Греческие тексты деяний и чудес Святителя Николая как исторический источник А.В. Бугаевский (Москва)

В византийских памятниках, посвящённых прижизненным деяниям святителя Николая Мирликийского, содержатся важные, а подчас и уникальные исторические, географические и топографические данные. Однако интерпретация этих сведений как достоверных предполагает сопоставление их с реалиями эпохи Константина Великого, известными по ранневизантийским хрониками, и с современными результатами археологических и исторических исследований. Представляет также несомненный исторический и географический интерес целый ряд фактов, содержащихся в византийских преданиях о посмертных чудесах святителя Николая. Настоящая работа посвящена анализу всех этих сведений, а также установлению – насколько это вообще возможно – надежных датировок греческих текстов Деяний и посмертных чудес святителя Николая.

I.1. а. Датировка «Деяния о стратилатах»

Наиболее ранним литературным произведением, посвященным Мирликийскому архиепископу Николаю, является «Деяние о стратилатах» (Praxis de stratelatis)¹⁷⁴. Исходя из того общего принципа, что, как правило, чем меньше интервал времени между созданием текста, повествующего о событии, и самим событием, тем достовернее свидетельство о нём; «Деяние о стратилатах» следует считать особенно ценным историческим источником. В силу этого обстоятельства датировка «Деяния о стратилатах» представляет особый интерес.

Некоторые исследователи¹⁷⁵ полагали, что «Деяние о стратилатах» было создано в VI в. Такая датировка основана на наблюдении Г. Анриха¹⁷⁶, согласно которому самое раннее свидетельство о «Деянии о стратилатах» принадлежит Евстратию Константинопольскому, дословно процитировавшего этот текст в своём сочинении «О явлении душ после смерти»¹⁷⁷. Однако факт использования Евстратием «Деяния о стратилатах» во второй половине VI в. говорит лишь о том, что это произведение было известно в Константинополе в VI в., а не о том, что оно было создано в VI в.

С другой стороны, многочисленные сведения локального характера, содержащиеся в «Деянии о стратилатах», могли быть знакомы только ликийскому автору, являвшемуся современником описываемых им событий или жившим вскоре после них. На этом основании можно однозначно утверждать, что оригинальный текст «Деяния о стратилатах» был создан в IV в. А.Ю. Виноградов¹⁷⁸ пришёл к выводу о создании этого текста ликийским автором в IV в. или не позже начала V в., а Дж. Чоффари¹⁷⁹ указывает, что «Деяние о стратилатах» написано между 340 и 400 гг., причём он считает более предпочтительной первую дату.

Ранее мы писали о создании этого текста в середине IV в.¹⁸⁰, но в настоящее время нам представляется возможным предложить более точную датировку. Она основывается на одной особенности повествования, оставшейся незамеченной другими исследователями. Помимо самого святителя Николая, ключевыми фигурами «Деяния о стратилатах» являются военачальники Непотиан, Урс и Герпилион. Та особенность, на которую, по нашему мнению, следует обратить особое внимание, состоит в том, что во всех пяти редакциях «Деяния о стратилатах» автор текста говорит о Непотиане, Урсе и Герпилионе исключительно как о стратилатах. При этом он дважды упоминает об их возвышении при императорском дворе: сначала после покорения мятежа тайфалов во Фригии, когда стратилатов триумфально принимают в Константинополе и сам император Константин оказывает им особые почести, а затем – после их освобождения из темницы по предстательству святого Николая, когда Непотиан, Урс и Герпилион получают от монарха пояса стратилатов высшего ранга.

Итак, полководцы оказались обязанными святителю Николаю не только сохранением своей жизни, но и получением самых высоких военных званий в государстве. Следовательно, автор «Деяния о стратилатах» считал весьма важным рассказать не только о спасении святителем Николаем стратилатов от казни, но и о царских милостях, оказанных этим полководцам благодаря заступничеству за них Мирликийского архиепископа. Но почему автор «Деяния о стратилатах», последовательно фиксировавший внимание читателей на почестях, оказанных стратилатам, совсем не упоминает о назначении Непотиана консулом? Ведь избрание Вирия Непотиана консулом в 336 г., а Урса в 338 г.¹⁸¹, не могло остаться неизвестным событием для образованного жителя Византийской империи, создавшего это повествование. Вероятнее всего, ликийский автор не говорит о дальнейшем возвышении Непотиана и Урса на государственном поприще лишь потому, что текст «Деяния о стратилатах» написан им до назначения стратилатов консулами, то есть до 336 г.

1. Остатки плит на рынке в Плакоме, где, по свидетельству «Деяния о стратилатах», произошла встреча святителя Николая со стратилатами

С другой стороны, создание «Деяния о стратилатах» ранее 335 г. представляется крайне маловероятным. Упоминаемый в «Деянии о стратилатах» префект претория Востока Аблабий занимал этот пост до 335 г. До того же времени он пользовался безграничным доверием императора Константина. В «Деянии о стратилатах» всемогущий Аблабий предстаёт как клеветник, готовый за взятку обречь на смерть невинных людей. Очевидно, что автор «Деяния о стратилатах» мог создать своё произведение без риска для жизни только после фактической утраты Аблабием влияния на императора и его смещения с должности префекта Востока в 335 г. В свете этих доводов уместно предположить, что «Деяние о стратилатах» было создано не ранее 335 г.

Дополнительным аргументом, подтверждающим создание «Деяния о стратилатах» до 350 г., может послужить очевидный из самого контекста этого повествования вывод, что к моменту его создания Вирий Непотиан (или его сын) ещё не был провозглашён императором¹⁸² в Риме.

I.1.b. Исторические личности, фигурирующие в «Деянии о стратилатах»

Имена в «Деянии о стратилатах» высших сановников византийской империи, полководцев Непотиана и Урса, а также префекта претории Востока Аблабия принадлежат известным сподвижникам императора Константина Великого. Флавий Аблабий был всемогущим фаворитом Константина I, ближайшим его советником и доверенным лицом, имевшим огромное влияние на монарха. Аблабий родился на Крите, в семье низкого происхождения. В молодости, до своего переезда в Константинополь, он служил на Крите чиновником у губернатора. В 324–326 гг. Аблабий стал викарием Азианы, в 329 г. он был назначен императором префектом претория Востока и сохранял эту должность до 335 г. В 331 г. он также избирался консулом. По поручению Константина Аблабий опекал его сына Констанция в 329 г. в Италии и в 335–336 г. на Востоке. После смерти государя в 337 г. он лишился должности и удалился в своё поместье в Вифинии, где жил как частное лицо. Аблабий начал готовить заговор против нового императора Констанция, но был по приказу монарха убит в конце 337 или начале 338 г., а его имущество подверглось конфискации (дом Аблабия в Константинополе впоследствии достался императрице Плацидии).

2. Руины гранария в Андриаке. Гравюра. 1804 г.

Префект претория Востока командовал императорской гвардией, внутренними войсками и отвечал за безопасность державы и самого монарха. Узнавать и докладывать царю о готовящихся заговорах и мятежах являлось его прямой обязанностью. Поэтому не может вызвать недоумение указание в тексте «Деяния о стратилатах», что именно Аблабий доносит самодержцу о якобы готовящемся против него заговоре военачальников Непотиана, Урса и Герпилиона. Аблабий был коварным и мстительным человеком; он злоупотреблял доверием императора. Так, между 330 и 332 гг. жертвой его мести стал известный философ Сопатр, которого он оклеветал.

В «Деянии о стратилатах» сообщается о попытке неких столичных военачальников погубить с помощью Аблабия трёх полководцев, возвысившихся после усмирения мятежа во Фригии. Сообщение в «Деянии о стратилатах» об аресте и освобождении оклеветанной военной знати в лице Непотиана, Урса и Герпилиона, носит характер значимого исторического источника, свидетельствующего о противостоянии между собой разных группировок высшей военной элиты, пытавшейся уничтожить друг друга в конце царствования императора Константина. В свете описанной в «Деянии о стратилатах» истории противостояния Аблабия и стратилатов удаление Аблабия из Константинополя (в 335 г. он был отправлен на Восток вместе с Констанцием) и возвышение Непотиана в 336 г. и Урса в 338 г. представляются логически взаимосвязанными событиями.

Имена Непотиана и Урса также исторически достоверны. Согласно справочнику «Prosopography of the Late Roman Empire» (Vol. 1. P. 625), Флавий Юлий Вирий Непотиан, консул 336 г., был, возможно, сыном Вирия Непотиана, консула 301 г., и мужем Евтропии – сестры самого Константина (Ibid. Р. 316), сыном которой был будущий император Флавий Юлий Непотиан. В свою очередь, «стратилат Урс», адресат сочинения Апсирта «О лошадях», предположительно отождествляется с консулом 338 г. Флавием Урсом (Ibid. Р. 989). Хотя Непотиан состоял в браке с сестрой Константина I, его арест вместе с другими стратилатами, описанный в «Деянии о стратилатах», выглядит весьма правдоподобным в контексте известных исторических событий. Император Константин, опасаясь козней и покушений на самодержавную власть, казнил значительную часть родни и даже своего старшего сына Криспа¹⁸³.

3. Руины гранария в Андриаке. Фото 2004 г.

Имена стратилата высшего ранга Герпилиона и стратига Асии Евсевия, содержащиеся в «Деянии о стратилатах», в других древних письменных памятниках не сохранились, но их упоминание наряду с полностью достоверными фигурами Непотиана и Урса снимает вопрос об их реальном существовании. Поэтому мы полагаем, что имена стратилата Герпилиона и стратига Асии Евсевия могут быть внесены в справочную литературу по эпохе Константина Великого.

I.1.c. Другие исторические сведения, упоминаемые в «Деянии о стратилатах»

Мятеж в поселении тайфалов. В «Деянии о стратилатах» повествуется о подавлении стратилатами по приказанию императора Константина мятежа в поселении тайфалов во Фригии. Поскольку стратилаты отправляются на подавление мятежа из Константинополя, ставшего столицей в 330 г., и, возвращаясь с победой, получают почести от императора Константина († 22 мая 337 г.), события, описываемые в «Деянии о стратилатах», должны были иметь место в период между 330 г. и 337 г.

Существование поселений тайфалов во Фригии и их бунт в 30-х гг. IV в. не зафиксированы другими историческими источниками, но сведения о переселении варваров императором Константином в Малую Азию и сообщения о восстаниях, которые вспыхивали в их военных поселениях, содержатся в византийских хрониках. Таким образом, повествование в «Деянии о стратилатах» о бунте в поселении тайфалов в 30-х гг. IV в. не только не противоречит известным событиям в ранневизантийской истории, но служит источником для её пополнения.

Константиново Евангелие? Примечателен также эпизод в «Деянии о стратилатах», которым завершается повествование об освобождении Непотиана, Урса и Герпилиона от заключения в темнице. Император поручает им отправиться к святителю Николаю и передать ему в дар Евангелие в золотом окладе, украшенное драгоценными камнями и жемчугом, а также золотые потир и два светильника. Дарение Евангелия в дорогом золотом окладе является весьма характерным поступком для императора Константина. Строительство новых христианских храмов в Константинополе и других городах империи привело к ощутимому недостатку в книгах, необходимых для совершения богослужений. Константин позаботился об их срочном изготовлении. Он отправил гонцов к епископу Кесарийскому Евсевию с наказом, чтобы отличные писцы написали на хорошо выделанных пергаменах пятьдесят экземпляров книг и доставили их во дворец¹⁸⁴. Император также предписал изготовить богатые переплёты для этих книг¹⁸⁵. Евангелие в золотом окладе, подаренное императором святителю Николаю, было, возможно, одной из тех самых пятидесяти книг, о которых упоминает Евсевий.

Рынок в селении Плакома. Исторически достоверным является сообщение в «Деянии о стратилатах» о расположенном в Андриакской бухте рынке в селении Плакома – месте, где произошла первая встреча архиерея Мир и стратилатов¹⁸⁶. До настоящего времени сохранилась покрытая каменными плитами (ил. 1) древняя площадь рынка, с которой соседствует множество фундаментов и остатков стен лабазов порта, возведённых ещё в первые столетия христианской эры¹⁸⁷ (см. ил. 5 на с. 40) [Глава: Святой Николай. Между агиографией и археологией. – Редакция Азбуки веры]. Очень хорошо для памятника археологии сохранилось в Плакоме здание гранария – зернохранилища, построенного на рубеже I – II вв. в царствование императора Адриана,¹⁸⁸ о чем свидетельствует надпись на латинском языке, в верхней части стены: «HORREA IMP. CAESARIS DIVI TRAIANI PARTHICI F. DIVI. NERVAE NEPOTIS TRAIANI HADRIANI AUGUSTI COS, III». Почти полностью уцелели не только его стены и перегородки, но даже и часть крыши (ил.2:3).

4. Остатки портовых сооружений в Андриаке, где в ранневизантийскую эпоху останавливались корабли, перевозившие зерно и другие грузы

Константинопольский пресвитер Евстратий приводит отрывок текста «Деяния о стратилатах», называя его Житием святителя Николая. На этом основании Дж. Чоффари утверждает: «Очевидный вывод из отрывка Евстратия заключается в том, что до нас не дошло житие святого Николая, в котором Praxis являлся главой»¹⁸⁹.

Но имеются ли иные аргументы, подтверждающие существования более древнего текста? В самом раннем из известных текстов жития святителя Николая, написанном на рубеже VIII–IX вв., его автор, архимандрит Михаил, указывает: «Встречается в книгах также и другое совершённое им чудо, достойное удивления», – и приводит далее текст «Деяния о кораблях с хлебом в порту». Следовательно, Житие, написанное архимандритом Михаилом, основывалось не на устных преданиях, а на более древних рукописных текстах.

Весьма вероятно, что известный венецианский агиограф Л. Джустиниан в XVI в. обладал очень древним греческим текстом Жития святителя Николая, который не сохранился до нашего времени. В качестве своих источников при составлении латинского текста¹⁹⁰ Жития святителя Николая Л. Джустиниан указывает на Метафраста и других греков, отмечая, что не пользуется латинскими памятниками. Г. Анрих писал: «Некоторые подробности заставляют думать, что в руках у Джустиниана были какие-то очень интересные, возможно, даже весьма древние греческие источники»¹⁹¹.

Существование ранневизантийских текстов, посвящённых святителю Николаю, находит подтверждение не только в связи с упоминаниями о них пресвитером Евстратием и архимандритом Михаилом, но и благодаря целому ряду сведений, относящихся к эпохе Константина Великого, исторически достоверно отражённых как в «Деянии о стратилатах», так и в других прижизненных деяниях Мирликийского архиепископа.

I.2.a. «Деяние о кораблях с хлебом в порту»

«Деяние о кораблях с хлебом в порту» (Praxis de navibus frumentariis) впервые засвидетельствовано в конце VIII – начале IX в. в составе «Жития, написанного Михаилом Архимандритом» (гл. 37–39). Оно также содержится в «Смешанном житии» (гл. 44) и «Энкомии» пресвитера Неофита (гл. 17)¹⁹². В нём описано спасение святителем Николаем ликийских жителей, умиравших от голода из-за нехватки зерна¹⁹³, и содержатся сведения о поставках зерна для Константинополя из Александрии.

Поставки хлеба из Египта в Константинополь прекратились в 618 г.¹⁹⁴ почти за два столетия до времени создания архимандритом Михаилом Жития святителя Николая. Впоследствии зерно привозилось в столицу, главным образом, из Сицилии и Апулии. Не вызывает сомнения, что в «Деянии о кораблях с хлебом в порту» речь идёт о поставках того зерна, которое взималось в Египте как натуральная подать и использовалось для снабжения Рима, а затем и Константинополя. Это зерно перевозилось особой коллегией навикуляриев из Александрии. Поскольку египетские поставки зерна были чрезвычайно важны для снабжения столицы, то императоры, и особенно Юстиниан I (527–565), старались своими постановлениями обеспечить их регулярное поступление. Зерно при выгрузке тщательно взвешивали и контролировали; выражению этот хлеб общественный соответствует юридический термин onus publicum (общественный груз); приёмщиком был префект анноны, который отвечал за хранение зерна. Возникновение подобного повествования мыслимо только в период существования поставок зерна из Александрии, то есть до 618 г., когда Египет был завоёван персами.

Поскольку поставки хлеба из Александрии в Константинополь начались весной 332 г.¹⁹⁵, очевидно, что события в «Деянии о кораблях с хлебом в порту» не могут быть отнесены ко времени до 332 г. Ещё одно важное уточнение датировки событий, описанных в «Деянии о кораблях с хлебом в порту», возможно благодаря соотнесения голода в Ликии с содержащимися в ряде независимых источников сведениями о страшной засухе в восточном Средиземноморье в 333 г. Так, блаженный Иероним упоминает о засухе в Сирии и Киликии, а преподобный Феофан Исповедник относит её ко всему Ближнему Востоку. Поскольку других засух в 30-е гг. IV столетия в Средиземноморье не было зафиксировано, только засуха 333 г. могла привести Ликию к сильному голоду, который должен был усугубиться к концу 333 г. и стать особенно жестоким к весне 334 г. по мере истощения запасов зерна и плодов.

Сопоставление описанных фактов позволяет заключить: в «Деянии о кораблях с хлебом в порту» сообщается об остановившихся в Андриакской бухте суднах, перевозивших весной 334 г. из Александрии в Константинополь часть озимого урожая зерна в качестве натуральной подати (ил. 4).

Представляется очевидным, что именно в связи с засухой 333 г. и последовавшим за ней голодом Мирликийский архиепископ просил судовладельцев, поставлявших хлеб из Египта в Константинополь отсыпать понемногу зерна с каждого корабля, чтобы люди и он сам не погибли от голода. В «Деянии о кораблях с хлебом в порту» архимандрит Михаил сообщает, что святой Николай ...взяв и отмерив зерно, раздал его всем людям, которые славили над всеми Бога, так что на два года хватило взявшим у него хлеба в благословение. Но, сохранив также часть из него в семенах, они засеяли им пашни. По всей вероятности, собственное посевное зерно было уже съедено в Ликии до прихода кораблей в Андриаку. Можно заключить, что жестокий голод в Ликии от засухи в 333 г. продолжался, по крайней мере, несколько месяцев, захватив зиму 333–334 гг. до весенних поставок египетского хлеба в 334 г. Датировка событий, описанных в «Деянии о кораблях с хлебом в порту», первой половиной 334 г. указывает на то, что в это время святой Николай ещё не почил и совершал свои благодеяния.

С этими событиями прослеживается связь с одним из важнейших сообщений в «Деянии о стратилатах». В 19-й главе 3-й редакции «Деяния о стратилатах» говорится, что стратилаты, прибыв в Ликию с дарами от императора, дали святителю Николаю девять тысяч золотых монет на пропитание нищим. Для Византии IV в. столь крупная сумма пожертвования кажется слишком значительной, даже нереально большой. Однако она выглядит вполне адекватной, если интерпретировать её как помощь многочисленным жителям области, пострадавшим от стихийного бедствия – в данном случае, обнищавшим от разорительной засухи.

В «Деянии о стратилатах» о голоде в Ликии ничего не говорится, не упомянута и засуха, поскольку в центре внимания этого повествования находится совершенно другая история. Датируемое нами первой половиной 334 г. событие, описанное в «Деянии о кораблях с хлебом в порту», очевидно, предшествовало приезду стратилатов с дарами от императора в Миры и вручению святителю Николаю из бывших у них денег девять тысяч золотых на пропитание нищим. Если бы стратилаты прибыли в Ликию с дарами императора в 333 г., то, несомненно, пожертвование ими столь значительной суммы денег бедным жителям Мир позволило бы тем благополучно пережить голод. Таким образом, вполне логично предположить, что пожертвование золота стратилатами имело место в 335 г. после того, как голод в области уже прекратился, но множество людей в результате высоких цен на пропитание после засухи оказались разорёнными и обнищавшими.

5. Остатки языческого храма, посвящённого Аполлону. Артемиде и их матери Латоне в городе Ксанф

I.2.b. «Деяние о подати»

Очевидную историческую основу имеет под собой и «Деяние о подати»¹⁹⁶ (Praxis de tributo). В нём сообщается о непомерном налоге, которым была обложена Ликия.

Сведений о разорительной для Ликии подати нет в других исторических источниках. Однако известно, что в 327 г., когда в Византийской империи настал очередной срок переписи населения и земельных наделов для сбора подати, во многих провинциях налоги были значительно повышены, поскольку осуществление грандиозного замысла императора Константина Великого по строительству новой столицы требовало огромных средств.

Увеличение налогового бремени привело к многочисленным народным волнениям. Особенно острой проблема уплаты возросших налогов оказалась для небольших бедных областей, к которым относилась Ликия. Несправедливость чиновника, усугубившего налоговый гнёт, характерна для Византийской империи IV–VI вв. Поэтому, с достаточной степенью уверенности можно считать достоверными содержащиеся в «Деянии о подати» сведения о введении в Ликии непомерного налога, и, как следствие, его сбора, о разорении населения и голоде в этой провинции.

6. Ликийские монеты римского периода с изображением Артемиды в портике дистильного и тетрастильного храма

I.2.c. «Деяние о храме Артемиды»

В тексте Жития святителя Николая, составленном архимандритом Михаилом, а также в последующих греческих жизнеописаниях Мирликийского архиепископа, содержится повествование о разрушении им храма Артемиды в Мирах. Архимандрит Михаил рассказывает, что у святого Николая возникло свыше некое божественнейшее вдохновение, требующее великого мужества, намерение разрушить подобно остальным и оставшийся храм Артемиды. Ведь он превосходил всех их своей высотою, величием и разнообразием построек¹⁹⁷.

Соответствует ли сообщение о существовании храма Артемиды в Мирах другим историческим документированным фактам? И было ли почитание Артемиды в Мирах настолько значимо, чтобы в её честь соорудили самый величественный храм?

Ликийскими отеческими богами были близнецы-светила небесные Аполлон и Артемида вместе с их матерью Латоной (Лето). Находившийся между Ксанфом и Патарой храм Летоон был ещё в римское время общим святилищем ликийцев (ил. 5). Независимые исторические источники и археологические раскопки подтверждают, что в древности культ Артемиды¹⁹⁸, а именно Артемиды Элевтеры, занимал в Мирах первое место.

Артемида почиталась как покровительница города, богиня-предводительница, в её честь устраивались празднества и игры¹⁹⁹. На ликийских монетах нередко встречается её культовое изображение в качестве малоазиатской Богини-Матери с множеством грудей. Храм Артемиды часто изображался на ликийских монетах времён императора Гордиана III (238–244) в виде дистильного или тетрастильного храма (ил. 6).

В самом конце XIX в. Эрнст Калинка опубликовал значимую археологическую находку: пространную надпись, сделанную около середины II в. по Р.Х. на камне, найденном в Родиаполисе. Эта надпись восхваляет ликийского мецената Опрамоаса, прославившегося раздачей хлеба сиротам и сообщает, что он в городе Миры, разрушенном землетрясением [141 г. по Р.Х.], воздвигнул святилище Элевтеры, самое прекрасное и большое в Ликии, а также устроил празднество в честь богини и самодержца.²⁰⁰

Место, где было в Мирах святилище Артемиды, не отождествлено археологами. Возможно, оно находилось перед городом, подобно другим большим храмам античности, как, например, храм Артемиды Эфесской или ликийские святилища Летоны около Ксанфа и в Ойноанде.

7. Остатки одного из зданий в Патаре

Восточной частью империи, в которую входила Ликия, до 324 г. правил император Публий Флавий Лициний (307–324). Он был язычником и, вопреки Миланскому эдикту²⁰¹, неоднократно возобновлял гонения на христиан в принадлежавших ему областях. Поэтому следует исключить из рассмотрения возможность уничтожения при Лицинии языческого храма на Востоке империи. Разрушить храм Артемиды, о котором повествуется в «Деянии о храме Артемиды», святитель Николай мог только после окончательной победы армии Константина Великого над войском Лициния, произошедшей 18 сентября 324 г. в битве под Хрисополем в Вифинии.

I.2.d. О рождении святителя Николая в Ликийском городе Патаре

В Житии, составленном архимандритом Михаилом, говорится, что святитель Николай происходил из города Патары, бывшего тогда одним из видных городов Ликийской провинции (хотя сейчас, можно сказать, он едва сохраняет подобие деревни). Похожее сообщение содержится в «Энкомии» Мефодия²⁰². О существовании в ранневизантийский период сравнительно крупного города Патары свидетельствуют не только исторические хроники, но и археологические памятники: руины зданий (ил. 7) и остатки главной дороги в его центральной части (ил. 8). Скорее всего, если бы авторы упомянутых произведений не обладали бы неким древним источником, указывающим на родину святого Николая, им не было бы никакого смысла связывать рождение архиепископа Мир с Патарой, ибо к их времени (концу VIII – началу IX в.) Патара стала ничем не примечательна для читателя – она превратилась из одного из самых больших ликийских городов в полузаброшенную деревню. Поэтому можно с немалой степенью уверенности полагать, что сведения в Житии, составленном архимандритом Михаилом и в «Энкомии» Мефодия о рождении святителя Николая в Патаре заимствованы авторами этих произведений из некоего древнего текста, не сохранившегося до нашего времени.

I.2.e. Об участии святителя Николая в I Вселенском Соборе

Согласно церковному преданию, в I Вселенском Соборе участвовало 318 архиереев. В дошедших до нашего времени различных списках участников Собора на греческом, коптском, сирийском, арабском и других языках имеется до 220 имён. Однако по достоверным свидетельствам участников Собора на его заседаниях было значительно больше архиереев. Святитель Афанасий Великий, папа Юлий и Лукифер Калабрийский говорят о 300 делегатах, а император Константин I свидетельствует о присутствии на Соборе более 300 человек.

8. Остатки главной улицы в Патаре

Отсутствие полного списка архиереев, присутствовавших на всех заседаниях, скорее всего, связано с тем обстоятельством, что за время работы Собора состав и число его участников менялись: одни епископы отбывали по неотложным делам в свои епархии, другие, наоборот, прибывали в Никею²⁰³. Невозможно уточнить списки участников Собора и по его протоколам. Император запретил вести их, так как ему надоели бесконечные споры африканских фанатиков-донатистов по каждой букве записей. Константин предложил зафиксировать только точно сформулированные окончательные решения Собора.

Имени святителя Николая нет в большинстве списков (что, как мы видим, может быть легко объяснено за счёт их неполноты), но оно присутствует в двух греческих списках участников Никейского Собора, один из которых был составлен около 500 г. церковным историком Феодором Чтецом²⁰⁴. Г. Анрих полагал, что святитель Николай был вписан в эти греческие списки поздними переписчиками в XIII в., однако впоследствии весьма авторитетные исследователи опровергали это предположение. Леклерк²⁰⁵, Шварц²⁰⁶ и Хонигман²⁰⁷ считали, что Феодор сам на основании житий святителя Николая или других надёжных источников, которыми он располагал, дополнил списки, имевшиеся в его распоряжении, пропущенным в них именем Мирликийского архиепископа.

Установление года кончины Мирликийского архиепископа Николая заслуживает особого внимания, ибо позволит существенно уточнить хронологию в его жизнеописании. В ряде редакций текста архимандрита Михаила сообщается, что чудотворец предал свою блаженную и святую душу Христу Богу нашему в шестой день декабря месяца²⁰⁸, год же его кончины не указан. В Синаксаре, у Метафраста и в «Житии вкратце» имеется упоминание о смерти святого в глубокой старости²⁰⁹, но ни в одном из древних греческих текстов не сохранилось прямых сведений о годе его смерти. Однако, благодаря целому ряду исторически достоверных сведений в древних греческих текстах о деяниях святителя Николая, открывается возможность, сопоставив хронологию событий в них, определить год кончины Мирликийского архиепископа.

В 20-й главе 3-й редакции текста «Деяния о стратилатах» сообщается, что на следующий год, после того, как стратилатами были переданы дары Мирликийскому архиепископу от императора Константина, они снова прибыли в Ликию и именно там узнали, что святой почил. Поскольку император Константин умер 22 мая 337 г. и известно, что святитель Николай умер 6 декабря, то крайней датой кончины Мирликийского архиепископа оказывается 336 г.

Повествование «Деяния о стратилатах» позволяет сделать ещё одно приближение к точной дате смерти Мирликийского архиерея. Оно основано на том обстоятельстве, что Непотиан вступил на должность консула 1 января 336 г. Выше мы уже упоминали, что если бы Непотиан прибыл в Миры в 336 г. во время своего консульства, то визит столь высокого должностного лица был бы, конечно, особо отмечен в «Деянии о стратилатах». Указанное обстоятельство позволило нам выше сделать вывод о том, что само «Деяние о стратилатах», в заключительной главе которого сообщается о посещении стратилатами могилы святителя Николая, был написано до 336 г.

Могли ли смерть святителя Николая и визит стратилатов последовать в 335 г.? Мирликийский архиепископ умер 6 декабря. Между 6 декабря 335 г. и 1 января 336 г., днём вступления Непотиана в должность консула, срок меньше месяца, а из «Деяния о стратилатах» известно, что святитель Николай был уже погребён, когда стратилаты прибыли в Ликию. Описанное же в «Деянии о стратилатах» возведение по желанию Непотиана, Урса и Герпилиона портика длиной в полторы мили и домиков для нищих около могилы святителя потребовало бы значительно большего времени, чем месяц. Поскольку ликийский автор писал «Деяние о стратилатах» уже после того, как строительство этих сооружений было завершено, срок в один месяц после смерти святого, отведённый на строительство и создание текста «Деяния о стратилатах», представляется нереальным. Поэтому можно с достаточной степенью уверенности предположить, что кончина святителя Николая последовала до 335 г.

Хронологическое сопоставление событий в жизнеописании великого Мирликийского чудотворца позволяет установить и верхнюю границу даты смерти святителя Николая, поскольку в «Деянии о стратилатах», «Деянии о подати» и «Деянии о кораблях с хлебом в порту» описаны события, происходившие уже в то время, когда Константинополь был столицей империи.

Освящение Константинополя совершено 11 мая 330 г. «Деяние о стратилатах» начинается с отправки из Константинополя войска для подавления мятежа тайфалов, включает в себя поход во Фригию, возвращение полководцев в столицу с великим почётом, их тюремное заключение, продолжавшееся не меньше нескольких месяцев, и заканчивается посещением стратилатами могилы святителя. В 3-й редакции «Деяния о стратилатах» сообщается о четырёх посещениях Ликии Непотианом, Урсом и Герпилионом. Итак, от начала событий, описанных в «Деянии о стратилатах», до их завершения проходит довольно много времени. Поэтому нет сомнений, что кончина святителя последовала значительно позднее 330 г.

Окончательно установить дату смерти Мирликийского архиепископа Николая позволяет «Деяние о кораблях в порту». Основываясь на принятой выше датировке описанных в этом деянии событий, а также предложенных нами аргументах, можно заключить, что блаженная кончина святого Николая последовала 6 декабря 334 г.

В 20-й главе «Деяния о стратилатах» сообщается: «А на следующий год стратилаты, прибыв по обычаю в Ликию, стали искать святого Божьего Николая. И, узнав, что он почил и пребывает с Господом, разыскали место, где лежало его честное тело». Этим следующим годом, очевидно, был 335 г. В том же году состоялись строительство стратилатами портиков и жилищ для нищих около могилы святителя²¹⁰, а затем создание самого текста «Деяния о стратилатах» неизвестным ликийским автором, причём в это время ещё не произошло дальнейшее возвышение Непотиана и Урса, и в Ликии ещё не было известно о предстоящем их назначении консулами.

Так, благодаря исторически достоверным сведениям в древних греческих текстах, посвящённых архиепископу Николаю, оказалось возможным установить год смерти великого Мирликийского святителя.

Возникает вопрос, как определённая нами дата кончины святого Николая совпадает с предположениями, высказанными другими исследователями? Выше было отмечено, что в древних греческих текстах, посвящённых Мирликийскому чудотворцу, нет прямых указаний на год его успения.

Часть житий святителя Николая на славянском языке сообщает о его кончине на 28-м году царствования Константина, в год 4-го индикта, при патриархе Макарии. Но 28-му году царствования Константина соответствует 334 г., а 4-му индикту – 331 г. Согласно большинству справочников, епископ Макарий управлял Иерусалимской кафедрой в 314–333 г.²¹¹ Таким образом, датировка кончины святителя в славянских источниках весьма близка к предлагаемой нами, но, как нам представляется, основана она не на конкретных хронологических указаниях в древних греческих источниках, а является, вероятно, результатом догадки славянского автора текста Жития святителя Николая в XI–XII вв.

В некоторых латинских рукописях, составленных после X в., указывается год смерти святителя Николая. Однако авторы этих текстов принимали заведомо ошибочную хронологию, ибо она проистекала в результате смешения двух житий разных святых – Николая Мирликийского и Николая Пинарского.

Предположения многочисленных биографов святителя Николая о дате его кончины сгруппированы, в основном, в две хронологические группы: 325–334 гг. или 341–351 гг.²¹²

Дж. Чоффари также полагает, что святитель Николай умер в 334 г.²¹³ При этом он основывается, главным образом, на составленном Афанасием Великим довольно полном списке епископов, живших в 335 г., которые боролись с лжеучением Ария. Поскольку в этом списке Афанасия Великого святитель Николай не представлен, Дж. Чоффари делает вывод, что Мирликийский архиепископ умер до 335 г., то есть в 334 г.

В издаваемом Московской Патриархией «Православном церковном календаре» указана дата «около 345 г.»²¹⁴, которая, как показано выше, не может являться верной.

Особой достопримечательностью древнего города Миры является храм, в котором до 1087 г. находились мощи святителя Николая. К храму со всех сторон примыкают древние постройки, числом которых он превосходит любую другую византийскую церковь (см. ил. 9 на с. 42). [Эта же глава – Редакция Азбуки веры] Объяснить их происхождение позволяет текст наиболее полной 3-й редакции «Деяния о стратилатах», обладающего, как было отмечено выше, несомненной исторической достоверностью. В последней, 20-й главе этого текста имеется значимое упоминание о сооружениях, построенных стратилатами около могилы святителя: а на следующий год стратилаты, прибыв по обычаю в Ликию, стали искать святого Божьего Николая. И, узнав, что он почил и пребывает с Господом, разыскали место, где лежало его честное тело. Прибыв туда, они достаточно со слезами умилостивили его – они рассказывали, что сподобились и его видения. А также они почтили его, сделав портик до города, отстоящий на одну милю, а слева и справа построив жилища для церковных нищих. Поскольку автор «Деяния о стратилатах» сообщает о поездке Непотиана, Урса и Герпилиона в Ликию на следующий год после их посещения святого Николая с дарами от императора Константина, из приведённого текста можно сделать вывод, что портик был возведён константинопольскими полководцами менее чем через год после смерти Мирликийского архиепископа.

Древние портики, особенно длиной в полтора километра, до настоявшего время почти не сохранились. В частности, в Мирах уцелели лишь примыкающие к храму святителя Николая остатки древнего портика (VIII в.) и, возможно, жилищ для церковных нищих, (приспособленных со временем под иные цели). Вероятно, эти сооружения были построены на фундаментах портика и жилищ, воздвигнутых стратилатами в IV в.

Хотя существующий ныне храм над могилой святого несколько раз перестраивался и восстанавливался после разрушительных землетрясений²¹⁵, наличие остатков портика и других строений, примыкающих к нему, является ещё одним свидетельством того, что святитель Николай был изначально похоронен именно в этом месте Мир. В свою очередь, указание в 20-й главе «Деяния о стратилатах» на возведение Непотианом, Урсом и Герпилионом портика и жилищ для нищих около места, где лежало его честное тело, позволяет предположить, что место погребения святителя Николая было незамедлительно преобразовано в мартирий²¹⁶, поскольку жилища для церковных нищих строились около храмов или мартириев (для периода IV–V вв. мартирий следует отличать от храма – церковной постройки для совершения Евхаристии и регулярных служб). В Житии святителя Николая Пинарского, жившего в VI в., упоминается, что в городе Миры были храм святой Ирины и мартирий святителя Николая.

С другой стороны, в Житии, составленном архимандритом Михаилом на рубеже VIII–IX вв., содержится определённое указание на погребение Мирликийского Чудотворца не в мартирии, а в храме. В нём говорится: его честное и умащенное благовониями добродетелей тело в построенной им самим церкви сразу стало источать сладостно пахнущее миро, ограждение от всякой враждебной и вредоносной силы. Представляется очевидным, что слова «в построенной им самим церкви» являются авторским домыслом архимандрита Михаила (или же передачей некоего искажённого предания, которым он воспользовался), поскольку в первые десятилетия IV в. традиция погребения внутри христианских храмов, впоследствии широко распространившаяся, ещё не сложилась. Таким образом, архимандрит Михаил, уже не зная о старом мартирии на месте погребения Мирликийского архиепископа, описывает не первоначальную, а современную ему ситуацию. Однако всё же нельзя полностью исключить и того, что архимандрит Михаил обладал достоверными сведениями о древнем храме. В этом случае погребение святителя Николая (как и погребение святого равноапостольного царя Константина в константинопольском Апостолейоне) было одним из первых случаев захоронения в христианских храмах.

В чуде с «Сосудом Артемиды» говорится о паломничестве к мироточивым мощам, лежащим в храме Мирликийского архиепископа. В данном повествовании упоминание храма с мощами святого не может оказаться более поздним добавлением о нём в тексте, ибо сосуд, наполненный якобы елеем, предназначался для лампад – очевидно, в храме. Г. Анрих и другие исследователи относят возникновения повествования о чуде с «Сосудом Артемиды» к периоду между концом IV серединой V в. Поэтому, по крайней мере, к середине V в. храм на могиле святого был уже возведён.

Окончательный ответ на вопрос о том, существовал ли вообще мартирий или храм на могиле святителя Николая уже в первой половине IV в., остаётся пока открытым из-за того, что сохранившиеся фрагменты древнейших построек около места погребения Мирликийского архиепископа недостаточно исследованы археологически. Возможно, дальнейшие раскопки вблизи могилы святителя Николая позволят установить истину.

Византийские рассказы о чудесах святителя Николая, совершённых им после его блаженной кончины, являются не менее ценным историческим источником, чем его Деяния, – тем более, что многие из этих повествований оказывается возможным достаточно точно датировать благодаря упоминанию в них известных исторических событий или персонажей.

Самым древним из дошедших до нашего времени посмертных чудес святителя Николая является, по мнению Г. Анриха и ряда других исследователей, повествование о «Сосуде Артемиды». Текст этого чуда примыкает к Житию святителя Николая, составленному архимандритом Михаилом в VIII в. В свою очередь, Симеон Метафраст (X в.) включил его в жизнеописание Мирликийского Чудотворца; оно также присутствует в тексте «Энкомия» пресвитера Неофита²¹⁷ (XI в.) и многих других греческих памятниках письменности. В тексте повествования о «Сосуде Артемиды», написанном архимандритом Михаилом, сообщается, что некие люди из чужой и далёкой страны, влекомые любовью к преподобному и словно просветившиеся умом от его благодати, решили достичь его мироточивой и целительной раки.

Однако ни в одном из греческих текстов нет указания на название той чужой и далёкой страны, из которой моряки отправились в Миры. Оно встречается только в латинском тексте Жития святителя Николая, написанном Л. Джустинианом: устье реки Танаис, то есть Дона. Латинское Житие было переведено на славянский язык, так что в славянских версиях чуда о «Сосуде Артемиды» место отправления корабля моряков указывается точно.

Обобщая результаты историко-археологических исследований А.Ю. Виноградова и Д.В. Деопика²¹⁸, можно указать на следующие факты. Город Танаис возник в III в. до Р.Х. и существовал до конца V в. по Р.Х. Он был единственным центром торговли нефтью, собиравшейся в низовьях Кубани. В повествовании о «Сосуде Артемиды» говорится о некоей горючей жидкости в этом сосуде, которая должна была сжечь храм в Мирах. Согласно тексту Л. Джустиниана, сосуд с горючей жидкостью, названной некой злоумышлявшей женщиной «елеем», был послан на корабле, плывшем на юг из Танаиса в Миры.

В Средние века о существовании античного города с именем Танаис²¹⁹ не было известно, и поэтому Л. Джустиниан не мог сам вставить в свою версию чуда о «Сосуде Артемиды» название этого места. Не мог он знать и того, что за тысячу лет до его рождения Танаис был центром торговли горючим материалом – нефтью – и портом, из которого нефть поставлялась в города Малой Азии и Средиземноморья. И, наконец, описание страшной бури с высокой волной и разверзающимся до дна морем выглядит правдоподобным именно для Азовского моря с его малой глубиной и сильными штормами. Поэтому А.Ю. Виноградов и Д.В. Деопик высказали предположение, что все вышеотмеченные совпадения не случайны, и в руках венецианского агиографа Л. Джустиниана действительно находилась древняя греческая рукопись²²⁰ с такой редакцией повествования о «Сосуде Артемиды», в которой упоминался Танаис.

Упоминание Танаиса указывает на то, что события, о которых повествуется в чуде с «Сосудом Артемиды», происходили не позже V в. Поскольку архимандрит Михаил и другие авторы греческих текстов о чуде с «Сосудом Артемиды» сообщают о паломничестве к храму святителя Николая в Мирах, возможность датировки этого повествования четвёртым веком остаётся под вопросом до тех пор, пока при помощи археологических раскопок не будет установлена дата строительства мартирия или храма на могиле Мирликийского архиепископа.

Как и чудо с «Сосудом Артемиды», повествование о «Чуде с иконой святого Николая в Африке» является древнейшим преданием о посмертных чудесах святого Николая. В нём сообщается о набеге войска вандалов из Африки на Калабрию²²¹ и похищении иконы святого, от которой произошло чудо. Датировка событий, описанных в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», весьма значима для николаеведения, поскольку указывает на широкое распространение славы Мирликийского архиепископа уже в V в. в странах Средиземноморского побережья. Однако Г. Анрих высказал предположение о том, что события, о которых сообщается в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», относятся не к V в., а ко времени от середины IX до середины X в. Он писал: поскольку нападения вандалов на Италию неизвестны, здесь под этим именем архаизирующий византийский автор подразумевает, по-видимому, арабов, захвативших Сицилию и нападавших на Южную Италию с середины IX до середины X в. Если же речь здесь идёт всё же о реальных вандалах, то мы имеем дело с одним из древнейших свидетельств почитания святителя Николая, сопоставимым по возрасту с «Деянием о стратилатах»²²².

Но верно ли утверждение Г. Анриха о том, что нападения вандалов на Италию неизвестны? О возникновении королевства вандалов в Северной Африке и о целом ряде событий, связанных с ним в течение всего периода его существования, сообщают весьма авторитетные исторические источники²²³. В них, в частности, говорится о многочисленных набегах и грабежах, предпринятых африканскими вандалами в Италии, а также на Сицилии и других островах. Дошедшие до нашего времени древние хроники позволяют не только говорить о нападениях войска африканских вандалов на побережье Италии как о несомненном факте, но и установить период времени, когда эти набеги регулярно происходили.

Так, нападения африканских вандалов на Италию не могли совершаться в самый начальный период образования их государства. После того, как ряд германских и сарматских²²⁴ племён в 429 г. пересекли Гибралтарский пролив, они первые десять лет завоёвывали в Северной Африке провинции Римской империи, и их основные усилия были направлены на покорение там романизированного населения и подчинение части туземных племён. В течение этого десятилетия вандалы не обладали сколько-нибудь значительным флотом, необходимым для военных действий в Средиземноморье, и, кроме того, по свидетельству Проспера Аквитанского, их племена не умели пользоваться кораблями²²⁵. Однако 19 октября 439 г., после стремительного штурма Карфагена²²⁶, вождь вандалов Гейзерих (428–477) завладел значительным числом кораблей, находившихся в карфагенском порту, и постепенно превратил захваченный им византийский флот в пиратскую армаду. Пополняя её, он стал строить маленькие быстроходные суда и посылать свои корабли опустошать Сицилию и приморские города Центрального Средиземноморья.

Несмотря на мирный договор²²⁷, заключённый в 442 г. между императором Валентинианом III (425–455) и королём вандалов Гейзерихом, набеги в Средиземноморье время от времени продолжались. Однако подобные эпизодические эксцессы не могут идти ни в какое сравнение с теми набегами и грабежами, которые начались в 455 г., когда Гейзерих воспользовался междоусобицей в Италии, в результате которой был убит император Валентиниан. Он посчитал себя свободным от мирного договора, напал на Рим и, полностью разорив вечный город, захватил Мавританские провинции Западной империи, Сардинию, Корсику, острова вблизи Испании и часть Сицилии. Теперь вандалы выделились среди других готских племён тем, что оказались морским народом, а Средиземное море в древнегерманских языках стало именоваться морем Вандалов.

Постоянные разорительные набеги на Италию, в особенности на её южную часть, продолжались два десятилетия, прерываясь лишь на небольшие периоды. О пиратских нападениях вандалов писал современник событий, дипломат и историк Приск Панийский²²⁸, и ему вторит Прокопий Кесарийский рассказывая, что Гейзерих ...каждый год с наступлением весны совершал вторжения в Сицилию и Италию и там одни города поработил, другие разрушил до основания и разграбил все; когда же страна оказалась лишённой и людей, и ценностей, он стал совершать набеги на области Восточного царства. Он подверг разграблению Иллирию, большую часть Пелопоннеса и остальной Греции, а также прилегающие к ней острова. Затем он вновь возвращался в Сицилию и Италию и грабил одну область за другой²²⁹. Гейзерих продолжал ничуть не меньше, если не больше, грабить и опустошать римские пределы, пока василевс Зинон не вступил с ним в соглашение и не заключил «вечный мир» с условием, чтобы вандалы никогда не совершали враждебных действий по отношению к римлянам и сами не претерпевали бы ничего подобного с их стороны. Этот договор соблюдался со всей точностью и сам Зенон, и тот, кто после него унаследовал царскую власть, – Анастасий. Он сохранил своё действие и при василевсе Юстине²³⁰.

Летом 474 г. Гейзерих заключил новый мирный договор с империей, который соблюдался в течение 60 лет до покорения в 534 г. королевства вандалов при василевсе Юстиниане Великом²³¹.

Следовательно, набеги африканских вандалов на Италию фактически начались в 442 г. и продолжались до 474 г. Можно предположить со значительной степенью вероятности, что набег войска вандалов, о котором повествуется в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», был совершён между 455 и 474 г., поскольку именно в этот период их разорительные нападения на города и селения южного побережья Италии были не единичными и довольно редкими происшествиями, а совершались постоянно.

Сообщение в греческом тексте «Чуда с иконой святого Николая в Африке» о том, что ...войско вандалов отправилось из африканских краёв, достигло Калабрийской земли, осадило и предало огню тамошние селения²³², не вступает в противоречие с историческими хрониками и поэтому следует признать заключение Г. Анриха о том, что нападения вандалов на Италию неизвестны, ошибочным, а его гипотезу, согласно которой под этим именем [вандалов] архаизирующий византийский автор подразумевает, по-видимому, арабов, захвативших Сицилию и нападавших на Южную Италию с середины IX до середины X в., – необоснованной. Предположению Г. Анриха противоречит ещё одно указание в греческом тексте «Чуда с иконой святого Николая в Африке». В нём говорится о крещении язычника, совершившего с войском вандалов набег на Калабрию, – язычника, который был сборщиком подати. С середины IX в. до середины X в. африканские арабы, захватившие большую часть Сицилии и нападавшие на Южную Италию, проводили активную политику священной войны с христианами. Поэтому исторически неправдоподобным представляется присутствие в мусульманских войсках суннитского Эмирата Аглабитов и Халифата Аббасидов язычника, занимавшего значимую должность сборщика подати и принявшего к тому же вскоре после набега христианскую веру.

Поскольку в греческом тексте «Чуда с иконой святого Николая в Африке» рассказывается о судьбе язычника, участвовавшего в набеге с войском вандалов на Калабрийскую землю, возникает вопрос: могли ли быть в составе войска вандалов язычники?

Войско вандалов, совершавшее набеги на владения Римской империи, состояли из конгломерата германских и сарматских племён: вандалов, свевов, аланов²³³ и довольно большого числа мавританских берберов. Достоверно известно активное участие берберов в походе Гейзериха на Рим в 455 г. и в других экспедициях на кораблях вандалов в Италию²³⁴. В годы царствования короля Гейзериха местные берберские племена были союзниками относительно немногочисленной группы этнических вандалов, сформировавших правящий господствующий слой в новом варварском государстве. Часть берберов уже была христианизирована²³⁵, но оставалось немало берберских племён, придерживавшихся язычества и иудаизма. Вандальская власть отличалась толерантностью по отношению к берберам, рассчитывая на постепенное обращение своих союзников к христианской вере²³⁶. О привлечении берберов в войска вандалов сообщается в целом ряде документов и хроник V в., но в них нет никаких свидетельств о берберах – сборщиках подати. Весьма маловероятно, чтобы в «Чуде с иконой святого Николая в Африке» сборщиком подати был бербер-язычник ещё и в силу того обстоятельства, что в королевстве вандалов для местного населения была сохранена римская административная система, а в ней, согласно Кодексу Феодосия Великого, язычники не могли занимать государственные должности.

После 442 г. королевство вандалов было разделено на провинции. Их возглавляли наместники афро-римского происхождения, в компетенцию которых входил суд над римским провинциальным населением и взимание налогов. Известно также, что часть афро-римского населения исповедовала многобожие²³⁷. Мог ли сборщик налогов, об обращении которого повествуется в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», иметь афро-римское происхождение? В этом чуде сборщик подати был не только язычником (что само по себе исключало возможность быть на государственной службе), но и многократно назван варваром. Следовательно, им не мог быть проживавший в Африке грек или римлянин!

В королевстве вандалов господствовало христианское вероисповедание в его арианской форме²³⁸. Свидетельств о готах, придерживавшихся язычества в Африке, нет в исторических хрониках²³⁹, но в них нет и подтверждений того, что среди многочисленных вандальских племён язычество в их королевстве изначально отсутствовало. Вопрос о полном завершении христианизации этнических вандалов в первой половине 105-летнего периода их пребывания в Северной Африке остаётся спорным. При этом, прежде всего, следует упомянуть, что вандалы не представляли собой некий монолитный народ²⁴⁰. В алано-вандальско-свевском союзе они занимали главенствующую роль²⁴¹, и в историю эти три народа вошли под обобщающим именем вандалы. Королевство, образованное союзниками в Северной Африке, называлось вандальским, хотя его предводитель носил титул «rех Vandalorum et Alanorun» – «король Вандалов и Аланов».

Существуют разные точки зрения о времени обращения вандалов от язычества к христианству. Согласно одной из них христианизация вандалов происходила в царствование императора Константина Великого²⁴², по другой – в начале V в., когда они в течение 20 лет с 409 по 429 г. находились в Испании. Павел Орозий упоминает о мире, который царил в Испании до войн 416 и 417 гг., и сообщает, хотя и в косвенной форме, о том, что обращение вандалов и свевов произошло там до 417 г.²⁴³ Э.А. Томпсон, выдающийся британский учёный, пионер и классик в изучении поздней античности и начального этапа Великого переселения народов, полагал, что Орозий заходит слишком далеко, намекая, что обращение вандалов и свевов (не говоря уже о бургундах) произошло до 417 г., то есть до написания его труда. Это может быть верно, – указывает Томпсон, – по отношению к вандалам, но не к свевам. Свевы же, насколько мы знаем, остались в стороне от этого события столь же невероятного, сколько и достоверного²⁴⁴.

Рассказывая о вторжении вандалов, аланов, герулов и других варварских племён, в январе 407 г. через Рейн в Галлию священник Сальван из Марсели писал: ...и поскольку эти варвары были ещё язычниками, то страшно свирепствовали против духовенства. Аланы принадлежали к сарматскому племени, которое разделилось после перехода через Рейн на две части, одна из которых осела в Галлии (ныне Западная Франция), другая перешла вместе с вандалами в Испанию. Достоверно известно, что в середине V в. галльские аланы оставались язычниками, но к концу столетия стали ортодоксальными христианами²⁴⁵. Нет никаких исторических свидетельств о принятии христианской веры у той части алан, которая вместе с вандалами и свевами находилась в Испании до 429 г. В силу языкового различия (аланы были ираноязычным племенем) нивелирование их специфических черт и материальной культуры шло значительно медленнее, чем среди родственных готских племён. Поэтому, вероятнее всего, их обращение постепенно происходило уже в Северной Африке.

Э.А. Томпсон считает, что свевы обратились к христианской вере не раньше 417 г.²⁴⁶ Очевидно, языческие верования сохранялись у части свевов и после их переселения в Северную Африку, ибо переход от язычества к христианству всего племени не мог произойти в очень короткий период. Религиозные традиции консервативны и, как правило, обращение крупного племенного объединения к иной религии совершается в течение довольно длительного времени, так как немалая часть людей упорно придерживается своих родовых верований. Тем более это наблюдение правомерно отнести к сложному конгломерату племён королевства вандалов, поскольку по крайней мере до 442 г. отдельные части этого племенного союза могли сохранять языческие верования, не испытывая особых принуждений к переходу в христианство²⁴⁷. С укреплением государства вандалов язычество в среде готских племён могло оказаться изжитым лишь постепенно в течение нескольких десятилетий после завоевания ими Северной Африки.

Однако далеко не очевидно, что язычник, который в «Чуде с иконой святого Николая в Африке» совершил набег вместе с войском вандалов и вернулся с ним в Африку, принадлежал сам к этническим вандалам. Византийский автор повествования называет сборщика подати варваром, но при этом в греческом тексте он ни разу не назван «вандалом». Это обстоятельство побуждает к заключению о том, что сборщик подати не был по своему происхождению вандалом, а принадлежал к другому племени варваров, захвативших Северную Африку вместе с вандалами.

Аланы, вандалы и свевы могли служить не в провинциальном, а королевском фиске и установления Феодосия Великого не являлись для них препятствием в получении должностей. Из трёх племён (алан, вандалов и свевов), захвативших Северную Африку в V в., язычество могло сохраниться ко времени их набегов на южное побережье Италии, скорее всего, у алан, и, возможно, у части свевов. Сборщик подати в «Чуде с иконой святого Николая в Африке» и его домочадцы, обратившиеся из язычества, были, по всей вероятности, аланами, однако всё же нельзя исключить их принадлежность к племени свевов.

«Чудо с иконой святого Николая в Африке» является древнейшим свидетельством почитания Мирликийского архиепископа в Южной Италии и Северной Африке, сопоставимым по возрасту с «Деянием о стратилатах». Значительный интерес представляет и сообщение в этом чуде о строительстве в V в. в Африке храма, посвящённого Мирликийскому архиепископу, который многие же из некрещёных великими дарами и приношениями украшали. Сведения о набеге войска вандалов на Калабрию, содержащиеся в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», имеют под собой достоверную историческую основу. Этот набег следует датировать, вероятнее всего, временем между 455 и 475 гг. Повествование о крещении семьи сборщика подати и его домочадцев, а также о многих некрещёных варварах, украшавших храм святителя, является уникальным источником, сообщающим о ещё не завершившемся во второй половине V в. процессе христианизации одного из вандальских племён, покоривших Северную Африку.

Эти повествования объединяет не только то, что они вместе выписываются в рукописях²⁴⁸. Оба чуда связывает и сообщение автора текста о его знакомстве с богоугодными славными мужами, слышавшими от своего родственника юного Леонтия и от пресвитера Филофея истории их спасения святым Николаем от рук безбожных агарян, совершавших набеги на Сицилию. Сообщения этих мужей, узнавших непосредственно от Филофея и Леонтия о двух разных чудесах святителя Николая, свидетельствуют о том, что описываемые ими набеги арабов близки по времени друг к другу. Каким же периодом времени можно датировать эти два чуда?

Первое нападение африканских арабов на Сицилию было предпринято ими с восточных берегов Средиземного моря в 652 г., вероятно, из финикийского города Триполи. Прибывшее с небольшим флотом войско даже не попыталось штурмовать укреплённые византийские поселения²⁴⁹. В 669 г. произошло второе нападение на Сицилию, когда около 200 кораблей вышли из Александрии²⁵⁰. Арабы под предводительством Абдаллаха ибн Кайса грабили остров и через месяц с богатой добычей вернулись в Египет. Однако нет свидетельств о том, что во время этих кратковременных набегов арабы нападали на Катанскую область.

К концу VII столетия арабы завоевали Северную Африку и в первой половине VIII в. атаки африканских арабов на Сицилию стали регулярными²⁵¹. Они происходили в 703, 728, 729, 730, 731, 733 и 734 гг., а в 740 г. арабами было предпринято первое военное нападение на Сицилию уже с целью реального захвата острова²⁵². В 752–753 гг. сарацины снова хотели приступить к завоеванию Сицилии, но смуты в Африке не позволили им сделать это, и более 50 лет они не нападали на остров. Сицилия целиком оставалась византийской провинцией до тех пор, пока суннитский Эмират Аглабидов в Ифрикийи²⁵³ не стал наиболее крупным государством Северной Африки.

Летом 827 г. аглабитский эмир Зиадат-Аллах послал из Сузской североафриканской бухты на завоевание Сицилии 10 тысяч пехотинцев и 700 всадников на 100 морских судах²⁵⁴. Арабское войско²⁵⁵ стало постепенно овладевать островом, ведя свои завоевания с запада на восток. Сражаясь с переменным успехом в течение первых четырёх лет, они после годичной осады взяли Палермо и в следующее десятилетие овладели Валло-ди-Мадзара, богатой областью в западной части Сицилии, где основали свои первые колонии. Покорение такого важного пункта, как Палермо, положило твёрдое основание дальнейшему завоеванию острова. Палермо стал центром нового государства, мало зависимого от Африки²⁵⁶.

С 841–859 гг. мусульманское войско покоряло лежащую на юго-востоке гористую местность Валь-ди-Ното, разорив в 852 г. и в 853 г. окрестности Катании, Сиракуз, Ното и Ракуз²⁵⁷. Подавив в 860 г. восстание сицилийских христиан, арабы устремились на северо-восточную часть острова, в область Валь-Демоне, где завоевали Мессину. Летом 867 г. арабы опустошили окрестности Сираки и Катании. Арабская экспансия стала возрастать с 877 г., но многие города не сдавались до падения в 878 г. Сиракуз, последнего из крупных сицилийских городов. После этого положение византийцев в Сицилии стало слабеть все больше и больше: постепенно в их владении оставались только территории по восточному берегу острова, долина между горами Пелоритани и Этной. Рометта, Таормина и Катания стали главными центрами, на которые нападали арабы²⁵⁸. Ряд арабских хроник²⁵⁹ сообщают об опустошительных набегах своих войск на Катанскую область в 878 г., 881 г., 882 г., 883 г., 884 г., 885 г., а также об осаде Катании в 900 г., окончившейся безуспешно. После падения Таормины в 902 г.²⁶⁰ Сицилия практически была полностью потеряна для Византии, хотя мелкие очаги сопротивления время от времени возникали до 965 г.

Фактически нападения арабских завоевателей Сицилии на Катанскую область начались в 852–853 гг. и регулярно происходили в период между 877 г. и 902 г., то есть полвека. Но и после этого набеги на восточное побережье Сицилии полностью не прекратились. Они совершались время от времени арабами, как с целью подавления мятежей, так и для грабежей и пленения христиан. Так, в 913 г. мусульмане предприняли осаду сицилийской Новой Таормины²⁶¹, крепости, построенной греками вместо города, разрушенного арабами в 902 г.

Приведённый краткий обзор хронологии арабских набегов на Катанию свидетельствует о том, что они были регулярными в первой половине VIII в. и во второй половине IX в. Какому же из этих периодов времени следует отдать предпочтение при датировке событий, описанных в «Избавлении от плена и казни пресвитера Филофея» и в «Катанском чуде»?

В греческом повествовании сообщается, что после захвата престарелого сицилийского священника агарянами он был отправлен в Африку, и там его собирались казнить. Во время «священной войны» мусульман с Византией арабы, совершив нападение, не только грабили и убивали христиан, но также брали их в плен для продажи в рабство, выкупа или обмена²⁶², а непригодных для этих целей людей усекали мечом. В VIII в. и в начале IX в. арабы после набегов спешили увести на кораблях захваченную добычу и пленников в свои владения в Африке, Малой Азии или Испании, но уже к середине IX в., после завоевания значительной территории на Сицилии у них отпала необходимость увозить пленников с острова в Африку для их выкупа или обмена.

Арабские хроники сообщают об обменах и выкупах византийских пленников на самой Сицилии и в Малой Азии на реке Ламус²⁶³ в Киликии. У Византии не было сухопутной границы с Африкой после её завоевания арабами. Поэтому обмен пленниками там не совершался, а перевозка их через африканский материк значительно увеличила бы путь к месту последующего обмена или выкупа в Киликии. В том случае, когда обмен происходил на реке Ламус, пленников перевозили либо в Малую Азию, либо в Сирию. В IX в. сицилийских пленников, как правило, меняли или выкупали на самой Сицилии²⁶⁴ и лишь в очень редких случаях – на реке Ламус. Только для продажи в рабство арабы могли отобрать часть пригодных к рабскому труду людей и увести их на территорию других, подвластных им владений – например, в Африку²⁶⁵.

Начав покорять Сицилию, мусульмане уже без особых препятствий могли на завоёванной территории разделить пленников на разные группы: для выкупа, обмена или продажи, а тех, кто был непригоден для этих целей, отпустить или же лишить жизни. В IX в. после покорения Крита и захвата части Сицилии пленников было так много, что на рынке работорговли почти ничего не стоили даже молодые здоровые люди²⁶⁶. Больных и старых людей, если их не обменивали или не выкупали на острове, продать было практически нельзя, вследствие чего везти таких пленников в Африку не было смысла, и арабы усекали их мечом на Сицилии. В этот период отправка группы людей на африканский материк только для их казни представляется маловероятным событием.

Иная ситуация складывалась во время нападений мусульман на Сицилию в VIII в. Арабы не имели на острове своей территории и после внезапного нападения и грабежа спешили покинуть чужую, враждебную им страну и увезти на кораблях с собой на родину всех, кого им удалось захватить. И уже там решалась судьба пленников.

В повествовании об «Избавлении от плена и казни пресвитера Филофея» агаряне переправляют пресвитера в Африку и там собираются из-за пожилого возраста усечь его мечом. То есть священник был обречён на смерть не за исповедание Христа, а вследствие невозможности продать его в рабство, получить выкуп или обменять. Перевозить на корабле в Африку пожилого человека с группой людей, которых никто не купит, нет никакой выгоды и, стало быть, смысла, если их можно не спеша отделить от пригодных к продаже людей ещё на острове. Такая ситуация указывает на то, что пленение пресвитера происходило до начала завоевания Сицилии аглабидской династией.

Поэтому события, описанные в повествовании об «Избавлении от плена и казни пресвитера Филофея» с большой степенью вероятности следует отнести к эпохе регулярных кратковременных набегов сарацин на Сицилию, а именно к первой половине VIII в.

В греческом тексте «Катанского чуда» также содержится указание, позволяющее отнести его к первой половине VIII в. В нём сообщается о поездке Леонтия в Катанию²⁶⁷, побоище, учинённом агарянами в храме, и внезапном возвращении юноши на родину. Его родители с удивлением говорят, что ожидали прибытия сына на корабле. Как мы упоминали выше, мусульманское завоевание Сицилии в IX в. происходило постепенно с запада на восток. Начавшиеся в 853 г. набеги на окрестности Катании стали уже регулярными к 881 г. Вследствие мусульманских погромов часть греческого населения покинула Сицилию и отправилась искать счастья сначала в Калабрии, а затем и во внутренних областях Византийской империи, где царил мир. Суннитский Эмират Аглабидов совместно с Халифатом Аббасидов вёл активную политику «священной войны» и на море. 29 августа 870 г. Мальта перешла в руки мусульман²⁶⁸ и в результате этого все острова вокруг Сицилии как то: Мальта, Коссира (Пантеллария), Эгатские и Липарские (Эолийские) острова были потеряны Византией. Таким образом, Сицилия оказалась в окружении мусульманских владений; доступ на остров для греков становился всё труднее из-за опасности столкновения с вражеским флотом, уже господствовавшим на море. Впрочем, у византийцев находился ещё Региум, откуда через Мессинский пролив посланные императором войска могли довольно удобно сделать высадку на восточном побережье Сицилии, преимущественно в двух наиболее важных пунктах, также ещё остававшихся в их руках, то есть в Таормине и Сиракузах. Но и в этом месте мусульманский флот зорко следил за действиями неприятеля.

Деловые поездки гражданского населения на Сицилию из других областей Византийской империи практически прекращаются ввиду крайней опасности не только пребывания на острове, но и путешествия по морю. По этой причине поездка Леонтия на Сицилию в период её покорения арабами представляется маловероятной.

Таким образом, сопоставление исторических реалий, известных по многочисленным древним хроникам, позволяет сделать заключение, что близкие по времени события, описываемые в «Избавлении от плена и казни пресвитера Филофея» и в «Катанском чуде», обладают, вне зависимости друг от друга, особенностями, характерными для первого периода постоянных набегов арабов, который датируется интервалом между 703 и 753 гг. Указанная датировка событий в греческих повествованиях об «Избавлении от плена и казни пресвитера Филофея» и «Катанском чуде» даёт основание предположить существование на Сицилии особого почитания святителя Николая уже в первой половине VIII в.

После жизнеописания святителя Николая в первом из посмертных чудес Мирликийского архиепископа сообщается о спасении им от потопления судна, на котором плыл Иоанн, отец автора «Энкомия». К сожалению, сведения об имени отца не позволяют установить личность автора «Энкомия», поскольку в других источниках соответствующие данные о родителях возможных авторов (это святитель Мефодий²⁶⁹, патриарх Константинопольский, чьим именем «Энкомий» надписывается наиболее часто; святитель Мефодий Мирликийский (так обозначено авторство текста в одной из рукописей; очевидно, по ошибке писца); святитель Василий Лакедемонский (это имя указывается также лишь в одном списке)) не сохранились.

Отождествление автора «Энкомия» со святителем Мефодием, патриархом Константинопольским, скончавшимся в 847 г., было подвергнуто сомнению со стороны Густава Анриха²⁷⁰ и других исследователей²⁷¹. Выдвигалось предположение, что «Энкомий» написан другим известным богословом с именем Мефодий – а именно, епископом Пинарским, однако эта версия совсем не совпадает с историческими реалиями и поэтому её невозможно принять. Мефодий Пинарский жил в III в., ещё до самого святителя Николая; в свою очередь, завоевание арабами острова Крита и возникновение крепости Самарра, о которых повествуется во втором и третьем посмертных чудесах Мирликийского архиепископа в «Энкомии», относятся к совершенно другому периоду времени – к IX в.

Из Синодика недели Торжества Православия в редакции, использовавшейся в Лакедемонской митрополии²⁷², известны два епископа Лакедемонских по имени Василий. У исследователей существуют две точки зрения на время управления Лакедемонской митрополией епископов с именем Василий. Время епископства первого Василия В. Лоран датировал периодом, примерно, между 843 и 869 гг.²⁷³ Р. Дженкинс и К. Манго полагают, что кроме вполне возможной датировки епископства первого Василия между 843 и 869 гг. возможно и другая датировка его правления на Лакедемонской кафедре в период с 805 по 815 гг.²⁷⁴ Мы относим время епископства первого Василия к 60-м гг. IX в., а второго Василия – к концу IX столетия²⁷⁵. Годы жизни святителя Мефодия, патриарха Константинопольского, и первого из двух епископов Лакедемонских с именем Василий, близки друг к другу и именно этим святителям приписывалось создание Энкомия²⁷⁶. Поскольку автор до настоящего времени не установлен окончательно, предложить надёжную датировку оригинального текста на основании хронологии жизни автора – невозможно. Поэтому мы предприняли попытку определить время создания оригинала греческого текста «Энкомия» путём анализа трёх повествований о посмертных чудесах святителя Николая, хронология событий в которых устанавливается по многочисленным древним арабским и византийским хроникам.

Второе чудо из «Энкомия» повествует о похищении арабами пресвитера из Митилины на остров Крит и его спасении от плена и казни. Оккупация арабами Крита началась, вероятно, в 824 г.²⁷⁷ и завершилась в 961 г., когда византийцы освободили остров. Хронологические рамки арабского владычества на Крите слишком широки для точной датировки времени создания оригинала текста «Энкомия» Мефодия. Однако такая датировка может быть установлена в довольно узких границах для этого произведения по событиям, описанным в третьем чуде «Энкомия».

В третьем чуде «Энкомия», в частности, сообщается о поражении византийского войска во время войны с арабами в Сирии, о взятии ромеев в плен и заключении их в темницу вместе со схоларием²⁷⁸ Петром в сильно укреплённой и многолюднейшей арабской крепости Самарра²⁷⁹. Возможность точно определить период времени, когда происходило пленение и заключение в самаррской темнице схолария Петра²⁸⁰, возникает благодаря достоверным сведениям в древних рукописных источниках²⁸¹ о войнах между арабским Халифатом Аббасидов и Византийской империей. В первой половине IX в. ат-Табари сообщает о двух военных походах, предпринятых после основания Самарры. Первый из них относится к 837 г., когда император Феофил (829–842) решил поддержать своих союзников, возглавляемых Бабеком – персидским повстанцем, находившимся в противоборстве с Аббасидским Халифатом²⁸². Армия василевса вступила на арабскую территорию и взяла Запетру²⁸³, разорив её и уведя в плен оставшихся в живых защитников и жителей этого крупного, хорошо укреплённого города.

В следующем 838 г., после окончательного усмирения приверженцев Бабека, халиф аль-Мутасим (833–842) решил свести с Византией счёты за разграбленную Запетру²⁸⁴, а Феофил для отражения мусульманского войска вынужден был укрепить свою армию схолами и отправил их из столицы к сирийской границе. Мутасим выступил из Самарры в поход с громадными силами²⁸⁵. Так началась вторая война между Феофилом и Мутасимом. Вскоре халиф стал наносить удар за ударом по ромейскому войску. 22 июля 838 г. в битве при Дазимоне Феофил потерпел поражение²⁸⁶. Он не принял совет начальника схол, доместика Мануила²⁸⁷, начать битву ночью, и днём сражение было проиграно. Греки бежали, и много воинов попало к арабам в плен. В числе побеждённых полков оказались схолы. 24 сентября пал крупный византийский город Аморий, в котором родились Феофил и его отец Михаил II. Арабы овладели громадной добычей и колоссальным количеством пленных. Воинов и уцелевших после жестокой резни людей, населявших город, они увели в свою крепость в Самарру.

Победа аль-Мутасима была полной, а поражение в этой войне Феофила могло иметь для империи роковые последствия. Василевс опасался нового наступления арабов на Константинополь. Однако дальнейшее продвижение сарацин было приостановлено. Опустошив фему Анатолик, арабская армия не удержалась на оккупированной византийской земле и, вскоре вернулась в свои владения²⁸⁸. После взятия Амория военные действия сарацин на сирийской границе прервались до 844 г.: сначала в связи с подготовкой арабов к атаке на Константинополь с моря в 842 г.²⁸⁹, а с 844 г. – из-за их собственных междоусобиц.

Таким образом, хронология событий в «Чуде со схоларием Петром» получает точную отправную дату. Очевидно, что именно в результате победы арабов в 838 г. над греческой армией схоларий Пётр попал в темницу в Самарре в числе множества византийских военнопленных. Скорее всего, арабы пленили его в битве при Дазимоне. В греческом тексте «Чуда со схоларием Петром» говорится, что варвары взяли верх, и ромеи обратились в бегство. Именно в битве при Дазимоне, где одним из главных полководцев был доместик схол Мануил, по свидетельству арабских хроник, греческие войска уступили и обратились в беспорядочное бегство²⁹⁰. Подтверждение участия в сражении императорских схол и их бегства с поля боя мы видим в византийской хронике Продолжателя Феофана: Мужественно и долго бились те и другие, но, в конце концов, дрогнули схолы вместе с доместиком и обратились в бегство²⁹¹.

Повествование о том, что схоларий Пётр в Самарре провёл в заточении долгое время в оковах, соответствует сообщениям в исторических хрониках о том, что византийские воины подверглись продолжительному заключению с забитыми в кандалы ногами. Всех пленников, захваченных сарацинами, после сокрушительного поражения армии императора в 838 г., действительно разделили среди арабских предводителей в качестве военной добычи и содержали в самаррской тюрьме.

Весьма достоверно выглядит и содержащееся в третьем чуде «Энкомия» повествование о том, что Петру, после того, как он провёл в заточении долгое время… неоткуда было почерпнуть надежду на спасение. Халиф аль-Мутасим испытывал непреодолимую ненависть к императору Феофилу из-за внезапного нападения его войска на Запетру в 837 г. и полного разорения города. Он намеревался продолжить войну и отказал Феофилу в обмене и выкупе пленных. Аль-Мутасим умер 5 января 842 г., а 20 января смерть настигла Феофила. Однако фанатично религиозный преемник халифа аль-Мутасима аль-Ватик (842–847) ещё два года упорно отказывался обменять византийских архонтов на пленников-арабов. Он хотел пытками добиться от византийцев отречения от христианской веры. Многие из них не дождались выкупа или обмена и погибли в неволе. Сорок два византийских военачальника, попавших в плен, были казнены сарацинами в Самарре и прославились как Аморийские мученики²⁹².

Несмотря на удачные для арабов столкновения с византийской армией в 844 г., аль-Ватик вынужден был примириться с империей. Его правление ознаменовалось слишком серьёзными внутренними неурядицами²⁹³, и они заставили эмира вступить с Византией в переговоры об обмене пленниками. С этого времени у византийских воинов должна была появиться надежда на освобождение. Побег схолария Петра из темницы произошёл после того, как он провёл в заточении долгое время, и когда неоткуда было ему почерпнуть надежду на спасение, то есть заведомо до переговоров об обмене пленными, начавшимися в 844 г. Только в 845 г.²⁹⁴ в результате длительных и очень трудных переговоров²⁹⁵ оставшихся живых византийских узников обменяли на пленных арабов на пограничной реке Ламус.

Очевидно, что схоларий Пётр избавился от тюремного заключения и попал в Рим до начала переговоров и обмена пленными, причём это произошло не позднее 843 г. Основанием для такого предположения является рассказ о постриге схолария у папы в соборе первоверховного апостола Петра.

До 843 г. в Константинопольской Церкви господствовали иконоборцы. Патриарх Никифор (806–815) анафематствовал иконоборцев²⁹⁶ и твёрдо стоял на низвержении из сана всех раскольников от архиереев до дьяконов. Дабы отступники и предатели не остались без наказания, он весной 815 г. открыто заявил, что духовенству, примкнувшему к ереси, ни при каких обстоятельствах, даже в случае покаяния, не будет возвращён сан²⁹⁷. С 815 г. православное духовенство не вступало в общение с раскольниками, а иконопочитатели – миряне, монашествующие – не рукополагались у иконоборцев. Официальный Константинопольский Патриархат вскоре фактически оказался в схизме с Римской Церковью²⁹⁸ и всеми Восточными Православными Церквами, находившимися на территории арабского Халифата. То обстоятельство, что в этот период схоларий Пётр решил принять постриг в Риме, где Церковь не была соблазнена ересью, указывает на его принадлежность к православным иконопочитателям, не признававшим иконоборческий клир.

Множество греков, спасаясь от гонений за православную веру, вынуждены были покинуть родные края ещё в VIII в. Они переселялись на окраины Византии, бежали на юг Италии, в Рим и даже на территорию Халифата. Средство такого пассивного противления ереси путём эмиграции указал стоявший во главе монашества и иконопочитателей преподобномученик и исповедник Стефан Новый († 767 г.). Римская Церковь передавала свои монастыри грекам или основывала для них новые обители, где литургии и другие богослужения совершались согласно принятому в Восточной Церкви обряду. Общая численность греков, эмигрировавших из Византии только на юг Италии в первый период иконоборчества (726–784) достигла 50000 человек²⁹⁹.

К началу 40-х гг. IX в. практически все епархии Константинопольского Патриархата снова оказались во власти иконоборцев³⁰⁰. Покорились губительной ереси и византийские монастыри³⁰¹. Стремясь избежать гонений, немало поборников Православия во время второго пришествия иконоборцев (815–843), как и в первый период, покинуло Византию и эмигрировало в Италию. Римская Церковь придерживалась иконопочитания, и православные греки на латинской земле без притеснений и препятствий могли исповедовать не осквернённую ересью веру и там же принять сан. Архидьякон Мефодий, будущий Константинопольский патриарх, был рукоположен в пресвитеры в Риме, а игумены Евстратий и Илларион – в Неаполе и Лонгивардии³⁰². Отправился в Рим известный поборник иконопочитания преподобный Григорий Декаполит и другие исповедники истины.

Вскоре после смерти императора Феофила³⁰³ иконоборцы потерпели сокрушительное поражение. В 843 г. святитель Мефодий становится патриархом, и около 20 тысяч священнослужителей-иконоборцев³⁰⁴, без всякого исключения, начиная с патриарха Иоанна Грамматика и кончая дьяконами, были извержены из священного сана³⁰⁵. Как видно из послания святителя Мефодия патриарху Иерусалимскому, хиротонии тех, кто был рукоположен в сан еретиками, были признаны незаконными³⁰⁶. С завершением господства иконоборцев в Константинопольской Церкви исчезает причина, вынуждавшая православных христиан покидать Византию для принятия сана или пострига на канонических территориях других автокефальных Церквей. Схоларий Пётр прошёл огромное расстояние от Самарры до Рима, чтобы принять постриг³⁰⁷. Столь многотрудное путешествие, причём, судя по контексту повествования, совершённое пешком, практически утрачивает смысл после восстановления Православия в Константинопольской Церкви в 843 г. Поэтому можно уверенно датировать события, описанные в повествовании о «Чуде со схоларием Петром», интервалом между 838 и 843 гг.

Представляется весьма интересным ещё один вывод. Предваряя изложение «Чуда со схоларием Петром», автор древнего греческого текста сообщает не только о надёжном источнике своего повествования – о монахах, которые во всем держатся истины, – но и о том, что чудо произошло недавно: некие монахи из наилучших и старающихся угождать Богу во всём, держащиеся, наряду с прочими добрыми вещами, и истины, рассказали мне об этом чуде, недавно совершённом всеблаженным Николаем³⁰⁸.

Сопоставляя предложенную нами датировку событий в «Чуде со схоларием Петром», находящуюся в интервале между 838–843 гг., с указанием автора повествования о нём, как о недавно совершённом, можно заключить, что 40-е гг. IX в. являются наиболее вероятным временем создания оригинального текста трёх посмертных чудес святителя Николая, примыкающих к тексту «Энкомия».

Как было упомянуто выше, сохранились греческие тексты «Энкомия», подписанные как именем святителей Мефодия Константинопольского, так и Василия Лакедемонского. Патриарх Мефодий умер в 847 г., а архиерейство первого епископа Лакедемонского с именем Василий, скорее всего, относится к 60-м гг. IX в. (см. выше). Однако, в период с 862 по 870 г. между Римской и Константинопольской Церквами уже существовала схизма, и повествование о принятии пострига в Риме для православного грека утрачивает актуальность. Напротив, в 40-е гг. IX в. при патриаршестве святителя Мефодия отношения между двумя Церквами переживали расцвет. Ещё в начале 815 г. святой Мефодий, тогда ещё в сане архидьякона, был послан к папе патриархом Никифором. Успешно завершив свою миссию, он не вернулся в Константинополь, а остался фактически в эмиграции в Риме до 820 г. Там будущий святитель жил при храме апостола Петра и создал несколько богословских трудов, в числе которых было жизнеописание святителя Николая, известное как послание Мефодия к Феодору³⁰⁹.

Текст «Чуда со схоларием Петром» имеет заметный смысловой акцент на постриге византийского гвардейца у папы в Риме, и по своей фабуле соответствует дружелюбным отношениям между Римской и Константинопольской Церквами в годы патриаршества святителя Мефодия. Вероятно, именно поэтому авторство текста «Энкомия» было приписано святителю Мефодию вскоре после его кончины, в то время как, по мнению большинства современных исследователей, подлинным произведением патриарха, посвящённым жизнеописанию Николая Чудотворца, является текст Мефодия к Феодору.

Есть и ещё одно немаловажное обстоятельство, указывающее, хотя и косвенно, на возможную датировку создания текста «Чуда со схоларием Петром» временем между 20 января 842 г., – датой смерти императора Феофила, и 843 г., – датой поставления в патриархи пресвитера Мефодия. Основанием для такого предположения является то обстоятельство, что в тексте «Чуда со схоларием Петром» никак не акцентирован мотив, побудивший воина, освободившегося от плена, отправиться для пострига в Рим. Однако этот мотив очевиден – иконоборчество в Византии. Такой осторожный подход автора произведения к описываемым событиям характерен именно для указанного переходного периода в истории Константинопольской Церкви. Напомним об исключительной осторожности³¹⁰, с которой императрица Ирина и патриарх Тарасий готовили переход Византии от иконоборчества к иконопочитанию и с какой осмотрительностью они формулировали поставленные ими вопросы Седьмому Вселенскому Собору на первых его заседаниях. Святой императрице Феодоре и её окружению понадобилось также почти полтора года для постепенной подготовки Константинопольской Церкви к восстановлению иконопочитания. И пока еретик Иоанн Грамматик не был замещён на патриаршей кафедре святым Мефодием, а в Константинопольской Церкви не началась «великая чистка», императрице Феодоре и православному духовенству следовало так же, как императрице Ирине перед Седьмым Вселенским Собором, действовать весьма осторожно.

Вероятно, именно в силу того обстоятельства, что «Чудо со схоларием Петром» было написано в период между 842–843 гг., в нём прямо не сообщается об иконоборческой ереси – хотя о чём, как не об этом, говорит огромный путь, проделанный освободившимся от плена воином ради принятия пострига у папы в Риме.

Повествование о войне Византии с арабами, о поражении греков и о заключении пленников в крепости Самарры, содержащееся в «Чуде со схоларием Петром», соответствует сведениям, приведённым в многочисленных исторических хрониках. Жизнеописание схолария Петра, принявшего постриг в Риме, является ещё одним своеобразным свидетельством о том, что на рубеже 30–40-х гг. IX в. иконоборчество уже изживало себя в военной среде, приближая день Торжества Православия в Византии.

Сообщение митрополита Феодора о сонном видении архидьякона собора в городе Миры в Ликии прозвучало на четвёртом заседании Собора в Никее в 787 г. и было запротоколировано³¹¹. Подлинность факта указанного выступления митрополита Феодора на Соборе очевидна. Поэтому оно достоверно датируется 787 г., хотя и не представляется возможным столь же точно определить год, когда митрополит Феодор претерпевал обиды от власть имущих, а его архидьякон получил в сонном видении от святого Николая сокровенный совет в том, как следует поступить владыке. Однако ясно, что речь идёт о периоде времени, когда Феодор претерпевал обиды от власть имущих, будучи уже митрополитом Мирликийским, и, следовательно, описанное им явление святого Николая относится ко второй половине VIII в. При этом с немалой степенью вероятности можно отнести это событие к 80-м гг.

Несомненный интерес для изучения первого периода иконоборчества (726–784) представляет сообщение митрополита Феодора об имевшейся в соборе города Миры индитии с изображением святого Николая. Протокол Никейского Собора, содержащий это сообщение митрополита Мирликийского Феодора, по всей вероятности, является уникальным конкретным документальным подтверждением того, что в самый разгар иконоборческого движения, после лжесобора 754 г., священные изображения на богослужебных предметах действительно сохранялись даже у священнослужителей – еретиков.

О набеге на Родос и Ликию в сентябре 807 г. арабского адмирала Хумайда ибн Маюфа, его попытке взломать гробницу святого Николая и бедствии, которое постигло сарацин за надругание над святыней, известно из хроники Феофана Исповедника³¹². Представляется весьма уместным отметить, что спустя месяц после похода Хумайда, уже в ноябре 807 г., халиф Харун ар-Рашид (786–809) был вынужден прекратить набеги на Византию. Восточные арабы возобновили свои набеги лишь в 831 г.³¹³, в конце правления сына ар-Рашида, халифа аль-Мамуна (813–833).

Летопись византийца Феофана (ок. 760–818), составленная между 810 и 815 гг., является одним из самых значительных памятников византийской историографии. Она представляет особую ценность для историка Византии VII–VIII вв., поскольку об этом времени о до наших дней дошло очень мало сведений. Представленное в столь авторитетном историческом источнике сообщение о чуде святителя Николая не только является надёжным свидетельством о набеге арабов на Ликию, но и указывает на особое почитания Мирликийского архиепископа в Византии на рубеже VIII–IX вв.

В повествовании об этом чуде сообщается³¹⁴, что инок Николай был послан в предместье Катабола его наставником Симеоном Декаполитом. Благодаря сохранившимся биографическим сведениям об архимандрите Симеоне, настоятеле одного из монастырей в Десятиградье³¹⁵ и его племяннике, преподобном Григории Декаполите, оказывается возможным установить период времени, когда произошло описываемое в чуде событие. Из жития святого Григория очевидно, что он перешёл в обитель своего дяди в годы реставрации иконоборчества императором Львом V Армянином (813–820), и, прожив в ней около 14 лет, покинул её в начале 30-х гг. IX в. Известно также, что в годы правления императора Феофила (829–842) архимандрит Симеон подвергся тюремному заключению за своё иконопочитание, а после освобождения из темницы умер в Константинополе в 842 г. Сопоставляя вышеприведённые сведения, можно с большой степенью вероятности предположить, что путешествие инока Николая в Катабол относится к периоду времени до ареста иконопочитателя Симеона, когда этот архимандрит был ещё настоятелем монастыря в Десятиградье. Поэтому путешествие инока Иоанна, скорее всего, происходило до начала 30-х гг. IX в.

Мы уже упоминали (см. I.1.а) об известной закономерности в агиографической литературе, согласно которой чем меньше времени прошло после смерти святого до создания текста, повествующего о его жизни и подвигах, тем, как правило, это письменное свидетельство достовернее. Указанная закономерность отчётливо проявляется при сравнении двух основных греческих текстов жития Иосифа Песнописца – краткого и пространного, или Малого и Большого. Первое было написано в конце IX в. вскоре после смерти преподобного Иосифа его ближайшим учеником и непосредственным преемником по управлению монастырём игуменом Феофаном. Текст Малого жития явился главным источником для Иоанна, автора Большого жития, который был дьяконом Великой Церкви и жил в XI или XII в., то есть спустя двести лет после смерти великого гимнографа. Иоанн сообщает, что он, пользуясь Феофановым сочинением, поставил перед собой цель изложить житие преподобного Иосифа более полно и более красиво³¹⁶.

Как показали исследования А. И. Пападопуло-Керамевса³¹⁷ и протоиерея Владимира Рыбакова³¹⁸, дьякон Иоанн, заимствуя у игумена Феофана практически дословно целые выражения, дополнил жизнеописание преподобного Иосифа многочисленными подробностями³¹⁹. Хотя большая часть сделанных дьяконом Иоанном дополнений относится к области риторики и наставительных поучений, которыми он стремился украсить образ святого характерными чертами монаха-подвижника, составитель Большого жития на этом не остановился и внёс в свой текст целый ряд существенных изменений и дополнений содержательного характера³²⁰. К ним следует отнести иную датировку деятельности преподобного Иосифа против иконоборцев и его заключения в критской темнице – дьякон Иоанн перенёс эти события ко времени царствования императора Льва Армянина. Вероятно, отнести заключение преподобного Иосифа в темницу ко времени царствования Льва Армянина дьякона Иоанна заставила следующая логика: 1) этот император был убит в соборе Святой Софии в Константинополе в рождественскую ночь 820 г.; 2) в свитке, вручённом в сонном видении Иосифу Песнописцу святителем Николаем, были начертаны слова знаменитого кондака Недели святых праотцев, который исполнялся незадолго до Рождества Христова; 3) во втором факте можно усмотреть намёк на первый. Однако, как будет показано ниже, такие логические построения оказались несостоятельными.

Кроме того, дьякон Иоанн пренебрёг целым рядом сведений³²¹, имевшихся в Малом житии и, тем самым, по-справедливому заключения протоиерея Владимира Рыбакова³²², затемнил и запутал хронологию известных исторических событий. Борьба преподобного Иосифа с иконоборчеством и его тюремное заключение на острове Крит были ошибочно отнесены дьяконом Иоанном к периоду 815–820 гг. Но завоевание этого острова арабами началось лишь в 824 г. и поэтому очевидно, что в годы царствования императора Льва пресвитер Иосиф не мог оказаться в арабской темнице на Крите.

Несмотря на содержащиеся в нём неточности, именно Большое житие стало для целого ряда научных и популярных публикаций источником сведений о преподобном Иосифе. Это было связано с тем, что Малое житие в течение длительного времени не попадало в поле зрения исследователей. В частности, болландисты считали текст Большого жития основным и лучшим из всех³²³. Дата рождения Иосифа Песнописца в соответствии с историческими ориентирами, обозначенными в хронике Иоанна, указывалась болландистами около 785 г.³²⁴

Текст более древнего – Малого жития – лишь в 1901 г. был обнаружен и издан по рукописи XII в. Paris. Gr. 1534 А. И. Пападопуло-Керамевсом. Благодаря введению им в научный оборот этого памятника греческой письменности стало возможным существенно уточнить хронологию жизни Иосифа Песнописца.

Текст Малого жития позволяет не только довольно точно установить время освобождения преподобного Иосифа из заключения, но и сравнительно надёжно реконструировать хронологию его жизни. В Малом житии пресвитер Феофан пишет, что Иосиф был самым неожиданным образом (гл. 7) избавлен от заключения в критской тюрьме в то время, когда защитник ереси, я разумею царя Феофана, был справедливо лишён и царской чести, и своей жизни (гл. 8). Из того, что здесь сообщается не об императоре Льве, а об императоре Феофане, следует, что освобождение святого состоялось не в Рождество 820, а в 842 г.

В 14-й главе Малого жития говорится о смерти великого гимнографа 3 апреля, на седьмой день его болезни, начавшейся после того, как он в Великую пятницу передал патриарху Фотию инвентарною книгу, в которой были записаны все приобретения монастыря³²⁵. Ван де Ворст, сопоставив дату 3 апреля с датами Пасхи в годы патриаршества Фотия (858–867 и повторно 877–886), пришёл к заключению³²⁶, что блаженная кончина преподобного Иосифа произошла в 886 г.³²⁷ Кроме этого, из сообщения игумена Феофана о кончине святого в возрасте семидесяти лет³²⁸ Ван де Ворст сделал вывод о его рождении в 816 г.³²⁹

В Малом житии содержатся также весьма важные биографические сведения: о рождении Иосифа на Сицилии в городе, который произрастил многих богатых дарованиями лиц; о захвате этого города варварами, пленившими многое множество горожан и о бегстве Иосифа с родителями и братьями... в землю Пелопса, откуда будущий гимнограф в возрасте 15 лет уходит в главный город Фессалии – Фессалоники и там, в монастыре, принимает постриг. Если принять 816 г. за дату рождения Иосифа, то благодаря упоминанию о 15-летнем возрасте святого в год случившихся в его жизни потрясений можно заключить, что захват его родного города и бегство его семьи с острова Сицилия пришлись на 831 г. Именно в 831 г. африканские арабы покорили крупнейший город на западном побережье Сицилии Палермо³³⁰, сделав его своей столицей. Выше мы уже упоминали³³¹ о том, что в 827 г. арабы начали завоёвывать Сицилию, которая до этого года безраздельно принадлежала Византийской империи.

Протоиерей Владимир Рыбаков предположил³³², что Иосиф родился в Сиракузах около 800 г., а бегство его семьи с Сицилии состоялось в 815 г. Однако это мнение противоречит надёжно установленным историческим данным: в начале IX в., вплоть до 827 г., ни один крупный сицилийский город не был захвачен арабами³³³. Поэтому не представляется возможным согласиться с предположением протоиерея Владимира Рыбакова, согласно которому Иосиф родился около 800 г. в Сиракузах, а его семья покинула Сицилию в 815 г., когда юноша достиг 15-летнего возраста. При этом следует напомнить, что арабские войска, во главе с кади Асад ибн аль-Куррой пытались покорить Сиракузы и осадили город в 827 г., но осенью 828 г. в их лагере началась сильная эпидемия, от которой умерла значительная часть мусульманского войска вместе с их предводителем. После прибытия на Сицилию греческого войска из Константинополя в марте 829 г. арабы вынуждены были отступить от Сиракуз, так и не покорив этот город. Несмотря на систематические попытки со стороны мусульман захватить Сиракузы, город оставался в руках христиан до 878 г. Поэтому исторически обоснованным представляется предположение Томадакиса³³⁴ о рождении Иосифа не в Сиракузах в 800 г., а в Палермо в 816 г.

Оба жития, посвящённые святому Иосифу, сообщают о его возведении в сан пресвитера до знакомства с преподобным Григорием Декаполитом и до заключения в темницу на Крите, то есть до 840 г. Если принять, что Иосиф родился в 816 г., из этого следует, что он был рукоположен во священники ранее достижения им канонического возраста 30 лет. Мысль о рукоположении во священники человека, ещё не достигшего 25-летнего возраста, смущала часть исследователей и оказалась одной из причин, по которой они отодвигали дату рождения святого от 816 г. к 800 г. Однако, как отмечает Дворник³³⁵, в древних памятниках имеется ряд примеров священнических рукоположений ранее 30 лет, в том числе – в эпоху преподобного Иосифа: преподобный Симеон Лесбийский (VIII–IX вв.) принял сан священника в возрасте 28 лет, а преподобный Лука Столпник – в возрасте 24 лет, в 903 г. Протоиерей Владимир Рыбаков, ссылаясь на известный пример (о котором говорит и Дворник) рукоположения преподобного Феодора Сикеота в возрасте 18 лет замечает, что в житии этого святого содержится оправдание столь необычного поступка епископа, но ничего подобного мы не имеем в житиях святого Песнописца³³⁶.

Нуждался ли в таком обосновании при составлении жития Иосифа Песнописца игумен Феофан? В годы господства иконоборческой ереси в Константинопольской Церкви возникла очевидная необходимость отступать от некоторых канонических правил. Так, например, из-за того, что огромное количество архиереев и пресвитеров переметнулась к иконоборцам, часть греческого духовенства была вынуждена рукополагаться не на территории своих византийских кафедр, а в Южной Италии и в Риме³³⁷. Можно привести и другой пример вынужденного отступления от церковной практики, продиктованной сложностями, связанными с господством ереси: патриарх Никифор официально закрепил за монахами, не имеющими священного сана, право принимать исповедь³³⁸. Во время великой чистки, осуществлённой патриархом Мефодием, низвергнутыми из сана оказалось более двадцати тысяч епископов, священников и дьяконов³³⁹. По оценке Д. Е. Афиногенова, это был практически весь рукоположенный клир империи (от дьяконов и выше)³⁴⁰. Представляется совершенно очевидным, что в 30-е гг. IX в. из-за крайней нехватки духовенства, обусловленной уклонением подавляющего большинства клириков в ересь, верные Православию архиереи оказались вынуждены рукополагать во пресвитеры не соблазнённых ересью иноков, даже если те не успели достигнуть установленного Апостольским правилом 30-летнего возраста. Для современников эпохи патриарха Мефодия и близкого по времени поколения отнюдь не требовалось каких-то особых объяснений, почему отступление от церковного правила было сделано для инока Иосифа, достигшего лишь 20-летнего возраста. Поэтому, учитывая сложившуюся в период между 813 и 847 гг. ситуацию в Константинопольском Патриархате, игумену Феофану достаточно было лишь описать в житии преподобного Иосифа его добродетели и духовные подвиги. Судя по тексту Малого жития, инок Иосиф приобрёл в фессалоникийском монастыре необходимый духовный опыт, богословские знания и проявил себя перед братией и игуменом как достойный ставленник во пресвитерский сан. Поэтому срок около пяти лет монашеской жизни мог в его случае оказаться вполне достаточным для посвящения. К тому же можно предположить, что рукоположение инока Иосифа в столь молодом возрасте было далеко не единичным случаем не только в 30-е, но и в 40-е гг. IX в., когда после великой чистки Церковь очень нуждалась в значительном пополнении клира людьми, не запятнавшими себя иконоборческой ересью.

Если принять, что преподобный Иосиф был рукоположен во священники в 836 г., дальнейшую хронологию его жизни можно реконструировать достаточно убедительно. Из текста Малого жития (гл. 5) известно, что в то время, когда Иосиф был почтен саном пресвитера, преподобный Григорий Декаполит прибыл в Фессалоники и познакомился там с блаженным Иосифом. Он убедил очень многими доводами настоятеля монастыря отпустить Иосифа вместе с ним в Константинополь для занятий аскетическими подвигами. То есть вскоре после того, как состоялось посвящение преподобного Иосифа, оба пресвитера отправились в Константинополь. Игумен Феофан, рассказывая об образе их жития в столице в молитвах, посте и изучении Божественного Писания, говорит, что описывает кратко то, что растянуто на большом протяжении времени. Преподобный Иосиф жил в Константинополе при храме священномученика Антипа до своей отправки иконопочитателями в Рим к папе с просьбой о помощи в противоборстве с еретиками. Корабль, на котором Иосиф плыл в Италию, был захвачен арабами. Они связали и заключили его в темницу на Крите. Святой был выкуплен христианами незадолго перед смертью Феофила или сразу после неё и оказался на свободе, скорее всего, в 842 г., но не позже 843 г. Поскольку автор Малого жития Феофан говорит о пребывании в столице преподобных Григория и Иосифа на протяжении длительного времени, можно предположить, что Песнописец, прибыв в Константинополь около 836 г., провёл в столице года четыре³⁴¹ и оказался в критской тюрьме около 840 г.

Протоиерей Владимир Рыбаков предполагал, что Иосиф отправился в Рим в 832 г. и провёл в заключении довольно значительное время, около 9–10 лет³⁴². Он ссылается на изданный императором в 832 г. эдикт, запрещавший иконопочитания, и созванный им вскоре после этого иконоборческий собор³⁴³. Однако в Малом житие нет указания на отправление Иосифа в Рим в начальный период гонения, воздвигнутого Феофилом. Напротив, игумен Феофан извещает не о начале восстановления ереси императором, а о некоем кульминационном моменте её господства во время его царствования. Он пишет (гл. 6): после того, как христоборческая ересь стала смущать всех и волновать и приносить много зла православным³⁴⁴, когда царские скипетры недостойно были в руках такого человека, который более ненавидел Бога, чем любил, пришли некоторые к Божественному отцу Григорию с просьбой послать блаженного Иосифа в древний Рим послом, чтобы он возвестил [там] о всех ужасах, в которых находится Церковь, ибо все православные видели достоинство и святость этого мужа, приятного в словах, и считали его годным к посольству. Из слов игумена Феофана можно сделать вывод об усугублении противостояния иконоборцев и православных христиан в Константинополе³⁴⁵, которое вынудило иконопочитателей отправить Иосифа с миссией в Рим.

Томадакис также относит усиление гонения на иконопочитателей ко времени, когда завершалось царствование императора Феофила и тоже считает 816 г. датой рождения преподобного Иосифа. Его, однако, по всей видимости, смутила мысль о рукоположении Иосифа во пресвитеры в возрасте около 20 лет, поэтому он датирует его прибытие в столицу лишь 840 г. Но в этом случае окажется, что перед поездкой в Рим, пленением и освобождением в 842 г., Иосиф пробыл в Константинополе при храме священномученика Антипа всего несколько месяцев. Представляется достаточно сомнительным, что за столь короткий срок Иосиф прошёл значительный путь в монашеской аскезе и успел проявить такие качества, благодаря которым в столице все православные видели достоинство и святость этого мужа. Напомним к тому же, что игумен Феофан говорит в Малом житие о подвижнической жизни преподобного Иосифа в Константинополе на большом протяжении времени (гл. 5). Согласно предлагаемой нами хронологии жизнеописания Иосифа, его проживание в столице продолжалось около 4 лет³⁴⁶ до поездки в Рим, вероятнее всего, в 840 г.

Следует отметить, что хотя освобождение пресвитера Иосифа из критской темницы и смерть императора-еретика Феофила и представлены в одной и той же главе 8-го Малого жития, их соседство никак не обусловлено в тексте повествования причинно-следственной связью. Близкое расположение этих событий в житии, конечно, свидетельствует об их близости по времени, но не обуславливает их взаимозависимость. Если бы она действительно имелась, византийский автор жития Песнописца не преминул бы сказать о столь важной причине для выкупа. Следует, в свою очередь, заметить, что возвращение иконопочитателей из ссылок после Торжества Православия не имеет никакой опосредованной связи с освобождением арабами византийских пленников. Весьма вероятно, что Иосиф был выкуплен из критского плена теми же константинопольскими христианами, которые посылали его в Рим, когда Феофил был ещё жив.

Согласно греческим текстам жития преподобного Григория Декаполита, этот святой вёл в столице затворническую жизнь в аскетических трудах и очевидно сам не обладал средствами для выкупа друга. Если бы Иосифа спас от заключения его наставник Григорий об этом важном обстоятельстве, конечно, упоминалось бы в Малом житие святого, составленном Феофаном.

В 7-й главе Малого жития игумен Феофан говорит, что Бог внушил христианам уплатить за него [Иосифа] выкуп, но ничего не сообщается об освобождении от плена вместе с Песнописцем других узников. Поэтому, вопреки высказанному протоиереем Владимиром Рыбаковым предположению³⁴⁷, можно достаточно уверенно заключить, что православная община выкупила где-нибудь на западной границе империи у аглабитских арабов Крита только одного Иосифа без группы византийских пленников.

При сравнении Малого и Большого текстов житий нам представлялось особенно важным установить, в каком из двух греческих памятников наиболее достоверно изложено чудо избавления преподобного Иосифа от заключения в критской темнице.

В Малом житие это чудо изложено игуменом Феофаном так³⁴⁸: когда по внушению Самого Бога христиане уплатили за Иосифа выкуп, к нему в темницу явился ночью епископ из Мир. Предвозвещая освобождение Песнописца, святой Николая вручил узнику свиток. Иосиф пропел начертанные на нём слова: «Ускори, о Щедрый, и потщися, яко милостив в помощь нашу, яко можеши хотяй»³⁴⁹, – и был наутро избавлен на Крите от уз и темницы. В это же время в Константинополе умер император Феофил, в Византии восстановилось почитание священных изображений, и Иосиф смог возвратиться из плена.

В версии Большого жития³⁵⁰ события в чуде значительно видоизменены. Дьякон Иоанн не упоминает о выкупе Иосифа, а связывает его освобождение только с чудесной помощью, оказанной посланным Богом святителем Николем. Он описывает событие следующим образом: когда в честь праздника Рождества Христова преподобный Иосиф всю ночь совершал песнопение, архиепископ из Мир явился к нему в темницу с радостной вестью о смерти царя [Льва V Армянина], угнетавшего Церковь. Святой Николай вручил преподобному Иосифу текст кондака и как только пресвитер его пропел, колодки тотчас упали с ног и шеи узника. После этого чудотворец, невидимо рассекая воздух, перенёс Иосифа в величайший из всех городов.

Перелагая рассказ о чуде святителя Николая, дьякон Иоанн существенно переработал используемый им первоисточник – Малое житие, – усилив его мистическую фабулу. Скорее всего, он заимствовал сюжет о восхищении пленника и переносе на родину по воздуху пресвитера Иосифа из текстов других чудес³⁵¹ Мирликийского архиепископа, получивших к тому времени широкое распространение в Византии.

Повествование о чудесном появлении святого Николая в темнице и предсказанное им избавление преподобного Иосифа из сарацинского плена оставило ярчайший след не только в его жизнеописании, но и в творчестве этого выдающегося гимнографа³⁵². Среди великих творений Иосифа Песнописца особую славу стяжал венок богодухновенных канонов святителю Николаю, проникнутых горячей любовью и благодарной памятью его создателя к дивному чудотворцу за благовестие свыше о своём избавлении от уз и плена³⁵³.

Малое житие преподобного Иосифа, созданное близко знавшим его в течение длительного времени игуменом Феофаном, является основополагающим источником для исследования биографии великого Песнописца. Но этим значимость Малого жития не ограничивается. Оно содержит целый ряд достоверных, а подчас даже уникальных сведений о событиях в Византийской империи в IX в. Здесь уместно привести методологическое замечание Д.Е. Афиногенова о ценности житийных текстов для исторической науки: с точки зрения источниковедения главное затруднение, которое встречает исследователь, занимающейся византийской историей IX в., – это недостаточность, а иногда и полное отсутствие нарративных источников собственно историографического характера. В то же время от указанного периода сохранилось очень большое количество житий святых, из которых нередко можно почерпнуть чрезвычайно ценные и даже уникальные сведения³⁵⁴. Показательно, что Д.Е. Афиногенов в своей монографии «Константинопольский Патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784–847)» приводит список из 97 источников, в котором 41 название относится к агиографическому жанру³⁵⁵. Среди ценных сведений о событиях в Византийской империи, сохранившихся в Малом житии, выделяется сообщение о рецидиве обострения борьбы иконоборцев с православными христианами в Константинополе в самом конце царствования императора Феофила (гл. 6). Представляется перспективным продолжение поиска в исторических хрониках и житийных текстах, касающихся событий этого периода как прямых, так и косвенных указаний на усиление борьбы с иконопочитателями в столице за два – три года до Торжества Православия.

В заключение следует отметить, что в противоположность повествованию об Иосифе Песнописце, созданному его современником игуменом Феофаном, текст Большого жития, написанный дьяконом Иоанном по прошествии более двухсот лет после смерти великого гимнографа, являет собой несомненный образец того, как в средние века в результате компилятивных переложений искажались свидетельства о событиях в жизни святых. Поэтому представляется весьма важным для достоверной реконструкции жизнеописаний подвижников Церкви основываться на наиболее древних редакциях житийных текстов и близких к ним по времени историческим хроникам³⁵⁶.

Греческий текст³⁵⁷ «Спасения упавшего в пропасть сарацинского купца» начинается с повествования о посольстве сарацинских вельмож к императору Льву для переговоров о выкупе пленных. Византийский автор пишет: в годы царствования нашего христолюбивого императора Льва явились к нему агарянские апокрисиарии. Если бы на протяжении существования Византийской империи в ней был бы только один самодержец с таким именем, то упоминание о нём могло бы указать на время создания греческого текста. Но среди византийских императоров имя Лев носили шесть человек.

Г. Анрих предположил³⁵⁸, что речь в тексте, скорее всего, идёт о посольстве арабов к императору Льву VI Философу (886–912), не указывая, однако, на чём именно он основывает свой вывод. Можно предположить, что немецкий агиограф выбрал императора, жившего на рубеже IX–X вв. (то есть самого последнего императора с именем Лев), поскольку он полагал, что распространение славы святого Николая началось только с IX в. Однако, если основываться на предположении, что слава святого Николая распространилась по Средиземноморью вскоре после его кончины, а не с IX в., следует рассмотреть и вероятность создания текста этого чуда в годы правления других императоров с именем Лев.

Во время царствования императоров Льва I (457–474) и Льва II (474) Византия ещё не вступила в длительную полосу кровопролитных войн с арабами. Только после исламизации Аравийского полуострова в начале VII в. почти не прерывавшиеся «священные войны» арабского халифата и ромейской империи привели к необходимости в VII–VIII вв. постоянных усилий с обеих сторон по обмену и выкупу пленных. Поэтому без всяких сомнений нельзя соотнести создание повествования о «Спасении упавшего в пропасть сарацинского купца» с периодом правления Льва I и Льва II, когда проблема обмена пленными между арабами и греками ещё не возникла.

К началу VIII в. угроза захвата сарацинами Константинополя и полного покорения Византии достигла своего апогея. Мусульманский мир был уже на вершине могущества. Халифат отторг от Византии Сирию, Палестину, Египет, Африку и начал оккупировать Малую Азию. Будущий император Лев III Исавр (717–741) ещё до своего воцарения вынужден был, как стратиг фемы Анатолик, постоянно обороняться от арабских набегов. Он оказался не только искусным воином, но и незаурядным дипломатом. Объявив себя 13 апреля 716 г. августом, Лев вступил в переписку с арабским полководцем Сулейманом. Сарацины надеялись с его помощью покорить Византию. На подступах к городу Амория они признают Льва императором и убеждают жителей последовать их примеру. Лев вступает в переговоры с сарацинами, при этом каждая из сторон пытается обмануть другую³⁵⁹. Почти год Лев не мог двинуть свои войска на Константинополь для окончательного захвата власти, ибо вынужден был постоянно отбиваться от сарацин или договариваться с ними о перемирии. Хотя Лев взошёл на столичный престол в марте 717 г., нельзя исключить, что переговоры с арабскими послами о выкупе пленных, о которых упоминается в рассказе о «Спасении упавшего в пропасть сарацинского купца», велись именно им в 716 г. Несомненно, проблема обмена и выкупа пленных была весьма актуальной в течение всего периода правления Льва III, поскольку арабы в годы его царствования не только вели масштабные войны с Византией, но и постоянно предпринимали грабительские походы на территорию малой Азии³⁶⁰.

При Льве IV (775–780) военные действия на восточной границе осуществлялись и с византийской, и с арабской стороны. В 778 г. 100-тысячная армия императора опустошила арабские владения в Сирии и, одержав победу над сарацинами, завершила поход. А в 779 г. арабы вошли в Малую Азию, и ромеи, уже не вступая в большие сражения, действуя малыми силами, но успешно, смогли отразить войска сарацин. В результате взаимных захватов пленных проблема их выкупа и обмена не утрачивала свою значимость в период царствования Льва IV.

С ноября 807 г. нападения сарацин на владения Византии практически прекратились из-за крупных междоусобиц в халифате. Арабы не решались на сколько-нибудь значительные выступления против Византии вплоть до первой четверти IX в. Поэтому в годы правления императора Льва V (813–820) проблема обмена пленных, по всей видимости, не была актуальна.

Исторические хроники, дошедшие до нашего времени, свидетельствуют о нескольких посольствах арабов ко Льву VI с просьбой об обмене и выкупе пленных и об отправлении императором своих вельмож для осуществления этой миссии. Так, в 903 г. от Льва VI к арабам были направлены два посла с подарками для халифа. Они должны были предложить выкуп за находившихся в руках греков пленных мусульман. Послы получили согласие на свои просьбы, и халиф пожаловал их почётными платьями³⁶¹.

Другое посольство с предложением о размене пленных было отправлено в 907 г. во главе с выдающимся императорским дипломатом Львом Хиросфактом и сопровождавшим его евнухом Василием. В собственноручном письме императора к халифу был предложен взаимный обмен пленных. В нём говорилось также о том, чтобы аль-Муктафи отправил в греческие пределы для сбора мусульманских пленных своего посланника, который получит аудиенцию у императора. Одновременно евнух Василий должен был оставаться в Тарсе, чтобы собрать в пограничных областях греческих пленных и привести их к месту размена. Посольство благополучно прибыло к воротам Багдада Баб-Аш-Шеммасии и через несколько дней оказалось допущенным в город. Халиф, благосклонно приняв подарки от Льва VI, а также десять посланных императором мусульманских пленных, согласился исполнить просьбы византийского монарха³⁶². Льву Хиросфакту удалось подписать с халифом мир и решить вопрос об обмене пленных.

Для конкретных переговоров по обмену пленных в Константинополь были отправлены по приказанию халифа с богатыми подарками два посла: Абу-аль-Баки и араб, отец византийского начальника Самоны. Послы были с почётом приняты императором Львом VI в большом тронном зале дворца Магнавры.

Таким образом, весьма вероятно, что автор повествования, известного как «Спасение упавшего в пропасть сарацинского купца», рассказывает о посольствах, имевших место в 903 или 907 гг. – в период правления Льва VI. Однако нельзя утверждать с полной уверенностью, что события в повествовании относятся ко времени правления Льва VI, поскольку проблема обмена пленных существовала у Византии не только у этого самодержца. Она была актуальна в результате постоянных столкновений между арабами и Византией в течение многих столетий, начиная с середины VII в. и до падения Константинополя 1453 г. Посольства арабов ко двору с целью обмена и выкупа пленных могли иметь место и в годы царствования императоров Льва III (717–741) и Льва IV (775–780). Но сведений в исторических хрониках о многих событиях в эпоху «тёмных веков» сохранилось мало. Практически до нашего времени не дошло никаких достоверных свидетельств об аудиенциях арабских послов в связи с обменом и выкупом пленников в годы царствования императоров Льва III и Льва IV. Поскольку после Льва VI в Византии больше не было императоров с именем Лев, возможная датировка событий в этом повествовании ограничивается периодом времени почти в двести лет – от провозглашения в Анатолии императором Льва III в 716 г. и до смерти Льва VI в 912 г.

Весьма примечательной представляется одна характерная деталь, содержащаяся в повествовании о «Спасении упавшего в пропасть сарацинского купца»: послы византийского императора и халифа, отправленные своими монархами для выкупа пленников, оказались вблизи Селевкии³⁶³. Согласно хронике ат-Табари и многим другим достоверным источникам, крупные размены пленниками между Византией и арабами в VIII–X вв. обычно совершались на мосту пограничной реки Ламус³⁶⁴, находившейся именно вблизи Селевкии, на расстоянии дня пути от города Тарса³⁶⁵.

Упоминание в греческом тексте о стоянке апокрисиариев, посланных для выкупа пленных, поблизости от главного места по размену, свидетельствует об историчности повествования о «Спасении упавшего в пропасть сарацинского купца».

Рассказ о чуде посвящён спасению от казни на Крите пресвитера, похищенного сарацинами на острове Лесбос. После захвата сарацинами всех 29 городов острова и неудачных попыток византийских полководцев его освободить, покорение Крита в 828 г. полностью завершилось³⁶⁶. С 829 г. Крит стал постепенно превращаться в главную опорную базу арабских пиратов, разорявших своими ежегодными набегами многие средиземноморские острова, побережье Греции и Малой Азии.

Благодаря тому, что греческий текст, повествующий о спасении пресвитера от казни и плена на Крите, входит в состав трёх чудес, замыкающих «Энкомий» Мефодия, оказалось возможным сравнительно точно установить период времени, когда арабы совершили набег на Лесбос, о котором сообщается в этом чуде. Повествование об этих трёх чудесах является произведением одного и того же автора. Поэтому датировка создания текста «Спасения пресвитера из Митилины» несомненно совпадает с датировкой создания «Чуда со схоларием Петром» – иными словами, оно было написано до 843 г. (см. выше, II. 4), а само избавление от плена пресвитера из Митилины произошло между 829 и 843 г. Нельзя исключить, что в повествовании о «Спасении пресвитера из Митилины» сообщается о самом раннем, первом набеге критских арабов на остров Лесбос, хотя нам и не удалось найти упоминания об их нападениях на этот остров до 60-х г. IX в. Известно лишь о набегах с Крита на Лесбос 10 августа 862 г.³⁶⁷ и в 872 г., когда арабы, собрав большой флот, подвергли опустошению почти все города побережья в Эгейском море, уводя население в рабство. Тогда, избегая мусульманского ига, жители города Эресса на Лесбосе ушли на Афон. Подобные переселения с Лесбоса на Афон совершались неоднократно³⁶⁸. О нападении начальника критского флота на Лесбос сообщается в житии святой Феоктисты Лесбийской († 881 г.)

Отождествить нападение критских пиратов на то или иное владение византийцев, описанное в агиографических памятниках, с набегами, засвидетельствованными арабскими и византийскими хрониками, возможно далеко не всегда, поскольку в хрониках запечатлены, по большей части, самые значительные нападения критских арабов на островные и материковые земли империи. К тому же следует отметить, что авторы хроник далеко не всегда описывали маршруты пиратских армад подробно, то есть не упоминали обо всех городах или островах, подвергшихся грабежам арабов, а лишь указывали главный пункт их разбойничьего нападения.

В повествовании об этом чуде сообщается о захвате сарацинами в плен на острове Эврип крестьянина Иоанна и его заключении в темнице на Крите. Поскольку в греческом тексте нет никаких конкретных указаний на время, когда произошло пленение или освобождение Иоанна, возможна лишь датировка событий, описанных в чуде, в довольно широких границах, охватывающих весь период арабских набегов с Крита на византийские владения.

Как отмечалось выше (см. II. 4 и 7), нападения на средиземноморские острова, побережье Греции и Малой Азии начались в 829 г. Дерзкие набеги критских пиратов, сопровождавшиеся жестокими убийствами, грабежами и пленением христиан для продажи в рабство, были страшным, разорительным бедствием для Восточной империи, подрывавшим её могущество³⁶⁹. Византийские самодержцы неоднократно пытались освободить Крит от мусульманского ига, но все экспедиции греков кончались их поражениями³⁷⁰. Лишь при императоре Романе II (959–963) доместик схол Востока, магистр и будущий самодержец Никифор Фока³⁷¹ (963–969) смог вернуть Крит Византийской империи.

В 960 г. этот выдающийся полководец успешно высадил византийское войско на побережье Крита и в результате длительной осады³⁷² через восемь месяцев 7 марта 961 г. захватил на острове Столицу эмирата Хандак³⁷³. Затем он ввёл своё войско в другие города Крита и без кровопролития окончательно подавил всякое сопротивление арабов³⁷⁴ на острове.

После высадки византийской армии на Крите, все силы арабского эмирата на острове были направлены на отражение атак противника. С этого времени ни о каких набегах с Крита на владения Византии не могло быть и речи. Напротив, критский эмир безуспешно взывал о военной помощи соседние эмираты³⁷⁵. Следовательно, события, описанные в повествовании о «Спасении крестьянина Иоанна из сарацинского плена», происходили в период времени между 829 и 960 гг.

В «Спасении крестьянина Иоанна из сарацинского плена» содержатся точные сведения о том, где на острове Эврип находился храм, посвящённый святителю Николаю: Храм же этот [Анофор] сооружён на вершине горы, возвышающейся над Эврипом, где большая дорога ведёт в Фивы и в Эврип. Очевидно, в древности стоявший на горе храм, посвящённый святителю Николаю, назывался так же, как именовалась дорога Анофор (в переводе с греческого – ведущая вверх), длиной около 37 км, которая вела из Халкиды в Фивы через деревянный мост и перевал Анофорит (в 10–11 км от Халкиды). Точное топографическое указание в чуде о «Спасении крестьянина Иоанна из сарацинского плена» относительно местоположения на острове Эврип храма, посвящённого великому чудотворцу, вероятно, послужит в дальнейшем ценным ориентиром для археологических поисков остатков этого древнего храма.

В греческих рукописях³⁷⁶ сохранилась история о крестьянском сыне по имени Василий, который жил на морском побережье Ликии на самой окраине города Мир. На расстоянии 5 стадий от его дома находился храм святителя Николая. В нём в день праздника чудотворца юноша был пленён измаильтянами и отвезён ими на Крит.

Прибрежный Ликийский город Миры подвергался арабским набегам и до покорения ими Крита³⁷⁷ и после его освобождения³⁷⁸. Но в данном повествовании речь идёт о времени, когда остров находился в руках арабских завоевателей, а сам Василий был в рабстве у сарацинского этнарха. В греческих текстах «Избавления от плена крестьянского сына Василия» не содержится каких-либо упоминаний об известных исторических персонажах или событиях. Поэтому не представляется возможным указать, в какие годы в течение почти 130-летнего периода арабских набегов с Крита Василий был захвачен и освобождён от пленения. Очевидно лишь только то, что это произошло где-то в интервале между 829 и 960 гг. (см. § II. 4 и 8).

В греческих рукописях чуда об «Исцелении хромого юноши Николая»³⁷⁹ сохранилось упоминание о том, что оно произошло в годы царствования славного императора Романа. По мнению Г. Анриха³⁸⁰, в этом повествовании речь идёт о событиях, происходивших в годы правления либо Романа I Лакапина (919–945), либо Романа II (959–963), так как древнейшие рукописи чуда об «Исцелении хромого юноши Николая» восходят к XI в. и уже содержат переработанный текст. Поэтому практически исключена возможность того, что имеются в виду Роман III Аргир (1028–1034) или Роман IV Диоген (1068–1071). Следовательно, события, описанные в чуде об «Исцелении хромого юноши Николая», происходили между 919 и 963 гг.

Д. Е. Афиногенов в своей монографии «Повесть о прощении императора Феофила...»³⁸¹ в качестве одного из источников топографической реконструкции использовал «Чудо святителя Николая о Николае хромце»³⁸². Благодаря греческому тексту Никифора Каллиста³⁸³ о чуде Мирликийского архиепископа с Николаем хромцом, в котором содержатся сведения о расположении улицы Ктенария за храмом святой Софии в Константинополе, подтверждается древность обряда, описанного в «Повести», – а, следовательно, и особая значимость этого памятника, повествующего о важнейшем в жизни Православной Церкви событии, происходившем в Константинополе 11 марта 843 г., – восстановлении иконопочитания.

В одной из греческих рукописей «Чуда с лютнистом»³⁸⁴ сообщается, что святой Николай совершил чудо во дворце императора Константина Великого. Однако события, описанные в «Чуде с лютнистом», вне всяких сомнений, нельзя отнести ко времени царствования Константина I уже хотя бы по той причине, что храмы, о которых в нём повествуется, были построены в более поздний период истории Византии.

Знаменитый монастырь Иоанна Предтечи в Петре находился около Железных ворот, выходивших на Пропонтиду, южнее ипподрома. Г. Анрих полагал³⁸⁵, что эта обитель была основана в XI в., однако о. Р. Жанен³⁸⁶, базируясь на поздней легенде об основании монастыря монахом по имени Варас, предположил, что речь идёт о жившем в VI в. известном монахе Марасе, пришедшем в столицу из Египта, и монастырь, соответственно, был построен в VI в.

Наиболее древние сведения о монастыре Иоанна Предтечи в Петре, дошедшие до нашего времени, восходят XI в. Это обстоятельство снижает вероятность того, что обитель была основана до XI в. Однако в XI в. монастырь уже выделялся среди немалого числа столичных обителей. Возможно, возвышение Предтеченского монастыря в Петре связано с назначением его игуменом известного гимнографа Иоанна Мавропода, впоследствии митрополита Евхаитского.

В XIII в. монастырь Иоанна Предтечи в Петре был захвачен латинянами, в 1578 г. закрыта его церковь, а сама обитель, скорее всего, прекратила своё существование во время очередной эскалации гонений Османской империи на Константинопольский Патриархат около 1590 г.

Сохранились сведения и о монастыре святителя Николая в Петре. Согласно Типикону (1120) монастыря Богородицы Обрадованной (Кехаритомени), находившегося в Петре, с ним граничила женская обитель во имя святителя Николая. В житии святого Евфросиния Нового³⁸⁷ также упоминается обитель святителя Николая, располагавшаяся по соседству с другим монастырём, называвшимся Опенским. Упоминая о нём, византийский историк Георгий Пахимер сообщает, что константинопольский пожар 1394 г. уничтожил в Петре всё вплоть до Опенского монастыря. Из всего этого о. Р. Жанен³⁸⁸ делает вывод, что монастырь святителя Николая, соседний с Опенской обителью в Петре, – тот самый, что упоминается и в «Чуде с лютнистом». Об Опенском и Никольском монастырях в Петре после 1394 г. ничего не известно. Скорее всего, они не были восстановлены после пожара и прекратили своё существование.

Очевидно, греческий автор поздней редакции греческого текста, сохранившегося в рукописи XVII в., спроецировал события в «Чуде с лютнистом» на период царствования Константина I, поскольку этот император был современником земной жизни Мирликийского архиепископа Николая. В другой, дошедшей до нашего времени редакции «Чуда с лютнистом», сохранившейся в более древней рукописи³⁸⁹, имя императора не упоминается. Поэтому не представляется возможным установить, связаны ли события в «Чуде с лютнистом» с одним из императоров с именем Константин, правившим Византией по прошествии целого ряда веков после кончины святителя Николая, и упоминал ли вообще автор оригинального текста имя монарха, во дворце которого произошло это чудо.

Датировка событий в повествовании «Чуда с лютнистом», несомненно, ограничена периодом с XI по XIV в., когда в Петре одновременно существовали храм Иоанна Предтечи и святого Николая. Но этот период должен быть значительно сужен вследствие захвата крестоносцами Константинополя в 1204 г. и полного разграбления ими империи, которая так и не смогла восстановиться вплоть до окончательного уничтожения государства в 29 мая 1453 г. Описание в чуде казны императора, наполненной мешками с флоринами или сумками с некими вещами, (несомненно, весьма ценными, поскольку они хранятся в царской сокровищнице), представляется явно несоответствующим финансовому состоянию государства после его захвата крестоносцами в 1204 г. Поэтому события, описанные в «Чуде с лютнистом», с высокой степенью вероятности следует датировать XI или XII в.

В греческих рукописях «Чуда с лютнистом» упоминаются флорины – флорентийские золотые монеты XIII–XVI вв., получившие широкое распространение на Востоке после XVI в., а также пиастры – турецкие монеты, имевшие хождение в Константинополе после его захвата Османской империей. Но мы полагаем, что упоминание в этих рукописях флоринов и пиастр могло принадлежать не автору оригинального текста, а авторам позднейших редакций, изменившим старинные наименования денежных знаков на понятные для их современников эквиваленты XV–XVII вв. (принцип ретроспекции).

Представляется весьма интересным отметить ещё одно обстоятельство. В двух дошедших до нашего времени редакциях греческого текст «Чуда с лютнистом» содержится топографическое указание о том, что церковь святого Николая стояла напротив храма святого Иоанна Предтечи в Петре. Это свидетельство является не только значимым подтверждением сведений, содержащихся в Типиконе (1120) и у византийского историка Георгия Пахимера о существовании обители святителя Николая в Петре, но и содержит весьма важное уточнение о взаиморасположении монастырей, посвящённых святому Иоанну Предтече и архиепископу Мирликийскому Николаю. О топографии района Петра сохранилось очень мало сведений, и они носят отрывочный характер. Поэтому представляется правомерным заключение о ценности греческого повествования о «Чуде с лютнистом», как исторического источника, поскольку оно сохранило уникальную информацию о топографии Петры – одного из древнейших районов Константинополя.

Греческие тексты житий святителя Николая Мирликийского, созданные в первом тысячелетии нашей эры, обладают целым рядом достоверных исторических и географических сведений. Многие сообщения, содержащиеся в них, подтверждаются как историческими хрониками, так и современными археологическими исследованиями. В то же время, некоторые сведения, приведённые в этих греческих текстах, являются уникальными, не засвидетельствованными в других исторических источниках. В качестве источника таких весьма ценных исторических сообщений следует прежде всего указать на сведения, содержащиеся в «Деянии о стратилатах» о противостоянии высших военных кругов в конце царствования Константина Великого, о бунте в поселении тайфалов во Фригии около 330 г. и на целый ряд иных фактов разной исторической значимости, о которых повествуется в этом произведении (см. выше, I. 1).

Весьма интересными сведениями, относящимися ко времени правления Константина Великого, представляются также сообщения в «Деянии о подати» о непомерном налоге, наложенном на Ликию, в «Деянии о кораблях с хлебом в порту» – о засухе и голоде в Ликии, охвативших и другие области, о поставках хлеба из Египта в Константинополь через Адриакский порт и многое другое (см. выше, I. 2. a–b).

Интерпретация древних житийных текстов, посвящённых Мирликийскому архиепископу, как достоверных исторических источников позволяет не только установить дату кончины святителя Николая – 334 г. по Р. X., – но и реконструировать хронологию его деяний.

«Деяние о стратилатах» и ранневизантийские агиографические произведения, являющиеся авторитетными историческими источниками, – такие как труд Евстафия Константинопольского, «Энкомий» святителя Андрея Критского³⁹⁰ и «Энкомий» Мефодия, – свидетельствуют о достоверности целого ряда сведений, включённых в жизнеописание святителя Николая, написанное архимандритом Михаилом около 800 г. и использованное в дальнейшем другими греческими составителями текстов жития чудотворца.

Многие сведения, содержащиеся в древних греческих текстах о посмертных чудесах святителя Николая, как и сведения, изложенные в ранневизантийских агиографических произведениях о прижизненных деяниях Мирликийского архиепископа, являются источником ценных исторических, географических и топографических сведений.

Приведённые в настоящей статье датировки событий в нескольких греческих повествованиях о чудесах святителя Николая позволяют отнести эти агиографические произведения к более раннему периоду времени, чем предполагал Г. Анрих. Следуя установившейся в конце XIX в. тенденции в западноевропейской историографии и, в особенности, в немецкой агиографической школе, Г. Анрих скептически относился к возможности ранних датировок целого ряда событий в греческих повествованиях о чудесах святого Николая. Далеко не единственным примером такого «омоложения» событий Г. Анрихом является его комментарий к «Чуду с иконой святого Николая в Африке» (см. выше, II. 2). Вопреки предположению Г. Анриху, нам удалось показать, что сведения о набегах войска вандалов из Северной Африки на побережье Южной Италии содержатся в весьма авторитетных исторических хрониках. Следовательно, события, описанные в «Чуде с иконой святого Николая в Африке», несомненно, относятся к V в. Весьма вероятно, что этот греческой текст проливает свет на неизвестный по другим источникам факт – христианизацию в середине V в. племени аланов, входивших в конгломерат вандальских племён в Африке.

Целый ряд событий в греческих текстах, посвящённых посмертным чудесам святителя Николая, были также датированы Г. Анрихом значительно более поздним временем, чем тем, к которому они относятся. Такими «омоложенными» Г. Анрихом повествованиями, весьма вероятно, являются «Избавление от плена и казни пресвитера Филофея», «Катанское чудо» и некоторые другие ранневизантийские произведения о посмертных чудесах святителя Николая.

Тем не менее подавляющее большинство дошедших до нашего времени греческих текстов о посмертных чудесах Мирликийского архиерея рассказывают о событиях, относящихся к началу IX в. и более позднему времени. Практически не сохранилось созданных до IX в. икон с изображением Мирликийского Чудотворца, кроме четырёхчастного образа в монастыре Святой Екатерины на Синае. На этом основании Г. Анрих сделал вывод о том, что широкое распространение славы святого Николая началось в IX в. Под влиянием авторитета Г. Анриха и с учётом малого количества материальных памятников, посвящённых Мирликийскому архиепископу и созданных ранее IX в., в николаеведении укоренилось представление о том, что сугубое почитание святителя Николая в христианском мире установилось после VIII в.

Но так ли бесспорна такая точка зрения? И если Мирликийский архиепископ стяжал особую славу в христианском мире лишь в IX в., то почему ещё на рубеже VII и VIII вв. преподобный Андрей Критский утверждал в «Энкомии», посвящённом Николаю Чудотворцу, что он знаменит повсюду под солнцем, и сравнивал его с самыми великими и чтимыми святыми? И почему архимандрит Михаил около 800 г. писал, что и после погребения святителя Николая в Мирах вплоть до нашего времени проявляется и действует по Божьей воле благодать чудес иже во святых отца нашего и заступника во всей Вселенной Николая, и неиссякаем этот источник его благодеяний просящим. Ведь нет на земле людей, которые, попав в неожиданные обстоятельства и прибегнув к нему с мольбой, не получили бы доказательства его действенной помощи и явных чудес, а также несомненного исполнения его необычайных откровений и предсказаний...

Очевидно, слова преподобного Андрея Критского, утверждавшего, что святой Николай знаменит повсюду под солнцем, и архимандрита Михаила, назвавшего его заступником во всей Вселенной, явно свидетельствуют о широком почитании Мирликийского архиепископа в христианском мире до IX в.

Более того, архимандрит Михаил, повествуя о погребении святого, далее говорит, что так с тех пор и вплоть до нашего он явил себя неиссякаем источник благодеяний просящим. Таким образом, архимандрит Михаил утверждал, что слава святителя Николая никогда не иссякала, и была повсеместной в христианском мире.

9, 10. Орнаменты иконоборческого периода в храме Святителя Николая в городе Агиос Николаос на Крите

Процитируем также описанную в «Энкомии» Мефодия³⁹¹ картину широкого почитания Мирликийского архиепископа: Что касается богоблаженного Николая, молва о котором, как о божественных апостолах, разошлась по всей земле, а сила речей и чудес дошла до краёв Вселенной, настолько благодатная и настолько укоренившаяся в умах всех, что, кажется, даже варвары не остались непричастны величию его чудес.

Поэтому трудно согласиться с альтернативным мнением, согласно которому архиепископ Николай был до IX в. малоизвестным святым и обрёл в очень короткий промежуток времени повсеместное почитание только в начале IX в.

На основании датировок текстов житий и чудес святителя Николая, приведённых в данном исследовании, представляется возможным сделать вывод о том, что молва о подвигах и чудотворениях Мирликийского архиепископа быстро распространилась в христианском мире ещё во время его земной жизни и достигла Константинополя благодаря стратилатам Непотиану, Урсу и Герпилиону, которых святой спас от казни. Эти полководцы были влиятельными столичными вельможами. Они многократно посещали архиепископа Николая в Мирах, стали его духовными чадами и почитателями. Множество свидетельств о великих чудотворениях и откровениях святого, спасшего во время своей земной жизни и после блаженной кончины многих людей от бед и напастей, стали с IV в. источником непреходящей славы Мирликийского архиепископа.

Обилие литературных произведений, посвящённых Мирликийскому архиепископу, созданных после VIII в., связано не с резким возрастанием почитания святого в IX в., а с совершенно иными историческими реалиями. Вопрос о том, почему же сохранилось лишь небольшое количество агиографических произведений о деяниях и чудесах святого Николая, созданных до IX в., а, уже начиная с IX в., до нашего времени доходит значительное число гимнографических и агиографических памятников, посвящённых ему, имеет достаточно очевидный ответ. Произошло это по тем же причинам, по которым о многих событиях эпохи «темных веков» сохранилось очень скудное письменное наследие, в сравнении с предшествовавшими и последовавшими столетиями.

11. Храм Святителя Николая в городе Агиос Николаос на Крите. Конец VIII – начало IX в. Перед храмом – настоятель архимандрит Василий

Здесь представляется также уместным указать на одно немаловажное обстоятельство. Составители книг в средние века были сильно ограничены количеством публикуемых ими повествований из-за высокой цены пергамена³⁹². Дороговизна рукописных книг вынуждала их выбирать из множества рассказов о чудесах святого Николая не только наиболее достоверные свидетельства, но и заменять древние повествования о посмертных чудесах на недавние, тематически связанные с теми историческими реалиями, в которых существовало общество, и потому наиболее актуальные для читателей по своему содержанию. Повествования о близких по времени чудесах сильнее воздействовали на их современников. Свидетельства о новых чудесах святителя Николая для множества набожных православных людей, попавших в беду, были важным подтверждением того, что не иссяк этот великий источник благодеяний Божиих, и по прошествии нескольких столетий после своего успения святой Николай неизменно продолжает быстро приходить на помощь, спасая уповающих на него людей. Этим обстоятельством объясняется появление большой группы чудес, повествующих об избавлении Мирликийским архиепископом от плена христиан, похищенных при набегах³⁹³ критскими арабами, и о спасении им утопающих мореплавателей. Вероятно, многие ранневизантийские предания о чудесах святого постепенно вытеснялись из рукописных книг новыми повествованиями и со временем оказались утраченными. О некоторых из этих преданий сохранились лишь самые краткие сведения. Так, в «Энкомии» Мефодия сообщается, что некто в Индии утеснённый, а другой на Британских островах оклеветанный, а иной в опасности на море, другой же уводимый на смерть, и ещё один терзаемый несчастьями, призвав Николаево имя, все обрели спасение³⁹⁴. Только два последних из этих четырёх чудес можно предположительно связать с текстами двух повествований о посмертных чудесах святителя Николая³⁹⁵, приведённых в конце «Энкомия» Мефодия³⁹⁶. Упоминание в «Энкомии» Мефодия чудес святителя в Индии и на Британских островах свидетельствует о широком распространении почитания Мирликийского архиепископа, уже сложившемся к началу IX в. в отдалённых друг от друга странах.

12. Верхний рукав креста VI в. с надписью на лицевой стороне: «Святой Николай помоги этому селу и всякому», и на обратной стороне: «Святый Боже»

Жизнь греческих текстов, повествующих о чудесах Мирликийского архиепископа, совершённых им после VIII столетия, оказалась более долговечной, чем бытование ранневизантийских произведений о его чудесах. Однако несколько текстов чудес святителя, датируемых временем после VIII в., всё же не дошли до нас на греческом языке. Поскольку они были многократно воспроизведены на славянском языке³⁹⁷, это обстоятельство послужило основанием для нескольких поколений исследователей приписывать их создание, а не перевод, русскому автору, посетившему Константинополь в XI в.

Датирование ранневизантийским периодом повествований о нескольких посмертных чудесах святителя Николая, в которых упоминаются посвящённые ему храмы и иконы, указывает на то, что до IX в. в разных областях Средиземноморья строились храмы в честь Мирликийского архиепископа и создавались иконы с его изображением. К тому же, судя по повествованиям о чудесах святителя, датируемых первой половиной IX в., к этому времени ему уже было посвящено значительное количество храмов. Представляется маловероятным, чтобы множество храмов в честь Мирликийского чудотворца было возведено практически единовременно в начале IX в. разных отдалённых друг от друга областях Византийской империи. Самоочевидно, что эти храмы существовали до возникновения тех повествований о чудесах, в которых они происходили, то есть ещё до IX в.

Археологические раскопки, произведённые за последнее столетие, а также исследование стенописных изображений позволили выявить значительное число храмов или их остатков, построенных до IX в. Возможно, некоторые из них были возведены в честь святого Николая в ранневизантийский период. На Крите в городе Агиос Николаос находится храм, посвящённый Мирликийскому чудотворцу, сооружение которого ранее датировалось XII в. Однако в настоящее время обнаружение в этой церкви скрытых под фреской X в. орнаментов иконоборческого периода (ил.9:10), позволили отнести её возведение к концу VIII в. или самому началу IX в. (ил. 11). Если указанный храм и в годы своего основания был посвящён святому Николаю, то мы имеем ещё одно свидетельство особого почитания Мирликийского архиепископа на Крите в ранневизантийский период. Важно также упомянуть, что несколько десятилетий назад в окрестностях древней столицы острова Крит – Гортины, в деревне Айи Деке был найден верхний рукав креста VI в. с надписью на лицевой стороне: «Святой Николай помоги этому селу и всякому», и на обратной стороне: «Святый Боже»³⁹⁸ (ил. 12).

Таким образом, можно сделать обобщающие выводы:

1. Многие события, описанные в греческих повествованиях, посвящённых житию и чудесам святителя Николая, полностью подтверждаются историческими хрониками и археологическими исследованиями.

2. Часть сведений в греческих текстах, повествующих о прижизненных деяниях и посмертных чудесах Мирликийского архиепископа Николая, содержат важные, а подчас и уникальные исторические, географические и топографические сведения и поэтому могут быть отнесены к ценным историческим источникам.

3. Благодаря исторически достоверным сведениям, содержащимся в «Деянии о стратилатах», «Энкомии» Андрея Критского, Житии святителя Николая, созданного архимандритом Михаилом и ряде других греческих текстов, посвящённых Мирликийскому Чудотворцу, представляется возможным восстановить хронологию его жизни и точную дату кончины – 6 декабря 334 г.

4. Ряд посмертных чудес святителя Николая, отнесённых Г. Анрихом к IX–X вв., с достаточно высокой степенью вероятности можно датировать ранневизантийской эпохой.

5. Слава о могуществе чудотворца Николая дошла до Константинополя ещё при земной жизни святого и вскоре распространилась по всему Средиземноморью. Дошедшие до нашего времени греческие повествования о деяниях и чудесах святителя Николая, сотворённых им в ранневизантийский период, свидетельствуют о почитании Мирликийского архиепископа в IV–VIII вв. не только в Ликии и в Константинополе, но и в Танаисе, Калабрии, в Северной Африке (в Королевстве Аланов и Вандалов), в Риме, на Крите, Сицилии и даже в краях, весьма отдалённых от Малой Азии, – в Индии и на Британских островах³⁹⁹. Возникшее в Ликии в IV в. почитание святителя Николая впоследствии никогда не прерывалось и имело самое широкое распространение в христианском мире.