В VІІ-м веке

Оттого-то в седьмом веке мы уже непрерывно встречаемся с Filioque, как с обычной формой верования в Духа Святого, не только в вероизложениях, составлявшихся на испанских соборах, но и в самом символе цареградском, приводимом здесь для свидетельствования веры всей испанской церкви. Так в вероизложениях, состоявшихся на 4-м (634 г.), 6-м (638 г.), 11-м (675 г.) и 15-м (693 г.) толедских соборах прямо говорится, что составители их исповедуют веру в Духа Святого, от Отца и Сына исходящего¹¹²⁴. Во втором из этих вероизложений, что заслуживает внимания, довольно ясно высказан тот мотив, по которому для испанских епископов оказывалось нужным исповедовать Духа исходящим вместе и от Отца и от Сына. «Духа Святаго,– говорят они здесь,– исповедуем несотворенным и нерожденным, но от Отца и Сына исходящим, и Тому и Другому собственным Духом; потому Они и суть по существу едино, что от Того и Другого исходит единый Дух»¹¹²⁵. Ясный знак, что им представлялось не иначе возможным сохранить полное равенство или единосущие между Отцом и Сыном, как только допустивши, что Дух исходит от Того и Другого, чем, по всей вероятности, руководились и те испанские епископы, которые слышали на 3-м Толедском соборе исповедание веры в Духа Святого Рекаредово и его сторонников, бывших арианских епископов. В третьем же из вышеуказанных нами вероизложений а именно в вероизложении, состоявшемся на 11-м толедском соборе, обращает на себя внимание то, что здесь содержится некоторое, хотя и неясное, указание на то, в каком смысле понималось епископами испанскими исповедуемое ими исхождение Духа и от Сына. «Отец,– говорят они здесь,– не ведет начала от кого-либо, а от Него получают и Сын рождение и Дух Святый исхождение; Он, следовательно, есть источник и начало всего Божества». Касаясь же в частности Святого Духа, они словами Августина говорят следующее: «Дух Святый... исходит от Того и Другаго и есть Дух Обоих... Он есть Дух не только Отца, но и Сына, ибо Он не исходит от Отца в Сына, а от Сына к твари, для ее освящения (ad sanctificandam creaturam), но вместе от Того и Другого исходит, поскольку Он есть любовь и святость Обоих»¹¹²⁶. Тогда как в первом случае они одного Отца признают всецелым виновником исхождения Святого Духа наравне с рождением Сына, во втором приписывают исхождение Духа и Сыну, поставляя это исхождение, подобно Августину, в связи с освящением твари¹¹²⁷. Не разграничивали ли, поэтому, испанские епископы исхождение Духа, приписываемое Сыну, от Его исхождения приписываемого Отцу, и не понимали ли они первого рода исхождение Духа в неразрывной связи с Его явлением в мире для освящения твари?

Совместно же с прибавкой Filioque в своих вероизложениях о Святом Духе, испанские епископы делают ту же прибавку и в символе цареградском всякий раз, когда он приводится ими на соборах для свидетельствования их веры в Троицу¹¹²⁸. Но важно здесь то, что хотя они этот символ называют иногда цареградским или никейским, тем не менее, ясно дают заметить то, что они под ним разумели символ в том его виде, в каком он употреблялся на литургии в храмах испанских, а не подлинный цареградский или древне-вселенский символ в том его виде, в каком он появился на втором вселенском соборе, и в каком был сохраняем вселенской церковью. Потому-то, когда папа Венедикт II после шестого вселенского собора (681 г.), послал в Испанию вероопределение этого собора, в котором цареградский символ был повторен в его подлинном виде, испанские епископы, собравшись по этому поводу на 14-м толедском соборе, нисколько не задумываясь, решили, что акты шестого вселенского собора «должны быть помещены по чести им подобающей на месте и в порядке вслед за халкидонским собором, так как они сияют его достославной мыслью и потому должны быть соединены с ним местом и порядком»¹¹²⁹. Ясный знак того, что испанские епископы на свою прибавку в цареградском символе, употреблявшемся в испанской церкви, смотрели как на дело своего местного только обычая, вызванного особенными потребностями, которое поэтому и должно было уступить преимущественное место тому, что было постановлено относительно веры всей церковью вселенской.

Между тем, это хотя местное, но твердое привитие и вкоренение Filioque в испанской церкви не могло не иметь своего влияния на приобретение им сравнительно с прежним большей популярности и в церкви римской. Что оно действительно очень распространено было в пределах римской церкви около половины седьмого века, об этом ясное свидетельство мы имеем в письме прожившего долгое время на Западе исповедника Максима к пресвитеру кипрскому Марину, где указывается на то, что не только западные богословы тогдашнего времени учили об исхождении Духа и от Сына, но даже один из современных Максиму пап в своем послании (или к императору или константинопольскому патриарху) выразился так: «что Святый Дух исходит и от Сына». Но это свидетельство весьма важно и в другом отношении. По его указанию, известие об этом западном Filioque вызвало большие недоумения и возражения со стороны жителей цареградской столицы, так что по поводу этого «западные в свое оправдание приводили изречения латинских отцов, а также Кирилла александрийского в священном сочинении, написанном им на святого евангелиста Иоанна, причем обнаружили, что они не представляют Сына причиной Святого Духа, ибо знают, что один Отец есть причина Сына и Духа, – Одного по рождению, а Другого по исхождению, но лишь показывают, что Он через него нисходит, и таким образом обозначают сродство и безразличие Их сущности»¹¹³⁰. К этому Максим присовокупил еще, что он, по распоряжению восточных пастырей, «просил римлян перевести свои слова, чтобы избегнуть лукавых козней со стороны противников», заметив при этом, «что они впрочем не имеют возможности свою мысль с точностью передать на иностранном языке, как на своем родном, или как греки на своем»¹¹³¹. Обстоятельство это весьма замечательно в том отношении, что ясно показывает не только то, что сама восточная церковь чужда была мысли об исхождении Духа и от Сына в смысле позднейшего Filioque, но и то, что она доселе и римскую церковь считала столь же чуждой такой мысли, почему и встретила с недоумением изречения папы об исхождении Духа и от Сына, вероятно так выраженные, что в них можно было предполагать подобную мысль. Еще же важнее здесь то, что западные богословы, быв вызваны на объяснение своего учения об исхождении Духа и от Сына, изъясняли его так, что под исхождением Духа и от Сына они понимали не происхождение по бытию, а нисхождение или посольство Его через Сына, тогда как, наоборот, под исхождением Духа от Отца, который есть единственная и одинаковая причина, как Сына, так и Духа, разумели Его вечное происхождение по бытию, что засвидетельствовал и сам Максим, выразив при этом ту мысль, что причина недоумений здесь едва ли не зависит от недостатка в латинском языке слов для точного выражения нужной мысли, согласно с греческой речью. Это обстоятельство дает очень достаточное основание для того предположения, что и прежние более давние западные учителя тоже в таком смысле понимали исхождение Духа и от Сына, когда, как мы видели прежде, часто без всяких объяснений выражались о Святом Духе, что Он исходит от Отца и Сына, и что даже, может быть, если не все, то некоторые и из испанских епископов понимали в подобном же смысле исповедуемое ими исхождение Духа от Отца и Сына.

Наконец можно заметить, что вышеозначенный между восточной и римской церковью обмен мыслей по вопросу об исхождении Святого Духа не должен бы был остаться без всякого вразумления, как для римских богословов, так в особенности для римских епископов, которые отсюда должны были вывести тот урок, какую нужно соблюдать внимательность и осторожность даже в словах при изложении столь возвышенного и таинственного предмета, каков – исхождение Святого Духа. Потому-то, может быть, между прочим, западные епископы, присутствовавшие на латеранском соборе, бывшем при папе Мартине в 649 году, веру и свою в Троицу исповедали буквально по никео-цареградскому символу, а совместно с сим с буквальной же точностью повторили определение собора халкидонского о неприкосновенности и неизменности сего символа¹¹³². Потому-то может быть и папа Агафон в одном из своих посланий к шестому вселенскому собору, пояснивши, что совершенное знание заключается в том, чтобы со всем тщанием ума соблюдать все члены апостольской веры, веруя и в Духа Святого, Господа животворящего иже от Отца исходящего¹¹³³, в другом своем послании на имя того же собора между прочим относительно церкви римской решительно утверждал, что она твердо держится веры, преданной пятью вселенскими соборами, и особенно заботится о том, чтобы определенное правилами осталось неизменным, без уменьшения или прибавления, а как в словах, так и в мыслях сохранялось неповрежденным¹¹³⁴.