Голос пастыря

Предлагаемая вниманию читателей книга под именем: Голос пастыря, есть нечто иное, как сборник наших статей, предварительно помещенных в журнале: Душеполезное Чтение за последние годы его издания под нашею редакциею и затем под редакциею протоиерея Д. Касицына. Сборник наполнен статьями смешанного содержания. В них под формою исследований, проповедей, речей, читатель встретит раскрытие вероучительных и нравоучительных истин, вразумления неверующим, лжемудрствующим, суеверам, объяснение богослужебных песнопений. С подобным смешанным содержанием издано нами и прежде несколько сборников, – именно:

1) «Сборник для любителей духовного чтения, изданный по случаю двадцатипятилетнего юбилея журнала Душеполезное Чтение»,

2) «Христианские уроки»,

3) «Сборник для назидательного чтения»,

4) «Духовная пища»,

5) «Духовный свет»,

6) «Черты христианского учения».

– Настоящему Сборнику мы дали название: Голос пастыря потому, что при написании входящих в состав его статей мы старались о том, чтобы слышен был в них голос пастыря, отзывчивого на духовные нужды христианских душ, заботящегося о научении их тому, что им нужно знать и делать для своего спасения, и пользующегося всяким удобным случаем для того, чтобы преподать нуждающимся вразумление, обличение, совет, объяснение неудобовразумительного, или кажущегося неудобовразумительным в делах богопознания и богопочтения. Дай Бог, чтобы пастырский голос, слышимый в сей книге, не раздавался втуне, нашел приемлющие души и послужил к их назиданию во спасение.

Кострома. 1893. Сентября 12.

Епископ Виссарион.

Закон Божий в светских учебных заведениях преподается на ряду с другими предметами. Знание Закона Божия, т. е. катехизиса, священной и церковной истории и учения о богослужении, – для учащихся в этих заведениях также обязательно, как знание прочих учебных предметов. Законоучитель обязан требовать от учащихся отчета в усвоении его уроков с такою же строгостию, как и прочие учители, обязан отмечать достоинство успехов по своему предмету баллами, принятыми и для других наук. Для получения аттестата зрелости в гимназиях требуются по Закону Божию не менее удовлетворительные успехи, как и по светским наукам. Равенство Закона Божия в этом отношении с светскими науками, проходимыми в светских училищах, оправдывается тем, что Закон Божий есть предмет научного знания, который может быть, изучаем и преподаваем согласно с такими же учебными требованиями, каким должны удовлетворять учебники по светским наукам. К сожалению, эта бесспорная истина встречает возражения, – и добро бы со стороны ни во что неверующих, – нет, со стороны верующих, убежденных в необходимости религии и религиозного воспитания, почитающих себя искренними христианами. В одном из московских периодических изданий¹, в 1885 году была помещена статейка, направленная против учебников по Закону Божию. По мнению автора статейки, употребление их в школах и также при домашнем воспитании кроме вреда ничего не приносит. Все зло, говорит он, лежит в рационализме, – т. е., как он говорит, в рассудочности, сухих односторонних умствованиях в живом деле веры и жизни. «В домашнем воспитании, в гимназиях и семинариях Бога хотят дать ученикам не в живом чувстве Его проявлений, не в божественной красоте Его (?), а в сухой, отвлеченной форме катехизисов, схоластических священных историй и объяснения богослужения, нередко написанных людьми неодаренными полнотою душевных, следовательно и художественных сил, ни мало не вдохновенными. Зубрение Закона Божия, обращенного к живой душе впечатлительного детства, становится бессознательною проповедию неверия: рассудок и хотел бы верить, а душа страдает от системы обучения, опутанной рационализмом». «Не без страха, – продолжает автор статейки, – глядим мы на возникающие церковно-приходские училища. Что дадут, по крайней мере на первое время, эти училища при господствующей обстановке, в какой поставлены школа и жизнь духовенства? Масса предполагаемых руководителей народного просвещения, прошедших школу рационализма, не перенесет ли и в народную школу тех неприглядных приемов обучения и в конце концов не даст ли в лице грамотных крестьян – убогих умственно и шатких нравственно людей, таких же жизненных бродяг, какими часто являются многочисленные питомцы семинарской школы? Не пора ли русским детям дать живое слово вместо мертвой схоластики»? – Что это за живое слово, увидим после; но что сказать на указанные обвинения?

Есть кое-что в этих обвинениях, против чего не следует спорить. Резкое порицание законоучителей имеет отчасти свое основание. Есть действительно законоучители из духовенства, которые далеко не соответствуют своему призванию, плохо преподают, ничего не разъясняют в учебниках или разъясняют не толковито, заставляют детей механически зубрить уроки, и строго требуя от детей исправности в приготовлении уроков, не заботятся о нравственном влиянии на детей, забывая, что они должны быть не только учителями, но вместе воспитателями детей, должны стремиться к тому, чтобы дети усвояли уроки не одною только памятью и разумением, но вместе сердцем, достигали сердечного убеждения в преподаваемых им истинах. Если бы достоинство успехов по Закону Божию состояло в одном отчетливом усвоении его памятью и разумением, то в этом смысле и жиды могут быть отличными знатоками Закона Божия, ибо можно изучать учение христианской веры из одного любопытства и быть в тоже время врагом ее. К сожалению, не всякий законоучитель почитает своею обязанностию не только учить вере, но и воспитывать детей в духе веры; а есть и такие законоучители, которые жизнию своею не подают доброго примера своим ученикам, поведением своим соблазняют их. Все это бывает, но не следует забывать, что бывает в редких случаях. В большей части школ средних и низших законоучители пользуются любовию учеников благодаря именно своему уменью преподавать Закон Божий, кротости в обращении с учениками, усердию в занятиях с ними и христианскою любовию к ним. Во время недавнего шатания умов, когда злокачественные веяния проникали даже в школу, законоучители были главными деятелями в борьбе с этим злом и если молодое наше поколение не все поголовно увлекалось опасными мудрованиями, за это надлежит благодарить преимущественно законоучителей, имевших и имеющих доброе влияние на учащихся. Недавно помер один законоучитель гимназии, и нам пришлось быть свидетелями трогательной любви к нему учеников его: гроб его в ненастную погоду сопровождали до кладбища и несли на руках не только ученики гимназии, но и студенты Университета, бывшие его учениками, – конечно не по наряду начальства, а единственно по личному расположению к бывшему наставнику. Порицатель законоучителей выражает сожаление, что они – питомцы семинарской школы – школы рационализма. Ничему доброму они якобы не могли научиться в этой школе; потому, когда сделаются учителями народных училищ, ничего доброго нельзя ждать от них для учащихся в умственном и нравственном отношении. – Опасение неосновательное! Хорошие приемы преподавания учащимся в семинарии известны отчасти из примеров семинарских преподавателей, отчасти из преподаваемой там педагогики и практических упражнений, к которым ученики приучаются еще в семинарии под руководством опытных педагогов. Дурному в нравственном отношении семинария не учит своих воспитанников, и если она не успевала уберечь некоторых из них от нравственной испорченности, от нечестия и неверия, вина падает отнюдь не на нее, – она доброе семя сеет на детских душах, а плевелы появляются там отъинуда: враг человеков сие творит руками нигилистов и социалистов. – Но порицатель законоучительства идет еще дальше. Он недоволен не одними преподавателями Закона Божия, а вместе, и еще более, самыми учебниками по Закону Божию. Он восстает против этих учебников под предлогом их сухости и отвлеченности, схоластичности. Особенно ему не приятны катехизисы. Но как же иначе учащийся может познакомиться с учением Веры, как не по руководству православного катехизиса, хотя, положим, в отвлеченной и сухой форме его? Учение Веры сообщается в Св. Писании, в символах веры, в молитвах и песнопениях, но сообщается в каждом из этих источников по частям, в разбивку, без надлежащей полноты. Не всякому верующему под силу получить цельное представление о составе православного вероучения на основании частных данных, рассеянных в этих разнообразных источниках, по указанию их надлежащим образом уразуметь смысл православного вероучения в его связи и частностях. Нужно частные черты христианского вероучения собрать в одно целое, привести в стройный порядок, уяснить и растолковать. Эта неотложная нужда удовлетворяется посредством православного Катехизиса, в котором кратко, но с достаточною полнотою излагается учение Веры в руководство всем православным христианам. Знание и употребление этого руководства обязательно для всякого, желающего быть истинным и православным христианином. Вот почему в первые века христианства, когда к Церкви обращались язычники и иудеи, те и другие не прежде допускаемы были к крещению, как по достаточном усвоении ими христианского учения в состоянии оглашенных. Оглашенными назывались приготовлявшиеся к крещению слушанием катехизических, т. е. огласительных наставлений, в продолжение нескольких месяцев. Оглашения происходили не только в храме Божием на литургии оглашенных, но по местам в огласительных училищах, в которых учение веры преподавалось школьным порядком. Равно и в настоящее время язычники, например сибирские инородцы, и евреи приготовляются к крещению посредством более или менее продолжительных оглашений. Равно иноверцы из христиан не иначе присоединяются к православной Церкви, как по предварительном наставлении их в православной вере по православному катехизису. Когда крестят младенцев, восприемники принимают на себя обязанность позаботиться об ознакомлении их с учением Веры, как только в них раскроется разумение. Катехизис, или оглашение здесь опять необходимо. Знание его необходимо каждому православному не только для того, чтобы он сам был тверд в вере, но чтобы также мог дать ответ всякому, вопрошающему его о вере. Незнание или крайне поверхностное знание вероучения, разъясняемого в православном катехизисе, сопровождается нередко пагубными последствиями. От чего в наше время в простом народе и даже в образованном обществе с таким успехом распространяются разные лжеучения? Главным образом от незнания и неразумения своей Веры. Лжеучители пользуются этим невежеством и в мутной воде его легко уловляют души. Наши доморощеные ревнители широкой веротерпимости не видят в этом беды. По их мнению, заблуждения в делах веры безвредны для души, лишь были бы искренни. Но если бы это было справедливо, то какое же значение имеет анафема, которою грозит Апостол всякому, искажающему благовествование Христово, хотя бы исказителем его явился ангел с неба (Гал. 1:8)? Какой смысл имел бы тогда строгий суд Церкви над еретиками и раскольниками? – Пусть глумятся над этим судом лжемыслящие христиане, – но если они еще не утратили веры во Христа, то должны бы помнить, что власть порицаемого ими суда церковного не самовольно присвоена Церковию, а дана ей самим Христом (Мф. 18:17). В виду этого понятна забота Церкви об утверждении своих чад в познании Веры. Всестороннее и обстоятельное знание учения Веры сообщается в Богословии. Но Богословие изучают собственно специалисты в духовных академиях и семинариях, для большинства же православных достаточно знать православной катехизис – в пространном виде или в начатках. В катехизисе содержится все существенное, что нужно знать христианам для благоугождения Богу и спасения души. Не нравится нашим новым педагогам характер рассудочности и отвлеченности в изложении катехизического учения. Но как же быть иначе? Если религия не есть предмет одного чувства, а вместе знания, знание же усвояется при помощи рассудка, логических приемов мышления, то как же без этого может обойтись катехизис? Религиозная истина есть свет, источник духовного просвещения, а свет могут видеть только зрячие, орган же духовного зрения в делах религиозных есть, главным образом, вера, – она воспринимает и проводит в душу свет откровенной истины. Но какая требуется от нас вера, – разумная или слепая? – Без сомнения разумная: «не дети бывайте умом» (1Кор.14:20). Стало быть рассудочные приемы в преподавании истин Веры также необходимы, как при передаче всяких других истин, и нет сомнения, что вера просвещенная, уясненная при помощи рассудка, тверже веры слепой. Недоброжелателей катехизиса пугает свойственная ему сухая, отвлеченная форма в раскрытии истин. Говорят, будто сухость учебника отталкивает учащихся. Это неправда. Математика и грамматика отличаются немалою сухостию в раскрытии своих положений, и однако же никто не восстает против преподавания математики и грамматики под предлогом их сухости и отвлеченности. Дети даже увлекаются решением математических задач. Все зависит от преподавания. От преподавателя зависит оживить сухие и отвлеченные положения катехизические разъяснением, сближением умозрительных истин с жизнию, указанием на жизненное значение их, на благотворность их в деле спасения. Сухое катехизическое положение тогда перестает быть сухим и усвояется учащимися с живым интересом.

Не на одну сухость катехизического учения жалуются: наши новые педагоги, – они считают непригодным для детей самое знание догматов веры, составляющих главное содержание христианского вероучения. «Истинный смысл христианства всегда будет понятен детям, – говорят они, – и они чутко отзываются на строки, согретые великою любовию; но, сколько нам ни приходилось замечать, к догматической стороне вероучения они относятся только как к уроку, сдать который они обязаны ради баллов. Не испытуй, но веруй, требует Вера; но если взрослые верующие могут дисциплинировать в известном смысле свой ум, чтобы принять непонятное не испытуя, то такой же дисциплины невозможно требовать от детей. Детская пытливость известна, и каждый воспитатель много раз был поставлен ею в очень и очень затруднительное положение. Если выдвигать вперед догматическую сторону религии, то придется постоянно попадать в такое положение...»² Из слов автора приведенных строк вы ходит прямое заключение, что должно удерживаться от ознакомления детей с догматами Веры. Почему? Потому что догмат требует веры, а вера не допускает испытания, не удовлетворяет пытливости, особенно детской. – Откуда берут, будто вера не допускает испытания? – Напротив вера требует испытания в самом начале своем. Она есть плод испытания. Прежде чем принять на веру предлагаемое то или другое религиозное учение, надо наперед расследовать, действительно ли оно есть истинное, ибо мало ли есть ложных религиозных учений. «Возлюбленнии, не всякому духу веруйте, но искушайте духи, аще от Бога суть, яко мнози лжепророцы внидоша в мир» (1Ин. 4:1). Равно испытание потребно для утверждения себя в принятой вере. Слово Божие восстает против вольномыслия, против злоупотребления разумом в обсуждении истин веры; так Апостолы предостерегали верующих от последователей лжеименного разума (гностиков); но нигде в слове Божием не воспрещается благонамеренное изучение истин Веры, старание приблизить их к сознанию путем разумного исследования. Напротив Апостолы заповедуют христианам возрастать в познании Бога (2Пет. 3:18), преуспевать во всякой мудрости и разумении духовном (Кол. 1:9). Ап. Павел молит Бога, Чтобы Он дал верующим во Христа Духа мудрости и откровения к познанию Его, и просветил очи сердца их, дабы они познали, в чем состоит надежда призвания Его (Еф. 1:17, 18). Он же благодарит Бога, благодатию Которого верующие обогатились в всяком слове и всяком разуме (1Кор. 1:4, 5). Суждения Апостола о значении мудрости человеческой в деле Веры подтверждаются его примером. В посланиях его есть немало опытов рассудочного и научного раскрытия истин веры. Отцы и учители Церкви в своих творениях, стараясь уяснить и защитить от неправомыслящих догматы Веры, отнюдь не ограничивались свидетельствами Св. Писания и Св. Предания, но прибегали к соображениям разума, призывали на помощь диалектику, философию, естествознание и другие науки. И так поступали они не только в тех случаях, когда дело касалось догматов постижимых (когда например доказывали единство Божие против многобожников, или бытие Промысла против стоиков и пантеистов, когда объясняли происхождение зла в мире из злоупотребления свободою человеческою против гностиков), но и тогда, когда, опровергая заблуждения еретиков, рассуждали о величайших таинствах христианской веры: о троичности лиц в Боге, о предвечном рождении Бога Слова, Его воплощении и под. Они рассуждали об этих тайнах, потому что находили в них стороны доступные человеческому разумению. Что же касается до того, что есть непостижимого в этих догматах, то нет сомнения, что непостижимое в догматах веры не переставало быть для них и не перестает быть для нас непостижимым в своем существе, сколько бы мы ни усиливались постигнуть их своим умом. Личные свойства Трех Ипостасей Св. Троицы, совместность в лице Иисуса Христа Божеского всеведения и человеческого неведения и т. п., все это останется навсегда запечатленною для нас, непостижимою тайною. Разрешить эту тайну, представить ее в удовлетворительной для ума ясности никто из богословов не возьмется, – тайна так и останется тайною для ума, – она есть исключительно предмет веры, которой должен покориться человеческий разум, в ожидании, пока все объяснится в будущем веке, когда мы будем зреть Бога лицем к лицу, а не сквозь тусклое зеркало и гадательно. До тех пор пытливость ума человеческого может быть успокоена тем, что непостижимые для него тайны – не вымысл, а открыты самим Богом. Если Бог открывает только истину, то стало-быть непреложно истинно все то, во что Он заповедует нам веровать, хотя бы это было для нас непостижимо. Было бы крайнею дерзостию со стороны ограниченного человеческого ума посягать на неприкосновенность тайны, «мудрствовать паче, еже подобает мудрствовати» (Рим. 12:3). Говорят: все это удобоприемлемо для взрослого человека, одни будто взрослые могут дисциплинировать свой ум так, чтобы принять непонятное не испытуя, а детская пытливость этим не может удовлетвориться и ставит в тупик воспитателей. Но это напраслина на детей. Напротив дети гораздо доверчивее к тому, что им внушают, чем зрелые мужи, и пытливость первых гораздо легче может быть успокоена, чем последних. Пытливые детские вопросы ставят в тупик только таких воспитателей, которые сами недалеко ушли от детей в разумении Веры. Мало ли притом воспитателей совсем неверующих, или равнодушных к вере. Такие воспитатели способны не успокоить, а только расстроить пытливых детей. Что в каждом непостижимом догмате есть светлые стороны, указание на которые может удовлетворить любознательность всякого непредубежденного искателя истины, доказательства тому не трудно представить. Возьмем догмат Св. Троицы. Не говоря о том, что этот догмат не противоречит разуму, ибо не в одном и том же отношении Бог един и вместе троичен (Он един по существу и троичен в лицах), – учение о тайне Троицы решает вопрос о внутренней жизни Божества. Есть прекрасное сочинение одного из наших богословов, в котором учение о Троице объяснено из учения о любви божественной. Бог есть любовь и притом бесконечная. Любовь по самому существу своему есть не что иное, как стремление к общению с другим, и потому немыслима вне союза и взаимообщения лиц. Ни о ком не говорят, что он имеет любовь в собственном смысле, если его любовь сосредоточена исключительно на одном себе. Это называется себялюбием. Между тем при том представлении, что Бог единоличен, любовь Божия почти неизбежно превращается в себялюбие. Единственным предметом божественной любви в таком случае представляется мир; но мир не вечен. Что же могло быть предметом любви Божией до сотворения мира? Созерцание совершенств предначертанного к бытию мира? Но как бы ни были велики эти совершенства, вследствие ограниченности мира в нем не может проявиться безграничная любовь Божия во всей ее безграничной полноте. Высочайшая любовь требует столь же высочайшего предмета для своего проявления. И на этот предмет указывает учение о Св. Троице. Оно дает нам видеть, что любовь Божия никогда не оставалась без проявления, никогда не была себялюбием: всегда, еще до сотворения мира, было кого любить, каждое из Лиц Св. Троицы было предметом взаимной любви, мир же был второстепенным предметом любви. В отношении к миру она проявилась в творении, в промышлении о нем, наипаче же в искуплении. В последнем отношении любовь к нам триипостасного Бога проявилась в том, что Бог Отец восхотел и предопределил, по милости своей, спасти падшего человека, Бог Сын от вечности принял на себя дело спасения человеческого рода и совершил оное своим вочеловечением, жизнию, учением, смертию и воскресением своим, – Дух Святый совершает спасение верующих, усвояя им заслуги Искупителя своею благодатию в таинствах. Такое воззрение на отношения трех Лиц Св. Троицы к себе и к миру, и ум, жаждущий истины, просвещает, и сердце утешает. Потому несправедливо было бы думать, будто этот догмат, как и все догматы, не может быть принимаем детьми с сочувствием. – Возьмем другой не менее трудный для постижения догмат – о соединении двух естеств в лице Иисуса Христа. Какая отвлеченность! Какие изумительные тонкости в определении этого догмата! Удивляются, как все это могло быть предметом продолжительных и много сложных рассуждений на двух Вселенских Соборах, как строго караемы были не только Церковию, но и государством еретики, отступавшие от принятого Церковию учения о сем догмате. Но на самом деле тут нечему удивляться. На православном учении об отношении двух естеств в лице Христа держится догмат искупления. Христос искупил нас честною своею кровию; но эта кровь имеет искупительное значение только потому, что пролил ее Тот, в Ком Божеское естество, чрез воплощение, соединилось с человеческим неслитно и нераздельно. Ибо если бы человеческое естество в лице Иисуса было поглощено Божеством, если бы слилось с ним до утраты своей самостоятельности, как утверждал Евтихий, то Его страдания и смерть за нас были бы одним призраком, потому что Божество не может страдать и умирать. Равно если бы Божеское естество во Христе изменилось в человеческое, то и в этом случае страдания Его, как простого человека, не имели бы цены. Не имели бы они цены и в том случае, если бы, как учил Несторий, Христос был простой человек, с Которым только нравственно, а не ипостасно соединился Бог Слово. Особенно наши новые педагоги не жалуют догмата о вечных муках. По их мнению, совсем не следует знакомить детей с этим учением, и в доказательство разумности своего мнения один из них ссылается на какого-то старичка духовника. Его духовную дочь, «девочку 12–13 лет, сильно смущала мысль об аде: как примирить идею вечности мук с справедливостию? Старик священник сказал ей: Бог – милосердый Отец; нечего думать об аде, надо думать только о том, как бы жить на пользу людям, а там положиться на милость Божию»³. Надо полагать, что такой священник выдуман; но если не выдуман, то не похвально поступил он. Нехорошо при всяком случае стращать ребенка мучениями ада, но нехорошо также скрывать от него эту угрозу. Она необходима для удержания нас от греховных поползновений в случае, если не действуют на нас другие, высшие побуждения. Нехорошо внушать детям, что Бог только правосуден и строг; но нехорошо также убаюкивать детей надеждою, что Бог по бесконечной благости своей не взыщет с них за грехи. Это значило бы тоже, что уверять их, будто не следует бояться нарушения заповедей Божиих, – Бог все простит, ведь Он бесконечная любовь. – Наши новые педагоги вообще недолюбливают догматов веры, все твердят о любви. «Истинный смысл христианства, – говорят они, – всегда понятен будет детям, и они чутко отзываются на строки, согретые великою любовию». О какой любви они говорят? О любви ли Бога к людям, или о любви людей к Богу и ближним? – Но какую бы любовь ни разумели, во всяком случае истинным смыслом христианства она может быть только в связи с догматом искупления. Любовь Бога к людям в том состоит, что Он Сына своего единородного предал за нас, «да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный» (Ин. 3:16). – Любовь людей к Богу должна быть ответом на Его любовь, проявленную в искуплении. Любовь к ближнему может быть истинна только тогда, когда проистекает из размышления об искупительной любви Божией: «Если Он так возлюбил нас, что послал Сына своего в умилостивление за грехи наши, то и мы должны любить друг друга» (1Ин.4:10,11). Итак только во свете догмата искупления может быть понят истинный смысл христианства и возвещаемой им любви. Это легко могут усвоить умом и сердцем не только взрослые, но и дети, и если наш новый педагог знает таких детей, которые к догматической стороне вероучения относятся только как к уроку, сдать который они обязаны ради баллов, то из этого следует не то, что не нужно знакомить детей с догматами, а то, что надо хорошенько растолковывать им важность догматов и всячески возбуждать сочувствие к ним.

Наши новые педагоги, когда восстают против положительного изложения истин веры в форме катехизиса с его якобы рационализмом, собственно восстают против Церкви, как нашей учительницы и руководительницы в деле веры. Они надеются помимо Церкви достигнуть познания истины и детей научить ей. Иного смысла не имеют следующие слова одного из этих педагогов: «Духа истины, Утешителя Бог пошлет нам, если мы будем твердо верить в Него (Бога), всею душею любить Его и любить ближних, как самих себя⁴. О низпослании нам Духа истины, Утешителя, Церковь научила нас молиться в известной молитве Св. Духу. Но не надо забывать, что Церковь и сама есть орган и вместилище просвещающей благодати Св. Духа, что она, как исполненная сей благодати, есть столп и утверждение истины, которую преподает нам чрез слово Божие, понимаемое по духу Церкви, чрез таинства, чрез богопоставленных пастырей и учителей. Преподается также Дух Святый по молитве каждого верующего, согласно обетованию Христову: «аще вы, зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец, иже с небесе, даст Духа Святого просящим у Него» (Лк. 11:13). Но эта молитва о даровании Св. Духа должна быть возсылаема к Отцу небесному непременно в общении с Церковию. Вне Церкви нет Духа истины. Нет Его у хлыстов, духоборцев, квакеров и тому подобных сектантов, хотя они мечтают быть обладателями даров Св. Духа, принимая за вдохновение возбуждение воображения искусственными средствами, например так назваемым хлыстовским радением или верчением. Те из наших педагогов, которые уверены, что пошлет им Бог Духа истины, помышляют ли при этом о Церкви? Не видно. Они говорят только о вере в Бога, о любви к Нему и ближним, как о необходимых условиях для получения Духа Святого. Но ведь веровать в бытие Божие, любить Бога и ближних свойственно не одним чадам Церкви, а также совершенно чуждым ее. Кто почитает себя верующим в Бога, любящим Его и ближних, а Церкви, полной благодати и истины, чуждается, тот никогда не получит Св. Духа. Скорее получит Его чрезвычайным образом язычник, чуждый веры во Христа, но искренно ищущий истины, чем христианин, пренебрегающий Церковию и ее спасительным руководством в деле усвоения истины. Теперь понятно, почему подобные господа порицают катехизис: катехизис есть символическая книга Церкви. Не нужна нам, думают они, эта книга, мы помимо ее можем получить Духа истины. А когда найдет на нас Дух Святый, «тогда, – говорят они, – под живым религиозным наитием на первом месте станет у нас изучение природы и искусства, этих могучих пособий в деле веры»⁵. Вот к чему все сводится! Катехизиса не надо, – это все резонерство, схоластика, «способная, – по их выражению, – производить нравственных свищей». Природа и искусство заменяют для них катехизис. Конечно природа есть учительница богопознания: «небеса поведают славу Божию...» (Пс.18:2); но природа ничего не дает для научения вере во Христа и утверждения в ней. А искусство – какое разумеется? Всякого ли рода произведения поэзии, живописи, ваяния, музыки, зодчества, или собственно запечатленные христианским духом? Предположим последнее (лучше предполагать лучшее, чем худшее); но если все христианство сводится к вере в бытие Божие, да к любви, то ничего доброго искусство не даст для христианства. Впрочем наш педагог, приписывающий изучению природы и искусства огромное значение в деле религиозного образования, не со всем отстраняет от участия в этом деле церковное богослужение. Под влиянием религиозного наития, говорит он, «мы не допустим в области живого религиозного воздействия, каково богослужение христианского храма, небрежного и бездушного машинального чтения на клиросе или нестройного пения церковного хора». Прекрасно; но разве дело только в хорошем исполнении церковных песнопений и в хорошем чтении? Дело в поучительности того, что поют и читают в церкви. А в чем заключается эта поучительность? В содержании: и чтения и песнопения церковные преисполнены догматического содержания, которого не жалуют наши новые педагоги. Им не по душе отвлеченные догматические истины а они то чаще всего встречаются в церковных чтениях, например в апостольских посланиях, и в богослужебных песнопениях – стихирах, канонах, тропарях. Некоторые из стихир так и называются Догматиками, по преобладающему в них догматическому содержанию, именно по глубокому учению о лице Богочеловека, о соединении в Нем двух естеств неслитном и нераздельном, о лице Богоматери, послужившей тайне воплощения. Такое содержание песнопений располагает присутствующих при церковном богослужении к богословскому созерцанию, а не к эстетическому только наслаждению. Потому порицатели катехизиса или должны отказаться от своих предубеждений против него в виду сродства, по богословскому характеру, катехизического учения с богослужебными песнопениями, или должны подвергнуться обвинению в непоследовательности, сознавая достоинство песнопений, и уничижая катехизис. Скажут ли, что в церковных песнопениях догматы облечены в художественную форму, – лирическую и потому более удобоприемлемы, чем в сухом катехизическом изложении. – Художественная форма песнопений действительно облегчает усвоение догматических истин, но благодаря этой форме они усвояются больше памятью, чем разумением. Для достижения надлежащего разумения догматов потребно предварительное учебное разъяснение их, которое и предлагается в православном катехизисе. Надобно благодарить Церковь за то, что она знакомит нас с истинами вероучения, как чрез песнопения и молитвы, так и чрез катехизис, а не порицать последний. Сухость катехизического изложения смягчается преподаванием. Но мы уже видели, как порицатели катехизиса предубеждены против преподавателей, т. е. законоучителей, против их приемов обучения. От них они не ждут добра, от них одно зло, с которым нужно бороться. Что же нужно для этого? – «Для борьбы с укоренившимся злом, – говорят они, (кроме изучения природы и искусства), – мы устроим духовные общества, нравственно-общественные союзы, христианские Братства»⁶. Видите, куда пошло дело. Церковь с ее просветительными учреждениями устраняется, выдвигаются на просветительное поприще Братства, – конечно такие, в состав которых войдут враги «рассудочного и схоластического» направления, господствующего в катехизисах и вообще в духовных учебниках. Надо полагать, что затеваемые Братства, если будут вести свои дела независимо от Церкви, «под живым религиозным наитием», – будут иметь сходство с пашковскими, штундистскими и другими сектантскими сообществами. Всего хуже то, что предполагаемые Братства не желают ограничиться просвещением своих членов, но намерены принять участие в религиозном воспитании детей. «Тогда, – говорят будущие учредители Братств, – мы не оставим детей наших без духовной пищи и будем в состоянии издать, на общие средства, ряд книг – действительных руководств по Ветхому и Новому Завету, ряд житий святых, написанных простым, понятным для детей, художественным языком людьми всецело преданными Богу и святому делу воспитания, одаренными художественным, поэтическим талантом, богатством красоты, и мы снабдим эти книги прекрасными картинами, коими снабжаются теперь только сказки (например сказки Перро)». Видите, об ознакомлении детей с учением Веры и помину нет, а все сводится к художественным рассказам из ветхозаветной и новозаветной истории и из житий святых, – притом с картинами. На первом плане выставляется художественный интерес под маскою религиозного. Конечно рассказы из Библейской истории могут настроить душу на религиозное чувство; но не всякое религиозное настроение может быть истинно христианским. Возьмем например евангельские рассказы о страданиях и смерти Христовой. Читатель или слушатель этих рассказов видит пред собою невинно страждущего, с необыкновенным мужеством и преданностию Отцу небесному терпящего поношения и муки. Трогательно и вместе поучительно! Но что если впечатление от рассказов о страданиях Христовых будет иметь только то последствие, что в душе возбудит чувствие страдальцу и желание подражать примеру его терпения. Конечно, и такое впечатление благотворно, но достаточно ли этого для христианина? Сочувствие страдальцу и желание подражать его примеру может возбудить всякий невинный страдалец. В страданиях же Христа Спасителя должно поражать нас главным образом искупительное значение их. А для того, чтобы проникнуться верою в искупительные заслуги страждущего Христа, надобно наперед знать кто этот Страдалец, Бог Он, или только простой человек, – для чего надлежало именно Богу пострадать и для сего сделаться человеком, – как велика вина человека пред Богом и действительно ли столь велика, что для заглаждения ее потребна была такая безмерная жертва, – как в страданиях Христовых проявилась и неумытная правда Божия, и вместе беспредельная любовь Божия к человеку. Только под условием сознания догматического значения страданий и смерти Христовой могут производить истинно христианское действие рассказы о них. В противном случае трогательное действие этих рассказов ничем не будет отличаться от плача иерусалимских женщин, видевших, как Христос нес на своих раменах на Голгофу крест. Религиозного значения плач их не имеет. Но если нужно иметь в виду догмат искупления для того, чтобы рассказы о страданиях Христовых производили в душе истинно христианское чувство, то без сомнения надобно наперед знать этот догмат. Потому восстающие против ознакомления детей с догматами под предлогом их отвлеченности напрасно думают заменить их одними рассказами. Рассказы без связи с объясняющими содержание их догматами не могут быть полезны в истинно религиозном отношении. – Возьмем еще рассказы о мучениках, пострадавших за веру от еретиков. Нужно ли знать сущность религиозных убеждений или догматы веры, за которые они подвергались гонению? Без сомнения нужно, иначе рассказы о мучениках, как бы ни были художественны, лишены будут истинно религиозного значения. – Итак учение о догматах веры непременно должно входить в состав религиозного обучения. А для того, чтобы это учение твердо и навсегда напечатлелось в уме и в памяти, надобно требовать от учащихся, чтобы они заучивали катехизическое изложение догматов буквально. Но против этого требования восстают наши новые педагоги. «Зубрение Закона Божия, – говорят они, – становится бессознательною проповедию неверия». Мнение крайне нелепое! Зубрение, т. е. заучивание истин веры на память, тогда вело бы к безверию, когда сказали бы ученику, что от него ничего больше не требуется, как только зубрить и зубрить, что разумение выученного на память – дело излишнее, что для того, чтобы быть христианином, достаточно механически, подобно попугаю, вытвердить слова катехизиса. Но ведь ни чего подобного не внушают ученикам законоучители: они или предварительно протолковывают задаваемый им урок, или сначала зададут урок, а потом, при требовании отчета в уроке, разъясняют текст его. Первое может быть рациональнее, но и последнее не бесполезно. Заучивающий на память заданный урок, который предварительно ему не был объяснен, в самом, непонимании его находит повод размыслить о том, чего не понимает, своим умом дойти до разумения, и этот труд ученика не преподает даром: чем усерднее он старается разъяснить себе, чего хорошенько или совсем не понимает, тем приятнее ему вы слушать разъяснение от наставника, совпадает ли оно с собственными его догадками, или не совпадает. Но во всяком случае буквальное заучивание уроков по Закону Божию, по крайней мере по катехизису, – по другим частям Закона Божия оно не обязательно, – безусловно необходимо. Необходимо во-первых буквально помнить приводимые в катехизисе тексты Священного Писания, – передача их вольною речью повела бы только к искажению их, была бы знаком неуважения к авторитету Слова Божия. Необходимо затем буквальное заучивание догматических положений катехизиса. Нельзя положиться на ученика, что он своими словами точно воспроизведет смысл догмата. Догматы веры обсуждаемы были на Вселенских Соборах, каждое слово догмата было предметом продолжительных соборных совещаний и препирательств с еретиками. Потому каждое слово, принятое для выражения догмата, должно быть священно, – подменить его другим каким, от себя придуманным словом даже небезопасно, того и гляди выразишься неточно и погрешительно. Катехизическое изложение догматов веры предохраняет от этой опасности, потому непремено должно быть заучиваемо буквально. И когда же заучивать удобнее, как не в юном возрасте, когда память бывает восприимчивее и живее? И что хорошо запомнится в детстве, то на всю жизнь останется в голове; напротив мысли, вверенные в детском возрасте не памяти, а одному уму, улетучиваются и забываются, – это каждый знает по собственному опыту. И странное дело: глумящиеся над зубрением Закона Божия не восстают против зубрения в светском обучении: в школах принято обременять учеников зубрением отрывков из произведений светской литературы, – заставляют заучивать на память множество стихов первоклассных и не первоклассных поэтов, – только катехизис заучивать не надо! Нашелся даже такой педагог (барон Корф), который утверждал, что ученик совсем не должен знать учебной книги, что книга эта должна быть только в руках законоучителя. К счастию, ныне не дают воли таким педагогам, – дай им волю, они натворили бы тоже, что творится во Франции, где Закон Божий совсем изгнан из школ. Не дай нам Бог дожить до этого: Закон Божий должен всегда во всех школах стоять во главе преподаваемых наук, и катехизис должен быть не просто изучаем, но заучиваем. Вреда не будет, если ученики не будут помнить стихов Пушкина, Лермонтова и других, но будет большой вред от забвения истин веры, краеугольных предметов знания.

«Аз Свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя, во тме не пребудет» (Ин.12:46).

Господь Иисус Христос, Единородный Сын Божий, есть Свет от Света. Так именуется Сын Божий по единосущию Его с Богом Отцем. И вот Сей Свет от Света в определенное предвечным Советом Божиим время приходит в мир, в плотском образе, для просвещения людей светом истины, для изведения всякого верующего в Него из тьмы заблуждений и неведения. В сем просвещении имели нужду все люди, не исключая избранного народа, но преимущественно язычники.

Великая тьма неведения и заблуждений господствовала между язычниками, пока не озарил их свет Евангелия. Язычники руководимы были одним светом разума и совести; но свет сей при недостатке света божественного откровения едва заметен был среди окружающего мрака. Они помрачены были многобожием, – кланялись светилам небесным и их изображениям, боготворили землю, море, ветры, источники, растения, и также истуканы, сделанные из камня, дерева, металла; боготворили животных, – птиц, рыб, насекомых, гадов; боготворили людей, отличившихся во время жизни силою, благоразумием, благодеяниями; воздавали божеские почести даже живым людям, например римским кесарям; боготворили изображения вещей отвлеченных, как-то: славы, счастия, – зол физических: лихорадки и других болезней, и зол нравственных: пьянства, сладострастия, воровства, обмана. Все боготворили кроме единого истинного Бога! Богопочтение язычников выражалось в обрядах пустых и суеверных, жестоких и бесчеловечных, бесстыдных и безнравственных. Так они употребляли разные гадания по полету птиц, по снам, по дыму, но внутренностям жертвенных животных, по волшебным жезлам, приносили в жертву людей, подвергали себя и других бичеванию и различным истязаниям, предавались распутству, невоздержанию и пьянству в честь богов, совершали срамные пляски в честь богов, почитая все это не только позволительным, но и священным.

Заблуждаясь относительно богопочтения, язычники имели самые превратные понятия о душе, о загробной жизни, о нравственных обязанностях. Например у некоторых языческих народов даже самые законодатели и мудрецы одобряли ненависть к врагам, презрение к бедным и несчастным, воровство, убиение больных и увечных детей, престарелых, разврат и другие пороки, – что остается у некоторых язычников доселе. Не исчисляем всех заблуждений, во тьме которых до озарения светом Евангелия ходили язычники вообще и в частности предки наши Славяне. Благодарение Христу Свету истинному, изведшему нас из тьмы в чудный Свет свой, научившему нас истинному богопочтению, истинному познанию о нашей душе и ее назначении, о наших нравственных обязанностях. Благодарение Ему, осиявшему нас столь обильными светом ведения истины, что ныне простолюдины и младенцы знают о Боге и человеке гораздо больше, чем знали мудрецы мира языческого.

Евангельское учение не только рассеяло мрак языческих заблуждений, но и озарило нас светом гораздо большего ведения, чем какое сообщено было в самом откровении ветхозаветном. Хранители сего откровения, ветхозаветные верующие знали о Боге и путях живота вечного гораздо меньше, чем чада Церкви новозаветной. Сему так и надлежало быть: Ветхий Завет служил только приготовлением к Новому. Там только обетования о Христе, пророчества и прообразования; здесь видим исполнение обетований, пророчеств и прообразований. Вместе с этим естественно должно было наступить время высшего ведения для всего рода человеческого. Так учение о тайне Св. Троицы, о тайне воплощения Сына Божия и искупления, о благодати Св. Духа, возрождающей и освящающей, о жизни загробной для нас стало гораздо доступнее, чем ветхозаветным верующим, которым даваемы были только намеки на сии истины. В евангельском законе также несравненно полнее, чище и возвышеннее раскрыты нравственные обязанности и указаны гораздо высшие побуждения к исполнению их, чем в законе, Моисеевом. Так мы знаем, что грешно не только убивать, но и гневаться, не только любодействовать, но и питать нецеломудренные помыслы. Нас научило Евангелие исполнять заповеди закона Божия не по надежде на земные награды и не по страху гражданских наказаний, как было в В. завете, но по чистой любви к Господу, из любви к нам предавшему Сына своего Единородного на крест, также по надежде на обетованные блага небесные.

Свет истины, принесенный Христом, усвояется верою в Него: «Аз Свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя во тме не пребудет». Но к прискорбию вера в Христа, хотя в силу заповеди Христовой (Мф. 28:19) проповедуется повсюду, не везде водворилась. Она давно существует, но до сих пор есть много людей, ходящих во тме и сени смертней, – язычников, не ведающих Христа, до сих пор втрое больше чем христиан. А в некоторых местах пределы христианства даже сократились. Египет и вся северная Африка в первые века христианства населены были миллионами христиан и имели несколько сотен христианских епископов, а теперь там не насчитаем сотни, тысяч христиан. Мрак магометанского лжеверия распространился там, где в обилии некогда сиял свет истины. Такой же ущерб от магометанского насилия понесла христианская вера в Малой Азии, бывшей некогда одним из главных средоточий церковной жизни. Можно, конечно, утешаться тем, что христианство, теряя в одном месте, вдвое-втрое больше приобретает последователей в других. Но не менее прискорбно то, что в самых недрах христианства всегда были и теперь есть, не говоря о еретических лжеучениях, следы языческого суеверия. Так у нас на Руси долгое время многие из христиан продолжали держаться языческого суеверия: русские люди не вдруг могли отвыкнуть от языческих привычек и обличаемы были пастырями Церкви в двоеверии. Народ, по зову священника, ходил в христианский храм, но в тоже время молился языческим божествам под овином, у озера, на берегу рек, болот, у больших камней, и особенно у дупловатого дерева. Наряду с иконами крещеные русские люди ставили в киоте истуканы языческие и святые иконы называли богами. При рождении детей, вслед за христианским крещением народ продолжал совершать языческие обряды в честь Ладо, в честь Рода и Роженицы. Праздник в честь Ярилы или Купалы господствовал по местам еще в конце XVIII столетия и в Воронеже уничтожен был святителем Тихоном. Языческие гадания, ворожба, различение дней добрых и несчастных, суеверное употребление слов Св. Писания, ношение ладонок, вера в силу заговоров и т. п., все это до сих пор господствует на Руси и не в одном простонародии. Вызывание духов, распространенное в последнее время, есть тоже языческое дело. Но как ни дики явления подобного суеверия, все же оно не удаляет следующих ему от Церкви. Они чтут власть Церкви, ходят в храм Божий, часто каются в своем суеверии, хотя не отстают от него. К сожалению есть такие суеверия, которые совсем отторгают христиан от Церкви. Мы разумеем раскол. Нельзя не признать, что в расколе старообрядчества господствует дух жалкого, языческого суеверия. Христианство есть религия Духа и Истины, – обряды имеют в ней второстепенное значение. Но пристрастие раскольников к обряду, к букве, к внешности в деле богопочтения доходит в них до крайности, которая уподобляет их суеверам-язычникам.

Возьмем поклонение кресту Христову. И православные и старообрядцы чтут благоговейно крест Христов, как орудие нашего искупления; но для православных безразлична форма креста Христова, для них одинаковое священное значение имеет крест осьмиконечный, шестиконечный, четырехконечный, даже трехконечный. Дело не во внешнем составе креста, а в том, что на кресте плотию нас ради распят Сын Божий. Не так смотрит на крест большая часть старообрядцев: они почитают истинным и спасительным только поклонение кресту восьмиконечному, а крест четырехконечный порицают, хотя сами осеняют себя четырехконечным крестом. Предпочтение креста осьмиконечного, якобы единого спасительного, четвероконечному, дает справедливый повод к обвинению их в том мнении, будто Христос спас нас не распятием на кресте, а рогами креста. Как это оскорбительно для чистой веры в силу креста Христова! – Ревнители креста осьмиконечного и порицатели четвероконечного думают, что они стоят за веру, на самом же деле они стоят за суеверие.

Возьмем крестное знамение. Оно с одинаковым благоговением употребляется православными и старообрядцами, ибо с ним соединяется исповедание веры в искупительную силу крестной смерти Христовой. Но православные и старообрядцы не одинаково совершают крестное знамение, – одни крестятся тремя перстами, другие – двумя. Троеперстием выражается вера в Св. Троицу. Мы для того соединяем исповедание этой веры с крестным знамением, чтобы видно было, почему мы почитаем спасительною крестную смерть Христову, она спасительна для нас потому, что претерпел ее не простой человек, а Единородный Сын Божий, одно из лиц Св. Троицы. Но старообрядцы крестятся двуперстно в знак того, что Христос, пострадавший на кресте, имеет два естества – Божеское и человеческое. Ради этого значения двуперстия, Церковь разрешает употребление его ревнителям старого обряда, лишь бы они не порицали троеперстия, и из-за разности в обряде не хулили Церковь. К сожалению не так смотрят на сие дело старообрядцы-раскольники. Самые тяжкие хулы они изрыгают на троеперстие, не обращая внимания на знаменование этого обряда, на соединяемую с ним веру в Св. Троицу. Их не вразумляет снисхождение православной Церкви к употреблению двуперстия. Они не удовлетворяются этим снисхождением, а требуют, чтобы Церковь вместе с ними похулила троеперстие и сделала для своих чад обязательным двуперстие. Ревность поистине неразумная! Пристрастие к излюбленному обряду ослепило их до того, что они стоят за него, как за догмат, забывая, что обряд не догмат, и что если Церковь отменила для чад своих двуперстие, отменила отнюдь не потому, что восстала против догмата, в нем выражаемого, а единственно потому, что под предлогом догмата раскольники кощунственно сделали этот обряд знамением своей вражды к Церкви. Кроме вражды тут есть и грубое суеверие. Стоя горою за двуперстие, они думают, что стоят за веру, за которую никто их не осуждает, тогда как в сущности они стоят за суеверие, ибо в пальцах полагают спасительную силу.

Возьмем достопоклоняемое имя Спасителя. Для нас, православных одинаково священно и полное название Его Иисус, и сокращенное Исус. Но ревнители раскола почитают правильным и спасительным единственно сокращенное имя Христово; а полное имя, нами произносимое, есть, по их словам, имя иного бога, даже антихриста. Вопрос о числе букв имени Христова есть вопрос не религиозный, а грамматический, а они из грамматического вопроса сделали религиозный. Вера во Христа Спасителя имеет предметом своим догмат о Его Богочеловечестве и о совершенном Им искуплении, а отнюдь не звук Его имени. Утверждать, что вся сила в звуке имени Христова, а не наипаче в вере во Христа, свойственно суеверам. Ревнители раскола думают, что они стоят в этом случае за веру, – на самом же деле они стоят за грубое суеверие.

Возьмем богослужебные книги. В православной Церкви служба правится по новоисправленным книгам; но она не отвергает и старопечатных, не взирая на многие неисправности в них текста, – она дозволяет употребление их единоверцам. Не так смотрят на это раскольники. Они всячески хулят новоисправленные книги, утверждают, будто в них содержится новая вера, много ересей, что спастись можно только по старым книгам, что по ним спасались все русские святые, жившие до патриарха Никона. Такое пристрастие к старым книгам поистине есть грубое суеверие. Спасает не та или другая буква книги, не цвет и формат бумаги, а вера православная, которая одинакова и в старых и новых книгах. Напрасно ревнители старых книг думают, что они стоят за веру, – они стоят за суеверие.

Тоже должно сказать об иконах. Похвальна привязанность старообрядцев к иконам старинного письма; но не похвально то, что они уничижают иконы, написанные по правилам новейшего искусства, но правильно, с сохранением церковного приличия. Каковы бы ни были иконы по характеру письма, наше чествование их относится не к письму, не к рисунку, не к краскам, не к форме досок, но к Ликам Господа и святых Его, на них начертанным. Как неосновательно предубеждение раскольников против икон нового письма, видно из того, что чрез некоторые из них благодать Божия нередко проявляет свою чудотворную силу, – таковы например иконы Черниговской Богоматери, Трех радостей, Споручницы грешных. Одно только суеверие служит причиною, крайнего пристрастия к старым иконам. Они думают, что стоят за веру, – на самом же деле они стоят за суеверие.

Не исчисляем других грубых суеверий, свойственных раскольникам. Опутанные суеверием, они предубеждены против истины, не выносят света ее и как бы ни были сильны и очевидны доказательства в пользу истины, они видя ничего не видят, слыша ничего не слышат. Положение их поистине достоплачевно. Оно отчуждает их от Христа. Христос пришел просветить людей, да всяк веруяй в Него во тме не пребудет. Они веруют во Христа, но веруя все-же остаются во тме. И это оттого, что, веруя во Христа, они чуждаются Церкви, которая есть тело Его, бегают от законных пастырей Церкви. «Слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10:16), – сказал Христос Апостолам и в лице их преемникам их служения. Но раскольники слушают не тех, кого Христос повелел слушать, а своих слепых, зараженных суеверием вождей. Следствие понятно: если слепой водит слепца, оба находятся в опасности попасть в яму. Образумьтесь, несчастные! Куда вы идете? Вне Церкви нет спасения. Идите в Церковь. Она одна спасет вас от ямы, куда влекут вас слепые вожди. Церковь – наша мать, – она всегда готова принять вас в свои материнские объятия. В ней, и только в ней, свет истины. Сбросьте с очей ваших повязку суеверия и предубеждений против Церкви, – и осияет рассвет истины, и не погибнете в тьме. Господи, пошли свет твой и истину твою в их умы и сердца, да узрят они, как пагубно идти путем раскола, и да обратятся на путь света и спасения.

Общество любителей церковного пения, празднующее сегодня уже не первую годовщину со времени своего возникновения, достойно великого сочувствия. Членов общества соединила благая цель не только усовершить самих себя в искусстве церковного пения, но и содействовать своим примером и руководством процветанию этого святого искусства повсюду в православных храмах. Нельзя не отнестись с особенным одобрением к их усилиям распространить вкус именно к церковному пению, к их заботе о том, чтоб оно ничего не имело общего с мирским пением, с напевами, напоминающими светское, – простонародное, или художественное пение, и вносящими в душу впечатления отнюдь не духовные, а мирского, земного, чувственного, страстного характера. С этою целию Общество любителей церковного пения старается приблизить церковное пение к древним образцам, удержать в нем напевы, употреблявшиеся в нашей Церкви в доброе старое время, когда святая Русь незнакома была с иноземными обычаями, и искусствами. Честь и хвала им за сие, а равно честь и хвала тем, которые с любовию изучают памятники древнего церковного пения и указывают способы восстановления его, или усовершенствования его применительно к современным требованиям науки пения.

Но, братия, дело не в этом только, не в искусстве, не в правильности, не в благоприличии церковного пения, а наипаче в том духе, в том душевном настроении, с каким должно быть исполняемо церковное пение. Посмотрим, нельзя ли певцам земным поучиться сему у певцев небесных, и для сего перенесемся мыслию из этого величественного храма в другой, несравненно величественнейший храм, в котором присутствовал в состоянии духовного восхищения Исаия, когда призываем был к пророческому служению. Он узрел в этом храме Господа, седящего на престоле высоком и превознесенном. Вокруг престола находились высшие чины ангельские – Серафимы. У каждого из них было по шести крыл: двумя покрывали они лица свои, двумя – ноги и двумя летали. И взывали друг к другу (т. е. попеременно, на два лика): «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Вся земля полна славы Его». Верхи врат потрясались от их восклицания, и по всему храму разносилось курение (Ис.6:1–4). Описанное пророком видение представляет некоторые черты сходства с тем, что происходит у нас здесь. Вот и мы присутствуем в храме и видим в нем престол Господа славы. И сей престол окружают не одни земные священнослужители, но вместе с ними невидимо служат Царю славы Силы небесные. Подобно серафимам и прочим ангелам и мы в наших земных храмах поем Господу Саваофу те же хвалы и славословия, ибо выражения: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь вся земля славы твоея», – и «Аллилуия», суть ангельские славословия, – и поем притом, как и серафимы, на два лика. Правда, от нашего пения не потрясаются стены храма, как потрясались части храма, виденного Исаиею, от громозвучных серафимских восклицаний; но если от пения в земных храмах сотрясаются сердца молящихся, то и за сие должно благодарить Господа. Разность еще в том, что серафимы поют Господу только хвалы и славословия, ибо, не зная наших скорбей и греховных искушений, не имеют повода обращаться к Господу с мольбою о своих нуждах и только по любви к нам позволяют себе умолять Господа о помощи нам. Но во всяком случае чувства, одушевляющие певцов небесных, должны быть присущи и певцам церковным. В этом отношении знаменательно прежде всего самое название серафимов. Серафим значит пламенеющий. Серафимы потому так именуются, что пламенеют любовию к Господу. Подобною любовно должно пламенеть сердце всякого любителя церковного пения. Церковное пение должно быть предметом их любви не потому, что дает им возможность проявить свое искусство, силу и нежность своего голоса, произвесть приятное впечатление на слушателей, вызвать от них удивление и похвалы, а главным образом потому, что церковное пение есть одно из удобнейших средств выразить чувство любви к Господу. Пусть уста их славословят Господа от избытка сердца, полного любви к Нему. Без этой любви их пение, как бы ни было искусно и приятно для слуха, не будет угодно Господу; их голос будет лишь медь звенящая или кимвал звяцающий (1Кор. 13:1), – т. е. также бездушен, как медь и кимвал. С любовию к Богу должно быть соединяемо в исполнителях церковного пения благоговение к Нему. В певцах небесных – серафимах оно выражалось тем, что они закрывали крыльями свои лица и ноги. Это, по выражению церковной молитвы (в чине великого освящения воды на Богоявление и в чине таинства крещения) значило то, что они «страхом неприступной славы Божией покрывались». Но чего им было страшиться? Они – существа безгрешные и близкие к Богу, постоянно окружающие престол Его. Так, но все же они чувствуют, что пред величеством Господа они ничтожны и что самая святость их пред Его всесовершенною святостию крайне несовершенна, ибо, по слову Писания, и «в ангелах своих Господь усматривает нечто стропотное» (Иов. 4:18). Что же теперь сказать о нас недостойных и грешных? – Страх Божий должен постоянно господствовать в нас при мысли о величестве Господа и о Его святости и правосудии. Пред величеством Его, как Существа Высочайшего и Владыки вселенной, мы должны трепетать, как существа тварные и во всем от Него зависящие. Пред Его святостию и правосудием мы должны трепетать, как прогневляющие Его своими грехами. Мысль о наших недостоинстве и греховности не должна покидать нас особенно в то время, когда нашими нечистыми и грешными устами дерзаем воспевать Господа вместе с чистыми и безгрешными певцами небесными, – и если они объемлются страхом пред Тем, Кого воспевают, не наипаче ли нам, поющим Его, должен быть присущ этот страх?

Наконец, для любителий церковного пения поучительно в шестокрылых серафимах то, что они на Двух крылах летали, т. е. держались в пространстве подобно пернатым. При помощи крыльев птицы высоко поднимаются над землею и также легко и свободно парят в воздухе, как мы ходим по земле. Эта способность птиц отрешаться от земли есть выразительный образ отношений к земле серафимов и вообще ангелов. Серафимы и вообще ангелы хотя бывают и на земле, посылаемые ко всем хотящим наследовать спасение, но остаются превыше всего земного: их не волнуют наши земные радости, скорби, искушения. Они сочувствуют нам в наших радостях и скорбях, и в борьбе с греховными искушениями, но сами ничего этого не испытывают. Все их существо, вся их жизнь погружена в радость общения с Богом, в служение Ему, в славословие Ему. Преимущественно им чуждо все земное, все житейское, когда они, вдали от земли, предстоят на небесах престолу Бога Вседержителя и поют ему Аллилуия и Трисвятое. С ангелов и мы должны брать пример отрешенности от земных пристрастий всегда, особенно же когда вместе с ними возносим ко Господу песни хвалы, благодарения, когда исповедуем пред Ним наши скорби, нужды и взываем о помощи. В эти минуты мы должны отложить всякое житейское попечение. Это однако не то значит, чтобы мы совсем не дерзали молиться о наших житейских нуждах. Молиться надобно, – но как? С упованием, что если Бог Отец «Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как не дарует нам и всего» (Рим. 8:32), – не только того, что нужно для жизни вечной, но и временной! – Такая молитва не только не противна долгу отложить всякое житейское попечение, – напротив она-то и есть отложение всякого житейского попечения, ибо с упованием молящийся Богу всю печаль возвергает на Господа, не мучит себя опасениями за будущее, свойственными людям, которые мечтают только своими силами устроить свое благосостояние. Он отрешается подобно серафимам от земного, хотя и молится о земном.

Итак любовь к Богу, благоговение к Нему и отрешение от всего земного, – вот те душевные расположения, которыми должны проникаться любители церковного пения и чрез то подражать серафимам. Но это подражание не должно быть искусственное, в нем ничего не должно быть такого, что напоминало бы лицедеев. Известно, что лицедеи входят в свои роли так, что, воспроизводя речи и действия злодеев, добродетельных, царей, героев, походят на тех, кого представляют. В душе они могут не иметь ничего общего с злодеями, добродетельными и т. под., но силою своего воображения они искусственно поставляют себя в положение этих лиц, перенимают у них душевное Настроение и воспроизводят их так живо, так натурально, как будто сами были злодеями, добродетельными и т. д. Ничего подобного не должно быть в любителях церковного пения, когда они подобно серафимам воспевают Господа. У лицедеев все деланное, – деланные чувства, деланные страсти, как бы живо и натурально они ни изображали их. В церковных певцах, подражающих серафимам, ничего не должно быть деланного, – не воображением, а сердцем они должны усвоить себе серафимскую любовь, благоговение, отрешенность от земного, – не устами только, но всеми силами души они должны славословить Господа, – от избытка сердца должны глаголать их поющие уста. В лицедеях уменье притворяться, казаться тождественными с теми лицами, которых они представляют, есть совершенство; но в церковных певцах одно наружное подражание серафимскому пению есть грех лицемерия. Пусть они ни на одну минуту не забывают, что поют не пред людьми только, которые могут не заметить в них этого лицемерия и остаться совершенно довольными их искусством, но пред лицем Господа, который зрит сердце и потому Ему угодно пение во славу Его, исполняемое гласы преподобными, не только правильное, но и сердечное. Но что делать, если при всем желании у любителей церковного пения недостает этой сердечности, если в сердце своем они не ощущают той любви, благоговения и всецелой преданности Господу, какою проникнуто пение серафимов? – Вспомним, что сказал Исаия, когда в видении узрел Господа и услышал серафимское пение. Славословие чистых духов произвело скорбь в душе пророка. Он желал бы и, сам принять участие в их славословии, но сравнивая себя с ними, он мог проговорить только: «горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, и глаза мои видели Царя Господа Саваофа» (Ис. 6:5). Он смиренно помыслил, что пред престолом Господа, воспеваемого серафимами, его нечистые уста недостойны воспевать хвалу Богу вместе с безгрешными певцами. И вот один из серафимов, по повелению Божию, очистил уста смиренного пророка, прикоснувшись к ним горящим углем, и с тех пор он стал очищенными устами служить Господу. – В виду этого примера, пусть любители церковного пения каждый раз, как приступают к этому святому делу, смиренно исповедуют свое недостоинство, скудость в себе серафимских чувств, не чистоту своего сердца и устен, и обратятся к Господу Саваофу с мольбою, да сподобит их чистыми устами и сердцем воспевать Его и да не внидет с ними в суд за их недостоинство, – и Господь, призирающий на смиренных, не возгнушается их пением.

«Да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь Бога жива, столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15).

Итак Церковь есть столп и утверждение истины. Но прежде чем разберем силу и значение этого изречения, позвольте напомнить вам рассказанный в одной священной книге (2Ездр.3; 2Ездр.4) случай из древней истории, бывший за 2300 лет до нашего времени, – позвольте пригласить вас перенестись мыслию из этого храма во дворец Дария, персидского царя, и послушать там речей, которые один вслед за другим произносят здесь трое умных придворных Дария в присутствии его и многочисленного собрания вельмож. Предметом этих речей было решение вопроса: что сильнее всего на свете? Первый оратор старался доказать, что сильнее всего вино. Оно, говорил он, равняет всех людей: оно приводит в одинаковое омрачение ум царя и сироты, раба и свободного, бедного и богатого. Опьяневшие не помнят никакой печали и никакого долга, не думают ни о царе, ни о сатрапе (т. е. не боятся их), и говорят только о своих талантах, не помнят о приязни к друзьям и братьям, а когда отрезвятся, не помнят, что делали. – По окончании этой речи о силе вина выступил второй оратор. Он утверждал, что сильнее всех царь. Царь господствует над прочими людьми и во всем, что ни скажет им, они повинуются. Если скажет, чтоб они ополчились друг против друга, они исполняют; пошлет их против неприятелей, они идут и разрушают горы, и стены, и башни, убивают и бывают убиваемы, но не преступают слова царского. Если же победят, всю добычу приносят царю и т. п. – За этою речью о силе и власти царя, последовала речь третьего оратора. Он стал говорить: «Велик царь и сильно вино; но кто господствует над всеми царями и владеет ими? Не женщины ли? От них рождаются цари и все люди. Для женщин люди готовы всем жертвовать. Полюбившие женщину прилепляются к ней более чем к золоту и серебру и ко всякой дорогой вещи. Человек более любит жену свою, чем отца и мать. Многие пускаются в самые опасные и преступные предприятия, затем только, чтобы добытое трудом и неправдою повергнуть к стопам женщины. Многие сошли с ума из-за женщин и сделались рабами чрез них. Иные терпят всякое оскорбление и унижение от женщин, получают от них заушения, и не обижаются этим, и чувствуют себя счастливейшими, если они улыбнутся им. Так сильны женщины; но, – продолжал оратор, – сильнее всего истина. Вся земля взывает к истине и небо благословляет ее, все дела трясутся и трепещут пред нею. И нет в ней неправды. Неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие и все дела их таковы, нет в них истины и они погибнут в неправде своей; а истина пребывает и остается сильною во век, и живет и владычествует во век века, и нет у ней лицеприятия и различения, но делает она справедливое и все одобряют дела ее. И нет в суде ее ничего неправого; она есть сила, и царство, и власть, и величие всех веков. Благословен Бог истины». – И перестал говорить хвалитель истины, и слушавшие его все возгласили: «велика истина и сильнее всего».

Участвуя сегодня в торжестве православия, т. е. право славной истины, воскликнем и мы, братия: «велика истина и сильнее всего», и скажем: благословен Бог истины. Благословим Господа Иисуса, который сам есть присносущная истина, который основал царство истины – Св. Церковь, который затем родился и на сие пришел в мир, чтобы свидетельствовать истину, который светом своей истины просветил вселенную. Благословим Его за то, что Его благодатною силою возвещенная им истина восторжествовала повсюду, – приявших ее всем сердцем соделала трезвенными и целомудренными, рабов плотской похоти одухотворила, женщин научила искать себе славы не в обольщении мужей, но в служении Господу Богу, – покорила своей власти царей и из врагов ее и гонителей сделала, ревнителями, распространителями и защитниками ее учения. Благословим Господа Иисуса, Главу Святой Церкви, этого царства истины, за то, что Он вечно пребывает в ней своею благодатию и помогает ей хранить во всей чистоте и неприкосновенности вверенную ей истину и побеждать врагов ее. Истина Господня пребывает во век в Православной Церкви. Вот уже более тысячи лет совершается торжество православия, и оно будет совершаться до скончания века если не в теперешнем, то в другом каком-либо виде, – потому что истина православия пребудет во веки, непреложная и неизменная. Непоколебимо до скончания века Церковь пребудет столпом и утверждением истины, неизменно будет содержать догматы веры, которые с нарочитою торжественностию провозглашаются в сей день во всех областях Православной Церкви; с непоколебимою верностию истине будет отметать все противные сим догматам учения и анафематствовать, т. е. объявлять отлученными от общения с нею всех лжеучителей и приемлющих их мудрования.

Эта непоколебимая верность Церкви учению истины очень и очень не нравится ревнителям лжеименного прогресса. Им хотелось бы перемен и преобразований в самом вероучении Православной Церкви. Они недовольны Православною Церковию за то, что она блюдет учение веры в том виде, как оно передано ей Апостолами в слове и письмени,  ограждено и разъяснено Вселенскими Соборами, отцами и учителями Церкви. Они упрекают Православную Церковь неподвижностию, окаменелостию, отсталостию в сравнении с западными христианскими обществами. Может быть этот упрек отчасти справедлив в отношении к миссионерству; в этом отношении, к сожалению, гораздо больше нас делают западные христиане. Но если упрекают нас в отсталости за то, что мы с крайнею недоверчивостию относимся к движениям богословской мысли на западе, мало и медленно двигаемся на этом пути, то нечего смущаться такими упреками. Православная Церковь потому и есть столп и утверждение истины, что бережно хранит ее, твердо в своих руках держит знамя ее, устойчиво выдерживает нападения на нее, не увлекается, подобно западным христианским обществам, всяким ветром учения (Еф. 4:14), всякими новомодными воззрениями, которые во имя истины часто приводят к одной лжи не только протестантов, но и так называемых католиков. Нет, если в этом отношении мы отстали от них, то такая отсталость – наша честь и похвала, и дай Бог навсегда, во веки веков нам оставаться в этой отсталости, в этой неподвижности, свойственной чадам Церкви, именуемой столпом и утверждением истины.

Когда Церковь именуется столпом и утверждением истины, это значит, что в отношении к истине Церковь служит такою же опорой, какою бывают для вещественного здания столбы в стенах и фундамент. Но как согласить с этим значением Церкви то, что источник истины есть Христос и что Дух Святый есть Дух истины, следственно вне Христа и Духа Христова не только нельзя утвердиться в истине, но и найти ее? – Несомненно, столп и утверждение истины – есть сам Христос и Дух Христов; но если и Церковь называется столпом и утверждением истины, это потому, что она находится в теснейшем общении со Христом, что она есть тело Христово (Еф. 1:23; 3:6; 4:4, 16; 5:14), что глава этого тела есть Христос, а душа Дух Святый (Рим. 8:9). Судя по столь тесному союзу Христа и Духа Святого с Церковию необходимо, чтобы всякий желающий быть утвержденным в истине и быть далеким от опасности уклониться от нее, впасть в заблуждение, – смиренно подчинялся руководству Церкви. Она есть непогрешительный орган Христовой истины, как непогрешителен сам Христос, который обещал пребывать в ней до скончания века, как непогрешителен Дух Святый, который, по обетованию Христову, пребудет в Церкви во веки (Ин. 14:16). Как же Церковь сохраняет и распространяет учение истины, ей вверенной Христом? Главным хранилищем истины служит для Церкви Св. Писание, изъясняемое по разуму Церкви при помощи Предания и по внушению присущей ей просвещающей благодати Св. Духа. Свое разумение Христовой истины Церковь выражает в символах веры, в писаниях отцев и учителей Церкви, в богослужебных песнопениях, в вероопределениях Вселенских Соборов, и наконец в живом учении пастырей Церкви, получивших от Иисуса Христа, по преемству от Апостолов, власть учением своим привлекать людей к вере и утверждать в ней. Эта власть столь священна, что, по слову Христову, кто слушает их, слушает самого Христа и кто отметается их, отметается самого Христа (Лк. 10:16). Таким образом вне союза с Церковию и ее пастырями, или священноначалием, неблагонадежны другие пути к усвоению Христовой истины. Мнящиеся обладать истиною, но пренебрегающие союзом с Церковию и ее священноначалием, суть мечтатели; их мудрования в отрешении от церковного руководства суть бред расстроенного воображения. Все ереси и лжеучения возникли вследствие расторжения союза с Церковию и ее священноначалием. Одна Церковь есть непогрешительный орган истины. «Несомненно исповедуем, как твердую истину, что кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться и изрекать ложь вместо истины; ибо Дух Святый, всегда действующий чрез верно служащих отцев и учителей Церкви, предохраняет ее от всякого заблуждения». Так сказано в послании всленских патриархов о православной вере и повторено в нашем православном катехизисе (в изъяснении 9-го члена символа веры). Итак поистине Церковь есть столп и утверждение истины. Не могли поколебать этого столпа и твердыни никакие вражеские приражения. Мудрования еретиков и раскольников послужили только к вящшему торжеству Христовой, содержимой Церковию, истины, ибо дали повод пастырям Церкви полнее, точнее и всестороннее раскрыть истины церковного вероучения. Вот и в наше время появляется много лжемудрствующих. Это многих смущает и дает им повод сомневаться в прочности и непоколебимости Церкви. Но напрасно. Истина Господня, хранимая Церковью, пребывает во веки. Церкви, основанной на камне – Христе, врата ада, т. е. силы адские в лице врагов истины, никогда не одолеют. Успех лжеучителей может быть только временный. «Не смущайтесь, это легкое облачко, – оно скоро пройдет», говорил Афанасий Великий по поводу попыток Юлиана богоотступника уничтожить христианскую Церковь. Тоже и мы должны повторять в виду появляющихся среди нас лжеучений. Толпы еретиков и разных лжеучителей с каждым веком христианства появлялись и исчезали, как легкое облако, а солнце истины Христовой вечно сияет. Не затмить его и современным врагам Христовой истины, содержимой Церковию.

Возблагодарив, братие, Господа, за то, что по милости Его мы принадлежим к Православной Церкви, которая есть столп и утверждение истины, и будем свято беречь эту истину, не увлекаясь современными лжеучениями. Сочувствие этим лжеучениям карается анафемою церковною, т. е. отлучением от Церкви. Строга эта кара, но Церковь иначе поступать не может, – она есть общество единомысленных. «Умоляю вас, братия, – пишет Апостол членам Коринфской Церкви, – именем Господа нашего Иисуса Христа, чтоб все вы говорили одно и не было между вами разделения, но чтоб вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1Кор. 1:10). Есть церковные общества на западе, которые слишком широко понимают свободу веры и признают своими членами даже далеко уклонившихся от принятого у них вероисповедания. За несколько лет пред сим один епископ англиканской церкви на Мысе Доброй Надежды обвинен был в том, что печатно отвергал богодухновенность Священного Писания, но был оправдан парламентом и продолжал проходить епископское служение. Но потому то церковное общество, в котором возможны подобные явления, не есть Церковь, а есть только сборище механически соединенных членов. Говорят: любовь все покрывает и не препятствует принадлежать к одной Церкви разномыслящих в вере. Но это – нехристианское рассуждение. Апостол и Евангелист Иоанн Богослов больше всех апостолов учил верующих исполнять заповедь Христову о любви, – но он же крепко стоял за истину вероучения. Он писал: «для меня нет больше радости, как слышать, что дети мои ходят в истине» (3Ин.1:4).

Вечная память от Бога и от людей новопреставленному рабу Божию Михаилу. Поистине он был раб Божий. Он служил Богу, преимущественно как общественный деятель, и служил так, как свойственно истинному рабу Божию. Не обинуясь скажем, что его общественное служение было богослужением. Так он служил Богу, служа верою и правдою Его Помазаннику, Русскому Царю. Он глубоко чтил в нем богопоставленную власть, благоговел пред нею, по искреннему убеждению, что она дана ему милостию Божиею, а не волею народною. В самодержавии Царя он видел отражение всевластной воли Божией и отеческого Божия промышления о мире. Вместе с Святою Церковию, которая усердно молит Господа, да укрепит самодержавие Помазанника своего, он немало содействовал своим словом к утверждению в умах убеждения, что самодержавие есть главный оплот государственной жизни в Русском народе, что оно спасает нас от гибельной борьбы партий, раздирающих и обессиливающих другие государства, ибо оно выше всех партий. Он служил Господу Богу, служа отечеству во славу имени Его. Ибо все, что он писал о водворении в отечестве просвещения, правосудия, об утверждении в нем государственного единства, о его международном положении, – все это носит печать его ревности о славе Божией.

Так не к славе ли Бога света и истины служило то, что он сильным словом своим восставал против ложного просвещения, против учений, враждебных религии и Церкви, что он был грозою злонамеренных проповедников этих учений и охранял от их тлетворного влияния общество, особенно молодые умы?

Не к славе ли Бога правды служило то, что он, ревнуя о водворении в нашем отечестве суда правого и беспристрастного, беспощадно громил приговоры суда, основанные не на законах Божиих и человеческих, не на любви к правде, а на ложном человеколюбии, потворствующем преступникам, и нередко на политических преступных соображениях, – что он находил неудовлетворительным самое устройство современного суда, дающего силу большинству голосов в решении судебных дел? В сем случае он вполне следовал учению закона Господня, запрещающего решать судебные дела по большинству голосов. «Не следуй, – говорит Господь чрез Моисея, – за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая до большинству от правды» (Исх. 23:2).

Не к славе ли Бога мира и любви служило то, что, ревнуя о благосостоянии отечества, дыша пламенною любовию к нему, он с непоколебимою силою убеждения отстаивал государственное единство его, воодушевлял народ и правительство к непреклонной борьбе против раздирателей государственного единства, и с успехом направлял общественное мнение к признанию той непреложной истины, что в государственном теле все народности должны составлять единое целое и ни одна не помышлять об отторжении или о вредных для государственного единства привилегиях? Недоброжелатели почившего деятеля в духе глумления называли его за сие и вообще за противодействие внутренним смутам – спасителем отечества; но он действительно много сделал для спасения отечества от внутренних крамольников, к обузданию их дерзости, о чем ежедневно молится и Православная Церковь. Он действовал в сем случае за одно с Церковию и следственно во славу Божию.

Не к славе ли Божией, наконец, служило то, что он горячо стоял за честь и интересы родной страны в международных отношениях, что он с чрезвычайною прозорливостию уличал иноземные державы в кознях против России, прикрытых маскою доброжелательства, что он неустанно твердил одно правило, которого следует держаться в международных отношениях: прежде и паче всего блюсти честь и интересы своего отечества? И если он усматривал опасность, грозящую отечеству от своекорыстных видов иноземной политики, то голос его возвышался с такою силою, что к нему с тревогою прислушивались иноземные народы и правительства. В сем случае образ мыслей почившего Деятеля совершенно оправдывался учением ап. Павла: «Дондеже время имамы, да делаем благое ко всем, паче же к присным по вере» (Гал. 6:10). «Аще кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть и неверного горший есть» (1Тим. 5:8). Руководствуясь этим апостольским правилом, он действовал, без сомнения, во славу Божию, ибо действовал согласно с волею Божиею.

Итак повторяем: общественное служение почившего мужа было поистине богослужением. Все, что он ни делал на избранном им поприще служения, он делал с сознанием, что служа Царю и отечеству, он служит самому Господу. В лице его гражданин не отделялся от христианина. Прибавим к чести его, что каков он был в общественной деятельности, таковым являлся в частной жизни. Он был искренно верующим и смиренным сыном Церкви. Несмотря на многосложность своих общественных трудов, он неопустительно исполнял обязанности, предписываемые Церковию. И эта преданность его вере и Церкви счастливо соединялась в нем с высокою внешнею образованностию. В этом отношении пример его весьма поучителен особенно в наше время, когда неуважение к вере и Церкви возникает во многих не по серьезному убеждению, добытому тяжелою внутреннею борьбою, путем глубоких научных исследований, а просто по наслышке, по слепому пристрастию к модным в науке авторитетам, по привычке к плотскому мудрованию. Лучшим обличением несостоятельности таких мудрецов служит пример твердых религиозных убеждений в лице подобных почившему верующих. Если эти верующие могут сохранить святыню детской веры и преданности Церкви, обладая богатством внешней мудрости, то ввиду их люди менее богатые в этом отношении и однако же позволяющие себе вкривь и вкось судить о вопросах веры и Церкви, поневоле должны задуматься над смелостию своих суждений и задать себе вопрос: действительно ли они настолько умны, чтобы признавать себя непогрешительными судьями в этом случае, тогда как другие, гораздо более их умные и просвещенные смиренно покоряют свой разум в послушание вере и Церкви. И если бы в нашем обществе побольше было истинно просвещенных и вместе глубоко верующих людей, неверие без особенной борьбы с ним ослабело бы. Ему стыдно было бы поднимать свое знамя в виду их; их пример был бы внушительнее для неверов всяких рассуждений и препирательств с ними. Закончим тем, чем начали: Вечная память от Бога и от людей новопреставленному рабу Божию Михаилу, с ревностию и успехом соединявшему в своем лице службу общественную с службою Божиею, долг гражданина с долгом христианина.

28 августа 1887 г., сороковый день по кончине М. Н. Каткова.

Братство Святителя Николая, празднующее 22-ую годовщину своего существования, установлено в память в Бозе почившего Цесаревича Николая Александровича. Посему нашему церковному празднованию предшествовало поминовение Цесаревича Николая и всех почивших членов Братства. За преспеяние Братства мы возносим благодарственные Господу Богу молитвы, призывая в тоже время новые благословения Божии ему. А благоговение к памяти Цесаревича и благодарная память о почивших деятелях Братства побуждают нас умолять Владыку живых и мертвых, да учинит души их в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, т. е. в Царствии Небесном.

Не почтем, братие, неблаговременным уделить несколько минут на размышление, в каком смысле Царство Небесное именуется местом светлым, злачным, покойным.

Царство Небесное, которого мы молитвенно желаем почившим, называется местом светлым, как место радости и веселия, в противоположность царству тьмы, – месту скорби и плача. Свет отождествляется с радостию и в обыкновенном словоупотреблении. Когда радость наполняет душу, тогда говорят: светло на душе. Но внутренняя радость отражается на лице. Лице есть зеркало души: радость, ощущаемая в душе, проторгается наружу, и тогда лице не только называется, но и видимо является светлым, просветленным.

На языке Св. Писания свет также отождествляется с радостию и веселием. «Свет воссия праведнику, и правым сердцем веселие» (Пс. 96:11), веселие отчасти земное, наипаче же духовное, религиозное, источником которого служит чувство благоволения Божия. Кто чувствует, что Господь взирает на него очами благоволения, обращает на него светлое, благосклонное лице свое, тот не может не исповедывать пред Господом вместе с Давидом: «Ты возвеселил меня радостию лица твоего» (Пс. 20:7). Если нас радует светлый, приветливый взор и улыбка на лице любимого человека, если об ином говорят: взглянет – подарит, то судите о силе радости духовной, когда душа ощущает прикосновение к ней благодати Божией, действующей чрез Слово Божие, чрез таинства, чрез молитвенную беседу с Богом. Но как ни велика эта радость, все же она в земной жизни не может быть полною и непрерывною: она возмущается здесь борьбою с греховными искушениями, неизбежными в этом мире болезнями и другими бедами и напастями. В земной жизни иногда сам Господь на время скрывает от любящих Его свет лица своего, дает им чувствовать лишение своей благодати, оставляет их без своей помощи в состоянии уныния, и это для того, чтобы укрепить в них смиренное сознание своей немощи без благодати Божией, предохранить их от духовной беспечности, дать им случай утвердиться в бескорыстной любви к Богу. Но в Царстве Небесном не будет ничего такого, что могло бы помрачить и ослабить чувство духовной радости. Там не будет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, не будет греховных искушений. Царство Небесное есть место единой радости и в этом смысле поистине есть место светлое, ибо обитающих в нем непрерывно озаряет свет лица Божия, непрерывно наслаждаются они радостным общением с Господом и близкими к Нему слугами Его – светлыми ангелами.

Далее Царствие Небесное называется местом злачным, по сравнению с пастбищем или лугом, обильным сочною и питательною для пасущихся на нем животных зеленью. Сыты и веселы животные, пасущиеся на таком лугу под надзором пастуха. Счастлива и душа человеческая, которую питает потребною ей пищею Пастырь и Посетитель душ, Господь Бог. Еще в здешней жизни от полноты удовлетворяемого сею пищею чувства она взывает к Господу вместе с Давидом: «Господь пастырь мой: я ни в чем не буду нуждаться. На месте злачном Он покоит меня» (Пс.22:1,2). Злачное место для христианской души есть Церковь Христова, это благодатное на земле Царство Христово. В Церкви Христовой уготована обильная пища для насыщения души, для удовлетворения присущих ей потребностей истины, добра и блаженства. Она питает алчущие истины и добра души Словом Божиим, которое для младенчествующих в вере заключает в себе млеко нелестное, для совершенных – твердую пищу (1Пет.2:2; Евр.5:12). Она укрепляет силы верующих в подвигах благочестия и добродетели брашном Тела и Крови Христовой и благодатию прочих таинств. Она услаждает духовный вкус верующих благолепным богослужением. Поистине Церковь Христова во всех этих отношениях есть место злачное. Но как ни питательна и ни усладительна пища, подаваемая ею для насыщения алчущих истины, добра и блаженства душ, полного насыщения они не обретают, пока обитают в бренном теле. Нет ни одного истинно-верующего, который бы самодовольно мог сказать, что он в достаточной мере воспользовался всеми средствами, какие предлагает ему Церковь, для стяжания духовного совершенства, что он вполне усвоил истину и далек от опасности впасть в заблуждение, что утвердился в добре и стал превыше искушений на зло, что в душе его царствует ничем невозмутимый мир и блаженное чувство общения с Богом. Нет, при всех успехах его в стремлении к духовному совершенству, в душе его все еще остается чувство недовольства этими успехами, все еще он ощущает духовную алчбу и нередко жалуется на недостаток в себе приемлемости к предлагаемой Церковию обильной пище для утоления этой алчбы, на свое бессилие в борьбе с врагами своего спасения – плотию, т. е. поврежденною грехом своею природою, миром, т. е. соблазнами от людей, и диаволом. Что может быть питательнее для души брашна Тела и Крови Христовой? Что крепительнее этого брашна для поддержания в ней жизни духовной? Но и самый достойный причастник этого пренебесного таинства имеет нужду взывать ко Христу, да сподобит его истее (совершеннее) причащаться Его в невечернем дни царствия Его, да сподобит его вкушать в этом царствии сладость общения с Ним не под покровом чувственных видов таинства, но непосредственно зреть Его лицем к лицу и услаждаться общением с Ним без всякой примеси горечи, испытываемой здесь на земле нередко после причащения св. тайн. И действительно, только в Царствии Небесном возможно полное насыщение или утоление духовной алчбы. «Насыщуся, внегда явитися ми славе твоей» (Пс. 16:15). Только тогда, когда предстану лицу Христову во славе Его, я вполне достигну того, чего без достаточного успеха искал в здешней жизни; только тогда я буду зреть истину не в зерцале и гадании, а в очевидности, вкушать добро без примеси зла, мир душевный без опасения потерять его. Только тогда наступит для меня блаженное состояние духовного удовлетворения. И если я и теперь, по временам, ощущаю некоторое довольство от насыщения духовною пищею, которою Церковь питает алчущих истины, добра и блаженства, то это дает самое слабое понятие о насыщении в Царствии Небесном.

Право на чувственное питание и насыщение обыкновенно приобретается трудом. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Сол. 3:10). Тунеядство есть грех. Нельзя ли думать, что и обитающие в злачном месте, в Царствии Небесном, насыщаются благами его, упражняясь в тоже время в трудах? Нет, Царствие Небесное есть место не только светлое и злачное, но и покойное. Там вечный праздник, вечное субботство, вечная свобода от трудов и подвигов, не в безусловном, впрочем, смысле. Праздник не одно и тоже, что праздность, и покой праздничный не одно и тоже, что бездействие. Покой Царства Небесного, если бы состоял в вечной праздности, был бы самым скучным состоянием. Если и на земле церковные праздники должны быть проводимы в покое от одних житейских дел, а отнюдь не от служения Богу, то и вечное празднование в Царствии Небесном соединяется с служением Богу. Тайнозритель Иоанн Богослов свидетельствует о горних Силах: «покоя не имут день и нощь, глаголюще: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель» (Апок. 4:8). Нет сомнения, что труд непрестанного, день и ночь продолжающегося, славословия Богу разделяют с ними и души праведных человеков. Но несомненно также, что этот труд им не в тягость: он служит для них источником величайшего наслаждения. Он служит для них отдыхом после трудов земной жизни, подвигов благочестия и добродетели, наградою за них. Если участие в торжественном праздничном богослужении в земных храмах не утомляет, а только радует истинных любителей праздников, – после будничных забот они отдыхают душею в храме Божием среди праздничной обстановки, ибо в храме стояще, на небеси стояти мнят: то труд славословия Господа в храме небесном в несравненной степени легче и приятнее. Участвующие в сем славословии лики праведников, не замечают, как идет время, века кажутся им минутами. Этому благоприятствует отрешение духа от грубой плоти. Покуда живем в сем мире, дух наш, бодрый для славословия Богу, стесняется в своих порывах немощною плотию. По отрешении от плоти дух получает полную свободу прославлять Бога и чем больше упражняется в этом, тем больше упокоивается в Боге. Поистине Царствие Небесное есть место покойное. Там нет подобных земным нестроений, препятствующих безмятежному славословию Богу. Оттого «там слышится празднующих глас непрестанный, там вкушают бесконечную сладость зрящие лица Христова доброту неизреченную» (первая молитва по причащении). Зрение этой доброты, этой полноты совершенств Божиих служит для них неистощимым источником блаженства.

Умоляя Господа об усопших, да учинит души их в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, мы, без сомнения, и самим себе желаем того же по смерти. Что же нужно для достижения желаемого блага? Нужно надлежащее приготовление к сему в продолжение временной жизни. – Итак, если желаешь водвориться по смерти в месте светлом, в месте непрестающей радости в общении с Господом, старайся еще в земной жизни приобресть приемлемость к этой радости, очищай свой духовный вкус от всего, что заглушает эту приемлемость, не убивай ее пристрастием к чувственному веселию и мирским развлечениям подобным тем, которым с таким увлечением предавался изображенный в евангельской притче богач, веселившийся во все дни светло. Он восприял благая в животе своем, изведал на земле все, что временная жизнь могла дать ему приятного для его чувственности. Он не знал других радостей, кроме земных; он понятия не имел о том, что такое радость духовная в общении с Господом, – и вот когда душа его переселилась в загробный мир, она не нашла здесь ничего такого, что доставляло ей, удовольствие в земной жизни, и стала жестоко страдать, палимая адским пламенем. Особенно этому страданию подвергся язык его, орган вкуса и слова, в наказание за то, что он злоупотреблял этим органом, что язык свой он услаждал невоздержанием в пище и питии и речами праздными и гнилыми.

Если желаешь вселиться по смерти в месте злачном и здесь обрести духовное насыщение, т. е. полное удовлетворение потребностей истины, добра и блаженства, то не заглушай этих потребностей в продолжение земной жизни, ищи удовлетворения их в Боге с таким же усердием, с каким ищет пищи томимый голодом. «Блажени алчущии, яко тии насытятся» (Лк.6:21; Мф.5:6), – отчасти и здесь, но в полной мере там.

Если желает по смерти обитать в месте покойном, знай, что оно уготовано только тем, которые заслужили его трудами в продолжение временной жизни. Кому Господь Иисус Христос обещал успокоение, не благодатное только в здешней жизни, но и вечное в Царстве Небесном? Труждающимся и обремененным: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененный, и Аз упокою вы» (Мф. 11:28). Кому Дух Святый изрек тоже обещание? Трудящимся: «Блажени мертвии, умирающий о Господе... Ей, глаголет Дух: да почиют от трудов своих» (Апок. 14:13). Судьба наша в вечности зависит от того, как ведем себя в здешней жизни. Здесь сеяние, там жатва; здесь плавание в борьбе с воздымаемыми бурею искушений волнами житейского моря, там не бурное пристанище; здесь непрерывная война с врагами спасения, там венцы победные; словом – здесь труд, там покой. Итак, если дорожишь этим вожделенным вечным покоем, стремись к нему путем трудов и подвигов, заповеданных тебе Христом Подвигоположником, совершай их с любовию ко Христу, с самоотвержением, памятуя, что Он не только указал нам этот путь, но и Сам шел им до креста. В числе этих трудов и подвигов главное место занимают дела человеколюбия и милосердия, судя по тому, что на страшном суде Христовом преимущественно за них присуждено будет наследие Царствия Небесного.

Празднуя, братия, 22-ю годовщину человеколюбивого учреждения, призванного к вспомоществованию детям бедного духовенства в их содержании во время образования в духовных училищах, не будем ослабевать в сем деле человеколюбия. Пусть никто не стесняется тем, что не может делать значительные пожертвования на это святое дело. Пусть каждый памятует, что как бы ни были скудны его даяния в пользу благотворительного Братства, они угодны Господу Богу. Велика ли, например, услуга для ближнего, изнемогающего от зноя и жажды, напоит его чашею студеной воды? Но если эта услуга оказана ему потому, что он ученик Христов, то она имеет великую цену в очах Христовых, потому что в лице Его ученика оказана Ему самому, и потому будет награждена Им (Мф. 10:42). Дети бедного духовенства, для пособия которым в их содержании существует под сению здешнего храма⁸ Братство св. Николая, принадлежат к числу таких учеников Христа, которые приготовляются другим преподавать Его учение. Итак из любви ко Христу и Его Святой Церкви не оставим их без помощи, для того, чтобы, прежде чем они сделаются учителями, дать им возможность быть хорошими учениками.

Ровно 50 лет прошло со времени вступления в служение при сем храме досточтимого настоятеля ее, протоиерея Павла. Братия храма сего достойно и праведно оценили столь продолжительное служение его при одном и том же храме и положили ознаменовать особенным чествованием 50-ю годовщину сего служения. Не могло не принять участие в этом чествовании и духовенство вкупе с церковными старостами подведомого досточтимому юбиляру благочиния, усматривая в столь продолжительном служении особую милость и благословение Божие к нему. Не часты случаи пятидесятилетнего служения в священстве; но прослужить 50 годов при одном храме – это чрезвычайная редкость, это в высшей степени знаменательно для приходского общества, во главе которого стоит ровно 50 лет один и тот же настоятель. Он поистине может быть назван патриархом этого общества, не по возрасту своему, а по продолжительной духовно-родственной связи с ним. Он может сказать иному молодому члену прихода: «я крестил не только тебя, но и отца твоего, не только отца твоего, но и деда». Само-собою разумеется, что центром этого сближения служит приходский храм, в котором пастырь находит преимущественно удобное место для общения с прихожанами, для удовлетворения их духовных нужд, как их молитвенник, учитель, раздаятель даров духовных, чем продолжительнее он служит в одном храме, тем прочнее его связь с прихожанами.

Но приходский храм служит местом сближения прихожан не только с пастырем, но и между собою. Недаром прихожане называются братиею приходского храма. О них положено особое церковное моление: «еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, прощении и оставлении грехов рабов Божиих, братии святого храма сего». Все члены Православной Церкви суть братия между собою, ибо все усыновлены Богу в таинстве крещения, все – сыны одной матери Церкви, все призваны к братскому общению в вере, надежде и любви, все должны пещись друг о друге, как родные братья; но еще теснее братский союз между прихожанами одного храма. Их сближает соседство по месту жительства, но еще более сближает приходский храм. Вне храма они хотя соединены соседством, разделены большею частию житейскими положениями. В храме ничто их не разделяет: они здесь все равны, все члены единой братской семьи, все вместе предстоят лицу Отца небесного, как чада Его по благодати, все одинаково оглашаются словом Божиим, все без чинов приступают к общей чаше спасения. Тут нет различия между богатым и бедным, знатным и не знатным. Эта братская близость имеет место во всяком храме; в какой бы храм вы ни пришли, вы всегда будете сознавать себя членами братской семьи; но нигде это братство не чувствуется столь живо, как в приходском храме, который соединяет не только единоверных, но больше или меньше знакомых друг другу. Личное знакомство прихожан, естественно возникающее в их общих собраниях в одном храме, имеет великое значение в духовном отношении. Чем чаще вы видите друг друга в храме и чем теснее, вследствие этого, ваше духовное братство, тем скорее можете ожидать от братий храма участия к вам в разных обстоятельствах вашей жизни. Радость ли пошлет вам Господь, горе ли постигнет, в том и другом случае вы больше встретите сочувствия от приходских ваших братий, постоянно вместе с вами посещающих общий храм, чем от иноприходских, не столь вам известных. Первые ближе примут к сердцу вашу радость и горе, чем последние, и усерднее будут молиться за вас Господу, как за брата своего, при вашей жизни, а когда помрете, с молитвою любви окружат гроб ваш. Вы для них родной по приходскому храму, а не чужой. Вот почему прихожанам свойственно предпочитать свой храм чужому, больше ходить в свой, чем в чужой. Все храмы в богослужебном отношении имеют одинаковое достоинство, и в каждом можно молиться с одинаковым усердием и с одинаковою надеждою на услышание от Бога, в каждом обитает один и тот же Господь; но предпочитая без особенной нужды чужой храм своему, вы находитесь в опасности подвергнуться справедливому обвинению в пренебрежении к приходскому братству; вам скажут, что вы не дорожите этим братством и великими благами единения с ним. Лучше молиться в чужом храме, чем нигде; но в чужом храме вы будете только гостем. Хорошо быть в гостях, но лучше дома. В приходском храме вы у себя дома, ибо окружены лично близкими к вам людьми. Пусть приходский храм хуже в некотором отношении чужого; пусть он не обладает таким же великолепием, не так светел, не так просторен, как последний; но все же он родной вам храм не только по братскому единению с прихожанами, но и по воспоминаниям: здесь, в этом храме, может быть, молились ваши предки, здесь снизошла на вас благодать в таинствах крещения и миропомазания, здесь вы отдали последний долг вашим родителям, здесь благословлен был ваш супружеский союз. Если вам дороги эти воспоминания, то должен быть дорог и храм, с которым они связаны. Если ваш приходский храм невзрачен, если обстановка его убога, это должно располагать вас не к тому, чтобы обегать его, а к тому, чтобы принять меры к устранению его недостатков, и для сего поусердствовать необходимыми издержками вместе с прочими братиями храма. Говорить ли о пренебрежении к приходскому храму под тем предлогом, что в нем совершается богослужение без певчих и употребляются простые церковные напевы? Это свидетельствует только о скудости или даже о совершенном отсутствии благочестивого чувства. Истинно благочестивый человек любит приходский храм независимо от того, как исполняется в нем церковное пение, – исполняется ли оно звучными, искусными и приятными голосами, или слабыми, неискусными и неблагозвучными. Он не затем ходит в храм, чтобы услаждать свой слух звуками, а для молитвенного общения с Господом. Радость этого общения так в нем глубока, что возмутить ее не могут некоторые недостатки в исполнении богослужения.

Что касается до здешнего храма, то братиям его он сугубо дорог, не как только приходский храм, во и как место обитающей в нем особой святыни, привлекающей к нему богомольцев со всех концев Москвы. И нет сомнения, что соединенные любовию к храму, они соединены в любви к настоятелю его, которого тем чаще видят и с которым тем теснее сближаются, чем чаще посещают сей храм. Они привыкли к общению с ним и он связан с ними узами долговременной привычки. Но как ни велика сила привычки, она еще не очень много значила бы, если бы братия сего храма не ценили высоко личных достоинств в настоятеле его. Они не могут не ценить его высоко, как пастыря просвещенного, каковые потребны особенно в наше время – время распространения ложного просвещения, требующего противодействия со стороны истинно просвещенных людей. Прежде всего должно отдать справедливость его умственным дарованиям, которыми в нескудной мере наделил его Господь и которые он у совершил трудом самообразования. Он обладает многостороннею образованностию, не только духовною, но и светскою, и, что редко в наше время, основательным знанием древних языков, свойственным питомцам старой школы. Несмотря на многосложные занятия по приходскому храму и должность благочинного, несмотря на преклонные лета, он находит время следить за современным движением мысли в области богословской и светской письменности, с юношескою любознательностию знакомится с выдающимися в той и другой явлениями «и вся испытуя, добрая держит» (1Фес.5:21). Муж тонкого ума, он здраво и метко оценивает значение чужих мыслей. Жаль, что он скупо делится своими знаниями путем печати; но и то немногое, что из его писательства известно в печати, весьма ценно в научном и художественном отношении. Весьма замечательна его учительская деятельность. О его преподовании в духовной семинарии с благодарностию вспоминают бывшие его ученики. Но особенно достопамятна его законоучительская служба в одной из школ Московского Благотворительного Общества. Службу эту он проходил не один десяток лет безмездно, и как проходил! По свидетельству одного из ближайших наблюдателей его службы в этой школе, печатно заявленному, наш досточтимый юбиляр «преподавал учение Веры и Священную Историю до такой степени применяясь к понятиям детского возраста, что даже маленькие девочки свободно отвечали на вопросы, поясняя уроки своими словами. Это удивляло всех на экзаменах»⁹. От многочисленных посетителей храма сего, не говоря о прихожанах, он заслужил искреннее уважение ревностию к исполнению священнослужительских обязанностей, к благолепию храма Божия, особенно благоговейным молебствованием пред здешней чудотворной иконой Богоматери. От подведомых его благочинническому надзору причтов он пользуется не менее заслуженным уважением. В сношениях с ними он является в высшей степени благожелательным и снисходительным, но вместе отличается прямотою, за которую, в похвалу ему, к нему можно применить слова Христовы о Нафанаиле: «се воистину израильтянин, в немже льсти несть» (Ин.1:47). Как высоко ценит начальство его труды учительские, пастырские, благочиннические, труды по исполнению других поручений, видно из немалочисленных наград ему.

Возблагодарим, отцы и братия, Господа, благословившего нашего досточтимого юбиляра долголетием, крепостию сил, успехом в его многотрудной и многосторонней деятельности, и помолимся, да продлит Господь на многие лета сие благословение и милость к нему, и чрез него ко всем, на которых простирается его доброе влияние.

Словом: церковность обозначается церковный образ мыслей и церковный образ жизни. Церковности в том и другом отношении противоположен мирской образ мыслей и мирской образ жизни. Эта противоположность есть следствие противоположности Церкви и мира. Церковь и мир – это одна другой чуждые до противоположности области. Когда идет речь о противоположности мира и Церкви, то под миром разумеется не вселенная, не совокупность всех тварей, не гражданское общество и не все люди вообще, а собственно та область мира, которая заключает в себе людей уклонившихся от Бога и благо жизни полагающих не в общении с Богом, а в удовлетворении греховных склонностей, в обладании тем, что мир может дать приятного для их чувственности. Одним словом – это не боголюбцы, а миролюбцы, в которых пристрастие к миру, его утехам, заглушило память о Боге. К ним относятся изречения: «Весь мир в зле лежит» (1Ин.5:19). «Все, еже в мире, похоть плотская, похоть очес и гордость житейская» (1Ин. 2:16), «В мире господствует растление похотию» (2Пет.1:4). «Мир не знает Бога» (1Ин.3:1), «не познал Христа» (Ин. 1:10). «Мир ненавидит Христа» (Ин. 7:7). Мир есть царство диавола: он «князь мира сего» (Ин.12:31; 14:30). «Он бог века (т. е. мира) сего и ослепляет умы неверных, чтобы не сиял в них свет благовествования Христова» (2Кор. 4:4). До принятия христианской веры ефесские христиане «жили по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе,... действующего ныне в сынах противления» (Еф. 2:2). Подчиненные диаволу духи суть «миродержатели тьмы века сего» (Еф. 6:12). Вследствие этого дружба с миром не только не совместна с любовию к Богу, но «есть вражда против Бога, так что, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак.4:4).

Таков суд слова Божия о мире. Строг и беспощаден этот суд. И однако же долготерпение Божие не истощается, мир, враждебный Богу, не погибает. Люди нечестивые и целые общества их даже благоденствуют. Чем объяснить это? Тем, что во все времена существования рода человеческого наряду с господствующим в мире злом сохранялись останки добра, что сила зла встречала некоторое противодействие со стороны сил добра. Последних было, положим, мало и они были слабы, но все же они не исчезали. Среди самого грубого язычества, потворствовавшего грубейшим заблуждениям и порокам, являлись по временам люди мудрые и просвещенные, своим здравым рассуждением хоть сколько-нибудь разрежавшие окружавшую их духовную тьму. Немало противодействовали разливу зла законы, власть судебная и правительственная. Какова бы ни была власть, хорошая, или дурная, все же лучше было жить под какою-нибудь властию, чем не знать никакой и безнаказанно предаваться порывам своеволия и самоуправства. «Несть власть аще не от Бога» (Рим.13:1), – говорит Апостол даже о языческих властях. «Мною царие царствуют и властители пишут правду», – говорит Господь устами Соломона (Притч. 8:15), имея в виду вообще властителей, где бы они ни были. Итак и среди неверных являются орудия промышления Божия о человечестве, погрязшем в зле. Но главным орудием для противодействия злу, господствующему в мире, в руках Промысла Божия служит Церковь, или общество чтителей истинного Бога. Господь сохраняет ее, яко зеницу ока, и чрез нее сохраняет весь мир. Она есть святое семя, ради которого стоит мир. Когда оскудевает это семя, тогда и основания мира потрясаются. Таково было состояние мира при Ное. Вся Церковь, все семя святое сосредоточивалось в лице его с семейством; прочее человечество сделалось плотию, т. е. погрузилось в плотскую жизнь и утратило чувство духовных потребностей. Всемирный потоп очистил землю от плотских людей, но святое семя сохранилось, как залог продолжения жизни человеческого рода, не физической только, но и духовной. Зло, господствовавшее в мире до потопа, проявило свою силу и после потопа даже в семействе Ноя и затем распространилось по всему лицу земли, не только среди потомков Хама, но также Иафета и Сима. Но Церковь не уничтожилась, святое семя продолжало существовать в избранной части потомства Симова, – в лице патриархов, пока наконец этим семенем не делается целый народ, избранный из всех народов для хранения истинного богопочтения. Господь вступил с ним в особый завет или религиозный союз при Синае. Он обещал этому народу даровать то преимущество пред прочими народами, что он будет Его особым уделом, царством священников, народом святым (Исх. 19:5, 6). Господь принял все меры к тому, чтобы избранный народ соответствовал своему назначению быть хранителем истинного богопочтения и святости, чтобы помнил свое посвящение на служение единому истинному Богу, чтобы помнил, что он в ряду народов есть народ-священник и потому должен блюсти себя от всякой мирской нечистоты, наипаче от смешения с язычниками. С этою целию Господь даровал ему закон, во всех отношениях обособлявший его от язычников, – и неоднократно напоминал сынам Израиля: «будете Ми святи, яко Аз свят есть Господь Бог ваш, отлучивши вас от всех язык быти Моими» (Лев. 20:26). «Святи будите, яко Аз свят есмь» (Лев.19:2). Несмотря, однако, на все попечения Господа об избранном народе, клонившияся к тому, чтобы удержать его на высоте его призвания, он не удержался на этой высоте. Он не раз отступал от истинного богопочтения, осквернял себя идолопоклонством и близким общением с язычниками, прогневлял Господа лицемерием в делах богопочтения, и за сие подвергаем был суровым наказаниям. Самое тяжкое из них было утрата политической самостоятельности, – подпадение под власть Вавилонян, Сирийцев, Египтян и потом Римлян. Наконец Господь совсем отступился от избранного народа, отвергшего Мессию, и за сие преступление рассеял весь народ по лицу земли. Он не соблюл святости, для соблюдения которой отделен был от всех народов, за что и живет доселе в смешении с ними. Но святое место не осталось пустым. На место Иудеев призваны в Царство Божие язычники. Ветхозаветная Церковь сменилась Новозаветною. Преимущества избранного народа перешли на уверовавших во Христа. «Вы род избранный, – говорит им ап. Петр, – вы царственное священство (в смысле особенной близости к Богу), народ священный, люди взятые в удел» (1Пет. 2:9). Ясно, что верующие во Христа становятся в одинаковое положение, как ветхозаветные верующие, – делаются народом святым или священным, т. е. посвященным Богу, отделенным на служение Ему из среды всего человечества. В этом смысле Церковь Новозаветная есть Церковь святых. Члены ее в первые дни христианства называются преимущественно святыми без исключения, независимо от нравственных качеств. «Случилось, что Петр (апостол), обходя всех, пришел и к святым, живущим в Лидде» (Деян. 9:32). «Македония и Ахаия усердствуют... подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме» (Рим. 15:26; слич. 1Кор. 6:2. Рим. 12:13). Ап. Павел свои послания в Ефес (Еф.1:1), в Колоссы (Кол.1:2), в Филиппы (Флп.1:1), адресует на имя всех святых и верных во Христе Иисусе. Равно и в Символе Веры Церковь называется святою, в смысле, конечно, общества людей посвященных и освященных на служение Богу и потому обязанных блюсти себя чистыми от всякой мирской скверны, так что в этом отношении Апостол прилагает к ним требование, которое должны были исполнять члены Ветхозаветной Церкви: «изъидите из среды их (язычников) и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте не прикасайтеся» (2Кор. 6:17; Ис.52:11). Т. е. помните ваше призвание к святости, ваше посвящение на служение Господу, и не унижайте своего христианского достоинства участием в языческой нечистоте, удаляйтесь от общения с язычниками, если видите опасность заразиться их нечистотою, живите так, чтобы видно было, что у вас нет ничего общего между светом и тьмою, Христом и велиаром, правдою и беззаконием, Это сказано было Апостолом к новообращенным из язычества христианам, но, без сомнения, относится ко всем членам Церкви, ибо все призваны к святости, к подвигам очищения себя не только от языческой нечистоты, но и от всякой мирской нечистоты. Итак Церковь и общество святых – это подобозначущие понятия. Что же именно делает Церковь Святою, в смысле отлучения ее от мира и посвящения ее на служение Богу, так чтобы члены ее всего менее походили на людей мира, преимущественно язычников? Это, во-первых, освящение истиною. «Отче святый, святи их во истину твою», – молил о своих учениках Господь Иисус (Ин.17:11,17). Христиане святы потому, что усвоили истину, т. е. веру Христову, и стали свободными от заблуждений языческих в области веры. Далее святость христиан состоит в жизни. Христиане призваны к жизни не только неукоризненной в нравственном отношении, но и равноангельской, к достижению торжества духа над плотию, самоотвержения пад самолюбием, нового человека над ветхим. В этом отношении христиане времен Апостолов, «живя среди рода строптивого и развращенного, сияли, как светила среди мира» (Фил. 2:15). Но главным образом святость членов Церкви состоит в освящении их благодатию таинств. Чрез них христиане делаются храмами Духа Святого, стало-быть имеют священное значение, свойственное всякому храму, или дому Божию, которому подобает святыня в долготу дней. Живя среди нехристиан, древние христиане выделялись из среды их, как храм Божий выделяется из среды простых домов. Они не бегали от мира, не удалялись от общежития и по наружности ничем не отличались от язычников. «Мы с вами вместе живем, – пишет один из христианских апологетов II века, – носим такую же одежду, имеем те же домашние нужды, те же потребности; мы не брахманы или индейские гимнософисты, не живем в лесах, не удаляемся от общества. Мы только остерегаемся излишества и роскоши. Мы бываем на площади, на съестных рынках, в банях, в ремесленных заведениях, в лавках, на постоялых дворах, на торгах и при других общежительных сношениях. Вместе с вами плаваем по морям, служим в воинском звании, занимаемся хлебопашеством, торговлею, работами и изделия свои выпускаем для вашего употребления» (Тертулиан. Апология гл. 42). Житейские занятия не мешали им быть истинными членами христианской Церкви, не мешали соблюдать святость, потому что все, что они делали, делали во славу Божию; они чуждались только тех житейских занятий, которые имели отношение к идолопоклонству, например, не делали идолов, и ваятели их не были терпимы в Церкви, хотя в оправдание себя говорили, что смотрят на идольские изваяния не как на предмет благоговения и веры, но как на предмет искусства и промысла. Не терпимо было в древней Церкви также участие в языческих театральных увеселениях. Помня свое призвание к святости, Христиане почитали грехом присутствовать на языческих зрелищах, и тем более быть на них действующими лицами. Актеры, борцы, гладиаторы и учители сих искусств были отлучаемы от церковного общения. Эти занятия противоречили идее святости, и если бы терпимы были, то внесли бы в Церковь мирскую греховную стихию, обмирщили бы Церковь. Церковь не только должна стоять выше всего, что грозило бы ей обмирщением, – она призвана своим влиянием очистить мир от греховных скверн, и распространить свою святость на гражданский быт. Задача ее не в том состоит, чтобы разрушать гражданские основы общежития; она отнюдь не относится отрицательно к государству, к государственным учреждениям, к судам, к военному делу, как проповедует граф Л. Толстой, – она стремится к тому, чтобы духом своим проникнут эти основы общежития, сделать их сродными себе (ассимилировать). Церковь есть царство не от мира сего, но она призвана преобразовать мир по своим идеалам. Она есть Царство Божие на земле и в своих отношениях к миру должна осуществить то, что сказано Спасителем в притче о закваске. Мысль притчи та, что Церковь в отношении к миру должна направлять свои усилия к тому, чтобы он наконец сделался церковным, подобно тому, как закваска сообщает свою кислоту всему раствору муки, в который она вложена. И действительно, согласно с смыслом притчи, наступит некогда время, когда царства мира сделаются царством Господа (Апок.11:15). Само-собою разумеется, что Церковь может достигнуть этого торжества над миром медленным путем постепенности, подобно тому как и закваска не вдруг, а мало-по-малу заквашивает тесто. – В чем же именно должно проявляться влияние Церкви в отношении к основам общежития? Главная из этих основ есть государство. Не смешиваясь с государством, как царство не от мира сего, Церковь имеет право требовать, чтобы цари земные взирали на себя, как на слуг Божиих, и помнили, что они ответственны в употреблении своей власти пред Царем царствующих, чтобы они были слугами и покровителями Церкви, подобно равноапостольному Константину и другим благочестивым царям греко-восточным и русским. Церковь имеет право требовать, чтобы в законах гражданских веял дух Евангелия, чтобы судии и правители руководствовались в своей деятельности правилом Христа Спасителя: «иже хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга» (Мф.20:26), были проникнуты искренним желанием быть полезными для общества и чужды были всякого своекорыстия. Церковь имеет право требовать, чтобы все члены гражданского общества одушевляемы были, во взаимных отношениях, готовностию к исполнению апостольского завещания: «не своих си кийждо, но и дружних кийждо смотряйте» (Фил. 2:4), и в отношении к державной власти и от нее поставленным начальствам вели себя со страхом Божиим, памятуя, что, «сущие власти от Бога учинены суть: темже противляяйся власти Божию повелению противляется» (Рим. 13:1, 2). Дай Бог, чтобы самые международные отношения имели христианский характер, чтобы отовсюду была изгнана вражда, повсюду водворился мир, чтобы наступило наконец время, когда забыта будет война и народы раскуют мечи на сохи и копья на серпы. – Церковный дух должен господствовать в семье и школе. Домашняя жизнь должна быть так устроена, чтобы семья была домашнею церковию, чтобы все члены семьи проникнуты были духом благочестия и вместо того, чтобы искать развлечений на стороне, находили удовольствие в домашних духовных упражнениях, – в общем духовном чтении, пении, молитве. – Школа должна помнить, что начало премудрости есть страх Божий, что закон Божий должен быть не только главным предметом учения в ряду наук, но духом своим оживотворять мирское учение, ибо в каждой светской науке есть немало точек соприкосновения с истинами веры. – Занятия торговые и промышленные должны быть допускаемы только в будни, а производить их в воскресные и праздничные дни должно быть считаемо тяжким грехом против церковной заповеди о посвящении Богу этих дней. Хозяева промышленных и торговых заведений должны подавать пример служащим у них в соблюдении этой заповеди и не отвлекать их от участия в праздничном богослужении, а поощрять их к сему. Если Апостол требует, чтобы мы все, что ни делали, делали во славу Божию, – это значит, что все наши житейские дела должны быть предпринимаемы и совершаемы с благословением Божиим, которое испрашивается и даруется чрез посредство Церкви. Истинный сын Церкви не возьмется ни за какое дело, не освятив себя церковною молитвою, не осенив себя, по крайней мере, крестным знамением. Он не разделяет мнения людей мира, что для успеха в житейских делах нужно одно житейское благоразумие и сметливость. Он уверен, что самые благоразумные и сметливые люди успевают в устроении своего благосостояния при помощи Божией, хотя о ней не просят и даже не подозревают, что Господь сияет светом своей благости на злых и благих.

К величайшему сожалению, в наше время мирской, враждебный Церкви образ мыслей проявляется не только в житейских делах и отношениях, но даже в самой религиозной области. Для мудрствующих по началам мира истина Веры не составляет святыни; их не трогает молитва Иисуса об учениках своих к Богу Отцу: «святи их во истину твою» (Ин.17:17). Принадлежа к членам Православной Церкви, они не дорожат православием, – они не убеждены в истине его, они равнодушны к нему, как и ко всякой другой вере, для них все веры равны. Под предлогом уважения к свободе совести, они требуют безусловной свободы для всех лжеучений. – Церковные заповеди о посте, о непременном участии в богослужении под страхом строгой ответственности за нарушение их, они почитают для себя необязательными, и не только не исполняют их, но еще порицают и глумятся над ними. – Пристрастие к мирскому пению и музыке причиною того; что они тяготятся простыми напевами в храме Божием и услаждаются только похожим на оперное исполнением церковного пения, ища в этом случае удовлетворения не религиозного, а только эстетического чувства. – Раболепство пред миром и его обычаями сказывается в возмутительном обычае сближать время церковного венчания с временем ночного свадебного пира и бала. На этих балах заставляют новобрачных быть не только зрителями плясок и скачек, но и самих плясать и скакать. И это после тех минут, когда низошла на них в таинственном священнодействии благодать Божия, освятившая их супружеский союз! Им не дают ни времени, ни свободы заняться размышлением о величии полученной ими благодати и углубить в себе чувство благодарности к Господу за нее. В них насильственно погашают те святые впечатления, какими должны быть полны души их после того, что совершено над ними в храме Божием, – и все это в угоду миру, который самое священнодействие кощунственно обращает в повод к бесчинному ликованию. – Не меньше возмутительны некоторые обычаи при похоронах. Так ничего нельзя сказать в оправдание обычая светских людей произносить речи на могиле, по опущении или пред опущением в нее гроба, – речи совершенно чуждые церковного характера. Положим, погребают какого-нибудь лицедея или музыканта. Над их душами совершается загробный суд, она проходит воздушные мытарства и нуждается в наших молитвах. Но почитатели этих господ не довольствуются участием в молитвах за них, – но в честь их начинают в надгробной речи вычислять и прославлять скоморошеские или музыкальные заслуги их обществу, заслуги, которые следовало бы скорее оплакивать в виду соблазна, какой они производили слишком натуральным воспроизведением глупостей и страстей человеческих. И к сожалению, волей-неволей приходится быть слушателями этих неуместных речей служителям Церкви, в облачении присутствующих на могиле до опущения в нее гроба. Правительство запретило светским лицам произносить надгробные речи в церкви, следовало воспретить их и на могиле, чтобы не отнимать у похорон церковного характера. – К поруганию церковного характера похорон служит также то, что они, также как и панихиды, соединяются иногда с так называемыми демонстрациями или заявлениями недовольства на правительство. Обыкновенно эти демонстрации устрояются, если погребаются или поминаются лица, замешанные в каком-нибудь политическом преступлении или проступке. Почитатели их, и в числе их даже совсем неверующие в силу церковной молитвы, собираются в огромном количестве на похороны или на панихиду по ним, не затем, чтобы усерднее помолиться за них, а единственно затем, чтобы многолюдным собранием своим выразить сочувствие им, якобы жертвам несправедливости к ним правительства. – Антицерковный характер чествования покойников выражается, наконец, в обычае, недавно вошедшем в моду, чествовать их вставанием с места. Обыкновенно это бывает так: председатель какого-нибудь собрания заявляет ему о смерти какой-нибудь знаменитости, говорит о заслугах ее и в заключение предлагает собравшимся: «встаньте, господа». И господа встают и остаются в этом положении минуту или несколько секунд. Ни крестное знамение, ни молитвенное какое-либо изречение в память почившего при этом не допускается, хотя бы и почивший и чествующие его принадлежали к православным христианам. Что хорошего в этом бездушном и исключительно гражданском чествовании покойников, совершенно несвойственном сынам Православной Церкви? Словно мы живем не в православной России, а во Франции, где религия объявлена не нужною для государства, где узаконены гражданские похороны, гражданские браки, гражданская мораль.

Не указываем на множество других опытов, наглядно показывающих, что Церковь ничего не имеет общего с миром, доколе мир во зле лежит и не воспринимает освящающего влияния Церкви на его жизнь и основы гражданского общежития. Это две, одна другой противоположные области. Церковь существует для того, чтобы воспитывать людей в удалении от мирской нечистоты, иначе в святости образа мыслей и образа жизни. Церковность есть жизнь в духе этой святости, есть стремление к ней.

«Ты еси Петр и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей» (Мф. 16:18).

В сих словах Христа Спасителя, сказанных в ответ на исповедание Петра о Нем: «Ты еси Христос, Сын Бога живого» (Мф. 16:16), содержится обетование о неодолимости Христовой Церкви. Истина, исповеданная Петром, исповедана с не поколебимою твердостию убеждения в ней, и сама-по себе непоколебима. Потому непоколебима и Церковь, основанная на сей истине, или на вере в нее. Непоколебимость истины, что Иисус есть Христос, Сын Бога живого, сам Он представляет под образом камня, или каменной свалы, несокрушимой бурями, не размываемой дождями. Равно несокрушима и Церковь, стоящая на этой скале, – ее не одолеют врата адовы. Ясно, что выражаясь так о своей Церкви, Христос выражается образно. Образ берется здесь от вещественного здания, воздвигнутого на каменном фундаменте, а не на песке. Сам Христос говорит об устойчивости такого здания: «пошел дождь, и разлились реки, и подул ветер, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне» (Мф. 7:25). Но говоря о неодолимости своей Церкви, Христос имеет в виду сходство ее не со всяким домом или зданием, а с зданием крепостным или крепостию, подвергающеюся нападениям врагов. Враги Христовой Церкви – это адские силы, козни которых, направленные против нее, Он называет вратами адовыми, имея в виду сходство их с совещаниями граждан, происходившими обыкновенно у городских ворот, именно с совещаниями относительно плана нападения на неприятеля.

Что это за адские силы, враждебные Христовой Церкви, но не могущие одолеть ее? Это духи злобы и во главе их диавол. Ад собственно значит царство мертвых; но так как виновник смерти, имеющий власть над нею (Евр.2:14) со времени грехопадения прародителей, есть диавол, то вследствие этого и ад находится под его властию, которую он разделяет с подчиненными ему духами, – составляет его державу или царство.

Диавол есть исконный враг Церкви. Еще в то время, когда в состав Церкви входили два лица, он своими кознями успел разрушить союз их с Богом и навлек на них гнев Божий. С тех пор вражда его к Церкви не прекращается и будет продолжаться до скончания века. Но Церковь Божия никогда не оставалась и не останется без защиты Божией. Еще в первые минуты торжества диавола над первыми членами Церкви, дано было им утешительное обетование о сотрении главы змия, т. е. диавола, Семенем жены, т. е. Богочеловеком (Быт. 3:15). И сие обетование исполнилось. Богочеловек явился в мир для того, чтобы разрушить дела диавола (1Ин. 3:8) и для ищущих спасения воздвигнуть Церковь, неодолимую кознями адских сил. И как сам Основатель Церкви во время земной своей жизни победил диавола, когда например отразил его искушения в пустыне, и как Он сокрушил его могущество в самом аде, куда сходил душею для изведения оттуда веровавших в Него, так и Церковь Его пребывает и до скончания века пребудет непобедимою от врагов, которых воздвигал и воздвигает против нее диавол. Кто эти враги? Иудеи, язычники, еретики, раскольники и разные лжеучители. Иудеи, с самого начала Христовой Церкви сильно враждававшие против нее, сделались безвредными для нее после того, как в наказание за Христоубийство лишились своего храма, отечества и рассеяны по лицу земли. Это наказание послужило к вящшему торжеству Церкви Христовой, и если они во дни последнего антихриста, имеющего выйти из среды их, паки возмогут, то паки побежднени будут. К подобному торжеству Христовой Церкви послужили гонения, воздвигавшиеся против нее во всех пределах всесветной Римской империи со стороны язычников, по ненависти к ней народа, правительства, жрецов, мудрецов и всех лиц, выгоды которых тесно связаны были с идолопоклонством. Язычники не одолели Церкви и сами вошли в нее. С тех пор уже не повторялись подобные жестокие гонения на Церковь со стороны язычников, и христианство до сих пор по большей части мирно, хотя и медленно, распространяется среди языческого мира. – Много сделало вреда Церкви магометанство: оно значительно сократило пределы ее в странах восточных; но оно сильно только невежеством своих последователей и потворством грубой чувственности их, и в настоящее время много делает уступок христианству в своих пределах. Что касается до ересей и расколов, возмущавших и возмущающих Церковь, то те и другие непрерывно сменялись и сменяются одни другими, а Церковь стоит непоколебимо на своей скале и будет вечно стоять на ней: волны лжеучений приражаются к ней и разлетаются, не делая ей вреда. Иначе и быть не может, ибо непреложно обетование Христа о неодолимости Церкви адскими силами. Много говорят о живучести раскола, продолжающегося двести лет. Но эта живучесть – только кажущаяся; на самом деле раскол есть мертвечина. Ибо что такое смерть? Разложение тела на части. Раскол чем дольше существует, тем больше разлагается на враждебные одна другой части, стало быть тем больше вымирает. Царство раздельшееся на ся не станет. Только истина Господня пребывает в век, а Церковь есть столп и утверждение истины, есть царство истины, ибо Христос на вопрос Пилата: «царь ли Ты?, – ответствовал: ты глаголеши, яко царь есмь Аз. Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину, и всяк, иже есть от истины, послушает гласа Моего» (Ин. 18:37).

Итак враги Церкви, которая есть царство истины, суть враги истины, кто бы они ни были, раскольники ли, или всякие другие лжеучители. Но восставая против истины, содержимой Церковию, они идут против рожна, который их же уязвляет. Чем объяснить их ослепление и упорство, с каким они враждуют против Церкви, которой не одолеют врата адовы? Чем бы ни объясняли, но во всяком случае нельзя не признать участия в их вражде против Церкви духа злобы. Он хитер, и не самолично направляет свои козни против Церкви, а посредством людей же. Враги Церкви не подозревают, что, кознодействуя против Церкви, они сами кругом опутаны сетями диавола. Они думают, что, восставая против Церкви, они стоят на стороне истины, тогда как на самом деле стоят на стороне врага ее диавола, служат орудиями его козней против Христовой Церкви, за одно действуют с силами адскими и следуют внушениям их, идущим от врат адовых. Это прежде всего должно сказать о вражде против Церкви язычников. Ибо что такое язычество или идолопоклонство? Это служение бесам. «Вси бози язык бесове», – говорит Псалмопевец (Пс. 95:5). «Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу, – говорит ап. Павел коринфским христианам, и прибавляет, – но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами» (1Кор. 10:20). Стало быть если язычники, служители бесов, жестоко гнали и мучили христиан, они делали это в угоду бесам и, без сомнения, по внушению их. Тоже надобно сказать о других врагах Церкви. Восставая против истины, содержимой Церковию, они находятся в союзе с исконным врагом истины и отцем лжи диаволом. В этом обличал Иисус Христос современных Ему Иудеев. Того же обличения заслуживают и все лжеучители. «Бог века сего»,– то есть диавол, по злобе своей, удерживает одних в неверии, – «ослепляя их умы, так что для них не сияет свет благовествования о Христе» (2Кор. 4:4), а у тех, для кого воссиял сей свет, «уносит слово Божие из сердца, чтобы они не уверовали и не спаслись» (Лк. 8:12). Диавол есть ожесточенный и нераскаянный враг Божий и враг истины. Он знает истину и сознательно враждует против нее и вооружает против нее людей. Как же теперь не сказать, что враги Церкви, например раскольники, видя не видящие, слыша не слышащие яснейших солнца свидетельств истины, указуемых им защитниками ее, – как не сказать, что они действуют заодно с диаволом, единомысленно с ним и по его наущению? Пусть подумают об этом наши доморощеные враги Церкви и опомнятся.

Так, враги Христовой Церкви служат орудиями адской злобы против нее, хотя сами не замечают этого. Но если чрез людей диавол нападает на Церковь, то и Глава Церкви Господь Иисус также чрез людей защищает ее от козней вражеских и делает ее неодолимою вратами адовыми. Орудием Его промышления о своей Церкви служит церковное священноначалие, которое, как и самая Церковь, окормляемая им, пребудет до скончания века. Принадлежащие к священноначалию, пастыри и учители Церкви освящены Христом, по слову Апостола, к созиданию тела Христова, т. е. Церкви, и будут совершать это служение до тех пор, «дондеже достигнем вси в соединение веры и познание Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф. 4:11–13). Скоро ли наступит конец служению пастырей Церкви, неизвестно; но что он не наступил, вопреки мнению лжеучителей, видно из того, что до сих пор, несмотря на подвиги ревности к прохождению своего служения истинных пастырей, еще далеко не все достигли соединения веры, не все, познали Сына Божия, не все достигли духовной зрелости по образу Христову. – Пастыри Церкви созидают ее не только словом учения и правилами жизни, но наипаче тайнодействиями. О продолжении одного из них до скончания века, именно о таинстве Тела и Крови Христовой, ясно дает разуметь Апостол, когда утверждает, что верующие будут вкушать Тело и Кровь Христову до второго пришествия Христова (1Кор. 11:26). Кроме священноначалия Господь Иисус приемлет услуги для охранения своей Церкви также со стороны государственной власти. Эта власть была враждебна Церкви в первые века христианства, но с IV века, когда сами цари сделались сынами Церкви, она в них нашла опору по слову пророка: «и будут царие кормители твои и княгини их кормилицы твои» (Ис. 49:23). С сих пор государственная власть, по примеру равноапостольного Константина и матери его Елены, Феодосия Великого, Иустиниана, равноапостольного Владимира не только правительственными распоряжениями, но и гражданскими законами стала покровительствовать Церкви и содействовать ей в борьбе с язычниками, еретиками и раскольниками. Если Господь, Владыка царств и народов, управляет ими чрез поставляемых Им земных властителей, то ничего нет несообразного с достоинством Церкви, если Он же употребляет в орудия своего промышления о ней христианских царей. Но наипаче Христова Церковь нуждается в содействии ей духовно-нравственных сил в борьбе с ее врагами. К разряду этих сил принадлежит Братство св. Петра митрополита, учрежденное для ослабления раскола. Вот уже пятнадцатый год оно служит этому святому делу и, благодарение Господу, служит не без успеха, как это доказывается множеством изданных Братством книг, руководствующих к правильной борьбе с расколом, и распространением их в огромном количестве. Помолимся Господу, Главе Святой Церкви, чтобы, укрепляемое Его благодатию, при молитвенном содействии святителя Петра митрополита, оно неослабно и с возрастающим успехом продолжало трудиться на пользу Церкви, Дóндеже вси, уклонившиеся от нее, достигнут в соединение православной веры и возвратятся в матернее лоно Святой Церкви.

«Свет во тме светится, и тма его не объят.» (Ин.1:5).

Что это за свет, который светит во тьме и тьмою не объят? – Это свет истины в деле богопознания и богопочтения. По учению Евангелиста Иоанна, сей свет исходит от единосущного Богу Отца Сына Его, или ипостасного Слова. Он сам есть Свет от Света, присносущее сияние славы Бога Отца и точное отображение Существа Его (Евр. 1:3). Он же, как Творец мира, как источник жизни всего сущего, сообщил отсвет божественной славы всему сотворенному. На всех тварях, неразумных и разумных, напечатлены следы творческой и промыслительной мудрости, благости и всемогущества, так «что невидимое Бога, вечная сила Его и Божество от создания мира чрез рассматривание тварей видимы» (Рим. 1:20). Весь мир небесный и земный самым устройством своим поведает славу Божию, научает боговедению и богопочтению. Но неразумные твари не имеют ни смысла, чтобы познавать, ни языка, чтобы прославлять Творца и Промыслителя. Сие преимущество дано только разумным существам, на земле только человеку. Ему одному на земле, как существу созданному по образу Божию, дано познавать Бога чрез рассматривание природы. Кроме того ему одному Бог открыл себя в его совести, свидетельствующей о Боге, как о Законодателе, Судии и Мздовоздаятеле в области нравственной жизни (Рим. 2:14, 15). Но преимущественно Господь облегчил человеку возможность познавать и чтить Его чрез внешнее, положительное откровение истинного боговедения и богопочтения. Виновник всех этих преимуществ человека в ряду земных тварей есть Бог-Слово. В Нем искони живот бе, и Он есть источник жизни во всем мире; но в отношении к человеку жизнь, дарованная ему, представляет ту особенность, что была светом человеков. Человек получил от Бога-Слова вместе с жизнию свет истины: ему одному из земных существ дано познавать Бога в самом себе и в Его отношении к тварям, и сознательно чтить и прославлять Его.

Было время, когда свет истины боговедения и богопочтения озарял людей всею полнотою своего сияния, когда сам Бог или присносущее Слово Его непосредственно беседовал с ними и находил в них совершенную приемлемость, когда они совсем не знали лжи. Это было в раю. К сожалению, не долго продолжалось это счастливое время. Тот, которого Иисус Христос назвал ложью и исконным отцем лжи, т. е. диавол, позавидовал блаженству первых людей, прокрался в рай и словами лжи и клеветы затмил в их душах свет истины, заронил в их воображение мечту, что они сами сделаются богами, если откажутся от послушания Богу. Обольщенные искусителем, они низпали из области света в область власти тьмы (Кол. 1:13). Но милосердый Господь не дал им погибнуть в этой тьме; Он поспешил к ним с обличением и вразумлением; они познали свою вину пред Ним, и как ни глубока была тьма заблуждения, сокрывшая от очей их свет истины, она не объяла этого света, не погасила его, – они поняли, что спасение их только в общении с Богом, в смирении и покаянии пред Ним. Что же касается до искусителя, притворившегося доброжелателем их, – Господь возбудил в них вражду к нему и обещал им победу над ним чрез одного из их потомков. Вражда между людьми и диаволом, возбужденная Богом, по падении первых людей, есть борьба истины и лжи, царства света и царства тьмы, и эта борьба искони непрерывно ведется и до скончания века будет продолжаться. Вся история человеческого рода есть история этой борьбы, – история утешительная, ибо показывает, что как ни велики были успехи отца лжи в распространении духовной тьмы, тьма никогда не одолевала, не погашала света: свет всегда светился и светится во тьме.

До всемирного потопа, среди мрака богозабвения и нечестия, свет истины светился в потомках благочестивого Сифа, известных под именем сынов Божиих, пока они не смешались с потомками Каина, известными под именем сынов человеческих, и не дошло до того, что все люди, по слову самого Бога, стали плотию, убившею в них духовную жизнь. Власть тьмы торжествовала, но Господь прекратил ее торжество потопом, и свет истины сохранился в лице праведного Ноя и его семейства: и опять тьма не объяла, не погасила света.

После всемирного потопа до времен Моисея борьба света истины с тьмою язычества ведена была родоначальниками Израильского народа, происшедшими от Сима. Господь укреплял их в этой борьбе тем, что сам многократно являлся им и беседовал с ними, вступил в особый завет с ними, охранял их от смешения с соседними язычниками. Следствием было то, что свет истины, сосудами которого были эти избранники, сиял в них и чрез них непрерывно до Моисея, – и его не могла погасить окружавшая их со всех сторон тьма.

Со времени Моисея до воплощения Сына Божия для хранения света истины был избран целый народ. Вся земля покрыта была тьмою многобожия и нечестия; по временам проникала она и в среду этого народа, но никогда не могла погасить в нем света истины: распространению тьмы в ибранном народе противодействовали законы, данные чрез Моисея, и пророки. Последние были бдительными стражами истинной веры и своими обличениями, вразумлениями, угрозами от лица Божия и обетованиями не давали тьме заблуждений и суеверия затмить веру в единого истинного Бога, и она не затмевалась даже тогда, когда народ Божий подпадал владычеству язычников. Этого мало: среди самых язычников по местам мелькали искры истины. Господь по бесконечной своей благости и пред язычниками «не несвидетельствована себе остави» (Деян. 14:17). Многие из них достигли истинного богопознания путем естественного размышления, также путем знакомства с преданиями первобытного откровения, путем сношений с еврейским народом во время пребывания его среди Египтян, Ассириян, Вавилонян, путем знакомства с еврейскими священными книгами, когда они переведены были на общепринятый греческий язык. По учению некоторых древних отцев и учителей Церкви, мудрецы, поэты, законодатели и властители языческого мира иногда руководимы были к познанию истины чрез непосредственное озарение их ума от Бога-Слова. И в книге Притчей ипостасная Премудрость, т. е. Бог-Слово говорит о своем отношении к властителям: «Мною цари царствуют и сильнии (правители) пишут правду» (Притч. 8:15). Таким образом свет Христов светился и во тьме язычества, и тьма его не объяла.

Но если тьма не объяла, не погасила света истины во времена ветхозаветныя, то всего менее она могла достигнуть этого, когда Бог-Слово, Первоисточник света истины, явился на земле во плоти и озарил им вселенную. Князь тьмы почуял, какой сокрушительный удар имеет нанести ему только что родившийся Бог-Слово, и чтобы продлить господство тьмы, рукою Ирода покусился убить того, кто пришел рассеять тьму. Попытка, как известно, не удалась. Прошло тридцать лет; Христос торжественно вступил на поприще Просветителя, и в продолжение всего времени своего земного служения должен был бороться с слугами тьмы; они употребляли всевозможные усилия воспрепятствовать успеху Его просветительной деятельности, но все было напрасно: свет истины Христовой тем ярче сиял, чем настойчивее были усилия затмить его. Не увенчались успехом эти усилия и тогда, когда враги Его довели Его до крестной смерти, – она послужила только к вящшему торжеству Его. Надлежало исполниться Его предсказанию о спасительных плодах Его смерти: «аще зерно пшенично падь на землю не умрет, то едино пребывает, аще же умрет, много плод сотворит» (Ин. 12:24). Проповедь Апостолов о последовавшей за крестною смертию славе воскресения и вознесения Христа на небеса, при содействии Св. Духа, сошедшего на них в виде огненных языков, быстро стала разгонять тьму заблуждений, неверия и суеверий. К погашению света истины направлены были грубые силы язычества, утонченные измышления мудрецов века сего, бесчисленные ереси, но не могли устоять против оружий света. Гонения на Христову Церковь давно прекратились, древние измышления мудрости человеческой, враждебные христианству и православию, сделались достоянием одной истории. Сильны были нападения на истину Христову, но истина сильнее, – она пережила своих врагов и как прежде торжествовала над ними, так и впредь будет торжествовать.

Вот и в наше время появляется много попыток лжеименной мудрости поколебать не только Православную Церковь, но и самые основы христианства. Многих смущают эти попытки и заставляют опасаться за судьбу Христовой истины. Но опасения напрасны. «Не смущайтесь, это легкое облачко – оно скоро пройдет», – говорил св. Афанасий Великий по поводу попыток Юлиана богоотступника уничтожить христианскую Церковь. Тоже и мы должны повторять в виду появляющихся среди нас лжеучений. Успех их – только временный. Толпы еретиков и разных лжеучителей с каждым веком появлялись и исчезали, как легкое облачко, а солнце истины Христовой вечно сияет. Не затмить его и современным врагам Христовой истины. Между ними в наше время нашлись такие, которые, не отвергая значения учения Христова, вздумали связать с ним свои личные мнения, и так как оно ничего не имеет общего с ними, исказили его до неузнаваемости. Дерзость их дошла до того, что они сочинили свое Евангелие, взамен действительного, искони принятого не только Православною Церковию, но также инославными церковными обществами. Но это богохульство нашло достойное возмездие. Новое Евангелие с презрением отвергается даже свободомыслящими, и подпольные издания его известны немногим и притом служат предметом одного праздного любопытства, а отнюдь не сочувствия. Не такова судьба истинного Евангелия. Тогда как тлетворные произведения ложной мудрости, наделавшие шуму в один день, на другой забываются, книга Евангелия с каждым годом и днем все более распространяется по лицу земли. Истина, в нем заключенная, говорит сама за себя, и свет ее так силен, что тьма, напускаемая на умы лжеучителями, вместо того, чтобы затмить этот свет, только подает повод к появлению новых крепких борцев за истину, и ведет к тому, что в борьбе с лжемудрованиями истина становится еще светлее, еще тверже. Благодарение Христу, Свету истины, воздвигающему и в наше время ревнителей истины, заботящихся не только о своем духовном просвещении, но и о распространении его между ближними. В ряду просветительных сил, противоборствующих мраку духовного невежества и ложного просвещения занимает видное место Общество любителей духовного просвещения, празднующее двадцатипятилетие своего существования. О заслугах Общества, немало потрудившегося в борьбе с темными силами, в распространении света истины в высших и низших слоях народа, возвестят другие уста и в другом месте. Нам остается только возблагодарить Господа, благословившего вожделенным успехом просветительные труды Общества, и молитвенно пожелать ему, да продолжает оно с неутомимою ревностию и с прежним успехом служить тому святому делу, которое приняло на себя. Но мы должны прибавить, что это святое дело должно быть, по настоящему, делом всех христиан. Дай Бог, чтобы все христианское общество было обществом любителей духовного просвещения. Любовь к духовному просвещению должна быть свойственна каждому христианину потому одному, что он христианин, крещеный человек. Ибо крещение называется просвещением, готовящиеся к принятию крещения называются просвещаемыми (елицы ко просвещению), крещенные – просвещенными. Крещение в древней Церкви немыслимо было без духовного просвещения, и дара крещения, как и ныне возрастные, все сподоблялись не иначе, как по достаточном усвоении христианского учения, после продолжительного наставления или оглашения. Но и после крещения требовалось от христиан продолжать труд духовного просвещения, преуспевать в нем более и более. Ап. Павел недоволен был теми из христиан, которые вместо того, чтобы усовершаться в познании веры, забыли начатки слова Божия и нуждались в молоке, а не в твердой пище (Евр. 5:11–14). Он заповедует христианам: «не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте, умы же совершенни бывайте» (1Кор. 14:20). Он молит Бога, «да даст им духа премудрости и откровения в познание Его, (да даст) просвещенна очеса сердца» (Еф.1:17,18). Он благодарит Бога за коринфских христиан, которые по благодати Его, обогатились во всяком слове и разумении (1Кор.1:4,5). Ап. Петр также молитвенно желает новообращенным христианам «возрастать в благодати и, при помощи ее, в разумении Господа нашего и Спаса Иисуса Христа» (2Пет. 3:18), так чтобы они готовы были дать ответ всякому, требующему отчета в их уповании (1Пет. 3:15). Итак не одни пастыри и учители церковные обязаны знать основательно и обстоятельно учение веры, – к сему должен стремиться каждый христианин. Богословское знание не есть какая-нибудь привилегия немногих, не есть такое дело, за которое бы ни кому не следовало браться кроме посвященных. Оно открыто для всякого желающего, может, быть всеобщим достоянием. «О, если бы все были пророками!», – сказал Моисей, когда ему доложили, что пророчествуют два Старца вдали от скинии свидения, и просили Моисея возбранить им это (Числ. 11:26–29). О, если бы, скажем и мы, – все христиане были любителями духовного просвещения, если бы все обладали пророческим ведением истины, если бы среди нас ни одного не было такого, который, будучи давно просвещен крещением, ничем однако не отличается от оглашенного, едва знаком с начатками христианского учения. К сожалению, как много таковых среди нас! Как много христиан, которые не только не стыдятся быть и называться темными людьми, но еще позволяют себе говорить в свое оправдание: Бог с темных не взыщет!

Братие! на всех нас лежит долг заботиться не только об усовершенствовании самих себя в духовном просвещении, но и о просвещении ближних, – сильные должны немощи немощных носить. Не на одних пастырях лежит этот долг, но на каждом, сколько-нибудь знающем цену духовного просвещения. Наипаче молодое поколение нуждается в нашей помощи в деле духовного просвещения. Духовенство призвано руководить этим делом особенно в церковно-приходских школах. К сожалению, эти последния крайне не обеспечены в материальном отношении несмотря на существование особых обществ для поддержания их. Эти общества располагают крайне ограниченными средствами, так что многие законоучители принуждены бывают тратить свои лепты на снабжение учеников принадлежностями школьного учения. Как хорошо было бы, если бы приняли участие в этом деле наши капиталисты! Многие из них жертвуют миллионами на устройство богаделен. Это конечно прекрасно, но несравненно было бы лучше, если бы их миллионы употреблены были на нужды духовные, – например, на церковно-приходские школы, на миссионерское дело для обращения язычников и раскольников. Сколько благословений заслужили бы они от тех, которые удовлетворены ими в духовных нуждах! Сколько благодарных молитв к престолу Всевышнего вознеслось бы за них со стороны облагодетельствованных ими детей, их родителей, законоучителей, и обращенных на путь истины язычников и раскольников! Пусть эти благодетели сами не далеки в духовном просвещении, но содействуя просвещению ближних своею вещественною помощию, они стяжали бы награду у Бога, равную награде великих учителей и просветителей. Аминь.

По случаю чудеснаго спасения Государя Императора и Его Царской Семьи от смертной опасности, обнародован 23 октября 1888 года в высшей степени трогательный и поучительный Высочайший манифест:

«Неисповедимыми путями Промысла совершилось над Нами чудо милости Божией. Там, где не оставалось надежды на спасение человеческое, Господу Богу угодно было дивным образом сохранить жизнь Мне, Императрице, Наследнику Цесаревичу и всем Нашим Детям. Да соединятся молитвы всех верных Наших подданных с Нашими благодарными к Богу молитвами о Нашем спасении. В трепетном благоговении пред дивными судьбами Всевышнего, Мы веруем, что явленная Нам и народу Нашему милость Божия ответствует горячим молитвам, которые ежедневно возносят о Нас тысячи тысяч верных сынов России всюду, где стоит Святая Церковь и славится имя Христово. Промысл Божий, сохранив Нам жизнь, посвященную благу возлюбленного отечества, да ниспошлет Нам и силу верно совершить до конца великое служение, к коему Мы волею Его призваны».

Итак внял Господь ежедневно возносимым в православных храмах молитвам нашим, да оградит Он святыми Своими ангелами возлюбленного Царя нашего на всех путях его. На одном из этих путей грозила ему и Его благословенной Семье неминуемая страшная опасность. Но милосердый Господь чудесным образом отвратил ее. Ангелы Господни, невидимо сопутствовавшие ему, под сению крил своих укрыли Его от удара, поразившего многих его спутников. Сам Царь благоговейно и смиренно во всеуслышание именует это спасение чудом милости Божией. И всяк, верующий в Божественный Промысл, верует и исповедует, что действительно совершилось явное и поразительное чудо, свидетельствующее, что Господь, яко зеницу ока, хранит Избранника Своего, доколе он не совершит всего, что предназначено ему совершить для блага царства и Св. Церкви. Что воздадим Господу за столь безмерную милость к Царю нашему? Сам он, Благочестивейший наш Царь, призывает нас соединить с его благодарными к Богу молитвами наши благодарения. И все мы, верные его подданные, не по одному его призыву, но по собственному сердечному побуждению и любви к Царю, возносим за него к престолу Царя царствующих наши благодарения за чудесное сохранение его жизни, исповедуя, что чрез сие чудо явлена милость Божия не к нему только лично, но ко всему его народу, ибо, храня Царя, Господь хранит и царство. Вместе с Царем спасен от страшной опасности и Наследник его престола. Нельзя не усматривать в сем залога милости Божией к царству на будущее время. Сколько милостей, – как же не благодарить за них Господа? – С молитвенным благодарением за явленную милость должны быть возносимы к Господу не менее усердные мольбы, да пробавит Господь свою милость к Царю и царству на все последующее время. Сам Царь одушевлен глубоким убеждением в нужде помощи Божией для благоуспешнаго прохождения Своего царственного служения и молит Господа, чтобы Он, сохранив Его жизнь, посвященную благу возлюбленного отечества, ниспослал ему и силу верно совершить до конца великое служение, к коему волею Его призван. Моление Царя должно быть и нашим молением.

Что же нужно, чтобы благоугодны были Господу наши моления Ему? Нужно, чтобы они соединены были с покаянием и делами милосердия. По грехам и беззакониям нашим мы заслуживаема праведный Его гнев. Но по своему долготерпению Он щадит нас, ожидая от нас покаяния и призывая нас к покаянию не только бедствиями, но и милостями к нам, венец которых видим в чудесном спасении Царя. Поспешим откликнуться на сей призыв к покаянию и не будем отлагать его, чтобы не истощить долготерпения Божия, и продолжением греховной жизни не затруднить самого Царя нашего в его святых усилиях благоустроить нашу жизнь. Не забудем, что мы обязаны Царю тихим и безмятежным житием под сению Его державы: будем же проводить сие житие во всяком благочестии и чистоте, угождать Господу ревностию об исполнении Его святых заповедей, послушанием общей нашей матери Святой Церкви, ее заповедям относительно благочестивого соблюдения праздников и постов, столь бесстрашно пренебрегаемых нами. Наипаче же для того, чтобы не лишиться милостей Божиих, будем сами милосерды к нашим ближним. Есть дела милосердия телесного и духовного, соответственно тому, что есть нужды телесные и духовные. Особенно потребна помощь с нашей стороны в нуждах духовных, в ряду которых первое место занимает духовное просвещение. В пределах нашего отечества существуют миллионы непросвещенных Христовою верою – язычников, магометан, евреев, миллионы блуждающих во мраке лжеверия и суеверия раскольников и прочих сектантов, миллионы детей, незнакомых с грамотностию, и взрослых православных христиан, едва знакомых с начатками христианского учения. Для просвещения и вразумления неведущих истины Христовой или едва ведущих ее, в нашем отечестве вызваны к бытию духовно-просветительные учреждения и между ними церковно-приходские школы. Все эти учреждения располагают незначительными вещественными средствами в сравнении с подобными учреждениями в Западной Европе и в Северной Америке. О, если бы в этом отношении мы православные не отставали от западных христиан! Ничем лучше не можем засвидетельствовать нашей благодарности к Господу, спасшему чудесно нашего Царя, и любви к Царю, как готовностию вещественными пожертвованиями споспешествовать духовному просвещению наших ближних. Многие капиталисты, желая оставить по себе добрую память, затрудняются, как это сделать лучше, и большею частию останавливаются на мысли устроить богадельню для безприютных старцев, сирот, вдов, калек и т. п. Конечно, все это богоугодно и подобными богоугодными заведениями изобилует Москва. Но как желательно, чтобы добрые люди обратили внимание на более неотложные – духовные нужды и с такою же щедростию спешили удовлетворять их, какую они проявляют для устроения богаделен! Откройте и обеспечьте церковно-приходскую школу, не поскупитесь на усиление денежных средств Общества миссионерского, Братства противораскольнического, дайте возможность бедным сельским служителям Церкви воспитать своих детей для блага же Церкви, поддержите своими пособиями ревнителей духовного просвещения, терпящих крайнюю нужду в средствах для издания и распространения полезных для народа духовно-нравственных книг, – вы явитесь тогда орудиями попечения Господа о спасении ваших ближних. За вас будут Богу молиться все, кому вы поможете в их духовных нуждах. Чудесное сохранение Царя представляет самый благоприятный случай для ознаменования вашей радости и благодарности к Господу сими делами милосердия. Не опустите сего случая.

«Кто воинствует своими оброки когда? или кто насаждает виноград и от плода его не ястъ? или кто пасет стадо, и от млека стада не ястъ?» (1Кор. 9:7).

Св. ап. Павел, которому принадлежат сии слова, безмездно проходил свое веропроповедническое служение. Он трудами рук своих пропитывал себя, и не только ни от кого не требовал вознаграждения за свои апостольские труды, но еще делился с спутниками своими прибытками от своих ручных работ. Это было делом его личного произволения, отнюдь не обязательным для проповедников Евангелия. Они имели полное право, по заповеди Христовой, есть и пить в тех домах, в которые являлись с своею проповедию, ибо достоин делатель мзды своей. И все Апостолы, за исключением Павла, так поступали. Сам Христос Спаситель, во время своих путешествий с евангельскою проповедию, питался с своими учениками подаяниями усердствующих. Отказываясь от вознаграждения за свои труды, ап. Павел отнюдь не отвергал однако права на это вознаграждение, напротив признавал это право священным, ссылаясь на заповедь Христову, и в этом отношении сравнивал служителей веры с воинами, садовниками и пастырями стада. Все эти лица не даром трудятся, – воины живут на казенном жалованьи, садовники питаются плодами садов, пастыри – молоком от пасомого ими скота. Но мы должны присовокупить, что пример этих лиц имеет значение не в том только отношении, что подтверждает законность вознаграждения за благовестнические труды, но еще в том, что дает нам возможность судить о важности и трудности их служения чрез сравнение с трудами воинов, виноградарей и пастырей.

Служба воина состоит в том, чтобы охранять безопасность отечества от внешних и внутренних врагов. Трудна служба воинов и в мирное, особенно же в военное время, когда на каждом шагу они подвергаются опасности быть искалеченными или убитыми от врагов, и зачастую должны терпеть голод, холод, зной, разные болезни. Служители веры суть духовные воины. Они призваны быть орудиями промышления Божия о мире и безопасности Святой Церкви, заботиться о том, чтобы чада Церкви проводили в благочестии и чистоте мирное и безмолвное житие, и духовным оружием отражать угрожающие их вере и благочестию опасности от врагов Церкви. Этих врагов немало в наше время, – время усиления неверия, материализма в образе мыслей и в жизни, время господства нехристианских обычаев, время ничем не сдерживаемых глумлений не только устных, но и печатных над Церковию и духовенством, время необычайной дерзости, с какою враги общественного порядка подкапываются под основы жизни семейной, общественной, экономической, требуют самой широкой свободы для всяких учений, для раскола и т. п. Все это прискорбно, все это мешает служителям веры спокойно делать свое дело: волей-неволей они должны делать в одно и тоже время два дела: одною рукою созидать, другою отражать нападающих с ревностию и самоотвержением воинов, готовых пасть с оружием в руках.

Не менее знаменательно Апостол сравнивает служителей веры с виноградарями. Есть большое различие между виноградными лозами в диком состоянии, растущими в лесу, без всякого ухода за ними со стороны человека, и виноградными лозами растущими в саду и пользующимися тщательным уходом со стороны садовника. Дикие лозы дают ягоды мелкие, кислые и невкусные. От садовых же виноградных насаждений получаются ягоды крупные, сочные и на вкус приятные. Подобное должно сказать и о людях. Есть большое различие между людьми, находящимися в естественном состоянии, живущими вне влияния христианства, не насажденными и не укорененными в духовном винограднике – Церкви Христовой, – и людьми духовно-рожденными и воспитанными в среде христианства, усвоившими себе христианский образ мыслей и руководствующимися во всех отношениях учением и заповедями Христа и Его Святой Церкви. Люди первого рода – поистине дикие виноградые лозы. Следуя закону естественному, насажденному в совести, они не чужды некоторых добрых нравственных качеств. Но насколько ниже добродетели естественного человека в сравнении с добродетелями христианскими, можно судить по следующим примерам. Так естественному человеку, непросвещенному Евангелием, свойственна любовь к ближним; но она простирается только на взаимно любящих, или на тех, в которых усматриваются достолюбезные качества, либо на тех, которые производят своею наружностию благоприятное впечатление, или зрелищем бедственного своего состояния возбуждают к себе невольное сострадание. Не такова христианская любовь: истинному христианину свойственно любить всех без различия, не только хороших, но и дурных людей, не только друзей, но и врагов, не только нравящихся нам внешними достоинствами, но и отталкивающих неприглядными наружными качествами. Чувство отвращения христианин побеждает размышлением о любви ко всем Господа и заповедию Христа Спасителя подражать любви Отца небесного, обнимающей всех – достойных и недостойных. – И естественный человек помогает нуждающимся ближним; но при этом ему удовольствие доставляет не то, что ближний осчастливлен им, а то, что для его самолюбия приятно благотворить. Когда же благотворит христианин, его радует единственно то, что ближний обрадован благодеянием, – он услаждается не своею добротою, а единственно счастием ближнего. Благотворящий не по христианским побуждениям вменяет себе в большую заслугу сделанное им добро; но благотворитель христианин смиренно помышляет, что все делаемое им для блага ближнему, делается чрез него милосердием Отца небесного, что собственно от единого Отца небесного исходит всякое даяние благое, а люди могут быть только орудиями Его милосердия. – И естественный человек, в мире языческом, прощал обиды, но это делал он по презрению к обидчику, почитая унижением своего достоинства отвечать на брань бранью. Напротив христианин прощает не по гордости и презрению к обижающему, а по любви к нему, из послушания Христовой заповеди, и из подражания примеру всепрощающей любви Христовой. – И среди язычников были люди, которые терпеливо переносили бедствия и страдания, удерживая себя от стонов и жалоб на свою участь. Но это терпение или было плодом тупой покорности неумолимой, по их мнению, судьбе, или было делом одного самолюбия, гордого сознания, что истинно мудрому стыдно падать духом при встрече с житейскими невзгодами. Не таково терпение христианское. Оно соединено с преданностию воле Божией, благой и премудрой, с смиренным сознанием своей виновности пред Господом, достойной наказания, с благодарностию к Отцу небесному, наказующему тех, которых Он любит, и наказанием очищающему от грехов, попускающему иногда неповинные страдания для того, чтобы чрез благодушное перенесение их можно было засвидетельствовать бескорыстную любовь к Нему и верность, – наконец с надеждою за подвиг терпения получить венец славы в будущем веке. – Не указывая других добродетелей, свойственных язычнику и христианину, заметим только, что вообще одни и те же добродетели, подобно указанным, представляют резкое различие в человеке естественном – язычнике, и в человеке облагодатствованном – христианине, различие, подобное тому, какое существует между виноградными ягодами от диких и от садовых лоз. Виноградные ягоды, получаемые от садовых лоз несравненно лучше по вкусу получаемых от диких лоз. Это потому, что за последними нет никакого ухода, тогда как для воспитания первых прилагается много трудов и забот со стороны садовника. Садовник берет для посадки лучшие лозы, выбирает годное для их произрастания место, удобряет для них почву, окапывает корни для разрыхления под ними почвы и для привлечения в разрыхленную почву влаги и воздуха, обрезывает сухия ветви, оказавшияся недоброкачественными лозы исправляет прививками, оберегает насаждения от птиц, от вредных насекомых, от вторжения в виноградник скота и воров. Все это служит образом трудов, какие Господь чрез поставленных Им служителей веры прилагает для духовного воспитания душ человеческих в недрах духовного виноградника – святой Христовой Церкви. На служителей веры возложены обязанности не менее трудные, как и на садовников в винограднике. Им свойственно не только насаждать духовный виноград, т. е. водворять каждого в Церкви чрез крещение, но и заботиться о поддержании в нем духовной жизни, об ограждении душ христианских от тлетворных влияний с разных сторон, и все это они делают чрез слово истины, чрез священнодействия, молитвы и духовное руководительство в частных случаях жизни, – и все это требует от них немалого труда.

Не менее знаменательно наконец сравнение служителей веры с пастырями бессловесных животных. У хорошего пастыря овцы накормлены, напоены, безопасны от волков, укрыты от зноя и от стужи. Подобно сему и служитель веры, как пастырь духовных овец, с неослабевающим усердием делает все, что нужно для удовлетворения их духовных потребностей: души алчущие и жаждущие истины и правды он духовно питает, души, находящияся в опасности сделаться добычею духовных волков, прикрывающихся иногда овечьею кожею, – лжеучителей и соблазнителей, – оберегает от них; души, охладевающие в вере и благочестии, духовно согревает; души, искушаемыя мучительными недоумениями и сомнениями, изсушаемыя зноем скорбей, успокоивает и утешает. Во всех этих нуждах духовных пастырь помогает духовным овцам словами здравого учения, вразумлениями и предостережениями, духовными советами, молитвою, наипаче же преподаянием им благодати таинств.

Таково значение служителей веры, как духовных воинов, садовников, пастырей. Немало требуется от них трудов для надлежащего прохождения их служения. К сожалению не всегда сопровождаются успехом труды даже самых ревностных служителей веры; но в этих случаях вина лежит не на них одних, а вместе на вверенных их попечению душах. Служители веры, как духовные воины, всячески оберегают их от действия враждебных сил, а те сами переходят на их сторону, без борьбы отдаются в их власть. Служители веры с ревностию виноградарей пекутся о духовном винограднике, о поддержании в нем духовной жизни, с надеждою, что труды их будут вознаграждены обильными духовными гроздиями; но вместо гроздий видят одни терния, вместо духовной радости о спасительном действии своего учения, уязвляются болезненным, словно от колючих терний, сознанием бесплодности своих усилий. Служители веры, как духовные пастыри, заботятся о духовном здравии и благополучии пасомых, но между последними оказываются нередко овцы паршивые, которые не только сами гибнут, но еще заражают других, – и это не всегда по вине пастыря, ибо ему одному трудно усмотреть за всеми.

Бесплодность или малоуспешность пастырского служения может иногда происходить от необеспеченности служителей веры в средствах содержания. Под гнетом крайней бедности они иногда ослабевают в ревности к прохождению своего служения, отвлекаемые заботами об удовлетворении житейских насущных потребностей. На христианском обществе лежит священный долг облегчить служителям Церкви эти заботы, особенно в том случае, если целию этих забот служит образование и воспитание детей их. И, благодарение Господу, наше общество не остается безучастным к бедному духовенству. Для вспомоществования ему в деле воспитания детей, приготовляемых большею частию к служению Церкви, существует под сению сего святого храма Братство Святителя Николая, празднующее сегодня 23-ю годовщину со времени своего учреждения. Члены Братства продолжают служить ему доброхотными даяниями. Да не ослабевает ревность их к принятому ими подвигу благотворения, и пример их ревности да привлекает к участию в сем святом деле новых благотворителей во славу Божию и во благо Святой Церкви, насколько это благо условливается свободою от житейских нужд служителей ее.

«Да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей, в коварстве козней льщения» (Еф. 4:14).

Чтобы надлежащим образом выразуметь смысл этих апостольских слов, должно иметь в виду связь их с ближайшими предшествующими стихами. Перед этим Апостол сказал об учреждении Христом в своей Церкви пастырского чина. Христос поставил в своей Церкви одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями. Для чего поставил? «Для созидания тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в (зрелость) мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф.4:12,13). Видите, братие, какое великое значение имеет служение богопоставленных пастырей и учителей в Христовой Церкви: под их руководством созидается тело Церкви, так чтобы члены Церкви в составе ее представляли единое целое, как тело. Под их руководством члены Церкви направляются к единству в вере и познании Сына Божия, к достижению свойственной мужескому возрасту зрелости духовных сил, так чтобы в совокупности своей они наконец доросли до духовного совершенства человечества Христова. Но сказав сие, Апостол присовокупляет: «дабы мы не были более младенцами колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф. 4:14). Из сопоставления сих апостольских слов с предыдущими видно, что если с одной стороны для Церкви Христовой имеет величайшую важность чин богопоставленных пастырей и руководителей, то с другой стороны весьма опасно оставаться без этих учителей и руководителей. Без их руководства или вследствие пренебрежения их руководства христианину грозит опасность остаться младенцем, колеблющимся и увлекающимся всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения. Младенческий возраст представляет достолюбезныя, достойные подражания качества, к числу которых относится доверчивость: младенцы ни в ком не подозревают злых умыслов, всякому верят. К сожалению, доверчивостию младенца могут злоупотреблять и злоупотребляют люди коварные и злонамеренные. Таковые, конечно, поступают бесчестно, вводя в обман доверчивых младенцев, – но доверчивость оттого, что ею злоупотребляют, не перестает быть достолюбезным свойством в физических младенцах и не может быть поставлена им в вину. Нельзя этого сказать о людях, находящихся в зрелом физическом возрасте, но коснеющих в младенческом неведении истины и не заботящихся о том, чтобы выйти из этого состояния. Апостол предостерегает христиан от этого младенческого неведения, говоря: «не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте, умы же совершенни бывайте» (1Кор. 14:20). Т. е. хорошо быть в зрелом возрасте младенцем в нравственной деятельности, но не в умственном отношении. Будьте незлобивы, как младенцы, но бойтесь остаться в младенческом невежестве относительно познания Христовой истины; старайтесь достигать большего и большего совершенства в усвоении ее умом.

Как же можно достигать этого совершенства? Как можно от младенческого несовершенства в деле познания истины восходить к совершенству и достигнуть мужеской зрелости? – И начинать и продолжать духовное совершенствование в сем отношении можно не иначе, как под руководством Православной Церкви; она потому и называется православною, правомудрствующею, что содержит правое, непогрешительное учение и исповедание истины. Она есть столп и утверждение истины, и учит одной истине. Органы же ее учительства суть ее служители, в ней законно поставленные пастыри и учители. Они имеют такой авторитет, что слушающий их, слушает самого Христа. Худо, если кто, будучи утвержден в вере, не дорожит общением с ними, свысока смотрит на них; но несравненно хуже, если не дорожит ими, пренебрегает их руководством тот, кто имеет младенческие понятия о вере и в этом отношении стоит на уровне с оглашенными первой степени. Вне руководства истинных, законных учителей, он находится в опасности попасть в сети лжеучителей. Истина Христова одна и неизменна, а лжеучений бесчисленное множество, и все они крайне разнообразны. Иначе и быть не может, судя по свойству духа лжи, порождающей их. В этом отношении ложь с ее разветвлениями в религиозной области похожа на непостоянный и изменчивый ветер. Всех ветров или направлений ветра насчитывается 32 и они (за исключением пассатных ветров) непрестанно меняются, так что нет возможности определить, долго ли будет дуть один ветер, скоро ли и в какую сторону изменится его направление. В виду этой изменчивости, непостоянства ветра, по сходству с ним называются ветрогонами, ветренниками люди легкомысленные, неосновательные, ненадежные, на которых положиться, которым довериться нельзя. Подобный ветреный характер имеет ложь. Как ветер меняет свое направление, так и ложь, в область которой вступает человек отступивший от истины, делает его своею игрушкою, увлекает его в разные стороны от истины. Этих сторон удаления от истины несравненно даже больше, чем изменяющихся направлений ветра, – как доказывается это историею, – не говоря о других сектах, – русского раскола старообрядчества. Раскол этот возник, как известно, по поводу исправления богослужебных книг. Недовольные этим исправлением обвинили русское священноначалие в еретичестве. Ложное обвинение с силою бурного ветра разнеслось по всему лицу Русской земли и отторгло от Церкви множество простодушных. Затем этот ветер принял разные направления. Раскол разбился на множество сект, одна другой враждебных и соединенных только во вражде к Православной Церкви. Подул с разных сторон ветер лжемудрования в области раскола, – и одни увлечены были ветром поповщины, другие отторглись от нее ветром бесчисленных безпоповских сект. В недрах самой поповщины в последнее время явилось разделение вследствие ветра, поднятого Окружным посланием. Скоро ли утихнут все эти ветры, колеблющие простецов, стоящих на ступени младенческого разумения веры, неизвестно; но несомненно, что причина увлечения в раскол и упорства в нем заключается именно в этом младенческом разумении веры. Истинно просвещенный православный христианин никогда не уйдет в раскол, если только он чужд своекорыстия. Ветром раскольнических лжеучений увлекаются только невежды в вере. Подует на невежду ветер Федосеевскаго или другого какого безпоповщинского толка, наговорят ему лжеучители, что наступили времена антихриста, что антихрист царствует в церкви, что цари православные и пастыри суть слуги антихриста, что благодать удалилась на небо, что таинства церковные не таинства, а скверна, что спастись можно не иначе, как бегством из Церкви, – и напуганный этими страхами, как ребенка пугает нянька привидениями, нетвердый в вере, не в силах устоять против этих внушений и бежит из Церкви. Подует на невежду ветер со стороны ревнителей австрийской мнимой иерархии, начнут они толковать ему о сохранении благодати священства в их обществе, начнут хвалиться тем, что у них есть не только священники, но и архиереи, которые совершают богослужение по старым  книгам, крепко держатся старых обрядов, – присовокупляя, что по старым книгам и при старых обрядах спаслись древние русские святые, – и наслушавшись этих речей, младенчески невежествующий в вере бросает Церковь и делается врагом ее, не обращая внимания на незаконность новоизмышленной иерархии и на недействительность совершаемых в ней таинств. Равным образом и упорство в расколе объясняется младенческим невежеством относительно веры. Дети не различают существенного и несущественного в предметах. В подобном отношении к богопочтению находятся невежествующие, увлеченные ветром раскола. Для них не имеет значения или имеет второстепенное значение сущность обряда, у них все дело в его форме. За форму они готовы стоять до смерти, хотя бы не понимали хорошенько значения обряда. Более разумные из них, не отступая от принятой у них формы обряда, по крайней мере не порочат общепринятых Православною Церковию обрядов, соглашаясь, что в них выражается правильная догматическая мысль. Но таковых меньшинство, которое подвергается за сие порицаниям большинства, – последнее продолжает стоять на младенческой ступени разумения, смешивая обряд с догматом и изменение обряда почитая за изменение догмата, за ересь. Упорство их в своих мнениях есть именно плод детского, младенческого невежества, не одного впрочем невежества, а вместе каприза. Не все дети кротки и послушны, многие из них капризны и упрямы. Таково и есть большинство старообрядцев. Было время некоторой строгости в обращении с ними: она не только не вразумила, но еще пуще озлобила капризных детей. Во все продолжение двухсот лет существования раскола ревнители истины старались вразумить их своими обличениями и увещаниями словесными и письменными, столь ясными и неопровержимыми, что против них нельзя было сказать ничего дельного и основательного. Но капризные и упрямые дети до того утвердились во вражде к Церкви, что они видя не видят и слыша не слышат ничего, что служит к их духовному просвещению и вразумлению. Они совершенно не хотят знать, что против них говорят и пишут, и в продолжение двухсот лет повторяют, давно опровергнутые, одни и те же возражения и укоризны. Чего другого и ожидать от капризных и упрямых детей! Св. Церковь устами своих пастырей и прежде делала, но особенно в последнее время, делает много снисхождения к ним для примирения с нею. И св. Синод, и частные архипастыри обращаются к ним с кроткими и любвеобильными воззваниями, а они на эти воззвания отвечают одними грубостями и укоризнами. Св. Церковь благословляет им употреблять излюбленнные ими обряды, лишь бы они не противились Церкви, и торжественно уверяет их, что клятвы собора, 1667 года, произнесенные на отвергающих церковные распоряжения, отнюдь не относятся к признающим их силу. Капризные и упрямые дети все продолжают попрекать Церковь за эти клятвы и даже имеют дерзость обвинять Церковь в противоречии самой себе за допущение так называемого единоверия.

Когда же наконец образумитесь, дети капризные и упрямые? Когда же перестанете увлекаться ветром лжи и заблуждений, дующим на вас вот уже 200 лет, и тлетворным своим дыханием угрожающим погубить вас? Побойтесь вы Бога, пожалейте самих себя. Стыдитесь быть игрушкою человеческого лукавства и коварства козней льщения, козней, в которых принимает участие исконный враг истины, отец всякой лжи, хотя вы, по младенческому своему невежеству, не подозреваете этого участия. Опомнитесь, бросьте капризы и упрямство. Церковь ждет вашего раскаяния и готова принять вас в свои объятия. Помните, что вне ее нет спасения.

«Молю прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2:1,2).

Заповедь молиться за царя и за подчиненные ему власти дана была Апостолом христианам, когда царем у них был язычник и притом жестокий гонитель христиан (Нерон), – и она, без сомнения, свято исполняема была христианами. «Молитесь, – рек Господь Иисус, – за творящих вам напасть и гонящих вас» (Мф. 5:44). Стало быть надлежало молиться и за царей, причинявших напасть своим подданным-христианам. По долгу верноподданных христиане должны были в своих молитвах за царей-гонителей испрашивать им от Бога помощи в их духовных и телесных нуждах, в делах управления и суда. Сего мало: они должны были, по заповеди Апостола, еще творить благодарения Господу за дарование царям-гонителям небесной помощи, – за победы над врагами отечества, за благоуспешное ведение ими гражданских дел, благодарить Господа даже за гонения, какие они терпели от царей за исповедание своей веры. Они должны были благодушно относиться к гонителям, одушевляя себя упованием за твердость исповедания веры сподобиться венцов славы на небесах, и радуясь, что за имя Господа Иисуса сподоблялись принимать бесчестие и проливать кровь. Так должны были поступать христиане апостольского века; так и в наше время поступают христиане, находящиеся под властию царей неверных – языческих и магометанских: они молятся за них по примеру древних христиан. Но несравненно большим усердием заповедь о молитве за царей исполняется христианами в отношении к царям единоверным, особенно в Православной Церкви. Нет ни одной церковной службы, в которой бы не возносилось имя нашего православного Царя, и притом в одной и той же службе не один, а несколько раз. Наипаче же усиливается эта молитва в царские дни.

Давши заповедь молиться за царя, Апостол указует побуждение к исполнению ее: «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». Жизнь тихая и безмятежная состоит в безопасности от войны с внешними врагами, от междоусобной брани, от несправедливых и насильственных посягательств на жизнь, собственность и честь. При такой безопасности граждане свободно предаются мирным занятиям – науками, искусствами, ремеслами, торговлею и промышленностию. Молиться за царя для того, чтобы под сению его проводить тихое и безмолвное житие, нужно потому, что таковое житие, как и всякое благо, есть дар Божий, ниспосылаемый свыше чрез посредство царей, которые в этом случае являются орудиями промышления Божия о народе. Достоинство блага особенно ценится по сравнению с противоположным ему злом. Наша молитва о ниспослании тихого и безмолвого жития под сению охраняющей его царской власти, тем усерднее должна быть, чем пагубнее, отчего Боже сохрани, утрата этого блага вследствие безначалия. По суду слова Божия, безначалие есть признак гнева Божия, наказания Божия за грехи народа (Ис. 3:1). И вот какими мрачными чертами пророк изображает состояние государства, лишенного власти (Ис. 3:5): «и нападати имутъ людие, человек на человека, и человек на ближнего своего; приразится отрок к старцу и бесчестный к честному». Это значит, что при безначалии невозможна общественная безопасность и водворяется повсюду насилие. Люди сильные и люди склонные к тунеядству, видя, что их некому обуздывать, будут нападать на слабых и на богатых с целию грабежа. Вместе с тем почтительность к старшим и высокопоставленным (честным) исчезнет. Тех и других будут оскорблять не словами только, но и действиями (приразятся), старших – мальчики, а высокопоставленных – простолюдины (бесчестные). Это бедствие безначалия должен был испытать собственно Иудейский народ, и действительно испытал после разгрома Иудейского царства от Вавилонян; но те же самые явления при безначалии повторяются везде и всегда, как это между прочим видно из истории нашего отечества во дни междуцарствия и самозванцев. Ничего подобного давно не испытывало и не испытывает наше отечество. Правда, с недавнего времени у нас, особенно же за границей, существует небольшая толпа людей, проповедующих безначалие, как учение, и стремящихся применить к делу это безумное учение – у нас подпольными, а заграницей даже открытыми путями. Но над нами бодрствует святое Провидение: рукою твердой и прозорливой самодержавной власти Оно оберегает нас от этих крамольников, и мы под сению этой власти, благодарение Господу, проводим тихое и безмятежное житие, подобное тому, какое проводил Израиль в продолжительное царствование Соломона, когда каждый подданный его от Дана до Вирсавии беспечально жил под виноградником своим и под смоковницею своею (3Цар. 4:25).

Благодарение Господу, дарующему нам тихое и безмолвное житие. Чем воздадим Господу за сей великий и драгоценный дар? Ничем иным, как делами благоугождения Ему. Дело не в том, чтобы проводить тихое и безмятежное житие, но в том, чтобы проводить оное «во всяком благочестии и чистоте». Пользоваться дарами Божией благости и жить в богозабвении и нечестии было бы знаком непростительной неблагодарности Господу. К сожалению, такая неблагодарность – обыкновенное явление. Вот и мирное царствование Соломона омрачено было делами нечестия и развращения. Сам Соломон подал худой пример в этом отношении. Нечто подобное было даже в древние времена христианской Церкви. Это были вообще цветущие времена в духовно-нравственной жизни, времена мученичества за веру, геройских подвигов терпения и самоотвержения святых мучеников и исповедников; но и среди цветов росли иногда терния. Так после Декиева гонения до Диоклетианова в продолжение сорока годов и до Декиева за несколько годов Церковь свободна была от гонений и наслаждалась миром. К сожалению в тоже время во многих христианах в значительной степени оскудела вера и благочестие, распространились между ними языческие нравы и обычаи, за что строго обличали их пастыри Церкви; и на возобновление жестоких гонений при Декие и Диоклетиане они смотрели, как на наказание Божие за усилившиеся в продолжение мирного времени грехи, и вместе как на средство возбуждения в христианах прежней ревности к вере и благочестию. Подобное грустное явление повторяется везде и всегда. Роскошь, страсть к чувственным удовольствиям, охлаждение церковного духа, когда больше всего умножаются, как не во время внешнего благосостояния, благоприятствуемого мирным и безмятежным житием? – Так обыкновенно бывает, но не должно быть так. Правда, тихое и безмятежное житие благоприятствует успехам наук, искусств, промышленности и другим житейским удобствам; но этим не искупается нравственное зло, нравственное растление, господствующее в обществе, потому что успехи наук, искусств, промышленности имеют значение только для временной жизни, а не для вечного спасения, которое должно быть главною целию наших стремлений в этой жизни. К достижению сей цели ведет только благочестие, с которым притом соединено обетование временного благополучия. По сему на каждом из нас лежит долг тихое и безмятежнее житие проводить не в одних занятиях, способствующих умножению житейских удобств, а наипаче «во всяком благочестии и чистоте».

Благочестие, иначе – благое чествование, собственно значит истинное богопочтение. Всякое благочестие, – это всякий образ или все виды богопочтения, – именно правоверие, или православие, молитва внутренняя и внешняя, богомыслие, участие в богослужениях, особенно в таинствах, соблюдение устава о праздниках и постах. В ряду всех этих действий богопочтения главное место занимает правоверие или православие. О значении правоверия в деле спасения можно судить по строгости церковного суда на неправомыслящих, – на безбожников, на еретиков, на раскольников, на отрицающих учение о божественном происхождении царской власти. Этот строгий суд, известный под именем анафемы или отлучения от Церкви, сегодня в чине православия торжественно произнесен отчасти для вразумления неправомыслящих, отчасти для предостережения от их влияния сынов Православной Церкви. Пусть люди, чуждые церковного духа, не боятся анафемы, не боятся приговора об отлучении от Церкви; пусть глумятся над анафемою и говорят, что это отжившее средневековое наказание, которое будто никому теперь нестрашно. Сын Церкви не так рассуждает: он видит в церковной анафеме действие суда Божия, ибо неложны слова Христа Спасителя, давшего Апостолам и в лице их преемникам их служения, предстоятелям Церкви, с властию вязать власть отлучать от Церкви непокорых ей: «елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси» (Мф. 18:18). Сын Церкви благоговеет пред судом Церкви, ибо благоговеет пред судом Божиим. Православное учение, за измену которому Церковь карает анафемою, есть учение Христа Спасителя, Апостолов, отцев Церкви, Вселенских Соборов. За него ратовали словом и писанием Духоносные учители Церкви, за него проливали кровь исповедники и мученики. Пренебрегать это учение, сохранение и уяснение которого стоило для Церкви стольких трудов и жертв в борьбе с неприемлющими или искажающими его, было бы крайне нечестиво и соединено с опасностию потерять вечное спасение. Пренебрежение православного учения веры, уклонение в ересь и всякого рода лжемудрие сопряжено не только с опасностию потерять вечное спасение, но также с вредом для мирного и безмолвного жития на земле. Ереси и расколы бывают причиною ненависти граждан друг к другу; а где ненависть, там не может быть мира, там вражда, доходящая иногда до употребления насилия против разномыслящих. В местах, где например большинство на стороне раскольников, житья нет от них православному человеку в семье и в обществе. Особенно вредят мирному и безмятежному житию сектантские учения, имеющие противообщественный характер, например, учение раскольников Федосеевского толка о том, что наступили времена антихриста, что Царь православный и все подчиненные ему власти суть слуги антихриста, что за них грешно молиться, что печати с государственным гербом суть печати антихриста, что законный брак есть беззаконие и лучше жить распутно, чем в благословенном супружестве. Что если дать волю этим врагам государственной и семейной жизни, колеблющим самые основы ее? Можно ли было бы тогда ручаться за мир и безопасность в обществе и в семье? С подобным противообщественным характером появилось недавно учение одного знаменитого русского писателя, который в своих подпольных сочинениях с небывалою дерзостию восстает против существования судебных учреждений, против присяги в судах и на верность службы Государю, против ведения войны в защиту отечества, против любви к отечеству преимущественно пред другими народами, – и все это мудрование кощунственно приписывает Евангелию, – будто Христос так именно учит!

Как бедственно было бы состояние государства, если бы это безбожное учение из области мечтаний перешло в дело? – Особенно враждебно этот лжеучитель относится к Церкви и служителям ее. По его мнению, Христос не думал учреждать Церковь, не установил ни одного таинства, не учил о личном Боге, о Святой Троице и о Промысле Божием, о воскресении, вообще не преподал ни одного догмата веры; – все это учение навязали будто бы Христу служители Церкви. По его убеждению они учили и учат не истине, а лжи, которую распространяют из корыстных целей. Каково было бы положение служителей Церкви и вообще всех преданных сынов Церкви, если бы большинство граждан поверило столь разрушительному и пагубному учению! Смута в умах неизбежно отразилась бы тогда в жизни всякого рода нестроением, враждою, даже насилиями, жертвою которых первые сделались бы служители Церкви. Таким образом господство заблуждений в делах веры и оскудение благочестия в смысле правоверия, не только препятствует вечному спасению, но еще в высшей степени неблагоприятно для тихого и безмятежного жития здесь на земле.

Но как ни важно правоверие в деле спасения и в житейском быту, оно одно не заключает в себе всего, что Апостол разумеет под благочестием, в котором должно проводить тихое и безмолвное житие. Понятие благочестия или богопочтения гораздо шире: к нему относится не только верность учению истины, но вообще благочестивая жизнь, которая состоит ближайшим образом в ревности к исполнению обязанностей в отношении к Богу (молитва, богомыслие, чтение слова Божия, участие в общественном богослужении и таинствах), но может быть угодна Богу только в соединении с делами любви к ближним и с нравственною чистотою. Поэтому Апостол, наставляя, как должно проводить тихое и безмолвное житие, заповедует проводить его не просто в благочестии, но во всяком благочестии, не в одной заботе о соблюдении правоверия, но во всяком благочестивом деле, – и в чистоте, разумея под чистотою христианское благонравие, или ревность к стяжанию духовной чистоты во внешнем поведении и в сердце. Св. Кирилл Иерусалимский так рассуждает об этом: «Образ богопочтения заключается в сих двух принадлежностях, – в точном познании догматов благочестия и в добрых делах. Догматы без добрых дел неблагоприятны Богу; не приемлет Он и дел, если они основаны не на догматах благочестия. Ибо что пользы знать хорошо учение о Боге и постыдно жить? С другой стороны, что пользы быть так, как должно, воздержну и нечестиво богохульствовать?» (Оглас. поуч. IV. § 2).

Благочестие, или истинное богопочтение, понимаемое в этом обширном смысле, есть такое благо, которое мы должны не только хранить, но и приумножать, более и более преуспевая в познании истины и в благочестивой жизни. Но не о себе одних мы должны заботиться в этом отношении; любовь к ближним требует от нас делиться этим благом с теми из них, которые обладают им в скудной мере или совсем его не имеют. К первым относятся люди окружающей нас среды, из которых одни сами себя называют темными, хотя просвещены святым крещением, – и действительно имеют темные понятия о вере, придерживаются языческих суеверий и нуждаются в оглашении, подобном тому, какое предлагается язычникам, объявившим желание принять христианскую веру, – другие, хотя знакомы с учением веры, живут не по-христиански. К тем и другим, по заповеди Апостола: «носить немощи немощных» (Рим.15:1), сильные верою и благочестием должны неотложно приходить с своею духовною помощию и действовать на них силою слова и примера. Но наша духовная помощь нужна не для одних близких к нам по вере и по месту, а вместе и для отдаленных наших соотечественников, до сих пор седящих в стране и сени смертней, совсем незнающих христианской веры и блуждающих во мраке грубых языческих суеверий, преданных идолопоклонству, дереву говорящих: «ты мой отец», камню: – «ты мой бог». Служа идолам, они служат собственно бесам, по слову Псалмопевца: «вси бози язык бесове суть» (Пс. 95:5). Для просвещения их существует веропроповедническое общество. На всех нас лежит священный долг содействовать ему если не личными трудами, то пожертвованиями в пользу веропроповедников. Усердием к сим пожертвованиям должен быть ознаменован преимущественно настоящий день, назначенный повсюду для принятия их. Да благословит всех нас Господь приступить к сему святому делу во славу Его имени.

«Возрадовашася ученицы, видевше Господа» (Ин. 20:20).

Господь Иисус Христос, пред наступлением своих страданий и крестной смерти, утешал учеников в предстоящей им разлуке с Ним – обещанием снова увидеть и обрадовать их: «паки узрю вы, и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас» (Ин. 16:22). И верный в обещаниях Господь вскоре исполнил то, что обещал. После нескольких дней скорби и страха наступил наконец для учеников Христовых и для всего мира светлейший всех дней земли, день воскресения Христова. В сей день Господь паки узрел возлюбленных учеников своих и дал им узреть себя, и «возрадовашася ученицы, видевше Господа». Но между ними был один, который не участвовал в их радости. Фома не был в их собрании в то время, как явился им воскресший Господь, и когда потом они сообщили ему известие о сем явлении, он не поверил им и выразил желание своими очами видеть, своими руками осязать Воскресшего. Он должен был восемь дней ждать этого счастия, и в эти восемь дней он чувствовал себя одиноким в обществе учеников: радость их была не его радостию; мир и благословение, полученные ими от Воскресшего, были чужды ему; для них был праздник, а для Фомы продолжались невеселые будни. Чем больше он любил Господа, тем тяжелее ему было то, что он не имел возможности лично удостовериться в Его воскресении. Положение его приводит нам на память один случай из истории избранного народа. Когда Израильтяне, во время странствования в пустыне, стали праздновать вторую по изшествии из Египта Пасху, тогда нашлись некоторые, которые не могли принять участия в этом праздновании. Они погребали умершего, прикасались к нему, и потому закон объявлял их нечистыми; а нечистый не мог праздновать вместе с другими. Прискорбно было им это лишение, и скорбь свою они высказали Моисею. Моисей вопросил Господа, и Господь однажды навсегда постановил, чтобы нечистые от прикосновения к покойнику, если не успеют очиститься к празднику Пасхи, праздновали оный чрез месяц после законного праздника (Числ. 9:6 и д.). Такое постановление, без сомнения, было утешительно для тех, которые в свое время не могли разделять с другими радости праздника. – Обратимся к Фоме. И он имел своего рода нечистоту, которая воспрепятствовала ему торжествовать с другими учениками воскресение Спасителя. В его неверии заключалась такая нечистота. Воскресший Господь для него пока еще оставался мертвым, ибо Фома не доверял удостоверению других в Его воскресении. Но при этом недоверии Фома не переставал любить Господа, и чем больше любил Его, тем сильнее скорбел, что не видел Его. Поэтому он заслуживал такого же снисхождения и утешения, подобное которому оказываемо было в Ветхом завете людям, бывшим в телесной нечистоте. И милосердый Господь не оставил его без утешения. Чрез восемь дней по воскресении, Господь снова является ученикам, собравшимся в одно место. На сей раз присутствовал среди их и Фома. Вокресший возвестил всем им мир свой и дозволил Фоме зрением и осязанием удостовериться в той истине, в которой Фома доселе сомневался. Скорбь сомнения быстро сменилась в нем радостию веры. Объятый сею радостию, он воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» (Ин.20:28) т. е. «теперь я не только несомненно верую в твое воскресение, но вместе исповедую, что в твоем воскресении Ты проявляешь славу твоего Божества». Исповедание веры в божество Иисуса Христа доселе еще ни один из учеников Его не произносил в таких решительных выражения, в каких произнес Фома в настоящем случае.

Братия! Радость Фомы и прочих Апостолов, сподобившихся узреть воскресшего Господа, может быть достоянием каждого из нас, «Христос вчера и днесь, тойже и во веки» (Евр. 13:8). Правда, Он не является нам в чувственном виде, как являлся по воскресении Апостолам; но это и не нужно после тех удостоверений в истине Его воскресения, какие нам представляет история Его явлений ученикам по воскресении. Сокрывая себя от чувственных очей наших, Он незримо дает ощущать свое присутствие, свою близость каждой верующей душе, любящей Его. Ибо Он сам сказал: «имеяй заповеди моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй мя, возлюблен будет Отцем моим и Аз возлюблю его и явлюся ему сам» (Ин. 14:21). Итак возлюби Спасителя всем сердцем твоим, всею душею твоею, всею крепопостию твоею, всем помышлением твоим и во свидетельство любви к Нему твори угодное Ему, и Он явится тебе, озарит тебя светом лица своего, то есть введет тебя в ближайшее общение с Собою, – а где свет лица Божия, там и радость, по реченному: «возвеселиши его радостию с лицем твоим» (Пс. 20:7). Благодатное прикосновение Христа к твоему сердцу исполнит тебя такою же неизреченною радостию, какою возрадовались Апостолы Христовы, видевшие Господа, явившегося в их собрание в день своего воскресения, или какую ощущали два ученика Его, на пути в Еммаус удостоившиеся идти с Ним рядом и беседовать с Ним. Очи их были удержаны во все продолжение пути, и они не узнавали Его (Лк. 24:16). Но сердце их, без ведома их, говорило им, что это Иисус сладчайший, – и горело радостию (Лк. 24:32). Подобное радостное ощущение может быть доступно всем любящим Господа.

Но каким именно образом любящий Господа может сподобляться этой благодатной радости, иначе: радости общения с Господом, или мира Божия, превосходящего всякое разумение (Фил. 4:7)? – Путем к сему может быть прежде всего молитва. Как собеседование с Богом, она поставляет молящегося прямо лицу Божию; но если, став против солнца, нельзя не озариться светом и не почувствовать теплоты, – тем паче свет и теплота духовные суть непосредственное следствие молитвы. – Чтение или слушание слова Божия, особенно новозаветного, есть также сильное средство к возбуждению радости о Господе. Спаситель не напрасно призывал к Себе труждающихся и обремененных, обещая им успокоение или радость. Радость сию Он не взял с Собою на небо, а оставил ее в Евангелии, дух которого есть дух мира, успокоения и отрады. – Таинства Церкви, особенно исповедь, и причащение, производят также радостотворное действие на душу. Слагая с себя тяжесть грехов посредством исповеди, душа испытывает сладостное чувство легкости и бодрости, которое еще более возвышается чрез принятие брашна Тела и Крови Господа. – Собеседование с людьми богатыми христианским духом и имеющими помазание от Святого Духа, может также сделать нас причастниками той духовной радости, какою они сами исполнены. Душа любящая Господа, может обильно почерпать ее также в размышлении о совершенствах Божиих, о делах могущества, премудрости и благости Божией в творении, промышлении и искуплении, о частных благодеяниях во времени и утешительных обетованиях, относящихся к вечности.

Радость о Господе, свойственная любящим Его, есть по истине блаженное, превосходящее всяк ум, состояние. Не только человек душевный, не приемлющий яже Духа Божия суть, неспособен понять ее величие, но и люди духовные, на самих себе испытавшие ее действие, с трудом находят слова для изъяснения ее пред неведущими. Послушаем, как изображает ее преподобный Макарий Египетский на основании, конечно, собственного опыта: «от видимых наслаждений в мире займем образы, чтобы сими подобиями отчасти показать, как благодать действует в душе таковых (праведников). Иногда они бывают возвеселены, как-бы на царской вечери, и радуются радостию и веселием неизглаголанным. В иной час бывают, как невеста, божественным покоем упокоеваемая в сообществе с женихом своим. Иногда же, как бесплотные ангелы, находясь еще в теле, чувствуют в себе такую же легкость и окрыленность. Иногда же бывают как бы в упоении питием, возвеселяемые и упоеваемые Духом, в упоении божественными духовными тайнами»¹⁴. Другой богомудрый муж так говорит о душе в состоянии духовной радости: «Душа пламенеет в сем состоянии»¹⁵ и «с неизъяснимою радостию и любовию стремится тогда выйти из тела и отойти ко Господу и как бы не знать сей временной жизни»¹⁶. К сим чертам, изображающим возвышенное состояние духовной радости избранных Божиих, надлежит присовокупить и то, что, находясь в сем состоянии, они становятся не только равнодушными к благам и удовольствиям мира, но и не доступными страху внешних скорбей и лишений и страданий. Чего, например, не делали с христианскими мучениками? Их разлучали с родными, лишали гражданских прав, бесчестили, терзали в тысячах пыток, и умерщвляли самым ужасным и поносным образом. Но чем глубже, так сказать, погружались они в страдания за Господа, тем обильнее приобщались мира Христова, превосходящего всякий ум, тем совершеннее была их радость о Господе. Каждый из них мог сказать о себе с Апостолом: «якоже избыточествуют страдания Христовы в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше» (2Кор. 1:5). Радость мучеников, возвышавшая их над всеми ужасами мучений и позора, выражалась в восклицаниях, в хвалебных песнопениях Богу и в цветущем лице. Она исполняла их таким одушевлением, что как бы в чуждом, а не в собственном теле они страдай.

Таково возвышенное состояние радости о Господе, свойственное избранным Божиим. Но благодать Божия готова всех любящих Господа соделать причастниками своих радостей в той мере, в какой вместить кто может: «да возрадуются и возвеселятся о Тебе вси ищущии Тебе, Боже» (Пс. 69:5).

Всегда ли однако и любящие Господа и даже избранники Божии сподобляются благодатной радости? Не всегда. Благодать, по премудрому своему устроению, и от них иногда скрывает свои утешения; и они испытывают иногда душевные скорби, смущение помыслов, страх, уныние, и в сем состоянии оставляются благодатию на некоторое время. Но сие временное оставление благодатию служит к их же благу: оно предохраняет их от самонадеянности и гордости, чтобы не думали они много о личных своих совершенствах, и тяжким опытом бессилия в борьбе с посетившими их искушениями и скорбями укреплялись в уповании на благодать Божию, от ней единой ожидали себе утешения и радости. Опытный подвижник о сем мудром устроении благодати Божией так рассуждает: «благодать утаивает от ума присутствие свое, и душу как бы нарочно приближает к лютости демонов, дабы она, узнавая мало-помалу злость врага своего, с большим страхом и глубоким смирением искала помощи Божией, подобно тому, как мать дитя свое, не хотящее сосать как надобно грудь ее, на короткое время спускает с рук своих, чтобы оно, устрашась каких-нибудь стоящих около безобразных людей или зверей, с воплем, боязнию и слезами возвратилось в материнские недра»¹⁷. Но с другой стороны благодать Божия иногда лишает своих радостей подвижников благочестия для укрепления их свободы, для упражнения ее в терпении и подвигах. Если бы благодать открывалась во всей силе и с первого раза никогда не умаляла своего света и не скрывала своего действия от очей души, тогда душа связывалась бы, так сказать, благодатию и была бы в некоторой необходимости жить не иначе, как по ее влечениям. «Благодать, – говорит тот же богомудрый муж, – у крещаемых сперва утаивает свое присутствие, выжидая произвола души, и как только человек совершенно обратится ко Господу, тогда неизъяснимым каким-то ощущением открывает сердцу свое присутствие; и опять ожидает движения души, попуская между тем диавольским стрелам достигать до глубокого чувства ее, дабы она с ревностнейшим произволением и смиренным расположением взыскала Бога, дабы свобода наша не совершенно связана была узами благодати»¹⁸.

Тяжко бывает душе, уже вкусившей сладость благодатного общения с Богом, испытывать хотя временное лишение ее; но если она бодренно выдержит сие испытание и укрепится чрез него в преданности Богу и Его благодати и в терпении, то за временное лишение благодатной радости она с избытком будет вознаграждена ею. – Итак душа, любящая Господа, не смущайся от временного лишения благодатной радости, а благодари за сие Господа, все устрояющего к твоему благу. Беда не в этом временном лишении, а в том, если бы у тебя недоставало приемлемости для благодатной радости, если бы оскудела у тебя любовь к Богу и преданность Его святой воле. Посему не допускай погаснуть светильнику любви твоей к Господу, питай ее елеем добрых дел, будь каждую минуту готова к сретению небесного Жениха, не утомляйся продолжительным ожиданием Его, не дай себе усыпить радостями мира, и рано ли, поздно ли внидешь в радость Его еще здесь на земле, чтобы потом вечно обитать в чертоге славы Его, идеже празднующих глас непрестанный. Но горе тем, которые не стяжали любви к Господу, или в которых оскудела она, подавленная самоугодием и пристрастием к миру и его благам и радостям. Им предстоит опасность и здесь не испытать блаженства радости о Господе, и по смерти водвориться там, идеже плач и скрежет зубов. Пока, не наступила для них вечность, пусть поплачут они здесь слезами, покаяния, чтобы не плакать вечно там. Сеющие слезами здесь, радостию пожнут там.

«И вси пришедшии народи на позор сей, видяще бывающая, биюще перси своя возвращахуся» (Лк. 23:48).

Так повествует Евангелие о впечатлении, какое произведено было на народ чрезвычайными знамениями, сопровождавшими распятие и смерть Богочеловека. Народ пришел на место казни Его из одного любопытства, за тем, чтобы посмотреть на даровое зрелище; но совсем с иным расположением духа возвращался домой. Присутствовавшим при сем зрелище (позор сей) пришлось быть свидетелями не одной казни, но вместе явлений необычайных, подобных которым не бывает при подобных случаях. Они до глубины души потрясены были этими явлениями, и могло ли быть иначе, когда у всех на глазах померкло солнце, тьма покрывала землю в продолжение трех часов, земля потряслась, камни распались, поднялись из гробов многие умершие? Зрители всего этого не могли не заключать, что страдал и умер на кресте не простой человек, не преступник, но величайший праведник, не могли не возмущаться тем, что совершена величайшая неправда над ним, когда возмутилась даже бездушная тварь. Но на всех ли произведено одинаковое впечатление страшными знамениями? Нет, растроганы были и возвращались, биюще перси свои, только простолюдины, пришедшие на позор сей, которые или совсем не принимали участия в погублении Христа, или принимали участие страдательное, и если кричали: распни Его! то кричали не столько по личному побуждению, сколько по наущению вождей своих, заклятых врагов Иисуса. На последних не подействовали ни землетрясение, ни помрачение солнца, – и только еще пуще озлобились они против Распятого. Поистине они явились в это время, как и прежде, чадами отца своего диавола, ожесточенного и нераскаянного врага Бога и человека. Но Бог с ними! Суд Божий решил судьбу их. Вместо того, чтобы порицать их, оглянемся лучше на себя самих и спросим: так ли, как следует христианину, относимся мы к крестным страданиям и смерти нашего Спасителя? Благодарение Господу, есть ли среди нас души благочестивые, в которых одно легкое воспоминание о страстях Христовых возбуждает умиление, есть люди, которые не могут без слез взирать на изображение креста и гроба Христова, особенно на сию плащаницу. Но нет ли также между нами подобных врагам Христовым? Едва ли есть такие даже между неверующими, ибо и неверующие уважают по крайней мере нравственное учение Христово. К сожалению, между самими верующими найдутся такие, которые равнодушно относятся к кресту и гробу Христову, для которых страдания Христовы служат предметом одних холодных воспоминаний. Они рассуждают, что воспоминаемое событие произошло давно, что кровавое дело врагов Иисуса до них не касается, что ответ за него дадут только эти враги. Но рассуждающие так забывают, что Христос пострадал и умер на кресте за наши грехи и что следственно наши грехи составляют величайшую вину пред Богом, если для умилостивления за нее потребовалась столь великая жертва. Как же нам об этом не горевать? И чужое горе любящие принимают к сердцу, как свое собственное. Но страсти Христовы – это личное наше горе, ибо за нашу вину Христос претерпел их, мы грехами своими возвели Его на крест, мы уложили Его во гроб.

О, премилосердый Спасе! Прости наше равнодушие, нашу бесчувственность при воспоминании о твоих страданиях, даже при виде сей священной плащаницы; коснись твоею благодатию наших умов, да познаем тяжесть наших грехов, и согрей наши сердца, да проникнутся они умилением. Сухи наши очи, зрящие твой гроб, не источают они слез; но в нас есть по крайней мере желание слез. Умоляем Тебя пред изображением твоего живоносного гроба, прими от нас сие желание, как действительные слезы, прими с таким же благоволением, с каким без сомнения принял Ты любовь мироносиц, слезами орошавших пречистое тело твое, и усердие Иосифа и Никодима, покрывших его ароматами и чистою плащаницею.

«Той избавит тя от сети ловчи» (Пс. 90:3).

Если эти слова написал Давид, то под ловцем он разумел Саула, который, по словам Давида, гонялся за ним по горам, словно за куропаткою. Но надо полагать, что Псалмопевец имел в виду не одни личные свои обстоятельства и отношения. В псалме, из которого взяты эти слова, изображается покровительство Господа, простирающееся на всех, подобно Давиду уповающих на Него. Он избавляет их от всех врагов и опасностей. Главный из этих врагов есть дух злобы, искони уловляющий в свои сети души слабые, с хитростию птицелова, если не находит удобным нападать на них с яростию льва, действовать против них открытым гонением, мечем и кострами.

Сеть птицелова – весьма выразительный образ многообразных возней духа злобы против нас. Проследим, в чем состоит соответствие между образом и истиною, под ним скрытою.

а) Птицелов обыкновенно расставляет для птицы сеть так, чтобы она ее не заметила. Если же нельзя скрыть от глаз птицы приготовленную для нее сеть, птицелов кладет поверх сети корм, чтобы обмануть птицу и оставить ее в неведении о его замысле. Бедная тварь не подозревает, что этот корм, который предлагается ей щедрою рукою, есть не что иное, как приманка для ее уловления.

А иногда птицелов, идя на охоту, принимает меры к тому, чтобы птицы не заметили его самого. Так в некоторых странах охотящиеся за дикими утками прикрепляют к губам кусок торфа с тою целию, чтобы чуткие птицы по дыханию не догадались о близости охотника. Подобный характер имеют искушения со стороны мира, или что тоже, князя мира сего, только впрочем не в отношении к нечестивым: последние уловляются в греховные сети с открытыми глазами; они сами идут в сеть, – они сознательно отдаются греху, не скрывая от себя опасности подвергнуться тяжкой ответственности пред законами не только божественными, но и человеческими. Они на все махнули рукою. Не таково настроение человека, не утратившего страх Божий: он впадает в греховное искушение только вследствие неосторожности и обмана. «Если бы я был уверен, – говорит иной, – что то или другое действие есть грех и грозит погибелью, я удержался бы от него». Точь в точь могла бы сказать пойманная в силки птица: «Если бы я знала, что это силки, для меня устроенные, я не попала бы в них, я не прилетела бы к этому месту, не польстилась бы на приманку».

От иного христианина услышишь вопрос: может ли он пойти в то или другое место, быть в этом или ином собрании? На ваш доброжелательный ответ: нельзя, небезопасно в нравственном отношении, – вы получаете упрек в излишней мнительности, в пуританизме. Ваших предостережений не хотят слушать и смело идут в сеть, которая, под именем невинного препровождения времени в веселом обществе, грозит погубить их чистоту и невинность. Мир, под именем невинных, предлагает нам часто такого рода удовольствия и развлечения, которых по истине нельзя совместить с богоугождением. Что-нибудь одно выбирайте: или будьте верны Богу, или переходите на сторону врага Божия. Если Господь есть ваш Бог, то Ему служите; если же Ваал, то ему кланяйтесь. Средины тут нет.

В делах торговых люди часто попадаются в сеть искушения, доверчиво внимая благовидным рассуждениям доброжелательства. Если хочешь, чтобы твоя торговля шла успешно, веди ее, как другие ведут. Не беда, если будешь делать обороты на чужие деньги, если будешь как можно больше забирать товару в кредит и с кредиторами не расплачиваться, если будешь пользоваться неопытностию покупателей и сбывать им гнилой товар за хороший, брать с них цену за вещи втрое дороже, чем они стоят. Это так принято, на то коммерция, к ней неприложимы правила строгой морали. Расторгуешься, будешь богат, – тогда можешь, пожалуй, вести дела на чистоту.

б) Птицелов, при устроении силков, приспособляется к свойствам птиц. Никогда вы не увидите, чтобы он для разных птиц употреблял силки одинакового устройства. Он хорошо знает инстинкты птиц и соответственно тому выбирает приманку для них. Было бы крайне неразумно одинаковую сеть ставить для жаворонка, высоко летающего, и для утки, невысоко поднимающейся над поверхностию воды. – Разнообразны также приемы сатаны для уловления душ. Так в одном он замечает склонность к винопитию. При умеренном употреблении вино безвредно и полезно для здоровья. Сатана тайными кознями превращает эту склонность в страсть пьянства, пагубную для здоровья и для внешнего благосостояния, а паче всего для души. – Иной имеет отвращение от этого пагубного порока, но он склонен к лакомству, любит послаще поесть и попить. Сатана пользуется этою слабою стороною его и делает его рабом страсти к роскоши, и доводит его до разорения и нищеты. – Иной по природе склонен к меланхолии, дичится людей и любит уединение. Сатана искушает таких людей гордостию. Они начинают презирать ближних и одних себя считают святыми и праведными, и за это, подобно фарисею евангельской притчи, благодарят Бога. – А если кто не склонен к гордости, сатана ловит его искушением лености. Любит, например, человек покойную жизнь. Сатана внушает ему сидеть, ничего не делая, сложа руки, и губит его посредством праздности. Ибо, заметьте, если кто во время холода, при лютом морозе, сидит на одном месте, не разминая своих членов, он также губит себя, как если бы вонзил себе в грудь кинжал.

Как часто случается, что мы в других осуждаем то, что допускаем в самих себе, не ведая того! Мы говорим о ближнем: какой высокомерный человек! Но если нам самим несвойственно высокомерие в одном виде, оно есть у нас в другом. Другая форма, но сущность одна. Если например мы богаты, сатана может быть не будет искушать нас к гордости богатства, но будет располагать нас к гордости господства, и мы сделаемся жестокими господами в отношении к своим подчиненным. Если мы не идем на эту приманку, он наталкивает нас на гордость благотворительности, и вот мы тщеславимся нашею добротою и перечисляем все, что кому подарили. Каждому человеку своя сеть, для каждой птицы своя приманка. Да, мы имеем дело с лукавым врагом. Он хорошо знает наши слабые стороны. Ведь семь тысяч лет он изучает человека. У него, хоть он и падший дух, колоссальный разум, и ему легко открыть, какое место у нас уязвимо, и на него-то направляет он свои удары. И если мы, как Ахиллес, можем быть ранены только в пятку, а не в другое место, пускает стрелу в уязвимое, а не другое место: он знает, какой грех скорее может возобладать нами, и этот будет поддерживать и усиливать в нас, пока совсем не погубит нас чрез него. – Один Бог может избавить нас от сети ловчи.

в) Заметим также, что сеть птицелова почти всегда скрывается под приманкою удовольствия, корысти и т. под. Птицы прилетают только на корм, и не примечая сети под ним скрытой, попадают в нее. Подобным образом нас обманывает и улавливает искусный ловец-диавол. «О, – восклицает один, – я не могу расстаться с тою или другою вещию, – она так приятна. Если бы вы сами испытали удовольствие от нее, вы тоже не расстались бы с нею». Так, но под этим удовольствием скрывается опасность для вас. Сатана не продает своих ядов открыто, он позлащает их для вида. Он знает, что за эту позолоту люди охотно купят и проглотят эти яды без всякого недоверия. Будьте осторожны. Есть удовольствия невинные и полезные, а есть смертельные. Говорят, что где растут прекрасные кактусы, там под каждым из них прячутся ядовитые змеи. Так и многие житейские удовольствия не служат ли покровом для грубых грехов? Берегитесь таких опасных удовольствий. Говорят, что аспид, умертвивший Клеопатру, выполз из корзины с цветами. Так и наши грехи часто притаиваются в цветах наших радостей. Винопийцу сатана обольщает сладостию охмеляющей влаги и доводит его до потери сознания, до скотского безобразия и до сумасшествия. – Любителю неги сатана рисует в привлекательном виде постыдные плотские наслаждения и увлекает в бездну разврата, бесславия и болезней. Сатана каждому предлагает удовольствия, смотря по нашему вкусу. Он дразнит нас утехами, какие нам преимущественно угодны, и помыкает нами по своему произволу. Каждому христианину должно остерегаться пуще всего того, что льстит нашим природным склонностям. Не то мы хотим сказать, чтобы вы избегали всего, что вам нравится, но то, чтобы вы были осмотрительны. Пусть для вас будет примером Иов. Он не запрещал сыновьям своим праздновать и пировать друг у друга поочередно; но он каждый раз после таких празднеств приносил за них умилостивительные жертвы, говоря: «может быть (они) согрешили и похулили Бога в сердце своем» (Иов.1:5). Он беспокоился за них гораздо больше в то время, когда они веселились, чем во всякое другое время. Будем подражать Иову. Не будем забывать, что сатана, уловляя нас в свои сети, хлопочет не о наших удовольствиях, а о нашей погибели.

г) Иногда наш злой птицелов пускает в оборот силу примера. Всем известно, как легко можно ловить птиц посредством приманочной птицы, посаженной около сети. К подобному способу прибегает сатана для уловления чад Божиих. Знакомитесь вы, например, с человеком, который вам кажется истинным христианином. Вы его уважаете, – он имеет множество сведений, он может несколько часов сряду вести религиозную беседу и о благочестивых предметах рассуждать основательно и обстоятельно. И вот на глазах ваших он совершает грех: он ваш соблазнитель. И заметьте, как сатана умеет выбирать одних для обольщения других. Он никогда не выберет явного нечестивца для обольщения человека прямого и честного. Он выбирает такого, который смотрит религиозным и похож на вас, чтобы уловить вас. Положим, например, встретится вам на улице негодяй и станет приглашать вас к участию в дурном деле. Диавол не так глуп, чтобы поручить ему такое дело, – он знает, что вы не поддадитесь на такую грубую приманку. Он подошлет к вам того, кого вы называете братом по вере. Ради этого братства вы его уважаете, ему доверяете, и если он собьется с правого пути, пример его так для вас заразителен, что вы легко попадаете в сеть вражию. Будьте осторожны в выборе друзей, и если выберете, следуйте им только до тех пор, пока они следуют за Христом. Берегите вашу независимость от всякого вредного человеческого влияния. Говорите, вместе с И. Навином: «пусть другие делают, что хотят, но я и дом мой будем служить одному Господу» (Нав.24:15).

д) Иногда же птицелов, если не удастся ему поймать птицу хитростию и обманом, напускает на нее сокола, – сокол преследует ее в воздухе и утомленную низвергает на землю. Если и диаволу не удастся ввергнуть кого в погибель посредством обольщения, он напускает на него своего рода сокола, т. е. клеветника, который чернит его доброе имя, распускает против него небылицы. На этот случай можно дать добрый совет. Нам известен один почтенный муж, который навлек на себя ненависть одного обличенного им в неправде и нечестии господина и за то оклеветан был им позорнейшим образом. Горько было оклеветанному, и он грозил клеветнику судом, если тот не возьмет назад своей клеветы. Тот согласился. Объявление о клевете с опровержением ее напечатано было в газетах. Следствием было то, что теперь поверивших клевете стало больше, чем если бы не было против нее протеста. Отсюда такой урок: поступайте с клеветником также, как маленькие птицы, преследуемые ястребом: они выше его поднимаются в воздухе. Ястреб не может их настигнуть, пока они выше его; он может сделать им зло, когда они будут летать на одинаковой с ним высоте. Если же ему удастся подняться выше их, он тотчас же бросается на них и умерщвляет. Итак, если кто клевещет на вас, оставьте его в покое, не спускайтесь на одинаковый уровень с ним. Говорите, что сказал Давид о Семее: «если Господь повелел ему меня злословить, пусть злословит». И если сыны Саруины скажут вам: позволь, мы снимем голову с этого мертвого пса, отвечайте с Давидом: «нет, пусть он проклинает» (2Цар.16:9–12). Таким образом вы станете выше клеветы. Если бы вы стали отвлекать себя от дела, обращая внимание на каждого воробья, чирикающего вблизи вас, то все время ваше ушло бы на ответы для защиты себя. Если бы я стал отстаивать свою невинность против всякой клеветы, я этим только потешал бы диавола. Говорите против меня, что хотите, я ни на что не буду отвечать, буду идти своею дорогою. Была бы только жизнь моя чиста. Если она чиста, то чем больше будут бросать на нее грязь, она еще светлее явится. Если у вас чешутся руки ввиду человека, который вас очернил, если подумаете: не буду молчать долее, я должен проучить этого грубияна, то удержитесь от этого и поспешите обратиться с молитвою к Богу, да дарует вам благодатную силу подражать Иисусу, который, будучи укоряем, сам не укорял. Лучший способ отделаться от злоречия – оставить злоречивого в покое, ибо если будете преследовать его судебным порядком, или грозить ему процессом, или требовать от него извинения пред вами, вы ничего не достигнете, и останется немало глупцов, которые будут верить больше ему, чем вам. Не вмешивайтесь в это дело, и Господь за ваше благоразумное поведение сам, по своему обетованию, избавит вас от сети ловчи.

В заключение заметим, что птицелов, если захочет во что бы ни стало поймать птицу, пускает в оборот все хитрости зараз и окружает ее со всех сторон. Так поступает и диавол. Он не оставляет неиспытанным ни одного случая погубить навеки вашу душу: богатство и бедность, уважение людское и забвение, слава и унижение, сидение и движение, покой и сердечное волнение, здоровье и болезнь, пища и голод, даже молитва, твердая решимость на что-нибудь и колебание, самая смерть, – все для диавола служит сетью. Словом, нет места и времени, где бы и когда бы он не ставил нам сетей. Под каждым деревом сторожит неосторожного путника Индиец с намазанною ядом стрелою. Под каждым кустом засел лев, готовый броситься на вас и поглотить вас; под каждым цветком притаилась змея ядовитая. Везде сети. Будем осторожны. Препояшем чресла наши бронею всемогущества Божия, и мы наступим на змия, попрем льва и дракона, – избавимся от сети ловчи.

Господь избавляет уповающих на Него от сети ловчи, не допуская их впасть в эти сети, также освобождая из них тех, которые впали в них.

Господь избавляет нас от сети ловчи, насылая тяжкое испытание. Об одном знаменитом живописце, который покрыл фресками внутренность столичной великолепной громадной церкви, рассказывают: кончив работу, он стал рассматривать ее в целом, и для того шаг за шагом отступал назад на подмостках, чтобы иметь возможность с надлежащего расстояния вдруг обнять ее взглядом и обсудить ее пропорции. Он дошел почти до края подмостков, – один шаг и он упал бы с чудовищной высоты и разбился бы вдребезги. К счастию, опасность заметил работник и для спасения своего хозяина употребил следующее средство, которое удалось: вместо того, чтобы закричать ему: «господин, ты в опасности», – что пожалуй побудило бы его податься назад еще на шаг, – он схватил кисть, обмакнул в краску и бросил ее в картину. Живописец мгновенно рванулся по направлению к картине и потом к работнику, с тем чтобы его наказать, и был спасен. Когда ему объяснено было, в чем дело, он ясно увидел, что работник поступил благоразумно. Подобно сему поступает с нами Бог. Случается и нам рисовать в воображении тот или другой план предприятия, и мы уже близки к цели и собираемся торжествовать успех. Но Господь, зная, что это торжество послужит только к нашей погибели, разрушает нашу затею и повергает нас в бедствие, – отнимает жену, детей, предметы наших привязанностей. Тогда мы в порыве скорби вопием: Господи, зачем? Но нет сомнения, что без этих горестных испытаний мы пришли бы к вечной погибели. И мы спасаемся от сетей птицелова.

В другое время Господь охраняет нас от сетей птицелова, даруя нам дух мужества и крепости, так что когда приражается к нам искушение, мы восклицаем: «како сотворю глагол сей злый и согрешу пред Богом» (Быт.39:9)? Какое благородное мужество показал Иосиф, когда, сохраняя свое целомудрие вырвался из рук бесстыдной женщины, склонявшей его на грех! И в наше время есть христиане, которые подобно Иосифу не попадаются в сети ловчи, которые, при помощи благодати Божией, отвращают очи от зла и привлекаемые к искушению, с силою отталкивают искусителя: я не могу, я не решусь, я христианин, я чадо Божие!

Не всякому удается избежать опасности попасть в сети ловца духовного. Многие, и к счастию не все, улавливаются им в сеть греховных искушений и запутываются в ней так, что или совсем отчаяваются высвободиться из ней, или так привыкают к своему положению, что не думают расстаться с ним, – им оно нравится, льстит их самолюбию и чувственности. Но милосердие Господа беспредельно. Господь никому не желает погибели, Он желает всем придти в разум истины и вступить на путь покаяния. Как бы ни были тяжки и многочисленны грехи, в которых запутал грешника ловец диавол, грешник не должен отчаиваться в своем спасении, – нет греха, побеждающего милосердие Божие. Нет бездны, из которой не могла бы извлечь грешника благодать Божия. Силен враг нашего спасения, но несравненно сильнее Господь Бог. Он всегда готов и силен избавить от сети ловчей грешника, если только грешник из глубины греховной воззовет к Нему о спасении. Красноречивым тому свидетельством служат примеры обращения великих грешников – мытаря, блудного сына, Магдалины, разбойника на кресте, Савла гонителя. Сам Иуда предатель мог бы получить прощение и спастись, если бы отчаяние в милосердии Божием не сделало его нераскаянным грешником. – Не одно отчаяние, но и греховная беспечность губит человека. Но случается, что и беспечные грешники поражаются страхом суда Божия, когда услышат обличительные слова доброжелательного человека, когда приходится им быть свидетелями событий, в которых явственно виден перст Божий, когда постигшая их тяжкая болезнь и близость смерти заставляют их волей-неволей подумать о загробной жизни и прислушаться к голосу совести, которому до тех пор они не внимали, и тому под. Тогда беспечность исчезает, душа наполняется чувствами раскаяния, и она, вспомоществуемая благодатию Божиею, смелым движением воли разрывает сеть, которою так долго была опутана. Радость спасения вызывает из их уст исповедание: «душа наша, яко птица избавися от сети ловящих. Сеть сокрушися и мы избавлени быхом» (Пс. 123:7)¹⁹.

Французы в настоящее время (1889 г.) празднуют столетие со времени первой французской революции. Сочувствовать этому празднику грешно Русскому православному человеку. Он не может не возмущаться ниспровержением законной власти и уничижением религии, чем ознаменовала себя французская революция. Но и сами здравомыслящие и верующие Французы порицают эту революцию особенно за враждебное отношение ее к христианству. Послушаем, что говорит один из них по поводу этой вражды.

Утверждают, – пишет аббат Берсо²⁰, – христианство есть враг бессмертных пресловутых основоположений 1789 года, выражаемых тремя словами: свобода, равенство, братство. Обвинение самое неосновательное. История, на пространстве 19 веков, свидетельствует, что христианство, даже с точки зрения здравой политики, много сделало, чтобы доставить торжество свободе, равенству, братству.

Христианство постоянно стремилось к водворению повсюду гражданской свободы. Оно уничтожило почти повсюду невольничество, освободило рабов от того унижения, которое тяготело над ними под игом господ, обращавшихся с ними, как с вьючными животными. Христианство дало им гражданские права.

Христианство постоянно заботилось о равенстве или равноправности граждан, насколько это возможно. Первые христиане жертвовали свое имущество в пользу общины, так что у богатого оставалось не больше денег, чем у бедного, и у бедного не было меньше, чем у богатого. Это продолжалось впрочем недолго, но общение имущества сохранилось в общежительных монастырях и доселе. Прибавим к этому, что дела милосердия, которые предписывает христианство, уничтожает расстояние между высшими и достаточными классами общества и низшими и недостаточными, сближает те и другие, делает их доступными друг другу. Не забудьте притом, что христианство своим учением постоянно напоминает людям, что все они равны пред Богом, что на том свете достоинство каждого оценивается не внешним положением на земле, но личными заслугами и добродетелию.

Наконец христианство постоянно напоминает о братстве. Оно учит, что на всех нас лежит долг помогать братьям, что все мы – дети одного Отца по религии и по природе. Оно постоянно повторяет на разные лады изречение Иисуса Христа: «все вы братия» (Мф. 23:8), и слова Апостола, что во Христе Иисусе нет разницы между Иудеем и Еллином (Римл. 10:12). Этим учением о братстве христианство нанесло смертельный удар духу кастовой жизни, которая была одною из великих язв древних государств. Итак, если с самого начала христианство заботилось и заботится о водворении в мире свободы, равенства и братства в истинном смысле, можно ли утверждать, что оно враждебно проповедуемому с 1789 года учению о свободе, равенстве и братстве, с точки зрения здравой политики? Если же вы упорно настаиваете на своем обвинении, то, без сомнения, потому, что понимаете эти великие слова не в христианском смысле, а в смысле лжелиберализма. Но мы утверждаем, что надобно толковать их только в одном христианском смысле. Утверждаю, что всякая книга, которая предлагает иное толкование, заслуживает того, чтобы ее сожгла рука палача.

В самом деле, чего хочет либерализм во имя свободы? Он хочет ниспровержения всякой власти, забывая, что власть есть условие свободы, что сказать: смерть власти, значит сказать: смерть свободе. «Деспотизм толпы, – замечает Фенелон, – есть глупая и слепая сила, которая восстает против себя самой. Народ, испорченный чрезмерною свободою, несноснее всяких тиранов». Одна Церковь умеет говорить о свободе, не допуская крайнего своеволия. Либерализм, напротив, говоря о свободе, поощрял кинжальщиков. Проповедуя честность, патриотизм, правосудие, он только делал игрушку из этих добродетелей, – они были для него основою для красивых фраз, средством надувать простаков. Комитет общественной безопасности, революционные трибуналы, султаны в столице, паши в провинциях, – вот что дал нам либерализм под именем свободы. Церковь оказалась бы виновною в оскорблении человеческого достоинства, если бы вошла в сделку с либерализмом, если бы разделила с ним мнение о свободе. В конце прошлого столетия вот что было написано о дереве свободы, которое украшено было красною шапкою: «народ наивный и глупый, смотри, кто над тобою господствует: это шапка без головы, дерево без корня».

Чего хочет либерализм во имя равенства? – Хочет дележа, который необходимо должен сопровождаться всеобщею анархиею, насилиями, несправедливостями, убийствами, безнаказанностию. Что сделали во имя равенства ревнители его? Они распродали имущества дворянства, имущества духовенства, которые употребляемы были в пользу бедных; они прогнали из своих приютов христианских девственниц, которых жизнь посвящена была делам человеколюбия. Этого мало: они имели дерзость, в оправдание своего безумного учения, ссылаться на слова Спасителя: «иди, продай имение свое и раздай нищим» (Мф. 19:21), не обращая внимания на то, что право продажи предполагает право собственности, что продажа невозможна без купли и что покупать нельзя без уверенности в праве собственности. Они указывали также на угрозу Христа богатым; но если Христос сказал: «горе... богатым» (Лк.6:24),то не потому, что они богаты, ибо тогда надлежало бы проклясть самое богатство, но потому, что богатые злоупотребляют своим золотом, обращая его в орудие тщеславия, чувственности, развращения, вместо того, чтобы употреблять его на поддержание рабочих сил и на дела благотворения.

Что сделал либерализм во имя братства? Он вооружил бедных против богатых, посеял недоверие и ненависть между гражданами разных классов; воспламенил междоусобную войну. Новый Каин, он пролил кровь Авеля. В виде скрепления братства между всеми Французами, Лежандр предложил Конвенту разрубить труп Людовика ХVІ на 84 части и разослать в 84 департамента. Дело, которое можно ожидать только от грубых дикарей.

Революция во имя свободы, равенства, братства, в противоположность учению Церкви породила обожание плоти, проповедуя свободу в отношениях полов и провозглашая: все для всех. Из нее возник коммунизм, который, проповедуя общение имуществ, говорит: все для всех. Она вооружила государей против подданных и подданных против государей; она спустила с цепи дух разрушения, который все сравнял с землею, который сопровождался сменою одних правительств другими, одних династий другими, побоищами, ссылками, тюремными заключениями за мнимые политические преступления. Итак не будем судить о достоинствах вещей по вывескам, и скажем с одним писателем: «кто вопреки заповеди христианской приносить в жертву Богу плоть, проповедует разнузданность плоти, тот ничего не понимает в социальном учении. Для осуществления учения о свободе, равенстве и братстве, требуется жертва: а кто уклоняется от нее, кто избегает креста, тот в действительности есть тиран, несмотря на то, что называет себя врагом тирании».

Таким образом, учение об основоположениях 1789 г.: свободе, равенств и братстве, может быть допускаемо только с христианской точки зрения. Если дают ему смысл нехристианский, оно неудобоприемлемо. Одно из двух: или толковать его, как толкует Церковь, или совсем отвергнуть его. Во всяком случае имейте в виду, что цареубийство совершилось во имя свободы, равенства, братства, и простите нам, если мы не высоко ценим формулы, во имя которых бесчестили, грабили, потопляли, клали невинных под гильотину.

Поборники начал 1789 года утверждают, что все культы религиозные (веры и вероисповедания) равноправны пред законом. Мы с непоколебимою силою убеждения утверждаем противное: протестантизм, раввинство, магометанство, буддизм не могут быть поставляемы на одну линию с истинным христианским учением во имя свободы, равенства, братства.

Имеют ли одинаковое право на свободу все культы? Нет. Почему? Потому что истинным может быть только один культ, тогда как другие ложны. Только истинный культ споспешествует благосостоянию народов, тогда как другие вредят ему. Поэтому несправедливо давать право свободы учениям, способным развратить общество, вместо того, чтобы благоприятствовать учению, которое исправляет, очищает, возвышает и укрепляет душу. На какой основе держится общество? На истине. Думать, что с естественным правом сообразно одинаковое покровительство заблуждению на ряду с истиною, значит полагать, что должно покровительствовать тому, что противоположно благу общества, и собственными руками работать над саморазрушением. Такое мнение свойственно умам лживым, поверхностным, ибо общества, как и отдельные лица, обязаны заботиться о самосохранении и было бы преступно со стороны общества и отдельных лиц отравлять себя. Заблуждение может быть терпимо только в том случае, если невозможно подавить его, – волей-неволей приходится терпеть, невозможного ни от кого нельзя требовать. Но сказать, что закон должен терпеть заблуждение, значит сказать, что заблуждение имеет право на одинаковое покровительство закона, как и истина. Первая способность человека есть разум, первое благо человека есть обладание истиною; первая его обязанность есть борьба с заблуждением. Как должно любить истину безгранично, так и заблуждение должно ненавидеть безгранично. Я не говорю это о заблуждающихся, – их приходится терпеть, особенно когда они никому не навязывают своих заблуждений, не распространяют их.

Ко всем ли культам (верованиям) должно быть применено основоположение равенства? Нет. Почему? По той простой причине, что, не будучи одинакового достоинства, они не равны, а не будучи равны, они по этому самому не могут рассматриваться, как равные. Признавать их равенство, тогда как его нет в них, значит не допускать различия между преступлением и добродетелью, приписывать фальшивой монете одинаковое достоинство вместе с истинною, пускать в обращение мысль, которой нелепость равняется легкомыслию тех, которые принимают ее за истинную. Говорят: правительствам нет дела до того, какая религия истинна, какие ложны. Нет, правительства должны заниматься этим, с целью покровительствовать истинной религии, – противно природе человека относиться безразлично к двум противоположным суждениям относительно предметов, имеющих для него жизненное значение.

Ко всем ли культам (верам) должно относиться в духе братства? Нет. Почему? Потому что в них нет ничего, свойственного братьям. Братство предполагает одно общее происхождение, одного отца. Но этого нельзя сказать о всех верах в виду того, что одна происходит от Бога, другие от сатаны, одна с неба, другие из ада. Если у них не один отец, то и братских отношений между ними быть не может, – и требовать этого, значит говорить ложь, а не истину. Братство между ними возможно было бы только в таком случае, если бы они все происходили или от Бога, или от демона. Но они не все ведут начало от Бога, ибо во многих из них заключается обман и пагуба; не все так же от демона, потому что одна из них есть истина и святость. Можно ли теперь без смеха слушать людей, которые, хвастаясь своею философиею, произносят бессмысленные и нечестивые речи?

Называющие христианство врагом бессмертных начал 1789 года: свободы, братства, равенства, противоречат себе, ибо вопреки этим началам отказывают христианской вере в свободе, употребляя против нее насилие; в равенстве, открыто благоприятствуя ересям и лжеучениям; в братстве, обрекая верующих на изгнание и на всякие лишения. С одной стороны они упрекают христианство во враждебном отношении к началам 1789 года, с другой сами являются врагами этих начал. Обращают к христианству укоризны, которые христианство само имеет право сделать им. Прежде чем учить других, не следует ли самим следовать своему учению?

Преосвященнейшие архипастыри!

Изволением Святейшего Синода и соизволением Благочестивейшего Самодержца я призываюсь к епископскому служению. После немалого и продолжительного колебания решился я вступить на поприще сего великого служения. С первых дней моего вдовства до последнего времени обращаемы были ко мне многократные напоминания и советы о необходимости и благопотребности переменить приходскую службу на другую – высшую. Долго я не решался на это, – и вот почему. Лета моей жизни давно уже преполовились. Правда, по милости Божией, не могу пожаловаться на недостаток здоровья; но старость, говорят, сама по себе болезнь и может быть одним из препятствий к прохождению такого многосложного служения, как епископское. – Затем, предшествующею моею службою я не приготовлен к начальственным и судебным занятиям, свойственным епископу. Страшило меня также принятие монашества. Я глубоко убежден в святости и целесообразности искони существующего обычая производить в епископы почти исключительно монахов, о чем и публично заявлял²². Епископ должен светить людям не только светом учения, но и примером строго-христианской жизни. Но монашество есть лучшая школа для обучения себя такой жизни, для упражнения себя в требуемых ею подвигах духовного совершенства. Притом епископ-монах, не связанный семейными узами, имеет гораздо больше времени и свободы посвятить себя многосложным делам своего служения и меньше подвергается опасности злоупотреблять своею властию, чем если бы он заботами о семье и домашнем хозяйстве отвлекаем был от занятий церковными делами. Тем не менее не могла не тревожить меня мысль о монашестве, как подвиге трудном. Я рассуждал: достанет ли мне сил для этого подвига? Могу ли я строго исполнять обеты монашеские? Буду ли я в нравственном отношении лучше того, чем был, живя в мире? Не буду ли я монахом только по имени, а не по жизни, по наружности, а не по внутреннему состоянию? – Затем смущала меня мысль о трудности и великой ответственности епископского служения. На епископе лежит долг духовного учительства и пастырства. Тот же долг лежит и на пресвитере. Но епископ должен быть не только сам учителем и пастырем, но и руководить учителей, – он не только пастырь, но и архипастырь. Он отвечает пред Богом не только тогда, когда сам не учит, но и тогда, когда подчиненные ему пастыри небрежно исполняют свой долг, когда он не заботится об избрании и поддержании лучших сил для учительства и пастырства. – Преимущественно страшила меня мысль о начальственно-распорядительной и судебной деятельности епископа. Одним из начальственных действий епископской власти служит избрание и определение членов причта. На одно и тоже место просится, положим, десять и более человек, а избрать надобно одного. Как трудно сделать этот выбор, когда все они достойны просимого места, также когда при выборе надлежит руководствоваться требованиями не только справедливости, но и человеколюбия, так чтобы ни справедливость в отношении к достойным не была оскорблена, ни человеколюбие в отношении к имеющим крайнюю нужду в нем (например осиротевшему семейству) не было пренебрежено! Не все из просителей, которым приходится отказывать в просьбе, способны оценить беспристрастие и добросовестность епископа в решении подобных дел, иные почитают себя обиженными. Как во всяком случае епископу тяжело бывает видеть, что он без вины виноват, видеть слезы и недовольство неудовлетворенных им, при всем его желании сделать добро всякому и сознании невозможности угодить всякому! – Еще мудренее судебные дела. Случается, что заводят тяжбу не только миряне с служителями Церкви, но и сами служители Церкви между собою, – что последние, вместо того, чтобы подавать пример миролюбия, иногда враждуют между собою. Как горько епископу входить в разбирательство дел, не делающих чести служителям Церкви! Как прискорбно, если последние требуют правосудия по всем формам судопроизводства, не довольствуясь келейным епископским судом! Как тяжело бывает для епископа постановлять и утверждать строгие судебные приговоры! – Не исчисляю других затруднений, представлявшихся мне при мысли о епископском сане и удерживавших меня от принятия его. Долго они смущали меня, но настойчивые внушения с разных сторон победили наконец мое смущение. Я подумал: в голосе людей доброжелательных и ревнующих о благе Церкви не слышится ли мне голос Божий, не согрешу ли я против Господа, не поступлю ли против воли Его, если пренебрегу этими внушениями, если буду стоять на своем: «имейте мя отреченна» (Лк.14:18,19), если буду повторять одно: не разделяю вашего мнения об ожидаемой от меня пользе для Церкви.

Я не мог долее колебаться. Во мне заговорил долг послушания. Вспомнил я сказанное мне однажды великим миссионером Русской Церкви, митрополитом Иннокентием, замечание, что между его многочисленными сотрудниками на миссионерском поприще более благонадежными и полезными оказывались те, которые принимали на себя труд проповедания Евангелия между неверными по долгу послушания, с смиренным сознанием своей неспособности к этому труду, чем те, которые вызвались на него сами, по личному убеждению в своем призвании. Вспомнив эти слова, я подумал: о, если бы Господь благословил и мое послушание! – Что же касается до затруднений, вышеуказанных мною, в них я увидел побуждение не к тому, чтобы малодушно уклоняться от них, а к труду и подвигу, обязательному для всякого призываемого к тому или другому служению Церкви и обществу. Ободряет меня так же то, что епископское служение мне суждено начинать под твоим руководством, благостнейший и опытнейший в церковных делах первосвятитель Московской Церкви и отец мой, – притом в знакомой мне среде московского духовенства и общества, всегда благоволивших ко мне. Но наипаче ободряет меня упование на благодать Божию, оскудевающая восполняющую. Верую, что чрез святительское рукоположение сия благодать низойдет на меня. Мне остается только пользоваться ее дарами, заботиться о том, чтобы они не вотще были приняты мною, нашли во мне благоприятную почву и принесли чрез мое недостоинство ожидаемые от меня плоды. Усерднейще прошу вас, архипастыри, споспешествовать вашими молитвами благоуспешному прохождению предстоящего мне служения Св. Церкви.

«Аще ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся во славу Божию творите» (1Кор. 10:31).

Благодарение Господу Богу, сподобившему любящих благолепие дома Господня исполнить эту заповедь Апостола. Совершенное ими дело обновления храма Божия совершено во славу Божию. Ибо храм есть по преимуществу место для прославления Господа. Но Апостол не говорит, что во славу Божию можно творить только такие дела, которые прямо относятся к прославлению Господа, как дело устроения храма, – он заповедует во славу Божию творить вообще все дела. По заповеди Апостола во славу Божию должно пить и есть, т. е. принимать пищу и питие с благодарностию Господу, питающему нас, и с молитвою о благословении Его на вкушение пищи и пития. Во славу Божию, по той же заповеди, должно все иное творить, стало-быть творить и те дела, для которых нужен телесный труд, и вообще житейские дела. Пусть примут это к сведению обитатели богоспасаемой веси, празднующие обновление храма. Они добывают средства для удовлетворения своих потребностей трудами рук своих, работая на фабрике. Пусть ведают они, что всякий труд, стало-быть и тот, которым они промышляют, должен быть совершаем во славу Божию.

Как же именно можно трудиться во славу Божию?

К труду призван человек в самом раю. Адам введен был в рай не для одних наслаждений дарами райской природы, и не для того только, чтобы быть созерцателем красот райской природы, но вместе для того, чтобы возделывать райскую землю и иметь уход за произрастениями ея (Быт. 2:15). Но труд в раю был легок и доставлял трудящемуся одно наслаждение. Не таковым стал труд по грехопадении. В наказание за грехопадение человек осужден на труд изнурительный, осужден снискивать себе пропитание трудом до пота лица, не всегда успешным и благодарным, вследствие оскудения плодотворных сил в земле (Быт. 3:19). Но если изнурительный труд не только земледельческий, но и всякий промышленный, есть наказание Божие за грехи, то ясно, что человек должен нести это наказание в духе смирения и покаяния пред Господом, должен взирать на изнурительный труд, как на эпитимию, наложенную на него за вину преступления заповедей, и исполнять эту эпитимию без ропота, с преданностию воле Божией. И благо ему, если он трудится с таким расположением душевным, – он трудится во славу Божию, с надеждою на помилование от Господа за свое смирение и послушание Господу.

Труд физический обязателен для всех, не только для тех, которые живут одним трудом, добывая хлеб в поте лица, но и для обеспеченных в средствах жизни. Никто не создан для того, чтобы проводить жизнь в праздности. Каждому даны физические силы, без сомнения, для того, чтобы упражнять их в соответствующей им деятельности. У каждого есть руки не для того только, чтобы протягивать их к куску хлеба и подносить его к губам, а главным образом для того, чтобы работать. Каждому даны ноги не для праздных движений, не для одних движений с целию укрепления здоровья, а главным образом для совершения движений, нужных для работы. Без труда, без упражнения телесных сил в работе, они только тяготили бы человека и порождали бы в нем чувство скуки, свойственной людям праздным. Естественная потребность труда есть, без сомнения, воля Божия. Мысль об этой воле Божией ясно выражена в притче Господа Иисуса о талантах. Господин, разделивший слугам разные таланты, похвалил тех, которые, сделали из них надлежащее употребление, и строго осудил того, кто закопал данный ему талант в землю. Этот нерадивый слуга оскорбил своего господина тем, что не исполнил его воли, не сделал никакого употребления из данного ему таланта. Подобно сему оскорбляют Бога Господа те, которые проводят жизнь в праздности, ни к чему не прилагая рук своих, данных для труда. Нерадивый раб притчи наказан господином тем, что брошен во тьму кромешную. Люди, уклоняющиеся от труда, не всегда наказываются в настоящей жизни, – многие из них спокойно доживают до смерти; но о тяжести их вины можно судить по тому строгому приговору, который произнесен против них ап. Павлом: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Сол 3:10), т. е. он не стоит того, чтобы кормить его хлебом. Вина, заслужившая обличение Апостола, известна под именем тунеядства. Но чем непростительнее она, тем достойнее чести и хвалы те, которые проводят весь век в телесных трудах, не только по нужде, но и без всякой нужды, по убеждению, что Бог труды любит, что избегать трудов грешно. Они трудятся во славу Божию.

Во славу Божию, далее, трудится тот, кто живет трудом честным, добросовестным. От трудов праведных, не наживешь, говорят, палат каменных. Но он и не мечтает об этом, он не гонится за большою наживой, он довольствуется малым, утешаясь тем, что это малое досталось ему без обиды ближним, собственным трудом. Он избегает неправедных способов обогащения по страху Божию. Он мог бы, пожалуй, вести темные дела так искусно, что никто из людей не заподозрил бы его в неправде. Но он боится не людей, а Бога всеведущего, пред лицем которого нельзя утаить неправды, Бога правосудного, который не оставит безнаказанною неправду. Если он работает по найму, он исполняет свою работу, по слову Апостола, «не с видимою только услужливостию, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам» (Еф. 6:6,7). Он одинаково добросовестно работает, смотрят ли за ним приставники и надзиратели, или нет. Он, если бы захотел, легко мог бы обмануть их, при всей их зоркости и бдительности, скрыть например от них порчу сработанной им вещи, сдать дурную работу за хорошую; но он никогда на это не решится, – он работает пред очами Господа; он боится ответа не перед людьми, а пред Господом Богом; он старается быть исправным пред людьми, потому что помышляет об угождении Господу. Он трудится во славу Божию.

Во славу Божию трудится, далее, тот, кто трудится для того, чтобы плоды своих трудов употреблять на дела богоугодные, на свои и семейные нужды, на дела благотворения, а не для того, чтобы приобретенное трудом истратить на одни прихоти, на пьянство и на другие непотребные дела, к которым склонны многие чернорабочие, в один день безрассудно и преступно расточающие добытое усидчивым трудом целой недели.

Во славу Божию трудится, далее, тот, кто трудится с благодарностию Господу, даровавшему ему силы и здоровье для труда, кто успех своего труда приписывает силе Божией, смиренно помышляя, что он ничего не успел бы сделать без помощи Божией, и кто посему приступает к труду с молитвою о благословении Божием.

Во славу Божию трудится, далее, тот, кто не только начинает, но и продолжает свой труд с молитвою и богомыслием. Руки его заняты работою, а ум его устремлен к Богу, даже уста его шепчут молитву. Возможно ли это, спросите вы, – возможно ли в одно и тоже время и работать и молиться? Очень возможно, ибо что такое молитва? Она есть беседа с Богом; но если во время работы можно для развлечения, для избежания скуки, неизбежной при однообразной работе, вести беседу с человеком или петь, так что одно другому не мешает: то нет сомнения, что и беседовать с Богом можно и даже должно во время работы. И эта беседа освящает работу и даже облегчает ее, как облегчается тяжесть труда, если соединяется с разговором и пением. И гораздо лучше во время работы Бога славословить, чем с людьми празднословить.

Трудится, наконец во славу Божию тот, кто трудится благовременно, помня заповедь Господню – шесть дней работать, а седьмой посвящать Господу. Работать по праздникам, вместо того, чтобы проводить сей день в благочестивых упражнениях, – в молитве домашней и церковной, в чтении слова Божия, в духовных беседах, так же грешно, как грешно под разными предлогами уклоняться от труда в будни и проводить их в праздности. Не берите на себя, братие, этого греха. Помните, что мы все должны делать во славу Божию; но кто будни обращает в праздник, а праздник в будни, вопреки заповеди Божией, тог не славит, а оскорбляет Господа.

Не легок, братие, ваш труд в здешнем промышленном заведении; но ободряйте себя примерами великих трудолюбцев. Господь Иисус Христос до 30 лет работал в мастерской своего нареченного отца Иосифа. Св. Матерь Его Дева Мария занималась рукодельем во время воспитания в храме Иерусалимском и впоследствии собственными руками приготовила божественному Сыну своему хитон, который, может быть по дорогому материалу, а наипаче по искусной работе, был так хорош, что его пожалели разделить на части распявшие Христа воины. Св. ап. Павел при множестве и трудности своих апостольских трудов и путешествий, не переставал заниматься ручною работою. Он работал из ткани и кожи палатки, и этою работою пропитывал себя и своих сотрудников. Чернорабочим трудом занимался государь Петр великий, – у него не сходили мозоли с рук от работы. – Ободряйте себя в ваших работах также тем, что эти работы вы производите близ храма Божия, сегодня по обновлении освященного и всегда готового принять ваши молитвы о помощи и благословении Божием на ваши труды. Одно воззрение на храм, место особенного присутствия Божия, способно расположить вас к тому, чтобы вы трудились во славу Божию.

Новоизбранные Царские слуги в земском начальствовании! Приветствую вас с новым служением, возложенным на вас волею Царя. Вы призваны к попечению о нуждах сельского населения. Вам предстоят великие и многосложные заботы о благоустроении его нравственной, семейной, хозяйственной и общественной жизни, о водворении среди него правды, об ограждении его от неправды в мирских судах, о приучении его к строгому порядку в пользовании дарованными ему правами самоуправления. Вы облечены широкими полномочиями власти в отношении к вверенным вашему попечению сельским жителям. Государь и отечество надеются, что вы благотворно для народа употребите эти полномочия. От вас зависит оправдать эти надежды.

В руководство для вашей деятельности даны подробные и строго обдуманные законоположения; но не в них одних сила, не в них одних заключается условие благоуспешности вашего служения. Не даром иные говорят: законы пишутся для того, чтоб их обходить, подобно тому, как крепости сооружаются для того, чтобы их брать. Как ни крепка ограда, препятствующая неправде проникать в область правды, всегда находились люди неправды, способные отыскать, неприметные для других глаз, отверстия в этой ограде, чтобы пробраться сквозь них с своею не правдой. Законы сами по себе святы; всегда, однако, были и есть супостаты, которые, под прикрытием их, чрез злонамеренное толкование их, успевали и успевают обделывать темные дела. Нет сомнения, что в среде мужей, избранных на служение земскому делу после предварительного тщательного испытания их достоинств, не найдется лиц, готовых злоупотреблять даруемою им властию земских начальников и обходить законы. Но во всяком случае, никому не следует забывать предостережение Апостола: «мняйся стояти, да блюдется, да не падет» (1Кор. 10:12). Что же может удержать вас от этого падения, оградить от искушения поступать вопреки законам? Преимущественно страх Божий и христианская любовь. Бойтесь Бога вездесущего и всеведущего, от Которого нельзя утаить неправды, – Бога всесвятого, ненавидящего неправду, – Бога правосудного, пред лицем Которого нельзя безнаказанно творить неправду и беззаконие. Среди трудностей вашего служения воодушевляйте себя христианскою любовию, не ищущею своего (1Кор. 13:5), требующею от сильных «сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15:1); старайтесь поставить себя в такое отношение к подчиненным, чтобы они смотрели на вас, как на старших своих братьев, чтобы уверены были в вашем доброжелательстве и братской готовности споспешествовать их благу; никому не подавайте повода подозревать вас в намерении порабощать тех, которые поручены вашему братскому попечению; помните, что все мы дети одного Отца Государя, сердцу которого одинаково близки младшие и старшие дети Его Всероссийской семьи, и действуйте в духе Его любви.

Страх Божий, любовь к ближним, Царю и Отечеству, вот те чувствования, которыми вы должны быть проникнуты в предстоящей вам общественной деятельности. Торжественное исповедание их составляет сущность присяги, которую вы сейчас произнесете пред святым Евангелием и крестом. Да благословит вас Господь произнесть ее с твердым намерением свято исполнить выражаемые в ней обязательства и да поможет вам Своею благодатию сохранить неизменную верность этим обязательствам ко благу подчиненных вам, к радости Царя и во славу Божию.

Благородных мужей, избранных на общественное служение в среде своего сословия, приветствую с сим избранием. Служение, предстоящее вам, трудно и весьма ответственно; но нет причин опасаться, что оно не будет исполнено вами добросовестно. Ручательством ожидаемой от вас добросовестности служит присяга, которую вы сейчас произнесете пред честным Крестом и Евангелием. Но приходится иногда слышать вопрос: нужна ли эта присяга? Недостаточно ли одного слова честного человека, если нужно благонадежное ручательство верности долгу?

Сословие, к которому вы принадлежите, принято называть благородным не в том только смысле, что оно происходит от благих древних родов, прославленных за слугами государству, но и в том, что ему свойственно нравственное благородство или честь. Оно одушевлено чувством чести, дорожит честию своего происхождения и настоящего своего первенствующего положения в ряду прочих сословий. А честь обязывает, и невидимому, не лучше ли, чем присяга, обеспечивает верность принятым обязательствам и добросовестность? – Но, к сожалению, понятие о долге чести не всегда совпадает с требованиями христианскими. Случается, что эти требования возмутительно нарушаются во имя чести.

Возьмем, например, поединок, печальное наследие средневекового рыцарства. Решение частных распрей посредством поединка есть преступление против законов божеских и человеческих, самое тяжкое, потому что совершающий его виновен в убийстве, самоубийстве и мятеже против правительства. И, однако же, есть лица, которые решаются на это преступление во имя чести. Справедливо почитая честь величайшим благом, они не только не почитают грехом, но еще вменяют себе в достоинство отстаивать оскорбленную честь грубым самоуправством, и тот считается бесчестным человеком, кто не вызвал на поединок оскорбителя чести или не принял вызова. Думают, что лучше сделаться уголовным преступником, чем уронить себя во мнении людей, нехристиански рассуждающих, чем исполнить заповедь Христа Спасителя о любви ко врагам и о прощении обид, или искать восстановления оскорбленной чести законным путем. Из этого примера ложного понятия о долге чести изволите усмотреть, как ненадежно следовать внушениям чести, если они не согласны с христианскими рассуждениями.

Христианство не восстает против уважения к чести нашего имени, но оно выше всего ставит честь имени христианского, особенно имени православного христианина. Честь быть и называться христианином и сыном Православной Церкви должна быть для каждого выше сословных и всяких других земных преимуществ и достоинств. И благо тому обществу, в среде которого на разных поприщах общественного служения поставлены лица, больше всего на свете дорожащие христианскою честию. Они с самоотвержением и бескорыстием будут трудиться на благо этого общества, помня заповедь Христа: «кто хочет быть между вами первым, да будет всем слуга» (Мф.20:26–27); помня пример Его, ибо Он, как Сам сказал, пришел не за тем, чтобы служили Ему, но чтобы послужить на спасение человека. Занимая высшую ступень на лестнице общественного служения, они смотрят на это служение, как на служение Христу. Ради Христа, во имя Христа они будут добросовестно исполнять возложенные на них обязанности. Уклоняться от исполнения их или небрежно исполнять их они боятся не потому, что это было бы противно их сословной чести, а потому что это было бы не по-христиански. «Он нехристь, видно креста на нем нет», вот упрек, который они пуще всего боятся заслужить.

Но, дорожа христианскою честью, они в тоже время смиренно сознают, что их собственных сил недостаточно для благоуспешнаго действования и потому обращаются к Богу с надеждою на Его помощь. Выражением этой надежды, между прочим, служит то действие богопочтения, которое называется присягой. Да благословит вас Господь принести ее со смиренным расположением духа и да дарует вам ту помощь, которую у Него будете испрашивать.

Милостивые государи! Распорядители выставки пригласили нас благословить открытие ее. Нельзя не выразить глубокого сочувствия тому, что они признали нужным церковное благословение для дела чисто житейского. Ибо и житейские дела должно творить с мыслию о Боге, главном виновнике благоуспешности их. Выставленные здесь произведения человеческого труда в области искусств, ремесл и промышленности свидетельствуют о великой силе человеческого ума. Человек поставлен волей Творца во главе земных тварей. Данная ему власть над тварями не совсем утрачена человеком и после грехопадения. Мир живых и неодушевленных существ доселе служит его нуждам, приносит ему дань, как царю своему. Время не только не умаляет, скорее увеличивает его владычество над природой. С каждым годом, с каждым, можно сказать, днем расширяются пределы его владычества, успехи его в употреблении ее сил и средств для его потребностей. Правда, деятельность его, направленная к этой цели, в большинстве случаев не может равняться производительным силам природы. Пчела, шелковичный червь производят изделия, подобных которым человек не в силах произвести. Полевые лилии, по слову Христа Спасителя, так великолепны, «что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (Мф.6:28,29). Но все, что делается силами природы, как бы ни было прекрасно и совершенно, делается по однажды навсегда установленным законам, по однажды искони заведенному порядку. Прогресс здесь немыслим. Прошло несколько тысячелетий со времени сотворения мира, пройдет, быть-может, еще несколько сотен тысячелетий, но ни пчела не сделалась и не сделается умнее и искуснее в произведении сотов, чем было в начале мира, ни цветы не сделались и не сделаются красивее и благоуханнее, чем в давние века. Сумма удовольствий, доставляемых зрелищем земной природы, в настоящее время не превышает меры их в начале миробытия. Не такова деятельность человека. Успехи ее в покорении природы его власти, в извлечении из нее всего, что нужно для его внешнего благосостояния, с течением времени становятся более и более поразительными. Наш девятнадцатый век далеко опередил в сем отношении века минувшие, а век двадцатый, наверное, превзойдет его. Есть чем хвалиться, есть повод гордиться. Но напрасно сыны века хвалятся успехами в изобретении житейских удобств до забвения о том, кому они главным образом обязаны этими великими успехами. Напрасно думают, что обязаны ими одним собственным трудам, единственно своей предприимчивости и изобретательности. Напрасно теряют из виду, что всякое даяние благое и всякий «дар совершенный, – по слову апостола Иакова, – исходит от (Бога), Отца светов» (Иак.1:17). К числу этих благих даяний и даров относятся успехи ума человеческого в области искусства, ремесл и промышленности. Ибо и самый ум человека, гордящегося этими успехами, есть дар Божий. Отец светов при самом сотворении человека озарил его светом ума, даровал ему способность при помощи этого света познавать истину, открывать и изобретать все, что может споспешествовать его благосостоянию. Стало быть не себя одного человек должен почитать виновником успехов в делах житейских, но преимущественно Господа, от которого принял дар ума. Итак, удержись от самохвальства сын века сего! «Хвалящийся о Господе да хвалится» (2Кор.10:17), исповедуя свою зависимость от Него во всех отношениях. «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалиться, как будто не получил» (1Кор.4:7)? Сознание того, что мы всем обязаны Господу, должно располагать нас к смирению пред Ним, а отнюдь не к гордости, похвальбе. Желательно думать, что распорядители этой выставки проникнуты тем же сознанием и смирением пред Господом, если решились испросить благословение Господа на ее открытие чрез нас, служителей Православной Церкви. Так и всегда должен поступать христианин. Все, что ни делает, он должен делать во славу Божию, за все Бога благодарить, на все дела свои испрашивать благословение Божие. Итак, да пребудет благословение Божие на открывающейся выставке, да будет при помощи благословения Божия достигнута благая цель выставки – сблизить два народа в области промышленности и торговли, и чрез то укрепить мирныя и дружелюбныя отношения между ними.

Досточтимые отцы и братия!

Духовно радуюсь, присутствуя в вашем собрании. Благословен Глава Церкви Господь Иисус Христос, во имя Которого вы собрались сюда с разных концов России, для обсуждения мер к успешному действованию среди отступивших от Православной Церкви, среди раскольников и прочих сектантов. Помимо Церкви нет спасения. Отступившие от Церкви, изменившие православию идут путем, ведущим к погибели. Они сами погибают и других увлекают за собой. Опасение за их участь вполне основательно. Но нельзя ли опасаться за самую Церковь? Успехи сектантства не грозят ли ей самой разрушением? – Опасение за целость Церкви совершенно напрасно. Основанная Христом Церковь есть крепкое здание, несокрушимое никакими враждебными силами. Из его состава могут выпадать отдельные камни, но целости здания это не повредит. Место не остается порожним, выпавшие камни заменяются другими, стены здания не только не падают, но поднимаются выше и выше прибавлением новых камней, и здание растет больше и больше, и будет расти до скончания века, несмотря ни на какие препятствия... «Созижду Церковь Мою, и врата адова (т. е. силы адския) не одолеют ей» (Мф.16:18), – сказал Основатель ее. Об исполнении этого обетования красноречиво свидетельствует история Церкви. С самого начала существования Христовой Церкви и в позднейшее время много было у ней врагов в среде язычников, иудеев, магометан, мудрецов века сего, еретиков и раскольников. Но все враждебные усилия против нее оказались тщетными. Гонения со стороны язычников прекратились; иудеи потеряли возможность вредить Церкви со времени разрушения Иерусалима и храма; магометанство влачит жалкое существование, только благодаря невежеству своих последователей и потворству грубой чувственности, а в настоящее время делает немало уступок христианству в своих пределах; утонченные измышления мудрости человеческой, издревле направлявшиеся против истины Христовой, составляют предмет одних воспоминаний, и если возрождались в новых видах, снова таяли, яко воск. Толпы еретиков, раскольников и разных лжеучителей, с каждым веком появлявшиеся, сменялись одни другими, а Церковь стояла и стоит неподвижно на своей скале и будет вечно стоять на ней. Волны лжеучений приражаются к ней и разлетаются, не разрушая ея. Иначе и быть не может; ибо непреложно обетование Христа о неодолимости Церкви. Много говорят о живучести и силе русского раскола старообрядства, продолжающегося двести лет. Но эта живучесть – только кажущаяся; на самом деле раскол есть мертвечина; ибо что такое смерть? Разложение тела на части. Раскол чем дольше существует, тем больше разлагается на враждебные одна другой части и постепенно вымирает. «Царство раздельшееся на ся не станет» (Мф.12:25). Тоже должно сказать о всех лжеучениях враждебных Церкви. Успехи их непрочны. Ложь на гнилых ногах ходит, – сделает несколько смелых шагов и споткнется, поднимется и опять падает. Одна истина Господня пребывает во век. Церковь же есть столп и утверждение истины, есть вековечное царство истины. Тьма, напускаемая на умы лжеучителями, вместо того, чтобы затмить свет истины, вызывает новых крепких борцов за истину и ведет к тому, что в борьбе со лжемудрованиями истина становится светлее и тверже. Слава и честь ревнителям истины и обличителям лжи! Слава и честь вам, досточтимые миссионеры православной Русской Церкви! Вы счастливы тем, что служите орудием промышления Божия о Святой Церкви, защищаете ее от вражеских нападений и обращаете к ней заблуждающихся. Ваше служение поистине есть равноапостольное. Каждый из вас уже немало показал опытов благоуспешной ревности в борьбе с невежеством и суемудрием. Теперь вы собрались сюда затем, чтобы во взаимном общении почерпнуть новые силы к продолжению наших подвигов. Великая польза ожидается от ваших совещаний, от обмена наблюдений и суждений. Ум хорошо, а два лучше, а от сотни умов еще лучше. «Во мнозе совете спасение» (Притч.11:14). Успеху ваших совещаний будет содействовать Сам Христос согласно Своему обетованию: «Идеже есте два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф.18:20). Все вы собрались во имя Его, во славу Его, ибо вас воодушевляет ревность о благе Его Святой Церкви. Следовательно, можете надеяться, что вам будет соприсутствовать Христос. А где Христос, там Его благодать и истина. Бог благодати и истины да покрывает вас своим всемогущим покровом во все продолжение ваших совещаний и во все дни живота вашего.

По поручению его высокопреосвященства митрополита Московского Иоанникия честь имею объявить съезд миссионеров открытым и на занятия его призываю благословение Божие.

Приветствую вас, отцы и братия, с окончанием ваших совещаний. Во время ваших совещаний о делах старообрядческого раскола и разных видах сектантства пришло в известность и сделалось ясным многое, что до сих пор было неизвестно или недовольно известно и ясно, разрешены многие вопросы, остававшиеся неразрешенными, предначертаны для противодействия заблуждениям мероприятия основательные и целесообразные. Но как ни хорошо все сделанное вами, нельзя думать, да и вы конечно не думаете, что, благодаря вашим совещаниям, успех борьбы со врагами Церкви обеспечен, что победа над ними легко будет одержана. Нет, Церковь Христова неодолима никакими врагами, но попытки их одолеть ее не прекратятся до скончания века. Доколе Церковь существует на земле, она не перестанет быть воинствующею, не перестанет сражаться с своими врагами, которых у ней всегда будет много, ибо одни будут сменяться другими, пока в лице антихриста не явится последний враг. Не надобно притом забывать, что за врагами видимыми, с которыми непосредственно борется Церковь в лице ревнителей правой веры, скрывается враг невидимый, исконный отец лжи, который, живя на свете несколько тысячелетий, премного изощрился в искусстве обольщать своими кознями неутвержденныя в истине души. «Несть наша брань к крови и плоти, но к началам и властем и миродержителем тмы века сего, духовом злобы поднебесным» (Еф.6:12), имеющим главою своею диавола. Толпы врагов Церкви – еретиков, раскольников и прочих сектантов, нападая на Церковь, не подозревают, что они служат жалкими орудиями злой силы, невидимо предводительствующей ими. Без ее тайных внушений они не были бы так дерзки и сильны. Напоминаю вам об этом, отцы и братия, не для того, чтоб поколебать вашу уверенность в успехе вашего святого дела и упование на помощь Божию в борьбе с противящимися истине, а для того, чтобы предостеречь вас от самонадеянности и беспечности. Враг, сеющий на поле Церкви семена лжи, силен не столько своею силою, сколько беспечностию тех, которые призваны быть стражами этого поля. Вы, отцы и братие, поставлены на этой страже. Беспечность в святом деле охранения истины, ни в ком неизвинительная, всего менее может быть извинительна в вашем положении. Вы находитесь на военном положении. Вы каждую минуту должны быть готовы дать отпор нападающим на истину. К вам преимущественно относится заповедь Апостола: «станите препоясаны чресла ваша истиною» (Еф.6:14).Вы ни на минуту не должны снимать это препоясание, чтобы враг не застал вас не готовыми к встрече его. Для успеха борьбы с ним вам надлежит непрестанно упражняться в искусстве побеждать его. Истина есть сама по себе победоносное оружие для одоления лжи; но это оружие победоносно только в умелых руках. Кто неумелыми руками держит это оружие, тот не только не нанесет им вреда противнику, но еще себя поранит. Благодарение Господу, каждый из вас предшествующими опытами успешного действования против врагов истины достаточно засвидетельствовал свое уменье владеть оружием истины. Уповательно, что не кратковременное, под кровом здешней обители, ваше взаимное общение дало вам возможность, путем обмена мыслей, умножить вашу опытность в борьбе, с противниками истины. Дай Господи, чтобы понесенные вами здесь труды в обсуждении мер для противодействия лжеучителям оказались плодотворными и спасительными для вас и для ближних, одних обращая к познанию истины, других предохраняя от опасности увлечения в заблуждение. Господь, благословивший вхождение ваше в сию обитель, да благословит также исхождение ваше и возвращение в домы ваши.

Приветствую Московскую Консерваторию с ея праздником по случаю исполнившегося двадцатипятилетия ее существования. Утешаюсь тем, что она положила освятить свой праздник церковным чином, что пригласила к участию в нем служителей Церкви и чрез них возносит ко Господу благодарение за счастливое прошлое в ея жизни и просит благословения Божия на продолжение ея деятельности. Не могу не радоваться всему этому, тем более что самое дело, на служение которому посвятила себя Консерватория, достойно сочувствия, ибо музыкальное искусство есть одно из благороднейших занятий человека. Оно красноречиво свидетельствует о величайшем превосходстве человека над всеми одушевленными земными тварями. В отличие от них он одарен разумом и даром слова. Но он де довольствуется этим естественным даром. Для выражения всего что есть у него в уме, воображении и сердце, он изобрел музыкальные звуки и тоны, столь же разнообразные, как разнообразны выражаемые ими душевные состояния. Достоинство этих выражений определяется не одним соответствием их художественным требованиям, но вместе содержанием выражаемых музыкальными звуками мыслей, чувствований и желаний. В сем отношении о музыке должно сказать то же что и о значении устного слова.

Устное слово, как всякий дар Божий, должно быть органом славы Божией, должно быть употребляемо во славу Божию. Подобному требованию должно удовлетворять и музыкальное искусство. Уклонение от этого назначения, злоупотребление музыкальным искусством есть такой же грех, как и злоупотребление даром слова, – празднословие, злословие, кощунство, ложь и т. п. Музыкальное искусство может быть органом славы Божией, если вообще служит средством для выражения благороднейших стремлений души человеческой, особенно в религиозной области.

Религиозное употребление музыки в Церкви Ветхозаветной началось во дни Моисея. По переходе Израильтян чрез Чермное Море, Мариам, сестра Моисея, составила хоры из жен израильских, и все они ударяли в тимпаны и под руководством ее пели: «Поим Господеви, славно бо прославися» (Исх.15:21). Во дни Давида музыка введена была в богослужении при устроенной им скинии и затем употребляема была в Соломоновом храме. Давид сам был музыкант, сочинял псалмы и пение их соединял с игрой на десятиструнной псалтири. Он учредил хор певцов при скинии, разделил их на 24 смены, и они исполняли пение при звуках музыкальных орудий – струнных, духовых и ударных. В книге Апокалипсис тайнозритель Иоанн Богослов упоминает о виденных им 140 тысячах девственников, которые воспевали песнь новую пред престолом Агнца и голос их был как бы голосом «гуслистов, играющих на гуслях своих» (Апок.14:2–4).

С наступлением времен новозаветных, музыка вошла в богослужение западной церкви, в православное же богослужение она хотя не допускается, но голосовое пение церковных молитв и песнопений дозволяется исполнять по законам музыкального искусства и оно почитается тем более совершенным, чем больше соответствует этим законам.

В этом последнем отношении немало сделано полезного Московскою Консерваторией. В составе преподаваемых в ней предметов дано место изучению истории и теории церковного пения в связи с требованиями музыкального искусства. Честь и слава ей за это внимание к церковным потребностям. Вообще заслуги Московской Консерватории в течение двадцати пяти лет ее существования не только для светской, но и для церковной вокальной музыки так значительны, что вполне достойно и праведно чествовать их юбилейным празднованием. Слово юбилей значит трубный звук. Так назывался у Евреев каждый пятидесятый год, – год свободы и покоя земли и людей, – назывался потому, что наступление этого года провозглашаемо было громкими звуками труб. Трубы принадлежат к числу музыкальных орудий, правильному употреблению которых учит Консерватория. Она празднует свой праздник без трубных звуков; но заслуги ее в деле музыкального образования так очевидны, что громче трубы говорят за себя и располагают любителей музыки к выражению искренней благодарности и вместе благожелания в отношении к ней.

Заключаю молитвенным благожеланием, да процветает музыкальное искусство в этой школе, да выделяет она из среды своей добрых и полезных деятелей, путем музыки смягчающих и облагораживающих нравы, да почивает на ней благословение Божие и да привлекает она это благословение, направляя музыкальное искусство к служению Богу, согласно с заповедию апостола: «все что ни делаете, делайте во славу Божию» (1Кор.10:31).

Досточтимые земские деятели!

Приветствую вас с предстоящими вам по новому Положению о земских учреждениях занятиями. Государю Императору, заботящемуся о благе своего народа, угодно было ввести некоторое изменение в Положении о земских учреждениях, получившем начало в предшествовавшее царствование. Время и опыт открыли в них некоторые недостатки. Слава, честь и благодарность Самодержцу, усмотревшему и позаботившемуся устранить эти недостатки ко благу верноподданных. На вас, досточтимые мужи, лежит священный долг свято исполнить благие намерения Государя, согласно новому, данному для руководства в сем деле законоположению. Без сомнения, вам больше чем кому-либо другому известны трудности, неизбежные вообще при исполнении законов, особенно же в деле применения к жизни законодательных нововведений. Справедливость требует воздать вам честь за то, что вы, по выбору сограждан, решились принять на себя служение этому святому делу, несмотря на его трудности. Что же побудило вас к сему? Скажут: ревность об общем благе. Побуждение достойное всякой похвалы, когда идет речь о благоустройстве общественной жизни не только в хозяйственном отношении, но и в нравственном, о народном образовании, об умножении народных школ, о поддержании существующих, о призрении сирых и больных. Дай Бог, чтоб эта ревность о благе общем увенчалась вожделенным успехом. Но для сего желательно, чтоб она была чистою и бескорыстною. К сожалению, это не всегда бывает. Случается, что ревностию об общем благе прикрываются самолюбивые побуждения, и что такие побуждения не только прикрываются, но еще прямо с полною откровенностию высказываются. Иной говорит, например: «Я должен заботиться об общем благе, потому что в этом заключается мое личное благо. Когда вокруг меня все хорошо, тогда и мне хорошо. Мне же хуже будет, если придется жить не только в среде неблагоприятствующей, а прямо вредящей моему личному благосостоянию, если вокруг меня будет царить всякая неурядица, нищета, праздность, пьянство, грубость, невежество, если моя собственность и личная безопасность не обеспечены надлежащими мерами, не ограждены от своекорыстия и злостных покушений. Все должны соединиться для борьбы с общим злом, для того, чтобы нам самим не пострадать от него, все должны проникнуться ревностию об общем благе, чтобы нам же хорошо жилось». Так рассуждают многие, и рассуждают благовидно, но не совсем по христиански; так могут рассуждать и благоразумные язычники. В основании подобных рассуждений лежит самолюбие и своекорыстие. Христиане должны стоять выше самолюбия и своекорыстия. Они должны радеть об общем благе, споспешествовать общему благосостоянию, не потому, что это для них выгодно, а потому что сего требует долг заповеданной Христом любви к ближним и к Самому Христу. По евангельскому учению, мы должны делать добро ближним бескорыстно, не ожидая и не требуя от них взаимности; вверяемое нам начальство над людьми должны почитать делом служения людям, следуя примеру Христа Спасителя, который говорил о Себе, что пришел в мир не за тем чтобы служили Ему, а чтобы послужить людям для спасения их. Мы должны помнить, что в лице ближнего, нуждающегося в нашей помощи, оказываем услугу самому Христу. Должно благодарить Господа за то, что в трудах общественного служения, требующих самоотвержения, дается нам случай исполнить заповедь о бескорыстной любви к ближнему, – с радостию должно пользоваться этим удобным случаем. Так должен рассуждать и поступать христианин, призываемый к общественному служению, особенно к такому трудному и ответственному как ваше. Да поможет вам, досточтимые братия, Господь своею благодатию проходить вверяемое вам служение обществу с христианскою верностию и добросовестностию. Залогом этой верности да будет для вас присяга, которую сейчас принесете пред Святым Крестом и Евангелием.

«Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа» (1Кор. 1:3).

С сим апостольским приветствием обращаюсь и я к тебе, возлюбленная Костромская паства. Апостол выражает в своем приветствии верующим желание благодати, – желание в высшей степени знаменательное. Ибо желать кому благодати значит желать спасения: «благодатию есте спасени» (Еф. 2:8), Спасение же дороже всего на свете. «Что пользы человеку, если весь мир приобретет, а душе своей повредит» (Мф.16:26)? Но спасти душу от погибели может одна благодать. Благодать потому так называется, что даруемое ею спасение даруется туне, даром, а не по заслугам. Ибо если бы мы спасались по заслугам, это было бы делом не благодати, не милости, а единой правды. Тут не может быть речи о милости, а только о праве. Но какое право мы можем предъявить? На какие заслуги, дающие право, можем указать? Никаких заслуг у нас нет. Все мы – грешники, все по греховной природе, наследованной от прародителей, и по личным, произвольным грехам – неоплатные должники пред Богом. Таковыми признают себя даже великие праведники. Какой великий праведник был апостол Павел! Но и он исповедует себя первым грешником. С грехом пополам и добрые дела наши, если совершаются неохотно, скрепя сердце, без любви к Богу, с побуждениями нечистыми, – если в одном отношении человек хорош, в другом нехорош. Так иной благочестив, богомолен, но не человеколюбив, и наоборот. Иной удерживается от грубых грехов нецеломудрия, но в душе питает нецеломудренные помыслы. Иной не осуждает ближнего словами, но презирает его в душе. Иной милостив и щедр, но предается нетрезвости, и так далее. Вообще нет у нас совершенств без недостатков, которыми умаляется значение совершенств. В одном и том же человеке соединяются те и другие. О каких же заслугах тут может быть речь? Потому хотя и творим добрые дела, но без благодати спастись не можем. «Благодатию есте спасени чрез веру, и сие не от вас, – не от ваших заслуг, – Божий дар, не от дел, да никтоже похвалится» (Еф. 2:8, 9).

Источник благодати есть Дух Святый, которого Сын Божий Господь Иисус ниспослал от Отца на Апостолов и чрез них излил ее на всех верующих. – Как она сообщается верующим? Чрез таинства. Все таинства суть проводники благодати Святого Духа возраждающей, очищающей, просвещающей, освящающей, исцеляющей. Сообщается благодать Божия также чрез прочие священнодействия и чрез Слово Божие, которое есть семя нетленной жизни. Как благодать приемлется? Верою. «Благодатию есте спасени чрез веру». Благодать есть рука, дающая дар, вера есть рука приемлющая дар. Но какая вера здесь разумеется? Вера живая и деятельная, не та вера, которая принимает только к сведению учение истины, но та, которая соединяется с сердечным убеждением в истине и искренность которой свидетельствуется ревностию к исполнению заповедей Божиих, к творению добрых дел.

Молю Господа Иисуса, Начальника и Совершителя веры, да не оскудевает в вас эта спасительная вера, да не колеблется она ветром лжеучений, да не помрачается суевериями. Дай Господи, чтобы верующие не только сами тверды были в вере, но и всякому вопрошающему о вере могли отчетливо отвечать. Дай Господи, чтобы чрез сию веру умножалась в вас благодать Божия к вашему освящению и спасению.

В приветствии Апостол выражает желание верующим вместе с благодатию и «мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа». Молитвенно и я желаю вам, братия, мира. Молю Господа, да выну сохраняется в душах ваших мир с Богом, мир с совестию, мир с ближними, мир в семействах, мир начальников с подчиненными, мир пастырей с пасомыми. Благо блюдущим сей мир, – в нем заключается залог не только вечного спасения, но и временного благополучия. Того и другого дара да сподобит всех нас Господь своею благодатию.

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утренюет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен. Но яко щедр, очисти блаиоутробною Твоею милостию.» (Неделя о мытаре и фарисее, тропарь, глас 8)

Сею священною песнию Святая Церковь научает грешников молить Господа, да сподобит их принести покаяние во святом храме Его.

Нельзя не видеть отношения этой покаянной песни к евангельской притче о мытаре и фарисее (Лк. 18:9–14). В сей притче является кающимся мытарь. Местом покаяния служит для него храм. Сюда вместе с фарисеем мытарь пришел помолиться молитвою покаяния. Проникнутый чувством своего недостоинства и виновности, он стал в храме издалеча, близ порога, не смел поднять очей на небо, но ударяя себя в грудь, говорил: «Боже, милостив буди мне грешному». Равно и в рассматриваемой нами церковной песни указывается храм, как место подаяния. Всякий грешник должен знать, что храм есть место покаяния и взывать ко Господу: покаяния отверзи ми двери, утренюет бо (с раннего утра устремляется) дух мой ко храму святому Твоему.

Для упражнения в подвигах покаяния храм действительно есть самое благоприятное место. Что нужно для покаяния? Прежде всего нужно сознание, своих грехов и самоосуждение. Вне храма укоренению и даже возникновению этого сознания и самоосуждения препятствует мирская суета и житейские попечения. Храм отрешает душу от мирской суеты и житейских попечений. Мир развлекает нас, храм вовлекает, вгоняет нас в себя, ибо храм есть святое место. Святость храма располагает грешника подумать о своем недостоинстве. Святость сообщается храму чрез особенное присутствие в нем Господа со времени освящения его. Господь свят и праведен и ненавидит неправду: могу ли я – грешник – забыться в месте присутствия Его, могу ли не подумать здесь о грехах, удаляющих меня от Господа и об умилостивлении Его покаянием? Мысль о присутствии Господа способна на всяком месте устрашать грешника, еще не потерявшего совести, дать ему понять, с какою непростительною дерзостию он поступает, если позволяет себе прогневлять грехами Господа пред лицем Его, не стесняясь Его присутствием, не боясь иметь Его свидетелем нравственных безобразий. Но несравненно сильнее может производить на душу подобное действие уверенность в особенном присутствии, в особенной близости к нам Господа в святом храме Его. «Окаянный аз,... яко человек сый и нечисты устне имый посреде людей нечистыя устне имущих аз живу, и царя Саваофа видех очима моима» (Ис. 6:5): вот что мог сказать Исаия, когда перенесен был духом в храм и здесь лицем к лицу узрел Господа, седящего на престоле высоком и превознесенном, окруженного предстоящими Ему со страхом серафимами. Сознание пророка, что он поставлен в такую близость к Господу, породило в нем скорбь о своей греховности, скорбь о том, что он и сам великий грешник и живет среди таких же грешников. Подобная скорбь свойственна всякому грешнику, когда он придет в храм. Она легко возбуждается при мысли о том, что здесь присутствует Сам Господь, что здесь престол славы Его, что вокруг этого престола со страхом и трепетом предстоят небесные силы, невидимо служащие Господу вместе с земными служителями Его, совершающими священнодействие таинства Тела и Крови Христовой. Как я окаянен, как жалок! должен воскликнуть по примеру Исаии каждый грешник при мысли о святости храма, куда является для покаяния, и о своей греховной нечистоте.

Храм есть благоприятное место для покаяния еще в том отношении, что приносящий покаяние в храме приносит его не один, но вместе с другими подобными ему грешниками. Во дни великого поста и других постов храм есть место всенародного покаяния. Какую силу имеет всенародное, общественное покаяние видно из примера Ниневитян. Проповедь Ионы пророка об угрожающей им погибели в случае, если не покаются, произвела на них потрясающее действие. Все они, от мала до велика, наложили на себя пост, облеклись во вретища, возненавидели свои грехи, возревновали об исправлении своего поведения и единодушно возопили ко Господу о помиловании. Всенародное покаяние Ниневитян умилостивило Господа, приговор Его о разрушении Ниневии был отменен. Если по сему примеру можно вообще судить о спасительном действии всенародного покаяния, то в этом отношении всенародное покаяние имеет одинаковую силу с общественною или всенародною молитвою. Относительно молитвы Господь Иисус дал обетование: «если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то чего бы ни попросили, будет им от Отца моего небесного, ибо где двое или трое собраны во имя мое, там Я посреде их» (Мф. 18:19, 20). Но если Господу угодна совокупная молитва двоих или троих, то ясно, что еще угоднее Ему молитва, если в ней участвуют не двое или трое, а десятки или сотни людей. Единодушная молитва многих усиливает спасительное ее действие. Если взаимная помощь служит условием успеха во всяком деле, то и успех молитвы гораздо вернее достигается, когда она соединяет многих и является делом взаимной помощи для достижения этого успеха, чем когда молимся в одиночку. То же должно сказать о силе всенародного или общественного покаяния, которое обыкновенно приурочивается ко времени великого поста. Чем больше кающихся соединяется вместе для умилостивления Господа покаянием, тем оно спасительнее. Теперь понятно, в каком отношении храм споспешествует спасительному действию покаяния: – храм есть место всенародного покаяния, ибо где же больше собирается кающихся как не в храме?

Но преимущественно храм есть самое благоприятное место для покаяния потому, что в нем совершается таинство покаяния, принимается исповедь от кающихся грешников и преподается им благодать отпущения грехов. Впрочем таинство исповеди совершается в храме не ежедневно, а в известные времена. Независимо от исповеди храм есть место покаяния потому, что служит местом совершения бескровной жертвы Тела и Крови Христовой. Цель покаяния – умилостивить Бога, разгневанного нашими грехами. Но кающийся грешник может умилостивить Господа не иначе, как по вере в Искупителя Господа Иисуса Христа. Грехи сделали нас неоплатными должниками пред правдою Божиею. И если бы в лице Христа Богочеловека не явился плательщик наших долгов, если бы Он не принял на себя одного ответственность за наши вины пред правдою Божиею, никому из нас не избежать бы вечного осуждения. Не могли бы спасти нас от сего осуждения подвиги покаяния, ибо если бы достаточны были для спасения одни подвиги покаяния, то не понадобилась бы столь великая жертва, как Кровь Богочеловека. Наше покаяние спасительно только по благодати Божией, даруемой нам ради этой жертвы, как вполне достаточной для умилостивления правосудия Божия, ибо она принесена не тварию, не простым человеком, а самим Творцем и Богочеловеком, не грешным существом, но Высочайшею Святостию. Сию жертву Богочеловек однажды принес на Голгофском кресте; но в божественной литургии она ежедневно приносится и до скончания века будет приноситься в христианских храмах для того, чтобы всякому верующему и кающемуся в грехах удобно было вкушать спасительные плоды ее по вере в силу ее, усвоят их смиренною мольбою о помиловании и причащением Тела и Крови Христовой. Должно полагать, что и кающийся мытарь пришел в ветхозаветный храм с мольбою о помиловании, соединенною с жертвою на алтаре всесожжения. Он не надеялся на силу покаянной молитвы без этой жертвы. И если жертва ветхозаветная, служившая только прообразованием жертвы Христовой, была спасительна для мытаря, ибо он вышел из храма оправданным, то не гораздо ли спасительнее самая эта жертва, приносимая в новозаветном храме? Не ясно ли теперь, как благотворно значение святого храма, как места покаяния? Где же лучше приносить оное, как не в том месте, где совершается священнодействие жертвы о грехах, в которых каемся? В храме плодотворно покаяние потому, что ему сообщает силу жертва Христова, священнодействуемая только в святом храме.

Если храм, судя по всему вышесказанному, есть место самое благоприятное для покаяния, то понятно, почему для желающего истинно покаяться присутствовать в храме есть неотложная потребность. Чувство этой потребности так в нем сильно, что дух его утренюет ко храму святому, т. е. с раннего утра устремляется мыслями и желаниями ко храму святому. Истинно кающийся грешник, томимый жаждою общения с Господом в храме, не дает себе покоя даже ночью, с нетерпением ожидая первого удара в колокол, призывающего к утреннему богослужению. Он боится пропустить утреннее богослужение, и как только заслышит призывный звук, первым является в церковь, чтобы пред лицем Господа, невидимо здесь присутствующего, излить в покаянной молитве душу свою. Он взирает на двери храма, как на двери покаяния, и потому молит Господа: Покаяния отверзи ми двери Жизнодавче. Для него священны двери храма, потому что чрез них открывается вход в место теснейшего общения с Господом, присутствующим в храме и здесь призывающим к себе всех труждающихся и обремененных греховною ношею. Повинуясь сему призыву и собственному неудержимому стремлению, дух кающегося грешника несет в храм тело, в котором обитает, исповедуя: утренюет дух мой ко храму святому, храм носяй (неся) телесный. «Дух бодр, а плоть немощна» (Мк.14:38; Мф.26:41). Немощное тело, утомляемое трудами и может быть угнетаемое болезнями, ищет покоя, более или менее продолжительного отдыха. Ему тяжело подняться с ночного ложа и обречь себя на труды продолжительного стояния в церкви. Но утренюющий ко храму святому дух не обращает внимания на немощи тела: он борется с ними и побеждает их, – поднимает тело и несет его, куда сам стремится. Он знает, что Господу должно служит не только духом, но и телом. О служении Господу телом Апостол говорит: «умоляю вас, братие, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего» (Рим. 12:1). Но при всем желании привлечь тело к участию в служении Богу, утренюющий ко храму святому дух смущается тем, что не может принести в храм тело, как жертву чистую и святую. Как сам он осквернен греховными мыслями и желаниями, так и тело, в котором он обитает, осквернено грехами. Тело христианина, жилище души, есть вместе храм Св. Духа, по словам Апостола: «Или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть, егоже имате от Бога, и несте свои» (1Кор. 6:19). Тело христианина становится храмом Св. Духа со времени освящения его таинством миропомазания. Члены тела, запечатленные печатию дара Духа Святого, должны быть охраняемы от всякой скверны, как неприкосновенная святыня, как собственность Божия (несте свои). «Не предавайте членов ваших греху в орудия неправды, но представьте... члены ваши... в орудия праведности» (Рим. 6:13). Но грешник не исполняет этой заповеди. Члены своего тела, которые должны служить орудиями правде, он обращает в орудия греха и грехом оскверняет их. Так оскверняются глаза, орудия зрения, если путем зрения проникают в душу нецеломудренные помыслы, о преступности которых можно судить по словам Спасителя: «всяк, воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем» (Мф. 5:28); если кто во время богослужения, вместо того, чтобы сосредоточить свое внимание на молитве, на чтении слова Божия, бросает рассеянные взоры по сторонам к соблазну ближних и к собственному вреду. Оскверняются орудия слуха, если кто любит слушать празднословие, срамословие, кощунство, вообще гнилые речи, если кто услаждает свой слух песнями нецеломудренными, если кто во время церковного богослужения интересуется одним художественным исполнением пения, громозвучными голосами, и совершенно равнодушен к тому, что в церкви читается и поется. Оскверняются орудия осязания – руки, если кто простирает руки на чужую собственность, если руками наносит кому побои и увечье. Оскверняются орудия движения – ноги, если кто ходит на совет нечестивых, если ногами совершает движения не целомудренные и соблазнительные. Оскверняется орудие слова – язык, если кто, вместо того, чтобы языком Господа славословить и ближнего назидать, произносит слова ропота на Бога, богохульства, божбы, срамословит, злословит и гнилыми речами наводит ближнего на грех. Оскверняются орудия вкуса и питания – гортань и чрево, если кто предается пьянству, обжорству (гортанобесию и чревобесию). Словом, все тело может служить орудием грехолюбивой души для совершения грехов и по тому оскверняется ими. Не все грешники сознают тяжесть этой вины, многие беспечно предаются греховной нечистоте по душе и телу, уподобляясь известным нечистоплотным животным, любящим валяться в грязи. Но в ком пробудилось сознание, что греховною нечистотою душевною и телесною крайне унижено в нем человеческое и христианское достоинство, тот не может невозчувствовать омерзения, отвращения к ней. В одних это отвращение, соединяясь с чувством бессилия отстать от омерзительных привычек, сопровождается отчаянием в милосердии Божием. За одно погибать нам, говорят они себе, и вместо борьбы с этими привычками глубже и глубже погружаются в глубину греховную. Но в других сознание греховной нечистоты и омерзение к ней пробуждает решимость освободиться от ней. Им не дает покоя мысль, что грехами они оскверняют не душу только, но и тело, которое со времени миропомазания освящено в храм Св. Духа. Но они не теряют надежды помилования от Господа. Обвиняя себя в том, что греховною нечистотою они изгоняют Св. Духа из этого храма, они знают, что есть другой храм, место собрания верующих, в котором Дух Святый неотлучно пребывает со времени освящения его и входящим в него с верою и благоговением грешникам подает многообразные дары своей благодати. И вот, они спешат сюда для очищения своего телесного храма, оскверненного грехами, и вместе с Давидом вопиют ко Господу: очисти благоутробною Твоею милостию. Единственно от милости Божией они ожидают очищения, смиренно сознавая, что собственные силы их недостаточны для очищения их от греховной скверны. Какое очищение здесь разумеется? Не то одно очищение, которое состоит в невменении греха, а вместе внутреннее очищение, освобождение от греха. Внешнее прощение может служить только к отягчению вины, если прощенный грешник продолжает жить во грехе, если повторяет его, или, по крайней мере, соуслаждается ему мечтаниями и помыслами. Но внутреннее, нравственнное очищение невозможно без помощи благодати Божией, без внутреннего тайного действия ее на сердце грешника. Дело не в том только, чтобы не осквернять себя греховными делами, но чтобы и сердечные помышления иметь чистыми. Кто воздерживается от внешних грехов, но питает в душе греховные мысли, чувствования и желания, тот может быть неукоризненным только пред людьми, но не пред очами Всеведущего и святейшего Господа, который зрит сердечную нечистоту и осуждает ее с не меньшею строгостию, как и наружные грехи (Притч. 15:26). Но достигнуть сердечной чистоты не под силу человеку. Сие может сделать только сам Бог своею благодатию. Поэтому Давид умоляет Его: «(Сам) очисти мя. Сердце чисто созижди во мне, Боже» (Пс.50:12). О том же научает нас умолять Церковь словами: очисти блаюутробною Твоею милостию, т. е. укрепи нас Твоею благодатию на борьбу с грехами, оскверняющими душу и тело, и сподоби нас достигнуть в сей борьбе такого успеха, чтобы не оставалось в самом сердце сочувствия и расположения ко греху.

Святая Церковь чествует сегодня смерть и погребение Христа Иисуса многими чтениями из Евангелия и пророческих книг, также разнообразными трогательными песнопениями. Остается теперь воздать почесть Распятому и Погребенному поклонением Ему пред Его изображением на плащанице и лобызанием Его пречистым язв на руках и ногах. Что же мы принесем Ему на поклон и с какими чувствами будем лобызать Его?

Благообразный Иосиф принес Ему чистую плащаницу для покрытия Его пречистого тела. Принесем и мы Ему чистое сердце; не допустим, чтобы Он, принимая от нас поклонения, служащие знаками чествования Его, мог упрекнуть нас в том же, в чем Господь устами пророка укорил лицемерных Иудеев: «приближаются Мне людие сии, усты своими и устнами чтут Мя, сердце же их далече отстоит от Мене» (Ис. 29:13). Приближаясь устами к Распятому и Погребенному, потщимся вступить в теснейшее духовное общение с Ним сердцем, очищенным от злобы и лукавства, от нецеломудрия, мирских пристрастий, гордости, суемудрия. Люди не видят этих сердечных нечистот, но видит их Тот, к Кому приступаем мы с нашими поклонами и лобзаниями. Пред очами Его эти знаки чествования, если под покровом их таится сердечная нечистота, едва ли имеют большую цену, чем лобзание Иудино и поведение воинов, которые, получив от Пилата повеление распять Иисуса, «поклоншеся на колену пред Ним, ругахуся Ему глаголюще: радуйся, Царю Иудейский» (Мф. 27:29).

Другой ученик Христа Никодим принес ко гробу своего Учителя состав из смирны и алоя (Ин. 19:39) для того, чтобы покрыть этим составом тело Его и наполнить благоуханием самую пещеру гроба. Равно и жены мироносицы приготовили ароматы для помазания тела Иисусова (Мк. 16:1). Вот и в настоящее время есть обычай намащать благовонными веществами изображение на плащанице умершего и погребенного Христа. Похвально чествование Христа, выражаемое этим внешним знаком. Но дело не во внешних знаках, и не то требуется от нас, чтобы мы, следуя примеру жен мироносиц и Никодима, сделали тоже самое, что они сделали, а нечто другое. Вместо мира жен мироносиц и благовонных мастей Никодима, песнь принесем Владыце Христу, песнь благодарения и покаянной молитвы. Немало мы песнословили и будем песнословить Его по руководству Церкви устами певцов и чтецов; теперь же молча, тайно, во глубине сердца, воззовем к Нему пред Его плащаницею: Благодарно исповедуем пред Тобою, Агнче Божий, Твое безмерное к нам милосердие, явленное наипаче в том, что Твоими крестными страданиями и смертию избавил нас от праведного осуждения, тяготевшего на всех нас со времени грехопадения Адамова, от власти диавола, от вечной смерти, и отверз нам врата Царствия Небесного. Но вместе с тем смиренно исповедуем, что мы недостойны Твоего милосердия, недовольно ценим все, что Ты сделал для нашего спасения. Знаем, что за наши грехи и беззакония, для умилостивления божественного правосудия, Ты, будучи Богом, облекся в нашу плоть, чтобы в сей плоти претерпеть крестные страдания и смерть, – знаем это и однако же бесстрашно продолжаем оскорблять Тебя теми грехами и беззакониями, за которые Ты пролил на кресте Твою пречистую Кровь. Знаем, что Ты приходил в мир, чтобы разрушить дела диавола, избавить нас от власти его, что Ты, возлежа плотию во гробе, сходил душею во ад, и здесь, в самом средоточии владычества диавола, победил его, а пленников ада, с верою ожидавших Твоего пришествия, исхитил из недр его. Знаем это, и однако же как нередко и как легкомысленно увлекаемся искушениями диавола и, отрекшись от него и от всех дел его в крещении, творим волю его, отдаемся в рабство ему, ибо всяк, «творяй грех от диавола есть», – (1Ин. 3:8), – исторгнутые из сетей его, снова запутываемся в них, – поставленные на путь спасения, сбиваемся с него и идем дорогою, ведущею во дну адову! Знаем, что крестом, погребением, воскресением и вознесением на небеса Ты отверз нам вход в рай, – знаем это, но прилеплением сердца нашего к миру, пристрастием в временным, земным и тленным благам, доходящим иногда до полного богозабвения, заграждаем себе двери рая, отверстые только для тех, которые, живя на земле, постоянно помышляют о небе, среди благ и радостей мира воздыхают о блаженстве общения с Господом в Царствии Небесном... О, не вниди в суд, Агнче Божий и праведный Судия, с рабами твоими, так много Тобою облагодетельствованными и так тяжко оскорбляющими Тебя своею неблагодарностию. Язвами Твоими, которые зрим на сей плащанице, уврачуй наши душевные недуги и сподоби нас неосужденно поклониться Тебе пред сею плащаницею и облобызать сии пречистые язвы.

Христос воскресе!

Приветствую вас, православные христиане, с праздником Пасхи. Все праздники церковные радостны, все светлы, ибо каждый напоминает о великих, спасительных для нас событиях, составляющих предмет празднования. Но праздник Пасхи имеет пред всеми преимущество: он есть праздников праздник, т. е. такой праздник, радостнее и светлее которого нет. Высочайшее значение Пасхи восторженно прославляется во всех пасхальных песнопениях. В настоящий раз для общего назидания обращу ваше внимание на одно из них, в котором Св. Церковь научает нас прославлять празднуемое событие так: смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечного начало. (Пасхальный канон, творение Иоанна Дамаскина, Песнь 7)

1. Смерти празднуем умерщвление. Смерть появилась в человеческом роде со времени Адамова грехопадения. Господь заповедал нашим прародителям не вкушать от древа познания добра и зла и, если не послушаются, грозил смертию. Они не послушались, и сия угроза исполнилась не только над ними, но и над всеми их потомками. Потомки Адама с наследием греха наследовали от него и смерть. Смерть вкусил и сам Христос, потомок Адама по плоти. Но Он не остался в узах смерти, Он умертвил смерть своим воскресением. Он не в Себе только лично умертвил ее, но своим воскресением из мертвых положил начало нашему воскресению. «Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть. Якоже о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут» (1Кор. 15:20, 22). Всеобщее воскресение, в которое мы веруем, есть именно последствие воскресения Христова. Скоро ли последует всеобщее воскресение, – неизвестно. Может быть, пройдет несколько тысячелетий до наступления этого события, – не беда, подождем. Вот и наследники богатого имущества, покуда не достигли совершеннолетия, с терпением ждут времени, когда сделаются полновластными распорядителями своей собственности, а до тех пор находятся под опекою и лишены права располагать принадлежащим им наследством. Их утешает уверенность, что наследство от них не уйдет. Будем и мы уверены, что обещанное нам наследие воскресения и жизни вечной по самому телу от нас не уйдет, и с терпением ждать времени, когда сделаемся обладателями этого наследия. Видно, человечество еще не созрело к тому, чтобы наступило всеобщее воскресение. Оно наступит тогда, когда все предназначенные к спасению явятся на свет Божий и протекут предназначенное им поприще жизни, – когда сила искупления, совершенного Христом Спасителем, достигнет полноты своего проявления в лице избранных, – когда семя Божественной жизни, вложенное в жизнь человечества, даст полный цвет и плод. До тех пор, быть может, сменится на лице земли бесчисленное множество поколений единственно для того, чтобы в этой смене исчерпалось все разнообразие, вся полнота Божественной жизни, – для того, чтобы открылось, до каких совершенств в области умственной и нравственной может достигнуть человечество, искупленное Христом. Нет, не того должно желать, чтоб поскорее наступило всеобщее воскресение, а того, чтобы по воскресении не наступила для нас вторая смерть, ибо не все воскреснут для вечного блаженства: одни воскреснут, по слову Христову, «в воскрешение живота, другие, в воскрешение суда», т. е. осуждены будут на вечные муки, на вечную смерть. К первым будут принадлежать творящии благая, к последним – творящии злая (Ин. 5:29). Ибо что кто посеет в этой жизни, то пожнет в жизни будущей. «Сеющий в плоть, т. е. плотоугодник, от плоти пожнет истление, сеющий в дух, т. е. ведущий духовную жизнь, пожнет живот вечный» (Гал. 6:8).

2. Адово празднуем разрушение. Христос победил не только смерть, но и диавола, имущего державу смерти. Христос затем и приходил в мир, чтобы разрушить дела диавола. Торжество Его над диаволом проявлялось еще во дни земной жизни Его, в изгнании из людей бесов; ибо, как сам Христос сказал, Он мог изгонять бесов не иначе, как связав силою своего всемогущества начальника их (Мф. 12:29). Но главный удар владычеству диавола нанесен крестною смертию Спасителя. Ею разрушен ад, – главное место владычества диавола. Возлежа телом во гробе, Иисус Христос душею сходил в ад не как пленник, а как победитель ада. Христос извел из ада души, от века в нем содержимые. Там обитали души не только нераскаянных нечестивцев, однажды на всегда осужденных на вечные муки, но и ветхозаветных праведников. В Евангельской причте о богатом и Лазаре ад представляется с двумя помещениями: в одном страждут в пламени нечестивые, в другом, отделенном от него непроходимою пропастью, обитает Авраам и сущие в недрах его благочестивые (Лк. 16:19–26). Находившиеся в недрах Авраама ветхозаветные праведники ощущали некоторый покой и отраду вследствие теснейшего общения с отцем верующих, но все-же лишены были главного условия блаженства – лицезрения Божия. Все они томились ожиданием Искупителя, который имел освободить их из ада. И вот наконец исполнилось их ожидание. Сошедший душею во ад Христос сокрушил врата адовы и томившиеся в адском заключении души, с верою ожидавшие Его пришествия, извел на свободу. Силы адские не только не могли удержать Его самого в недрах ада, но без борьбы уступили Ему адских пленников.  И не одних праведников Христос извел из ада, но и великих грешников, положивших начало покаянии при смерти. Ибо, как сказано в послании апостола Петра, Христос, сошедши в адскую темницу, проповедал Евангелие даже тем душам, которые во дни Ноя были непокорны ожидавшему их Божию долготерпению (1Пет. 3:18, 19). Не все из погибших в потопе остались нераскаянными. Многие успели принести покаяние. Их беспечность, их противление долготерпению Божию продолжалось только до наступления потопа. До потопа они не верили угрозам Ноя; когда же угрозы исполнились и потоп пришел, они убедились, что напрасно не верили угрозам, и положили начало покаянию. За свои неправды они пострадали в аде, но за раскаяние удостоились услышать проповедь Спасителя, когда Он сошел во ад, и без сомнения с радостию приняли эту проповедь, как весть о своем освобождении. Но и до сих пор, как и всегда будет, Христос Спаситель, яко имеющий ключи ада и смерти (Апок. 1:18) и обладающий живыми и мертвыми (Рим. 14:9), отверзает адовы затворы и по молитвам Церкви освобождает оттуда грешников, положивших при жизни, по крайней мере, в предсмертные часы, начало покаяния, но не успевших принести плоды покаяния и отшедших в другой мир с верою в бесценные заслуги Искупителя, своим сошествием в ад разрушившего ад, сокрушившего врата его. Вот почему мы так радостно в день воскресения Христа празднуем не только смерти умерщвление, но и адово разрушение. 

3. Умертвивший смерть и разрушивший ад, Господь Иисус положил иному житию вечному начало. Под этим вечным житием разумеется вечное блаженство в Царствии Небесном, куда всем открыт вход смертию и воскресением Христовым. Адам изгнан был из рая. Нам возвращено райское блаженство в Небесном Царствии, но возвращено в ином виде (иного жития начало). В земном раю оно было чувственно-духовное. В раю небесном оно состоит из одних духовных радостей, источником которых служит полное удовлетворение духовных потребностей – истины, добра и духовного мира. Там истина созерцается без покрова, познается прямо, без посредства догадок и умозаключений; нравственная чистота и святость является без примеси греха; мир совести не возмущается искушениями от мира, плоти и диавола; там нет ни печали, ни болезни, ни воздыхания. И сему-то блаженному вечному житию положил начало воскресший Христос, и сие-то начало мы днесь празднуем. 

4. Видите, как велик и светел праздник Пасхи, праздник торжества над смертию и адом и начало новой блаженной жизни. Следует теперь разсмыслить, как проводить этот праздник, следует позаботиться о том, чтобы наше празднование было богоугодно. Как же надобно поступать, чтобы оно было богоугодно и для нас спасительно?

Всякий праздник, наипаче же праздник Пасхи, располагает к радости. Какой радости? Духовной. Радуйся не тому, что кончилось время поста и соединенных с ним трудов говения, продолжительных церковных служб, поклонов, что наступило время мясоястия и разрешения на вся в употреблении пищи. Такая радость не свойственна истинному христианину, ибо истинный христианин, и по прекращении постного времени, сохраняет воздержание, бдительно наблюдает над своею совестию, борется с греховными искушениями и всячески заботится об умножении плодов покаяния, об избежании грехов, от которых очистился во время говения. Поступай и ты так, как свойственно истинному христианину; и радуйся не тому, что приятно чувственности, а тому, что воскресением Христовым дарована тебе надежда воскресения, открыт тебе путь в Царство Небесное, отверсты для всех райские двери и что ты можешь предвкушать в земной жизни райские радости, если будешь проводить дни Пасхи по церковному.

Праздник есть время свободы от житейских занятий. Но грешно было бы проводить это святое время в праздности, которая и сама по себе есть порок, и располагает ко многим грехам. Досуг праздника употребляй на дела благочестия и человеколюбия. Дух благочестия питается в наступившие святые дни преимущественно участием в церковных службах. Неопустительно ежедневно ходи в храм Божий и здесь с благоговением и сердечным сочувствием внимай церковным песнопениям о славе Воскресшего, о спасительных плодах смерти и воскресения Христова. Старайся о том, чтобы доброе духовное настроение, полученное в храме, сохранить по выходе из храма, и для сего упражняй себя дома в размышлении о том, чем услаждался в храме, также в чтении Слова Божия, в духовных беседах с домашними, в повторении церковных песнопений.

Существует прекрасный обычай принимать в дни Пасхи в домы храмовыя иконы и совершать пред ними молебствия. Дом, освященный присутствием церковной святыни, превращается в храм, праздник церковный делается в эти минуты домашним. Не только эти святые минуты и весь день домашнего праздника, но и все дни праздника Пасхи проводи свято и благоговейно. Не позволяй себе участвовать в игрищах нескромных и нецеломудренных, избегай общества людей развратных. Не ищи развлечения в беседах с ними, сам воздерживайся от слов гнилых, от злословия и особенно от срамословия. В святые дни Пасхи ты часто при свидании с ближними произносишь: Христос воскресе, и, может быть, часто воспеваешь Христа словами церковных песнопений, иногда прикасаешься устами в святому кресту, в святому Евангелию, в св. иконам. Устыдись срамословия, исходящего из уст, освящаемых произнесением святых слов и прикосновением к святыням.

Мир и любовь всегда должны господствовать в христианском обществе, но с особенною силою должны проявляться в праздник Пасхи, преимущественно пред всеми праздниками радостный. Чувство радости обыкновенно располагает к дружелюбию, к общительности. Кто рад чему-нибудь, кто находится в веселом расположения духа, тот обыкновенно на всех смотрит с любовию, всякому готов сделать добро, простить обиду, всякого прижать к сердцу. Св. Церковь имеет в виду именно это свойство радости, когда в праздник Пасхи всех нас призывает к братскому общению. Она внушает нам в день Воскресения обнять друг друга (друг друга обымем), сказать ближнему, кто бы он ни был: ты брат мой (рцем: братие), приглашает нас во свидетельство радости и любви лобызать друг друга, заповедует нам ради Воскресения прощать и ненавидящих нас. Так заповедует нам Церковь, так и ты поступай. Под влиянием чувства радости, наполняющей твое сердце, покажи братскую любовь ко всем, высшим и низшим тебя; забудь твое преимущество пред низшими тебя в житейском отношении; перестань враждовать и гневаться на оскорбивших тебя, прости им вины против тебя, первый подай руку примирения к тем, к которым ты не питаешь вражды, но которые злобствуют против тебя. Когда христосуешься с кем, поступай по наставлению Апостола: «целуйте друг друга лобзанием святым» (Рим. 16:16), т. е. лобызайте друг друга с мыслию о братском общении во имя Христа. Кто под предлогом христосования приступает к лобзанию с помыслами нечистыми, нецеломудренными, тот виновен в грехе кощунства.

Общительность в праздничные дни выражается между прочим в гостеприимстве. Гостеприимство вообще есть одно из обычных условий общежития, и само по себе есть добрый обычай. Чрез гостеприимство укрепляются связи приязни и дружбы. Сказать: я с таким-то хлеб-соль вожу, значит сказать: я нахожусь в тесных, приятельских отношениях с ним. Это дает гостеприимству нравственное значение. К сожалению, гостеприимство зачастую теряет это значение. В большинстве случаев оно подает повод к чревоугодию, которое унижает не только христианское, но и человеческое достоинство, доводит человека до потери памяти и смысла и ставит его даже ниже бессловесного животного. Животное бывает довольно, когда сыто; но чревоугодник не довольствуется удовлетворением чувства голода и жажды: он требует пищи после утоления голода, напитков после утоления жажды, – он ненасытим. Чревоугодие в этом виде есть тяжкий грех, который допускается большею частию в праздники, но всего менее может быть терпим в праздники, – ибо праздник есть время служения Богу; чревоугодник же меняет служение Богу на служение чреву, которое для него служит богом. Что может быть постыднее сего?

Предаваться чревоугодию грешно во всякое время, особенно же в переживаемое нами время хлебной скудости. Ты насыщен и пресыщен, а многие из твоих ближних терпят великую нужду от неурожая, не имеют насущного хлеба, питаются иногда чуть не скотскою пищею и находятся в опасности умереть голодною смертию, мучительнейшею из смертей. Кто имеет возможность спасти их от этой опасности, а между тем ничего не делает для голодающих, помнит только самого себя и живет только в свое удовольствие, тот подражает богатому сластолюбцу Евангельской притчи, ежедневно пировавшему с приятелями и не обращавшему внимания на голодного Лазаря. Всякому известно, какая участь постигла сластолюбца по смерти. Если боишься подобного наказания, бойся подражать тому, кто заслужил его чревоугодием и равнодушием к несчастию ближнего. Повествуется о некоторых святых, что они, садясь за трапезу, тотчас вставали, не касаясь приготовленной пищи, вспомнив о голодающих: им казалось грехом принимать пищу, когда другие ее не имеют. Ни от кого из нас не требуется такое самоотвержение. Пусть каждый спокойно сидит за трапезою, уставленною яствами и питиями, но вместе пусть позаботится о пропитании неимущих. Равнодушие к бедствиям ближнего непростительно, особенно во дни такого великого праздника, как Пасха. Ты рад празднику, но есть немало людей, которым не до радости, для которых и праздник не праздник. Душа их неспокойна, измучена заботами о насущном хлебе, они опасаются за самую жизнь свою. Не допускай, чтобы они плакали в этот великий праздник от голода, когда ты радуешься. Дай им возможность разделить с тобою радость праздника и утешиться не только праздником, но и любовию к ним ближних. Если ты имеешь обычай в праздники устроять пир для гостей, то поступи по заповеди Христа Спасителя: «Егда твориши пир, зови нищия, маломощныя, хромыя, слепыя» (Лк. 14:13). В случае, если найдешь неудобным так поступать, посылай твои денежные пожертвования туда, где для голодающих устрояются бесплатные столовые, или иным каким-нибудь образом вырази твое участие к нуждающимся. Радость благодарных к тебе сердец увеличит и твою праздничную радость.

Дело человеколюбия требует от нас помогать ближним не в телесных только нуждах, но и в духовных, и наипаче в духовных, ибо душа превосходнее тела, – не тело, а душа создана по образу и подобию Божию, тело есть только орган души. Есть дела милости телесной, есть дела милости духовной. В ряду последних первое место занимает просвещение ближних светом веры и вразумление заблуждающих. Сюда относится забота, о том, чтобы обращать к православной Христовой Церкви не христиан, иноверцев, раскольников. Но ближе всего мы должны принимать к сердцу просвещение темных людей в среде самого православного общества. Всякий крещенный должен быть просвещенный, ибо крещение на церковном языке называется просвещением. В древности, когда принимали христианство люди в зрелом возрасте, их не прежде допускали к крещению, как после достаточного ознакомления их с учением веры. Но и теперь, когда крещение совершается над младенцами, на родителей, и особенно восприемников, возлагается обязанность обучать их православной вере, как только раскроется в них разумение. К сожалению, эта обязанность редко исполняется, когда и родители и восприемники принадлежат к людям темным. В последнее время в деле просвещения детей живое участие приняло духовное и гражданское ведомство. Число школ постоянно умножается. Духовенству предписано заводить повсюду церковно-приходские школы и школы грамоты. И духовенство заботится об этом; но оно нуждается, православные христиане, в вашем содействии. Оно готово безмездно обучать ваших детей вере, но оно не в силах на свой счет устроять помещения для школ, снабжать их учебными пособиями, вознаграждать учителей и учительниц. Ваш долг помочь духовенству в этих нуждах. Идет дело о благе ваших детей. В школе они научатся всему, что нужно знать и делать для спасения души, чтобы быть истинно-православными христианами. В школе им преподано будет учение о том, в чем состоит истинная вера, как отличать ее от ложных и суеверных верований, какое значение имеют обряды богослужения, как надобно проводить праздники, какие воспоминания с ними соединяются, какое значение имеют и в чем состоят посты, какое понятие надобно иметь о добрых делах и о том, что грех, что не грех. Наученные всему этому, дети ваши спасены будут от опасности сделаться раскольниками, суеверами и неверами. Они будут утешать вас тем, что в храме Божием будут принимать участие в пении и чтении. Можно надеяться что со временем из них выйдут добрые слуги Царя и отечества, степенные члены семейств и обществ, хорошие хозяева. Вкусив духовного просвещения, они меньше будут подвергаться искушениям проводить праздничные дни в пьянстве и разгуле, чем люди неграмотные. Последние ищут грубых развлечений потому, что незнакомы с высшими духовными удовольствиями, доставляемыми книжным учением. Люди грамотные, полюбившие доброе чтение, сумеют наполнить праздничный досуг этим занятием, не чувствуя нужды в грубых увеселениях. Вот сколько добра можно ожидать от школы вообще, особенно же от церковно-приходской, в которой обращается преимущественное внимание на духовное образование. Поддержите, православные, духовенство в его стараниях об умножении этих школ, также школ грамотности. Займитесь на досуге в пасхальные дни обсуждением этого святого дела. В крестьянских обществах часто собираются сходки для совещания о мирских делах. Школьное дело есть также мирское дело, притом более важное, чем большая часть других мирских дел. Прекрасно поступили бы вы, православные члены сельских обществ, если бы в эти святые дни на ваших сходках занялись обсуждением такого святого дела, как устроение в ваших селениях школ, подчиненных вашим приходским пастырям, и обеспечение их существования. Лучшего употребления праздничного досуга нельзя сделать. Подумайте об этом, православные, подумайте. Христос Спаситель сказал: «где двое или трое сберутся во имя Мое, там и Я посреди их» (Мф.18:20). Когда вы будете в праздник Христов собираться для совещания о воспитании ваших детей в христианском благочестии и об устроении для сего приходских училищ, ваши собрания Сам Христос освятит своим присутствием, ибо они будут происходить во имя Его, во славу имени Его святого.

В заключение обращаюсь к вам, сопастыри и сослужители мои. Прошу вас уговаривать прихожан к открытию приходских школ, если оных у вас не открыто, хотя нужда в них настоит, и к поддержанию существующих. Труд обучения в школах закону Божию есть труд пастырский. Хорошо, если вы ревностно проповедуете слово Божие в храме и ведете вне-богослужебные беседы. Но успехи вашей пастырской ревности к этому святому делу будут гораздо значительнее, если ваши слушатели будут подготовлены школьным обучением к принятию ваших наставлений, если в школе займетесь насаждением семян веры и благочестия в молодых умах и пробудите в них духовную любознательность. Ни под каким предлогом не уклоняйтесь от этого труда, к которому вы призваны долговременным учением в семинарии. Много сведений вы имеете в науках богословских и общеобразовательных; покажите плоды вашего образования вообще в пастырской деятельности и в частности и в школьном обучении. Вам в обильной мере сообщен свет духовного ведения, вам дан ключ к разумению духовной истины: не скрывайте же вашего светильника под спудом, не походите на тех, которых Христос Иисус укорял за то, что они взяли ключ разумения, но и сами не вошли и входящим воспрепятствовали (Лк. 11:52). Вас долго и многому учили затем, чтобы вы других умели учить. Великое значение в пастырском служении имеет благоговейное совершение богослужения и треб; но если бы этого одного достаточно было с вашей стороны, не нужно было бы приготовляться к пастырскому служению долгим и утомительным путем учения. Исправными совершителями священнодействий могли бы быть люди недалекого образования, хорошие знатоки церковного устава и благочестивые. Ревностию к учительству в храме Божием, в домах приходских, и особенно в школе, также искусством и опытностию в этом святом деле докажите, что недаром вы так долго учились и что вас не заменят люди с образованием, достаточным для псаломщика. Помните слово апостола: «Горе мне, аще не благовествую» (1Кор. 9:16). Награду за ваш труд найдете в совести, в благоволении Божием, в благодарности пасомых и начальства, к которому преимущественно относится напоминание апостола: «(Служащии) добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиися в слове и учении» (1Тим. 5:17).

Св. Церковь положила совершать память святых отцев Вселенских Соборов в некоторые из воскресных дней, именно – память 1-го Вселенского Собора в седьмую неделю по Пасхе, память шести (с 1-го до 6-го включительно) Вселенских Соборов – в Воскресенье, ближайшее к 16-му июля, память седьмого Вселенского Собора – в Воскресенье, ближайшее к 11-му октября. В службе каждого из сих воскресных дней, совершаемой в память отцев Вселенских Соборов, положен общий тропарь в честь сих отцев. Вот слова этого тропаря:

Препрославлен еси Христе Боже наш, светила на земли отцы наша основавый и теми ко истинней вере вся ны наставивый. Многоблагоутробне, слава Тебе. 

Чествуемые в сем церковном песнопении отцы Вселенских Соборов названы светилами, поставленными на земле для того, чтобы наставлять, точнее – путеводить нас (οδηγησας) к истинной вере. Как путеводители к истинной вере, отцы Соборов названы светилами по сравнению с путеводными неподвижными звездами. До изобретения компаса эти звезды в ночное время в древности служили единственными указателями направления пути для караванов в бездорожных пустынях и для мореплавателей. Подобно сему отцы Вселенских Соборов послужили для верующих путеводителями в познании истины. На Вселенских Соборах они явились орудиями просвещающей благодати Св. Духа и озаряемые ею указали верный путь, ведущий к истине в делах веры, и предостерегли верующих от лжеучений, ересей и расколов. Члены Церкви, доколе живут на земле, суть странники, призваннные идти путем, ведущим к небесному отечеству; суть пловцы житейскаго моря, которым заповедано стремиться к небесному пристанищу. Время странствования к небесному отечеству, к небесному пристанищу похоже на время ночи. Ночное путешествие в бездорожной пустыне и в безбрежном море соединяется с опасностию сбиться с настоящего пути, потерять надлежащее направление к цели путешествия. Подобно сему, доколе мы живем на земле, находимся в опасности уклониться от пути истины, ибо, будучи обложены плотию и имея греховную природу, созерцаем истину как бы чрез тусклое стекло, гадательно (1Кор. 13:12), или как бы сквозь ночной мрак. Как легко в сем случае сбиться с прямого пути к истине без надежного руководства! Истина одна, и сама по себе неизменна; но распутий, уклоняющих от нея, бесчисленное множество. Как легко уклониться на эти распутия! И мало ли примеров подобных уклонений представляют ереси, расколы и бесчисленные лжеучения? Нужны путеводные звезды, чтобы не увлечься подобными заблуждениями и не попасть в число отлученных от Церкви. Благодарение Господу Иисусу Христу, главе Церкви, поставившему (основавшему) путеводные светила, или путеуказателей истины в лице отцев Вселенских Соборов. Это поистине неподвижные звезды: они никогда не обманут путника, смотрящего на них с целию определить направление пути; они твердо поставлены на тверди церковной и неложно свидетельствуют об истине и предостерегают от противоположных ей учений. Голос отцев Вселенских Соборов в сем случае есть голос самой истины и имеет значение непререкаемого авторитета. Поистине к ним должны быть отнесены слова Христа Спасителя: «слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается» (Лк. 10:16). Если по силе сих слов верующие обязаны взирать на всякого истинного пастыря, возвещающего по примеру апостолов слово истины, как на орудие власти Христовой и повиноваться ему, то не наипаче ли это достоинство принадлежит отцам Вселенских Соборов? Они суть поистине уста Христовы. Их богодухновенными устами Христос возвещает нам истину, путеводствует нас к истинной вере. Посему-то, прославляя их, Церковь прославляет самого Христа. Она научает нас воспевать: Препрославлен еси Христе Боже наш, светила на земли отцы наши основавый и теми ко истинней вере вся ны наставивый. Они, эти светила, светят нам светом Христовым. Он есть единственный свет истины, просвещающий всякого человека. Апостолы и преемники их служения отцы Церкви озарялись и других озаряют светом, заимствованным от Христа. В этом смысле должно понимать заповедь Христову апостолам: «Не нарицайтеся наставницы, един бо есть наставник ваш Христос» (Мф. 23:10). Апостолы Христовы и все, подобно им свидетельствующие об истине Христовой, суть только ученики Христовы и называются учителями не в собственном смысле: они обязаны возвещать только то, чему учил Христос; они суть, так сказать, репетиторы уроков Христовых. Сам Дух Святый, который просвещал апостолов и влагал в их уста слово истины, не новому чему-нибудь, отличному от Христова учения, учил, но тому же самому, о чем говорил Христос. В прощальной беседе с апостолами, утешая их обетованием Св. Духа, Христос сказал: «Утешитель Дух Святый, егоже послет Отец во имя Мое, той вы научит всему и воспомянет вам вся, яже рех вам... Он... не от себе глаголати имать, но елика аще услышит (от Меня), глаголати имать... Он Мя прославит, яко от Моего приимет» (Ин. 14:26; 16:13, 14). Итак слава и благодарение Христу Сыну Божию, нашему просветителю, начальнику и совершителю нашей веры, озарившему Св. Духом апостолов и славнейших преемников их служения – отцев Вселенских Соборов, соделавшему их проводниками своего света и чрез них наставившему нас к истинной вере подобно тому, как при помощи путеводных звезд во время ночного мрака направляются в своих движениях странствующие по бездорожным пустыням и плавающие по безбрежному морю. – Православная Церковь потому и есть православная, что руководствуется в вере учением и правилами светил церковных – отцев Вселенских Соборов. И мы должны поставлять себе в величайшую честь то, что принадлежим к ней, и паче всего на свете дорожить этою честию и не только свято и неизменно хранить православные убеждения, но и устроять всю нашу жизнь по их руководству. Кто хвалится верностию православию, а живет не по православному и жизнию своею соблазняет нехристиан и неправославных христиан, того надежда на спасение суетна.

Крестным ходом называется торжественное молебствие, совершаемое вне храма, на ходу, в предшествии взятой из храма святыни: крестов запрестольного и напрестольного, евангелия, икон и священных хоругвей.

Крестный ход совершается вокруг храма – в утрени Великой субботы и первого дня Пасхи, также при освящении храма, иногда на воду, на поля, из одной церкви в другую. В Великую субботу крестный ход кругом храма с плащаницею служит подражанием примеру Иосифа и Никодима, снявших с креста тело умершего Христа и переносивших оное с Голгофы в гробную пещеру. Крестным ходом в утро первого дня Пасхи знаменуется шествие жен мироносиц к гробной пещере по воскресении Христовом. Крестный ход вокруг храма при освящении его совершается для освящения стен его снаружи окроплением святою водою. В остальных случаях крестный ход совершается для освящения тех мест, в которые и чрез которые направляется, для низведения на них благословения Божия.

Для чего принято в крестные ходы брать из храма принадлежности храма, или святыню его – евангелие, кресты, иконы и хоругви? Для того, чтобы представить подобие храма вне храма, так чтобы участвующие в крестном ходе могли чувствовать себя находящимися как бы в храме. Евангелие и кресты – напрестольный и запрестольный – напоминают об алтаре, где эта святыня имеет место. Святые иконы и хоругви заменяют иконостас храма: иконы соответствуют нижним частям иконостаса, священные хоругви – верхним. Таким образом крестный ход, судя по присутствию в нем храмовой святыни, есть как бы движущаяся церковь, подвижной храм, куполом которого служит небесный свод, стенами – окраины этого свода.

Храм, со времени освящения его, есть место особенного присутствия Божия по силе обетования Христова: «идеже еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф. 18:20). Но в храме собираются во имя Христа не два или три, а десятки, сотни и даже тысячи народа. Может ли не присутствовать Христос среди столь многолюдного собрания, если Он обещал присутствовать даже среди двоих или троих? Может ли Он не изливать благодати теснейшего общения с Ним на тех, которые собираются в храме во имя Его, т. е. для прославления имени Его и для испрошения во имя Его у Отца небесного разных милостей, по надежде на ходатайственную силу жертвы Христовой, приносимой в храме? Нет сомнения, что обетование Христа о присутствии Его среди собранных во имя Его относится и к участвующим в крестном ходу. Ибо крестный ход устрояется для той же цели, с какою верующие собираются в храм, т. е. для молитвы во имя Христово. Притом, собрание молящихся в крестном ходе может быть еще многолюднее, чем в храме. В храме собираются сотни и редко до тысячи человек; в крестном ходе могут участвовать, и нередко участвуют, десятки тысяч. И если эти десятки тысяч единым сердцем и едиными устами вознесут молитву ко Господу, то какая могущественная будет эта молитва! И можно ли думать, чтобы Христос не призрел на нее оком благоволения и не явил среди их своего присутствия, когда для привлечения Его присутствия достаточно, по слову Его, соединения только двух или трех человек во имя Его? К сожалению, не все из участвующих в крестном ходе ведут себя благоговейно. Многие являются здесь не как богомольцы, а как только зрители, праздно смотрящие на одну обстановку крестного хода, – на хоругви, как они колыхаются в воздухе, на золотые и серебряные украшения ликов, на них изображенных, но совсем не молятся пред этими ликами. По возвращении домой они вам расскажут, сколько священников, диаконов и причетников участвовало в крестном ходе, какие облачения на них были, как они себя вели, стройно ли двигались хоругви, не падали ли от ветра, или от неискусства носильщиков; расскажут о разных других приключениях, которых они были свидетелями в крестном ходе, ибо только за этим и сопровождали его, а отнюдь не за тем, чтобы участием в общественном богомольи увеличить силу и богоугодность его. – Не раз приходилось читать и слышать восторженные отзывы о праздновании утрени в день Светлого Христова Воскресения в Московском Кремле. Предметом восторженных отзывов служит не совершение богослужения в кремлевских соборах, а собственно то, что происходит в это время на Кремлевской площади. Площадь наполняется несметными толпами народа. Но зачем собрались эти толпы? Затем, чтобы полюбоваться даровым зрелищем крестных ходов изо всех кремлевских соборов, при оглушительном колокольном звоне и блестящем освещении церквей и колоколен. Это зрелище действительно величественное, подобного которому, говорят, нет во всем мире. Но услаждать взоры религиозными зрелищами без религиозных чувств есть великий грех. Об отсутствии религиозного чувства в большей части людей, толпящихся на Кремлевской площади в утро светлого дня, свидетельствует то, что они все празднование великого праздника ограничивают одною прогулкою на место любопытного для них зрелища: их не увидите ни в кремлевских храмах, ни в приходских. Они сюда не заглянут, ибо совершаемое в них богослужение не по их вкусу, – им нужно одно зрелище, и впечатление, какое оно на них производит, одинаково с впечатлением, какое остается от него в зрителях не христианах, или в иноверцах, приходящих на такое зрелище для праздного любопытства. Если с подобною целию многие участвуют вообще в крестных ходах, то такое участие поистине есть один грех. Если крестный ход есть, как мы сказали, движущаяся церковь, то присутствовать в нем должно с таким же благоговейным душевным настроением, как и в храме Божием: непростительно в храме Божием вести себя неблагоговейно, с забвением святости его и всего, что в нем совершается. Не менее непростительно и возмутительно чуждое благочестия поведение людей в крестном ходе. Своим присутствием во всенародном молебствии крестного хода они только соблазняют прочих молящихся. Не к этим празднолюбцам относится обетование Христа Спасителя присутствовать среди собравшихся во имя Его. Они не во имя Его являются на торжество крестного хода, а единственно для удовлетворения суетного любопытства. Они подражают тем из спутников Иисуса Христа во время Его земной жизни, которые собирались вокруг Его не для духовного назидания, а по тому, что искали развлечения от скуки, не знали куда девать время. Он присутствовал среди их, но не для них спасительно было Его присутствие, а только для тех, которые собирались к Нему во имя Его, по благоговению к Нему и по желанию получить от Него духовную пользу. Дай Бог, чтобы все участвующие в многолюдстве крестного хода были одушевлены таким желанием духовной пользы, если хотят они сподобиться благодати спасительного общения со Христом.

Мир вам, православные христиане, и благословение от Господа нашего Иисуса Христа чрез нашу мерность.

Небезызвестно вам, что в пределах нашего отечества появилась губительная болезнь. Среди пас покуда ее не видно; и дай Бог, чтоб она совсем не коснулась нас. Но она недалеко от нас, она угрожает нам, и наша губерния так обширна, что трудно быть уверенным, чтобы в пределах ее уже не было некоторых признаков присутствия ее где-нибудь. Не думать о ней, стало быть, невозможно, не принимать предосторожностей против нее неблагоразумно. Она много опустошений произвела среди нас в 1830, 1848, 1866 и 1871 годах; стоит позаботиться о недопущении, или, по крайней мере, об ограничении ее в настоящее время. Холера – страшное бедствие; но нельзя назвать его неизбежным, и если опыт доказал, что против нее с пользою могут быть приняты охранительные меры, то беспечно уклоняться от принятия их неизвинительно. Утверждать, что прибегать к ним еще преждевременно, и успокоивать себя тем, что беда еще не пришла, а когда придет, тогда видно будет что надо делать, – так же неблагоразумно, как неблагоразумно беспечно сидеть на рельсах железной дороги, когда приближается паровоз, и в оправдание своей беспечности говорить: ведь он еще не подошел, авось не раздавит.

Для предупреждения холеры, или, по крайней мере, для ослабления ее, попечительным начальством принимаются меры осторожности, публикуются полезные врачебные наставления и советы. Надобно благодарить начальство за его попечения о нас, и отнюдь не следовать примеру тех, которые единственно по беспечности пренебрегают этими советами и наставлениями и не подчиняются этим мероприятиям. Эта беспечность, опасная для здоровья и жизни, есть тяжкий грех. Здоровье есть дар Божий, есть благословение Божие. Даром Божиим, благословением Божиим должно дорожить, а не пренебрегать ими. Здоровье есть необходимое условие не только для того, чтобы пользоваться земными благами, но также для тех подвигов благочестия и добродетели, которые могут быть совершаемы только здоровым человеком. Пренебрегать здоровьем в этом случае, значит – пренебрегать делом спасения души.

По поводу мероприятий начальства против усиления холеры произошли в некоторых городах России смуты, которые пришлось прекращать насильственными средствами. Причиной таких смут были нелепые слухи, будто холера, против которой стали бороться начальство и врачи, есть выдумка врачей, будто врачи отравляют здоровых людей и погребают живых. Нельзя не признать участия в распространении этих слухов лиц злонамеренных, – внутренних врагов России, которые пользуются всяким случаем для того, чтобы поколебать в народе доверие к правительству, сделать его ненавистным в глазах легковерных и невежественных людей. Боже вас сохрани внимать злым внушениям врагов общественного порядка и государственной власти! Великое зло – холера, но еще горшее зло – возмущение против, правительства и безначалие. Только при существовании твердой правительственной власти мы можем проводить тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте. В случае ниспровержения ее, нельзя ручаться за безопасность собственности, чести, даже самой жизни. Спаси нас Господь от этого несчастия.

Есть люди, которые пренебрегают мерами осторожности для предотвращения и уврачевания болезни под предлогом покорности воле Божией. «От воли Божией, – говорят они, – не уйдешь. Кому Господь судил умереть от губительной болезни, – как ни берегись, не убережешься от смерти. А кому не суждено это, тот цел останется, хотя бы и вовсе не берег себя. Значит, все предосторожности бесполезны». Христианское ли такое рассуждение? Судьба наша зависит от воли Божией; что с нами должно случиться, это во власти Божией: «Господь мертвит и живит» (1Цар.2:6). Посему смиренно должно предавать себя и свою судьбу воле Божией. Но эта преданность воле Божией не освобождает нас от обязанности заботиться о своем здоровье, о сохранении его естественными средствами, ибо эта обязанность лежит на нас также по воле Божией: воля Божия не только властвует над нашею судьбою часто вопреки нашим соображениям и ожиданиям, но и предписывает законы для нашей свободной деятельности. Что обязанность беречь свое здоровье узаконена волею Божиею, – это ясно из тех обязанностей, исполнение которых невозможно или крайне затруднительно без сохранения здоровья, каковы, например, обязанности труда, благотворительности, участия в общественном богослужении и т. д. Притом сказано: «Никтоже когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю» (Еф. 5:29). Это сказано в доказательство того, что мужья обязаны любить своих жен, как свои тела (Еф. 5:28). Без сомнения, такое доказательство не имело бы силы, если бы апостол не признавал, что свойственная каждому из нас заботливость о самосохранении, о поддержании телесного благосостояния, согласна с волею Божиею и есть святая наша обязанность. Притом апостол Павел писал ученику своему епископу Тимофею, человеку, как видно, болезненному: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов» (1Тим.5:23). И Павел и Тимофей были святые люди, оба угодники Божии, и уж верно не меньше нас были преданы воле Божией; и однако же не говорит Павел ученику своему: «о здоровье своем не заботься, положись на волю Божию; захочет Бог – будешь здоров; не захочет – ничего не поделаешь». Ничего такого не говорит Павел Тимофею, а советует ему принять естественные, предписываемые простым благоразумием средства к сбережению его здоровья; и ученик, без сомнения, последовал благому совету учителя, не находя несогласным с волею Божиею исполнение сего совета. Теперь, если святые не пренебрегали естественными средствами к сбережению здоровья, как же нам-то пренебрегать ими, и притом еще – под предлогом преданности воле Божией! Нет, кто твердит: воля Божия, воля Божия, а сам ничего не делает для своей безопасности, тот пусть не думает, что он повинуется воле Божией: он идет наперекор ей. Если грешно и противно воле Божией пренебрегать естественными, предписываемыми благоразумием средствами для сбережения здоровья, то, несомненно, еще больше грешно не употреблять духовных средств к предотвращению или ослаблению грозящего нам бедствия. К сим средствам относятся молитва и покаяние. Как могут способствовать к удалению грядущей опасности молитва и покаяние, видно из примера Ниневитян. Господь чрез пророка Иону возвестил им и городу их конечную погибель. Определено было и время наказания – чрез три дня. Но молитвою и сердечным раскаянием во грехах, соединенным с постом, Ниневитяне отвели от себя праведный гнев Господа: город и жители его спасены от гибели. Будем и мы подражать примеру Ниневитян, если не желаем преждевременно расстаться с жизнию. Молитва потому в сем случае потребна и благотворна, что жизнь и смерть находится во власти Господа. Без Его определения или попущения ничто не бывает на свете, следственно – и болезни. Физические силы, производящие ту или другую болезнь, не слепо действуют, а направляются в действовании незримою рукою Промысла. – С молитвою об отвращении гнева Божия должно быть соединяемо раскаяние во грехах и исправление жизни, как необходимое условие успеха сей молитвы. Ведь гнев Божий мы привлекаем грехами нашими; посему и умилостивить Бога мы не иначе можем, как искренним отвращением от них и решительными усилиями отстать от них и начать жизнь богоугодную.

Может случиться, что ни молитва, ни покаяние и пост не спасут нас от смертоносной язвы и от смерти; – но мы должны заботиться не о спасении только тела, а наипаче о спасении души. Молитва и подвиги покаяния, хотя бы не сопровождались благотворными последствиями для телесного здоровья, спасительны для души. Молитва и покаяние суть всегдашний наш долг; но этот долг преимущественно надобно исполнять в ожидании грядущей беды. Грозящая каждому опасность смерти должна располагать нас к тому, чтобы приготовиться к ней похристиански, с надеждою неосужденно предстать на суд Божий. О сем мы всегда должны помышлять, ибо час смерти неизвестен и мы каждую минуту должны быть готовы предстать на суд Божий. Но часто повторяющиеся случаи смерти во время повальной болезни громче всякой проповеди вопиют к нам о приготовлении к смерти. И потому, в виду этих случаев, надлежит каждому из нас взывать ко Господу, да сподобит Он нас прочее время живота провести в мире и покаянии, да дарует нам христианскую кончину живота нашего, безболезненну (то есть без мучительных предсмертных страданий, могущих убить в умирающем дух молитвы, покаяния, породить в нем уныние, ропот на Бога, досаду на всех и на все), да дарует кончину непостыдную, мирную и удостоит нас дать добрый ответ на суде Христовом, страшном не только для грешников, но и для праведников. Много ли времени нам остается прожить на белом свете, во всяком случае должно благодарить Господа, что дает нам время на покаяние и пользоваться этим временем для спасения души, для напутствования себя к переходу в вечность. Грозящая опасность смерти может быть в сем случае спасительна. «Помни последняя твоя и во веки не согрешиши» (Сир.7:39). Мысль о последних, то есть о смерти и о суде по смерти есть лучшая преграда греху. Сам Господь, чтоб удержать наших прародителей от грехопадения, грозил им смертию. И если бы они не перестали бояться этой угрозы, если бы не поколебались верить ей, они не согрешили бы: страх смерти оградил бы их от нарушения данной им заповеди и спас бы от самой смерти. Посему и мы страхом грядущей смерти должны возбуждать в себе страх греха и покаяние в содеянных грехах, Ведь мы оттого, между прочим, так беспечно грешим, что не помышляем о смерти и о суде по смерти. О сем всегда, особенно же в настоящее небезопасное для здоровья время должно помышлять.

Рай значит сад. Сим именем назывался первоначально Эдемский сад, насажденный самим Богом и бывший местом обитания Адама и Евы до грехопадения. В смысле переносном имя рая употребляется в Новозаветном Писании до трех раз. «Аминь глаголю тебе: днесь со мною будеши в раи́ » (Лк. 23:43), – изрек Господь Иисус со креста покаявшемуся разбойнику. «Вем человека о Христе, яко восхищен бысть в рай и слыша неизреченные глаголы, ихъже не леть есть человеку глаголати» (2Кор.12:2,4), – сказал апостол Павел о себе. «Побеждающему дам ясти от древа животнаго, еже есть посреде рая Божия» (Апок. 2:7), – сказал Господь Иисус апостолу и евангелисту Иоанну, открывая ему в видении свою волю относительно Ефесской церкви.

Что должно разуметь под раем в трех указанных местах? – Апостол Павел, говоря о своем восхищении в рай, отожествляет его с третьим небом, ибо тут же говорит: «вем человека о Христе,... аще в теле не вем, аще ли кроме тела не вем, Бог весть, восхищена бывша до третьяго небесе» (2Кор.12:2). Есть небо воздушное; отсюда выражение: птицы небесныя, облака небесныя. Есть небо звездное, и есть «небо небес» (3Цар.8:27), именуемое так в отличие от неба воздушного и звездного. Это высочайшее небо и есть третье небо, куда восхищен был Павел. Оно есть собственно небо духовное, жилище бесплотных и место преимущественного обитания Божия (Иов. 22:12); от чего Бог и называется в Писании Богом небесным, Отцем небесным. Иначе оно есть Царства Небесное. Стало быть и рай, с которым отожествляется третье небо, есть Царство Небесное. Равно и в приведенных словах Иисуса Христа к разбойнику и в словах Его же в Откровении Иоанну Богослову, если указывается на рай, разумеется под раем Царство Небесное. Можно, по видимому, затрудниться отожествлением рая с Царством Небесным, когда идет речь о рае, обещанном разбойнику, ибо Христос обещал водворить разбойника в раю в день своей смерти: «днесь со мною будеши в рай» в день же смерти Христос был не в Царстве Небесном, но в аде. Это правда; но в ад Он сошел душею, божеством же своим Он, яко вездесущий и все наполняющий, в тоже время присутствовал на небесах, в Царстве Небесном, куда извел из ада души, с верою приявшие в аде Его проповедь о спасении. На сие указывает церковная песнь: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог в рай же с разбойником и на престоле был еси со Отцем и Духом, вся исполняяй неописанный» (неограниченный). По-русски: «Во гробе плотию Ты находился, в аде же с душею, но как Бог неограниченный, все наполняющий, Ты был в раю с разбойником и на престоле с Отцем и Духом». Здесь ясно сказано, что Христос был в аде только душею, божеством же своим Он, как все наполняющий, был в раю с разбойником и восседал на престоле со Отцем и Духом. Правда, Христос даже по воскресении Своем сказал о Себе Марии Магдалине: «не у бо взыдох ко Отцу Моему» (Ин. 20:17). Вознесение к Отцу, по слову Христа, только имело еще быть, еще не совершилось. Но это надобно разуметь о вознесении с человеческим естеством: оно прославлено вознесением на небо в 40-й день по воскресении Христовом.

Итак слова: рай и Царствие Небесное – однозначущи. Теперь спрашивается: почему Царствие Небесное (иначе третье небо, небо небес) называется раем? – По некоторому сходству Царствия Небесного с раем земным. Земной рай был местом блаженного пребывания первых людей. Здесь не было бед и скорбей, здесь господствовала одна радость, одно довольство в жизни телесной и духовной. Главным источником блаженства в раю было теснейшее общение с Богом. Бог близок был к обитателям рая, как отец к детям, являлся им в чувственном образе, был видим их телесными очами, беседовал с ними человеческим голосом. Нет сомнения, что отеческое благоволение к ним Господа было для них в высшей степени усладительно, что взор Господа, сиявший благоволением Его, встречаясь с их взорами, возбуждал в них неизреченную радость, подобную той радости, какую ощущают св. ангелы, предстоящие престолу Господа на небесах, выну видящие лице Отца небесного. Лицезрение Господа, свойственное ангелам, не есть, конечно, чувственное: они и сами – духовные, бесплотные существа, и Бог, зримый ими, есть Дух. Если говорится о лицезрении Бога ангелами, этим дается знать, что о великой близости их к Господу можно судить по сравнению с близостию людей, стоящих друг пред другом, лицом к лицу. Под чувственным образом идет речь о духовных отношениях, о духовной близости ангелов к Богу. Нечто подобное можно сказать о лицезрении Бога людьми. Конечно, не о чувственном, а о духовном созерцании славы воскресения Христова говорится в словах церковной песни: Очистим чувствия и узрим неприступным светом Христа блистающася. Но как умное созерцание воскресшего Христа порождает радость в душах чистых, так подобная радость бывает плодом вообще всякого умного лицезрения Господа. «Ты возвеселил меня радостию лица Твоего» (Пс. 20:7), говорит о себе псалмопевец. Подобную радость вкушает всякая душа, уверенная в благоволении к ней Господа, озаряющего ее светом лица своего. Но эта радость есть только предвкушение или залог неизреченной радости лицезрения Божия в Царствии Небесном. В настоящей жизни она не может быть полною; она возмущается неизбежными здесь греховными искушениями, сменяется скорбями, отнимается иногда Господом даже у великих подвижников для предохранения их от самомнения, для упражнения в смирении. В Царстве Небесном этих препятствий к полной духовной радости не может быть. Там ничего нет такого, что могло бы разрушить, или ослабить общение наше с Богом. Удостоившиеся Царствия Небесного «узрят Бога, якоже есть» (1Ин. 3:2), и в сем созерцании, не прерываемом грехами и скорбями, будут обретать источник неистощимой духовной радости. Вот почему избранные Божии не довольствуются радостию общения с Господом, какую испытывают по временам в земной жизни, и пламенно желают разрешиться от уз тела, чтобы со Христом быть в Царстве Небесном (Фил. 1:23). Так как в подобном тесном общении с Господом были и радостию лицезрения Божия наслаждались наши прародители в раю, то понятно, почему именем рая называется Царствие Небесное. Земной рай был утрачен для людей вследствие грехопадения; взамен его им уготован рай небесный, Царство Небесное, место непрерывного блаженного общения с Господом, лицезрения Его.

Источником блаженства в земном раю было не только лицезрение Господа, но и беседа с Ним. Голос Божий («Адаме, где еси» (Быт.3:9)?), послышавшийся в раю после грехопадения, узнан был обитателями рая потому, что и прежде раздавался в слухе их: они привыкли к нему и потому легко могли догадаться, что это не иной, а именно голос Божий. Нечто подобное есть и в Царстве Небесном. Ибо что такое – «неизреченные глаголы», которые сподобился услышать апостол Павел в небесном раю? Не глаголы ли это самого Бога, не откровения ли Его, чувственному ли слуху или духовному слышались эти глаголы, изрекавшие то, что служило к озарению ума, к умирению сердца и к укреплению воли? Эти глаголы Апостол называет неизреченными, или, как сам же он говорит, такими, которые «не леть есть человеку глаголати» (2Кор.12:4), – в том смысле, что радость, какую он ощущал, внимая им, невыразима человеческим языком. Надобно было самолично слышать их, чтобы иметь понятие об усладительности их. Словеса Господни и в обыкновенном душевном состоянии «слаще меда и сота» (Пс. 18:11) для любящих Господа. Сладость их так велика, что любящие Господа поучаются в них день и ночь, и это их отнюдь не утомляет, читают их и не начитаются, слушают – и не наслушаются. Но эта сладость есть только предвкушение сладости тех глаголов божественных, какие оглашают слух обитателей небесного рая или Царства Небесного. Можно думать, что Павел слышал не только глаголы, исходившие из уст Божиих, но и славословия ангелов; но эти славословия были не что иное, как отзыв на глас Божий, ответ на глаголы Божии. Таким образом как в земном раю сии глаголы были источником блаженства, так и в Царстве Небесном обитатели его услаждаются глаголами Божиими и в слышании их обретают блаженство.

Земной рай орошаем был рекой, которая брала свое начало в стране Едемской и по выходе из рая разделялась на четыре реки. Воды райской реки обильно напояли прибрежные растения, поддерживали свежесть райского воздуха, утоляли жажду обитателей рая. Обилие и чистота райской воды была великим благом для обитателей рая и одним из условий блаженства наших прародителей. Нельзя не видеть в этом сходства с блаженством в небесном раю. Вода есть символ благодати Св. Духа, подающего жизнь духовную, поддерживающего и укрепляющего ее, очищающего от грехов, утоляющего жажду истины, добра и духовной радости. Сам Христос благодать Св. Духа, имеющую излиться на верующих во имя Его, называет реками живой воды (Ин. 7:38, 39). Спасительные действия благодати Св. Духа совершаются чрез таинства, чрез слово Божие и чрез молитву. Силою благодати Св. Духа уже на земле водворяется Царство Божие, которое, по слову Апостола, есть «правда, мир и радость о Дусе Святе» (Римл. 14:17). Но с особенною силою благодать Св. Духа воздействует в царстве славы. Обилие сей благодати в царстве славы изображается в Откровении Иоанна Богослова под образом «чистой реки воды жизни, исходящей от престола Бога и Агнца» (Апок. 22:1, 2). Орошаемые и питаемые этою водою жизни будут свободны от всякой греховной нечистоты и вполне будут удовлетворены в своих духовных потребностях: тогда вполне утолена будет жажда истины, добра и духовного мира. Истина будет зрима во всем своем сиянии, а не чрез тусклое зеркало и гадательно; любовь к добру не будет ослабляема борьбою с греховными искушениями; духовная радость не будет отравляема никакими скорбями. Там будет полное блаженство, о величии которого можно судить по сравнению с блаженством обитателей земного рая, который орошаем был обильною и чистою водою. Этим объясняется, почему Царство Небесное именуется раем.

Посреди земного рая насаждено было древо жизни. Оно называлось так потому, что оно по силе присущей ему животворящей благодати плодами своими могло обновлять здоровье питающихся ими, ослабляемое летами по законам стихийной жизни, и поддерживать в нем способность жить вечно, так что человек по самому телу был бы безболезнен и бессмертен. И в сем отношении Царство Небесное является сходным с земным раем. Ибо и в Царстве Небесном или в царстве славы есть древо жизни. Тайнозритель Иоанн Богослов, описывая царство славы, свидетельствует, что он видел по обе стороны исходящей от престола Агнца реки «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой и листья дерева для исцеления народов» (Апок. 22:2). Под древом жизни здесь, как и под водой реки, разумеется благодать Божия. Действие ее будет состоять в том, что насыщаемые ею будут блаженствовать вечно по душе и по телу. Они не будут умирать и испытывать оскудения сил, потому что сама благодать не будет оскудевать: каждый месяц таинственное древо жизни будет приносить плод свой. Самыя листья древа жизни будут «для исцеления народов». Это значит, что благодать Божия будет предохранять причастников ее от болезней, от истощения духовных и телесных сил. В небесном раю не будет болезней, и усладительное чувство здравия будет присуще обитателям его на веки вечные. Бессмертие есть удел и праведников и грешников; но для последних бессмертие мучительно, ибо вечно жить значит для них вечно мучиться в аде. Для обитателей же небесного рая вечная жизнь есть вечная радость. Она не будет умаляться с течением времени, скорее же будет возрастать. Скука, свойственная в настоящей жизни людям праздным, незнающим куда девать время, не может иметь места в раю. Пред взорами обитателей его постоянно будут раскрываться все новые и новые явления совершенств и действий Божиих, и увлекаемые зрелищем их, они не будут чувствовать, как идет время: тысяча лет будет казаться им одним днем. Таково же было бы положение обитателей земного рая, если бы они не согрешили.

Каждому христианину желательно сподобиться райского блаженства, и все мы призваны к райской жизни. Милосердый Господь всем хощет спастися и для спасаемых уготованы многие обители в дому Отца небесного. Не всякому однако дается место в них. «Рад бы в рай – грехи не пускают». Грех изгнал человека из рая. Искреннее покаяние, соединенное с верою во Христа Искупителя грешников и с ревностию к исполнению заповедей Его, открывает райские двери всем грешникам, как открыты они были покаявшемуся разбойнику. Человек прогневал Господа непослушанием Его воле в раю. Послушание преклоняет Господа на милость. Земной рай был местом теснейшего общения с Господом. Человек променял это общение на союз с врагом Божиим. Чтобы сподобиться небесного рая, надлежит разорвать этот пагубный союз, возненавидеть грехи, всячески беречь себя от греховных искушений, идущих от диавола, и вступить на путь общения с Господом. Ищи этого общения в слове Божием, прилежно упражняясь в чтении и слышании его, в молитве, в исполнении заповедей Христовых, ибо исполнителю их Христос обещал сотворить в сердце его обитель Себе и Отцу своему (Ин. 14:23), – в таинствах и наипаче в таинстве Тела и Крови Христовой, соединяющем со Христом так тесно, что идущий Его Плоть и пиющий Его Кровь, по Его обетованию, во Христе пребывает и Христос в нем. А это тесное общение со Христом в здешней жизни служит залогом еще более тесного общения с Ним в Царстве Небесном. Вот почему Св. Церковь поучает причастников св. Таин просить Господа Иисуса: подавай нам истее (совершеннее) тебе причащатися в невечернем дни царствия Твоего. Как ни тесно общение со Христом в таинстве Тела и Крови Его, но все же оно менее совершенно, чем общение в Царстве Небесном. В здешней жизни Христос соединяется с нами под покровом чувственных видов таинства; там будет возможно непосредственно зреть Его лицем к лицу и услаждаться общением с Ним без всякой примеси горечи, испытываемой здесь на земле нередко после причащения св. Таин. Только в Царстве Небесном возможно полное насыщение духовной алчбы: «насыщуся внегда явитимися славе Твоей» (Пс. 16:15), ибо только там дана будет возможность истее, то есть совершеннее, иметь общение со Христом, чего да сподобит всех нас Господь своею благодатию.

К числу наименований, какими Св. Церковь чествует Пресвятую Богородицу, относится наименование: Купина неопалимая. Оно встречается в церковных песнопениях (Канон акафиста, песнь 6-я, троп. 4). Есть также особый праздник образу Пресвятой Богородицы: Неопалимая купина. На сем образе она издревле изображается окруженною огненным сиянием. Помянутый праздник совершается в день памяти (4 сентября) св. пророка и боговидца Моисея. Это, без сомнения, потому, что Моисей сподобился видения, имевшего прообразовательное отношение к наименованию Богородицы Неопалимою купиною. Близ горы Синая, в пустыне, Моисей, когда пас стада своего тестя, увидел купину, т. е. терновый куст, в котором явился ему Сам Господь, Единородный Сын Бога Отца, в огненном пламени. Купина горела, но не сгорала. Это чудо предъизображало тайну воплощения Сына Божия. Сей тайне послужила Дева Мария. Она восприяла в чрево свое огнь Божества, и как купина, объятая пламенем, оставалась невредимою, так и Дева Мария сохранила не только жизнь свою, но и девство, пребыв невредимою от вселившегося в Нее Божества. Только чудом можно было объяснить, что горевшая купина не сгорала, что пламя не истребляло ни ветвей, ни листьев ее, хотя это был самый горючий материал. Равно нельзя не признать поразительного чуда в том, что нестерпимый огнь Божества, – «ибо Бог наш огнь поядаяй есть» (Втор.4:24; Евр.12:29), – не повредил ни жизни, ни девству Богоматери: Она и в рождении и по рождении от Нее Сына Божия не утратила девственной чистоты. Церковь так воспевает сие предъизображенное купиною чудо: «Купина в горе неопальная яве преднаписа Тя, Богоневесто: Божественный бо невещественный в вещественнем чреве огнь неопально прияла еси» (канон на Рождество Богородицы. Песнь 7, ирмос). «Якоже купина не сгараше опаляема, тако Дева родила еси и Дева пребыла еси» (Догматик, гл. 2-й). Виновником того и другого чуда был один и тот же Сын Божий: Он сошел в купину и в пламени сохранил ее; Он же сошел в утробу Девы и соблюл Ее невредимою.

Наименование Богоматери Неопалимою купиною, знаменательное в вероучительном отношении, научает нас вместе тому, как мы должны чествовать Ее. Мы чествуем Ее многочисленными песнопениями, празднествами, посвящением Ей храмов, похвальными наименованиями. Каждый из сих способов чествования представляет свои особенности. Указание на одну из таких особенностей мы увидим в наименовании Богородицы Неопалимою купиною, если ближе вникнем в повествование Моисея о явлении Бога в купине, служащей прообразом Богоматери. Когда Моисей, увидев горящую, но несгораемую купину, стал подходить к ней, чтобы удостовериться в действительности того, что он видел, то услышал из среды купины голос Господа: «не приближайся семо, иззуй сапоги от ног твоих: место бо, на немже ты стоиши, земля свята есть» (Исх. 3:5). Какое чувство должно было возбудиться в душе Моисея, когда ему возбранено было приближаться к купине? Чувство благоговения. Запрещением близко подходить к купине Моисею дано внушение, что между ним и Господом Богом существует бесконечное расстояние. Он, Моисей, – тварь, во всем зависящая от Бога, а Бог есть Творец и Владыка всего сущего. Он – Земля и пепел, а Бог – самосущая Жизнь и источник жизни. Он грешник, а Бог – всесовершенная Святость и источник святости. Пред Его величием ничтожны бесчисленные миры небесные, по манию Его явившиеся на тверди небесной и Его силою и премудростию содержимые. Они «погибнут, Ты же (Господи) пребываеши. И вся якоже риза обетшают, и яко одежду свиеши их и изменятся: Ты же тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют» (Пс.101:27,28). Пред Царем неба и земли со страхом и трепетом предстоят безгрешные ангелы, сознавая смиренно безмерное расстояние по природе и совершенствам между ними и Им. Все это надлежало иметь в виду Моисею, когда ему повелено было не приближаться к купине. Цель повеления состояла в том, чтобы возбудить в нем благоговение к Явившемуся в купине. И, без сомнения, он во всей силе проникнулся при этом благоговением, подобно тому, как он впоследствии на Синае, слыша из уст Господа провозглашение десяти заповедей, говорил: «пристрашен есмь и трепетен» (Евр. 12:21). Чувство страха и благоговения должно быть присуще каждому на всяком месте и во всякое время при мысли о вездеприсутствии Божием. И конечно, оно всегда и везде испытываемо было Моисеем; но в преимущественной силе оно должно было проявиться на месте и во время чрезвычайного явления присутствия Божия – в купине, ибо место, на котором Он находился в сие время, была «земля святая», освященная чудесным явлением близ него славы Божией.

Пример благоговения Моисея, не дерзнувшего приблизиться к месту богоявления, располагает и нас в подобному благоговению не только пред Господом, освятившим утробу Девы своим обитанием, но и перед Нею Самою, послужившею орудием воплощения Сына Божия, вместившею в себе огнь Божества и чрез то сподобившеюся такой великой чести, какой никогда и никто на земле не удостоивался и не удостоится. «Не приближайся семо», к сей неопалимой купине, с дерзостию и легкомыслием нечестивого, не признающего богоматернего достоинства в лице Пресвятой Девы Марии. Ей подобает честь ради Ее Сына и Бога. Отказать ей в благоговейном чествовании значило бы оскорблять Ее Сына и Бога. Правда, Она близка к нам, как единокровная нам, как происшедшая от одних с нами прародителей, как благодатная Матерь наша, всегда готовая с материнским участием ходатайствовать за всех притекающих к ней за помощию в нуждах духовных и телесных. Эта близость Ее к нам должна располагать нас к дерзновению пред Нею. Но в тоже время мы не должны забывать, что эта Матерь наша есть вместе Царица неба и земли, яко Матерь Царя небесного и Бога, что по сему достоинству Она досточтимее херувимов и без сравнения славнее серафимов, поклоняющихся Ей, как своей Царице. Как Она имеет матернее дерзновение к Сыну Своему и Богу, так и мы с сыновним дерзновением должны приступать к Ней; но сие дерзновение должно быть умеряемо и управляемо благоговением пред Нею, опасением – не оскорбить бы Ее пренебрежением к Ее достоинству в мыслях и словах. Подобное опасение или осторожность должно соблюдать и в отношении к земным матерям. Может ли быть приятно земной матери, если дети ее, пользуясь свободой своих отношений к ней, позволяют себе произносить пред нею слова праздности, легкомыслия, ропота на нее и т. п.? Может ли же что-нибудь подобное быть угодно нашей Матери-Царице небесной? Будь к Ней близок сердцем и устами, но не забывайся пред Нею.

Мысль о благоговейном отношении к Ней еще яснее выражается в другом слове повеления Господа Моисею. Сказав: «Не приближайся семо», Он присовокупил: «Иззуй сапоги от ног твоих». Иззуть сапоги – значит снять сандалии, или кожаные подошвы, которые были прикрепляемы к ногам ремнем. Пред святынею купины надлежало стоять с необувенными ногами, чтобы не оставить на святом месте следов пыли и грязи, прилипающих к сандалиям. Так доселе поступают на востоке нехристиане и некоторые христиане (Копты): они оставляют сандалии у дверей, вступая в свои храмы. Внешняя чистота и опрятность, заповеданная Моисею на время стояния его пред купиною, была одним из видов внешнего чествования Божества. Это внешнее чествование необходимо, ибо Богу надлежит служить не только духом, но и телом. «Прославите Бога в телесех ваших,... яже суть Божия» (1Кор. 6:20). Но внешнее богопочтение угодно Господу только в соединении с внутренним. Чистота ног должна была напоминать Моисею о чистоте нравственной. Он должен был позаботиться об очищении своего сердца от греховной нечистоты. Он должен был знать, что стоит пред лицем святейшего существа, которому «мерзок... помысл неправедный» (Причт. 15:26), – пред Всеведущим, от которого нельзя скрыть неприметных людям гнездящихся в глубине сердца грехов гордости, зависти, вражды, нецеломудрия, – пред Богом всеправедным, которого нельзя оскорблять безнаказанно коснением во грехах, – пред Богом благости и любви, которому наши молитвы и подвиги покаяния могут быть угодны только в соединении с миром и любовию к ближним. Греховная нечистота – вот та грязь и пыль, которую должен был снять Моисей с души своей, когда снимал обувь с ног своих. Забота о нравственной чистоте есть обязанность, исполнение которой и все мы должны соединять с чествованием не только Господа Бога, но также Богоматери. Чествование, которое оказываем Ей участием в праздниках в честь Ее, в молитве и песнопениях, лобызанием Ее икон, поклонением пред ними, – может быть угодно Ей только под условием ревности о нравственном преуспеянии. Земная мать может ли быть довольна выражением любви и почтительности к ней сына, хотя бы они исходили от искреннего сердца, если сын ведет жизнь порочную и худыми делами причиняет скорбь ее сердцу? Равно и Богоматерь не может быть довольна наружными знаками чествования Ее, если душа чтителя ее не стряхнула с себя пыли и грязи, прилипших к ней от греховных искушений со стороны плоти, мира и диавола. Не красна похвала в устах грешника. Доколе он не покажет исправления, славословия его, обращенные к Богоматери, только огорчат Ее. Итак, если не хотим огорчить Ее, будем чествование Ее славословиями и молитвами соединять с ревностию к исполнению заповедей Божиих и подражанием Ее совершенствам. Подражание Ее непорочности. Ее смирению, Ее безграничной преданности воле Божией – вот что наипаче угодно Ей.

Высшую небес и чистшую светлостей солнечных, избавльшую нас от клятвы, Владычицу мира песньми почтим. (Стихира молебного канона Пресвятой Богородице)

Сей церковный стих, как и все многочисленные песнопения в честь Богоматери, дает повод к назидательному в вероучительном и нравоучительном отношении размышлению о славе Богоматери.

Высшую небес. Богородица выше небес в том смысле, что во чреве своем вместила Невместимого небесами: чрево Ее Он пространнее небес содела. Выше небес Она также в том отношении, что, удостоившись быть Матерью по плоти Бога-Слова, Она стала превыше всех небесных Сил, сделалась Честнейшею Херувимов и Славнейшею без сравнения Серафимов. Ей они поклоняются и раболепно служат, как своей царице. В сем смысле Она называется Царицею небесною.

Чистшую светлостей солнечных. Солнце есть светило небесное, служащее источником света для твари во всей подсолнечной. Величественно это светило по яркости и чистоте света, из него исходящего на всю поднебесную тварь. Но несравненно величественнее слава Девы Марии, если судить о сем по сравнению Ее с солнцем. Солнце – источник видимого света – есть творение Божие. Равно и Дева Мария есть творение Божие, но в тоже время Она есть Матерь Света ипостасного, – от Нее по плоти произошел Тот, Кто есть Свет истинный, такой свет, который дал бытие самому солнцу. Солнце, хотя называется телом самосветящимся по отношению к другим мирам, заимствующим от него свет, но оно само получило свет не от себя, а от Творца, Сына Божия, Который один, в собственном смысле, есть Свет, свет истинный – в смысле все совершенного существа. Свет солнечный явился во времени, но Свет Сын Божий есть свет присносущный. Как присносущен Бог Отец, живущий в свете неприступном, так присносущен родившийся от Него совечный Ему Сын Его Единородный. Стало быть, если Богородица прославляется как чистшая светлостей солнечных, – это надобно понимать так, что Она, как Матерь по плоти присносущего Света, настолько выше видимых солнечных светлостей, насколько Творец, от Ее девственных кровей приявший плоть, превыше твари. – Известно, притом, что и на солнце, несмотря на яркость и чистоту его света, есть пятна. Ничего подобного, ни малейшего умаления в сиянии славы Сына Божия и Его совершенствах, не может быть мыслимо в Нем. Стало быть, если и в этом отношении присносущный Свет несравненно превосходит свет солнечный, то несомненно, что это превосходство должно отразиться и на Матери по плоти присносущного Света: Она без сравнения чистее светлостей солнечных. – Превосходство Марии пред всем, что только есть чистого и светлого в тварях и, в частности, в солнце, открывается также в Ее девственной чистоте. Она сохранила девственную чистоту не только до зачатия и рождения от Нее Сына Божия, но в самом рождении и по рождении. Она соделалась Материю Бога-Слова не по законам естественного рождения, но сверхестественно. Ибо Бог-Слово зачался в Ней не так, как все человеки – в беззакониях зачинаются, во грехах рождаются, – не от растленного семени мужескаго, но безсеменно, единственно по наитию на Нее Святого Духа. Сему надлежало быть для того, чтобы рожденный от Нее Бог-Слово, по самой человеческой природе, воспринятой от Нее, был чист от всякой греховной скверны; ибо только Безгрешный мог спасти грешников. Сама Она, хотя не свободна была от первородного греха, ибо родилась по закону естества греховного²⁹, но Она еще до момента зачатия в чреве Ее Сына Божия, по выражению церковной песни (Служба на Благовещение, стихира на литии 4), предочищена была Духом Святым к тому, чтобы быть достойным вместилищем Божества. Благодать Св. Духа приготовляла Ее к сему самым воспитанием Ее вдали от суеты мирской, при храме Иерусалимском, где Она постоянно занималась богомыслием, молитвою, чтением слова Божия. Для утверждения себя в девственной чистоте Она дала обет девства, т. е. обрекла себя на такой подвиг, который был беспримерным во времена ветхозаветные, когда девства никто не ценил и не уважал, когда смотрели на него даже с презрением, когда все ревновали о продолжении и размножении своего рода, в особенности принадлежавшие к роду Давидову, от которого происходила Мария, в чаянии узреть в одном из своих потомков Христа, сына Давидова. Достойна всякого прославления и благоговения верность Марии обету девства, но наипаче достойно всякой чести и славы то, что Она сохранила девство и тогда, когда суждено было Ей сделаться Материю Бога-Слова. Она родила Его неискусомужно и нетленно. В сем отношении Ее девственная чистота есть такое достоинство, которое соделало Ее чистейшею светлостей солнечных. И на солнце есть пятна; но в Ней, как Приснодеве, нет ни одного пятна, омрачающего девственную чистоту. «Вся добра еси ближняя моя и порока несть в Тебе», – взывает таинственный жених к таинственной невесте в книге Песнь-Песней (Песн.4:7). Теми же словами должна быть прославляема Дева Мария, ибо Она есть Всенепорочная Дева.

Избавльшую нас от клятвы. Идет речь прежде всего о клятве закона. Закон Моисеев проклинал, то есть осуждал на погибель всякого грешника. «Написано, – говорит Апостол, – проклят всяк, кто не исполняет всего, что написано в книге закона» (Гал. 3:10; Втор. 27:26). Но так как никто из подзаконных не мог исполнить всех предписаний закона, ибо широка заповедь закона (Пс.118:96), требующего святости не только во внешних делах, но и во внутренних расположениях, то, очевидно, проклятие закона падало на всех и каждого, не исключая людей праведных, ибо никто из праведных не мог признать себя безгрешным. Вот почему и сказано о законе, что он «производит гнев» (Рим. 4:15), то есть гневу Божию подвергает. Для чего закон так строго относился к людям? Для того, чтобы дать им почувствовать, что «делами закона не оправдается [пред Богом] никакая плоть» (Гал. 2:16), для того, чтобы осужденные законом, как повинные пред судом правды Божией, могли признать свою безответность пред нею и вместе нужду в милосердии Божием, которое одно могло избавить от проклятия закона. Но на одних ли подзаконных лежала клятва? Пред правдою Божиею безответны были и язычники, не знавшие закона писанного, зато имевшие закон, начертанный в сердцах, в совести (Рим. 2:14, 15). Посему на всех язычниках тяготело осуждение: все они не только по естеству были чадами гнева (Еф. 2:3), вследствие наследованной от Адама порчи греховной, но и по личным грехам против закона совести. Но, слава милосердому Господу, это осуждение, как и законная клятва, снято со всех: теперь все помилованы. Но как же Господь мог помиловать тех, которых сам же осуждал законом писанным и законом совести? Как можно было сделать это так, чтобы люди не злоупотребляли милостию Божиею по надежде безнаказанности? Премудрость Божия нашла средство примирить правосудие с благостию. Сам Сын Божий, второе лице Св. Троицы, благоволил взять на себя ответственность за безответных пред правдою Божиею людей. Он соделался человеком и в человеческом естестве принял на себя ту клятву, под которою были люди. Как же Он принял? Принял, претерпев за нас крестные страдания и смерть, ибо сказано: «проклят всяк, висяй на древе» (Гал. 3:13; Втор. 21:23). Но каким образом это могло быть спасительно для людей? Каким образом, приняв клятву на Себя одного, Он мог снять ее с нас, искупить от клятвы законные? Это было бы непонятно, если бы принял на себя ответственность за всех грешник, который за себя самого должен отвечать пред Богом. Но принявший на себя клятву Сын Божий не только безгрешен, но вместе Сам есть Бог по существу. Потому принятая Им на Себя ответственность за нас имеет бесконечную цену в очах Божиих и с преизбытком достаточна к умилостивлению правды Божией за грешников. Христос всех «искупил от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (Гал. 3:13). Все истинно верующие во Христа, не только подзаконные, но и жившие вне закона, избавились от клятвы, от вечного осуждения (Рим. 8:1). Виновник этого избавления есть Христос, но что значит, что оно приписывается и Матери Его по человечеству, ибо в рассматриваемом церковном стихе она прославляется, как избавлъшая нас от клятвы? Не значит ли, что Она принимает участие в искуплении нас от клятвы совокупно с Сыном Божиим, как учит латинская церковь, именуя Ее Соискупительницею? – Это учение несправедливо. Ибо «несть иного имени, кроме имени Христова, данного в человецех, о немъже подобает спастися» (Деян. 4:12). «Един ходатай (посредник) Бога и человеков, человек Христос Иисус, давый себе избавление за всех» (1Тим. 2:5, 6). Избавльшею нас от клятвы Дева Мария именуется единственно потому, что родила Избавителя – Христа. Для избавления нас от клятвы, или для нашего искупления Сыну Божию надлежало пострадать и умереть в человеческой плоти, а эту плоть Он восприял от девственных кровей Богоотроковицы. Послужив орудием воплощения Сына Божия, Она, таким образом, послужила нашему искуплению. Об искупительных Ее заслугах тут не может быть речи. Правда, стоя у креста, Она сострадала распятому Сыну Своему, по пророчеству о сем Симеона Богоприимца (Лк. 2:35). Но подобное участие в страданиях свойственно каждому истинному христианину. Слова Апостола: «Христови, сраспяхся» (Гал. 2:19), – «Аз язвы Господа Иисуса на теле моем ношу» (Гал. 6:17), – может повторять каждый истинный христианин, не только страдающий душею при размышлении о страданиях Христовых, но деятельно сораспинающийся Христу, распинающий плоть свою со страстьми и похотьми, усмиряющий плотоугодие подвигами самоотвержения, столь же болезненными, как если бы он пригвожден был ко кресту.

Владычицу мира. Владычицею мира Пресвятая Дева именуется отчасти потому, что родила Христа-Владыку неба и земли, отчасти потому, что по данной Ей благодати Она имеет власть заступать, охранять и ущедрять милостями всех, к державному Ее покрову прибегающих. С именем Владычицы одинаковое значение имеет наименование Ее Царицею, часто встречающееся в богослужебных песнопениях. Оно заимствовано из 44 псалма, где Псалмопевец, провидя славу Пресвятой Матери Господа, с восторгом взывает к Господу: «Предста Царица одесную Тебе в ризах позлащенных» (Пс.44:10). Стояние одесную Сына Своего, Царя Небесного, указывает на то, что Ей, по данной Ей благодати, принадлежит полномочие участвовать в промышлении Его о мире, и для сего совершать, в потребных случаях, чудеса, – действия, превышающие силы природы, законы мира. Власть творить их дана всякому, истинно верующему во Христа. «Веруяй в мя, – рек Господь Иисус, – дела, яже Аз творю, и той сотворит и болъша сих сотворит» (Ин. 14:12). Но не преимущественно ли власть творить чудеса принадлежит Богоматери, по преизбыточеству присущей Ей благодати? Поистине, Она есть Владычица мира.

Песньми почтим. Песнопения в честь Богоматери составляют самый распространенный способ чествования Ее. Их бесчисленное множество. Есть целые службы, наполненные песнопениями в славу Богоматери, и нет ни одной праздничной и суточной службы, в состав которой не входили бы песнопения в честь Ее. В них воспевается слава Богоматери, послужившей тайне воплощения Сына Божия и чрез то соделавшейся славнейшею, без сравнения, ангелов, прославляются Ее высокие духовные достоинства, Ее бесчисленные благодеяния роду человеческому, царствам и народам, частным лицам. Некоторые из сих песнопений известны даже младенцам. Едва начнет лепетать младенец, он уже, со слов матери, произносит: Богородице Дево, радуйся. Роды песнопений разные: стихиры, каноны, тропари, кондаки, икосы, акафисты. Песнопения всех этих названий составлены большею частию богодухновенными мужами и сами по себе, без сомнения, угодны Богоматери. Но всегда ли угодно Ей употребление их? Ей не угодно внимать песнопениям в честь Ее из уст людей, о которых произнес Господь укоряющий суд: «приближаются Мне людие сии, усты своими и устнами чтут Мя, сердце же их далече отстоит от Мене, всуе же чтут Мя» (Мф. 15: 8; Ис. 29:13). Чествовать Господа Бога одними устами, без сердечного стремления к Нему, значит чествовать Его без любви и благоговения к Нему. Грешно обращаться к Богу с подобным чествованием. Не менее грешно чествовать и Богоматерь одними устами без любви и благоговения к Ней, с забвением того, что Она есть высшая небес, чистшая светлостей солнечных, что Она избавила нас от клятвы и есть Владычица мира. Если Она, как вместившая во чреве своем Невместимого небесами, выше небес, то и мы, когда чествуем Ее песнопениями, должны в знак благоговения и любви к Ней отрешаться от всего земного, от земных попечений и пристрастий и всею душею воспарять к небу, погружаясь в созерцание величия Господа и Его преславной Матери по плоти. – Если Она, как Матерь Света и вместе Приснодева, светлее солнечных светлостей, то мы не иначе можем привлечь Ее благоволение к нам песнопениями в честь Ее, как жизнию, свойственною чадам света, и удалением от дел тьмы – грехов, помрачающих в нас образ Божий, сродняющих с князем тьмы – диаволом, и ведущих во тьму кромешную. – Если мы обязаны Богоматери избавлением от клятвы, то паче всего должны страшиться прогневать Ее греховною беспечностию и нераскаянностию. Она избавила нас от клятвы; а беспечностию и нераскаянностию привлекается клятва (Евр. 6:5–8). От сей клятвы не спасут и песнопения в честь Богоматери, идущие из уст нераскаянных грешников. – Если Богоматерь есть Владычица мира, как Матерь по плоти Владыки и Даря неба и земли, то мы искренность чествования Богоматери песнопениями должны свидетельствовать рабскою покорностию воле Сына Ее, Христа-Царя небесного, ревностию к исполнению Его святых заповедей. Пречистая Матерь Его не может быть довольна песнословиями в честь Ее, если чествующие Ее песнословиями не чествуют Ее Сына и Бога жизнию, согласною с учением и заповедями Его.

«Ангельские предъидите силы. Иже в Вифлееме (сущие в Вифлееме) уготовайте ясли. Слово бо раждается, Мудрость происходит. Приемлет целование (прими приветствие)³⁰ Церковь. На радость Богородицы людие рцем: благословен пришедый, Боже наш, слава Тебе.» (На утрени, стихира предпразднства на хвалитех, Романа сладкопевца, 20 декабря.)

Это песнопение принадлежит к разряду тех, которыми Церковь незадолго до праздника Рождества Христова приготовляет верующих к радостному сретению сего праздника. Празднуемое событие произошло давно, но песнопевец для возбуждения в нас радости о нем воспевает его так, как бы мы жили в то время, когда оно произошло. Он заставляет нас переживать то состояние, в каком надлежало находиться людям, ожидавшим явления Христа Спасителя. Человеческий род ожидал рождения Его впродолжении 5508 годов. Наконец, наступило время исполнения этого ожидания. Христу, как потомку Давида, надлежало, по пророчеству Михея, родиться в Вифлееме, граде Давидовом. И вот уже идет сюда Дева Мария, имеющая родить здесь обетованного Христа. Предстоявшее событие было радостно не для людей только, но и для ангельских Сил. Христу надлежало родиться для спасения людей, а не для ангелов. Но по любви к людям они не могли не радоваться о спасении тех, которых любили.

Ангелы радуются о спасении одного покаявшегося грешника: могли ли они оставаться безучастными к людям, когда узнали, что Христос пришел спасти всех людей? Радость их по сему случаю была тем живее, чем сильнее была скорбь их о падении людей и об осуждении от прогневанного ими Господа. И могли ли они не скорбеть за тех, которые сродны с ними по духовной природе, как созданные по образу и подобию Божию? Могли ли они не жалеть о том, что в лице людей, со времени грехопадения, они лишились участников в служении Богу, в славословиях Ему? После отпадения от Бога денницы со многими ангелами, верные Богу ангелы в сотворении человека видели восполнение убыли в своем святом сонме, и потому, естественно, были огорчены, когда увидели, что, по падении людей, союз их с Богом и с ними если не окончательно прерван, то значительно ослаблен. Добрых ангелов утешала только надежда на помилование людей от Господа. Они знали обетование Божие об Искупителе, имеющем родиться от Девы, победить змия-диавола и спасти от погибели человека. Объятые состраданием и любовию к людям, они с святым любопытством во все продолжение ветхозаветных времен приникали в тайну спасения людей и наконец, к неизреченной своей радости, дождались времени, когда эта тайна должна была совершиться. Люди еще ничего не знали о наступлении этого времени, всего менее догадывались о сем жители Вифлеема, где должен был родиться Христос. Ангелам суждено было счастие не только первым узнать о событии Рождества Христова, как только оно совершилось, но еще предшествовать Христу, грядущему в Вифлеем, как царю своему и Богу. Имея это в виду, богодухновенный песнопевец возглашает к ним: Ангельские предъидите Силы. Незримо для людей совершается это величественное шествие; но, наконец, и люди должны же были узнать о событии, которое совершилось для них, а не для ангелов. От кого же им было узнать? От сих же ангелов. Они предшествовали Христу на пути в Вифлеем; они же явились людям на поле Вифлеемском в минуту рождения Христа, чтобы обрадовать их вестию о сем событии и вслух их воспеть песнь: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение» (Лк.2:14). Сею песнию они прославили безмерное человеколюбие всевышнего Бога, исповедали славу Его, открывшуюся в том, что с воплощением Сына Божия водворился на земле мир между Богом и человеком, возвращено людем благоволение Божие.

Сущий в Вифлееме уготовайте ясли. Слово бо раждается, Мудрость происходит. Под «сущими в Вифлееме» разумеются пастыри Вифлеемские. В их распоряжении были пещеры в Вифлеемской горе, куда они загоняли скот для защищения от стужи и от жара. Если они, как и все их соотечественники, ожидали пришествия Христова, то уверены были, что Христос, как потомок царя Давида, будет земным царем и родится среди великолепной царской обстановки. Но что же возвещает им ангел? «Родися вам... Спас, иже есть Христос, во граде Давидове. И се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех» (Лк. 2:11, 12). Указание на такое знамение было для пастырей неожиданно. Могли ли они думать, что, приготовляя Вифлеемские пещеры для бессловесных животных, они приготовляли одну из них не для потребностей только скота, но вместе для другого чрезвычайной важности назначения, что эта пещера должна быть местом рождения Христа, что ясли пещерные будут служить колыбелью для того, Кто именуется Словом и Мудростию? Слово бо раждается, Мудрость происходит. Какое безмерно великое уничижение для Слова, родившегося среди столь жалкой обстановки, для Мудрости, происшедшей из утробы матерней в помещении для скота! Ибо что такое это Слово, эта Мудрость? Слово – это вторая Ипостась св. Троицы, Сын Бога Отца, Ему единосущный и соприсносущный. В Евангелии Иоанна Богослова Он называется Словом, во-первых, по сравнению предвечного рождения Его от Бога Отца с происхождением нашего человеческого слова. Как наше слово невидимо, духовно, бесстрастно рождается от нашего ума: так Сын Божий бесстрастно и духовно рождается от Отца. Во-вторых, как в нашем слове открывается или выражается наша мысль: так и Сын Божий по существу и совершенствам своим есть точнейшее отображение Бога Отца, и потому называется сиянием славы Его и Образом (отпечатлением) Ипостаси Его (Евр. 1:3). В-третьих, как мы чрез слово сообщаем другим свои мысли, так и Бог Отец, многократно и многообразно глаголавший людям чрез пророков (Евр.1:1), наконец, глаголал чрез Сына, Который для сего воплотился и во плоти так полно открыл волю Отца Своего, что видевший Сына, по Его словам, видел Отца (Ин. 14:9). Наконец, как мы словом своим многое приводим в дело, – например – царь скажет слово, и слово его исполняется, переходит в действие: так Бог Отец все произвел или сотворил чрез Сына Своего: «вся Тем быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть» (Ин.1:3). Бог Слово, рождающийся в Вифлееме, есть вместе Мудрость Ипостасная. Он, как Единосущный Богу Отцу и Св. Духу, обладает одинаковою с Ними мудростию, одинаковым совершенством в знании истины, в определении надлежащих целей для своего действования и в избрании наилучших средств для достижения их. Он есть самосущая Мудрость и источник мудрости в разумных тварях. Печать Его безмерной мудрости лежит на делах творения и промышления о мире. В сравнении с Его высочайшею мудростию, мудрость мира сего есть буйство (1Кор. 3:19). Наименования Христа, рождающегося в Вифлееме, Словом Ипостасным, Мудростию Ипостасною свидетельствуют о беспредельном божественном величии Его. Но какая изумительная противоположность этому величию – то уничижение, в глубину которого Он поверг Себя, родившись в вертепе и возлегши в яслях! Для чего нужно было такое уничижение? Для того, чтобы возвести нас на ту высоту, с которой мы низпали. Мы в лице Адама низпали с высоты славы и блаженства от гордости, от самомнения, от дерзкого желания сделаться равными Богу. Мы подпали за сие праведному гневу Божию и осуждению. Вина наша была безмерно велика, ибо ею нанесено оскорбление бесконечному величию Божию. Для снятия с нас этой вины, для искупления нас потребна была бесконечной цены жертва. Такую жертву мог принести только Сын Божий единородный. Он принес ее за всех нас на кресте; но и на самое воплощение Его должно смотреть как на жертву, ибо оно соединялось с безмерно великим уничижением Его, которое соответствовало вине человека. Человек прогневал Господа гордостию, – ее надлежало загладить смирением. Сын Божий смирил Себя, приняв зрак раба. Невместимый небесами вмещается в утробу Девы. Предвечный Бог делается младенцем по плоти. Ипостасное Слово в состоянии младенчества не пользуется даром человеческого слова. Тот, Который сотворил манием землю, едва находит на земле пристанище, где бы мог родиться. Тот, Который покрывает небо облаками, повивается пеленами. Тот, Который по Божеству своему есть существо самодовольное и всеблаженное, плачет человеческими слезами и дрожит от стужи в холодной и сырой пещере и яслях. Тот, Который есть самосущая Мудрость, обладающий мудростию в безмерной степени, поставляется в одинаковые условия жизни с неразумными животными, находившимися в одном с Ним помещении. Какая глубина уничижения, – но, вместе, какая великая слава в сем уничижении, слава безмерной любви Божией к людям! Господь так возлюбил нас, что сошел с неба на землю, чтоб нас возвести на небеса; стал человеком, чтоб нас обожить; родился на земле в убожестве, чтоб нас нищетою своею обогатить; плакал младенческими слезами, чтоб нас возвеселить. Слава Его милосердию! Слава вертепу, который сделался небом, слава скотским яслям, где возлежал Тот, Который пришел осиять светом богоразумия и благочестия уподобившихся скотом несмысленным; слава пеленам, которыми повит был разрешающий нас от уз греховных.

Приими целование (приветствие) Церковь. Под сим целованием или приветствием разумеются приветственные слова ангела к Вифлеемским пастырям: «се благовествую вам радость велию, яже будет всем людям» (Лк. 2:10). Событие, с которым ангелы поздравляют пастырей, есть предмет радости не для одних пастырей, не для обитателей только Вифлеема, не для одного народа иудейского, но для всех людей, для всех народов, ибо Христос воплотился для спасения всего человеческого рода. Посему ангельское приветствие, обращенное непосредственно к пастырям, в лице их простирается на всех верующих во Христа, на всю Вселенскую Церковь, в составе своем долженствующую вместить все народы. Итак прими это ангельское приветствие Церковь Христова, прими с такою же радостию, с какою приняли его пастыри, – первые по времени члены Христовой Церкви, – и вместе с ними иди в Вифлеемский вертеп поклониться Новорожденному Христу, лежащему в яслях. Поклонись Ему, всякая верующая душа, с благоговением, ибо сей Новорожденный есть Бог, Владыка неба и земли; поклонись с глубочайшим благодарением, ибо Он Твой Искупитель; поклонись с покаянием в грехах, за которые Он принял за тебя уничижение в самом рождении и крестную смерть; поклонись с обетом не прогневлять Его вперед упорством в грехах.

На радость Богородицы людие рцем: Благословен пришедши, Боже наш, слава Тебе. Пастыри, пришедшие на место рождения Христа, были, без сомнения, свидетелями радости Пречистой Матери Его. Если дух Ее радовался о Бозе Спасе Ее и радость сию выражал в величественном песнопении Господу в то время, когда Она, еще до рождения от Нее Христа, пришла в дом праведной Елисаветы и слышала от нее восторженное приветствие, как будущая Матерь Господа (Лк. 1:42–45): то могла ли она не радоваться, когда уже сделалась Матерью Господа, когда родился от Нее Тот, Который есть источник благословения для всего человечества, когда чрез сие Она сделалась благословенною паче всех жен на свете и предметом ублажения от всех родов, благоговения не только людей, но и небесных Сил? Могла ли Она не радоваться и о том, что родила Сына Своего и Бога без болезней рождения, испытываемых всеми матерями, ибо родила Безгрешного? Могла ли Она не радоваться при виде пастырей, услышав от них весть, что они пришли к Ней по особому откровению чрез ангелов? – Радость Богородицы возвысила и усилила радость пастырей. Это была взаимная радость. Исполненные ею, они «возвратились (из вертепа), славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как им сказано было» (Лк. 2:20). Подобно пастырям, и мы все отзовемся на радость Богородицы чистою, и святою радостию и, подражая их славословию, рцем: Благословен пришедый, Боже наш, слава Тебе. Радость о рождении Христа, по слову ангела вифлеемским пастырям, «будет всем людям» (Лк. 2:10), следственно и благословлять Пришедшего спасти нас должны все люди на свете, все народы, призванные к спасению чрез веру во Христа. Да благословляют Его грешники, ибо Он пришел спасти грешников. Да благословляют Его праведники, ибо в Нем обретают свою правду или оправдание. Да благословляют Его преуспевшие в познании истины, ибо Он есть самосущая истина и источник духовного просвещения. Да благословляют Его малосведущие в деле веры, хотя просвещены святым крещением, ибо дана им возможность научиться истине в храме Божием, который есть место Ее только молитвы, но и учения, преподаваемого в храме для грамотных и неграмотных в чтениях, песнопениях, молитвах. Да благословляют Его богатые, ибо научились из Евангелия богатеть для Бога. Да благословляют Его бедные, ибо Он Сам был беден и обнищал, да мы нищетою Его обогатимся. Да благословляют Его облеченные властию, ибо научились от Него употреблять данную им власть для служение подвластным, памятуя слово Его: «Иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга, а иже аще хощет в вас быти первый, будет вам раб» (Мф. 20:26, 27). Да благословляют Его худородные и занимающие низкое общественное положение, ибо о Христе Иисусе, в Его Святой Церкви все равны по вере в Него, все суть чада единого Отца небесного, все – братия. Да благословляют Его дети, ибо Он Сам был младенцем и любил детей, называл их наследниками Царствия Небесного. Да благословляют Его старцы, ибо в лице старца Симеона Он на всех старцев, подражающих Симеону в благочестии, простирает свое благоволение. Да благословляют Его провождающие супружескую жизнь, ибо Он благословил и освятил ее Своим присутствием на браке в Кане Галилейской. Да благословляют Его здравствующие и умирающие, ибо Он живыми и мертвыми обладает, есть врач душ и телес, источник бессмертия и жизни вечной. От всех буди благословен пришедый, Боже наш, слава Тебе.

Явился еси днесь вселенней, и свет Твой, Господи, знаменася на нас, в разуме поющих Тя: пришел еси и явился еси Свет неприступный. (Кондак Богоявления, глас 4)

В сем церковном стихе, известном под именем кондака на праздник Богоявления, прославляется светоносное явление Христа миру со времени крещения Его во Иордане.

Явился еси днесь вселенней. Разумеется явление Христа миру на Иордане для крещения. Ему было в сие время 30 годов. До сего времени Он вел частную жизнь в Назарете, в доме Иосифа обручника, разделяя с ним труды плотничества. Он не являл Себя миру, для спасения которого пришел. Он не спешил вступать в общественное служение, следуя примеру иудейских учителей и левитов (1Пар. 23:3): те и другие, до истечения 30 лет, не принимали на себя должностей, к коим предназначались. Приготовлявшиеся к учительству занимались изучением закона Моисеева и пророков под руководством опытных и искусных учителей. Господу Иисусу не пришлось получить книжное образование под таким руководством. О Нем впоследствии слушатели Его божественного учения говорили: «Не сей ли есть тектонов сын?... Како сей книги весть не учився» (Мф. 13:55; Ин. 7:15)? Но нет сомнения, что, не получив школьного образования, Он получил домашнее – под руководством Иосифа и преимущественно своей Пречистой Матери, хорошо ознакомившейся с законом и пророческими книгами во время Ее воспитания при Иерусалимском храме. В своих речах Господь Иисус весьма часто приводил тексты из Моисея и пророков: ясное доказательство, что Он изучил Закон и пророков. А что Он знал их не по слуху и по памяти слышанного, а по хартиям, – видно из того, что в Назаретской синагоге Он прочитал место из поданной Ему книги пророка Исаии (Ис. 61:1, 2), и это место положил в основание своего поучения. Плоды своего изучения закона и пророков Христос показал еще в отрочестве. Будучи 12-ти лет, Он в праздник Пасхи был в храме Иерусалимском, и здесь, сидя среди учителей Закона, внимательно слушал их и приводил их в удивление своими вопросами и ответами (Лк. 2:46, 47). Этот случай показывал в лице Иисуса смиренного ученика; но в тоже время этот смиренный ученик ясно сознавал Свое божественное достоинство и свое предназначение к высочайшему служению во исполнение воли Бога Отца. Иосиф и Мария, когда нашли Его в храме среди учителей и упрекнули Его за то, что Он заставил их долго искать Его, Он ответил, что Ему нужно быть там, где Отец Его (Лк. 2: 48, 49), то есть в храме Его. Стало быть, Он и в сие время, хотя повиновался плотским родителям (Лк. 2:51), выше семейных отношений ставил обязанности в отношении к Отцу Своему небесному, дороже всего на свете была для Него воля Его, предназначавшая Его не для семейной и частной жизни, а для широкого, спасительного для всего мира, общественного служения. Беседа Его с учителями в храме была некоторым предуказанием будущих Его бесед в этом храме, где Он будет являться уже не учеником, а в качестве божественного Учителя, учащего с божественною властию. До сего времени Он продолжал проводить домашнюю жизнь, и уже чрез 18 лет явился вселенней. Местом Его явления было прибрежье Иордана. Он явился сюда для того, чтобы положить здесь начало Своему общественному служению в качестве Искупителя, Просветителя и Царя. Для сего Ему надлежало принять крещение от Иоанна, дары Св. Духа и выслушать свидетельство о себе от Бога Отца, как о Сыне Его возлюбленном. Крещение от Иоанна указывало на Иисуса, как на Искупителя, пришедшего в мир затем, чтобы снять с людей тяготевшее над ними праведное осуждение за грехи. Ряд искупительных Его подвигов начинается с воплощения Его. Ему надлежало смириться до принятия на Себя рабского зрака для того, чтобы поднять человека на ту высоту, с которой он ниспал за свою гордыню. Равно и при вступлении в общественное служение надлежало Христу засвидетельствовать, что Он есть Искупитель. Таковым свидетельством служило крещение, которое Он принял от Иоанна. Оно было также, как воплощение, своего рода искупительной жертвою. Для себя самого Он не нуждался в крещении. Оно было крещением покаяния во грехах. Христу не в чем было каяться; Он был безгрешен по божеству и по человечеству. Но Он, как агнец Божий, взявший на Себя грехи мира, явился к Иоанну в числе грешников. Напрасно Иоанн отказывался крестить Его, напрасно говорил Ему: «Аз требую Тобою креститися, и Ты ли грядеши ко мне» (Мф.3:14)? – Христос, припав на Себя грехи всего мира, за всех людей погружается в струи Иордана для того, чтобы очистить от греховной скверны всех, имеющих уверовать в Него людей. «Иисус живота Начальник разрешити осуждение грядет Адама первозданного, очищений же, яко Бог, не требуя, падшего очищает во Иордане, в немже вражду убив, преимущ всяк ум мир дарует» (Ирмос 5-й п. 1-го кан.). «Подобаше Тебе Владыце и Богу, восприяти наша за ны, Тебе бо крещшуся плотию, Избавителю, оставления сподобил еси нас» (на Богоявление, стихира вечерни на Господи воззвах). Вслед за крещением, на Христа в виде голубя сошел Св. Дух и исполнил Его по человечеству дарами своими в такой мере, в какой не сподоблялся никто из приявших помазание Св. Духа пророков, царей и первосвященников. Изобильнейшим излиянием на Иисуса даров Св. Духа освящено было начало Его служения в качестве просветителя, царя духовного царства и первосвященника. Он исполнился духом пророческого ведения, как просветитель мира; духом крепости и силы, как царь, проявив ее в делах всемогущества; духом страха Божия, потребным для Него, как для первосвященника. Страх Божий присущ был Ему по человечеству во всех видах; но во время Гефсиманских страданий душа Его объята была преимущественно страхом гнева Божия за грехи человечества, которые Он взял на Себя. Вот причина Его смертельной скорби и туги во время Его Гефсиманской молитвы к Богу Отцу, и за эту-то молитву, проникнутую страхом суда Божия, Он услышан был от Бога Отца (Евр. 5:7). Христос, явившийся на Иордане, явился вселенной. Как это понимать? Зрителями Его явления были обитатели небольшой части вселенной, а не всего мира. Это правда; но судя по связи с следующими словами рассматриваемого стиха: свет Твой, Господи, знаменася на нас, должно полагать, что Христос явился вселенной наподобие солнца. Во многих церковных песнопениях Христос именуется солнцем и «солнцем правды» (Мал. 4:2). Чувственное солнце ежедневно не вдруг озаряет вселенную; оно появляется сначала в виде зари, затем поднимается все выше и обтекает в сутки весь земной шар. Оно, по изображению псалмопевца, «выходит, как жених, из брачного чертога своего; радуется, как исполин, пробежать поприще. От края небес исход его, и шествие его до края их, и никто не укроется от теплоты его» (Пс. 18:6, 7). Явлению Христа на Иордане предшествовала покрытая мраком неизвестности Его жизнь. Это была как бы ночь, время до восхода солнца. Но вот, Он появляется среди многолюдства на Иордане, подобно тому, как солнце появляется на краю небосклона. С сего времени вся вселенная начинает исполняться славою Его явления. Местом служения Его во дни земной жизни был небольшой уголок вселенной; но отсюда, по вознесении Христа на небо, «во всю землю изыде вещание (апостолов Христовых) и во всю вселенную глаголы их» (Пс.18:5; Рим.10:18), проповедь их о явлении в мир Христа Спасителя. И нет ни одного уголка во вселенной, куда бы не проникла слава имени Иисуса. Ибо Иисус пришел основать Вселенскую Церковь, в состав ее должны войти все народы. «Шедше, – сказал Он апостолам, – научите вся языки, крестяще их» (Мф.28:19). Поистине, со времени появления Его на Иордане, Он явился всей вселенной.

И свет Твой, Господи, знаменася на нас. Это значит, что явление Христа вселенной было светоносно в духовном отношении, как светоносно для чувственного мира появление солнца после ночной темноты. Солнце лучами своими озаряет вселенную, делает для нас видимыми предметы. С появлением во вселенной духовного солнца – Христа, свет Его знаменася, то есть отразился, на нас – прежде всего ведением истины. Из уст Христа, исполненного в крещении Духом премудрости и разума, полились светоносные речи, просветившие ведением истины людей, погруженных в тьму неведения и заблуждений. Не только мир языческий, не только люди земли Завулоновой и Неффалимовой, населенной не одними иудеями, но и язычниками, погружены были в эту тьму (Мф. 4:15, 16), но и в среде той части избранного народа, которая строго держалась Моисеева закона, истина тускло сияла. Не говоря о сектанских заблуждениях, саддукейских и фарисейских, не говоря о старческих преданиях, несогласных с законом Моисеевым, о господствовавших между всеми иудеями мечтательных мнениях относительно царства Мессии, само ветхозаветное откровение, содержащееся в законе Моисеевом и в книгах пророческих, сообщало истину далеко не в той полноте и ясности, с какою она открыта в новозаветном учении. Так, учение о тайне Св. Троицы, о тайне воплощения Сына Божия и искупления, о благодати Св. Духа, возрождающей и освящающей, о жизни загробной, для новозаветных верующих – стало гораздо доступнее, чем ветхозаветным верующим, которым были даваемы неполные откровения, иногда только намеки на сии истины. В Евангельском законе также несравненно полнее, чище и возвышеннее раскрыты нравственные обязанности и указаны гораздо высшие побуждении к исполнению их, чем в законе Моисеевом. Так мы знаем из Евангелия, что против заповеди: не убей – грешат не только проливающие кровь ближнего, но и гневающиеся напрасно; заповедь – не прелюбодействуй – запрещает не только грубые плотские грехи, но и нецеломудренные помыслы. Нас научило Евангелие исполнять заповеди закона Божия не по надежде на земные награды и не по страху гражданских наказаний, как было в ветхом, завете, но по чистой любви к Господу, также по надежде на обетованные блага небесные. Свет всех этих истин начал распространяться в мире со времени Иорданского Богоявления. Сначала он засиял в Иудее, а затем чрез апостолов Христовых, которых Христос назвал светом миру (Мф. 5:14), озарил всю вселенную и до сих пор светит нам в Евангелии, в учении Церкви, которая есть столб и утверждение истины. Были попытки погасить этот свет со стороны врагов Евангелия – язычников, иудеев, еретиков и других лжеучителей, но оказались тщетными и всегда будут тщетны. Гонения на христиан давно прекратились, ереси и лжеучения сменялись, а «истина Господня (истина Евангелия) пребывает вовек» (Пс.116:2). Много врагов ее и в наше время, но усилия их поколебать ее в умах верующих разбиваются силою самой истины, как и всегда разбивались. Много книг пишется против Евангелия; но эти книги, имеющие успех сегодня, забываются завтра, тогда как книга Евангелия с каждым годом расходится по всему свету миллионами. Поистине свет Твой, Господи, знаменася на нас с такою силою, что никогда не может затмиться. Скорее угаснет видимое солнце, чем свет истины, идущий от Солнца правды – Христа Бога нашего, изрекшего; «Аз свет в мир приидох, да всяк, веруяй в Мя, во тьме не пребудет» (Ин. 12:46), – и тьма никогда «не объяла его» (Ин. 1:5), никакая темная сила не одолеет его.

Солнце светом своим не только озаряет землю, но и греет и теплотою лучей своих вызывает к жизни растения. Подобно сему Солнце правды – Христос Бог наш светом Своего явления не только просвещает нас познанием истины, но еще возраждает нас в жизни духовной, которая состоит в общении души с Богом, в стремлении к Нему мыслями, чувствованиями, желаниями, верою, надеждою и любовию. Это возрождение сообщается нам в таинстве крещения. Оно совершается благодатию Св. Духа. Он низшел на Христа при Иорданском крещении и почил На Нем; Он же нисходит на каждого крещаемого. Как при творении мира Дух Святый носился над мертвым веществом и своей теплотою возбуждал в нем жизненные силы и чрез то приготовлял его к разнообразной жизни в тварях: точно также Дух Святый, когда сошел на Христа и почил на Нем, в лице Его осенил мертвое грехом человечество и затем, по силе заслуг Христовых, стал оживотворять всех верующих во Христа благодатию крещения, которое по сему называется духовным рождением, банею пакибытия, или возрождения. На связь нашего крещения, как духовного рождения, с крещением Христовым, указует Св. Церковь, научая нас воспевать: «Одеваяйся светом яко ризою, во струи одеется Иорданские, не сам сих ко очищению требуя, но нам собою устрояя порождение» (стихира на литии праздника Богоявления). Поистине свет Христов, или свет явления Христа миру на Иордане, отразился на нас (знаменася на нас) не только озарением нашего ума, но и духовным оживотворением нас. Но благодать духовного оживотворения сообщается нам не чрез таинство только крещения и другие таинства, но также чрез слово Христово: оно само по себе имеет животворную силу. Оно есть семя духовной жизни, если приемлется душею, благоговейно настроенною, свободною от житейских пристрастий, жаждущею истины и спасения. С какого же времени началось победоносное действование над сердцами слова Христова? Со времени явления Христа миру на Иордане. Животворный свет Христов, воссиявший со времени этого явления, однажды навсегда знаменася на нас.

Знаменася на нас, в разуме поющих Тя. Петь в разуме значит петь с разумением, с пониманием того, что поется. Недостаточно только на память знать и устами повторять церковную песнь, надобно еще усвоить ее умом, чтобы не походить на известных птиц, подражающих человеку в произнесении слов, смысла которых не понимают, или на бездушный звяцающий кимвал. «Пойте Богу нашему... разумно» (Пс.46:7,8), – учит ветхозаветный певец.

В уста поющих в разуме песнь о явлении Христовом влагает слова: пришел еси и явился еси, Свет неприступный. Имя Света усвоено Иисусу Христу потому, что Он, по божеству своему, как второе лице Св. Троицы, есть сияние Бога Отца, точный образ существа Его (Евр. 1:2). Иначе, Он есть Свет от света. Этим выражением указывается на отношение Сына Божия к Отцу. Это отношение объясняется подобием, взятым от солнца. Это подобие отчасти объясняет тайну рождения второго лица Св. Троицы, Сына Божия, от Бога Отца. Рождение Сына Божия от Бога Отца ничего не имеет общего с чувственным страстным рождением. Сын Божий также бесстрастно родился от Бога Отца, как свет, исходящий от солнца, бесстрастно рождается от солнца. Далее, как луч солнца, падая на землю, не отделяется от него, но, касаясь земли, в тоже время касается солнца, так Сын Божий, рожденный от Отца, неразлучно пребывает с Ним, составляет едино с Ним. – Свет от солнца явился в одно время с солнцем. Солнце – источник света, немыслимо без лучей, от него исходящих. Подобно сему, Сын Божий по бытию совечен Богу Отцу. Не было времени, когда бы не было Сына, как нельзя предположить расстояние времени между появлением солнца и появлением лучей от солнца. – Свет, льющийся от солнца, по природе одинаков с светом, сосредоточенным в солнечном круге. Равно и Сын Божий имеет одинаковое божеское достоинство с Богом Отцем и обладает одинаковыми с Ним совершенствами, и потому достоин одинакового с Ним Божеского поклонения. – Свет неприступный. Сын Божий именуется не просто светом, но светом неприступным по единосущию Его с Богом Отцем; ибо, как Бог Отец, по слову Апостола, «в свете живет непреступнем, егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может» (1Тим. 6:16), так и Сын Божий по своему Божеству неприступен в том смысле, что Он, вкупе с Отцем и Духом, «выше всякого познания не только человеков, но и ангелов» (Прав. Катих. 1-й чл. Символа веры). Но неприступный, непостижимый по Божескому существу, Он благоволит являться доступным человеку, отражаясь некоторыми тусклыми чертами в его уме, в умосозерцаниях (так называемых идеях), иногда принимая на себя чувственный образ, или давая слышать от себя чувственный голос. В сих явлениях Сын Божий открывался людям в ветхом завете. Но верх снисхождения к людям представляет явление Сына Божия во плоти. В человеческой плоти Он сокрыл свое Божество и под ее оболочкою Он, неприступный Свет, сделался доступным всем. Во время земной Его жизни люди видели Его чувственными очами, слышали Его, осязали, разделяли с Ним трапезу. Но и по вознесении на небо, Он доступен всем верующим в Него, доступен не только умственному их созерцанию, но и чувственному в таинстве Тела и Крови Своей. Причащаясь Тела и Крови Христовой, под видом хлеба и вина, мы вступаем в теснейшее общение с Ним, с Его Богочеловечеством, касаемся огня Божества и не опаляемся. Слава и благодарение Христу сподобляющему нас такой близости, слава Ему, неприступному Свету, пришедшему и явившемуся нам в столь доступном виде.

«Покрыла есть (закрыла) небеса добродетель (сила)³¹ Твоя, Христе, из кивота бо прошед святыни, Твоея нетленные Матере, в храме славы Твоея явился еси, яко младенец руконосим, и исполнишася вся Твоего хваления.» (Ирмос 4-й песни канона на Сретение).

В сем песнопении прославляется явление Богомладенца Христа в Иерусалимском храме в 40-й день по рождении. Начальные слова песнопения: Покрыла есть небеса добродетель Твоя, – взяты из молитвы пророка Аввакума. Пророк сими словами прославляет сошествие Господа на Синайскую гору для провозглашения десяти заповедей. Сошествие Господа на Синай ознаменовано было громами и молниями. С вершины горы поднимался мрачный облак (Исх. 19:16, 18), который был так плотен, что закрывал от зрителей небеса (покрыла есть небеса), затмевал солнечный свет. Все эти явления, вызванные единственно силою (добродетелию) Господа, и отнюдь неестественными причинами, были знамением непосредственного присутствия Божия на Синае, возвещали славу чрезвычайного Богоявления. На сей раз небеса, служащие престолом Божиим, уступали, так сказать, славу свою горе, сделавшейся местом особенного присутствия Божия. Подобное случилось при другом Богоявлении, которое прославляется в рассматриваемом церковном песнопении. На Синае явился Христос в знамениях своего присутствия, произведенных Его силою. Одним из них был облак, который закрыл небеса. Он же, Христос, явился в земном храме славы, руконосимый Материю Девою, от Которой, как из священного Кивота, изшел. Слава небес, как престола Божия, так-сказать, померкла на сей раз пред славою земного храма, в котором Он явился, носимый на руках Девы Матери, как бы на херувимском престоле.

Коснемся теперь частностей. «Закрыла небеса сила Твоя, Христе». Итак, явившийся на Синае и силою своею затмивший небеса был Христос, Сын Божий. Он явился Моисею в купине под именем Ангела (Исх. 3:2), принадлежащем Ему, как ангелу завета (Мал. 3:1). Он же, как Ангел завета, явился на Синае (Деян. 7:38), и голос Господа, изрекавший вслух всего народа Десятословие и колебавший землю, был, по слову Апостола, голос Сына Божия (Евр. 12:26). Таким образом Христос, Сын Божий, был законодателем Ветхого Завета. Он же, по исполнении ветхозаветных времен, явился в храме славы своея для исполнения Им же данного закона о посвящении первенцев Богу. Он был первенцем, или перворожденным от Девы Марии. Будучи предвечным Сыном Бога Отца, перворожденным всея твари, Он во времени соделался по человечеству Сыном Девы Марии. Он изшел из кивота святыни, своея нетленные Матере. Она именуется Кивотом святыни, или священным потому, что прообразована была Ковчегом завета, главною святынею ветхозаветной скинии и Соломонова храма. В Ковчеге завета хранились скрижали. Дева Мария вмещала в себе не скрижали закона, а самого Законодателя. – Кивот завета покрыт был вне и внутри чистым золотом. Это предъизображало позлащенную Св. Духом, украшенную Его чрезвычайною благодатию, Пресвятую Деву. Предъизображение Ковчегом завета Девы Марии, как вместившей в чреве своем Христа и как сподобившейся быть сосудом великих даров Св. Духа, так воспевается в одной из церковных песней: «Ковчег, божественным Духом позлащенный, Пречистая показася, не скрижали носящи закона, но Христа Господа, егоже закон и пророцы древле предвозвестиша» (октоих, глас 3-й, канон покаянный Иисусу, песнь 1-я, богородичен). «Радуйся, Ковчеже позлащенный Духом» (акафист икос. 12). – Ковчег завета был устроен из древ негниющих (Исх. 25:10). Это было образом нетленной Матери Христовой, не утратившей девственной чистоты до рождества, в рождестве и по рождестве. – Ковчег завета был величайшей святынею, к которой не могли безнаказанно прикасаться руки не посвященных. Когда Ковчег завета, в правление первосвященника Илия захваченный филистимлянами, возвращаем был в землю Израилеву, тогда пали бездыханными пятьдесят тысяч Израильтян в наказание за то, что они, привлекаемые любопытством, дерзнули не только касаться его не освященными руками, но еще осмотреть внутренность его. Подобное случилось в царствование Давида. При перенесении Ковчега завета из одного иудейского местечка (Кариафиарима), бывшего временным местом пребывания его, на Сионскую гору в Иерусалиме, на пути один из сопровождавших эту святыню левит Оза дерзнул коснуться ее для удержания ее от падения и в туже минуту пал бездыханным в наказание за дерзновенное обращение с святынею, к которой не имел права прикасаться непосредственно. Значение неприкосновенной святыни имеет одушевленный Кивот – Богоматерь. Сохранилось предание об одном изуверном иудейском священнике, что когда он, во время перенесения тела Богоматери из Иерусалима на место погребения, бросился к гробу Ее, с целию низвергнуть его, то «злодейственные руки дерзкого не умедлило поразить отсечением правосудие Бога, оградившего божественной славою честь одушевленного Кивота, в котором Слово сделалось плотию» (1 Канон на Успение, песнь 3-я, троп. 2). «Рука скверных (не посвященных) отнюдь да не касается одушевленного Кивота Божия» – (Каноны на Благовещение и на Введение, ирмос 9). Достоинство Богоматери, как неприкосновенной святыни, так велико, что Церковь именует Ее не просто святою, но пресвятою, в отличие от всего, что только называется святым между земными тварями. Она изо всех сотворенных существ избрана послужить орудием воплощения Сына Божия. Сын Божий с минуты зачатия Его во чреве Ее ипостасно соединил с собою естество человеческое, обожил его и соделал собственным божескому лицу Своему. Посему Матерь Господа Иисуса достойно и праведно именуется Богородицею, а не Христородицею, как называл Ее Несторий, учивший, будто Она родила простого человека, с которым уже по рождении соединился Бог – Слово, и соединился притом только нравственно, а не ипостасно, то есть не принял в единство свое Божеской Ипостаси человеческое естество. Этим нечестивым учением уничижено достоинство Богоматери, поколеблено благоговение к Ней, и потому Несторий, как еретик, анафематствован на 3-м Вселенском Соборе. Нельзя было безнаказанно уничижать достоинство Богоматери, как нельзя было безнаказанно оскорблять неблагоговейным прикосновением прообразовавший Ее Ковчег завета, ветхозаветную святыню.

Господь Иисус, прославивший Деву Марию рождением от Нее, прославил затем Своим явлением храм, куда принесен был чрез 40 дней по рождении. В храме славы Твоея явился еси. Здесь разумеется ветхозаветный храм Иерусалимский, созданный Зоровавелем на месте храма Соломонова, разрушенного халдеями, и возобновленный Иродом. Этот храм уступал Соломонову в первый период своего существования в богатстве и великолепии, был так невзрачен, что старцы иудейские, помнившие славу первого храма – Соломонова, проливали слезы, смотря на скудость второго – Зоровавелева (1Ездр. 3:12). Но еще ниже первого храма Соломонова был второй храм по отсутствию в нем главной святыни. В главнейшей части храма Соломонова, Святая Святых, хранился Ковчег Завета с богописанными скрижалями, сосуд с манною и жезл Ааронов. Эти священные принадлежности храма утрачены были при опустошении храма Соломонова, и ничего подобного не было во втором храме. Несмотря однако на сей недостаток второму ветхозаветному храму в будущем суждено иметь такую славу, какой не имел храм Соломонов. О сей славе предсказывали пророчествовавшие после плена Аггей и Малахие. Поводом к этому предсказанию были современные обстоятельства. Иудеи, возвратившись из Вавилонского плена, с позволения Персидского правительства приступили к постройке нового храма. Но встретив немало препятствий со стороны самарян и других инородцев, прекратили начатые работы. Тогда Аггей и Малахие стали укорять их за это и побуждать к продолжению постройки указанием на то, что в этом храме явится Христос, Ангел завета, и своим явлением прославит его больше, чем славен был первый храм. Вот слова Аггея: «приидет Чаяние всех языков и исполнится храм сей славы, глаголет Господь... Зане велия будет слава храма сего последняя паче первые» (Агг.2:6–10). Спустя несколько лет после Аггея, Малахие так передавал волю Божию о славе второго храма: «Се Аз посылаю ангела моего (то есть Мессию) и внезапу приидет в церковь свою Господь, егоже вы ищете, и Ангел завета, егоже вы хощете» (Мал. 3:1). Так и сбылось. Спустя 400 лет после этих пророчеств, Христос действительно явился во втором храме, яко Младенец, руконосимый (принесенный на руках) Материю. Но каким образом это явление могло споспешествовать славе второго храма? Как невзрачно было это появление Христа-младенца в храме! Ни Он Сам, держимый на руках Матери, ни Сама Матерь пе представляли ничего необыкновенного в этом случае. Наверное в тоже время пришли в храм многие другие матери с младенцами для той же надобности. Но не так взирал на принесение в храм Младенца Иисуса праведный Симеон. Приняв его на руки, Он исповедал Его, как Владыку живота и смерти, как просветителя всех народов, славу Израиля. При таком воззрении на Христа, явившегося во втором храме, можно судить какой великой чести сподобился этот храм. Поистине он сделался храмом славы Христовой и в сем отношении стал выше храма Соломонова. Находившияся в последнем святыни только прообразовали Христа: Скрижали закона предуказывали в Нем законодателя, манна – духовного питателя, жезл Ааронов – вечного первосвященника. Во втором храме явился Сам законодатель, питатель, Вечный первосвященник. Насколько действительность выше образа, настолько, стало быть, слава второго храма выше славы храма первого. Признаков внешнего великолепия в явлении Христа в храме не было, но они ничего не прибавили бы к славе самого Христа, яко Бога, и следственно к славе храма, освятившегося явлением Его на руках Девы Марии. Слава самих небес, престола Божия, – закрылась, помрачилась так-сказать, на сей раз явлением силы Христовой, сотворившей херувимским престолом Матерь-Деву, державшую Его на руках Своих. Зрелище младенческих пелен, покрывавших Его, было трогательно и радостно; а зрелище величественных знамений Синайского Богоявления было только страшно и грозно.

И исполнишася вся Твоего хваления.

Храм Иерусалимский первый огласился хвалами Христу из уст Симеона Богоприимца, первый удостоился чести быть храмом славы Христовой. Но это был храм ветхозаветный, существовавший для одного избранного народа и в ветхозаветные времена был единственным храмом истинного Бога. Христос же пришел не для одного избранного народа, а для призвания ко спасению всех людей, для создания Вселенской Церкви, в которую должны войти вместе с иудеями и язычники. Посему храм Иерусалимский не мог остаться единственным местом служения истинному Богу, и еще до разрушения его римлянами, последовавшего чрез 70 лет по явлении в нем Христа, стали возникать повсюду храмы христианские. Везде, где были христиане, появились и храмы. Все они сделались местом хваления Христу; все они, взамен Иерусалимского, сделались храмом славы Христовой. Храм Иерусалимский разрушен и никогда не будет восстановлен, а храмы Христовы будут существовать до скончания века по силе обетования Христа о неодолимости созданной им Церкви и о вечном пребывании ее на земле. В каждом христианском православном храме обитает Христос Своею благодатию, в каждом Он является в таинстве Тела и Крови Своей, и в этом отношении имеет преимущество пред ветхозаветным храмом. Каждый христианский храм оглашается песнию Симеона Богоприимца: Ныне ошпущаеши раба Твоего. Поистине вся исполнишася Твоего, Христе, хваления. И не только в храмах, но и повсюду слышатся гласы хвалы Христу из уст верующих во Христа. Но недостаточно хвалить Его только устами; нужно, чтобы благословляла Его душа наша и вся внутренняя, то есть все ее силы. Если хотим, чтобы наши хвалы Христу устами были угодны Ему, надобно, чтобы мы участвовали в них умом, благоговейно размышляя о безмерной любви к нам Христа, – памятию, ни на минуту не забывая благодеяний Его, – сердцем, любя Его всем сердцем и не давая в сердце места пристрастию к земному, – волею, направляя ее к исполнению заповедей Его. Только под этим условием наша хвала Христу благоугодна Ему, – в устах грешника не красна похвала. Не угодна хвала Ему устами и в том случае, если эти уста, освящаемые хвалебными словами, оскверняются празднословием, сквернословием, пересудами, клеветами, ропотом на Бога, кощунством, ложью и т. под.

«Просвети очи мои, да не когда усну в смерть» (Пс.12:4).

Давид, в виду опасности от врагов, преследовавших его во время бегства от Саула, просит Господа об отвращении от него сей опасности. Дай мне, Господи, чтобы я не проглядел ее, чтобы ясно видел, откуда грозит мне она, где расставлены сети для уловления меня, и принял надлежащие меры предосторожности. Давид боится, не напали бы на него враги нечаянно, не застали бы его врасплох, не захватили бы его спящего и не умертвили, не дав проснуться. Не дай мне, Господи, умереть сонному. Охрани меня во время самого сна; боюсь, не воспользовались бы враги моей усталостию, могущею погрузить меня в глубокий сон и в сем состоянии предать меня в их руки.

Положение Давида, угрожаемого опасностию попасть в руки врагов среди сна и умоляющего Господа о безопасности, есть образ положения души, боримой греховными страстями и привычками. Нужно быть бдительным и зорким, чтобы не погибнуть от них. Греховные страсти и привычки грозят опасностию ослепить ум наш, поработить его своей власти, помрачить христианское благоразумие, усыпить совесть, довести разум и совесть до забвения различия между добром и злом. Не дай Бог ни кому умереть в этом состоянии, заживо умереть для духовной жизни и из области духовной смерти перейти в смерть вечную. Между тем эта опасность грозит всякому грешнику. Мало ли на свете людей, которые под влиянием господствующей в них страсти, даже грехом не почитают удовлетворение ее. Люди распутные оправдывают себя тем, что они удовлетворяют естественной потребности и что без удовлетворения ее также будто нельзя обойтись, как без удовлетворения потребности питания? Люди, преданные нетрезвости, терпеть не могут доброжелательных вразумлений, напоминаний о безнравственности и крайне вредных для души и тела последствиях этого греха; они говорят, что пьют для здоровья, что это для них полезно. Люди мстительные оправдывают себя уважением к своему человеческому достоинству, утверждая, что оставлять безнаказанным оскорбление, нанесенное их чести, значило бы пренебрегать в себе человеческое достоинство, не дорожить своей честию, которая должна быть дороже жизни, и что лучше подвергнуться смертной опасности, защищая свою честь (например, на поединке), чем влачить позорную будто бы жизнь. Привыкшие к сквернословию извиняют эту гнусную привычку тем, что сквернословят для того, чтобы придать своей речи красоту и силу. Клеветники не почитают грехом распускать о ближнем разные небылицы, извиняя себя тем, что поступают так ради шутки, хотя бы от этой шутки страдала честь ближнего, поколеблено было доверие и уважение к нему. – Жалко положение грешника, который греха не считает за грех, не сознает и не желает сознать своей виновности, своей ответственности пред Богом и пред судом нравственного закона. Если усыпленная в нем совесть не пробудится до наступления смерти, то непременно пробудится тогда, когда душа его перейдет в загробную жизнь, – пробудится для ощущения вечных мук. Положение, в котором застигнет его смерть, будет походить на положение несчастного, непробудно спящего в доме, охваченном пожаром, и погибающего в пламени: он буквально заснул в смерть, ибо уже не пробудится к жизни. – Одинаковой с нераскаянными и самообольщенными грешниками опасности подвергаются и те грешники, которые хотя признают себя виновными пред Богом и не оправдывают своих греховных привычек, тем не менее не спешат раскаяться в своих грехах. Они или надеются, что милосердый Господь помилует их, не ожидая от них покаяния и исправления, или отлагают покаяние до последних дней жизни, не рассуждая, что не от них зависит дожить до глубокой старости и что доживающие до глубокой старости нередко умирают без покаяния, – одних из них смерть поражает мгновенно, другие застаревают в греховных недугах до отвращения к духовному врачеванию. Смерть, которая застигает их среди греховной беспечности, подобна смерти сонного человека, не успевшего пробудиться до наступления смертной минуты. – Никому из нас не дай Господи дойти до подобной опасности, угрожающей беспечным и нераскаянным грешникам. И о сем то Св. Церковь научает нас умолять Господа словами псалмопевца: «Просвети очи мои, Христе Боже, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него» (Великое повечерие).

Опасность уснуть в смерть, об отвращении которой руководствует нас молиться Св. Церковь, грозит нам не от наших только греховных привычек и страстей, но еще от невидимого исконного врага нашего спасения – диавола. Он действует против нас в союзе с нашими греховными склонностями. Он своими, неприметными для нас, кознями, возбуждает в нас эти склонности, или, если они возникли помимо его, усиливает их. Не надо допускать, чтобы он укрепился, взял силу над нами и радовался своему торжеству. Трудна борьба с внутренними, в нас самих имеющими корень, искушениями; но не менее трудно бороться с врагом отвне нападающим на нас, тем более опасным, чем менее он приметен, чем меньше мы подозреваем его присутствие около нас. Что же нужно для успеха в борьбе с ним? Нужна преимущественно благодать Божия. Без ее помощи мы не только не можем победить его, но и заметить его козни против нас, усмотреть сети его для уловления нас. В его сети попадали даже великие подвижники. История христианского подвижничества представляет нам немало примеров в доказательство, что от его сетей не спасает жизнь в пустыне и в глубоких пещерах, пребывание в постоянной молитве и посте. Самопрельщение и духовная гордость – вот обычное искушение, которому нередко подвергаются от диавола христианские подвижники. Всего менее могут почитать себя безопасными от его козней люди, неопытные в духовной жизни, к каковым принадлежит большинство. Суеты мирские, заботы о житейском заслоняют от них опасность погибели от врага спасения. Но видит эту опасность всевидящее око Господа и Его святые ангелы. Посему каждый из нас, угрожаемый ею, в чувстве своей беспомощности и недальновидности, должен вопиять к Господу: «Просвети очи мои духовные, да не усну в смерть», – дай мне узреть расставленные мне сети врага, научи меня духовной бдительности и осторожности, чтобы не проглядеть мне, откуда враг нападает на меня, и принять надлежащие меры для отражения его. Он сторожит ту минуту, когда может воспользоваться моею беспечностию и самонадеянностию и сделать меня своей добычею. Не дай меня в обиду ему, не дай умереть в состоянии духовной беспечности, и самомнения, не допусти, чтобы враг мой радовался моей погибели.

Возлежа во гробе плотски, Христос душею сходил во ад, в темницу духов, и из нее извел на свет Божий души, с верою ожидавшие Его пришествия к ним. Но кроме адской темницы есть еще другая, в которой человек заживо сам себя заключает и вырваться из нее не в силах. – Так, облегает нас по временам тьма недоумений и сомнений относительно учения Веры и Церкви, и мы или совсем не боремся с ними, почитая свои сомнения основательными и личные мнения, несогласные с откровением Божественным и учением Св. Церкви, непогрешительными, – или боремся без успеха. Светодавче Спасе! Изведи из сей темницы души наши, возсияй из Твоего Живоносного Гроба свет разума, озари души наши светом истины.

Покрывает нас тьма греховная. Буря страстей и искушений заглушает в нас нередко голос разума и совести и заслоняет от нас свет заповедей Божиих. Закон Господень, который должен быть светильником ногам нашим и светом стезям нашим, пренебрегается нами. Вместо того, чтобы устроять жизнь по его руководству, мы предпочитаем ходить в волях нечистых сердец наших, и доходим иногда до забвения того, что есть добро и что зло; различие между добром и злом поставляем не в том, что согласно, или несогласно с волею Божиею, а в том, что для нас выгодно, или невыгодно в житейском отношении, – в том, что благоприятствует нашему самолюбию, льстит нашим страстям, и что, напротив, оскорбляет наше самолюбие, не потворствует нашим страстям. – Светодавче Спасе! Прогони эту тьму греховную, изведи из сей адской темницы души наши, просвети нас повелениями Твоими, чтобы во свете их мы узрели свою греховную нечистоту, убедились в том, как она пагубна, и возненавидели ее. К свету заповедей Твоих пути наши направи.

Покрывает нас по временам тьма бед и напастей. Душа изнывает от скорби, погружается в уныние, становится нетерпелива, готова роптать на Бога, близка даже к отчаянию. Не светит ей луч надежды на всеблагой и премудрый промысл Божий. – Светодавче Спасе, озаривший адскую темницу Твоим явлением, изведи нас из тьмы напастей и скорбей, пролей из Твоего Живоносного Гроба свет духовного утешения и мира, возвесели нас надеждою вечного покоя и радости, и сподоби нас насладиться предвкушением этого, ничем не возмущаемого покоя и радости, во еже благодарно исповедатися за сию милость имени Твоему со Отцем и Св. Духом.

«Воскресения день, просветимся людие. Пасха, Господня Пасха! от смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе победную поющия» (Ирмос 1-ой песни Пасхального канона).

В сем песнопении св. песнописец Иоанн Дамаскин призывает верующих к радости воскресения Христова³². Просветимся людие, говорит он, то есть возрадуемся и возвеселимся. Слово свет в этом значении нередко употребляется в Писании; например: «свет возсияет праведнику и правым сердцем веселие» (Пс. 96:11). Здесь свет и веселие сопоставляются, как понятия однозначущия. Веселие называется светом потому, что, отражаясь на лице, делает его светлым, сияющим, – в противоположность печали, которая, как мрачное настроение души, покрывает сумраком лице, дает о себе звать мрачным выражением в глазах. – И когда же нам больше радоваться, как не в праздник Воскресения Христова? Это поистине светлый праздник, светлейший из всех христианских праздников; это Пасха, Пасха Господня, столь же великий в Новозаветной Церкви праздник, как велик был в Церкви Ветхозаветной праздник Пасхи. Последний был установлен в память чудесного избавления Израильтян от Египетского рабства. Тяжко было это рабство или невольничество. Египтяне возлагали на Израильтян непосильные работы, полевые и строительные, жестоко наказывали их за неисполнение урочных работ, убивали новорожденных младенцев мужского пола, – все это для того, чтобы сократить их численность, убить в них мечты о свободе, склонность к восстанию. Жизнь их в Египте походила на положение негров, которые до последнего времени вывозимы были из Африки американскими и английскими промышленниками на продажу американским рабовладельцам и состояли у них под игом тягчайшей неволи, лишены были человеческих прав, терпели всяческое унижение. Рабовладельцы обращались с ними как с вьючным скотом и безнаказанно без всякого суда предавали их смерти. Господь сжалился над угнетенными Израильтянами и потребовал от Фараона отпустить их хотя на короткое время в пустыню для совершения служения Господу. Фараон не слушался. Господь послал на Египет десять чудесных казней и последнею из них – избиением, чрез ангела-губителя, в одну ночь египетских первенцев от человека до скота – заставил Фараона отпустить их из Египта. В ночь этого события Евреи должны были принести в жертву непорочного агнца, кровию его помазать двери своих жилищ и затем употребить его в пищу. Эту жертву и вечерю Господь повелел назвать Пасхой Господнею. Пасха значит прохождение мимо. Так названо это установление потому, что в ночь совершения этой жертвы и вечери ангел-губитель, поражавший первенцев египетских, проходил мимо жилищ еврейских, отмеченных кровию агнца, и оставлял неприкосновенными живущих в них первенцев (Исх. 12:12, 13). С тех пор обряд пасхальной жертвы и вечери, по повелению Господа, должен был совершаться ежегодно, и время совершения его сделалось главнейшим ветхозаветным праздником, как праздник избавления Евреев от египетского рабства. Господь заповедал праздновать его «вечно,... во вся роды» (Исх. 12:14), – не до скончания века, а в продолжение всего времени существования ветхозаветного закона, то есть до пришествия Христова, ибо «кончина закона (ветхозаветного) – Христос» (Рим. 10:4). Закон о ветхозаветной Пасхе потерял обязательную силу с тех пор, как в лице Христа явилась новая Пасха, новая пасхальная жертва, которая прообразована была ветхозаветною пасхальною жертвою. На это прообразование указует св. Иоанн Богослов, когда, говоря о том, что воины не перебили голеней распятому Иисусу, замечает, что «сие произошло, да сбудется писание: кость его да не сокрушится» (Ин. 19:36). Свидетельство о сем Писании содержится в ветхозаветной данной Господом и записанной Моисеем заповеди, чтобы при употреблении в пищу пасхального агнца, кости его не были сокрушаемы, то есть не были выделяемы из туловища (Исх. 12:10). Стало быть пасхальный агнец в сем отношении был образом Христа, Который есть агнец Божий, вземляй грехи мира, предназначенный к закланию за нас прежде сложения мира (Апок. 13:8) и действительно закланный на кресте за нас, как жертва, подобная ветхозаветной пасхальной жертве, о чем говорит и св. апостол Павел: «Пасха наша за ны пожрен бысть Христос» (1Кор.5:7). Пасхою назван здесь Христос в смысле новозаветного пасхального агнца, как воспевает Церковь: «Христос новая Пасха, жертва живая, агнец Божий, вземляй грехи мира» (припев к 9-й песни пасхального канона). В этом же смысле должно понимать восклицание рассматриваемой нами пасхальной песни: Пасха, Господня Пасха, то есть день воскресения, возбуждающий духовное веселие (просветимся), есть день празднования в память новой пасхальной жертвы в лице Христа, Агнца Божия. Эта священная память с трогательною торжественностию совершается собственно в дни страстной седьмицы, которая посему в древней христианской Церкви и называлась Пасхой крестною (Πασχα οταυροσιμον), как посвященная прославлению крестной пасхальной жертвы. Но если и день Светлого Воскресения называется также Пасхою, это объясняется тем, что славою воскресения из мертвых и честию Христос увенчан, по слову апостола, за приятие смерти (Евр. 2:9), то есть за принесение крестной жертвы, предъизображенной жертвою ветхозаветного пасхального агнца. Посему празднование воскресения Христова неотделимо от празднования кресту. И если на службе каждого воскресного дня Церковь заповедует нам славословить воскресение Христово вкупе с крестом: слава Господи кресту твоему честному и воскресению, то не наипаче ли подобает прославлять Христа в светлый день воскресения, первенствующий в ряду всех воскресных дней, прославлять Христа, как Агнца Божия, умершего на кресте и воскресшего?

Воскресение Христово достойно прославления и само по себе, как поразительное чудо, как необычайное действие божественного всемогущества; ибо неслыханное дело, чтобы кто-либо сам себя воскресил, как воскресил себя Христос, согласно своему предсказанию (Ин. 10:18). Но о величии этого чуда должно судить главным образом не по его поразительности, а по его спасительности для нас. И в этом отношении новозаветная Пасха, или пасхальная Жертва, неизмеримо превосходит ветхозаветную. Спасительна была ветхозаветная пасхальная жертва потому, что кровию ее спасены от смерти первенцы еврейские и что не посредственно за сим последовало спасение всего еврейского народа от египетской неволи. Но Христос Агнец Божий, закланный за нас и воскресший, даровал людям несравненно большие блага, и если радовались Евреи спасению своих первенцев и немедленно последовавшему за тем исходу своему из земли Египетской в землю Ханаанскую, то несравненно больше побуждений имеем мы, христиане, радоваться нашей Пасхе. Какие же это блага, за которые мы в праздник Пасхи с великою радостию должны прославлять Христа? От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе победную поющия: вот те блага, которые даровал нам Христос, наша Пасха, и к радости о которых так восторженно приглашает нас Святая Церковь устами песнопевца: просветимся людие. Радовались евреи, что кровию пасхального агнца избавлены от смерти первенцы их. Но Кровь новозаветного агнца – Христа спасает от смерти всех людей. Христос не только в лице своем восторжествовал над смертию, воскресши из мертвых, но своим воскресением положил начало всеобщему воскресению. «Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть. Якоже о Адаме вси умирают, такожде о Христе вси оживут» (1Кор.15:20,22). Победив смерть, Христос вместе с тем победил имущего державу смерти диавола, который был виновником смерти в роде человеческом, внушив нашим прародителям пренебречь угрозу смерти, изреченную Господом для предостережения их от преслушания Его заповеди. Своей смертию и воскресением Христос даровал нам залог избавления от смерти не только телесной, но и духовной, которая состоит в том, что душа лишается благодати Божией и вместе с тем духовного света, радости и блаженства (катехизис, 3-й член Символа веры). Сия благодать даруется в таинстве крещения. Человек умерший грехом для духовной жизни, оживает в таинстве крещения, которое есть духовное рождение (Ин. 3:5). Возрождающая сила таинства крещения зависит от смерти и воскресения Христова. «Или не разумеете, – говорит апостол, – яко елицы во Христа Иисуса крестистеся, в смерть Его крестистеся. Спогребохомся Ему крещением в смерть, да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем» (Рим.6:3,4). Посему и заповедь о совершении крещения Христос дал вслед за воскресением своим, сказав апостолам, которым явился по воскресении: «шедше, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф.28:19). – Христос смертию и воскресением своим даровал нам избавление не только от смерти телесной и духовной, но и от второй смерти (Апок. 20:6), или вечной погибели, – от вечных адских мучений. В надежде на сие избавление мы укрепляемся тем, что Христос победил ад. Возлежа телом во гробе, Он душею нисходил в область вечной смерти, в адскую темницу и извел из нее не только души праведных, но и великих грешников, каковы современники Ноя, погибшие в водах потопских. За свои неправды они пострадали в аде, но за раскаяние, начало которому положили в минуту потопления, удостоились услышать проповедь Спасителя, сошедшего в ад, и без сомнения помилованы были. Подобно сему Христос Спаситель, как имеющий ключи ада и смерти (Апок. 1:18) и обладающий живыми и мертвыми, отверзает адовы затворы и по молитвам Церкви освобождает оттуда грешников, положивших при жизни, по крайней мере в предсмертные часы, начало покаяния, и отшедших в другой мир с верою в бесценные заслуги Искупителя, своим сошествием в ад упразднившего силу его. – Таковы спасительные плоды смерти и воскресения Христа, новозаветного пасхального агнца. Он превел нас от смерти к жизни, чего не могла дать ветхозаветная пасха. Новое преимущество пред нею новозаветной пасхи рассматриваемая пасхальная песнь указывает в том, что Христос превел нас от земли к небеси. Празднуя свою пасху, израильтяне праздновали свой переход из одной земли в другую, из Египетской в Ханаанскую, в землю, кипящую медом и млеком и вообще обилием земных благ. Но Христос превел нас не из одной земли в другую, но от земли к небеси: «своим воскресением Он обновил нам восход на небеса», как выражено в одной из Воскресных стихир (4-го гласа). Как Он Сам, по воскресении, вознесся на небеса и прославил в своем Лице человеческое естество седением одесную Бога Отца, так и нам уготовал жилище на небесах, согласно Своему обетованию. Беседуя с учениками об отшествии Своем к Отцу, Он изрек им обетование: «Иду уготовати место вам. И аще уготоваю место вам, паки прииду и поиму вы к себе, да идеже есмь аз, и вы будете» (Ин. 14:2–3). Он своим восходом на небеса явился для нас предтечею (Евр. 6:20), проложил нам путь от земли к небесам. До всеобщего воскресения блаженством на небесах наслаждаются души, а по воскресении будут участвовать в сем блаженстве и телеса.

Вот какие великие блага даровал нам своею смертию и воскресением Христос – наша Пасха. Нам остается принимать от Него сии дары не только с благодарностию, но и с заботою о том, чтобы сделаться достойными их, чтобы в противном случае не утратить их. Христос, наша Пасха, превел нас от смерти к жизни; – своим воскресением Он даровал нам надежду на воскресение. Действительно, все некогда воскреснут, но не все для блаженства. «Грядет час, – сказал Господь, – в оньже вси сущий во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавши оживут, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда» (Ин. 5:25, 29). Итак, чтобы сподобиться блаженной жизни по воскресении, надлежит приготовиться к ней доброделанием; а с успехом упражняться в доброделании можно не иначе как при помощи благодати Божией, которая сообщается в таинствах. Об одном из сих таинств, как о необходимом условии для достижения блаженного воскресения, Господь Иисус сказал: «Ядый мою плоть и пияй мою кровь имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день» (Ин. 6:54).

Христос превел нас к жизни от смерти не только телесной, но и духовной, возродив нас в таинстве крещения. Но горе не сохранившим благодати крещения и осквернившим себя грехами и нераскаянием по крещении! «Они, – скажем словами православного катехизиса (о крещении), – виновнее в грехах своих, нежели некрещеные, потому что имели от Бога особенную помощь к добру и отвергли ее». «Аще бо отбегше скверн мира в разум (чрез познание) Господа и Спаса Иисуса Христа, сими же паки сплетшеся (опять запутываются в них), побеждаема бывают, быша им последняя горша первых» (2Пет. 2:20). Но как ни жалко положение таких людей, оно не безнадежно. Осквернившие себя грехами после крещения могут очиститься чрез покаяние и вновь возродиться к духовной жизни, – прейти от смерти к жизни.

Христос – наша Пасха – избавил нас от вечной смерти в адских муках, или от вечной погибели. Чтобы избегнуть погибели, нам остается избегать путей, ведущих к ней. Пути эти, по слову Спасителя, широки и многие идут ими, удаляясь от тесного и прискорбного пути, ведущего в жизнь (Мф. 7:13, 14), т. е. в Царство Небесное. Христос превел нас от земли к небеси, – открыл своим воскресением вход на небеса всем желающим спасения. Что нужно чтобы войти в Небесное Царство вслед за Христом? Нужно исполнять наставление апостола: «вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствуйте, а не земная» (Кол. 3:1–3); нужно и мнить, что все мы, пока живем на земле, странники и пришельцы, что отечество наше на небесах, что не имеем на земле пребывающего града, но должны искать грядущего (1Пет. 2:11; Евр. 13:14), что следственно всячески должны воздерживаться от пристрастия к земным благам, не привязывать к ним сердца под опасением лишиться сокровищ на небесах, уготованных только тем, которые, живя на земле, больше всего дорожат ими и ревностно подвизаются для достижения их.

Господь Иисус Христос во дни земной своей жизни по телесной своей природе испытывал свойственные ей немощи и нужды. Он имел нужду в пище и питии, подвергался усталости, требовал успокоения и сна. Верхом Его уничижения по телу были Его страдания, крестная смерть и погребение. Но со времени воскресения Его из мертвых началось прославление Его по самому телу. Тело Христа сделалось нетленным, бессмертным, духовным, способным проходить беспрепятственно чрез запертые двери, переноситься с быстротою молнии с одного места на другое, непричастным изнеможению и вообще немощам настоящей жизни, не нуждалось в питании, так что если Он, по воскресении, вкушал пищу, то вкушал не потому, что чувствовал голод, а потому, что надлежало удостоверить учеников в истине своего явления им по воскресении. Во всех сих отношениях прославленное воскресением тело Христа послужило образом того состояния, которое ожидает имеющих воскреснуть людей. По словам апостола, Христос «преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его» (Флп. 3:21). Но как ни велика слава воскресения Христа по самому телу, на прославленном Теле Его остались следы уничижения, – следы язв на пронзенных гвоздями руках и ногах, на пронзенных копием ребрах, источивших кровь и воду. С сими язвами Он неоднократно являлся ученикам своим по воскресении. Так в самый день воскресения Он явился в их собрание сквозь запертые, ради страха иудейского, двери дома, где они собрались, и своим явлением привел их в смущение. Они подумали, не дух ли, не призрак ли они видят пред собою. Тогда Он, для удостоверения их в истине своего явления, показал им покрытые язвами руки, ноги и ребра свои. Ученики убедились, что Он предстал пред ними в том самом теле, какое носил до смерти, и обрадовались, увидев Его. Свидетелем этого явления не был апостол Фома и потому, когда ученики сказали ему, что видели воскресшего Господа, он ответил им: «аще не вижу на руку Его язвы гвоздиныя... и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры» (Ин.20:25). Прошло восемь дней; Господь Иисус снова явился ученикам при закрытых, ради страха иудейского, дверях. На сей раз присутствовал в собрании учеников и Фома. Воскресший, для рассеяния его сомнений и для удовлетворения его любопытству, предложил ему: «принеси перст твой семо и виждь руце мои. И принеси руку твою и вложи в ребра моя, и не буди неверен, но верен» (Ин.20:27). Фома, по выражению церковной песни (Канон Фоминой недели, песнь 5-я), «дерзостно осяза ребра, божественным огнем блистающия», и, конечно, внимательно освидетельствовал язвы Господа на руках и ногах. Всякое сомнение в душе Фомы исчезло. Он воскликнул: «Господь мой и Бог мой» (Ин.20:28)! В высшей степени знаменательно это воскликновение Фомы. Он не только уверился в воскресении Христа и в действительности Его явления по воскресении, но еще исповедал Его Богом и Господом. И это потому, что Христос Сам себя воскресил. Как Сам себя Он предал на смерть, которой мог бы избежать, если бы восхотел, так Своею силою и властию возвратил себе жизнь, согласно своему обетованию: «Аз душу мою полагаю, да паки прииму ю. Никтоже возмет ю от Мене, но Аз полагаю ю о себе. Область имам положити душу мою и область имам паки прияти ю» (Ин. 10:17, 18). Такая область, или власть, принадлежит только Богу. Были случаи воскресения, но умершие воскрешаемы были другими по воле Божией; но не было случая, чтобы кто сам себя воскресил собственною силою. Один Христос мог воскреснуть своей силою и властию. Стало быть Он поистине есть Бог, существо всемогущее. И эту истину Фома первый из апостолов исповедал. До него никто из апостолов сего не сделал. Ибо и апостол Петр на вопрос Христа, обращенный к апостолам: за кого они Его принимают, исповедал Его Христом, Сыном Бога живого (Мф. 16:16), но Богом Его не назвал. – В исповедании Фомы слышится не одна непоколебимая вера во Христа, как Бога, но вместе и непоколебимая любовь к Нему. Он не только назвал Христа Богом и Господом, но сказал: «Господь мой и Бог мой». Это означает, что Он прилепился ко Христу всеми силами души, ибо обрел во Христе благо, которое дороже всех благ на свете. Узы верности и преданности Христу после осязания язв Христовых оказались столь крепкими в душе Фомы, что ничто на свете не могло отлучить его от Христа, ни соблазны и прельщения, ни беды и напасти, ни самая смерть; – за Христа он готов идти на самую мучительную и поносную смерть. Он, вместе с церковным песнопевцем, если не устами, то сердцем исповедовал Христу: «Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила, Ты мой Бог, Ты мое радование» (Ирмос 4-ой песни канона 8 гласа).

Осязание Фомою язв Христовых Церковь прославляет как такое событие, которое служит к укреплению нашей веры в истину воскресения и вместе Божества Христова. Неверие Фомино привело к уверению в воскресении Христовом не только самого Фому, но и всех людей, подобно Фоме искушаемых сомнениями. «Един дерзнувый, неверною верою облагодетельствовав нас Фома близнец решит мрачное неведение всех концев верным неверствием». «Не всуе усумневся Фома о востании Твоем, не низложися, но несумнетельное тщашеся показати сие, Христе, всем языкам» (Фоминой недели канон, песнь 7-я). Учение о соединении в лице Христа естеств Божеского и человеческого находит, помимо других доказательств, твердое основание в исповедании Фомы. Он, по словам церковных песней, «осязав и видев, исповеда Тебе (Христе) быти Бога не нага (не чуждого плоти) и человека не проста (не чуждого божества)» (стихира на Господи воззвах). «Со страхом руку Фома в ребра Твоя живоносная, Христе, вложив, трепетен ощути действо сугубое, двема естествома в Тебе соединяемыма неслиянно» (7-я песнь канона). «Ощущая рукой Твое сугубое существо, со страхом вопияше Фома, верою влекомь: Господь мой и Бог мой!» (Стихира на литии). Как ни велико, впрочем, значение в деле веры осязание Фомино, Господь Иисус назвал блаженными не видевших, особенно чрез осязание удостоверившихся в истине видения, но веровавших (Ин. 20:29). Вера предпочтительнее видения и осязания потому, что вводит в общение с Христом более глубокое, чем внешнее чувственное прикосновение в Нему, не всегда сопровождающееся верою, как показывает пример многих очевидцев жизни и чудес Христовых, не только не уверовавших в Него, но еще всячески старавшихся отвлечь других от веры в Него. Они чрез видение имели полную возможность удостовериться в божественном достоинстве Его лица и учения, и однако же так были предубеждены против Него, что видя (чудеса Его) не видели, слыша (слово Его) не слышали и даже чудеса Его называли вельзевуловыми (Мф. 12:24), слова Его богохульными (Мф. 9:3). Поистине блаженны не видевшие, но веровавшие. Апостол Петр поставляет в особенную честь современным ему христианам, что они хотя не видели Христа во время земной Его жизни, любят Его, и хотя не зрят Его (по вознесении на небо) чувственными очами, веруют в Него и не только не скорбят о том, что Он не является им чувственно, но еще радуются радостию неизглаголанною и преславною (1Пет. 1:8). Вера во Христа, чувственно невидимого и неосязаемого, служит и для нас источником радости, и если для подкрепления сей веры нужно чувственное удостоверение посредством видении и осязания, то за всех нас сподобился получить это удостоверение Фома: этого для всех верующих достаточно. Вот почему так восторженно Св. Церковь прославляет Фомино неверие. Оно не только подкрепляет нашу веру в воскресение и Божество Христово, но служит еще основанием веры для многих колеблющихся. «Неверие Фомино веры родительное (рождающее веру) нам показал еси, Христе. О, воистину похваляемого Фомы страшного начинания! Дерзостно бо осяза ребра» (5-я песнь канона).

Но и независимо от осязания, язвы Христовы имеют спасительное значение в деле веры. Не даром они сохранились на прославленном теле Христовом, и как Христос, прияв в свою Божескую ипостась человеческое естество, однажды навсегда соделался Богочеловеком, так и язвы Его, однажды восприятые Им, вечно присущи Ему. – Для чего это? Для поддержания в нас веры во Христа, как нашего Искупителя. Как Искупитель, «Он язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша... Язвою Его мы исцелехом» (Ис. 53:5). Мы уязвлены были смертельным жалом греха. Но Христос, по слову Апостола, имеющего в виду приведенные слова, – «вознесе... грехи наша... на древо,... егоже язвою исцелесте» (1Пет. 2:24). Язвы Его на кресте, подъятыя за нас, служили жертвою, вполне достаточною для умилостивления небесного правосудия, потому что принес ее непростой человек, а Бог во плоти. И если следы этих язв сохранились на прославленном теле Христовом, то что это значит, как не то, что слава Христа, в которую Он вошел своим воскресением и вознесением на небеса, есть слава Искупителя, язвами своими исцелившего нас и избавившего от вечной погибели? Ради этих язв прославлено в лице Христа все человеческое естество, воспринятое Им; ибо для чего оно воспринято? Для чего Бог соделался человеком, облекся нашею плотию? Для того, чтобы пострадать и умереть за нас в этой плоти. Нужна была кровавая жертва для нашего искупления. Такую жертву Он мог принести только в плоти. Не ясно ли, какую крепкую опору находит себе вера в Искупителя, когда искупительные Его язвы, как знамение искупления, сохранились на прославленном Его теле? Ибо Христос за сии язвы прославлен по своему человечеству. Далее, язвы Христовы, уцелевшие на прославленном теле Его, священны для нас не потому только, что постоянно напоминают нам об Искупителе, служат вековечным памятником искупления, но преимущественно по тому, что указывают на продолжающееся служение Христа, как Искупителя. Он не ограничился тем, что однажды навсегда пострадал и умер за нас, – Он «всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас» (Евр. 7:25). Он есть вечный первосвященник (Евр. 7:24). Несмотря на безмерно великую цену Его искупительной жертвы, принесенной на кресте, мы не перестаем прогневлять Господа нашего грехами, не перестаем идти путем, ведущим к вечной погибели. Но милосердый наш Искупитель отводит от нас праведно движимый на нас гнев Отца небесного, указуя Ему на крестные свои язвы, сохранившияся на прославленном Его теле. Из сих язв уже не струится кровь, истекшая из прободенного ребра Его. Но она всегда струится в бескровной жертве Тела и Крови Его, – в жертве, которая будет приносима в наше освящение и спасение до второго Его пришествия (1Кор. 11:26). Жертва сия приносится на земных жертвенниках; но она, по выражению церковной молитвы³³, «приемлется в пренебесный и мысленный жертвенник», то есть восходит в самое небо, куда Христос, как вечный первосвященник, восшел с своею жертвою для того, чтобы своими язвами, сохранившимися на прославленной плоти Его, вечно ходатайствовать за нас.

Воззрение на язвы Христовы, уцелевшие на прославленном теле Его, возгревая и укрепляя в нас веру в Искупителя, однажды принесшего себя в жертву на кресте и вечно ходатайствующего за нас на небесах, спасительно для нас еще в том отношении, что напоминает нам о тяжести наших грехов. Видно тяжела наша вина пред Господом, если язвы, приятые за нее Христом, доселе сохраняются и вечно будут сохраняться на теле Его. Помышление о сем располагает к покаянию и сердечному сокрушению. Евангелист Иоанн, упомянув о пронзении воином ребр Христовых, замечает, что это произошло согласно с пророчеством (Ин. 19:37). Это пророчество содержится в книге пророка Захарии. Предсказывая о том, что враги Христа пронзят Его, он вместе предсказывает, что они раскаются в своем грехе и будут с плачем взирать на того, кого пронзили (Зах. 12:10). Пророчество о сем исполнилось и исполняется на тех Иудеях, которые обратились и обращаются ко Христу. Но в пронзении Христа руками воина виновны не одни Иудеи, но и все христиане, ибо Христос пострадал и умер за грехи всего мира. Посему не одних Иудеев мы должны винить в крестной смерти Христовой, но и себя самих. С этим самообвинением должно соединяться сокрушение при воззрении на язву Христову в ребрах Его. Она до сих пор не закрыта, сохраняется на прославленном теле Его именно для того, чтобы мы постоянно мысленно взирали на нее с плачем о грехах, доведших Христа до крестной смерти. Этому благовременному и спасительному плачу противоположен плач безнадежный и поздний, когда пронзившие Христа, но не плакавшие о сем здесь, восплачут, узрев Его как Судию (Апок. 1:7).

Слезы раскаяния при воззрении на язвы Христовы спасительны в соединении с готовностию претерпеть за веру в Него всякие истязания и язвы. Так и поступали христиане во времена гонений. Св. апостол Павел говорит о себе: «Аз язвы Господа на теле моем ношу» (Гал. 6:17). С тела Апостола действительно не сходили раны от побоев и истязаний, какие наносили ему враги Евангелия. Доколе не представится нам случай запечатлеть свою веру во Христа подобным образом, на нас лежит долг духовно страдать за Христа, то есть так живо, с такою болью принимать к сердцу язвы Его, как если бы мы лично были уязвляемы. Пречистая Матерь Господа Иисуса, когда стояла у креста Его, испытывала такую сердечную боль, как если бы холодное оружие, по слову Симеона Богоприимца (Лк. 2:35), вонзилось в Ее сердце, хотя физически она не страдала. Подобное страдание каждый из нас должен возбудить в себе, взирая на язвы Христа и стараясь подражать Его терпению и незлобию. О сем напоминается преимущественно монахам, давшим обет терпеть во имя Христа всякое озлобление. На одной из принадлежностей их облачения (параман) начертаны слова Апостола: «Аз язвы Господа Иисуса на теле моем ношу». Случается и всякому христианину терпеть разные озлобления от людей, жестоко уязвляющие самолюбие. К перенесению их пусть каждый воодушевляет себя взиранием на язвы Иисуса, на кротость и незлобие, с какими Он терпел их и прощал своих врагов. Сохраняемые на прославленном теле Христовом язвы Христовы суть постоянная проповедь о сем. Язвы Христовы сохранились на руках и ногах Его. Пусть это служит для каждого напоминанием о внешних грехах, совершаемых посредством телесных членов, – например о грехе присвоения чужой собственности, о жестокости в обращении с ближними и т. п., и пусть удерживается от сих грехов сознанием, что Христос язвен бысть в руки и ноги именно за эти грехи. А прободение ребр Христовых, коснувшееся сердца Его, знаменует, что Христос пострадал за грехи, гнездящиеся в сердце, зримые одним Господом Сердцеведцем. О тяжести сих грехов пусть каждый судит по тому, что уязвление за них Господь Иисус приял в Свое пречистое сердце, и взирая на эту язву, сохранившуюся на прославленной плоти Христовой, пусть убоится огорчать сими грехами уязвленного за них Господа.

«Во вся дни земли сеятва и жатва, зима и зной, лето и весна, день и нощь не престанут» (Быт. 8:22).

В сих словах содержится обетование Божие, данное Ною после всемирного потопа. – Обетования Божии непреложны. «Истина Господня, то есть верность в исполнении обетований, пребывает во век» (Пс. 116:2). Но несомненно и то, что не все обетования Божии безусловны. Есть обетования, которые непременно, независимо ни от каких обстоятельств, исполняются. Но кроме этих безусловных обетований есть такие, исполнение которых соединено с известными условиями. Из многих примеров условных обетований укажем на один. Господь Иисус, посылая апостолов на проповедь Евангелия, изрек: «иже веру имет и крестится, спасен будет» (Мк. 16:16). Христос за тем и пришел в мир, чтобы спасти людей. Им остается только принять спасающую благодать. Она готова излиться на каждого, желающего спасения, в силу обетования Христова: «иже веру имет и крестится спасен будет». Обетование самое ясное, но, как всякий видит, не безусловное. Не всяк спасен будет, но иже веру имет, – веру во Христа, как Сына Божия, пришедшего спасти людей вочеловечением Своим, учением Своим, страданиями и крестною смертию, – веру преимущественно в искупительную силу смерти Христовой. Но и веры одной недостаточно. Вера спасительна не сама по себе, а потому, что ею привлекается спасающая благодать. «Благодатию есте спасени чрез веру» (Еф.2:8). Но благодать сообщается верующему в таинствах, в ряду которых первое место занимает таинство крещения, или духовного возрождения, совершаемого водою и Св. Духом (Ин. 3:5). Чрез сие таинство верующий вступает в Церковь или в Царство Божие на земле (Ин. 3:5), входит в теснейшее общение с главою Церкви Христом, делается чадом Божиим по благодати (Ин. 1:12, 13) и наследником Царства Небесного, уготованного чадам Божиим (Рим. 8:17). Итак, желающий спасения должен не только веровать, но и креститься. Только под этим условием обещано ему спасение: «иже веру имет и крестится, спасен будет». Но и крещение есть такое условие спасения, сила которого зависит от исполнения обязательств, принимаемых в крещении. Крещаемый сам лично, или чрез восприемника, отрекается от союза с диаволом и сочетавается со Христом. Это значит, что он принимает на себя обязательство быть верным Христу, как царю своему и Богу, Ему единому служить, не давая в своем сердце места врагу Божию. Данное обязательство должно быть исполнено. Без, ревности к его исполнению и без раскаяния в неисполнении не пользует и самое крещение, подобно тому, как и ветхозаветное обрезание, бывшее образом христианского крещения (Кол. 2:11, 12), служа знаком завета с Богом, без соблюдения условий завета, без соблюдения закона, теряло свое значение (Рим. 2:25). «Не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, по плоти, но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце» (Рим.2:28,29). Обрезанные плотию, но необрезанные сердцем, не очищающие сердца от греховных скверн, только прогневляют Господа. Еще большего гнева Божия заслуживают христиане, нерадящие об исполнении обязательств, данных в крещении и, несмотря на обилие благодатных даров для духовного преспеяния, живущие так, что по жизни трудно отличить их от язычников. Это – христиане только по имени, а не по жизни. Им угрожает опасность лишиться спасения, обещанного верующим и крестившимся. Обетование спасения дано условно. Условие не исполнено, не исполняется и обетование. Таковых условных обетований много в слове Божием.

Но кроме условных есть обетования безусловные. Таково, например, обетование Христа о неодолимости Церкви: «Созижду церковь Мою и врата адова не одолеют ея» (Мф. 16:18). Основатель Церкви знал, что адские силы будут употреблять неимоверные усилия к разрушению Церкви, что она по наущению диавола будет иметь множество врагов в лице язычников, иудеев, еретиков, раскольников, ни во что не верующих. Но как бы ни были сильны нападения на нее, как бы ни были велики препятствия к распространению и процветанию ее, обетование о неодолимости ее непременно исполнится: она восторжествует над всеми враждебными силами и будет пребывать до скончания века. Тот, Кто основал ее, будет хранить ее и своею всемогущею силою защищать от вражеских нападений. Ибо безусловно непреложно и другое Его обетование: «Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф.28:20). По силе сего обетования в Церкви Христовой всегда будет сохраняться правая вера, благодать таинств, священноначалие, всегда будут законные пастыри и учители, законные совершители таинств. История Церкви есть история непрерывного попечения о ней главы ее Христа. Жизнь церковная, все учреждения церковные сохранятся даже во дни антихриста, и хотя Христос сказал, что во второе свое пришествие Он едва ли обрящет веру на земле (Лк. 18:8), но это не то значит, что веры совсем не будет, а то, что верующие не будут открыто проявлять церковную жизнь и для избежания мучительства антихристова будут искать себе убежища в сокровенных местах, например, в подземельях и пещерах, а не на лице земли.

К числу безусловно-непреложных обетований относится обетование Божие, данное Ною после потопа. Потопом нарушен был порядок годовых и суточных времен и приспособленных к нему человеческих занятий. Нельзя было в продолжение потопа ни сеять, ни жать; не видно было признаков отличия зимнего времени от летнего, холодного и знойного (вода, покрывавшая всю земную поверхность, уравняла повсюду температуру). Незаметны были границы дня и ночи, потому что дожди и туманы над землею производили постоянную тьму. Но потоп наконец прекратился, и Господь изрек обетование: «во вся дни земли сеятва и жатва, зима и зной, лето и весна, день и нощь не престанут». В силу этого обетования законы природы восприяли правильное свое течение и вместе восстановлен порядок человеческих занятий. И это будет продолжаться во все дни земли до самой кончины теперешнего мира. Столь утешительное обетование Божие должно иметь в виду особенно в настоящее время, довольно тревожное по случаю поздней весны. Весенний разлив воды наступил очень поздно, реки слишком долго не очищались от ледяного покрова, земля от снега, воздух от стужи. Вследствие этого произошла задержка в земледельческих работах и, по отсутствию травы, скот лишен подножного корма. И эти неблагоприятные для жизни людей, животных и растений явления имели место не только в северных и средних полосах России, но и в южных. Старожилы не запомнят ничего подобного за минувшее время. – Как смотреть на эти необычайные дни весны явления и вообще на усиление холода и появление суровой зимы в последнее время даже там, где прежде не знали этого, например, на юге Европы? Некоторые видят во всем этом зловещие признаки близости того времени, когда вся земля примет вид оплошного ледяного поля и исчезнет на ней животная и растительная жизнь. Опасение напрасное. Переживаемые нами явления относятся к числу частных и преходящих. Земле и всему вещественному миру суждено погибнуть не от холода, а от огня. «Приидет день Господень, яко тать в нощи, в оньже... стихии сжигаемы разорятся, земля же и яже на ней дела сгорят» (2Пет.3:10,7). До сего страшного дня, по обетованию Божию, данному после потопа, «во вся дни земли зима и зной, лето и весна не престанут». И это обетование непременно должно исполниться, как и то обетование, что впредь не будет всемирного потопа (Быт. 9:10, 11). Потоп служил наказанием за грехи людей. Допотопные люди дошли до такого нравственного растления, что, по слову Господа, стали плотию (Быт. 6:3), совсем забыли свое человеческое достоинство и жили одною плотскою, чувственною жизнию, отличаясь от бессловесных животных только изобретательностию на средства к умножению и разноображению чувственных выгод и удовольствий. Подобные грехи будут и после потопа; но как бы ни были они тяжки, как бы громко они ни вопияли на небо, обетование Божие о правильной смене годовых и суточных времен, о смене стужи теплом и тепла стужею неизменно будет исполняться, ибо оно выражено безусловно. Если Господу угодно будет посылать наказания за наши грехи, будут посылаемы разные наказания; но ни всемирного потопа, ни превращения времен года, ни прекращения приспособленных к ним человеческих занятий не будет. Будет Господь наказывать продолжительною и лютою стужею, но только на время и не на всем пространстве земли, подобно тому, как и после всемирного потопа бывали частные и не обширные наводнения. Радуга, которая по изволению Божию, должна свидетельствовать о безопасности от всемирного потопа, пусть напоминает нам также о непреложности обетования Божия: «во вся дни сеятва и жатва, зима и зной, лето и весна не престанут».

Слава долготерпению Господа, щадящему грешников. Но чем больше долготерпит нам Господь, тем хуже для пренебрегающих Его долготерпением: «они сами собирают себе гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам Его» (Рим. 2:5, 6), и нераскаянных грешников, если не в сей жизни, то в будущей, накажет осуждением на муки в огне вечном, уготованном диаволу и ангелам его (Мф. 25:41).

«Кто взыдет на гору Господню, или кто станет на месте святем Его? Не повинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою, и не клятся лестию искреннему своему» (Пс. 23:3,4).

Двадцать третий псалом, в котором читаются сии слова, написан Давидом по случаю перенесения Ковчега завета в скинию на горе Сионе (2Цар. 6:12). В этом псалме истинный Бог, чтимый избранным народом, прославляется как владыка всей земли и всего, что на ней существует; потом описываются свойства истинных чтителей Его, или тех, Которые достойно могут приближаться к Нему на святой горе Его, т. е. присутствовать при богослужении, на ней совершаемом в скинии; наконец изображается торжественное вступление Его в Кивоте Завета во врата скинии, при пении левитов, из которых одни сопровождают Кивот, другие встречают его у врат скинии. Таково содержание псалма в буквальном, ближайшем смысле; но с этим смыслом соединяется прообразовательный. Под образом торжественного шествия в новоустроенную Давидом на Сионе скинию предсказано для ветхозаветных верующих шествие Богочеловека с прославленною воскресением плотию в нерукотворенную скинию небесную, сопровождаемое от земли и сретаемое на небесах ангелами, – т. е. вознесение Господне³⁴. Вместе с сим в том же псалме для ветхоз. верующих предуказано было и то, что Господь Иисус вознесся с телом на небеса не для прославления только своего, в Его божественную личность воспринятого человечества, не для введения только его в участие божеской славы, но также для того, чтобы нам уготовать место на небесах, куда Он восшел предтечею о нас, чтобы и нам быть там, где Он сам (Евр. 6:20; Ин. 14:2, 8), – подобно тому, как и гора Сионская была местом не одного только особенного присутствия на ней в скинии Господа, но вместе местом собрания на ней верующих для духовного, посредством молитв и жертв, общения с Господом. Кому же именно уготованы горния селения, вход в которые открыт нам вознесением Христовым? Ибо нельзя же думать, что они уготованы для всех без различия – достойных и недостойных. Кто же именно взыдет, спросим словами псалма, на сию гору Господню, на сие место особенного, славного обитания Господа среди сонмов ангельских, прообразованное горою Сионскою, прославленною обитанием на ней Господа в скинии? Кто станет на месте святем Его? т. е. кто водворится в обителях Отца небесного, для того, чтобы вместе с небесными силами предстоять престолу Его, вместе с ними славословить Его, вместе с ними озаряться светом лица Его и в теснейшем общении с Ним обретать блаженство? Кто может надеяться достигнуть сего неизреченного блаженства?

Неповинен руками, ответствует псалмопевец на сей вопрос, им же самим предложенный. – Руки суть орудия телесной деятельности, телесного труда, и потому как в других местах Писания (Иак. 4:8; Псал. 25:6; 17:21), так и здесь вообще означают внешнее поведение. Неповинный руками, – это в обширном смысле человек с неукоризненным внешним поведением, непорочный в всех заповедях и оправданиях Господних, т. е. точный исполнитель предписаний законных, касающихся внешней деятельности человек, который всеми внешними делами свидетельствует, что он чтит Бога, почитает родителей, справедлив к ближним и строг к самому себе. В частности или в тесном смысле неповинный руками – это человек который чужд грехов, совершаемых руками. Он не простирает рук на чужую собственность, довольствуясь тем, что имеет; он не отдает сребра своего в рост и если занимает судейскую должность, не принимает даров против невинного для его осуждения и для оправдания виновного (Пс. 14:5); он не оскверняет рук своих нечистыми и любострастными прикосновениями; он удерживает свои руки от нанесения побоев и ран ближнему, не обращает их в орудие гнева и злобы, не проливает руками кровь ближнего; он не производит руками движений с целию подать другим знак к начатию и исполнению действий несправедливых и вредных для блага ближних. Таков человек неповинный руками.

Но одного внешнего, неукоризненного поведения еще не достаточно к тому, чтобы заслужить небесное блаженство, водвориться в горних обителях: оно должно быть соединено с чистотою сердца. Неповинный руками должен быть вместе чист сердцем. Иной является похвально поступающим во всех отношениях и своею неукоризненною, честною жизнию возбуждает всеобщее удивление и уважение к себе; самый зоркий глаз не откроет в нем ни одного пятна. Но сердце его полно нечистоты. Ее не примечают люди, но зрит Бог сердцеведец и отвращает от него свое благоволение. Он не благоволит к тому, кто хотя чист на руку, не присвояет чужой собственности незаконным путем, за то в сердце снедается завистию и зложелательством и злорадствует, когда ближний обнищает. Господь не благоволит к тому, кто хотя не оскверняет своего тела любострастными делами, но в ком воображение наполнено нечистыми образами, сердце волнуется плотскими вожделениями. Господь не благоволит в тому, кто хотя не простирает рук на пролитие крови, но таит в сердце гнев и злобу на ближнего. Господь неблаговолит вообще к людям неповинным одними руками, к чистым только по наружности, подобно гробам повапленным, но, также как гробы повапленные, внутри полным всякой нечистоты, – и святость Его не допустит их до ближайшего общения с Ним на святой горе Его, в горних небесных селениях; здесь место только для чистых сердцем и также для того, иже не прият всуе душу свою и не клятся лестию искреннему своему.

Иже не прият всуе душу свою, т. е. тот, кто не привязан душею к суете (Бл. Феодорит). Суетою называется все, в чем человек напрасно надеется найти удовлетворение потребности счастия, или блаженства, что напрасно почитает истинным благом. Так напрасно человек почитает истиным благом обилие земных сокровищ и заботами о стяжании, умножении и сохранении их мучит себя до пренебрежения высших духовных потребностей. Самое это мучение показывает, что в них нет истинного блага, – и отравляет удовольствие обладания ими. Они только служат средством к достижению блага, а не сами по себе благо. Потому заботы об умножении их могут быть оправданы только употреблением их на благую цель. Без отношения к этой цели не только умножение, но и самое употребление их есть только зло, а отнюдь не благо, есть поистине суета. Чувство этой суеты особенно будет горько человеку в последние минуты его жизни, ибо тогда неотсупно будет преследовать его вопрос: зачем он убивал себя заботами о том, чего не возьмет с собою на тот свет? Зачем он трудился над коплением земных сокровищ, когда плоды его трудов могут достаться нетрудившемуся, и бессмысленно будут расточены? – Суетны, напрасны также усилия человека найти истинное благо в земных удовольствиях и развлечениях. Опыт всех веков свидетельствует, что не только неумеренное наслаждение ими, но и умеренное, соединенное с благоразумием, с уменьем разнообразить их, эстетически пользоваться ими, как умел премудрый Соломон, хотя он ни в чем не отказывал своим глазам и сердцу, – оканчивается горьким самообличением Соломона: «Смеху сказал я: безумный! и веселью: что ты делаешь?» (Еккл. 2:2). – Суетна также надежда найти для себя счастие в расширении власти над подобными себе существами. Чем сильнее жажда этой власти, тем она мучительнее. Однажды кто-то из друзей Александра Македонского застал его в слезах и спросил, о чем он плачет. «Я плачу о том, – отвечал этот всесветный завоеватель, – что нет другого мира, который бы я, как землю, мог покорить своей власти». А забота удержать приобретенную власть, обеспечить свое высокое положение, поставить себя выше происков от людей, одинаково властолюбивых и зложелательных, еще более делает мучительным и следственно суетным обладание таким благом, каким признается власть. – Исчисляя виды суеты, Соломон находит суетным даже такое по видимому благороднейшее занятие, как приобретение мудрости, обогащение себя всякого рода познаниями, – почему же? Потому, говорит он на основании собственного опыта, что «чем больше мудрости, тем больше горести, и кто приумножит ведение, тот приумножит страдание» (Еккл. 1:18). Горесть и страдания испытывает мудрец вследствие сознания, что количество его знаний ничтожно в сравнении с тем, чего он не знает, и это сознание не только не умаляется, а возрастает в нем по мере расширения его познаний. – Вообще все земное и тленное, даже мудрость, взятая сама по себе без отношения к религии и нравственности, есть суета, не может удовлетворить человека, и горе тому, иже прият всуе душу свою, кто душею привязан к суете! Он и в настоящей жизни испытывает одно недовольство и страдания и в будущей не ждать ему добра, ибо что посеет человек здесь, то пожнет там; если здесь он сеет в плоть, заботится и думает об одном плотском и земном, то и там от плоти пожнет нетление, т. е. вечную пагубу. Что же не суета? В чем же заключается истинное благо? Оно заключается в общении с Богом. Он есть верховное добро и податель всякого добра. А путь к общению с Ним Соломон, проповедник суеты, указывает в страхе Божием, в соблюдении заповедей Его: «Бога бойся и соблюдай заповеди Его, ибо сие есть весь человек» (Еккл. 12:13), т. е. в этом заключается все для человека. Помимо этого пути нельзя достигнуть общения с Богом, следственно истинного счастия; но идущий этим путем может и земными благами пользоваться без горького чувства суеты, ибо не к ним у него лежит сердце, – сердце его занято единым на потребу, единым Господом. Но помышляя о Нем Едином и стремясь к общению с Ним на сей земле, он еще теснее соединится с Ним в горних обителях, – ибо там между ним и Господом совсем не будет преграды, полагаемой на земле если не пристрастием к земному, то необходимыми, невинными заботами о нем.

Наконец, по слову псалмопевца, чтобы иметь надежду на ближайшее общение с Господом в горних обителях, нужно избегать одного из самых тяжких грехов слова, именно ложной клятвы с целию ввести в обман ближнего. Так божится торговец, уверяя покупателя в доброте своего гнилого товара; божится злоязычник, что он правду говорит, распуская клеветы на ближнего; божится занимающий деньги, уверяя заимодавца, что непременно в срок возвратит ему занимаемые деньги, тогда как думает только воспользоваться легковерием его. Люди, обманывающие подобных себе божбою и привычку к ней даже не считающие грехом пусть подумают о страшных последствиях своего греха. Они легко могут избежать ответственности пред людьми, которых обманывают; но пусть побоятся Бога и Его суда. На Его суде не устоит кленыйся лестию искреннему своему. Вина его столь велика, что он находится в опасности быть отлученным от общения с Богом в горних обителях. Сюда открыт доступ только тому, кто не клянется лестию искреннему своему. Клянущийся лестию для обмана ближнего в двух грехах виноват, один другого тягчайших: в грехе обмана ближних, которых он должен любить, как самого себя, помня, что все мы члены единого тела, – и в грехе непочтения к Богу, имя Которого бесстрашно произносит для того, чтобы удобнее ввести в обман ближнего, – в грехе кощунства и богохульства. По слову Христа Спасителя даже в правде, без особенной нужды, не следует прибегать к божбе, а довольствоваться одним простым утверждением чего-нибудь: да, – или простым отрицанием: нет (Мф. 5:34, 37). Если следственно небезгрешно вообще божиться без особенной нужды, то легко понять, какой тяжкий, непростительный грех божиться с злым умыслом обмануть ближнего, и как справедлив приговор Божий, устами псалмопевца осуждающий на отлучение от Бога в горних обителях, и следственно на вечную погибель, людей клянущихся лестию искреннему своему.

Поздравляю вас, господа, с приближающимся окончанием гимназического курса. Каждый из вас, надеюсь, получит аттестат учебной зрелости. Но эта зрелость – относительная, достаточная только для того, чтобы перейти из среднего учебного заведения в высшее. О зрелости безусловной в усвоении истины, какой бы ни было, пока живем на этом свете, не может быть речи. Сколько бы десятилетий человек ни прожил на земле, даже если бы прожил несколько столетий, он не достиг бы желаемого совершенства в усвоении истины. По мере умножения знаний, усиливается убеждение, что мы знаем ничтожную часть в сравнении с тем, что остается узнать впереди. Жажда знания не утоляется успехами знания, как бы ни были они велики, а становится сильнее и не дает покоя любознательному. «Приложивый разум, приложит болезнь» (Еккл. 1:18), сказал мудрец, о котором известно, что «умудрися паче всех человек», который не только в совершенстве изучил и знал откровенный Закон Господень, но еще прославился тем, что «изглагола... три тысящи притчей, и быша песни его пять тысящ, и глагола о древех, от кедра иже в Ливане, и даже до иссопа, исходящего из стены, и глагола о скотех, и о птицах, и о гадех, и о рыбах» (3Цар.4:31–33). А другой мудрец мира языческого (Сократ), удивлявший всех умозрительным и практическим многоведением, сказал о себе: «я знаю, что ничего не знаю». Что значит это недовольство успехами знания, эта доходящая до болезненности жажда новых знаний?

Это значит, что цель нашего существования не настоящая жизнь. Неудовлетворяемая в настоящей жизни любознательность свидетельствует, что мы предназначены для нескончаемого развития в другой жизни – будущей. В настоящей жизни только полагается начало этого развития, сеются семена, плод которых ожидается в другой области бытия, когда душа, отрешенная от тела, настолько созреет для созерцания истины, насколько в здешней жизни ум взрослого человека превосходит в разумении ум едва начинающего лепетать младенца. Дай Бог, чтобы семена истины, в обильной мере посеянные в ваших душах здесь, в этом учебном заведении, принесли обильный плод там. Особенно этого надобно желать, когда идет речь об истине религиозной. Знание другого рода истин, не относящихся к области религии, нужно и полезно собственно для земной, временной жизни, для удовлетворения любознательности, неимеющей прямого отношения к жизни вечной. На том свете с нас не потребуют отчета в знании математики, наук естественных, исторических, словесных; но с нас непременно взыщут на суде Христовом за пренебрежение закона Господня, Слова Евангельского. «Слово Христово, пренебреженное, будет судить пренебрегшего в последний день» (Ин. 12:48). Пренебрегать учение истины, содержащееся в Евангелии и хранимое в Церкви, которая есть столп и утверждение истины, значит или совсем не стараться узнать это учение, или не заботиться о проведении его в убеждение и жизнь. И первое неизвинительно даже для так называемых темных людей, которые думают, что Бог не взыщет с них за неведение истины, хотя они могли усвоить ее при церковном богослужении, внимательно слушая все, что в храме Божием читается, поется и проповедуется. Еще менее извинительно, зная хорошо учение истины из книг, из уроков, не принимать его к сердцу и не руководствоваться им к жизни. Кому много дано, с того много взыщется. Вам, господа, много дано. Школа долго и много заботилась о духовном вашем просвещении; она познакомила вас с учением христианской истины не только в том виде, в каком должны знать ее все православные христиане, грамотные и неграмотные, но и в научной форме. Она дала вам возможность не только самим убедиться в истине Православной веры путем основательного изучения ее, но еще защищать ее, и давать твердый ответ всякому требующему отчета в вашем уповании (1Пет. 1:15). Все это прекрасно; но что если учение истины, преподанное вам здесь, вы принимали только к сведению, а не вместе к сердцу? Что если вы слушали уроки по Закону Божию, как слушают в университетах обязательные для всех студентов юридического факультета без различия вероисповеданий уроки по церковному праву студенты из Евреев? Враги Евангелия, они, как говорят, для получения ученой степени не уступают своим товарищам христианам в усвоении научных сведений по церковному праву. Они отлично могут дать отчет в знании церковных законов относительно христианских таинств, церковной иерархии, церковного благочиния, и за сие удостоиваются искомой ими ученой степени. Но чего им недостает? Убеждения в христианской истине, в Святости Церкви и ее законов и уставов. Оттого христианская истина не производит в их душах спасительного действия, не приносит ожидаемых от нее плодов. В подобном положении могут находиться и христиане, достаточно наставленные в законе Господнем. Не все семена приносят плод. И доброкачественные семена остаются бесплодными, если не пустят корня в земле. Равно и прекрасные наставления в деле богопознания, богопочтения и благочестия могут остаться бесплодными, если не пустят корня в душе, если не произведут убеждения и примутся только к сведению, усвоены будут одним умом и памятью. Законоучители заботятся не о том только, чтобы учащиеся хорошо знали преподаваемое им учение веры, но вместе чтобы прониклись убеждением, с сердечною верою приняли это учение. Но всегда ли законоучители могут с уверенностию сказать, что это им удалось? Трудно им в этом удостовериться. Они могут судить только об успехах учеников в знании и то по одним внешним признакам, – по исправности в приготовлении уроков, по удовлетворительности ответов на испытании. Что же касается до убеждений, то они или совсем недоступны, или мало доступны внешнему наблюдению. Душа человеческая – потемки. Могло случиться, что и вы, господа, по крайней мере, некоторые из вас, заботясь о получении хороших отметок по закону Божию, не заботились или мало заботились об укоренении в себе убеждения. Это, конечно, очень горько. Человек без убеждения в истинах веры, или с убеждением не твердым, есть несчастный человек. Вера не имеет корня в душе его, и потому он или совсем ее утрачивает, или увлекается всяким ветром учений лжеименного разума, не ставящего ничего выше своего авторитета. В нравственном отношении он может дойти до того, что перестанет признавать различие добра и зла, греха от не-греха; в образе жизни будет руководиться не чистыми религиозными и нравственными побуждениями, а только житейскими и чувственными, добром будет почитать только то, что выгодно и приятно чувственности. Голос совести, не проверяемый законом Господним, наконец замолкнет в нем, страсти возмут над ним такую силу, что, увлекаясь ими, он не будет чувствовать своего унизительного положения под гнетом их. В счастии он будет зазнаваться, не признавая своей зависимости от Бога, в несчастии унывать и искать утешения в греховных развлечениях, ибо ему чужды будут утешения Веры. Не дай Бог никому из вас, господа, дойти до такой позорной крайности; от ней может спасти только религиозное убеждение. Если оно еще не окрепло в вас, старайтесь укрепить его в душах ваших внимательным чтением слова Божия и благонамеренных религиозных книг, особенно таких, в которых найдете не только положительное изложение учения веры, но и врачевство против безверия и лжемудрования; усерднее слушайте богословские уроки из уст глубокопросвещенных преподавателей; побольше размышляйте, чтобы самостоятельным размышлением прочнее усвоить истину; наипаче же для укрепления убеждения прибегайте к молитве, умоляя Господа словами Псалмопевца: «научи мя Господи оправданиям Твоим. Открый очи моя и уразумею чудеса от закона Твоего» (Пс. 118:12, 18). Псалмопевец в совершенстве знал оправдание или заповеди закона Господня; но одно книжное знание он не считал для себя достаточным, – он искал еще непосредственного благодатного озарения своего ума светом истины. Ищите и вы того же, с надеждою, что Дух истины наставит вас на всякую истину в деле веры. К укреплению религиозного убеждения способствует также жизнь, сообразная с христианским учением. Устрояйте вашу жизнь по его руководству, и вы собственным опытом удостоверитесь в благотворности его. В покорности разума вере вы найдете удовлетворение потребности истины; в благочестивых упражнениях и подвигах борьбы со страстями и добродетели откроется для вас источник мира душевного, обыкновенно возмущаемого страстями; в благополучии и злополучии вы сохраните самообладание, предохраняющее от злоупотребления земными благами и от малодушия в лишении их. Если религиозное убеждение благотворно для христианской жизни, то не менее благотворными последствиями ревность к подвигам христианской жизни отзовется на религиозном убеждении. Да поможет вам Господь преуспеть в том и другом отношении.

Гроб всякого человека, особенно же отрока и младенца, красноречиво говорит о скоротечности нашей жизни. Невольно припоминаются слова псалмопевца: «человек, яко трава; дние его, яко цвет сельный тако отцветет» (Пс.102:15). Действительно, человек похож на траву и на полевой цвет. Долго ли мы любуемся на зелень травы, на великолепие распустившегося цветка? Один, много – два месяца. По прошествии этого срока, при самых благоприятных условиях, трава и цветок начинают блекнуть и увядают, но при условиях неблагоприятных, например, в случае бездождия, жгучего ветра, несущегося из песчаной пустыни и все по пути опустошающего и заносящего песком, трава и цветы гибнут гораздо раньше, не достигая зрелости. Подобное случается и с человеком. Наше долголетие кажется нам долголетием только по сравнению с недолговечностию в здешней жизни; в сравнении же с вечностию оно – едва приметное мгновение. Еще с большею точностию можно назвать мгновением жизнь младенцев и отроков, умирающих преждевременно, какова например жизнь отрока, сокрытая в предлежащем гробе. Поистине это – жизнь едва распустившегося и уже погибшего цветка. Но человек похож на траву и цветок только по кратковременности телесной жизни. Тело умирает, а не душа. Душа продолжает существовать по разлучении с телом. Да и в настоящей жизни душа, по крайней мере при правильном ее развитии, выше условий телесного бытия. Жизнь телесная, так и жизнь цветка, чем больше продолжается, тем ближе к истощению, к концу. Но в душе этого не замечаем, – замечаем противное: чем дольше живет человек, тем больше он может развиваться в духовном отношении. Ум его зрелее, нравственная сила крепче, чувство радости общения с Господом, чувство нужды в этом общении живее. Есть немало глубоких старцев, которые поражают юношескою духовною свежестию. К ним вполне относится изречение апостола: «внешний человек тлеет, внутренний обновляется» (2Кор.4:16). Но при этом замечательно, что с духовным преуспеянием возрастает недовольство достигнутыми успехами. Все, до чего достигли духовно преуспевшие, кажется им малым. «Я еще не начинал духовной жизни», – свойственно говорить всякому истинному подвижнику благочестия, как бы он ни был стар и как бы ни долго подвизался. Даже если бы он прожил на свете тысячу лет, он тоже сказал бы. Что это значит? Это значит, что сей жизни, как бы она ни была долговременна, недостаточно для достижения успеха в духовном развитии, и что непременно должна быть другая жизнь, в которой могут быть удовлетворены те духовные потребности, которые не удовлетворяются в здешней жизни. Иначе не вложил бы Господь в нашу душу этих потребностей; они присущи нам по самой природе и были бы бесцельны, если бы оставались без соответствующего удовлетворения, как бесцельна была бы потребность питания, если бы не было насыщения. И должно сказать, что эта другая жизнь есть цель жизни земной. Последняя есть только приготовление к первой, а смерть есть только переход души из этого мира в другой. Посему смерть христианина на церковном языке называется преставлением, или переселением, т. е. переходом из одного состояния в другое. На древнейших надгробных христианских памятниках это преставление именуется рождением, день смерти – днем рождения. Это весьма знаменательно. Стало быть, в каком бы возрасте кто ни помер, он чрез смерть делается новорожденным младенцем; для него начинается новая жизнь, новое развитие, в сравнении с которыми предшествующее развитие оказывается так незначительным, что и старец, при воспоминании о прожитой на земле жизни, не признает своего преимущества пред младенцами. Но особенно это должно сказать об умирающих в раннем возрасте, к числу которых принадлежит оплакиваемый нами отрок. Нельзя не скорбеть о преждевременной его смерти; но вместе нельзя не утешаться при мысли о смерти, как о рождении в новую жизнь. Должно уповать, что он будет расти и крепнуть там при условиях несравненно благоприятнейших, чем здесь. Там не будет тех препятствий к его успешному росту, какие неизбежны здесь, не будет соблазнов и искушений, задерживающих правильное духовное развитие здесь. Если блаженство в будущей жизни состоит в теснейшем общении со Христом, там никто не будет мешать этому общению, как нередко мешают здесь вопреки Его заповеди: «оставьте детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть царствие небесное» (Мф.19:14). Этой близости ко Христу, этой беспрепятственности к общению с Ним надобно радоваться всем, истинно любящим рожденного в новую жизнь отрока. Конечно трудно заставить себя радоваться при утрате любимого существа. Но отчего трудно? Понятна с христианской точки зрения скорбь о смерти беспечного и нераскаянного грешника, угрожаемого вечною погибелию; но когда нет причин для опасения за участь умершего с добрым христианским расположением, – скорбь о нем, не растворяемая упованием на Господа, свидетельствует не столько о любви к нему, сколько о нашем самолюбии. Предаваясь такой скорби, мы больше имеем в виду самих себя, а не того, с кем разлучаемся, больше жалеем о лишении тех удовольствий, какие он доставлял лично нам, и может быть тех выгод, каких мы ожидали от него лично для себя, например – опоры в нашей старости и немощи. Нам суждено расстаться с мечтами об этих выгодах, с этими удовольствиями, – потому и плачем, но плачем по самолюбию. Не будем слушаться голоса самолюбия, дадим в нашем сердце место бескорыстной любви к тому, кого с переходом в другой мир ожидает светлая будущность. Мы радуемся о новорожденном, вступающем в земную жизнь. Еще больше побуждений радоваться о рождении души для новой вечной жизни, о вступлении ее в область бытия, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, ни пагубных искушений и соблазнов. Не плакать должно в сем случае, а благодарить Господа, что взял от нас любимое существо и укрыл под кровом крил своих в месте светлом, злачном и покойном. Любовь к нему должна побуждать нас не к плачу, а к молитве о душе его с упованием на милость к нему Господа. Нельзя также не утешаться и не благодарить Господа при воспоминании о добрых качествах умершего отрока. Не отрадно ли воспоминание о том, как он любил церковное богослужение, с какою радостию он имел обычай прислуживать в алтаре, подавать кадило, выносить свечу пред входом в алтарь с Евангелием, кадилом и св. Дарами? Даже среди постигшей его предсмертной болезни он выражал желание бывать в церкви не в праздники только, но и в будни, и надеялся придти в храм в ближайшую субботу. Видите, как исполнилась его надежда: он действительно пришел в храм в настоящую субботу, только не на своих ногах, – его принесли сюда в гробе. Помолимся, чтобы Отец небесный, земной храм которого он любил посещать, водворил его в небесных обителях своих и сподобил его вечно праздновать в них.

«В благословении правых возвысится град, усты же нечестивых раскопается» (Притч.11:11).

В сих словах указывается на значение в жизни общества людей правых и людей нечестивых. Благо граду, или гражданам, среди которых обитают люди правые, т. е. благочестивые и добродетельные. Ради их Господь готов миловать даже беззаконные города. Сколько беззаконий и притом самых тяжких, вопиющих на небо, было в Содоме! Но Господь казнил беззаконников только потому, что в Содоме не нашлось десяти праведников, а было только семь: Лот с семейством. Недоставало только трех праведников для пощады множества нечестивых. Присутствие праведников в граде не только спасает его от гнева Божия, но еще возвышает его, – благодаря им город или вообще гражданское общество достигает цветущего состояния в бытовой жизни. Какою же силою они споспешествуют общеcтвенному благосостоянию. Силою благословения. «В благословении правых возвысится град». Под благословением или благими словами, судя по противоположности устам нечестивых во второй половине рассматриваемого стиха, разумеются здесь благотворные речи, исходящие из уст правых людей. «От избытка сердца уста глаголют» (Мф. 12:34). Сердца благочестивых и добродетельных исполнены чувствами любви к Богу и страха Божия, благожелательности и любви к ближним. Эти же чувства выражаются и устами их. Большое значение в жизни общественной имеют речи всякого благочестивого человека, даже бедного и незначительного, но преимущественно благочестивых и добродетельных начальников и вообще занимающих высокое положение лиц. Подчиненные и низшие обыкновенно берут пример с высших и с особым вниманием прислушиваются к их словам, принимая их к сведению и руководству. И сами по себе, по своему внутреннему достоинству эти слова заслуживают уважение; но еще больший вес они приобретают, когда слышатся от высокопоставленного лица. И дай Бог, чтобы все, облеченные властию, лица почитали священным долгом действовать на общество не силою одного авторитета или внешней власти, но вместе силою нравственною, – дай Бог, чтобы помнили, что они суть слуги Божие и должны отвечать не пред Государем только, но и пред Господом Богом в употреблении своей власти. Уста их изрекали бы тогда одни благословения, одни благие, проникнутые духом благочестия, истинной любви к ближнему, слова, которые, переходя от одних к другим, повторяясь тысячами уст, производили бы благотворное влияние на общество. Под их влиянием общество возвысилось бы в нравственном отношении; успехи же в нравственной жизни не могли бы не отразиться во внешних делах, в житейском быту. Нравственная сила есть необходимое условие для житейского благосостояния. И благословенны те люди, которым общество, среди коего они обитают, обязано подъемом этой великой силы. Поистине их можно назвать «святым семенем стояния» общества в нравственном и бытовом отношении. Но горе граду или вообще гражданскому обществу, в котором преобладают нечестивые! Устами их раскопается, разорится, град. У нечестивых на уме одно нечестие, и что у них на уме, то на языке. «Благий человек от благаго сокровища (т. е. от благаго сердца) износит благая, а лукавый человек от лукавого сокровища износит лукавая» (Мф. 12:35). Губя себя самих превратным образом мыслей, они стараются навязать его другим, стараются уловить их в свои пагубные сети гнилыми речами, распространением, устным и письменным, своих лжемудрований, враждебных вере, Церкви и гражданскому порядку. И что было бы с гражданским обществом, если бы внушения этих нечестивых людей имели полный успех, не встречая противодействия со стороны благомыслящих, благочестивых и добродетельных граждан? Нет сомнения, что устами нечестивых раскопается (разорится) град, если восторжествуют провозглашаемые этими устами противообщественные учения, каково, например, учение, что верховная власть не нужна и должна уступить место безначалию, что неравномерное распределение земных благ есть зло, которое надобно уничтожить насильственными средствами, что собственность есть кража, что законный брак и семейная жизнь противны природе, что родители не должны иметь власти над детьми. К числу противообщественных, несовместных с существованием благоустроенного общества, относится также не менее противообщественное распространяемое в наше время лжеучение одного русского писателя. Он проповедует, будто несогласно с учением Евангелия противление злу законными средствами, существование судебных учреждений и присяги, ведение войны для защиты государства. Распространители этого лжеучения думают, что они учат и поступают согласно с Евангелием; на самом же деле они искажают его. Ибо заповедь Христова о несопротивлении злу направлена против самоуправства, а отнюдь не против законных мер противодействия насилиям и притеснениям. Заповедь Христа: «Не судите, да не судими будете» (Мф.7:1) – воспрещает пересуды, легкомысленные и злобные отзывы о чести ближнего, а отнюдь не относится к судебным властям, иначе Господь Иисус не установил бы суда для своей Церкви (Мф. 18:15–17). Воспрещение Христом божбы в обыкновенных разговорах не есть воспрещение законной присяги в важных случаях, иначе Он Сам не подтвердил бы клятвенное требование первосвященника сказать: действительно ли Он Христос? – Законная война отнюдь не противна любви к врагам, ибо предпринимается не по злобе к неприятелям, а для наказания их за неправду, которое должно быть совершаемо с состраданием к ним и даже с любовию по примеру Господа, ибо «его же любит Господь, наказует» (Притч.3:12; Евр.12:6). Наипаче же война есть дело любви к отечеству, ибо Сам Христос сказал: «больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15:13). Разрушительные учения, исходящие из уст нечестивых людей, остаются покуда в области мечтаний и не проведены в жизнь. Но что, если бы эти мечтания обратились в дело, если бы водворилось в обществе безначалие, если бы безнаказанно можно было нарушать права собственности, если бы бедные граждане считали себя вправе отнимать имущество у богатых, если бы отменены были законы, ограждающие личную безопасность, если бы уничтожены были суды и присяга, если бы сделалось господствующим повсюду право сильного, если бы потрясены были основы семейной жизни, если бы признано было несправедливым защищать отечество от неприятельских нашествий военною силою? Возможно ли было бы тогда существование благоустроенного общества? Поистине усты нечестивых град раскопается, подвергается опасности быть разоренным. Но от этого несчастия человеческие общества еще далеки. Над нами бодрствует Святое Провидение, пекущееся о нашем благосостоянии посредством поставляемых им земных властей. Сила зла обуздывается властию земною. Пока существует эта власть, никто безнаказанно не может посягать на нашу личную безопасность, на права собственности, чести. При сильной власти, располагающей военными средствами для отражения внешних врагов, можно проводить тихое и безмолвное житие каждому под сению своей смоковницы и виноградной лозы, как проводил Израиль во дни Соломона, с упованием на защиту и безопасность в случае неприятельских нашествий. Нам остается только быть бдительными, чтобы не впасть в сети лжеучителей. Посреди сетей ходим: долго ли запутаться в них? Не только себя самих мы должны оберегать от этой опасности, но и других, особенно молодое поколение, легко увлекающееся искушениями и соблазнами, предостерегать от общения с людьми нечестивыми, уста которых открываются только для того, чтобы подкопать основания общественного благосостояния противообщественными учениями. Их усилия, направленные к сей цели, в высшей степени преступны и в сущности не отличаются от разбойнических. Но они не сознают этого, – почитают себя не разбойниками, а благодетелями человечества. Что мы считаем злом, для них есть добро. Стало быть они более опасны для общества, чем обыкновенные преступники, которые совершают преступления не потому, чтобы не считали их преступлениями, а по слабости воли, нередко по злому умыслу, неодобряемому их же совестию. Эти преступники близки к раскаянию, потому что сознают свою вину, хотя и не вдруг объявляют себя виновными, тогда как распространители противообщественных учений вины за собою не сознают и потому раскаиваться побуждения не имеют. Они грешат по убеждению, что поступают и судят правильно, – грех имеет корень в их уме, а не в воле. – Да сохранит Господь от них наше общество. Дай Бог, чтоб их злые усилия уничтожаемы были противодействием людей правых.