Протестантизм: pro et contra. Антология

Содержание

Взгляды и полемика отечественных авторов в XVI – начале XXI века

М. Ю. Смирнов. Непротестантский взгляд на протестантизм в России

Взгляды и полемика отечественных авторов в XVI – начале XXI века

В книге отражены воззрения на протестантизм в России, а именно взгляды и дискуссии по поводу возникновения, существования, места и роли протестантских сообществ в нашей стране, принадлежащие непротестантским авторам. В Антологии представлены полемические сочинения и исследовательские труды отечественных конфессиональных и светских авторов в широком хронологическом диапазоне – от времени появления протестантизма в русских землях в XVI веке до первого десятилетия XXI века. В Приложениях приведен ряд уставных и программных документов некоторых протестантских организаций.

Издание рассчитано на гуманитарную исследовательскую и образовательную среду, как светскую, так и конфессиональную, а также на всех интересующихся историей и современным состоянием протестантских сообществ в России.

Дорогой читатель!

Перед Вами очередной том серии «Русский Путь» – «Протестантизм: pro et contra». Однако данная книга, как и вышедшие практически одновременно с нею «Православие: pro et contra» и «Католицизм: pro et contra», несколько выделяется из общего ряда. Их замысел нуждается в специальных пояснениях.

«Русский Путь» – серия книг о российской и – опосредованно – европейско- христианской культуре. На первом этапе развития проекта в качестве символов национального культуро-творчества были избраны выдающиеся люди России. «Русский Путь» открылся в 1994 году антологией «Николай Бердяев: pro et contra. Личность и творчество Н. А. Бердяева в оценке русских мыслителей и исследователей». Последующие книги были посвящены творчеству и судьбам видных деятелей отечественной истории и культуры. Состав каждой из них формировался как сборник исследований и воспоминаний, компактных по размеру и емких по содержанию, оценивающих жизнь и творчество этих представителей русской культуры со стороны других видных ее деятелей – сторонников и продолжателей либо критиков и оппонентов. Тексты антологий снабжались комментариями, помогающими современному читателю осознать исторические обстоятельства возникновения той или иной оценки, мнения.

За восемнадцать лет серия выросла и ныне представляет собой нечто подобное дереву, корень которого составляет сам замысел духовного осмысления культурно-исторических реалий, ствол образует история культуры в ее тематическом единстве, а ветви суть различные аспекты цивилизационного развития – литература и поэзия, философия и теология, политика. В литературно-поэтической подсерии «Русского Пути» были опубликованы антологии о А. С. Пушкине, М. Ю. Лермонтове, Н. В. Гоголе, Ф. И. Тютчеве, Л. Н. Толстом, А. П. Чехове, М. Горьком, В. В. Набокове, И. Бунине, Н. Гумилеве, А. Ахматовой, А. Блоке, А. Белом, В. Маяковском, 3. Гиппиус, Н. Заболоцком. Философско-теологическая подсерия представлена С. Булгаковым, Вл. Соловьевым, П. А. Флоренским, В. В. Розановым, а также, помимо других российских философов, западными мыслителями в русской рецепции – Платоном, Бл. Августином, Н. Макиавелли, Ж.-Ж. Руссо, И. Кантом, Ф. Шеллингом, Ф. Ницше, Б. Спинозой. Последними в зарубежной подсерии «проконтровского» проекта увидели свет книги о Данте и Сервантесе. Научная и политическая ветви проекта пока не дали столь обильных плодов: опубликованы антологии о Η. П. Павлове и В. И. Вернадском, а также книги, посвященные императорам Петру I, Екатерине II, Александру II, Николаю I и К. П. Победоносцеву. Этот круг, мы надеемся, будет в ближайшее время расширен.

Однако целостный замысел проекта заключается в стремлении представить российскую культуру в системе сущностных суждений о самой себе, отражающих динамику ее развития во всей ее противоречивости. В качестве феноменов, символизирующих духовную динамику в развитии нашей страны, могли бы фигурировать события (войны, революции), идеи или мифологемы (свобода, власть), социокультурные формообразования и течения (монархия, западничество). Этот тематический слой уже включен в разработку. Например, вышла книга, посвященная славянофильству. Три вышеуказанные антологии относятся именно к этому уровню развития проекта. Речь идет о религиозно-конфессиональном измерении российской цивилизации. На протяжении столетий функции культурообразующей конфессии в России исполняло православие. Отношение к протестантству и католицизму – важнейшие «экраны» национальной и религиозной идентичности. При этом осмыслить протестантизм невозможно вне сравнительного анализа с православием, а также с католицизмом, а в более широком контексте и с другими религиями – язычеством, буддизмом, исламом. Религиозно-культурологический круг исследования – дело будущего, надеемся, что не очень отдаленного. Пока мы предлагаем читателю ознакомиться с внутрихристианским конфессиональным спектром рецепций и оценок.

Наша методология, подчеркнем специально, не теологическая или политологическая, а культурологическая. Именно поэтому в отношении каждой из осмысливаемых конфессий составители антологий приводят суждения, выстроенные по принципу «за и против». С учетом православных корней российской культуры большинство суждений, хотя отнюдь не все, сделаны православными. Однако необходимо понимать, что уже в результате советской секуляризации культурно-конфессиональная ситуация поменялась, а в постсекулярную эпоху изменения стали происходить еще быстрее.

Задача томов «Русского Пути», посвященных конфессиям, не только научно-просветительская. Они могут способствовать прояснению нашей новой религиозно-культурной идентичности, складывающейся в период перехода России от постатеистического к постсекулярному обществу.

М. Ю. Смирнов. Непротестантский взгляд на протестантизм в России

Тема протестантизма в России всегда была не то чтобы маргинальной, но явно не из приоритетных в пространном диапазоне всяческих сочинений – научных, полемических, публицистических, популяризирующих – о религиях в нашей стране. Динамика интереса к ней носит, так сказать, волнообразный характер.

Временами эта тема обнаруживает себя более или менее заметным образом. Так было на начальном этапе адаптации протестантов в России XVI и XVII вв., когда их вероучения, да и образ жизни, оказались предметом пристрастных «обличений» православными полемистами. Так было в последней трети XIX в., когда в пореформенной России активизировались разнообразные христианские искания и потребовалось понять, что же представляет собой протестантская среда в ее исторической эволюции на российской почве. Так происходит и ныне, когда очередной социокультурный сдвиг, «промаркированный» распадом СССР, вызвал к жизни повышенную религиозную и социальную активность многих протестантских сообществ и это обусловило внимание к данному конфессиональному фактору со стороны разных по мотивации представителей науки и религиозных организаций.

Временами же интерес к протестантизму в России сужался до каких-то спорадических случаев исследовательского энтузиазма отдельных ученых по частным вопросам истории и устройства протестантских церквей, либо проявлялся в критических разборах протестантских учений с позиций доминировавшего в стране русского православия, а то и вовсе сводился к политизированным и идеологизированным инвективам в адрес представителей этой иностранной по происхождению и уже потому подозрительной религии.

Конечно же, наиболее заинтересованной стороной в освещении протестантской тематики в России были и остаются сами протестанты – последователи разных направлений и церковных организаций. Авторам из этой среды, отечественным и иностранным, принадлежит большинство трудов, посвященных появлению, распространению, нынешнему состоянию протестантских сообществ в нашей стране, вероучительным и организационным аспектам деятельности этих сообществ.

Уже в XVIII в. появился ряд исторических описаний, которые составили протестантские пасторы Б. Вагеций, А. Ф. Бюшинг, И. X. Грот и др. о лютеранских и реформатских общинах в России. В XIX столетии подобную работу продолжили Г. Буш, Ф. Гунниус, X. Дальтон, Г. Юнгблют и иные протестантские авторы, посвятившие свои изыскания устройству евангелическо-лютеранской и некоторых других церквей, вопросам расселения, трудовых занятий, образования и быта в протестантских общинах. В начале XX в. были опубликованы труды лютеранских церковных деятелей Т. Майера и Г. Пенгу, содержавшие обширные статистические и этнографические сведения о протестантах в целом по Российской империи и в отдельных регионах (в Сибири, на Кавказе). К ним можно добавить очерки истории лютеранских приходов в Москве, Санкт-Петербурге, Одессе, написанные А. В. Фехнером, К. Леммерихом, Ф. Биеманном.

В советские десятилетия последователи разных протестантских направлений также старались если не публиковать (за отсутствием такой возможности), то собирать материалы о своих сообществах. Этим занимались, в частности, евангельские христиане-баптисты, создавшие ряд насыщенных фактографией исторических обзоров. Не оставляли таких занятий и протестанты некоторых других деноминаций.

Начиная с «перестроечного» времени, прежние и новые литературные опыты протестантской саморефлексии стали регулярно издаваться, пополняя историографию протестантизма в России.

Рассмотрение литературы протестантских авторов не входит в замысел данной Антологии, поэтому уместно ограничиться лишь ссылкой на некоторые публикации современных конфессиональных исследователей (В. А. Бачинина, М. С. Каретниковой, О. В. Курило, Т. К. Никольской, И. В. Подберезского, С. Н. Савинского и др.), с разной степенью обстоятельности освещающих как сами протестантские объединения, так и историю их описания¹. Имеется и какое-то количество зарубежных трудов протестантских авторов, в том числе переведенных и получивших распространение в нашей стране².

Очевидно, что создание фундаментального свода текстов о протестантизме в России должно быть делом, прежде всего, протестантских исследователей и церковных деятелей. Надо полагать, собрания текстов такого рода, с соответствующими конфессиональным позициям комментариями, могут появиться в обозримом будущем и станут, безусловно, очень полезными изданиями, причем не только для самих протестантов, но и для всех интересующихся историей христианских исповеданий в России.

Однако полнота охвата темы невозможна, если не будет присутствовать и круг сочинений о протестантизме в России, принадлежащих непротестантским авторам. Эти сочинения, будь то богословские «обличения» протестантских доктрин представителями русского православия, или относительно академичные изложения дореволюционных светских и церковных историков, или пронизанные антирелигиозным пафосом исследования и «исследования» советских времен, а также и современная научная аналитика, – представляют именно те стратегии отношения к протестантизму в нашей стране, которые на разных этапах истории были определяющими при формировании общественного взгляда на протестантские исповедания и их последователей.

Обозревая разные периоды и разные способы освещения протестантской темы непротестантскими авторами можно обнаружить как специфику (в оценках, акцентах, мотивах, лексике) каждого периода, так и некие константы, сохранявшиеся вне зависимости от того, какую идеологию разделяли эти авторы в те или иные исторические времена.

Задача данной Антологии и состоит в том, чтобы представить читателям освещение темы протестантизма в России именно непротестантскими авторами, данное в динамике его переменных и постоянных характеристик, в режиме pro et contra.

Подбирая сочинения для Антологии, составитель намеренно отказался от попытки исчерпывающе отразить вообще все, что хоть как-то касается темы протестантизма в России – такая работа неподъемна для индивидуальных усилий, да и в коллективном исполнении тоже не может быть совершенной (всегда что-нибудь остается за пределами внимания). Целью выборочного включения разных по жанрам, направленности и стилистике публикаций (полностью или во фрагментах) стало создание репрезентативной картины того спектра воззрений непротестантских авторов на предмет, что сложился за несколько веков протестантизма в нашей стране. Этой целью определяется рубрикация Антологии, состоящая из двенадцати разделов, охватывающих наиболее заметные и важные, с точки зрения составителя, реакции полемической и исследовательской мысли на протестантизм в российском государственном, общественном и религиозном пространстве.

Начальный (I) раздел Антологии – «Дореволюционная историография протестантизма в России: официальный ракурс», быть может, назван несколько претенциозно – все-таки только двумя публикациями этого раздела передать официальный, т. е. наиболее распространенный и не вызывавший нареканий со стороны государства и «первоприсутствующей» Церкви взгляд на протестантизм, довольно сложно. Но оба автора, чьи работы помещены в разделе, Н. И. Барсов и Т. И. Буткевич, – вполне авторитетные для своего времени и достаточно компетентные исследователи, потому и их труды можно рассматривать не только в плане личного отношения обоих к предмету, но и как адаптированную для широкого читателя трансляцию устоявшихся представлений дореволюционной эпохи.

Следующий (II) раздел – «Первое столетие протестантизма в России: под знаком «изложений на люторы», составлен из памятников русской православной полемической мысли XVI‒XVII вв., запечатлевших реакцию на появление и распространение протестантизма в Московском государстве.

Самым ярким и по-своему глубоким здесь является текст знаменитого «Ответа» царя Ивана Грозного пастору Яну Роките; в нем по существу обозначены в большинстве своем основные пункты русской противопротестантской полемики, как минимум, следующих полутора веков. Этот текст был известен в записи самого Рокиты на польском языке, его латинский перевод впервые был издан И. Ласицким в 1582 г. В широкий исследовательский оборот «Ответ» вошел после публикации его русского списка, датированного концом XVI в., А. Н. Поповым в сборнике «Чтений в Обществе истории и древностей российских» в 1878 г. (известны и еще несколько списков, в том числе, фрагмент «Ответа», подписанный Парфением Уродивым – псевдонимом Ивана Грозного). «Ответ», обычно публикуемый с сокращениями, приводится почти полностью, в переводе современных исследователей.

Другие сочинения, вошедшие в этот раздел, охватывают наиболее заметные полемические сюжеты: противодействие распространению реформационных идей среди русских православных (писания Зиновия Отенского по поводу «зломудрствования» Феодосия Косого и его единомышленников; апология Максимом Греком иконопочитания, с отвержением обвинений в адрес православных за идолопоклонство); богословская критика лютеранского вероучения (вариации «изложений на люторы» Ивана Наседки; формулировка расхождений православия с «люторской ересью» Евфимием Чудовским); свидетельства «прений о вере» в связи с историей неудавшегося брака датского королевича Вольдемара и царевны Ирины Михайловны (послание патриарха Иосифа к Вольдемару, составленное, вероятно, Иваном Наседкой). Все эти тексты, так или иначе, давно являются предметами научного и богословского изучения, комментирования, уточнения редакций и датировок, что уже составляет обширный корпус исследовательской литературы.

Но для задач Антологии представляется не менее важным другое – чтение этих полемических сочинений как бы вводит в атмосферу начального периода протестантизма в России. Эта атмосфера наполнена интересом к образованности и умелости протестантов, сочувствием к их антикатолическим настроениям, ревнивым охранительством своей православной веры, подозрительностью как к чужакам, которые отличаются образом жизни, манерами поведения, непонятностью намерений. Для самих протестантов, оказавшихся в такой атмосфере, она дополнялась исканием своего места среди русских, опасением за право собственного вероисповедания, стремлением к взаимопониманию, но нередко и заносчивостью, пренебрежением местным религиозным укладом, конфликтностью. В этом плане, полемические сочинения показывают меры принятия и неприемлемости протестантского присутствия в России.

Значительное место в Антологии занимает (III) раздел «Взгляд из XIX века на противолютеранскую полемику в России XVI‒XVII веков», состоящий из двух частей. Именно в исследовательской мысли XIX в. возникли, оформились и получили развитие основные подходы в научном описании и анализе протестантского присутствия в нашей стране, с концентрацией внимания на лютеранстве, как исторически первенствующем среди других протестантских исповеданий. Общим материалом научных изысканий стали полемические сочинения русских церковных авторов, которые выразили всю гамму оттенков сложного отношения к протестантам первых двух столетий существования этой конфессии в русских землях.

Первая часть раздела содержит фрагменты трудов наиболее, пожалуй, известных ученых, писавших о протестантизме в России, из представителей университетской и церковно-академической среды. Прежде всего, это И. И. Соколов и Д. В. Цветаев, чьи изложения и интерпретации на несколько десятилетий определили тематический диапазон дискуссий и дальнейших исследований истории протестантов и отношения к ним в допетровскую эпоху. Обсуждения, критика и споры вокруг работ обоих этих ученых, при несомненном признании их научных достоинств, стали свидетельством актуальности протестантской тематики для русской общественной мысли второй половины XIX века. Весьма авторитетными по ряду вопросов, касавшихся исторических взаимоотношений протестантизма и русского православия, явились также исторические труды митрополита Макария (Μ. П. Булгакова), А. П. Голубцова, А. С. Никольского.

Проблемой, вызвавшей наибольший интерес всех этих исследователей, стала оценка влияния протестантов на мировоззрение, общественные нравы и государственную политику в России. Высказанные мнения воплотились, в конечном итоге, в своеобразном «диалектическом» объяснении причин, места, роли и последствий протестантского присутствия. Суть его в том, что за протестантами одновременно признавалось и положительное, вплоть до благотворных результатов, и отрицательное, вплоть до враждебности их к православной вере, воздействие на русских. Поскольку главной причиной их появления в России считалась государственная необходимость в знающих и умелых иностранных специалистах, то мера приемлемости или вреда устанавливалась преимущественно на основе критерия полезности. С разной степенью подробности исследователи охотно или вынужденно признавали, что протестанты действительно способствовали военному, техническому и хозяйственному развитию, просвещению, повышению образованности русских. Не последнее значение имело и использование протестантского опыта противостояния католической экспансии (особенно в южно-русских землях, где возникали даже религиозно-политические союзы православных с протестантами). Обращалось внимание, в частности, на приоритетное правовое положение протестантов в Московском государстве по сравнению с католиками. Пределом одобрительных оценок было допущение уместности протестантских образцов общественной добродетели, человеколюбия и благотворительности. Но как только рассмотрение касалось вопросов православной веры, протестантское влияние подвергалось прямому осуждению, сопровождаясь претензиями за пропагандистское навязывание разрушительных для русского благочестия рациональных идей в сфере религиозного поведения. Все авторы не без одобрения описывали упорство православных в «изложениях на люторы» и «прениях о вере» с протестантами, в пресечении протестантских рецепций у русских вольнодумцев и в других актах противопротестантской полемики.

Как можно заключить из знакомства с приведенными работами, России были нужны протестанты, но не нужен протестантизм. Данный парадокс, конечно, не был отчетливо сформулирован ни в одном из сочинений российских авторов, но весь «контент» этих сочинений о нем свидетельствует.

Вторая часть раздела посвящена, вроде бы, частной ситуации – дискуссии, разгоревшейся по поводу диссертационного труда Д. В. Цветаева о протестантизме и протестантах в России до начала петровских преобразований. Защита этой диссертации (на ученую степень доктора русской истории) состоялась 23 сентября 1890 г. в Харьковском университете, дискуссия по ней шла с полудня до 6 часов вечера и завершилась присуждением диссертанту искомой степени. Официальные оппоненты, профессора Д. И. Багалей и А. С. Лебедев, были настроены вполне благожелательно к диссертанту, хотя не преминули высказать и возражения, замечания и критику. Были критические суждения и от неофициальных оппонентов. На все это диссертант реагировал очень живо, пускался в развернутые ответы и, в конце концов, убедил присутствующих в достаточном уровне своей компетентности по защищаемым тезисам. Собственно, этой информацией можно было бы и ограничиться.

Но учесть надо, как минимум, еще два обстоятельства. Во-первых, защищалась одна из крайне немногочисленных работ по действительно важным вопросам русской истории. Сфокусированный диссертацией корпус предыдущих произведений Цветаева выводил их автора на лидирующее место среди исследователей протестантизма в России. И это делало ситуацию уже не ординарной. А во-вторых, дискуссия имела продолжение, поскольку оба оппонента вскорости в печати подробно высказали свои замечания к труду диссертанта, показав тем самым, что наделение докторской степенью это еще не повод для горделивого осознания себя безукоризненной величиной в каком-то научном направлении.

О справедливости или притянутости замечаний в адрес труда Цветаева можно судить, только вчитавшись в претензии его оппонентов и ответы (иногда довольно обидчивые) на эти претензии. Приведенные фрагменты позволяют составить представление о «предметном поле» полемики. Но все это – отгремевшая баталия. А вот что не утратило актуальности, так это, что называется, «рассуждение о методе», то есть дискуссия о том, какой метод научной реконструкции дает наиболее весомые результаты.

Еще за несколько лет до докторской защиты, выдвигая свою магистерскую диссертацию об истории иностранных исповеданий в России XVI и XVII вв. на получение премии митрополита Макария, Цветаев встретил в целом одобрительную, но вместе с тем и критическую рецензию профессора Н. И. Кареева, что обернулось для соискателя снижением уровня премии до неполной. Понятное и сейчас любому ученому огорчение денежного свойства дополнилось обидой автора на рецензента за научную критику. А лейтмотив критики состоял в указании магистру на избыток включенного материала в ущерб концептуальному осмыслению темы. В самом деле, работа Цветаева насыщена подробнейшим пересказом источников, множеством самых разных по значению деталей, зачастую лишь перегружающих текст и уводящих от анализа действительно важных ситуаций (среди них Кареев называет, например, взаимоотношения протестантов с православной церковью и с населением русских городов). Увлеченный своей темой, автор провел немало времени в архивных поисках и скрупулезно собирал все, что только можно было хоть как-то отнести к этой теме. Такое занятие настолько поглотило его внимание, что обобщающие выводы формулировались уже бегло и не всегда убедительно.

Д. В. Цветаев в печати оспорил тогда замечания Кареева и не посчитал нужным скорректировать исследовательскую манеру. Свой авторитет знатока вопроса он подкрепил изданием обширного собрания документов, добытых в различных архивах, – «Памятники к истории протестантства в России» (1888 г.). Это издание до сих пор сохраняет источниковую ценность. Но оно же соблазнило Цветаева ввести большие документальные выдержки в докторскую диссертацию, что увеличило объем труда до 800 страниц, на которых личные научные выводы диссертанта просто терялись. Перебирание фактов, дотошное воспроизведение подробностей составило большую часть диссертации. На защите оппоненты признали право ученого коллеги на докторскую степень. Но в последующей дискуссии на страницах периодических изданий предъявили Цветаеву такие же претензии, как это звучало в замечаниях Кареева, усилив их критикой отдельных цветаевских интерпретаций конкретным историческим событиям. «Бранелюбивый» (по выражению А. С. Лебедева) Цветаев в долгу не остался.

Как бы ни смотреть на полемику Цветаева с критиками его трудов, за ее перипетиями стоит принципиальный вопрос о соотношении в научном исследовании историографии и аналитики, описания фактов и извлечения смыслов изучаемого явления.

Наряду с научной полемикой о трактовках, в середине XIX – начале XX вв. продолжались и собственно исследовательские изыскания отечественных авторов. Характерно, что в них, наряду со вполне объективными наблюдениями и выводами, обнаруживаются и воззрения на протестантское влияние как потенциальную угрозу российскому государству. Некоторые направления и результаты исторических трудов того периода представлены в следующем (IV) разделе Антологии – «От Ивана Грозного до Петра Великого: тернистый путь адаптации протестантов в России». Здесь содержатся фрагменты из работ П. В. Знаменского, Μ. Е. Красножена, Н. В. Покровского, И. М. Снегирева, Д. В. Цветаева. Одни из них освещают широкий круг ситуаций, возникавших по ходу постепенной интеграции протестантов в российское государство и общество – от проблем с образованием приходов и строительством лютеранских и реформатских церквей, до случаев и процедуры принятия протестантов в православие в XVI‒XVIII вв. В других работах раскрывается и одобрительно оценивается противодействие распространению протестантских идей в России, которые их противниками воспринимались как религиозное прикрытие иностранного вмешательства.

Некий резон в таком подходе существовал. Действительно, от времени Ивана Грозного и до второй половины XIX в. протестанты в нашей стране были представлены исключительно или иностранцами или российскими подданными тех национальностей, которые исторически относились к протестантским странам (немцы, англичане, выходцы из Прибалтики и Скандинавии). Их инкультурация происходила далеко не всегда бесконфликтно, что способствовало формированию и циркуляции устойчивых негативистских стереотипов в массовом сознании русского населения, склонного усматривать причины каких-то неурядиц отечественной жизни в иноземном и инославном влиянии. В исследовательских трудах этот негативизм микшировался, получал корректные формы выражения, но полностью не устранялся, по всей видимости, будучи созвучным каким-то собственным умонастроениям ученых авторов.

Рассматривая разного уровня критические обзоры протестантизма в России, можно заметить, что и церковные (православные) авторы и светские ученые как бы балансируют между, с одной стороны, признанием положительной роли самих протестантов в решении многих важных вопросов развития страны и, с другой стороны, неприятием доктринальных оснований протестантских исповеданий. При этом своего рода «фигурой умолчания» становилось то обстоятельство, что именно религиозная мотивация, известная как «протестантская этика», в значительной мере определяла трудолюбие, чувство долга и ответственность российских протестантов. Показательна в этом плане богословская эквилибристика, появлявшаяся при разборе протестантских учений православными авторами.

В (V) разделе «Православно-богословская оценка лютеранского вероучения» приведены фрагменты двух сочинений (из вообще очень немногого числа трудов в этом направлении), посвященных ряду ключевых позиций лютеранской теологии. Если И. А. Олесницкий своим предметом избрал отдельный вопрос – кульминационную процедуру христианского богослужения – таинство евхаристии в его лютеранском понимании, то Н. Д. Терентьев поставил задачей анализ всей лютеранской вероисповедной системы, взятой по символическим книгам этой конфессии. Степень убедительности этих авторов не может оцениваться в научном ракурсе – они проводят богословский анализ, с присущей конфессиональному дискурсу аргументацией. Но в обоих случаях видно, как нескрываемая общая критическая тональность перемежается старательным отыскиванием в лютеранских учениях моментов, которые не вызывают отторжения со стороны православных полемистов и по-своему служат объяснению терпимого отношения к самим лютеранам.

Значительно резче звучала критика православных писателей в адрес новообразований протестантского происхождения, активно появлявшихся в пореформенный период³. Сам факт распространения новых форм христианской общности с протестантским «подтекстом» (штундисты, редстокисты, пашковцы, а затем евангельские христиане и баптисты) еще практически не связывался с развитием капитализма в России, – обычно, речь шла о проникновении в страну разлагающих чуждых религиозных идей из-за рубежа. В частности, озабоченность вызывало, как это следует из рецензии В. А. Керенского на труд Терентьева, влияние протестантских элементов на русское сектантство, чреватое возникновением новой волны христианского разномыслия и ущемлением авторитета православной церковности.

В следующем (VI) разделе Антологии – «Протестантский след в русском сектантстве», приводятся свидетельства этой озабоченности, принадлежащие трем разным по статусу и личным особенностям, но в равной мере очень внимательным авторам – известному русскому писателю Н. С. Лескову, авторитетному богослову и историку Т. И. Буткевичу и обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву. Каждый в своей манере, они все выразили беспокойство и даже растерянность приверженцев устоявшегося строя российской жизни (при всей критичности собственного отношения к отдельным ее сторонам) перед нараставшей энтропией в общественных умонастроениях и духовных ориентирах. Наряду с осторожными претензиями к неповоротливости Православной церкви и резкими обвинениями разрушительному вольномыслию в образованных слоях населения, заметное место среди причин, объяснявших «размывание основ», отводилось протестантскому влиянию, как чуждому России духовному ферменту.

Последний обвинительный мотив еще более усилился в период, предшествовавший Первой мировой войне, и в годы этой войны, где противником выступала Германия. Постепенную внутреннюю дезорганизацию страны и последовавшую затем сложную военную обстановку было удобно объяснять вездесущим немецким «засильем», в том числе религиозным. В разделе (VII) Антологии, названном составителем из расхожих фразеологизмов того периода, – «Одно слово – немцы... (о протестантском влиянии на русских)», представлены некоторые антинемецкие и антипротестантские сочинения (Т. И. Буткевича, А. А. Велицына, А. Ф. Гиляровского). Для контраста сюда же включены этнографические наблюдения П. К. Галлера за средой немцев-колонистов в России, подвергшихся резким обвинениям со стороны православных критиков (опубликованные уже в 1927 г., эти наблюдения показывают ситуацию в более спокойных, стремящихся к объективности описаниях).

Обличительная тональность сочинений о протестантизме в России оказывается константой, вне зависимости от социально-политического строя и доминирующей идеологии в нашей стране. Радикальное переустройство всего уклада жизни после революционных событий 1917 г., Гражданской войны и образования Советского государства почти полностью поменяло персональный состав «критиков», но не привело к ослаблению порицательных характеристик последователей протестантизма. Скорее можно говорить о примитивизации критических выступлений и публикаций, все чаще и охотнее заменявших аргументы, обоснованные хоть какими-то знаниями, на политические и идеологические обвинения. В этом отразилось неблагоприятное для протестантов (вплоть до уничтожения многих церквей и их последователей) положение на протяжении почти всего советского периода отечественной истории.

В советской литературе о религиях, конечно же, присутствовали и понятие протестантизма и описания различных протестантских сообществ. Однако чаще всего это касалось зарубежья – и в историческом, и в современном аспектах. Протестантизм в СССР, разумеется, существовал, но оперировать этим понятием было почти не принято. Возможно, не в последнюю очередь, по причине неудобности звучания самого слова – какой мог быть «протест» при советской власти, когда официально доминировали оптимистические «измы», и первый из них – коммунизм. О советских протестантах чаще говорили заместительной лексикой. Протестанты – это где-то «там», либо в историческом прошлом, либо на Западе. А у нас, в СССР, так – сектанты всякие... Показательно, что слова «протестантизм» и производные от него в названиях советских трудов о религии присутствовали преимущественно, если речь шла о зарубежной ситуации⁴. Применительно же к религиозной жизни в нашей стране их старались избегать, либо используя обобщающее понятие «религиозное сектантство»⁵, либо заменяя названием конкретных «сект» (адвентизм, баптизм, иеговизм и т. д.)⁶; только в «перестроечные» годы эти слова стали встречаться в названиях трудов о протестантах в советском государстве⁷.

Впрочем, такая «идеологическая деталь» не является сама по себе характеристикой качества трудов о протестантизме и протестантах. Труды эти были очень разными по исследовательскому содержанию, эрудиции и добросовестности авторов. Заслуженно выделяются среди них, скажем, публикации Л. Н. Митрохина – одного из наиболее достойных представителей советской религиоведческой мысли⁸. Другое дело, что в подавляющем большинстве своем работы исследователей, шедшие под рубрикой научного атеизма (советского эрзаца религиоведения), с неизбежностью определялись установкой на «преодоление религии» и уже поэтому оказывались лишь приблизительно, где более, а где и менее адекватными изучаемому предмету.

Советский период исследований протестантизма в России представлен в Антологии двумя разделами. Первый (VIII) – «Идеология коммунизма и протестантизм в СССР», включает фрагменты из нескольких книг, вышедших в начале 1930-х годов. Это было по-своему рубежное время, когда инерционно и непоследовательно сохранявшаяся в предыдущее десятилетие традиция научно-аналитического рассмотрения вопросов религии явно уступала место манере нахрапистых антирелигиозных оценок и разоблачений. В изложении Ф. Д. Капелюша еще можно встретить попытку с позиций марксизма как-то совместить образованную вдумчивость рассуждений на тему «капитализм и религия» и отсылки к трудам М. Вебера и В. Зомбарта, с критическим пафосом коммунистической идеологии. А вот в работах Л. Г. Брандта, А. Рейнмаруса (Д. И. Пеннер) и Г. Фризена (X. Фрицен) если что и вызывает научный интерес, так это только некоторая фактография жизни протестантских общин в советских условиях 1920-х гг. Уже явно звучит жесткая пропагандистская риторика, связывающая религиозность с политической враждебностью и насыщенная обвинительными характеристиками. Не избежал подобного и такой, впоследствии сам испытавший репрессии и весьма уважаемый советский исследователь, как А. И. Клибанов.

Во втором «советском» разделе (IX) – «Под прицелом научного атеизма», составитель объединил работы авторов, писавших уже в относительно «вегетарианские» 1960‒1980-е гг. При этом уровень познаний и репутация самих авторов были различными. У кого-то трактовка «сект, их веры и дел» напоминает казуистику судебных процессов над «религиозниками». Другие (как А. В. Белов) писали на сходную тему о тех же «сектах, сектантстве, сектантах» намного взвешеннее и по-научному более компетентно. Даже атеистический пропагандистский посыл, как он сформулирован, например, в работе С. Н. Савельева, выглядит не столько подавляющим, сколько приглашающим последователей религии (тех же сектантов) к мировоззренческому состязанию (уже бескровному, хотя и по-прежнему чреватому неприятностями).

Когда жесткая анти-религиозная фразеология постепенно заменяется атеистической риторикой, а атеизм экипируется прилагательным «научный», что придает ему характер респектабельного свойства материалистического мировоззрения, тогда дискурс о религии утрачивает репрессивное звучание и начинает оперировать более или менее достоверными суждениями. Скажем, в работе А. Н. Ипатова о меннонитах рассматривается регионально почти та же самая конфессиональная среда, что описывалась в сочинениях Клибанова, Рейнмаруса и Фризена начала 1930-х гг. Но здесь уже звучит иная тональность – автор рассуждает о хозяйственной деятельности меннонитов, вписывая ее в объективную логику развития капитализма в России, и употребляемые при этом идеологические фразеологизмы не перекрывают научного смысла тезиса об этноконфессиональной общности этой разновидности протестантов. То же самое можно заметить и о работе 3. В. Калиничевой. В ее тексте хватает клишированных оборотов научно-атеистической лексики, но общий авторский замысел – не разоблачать, а исследовать (в том числе по редким архивным документам) и понять – очевиден. Кстати, предисловие к книге Калиничевой написал Л. Н. Митрохин, который в те атеистические годы уверенно утверждал о религии: «Она не чужеродный идеологический продукт, откуда-то «извне» вторгающийся в «здоровое» общество, а «действительное звено этого мира», социально обусловленный способ осмысления людьми собственного бытия»⁹. Спустя 18 лет в атеистическом словаре «Протестантизм» Митрохин точно также уверенно писал о протестантизме как закономерном феномене европейской культуры.

Постсоветский период обозначен в Антологии также двумя разделами. В одном из них (X) – «Протестантизм в постсоветской России», даны практически без сокращения публикации четырех современных исследователей, каждый из которых своим путем в результате личных научных занятий пришел к «протестантской» тематике, а в подходе к ней выступает с позиций социологии религии. Такой, социологический, ракурс не случаен. Он вызван существенно изменившимся состоянием приверженцев протестантского христианства в нашей стране. Разумеется, исторический багаж вероучений, сложившиеся в прошлом религиозные практики и организационный опыт имеют значение для протестантов и по сию пору. Но любая религия соразмерна уровню своих «носителей» – верующих людей, а этот контингент в современной России значительно отличается не только от дореволюционных протестантов или от советских «сектантов», но и от последователей протестантских направлений позднего советского периода. Понять эту среду невозможно без профессионально примененных социологических методов ее изучения.

Стереотипный образ протестантов-«сектантов», – как людей замкнутых, плохо образованных, малоквалифицированных, чурающихся всего мирского, – уже ушел в прошлое. Точнее, в российском массовом сознании этот образ еще как-то частично удерживается, дополняясь подозрениями во враждебности протестантских объединений зарубежного происхождения. Но он явно не соответствует действительному облику большинства нынешних российских протестантов. Социологический портрет протестантских сообществ в Российской Федерации, представленный в работах Р. А. Лопаткина, С. Б. Филатова, Р. Н. Лункина, И. Г. Каргиной подтверждает новые качественные (да и количественные тоже) характеристики протестантизма в России.

Нынешний этап российской жизни, с ее попытками усвоения цивилизационных черт развитого постиндустриального общества, открыл протестантам широкие возможности и конфессиональной и социальной самореализации. Процесс этот, однако, не является беспроблемным. Наиболее заметным ограничением ему выступила, надо признать, традиционность религиозных приоритетов в российском государстве, выраженная явной и вполне оправданной в предыдущей истории преференцией русского православия. Для российских протестантов это стало одним из побудительных мотивов к поиску новых форм самоутверждения, когда западное происхождение «базовых» конфессиональных воззрений отступает перед идеей автохтонных, уходящих в средневековое народное богоискание, корней евангельского движения в России.

Публикации в другом (XI) разделе – «Феномен русского протестантизма» подтверждают новый облик отечественных протестантов. Все авторы работ в этом разделе принимают, обосновывают и применяют понятие «русский протестантизм», подчеркивающее устойчивую и существенную характеристику протестантских объединений в Российской Федерации – укоренение идей протестантского христианства в среде носителей русского языка, русской культуры. Содержание и последствия такой «русификации» еще не вполне ясны самим русским протестантам, нет однозначного понимания перспектив этой модификации конфессионального сознания. Но ее наличие уже не вызывает сомнения и стало предметом исследовательского внимания. Приведенные в Антологии работы С. Б. Филатова и А. С. Струковой, О. А. Васильевой (Боковой) дают обобщающее представление об эволюции протестантизма в России к русскому протестантизму, раскрывают не только внешние детерминанты этого процесса, но и показывают искания и пути к обновленной религиозной идентичности внутри самой протестантской среды. Особое внимание исследователей (О. В. Куропаткина, И. В. Скоробогатова) привлекает самое динамичное ныне протестантское направление – пятидесятничество, и сопряженное с ним харизматическое движение в русском протестантизме.

Надо заметить, что все упомянутые современные российские исследователи – и старшего возраста, с советским научным опытом, и те, кто вошел в религиоведение и социологию религии в последние полтора – два десятилетия, – сами не являются последователями протестантизма. Но это не препятствует им находить понимание у протестантов современной России, ставить и профессионально решать исследовательские задачи. Вполне вероятно, что на взгляд нынешних протестантов в публикациях светских авторов найдутся какие-то неточности или же способ выражения покажется упрощающим глубинные религиозные смыслы вероисповедания. В намерение составителя, который и сам не является протестантом, осознанно входило воспроизведение этих исследовательских работ, не ретушируя их, с возможными натяжками и ошибками, допущенными нынешними авторами. Тут уж – как есть... Главное, что все эти работы передают именно научную заинтересованность авторов, их искреннее стремление непредвзято познать свой предмет.

В свою очередь, качественные перемены состава российских протестантов, приход в их общины, церковные организации и учебные заведения людей образованных, патриотичных, искренне стремящихся к благу своего Отечества, дают эффект плодотворного соработничества со светскими религиоведами, в том числе и на ниве научной работы¹⁰. Поэтому составитель счел уместным ввести в Антологию фрагменты исследовательского труда и одного из современных протестантских авторов – историка Т. К. Никольской, как пример серьезного научного размышления над судьбой протестантизма в России.

Завершает Антологию (XII) раздел Приложений, куда включены обширные фрагменты из «Устава Евангелическо-Лютеранской церкви»1832 г., текст ныне действующего «Устава Евангелическо-лютеранской Церкви в России, Украине, Казахстане и Средней Азии», а также текст «Социальной позиции протестантских церквей России». Это разновеликие по объемам, разнящиеся по обстоятельствам появления и содержанию документы, но тем они и интересны для сопоставления, сравнения, размышления над эволюцией протестантизма в России.

Итак, подавляющее большинство текстов, составляющих Антологию, освещают российский протестантизм, – что и как это было, что и как это есть сейчас, – в ракурсе внешнего взгляда. Говорят, со стороны виднее. Наверное, в этом есть своя правда. То, что сами протестанты переживают и мыслят, оставаясь внутри своего конфессионального сознания, не всегда открывает им, как воспринимаются их сообщества, вера и образ жизни непротестантским окружением. Из приведенных работ, – основательных или поверхностных, исследовательских или публицистических, защищающих или критикующих, – это восприятие, надо полагать, станет более понятным.

Но важный смысл обозрения непротестантской рефлексии над темой протестантизма в России еще и в том, чтобы лучше стала понимать себя и «рефлексирующая сторона» в лице ее современных представителей, чтобы обнаружились те грани соприсутствия протестантов и непротестантов в едином пространстве Отечества, которые называются – общая страна, общая история, общие радости и печали, общий путь, общая жизнь.