Уста праведного и язык нечестивого
Уста праведного каплют премудрость: язык же неправедного погибнет (Притч. 10:31)
В книге Притчей Соломона стихи состоят большей частью из двух членов, представляющих такое соотношение, что недосказанное в одном из них надобно добавлять из другого, один восполнять другим взаимно (παραλλαγη). Подобное соотношение членов встречается и в других книгах св. Писания. Например, в 1-м псалме (Пс. 1:6): «весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет». То есть Господь знает благоволительно путь праведных, а потому путь их не погибнет; напротив путь нечестивых, которого Господь не знает (не благоволит), погибнет. В книге Экклезиаст читаем (Еккл. 2:14): «мудрого очи во главе его, а безумный в тьме ходит». То есть мудрый имеет зоркое зрение, и потому не ходит во тьме; напротив глупый, не имеющий подобного зрения (глаза которого как бы не в голове, а в пятках), ходит в потёмках. Прилагая это правило изъяснения двухчленных стихов: правило восполнения одного члена из другого, – к стиху из книги Притчей, взятому нами для рассмотрения, мы можем изложить текст его так: Уста праведного каплют премудрость и потому не погибнут; язык же неправедного каплет безумие, а потому погибнет. Обратимся теперь к самому содержанию этого стиха.
«Уста праведного каплют премудрость». Под праведным, уста которого каплют премудрость, разумеется истинный праведник, а не мнимый, подобный фарисеям, которые только назывались и слыли праведниками. Они ревновали о внешнем исполнении заповедей закона, без заботы об очищении сердца, без искреннего благочестия; иногда ограничивались исполнением предписаний одного обрядового закона, забывая обязанности в отношении к ближним. Они казались праведными пред людьми, но перед Богом, зревшим в них внутреннюю нечистоту и нечестие, являлись лицемерами. Истинно праведный, ревнуя об исполнении заповедей Господних, старается не о том только, чтобы быть неукоризненным по внешнему поведению, но вместе о воспитании в себе внутреннего благочестия, любви к Богу и ближним, о непорочности перед Богом и своей совестью. Кроме того, истинному праведнику, для того чтобы не погрешить в разумении и исполнении заповедей Господних, свойственно изучать их, размышлять о них. Он поучается в законе Господнем день и нощь: или сам читает слово Божие, или внимательно слушает читающих, признавая это занятие необходимым, чтобы правильно руководствоваться законом Господним. Он не только не тяготится поучением в законе Господнем, но находит в сем занятии величайшее удовольствие, ибо видит в законе Господнем источник утешения в скорбях, просвещение для ума, вразумление в недоумениях. «Как сладки, – говорит он, – слова Твои (Господи)! Лучше мёда устам моим (Пс.118:103). Закон уст Твоих для меня лучше тысяч золота и серебра. Слово Твоё – светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс.118:72,105). Утешение в бедствиях моих в том, что слово Твоё оживляет меня. Если бы не закон Твой был утешением моим, погиб бы я в бедствии моём (Пс.118:50,92). Откровения, которые Ты заповедал, – правда и совершенная истина (Пс.118:138). Заповедью Твоею Ты соделал меня мудрее врагов моих, ибо она всегда со мною (Пс.118:98). Я стал разумнее учителей моих, ибо размышляю об откровениях Твоих; сведущ более старцев, ибо повеления Твои храню» (Пс.118:99,100). Таким образом истинно праведный ревнует об усвоении закона Господня не только волей, упражняясь в исполнении его, но и умом, размышляя о нём непрестанно. С чистотой и святостью жизни соединяется в нём мудрость, не мирская, не житейская мудрость, с недостатком которой он примиряется без всякого сожаления и стыда за своё невежество, но мудрость духовная, почерпаемая в законе Господнем. Она дороже для него всяких мирских и научных познаний, ибо истины и правила, составляющие предмет её, открыты самим Богом, суть плод ума Божественного, всеобъемлющего и непогрешимого, настолько превосходящего ум человеческий, насколько свет солнечный светлее горящей свечи, стоящей на столе.
Но праведный не довольствуется тем, что сам поучается духовной мудрости и руководствуется правилами её, он внушает их и ближним своим: уста праведного, от избытка сердца, полного любовью к ближним, каплют премудрость для назидания их. Весьма знаменательно выражение: каплют. Можно думать, что здесь для изображения спасительного действия на душу ближнего словес мудрости, исходящих из уст праведного, имеется в виду сходство их с благотворными в жизни физической каплями мёда, росы и дождя, и елея. В чём состоит это сходство?
Мёд сладок на вкус и питателен. И «приятная речь – сотовый мёд, сладка для души» (Притч. 16:24). Что же может быть приятнее речи праведного? Всякому приятно беседовать с умным человеком. Есть такие умные люди, которых вечно бы слушал, в беседе с которыми неприметно летит время, – так речь их занимательна, так усладительна. Но словеса праведного наипаче умны и мудры, потому что почерпаются из источника мудрости, – из закона Господня, сладчайшего мёда и сота. Кто любит закон Господень, находит вкус в размышлении о нём, тот не может не услаждаться речами, проникнутыми духом закона Божия, растворёнными соком божественной мудрости, содержащимся в его изречениях. Мужу праведному, руководствующемуся словом Божиим в жизни и в образе мыслей, даже нет необходимости вести с вами длинные речи. Дело не в этом, а в силе его речей, силе библейской мудрости, им присущей. Если с уст праведного упадёт несколько капель этой мудрости, их совершенно достаточно для услаждения и напитания слушающих, достаточно притом не на короткое время. Особенно усладительны мудрые речи праведного для душ скорбящих. Тяжело переносить скорбь, когда не с кем разделить её. Доброжелательное участие к нам близкого существа, родного или знакомого, облегчает её. Доброжелательное, от души идущее слово в подобных случаях бывает гораздо дороже обильной вещественной помощи. Как бы ни было тяжело на душе, всегда становится легче, если есть кому разговорить нас. Но есть разные утешения словом, и выходят разные оттого последствия. Мирской человек по-мирски и утешает. Он постарается развлечь скорбящего рассказами о мирском, шутками, анекдотами, возбуждением в нём житейских мечтаний и надежд и т. п. Такие утешительные речи, конечно, приятны для слуха, заманчивы для воображения, но утешают на короткое время, покуда звучат в ушах. По уходе утешителя они оставляют пустоту в душе, сладость их превращается в горечь. Не таковы слова утешения, исходящие из уст праведного мужа. Они суть плод духовной мудрости и вливают в скорбящую душу духовный мир. Праведник, сам живя в общении с Богом, в Боге одном укажет ей источник утешения, от земных скорбей и тревог возведёт её мысли к небесным благам, какие уготованы любящим Бога и на Него уповающим, и которые могут быть ею предвкушаемы даже в здешней жизни, введёт её в духовные размышления, какими сам бывает занят, и т. п. Конечно всё это может сделать и не праведник только, а и всякий другой; но не всякий может сделать это с той силой убеждения и любовью, какая свойственна словам праведного, – истинно боголюбивого и человеколюбивого мужа. Они живее воспринимаются скорбящей душой, чем слова, вычитанные из книг, но не прочувствованные говорящим. С уст праведного поистине каплет сладкий мёд, заставляющий забыть скорбь и горе.
Не менее выразителен образ росы и дождя в применении к устам праведного, каплющим премудрость. Роса и дождь составляют одно из величайших благословений Божиих, наипаче ценимое жителями жарких стран. Роса и дождь возбуждают растительную силу в травах, злаках и древах, оплодотворяют их и освежают воздух. Вот почему Моисей, имея в виду столь благотворное значение росы и дождя в жизни природы, под образом их представляет действие на сердца израильтян, какое он желал бы произвести своей прощальной пред смертью, учительной и обличительной речью: «польётся как дождь учение моё, как роса речь моя» (Втор. 32:2). Подобное благотворное действие производят на душу слова мудрости, каплющие из уст праведного. Благодатной росой и дождём падают они на душу, палимую зноем страстей, возбуждают в ней нравственную силу, оплодотворяют в ней семя истины и добра. Да не подумает кто-либо, что речь праведного, столь благотворно действующая на душу, непременно должна содержать в себе что-нибудь необыкновенное, отличное от всего, что говорят другие учители истины и благочестия. Нет, – дело не в содержании речи, – по содержанию она может не представлять ничего особенного, – дело в личности праведного. Когда он научает беззаконных путям Господним, слово его имеет особенный вес потому, что он сам твёрдой ногой ходит этими путями. Ему никто не посмеет сказать: «ты требуешь от других того, чего сам не исполняешь; ты налагаешь на других бремена, до которых сам перстом не дотронешься». Никто не посмеет сказать это учащему праведнику, – сила его учения подкрепляется силой его примера. Он учит других благочестию и добродетели не словами только, но самой жизнью. Никто также не вправе сказать ему: «твои наставления и правила хороши на словах, но неудобоисполнимы». По природе он такой же, как и все, немощный в духовном отношении человек; однако же он успевает, при помощи благодати Божией, преодолевать свои немощи, побеждать искушения, неизбежные для всякого ревнующего об исполнении заповедей Господних. Стало быть и другие, подобно ему немощные, могут, при той же Божией помощи, успешно бороться с немощами, искушениями и соблазнами, могут достигнуть такой же степени нравственного совершенства, на какой стоит праведник, уста которого каплют премудрость; могут не только себя спасти, но и споспешествовать спасению ближних каплями приобретённой ими духовной мудрости. Само собо впрочем разумеется, что как в физической жизни капли росы и дождя благотворны только для приемлющей почвы, а не для голого камня, не для гнилого дерева, так и капли духовной мудрости, падающие с уст праведного, могут быть спасительны только для душ, не утративших духовной приемлемости; в которых семя духовной жизни ещё не совсем погибло под толстым слоем суеты и греха.
Наконец к наглядному объяснению того, как благотворны слова мудрости, исходящие из уст праведного, может служить образ елея. Елей имеет силу умягчать и врачевать. Подобную силу в отношении к душе имеют мудрые речи праведного. Есть грешники, которых трудно обратить на путь истины потому, что грех поработил не только волю их, но и ум. Они очень умны и изворотливы для того, чтобы оправдывать свою греховную жизнь не пред людьми только, но и пред собой; с нечестием в них соединяется самомнение и высокоумие. Попытки поколебать их упорство, их коснение во грехе, разными доказательствами пагубности их поведения, ни к чему не приводят. Напрасно вы стали бы внушениями разума, св. Писания, нравственного чувства убеждать кого-либо из них к признанию своей вины пред законом Божиим. На всё у него один ответ: «всё это мне давно известно, всё это мной давно обдумано и взвешено. Я даже могу больше и лучше наговорить в том же роде, если стану на вашу точку зрения. Но каждому из ваших резонов могу противопоставить не менее, даже более веские возражения». И действительно, за словом у него дело не станет, искусством вести состязания он вас же поставит в затруднение. Но случается, что подобные люди, непобедимые в прениях, поражающие блестящим остроумием и находчивостью в них, начинают сдаваться, переменяют тон, как скоро заговорят с ними языком сердца. Признайтесь пред ними, что сознаёте их умственное превосходство пред вами, что чувствуете себя бессильными бороться с ними на почве рассуждений с одинаковым искусством, – и попробуйте заговорить с ними от сердца, как заговорит мать заблудшему сыну. Она не столько говорит ему, сколько плачет, и её слёзы красноречивее и убедительнее всяких рассуждений. Но к таким сердечным речам, речам из глубины души идущего участия к грешнику, способны немногие. Скорее всего их можно ожидать от людей праведных. Истинно праведный исполнен любви к ближним, – он столько же сострадателен, сколько набожен. Он не станет тратить много слов, чтобы урезонить гордого и высокоумного грешника; но и немногие его слова, идущие от любвеобильного и проникнутого непоколебимым убеждением сердца, способны умягчить гордую душу, как елей умягчает твёрдую и жёсткую кожу. Мудрость праведного, каплющая в этом случае елеем, является не мудростью учёности, но мудрым знанием человеческого сердца: он знает, что на язык сердца скорее отзовётся сердце, чем на резоны ума гордый ум.
Словеса праведного, умягчающие душу гордого грешника, не менее благотворно действуют на души, недугующие противоположной крайностью, – на души грешников слишком мнительных. Подавленные сознанием своих грехов, они близки к отчаянию. «Мы – погибшие создания, говорят они себе и другим. Мы так далеко зашли на пути греха, что вернуться назад нам не под силу. Мы слишком глубоко пали, чтобы можно было подняться из этой глубины. Греховные привычки так овладели нами, что и думать тяжело о борьбе с ними. Нам одна дорога – в ад. Каяться и исправляться – поздно». Жалко положение таких грешников, но отнюдь не безвыходно: их может спасти искреннее участие ближних. Особенно благотворно в сем случае участие праведного человека. В этом убеждает нас пример трогательного снисхождения к тяжким грешникам величайшего праведника, Иисуса Христа. Он не гнушался теми, которых, как отъявленных грешников, презирали мнимые праведники – фарисеи, почитая осквернением для себя вступать с ними в сношения. Под гнётом этого презрения и гнушения они ещё более развращались и научались только презирать себя. «Верно, мы потерянные люди, думали они о себе, если нами гнушаются порядочные люди; пощады от них нечего ждать, – остаётся искать утешения в грехах: пусть же не даром они нас презирают». Не так относился к ним Христос. Его сострадание к ним, Его кроткое обращение с ними трогало их, пробуждало в них надежду на спасение. «Видно, думали они, мы не совсем погибли, видно не всё для нас потеряно, когда нами не гнушается столь великий праведник. Он не проклинает нас, как проклинают фарисеи. Стало быть нам не следует падать духом под тяжестью их проклятий. Он не только не проклинает, но ещё призывает к себе грешников, возвещая, что пришёл не для праведников, а для грешников. Остаётся откликнуться на Его призыв, сбросить к ногам Его греховное бремя, оплакать пред Ним наши беззакония и вымолить у Него прощение». И действительно, эти тяжкие грешники, согретые лучами милосердия Христова, пробуждались к новой жизни и спасались. Подобное благотворное действие на близких к отчаянию грешников оказывает всякий истинно праведный человек. Его мудрые, дышащие кротостью и состраданием речи умягчают их душу, успокаивают их совесть, мирят их с собой. Поистине такие речи – елей, каплющий на раны, умягчающий остроту их и целительный. Но если праведник, движимый ревностью о их спасении, найдёт нужным сделать им строгое вразумление и обличение, – они с благодарностью примут от него это вразумление и обличение, не сомневаясь в его доброжелательстве. Они повторят слова Давида: «пусть накажет меня праведник, это милость; пусть обличит меня, – это лучший елей, который не повредит голове моей» (Пс. 140:5). Злобные обличения только раздражают обличаемых, а растворённые любовью и милосердием вливают в душу раскаяние и мир. Поистине елей!
Уста праведного каплют благотворную, как мёд, роса и елей, мудрость. Благословенны эти уста, – они не погибнут от гнева Божия, а привлекут благоволение к нему Божие. Но горе языку неправедного: нечестивого и беззаконного! С этого языка каплет не мудрость, спасительная для ближних, а безумие, пагубное для них, и потому он погибнет, – безумные речи нечестивого послужат ему же в пагубу и в этой жизни, и наипаче в жизни будущей, когда будет строгое взыскание за всякое худое, даже праздное слово. Нечестивые и беззаконные могут быть очень умными и учёными людьми; но они злоупотребляют своим умом, – умствования их нечисты и лживы; и если «добрый человек от доброго сокровища своего сердца износит доброе, то злой (нечестивый и беззаконный) из злого сокровища сердца своего (из глубины сокровенных мыслей и чувств) выносит злое» (Лк. 6:45). Это значит: каков ум и сердце у людей нечестивых, таковы и речи. Речи их поистине безумны, ибо выражают их превратный и нечестивый образ мыслей. К сожалению, не всякий поймёт безумие таких речей; многие видят в них мудрость и отравляются ядром их, подобно тому, как отравлены были души наших прародителей ядовитыми внушениями змия-диавола. «Будете яко бози, ведуще добро и лукавое» (Быт.3:5). Какие приятные мечты возбудило в душе Евы такое обещание! Как она с мужем будет счастлива, когда они сделаются богами, пред ведением которых открыты будут все тайны бытия, – и тогда они уже не будут зависеть от Бога, ибо благодаря своему всеведению будут знать, как без Его помощи устроить своё блаженство! И как легко достигнуть этого, обещанного змием счастья! Стоит только вкусить запретный плод, и откроются у них очи для всеведения.
Ева не догадалась, что ей предлагают яд в благовидной форме, с удовольствием приняла его, и что же? Сама отравилась и мужа отравила. Эта история повторяется доселе. Змию-отравителю доселе подражают нечестивые и беззаконные. Яд аспидов под устами их, но они подают этот яд не в грубом виде, а в благовидной форме. Они никому не говорят: «прими этот яд, и погибни». Напротив, их речи обещают слушающим одно счастье, удовольствие. Они сладки, как мёд, мягки, как елей. «Мёд источают уста чужой жены и мягче елея речь её» (Притч. 5:3). Нужна крайняя осторожность, чтобы не увлечься медовыми и елейными речами людей нечестивых и не отравиться скрытым в них ядром. К сожалению, подобное увлечение и отравление – обыкновенное явление. Наслушается невинный юноша речей развратного и невоздержного приятеля, уверяющего, что целомудрие отнюдь не есть достоинство, что хранение его вредно для здоровья, что излишество в употреблении опьяняющей влаги умному человеку ни в чём не помеха (пьян да умён, два угодья в нём), что нельзя же быть монахом и т. п.; наслушается и падает в бездну разврата и пьянства. Наслушается любознательный, но не зрелый в умственном отношении человек похвал какой-будь книге, якобы во имя истины ниспровергающей основания веры и нравственности, – и как муха на мёд, набрасывается на эту книгу, и отравляется разлитым в ней ядом неверия и нечестия. Начитается иной в злонамеренных газетах толков о несостоятельности существующего церковного, общественного, семейного и государственного строя, зловредных внушений, что для блага человечества нужно всё вверх дном перевернуть, – и медовыми фразами об этом благе увлечётся до вражды против церкви и общества. Отрава проникла всё его существо, и он готов сделаться революционером.
Особенно ядовито действуют речи нечестивых и беззаконных на молодое поколение, – и не мудрено: яд этих речей облит мёдом и елеем лести: «старое поколение уже отжило свой век, – оно не может сочувствовать новым идеям. Вся надежда на молодое поколение, оно сила, которой суждено обновить Россию. Оно должно сознать величие своего призвания и поспешить осуществлением надежд, на него возлагаемых. Дело так важно, что для него стоит бросить науку. Не до науки теперь, нужна практическая деятельность, – упражнение в ней – лучшая наука». И молодой человек, польщённый такими медовыми речами, начинает действительно верить в свою силу, вовлекается в противозаконные сообщества и делается жалким орудием в руках врагов России, попадает в ряд уголовных преступников и погибает отравленный ядром, который подан ему в меду.
Горе отравленным, но горе и отравителям! Язык их погибнет. Язык их – враг их. Рано или поздно покарает их Провидение за злоупотребление языка. Если не в сей жизни суждено им погибнуть от руки человеческого правосудия, или особенных действий гнева Божия, то в жизни будущей их проклятый язык будет гореть в пламени, томимый нестерпимой и мучительной жаждой, и ни одна капля воды не упадёт для прохлаждения его. Поделом, – это за то, что при жизни, он источал капли яда и отравлял ближних.