Седмица 13-я по Пятидесятнице
О христианской благотворительности
Понедельник
Сегодня мы читаем, как Апостол побуждает коринфских христиан помочь иерусалимским братьям. Но обратим внимание, что забота Апостола, как это ни покажется странным, – не столько даже о самих нуждающихся: он не старается принудить, потребовать, психологически надавить, лишь бы выполнить «план по милостыне». Он снова и снова подчёркивает: «Говорю это не в виде повеления»; «я даю вам совет. Ибо это полезно», и полезно не кому-то, а, в первую очередь, именно «вам» самим. И вместо того, чтобы рисовать бьющую по нервам картину голода и нищеты, Апостол старается воскресить в память коринфян Всемилостливый образ Господа Иисуса, Который, «будучи богат, обнищал ради вас, чтобы вы обогатились Его нищетою». Апостол также приглашает полюбоваться духовной красотой македонских христиан, «ибо они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостью, и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия. Апостол пишет, что македоняне не просто послушались его, не просто согласились, но даже «сами просили… принять дар и участие их». И даже не просто просили, но просили «весьма убедительно». Апостол радуется, что они были доброхотны «по силам и сверх сил», что они совершили «не только то, чего мы надеялись, но они отдали самих себя, во-первых, Господу, а потом и нам по воле Божией». И это, повторяю, среди собственного «великого испытания скорбями» и собственной «глубокой нищеты»!
Так, причиной добродетели должно быть не только внешнее, плотское – прямое или косвенные – побуждение, сколько – свободный духовный выбор пути подражания Господу и Его святым. Но не должно быть и усердия не по разуму. Господь безграничен в Своём могуществе; Он и без нашей помощи может всё: «ибо многих Он исцелил, так что имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться Его. И духи нечистые, когда видели Его, падали пред Ним». Господь в силах и Один всех накормить, как когда-то Свой народ в пустыне, как написано: «кто собрал много, не имел лишнего; а кто – мало, не имел недостатка». Но такова уж Его воля о нас, что «нищие всегда будут среди земли твоей; потому Я повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему, и нищему твоему на земле твоей» (Втор. 15:11). И хорошо, когда ты делаешь это с радостью, от чистого сердца. Но бывают такие ревнители, которые, желая во чтобы то ни стало «организовать» кому-то помощь, начинают суетиться, приставать ко всем желающим и вместо пользы создают смуту и в себе, и вокруг себя. Корень же такого исторического усердия кроется всё в том же первогреховном желании наших прародителей «стать как боги» (Быт. 3:5), то есть вытеснить Бога, заменить Его во всём, в том числе и в заботе о ближних. И вот, сдерживая такую ревность не по разуму, Апостол пишет, что жертвовать надо «по достатку». «Ибо если есть усердие, то оно принимается, смотря по тому, кто что имеет, а не тому, чего не имеет. Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, Но чтобы была равномерность». Апостол и обратился к коринфянам, потому что видел в них нормальный духовный рост во Христе, видел, что они изобилуют «всем: верою и словом, и любовью», и к тому же сами «желали того ещё с прошлого года». А о совершенстве македонской церкви он пишет вовсе не в укор и вовсе не для того, чтобы тут же они подпрыгнули до такой же высоты; он просто указывает на прекрасный, совершенный плод, до уровня которого – он верит – и коринфяне достигнут в своё время.
О взаимодействии воль
Вторник
Апостол пишет коринфянам: «Благодарение Богу, вложившему в сердце Титово такое усердие к вам. Ибо, хотя и я просил его, впрочем, он, будучи весьма усерден, пошёл к вам добровольно».
Отметим видимую противоречивость этого высказывания. Первой фразой, казалось бы, сразу определяется первопричина совершившегося: Сам Бог вложил в сердце Тита благое намерение. Но если так, то почему Павел продолжает? Почему он тут же пишет и о своём старании побудить Тита к этому делу? И мало того: далее мы узнаём, что и при Божьем определении, и при Павловых трудах, Тит всё же совершил то, что совершил., единственно по решению своей воли. Но если делает Бог, – человек может ли прибавить? А если делает человек, то причём тут ещё кто-то?
Но вспомним, что вот уже и Иуду Господь тоже избрал и призвал: у всех евангелистов, когда перечисляются Апостолы, с ними непременно именуется и Иуда. И в его сердце Господь влагал верность; и он видел всё, что творил Иисус, и слышал, чему Он учил. И всё-таки везде, где перечисляются Апостолы, после имени Иуды у всех евангелистов стоит: «…который и предал Его». То есть воля человеческая и здесь с самого начала не в согласии, а в упорном противостоянии. Бог сделал всё, чтобы обратить и спасти Иуду. И пастырь должен сделать всё, чтобы взыскать и привести к Богу заблудшую овцу, и, во-первых, – всё, чтобы не дать повода в чём-либо обвинить себя, и через это положить пятно на Божье дело. Поэтому, отправляя Тита за милостыней, Павел посылает с ним некоего «брата… остерегаясь, чтобы… не подвергнуться от кого нареканию, при таком обилии приношений… ибо мы, – пишет Павел, – стараемся о добром не только перед Господом, но и пред людьми».
Обратим также внимание, что и брата он посылает не случайного. А как бы и без него всеми избранного, «во всех церквах похваляемого за благовествование»; что добровольное усердие одного, хотя неоднократно испытанное, – многократно усиливается «по великой уверенности» в остальных братьях; что удачу и своих дел Апостол видит только «в соответствии усердию» других; и, видя это усердие, он даже констатирует как бы совершенную ненужность своих тем не менее непрестанных трудов: «Для меня, впрочем, излишне писать вам о вспоможении святым, ибо я знаю усердие ваше…»
Таинственно всякое самоопределение человеческой воли, таинственно и взаимодействие воль. Безусловно, что без Божьей воли не можем ничего творить; но безусловно, что и без человеческой доброй воли Божья воля не будет исполнена. Нужен и тот, кто возвестил бы Божью волю, ибо «как веровать в Того, о ком не слышали? Как слышать без проповедующего?» (Рим. 10:14). Цель же доброго пастыря – чтобы человек сам, добровольно пришёл к Богу; и если человеческой доброй воли не получилось, то бессмысленно и пастырю говорить о своих трудах…
И вот – вершина, когда все три воли соединяются вместе, когда ни одна – в начале, ни одна – в конце; ни одна – причина, ни одна – следствие, – когда можно, наконец, удовлетворённо вздохнуть: «Благодарение Богу, вложившему в сердце Титово такое усердие к вам. Ибо хотя я и просил его, впрочем, он, будучи весьма усерден, пошёл к вам добровольно…» Ведь именно об этом и молился Иисус перед Своими крестными страданиями: «Да будут едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17:21).
О двуедином служении
Рождество Богородицы
Почти на все богородичные праздники на литургии читается Евангелие, которое, казалось бы, не имеет прямого отношения к Божией Матери. Читается о том, как Господь однажды был в доме женщины по имени Марфа, и как сестра её Мария «села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа не заботилась о большом угощении». А в конце этого чтения присоединяется отрывок из другой главы, где, действительно, упоминается о Божьей Матери, но вроде бы даже и не о славе Её; некая женщина, слушая Господа, воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!», – но Господь ей возразил.
Тексты эти далеко не случайны. В Марфе и Марии воплотились два пути, которые всегда стояли перед человеком в христианском обществе: либо трудиться в миру во славу Божию, либо всецело посвятить себя Богу. И на том, и на другом пути можно спастись, если, трудясь в миру, постоянно укорять себя за нерадение о духовном делании; а, предстоя перед Богом, тем более, постоянно считать себя недостойнее всех. Как у одного подвижника некий человек спросил: «Почему ты, отче, такой молитвенник и чудотворец, столь почитаемый у людей, считаешь себя хуже всех? – А тот в ответ спросил: «Скажи мне, кто ты в своей деревне?» – «Самый богатый человек». – «А кем ты себя чувствуешь в Антиохии?» – «Одним из равных». – «А в Константинополе?» – «Одним из бедных». – «А кем бы ты чувствовал себя при царском дворе?» – «Последним нищем», – ответил тот. Вот так и в лучах Божьей славы особенно видна собственная духовная нищета.
Но и для Марфы, и для Марии есть опасность считать свой путь единственным угодным Богу. Причём, духовное увидеть и оценить не каждому дано, и чаша весов человеческой славы обычно склоняется в сторону внешнего. Укорила именно Марфа Марию, сказав: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить?» – и поэтому Господь укорил именно Марфу: «Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от неё». До этого же Господь ничего не говорил Марфе, не осуждал её трудов. И несомненно, если бы Мария вздумала укорить Марфу, дескать, скажи ей, Господи, пусть всё бросит и тоже посидит послушает, – то Господь и её укорил бы, мол, ты сидишь, а она трудится…
А Пресвятая Дева Мария своей чистотой и святостью смогла во всей полноте вместить и то, и другое. Она сподобилась и послужить Человечеству Иисуса Христа: носить Его во чреве, питать грудью, одевать, готовить Ему еду; и в то же время Она с самого начала молитвенно и созерцательно предстояла пред Его Божеством. И то, и другое служение одинаково важны, потому что для нашего спасения одинаково необходимы и спасающее Божество Господа Иисуса, и Его жертвенное Человечество. И, возражая женщине, возвеличившей только чрево и сосцы, Господь вовсе не принизил этого, но просто утяжелил другую чашу весов, сказав: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его». Как то, что сказала женщина, так и то, что сказал Господь, – всецело относится к Пресвятой Деве, ибо Она с самого начала «сохраняла все слова сии в сердце Своём» (Лк. 2:52). И как Господь подчеркивает не увиденное людьми, точно также и Сама Мария, когда пришла к Елизавете и услышала восторженную похвалу Своему избранничеству, – в ответ на это воспела хвалу Богу: «Величит душа Моя Господа, возрадовался дух Мой о Бозе Спасе Моем!...»
И вот сегодня мы празднуем Её рождение, появление на свет Той, Которая одна только во всём мире смогла соединить в Себе два великих, ни для кого более не совместимых служения – Марфы и Марии – служение Божественное и Человеческое; как и Сам Господь Иисус Христос, рождённый Ею, Один только во всём мире соединил в Себе Бога и Человека.
О духовном воинствовании
Среда
Указывая на конечную цель каждой милостыни, да и вообще всякого доброго дела, – Апостол говорит, что милостыня «не только восполняет скудность святых, но и производит во многих обильное благодарение Богу; ибо, видя опыт этого служения, они прославляют Бога за покорность исповедуемому вами Евангелию Христову и за искреннее общение с ними и со всеми». Потому-то Апостол и старался так совершать дело сбора милостыни, чтобы оно было по истине «как благословение, а не как побор» (2Кор. 9:5), чтобы оно было не столько из кармана в карман, сколько от души к душе.
Но всё же ему, очевидно, не удалось избежать обвинения, что он и его сотрудники поступают только «по плоти». И ему снова приходится оправдываться, доказывать, что он, ходя во плоти, не по плоти воинствует, и что«оружия воинствования нашего не плотские», и цель – не поражает плоти, но – «разрушение твердынь» окаменённых сердец. «Этим оружием», – продолжает Апостол, – ниспровергаем не то, что дела, но – бьём в самый корень, ниспровергаем самые «замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушании Христу».
А далее мы видим, как сражается Апостол. Во-первых, и защищаясь, он старается видеть пред собой не врагов, а добровольно заблуждающихся, искренне ревнующих о победе духа и искренне боящихся победы плоти. Апостол просит, чтобы они, прежде чем осуждать других, всмотрелись бы в себя: «на личность ли смотрите? – говорит он. – Кто уверен в себе, что он Христов, тот сам по себе суди, что, как он Христов, так и мы Христовы». Посмотри на свою веру, на свою преданность Христу и посмотри, как трудно духовное намерение воплотить в дело, чтобы в каждом твоём служении столь же прославлялся Христос, как Он царствует в твоём сердце. Взгляни на себя и изнутри, и со стороны и тогда не осудишь другого.
И в самом деле, как легко ошибиться в соотношении духа и плоти, если даже внешние проявления Божественного духа Христова люди могли истолковать, что вот: «Он вышел из себя!». А когда Его дела своей силой и благостью прямо-таки вопияли о себе, то люди даже дерзали говорить, что «Он имеет в себе веельзевула», князя бесовского, и его силой творит чудеса!
Имея власть – и по плоти производить суд, Павел не спешит прибегнуть «к той твёрдой смелости, которую» надо было бы «употребить против некоторых»; он старается до конца исчерпать духовное оружие. Обратим внимание, что он до последнего момента старается никого не обвинять в лицо в непослушании; в своём послании он считает непослушание чем-то невозможным и немыслимым. Он обещает наказать «всякое непослушание», – как бы абстрактное, внеличностное, когда «ваше послушание», то есть послушание живых, конкретных людей, – «исполнится». Он до последней возможности избегает прямого спора, прямого противостояния по плоти человека человеку, потому что «если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот». Он до последнего момента не отталкивает человека, стараясь, чтобы он сам ожил, пробудился, опомнился бы… Ну а уж если человек весь безнадёжно превратился в живое непослушание истине, то он без всякой пощады подлежит отлучению от Церкви, потому что – и так перестал быть частью дома, живущего покорностью «Евангелию Христову».
О хуле на Святого Духа
Четверг
Господь сказал: «Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы не хулили. Но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению».
Бог Дух Святой – третье Лице Святой Троицы. Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух – Троица единосущная и нераздельная. Все три Лица всецело участвуют во всех Божественных делах. Нам открыто, что единственное различие Божественных Лиц в том, что Бог Отец не рождается ин е исходит; Бог Сын предвечно рождается от Отца; а Бог Святой Дух предвечно исходит от Отца; а Бог Святой Дух предвечно исходит от Отца. В остальном – нет такого свойства, которое было бы присуще только одному Лицу; нет такого дела, которое совершало бы только Одно Лицо. Но просто некоторые свойства единого Божества наиболее открыты для нас: иное – в Отце, иное – в Сыне, иное – в Святом Духе. Так, в Символе веры только Бог Отец называется: «Вседержителем, Творцом неба и земли», – хотя, конечно, это присуще во всей полноте и Сыну, и Святому Духу. Исповедуя веру в Бога Сына, Символ веры говорит о Его сошествии с небес, о Его воплощении, распятии, воскресении и т.д. Но конечно же, сходя с небес, он по Божеству ни на миг отлучился от Отца, и ни на миг не был вне Святого Духа. Дух же Святой в Символе веры назван: «Духом животворящим, глаголавшим пророки». То есть, во-первых, Он всем и всему даёт жизнь, и во-вторых, Святым Духом через Пророков и Апостолов написаны Священные книги Ветхого и Нового Заветов. Конечно же, и Отец, и Сын столь же животворящи, и столь же Они через тех же Пророков и Апостолов возвещают истину. Но всё же по неисповедимой премудрости Божией именно Святой Дух назван животворящим и глаголавшим через пророков.
Таким образом, и окружающий нас мир, и Священное Писание, это – две раскрытые книги, написанные Духом Святым, яркими словами говорящие о Боге и зовущие к Нему. Обе эти книги всегда перед нами. Это и как бы две лестницы, которыми мы можем подниматься в познании тайн Божества. Таким образом, благая деятельность Бога Духа Святого наиболее открыта для нас, как бы первична для нас. «Ибо мы не напрягаем себя, как недостигшие до вас», – говорит Божественное Писание, – «потому что достигли до вас благовествованием Христовым». А где больше дано, там больше и спросится. Он – Дух истины, а значит, тот грешит хулой на Святого Духа, кто считает Священное Писание лишь делом рук человеческих, лишь измышлением человеческого ума. Бог Святой Дух – Господь животворящий, а значит, тот грешит хулой на Него, кто считает окружающую нас природу лишь «диким совпадением диких случайностей», а не прекрасным произведением Премудрого Творца. И крайним выражением хулы на Святого Духа является самоубийство, когда человек по своей воле раз и навсегда захлопывает обе книги, раз и навсегда отказавшись найти в них смысл…
Бог прощает всё, в чём человек искренне касается, в чём просит прощение. Но если не просят – кого прощать? Господь говорил: «Верьте Мне… а если не так, то верьте Мне по самым делам» (Ин. 14:11). А если мы и слов Его не хотим слышать, и дел не хотим видеть, то чем ещё возбудить в нас веру, чем подвигнуть к покаянию?..
О кознях сатаны
Пятница
Дух Святой не только направлял Апостолов, куда им идти проповедывать, но и подсказывал, где как вести себя, где как сеять. Так, если в одних церквах Апостол Павел «причинял издержки, получая от них содержание на служение», то в Коринфе он не стал этого делать. Он, как говорит книга Деяний, придя в Коринф, нашёл там неких Акилу и Прискилу, и «по одинаковости ремесла остался у них и работал: ибо ремеслом их было делание палаток» (Деян. 18:2–3). «Почему же так поступают? – объясняет Павел, – Потому ли, что не люблю вас? Богу известно! Но как поступаю, так и буду поступать, чтобы не дать повода ищущим повода, дабы они, чем хвалятся, в том оказались бы такими же, как и мы». Очевидно, Павлу было открыто, с какого рода противниками предстоит столкнуться в Коринфе: с претендующими на особую аскетичность и поэтому готовыми обвинять всех и в корысти, и в угождении плоти. «Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели принимают вид Апостолов Христовых». Но Павел говорит, что это вовсе «неудивительно, потому что сам сатана принимает вид Ангела света». Ведь и сатана, и его бесы – бесплотные духи: они и вовсе не нуждаются ни в пище, ни во сне. И слуги сатаны стараются пленять людей, изумляя их своим ложным аскетизмом, а потом уже берут над ними жесточайшую тираническую власть.
Да, «горе живущим на земле и на море, потому что к ним сошёл диавол в сильной ярости, зная, что немного остаётся им времени» (Откр. 12:12), – говорит Откровение Иоанна Богослова. И в двойне – горе, потому что и чувственным, и мысленным очам он способен являться именно в виде Ангела. В житиях святых сохранилось много тому свидетельств. Однажды он явился святому Симеону Столпнику как бы сходящим с неба на огненной колеснице и на огненных конях, и говорит: «Слушай, Симеон! Бог неба и земли послал меня к тебе, чтобы взять тебя, подобно Илии на небо. Ибо святостью твоего жития ты достоин такой чести!» Симеон не распознал вражеского прельщения и сказал: «Господи! меня ли грешного хочешь взять на небо?» И поднял Симеон правую ногу, чтобы ступить на огненную колесницу, но вместе с тем осенил себя крестным знамением. Тогда диавол с колесницею исчез, как пыль, сметённая ветром.
И когда он является невидимо, чтобы внушить греховное желание, то он представляет грех как нечто высокое и достойное. Никогда никакой соблазнитель не скажет: я пришёл погубить тебя. И нет в мире такого злодеяния, которого нельзя было бы так или иначе объяснить и оправдать. Послушаешь, что говорят или пишут о себе величайшие злодеи, и умилишься, какие они все, оказывается, замечательные, чувствительные люди, какой жертвой людской несправедливости видят они себя, получив суровый приговор, но «конец их будет по делам их».
А нам всегда всё надо рассматривать со всех сторон. Истина всегда целостна, а ложь однобока, хотя этот единственный бок и может сильно выпячиваться. И за одним только аскетизмом, и за одним только чудотворством, и за одним только знания Писания, и за одним только тщательным соблюдением богослужебного устава, – за всем этим в отдельности взятым может таиться враг нашего спасения. А истинный служитель Христов обо всём добром и достойном может сказать: и я это могу. Но только если вы предпочитаете, «когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто бьёт вас в лицо», то здесь служитель Христов с горькой иронией говорит: «к стыду, говорю, что на это у нас недоставало сил». Потому что и, по словам апостола Иоакова, «мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна».
О божественной мудрости
Суббота
Апостол пишет, как важно, чтобы в новообращённых вера утверждалась «не на мудрости человеческой, но на силе Божией» (1Кор. 2:5). И он радуется, что благовествование его в Коринфе было «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1Кор. 2:4). Но, положив такое основание, Апостол говорит, что от верующих не закрыта и мудрость; но мы, – пишет Апостол, – «проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей». Премудрость эта даётся «не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого» (1Кор. 2:15). Премудростью в собственном смысле является Сам Господь наш Иисус Христос, Сын Божий. И всё, что Он говорил, будучи на земле, отличается, с одной стороны, удивительной простотой: вот, всё ясно, всё на поверхности; казалось бы, каждый и сам может увидеть и понять. И в то же время всегда чувствуешь, что под этой простой, как под гладкой поверхностью моря, – неисчерпаемая глубина…
Однажды фарисеи, в очередной раз желая уловить Господа в словах, придумали очередной хитрый вопрос: «Учитель! – начали они, – мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо…» – так они начали издалека, стараясь лестью притупить бдительность. А самый вопрос был такой:«Итак… как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет?» Любой прямой ответ был бы против Иисуса. Если платить нельзя, то – возмутитель против римской власти, а если платить надо, значит – соглашается с рабством богоизбранного народа. И вот обычный человек либо пустился бы в длинные рассуждения, либо польщённый, что он-де не взирает на лица», – сказал бы что-нибудь необдуманное. А Господь начинает с того, до чего мы с вами никогда не додумались, но что является совершенно очевидным, с чего просто невозможно не начать. Он говорит: «Итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Не путайте одно с другим.
В писаниях богопросвещённых отцов Церкви мы видим тот же дух: неожиданный поворот, и в то же время – совершенно точное раскрытие сущности вопроса. Один подвижник изгонял беса из человека, а бес сказал ему: «Не выйду, если не скажешь мне, кто праведники, а кто грешники?» А подвижник и говорит: «Грешник я, а кто праведник, – знает Бог» … Читаешь такое, и думаешь: как всё просто! В следующий раз и я так же смогу, и у меня так же получится! Но и в следующий раз не получится, потому что тут нужно не просто остроумие, не просто опытность и начитанность; нужно стяжать самое начало премудрости, которое есть «страх Господень» (Притч. 1:7), то есть, чтобы всегда жить пред очами Божьими. Поэтому и пишет Апостол: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными», – между научившимися всегда ходить пред лицем Господним. Если бы эта премудрость была раньше в людях, «то не распяли бы Господа славы». А кто стал причастником этой премудрости, тому Господь говорит: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать: ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10:19–20).
Ну а кто же готовится к исходу из этой жизни, тому Апостол, ещё при жизни испытавший, что нас ждёт, – тоже премудро, коротко и исчерпывающе свидетельствует: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его».
О злых виноградарях
Неделя 13-я
Сегодня мы читали притчу о хозяине, который сдал свой виноградник в аренду. Что же это за хозяин и что это за арендаторы? Мы видим, что хозяин этот, безусловно, могущественный человек, если уж он в силах, в конце концов, предать злодеев «злой смерти». Но он и долготерпелив: посылает одних слуг, потом других. Видим, что он бесконечно верит в силу добра: хотя из предыдущих посланников кого били, а кого и убивали, он всё же посылает напоследок сына; он надеется, он даже уверен (а иначе бы он сына не послал), что тут-то у них проснётся совесть, и они «постыдятся сына моего». Мы видим, что и сын одного духа с отцом: он послушно идёт туда, где неоднократно проливалась кровь. И лишь когда окончательно обнаруживается, что совесть у злодеев мертва, – только тогда хозяин предаёт их злой смерти, а виноградник отдаёт другим.
А что же за люди эти виноградари? Не будем уже говорить об их совести, – но неужели они не знают силы хозяина? и не боятся ни его самого, ни законов своей земли? Может быть, очень уж выгодно для себя они арендовали виноградник, может быть, думали, что хозяин у них в руках и не посмеет оплатить за зло? А может быть, они не признавали за ним права собственности на виноградник? Как тот злой должник, который ни во что поставил прощение ему огромного неоплатного долга, очевидно, потому, что не считал своего хозяина вправе владеть, а потому и вправе прощать? Как и другие завистливые работники, фактически не признававшие за хозяином права распоряжаться своим добром, и платить кому и сколько он считаем нужным? – Ни те, ни другие, ни третьи просто-напросто не признавали права собственности. И тем, и другим, и третьим так или иначе говорится: «Друг!.. разве я не властен в своём делать, что хочу?», – то есть и платить кому и сколько хочу, прощать кому сколько хочу, но и требовать своё, сколько мне положено. Это – моё, и я никому не должен в нём отчитываться.
И если Писание со всей определённостью утверждает, что «не любящий брата, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин. 4:20), – то если я не признаю права собственности за человеком, за братом моим, то как я смогу признать право Верховного всемирного Собственника? Как я смогу оценить милость Его прощения, как я признаю за Ним право каждому уделять, сколько Он сам считает нужным, и как я смогу считать себя должником Божьим, обязанным что-то давать Ему в своё время? Не случайно же всякому насильственному переделу собственности обязательно сопутствует и борьба против Бога.
А значит, на пути к Богу надо научиться и уважать чужую собственность и даже считать право собственности священным: не подсчитывать чужие доходы и не судить, как кто ими распоряжается; и не требовать, а смиренно просить и не обижаться, когда нам не считают нужным дать.