): «...Был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак». Первое Своё чудо – преложение воды в вино – Господь Иисус Христос совершил на брачном празднике, и это, разумеется, задаёт тон христианскому восприятию брака.

«...Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть» (Быт.2:24).

«...Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть»(Мф.19:5–6).

В заключительной главе Послания к Евреям, где святой апостол Павел кратко перечисляет требования к христианам и христианской жизни, читаем (Евр.13:4): «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог». О второй части этого положения нам ещё предстоит поговорить на следующих уроках, а первая сегодня вдохновляет супругов точно так же, как две тысячи лет тому назад.

Древний сборник церковных канонов «Апостольские Правила» содержит особый пункт (51), посвящённый браку и связанным с ним особенностям образа жизни:

«...Аше кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, и мяса, и вина, не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил их, и таким образом хуля, клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен из священного чина, и отвержен от церкви. Также и мирянин».

«Если кто порицает брак и гнушается женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, или порицает оную, как не могущую войти в Царствие Божие, да будет под клятвою.

Если кто девствует или воздерживается, удаляясь от брака, как гнушающийся им, а не ради самой красоты и святыни девства, да будет под клятвою.

Если кто из девствующих ради Господа будет превозноситься над сочетавшимися браком, да будет под клятвою».

(Канонические Правила Гангрского собора [IV в.], 1-е, 9-е и 10-е).

И это не случайно. Ещё в Новом Завете мы находим упоминание о лжеучителях, запрещающих вступать в брак; впоследствии это антихристианское «гнушение браком» распространилось довольно широко и, как мы видели, сохранилось в той или иной форме доныне, даже в околоцерковной среде. Поэтому имеет смысл обратиться к самому авторитетному православному документу сегодняшнего дня – «Основам социальной концепции Русской Православной Церкви».

«Основы социальной концепции» – это плод длительной церковной работы. Они были единогласно утверждены на Юбилейном Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года всеми русскими Архиереями, то есть всей полнотой нашей Церкви.

Значение этого документа трудно переоценить. Он освещает и разъясняет множество сложных, противоречивых проблем современности и даёт возможность верующим ответить на вопрос, который у них так часто возникает, но далеко не всегда они получают ответ: «Что говорит Церковь о...».

Здесь мы процитируем лишь несколько выдержек из X раздела «Основ социальной концепции», где речь идёт о личной, семейной и общественной нравственности. Кое-что ещё будет приведено на следующих уроках, но вообще-то, всерьёз говоря, каждый образованный человек обязан иметь у себя экземпляр этого документа и сверяться с ним при первой необходимости.

«Х.1. Различие между полами есть особый дар Творца созданным Им людям. “И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их” (Быт.1:27). Будучи в равной степени носителями образа Божия и человеческого достоинства, мужчина и женщина созданы для целостного единения друг с другом в любви: “Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть” (Быт.2:24). Воплощая изначальную волю Господа о творении, благословенный Им супружеский союз становится средством продолжения и умножения человеческого рода: “И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею” (Быт.1:28). Особенности полов не сводятся к различиям телесного устроения. Мужчина и женщина являют собой два различных образа существования в едином человечестве, Они нуждаются в общении и взаимном восполнении. Однако в падшем мире отношения полов могут извращаться, переставая быть выражением богоданной любви и вырождаясь в проявление греховного пристрастия падшего человека к своему “я”.

Высоко оценивая подвиг добровольного целомудренного безбрачия, принимаемого ради Христа и Евангелия, и признавая особую роль монашества в своей истории и современной жизни, Церковь никогда не относилась к браку пренебрежительно и осуждала тех, кто из ложно понятого стремления к чистоте уничижал брачные отношения.

X.5. В дохристианском мире бытовало представление о женщине как о существе низшего порядка в сравнении с мужчиной. Церковь Христова во всей полноте раскрыла достоинство и призвание женщины, дав им глубокое религиозное обоснование, вершиной которого является почитание Пресвятой Богородицы. По православному учению, благодатная Мария, благословенная между женами (Лк.1:28), явила Собою ту высшую степень нравственной чистоты, духовного совершенства и святости, до которой смогло подняться человечество и которая превосходит достоинство ангельских чинов. В Ее лице освящается материнство и утверждается важность женского начала...

Х.6. Добродетель целомудрия, проповедуемая Церковью, является основой внутреннего единства человеческой личности, которая должна пребывать в состоянии согласия душевных и телесных сил. Блуд неизбежно разрушает гармонию и целостность жизни человека, нанося тяжкий урон его духовному здоровью, Распутство притупляет духовное зрение и ожесточает сердце, делая его неспособным к истинной любви. Счастье полнокровной семейной жизни становится недоступным для блудника. Таким образом, грех против целомудрия влечёт за собой и негативные социальные последствия. В условиях духовного кризиса человеческого общества средства массовой информации и произведения так называемой массовой культуры нередко становятся орудиями нравственного растления, воспевая и превознося половую разнузданность, всевозможные половые извращения, другие греховные страсти. Порнография, представляющая собой эксплуатацию полового влечения в коммерческих, политических или идеологических целях, способствует подавлению духовного и нравственного начала, низводя тем самым человека до уровня животного, руководствующегося лишь инстинктом...

Осуждая порнографию и блуд, Церковь отнюдь не призывает гнушаться телом или половой близостью как таковыми, ибо телесные отношения мужчины и женщины благословлены Богом в браке, где они становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, “единомыслие душ и телес” супругов, о котором Церковь молится в чине брачного венчания. Напротив, осуждения заслуживает превращение этих чистых и достойных по замыслу Божию отношений, а также самого человеческого тела в предмет унизительной эксплуатации и торговли, предназначенный для извлечения эгоистического, безличного, безлюбовного и извращённого удовлетворения. По этой же причине Церковь неизменно осуждает проституцию и проповедь так называемой свободной любви, совершенно отделяющей телесную близость отличностной и духовной общности, от жертвенности и всецелой ответственности друг за друга, которые осуществимы лишь в пожизненной брачной верности».

– Интересно, интересно! Что же это у вас получается самое главное? Наверное, Бог... Бог – прежде всего, главнее всего, выше всего, а человек – это так себе, пыль земная. Другого места человеку вы не отводите.

– Ну что ж, неплохо, на троечку усвоили материал, От силы на троечку с плюсом, но больше при всём желании не поставить. Правильно, что Бог – прежде всего, главнее всего, выше всего: ну, а дальше-то? Для чего нам с вами уроки любви?..

Ведь именно из любви Бог стал Человеком, чтобы человек стал подобен Богу: немалая задача для «пыли земной»! He для земной пыли Творец пролил Свою Кровь на Кресте. И место человеку отведено колоссальной важности: быть соработником Богу, соучастником в деле своего спасения. А без любви дело это невыполнимое.

– Давайте конкретно, поменьше общих слов. Что, например, у вас означает слово «блуд»?

– У нас то же самое, что и у вас, что и в Священном Писании: внебрачная половая связь. По-гречески, кстати, порниа – откуда происходит всем известная порнография.

– Ну, это опять увёртки. Отвечайте прямо, по существу: Церковь осуждает «блуд», то есть секс без брака? Да или нет?

– Уже напоминает допрос! Но я не против, если вы так привыкли. В конце концов, я здесь ради вас, и обязан помочь вам усвоить материал... Да, осуждает блуд безоговорочно.

– А если в браке, то это уже «настоящая любовь», которая одна на весь мир и которая к тому же соединяет людей с Богом, «дорога в небо»?

– Именно так.

– Брак здесь понимается церковный или гражданский тоже?

– Как церковный, так и гражданский – если это, конечно, брак, а не уклончивое выражение, означающее всё тот же разврат. К сожалению, чтобы прикрыть, затуманить смысл разврата и внебрачной связи, люди бессознательно подбирают себе уклончивые, двусмысленные заменители. Как раз об этом напоминает нам Святейший Патриарх Алексий II:

«...Ныне становится очевидным стремление сделать всё возможное для того, чтобы внушить обществу мысль об относительности всяких норм в области морали и неприемлемости категоричных суждений относительно нравственного достоинства человеческих поступков. Внешним проявлением этого становится попытка произвести словесную подмену, заменив наиболее очевидные термины, звучание которых воскрешает в сознании обывателя чувство нравственной ответственности. Словесные, языковые предпочтения здесь как нельзя более показательны. Убийство нарождённого ребенка называется “прерыванием беременности”, блудное сожительство – “гражданским браком”...»

– Ну, вот. Выходит, всё дело в печати, которую тиснул в паспорт чиновник, какой угодно – хоть советский, хоть немецкий, хоть американский. Нет печати – блуд, разврат. Есть печать – настоянная любовь, «дорога в небо». Что и требовалось доказать. Приехали, дальше ехать некуда!

Неужели не ясно, что ваш брак – пустое крючкотворство, оформление отношений: из-за него вы готовы убить настоящее чувство. Вы не можете допустить, чтобы двое любили друг друга и наслаждались сексом! Вы сами никого не любите и пытаетесь помешать другим, изобретаете всякий вздор про «настоящую любовь» по канцелярской бумажке.

– Кому-то это замечание, вероятно, покажется глупым и дерзким, а между тем сказано очень остро и своевременно: речь и вправду зашла о самом главном. Так что надо поблагодарить нашего критика и дать ему ответ – конкретно, прямо и по существу, как он просит.

– Он, наверное, настроен так потому, что не отличает церковного брака от гражданского. Когда Господь освящает жениха и невесту в церковном Таинстве, тогда уже никто не назовёт это «пустым крючкотворством». А если нет, то и в самом деле остаётся одна печать в паспорте. Я вообще слышала по радио, что гражданский брак – то же самое, что блуд.

– Хотя вы пытаетесь защитить Церковь от критики, тем не менее придётся вас разочаровать. Эта «широко известная в узких кругах» точка зрения насквозь ошибочна как по догматическим соображениям, так и по историческим и по практическим. Разумеется, церковный брак отличается от гражданского, но не это отличие сообщает браку его смысл и существо. Когда сегодняшние жених и невеста исповедуют Православие, они идут в храм, и над ними совершается Таинство Венчания: если они от него преднамеренно уклоняются, значит, совесть их нечиста и они совершают грех. Но если в брак вступают, например, двое мусульман что же, это развратная связь? (А ведь иные договариваются и до такого.)

«Связанные узами супружества, заменяем мы друг другу и руки, и слух, и ноги. Супружество и малосильного делает вдвое сильным, доставляет великую радость благожелателям, и печаль недоброжелателям. Общие заботы супругов облегчают для них скорби, и общие радости для обоих восхитительны. Для единодушных супругов и богатство делается приятнее, а в скудости самое единодушие приятнее богатства. Для них супружеские узы служат ключом целомудрия и пожеланий»

(Свт. Григорий Богослов [IV в.] Похвала Девству)

И если уж на то пошло, то разве не водится у нас полуверов, мачоверов и суеверов, которые приходят к святому алтарю ради Таинства Венчания, усматривая в нём такую же, если не худшую, формальность, что и в гражданской процедуре? Которые венчаются «на счастье», «на всякий случай», «для красоты», «от порчи», «от сглаза» или просто потому, что «так принято»? Господь предлагает им благодать в Своём Таинстве, но они не принимают её; Таинство для них недейственно, и вместо брака им остаётся одно только «пустое крючкотворство» – что и обнаружится со всей ясностью где-то через год-полтора.

Как настоящая любовь одна, так и настоящий брак один, хотя заключён он может быть по-разному: перед церковным алтарём, или служителем другой конфессии, или представителем гражданской власти. Посмотрим, что сказано по этому поводу в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» (раздел Х.2):

«В период христианизации Римской империи законность браку по-прежнему сообщала гражданская регистрация. Освящая супружеские союзы молитвой и благословением, Церковь тем не менее признавала действительность брака, заключённого в гражданском порядке, в тех случаях, когда церковный брак был невозможен, и не подвергала супругов каноническим прещениям. Такой же практики придерживается в настоящее время Русская Православная Церковь. При этом она не может одобрять и благословлять супружеские союзы, которые заключаются хотя и в соответствии с действующим гражданским законодательством, но с нарушением канонических предписаний (например, четвёртый и последующие браки, браки в недозволительных степенях кровного или духовного родства).

Согласно 74-й новелле Юстиниана (538 год), законный брак мог заключаться как экдиком (церковным нотариусом), так и священником. Подобное правило содержалось в эклоге императора Льва III и его сына Константина V (740 год), а также в законе Василия I (879 год). Важнейшим условием брака оставалось взаимное согласие мужчины и женщины, подтверждённое перед свидетелями. церковь не выражала протестов против такой практики. Лишь с 893 года, согласно 89-й новелле императора Льва VI, свободным лицам было вменено в обязанность заключать брак по церковному обряду, а в 1095 году император Алексий Комнин распространил это правило и на рабов. Введение обязательного бракосочетания по церковному обряду (IX–XI века) обозначало, что решением государственной власти всё правовое регулирование брачных отношений передавалось исключительно в юрисдикцию Церкви. Впрочем, повсеместное введение этой практики не следует воспринимать как установление Таинства Брака, которое искони существовало в Церкви.

Порядок, установленный в Византии, был усвоен и в России по отношению к лицам православного вероисповедания. Однако с принятием Декрета об отделении Церкви от государства (1918 год) бракосочетание по церковному чину лишилось юридической силы; формально верующим предоставлялось право принимать церковное благословение после регистрации брака в государственных органах. Однако на протяжении длительного периода государственною преследования религии совершение торжественного венчания в церкви фактически оставалось крайне затруднительным и опасным.

Священный Синод Русской Православной Церкви 28 декабря 1998 года с сожалением отметил, что „некоторые духовники объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в храме... Некоторые пастыри-духовники не допускают к причастию лиц, живущих в “невенчанном” браке, отождествляя таковой брак с блудом“. В принятом Синодом определении указано: “Настаивая на необходимости церковного брака, напомнить пастырям о том, что Православная Церковь с уважением относится к гражданскому браку”».

– В чём же тогда состоит смысл и содержание брака? Если двое любят друг друга и желают наслаждаться близостью, то причём здесь печать в паспорте, церковные венцы или кольца?

– Начнём с аналогии: перед нами ведь и пример Евангелия, где большая часть слов Спасителя содержится в притчах (греческое слово паримиа как раз и означает «аналогия»). Даёт Он и объяснение, почему это так необходимо (Мф.13:13), и у нас об этом речь шла ещё перед началом уроков: чтобы поменьше диктовать и требовать и побольше инициативы мысли предоставить вам самим. Ведь в Церкви, как мы только что с вами убедились, человек это не земная пыль, а соработник Самому Богу.

Предположим, перед нами ампула с морфием. Наркотическое вещество, торговля которым под строжайшим контролем. Я принёс вам эту ампулу и предлагаю уколоться. Кто я такой? Наркоторговец, и место мне за решёткой... Ах, простите, забыл сказать: у меня ещё есть бумажка с круглой печатью, называется рецепт. Я вам выписал морфий, чтобы облегчить страдания в тяжёлой болезни. Кто я такой? Заботливый врач.

Ну, вот, всё дело в печати. Нет печати – преступление, язва общества; есть печать – помощь ближнему в болезни. Что и требовалось доказать. Вспомните-ка, что вы сказали в начале урока:

«Рецепты – пустое крючкотворство по оформлению уколов морфия. Из-за бумажки вы готовы отравить братве кайф. Сами не колетесь и другим помешать пытаетесь, изобретаете всякий вздор про болезни и медицину...»

Стоп, что-то не то. Болезни никто не изобретает. Болезни существуют сами по себе, и медицина – средство борьбы с ними, средство помощи людям. А незаконная торговля наркотиками – средство губить людей. Всё это реальные факты жизни. Бумажка с печатью, рецепт – следствие из этих фактов, а никак не наоборот.

Кто в здравом уме заявит, что «медицина –это оформление уколов морфия»? Ампула с морфием может служить либо для медицинской процедуры, либо для уголовного преступления, и наличие рецепта с печатью поможет отличить одно от другого, – но суть-то дела отнюдь не в печати! Суть дела в том, что происходит в действительности.

Аналогия эта (только приспособленная к современной проблематике – употреблению наркотических средств) взята из древнейшего и авторитетнейшего церковного документа, «Послания свт. Афанасия Великого, архиепископа Александрийского, к Аммуну монаху», который входит в канонический свод Православной Церкви:

«...Нужно предупредить противоречия лукавых. Ибо могут сказать, говоря об этом: о каком употреблении ты говоришь? о законном ли? о том ли, которое Бог позволил, говоря: “Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю”, о том ли, которое Апостол допустил, говоря: “Брак у всех да будет честен и ложе непорочно”? Или о том, которое бывает между людьми, но происходит тайно и прелюбодейно?

Ибо и в других случаях жизни находим различие, бывающее по некоторым обстоятельствам, например: не позволительно убивать, но убивать врагов в битве и законно, и похвалы достойно. Так, великие почести получают герои войны, им воздвигаются памятники для возвещения их подвигов.

Таким образом, одно и то же, смотря по времени, в одних обстоятельствах непозволительно, а в других, и благовременно допускается и позволяется. Так же рассуждать должно и о телесном совокуплении».

Телесное совокупление «допускается и позволяется» во вполне конкретных обстоятельствах, а именно в браке. В браке мужчина и женщина становятся мужем и женой и соединяются интимной близостью – важнейшей материальной основой их супружеской любви. Точно так же, как медицинская помощь больному не появляется из рецепта с печатью, супружество не появляется из печати в паспорте: наоборот, печать появляется как свидетельство совершившегося факта: бракосочетания. Ошибиться может лишь тот, кто незнаком с болезнями и медициной – и, соответственно, тот, кто незнаком с браком.

Хотите понять, что такое брак? Возьмите в руки монету. У неё есть две стороны, разные: никто не спутает одну с другой. Но никто и не скажет, что монета состоит из двух сторон: они неотделимы одна от другой.

Брак – это смерть и новое рождение. Смерть двух независимых «я» и рождение нового существа – «мы».

Это событие можно сопоставить с физическим явлением: образованием атома водорода из электрона и протона. Прежде полагали, что атом состоит из двух элементарных частиц, собранных вместе, как винт и гайка, нож и ножны, иголка и нитка. Но оказалось, что это совсем не гак!

Атом действительно создается из двух элементарных частиц, но нельзя сказать, что он состоит из электрона и протона. Строго говоря, и тот, и другой исчезают, как бы растворяясь в новом объекте, который подчиняется иным закономерностям, чем каждая из частиц в отдельности. Вот таким же образом муж и жена растворяются друг в друге, подчиняясь новому закону – закону жертвенной супружеской любви.

...Один человек, которого я хорошо знал, перенёс очень много горя в своей семейной жизни и в результате потерял семью. Он говорил мне как-то, что его беды начались с самых первых дней брака, совершенно незаметно, когда всё можно было легко исправить но он этого тогда не понимал, а понял лишь много лет спустя. Кто-то из друзей сказал ему вскоре после свадьбы (он женился одним из первых в своей компании):

– Смотри-ка, вот ты уже женат, а совершенно не переменился! Все такой же свой парень, всё у тебя в порядке, как раньше...

Сказано это было в виде похвалы и комплимента, но на самом деле то был отчаянный сигнал тревоги: если после свадьбы человек резко не переменился – дело плохо, брак этот по существу еще не состоялся, надо быстро браться за дело и перестраивать свою жизнь на новых основаниях.

«...Интимная близость – это источник энергии брака, но брак сначала, а близость потом. – Почему не наоборот? Очень просто. Возьмите двигатель. Сначала его изготовляют, потом заливают бензин, и он работает. Но если двигателя нет, а есть только бензин, тогда что? Взрыв...»

(Из одной проповеди).

Увы, увы: сколь многие нормальные юноши и девушки, мужчины и женщины, по странному недоразумению видят в браке «оформление интимных отношений», некий служебный придаток к постели приличия ради. А на деле-то ровно наоборот: интимная связь служит браку. И этот очевидный, но редко признаваемый факт мы и назвали самым главным в начале урока.

– Велика ли важность, что ради чего существует, что чему служит: брак постели или постель браку? Давайте договоримся просто, что одно неотделимо от другого.

– Важность и вправду велика, да и простота хуже воровства.

Велика ли важность, что ради чего существует: фундамент ради дома или дом ради фундамента? Или что чему служит: водопровод дому или дом водопроводу? Хотя и фундамент, и водопровод в нормальных условиях неотделимы от дома, и хотя фундамент (в отличие от интимной близости!) монтируют прежде самого здания, если строитель не разберётся в логике этих простых вопросов, строительство окончится крахом. А ведь каждый из нас, как хорошо известно, строитель своего счастья.

– Если муж – мусульманин, а жена – православная, будет ли этот брак считаться освящённым Церковью, хотя и не было проведено Таинство Венчания?

– Считаться кем? Людьми? Богом?

Брак этот нецерковный. Нельзя себя обманывать, закрывать глаза на очевидный факт. Об этом напоминают «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» (раздел Х.2):

«Общность веры супругов, являющихся членами тела Христова, составляет важнейшее условие подлинно христианского и церковного брака, Только единая в вере семья может стать “домашней Церковью”, в которой муж и жена совместно с детьми возрастают в духовном совершенствовании и познании Бога. Отсутствие единомыслия представляет серьёзную угрозу целостности супружеского союза. Именно поэтому Церковь считает своим долгом призывать верующих вступать в брак “только в Господе”, то есть с теми, кто разделяет их христианские убеждения».

Но Церковь никого не лишает свободы, и каждый человек должен сам определять свой путь в этом мире, не рассчитывая на то, что кто-нибудь за него примет важнейшие жизненные решения. Именно поэтому далее в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» подчёркивается:

«В соответствии с древними каноническими предписаниями, Церковь и сегодня не освящает венчанием браки, заключённые между православными и нехристианами, одновременно признавая таковые в качестве законных и не считая пребывающих в них находящимися в блудном сожительстве».

Основано такое суждение на том, что всеобщая, промыслительная Божия благодать сообщается всему миру, и всякий брак, если только это действительно брак, а не блудная связь, черпает в ней силу любви и добра.

Буквально на ваш вопрос даёт ответ святой апостол Павел в 1-м Послании к Коринфянам (1Кор.7:12): «..Жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его. Ибо неверующий муж освящается женою верующею...» И мы видим множество примеров, когда такой брак для неправославного супруга становится дорогой ко Христу, к Его Святой Церкви. Тогда и состоится Таинство Венчания.

– Скажите, пожалуйста, по какому чину совершается венчание, если и для жениха, и для невесты это уже второй брак, а в первом ни он, ни она не венчались?

– В Церкви, действительно, существует два чина для Таинства Брака: «чин венчания» и «чин о второбрачных» (заметьте, что при заключении второго брака венцы на головы молодожёнов не возлагаются). Как же поступить в таком случае? С одной стороны, заключается второй брак (если Церковь, как сказано, признаёт и уважает брак гражданский), а с другой – супруги ранее не венчались...

В таких сложных ситуациях последнее слово остаётся за священником, который совершает Таинство. Он может принять и такое, и другое решение: в любом случае Таинство будет действительным. Однако можно указать соображения, на основании которых делается выбор. Если в первом своём браке супруги были далеки от Церкви, если для них обоих развод предшествовал воцерковлению, подлинному возвращению ко Христу, а может быть, и самому Крещению, то их новый брак можно рассматривать как первый брак в их новом, христианском качестве и совершить его по чину венчания. Если же и в период первого своего брака они были православными, хоть и не венчались в Церкви, то нынешний брак следует совершить по чину о второбрачных.

– Допустим, как мы видели на третьем уроке, Маргарет Мид и в самом деле ловко одурачила научный мир, a вслед за ним и читающую публику: что из того? Как ни крути, многообразие нравственных стандартов это объективный факт.

В европейской культуре был принята моногамия, по крайней мере, официально: мужчина и женщина соединяются в пожизненном брачном союзе. Но ведь в других культурах брак устроен по-другому. Существовала, и продолжает существовать, полигамия в разных видах многожёнство, многомужество, групповой брак, причём для приверженцев подобных отношений их нравственная ценность ничем не уступает моногамии.

А если данная культура для вас представляет особый интерес, то обратитесь к её религиозным корням, дошедшим до нас в книгах Ветхого Завета. Ветхозаветные патриархи, которых Церковь почитает за святых, были многоженцами, имели наложниц; царь Соломон, также святой, содержал внушительных размеров гарем. Как же после этого вы можете настаивать на единообразии сексуального поведения?

– Очень просто: исходя из полноты тех самых религиозных корней, о которых вы упомянули, притом не довольствуясь надёрганными там и здесь отрывочными цитатами.

Прежде всего, усвоим, что святость не освобождает человека от греха: безгрешен один Спаситель. О царе Соломоне читаем следующее: «...Было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его. Во время старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа и не вполне последовал Господу, как Давид, отец его» (3Цар.11:3–6). О патриархах – Аврааме, Исааке, Иакове, Иуде и других – мы не находим подобных суждений, но особенности их брачной жизни, продиктованные обычаями и обстоятельствами времени, когда деторождение было главной задачей брака, вовсе не должны служить нам образцом.

Брак установлен Богом в раю как пожизненный союз одного мужчины и одной женщины; таким он и остался после изгнания людей из рая. Но люди, их вера и нравственность, стали портиться, искажаться, и вот, Ламех, потомок первого убийцы Каина, становится первым двоеженцем (Быт.4:19). Начиная с того времени многожёнство, а вслед за тем и развод, и другие извращения брака, властно входит в жизнь всех племён и народов, не исключая и древнееврейский.

Однако ещё в ветхозаветный период мы видим начало обратной тенденции – возврата к чистоте моногамного брака. Священное Писание недаром говорит нам об этом устами самого царя Соломона, испытавшего, как сказано, много зла от своей невоздержанности: «Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои...» (Еккл.9:9). Согласно историческим сведениям, после возвращения из Вавилонского плена в древнееврейском обществе стала распространяться моногамия. А подлинное и полное восстановление святости первозданного брака состоялось без малого две тысячи лет назад, у первых христиан, о чём говорил Сам Спаситель: «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (Мф.19:8).

Характерна история моногамии в иудейской среде, где многожёнство сохранялось весьма долго. Иустин Мученик (II век по Р.Х.) говорит о современных ему иудеях, что они «по всему свету, где бы они ни были, берут себе столько жён, сколько пожелают». Даже после того, как евреям было даровано римское гражданство и император Феодосий Великий особым указом запретил многожёнство у евреев, этот обычай полностью не исчез. И лишь не ранее XII века раввины Западной Европы впервые произнесли проклятие на многоженцев – как отмечает авторитетный еврейский источник, под влиянием христианского окружения.

Христианский стандарт брака – один муж, одна жена на всю жизнь – сохраняется в Православной Церкви, а вслед за нею и в других церквах и религиозных сообществах, которые не желают уступать агрессии со временного Содома. Отклонения от него – развод и повторный брак – представляют собою неизбежные следствия несовершенства человеческой природы, иными словами – греха. Господь Бог милостив к человеку, во всех жизненных обстоятельствах Он позволяет нам преодолеть зло и грех, но это вовсе не значит, что отклонение от нормы можно возвести в закон, Брачный стандарт, утверждённый некогда Адамом и Евой, утраченный их потомками и восстановленный Спасителем, служил и будет служить человеку опорой нравственности.

– Теория ваша не лишена интереса, но она не согласуется с практикой! Неужели вы думаете, что все те, кто отрицает формализм в отношениях полов, кто ищет и утверждает любовь по существу, а не по бумажке, – все незнакомы с браком? Неужели вы думаете, что вокруг вас одни желторотые птенцы да наивные мечтатели? Скорее уж наоборот, мы слишком хорошо знакомы с браком и знаем, что любовь в браке редко найдёшь: чаще деньги, имущество, комфорт, деловые связи, а там и равнодушие, скуку, измену, злобу, ненависть, насилие...

Давно известно: «Брак – могила любви».

– Это серьёзное возражение: сразу видно, что материал наших уроков задел вас за живое. И хотелось бы как-нибудь разом рассеять ваши сомнения – но так просто это уже не получится. Точно так же, как на уроках по любой другой дисциплине мы вначале разбираем очевидный, лежащий на поверхности материал, a затем уже уходим вглубь, рассматриваем более тонкие и сложные вопросы.

Итак, «мы слишком хорошо знакомы с браком...». Вспоминается, как в одном американском городке на том самом Диком Западе, где, как оказалось, люди вели себя весьма прилично, но все были поголовно вооружены, в ресторане висела аккуратная табличка: «Не стреляйте в пианиста: он играет, как умеет».

Разумно ли судить о музыке по игре этого пианиста или по восприятию его слушателей? Те, что видят в браке могилу любви, понимают в нём ровно столько же, сколько эти – в музыке. Они знакомы с браком по своему опыту и по своему окружению. Они любят, как умеют, то есть очень плохо: от дискотеки до кровати, как выразился о. Димитрий Смирнов.

Никудышное это умение – не только результат чьей-то личной испорченности и злонамеренности (хотя и этого предостаточно), но и знамение времени. Вспомните слова Спасителя из 24-й главы Евангелия от Матфея (Мф.24:9), где Он, глядя на прекраснейший в мире город, распростёртый внизу, говорит Своим ученикам о грядущих скорбях и испытаниях: «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга;и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь».

Наши мысли о браке и любви будут кружиться на месте, как щенок в погоне за своим хвостом, пока мы не вспомним, что такое настоящая любовь, о какой мы говорили на пятом уроке: не настроение, не эмоция, не физиология, не аппетит к наслаждению тем или иным предметом или способом, а направление воли: отдать себя. Любовь – это подвиг свободной воли.

Способность к любви, к подвигу человек приобретает или утрачивает в зависимости от множества внешних и внутренних факторов, иногда самых неожиданных. Вот характерный пример из прошлого:

«Этим делом [бракосочетанием] занимались родители, жених и невеста играли тут совершенно пассивную роль... В подобных брачных союзах было очень часто больше верности, прочности, больше взаимного уважения и преданности, а если хотите, и больше поэзии и любви, чем в супружеской жизни настоящего поколения... Европейский роман завязывается и разыгрывается внe брака, и с момента венчания наступает обыкновенно развязка, конец романа; у нас же, наоборот, роман начинался с момента венчания».

Написано А. Паперно более ста лет тому назад об уже прошедшей к тому времени эпохе. В русском языке нет плюсквамперфекта грамматической формы «давнопрошедшего» времени, которое бы верно выразило приведённое выше наблюдение. Что же произошло с тех пор до сегодняшнего дня, когда с брака сняты все посторонние ограничения, когда человеку, казалось бы, предоставлены все возможности для счастливого и плодотворного во всех отношениях супружества? Брак ли виноват в наших несчастьях или что-то другое? Или кто-то другой?

Толстой нам показал с изысканным талантом, что женщине не следует гулять ни c камер-юнкером, ни c флигель-адъютантом, когда она жена и мать...

– подвёл итоги романа «Анна Каренина» H.A. Некрасов. Давайте вдумаемся в это высказывание. Над чем иронизирует Некрасов? Над мелочностью (по его мнению) сюжета романа: для столь очевидного вывода не нужен «изысканный талант». А что вызывает улыбку у нашего современника? Само утверждение, Конечно же, «гулять» – следует если уж «возникло чувство», то куда от него денешься...

Такой сдвиг вполне подтверждается нынешними читателями романа, если сравнить их оценки с фактическим его содержанием. По тексту романа Вронский – соблазнитель, разрушитель семьи и по существу убийца Анны. Каренины же, муж и жена, – жертвы страстей, чужих и своих. А в современном прочтении все нравственные вопросы обращены именно к ним двоим, в то время как Вронский предстаёт неким ангелочком в погонах.

Или вот другой классический персонаж:

– ...Убит? прекрасно! в комнате моей!

Что делать мне теперь, повеса, дьявол?

Куда я выброшу его?

– Быть может Он жив ещё.

– Да! жив! гляди, проклятый,

Ты прямо в сердце ткнул – небось, не мимо,

И кровь нейдёт из треугольной ранки,

А уж не дышит – каково?

...Постой... при мёртвом!... что нам делать с ним?

– Оставь его: перед рассветом, рано,

Я вынесу его под епанчою

И положу на перекрёстке.

Земля не рождала худшего мерзавца, чем Дон Гуан в изображении Пушкина, свидетельство чему – едва ли не каждая строчка «Каменного гостя». И что же? Благодаря усилиям столпов «серебряного века» Дон Гуан становится образцом мужества, чести и – чего бы вы думали? – любви... А между тем Татьяна Ларина, чей «милый идеал» Пушкин ценил и любил едва ли не выше всех прочих своих героев, превращается в некую бессердечную мумию, убившую «из формальных соображений» чистую любовь душечки Онегина!

Прислушаемся ещё к одному голосу из прошлого, пожалуй, одному из самых чутких и честных: к Чехову. Герой короткого рассказа «То была она», пожилой офицер, делится воспоминаниями с молодёжью:

«...Полковник умолк, выпил полстакана воды и продолжал, понизив голос:

– Когда на другой день я выглянул в окно, то увидел, что метель стала еще больше... Ехать не было никакой возможности. Пришлось весь день сидеть у управляющего, играть в карты и пить. Вечером я опять был в пустом доме, и ровно в полночь я опять обнимал знакомую талию... Да, барышни, если б не любовь, околел бы я тогда от скуки. Спился бы, пожалуй.

Полковник вздохнул, поднялся и молча заходил по гостиной.

– Но... что же дальше? – спросила одна из барышень, замирая от ожидания.

– Ничего. На следующий день я был уже в дороге.

– Но... кто же была та женщина? – спросили нерешительно барышни.

– Понятно, кто!

– Ничего не понятно...

– Это была моя жена!

Bсe mpu барышни вскочили, точно ужаленные.

– To есть.., как же так? – спросили они.

– Ах, Господи, чего же тут непонятного? сказал полковник с досадой и пожал плечами. – Ведь я, кажется, достаточно ясно выражался! Ехал я в Шевелки с женой... Ночевала она в пустом доме, в соседней комнате... Очень ясно!

– Ммм... – проговорили барышни, разочарованно опуская руки. – Начали хорошо, а кончили Бог знает как... Жена... Извините, но это даже не интересно и... нисколько не умно.

– Странно! Значит, вам хотелось бы, чтоб это была не моя законная жена, а какая-нибудь посторонняя женщина! Ах, барышни, барышни! Если вы теперь так рассуждаете, то что же вы будете говорить, когда повыходите замуж?

Барышни сконфузились и замолчали. Они надулись, нахмурились и, совсем разочарованные, стали громко зевать... За ужином они ничего не ели, катали из хлеба шарики и молчали.

– Нет, это даже... бессовестно! – не выдержала одна из них. – Зачем же было рассказывать, если такой конец? Ничего хорошего в этом рассказе нет... Даже дико!

– Начали так заманчиво и... вдруг оборвали... – добавила другая. – Насмешка, и больше ничего.

– Ну, ну, ну... я пошутил... – сказал полковник. – He сердитесь, барышни, я пошутил. To была не моя жена, а жена управляющего...

– Да?!

Барышни вдруг повеселели, глазки их засверкали... Они придвинулись к полковнику и, подливая ему вина, засыпали его вопросами. Скука исчезла, исчез скоро и ужин, так как барышни стали кушать с большим аппетитом».

«То была не моя жена, а жена управляющего», – единственный достойный выход из конфузной ситуации: иначе полковник – боевой офицер! – не в силах вынести всеобщего осуждения.

Теперь Куприн, популярный мастер слова и беспристрастный свидетель («Гранатовый браслет»):

«...B большинстве-то случаев почему люди женятся? Возьмём женщину. Стыдно оставаться в девушках, особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной... К тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо. А у мужчин другие мотивы. Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьёй жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, – я-то умру, а часть меня всё-таки останется на свете... нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвёртых, соблазн невинности, как в моём случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано – “сильна, как смерть”? Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение – вовсе не труд, а одна радость...».

А что такое была холостая жизнь? И многим ли она отличалась от современной «прогрессивно-раскрепощённой»? Кратко об этом мы уже говорили на первом уроке. И ещё вспомним любезного всем Чацкого, страстно влюблённого в прекрасную Софию, «Чуть свет, ...и я у ваших ног» и т. д., как он равнодушно замечает: «Я езжу к женщинам, да только не за этим».

Можно, конечно, и его не принять всерьёз: «Читал я Чацкого, – пишет Пушкин князю Вяземскому, – ...во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный человек...» Но ведь Пушкин и сам, своим собственным гением, донёс до нас немало броских оттисков эпохи. Например, такой:

Здорово, молодость и счастье,

Застольный кубок и бордель,

Где с громким смехом сладострастье

Ведёт нас пьяных на постель.

Если в молодые годы Пушкин, по мнению императора Николая I, умнейший человек России, вместе со своим благородным окружением искал счастье в борделе есть ли у нас малейший резон удивляться недостатку счастья в его браке?

Итак, если брак и становится могилой любви, то лишь постольку, поскольку любовь настоящая любовь, присущая душе человека, охладела или вовсе закатилась за горизонт. «Душа по природе своей – христианка», что заметил ещё Тертуллиан. Но культивируем ли мы это доброе начало нашей природы или же подавляем его? Приближаемся ли мы к образцу и источнику настоящей любви – ко Христу? Случайно ли, что эта любовь сегодня такая редкость, что её приходится разыскивать днём с огнём?

Между тем она существует. Митрополит Сурожский Антоний пишет:

«...B браке... благодаря взаимной вере и взаимной любви, два человека перерастают всякую рознь и делаются единым существом, одной личностью в двух лицах. Это является одновременно полнотой брака душевно-духовно-телесного и полнотой целомудрия, когда два человека друг ко другу относятся как к святыне и все свои отношения, включая и телесные, превращают в таинство, в нечто, превосходящее землю и возносящее в вечность».

– Я бы хотел развеять тьму пессимизма в нарисованной вами картине. Брачные отношения сегодня, конечно, не в лучшей форме, однако они подвержены тем же колебаниям, что и другие стороны жизни. Общечеловеческие, христианские духовные ценности не исчезают, хотя уклонения от них были и остаются. В разные эпохи настроения у людей разные. To нас больше влекут брак, семья и консервативные ценности, то ситуация меняется на противоположную, и мы поворачиваемся к либерализму.

За рубежом очень популярен образ маятника: он раскачивается из стороны в сторону около положения равновесия, которое само по себе остаётся неизменным. Поэтому не надо бить тревогу, возбуждать неприязнь людей к альтернативным жизненным стилям. Брак по-прежнему сохраняется, пускай и в других формах; сохраняется и христианство, хотя и отличное от традиционного Православия...

– Это вы верно заметили, что за рубежом популярен образ маятника, колебания идей и взглядов. Однако зарубежный мир весьма широк и неоднороден, и маятники общественных настроений качаются там далеко не в одной фазе... Поэтому напомню вам про другой образ, не менее популярный за рубежом, про культурную войну, или, точнее, – про войну культур. Разумно ли применять к войне, к смертельному конфликту, аналогию с качающимся маятником?

Представьте себе: 1941-й год, лето. Некий военачальник в кремлевском кабинете назидательно объясняет: «Видите ли, Иосиф Виссарионович, это просто-напросто маятник. Сейчас немцы в наступлении, a потом ситуация переменится...». Реальная картинка? Так зачем же себя дурачить?

На войне вообще не любят общих рассуждений: «Побереги слова, давай нам цифры». Попробуем.

Берём книгу американца Эриха Фромма «Искусство любви» – самое, вероятно, популярное и массовое из современных руководств по нашему предмету, эдакий справочник для западных любвеносцев, пеших, конных и воздушно-десантных. Написанная в начале 1960-х годов, она ещё не успела устареть, но уже приобрела все необходимые качества классики. Здесь о любви говорится с разных сторон, всего даже и не перечислить, но мы в связи с нашим интересом к настоящей любви сосредоточим внимание на главе под названием «Любовь к Богу» длиною в 10 полных страниц.

Подсчитаем, сколько раз на этих десяти страницах встречается каждое из упомянутых там имён – библейских, исторических, легендарных персонажей (такую процедуру некоторые любители иностранных слов называют «контент-анализом»). Полученные цифры расскажут вам про ту систему культурных ценностей, которая объявлена «общечеловеческой» и якобы содержит в себе христианское начало в качестве положения равновесия: около него якобы качается некий маятник. К полученной таблице внизу добавим еще одну строчку, для полноты картины и большей вразумительности, – какое именно «христианство», отличное от «традиционного Православия», сохраняется в западной системе ценностей наряду с «альтернативными жизненными стилями».

Итак:

И если вы думаете, что подобный «рейтинг» Христа в книге о любви современного «общечеловеческого» философа – явление случайное, не связанное с ходом развития нашей цивилизации и уж, во всяком случае, чуждое России, то придётся вас снова разочаровать. Обратимся к обзорной статье под заглавием «Любовь» более чем столетней давности, принадлежащей перу замечательного русского философа, всеми уважаемого Владимира Сергеевича Соловьёва, Её насыщенность именами и фактами, в том числе и религиозными, слишком велика, чтобы провести такой же «контент-анализ», однако безо всякой арифметики легко заметить, что предмет пятого урока – любовь Бога к человеку, Его жертва, Его Крест – нашим выдающимся философом не упоминается.

Вот здесь-то, на фронтах войны культур, на выжженной земле, оставленной нами врагу, – в опустевших церквах, в покрытом пылью Евангелии, в умолкнувшей молитве, в утраченном стыде и потерянной совести, – похоронена любовь. Вам не нравится «тьма пессимизма»? Мне она тоже не нравится. Но будьте уверены: общечеловеческие маятники делу не помогут. Чтобы рассеять тьму, любовь должна воскреснуть из мертвых.

– На прошлом уроке вы назвали развод извращением. Но ведь Церковь допускает развод. И почему мужчина и женщина, которые разлюбили друг друга, должны по-прежнему делить хозяйство, крышу, стол и постель? Почему столько проблем с разводом?

– Развод и в самом деле признаётся Православной Церковью. Но как люди растеряли, забыли смысл брака, точно так же утратили они понятие о разводе. Потому они и удивляются, откуда столько «проблем»...

He надо думать, что развод – это «отмена» брака, словно расторжение контракта. Нет, брак – это живой организм, и чтобы он перестал существовать, он должен быть убит. Ведь настоящая любовь, как сказано, – это подвиг свободной воли.

Разлюбить жену (мужа) – в принципе совсем не то, что разлюбить макароны или Рембрандта. Разлюбить – значит, направить свою волю от созидания к уничтожению, от добра ко злу, от жизни к смерти. И развод в таком случае – не что иное, как свидетельство о смерти, или похороны брака.

Если брак убит, то нельзя делать вид (как это принято в Римско-Католической Церкви, которая не признаёт развода), что он ещё жив. В этом, и только в этом, случае Церковь в лице епископа удостоверяет смерть брака разводом. Конечно, нельзя видеть в любом конфликте между супругами смертный приговор браку. Но надо признать, что духовное невежество супругов, и особенно молодёжи, вносит огромный вклад в бескрайнюю трагедию развода.

Любви моей ты боялся зря –

He так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет,

Туман, ветер и дождь.

А в доме горе – страшнее нет:

Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя,

Теченье дней, шелестенье лет,

Мне было довольно, что oт гвоздя

Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез

Под кистью старого маляра,

Мне было довольно того, что след

Был на стене вчера.

Любви моей ты боялся зря.

He так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И в теплом ветре ловить опять

To скрипок плач, то литавров медь...

А что я с этого буду иметь,

Того тебе не понять.

(Новелла Матвеева)

– Но вот реальный случай. Женщина, прожив пятнадцать лет в браке и имея двоих детей. изменила мужу и в первый раз испытала физическое наслаждение. Именно это стало поводом для развода и ухода к любовнику. Я думаю, такого результата было никак не избежать!

– Очень напрасно вы так думаете. Хотя подобный взгляд и характерен для современности, он свидетельствует всё о том же: о незнании, непонимании основ брака, о невежестве, о преступной халатности. Чтобы избежать такого результата, надо было только вовремя позаботиться о своём браке, о своей интимной жизни.

В самом деле измена была лишь поводом для развода. Брак умирает не вдруг; если нас волнует здоровье пациента, начинать лечение надо несколько раньше для похорон,., Чем занимались супруги пятнадцать лет? Судя по вашему лаконичному свидетельству, чем угодно, только не делом.

He надо 15 лет подряд убивать свой брак; надо трудиться, работать – и мужу, и жене совместно – над благополучием своего интимного союза, своего домашнего очага, и тогда острота эмоций, вместе с любовью, которая на них опирается, будет расти и углубляться день ото дня, год от года.

Но... как пел некогда Буба Касторский, «Имею я иные интересы». Посеешь в юности цинизм, грязь, равнодушие – пожнёшь в браке отчуждение, измену и развод. Приведённые выше выдержки из Чехова и Куприна дают ясную иллюстрацию этого процесса.

Конечно, будут возражения: раздадутся голоса про «сексуальную несовместимость», «пробный брак» и т. п. Характерно, что эти лозунги слышны от людей, ничего в любви не смыслящих: в лучшем случае, они приводят «медицинские» данные столетней давности, когда соответствующая область науки была в зачаточном состоянии, Ну, а сегодня любой врач подтвердит: плодотворность интимных отношений мужа и жены определяется их поведением – которое, в свою очередь, зависит от множества факторов, протирающихся далеко за пределы анатомии и физиологии.

– Вы приводили свидетельство из прошлого, что, когда жениха и невесту соединяла не любовь, а воля родителей, тогда-то и брак был счастливым, и любовь настоящая. Но мне это кажется странным и сомнительным. Казалось бы, кто может за нас решать, на ком жениться, за кого выходить замуж? Неужели Церковь предлагает такой рецепт для счастливого брака, чтобы он не стал «могилой любви»? И в таком подходе к браку видит она «залог счастья на всю жизнь»?

– Конечно, разве вы ещё не поняли, к чему дело клонится на этих уроках любви? В Церкви постоянно напоминают, что в брак надо вступать по указанию родителей или старцев. Вот, например, восхваляется:

«...Традиция, которая и сегодня ещё сохраняется в некоторых семьях: право выбора себе жениха или невесты дети отдают родителям. И сызмальства, с самого раннего возраста детям известно, что им самим невесту или жениха не выбирать, всё это сделают родители. И тогда они уже не могут отдаться влечению сексуальному, влечению влюблённости, ибо во влюблённости выбора не сделать, всё равно выбирают родители».

Или так:

«Если вы имеете духовного судью и будете слушаться его во всём – тогда женитесь».

Или ещё такое:

«Если есть возможность получить решение духоносного старца или духовного отца, то их устами будет говорить голос Божий... He может быть сомнений, что счастье брака будет более обеспечено лишь при одобрении его старцем, духоносным отцом или благочестиво настроенными родителями... Необходимо проявлять в этом наиболее важном для жизни вопросе полноту послушания... подавляя свое мнение, желание и склонность».

– Получается, если у нас возникла любовь, склонность друг к другу, то ради счастливого брака надо её отсечь и подавить, не уступать влечению, а ждать, пока какой-нибудь «старец» сделает за нас выбор. Недаром у нас в школах так недовольны введением курса «Основ православной культуры»!

– Я вас похвалил за своевременную критику на восьмом уроке – да, видно, напрасно. В человеческой природе есть как доброе, так и недоброе начало, и похвала сама по себе далеко не всегда даёт перевес началу доброму... И сколько раз уже приходилось предостерегать от поспешных, необоснованных суждений, особенно когда речь заходит о Церкви, которую вы – к огромнейшему сожалению – столь плохо знаете!

Выдать доверенность чужой воле на свой – брак такого «рецепта» Православие не предлагает. Оно, впрочем, предлагает совсем другой рецепт, очень надёжный, – для тех, кто хочет быть верен Христу и Его Святой Церкви, который мы привели на седьмом уроке: искоренить невежество в самих себе. И в известном смысле именно такой подход может стать «залогом счастья на всю жизнь», в том числе и супружеского, и семейного счастья.

Попытаемся сразу последовать этому рецепту и обратимся прямо к первой из приведённых вами цитат: она принадлежит к тому же идейному слою, что и знакомое нам по седьмому уроку сочинение монаха Максиана. Вот ещё высказывания того же автора насчёт власти родителей над детьми и священнослужителей над верующими – «чадами»:

«...Формируется новое право священника по отношение к своему чаду... властное право, которое чадо вручает пастырю как своему духовному отцу. Что это такое – властное право?

Рассмотрим на примере. Ребёнок, родившийся в любой семье, относится к родителям как к имеющим над ним власть... Переживая ужас и трагедию наказания, вплоть до истязания, тем не менее, успокоившись, он вернётся к родителям».

Эти слова принадлежат протоиерею Анатолию Гармаеву, в недавнем прошлом довольно известному в околоцерковных кругах, Основные черты его учения исследованы в сборнике группы авторов во главе с Преосвященным Александром, епископом Костромским и Галичским. Из разнообразных материалов этого сборника процитируем выступление одного из самых знающих, уважаемых и авторитетных деятелей всего русского Православия, протоиерея Димитрия Смирнова, который к тому же близко знаком с ο. А. Гармаевым:

«...K сожалению, уровень его образованности не позволяет ему посмотреть на себя и на то, что он пишет, извне. Как писатель-графоман, или как художник, который при ЖЭКе в изостудии пишет пейзажи, о. Анатолий глубоко заблуждается насчёт самого себя, и ему нельзя никак объяснить, что то, что он делает, даже сжигать нельзя – надо где-mo в лесу закапывать. “А людям нравится”, – вот его аргумент...

Он спросил меня однажды, как я отношусь к его деятельности. Я ответил, что если бы его не знал, то сказал бы, что из этих его книг надо сделать костёр... Я попросил его остановиться ради Бога. А он говорит: “Ну, значит, вы что-то недопоняли, отец Димитрий ”. Я его спрашиваю: “Хорошо, Давай откроем любую из твоих книг на любой странице, – раскрыл и ткнул пальцем в какую-то сентенцию, – откуда ты это взял? Ты что, Рудольф Штайнер [основатель оккультного движения антропософии] или Елена Блаватская [авантюристка, возглавившая теософское направление в оккультизме]? Им там некто диктовал. Хорошо, но откуда ты это взял?”».

Полезно будет еще привести заключительные строки другой статьи из того же сборника:

«...Мы можем лишь указать на совершенно очевидный неправославный характер мировоззрения Анатолия Гармаева и предостеречь всех верующих от чтения и распространения его трудов. Это духовно опасные книги».

А теперь, ради дальнейшего искоренения невежества и содействия просвещению, познакомимся с отрывками из Определения Священного Синода нашей Церкви, где даётся ответ на ваш вопрос: кто должен решать дело вашего супружества. Читайте внимательно; именно эти строки, наряду с другими соборными документами, такими, как «Основы социальной концепции РПЦ», можно назвать сегодняшним голосом Церкви.

«В последнее время участились случаи злоупотреблений в духовнической практике, негативно сказывающиеся на состоянии церковной жизни.

Некоторые священнослужители, получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. He памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри... вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане (Гал.5:13). Подобные недопустимые методы духовного руководства в некоторых случаях оборачиваются трагедией...

Имеют место случаи, когда пастырь “не благословляет” тому или иному из своих прихожан жениться или выйти замуж по любви, но предлагает “по послушанию” вступить в брак с лицом, рекомендованным самим пастырем.

Постановили:

Имея в виду участившиеся жалобы мирян на канонически неоправданные действия отдельных пастырей, указать священникам, несущим духовническое служение, на недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к следующим действиям и решениям:

– принятию монашества;

– несению какого-либо церковного послушания;

– внесению каких-либо пожертвований;

– вступлению в брак;

– разводу или отказу от вступления в брак, за исключением случаев, когда брак невозможен по каноническим причинам;

– отказу от супружеской жизни в браке...

Напомнить всем пастырям-духовникам о том, что они призваны помогать своим пасомым советом и любовью, не нарушая при этом богоданную свободу каждого христианина... Особо указать на недопустимость для пастырей вмешиваться в вопросы, связанные с выбором жениха или невесты кем-либо из их пасомых, за исключением случаев, когда пасомые просят конкретного совета.

...Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви: в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним».

Обратите особое внимание на последнее предложение, которое мы выделили полужирным курсивом. Есть печальная шутка о церковной жизни: «У римо-католиков один папа в Риме, a y нас в каждом приходе папа». He на неё ли ссылается Святейший Патриарх Алексий II в своём ежегодном обращении к верующим на Епархиальном собрании?

«Священникам, как и Апостолам, дано знать “тайны Царствия Божия» (Лк.8:10). Это не есть какое-то эзотерическое тайное знание, сокрытое от непосвящённых. В христианстве подлинном ни от кого нет секретов, всё явно и открыто... Священник должен... входить всем сердцем и разумом в переживания людей, быть их чутким и добрым наставником, утешителем, другом.

Но и в желании быть наставником, учителем, руководителем необходимо иметь скромность и рассудительность. Православие не знает римо-католического разделения на Церковь учащих и Церковь учимых. Часто у священника спрашивают совета, как поступить в том или другом случае. И касается это в основном житейских вопросов, а отнюдь не религиозных, не того, как спастись или как поступить в данном случае по воле Божией, как не нарушить заповеди... Сам по себе священник не носитель абсолютной истины, и священный сан отнюдь не является гарантией безошибочности суждений.

...Все христиане призваны к духовной свободе, и надо это ценить и уметь пользоваться духовной свободой, которую даровал нам Христос Господь. “Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства... К свободе призваны вы, братия” (Гал.5:1; Гал.5:13). Свобода и послушание взаимосвязаны и не противоречат друг другу.

Бог есть Отец творения, всех живущих, и поэтому все люди в едином Небесном Отце между собою братья и сёстры. У Бога нет пасынков и падчериц. Более того, у Небесного Отца нет внуков и правнуков – все только дети, которые состоят в первой степени родства с Господом. Поэтому в земной Церкви, которая является отражением Царства Небесного, должны быть как бы семейные отношения. Подлинное церковное каноническое послушание – это послушание любви сына к отцу и отца к сыну, а не послушание раба, трепещущего перед деспотизмом владыки, и не самовластие барина перед униженным слугой.

Священнику в Таинстве Рукоположения даётся великая власть отеческой любви, а не личного эгоистического произвола. Народ наш всегда это чувствовал и сознавал, и потому ласково называл священника батюшкой, отцом. Но, к сожалению, некоторые священнослужители, настоятели не заслуживают этого наименования, потому что ведут себя на приходе как мини-папы, миницезари и грубо, властно требуют беспрекословного подчинения своей, часто неразумной, воле, своему эгоизму. Так властолюбие одних создаёт раболепство других, и наоборот – лесть и фарисейство одних развивает чванство и мнимое величие других».

Что ж, Святейший Патриарх высказывается весьма недвусмысленно о тех самых отношениях между людьми, которые, под прикрытием нашего собственного невежества, рекламируются иными разносчиками лжедуховности как некое новое «властное право». А что означает в этой связи «благословение священника», каким оно должно быть и каким нет, объясняет в довольно острой форме известный греческий архимандрит Ефрем, игумен Ватопедского монастыря на Афоне, наследник школы прп. Иосифа Исихаста:

«Если мирская жизнь проводится в монашестве, то это ошибка. И если монашеская жизнь проводится в миру, то это тоже ошибка. Неправильно спрашивать своего священника благословения покупать дом, машину или подобное. Однажды посетил Св. Гору один господин и поделился своей проблемой, Он предложил своей жене сопровождать его в одну поездку. А она отвечает: “Я поеду, если меня благословит мой духовник”. Супруг спрашивает меня, как поступать, что отвечать ей. Я ему сказал: “Передайте своей супруге: пусть она выйдет замуж за своего духовника”.

Духовника мирские люди должны спрашивать о нравственных проблемах: что грех, а что не грех. Другие вопросы должны решаться внутри семьи. Иное дело – получить благословение как напутствие в какую-то поездку, и иное дело – благословение как разрешение. Мы можем также спросить мнение нашего духовника по какому-то вопросу Но это не значит, что если мирянин не узнает мнения своего духовника, то это будет грех – иначе мы действительно превращаем нашу жизнь в духовное рабство».

Вот такова православная культура, не в чьих-то больных фантазиях, а в соборном голосе Церкви: культура свободы, Свобода – это Божий образ в человеке, свобода роднит нас с нашим Творцом. Из всех Божиих созданий только человеку присуща свобода воли, а вместе с нею и ответственность за поступки. Если собака, скажем, набросится на прохожего, её могут застрелить – но отвечать будет хозяин собаки.

По этой-то причине столь многое в нашей жизни сопряжено со свободой, с её поиском и, наоборот, утратой: вспомните наш разговор на втором уроке о страстях и свободе. Тут, безусловно, есть над чем поразмыслить: мы говорим, что счастье без свободы невозможно, но в то же время и сам брак – это как-будто утрата свободы. Раньше я был сам себе хозяин, а как женился – забыл про свои личные интересы. «Я» не исчезло, но отошло на второй план, уступило место новому «мы», как было сказано на восьмом уроке.

Позже мы поговорим об этом, а сейчас скажу, что сама по себе свобода, как и любовь, далеко не просто даётся в руки. Как и любовь, свободу невозможно узнать извне: её надо добиться, выработать внутри себя. И Спаситель не «вручает» нам ни любовь, ни свободу; Он только даёт нам средства к приобретению этих сокровищ: «Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8:31–32).

А чтобы «пребыть в слове Божием», чтобы быть Его учениками, чтобы познать истину и не попасть в ловушку бессчётных обманов (кстати, ловушка – это тоже важнейшее библейское понятие, по-гречески слово звучит очень знакомо: скандалос, а на церковнославянский переводится другим знакомым словом: соблазн), давайте решим: что нам с вами в первую очередь необходимо на сегодняшний день? Просвещение. Необходимо искоренить невежество в себе самих. Таким образом, мы снова приходим к тому же рецепту счастья, который был предложен в начале урока.

Хорошо бы и тем, кто занимается нашим школьным образованием и культурой, тоже воспользоваться этим рецептом – ради успеха дела и, в конечном итоге, ради общего нашего счастья.

– Я думаю, чтобы свободно, не подчиняясь ничьей указке, идти к счастью, самый надёжиый ориентир это красота. Ведь это она зажигает у нас в сердце огонь любви. Радость любви состоиг в том, что чувство прекрасного переходит с любимого человека на всё вокруг, И Достоевский недаром сказал, что красота спасёт мир!

– Раз уж мы продолжаем разговор о просвещении, надо бы раз и навсегда навести ясность с этой псевдоцитатой, да только вряд ли удастся: народ у нас упрямый.

Кто сказал, что красота спасёт мир? Достоевский? Или кто-то из его героев? Открываем начало 5-й главы третьей части романа «Идиот»:

«Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасёт “красота”? Господа, – закричал он громко всем, – князь утверждает, что мир спасёт красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблён. Господа, князь влюблён; давеча, только что он вошёл, я в этом убедился. He краснейте, князь, мне вас жалко станет...».

Монолог этот принадлежит Ипполиту Терентьеву, семнадцатилетнему юноше, смертельно больному туберкулёзом, который вслед за этой сценой пробует застрелиться и вообще выделяется своей эксцентричностью среди и без того неординарных героев «Идиота». Ничего подобного мы от князя не слышали, и вообще никакой связи между этими словами Ипполита и предшествующим содержанием романа не прослеживается, за исключением разве что назойливых напоминаний об уникальных женских достоинствах Настасьи Филипповны.

Однако к «тезису о красоте» автор возвращается ещё раз – всего однажды. Происходит это в 6-й главе четвёртой части романа, когда несчастный князь уже приближается к своему закономерному финалу. Напоминает нам про него Аглая Епанчина. девушка, любящая князя и вызывающая симпатию и доверие у читателя:

«Слушайте, раз навсегда, – не вытерпела, наконец, Аглая, – если вы заговорите о чём-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что “мир спасёт красота”, то... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьёзно говорю! На этот раз я уж серьёзно говорю!

Она действительно серьёзно (выделено мною – И.М.) проговорила свою угрозу, так что даже что-то необычайное послышалось в её словах и проглянуло в её взгляде, чего прежде никогда не замечал князь и что уж, конечно, не походило на шутку».

Давайте и мы прислушаемся к этому серьёзному голосу и прекратим приписывать Достоевскому нелепость, брошенную одним эксцентричным персонажем в адрес другого. Мир спасает не земная красота; мир спасает Христос, Бог распятый и воскресший, причём при нашем активном участии: «Мы соработники (споспешники) у Бога» (1Кор.3:9). А вот с этим эстеты и интеллектуалы эпохи «серебряного века» ну никак не могли согласиться: потому и уцепились они за «красоту», вдруг да и вывезет...

Но не спешите оттеснять нашего классика в тень, когда заходит речь о красоте. Его перу принадлежит суждение гораздо более глубокое, серьёзное и зрелое, чем фраза нервного Ипполита. Оно, конечно, хорошо известно, но во всевозможных эстетских сочинениях цитируется гораздо реже, а если и цитируется, то уклончиво, урывками, стыдливо, как будто пытаются не раскрыть, а спрятать его содержание. Митя Карамазов, в предисловии к своей исповеди брату Алеше (часть I, книга III, глава III):

«...Насекомым – сладострастье!

Я, брат, это самое насекомое и есть, и это обо мне специально и сказано. И мы все, Карамазовы, такие же, и в тебе, ангеле, это насекомое живёт и в крови твоей бури родит. Это – бури, потому что сладострастье буря, больше бури! Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки...

Красота! Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Ещё страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы.

Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Чёрт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей».

– Да... Недаром о. Паисий Святогорец советует держаться от красоты подальше. Вот какой разговор с кем-то из молодожёнов он вспоминает:

– Красивую ли жену взял?

– Красивую...

– Э, не будешь иметь награды от Бога. Христиане должны жениться на некрасивых жёнах, чтобы утешались и они. Есть хорошая пословица: не родись красивой, а родись счастливой.

– Красивыми и в самом деле рождаются, по крайней мере, некоторые; но счастливыми только становятся... Или не становятся, Так что пословица бьёт мимо цели.

Мимо цели, я думаю, ударил здесь и о. Паисий. Ведь цель наша – не награда от Бога за некие «подвиги», не торговля с Ним, а любовь к Богу и ближнему. Молодожёны друг для друга – скорее, чем жених и невеста! – обязательно самые красивые. Если же это не так, значит, молодожёнам не хватает любви, им срочно нужна духовная помощь.

Вспомните, что мы читали в начале предыдущего урока, как в былые времена «роман начинался с момента венчания». И мы с вами ещё убедимся, что в нормальном браке жена для мужа должна быть самой красивой, самой лучшей и абсолютно ни с кем не сравнимой женщиной во всём мире, независимо от того, много ли в ней объективного сходства с мраморными статуями, рафаэлевскими полотнами или телевизионными идолами. To же самое, с очевидной поправкой, и муж для жены. А иначе – будет ли в таком браке утешение?

– Значит, нет соперничества между красотой и счастьем?

– Бывает, что и нет, бывает, что и есть. Они как бы в разных весовых категориях или в разных плоскостях. Чувство прекрасного, которое сопровождает супружескую любовь, необходимо для счастья и драгоценно для всех – и для самих супругов, и для их близких, членов их семьи, и для окружающих. А чувство мужчины, вырастающее из обожествления женской красоты, которое столь многократно и многообразно воспроизведено Достоевским и другими авторами, которое раскрепощает в душе Содом под эстетским камуфляжем, убийственно и самоубийственно.

Красота, как и свобода, – сложнейшая, неохватная философская проблема: по крайней мере в этом Митя Карамазов не ошибся. А нам с вами важно, в первую очередь, осознать подчинённое место красоты по отношению к любви и другим нравственным ценностям. Красота не спасает мир; но она может содействовать нашему спасению или противодействовать ему.

Едва ли не самое замечательное своё стихотворение про некрасивую девочку (пусть-ка его выучат наизусть – только полностью, а не отрывками! – все те родители, педагоги и проповедники, кто находит нужным сулить девочкам ад за серьги и бусы, за губную помаду, тушь для ресниц, за карманное зеркальце и вообще за интерес к своей внешности) Николай Заболоцкий завершает вопросом далеко не риторическим, настоятельно требующим ответа:

...Что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

В образном контексте стихотворения последний вопрос повисает в воздухе, но мы на него легко ответим: разумеется, у красоты есть и формальная сторона, и содержательная. Однако обратим внимание на предыдущую строчку: обожествляя красоту в том или ином её проявлении, мы гарантируем себе нравственную катастрофу.

Непростительным заблуждением (буквально непростительным: наши дети нам его не простят) было бы отождествить формальную красоту, сосуд, который сам по себе пуст, с греховным, «мирским» её восприятием, а содержательную, глубинную – с благодатным, одухотворённым, «церковным». Страшная и таинственная вещь, содомский идеал красоты, буря сладострастья, которую Митя видит у себя в сердце и переносит на «огромное большинство людей» и которая, в конце концов, сгубила самого Митю, – она-то и есть тот самый огонь, не столько мерцающий, сколько пылающий, «и горит от него сердце», и если мы, забыв Христа, обожествляем огонь, то, словно мотыльки, в нём и сгораем.

В подтверждение сказанному призовём в свидетели Пушкина. Все, конечно, помнят строки из VIII главы «Евгения Онегина» о юности поэта в Царском Селе: «В те дни, когда в садах Лицея я безмятежно расцветал...» Но протекли годы, и настало время переоценить прошлое, а заодно дать ярчайшую характеристику «обожествлённой красоты»:

В начале жизни школу помню я;

Там нас, детей беспечных, было много;

Неровная и резвая семья.

……………..

И часто я украдкой убегал

В великолепный мрак чужого сада,

Под свод искусственный порфирных скал.

Там нежила меня теней прохлада;

Я предавал мечтам свой юный ум,

И праздномыслить было мне отрада.

……………

Другие два чудесные творенья

Влекли меня волшебною красой:

To были двух бесов изображенья.

Один (Дельфийский идол) лик младой

Был гневен, полон гордости ужасной,

И весь дышал oн силой неземной,

Другой женообразный, сладострастный,

Сомнительный и лживый идеал –

Волшебный демон – лживый, но прекрасный.

Пред ними сам себя я забывал;

В груди младое сердце билось – холод

Бежал по мне и кудри подымал.

Безвестных наслаждений ранний голод

Меня терзал – уныние и лень

Меня сковали – тщетно был я молод...

Как видите, Мите Карамазову было у кого искать помощи в решении своих нравственно-эстетических проблем. И нам надо сделать вывод: победить дьявола (который борется, конечно, не с Богом, а с человеком), различить божественное начало от содомского в идеале красоты способен тот, и только тот, кто различает истину от лжи, поскольку дьявол – отец лжи, а истина делает нас свободными.

– Вот это самый интересный урок, и самый нужный для всех! Рецепт счастья, как рецепт киселя: бери, читай, вари и уплетай за обе щёки. Наверняка на этот урок сразу сбегутся читатели, благополучно прогуляв или проспав все остальные уроки...

– Что ж, добро пожаловать: у нас ведь не школа, учёта посещаемости не ведём. Но завидовать прогульщикам не стоит (завидовать вообще никому не стоит: об этом Десятая Моисеева заповедь): так же приходят студенты на лекцию в середине семестра, пропустив начало курса, – и сидят, не понимая ни слова... Но, в отличие от лекции, здесь вы всегда можете вернуться к предыдущим урокам, в том числе и к советам читать книгу подряд и не бояться трудностей.

– Но это уже ни в какие ворота не лезет: просвещение в качестве рецепта для счастья! Что же, вы будете нас убеждать, что стоит только просветиться и распроститься с невежеством, как счастье в браке и любовь гарантированы? Стало быть, среди просвещённых нет несчастливых в браке? Взять для примера хотя бы Сократа...

– Пример Сократа в чём-то может быть полезен: жена его Ксантиппа имела скверный нрав, но он сохранял доброе расположение и к ней, и ко всему свету. Проблема в другом: его воззрения на любовь, как свидетельствует Платон, были весьма далеки от христианских:

«...Влечение, которое вопреки разуму возобладало над побуждением к праведности и которое свелось к наслаждению красотой, а кроме того, сильно окрепло под влиянием родственных ему влечений к телесной красоте и подчинило себе всё поведение человека, – это влечение получило прозвание от своего могущества, вот почему и зовётся оно любовью».

В оригинале Сократ говорит, конечно, про эрос, и некоторые переводчики так и пишут по-русски «эрос» вместо слова «любовь», но от этого дело яснее не становится. И недаром: вся философская мудрость основана здесь на игре слов, созвучии глагольных форм эро (люблю) и ронними (укрепляюсь, усиливаюсь). Ho, как мы видели на четвёртом уроке, к выбору слов дело так или иначе не сводится.

Впрочем, взгляды Сократа и его окружения были чужды не только христианству, но и супружеству, и общечеловеческим нравственным началам – если, конечно, не принимать в расчёт нынешних требований к «общечеловеческой нравственности» со стороны «сексуальных меньшинств».

– Однако Церковь всё же отвергала плоды просвещения, объявляя их враждебными христианству! А между тем само церковное учение всё чаще и чаще оказывается устаревшим, неприемлемым в современной жизни, в том числе в сфере семьи и брака, и это приносит всем очень большие огорчения...

– Плоды просвещения весьма многообразны: как правило, они благотворны для людей, но случаются ведь и отравления... Чтобы воспользоваться ими без вреда для здоровья, необходимо понять одну важную закономерность.

...Князь Отто фон Бисмарк, который в 1859–60 гг. Был прусским посланником в Санкт-Петербурге, – и с тех пор сохранил тёплые чувства и уважение к русскому народу и государству, в своих воспоминаниях сообщает удивительный эпизод. В Летнем саду, на одной из лужаек, где день за днём спокойно прогуливался досужий народ, стоял на посту часовой. Его регулярно сменяли согласно установленным правилам, но никто не мог сказать, с какой целью выставлен этот пост, что именно поручено охранять часовому. И только после длительного разбирательства выяснилось следующее: много-много лет тому назад, ранней весной, Екатерина II гуляла в том месте и нашла там подснежник, расцветший раньше обычного. Сентиментальная императрица тут же распорядилась выставить возле цветка охрану, чтобы кто-нибудь, Боже упаси, на наступил на него или не сорвал. Отменить же приказ не дошли руки ни у неё, ни у кого из чинов дворцовой стражи.

Нечто сходное с этим бывает и в Церкви, и особенно в церковно-общественных отношениях. «Иисус Христос вчера и днесь тойже, и во веки» (Евр.13:8), – но подснежники общественной жизни расцветают и увядают в своём темпе, гнаться за которым не всегда возможно, да и не всегда полезно. He всегда удаётся сохранить тонкое равновесие между церковным консерватизмом и динамикой общества; в результате по временам теряется согласование православной мысли с окружающей жизнью.

«У кого есть юные сыновья, и кто воспитывает их для жизни в миру, тот пусть поскорее привлечет их к брачному союзу. Ибо пока юноша еще слишком молод, и желания тревожат его, до вступления в брак его следует удерживать вразумлениями, предупреждениями, страхом и многими другими средствами. Но когда приходит время для брака, пусть никто не откладывает его. Видите, я говорю словно сват, убеждая вас женить ваших сыновей. Но я не стыжусь этих слов, поскольку и Павел не устыдился сказать: “He уклоняйтесь друг от друга” (1Кор.7:5), что может показаться еще более нескромным, чем мои слова – но и он не устыдился, поскольку заботился не о словах, а о делах, которые исправляются словами.

Когда твой сын подрос, прежде чем направить его в войско или на другое жизненное поприще, пускай он женится. И если он знает, что ты скоро найдешь ему невесту, и ждать осталось недолго, то он терпеливо перенесет пламя желания. Но если он видит, что ты невнимателен к нему и медлишь, не желая женить его, пока он сам не разбогатеет, – тогда он, отчаявшись, наверное впадет в разврат.

Ho увы! Корень зла здесь тоже в жадности к деньгам. Вместо душевной пользы и добродетели своих сыновей все стремятся к золоту – а до того им и дела нет. Потому я и призываю вас заботиться об их душах. Если твой сын возьмет невесту чистой и сам будет знать только ее, то и желание его будет неудержимо, и страх Божий сильнее, и брак поистине честен, между чистыми, неоскверненными супругами, и потомство их будет исполнено благодати, и жених с невестой будут согласны друг с другом, не имея опыта посторонних связей, вполне отдадут себя друг другу».

(Свт. Иоанн Златоуст [IV в.]

Беседы на І Послание к Солунянам, V).

В начале девятого урока мы с вами разбирали, как смотрят на супружескую любовь из далёкого прошлого, глядя в ещё более далекое прошлое: интересно и поучительно. Но много ли вышло бы толку, если бы эти сведения вырвать из исторического контекста и представить нашему современнику без сопровождающих объяснений? А ведь примерно то же самое происходит и у нас, когда в книгах и журнальных публикациях используют материалы вековой и двухвековой давности, нимало не беспокоясь о том, насколько они применимы к современной жизни. Или хуже того: просто переиздают фототипическим способом какое-нибудь тысячестраничное «Нравственное богословие для мирян», – целесообразность и качество которого вызывали глубокие сомнения ещё при первоначальной публикации, – а потом сокрушаются, что православная литература не пользуется в нашем обществе достаточным авторитетом и спросом.

Вывод из сказанного очень прост: не спешите отбрасывать в сторону всё то, Ято вы находите (иногда даже вполне обоснованно!) «неподходящим», «неприемлемым» или «устаревшим», подумайте лучше о том, по какой причине потеряна прежняя «приемлемость» и можно ли как-нибудь её восстановить – а главное, нужно ли?.. Помните важнейший принцип: всякая (или почти всякая) ошибка – это отход от срединного, «золотого» пути, потеря меры. Замечательно краткое и ёмкое греческое выражение, мидéн áган «ничто [не должно быть] без меры», «ничего слишком», – оказывается стопроцентно христианским, и Молчалин с его «умеренностью и аккуратностью» уже не выглядит столь отвратительной фигурой, как его модно было изображать в учебниках литературы эпохи застоя. «Дóлжно быть аккуратным, хотя это и немецкая добродетель; нехудо быть и умеренным, хотя Чацкий и смеётся над этими двумя талантами», – пишет Пушкин Плетнёву.

Раз мы хотим воспользоваться просвещением в качестве рецепта для счастья, то данный принцип, пожалуй, становится для нас первым шагом к цели.

– Что же, значит, и в самом деле надо, чтобы нас женили папа с мамой? И если отец не поверит, что на свете есть любовь, то хватайся за саблю? Или хуже того, отдать дело священникам, которым Синод и Патриарх прямо запрещают быть непрошеными свахами?

– Здесь, конечно же, ключевое слово «непрошеный». «Кто тебя просил?!» – эта фраза в комментариях не нуждается. Когда нам делают что-нибудь, о чём мы не просили и чего не предполагали, явно или неявно (сюда не относится, скажем, поведение воспитанного человека за обеденным столом в ожидании десерта), мы испытываем некий шок. Капризные дети в гневе бьют об пол тарелку с непрошеной манной кашей; солидные дяди и тёти проявляют чудеса изворотливости, чтобы избавиться от непрошеных подарков и почестей. Но и это не всегда помогает... Непрошеный дар режет нас без ножа: это насилие, ограничение нашей свободы. И потому режет он не только нас самих (это ещё можно перенести), но и наши отношения с дарителем. Если мы не смягчимся в душе, если не смиримся, не сумеем увидеть добра в полученном подарке, то дело плохо. А если смиримся с насилием, то бывает ещё хуже.

И совсем иное дело, когда мы получаем то, что просим.

Нам радостно не только внутри себя, но и вовне. Мы счастливы не только полученной вещью или услугой, но и самим фактом исполнения нашей просьбы. Сделанное нам добро мы умножаем у себя в душе, возвращаем его дарителю и всему миру в целом. Это называется благодарностью. Вспоминайте первый урок, Лермонтова и отклики на его стихотворение.

Пушкин пишет жене по поводу поданной Государю и взятой назад просьбы об отставке от службы:

«Ну, делать нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это хуже либерализма».

И ещё вспомните величайшее Таинство Православной Церкви, совершаемое в храме во время Божественной Литургии: Евхаристию, то есть благодарение.

Благодарим Господа!

...Благодарим Тя, и Единородного Твоего Сына,

и Духа Твоего Святаго, о всех ведомых и неведомых,

явленных и неявленных благодеяниях, бывших на нас.

Благодарим Тя и о службе сей,

юже от рук наших приятi изволил еси...

...Поминаюше убо спасительную сию заповедь,

и вся, яже о нас бывшая:

Крест, гроб, тридневное Воскресение,

на небеса восхождение, одесную седение,

Второе и славное паки Пришествие,

Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся,

Тебе поем, Тебе благословим,

Тебе благодарим, Господи,

и молим Ти ся, Боже наш.

Наша благодарность Богу – это ключ к нашему реальному таинственному единению с Ним, ключ жизни нынешней и вечной. Наша благодарность людям – предображение нашей благодарности Богу.

Благодарность же наша вырастает из нашей просьбы о помощи, нашего прошения, нашей молитвы. А обращаемся с молитвой и прошением мы к Тому, Кто нас любит – и благодарностью своей возвещаем нашу ответную любовь и к Богу, и к ближнему, отозвавшемуся на нашу просьбу.

Досадно, если нас окружают непрошеные доброхоты и настырно пытаются устроить своей волей чужие дела. Досадно, если едва ли не в главное дело всей нашей жизни вторгаются непрошеные свахи обоего пола духовные лица или наши собственные родственники. Но спросим себя: почему непрошеные? Почему бы нам не попросить их о помощи, о содействии, об участии в этом деле, да и во всех прочих наших делах? Неужели это противоестественно для нормальных человеческих отношений, родственных и церковных?

«...И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф.24:12).

Далеко не все, кто сегодня пишет об участии духовника или родителей в бракосочетании молодых людей, разделяют ошибки протоиерея А. Гармаева и ему подобных. Многие просто смотрят назад и видят эту норму; видят нормальную христианскую общину и семью, видят людей, которых соединяет доверие друг к другу, внимание и уважение к старшим, к родителям, к духовенству. Видят взаимную любовь как основу человеческих отношений. Неудивительно, что любовь порождает любовь, и брак, основанный на самоотверженной любви родителей к своим детям, на любви священника к своим прихожанам, – а кому лучше ведомы молодые души, чем родителям да духовнику, который с детских лет принимает их исповедь? – становится по-настоящему счастливым.

Надо согласиться: «в среднем» брак представляет собой печальное зрелище. Однако в кавычках, потому что это «среднее» столь же мало определяет состояние конкретной семьи или личности, как «средняя температура по больнице»: кто-то ещё пылает в жару, а кого-то уже тащат в морг... «Отец сыну не поверил, что на свете есть любовь», – результат вам известен. Но было бы глупо – поистине невежественно до предела – переносить трагический опыт утраченной любви на самих себя и на весь мир, как бы ни старались те, кто любовь утратил.

Подснежники настоящей любви распускаются и цветут во все времена; они достаются каждому, кто знает, где их искать, – пусть даже гвардейцу екатерининской эпохи уже давно невдомёк, что именно он сторожит. Слово для ответа могильщикам любви, которых мы слышали на девятом уроке, предоставим ещё одному русскому классику – Н.С. Лескову («Грабёж»):

«...Я уже всё терпел дома, но и на улицу мне тоже нельзя было глаза показать, потому что рядовичи как увидят дразнятся:

– С дьякона часы снял.

Ни дома не жить, ни со двора пройтись.

Одна только сирота Маврутка мне улыбалась.

Но сваха Матрёна Терентьевна меня спасла и выручила. Простая была баба, а такая душевная.

– Хочешь, – говорит, – молодец, чтоб тебе голову на плечи поставить? Я так поставлю, что если кто над тобой и смеяться будет – ты и не почувствуешь.

Я говорю:

– Сделайте милость, мне жить противно.

– Ну, maк ты, – говорит, – меня одну и слушай. Поедем мы с тобою во Мценск Николе Угоднику усердно помолимся и ослопную свечу поставим; и женю я тебя на крале на писаной, с которой ты будешь век вековать, Бога благодарить да меня вспоминать и сирот бедных жаловать, потому я к сиротам милосердная.

Я отвечаю, что я сирот и сам сожалею, а замуж за меня теперь которая же хорошая девушка пойдёт.

– Отчего же? Это ничего не значит. Она умная. Ты ведь не со двора вынес, а к себе принёс. Это надо различать. Я ей прикажу понять, так она всё въявь поймёт и очень за тебя выйдет. А мы съездим как хорошо к Николе во всё своё удовольствие: лошадка в тележке идти будет с клажею, с самоваром, с провизией, а мы втроём пешком пойдём по протуварчику, для Угодника потрудимся: ты, да я, да она, да я себе для компании сиротку возьму. И она, моя лебёдка, Алёнушка, тоже сирот сожалеет. Её со мной во Мценск отпускают. И вы тут с ней пойдёте-пойдёте, да сядете, а посидите-посидите, да опять по дорожке пойдёте и разговоритесь, а разговоритесь, да слюбитесь, и как вкусишь любви, так увидишь ты, что в ней вся наша и жизнь, и радость, и желание прожить в семейной тихости. А на все людские речи тебе тогда будет плевать, да и лица не взворачивать. Так всё добро и пойдёт, и былая шалость забудется.

Я и отпросился у маменьки к Николе, чтобы душу свою исцелить, а остальное всё стало, как сваха Терептьевна сказывала. Подружился я с девицей Алёнушкой, и позабыл я про все про истории; и как я на ней женился и пошёл у нас в доме детский дух, так и маменька успокоилась, а я и о сю пору живу и все говорю: благословен ecu, Господи!».

Почему лесковский Мишутка, детина, способный с одного удара уложить насмерть любого «подлета» (грабителя), доверился свахе Терентьевне в самую трудную минуту своей жизни? И почему он должен был при этом «отпрашиваться» у матери во Мценск? Почему он не стал негодовать и возмущаться на непрошеных указчиков и командиров? He потому ли, что в сердце у него была не холодная злоба и гордость, а тёплая грусть и молитва? Рекомендуем: перечитайте Лескова.

И мы, идучи к счастью по дороге просвещения, остановимся на минуту ради важной промежуточной находки. Сваха Терентьевна представляется поверхностному взгляду неким динозавром, давно вымершим и безвозвратно ушедшим в прошлое. Но стоит только открыть любую газету с объявлениями, как вы убедитесь: в ней по-прежнему остро нуждаются, и заменить её некем.

С древнейших времен бракосочетание молодых людей происходило при помощи сватовства: это надёжная, благочестивая традиция. На сегодняшний же день она уступила место различным «службам знакомств», которые варьируют от любительских попыток бескорыстной помощи в браке до обычной проституции. Есть, конечно, и православные службы знакомств; однако руководящий принцип у них тот же самый, что и всюду: самореклама. Это совершенно неприемлемо ни с точки зрения христианской нравственности, ни по многовековому опыту профессионального сватовства.

Сватовство по своему существу – это не самореклама, а доверительное посредничество. Сват «прощупывает почву» – смотрите только что приведённый пример из Лескова – так, что потенциальные кандидаты и кандидатки никогда не окажутся в неудобном положении друг перед другом или перед окружающими. Доверие к свату – это залог того, что его услуги никогда не будут непрошеными.

Кто на сегодняшний день может практически выполнить задачу сватовства? Старшие друзья и родственники, духовенство, причём как в местной или приходской среде, так и с помощью современных средств связи – Интернета. Коренное отличие сватовства от «службы знакомств» в том, что сведения о желающих вступить в брак и их личные данные ни при каких условиях не разглашаются; знакомства происходят не напрямую, а через сватов-посредников, которым только и вверяются упомянутые сведения.

– Звучит красиво, но неубедительно. He спорю, теоретически при содействии родителей и сватов в самом деле возможен настоящий счастливый брак; но практически сколько отсюда горя и слёз! Сколько зла в самых разнузданных и безобразных его проявлениях! Начать цитировать вам газетные отчёты, художественную литературу и исторические источники?

– Ни к чему. Сходная ситуация возможна, к примеру, на каком-нибудь уроке естествознания, когда учитель расскажет о сирени и черемухе, а дотошный ученик возразит: «Нет, позвольте, всё это красиво, но неубедительно. Посмотрите-ка: практически у нас на улице ничего, кроме чертополоха да зловонной бузины, не произрастает!».

He забывайте: y нас уроки любви. Учиться ненависти, злу, греху и безумию тоже можно, материала предостаточно, но это не по нашему профилю. Выбор же предмета – свободный выбор! – за вами.

He надо думать, конечно, что такой подход к сватовству и браку, как мы видели в лесковском «Грабеже», – это и есть предлагаемый рецепт счастья. Но согласитесь, что взгляд на мир, на своих друзей и близких, просвещённый Христом и Его любовью, устраняет напряжённость, настороженность в отношениях между людьми, даёт им возможность помочь друг другу без опасения стать «непрошеными свахами».

– Часто говорят, что залог успешного брака – это найти свою «вторую половину». Для каждого человека Бог создал недостающую половину. Люди ходят по свету, ищут свою половину. Если найдут – можно жениться, выходить замуж. А если это не твоя половина – значит, брак будет неудачный, несчастливый... Красивая идея!

– Насколько красивая – увидим ниже, а пока посмотрим, верная ли. Когда заходит речь о серьёзных идеях, всегда старайтесь для начала разобраться, откуда эта идея пошла, кто её автор, в какой связи находится она с Христом, с Его Евангелием.

Я убеждён (а вы попробуйте проверить и поправить меня), что если вы расспросите ваших друзей, тех, кто увлекается мыслями о «второй половине», то большинство с энтузиазмом подтвердят вам: да, разумеется, это глубоко христианский образ, и Сам Христос точно так проповедовал и учил.

Hy, a на самом деле, конечно же, ни в Священном Писании, ни в Ветхом Завете, ни тем более в Новом, об этом нет ни слова. Идея «второй половины» принадлежит Платону, которого хоть и весьма уважают как философа и писателя, но среди христианских авторитетов он всё же не значится.

Теперь что касается идеи о двух половинках. Платон воплотил её в своем знаменитом диалоге «Пир», в легенде об Андрогине, которую он вложил в уста известного комедиографа Аристофана:

«...Нужно прежде всего осведомиться вам о человеческой природе и о свойственных ей страстях. Исконная наша природа была не таковою, какою она является теперь, а иною: сначала было три пола людей, а не два, как теперь, – мужской и женский; к ним присоединялся ещё третий пол, общий им обоим. От него осталось теперь только имя, сам же он исчез.

Тогда существовало ещё особое существо, Андрогин. Этот пол, и по виду и по имени, был общий полу мужскому и женскому; теперь этого пола не существует, имя его употребляется в бранном смысле. Далее – общий вид каждого человека был округлённый: человек имел круглую спину и бока, у него было четыре руки, четыре ноги, два лица...».

Впоследствии с такими двухспинными, четверорукими и четвероногими чудищами происходят разные неприятности...

«...3евс рассёк людей пополам, подобно тому, как рассекают ягоды рябины, собираясь её солить, или как разрезывают волосом яйцо. У всякого человека, которого Зевс рассекал, Аполлон должен был переворачивать лицо и половину шеи в сторону разреза, чтобы, смотря на него, человек стал смирнее... Koгдa человеческий организм был рассечён пополам, каждая половина его, вожделея другой половины, стала сходиться с ней. Обхватив друг друга руками и сплетясь между собою, они стремились к соитию».

Вот вам и поиски своей половины. Кстати сказать, пополам были рассечены не только андрогины, но и мужчины и женщины, которые тоже имели по два лица, четыре руки и ноги и которые точно так же устремились к своим отсечённым половинам... Надеюсь, дальше можно не продолжать: иначе как языческой непотребщиной эту картинку назвать никак не удаётся.

Но что поделаешь! Каково бы ни было её истинное происхождение и смысл, идея «второй половины» глубоко укоренилась в головах и сердцах наших не слишком осведомлённых и не слишком разборчивых современников. И мы с вами сейчас поступим так же, как искони поступала Церковь: преобразуем и переосмыслим языческое наследие, чтобы сообщить ему христианское содержание, чтобы включить его в орбиту христианского мировоззрения. В данном случае это оказывается совсем не сложным.

– Да! – ответим мы. – Брак, в самом деле, можно уподобить поиску второй половины. Ведь в браке мужчина и женщина, две отдельных, независимых личности, соединяются воедино, теряют свою отдельность и независимость, и возникает принципиально новое существо – семья.

Кто же может составить такую пару? Очевидно, что люди не всегда годятся друг другу в мужья и жёны. Но вспомните, что Господь, создав человека по Своему образу и подобию, наделил нас даром свободной воли. Поэтому всякая предопределенность, неизбежность, «судьба» (в примитивном понимании) чужда христианству. Каждый из нас, в соработничестве с Господом, сопрягая свою и Его волю, совершает свой подвиг в свободном выборе жизненного пути, пути в Небо.

И брак – если вы решили вступить в брак – это тоже этап вашего подвига. В браке в самом деле встречаются и соединяются две половины, но это качество – быть друг для друга мужем и женой – никто в вас изначально не вкладывает: это было бы насилием над вашей свободой. Вы сами, при помощи от Господа, при содействии Его благодати, в терпении, смирении и любви вырабатываете в себе супружество.

Ищут друг друга не две половины жуткого монстра, разрезанного некогда на части баснословным Зевсом (а потом, наскучив друг другу и сославшись на «несовместимость», расходятся для дальнейших поисков); но ищут друг друга два бесценных Божиих создания, способные в браке стать двумя половинами единого нераздельного целого.

– Вы, конечно, проложили заманчивый путь к счастью: так бы скорее по нему и двинуться... Да, похоже, ничего из этого не выйдет.

Хорошо, что вы не слушаете фанатиков и сектантов, которые требуют «подавлять влечение влюблённости». Но ведь и у вас любовь-то бывает настоящей только в браке, а вне брака нет любви, один разврат, «от дискотеки до кровати»! Как же тогда жениться и выходить замуж? Без любви нельзя, а любить запрещается... Вот ведь какая проблема!

И раз уж вы так цените классику и её примеры, то вот ещё знакомые строчки:

...Я вас прошу меня оставить;

Я знаю: в вашем сердце есть

И гордость, и прямая честь.

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна...

Что же, Татьяна бредит? Или всё-таки лукавит? По-вашему ведь выходит именно так: если она замужем за одним, она не может любить другого. Или Пушкин в настоящей любви ничего не смыслит?

– He унывайте: можно смело идти по пути к счастью, буквально с гарантией успеха. Опасение же ваше – что не удастся жениться по любви – поможет рассеять знакомое слово, только что вами упомянутое, которое само по себе неплохо разъясняет ситуацию, Оно хоть и родственно слову любовь, но существенно отличается от него: это влюблённость.

Повторим ещё и ещё раз: не ищите в живом языке, русском, греческом или любом другом, формальной строгости определений. Одним словом мы можем заменить другое, а смысл сказанного становится ясен из контекста. Однако само явление влюблённости имеет иную природу, чем настоящая любовь, о которой мы уже столько говорили.

– Почему? Неужели влюблённость не может быть настоящей?

– Очень даже может. Но она настолько же отличается от настоящей любви, насколько настоящая ртуть отличается от настоящего серебра, хоть с виду они и похожи.

Влюблённость – это чувство. Любовь же – это подвиг свободной воли. В этом заключается коренное отличие влюблённости от любви, хотя, как было сказано выше, в живом языке – и более того, в нашем сознании и жизненном опыте – это различие прослеживается далеко не всегда. «Он её так любил, так любил, ну прямо смертельно! А как они поженились и родился малыш, сразу же разлюбил и уехал в Тбилиси», – это в продолжение нашего разговора о могиле любви. Сначала влюблённость принимают за любовь, потом в растерянности смотрят, как умирает первая и, наконец, хоронят вместе с ней вторую.

Так бывает и в личной, и в семейной жизни – и в жизни целых народов, и всего человечества в целом. Мы с вами видели, как любовь приводит в движение весь наш мир. Теряя ясность веры и мысли, люди теряют отличие любви от влюблённости, с неизменно губительным результатом. Продолжим цитату из «Гранатового браслета», начатую на девятом уроке:

«...Ho ты пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчёты и компромиссы не должны её касаться.

– Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? – тихо спросила Вера.

– Hem, – ответил старик решительно. – Я, правда, знаю два случая похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой... так... какая-то кислота... одна жалость... Если хочешь, я расскажу. Это недолго.

– Прошу вас, дедушка.

– Ну, вom. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная. Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая... Штукатурка с неё так и сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок – морфинистка.

И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспечённого прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища. Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он раб, он вечный кавалер её в танцах, носит её веер и платок, в одном мундирчике выскакивает на мороз звать её лошадей. Ужасная это штука, когда свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой, опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим – всё равно в будущем считай его погибшим. Это – штамп на всю жизнь.

К Рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем – “смерть уже лежала на его высоком челе”. Ревновал он её ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под её окнами.

И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маёвку или пикник. Я и её и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идёт товарный поезд. Идёт очень медленно ввepx, по довольно крутому подъёму. Даёт свистки. И вот, только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо прапорщику: “Вы всё говорите, что любите меня. А ведь, если я вам прикажу – вы, наверно, под поезд не броситесь”. A он, ни слова не ответив, бегом – и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колёсами: так бы его аккуратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил. Прапорщик как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.

– Ох, какой ужас! – воскликнула Вера.

– Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек... самым подлым образом... стал попрошайкой... замёрз где-то на пристани в Петербурге...».

Прочтите повнимательнее характеристику настоящей любви, которую в первом абзаце даёт княгине Вере её дедушка, боевой генерал Аносов: это Голгофа, и ничто иное, помимо Голгофы, не может удовлетворить этому определению. «Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; a мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость»(1Kop.1:22–24). Генерал знает жизнь, он знает, что говорит, он слов на ветер не бросает – и сам же отвечает «Нет!» на вопрос внучки, видел ли он такую настоящую любовь.

Это решительное генеральское «Нет!», эта беспомощность мудрого старца и отважного воина отличить любовь от влюблённости стоит страшным памятником русской трагедии, той самой трагедии, которую генерал силился увидеть в настоящей любви. Небо уже закрылось для генерала и его благородных современников; оно не раскроется до тех пор, пока русская земля не омоется кровью Новых Мучеников XX века. Вот как об этом пишет архиепископ Нафанаил (Львов), один из лучших православных авторов русского рассеяния (†1985):

«Вспомним, какими настроениями жила Россия перед революцией: отход от Православия, отказ от выполнения своей особенной, Богом ей назначенной задачи был полным, по крайней мере, в мыслящем интеллигентном классе, и это страшное духовное растление с катастрофической быстротой проникало из верхних слоёв населения в нижние, производя в этих нижних, широких народных массах ещё большие душевные опустошения, потому что тут растление не задерживалось никакими традициями, существовавшими в классах верхних.

...Вся наша литература, вся культурная русская жизнь, как и жизнь всего человечества за последние столетия, пропитывалась страшным тлетворным ядом. Все писатели и поэты эту отраву провозглашали. Во всех “императорских” университетах она проповедовалась с кафедр, мыслящее общество и не представляло себе, что можно питаться чем-нибудь иным.

...Прорастают сейчас и дают всходы все семена, которые легко могли бы заглохнуть в сытой и благополучной буржуазной жизни, готовившейся России отступлением от Бога её руководящих слоёв и за ними народных масс.

Несмотря на нестерпимую мучительность нашей современной жизни, у нас есть одно неоспоримое преимущество пред предыдущим поколением: мы можем смело смотреть вперёд, нам не надо с ужасом и трепетом ожидать приближения бури: она уже пришла и проносится. Мы потеряли всё, нам терять уже нечего. В этом наше преимущество и перед прежними поколениями, и перед прочими народами».

А между тем и сам Куприн пытается помочь своим героям узнать настоящую любовь – но, увы, это попытка с негодными средствами. Повесть, в своём начале живая и искренняя, подводит нас к встрече телеграфиста Желткова, трагически влюблённого в княгиню Веру, с её мужем князем Василием Львовичем. Сам князь поучает своего шурина: «...Разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь, чувством, которое до сих пор ещё не нашло себе истолкователя». Однако вместо эмоционального и духовного взлёта, подготовленного предшествующим ходом событий, мы оказываемся участниками неловкой, ходульной сцены; вся повесть спотыкается на ней и резко меняет свой ход. Ожидая встречи с образцом и олицетворением настоящей любви, которую не сумел найти в жизни старик-генерал Аносов, мы натыкаемся на пустое место.

Композиционно герой повести Желтков противопоставлен прапорщику из генеральской истории, они должны быть противоположны во всём но чем же в результате отличается один от другого? Лишь предметом своей влюблённости, хотя у Желткова она куда более изящная, но никак не более уместная, да пулей, которую он «вовремя» пустил себе в лоб, вместо того чтобы бросаться под поезд и замерзать на балтийском ветру.

Эта пассивность, наивная беспомощность, капитуляция перед жизненной задачей – другие стороны всё той же фатальной слабости предреволюционной России. Мелкая, но характерная деталь: Желтков перед самоубийством сообщает, что растратил казённые деньги. Если это правда – то где же его благородство? А если выдумка – то как можно допустить обман в такую минуту жизни? Закономерен и финал повести на грани богохульства: фантазии княгини Веры под музыку Бетховена, своего рода меланж из любовной записки и Нагорной Проповеди. «Да святится имя Твое...» – простите, чьё? Её сиятельства княгини? Отвернувшись от Христа, неизбежно потеряешь правду жизни – и саму жизнь.

Если уж Куприн со своими героями и читателями обращается к Священному Писанию за настоящей любовью, то желательно было бы повнимательнее прочитать Евангелие. А кого интересует влюблённость без розовых очков и без любви – хоть и названная тем же именем – благоволят изучить историю Амнона и Фамари из Книги Царств.

– Если влюблённость – это чисто физиологическое чувство, то оно уравнивает человека с животным в сезон размножения! Значит, оно принижает, оскверняет нас, и в самом деле прав Гармаев, что надо его подавлять во что бы то ни стало...

– Никак невозможно назвать влюблённость «чисто физиологическим чувством». Неожиданное для некоторых, но бесспорное наблюдение: чувство влюблённости можно отделить от стремления мужчины и женщины друг к другу, от нашего полового инстинкта. Конечно, естественнее и привычнее всего (а также и заметнее всего из-за развязного поведения в общественных местах) влюблённость юношей и девушек. Но надо признать, что характерные черты этого чувства проявляются и во многих других жизненных ситуациях.

Нередко родственные или дружеские отношения, независимо от пола, приобретают болезненные черты влюблённости: бабушки и дедушки влюбляются в своих капризных внуков и внучек; мальчики и девочки разного возраста, иногда совсем ещё дети, далёкие от полового созревания, влюбляются друг в друга, равно как и во взрослых, в своих учителей и учительниц, а нередко и в портрет Президента или Государя Императора. Катя, которая любит своего плюшевого мишку уж никак не меньше, чем Маша– своего Мишу, будет вам тому порукой.

Вспомните бессмертный монолог Репетилова: в гротескном, остро-карикатурном виде это точный портрет влюблённого со всеми характерными чертами мысли и речи.

...А у меня к тебе влеченье, род недуга,

Любовь какая-то и страсть,

Готов я душу прозакласть,

Что в мире не найдёшь себе такого друга,

Такого верного, ей-ей;

Пускай лишусь жены, детей,

Оставлен буду целым светом,

Пускай умру на месте этом

И разразит меня Господь...

– Да полно вздор молоть!

– He любишь ты меня, естественное дело:

С другими я и так и сяк,

С тобою говорю несмело,

Я жалок, я смешон, я неуч, я дурак...

Конечно, это комедия. Но важнейшее качество влюбчивости, способности и склонности влюбляться, схвачено совершенно верно. Её источник – не в половых гормонах, а в характере и психологии личности. И даже в тех случаях, когда влюблённость имеет неоспоримо сексуальное происхождение, именно психология – а отнюдь не физиология – остаётся доминирующей силой, чем и подтверждается коренное наше отличие от четвероногих друзей в такой тонкой и ответственной сфере. Классическая иллюстрация тому – поучительный, хоть и не вполне благопристойный, случай, приведённый Плутархом в жизнеописании царя Димитрия.

«Один египтянин был влюблён в гетеру Тониду, но та назначила огромную плату за услуги; а потом ему привиделось во сне соитие с нею, и страсть его сразу иссякла. Тогда Тонида через суд потребовала назначенной ею суммы. Выслушав обстоятельства дела, судья велел ответчику отсчитать все деньги сполна, положить монеты в сосуд и провести несколько раз перед глазами гетеры, а истице – забрать тень сосуда, ибо сон – не более чем тень действительности. Приговор этот Ламия (другая гетера, более опытная) сочла несправедливым. Ведь, – рассуждала она, – желание Тониды получить деньги тень не утолила, а страсть влюблённого сон удовлетворил».

Последователи нехристианских взглядов, разобранных нами на седьмом и десятом уроках, не устают называть влюблённость «низким, животным чувством»: спорить с ними ни к чему, Господь им судья. Но для нас даже поведение животных – по контрасту с человеком – может служить духовной пользе. Дети, выросшие в деревне, привыкшие к домашней птице и животным, имеют немалое превосходство перед городскими сверстниками с их обострённым интересом к половой сфере, нередко подогреваемой ограничениями со стороны неразумных взрослых. Здоровому рассудку в самом раннем детском возрасте должно быть предельно ясно: одно дело – у животных, и совсем другое – у человека, хотя внешнего сходства, как и в других телесных свойствах и функциях, никто не отрицает.

Вот характерный пример из жизни. Молодой человек ухаживал за девушкой, и не без успеха. Они вместе учились, много времени проводили вдвоём, и отношения их развивались в определённом направлении, хотя о браке у них в то время мысли не было. И вот как-то он провожал её домой, и возле самого подъезда им навстречу попалась стайка собак, всецело увлечённая тем самым собачьим мероприятием, Он отвёл глаза, и она отвела глаза... Они простились в тот вечер тепло, но без обычных «излишеств», и с тех пор ход их отношений изменился. Они сохранили общение; в своё время она вышла замуж, он женился – и в их дружбе, согретой теплом юношеского чувства и не осквернённой грехом, ни разу не возникло ни пятна, ни трещины. He было ли здесь заслуги четвероногих друзей?..

Поэтому когда юных влюблённых сравнивают с дворняжками или мартовскими котами, это не только непростительно грубо, но и ошибочно по существу. Поэтому не удивляйтесь, дорогие родители, педагоги и прочие наставники молодёжи, склонные к таким сравнениям, если ваши дети и воспитанники отвечают вам глухотой и холодной неприязнью.

«Низким» чувством влюблённость делается не сама по себе, а лишь смешиваясь с грехом, с низкими качествами нашей души: результаты нам знакомы. Впрочем, и высоким это чувство тоже становится далеко не всегда. На эту тему сказано и написано, вероятно, больше, чем на любую другую:

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз

Ловить влюблёнными глазами,

Внимать вам долго, понимать

Душой всё ваше совершенство,

Пред вами в муках замирать,

Бледнеть и гаснуть... вот блаженство!

И я лишён того: для вас

Тащусь повсюду наудачу;

Мне дорог день, мне дорог час:

А я в напрасной скуке трачу

Судьбой отсчитанные дни.

И так уж тягостны они.

Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днём увижусь я...

И ответ Татьяны, на который вы сослались в начале урока как будто в опровержение нашего взгляда на любовь, на самом деле говорит именно о её влюблённости. Почему же она так непохожа на чувства Онегина» Амнона или бережливого египтянина? Как раз потому, что в ней есть отсвет, отблеск настоящей любви.

...Любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем.

Но пусть она вас больше не тревожит:

Я не хочу печалить вас ничем.

«Любовь никогда не перестает» (1Кор.13:8); она движет сердцами людей независимо от их семейного положения, – но совсем не в том направлении, куда может толкать их влюблённость. Настоящую любовь мы выше отличили жертвенной и действенной природой – и вот, мы здесь видим именно её: «...Как дай вам Бог любимой быть другим».

Такую любовь сохранила Татьяна к Онегину – и снова не встретила у него взаимности. Хоть его влюблённость ещё тоже вполне настоящая, но приоритеты совсем другие: «Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами... вот блаженство!» Его волнует только своё собственное блаженство, а возлюбленная всего лишь средство к его достижению. До неё самой, до её личности ему дела нет.

Переведите стрелки часов на два века вперёд, и вы получите нашу знакомую современницу – «любовь от дискотеки до кровати». Влюблённость испарилась из неё постепенно, а настоящей любви здесь и рядом не было, ни тогда, ни теперь.

– Но всё-таки, если влюбленность – это болезненное чувство, «низкое» ли, «высокое» ли, – то его, в самом деле, надо лечить! Пускай проходит поскорее...

– Всегда ли? He всякое болезненное состояние губительно для человека. Беременность, например, тоже болезненное состояние, которое при обычном течении заканчивается добрым и радостным событием – рождением ребенка. Но ведь та же самая беременность может стать смертельной угрозой – например, внематочная. Что будет с женщиной, у которой обнаружили внематочную беременность, если она не смирится с необходимостью хирургического вмешательства?

Сходным образом обстоит дело с влюблённостью. В нормальных условиях болезнь влюблённости приводит к доброму и радостному событию – браку, и весь тот эмоциональный заряд, который наполнял влюблённые души, становится мощной созидательной силой в строительстве здания супружеской любви. Глубокую ошибку совершают те, кто недооценивает юношескую влюблённость как фактор воспитания души, как «разведку боем» перед выбором дальнейшего жизненного пути. Но, пожалуй, ещё более глубокая, непростительная ошибка – это пренебрежение влюблённостью в браке.

Надо ли напоминать о том, как по прошествии медового месяца (а иной раз – и по возвращении со свадебного пиршества) молодожёны меняются в своём отношении друг к другу? To, что ещё вчера было светлой мечтой, желанной целью, сегодня стало скучной повседневностью... Надо ли пускаться в неаппетитные подробности внешнего вида, одежды, личной гигиены, интимного поведения, даже речи супругов, которые вроде бы «по мелочам», но быстро и бесповоротно размывают то доброе, радостное чувство взаимного влечения, которое привело их к браку?

Мужу и жене – каждому в отдельности и обоим вместе – следует приложить все усилия, чтобы сохранить (и по возможности усилить!) ту влюблённость, которую некогда даровал им Господь. Для этого есть множество буквально сотни путей и средств, и все они увязываются и направляются одной-единственной силой: силой любви. Пускай кому-то и покажется это «болезненным», когда муж отказывается посидеть часок с друзьями за пивом, когда жена стелет на обеденный стол чистую скатерть, или когда, ненадолго расставшись, оба радостно вздрагивают, услышав особо настроенный звонок своего сотового телефона: влечение утратило характер недуга, и нет ничего более здорового, чем такая «болезнь»...

Увы, нередко бывает по-иному: влюблённость, как бы «внематочная», с виду той же самой природы, что и нормальная, несёт с собой безысходные страдания, и разрушение личности, и гибель брака, своего и чужого.

– Легко ли понять, нормальная ли у меня влюблённость? Разве заранее скажешь, чем дело кончится?

– Самый простой и прямой «критерий нормы» мы видели выше: если двое способны и склонны вступить в брак, то тем дело и кончится, и слава Богу. В большинстве практических случаев, особенно среди молодёжи, такого критерия вполне достаточно. Взаимное чувство, коль скоро оно возникло, не надо подвергать лишним испытаниям. Если он и она вместе обратятся ко Христу с благодарной молитвой о благословении брака, о даровании жертвенной, самоотверженной любви друг ко другу – то можно быть уверенным в благоприятном исходе дела.

Но, конечно, не надо упрощать: чувство может быть неразделённым, или по какой-то причине брак оказывается невозможен... Иногда это ясно с самого начала, иногда приходится преодолевать долгие и трудные сомнения. Однако не надо забывать, что человеку вручён дар, который в любом случае позволит поставить верный диагноз. На уроках любви мы говорили о нём уже не раз, потому что он по существу неотторжим от любви: это дар свободы.

– Разве у влюблённого есть свобода? Верно ведь сказал князь Василий Львович, никто не виноват в своей любви, и управлять ею немыслимо. И сами же вы говорите, что влюблённость соединяется с нашими неудержимыми желаниями. Если неудержимыми – значит, удержаться невозможно!

– Мы убедились на десятом уроке, что свободу человек ищет и обретает, ведёт за неё борьбу... Но как возможен поиск, если нет свободы? Поэтому свобода, как и любовь, не сводится к одному-единственному слову или понятию.

Никто из людей – кроме Самого Христа – не имеет полной свободы от греха: это и есть цель нашей борьбы, задача нашего поиска. Но каждому из нас дана свобода выбора между добром и злом, между жизнью и смертью. Весь вопрос в том, реализуем ли мы этот выбор, и если да – то в каком направлении.

«Невозможно удержаться...» Точно так же говорят и про сигарету, и про лишнюю рюмку, и про игровой автомат, и про многое другое. Мне самому действительно не удержаться, как не вытащить себя за волосы из трясины: если мускулы крепкие, вырву шевелюру с корнем, но не сдвинусь ни на миллиметр. To же самое происходит и в душе таких страдальцев, которые рвутся из трясины греха: внутренний разлад, конфликт, разрыв, бесплодная и безнадёжная «борьба с самим собой».

Чтобы вылезти из трясины, чтобы удержаться от греха, необходима внешняя опора: Христос. Он поможет всегда, без малейшего сомнения, Но вот протянуть к Нему руку за помощью – это уже зависит от меня. Возможность у меня есть, но воспользуюсь ли я ею, протяну ли руку? Реализую ли свободу выбора в пользу добра? Последнее слово за мной.

Некго рассказывал, как влюбился в замужнюю женщину; она ответила ему взаимностью и была вовсе не против очередного романа. Нравственное чувство, которое поначалу сдерживало его, таяло с каждой минутой, и до исполнения «неудержимого желания» оставалось буквально рукой подать. Желая помочь возлюбленному «сублимировать свою сексуальность», она дала ему ценное указание: «Давай скорее, не тяни!.. Природа ведь всё равно сильней!». А у того в ответ возникла мысль: «Разве? Я думаю, Бог сильнее...».

– Если бы она не произнесла тогда эту глупую фразу, – говорил он, – я бы, наверное, сдался, подлое дело бы совершилось, и вся моя жизнь покатилась бы под откос. А так, ухватившись за имя Божие, словно за протянутую руку, я удержался, «вырулил» из неприличной ситуации и вскоре совсем расстался с той женщиной.

Итак, первый шаг – признать свою болезнь, губительное чувство, обнаружить утрату свободы, уклонение от жизни к смерти, от добра ко греху, – и, вспомнив про Небесного врача, искать исцеления у Него и у Его земных помощников.

– Будем лечить чувство молитвой?

– Лечить его приходится в том случае, когда оно бесплодно, когда ведёт в тупик, несёт с собой зло, скорбь и тоску, о которых только что шла речь.

– Почему бы тогда не взяться за скорбь-тоску, а чувство влюблённости оставить в покое? He лезть людям в душу, а просто помогать им?

– Именно так и пытаются действовать те, кто не знает Бога, от благонамеренных родственников и психотерапевтов до редакторов развлекательных телепрограмм, владельцев бань, казино и ночных клубов, торговцев винно-водочными изделиями разной крепости и наркотиками разной убойной силы, сутенёров и проституток. Просто помогают разогнать скорбь-тоску, каждый по-своему. Пояснения нужны?

Эта «просто помощь» исходит из дикого невежества в отношении человеческой природы и самодовольной уверенности в происхождении человека от четвероногих: если кто-то ощутил в себе сродство с хвостатыми, то уж конечно он и окружающих расценивает так же.

Лечить скорбь и тоску столь же неразумно, как «лечить» высокую температуру или боль в ухе. Хотя врач и применяет жаропонижающие и болеутоляющие средства, в зависимости от ситуации, лечит он всё же болезнь, природу которой ему необходимо знать.

Лечить молитвой – сказано не совсем верно. Молитва не лекарство, молитва – это наше обращение к Небесному Врачу, разговор с Ним по телефону, или лучше лицом к Лицу. Но какие бы лечебные средства Он нам ни предлагал, применяем их мы сами: если человек – соработник Богу, значит, и Пациент с Врачом должны действовать совместно, Своей свободной волей я выбираю исцеление и обращаюсь к Нему за помощью.

Далеко не каждый в таком состоянии ощущает его болезненность, наоборот – как правило, оно представляется человеку неким взлётом, кульминацией жизненной энергии. Но сути дела это не меняет. Поэтому в качестве незаменимого лекарства требуется то самое качество души, та самая жизненная сила, которая на словах у нас в большом почёте, а на деле сплошь и рядом в пренебрежении: смирение. Как ни странно, именно смирение помогает преодолеть конфликт, выйти из него победителем, а его отсутствие гарантирует позорную капитуляцию.

Отчего скорбь и тоска, по какой причине? Оттого что оторван, отделен от той (того), кого люблю, не могу быть вместе с нею, не могу обнять, поцеловать, не могу сочетаться браком. Да, это факт жизни. И я смиряюсь с ним точно так же, как с другими фактами жизни – что я не птица и не могу летать, или что я не рыба и не дышу жабрами... Я – человек, образ и подобие Творца, и я с благодарностью принимаю то состояние, в котором Он определил мне быть.

Если я забываю об этом своём величайшем достоинстве, о том, что Бог отдал Себя на смерть ради меня, из любви ко мне, если остаюсь слеп и глух к Его любви, если я не раскрываю Ему своё сердце, то и в самом деле мне остаётся только тосковать по чужим жёнам, а затем и по крыльям, и по жабрам и вот я уже на пути в наркодиспансер и в сумасшедший дом. Но Пустоту бесплодного, безнадёжного ожидания в моей душе заполняет мой Творец и Спаситель Бог, а вслед за Ним – Его создание, человек.

«Один Бог и нет иного, кроме Него; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя больше всех всесожжений и жертв» (Мк.12:32–33).

Как видите, лечение душевного недуга основано на любви. Ответить любовью на любовь Спасителя, с Его помощью, своей свободной волей, возродить, усилить свою любовь к жене (мужу), детям, родителям, окружающим людям, отдать себя им, как Христос отдал Себя мне, – и уже не о чем больше скорбеть и тосковать. Да и некогда.

– И что же, я вернусь к жене, принесу ей букет роз, поцелую в щёчку и тому подобное – и влюблённость в чужую жену испарится как не бывало?

– Для начала вы вернётесь в Церковь и принесёте покаяние в тех грехах, которые совершили. Без Таинства Исповеди (примирения с Церковью) ваш букет роз, поцелуй и тому подобное окажется блужданием впотьмах: вылезши из одной канавы, вы тут же опрокинетесь в другую. А вот если ваш путь освещён светом покаяния и любви к Богу, если направлен по компасу Евангелия и православной веры, тогда вы непременно дойдёте до цели.

И вы уже не будете бояться чужой жены. Нет, болезнь не «испарится как не бывало»; серьёзные болезни так не проходят. Боль останется, она будет исчезать постепенно, как уходит боль из вскрытого и очищенного от гноя нарыва. Она будет вас. беспокоить, но не будет Пугать скорбью и тоской; вы со смирением примете её как напоминание, как урок любви, и будете благодарить за него Господа.

– Если влюблённость приходится лечить, как болезнь, то не лучше ли позаботиться о профилактике? Правы, наверное, те голоса, кто настаивает на раздельном обучении юношей и девушек, на строгом контроле родителей за детьми, на изоляции их от вредных воздействий мира. Упустишь огонь – не потушишь!

– Правомерна ли аналогия с упущенным огнём? Пожар, какой бы и где бы он ни был, от мелкого до катастрофического, – всегда зло, всегда должен быть предотвращён. Про влюблённость такого не скажешь.

Раздельное обучение практикуется весьма широко, но вовсе не с целью противодействия нежным чувствам. Студенты духовных семинарий и курсанты военных училищ ищут невест не менее активно, чем прочие. А вот что касается «строгого контроля», то здесь многие родители хотят как лучше, а выходит гораздо хуже, чем всегда.

У Тургенева есть повесть «Фауст», как раз на эту тему – хотя, конечно, автор не прочь был вложить в неё совсем другую мораль. Некто встречает свою давнюю знакомую Веру (имя это весьма популярно у русских писателей XIX века), замечательную молодую женщину, любящую жену и мать, и между ними возобновляются тёплые, дружеские отношения. Со стороны рассказчика, впрочем, они вскорости разогреваются до более высокой температуры, но это не мешает их нормальному общению. Выясняется, что:

«...Вера Николаевна до сих пор не прочла ни одного романа, ни одного стихотворения словом, ни одного, как она выражается, выдуманного сочинения! Это непостижимое равнодушие к возвышеннейшим удовольствиям ума меня рассердило. В женщине умной и, сколько я могу судить, тонко чувствующей это просто непростительно.

– Что же, – спросил я, – вы положили себе за правило никогда таких книг не читать?

– He пришлось, – отвечала она, некогда было.

– Некогда! Я удивляюсь!..»

Причиной такого своеобразного отношения Веры к литературе оказалось воспитание, данное ей матерью, которую рассказчик когда-то знал:

«...Дочь любила её и верша ей слепо. Стоило г-же Ельцовой дать ей книжку и сказать: вот этой страницы не читай – она скорее предыдущую страницу пропустит, а уж не заглянет в запрещённую. Но и у г-жи Ельцовой были свои idées fixes, свои коньки. Она, например, как огня боялась всего, что может действовать на воображенье; а потому её дочь до семнадцатилетнего возраста не прочла ни одной повести, ни одного стихотворения... Я было раз попытался потолковать с г-жой Ельцовой об её коньке, хотя трудно было вовлечь её в разговор; она очень была молчалива. Она только головой покачала.

– Вы говорите, – сказала она наконец, – читать поэтические произведения и полезно, и приятно... Я думаю, надо заранее выбрать в жизни: или полезное, или приятное, и так уже решиться, раз навсегда. И я когда-то хотела соединить и то и другое... Это невозможно и ведёт к гибели или к пошлости.

Да, удивительное существо была эта женщина, существо честное, гордое, не без фанатизма и суеверия своего рода. “Я боюсь жизни”, – сказала она мне однажды».

Рассказчик и Вера решают вместе читать «Фауста». (Почему именно Гёте? Почему бы не Пушкин, Лермонтов или Гоголь? А если уж иностранцы, то Шиллер, Шекспир или Данте? Каждый из них несёт эмоциональный заряд в тысячу раз мощнее «Фауста»... Впрочем, пусть разбираются литературоведы.) И этот монументальный опус произвёл на Веру столь глубокое впечатление, что она не только насмерть влюбилась в рассказчика, но, не успев даже затеять с ним роман, заболела нервной горячкой, повторяла в бреду немецкие строки и за несколько дней сошла в могилу.

Вот такая печальная история. Можно, конечно, предъявить счёт мужу Веры, усмотрев здесь трагедию того же рода, что мы обсуждали в перерыве после девятого урока. Муж обязан был позаботиться о благополучии брака, о душевном и духовном состоянии жены, своей нежной супружеской любовью оградить и защитить её от чувственной катастрофы и нервной горячки при неожиданном сильном впечатлении. Но чего Бог не дал, в аптеке не купишь. Вина за трагедию и смерть Веры по тексту повести прямо ложится на её сверхзаботливую мать.

Веру Николаевну убил «конёк» её матери, а точнее – словами самого Тургенева её – фанатизм и суеверие, её страх перед жизнью, убил духовно и физически.

Если молодых зайчат вырастить в тесной клетке, а потом выпустить, они радостно рванутся на волю, сделают несколько прыжков и упадут замертво: не выдержит дряблая, непривычная к нагрузкам сердечная мышца. Если маленького ребёнка держать в одиночестве дома, а потом пустить в среду сверстников, он станет тяжело болеть, и телом – из-за отсутствия иммунитета к инфекциям, и душой – из-за незнакомства с миром себе подобных. Если человек постоянно кутается, тщательно избегая сквозняков и охлаждения, то малейшая простуда грозит обернуться для него тяжёлым воспалением лёгких.

Примеры можно продолжать без конца, а смысл их предельно ясен: для здоровья требуется не изоляция от внешних воздействий, а, наоборот, выход навстречу им – разумеется, контролируемый и умеренный. Ha этом принципе строятся и гигиена закаливания организма, и прививки от заразных болезней, и всякое разумное воспитание молодой души.

Если всерьёз показать нашим детям любовь и брак, без лицемерного умалчивания и ханжеской полуправды, то окружающая нас многоразличная мерзость потеряет свой взрывной потенциал. Так же как если они получат широкое музыкальное образование, то их не привлечёт отрава «тяжёлого металла», если будут читать серьёзные книги, – и говорить с нами про то добро и зло, которое там обнаружат, то их не удивят лолиты набоковых, тропики генри миллеров и ассортимент товара в магазинах «для взрослых». (Кстати, почему мы, взрослые, должны априори считать себя извращенцами и маньяками?)

Если мы преодолеем свой страх перед жизнью, то и у наших детей не будет страха перед всей этой мертвящей мерзостью. Если же мы станем заботиться об изоляции и контроле вместо просвещения и духовной гигиены, если мы усвоим себе роль надсмотрщиков и цензоров вместо добрых советников и заботливых друзей, то наши дети пойдут либо дорогой Веры Николаевны – либо в подворотню, где и получат в избытке всё то, от чего мы их пытались изолировать.

Именно поэтому столь губительны программы школьного «секспросвета» в американской редакции, которые сами давно выброшены из Америки благодаря протестам родителей, а теперь экспортируются в «слаборазвитые страны» по всему миру наравне с американскими сигаретами. Под видом противодействия подворотне они несут хорошо знакомый духовный яд «содомского идеала» и работают как эффективное средство разрушения семьи и уничтожения нации.

– Скажите, как по-вашему, в каком возрасте следует жениться и выходить замуж? И как долго надо испытывать свои чувства перед вступлением в брак?

– Большинство юношей и девушек проявляют живой интерес к противоположному полу, влюбляются с той или иной частотой и интенсивностью. Их неудержимо тянет в молодёжную компанию, где обстановка подчас весьма далека от нравственной... Всё это говорит об одном: настал брачный возраст.

У девушек возраст этот приходит в среднем раньше, чем у юношей; но обычно и те и другие к 18 годам готовы к браку. И вполне разумно и правильно, чтобы молодого человека, уходящего на военную службу, дома ждала жена. Она не только удержит мужа от мальчишества в казарме и в увольнении, но и укрепит автомат у него в руках на поле боя.

Против ранних браков иногда возражают на том основании, что супруги ещё не могут обеспечить себя материально, Но в нормальном обществе это никогда не было препятствием к браку. Кто из родителей попрекнет сына или дочь, зятя или сноху, не говоря уж о внуках, куском хлеба? Для этого, однако, отношения между людьми должны быть нормальными – христианскими.

Что же касается «испытания чувств», то здесь понятия нашей молодёжи сильно затуманены и затемнены. Надо помнить, что влюблённость – не основа брака, а лишь дорога к нему, некая заготовка, позволяющая быстрее и легче построить надёжное здание семьи – малой Церкви. Поэтому «чувства» надо не испытывать, а воспитывать. Надо благодарить Господа за взаимное чувство и, став мужем и женою, переплавить его в настоящую, самоотверженную и жертвенную супружескую любовь.

Восточная притча устами седовласого старца говорит: «Мой отец – да будет благословенна его память! – женил меня насильно, когда мне было семнадцать лет, и я вовек благодарен ему за это. Но прости меня, Господи! Одно слово должен я сказать против своего отца: плохо, что он не женил меня насильно, когда мне было шестнадцать лет».

Всем ли сегодня доступен смысл этой жизненной драмы? Все ли осознают цену утраченной юношеской чистоты, о которой, с риском возвести хулу на своего отца, вспоминает глубокий старик?..

– Неужели двадцатый век прошёл для вас незамеченным? Вы берётесь отрицать детский эротизм? Вы всерьёз утверждаете, что эрос может быть подавлен? Неужели вы незнакомы с научной системой мышления, которой мы обязаны Зигмунду Фрейду и его последователям?

Это ни в какие ворота не лезет! Даже руководства по нравственному богословию и популярные брошюры для юношей и девушек сегодня сегодня не чураются фрейдизма. Да и вообще, сегодня без Фрейда и его идей шагу не ступить ни в публицистике, ни в педагогике, ни в психологии, ни в философии. Кому может сегодня прийти в голову отвернуться от Фрейда и его наследия? Только мракобесам... А вы ещё ратуете за просвещение! Пользуясь популярной церковной метафорой, попытка спрятаться от Фрейда всё равно что служить полунощницу, прикрывшись от солнца полой подрясника.

– Каким образом Фрейд просочился в нравственное богословие и наставления для женихов и невест, я не знаю: в конце концов, имеет же преподаватель право ответить «не знаю» хоть на один вопрос! По-моему, это тайна наподобие тайны пирамид или сфинкса. To же самое приходится сказать и об иных корифеях разных наук, идеологий и вероисповеданий, которые без Фрейда шагу ступить не могут.

А вот о самом Фрейде нам разговора никак не избежать: он стоит перед нами, как тот самый сфинкс. В самом деле, от него не спрячешься. В аудитории, где проходят наши уроки любви, посреди изречений и цитат надо бы повесить на самом видном месте портрет Фрейда, какие бы эмоции ни вызывала у нас его физиономия, – как вешают в исторических кабинетах портреты императора Нерона, царя Ивана IV и гетмана Мазепы.

Ради Фрейда и его «прогрессивной системы мышления», чтобы понять её происхождение и смысл, мы отправляемся ещё на одну экскурсию, последнюю в этой книжке, самую длинную и трудную. Но зато, пожалуй, и самую увлекательную.

Ещё Ломоносов заметил: «Не здраво рассуждает математик, ежели он хочет Божию волю вымерять циркулем; таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтири научиться можно астрономии и химии». Возникает законный вопрос: здраво ли поступают сегодня те «учители богословия», которые в своих взглядах на человека, на его внутренний мир, на болезни его души опираются на христианское духовное наследие, вместо достижений современной науки? И не правы ли те, кто, желая изменить положение вещей, пытаются явочным или декларативным порядком подвести под наше сознание и мировоззрение новые основы, заложенные Зигмундом Фрейдом и его последователями?

Говоря о Фрейде, его трудах и наследии, трудно себе представить, насколько наука XIX века – особенно наука о человеке – была стиснута грубейшим и примитивнейшим материализмом. Как отмечает современный автор В.Н. Тростников;

«Фрейдизм нашел “рациональные объяснения” бессознательным психическим процессам, о которых не испорченные профессиональной выучкой люди знали испокон веков, но на изучение которых в психологической науке был наложен строжайший запрет. Это позволило снять запрет и спасти психологию от грозившего ей удушья».

Действительно ли принципы психотерапии были известны людям «испокон веков»? Верно ли, что всё доброе и полезное в современной практике психотерапии входит как неразрывная составная часть в традиционное христианское мировоззрение и учение о человеке? Тема эта очень обширна и составляет предмет отдельного разговора; здесь мы только сошлёмся на самого основоположника В хорошо известной работе «К истории психоаналитического движения» Фрейд пишет:

«Я полагал, что моя теория [психического вытеснения] вполне оригинальна, пока Отто Ранк не показал мне отрывок в книге Шопенгауэра “Мир как воля и представление”... как человек сопротивляется восприятию реальности, когда она для него болезненна. Это настолько точно соответствует моему понятию о вытеснении, что мне остаётся снова признать, что своим открытием я обязан своей недостаточной начитанности».

Как видно, Фрейд не возражал, что накопленный человечеством опыт содержит сведения о лежащих в основе его теорий «бессознательных психических процессах». To же самое относится и к другому фундаментальному принципу психоанализа – перенесению эмоционального фокуса на того, кто входит во внутренний мир страдающего человека (в терминах фрейдизма – на «аналитика»), Теперь возвращаемся назад к Фрейду и на следующей странице читаем:

«Всякое направление исследования, принимающее в расчёт эти два фактора [вытеснение и перенесение] и исходящее из них, заслуживает названия психоанализа, даже если его результаты отличаются от наших».

Возможно ли более авторитетное мнение в защиту психоанализа в широком смысле, как он употребляется врачами-психотерапевтами и психологами по всему миру с пользой для огромной массы больных и страдающих душ?

Но предмет нашей экскурсии совсем другой: это фрейдизм, психоанализ в узком, историческом смысле слова. Архиепископ Нафанаил (Львов), с которым мы уже встречались в этой книге, находит нужным заметить:«Фрейдизм надо признать вреднейшим из вредных течений человеческой мысли». Такой вывод он делает на основании учения Фрейда, которое, по существу, уничтожает «то единственное, чем очищается душа, – сознание вины и ощущение тяжести греха».

Это вполне справедливо. Забегая немного вперед, заглянем в одно из писем Фрейда, вплоть до последнего времени неизвестное читателям. Фрейд сообщает об одном молодом человеке: «...Пришёл ко мне на приём и со слезами на глазах уверял меня, что он вовсе не мерзавец, каким его считают окружающие; он болен, он страдает от патологических импульсов и реакций...»

Далее выясняется, что отец пациента, извращенец и развратник, в детские годы оставил у него в подсознании омерзительный след. Фрейд продолжает: «Он терпеть не может извращений и при этом страдает навязчивыми побуждениями. Иначе говоря, в нём подавлены определённые импульсы, взамен которых возникли другие, в форме навязчивости. Такова вообще тайна навязчивых состояний. Если б он мог стать извращенцем, то был бы здоров, как отец».

Нам могут ответить, что болезни существуют независимо от достоинств и недостатков человека: дело врача – лечить и праведных, и грешных. Однако именно в контексте этого письма (не публиковавшегося, впрочем, совсем по другой причине), где подробно изложены обстоятельства жизни и детские впечатления пациента и его старшей сестры, до жути ясно видна пропасть между христианским взглядом на грех как на болезнь души и примером «здорового» отца для больного сына... Фрейдизм не спорит с Евангелием, а истребляет в нём смысл: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное» становится бессмыслицей не столько из-за сомнений в реальности Небесного Царства (оно так или иначе не от мира сего), сколько из-за явной нереальности покаяния, здесь и сейчас.

«Вредность учения Фрейда особенно глубока именно потому, – продолжает архиепископ Нафанаил, – что включает в себя отдельные элементы истины. To, что в теориях Фрейда правильно, можно и нужно признавать... Факты, им открытые, надо признавать, но с выводами его, проповедующими атеизм, нельзя соглашаться... Это нелегко, но можно».

Ясно видна стоящая перед нами серьёзная проблема: если принять факты и если в выводах из них нет ошибок, то придётся принять и выводы со всею их богопротивной идеологией. Прямого подлога, как у Маргарет Мид или Альфреда Кинзи, мы не найдём: не тот уровень. Следовательно, что-то должно быть не в порядке с самими фактами. Но где и что именно? Мы как будто угодили в ту же самую ловушку, что упомянутые выше материалисты: упрямо отвергаем обоснованные выводы, не имея против них обоснованных возражений.

«На фрейдизм, насколько я знаю, никто с христианской точки зрения не ответил, – подводит итог своему письму владыка Нафанаил. – Эта работа большая и трудная». Христианская точка зрения – это точка зрения Правды. Дать прямой ответ на фрейдизм с христианской точки зрения – значит, найти фикцию среди открытых Фрейдом фактов и разобраться, каким образом она туда попала.

* * *

Заслуга ответа на фрейдизм – вместе с полной мерой понесённых за это скорбей и страданий – принадлежит доктору Джеффри Мэссону, и его портрет с полным основанием занимает место рядом с портретом Фрейда – как вешают вместе портреты Кутузова и Наполеона, Шарлоты Кордэ и Марата.

Мэссон защитил диссертацию в 1970 г. по специальности, с фрейдизмом решительно никак не связанной: древнеиндийская поэзия. Но жажда знаний снова сделала его студентом, и через восемь лет он завершает второе высшее образование в Торонтском Институте психоанализа. Как легко догадаться, мы имеем дело с человеком далеко не заурядным. Поэтому не случайно в 1980 г. он был Привлечён к работе над литературным наследием Фрейда, а вскоре назначен заместителем директора Архивов Фрейда и одним из четырёх сопредседателей Совета по его авторским правам. И всё выглядело как нельзя лучше, пока вдруг не стало как нельзя хуже.

На совещании ведущих психоаналитиков в Лондоне, где Мэссон сделал первое сообщение о своих находках, ему дали понять, что они наносят ущерб престижу психоанализа. Но д-р Мэссон, как он пишет, «...счел подобные соображения недостойными внимания серъёзного исследователя. В июне 1981 г. меня пригласили сделать более подробный доклад на закрытом совещании Психоаналитического Общества... Злоба, вызванная моим докладом, направленная не столько на предмет моей работы, сколько на меня самого, открыла мне глаза на истинное положение вещей... Подлинность фактов и справедливость выводов никого не интересовала; речь шла лишь о последствиях их публикации, которая, по мнению моих критиков, наносила удар в самое сердце психоанализа. ...Когда в августе сообщения о найденных мной материалах появились в газете “Нью-Йорк Таймс”, разразился крупный скандал, и меня, к большому облегчению всего фрейдистского сообщества, уволили».

Затем последовала клеветническая кампания в Прессе, судебные иски, длительная тяжба... Сейчас д-р Мэссон живет в Новой Зеландии. В связи с подготовкой данного материала я как-то обратился к нему, и он ответил мне очень быстро, очень вежливо и очень коротко:

«Благодарю Вас за Ваше письмо, но никакими сведениями на этот счёт я не располагаю и ничем Вам помочь не могу: уже много лет как я с психоанализом и психиатрией ничего общего не имею и занимаюсь изучением эмоциональной сферы у животных...».

Очень жаль. Ho его можно понять.

Книга д-ра Мэссона «Посягательство на правду», подводящая итог его трудам по истории фрейдизма, – блестящий образец подлинно научного исследования. Она написана ясным, простым языком, снабжена исчерпывающими ссылками на документальный материал и при этом начисто лишена какой-либо «партийности», полемических нападок и обвинений. Характерно, что столь долго ожидаемый «христианский ответ на фрейдизм» был дан с позиций, внешне никак не связанных с христианством, на основе одной лишь научной добросовестности, честности, упорного труда и любви к истине.

История эта началась примерно за десять лет до решающих событий в истории психоанализа. С 1886 г. Фрейд, тогда ещё молодой и никому не известный врач, начал в Вене частную практику по нервно-психическим болезням, совмещая её с научными исследованиями. Десять лет напряжённой работы привели его к однозначному выводу, который он наиболее сжато и чётко сформулировал в докладе Венскому обществу психиатрии и неврологии. Он обнаружил, что исходной причиной истерического невроза у его пациентов (чаще пациенток) была глубокая, полузабытая психическая травма: в детстве все они стали жертвами половых преступлений, от жестокой попытки изнасилования до длительных развратных действий, как правило, со стороны близких родственников или хорошо знакомых им взрослых.

Типичный пример подобной причинной связи: девушка вечером испытывает приступы навязчивого страха и не может заснуть, когда в комнате нет её сестры. Выясняется, что в раннем детстве некто из членов её семьи имел обыкновение по вечерам проникать к ней в спальню; если же в одной комнате с ней спала сестра, девочка была в безопасности.

Как заметил Фрейд, ребёнку, перенесшему в детстве такую травму, лишь постепенно, с возрастом открывается весь ужас того, что именно с ним когда-то произошло: отсюда – замедленное развитие симптомов нервно-психического расстройства. Сознание отвергает мучительную реальность; память, однако, сохраняет её у себя в глубине в «вытесненной», подсознательной форме. Реальность эта даёт о себе знать, на первый взгляд, случайными, малозначительными проявлениями вроде обмолвок или сновидений, и человек иногда бывает способен обратить на них внимание и понять их природу. Происходит это не только в острых, болезненных случаях, но и на всех крутых поворотах человеческих судеб:

«Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:

Одно и то же снится лишь мне»,

– написано хоть и примерно в те же годы, но без подсказки Фрейда.

Выяснение самого факта давней травмы и сопутствующих ей обстоятельств оказывает терапевтическое воздействие на пациента: патологические симптомы ослабевают или исчезают вовсе. Однако добиться этого крайне трудно: рассудок человека, в особенности нездорового, сопротивляется осознанию «вытесненной» реальности. Предложенные Фрейдом практические приёмы ускорения и облегчения этого процесса стали первыми опытами современного психоанализа.

Несмотря на терапевтический успех, подобные выводы о происхождении неврозов вызывают естественные сомнения и вопросы. Во-первых, не замешано ли здесь влияние врача на пациента или его собственное воображение? Во-вторых, известны многие, кто испытал ту же участь без последствий для нервно-психической сферы. И, в-третьих, сам факт, что все пациенты Фрейда, в большинстве своём из очень приличного общества, оказались жертвами половых преступлений, выглядит ошеломляющим...

Первому возражению Фрейд противопоставляет, с одной стороны, разнообразие уникальных подробностей в воспоминаниях пациентов, а с другой – их упорное сопротивление аналитическим усилиям врача. Но ещё убедительнее «внешние» соображения: в ряде случаев удалось обнаружить независимые подтверждения их слов (когда, например, одновременно лечились две сестры), а мелкие детали воспоминаний о давних событиях, ничего не говорящие самим пациентам, понятны специалисту как несомненные признаки их реальности.

Второй вопрос решается очень просто. Никто не утверждает наличия механической связи между детской травмой и последующей болезнью, как нет механической связи между пьянством и циррозом печени или охлаждением и простудой, – и тем не менее одно вызывает другое, в совокупности со множеством дополнительных факторов, внутренних и внешних.

И, наконец, третий вопрос. Единообразие случаев в клинической практике Фрейда 1880–90-х гг. в самом деле заслуживает внимания; однако его пациенты не составляли независимой выборки. К нему на приём приходили больные люди, чьё высокое социальное положение служило им защитой от детских психических травм другой природы: насильственной смерти близких, стихийных бедствий, нищеты и пр. Тем самым внутрисемейные травмы и половые преступления оставались едва ли не единственными причинами их болезни.

* * *

Фрейд придавал огромное значение своим исследованиям: на фоне тогдашнего состояния науки они и в самом деле были ярким лучом света, Но дело не ограничивалось любовью к истине и состраданием к больным (последнее качество хорошо видно у молодого Фрейда; позже оно улетучится): в материальном смысле жизнь его семьи была далека от благополучия, и Фрейд рассчитывал, что этот успех станет поворотным пунктом в его карьере.

Само по себе такое желание вполне естественно и ничем не предосудительно, Однако ожидания обманули молодого, талантливого, но явно наивного врача: пролить свет на грязь, разврат и преступления в знатнейших семействах имперской столицы –это не могло так просто сойти ему с рук! В своих письмах Фрейд свидетельствует без обиняков:

«Ослы оказали ледяной приём моей лекции об этиологии истерии... Я в полнейшей изоляции... Пущен слух, чтобы всем от меня отвернуться, и вокруг меня уже образуется вакуум».

Несмотря на полный бойкот со стороны медицинских кругов Вены, Фрейд продолжает лечить и работать. Он ясно видел важность своих открытий; из переписки мы узнаём, что год-полтора спустя его уверенность в сделанных выводах только укрепилась за счёт новых сведений. В письме от 22 декабря 1897 г. он сообщает историю болезни, где речь идёт о садисте, искалечившем жену и дочь, и с протокольной точностью приводит врезавшуюся в память ребёнка сцену нервического припадка её матери, в котором легко различаются гнусные подробности её «отношений» с извращенцем-мужем.

«Откуда она может знать [если допустить, что это не воспоминание, а фантазия], что во время припадка больная сама повторяет насильственные действия, совершённые над нею когда-то? Откуда она может знать, какое положение принимает тело и т. д.?.. Новый девиз: “Кто эту боль, дитя, тебе нанёс?” Впрочем, довольно моих грязных историй».

Удивительным образом ничего не значащая заключительная фраза стала пророческой. С «грязными» историями зла, горя и боли было покончено; на смену им пришли истории не в пример грязнее. Строка из песни Миньоны (из романа Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера») не стала девизом психоанализа и даже не попала в его анналы: это письмо, наряду с предыдущими отрывками и множеством других материалов, было признано «не относящимся к делу» и вовек не увидело бы света, если бы не упорство и внимание Джеффри Мэссона.

Как известно, из Пены морской родилась древнегреческая богиня Афродита, ответственная за те самые функции, которые так волнуют фрейдистов. Заметим, что пена («афрос») была не природного происхождения: она возникла под ударами морских волн из некоей части тела бога Урана, отсеченной любящим сыном Кроном, – подобно тому, как взбивают яичницу. Но это не единственное объяснение имени богини: «афросини» означает «безумие», что весьма точно соответствует её прямым служебным обязанностям. Впрочем, когда речь идёт о рождении психоанализа, у нас есть основания для аналогии как с той, так и с другой версией.

* * *

Большинство из тех, кто знаком с психоанализом и его историей, прочтя Предыдущую главу и ожидая найти там какие-то сенсационные разоблачения, лишь плечами пожмут: всё это давно и хорошо известно. Мало ли какие драмы случаются по временам, в том числе и с детьми... Всё это в буквальном смысле не относится к делу. В доказательство они снимут с книжной полки любое из десятков справочных, популярных или специальных изданий и в один голос прочтут нам что-нибудь в таком духе;

«...Снова и снова узнавал он от своих пациентов, что в детстве они подвергались насилию или разврату. Вслед за тем Фрейд сделал новое открытие: все эти события прошлого были плодами их фантазии на почве инфантильных эротических переживаний».

Вот так: новое открытие, ни больше ни меньше. Согласно официальной истории психоанализа, Фрейд сделал его не позже осени 1897 года, поскольку в письме от 21 сентября он пишет, что отказывается or своей теории о происхождении неврозов. На каких основаниях? Их нет смысла перечислять: Фрейд почти дословно повторяет прошлые возражения своих оппонентов, приведённые выше вместе с их опровержениями. Но теперь почему-то Фрейд с ними полностью согласен... И вполне естественно, что в отличие от прежних уголовных историй новости об «эротических фантазиях» были восприняты интеллигентной публикой с изрядным энтузиазмом: научная карьера Фрейда пошла, наконец, на взлёт.

«Новое открытие» – это и есть догмат психоанализа в узком, классическом смысле, хотя сам Фрейд, как мы видели выше, не возражал против гораздо более широкого определения. Когда его слава уже была в зените, он не раз писал о своих «ошибках молодости», о том, как он был «непростительно доверчив» к словам пациентов и, «принимая фантазию за факт», оставался слеп «ко всему широкому спектру детского эротизма». И нечего теперь ворошить «плоды эротических фантазий», даже если они в чём-то и напоминают отдельные неприятности из области реальной жизни. Открытие сделано, назад его не закроешь...

Но так ли оно было в действительности? Насколько убеждён был Фрейд в своём «новом открытии»? Об этом можно судить по его письмам. Вспомните: три месяца спустя после официальной даты открытия «инфантильных фантазий», 22 декабря 1897 г., Фрейд пишет о новых клинических данных и о новом девизе: «Кто эту боль, дитя, тебе нанёс?». Видимо, процесс вытеснения фактов фантазиями сопровождался упорной борьбой с совестью врача.

И современные фрейдисты прекрасно понимают, на чём построено причудливое здание их так называемой науки. Анна Фрейд, дочь учёного и общепризнанный лидер психоаналитического сообщества, пишет Джеффри Мэссону (10 сентября 1981 г.) по поводу обнаруженных им материалов:

«Сохранить гипотезу о реальности развратных действий означало бы отказаться от Эдипова комплекса, а вместе с ним – и от принципиальной роли сексуальной фантазии, сознательной или бессознательной. По существу, я полагаю, это означало бы потерять весь психоанализ».

Творцы официальной истории психоанализа тщательно вымарали из писем Фрейда, написанных после 21 сентября 1897 г., все упоминания о примерах растления и развращения детей. Перед нами тот самый случай, когда правду можно обнаружить лишь буквально «читая между строк».

И всё же это ещё не последнее слово. Как бы серьёзно ни относились мы к свидетельствам пациентов Фрейда, мы не можем с уверенностью утверждать, что все они истинны: в конце концов, заблуждения и фантазии действительно свойственны людям... Надо не просто доказать, что «новое открытие» Фрейда уводит от фактов к фикции, но и обнаружить саму эту фикцию, и понять, почему она была для него так привлекательна и почему осталась привлекательной в наши дни. Посмотрим, как это удалось Джеффри Мэссону.

* * *

Эмма Экштейн была родом из хорошо известной в Вене семьи социалистов. Она начала лечиться у Фрейда в 1892 r., когда ей было 27 лет. От чего в точности она лечилась неизвестно; среди симптомов были боли в нижней части живота и расстройство менструального цикла. В процессе психотерапии выяснилось, что в детстве она перенесла посягательство педофила. Но не этим определяется особое место, которое досталось Эмме в истории психоанализа.

В то самое время, когда Фрейд пытался помочь ей прояснить память прошлого, его верный друг и соратник, берлинский хирург Флисс, – письма к нему составляют главный источник сведений по истории психоанализа, – усиленно собирал материалы для своей новой работы под названием «О причинной связи между носом и женскими репродуктивными органами». Никаких признаков реальности такой связи обнаружить не удалось; однако в феврале 1895 года Флисс кладёт инструменты в саквояж, садится в поезд и едет в Вену.

С согласия Фрейда и при его помощи Флисс удалил Эмме Экштейн малую носовую раковину – одну из костей в нижней части боковой стенки носовой полости. Звучит это как дурной анекдот про хирурга в клинике, долго выбиравшего, что бы такое отрезать больному «на бис»... Но смеяться здесь решительно не над чем: молодая женщина, обезображенная бессмысленной операцией, на всю жизнь лишилась здоровья и сравнительно рано сошла в могилу.

Почему Фрейд, так заботившийся о своих больных, а об Эмме – особенно, согласился на операцию? Очевидно, дружба с Флиссом в те годы значила для него слишком много. Судя по письмам, Фрейд дал себя убедить, что операция эта «совершенно безвредная». Это была дань, с одной стороны, механистическому духу времени, а с другой – влиянию Флисса, воплотившему этот дух в наихудшем виде. Как показал Мэссон, именно идея «безвредности» операции вместе с её горестным опровержением шаг за шагом подвела Фрейда к его «новому открытию».

Флисс возвратился в Берлин, оставив Эмму на попечении Фрейда, который писал ему регулярно и часто, сообщая о положении дел. После операции состояние больной внушало всё большую тревогу: отёки, обильные кровотечения из раны, признаки нагноения. Так прошло две недели; Фрейд обращался за помощью к специалистам, но безрезультатно. Наконец, в первых числах марта осматривавший Эмму отоларинголог «...очистил область вокруг раны, удалил сгустки крови, и вдруг нащупал нечто вроде ниши; потянул – и прежде чем мы оба успели что-либо сообразить, вытащил из полости не менее полуметра марли». Дальше он так описывал ситуацию: «В следующую секунду хлынула кровь. Больная резко побледнела, глаза вышли из орбит, пульс исчез... Это продолжалось около полуминуты, и бедняжка стала совершенно неузнаваемой. Вдобавок ко всему, когда появилось инородное тело, и мне всё стало ясно, и я увидел, что случилось с больной, меня чуть не вырвало».

На следующий день более толковому, чем Флисс, хирургу пришлось повторить «безвредную» операцию для очистки и дезинфекции раны. Флисс между тем, получив неприятное известие, позаботился о том, чтобы затребовать из Вены официальное письмо, снимающее с него ответственность за исход операции. Письма такого он не получил: в большинстве стран, как тогда, так и теперь, «забытая» марля могла бы быть основанием для лишения медицинского диплома, гражданского иска или уголовного преследования.

Hy, a что же «стало ясно» Фрейду с такой силой, что он, сорокалетний врач, еле удержался от рвоты, так что его, по собственному признанию, пришлось отпаивать коньяком? He иначе что он по гроб жизни виноват перед Эммой, что безо всякой причины поставил под угрозу её жизнь и здоровье и что его приятеля Флисса нельзя на пушечный выстрел подпускать к больным. Он был слишком умён, чтобы этого не понять, и в том же самом письме тому есть ясное свидетельство:

«Мы были к ней несправедливы. В ней не было ничего ненормального. Всё дело было в марле...».

Как замечает Мэссон, фраза о «ненормальности», как и приступ рвоты, выдаёт настроение Фрейда. После нескольких лет лечения нервного расстройства Эммы Экштейн он с раскаянием признавал, что ненормальность надо искать не в ней, а в нём самом и в его «забывчивом» коллеге, едва не отправившем её на тот свет.

Однако продержалось у него это покаянное настроение очень недолго. И пока венские врачи пытаются найти средство от угрожающих жизни Эммы внезапных кровотечений, Фрейд озабочен поддержкой своего незадачливого друга. Вполне естественно, что его мысль движется по накатанным психоаналитическим рельсам:

«...У неё сказываются невропатологические последствия инцидента: истерические припадки по ночам и т. д., чем мне и предстоит заняться. А тебе уже пора простить себе это мелкое упущение...».

Джеффри Мэссон подчёркивает, что к такому же выводу – об «отчаянных попытках Фрейда уклониться от признания потенциально смертельной ошибки Флисса, за которую тот подлежал суду», независимо от него пришёл другой исследователь, Макс Шур, чья работа также осталась неопубликованной, Можно сказать, что раскаяние Фрейда оказалось «вытеснено» у него из сознания, хотя и далеко не самопроизвольно. Уместно привести заключение, сделанное д-ром Мэссоном на основании писем Фрейда за март-апрель 1895 г.:

«Фрейд начал представлять дело Флиссу и самому себе таким образом, что источник неприятностей у Эммы Экштейн лежит не во внешнем мире (двое не в меру ретивых докторов), а внутри неё самой. Открытое им мощное оружие объяснение физических болезней душевным состоянием человека он применял теперь для защиты своего сомнительного поведения и ещё более сомнительного поведения своего ближайшего друга. Фрейд взялся сочинять оправдания для своей собственной нечистой совести».

В доказательство своего вывода Мэссон обнаружил, что через год, когда опасность для жизни Эммы уже миновала («вопреки усилиям врачей», как бы сказал Лев Толстой), в то самое время, когда доклад Фрейда о происхождении истерии обернулся таким незаслуженным провалом, он снова возвращается к этой истории, Фрейд сообщает Флиссу, что нашёл «...совершенно неожиданное объяснение кровотечений у Экштейн», которое ему «будет весьма приятно». Далее он пишет:

«...Я могу тебе доказать, что ты был прав: её кровотечения были истерической природы, по причине неудовлетворённой прихоти, возникавшие по всей вероятности в периоды, связанные с половым циклом (из-за сопротивления пациентки мне пока не удалось это выяснить)».

Какой же научной истине, открытой ему некогда Флиссом, нашёл теперь подтверждение Фрейд? Что Эмма истекала кровью вовсе не потому, что некий мясник, сделав опасную и абсолютно бессмысленную операцию, забыл у неё в носовой полости полметра хирургической марли: нет, всё дело в её истерических прихотях и половых циклах. В упомянутом опусе Флисса мы находим сходный случай кровотечения после такой же операции, растолкованный с обычным для Флисса математическим блеском в терминах женских периодов.

Итак, Эмма сама нафантазировала себе кровотечения из сонной артерии; если год назад Фрейд был ещё не готов принять такую «теорию», то сейчас он созрел. В последующих письмах развивается га же тема, с упором как на идею «перенесения», так и на циклы и даты, до которых Флисс был большой охотник:

«Пока могу определённо сказать, что её кровотечения были результатом прихоти... Когда она заметила мою реакцию на её первое кровотечение, для неё это было реализацией давнего желания быть предметом нежной заботы во время болезни... Позже она потеряла сон за счёт подсознательного желания видеть .меня ночью, но по ночам я у неё не появлялся, и тогда она возобновила кровотечения как безотказный способ стимуляции моих нежных чувств. Внезапные кровотечения повторялись трижды и продолжались каждый раз четыре дня; в этом наверняка есть глубокий смысл»...

И далее: «Специфические даты её периодов, к сожалению, не были никем зарегистрированы».

Проделанная «научная работа» позволила Фрейду прийти к окончательному выводу, с которым он ознакомил Флисса в январе 1897 г.: «Что касается кровотечений, то ты абсолютно ни при чём».

* * *

Дадим слово д-ру Мэссону для подведения итога:

«Фрейд стоял перед выбором: либо признать свою вину за несчастье с операцией, просить прощения у Эммы, изложить ситуацию Флиссу и принять ответственность за последствия либо изобретать оправдания. Он выбрал второе. Но для этого ему пришлось сконструировать теорию, в которой реальные страдания пациента становятся фантазиями. Если болезненные симптомы Эммы Экштейн (кровотечения) не имеют ничего общего с реальными событиями (операцией Флисса), то и сведения о её прежних травмах также естественно превращаются в фантазии. Дружеская услуга Флиссу отозвалась далеко эа пределами одной истории болезни».

Непосредственно вслед за тем и было сделано «новое открытие», хотя, как мы видели, и не без горьких сомнений со стороны Фрейда.

«Теперь выходило, что нет никакой разницы между реальными и воображаемыми событиями. Существенны лишь психологические последствия тех или других, а они, согласно новому взгляду Фрейда, неотличимы друг от друга»...

«Никто не принял всерьёз работы Фрейда 1896 г. о происхождении неврозов; никто не критиковал её с научной точки зрения; ничего, кроме ругани, ни от кого он не слышал. Что ж, в конце концов, он и сам стал на сторону своих противников... Перенеся фокус с истинных страданий, горя и жестокости на некую внутреннюю сцену, где душа разыгрывает выдуманную пьесу для несуществующей публики, Фрейд начал отторжение науки от реального мира».

И, наконец, завершающая точка во всей печальной истории фрейдизма: заключительные строки упомянутого письма Флиссу от 21 сентября 1897 г,, где Фрейд Пишет об отказе от своих прежних взглядов и о постигшем его разочаровании:

«...У меня и вправду немало причин для досады. Так приятно было ожидание неувядаемой славы, как, впрочем, и определённого достатка, полной независимости, возможности для путешествий, для воспитания детей без тех суровых лишений, в которых пропала моя молодость. Всё зависело от того, выйдет ли толк из истерии. А теперь снова надо быть тихим и скромным, снова беспокоиться, откладывать на старость...».

Люди с так называемым «рациональным мышлением» любят повторять, что бытие определяет сознание. Что ж, доля истины в этом есть. Психоаналитическая революция в сознании Фрейда, подготовленная прошлыми событиями, оказалась если не определена, то спровоцирована простейшим бытовым поворотом: «из истерии не вышло толку», а ему уж так не хотелось снова быть тихим и скромным...

Святые пророки Иеремия и Иезекииль предупреждают нас, что пословица о кислом винограде отцов и оскомине у детей далеко не универсальна: «Каждый будет умирать за своё собственное беззаконие, – говорят они. – Кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет» (Иер.31:30; Иез.18:2 и далее). Но, конечно, этим не устраняется причинная связь между прошлым и будущим. Виноград XIX века оказался столь кисел, что в XXI веке от него глаза лезут на лоб, и чем дальше – тем больше. Чтобы не умереть за своё собственное беззаконие, мы должны разбирать доставшиеся нам в наследство плоды, а не хватать всё подряд без разбора.

Чем же обернулось для нас наследие Фрейда?

Начнём с идеологии и политики. Старинное правило гласит: «Натрави богатых на бедных, а бедных на богатых; одни дадут тебе деньги, а другие – голоса». И всё бы шло как по маслу, если бы не конкуренция: слишком много стало желающих стравливать людей по классовому принципу. А не стравливать, сами понимаете, нельзя: без страха, зависти и злобы как будешь управлять обществом?

Раз так, надо искать новых путей. Можно, например, натравить мужчин на женщин, и наоборот. Это, конечно, гораздо труднее, но зато и возможности больше: семья – последняя линия обороны перед «новым мировым порядком». Расколи семью – и открывается очень заманчивая дорога. «Последняя крепость» назвал свою книгу вопросов и ответов о семье замечательный православный автор протоиерей Максим Козлов, Вспомним «О дивный новый мир» О. Хаксли: чтобы заставить свою утопию «работать», чтобы сделать её живой и логичной, ему пришлось уничтожить семью подчистую. Насколько важно это решение, ввдно уже из композиции романа, который открывается неповторимым описанием «технологической линии» по производству граждан.

Идеология феминизма – это гибель любви, гибель семьи. Многие с этим не согласятся, – особенно те, кто, отрабатывая легальные и нелегальные заморские доллары, трудится у нас над «прогрессивным решением социальных вопросов», – ну и пускай. Всем не угодить даже на уроках любви, поэтому давайте знакомиться с фактами.

В 1978–80-е гг., словно очередной фасон туфель, на социо-политической сцене Америки, а вслед за тем и других стран, появляется новый сюжет: кровосмешение. Вот вам ваша «традиционная семья»! Вот вам ваша «традиционная мораль»! Женщин ставили в известность, что в раннем детстве мужчины употребляли их на потеху своему сладострастию. Пусть не всех, но многих; впрочем, это роли не играет:

«Если вы не помните, как вас, растлили, не огорчайтесь: вы не одиноки. Многие женщины не помнят, а некоторые так никогда и не вспомнят. Это ещё не значит, что с вами ничего такого не было».

(Данный боевой клич феминизма – всего лишь жалкий плагиат с замечательной американской пословицы: «Если вы не страдаете манией преследования, это ещё не значит, что ФБР за вами не следит».)

Само собой, поднялся спрос на фрейдистский товар; про «сексуальные фантазии», однако, уже не заикались, а наоборот, упирали на «вытесненную память». Как грибы после дождя росли группы в поддержку жертв кровосмешения и политические комитеты против отцов-деторастлителей. Можно было бы подумать, что такая атмосфера пойдёт на пользу репутации д-ра Мэссона, но ничего подобного. В послесловии к переизданной в 1992 году книге «Посягательства на правду» он признаёт, что за последнее время отношение психиатрии к реальности детских травм полового характера изменилось на 180 градусов: от упорного отрицания до безусловного подтверждения:

«Перемены были обусловлены тем, что новый контингент пациентов и широкая кампания “просвещения» публики оказались источником немалых доходов».

И в самом деле, материальные факторы значат не меньше, чем идеологические.

«Вероятно, самым существенным последствием фрейдизма стало ощущение вины, которое распространилось на целое поколение родителей... Чувство вины за эти грехи требует искупления и очищения, и с этой целью родители прибегают всё к тому же психоанализу. Тем самым учение Фрейда одновременно и генерирует спрос, и предоставляет услуги по его удовлетворению; эта элегантная коммерческая стратегия столь же проста, сколь и прибыльна».

Кто видит здесь лишь беспочвенную иронию, благоволит обратиться к цифрам. За 15 лет, с 1975 по 1990 гг., число психиатров в США возросло с 26 до 36 тысяч, клинических психологов – с 15 до 42 тысяч, клинических консультантов по социальным проблемам – с 25 до 80 тысяч, клинических консультантов по семейным проблемам – с 6 до 40 тысяч. Эта масса специалистов работает главным образом на процедуру, известную под нейтральным именем «развод по обоюдному согласию». Всё зло, какое ни есть в человеческом сердце, находит себе безграничный простор в этой постыдной, поистине дьявольской комедии, и любви – настоящей любви, о которой уже столько было сказано, – просто не остаётся места в жизни, как не остаётся места птицам на залитом нефтью взморье.

«Обоюдное согласие» адвокаты предпочитают разбирательству дела в суде (последнее хоть и прибыльней, зато кто-то из двух потерпит поражение), но для «согласия» нужна «надёжная позиция»... И вот, под диктовку адвоката мать сообщает в прокуратуру, что и как сделал отец со своей дочерью; «клинический консультант» пишет своё профессиональное свидетельство о «вытесненных воспоминаниях»; по жалобе возбуждают уголовное дело, а затем жалобу забирают в обмен на недвижимое имущество и гарантию щедрого пожизненного содержания. Вот и обоюдное согласие. Мудрено ли, что консультанты без дела не сидят, а индустрия разводов раскалывает больше половины семей в «постхристианском» мире?

* * *

У Фрейда было и осталось немало добросовестных критиков на всех фронтах научной и общественной жизни, но беда в том, что они копают недостаточно глубоко. С ними происходит то же самое, что мы видели еще на четвёртом уроке, когда прокладывают траншею и не в силах обкопать и вытащить на свет Божий застрявшую на пути глыбу. В отличие от прочих это сделал д-р Мэссон. Теперь, благодаря его научному подвигу, мы можем предъявить Фрейду иск за открытие «Эдипова комплекса» и «инфантильного эроса», a по существу – за торжественное открытие липовой эпохи (или пластмассовой: “plastic world” по-английски).

Представьте себе такую картинку: Ночь. Лес. Проливной дождь. У обочины машина. Капот поднят; человек держит в руках абсолютно бесполезный гаечный ключ. В окне машины встревоженные, испуганные детские лица. Человек говорит: «Дети... Ну сколько раз вам повторять...Я просто не могу переключить на другой канал».

В этой журнальной картинке, словно допотопная муха в капле янтаря, отпечаталась лживая «система мышления» липового века, который выстроен усилиями современных идеологов различного профиля по эскизному проекту венского доктора. Но простой смысл этой сценки оказался вытеснен из коллективного сознания западного мира: люди смотрят на неё и не понимают, в чём тут дело.

Граница между реальностью и фантазией, первую брешь в которой пробил Фрейд, сегодня уже не просто размыта, а совершенно невидима. Сталкиваться с этим приходится ежедневно, но мало кого это трогает.

Школьникам из разных стран дали задание по математике, а кроме того, предложили вопрос: как они оценивают свои собственные знания. Американцы прочно заняли первое место по самооценке и последнее – по результатам. Вы огорчены? А почему, собственно? Докажите-ка, что результаты важнее самооценки. В липовом мире вам это не удастся. «Д-р Зигмунд Фрейд захватил наши классы, – сетует публицист Мартин Гросс в книге об американской школе под характерным заглавием “Заговор невежества”. – В результате дети не умеют считать, но зато под завязку довольны собой».

Лживый, липовый мир душит жизнь, потому что жизнь – по определению – настоящая: другой жизни нет и быть не может. Именно она, настоящая жизнь, дороже минуты, года или века удовольствия, сомнительного или несомненного, о чём нас пытались уведомить на первом уроке: плакат не достиг цели потому, что молодёжь на остановке автобуса была незнакома с жизнью. С настоящей жизнью, в которой только и возможна настоящая любовь.

На каждой иконе Спасителя есть особая примета, отличающая Его от всех остальных людей. В нимбе вокруг Его головы буквы ὁὢΝ. Это не сокращение, a причастие мужского рода от греческого глагола «быть», прямая цитата из Священного Писания (Исх.3:14), где Бог открывает Моисею Свое имя: «Аз есмь Сый» – Тот, Кто есть. Бытие – отличительная черта Бога.

В липовом же мире нет различия между фактом и фикцией. Нет здесь и посягательства на правду: здесь никто не знает, что такое правда. Вот тут-то и начинают разваливаться наши собственные категории, тут-то и ползут трещины сначала по картине окружающего мира, а гам и по собственной нашей душе – и из неё уходит настоящая любовь.

Поэтому прятаться от Фрейда и в самом деле столь же бессмысленно, как прикрывать лучи солнца полой подрясника. Прямо как в старинной песне:

А за страдания мои

ты ещё наплачешься,

потому что от любви

ты никуда не спрячешься...

Люди страдают и плачут, поколение за поколением, пытаясь спрятаться то от любви, то от Фрейда: но настоящий Фрейд и настоящая любовь суть два полюса той же оси. Либо надо подчиниться его лживой «системе мышления» и забыть про любовь, либо научиться любви и уничтожить ложь светом разума, а обломки спрятать куда подальше. Как мы слышали на десятом уроке по сходному поводу (в значительной мере труды ο. А. Гармаева представляют собой вышивку по фрейдистской канве), их «даже сжигать нельзя – надо где-то в лесу закапывать».

– Что же, если Церковь смогла опрокинуть такого идола, как Фрейд, – хоть и не своими собственными силами, а в союзе с наукой, – это уже огромное достижение! Но всё-таки ещё не победа... Сама любовь выходит против вас, и с нею справиться будет труднее.

He вы первый, не вы последний пытаетесь укротить любовь. Пробовали и святые проповедники, пробовали и «злые критики чужой нравственности», но любовь неукротима. Как люди влюблялись, так и будут влюбляться; как искали любви, находили её, наслаждались ею – так и продолжают. Испокон веков нам пытаются навязать нравственные требования – и всё без толку. Себя не переделаешь.

– Вот вам и снова «тьма пессимизма», только уже не на самом браке, а на личной совести каждого... И снова её надо победить, и снова без помощи свыше мы обречены на поражение.

Из бесчисленных заблуждений современности надо выделить одно, самое массовое, самое очевидное, самое губительное и самое коварное: «Себя не переделаешь». Коварное, потому что сам себя и вправду не переделаешь, не вытащишь себя за волосы из болота; об этом мы говорили на двенадцатом уроке. Однако всё содержание христианской жизни – это содействие Христу в переделывании самого себя, опора на Его всесильную руку При избавлении из болота смерти, то самое покаяние, о котором только что говорилось,

«Каким я в жизни был, таким и в смерти буду!» – дерзко восклицает персонаж «Божественной комедии»; но не надо забывать, что встреча с ним произошла в аду... Человеческая жизнь – не состояние, a процесс; стало быть, вместо бесплодных и безумных «приказаний сердцу» мы в содействии с Христом дадим верное направление этому процессу, как о том сказано в конце двенадцатого урока: «Сердце чисто созижди во мне, Боже...» (Пс.50:12). И сердце очищается, и меняемся мы, и меняется жизнь у нас в душе, и у нас в доме, и вокруг нас.

Почему так популярна клевета на Церковь, будто она запрещает любовь или вводит надзор за интимной жизнью супругов? И почему в то же самое время настаивают на безнадёжности борьбы с грехом, с нравствен ной порчей и гнилью? Понять это несложно по чисто психологическим соображениям. Из века в век закон ведёт борьбу с преступностью, и хотя уголовные преступники были и остаются, – «воровали и будем воровать, брали взятки и будем брать», как вы изволили выразиться, – тем не менее они очень даже болезненно реагируют на успехи правоохранительных мер: даже Ходорковскому не по душе махать киркой под дулом конвоира. Поэтому, конечно же, представители и защитники преступного мира всеми силами пытаются убедить публику, что бороться с ними бесполезно.

– Как это у вас получается сравнивать искренне любящих друг друга людей с уголовными преступниками? Мы не совершаем никаких преступлений и не защищаем их!

– Неправда, совершаете и защищаете преступления против любви.

– Преступления против любви? Я слышала, так говорят про интимную близость без чувства или чувству вопреки. Что, мол, провести с мужчиной ночь за деньги или жить с мужем, которого не любишь, – и то и другое преступление против любви. Но вы-то чувству отводите особое место...

– Совершенно верно: рад, что вы это поняли. Для блудной, внебрачной связи нет разницы, с каким чувством или по каким побуждениям она происходит: как у Амнона и Фамари, как у юного прапорщика и жены полкового командира, как у Анны Карениной и Вронского. Именно она, такая связь, и составляет преступление против любви.

– Но почему?! Ведь любовь по-вашему влюблённость может возникнуть у кого угодно! И зачем равнять изнасилование Фамари с любовью Вронского, это совершенно разные явления. Вронский любил Анну по-настоящему, глупо это отрицать. У них родился ребенок, это было нечто вроде брака. И все в один голос утверждают, что преступлением против любви были как раз бюрократические сложности с разводом, так что они не смогли создать новую семью.

– Начнём с конца: «Все в один голос утверждают...». Помнится, ешё Герцен подметил на заре европейской демократической эры: «Кто уважает истину, пойдёт ли тот спрашивать мнение встречного поперечного? Что, если б Колумб или Коперник пустили Америку и движение земли на голоса?». Прочтите цитату из обращения Патриарха в начале восьмого урока и подумайте: по какой причине сегодня встречные и поперечные усматривают в «сложностях с разводом» преступление против любви? И вспомните заодно некрасовскую эпиграмму на Толстого, которую мы обсуждали на девятом уроке: как поменялось настроение встречных и поперечных за прошедшие полтораста лет?

Теперь про «нечто вроде брака»: это уже почти философский вопрос, а у вас к философии отношение прохладное. Поэтому скажу только для любознательных: здесь видна прямая связь с одним из самых глубоких и грозных евангельских образов – с притчей о пшенице и плевелах (Мф.13:24–30). В ней сказано о том, как рост и созревание ведут к разделению сходных по виду предметов. Вначале плевелы (сорняки) – нечто вроде пшеницы, но потом они вырастают. И что получается? «...И во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою».

«Нечто вроде» бывает в зачатке, в детстве, на первых шагах, a по мере взросления и развития эта категория исчезает. В евангельской притче исчезает свободное пространство между добром и злом: каждый из нас в итоге оказывается либо пшеницей, либо плевелом.

Когда дошкольник берёт в руки скрипку, то «нечто вроде скрипача» звучит как ободряющий комплимент. От той же фразы применительно ко взрослому музыканту уши самопроизвольно сворачиваются в трубочку: в баре на «Диком Западе» никакая охранная табличка не уберегла бы его от выстрела.

«Нечто вроде симпатии» – реальность. «Нечто вроде влюблённости» звучит кисловато, но в принципе возможно. «Нечто вроде брака» – нонсенс, такой же, как «нечто вроде человека» или «нечто вроде Бога».

«Вронский любил по-настоящему...» А Амнон будто бы нет? He напрасно ведь с таким упорством мы работаем с вами над нашим предметом. Вронский был влюблён по-настоящему, это факт, – но любил ли он? Чтобы ответить с уверенностью, перечитайте седьмую часть романа. И надо признать, что Амноново чувство к Фамари было ничуть не менее настоящим.

Теперь мы дошли, наконец, до первоначального вопроса: в чём, собственно, состав преступления против любви? Что, помимо полового инстинкта, объединяет Амнона и Вронского? Что общего между похотливым мерзавцем-насильником и доблестным героем-любовником?

Ответ-то лежит на поверхности. На восьмом уроке, когда речь у нас зашла о самом главном, мы с вами видели: брак первичен, соитие вторично. Интимная близость между мужчиной и женщиной – это материальная основа их супружеской любви. Стало быть, когда её отрывают, выкрадывают из брака, то брак тем самым лишается своего фундамента, разрушается и гибнет.

При этом не так уж важно, каким именно способом была украдена интимность, – хоть бы вы и назвали её любовью, – донжуанским соблазном, наивным чувством или прямым насилием. Также неважно, идёт ли речь о существующем браке, как у Карениных, или о возможном, будущем, Вспомните слова Фамари: «Брат мой, не бесчести меня, ибо не делается так в Израиле; не делай этого безумия. И я, куда пойду я с моим бесчестием? И ты, ты будешь одним из безумных в Израиле. Ты поговори с царём; он не откажет отдать меня тебе».

– Меня, допустим, вы убедили – но ведь не у всех такой взгляд на брак, не все признают настоящей любовью самоотверженность и самопожертвование. Подавляющее большинство, конечно, смотрит на любовь гораздо шире, И, надо сказать, гораздо проще и естественней.

Здесь что-то не то! – скажут они вам. – Сначала вы изобретаете какие-то формальные рамки сексуального поведения, а затем, когда люди не хотят в них втискиваться, обвиняете их в убийстве вами же выдуманного брака! Это несправедливо и глупо. Одно и то же чувство, одну и ту же близость между мужчиной и женщиной вы, по собственному произволу, либо возвеличиваете как что-то очень доброе и полезное, либо, наоборот, поносите как грех и преступление, И это при том, что вы так смело проповедуете свободу. У вас тут явная проблема...

– Если проблема и есть, то решается она очень просто: коль скоро вы сами уже разобрались с нею на уроках любви, то разберутся и другие, только дайте им возможность спокойно понаблюдать и поразмыслить.

О взглядах большинства, о том, как от них зависит истина, мы только что говорили, процитировав Герцена: вряд ли в наше просвещённое время кто-то станет с ним спорить. Что простота хуже воровства, тоже уже говорилось. И о естественности шла речь: у человека имеется естественное сходство с животными, но это вовсе не значит, что наша жизненная задача им уподобиться. Даже наоборот. О свободе также было сказано немало: конечно, тема эта сама по себе неохватная и по-философски далеко не простая, но основные положения мы с вами вполне усвоили.

Браку и его смыслу был посвящён весь восьмой урок. Поэтому сейчас повторяться не будем, а посмотрим повнимательнее на результат нарушения его «формальных рамок», то есть преступления против любви.

Допустим, у вас есть деньги, тысяча рублей. Вы их или заработали, или получили стипендию, или родители вам их вручили, или, наоборот, дети. Кладёте банкноту в кошелёк и идёте по городу: можете купить что-нибудь хорошее, на пользу себе и на радость близким. Оценка ситуации на 100% положительная.

А теперь предположим, что некто вытащил у вас кошелёк и преспокойно шагает рядом с вами, испытывая те же эмоции: у меня, дескать, тоже появились деньги, тоже могу себе кое-что позволить, и настроение у меня по этому поводу отменное.

– Нет, позволь-ка, любезный, – скажем мы ему, – деньги-то у тебя ворованные. Сейчас сдадим тебя правоохранительным органам, там у тебя и настроение поменяется.

– Да что за вздор! – ответит уличный воришка. – Посмотрите на эту тысячную бумажку: она точно такая же, как ваши. Те же разводы, цифры, водяные знаки. Зайдём в магазин, и никто её не отличит от остальных, и я получу за неё те же самые удовольствия, что и вы. Я просто не разделяю ваших взглядов на собственность. Изобрели какие-то формальные рамки, обзываетесь, пугаете милицией... или адскими мучениями.

Картинка далеко не такая глупая, как вам покажется на первый взгляд. Вы, конечно, сразу потянете с полки Уголовный кодекс, начнёте тыкать пальнем в статьи о преступлениях против собственности – и укажете на отсутствие там статей о преступлениях против любви. Но, как рекомендовал всё тот же Маяковский, снимите очки-велосипед: уголовные и гражданские законы меняются самым причудливым и непредсказуемым образом – а добро и зло остаются.

Что было у нас на Руси в 1917-м году? В 18-м? 19-м? 20-м и далее?.. Оттого, что чьи-то руки грабили и убивали братьев и сестёр, отцов, матерей и детей, воплощая в жизнь «революционный закон», оказались ли они чище по сравнению с обычным грабежом и убийством – тем более что сплошь и рядом это были те же самые руки?!

– Понятно, что поступки, которые вы приводите в пример, – воровство, убийство и т. п., – это настоящие преступления, поскольку они причиняют людям явный, бесспорный вред. И супружеская измена – это, конечно, тоже преступление, обида и боль обманутому мужу или жене. Здесь мы видим объективное зло, никак не зависящее от принятых обычаев и стереотипов. Но возьмите теперь отношения двух взрослых, свободных, любящих друг друга людей, не связанных супружескими узами, никому не обязанных отчётом о своей интимной жизни: кому какое дело? Кому, скажите, они причиняют вред, и какой? Чьи интересы здесь нарушены? Где здесь состав преступления?

Ответить вам нечего. Мораль интимных отношений по самой своей природе субъективна, она основана на религиозных убеждениях. Разные у людей убеждения – разные нормы половых отношений: мало ли что напридумывают! Мы не против христианства или других религий, но давайте не будем пытаться ограничить личную свободу, не будем навязывать друг другу своих убеждений. Давайте не будем возводить в ранг всеобщего нравственного абсолюта частных особенностей той или иной религии и в нашей жизни станет куда больше терпимости. добра и любви!

– Это правдоподобное рассуждение, и к тому же весьма популярное, – но, как уже говорилось, на уроках любви мы должны научиться отличать правдоподобие от правды и мнение большинства от истины... Ни то, ни другое не защищает нас от ошибки, а в таком серьёзном деле, как нравственность, ошибка может стать смертельно опасной. И сейчас вы в этом убедитесь, хоть вам и кажется, что мне нечего вам ответить.

Чьи интересы нарушает внебрачная связь, спрашиваете вы. Начнём с совсем простой аналогии. На своей земле, за свои деньги вы построили фабрику, в топках которой горит уголь из близлежащего рудника. Уголь содержит изрядную примесь серы, и над фабричной трубой день за днём колышется мощный тёмнобурый султан. Сцена эта – если она разворачивается в цивилизованной стране – непременно приведёт вас к самым прискорбным последствиям, вплоть до скамьи подсудимых. И если вы начнёте взывать к судье – «Кому, дескать, какое дело до дыма? Чьи интересы нарушены?» – вас могут лишить слова, но облегчения вашей участи не ждите.

He торопитесь цитировать учебники, что сернистые выбросы в атмосферу причиняют людям явный и бесспорный вред, а переведите стрелки часов лет на двести назад, Огни ваших топок горели бы беспрепятственно, принося вам доход и благополучие вашим рабочим, а если бы кто-то заявил вам претензии с патолого-анатомическими данными или химическими формулами, то вы с чистой совестью указали бы ему на дверь: мало ли что там напридумывают...

Вот, это была присказка: она не касается нравственности, а всего лишь напоминает о том, что наши суждения об охране и нарушении интересов людей, во-первых, переменчивы, во-вторых, далеко не всегда очевидны: в самом деле, кому бы могло прийти в голову двести лет назад, что дым из фабричной трубы – это прямой вред здоровью?.. А сегодня, в тех же цивилизованных странах, – к числу которых, надеюсь, в ближайшее время присоединится и Россия, – вас оштрафуют на далеко не символическую сумму за курение в общественных местах. И жалобы на ограничение личной свободы не помогут.

А теперь переходим к самой сути дела. Допустим, я очень стеснён в средствах, и мои близкие, которых я искренне люблю, страдают от тяжкой нужды. Планы, идеи, способности у меня в избытке, а реализовать их не могу: нет денег. И тут вдруг встречается мне некто, ничтожный видом и образом жизни, но владеющий изрядным богатством. Тогда я беру топорик и, проломив этому ничтожеству череп, разом поправляю своё материальное положение.

– Позвольте, это же сюжет «Преступления и наказания»!..

– Разумеется. Рад, что вы его узнали.

– Но какой в этом смысл? Мы прекрасно понимаем, что грабёж и убийство, как и загрязнение атмосферы, – в отличие от половых отношений, – это преступления, причиняющие людям зло!

– Зло? Кому?!

– Да вы смеётесь над нами. Тому, кого вы убили и ограбили.

– Нет, мне не до смеху – как не до смеху было Достоевскому. А вы, видно, не перечитывали его со школы, иначе вы бы вспомнили.

«...C одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живёт, и которая завтра же сама собой умрёт... С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обречённые в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленное на дорогу; десятки семейств, спасённых от нищеты, от разложению, от гибели, от разврата, от венерических больниц, и всё это на её деньги. Убей её и возьми её деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу… He более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна… Ведь природу поправляют и направляют, а без этого пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого человека не было».

Вы забыли, что в той системе взглядов, откуда Родион Раскольников черпал свои идеи, «я» – сверхчеловек, Übermensch, властелин мира, который «имеет право перешагнуть», а старушка и прочие – вши, тараканы, прах земной, не более того. Когда весенним вечером вы прихлопнете комара, вам не приходит в голову, что «вы причиняете зло» невинному насекомому? А даже и возникни такая мысль – что за беда, комаров кругом тучи, и ещё выведутся, а мне он так и впился в щеку...

Это вовсе не заумь, не бесплодные софизмы, как могло кому-то показаться. Фридрих Ницше, младший современник Достоевского, возвёл их в стройную философскую систему, и вскоре «просвещённому» европейцу-колонизатору стало в обычай испытывать эффективность пулемётного огня на представителях «низшей расы»... Какие это принесло плоды в XX веке и какую цену за них заплатили – думаю, напоминать не надо.

Что возразить Раскольникову? Если человек – продукт эволюции обезьяны, то возразить нечеш: в самом деле, есть же разные породы кошек, собак и лошадей. На одних гарцуют генералы, на других возят нечистоты... И только если достоинство человека – это образ Божий, запечатлённый в нём Создателем; если каждый из нас создан для Неба и за каждого пролита Кровь Спасителя на Голгофе – только тогда со всей страшной ясностью открывается ложь расизма, нацизма и подобных им «теорий».

Точно так же, слово в слово, открывается ложь об «отношениях двух взрослых, свободных, любящих друг друга людей, не связанных супружескими узами».

He только интимная, но любая мораль основана на религиозных убеждениях. Опровергнуть этот тезис атеисты-философы пытались двести с чем-то лет, и только сейчас, похоже, выдохлись. Выбросьте религиозную основу – получите Раскольникова, Шигалева, a вслед за ними – триумфальный марш СС-овских дивизий по дорогам Европы. И посмотрите теперь, добавляется ли от этого в нашей жизни терпимости, добра и любви!

Кто конкретно понесёт ущерб от данной отдельно взятой фабричной трубы без фильтра или сигареты с фильтром? Неизвестно, да и неважно: отравление среды обитания в той или иной мере вредоносно для всех. Точно так же преступление против нравственного закона губительно само по себе, помимо уголовного наказания или гражданского иска: оно поражает и губит душу самого преступника, его сообщников, жертв и всех окружающих. Если отморозок-рецидивист вырос в среде воров и убийц, его преступления не становятся менее губительными для него самого. И если те, кто называют себя «подавляющим большинством», не видят зла в ворованной любви (внебрачной связи) и убийстве брака, эти преступления не становятся менее губительными для них самих – как бы ни утешались они своей численностью,

– Однако в наше время это, в самом деле, большинство. И каждая женщина, которая хочет выйти замуж, неизбежно сталкивается с такой дилеммой: мне этого нельзя и того нельзя... Мужчины не воспринимают меня всерьёз, они ищут женщину, а я веду себя как пятилетняя девочка!

– Нет, не как пятилетняя девочка, а как нормальная взрослая женщина.

Тому мужчине, который «не воспринимает вас всерьёз» в силу вашего нравственного достоинства, следует спокойно и вежливо объяснить, что в интимную связь друг с другом вступают муж и жена, и более никто. И добавить несколько слов о том, что такое брак. Если он нормальный человек, он поймёт вас, и ваши отношения будут развиваться нормальным путём. Если, как вы говорите, он ищет женщину (а не невесту, жену, друга), то зачем он вам нужен? Неужели вы рассчитываете, что брак, заключённый с таким «искателем», станет настоящим браком – а не печатью в паспорте и источником неисчислимых страданий?..

Противостояние греха и добродетели, грязи и чистоты, блуда и брака слишком очевидно, чтобы на нём здесь останавливаться. Цель брака не оправдывает развратных средств; если же их применить, рано или поздно скажутся плачевные последствия. Тот, кто по-прежнему ассоциирует интимную связь не с супругом, а с партнёром, как авторы бездарного плаката на первом уроке, не только беззащитен против венерических болезней, но и неспособен ни к любви, ни к браку, ни к счастью.

– Простите, может быть, священнику нельзя задавать такой вопрос... Тем более монаху. Но всё-таки бывает в жизни такая любовь... такая интимная близость, которая опрокидывает все понятия о добре и зле, тем более о браке! Такая любовь, которая переставляет горы, открывает бездны и возносит до неба, так что весь мир исчезает, словно песчинка. Если у вас в жизни не было ничего подобного, то, может быть, вам что-нибудь говорят эти имена: Антоний и Клеопатра, Паоло и Франческа, Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда – неужели вы скажете, что всё это тоже мелкие кражи?

Нет ли здесь исключения из правила о преступлении против любви? Может быть, это исключение, как говорится, подтверждает правило, – но мне кажется, что скорее опровергает... Ведь каждый влюблённый видит свою любовь в тысячекратном увеличении. Я думаю, наша задача – помогать им сохранить такое отношение к своему чувству.

– Священнику можно и нужно задавать любые вопросы, тем более монаху: наша обязанность – просвещать людей, истреблять ложь, ханжество и лицемерие. Тем более на уроках любви! Другое дело, что некоторые вопросы личной и интимной природы лучше задавать на исповеди. Но ваш вопрос мы обсудим в классе с пользою для всех.

Тристан и Изольда, надо сказать, выделяются из вашего ряда. В первоначальной, древнейшей версии этой легенды (которая основана на исторических событиях) мы читаем, как преследователи обнаруживают влюблённых, крепко спящих друг подле друга, а между ними – обнажённый меч. Ну, а из более поздних редакций этот эпизод исчез: «ближе к телу» стало лозунгом читательской массы задолго до Мопассана.

A по существу вы во многом правы. Но нужно ли здесь видеть исключение из правила? И в самом ли деле правила подтверждаются исключениями? (Интересно, кто придумал такой тезис? Он неприемлем ни в точных, ни в естественных науках, ни в религии, ни в нравственности.) Каким взглядом каждый смотрит на свое чувство – вопрос серьёзный, но скорее относящийся к психологии или пастырству, если речь идёт о священнике и прихожанах. Мы же с вами на уроках любви выстраиваем объективную картину, определяем место, принадлежащее чувству в жизни и судьбе людей, независимо от их личных взглядов и вкусов.

Можно ли исходить в своём взгляде на мир и человека из отношения людей к реальным событиям? Представьте себе врача, который в первую очередь озабочен отношением пациента к своей болезни. Конечно, психоаналитики поступают именно так – но не надо отдавать им первенства перед хирургами и терапевтами!

Влюблённость, впрочем, вполне объективно может стать для человека событием колоссального значения. И для одного человека, и для двоих, и для их семей и окружения... Встречаются, и нередко, такие ситуации в интимной жизни, которые никак не сопоставить с мелкой кражей. Что же, разве из этого следует принципиально другая нравственная оценка?

Продолжим нашу аналогию: мальчишка-квартирант пробрался к хозяйке в комнату в смутной надежде найти недопитую бутылку сладкой наливки. Открыл отвёрткой замочек комода, протянул трясущуюся руку вглубь – и вытащил толстую пачку зелёных купюр: вся выручка от продажи квартиры...

Повезло парню? Или нет? Счастье он нашёл в старушкином комоде или собственную погибель? Мелкое приключение обернулось крупной удачей и петля преступления затянулась на горле, утащила человека на дно. Точно так же бывает и с приключениями другого рода.

Конечно, нельзя ставить знал равенства между скотским развратом, какой мелькнул перед нами в начале первого урока (кстати, далеко не очевидно, насколько этот разврат распространён в нашем обществе, и не усиливают ли впечатление, словно эхо, длинные и глупые языки: вспомните, как добрый доктор Кинзи вёл свои «научные изыскания» и как младшие школьники иной раз обсуждают такие материи, от которых воздержится иной биндюжник), и тем пластом жизни, какой мы связываем с приведёнными выше романтическими именами. Но от этого не легче: недаром этот пласт и в литературе, и в живом опыте тех, кто с ним знаком не понаслышке, до самых краёв насыщен слезами и кровью.

Да, бывает, что случайная связь оборачивается «роковой любовью», когда на неподготовленную душу накатывает что-то огромное, доселе неведомое, такое манящее, желанное и всепоглощающее но от этого лишь ещё более злое, губительное и беспощадное. Бывает и такое, чему свидетель Митя Карамазов в его братском увещевании к Алеше: «...Влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя». Так что надо бы к вашему списку романтических имён добавить с полдюжины героев Достоевского – для большей убедительности. Чем больше украсть, тем Печальнее будет расплата.

«Какое самое страшное время суток? – говорила однажды женщина, вполне устроенная и благополучная, но с тоской и болью вспоминавшая прожитые годы. – Конечно, раннее утро... Просыпаешься, и первая мысль: почему этот человек у меня в постели? Зачем он здесь? Зачем я здесь? Бежать... Куда?». Одно из самых сильных, пронзительных стихотворений Блока, «Последний день», начиная с этого безысходного, непереносимого, хорошо знакомого «подавляющему большинству», но тщательно скрываемого от самих себя чувства:

Ранним утром, когда люди ленились шевелиться,

Сёрый сон предчувствуя последних дней зимы,

Пробудились в комнате мужчина и блудница,

Медленно очнулись среди угарной тьмы...

– переводит его в реальность Страшного Суда:

...Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.

Там, на грязной улице, где люди собрались,

Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья –

На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…

Высоко – над домами в тумане снежной бури,

На месте полуденных туч и полунощных звезд,

Розовым зигзагом в разверстой лазури

Тонкая рука распластала тонкий крест.

Наказание за преступление постигает далеко не только тех, кто ради утверждения своего «права» проламывает череп старушке-процентщице; и совсем не обязательно впадать в бездны разврата, – клинические или уголовные, – чтобы испытать тяжесть расплаты за преступления против любви. Достаточно пьяной горечи бесстыдства от нескольких «лёгких романов», или одного-двух «пробных браков», когда по утрам наседают неотвязные мысли о дальнейших пробах... Потом люди женятся, выходят замуж, «сохраняют семью», «терпят мужа (жену)», «живут как все» – и ночною порой даёт о себе знать застарелая рана:

Я дважды пробуждался этой ночью

и брёл к окну, и фонари в окне,

обрывок фразы, сказанной во сне,

сводя на нет, подобно многоточью,

не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,

проживши столько лет с тобой в разлуке,

я чувствовал вину свою, и руки,

ощупывая с радостью живот,

на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,

я знал, что оставлял тебя одну...

Или вот это жало, острое и мучительное, врезанное в плоть коллективной памяти российских поколений:

...Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,

Теснится тяжких дум избыток;

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток;

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

Повнимательнее прочтите последнюю фразу: я хотел бы смыть слезами давние строки своей жизни, но, увы, не способен. Их, эти печальные строки наших преступлений, смывает только Кровь Самого Бога, Который стал ради нас Человеком, – если мы ответим любовью на Его любовь и взойдём вместе с Ним на Крест (См.: Гал.2:19–20; 1Пет.4:1–2). Но вы, вместе с «подавляющим большинством» (кого и зачем оно подавляет? и зачем мы уступаем такому давлению?), имеете другое понятие о любви, смотрите на неё «шире, проще и естественнее»...

И когда предрассветный ветерок тронет штору, за окном грянет птичий хор, прошелестит первый троллейбус и прогремит первый трамвай, затеплит узоры обоев золотистый отсвет зари и различит каждый волосок в рассыпанных на подушке прядях, – тогда вы, случайно Проснувшись и взглянув на икону в углу, где огонёк лампады уже почти неразличим в свете нового дня, не скажете беззвучно: «Благодарю...», прошептав вслед за именем Божиим какое-нибудь нежное, только двоим известное имя. Вам не понять, не испытать, что раннее утро – это несравненно и непередаваемо прекрасное время, когда, не открыв ещё глаз, чувствуешь рядом с собою самого близкого, любимого и единственного в этом мире человека, и со слезами благодаришь Бога за любовь цельную и чистую, прошлую, настоящую и будущую.

– Всё это интересно и очень поучительно, но не кажется ли вам, что вы ломитесь в открытую дверь? Вы ведь много добрых слов сказали о науке, о естественнонаучном знании. В наше время совсем не надо пускаться в такую метафизику, в такие сложные рассуждения, чтобы понять, насколько опасны, губительны внебрачные связи: для этого есть простое научное обоснование. Вот, читайте:

«...Связь девственности с качеством потомства смогли объяснить генетики, открывшие в прошлом веке явление телегонии. Оно заключается в том, что решающее влияние на потомство женщины имеет первый в её жизни мужчина. Именно он, а не будущий отец ребенка, закладывает генофонд потомства каждой женщины, вне зависимости от того, когда и от кого оно будет рожать своих детей».

Конечно, открытие это сразу засекретили. И сегодня про телегонию знают очень немногие. Но заговор молчания надо разрушить, и тогда нравственный климат полностью изменится.

– Снова убеждаемся, что простота хуже воровства. Куда хуже! И наукообразие – словно спички в руках неразумного ребёнка.

Заговор молчания если и есть, то довольно-таки шаткий: про телегонию не первый год бубнят на всех углах те же самые безбожные листки, что запугивают публику пластиковыми карточками, налоговыми номерами и штрих-кодами. Но подобное будем лечить подобным. Вы нам про липовый заговор, а мы вам – про всамделишный и очень опасный.

Заговор этот направлен точно против наших читателей, людей достаточно любознательных и толковых, чтобы интересоваться наукой и в целом понимать предмет разговора, но не настолько осведомлённых, чтобы сразу вскрыть обман. Значит, они, согласно кивнув головой, проглотят это «научное обоснование» – а потом кто-нибудь более образованный злорадно посадит их в лужу, осрамив перед родными и знакомыми. Вот тогда-то они в гневе вышвырнут вон всю телегонию, а заодно и всё остальное, почему-либо с нею связанное: например, Евангелие. Вот так-то и действуют настоящие заговорщики, которым поставлена цель изменить наш нравственный климат!

Теперь немного по содержанию вопроса. Влияние половой активности самки на вероятность мутаций (например, за счёт проникновения чужеродной ДНК в яйцеклетку в стадии созревания) не следует отрицать, и опыты на грызунах демонстрируют такую возможность; но, очевидно, эксперименты такого рода на людях исключены, а наличные данные не дают никаких оснований для опровержения классической генетики. В любом случае приведённое выше утверждение о «независимом заложении генофонда потомства», очень мягко выражаясь, не лезет ни в какие ворота.

Тема эта обсуждалась на весьма представительном православном научном форуме – на Международных Рождественских чтениях 2005 г, в Москве, – где были подробнейшим образом рассмотрены и опровергнуты все не-слишком-научные доводы проповедников телегонии. Каждый желающий может самостоятельно ознакомиться с этими материалами, a мы здесь приведём лишь краткую цитату из заключительной части доклада Г. Муравник:

«...Проблема, как мне представляется, лежит не только и не столько в научной плоскости. Во всей этой истории с “феноменом телегонии” непонятно одно: кому и зачем понадобилось вытаскивать эту покрытую пылью столетий проблему, фальсифицировать её и строить на ней проповеди, направленные на воспитание христианской нравственности? Хочется спросить: а если после добрачного (или внебрачного) полового контакта не будет наблюдаться никаких последствий для здоровья будущих детей, то что же тогда все “это”можно? Или вce-таки нельзя?..»

Вот и выходит, что в наше время, как и в любое другое, необходимо пускаться в рассуждения о жизни, добре и зле – пусть и не слишком сложные, но очень серьёзные и ко многому обязывающие.

– Как я понял, мы приближаемся к концу наших уроков... Примем всё, что вы говорите о любви и браке, и получается стройная, согласная картина человеческой жизни... С одним исключением. А вы ведь сами заметили, что исключение опровергает правило!

У вас получается, что без брака никакой жизни быть не может. Но ведь не все женятся, не все выходят замуж: это наблюдаемый факт. Что же это, неполноценность, проклятие какое-то тяготеет на одиноких? И монахи, к числу которых вы и сам принадлежите, тоже ведь не вступают в брак...

– Маленькая, но важная деталь: без брака никакой половой жизни быть не может. И тогда всё встаёт на свои места. Даже намёка нет ни на какую «неполноценность» в безбрачии. Скорее уж наоборот.

– Однако половая жизнь необходима для здоровья! Для мужчин воздержание просто вредно. Развивается аденома предстательной железы, это угроза для жизни.

– Мы с вами уже видели немало случаев, когда научное знание опровергает околонаучные суеверия и заблуждения – а невежеетвенные люди упорно за них цепляются, называя их «научными». Что ж, перед нами ещё один такой случай. Надо сказать, что в прошлом медицина действительно пыталась связать половое воздержание с различными болезнями, в частности с опухолями простаты у мужчин, исходя из ошибочных, грубо-механистических представлений о функциях человеческого организма, Конечно, и антихристианская идеология воздействовала на гипотезы медиков – как и сейчас продолжает воздействовать. Но наше время, конечно, куда более просвещённое, чем раньше!

«Девство я считаю гораздо досточтимее брака; и однако чрез это я не поставляю брака в числе худых деп, но даже очень хвалю его... Кто осуждает брак, тот сокращает славу и девства; а кто одобряет брак, тот еще более возвышает девство и делает его более дивным и светлым».

(Свт. Иоанн Златоуст, Книга о девстве, 9–10).

– Обратимся к странице в Интернете одной из ведущих американских организаций по охране семьи и детства American Pregnancy Association, He надо думать, что сама по себе такая страница декларирует истину в последней инстанции. Дело в другом: если окажется, что представленные здесь медицинские сведения или гигиенические рекомендации можно опровергнуть на основании научных (то есть убедительных в судебном разбирательстве) данных, то идейные противники, которых всегда достаточно у подобной организации, непременно нашли бы повод для успешного судебного иска, который влечёт за собой выплату многомиллионных компенсаций и неизбежное банкротство. Поэтому такие сведения (в отличие, конечно, от экстремистских и маргинальных групп) можно в известной мере рассматривать как прошедшие цензуру достоверности. Итак:

«Вопрос: Какие побочные эффекты или факторы риска для здоровья связаны с половым воздержанием?

Ответ: Побочные эффекты и факторы риска для здоровья, связанные с половым воздержанием, отсутствуют».

О заболеваниях предстательной железы у мужчин можно справиться и в медицинских источниках, например, «Всё о мужском здоровье», где на одиннадцати страницах говорится о «предрасполагающих факторах к заболеванию простатитом». Среди них ни разу не упоминается половое воздержание.

Здесь же даются и конкретные рекомендации о ритме половой жизни, и объяснение, почему воздержание не Представляет угрозы для здоровья:

«Риск развития простатита значительно выше при нерегулярной половой жизни (имеется в виду рваный ритм половой жизни, что называется: то густо, то пусто). При полном прекращении половых контактов происходит угнетение выработки секрета простаты, тем самым снижается риск его застойного накопления в железе и развития бактериального простатита».

Иными словами, женатым и замужним нельзя расставаться надолго, а тем, кто в браке не состоит, нечего опасаться, пока и поскольку они не впадают в грех. Как видите, подлинно научные данные отлично согласуются со здравым смыслом, с многовековым христианским опытом.

– Хорошо, согласен, телесному здоровью безбрачие ничем не угрожает. Но если Бог есть любовь, а настоящая любовь возможна только в браке, значит те, кто лишены брака, лишены заодно и Бога... Вот это уже очень и очень грустно!

Ведь судьба у каждого своя. Далеко не всем она сулит брак: многие, особенно женщины, чья внешность не соответствует модным «стандартам красоты», не могут выйти замуж. А многие другие, чуть ли не больше половины, разводятся.

– Настоящая любовь, основанная на интимной связи между мужчиной и женщиной, возможна только в браке: это факт, и хорошо, что вы его усвоили как итог наших уроков. Но именно поскольку Бог есть любовь, у нас нет никаких поводов для грусти и никаких сомнений в настоящей любви на иных, помимо брака, основаниях. Ведь Сам Бог стал человеком и дал нам образец любви не в брачном соединении, а в крестных страданиях.

Что такое судьба?.. В христианском мировоззрении понятие это принципиально отличается от обыденного (а вернее сказать, языческого или оккультного, которое маловерующие люди по невежеству принимают за нечто естественное). «Судьба послушного ведёт, непослушного тащит», – эта латинская пословица в христианском сознании лишена смысла. Предопределение, принятое многими нехристианскими конфессиями и еретическими верованиями, совершенно чуждо Православию. Нас в принципе никто никуда не тащит: мы свободны в своём выборе. Но состав нашего выбора, наши возможности, дороги, которые мы выбираем, – это и есть наша судьба. И она действительно у каждого своя. Разные люди, разные судьбы. И каждый отвечает за свой выбор, за направление выбранного пути,

Баскетбол – хорошая игра. Моё желание стать высококлассным баскетболистом ничем не предосудительно. Но если рост у меня метр семьдесят, то баскетбол – не моя судьба. И с этим надо смириться.

Знание иностранных языков благотворно для души и полезно в жизни. Моё желание выучить арабский, китайский и санскрит можно только приветствовать. Но если в школе на уроках немецкого я, как ни бился, не мог усвоить склонение определённого артикля, то языки – не моя судьба. И с этим тоже надо смириться.

Сколь бы сильно ни был искажён и извращён брак в современном обществе, – что вы сами только что заметили, напомнив про гибель более половины семей, – брак несёт в себе благодать, и люди к нему стремятся, о нём мечтают... Что ж: мечтают и о карьере Профессионального баскетболиста, и о высокой должности где-нибудь в Пекине, однако смиряются с тем, что предлагает им судьба взамен, – и выбирают себе другой жизненный путь. Стало быть, будем смиряться с безбрачием, смиряться – и радоваться, двигаясь вперёд по избранной дороге.

Сказано это и о тех, кто не был женат или замужем, и о тех, кто потерял семью на дьявольском алтаре развода. Вступить в брак не так уж сложно; гораздо сложнее его реализовать – чтобы он стал не могилой, а колыбелью, школой и храмом любви, малой Церковью, Если этого не произошло – не будем отчаиваться или в панике искать ускользающий шанс. Зачем?..

Настоящая любовь достижима путём брака: это непросто, но возможно, Но достижима она и путём безбрачия, Слава Богу, наша судьба нечасто ведёт нас на Голгофу физической пытки; но она непременно должна быть судьбой несения креста, судьбой самопожертвования. В браке или в безбрачии, так или иначе, христианская судьба – это средство отдать себя ближнему.

Кто бывал на Кавказе, в Карачаево-Черкессии, у того в душе остаётся неизгладимый образ: над буйной щедростью красок и форм горного ландшафта – над всеми хребтами, пиками, ледниками, перевалами, осыпями и моренами, над ущельями, реками и озёрами, лесами всех видов и скалами всех пород, над землёй и водой, словно надо всем миром, – уходят в синеву сияющие белоснежные склоны. Это Эльбрус.

Впрочем, у тех, кто всерьёз смотрит на жизнь, захватывающая красота Эльбруса не вызывает удивления. Они понимают, что гора-исполин создана Господом для нас с вами – не просто напомнить нам о генеральном направлении нашего земного пути, но и зримо, наглядно убедить нас в достижимости нашей цели. Восхождение к небу – ногами, с рюкзаком и ледорубом, или хотя бы глазами, – служит образом нашего реального восхождения к Небу.

Издали Эльбрус видится единым монолитом, но вблизи заметно, что у горы две вершины. Обе ведут в небо, но одна повыше, а другая пониже. На обе сразу подняться невозможно; в некоторой точке надо сделать выбор – куда идти. Если будешь топтаться в сомнениях и нерешительности, не попадёшь ни туда, ни сюда, так и останешься внизу.

Чудны дела Твои, Господи! Можно ли с большей ясностью показать нам наши земные судьбы?.. Вначале мы все вместе движемся вверх, преодолевая собственную слабость и сопротивление грехов, но наступает момент, когда наши дороги расходятся. Кто-то держит путь на Восточную вершину, кто-то – на Западную: кто-то выбирает брак и семью, кто-то – безбрачие и монашество. Для одних этот жизненно важный выбор очевиден с молодых лет в силу их физического и эмоционального устроения, а для других становится игогом долгих поисков, проб и ошибок.

«Монашество – свет миру, идеал евангельской жизни во Христе. Как говорит преподобный Иоанн Лествичник, “свет монахам – ангелы, а свет для мирян – монашеское житие”. Но будет ошибкой разделять устремленность к Богу людей, живущих в миру, с той, которая присуща вставшим на путь иночества. Евангелие одно для всех. Божественная благодать изливается на каждого в той мере, в какой она востребована человеком, в какой она может быть им воспринята и возвращена Богу той любовью, на которую этот человек способен. Вопрос лишь в том, насколько мы отзываемся на призыв Бога, звучащий в нашем сердце, насколько мы готовы идти путем, к которому призывает нас Христос.

...Бог не спасает нас без нас. В ответ на нашу готовность идти за Ним, на наше взыскание Бога и Его правды, Он дарует нам Свою помощь в несении жизненного креста, определённого каждому по его силе. В древности отцы Церкви хорошо понимали это, и в первые века христианства не было отдельных правил для монашествующих и мирян. Да и само понятие монашества возникло со временем, когда подвижники христианских общин достигли такой внутренней силы, что, почувствовав тленность всего земного, стали уходить в пустыни.

...Желающий подлинной монашеской жизни бежит не от житейских проблем, от не сложившейся жизни в браке или неустроенности в миру. В монастырь приходят не ради ограждения себя от мятежного житейского моря, от досаждающих бурь и треволнений мирского бытия, a по любви, по призванию, и только. Если в сердце не обретается ростков любви, если человек не способен быть наедине с Богом и не чувствует в себе глубокой потребности в уединённой молитвенной жизни, то говорить в таком случае о монашестве по меньшей мере преждевременно. Поэтому и существует в монастырской традиции длительный искус, когда человеку, пришедшему из мира, даётся возможность оценить глубину собственных побуждений и принять, с Божией помощью, решение о готовности встать на трудный, тернистый путь монашеского делания и служения.

...Слово “служение” мною использовано совсем не случайно. Монах – это человек не только умерший для мира, но и не принадлежавший себе. Он всецело вручён Божественной любви, он орудие в руках Божиих, которым любовь привносится в мир. Любовь же всегда сопряжена с жертвой и подвигом...»

(Из Обращения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия на Епархиальном собрании г. Москвы 24 декабря 2007 г.)

Большинство стремится к Восточной вершине, к браку. Большинство – но не все. Некоторым с юности чужды дискотеки, танцы, вечеринки, прогулки парами в тёмное время суток и прочие мероприятия подобного рода. Их больше влечёт Западная вершина – безбрачие.

Различие между сторонами света в данном случае определяется тем, что Западная вершина Эльбруса несколько выше Восточной. Памятна беседа Спасителя с учениками на эту тему: «Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано...» (Мф.19:10–11). Дорога безбрачия, – точнее сказать, дорога к Небу через безбрачие, – круче и выше дороги брака; она не для всех, но лишь для тех, «кому дано». Лишаясь брака, они не только не лишаются Бога, а, напротив, обретают возможность уверенней дойти до Него.

Ho чтобы воспользоваться этой возможностью, человеку нужно всё то же средство, о котором мы ведём речь: любовь. Ради этого существует монашество, ради этого создаются монастыри.

– В монастырь идут, чтобы спастись?

– И да, и нет. Да, потому что монашество – это образ жизни для тех, кто не вступает в брак, так же как семья – для тех, кто женится и выходит замуж. Как бракосочетание, так и монашеский постриг – это прежде всего и главным образом обет верности. Взяв на себя обет верности, – либо супругу, либо монашеской общине, – мы получаем взамен способность к любви и к сохранению спасительного курса на дороге жизни.

Но в то же время на ваш вопрос можно ответить и «нет». Нет, потому что спасение – это цель жизни каждого человека, мирянина или монаха, без разницы. Если забыть об этом, то получится, что только в монашестве возможно истинное христианство – а это уже прямая ересь, осуждённая многими церковными канонами.

Природу монашества чётко определил святитель Иоанн Златоуст:

«Ты очень заблуждаешься и обманываешься, если думаешь, что иное требуется от мирянина, а другое от монаха; разность между ними в том, что один вступает в брак, а другой нет, во всём же прочем они подлежат одинаковой ответственности».

Исходя из этих слов, мы неизменно должны помнить: Христос, Его благовестие, Его заповеди и Его спасение остаются теми же самыми и в монастыре, и в семье, и в одинокой жизни «в миру». Есть простая аналогия с людьми на штатской работе и воинской службе: и те, и другие суть граждане той же страны, живут теми же интересами, подчиняются тем же законам. Однако в годину тревоги вторые принимают особый подвиг – уходят на войну и, защищая первых, подставляют грудь под пули врага. Так же и монашество берёт на себя особые духовные задачи, не слишком заметные для мирян, но необходимые для всей Церкви. Потому-то и предупреждает Спаситель, что дорога эта не для всех.

«...Оставим, друг мой, это препирательство. Лучше подведём итог рассуждениям своим... Христов идеал для всех совершенно один. Равно все христиане могут восходить на все ступени нравственного совершенства. Думать, что миряне могут достигать лишь средних ступеней, а высшие доступны только монахам, я считаю нелепым... Монахи от мирян отличаются только обетом безбрачия. Но и этот обет не вносит чего-либо нового в моральном смысле, потому что безбрачие – лишь один из путей жизни наряду с путем брачным. Оба эти пути сами по себе не делают человека святым или грешным. Унижать в нравственном смысле один путь перед другим – крайне неумно».

(Священномученик Иларион, архиеп. Верейский [†1929]. Христианства нет без Церкви).

– Наверное, очень трудно удержаться на такой дороге? Для этого необходимо быть настоящим аскетом!

– Сначала немного об аскетах: ещё одно слово, к которому мы попадаем в невольный плен. Причём пленение это скорее отрицательное: не Притяжением, а отталкиванием, как в распространённом выражении «Мы ведь не аскеты...», которое, по мысли говорящих, даёт им некое право на пренебрежение нормами христианской жизни, если не на прямой разврат.

Разумеется, для этого нет ни малейших оснований. Вот как объясняет смысл аскетизма митрополит Киевский и Галицкий Антоний:

«“Аскетизм выдуман монахами”... Одна московская дама выразилась еще решительнее: “Всю вашу религию выдумали попы: я признаю только Иверскую и мученика Трифона (L’Iverskaya et Triphon le martyr), a прочее всё глупости ”. Ho эти фразы показывают, прежде всего, что наши образованные люди не понимают слова аскетизм.

Понятием этим вовсе не предрешается строй нашей жизни, и само по себе оно не включает в себя ни девства, ни постов, ни отшельничества. Аскетизмом, или духовным подвижничеством, называется жизнь, исполненная работы над собой, такая жизнь, целью которой является уничтожение своих страстей: блуда, самолюбия, злобы, зависти, объедения, лености и пр. и наполнение души духом целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви, которая никогда не бывает одинокой добродетелью, а лишь спутницею и совершительницею перечисленных свойств души».

Далее, говоря об уклонениях Римо-Католицизма и Протестантизма по сравнению с Православием, митрополит Антоний подчеркивает: «...B основании всех заблуждений лежит неразумение простой истины, что христианство есть религия аскетическая».

Итак, приведённая выше популярная фраза «Мы ведь не аскеты...», по существу, равносильна откровенному признанию: «Мы ведь не христиане...»

А удержаться на монашеской дороге, пожалуй, не труднее, чем на дороге брака. Как ни странно может это показаться, именно вступление в брак требует от нас особой отваги и решимости, Ведь человек вступает в брак сразу, одним движением. Никакой «пробный брак», по существу, недопустим и невозможен. Пока я не вступил в брак, я не знаю, не испытываю супружеской жизни; испытать её я могу только в браке.

Путь же к монашеству, который называется послушничеством (иногда также иночеством, хотя бывает, что иноками именуются и сами монахи), даёт возможность вполне узнать и почувствовать, что это такое. Послушник живёт в монастыре и участвует в его жизни наравне с монахами. Когда ему вручают рясу и клобук (что именуется рясофором – ношением рясы), даже внешний вид его отличается от монашеского лишь отсутствием мантии. После длительного, иногда многолетнего послушничества он может стать монахом – получить пострижение в мантию, – принеся монашеские обеты безбрачия, нестяжания и послушания.

Всё сказанное в полной мере относится и к женскому полу – послушницам (инокиням) и монахиням.

– А те, кто принесли монашеские обеты, для них уже нет дороги назад? Что если кому-то захочется, например, жениться... Мы же видели, что от любви никто не застрахован!

– Интересный вопрос. Давайте-ка спросим тех, кто вступает в брак, кто приносит супружеский обет Перед святым алтарём или хоть перед гражданским чиновником: «Подумай-ка, друг, или подруга, куда это тебя несёт? Вдруг семья тебе надоест, возьмёшь да и влюбишься в кого-то другого. Знаешь ведь, от этого никто не застрахован!..» Вздор, не так ли?

To же самое надо сказать и о монашестве: никого в монастырь, как и в брак, кнутом не загоняют. Наша воля остаётся свободной и в браке, и в монашестве; наш путь к Небу, по одной ли дороге, по другой ли, мы способны пройти только в свободе. Конечно, в жизни у каждого из нас бывают огорчения, скорби, конфликты. От неуместного чувства, внезапно обжигающего сердце, как и от многих других испытаний, будь то в браке или в монастыре, в самом деле никто не застрахован. Но, вступая в монашество или в брак и принося обет верности, мы удостоверяем свою готовность противостоять всем этим трудностям, опираясь на силу Того, Кому мы этот обет приносим: на Бога. А Бог, как мы с вами знаем, это любовь.

Монах и монахиня отдают себя в жертвенной любви своей монашеской общине. Проявляется эта любовь в том самом качестве, которое мало кто приветствует и ценит, но которое, оказывается, очень важно для каждого христианина, а не только для монаха: в послушании. А потому его мало ценят люди, что им неведома настоящая любовь: если я отдаю себя в любви ближнему, то я с радостью готов слушаться его... Послушание же без любви – это рабство.

Есть одна особенность монашества, которая не так важна для самого монашеского подвига, но по ряду причин стала сегодня очень заметной. В течение долгих веков, более тысячи лет, как на Западе, так и на Востоке, монашество оказалось хранителем и двигателем книжного, письменного наследия Церкви. В результате церковная сокровищница христианской мудрости это сокровищница главным образом монашеская.

Вплоть до недавнего времени этот хорошо известный факт не вызывал никаких недоразумений и тревог; но буквально в течение полутора-двух десятков последних лет, то есть по церковному счёту времени мгновенно, он оказался для многих изрядным камнем преткновения. Почему? Да потому, что свобода печати, юридическая, экономическая и техническая, внезапно открыла всю эту сокровищницу, на страницах книг, журналов, газет и Интернета, перед неподготовленной, но любопытной массой людей. В результате у них сложился несбалансированный, искажённый взгляд на многие глубокие вопросы христианской жизни.

Допустим для сравнения, что в спортивной литературе почему-то произошёл перекос: 90% всех спортивных книг, обзоров и новостей оказались посвящены единоборствам и лишь 10% – всем остальным видам спорта вместе взятым. Прилавки книжных магазинов, экраны телевизоров, страницы газет, журналов и Интернета завалены материалами про бокс, каратэ и т. п, – а по футболу, лыжам или гимнастике днём с огнем ничего не сыщешь. Заметьте, что странный этот перекос скажется не столько на спортсменах, – они будут по-прежнему делать свое дело, – сколько на агрессивном настроении и поведении широких масс молодёжи...

Подобным же образом искажается и околоправославное мировоззрение. Примеры тому мы видели на седьмом и десятом уроках; заблуждения бывают и менее броскими, но от этого не менее опасными. Нередко их предметом оказывается и послушание. Приведём в этой связи цитату, которая имеет троякую ценность: во-первых, она исходит от одного из самых глубоких и почитаемых учителей монашества, преподобного Симеона Нового Богослова (X век), во-вторых, трактует само понятие авторитета, а вместе с ним и послушания и, наконец, в третьих, утверждает роль просвещения:

«Сам исследуй божественные Писания, особенно же практические сочинения Святых Отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с божественными Писаниями принимать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельстится».

Что говорит сегодня о послушании наша Церковь? Можно до бесконечности барахтаться в бескрайнем море мнений, суждений и цитат отдельных авторов, но в этом нет ни малейшей нужды. Лучше прислушаться к её соборному голосу, прозвучавшему в докладе о монастырской жизни на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в октябре 2004 г.:

«Если к послушанию принуждают – это не может находиться в согласии с монашеской и церковной традицией. Насильно в Царство Небесное не затащишь. He дисциплиной и даже не соблюдением устава созидается монастырское братство, а только любовью, да и сами уставы свидетельствуют о любви».

– Ho ведь говорят же, что послушание выше поста и молитвы, что за одно послушание Господь помилует верующего, простит ему все грехи!

– Здесь ошибка, и очень глубокая, Мы с Богом не торгуемся, счётов не сводим. Он нас милует и прощает грехи не «за что-то», а «почему-то» – а именно потому, что Он нас любит.

Вывод этот не только богословский, но и лингвистический (а богословие обязательно основано на серьёзном языкознании): греческий предлог «диа» часто переводился на церковнославянский как «за», и в результате множество выражений из Священного Писания с этим предлогом вошло в нашу речь и в наше сознание. Однако его русское значение совсем другое, что и отразилось в Синодальном переводе Священного Писания в XIX веке. Например: «Разористе заповедь Божию за предание ваше» (Мф.15:6). Русский перевод: «Вы устранили заповедь Божию преданием вашим». Или ещё: «За умножение беззакония изсякнет любы многих» (Мф.24:12). Русский Перевод: «По причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» – и т. п.

К сожалению, однако, никакой перевод не гарантирует полной точности (поэтому Священное Писание надо изучать, а не просто читать, как занимательные истории). В Синодальном переводе св. апостол Павел говорит о противниках Христа как о «погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения». «И за сие пошлёт им Бог действие заблуждение, так что они будут верить лжи...» (2Сол.2:10–11). Здесь подряд два предлога «за» создают то самое ошибочное впечатление, о котором сказано выше; напротив, церковнославянский текст гораздо вернее передаёт смысл оригинала: «...погибающих, зане (потому что) любве истины не прияша. И сего ради (по этой причине) послет им Бог действо льсти, во еже веровати им лжи...»

Так одно короткое служебное слово оказалось поводом для длительного и упорного недоразумения. Правда, что по причине нашего послушания мы можем стать более восприимчивы к Божиим дарам, к Его милости, если послушание соединено с любовью. А если нет – то всё наоборот, послушание становится орудием гибели, причём для обоих: и для требующего послушания, и для исполняющего. Вот короткая проповедь на эту тему, можно сказать, зарисовка с натуры.

Братья и сёстры!

В церковном календаре сегодняшний праздник носит название Недели Православия, или Торжества Православия. Все вы знаете, конечно, что он связан с событиями глубокой древности, когда Церковь преодолела ересь иконоборчества, и сегодня мы вспоминаем также и другие победы Православия над различными еретическими, неправославными, безбожными учениями и направлениями человеческой мысли.

Неудивительно, что большинство из нас смотрит на это, как сказал поэт, «словно в бинокль перевёрнутый»: да, были там когда-то какие-то богословские проблемы и тонкости, учёные люди разобрались, злодеи посрамлены... А нам-то что до того? Мы-то все сплошь православные.

Мы, вон, пришли в церковь с утра в воскресение, когда другие спокойно спят. Мы, вон, уже целую неделю пропостились, когда другие пропускают по рюмочке да салом закусывают. Мы, вон, и детям-внукам c утра есть-пить не даём, пускай поревут-поплачут, это им полезно для смирения. Мы, вон, в каждую этикетку на пачке пряников вчитываемся до рези в глазах, и если хоть одну паршивую молочнокислую бактерию там обнаружим – беда! Отдать пряники снохе, она всё равно не постится, безбожница. Когда положено – кланяемся, когда не положено – не кланяемся, «делом, словом и помышлением, зрением, слухом, обонянием» на бумажке аккуратно выписываем и батюшке на исповеди отдаём, всё вычитываем, всё выстаиваем – чего ещё-то от нас нужно? Со всеми в мире, ни на кого не гневаемся, голоса не повышаем, в голову не берём. У нас простая, детская вера. Чего нам-то о богословии беспокоиться?

А я вам сейчас скажу, чего беспокоиться. Вот лежит у меня на пороге кельи половая тряпка. Я с ней в мире? Абсолютно. Я на неё гневаюсь? Никогда. Голос повышаю? Да ни в жизнь. И в голову ровно ничего на её счёт не беру. Пройду по ней, вытру ноги аккуратненько, пяткой расправлю – и весь с ней разговор. Она, может, и пискнет иной раз что-нибудь, тряпочка моя, о чём-то меня попросит, пожалуется, всплакнёт – а я её каблуком приложу покрепче: пускай смиряется, это для неё как раз, лучшего не придумаешь. Такие вот у меня с ней прекрасные «православные» отношения.

Ну, бывает, конечно, что тряпка совсем потеряет вид, затаскается, уже и видеть её противно, и посторонним людям стыдно об неё ноги вытирать. Тогда ладно, брошу её в ведро, прополосну – и вom она у меня снова чистая. А если уж, так и быть, повешу её просушить на южном солнышке да на морском ветерке – тут уже радость до небес и слёзы счастья: «Подумать только, и мне, простой тряпке, – такая высокая честь»... Ну, подсохнет, и снова на место. А как обветшает – скажу: «Хорошая была тряпка, умерла на послушании!», швырну на. помойку, а себе новую найду – и дело с концом.

Повезло тряпке, как вам кажется? Вспоминаете, что послушание и смирение выше поста с молитвой? Думаете, пострадала тряпка, смирилась, потерпела в этой жизни, а теперь в селениях праведных учиняется и на лоне Авраамле упокояется? Да ничего подобного. He надо себя обманывать.

Тряпкой была она в земной жизни, тряпкой и осталась после смерти. Я сам лично выбил из неё образ Христа своими сапогами. Кроме моих сапог, другого бога у неё не было и быть не могло: я ей об этом не раз напоминал, подбирая нужные цитаты. И в храме стоя, она ни бельмеса не понимала, и Евангелие так шустро вычитывала, что смотрела в книгу, а видела фигу, гордясь к тому же своей простой детской верой. И если случалось ей взглянуть по сторонам, то перед глазами у неё оказывались всё me же этикетки от постных пряников – да подобные ей тряпки, предметы её зависти или гордости, смотря по тому, сколь часто или редко я вытирал о них ноги.

Всю свою спесь, лицемерие, тупость и ложь, которые исподволь завладели моей собственной жизнью, я втёр, вдавил ей в лицо чёрными подошвами своих сапог. Горе, горе и мне, и ей,и нет нам спасения.

И вот теперь, в эту минуту, в тоске и ужасе простирая руки ко Всевышнему, я открываю для себя все me «богословские тонкости», о которых мы сегодня вспоминали, только уже не в перевёрнутом бинокле, а прямо перед собой, в страшной близости, в слепящем свете последней истины: что человек – не тряпка, а образ Божий; что одна-единатенная человеческая душа ценится выше всей вселенной – потому что за неё, за эту душу, отдал жизнь на Кресте Христос Бог; что нету для нас, иного пути к небу, чем путь Креста – путь жертвенной любви к Богу и ближнему, и нету иной возможности удержаться на этом узком пути, чем в Его Святой Соборной и Апостольской Церкви.

Боже, даруй мне дар покаяния. Аминь.

– На учебных занятиях последний урок обычно ничем серьёзным не загружают, отдают его на обзор и повторение пройденного, уточнения и разъяснения – а у нас тут прямо-таки важнейшая тема: как достичь цели на дороге к счастью!

– Вас это может озадачить, но верно и то, и другое: напоследок мы в самом деле открываем важнейшую тему, однако данный материал – не что иное, как обзор и подведение итогов, уточнения и разъяснения.

Понять это легко, если вспомнить принцип голограммы, о котором мы говорили на пятом уроке. Если мы следуем этому принципу и если позади почти вся книга, то уж конечно у нас сложилась довольно полная картина нашего предмета, И уровень нашего взаимопонимания, в сравнении с первыми уроками, красноречиво об этом свидетельствует.

Завершающий урок и в самом деле не откроет нам ничего принципиально нового, с чем мы ещё не встречались на этих страницах; но, снова окинув взглядом Пройденное и уточнив отдельные его детали, мы сумеем получить руководство к действию, в котором так остро нуждаемся.

Как видите, рецепт счастья не похож на рецепт киселя. Скорее похож он на карту горного маршрута: хочешь – иди вперёд, поднимайся вверх и увидишь новые горизонты, а не хочешь – сиди на месте. Движение к счастью это движение свободной воли: в отсутствие свободы счастье не только невозможно, но и быстро обращается в свою противоположность. «Железной рукой загоним человечество к счастью» – такие лозунги вдохновляли узников большевистских концлагерей лишь в первые годы; позже им на смену Пришли другие формулировки: «Шаг влево, шаг вправо – конвой стреляет без предупреждения».

По такой причине дорогой к счастью для нас становится не влюблённость, а только любовь. He водоворот эмоций, гормонов, фантазий, прихотей, капризов и образов, а подвиг свободной воли: отдать себя. Иными словами, влюблённость ведёт нас к бракосочетанию, брак – к любви, а любовь – к счастью.

Просвещение открывает нам эту дорогу и удерживает на ней; невежество сбивает с неё и уводит в сторону. В православном богослужении есть удивительно точный образ многомятежного невежества: вот оно-то и губит всё дело. Как подтвердит любой преподаватель и вообще разумный человек, многомятежность – враг познания и губитель мудрости.

Любовь можно уподобить зданию, которое муж и жена возводят общими усилиями в течение всей своей жизни. Тогда интимные супружеские отношения становятся фундаментом – материальной основой – здания любви, а влюблённость – дощатой опалубкой для заливки бетона в фундамент и стены. Без опалубки невозможно строительство; однако доски не заменяют собой бетона! И если приостановить или вовсе сорвать строительные работы, опалубка придёт в негодность, развалится на части, а вслед за нею и – недостроенный дом...

Говорят: «Любовь надо беречь». Вернее, беречь надо влюблённость, как некую хрупкую конструкцию, которую быстро, словно в сказке, возводит юность, а зрелые годы, жизненные трудности и людские грехи подвергают подчас непосильным испытаниям. Гордец и деспот, Строитель Сольнес из драмы Ибсена, негодовал на собственную страсть к юной Хильде Вангель: «Юность – это возмездие». Конечно, возмездие – за свой нераскаянный грех. А для нормальных людей юность – это праздник радостных чувств, залог и предвидение счастья, это дар, который я должен сохранить и увековечить, скрепив целомудрием, смиренномудрием, терпением и любовью.

А разве любовь не надо беречь?.. He столько беречь, как нечто нам данное извне, сколько трудиться над нею, как над плодом нашей доброй воли. По завету Святых Отцов, имеешь мало любви – делай дело любви, и любовь придёт.

Дома на стене должен висеть особый прибор, барометр любви, и на него надо постоянно поглядывать. Если он день за днём «растёт», показывает прирост любви между мужем и женой – значит, всё в порядке, мы движемся к цели. Если же барометр не меняется или начал падать – это сигнал тревоги. Надо срочно искать причину и браться за дело, исправлять жизнь, исправлять себя.

В чём причина? Почему пропадает любовь, которая представляется нам самой настоящей? Почему брак, в начале самый доподлинный, становится могилой любви? Вот, смотрите...

Когда муж и жена соединены единственной связью, такой союз непрочен, ему не хватает постоянства. Ведь линия связи между мужем и женою ненадёжна, подвержена помехам. Сегодня жена у меня в глазах прямо светится от любви и нежности, а завтра что-нибудь мне некстати возразит, я в ответ нахмурюсь, она скажет что-нибудь обидное, я – что-нибудь грубое, она расплачется, я раскричусь, она уронит на пол тарелку, я хлопну дверью так, что зеркало сорвётся со стены...

Первое время из беды выручает нехитрый приём, – «ночная кукушка дневную перекукует», – но и его хватает ненадолго. Половая близость и в самом деле материальный фундамент брака, но сам по себе фундамент не гарантирует целостности постройки, и к тому же он даёт трещины при неправильном режиме строительства. Пусть барометр любви и поднимется снова после бури, но уже не до прежнего уровня. Я уже другими глазами смотрю на жену, и она на меня. Чуть что не так, я припомню ей тарелку, а она мне зеркало...

Где та любовь? Где та нежность? Барометр падает, падает, ночная кукушка кукует всё реже и тише, а ей на смену Приходят «иные интересы». Долго ли продержится этот брак? За ответом обратитесь к статистике разводов.

Впрочем, вовсе не обязательно ждать скандала и битья посуды, чтобы увидеть, как умирает брак и сам становится могилой любви. Есть множество других факторов, не столь заметных, но столь же губительных, других возбудителей смертельной болезни в организме семьи: равнодушие, невнимание, себялюбие, замкнутость, лень, заносчивость, гордость, чванство, самодовольство, упрямство, ложь, жадность, стяжательство, расточительность, зависть, вспыльчивость, сварливость, сквернословие, злопамятность, пьянство, неопрятность, невежество... Всем нам знакомый перечень грехов.

«Любовная лодка разбилась о быт» – универсальный, но бесполезный диагноз: быт абсолютно ни при чём, и «перечень взаимных болей, бед и обид» в самом деле ни к чему. Они всегда есть, бытовые трудности, неприятности, слабости и грехи, свои и ближнего, – словно микробы в организме человека, возбудители различных недугов; но здоровый организм обладает иммунитетом, сопротивляется микробам и уничтожает их.

Причина нездоровья семейного организма, недостатка сопротивления злу, неспособности справиться с ним, уничтожить его – не внешняя, а внутренняя, не в ком-то, а во мне самом. Причина эта для вас, на заключительном уроке, ясна: недостаток настоящей любви. А откуда берётся настоящая любовь, вы уже тоже знаете.

В брачном союзе соединяются не двое, а трое, Третий – а скорее первый – Сам Христос. Связь между мужем и женою бывает ненадёжна, подвержена помехам, но связь каждого из них с Господом – абсолютно надёжна и нерушима. И в этом тройственном союзе барометр любви показывает устойчивый, непрестанный рост.

Да, случается такое, жена мне что-нибудь некстати возразит, я в ответ нахмурюсь, она скажет что-нибудь обидное... Тёмное облако набежит мне на сердце, и я, как всегда в трудную минуту, погляжу вверх. И увижу Христа.

Я скажу Ему тогда: «Господи, прости меня!Я позабыл, что это Твой подарок, Ты мне её подарил, чтобы я мог любить её, отдать себя ей, как Ты отдал Себя нам. Но Ты взошёл на Голгофу для страданий, а мне дал брачный союз для радости и счастья, и всего-то нужно от меня, чтобы последовать Тебе в любви».

Всё это я скажу Ему, а жене покамест ничего не скажу: я всё ещё хмурюсь, я всё еще недоволен, она всё ещё меня обижает... Но уже слышится у меня в сердце голос Спасителя, Его ответ на мою молитву – и грубое слово намертво встаёт и сгорает у меня на языке, как наползающий вражеский танк, уничтоженный гранатой осмелевшего бойца. И сегодня я просто молчу, отвожу глаза, выхожу в другую комнату, и она уже не плачет, не роняет посуду, дверь не хлопает, зеркало не падает, инцидент исчерпан.

А завтра – если завтра снова случится нечто подобное я ещё скорей обращусь к Нему с молитвой и остановлю врага на дальних подступах, и вместо того чтобы обижаться и хмуриться, подойду к жене, мягко возьму её за руку и скажу ей: «Нет нужды меня убеждать и уговаривать, не надо со мной спорить: я просто сделаю так, как ты хочешь – потому что я тебя люблю».

Опасаетесь, что жена сядет мне на шею, превратит в «подкаблучника»? Ничего подобного: ведь и у неё такая же связь с Господом, что и у меня, – значит, Он и ей поможет точно так же остановить врага у себя в сердце и открыть дорогу любви.

«Длительный период господства воинствующего атеизма в нашей стране не прошёл бесследно. Результатом насильственных преобразований, направленных на разрушение сложившихся устоев жизни и искоренение традиционных духовных ценностей русского народа, а позже, с 1990-х годов, – на создание культа стяжательства, эгоизма, распущенности, вседозволенности, явилось всеобщее падение нравственности, рост преступности, самоубийств, проституции, венерических заболеваний, наркомании, СПИДа, особенно среди молодежи. Человеческая душа, освободившись от нравственных императивов, оставленная в своём падшем состоянии, без благодатной помощи, легко делается добычей злых сил. Она теряет способность противостоять соблазнам и искушениям. Отсюда кризис семьи и быстрое вымирание нации.

Надеюсь, каждый помнит библейское повествование о том, как при сотворении мира Господь Бог говорил, глядя на сотворённое: “Се добра зело” (Быт.1:31). И лишь в последний день, сотворив Адама, сказал: “He хорошо быть человеку одному” (Быт.2:18) и сотворил ему жену. Только после этого бытие человека достигло совершенства и получило благословение Божие: “Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю” (Быт.1:28). Таким образом, первая семья была создана Богом ещё в раю, до грехопадения и должна была пребывать в вечности.

Величайшее достоинство брака доказывается и тем, что апостол Павел уподобил его союзу Хрисга и Церкви (Еф.5:23–26). Именно брак остаётся цитаделью и школой любви для падшего человека. Именно в семье отец и мать отдают себя, свою жизнь друг другу и детям. Труды родителей, связанные с рождением и воспитанием детей, становятся содержанием счастливой жизни, воплощением жертвенной любви».

(Из Обращения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Апексия на Епархиальном собрании г. Москвы 24 декабря 2007 г.)

Когда Бог пришёл на землю и стал Человеком, Он принёс с собой любовь без взаимности: Он отдал Себя нам, а мы убили Его. Но мы сегодня зовёмся христианами: мы способны восстановить взаимность, ответить любовью на любовь. Наша верность Христу, наша любовь к Нему становится залогом и средством взаимной любви и верности в браке.

Вот и растёт барометр день ото дня, и поступает крепчайший бетон в здание супружеской любви, и выходит, что к серебряной свадьбе ночная кукушка не только не стихает, но поёт сильнее и радостнее, чем в молодости. Потому что и в интимной супружеской жизни действует всё тот же принцип: отдать себя. He «удовлетворить желание», «насладиться» или «насытить страсть» – такие установки ведут лишь к угасанию полноценной половой жизни как у мужчин, так и у женщин, – а именно отдать себя, подчинить свои интимные желания жене (мужу), направить свою волю не на себя, а на радость и счастье другого. Это хорошо известно медикам, специалистам по гигиене брака и безоговорочно укладывается в христианское понятие о супружестве. Есть много семей, где действует такой закон, и после долгих лет брака простой телефонный звонок жены вызывает у мужа то же чувство, что и в медовый месяц. Так же и у жены к мужу... Но об этом они говорят только друг с другом.

– На уроках любви я узнал многое... Только вот беда: отнюдь не уверен, что смогу применить это знание в жизни. Ведь всё это касается одних христиан, кто принял Бога в свой брачный союз. А что же делать нам, обычным людям?

– Христиане – самые обычные люди. С этого следовало бы начать разговор, но это уже скорее относится к урокам христианства, чем к урокам любви... Знаменитый древний памятник, «Послание к Диогнету», содержит такую характеристику христиан, которая, разумеется, остаётся в полной силе до настоящего времени:

«Христиане не отличаются от других людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особых городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречия и ведут жизнь, ничем не отличную от других людей».

Но сомнение ваше следует отвергнуть совсем по другой причине. Если бы «Уроки любви» относились к одним христианам, то они были бы бесполезными, a нарисованная картина – лживой.

К сожалению, в такую ловушку нередко попадаются защитники христианской морали. Люди их читают, слушают, кивают головами, а потом кто-нибудь злорадно заметит: «Интересно, интересно! Недаром в церквах у вас столько сомнительных типов разного сорта, не говоря уже просто о разбитых семьях, несчастных мужьях,жёнах и детях, – а в не христианской среде столько образцовых браков, кристально честных, самоотверженных, добрых людей. Король-то, видать, голый!..»

Что на это ответить? Бог один. He все Его знают, не все в Него верят, не все Его любят – это факт. Но Он знает всех и любит всех. Все мы и вся вселенная – Его творение; за каждого из нас Он пролил Свою Кровь на Кресте. Свою благодать – то есть дар – Он раздаёт всем, но не все принимают его сознательно и полностью. Некоторые же сознательно отвергают.

По слову Апостола, мы «...уповаем на живого Бога, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных» (1Тим.4:10). Почему «наипаче верных»? Несправедливость? Господь Бог посылает благодатный дождь на поля всех земледельцев без различия, но урожай будет у всех разный; и если мы заметим, что Он питает всех, а наипаче трудолюбивых и умелых, думается мне, мы и здесь не увидим ни тени несправедливости.

Христос присутствует в каждом брачном союзе – как присутствует Он в каждом добром деле. Те, кто не знает о Его присутствии, могут быть замечательными людьми и образцовыми супругами, потому что «дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их» (Рим.2:15), но сердце-то наше – весьма ненадёжное хранилище. Сегодня в сердце одно, завтра другое. «...Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека» (Мф.15:19–20).

Спросите у такого образцового супруга: «Почему ты не изменяешь жене?». Он с возмущением ответит: «Я порядочный человек!» И будет прав. Но откуда порядок? Какой в нём смысл и прок? И не пора ли его немного подновить, подправить?.. И если наш порядочный человек далёк от Христа, от Его Святой Церкви, то такие «наивные» вопросы, – которым, собственно, и посвящена была изрядная доля нашего учебного времени, – вызовут у него сомнения, смущение и тоску. Особенно если в сердце, где он привык держать «дело закона», его вдруг ужалило какое-нибудь «влеченье, род недуга».

...А правильным будет противоположное суждение: подлинный брак, супружеская любовь – этим путём счастья и радости на земле люди движутся к Небу. Те, кто прежде не знал Христа, узнав настоящую любовь в браке, знакомятся с Ним и учатся любить Его; достигая успеха в строительстве своей малой Церкви – семьи, они открывают себе двери в Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь.

– И всё же, разве могут быть одни и те же «Уроки любви» для верующих и для неверующих? Вы, конечно, постарались найти общий язык со всеми, но в результате уклонились в модернизм. Где же здесь у вас самое главное в христианском браке – повиновение жены мужу?

– Прежде всего, вспомним: нет людей неверующих. Одни верят, что Бог есть, другие – что Его нет; и ни то, ни другое утверждение не поддаётся формальному доказательству... Стало быть, наша задача состоит именно в том, чтобы искать и находить общий язык со всеми и говорить на нём о том, что всех волнует и интересует. Если нам это удалось на «Уроках любви» – возблагодарим Господа.

Что же касается вашего замечания, то неужели мы и вправду упустили самое главное в христианском браке? Если так, на нас лежала бы серьёзная вина. Давайте поэтому снова послушаем Предстоятеля нашей Церкви Святейшего Патриарха Алексия. На Епархиальном собрании г. Москвы он счёл нужным определить брак как «установленный и благословенный Богом союз между мужчиной и женщиной в их свободном совместном избрании и взаимной любви», как «таинство нахождения общего счастья в жертвенной любви между супругами». Как видите, о повиновении речь не идёт...

Позаботился Святейший и о вашем опасении «модернизма», сославшись в своём докладе на величайшего из православных авторитетов IV века. Он-то, собственно, и помог нарисовать нашу картину супружеской жизни:

«Соединённые брачным союзом супруги имеют единую плоть и единую душу; взаимной любовью они побуждают друг в друге усердие к исполнению заповедей Божиих. “Супружество, – пишет святитель Григорий Богослов, – более привязывает к Богу, потому что имеет больше побуждений обращаться к Нему... Кто обязан заботиться о милой супруге и детях, тот рассекает более обширное море жизни, ему нужна большая помощь Божия, и он сам взаимно более любит Бога”».

Но надо всё же ответить на ваш вопрос о повиновении жены мужу. Ведь тот самый отрывок из Священного Писания, где о нём говорится, мы читаем всякий раз при совершении Таинства Брака – значит, он несёт в себе нечто очень важное для молодых супругов (да и не только для молодых!). Вопрос этот потребует от нас чуть больше внимания, тем более что это последний вопрос на наших уроках любви... Суть дела, разумеется, хорошо известна, но самый лучший ответ дал о. Эндрью ФиллиПс, русский православный священник из Англии:

«“Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее”( Еф.5:22–25).

Многие удивляются, даже возмущаются, когда слышит эти строки из Послания к Ефесянам во время бракосочетания. Сама идея послушания жены мужу кажется сегодня неприемлемой. В сознании многих она, вероятно, ассоциируется с пугалом, нарисованным на знамени феминизма: муж-тиран, деспот, угнетатель и мучитель, силой подчиняет себе несчастную жену, которая обязана повиноваться ему во что бы то ни стало... Но такой стереотип не имеет решительно ничего общего со словами апостола Павла. Давайте повнимательнее разберём их смысл.

В чём состоит духовная, аскетическая цель брака? В том, чтобы хоть в малой мере восстановить в семье ту райскую жизнь, которой наслаждались Адам и Ева в раю до грехопадения. И чтобы понять эту цель, нам, прежде всего, надо иметь в виду, что именно привело их к падению и потере благодати.

Ева согрешила непослушанием, непослушанием Господу в результате лести Змея, которая вызвала в ней гордость и тщеславие. Но и Адам также согрешил себялюбием и гордостью. Во-первых, он не заботился о своей жене, дал возможность Змею соблазнить её на грех. Во-вторых, он согрешил, поддавшись на предложение Евы вкусить от запретного плода. И, в-третьих. когда Господь обратился к Адаму, тот обвинил во всём Еву. Иными словами, Адамов грех состоял в неспособности пожертвовать собой ради жены. Сначала он не сумел оградить её от Змея и его соблазна, затем сам поддался соблазну и, наконец, вместо того чтобы смиренно принять на себя вину и защитить my, за кого он отвечал перед Богом, Адам стал перекладывать на неё ответственность.

Наказание, возложенное на них обоих, в духовном смысле точно соответствовало вине каждого. Адаму предстояло трудиться в поте лица своего”, жертвуя собой для пропитания, смиряясь и каясь в себялюбии, из-за которого он не защитил жену от греха. A Еве – в страданиях рождать детей, смиряясь и каясь в тщеславии, из-за которого она поддалась на соблазн Змея.

Таким образом, можно двигаться к первоначальному состоянию Адама и Евы путём покаяния, если муж и жена станут развивать в себе добродетели, противоположные грехам, в которые они когда-то впали. Чтобы превозмочь свое непослушание, жена должна повиноваться мужу. Чтобы превозмочь свое себялюбие, безответственность и невнимание, муж должен жертвовать собой ради жены. Так восстанавливается райская жизнь. И недаром апостол Павел (сравнивает супружество с отношениями между Христом и Церковью: Церковь подчиняется Христу, своей Главе, а Христос отдаёт Себя в жертву за Церковь, даже до смерти – и “тайна сия велика” (Еф.5:32).

* * *

Найдётся ли жена, которая не станет слушаться мужа, готового пожертвовать всем ради неё, даже жизнью, как Спаситель на Кресте? “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Ин.15:13). Жена не станет слушаться мужа, если он не любит её, и если муж ищет послушания, но не имеет любви, то он недостоин послушания. Ведь послушание любящему – не принуждение, а свобода, поскольку без свободы нет любви.

Итак, если жена послушна мужу, а муж с любовью жертвует собой ради жены, возникает возможность вернуть себе крупицы Эдемского сада. Таков аскетический путь брака, ведущий его к цели. И когда мужчина преодолевает свое себялюбие, а женщина – своё тщеславие, им в браке снова приоткрывается небо».

Путь к счастью непрост, требует немалых усилий: это в самом деле аскетический путь. Но даже самые энергичные усилия будут бесполезны, если они направлены мимо цели. Уроки любви должны помочь нам выйти на цель – отбросить ложь, найти истину.

И мы с вами убедились: есть нечто в нашей душе, что мешает движению к цели, что требует лечения или удаления, как раковая опухоль или камень. Это «нечто» имеет простое название: грех. Свобода от греха даёт возможность двигаться к цели.

Счастье, в конце концов, это тоже не цель, а средство. Цель же всей нашей земной жизни весьма точно определяется последним словом на нашем последнем уроке. Что стоит за ним, какая реальность? Вовсе не из любопытства мы стремимся заглянуть в неё: нам надо взять верное направление на жизненном пути.

Никто точно не знает, – да и в принципе не может знать, – что именно произойдёт с нами по завершении земной жизни, но некоторые надёжные прогнозы всё же можно сделать. Когда самолет летит между низко нависшими тучами и близкой землею, будущее легко предсказать по изменению показаний альтиметра, и для этого вовсе не нужен никакой сверхъестественный дар. Если машина идёт на подъем, то мы скоро прорвёмся сквозь облачность и увидим глубокую неземную синеву небесного свода; если же она теряет высоту, все быстрей и быстрей опускается вниз, то... продолжать ни к чему.

Однако, переходя от аналогии к реальности, мы наталкиваемся на серьёзное препятствие: стоит только начать измерять, или хотя бы оценивать, «высоту своего полёта», как мы тотчас же попадаем под смертоносный огонь противника. Снаряды под названием гордость, заносчивость, зависть, высокомерие, тщеславие, эгоизм, самодовольство и многие другие преграждают нам путь ввысь и безнадёжно выводят из строя нашу машину, сиречь душу: альтиметр всё ещё показывает поднебесную высоту, а падение уже неудержимо.

Поэтому на жизненном пути мы не спрашиваем про высоту своего полёта. Вместо неё мы держим курс по барометру любви.

* * *

Выходя из аудитории, задержимся взглядом на ещё одном изречении; оно хорошо знакомо многим из нас, но почему-то не пользуется популярностью в обществе. А между тем его стоит вспоминать почаще: тогда и уроки любви пойдут нам впрок. Как, впрочем, и вся наша земная жизнь.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я –медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто». (1Кор.13:1–2)

Не так давно какой-то прихожанин, лет пяти-шести, спросил меня после службы:

– Батюшка, в Церкви бывают приключения и подвиги?

И настолько серьёзно был задан этот вопрос, что я, не задумываясь, ответил ему в тон:

– Ты глаголеши, юноша! Без подвигов и самой Церкви бы не было, да и без приключений тоже не проживёшь.

Сам я вырос в безрелигиозной среде, безразличной к небесной вертикали. Полагали, очевидно, что вера – «личное дело каждого», нечто вроде цвета носков или фасона галстука... Но к тридцати годам сознательной жизни – как-будто бы спокойной и благополучной (помнится, я изумлялся полной безмятежности своего бытия по сравнению с двумя предшествующими поколениями) – мне стало ясно, что это вовсе не так. А вот как оно должно быть – об этом я понятия не имел и иметь не мог. Но неумолимо поворачивались стрелки часов истории, открывая мне время моих приключений и значение чужих подвигов.

* * *

В 1986 году Воздвижение Креста Господня (27 сентября) пришлось на субботу. В ту субботу я отправился в городок Сэйлем, на север от Бостона, намереваясь просить тамошнего священника, чтобы он меня крестил. Почему именно туда, именно к нему – сейчас уж и не помню: многое в те дни происходило как-будто случайно. Священник принял меня очень приветливо, дал мне ворох брошюр о Православии и велел позвонить, «когда я буду окончательно готов». Я поздравил его с праздником; он сказал, что у них Воздвижение отмечалось две недели назад. Я простился и поехал обратно.

По дороге я остановился на берегу и взялся читать полученную литературу. Осенние волны без устали бились о скалы у ног, ранние сумерки стали сгущаться над океаном, а я все сидел и перебирал листки. Что-то меня в них беспокоило. Что именно, и почему?

«Правоту христианства» я признавал, но чисто теоретически – так же, как, скажем, расстояние от Земли до Юпитера или структурные формулы органической химии. Меня изолировал от Христа характерный для наших дней вопрос: «А мне-то какое дело?». К тому времени, когда я объявился в Сэйлеме, вопрос этот должен был бы уйти прочь – но вот, оказывается, не ушёл, а по-прежнему мучил меня, как глубокий абсцесс. В результате, подсознательно, а может статься и сознательно, я искал повода дать задний ход на пути в Церковь.

Я вспомнил про разницу календаря, про старый и новый стиль. Как так, у меня здесь будет праздник в один день, а в России – в другой? И если раньше, когда я покидал Россию, – как я думал, безвозвратно, – я б и не задумался об этом, то год жизни в Америке и знакомство с русской эмиграцией – в Бостоне еще живы были те, кто уходил из Крыма с Врангелем, – заронили мне в душу первые семена любви к моей покинутой родине. Пока это не выяснится, думал я, можно ли считать себя «окончательно готовым»?.. Я помнил, что где-то в Розлиндэйле есть русская церковь: дай-ка, думаю, поеду туда, может быть, там мне дадут консультацию по календарному вопросу.

Было уже совсем поздно, когда я добрался до Богоявленской церкви. Всенощная кончилась; когда я вошел, прихожане пели «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко...» Я спросил священника; мне велели подождать (вероятно, ещё продолжалась исповедь). Я стал справа у стены и от нечего делать принялся разглядывать большую икону, метра полтора в высоту, с виду совершенно новую, освещённую пламенем догоравших свечей на двух подсвечниках.

Православный взгляд тотчас опознал бы на иконе русских мучеников и исповедников большевистской эпохи – но у меня не было православного взгляда. И первое, что бросилось мне в глаза, была белоснежная церковь над головами стоящих людей; а сбоку, на особой картинке было показано, как эту церковь уничтожают. И сразу же на память пришли бабушкины рассказы о взорванном некогда храме Христа Спасителя: в детстве я воспринимал их наряду с Иван Царевичем или Золотым Петушком... А дальше, на других боковых картинках, обнаружилась галерея знакомых сюжетов, словно сошедших со страниц «Архипелага ГУЛаг» – всех тех, что занимали мое сознание последние годы и привели меня к бегству из СССР.

Впереди, перед незнакомой мне тогда толпой – епископов, священников, монахов, мирян, женщин, детей – стоял Царь. Узнал я его, конечно, сразу, но сначала не обратил внимания, не смотрел на него. А он смотрел на меня. Смотрел спокойным, грустным взглядом, ничего не втолковывая, не навязывая. Я досконально знал, что произошло с ним, с его женой, сыном и дочерьми летней ночью восемнадцатого года, но никогда в жизни об этом не задумывался, не беспокоился. А тут вдруг, под его взглядом, впервые ощутил, что мне до него есть дело.

Так я и разглядывал икону, сперва рассеянно, потом всё более сосредоточенно, минут пять, а может быть, и десять, и ощущение моё крепло. В ушах стояла неповторимая мелодия «Кресту Твоему...», и крест – композиционный центр всей иконы, прежде не замеченный мной, – всё сильнее привлекал к себе внимание. Когда же из алтаря вышел священник, к моему собственному удивлению оказалось, что все мои хитрые «календарные вопросы» куда-то улетучились: я представился и спросил, когда меня могут крестить.

На мое оглашение – т. е. подготовку ко крещению – ушло почти четыре месяца. Крестили меня зимой, в канун Богоявления. Громоздкую купель, похожую на комод с ручками, – сколько раз с тех пор я её помогал носить из сарая в храм и обратно, – установили в нескольких метрах от иконы, и, опускаясь в воду, я мог видеть крест, взорванный храм, глаза Царя и наклоненную голову Цесаревича.

* * *

В Россию я возвратился в сентябре 2000 года. Позади были годы работы, от ведущего инженера-программиста в математическом отделе до грузчика на перевалочной базе, преподавание доброго десятка различных дисциплин и заочная учеба в русской православной семинарии в Джорданвилле, штат Нью-Йорк. Было знакомство с Православием, русским и в то же время всемирным, в лице его смиренных, но ярких светил: лично – как с крестившим меня протоиереем Романом Лукьяновым (†2007), с нашим бостонским викарием епископом Митрофаном (Зноско, †2002), с иконописцем и художником архимандритом Киприаном (Пыжовым, †2001), с хранителем Монреальской мироточивой иконы мучеником Хозе Муньосом (†1997), – и косвенно, как со святителем Иоанном (Максимовичем, †1966, причислен к лику святых в 1994 г.), митрополитом Филаретом (Вознесенским, †1985), иеромонахом Серафимом (Роузомф, †1982) – через ближайших друзей и последователей, через плоды их трудов и молитв.

...В разное время, в разных районах США мне пришлось познакомиться с тремя священниками. Разного возраста, разного происхождения, разного темперамента, разных «юрисдикций», между собой они имели мало общего. Однако к своему удивлению я заметил, что когда речь заходила о чём-то очень важном, когда они говорили – пусть даже на разных языках – о Боге, о Церкви, о человеческой душе, между всеми тремя словно возникало некое родство: они становились похожи друг на друга, словно родные братья. Что за странность? Загадка разрешилась очень просто и вполне закономерно: все трое, на том или ином этапе своей жизни, были знакомы с владыкой Андреем (Рымаренко, †1978), архиепископом Роклэндским, который некогда, будучи ещё молодым священником, проводил в последний земной путь преп. Нектария Оптинского, чей дух он пронёс по залитым кровью и слезами дорогам Второй Мировой войны и послевоенного беженства...

Позади был и горестный распад семьи – изгнание с полицией из собственного дома, расставание с женой и детьми, – и распад коммунизма в России, и распад самой России, и даже в известной мере распад Америки. Если в первый же вечер по прибытии в Бостон наш тамошний приятель вразумил нас со знанием дела: «Учтите, в целом это честная страна», – то пятнадцать лет спустя, в эпоху Клинтона, такое мог сказать лишь комик да умалишенный... На Пасху 99-го года началась агрессия против Сербии, которая расставила все точки над «і». В те дни мне как раз пришлось ехать в командировку, и я помню то чувство едкого стыда, с которым я предъявлял в аэропортах американский паспорт.

Я написал в консульство, восстановил русское гражданство (точнее, получил его впервые: я был когда-то гражданином СССР), отдал домашнее барахло в «Армию Спасения», купил билет и два чемодана, сел в самолёт – и вот я уже стою в тени храма Христа Спасителя, высоко задрав голову, смотрю на золотые купола в осенней синеве, слушаю пение колоколов и, вспоминая бабушку, повторяю вполголоса слова Псалмопевца: «Благ ecu Ты, Господи, и благостию Твоею научи мя оправданием Твоим» (Пс.118:68).

Я не планировал оставаться в столице: слишком тяжек был груз прожитых здесь некогда лет. Сегодня я гораздо спокойнее смотрю на Москву, а тогда, помню, с каким облегчением уехал я после двух недель в провинциальное Иваново. Там я поселился в Свято-Введенском монастыре, сначала в качестве гостя, потом послушника, через – год монаха и диакона, и ещё через полтора года – священника.

Как ни странно, первое время в монастыре было для меня поистине самым монашеским. Позже, став священником, я начал быстро врастать в окружающую жизнь – монастыря, епархии, города, всей нашей обновлённой страны. Сегодня, бывает, за день я встречаю больше людей, участвую в большем количестве дел, чем прежде за полгода... А тогда ни я никого не знал, ни меня никто не знал существовали для меня только келья, храм и работа – компьютер. С ним я начал дружить ещё в юности, когда поступил учиться в МИИТ, и с благодарностью сохраняю эту дружбу до нынешнего дня. Именно компьютер, в конце 80-х годов, через нарождавшийся тогда Интернет, ввёл меня в русло православной культуры.

* * *

...Что же такое православная культура? Сегодня, наверное, многим ясней, что не относится к православной культуре, вопреки всем потугам газетчиков и телеведущих: меланж из «народных обычаев», суеверий, предрассудков и побасенок, столь же бескультурных, сколь и неправославных, бессвязных обрывков церковного календаря и бесчисленных указаний, как, чем, и в какой последовательности набить себе пузо...

Православная культура – это культура Креста. Крест – это жертва любви, это подвиг. Православная культура – культура подвига. Без подвига нет христианства, нет и православной культуры.

Новые Российские мученики, совершившие в XX веке подвиг веры, за границей были причислены к лику святых в 1981 году, незадолго до моего приезда в Бостон (а в России – в 2000 г., за месяц до моего возвращения). He случайно моя «христианская молодость» прошла под знаком этого подвига: Православие дело вовсе не «личное», а самое общественное, вера не «во что-то», а «в Кого-то», в Того, Кто из любви к нам отдал Себя на смерть, и христианская вера – это подвиг ответной любви. Православная культура – это арена деятельной любви к людям.

Отчасти поэтому, а отчасти под воздействием технических средств Интернета моя работа на информационной ниве с самого начала носила дискуссионный, «интерактивный» характер. Всевозможные форумы, «круглые столы», Интернет-семинары и конференции, диспуты и обсуждения с полным основанием представляются мне магистральным направлением в публицистике и журналистике. Памятен обмен мнениями между участниками одной дискуссии, которые отвечали на вопрос о том, что каждый из них хочет от своих собеседников. Один написал:

– Мы просим православных не беспокоить нас острыми вопросами церковного, нравственного и общественного характера, которые нас разделяют. Зачем это нужно? Это так неприятно...

Православный же, независимо и одновременно с ним, откликнулся приблизительно так:

– Мы просим наших оппонентов как можно чаще обращаться к нам с острыми вопросами, которые нас разделяют. Душа человека ищет Христа, требует истины, и мы обязаны помогать друг другу в поиске.

Что причиняет сегодня человеку, на Руси и повсюду, наихудшие страдания? He голод и не телесные болезни. Больше всего мы страдаем от неведения Христа, от невежества, глубокого и закоренелого, от неспособности отбросить заблуждения и ложь, найти или получить ответ на сотни жизненно важных вопросов. Отсюда равнодушие, уныние, тупое бесчувствие, тупая злоба и тупое упрямство; отсюда распад семьи, общества, нации, утрата сопротивления к чуждым, враждебным воздействиям; отсюда алкоголизм, разврат, магия, преступность, азартные игры, наркотики, гибель... Человек ждёт помощи от Бога, Бог посылает помощь через людей.

Аналитическое обозрение «Радонеж» почти с первых выпусков стало публиковать мои работы и продолжает регулярно печатать их до сего дня; расходятся они и по многим другим изданиям – как журналы «Фома» и «Русский Дом» в Москве, «Одигитрия» на Украине, «Orthodox Life» в США, и по Интернету. А после возвращения на родину меня пригласили на радио «Радонеж», программы которого через эфир и тот же Интернет достигают самых отдалённых уголков планеты. И здесь мой любимый жанр – открытый разговор. Уже несколько лет я веду страницу Ивановского Свято-Введенского монастыря в Интернете: главный, постоянно обновляемый раздел – «Вопросы и ответы». Подготовил к печати несколько книг: основное содержание – беседы со священником. В последнее время пришлось подключиться и к местному радиовещанию...

Если мы верно определили православную культуру, то публицистика должна нас вести вглубь гражданского общества, от обсуждения вопросов и задач к их решению. И действительно, я оказался в правлении двух общественных групп: Комитета Защиты семьи, детства и нравственности «Колыбель» и Христианской Ассоциации молодежи и семьи. Их цели вполне определяются названиями; подробности каждый может найти в Интернете, а я только добавлю, что за последние годы количество абортов в Ивановской области снизилось почти вдвое.

Особенно существенным, и важным лично для меня, было участие в подготовке «Основ учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Тема прав человека впервые поставлена здесь с головы на ноги: достоинство даровано человеку Господом, а права возникают и меняются в ходе истории разных народов. Краткая декларация о правах и достоинстве человека была принята Всемирным Русским Народным Собором весной 2006 г., а полный текст «Основ учения...» единогласно одобрен всеми архиереями Русской Православной Церкви на Архиерейском Соборе в 2008 г. Разработка этого документа в Рабочей группе под руководством Митрополита Кирилла (Гундяева) послужила мне бесценным просвещением и опытом.

,,.Ηο, может ли священник отделить православную культуру от своего основного и повседневного дела от самой Церкви, от святых Таинств Евхаристии и Покаяния, от проповеди с амвона, от бесед с верующими? Ведь именно на исповеди привычный диалог становится напряжённой общей молитвой, и к нам двоим невидимо, но явственно присоединяется Христос, дающий исцеление страдающей душе.

* * *

Как-то у нас в монастыре была служба в честь архиепископа Августина (Беляева), погибшего за Христа в 1937 году: одно время он занимал архиерейскую кафедру в Иванове. Иконы его у нас ещё не было, и на аналой положили общую икону Российских Новомучеников XX века. Когда я подошёл к аналою для поклона, оказалось, что это репродукция с нашей бостонской иконы: я заметил знакомый крест, спокойный взгляд печальных глаз, высокий белый храм и наклонённую детскую голову.

Наша Земля – шар; православная культура, как земная поверхность, не знает границ.

Урок первый

М.Ю. Лермонтов. Благодарность. (1840). Родина (1841).

Кн. А.И. Васильчиков. Несколько слов о кончине М.Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. Мартыновым. «Русский Архив», 1872, № 1.

И.А. Бунин. За все Тебя, Господь, благодарю (1901).

Урок второй

Свт. Григорий Палама. Триады II, часть 2.

А.C. Пушкин. Путешествие из Москвы в Петербург.

В.В. Маяковский. Облако в штанах (1914–1915). Crowds go ape over ‘humans’ zoo exhibit. The Asso­ciated Press, Aug. 26, 2006.

Урок третий

Fr. James Thornton. Samoan Sex Scam. The New American, May 24, 1999

Урок четвертый

Патриарх Алексий II. Доклад на Епархиальном собрании города Москвы 15 декабря 2004 г.

А.C. Пушкин. Я вас любил...

В.В. Маяковский. Облако в штанах.

Архиеп. Нафанаил (Львов). О Святой Библии.

Урок пятый

Митрополит Сурожский Антоний. Таинство любви.

Митрополит Киевский и Галицкий Антоний. Нравственное учение Православной Церкви.

Урок шестой

Н.С. Гумилев. Шестое чувство из сб. «Огненный столп» (1921).

Fr. James Thornton. The Crime of the Century. The New American, Jan. 4, 1999.

Dr. Judith Reisman. Fighting the Kinsey Fraud. The New American, May 24, 1999.

Roger D. McGrath. «Crime Control in the Old West». American Guardian, Nov./Dec., 1997.

Ed Vitagliano. «Homosxuality and Child Molestation». AFA Journal, June 1999.

City Sued over Sex Change in Police Department. Star Tribune, Minneapolis, Jan. 21,1999.

W.J. Jasper. Cal State’s Paedophile Confab. The New American, Aug. 30, 1999.

И.А. Крылов. Басни.

Урок седьмой

Монах Максиан (Архангельский). Тайна христианской любви и брака. M., «Компания Спутник+». 2005.

Диакон Андрей Кураев. Вызов экуменизма.

Протопр. Михаил Помазанский. Православное догматическое богословие. Джорданвилл, Н.-Й., 1963.

Бенедикт XVI. Deus Caritas Est. Рим, 25 декабря 2006 г.

John A. Stormer. None Dare Call It Education. Liberty Bell, Florissant, MO, 1998.

E. Тростникова. Подлинные и мнимые тайны христианского брака. Церковный вестник, № 1–2, январь 2006.

И.А. Крылов. Басни.

А.С. Хомяков. Церковь Одна.

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. M., 2001.

Прот. Николай Балашов. И сотворил Бог мужчину и женщину. M., 2001.

Урок восьмой

Патриарх Алексий II. Доклад на Епархиальном собрании города Москвы 21 декабря 2006 г.

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. M., 2001.

Каноны, или Книга Правил, свв. Апостолов, Соборов Вселенских и поместных, и свв. Отцов.

Monogamy. Jewish Encyclopaedia. Funk & Wagnalls, 1905.

Св. Иустин Мученик. Разговор c Трифоном Иудеем, 141.

Урок девятый

А. Паперно. Пережитое. Т. 3. СПБ, 1911.

Л.Н. Толстой. Анна Каренина.

А.С. Пушкин. Евгений Онегин.

А.И. Куприн. Повести и рассказы.

А.С. Грибоедов. Горе от ума.

А.С. Пушкин. Письма 1825 г. Стихотворения.

А.П. Чехов. Рассказы.

Тертуллиан. Апологетик. Гл. 33.

Эрих Фромм. Искусство любви. Минск, 1991.

В.C. Соловьев. Любовь. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

Урок десятый

Свящ. Анатолий Гармаев. Психопатический круг в семье.

Старец Паисий Святогорец. Мысли о семье христианской.

Н.Е. Пестов. Пути к совершенной радости. Сущность и цели брака.

Свящ. Анатолий Гармаев. Пути и ошибки новоначальных.

Определения Священного Синода Русской Православной Церкви. Заседание Священного Синода 28–29 декабря 1998 г.

Патриарх Алексий II. Доклад на Епархиальном собрании города Москвы 25 декабря 2003 г.

Мон, Евстолия (Егорова). Россия Афон. Слово Утешения, №11,2006.

Ф.М. Достоевский. Идиот. Братья Карамазовы.

H.A. Заболоцкий. Стихотворения.

Что необходимо знать каждой девочке, или доверительные беседы о самом важном. M., 1998.

А.С. Пушкин. Стихотворения.

Урок одиннадцатый

Платон. Федр.

Архиеп. Александр Костромской и Галичский и др. Учение священника Анатолия Гармаева: педагогическая новация, ошибка или заблуждение? «Смоленск Православный». 2006,

Диакон Андрей Кураев. Сатанизм для интеллигенции.

Князь Отто фон Бисмарк. Воспоминания, мемуары. Прот. Евгений Попов. Нравственное богословие для мирян.

А.С. Пушкин. Письма, 1831 г., 1834 г. Божественная Литургия свт. Иоанна Златоуста. Н.С. Лесков. Повести.

Платон. Пир.

Урок двенадцатый

А.С. Пушкин. Евгений Онегин. Стихотворения. А.И. Куприн. Повести и рассказы.

Архиеп. Нафанаил (Львов). Если бы не было революции.

А.С. Грибоедов. Горе от ума.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания.

И.С. Тургенев. Фауст.

Урок тринадцатый

Р.В. Янушкявичус, О.Л. Янушкявичене. Основы нравственности; Учебное пособие для школьников и студентов.

А.И. Осипов. Основное богословие.

А.Н. Тростников. Мысли перед рассветом. YMCA Press, 1980.

Freud, S. Complete Psychological Works. Hogarth Press, 1953–1974, vol. 14.

Архиеп. Нафанаил (Львов). Беседы о Священном Писании и вере. Т. 5 Russian Orthodox Youth Comm., 1995. Masson I. M. The Assault on Truth. Pocket Books, 1984.

A.A. Блок. Стихотворения.

Прот. Максим Козлов. Последняя крепость. Олдас Хаксли. О дивный новый мир.

Armstrong, L. Rocking the Craddle of Sexual Politics. Addison-Wesley, 1994.

Torrey E. F. Freudian Fraud. Harper Collins, 1992.

Bennett, W. J. The Index of leading Cultural Indicators. Simon & Schuster, 1994.

Feder, D. Gross shoots, point blank at public education. Jewish World Review, Sep. 7,1999.

Урок четырнадцатый

Данте Алигьери. Божественная Комедия, Ад.

А.И. Герцен. Былое и думы. Часть пятая.

Ф.М. Достоевский. Преступление и наказание. Часть I, гл. V.

Tristan and Isolde. Encyclopaedia Britannica, 2000.

Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы. Часть I, книга III, гл. III.

А.А. Блок. Стихотворения.

И.А. Бродский. Стихотворения.

А.С. Пушкин. Стихотворения.

Почаевский листок. Телегония – наука о девственности.

А.Г. Близнюченко, Телегония: мифы и реальность. Полтавская государственная аграрная академия. Полтава, 2002.

Г. Муравник. «Феномен телегонии»: цитаты с комментариями и размышлениями. Христианство и наука. Международные Рождественские образовательные чтения. M., 2005.

Урок пятнадцатый

American Pregnancy Association. http:/www. americanpregnancy.org/

Д.В. Юрьев. Всё о мужском здоровье. M., 2006.

Свт. Иоанн Златоуст. К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни.

Митрополит Антоний (Храповицкий). Чем отличается православная вера от западных исповеданий. Нравственное учение Православной Церкви, Нью-Йорк, 1967.

Настольная книга священнослужителя. Т. 4. Издательство Московской Патриархии. M., 2001.

Диакон Андрей Кураев. Ответы молодым.

Преп. Симеон Новый Богослов. Сто глав богословских и практических.

Доклад Архиепископа Орехово-Зуевского Алексия, о монастырской жизни. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. 3–8 октября 2004 года.

Урок шестнадцатый

Минея, Октябрь, 21-е. Служба прп. Илариону Великому.

Генрик Ибсен. Строитель Сольнес.

В.В. Маяковский. Стихотворения.

Послание к Диогнету, 5.

Патриарх Алексий II. Доклад на Епархиальном собрании города Москвы 21 декабря 2006 г.

Rev. Fr. Andrew Phillips. A Great Mystery, http:// www.OrthodoxEngland.org.uk.