24. В ту же неделю

Братие, перед нашими очами целый ряд величайших грешников – мытарь, блудный сын, и прочие; посмотрим как они каялись и покаялись, чтобы и мы, руководствуясь их образом покаяния, могли умилосердить Господа.

Входят во храм для молитвы два человека: мытарь и фарисей. Последуем и мы за ними, посмотрим издали на них и прислушаемся к их молитве. Подойдем к фарисею, который стал впереди всех на самом видном месте. Какова же его молитва? «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди: грабители, обидчики, прелюбодеи, или как сей мытарь. Я пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю», – вот молитва фарисея³⁵. Фарисей не кается и не плачет; он говорит о своих мнимых добродетелях, осуждает перед Богом ближних, исчисляет все их грехи, а свои грехи далеко где-то спрятал, чтоб их и не показывать ни Богу, ни людям. Он в молитве хвастает своими постами и милостями. Нет! Нам так не следует ни молиться, ни каяться, – Бог с ним. Не станем же и мы осуждать фарисея за такую его грешную молитву, дабы и нам не быть осужденными; обратимся мы лучше к мытарю, который возвратился в дом свой оправданным перед Богом, по сказанию Спасителя: «и иде сей оправдан в дом свой, паче оного фарисея».

Что же мытарь делает в церкви и что говорит? Он ничего почти не делает и не говорит; а весьма много сделал и успел на поприще покаяния. Стоит только посмотреть на мытаря, и окажется – это тот человек, который нам нужен для примера. Он стал вдали от алтаря, от святых икон, стал около прага церковного, при дверях, так как он, вероятно и видно по всему, признавал себя недостойным стоять наравне с фарисеем, перед лицем Божиим. Его, как и всякого мытаря, считали величайшим грешником и грабителем, каков он и был на самом деле, ибо он был сборщик податей; значит, брал и с живого, и с мертвого, как говорят, брал и там, где не следовало брать. Мытарь рад, что его в церковь впустили; он думал, что ему прикажут стать за дверями храма – на дворе. Мы, хотя тоже величайшие грешники, но без всякого страха Божия и без стыда пробираемся вперед, и стараемся стать впереди и занять видное место – такое, какое занял и где стоял фарисей. Ах! Мы даже в алтарь без страха и трепета входим, будучи грешнее и беззаконнее всякого мытаря. Мытарь не так поступил, как мы поступаем. Чувствуя тяжесть грехов своих, он не мог, не дерзал стать далее прага церковного и стал около самых дверей оного. Что же он делает? Как он кается? Он не смел даже очей своих возвести на небо, – стыдно было ему и на небо смотреть, а на Бога тем более. Видите, страх, трепет и ужас объял его, когда он подумал о своих тяжких грехах, о которых и Бог, и люди знали. Мы, грешные, стараемся прятать далеко свои грехи и думаем, что о них люди не знают; хотя не сомневаемся в том, что Бог знает их и перед всеми людьми откроет, если не в сей, то непременно в будущей жизни. О, несчастные мы! Откроет, если не в сей, то непременно в будущей жизни. О, несчастные мы! Откроет Бог наши грехи перед всеми и накажет нас адскими муками. Господи! Дай нам покаяться, и здесь нас накажи, как знаешь, а не там – по ту сторону гроба. Мытарь, ударяя себя в перси, говорил: «Боже! Милостив буди мне грешнику!» Кратка молитва мытаря, но глубокое имеет знаменование. Мытарь не просит Бога о прощении грехов, ни о награде земными благами; а как грешник, который видит над главой своей висячую кару Божию, готовую пасть на него за его тяжкие грехи, просит только Бога об одном помиловании. Он знает, что если Бог помилует, то и грехи простит; если грехи простит, то и оправдает его на суде Своем; если оправдает, то из грешника сделает праведным и наградит наравне с праведниками и святыми. Станем же и мы, христиане, просить Бога прежде о помиловании, об отклонении от нас лютой смерти и страшного суда Божия.

Боже! Будь милостив и к нам грешным. Аминь.