Глава 7. Подготовка проповеди

Церковные писатели IV-V вв. советуют пастырям Церкви тщательно готовиться к своим проповедям. Например, св. Григорий Богослов так рассуждал о высоте проповеднического служения: «Что же касается самого раздаяния слова (скажу напоследок о том, что составляет первую нашу обязанность, и понимаю слово Божественное и высокое, о котором ныне все любомудрствуют), то, ежели кто другой приступает к делу этому с дерзновением, и почитает его доступным для всякого ума, – я дивлюсь многоумию (чтобы не сказать: малоумию!) такого человека. Для меня кажется непростым и немалого духа требующим делом – каждому давать в свое время меру (Лк.2:42) слова, и с рассуждением вести домостроительство истины наших догматов» (Слово З)²³⁵.

Св. Иоанн Златоуст в пятом «Слове о священстве» пишет, что подготовка проповедей требует большого труда даже от того, кто достиг высокой степени совершенства в их произнесении: «Кто владеет великой силой слова (а ее у немногих можно найти), даже и тот не бывает свободен от непрестанных трудов. Так как сила слова не дается природой, но приобретается образованием, то хотя кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы... Принявший на себя долг учительства не только должен трудиться для усовершенствования себя вообще, но, в частности, тщательно должен заботиться о составлении своих поучений»²³⁶.

Это мнение вполне разделяли и западные отцы. Так, св. Григорий Двоеслов в своем «Пастырском правиле» рекомендует духовенству тщательное приготовление к каждой проповеди, чтобы речь проповедника не была беспорядочно болтливой, чего может избежать лишь талантливый оратор. Подготовка, по его мнению, нужна еще и для того, чтобы проповедник не допустил какой-либо неправославной мысли (Кн. 1, гл. 4)²³⁷.

Таким образом, проповедь – это сочетание личных усилий проповедника и Божественной помощи. Оба этих элемента одинаково важны для проповеди. Без благодатной помощи проповедь не может быть успешной. Но это никак не отменяет кропотливой работы пастыря по подготовке проповедей.

Подготовка проповеди является творческим процессом. Это личный путь, в котором воплощен опыт встречи проповедника со Христом. Выходя на амвон, проповедник свидетельствует об этом пути. Это не значит, что в проповеди он говорит о себе и своих переживаниях. Слово проповедника – это слово о Христе. Но если в этом свидетельстве нет личного опыта, проповедь не сможет достичь сердец слушателей.

О том, как проповедь рождается в душе проповедника, много и глубоко рассуждал проф. В. Ф. Певницкий. Он был убежден, что настоящим проповедником становится лишь тот, кто пережил личную встречу со Христом и кого пленило Евангелие. Особое внутреннее одушевление, которое становится плодом встречи с Живым Богом, толкает человека на проповедь. «Нужно не умом только, – пишет проф. Певницкий, – но и сердцем, и первее всего сердцем, воспринять спасительную истину Христову, нужно всецело проникнуться ею, и тогда она, выходя из глубины пламенеющего духа, согретая огнем одушевления, будет в устах проповедника силой, побеждающей умы и сердца людей»²³⁸.

В другом месте он так описывает таинственный процесс рождения проповеди: «Проповедник-оратор берет ее [христианскую истину] из мертвой книги, оживляет ее своим дыханием и дает ей движение, и она, им направляемая, находит путь к сердцу слушателей и действует на них тем быстрее и сильнее, чем более проповедник вносит своей душевной силы и энергии на оживление истины, служащей предметом его слов. Нужно, значит, не только сознать истину, но нужно перечувствовать ее, воспринять ее и переработать в лаборатории своего сердца, и уже перечувствованную, сделавшуюся достоянием его души, передать ее другим, и в этом случае само собой выльется из уст проповедника слово сердечное, такое слово, которое будет способно жечь умы и сердца людей. А без этого будут раздаваться с церковной кафедры слова, пожалуй, умные и рассудительные, но сухие и холодные, от которых не возгорится искра, тлеющая в душах слушателей, и они не будут тронуты холодным рассуждением проповедника»²³⁹.

Успешной проповедь становится лишь тогда, «когда слово Божие переходит во внутреннее достояние человека, сливается с его духовным существом и составляет жизненный нерв его души... И вот в этом случае, когда сознание и чувство проникаются словом Божиим, в груди человека рождается сила, которая понуждает его вовне, среди собратий возвещать и распространять спасительные глаголы Божии, и тогда раздается его голос как голос проповедника, истинного посланника Божия – голос сильный, внушительный и влиятельный, проникающий до души и духа, членов же и мозгов»²⁴⁰.

Митрополит Сурожский Антоний (Блум) сравнивал проповедь со стрелой: «Если слово, которое ты говоришь в проповеди, тебя ударяет в душу, если глубоко вонзается, словно стрела, в твое собственное сердце, оно ударит в чужую душу и вонзится в чужое сердце» (Беседа в Московской духовной академии, 25 декабря 1973 г.)²⁴¹.

Проповедник, воспринявший истину, проникается ею и, образно говоря, вновь и вновь рождает Евангелие в своем слове, обращенном к людям здесь и сейчас. Слово Евангелия должно сначала охватить сердце проповедника и из книжной буквы превратиться в его личное «внутреннее слово». А затем (во время проповеди) оно касается разума и сердца слушателей, становясь и их внутренним словом.

Живая личность проповедника обращается к живым личностям – стоящим перед ним людям. В процессе этого общения, где незримо присутствует сам Бог, происходит возрождение человека к жизни во Христе. Поэтому проповедь – это не только общение проповедника с его слушателями. Это общение Бога с людьми, к которому их возводит проповедник.

Усвоение проповедником Евангельской истины – это особый подвиг, который требует аскетического усилия со стороны человека. На этот аспект внутреннего воодушевления, рождающего проповедь, особо обращал внимание проф. М. Тареев. Проповедник должен «опытно убедиться, что следование Христу действительно дает блага, обетованные Спасителем; он должен действительным переживанием приобщиться той духовной жизни, которая проистекает от Христа, внутренне сродниться со Христом, воспринять в себя от Его Духа Святого. Эта духовная опытность на языке Слова Божия называется помазанием от Св. Духа»²⁴².

В подтверждение своих слов проф. М. Тареев ссылается на аскетических писателей христианского Востока, в частности, на прп. Макария Великого, который писал: «Кто ведет речь о духовном, не вкусив того сам, тот уподобляется человеку, который при наступлении дневного зноя идет пустым полем и, томясь жаждою, описывает источник, струящийся водою, изображая себя пьющим, тогда как засохли у него уста и язык от палящей их жажды... Так, если ведут речь о совершенстве, о радовании или о бесстрастии не ощущавшие в себе их действенности и удостоверения их; то на деле не все бывает так, как они говорят. Иное дело – рассуждать о хлебе и о трапезе, а иное дело – есть и принимать в себя хлебную питательность и укрепляться всеми членами. Иное дело – на словах поговорить о самом сладком питии, а иное – пойти и почерпнуть из самого источника и насытиться вкушением сладкого пития. Так и в духовном; иное дело – одним ведением и умом объяснять себе сказанное, а иное дело – существенно, на самом деле, с несомненностью, во внутреннем человеке и уме иметь сокровище благодать, внушение и действие Святого Духа. Произносящие одни только слова мечтают и надмеваются своим умом» (Беседа 17)²⁴³. Образно говоря, проповедь не должна быть рассказом о духовной пище. Она сама должна стать такой пищей.

Таким образом, работа над внешней формой проповеди вырастает на фундаменте внутреннего опыта проповедника. Проповедник должен сам стремиться воплощать в своей жизни истину, которую он обрел во Христе. Без этого фундамента слово проповедника, даже если оно идеально оформлено, не достигает сердца слушателей. Но это вовсе не означает, что, готовясь к проповеди, священник может игнорировать законы публичной речи. И. Фундулис уподобляет внешнюю форму проповеди сосуду, в котором Благая Весть передается от человека к человеку²⁴⁴. Потому проповедник, готовясь к проповеди, должен уделять особое внимание не только ее содержанию, но и той форме, в которой будут воплощены его идеи.

Прежде чем говорить об этапах подготовки проповеди, следует сказать о существующих способах изложения проповеди. Выбор способа сообщения проповеди слушателю влияет и на порядок ее подготовки.

Принято выделять два принципиально отличающихся друг от друга способа изложения проповеди: чтение и произнесение.

Следует отметить, что в Церкви существует давняя традиция чтений, предусмотренных богослужебным уставом. Первые подробные сведения об этой практике и о ее соотношении с проповедническим словом содержатся в сочинениях прп. Феодора Студита († 826), прежде всего в его Малом и Великом оглашениях. В частности, прп. Феодор упоминает о том, что в монастырской практике на богослужении ежедневно звучали чтения из житий святых и из творений святых отцов.

Однако такие чтения не отменяли произнесения живой проповеди. Например, в Малом оглашении читаем: «Если бы вы и весьма много были утешаемы чтением божественных отцов, однако вы нуждаетесь во всяком случае и в нашем смиренном наставлении (διδασκαλίας), и, осмелюсь сказать, – более в этом, чем в том, так как то читается в историческом порядке, это же говорится в лице вам и предлагается для обличения» (Слово 80)²⁴⁵. А в Великом оглашении прп. Феодор пишет: «Благодаря слушанию боговдохновенных чтений, а до некоторой степени моим слабым оглашениям, вы поднимаетесь все выше и выше» (Слово 22)²⁴⁶.

Преподобный Феодор указывает, что в храме постоянно звучат три вида чтений: 1) чтения из Священного Писания; 2) чтения из житий святых и 3) чтения из святоотеческих творений. Все эти чтения вместе с живым словом проповеди служат единой цели – восхождению слушателей к духовному совершенству.

Типикон предписывает чтение определенных святоотеческих творений в определенные периоды года. Например, во время Великого поста предписывается чтение сочинений прп. Ефрема Сирина, Огласительных поучений прп. Феодора Студита, Бесед св. Иоанна Златоуста на Книгу Бытия, а также книги «Лавсаик». От Пасхи до Пятидесятницы предписывается чтение Бесед св. Иоанна Златоуста на Евангелие от Иоанна. Кроме того, в Триодях Постной и Цветной помещены синаксарии, которые полагается читать во время утреннего богослужения.

Предписания об уставных чтениях регулярно встречаются в богослужебных книгах. Так, на Рождество Христово на утрени положено читать отрывок из Бесед св. Иоанна Златоуста на Евангелие от Иоанна. В праздник Пятидесятницы – слово св. Григория Богослова на святую Пятидесятницу (Слово 41). В русской традиции в день памяти св. равноапостольного князя Владимира предписывалось читать в храме «Слово о законе и благодати» митрополита Киевского Илариона.

Уставные чтения и проповедь образуют единую систему духовного научения. Все элементы этой системы имеют самостоятельную ценность и не могут заменять друг друга. Так, жития святых показывают примеры добродетели, а их творения устанавливают правила добродетельной жизни. Однако, как специально подчеркивает прп. Феодор, уставные чтения не могут учесть духовного состояния слушателей. В них примеры и учение о добродетели излагаются «безотносительно к... духовным нуждам наличных слушателей». Именно поэтому уставные чтения обязательно должны быть дополнены живым словом проповеди, которое обращено к конкретным людям и потому учитывает их нужды и их состояние²⁴⁷.

В современной практике Русской Православной Церкви уставные чтения практически вышли из употребления. В богослужении мы видим лишь некоторые остатки некогда целостной системы таких чтений. Это, например, чтение слова св. Иоанна Златоуста на Пасху или чтение Жития прп. Марии Египетской на 5-й неделе Великого поста.

При этом в современном приходском богослужении получила заметное распространение практика чтения священником проповедей других авторов. Этот обычай также имеет давнюю традицию. Одно из первых упоминаний о нем содержится у блж. Августина. Он писал, что «нет греха и бесчестия заимствовать у других мудро и красноречиво написанные поучения, выучивать их на память и предлагать народу». Августин специально подчеркивал, что заимствовать проповеди у других авторов – это не кража: «Ибо крадет тот, кто похищает чужое, а слово Божие не есть чужое для тех, кои повинуются Богу... Если же добрые христианские наставники ссужают свои сочинения добрым же проповедникам, то здесь оба – и сочинители, и сказатели – проповедуют свое, а не чужое, поскольку у обоих у них и Бог свой, Коему принадлежит то, что они проповедуют, и сочинения чужие делаются своими для тех, которые, не умея сочинить своих, живут чинно по чужим сочинениям» (De doctrina Christiana. Кн. IV, гл. 62)²⁴⁸.

Анализируя этот совет блж. Августина, проф. В. Ф. Певницкий пишет, что на христианском Востоке такой совет был бы немыслим: «В Греции, где много было проповеднических талантов и где красноречие стояло на высокой степени развития, считалось бы странным и унизительным, если бы кто-либо из учителей церковных выступал на кафедру не со своим, а с чужим словом, и едва ли такой проповедник возбудил бы к себе внимание слушателей: он скорее подвергся бы укоризнам и осуждению»²⁴⁹. По мнению Певницкого, совет блж. Августина свидетельствует о скудости проповеднических талантов в современной ему Западной Церкви.

Конечно, чтение с амвона проповеди другого автора не может быть признано нормативным. Оно допустимо лишь в исключительных случаях, когда священник не имел возможности подготовить проповедь самостоятельно.

У такого чтения есть целый ряд негативных сторон. Этот способ сообщения проповеди не является живым словом. Во время чтения текста чрезвычайно сложно установить контакт со слушателями. Чтение любой речи в любой аудитории создает неестественную атмосферу. Проповедник прикован к тексту, он не имеет возможности смотреть на слушателей и следить за их реакцией. Кроме того, читаемая проповедь всегда менее эмоциональна. Как правило, она суха, бесцветна и непривлекательна. Слушатель видит неуверенность проповедника в себе.

Священник, читающий чужой текст по бумажке, открыто свидетельствует о недостатке собственных знаний и опыта. Все это заметно снижает доверие к нему со стороны аудитории. В результате такая проповедь может оказать лишь незначительное воздействие на чувства и волю слушателей.

Проф. В. Ф. Певницкий подчеркивал, что от проповедника «требуется живое свидетельство божественной истины, согретое личным дыханием убежденной души и вынесенное ею из глубины сердца, преданного Богу». Чтение же чужой проповеди «прямо противоречит понятию о проповеди, как живом свидетельстве истины»²⁵⁰. Поэтому священнику лучше избегать чтения проповедей других авторов.

По вопросу чтения своей, заранее написанной проповеди существуют различные точки зрения. С одной стороны, несомненно, живое слово, произносимое проповедником, смотрящим в глаза слушателям, имеет значительно большую силу, нежели письменный текст, зачитываемый по бумажке. С другой стороны, известны примеры замечательных проповедников, которые говорили проповеди исключительно по заранее написанному тексту. Так поступали, например, святитель Московский Филарет (Дроздов) или архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Правда, отец Иоанн с таким чувством и обращенностью к пастве зачитывал свои проповеди, что прихожане воспринимали его текст как живое слово.

Следующим способом изложения проповеди является произнесение выученной наизусть проповеди другого автора. Сегодня этот способ почти не встречается, но в XIX – начале XX в. подобная практика имела широкое распространение. В Синодальный период издавались многочисленные сборники образцовых проповедей, и приходские священники предпочитали зачитывать (или заучивать наизусть) образцовые проповеди, а не составлять их самостоятельно.

При таком подходе к произнесению проповеди снимается несколько недостатков, отмеченных выше. Проповедник видит слушателей, чувствует их реакцию, но поскольку слово его заучено наизусть заранее, он не может в нем уже ничего поменять, а, значит, контакт с аудиторией остается затруднительным. Заученный наизусть чужой текст не является живым словом. По замечанию проф. Певницкого, такая проповедь – это «слово мертвой книги, а не прочувствованное слово живого человека»²⁵¹.

В практике духовных школ студенты обычно сами составляют тексты своих проповедей, которые перед произнесением заучивают наизусть или близко к тексту. Такой подход к произнесению проповеди предполагает кропотливую работу над ее текстом. Автор не только тщательно обдумывает свою проповедь, но и полностью (дословно) записывает ее на бумаге. Здесь снимается еще несколько недостатков. Проповедь исходит из ума и сердца проповедника, она продумана и прочувствована, а значит, она проще достигает ума и сердца слушателей.

Но у этого вида проповеди также есть недостатки. Прежде всего способность заучивать наизусть большие нерифмованные тексты не одинакова у разных людей. Те, кому это дается с трудом, 6удут думать на кафедре не о том, что они произносят, а о том, как бы не сбиться и не забыть текст. Причем, забыв текст, можно попасть в безвыходное положение. Заучивание проповеди наизусть не дает возможности, пропустив вылетевшее из головы предложение, продолжить повествование дальше. Каждое новое предложение при таком виде запоминания связано с предыдущим. И если в памяти разрывается эта цепочка, то рушится вся проповедь.

Произнося заученный наизусть текст, проповедник лишается возможности реагировать на состояние слушателей. Составляя текст проповеди заранее, автор не может предугадать настроение аудитории. Он не знает, сколько людей придет в храм и какую часть из них будут составлять его постоянные прихожане. Он не может предвидеть, какая атмосфера будет в храме. Непредсказуема и реакция людей на проповедь. То, что кажется проповеднику интересным и актуальным, может оказаться малопривлекательным для слушателей. И наоборот, второстепенные идеи могут занять в умах паствы главенствующее положение.

Как писал блж. Августин, проповедники, «кои произносят поучения заранее приготовленные и слово в слово затверженные на память», когда видят непонимание со стороны слушателей, уже не могут «представлять исследуемый предмет с различных точек и облекать оный во всевозможные разнообразные виды речи» (De doctrina Christiana. Кн. IV, гл. 25)²⁵².

Проповедь – это особый вид общения между пастырем и паствой. И это общение может не состояться, если с амвона звучит заранее заученный текст. Проповедь из акта общения может превратиться в монолог.

Слово импровизация происходит от латинского improvisus, что дословно значит неожиданный, внезапный. Под импровизацией принято понимать создание художественного произведения непосредственно в процессе его исполнения.

В гомилетике под проповеднической импровизацией понимается произнесение проповеди без ее детальной предварительной подготовки. Однако импровизация в гомилетике не исключает полностью процесса подготовки. Проповедник заранее избирает тему своей проповеди и продумывает ее план. Но сам текст проповеди рождается непосредственно в момент ее произнесения. Можно согласиться с тем, что подлинная импровизация имеет место в том случае, когда проповедник «знает то, что он скажет, и не знает того, как он скажет... Он не говорит, не зная предмета своей речи, иначе сказать, материальная основа его импровизации уже готова до момента импровизирования»²⁵³.

Уже отмечалось, что в апостольский век в Церкви существовала только импровизированная проповедь. Лишь в III–IV вв. оформляется новый взгляд на проповедь, предполагающий ее тщательную предварительную подготовку. Однако, несмотря на это, большинство известных проповедников «золотого века» были импровизаторами. Импровизированные проповеди регулярно произносили святители Василий Великий, Иоанн Златоуст и другие известные церковные ораторы. Их гомилии, дошедшие до нас, были записаны стенографами, которые специально присутствовали на богослужении.

Следы импровизированной речи часто встречаются в святоотеческих проповедях. Например, в восьмой «Беседе на Шестоднев» святой Василий Великий по недоумению слушателей замечает, что пропустил что-то в своем слове и под влиянием аудитории возвращается к пропущенному. А во втором «Слове о посте» он прямо говорит: «Не должно оставлять без внимания и того, что пришло мне на мысль недавно, когда говорил я сие»²⁵⁴. То есть содержание проповеди рождалось в сознании святителя непосредственно в момент ее произнесения.

Св. Иоанн Златоуст признается в своих гомилиях, что увлекся предметом своей речи и отступил от стройного порядка проповеди. Порой он, непомерно растянув вступление, просит слушателей извинить его рассеянность. В конце одной из гомилий на Книгу Бытия он признает, что проповедь оказалась слишком долгой, потому что его к этому подтолкнул «порядок самого повествования» (На Бытие. Беседа 57, 8)²⁵⁵.

Таким образом, несмотря на то, что нормативной считалась тщательная подготовка проповеди, импровизированное слово всегда продолжало существовать в Церкви Христовой.

Отечественная теория проповеди, которая берет свое начало лишь с середины XVII в., поначалу развивалась под решающим влиянием западной схоластической науки. В Синодальную эпоху проповедь трактовалась как заранее тщательно подготовленное литературное произведение. Более того, на рубеже XVIII-XIX вв. российское церковное законодательство устанавливает обязательную предварительную цензуру проповедей, произносимых за богослужением.

Так, в 1794 г. обер-прокурор Святейшего Синода А. И. Мусин-Пушкин в своем отношении на имя епархиальных преосвященных предложил ввести предварительную проверку проповедей. Причиной этого распоряжения было недовольство тем, что в проповедях порой обсуждались политические вопросы. Обер-прокурор специально подчеркивал, что проповедники не должны затрагивать политических вопросов, поскольку «политические дела совсем не относятся к проповеди Слова Божия»²⁵⁶. Развивая эту инициативу, 22 марта 1800 г. Святейший Синод издал указ, предписывающий священникам и диаконам, произносящим проповеди собственного сочинения, представлять тексты этих проповедей прежде произнесения на рассмотрение специально назначенным цензорам²⁵⁷.

Эту норму окончательно закрепил Устав духовных консисторий, изданный в 1841 г. Устав гласил, что священнослужители, получившие «надлежащее образование», должны произносить за богослужением проповеди собственного сочинения. Тексты этих проповедей должны были прежде произнесения подаваться благочинному или специально назначенному цензору. Если по каким-либо причинам проповедник не представил текст своей проповеди до произнесения, он должен был это сделать после произнесения (§ 9 Устава)²⁵⁸. Эта норма была сохранена и в новой редакции Устава духовных консисторий, изданной в 1883 г. Кроме того, издавались отдельные указы по епархиям, которые могли детализировать это общее требование Устава.

Таким образом, российское церковное законодательство XIX в. фактически не предполагало произнесения импровизированной проповеди. Священник, произносивший проповедь, текст которой не прошел цензуру, рисковал навлечь на себя гнев церковного начальства.

Пример такого конфликта мы встречаем в воспоминаниях профессора А. Л. Катанского (1836–1919). Его отец, служивший диаконом в одном из храмов Нижнего Новгорода, был ревностным проповедником, регулярно произносившим проповеди собственного сочинения. В соответствии с Уставом духовных консисторий он постоянно должен был подавать тексты своих проповедей на рассмотрение епархиального цензора. Однако он нередко произносил «непроцензурованные проповеди». Когда об этом стало известно в консистории, то, несмотря на то, что тогдашний Нижегородский епископ Иеремия (Соловьев) благоволил к ревностному проповеднику, отец диакон был наказан денежным штрафом²⁵⁹. Похожую ситуацию уже с настоятелем храма описывает и Николай Лесков в своем романе «Соборяне».

Опасаясь подобной участи, многие из приходских священников либо вообще не произносили проповедей, либо выучивали наизусть и произносили с амвона проповеди других авторов, прошедшие цензуру. Тот же А. Л. Катанский вспоминал, что в XIX в. произнесение проповедей собственного сочинения «было далеко не обычным явлением, – даже и в среде городских священников и протоиереев нижегородских, не говоря уже о диаконах»²⁶⁰.

Большинство выдающихся проповедников Синодального периода, как правило, воздерживались от импровизации на амвоне. Например, святитель Филарет (Дроздов) в течение своей долгой проповеднической практики почти никогда не произносил импровизаций и подвергал строгому порицанию тех священников, которые пытались импровизировать. Столь известные проповедники как архиепископы Димитрий (Муретов) и Никанор (Бровкович) тоже никогда не произносили непродуманных заранее и незаписанных поучений.

Потому неудивительно, что в российской гомилетической науке в XIX в. импровизация рассматривалась как исключение, которое может быть мотивировано лишь какими-то особенными обстоятельствами. Например, профессор Я. К. Амфитеатров, хотя и считал желательным, чтобы каждый проповедник мог импровизировать, но понимал это лишь в том смысле, что каждый священник должен уметь произнести проповедь в любой неожиданной ситуации, когда нет возможности подготовиться. Нормой же он считал проповедь, написанную заранее.

Одним из первых, кто попытался реабилитировать в церковном сознании импровизированную проповедь, стал архиепископ Амвросий (Ключарев, 1820–1901). Он был пламенным и принципиальным защитником живого проповеднического слова. Вот как владыка Амвросий описывал ситуацию, сложившуюся в Русской Церкви в XIX в.: «Случайно, или лучше сказать, неожиданно появляющиеся у нас на церковной кафедре ораторы с живым словом большей частью оказываются в трудном и ложном положении. На них часто смотрят как на выскочек и людей с претензиями, им строго обращают в вину замечаемые в их речах недостатки... Самый закон наш не дает защиты столь естественным проповедникам учения Христова: на церковную проповедь не писанную нет разрешения в наших законах, и сами писаные проповеди подчинены цензуре. Поэтому всякий из наших проповедников-импровизаторов может трудиться только под защитой и личной ответственностью местного Преосвященного; в противном случае всегда может попасть под суд»²⁶¹.

Сам архиепископ Амвросий произносил почти исключительно импровизированные проповеди и считался одним из лучших проповедников своего времени. Стремясь систематизировать свой проповеднический опыт, он написал книгу «Живое слово», посвященную теории проповеднической импровизации. В ней автор делится своим богатым проповедническим опытом, иллюстрирует теоретические положения примерами, взятыми из собственной проповеднической практики.

Среди богословов начала XX в. необходимость возрождения проповеднической импровизации наиболее активно защищал профессор Московской духовной академии М. М. Тареев. Прежде всего он исходил из того, что проповедь как таковая должна быть плодом духовной опытности говорящего. Если такая опытность у человека есть, то он в любой момент может убежденно говорить о своей вере. Поэтому импровизация, по Тарееву, не является абсолютно спонтанным словом.

Ее содержание проповедник всегда носит в себе. Импровизирует он лишь в отношении формы: «Мы представляем себе проповедника-импровизатора человеком, для которого привычны христианское настроение и христианский образ мыслей, у которого слова Евангелия постоянно в мыслях и на языке, который вникает в себя и в учение и занимается сим постоянно (1Тим.4:16). Он ежеминутно готов дать ответ всякому вопрошающему его; он всегда приготовляется и приготовлен к изложению христианского учения»²⁶².

В поддержку импровизированной проповеди высказывался и протоиерей Григорий Дьяченко: «Простая проповедь от сердца, по примеру апостолов, не приготовленная и не записанная, – вот в чем правильная постановка проповеднического дела. Люди исказили дар слова, свободный как движение, и он стал труден. Созданы искусственные тормоза для его проявления, построены целые многосложные теории ораторской речи и церковного красноречия. Прочь все эти путы и тормозы! В последние восемь-десять лет начинают постепенно проходить старые предрассудки относительно проповедничества... Долой тетрадки, долой формализм, долой рутину! Пусть раздается живое слово, слово убеждения»²⁶³.

Подобные суждения вызвали критику со стороны других авторитетных гомилетов. В частности, с ними не был согласен профессор В. Ф. Певницкий. Он настаивал, что импровизированные проповеди могут произносить лишь особо даровитые проповедники. Для большинства же приходского духовенства он считал необходимой тщательную подготовку проповеди²⁶⁴.

Окончательный консенсус по вопросу о проповеднической импровизации в российской церковной науке так и не был достигнут. Эта дискуссия была прервана революцией.

Современное законодательство Русской Православной Церкви не содержит норм об обязательной предварительной цензуре проповедей. Сегодня священник может свободно произносить с амвона проповеди собственного сочинения. В результате импровизированная проповедь в последние десятилетия получила широкое распространение в Русской Православной Церкви. Однако далеко не всегда это приводит к повышению качества проповеди.

Приведем некоторые практические советы относительно обучения импровизированной проповеди, опираясь на цитированную книгу архиепископа Амвросия (Ключарева).

Прежде всего начинающим проповедникам не следует произносить импровизации при большом количестве слушателей и в особо торжественные дни. Первые свои опыты лучше делать в более узком кругу. Оптимальную ситуацию в этом смысле представляют собой учебные проповеди в духовных семинариях, которые произносятся, как правило, в семинарских храмах или после вечерних молитв, перед такими же студентами, как и сам проповедник.

Желательно избегать импровизаций, если темой проповеди служат глубокие догматические или нравоучительные вопросы. Архиепископ Амвросий писал: «Не обо всем из христианского учения можно легко, основательно и правильно говорить и отчетливо выражаться в поучениях незаписанных и необработанных предварительно. Таковы догматы веры и отвлеченные истины христианского нравоучения, требующие развития обдуманного и осторожного и, как известно, строгой точности в употреблении принятых Церковью выражений... Поэтому необходимо при начале остерегаться импровизаций собственно догматического содержания и отвлеченного изложения нравственного учения. Только после многолетнего упражнения можно приступать к таким поучениям»²⁶⁵.

Даже для импровизированной проповеди необходимо заранее составлять план. Начинающим проповедникам, чтобы развивать навык импровизированной речи, этот план можно записывать и произносить проповеди с использованием письменных заметок.

Кроме пунктов плана в таких заметках могут быть и наиболее важные цитаты.

Заметки представляют собой схему, которая во время произнесения наполняется живым материалом. Проповедь произносится импровизированно, но при этом проповедник изредка поглядывает в свои заметки. Это «подглядывание» не должно быть слишком частым и навязчивым. Слушатели не должны видеть, что проповедник чрезмерно привязан к своей «шпаргалке». Нужно стараться записать все свои заметки с одной стороны небольшого листочка бумаги, чтобы затем во время произнесения не возникало сложностей с поиском в заметках нужного места.

Поскольку начинающий проповедник, выходя на амвон, всегда испытывает волнение, то наличие у него под рукой письменной «шпаргалки» заметно снижает уровень волнения. Видя перед собой листочек бумаги с планом проповеди, священник избавляется от страха потерять нить повествования, запнуться, забыть следующую мысль. И если поначалу проповедник будет полностью привязан к этой «шпаргалке», то затем он будет заглядывать в нее все реже и реже и в результате поймет, что она ему уже не нужна. Выработав навык произносить проповедь по заранее продуманному плану, проповедник постепенно избавится от необходимости иметь под рукой заметки и станет настоящим импровизатором.

Даже в случае произнесения импровизированной проповеди начинающему оратору необходимо тщательно продумывать и заучивать наизусть ее вступление и заключение. Как писал владыка Амвросий, проповедник-импровизатор, выходя на амвон, обязательно должен иметь наготове ее первое слово. Далее он уже сможет импровизировать, но вступление следует знать наизусть.

Перед выходом на амвон начинающие проповедники нередко чувствуют смешение мыслей и не видят в сознании ясной картины своей проповеди. Архиепископ Амвросий говорит, что этого не следует бояться. По образному выражению владыки, мысли лежат в голове проповедника «клубком»: «На клубке видны только верхние нитки, но тяните за конец нитки, развивайте клубок, и он весь развернется... При импровизации вы чувствуете, как мысли в душе вашей сейчас родятся, переходят в образы, облекаются в слова; вы чувствуете совокупную живую работу ума, воображения и того дивного механизма, который называется даром слова... При импровизации для вас самих и для слушателей открывается сам ключ живой воды в душе вашей, и вы действительно произносите живое слово»²⁶⁶.

Еще одно возникающее недоумение связано с тем, что начинающий проповедник-импровизатор не может оторваться от обдумывания своей проповеди даже во время богослужения. Не мешает ли это совершать богослужение, в особенности Божественную литургию?

Архиепископ Амвросий был убежден, что обдумывание проповеди нисколько не препятствует сосредоточенному совершению богослужения: «Наблюдающий за собой заметит здесь интересное явление: в душе одновременно происходят два течения, не мешающих одно другому; где-то там, в глубине головы, возникают, сортируются, складываются мысли, а в другой стороне идет молитвенное движение чувства, еще подогреваемого прошением помощи Божией в деле проповеди и озарения от благодати Таинства»²⁶⁷.

Еще один немаловажный вопрос: что делать проповеднику, если во время произнесения проповеди он вдруг теряет нить своей мысли и не может вспомнить, что он хотел сказать дальше? Владыка Амвросий признается, что с ним не раз случался подобный, попросту говоря, «столбняк». Например, когда он был еще приходским священником, во время одного из богослужений в присутствии архиерея ближе к половине проповеди он «потерял содержание речи». Что же было дальше?

«Тут же, – пишет владыка Амвросий, – я и решился не подвергать себя стыду при огромном стечении народа, а как-нибудь выйти из затруднительного положения. Я остановился, вынул платок, утерся, помедлил несколько секунд, как бы желая передохнуть, и ухватился за первую мысль, которая представилась подходящей к самому случаю речи (которого уже нельзя забыть), не заботясь, она ли следует по плану или нет, и только принялся за ее выражение, как мгновенно возвратилась ясность взгляда на все предстоявшее содержание слова. Вышло нечто похожее на то, как иногда забудешь какое-нибудь имя, и потом вдруг неизвестно по какому закону оно само собой вспоминается. Речь окончена была благополучно, и этот опыт стал для меня самого руководящим на будущее время»²⁶⁸.

Таким образом, по совету архиепископа Амвросия в случае, когда проповедник вдруг теряет нить своего повествования, ему прежде всего следует удержать себя от испуга и излишнего волнения. Нужно сделать небольшую паузу в речи. Для импровизированного слова такая пауза совсем не страшна.

Во время паузы проповедник должен ухватиться за первую возникающую в его сознании мысль, относящуюся к теме проповеди, и тут же ее озвучить. За это время он сможет успокоиться и припомнить дальнейший план проповеди. Владыка Амвросий был убежден, что проповедник, который по-настоящему готовился к проповеди, даже если он и забудет какую-либо мысль, но при этом не оробеет и совладает с собой, непременно сможет выбраться из досадного замешательства.

К мыслям архиепископа Амвросия можно добавить два небольших замечания. Во-первых, при импровизации важно сохранять особый настрой и сосредоточенность, чтобы не потерять нить повествования. Во-вторых, при развертывании одной мысли следует иметь в виду и следующую, чтобы плавно осуществить переход.

Слово экспромт происходит от латинского exprom(p)tus (готовый, скорый). В гомилетике под экспромтом принято понимать мгновенно возникающую проповедь, т. е. проповедь, предварительная подготовка которой полностью отсутствует.

Жизнь дает различные поводы для произнесения экспромта. Священник может тщательно подготовить воскресную проповедь, однако в канун воскресного дня или непосредственно перед началом литургии вдруг станет известно о чрезвычайном происшествии, взволновавшем общество. И это заставит его отказаться от заранее продуманной проповеди. Например, если в ночь на воскресенье случится ураган, наводнение или крупный пожар, то люди, собравшиеся в храме, будут охвачены переживанием этого события. В таком случае священник может экспромтом произнести проповедь, посвященную осмыслению случившегося.

Но чаще всего поводом для произнесения экспромтов является совершение треб. При отпевании, крещении или освящении жилья для священника очень важно обратиться к собравшимся со словом назидания. Однако он, как правило, заранее не знает, перед какой аудиторией окажется и в каком настроении будут слушающие его люди. Особенно непредсказуемой бывает атмосфера при совершении отпеваний. В этой ситуации священник должен уметь почувствовать состояние собравшихся и произнести слово, соответствующее обстановке.

Если говорить о погребении, то, конечно, на общее настроение собравшихся влияет и возраст умершего, и его семья, и количество пришедших на похороны людей, и степень их воцерковленности, и место отпевания (храм, квартира, частный дом, двор, кладбище). «Просчитать» все это заранее практически невозможно. Поэтому священник должен быть крайне внимателен к атмосфере погребения, чтобы его слово достигло сердец слушателей.

Конечно, чем более опытен священник, тем больше он может иметь «домашних заготовок», родившихся в сходных обстоятельствах. Но все равно каждый конкретный случай уникален и потому ставит перед священником особые задачи.

Священнику, столкнувшемуся с необходимостью произнести экспромт при совершении требы, можно посоветовать произносить проповедь после совершения положенного молитвенного последования. Перед началом службы достаточно лишь одним предложением пригласить собравшихся к общей молитве. Участие в совместной молитве меняет людей. Это особенно актуально для отпевания. Молитва согревает сердца людей, успокаивает их чувства, готовит к восприятию слова священника. Во время молитвы священник должен просить Бога открыть ему то, что и как необходимо сказать стоящим перед ним людям. Священник должен внимательно прислушаться к своим внутренним переживаниям. Это поможет ему услышать в сердце то слово, которое необходимо обратить к собравшимся. Таким образом, время совершения положенного молитвенного последования становится для священника временем краткой подготовки к проповеди.

Экспромт не должен быть продолжительным. Он не должен длиться более 5 минут. Во время экспромта проповедник должен сосредоточиться лишь на одной идее, обратить к слушателям одно ясное послание. Крайне нежелательно затрагивать в экспромте более одной темы. Поскольку проповедник не имеет возможности тщательно продумать и подготовить свое слово, то умножение тем может привести к потере стройности проповеди, а значит, затруднит ее восприятие.

Конечно, экспромт может родиться в душе священника в момент совершения любого богослужения. Его сердце могут особым образом затронуть читаемые на литургии или на утрени библейские отрывки или же какие-то особо проникновенные богослужебные тексты (например, тропари Великого канона прп. Андрея Критского или канона, читаемого перед Плащаницей Спасителя в Великую Пятницу). Опытный проповедник, ощутив это особое вдохновение, может тут же создать из него проповедь.

Когда священник произносит экспромт, он, конечно же, мобилизует все свои знания и переживания, весь свой опыт. Он использует то, что когда-то читал, о чем когда-то размышлял. Поэтому экспромт лишь кажется внезапным и неожиданным. На самом деле он выражает то, что уже есть в душе проповедника.

Экспромт, конечно же, не является нормой. Это особый, исключительный вид проповеди. И начинающему оратору следует подходить к произнесению экспромтов с особой осторожностью.

Существуют различные методики подготовки проповеди. Конечно, есть особо одаренные проповедники, которые способны произносить яркие проповеди, не придерживаясь никаких строгих правил при их подготовке. Но в большинстве случаев проповедник нуждается в рекомендациях относительно процесса подготовки проповеди.

Эти рекомендации не должны убивать творческий процесс, который происходит в душе проповедника, готовящегося к проповеди. Методика подготовки лишь помогает организовать и упорядочить этот процесс. Проповедник, не обладающий особыми дарованиями, но, тем не менее, методично работающий над собой, обязательно совершенствуется. Если в начале пути подготовка проповеди для него представляется тяжким трудом, то впоследствии он вполне может прийти к тому, что проповедь станет для него радостным и благодатным занятием.

На пути к проповеди проповедник проходит два основных этапа. Сначала он занят поиском темы и содержания проповеди, а затем ее оформлением. Нельзя нарушать эту последовательность. Бессмысленно размышлять над формой проповеди, если не ясна ее тема. Форма лишь обрамляет то послание, которое проповедник стремится донести до своих слушателей.

Поток жизни каждого человека уникален и неповторим. С нами ежедневно происходит множество событий. Мы читаем книги, смотрим фильмы, путешествуем, бываем на концертах и в музеях. Мы встречаемся и общаемся с разными людьми, становимся свидетелями неординарных происшествий. Все это проходит и через наш ум, и через наше сердце, рождая особые впечатления.

Священник, который регулярно произносит проповеди, должен с особым вниманием относиться и к себе самому, и к жизни вокруг. Все, что происходит с ним, все, что он видит или слышит, становится (порой даже незаметно для него самого) материалом для его проповеди. Поэтому проповедник, который желает произносить яркие и живые проповеди, который хочет быть интересным, должен, так сказать, коллекционировать те жизненные явления и ситуации, которые его окружают. Условно эту коллекцию мы назовем копилкой проповедника.

Проповедник может вести дневник, куда будет заносить все то, что, как ему кажется, затем пригодится в проповеди. Причем речь не идет о какой-то одной конкретной проповеди, которую он готовится произнести в ближайшее воскресенье, а о проповедничестве как таковом. Конечно, прежде всего в такую копилку должны заноситься мысли, рождающиеся при домашнем чтении Священного Писания, при размышлении над библейским текстом. Также здесь могут храниться выписки из святоотеческой и богословской литературы. Погружаясь в изучение Писания и церковной традиции, священнику желательно фиксировать свои впечатления.

Важно отражать в такой копилке и свои впечатления от встречи с произведениями искусства. Мы постоянно видим следы библейского текста в художественной литературе, изобразительном искусстве, музыке, театре, кинематографе, даже в современной популярной культуре. Когда проповедник сталкивается с опытом прочтения Библии в искусстве, это также следует отражать в копилке.

При внимательном отношении к тому, что священник смотрит, слушает и читает, он может со временем собрать яркую коллекцию примеров из мира искусства. Хорошо, если это будет не просто коллекция фактов, но и коллекция размышлений. Ведь всякое настоящее искусство предполагает диалог со зрителем (слушателем, читателем). Подлинное искусство всегда открыто к новым прочтениям. Поэтому каждый может открыть в нем что-то свое, прочесть его по-своему. И вдумчивый проповедник должен отражать в дневнике-копилке свой личный опыт прочтения произведений искусства. Готовясь к проповеди, он сможет черпать из такой коллекции мысли, идеи, образы, которые позволят приблизить проповедь к уму и сердцу его слушателей. Важно, чтобы записи в копилке позволяли восстановить мысли, родившиеся в сознании проповедника.

В последние десятилетия практически исчезли границы между культурой элитарной и культурой массовой. Сегодня уже невозможно провести четкую грань между «высокой» и «популярной» культурой. Поэтому библейские мотивы в наше время можно неожиданно встретить в самых разных проявлениях культуры. Общеизвестно, что религиозные мотивы глубоко пронизывают творчество многих рок-музыкантов. Аллюзии или даже прямые отсылки к библейским текстам можно встретить и в рекламных роликах, и на первых полосах газет и журналов. Все это тоже может лечь в копилку проповедника и затем стать хорошим вспомогательным материалом.

Для проповеди очень важны иллюстрации. Нередко для того, чтобы оживить проповедь, проповедник начинает их специально изобретать. Но выдуманный «случай из жизни» не оживляет проповедь, а, как правило, вносит в нее сухость и искусственность. Реальный же рассказ из жизни, даже если он кажется совершенно банальным, делает проповедь именно живым словом.

Всякому проповеднику чрезвычайно важно иметь под рукой свою собственную копилку. Полезно эти записи структурировать и регулярно их просматривать. Также очень желательно снабжать эти выписки пометками относительно того, в какой проповеди они могут быть использованы (с каким библейским чтением, праздником или событием они могут быть соотнесены). Впоследствии, когда при подготовке к конкретной проповеди у проповедника родится ее главная идея, она станет стержнем, на который можно будет нанизать родственные идеи и впечатления, собранные в копилке.

Подобные копилки необходимы, чтобы не забыть то, что нам врезалось в память. Копилка проповедника – это то, что должно быть всегда под рукой; из нее всегда можно почерпнуть что-то яркое и интересное. Собирание такой коллекции должно стать постоянным занятием проповедника.

Внимательное отношение к увиденному и пережитому должно быть отличительной чертой проповедника. Если воспитать в себе такую внимательность, то вся жизнь священника станет постоянным процессом подготовки проповеди. Все происходящее вокруг и пережитое в сердце будет закладывать основу для его проповедничества. На этой основе станет возможным рождение по-настоящему глубоких, не просто продуманных, но буквально выстраданных проповедей.

Опыт показывает, что регулярное пополнение копилки проповедника, постоянная фиксация нового знания и новых переживаний облегчает подготовку к каждой конкретной проповеди. Наличие постоянно пополняемой копилки сокращает время на подготовку проповеди, а также повышает ее качество.

Строго говоря, при таком подходе трудно определить, сколько именно времени затрачивает проповедник на подготовку. Ведь фактически вся его жизнь становится постоянной подготовкой к проповеди, перерастающей в постоянную готовность.

В тех случаях, когда ситуация требует произнесения проповеди без ее специального предварительного обдумывания, коллекция проповедника может дать ему важный материал для экспромта. Например, во время совершения богослужения (или требы) в душе проповедника может спонтанно родиться идея проповеди. Если он постоянно пополняет и просматривает свою копилку, то родившаяся идея, как магнит, притянет к себе подходящие мысли и иллюстрации. В результате будет рождена проповедь, которая лишь условно может быть названа «внезапной». На самом деле священник давно и серьезно к ней готовился, собирая свою копилку.

Вчитывание в библейский текст. Обычно воскресная проповедь связана с библейским текстом, который звучит на литургии. Каждый священник заранее знает, какие именно Евангельские и Апостольские тексты будут читаться в храме на протяжении всего года.

Потому и подготовку к воскресной проповеди нужно начинать с внимательного чтения библейского текста, который будет звучать в храме. Точнее, это должно быть не просто чтение, но вчитывание в библейский текст. Необходимо прочесть библейское зачало спокойно и вдумчиво, причем не один, а несколько раз. Желательно прочесть текст не только про себя, но и вслух. Поначалу даже не нужно его анализировать. Нужно просто к нему прислушаться. Ведь в Священном Писании к нам обращается Сам Господь, потому для начала нужно просто постараться расслышать этот Голос.

На этом этапе не нужно браться за чтение толкований и библейских комментариев. Позже проповедник еще обратится к ним. Но на этапе вчитывания нужно внимательно послушать сам библейский текст. Преждевременное чтение экзегетических трудов может, образно говоря, вытеснить непосредственное впечатление от самого текста. Поэтому сначала необходимо ясно ощутить свое личное впечатление от прочитанного библейского текста. Несмотря на то, что священник много раз слушал и читал этот отрывок из Библии, каждый раз его впечатление от прочитанного текста может быть особым.

Важно и то, что в процессе вчитывания проповедник мысленно ставит себя на место слушателя. Он размышляет над прочитанным, прислушивается к своим мыслям, фиксирует возникающие вопросы и недоумения. Эти вопросы и недоумения можно записать, чтобы потом вернуться к ним при составлении проповеди.

Понятно, что вчитывание в текст должно начинаться заранее. Уже в начале недели (то есть в понедельник) священник, зная, что в воскресный день ему предстоит произнести проповедь, связанную с конкретным зачалом, может прочесть этот отрывок и начать размышлять о нем. Хорошо положить себе за правило в понедельник всегда уделять время вчитыванию в библейский текст, по которому должна быть произнесена следующая воскресная проповедь. Это не отнимет много времени. Однако такое вчитывание станет началом едва заметного внутреннего процесса. Проповедник открывает сердце для слова Божия, и божественная благодать начинает в его сердце свою незримую работу.

Вчитывание в текст происходит не только в тот момент, когда мы сидим над Библией. Оно продолжается и тогда, когда мы заняты другими (казалось бы, совсем посторонними) делами. После того, как мы несколько раз сосредоточенно прочли библейский текст, слово Евангелия входит в наше сердце, образно говоря, «заражает» нас, становится закваской, из которой будет расти проповедь.

Вдумчиво прочитав текст несколько раз в понедельник, мы полагаем начало процессу подготовки проповеди. В течение дня нам достаточно просто не забывать о прочитанном, держать текст в уме. У нас неизбежно возникают ассоциации, мы вспоминаем другие тексты или какие-то жизненные ситуации. Потому уже на этапе вчитывания мы можем извлечь что-то из проповеднической копилки. Также желательно фиксировать все мысли и чувства, которые рождает в нас библейский текст.

Анализ текста. Если на этапе вчитывания мы лишь открываем себя для действия в нас слова Божия, то на этапе анализа проповедник должен более систематично и целенаправленно изучить библейский текст.

Библия – это текст особой сложности. Нас отделяют от библейского текста временная и географическая дистанция, разность в языке, мышлении и культуре. Анализ библейского текста нужен для того, чтобы, насколько возможно, сократить эту дистанцию. Герменевтика приближает к нам Библию и позволяет расслышать именно то, что хотели сказать авторы библейских книг.

Анализ библейского текста обычно включает в себя следующие элементы:

а) Прежде всего необходимо понять конкретный библейский отрывок в контексте всей Библии. Для этого нужно изучить параллельные места Священного Писания. Это сразу же сделает наше восприятие текста более объемным. Мы обязательно откроем в нем новые смысловые грани. Изучение параллельных мест защищает нас от поверхностных, односторонних и даже прямо ошибочных выводов.

Если проповедник имеет для этого достаточную подготовку, то для него было бы очень полезно обратить внимание не только на перевод Библии, но и на оригинальный текст. Нередко при обращении к греческому тексту Нового Завета можно найти различные смысловые оттенки, которые невозможно передать в переводе. Когда же речь идет о ветхозаветных текстах, то мы можем столкнуться с существенными разночтениями, присутствующими в масоретском тексте и в Септуагинте.

Конечно, проповедник не должен проводить исчерпывающий текстологический анализ отрывка. Но порой смысловые оттенки, имеющиеся в разных переводах, также раскрывают новые грани смысла, позволяют более глубоко понять Библию. Ведь приступая к проповеди, мы должны быть уверены, что верно поняли мысль автора текста.

б) Необходимо понять ситуацию, в которой родился этот текст. Ситуацию здесь нужно понимать предельно широко. Это и общий исторический контекст; и политические и экономические обстоятельства, которые скрываются за этим текстом; это и культурный и интеллектуальный контекст, в котором вырос библейский автор; это и конкретные жизненные ситуации тех людей, которые в тексте упомянуты. Например, все эти контексты важны для правильного понимания притч, которые произносил Иисус Христос. Понимание ситуации позволяет правильно услышать библейское послание.

Библия – это собрание книг, написанных разными людьми в разные эпохи, в разных ситуациях. Эти книги предназначались для разных читателей. Переворачивая страницы Библии, мы в прямом смысле можем перемещаться в разные страны и исторические эпохи.

Изучая текст, следует учитывать не только исторический, но и, например, литературный и (что особенно важно) богословский контекст. Каждая библейская книга имеет свою внутреннюю логику. Авторы могут использовать разные жанры, по-разному располагать сходный материал и т. д. Авторы могли также исходить из разных богословских концепций. Например, общеизвестны особенности мышления святого Иоанна Богослова в сопоставлении с авторами синоптических Евангелий. В особой богословской перспективе написаны и Послания апостола Павла.

Проповедник должен чутко относиться ко всем этим нюансам. Это позволит ему не только расслышать то послание, которое вложил в свой текст священный автор, но и найти верный способ донести это послание до современного слушателя.

в) Необходимо изучить церковную традицию понимания этого текста. Библия живет в Церкви. Можно сказать, что Библия создана Церковью. Именно церковный разум, вдохновляемый Духом Святым, распознал книги, включенные в библейский канон, как слово Божие. Библия живет в Церкви и для Церкви. Поэтому Церковь постоянно вчитывается в Писание и несет его своим членам. Этот процесс предполагает постоянное толкование Писания. Каждое новое поколение, живущее в новой исторической ситуации, слышит Писание по-новому, раскрывает в нем новые смыслы.

Приступая к анализу текста, проповедник должен помнить, что он получает этот текст от Церкви, которая в течение двух тысяч лет вслушивается в этот текст, размышляет над ним. Поэтому, готовясь к проповеди, необходимо знать, как понималось и толковалось интересующее нас место Библии.

Обычно на толкование (экзегезу) смотрят как на что-то внешнее по отношению к библейскому тексту. Толкование воспринимается как дополнение к Писанию. Однако это не совсем так. Внимательное изучение Библии позволяет понять, что очень часто авторы священных книг занимаются истолкованием текстов, созданных до них и вошедших в канон. Так, Книга Второзаконие – это фактически новое истолкование закона Моисея. В Евангелиях мы постоянно встречаем интерпретации ветхозаветных текстов. Богословие апостола Павла базируется на экзегезе Ветхого Завета. Таким образом, процесс интерпретации священных текстов вплетен в саму ткань Писания. И истолкование Церковью Писания продолжает этот процесс.

Проповедь при таком понимании экзегезы становится постоянным раскрытием смысла Писания для новых поколений христиан. Это не внешнее дополнение к Писанию, это жизнь Писания в Церкви. Поэтому углубление в церковную традицию понимания Библии – это органичная часть подготовки проповеди.

Конечно, священник не может (и не обязан) перед каждой проповедью изучать всю долгую историю прочтения Церковью конкретного библейского текста. Ему достаточно обратиться к классическим и наиболее авторитетным толкованиям. Например, важным подспорьем при анализе новозаветных текстов являются гомилии св. Иоанна Златоуста или толкования блж. Феофилакта Болгарского. Можно почитать и других авторитетных отцов Церкви, которые оставили экзегетические труды.

Важно ознакомиться и с толкованиями более близких к нам по времени экзегетов. Можно почитать проповеди других авторов, сказанные на этот же текст, а также заглянуть в различные пособия, содержащие материал для проповеди. Все это позволяет углубить наше понимание текста. Вглядываясь в церковную традицию, мы можем видеть, как библейский текст живет в Церкви, как он понимается в различных ситуациях и в различных контекстах.

Нельзя забывать, что Библия – это многослойный текст, в котором можно раскрыть множество смыслов. А значит, ни одно из толкований не может быть абсолютизировано и названо единственно верным. Никакое толкование не может исчерпать всех смыслов библейского отрывка.

г) Сопоставить текст с современной ситуацией. Процесс сокращения дистанции между библейским текстом и современной аудиторией предполагает не только погружение в библейский текст, но и изучение ситуации потенциальных слушателей проповеди. Церковная община уже обладает Писанием. А значит, библейский текст и община не чужды друг другу. Но при этом Писание звучит в Церкви всегда по-новому, каждому новому поколению оно открывается в новой перспективе. И потому христиане всегда слышат Благую Весть как слово жизни, обращенное именно к ним и именно сейчас. А значит, всякое толкование Писания – это толкование, адресованное конкретным людям в конкретной ситуации.

Потому и проповедь – это не лекция, в которой мы сообщаем слушателю набор сведений о том, как родился тот или иной библейский текст и как его можно интерпретировать. Задача проповедника вовсе не в том, чтобы пересказать текст, снабдив его пояснениями. Он должен найти точки соприкосновения текста с ситуацией его слушателей. И именно в этом соприкосновении рождается проповедь. Только в этом соприкосновение рождается живое слово, обращенное к людям в конкретных жизненных обстоятельствах.

Образно говоря, после углубления в библейский текст и исследования его многообразных смыслов проповедник должен отстраниться от текста и вернуться в реальную жизнь. Только после такого отстранения можно создать актуальную проповедь, которая затронет сердца слушателей.

Пожалуй, одной из самых распространенных проблем проповеди является ее оторванность от реальной жизни. Очень часто проповедник говорит так, как будто стоящие перед ним люди живут в особом церковном мире; как будто за пределами церковных стен никакого мира не существует. Однако проповедь – это слово Божие, пришедшее в нашу жизнь. Проповедь должна быть местом встречи нашей жизни с Богом. И если этой встречи не происходит, значит, проповедь не достигает своей цели.

Поэтому необходимым элементом работы над библейским текстом должно стать ясное понимание того, какое отношение он имеет к нашей жизни. Вчитываясь в текст, просматривая параллельные места, изучая ситуацию, в которой этот текст родился, и традицию его толкования, мы должны понять, насколько наша сегодняшняя ситуация (точнее, ситуация общины, в которой будет звучать проповедь) близка к той, из которой к нам пришел этот текст. Быть может, эти ситуации аналогичны, а быть может, противоположны? Быть может, текст открывает перед нами некоторую универсальную ситуацию, которая актуальна во все времена?

Воскресные евангельские чтения во многих случаях содержат притчи Христовы, которые хорошо известны прихожанам, и с ними уже связаны устойчивые ассоциации. Например, фарисей и фарисейство ассоциируются с лицемерием, а мытарь – со смирением; зерно со словом Божиим, а почва с сердцем человеческим; пшеница с добрыми делами, а плевелы – с грехом. Если проповедник, разъясняя притчу, просто повторяет эти устойчивые ассоциации, его проповедь будет скучной и банальной. Поэтому задача проповедника в том, чтобы найти в общеизвестном тексте новые грани.

В жизни человека есть нечто такое, что всегда «резонирует» в ответ на слово Евангелия. И проповедник должен найти эту «константу» человеческого бытия, которая актуальна в любых ситуациях.

Анализируя текст, проповеднику будет нелишним задать себе, казалось бы, элементарные вопросы: как влиял прочитанный библейский текст на читателей в прежние эпохи? какого отклика от читателя ожидал автор текста? к каким действиям этот текст должен побудить человека? Поиск ответов на эти вопросы помогает проповеднику увидеть в тексте нечто универсальное, разглядеть то главное, на что не влияет различие ситуаций.

Проведя анализ текста по указанным направлениям, проповедник получит огромный материал. У него почти наверняка наберется множество мыслей, иллюстраций и ассоциаций, которые можно использовать в проповеди. Это позволяет перейти к созданию текста проповеди.

Первое, что должен сделать проповедник, приступая к созданию текста, – определить тему. Поиск темы проповеди – это творческое и в то же время аскетическое усилие. Всякий библейский отрывок поистине неисчерпаем. Он может служить основой для размышлений на множество тем. В каждой Евангельской притче можно находить все новые и новые смыслы.

Преподобный Варсонофий Оптинский так говорил о Евангелии: «Там глубина, там смысл неисчерпаемый. Всего уразуметь нельзя. Подобно тому, как можно снимать с луковицы одну чешуйку, затем другую, затем третью и т. д. – вот то же и в Св. Писании; уразумел человек один смысл, за этим смыслом есть другой, более глубокий, за вторым третий, и т. д.»²⁶⁹. Поэтому проповедник должен выбрать лишь одну из тем, рождаемых библейским текстом. Остальные возможные темы нужно оставить за скобками и поместить в копилку. Возможно, через год, когда в храме вновь будет читаться этот отрывок, из копилки можно будет извлечь новую тему для проповеди.

Может случиться так, что текст сам по себе настолько захватил проповедника, что он решил произнести экзегетическую беседу (классическую гомилию), изложив в ней текст и лишь снабдив его комментариями. Но и в этом случае проповедник должен ограничить себя. Он должен определиться с тем кругом вопросов, которые он затронет в беседе. Не нужно стремиться исчерпать текст. Это просто невозможно. Не нужно стремиться обрушить на слушателя всё, что Вы знаете об этом тексте. Нужно выбрать лишь то, что представляется сегодня наиболее уместным.

Обнаружение темы проповеди – это не только результат мыслительной деятельности проповедника, но и дар свыше. Тема открывается проповеднику в ответ на его усилия по постижению библейского текста. Осознание проповедником темы своей речи рождает чувство соприкосновения с посланием, которое он должен донести до своих слушателей. Таким образом, проповедь становится в прямом смысле слова событием. В ней раскрывается не только отклик проповедника на слово Божие, но и его опыт богообщения.

Проповедник – это со-автор проповеди. В процессе подготовки он постигает послание, которое обращено от Бога к конкретному богослужебному собранию и которое он затем оформляет в проповедь. В процессе подготовки послание облекается мыслями, чувствами и переживаниями проповедника, но оно при этом не перестает быть словом Божиим. Проповедь облекается в слова, обусловленные культурой и традицией. Именно из этих слов проповедник должен соткать Слово, то есть раскрыть непреходящую истину в новой ситуации. Несмотря на то, что нас отделяет от апостольского века две тысячи лет, мы проповедуем сегодня то же самое слово Божие.

Для начинающих проповедников может быть полезным написание полного текста проповеди. Когда мы кладем на бумагу свои мысли, они обретают ясность и четкость. Написание текста упорядочивает наши размышления, позволяет выделить в них главное и отбросить второстепенное.

Записи, которые проповедник делает на разных этапах подготовки к проповеди, выполняют разные функции. Значительная часть предварительных заметок просто оседают в копилке как результат анализа библейского текста. Однако с момента, когда священник не просто осознал тему проповеди, но и прочувствовал то послание, которое он желает вложить в свою речь, характер его записей меняется. Теперь проповедник оформляет послание, которое прозвучит на амвоне. Здесь приобретают важность четкий план и ясные формулировки. В результате на бумаге может появиться полный текст проповеди. Однако такая рукопись создается не для того, чтобы ее зачитывать в храме, а для того, чтобы глубже проникнуться идеями проповеди. Написанный текст – это лишь определенный этап подготовки к произнесению проповеди.

Сама по себе рукопись не есть окончательный результат труда проповедника. И автор не должен ставить перед собой цель – дословно воспроизвести рукопись на амвоне. Главное – воспроизвести ход своих мыслей, отразившийся в рукописи. Поэтому после создания рукописи не нужно заучивать ее наизусть. Достаточно внимательно прочесть написанное несколько раз и затем постараться произнести подготовленную речь, не заглядывая в текст.

Когда текст проповеди написан, можно составить его краткий план-конспект (который бы умещался на одном листочке) и затем порепетировать произнесение речи вслух, опираясь лишь на сделанный план. При такой репетиции проповедник заметит, что каждый раз он произносит речь по-новому. Один и тот же план, один и тот же ход мыслей каждый раз будет воплощаться в новые слова и выражения. Это признак того, что внутри проповедника продолжается невидимый процесс формирования проповеди. Завершится этот процесс во время произнесения проповеди в храме. Порой то, что звучит с амвона, существенно отличается от рукописи, созданной накануне. Тем не менее живое слово проповедника вырастает из тех мыслей и переживаний, которые он зафиксировал на бумаге.

План-конспект (опорные заметки), сделанный на основе полного текста проповеди, можно взять с собой на амвон. Это заметки, составленные специально для устного выступления. Проповедник должен легко находить в этом плане нужное место. Для этого можно использовать ручки (или маркеры) разных цветов. Правильно составленный и хорошо оформленный на бумаге план не будет барьером между проповедником и слушателями. Такого типа записи помогают священнику воспроизвести на амвоне внутренний процесс рождения проповеди и вновь пережить главное послание, заложенное в проповедь.

Существует известная поговорка, что о мастерстве театрального актера можно судить по тому, как он выходит на сцену и как уходит с нее. Это справедливо и по отношению к любому другому публичному выступлению. Начало и конец являются для оратора самыми трудными и в то же время самыми важными частями его речи. Ведь даже в простой беседе с малознакомым человеком самое трудное – это расположить его к себе в начале и добиться успеха в конце.

Церковная проповедь не исключена из этого общего правила. Наличие или отсутствие опыта у проповедника проявляется прежде всего в том, как он начинает и как заканчивает свои проповеди. Потому в гомилетике является общепризнанной чрезвычайная важность правильного построения вступления и заключения проповеди.

Составлению вступления и заключения следует уделять особое внимание. Необходимо их заранее тщательно продумывать. Первые и последние предложения проповеди (даже если эта проповедь будет импровизированной) лучше (а для начинающего проповедника – обязательно) заучивать наизусть.

При этом нужно помнить, что удачное начало и окончание проповеди не может быть результатом лишь механического использования жестких правил. Проповедничество – это творческий процесс. И лишь с опытом проповедник сможет ясно чувствовать, насколько удачными и гармоничными являются подготовленные им вступление и заключение проповеди. Однако для того, чтобы развить в себе это чувство, необходимо поначалу знать и использовать те методы построения начальной и заключительной частей речи, которые обычно используются опытными проповедниками.

Вступление должно решить несколько важных задач.

Во-первых, во вступлении должна быть заявлена тема или обозначена проблема, которой посвящена проповедь. И если слушатель не получил ясное представление о намерениях проповедника в самом начале его речи, то для него становится затруднительным восприятие основной части проповеди.

Во-вторых, вступление должно вызвать интерес к проповеди.

В-третьих, вступление призвано установить контакт между проповедником и слушателями. Это особенно важно, когда священник обращается к незнакомой аудитории. Нужно помнить, что людей интересует не только, что им говорят, но и кто с ними говорит. И именно во время вступительной части любой публичной речи аудитория внутренне оценивает проповедника. Если же оратор мало знаком публике, то к нему обращено особое внимание.

Люди оценивают все: и его манеру говорить, и силу и высоту голоса, и наличие или отсутствие волнения, и взгляд, и выражение лица, и даже походку. То есть в начале проповедник не только анонсирует свою проповедь, но и представляет себя слушателям. Он должен стремиться уже первыми предложениями (даже первыми словами), произнесенными с амвона, расположить к себе слушателей. Как говорил еще Цицерон, вступительная часть публичной речи должна сделать слушателей внимательными, благожелательными и послушными.

Если к тому же проповедь произносится в непривычном помещении (например, в храме, который не является местом постоянного служения проповедника), то на вступление нужно обращать еще большее внимание. Именно во время первых предложений своей проповеди священник должен почувствовать настроение аудитории и оценить акустические возможности помещения.

Какими же свойствами должно обладать хорошее вступление?

Прежде всего это краткость. Длинное вступление утомляет слушателя, притупляет его внимание и в результате не решает своих задач. «Когда же он, наконец, начнет говорить?» – думает человек, стоящий в храме, если слышит затянутое вступление.

Еще одно свойство хорошего вступления – эмоциональность. Чтобы привлечь внимание и пробудить у слушателей интерес, проповедник обычно произносит первые предложения проповеди с особой эмоциональностью. Однако нельзя допускать, чтобы воодушевление, выказанное в начале проповеди, не соответствовало последующему эмоциональному настрою речи проповедника. Излишне эмоциональное вступление может вызвать у слушателя ожидания, которые затем не оправдаются, и в результате вся проповедь окажется неудачной. Поэтому эмоциональность вступительной части проповеди не должна быть чрезмерной.

Следующее свойство хорошего вступления – ясность. Если в основном тексте проповеди порой допустимы отклонения от темы или многозначность образов, то для вступления это крайне нежелательно. Задачи, которые проповедник должен решить во вступительной части своей речи, понуждают к предельной ясности изложения.

И еще одно свойство, которым может обладать вступление, – это неожиданность. Ведь если вступление звучит буднично и прогнозируемо, оно вряд ли пробудит у слушателя интерес. Неожиданный образ или сюжет, звучащий из уст священника в начале проповеди, всегда привлекает внимание аудитории.

Итак, проповедник, выходя на амвон, должен во вступлении предельно кратко, ясно и эмоционально обозначить тему проповеди или проблему, которую он желает затронуть. При этом следует избегать преждевременного раскрытия темы. Вначале нужно указать цель, к которой направлена речь, но не обязательно указывать путь, по которому собирается двигаться оратор. Пробудившийся в слушателях интерес нужно сохранять и поддерживать в течение всей проповеди.

Исследования по теории ораторского искусства показывают, что в течение первых нескольких предложений, произнесенных оратором, у слушателей формируется отношение к его речи, которое затем довольно сложно изменить. Уже после первых предложений, произнесенных с амвона, у слушателя, как правило, формируется одна из трех следующих установок: 1) эту проповедь не стоит слушать; 2) эту проповедь можно послушать; 3) эту проповедь обязательно нужно послушать.

Когда проповедник начинает говорить, люди слушают его потому, что обязаны слушать. Удачное вступление должно превратить эту обязанность в желание слушать. Все это понуждает проповедника (в особенности начинающего) тщательно продумывать вступительную часть проповеди.

В проповеднической практике можно встретить множество вариантов построения вступления. Укажем лишь некоторые из них.

1. Библейская цитата. Это древний, довольно распространенный способ начать проповедь. Нередко проповеди святых отцов и учителей Церкви начинаются именно таким образом. Цитата из Священного Писания звучит всегда ярко, эмоционально, возвышенно. Такое начало задает проповеди нужный тон, рождает в уме и сердце слушателя желаемый отклик.

Мы уже отмечали, что в основу традиционной тематической проповеди (слова), построенной по дедуктивному принципу, в обязательном порядке полагается библейская цитата. Текст Священного Писания рассматривается в таком случае как семя, из которого вырастает содержание проповеди. Однако библейской цитатой могут быть начаты и проповеди, имеющие иную структуру.

Гомилия, посвященная анализу библейского отрывка, также может быть начата библейским стихом, который выражает главную мысль анализируемого текста. Индуктивная проповедь, главная идея которой высказывается лишь в конце, может начинаться с библейской цитаты, указывающей на проблему, которая послужит отправной точкой для размышлений проповедника.

Например, проповедь перед совершением таинства исповеди уместно начать всегда актуальным призывом: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное! (Мф.3:2; 4:17). В проповеди перед крещением всегда актуально звучат слова Христа: Кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин.3:5). Одну из своих проповедей в Великую Пятницу святитель Филарет Московский начал словом: Совершишася! (Ин.19:30). И эта библейская цитата, состоящая всего лишь из одного слова, затем была использована святителем как важный лейтмотив, пронизывающий всю проповедь²⁷⁰.

2. Святоотеческая или богослужебная цитата. Для богослужебной проповеди вполне уместным является и вступление в виде цитаты, почерпнутой не из Писания, но из Предания Церкви. Предание – это воплощение многовекового опыта Церкви. В святоотеческих творениях, а особенно в богослужебных поэтических текстах, можно найти множество ярких образов, могущих послужить хорошей отправной точкой для построения проповеди.

Например, довольно часто Рождественская проповедь начинается словами: «Христос рождается – славите, Христос с небес – срящите!» (ирмос 1-го канона на Рождество Христово). Для проповеди на первой седмице поста после чтения канона Андрея Критского вполне уместной будет цитата из кондака: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши?». В неделю Крестопоклонную: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко!». На Пасхальной седмице проповедь можно начать словами Пасхального канона, который дает проповеднику бесчисленное множество прекрасных цитат: «Ныне вся исполнишася света – небо же и земля и преисподняя», «Сей нареченный и святый день, един суббот царь и господь», «Очистим чувствия и узрим непреступным светом воскресения Христа блистающася» и т. д.

3. Поражающая цитата. Мы отмечали, что для привлечения внимания проповедник может сделать вступление своей речи неожиданным. Этой цели можно достичь, если начать проповедь с цитаты из нецерковных источников. Особенно эффективным такое начало может быть в том случае, если проповедник обращается к интеллигенции или к людям, мало знакомым с церковной традицией.

Вот, например, как начал одну из своих проповедей протоиерей Александр Мень: «Один древний мудрец говорил: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, потому что вода бежит, и через секунду это уже не та вода, а следующий поток. Пожалуй, что воду и можно остановить, хотя бы сделав плотину, но нельзя остановить время, которое бежит непрерывно. Час с чем-то назад мы собрались с вами здесь помолиться, а сейчас мы уже ближе к концу своей жизни на час. Нельзя остановить время – оно все уносит»²⁷¹.

А святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в 1948 г. свою проповедь, посвященную проблеме взаимоотношений науки и религии, начал цитатой из книги одного из последователей Чарльза Дарвина, в которой утверждалась несовместимость науки с религиозным мировоззрением²⁷².

4. Тематическое вступление (вступление, опирающееся на проблему). Как сказано, во вступлении проповедник должен обозначить тему проповеди или поставить проблему. Здесь можно пойти разными путями. Например, можно прямо объяснить слушателям цель проповеди. Скажем, выйдя на амвон, священник сразу же произносит примерно следующий текст: «Дорогие братья и сестры! К сожалению, в нашем храме очень часто можно видеть, как люди небрежно и неблагоговейно осеняют себя крестным знамением. Поэтому я и решил поговорить сегодня с вами о том, что же значит для нас крестное знамение. Когда и как мы должны осенять себя крестом?». И далее следует основная часть проповеди.

Такое прямое указание темы проповеди можно нередко встретить и в святоотеческой литературе. Вот как, например, начинается беседа святого Иоанна Златоуста о воскресении мертвых: «Прежде мы беседовали с вами о догматах и о славе Единородного Сына Божия, заграждая уста уничижающих Его достоинство и отчуждающих Его от Родителя. Сегодня хочу заняться учением преимущественно нравственным и предложить поучение вообще о жизни и поведении; вернее сказать, и эта беседа будет не только нравственная, но и догматическая, так как я намереваюсь изложить учение о воскресении»²⁷³.

Или вот как начал одну из своих проповедей святитель Лука (Войно-Ясенецкий): «Меня просили объяснить притчу о неправедном домоправителе. Эта притча действительно требует объяснения. Уже один раз я вам ее объяснял, но вы забыли, или не все слышали, поэтому объясню опять»²⁷⁴.

Но проблему можно обозначить и более утонченным способом. Например, в проповеди святого Григория Паламы на Неделю мытаря и фарисея во вступлении мы находим размышление о том, что враг рода человеческого может искусно ниспровергать тех людей, которые уже вложили в душу основание добродетели. И затем, повествуя о евангельской притче, святой Григорий показывает, как фарисей, положивший начало добродетельной жизни, был лишен ее плодов.

5. Вступление из ситуации. В тех случаях, когда повод для произнесения проповеди не совсем обычен, есть смысл во вступлении просто обозначить ситуацию, в которой в данный момент находятся слушатели. Таким необычным поводом может быть закладка или освящение храма, установка колоколов, начало учебного или нового года, престольный праздник, визит епископа на приход и т. п. В таких случаях вполне уместно просто описать ситуацию, побудившую людей собраться на богослужение. Достаточно сказать, например: «Сегодня мы собрались в храм, чтобы с молитвой начать новый учебный год». Или: «Господь сподобил нас окончить работы по сооружению в храме нового иконостаса, и сегодня мы собрались, чтобы поблагодарить Его за это».

Особенность ситуации может быть обусловлена и какими-либо сугубо литургическими причинами. Например, периодически случается совпадение в один день двух церковных праздников, что само по себе необычно и вполне заслуживает особого внимания. Проповедники нередко строят свои проповеди, отталкиваясь от подобных совпадений: праздник Благовещения может совпасть с днем Святой Пасхи, Рождество Христово с воскресным днем, неделя Крестопоклонная с днем памяти сорока мучеников и т. д.

Порой проповедник может обозначить во вступлении и ту нестандартную ситуацию, в которой оказался он сам. Интересные примеры подобного рода можно встретить у известных проповедников XX в. Вот, например, как 15 января 1948 г. начал свою проповедь святитель Лука (Войно-Ясенецкий): «Вчера пятичасовая служба так утомила меня, что я не успел приготовить проповедь, не думал говорить сегодня, но меня укоряет Василий Великий, который ни одного дня не пропускал без проповеди, поэтому кое-что скажу вам»²⁷⁵.

Несмотря на то, что само по себе вступление из ситуации является достаточно эффективным способом привлечь внимание слушателей, им нельзя злоупотреблять. К сожалению, в современной проповеднической практике почти стандартным является примерно такой вариант начала проповеди: «Сегодня Святая Церковь празднует такой-то праздник (чтит память такого-то святого, воспоминает такое-то событие, прославляет такую-то икону Пресвятой Богородицы и т. д.)». Или (во время совершения молебна или акафиста): «Вновь мы собрались в этот храм, чтобы почтить акафистным (или молебным) пением такого-то святого». Когда подобное вступление становится нормой, оно превращается в обыденность и потому не решает своих задач. Если вступление перестает быть неожиданным и превращается в регулярное повторение избитых фраз, оно не пробуждает интереса. Такое вступление не указывает тему проповеди и не ставит проблему. Оно лишь сообщает слушателям о том, что началась проповедь. При этом собравшиеся в храм люди и так знают, что пришли сюда по случаю такого-то праздника. Поэтому в приходской практике следует избегать частого использования подобных вступлений.

6. Вступление из связи. Этот вариант вступления предполагает установление связи между ныне празднуемым событием (или библейским чтением) и предыдущими или последующими торжествами церковного года (или другими библейскими чтениями). Особенно часто такой тип вступления встречается в проповедях, произносимых в период подготовки к Великому посту. В это время богослужения воскресных дней имеют тематическое единство. И потому уместно, начиная проповедь, актуализировать в сознании слушателей те наставления, которые они слышали в предыдущие недели. Так же и в период Великого поста вступление из связи может быть эффективным.

Воскресные дни великопостного периода готовят нас к празднику Пасхи. Это вносит и в богослужение, и в проповедь особую динамику. Потому и здесь проповедник может указать либо на те наставления, которые Церковь предлагала в предшествующие недели, либо, наоборот, указать на приближающиеся дни Страстной недели и праздника Пасхи Христовой. Такого рода вступления способствуют формированию у слушателей целостного восприятия богослужебного круга.

Например, введение из связи может звучать так: «В прошлое воскресенье мы слышали в храме притчу о блудном сыне, напоминавшую нам о милосердии и долготерпении Божием, а сегодня Церковь предлагает нам чтение из Евангелия от Матфея о Страшном Суде. И мы невольно обращаемся мыслью ко Второму Пришествию Господа и связанному с ним справедливому воздаянию за все наши земные дела».

В Великую Пятницу можно начать проповедь так: «Еще несколько дней назад мы слышали, как Иерусалим встречал Иисуса восторженными возгласами: «Осанна! Осанна!» а сегодня из уст жителей того же города слышаться совсем другие слова: «Распни! Распни!"».

Интересным примером подобного вступления является проповедь митрополита Антония Сурожского, произнесенная 31 декабря 1978 г. на новогоднем молебне: «Сегодня вновь открываются врата времени и встает перед нашим взором наступающий Новый год. Через эти врата времени мы видим грядущее Рождество Христово, которое мы будем праздновать всего через неделю. И Рождеством Христовым в этот новый год времени вступает вечность»²⁷⁶. Здесь устанавливается смысловая связь не с минувшими, а с грядущими событиями.

7. Иллюстрация или случай из жизни. В Евангелии мы видим, что Господь, сообщая людям сверхъестественные истины, иллюстрировал их простыми сценами из сельскохозяйственного быта. Иллюстрация делает истину наглядной, близкой, осязаемой. Использование иллюстрации во вступлении пробуждает интерес к проповеди, делает более ясным ее содержание. К тому же удачно подобранная иллюстрация придает проповеди особую красоту. При этом нельзя упускать из виду подчиненную роль иллюстраций, они не должны становится самоцелью.

Митрополит Антоний в 1977 г. в начале своей проповеди в Великую Субботу употребил следующую иллюстрацию: «Бывает, что после долгой, мучительной болезни умирает человек; и гроб его стоит в церкви, и, взирая на него, мы проникаемся таким чувством покоя и радости: прошли мучительные дни, прошло страдание, прошел предсмертный ужас, прошло постепенное удаление от ближних, когда час за часом человек чувствует, что он уходит и что остаются за ним на земле любимые. А в смерти Христовой прошло и еще самое страшное – то мгновение Богооставленности, которое заставило Его в ужасе воскликнуть: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты меня оставил?..»²⁷⁷.

Хорошей иллюстрацией может служить рассказ о реальном случае из жизни. Таким случаем может быть что-то случившееся с нами на улице, в транспорте или в супермаркете. Это может быть и прозвучавшая по телевидению фраза известного общественного деятеля. При таком вступлении у слушателей создается чувство близкой сопричастности сказанному, актуальности поставленной темы для их повседневной жизни.

Пример такого вступления мы находим в проповеди святителя Тихона Задонского об уничтожении ежегодного празднества в честь Ярилы. В начале слова святитель рассказывает, как в первый понедельник Петрова поста он стал свидетелем языческого праздника на окраине Воронежа. Это вступление придало проповеди особую актуальность. Описанный случай имел место здесь, вот в этом городе, на глазах проповедника. И слушатели не могли остаться равнодушными к этому рассказу.

Протоиерей Александр Борисов в книге «Побелевшие нивы» приводит такой рассказ о начале проповеди при совершении крещения: «Священник, закончив молитву на освящение воды, вдруг обратился к крестным с совершенно неожиданным вопросом: «Кто является чемпионом мира среди мужчин в одиночном фигурном катании?». Кто-то неуверенно назвал английскую фамилию. «Верно, – сказал священник, – но, наверное, немногие из вас знают, что этот человек является членом одной американской группы, называющей себя «церковью сатаны»? Эти люди сознательно поклоняются силе зла, призывают на помощь себе силы, противящиеся Христу. А вот вы сегодня вступаете в союз с Самим Иисусом, вы отрекаетесь от служения злу и избираете служение добру – служение Богу и людям""²⁷⁸. Здесь проповедник привел иллюстрацию, которая не могла оставить равнодушными людей, присутствующих при крещении.

Таков далеко не полный перечень возможных вариантов начала проповеди. Внимательное отношение к вступительной части проповеди может немало способствовать качеству проповеднического слова, его глубокому воздействию на ум, сердце и волю слушателей.

Заключение (так же, как и вступление) является важнейшей частью проповеди. Последние слова проповеди продолжают звучать в ушах слушателей, когда проповедник уже закончил свою речь. И именно эти слова, как показывает опыт, слушатели помнят дольше всего. Опытные проповедники всегда этим пользуются. Начинающие же, к сожалению, нередко этим пренебрегают.

Одна из самых опасных ошибок, которую часто совершают малоопытные проповедники, это игнорирование необходимости специально и тщательно готовить заключительную часть своей речи. Пожалуй, многим прихожанам (а еще больше преподавателям гомилетики, регулярно слушающим студенческие проповеднические опыты) знакома ситуация, когда начинающий проповедник, произносящий в целом неплохую, продуманную проповедь, терпит полное фиаско, переходя к ее заключительной части. Если заключение заранее не продумано, то проповедник просто не может закончить свою речь. Он начинает, как говорится, «заходить на посадку», но вновь и вновь не может «приземлиться». Начинаются хаотичные повторы уже сказанного, слушатели стремительно теряют интерес к проповеди и в результате, кое-как завершив свою речь, проповедник уходит в алтарь с чувством полного провала. Но самое досадное, что после такой проповеди слушатель будет помнить лишь смятение и путаницу проповедника в заключительной части речи. Все достоинства, которыми обладала основная часть проповеди, скорее всего, будут забыты.

Еще одна распространенная ошибка – это банальное завершение своей речи примерно такой фразой: «Вот и все, что я вам хотел сказать». Такое заключение прямо противопоказано не только для церковного амвона, но и для любой публичной речи. Строго говоря, это не заключение, а демонстрация его отсутствия.

Для того, чтобы понять, как правильно построить заключительную часть проповеди, необходимо прежде всего уяснить, зачем вообще нужно заключение и какими свойствами оно должно обладать. Заключение должно решить несколько задач:

1. Подвести итог проповеди;

2. Запечатлеть в сознании слушателей ее главную мысль;

3. Побудить слушателей воплощать в своей жизни то, о чем говорил проповедник.

Понятно, что если в начале проповеди поставлен вопрос, то в заключении на него должен быть дан ответ. Если в начале обозначается проблемная ситуация, то к концу проповеди слушатели должны узнать, как ее преодолеть. Если проповедник говорит о доктринальных истинах, он должен побудить слушателя твердо верить в них.

Здесь можно вспомнить известное выражение, которое любят цитировать теоретики ораторского искусства. Во всякой публичной речи сначала нужно сообщить слушателям, о чем вы собираетесь говорить, затем сказать это, а в конце сказать, что вы им это сказали. Эта полушутливая формула отражает важную закономерность. Любое публичное выступление должно обладать внутренним единством, чтобы достичь успеха. Фактически это правило предписывает оратору как минимум трижды повторить (в разных формах) то послание, которое он желает донести до своих слушателей. Это увеличит вероятность того, что он будет услышан.

Конечно, проповедник может избрать построение проповеди, предполагающее так называемый «открытый финал». В таком случае завершение речи проповедника должно побуждать слушателя к дальнейшему самостоятельному размышлению над поставленным вопросом или побуждать к важному жизненному выбору. Однако и в этом случае заключительная часть проповеди должна быть тщательно продумана, чтобы достичь нужного эффекта.

Хорошее заключение должно обладать следующими свойствами:

1. Единство (смысловое, стилистическое и эмоциональное) с общим строем проповеди;

2. Краткость;

3. Акцент на положительных аспектах проповеди.

Вполне понятно, какие ошибки допускают проповедники, игнорируя эти три важнейших свойства заключения. Первая из них – это несоответствие заключения содержанию или общему строю проповеди. Если проповедник, например, говорит о добродетели смирения, а в заключении вдруг призывает слушателей воздерживаться от неумеренности в пище, то внутреннее единство проповеди разрушается.

Не менее заметным для слушателей является отступление от необходимой краткости заключения. Желательно, чтобы заключительная часть проповеди состояла не более чем из 3–4 предложений. Если проповедник выходит за эти рамки, восприятие заключения для слушателей заметно усложняется.

Здесь следует отметить, что в древности объем церковных проповедей заметно превышал принятые ныне нормы. Слова и беседы свв. Иоанна Златоуста или Григория Богослова могут занимать по несколько десятков страниц в современных изданиях. Оттого и заключения в таких проповедях могут быть заметно пространнее, нежели 3–4 предложения. Однако сегодня, когда нормативной считается проповедь продолжительностью в 7–10 минут, самое большее – 15 минут, ее заключение не должно быть длиннее нескольких предложений.

Важно помнить и о третьем отмеченном свойстве заключения. Проповедь обязательно должна заканчиваться на положительной ноте. Если в течение проповеди священник жестко обличает пороки, то в заключении он обязательно должен дать надежду на исправление. Проповедь не должна ввергать человека в отчаяние. Наоборот, она призвана ободрять и побуждать слушателя к работе над собой. Точно так же в проповеди, посвященной, например, крестным страданиям Христа Спасителя, священник не должен забывать и о последовавшем за ними Христовом Воскресении. Переживание страданий Христа в отрыве от чуда Воскресения, в отрыве от Пасхи Христовой не свойственно православной духовности.

Проповедник (особенно начинающий) должен с особой тщательностью подходить к подготовке заключения своей проповеди. Даже если ваша проповедь будет импровизированной и вы не собираетесь полностью составлять ее текст, тем не менее заключение (так же, как и вступление) необходимо продумать и заучить наизусть. Хорошо подготовленное заключение придает проповеднику внутреннюю уверенность. Произнося проповедь, он ясно видит цель, к которой стремится.

В проповеднической литературе наиболее распространенными являются следующие варианты построения заключения:

1. Заключение как резюме. Несмотря на то, что в проповеди не рекомендуется затрагивать более одного-двух вопросов, тем не менее нередко проповедники отступают от этого правила и в течение своей недолгой речи затрагивают столько проблем, что слушатели по окончании проповеди не вполне ясно представляют себе ее основную мысль. Проповедник, который заранее тщательно готовит проповедь, конечно же, думает над ее основными положениями, и потому они ему кажутся вполне прозрачными и самоочевидными. При этом для прихожан рассуждения проповедника могут оказаться сложными. Именно по этой причине у слушателей даже при вполне положительном отношении к услышанному не остается в сознании ясного представления о главной идее проповеди.

Чтобы понять, насколько удачным было заключение, достаточно спросить у вышедшего из храма человека, о чем говорил сегодня проповедник. Если он сможет дать простой и ясный ответ, значит священник в заключении сумел четко и ясно резюмировать свои мысли. Если же рядовой прихожанин не может передать смысл услышанной проповеди, значит, скорее всего, идеи, высказанные проповедником, не были ясно резюмированы в заключении. Краткое и ненавязчивое резюме в конце проповеди способно исправить многие недостатки, имевшиеся в ее основной части.

2. Призыв к действию. Это, пожалуй, самый распространенный вариант заключения в проповеди. По самой своей сути проповедь является нравственным наставлением, которое должно побудить слушателей изменить свою жизнь. Слово проповедника должно воздействовать не только на умы и сердца, но и, что особенно важно, на волю слушателей. Призыв к действию как раз и является непосредственным воздействием на волю.

Однако здесь проповедника подстерегает серьезная опасность. Если все свои проповеди он будет заканчивать однотипными призывами: «Давайте же, дорогие братья и сестры, будем стремиться к тому-то и тому-то», его слова довольно скоро превратятся в банальность. Над их смыслом просто перестанут задумываться. Поэтому священник, если он желает, чтобы его слова воздействовали на слушателей, должен максимально разнообразить заключения своих проповедей.

3. Личное обращение к слушателям. Придать завершающей части проповеди особое экзистенциальное измерение помогает прямое личное обращение проповедника к слушателям. Такое обращение помогает избежать банальности, подстерегающей проповедника, когда он произносит в конце проповеди однотипные призывы к действию. Личное обращение – это наставление, адресованное конкретным людям в их конкретной жизненной ситуации.

Для проповеди общепринятым является употребление местоимения первого числа множественного числа («мы»). Произнося с амвона «мы» (а не «вы» или «я»), проповедник подчеркивает, что не отделяет себя от своих слушателей, не ставит себя выше их. Однако при личном обращении к слушателям, конечно же, употребляется второе лицо множественного числа («вы»). Такая смена характера проповеди производит на аудиторию особое впечатление.

Личное обращение к слушателям может быть употреблено прежде всего в тех случаях, когда проповедник находится в принципиально иной ситуации, нежели его аудитория, и потому отождествление себя со слушателями становится некорректным. Ясно, что священник, обращающийся с проповедью к школьникам, студентам, военным или заключенным, не может отождествлять себя со своей аудиторией. Также ситуация проповедника принципиально отличается от ситуации его слушателей, когда он обращается к новокрещенным, к молодоженам или к родственникам только что умершего человека. Во всех этих случаях в конце проповеди важно дать людям наставление, обратившись к ним прямо, употребив местоимение «вы».

4. Библейская цитата. Как и вступление, заключение может представлять собой цитату из Священного Писания. Однако подобрать цитату из Библии для заключения гораздо труднее, чем для начала проповеди. Дело в том, что когда проповедник завершает проповедь, он уже связан произнесенным текстом. И заключение, чтобы не нарушить общего строя проповеди, должно в точности соответствовать главной мысли произнесенной речи. Во вступлении же проповедник обладает большей свободой. Даже если цитата, произнесенная во вступлении, будет не вполне точно соответствовать последующему содержанию проповеди или если она будет отсылать к более обширному смысловому контексту, это не особо повредит проповеди. Но вот заключение должно четко и ясно резюмировать именно те мысли, которые были высказаны в проповеди. Если же заключение будет содержать более широкий смысл, чем уже произнесенная проповедь, то это может нарушить единство проповеднического слова.

Например, проповедь на любое Евангельское зачало можно начать словами апостола Павла: Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно... судит помышления и намерения сердечные (Евр.4:12). Эти слова могут служить хорошим вступлением для размышлений о любом месте Священного Писания. Однако если они прозвучат в конце проповеди, содержащей важные мысли о конкретном зачале, это будет не самым удачным вариантом заключения.

Теоретически во вступлении и в заключении проповедник может употребить одну и ту же цитату из Священного Писания. Тем самым он, образно говоря, «закольцует» свою проповедь. Такое построение проповеди может быть уместным, когда избранная цитата звучит как своеобразный лейтмотив проповеди, когда она фактически скрепляет проповедь воедино. Но все же такое завершение нужно признать скорее исключением, нежели нормой. Лучше стремиться разнообразить свое слово, употребляя во вступлении и в заключении разные приемы.

5. Похвала. Нередко в святоотеческой письменности проповеди завершаются похвалой Богу, Божией Матери или тем святым, которым была посвящена речь. Вот как, например, святой Василий Великий завершает свою беседу в день памяти святых сорока мучеников: «Святый лик! Священная дружина! Непоколебимый полк! Общие хранители человеческого рода! Добрые сообщники в заботах, споспешники в молитве, самые сильные ходатаи, светила вселенной, цвет церквей! Вас не земля сокрыла, но прияло небо, вам отверзлись врата рая. Зрелище, достойное ангельского воинства, достойное патриархов, пророков, праведников; мужи в самом цвете юности презревшие жизнь, паче родителей, паче детей возлюбившие Господа! Находясь в возрасте наиболее полном жизни, вменили они ни во что временную жизнь, чтоб прославить Бога в членах своих: став позором миру, ангелом и человеком (1Кор.11:9), восставили падших, утвердили колеблющихся, усугубили ревность в благочестивых. Все, воздвигнув один победный памятник за благочестие, украсились одним венцом правды, о Христе Иисусе, Госпоже нашем, Которому слава и держава во веки веков! Аминь»²⁷⁹.

Такие заключения по своей стилистике приближаются к литургической поэзии. Для того, чтобы завершить проповедь подобным образом, следует обладать особым даром слова. Поэтому вряд ли стоит начинающим проповедникам подражать отцам «золотого века» в построении подобных панегирических текстов.

6. Молитва. Еще одним часто встречающимся в патристической письменности вариантом заключения проповеди является молитва. Молитвенное обращение к Богу, Божией Матери или к святым может стать настоящей кульминацией проповеднического слова.

Мы уже неоднократно подчеркивали, что проповедь не является монологом и не должна быть похожей на лекцию. Проповедь – это вид церковного общения, в котором раскрывается единство Церкви во Христе. Проповедь звучит во время богослужебного собрания, которое представляет собой единение общины в молитве. Поэтому проповедь должна побуждать не только к размышлениям, но и к молитвенному общению с Богом. Проповедь должна возгревать молитву в сердце человека. Поэтому окончание проповеди молитвой является высшим из возможных ее завершений.

Св. Григорий Богослов в завершение слова на Пасху (в котором он рассуждает о высоте пастырского служения и о том, каким должен быть епископ) обращается с молитвой к Богу. Он просит: «Бог же мира... Сам да представит Себе паству славной и нескверной, достойной горнего двора, в обители веселящихся, во светлости святых, чтобы во храме Его все мы, и паства и пастыри, вместе могли вещать славу, во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому всякая слава во веки веков, аминь!»²⁸⁰.

Знаменитое «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона заканчивается молитвой за Русскую землю.

Довольно часто оканчиваются молитвой слова в честь святых. Тот же св. Григорий Богослов свое похвальное слово в честь святого Афанасия Александрийского закончил следующим молитвенным обращением к почившему иерарху: «О любезная и священная глава! Ты, который сверх прочих своих совершенств, особенно уважал меру в слове и в молчании, положи здесь конец и моему слову; хотя оно скудно перед истиной дел Твоих, однако же не имеет недостатка в сравнении с моими силами. А сам милостиво призри свыше на нас, на этот народ, и его управь так, чтобы он был совершенным поклонником совершенной Троицы, умосозерцаемой и почитаемой во Отце и Сыне и Святом Духе, а нас, если времена будут мирны, сохрани, сопастырствуя с нами; а если настанут брани, – изведи отсюда или возьми и поставь с собой и с подобными тебе (хотя и слишком велико просимое мною) в самом Христе Господе нашем, Которому всякая слава, честь, держава вовеки, аминь»²⁸¹.

Молитвой к Богу зачастую оканчиваются и надгробные слова. Например, св. Амвросий Медиоланский свое слово на смерть родного брата заканчивает вдохновенной молитвой о упокоении души умершего: «Всемогущий Боже! Тебе вручаю непорочную душу и приношу жертву мою: прими милостиво братский дар, приношение священника. В этом залоге я предпосылаю себя, и прихожу к Тебе: благоволи скоро призвать к Тебе столь великого должника. Преимущества братской любви очевидны, не плох также и жребий природы, украшаемый добродетелью. Могу это принести, если скоро вынужден буду возвратить должное»²⁸².

А надгробное слово на смерть императора Валентиниана Младшего, умершего при загадочных обстоятельствах в возрасте 21 года, св. Амвросий оканчивает дерзновенной просьбой к Богу «разбудить любезных юношей скорым воскресением и тем самым вознаградить недолговременную их жизнь»²⁸³.

Понятно, что молитва должна быть искренней, должна идти от сердца. Ее слова едва ли могут быть подготовлены заранее и заучены наизусть. Поэтому завершить проповедь молитвой – это особый дар, который дан не каждому. Подражать знаменитым церковным ораторам в произнесении импровизированных молитв в конце проповеди сможет далеко не каждый пастырь. Но если священник во время проповеди чувствует особое вдохновение, он, конечно же, может воплотить его в словах молитвы.

Для любого публичного выступления очень важно умение оратора, по меткому выражению св. Григория Богослова, «уважать меру в слове», то есть не злоупотреблять вниманием слушателей и вовремя закончить свою речь. Наиболее целесообразно заканчивать проповедь в тот момент, когда слушатели еще готовы вас слушать, когда запас их внимания еще не исчерпан полностью. Если же завершить проповедь, когда слушатели уже устали и с нетерпением ожидают окончания речи, это может оставить в их душах негативные эмоции.

Слово проповедника должно завершаться до наступления момента пресыщения. Тем самым создается благоприятная эмоциональная и психологическая основа для следующей проповеди, которой в этом случае паства будет ожидать с интересом.

Вопросы и задания

1. Охарактеризуйте процесс рождения проповеди.

2. Опишите чтение и произнесение как способы изложения проповеди.

3. Назовите плюсы и минусы произнесения заученной наизусть проповеди.

4. Приведите практические советы для подготовки импровизированной проповеди, по книге архиеп. Амвросия (Ключарева).

5. Охарактеризуйте экспромт как способ произнесения проповеди.

6. Назовите основные этапы подготовки проповеди и объясните значение каждого из них.

7. Обоснуйте необходимость «копилки проповедника».

8. Сформулируйте особенности работы проповедника с библейским текстом.

9. Изложите задачи, свойства и возможные варианты вступления к проповеди.

10. Покажите взаимосвязь задач и свойств заключительной части проповеди. Приведите примеры возможных вариантов заключения.