Часть третья. Плод духовной борьбы – мед покоя

С тех пор ты не видела никакого другого видения?

– Так явно нет. Но когда молюсь, то испытываю радость в своем сердце, и когда читаю акафист Божией Матери, чувствую веселие. Часто во время молитвы мой ум восхищается на небеса и я умно созерцаю небесные красоты вечной жизни и радуется моя душа. Я испытываю такое наслаждение, находясь в этой пустыни, что не променяю эту жизнь на все мирские царства и свою пещеру на все дворцы мира.

Да, – сказал я, – действительно ты блаженна!

– О, ты сказал «блаженна»! Но разве человек не родился для блаженства, для вечной радости и вечного веселия? Разве не говорят Святые Отцы, что Бог создал все вокруг и даже само Царствие Небесное для человека? Бог не имеет ни в ком нужды. Вселенная, созданная Богом, ничего не добавила к Его славе, поскольку Сам Бог является Вечной Жизнью, Блаженством, безконечной радостью и вечным наслаждением. То есть Бог Самопрославляем.

Спаситель говорит: «Изыдох от Отца и приидох в мир: (и) паки оставляю мир и иду ко Отцу» (Ин. 16:28). Здесь Спаситель говорит как человек, поскольку как Бог он никогда не разлучался от Отца по слову: «Единородный Сын, сый в лоне Отчи, той исповеда» (Ин. 1:18). Так и человек – изшел от Бога и к Богу пойдет. Однако грех воздвигает препятствия. Если бы человек знал свое предназначение, он бы пожертвовал всем, чтобы не разлучиться ему от Небесного Отца, Которому он предназначен.

Фотиния, как ты ощущаешь радость во время молитвы и как ты испытываешь веселие?

– Бог есть высшее благо! Насколько человек приближается к Богу, не в пространстве, поскольку Бог как совершенный Дух – вездесущ, но нравственно, через стяжание добродетели, – настолько он становится счастлив и блажен. Поскольку человек только через молитву разговаривает с Богом и вступает в общение с Ним, то, когда молится чисто, то есть «в Духе и истине» поклоняется Богу, тогда становится счастливым и блаженным в меру своей добродетели. Часто пребывая в молитве, молящийся в Духе и истине восхищается духом на небеса к божественному видению и видит божественные вещи – не телесными глазами, но очами души. Он слышит тогда божественные глаголы, которые не может высказать, поскольку не достигшие этой меры не в состоянии понять этого. Как говорит апостол Павел: «Ихже не лети есть человеку глаголати» (2Кор. 12:4). Почему так? Да потому, что не достигшие меры апостола не могут понять этого. Также Спаситель говорит Никодиму: «Аще земная рекох вам, и не веруете: како, аще реку вам небесная, уверуете?» (Ин. 3:12).

Ты когда-нибудь приходила в такую меру, чтобы пребывать долгое время подобно святому Арсению в созерцании?

– Да, часто, во время молитвы мой дух восхищается к божественному созерцанию, так что я в течение многих часов остаюсь недвижимой и представляю, а вернее вижу умными очами своей души блага, «которые уготовал Господь любящим Его», а также Небесные Чины и души святых боговдохновенные, а лучше сказать радующиеся по причине преизобилующей славы, исходящей от Престола Божия и непрестанно благословляющие Всесвятое Имя Триипостасного Божества. Я не пребываю в божественном созерцании всю ночь, подобно авве Арсению, поскольку не обладаю его силами. Он с вечера, когда заходило солнце, простирал руки свои ввысь и опускал их утром, когда солнце восходило. Кроме того, я молода и боюсь прелести, да к тому же и немощь моего тела не позволяет мне этого.

Святые Отцы, будучи сильными и опытными, могли все. Мы же пребываем в немощи (в слабости душевной) и если бы человеколюбивый Бог не приходил на помощь, мы бы ничего не смогли не только сделать, но и претерпеть. «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15:5), – сказал Спаситель.

– Кроме помыслов ты не испытываешь никаких других нападок от бесов?

– Как я уже сказала, они навевают мне только воспоминания о мире и о том, что в мире, но ничего не могут сделать, поскольку моя душа не соглашается с этими помыслами.

Скажи мне Фотиния, зажигался ли когда в твоем сердце на молитве огонь Любви Христовой, о котором Спаситель говорит: «Огня приидох воврещи на землю, и что хощу, ащеуже возгореся"(Лк. 12:49).

– О, этот огонь всегда пребывает в моем сердце. Часто во время молитвы он возгорается с такой силой, что если бы сейчас было как в древности гонение, я поспешила бы на мученичество и пролила бы свою кровь до последней капли за Иисуса, Спасителя моего. О, что тебе сказать об этом божественном огне! У него нет границ! Он пожигает сердце так, что я не в состоянии понести его, падаю на колени и поклоняюсь и плачу и кричу: «Христе мой. Спасителю мой, Избавителю мой. Женише мой, Жизнь моя, Бытие мое!» и другое, что диктует мне в тот момент горячая любовь к Иисусу.

Чувствуешь ли ты в тот момент внутреннюю перемену в себе?

– Да, конечно. Чувствую божественное изменение, так, что мне кажется, что вижу в глубине своего сердца нашего Спасителя, который говорит мне: «Не бойся, я здесь». И тут же вспоминаю, что Он сказал: «Я и Отец мой к нему приидема и обитель у него сотворима» (Ин. 14:23). Тогда я склоняю голову на грудь и говорю: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», и ни о чем более не думаю, как только о Сладчайшем Иисусе!

Когда утихнет этот огонь, я поднимаюсь и пою какой-нибудь тропарь или псалом и обращаюсь к телесным трудам. То есть варю травы или собираю их, рублю дрова, убираю свой дворец или же занимаюсь любой другой физической работой. Святые Отцы говорят, что кроме того, что нужно заботиться о телесных нуждах, мы обязаны не разрушать тела прежде времени, поскольку тело есть орудие души, через которое она действует. Когда в теле есть (плотские) устремления, мы должны смирять его, но не разрушать. Прежде всего необходимо рассуждение, как говорит Спаситель: «Воздадите убо кесарева кесареви, и Божия Богови» (Мф. 22:21). Многие, не имея рассуждения, предали себя устремлению духа и подталкиваемые демонами потеряли разум, другие, не желая принять земной пищи, умертвили себя голодом, о двух таких монахах рассказывает святой Ефрем Сирин, а иные впали в тяжелую болезнь и оставили аскетический подвиг. Более всего необходимо рассуждение, как о том говорит и святая Синклитикия. Так я устроила все, что касается меня, таким образом, чтобы «ни в чем не превышать меры». Когда я выхожу на работы вне пещеры, то возвращаюсь в нее около 10-ти часов, когда наступает жара. А пещера моя, как ты видишь, в этом очень хороша. Летом в ней очень прохладно, а зимой очень тепло. Возвратившись в свой дворец, я читаю часы и пою до полудня, а тогда вкушаю то, что пошлет Небесный Отец, как я тебе уже говорила.

Как ты узнаешь время?

– Я и об этом позаботилась и принесла с собой вот этот маленький будильник. Поскольку я боялась, что он испортится, хотя он до сих пор исправно служит, то сделала солнечные часы, которые безошибочно показывают полдень. За основу я взяла византийскую систему, которую соблюдают на Святой Афонской Горе, которая к тому же является наилучшей, поскольку с точностью показывает часы дня и ночи. Закат солнца соответствует двенадцати часам (12). После заката солнца сразу начинается ночь, так что закат солнца равен двенадцати часам ночи, а при восходе солнца также двенадцать, когда случается равноденствие. Таким образом по такой системе можно умело использовать увеличение дня и ночи, а также их сокращение.

Когда ты выходишь в пустыню, ты не боишься встретить полудиких бедуинов?

– Конечно, боюсь. Но надеюсь на Спасителя нашего Иисуса Христа. К тому же я очень осторожна. Мне помогает и язык моей матери, то есть арабский, я понимаю, о чем они говорят. Они имеют обычай, как все арабы, говорить очень громко, поэтому я издалека слышу их и принимаю необходимые меры.

Ты не находила в пустыне пчелиного улья?

– Да, я встречала ульи в расщелинах камней и дырах, и они были полны меда. Я беру из них меда, сколько хочу, но летом не использую его помногу, поскольку от него бросает в жар. Пчелиные ульи находятся в крутых местах, в которые дикие животные не могут добраться, пчелы очень умные насекомые и всегда подбирают подходящее жилище. Мне же удается с легкостью взбираться и брать медовые соты, сколько мне захочется, поскольку в этом краю, по причине жаркого климата, пчелы очень быстро и зимой и летом собирают мед, как говорит Священное Писание: «В землю, где течет молоко и мед» (Числа 16:14).

О чем ты размышляешь в часы отдыха, то есть когда не молишься?

– Я непрестанно молюсь. Поскольку и во время еды, и в то время, когда хожу, рублю дрова, или делаю что-нибудь другое, я всегда произношу молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». И во сне мое сердце продолжает творить эту молитву. О, сколь благ Небесный Отец! И кто может постичь Его безграничную любовь к Его созданию, человеку! Когда человек следует Его божественным повелениям, тогда Он изливает на него Свою Благодать. Ты знаешь, что такое Благодать Божия? Благодать Божия есть то самое блаженство, высшее счастье, радость, веселие и вечная жизнь. Где Благодать Божия, там счастье, просвещение, веселие и радость, как о том говорит и Дионисий Ареопагит в своих писаниях. «От Бога, – говорит он, – исходит божественное сияние, просвещающее и исполняющее блаженством последовательно все чины небесных умов»¹⁹. А особым образом святых, поскольку человек был создан, как говорит о том Священное Писание, «по образу и подобию Божию»²⁰.

Так ты считаешь, что святые выше небесных Ангелов?

– Да, и намного выше. Поскольку Сам Сын и Слово Божие, второе Лицо Пресвятой Троицы восприял человеческую плоть и родился как человек от Святой Девы. А Пресвятая Дева Мария, Матерь Бога нашего, находится выше всех небесных Сил, занимает второе место после Пресвятой Троицы, так что верно воспевает ее Православная Церковь как «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим». Поскольку она послужила Престолом для Небесного Царя Христа и приняла в себя Слово Божие. Она была избрана из всех родов как самая святая, чтобы стать жилищем нашего Спасителя и Бога и чтобы спасение пришло в мир.

Да. Фотиния, Матерь Божия была избрана из всех родов, дабы стать неким мостом, через который в мир пришло спасение. И я, и все православные христиане веруем в это. Но прошу тебя, разъясни мне сказанное тобою прежде о том, что у человека великое предназначение.

– У человека великое предназначение, поскольку он был сотворен по «образу и подобию» Божиему. То есть он изшел от Бога и опять к Богу пойдет, чтобы стать причастником божественной славы и вечного блаженства. Поскольку Бог есть источник блаженства, находящийся в общении с Богом сам становится блаженным. Вечная жизнь, блаженство, Царствие Небесное, веселие, Рай, радость – есть сам Бог. «Аз есмь», – говорит Спаситель, – «Воскресение и Жизнь». Всякий находящийся в общении с Богом пребывает в состоянии блаженства. А ад, который Спаситель называет «тьмой кромешной», «скрежетом зубом» (Мф. 8:12), "мучением» (Лк. 16:23–28), «огнем» (Мф. 18:8;25:41; Мк. 9:4З-48), «бездной» (Рим. 10:7), есть ни что иное, как лишение благодати Божией, отдаление от Бога, не пространственное, а нравственное. Там, где нет света, однозначно будет тьма. Что же такое тьма? Отсутствие света. Так же можно сказать и о Царствии Небесном. Слово «Царствие», о котором говорит Спаситель, имеет смысл блаженства. Бог есть высшее Благо. Насколько человек приближается к Богу через стяжание добродетели, настолько делается блаженным и счастливым.

Грех является наивысшим злом. Насколько человек отдаляется от Бога, не в пространстве, как мы уже говорили, а нравственно, по причине греха, настолько становится несчастным. Кто скрежещет зубами? Тот, кто находится в несчастии, а несчастие и есть грех. Кто горит в неугасающем огне мучения? Тот, кто чувствует, что он есть причина своей беды! Итак, где находится место вечного огня? В сердце человека, как говорит о том Спаситель в притче о богаче и Лазаре. Ад есть не что иное, как лишение божественной благодати. Что такое болезнь? Лишение здоровья. Что такое печаль? Это потеря радости. Священное Писание говорит, что демоны были светлыми благими Ангелами. Но после того, как согрешили, они потеряли божественную благодать и стали темными, лукавыми, несчастными. Поскольку они потеряли божественное сияние, которое просвещает и дает радость, то омрачились, неким образом опьянели от невежества, поскольку как пьяный, страждущий от опьянения, хочет опять пить, так и опьяневшие от греха всегда хотят плохого, думая, что в делании зла они найдут упокоение. Но тщетно! Они всегда будут несчастны, поскольку зло еще более отдаляет их от света, до тех пор, пока не бросит их в величайшее несчастье, которое Спаситель называет «огнем вечным, уготовленным диаволу и ангелом его» (см.: Мф. 25:41).

Так что отдаление от Бога есть самый страшный ад, конечно, как мы уже отмечали, не в пространстве, поскольку Бог как совершенный Дух вездесущ, но нравственный. Это наглядно видно на примере работающих здесь греху, они всегда пребывают в страхе, всегда находятся во внутреннем волнении и тревоге.

Поэтому предназначением человека является делание добродетели, через которую человек не по природе, а по благодати становится подобным Богу и причастником божественной славы.

Скажи мне, Фотиния, как ты постигла то, о чем говоришь, и как добродетельный человек испытывает в этом мире счастье, а злой несчастье?

– Ты наверняка читал о том, как Арсений Великий поднимал в молитве свои руки к небу на закате и опускал их, когда солнце вставало и освещало его лицо. Где же находился ум аввы Арсения на протяжении всей ночи, когда он стоял неподвижным и с протянутыми ввысь руками? Конечно, на небе. Что он там видел? Разумеется он зрел славу Небесного Отца и радовался, поскольку его сердце извещало его, что придет день, когда он станет причастником этой славы. Так каждый человек, молящийся Богу в Духе и истине, проходит своим духом небеса и достигает престола Божия! Когда он достигнет его, то уже не хочет разлучаться с небесами, но хочет пребывать там всегда и созерцать славу Небесного Отца. Потому что там источник жизни, счастья и блаженства, которым является Бог. «Во мне нет любящего вещество огня, – говорил Игнатий Богоносец, ведомый на мученичество, – но вода живая внутри меня говорит: «Прииди ко Отцу"». В то время как его ведут, чтобы отдать зверям в пищу, он радуется и веселится, а персидский царь Ксеркс, сидя на высоком троне в Геллиспонте, плачет и рыдает.

– Скажи мне, Фотиния, восхищается ли твой ум в час молитвы? Ведь то, что ты говоришь об этом, свидетельствует о том, что ты удостоилась божественного осияния!

– Со мной часто происходит таковое, и мой ум восхищается к небесному. Все представления об этом мире исчезают, а сердце наполняется божественным веселием и радостию. Одновременно возгорается огонь любви Христовой в сердце, так, что, если бы была возможность, я хотела бы иметь крылья и взлететь и пребыть навсегда там, в небесном месте блаженства, которое пророческими очами видел пророк царь Давид и воскликнул: «Кто даст мне крылья и полечу и почию?» Там истинная жизнь, упокоение и вечное блаженство, там божественный свет Небесного Отца излучается не в телесные очи, а в духовные, в самое сердце. Делатель добродетели уже в этой жизни становится причастником блаженства и испытывает это в себе. «Если разрушится небо и земля, – говорил авва Памво, – страх не войдет в мое сердце». Что же побуждало его говорить так? Блаженство, живущее в нем. Через делание добродетели, духовным образом, как говорит святитель Иоанн Златоуст, он соединился и отождествился с Богом, так что из его сердца ушел всякий страх и все, что может принести огорчение, поскольку его сердце исполнилось божественного веселия и духовной радости. «Добродетель, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – с Богом сочетающая и Царствие Небесное наследующая». А всякое сочетаемое с другим становится причастником его свойств. Вот почему делатель добродетели уже в этой жизни причащается счастья и чувствует его.

Напротив, где по причине греха не светит в душе божественный Свет – там скорбь, теснота, воздыхание, слезы, страх, темнота. Еще живя в миру, я знала людей, обладавших богатством, мирскими достоинствами и многими мирскими благами. Однако наступали моменты, когда они вздыхали, плакали и тяготились от горечи этой временной жизни, о которой одной лишь заботились. Они дрожали, когда приходила болезнь, и отчаивались пред лицом смерти, так что не хотели, чтобы при них говорили о смерти. Знала я и других, которые по причине греха дошли до такого помрачения разума, что не хотели совершенно слышать о вечной жизни и бессмертии души, поскольку одна лишь мысль о том, что существует вечная жизнь и праведный Судия, рождала в них тревогу и беспокойство. Эта тревога и беспокойство есть ни что иное как отсутствие божественной благодати и обручение с вечным несчастием (адом). Говорю тебе, если бы человек знал, в чем состоит его истинная выгода, он предпочел бы тысячу раз умереть, чем отклониться от прямой дороги, которую указывает божественное и святое Евангелие и которая ведет к жизни вечной и блаженной.

Сказав это, Фотиния замолчала, поскольку от любви, живущей в ее сердце, она пришла в умиление и очи ее стали источать потоки слез! Желая прервать это состояние умиления, я спросил:

– Фотиния, когда во время молитвы восхищается твой ум, что ты видишь?

– О! Ты спрашиваешь меня о таинственном. Поверь мне, в тот момент я не нахожусь в этом мире, хотя телом нахожусь на земле. Я не вижу ничего вещественного, не чувствую ничего земного, поскольку дух мой находится в божественном свете и слышит – не телесным слухом, но духовным – небесные чины, поющие Трисвятую песнь и восклицающие: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, исполнь небо и земля Его славы!» Мой ум пребывает в этом созерцании, а сердце горит от любви Иисусовой, и я восклицаю вместе с Павлом: «Уже не я живу, но живет во мне Христос». Когда я прихожу в себя после божественного созерцания, мое сердце продолжает пылать любовью нашего Спасителя, а очи источать слезы от желания Сладчайшего Иисуса. Затем, размышляя о своем уничиженном состоянии, я прихожу в изумление, сознавая безграничную любовь Небесного Отца к своему созданию, человеку. Преклоняя голову и скрещивая руки, я говорю: «Кто я, смиренная и ничтожная? Что хорошего я сделала, что столь помиловал меня Господь? Ничего! О, – восклицаю, – многомилостиве Господи! О, высшее Благо! О, небесная Любовь! О, Отец Небесный! Благословенно Твое Всесвятое Имя! Поскольку если Ты мне, смиренной и ничтожной, показываешь такую благость, что же ты даруешь своим истинным рабам! И если я, не сотворившая ничего благого, исполняюсь божественного веселия, представляя Твою небесную и божественную красоту, в каком же тогда веселии и радости пребывают те, кто победил мир и миродержителя и пришел к Тебе увенчанный венцом победы?»

Сказав это, она замолкла... Я же в тот момент находился в изумлении, а мой дух был вне сего мира, так что я молчал и устремлял взор лишь на лицо Фотинии, которое представлялось мне не человеческим лицом, но ликом Ангела. Так мы оставались в молчании несколько минут, а затем Фотиния спросила:

– Не пришло ли время петь вечерню? Солнце идет к закату.

– Да, конечно, – сказал я, и мы поднялись на молитву.

Затем она говорит мне:

– Хочешь, примем немного пищи?

– Как ты хочешь, – ответил я. Она положила немного хлеба, оставшегося с обеда, травы и корни сахарного тростника. Я благословил предложенное и мы поели в молчании. После ужина мы поблагодарили Господа и сели, сохраняя безмолвие.

Я все еще пребывал в состоянии, подобном исступлению, размышляя о том, что поведала мне прежде Фотиния. Поскольку и она продолжала молчать, чтобы продолжить наш разговор, я спросил:

– Фотиния, ты не боишься коварства демонов, которые используют всякое средство и хитрость, чтобы ввести в заблуждение рабов Божиих?

– Боюсь, но многомилостивый Господь, видя мою немощь, помогает мне, и они отступают вовремя, ничего не добившись. К тому же, я прибегаю к сильной защите – молитве. Когда чувствую помыслы от врага, я тут же встаю на молитву. Если они настойчивы, тогда творю молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Часто говорю молитву громко вслух.

– Рассеиваются этой молитвой лукавые помыслы?

– Да, рассеиваются, поскольку демоны трепещут пред Именем Спасителя, как говорят о том Святые Отцы: «Именем Иисусовым бичуй супостатов».

– Скажи, как ты различаешь помыслы?

– Я понимаю, что они от лукавого, потому что моя душа их не приемлет, а они пытаются ее убедить. Часто для того, чтобы убедить ее, они приводят примеры из Священного Писания. Когда, например, они пытаются подвигнуть меня к тому, чтобы я оставила пустыню и ушла в мир, они говорят мне: «Разве столькие и столькие люди, живя в миру, не стали святыми и примером к добродетели?» Однако моя душа отвечает в противовес: «Они были сильны, имели опыт мира, у них было совершенное самоотречение». Это противостояние извещает меня о том, что помыслы эти от лукавого. Есть у меня и пример аввы Макария, который пал ниц перед дверью своей келлии и сказал: «Тащите меня, тяните меня, я не уйду из своей келлии». Он сделал это, поскольку на протяжении долгого времени помыслы заставляли его пойти в город, якобы для пользы других. Авва Макарий поступил так, поскольку был сильным и великим в добродетели и рассуждении. А я немощна, и в силу этого не могу бороться с демонами как св. Макарий, поэтому прибегаю к моему Христу, Который приходит на помощь, прогоняя и уничтожая лукавые помыслы. И таким образом брань не продолжается долгое время. Всякий человек, сомневающийся в чем-либо, должен прибегать к молитве.

– То есть лукавый напоминает тебе о мире и о том, что в мире?

– Именно так, часто он говорит мне: «Ты не спасешься, напрасно пребываешь ты в этой пустыне. Если бы ты вернулась в мир, то смогла бы построить женский монастырь, и так спаслись бы многие души, а ты имела бы большую награду за это. Поскольку говорит Священное Писание чрез пророка Иеремию: »Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста« (Иерем. 15:19). И многое другое приводит мне лукавый на ум. А я прибегаю ко Христу и неким образом заявляю на врага, и он тут же отступает, а лукавые помыслы рассеиваются. Первые два года моего пребывания здесь он много изнурял меня этими помыслами. Теперь, поняв, что я не одна, но со мною Христос, он мне сильно не докучает. Только говорит мне: «Когда ты состаришься, кто тебе будет помощником в этой пустыни?» А я отвечаю ему: «Мой Христос».

– Тебя не угнетает диавол помыслами гордыни?

– Чем же мне гордиться, ведь у меня ничего нет? Если Спаситель сказал своим ученикам, которые с таким самоотвержением, отдавая себя полностью, последовали за Ним «егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17:10), то как я или кто другой может возгордиться тем, что сотворил что-то от себя, ведь ничего самого ничтожного нельзя сотворить без помощи нашего Спасителя, по глаголу: «Без мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15:5).

Фотиния, прошу тебя, скажи мне, как человек может достичь бесстрастия, подобно многим Святым Отцам?

– О величайшем из достижений, а вернее из дарований ты спрашиваешь меня? О, »что реку и что возглавлю?» (Ин. 12:49)²². Достигший этой ступени избежал всего мирского, живет подобно бесплотному, и хотя ходит и пребывает на этой земле, имеет жительство на небесах. Знай, что все аскетические труды лишь одну имеют цель: как стать человеку выше страстей. Об этом твой вопрос или о чем другом? Ведь если человек становится выше страстей, это знак того, что он подвизался и победил, но при этом враг (страсти), хотя и был побежден, но существует, не исчез, поэтому, если победитель вознерадит, вновь восстанет брань.

– Нет. Я спрашиваю о том, как может человек стать полностью бесстрастным, так что брань уже не может разразиться, но царствует постоянный мир?

– Значит, ты спрашиваешь о том упокоении, о котором пророк и царь Давид говорит: «Кто даст ми крыле голубине и полещу и почию?» (Пс. 54:7). Это упокоение, которое называется также бесстрастием, никаким другим образом не может быть достигнуто, как только сердечной Иисусовой молитвой «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Эта молитва приобретает такую силу, когда творится сердцем (то есть ум ничему иному не внимает, как только сердцу), что не только усыпляет страсти, подобно тишине и уединению, но очищает от них полностью и истребляет их. Уединение, то есть пребывание вдали от причин, вызывающих страсти, и тишина – усыпляет страсти. Но всякое спящее может пробудиться, когда будет к тому повод (причина), и часто с большей силой.

– То есть молитва по книге не может принести ожидаемый результат, который, по твоим словам, приносит призывание божественного Имени Спасителя?

– Конечно, нет. Да, необходимо соблюдать установленный в Церкви чин в монастырях и там, где братия живет вместе, а также в храмах в миру. Но тот, кто хочет достичь упокоения (бесстрастия), должен иметь как непреложное правило сердечную молитву.

Может ли монах, живущий в монастыре или подвизающийся вместе с другими братиями, а также христианин, находящийся в перипетиях мира, молиться сердечной молитвой и достичь высшего дарования бесстрастия?

– Да, это возможно не только живущему в монастырской братии, но и пребывающему среди шума и забот мира. Таковой может иметь сердечную молитву и достичь по силам бесстрастия. Человек может разговаривать с другими людьми о вещах настоящей жизни, а сердце его в это время может молиться так называемой умной молитвой. Поскольку сердце, хотя бы однажды вкусив сладости от призывания Имени Спасителя, не хочет более отдаляться от Него и вместе с Павлом восклицает: «Что разлучит меня от любви Христовой?» Привязывается сердце любовию ко Христу и, находясь посреди шума, никогда не отдаляется от Христа. И уже никакая страсть не может привести в смятение того человека, поскольку он имеет в себе совершенное упокоение – Христа. С другой стороны, монах и всякий христианин может молиться днем и ночью устами, читая псалмы, поя тропари и произнося другие молитвы, и при этом никогда не достичь бесстрастия.

Ты не читал, какой ответ дал мудрый старец трем монахам, пришедшим к нему и рассказавшим о своих трудах? Первый сказал: «Авва, я выучил наизусть Ветхий и Новый Завет». Старец ответил: «Ты наполнил воздух словами». Второй сказал: «А я переписал Ветхий и Новый Завет». «И ты, – ответил старец, – загромоздил проемы²³ книгами». Третий сказал: «А у меня в котле мох вырос» (то есть он не готовил пищу). «Ты отогнал от себя гостеприимство». Также одна девственница пришла к этому старцу и сказала: «Отче, я постилась в течение двухсот воскресений по шесть дней» (то есть она ела один раз в неделю). Чего мне еще не хватает?» Старец сказал ей: «Стало ли для тебя бесчестие честию? Или урон выгодой? Или обвинение похвалой?» «Нет», – ответила она. «Ступай, – ответил старец, – подвизайся, у тебя ничего нет!»

– Но почему же святой старец не сказал им о сердечной молитве?

– Потому что они не были подготовлены и не смогли бы постигнуть сердечную молитву. Если бы он посоветовал им заниматься сердечной молитвой, чтобы достичь бесстрастия – он бы повредил им, поскольку они еще не пришли в состояние, необходимое для этого делания. Они были привязаны к внешнему деланию, думали, что деятельная (практическая) добродетель является самым лучшим делом. Да, деятельные добродетели приносят пользу и человек может спастись через них, но он не достигнет той меры, чтобы сказать как Антоний Великий: «Я уже не боюсь Бога, но люблю Его». Великий Антоний сказал так, поскольку взошел на вершину созерцательной добродетели, так что чувствовал в себе Бога и любил Его всей своей душой и сердцем. Эта горячая и истинная любовь изгнала из его сердца страх, как говорит апостол и евангелист Иоанн в Первом Соборном Послании: «Совершенна любы вон изгоняет страх» (1Ин. 4:18). А апостол Павел говорит: «Плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона» (Гал. 5:22–23). Это означает, что духовные люди не подлежат закону, поскольку они достигли через Благодать Святого Духа меры стоять выше закона, так что нет у них уже никакого страха о том, соблюли они то или иное распоряжение закона или преступили его.

Итак, молящийся сердечной молитвой достигает меры совершенной любви, так что уже никакое событие в этом мире не может его потрясти. Он достигает спасительного причала бесстрастия, так что, находясь на земле, он является небожителем, как говорит апостол Павел: «Наше бо житие на небесех есть» (Флп. 3:20).

Значит, лишь через умную молитву приходит совершенное бесстрастие?

– Конечно, исключительно через нее одну. Но поскольку уже поздно, давай прервем нашу беседу и прочтем повечерие, а утром, после утренней молитвы, продолжим.

Мы поднялись и прочли положенное повечерие и акафист Божией Матери. Затем Фотиния сказала: «Вот, приляг там, поскольку ты достаточно устал». В правом углу пещеры она приготовила для меня постель из сена. Я пошел и как был в одежде, лег на траве. Сама она направилась вглубь пещеры и прилегла, но не прошло и часа, как вновь поднялась. Преклонив колени и возведя ввысь руки, она молилась. При лунном свете я неотчетливо видел ее, голоса не было слышно, поскольку она молилась умом. Так в молитве она пребывала до первого часа по полуночи, а затем села на траву, служившую ей постелью. Видя ее седящей, я привстал и спросил:

– Пора совершить утреннюю молитву?

– Как пожелаете, – ответила она.

Поднявшись, я дал возглас «Благословен», мы прочли то, что знали наизусть, поскольку у нас не было светильника, а остальную часть службы прочли по четкам по чину Святых Отцов. В момент отпуста Утрени стало светать, мы прочли первый час и сели до полного рассвета. Когда взошло солнце, мы пропели водосвятный молебен и освятили кроплением пещеру и ее окрестности. «Это счастливый для меня день, – сказала Фотиния, – сердце исполнено радости. Небесный Отец послал тебя, чтобы я рассказала свою жизнь и поисповедовалась и для того, чтобы освятить это жилище. Я давно желала встретить служителя Святых Таинств нашей святой Церкви, чтобы исповедовать пред ним мои прегрешения и рассказать мои перипетии, и вот Всеблагой Господь исполнил это мое желание».

С этими словами она простерла вверх руки, подняла взгляд на небо и сказала:

– Благословенно Твое Всесвятое Имя, Небесный Отче. Благословенно Твое Всесвятое Имя, Многомилостивый Господи, поскольку Ты по Своей великой благости простираешь Свою Благодать и на нас, смиренных и ничтожных, из нихже первая есмь аз, не сотворившая ничего доброго.

Затем она сказала мне:

– Давай накроем стол и поедим, что послал Господь, благословляя Его Всесвятое Имя.

Я выложил то, что находилось в моей аскетической котомке, она принесла вареную зелень, оставшуюся с вечера, корни сахарного тростника, вершки и корни мелагра.

После трапезы мы сели, чтобы продолжить беседу. В этот момент на скалу сел соловей и начал прекрасное пение. Фотиния говорит:

– Бедные птицы радуются сегодня еще больше по причине моей радости. Они мои товарищи и сегодня являются участниками моей радости!

– Ах, как ты счастлива, что посреди этой пустыни у тебя есть такие хорошие товарищи!

– Да, эти птички настолько хороши, что когда я пою, сидя в тени скалы, то и они очень гармонично поют. Вот, видишь, мне составляют прекрасную компанию птички, воспевающие по утрам Небесного Отца, Который и о них заботится, как говорит Спаситель.

Но ты сказала мне прежде, что у тебя было желание встретить служителя нашей святой Церкви, рассказать ему о своих перипетиях и поисповедоваться. Скажи мне, ты считаешь исповедь обязательной для христианина, изменившего свою жизнь и оставившего прежние дела? Ведь порой говорят, что достаточно удалиться от зла, согласно изречению «уклонися от зла и сотвори благо», и что покаяние есть удаление от греха.

– Да, возвращение на правый путь является истинным покаянием. Но исповедь для человека, оставившего прежнюю жизнь, является необходимой. Как, например, в случае болезни – прекратилось ее развитие, но необходимо излечить прежние раны, посоветовавшись с врачом и приняв подходящие лекарства. Наш Спаситель учит нас этому через притчу о блудном сыне. Блудный сын вернулся к своему отцу, его нежно любящий отец поспешил встретить сына, обнять и облобызать его. Но блудный сын не ограничился своим возвращением, но возопил, исповедуясь: «Согрешил я пред небом и пред тобою». Спаситель дал своей Церкви власть «вязать и решить». Исповедь является одним из Таинств нашей священнейшей религии. Поэтому даже если мы оставили прежнюю жизнь, нам необходима исповедь. Поскольку даже прекратив брать в долг, мы обязаны погасить прежнюю задолженность.

– Я задал тебе этот вопрос потому, что многие люди чуждаются исповеди, считая, что они оправдались удалением от греха.

– Их рассуждения не добрые. Кроме того, что в таком образе мысли кроется гордость, они оскорбляют и авторитет Церкви, принявшей, как мы уже говорили, власть «вязать и решить». Исповедь обязательна даже в том случае, когда человек после своего обращения соблюл жизнь чистую, даже если он сотворил добрые дела. Поскольку исповедь заключает в себе смирение, являющееся надежным якорем спасения.

Поскольку, ты, возможно, устал от нашей долгой беседы, давай, если хочешь, пойдем, посмотришь мой маленький сад у Иордана и сахарный тростник, который я там посадила. Мы немного отдохнем там.

Приложившись к маленькой иконке Богоматери, мы вышли из пещеры и спустились с холма в западном направлении. Затем, повернув налево, мы прошли посреди кустарника и колючек по тропинке, расчищенной Фотинией. Справа и слева от нас стеной возвышался кустарник, поверх которого нависали кусты ежевики. Через несколько минут мы оказались у ограждения, устроенного из побегов кустарника и переплетенного ветвями ежевики, так что оно представляло собой неким образом сильно укрепленную крепость. Фотиния подняла связку кустарника и перед нами открылся вход. Наклонившись, мы вошли в прекрасный сад, который не превышал одной стреммы²⁴, был прекрасно ухожен и отстоял от Иордана не более чем на две стадии (километра). Фотиния говорит мне:

– Вот мой сад. Шесть месяцев я трудилась, чтобы очистить и оградить его от разорения дикими зверьми. Вот и маленький колодец, который я выкопала, чтобы поливать сад летом, когда он нуждается в поливе, хотя такая необходимость бывает редко, так как испарения, поднимающиеся от Иордана сохраняют его и без полива.

О, как же описать тот маленький сад, а вернее сказать – тот рай! В западной его части возвышались две на вид молодые ивы. Я спросил Фотинию:

– Как эти две одинокие ивы оказались здесь?

– Я посадила их здесь. Как ты знаешь, ивы растут вдоль берега реки. А мой сад, как видишь, отстоит от реки более чем на два километра, я принесла их и посадила, и вот им уже четвертый год. Поскольку земля здесь очень плодородна, они быстро выросли и дают мне прекрасную тень!

Под тенью ив были поставлены два плетеных из побегов кустарника и дрока сидения, так что там можно было с удобством посидеть.

– Эти сидения я сплела год назад. Когда мне становится грустно в моем дворце, я прихожу и сижу здесь. Этот маленький колодец я выкопала в тот год, когда стала возделывать мой сад, вот и черпало.

Черпалом служила корзинка, сплетенная из ветвей кустарника и очень красиво смазанная асфальтом. Я спросил у Фотинии:

– Где ты нашла асфальт?

– Как-то я пошла к Мертвому морю, поскольку, как ты знаешь, из него порой выходит асфальт. От моей пещеры до Мертвого моря около двух часов ходьбы. Мне же для того, чтобы дойти туда и вернуться, потребовалось более восьми часов, поскольку я шла с осторожностью, чтобы меня кто-нибудь не заметил, и поскольку боялась зверей, хотя они и не причиняют вреда монахам. Тем не менее, мой поход был удачным, поскольку я нашла асфальт у Мертвого моря, а также куски серы и достаточно соли. Я просмолила корзинку и теперь черпаю ею воду и поливаю сад, когда есть необходимость. Веревка мне не нужна, как видишь – вода находится ниже уровня земли лишь на три пяди, а зимой заполняется доверху.

Она посадила там немало сахарного тростника, сельдерея, свеклы и другой зелени и цветов, а также арбузы, дыни и немного картофеля. Из цветов там можно было видеть фиалки, дикие розы, гиацинты, лилии и многое другое, так что сад походил на маленький рай. Я сказал Фотинии:

– Я вижу, ты посадила и много цветов.

– Да, пустыня наполнена цветами, такими как фиалки, розы, гиацинты, лилии... Я собрала их, посадила здесь. Как видишь, благодаря уходу, они стали домашними и хорошо растут. Здесь, как и во всей Палестине, водятся ежи, к тому же они очень крупные.

– Они не разоряют твой сад?

– Сейчас они совершенно не вредят моему саду, поскольку я приняла необходимые меры. Поначалу они проникали сюда, но потом я хорошо закрыла все дыры, которые они проделали в ограде, так что они больше не могут зайти. Часто по вечерам я разжигаю огонь в саду. Как я тебе говорила, все дикие животные боятся огня, так что жившие поблизости ежи по причине огня удалились отсюда. Благодаря хорошему ограждению не заходят в сад и шакалы. Здесь в часы грусти я нахожу утешение, сидя в тени и напевая какое-нибудь песнопение. А соловьям, как видно, очень нравится человеческий голос, поскольку стоит мне начать петь, как они тут же подхватывают.

Фотиния, поверь мне, ты очень счастлива!

– Не из-за всего этого я счастлива, но потому, что имею надежду найти милость у Праведного Судии в великий день Его Второго Пришествия.

– Да, но ты и здесь счастлива, поскольку находишься вдалеке от суеты и соблазнов мира, так что я могу сказать, что никто в миру не может жить так счастливо, как ты. Поскольку мирские блага, такие как богатство, звания и тому подобное не приносят счастья, его можно обрести лишь чистой совестью и умирением внутреннего человека.

Но, видно, ей не хотелось, чтобы я называл ее счастливой, и она сказала мне:

– Не пора ли тебе идти? Твои спутники и отцы будут беспокоиться.

– Нет, не будут. Я тебе уже сказал – я оставил им записку, когда отлучился из монастыря св. Герасима, чтобы посетить это место и возможно задержусь.

Фотиния, скажи мне, как должно трудиться, чтобы достичь сердечной молитвы?

– Она достигается настойчивостью и терпением.

– Что ты подразумеваешь под настойчивостью и терпением?

– В начале, когда человек начинает произносить молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», он должен прежде всего проявить настойчивость, поскольку дьявол применит разные средства для того, чтобы занять его ум, чтобы тот не внимал сердцу, так как очень боится этой молитвы. А тот, кто хочет достичь сердечной молитвы, должен следить, чтобы ум его удалялся от всякой другой мысли, и смотреть лишь в сердце. По причине такого ограничения ум утесняется, то же самое происходит с сердцем, но человек должен проявить терпение. Святые Отцы говорят, что нужно удерживать дыхание, то есть вдыхать на «Господи», а выдыхать на «помилуй мя». Понемногу сердце начинает испытывать сладость, а ум навыкает к молитве, так же, как и дыхание. И так человек достигает такой меры, что и во сне, и бодрствуя, во время еды и во время беседы с другими – в своем сердце он свободно произносит молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», и уже не с трудом, но с радостью и удовольствием. Молящийся таким образом христианин и, конечно же, монах достигает бесстрастия, так что ничто в этом мире не приводит его в смятение, не печалит, не пугает, как говорил об этом авва Памво: «Если даже падет небо на землю, страх не войдет в сердце мое», поскольку он живет во Христе и Христос в нем.

– Я не могу не признать, что наша встреча была для меня очень поучительна. Благословен тот час, в который я перешел Иордан.

– Я также восклицаю: «Благословенно Всесвятое Имя Небесного Отца, Который привел тебя сюда, чтобы я смогла исповедоваться и рассказать о своих перипетиях, а также освятить свое жилище».

Фотиния преклонила колена со словами: «Покланяюсь и славлю Тебя, Небесная Любовь, Боже Многомилостиве, яко по Своей беспредельной любви Ты милуешь нас ничтожных, смиренных и непотребных рабов Твоих».

После того, как мы прославили Бога, говорит мне Фотиния: «Давай пойдем в мою пещеру и споем там вечерню, поскольку настало уже время и, возможно, ты хочешь отправиться в путь».

Но тут же она добавила: «Впрочем, лучше не уходи, поскольку, кроме того, что сегодня очень жарко, может стемнеть и ты претерпишь трудности на пути. Останься здесь на ночь и завтра утром я провожу тебя к броду, откуда ты вернешься в монастырь аввы Герасима».

В тот момент сердце мое исполнилось радости, поскольку она предложила мне остаться, а мне очень хотелось остаться, чтобы вопросить Фотинию и о других вещах.

– Давай пойдем петь вечерню.

Обходя еще раз прекрасный сад монахини Фотинии, я увидел растение, листья которого были подобны листьям оливкового дерева, но на нем были шипы, как на лимонном дереве, и оно изобиловало виноградом. Я узнал в нем то растение, которое растет у Мертвого моря и приносит плоды винограда, а монахи обители аввы Герасима собирают их и делают прекрасное вино. Тогда я сказал Фотинии:

– У тебя в саду есть даже виноград!

– Да, эту лозу, также как и другую, что находится в другом углу сада, я перенесла с Мертвого моря и посадила здесь. Поскольку я за ними ухаживаю, они приносят прекрасный виноград. Те, что растут у Мертвого моря, рождают мелкий виноград, от пяти до десяти кистей на каждом кусте. А мои, так как я за ними прилежно ухаживаю, приносят лучший виноград, который сохраняется до ноября.