Преосвященный Виссарион, епископ Костромской

(К 50-летию служения его)

Благих трудов плод благословен

и не отпадающь корень разума.

Прем.3:15.

Так по всей справедливости можно сказать о преосвященнейшем Виссарионе, епископе Костромском и Галичском, пятидесятилетие служения которого Церкви и отечеству исполняется 10 октября сего 1898 года и благими плодами духа которого, многочисленными и разнообразными, издавна славится и услаждается отечественная Церковь наша.

Преосвященнейший Виссарион, в мире Василий Петрович Нечаев, сын диакона Тульской губернии, Крапивенского уезда села Коледина, родился 13 марта 1822 года. Получив начальное и среднее образование в пределах Тульской епархии, он в 1844 году выпущен был из Тульской духовной семинарии студентом, с засвидетельствованием от семинарского начальства о способностях его, как «очень хороших», прилежании – «постоянно ревностном» и поведении – «весьма честном». Как один из лучших воспитанников семинарии, он в том же году, вместе с двумя товарищами своими – Гр. Як. Успенским и Александром Никаноровичем Ивановым¹, – послан был на казенный счет, для получения высшего богословского образования, в Московскую духовную академию. Здесь, сдав приемные экзамены весьма хорошо², он был принят и затем во все четыре года академического образования стоял в числе лучших студентов. Курсовое сочинение о св. Димитрии Ростовском, которое он писал на четвертом году этого образования, завершило дело и окончательно решило участь его: отличные достоинства этого сочинения доставили В.П. Нечаеву третье место по списку в числе магистров XVI курса (выпуска 1848 года), давшего России многих доблестных деятелей на поприщах церковном и гражданском, по большей части уже скончавшихся, а частию и доселе здравствующих. Так, из 24-х магистров сего курса³ три были архиереями: Василий (Левитов), епископ Пензенский († 1892 г.); Григорий (Медиоланский); епископ Пензенский же († 1881 г.) и Вениамин (Карелин), епископ Рижский († 1874 г.). Затем протоиереи Московские: В.М. Сперанский – первенец курса, весьма даровитый, обладавший обширными и основательными познаниями, но в то же время весьма скромный (сконч. в 1878 г.); – С. Г. Вишняков († 1892), М.С. Боголюбский, И.Н. Александровский († 1886 г.), Д.И. Языков, Π.М. Волхонский († 1893 г.); иногородние: Г.П. Первухин, с честию подвизающийся на церковно-общественном поприще в Твери, в сане кафедрального протоиерея; M.А. Германов, бывший уже в 1850-х годах кафедральным протоиереем в Томске; A.Н. Иванов, выше упомянутый; H.А. Барский, И.Г. Поспелов и иные. Заслуживают упоминания также – Η.П. Гиляров-Платонов, кончивший курс вторым магистром, бывший бакалавром академии (в 1848–1855 годах), впоследствии редактор Современных Известий (сконч. в 1887 г.); К. И. Снитко, бывший директором Виленских народных училищ и членом Виленской археографической комиссии и публичной библиотеки; В.И. Лествицын, известный писатель-археолог (сконч. в 1890 г.)⁴ и др.

Магистерское сочинение В.П. Нечаева было писано на тему, данную известным профессором, а затем ректором Московской духовной академии A.В. Горским († 1875 г.) и под ближайшим руководством последнего. А.В. Горский, как известно, в высшей степени внимательно и заботливо относился к сочинениям студентов академии, писавшим оные по его предмету⁵, особенно когда видел в писавших задатки истинной учености, что, понятно, более всего бывало с курсовыми сочинениями. Он с отеческою или, скорее, дружескою любовию и заботливостию вводил студента мало-помалу в полное и всестороннее обладание предметом сочинения, указывал не только русские, но и иностранные, не только печатные, но и рукописные источники и пособия, ознакомлял со строго научными приемами писания сочинений, предъявляя к каждому сочинению все более и более строгие требования научности, и наконец, помогал студенту в обработке сочинения для печати, если сочинение академическою конференциею признаваемо было достойным того. Поэтому-то и нелегко было писать сочинения по предмету Александра Васильевича и в тоже время любо было писать для него тому, кто хотел серьезно заняться ученою работою. Так было, между прочим, и относительно В.П. Нечаева, в котором A.В. Горский увидел именно задатки истинной учености. Когда курсовое сочинение В.П. Нечаева в рукописи, вследствие лестного о нем отзыва A.В. Горского, было конференциею Московской духовной академии не только одобрено для присуждения автору его степени магистра богословия, но и отличено, как одно из самых лучших в числе магистерских сочинений, признано в числе весьма немногих, заслуживающим напечатания на счет академических сумм⁶, тогда было естественным предположение – иметь автора этого сочинения в виду для занятия какой-либо кафедры, даже в самой академии, в случае открытия вакансии. Обыкновенно в таких случаях академическое начальство старалось таких воспитанников предназначать в ближайшие к академии семинарии – Московскую или Вифанскую. Но так как в то время ни в той, ни в другой семинарии для В.П. Нечаева не было подходящего места, то он, от 10 октября–5 ноября 1848 года, был назначен в Тульскую духовную семинарию учителем среднего отделения 3 класса по предметам логики, психологии, патристики и латинского языка, – главным, по тогдашнему порядку учения, предметам среднего отделения, или иначе, философии.

В вышеозначенном предположении, однако, академическое начальство в последней половине ноября того же 1848 года, когда В.П. Нечаев должен был проезжать через Москву, рекомендовало его, как автора сочинения о св. Димитрии Ростовском, митрополиту Московскому Филарету, читавшему его сочинение в рукописи. Митрополит Филарет, вообще, как известно, строгий в своих воззрениях на учено-литературные труды и весьма не щедрый на похвалы даже хорошим из них, от 23 ноября означенного 1848 года писал ректору академии архимандриту Алексию⁷: «От сочинения о св. Димитрии я не в восхищении, а потому и от сочинителя. Но ежели находите справедливым прочить его для наших мест, не спорю⁸».

Но доколе еще не открывалось вакансий ни в Московской, ни в Вифанской семинарии, В.П. Нечаеву нужно было позаботиться об усовершении своего магистерского сочинения для печати. A.В. Горский, отправляя В.П. Нечаева в Москву, снабдил его следующим рекомендательным письмом от 20 ноября 1848 года к известному историку и собирателю древностей Михаилу Петровичу Погодину⁹: «После многих месяцев молчания осмеливаюсь представить к вам, кроме письма, двух живых свидетелей наших дел. Один из них¹⁰ имеет до вас и особенную нужду; другой¹¹ желает воспользоваться кратким временем пребывания в Москве, чтобы вместе с товарищем познакомиться с вашим богатым музеем. Оба посвятили свои последние труды в академии русской церковной истории. Оба из лучших наших воспитанников, ныне окончивших курс, и оба, как еще школьники, не смелы. Имеющий до вас покорнейшую просьбу, г. Нечаев, занимался в последнее время обозрением жизни и трудов св. Димитрия Ростовского. Сочинение его приготовлено к печати. Между тем, мы узнали, что между бумагами, переданными вам И.М. Снегиревым¹², есть перечень слов святителя, находящихся между рукописями Новгородской Софийской библиотеки и не изданных в свет. Об этом сказывал мне недавно бывший здесь сам Иван Михайлович¹³. Сделайте милость, позвольте нам списать этот перечень, для некоторых соображений, если уже не можем иметь у себя и самых слов. Нет ли у вас каких-нибудь писем святителя, не помещенных в издании его творений, или других известий о нем, особенно об его деятельности Ростовской? У нас, кроме печатных источников, под руками были только письма его к Феологу, указанные в Описании рукописей Румянцевского музеума, Востокова, и письмо к Мазепе, писанное вместо архимандрита Печерского Варлаама¹⁴». Μ.П. Погодин, давно знакомый с A.В. Горским и широко пользовавшийся его услугами для разных целей, особенно учеными¹⁵, сделал все возможное в исполнение желания Александра Васильевича и принял обоих молодых людей 22 ноября того же 1848 года¹⁶. О последствиях этого посещения сам В.П. Нечаев от того же 22 ноября писал A.В. Горскому: «Высокоуважаемый мой наставник Александр Васильевич! Благодаря Вашему письму был я с Мих. Антонычем¹⁷ у Μ.П. Погодина. Он был так снисходителен, что показал нам все свои археологические и исторические редкости с объяснениями и замечаниями, в числе редкостей показал нам также H.В. Гоголя¹⁸, который промолвил при нас пару слов и в ту же минуту скрылся в свой кабинет писать свои «Мертвые души». – С реестром в руках, и под руководством самого М. Петровича, отыскивал я в его библиотеке рукописи, сколько-нибудь относящиеся к нашему рассуждению о Димитрии Ростовском, копался часа полтора, и мог откопать только Летописец святителя в полном виде – под № 207 на переплете и 981 на заглавном листе, потом в отдельном переплете Хронологии с присовокупленным началом летописи под № 238 на переплете и 980 на заглавном листе. To и другое в рукописях, писанных четко и красиво – вещи известные нам в печати и, кажется, не представляющие ничего особенного. Не знаю, можно ли что-нибудь извлечь из «Оглавления слов преосв. Димитрия митроп. Ростовского, которые еще не изданы в печати», – того самого оглавления, о котором говорил вам Снегирев. Одни из сих слов изданы, другие, как увидите, не принадлежат св. Димитрию, третьи, как и последние, могли быть внесены в каталог с именем св. Димитрия без особенных доказательств на принадлежность ему, хотя, конечно, трудно нам доказать и противное. Вот вам список оглавления:

1. Слово 2-е на Архистратига Михаила под № 10.

2. Слово на 18 д. ноября под № 13.

3. Слово на Введение пресв. Богородицы № 14.

4. Слово на д. Рождества Хр. № 20.

5. Слово на 1-й д. генваря № 21.

6. Слово на великомуч. Георгия № 28.

7. Слово на памать Леонтия Ростовского № 29.

8. Слово на д. Ап. Петра № 22.

9. Слово на д. Одигитрии № 35.

10. Слово на Успение № 36.

11. Слово на д. Казанской Богородицы № 38.

12. Слово на д. Ап. Павла № 33.

13. Слово на д. Каллиника архиепископа № 41.

14. Слово на д. Успения № 43.

15.Слово на д. Покрова № 44.

16. Сказание от Божеств. Писаний № 45.

17. О странствовании человеч. жизни № 46.

18. Из книги венца Христова № 48.

19. Духовная Димитрия № 51.

20. О должности всякого верного № 53.

21. О страсти греховной № 55.

22. О покаянии № 56.

23. О молитве № 57.

24. О тех, кто не боится Бога № 88.

25. Слово за упокой № 89¹⁹.

26. Слово за упокой № 60.

27. Слово на погребение Феодора Плещеева № 61.

28. Слово на погребение Франца Лефорта № 63.

29. Слово о страсти прелюбодеяния № 64.

30. Слово 2-е о страсти любодейной № 65.

31. Моление келейное о живых и преставльшихся № 69.

32. О пресуществлении св. Тайн № 69.

33. О поклонении св. дарам № 70.

34. О освящении св. Тайн № 71.

35. Колесница торжественная № 72.

36. Вторая колесница торжественная № 73.

37. Триумфальные врата № 74.

38. Духовная преосв. Стефана № 75.

39. О примирении ц. великороссийской с римскою.

40. Список с подлинной грамоты, посланной в Париж.

41. Письмо к Государю преосв. Стефана.

42. Поучение о страстях Христовых № 79.

М. Петрович поручил мне написать, что «Псковское дело», о котором писал к нему Сергей Константинович²⁰, может быть доставлено ему не раньше лета. – Когда выйдет из цензуры и побывает в руках владыки рассуждение о св. Димитрии, тогда, сделайте милость, известите меня об этом. – Остаюсь искренно преданный вам Василий Нечаев. – Свидетельствуют вам почтение Μ.П. Погодин, Василий Михайлович Сперанский²¹, М. Антоныч Германов²². Немногим, таким образом, обогатив в Москве свое рассужение о св. Димитрии из сокровищницы Μ.П. Погодина²³, В.П. Нечаев, в чаянии перемещения из Тулы в ближайшую к академии семинарию, отправился на новое для него дело – преподавание вышеозначенных предметов в Тульской семинарии, и со свойственною ему ревностию принялся за это дело, не забывая и о магистерском своем сочинении. От 25 марта следующего 1849 года он снова писал А.В. Горскому: «Очень благодарен Вам за известие о судьбе сочинения о Д. Р. В письме из Москвы (в ноябре прошлого года), я просил Вас уведомить меня о сочинении не прежде, как оно выйдет из цензуры, и из рук владыки. Поэтому, не получая доселе от вас уведомления, я очень хорошо понимал причины медленности его. Но любопытство, столь сродное чадам Евы, подстрекнуло меня стороною узнать о том, о чем я узнал от вас самих... Извините мою нетерпеливость... – Итак, алфавит принадлежит не св. Димитрию, a Исайи Копинскому? Чудак этот митрополит Евгений; в своем словаре изволит одно и то же сочинение приписывать двум лицам²⁴. Еще более чудак я, смеющий называть чудаком ученейшего иерарха, в сравнении с которым я самое микроскопическое существо. Сделанное Вами открытие заставит изумиться всякого, кто знал Алфавит духовный, a кто его не знает и кто не притворяется изумляющимся его аскетической глубине? A спросить по совести: какая тут глубина? He будь имени св. Димитрия, не стали бы подозревать глубины там, где собраны очень обыкновенные вещи в азбучном порядке под руководством Киевского вкуса. По моему мнению, Богомысленное размышление о страстях Христовых, плач на погребение Христово и прочие статьи св. Димитрия в этом роде по своей трогательной глубине стоят тысячи алфавитов, которые ничего не прибавляют к славе святителя и только мешают ближе и целостнее уразуметь дух его²⁵. Извините мою откровенность; помнится, Вы и сами что-то подобное высказывали об Алфавите по случаю моих льстивых похвал Алфавиту, сделанных с чужого голоса и без всякой основательности. С любопытством готовлюсь прочесть статью о мартирологе и другие новости. Между тем, как Вы своими полезными трудами и открытиями обогащаете сокровищницу Русской истории, я оказываюсь совершенно бесполезным членом для той науки, которую Вы особенно заставили меня полюбить вашими радушными, вечно незабвенными внушениями. He знаю, что будет впередь, а теперь я ничего не успел сделать, что обещал Вам. За недосугом не мог побывать в Новосили, где может быть удалось бы мне открыть что-нибудь подобное тому, что недавно открыто в Одоеве, одном из наших уездных городов, как видно из 5 № «Москвитянина» за текущий год²⁶. Я убежден, что и подобные открытия, как, по-видимому, ни маловажны, на самом деле весьма важны или в сложности своей, или по намекам на очень важные вещи. He имел, или лучше, не искал случая пересмотреть губернские ведомости, не найдется ли в них какой-нибудь старинной новости, как это сделал г. Крымский.

Впрочем, извлечения из губернских ведом. помещаются в «Журнале мин. нар. просв.» Если бы я имел время заняться русскою историей, то мог бы взять из семинарской библиотеки еще не разрезанные издания русских летописей. Я теперь исключительно занимаюсь составлением уроков, – у нас каждому молодцу дана воля все делать по своему образцу, – рецензиею ученических сочинений, чтением журналов и немецких книг, довольно покупленных мною для моего предмета, – я ведь суетливая Марфа, забочусь о многом лишнем, хотя единое только на потребу. – В представлении меня на Московскую вакансию я вижу новое доказательство отеческой внимательности ко мне академического правления. Мне остается оправдывать ее и тогда даже, когда бы дело ни кончилось в мою пользу. Тульскою жизнию я доволен во всех отношениях, и только суетность заставляет мечтать о лучшем... Прощайте. Поклонитесь Егору Василичу²⁷ и Дм. Григоричу²⁸, и, если найдете приличным, о. ректору²⁹, принимающему вместе с Вами столь заботливое участие во мне. Остаюсь с удовольствием вспоминающий об академической жизни и, особенно о времени, проведенном вместе с Вами, Вас. Нечаев. – Нашли ли вы атлас? Доставил ли вам г. Симилиоров³⁰ «Жизнь митрополита Платона»³¹? Кстати: не у вас ли Погодин взял рукописную автобиографию Платона и отрывок из ней напечатал в «Москвитянине»³²? He принес ли кто к вам не доданную мною книжку Allioli»³³?

Между тем, как В.П. Нечаев продолжал быть все еще в Туле, его магистерское сочинение, прошедшее чрез огонь и воду тогдашней строгой цензуры, в апреле 1849 года разрешено было к печатанию, а летом того же года и докончено печатанием, составив из себя довольно большую книгу в II+203 страницы мелкой печати. Она обнимает своим содержанием жизнь (стр. 1–84) и творения (стр. 85–203) святителя Димитрия Ростовского. Появление его в свет было одним из важнейших событий не только в жизни самого автора и в жизни Московской духовной академии, но и в истории духовной литературы вообще. С нетерпением многие ожидали этого появления, особенно зная степень участия, какое принимал в ней такой известный ученый, как A.В. Горский. M.П. Погодин даже пропустил было в своем Москвитянине мысль, что это сочинение самого A.В. Горского, так что последний со скорбию должен был особым письмом раскрывать пред ним истину положения дела³⁴. Один из тогдашних студентов старшего курса Московской духовной академии иеромонах Савва, что впоследствии архиепископ Тверской³⁵от 4 ноября 1849 года писал другу своему, сельскому священнику Владимирской епархии М.Д. Граменицкому: «Недавно вышло из печати курсовое сочинение о св. Димитрии Ростовском, о котором я говорил Вам во время вакации³⁶. Чем с большим нетерпением ожидали все этого творения, тем менее, кажется, удовлетворило оно общему ожиданию. Биография святителя написана правда, довольно интересно; но разбор его сочинений уже чересчур учен, чтобы не сказать «сух», так, что ни у кого почти не достает терпения прочитать до конца все сочинение. Впрочем, это в духе нашей академии, которая всегда отличалась ученостью и утомительной сухостью, хотя этого и нельзя поставить ей в укор»³⁷. В самом деле, коль скоро это было не популярное сочинение, a диссертация на ученую степень, то и постановка дела требовалась в нем ученая. И истинные ценители посмотрели иначе на появление в свет этого сочинения. Так, известный ученый и писатель, епископ Харьковский Филарет³⁸ от 7 августа 1849 года писал A.В. Горскому: «С великим наслаждением читал я житие святителя Димитрия. Вполне убежден, что святитель Димитрий много раз благословил вас за прекрасный труд ваш, употребленный для него. Вы сомневаетесь, понравится ли ученым труд ваш? Если им понравится, понравится ли не ученым? Сколько мне видно, в ученом отношении у нас еще не было ни одного подобного жизнеописания. След., ученые должны быть вполне довольны. И не ученые с пользою душевною прочтут это житие. По крайней мере, я со своей стороны сто раз целую Вас и, до земли кланяясь, благодарю. Обзор источников Четьих Миней – дело превосходное. Это так было нужно для Церкви, как нельзя более. He только легкомысленные головы, но люди деловые, как, наприм., сам владыка наш³⁹, не имев возможности в точности знать дело, выражали сильные сомнения против верности сведений, помещенных в Четьих Минеях. Теперь они могут видеть, что сомнения их были напрасны, или что, по крайней мере, святитель⁴⁰ со своей стороны сделал слишком много для первого опыта, чтобы не имели права не доверять ему. Обзор сделан довольно не короткий⁴¹. Ho, по-моему, им были бы довольны и тогда, если бы он был вдвое пространнее. Приметно, Вы опасались, не наскучить бы подробностию. По крайней мере, я, со своей стороны, желал бы, чтобы и остальные жизнеописания, о которых сказано, что они взяты из истории Евсевия и других книг, не были пройдены с одною общею оговоркой. Можно было бы для краткости в замечании перечислить их с показанием самих источников. Если бы даже эти указания состояли только из одного перечня, занятого с полей Четьих Миней, и тогда это было бы нужное дело, как требующееся свойством предмета. Иначе мнительная пытливость готова повторить старую свою песнь: «Да, конечно, во многом верно, но в прочем? В прочем молчание автора не говорит ли, что из скромности молчат о грехах Малорусской учености?» Впрочем, уверен, что подобная мнительность посетит не многих после прекрасного лекарства, которое дано ей. Господь благословит, Господь подкрепит, Господь утешит Вас своею благодатию за святой труд ваш»⁴². Подобное же суждение об этом труде высказал и Μ.П. Погодин. Посылая этот труд сему последнему, A.В. Горский с обычною скромностию писал ему от 22 ноября 1849 года, следовательно, ровно чрез год после того, как был у него В.П. Нечаев: «Примите благосклонно из нашего академического сада плод, долго висевший на ветке, но не знаю дозревший ли столько, чтобы можно было им пользоваться. Св. Димитрий Ростовский, один из первых тружеников у нас на поле Церковной истории, оставил нам прекрасный образец неутомимого трудолюбия, беспритязательной скромности и уменья направлять все свои труды к пользе Церкви. Пожелайте, чтобы дух великого святителя почил и на трудах наших, и его пример всегда был пред нашими глазами»⁴³. В ответ на это Μ.П. Погодин от 5 декабря того же года писал A.В. Горскому: «Усердно благодарю Вас, любезнейший Александр Васильевич, за Димитрия! Прекраснейшая вещь – но с пропусками. Как же это нет ни слова об отношении к Петру⁴⁴? Я читал с наслаждением: премного в ней добра»⁴⁵. То же самое, только с большими подробностями и с сравнением труда В.П. Нечаева с известною диссертациею проф. Т.Н. Грановского: Аббат Сугерий (Сюжер), немного ранее того вышедшей в свет, Μ.П. Погодин писал потом и в Москвитянине за 1850 год⁴⁶.

Вслед за выходом в свет магистерского сочинения В.П. Нечаева состоялось и перемещение последнего из Тульской в Вифанскую семинарию на предметы: церковную историю, церковную археологию и церковное законоведение в высшем и церковно-библейскую историю в средних отделениях семинарии. Это перемещение, которое так давно ожидалось, утверждено было определением св. Синода от 4 ноября 1849 года, вследствие ходатайства академического и епархиального начальства, хотя утверждение в самой степени магистра последовало уже 3 октября 1850 года.

Вероятно о таковом ходатайстве A.В. Горский заблаговременно известил В.П. Нечаева. Ибо последний, подробно сообщая своему наставнику об одной открывшейся в пределах Тульской губернии секте⁴⁷ от 26 октября того же 1849 года писал ему: «Хотя я не скучаю Тулою, однако с радостию оставил бы ее для Вифании. Близость к вам – для меня великая находка. К сожалению, не имею протекции, кроме академической. Когда был у нас преосв. Евсевий⁴⁸, я не посмел ему сделать даже малейшего намека об этом; признаюсь, я малодушно перенесу новый отказ после долгого ожидания⁴⁹. He умею благодарить Вас за Ваши книги: я на них почиваю, как иудей на законе, и без них решительно не было бы, чем руководствоваться и с чем справиться. Кланяются вам Мёлер, Гуерике, Бюссе⁵⁰, также Ал. Ник. Иванов, Григ. Яковл. Успенский⁵¹. Засвидетельствуйте от меня почтение о. Сергию⁵², Егору Василичу и Дм. Григоричу и, если приличным найдете, о. ректору, моему благодетелю⁵³. Преданный вам В. Нечаев⁵⁴.

Но недолго пришлось В.П. Нечаеву быть преподавателем и в Вифанской семинарии. Получив, по утверждении в степени магистра, звание профессора, он, в видах повышения по службе, 21 октября 1852 года был перемещен в Московскую духовную семинарию, опять на новые предметы: св. Писание и греческий язык в средних отделениях семинарии.

Перемещением в Москву положено было начало продолжительному, неустанно деятельному и многоплодному служению В.П. Нечаева в этой первопрестольной столице. Еще будучи студентом академии, он, по засвидетельствованию инспекции, отличался «примерно добрым поведением и искренним расположением к духовному званию⁵⁵, чужд был светскости. Поэтому неудивительно, что, по перемещении в Москву, он, следуя примеру многих других наставников Московской семинарии⁵⁶, пожелал принять духовный сан, с причислением, на первых порах, к составу духовенства семинарской церкви, в видах перехода, по времени, на приход. В 1853 году 8 декабря он рукоположен был к означенной церкви во священника и 20 февраля следующего 1854 года на него возложен был магистерский крест. Так как семинарская церковь бесприходная, то В.П. Нечаев сохранил за собою при этом и профессорскую должность при семинарии. Но уже и при этом, кроме исполнения прямых и ближайших своих обязанностей, он нес и особые обязанности. Так, в июле 1854 года, по поручению начальства, ревизовал Спасо-Андрониевское училище, а в 1854–1855 учебном году во вновь открывшемся миссионерском отделении при самой семинарии безмездно преподавал знакомый ему предмет – русскую церковную археологию. Затем, с 19 августа по 9 октября 1854 года, по поручению приснопамятного святителя Филарета, митрополита Московского, временно проходил должность законоучителя в 1-м Московском кадетском корпусе⁵⁷ и за тщательное исполнение этого поручения тогда же получил изъявление благодарности от владыки Московского.

Наконец, довольно скоро и для В.П. Нечаева наступило время более широкого и самостоятельного пастырского служения. С окончанием 1854–1855 учебного года священник Нечаев покинул духовно-учебное поприще. Резолюциею митрополита Филарета от 12 октября 1855 года он был назначен приходским священником к Николаевской, в Толмачах, церкви, при которой и служил неизменно до самого пострижения в монашество в 1889 году. При этой церкви, по первоначальному устройству своему принадлежащей концу XVII века, a по обновлению и благоустройству в том виде, в каком застал ее 1855 год, уже нынешнему столетию⁵⁸, в течение почти 34-х лет отец В.П. Нечаев провел самые лучшие годы своей жизни⁵⁹ в неустанном труде и бодрствовании на страже пастырского и духовно-просветительного служения, со своей стороны весьма много сделав и для благоукрашения храма. Поначалу он, как свободный от духовно-учебной службы приходский священник, кроме исполнения обязанностей пастырских по своему приходу, небольшому, нес и особые, возлагаемые на него начальством, обязанности и поручения. Так, например, в 1858 году, по распоряжению духовной консистории, говорил катихизические поучения в своей приходской церкви⁶⁰. Затем, резолюциею митрополита Филарета от 3 августа 1859 года назначен увещателем в комиссию военного суда при Московском ордонанс-гаузе, каковую должность проходил до самого упразднения этой комиссии в марте 1873 года. Далее, с февраля 1861 и по май 1862 года, до упразднения воскресных школ, с разрешения митрополита Филарета, преподавал закон Божий в женской воскресной школе, учрежденной графиней Соллогуб. И наконец, с 12 сентября 1872 и по октябрь 1873 года, по соизволению митрополита Иннокентия, состоял членом правления Московской духовной семинарии от духовенства. Но уже с 1859 года, когда ο. В.П. Нечаев вошел в состав редакции журнала Душеполезное Чтение, образовавшийся из священника Казанской, у Калужских ворот, церкви Алексия Иосифовича Ключарева, что ныне высокопреосвященнейший Амвросий, архиепископ Харьковский, его, – В.П. Нечаева, и священника церкви св. Николая Заяицкого Василия Иоанновича Лебедева⁶¹, он мало-помалу стал все более и более сосредоточивать свое исключительноѳ внимание на издании этого журнала, особенно после того, как, за смертию ο. В. И. Лебедева и за выходом из состава редакции о. A.И. Ключарева (в 1866 году), остался единственным редактором означенного журнала. Кроме упомянутых выше поручений, он потом не принимал уже на себя никаких сторонних обязанностей и занятий и все силы свои посвящал пастырскому служению и этому журналу.

Почин в деле издания журнала Душеполезное Чтение принадлежал A.И. Ключареву, который пригласил В.П. Нечаева и В. И. Лебедева в сотоварищи и сотрудники по редакции и изданию сего журнала, вызванному такою же настоятельною потребностию времени, какою вызвано было одновременно с ним появившееся Православное Обозрение. Мудрый святитель Московский Филарет, прозорливо усматривавший эту потребность в видах противодействия зловредным веяниям духа времени, благословил начало того и другого издания. О Душеполезном Чтении собственно он доносил Святейшему Синоду от 19 ноября 1859 года: «Города Москвы, Замоскворецкого сорока, магистры священники церквей: Казанской, у Калужских ворот, Алексей Ключарев – Николаевской, что в Толмачах, Василий Нечаев и Николаевской, в Заяицком, Василий Лебедев⁶² при прошении, представили мне программу ежемесячного издания, под названием: Душеполезное Чтение для исходатайствования от Святейшего Синода разрешения, предпринять сие издание со следующего нового 1860 года. И правительством, и частными людьми усиленно распространяемая грамотность и любовь к чтению требует здравой пищи, и особенно тогда, как светская литература повсюду предлагает чтение, большею частию суетное и неблагоприятное для истинного назидания народа. Посему предлагаемое повременное издание может соответствовать современной настоятельной потребности. Редакторы, вышепоименованные священники, по способностям и знаниям, и твердости в православии подают надежду пользы от предприемлемого издания. Посему, представляя при сем полученные мною прошение и программу в подлиннике, и сверх того представленные для опыта два сочинения, благопочтительнейше испрашиваю в разрешение указа⁶³».

Указ скоро последовал, и в конце декабря 1859 года подписана была духовною цензурою к выпуску в свет первая, январская 1860 года, книжка нового журнала. В составлении статей для журнала, кроме самих редакторов, принимали участие, конечно, по приглашению последних, с самых первых лет издания его, многие весьма известные церковно-общественные деятели того и нынешнего времени, каковы покойные протоиереи: Н. И. Потапов (1865 г.), С. Г. Терновский (1868 г.), И.Н. Рождественский (1894 г.), А.И. Невоструев (1872 г.), Д.И. Кастальский (1891 г.), Д.В. Разумовский (1889 г.), Η А. Руднев (1876 г.), И.М. Богословский-Платонов (1870 г.), Пл. И. Капустин (1890 г.), В.М. Сперанский (1878 г.) и др. – доселе здравствующие: M.С. Боголюбский, Π.А. Смирнов и др.; профессоры Московской духовной академии: A.В. Горский, П.С. Казанский (1878 г.), C.К. Смирнов, В.Д. Кудрядцев-Платонов (1891 г.), Н.И. Субботин, Д.Ф. Голубинский, В.Н. Потапов (1890 г.), П.И. Горский-Платонов, Д.Ф. Касицын и др.; принимали участие даже преосвященные архиереи, каковы: Афанасий (Соколов), архиепископ Казанский (1868 г.), Иосиф (Богословский), архиепископ Воронежский (1892 г.), Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский (1866 г.), Евсевий (Орлинский), архиепископ Могилевский (1883 г.), Леонид (Краснопевков), архиепископ Ярославский (1876 г.) и другие. Принимали участие и не состоявшие тогда в духовном ведомстве лица, как например: упомянутый раньше И. М. Снегирев, покойный граф M.В. Толстой (1896 г.), нынешний обер-прокурор Св. Синода Κ.П. Победоносцев и др.⁶⁴. Наконец, живое сочувствие и содействие журналу оказывал и даже статьями своими участие принимал в нем сам митрополит Филарет Московский⁶⁵. Он внимательно следил за статьями журнала, которые приносимы были ему на одобрение предварительно печатания их, защищал журнал от нападений противников⁶⁶ и т. д. Но, можно смело сказать, никто ни из редакторов, ни из сотрудников, если брать каждого из них в отдельности, даже и в первые годы издания журнала, не говоря о последующих (1867 и дальн.), не потрудился для него столько своими статьями, сколько Василий Петрович Нечаев.

Так, уже за один первый 1860 год существования журнала статей В.П. Нечаева было вдвое больше, нежели статей В.И. Лебедева и втрое больше, нежели статей А.О. Ключарева⁶⁷. Статьи же последующих годов, по различным отделам содержания журнала, мало-помалу составили собой целые книги более или менее значительного объема, каковы: Толкования на паримии из разных книг Св. Писания (несколько книг)⁶⁸; Обозрение употребителънейших церковных молитв; Толкование на литургию no чину св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого и др.⁶⁹ Кроме статей оригинальных, В.П. Нечаев очень много трудился и над статьями переводными для журнала. В том и другом отношении мы имеем, для доказательства сказанного, свидетельства, еще не оглашенные доселе в печати. Эти свидетельства, кстати, раскроют нам и некоторые другие стороны дела участия В.П. Нечаева и некоторых других из поименованных выше лиц в издании Душеполезного Чтения.

5 апреля 1861 года В.П. Нечаев писал к своему старинному знакомцу, наставнику и благодетелю, в то время уже протоиерею A.В. Горскому: «Осмеливаюсь просить Вас пересмотреть написанное на этом же листе мое маранье. Статьишку эту мне хотелось бы поместить в апрельской книжке Душеполезного Чтения. Она написана мною еще во время службы моей в Московской семинарии и входила в состав уроков по русской церковной археологии, преподавание которой возложено было на меня⁷⁰. Великое одолжение Вы сделали бы мне, если бы в моей статейке промахи исправили, а чего не достает в ней, – дополнили. Я не раз испытывал вашу снисходительность ко мне, и крепко надеюсь, что Вы и на сей раз сделаете для меня, что найдете нужным. Может случиться, что статья пред Вашим судом окажется слишком слабою и не стоящею печати; в таком случае удостойте меня хоть обличительными одними замечаниями, которые я приму с благодарностью. Богослужебных книг в новогреческом переводе Никодима⁷¹ не оказалось в библиотеке Московской семинарии, и вообще там нет ни одной греческой богослужебной книги. Переведенную мной с греческого службу в неделю Ваий, я недели две тому назад представил владыке⁷², и доселе не имею ответа. Из перевода службы в Благовещенье владыка разрешил напечатать самую малую часть⁷³ и в записке ко мне заметил, что остальное по однообразию было бы утомительно для читателя. Вероятно, такая же судьба постигнет мой перевод вербной службы⁷⁴. По получении этого письма, на конверте которого помечено было весьма нужное, обязательнейший А.В. Горский в тот же день (6 апреля) навел нужные справки и с своим мнением и соображениями отправил длинное письмо к В.П. Нечаеву, касательно происхождения и значения крестов с полумесяцем на главах храмов и даже приложил необходимые к уяснению дела рисунки. В ответ на это В.П. Нечаев от 10 апреля того же 1861 года писал Александру Васильевичу: «Премного благодарю за Ваше драгоценное письмо (от 6 апреля), просветившее меня на счет креста с полумесяцем, да и не меня одного, а всех заинтересованных в решении этого вопроса. По Вашим указаниям я исправлю мою статейку, но печатание ее отлагаю до майской книжки, потому что нахожу нужным оттиснуть и рисунки снятых Вами изображений якорей⁷⁵, а это потребует немало времени и замедлило бы выход апрельской книжки, уже печатаемой. Прошу Вас покорнейше прислать с Васильем Никифорычем⁷⁶ Мюнтера⁷⁷, да, кстати, Никодимов новогреческий перевод известной Триоди, для соображений с ним моего перевода службы в праздник Пятидесятницы. Владыка разрешил нам кое-что напечатать из стихир в неделю Ваий⁷⁸, а об остальных справедливо отозвался, что они и однообразны, и не точно соображены с Евангельским повествованием. Извините, что я напугал Вас подписью на конверте: весьма нужное. Эту подпись я считал нужною для сохранности письма в почтовых путешествиях и в руках почтальона, но отнюдь не для Вас. Считайте это делом моей непредусмотрительности, а не дерзости. От нее избави меня Бог. Если найдете еще что нового о крестах с мнимым полумесяцем, сообщите мне. Я, впрочем, надеюсь лично видеться с Вами на празднике, если приедете в Москву»⁷⁹. Однако и к майской книжке Душеполезного Чтения не поспела статья о крестах с полумесяцем. Она была напечатана уже в сентябрьской книжке, на стр. 56–64. Сличая статью эту в печатном ее виде с тою статьею, которую В.П. Нечаев послал в письме к A.В. Горскому от 5 апреля того же 1861 года⁸⁰, мы видим существенную и значительную разницу между ними. Разница, прежде всего, в основном воззрении на происхождении и значение полумесяца под крестом на главах храмов, очевидно условленная влиянием соображений A.В. Горского. Именно, в рукописной статье В.П. Нечаев, после изложения различных мнений об этом происхождении и значении, хотя не решительно⁸¹, однако все же склоняется к такому мнению, что «основанием обычая устроять кресты с полумесяцем служило описанное в книге Апокалипсиса (12:1) явление жены, облеченной в солнце, с луною под ногами ее и знаменующей Церковь, слава и похвала которой есть крест»⁸². А в печатной автор прямо говорит: «Итак, наши кресты с полумесяцем ведут происхождение от древних якорных крестов, с которыми есть у них сходство, и имеют одинаковое с ними знаменование»⁸³. Далее разница наблюдается и в развитии частных мыслей, соответственно этому основному воззрению, и в объеме статьи, которая в печатном виде вышла гораздо пространнее, нежели какою представляется в рукописном виде. Причиною всей этой перемены была помянутая выше книга немецкого археолога Мюнтера⁸⁴, рекомендованная А.В. Горским. Вдобавок, руководясь книгою этого же археолога, В.П. Нечаев присоединил к своей дополненной и исправленной статье, как обещал, и рисунки различных изображений якорей⁸⁵, о которых в рукописной статье прежнего вида даже не упоминалось. После того, как статья появилась в печати, В.П. Нечаев от 10 октября того же 1861 года писал A.В. Горскому: «На днях посетил меня о. Моисей⁸⁶, бывший ректор Смоленской семинарии и назначенный в ректора Томской. Он сказал мне о своем намерении побывать в Троицкой Лавре и взялся исполнить мое поручение доставить Вам бывшие у меня Ваши книги – одну Мюнтера, другую – святогорца Никодима толкования на каноны. Книги эти, вероятно, уже доставлены Вам, и я приношу Вам за них глубочайшую мою благодарность. Мюнтером, согласно Вашим указаниям, я воспользовался для статьи о крестах с полумесяцем, напечатанной в сентябрьской книжке Душеп. Чтения, а из книги Никодима я не мог сделать употребления, потому что мы отложили на неопределенное время печатание переводов с греческого церковных песнопений. Гр. А.П. Толстой⁸⁷ прислад в Ред. Д. Чт.⁸⁸ Συναξαριστής в новогреческом переводе Никодима⁸⁹ для предположенного нами перевода из этой книги. Но прежде, чем приступим к исполнению нашего предположения, мы намерены посоветоваться с Вами, как сделать это получше. Мне кажется, все подряд не стоит переводить; вместо исторических сведений о святых, там то и дело встречаются одни коротенькие стишки в похвалу их, не дающие о них никакого понятия, и отличающиеся только благозвучием. Извините, что долго держал Мюнтера, может быть нужного Вам: случая не представлялось для возвращения⁹⁰.

И таким образом, В.П. Нечаев неусыпно трудился для журнала: Душеполезное Чтение почти целых тридцать лет, доколе был настоятелем храма св. Николая, что в Толмачах, сперва, как замечено было выше, в качестве соредактора с протоиереем А. О. Ключаревым, а затем, в продолжение двадцати с лишком лет, в качестве единственного редактора-издателя этого журнала, сперва в сане священника, а потом (с 27 марта 1874 года) в сане протоиерея. Замечательно, что и самое возведение его в сан протоиерея состоялось «по вниманию к честному служению в священстве и полезной деятельности по изданию журнала Душеполезное Чтение⁹¹". He даром также в 1885 году, когда исполнилось 25-летие существования этого журнала, о. протоиерей В.П. Нечаев избран был в почетные члены Московской духовной академии, Общества любителей духовного просвещения и Комиссии народных чтений в Москве, именно по вниманию к его 25-летней издательской деятельности. Менялись у него сотрудники с течением времени, убывали одни, прибывали другие по разным причинам; но он неизменно оставался у кормила управления делами редакции и издания журнала, неустанно нес на своих одних плечах нелегкое бремя этого управления, зорко следил за движением жизни и мысли современного общества и во все 30 лет оставался верен раз принятому направлению журнала, несмотря на все изменения, которые можно было наблюдать за это время в общественном мнении и повременной печати; оставался верен основной, первоначальной задаче журнала – «служить духовно нравственному наставлению христиан, удовлетворять потребности общеназидательного и общепонятного духовного чтения⁹². С понятною скромностью, но вместе и без излишнего самоуничижения давая отчет за первое 25-летие журнала и издавая по сему случаю особый «Сборник для любителей духовного чтения», о. протоиерей В.П. Нечаев от 1 октября 1884 года писал: «Во все течение этого не краткого для журнала периода, издание Душеполезного Чтения продолжалось безостановочно и, благодарение Господу, благоуспешно. Внимание читателей к журналу не умалялось и не умаляется. Успех журнала объясняется добросовестным исполнением принятой им на себя задачи удовлетворять потребности общеназидательного и общепонятного духовного чтения. Журнал наполняется статьями, столь близкими к разумению каждого, что, по отзывам читателей, каждую книжку его можно читать с первой страницы до последней, не пропуская ни одной статьи. Статей отвлеченных и головоломных по раскрытию мыслей Редакция всячески избегает, хотя не чуждается исследований строго научных, лишь бы они отличались популярным изложением... Журнал за все двадцатипятилетие издания дал множество капитальных статей по всем частям своей обширной программы. Известий о текущих событиях всегда было немного в Душеполезном Чтении, но на все выдающиеся явления в жизни Церкви и общества, Душеполезное Чтение всегда отзывалось своими суждениями. Неприглядные стороны современной жизни, несогласные с учением Евангелия и православной Церкви воззрения и обычаи, в Душеполезном Чтении обсуждаемы были чаще и полнее, чем в однородных с ним духовных периодических изданиях». И далее о своем личном участия в составлении статей для журнала: «В течение 25-ти лет издания, не ограничиваясь трудами по редакции его, мы помещали в нем немало своих сочинений. Из них составились 12 сборников, из которых шесть заключают в себе статьи однородного содержания (книга о литургии, другая – об употребительнейших церковных молитвах, третья – публичные чтения о вечерне, три книги толкований на паремии) и шесть – с разнородным содержанием («Христианские уроки», «Сборник для назидательного чтения», «Очерки христианской жизни», «Духовный свет», «Уроки покаяния»). К разряду этих последних относится 7-й, теперь издаваемый нами сборник⁹³. Одновременно с такою плодотворною и достохвальною издательскою деятельностью шла не менее плодотворная и достохвальная, хотя и менее широкая пастырская деятельность протоиерея В.П. Нечаева по Николо-Толмачевскому приходу. Помимо ревностных забот о поддержании и даже увеличении внешнего благолепия своего приходского храма⁹⁴, В.П. Нечаев еще того более заботился о созидании внутреннего храма своих прихожан, своей паствы, чтобы он достоин был невидимого в нем присутствия Божия. Благоговейным священнослужением, назидательными беседами с прихожанами, особенно же добрым примером собственной жизни он, как воистину пастырь добрый (Ин.10:1–16), неуклонно вел свою паству, с которою в столь долгие годы успел сродниться, к спасению (Ин.10:9). A то, как понимала и ценила эту его пастырскую деятельность сама паства, можно видеть уже из того, что по случаю исполнившегося 25-летия служения его при Николо-Толмачевской Церкви, в 1880 году прихожане ее поднесли ему золотой наперсный крест с драгоценными украшениями «в знак глубокого уважения и признательности за его примерную жизнь и истинно пастырскую заботливость об их духовных нуждах»⁹⁵.

Но вот 18 ноября 1887 года скончалась супруга о. В.П. Нечаева, Варвара Никифоровна, и В.П. Нечаеву, как испытанному в пастырской деятельности и во всех отношениях вполне достойному и заслуженному мужу, предложено было со стороны высшей епархиальной власти и со стороны других лиц предлагаемо было, вступить в монашество, чтобы тем открыт был ему путь и к архипастырству. По долгом размышлении и отыскании надежного преемника в дорогом для него деле издания журнала: Душеполезное Чтение⁹⁶, В.П. Нечаев, наконец, решил последовать призыву начальства или, точнее, призванию Божию. «Изволением святейшего Синода и соизволением Благочестивейшего Самодержца, – говорил он 28 июля 1889 года в речи по наречении во епископа⁹⁷, – я призываюсь к епископскому служению. После не малого и продолжительного колебания решился я вступить на поприще сего великого служения. С первых дней моего вдовства до последнего времени обращаемы были ко мне многократные напоминания и советы о необходимости и благопотребности переменить приходскую службу на другую – высшую. Долго я не решался на это, и вот почему. Лета моей жизни давно уже преполовились⁹⁸. Правда, по милости Божией, не могу пожаловаться на недостаток здоровья; но старость, говорят, сама по себе болезнь⁹⁹ и, может быть, одним из препятствий к прохождению такого многосложного служения, как епископское. Затем, предшествующею моею службой я не приготовлен к начальственным и судебным занятиям, свойственным епископу. Страшило меня также принятие монашества. Я глубоко убежден в святости и целесообразности искони существующего обычая производить во епископы почти исключительно монахов, ο чем и публично заявлял. Епископ должен светить людям не только светом учения, но и примером строго христианской жизни. Но монашество есть лучшая школа для такой жизни, для упражнения себя в требуемых ею подвигах духовного совершенства. При том епископ-монах, не связанный семейными узами, имеет гораздо больше времени и свободы посвятить себя многосложным делам своего служения и меньше подвергается опасности злоупотреблять своею властию, чем если б он заботами о семье и домашнем хозяйстве отвлекаем был от занятий церковными делами. Тем не менее, не могла не тревожить меня мысль о монашестве, как подвиге трудном. Я рассуждал: достанет ли мне сил для этого подвига? Могу ли я строго исполнять обеты монашеские? Буду ли я в нравственном отношении лучше того, чем был, живя в мире? He буду ли я монахом только по имени, а не по жизни, по наружности, а не по внутреннему состоянию? Затем смущала меня мысль о трудности и великой ответственности епископского служения. На епископе лежит долг духовного учительства и пастырства. Но епископ должен быть не только сам учителем и пастырем, но и руководить учителей, – он не только пастырь, но и архипастырь. Он отвечает пред Богом не только тогда, когда сам не учит, но и тогда, когда подчиненные ему пастыри небрежно исполняют свой долг, когда он не заботится об избрании и поддержании лучших сил для учительства и пастырства». Изъяснив, далее, с наибольшею обстоятельностию то, почему «преимущественно страшила его мысль о начальственно-распорядительной и судебной деятельности епископа», новонареченный епископ Виссарион продолжал свою исповедь пред архипастырями, в присутствии которых состоялось его наречение¹⁰⁰. «Не исчисляю других затруднений, представлявшихся мне при мысли о епископском сане и удерживавших меня от принятия его. Долго они смущали меня, но настойчивые внушения с разных сторон победили, наконец, мое смущение. Я подумал: в голосе людей доброжелательных и ревнующих о благе Церкви не слышится ли мне голос Божий; не согрешу ли я против Господа, не поступлю ли против воли Его, если пренебрегу этими внушениями, если буду стоять на своем: «имейте мя отреченна»; если буду повторять одно: не разделяю вашего мнения об ожидаемой от меня пользы для Церкви. Я не мог долее колебаться. Во мне заговорил долг послушания. Вспомнил я сказанное мне однажды великим миссионером русской Церкви, митрополитом Иннокентием, замечание, что между его многочисленными сотрудниками на миссионерском поприще более благонадежными и полезными оказывались те, которые принимали на себя труд проповедания Евангелия между неверными по долгу послушания, со смиренным сознанием своей неспособности к этому труду, чем те, которые вызвались на него сами, по личному убеждению в своем призвании. Вспомнив эти слова, я подумал: о, если бы Господь благословил и мое послушание! Что же касается затруднений вышеуказанных мною, в них я увидел побуждение не к тому, чтобы малодушно уклоняться от них, а к труду и подвигу, обязательному для всякого призываемого к тому или к другому служению Церкви и обществу. Ободряет меня также то, что епископское служение мне суждено начинать под твоим руководством, благостнейший и опытнейший в церковных делах первосвятитель Московской Церкви и отец мой, притом в знакомой мне среде Московского духовенства и общества, всегда благоволивших ко мне. Но наипаче ободряет меня упование на благодать Божию, оскудевающая восполняющую. Верую, что чрез святительское рукоположение сия благодать низойдет на меня. Мне остается только пользоваться ее дарами, заботиться о том, чтоб они не вотще были приняты мною, нашли во мне благоприятную почву и принесли чрез мое недостоинство ожидаемые от меня плоды. Усерднейше прошу вас, архипастыри, споспешествовать вашими молитвами благоуспешному прохождению предстоящего мне служения св. Церкви»¹⁰¹. Самая хиротония (рукоположение) архимандрита Виссариона во епископа Дмитровского, первого викария Московской митрополии, совершена была 30 июля того же 1889 года в большом Московском Успенском соборе теми же архипастырями, в присутствии которых состоялось и наречение его во епископа и из которых один, первенствовавший в рукоположении, именно владыка митрополит Московский Иоанникий был и земляком и почти сверстником рукополагаемого¹⁰², два других (архиепископ Ионафан¹⁰³ и епископ Александр¹⁰⁴ были, подобно пресвященному Виссариону, из вдовых, а преосвященный Иоанн¹⁰⁵ – воспитанник той же академии, в которой получил высшее образование и рукополагаемый. О своем отношении к последнему с указанной стороны высокопреосвященнейший митрополит Иоанникий вспомянул и в речи своей по рукоположении его во епископа. Поставив во главу своей речи к нему известное изречение св. Ап. Павла, обращенное к ученику его епископу Ефесскому Тимофею: измлада священная писания умееши, могущая тя умудрити во спасение, первосвятитель Московский говорил ему: «Изучением священных писаний ты упредил меня на некоторое время. Живо помню то время, когда ты, окончив курс среднего учебного духовного заведения, назначен был для продолжения образования в высшее. Припоминаю, с каким уважением мы, стоявшие на одну ступень ниже тебя и также стремившиеся получить высшее духовное образование, смотрели на своих предшественников, уже достигших этой цели¹⁰⁶. С удовольствием вспоминаю об этом, теперь уже старом, добром времени. При всех недостатках тогдашнего образования и воспитания, оно имело свои неоценимые добрые стороны. При крайней скудости материальных средств, старая школа умела давать такое образование и воспитание, что лучшие силы ее, не гоняясь за материальными выгодами, посвящали себя непосредственному служению св. Церкви и в большинстве случаев только дарования посредственные, не надеявшиеся занять церковные должности, уходили на другие поприща жизни, тогда как теперь, при несравненно лучшей внешней обстановке, замечается в большинстве случаев явление прямо противоположное. Получив образование и воспитание в такой школе и довершив его в высшем духовно-учебном заведении, ты поставляешься на самостоятельное служение Церкви и обществу, сначала в качестве учителя и воспитателя духовного юношества, a потом приходского пастыря Церкви. To и другое служение, продолжавшееся с лишком сорок лет, давало тебе и возможность, и средства самостоятельно уяснить истины Писания, измлада приобретенные тобою в школе». Вместе с тем, указав на известность рукоположенному и чинопоследований, и уставов церковных с одной, и канонов Церкви с другой стороны, рукоположитель говорил ему: «При таких благоприятных условиях не без основания можно надеяться на благоплодное служение твое в сане епископа. Соображения сии предносились пред мысленным взором и верховного правительства Российской Церкви, при избрании тебя во епископа»¹⁰⁷.

Как видели мы из вышеизложенного, и сам рукоположенный, в речи своей, по наречении во епископа, выражал твердую решимость заботиться о том, чтобы дары благодати епископства не вотще были им приняты, нашли в нем благоприятную почву, и принесли чрез него ожидаемые плоды. Иначе сказать, так как уже предшествовавший епископству 40-летний круг деятельности В.П. Нечаева ясно показал, что почва эта в нем была не только благоприятна, но и плодоносна, то на нем уже самое избрание его в епископство доказывало истину слова Божия: Благих трудов плод благословен (Прем.3:15). He даром тотчас же по возведении его в сан епископа к нему во всеуслышание обращаемы были такие слова речи: «Прости, добрый архипастырь, что мы упомянули о непрерывных и многолетних трудах твоих в проповедании слова Божия, для блага ближних и особенно для спасения вверенной тебе, бывшей малой паствы твоей¹⁰⁸. Но труды сии известны уже стали верховной Монаршей и Иерархической власти и привлекли благоволительный взор на оные, по коему ты ныне и украшен благолепием святительства¹⁰⁹». И еще: «Вы – талантливый церковный проповедник, истолкователь слова Божия и чина литургии, обличитель мнимых старообрядцев и вообще плодовитый сочинитель, яко маслина плодовита в дому Божии (Пс.51:10), в вертограде Христовом. Какой величественный памятник Вы создали себе не из плинф (Быт.11:3), но из книг духовного журнала¹¹⁰, с давних пор издаваемого Вами! Сколько благочестивых книг собственно Вашего сочинения! Вы обильно напояли многих струями учения, оставаясь в смиренном звании приходского пастыря Церкви до последнего знаменательного поворота в жизни Вашей, преосвященнейший владыко! Нечаянно для Вас самих из малого прихода изведены Вы Промыслом Божиим на широкое поприще епископского служения: так и многоводная река разливается из тесных берегов на большое пространство, очищая и умягчая орошаемую землю, делая ее способной к плодородию»¹¹¹.

He уменьшились, а увеличились труды преосвященного Виссариона по выступлении за пределы Николо-Толмачевского прихода и по оставлении редакции Душеполезного Чтения, особенно же с тех пор, как в 1891 году, декабря 14-го, он призван был на самостоятельную епископскую кафедру Костромскую. He оставляя своего любимого детища, – Душеполезного Чтения, сотрудничеством и в сане епископском, и в бытность в Москве (1889–1891 гг.), и в Костроме, преосвященный Виссарион деятельно занимался и исполнением обязанностей епископского служения, выступая иногда, по призыву верховной власти, и на более широкое поле обще-церковной деятельности, как это было, например, в 1894 году, когда он присутствовал в Святейшем Синоде, участвуя в решении дел, касающихся всей Церкви Русской.

С вызовом преосвященного Виссариона в св. Синод как раз совпало увенчание его многолетней учено-литературной деятельности высшей ученой степенью доктора богословия, которую и в прежнее время имели обыкновенно лишь немногие избранники, и которою в настоящее время украшены лишь некоторые иерархи Российской Церкви, каковы, кроме преосвященнейшего Виссариона, высокопреосвященнейший Сергий, архиепископ Владимирский и Суздальский, Антоний, архиепископ Финляндский и Выборгский, и преосвященнейший Сильвестр, епископ Каневский, первый викарий Киевской митрополии¹¹².

Еще 15 марта 1894 года, за несколько месяцев до вызова преосвященного Виссариона в св. Синод, совет Московской духовной академии, «имея в виду известность, какую приобрели отличными по своим достоинствам учеными трудами высокопреосвященный Савва, архиепископ Тверской, и преосвященный Виссарион, епископ Костромской», вошел в рассуждение «о возведении их в степень доктора» и, по рассуждении, определил: составить для сего две комиссии, причем в комиссию, которой поручено было представить в Совет подробный письменный отзыв об ученых трудах преосвященного Виссариона собственно, вошли: сам о. ректор академии, архимандрит Антоний (ныне епископ Чебоксарский, ректор Казанской духовной академии), ординарный профессор, доктор богословия М.Д. Муретов и экстраординарные профессоры: П.И. Горский-Платонов и Ан.П. Смирнов¹¹³. Комиссия эта к заседанию совета 19 мая того же года и представила требуемый отзыв, в котором, упомянув с похвалою о первом ученом труде преосвященного, его магистерском сочинении: св. Димитрий митрополйт Ростовский, все остальные сочинения его делит на четыре разряда, поскольку они содержат в себе: I истолкование священного Писания, II раскрытие истин православного нравоучения и вероучения, III изъяснение богослужения и общеупотребительных молитв и IV обличение заблуждений раскольнических. К первому разряду отнесены в отзыве труды преосвященного по изъяснению паримий из Пятокнижия Моисеева, из книг Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Иова (СПБ. 1894, 8. стр. 605); паримий из книги Притчей и книги Премудрости Соломоновой (Москва, 1888, 8, стр. 322); паримий из книги пророка Исайи (Москва, 1890, 8, стр. 348), и наконец, из книг пророков Иеремии, Иезекииля, Даниила, Иоиля, Ионы, Михея, Софонии, Захарии и Малахии (Москва, 1892, 8, стр. 202)¹¹⁴. Ко второму разряду причислены: 1 Сборник для любителей духовного чтения (Москва, 1884, 8, стр. 621); 2. Очерки христианской жизни (М. 1885. 8, стр. 239); 3. Черты христианского учения (М. 1887. 8, стр. 307); 4. Сборник для назидательного чтения (М. 1891, 16, стр. 381); 5. Духовная пища (М. 1891, 16, стр. 410); Духовный свет (М. 1891, 16, стр. 457); 7. Уроки покаяния в великом каноне св. Андрея Критского, заимствованные из библейских сказаний (М. 1891, 16, стр. 470); 8. Христианские уроки (М. 1891, 16, стр. 383) и 9. Голос пастыря (М. 1893, 8, стр. 305). К третьему: 1. Толкование на божественную литургию no чину св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого (Москва, 1884, 8, стр. 243); 2. О вечерне (М. 1891, 16, стр. 86) и 3. Обозрение употребительнейших церковных молитв (М. 1892, 16, стр. 194). К четвертому отнесена Книга о расколе и no поводу раскола. (Москва, 1890. 8, стр. 202), содержащая в себе церковные беседы автора, которые он ежегодно произносил в течение 16-ти лет, в каждый годовой праздник Московского Противораскольнического Братства св. Петра митрополита. В толковательных трудах преосвященного Виссариона Комиссия, кроме общеназидательности их, присущей и всем учено-литературным трудам его, как особенные их характерные черты и достоинства, отметила: строгое следование церковно-славянскому тексту Библии и богослужебных книг; общедоступность изложения¹¹⁵; обстоятельность раскрытия связи речи, оснований для такого, а не другого истолкования, значения событий и изречений в различных отношениях, равно и оснований для ответов на различные недоумения и возражения; пользование свято-отеческими толкованиями и трудами новейших, даже иностранных толкователей, но последних со строгою критикой. В нраво- и веро-учительных трудах преосвященного та же комиссия отметила «точность, ясность и простоту изложения». В третьем разряде обратила особенное внимание на подробное, не встречающееся в других сочинениях о литургии, изъяснение антифонов, прокимнов, входных стихов, аллилуиариев и причастных. Беседы же о расколе нашла имеющими важное значение для утверждения православных в преданности святой Церкви и для вразумления отпадших от нее. В широком распространении сочинений преосвященного Виссариона, из коих иные вышли уже давно вторыми и третьими изданиями, а некоторые (напр., истолковательные) приобретаются на средства, находящиеся в распоряжении св. Синода и рассылаются по духовно-учебным заведениям, комиссия видела новое свидетельство о высоком их достоинстве, и потому находила, что совет академии только исполнит свой долг, если постановит ходатайствовать о возведении преосвященного Виссариона в ученую степень доктора богословия¹¹⁶. Совет так и сделал, и святейший Синод уважил это ходатайство, утвердив преосвященного в означенной степени, 21 июня того же 1894 года¹¹⁷.

Преосвященному Виссариону в 1894 году, когда его многолетние, многоразличные и благоплодные труды так прославились, что были увенчаны высшею ученою степенью от воспитавшей его академии, согласно изречению Священного Писания: благих трудов плод благословен, было уже 72 года от роду. Но, несмотря на то, он и после такого увенчания не покладал, как и доселе не покладает рук своих, чтобы производить благие плоды, над которыми трудиться, для блага общего, так навык издавна. Помимо непрерывных занятий епархиальных, он неутомимо проповедует слово Божие с церковной кафедры и трудится над изданием общеполезных книг, не оставляя сотрудничеством и своего детища – журнала Душеполезное Чтение, в котором ни одна почти книжка не появляется, не украшенная его проповедями или статьями, хотя как прежде, так и теперь, помещаемы были статьи его или проповеди и в других повременных изданиях¹¹⁸. Так, уже в 1895 и 1896 годах говоренные им в Костроме Поучения составили два значительных по объему сборника. Затем, еще в 1895 году появилась в свет книга его, под заглавием: Толкование на паримии из новозаветных книг, и т. д. Такие труды, подлинно благие, обратили на себя и Монаршее внимание и благоволение. В 1896 году, по случаю Коронации Их Императорских Величеств, преосвященный Виссарион удостоился получить следующий Высочайший рескрипт: «Усердное и полезное служение Ваше к благоустроению вверенной вам епархии, просвещенные труды по изъяснению слова Божия и духовному назиданию чад святой православной Церкви и заботы о просвещении заблуждающихся снискали Вам право на Монаршее наше внимание и благоволение. Во свидетельство сего всемилостивейше жалуем Вам препровождаемую при сем украшенную драгоценными камнями панагию¹¹⁹". Так, и с высоты Царского Престола признано великое значение благих трудов преосвященнейшего Виссариона, простирающееся не на один лишь Николо-Толмачевский приход, не на одну какую-либо епархию, где он действовал и действует и даже не на один лишь, хотя и очень обширный, круг читателей Душеполезного Чтения, но на всех «чад святой православной Церкви» и притом не в наше только время. К преосвященному Виссариону с самого начала мы приложили не только те слова священного Писания, которые и потом не раз повторяли, именно: благих трудов плод благословен, т. е. «плод добрых трудов славен», но и следующие за ними: и не отпадающ корень разума, т. е. «корень мудрости неподвижен». Будут меняться, как менялись доселе, личные, частные воззрения на предметы, даже и на те, которые служат предметом содержания многих сочинений преосвященного Виссариона, но корень мудрости, вложенной им в свои сочинения, останется неподвижен. Ибо этот корень опирается на твердой и непоколебимой почве строгого вселенского православия. И надеемся, долго, долго еще будут чада нашей отечественной святой православной Церкви, с превеликой пользой духовною, вкушать от плода трудов Костромского Архипастыря и услаждаться ими. А потому не сомневаемся, что они вместе с нами не могут не выразить искреннейшего, молитвенного, пожелания, чтобы виновник этих трудов, достигший ныне пятидесятилетия своей церковно-общественной деятельности, еще многие лета здравствовал и трудился во благо Церкви и отечества.