ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОБРАЗ И ПОДОБИЕ

Факт воплощения Бога ясно показывает сродство между Ним и нами: «Он не стыдится называть нас братьями, говоря: возвещу имя Твое братьям Моим... и еще: се, Я и дети, которых дал Мне Бог. Поскольку же дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные... Посему Он должен был во всем уподобиться братьям» (ср. Евр. 2и далее). И если Он мог уподобиться нам во всем, то значит и мы, Его же действием в нас, сможем во всем уподобиться Ему; иначе говоря – воспринять Божественный образ бытия.

Христианское видение страшно парадоксально. С одной стороны, высота призвания, могущая показаться неумеренной гордостью, с другой – призыв к покаянию и смирению: «Возлюбленные! Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будем подобны Ему. Потому что увидим Его как Он есть. И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя (от всякого греха), так как Он чист» (1Ин.3:2–3). Корень же всех грехов – гордость, в ней тьма. Смирение же есть свойство любви Божьей. Вне очищения себя от этой адской тьмы – гордости, – всякое слово о богоподобии было бы «люциферизмом».

«Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48) – эта заповедь дана нам не столько в порядке педагогическом, то есть как указание направления, сколько в несравненно более глубоком смысле: как откровение предвечного замысла Творца о человеке. В своем явлении во плоти Господь сказал: «Отец Мой более Меня» (Ин.14:28). Но по вознесении своем Он воссел «одесную Отца» уже и как Сын Человеческий. У нас нет иного критерия истины, более достоверного, чем Собезначальный Отцу Сын по Божеству – Иисус Христос. Он показал нам Собою, что человеку предоставлена возможность стать равным Творцу своему. Когда Господь называл Себя Сыном Человеческим, сохраняя «дистанцию» между Собою и Богом, то тем самым Он учит нас избегать актов, носящих характер «самообожения». Обожение возможно не иначе, как действием Бога в нас, – и сие даже до последнего совершенства. Предохраняя нас от люциферического движения, Господь дал нам «образ» (Ин. 13:15, в слав. пер.), да последуем Ему. Таким путем осуществится в нас сия страшная своим все превосходящим величием заповедь.

Христианин в нашем понимании есть тот, кто верует и исповедует Иисуса Христа соприсносущим Сыном Отца по Божественному Существу и, следовательно, Богом совершенным. Говоря постоянно о своем вечном Отце и о характере вечной жизни, как о познании «единого истинного Бога» (Ин.17:3), Христос делает всю нашу жизнь двупланной – мы живем в двух измерениях: вечности и времени. Сие, в известные моменты Божиих посещений, открывает нам то же сознание, которое мы видим у апостолов, а именно: о предназначении человека к обожению и о предъизбрании верных «прежде сложения мира» (Еф.1:4).

При Своем вознесений Господь «благословил» апостолов, свидетелей сего откровения (Лк.24:50–51). Он заповедал им идти по всему миру проповедовать Евангелие всей твари, уча все народы соблюдать все, что Он повелел им. В заключение сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (ср. Мф.28:19–20; Мк.16:15).

Благословение Божие пребывает в мире сем, и прежде всего там, где его жаждут. Но веку сему положено «скончание». Эта форма бытия не предназначена для вмещения всей полноты Божественного Бытия. В своей, даже благословенной части – Земля является нашей последней целью. Наше «чаяние» есть свойство природы нашей, способной предвосхитить грядущее Царство. Та сторона нашего духа, что стремится к надмирному Богу, сама по себе «надмирна», как подобает образу Божию.

Факт Воплощения – показатель высокого достоинства человека: некоторой соизмеримости между Богом и человеком. Возможность для Бога вочеловечения имеет в себе параллелью возможность для человека воспринять обожение. Мы призваны Творцом к соучастию в творении мира: «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт.2:15). «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему: и да владычествуют они... над всею землею» (Быт.1:26).

Вознесшийся Христос воссел одесную Бога Отца уже и как Сын Человеческий. «Он победил мир» (Ин.16:33), и мы приобщаемся к Его победе. Итак, человек двупланен: он в мире сем, он же превосходит (трансцендирует) в духе природный мир. В низших формах своего существования он является «вещью», «объектом», «явлением», и как таковой – детерминирован; в свойственной ему высшей форме он – персона-ипостась, обладает двойственным самоощущением: своей тленности и ничтожества, но и своего величия и бессмертия.

Трудность христианского пути в том, чтобы найти должный эквилибр между сознанием настоящего, эмпирически данного состояния, с одной стороны, и с другой – неколеблемой веры в предвечный план нашего усыновления Богом. «Блаженны уверовавшие; потому что совершится сказанное от Господа» (ср. Лк.1:45). Чтобы быть христианином – необходимо дерзновенное мужество, перед которым все прочие дерзания земли бледнеют. Своеобразность христианского духа в том, что предельные дерзания, могущие показаться невеждам чрезмерной гордостью, сочетаются с глубоким смирением: ибо открывшийся нам Бог есть Смиренный Господь, не смешивающийся с гордостью – «Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню во страхе Божием» (2Кор.7:1).

Идея «богоподобия», полного, не частичного, лежит в основе христианской антропологии. Надмирный Бог, и человек – надмирен. Образ и подобие Абсолюта, он носит в себе сознание, трансцендирующее все, что видит в пределах земного существования. Бога он живет как Отца и как Персону, и себя осознает как личность-иностась. Теперь мы знаем, что Абсолютное Бытие может быть только Персональным, ибо Бог наш – есть Бог Живой, Сущностный, а не отвлеченная философская идея. И человек – персона, в своей персональности видит отражение – «образ» Абсолютности Божией, еще не вполне актуализированной, но все же глубоко осознанной. Между Богом и человеком есть и должна быть соизмеримость при всей несоизмеримости. Если бы мы отвергли сие откровение, то стало бы совершенно невозможным какое бы то ни было истинное познание, то есть соответствующее действительности Божественного бытия.

Христианский персонализм свое наиболее совершенное выражение имеет в молитвенном движении всеобъемлющей любви. В акте сей христоподобной любви христианин отдает себя без остатка другим возлюбленным: прежде всего Богу, а затем, силою Духа Святого, всему прочему. В этой кенотической любви он трансцендирует самого себя: любовь живет в «другом», а не в себялюбии; возлюбленные составляют его жизнь. Но, живя в другом, персона-любовь не перестает быть сама собою. Через этот выход из своих эгоистических пределов любовь приходит к обладанию всем, к единению всего в самой себе. Эгоистический индивидуализм неизбежно вносит обособление и разделение через борьбу за свое временное бывание. Человек-ипостась, по образу и по подобию человеку-Христу (1Тим.2:5), в своей конечной завершенности явится носителем всей полноты Божественного и тварного Бытия, – богочеловеком. Во Святой Троице каждая Ипостась имеет в Себе всю абсолютную полноту двух Других, не уничтожая Их, не сводя Их только «к содержанию» Своей жизни, но и Сама входит всецело в Их Бытие, утверждая тем Их ипостасность. Так и в много-ипостасном бытии человечества: каждая личность призвана вместить в себе полноту всечеловеческого бытия, никак не устраняя прочих личностей, но входя в их жизнь как существенное содержание ее, и тем утверждая их персональность. Таким образом создастся единое бытие, выраженное в догмате о Единой Сущности в Трех Ипостасях. Человечество должно явиться единым естеством во множестве ипостасей: такова творческая идея Бога, сотворившего Человека по образу Своему и по подобию.

Через веру и подвиг человек должен достигнуть подобия Богу даже во всей ее полноте; сначала уразуметь и затем реализовать в своей свободе предвечный замысел о нем Творца. Таков смысл заповеди Христа: «Будьте совершенны как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48). Уклоняясь от того труда, чтобы не сказать распятия, с которым связано осуществление богоподобия в нас, мы унаследуем могильную тьму. По данной нам свободе самоопределения мы, конечно, можем игнорировать столь высокое призвание, требующее от нас всех сил нашего существа; но нельзя нам изменить предвечный замысел Бога о нас: свести нашу природу до уровня животных, то есть временного бывания вне вечного Света Божества.

Самый великий грех, самое страшное падение – отвергнуть любовь Творца и Отца нашего, Который «так возлюбил мир, что отдал Сына своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16–18), дабы в Нем и через Него соделать и нас возлюбленными сынами Своими. Все те, что устремляются к Божественному образу бытия помимо Христа, влекутся, в сущности, к тому не-бытию, из которого вызваны волею Бога; а те, что всем лицом обратились к плоти мира сего, разлагаются заживо в крушениях своих судеб или в гигантских катастрофах мировых войн – и подобное сему.

Народы Азии, главным образом Средней и Дальневосточной, не восприняли откровения о Персоне ни в отношении Перво-Бытия, ни Его образа – Человека. Три с половиной тысячи лет оказались недостаточными для того, чтобы все человечество освоило полноту излитого на мир благословения: сначала на Синае, затем в явлении воплощенного Логоса Отца и сошествия Святого Духа. Больше того, в нашу эпоху замечается отступление, даже массовое, среди тех народов, которые веками считали себя «христианскими». Нет сомнений, что христианский персонализм представляет собою исключительное совершенство, и как таковое трудно постигаемое.

Современный коммунизм – также есть отрицание персонализма. Взяв некоторые из положений учения Христа и отбросив другие, более существенные, марксисты невероятно снизили понятие о человеке. Их антропология весьма приближена к зоологии. Как образ Абсолютного, человек является ценностью, высшей, чем весь остальной космос, и единая человеческая личность, достигшая предельно возможного познания Вечного Бога, изменяет достоинство всей земли. Возьмем первый момент творения человека, когда «человек родился в мир» (ср.Ин.16:21): этому новому созданию Всевышнего Бога была дана власть соучаствовать в Божественном творческом Акте; ему была дана возможность владеть космическими силами; он был одарен способностью к познанию не только естественного плана, но и Нетварного бытия, и стать бессмертным сожителем Самого Творца. Сколь существенна перемена во всем Бытии? – Если в суждении о ценностях мы будем исходить не из количества, а из качества, то можем сказать, что в последнем решении эта ценность равна достоинству наиболее совершенного человека. Так, когда Господь был с нами на земле, тогда ее цена равнялась Богу. Те, что «испытали поругания и побои, а также узы и темницы; были побиваемы камнями... повергаемы пыткам; умирали от меча; скитались... терпя скорби и озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням».. . (Евр.11:36–38). То же разумение заключено в описанном в Библии событии, когда Адаму была дана власть определить судьбу всякого животного, познав предварительно свойства каждого из них: «Господь Бог... привел к человеку всех животных полевых и всех птиц небесных, чтобы видеть, как он, Адам, назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было ей, но не нашлось для человека подобного ему» (ср. Быт.2:19–20). Не только коммунизм, но и все известные нам государства наших дней опрокинули смысл Евангелия: для них «общее» превалирует над личным – всякий раз осуждения выносятся но принципу первосвященника Каиафы: «лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин.11:50). При этом почти всегда довод к уничтожению – польза «всего народа», – включает в себя ложь, ибо имеется в виду не «весь», а лишь имеющая в руках своих власть «часть».

Но даже если бы и была правда, то есть предстояла гибель всего народа, то и тогда убит был Тот, Кто превосходил Своим достоинством весь сотворенный Им космос, все века человеческой истории. Конечно, приведен нами крайний случай. Никто из людей не может быть сравнен с Христом, но самый принцип для суждения все же дан, чтобы и все, получившие или взявшие на себя силою возможность «судить», были бы весьма медлительны к выносу наказания вообще, а на смерть – никогда, никого.

Сегодня 15 мая 1979 г. Едва я написал сии слова «никогда, никого», как узнал, что в английском парламенте новое правительство поставило вопрос о восстановлении смертной казни в программу предстоящего парламентского года.

Во Христе мы имеем Носителя предельных страданий и также высочайшей святости и блаженства. В этом универсализме отличительная черта христианства. В сердце верующего сожительствуют: наше тварное начало с нетварною силою Бога, истощание и могущество, уничижение и слава, время и вечность, боль и радость в предельном для естества нашего напряжении.

Вечность мы предвосхищаем как непротяженный Акт, неописуемо богатого содержания Бытия в неумаляемой никогда полноте. Вечность – преизбыток жизни. То, что мы воспринимаем здесь как страдание и даже умирание, в Царстве явится самоистощающейся любовью – любовью совершенною, не обращающейся на себя. Любовь объемлющая весь мир, и Бога, и святых, любовь торжествующая видеть все сие как ее богатство: она живет как свою радость видеть других в славе, «сияющими как солнце» (Мф.13:43).

Божией любви свойственна ненасытимость: в ней нет и не может быть пресыщения. Нет места и снижению, или каким бы то ни было колебаниям в энергии Жизни непреложной. И именно сия непреложность есть существо блаженства. И на Земле мука наша не в том, что мы болеем или сострадаем, но в том, что мы умираем от этих проявлений любви. В грядущем Царстве Христа составным элементом явится неугасимое пламя благодарности Господу Иисусу, спасшему нас Своими страданиями. Так мы вечно пребудем в восхищении от созерцания всего «дела» Его (Ин.17:4): воплощение, бегство в Египет, благую весть о спасении, Фавор, Тайную Вечерю, молитву в Гсфсимании, жажду на Кресте и умирание – все сие в неразрывной связи с Его чудесами, беспредельной премудростью Его проповеди, всего, что Он совершил.

По-разному разумеют вечность отцы Церкви. Некоторые мыслят ее как непрестанное восхождение тварных существ к Божеству. Другие, как апостол Иоанн, апостол Павел и некоторые отцы Церкви, как преп. Максим Исповедник, обетованное блаженство видят в восхождении «за Завесу» (ср. Евр.6:19–20), в «День Осьмый», где нет уже дальнейшего движения, или шествия, или роста, где «Бог всяческая во всех» (1Кор.15:28). Так одни представляли себе вечность с подобной математикам логикой: конечное число как бы ни возрастало, никогда не достигнет бесконечного. Возможно, однако, их понимать и иначе: само по себе наивысшее напряжение Бытия, в своей неисчислимой динамике, может переживаться как «движение». Но вернее исходить в нашем суждении о вечности из Христа-человека, Который есть, несомненно, мера всех вещей и основание всякого познания. Если Он, как Сын Человеческий, вошел во Святая Святых Троичного Божества и воссел одесную Бога и Отца, то и для людей обетована та же конечная слава: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел со Отцом Моим на Престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит Церквам» (Откр.3:21–22). И еще: «Где Я, там и слуга Мой будет» (Ин. 12:26).

Сотворение свободных персон – заключало в себе «риск творения». Отсутствие детерминации извне создавало возможность отступления твари, то есть падения и последовавшего затем трагизма всей истории нашего мира.

Гуманизм, зародившийся в эпоху Возрождения, вначале носил в себе элементы христианского влияния, но главным импульсом его было художественное и культурное творчество, вдохновленное древней классической Грецией. Параллельно с этим зарождается и экспериментальная наука.

Дальнейшая эволюция гуманизма связывалась со все возраставшим отрывом от Бога и культом человека: все для человека, являющегося наивысшей ценностью в бытии космоса. Нетрудно усмотреть в этом движении «возрождения» райского падения с новой силой в истории человечества. Всякий гуманизм, в силу частичного и более полного удаления от Бога, снижает уровень человека, и он становится «продуктом природы», подвластным тварным, космическим, стихиям и своим же абстрактным идеям.

Адаму – Всечеловеку, сотворенному «по образу» для бытия «по подобию» своему Творцу, в сущности нет выбора иного, как реализовать в себе сей образ и подобие через сообразование жизни своей с Его, Творца, волею. Бог, как Абсолютное Бытие, не мог бы почтить Адама выше, чем совершил сие – предложив Адаму и его потомству быть с Ним вечно. Следовательно, гуманисты правы, считая человека венцом творения, но они ошиблись, не поняв, что им не дано сотворить их собственный мир в отказе от своего Творца. Их путь бросает их в то «ничто», из которого они взяты. Христианство, как богочеловечество, есть высочайшая форма гуманизма. «Христос-человек» (1Тим.2:5) нам раскрыл сию тайну в совершенстве.

Позднейшая форма гуманизма, философская и якобы научно установленная, создает конфликтные отношения между Богом и людьми. Два тысячелетия тому назад Его убили позорной смертью в воспринятой Им плоти нашей. Теперь – «Бог умер». Начался культ человека: все – в человеке, все только для него. Инаковерующих – убивают!

Последствия сей новой формы «падения»: человек стал рабом им же создаваемых государств, науки, всегда весьма относительной, своих абстрактных философий и идеологий; хуже того – создаваемых им машин. Оставивший Бога человек сам себе создает врагов: первый из них – государство. И выхода из сего нет. Чем более организовывается и усиливается государственный аппарат, тем быстрее и жесточе процесс деперсонализации людей. В силу сего возможно сказать, что христианство становится неудобным для обезличенного государства.

«Еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить» (Ин.14:19). Будете вечно жить с Богом и в Боге, как истинный образ Абсолюта, как полные персоны: Петр, Иоанн, Андрей, Павел и прочие.

Един Бог в Троице Персон, носительниц полноты абсолютного Бытия. Начальный блеск отражения сего Света был дан в первые годы христианства: «У .множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее... Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями и домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4:32, 34–35). И ясно из писания, что такие настроения среди верующих были следствием излияния на них Духа Святого: «Петр сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу» (Деян.5:3–4).

Это являлось неким зачатком нового образа жизни человечества по заповеди: «возлюби ближнего твоего как самого себя». На вопрос законника – «а кто мой ближний?» (Лк.10:29) – Господь притчею указал на самарянина (Лк.10:30–37). В конъюнктуре того времени – самаряне были врагами Иудеев. Полный смысл сей притчи: всякий человек, все человечество – мои ближние, моя жизнь. И это есть христианский персонализм – Персона, образ Абсолюта, носит в себе всю полноту бытия человеческого: «Один у нас Отец, Который на небсесх, все же мы – братья» (ср. Мф.23:8–9).

В истории мира нашего мы видим лишь монашеские общежития, где по образу, данному в Деяниях апостолов, свободно пришедшие, уверовавшие во Христа, соединялись в группы, хранящие сей принцип. Насколько мне позволяет высказаться мой более чем полувековой опыт монашества, могу сказать, что даже в монастырях подлинно евангельский «коммунизм» не реализуется вполне. Это потому, что соблюдать «вторую заповедь» могут лишь достигшие бесстрастия любви всеобъемлющей. Что при этом можем мы ожидать от марксистского коммунизма? Сей последний навязывает себя непрестанным насилием над всеми гражданами, создавая вместо рая нестерпимый ад: государство становится общей для всего населения тюрьмою. Самые низкие, интеллектуально или морально, составляют его «аппарат» генерализованного насилия. И именно сие имеем мы ныне в лице претендующей на главенство во всем мире коммунистической идеи. Адепты сей злорожденной доктрины почитают себя высокими гуманистами, как это ни странно. К этому, конечно, приводит тот факт, что они противники иного узаконенного преступления: демократического капитализма. Открытая звериная борьба между этими двумя «гуманистическими» политико-социальными системами приводит к невероятно многим страданиям большей части людского мира. Капитализм строит свои дворцы на морях крови, на горах трупов, предоставляя некоторые свободы известным слоям общества. Коммунизм подавляет всякие свободы: совести, мышления, выбора места жительства, участия в мировой культуре, общения с представителями мировой цивилизации, печати, и многое другое, подобное сему. Все подавлено террористически, повсюду доминируют низшие духовно элементы, попраны все, казавшиеся нормальными, права человека.

История мира полна неразрешимых противоречий. При отказе от Христа неизбежным станет апокалиптический конец: мир сгорит в огне, созидаемом самими же людьми. Богочеловеческий христианский процесс захватывает лишь незначительную часть человечества. Но, быть может, именно эта избранная часть страдальцев любви является смыслом Истории. Каждый, спасенный Христом, есть непреходящая ценность.

Все, не пожелавшие до сего дня разумно, изнутри, духовно познать, что человечество едино в существе своем, но продолжающие стремиться к преобладанию и господству над братиями, вынуждены будут признать это единство, но извне, силою [исторических или эсхатологических] событий.

Однако последнее, то есть когда люди познают свое равенство с братьями через принуждение извне, не даст человеку света вечной жизни, потому что сей свет – свет свободы богоподобной. Когда люди изнутри, в духе заповедей Христа приходят к этому познанию, тогда таковое братство есть подлинное осуществление Царства Божия на земле. Когда же братство является следствием принуждения извне, силою, тогда оно предстает в своем извращенном виде, то есть лишенным любви и свободы, и преисполнено по-прежнему внутренних разделений и неприязни.

Всё недобрым образом добытое – всё погибнет!

Христос про Себя сказал: «Я есмь Истина, Путь и Жизнь», и сии три суть едино. Нельзя Истину-Добро достигнуть путем неправды, насилия, лжи, убийства.