Глава 6. Форма проповеди

Вопрос о форме проповеди неоднократно в истории Церкви становился предметом напряженных дискуссий. Особая забота о форме проповеди всегда воспринималась в Церкви как опасность ее превращения лишь в произведение искусства. И потому порой высказывалось нигилистическое отношение к форме проповеди.

Сторонники такого мнения полагали, что Благая Весть способна сама найти для себя нужные внешние формы. С этой точки зрения проповедник не должен заниматься созданием плана проповеди или ее специальной внешней обработкой. Он должен заботиться лишь о том, чтобы содержание проповеди соответствовало Божественному откровению. В подтверждение справедливости такого взгляда обычно указывают на простоту апостольской проповеди.

Однако можно считать доказанным, что новозаветные авторы не были безразличны к вопросам формы и поэтики текста. Они использовали различные литературные и риторические приемы в своих сочинениях. К тому же ранние христианские проповедники следовали примеру синагогальной проповеди, в которой также уделялось внимание ее внешней форме. Поэтому, строго говоря, полного пренебрежения внешней формой высказывания в Церкви никогда не существовало.

Другая крайность, которая также порой встречалась в истории Церкви, это стремление рассматривать проповедь лишь как один из видов ораторства, который должен быть полностью подчинен формальным требованиям риторики. При таком подходе успешность проповеди ставится всецело в зависимость от ее внешней формы.

С богословской точки зрения нельзя пренебрегать ни содержанием, ни формой проповеди. Нельзя полностью игнорировать заботу о внешней форме проповеди, равно как и нельзя допускать, чтобы внешняя форма подчиняла себе содержание проповеди. Обе эти крайности несут в себе серьезные угрозы для проповеднического слова.

Греческий теоретик проповеди И. Фундулис, прилагая к проповедничеству догматическую терминологию, называет пренебрежение внешней формой проповеди «гомилетическим монофизитством», а абсолютизацию формы проповеди в ущерб содержанию – «гомилетическим несторианством»²⁰⁸. Это образное выражение помогает нам понять богочеловеческую сущность проповеди. Ее содержание исходит из Божественного откровения. Однако откровение приходит к нам в форме человеческого слова. Высшим откровением Бога стало воплощение Сына Божия, в котором божественная и человеческая природы соединились неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно. Этот халкидонский принцип является универсальным для описания экклезиальной реальности. Церковь представляет собой богочеловеческий организм, и всё в Церкви (в том числе и проповедь) отмечено единством божественного и человеческого. Поэтому при подготовке проповеди необходимо уделять внимание не только ее содержанию, но и внешней форме.

Когда мы прилагаем к проповеди халкидонский принцип, это значит, что ее форма не должна восприниматься как что-то поглощенное содержанием и лишенное собственной активности. Форма активна, она может оказывать на слушателя не меньшее влияние, чем содержание речи проповедника. Форму проповеди можно сравнить с рамой, которая подчеркивает достоинства полотна и помогает сконцентрировать внимание. Точно так же и форма проповеди помогает пробудить и удержать интерес слушателей.

Форма проповеди не является нейтральной с богословской точки зрения. Она может как помогать выразить Благую Весть, так и препятствовать этому. Вполне очевидно, что некоторые внешние формы более подходят для провозглашения Евангелия.

Кроме того, форма проповеди должна отвечать ожиданиям слушателей, быть адекватной той ситуации, в которой произносится проповедь. Очевидно, что надгробное слово и проповедь в день великого праздника будут отличаться не только по содержанию, но и по форме. Оригинальная проповедь с остроумным концом едва ли будет уместна на похоронах. А слово с привычным и предсказуемым развитием темы может вступить в диссонанс с праздничным настроением церковной общины в Пасхальную или Рождественскую ночь.

Проповеднику, который регулярно произносит проповеди в одной и той же аудитории, важно не только работать над разнообразием их содержания, но и над разнообразием форм. Неожиданная смена привычной формы проповеди – это хороший способ привлечь внимание слушателей, помочь им по-новому взглянуть на уже известную тему. Разнообразие форм проповеди – это еще один важный способ избежать выхолащивания живого содержания проповеди. Ведь одну и ту же тему, одну и ту же идею можно воплотить в разных проповеднических формах. И священник должен всегда помнить о необходимости избегать однообразия в поиске форм проповеди.

Следует подчеркнуть, что не существует какой-то определенной литературной формы, которая бы однозначно ассоциировалась с проповедью. Если, например, формы романа, поэмы или сонета известны и узнаваемы (хотя и они претерпевают изменения), то в отношении проповеди столь однозначного представления о ее нормативной форме не существует. В разные периоды истории Церкви можно видеть преобладание разных форм проповеди. Их выбор проповедниками всегда коррелировал с теми формами, которые были приняты в светском красноречии. На форму проповеди также оказывали влияние литературные жанры, популярные в разные эпохи. Творческий поиск новых форм проповеди – это постоянный процесс, свидетельствующий о живости Церкви.

Форма и содержание проповеди должны находиться в органичном единстве. Они взаимно влияют друг на друга, а порой даже обуславливают друг друга. Поэтому форма должна быть адекватной содержанию того послания, с которым пастырь желает обратиться к церковному собранию. Форма, не соответствующая содержанию, ведет к искажению послания. Тот факт, что у проповедника есть яркие идеи, еще не означает, что он сможет донести их до ума и сердца слушателей.

Поэтому подготовка проповеди, как и всякой публичной речи, предполагает особое внимание к ее композиции (от лат. compositio – составление, сочинение). В теории ораторского искусства под композицией принято понимать построение выступления, соотношение его отдельных частей и отношение каждой части ко всему выступлению как единому целому.

Основой для удачной композиции является тщательно продуманный план речи, то есть порядок изложения материала. Начинающему проповеднику совершенно необходимо составлять план проповеди. План для проповеди – как скелет для тела. Без заранее обдуманного плана проповедь не может быть последовательной и ясной. Даже опытный проповедник вряд ли сможет произнести хорошее слово без точно определенной темы и ясного представления

о порядке ее изложения. По наблюдению архиепископа Амвросия (Ключарева), даже в тех случаях, когда успешная проповедь произносится экспромтом (то есть без предварительного составления плана), при ее анализе становится очевидным, что талантливый оратор на лету ухватил мысль и сумел мгновенно развернуть план речи²⁰⁹. Так что и в этом случае и тема, и план могут быть определены.

Наличие плана структурирует наше речевое сообщение и облегчает слушателю восприятие проповеди. Даже при наличии ясной основной мысли, но при отсутствии в повествовании четкого плана проповедь, как правило, не достигает цели. «После беспорядочной речи в умах ... останется лишь смутное впечатление, а иногда на их [слушателей] устах явится и улыбка сожаления об ораторе», – замечает архиепископ Амвросий (Ключарев)²¹⁰.

Из сказанного становится понятным, зачем нужен план проповеди. Прежде всего план приводит в порядок мысли проповедника. А это, в свою очередь, защищает его от опасности отклониться во время произнесения от основной темы проповеди. Если при произнесении мысль проповедника постоянно переключается с одного предмета на другой, то восприятие такой речи становится затруднительным. Именно план предает речевому сообщению четкую структуру и тем самым облегчает его восприятие слушателями.

Хороший план должен обладать следующими свойствами:

Единство. Тема объединяет все части проповеди, а план представляет слушателям ее последовательное развитие. Тема должна содержать в себе не более того, что затем вы предлагаете в частях плана, и наоборот, во всех частях плана должны раскрываться лишь те мысли, которые заложены в теме. Это и придает проповеди единство. Речь проповедника должна быть проникнута главной идеей. Это многократно усиливает ее воздействие на слушателя. Единство плана концентрирует внимание аудитории, не рассеивает энергию слушателей на случайные отклонения, второстепенные детали и периферийные сюжеты. Кроме того, проповедь, проникнутая внутренним тематическим единством, легче запоминается и самим проповедником, и его аудиторией.

Полнота. Части плана должны раскрыть тему. Однако раскрыть не значит исчерпать. Строго говоря, исчерпать тему, вырастающую из Божественного откровения, просто невозможно. В святоотеческой литературе всегда подчеркивается неисчерпаемость смыслов, содержащихся в тексте Священного Писания. Стремление к исчерпывающему раскрытию смыслов даже самого небольшого отрывка из Библии может привести к смысловой перегруженности проповеди, что нарушит ее единство и затруднит ее восприятие. Речь, перегруженная информацией, подавляет слушателя. Поэтому полнота не должна превращаться в смысловую перегруженность проповеди.

Священник, готовясь к проповеди, должен ограничивать себя. Нет никакой необходимости втискивать в ближайшую воскресную проповедь все важные и глубокие идеи, родившиеся в голове проповедника. Ведь его задача не продемонстрировать свои знания, а научить слушателей.

Последовательность и симметричность. Части проповеди должны быть логически связаны друг с другом. А вся проповедь в целом должна быть последовательным раскрытием заявленной темы. Необходимо, чтобы каждая часть находилась в правильном отношении к теме и к другим частям проповеди. Именно эти отношения и обеспечивают успешную композицию. Несимметричной проповедь может стать, например, при слишком пространном вступлении и неоправданно короткой основной части. Особенно опасный вариант несимметричности – это слишком длинное заключение, которое размывает единство проповеди, затемняет, а не подчеркивает основные мысли проповедника.

Несимметричная проповедь внешне может быть уподоблена непропорционально сложенному человеческому телу. Такая непропорциональность сразу же бросается в глаза и свидетельствует, скорее всего, о нездоровье человека. Точно так же нарушения в соотношениях между частями проповеди не могут остаться незамеченными для слушателей и свидетельствуют о нарушении общей композиции.

Нельзя сказать, сколько именно частей должен содержать план проповеди. Тем не менее следует избегать ее излишнего дробления. Чем больше частей в плане, тем меньше у проповедника будет времени на изложение каждой из них. Слишком сложный и разветвленный план может привести к тому, что проповедь превратится лишь в поверхностное раскрытие многочисленных его пунктов и подпунктов. В таком случае скелет фактически заменит собой тело проповеди.

В истории Церкви сложилось несколько классических вариантов построения проповеди. К ним обычно относят гомилию (беседу), слово и поучение. В современной гомилетической науке предлагаются также многочисленные иные варианты построения проповеди.

Наиболее древней формой христианской церковной проповеди является гомилия (от греч. ὁμιλία – беседа; лат. – homilia). Это аналитико-экзегетическая форма проповеди, предполагающая популярное разъяснение, комментирование, актуализацию и практическое приложение библейских текстов, прочитанных на богослужении. Гомилия неразрывно связана с перикопами, читаемыми на богослужении, и предполагает последовательный (стих за стихом) анализ библейского отрывка.

Истоки христианской гомилии восходят к ветхозаветному синагогальному богослужению, содержавшему в качестве обязательного элемента чтение и толкование отрывков из Священного Писания. Образцом для христианской гомилии служит прежде всего беседа, произнесенная Иисусом Христом в Назарете, представлявшая собой толкование отрывка из Книги пророка Исаии (Лк.4:16–22). Гомилией можно считать и беседу Иисуса с учениками по пути в Эммаус, которая также представляла собой истолкование ветхозаветных пророчеств (И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. Лк.24:27). Как гомилия может быть интерпретирована и беседа, произнесенная апостолом Павлом на молитвенном собрании христиан в Троаде (Взойдя же и преломив хлеб и вкусив, беседовал (ὁμιλήσας) довольно, даже до рассвета, и потом вышел. Деян.20:11).

С III в. благодаря Оригену гомилия становится нормативной формой церковной проповеди. IV-VI вв. – это время расцвета гомилии, ставшей обязательной частью литургии. Именно от этого периода до нас дошло подавляющее большинство классических святоотеческих гомилий. Наиболее известные циклы экзегетических гомилий (бесед) принадлежат свв. Василию Великому, Григорию Нисскому, Амвросию Медиоланскому, Августину Иппонскому, Иерониму Стридонскому, Григорию Великому (Двоеслову) и, конечно же, Иоанну Златоусту.

В позднесредневековой латинской традиции аналогом гомилии являлась постилла (лат. postilla). Этот термин происходит от латинского словосочетания post ilia verba Scripturae Sacrae (после сих слов Священного Писания) и означает проповедь, произносимую непосредственно после чтения на литургии отрывков из Писания. Постилла (как и гомилия) предполагает объяснение прочитанного на богослужении библейского текста. Впервые термин postilla был употреблен в хронике Николая Тривета в XIII в. и вскоре стал латинским синонимом гомилии, которая противопоставлялась тематической проповеди. Со второй половины XIV в. постиллами стали также называть годовые циклы гомилий²¹¹.

В эпоху Возрождения в практике Западной Церкви гомилия была вытеснена тематическими формами проповеди. Однако она была возрождена в протестантизме в XVI в. Так, Мартин Лютер настаивал, что богослужебная проповедь должна быть общедоступным толкованием Священного Писания. Именно в этом контексте следует понимать и появление термина гомилетика, который указывал на попытку вернуться к древнецерковной библейской проповеди.

Однако в эпоху Просвещения большее распространение на Западе вновь получила проповедь тематическая. И в католицизме, и в протестантизме гомилия в это время воспринималась как проповедь для простого народа, посвященная элементарному разъяснению смысла Писания.

В практике Русской Церкви, испытавшей в XVII-XVIII вв. глубокое влияние схоластической гомилетики, долгое время нормативной также считалась тематическая проповедь. Как пишет прот. М. Поторжинский, вплоть до конца XVIII в. гомилия (беседа) как форма проповеди в Русской Церкви «почти не существовала»²¹². Однако в XIX в. гомилия пережила новое рождение. Изучение святоотеческого наследия позволило по-новому взглянуть на эту древнюю форму проповеди. И сегодня в Православной Церкви звучат как тематические, так и экзегетические проповеди.

Возрождение гомилии коснулось и других христианских конфессий. Так, в современной практике Католической Церкви гомилия считается нормативной формой литургийной проповеди. В действующем Кодексе канонического права Католической Церкви особо подчеркивается, что «среди различных форм проповеди особое место занимает гомилия, представляющая собой часть Литургии» (канон 767)²¹³.

Гомилия фактически является продолжением и актуализацией литургийного библейского чтения. Задача гомилии – побудить слушателя реализовать слово Божие в своей жизни. В этом ее главная задача. Проповедник ставит слушателя с обстоятельствами его жизни перед реальностью откровения, воплощенного в библейском слове. Так гомилия достигает экзистенциального измерения.

Современный человек, к которому Благая Весть обращена точно так же, как и к христианам, жившим две тысячи лет назад, должен сам сделать выбор и последовать за божественным призывом, открытым ему в слове проповедника. Кроме того, гомилия имеет и мистериальное измерение. Она готовит человека к участию в Евхаристии, вновь и вновь обращая к нему весть о спасении и воскресении во Христе.

Жанр гомилии вполне доступен и начинающим, и опытным проповедникам. Он имеет целый ряд важных преимуществ. Поскольку гомилия тесно связана с перикопами, читаемыми на литургии, это облегчает проповеднику выбор темы проповеди. Фактически тема богослужебной беседы заранее задана читаемым отрывком из Писания. План проповеди также во многом определяется перекопой. Структура прочитанного библейского отрывка становится и структурой гомилии. Проповедник анализирует библейский текст стих за стихом. Все это существенно облегчает для него подготовку к проповеди.

Проповедник, произносящий гомилию, должен, во-первых, прояснить все то, что может затемнять смысл Писания для современного человека. Это предполагает элементарный историко-филологический комментарий к тексту. Во-вторых, проповедник должен извлечь из текста нравственное назидание, актуальное для его слушателей.

Для анализа в рамках гомилии перикопа разбивается на фрагменты (которые не обязательно совпадают с библейскими стихами). Проповедь представляет собой последовательное разъяснение этих фрагментов. Структура классической гомилии выглядит примерно так:

1. Вступление.

2. Основная часть.

Фрагмент 1.

а) Историко-филологический комментарий;

б) Нравственное наставление.

Фрагмент 2.

а) Историко-филологический комментарий;

б) Нравственное наставление.

Фрагмент 3.

а) Историко-филологический комментарий;

б) Нравственное наставление.

***

Фрагмент N.

а) Историко-филологический комментарий;

б) Нравственное наставление.

3. Заключение.

Необходимость историко-филологического анализа в рамках гомилии обусловлена тем, что новозаветный текст был создан две тысячи лет назад в особой исторической ситуации и в особом культурном контексте. Его прямой смысл может быть далеко не всегда понятен современному человеку. Приведем лишь один классический пример.

Рассказ евангелиста Луки о богаче и Лазаре начинается словами: Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон (Лк.16:19). Для современного читателя слова порфира и виссон мало что значат. Однако для жителя Древнего Израиля они были наполнены особым содержанием.

Порфира (пурпур) – это ткань, окрашенная в багряный цвет. Краситель, который использовался для ее изготовления, извлекался при помощи особой технологии из морских брюхоногих моллюсков. Первооткрывателями этой технологии были финикийцы. Изготовление пурпура было самым прибыльным промыслом Финикии. Порфира ценилась буквально на вес золота, поскольку для того, чтобы изготовить несколько десятков граммов такого красителя, необходимо было добыть и переработать десятки тысяч моллюсков. Поэтому одеваться в порфиру мог себе позволить только очень богатый человек²¹⁴.

Виссон – это тончайшая ткань, употреблявшаяся для изготовления одежды первосвященников, царей и высших аристократов. В Египте в виссон заворачивали мумии фараонов. Эта ткань сочетала в себе легкость, тонкость и в то же время особую прочность. Ее состав остается до конца неустановленным. По одной версии, виссон – это льняная ткань; по другой, для ее изготовления использовались нити, выделяемые некоторыми моллюсками²¹⁵.

Таким образом, упоминание в евангельском тексте о порфире и виссоне должно было указать читателю, что здесь речь идет не просто о состоятельном человеке, а о человеке, стоящем на верхних ступенях социальной иерархии. Но для современного человека порфира и виссон уже не являются такими смысловыми маркерами. И потому проповеднику, который анализирует притчу о богаче и Лазаре, нужно разъяснить слушателю ее исторический контекст.

Это, конечно, не означает, что проповедник должен читать прихожанам лекции по библейской истории, археологии и текстологии. В рамках гомилии он представляет лишь простой и общедоступный комментарий к тексту.

Однако сам по себе такой комментарий еще не делает речь священника проповедью. Проповедь – это слово о Христе. Историко-филологический анализ выступает лишь одним из условий, помогающих проникнуть в смысл текста. Проповедью речь становится лишь тогда, когда она побуждает нас соблюдать то, что заповедал Христос (Мф.28:20). Поэтому каждый фрагмент библейского текста проповедник должен снабдить не только историко-филологическим комментарием, но и нравственным назиданием.

Проповеднику не следует забывать о тематическом единстве проповеди. Гомилия не должна распадаться на череду мало связанных друг с другом комментариев и назиданий. Чтобы не разрушить в сознании слушателей целостное восприятие гомилии, проповеднику лучше ограничиться двумя-тремя наставлениями. Кроме того, необходимо стремиться, чтобы они были логически связаны один с другим. Целостность проповеди также обеспечивают вступление и заключение, которые должны очертить ее тематические рамки и собрать воедино те мысли, которые высказывает проповедник.

Святоотеческая экзегеза обычно усматривала в библейском тексте несколько смыслов, находящихся между собой в иерархической подчиненности. На поверхности лежит буквальный (исторический) смысл, за ним следует нравственный, и, наконец, в глубине сокрыт смысл аллегорический. Патристические тексты полны аллегорических толкований Священного Писания. Порой (особенно в александрийской традиции) аллегорическое толкование считалось единственно возможным, затмевая буквальный смысл текста.

Конечно, и современный проповедник может предлагать слушателям аллегорические толкования Писания. Однако делать это следует с максимальной осторожностью. Приводить аллегорическую интерпретацию Писания уместно прежде всего в тех случаях, когда Сам Господь дает аллегорическое толкование Своим словам или когда аллегорическое понимание текста является общепринятым, прочно вошедшим в церковную традицию; когда такое толкование отражено в богослужебных текстах.

Например, Сам Христос расшифровывает смысл притчи о сеятеле (Мф.13:1–23, 36–43), потому аллегорическое понимание этого текста заложено в самом Евангелии. Существуют и устоявшиеся аллегорические толкования других притч Христа. Например, блж. Феофилакт Болгарский в своем «Благовестнике» приводит расшифровку притчи о милосердном самарянине: впадший в разбойники – это Адам, а в нем – вся человеческая природа, Иерусалим – это рай, а Иерихон – смертность, разбойники – злые духи, священник и левит – Закон и Пророки, самарянин – Сам Христос, масло и вино – проповедь надежды и обличения, гостиница – Церковь, гостиничные – учителя церковные, два динария – Ветхий и Новый Завет. Проповеднику, обращающемуся к аллегориям, нужно знать и учитывать церковную традицию таких библейских толкований.

Хотя исторически гомилия была связана с библейскими текстами, она вполне может быть посвящена анализу и любого другого текста (например, богослужебного). По словам профессора протоиерея Н. Фаворова, «материей для беседы могут служить такие церковные тексты, как: Символ веры, молитвы, различные церковные песнопения, в своей краткой форме содержащие важнейшие христианские истины, как например догматики, или богородичны, заключающие в себе православное учение о соединении двух естеств в Иисусе Христе и о Пресвятой Деве Марии, как Богоматери, тропари, кондаки и икосы, выражающие сущность церковных праздников»²¹⁶.

Нередко литургические тексты остаются малопонятными для современных прихожан. Это может быть связано и с особенностями византийской поэтики, в традициях которой написан основной корпус богослужебных текстов, и с трудностями восприятия церковнославянского языка. Потому в современной пастырской практике гомилии вполне могут быть посвящены литургическим текстам.

В основу проповеди в дни церковных праздников может быть положен анализ тропаря или кондака (особенно это актуально для Господских и Богородичных праздников, которым посвящены древние, богатые содержанием гимны). В субботу акафиста проповедь может быть посвящена анализу кондака «Взбранной Воеводе...», понимание которого нередко вызывает трудности у простых прихожан. Пасхальная проповедь может быть построена на текстах тропарей Пасхального канона, содержащих глубокие размышления о смысле праздника Пасхи. Во всех этих случаях проповедь будет строиться как традиционная гомилия. Избранный для анализа текст разбивается на фрагменты, каждый из которых разбирается по отдельности. Анализ текста может содержать и разъяснения историко-филологического характера, и нравственные наставления.

В гомилетической литературе обычно указывают не только на преимущества гомилии, но и на те опасности, которые она таит в себе. Главная угроза для проповедника, произносящего гомилию, заключается в утрате тематического единства проповеди. Сосредотачиваясь на комментировании отдельных фрагментов текста, можно потерять из виду общую картину. Особенно такая опасность актуальна в тех случаях, когда библейский текст сам по себе неоднороден и отсылает сразу к нескольким темам.

Избежать этой опасности помогает особая форма проповеди, которую можно назвать смешанной (или экзегетико-синтетической) гомилией. Иоанн Фундулис называет такую гомилию высокой (греч. ἀνωτέρα ὁμιλία), в то время как классическую гомилию он называет низкой (греч. κατωτέρα ὁμιλία). Смешанная (высокая) гомилия сочетает в себе аналитический (экзегетический) и синтетический (тематический) подходы. Основная часть такой гомилии состоит из двух разделов. В первом приводится толкование библейского текста, а во втором предлагается обширное нравственное наставление, извлекаемое из этого текста. В отличие от простой («низкой») гомилии здесь из библейского отрывка извлекается лишь одна тема, которой и посвящается нравственное приложение.

Таким образом, в первой части проповеди библейский текст разделяется на фрагменты, которые анализируются друг за другом. А во второй части предлагается целостное и развернутое наставление о каком-либо одном предмете веры или христианской нравственности. Во вступлении к такой проповеди желательно сразу же указать главную тему, которая получит раскрытие в основной части. Заключение должно подвести итог раскрытию основной темы.

Структура смешанной (высокой) гомилии выглядит примерно так:

1. Вступление.

2. Анализ библейского текста.

3. Вероучительное или нравоучительное наставление.

4. Заключение.

Если в простой гомилии предлагается несколько кратких назиданий, которые могут касаться разных вопросов веры и нравственности, то в высокой гомилии слушателю предлагается единое наставление, которое носит более глубокий характер. При таком подходе гомилия приобретает большую целостность. В ней есть центральная тема, которая собирает воедино все ее части.

Такие гомилии являются типичными для св. Иоанна Златоуста. Его беседы на библейские книги, как правило, строятся именно по такой схеме.

Проповедник, желающий произнести гомилию, должен понимать, что его размышления над библейским текстом не являются дополнением к самому тексту. Библейский текст самодостаточен, и было бы наивно полагать, что проповедник может что-то к нему добавить. Еще более странным было бы надеяться в гомилетическом комментарии превзойти глубину анализируемого текста и представить слушателю нечто такое, что станет более содержательным, чем сам библейский фрагмент.

Задача проповедника состоит в другом. Он делится своими размышлениями над библейским текстом, вводит слушателя в прекрасный и таинственный мир слова Божия. Проповедник раскрывает свой опыт переживания Священного Писания и вовлекает в этот опыт слушателя. Он не навязывает слушателю единственное верное понимание текста, а всегда оставляет место для самостоятельного постижения слова.

Проповедник не может позиционировать себя как носителя тайного знания, ревниво охраняющего свою монополию на Писание. Наоборот, он должен представить открытую интерпретацию библейского текста, предполагающую постоянное углубление в Писание и открытие в нем новых смыслов. К такому углублению призван и сам проповедник, и каждый его слушатель.

Цель гомилии не в том, чтобы привлечь внимание к священному тексту на краткое время при совершении литургии, а в том, чтобы побудить слушателей к самостоятельному изучению Писания. В каком-то смысле гомилия подобна уроку, на котором учитель излагает лишь общие правила и законы, которые ученики затем должны научиться использовать самостоятельно.

Гомилия должна оставлять открытыми двери в мир Божественного откровения, обращенного лично к каждому человеку. Встреча каждого человека с Богом уникальна. И проповедник, раскрывая перед своими слушателями смыслы библейского текста, должен способствовать тому, чтобы такая встреча состоялась.

Слово (греч. – λόγος,, лат. – sermo) – это синтетико-тематическая форма проповеди. Ее появление связано с теми процессами, которые происходили в Церкви начиная с IV в. В этот период окончательно оформляются лекционарные системы, предполагающие ежегодное повторение одного и того же круга перикоп. Это приводит к неизбежному ежегодному повторению однотипных циклов проповедей, что, естественно, рождает запрос на разнообразие церковного учительного слова. Поскольку в этот период все большее распространение получает крещение младенцев, из употребления постепенно выходит предкрещальная катехизация взрослых. Соответственно, становятся актуальными проповеди, посвященные основополагающим предметам веры, обращенные к тем, кто уже принял крещение.

С IV в. начинается эпоха доктринальных споров, родившая запрос на простое и ясное изложение церковного учения и его защиту от возможных еретических искажений. Кроме того, эпоха после Миланского эдикта отмечена активным восприятием Церковью античной культуры (в том числе и античной ораторской традиции).

Все эти предпосылки привели к появлению наряду с экзегетическими гомилиями и тематических проповедей, по своей форме близких к классическим ораторским речам. В основу таких проповедей полагается ясно обозначенная тема, которая раскрывается с возможной полнотой. Для построения такой проповеди привлекается инструментарий ораторского искусства.

Хотя появление слова как тематической формы проповеди относится к ранневизантийской эпохе, все же свое развитие такая проповедь получила на Западе в эпоху позднего Средневековья. В XII-XV вв. в Западной Церкви складывается традиция схоластической проповеди. В эту эпоху нормативной считается тематическая проповедь, в которой избранная тема должна раскрываться по законам формальной логики.

Главной отличительной чертой слова является методичность раскрытия темы. Классическая структура слова выглядит следующим образом:

1. Текст (Textus).

2. Вступление (Exordium).

3. Предложение (Proposicio).

4. Разделение (Partitio).

5. Изложение, исследование (Narratio, exegesis).

6. Приложение (Additio).

7. Заключение (Conclusio).

Латинские эквиваленты приведены здесь по той причине, что российская терминология является прямой калькой с латинской.

Текст – это изречение из Священного Писания, которое содержит в себе указание на тему слова. В качестве текста может быть использована и цитата из святоотеческих творений или богослужебных книг. Текст является отправной точкой для проповедника. Во время проповеди это изречение может и не произноситься. Однако в печатном варианте проповеди текст всегда указывается.

Библейский текст в начале проповеди не должен восприниматься лишь как дань традиции. Он не является внешним украшением. Текст – это не декорация, придающая слову признаки церковности. Наоборот, текст – это зерно, из которого вырастает проповедь. Он имеет прямое отношение к самой сути проповеди, а не лишь к ее внешнему обрамлению. Поэтому текст должен находиться в органичном единстве с основным телом проповеди. Изречение из Священного Писания может, например, указывать на общий принцип, частное приложение которого приводится в проповеди. Либо наоборот, изречение содержит конкретное проявление принципа, который будет раскрыт проповедником.

Поскольку начальный текст задает настрой всей проповеди, к его выбору следует подходить с особой внимательностью. Этот текст должен быть кратким, легко запоминающимся и содержащим ясную мысль. Как отмечал прот. М. Поторжинский, в основание проповеди нужно полагать такие тексты, «которые бы отличались обилием мысли и полнотой содержания, так чтобы они давали и главную мысль, и второстепенные»²¹⁷.

На практике можно встретить проповеди, в основу которых положено изречение, состоящее всего лишь из одного слова (например, это проповеди на слова: Жажду! (Ин.19:28) или Совершилось! (Ин.19:30), посвященные крестным страданиям и смерти Христа). Но все же столь краткое изречение является, скорее, исключением, нежели правилом.

Вступление должно подготовить слушателя к восприятию проповеди. О том, как оно должно строиться, мы будем говорить отдельно (см. § 7.4).

Следующей частью слова является предложение. Здесь обозначается тема проповеди, причем обозначается кратко и точно (желательно одной-двумя фразами). Эта тема должна быть одна. Если же в теме формулируется два (и более) понятия, то они должны быть взаимосвязаны. Например, они могут составлять пару противоположностей (добродетель и противоположная ей страсть и т. п.).

В следующей части (разделении) указывается план, по которому будет раскрываться заявленная тема. То есть здесь тема разделяется на части, которые будут рассмотрены в проповеди одна за другой.

В схоластических руководствах по теории проповеди после предложения и разделения, прежде чем перейти к основной части, рекомендовалось вставить в проповедь призывание. Здесь проповедник мог обратиться к Богу, Божией Матери и святым с молитвой о помощи в раскрытии темы. Порой такое призывание могло быть обращено и к слушателям (с просьбой об их благосклонном внимании). В новое время в гомилетической науке отказались от обязательности подобных призывов. Они могут внести в проповедь элемент искусственности и даже театральности. Однако если священник произносит проповедь в присутствии епископа или особых гостей, он может обратить призыв к ним, чтобы подчеркнуть особенность ситуации. В таких случаях наличие призывания становится оправданным.

Двумя главными частями слова являются изложение и приложение. В изложении последовательно раскрывается тема, заявленная в предложении, в соответствии с планом, указанным в разделении. Приложение (или нравственное приложение) должно установить связь между темой проповеди и аудиторией, к которой обращается проповедник. В этой части указывается, какие выводы нравственно-практического характера слушатели должны сделать из услышанного. В приложении проповедник должен побудить слушателей к конкретным действиям. Таким образом, именно нравственное приложение делает произносимую речь проповедью. В случае отсутствия в проповеди этой части она фактически становится лекцией на церковную тему.

В современной практике предложение и разделение как самостоятельные части проповеди встречаются редко. Как правило, тема формулируется прямо во вступлении. А разделение ее на составные части не всегда бывает уместным. Также далеко не всегда в основу проповеди полагается текст. Поэтому в современной практике нормативной является четырехчастная структура тематической проповеди:

1. Вступление.

2. Изложение.

3. Нравственное приложение.

4. Заключение.

В XIX в. в русскоязычной литературе по теории проповеди кроме слова и гомилии (беседы) обычно выделяют и такую форму проповеди как поучение. Порой даже говорят о двух типах поучений: катехизических и кратких. Прот. Н. Фаворов, а вслед за ним и прот. М. Поторжинский под катехизическими поучениями понимают особые циклы проповедей, в которых в последовательном порядке раскрываются основные истины православной веры. Прот. Н. Фаворов даже допускал, что такие циклы поучений могут звучать не в храме, а в учебной аудитории. Поэтому катехизические поучения он определял как «изложение главных предметов христианского учения в виде классических уроков»²¹⁸.

Примерами катехизических поучений являются, например, проповеди архиеп. Евсевия (Орлинского, 1806–1883)²¹⁹ или прот. Константина Стратилатова (1827–1878)²²⁰. Они являются авторами циклов поучений на Символ Веры, молитву Господню, заповеди Блаженства, Декалог, а также поучений о богослужении. Порядок проповедей в этих циклах полностью соответствует структуре «Пространного катехизиса» св. Филарета (Дроздова).

Такой тип поучений в XIX в. считался одним из способов христианского просвещения простого народа и потому особенно поддерживался церковными властями. Например, в 1867 г. Святейший Синод объявил конкурс на составление систематического сборника церковных поучений для простого народа. Из представленных в Синод многочисленных сборников лучшим как раз был признан сборник, составленный прот. К. Стратилатовым.

Таким образом, отличительной чертой катехизических поучений является не их форма, а содержание. Поэтому, как отмечал прот. М. Поторжинский, выделение катехизических поучений в особую форму проповеди лишено «строго логического основания»²²¹.

Под краткими поучениями в XIX – начале XX в. понимали небольшие по объему проповеди, адресованные простому народу и содержащие популярное изложение основополагающих истин веры и христианской нравственности. Как писал прот. М. Поторжинский, краткие поучения отличаются от катехизических лишь тем, что излагают эти истины «не последовательно,... а отрывочно, по тому или другому поводу»²²².

Эта форма проповеди получила популярность благодаря проповедям прот. Родиона Путятина (1807–1869). Он был автором более 300 поучений, выдержавших множество переизданий. Одним из первых прот. Р. Путятин отказался от использования в приходской практике проповедей в форме слова (которые считались нормативными в первой половине XIX в.) и стал составлять краткие поучения, в которых с максимальной простотой излагались христианские истины. Эти поучения получили широкую популярность в народе и породили новый жанр церковной проповеди. Подобные краткие поучения стали составлять прежде всего сельские священники, обращавшиеся с амвона к малообразованным крестьянам.

В кратких поучениях редко затрагивались догматические и вообще богословские темы. Они, как правило, посвящались вопросам христианской морали. Особенностью таких проповедей является не только их краткость, но и свободная («безыскусственная») структура. Обычно они строились по тематическому принципу. В их основу полагалась одна простая идея, подлежащая раскрытию. Но при этом краткое поучение не имеет столь жесткого плана, как слово. Например, в нем могут отсутствовать вступление и заключение, а изложение темы и нравственное приложение могут меняться местами.

Примером такого свободного построения проповеди служит Огласительное слово св. Иоанна Златоуста, традиционно читаемое на Пасхальной заутрене. В нем как раз отсутствуют вступление и заключение, а нравственное приложение (призыв насладиться пасхальной трапезой) предшествует изложению главной темы (раскрытие сути празднуемого события).

XX – начало XXI в. в науке о проповеди отмечены постоянным поиском новых форм проповеди, которые бы соответствовали тем переменам, которые происходят в общественном сознании. В результате в гомилетике можно наблюдать отход от классических форм проповеди. Мы укажем лишь на основные тенденции этих поисков.

До середины XX в. классическим являлось дедуктивное построение проповеди. Дедукция (от лат. deductio – выведение) – это метод мышления, движущийся от общего положения к частному умозаключению. Началом дедукции (посылом) является аксиома или гипотеза, за которой следует цепь умозаключений, приводящих к логическому выводу. Применение метода дедукции предполагает, что в основе проповеди лежит общая идея, которая ясно формулируется в самом ее начале. Затем проповедник истолковывает эту идею, обосновывает (доказывает) и соотносит с жизненной ситуацией слушателей.

При таком подходе проповедь понимается как последовательность аргументов или логических доводов в пользу центральной идеи. Идея подразделяется на логические части, которые в свою очередь делятся на подпункты и последовательно анализируются с привлечением инструментария формальной логики.

Дедуктивный подход активно применялся (и применяется) как православными проповедниками, так и католическими, и протестантскими. Классическим примером дедуктивного построения проповеди является описанная выше структура слова. Однако это далеко не единственный вариант дедуктивной структуры. Дедуктивный подход позволяет создать впечатляющее разнообразие форм проповеди.

Приведем лишь несколько примеров возможного построения проповеди, основанных на применении к главной теме различных логических операций.

Объяснение – доказательство – применение. В первой части такой проповеди раскрывается главная идея, во второй приводятся доказательства в ее пользу, в третьей проповедник побуждает слушателей использовать раскрытую истину в своей жизни. Вот как, например, может быть построена проповедь на тему о несении своего креста на слова: Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня (Мф.10:38):

1. Что значит нести свой крест?

2. Можно ли мыслить христианство без креста?

3. Несем ли мы свой крест?

Тезис – антитезис – синтез. В первой части проповеди обозначается евангельская истина или нравственный идеал, во второй приводится состояние современного мира и общества, явно не соответствующее идеалу; в третьей говорится о том, как нам жить в этой ситуации. Такая структура проповеди помогает точно раскрывать смысл христианских нравственных законов или церковных установлений. Например, проповедь о добродетели целомудрия может иметь такую структуру:

1. Что говорит Евангелие о целомудрии?

2. Как смотрит на это современное общество?

3. Как христианину следует к этому относиться?

Подобным образом может быть построена и проповедь о христианском понимании поста:

1. В чем смысл поста с христианской точки зрения?

2. Как относится к посту современное общество?

3. Как нам быть в этой ситуации?

Отрицательная и положительная точка зрения. Такая форма уместна в полемической или обличительной проповеди. В первой части излагается и обличается заблуждение, распространяемое кем-либо, во второй – излагается истинная точка зрения.

Например, по такому плану можно построить проповедь, посвященную словам: Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф.16:18). Сначала проповедник представляет ошибочные толкования этих слов, а затем указывает их понимание Православной Церковью.

Для простоты запоминания различных вариантов дедуктивного построения проповеди в гомилетической литературе порой дают этим формам образные названия. Так, например, профессор гомилетики Богословской школы Йельского университета Гарольд Лаккок (Halford Luccock, 1885–1961) в своем классическом учебнике «В мастерской церковного служителя»²²³ предлагает целый ряд подобных названий. Например, «Лестница» (Ladder) представляет собой цепочку аргументов, каждый из которых логично вытекает из предшествующего. «Драгоценный камень» (Jewel) демонстрирует слушателю одну за другой различные грани центральной идеи. «Погоня» (Chase) предполагает, что проповедник ставит вопрос и вместе со слушателями ищет на него ответ. В результате проповедь имеет структуру: «Может быть это? – Нет. – А может вот это? – Нет. – Наверное, все же вот это? – Нет. – Тогда, наверное, вот это? – Да!».

Все эти формы являются по сути различными вариантами раскрытия главной идеи. Они позволяют заметно разнообразить проповедь.

Подобный образный подход к построению проповеди можно встретить и у православных проповедников. Например, профессор Московской духовной академии протоиерей Александр Ветелев (1892–1976) одну из форм проповеди называл «Чаша». Вот как строится проповедь-чаша на тему о молитве:

1. Почему нам нужно молиться?

2. Что такое молитва?

3. Как мы относимся к молитве и почему?

4. Куда нас приведет жизнь без молитвы?

5. Чему нас учат примеры святых?

6. Как и когда мы должны молиться?

7. Заключение – молитва-призыв.

Прот. А. Ветелев писал, что такая структура отражает идею распятия и воскресения со Христом. Графическая интерпретация такой проповеди имеет вид «глубокой чаши с широким дном и пологими краями»:

«С левой стороны чаши к нам как бы спускается слово Божие, чтобы просветить, обновить и подвигнуть к возрождению (1, 2-й пункты плана). Слово Божие вскрывает всю тяжесть и гибельность нашего греховного положения (3, 4-й). Пробуждаемый примером святого наш дух начинает восходить к надежде (5, 6-й), и напряжение души разрешается молитвой (7-й пункт плана)», – писал прот. А. Ветелев²²⁴.

Он приводит и другой пример построения проповеди по принципу «чаши»:

1. Душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися!

2. Еще немного скоротечного времени пройдет, и настанет конец жизни.

3. Отчет за прожитое время будешь держать... Ответ за свою леность, за сделанные во всю жизнь грехи, тяжкие, ничем не прикрытые...

4. Какой будет стыд, какой ужас тебе, душа ленивая и беспечная...

5. Вспомни, что прах во гробе не может искупить прегрешения новыми делами.

6. Молись, пока не поздно... Господи, неужели Ты забыл меня и совсем отвратил Лице Твое от меня?

7. А как стыдно приступить к Господу с такой мерзкой душой...

8. Но Он – единственная наша надежда и Источник Жизни. Молись.

Графическая интерпретация такой проповеди выглядит следующим образом:

Проповедь, построенная на последовательном раскрытии темы или идеи, имеет ряд преимуществ. Прежде всего наличие ясного послания, которое проповедник адресует слушателям, придает ему самому уверенность во время произнесения. Если в основу проповеди положена ясная идея, которая последовательно раскрывается, это помогает привлечь и удержать внимание слушателей, усилить их интерес. Если проповеднику удается приковать внимание аудитории к своей главной идее, то энергия слушателей во время проповеди уже не рассеивается на второстепенные сюжеты. Проповедь, построенная по дедуктивному принципу, легче запоминается проповедником и уменьшает его зависимость от рукописного текста.

В то же время в современной гомилетической литературе дедуктивный подход нередко критикуют. Обычно в качестве негативной стороны дедуктивной проповеди указывают на опасность схоластичности и искусственности. Проповедник, препарируя избранную тему по законам формальной логики, рискует потерять из виду реальных слушателей с их нуждами. Порой руководства, посвященные разбору вариантов дедуктивного развития темы, называют «кулинарными книгами по гомилетике», в которых даются оторванные от жизни рецепты «изготовления» проповеди. Проповедник, готовясь к проповеди, подобно домохозяйке выбирает рецепт, который ему по вкусу²²⁵.

Тем не менее в подобных устойчивых вариантах построения проповеди воплощен многовековой опыт проповедничества. В них зафиксированы подходы, которые многократно использовались для создания успешных проповедей. К тому же, как мы видим, такой подход позволяет достичь заметного разнообразия в построении проповеди. Поэтому даже те, кто критикует дедуктивную структуру проповеди, не отрицают ее эффективности.

С конца 1960-х гг. наблюдается новая тенденция в развитии гомилетики. Под влиянием новых подходов в риторике, психологии и теории общения на проповедь начинают все более смотреть как на особое коммуникативное событие, то есть как на акт общения между проповедником и слушателями. Если ранее в теории проповеди делался упор на умение проповедника отыскать и умело оформить главную идею проповеди, то теперь все более обращают внимание на необходимость понять особенности восприятия проповеди слушателями. Все более подчеркивается необходимость наличия в проповеди особого внутреннего движения, которое бы соответствовало внутреннему процессу слушания.

Важную роль в формировании нового взгляда на проповедь сыграла книга Фрэда Крэддока (Fred Craddock, 1928–2015) «Как не имеющий власти». Впервые она была издана в 1969 г. и впоследствии неоднократно переиздавалась²²⁶. Вместо классической дедуктивной структуры проповеди Крэддок предложил использовать индуктивную структуру. Он подчеркивал, что при классическом подходе к построению проповеди практически отсутствует взаимодействие проповедника со слушателем, отсутствует диалог. Индуктивный же путь построения проповеди соответствует опыту слушания, а значит, исходит именно из необходимости взаимодействовать со слушателем.

Свое название индуктивная проповедь получила от индукции (лат. inducere – влечь за собой, установить) – процесса, противоположного дедукции. Индукция (в отличие от дедукции) предполагает переход от частного положения к общему. Индуктивное умозаключение может связывать частные предпосылки с заключением не только через строгие законы логики, но и через некоторые фактические, психологические и иные представления.

Если дедуктивная проповедь в начале декларирует свою главную мысль, которую затем обосновывает и защищает, то при индуктивном построении проповедник идет прямо противоположным путем. Главная идея формулируется лишь в конце, а основная часть проповеди постепенно ведет слушателя к раскрытию этой идеи. Проповедник и слушатели вместе движутся к кульминации проповеди. Фактически проповедь оканчивает не проповедник, а слушатель, который постигает ее послание лишь в самом конце. При индуктивном построении проповеди слушатель участвует в движении и обретении результата проповеди.

В этом и заключается главное преимущество индуктивной проповеди. Слушатели, пройдя определенный путь поиска, в конце сами приходят к важному выводу и потому чувствуют себя «первооткрывателями». Искусно построенная индуктивная проповедь обладает особой силой убеждения. На пути к главной идее проповедник постепенно рассеивает сомнения и склоняет аудиторию на свою сторону. Это особенно важно в тех случаях, когда идея проповеди не является самоочевидной и потому вызывает сомнение или даже неприятие слушателей.

Индуктивное построение проповеди можно также назвать кульминационным. Ее развязка (кульминация) наступает в самом конце. Поэтому в индуктивной проповеди нужно умело использовать динамику ожидания. Нельзя раньше времени высказывать ее главную идею. Раскрытие главного послания необходимо приберечь для завершения. Лишь в таком случае оно станет настоящей кульминацией проповеди. Ожидание развязки удерживает и направляет внимание слушателей.

Индуктивное (кульминационное) построение проповеди гораздо ближе восприятию современного человека, нежели отвлеченный анализ избранной темы. Сегодня наиболее эффективным средством тиражирования информации является, конечно же, телевидение. В телевизионных шоу, фильмах, спортивных программах и других медиапродуктах активно используется именно кульминационное построение. Телевизионная программа должна привлечь и удержать внимание зрителя до тех пор, пока в конце не наступит развязка. Современный проповедник обращается к аудитории, которая привыкла именно к такому («телевизионному») восприятию. Приверженцы индуктивной проповеди особо подчеркивают, что такая структура проповеди соответствует психологии современного человека.

Важно подчеркнуть, что кульминационное построение соответствует не только ожиданиям слушателя, но и естественному процессу подготовки проповеди. Создавая проповедь, проповедник постепенно собирает воедино различные мысли и идеи. В результате подготовки наступает своего рода озарение, когда проповедник постигает главную идею будущей проповеди. При индуктивном построении проповеди он тем же путем ведет и своих слушателей. Это обеспечивает особое воздействие проповеди на аудиторию.

Конечно, индуктивное построение проповеди рассматривалось в гомилетике и до появления книги Крэддока. Однако ранее индукцию воспринимали лишь как одну из абстрактных логических операций. Теперь же на нее стали смотреть с точки зрения человеческого опыта и межличностной коммуникации. Индуктивное движение в проповеди теперь рассматривается как естественный ответ на внутренние запросы слушателей.

В качестве классического примера индуктивной проповеди обычно указывают на проповедь апостола Петра в день Пятидесятницы (Деян.2:14–36)²²⁷. Апостол обращался к иудеям, среди которых, скорее всего, были те, кто лично присутствовал при распятии Христа. Слушатели были заведомо скептически настроены, полагая, что апостолы пьяны (Деян.2:13). Главная идея проповеди Петра заключалась в том, что Иисус есть обетованный Мессия-Христос, о Котором говорит Писание. Однако он начинает свою проповедь вовсе не с этой идеи, а с описания проблемной ситуации. Иудеи не могли понять, что происходит с апостолами, которые говорят на непонятных языках. Петр поясняет, что это не результат действия алкоголя, а исполнение пророчества Иоиля (Иоил.2:28–32). Затем он переходит к пророчеству Давида о воскресении Христа. После этого говорит, что воскресший Христос вознесся на небо и послал апостолам Духа, результатом чего и стал дар языков (излил то, что вы ныне видите и слышите). И лишь в конце Петр ясно формулирует свое главное послание: Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли (Деян.2:36).

В результате иудеи, которые только что насмехались над апостолами, изменили свое мнение: Услышав это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия? (Деян.2:37). После этого Петр призвал своих слушателей покаяться и принять крещение. Так фактически было положено начало Церкви.

Этот пример показывает, что лучшим началом индуктивной проповеди может служить указание на проблему, с которой столкнулись слушатели. Лучше, чтобы эта проблема раскрывалась на примере конкретной жизненной ситуации. Проповедник должен показать, что эта ситуация является лишь частным случаем более общей (глобальной) проблемы, которая касается не только нас. И затем, шаг за шагом, он должен от частного случая прийти к универсальной идее, лежащей в основе проповеди.

Таким образом, индуктивную проповедь лучше представлять не в виде строгого плана, а в виде последовательности шагов, которые ведут слушателя от частного случая к главной идее.

Естественным продолжением идеи об индуктивном построении проповеди стала концепция нарративной проповеди (от лат. narratio – рассказ, повествование). Конечно, проповедники всегда вплетали в свою речь истории, которые особо привлекают внимание слушателей. Это могли быть библейские повествования, агиографические сюжеты, рассказы об исторических событиях или повествования из повседневной жизни.

Однако концепт нарративной проповеди предполагает не просто использование в проповеди нарративного жанра (то есть не просто «рассказывание историй» в рамках проповеди). Речь идет о чем-то большем. Один из главных теоретиков нарративной проповеди Юджин Лоури (Eugene Lowry, род. 1933) настаивает на том, что проповеднику следует стремиться организовать движение в проповеди по примеру истории. Нарративная проповедь должна состоять из ряда драматических движений, направленных к развязке²²⁸.

Такая проповедь имеет внутреннее сюжетное развитие. Она начинается с обозначения проблемы или какой-либо неоднозначности в человеческом опыте, продолжается исследованием этого противоречия, двигаясь к развязке, к которой проповедник и слушатель должны прийти вместе.

В 1980 г. Юджен Лоури в своей книге «Гомилетическая интрига: Проповедь как нарративная форма искусства»²²⁹ предложил классическую структуру нарративной проповеди, которая широко используется современными проповедниками. Она выглядит следующим образом:

1. Ой! (Oops!)

2. Ах! (Ugh!)

3. Ага! (Aha!)

4. Ура! (Whee!)

5. Да! (Yeah!)

Первую часть («Oops!») Лоури также называет «Нарушение равновесия» (Upsetting the Equilibrium). Она должна родить в душе слушателя неоднозначность и неопределенность, то есть обозначить проблему. Однако речь идет не просто об интеллектуальной неопределенности, а о более глубоком экзистенциальном переживании. Слушатель должен осознать существование духовной проблемы, выводящей его из состояния внутреннего покоя. Первая часть проповеди должна состоять всего из нескольких предложений, в которых проповедник обозначает проблему. Это необходимо сделать максимально ярко и остро, чтобы увлечь слушателя, заинтриговать его.

Вторую часть («Ugh!») Лоури также называет «Анализ противоречия» (Analyzing the Discrepancy). Здесь проповедник вместе с общиной погружается в анализ обозначенной проблемы. Также здесь указываются возможные варианты решения проблемы, основанные на обыденном опыте. Проповедник показывает, что такой подход не помогает решить проблему. Это самая длинная часть проповеди. Это путь, которым проповедник ведет слушателей к заветной цели.

Третья часть («Aha!») также именуется «Подсказка ключа к решению» (Disclosing the Clue to Resolution). Здесь проповедник отвечает на вопрос «Почему?» и подсказывает общине путь к решению проблемы, который становится альтернативой по отношению ко всем ошибочным вариантам решения.

Четвертую часть («Wheel») Лоури также именует «Приобретением опыта Евангелия» (Experiencing the Gospel). Здесь, наконец, слушателям предлагается неожиданный альтернативный ответ, который исходит из Евангелия. Именно этот ответ оказывается единственно верным. Как замечает Лоури, Благая Весть не должна быть возвещена сразу же в начале проповеди. Необходимо пройти вместе с общиной определенный путь к Евангелию (этой цели служат первые три части проповеди). Только после осмысления проблемы и поисков ее решения Евангелие становится по-настоящему эффективным ответом на внутренний вопрос слушателей.

И, наконец, в четвертой части («Yeah!»), которую Лоури называет «Предвкушением последствий» (Anticipating the Consequences), проповедник показывает, что найденное решение вполне согласуется с нашей жизненной ситуацией. Евангелие меняет жизненную ситуацию слушателя, открывает ему новое будущее. Эта часть должна побуждать слушателя к обновленной жизни.

Сам Ю. Лоури графически изобразил эту структуру следующим образом:

Такую структуру порой называют «Петлей Лоури» (Lowry's Loop).

Во втором издании своей книги (в 2001 г.) Юджин Лоури предложил упростить эту структуру, объединив ее третью и четвертую части. Четырехчастная структура «Петли Лоури» выглядит следующим образом:

1. Ой! (Oops!)

2. Ах! (Ugh!)

3. Ага! (Aha!)

4. Да! (Yeah!)

А. В. Тихомиров замечает, что структура проповеди, предложенная Лоури, похожа на рекламный ролик. В классической рекламе сначала обозначается проблемная ситуация, затем показывается бесперспективность традиционных методов ее решения, затем предлагается товар, который поможет легко и просто справиться с проблемой, и в завершении следует сцена веселой и беззаботной жизни, в которой уже отсутствует поставленная в начале проблема. Но при этом А. Тихомиров указывает на принципиальное отличие проповеди от рекламного ролика. «В рекламе решение находится на том же самом уровне, что и решения «неработающие»... Нам же в проповеди важно найти принципиально иное решение вопроса или проблемы»²³⁰. Евангельский ответ на наш вопрос – это ответ неожиданный и парадоксальный. Иные решения потому и не работают, что не отрываются от земли. Слово же Евангелия открывает нам иной уровень бытия.

Сам Ю. Лоури сравнивал предложенную им структуру проповеди с детективным романом. Сначала создается интрига, затем сыщик долго и мучительно ищет преступника. В результате он раскрывает преступление, причем преступником оказывается тот, о ком этого нельзя было и подумать. В конце все участники событий, пережив особый опыт, возвращаются к прежней жизни уже другими людьми. Проповедник, как и хороший писатель, должен умело сохранять интригу, чтобы слушатели не утратили интерес к повествованию.

X. Робинсон называет такую структуру проповеди «индуктивно-дедуктивной». Центральная идея в такой проповеди высказывается не в начале (как при дедуктивном подходе) и не в конце (как при подходе индуктивном), а в середине. Такая проповедь становится «мостом над пропастью между личной нуждой человека, с одной стороны, и духовной истиной, с другой»²³¹.

Идеи Фреда Крэддока и Юджина Лоури оказали решающее влияние на дальнейшее развитие гомилетики. Благодаря их книгам в США оформилось течение, которое принято называть новой гомилетикой (The New Homiletic). Ее главная отличительная черта – стремление найти такие внешние формы (структуры) проповеди, которые бы лучше всего соответствовали тому, что происходит в сознании слушателей во время произнесения проповеди. Еще одной характерной чертой «новой гомилетики» стало акцентирование внимания на внутреннем движении в проповеди. Если ранее хорошо продуманную проповедь сравнивали с прекрасной статуей или зданием, то теперь ее все более уподобляют танцу, симфонической музыке или драме.

Один из представителей «новой гомилетики» профессор Дэвид Батрик (David Buttrick, род. 1927) в своей книге «Гомилетика: сцены и структуры»²³² назвал такой взгляд на проповедь феноменологическим. Составные части проповеди он предложил именовать «сценами» (moves). По аналогии с тем, как в современной физике свет понимается как поток частиц и волн, Батрик предлагает понимать проповедь как поток единиц информации, мыслей. Проповедь проецирует этот поток в сознание слушателя, рождая в нем определенные картинки. Таким образом, хорошая проповедь подобна диафильму, который движется от слайда к слайду. Каждый слайд раскрывает свою идею, но при этом все они вместе образуют для слушателя единое коммуникативное событие.

В 2000-е гг. идеи новой гомилетики получили творческое развитие в Германии в рамках так называемой драматургической гомилетики. Создатели этого направления профессора Мартин Николь (Martin Nicol, род. 1953) и Александр Деег (Alexander Deeg, род. 1972)²³³ предлагают понимать проповедь как особое драматургическое действие, план которого подобен сценарию фильма.

Сторонники драматургической гомилетики подчеркивают, что проповедь, понимаемая как произведение искусства, не может сводиться лишь к манифестации некой своей главной мысли. Задача проповеди не в том, чтобы просто сообщить слушателю послание, а, скорее, в том, чтобы произвести на него определенное впечатление. Слушателям предлагаются истории и образы, которые подводят его к определенным размышлениям. М. Николь и А. Деег предлагают современному проповеднику ориентироваться на образный язык кино. Проповедь должна стать драматическим потоком, увлекающим слушателя. Она состоит не из статичных частей, а из отдельных сцен, проникнутых общим внутренним развитием. Как и всякое произведение искусства, проповедь при таком понимании становится открытой для различных толкований и интерпретаций. Она должна родить в слушателе внутренний процесс размышлений и поиска²³⁴.

Мартин Николь рекомендует проповеднику при подготовке к проповеди продумать возможные ее элементы, которые затем должны быть объединены в целостное действо. Для этого проповедник (как это делают киносценаристы) может сделать карточки с обозначением элементов (сцен) проповеди, расположить их на стенде и переставлять их местами до тех пор, пока не будет найдена наиболее удачная структура проповеди.

Каждая сцена может получить свой заголовок и иметь свои особые средства выражения. Между началом и концом каждой сцены должно быть напряжение, обеспечивающее внутреннее движение. Но и при таком драматургическом подходе к построению проповеди нельзя забывать, что структура проповеди должна соответствовать требованиям единства, целостности и пропорциональности.

Таким образом, в последние десятилетия в западной гомилетике предпринимались попытки найти такие формы проповеди, которые соответствовали бы процессам, протекающим в сознании слушателей. Теоретики проповеди все больше обращали внимание на изучение психологии слушания. Задача проповедника не просто подать слушателю хорошо структурированную информацию. Проповедник должен создать для слушателя коммуникативное событие. Проповедь – это не статичная форма. Чтобы оказать глубокое воздействие на слушателя, она должна обладать внутренним движением.

Однако, экспериментируя с внешними формами проповеди, нельзя забывать, что слово проповедника всегда должно быть провозглашением истины и научением истине. Структура проповеди призвана помочь решить эту главную задачу.

Вопросы и задания

1. Изложите основные условия, при которых создается органичное единство формы и содержания проповеди.

2. Назовите признаки хорошего плана проповеди.

3. Расскажите о гомилии как наиболее древней форме христианской церковной проповеди по следующему плану: история возникновения, особенности формы, периоды расцвета и вытеснения иными формами, задача гомилии, преимущества и опасности.

4. Сопоставьте структуры классической и смешанной гомилии.

5. Опишите классическую и четырехчастную структуры слова как тематической формы проповеди.

6. Охарактеризуйте катехизический и краткий типы поучения как форму проповеди.

7. Расскажите о дедуктивном методе построения проповеди. Приведите примеры.

8. Опишите индуктивную проповедь как особое коммуникативное событие. Раскройте своеобразие подготовки к ее произнесению.

9. Опишите современные подходы к построению проповеди, разрабатываемые в русле новой гомилетики.