II. Состав и устройство Церкви

Церковь, по авторитетному определению «Пространного Катехизиса» митрополита Филарета, является «Богом установленным обществом человеков, соединённых между собой Православной верой, законом Божиим, священноначалием и Таинствами»¹⁸³.

Основатель Церкви Иисус Христос всем Апостолам дал одинаковую власть в ней, удержав за Собой верховное главенство, называя Себя «Пастырем добрым» (Ин. 10, 114). Подобно тому, как между Апостолами, по заповеди Христа, не было первенства власти, так и все епископы, какую бы кафедру каждый из них ни занимал, равны в достоинстве и сакраментальной власти, хотя и различаются по объёму административных полномочий. В Церкви поэтому нет места для вселенского главы, замещающего Самого Спасителя.

Церковь, являясь Телом Христовым, имея своей Главою Самого Спасителя, состоит из членов – братьев, равных между собой перед лицом правды Божией, имеющих одинаковую надежду на Царство Небесное. Народ Божий, по слову Апостола Петра, «род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1Пет. 2, 9).

Члены Церкви связаны между собой не общностью национальности, языка, сословия, а иной общностью, более высокой – единством веры и единством духовной жизни.

Все члены Церкви равны в своих надеждах на спасение, на вхождение в Царство Небесное. Но, как и во всяком живом организме в церковном Теле каждый член имеет своё назначение: «Дары различны, но Дух один и тот же; служения различны, а Господь один и тот же», – учит Апостол Павел (1Кор. 12, 4 – 5). В послании к ефесянам сказано: «Он поставил одних Апостолами, других – пророками, иных – евангелистами, иных – пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придём в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истиною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого всё тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 11 – 16).

Все члены Церкви разделены на два основных разряда. Первый разряд составляют призванные Святым Духом через поставление совершать церковное служение: проповедовать, преподавать Таинства, заботиться о внешнем устройстве храма. Это клирики. Второй разряд составляют миряне, которые тоже являются участниками церковной жизни. Они участвуют и в учительстве церковном, но лишь по благословению священнослужителей и, как правило, вне храма, и в богослужении – своими молитвами, и в церковном управлении – в избрании священнослужителей, в распоряжении церковным имуществом.

Восточные Патриархи в «Окружном послании» от 6 мая 1848 года писали, что «стражем благочестия» является «само Тело Церкви, то есть сам народ»¹⁸⁴. Этим они выразили одну из основных истин православного вероучения, отличающегося от католической доктрины с её теократическим и клерикальным оттенком, с подчёркнутым разделением единого Тела Церкви на две церкви: учащую и учащуюся – разделением, не принятым в Православии.

Помимо клира и мирян – состояний, возникших одновременно с началом бытия самой Церкви, исторически в ней сложилось ещё одно особое состояние – монашествующие. Причём нельзя представлять Церковь, состоящей как бы из трёх сословий: клириков, мирян и монахов, хотя в синодальную эпоху у нас принята была именно такая классификация. Так А. С. Павлов писал: «Между этими двумя классами (мирян и клириков) образовалось в Православной и Католической Церкви ещё третье состояние – монашество»¹⁸⁵. Но монахи, как известно, могут быть как клириками, так и лицами, не имеющими посвящения, и в этом смысле мирянами. Выделение монашества в составе Церкви основано на ином основании, чем разделение всех членов Церкви на два основных состояния: мирян и клириков. Монашествующие выделяются не служением, а особым образом жизни, который вытекает из даваемых ими обетов: целомудрия, бедности и послушания. Принятое в синодальный период разделение церковного народа на три сословия: клириков, мирян и монашествующих, нарушает фундаментальный логический принцип всякой классификации, которая должна строиться на едином основании.

Причина столь очевидной логической ошибки заключается, конечно, не в логической несостоятельности канонистов, а в том, что они должны были сообразовываться в своих классификациях церковного народа с законодательством Российской Империи, которое включало монашествующих, в том числе и не имеющих священного сана, в духовное сословие. Другая возможная причина неудачной классификации лежит уже в языковой области. В русском языке нет двух разных слов, которые бы были антонимами понятий «клирик» и «монах». В обоих случаях в обыденном языке употребляется слово «мирянин». Греческая лексика лучше, чем русская, позволяет различать основания для деления церковного народа. Одно – по отношению к служению: «κληρικος» (клирик) и «λαικος» (мирянин), а другое – по отношению к образу жизни: «μοναχος» (монах) и «κοσμικος» (в русском языке нет вполне адекватного перевода этого термина; может быть, приблизительным эквивалентом могло бы быть слово «мирской», смысл которого, однако, осложнён его специфическим употреблением в старообрядческой среде, где оно носит негативный характер, в нашем случае, разумеется неуместный).

Вступление в благодатный живой организм Церкви начинается с Таинства Крещения. «В области церковного права, – писал А. С. Павлов, – Крещение имеет такое же значение, как рождение в сфере права гражданского. Поэтому оно в наших источниках и называется вторым, или духовным, рождением. Но как родится человек однажды, так и крестится действительным образом он может только однажды»¹⁸⁶.

Правильно совершённое Крещение не может быть повторено, поэтому священник, повторно крестящий кого бы то ни было, подлежит прещению: «Епископ или пресвитер, аще по истине имеющаго Крещение вновь окрестит, или аще от нечестивых оскверненного не окрестит, да будет извержен, яко посмевающийся Кресту и смерти Господней и не различающий священников от лжесвященников» (47-е Апостольское правило).

Крещение не повторяется и над теми, кто после отпадения от церкви приносит покаяние и возвращается в неё, ибо печать этого Таинства неизгладима.

Крещение совершается посредством троекратного погружения в воду с призыванием Святой Троицы. Для совершения Таинства употребляется чистая естественная вода. В Православной Церкви возбраняется крестить через обливание или окропление, о которых ничего не говорится в Священном Писании, если к тому нет особых оснований. Но, если даже Крещение совершено через обливание или окропление, причём без достаточных оснований для такого отступления от установленного порядка, действительность его, тем не менее, под вопрос не ставится. Распространение у нас предосудительного обычая крестить не через погружение вызвано двумя причинами: во-первых, тем, что для Крещения взрослых не приспособлены купели, которые сооружены были во времена, когда крестили почти без исключения младенцев, а во-вторых, влиянием обычаев униатской церкви, особенно заметным в 50 – 80-е годы, когда значительную часть нашего духовенства составляли выходцы из Галиции, где в 1946 году униаты воссоединились с Православной Церковью. В настоящее время это злоупотребление у нас изживается, отчасти ввиду того, что для крещения взрослых в восстанавливаемых храмах сооружаются приспособленные для этого баптистерии.

Совершителями Таинства Крещения могут быть епископы и священники (46-е и 47-е Апостольские правила). При этом, однако, епископы, будучи монахами, обыкновенно, ради соблюдения монашеской дисциплины, воздерживаются от этого Таинства. Но безусловная необходимость Крещения для спасения человека, а также принадлежность всякому христианину высокого достоинства «царского священства» является основанием для признания действительным Крещения, совершённого в случае смертельной опасности для крещаемого мирянином, и даже женщиной. При этом, однако, от совершителя Таинства требуется сознательное отношение к своему поступку (Православное исповедание, ч. I, вопр. 103; Номоканон при Большом Требнике, ст. 204; Книга о должностях пресвитеров приходских, § 84, Послание Восточных Патриархов, 16-й член).

Крещение, совершённое мирянином, признаётся действительным, помимо случаев смертельной опасности, также и там, где нет священников или где их мало. Патриарх Константинопольский Фотий в ответ на вопрос Калабрийского епископа Льва о действительности Крещения, совершённого мирянином, писал: «Если в свободной стране, где христиане наслаждаются миром и где много священников, кто-либо из мирян, презирая порядок церковных священнодействий и надмеваясь гордостью, дерзнёт совершить это дело (то есть Крещение), таковые после строгой епитимии за свой проступок, совершенно устраняются от получения священства… Ибо кто презрел благодать до её получения, тот не усомнится попрать и полученную. Тех же, которые крещены ими, мы никак не признаём приявшими благодать Духа, а поэтому определяем, что они должны быть крещены водой и помазаны миром… Но, если святое Крещение совершают (простые) христиане, живущие под варварским владычеством и не имеющие довольно священников, то совершённое по нужде, заслуживает снисхождения и, требующие благодати, не должны быть лишаемы её вследствие тирании неверных. Поэтому крестившие, хотя бы и не имели рукоположения, не подлежат суду и наказанию. О крещёных же определяем, чтобы они были помазуемы миром, хотя бы уже и получили миропомазание от неосвящённых. Но Крещение, совершённое по нужде (мирянином), да не устраняется. Ибо, хотя оно и не совершенно (по недействительности прежнего миропомазания), однако почтено призыванием Всесвятой Троицы, благочестивым намерением призывающих и верою воспринимающих… Ибо Церковь Божия издревле допускала очень многие случаи крещения, правильно совершаемого, по нужде времени и места, мирянином»¹⁸⁷.

В Православной Церкви, однако, отвергается католическая практика признавать на основании учения об ex opera operatum действительным Крещение, совершённое лицом некрещёным, не принадлежащим к христианской церкви.

Если крещёный мирянином выздоравливает, то священник должен восполнить Таинство молитвами и священнодействиями, которые не могли быть совершены при самом Крещении; но при этом не повторяется ни троекратное погружение, ни крещальная формула.

Священник, по небрежности которого кто-либо умер некрещёным, подлежит церковному наказанию, равно как и родители, из-за нерадения которых ребёнок умирает вне Церкви. (ст. 68 Номоканона при Большом Требнике).

Согласно 84-му правилу Трулльского Собора, необходимо крестить и найдёнышей, если достоверно не известно, были ли они крещены: «Последуя каноническим постановлениям отец (83-е (72-е) правило Карфагенского Собора), определяем и о младенцах: каждый раз, когда не обретаются достоверные свидетели, несомненно утверждающие, яко крещены суть, и когда сами они, по малолетству, не могут дати потребный ответ о преподанном им Таинстве, должно без всякого недоумения крестити их, да таковое недоразумение не лишит их очищения толикою святынею».

Во избежание повторного крещения в тех случаях, когда есть серьёзное основание предполагать, что то или иное лицо уже восприяло Таинство, но полной уверенности в этом нет, принято совершать Крещение в условной форме: «Крещается раб Божий (имя рек), аще не крещен».

В «Требнике» митрополита Петра (Могилы) предусмотрены и совершенно особые случаи, с которыми может столкнуться священник, решающий вопрос о совершении Крещения: «Аще многовиден див родится и недоумение будет, еще един или многие суть, да не будет крещен, дóндеже разсудится сие, разсуждение сицево да будет, еще едину или многия имеет главы, едины или многия перси, ибо толикожде многия будут сердца, и души, и раздельние человецы, и в сицевом надежи, кийждо их особне да крещен будет… аще же беда смертная наступит, и скратится время, ко еже коегожде особно крестити, может служитель, на коегожде главе воду изливая, всех единою крестити, глаголя: крещаются раби Божии, имя рек, во имя Отца и прочая… Егда же есть известие, яко во диву суть два лица, якоже две главе и две перси не имать добре раздельны, тогда первее един да будет добре крещен совершен обычно, потом же другий под конец сим образом: аще несть крещен, крещается раб Божий, имя рек…»¹⁸⁸.

В наше время приходится сталкиваться и с более необычными случаями при решении вопроса о Крещении. Речь идёт о лицах, которым по их желанию хирургическими и медицинскими средствами изменили пол. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» содержится указание на то, как надлежит поступать священнику в подобных казусах: «Стремление отказаться от принадлежности к тому полу, который дарован человеку Создателем, может иметь лишь пагубные последствия для дальнейшего развития личности. «Смена пола» посредством гормонального воздействия и проведения хирургической операции во многих случаях приводит не к решению психологических проблем, а к их усугублению, порождая глубокий внутренний кризис. Церковь не может одобрить такого рода «бунт против Творца» и признать действительной изменённую половую принадлежность. Если «смена пола» произошла с человеком до Крещения, он может быть допущен к этому Таинству, как и любой грешник, но Церковь крестит его как принадлежащего к тому полу, в котором он рождён. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимо» (XIII. 1).

Канон 59-й Трулльского Собора требует, чтобы Крещение совершалось в храме: «Крещение да не совершается в молитвеннице, внутри дома обретающейся; но хотящие удостоитися пречистаго просвещения к кафолическим церквам да приходят, и тамо сего дара да сподобляются. Аще же кто обличен будет не хранящим постановленного нами, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен».

Исключение допускается лишь в случаях необходимости с разрешения епископа: «Определяем, чтобы священнослужители, священнодействующие или крещающие в молитвенных храмах, находящихся внутри домов, творили сие не иначе, как по изволению местного епископа» (31-е правило Трулльского Собора). И только крайняя нужда, вызванная, например, смертельной опасностью, может явиться основанием для совершения Таинства Крещения на дому без предварительного благословения со стороны епархиального архиерея.

В православных семьях дети получают Крещение в младенчестве. Что же касается крещения взрослых, то церковные законы требуют, чтобы перед Крещением они проходили оглашение. В Древней Церкви чинопоследование оглашения совершалось отдельно от Крещения; и оглашенные составляли особый разряд неполноправных членов Церкви. Продолжительность пребывания в чине оглашенных могла быть разной: от многих лет до нескольких дней. Она зависела от духовной зрелости оглашенного. Для оглашения крещаемых в древности отводилась Четыредесятница Великого Поста, а само Крещение совершалось в Великую Субботу.

В 45-м каноне Лаодикийского Собора сказано: «По двух седмицах Четыредесятницы, не должно принимати к Крещению». В толковании на это правило Зонара писал: «Церковь приняла от обычая совершать Крещение в Великую Субботу, потому что Крещение есть образ погребения и Воскресения Господа, а эта Суббота есть средина между погребением и Воскресением. Итак, те, которые готовятся просветиться в Великую Субботу, должны во всю Четыредесятницу поститься и предочищаться воздержанием и, таким образом, приступать к просвещению».

О древней практике крещения в Великую Субботу напоминает ныне песнопение «Елицы во Христа крестистеся…», которым заменяется в этот день Трисвятое пение.

Чин оглашения у нас соединяется с самим Таинством Крещения. Поэтому «оглашенных» в точном смысле этого слова у нас нет. Однако, взрослые люди должны проходить в течение определённого срока подготовку к принятию Таинства. Согласно Указу Святейшего Синода от 22 января 1862 года, иноверцы, не достигшие гражданского совершеннолетия (21 год), но достигшие совершеннолетия церковного (14 лет), перед Крещением обучались Закону Божию в течение 6 месяцев, а для лиц, которые перешли через рубеж гражданского совершеннолетия, оставлен был древний канонический 40-дневный срок. Что же касается детей до 14 лет, то их в синодальную эпоху крестили вместе с родителями и без предварительного обучения православной вере.

Лиц, болезнь которых представляла опасность для их жизни, разрешалось крестить немедленно, без оглашения. Но при этом требовалось, чтобы священник был убеждён в том, что больной находится в здравом уме и полной памяти. О крещении больного иноверца без предварительного оглашения его истинам веры священник обязан был немедленно сообщить архиерею. По выздоровлении новокрещёный вручался опытному пастырю для научения. Такая практика отвечает требованию 47-го правила Лаодикийского Собора: «В болезни приявшим Крещение, и потом получившим здравие, подобает изучати веру, и познавати, яко Божественного дара сподобилися».

Крещение иноверцев, достигших совершеннолетия, в синодальную эпоху совершалось в воскресные и праздничные дни перед Божественной Литургией, чтобы новокрещаемый мог причаститься Святых Тайн.

К Крещению не допускаются бесноватые, за исключением тех случаев, когда им угрожает смертельная опасность: «Когда беснуемый не очистился ещё от духа нечистого, то не может прияти святое Крещение: но при исходе от сея жизни крещается» (2 Тим.). Данную норму применяют и по отношению к буйно помешанным, а также и вообще к лицам с повреждённым умом и подавленной волей, хотя, разумеется, душевную болезнь нельзя отождествлять с беснованием.

В Крещении детей и взрослых в древности участвовали и восприемники. При крещении взрослых они являются свидетелями и поручителями за серьёзность намерения и за правую веру крещаемого, а при крещении младенцев и больных, лишённых дара речи, они дают за них обеты и произносят Символ веры. Правило 54-е Карфагенского Собора предусматривает в связи с этим следующее: «Болящие, которые за себя отвещати не могут, да будут крещаемы тогда, когда, по их изволению, изрекут свидетельство о них другие, под собственною ответственностию».

На восприемников возлагается обязанность следить за ростом религиозного и нравственного сознания новокрещаемого. Со своими крестниками и их родителями восприемники вступают в отношения, которые именуют духовным родством.

Факт духовного родства имеет особое значение в брачном церковном праве, являясь одним из препятствий к браку. По обычаю Древней Церкви, в Крещении, как правило, участвовал один восприемник, одинакового пола с крещаемым. При преобладавшем тогда крещении взрослых это вытекало из естественного чувства стыдливости. Но впоследствии в Крещении, как духовном рождении, по аналогии с рождением плотским, стали участвовать одновременно и восприемник, и восприемница – крёстные отец и мать. Этот обычай легко вошёл в жизнь Церкви, тем более, что со временем по преимуществу стали крестить младенцев. В церковно-каноническом сознании отношения между восприемником и его крестницей и, соответственно, между восприемницей и её крестником, а также между восприемником и восприемницей приобрели характер духовного родства, которое, однако, не может поставляться на один уровень с духовным родством, связующим восприемников с крестниками одного пола с ними и с их родителями.

Не всякое лицо допускается до восприемничества. От восприемничества устраняются родители новокрещаемого, монахи (Номоканон при Большом Требнике, ст. 209, 84), малолетние (Книга о должностях пресвитеров приходских). По Указу Святейшего Синода от 23 мая 1836 года восприемниками могли быть лица, достигшие церковного совершеннолетия – 14 лет. Не допускаются до восприемничества и инославные, хотя в «Книге о должностях пресвитеров приходских» говорится о том, что инославные могут быть восприемниками православных, но при Крещении они должны читать Никео-Цареградский Символ веры без добавления «filioque».

С Таинством Крещения в Православной Церкви, в отличие от Католической, соединяется Таинство Миропомазания, которое сообщает принимающему его благодатные дары Святого Духа. Как гласит 48-е правило Лаодикийского Собора, «подобает просвещаемым быти помазуемым помазанием небесным и быти причастниками Царствия Божия». Совершителями Таинства Миропомазания являются исключительно епископы и пресвитеры. Христианин, крещёный мирянином, миропомазание от него получить не может ни при каких обстоятельствах, поэтому ему должно быть при первой возможности преподано это Таинство священником. В Католической Церкви Миропомазание совершает епископ. В Православной Церкви епископу принадлежит сакраментальная власть совершать освящение святого мира. Но в церкви установился порядок, при котором освящение мира совершают, как правило, предстоятели Поместных Церквей, у нас – Святейший Патриарх Московский и всея Руси, – один раз в два года. При этом получение мира от кириархиальной Церкви служит одним из символов канонической зависимости.

Кроме Крещения, существует и другой способ вступления в Православную Церковь, но открыт он, разумеется, только для тех, кто уже принял Таинство Крещения, однако, вне Православия. Различают три чина присоединения инославных, желающих стать православными. О них идёт речь в 8-м и 11-м канонах I Вселенского Собора, в 1-м правиле Василия Великого, в 7-м правиле II Вселенского Собора, в 68-м каноне Карфагенского Собора.

Итог правотворчеству Древней Церкви по вопросу о присоединении раскольников и еретиков подводит 95-е правило Трулльского Собора: «Присоединяющихся к Православию и к части спасаемых из еретиков приемлем по следующему чиноположению и обычаю. Ариан, македониан, новатиан, именующих себя чистыми и лучшими, четыренадесятидневников, или тетрадитов, и аполинаристов, когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь, не мудрствующую, как мудрствует Святая Божия Кафолическая и Апостольская Церковь, приемлем, запечатлевая, то есть, помазуя святым миром, во-первых, чело, потом очи, и ноздри, и уста, и уши, и запечатлевая их глаголем: «Печать дара Духа Святаго». А о бывших павлианами, потом к Кафолической Церкви прибегших, постановлено: перекрещивати их непременно. Евномиан же, единократным погружением крещающихся, и монтанистов, именуемых здесь фригами, и савелиан, держащихся мнения о сыноотечестве, и иное нетерпимое творящих, и всех прочих еретиков (ибо много здесь таковых, наипаче выходящих из Галатския страны); всех, которые из них желают присоединены быти к Православию, приемлем яко же язычников. В первый день делаем их христианами, во второй – оглашенными, потом в третий заклинаем их, с троекратным дуновением в лице, и во уши; и тако оглашаем их и заставляем пребывати в церкви и слушати Писания, и тогда уже крещаем их. Такожде и манихеев, валентиниан, марконитов и им подобных еретиков. Несториане же должны творити рукописания и предавати анафеме ересь свою, и Нестория, и Евтихия, и Диоскора, и Севира, и прочих начальников таковых ересей, и их единомышленников, и все вышеуказанныя ереси, и потом да приемлют Святое Причащение».

Таким образом, 95-е правило Трулльского Собора требует принимать по первому чину, через Крещение, как язычников, магометан и евреев, – крайних еретиков: павлианн, евномиан, савелиан, монтанистов; по второму чину, через миропомазание, – македониан, новациан, ариан, аполинариан; и, наконец, по третьему чину, через Покаяние, – несториан и монофизитов; впрочем, о монофизитах прямо в правиле речь не идёт, но из контекста ясно, что они тоже имеются в виду.

Что же касается инославных церквей, отделившихся от Вселенского Православия после Трулльского Собора, то ныне существует такая практика: католиков, если они миропомазаны, присоединяют к нашей Церкви с начала XVIII века по третьему чину, хотя Константинопольский Собор в 1756 году постановил перекрещивать католиков и протестантов, а у нас, в России, их перекрещивали в XVII веке. Так же присоединяются и старокатолики. Англикане, протестанты и старообрядцы принимаются по второму чину. Сектанты крайнего толка, вроде молокан, духоборов, адвентистов, иеговистов, мормонов, субботников, а также недавно у нас появившихся адептов «Богородичного центра», виссарионовцев, присоединяются к Православной Церкви, как и нехристиане, через Крещение.

Умершие в православной вере остаются членами Церкви, но уже торжествующей, небесной, а не воинствующей, земной, и поэтому, естественно, не подлежат суду земной церковной власти. В этом смысле церковная правоспособность христиан утрачивается с наступлением смерти.

Кроме того, церковная правоспособность утрачивается вследствие отпадения от Церкви и через анафему. Но в том и другом случае утрата эта не имеет безусловного характера. Печать Крещения неизгладима. Поэтому и отпадшему от Церкви и анафематствованному ею за тяжкие преступления открыт путь для присоединения к Церкви через Покаяние. Причём в обоих случаях вновь принимаемый в Церковь не нуждается в том, чтобы над ним повторено было Таинство Крещения.

Иерархическое священство – богоустановленный институт. От начала Церковь знает три степени иерархического служения: епископскую, пресвитерскую и диаконскую.

Епископы – преемники Апостолов, имеющие через череду рукоположений благодатную связь с ними. Это архипастыри, первосвященники и высшие учители своих Церквей. По учению святого Иоанна Дамаскина, им вручена Церковь.

Пресвитер, по своему полномочию, полученному от епископа, совершает все священнодействия, кроме хиротонии, хиротесии, освящения антиминса и освящения мира. Он учит народ догматам веры и благочестия, пастырски окормляет вверенных его попечению христиан.

Диакон помогает епископу и пресвитеру в исполнении их служения, участвуя в совершении священнодействий в алтаре.

Согласно 39-му Апостольскому правилу, «пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают, ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их».

Церковь изначально имеет священную иерархию с её тремя степенями: диаконской, пресвитерской и епископской. Эти степени апостольского происхождения, и они пребудут до скончания века. Церковь не властна отменить ни одну из них; не может она и умножить число священных степеней.

Помимо высших клириков, священнослужителей, в Церкви существует также институт низших клириков-церковнослужителей: в настоящее время в Русской Церкви это иподиаконы и чтецы. Они прислуживают при отправлении богослужения в храме.

В некоторых, и даже весьма авторитетных, православных книгах отразились иные представления о границе между степенями низших и высших клириков. В «Православном исповедании» митрополита Петра (Могилы) (1667 г.) различаются высшие и низшие степени священства. К высшим у него отнесены епископская и пресвитерская, а к низшим – степени диакона, иподиакона, свещеносца, певца и чтеца; иными словами, низшая священная степень – диаконская и церковнослужительские чины¹⁸⁹. В своём труде митрополит Пётр (Могила), в сущности, повторяет католические классификации священства. Католики различают в иерархии священнодействий священников (епископов и пресвитеров) и служителей (диаконов, субдиаконов, аколуфов, экзорцистов, лекторов и остиариев); а по несению особых канонических обязательств (например, безбрачия) – высшие и низшие степени, причисляя к высшей епископов, пресвитеров, диаконов и субдиаконов, а к низшей – всех остальных церковнослужителей. И в Православной Церкви диаконы, равно как и низшие клирики, не являются самостоятельными совершителями богослужения. И у нас иподиаконы, в отличие от чтецов, при отсутствии обязательного целибата, не могут, как и священнослужители, вступать в брак после посвящения. Казалось бы, налицо обстоятельства, которые могут служить обоснованием для классификации, заимствованной святителем Петром (Могилой) из католического права. Но для общепринятого у нас разделения на высших и низших клириков, граница между которыми проходит между диаконами и иподиаконами, есть самое веское – догматическое основание: три степени священства – богоустановленные институты, восходят к апостольскому веку и пребудут в Церкви до скончания мира; а степени низших клириков-церковнослужителей учреждались самой Церковью в процессе её истории и упразднялись в ходе этой истории. Так, чин иподиакона стал известен Церкви не ранее III столетия. Уже то обстоятельство, что Церковь не знала его изначально, не позволяет относить этот чин к богоучреждённым священным степеням.

Вызывает возражения и точка зрения Н. С. Суворова, который полагал, что «иподиакон не составляет особой степени священства, а означает должность тех диаконов, которые прислуживают при архиерейских служениях, и, в частности, при совершении посвящения в степени духовного сана»¹⁹⁰. На практике диаконы действительно исполняют в известных случаях обязанности иподиаконов, но в канонах эти два чина различаются вполне однозначно. Так, в 14-м и 15-м правилах Трулльского Собора установлен разный канонический возраст для посвящения в диаконы (25 лет) и в иподиаконы (20 лет).

Высшие клирики, священнослужители, получают благодать священства через хиротонию в алтаре. Низшие клирики (иподиаконы, чтецы и певцы) поставляются на своё служение через возложение руки епископской, хиротесию, вне алтаря, в храме.

«Поставление на священные степени, – по словам профессора И. С. Бердникова, – состоит из двух моментов: избрания и посвящения»¹⁹¹.

В избрании кандидатов священства участие клириков и мирян в разные эпохи истории и в разных Поместных Церквях было фактором преходящим и изменчивым, но во все времена решающее значение имела воля епископов. Так в Древней Церкви избрание производилось общим голосованием клира и народа, но решающим был голос епископов. Впоследствии в Византии при избрании епископов мирян стал представлять император. Избрание ставленников в пресвитеры и диаконы производилось в Древней Церкви по усмотрению епископа, хотя и с участием клириков и народа.

Феофил Александрийский в 7-м правиле так описывает порядок избрания: «Весь собор священнослужителей да согласится и да изберет, и тогда епископ да испытает избранного, и с согласием священства да совершит рукоположение среди церкви, в присутствии народа, и при возглашении епископа, аще может и народ свидетельствовати о нем».

На Руси в древности священнослужители избирались приходской общиной. Избранного представляли архиерею для испытания и посвящения. В XVIII веке в России выборное начало при замещении священнических мест постепенно сходит на нет. Избрание кандидата становится прерогативой епархиального архиерея. Таким остаётся порядок избрания ставленников в диаконы и пресвитеры и ныне.

В избрании епископов в Древней Руси, помимо митрополита (впоследствии Патриарха) и Освященного (Архиерейского) Собора, участвовали великие и удельные князья, позже цари. В синодальную эпоху кандидаты на архиерейские кафедры избирались Святейшим Синодом и представлялись на утверждение императору, который представлял совокупный голос мирян. По ныне действующему Уставу Русской Православной Церкви избрание епископа является исключительной прерогативой Священного Синода.

Важнейшим актом поставления на священные степени является хиротония (рукоположение), которая следует за избранием. Для того, чтобы хиротония была действительной и законной требуется соблюдение ряда условий, касающихся как лиц рукопологающих и рукополагаемых, так и самого совершения Таинства.

Власть совершать рукоположение принадлежит епископам и только им, как преемникам святых Апостолов. Рукополагающий епископ должен быть православным. Если же он получил архиерейскую хиротонию от иерархии, отделившейся от Вселенской Церкви, то для положительного решения вопроса о действительности совершённых им рукоположений, безусловно, требуется, чтобы схизматической иерархией сохранялось апостольское преемство и чтобы отступления отделившейся общины от православного вероучения не касались основных догматов. Право окончательного решения вопроса о возможности присоединения инославных клириков к Православной Церкви принадлежит всегда суду Православной Церкви.

Отцы I Вселенского Собора в 8-м правиле признали действительность рукоположения у кафар: «О именовавших некогда самих себя чистыми, но присоединяющихся к Кафолической и Апостольской Церкви, благоугодно Святому и Великому Собору, да по возложении на них рук, пребывают они в клире».

Зонара в толковании на это правило писал: «Если они рукоположены во епископов или пресвитеров, или диаконов, то присоединяемые из них к Церкви остаются в клире в своих степенях».

Иначе судили отцы I Вселенского Собора о еретиках-павлианах. В 19-м правиле говорится: «О бывших павлианами, но потом прибегнувших к Кафолической Церкви, постановляется определение, чтобы они все вообще вновь крестимы были. Аще же которые в прежнее время к клиру принадлежали, таковые, явясь безпорочными и неукоризненными, по прекращении, да будут рукоположены епископом Кафолическия Церкви».

Ныне наша Церковь признаёт действительность хиротоний, совершаемых в Католической, Старокатолической и нехалкидонских Церквях. Однако, невозможно признавать благодатным иерархическое значение протестантских ординаций. Вопрос о действительности англиканской иерархии обсуждается православными богословами уже более ста лет¹⁹². Допущение Англиканской Церковью женского священства, и даже посвящение женщин во епископы, лишает этот богословский вопрос всякой актуальности. До сих пор официально не признана нашей Церковью действительность старообрядческой иерархии обоих толков: белокриницкого и новозыбковского. Что касается рукоположений, совершаемых в таких новейших отделениях от Православной Церкви, как греческие старостильники или русские зарубежники (карловчане), то решения об их признании принимаются священноначалием соответствующих Поместных Церквей. Русская Церковь принимает в сущем сане епископов и клириков, хиротонисанных в Зарубежной Церкви, если рукоположенный не был ранее клириком Московского Патриархата и если он не был посвящён для служения на канонической территории Русской Церкви. Но наша Церковь в своё время не признала и не признает действительности обновленческих посвящений, «рукоположений» у самосвятов и иных украинских автокефалистов, в так называемой «Русской свободной церкви» и других подобных им бесчинных схизматических и еретических образованиях.

Ещё одним условием действительности поставления со стороны лица, совершающего его, является пребывание его у церковной власти. В древности хорепископы, как не вполне самостоятельные архиереи, могли рукополагать лишь по поручению правящего епископа (13-е правило Анкирского Собора, 10-е правило Антиохийского Собора, 14-е правило VII Вселенского Собора). В наше время это правило применяется в отношении викарных архиереев и епископов, ушедших на покой.

Епархиальный архиерей в праве преподать хиротонию лицам, находящимся в его юрисдикции, – клирикам своей епархии (15-е правило Сардикийского Собора, 9-е и 10-е правила Карфагенского Собора). Епископ может совершать рукоположения только в пределах своей епархии и для служения в ней. Апостольское 35-е правило гласит: «Епископ да не дерзает вне пределов своея епархия творити рукоположения во градех и в селех, ему не подчиненных. Аще же обличен будет, яко сотворити сие без согласия имеющих в подчинении грады оные или села, да будет извержен и он, и поставленнии от него». О том же идёт речь во 2-м правиле II Вселенского Собора, в 13-м и 14-м правилах Антиохийского Собора.

Рукоположение в епископскую степень, согласно 1-му Апостольскому правилу, совершается собором архиереев: «Епископа да поставляют два или три епископа». Вопреки этому канону, в Католической Церкви папа усвояет себе право единолично рукополагать епископов. Это представляет собой, по сути дела, implicite (скрытое) притязание на то, что папство – иная степень, высшая относительно епископской.

Пресвитера и диакона поставляет один епископ: «Пресвитера и диакона и прочих причетников да поставляет един епископ» (2-е Апостольское правило).

При совершении самого акта хиротонии требуется, чтобы, во-первых, он осуществлялся в храме, в алтаре, в собрании молящегося народа, который призван свидетельствовать о рукополагаемом при самом его поставлении. Ныне это свидетельство выражается символически – пением слова «аксиос» хором от лица народа.

Второе условие действительности хиротонии заключается в том, чтобы она совершалась в определённом порядке: от низших степеней к высшим, чтобы никто не поставлялся на высшую степень, минуя низшую. Срок пребывания на каждой из иерархических степеней не определён в канонах. Вместе с тем в них предусмотрено, чтобы кандидат на более высокую степень успел обнаружить способность к занятию её достойным исполнением своего служения на низшей степени (10-е правило Сардикийского Собора, 17-е правило Двукратного Собора).

Вальсамон в толковании на 17-е правило Двукратного Собора отмечал: «рукоположение на каждую степень по необходимости (то есть по нужде) должно совершать через семь дней». Практике, однако, известны случаи, когда срок прохождения служения на низшей степени перед рукоположением на высшую степень был меньше (особенно часто – при посвящении диакона в пресвитеры).

Хиротония действительна, если она связана с назначением на определённое место, к определённой церкви – это третье условие. В Православной Церкви не допускается так называемое абсолютное рукоположение, дающее сан без определённого места служения.

6-е правило Халкидонского Собора гласит: «Решительно никого, ни во пресвитера, ни во диакона, ниже в какую степень церковного чина, не рукополагати иначе, как с назначением рукополагаемого именно к церкви градской, или сельской, или к мученическому храму, или к монастырю. О рукополагаемых же без точнаго назначения Святый Собор определил: поставление их почитати недействительным и нигде не допускати их до служения, к посрамлению поставившего их».

Вопреки ясному смыслу этого канона в Католической Церкви абсолютные поставления (ordinationes absolutes) стали нормой при хиротонии пресвитеров и диаконов, а в отношении епископов аналогией абсолютных поставлений является рукоположение в епископы in partibus infidelium (в страны неверных), иными словами, в епархии, которых нет и которые лишь предстоит образовывать в нехристианских странах. При этом весьма широко употребляются титулы городов, где в прошлом существовали, но впоследствии исчезли епископские кафедры вместе с самими христианскими общинами, например, городов Древней Африканской Церкви. Аналогичный характер имеет у нас употребление титулов: Сурожский, Корсунский.

Четвёртое условие, касающееся самого акта хиротонии, – это её неповторяемость. Рукоположение, единожды правильно совершённое, не повторяется ни при каких условиях. Повторение его означало бы отрицание действительности ранее совершённой хиротонии.

В 68-м Апостольском правиле сказано: «Аще кто епископ, или пресвитер, или диакон, приемлет от кого-либо второе рукоположение, да будет извержен от священнаго чина, и он и рукоположивый; разве аще достоверно известно будет, что от еретиков имеет рукоположение. Ибо крещеным, или рукоположенным от таковых, ни верным, ни служителям Церкви быти не возможно».

Зонара, толкуя это правило, писал: «О двукратном рукоположении можно различно думать. Ибо рукополагаемый второй раз ищет второго рукоположения или потому, что осуждает рукоположившего его в первый раз, или потому, что от рукоположившего его во второй раз надеется принять некую большую благодать Духа и освятиться, так как имеет в него веру, или, может быть, оставив священство, опять рукополагается как бы сначала, и по другим причинам. Каким бы образом ни сделал это, но и дважды рукоположенный и рукоположивший его подлежит извержению, исключая того случая, если первое рукоположение было от еретиков, ибо ни крещение еретиков не может никого сделать христианином, ни рукоположение их не сделает клириком. Итак, рукоположенных еретиками вновь рукополагать нет опасности».

Непременным условием действительности рукоположения во епископа является то, что оно не должно совершаться на место архиерея, законно занимающего кафедру.

Второй Вселенских Собор отверг действительность хиротонии некоего Максима Киника на Константинопольскую кафедру, занятую святым Григорием Богословом. 4-е правило этого Собора гласит: «О Максиме Кинике и о произведенном им безчинии в Константинополе: ниже Максим был, или есть епископ, ниже поставленные им на какую бы то ни было степень клира, и соделанное для него, и соделанное им, все ничтожно».

Зонара так писал об обстоятельствах, подвигших отцов Собора изречь это правило: «Этот Максим был египтянин, философ, циник. Циниками эти философы назывались за их наглость, дерзость и бесстыдство. Пришедши к великому отцу Григорию Богослову и быв оглашен, он был крещен. Потом был причислен и к клиру, и совершенно приближен к сему святому отцу, так что и пищу имел с ним вместе. Но, возжелав архиерейского престола в Константинополе, он посылал деньги в Александрию и оттуда призывает епископов, которые должны были рукоположить его в архиерея Константинопольского при содействии одного из самых близких к Богослову. Когда они были уже в церкви, однако же прежде посвящения, верные об этом узнали и их прогнали. Но и по изгнании они не успокоились, а удалившись в дом одного музыканта, там рукоположили Максима, хотя он не извлек никакой выгоды из этого злодеяния, ибо не мог ничего и совершить. И так, настоящим правилом он отлучен от Церкви собравшимися на II Собор святыми отцами, которые определили, что он не был и не есть епископ, потому что был рукоположен незаконно, и что рукоположенные им не суть клирики. А напоследок, когда открылось, что он держится аполлинариевых мнений, он был предан анафеме».

Среди преступлений Максима Киника Зонара упоминает и симонию. Присутствие греха симонии про поставлении на священную степень, согласно канонам, является таким обстоятельством, которое упраздняет действие благодати, делает рукоположение недействительным.

Апостольское 29-е правило гласит: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, деньгами сие достоинство получит, да будет извержен и он, и поставивший, и от общения совсем да отсечется». О симонии идёт речь и в Канонических посланиях Константинопольских Патриархов святых Геннадия и Тарасия. Из церковной истории известно, что в разные времена условием рукоположения считалось внесение пошлины в казну архиерейского дома. Подобная практика, очевидно, предосудительная, вызывала подчас обвинения в симонии, но в строгом смысле слова о симонии здесь речь идти не должна, если само решение о рукоположении не мотивируется размером пошлины, который устанавливается одинаковым для всех кандидатов на данную степень. Во всяком случае, такой вывод вытекает из церковно-судебной практики прошлого.

Согласно 30-му Апостольскому правилу, епископы, которые получили свой сан через мирских начальников, подвергаются извержению и отлучению: «Аще который епископ, мирских начальников употребив, чрез них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним». Апостольское 30-е правило не распространяется, разумеется, на случаи санкционирования поставления на священные степени гражданской властью. Оно действует лишь в отношении интриганов и карьеристов, ищущих содействия «мирских начальников».

Вальсамон в толковании на 29-е и 30-е Апостольские правила пояснял: «Но может быть кто спросит, поскольку 30-е правило упоминает об одном епископе, а равно и 29-е не упоминает об иподиаконах и чтецах, то как поступить, если кто сделается по ходатайству светского начальника пресвитером, или диаконом, или иподиаконом, или чтецом? Решение: и они должны подлежать извержению и отлучению на основании последних слов настоящего 30-го правила, где говорится, что не одни главные виновники зла извергаются и отлучаются, но и сообщники их». Аргументация не совсем убедительная, но вывод, бесспорно, верный. Нет разумных оснований не распространять действие этого правила, направленного против симонии, и на церковнослужителей.

В 25-м Апостольском правиле цитируется Библия: «… не отмстиши дважды за едино», воспрещающая двойное наказание за один грех. В данном случае извержение из сана вместе с отлучением от церковного общения, казалось бы, служит примером отступления от этой нормы. Однако отступления нет. Дело не только в том, что симония представляет собой особо тяжкое преступление, подрывающее основы церковного строя, и потому совершивший его заслуживает самой суровой кары. Извержение из сана в этом случае само по себе не является наказанием, ибо покусившийся на приобретение благодати священства через подкуп или интриги не получает этой благодати. Хиротония, совершаемая по отношению к симониату, ничтожна и недействительна с самого начала. Настоящим же наказанием лжесвященнослужителя, в сущности, оставшегося мирянином, является отлучение его от церковного общения.

Священнослужители являются духовными руководителями и наставниками народа Божия. Поэтому кандидаты священства должны отличаться глубиной и крепостью веры, высокими нравственными качествами, безупречной репутацией. Далеко не все христиане могут быть рукоположены или поставлены в церковнослужители. Необходимо, чтобы кандидат священства отвечал определённым требованиям. Несоответствие их этим требованиям служит препятствием к священству.

Католическое право различает так называемую абсолютную неспособность к посвящению (incapacitas) и неправильность (irregularitas), то есть недостаток, являющийся препятствием к рукоположению, который, однако, допускает диспенсацию (отступление от неукоснительного соблюдения закона) со стороны компетентной церковной власти. В случае абсолютной неспособности рукоположение недопустимо, а если оно фактически исполнено, то всё равно признаётся недействительным, ничтожным. Этого, однако, нельзя безусловно утверждать и о рукоположении, совершённом при наличии того или иного недостатка у рукополагаемого, расценённого, как «неправильность». В целом, различение этих двух основных видов препятствий принято и в православном церковном праве.

Совершенно неспособны к священству некрещёные лица и женщины. Некрещёные лица не являются членами Церкви, поэтому очевидно, что они не могут входить в состав её иерархии. Что касается женщин, то, по слову Апостола Павла, «жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит» (1Кор. 14, 34). Это не значит, конечно, что женщины не могут прислуживать в храме или петь на клиросе. Не устраняются женщины-прихожанки и от управления хозяйственными делами в приходе, а также от службы в различных церковных учреждениях, не связанных со священнослужением. Что же касается диаконисс и пресвитерисс древности, то они, разумеется, не были лицами иерархическими.

Некоторые канонисты разделяют препятствия к священству на те, которые связаны с совершением кандидатом преступлений, грехов (con culpa) и которые не связаны с виной или грехом (sine culpa). «Другой разряд канонических препятствий, – отмечал А. С. Павлов, – имеет своим источником преступления или такие деяния члена Церкви, которые, если не с точки зрения уголовного, то с точки зрения канонического права, должны быть признаны преступлениями. Сюда относятся:

отпадение от веры, не вынужденное муками (62-е Апостольское правило, 10-е правило I Вселенского Собора, 3-е правило Анкирского Собора);

ересь… (19-е правило I Вселенского Собора, каноническое послание Афанасия к Руфиану);

оскопление себя и других…;

все так называемые плотские грехи, состоящие в нарушении седьмой заповеди Закона Божия (61-е Апостольское правило, 9-е и 10-е правило Неокесарийского Собора).

Виновные и уличённые во всех этих преступлениях по древним церковным правилам подвергались публичному покаянию. Отсюда общее каноническое положение: кто раз подвергся публичному церковному покаянию, тот навсегда устраняется от рукоположения в церковно-иерархические степени»¹⁹³.

На практике различие между недостатками, например, нравственного порядка и так называемыми недостатками веры с одной стороны, и преступлениями – с другой, провести трудно, так как вторые невозможны без первых. Поэтому при классификации препятствий к священству их удобнее разделить таким образом: препятствия физического, духовного и социального характера.

Среди них одни связаны с возрастом, а другие – с состоянием здоровья или телесными недостатками ставленника.

Для исполнения иерархического и даже причетнического служения необходимы зрелость ума, твёрдость убеждений, известный жизненный опыт, которые предполагают достижение определённого возраста.

Для поставления в диакона каноны устанавливают возраст 25 лет, а в пресвитера – 30 лет. Правило 14-е Трулльского Собора гласит: «дабы во пресвитера прежде тридесяти лет не рукополагати, аще бы человек и весьма достоин был, но отлагати до уреченных лет. Ибо Господь Иисус Христос в тридесятое лето крестился и начал учити. Подобно и диакон прежде двадесяти пяти лет, и диаконисса прежде четыредесяти лет да не поставляется».

В 15-м правиле того же Собора говорится: «Иподиакон да поставляется не прежде двадесяти лет возраста. Аще же кто, в какую бы то ни было священную степень, поставлен будет прежде определенных лет, да будет извержен».

На практике, однако, и в древности, и в новое время от этого правила допускались и допускаются отступления. Во всяком случае, почти не известны факты применения санкций, предусмотренных 15-м правилом Трулльского Собора.

Что касается возраста лиц, поставляемых во епископа, то каноны об этом умалчивают. Древние «Апостольские Постановления» (11, 1) предусматривают для кандидата в епископы пятидесятилетний возраст. В Фотиев «Номоканон» (Титул I. Гл. 23) внесено положение из 123-й новеллы Юстиниана, которая устанавливает для кандидата на высшую иерархическую степень 35-летний возрастной ценз, а в исключительных случаях – 25-летний. Но церковной истории известны отступления от этой нормы, и даже весьма значительные. Имели место случаи поставления во епископа лиц, не достигших 20 лет¹⁹⁴.

О возрасте поставляемых в чин чтецов в канонах также ничего не говорится. Новелла 123-я Юстиниана, включённая в сокращении в «Номоканон», дозволяет ставить в чтецы восьмилетних детей. А Вальсамон в толковании на соответствующую главу «Номоканона» пишет о том, что иногда в чтецы ставили и трёхлетних младенцев.

В синодальный период канонический возрастной ценз применялся только по отношению к ставленникам, не имеющим школьного духовного образования, выпускники же духовных школ поставлялись до достижения канонического возраста при отсутствии иных канонических препятствий. По ныне действующему «Уставу Русской Православной Церкви» в диаконы и пресвитеры можно посвящать по достижении гражданского совершеннолетия (то есть в 18 лет), а кандидаты епископства должны быть не моложе 30 лет. Аналогичные положения содержались и в предыдущем «Уставе» 1988 года.

Физические недостатки и недуги сами по себе не могут служить препятствием к посвящению. Препятствием являются лишь те телесные недостатки, которые затрудняют священнослужение. Апостольское правило 77-е гласит: «Аще кто лишен ока или в ногах поврежден, но достоин быти епископ, да будет. Ибо телесный недостаток его не оскверняет, но душевная скверна». А в 78-м Апостольском правиле говорится: «Глухий же и слепый да не будет епископ, не аки бы осквернен был, но да не будет препятствия в делах церковных». Как отмечал А. С. Павлов: «… по смыслу этого общего правила должны быть разрешаемы вопросы о безруких, безногих, одержимых падучею или неизлечимою душевною болезнию»¹⁹⁵.

Что касается скопцов, то согласно 1-му правилу I Вселенского Собора, «аще у кого в болезни врачами отъяты члены или кто варварами оскоплен, таковый да пребывает в клире. Аще же, будучи здрав, сам себя оскопил, такового, хотя бы и к клиру причислен был, надлежит исключити».

По толкованию Зонары, «оскопившим себя самого называется не только тот, кто собственными руками отсек этот член, но и тот, кто добровольно и без принуждения отдает себя другому на оскопление».

На основании 79-го Апостольского правила в клир не допускаются лица страдающие душевной болезнью: «Аще кто демона имеет, да не будет принят в клир, но ниже с верными да молится. Освободясь же, да принят будет с верными, и аще достоин, то и в клир».

Католическое право расширительно толкует условия рукоположения, связанные с телесными недостатками, запрещая посвящать горбатых, хромых, карликов, лишённых левого глаза (так называемого «канонического глаза» – oculus canonicus), а также указательного пальца правой руки.

Они связаны с недостатками веры у ставленника, либо с его нравственными пороками, либо, наконец, с отсутствием необходимых знаний.

Вера кандидата священства должна быть строго православной, глубокой, твёрдой, деятельной. О недостатке твёрдости в вере свидетельствуют случавшиеся прежде отпадения от церкви. Поэтому в 10-м правиле I Вселенского Собора говорится: «Аще которые из падших произведены в клир, по неведению или со сведением произшедших, сие не ослабляет силы правила церковного. Ибо таковые, по дознании, извергаются от священного чина». По толкованию Зонары, «не должно производить во священство тех, которые отверглись от Господа нашего Иисуса Христа и потом покаялись. Ибо таким образом может быть священником тот, кто во всю жизнь не удостаивался Святых Тайн, разве только при смерти».

В наше время, естественно, было бы неразумно рассматривать как вероотступника в прошлом человека, который, будучи крещённым в детстве, религиозного воспитания не получил и до своего сознательного обращения жил вне церковного общения.

Тщательному рассмотрению подлежат те кандидаты священства, которые обратились в Православие из ереси или раскола. В 19-м правиле I Никейского Собора о бывших павлианах говорится, что они, «явясь беспорочными и неукоризненными, по прекращении, да будут рукоположены».

Недостаток веры естественно предполагать и в том, кто обратился к ней в исключительных обстоятельствах, например, из-за страха смерти в случае тяжкой болезни – в так называемых «клиниках». Однако, в случаях с «клиниками» речь идёт не о безусловном запрете рукоположения. Правило 12-е Неокесарийского Собора гласит: « Аще кто в болезни просвещен крещением, то не может произведен быти во пресвитера: ибо вера его не от произволения, но от нужды; разве токмо после открывшияся добродетели и веры, и ради скудости в людях достойных». Поскольку «клиников» крестили обычно обливательным крещением, в наше время в церковно-невежественной среде возникло совершенно превратное представление о том, что сам обливательный способ крещения составляет уже препятствие к посвящению. Совершенно иная мотивировка препятствия, усматриваемого для посвящения «клиников», сформулирована в самом 12-м правиле Неокесарийского Собора. Надо также заметить, что в настоящее время, когда крещение и детей, и взрослых совершается при самых разных обстоятельствах, едва ли уместно буквальное соблюдение нормы, содержащейся в данном каноне, чего, разумеется, нет и на практике.

Наконец, недостаток веры предполагается и в новообращённых – неофитах. Апостол Павел писал Тимофею о епископе, что тот «не должен быть из новообращённых, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1Тим. 3. 6.).

Апостольское правило 80-е гласит: «От языческаго жития пришедшаго и крещеннаго, или от порочнаго образа жизни обратившагося, несть праведно производити во епископа. Ибо несправедливо еще не испытанному быти учителем других: разве только по благодати Божией сие устроится». Согласно 2-му правилу I Вселенского Собора, эта норма распространяется и на пресвитеров, а в соответствии с 3-м правилом Лаодикийского Собора – на всё священство вообще: «Недавно крещеных не подобает производити в чин священнический».

Недостаток твёрдости христианской веры можно подозревать и в том, кто не смог обратить всех своих домашних, ибо, по слову апостола Павла, епископом можно ставить того, кто «детей имеет верных» (Тит. 1. 6.). Канон 45-й Карфагенского Собора гласит: «Епископы, и пресвитеры, и диаконы не прежде да поставляются, разве когда всех в доме своем соделают православными христианами».

Вера ставленника должна выражаться в его жизни и делах. «Вера без дел мертва», – учит апостол Иаков (Иак. 2, 17.). Поэтому 12-е правило Лаодикийского Собора требует: «Епископов… поставляти на церковное начальство… таких, которые с давняго времени испытаны и в слове веры, и в житии, сообразном правому слову».

Тяжкие грехи, виновные в которых в древней церкви подлежали публичному покаянию, составляют препятствие к священству, даже если они совершены были однократно. К таким грехам относятся убийство, кража, гробокопательство, святотатство (6-е правило Григория Нисского); блуд, прелюбодеяние, содомия. Церковные правила не допускают в клир даже невольных убийц (43-е правило Василия Великого; 5-е правило Григория Нисского). Апостольское правило 61-е гласит: «Аще верный обвиняем будет в любодействе, или в прелюбодействе, или во ином каком запрещенном деле, и обличен будет, да не вводится в клир».

От служителей церкви требуются смирение, миролюбие, кротость. Апостол Павел учит: «Епископ должен быть непорочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гневлив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбец, но страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, воздержан» (Тит. 1, 7 – 8). В отличие от таких грехов, как убийство или блуд, в данном случае препятствием к поставлению является не единократное совершение действий, за которые можно справедливо укорить в гневе, корыстолюбии или иных подобных пороках, но когда это страсть, от которой не освободился кандидат священства.

Согласно 14-му правилу Василия Великого, ростовщик только в том случае может быть принят в клир, «аще восхощет неправедную корысть истощити на нищих, и впредь от недуга любостяжания свободен быти».

От кандидата священства требуется учительность, умение наставлять пасомых. В послании к Титу сказано апостолом, что епископ должен быть «силён и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать» (Тит. 1, 9). А для этого нужны основательная подготовка, твёрдое знание вероучения.

Правило 2-е VII Вселенского Собора требует от кандидатов во епископы твёрдое знание Псалтыри, а также хороший навык в чтении Священного Писания и канонов. Требования относительно богословских познаний епископов, выраженные в данном правиле, невысоки. Вальсамон объяснял это в своём толковании на рассматриваемое правило трудными обстоятельствами, в которых жила Православная Церковь в иконоборческую эпоху, предшествовавшую созыву VII Вселенского Собора.

В синодальный период в Русской Церкви ставленниками на степени диаконов и пресвитеров были у нас, главным образом, выпускники духовных семинарий, а кандидатами во епископы – кандидаты богословия.

Кандидаты священства, в основном, готовятся у нас в духовных школах. Духовные учебные заведения – как высшие, так и средние – состоят, согласно ныне действующему «Уставу Русской Православной Церкви», под начальственным наблюдением Патриарха, осуществляемым через Учебный комитет. При этом канонически они входят в юрисдикцию соответствующего епархиального архиерея. Духовные учебные заведения учреждаются решением Священного Синода по представлению правящего архиерея, поддержанному Учебным комитетом.

В «Уставе» содержится также положение о том, что «в случае принятия духовным учебным заведением решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви, духовное учебное заведение лишается подтверждения о принадлежности к Русской Православной Церкви и лишается его права на имущество, которое принадлежало духовному учебному заведению на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, а также права на использование в наименовании названия и символики Русской Православной Церкви» (XIII. 6)¹⁹⁶.

Система духовных школ Русской Церкви включает в настоящее время 5 духовных академий (Московскую, Санкт-Петербургскую, Киевскую, Белорусскую и Кишенёвскую), более тридцати семинарий, более тридцати духовных училищ, несколько пастырских курсов, а также Свято-Тихоновский Православный Богословский институт.

В настоящее время, после многих десятилетий гонений на церковь, необходимость заставляет подчас поставлять на священные степени и лиц, не получивших специального богословского образования, впрочем, не без соответствующего испытания их на знание догматов, основных канонов и богослужебного устава.

Одни из них касаются семейного положения ставленника, другие – его обязанностей перед государством, третьи – обязанностей перед частными лицами, четвёртые – профессии, пятые – репутации.

В отличие от католического права, православное церковное право не признаёт незаконнорожденность препятствием к рукоположению. В 8-м правиле святого Никифора Исповедника, которое помещено в «Пидалионе» и «Афинской синтагме», сказано: «Дети, рождённые от наложниц, или второбрачных, или третьебрачных, если проводят жизнь достойную священства, могут быть священнослужителями».

Поэтому неосновательно суждение Н. С. Суворова, который считал, что в «восточном каноническом праве требование от посвящаемого законнорожденности» всего лишь «не высказано с такой ясностью, как в западном»¹⁹⁷. В восточном церковном праве такого требования не существует вовсе.

Вместе с тем, не принимая во внимание происхождение рукополагаемого, Церковь предъявляет строгие требования, касающиеся его поведения в браке. Церковные законы не допускают в клир второбрачных. «Кто по святом крещении двумя браками обязан был, или наложницу имел, тот не может быти ни епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке священного чина», – гласит 17-е Апостольское правило.

При этом, разъясняя данный канон, Зонара отмечал: «Мы веруем, что Божественная баня Святого Крещения омывает всякую скверну, которою крещёные были осквернены прежде Крещения, и никакой грех, соделанный кем-либо прежде Крещения, не препятствует крещёному быть произведённым в священство. Но, кто после Крещения совершит блуд или вступит в два брака, тот признаётся недостойным любой степени священства».

Требование безусловной моногамии Церковь предъявляла кандидатам священства издревле. Александрийский Патриарх святой Иоанн Милостивый в 641 году в ответ второбрачному богачу, обещавшему в благодарность за посвящение его в диаконы пожертвовать большую сумму на голодающих, сказал: «Лучше погасить солнце, чем нарушить Божественный Закон». А Киевский митрополит Пётр (Могила) в 1663 году ответил шляхтичам, просившим не лишать второбрачных сана: «Я не смог бы это сделать, если бы это сказал и ангел с неба»¹⁹⁸.

Поскольку от ставленника требуется абсолютная моногамия, даже брак с вдовой или женщиной, оставленной своим мужем, то есть так называемая пассивная бигамия, составляет препятствие к священству. Апостольское правило 18-е гласит: «Вземший в супружество вдову, или отверженную от супружества, или блудницу, или рабыню, или позорищную (актрису. – В. Ц.) не может быти епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке священного чина».

Не допускаются к хиротонии лица, продолжающие сожитие с женой, уличённой в прелюбодеянии: «Аще жена некоего мирянина, прелюбодействовав, обличена будет в том явно, то он не может приити в служение церковное. Аще же по рукоположении мужа впадет в прелюбодейство, то он должен развестись с нею. Аще же сожительствует, не может касатися служения, ему порученного» (8-е правило Неокесарийского Собора).

Брак кандидата священства должен быть не только моногамным, но также беспорочным и в других отношениях. На основании 19-го Апостольского правила возбраняется священство вступившим в брак с близкой родственницей – племянницей. А 36-е (45-е) правило Карфагенского Собора не допускает к рукоположению лиц, связанных браком с нехристианками и вообще с неправославными жёнами.

Все эти требования относятся лишь к низшим клирикам, диаконам и пресвитерам, ибо для епископов, согласно 13-му правилу Трулльского Собора, обязательным является безбрачие.

В Католической Церкви со времён папы Григория VII все клирики связаны обетом безбрачия. Впрочем, в Римской Церкви целибат утвердился в древности, когда она ещё хранила единство со Вселенским Православием, хотя обязательность его и отвергается канонами (13-е правило Трулльского Собора).

Кандидат священства должен быть свободен от исполнения таких обязанностей перед государством, которые несовместимы со священнослужением.

Согласно 81-му Апостольскому правилу, не дозволяется епископам или пресвитерам заниматься «делами народного управления», а 83-е Апостольское правило гласит: «Епископ, или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся и хотящий удержати обое (т. е. римское начальство и священническую должность) да будет извержен из священного чин. Ибо кесарева кесареви, а Божия Богови».

В древности, когда существовало рабство, рабам тоже возбранялось священство (82-е Апостольское правило), а уже в новое время и крепостные не допускались до рукоположения. Не могут быть кандидатами священства и лица, лишённые свободы по судебным приговорам.

Кандидатами священства не могут быть лица, занятые профессиями, которые признаются недостаточно почётными в обществе: ростовщики (14-е правило Василия Великого; 6-е правило Григория Нисского), актёры (55-е правило Карфагенского Собора), содержатели игорных домов.

Клирики непременно должны иметь добрую репутацию, и не только у верных. По слову апостола Павла, «надлежит ему (епископу) также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диавольскую» (1Тим. 3, 7). Иными словами, если кандидат священства, хотя бы и несправедливо, приобрёл в общественном мнении дурную репутацию, в этом нельзя не усматривать препятствия к рукоположению, по меньшей мере, для служения в той местности, где его несправедливо подозревают в совершении неблаговидных поступков.

Все перечисленные выше препятствия к рукоположению, за исключением двух, касающихся крещения и пола, не имеют безусловного значения. Поэтому в случае необходимости, вызываемой часто недостатком безукоризненных кандидатов священства, или ввиду выдающихся качеств кандидата, имеющего некое препятствие, законной церковной властью могут быть допущены диспенсации (отступления от общих правил).

Не о всех препятствиях к рукоположению того или иного лица может быть известно. Поэтому каноны предписывают подвергать ставленников предварительному испытанию: либо публично, в присутствии всей общины (7-е правило Феофила Александрийского), либо тайно, через исповедь, которая совершается перед рукоположением (9-е правило Неокесарийского Собора; 9-е правило I Вселенского Собора).

Для ставленнической исповеди назначаются особые духовники, которые свидетельствуют перед архиереем об отсутствии у кандидата канонических препятствий к священству. Если же после исповеди обнаружатся пороки, не открытые духовнику, то, в зависимости от их тяжести, рукоположенный, согласно канонам, подлежит либо извержению из сана, либо запрещению священнодействовать (2-е, 9-е, 10-е правила I Вселенского Собора; 9-е правило Неокесарийского Собора).

О достоинстве кандидата священства свидетельствует и церковный народ. В чине хиротонии иподиакон, прежде чем ввести ставленника в алтарь, обращается к народу со словом «повелите». Народ же, в лице хора, пением «аксиос» свидетельствует достоинство рукоположенного, хотя, конечно, ныне это только литургические символы.

Испытание ставленника для выявления наличия у него знаний, необходимых для служения, производится либо архиереем, либо специально назначенным на то экзаменатором.

Ставленник во епископа в чине наречения торжественно исповедует православные догматы, являя тем самым перед сонмом епископов, клириков и народом чистоту своей веры.

Сакраментально лица, принадлежащие к одной и той же степени, равны между собой. В слове, которое Патриарх Сергий произнёс при своём наречении во епископа, он сказал: «Само епископское служение в его сущности… всегда и всюду остаётся одним и тем же апостольским служением, совершается ли оно в великом Царьграде или в ничтожном Сасиме»¹⁹⁹.

Однако, будучи равными на уровне сакраментальном, епископы, а также пресвитеры и диаконы могут различаться по объёму полномочий и месту, занимаемому в диптихах или перед престолом. Различие священнослужителей по этому признаку называется правительственной иерархией.

Так, носители высшей епископской степени священства, как члены правительственной иерархии, могут носить сан, или титул, пап, патриархов, католикосов, экзархов, примасов, митрополитов, архиепископов и хорепископов.

Появление каждого из этих титулов связано с той или иной территориальной областью, входящей в систему административного деления Вселенской Церкви, хотя впоследствии различия между ними могли утратить обусловленность объёмом реальной правительственной власти, превратившись в титулярные отличия и преимущества, усвояемые либо епископским кафедрам, либо лично занимающим их архиереям.

Исторически первым епископским титулом являлся сан митрополитов. Митрополиты были епископами первенствующих городов провинций; под их председательством проходили епископские соборы. В 34-м Апостольском правиле о них говорится так: «Епископам всякого народа подобает знати перваго в них и признавати его яко главу...» Зонара в толковании на этот канон называет первенствующих епископов «архиереями митрополии», а митрополиями на административном языке Римской империи именовались центры провинций (по-гречески – епархий). Термин «митрополит» впервые упоминается в канонах I Никейского Собора. В конце 4-го правила сказано: «Утверждати же таковыя действия в каждой области подобает ея митрополиту». Своеобразие устройства Африканской Церкви заключалось в том, что там только епископ самого Карфагена был первоиерархом всей Поместной Церкви, а в митрополичьих округах первым был не епископ центрального города провинции, а старейший по хиротонии.

Титул экзарха имеет длительную историю; в течение веков значение этого термина радикально менялось. Как пишет митрополит Сардикийский Максим, «в истории употребления этого термина можно увидеть три стадии: древнюю, когда экзарх был самостоятельным иерархом; последующую, когда экзарх был только органом патриаршей власти; и новую, которая представляет собой, до некоторой степени, возвращение к первоначальному значению титула»²⁰⁰. На второй стадии титул экзарха не был непременно связан с епископской степенью, его носителем могли быть пресвитеры, диаконы и даже миряне.

Впервые в канонах рассматриваемый титул встречается в 6-м правиле Сардикийского Собора, но там он не имеет особого самостоятельного значения. В этом правиле ясно сказано, что экзарх – это митрополит: «Экзарх области, разумею епископа митрополии».

Что же касается употребления данного термина для обозначения титула (не митрополита), то оно связано с образованием более крупных, чем митрополичий округ, Поместных Церквей. Появление таких образований связано с развитием административного деления Римской империи, ибо процесс церковной централизации направлен был на то, чтобы привести церковную организацию в соответствие с тем новым административным делением, которое сложилось в IV столетии. При святом Константине Великом территориально империя была разделена на четыре префектуры: Галлию, Италию, Иллирик и Восток – самую обширную из всех. При этом две столицы империи – Рим и Константинополь (Новый Рим) – имели особый статус и не входили в префектуры. Префектуры, в свою очередь, были разделены на диоцезы. Префектура Галлия включала в себя собственно Галлию, Британию, Испанию и Мавританию; Италия – помимо Италии, также Германию, Норик, Панонию, Далмацию, Эпир на западе Балканского полуострова и Африку (со столицей в Карфагене); Иллирик с центром в Фессалониках – Македонию, в которую входил также и юг Балканского полуострова, и Дакию. В префектуру Восток входили следующие диоцезы: Азия (с центом в Ефесе), объединившая провинции, расположенные в юго-западной части Малой Азии; Понт со столицей в Кесарии Каппадокийской, занимавший северо-восточную часть Малоазийского полуострова и Армянское нагорье; Фракия (восточная часть Балканского полуострова с центром в Ираклии), на территории которой находилась, не входя в неё административно, и новая столица империи – Константинополь; Сирия со столицей Антиохией; Египет с Ливией и Пентаполем (главный город – Александрия), а также Кипр. Каждый диоцез включал в себя несколько провинций. Экзархами (по-латыни – викариями) первоначально именовались не первоиерархи, а гражданские начальники диоцезов.

Впервые экзархов, как иерархов, отличных от митрополитов, упоминают отцы Халкидонского Собора в 9-м правиле: «Аще же на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие, да обращается или к экзарху великия области, или к престолу царствующего Константинополя».

Исторически одни экзархаты (Александрийский, Антиохийский) действительно выросли в патриархаты; другие, епископы которых чаще именовались экзархами (Понтийский, Азийский и Фракийский с кафедрами в Кесарии Каппадокийской, Ефесе и Ираклии), соединившись, составили новообразованный Константинопольский Патриархат. Таким образом, титул экзарха утратил своё первоначальное значение. У нас Патриаршим Экзархом всея Украины именовался до 1990 года митрополит Киевский и Галицкий, как первый епископ особой части Русской Церкви – Украинской Православной Церкви; а также архиереи, возглавлявшие округа, состоявшие из нескольких зарубежных епархий. В настоящее время сан Патриаршего Экзарха Белоруссии имеет глава Белорусской Церкви, митрополит Минский и Слуцкий.

На Западе, в латиноязычной части Римской империи, экзархам соответствовали примасы. Этот титул употребляется там и поныне, обозначая главу Поместной национальной Церкви.

Отцы Карфагенского Собора в 48-м (39-м) правиле изрекли: «Епископ первого престола да не именуется экзархом иереев или верховным священником, или чем-либо подобным, но токмо епископом первого престола (то есть, собственно, примасом. – В. Ц.)». На Востоке, однако, титул экзарха сохранился, несмотря на это правило.

По-другому древних экзархов именовали архиепископами. В Русской Православной Церкви сан, или титул, архиепископов, как известно, ниже сана митрополита, но в некоторых других церквях этот сан и ныне выше сана митрополита и усваивается предстоятелям автокефальных, или автономных, церквей.

Впервые сан архиепископа появляется именно в этом значении – как титул предстоятеля более крупного образования, чем церковная область, возглавляемая митрополитом; иными словами, как равнозначный с титулом экзарха.

Ныне титул архиепископа имеют, наряду с патриаршим титулом, предстоятели церквей: Константинопольской, Грузинской (архиепископ Мцехтский и Тбилисский), Сербской (архиепископ Печский) и Румынской (архиепископ Бухарестский).

Но по преимуществу архиепископами стали именовать предстоятелей автокефальных церквей, которые не имели патриаршего сана: Первоепископа Кипрской Церкви, епископа Новой Юстинианы, с которой преемственно связана Охридская архиепископия, и Болгарская Патриархия, хотя ныне титул архиепископа Новой Юстинианы носит как раз Предстоятель Кипрской Церкви. В настоящее время, помимо предстоятеля издревле автокефальной Кипрской Церкви, сан архиепископа имеют первосвятители автокефальных Элладской и Албанской Церквей. Причём, в соответствии с древним значением титула, предстоятели церквей в сане архиепископа стоят выше по диптиху предстоятелей с саном митрополита. Впрочем, предстоятели автокефальных церквей: Чешских земель и Словакии, а также Православной Церкви в Америке, наряду с титулом митрополитов, имеют также титул архиепископов: первый – Пражского, а второй – Вашингтонского.

Архиепископами титулуются ныне и предстоятели автономных церквей: Синайской, Финляндской; предстоятель Японской автономной церкви, наряду с саном митрополита, имеет также титул архиепископа Токийского.

Из истории Русской Церкви известно, что её второй, после святителя Михаила, предстоятель митрополит Леонтий в некоторых греческих помянниках именовался архиепископом, что в титулатуре Константинопольской Церкви обозначало более высокий сан, чем сан митрополита. Однако, в дальнейшем предстоятели Русской Церкви именовались уже только митрополитами. При учреждении у нас патриархии в ходе переговоров Патриарх Константинопольский Иеремия предлагал даровать автокефальному предстоятелю Русской Церкви сан архиепископа, со значением более высокого титула, чем митрополичий, каким уже ранее обладали наши предстоятели.

Между тем, уже в ранневизантийскую эпоху на Востоке, первоначально в Константинопольском Патриархате, титул архиепископа стал употребляться и в ином значении. Архиепископами начали титуловать епископов, чьи области, находясь на территории митрополичьего округа, тем не менее, изымались из юрисдикции митрополита и переводились в прямую юрисдикцию Патриарха. Естественно, что такие архиепископы занимали в диптихах места ниже митрополичьих. Ещё позже сан архиепископа становится уже только отличием кафедры, или лично архиерея, не связанным ни с какими особыми властными полномочиями в сравнении с обычными епископами.

В Русской Церкви титул архиепископа впервые был употреблён в XII столетии, а именно, применительно к Новгородским владыкам; впоследствии архиепископами стали титуловаться епископы других кафедр, в частности, Ростовской, Крутицкой, позже Казанской. В Русской Церкви титул архиепископа никогда не был связан с особыми административными полномочиями и является только почётным отличием. При этом наши архиепископы занимают по старшинству положение после митрополитов. В разные времена титул архиепископа усваивался у нас архиереям на разных основаниях: в зависимости от ранга кафедры – по преимуществу в досинодальную эпоху, а также в отдельные периоды синодальной эпохи (в XVIII столетии, после 1764 года – в зависимости от класса епархии); в другие периоды синодальной эпохи сан архиепископа являлся личным отличием архиерея. Именно так обстоит дело в нашей Церкви в настоящее время.

На Западе, в Католической Церкви, титул архиепископа получил значение идентичное с титулом древних митрополитов и, по существу, вытеснил употребление титула митрополита. Сан архиепископа Кентерберийского принадлежит главе Англиканской Церкви.

Что же касается Патриархов, то, как писал митрополит Сардикийский Максим, «не все экзархи носили титул Патриархов, а лишь те, которые стояли во главе диоцезов, епископы городов, которые были важнее других, как политические центры, либо ввиду исторических воспоминаний, как в случае с епископом Иерусалимским»²⁰¹.

Патриархов в древности было, как известно, пять: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Но, сначала, первые епископы этих Церквей именовались не Патриархами, а архиепископами: Александрийские епископы – с первой половины IV века, Римские – со второй. В эпоху Халкидонского Собора ещё не существовало сана «Патриарх», во всяком случае, он не упоминается в канонах этого Собора. Патриарший титул получит распространение в VI столетии.

В каноническом своде впервые о нём идёт речь в правилах Трулльского Собора. Канон 7-й Трулльского Собора гласит: «Диаконы, аще бы имел и достоинство (т. е. какую-либо церковную должность), не занимати места выше пресвитера, разве когда, представляя лице своего Патриарха или митрополита, прибудет во иный град для некоего дела...»

Слово «папа» в III веке было ещё не титулом, а почётным званием, которое могло относиться к любому епископу. Однако, со временем оно закрепилось как титул за епископами трёх первых престолов христианской церкви, первенствовавших до возвышения Константинополя на II Вселенском Соборе, – Римским, Александрийским и Антиохийским. Что касается Римского епископа, то титул «папа» стал самым употребительным из многих его титулов, среди которых и горделивый «викарий Христа», и смиренный «раб рабов Божиих» (servus servorum Dei).

Католикосами называли в древности предстоятелей Церквей, находившихся за восточными границами Византийской империи. Первое упоминание титула католикоса относится к 410 году и связано с именем епископа Селевкии Вавилонской, возглавлявшего христианскую Церковь в Персии и находившегося в зависимости от Антиохийского архиепископа (согласно 6-му канону I Никейского Собора), однако, с очень широкой автономией, поскольку из-за военных действий между Византией и Персией связи католикоса с Антохийской кафедрой были затруднены. После отпадения католикосата в несторианскую ересь, католикосы усвоили себе ещё и титул патриархов, притязая на полную автокефалию.

Кроме того, католикосами титуловались первоиерархи Армянской Церкви. После её отпадения от Вселенского Православия сан католикоса усвоили себе и грузинские первосвятители, зависимые от Антиохийской кафедры, но с середины VIII века фактически самостоятельные, хотя их автокефалию и не признавали в Константинополе и Антиохии. В Армянской Церкви титул католикоса стал более высоким, чем патриарший.

Происхождение титула хорепископа (сельского епископа) связано с появлением в середине II века (сначала на Западе, в Италии) христианских общин вне городов, в местах, удалённых от городских стен. Христианам этих мест было затруднительно участвовать в воскресных богослужениях в городском храме. В эти удалённые места и назначались хорепископы, поскольку в ту пору христианские общины возглавлялись епископами, а пресвитеры только служили им. Со временем институт хорепископов начал терять своё значение, пока, наконец, хорепископы не были заменены периодевтами в пресвитерском сане.

В 13-м правиле Анкирского Собора сказано: «Не подобает хорепископам поставляти пресвитеров или диаконов...» Согласно 14-му канону Неокесарийского Собора, хорепископы посвящались во образ не 12-ти, а 70-ти апостолов, «яко сослужители епископа».

Тем не менее, хорепископы – это всё-таки епископы, а не пресвитеры. Правило10-е Антиохийского Собора гласит: «Святый Собор за благо разсуждал, чтобы состоящие в малых градах или селах предстоятели, или так именуемые хорепископы, знали свою меру, хотя бы они и по чину епископства прияли рукоположение; чтобы они управляли токмо подчиненными им церквами и ограничивали ими свое попечение и распоряжения; чтобы поставляли чтецов, иподиаконов и заклинателей и довольствовались производством токмо в сии чины, а поставляти пресвитера или диакона не дерзали без воли сущаго во граде епископа, которому подчинен и его округ».

В конце IV века институт хорепископства исчезает из церковной жизни. Согласно 57-му правилу Лаодикийского Собора: «Не подобает в малых градах и селах поставляти епископов, но периодевтов; а поставленным уже прежде ничего не творити без воли епископа града. Такожде и пресвитерам ничего не творити без воли епископа».

В новое время институт викарных епископов явился, отчасти, повторением древнего хорепископства, хотя они не тождественны.

В течение веков значение епископских титулов менялось. В Русской Церкви, где нет и никогда не было митрополичьих округов, только патриарх, по своим властным полномочиям, отличается от прочих архиереев. Другие же титулы: митрополит, архиепископ – являются у нас исключительно почётными отличиями.

Существуют различные степени правительственной иерархии и для пресвитеров. В Русской Церкви ныне есть священники, протоиереи и протопресвитеры; в монашестве – иеромонахи, игумены и архимандриты.

Сан протоиерея в Русской Церкви в синодальный период был почти во всех случаях сопряжён с настоятельством в соборном, реже – в приходском храме. Но жаловалось это звание всё-таки не как принадлежность должности, а ввиду личных заслуг. Сану протоиерея предшествовало звание протопопа, вышедшее из употребления в начале XIX века. Протопопы обыкновенно занимали должности благочинных или председателей уездных духовных правлений. В настоящее время, в связи со значительным увеличением числа протоиереев, носители этого сана часто не являются даже настоятелями приходов.

Высший сан пресвитера в Русской Церкви – протопресвитерский. Этот сан всегда был и остаётся сопряжённым с высокими церковными должностями, хотя, имея, как титул, постоянный характер, он, естественно, сохраняется за награждённым этим отличием священником, когда тот, ввиду ухода на покой или по другой причине, перестаёт исполнять протопресвитерскую должность. В синодальный период у нас было четыре протопресвитерских должности: настоятеля Большого придворного собора в Санкт-Петербурге, который был одновременно протопресвитером Московского Благовещенского собора, духовником императорской семьи и начальствовал над придворным духовенством, а также, одно время, над духовенством гвардейских полков; протопресвитера армии и флота, начальствовавшего над военным и морским духовенством, на которого впоследствии было возложено управление духовенством гвардейских и гренадерских полков; настоятели московских кремлёвских соборов: Успенского и Архангельского. В наше время сан протопресвитера принадлежит настоятелю Патриаршего собора.

В диаконской степени, кроме собственно диаконов, мы знаем также протодиаконов и архидиаконов. В синодальный период сан протодиакона у нас жаловался главным диаконам кафедральных соборов, а также диаконам дворцовых церквей. В иных случаях этим титулом награждались, хотя и крайне редко, ввиду исключительных заслуг. Ныне званием протодиакона могут быть награждаемы и диаконы приходских храмов.

Арихдиакон – высший титул диаконской степени. Первоначально, в IV столетии, этот титул присваивался первому диакону кафедрального собора епархии. В ту эпоху архидиакон, помимо участия в совершении богослужения, исполнял обязанности, связанные с попечением о бедных. В следующем столетии на архидиаконов стали возлагаться административные обязанности: управление хозяйством епархии, надзор над низшими клириками, представительство епископа на Соборах, отправление по поручению епископа судебных полномочий. Нередко преемником почившего епископа избирался архидиакон, над которым, разумеется, после этого совершалось последовательно две хиротонии: во пресвитера и, сразу потом, во епископа. Такое преемство часто имело место и на важнейших кафедрах, таких, как Римская и Александрийская.

Как церковные администраторы, архидиаконы возвысились над пресвитерами, что стало со временем рассматриваться как злоупотребление. В связи с этим Трулльский Собор издал 7-е правило, в котором воспретил диакону «аще бы имел и достоинство (т. е. какую-либо церковную должность), занимати места выше пресвитера, разве когда, представляя лице своего патриарха или митрополита, прибудет во иный град для некоего дела». Злоупотребление, которое пресекали отцы Трулльского Собора, совершали, очевидно, чаще других именно архидиаконы. В конце VII столетия в греческих Церквях повсеместно исчезает употребление этого титула, остаётся архидиакон только в Константинополе.

В Русской Православной Церкви сан архидиакона употребляется с двумя разными значениями: он принадлежит первому диакону Патриаршего собора (в синодальную эпоху – первому диакону первенствующего в Российской Церкви Успенского собора Московского Кремя); кроме того, сан архидиакона является наградой для монашествующих диаконов (иеродиаконов), аналогичной сану протодиакона для диаконов из белого духовенства. Архидиакон Патриаршего собора занимает первое место среди диаконов Русской Православной Церкви, старшинство среди монастырских архидиаконов и протодиаконов устанавливается в зависимости от их должностей и старшинства по хиротонии. В отношении титулатуры архидиаконы, как и протодиаконы, имеют преимущество даже и перед священниками, не имеющими сана протоиерея или игумена. Им принадлежит титул Высокопреподобия, в то время, как священникам – только Преподобия. По своему богослужебному облачению архидиаконы не отличаются от протодиаконов, награждённых правом ношения камилавки, то есть им усвоены камилавка и двойной орарь.

Между тем, на Западе в IX столетии архидиаконами были приобретены исключительно широкие полномочия: они стали осуществлять там полноту юрисдикции в округах, на которые были разделены епархии, – так называемые архидиаконства, – являясь своего рода викариями епископов, и, несомненно, занимая, как церковные администраторы и судьи, более высокое положение, чем пресвитеры. В XI – XII веках архидиаконы стали самыми влиятельными прелатами в Католической Церкви, соперничая уже с епископами. В своих округах они пытаются свести до минимума или вовсе исключить юрисдикцию епископа. Реакция на чрезмерное возвышение архидиаконата началась в XIII столетии, и с этих пор значение их начинает падать. Их административно-судебные функции переходят к епископам-суффраганам, оффициалам, генеральным викариям. В XV – XVI столетиях они лишаются судебных полномочий. Тридентский Собор лишил архидиаконов всех прежних полномочий, сохранив за ними только титул. В Католической Церкви в настоящее время этот титул употребляется редко.

В Англиканской Церкви архидиаконы сохранили поныне административные полномочия, являясь представителями епископов по управлению и, в особенности по надзору, за епархиями. В некоторых протестантских церквях титул архидиакона присваивается вторым священникам соборов больших городов.

Все степени правительственной иерархии, в отличие от священных степеней, – исторического происхождения. Они устанавливаются и упраздняются самой Церковью, которая то увеличивает, то уменьшает их число.

Правилом 48-м (39-м) Карфагенского Собора запрещены титулы экзарха, верховного священника и все вообще титулы первого престола, кроме примаса. Но 9-м и 17-м правилами Халкидонского Собора этот запрет был отменён. Противоречит 48-му (39-му) канону Карфагенского Собора и множество других правил, в которых говорится о патриархах, экзархах, митрополитах и архиепископах.

В отличие от священных степеней, которые сообщаются через Таинство Священства – хиротонию, степени правительственной иерархии присваиваются либо по чину хиротесии, либо просто путём назначения, награждения, производства в ту или иную степень законной церковной властью.

Как видно из истории происхождения степеней правительственной иерархии, поначалу каждая из них была связана с определённым объёмом властных полномочий, но со временем эта связь ослаблялась, и степени правительственной иерархии превращались в титулы.

От степеней правительственной церковной иерархии, которые носят постоянный характер, следует отличать церковные должности, имеющие временный характер, связанные с совершенно определёнными властью и обязанностями. В отличие от степеней правительственной иерархии, на церковные должности ставят только путём назначения и производства, без церковного обряда.

Во 2-м правиле Халкидонского Собора, осуждающем симонию, проводится различие между степенями священной и правительственной иерархии, с одной стороны, и церковными должностями – с другой: «Аще который епископ за деньги рукоположение учинит, и непродаемую благодать обратит в продажу, и за деньги поставит епископа, или хорепископа, или пресвитера, или диакона, или иного коего от числящихся в клире, или произведет за деньги во иконома, или екдика, или парамонария, или вообще в какую-либо церковную должность, ради гнуснаго прибытка своего, таковый… да будет подвержен лишению собственной степени...»

Чрезвычайно сложной была иерархия церковных должностей в Константинопольской Церкви, выросшая из константинопольского пресвитериума, хотя носителями некоторых должностей могли быть не пресвитеры, а диаконы.

Эти должности были поделены на 9 рангов (9 пятериц). В первую пятерицу входили великий хартофилакс, великий эконом, великий сакеларий, великий скевофилакс, сакелий. Затем в первую пятерицу была внесена и шестая должность – протэкдика. Перечисленные чины именовались церковными архонтами (князьями) и составляли особое сословие, подобное сословию римских кардиналов.

Хартофилакс, часто в сане диакона, исполнял обязанности главного секретаря Патриарха. Он заведовал архивом кафедры, хранил грамоты и акты, в которых определены права или преимущества церковных учреждений; выдавал грамоты на построение церквей и монастырей; руководил избранием и определением на церковные должности пресвитеров и диаконов; наблюдал за состоянием веры и благочестия в епархии; разрешал спорные вопросы, касающиеся дисциплины, особенно по поводу брачных дел. Кроме того, по полномочию, полученному от первосвятителя, хартофилакс вершил суд над клириками и мирянами по духовным делам, а в отношении клириков – и по гражданским спорам. Великий эконом был главным из экономов, заведовавших церковным хозяйством. Должность эконома учреждена отцами Халкидонского Собора, что получило отражение в сформулированном ими 26-м правиле.

Великий скевофилакс ставился для хранения церковной утвари и казны, а также для наблюдения за порядком при совершении богослужений, соединяя в себе обязанности нашего ризничего, казначея и благочинного храма.

Великий сакеларий назначался для управления монастырями и, в первую очередь монастырским имуществом.

В ведении сакелария находились приходские церкви, а также, по некоторым свидетельствам, и женские монастыри.

Проэдикдик возглавлял коллегию экдиков (церковных адвокатов), которые защищали интересы Церкви в гражданских судах. Обыкновенно в должности экдиков состояли диаконы.

Весьма высокое положение в системе церковного управления занимали так называемые Патриаршие синкеллы (сожители), поначалу являвшиеся чем-то вроде келейников Патриарха, наблюдавших за порядком в их домашней жизни. Впоследствии, однако, синкеллы стали чрезвычайно влиятельными помощниками и даже заместителями Патриарха в делах церковного управления. Это почётное звание в Средневековье стремились получить и епископы.

Аналогичные должности существовали и в других патриархатах Востока, а также при кафедрах митрополитов и епископов. Причём в истории Церкви наблюдалась явная тенденция превращения и этих должностных чинов в титулы.

В настоящее время наиболее распространёнными должностями пресвитеров у нас являются должности настоятелей приходов, благочинных, секретарей епархиального управления и членов епархиального совета.

Низших клириков называют ещё церковнослужителями. Их степени устанавливаются самой Церковью. Она может вводить новые степени и должности церковнослужителей, равно как и упразднять уже существующие.

На свои должности церковнослужители назначаются, а в степени поставляются чином хиротесии – руковозложения, которое, в отличие от рукоположения, хиротонии, совершается вне алтаря, в храме. Право поставлять младших клириков на церковнослужительские степени принадлежит епископу, а в монастырях хиротесию могут совершать их настоятели – архимандриты и игумены. Правило 14-е VII Вселенского Собора гласит: «Рукоположение же чтеца творити позволяется каждому игумену в своем, и токмо в своем монастыре, аще сам игумен получил рукоположение от епископа в начальство игуменское, без сомнения, уже будучи пресвитером». Игумен в древности являлся непременно настоятелем монастыря, в некоторых случаях он мог даже и не иметь пресвитерского сана. Совершенно очевидно, по смыслу правила, что ныне совершать хиротесию вправе лишь те игумены и архимандриты, которые начальствуют, настоятельствуют в монастыре.

Степени низших клириков введены в жизнь Церкви исторически, они не существовали в ней с самого начала. Но уже в апостольский век в христианском богослужении участвовали лица, на которых возлагались обязанности, подобные тем, какие исполняют ныне церковнослужители. Это были миряне, служившие привратниками храма, блюстителями порядка за богослужением, чтецами, и действовали они под началом диаконов.

Число должностей церковнослужителей со временем увеличивалось. Постепенно они составили иерархию от высших до низших и, тем самым, превратились в степени низшей правительственной иерархии Церкви.

Из мирян исполнители церковнослужительских обязанностей переходили в разряд клириков. Этот процесс в латинских Церквях происходил быстрее, чем в греческих.

Как отмечает исследователь этой темы Евдоким Ревва, «первое бесспорное известие о субдиаконах на Западе, и именно в Риме, даёт нам письмо папы Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию»²⁰². Переписка относится к 250 году. В своём послании папа Корнилий перечисляет должностных лиц Римской Церкви и среди них упоминает субдиаконов. Он пишет, что «в Риме под главенством епископа состояло 46 пресвитеров, 7 диаконов, 7 иподиаконов, 42 аколуфа, а также заклинатели, чтецы и привратники»²⁰³.

По словам профессора Н. Суворова, «так как в Риме крепко держались предания о семи мужах иерусалимских, как родоначальниках диаконской должности, то, несмотря на громадную численность христианской общины в таком городе, как Рим, Римская Церковь не считала возможным увеличить число диаконов, а вместо того создала семь вспомогательных к ним иподиаконов, или субдиаконов»²⁰⁴.

К той же эпохе относится и известное из истории Карфагенской Церкви поставление священномучеником Киприаном исповедника Оптата субдиаконом В 29-м послании святой Киприан вслед за сообщением об этом поставлении пишет, что предварительно они испытал Оптата, «есть ли в нем все то, что должно быть в тех, кто готовится к клиру»²⁰⁵. Значит, иподиакон (субдиакон) в ту пору считался не мирянином, а клириком.

На Востоке иподиаконат в III веке получил большое распространение, но нет источников, относящихся к этой эпохе, в которых бы упоминались иподиаконы, как вполне определённая степень низших клириков. Косвенным образом о существовании особого чина церковнослужителей свидетельствует 10-е правило Неокесарийского Собора (314 г.), согласно которому «диакон, аще впадет в тот же грех, должен быть низведен в чин простого служителя Церкви (υπερετης)».

Слово «иподиакон» впервые на Востоке встречается у Евсевия Кесарийского. Он упоминает о некоем иподиаконе Диосполийской общины. В «Церковной истории» (около 325 года) Евсевий говорит также об анагностах (чтецах) и экзорцистах (заклинателях)²⁰⁶. Степени иподиаконов, равно как и чтецов, певцов, заклинателей, упоминаются в Апостольских правилах, в канонах Антиохийского и Лаодикийского Соборов.

В 43-м Апостольском правиле читаем: «Иподиакон, или чтец, или певец, подобное творящий (в 42-м Апостольском правиле речь идёт о пьянстве и увлечении азартными играми епископов, пресвитеров и диаконов. – В. Ц.), или да престанет, или да будет отлучен. Такожде и миряне». Церковнослужители здесь отличаются как от священнослужителей, так и от мирян.

На Западе имеются многочисленные источники, свидетельствующие о существовании степени субдиакона в IV веке.

В первые два столетия истории христианской Церкви аколуфат не представлял собой особого чина. Когда же число верующих возросло и иподиаконы были уже не в состоянии исполнять обязанности низшего служения, им в помощь назначались особые служители – аколуфы.

Слово «аколуф» (ακολυθος) означает «спутник», «служитель своего господина в пути». Святой Игнатий Богоносец называет Реоса «избранным мужем, который мне последует (ακολουθει) из Сирии после того, как он отверг мир»²⁰⁷.

Первоначально аколуфы, как низшие служители, помогали принимать жертвенные дары – хлеб и вино, наблюдали за чистотой священных сосудов, исполняли обязанности, подобные тем, которые несут ныне алтарники.

Некоторые авторы усваивают аколуфам и несение других обязанностей. Немецкий учёный Крюлл считает, что аколуфы сопутствовали со светильниками диаконам, направлявшимся читать Евангелие, то есть были свещеносцами (ламподариями)²⁰⁸. Другой автор, Зайдл, полагает, что аколуфы составляли почётный караул епископа²⁰⁹. Подобно нашим алтарникам, они в первые века христианства не поставлялись в особую степень и не причислялись к клиру.

На Западе аколуфов, как и иподиаконов, уже в III столетии начинают причислять к клирикам, что очевидным образом вытекает из процитированных выше строк из письма Римского епископа Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию.

На Востоке аколуфы упоминаются у Евсевия в рассказе о Никейском Соборе, на который, как он пишет, прибыло более 250-ти епископов, «имея при себе священников, диаконов, аколуфов и многих других»²¹⁰. Одни авторы считали, что Евсевий говорит об аколуфах западных епископов, другие – что под аколуфами Евсевий подразумевает всех вообще епископских слуг, составляющих свиту, а не церковнослужителей особой степени²¹¹.

Во всяком случае, в 24-м правиле Лаодикийского Собора, содержащем перечень священнослужительских и церковнослужительских степеней, не упоминаются аколуфы: «Не подобает освященному лицу, от пресвитера до диакона, и потом кому-либо из церковного чина, даже до иподиаконов, или чтецов, или певцов, или заклинателей, или дверников, или из монашеского чина, в корчемницу входити». Эта степень сохранилась ныне, кроме Римско-Католической, также в Армяно-Григорианской Церкви.

Степень экзорцистов, или заклинателей, восходит к тем христианам апостольского века, которые, независимо от того, являлись они священнослужителями или мирянами, обладали особой харизмой – даром заклинания злых духов. В эпоху гонений (I – начало IV вв.) этот дар был распространён среди христиан. Святой Иустин Философ в «Разговоре с иудеем Трифоном» говорит: «Мы, верующие в распятого при Понтии Пилате Иисуса Христа Господа нашего, заклинаем всех демонов и нечистых духов и держим их в нашей власти»²¹². Ориген писал: «Тех (то есть демонов. – В. Ц.) многие из христиан прогоняют из одержимых не посредством каких-либо измышлений, магического или медицинского искусства, но только молитвой и простыми заклинаниями и притом такими, которые может употреблять и самый простой человек, как вообще простецы (ιδιωται) делают это»²¹³.

Упоминание «простецов» несомненно свидетельствует о том, что этот дар в век Оригена не был связан со служением в клире, но на Западе заклинание уже в начале III столетия, а возможно, и ещё раньше, становилось делом клириков.

Тертулиан писал: «Сами еретические женщины, как они смелы! Они осмеливаются учить, спорить, делать экзорцизмы, обещать исцеления и даже крестить»²¹⁴. Осуждая еретичек за их поползновения на исполнение обязанностей, не свойственных женщинам, Тертулиан тем самым выразил, вероятно, господствовавшее в Православной Африканской Церкви убеждение, что заклинание – это дело мужчин и, вероятно, клириков, поскольку «деланию экзорцизмов» отведено место рядом с учительством и совершением крещений.

Святой Павлин Ноланский (V в.), рассказывая об иерархическом служении святого пресвитера Феликса, писал: «В первые годы он служил лектором, потом занял степень, служение которой состояло в том, чтобы голосом веры заклинать злых и изгонять их священным словом»²¹⁵. Речь здесь идёт, несомненно, о служении экзорциста. Святой Феликс скончался в 256 году, следовательно, ступени чтеца и заклинателя (экзорциста) он прошёл в начале или, во всяком случае, в первой половине III века.

На Востоке же лишь в IV столетии экзорцитат институализируется. Это связано было с тем, что по мере угасания харизматических даров росло число случаев бесчинных злоупотреблений практикой совершать заклинания, поэтому Церковь вынуждена была закрепить соответствующее служение за определённой степенью клириков.

В 24-м правиле Лаодикийского Собора экзорцисты причисляются к «церковному чину», а согласно 26-му правилу того же Собора, лицам, не поставленным епископом, запрещено совершать заклинания в церквах и частных домах.

Огласительные заклинания стали со временем составной частью чинопоследования Таинства Крещения, совершаемого епископом или пресвитером. Поэтому, наконец, отпала необходимость в особом чине экзорцистов. На Востоке эта степень также исчезла из жизни Церкви. На Западе же она сохранилась, хотя и утратила связь с действиями, соответствующими своему названию.

Появление чина чтецов (лекторов) связано с чтением Священного Писания за богослужением. В первые века истории христианской Церкви читать в храме могли все члены Церкви – священнослужители и миряне, но впоследствии соответствующее служение закрепилось за лицами, особенно искусными в чтении. Эти лица были подчинены диаконам и вошли в состав низшего клира. В конце II столетия лектор (по-гречески – αναγνοστος) становится должностным лицом в Церкви. Разные авторы не одинаково отвечают на вопрос о том, было ли это связано с учреждением особой степени в иерархии церковнослужителей. Так, профессор В. Н. Мышцын, основываясь на том, что чтец формально поставлялся, а перед поставлением подвергался строгому испытанию, делает вывод о его принадлежности к клирикам²¹⁶. Западный учёный Виланд считает, что чин чтеца при этом «не изменил по существу своего светского характера», но чтецы вошли в состав официально служащих лиц, иными словами, чтец – это должность, а не сан»²¹⁷.

Существование чтецов в III веке на Востоке подтверждается «Дидаскалией». В ней читаем: «Обычная часть приношений уделяется епископу, одна часть дается вдовам, вдвойне против этого диаконам, если желают почтить пресвитеров, то им должно дать, как и диаконам, вдвойне против вдов, и, наконец, если есть лектор, то и он получает вместе с пресвитерами»²¹⁸.

Замечание святого Павлина о том, что до поставления в заклинатели Феликс служил чтецом, свидетельствует о существовании этого чина на Западе уже в начале III века. В середине III века о лекторах (чтецах), как об особой церковнослужительской степени, пишут уже Римский епископ Корнилий и священномученик Киприан Карфагенский.

В 26-м Апостольском правиле чтецы причисляются к клиру. В IV веке чтецы упоминаются в 10-м правиле Антиохийского и в 24-м правиле Лаодикийского Соборов, а 10-е правило Сардикийского Собора требует, чтобы кандидаты епископства предварительно проходили служение чтеца, диакона и пресвитера.

Низшая из церковнослужительских степеней в Католической Церкви – это остиарии, привратники (по-гречески – θυρωροι). В первые три столетия христианской истории не было особой степени остиариев. Как на Западе, так и на Востоке обязанности привратника возлагались на мирян, а затем – на иподиаконов (субдиаконов). На Востоке ещё в середине IV века обязанности привратников исполняли иподиаконы: 22-е правило Лаодикийского Собора предписывает «не оставляти церковных дверей».

Позже, возможно, во второй четверти IV века, как считает Е. Ревва, «иподиаконам были приданы специальные церковнослужители, составившие собственный церковный чин»²¹⁹. В 24-м правиле Лаодикийского Собора говорится уже о привратниках как об особой степени церковного чина. Правила Лаодикийского Собора представляют собой, в сущности, синопсис канонов разновремённых Соборов Фригийской области, поэтому в них могут быть отражены разные стадии в истории становления церковных институтов.

На Западе в IV столетии остиариат приобретает значение клерикальной степени, а IV Карфагенским Собором (398 год) был установлен порядок посвящения в остиарии.

Чин певца на Западе не вошёл в иерархию клириков; тем не менее, на Востоке некоторое время певцы посвящались в свою степень и причислялись к клирикам. В апостольский век пение в христианском богослужении было общим, всенародным. Однако, вскоре всенародное пение стало заменяться хоровым. И на Востоке, и на Западе хоровые певцы не составляли особого состояния в Церкви и были, несомненно, мирянами. Вместе с тем, кроме хоровых певцов в пении участвовали особые певцы, исполнявшие соло (попеременно с народом или хором, так называемые cantores (ψαλτες). Большинство историков считает, что первоначально cantores (певцы) причислялись к чтецам, а в первой половине IV века отделились от них, как особый чин. Псалмы в храме читались нараспев или пелись, поэтому те, кто читал или пел их, исполняли служение чтеца особого рода.

Отделение певцов от чтецов в качестве особой степени зафиксировано в 15-м каноне Лаодикийского Собора: «Кроме певцов, состоящих в клире, на амвон входящих и по книге поющих, не должно иным некоторым пети в Церкви». Очевидно, до издания этого правила на амвоне, кроме посвящённых певцов-клириков, могли петь и миряне. В 24-м правиле Лаодикийского Собора упоминаются певцы наряду с чтецами, а 23-е правило того же Собора гласит: «Не должно чтецам и певцам орарь носити и тако читати и пети».

Очевидно, прежде бывали случаи, когда чтецов и певцов награждали орарем. В этом обстоятельстве заключено доказательство того, что те и другие мыслились состоящими в клире. Отделение чина певцов от чтецов произошло, однако, только на Востоке. На Западе же служение певцов не выделялось как особая степень и продолжало составлять один чин со служением чтецов (лекторов). В нашей Церкви псаломщики, совершающие служение древних певцов, не получают особого посвящения и являются мирянами.

Таково происхождение степеней низших клириков, каждая из которых сохранилась в Католической Церкви латинского обряда. Аколуфы, экзорцисты, лекторы и остиарии, однако, уже не исполняют тех обязанностей, которые соответствовали бы их названиям и которые действительно связаны были с этими степенями в древности.

При совершении богослужения в католических храмах прислуживают и миряне, особенно часто – мальчики. Но для занятия степени иподиакона требуется предварительно пройти все четыре низшие степени. Низшим степеням предшествует у католиков так называемая тонзура – пострижение. Оно состоит в том, что на темени выстригается кружок, который должен был и впредь оставаться выстриженным и позволял отличать католического клирика от мирянина. В древности этот обычай был распространён во Вселенской Церкви; в Древней Руси у духовных лиц на темени тоже выстригалось «гуменце».

Традиционная католическая доктрина всем церковнослужительским степеням усваивает апостольское происхождение, рассматривая каждую из них, как производную от диаконского служения. Поэтому в Католической Церкви, в отличие от Православной, церковнослужители не отделяются от священнослужителей, причём последовательное поставление в каждую из этих степеней обязательно.

В Православной Церкви, как известно, степени низших клириков не считаются богоучреждённым институтом. По сравнению с IV веком, в наше время в Православной Церкви осталось меньше степеней низших клириков – только иподиаконы и чтецы; причём поставление в обе эти степени обыкновенно совершается в день диаконской хиротонии, а в современной Сербской Церкви вообще нет церковнослужителей-клириков. В некоторых Православных Поместных Церквях сохранилась лишь одна церковнослужительская степень – иподиаконская. Впрочем, у нас тоже обязанности иподиаконов и чтецов обыкновенно исполняют миряне, не получившие поставления по чину хиротесии.

Помимо церковнослужительских степеней, Древняя Церковь знала ещё и такие должности, с которыми хотя и связано было определённое служение, но оно не означало принадлежности их исполнителей к клиру.

Во II веке, в эпоху гонений, на Западе появляется такое церковное состояние как фоссоры, или коптиаты, – «труждающиеся» (гробокопатели). Почитание останков христианских мучеников вызвало стремление противопоставить убийствам христиан и обесчещению их святых мощей заботу о правильно устроенном погребении и охране мощей.

Таким образом, возникла особая группа лиц, для которых погребение мучеников и всех усопших в христианской вере стало их главной обязанностью.

На Западе фоссоры составляли особую коллегию. На Востоке они появляются позже, лишь в IV веке. Рескриптом императора Констанция от 357 года фоссоры освобождались от налогов. В этом рескрипте они именуются клириками. Однако клириками они были в том смысле, что являлись церковно-должностными лицами. Вероятно, лишь руководители коллегий копиатов поставлялись через хиротонию. Большинство учёных считает, что только в отдельных общинах копиаты составляли особую степень; повсеместного распространения обычай поставления копиатов на церковнослужительскую степень не получил ни на Востоке, ни на Западе. В более позднюю иерархию клириков эта степень не вошла.

Ещё одна церковная должность, не сопряжённая с пребыванием в клире, – эксцепторы. В обязанности эксцепторов входило составление стенографических мученических актов. Выполняли эти обязанности и миряне, и клирики низших степеней, обыкновенно люди молодого возраста.

Древняя Церковь знала и такую должность, как герменевты. Они тоже могли быть и мирянами, и клириками, и, особенно часто, чтецами. Герменевты переводили Священное Писание и поучения предстоятеля во время богослужения там, где общины были смешанными греко-латинскими по языку или в их состав входили люди, державшиеся местных языков (сирийского, армянского, коптского – на Востоке; германских или кельтских наречий – на Западе) и не владевшие классическими языками. Возможно, что эта должность выросла из харизматического истолкования пророческих речей апостольского века.

Древняя Церковь знала и такие служения, которые исполнялись женщинами, именовавшимися церковными вдовами, диакониссами и пресвитериссами. Отцы Халкидонского Собора изрекли в 15-м правиле: «В диакониссы поставляти жену, не прежде четыредесяти лет возраста, и притом по тщательном испытании». Вальсамон в толковании на это правило писал: «То, о чём говорится в настоящем правиле, совершенно вышло из употребления, ибо ныне не рукополагают диаконисс, хотя некоторые подвижницы не в собственном смысле и называются диакониссами, потому что есть правило, определяющее, чтобы женщины не входили во святый алтарь».

В наше время женщины могут прислуживать в храме, участвовать в управлении приходским хозяйством, но для них не существует поставления в особый чин. Во всяком случае, между древними поставлениями во вдовы, диакониссы и присвитериссы и поставлением в церковнослужительские степени не следует ставить знак равенства. Это было всего лишь благословением на исполнение церковного служения.

Обязанности клириков вытекают из их должностей. Но, помимо служебных обязанностей, есть ещё и такие, которые связаны с образом жизни духовных лиц и нравственными нормами, которым они должны подчиняться.

Общее правило тут таково: всё, что служит препятствием для рукоположения со стороны кандидата в клир, возбраняется и уже посвящённому священнослужителю или церковнослужителю. Даже единократно совершённое тяжкое греховное деяние: убийство, хотя бы и невольное, блуд, прелюбодеяние, воровство – влекут за собой, согласно канонам, извержение из сана ( 25-е и 66-е Апостольские правила; 3-е, 32-е, 51-е и 70-е правила Василия Великого).

Клирики должны быть высоконравственными лицами. Каноны запрещают им пьянство и азартные игры. «Епископ, или пресвитер, или диакон, игре и пиянству преданный, или да престанет, или да будет извержен» (42-е Апостольское правило), «иподиакон, или чтец, или певец, подобное творящий, или да престанет, или да будет отлучен» (43-е Апостольское правило).

Правило 62-е Трулльского Собора запрещало духовным лицам под угрозой извержения из сана, равно как и мирянам, под угрозой отлучения, участие в празднествах, связанных с языческими обрядами, переодеванием мужчин в женские одежды, надеванием масок.

Клирикам возбраняется поднимать руку на человека, даже на провинившегося. Апостольское правило 27-е гласит: «Повелеваем епископа, или пресвитера, или диакона, биющего верных согрешающих или неверных обидевших, и чрез сие устрашати хотящего, извергати от священного чина. Ибо Господь нас сему не учил; напротив того, Сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал».

Высокие требования предъявляются к семейной жизни клириков. Неженатым священнослужителям вступление в брак запрещено. Как гласит 26-е Апостольское правило, «повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными, желающие вступают в брак одни токмо чтецы и певцы».

Правило 10-е Анкирского Собора дозволило диаконам вступать в брак и после хиротонии, но при условии, чтобы о таком намерении было объявлено епископу перед рукоположением. Однако, уже 6-е правило Трулльского Собора строго запретило брак не только диаконам, но даже и иподиаконам после поставления.

Было бы противно закону духовного роста вступать в плотский брак после хиротонии, совершаемой в образ обручения с паствой. В то же время, опыт семейной жизни, опыт управления «малой церковью», по выражению святителя Иоанна Златоуста, может послужить хорошей школой для подготовки к окормлению народа Божия.

Брак клириков должен быть строго моногамным. Второй брак вдовым священнослужителям и церковнослужителям безусловно запрещается.

Поместный Собор Российской Православной Церкви 1917 – 1918 годов вынес Определение, призванное оградить достоинство священного сана. Опираясь на апостольские наставления о высоте священного служения (1Тим. 3, 2, 12; Тит. 1, 6) и на каноны (3-е правило Трулльского Собора и др.), Собор подтвердил недопустимость второго брака для вдовых и разведённых священнослужителей²²⁰.

Для клирика недопустима и так называемая пассивная бигамия. Правило 8-е Неокесарийского Собора гласит: «Аще жена некоего мирянина, прелюбодействовав, обличена будет в том явно, то он не может прийти в служение церковное. Аще же по рукоположении мужа впадет в прелюбодейство, то он должен развестись с нею. Аще же сожительствует, не может касатися служения, ему порученнаго».

В толковании на этот закон Зонара писал: «Так как жена прелюбодейна осквернена, а тот, кто телесно с ней сожительствует, составляет с ней одно тело, то и он участвует в осквернении. Но как может быть дозволено священнослужение оскверненному?».

Если нарушение брачной верности женой клирика несовместимо со священнослужением, то нарушение её самим духовным лицом, равно как и блуд безбрачного священнослужителя, тем более недопустимы.

Трулльский Собор в своём 12-м правиле строго запретил брачное сожительство епископам: «Дошло до сведения нашего и то, что в Африке, и Ливии, и в иных местах некоторые из тамо сущих боголюбезнейших предстоятелей, и по совершившемся над ними рукоположении, не оставляют жити купно со своими супругами, полагая тем претыкание и соблазн другим. Имея убо великое тщание, дабы все устрояти к пользе порученных паств, признали мы за благо, да не будет отныне ничего таковаго. Сие же глаголем не ко отложению или превращению Апостольского законоположения, но прилагая попечение о спасении и о преуспеянии людей на лучшее, и о том, да не допустим какого-либо нарекания на священное звание».

Причина введения безбрачного епископата заключалась в том, что в эпоху Трулльского Собора большое распространение получило монашество, и кандидатов на архиерейство из числа монашествующих было вполне достаточно, а по слову апостола Павла, «неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор. . 32 – 33).

Впрочем, отцы Трулльского Собора не требовали, чтобы кандидаты епископства были лишь из числа безбрачных; они только настаивали, чтобы «жена производимого в епископское достоинство, предварительно разлучася с мужем своим, по общему согласию, по рукоположении его в епископа, да вступит в монастырь, далеко от обитания сего епископа созданный, и да пользуется содержанием от епископа» (48-е правило Трулльского Собора).

Впоследствии в Церкви сложился обычай поставлять в епископы только монахов. Если же кандидатом избирался не монах, он перед хиротонией должен был принять постриг. Каноны и церковная традиция однозначно свидетельствуют о беззаконии обновленческого опыта введения белого епископата, а также дозволения вступать клирикам во второй брак.

Из жизни духовных лиц должно быть устранено всё, что может соблазнить паству. Согласно 24-му правилу Трулльского Собора «никому из числящихся в священном чине, ни монаху, не позволяется ходити на конские ристалища или присутствовати на позорищных играх. И аще кто из клира зван будет на брак, то при появлении игр, служащих к обольщению, да восстанет и тотчас да удалится, ибо так повелевает нам учение отец наших. Аще же кто обличен будет в сем, или да престанет, или да будет извержен».

Предосудительно для клирика и посещение корчемниц: «Аще кто из клира в корчемнице ядущий усмотрен будет, да отлучится, кроме случая, когда на пути по нужде в гостинице отдыхает» (54-е Апостольское правило). Канон 55-й Лаодикийского Собора запрещает духовным лицам устроение пиршеств у себя дома.

Во избежание соблазна правила возбраняют вдовым или неженатым клирикам держать у себя дома посторонних женщин: «Великий Собор без изъятия положил, чтобы ни епископу, ни пресвитеру, ни диакону и вообще никому из находящихся в клире не было позволено иметь сожительствующую в доме жену, разве матерь, или сестру, или тетку, или те токмо лица, которые чужды всякого подозрения» (3-е правило I Вселенского Собора).

Правило 77-е Трулльского Собора угрожает клирику извержением, а мирянину – отлучением за мытьё в общественной бане вместе с женщинами – такой обычай был распространён в языческой среде и сохранялся в христианской Византии. Как гласит 22-й канон VII Вселенского Собора, «священническое житие избравшим, не совсем позволительно ясти наедине с женами, а разве купно с некоторыми богобоязненными и благоговейными мужами и женами, дабы и сие общение трапезы вело к назиданию духовному».

Многие занятия и профессии несовместимы со священнослужением. Согласно канонам, клирикам запрещаются исполнение общественных и государственных должностей и военная служба (6-е, 81-е Апостольские правила; 11-е правило Двукратного Собора). Как гласит 6-е Апостольское правило, «епископ, или пресвитер, или диакон, да не приемлет на себя мирских попечений. А иначе да будет извержен от священного чина». Канонический запрет распространяется на исполнение клириками текущих административных обязанностей. История свидетельствует о том, что Церковью не возбранялось участие клириков в коллегиальных органах государственной власти.

Клирикам запрещаются ростовщичество (4-е правило Лаодикийского Собора) и торговля, особенно винная (18-е правило Карфагенского Собора; 9-е правило Трулльского Собора). Священнослужители также не должны брать на себя поручительство по частным делам, заниматься откупами и всяким предпринимательством.

Отцы Халкидонского Собора в 3-м правиле изрекли: «Дошло до святаго Собора, что некоторые из принадлежащих к клиру, ради гнуснаго прибытка, берут на откуп чужия имения и устрояют мирския дела, о Божием служении небрегут, а по домам мирских людей скитаются и поручения по имениям приемлют из сребролюбия. Посему определил святый и великий Собор, чтобы впредь никто, ни епископ, ни клирик, ни монашествующий, не брал на откуп имений, и в распоряжение мирскими делами не вступал, разве токмо по законам будет призван к неизбежному попечительству над малолетними, или епископ града поручит кому иметь попечение о церковных делах, или о сиротах и вдовах безпомощных, и о лицах, которым особенно нужно оказать церковную помощь, ради страха Божия. Аще же кто впредь дерзнет преступити сие определение, таковый да будет подвергнут церковному наказанию».

Духовным лицам запрещаются также занятия, связанные с пролитием человеческой и даже животной крови, например, врачебная практика, особенно хирургия (Номоканон при Большом Требнике, ст. 132; постановление Патриарха Луки Хрисоверга). Несчастный случай во время операции подвергает хирурга обвинению в невольном убийстве, и, если он клирик, то это, согласно канонам, влечёт за собой извержение из сана. Священнослужителю, приносящему бескровную жертву, возбраняется и охота, неизбежно связанная с пролитием крови.

Каноны касаются и внешнего вида клириков, их одежды. В 27-м правиле Трулльского Собора говорится: «Никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути; но всякий из них да употребляет одежды, уже определенныя для состоящих в клире. Аще же кто учинит сие, на едину седмицу да будет отлучен от священнослужения».

В Русской Церкви «Инструкция благочинным» обязывала благочинных наблюдать, чтобы священники, диаконы и причетники носили соответствующую их званию одежду: священники и диаконы – рясы тёмного цвета, а причетники – платья, приличные духовному чину²²¹. Постановлением Присутствия по делам православного духовенства от 16 апреля 1869 года церковнослужителям было дозволено по желанию носить светское платье и стричь волосы²²². В XIX веке такое же право предоставлялось и клирикам, служащим за границей при посольских и консульских церквях.

В XX столетии впервые стали носить светское платье священнослужители-обновленцы. В послевоенные годы носить светское платье было дозволено у нас и клирикам канонической Православной Церкви. Священнослужители Русской Православной Церкви ныне обыкновенно надевают светское платье и подстригают усы и бороду. Ничего противоречащего канонам и обычаям Древней Церкви в этом нет. Но, очевидно, нельзя упрекнуть священника или диакона, которые в своём внешнем виде вполне следуют традициям, сложившимся на Руси. Совершенное удаление бороды, хотя и не запрещено канонами, всё-таки предосудительно, ибо представляет собой вызов многовековой традиции и противоречит тому представлению о внешнем виде священника, которое сложилось в благочестивом народном сознании.

Согласно 16-му правилу VII Вселенского Собора, клирикам возбраняется щегольство и пышность в одежде: «Всякая роскошь и украшение тела чужды священническаго чина и состояния. Сего ради епископы, или клирики, украшающие себя светлыми и пышными одеждами, да исправляются. Аще же в том пребудут, подвергати их епитимии, такожде и употребляющих благовонные масти».

По словам Зонары, «люди из внешнего заключают о внутреннем и неизвестном. И если увидят, что лица, посвятившие себя в удел Богу, не держатся устава и обычая по отношению к одежде или надевают на себя светские, пёстрые и дорогие одежды, то от бесчиния во внешнем отношении будут заключать и о внутреннем состоянии посвятивших себя Богу».

Долг клирика – хранить верность своему призванию до конца жизни. В 7-м правиле Халкидонского Собора содержится угроза анафемой оставляющему служение пред алтарём Господним: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирский чин; иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме».

Лица, сложившие с себя сан, в Византии лишались и некоторых гражданских прав. В России синодским Указом 1831 года впервые было дозволено просить о снятии с себя сана в исключительных обстоятельствах, особенно по вдовству в молодых летах. Такие лица, лишённые священства по прошению, могли приниматься на государственную службу лишь через шесть лет после сложения сана – диаконы, и через десять лет – пресвитеры.

В наше время в связи с отделением Церкви от государства сложение с себя сана влечёт за собой не гражданско-правовые, но только церковные последствия.

Рукоположение наделяет принявших его не только особыми благодатными дарами, но и некоторыми отличиями от мирян в церковно-правовом отношении. Лицо, облечённое в духовный сан, окружено особым почтением со стороны мирян. Однако, принимая знаки уважения, священнослужитель должен помнить слова Спасителя: «Цари господствуют над народами, и, владеющие ими, благодетелями называются, а вы не так, но, кто из вас больше, будь, как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк. 22, 25 – 26).

В первые века христианства, когда Церковь рассматривалась в Римской империи, как «недозволенная коллегия», когда она была вне закона и гонима, особое положение клириков в христианской общине не давало им никаких преимуществ в государстве; напротив, епископы и пресвитеры подвергались первому удару со стороны гонителей.

После Миланского эдикта и утверждения симфонии – гармонических отношений между Церковью и империей – духовенство получило многие гражданские привилегии. Византийское правительство, сознавая, что служение Церкви требует всех сил от клириков, освобождало их от некоторых финансовых обязанностей, которые возлагались на прочих граждан. Кроме того, по основной части гражданских дел духовенство в Византии было подсудно епископскому суду, а не светским магистратам. Духовенство в Византии, в соответствии с канонами (83-е Апостольское правило; 7-е правило Халкидонского Собора; 55-е правило Василия Великого), освобождалось от военной службы. На основании 6-го Апостольского правила клирики освобождались и от гражданской службы для того, чтобы, как отмечал Зонара, они «беспрепятственно проходили Божественное служение». Духовенство устранялось от адвокатской деятельности, поручительства и опеки, от так называемых чёрных работ.

Учение о привилегиях духовенства в области гражданских правовых отношений с особой тщательностью разработано католическими канонистами.

Совершенно очевидно, однако, что привилегии духовенства вытекают не столько из норм внутреннего церковного права, сколько из положений внешнего права Церкви, обусловлены её правым статусом в государстве. В новую эпох в тех странах, где Церковь отделена от государства, большая часть этих привилегий утратила под собой почву.

Западные канонисты выделяют пять привилегий клира:

привилегию канона (privilegium canonis);

привилегию подсудности (privilegium fori);

иммунитет (privilegium immunitatis);

привилегию чести (privilegium honoris);

привилегию посильной ответственности (privilegium competentia).

Название первой привилегии происходит от особого канона II Латеранского Собора (1139 г.), согласно которому оскорбление духовного лица или монаха действием влекло за собой экскоммуникацию – отлучение, снять которое мог только папа.

В православном церковном праве нет столь сильной защиты неприкосновенности духовных лиц. Каноны ограждают, правда, неприкосновенность личности епископа особыми прещениями в отношении покушающихся на неё. В 3-м правиле Собора в Святой Софии содержится предупреждение мирянину, который дерзнёт поднять руку на епископа, – о предании его анафеме.

Право клириков на особую защиту их личной неприкосновенности признавали византийские законы, помещённые в «Кодексе» и «Новеллах» святого Юстиниана, в «Василиках». Это отражено и в нашей «Кормчей». В синодальную эпоху оскорбление, нанесённое священнослужителю при отправлении им своей должности, в уголовном законодательстве расценивалось, как квалифицированное преступление.

Современное законодательство не предусматривает такой привилегии духовенства, как и всех прочих его привилегий, во всём рассматривая клириков наравне с остальными гражданами.

Вторая привилегия клириков по римско-католическому праву – привилегированная подсудность, получила своё развитие и в Византии, и на Руси. В Средневековье духовенство по всем гражданским, и даже по некоторым уголовным делам, было подсудно исключительно церковной власти.

На Руси только в случае совершения особо тяжких преступлений (убийство, разбой, татьба с поличным) клирик прежде лишался сана по святительскому суду, а потом отдавался в руки светской власти для уголовного наказания. Но в синодальную эпоху привилегированная сословная подсудность духовенства практически была упразднена. Тем более не имеют такой привилегии клирики в странах, где Церковь отделена от государства.

Третья привилегия – иммунитет, свобода от личных и имущественных повинностей, получила широкое распространение в Византии. При Константине Великом духовенство было освобождено от воинской повинности, от исполнения гражданской службы, от налогов.

На Руси эта привилегия предоставлялась духовенству далеко не в тех масштабах, как в Византии. От воинской повинности клирики освобождались, но подать с церковных земель взималась, хотя лично духовенство не облагалось подушной податью. Лишь в 1915 году был введён подоходный налог, который взимался со всего населения, не исключая и епископов.

Привилегия чести касается внутрицерковных отношений, не связана с государственным законодательством, и в этой своей части не подлежит изменениям в зависимости от изменения статуса Церкви в государстве. Апостол Павел учит в Послании к Тимофею: «Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении» (1Тим. 5, 17).

В Церкви сохранился древний обычай: диаконы, церковнослужители и миряне испрашивают благословение у пресвитеров и епископов, а пресвитеры – у епископов.

Во взаимных отношениях между клириками разных степеней преимущество чести имеет тот, кто принадлежит к высшей степени. Во взаимных отношениях между духовными лицами одной степени, согласно 97-му правилу Карфагенского Собора, первенство чести определяется старейшинством хиротонии: «поставленные после других отдают преимущество поставленным прежде», а также для епископов – значением занимаемых кафедр: «да сохраняется право первенствующих епископов Нумидии и Мавритании».

В Византии при определении первенства среди архиереев преобладал второй принцип: ранг кафедры. Вальсамон в толковании на 97-й канон Карфагенского Собора писал: «Ныне… престолы церквей пользуются честью по расписанию, изданному императором господином Львом Мудрым, которое хранится в архиве святой Божией Великой Церкви». Во внимание принималось, безусловно, и то место, которое занимал епископ в правительственной иерархии степеней. Митрополиты имели преимущество чести перед архиепископами, а те, в свою очередь, перед епископами. В Русской Церкви ранг чести между архиереями одной правительственной степени определяется старшинством хиротонии во епископа.

Места Первоиерархов в диптихах Вселенской Православной Церкви сложились исторически. Места четырёх Восточных Патриархов определяются 6-м и 7-м правилами I Вселенского и 3-м правилом II Вселенского Соборов. Ранг предстоятелей других автокефальных Церквей, согласно «Афинской Синтагме», зависит от времени получения автокефалии, хотя из этой нормы есть исключения.

Первенство среди пресвитеров, диаконов, низших клириков определяется их саном, а для клириков одного сана – наградой. При определении первенства имеет также значение занимаемая должность. Священник, подчинённый по должности, уступает место своему начальнику, даже если имеет большую награду. При равенстве по сану, награде и должности преимущество вытекает из старшинства хиротонии или хиротесии. При одновременной хиротонии первенство может определяться образованием.

С. В. Булгаков в «Настольной книге для священно-церковнослужителей» писал о порядке соборного служения клириков, установленном распоряжениями церковной власти: «Настоятель церкви при всех соборных богослужениях предстательствует пред прочими священниками той же церкви… При соборном служении иерей, безусловно, должен уступить место протоиерею. Не имеющий набедренника, обыкновенно, уступает первенство священнику, награждённому набедренником и т. д. до скуфьи, камилавки, синодального наперсного креста и пр… Кроме того, в отношении к порядку стояния при соборном священнослужении, принимаются во внимание условия служебные. В силу этих условий благочинные из священников уступают место только протоиереям, а в остальных случаях первенствуют, хотя бы и находились священники более заслуженные. Точно так же первенствуют и окружные духовники, как отцы духовные, избранные самими же священниками. Кроме этого, в нашей Церкви искони существуют отличия учёные, которые тоже принимаются в данном случае во внимание и на основании которых священник, окончивший академию, первенствует перед священником из семинаристов; точно так же и протоиерей-академик перед протоиереем из семинаристов, но при этом следует иметь в виду, что первенство при соборном служении приобретается не столько учёными степенями, сколько старшинством службы в священном сане и вместе знаками служебных отличий (каковы камилавка, наперсный крест, палица и т. п.), так что отступление от такого обычного порядка может быть допускаемо только по особому распоряжению местной епархиальной власти… Если настоятель известной церкви из неокончивших курс, а служащие с ним иноприходные священники, хотя моложе его, но окончившие полный семинарский курс, то из них первенствует в священнослужении настоятель местной церкви. В данном случае право старшинства обусловливается не степенью школьного образования, а служебным положением священнослужителей… Если же служат лица равной иерархической или служебной степени и учёного положения, то первенствует раньше рукоположенный, или раньше получивший протоиерейство, камилавку и т. п. Вообще, при служении нескольких священников старшинство по обычному порядку предоставляется тому, кто имеет высшие отличия, а при равенстве таковых – тому, кто ранее рукоположен в сан священника, при равенстве же времени посвящения – тому, кто выше по образованию»²²³.

Порядок, описанный С. В. Булгаковым применительно к положению дел в конце синодальной эпохи, в целом сохранился и ныне. В наше время последовательность награждения пресвитеров из белого духовенства у нас такова: набедренник, скуфья (крайне редкая награда, обыкновенно пропускается), камилавка – право награждения этими отличиями принадлежит епархиальному архиерею. И более высокие отличия, которыми удостаивает Святейший Патриарх (а в Украинской Церкви – Блаженнейший Митрополит), – наперсный крест, протоиерейство, палица, крест «с украшением», митра, право служения Божественной Литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской, далее – с отверстыми вратами до «Отче наш», второй крест и третий, Патриарший, крест. Высший сан пресвитеров – протопресвитерский. Награждение монашествующих пресвитеров имеет некоторые особенности: иеромонахов не награждают скуфьёй и камилавкой, место протоиерейства в иерархии отличий занимает сан игумена; сан архимандрита либо предшествует награждению митрой, что бывает весьма редко, либо, обыкновенно, удостоенные сана архимандрита одновременно награждаются митрой.

С. В. Булгаков в заключении справки о порядке стояния перед престолом при соборном служении справедливо и уместно замечает: «Пастыри всячески должны избегать у престола Господня споров о месте, помня заповедь Спасителя, чтобы «болий» между ними был «яко миний», и «старей», «яко служай» (Лк. 22, 26), тем более, что первенство ничего не прибавляет к достоинствам пастыря и, напротив, неимение его нисколько не унижает»²²⁴.

Для диаконов награждением служит право совершения богослужений с двойным орарем, для протодиаконов – камилавка.

Церковные каноны, законы и обычаи, предписывая низшим клирикам оказывать честь высшим, возбраняют неумеренные знаки почтения, противные христианскому духу.

В «Духовном Регламенте» не без сарказма, свойственного этому документу, читаем: «Се же того ради предлагается, чтобы укротити оную вельми жестокую епископов славу, чтобы оных под руки, донеле же здрави суть, не вожено, и в землю бы оным подручная братия не кланялась… И оные поклонцы самоохотно и нахально стелются на землю, чтобы степень себе исходатайствовать недостойный, чтобы так неистовство и воровство свое покрыть»²²⁵.

Государственные законы императорской России предоставляли духовным лицам большие преимущества и отличия. Архиереи приравнивались к особам трёх первых классов по Табели о рангах – высшим военным и гражданским чинам. Актом 1869 года совершеннолетним детям священнослужителей, не состоявшим на церковной службе и не обучавшимся в духовных школах, были предоставлены права личных дворян, а детям церковнослужителей в аналогичных случаях – права почётных граждан. Со времён императора Павла I духовные лица сопричислялись к орденам (за исключением тех, которые были приняты Российской короной от Польского королевства: Станислава и Белого Орла); награждение этими отличиями влекло за собой присвоение прав личных и потомственных дворян.

В наше время, когда сословный строй упразднён, священнослужители не имеют никаких привилегий в гражданских правоотношениях, но, как и все граждане, они могут получать государственные награды, почётные звания и т. д.

Пятая привилегия по католическому праву – право посильной ответственности по судебным взысканиям (privilegium competentiae). Заключалось он в том, что имущество клириков, составляющее их материальное обеспечение, не могло быть взыскано и за долги. Российское законодательство такой привилегии духовенства никогда не знало.

Слово «монах» (μοναͯξος) означает «уединённый». На православном Востоке монахи называются также калугерами (добрыми старцами).

Монашество – особое состояние в Церкви, при этом, однако, оно не представляет собой третьего, наряду с клириками и мирянами, сословия в церковном народе, поскольку одни монахи принадлежат к чину клириков, а другие, как и простые миряне, не имеют сана.

Монашество – институт, выросший исторически, но корни его заложены уже в самой Евангельской проповеди. Господь Иисус Христос призывал Своих учеников к совершенству и отречению от благ мира. Путь к такому отречению лежит и через обет девства.

В Евангелии сказано: «Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; есть скопцы, которые оскоплены от людей; есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19, 10 – 12).

Евангельское совершенство предполагает, помимо целомудрия, нестяжательность, бескорыстие, вплоть до отказа от всяких земных имений: богатому юноше, пришедшему к Спасителю, чтобы узнать у Него, как обрести вечную жизнь, Господь сказал: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21).

Апостол Павел писал коринфянам: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения» (1Кор. 7, 32 – 35).

Девственниками были святой Иоанн Богослов и другие Апостолы. В первые века церковной истории многие христиане, стремясь к совершенству, давали обеты безбрачия, раздавали своё имущество нищим. Святой Игнатий Богоносец в послании к Поликарпу писал: «Кто может в честь Господа плоти пребывать с чистоте, пусть пребывает без тщеславия»²²⁶. Святой Иустин Философ, апологет и мученик, говорил:: «Есть много мужчин и женщин лет шестидесяти и семидесяти, которые, из детства сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве, и я готов указать таких из всякого народа»²²⁷. Другой апологет, Афинагор, писал о христианах: «Между нами найдёшь многих мужчин и женщин, которые состареваются безбрачными, надеясь тоже соединиться с Богом, ибо жизнь девственная или целомудренная более приближает нас к Богу»²²⁸.

Свидетельства об обетах девства есть и у других древних христианских писателей: Оригена, Тертулиана, Минуция Феликса. Климент Александрийский писал о том, что обет безбрачия был обязателен для тех, кто его дал²²⁹.

Первоначально христианские девы и девственники не разрывали связи с семьёй и миром. Потом, в III веке, некоторые из давших обет девства стали уходить в пустыню. Так родилось монашество. Первые монахи были отшельниками, анахоретами, проводившими аскетическую и духовно-созерцательную жизнь в пустыне, в пещерах, в лесах. Основателем пустынножительства явился преподобный Антоний Великий.

Другой египетский монах – Пахомий Великий – соединил многих отшельников в одном обиталище, которое было устроено в Фиваидской пустыне. Это была первая киновия. Преподобный Пахомий Великий составил первый общежительный монастырский устав. Вскоре такие киновии, получившие название монастырей, стали появляться и в других христианских странах – в Палестине, Сирии и Понте.

Подробная регламентация монастырского устроения принадлежит святителю Василию Великому. Он составил 55 пространных и 313 кратких правил для монастырей и монахов. Эти правила и поныне являются законом для монашества. Они сводятся к неукоснительному соблюдению монахами трёх обетов: послушания старшим, начальствующим с отречением от собственной воли; целомудрия; нестяжательности, с отречением от всякой собственности.

В IV веке монашество получает самое широкое распространение в Римской империи. Расцвет монастырей объясняется, главным образом, снижением общего уровня нравственности церковного народа вследствие наплыва в Церковь недавних язычников после Миланского эдикта и христианизации государства. Люди, стремившиеся осуществить в своей жизни высокий Евангельский идеал, порывали связь с миром, который уже не гнал их, и уходили в пустыню, чтобы там претерпеть иное гонение, воздвигаемое врагом спасения. В IV столетии появляются первые женские монашеские общины.

В этом же веке монашество распространяется и на западе империи: вначале – на Британских островах. Монастыри у британских и ирландских кельтов были связаны с существовавшим тогда клановым строем, и настоятель общины являлся одновременно главой родового клана²³⁰. У кельтов монастырская покаянная дисциплина впервые стала применяться и в отношении мирян, получив выражение в особых уставах – пенитенциалах. Шотландский монах Колумбан основал несколько монастырей во Франкском королевстве и в Северной Италии.

Ещё большая роль в распространении монашества на Западе принадлежит преподобному Венедикту Нурсийскому († 543 г.), основателю монастыря в Монте-Кассино близ Неаполя. Устраивались и другие обители на Западе; среди них – монастырь в Клюни, который оказал огромное влияние на жизнь всей Западной Церкви в XI столетии.

На Западе со временем появились различия между монастырями по их целям, строю жизни, уставам – так сложились монашеские ордена. Древние монастыри, жившие по Уставу святого Венедикта (по-латыни – Бенедикта), и те обители, которые позже принимали этот Устав, составили орден бенедиктинцев. В Средневековье появились ордена доминиканцев, францисканцев, предикаторов, в эпоху контрреформации – иезуитов.

«Специализация» католических монастырей по орденам связана с тем, что уже в Уставе преподобного Венедикта акцент сделан не на духовно-созерцательных и аскетических целях, а на церковно-практических. А цели эти многообразны. У одного ордена она церковно-просветительская, у другого – миссионерская, у третьего – собственно аскетическая, у четвёртого – благотворительная. В Католической Церкви монастыри, управляемые аббатами, приорами, ректорами, супериорами, объединяются в орденские провинции, во главе которых стоят провинциалы, которые, в свою очередь, подчинены генералу всего ордена.

Между тем, на Востоке различие между разными видами монашеского подвижничества сводилось к делению монастырей на общежительные и особожительные.

Общецерковное законодательство впервые коснулось монастырей только в V веке. Отцы Халкидонского Собора в 4-м правиле изрекли: «Истинно и искренне проходящие монашеское житие да удостаиваются приличныя чести. Но поскольку некоторые, для вида употребляя одежду монашескую, разстроивают церкви и гражданские дела, по произволу ходя по градам, и даже монастыри сами для себя составляти покушаются, то разсуждено, чтобы никто нигде не созидал и не основывал монастыря или молитвенного дома без соизволения епископа града. Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении епископа, да соблюдают безмолвие, да прилежат токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира, да не вмешиваются ни в церковныя, ни в житейския дела, и да не приемлют в них участия, оставляя свои монастыри, разве токмо когда будет сие позволено епископом града, по необходимой надобности. Да не приемлется также в монастырях в монашество никакой раб без воли господина его. Преступающему же сие наше определение, определили мы быти чуждым общения церковного, да не хулится имя Божие. Впрочем, епископу града надлежит имети о монастырях должное попечение».

Как видим, отцы Халкидонского Собора ставили своей целью оградить церковное управление от бесчинного вмешательства беспокойных монахов. Монашеские общины, согласно приведённому правилу, должны пребывать в совершенном подчинении епископов. Таким образом, из частного общества они превращаются в церковный институт. Между тем, на Западе монашеские ордена были изъяты из юрисдикции местных епископов и подчинены непосредственно папе.

Первоначально монахам возбранялось принимать на себя духовный сан. Они приглашали для богослужения в свои обители священников, которым запрещалось даже переночевать в монастыре. Когда преподобному Пахомию предложили сделаться пресвитером, он бежал, а пустынножитель Антоний отсёк себе ухо, чтобы уклониться от епископства.

Однако, уже по «Уставу» Василия Великого каждый монастырь должен был иметь своих священников из числа монашеской братии. Впоследствии монахи, служащие в монастырских церквях пресвитерами, стали именоваться иеромонахами, а служащие диаконами – иеродиаконами. Со времени Трулльского Собора, узаконившего безбрачие епископата (12-е правило), монахи, прославившиеся безукоризненной чистотой своего жития, стали чаще других возводиться на епископские кафедры. В Русской Церкви даже установился обычай, получивший силу церковного закона, хиротонисать во епископы исключительно монахов. Как отмечал А. С. Павлов, «Греческая Церковь до сих пор не знает этого правила. Там большею частью в архиереи посвящаются только так называемые монахи, то есть не принявшие полного монашества. Но если кто рукоположен во епископа, не будучи монахом, то он уже не может принять монашество и при этом сохранить и сан, и власть епископа, ибо, говоря словами 2-го канона Собора в храме святой Софии, «обеты монашествующих содержат в себе долг повиновения и ученичества, а не учительства и начальствования», каково епископство, монахи «обещают не иных пасти, но пасомыми быти». Отсюда Собор совершенно логически выводит то заключение, что епископ, принявший монашество, подлежит удалению со своей кафедры в монастырь на монашеские подвиги. Само собой понятно, что он при этом не лишается своего сана, а теряет права власти епископской»²³¹.

Далее А. С. Павлов ставит вопрос: «Если в данном случае монашеские обеты признаются несовместимыми с епископством, то почему они не препятствуют получению епископского сана и соединённой с ним иерархической власти? ...В ответ должно сказать, – продолжает он, – что в этом последнем случае монашество является как бы приготовлением к архиерейству, которое даётся высшею церковною властью и принимается рукополагаемым именно по долгу повиновения установленной духовной власти»²³².

Сами по себе монашеские обеты не сообщают монахам звания духовных лиц. Согласно 2-му правилу Халкидонского, 81-му правилу Трулльского, 5-му, 9-му и 13-му правилам VII Вселенского Соборов, монахи стоят в одном ряду с мирянами, а не с клириками. Но между клириками и монахами (даже не рукоположенными с священный сан) много общего. Целью и тех, и других является служение исключительно Церкви и делу духовного совершенства. И отрекшиеся от монашеского сана монахи подлежат прещениям, подобно тому, как караются клирики за произвольное свержение с себя духовного сана. Правило 7-е Халкидонского Собора гласит: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирский чин; иначе, дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме». Монахи, подобно клирикам, во всём подчиняются своим епископам. Поэтому государственные законы Российской империи всех монахов причисляли к духовенству²³³, отличая только чёрное (или монашествующее духовенство) от белого. В синодальную эпоху монахи пользовались теми же сословными привилегиями, что и клирики: освобождались от податей и личных повинностей; по гражданским делам были подсудны своему духовному начальству.

Для пострига не требуется строгой богоугодной жизни в прошлом, какая предполагается относительно кандидата священства. Необходимо только искреннее покаянное настроение. Даже самый порочный образ жизни в прошлом не препятствует постригу, ибо монашество суть подвиг непрестанного покаяния, а каяться должен всякий грешник.

При этом ясно говорится в 43-м правиле Трулльского Собора: «Позволительно христианину избрати подвижническое житие, и по оставлении многомятежной бури житейских дел, вступити в монастырь и пострищися по образу монашескому, аще бы и обличен был в каком-либо грехопадении. Ибо Спаситель наш Бог рек: «Грядущего ко Мне не изжену вон» (Ин. 6, 37). Понеже убо монашеское житие изображает нам жизнь покаяния, то искренно прилепляющегося к оному одобряем, и никакой прежний образ жизни не воспрепятствует ему исполнити свое намерение».

Для принимающих монашеский постриг существует, однако, ряд условий. Что касается возраста, то каноны дозволяют принимать для подготовления к постригу 10-летних (40-е правило Трулльского Собора), а для произнесения самих обетов – семнадцатилетних (18-е правило Василия Великого). В России же в синодальную эпоху государственное законодательство дозволяло постриг мужчинам не ранее тридцати лет от рождения, а женщинам – сорока лет. От этого закона допускались и отступления, но при рассмотрении ходатайств Святейшим Синодом. На учащихся духовных семинарий и академий этот возрастной ценз не распространялся. Им дозволялось принимать постриг в 25 лет. Не распространялся возрастной ценз и на вдовых священников. Поместный Собор в своём определении «О монастырях и монашествующих» снизил возрастной ценз для постригаемых до 25 лет. Для пострига послушника в более раннем возрасте, согласно Определению, требовалось благословение епархиального архиерея. В последующий период, в послевоенные годы, постриги у нас совершались без соблюдения возрастного ценза, установленного Собором. В отдельных случаях это влекло за собой негативные последствия ввиду недостаточной духовной зрелости принимавших постриг в молодые годы. В связи с этим Архиерейский Собор 2000 года принял определение: «Для улучшения духовной подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении тридцати лет, за исключением студентов духовных школ и вдовых священнослужителей»²³⁴. По существу дела, это возвращение к испытанной практике синодальной эпохи, за исключением только того, что для пострижения женщин устанавливается одинаковый с мужчинами возрастной ценз.

Постригу предшествует предварительный послушнический искус, который нормальным образом должен продолжаться три года, но в случае тяжкой болезни или для лиц, очевидно расположенных к иноческому житию, послушнический искус может быль сокращён (5-е правило Двукратного Собора). Согласно указу Святейшего Синода от 25 мая 1832 года, лица, окончившие духовно-учебные заведения, и вдовые священнослужители освобождались от послушнического искуса.

Необходимое условие для пострига – свободное и непринуждённое стремление к иночеству. В 40-м правиле Трулльского Собора говорится, что «мы должны не без испытания безверменно приимати избирающих житие монашеское, но и в отношении к ним соблюдати преданное нам от отец постановление, и сего ради должно приимати обет жизни по Бозе, яко уже твердый и происходящий от ведения и разсуждения».

В российском законодательстве синодальной эпохи принуждение к монашескому постригу квалифицировалось как уголовное преступление. Обеты родителей, обрекающих своих детей на постриг без согласия на то детей, признавались и в церковном, и в государственном праве не имеющими силы.

В Византии и Древней Руси существовало ошибочное мнение, что принудительный постриг и даже только облачение в монашеские одежды (хотя бы и в шутку) делает монахом. Истории известно много примеров насильственных постригов государственных деятелей – политических соперников государя.

В российском законодательстве особое значение придавалось тому, чтобы ищущий пострига был свободен от обязанностей, несовместимых с монашеством. Законами запрещалось постригать мужа при живой жене и жену при живом муже, если только не было взаимного согласия со стороны того и другого поступить в монастыри. При этом требовалось также, чтобы супруги были бездетными, или чтобы их дети уже не нуждались в родительском попечении. В таком случае жену можно было постричь в любом возрасте, но муж должен был достичь тридцати лет.

Запрещалось постригать лиц, обременённых долгами, находящихся под судом, состоящих на военной или гражданской службе без увольнения от городских и сельских обществ. До реформы 1861 года крепостных нельзя было постригать без согласия на то их помещиков.

До издания «Духовного Регламента» (1721 г.) право пострига в монахи принадлежало всякому игумену – настоятелю монастыря. Но синодским указом от 3 марта 1725 года этого права были лишены не только игумены, но даже и епархиальные архиереи. Ходатайствовать о постриге стало можно лишь перед Святейшим Синодом. И только почти полтораста лет спустя после этого, в 1865 году, Святейший Синод предоставил власть решать вопрос о принятии монашества епархиальным архиереям. Архиерейский Собор 2000 года подтвердил этот порядок: «Постриги должны совершаться только по благословению епархиальных Преосвященных»²³⁵.

Постриг совершали в древности настоятели монастырей. В VI веке считалось, что пострижение может совершать только монах-пресвитер. Об этом говорится в 45-м правиле Патриарха Никифора Исповедника. Профессор С. В. Троицкий отмечал, однако: «Распространённую практику пострижения только монахами нельзя считать единственно допустимой. По 19-му правилу VII Вселенского Собора пострижение может совершать всякое лицо священного чина»²³⁶. Блаженный Иероним называл постриг «вторым Крещением»²³⁷. Подобно тому, как при Крещении присутствует восприемник, так и при постриге присутствует духовный отец, или старец, который берёт на себя обязательство научить новопостриженного монашеской жизни. Согласно 2-му правилу Двукратного Собора, духовным отцом должен быть настоятель монастыря.

Из содержания монашеских обетов, смысл которых в отречении от обыкновенного человеческого общежития, вытекают определённые отречения: монахи не могут вступать в брак; российскими монастырскими уставами им запрещается употребление мяса; монахи не могут быть восприемниками, поскольку восприемничество налагает обязанности, несовместимые с удалением от мира; монахам в священном сане, согласно 84-й статье «Номоканона при Большом Требнике», возбраняется служение в приходских церквях и совершение приходских треб, в особенности венчание браков; по «Уставу» Василия Великого и в соответствии с 6-м правилом Двукратного Собора, монахи не могут иметь личной собственности, всё имущество, внесённое ими в монастырь, должно принадлежать монастырю.

Поэтому законы Российской империи предписывали, чтобы перед постригом ищущий монашества распорядился своим имуществом: отдал родовое имение законным наследникам, а благоприобретённое – по усмотрению. На этом же основании государственные законы не признавали за монахами ни права на завещание, ни права получать имущество по наследству и по завещанию. Однако, по российским законам из этих правил делались исключения, во-первых, для начальствующих монахов, во-вторых, для монахов необщежительных монастырей. Начальствующие лица из числа монахов (архиереи, архимандриты, игумены, настоятели и настоятельницы, наместники монастырей и ризничий Московского Синодального дома) имели право иметь движимую собственность, передавать её по наследству и по завещанию, кроме вещей ризницы (митр, крестов, панагий). Эти вещи, даже приобретённые на личные средства, переходили в собственность церкви, где служил почивший.

Как писал А. С. Павлов, «канонический принцип монашеской нестяжательности не выдерживался во всей строгости и по отношению к простым монахам монастырей необщежительных»²³⁸. К таким монастырям в России принадлежали те, которые до 1764 года владели вотчинами и которым после секуляризации церковных земель назначалось штатное жалование. От штатного монастыря насельники получали только общую трапезу, а всё остальное они приобретали собственным трудом, на доходы от монастырской службы и жалование от казны, по штатам. Монахи штатных монастырей могли на свои средства строить и покупать кельи, но с условием, чтобы они оставляли их монастырю в случае своей смерти или по выходе из монастыря. По завещанию монахи таких монастырей могли приобретать от архиереев и других монастырских начальников иконы, панагии, кресты, книги.

Однако в общежительном заштатном монастыре правило нестяжательности выдерживалось строго. Всё здесь было общим, всё принадлежало монастырю. Даже настоятели общежительных монастырей не имели права завещать имущество.

В настоящее время у нас ни гражданские, ни церковные законы не запрещают монахам иметь собственность, но при этом идеал нестяжательности сохраняет своё значение в полной мере.

Всем монахам канонами запрещается торговля: исключение делается только относительно продажи изделий, выполненных их руками (с дозволения начальства и через посредство особо выделенных престарелых братий). Монахи не могут принимать на хранение чужие вещи, кроме духовных книг. Монахи также лишены права вмешиваться в гражданские и общественные дела, права быть опекунами, попечителями и поверенными в делах, не касающихся монастырей. Об этом говорится уже в 3-м и 4-м правилах Халкидонского Собора.

Обеты монашеские даются пожизненно. Поэтому самовольное сложение с себя иноческих обетов и возвращение в мир рассматривается как тяжёлое каноническое преступление. Согласно 7-му правилу Халкидонского Собора, такие преступники подвергаются анафеме. По византийским законам монаха, сбежавшего из монастыря и отложившего монашеские одежды, возвращали в монастырь в принудительном порядке, а за повторное бегство обращали в податное состояние. Этот закон вошёл в «Кормчую книгу» (ч. 2, л. 59, об.). В России в синодальную эпоху дозволялось просить о сложении с себя монашеского сана. Эта просьба исполнялась после шестимесячного увещания через монастырского настоятеля и старшую братию, потом – через духовных лиц, назначенных архиереем, и, наконец, в консистории. Постановление о снятии сана выполнялось духовной консисторией, но в исполнение оно приводилось только с разрешения Святейшего Синода. Уволенный из монашества возвращался в то сословие, к которому принадлежал по рождению. При этом он лишался тех званий, чинов, отличий, которые мог приобрести до пострига. Не возвращалось ему и имущество, внесённое им в монастырь; он навсегда лишался права поступать на гражданскую службу.

По степени приближения к идеалу иноческого жития монахи разделяются на три чина: рясофорных монахов, то есть получивших чёрную монашескую рясу в залог будущих обетов монашества; действительных, или мантийных, монахов, уже произнесших три установленных обета – послушания, целомудрия и нестяжательности – и получивших при постриге мантию; и схимников, или схимонахов, связанных обетом совершенного отречения от мира и человеческого общества и отличающихся особыми одеждами, которые называются все вместе великою схимою.

Монахи, принимающие великую схиму, которая предполагает совершенное отречение, обыкновенно оставляют исполнение церковных должностей, уходят на покой. Правило 2-е Собора в храме святой Софии, согласно которому епископ, принявший постриг, подлежит удалению с кафедры в монастырь на монашеские подвиги, прилагается у нас применительно к архиереям, принимающим великую схиму, ибо в буквальном смысле этот канон у нас не может быть применён, поскольку поставлению во епископы в Русской Церкви непременно предшествует постриг. Понятно, что принявший великую схиму епископ при этом не лишается своего сана, но только утрачивает епископскую власть. Аналогичный порядок установлен и для принявших великую схиму наместников монастырей и других должностных лиц в пресвитерском или диаконском сане.

По церковным законам, монастырь может быть основан только с согласия правящего епископа, им он должен быть и освящён.

Монастырь должен находиться в полной зависимости от епископа, подлежать его надзору и суду (4-е правило Халкидонского Собора). Освящённый монастырь не может быть превращён в мирское жилище. Он призван всегда служить благочестивым целям. Отцы Двукратного Собора в 1-м правиле изрекли: «Созидание монастырей дело толико важное и достохвальное, древле блаженными и преподобными отцами нашими благоразумно изобретенное, усматривается ныне худо производимым. Ибо некоторые, дав своим имениям и усадьбам имя монастыря и обещаваяся посвятити оныя Богу, пишут себя владельцами пожертвованного. Они ухищренно умысливают посвятити Богу единое наименование, ибо не стыдятся усвояти себе ту же власть и после пожертвования, какую не возбранялось им прежде имети. И такое корчемство примешалося к сему делу, что к удивлению и огорчению видящих, многое из посвященнаго Богу явно продается самими посвятившими. И не токмо нет в них раскаяния о том, яко попускают себе властвование над тем, что единожды уже посвятили Богу, но и другим безстрашно передают оное. Того ради святый Собор определил: да не будет позволено никому созидати монастырь без ведения и соизволения епископа; но с его ведением и разрешением и с совершением подобающей молитвы, якоже древле богоугодно законоположено, монастырь да созидается; все же к нему принадлежащее, купно с ним самим да вносится в книгу, которая да храниться в епископском архиве. И пожертвователь без воли епископа отнюдь да не имеет дерзновения самого себя или вместо себя другаго поставити игумном. Ибо аще не может кто-либо быти обладателем того, что подарил человеку, то како может быти попущено кому восхищати обладание тем, что он посвящает и приносит Богу».

Имущество монастыря должно, согласно канонам, навеки оставаться в монастыре. Ряд правил угрожает тяжкими прещениями всякому, кто осмелится нанести ущерб монастырскому достоянию. Правило 24-е IV Вселенского Собора гласит: «Единожды освященным, по изволению епископа, монастырям пребывати монастырями навсегда; принадлежащия им вещи сохраняти, и впредь не быти оным мирскими жилищами. Попускающие же сему быти, да подлежат наказаниям по правилам».

Эта норма повторяется в 49-м правиле VI Вселенского Собора. А в 13-м каноне VII Вселенского Собора читаем: «При случившемся, по грехам нашим, бедствии в церквах некоторые святые храмы, епископии и монастыри некиими людьми расхищены и соделалися обыкновенными жилищами. Аще завладевшие оными восхотят отдати их, да будут возстановлены по-прежнему, то добро и благо есть; аще же не тако, то сущих от священническаго чина повелеваем извергати, а монахов или мирян отлучати, яко осужденных от Отца, и Сына, и Святаго Духа, и да вчинятся, идеже червь не умирает, и огонь не угасает… Понеже они гласу Господню противятся, глаголющему: не творити дому Отца Моего домом купли».

Зонара в толковании на это правило писал об обстоятельствах, которые послужили его изданию: «Во время иконоборческой ереси много совершалось дерзновенного против православных. А более прочих подвергались преследованиям отцы священного сана и монахи так, что многие из них оставили свои церкви и монастыри и сбежали. Итак, когда церкви и монастыри оставались пусты, некоторые занимали их и присвояли себе и обращали в мирские жилища».

Общее правило о зависимости монастырей от епархиальных епископов было «в XVII веке подвергнуто частному изменению установлением так называемых ставропигиальных монастырей. Ставропигией (σταυρο πηγιον) называлось водружение креста при основании известного монастыря не местным епископом, а Патриархом, вследствие чего монастырь получал самостоятельное управление и не зависел от епархиального епископа»²³⁹.

В ставропигиальных монастырях возносится имя не местного епископа, а Патриарха. Патриарху, который управляет такими монастырями через своих наместников, принадлежит право надзора за управлением и жизнью монастыря, право вершить суд по делам братии. Как отмечал епископ Никодим, «ставропигиальным правом мог пользоваться всякий Патриарх во всех епархиях своей области, а Константинопольский Патриарх и вне своей области по всему Востоку»²⁴⁰. В России в синодальную эпоху ставропигиальными называли монастыри, находившиеся в непосредственном ведении Синода, а не местных епархиальных архиереев. В XIX веке семь обителей в России числились ставропигиальными: Ново-Спасский, Симонов, Донской и Заиконоспасский монастыри в Москве, Ново-Иерусалимский в Московской епархии, Спасо-Яковлевский в Ростове Великом и Соловецкий на севере. После восстановления Патриаршества ставропигиальные монастыри находятся у нас в непосредственном ведении Святейшего Патриарха, который назначает в мужские ставропигиальные монастыри своих наместников. Женские ставропигиальные монастыри имеют своих настоятельниц, но при этом состоят в ведении Патриарха, как правящего архиерея, даже если они находятся на территории иных епархий.

Внутреннее управление в монастырях возглавляет настоятель, во всём подчинённый епархиальному епископу. Первоначально настоятеля обители именовали «авва» (αββας), «отец». Впоследствии настоятелей больших и особо важных монастырей стали именовать архимандритами (от αρχων (начальник) της μαυδρας (загон для скота), обозначающее в данном случае общину монахов, как стадо Христово). Первоначально это наименование появилось в Антиохийском Патриархате. В V веке распространилось повсеместно на греческом Востоке. Имя некоего архимандрита Василия упомянут в деяниях Ефесского Собора (431 г.). Ряд архимандритов упомянут поимённо в актах Константинопольского Собора 448 года. Этот термин употреблён также в «Энотиконе» императора Зенона 482 года. Так назывались вначале игумены, которых епископы назначали для надзора за всеми монастырями епархии. Затем, после того, как эта обязанность стала возлагаться на великих сакеллариев, звание «архимандрит» стало почётным титулом игуменов важнейших монастырей епархии. В V – VI веках архимандритами, равно как и игуменами, могли быть не только пресвитеры, но также монашествующие диаконы и монахи, не имеющие священного сана. Позже архимандритами могли поставляться исключительно пресвитеры. Согласно 120-й новелле святого императора Юстиниана, назначать архимандритов может епископ. С 1908 года в Константинопольском Патриархате право возводить в архимандриты принадлежит исключительно Патриарху.

В Русской Церкви титул архимандрита впервые упоминается под 1174 годом применительно к игумену Киево-Печерского монастыря Поликарпу, причём он назван одновременно архимандритом и игуменом. Под 1226 годом упомянут архимандрит Новгородского Юрьевского монастыря, под 1230 годом – архимандрит Рождественского монастыря во Владимире-на-Клязьме, под 1261 годом – архимандрит Богоявленского монастыря в Ростове. Вероятно, что, как это имело место в Константинопольском Патриархате, сан архимандрита в Киевскую эпоху у нас мог иметь только игумен одного и важнейшего монастыря епархии; впоследствии архимандритами могли уже титуловаться настоятели и других значительных монастырей епархии. При этом из употребления исчезает одновременное именование настоятелей игуменами и архимандритами.

После разделения монастырей на классы в 1764 году звание архимандрита было закреплено за настоятелями первоклассных и второклассных мужских монастырей. Сан архимандрита даже и в синодальную эпоху был почти во всех случаях и обозначением должности. Титулярных архимандритов, не являвшихся одновременно настоятелями монастырей, было мало, причём, чаще всего, это были наместники больших монастырей, настоятелями и священноархимандритами которых являлись архиереи.

В новейший период у нас большинство архимандритов не являются уже ни настоятелями, ни наместниками монастырей. Сейчас это уже не должность, а только сан или титул. Причиной этой метаморфозы в употреблении термина «архимандрит» может считаться как универсальная тенденция к превращению наименований и государственных, и церковных должностей в почётные отличия, ранги или титулы, так и особенности церковной жизни у нас в эпоху гонений, когда монастыри были повсеместно закрыты, а потом возобновлены в незначительном числе, так что в некоторых из них оказалось по нескольку архимандритов.

Из того обстоятельства, что в синодальную эпоху кандидатами на архиерейские должности были исключительно архимандриты, у нас сложился обычай в тех случаях, когда во епископы избирается не архимандрит, возводить его прежде епископской хиротонии в сан архимандрита. Право возводить в архимандриты в синодальную эпоху принадлежало Святейшему Синоду, в настоящее время оно принадлежит Святейшему Патриарху, в Украинской Православной Церкви – её предстоятелю, митрополиту Киевскому.

В Русской Православной Церкви сейчас почти во всех случаях возведение в сан архимандрита сопровождается награждением – правом совершать богослужение в митре. Поэтому по старшинству архимандриты стоят на одной ступени с митрофорными протоиереями, если они не являются настоятелями ли наместниками монастырей, принадлежностью каковых, помимо митры, является также посох.

Настоятелей менее значительных монастырей именовали в древности игуменами (ηγομενος). В России по монастырским штатам 1764 года звание игумена принадлежало настоятелям третьеклассных монастырей. Настоятельницы женских монастырей именуются игумениями; на Востоке сохранилось также наименование αρχιμανδριτις. Ныне у нас, как правило, игумены, подобно архимандритам, не являются ни настоятелями, ни даже наместниками монастырей. В настоящее время это не должность, а сан или титул.

Пока архимандриты и игумены были настоятелями монастырей, их права были одинаковы. Согласно «Уставу» Василия Великого и 123-й новелле (34-я гл.) Юстиниана, вошедшей в «Номоканон», братия избирает настоятеля из своей среды, но если среди братии нет лица подходящего, то его поставляет епархиальный епископ. Однако и кандидатуру настоятеля, избранного братией, утверждает епархиальный епископ или Патриарх (в ставропигиальных обителях). В России в синодальную эпоху принят был такой порядок: настоятели общежительных монастырей избирались братией и утверждались Святейшим Синодом по представлению епархиального архиерея, а настоятели монастырей необщежительных, так называемых штатных, непосредственно назначались епархиальным архиереем или Синодом (в ставропигиальных монастырях). Настоятель избирался не по летам, а по способностям и заслугам. Главной заботой настоятеля является попечение о духовном преуспеянии братии и об имуществе, находящемся в распоряжении или собственности монастыря.

Как гласит 3-й канон Двукратного Собора: «Аще который настоятель монастыря подчиненных себе монахов отбегающих не взыщет с великим тщанием или, нашедши, не восприимет и не потрудится приличным и недугу соответствующим врачевством возстановити и укрепити падшего, такового святый Собор определил подвергати отлучению от Таинств. Ибо аще имеющий в смотрении безсловесныя живоныя вознерадит о стаде, не оставляется без наказания, то приявший пастырское начальство над паствою Христовою, и своим нерадением и леностию расточающий спасение их, како не подвергнется наказанию за свою дерзость? Призываемый же возвратитися монах, аще не повинется, да будет отлучен епископом».

В обязанности настоятеля входит наблюдение за строгим исполнением братией монашеских обетов и правил, попечение о регулярном и благочинном совершении богослужений, надзор за монастырским хозяйством. Не злоупотребляя властью, настоятель должен поучать братию примером своей жизни и своим пастырским словом. Настоятелю следует посещать кельи монахов и смотреть, живёт ли братия по уставу, следить, чтобы никто из братии не выходил из обители без его ведома. Но ничего важного, касающегося жизни в монастыре, настоятель не должен предпринимать без совещания с братией. В надлежащее время настоятель монастыря представляет отчёт епархиальному архиерею или Патриарху о поведении монахов, монастырской жизни и монастырском хозяйстве. С обязанностями настоятеля связаны и его особые права. Вся монастырская братия должна повиноваться ему и почитать его как отца. Никто не смеет прекословить ему. Для исправления нерадивых и провинившихся монахов и послушников настоятель может налагать на них наказания. Во всём настоятелю принадлежит первенство в монастыре.

Под его началом и в зависимости от него в монастырях назначаются должностные лица, отвечающие за те или иные стороны жизни монастыря: наместник, управляющий монастырём по благословению настоятеля и в пределах, указанных самим настоятелем; духовник, на которого возлагается духовное окормление братии, обязанность исповедовать монахов; благочинный, на котором лежит по преимуществу ответственность за порядок и дисциплину в обители; эконом, помогающий настоятелю и наместнику в заведовании монастырским хозяйством. Все эти лица, во главе с настоятелем, образуют духовный собор, который обсуждает и решает важнейшие монастырские дела. Среди должностных лиц монастырей следует упомянуть также казначея, ризничего, келаря.

Церковная служба в монастырских храмах совершается по очереди иеромонахами и иеродиаконами монастыря.

В синодальный период во главе монастырей епархии стояли монастырские благочинные, действовавшие под началом епархиального архиерея. В некоторых епархиях существовало по нескольку монастырских благочинных округов.

Монастыри оказали огромное влияние на жизнь Православной Церкви. В эпоху догматических споров монахи многое сделали для того, чтобы православные обращались к монастырям за поддержкой. Во времена иконоборчества монахам на себе пришлось вынести основную тяжесть борьбы за иконопочитание. За это они подвергались жестоким гонениям. На иконоборческом соборе 754 года только три епископа было осуждено еретиками за иконопочитание. Значит, почти все остальные восточные иерархи присоединились к иконоборцам. Между тем, монахи продолжали отстаивать почитание икон. VII Вселенский Собор, на котором был сформулирован догмат о почитании икон, особенным образом почтил заслуги монахов в отстаивании Православия: монахи подавали на Соборе голоса вместе с епископами. Под соборными актами стоят подписи 130 иноков.

В X веке центром монашеского подвижничества на Востоке становится Афон. Сложившийся там в X столетии, при преподобном Афанасии, строй жизни сохраняется без существенных перемен и сегодня. Афонские монастыри ныне расположены на территории Греции, но обладают широкой автономией в Греческом государстве. Как и в самом начале своей истории, Афон находится в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Однако, обители Святой Горы имеют достаточно широкую независимость от своего Первоиерарха.

Насельники Афонских монастырей принадлежат к разным национальностям: как в древности, так и теперь там преобладают греки; в XIX веке большинство монахов составляли выходцы из России. На Святой Горе подвизаются также монахи арабы, сербы, болгары, румыны. Двадцать святогорских монастырей, вместе с зависимыми от них скитами и кельями, составляют своеобразную монашескую республику. Святая Гора управляется кинотом – общим собранием двадцати представителей от монастырей, возглавляемым протосом. Общее собрание в качестве первой инстанции рассматривает споры между монастырями и скитами. Апелляции подаются на имя Константинопольского Патриарха. Среди афонских монастырей есть обители общежительные (киновии) и особожительные (идиоритмические).

Русские монастыри в первые века после Крещения (а расположенные на окраинах страны и в последующие века) являлись центрами христианского просвещения, а также главными очагами духовной жизни. По своему устройству они не отличались от монастырей православного Востока. Всесторонняя регламентация монастырской жизни была предпринята Стоглавым Собором.

Реформы Петра I по-настоящему потрясли монастырскую жизнь. Он постарался приостановить рост числа монастырей и сократить число уже существующих обителей. В «Духовном Регламенте» (1721 г.) запрещалось строить новые монастыри без разрешения Святейшего Синода и Высочайшей Власти; малые монастыри предусматривалось объединять вместе или приписывать их к более крупным. В результате этой меры многие монастырские церкви были обращены в приходские. В обязанность высшей церковной власти «Регламент» вменил искоренение распространившегося на Руси убеждения, что без пострига нельзя спастись (оно толкало многих на принятие пострижения хотя бы перед смертью). Монастырскому приказу велено было составить точную роспись всех монашествующих – монастырские штаты. Желающих принять постриг дозволялось принимать в монастыри лишь на убылые места.

По Указу 1723 года прекращён был постриг и при наличии убылых мест; на открывшиеся вакансии стали принимать исключительно инвалидов – старых солдат. Это могло привести к полному уничтожению монашества, поэтому «Указ» был отменён. Однако, вместо этого Синодом издано было предписание: постриг в епархиях мог совершаться исключительно с его разрешения. Для того, чтобы заставить монашество служить утилитарным общественным делам, Пётр распорядился устроить при монастырях школы, воспитательные дома, приюты, дома сумасшедших, учебные мастерские. Учёные монахи, предназначавшиеся для занятия высших церковных должностей, стали пользоваться рядом привилегий в сравнении с монахами неучёными. Простую братию использовали на разного рода ручных работах, инокинь – в качестве прях, вышивальщиц.

При преемниках Петра I правительство продолжало проводить его церковную политику. В особенно жёстких условиях монастыри оказались при императрице Анне Иоанновне (1730 – 1740 гг.), в эпоху бироновщины, когда был издан указ о пострижении только отставных солдат и вдовых священнослужителей. Всех монахов, постриженных ранее в обход закона, велено было расстригать, подвергать телесным наказаниям, отдавать в солдаты или даже отправлять на каторгу. Тяжким наказаниям подверглись и лица, совершившие незаконные постриги. Тысячи монахов были отправлены в застенки Тайной Канцелярии. В 1740 году Синод докладывал регентше Анне Леопольдовне, что в монастырях остались одни старики, не способные совершать богослужения, и церкви стоят «без пения».

При императрице Елизавете (1741 – 1761 гг.) отменены были прежние строгости. Набожная царица щедро одаривала монастыри. По указу 1760 года позволено было постригать всех, желающих посвятить себя иноческому подвигу.

Новым, после реформ Петра I, радикальным переворотом в жизни монастырской явился указ Екатерины II о секуляризации церковных земель (1764 г.). Этот указ положил конец монастырскому землевладению в России. Все населённые церковные земли, большая часть которых принадлежала монастырям, переходили в казну. Государство, однако, принимало на себя обязательство часть средств, поступавших от секуляризованных земель, выделять на церковные нужды, в том числе и на содержание монастырей.

Для этой цели заново составили монастырские штаты, а монастыри в этих штатах распределили по трём классам. В 1-й класс вошли Лавры (впоследствии, в середине XIX века их было четыре: Киево-Печерская, Троице-Сергиева, Александро-Невская и Успенская Почаевская), ставропигиальные и крупнейшие, особенно знаменитые монастыри. Оклад монастырей зависел от их класса. Большая часть монастырей осталась, однако, за штатами, и лишь некоторые из них было дозволено сохранить с тем, чтобы они содержались на доброхотные приношения православных людей, а также трудом своих насельников на оставшихся у них ненаселённых землях – огородах, покосах. Все заштатные монастыри, в отличие от штатных, жили по общежительному уставу. Таким образом, значительная часть монастырей была закрыта.

Однако, на протяжении всего XIX и в начале XX веков происходил неуклонный рост числа православных обителей. При Екатерине II вновь отрыто было только 3 монастыря, в царствование Александра I (1801 – 1825 гг.) – 4, при Николае I (1825 – 1855 гг.) – 15, а при Александре II (1855 – 1881 гг.) – уже 31 монастырь. Множество монастырей, особенно женских, было открыто в два последних царствования. Определением Синода от 9 мая 1881 года учреждение новых монастырей предоставлялось власти епархиальных архиереев. С 1965 года существовал порядок, согласно которому жизнь всех новых монастырей строилась на началах общежития.

В начале XX столетия число православных монастырей приблизилось к тысяче, что составило почти столько же, сколько их было при Петре Великом; но теперь они представляли собой не малобратственные, а, зачастую, весьма многолюдные обители.

Издание декрета об отделении Церкви от государства в январе 1918 года и ряд позднейших мероприятий советской власти поставили монастыри в совершенно новые условия. Содержание монастырей за счёт средств из государственной казны прекратилось. Монастыри стали закрываться уже в начале 1920-х годов. К 1939 году на территории Советского Союза не осталось ни одного монастыря. Большинство монахов погибли во время репрессий. Стремительный рост числа монастырей наблюдался у нас после обретения церковью свободы в 1990-е годы, так что ко времени Архиерейского Собора 2000 года Русская Церковь насчитывала уже 541 обитель.

Поместный Собор 1917 – 1918 годов издал особое определение «О монастырях и монашествующих». На основании 4-го правила Халкидонского, 21-го правила VII Вселенского и 4-го правила Двукратного Соборов монашествующим предписывалось до конца жизни нести послушание в тех монастырях, где они отрекались от мира.

В соответствии с этим «Определением», восстанавливался древний обычай избрания настоятелей и наместников братией с тем, чтобы епархиальный архиерей, в случае одобрения избранного, представлял его на утверждение в Священный Синод. Такой же порядок предусматривался и для поставления настоятельниц женских обителей. Казначей, ризничий, благочинный и эконом должны, согласно «Определению», назначаться епархиальным архиереем по представлению настоятеля. Поместный Собор подчеркнул преимущества общежительства перед особожительством и рекомендовал всем монастырям по возможности вводить у себя общежительный устав. Важнейшей заботой монастырского начальства и братии должно было стать строго уставное богослужение, «без пропусков и без замен чтением того, что положено петь, и сопровождаемое словом назидания»²⁴¹. Собором было высказано пожелание, чтобы в каждой обители для духовного окормления насельников имелись старец или старица, начитанные в Священном Писании и святоотеческих творениях и способные к духовному руководству. В мужских монастырях духовник должен избираться настоятелем и братией и утверждаться епархиальным архиереем, а в женских – назначаться епископом из числа монашествующих пресвитеров.

Этот порядок изменён Архиерейским Собором 2000 года, который, опираясь на выдержавшую испытание временем практику синодальной эпохи, постановил: «Собор подтверждает необходимость тщательного подбора духовников женских обителей. В частности, желательно, чтобы таковыми были семейные священнослужители, исключения же могут делаться только для пастырей, имеющих богатый духовный опыт и находящихся в преклонных летах»²⁴².

Всем монастырским насельникам Помесный Собор 1917 – 1918 годов предписал нести трудовое послушание. Духовно-просветительское служение монастырей миру должно, согласно «Определению» Собора 1917 – 1918 годов, выражаться в уставном богослужении, духовничестве, старчестве и проповедничестве.

В «Уставе об управлении Русской Православной Церкви», принятом на Поместном Соборе 1988 года, статусу монастырей и устройству монастырского управления посвящена отдельная глава, основные положения которой сохранились и в ныне действующем «Уставе» 2000 года.

В 12-й главе «Устава» 2000 года монастырь определяется как «церковное учреждение, в котором проживает и осуществляет свою деятельность мужская или женская община, состоящая из православных христиан, добровольно избравших монашеский образ жизни для духовного исповедания православной веры» (XII. 1.). Решение вопроса об открытии монастырей «Устав» предоставляет Святейшему Патриарху и Священному Синоду, которые рассматривают при этом соответствующее представление епархиального архиерея. «Ставропигиальными монастыри провозглашаются, – согласно «Уставу», – решением Патриарха Московского и всея Руси и Священного Синода с соблюдением канонической процедуры» (XII. 3). Ставропигиальные монастыри состоят под начальственным наблюдением и каноническим управлением Патриарха или синодальных учреждений, которым Патриарх препоручает такое наблюдение и управление, а епархиальные – под наблюдением и каноническим управлением правящих епархиальных архиереев.

«Зачисление в монастырь и увольнение из монастыря, – в соответствии с «Уставом», – производится распоряжениями епархиального архиерея по представлению настоятеля (настоятельницы) или наместника» (XII. 7).

В «Уставе Русской Церкви» перечислены основополагающие документы, которыми регламентируется жизнь монастырей: сам Устав, Гражданский устав, Положение о монастырях и монашествующих и собственные указы каждого монастыря, которые утверждаются епархиальными архиереями.

«Устав» предусматривает существование подворий, состоящих в ведении монастырей, но находящихся за его пределами. «Деятельность подворья регламентируется уставом того монастыря, к которому данное подворье относится, и своим собственным гражданским уставом. Подворье находится в юрисдикции того же архиерея, что и монастырь. В случае, если подворье располагается на территории иной епархии, то за богослужением в храме подворья возносится как имя епархиального архиерея, так и имя архиерея, на территории епархии которого находится подворье» (XII. 9).

«Устав» содержит в себе также положение о том, что в случае выхода монастыря из юрисдикции Русской Православной Церкви, он лишается «права на имущество, которое принадлежало монастырю на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, а также права на использование в наименовании названия и символики Русской Православной Церкви» (XII. 10). Ныне действующий «Устав» не содержит имевшегося в прежнем «Уставе» положения о том, что все монастыри Русской Церкви должны быть общежительными.

Относительно монастырей и монашествующих Архиерейский Собор 2000 года принял определение, согласно которому «для улучшения подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении тридцати лет, за исключением студентов духовных школ и вдовых священнослужителей. Нельзя признавать нормальным, – говорится далее в соборном определении, – положение «тайных» и «странствующих» монахов и монахинь, не несущих церковного послушания. Собор напоминает, что постриги должны совершаться только по благословению епархиальных преосвященных. Недопустимо необоснованное исключение монашествующих из монастырей, которое признаётся возможным лишь в крайних случаях и только указом правящего архиерея. Собор подтвердил необходимость тщательного подбора духовников женских обителей. В частности, желательно, чтобы таковыми были семейные священнослужители, исключения же могут делаться только для пастырей, имеющих богатый духовный опыт и находящихся в преклонных летах»²⁴³.