Русское богословие
Очерки и портреты
Содержание
Часть I. Очерки Силуэты духовных академий Вехи русской иконологии Самопознание как таинство: русская религиозная антропология Часть II. Портреты. Раздел 1 Тайна «внутреннего Креста»: святитель Иннокентий (Борисов) «Столп Церкви»: протоиерей Ф. А. Голубинский и его школа Голубинский и Кутневич «Религия патриархов» и ее наследники Круг чтения «внутренней церкви» Голубинский в своих лекциях «...ставили ему в вину эклектизм» «Идея Софии» Голубинский и Шеллинг Голубинский и Баадер Цензор и «кадровик» Голубинский и Бухарев Голубинский и Филарет Московский Голубинский и Бартенев «Школа Голубинского» «Мы одни православны…»: А. С. Хомяков «Церковь в нас должна святиться»: архимандрит Феодор (А. М. Бухарев) «Мученик своей идеи» В Московской духовной академии А. М. Бухарев и Филарет Московский В Казани В цензурном комитете. Конфликт с «Домашней беседой» Возвращение «в мир». Переславль-Залесский Три письма к Гоголю. Бухарев и Белинский «Православие и современность» «Почти вся догматика»: статьи об апостоле Павле «Мечтал найти для себя место в геологии» Исследование Апокалипсиса Письма о таинствах О книге Иова «Система Бухарева»: П. В. Знаменский и Поль Валье А. М. Бухарев и М. М. Тареев «Меня официально провозгласили неправославным»: архиепископ Никанор (Бровкович) «Разбор римского учения» «Грубое и вредное сочинение»: полемика с расколом старообрядчества «Распространение идей неверия» «Позитивная философия и сверхчувственное бытие» Монизм или дуализм? Никанор и Н. Я. Грот Лебединая песнь: «О свободе воли» «Он был первостатейный преподаватель» Писатель среди писателей Часть II. Портреты. Раздел 2 Антропология в свете гносеологии: В. А. Снегирев и В. И. Несмелов Идеал любви и трагедия власти: митрополит Антоний (Храповицкий) Антоний и Достоевский Митрополит Антоний и Иммануил Кант В спорах с Вл. Соловьевым и Л. Н. Толстым Митрополит Антоний и Виктор Несмелов Митрополит Антоний и профессор И. В. Попов Митрополит Антоний и профессор Н. Н. Глубоковский Критика Эрнеста Ренана Догмат искупления Митрополит Антоний и митрополит Сергий (Страгородский) Догмат о Церкви и церковная схизма «...Придти к опыту верующего в простоте»: М. М. Тареев «Искушения Богочеловека» «Типы религиозно-нравственной жизни». Тареев и Достоевский «Религия и нравственность». Тареев и Кант Диалектика религиозного сознания. Тареев и Гегель Религиозно-общественные взгляды Экклесиология Персонализм и «свобода плоти» Богословие и метафизика Корень зла – византизм «Сила и слава Церкви»: И. В. Попов «Естественный нравственный закон» Чувство и представление Идея нравственного прогресса Патрологические исследования «Св. Иоанн Златоуст и его враги» Мистика и религия Христианский социализм. Рабство и свобода Религия как творчество: «Идея обожения в Восточной Церкви» Воля, сознание и личность: «Миросозерцание блаженного Августина» Церковно-общественная позиция Метафизика любви и богословие брака: С. В. Троицкий В начале был брак… Догмат Искупления Критика имябожничества Второбрачие клириков «Христианская философия брака» Полемика с Б. П. Вышеславцевым Критика византийского цезарепапизма «Восточный папизм» «Привилегия чести»: инвенции св. Фотия 28-й канон Халкидонского собора «Восточный папизм» и русский церковный раскол XVII века Врачевание раскола С. В. Троицкий и патриарх Сергий (Страгородский) С. В. Троицкий и М. М. Тареев Часть II. Портреты. Раздел 3 «Горю душой примкнуть к массонам…»: архимандрит Серапион (Машкин) «Борьба за любезную мне непонятность…»: священник Павел Флоренский Эзотеризм и Революция Апология платонизма. «Общечеловеческие корни идеализма» Апология имяславия «Столп» «Я больше не буду заниматься богословием»: спор о Евхаристии Философия культа Флоренский и Троцкий «Обратная перспектива» «Предполагаемое государственное устройство в будущем» «Быть христианином – значит быть греком»: протоиерей Георгий Флоровский «Ученик Струве» «Парижские тайны» Разрыв с евразийством Критика романтизма «Житие» Филарета Московского «Пути русского богословия» Воплощение и Искупление «Церковь без границ» Часть II. Портреты. Раздел 4 «Истинное богословие преображает метафизику». Заметки о Владимире Лосcком Школа Карсавина «Ересь филиоквизма» В. Н. Лосский и А. Ф. Лосев Паламизм без имяславия «Нетварные энергии» и Фаворский свет Нетварные энергии и «инфлюэнции» Бонавентуры Свет и мрак. Паламизм и апофатика Спор о Софии От Мейстера Экхарта к Мейстеру Экхарту Искупление и спасение Конкретность Истины. Вл. Лосский и Жан Валь Два пути веры: протоиерей Сергий Булгаков и патриарх Сергий (Страгородский) «Никакого „парижского богословия“ нет!»: архимандрит Киприан (Керн) Игумен из Пинска о польском мессианизме: Геннадий (Эйкалович) и Хёне-Вронский «Метаморфология» и богословие: Василий Павлович Зубов «Священство не должно быть профессией»: протопресвитер Александр Шмеман «...Я не считаю себя философом» Христианство и «светская литература» Православие – это не стиль жизни Антитезы церковности «Не вижу пользы от этой монашеской диеты...» «...Я вообще бы отменил частную исповедь» Литургическое богословие. Евхаристия и эсхатология Власть и христианское общество
Предисловие
Русское православие не слишком интеллектуалистично. Доказывать это – значит ломиться в открытые двери. В бурсацкой аудитории неизменным восторгом встречают цитаты из Иоанна Вишенского:
«Мы, глупая Русь, – обращался он к католикам, – вашего костела разума и хитрости не хочем, а на ваше жродло поганских наук, которое славу света сего гонит, не лакомимося <…> Будьте себе, мудрыи латинниче, за своею верою и мудростию кроме´ нас; мы же с своею верою и апостольским глупством кроме´ вас» …
И симпатии, по крайней мере части русского монашества, ко Льву Шестову объясняются именно его критическим настроем к амбициям умозрения, каковое не только ему казалось иноприродным Откровению…
Мудрость для Руси всегда была выше разума, и Иерусалим – что бы там ни фантазировал Серебряный век – бесконечно дороже Афин.
Древнерусская философская и богословская книжность вполне укладывается в парадигмальную созерцательность и иконопочитательность восточно-христианской культуры и даже дополнительно ее оттеняет. Усиление же в ней рефлексивного элемента в значительной мере следует за западными влияниями, которые становятся особенно ощутимыми после падения Византии.
Само осознание новой зависимости происходит медленно, ровно до тех пор, пока она не становится государственно утвержденной нормой при Петре I.
Но все же церковно-общественная ситуация порой так обострялась, что богонаученные самородки – ибо школы как таковой не было – принимали ее вызов и оставляли образцы подлинно самостоятельной богословской рефлексии: в XVI веке – Зиновий Отенский и Иван Висковатый, в XVII – Епифаний Славинецкий и Евфимий Чудовской…
Вслед за Киевом в Московском государстве появилась школа; стало быть, и схоластика. Что в ней было от живого богословия, а что от богословской риторики с экскурсами в корнесловие – вопрос отдельный. Здесь надо следить за нюансами и полутонами, как практически и почти во весь XIX век, вплоть до отмены цензуры.
Конечно, сердечное слово оставалось за литературой: «пророческое призвание» Достоевского (и отчасти Хомякова) для русского академического богословия сомнению не подлежит.
За четверть века до революции 1917 года «верующий разум» в России сумел сказать о многом строгим научно-богословским языком, хотя расслышать его за грохотом войн, индустриализаций и коллективизаций было едва ли возможно. Трудно сказать, хватает ли у нас к нему внимания сейчас…
Настоящая книга – не учебник, а свидетельство личного восприятия и осмысления отдельных эпизодов русской богословской науки. Но складывалась она в ходе многолетнего общения со студенческой аудиторией, в стремлении уловить насущные для нее вопросы и предложить пути их решения, не догматизируя ответов…
Как само собой разумеющееся автор предполагал, что его построения будут восприниматься в контексте известных работ Н. Н. Глубоковского («Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии», 1928) и протоиерея Г. В. Флоровского («Пути русского богословия», 1937) и как известное дополнение к ним. К сожалению, не раз приходилось убеждаться, что о существовании первой не знают даже многие выпускники духовных школ, а вторая читается редко, ибо трудна и немногим по зубам.
Здесь надо сказать со всей определенностью: нет царского пути к богословию!
* * *
Начав читать лекции по истории русской религиозной мысли в Московской духовной академии (1987), автор остро почувствовал, что нам недостает сквозного, или диахронического, видения проблем. Из намеченной в ту пору программы удалось подготовить только два обзора, посвященных учению о церковной выразительности, или религиозной эстетике, и учению о человеке, или религиозной антропологии. Они и составили первую часть книги.
С течением времени персоналистический подход все-таки возобладал. Если богословие решает действительно жизненные, говоря высоким стилем, экзистенциальные вопросы, то и усваиваются они прежде всего как драма идей, обуревающих конкретную личность, в сопереживании ей…
Между тем, в отношении русских богословов не то что портретов, даже эскизов очень немного.
Вторая часть книги была задумана как начало галереи особо значимых представителей богословской мысли. Сам выбор их неизбежно несет печать субъективности. Автор, тем не менее, советовался со своими старшими и младшими коллегами и по мере сил учел их пожелания. Флоровский и Лосский стояли на первом месте и назывались всеми. Флоренский и Булгаков – тоже: они слишком на слуху, чтобы быть обойденными; а архимандрит Серапион (Машкин) «как зеркало русской революции» крайне показателен, к тому же и неотделим от о. Павла…
Но, надо признаться, по глубокому убеждению автора, подлинное лицо русского богословия ими не столько раскрывается, сколько порой затеняется и даже искажается. Отсюда и стремление дать крупным планом тех, кто непременно должен входить в круг мысленных собеседников представителя русской богословской традиции. Это, в первую очередь, митрополит Антоний (Храповицкий) и патриарх Сергий (Страгородский), мученик Иоанн Попов и С. В. Троицкий, а также – зачастую парадоксальный и резкий, но искренний и глубокий – М. М. Тареев.
Примечательно, что единомысленных в богословском отношении митрополитов Антония и Сергия и профессора И. В. Попова разделила церковно-политическая ситуация 1920 годов: первый возглавил Русскую Зарубежную Церковь, критикуя местоблюстителя патриаршего престола из-за границы, последний стал фактическим автором «Декларации соловецких епископов» (1926). Но если Попов примирился с митрополитом Сергием в 1934-м, то Антонию возобновить общение с ним не привелось…
«Парижская ветвь» русского богословия, кроме Булгакова, представлена этюдами об архимандрите Киприане (Керне) и игумене Геннадии (Эйкаловиче).
Благодарю всех своих слушателей в духовных школах у стен древних обителей – Троице-Сергиевой Лавры, Свято-Успенского Жировицкого монастыря и Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде – за их терпение, радушие и пытливое внимание к моим лекциям, зачастую спешно скроенным и невнятно исполненным. Быть может, предлагаемые этюды отчасти прояснят для них недоговоренное.
Особая благодарность – архиепископу Нижегородскому и Арзамасскому Георгию, по инициативе которого в Нижегородской духовной семинарии был впервые введен курс истории русского богословия. Чтение этого курса послужило решающим стимулом к подготовке настоящей книги.
Июнь 2005 г.
Первое издание этой книги вышло в свет в 2005 году. Второе издание дополнено этюдом «Силуэты духовных академий», статьями о святителе Иннокентии (Борисове), Ф. А. Голубинском, А. М. Бухареве, А. С. Хомякове, архиепископе Никаноре (Бровковиче), В. А. Снегиреве и В. И. Несмелове, протопресвитере Александре Шмемане, В. П. Зубове; новые материалы включены в статьи об игумене Геннадии (Эйкаловиче), Вл. Лосском и другие.
Февраль 2011 г.