Письмо № 20. Н.С. Фуделю
5 VI [1949, с. Большой Улуй] 125
Спасибо тебе, дорогой мой и любимый Коленька, за письмо от 25 V. Я уже несколько дней ношу его в левом кармане гимнастерки для утепления сердца как некую овеществленную любовь, имеющую дар врачевания. Я очень беспокоюсь о твоем здоровье, получив от мамы письмо. Тебе я послал в мае во всяком случае 2 заказных письма 126, одно из них с вложением письма для Нины, потом ко дню рождения твоего послал телеграмму на Загорск.
Но, видимо, и болезнь твоя была к добру, т<ак> < как> ты побыл еще и с Тамарой, и в комнате, где была т<етя> Маруся. Я понял тебя, что теперь ты поправился.
В первые три дня после смерти умершие посещают на земле тех, кто их любит, и места, ими любимые, прощаются с землею, чтобы начинать путь небесный.
Исполнилось мое глубочайшее желание, что бы ты пожил последние годы около нее, чтобы приобщился духу ее. Теперь уже его из тебя не изгонишь, ибо ты познал, что нет ничего на земле и на небе слаже любви Божией. Как сказано: «вкушая, вкусих мало меда и, се, аз умираю» 127, т<о> е<сть> только с ним хочу жить, только вкушая его, своему бытию радуюсь и за себя и за весь мир славлю Бога. Вот почему и после ее смерти 128 ты не оскудение почувствовал ее связи с тобой и нами, а, наоборот, приращение, как ты сам пишешь: «почувствовал приближение чего-то бесконечно радостного, живого, омывающего»...
Ты мне очень помог своим письмом <...>
В скорбь ворвалась радость за те <...> 129
Господь ведет тебя путем своим и не оставит тебя никогда. Связи земные все же имеют некую тленность, родство физическое не спасает от забвения, память человека ужасно немощна, и за первым мигом скорби наступает часто «окамененное нечувствие» 130. Но есть, к нашему спасению, еще Память Божия, никогда ничего не забывающая и хранящая в творческом своем бытии каждую душу. Вот почему на заупокойной службе, в самом конце, возглашается: «и сотвори ей вечную память», т<о> е<сть> «прими ее в свою Вечную Память». Воистину там хорошо ей, и всем нам хорошо, через Бога, приобщаться этой памяти.
Научить тебя я, наверное, ничего не смогу, но немощная моя любовь да будет с тобою всегда.
Спасибо тебе за строчки о Вареньке. Этого как раз мне не хватало, какого-то знания о ней, ведь я семь лет почти ее жизни из восьми не жил с ней или жил очень мало 131. Мамины два письма у меня от 17 V и 23 V. Варенька после твоего письма стала мне еще драгоценней.
Конечно, когда-нибудь мы будем жить вместе и в терпении, и в уповании будем поджидать и своего земного конца.
Беспокоюсь за твои экзамены.
Мамино письмо очень хорошее, спасибо ей. Мое последнее недошедшее до т<ети> Маруси письмо от 8 мая. Я хотел бы, чтобы ты сохранил у себя, так как именно ты был нашим посредником в последний год и взаимным другом.
Благословен Бог наш!
Целую тебя...
Твой п.
* * *
Датируется по ссылке на кончину М.И. Фудель.
Имеются в виду два предыдущих письма.
См. примеч. 3 к письму 18.
Края письма оборваны.
Возможно, имеется в виду цитата из: Мк. 6,52. Ср.: «...Еще ли не понимаете и не разумеете? еще ли окаменело у вас сердце?»
С 1941 по 1945 гг. С.И. Фудель был на фронте; после войны несколько месяцев проживал с семьей в Загорске; был конфиденциально предупрежден об опасности нового ареста женой работника НКВД (см.: Желновакова М. Воспоминания о матери