Раздел IV. Приложение

[В сокращении]

«Она же видевши смутися о словеси его...» (Лк. 1, 29)

«Она же видевши смутися о словеси его». Кто приводит в смущение Ту, Которая должна быть исполнена мира, как призываемая родить «Мир наш» (Еф. 2, 14)? Человек ли неприязненного расположения духа? Дух ли неприязни, всегдашний враг мира, потому что сам его не имеет; обыкновенный производитель смущений и смятений, потому что живет в мятеже непрерывном? – Нет! К удивлению, виновник смущения Марии есть ангел, мирный служитель Бога мира. Но, может быть, образ, в каком и как он явился Ей, имел в себе нечто слишком необычайное или ужасное? Нет, и сего не видно. Евангелист не приписывает ему ни вида поражающего, ни света ослепляющего, ни явления, приводящего в изумление: может быть, для того самого, чтобы собрать все внимание Девы в предмет небесного посольства, и нимало не развлечь оного видом посланника, сей посланник является, сколько можно, просто и не употребляет ничего чрезвычайного; ангел тихо входит и говорит: «вшед к ней ангел рече.» Итак, от чего же Она смущается? – «Смутися о словеси его.» Разве слово сие было грозно? – Напротив, оно было слово радости и благословения: «радуйся, Благодатная: Господь с Тобою, благословенна Ты в женах.»

Углубимся несколько в разумение сего ангельского слова, чтобы найти сокровенную причину смущения Мариина. До сих пор ни один и, особенно, ни одна из земнородных не слыхали с небес подобного приветствия. Приметно, что небесные вестники не расточают приветствий: поскольку чистой небесной истине также не сродна изысканная ласковость, как и ненужная суровость. «Мир тебе», сказал ангел Господень Гедеону, по надобности успокоить его: ибо Гедеон, по понятиям своего времени, думал, что видение ангела будет ему смертоносно (Суд. 6, 23). Но приветствие «радуйся» беспримерно в древних явлениях ангелов. «Господь с Тобою» – так приветствовал ангел Гедеона же, и также по особенной надобности – вдохнуть ему силу и бодрость для чудесной победы на врагов и для спасения народа израильского. Многократно и щедро благословлял Бог Авраама, как, например: «воистинну благословя благословлю тя, и умножая умножу семя твое, яко звезды небесныя, и яко песок вскрай моря; и наследит семя твое грады супостатов; и благословятся о семени твоем вси язы́цы земнии...» (Быт. 22, 17 – 18); и паки: «Авраам бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси язы́цы земнии» (Быт. 18, 18). Но не сказано здесь, чтоб Авраам был благословлен в мужах, то есть преимущественно пред всеми мужами. А о благословении Сарры, хотя и она участвовала в произведении на свет благословенного семени, совсем умолчано.

Правда, сказал Господь однажды и о Сарре: «благословлю же ю...» (Быт. 17, 16): но достойно примечания, что и сие краткое благословение изречено не в лицо ей, а в отсутствии ее, Аврааму. Видно, так надлежало по судьбам Божиим, столько же праведным, сколько и благим, чтобы от жены (Евы), в которой утрата благословения в блаженном раю началась прежде мужа; но долее, нежели от мужа, – таились (в Марии) начатки возвращающегося благословения на несчастной земле. Без сомнения, разумела сие Дева Мария, как из писаного слова Божия, так и посредством собственного смиренного богомыслия. И потому, когда слышит, что неожиданный посетитель приветствует Ее не только миром, но и радостию; приписывает Ей благодать не как дар, но как Ее неотъемлемое достояние; возвещает Ей благословение, преимущественное пред всеми женами в мире: тихая душа Ее от сильных слов Духа, как тихая вода от сильного дыхания ветра, по необходимости приходит в движение: «смутися о словеси его.» Нет в сем смущении ничего нечистого, но нет в минуту смущения той душевной тишины, которая ему предшествовала! Когда ветер, ударяя в поверхность воды, частию поднимает ее от места ее покоя, тогда и чистая вода трепещет и кажется возмущенною: так душа Марии, хвалебным словом ангела не только подъемлемая из самоуничижения, в котором она обыкла покоиться, но и возносимая превыше всего сотворенного, трепетала чистым страхом, и Ее постоянное стремление во глубину смирения, сделавшееся ощутительным от того, что Ее превозносили, обнаружилось в виде смущения.

Видим теперь, как и святая и бесстрастная душа входит в смущение. Посмотрим: останется ли она в нем и как выходит из оного?

«Смутися о словеси его, и помышляше, каково будет целование сие.»

Когда в какой душе происшедшее смущение продолжается, усиливается, берет решительный перевес над спокойствием, тогда мы слышим обычно нетерпеливые слова, примечаем неправильные движения, видим беспорядочные действия. Ничего такого не оказалось в Пресвятой Марии. Смущение не подвигло Ее ни к какому действию, не исторгло у Нее ни одного слова. Из сего видно, что в смущении, в которое Она вошла по необходимости, ни минуты не оставалась Она по произволению своему; но как скоро почувствовала себя в оном, тотчас обратилась, чтобы выйти из оного. И первым орудием против смущения употребила молчание.

Другое средство, которое премудрая Дева употребила против смущения, было размышление: «помышляше, каково будет целование сие.» Евангелист не излагает подробно, в чем состояли сии помышления; без сомнения, чистые, как Ее душа; возвышенные, как Ее дух, сильные, как данная Ей благодать. Он не нашел для нас нужною сию подробность; он написал о смущении Марии только то, что полезно узнать всем, подверженным смущению, то есть что Она выходила из смущения посредством основательного и осторожного размышления. Если, дабы довершить восстановление внутреннего мира Ее, нужно было потом успокоивающее слово ангела: "не бойся», – то для приготовления к новому принятию слов ангельских не менее нужно было Ее собственное успокоивающее размышление, одушевляемое и молитвою, – как из известного постоянного расположения духа Ее без сомнения заключить должно. Небесное влияние приносит совершенный мир душе: но только твердая против внешних и внутренних обуреваний душа, восходящая от основательного размышления к богомыслию, способна принимать высокие и обильные влияния небесные.

Благодать Богоблагодатныя Мариами да будет со всякою душою христианскою в ее невольных смущениях, и да вспомоществует и утишать оные молчанием, и совершенно прекращать размышлением и молитвою, дабы беспрепятственно мог возглаголать сердцу нашему ангел мира, и не исторгаемо посеять в нем «плод правды, который сеется в мире творящим мир» (Иак. 3, 18). Аминь¹⁶.

[В сокращении]

«И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти...» (1Тим. 3, 16)

Благоговейно вспоминаем и торжествуем мы ныне тот единственный во временах день, то великое мгновение, когда велия благочестия тайна: «Бог во плоти», не в слове только, но в силе Вышнего, принесена архангелом Гавриилом на землю, скрыта в чистом сердце и в приснодевственной утробе Преблагословенныя Марии, запечатлена смиренным Ее молчанием. После сия «тайна, сокровенная от век и от родов» (Кол. 1, 26), превратилась во всемирную славу: но тем не менее и теперь еще остается тайною. «Велия есть благочестия тайна, Бог явися во плоти.»

Чем более непостижимою видим тайну, тем более находим ее достойною непостижимого Бога, тем более благоговеем, тем более славим Бога, тем более просвещаемся Его славою и блаженствуем. Ведение и слава не противоречат и не завидуют тайне: и тайна до бесконечности умножает славу и свет.

Как приемлет дивную тайну Бога во плоти, – земля, для которой, собственно, сия тайна и изобретена, и употреблена, и сокрыта, и открыта, и низведена, и вознесена, и предана позору, и прославлена? – Воистину благодатна и благословенна в женах единственная Пресвятая Дева, Которая представила Себя достойным хранилищем пришедшей с небес тайне... Которая, быв возводима в превыспренний сан Богоматери, не попустила Своему помыслу, ниже на один волос, подняться из глубины смирения; Которая умела обнять бесконечное Слово Божие столь малым словом человеческим: «се раба Господня, буди Мне по глаголу твоему» (Лк. 1, 38). А мир? Он не хотел было принять спасительной для него тайны Божией: по слуху о ней, он восстал было в тревоге, чтобы подавить ее, чтобы затмить ее лжами, запутать вымыслами, покрыть презрением и клеветами, чтобы преградить ей путь мечом, залить ее кровию ее свидетелей, погребсти в их могилах, сжечь в огне, потопить в воде, истребить всеми возможными способами истребления. Не удалось! Вопреки усилиям мира, тайна Бога во плоти превратилась... во всемирную славу. Но и теперь сколько еще людей, которые или не познали сей тайны, или, познав, не приняли! И что еще прискорбнее, даже между теми, которые получили оную по наследству от отцев и праотцев, или остаются, или вновь являются такие, которые не знают, что делать с сею непонятною тайною; спрашивают то с любопытством – почему для спасения человеческого рода употреблено столь необычайное средство – воплощение Божества, то с сомнением – неужели без сего невозможно спасение человека. А где любопытство, там еще нет чистого ведения; где сомнение, там еще нет полной веры.

Тайна гонит от себя прочь любопытство по тому самому, что есть тайна. Она призывает к себе веру: впрочем, не возбраняет ей мимоходом пользоваться пособием скромного размышления, для снятия с ее пути претыканий, которые бросает на него сомнение.

...Человек не может прийти к Богу сам собою, без особенного, чрезвычайного низведения к нему силы Божией; без такого посредства, которым бы расстояние между Богом и человеком было наполнено, разделение уничтожено, общение, ничем не пресекаемое, восстановлено; без посредства, которое бы с совершенным единством касалось обеих разделенных сторон – Бога и человека. И такое посредство есть Богочеловек.

«Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но имать живот вечный» (Ин. 3, 16). Бог не может делать ничего излишнего и ненадобного: ибо сие было бы несообразно с Его премудростию. Итак, если Бог дал Единородного Сына Своего миру, то, видно, сие было нужно. Для чего? Для того, как сказует Сам Сын Божий, «да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но имат живот вечный.» Неужели иначе погиб бы мир и не имел бы живота вечного? Видно, так. Почему? Чтобы сделать сие, по возможности, понятным, взойдем мыслию к началу тварей. В книге Премудрости написано: «Бог смерти не сотвори» (Прем. 1, 13). Сию строчку из книги Премудрости Божественной без затруднения может переписать в свою книгу всякая премудрость человеческая, если она не совсем лишена понятия о Боге Творце всесовершенном. Бог есть чисто жизненное начало. Тварь, как тварь, подвержена переменам: но ее перемены, в творении и под управлением всесовершенного Творца, могут быть устроены в порядке, к совершенству... Откуда же беспорядок, безобразие, нечистота, страдание, разрушение, тление – словом, смерть. Мне кажется, что и естественное рассуждение не найдет на сие сказать ничего другого, как то, что говорит откровенное Богом учение: «грех в мир вниде, и грехом смерть» (Рим. 5, 12). Грех, как отлучение от Бога, есть, вместе, «отчуждение от жизни Божия» (Еф. 4, 18), и, следственно, раньше или позже, – смерть для существа телесного, разрушимого, временная, а для духовного, неразрушимого, вечная, потому что, кроме Бога, нет и никогда не будет другого источника жизни. Таким образом, грех и смерть ручаются в мире друг за друга, что они тут. Видишь ли владычествующий в мире грех – ты можешь сказать: мир находится на пути смерти. Видишь ли в нем смерть – ты также можешь сказать: мир, видно, согрешил, и идет к погибели. Кто не так слеп, чтобы не видеть в мире владычества ни того, ни другого, ни греха, ни смерти, тот может понять, сколь нужно было миру избавление от погибели, дарование вновь вечной жизни. И для сей-то потребности Бог «Сына Своего Единородного дал есть.» Смерть и погибель приходят на человека и как естественное следствие удаления от Бога, и, вместе, как действие правосудия Божия над грехом. Посему для спасения человека нужно, во-первых, удовлетворить правосудию Божию, потому что никакое свойство Божества не может лишено быть свойственного ему действия; и потому что объявление безусловного прощения или ненаказанности стоящего уже на пути греха человека всего легче повело бы далее по сему пути, и, следственно, не ко спасению, а к погибели; во-вторых, вновь ввести в человечество жизнь Божию, которая бы воцарившуюся в нем смерть победила и уничтожила. Требования трудные и естественно невозможные! УДОВЛЕТВОРИТЬ ПРАВОСУДИЮ БОЖИЮ значит предать грешника вечной смерти: за сим совершенно исчезает для него возможность вечной жизни. Как же приблизить жизнь Всесвятого Бога к человеку грешнику? Столь резкая противоположность сближаемых крайностей более угрожает истреблением недостойной твари, как сена от огня, нежели обнадеживает спасением. Что же творит Бог чудес? Он вводит Свою Ипостасную жизнь, Своего Единородного Сына, в малую, избранную долю человеческого естества, – долгим, сокровенным действием судеб Его приготовленную, от заразительной примеси греха предохраненную, – соединяет Божество и человечество в единую Ипостась Богочеловека; низводит облеченное человечеством Божество в состояния человеческие, кроме греха, даже в немощи, в страдания, в смерть. И что же? Правосудие Божие всесовершенно удовлетворено, потому что в лице Богочеловека человечество понесло присужденную себе смерть, и понесло вполне, так как и мгновение смерти Богочеловека, по присутствию вечного Божества, равняется вечности; НА УДОВЛЕТВОРЕНИИ ПРАВОСУДИЮ ОСНОВАНО ПРАВО ИСКУПИТЕЛЯ ПРОСТИТЬ КАЮЩЕГОСЯ ГРЕШНИКА, без пагубной надежды ненаказанности для некающегося; и в то же время жизнь Божия, нисшедшая в глубину человеческой смерти, но смертию по своему естеству не одержимая, из глубины смерти сияет во всё умершее грехом человечество и вносит вечную жизнь во все души, которые ей открывают себя верою, а не отражают ее от себя неверием и ожесточением. «ТАКО ВОЗЛЮБИ БОГ МИР.»

Лучший и действительно спасительный подвиг разума человеческого к совершенству и блаженству человечества может состоять только в том, чтобы... приблизиться «К ВЕЛИЕЙ БЛАГОЧЕСТИЯ ТАЙНЕ», положить к ее стопам свое оружие и свой венец; и предать себя в благородный плен, в свободное послушание вере в «БОГА, ЯВЛЬШАГОСЯ ВО ПЛОТИ.»

Христиане, чада веры, наследники откровения, хранители тайны Божией! Благословим Бога таин и откровений. Прославим Богочеловека, Начальника и Совершителя веры. Сохраним тайну Божию, толико снисходительно нам вверенную. Помыслим также при сем, что неприлично было бы хранить тайну благочестия в душе и жизни нечистой. Должно хранить святое и Божественное сокровище в ковчеге от злата чиста, – «ТАИНСТВО ВЕРЫ В ЧИСТОЙ СОВЕСТИ» (1Тим. 3, 9). Аминь.¹⁷  

И этого Ей Самой хотелось! Все Ее недоумения, собственно, и происходили для твердости веры. И теперь Ей оставалось лишь изречь это последнее слово, этот решающий ответ: «Да!» Этого ждет Пресвятая Троица! Для этого и послан Гавриил!