Часть XI

Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения их не миновать.

Святитель Феофан Затворник¹⁴⁴⁶

Примерно за месяц до кончины отец Серафим, обсуждая со студентами Книгу Бытия, начал с вопроса: «Зачем нам изучать эту книгу? Разве мало нам заботиться о спасении души? Зачем же еще задумываться над тем, каким будет мир перед концом света, каким он был в начале мироздания?.. Куда покойнее занимать ум и сердце молитвой, а не размышлять о таких «высоких материях”».

Сам же он и ответил на все вопросы, в заключение сказал о главном: «Наше христианство – это религия, которая рассказывает о том, что мы будем делать в вечной жизни, подготовляет нас к вечности, к неотмирности. Если мысли наши только о мире сем, кругозор наш сужен и мы не представляем, что ждет нас после смерти, откуда мы и куда движемся, в чем цель жизни. Когда же мы заговариваем о начале всего сущего или о конце, мы познаем, что такое жизнь в целом».¹⁴⁴⁷

Простые слова не только выражают устремленность жизни самого отца Серафима, но и объясняют, почему он в своих работах одним вопросам уделял более внимания, нежели другим. С юности он стремился дойти до сути и предназначения человека, его бытия, потому и пытался познать начало и конец всего сущего. Потому в его работе так явственно чувствуется приближение последних времен, потому он выбрал такие темы, как «Царство человеческое и Царство Божие» и «Православие и религия будущего», читал лекции о конце света. Не случайно во время Свято-Германовских паломничеств он разбирал со слушателями пророческие Книгу Бытия, книгу пророка Даниила, Апокалипсис.

Помимо вопроса о начале и конце света в христианской эсхатологии существовал еще целый пласт, не затронутый пока отцом Серафимом: конец земного существования каждого человека. И вопрос этот требовал тщательного изучения. Впрочем, отец Серафим вовсе его не игнорировал. Последней написанной им в жизни книгой была книга о самой смерти и о жизни загробной. Эта тема волновала его со студенческой скамьи. Сподобился он написать книгу не вдруг и не сразу. История ее такова.

В середине 1970-х годов научный прогресс помог медикам выводить людей из состояния клинической смерти. И сразу же вспыхнул интерес к вопросам жизни и смерти. Отец Серафим писал позже: «В ноябре 1975 года вышла в свет книга молодого психиатра с юга, доктора Раймонда Моуди “Жизнь после смерти”, подхлестнувшая интерес общественности к вопросам о смерти. Молодой исследователь не знал о ранее написанных на эту тему книгах, но уже по выходе книги стало очевидно, что это не “первая ласточка” и немало уже написано о смерти. Успех книги был ошеломляющим (разошелся более чем двухмиллионный тираж). Люди узнали о посмертных чувствах и ощущениях, в последующие несколько лет появилось еще немало книг и публикаций на ту же тему, написанных или одобренных виднейшими учеными и врачами.

В это время платинским отцам попалось на глаза письмо в журнале Греческой Архиепископии с вопросами о книге доктора Моуди. Автор письма интересовался православной точкой зрения на явления, описанные в книге, но редакция ответила, что в христианском богословии четкого учения об этом нет. В другом письме священник Греческой Православной Церкви написал автору книги, что “Православие не располагает конкретными гипотезами о том, какова загробная жизнь”.¹⁴⁴⁸

Отцов ужаснула такая позиция. «Все Православие нацеливает человека на жизнь грядущую, – возмущался отец Герман в разговоре с отцом Серафимом, – а эти люди – православные! – говорят: “Мы не знаем, что нас там ожидает”. Чем же мы тогда вообще занимаемся?»

Углядели отцы и опасность, исходящую от расплывчатой и туманной позиции этих православных. Если простые люди увидят, что вера их не способна дать ответа на вопросы о загробной жизни, они обратятся к тем, кто нашел ответы (или полагает, что нашел). И ответы эти придут скорее всего от оккультизма или современной парапсихологии.

И в монастырь Платины стали приходить письма с просьбой изложить православную точку зрения на, казалось бы, необъяснимые явления, описанные в книгах. Отцы поняли, что пора расставить точки над «і», четко и ясно изложить православные взгляды на жизнь после смерти. Отец Герман начал убеждать отца Серафима написать статью, дал ему в качестве духовного великопостного чтения третий том сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова) – «Слово о смерти». Прочитав эту книгу (хотя она была на русском), отец Серафим был потрясен. Отцу Герману сказал, что даже не ожидал такой глубины прозрения загробной жизни, и спросил совета: не лучше ли будет, дабы ответить людям на волнующие вопросы, просто-напросто перевести книгу святителя Игнатия на английский и отпечатать. Отец Герман возразил: нужен более современный взгляд на этот вопрос. Пожалуй, учение святителя Игнатия стоит сопоставить с описанными посмертными переживаниями, равно и со взглядами оккультистов (именно к их учениям люди обращаются чаще всего за ответами). Отец Герман съездил в город и скупил всю имеющуюся литературу на тему жизни после смерти. Отец Серафим вскорости представил брату план – длинный перечень насущных вопросов, на которые необходимо ответить. Стало очевидно: статьей не обойтись – нужна большая книга.

1977 году на страницах «Православного слова» стали выходить главы книги отца Серафима «Душа после смерти». Автор изложил взгляды святых отцов на загробную жизнь, накопленные Православием почти за две тысячи лет, опираясь на традиции подвижничества: жития отшельников и пустынников, чьему духовному незамутненному взору открывалась духовная реальность. О жизни после смерти писали многие святые отцы: святитель Иоанн Златоуст, святитель Григорий Двоеслов, преподобный Кассиан Римлянин, блаженный Августин, преподобный Иоанн Лествичник. И в более близкие нам времена учение это дополняли отцы, тесно связанные с подвижнической традицией: святитель Феофан Затворник, преподобный старец Амвросий Оптинский, архиепископ Андрей (из Ново-Дивеева), сербский богослов отец Иустин (Попович), протоиерей Михаил Помазанский и главным образом святитель Иоанн (Максимович). К тому же во многих древних церковных службах есть молитвы, проливающие свет на то, что ожидает душу по смерти человека.

Основной же опорой отца Серафима оставались писания епископа Игнатия (Брянчанинова). Говорят, отец Серафим дал людям XX века то, что святитель Игнатий – людям XIX века. Так же, как и святитель Игнатий, разоблачавший спиритизм в свете истинно православного учения о мире загробном, отец Серафим выступил против парапсихологии.

Он исследовал литературу о посмертных чувствах и видениях людей, книги по оккультизму и, следуя завету великого предшественника, «честно и полно обрисовал лжеучения, дабы убедительно доказать их неистинность и отвратить от них православных христиан». Подобно святителю Игнатию, отец Серафим обнаружил, что зачастую в неправославных книгах, описывающих фактические примеры «жизни после смерти» (а не мнения и не интерпретация), содержатся ярчайшие подтверждения православных истин. «Нашей целью, – писал отец Серафим, – является противопоставление православного учения, опыта православных святых учению оккультных наук и опыту людей современных. Если представить лишь православную точку зрения, она убедит лишь немногих, за исключением уже убежденных. Сопоставив две точки зрения, мы, возможно, откроем глаза и тем, кто увлекся современными учениями, и они увидят, сколь велика разница меж истинным и ложным.

Хотя большая часть книги посвящена разбору этих двух точек зрения, не следует рассматривать книгу как простое изложение позиции Церкви, ибо автор привел и свои субъективные оценки. Поэтому правомерно ожидать и от православных читателей различия во взглядах. Насколько возможно, мы не смешивали конкретные, личные взгляды людей с основополагающим учением Церкви. Равно и учения оккультные (о внетелесных ощущениях, об «астрале”) представлены “в чистом виде”. Потом же мы просто сопоставили их со взглядами Православия на аналогичные явления. И в том и в другом случае мы не касались происхождения таких «видений” и «ощущений”. Мы принимаем их как подлинные опыты, в которых осуществляется контакт с реальными демоническими силами, а не просто галлюцинации. Пусть читатель решит сам, насколько оправдан наш подход».¹⁴⁴⁹

Как и в «Православии и религии будущего», отец Серафим в первую очередь представлял сначала факты, а уж потом – их толкования. В первой главе он подробно остановился на посмертных ощущениях: отделение души от тела, «встреча с другими», «о светлых существах» и т.п. Все это описывается как первые ощущения при наступлении клинической смерти, когда душа еще парит над землей и может вернуться в тело, «оживленное» врачами. Эти ощущения отец Серафим сравнил с описаниями подобных явлений у западных и восточных святых отцов, эпизодами в житиях святых, с рассказом православного серба, пребывавшего в состоянии клинической смерти около полутора суток.

Вторая глава посвящена разъяснению сути «светлых существ». Отец Серафим представил учение Православной Церкви об ангелах, как святых, так и падших. В противовес теории Декарта (возрожденной в наши дни) – «все, что не принадлежит миру материи, относится к “чистому духу”» – отец Серафим вывел, что ангелы, духовные по отношению к человеку, на самом деле материальны по отношению к Богу. Лишь Бог полностью нематериален.¹⁴⁵⁰ Описав явления Ангелов и бесов (по православной литературе), отец Серафим продолжал: «До недавнего времени лишь немногие “старомодные” или “простодушные” православные верили этим рассказам буквально, и сегодня многие не верят им: столь велико современное заблуждение, что Ангелы и бесы суть “чистый дух” и не могут проявлять себя “материально”. Правда, недоверие это пошатнулось: уж больно сильно воздействуют бесы на людей в последнее время».¹⁴⁵¹

В третьей главе, «Явление Ангелов и бесов в смертный час», отец Серафим описал, как «новопреставленный встречает двух Ангелов... Им надлежит проводить душу в загробный путь. Ангелы весьма конкретны и “материальны” и по облику, и по действиям. Обликом похожие на людей, они подхватывают “хрупкую” душу усопшего и влекут ее прочь».¹⁴⁵²

Глава четвертая, «Видение небес», рассказывает о впечатлениях и ощущениях неправославных христиан, язычников, неверующих, даже самоубийц, – все они утверждали, что попали в некий «рай» сразу же после наступления клинической смерти. Отец Серафим заключил: «Очевидно, следует очень осторожно подходить к “видениям небес” умирающими... Почти все эти видения не имеют ничего общего с христианским учением о небесах и представляют собой не духовное, а мирское восприятие: так просто, так легко достижимы эти небеса, так “приземленны” в рассказах, что их трудно даже сравнивать с истинно христианским представлением о небесах (о чем рассказ ниже).

Тем не менее все впечатления умиравших чрезвычайно важны, их нельзя свести к состоянию бреда или “галлюцинациям”, они относятся к переживаниям за пределами обычной земной жизни, к той сфере, что разделяет жизнь и смерть».¹⁴⁵³

В двух последующих главах излагается (в переводе на английский) учение святителя Игнатия (Брянчанинова), касающееся области, куда попадает после смерти человека его душа. Чтобы понять эту область, отец Серафим указывал на необходимость «рассматривать ее вкупе с человеческой натурой, какой она была до грехопадения, как изменилась после, какими способностями обладает человек, чтобы общаться с духами».¹⁴⁵⁴

В главе пятой, «Поднебесное царство духов», отец Серафим вновь цитирует святителя Игнатия, дабы объяснить, как человек, ранее наделенный способностью чувственно воспринимать духов, утерял этот дар в результате грехопадения. Теперь человек может видеть духов лишь при некотором изменении чувств, которое совершается неприметным и необъяснимым образом. Человек может при попущении Божием, но не волей Его вступить в общение с падшими духами, но без воли Божией он не может общаться с Ангелами. «Святым Ангелам несвойственно принимать участие в деле, не согласном с волею Божиею, в деле, неблагоугодном Богу».¹⁴⁵⁵ Мысль, что в чувственном видении духов заключается что-либо особенно важное, ошибочна.

«Чувственное видение без духовного, – пишет святитель Игнатий, – не доставляет должного понятия о духах, доставляет одно поверхностное понятие о них, очень удобно может доставить понятия самые ошибочные, и их-то наиболее и доставляет неопытным и зараженным тщеславием и самомнением. Духовного видения духов достигают одни истинные христиане, а к чувственному наиболее способны люди самой порочной жизни».¹⁴⁵⁶

«Более ста лет назад написаны эти строки, – отмечал отец Серафим, – а злободневны и сейчас, столь точно подмечены искушения наших дней, когда “двери восприятия” (употребляя любимую фразу известного “исследователя поднебесья” Олдоса Хаксли) души человеческой распахнуты настежь, о чем и не помышляли во времена епископа Игнатия».¹⁴⁵⁷

В главе шестой, «Поднебесные мытарства», излагалось святоотеческое учение о частном суде над каждой душой на третий день после смерти. Епископ Игнатий писал: «Необходимы суд и разбор, чтоб определить степень уклонения ко греху христианской души, чтоб определить, что преобладает в ней – вечная жизнь или вечная смерть. И ожидает каждую христианскую душу, по исшествии ее из тела, нелицеприятный суд Божий, как сказал святой апостол Павел: И как человекам положено однажды умереть, а потом суд (Евр.9:27).

Для истязания душ, проходящих воздушное пространство, установлены темными властями отдельные судилища и стражи в замечательном порядке. По слоям поднебесной, от земли до самого неба, стоят сторожевые полки падших духов. Каждое отделение заведует особенным видом греха и истяэывает в нем душу, когда душа достигнет этого отделения. Воздушные бесовские стражи и судилища называются в отеческих писаниях мытарствами, а духи, служащие в них, – мытарями.¹⁴⁵⁸

Отец Серафим приводит здесь множество цитат из святоотеческих текстов, церковных служб и житий святых, в которых упоминаются «мытарства» и «мытари». В том числе он цитирует святителя Иоанна Златоуста, учившего о часе смертном: «Тогда нужны нам многие молитвы, многие помощники, многие добрые дела, великое заступление от Ангелов при шествии чрез воздушное пространство. Если, путешествуя в чужую страну или чужой город, нуждаемся в путеводителе, то сколько нужнее нам путеводители и помощники для руководства нас мимо невидимых старейшинств и властей-миродержителей этого воздуха, называемых и гонителями, и мытарями, и сборщиками податей!»¹⁴⁵⁹ Обращаясь к богослужебным текстам, отец Серафим цитировал, например, такие молитвы, как песнопение преподобного Иоанна Дамаскина из Октоиха: «В час, Дево, конца моего руки бесовския мя исхити, и суда и прения, и страшнаго испытания, и мытарств горьких, и князя лютаго, Богомати, и вечнаго осуждения».¹⁴⁶⁰

Здесь отец Серафим, зная современный рационалистический подход, буквальное толкование текста, «рационалистское», то есть обмирщенное, понимание событий Священного Писания и Священного Предания, вынужден был сделать пояснение. Продолжая цитировать православных богословов былых и нынешних лет, он указал, как следует воспринимать понятие «мытарств»: «Всякий, знакомый с православным учением, принимает мытарства как нечто реальное, как испытания, выпадающие душе после смерти. Но следует подчеркнуть, что испытания эти происходят не в нашем грубо материальном мире, что понятия пространства и времени в поднебесье отличаются от наших мерок и всякое описание нашими человеческими словами условно и неполно. Каждый, кому известна православная литература, описывающая жизнь после смерти, понимает, как отделить духовную реальность от частностей, обозначаемых порой символически, иносказательно. Конечно, в поднебесье нет «таможен”, где взимаются подати, или “духовные налоги”, нет свитков и списков (в нашем земном понимании) наших грехов, нет “весов”, на которых взвешиваются наши добрые дела, “золотых” монет, которыми выкупаются наши долги, – под этими образами-символами сокрыта духовная реальность, с которой непременно встретится душа». Когда преподобный Макарий Александрийский заговорил с Ангелом о мытарствах, тот наставил его: «Принимай все земное как слабую попытку описать небесное».¹⁴⁶¹

В седьмой главе книги отец Серафим исследовал «внетелесные переживания» души, описанные в оккультной литературе с древности до наших дней: от тибетской «Книги мертвых» до теософских писаний Эммануила Сведенборга и Роберта Монро. Отец Серафим далее провел поразительное сопоставление этих работ с описанными в современной научной литературе посмертными ощущениями, которые, как указывал отец Серафим, «совершенно точно совпадают с описаниями “внетелесных странствий” душ в оккультизме, хотя сами “умершие” далеки от веры в оккультное. И такие случаи все учащаются. Все описания мало что говорят о том, что же на самом деле происходит с душой после смерти: они скорее лишь подтверждают, что душа неподвластна смерти и обладает сознанием.

Как только душа покидает тело и теряет связь с “материальной действительностью” (неважно, посмертно или во “внетелесном странствии”), попадая в невидимый мир – не рай и не ад, называемый по-разному: “посмертие”, “область Бардо” – по “Книге мертвых”; “мир духов” – по Сведенборгу и спиритам; “астральная плоскость” – по теории теософов и многих оккультистов; “второе обиталище” – по Монро, или, употребляя православный термин, “поднебесье”. Там находятся падшие ангелы, они стараются прельстить и обмануть разлученную с телом душу и предать ее на вечное проклятие. Это еще не “мир иной”, где душе суждено быть по смерти, это еще “мир сей”, но только его невидимая часть, ее нужно пройти для достижения настоящего потустороннего пристанища души: небес или ада. Для “окончательно” умерших в поднебесье происходит частный суд над их душами. Ангелы влекут душу через мытарства, где падшие духи предстают в истинном обличье и ненависти к человеку. Для переживающих “клиническую смерть” или “внетелесное странствие” это – область бесовских искушений и обмана.

Почти всякое существо, встречаемое там душой, – бес, независимо от того, каким образом произошла встреча: путем медиумизма или других оккультных практик. Это не Ангелы, ибо они живут на небесах и лишь иногда минуют поднебесье с Божиим посланием на землю. Это не души усопших, место коих в раю или в аду, они также лишь на короткое время оказываются в поднебесье, сразу после смерти – во время частного суда и мытарств...

Уместен вопрос: “А как истолковать чувство покоя и довольства, которое почти непременно испытывает душа, пребывая вне тела? Как объяснить свет, который неизменно видится всеми? Неужто и это бесовский обман? Очень возможно. Хотя ощущения эти естественны для души, избавленной от бремени плоти, тем самым уже приближенной к состоянию, которое определил ей Бог. Ведь “воскрешенное духовное тело”, в котором человек будет жить в Царстве Небесном, имеет больше общего с душой, нежели с бренным телом... В этом отношении “покой и довольство” истинны, а не мнимы. Обман же вкрадывается, когда человек начинает естественным чувствам души приписывать некую духовность: душевному покою – окончательное примирение с Богом, довольству – истинное райское наслаждение. Так поступают многие пережившие посмертные или внетелесные ощущения, – у них зачастую не хватает духовного опыта и разумения».¹⁴⁶²

Снова, как и в «Царстве человеческом и Царстве Божием», отец Серафим разграничивает понятия «душевного» и «духовного». Еще по работам Рене Генона (до прихода к Православию) он понял, сколь сильно это вредное, ошибочное смешение понятий в наш материалистический век.

Продолжил он обсуждение мнимых опытов и ощущений в следующей главе, «Подлинный христианский опыт Неба». Изложив святоотеческое представление о «расположении рая и ада», он писал: «Небеса, несомненно, суть конкретное место, разумеется, выше земли. Ад же, естественно, ниже, в недрах земли. Но ни то ни другое при жизни людям узреть не дано, покуда не открыт их взор духовный (и их ошибочное восприятие поднебесья – тому подтверждение). Далее, ни то ни другое не укладывается в наши представления о пространстве и времени. Ни самолет, поднимаясь ввысь, не проходит “невидимо” через рай, ни спутник не пересекает “третьего неба”. И какую бы глубокую скважину мы не пробурили, мы не достигнем ада и томящихся в ожидании Судного дня душ. Там их нет, они в ином пространстве, оно берет начало на земле, но простирается в ином направлении».¹⁴⁶³ Интересна в этой связи точка зрения ученых: существует много больше измерений, чем три привычных нам. Отец Серафим подчеркивал: «Современные ученые сами признают, что не в силах указать конечную природу и границу материального, за которой начинается сфера душевного».¹⁴⁶⁴

На примерах из житий святых он показал, как иное «пространство» вклинивается порой в пространство нашей жизни. Он привел рассказы святых об истинном видении и познании небес, во всех много общего: «Это непременное восхождение. Душа несома Ангелами. Ее встречают и привечают живущие на небесах». В других рассказах открываются подробности не менее важные: «Яркий небесный свет, невидимое присутствие Господа, способность слышать Его, благоухание святых, ощущение Божественной благодати как несказанно прекрасного аромата. Немаловажно и то, что множество людей, встречаемых на небесах (помимо Ангелов), – души мучеников и праведников».¹⁴⁶⁵

Сравнивая эти рассказы с современными повествованиями о «посмертных» ощущениях, отец Серафим обнаружил и существенную разницу. Самое главное, подмечал он, в том, что в рассказах об истинном небопознании «душа всегда влечется на Небо одним или несколькими Ангелами, она никогда не “блуждает”, не вольна в своих желаниях.

В современных рассказах душе часто предоставляется выбор: оставаться в “раю” или возвращаться на землю. Истинное познание небес связано всегда не с волей человека, а с волей Божией, творимой Ангелами. Нынешние откровения “рая” не предполагают никакого водительства (Ангелами), ибо .происходят здесь, рядом, в поднебесье, в мире сем; сопровождающие же Ангелы необходимы, если события развертываются за пределами этого мира, – это совершенно иная действительность, где душа не может оказаться сама по себе (что не исключает козней бесов, являющихся в ангельской личине, хотя в современных посмертных рассказах такое встречается редко)».¹⁴⁶⁶

Все эти рассказы (после «оживления») сродни «внетелесному странствию» души оккультных верований, нежели истинному познанию небес. В чем же их смысл? Ответу на этот вопрос отец Серафим посвятил главу девятую: «То, что подобные случаи участились, свидетельствует о близком конце света. В “Диалогах” святителя Григория Великого (Двоеслова) замечено, что “духовный мир становится все ближе к нам, проявляя себя в видениях и откровениях... Чем ближе конец мира сего, тем ближе подступает мир вечности... Конец света и начало жизни вечной неразделимы” (Диалоги 4, 43).

Святитель Григорий добавляет, что видения и откровения (участившиеся в наше время) дают нам лишь смутное представление о жизни будущей: так солнце перед восходом лишь едва озаряет небосклон. Как верно сказано о сегодняшних “посмертных” ощущениях! Никогда ранее человечество не получало таких поразительно точных, конкретных подтверждений (или, по крайней мере, “намеков”) о существовании мира иного, о том, что жизнь не кончается со смертью телесной, что есть душа, она переживает смерть, более того, становится более чуткой, воистину живой после смерти. Для всякого утвердившегося в христианстве сегодняшние “посмертные” рассказы лишь подтверждают христианскую точку зрения в отношении души после смерти. Даже оккультные опыты “внетелесного странствия” служат христианству доказательством существования поднебесного царства падших духов».¹⁴⁶⁷

В последней, десятой, главе отец Серафим изложил суть православного учения об участи души после смерти, включив статью архиепископа Иоанна (Максимовича) со своими комментариями, пояснениями и примерами, выдержками из святоотеческих работ. Подробно описал предсмертные видения человека, посмертную встречу души с разными духами и как она держится духов, более близких ее состоянию, что обычно два дня после смерти душа пребывает близко к земле перед переходом в другие сферы и лишь на третий день начинаются мытарства. Сопровождаемая Ангелами, она проходит небеса и ад, обычно на сороковой день обосновывается в определенном для нее месте в ожидании воскресения и Судного дня, которым закончит существование мир сей. И тогда воссияет Царство Небесное, и все души вновь соединятся со своими воскресшими телами.

Уже во время публикации в журнале отдельных глав книга вызвала широкий отклик православных читателей. Кое-кто присылал рассказы о посмертных впечатлениях, которые слышал лично от переживших клиническую смерть. Отец Серафим напечатал некоторые из этих писем в «Православном слове» и в книге.

Православные сразу же безоговорочно приняли и поддержали книгу отца Серафима. Елена Юрьевна Концевич, безусловный авторитет и знаток святоотеческих писаний, даже заключила: «Книга более чем замечательная. Это классика богословская. По этой книге надо преподавать в духовных учебных заведениях и в светских институтах. Я в самом большом от нее восторге».

Но были и исключения – одно достаточно важное, указавшее отцу Серафиму, сколь нужна и своевременна его книга. Пока «Православное слово» продолжало публиковать отдельные главы, редактор православного журнала на Аляске начал печатать серию статей с нападками на учение, изложенное в «Душе после смерти». Отец Серафим писал: «Нападал он не столько на взгляды автора книги, но на учение, изложенное Свято-Троицким монастырем в Джорданвилле... на проповедь архиепископа Иоанна (Максимовича) “Жизнь после смерти”, напечатанную в “Православном слове” №4 за 1971 год и приведенную в десятой главе данной книги. Выступал критик и против учения святителя Игнатия (Брянчанинова), вдохновившего автора книги, и вообще против учения, изложенного во многих православных источниках за многие века и выражающего живое благочестие сегодняшних верующих».¹⁴⁶⁸

Критик обозвал все эти православные источники «фантастической» литературой и духовным заблуждением. Он полностью переиначил святоотеческое учение и вывел свои путаные и противоречивые теории. Отец Серафим написал приложение к книге, назвав его «Ответ критику» (от упоминания имени его он воздержался): «Мой критик совершенно не приемлет никакой “деятельности” души в ином мире, особенно после смерти, то есть всего того, что описывается в житиях святых. В результате он измыслил свое учение об “упокоении” или “дремоте” души после смерти, тем самым сделав всю ее посмертную активность невозможной. Он утверждает: “В православном понимании после смерти душе волею Божией надлежит находиться в упокоении, в полном бездействии, в состоянии сна, в котором она лишена способности слышать, видеть, что-либо делать. Равно не может она ничего знать или помнить!” Даже среди неправославных теория эта пользуется поддержкой лишь в некоторых сектах, лишенных глубоких исторических корней христианства (“Свидетели Иеговы” и “Адвентисты седьмого дня”). Поразительно слышать те же речи – да еще в столь безапелляционном тоне, – выдаваемые за точку зрения Православия...

Напрасно искать в Священном Предании отповедь подобным “учениям”, ибо никто в Церкви никогда не принимал их всерьез. В главе десятой мы привели цитату старца Амвросия о том, что душа “оживает”, избавившись от бренного тела. Преподобный авва Дорофей учит, что “по выходе из тела душа помнит все яснее и четче, так как освободилась от греховной оболочки”. И преподобный Кассиан Римлянин говорит» что “душа после смерти оживает”. Подобные высказывания можно найти у многих святых отцов. Но цитаты эти – лишь малая толика православных свидетельств, отрицающих “дремоту души”. Да и вся молитвенная жизнь Православной Церкви предполагает, что души “бодрствуют” в мире ином, что участь их можно облегчить.

Православные взывают в молитвах ко святым, и те откликаются – значит, и на небесах они сознательно трудятся. Не счесть, сколько раз являлись святые после смерти, и все упоминания об этом в православной литературе нельзя отвергнуть как вымысел. Если прав наш критик, тогда уже много столетий неправа Церковь!»¹⁴⁶⁹

Наибольший гнев критика вызвало православное учение о мытарствах. «Похоже, – замечал отец Серафим, – что они ему столь претят, что подвигли на измышление противоречивой теории о «дремоте души”». Критик представил учение о мытарствах в карикатурной, гротескной форме, обрисовав их буквально, обмирщенно, а потом и вовсе отбросив самое представление о них как «галлюцинацию», «порождение, достойное астрологов». И здесь отец Серафим резонно подмечает, что «даже младенцу ясно, что нельзя буквально воспринимать описания мытарств... хотя сами описания – отнюдь не «вымысел” и не «басни”, а честный рассказ очевидцев в наиболее доступной для них форме. Если кому-то описание мытарств кажутся слишком натуралистичными, то лишь по незнанию причин той повседневной незримой борьбы, которую мы претерпеваем в мире сем. Здесь нас тоже постоянно ожидают соблазны и обвинители, да только дремлет наше духовное око, и мы видим лишь результат бесовских козней – грехи, которые совершаем, страсти, которым поддаемся. После смерти же душа прозревает, зрит духовную действительность (обычно впервые) и тех, кто беспрестанно докучал нам при жизни.

В православном учении о мытарствах нет ничего языческого, оккультного, “восточно-астрологического”, не схоже оно и с римокатолическим “чистилищем”. Мытарства, по сути, – отчет каждого человека в своих грехах. Смерть подводит черту под его успехами и неудачами в борьбе с грехом (частный суд), и по окончании жизни бесы предпринимают последнюю попытку завладеть душой человека, но сильны лишь те из них, кому человек недостаточно противостоял при жизни в невидимой брани.

Что касается буквального, словесного изображения мытарств, то оно одинаково и в богослужениях (церковной поэтике), и в аскетических сочинениях святых отцов, и в житиях святых. Ни одному православному не придет в голову буквалистски рассматривать описание мытарств, как сделал наш критик. К ним подходят с серьезностью и страхом Божиим, стараясь почерпнуть в описаниях духовную пользу. Любой духовный наставник, учащий свою паству в традициях древнего православного благочестия, подтвердит душеполезность святоотеческого учения о мытарствах».¹⁴⁷⁰

Рассказал отец Серафим и о том, как его и отца Германа наставляли их собственные пастыри: отец Адриан, например, во время исповеди «проводил» своих духовных детей по всем двадцати мытарствам, заставляя их совесть отвечать по каждому. Отец Герман вспоминал, как многому научился он в этих исповедях, как много познал о природе греха, о его утонченности – порой его и не приметить. Например, очищая совесть исповедующегося в мытарстве воровства, отец Адриан указывал, что подразумевается не только воровство как присвоение чужого добра, но и присвоение чужих мыслей, попытка выдать их за свои.

Вспоминались отцу Серафиму и слова, сказанные архиепископом Саввой на похоронах архиепископа Иоанна: «Все чувствовали, что присутствуют при упокоении святого, – и горечь разлуки была поглощена радостью: у людей появился еще один небесный предстатель. И тем не менее некоторые иерархи, в том числе и епископ Савва Эдмонтонский, воспламенили сердца верующих призывом молиться об усопшем, напомнив, что и ему – святому, чуду, явленному милостью Божией в наши дни, – придется пройти все мытарства. Конечно, все понимали, что одни наши молитвы не спасут его от мытарей-бесов, никто не представлял, как будет происходить «сбор пошлин” в том или ином мытарстве, но призыв иерархов воспламенил сердца молящихся, и несомненно, их молитвы помогли усопшему пройти эти мытарства. Добрые дела святого, его щедрость, заступничество тех святых, которых он почитал на земле, молитвы верующих (взращенные его любовью к людям) – все это, известное Богу не меньше, чем людям, помогло ему отразить все нападки падших духов поднебесья. Когда на сороковой день епископ Савва приехал в Сан-Франциско, дабы присутствовать на панихиде, он сказал верующим следующее: “Я приехал помолиться вместе с вами об упокоении его души. Сегодня самый важный, сороковой день, сегодня решается, где пребывать душе до Страшного Суда”. И снова архиерей возжег молитву в сердцах прихожан, напомнив им еще об одной стороне православного учения о жизни после смерти. Не часто ныне напоминают православным об этом – тем более должны мы дорожить связью с теми, кто являет собой православное аскетическое Предание».¹⁴⁷¹

Кроме рационалистического подхода, когда духовные учения воспринимаются исходя из опыта современного человека, целиком погруженного в «мир сей», отец Серафим открыл и другую причину того, что нынешний люд (в том числе и те, кого хлебом не корми, а дай поговорить о православной «духовности») склонен переосмысливать православное учение о жизни после смерти: «Учение это довольно сурово и требует от нас ответа трезвого и честного, со страхом Божиим. Но люди ныне избалованы и самоуверенны, они и слышать не хотят о нелицеприятном суде и ответе за все грехи. Куда “удобнее” полагать, что Бог не так строг, как представляет Его православное аскетическое Предание, что нам нечего бояться смерти и суда и что если мы исполнимся высоких духовных мыслей, почерпнутых в “Добротолюбии” (“выбросив, разумеется, как аллегории все повествования о мытарствах”),¹⁴⁷² то спасение нам обеспечено...

Истинное православное учение о жизни после смерти, напротив, наполняет нас страхом Божиим и вдохновляет на борьбу во имя Царствия Божия с невидимым врагом, стоящим на пути. К этой борьбе призваны все христиане, и несправедливо “разбавлять сладеньким” суровое и справедливое учение, только чтобы верующим “удобнее жилось”. Пусть все читают православные книги, доступные их духовному уровню на сегодняшний день. И непозволительно называть “баснями” то, что мешает душевному “удобству”. Моды и взгляды людские изменчивы, а православное учение неизменно, и неважно, сколько у него последователей. Да пребудем же его верными чадами!»¹⁴⁷³

Критик отца Серафима принадлежал к правому крылу реформистов Православия. У левых либералов, как бы не по вкусу ни пришлось им православное учение о жизни после смерти, достало ума не подвергать сомнению свидетельства Священного Предания и текстов богослужений. Журнал «Tlingit Herald», где появилась статья критика, печатался в «сверхправильном» приходе. Но выступать открыто против руководители этой «сверхправильной» группировки не осмеливались, они предоставили это право «критику». Один из них сказал отцу Серафиму, что критик этот лишь пересказывает чужие мысли. «Он как бы определитель настроения “греческого” крыла Православной Церкви, – сообщал в одном из писем отец Серафим. – То, что в мыслях у... других, у него – на языке. Те лишь делятся своими соображениями в узком кругу, этот кричит во всеуслышанье»¹⁴⁷⁴.

Критик зашел так далеко, что высмеял не только учение о мытарствах, но и православный обычай молиться за усопших. В результате ему изрядно попало от православных епископов за распространение взглядов, противных Церкви.

После того как «Ответ критику» появился в «Православном слове», тот не успокоился и прислал отцу Серафиму открытое письмо на тридцати семи страницах, обвиняя его в «обмане» читателей и в том, что он, подобно святителю Игнатию (Брянчанинову), намеренно искажает Священное Писание: «Епископ Игнатий не принимал учения ни Священного Писания, ни Церкви... очевидно, Вы идете по его стопам».

Отец Серафим оставил открытое письмо без внимания, отказавшись от словопрения со своим критиком. «Нам в корне претит его полемический запал в вопросах Церкви, – писал отец Серафим, – да и всему православному духовенству, наверное, тоже... Хотя я понимаю, что статьи критика были “спровоцированы” моей книгой (ибо я признаю свое авторство), спор наш носит далеко не личный характер. Впрочем, это и спором не назовешь, ибо с его стороны следовали лишь нападки, причем нападки не на меня, поскольку я всего лишь излагал учение архиепископа Иоанна (Максимовича), епископа Игнатия (Брянчанинова), епископа Феофана Затворника и других, а нападки на само учение».¹⁴⁷⁵

Более отец Серафим не возвращался к этой полемике. Его «Ответ критику», впрочем, сам по себе оказался весьма ценным, ибо содержал новые ссылки на святых отцов, жития святых, тексты богослужений, касающиеся жизни души после смерти. И православный читатель должен даже поблагодарить критика – иначе не было бы этого дополнения. Сам отец Серафим написал об этом так: «"Положительным” в статьях нашего критика следует признать то, что они побудили нас изложить предельно ясно и просто православное учение, дабы не допустить дальнейших кривотолков».¹⁴⁷⁶ Статьи критика также подвигли отца Михаила Помаэанского написать очень полезную статью о мытарствах, также основанную на святоотеческом учении. Она была опубликована и на русском, и на английском языке.¹⁴⁷⁷

Отдельной книгой «Душа после смерти» вышла в 1980 году. Она, в первую очередь, отлична тем, как отец Серафим разграничил естественное и богоданное знание человека, то есть то, что Бог попускает (выход души в «астрал», в «область Бардо», то есть в поднебесное пространство), и то, что Он открывает (неотмирную действительность рая и ада). Поистине, лишь обладая святоотеческой мудростью, можно разобраться в массе издаваемых ныне книг о посмертных впечатлениях и объяснить их в свете древнего Православия. Книга отца Серафима убеждает всякого искателя истины, ибо представленное в ней учение отражает не то, во что людям, возможно, хотелось бы верить относительно загробной жизни, а то, что Бог открыл святым отцам Церкви. Прочтение Священным Преданием взглядов о жизни загробной подобно прочтению их Книгой Бытия – оно приоткрывает завесу тайны. Познать ее в жизни земной нельзя ни научным исследованием, ни самым изощренным оккультистским методом, испытывая не раз и не два внетелесные ощущения. Оккультист полагается на силы собственные и бесовские (порой даже не замечая этого), тогда как христианин-аскет путеводствуется и наставляется безмерно премудрым Богом, приведшим в бытие видимые и невидимые миры.

Православное учение, представленное в книге «Душа после смерти», рождает мощный отклик в человеческом сердце. «Истинные видения жизни после смерти, – пишет отец Серафим, – потрясают все наше существо, и если до той поры человек не был ревнителем христианства, – коренным образом меняют его жизнь земную, дабы приготовить к жизни вечной».¹⁴⁷⁸ Такого же воздействия добился сам отец Серафим, не поступившись и толикой опыта Православной Церкви в угоду современному самодовольному и изнеженному человеку. Уже после его кончины тысячи людей прониклись трезвением и правдой его книги, поощрявшей их не только к покаянию и душевному борению, но и к истовой молитве по усопшим. В августе 1991 года в монастырь Преподобного Германа пришло письмо от одной греческой православной, врача-ветеринара. Некоторым образом рассказ ее проливает свет и на состояние души самого отца Серафима после кончины.

«Купив его книгу, я прочла ее взахлеб. Именно этого жаждала душа – прикоснуться к тайнам Православия. Как благодарна я Богу, что Он сподобил меня найти истину. Истину, которую должен знать каждый православный, – о жизни и смерти. Истину, которую, увы, не несет людям моя Церковь (Греческая Православная Церковь Америки).

Всю неделю (пока читала книгу) меня не оставляла какая-то небесная радость откровения. Я поделилась с мужем, Давидом: дескать, теперь мы знаем, как помочь любимым, уже ушедшим людям. Муж едва дождался, когда я закончу книгу, и принялся читать сам. Я сказала ему: где бы ни был сейчас отец Серафим, нам нужно его разыскать, поговорить, получить от него благословение.

Я написала отцу Серафиму в Платину, но мне в ответ прислали письмо с известием о том, что отец Серафим уже почил о Боге. Одновременно с этим пришла брошюра и приглашение на летние занятия Богословской академии. С грустью ехали мы на могилу отца Серафима, надеясь узнать о нем больше. Мы пробыли в монастыре неделю. Какая же это была радость духа и души! Сколько любви! Мы словно приобщились небесного, неотмирного, к чему звали и за что боролись святые и подвижники всех времен. По благодати Божией стяжали мы такое чудесное состояние.

Узнав о причине смерти отца Серафима (нарушение свертываемости крови), я поняла, что ему можно было помочь природными средствами, а не современной терапией. Я скорбела о его кончине во цвете лет, особенно сейчас, когда его так не хватает и он уже затронул так много сердец. Ах, как он нам всем нужен!

На вторую ночь в монастыре отец Серафим явился ко мне во сне: в рясе, скрестив руки, со смирением на светлом, спокойном, задумчивом лице. Увидев его, я сказала:

– Отец Серафим, я хотела помочь Вам. Зачем Вы умерли? Почему не дождались меня? Я бы вылечила Вас травами, я уверена!

Сердце щемило, я едва не плакала. Он взглянул на меня с прощением и благодарной любовью:

– Нет, Вы не сумели бы мне помочь... Ничто и никто не сумел бы... Сейчас я там, где мне и хотелось быть, – с Богом.

И лик его стал таять, а я все повторяла:

– Мы любим Вас, мы Вас очень любим!

Посещение монастыря нам каждый раз в радость. И отец Серафим будто бы рядом. Монастырь привел нас к истинной жизни, подлинной реальности, единственно важной для нас.

Да хранит вас всех Бог,

Иоанна Стефанатос».

«Душа после смерти» выдержала уже шесть изданий (скоро выйдет седьмое) на английском языке, и все еще пользуется спросом в англоязычных странах. Но, как бывало уже с другими книгами отца Серафима, наибольший интерес она вызвала в России. После его смерти появилось несколько переводов книги, и, как водится, она стала распространяться в рукописном и машинописном виде. Отец Серафим еще во время работы над книгой понимал, что «суровые» картины загробной жизни вызовут самый живой отклик там, где и жизнь земная весьма тяжела.

В послесловии он писал: «Страждущая Церковь России, возможно, из-за гонений, а возможно, из присущего ей консерватизма сохранила православное отношение к потустороннему миру в большей степени, чем какая-либо иная Православная Церковь».¹⁴⁷⁹

Летом 1989 года монах из монастыря Преподобного Германа совершил паломничество в Валаамский монастырь (в России) и неожиданно нашел там книгу отца Серафима. До той поры никто из Братства преподобного Германа не ступал на Русскую землю. (Отец Герман, как помнит читатель, вырос в Латвии.) В ту пору иноков на острове Валаам не было. Монастырь закрыли в 1940 году, с тех пор он обветшал, и теперь только-только начинались реставрационные работы. Мастерам помогали местные жители. Вышеупомянутый монах вспоминает: «Не успел я подойти к главному зданию монастыря, как появился бородатый молодой человек. “Вы из Платины?” – спросил он с живым интересом. Я ответил утвердительно, но вопрос, по правде говоря, огорошил меня. Молодой человек просиял, троекратно расцеловал меня и сказал: “Пойдемте”.

По пути я спросил, откуда он знает Платину. “По книгам отца Серафима”, – ответил он. Он подвел меня к монастырским воротам, распахнул дверь. Я переступил порог монастыря, знакомого по множеству фотографий. Мы поднялись по лестнице. Пошли по коридору. Темно, вокруг запустение, мусор. Вдруг отворилась дверь, и мы очутились в чистой светлой комнате...

Я увидел троих русских и услышал первые слова: “Вот настоящая монашеская келья!” Произнесла их молодая женщина Ирина. Она стояла подле крохотной кухоньки этого скромного жилища. Меня усадили, предложили чаю. “Мы живем бедно, – извинилась Ирина, – но можем угостить хлебом валаамской выпечки”. Моего первого знакомца звали Алексей. Двое других русских больше молчали, может, стеснялись, а может, просто не знали английского языка. Однако и они были мне рады.

Пока Ирина заваривала чай, Алексей положил передо мной книгу, заботливо хранимую в сером кожаном переплете. На обложке было вытеснено золотом по-русски: “Душа после смерти”. Неужто передо мной перевод книги отца Серафима?! Я открыл ее: оказалось, весь текст отпечатан на машинке. Но сколько любви в этом труде! Я был глубоко тронут. У бедных русских не нашлось денег для издания книги (а может, им не разрешили), так они передавали ее другим, перепечатывая текст на машинке.

Тут меня осенило. Я достал конверт, в котором хранился волос из бороды отца Серафима. Поначалу я хотел оставить его на поле преподобного Германа (на Валааме), но теперь нашел более достойное применение. Лица моих знакомых осветились улыбкой. С благоговением приблизились они, перекрестились, приложились к святыне и осторожно убрали его со стола».¹⁴⁸⁰

На следующее лето на Валааме уже жило монашеское братство. Их навестил еще один насельник монастыря Преподобного Германа и засвидетельствовал их почтение к отцу Серафиму. Ему подарили пасхальное яйцо, расписанное самими монахами, – отец Серафим на фоне одного из скитов Валаама.

В мае 1991 года несколько глав из книги «Душа после смерти» было опубликовано в России журналом «Наука и религия». Ранее он использовался как орудие атеизма, подрывая веру в Бога. Теперь же на его страницах печаталось православное учение, ответ на современные посмертные впечатления, которые наука тщетно пытается объяснить.

В том же 1991 году, перед самым падением советской власти, книга отца Серафима в России вышла массовым тиражом. С тех пор она выдержала много изданий. Кроме русского книга на данный момент переведена на греческий, сербский, румынский, болгарский, грузинский, латвийский, польский, итальянский, французский и немецкий языки, а также на малаялам – язык населения Южной Индии. В настоящий момент готовится публикация книги на индонезийском языке.

После кончины отца Серафима появились новые публикации с критикой православного учения, изложенного в его книге. В частности, кое-кто из православных продолжает выражать стойкое несогласие с учением о мытарствах. В основном критика исходит от людей, живущих в Америке. Лишь малая ее часть принадлежит жителям исконно православных стран – там-то как раз «Душа после смерти» пользуется признанием, ее читают с огромной благодарностью автору. Причину еще много лет назад объяснил сам отец Серафим: стиль жизни в Америке порождает такую изнеженность и самодовольство, что на этом фоне православное учение поражает своей суровостью; в православных же странах у людей более трезвый взгляд на жизнь, потому им и легче принять православное понимание смерти.

При жизни отца Серафима основными защитниками изложенного в его книге учения были его собратья по Русской Зарубежной Церкви, особенно отец Михаил Помазанский. После его кончины стали появляться публикации сторонников этого учения в Греческой Православной Церкви, а также в Греческой Архиепископии в Америке – той самой Церкви, которая своими туманными взглядами на жизнь после смерти когда-то впервые натолкнула отца Серафима на мысль написать такую книгу. В 1984 году греко-американский церковный писатель Константин Каварнос опубликовал работу на греческом языке под названием «Православное учение о будущей жизни», в которой назвал взгляды, представленные в книге отца Серафима, «традиционным православным учением».¹⁴⁸¹ Потом, по прошествии нескольких лет, вышли еще три дельные книги на ту же тему, на этот раз в Греции. Во всех трех содержится святоотеческое учение о мытарствах (по-гречески тело́ния). Вот названия этих книг: «Тайна смерти» Николаоса П.Вассилиадиса (1993),¹⁴⁸² «После смерти» архимандрита Василиоса Бакойянниса (1994)¹⁴⁸³ и «Жизнь после смерти» митрополита Иерофея Влахоса из Нафпактоса (1994).¹⁴⁸⁴ Вскоре после публикации на греческом все три книги были переведены и изданы на английском языке. В 1998 году на греческом языке вышла целая книга цитат из святых отцов, посвященных мытарствам, под названием «Существуют ли мытарства?» Ее составил Кристос Константин Ливанос.¹⁴⁸⁵ На следующий год греческий монастырь Святого Антония в штате Аризона опубликовал английский перевод книги духовных советов своего знаменитого старца Ефрема (в прошлом настоятеля Филофейского афонского монастыря). В этой весьма полезной книге под названием «Святогорские советы» совершенно четко и недвусмысленно представлено православное учение о мытарствах. Старец Ефрем говорит: «Некоторые современные богословы ставят под сомнение существование мытарств, но о них прямо или косвенно упоминают множество святых, в том числе святой апостол Павел, преподобный Макарий Египетский, святитель Василий Великий, преподобный Ефрем Сирин, авва Исаия, преподобный Исихий, преподобный Диадох, святой Феогност, святитель Афанасий Великий, святитель Иоанн Златоуст, преподобный Иоанн Лествичник, преподобный Иоанн Дамаскин, святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник, святой Иоанн Кронштадтский, святитель Иоанн Максимович».¹⁴⁸⁶ Как порадовали бы отца Серафима эти слова, исходящие из уст чад Греческой Православной Церкви, особенно Греческой Архиепископии в Америке!

Говоря о воздействии книги на сердца и умы людей, не следует забывать и ее воздействия на самого отца Серафима. Архиепископ Иоанн написал статью о жизни после смерти за два года до собственной кончины. То же и отец Серафим: книга его была завершена за два года до смерти. Таков Промысл Божий. Очевидно, и для одного, и для другого эти труды послужили подготовкой к миру иному. Они уподобились странникам, загодя изучающим далекий край по книгам тех, кто там побывал. И отправившись в путь, уже знали, чего ожидать, хотя действительность оказывается неизмеримо богаче и разнообразнее, нежели описания.

Сегодня отец Серафим пребывает в том далеком краю. Книга его – дар всем оставшимся на земле, она поведет людей из мрака сего падшего мира прочь от современного бесчеловечного бытия к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город (Евр.11:16).

Апостол проповедание, и отец догматы, Церкви едину веру запечатлеша, яже и ризу носящи истины, исткану от еже свыше богословия, исправляет и славит благочестия великое таинство.

Кондак святым отцам Первого Вселенского Собора

В грядущем диавол будет использовать любую возможность, чтобы, в большом ли или в малом (преимущественно), помешать истинно православным христианам, посеять меж ними смуту. Нельзя попадаться на эти уловки.

О.Серафим (Роуз), 1974 г.¹⁴⁸⁷

В 1976 году, за месяц до десятой годовщины упокоения архиепископа Иоанна, отец Серафим провел с братией беседу, как он выразился, «о главной черте» богословского учения владыки – о свободе. «Он полностью погружен в православное Предание и сам является источником истинного православного богословия. Ему чужды всякие «влияния” или «уклоны”... Из его учения видно: богословие должно стоять выше раздора. В любой из его работ, будь то проповедь или статья, не найти бранчливости. Даже когда он “воюет” с отцом Сергием Булгаковым и доказывает, что тот неверно трактует святых отцов и что его учение далеко от Православия, тон статьи далек от полемического (чем не могут похвастать наши ученые богословы), спокоен и убедителен. Где нужно, он излагает мнение отцов, где нужно, указывает на отход отца Сергия Булгакова от Православия. Слова его убеждали не логичностью, а своей истинностью, принадлежностью к святоотеческому учению.

Некоторые из ученых любят “уличать” коллег в “отклонениях” и “отходах”, а уличив, торжествуют. Это уровень студентов-недоучек. Архиепископ Иоанн всегда стоял выше этого, четко и спокойно показывая, что является истинным учением Церкви, не возмущаясь мелкими неточностями. Вот что подразумевается под свободой его богословского духа.

Для архиепископа Иоанна учение Церкви – в первую очередь то, что исткано от богословия свыше, как написано в кондаке святым отцам Вселенских Соборов. Это не просто книжные мудрости, у богоданного учения свой “аромат”. Мудрость книжная помогает жить, обогащает разум, но не следует забывать о том, что богословие приходит свыше, от Бога.

Потому так воодушевляет нас архиепископ Иоанн сегодня, потому служит нам примером и укором – не сосредоточиваться на мелочах, не ввязываться в споры, а крепко помнить, что богословие исходит от Бога. Сам он на каждодневной литургии в проповедях на богословские темы обращался к Господу. Пожалуй, как ни один из современных богословов, часто цитировал из церковных служб, ибо богословие для него не просто чтение и писание мудрых книг, а вобрание в себя учения Церкви в ее службах. Потому и не найти в его работах полемических выпадов, хотя всякий раз он тщательно отделяет верное от ошибочного».¹⁴⁸⁸

Говоря о богословском духе архиепископа Иоанна, отец Серафим, конечно же, ставил его себе в пример и следовал ему. Со временем тональность его публикаций на темы современной церковной жизни начала меняться. Он отказался от жестких формулировок, рождавшихся у него в полемическом запале в более ранние годы пламенной ревности о вере. Перемена эта происходила едва заметно и постепенно, но был и поворотный момент – в 1976 году, тогда же, когда отец Серафим записал приведенное выше наблюдение относительно трудов владыки Иоанна. Вспомним, что именно в том году обострились проблемы, связанные со «сверхправильностью». Отец Серафим тогда очень страдал, видя, как его ранние «ревностные» статьи «помогли породить чудовище».¹⁴⁸⁹ Страдание это привело его к смирению и зрелости в вере. Наблюдая, во что превращается «сверхправильная» группировка с ее вечными дрязгами и грызней, он осознал, каким бы не хотел стать сам, понял, что жесткий тон по отношению к другим в Церкви, сколь ни казался бы он оправданным, чаще всего в конечном итоге приводит к отрицательному результату. В статье о «Царском пути», написанной в 1976 году, он отмечает: «Иногда, к сожалению, бывает так, особенно в пылу спора, что здравые в основе своей православные взгляды оказываются преувеличены одной стороной и неправильно поняты другой. Так у некоторых людей создается вредное, ошибочное впечатление, будто истинное Православие в наши дни неотделимо от своеобразного “экстремизма”, что ему намного ближе своего рода “правые реакционеры”, в отличие от преобладающего ныне “левого” курса, которым следуют руководители Православных Церквей».¹⁴⁹⁰

Учитывая все это, а также принимая во внимание те трудности, с которыми ему приходилось сталкиваться в пастырском деле и, естественно, все больше смиряться, решая их, отец Серафим, естественно, смягчал тональность своих работ. В 1981 году в одном из писем, комментируя статьи в «Православном слове» за прошедшие годы (особенно материалы о Московской Патриархии), он пишет о «более кротком тоне наших нынешних публикаций», который «нашим епископам, по их собственным словам, импонирует больше».¹⁴⁹¹ В другом письме, адресованном редактору одного православного журнала в Англии, отец Серафим призывает: «Бог даровал нам свободу ездить, писать, издавать слово печатное. Наша обязанность – Православием сердца своего воодушевлять людей. Я не против “полемики” (изредка нужна и она, и пример тому – Ваши хорошие статьи в последнем номере), но нельзя отдавать ей главенствующую роль, полемика не должна заслонять главного, и тон статей должен быть сочувственным, нежели возвышающимся над гневом и спорами».¹⁴⁹²

Избегал отец Серафим и долгих публичных дебатов с их бесконечными нападками и возражениями, объяснениями и оправданиями. Видя, как заповеданное ему Православие подвергается нападкам, он, подобно владыке Иоанну, отвечал конкретной статьей по тому или иному вопросу. И не вступал в полемику, не писал ответов.

Как уже говорилось, не удостоил он ответом и язвительное открытое письмо своего критика по поводу «Души после смерти», и надежды того продолжить спор не сбылись. Через год пришло новое искушение: отец Серафим узнал, что один из священников «сверхправильной» группировки замышляет издать книгу д-ра Каломироса о сотворении мира и эволюции, куда намеревается включить и переписку автора с отцом Серафимом. Кто-то уже размножал на ксероксе письма д-ра Каломироса, которые тот буквально навязывал отцу Серафиму. Стараясь в корне пресечь возможные кривотолки, отец Серафим написал священнику: «Я решительно протестую против публикации моей переписки с г-ном Каломиросом по данному вопросу. Считаю, что это еще одна попытка разжечь дискуссии между православными и посеять рознь в малом Христовом стаде. И не стоит подливать масла в огонь... Единственное, чего я желаю, – избежать всяких “противоборств” в печати, тем более среди православных христиан».¹⁴⁹³

Пытался он уладить конфликты, когда его об этом просили, и не касавшиеся непосредственно его самого.

Так, в 1979 году его известили о междоусобице двух американских монастырей. Игумен одного приходил в ярость и исступление (у него даже случился инфаркт) от требований другого настоятеля, усомнившегося в его наставнических правах и просившего подтверждений. Первый монастырь даже грозил подать в суд на второй, обвинив его в «совершении морального убийства» посредством клеветы, и собирал улики. Когда из этого монастыря прислали статью, защищавшую их игумена от поношений, отец Серафим посоветовал: «Хватит драк и сражений. Единственное наше упование – стать выше всех мирских свар, устремить взор к горнему, а не к земному! Конечно, легче говорить, нежели делать, но попытаться мы должны».¹⁴⁹⁴

В том же 1979 году в ответ на письмо православного миссионера из Русской Зарубежной Церкви, жаловавшегося по поводу заявлений и статей некоторых епископов этой Церкви, отец Серафим посоветовал ему «поскорее забыть об этом – так будет лучше». «Все это, – продолжал он, – создает весьма печальный фон для наших нынешних православных трудов, тут Вы правы. Но, пожалуйста, поймите: мы не можем допустить, чтобы наши взгляды, вдохновение и миссионерские труды из-за постоянного взаимодействия с этими негативными факторами окрасились в те же тона. Мы должны вырабатывать позитивный взгляд, способный вдохновить и нас самих, и других людей».¹⁴⁹⁵

Определяя причину нынешних церковных раздоров, отец Серафим писал, что все они связаны с положением Православия в целом (там, где оно старается быть серьезным и верным Преданию): «Сегодня в нем много от разума и мало от сердца. Это видно на примере священников «бостонской группировки”, многих новообращенных, да и – зачем далеко ходить! – на моем собственном примере. Увы, этим рационалистическим духом напитана вся «просвещенная жизнь”».¹⁴⁹⁶ Далее он писал: «Больше сердца, меньше «канонической правильности”, от нее в Православии разлад и раскол».¹⁴⁹⁷

Отцу Серафиму хотелось, чтобы в церковной жизни преобладало иное настроение. С этой целью он проповедовал то, что называл «положительным православным благовестием».¹⁴⁹⁸ В 1978 году он написал большую статью о блаженном Августине – первый шаг в нужном направлении, чтобы предотвратить «уклоны» и однобокость «знатоков богословия», не ввязываясь в яростный спор, а, напротив, подчеркивая присущие христианству добродетели умеренности, всепрощения, терпимости. Увы, подчас во имя «правильности» добродетели эти приносились в жертву.¹⁴⁹⁹ Отец Серафим надеялся, что работа его (полное название «Место блаженного Августина в Православной Церкви») позволит снять со святого напраслину, возведенную учеными мужами от богословия, тем самым «поможет нам в более ясном свете разобраться в его и своих недостатках и слабостях. Ибо, как ни удивительно, слабости его и впрямь сродни нашим».¹⁵⁰⁰

Как уже говорилось, богословские преувеличения блаженного Августина, конечно, не идут ни в какое сравнение с ошибками таких богословов более позднего времени, как митрополит Антоний (Храповицкий). Некогда архиепископ Иоанн, высветив лучшие черты в работах митрополита, деликатно поправил его заблуждения. Так же ныне и отец Серафим поступил в отношении блаженного Августина. Он привел слова святителя Фотия Константинопольского: «Мы принимаем в качестве учения не те области, в которых они заблуждались, а объемлем их самих во всей цельности».¹⁵⁰¹ Поначалу статья появилась в «Православном слове», а после смерти автора была издана Братством отдельной книжицей в серии «Православные богословские работы». В духе архиепископа Иоанна серия эта представляла чуждый полемики положительный опыт Церкви в противовес нынешним богословским «отклонениям».

Отец Алексий Янг в предисловии к статье отца Серафима о блаженном Августине вспоминал: «В своей жизни отец Серафим избегал любых споров, ссор. Как только разгорались страсти, он предпочитал уйти подальше. По иронии судьбы, именно этому мирному монаху выпало не раз выступать в печати в защиту обиженных, будь то конкретное лицо или что-либо из жизни Церкви, ставшее жертвой несправедливости, немилосердия, высокомерия, бесчестности или мелких интриг.

Хорошо помню, как летом 1978 года отец Серафим прочитал мне вслух обширную статью о блаженном Августине. До этого я многократно встречал отзывы об этом святом, в том числе и неумеренно обличительные. Но еще никто в Церкви ранее не позволял себе писать о святом отце в подобном тоне. Отца Серафима встревожило столь обмирщенное и неуважительное отношение, в коем он увидел знамение духовной незрелости современной церковной жизни. “Мы, христиане последних времен, недостойны наследия святых отцов... Мы цитируем их, но не проникаемся их духом”. Он просил читателей отнестись к отцам Церкви со смирением, любовью и прощением. Черство и равнодушно использовать их учение – значит являть неуважение и непонимание...

Отец Серафим сказал, что, изучая блаженного Августина, он задавался одним вопросом: как Православию следует относиться к спорам? Ибо время от времени в Церкви сталкиваются разные точки зрения: Господь попускает такое ради нашего роста и развития. Читатель увидит, каков ответ отца Серафима, – он четко и убедительно изложен в статье о блаженном Августине. Автор рассмотрел как сильные, так и слабые его стороны, привел мнения о нем других святых отцов, но главное – он передал дух этого великого человека... никто ранее, пожалуй, не излагал этого на английском языке.

Статью он озаглавил “Место блаженного Августина в Православной Церкви”. И неспроста: сегодня находятся люди, готовые вообще вычеркнуть это имя из сонма отцов Церкви. Некоторые запальчиво и безосновательно называют его еретиком, приписывают ему почти все последующие ошибки латинства и протестантства. Отец Серафим, напротив, хотел “раскрыть широкую православную перспективу этого вопроса, доказать тем, кто не ведает или не верит, что блаженный Августин по праву занимает видное положение в Церкви, с чем считались самые великие святые прошлого”».¹⁵⁰²

Два дня провел отец Серафим в университетской библиотеке Беркли, собирая исторические сведения, способные прояснить положение блаженного Августина среди святых отцов. В своем исследовании отец Серафим объяснил заблуждения великого человека в вопросах благодати и свободной воли человека. Заблуждения эти возникли в основном из-за чрезмерного упования на логику характерного для западного образа мышления. Далее отец Серафим доказал, что заблуждения отнюдь не дают никому права называть святого еретиком (ни в прошлом, ни в настоящем). Противники римокатолических нововведений более поздних времен (святитель Фотий Константинопольский, святитель Марк Ефесский) признавали тем не менее Августина великим, святым, блаженным. Уже в наши дни к нему весьма почтительно относился архиепископ Иоанн, он поручил написать службу в честь этого святого и ежегодно совершал ее.¹⁵⁰³

Отец Серафим писал, что «слишком много внимания уделялось ошибкам и противоречиям в догматических работах блаженного Августина и совершенно в стороне оставалась их нравоучительная ценность. Но именно православное благочестие, каким преисполнены его писания, так важно и дорого нам в этом святом отце. Многие современные ученые мужи недоумевают: как это такой “гигант мысли” оказывается порой типичным “дитятей своего времени” (хотя ожидают от него совсем иного!), он “верит в сны, бесов, духов, принимает на веру всякие чудеса, видения, то есть являет неслыханную в наши дни доверчивость”.¹⁵⁰⁴ Да, в этом блаженный Августин уж точно расходится с современными чересчур “умудренными” студентами-теологами. Зато един он с простыми православными верующими и святыми отцами Запада и Востока, которые – как бы ни разнились их богословские взгляды в частном – обладали единой глубокой христианской душой и сердцем. Поэтому блаженный Августин – без сомнения, православный святой отец и меж ним и его инославными “учениками” последующих веков – пропасть. Он сродни тем, кто привержен истинному христианству, святому Православию в наши дни».¹⁵⁰⁵

Отец Серафим видел, что хулители блаженного Августина находятся как среди левых либералов, так и среди правых, «сверхправильных»: «Это еще раз подтверждает, что ныне вроде бы противоборствующие богословские школы – две стороны одной медали. Для этих критиканов блаженный Августин стал не только козлом отпущения за все богословские ошибки (что само по себе несправедливо), но – что хуже! – дал повод к распространению снобистско-высокомерного мнения, что, дескать, восточнохристианская мудрость выше западной». Многие «ниспровергатели» блаженного Августина не в силах простить ему богословского несовершенства. Они пытаются «извергнуть» его вон вместе с еретиками. Но именно в этом стремлении отец Серафим увидел «странное противоречие этой “богословской элиты” самой себе: язык, тон, подход к подобным вопросам – все это настолько “западное” (иногда даже “иезуистское”!), что просто поражаешься их слепоте, когда они пытаются осуждать то, что явно в полной мере свойственно им самим».¹⁵⁰⁶

Согласно своим принципам, отец Серафим не ставил себя «над схваткой». Он писал: «Весь западный подход к богословию, все излишнее упование на логику, к чему, увы, приложил руку и блаженный Августин, порочны, ибо опираются на выводы нашего заблудшего разума (что присуще всем и всякому живущему ныне). Поэтому просто глупо отмахиваться от этого вопроса, якобы не имеющего к нам касательства. Нет, он для нас первостепенен! Если бы мы хоть в малой доле обладали истинным «православием сердца” (говоря словами святителя Тихона Задонского), чем в превосходной степени обладал блаженный Августин, мы бы не делали из мухи слона, глядели бы глубже и дальше его заблуждений, как истинных, так и мнимых...

Сегодня все мы, православные христиане (не важно, на Востоке ли, на Западе), должны честно признать, что находимся в «западном плену”. Куда более опасном, нежели могли предположить святые отцы прошлого. В прошлые века «западное” влияние, возможно, и сказалось на безукоризненности некоторых учений, сегодняшний «западный плен” наш сказывается на самой обстановке и духе Православия, вроде бы и «правильного” теоретически, но лишенного истинного духа, “соли” подлинного христианства.

Так наберемся же смирения, любви, прощения в подходе ко святым отцам. Наша преемственность в восприятии неповрежденного христианского Предания должна сказываться не только в «правильности” учения, но и в любви к ближнему, равно и к тем, кто до нас это Предание донес. Среди них – несмотря на их ошибки и заблуждения – и блаженный Августин, и святитель Григорий Нисский».¹⁵⁰⁷

Одновременно с публикацией статьи о блаженном Августине платинские отцы поместили в «Православном слове» избранные богословские проповеди преподобного Симеона Нового Богослова († 1021). Отец Серафим неуклонно пытался ознакомить современников с истинным учением о начале и конце земной жизни и взялся за перевод на английский язык этих проповедей: в них рассказывается о жизни Адама в раю, его грехопадении, об искупительной жертве Иисуса Христа, о будущем преображении материального мира. В 1979 году перевод этот под названием «Грех Адама и наше искупление» был издан отдельной книжицей в серии «Православные богословские работы», в 1994г. книжка вышла снова под названием «Первый человек».

Приведя учение преподобного Симеона об Адаме и Богом сотворенном мире, отец Серафим, не вступая в полемику, сопоставил его со мнением современных богословов, утверждающих, что святые отцы были «эволюционистами». И поскольку преподобный Симеон недвусмысленно высказывался об искуплении грехов человека жертвенной смертью Христа на Кресте, его учение служило противовесом ложному толкованию «догмата искупления», хотя напрямую дискуссии и не возникало.

Преподобный Симеон Промыслом Божиим нес учение о начале и конце света. Он достиг небывалых высот в умной молитве и пережил опыт обо́жения (феосис), то есть пребывания в нетварном сиянии Божией благодати. Отец Серафим пишет, что святой Симеон – «один из величайших святых Православной Церкви, излагавший православное учение с такой божественной ясностью, что удостоился называться “богословом”, как всего двое святых до него – святой апостол и евангелист Иоанн и святитель Григорий Наэианзин и уже никто после него».¹⁵⁰⁸

В предисловии к проповедям святого Симеона отец Серафим коснулся и этого: «Как удалось преподобному Симеону дать истинно христианское учение, а не плод собственных размышлений и догадок? Он говорит от Божия Откровения. Во-первых, он всегда основывается на Священном Писании, и сколь глубоки по значению приводимые им цитаты. Своим разумом мы бы такой глубины не достигли. Во-вторых, он говорит, опираясь на свой личный опыт».¹⁵⁰⁹

Далее, основываясь на писаниях других святых отцов высочайшей духовной жизни – преподобного Григория Синаита и преподобного Исаака Сирина, отец Серафим показывает, что таким святым Господь даровал созерцать в Божественном видении (феория) сотворение видимой Вселенной, мир до грехопадения и «состав вещей видимых». «Самые верные толкователи Книги Бытия и Апокалипсиса, – говорит отец Серафим, – те святые отцы, кто, подобно Моисею и святому евангелисту Иоанну, сами созерцали начало и конец мира в Божественном видении... Святой Симеон – один из тайновидцев сокровищ веры. Он говорит о них с такой уверенностью именно потому, что непосредственно созерцал их».¹⁵¹⁰

С высоты духовного ведения святой Симеон описывал с удивительной глубиной состояние творения до грехопадения и после всеобщего воскресения. Отец Серафим в одной из лекций объясняет: «Святой Симеон предельно ясно говорит о том, что весь тварный мир – а не только рай – до совершения Адамом первородного греха был нетленен и бессмертен... И лишь после грехопадения тварный мир стал смертен. И в грядущем мире, на новом небе и новой земле (Откр.21:1) кроткие наследуют землю (Мф.5:5). Что это за земля? Та, на которой мы ныне живем, только попаленная огнем и восстановленная в нетлении всей твари. К этому стремится, этого жаждет, об этом воздыхает тварный мир. Святой апостол Павел, говоря о том, что тварь покорилась суете (Рим.8:20), имел в виду, что человек грехопадением обрек ее на тление... Во всеобщем воскресении все сотворенное вместе с человеком совлечется тленности, как некогда из-за человека было подвержено ей».¹⁵¹¹

Представляя читателю проповеди преподобного Симеона, Отец Серафим преследовал чисто практические цели. В предисловии к этой книге он пишет: «Глубочайшие проповеди [святого Симеона] об Адаме и о будущем веке имеют особую ценность для православных христиан, так как дают всеобъемлющее богословское обоснование христианской жизни и борьбе: первозданное состояние человека, от которого отпал Адам, свидетельствует о нашей истинной природе, исказившейся в результате первородного греха. Наше нынешнее падшее состояние должно быть преодолено. Цель христианской борьбы – будущая блаженная жизнь, и при содействии Божией благодати мы можем ее достичь даже несмотря на то, что пребываем в падшем состоянии».¹⁵¹²

Эту ценную книгу, говорящую с непревзойденной ясностью о таких основополагающих предметах, как творение, грехопадение, искупление и жизнь будущего века, некоторые христиане считают самой важной из опубликованных Братством преподобного Германа работ. Святой Симеон поднялся до небывалых духовных высот, но манера изложения его столь доходчива, что эти проповеди можно использовать как для катехизации новообращенных, так и для просвещения людей, долгие годы участвующих в жизни Церкви. И отец Серафим надеялся, что они «воодушевят нас, христиан последних времен, помогут трезво идти узким путем к спасению и обожению».¹⁵¹³

В следующей в серии «Православные богословские труды» отцы опубликовали работу архиепископа Иоанна «Православное почитание Божией Матери». Они отыскали ее на русском языке в старом (за 1933 год) церковном календаре, напечатанном в Чехословакии. В ней они нашли предельно ясный и сжатый ответ на весьма щекотливый для многих новообращенных вопрос (особенно для тех, кто пришел из протестантства). Рассмотрев этот вопрос с исторической и богословской точек зрения, архиепископ Иоанн доказал, что Церковь почитала Богоматерь исстари, и рассмотрел основные ошибочные положения – неприятие и нападки на святость Богородицы. В заключение он привел известные Церкви факты Ее земного бытия. На мнение архиепископа Иоанна отец Серафим полагался не меньше, чем на учение преподобного Симеона, ибо святитель Иоанн мистически непосредственно общался с Богородицей.

Позже, во время поездки отца Серафима в Джорданвилль, отец Герман и братия собрали все материалы на английском языке, напечатанные Братством о владыке Иоанне, и свели их в один том. К приезду отца Серафима они завершили работу и на Рождество преподнесли ему чудесный подарок. Книга была озаглавлена просто «Блаженный Иоанн». В конце отец Герман поместил замечательный акафист ныне прославленному святому, который несколькими годами раньше написал отец Серафим.¹⁵¹⁴

В 1987 году Свято-Германовское Братство опубликовало более пространный вариант книги «Блаженный Иоанн» под названием «Блаженный Иоанн Чудотворец». Эта книга, включающая в себя prima vita архиепископа Иоанна и другие статьи, написанные отцом Серафимом, теперь вышла в свет на русском, греческом, сербском и румынском языках.¹⁵¹⁵

β 1974 году отец Серафим с благословения архиепископа Аверкия и отца Михаила Помазанского начал переводить один из основных джорданвилльских учебников – книгу отца Михаила «Православное догматическое богословие». Отец Серафим полагал, что работа эта существенно поможет новообращенным американцам утвердиться в неповрежденном православном богословском Предании, не поддаваться крену влево или вправо. В предисловии он писал: «Преимущество этой книги в простоте изложения. Написана она не для ученых богословов, а в первую очередь для пастырей, а потому особенно ценна практически – то, чего как раз не хватает современным академическим богословским трактатам. Отец Михаил уверенно держится корней Православной Церкви, не пытаясь затмить своим мнением откровение, донесенное через века до нас Церковью. Он вообще избегает субъективных суждений, пишет лишь о том, что священство может передать своей пастве: неизменное, четкое учение Церкви, неподвластное никаким “дискуссиям”. Подход отца Михаила отличают цельность и полнота, это – залог верности подлинному учению Церкви».¹⁵¹⁶

Специально для англоязычного издания отец Михаил предоставил дополнения и уточнения, рассчитанные на более широкий круг читателей, нежели семинаристы, и не только на русскую, но и на американскую аудиторию. Он прислал отцам все дополнения, равно и новое предисловие, справлялся в письмах, как движется работа, даже ухитрялся помогать деньгами.

В переписке с отцом Михаилом платинские отцы обсуждали опасность, с которой столкнулся англоязычный православный мир в связи с публикацией в 1979 году на английском языке противоречивой работы митрополита Антония (Храповицкого). Юность отца Михаила прошла в России, митрополит Антоний был его наставником с младых ногтей и оказал на него огромное влияние, и теперь отец Михаил был всецело предан его памяти. Тем не менее он серьезно отнесся к тем опасениям, которые высказывали отец Герман и отец Серафим. В ответ он прислал новые главы для английского издания «Православного догматического богословия». В них он делает особый акцент на учении об искуплении человечества Крестом Христовым и Воскресением как оно представлено в Священном Писании и Священном Предании.¹⁵¹⁷

Узнав о том, что отец Серафим приступил к переводу «Православного догматического богословия», отец Михаил – в те годы уже восьмидесятишестилетний старец – написал отцам, что очень бы хотел дожить до того дня, когда эта работа будет завершена.¹⁵¹⁸ Его желание исполнилось, а вот отец Серафим так и не успел подержать в руках английское издание книги. Он перевел труд отца Михаила и снабдил его ценными замечаниями, однако издать его при жизни отца Серафима не удалось. Труд вышел в свет два года спустя после его кончины – в 1984 году. Отец Михаил почил в 1988 году в Джорданивилле буквально за несколько дней до своего столетнего юбилея.

Английское издание «Православного догматического богословия» пользовалось большим спросом у простых верующих, далеких от модных богословских словопрений. Зато от «ученых богословов» (как правых, так и левых) автору книги досталось: отца Михаила обвинили в «прозападничестве» за то, что он признал православным отцом Церкви блаженного Августина, и за композицию книги: дескать, в ней все «разложено по полочкам», как у западников.

Отец Серафим предвидел все эти нападки со стороны «модных» богословских школ, но, как и архиепископ Иоанн, считал, что подобная критика – «стрельба из пушки по воробьям», а манера изложения вполне соответствует сути и духу богословия. У самого архиепископа Иоанна в работах не было такой упорядоченности, однако он не возражал и против «системного подхода» русских богословов XIX века и сам пользовался в своей миссионерской деятельности системами богословских знаний (особенно для катехизации начинающих путь в Православии), выработанными великими иерархами XIX и XX веков в Греции и России. Архиепископ Иоанн был выше всяких модных веяний, направлений, течений как прошлого, так и настоящего: «Всех их чересчур заботит метод, коим излагается православное богословие». Так писал отец Серафим в предисловии к книге «Православное почитание Божией Матери».¹⁵¹⁹

В 1986 году вышла другая книга по догматике, написанная «сверхправильным» автором. Он, похоже, задался целью не только развенчать блаженного Августина, но и взвалить на него бремя ошибок римокатоличества и протестантизма.¹⁵²⁰ Он назвал великого святого «главным ересиархом Церкви». После выхода в свет этой весьма спорной работы появилось несколько статей православных авторов в защиту блаженного Августина.

Сегодня утверждающее истину богословие протоиерея Михаила Помазанского общепризнанно. Оно доходит до глубины души простых христиан. Понятно, что ни один труд по православному богословию не может претендовать на абсолютную полноту, ни один автор не может сказать здесь последнего слова. Как признавал сам отец Серафим, книга отца Михаила кое-где неполна, особенно в том, что касается темы сотворения мира.¹⁵²¹ Тем не менее достоинства ее намного превосходят недостатки, и она считается лучшим вводным курсом в православное богословие на английском языке.¹⁵²² Читателей книга не только поучает, но и воодушевляет. Отец Серафим загодя предрекал ей счастливую судьбу. В 1981 году он написал статью об отце Михаиле, назвав его «одним из последних богословов, кто преподносит Православие “с пылом сердца и вдохновением”», указав, что это «старое поколение быстро исчезает».¹⁵²³

В той же статье отец Серафим определил истинную высокую цель богословия, которую открыли ему религиозные ученые и писатели старого поколения и коей Братство руководствовалось во всех своих печатных трудах: «Богословие – не арена стычек, споров, доказательств и опровержений. Прежде всего это слово человека о Боге в соответствии с Божественным Откровением в Православии. А посему главной задачей его является вдохновлять, зажигать сердца, отрывать людей от мирской суеты, с тем чтобы мы узрели (хоть в малой степени) Божественное начало и конец всего сущего и набрались сил для борьбы на пути к Богу и своему небесному отечеству. Это суть и дух учения трех выдающихся богословов Православия: святых Иоанна Богослова, Григория Назианзина и Симеона Нового Богослова. Они, если можно так выразиться, задали тон всему православному богословию. И это остается главной тональностью и задачей богословия даже в нашу рационалистическую эпоху, в которой так не хватает сердечной теплоты».¹⁵²⁴

Лишь глубоко изменившись, вправе мы серьезно помышлять о спасении России. Да, нужно понудить себя измениться в корне, ибо в прежнем состоянии мы вольно или невольно, по умыслу или неведению, с охотой или по безразличию сердца ввергли Россию в страшную, кровавую бездну, где она пребывает и по сей день... Негоже нам радоваться, ликовать на могиле России – ведь это мы довели ее до смертного одра. Нужно каяться в слезах, каяться, как учит Святая Церковь, в твердой решимости коренным образом изменить свою жизнь, обновить дух

Архиепископ Аверкий († 1976)¹⁵²⁵

Если уж человек не увенчан мученическим венцом, пусть хотя бы потрудится быть рядом с мучениками.

Климент Александрийский († 223)

В последние годы жизни отца Серафима в России и иных коммунистических странах происходили заметные перемены. Крушение коммунистической идеологии (отразившееся поначалу не в политике, а в сердцах и умах людей) сопровождалось религиозным подъемом. Согласно пророчествам, началось возрождение Святой Руси. На это обратил пристальное внимание отец Серафим. Главной темой его лекций, бесед, статей наряду с изложением «сердечного Православия» стала Россия, ее духовное возрождение вкупе с искупительным страданием. О важности этой темы можно судить даже по его джорданвилльскому дневнику.

Отец Серафим неразрывно связывал сердечное Православие, возрождение Руси и искупительные страдания с личностью отца Димитрия Дудко († 2004). К 1980 году тот своими проповедями, публикациями, беседами (даже изданием еженедельной газеты!) привел к Православию и крещению более пяти тысяч человек (только взрослых, не считая детей). Он открыто осуждал навязанный народу атеизм, пытался привлечь внимание мировой общественности к явлению новых российских мучеников, к судьбе христиан, подвергаемых истязаниям и заточению безбожными коммунистическими властями. Во главу новых мучеников он ставил царя Николая II и его семью, открыто молился ему и величал «великомучеником Николаем». И все это отец Димитрий делал, по словам отца Серафима, находясь в страшной пасти атеистического чудовища.

Отец Серафим писал: «Так велико зло в наш век, что мы подчас забываем о могучей силе, которую можно противопоставить злу... Отец Димитрий, как никто другой сегодня, несет утверждающее Православие в пучине зла современной жизни».¹⁵²⁶

«В “ГУЛАГе” Солженицын дал мирскую оценку большевизму, отец Димитрий оценивает “власть Советов” с христианской точки зрения. Главное в его писаниях (равно и в самой жизни современной России) – понимание страданий, порожденных атеизмом, их ненапрасности, ибо в них можно обрести Иисуса Христа».¹⁵²⁷

В 1980 году отец Серафим провел беседу «Православное возрождение Руси» и процитировал отца Димитрия: «Нашу страну можно уподобить Голгофе: страдания мучеников мало-помалу очищают ее дух... Сегодняшнее распятие Христа в России, преследования и издевательства лишь возрождают веру в сердцах людей... Сколько мучеников знала Русь – значит, сколько святых чувств! Неужто они не дадут плода? А может, и живы-то мы лишь молитвами святых мучеников, они-то нас и поддерживают... Да, сегодня в России – Голгофа, распинание Христа. Но Голгофа – не просто страдания, а страдания, ведущие к духовному просвещению людей».¹⁵²⁸

Отец Димитрий вкусил этой Голгофы. В молодые годы на восемь с половиной лет был заточен в концлагерь за религиозные стихи. В 1975 году стал жертвой далеко не случайной «аварии», едва остался жив, «отделавшись» переломом обеих ног. В 1980 году (ему в ту пору перевалило за шестьдесят) государство все еще оказывало на него давление, понуждая прекратить религиозную деятельность. Отец Серафим отмечал: «Православие отца Димитрия глубоко пронизано страданием, оно не сродни уютному кабинетному разглагольствованию о Православии, что так не трудно на свободном Западе. Его Православие – это вера, облеченная в дела, это любовь к страдающему ближнему. В письмах из ссылки отец Димитрий очень хорошо сказал: “Если я буду говорить лишь о Православии, не взирая на страдалицу Россию, вера моя будет питаться лишь разумом”».¹⁵²⁹

Отец Серафим также отмечал, что «главнейшая беда современного Православия – избыток расчета и нехватка сердца».¹⁵³⁰ Он понял, что слова отца Димитрия чрезвычайно важны для сегодняшних людей. Когда в церкви, где священствовал отец Димитрий, его обвинили в том, что религия для него – лишь прикрытие, он прямо ответил: «Я отсидел в лагере восемь с половиной лет, но у меня ни на кого злобы нет. Неужели не понятно, что те, кто занимается политикой, так открыто не говорят? Политики всегда рассчитывают, а я, как видите, не рассчитываю, говорю, рискуя своей жизнью и жизнью своей семьи, в моих словах нет политики. Не враждебность, не клевета в моих словах, не тайный какой-то умысел, а боль за всех и вся, и другого ничего нет».¹⁵³¹

В одном из писем отец Серафим замечал: «Слова отца Димитрия – точно глоток свежего воздуха для людей нашего времени... Слова эти достигают сердец как в России, так и за ее пределами».¹⁵³²

В другом письме он подчеркивает: «Отец Димитрий помогает и нам разобраться с некоторыми нерешенными вопросами: например, у нас не любят даже говорить о святых, еще не прославленных Церковью, он же открыто упоминает “святого новомученика царя Николая”».¹⁵³³

За несколько лет платинские отцы получили лишь две весточки от отца Димитрия. «Очевидно, остальные его письма – в архивах КГБ», – писал отец Серафим.¹⁵³⁴ Меж тем с 1978 по 1980 год он перевел на английский первые четыре номера газеты отца Димитрия «В свете Преображения», и отец Алексий Янг напечатал их в своем «Никодиме». Перевел он и письма, и воззвания отца Димитрия (поместив их в «Православном слове» вместе с фотографией автора на обложке), и сборник воскресных проповедей (который, увы, не разрешил издать праводержатель из Канады).

Об отце Димитрии к тому времени узнали уже во всем мире. Бесхитростно и безыскусно обнажал он свою многострадальную душу перед людьми и действительно был агнцем, готовым к закланию. Будто мало было гонений со стороны властей, так добавились к ним упреки братьев – православных на Западе. Это огорчало больше всего. В беседах отец Серафим говорил: «Правдивостью и страстной верой отец Димитрий снискал много врагов, и самое огорчительное – даже среди православных. Его слова считают излишне эмоциональными, чересчур мрачными (он говорил о скором конце света), едва ли не мессианскими. И верно: пожалуй, со времен святого праведного Иоанна Кронштадтского не слышала Русь (да и весь православный мир) таких пламенных, злободневных проповедей. Сколько православных удовольствовалось своим “правильным” житьем, их даже оскорбляет столь неистовый, пламенный призыв к каждому, кто имеет уши слышать. А сколько верующих заражены подозрительностью (насаждаемой советской шпиономанией) и попросту не верят ему, кое-кто даже видит в нем агента КГБ. Иные прислушиваются к его словам, выискивая ересь, и теряют главную мысль, полагая его “экуменистом”, потому что он не предает анафеме все неправославное христианство, хотя различия в учениях непрестанно подчеркивает».¹⁵³⁵

В январе 1980 года отца Димитрия снова арестовали и посадили в тюрьму. Перед заключением он написал своим зарубежным критикам: «Вы смелы в рассуждениях, но не знаете всех наших обстоятельств... Не пора ли нам научиться понимать друг друга, помогать друг другу, радоваться друг за друга?.. Братья, Россия гибнет, да и весь мир гибнет, прикрываясь ложным благополучием, а мы мешаем друг другу делать дело Божие...

Русские люди, за кого я решил отдать всю жизнь, вдруг начали травить меня. Господи, прости им!.. Помоги мне вынести этот тяжелый крест».¹⁵³⁶

В Америке отца Димитрия больше всего поносила «сверхправильная» православная группировка. Даже когда он томился в застенке и терпел изощренные пытки советских палачей, «сверхправильные» опубликовали большую статью, стараясь поймать его на слове и доказать: все, кто принадлежит к противостоящей Московской Патриархии, – экуменисты и еретики. Заканчивался этот пасквиль заявлением: «Если отец Димитрий умрет в тюрьме и не отречется от Московской Патриархии, то смерть его будет не мученической, а простым самоубийством(!)». Статья призывала православных христиан молиться «правильно»: не за отца Димитрия, а за тех гонимых в вере, кто не связан с Московской Патриархией.

В одном из писем отец Серафим говорил: «Ну вот, теперь нападают на отца Димитрия, а нас (с отцом Алексием Янгом), защищавших его в печати, обвинили в “откровенной лжи”, беспринципности и безответственности. Нас меньше всего задевают личные оскорбления. Но поносят лучших сынов живого сердечного Православия!»¹⁵³⁷

Стараясь отразить эти нападки, отцы Герман и Серафим опубликовали в «Православном слове» указ своего правящего иерарха архиепископа Антония, в котором тот призывал молиться за отца Димитрия и других верующих, томившихся тогда в заключении в России.¹⁵³⁸ Надеясь вызвать у хулителей отца Димитрия простое человеческое сочувствие к страждущему, отцы послали письмо редактору издания, напечатавшего столь немилосердную статью о нем. Не прошло и недели, как стало известно: отец Димитрий якобы не выдержал испытаний и «покаялся» публично в своей «антисоветской деятельности». «Православное слово» откликнулось заметкой отца Серафима: «Многие православные в свободном мире опечалены “признанием” отца Димитрия, которое транслировало советское телевидение (20 июня 1980 года). Он прочитал заранее подготовленное заявление, отрекаясь от своих статей, книг, признавая свою вину и “антисоветскую деятельность”. “Признание” это последовало после почти полугодового заключения. К нему не допускали никого, даже родных. Остается лишь гадать, каким психологическим пыткам он подвергался (вероятно, ему впрыскивали препараты, ослабляющие волю) и что заставило его прочитать это заявление, состряпанное в КГБ».¹⁵³⁹

В беседе о возрождении Православия отец Серафим замечал: «Нетрудно представить, что произошло с отцом Димитрием. Он “сломался” не в вере (отречься от нее его, возможно, и не просили), а в своем миссионерстве, изуверился в нем. Еще до ареста он писал о “бессонных ночах”, когда читал поношения и клевету зарубежных братьев по вере: “Как это дозволяют говорить столь открыто? Откуда у него друзья за рубежом? Почему не запрещают его газету?”

Как же мелко это недоверие перед чудом проповедей отца Димитрия в последние годы! Мучители-безбожники, конечно, сыграли и на сомнениях и подозрениях единоверцев отца Димитрия, чтобы вынудить его, оторванного от семьи и паствы, усомниться в пользе своего дела, – казалось, что все ополчились на него.

Думается, мы в свободном мире не вполне оценили отца Димитрия и не помогли ему в должной степени. Так что в его трагедии есть и наша вина. Никто не попытался “прорваться” к нему, а его матушка (с которой довелось поговорить) лишь повторяла: “Что они с ним сделали?”»¹⁵⁴⁰

Несколькими днями позже публичного «покаяния» отца Димитрия отец Серафим выразил свои чувства в письме: «Да поможет Господь страдальцу в час испытаний! Нам не понять и не представить воздействия и пыток, которые были применены к нему, чтобы вытянуть это “покаяние” (полагаю, что угрозы касались главным образом его семьи и духовных чад).¹⁵⁴¹ Надеюсь, хоть сейчас его недруги не станут злопыхать. Всем нам это хороший урок вглядеться в собственную душу. Конечно, утешительно думать, что где-то живет “герой”, смело говорящий то, на что не отважимся мы, живущие в свободном мире, но сейчас важно немного глубже понять и оценить страдания, через которые должны пройти все мы, чтобы быть настоящими православными христианами в эти ужасные времена. “Покаяние” отца Димитрия, как мне видится, не перечеркивает ни одного ранее сказанного им слова. Но теперь дело его нужно продолжать другим. Нужно истово молиться друг о друге, любить и сострадать. Да поможет нам Бог! И над Америкой уже собираются тучи!»¹⁵⁴²

Как и опасался отец Серафим, нашлись в свободном мире люди, бросившие камень в отца Димитрия, будто «покаяние» его доказало его неискренность и в прошлом. Бюллетень «сверхправильных» опубликовал статьи Бостонского монастыря, авторы снова пытались доказать, что ничего хорошего от Московской Патриархии ожидать не приходится.

Подобные мнения касались не только личности отца Димитрия, они свидетельствовали о серьезном кризисе сегодняшнего Православия, о «неравной борьбе Православия мертвого, выхолощенного логикой и расчетом, с Православием сердечным».¹⁵⁴³

Защищая отца Димитрия, отец Серафим, по сути, защищал Православие сердца, поруганное и оплеванное.

В 1980 году он написал и напечатал в «Православном слове» статью «В защиту отца Димитрия Дудко». Он ответил злопыхателям на каждое из выдвинутых ими обвинений. Так, например, отцу Димитрию пеняли на то, что он не выходит из Московской Патриархии и не примыкает к Церкви в подполье. Отец Серафим указал, как трудно широко известному пастырю вступать в «подпольную» организацию, доступную лишь немногим. Он писал: «Все не так просто, как кажется нам, живущим вольготно и свободно. Открой мы телефонный справочник – и сразу увидим имена официальных представителей всевозможных Церквей. Выбирай любую! Маловероятно, чтобы верующие в России осудили отца Димитрия за то, что он не принадлежит к Церкви в подполье. Было бы даже чудом, окажись он в ней, а чуда можно ожидать, но не требовать... Что толку читать каноны утопающему. Сначала надо помочь, поддержать, а не читать нравоучения. Муки гонимого ныне Православия не облегчить, поменяв “юрисдикцию”».¹⁵⁴⁴

Еще отец Серафим говорил: «Не стоит особенно радоваться, что мы не принадлежим к Московской Патриархии, чьи генералы (то бишь епископы) продажны и инертны. Сегодня дух законничества и компромисса с духом мира сего, поразил всю Православную Церковь. Но, несмотря на это, мы призваны быть Христовым воинством!»¹⁵⁴⁵

Отец Серафим неоднократно подчеркивал, что принадлежит к той же Церкви, что и отец Димитрий, хотя и не может формально присоединиться к нему, покуда Московская Патриархия находится под давлением коммунистического режима. Понимал это и отец Димитрий, изложив этот парадокс так: «Единство Церкви сегодня – в ее разделении... Пока мы не можем объединиться и, чтобы сохранить целостность Церкви, должны пребывать в разделении... Нужно учиться понимать друг друга, являть терпимость. И в этом залог нашего единства. Каждый должен жить по совести, каждый как может предстоит перед Богом, и Богу судить каждого».¹⁵⁴⁶

Слова отца Димитрия о «единстве в разделении» отец Серафим считал «наиболее удачной попыткой передать сложность положения Церкви в наше время, хотя они ставят в тупик любой законнический разум».¹⁵⁴⁷

Отец Серафим полагал также, что разделение Русской Зарубежной Церкви и Московской Патриархии, к которой принадлежал отец Димитрий, временное, оно закончится с падением коммунизма и освобождением Церкви: «Голос отца Димитрия обнадеживает: отсутствие общения с Московской Патриархией – дело лишь временное, ибо Православие отца Димитрия и наша вера едины.¹⁵⁴⁸ Очевидно, что факторы, разделяющие нас, – внешние, второстепенные и временные. Они не мешают нашему духовному единению с истинными сынами Русской Церкви – такими, как отец Димитрий Дудко».¹⁵⁴⁹

Даже при предполагаемом «поражении» отца Димитрия отец Серафим считал его главным свидетельством возрождения России: «Он – глашатай воскресшей России, несмотря на “падение”, на то, что долее не может говорить, как ранее. Он известил о начале воскресения. Конечно, оно невозможно, покуда в России правят безбожники, а церковная организация им кланяется и исполняет их приказы. Но возрождение началось и в угодное Богу время принесет плоды, каким бы ни было сопротивление.

Отец Димитрий, при всем уповании на Россию, предупреждает, что ей не возродиться и без нашей помощи, без помощи каждого православного. В одном из последних перед заключением писем он сообщал: “Как раз сейчас-то не только для живущих в России, но и для верующих всего мира наступает самый ответственный момент: как коснется наших душ начавшееся воскресение... Нужно установить усиленное моление за всех гонимых в России... оказывать всемерную помощь гонимым и их семьям... От нашего единения зависит начавшееся воскресение”».¹⁵⁵⁰

Неудивительно, что после такого воззвания отец Серафим на каждой лекции и в каждой беседе (до самых последних дней) настоятельно просил братьев-американцев молиться за гонимых христиан в России, приводил имена, рассказывал о тех, о ком знал. В «Православной Америке» печатались адреса, дабы американские верующие могли поддержать преследуемых за веру, равно и воззвать к преследователям (по словам отца Димитрия) «положить конец преступной деятельности».

В лекции о православном возрождении России отец Серафим подчеркнул, что «на заре христианства молитвы верующих об узниках, рабах, мучениках давали огромные силы не только страждущим, но и самим молящимся. То же и ныне. Запишите их имена и помолитесь и дома, и в церкви».¹⁵⁵¹

Это было очень важно для отца Серафима, и, получив приглашение на конференцию «сверхправильных», он поделился своими чувствами с единомышленником-священником: «Мое участие в этой конференции будет предательством Православия, ибо там я не смогу открыто предложить людям помолиться за отца Димитрия и за всех гонимых братьев в Московской Патриархии, не смогу открыто призвать к помощи и поддержке их. Нельзя отворачиваться от них и молчать, ибо молчание – предательство братьев-православных».¹⁵⁵² И отец Серафим послал организаторам спокойный и вежливый отказ.

Поминал он и гонимых в Румынии, Сербии, Болгарии, Албании, Грузии, Латвии и других странах, находившихся под коммунистическим игом. Старался молиться о каждом поименно (когда удавалось выяснить имена и какие-либо иные сведения), хотя дознаться было еще труднее, чем о русских. Запад так никогда и не узнает тысяч и тысяч имен гонимых православных. Известны стали лишь некоторые, например отец Георгий (Кальчу) из Румынии, отважный проповедник «Православия сердца», как и отец Димитрий в России. В последнем перед смертью отца Серафима номере «Православного слова» начали печататься «Великопостные проповеди» отца Георгия, пламенные призывы к пастырскому самопожертвованию (изначально проповеди были обращены к православным румынским семинаристам). Отец Серафим увидел в них отличный и своевременный посыл всей молодежи.

В предисловии отец Серафим писал: «Проповеди эти читались по средам Великим постом 1978 года в церкви Бухарестской православной семинарии, где преподавал отец Георгий. Они вызвали большой интерес и споры, обнаружив большие возможности для возрождения Православия среди страждущего румынского народа. Положение там почти такое же, как в России, где проповеди отца Димитрия Дудко так же значимы и важны».¹⁵⁵³

Когда проповеди отца Георгия появились в журнале, автор отбывал уже второй тюремный срок (первый раз он провел за решеткой шестнадцать лет). Его выпустили в 1984 году, спустя два года после кончины отца Серафима, а в 1985 году ему разрешили покинуть Румынию. Он много лет служил в приходе в окрестностях Вашингтона, руководил весьма активной приходской жизнью. До своего выхода на покой в 2006 году он был близким другом и наставником Братства во имя преподобного Германа.¹⁵⁵⁴

Даже будучи беспристрастным в своих работах, отец Серафим не избежал еще одного столкновения со «сверхправильной» группировкой. Нечаянно замешанным в скандале оказался глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Филарет. 22 сентября 1980 года он прислал Братству письмо:

«Дорогой отец Герман!

Посылаю Вам для публикации материал... о последнем старце Глинской пустыни архимандрите Таврионе. По имеющимся сведениям, этот благочестивый старец принадлежал поначалу к церковному подполью. Но, видя, как рассеивается без пастыря стадо Божие, присоединился к официальной Церкви, хотя деятельность его была совершенно иного толка: все силы он отдавал духовному водительству верующих.

Да поможет Вам Бог! Мира Вам и Вашей братии!

С любовью, митрополит Филарет.¹⁵⁵⁵

Документы, присланные владыкой, растрогали отцов до глубины души: в них рассказывалось об истинной жизни Церкви в России в разгар коммунистического шабаша, об истинном праведнике и прозорливце, преисполненном любви старце, сродни по духу старцам Оптиной пустыни. Архимандрит Таврион († 1978) питал большую любовь к отцу Димитрию Дудко: «У отца Димитрия вера простая, детская, вот Господь и выбрал его в исповедники. Так что бояться нечего».¹⁵⁵⁶

К тому времени появились и другие вдохновенные работы о нынешних проповедниках. Их писали и распространяли тайно, но большинство из них на Запад вовремя так и не попали. Поэтому платинские отцы, получив такое ценное и редкое свидетельство, очень быстро опубликовали его. Чтобы избежать лишних объяснений со «сверхправильными» (ибо отец Таврион «переметнулся» в Московскую Патриархию), отцы присовокупили к статье и письмо владыки Филарета, и несколько документов церковного подполья.

Получилось все вопреки ожиданиям. Письмо митрополита вызвало возмущение правых. Они не могли поверить, что их собственный первоиерарх называет «мудрым и благочестивым старцем» священника Московской Патриархии! «Сверхправильные» организовали кампанию протеста, у верующих собирали подписи, официальная делегация даже прибыла в Нью-Йорк в резиденцию владыки для получения объяснений. В их «воззвании» говорилось, что фотография отца Тавриона, как и житие его, присланное владыкой, «являются орудием советской пропаганды, стремящейся умягчить наше отношение к советскому священству и советской Церкви, где, видите ли, тоже есть “мудрые и благочестивые старцы”... Нашим иерархам нужно объединиться и дать отпор этой серьезной провокации. Редакция “Православного слова” должна в виде искупления за нанесенный ущерб отречься от этих публикаций и поместить заявление нашего Синода по столь важному вопросу».

Отец Серафим писал, что «один из “сверхправильных” священников заставляет несчастных русских старушек-прихожанок подписывать письма протеста митрополиту, а они даже не знают, из-за чего сыр-бор разгорелся! Какая узколобость! Как противна она насущной миссионерской работе... Они не видят действительности, воюют с ветряными мельницами, пуская в ход свою иезуитскую логику, боясь запятнать свою “непорочную чистоту”. Хотя сегодня нужно другое: чуткое и любящее сердце, готовность помочь страждущим и ищущим, привести их ко Христу».¹⁵⁵⁷ В другом письме отец Серафим назвал такое христианство «Православием в Зазеркалье».

Как и ранее, отец Серафим выразил беспокойство из-за той угрозы, которую представляет для Русской Зарубежной Церкви подобная «сверхправильность»: «Наша Русская Зарубежная Церковь может по-прежнему служить маяком для других Православных Церквей. Но этому придет конец, если мы превратимся в секту, такую, какую из нас хотели бы сделать [“сверхправильные”]. (Основным занятием этой секты были бы свары и грызня с похожими мелкими группировками в Греции)».¹⁵⁵⁸

Митрополит и другие епископы Русской Зарубежной Церкви вскоре положили конец этой смуте и издали «Решение», в котором говорилось, что нельзя закрывать глаза на положительные изменения в России, а равно и в Московской Патриархии. По просьбе архиепископа Антония это «Решение» было напечатано в «Православном слове»¹⁵⁵⁹ вместе со статьей отца Серафима «Отклик старцу Тавриону». Таким образом стало очевидным, что журнал не изменил своей позиции в отношении церковной жизни в России. Отец Серафим подчеркивал, что материалы об отце Димитрии и старце Таврионе продолжают серию (начатую еще в третьем номере) статей о положительных переменах в Московской Патриархии.¹⁵⁶⁰

Отец Серафим, как известно, избегал всяких церковных распрей, поэтому может показаться удивительным, что он вдруг и сразу встал на принципиальную защиту отца Димитрия и старца Тавриона. Удивился этому и послушник Григорий, появившийся в монастыре в разгар последнего скандала. С чего бы это отец Серафим так яростно защищает этих людей? «Мы – американцы, какая нам забота о сугубо российских делах?»

Позже Григорий понял: отец Серафим защищал дух истинного христианства от засилья буквы, формализма. Более того, примеры старца Тавриона и иных подвижников свидетельствовали о том, что со Святой Русью не покончено, что она воскреснет. И воскресение ее, как неоднократно указывал отец Серафим, скажется на всем белом свете: от этого зависят судьбы остального мира.

3 августа 1981 года на конференции русской молодежи в Сан-Франциско отец Серафим объяснил значение России: он прочитал лекцию (впоследствии ставшую самым известным из всех его выступлений) «Будущее России и конец мира».¹⁵⁶¹ Он сказал: «Россия первой познала бремя коммунистического ярма, первой же она воскреснет и сбросит его. Несмотря на долгое правление тирании коммунистов, атеизм не поработил душу России, и сегодня видны признаки пробуждения религиозного сознания. И это лишь начало чего-то стихийного и грандиозного: естественного процесса выздоровления народа от чумы атеизма. Вот почему Россия сегодня может сказать весомое слово всему миру, погружающемуся в пучину безбожия, – Россия из нее уже выбирается. Поэтому в религиозном понимании судьба всего мира зависит во многом от судьбы России».¹⁵⁶²

Далее отец Серафим привел пророчества русских святых о возрождении России, в том числе и следующие.

Старец Варнава из Гефсиманского скита †1906) говорил: «Усилятся гонения верующих. Неслыханные скорби и мрак опустятся на Россию. Почти все церкви будут закрыты. И когда будет казаться, что нет силы терпеть долее, придет избавление. Наступит расцвет, будут строиться новые церкви. Но расцвет этот наступит перед самым концом света».

А вот слова старца Алексия из Зосимовой пустыни (†1928): «Кто это говорит, что Россия пропала, умерла? Нет, она не пропала и не умерла и не умрет, но очищение от греха придет к русским людям великими скорбями. Нужно молиться и каяться. Но Россия не пропала, не умерла».¹⁵⁶³

Отец Серафим напомнил юным русским слушателям, что воскресение России «зависит от самих русских людей, ибо Бог действует посредством свободной воли человека. Как Ниневия некогда спаслась покаянием и не оправдались пророчества Ионы, так и предсказания о возрождении России окажутся пустыми словами, если русский народ не покается».¹⁵⁶⁴

В 1938 году современный пророк, святитель Иоанн, архиепископ Сан-Францисский и Шанхайский, сказал, что возрождение России возможно лишь после того, как она искупит страшные грехи – клятвопреступление и цареубийство (убийство помазанника Божиего). «Гражданские и военные руководители преступили клятву верности и послушания царю еще до его отречения от престола, вынудив его к этому (поскольку он не хотел братоубийственной кровопролитной войны). Народ громогласно приветствовал это вопиющее беззаконие, нигде люди не выступили против свержения царя... Поэтому в цареубийстве повинны не только палачи, но и весь народ, возликовавший при низложении богоданной власти. При попустительстве народа царя свергли, унизили, арестовали, сослали, он оказался беззащитен в руках бандитов. Уже одно это предрекло конец России. Поэтому катастрофа, которую претерпела эта страна, – следствие страшного греха всего народа, и возрождение ее возможно лишь по искуплении греха. Однако по сей день не видно признаков покаяния, совершенные преступления до сих пор не осуждены, и многие непосредственные участники тех событий и сегодня утверждают, что в то время нельзя было поступить иначе. Не предав анафеме Февральскую революцию, восстание против помазанника Божия, русский народ закосневает во грехе, особенно когда защищает плоды революции».¹⁵⁶⁵

Более сорока лет спустя отец Серафим подвел итог: «Цареубийство символизировало отпадение России от Христа и Православия, начавшееся еще в XIX веке. И только в конце XX века наметился обратный процесс».¹⁵⁶⁶

Отец Серафим выступил с лекцией о будущем России всего за несколько месяцев до прославления Зарубежной Русской Церковью царя и новомучеников Российских. Канонизация, по словам отца Серафима, «снимает с России суровое проклятие, нависшее над страной со дня его [царя] мученичества».¹⁵⁶⁷

18/31 октября в Нью-Йорке состоялось прославление царя и новомучеников Российских. Текст богослужения был полностью составлен отцами Германом и Серафимом. Сослужил епископ Нектарий – единственный иерарх, бывший еще в России сыном ее страждущей Церкви. Он был знаком с новомучеником патриархом Тихоном. Полтора года спустя в последний раз он явит единство души с новомучениками – упокоится в день их поминовения, совершив накануне в субботу всенощную в их честь.

На той же молодежной конференции, где отец Серафим говорил о будущем России, с впечатляющей речью выступил епископ Нектарий.

«В нас теплится надежда, – сказал владыка в заключение, – что, когда весть о прославлении государя во главе всех новомучеников Российских достигнет России, православный русский люд на Родине вместе с нами, осознав тяготеющий над Россией грех цареубийства, с покаянными слезами будет молить Господа о прощении и в молебном пении всем сердцем будет призывать в помощь царя-мученика: “Святый царю мучениче и страстотерпче Николае, со всеми новомучениками земли Русския, молите Бога о нас, грешных!¹⁵⁶⁸

Тогда верим, что светлая душа государя, печальника страждущей России, поклонится Престолу Божию и сотворит сугубую молитву о спасении России и о нас, грешных. “Кровь мученическая вопиет к небу”. И Господь, внемля нашему покаянному воплю, услышав святую молитву Своего смиренного раба – нашего царя-мученика, в силе сотворить чудо – снять с совести русского народа тяжкий грех цареубийства, дыханием уст Своих сдунуть с лица Русской земли коммунистическое иго и всю нечистоту богоборческой власти.

У Господа все возможно! В силе Он печаль на радость переложить и воскресить Святую Православную Русь. Аминь».¹⁵⁶⁹

К сожалению, и сегодня люди спрашивают: «А что, собственно, сделал полезного отец Димитрий? Навлек на себя и на многих других беду, сделался посмешищем для многих недругов».

Не будь отца Димитрия и ему подобных, сознание народа так бы и не пробудилось, не было бы открытого прославления мученика-царя и русский народ так бы и не загладил своего страшного греха и не стряхнул бы тиранию безбожников. Еще при коммунистах отец Димитрий предрекал, что путь на Голгофу может и не закончиться воскресением для России. «И глупый вор восходил на Голгофу».¹⁵⁷⁰

Да, отец Димитрий стремился повернуть течение вспять. Он пытался достучаться до сердец не только активных членов Церкви. Он взывал ко всем людям, даже к закоснелым атеистам и заблудшим агностикам, чьи души еще не пробудила вера отцов. Конечно же, нельзя отвращать от зла лишь избранных, весь русский народ должен осознать грехи прошлого и раскаяться в них, лишь тогда Россия станет по-настоящему свободной. Поднять весь народ одному отцу Димитрию, конечно, не под силу. Таких, как он, были сотни, имена многих так и не дошли до Запада. И велика доля добрых дел отца Димитрия. По словам иеросхимонаха Аристоклия († 1918), «весы Божии точны: если добро хотя бы малостью перевесит, Он явит милость Свою к России».¹⁵⁷¹ Не будь отца Димитрия, куда бы качнулись ныне эти весы?

В 1980 году, незадолго до ареста, отец Димитрий размышлял о тысячелетнем юбилее христианства на Руси (в 1988 году): «Что нужно нам сделать, чтобы наша христианская земля (ставшая атеистической) пришла бы к тысячелетнему юбилею христианства при новой власти?» В октябре 1987 года он смог написать: «Да благословит Бог новые начинания на нашей многострадальной земле, чтобы все смогли свободно вздохнуть... Тысячелетие христианства на Руси – юбилей всех христиан, знаменательная дата, много говорящая миру. Да будет так!»¹⁵⁷²

В 1987 году слова эти воспринимались как благое пожелание, и не более того. Но уже на следующий год в России и в Русской Церкви произошли большие перемены. По мученику-царю стали служиться панихиды, о нем заговорили в газетах и на телевидении. Волны любви к святым царственным мученикам теперь свободно вздымались из сердец русских людей. Стали сбываться отдельные предсказания, вспомнили лекцию отца Серафима о будущем России и заговорили о ней даже на телевидении. Русские благодарили отца Серафима за все, что он сделал для них, за то, что он помог им увидеть путь освобождения.

Прошло еще несколько лет, и коммунистический режим в России и других православных странах пал. В июле 1993 года на месте убиения царской семьи в Екатеринбурге собралось множество народу, коему зачитали воззвание патриарха Алексия II и Священного Синода Русской Православной Церкви. Он призвал покаяться в грехе убийства государя и его семьи. Это воззвание первоиерарха свободной ныне Русской Православной Церкви перекликается со словами архиепископа Иоанна, епископа Нектария и иеромонаха Серафима: «Сугубой молитвой и с особой болью в сердце мы вспоминаем скорбную годовщину. Грех цареубийства, происшедшего при равнодушии граждан России, народом нашим не раскаян. Будучи преступлением и Божественного, и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном самосознании. И сегодня мы от лица всей Церкви, от лица ее чад, усопших и ныне живущих, приносим перед Богом и людьми покаяние га этот грех. Прости нас, Господи! Мы призываем к покаянию весь наш народ, всех чад его... Покаяние в грехе, совершенном нашими предками, должно стать для нас еще одним знамением единства».

И наконец 7/20 августа 2000 года Собор Русской Православной Церкви (Московского Патриархата) канонизировал императора Николая II и его семью вместе с 1200 новомучениками и исповедниками Российскими. Канонизация, на которой присутствовали православные патриархи и епископы со всего мира, проходила в великолепном, отстроенном заново московском храме Христа Спасителя, ставшем своеобразным символом возрождения России, – первоначально построенный на этом месте храм в 1931 году взорвали коммунисты.¹⁵⁷³

Настала пора духовного очищения и покаяния. Как злободневны слова святителя Иоанна, епископа Нектария и отца Серафима о покаянии русских людей и сегодня, как и до падения коммунистического режима! Если русский православный народ как единый организм сможет до конца держаться этого принципа, исполнятся предсказания российских святых – Русь понесет всему человечеству последнее слово покаяния.

В конце лекции о воскрешении России отец Серафим сказал: «В книге, подробно рассказывающей о конце мира, в Откровении Иоанна Богослова, написано: И когда Он снял седьмую печать., сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса (Откр.8:1). Эти слова истолковываются как короткое установление мира перед концом света, а именно недолгое воскресение России и начало проповеди покаяния всему миру, “слова нового и последнего”, которое, по мнению Ф.М.Достоевского, должна сказать Россия.¹⁵⁷⁴ В современной жизни события в одной стране сразу же становятся известны повсюду, поэтому и желание Достоевского осуществимо: нужно лишь, чтобы Россия, очищенная кровью своих новомучеников, пробудилась от летаргии атеизма и безбожия. У нее есть к этому больше шансов, чем у любой другой страны. Отец Димитрий Дудко и другие пастыри утверждали, что не может быть напрасной жертвенная кровь миллионов российских мучеников. На ней, несомненно, возрастет последний великий цвет христианства...

На Соборе 1938 года архиепископ Иоанн в завершение своего доклада сказал, что настанет Пасха на Руси, воссияет перед самым концом света, перед наступлением вселенского Царства Божия: «Отряхните сон уныния и лености, сыны России! Воззрите на славу ее страданий и очнитесь, омойтесь от грехов ваших! Укрепитесь в вере православной, чтобы быть достойными обитать в жилище Господнем и вселиться во святую гору Его! Воспряни, воспряни, восстань, Русь, ты, которая из руки Господней выпила чашу ярости Его! Когда окончатся страдания твои, правда твоя пойдет с тобой и слава Господня будет сопровождать тебя. Придут народы к свету твоему и цари к восходящему над тобою сиянию. Тогда “возведи окрест очи твои... и виждь: се бо приидут к тебе... от запада, и севера, и моря, и востока чада твоя, в тебе благословящие Христа во веки.¹⁵⁷⁵ Аминь».¹⁵⁷⁶

Мы – плоть от плоти... общества лживого и фальшивого насквозь, вплоть до фальшивого христианства и фальшивого Православия. И да хватит у нас смирения признаться в этом.

О. Серафим (Роуз)¹⁵⁷⁷

Под игом коммунизма Россия и другие православные страны испили горькую чашу нищеты и бесчеловечного рабства. Истинные христиане там уже познали смысл искупительного страдания. А как Запад, и в особенности Америка? Что обещал прогноз духовной погоды в этой благоденствующей стране, в этом архипелаге торговых центров, ресторанов быстрого питания, среди кажущегося моря всяческого изобилия, где все измышляются новые и новые способы облегчить и разнообразить жизнь? В 1982 году на традиционном летнем паломничестве отец Серафим так отозвался о современной жизни:

«С точки зрения былой нормальной жизни – будь то в России, Америке или Западной Европе – жизнь сегодняшняя поражает своей ненормальностью. Понятия власти и законопослушания, скромности и вежливости, учтивости и приличия – все чудовищно изменено, поставлено с ног на голову. И лишь немногие (в основном христиане) еще держатся “старомодных” правил и привычек. Мы избаловались и “заелись” – так можно охарактеризовать сегодняшнее состояние общества. Сызмальства дитя в семье является этаким божком: потрафляют всем его прихотям, покупают игрушки, улещивают развлечениями, окружают всеми мыслимыми удобствами. Куда уж там до строгого христианского воспитания! Желания ребенка возводят в закон. Ему достаточно повелеть: “Хочу это!” или “Пусть будет так!” – и угодливые родители падают ниц и исполняют все его прихоти. Не всегда и не во всех семьях так заведено, но исключения лишь подтверждают правило уродливого воспитания детей. Самые благонамеренные родители не в силах избежать такого. Даже если они пытаются взрастить свое чадо правильно, его портят и балуют соседи. Об этом тоже нельзя забывать.

Вырастает такое дитя и, естественно, не отказывает себе и в дальнейшем в привычных удовольствиях, радостях и удобствах, новых “взрослых” игрушках. Вся жизнь превращается в поиск “утех”, что было просто немыслимо в XIX веке, ведь в России или в любой другой серьезной цивилизации просто бы не поняли, что это слово означает. Человеку прошлого века наше бытие – с популярными телепрограммами, парками развлечений, рекламой, кино, музыкой, да и вообще со всей популистской культурой – показалось бы прозябанием идиотов, полностью потерявших связь с действительностью. Мы же не задумываемся, мы плывем по течению и принимаем все как должное.

Подмечено, что сегодня выросло целое поколение “нарциссов”, упоенных и поглощенных лишь собою. Как страдает, как тормозится при этом человеческое общение! Говорили и о “пластмассовой” вселенной или фантастическом мире, в котором многие люди проводят всю жизнь. Они не в силах посмотреть жизни в лицо, боятся заглянуть и в свою душу.

Когда такие “нарциссы” обращаются к религии (что в последние десятилетия случается нередко), то и в ней они дают волю фантазии: уповают ли на саморазвитие личности (где самость является объектом поклонения), выхолащивают или подчиняют чьей-то воле свой разум, обожествляют ли разных гуру и свами, увлекаются ли НЛО и “пришельцами” из космоса, подвергают ли себя неестественным духовным состояниям и ощущениям...

Нам важно сознавать, что сами мы пытаемся вести жизнь христианскую, что мир пресыщенности покушается и на наши души (и в религиозной, и в светской жизни), и время наше можно назвать веком тоталитаризма. Доказать это нетрудно: достаточно проследить недавнее развитие религиозных культов, подчиняющих душу, помыслы и чувства воле какого-либо самодельного “святого”. Заметно это и в светской жизни. Люди подвергаются не просто отдельным искушениям, а их массированной атаке: повсюду (и на работе, и на улице) грохочет музыка, манит реклама. Рок-н-ролл проникает даже в лес, он неизменный спутник своих приверженцев в походах и на пикниках, а дома властвует телевизор, навязывая нам мирские ценности, диктуя мнения и вкусы».¹⁵⁷⁸

Отец Алексий Янг вспоминал, сколь ненавистна была отцу Серафиму всякая фальшь. Мышление американцев он называл «диснейлендовским», не позволяющим людям искать и находить истину.¹⁵⁷⁹ Глядя на жизнь современной Америки в духовной перспективе и сравнивая ее с жизнью в Советском Союзе, отец Серафим однажды задал такой вопрос: «Есть ли у нас какой-либо образ, символизирующий и объясняющий наше нынешнее положение, подобно ГУЛАГУ в России? Боюсь, что такой образ есть, и весьма для нас нелестный. Он для нас в этом смысле почти то же, что для русских ГУЛАГ. Это Диснейленд. В нем воплотилась наша беззаботная жажда “развлечений и забав” (слова-то какие нехристианские!), наша легковесность... не ведающая или почти не ведающая об истинном смысле и серьезности жизни».¹⁵⁸⁰ В беседе во время Свято-Германовского паломничества 1982 года отец Серафим развил эту мысль:

«Главный посыл вселенских искушений, одолевающих человека сегодня (открыто – в миру и более изощренно и скрытно – в религии), таков: “Жизнь одна, наслаждайся, вкуси от всех радостей и удовольствий”. За этим посылом кроется мрачный смысл – открыто он выражается лишь в странах, где “официально” царит безбожие. Но Запад вот-вот догонит их. Мы должны понимать: все, что происходит в мире – будь то за железным занавесом или в “свободных” странах, одно и то же по своей сути, разнятся лишь формы: диавол пытается завладеть душами людей. В коммунистических странах, где официально провозглашена доктрина атеизма, открыто призывают забыть о Боге, о любой иной жизни, кроме земной, о страхе Божием, о почитании святости. А тех, кто все еще верует в “пережитки прошлого”, объявляют врагами и уничтожают. Символом нашей беззаботной жизни, падкой до развлечений и самообожествления, стал Диснейленд, и если мы дадим себе труд вглядеться пристальнее в этот зловещий символ, то увидим, что поколение “нарциссов” шагает прямой дорогой к советскому ГУЛАГУ».¹⁵⁸¹

Отец Серафим не забывал предсказаний прозорливого старца Игнатия Харбинского. В 30-е годы тот сказал: «Что началось сейчас в России, кончится в Америке».

Выступая с лекцией в Джорданвилльском Свято-Троицком монастыре, отец Серафим больше внимания уделял испытаниям, которые выпадут Америке, и тому, как к ним готовиться. Описав страдания христиан в России и других православных странах, он сказал: «Не хочу пугать вас, но обратите внимание на скорби православных. То же самое или подобное сему ожидает и нас в недалеком будущем. Мы живем в конце времен, в канун пришествия антихриста, и то, что творится в России и других странах, – нормальное явление нашей эпохи. Мы же на Западе живем в “райском заповеднике” для “идиотов”, которому вот-вот придет конец. Так давайте же готовиться – не запасать снедь и одежду, как уже делают некоторые, а внутренне, душой, как и надлежит православным христианам.

Задавались ли вы когда-нибудь вопросом: как бы вы выжили в тюрьме, в концлагере, и особенно в одиночном заключении? Как? Очень скоро вы бы просто сошли с ума, потому что разуму нечем себя занять. Ибо он насыщен впечатлениями мирскими, а не духовными. Ибо мы живем лишь сиюминутными заботами, не задумываясь серьезно о христианстве, о Церкви, не вникаем в сущность Православия. И попав в одиночную камеру, мы не выживем, ибо не найдем, чем занять себя. Там нет ни кино, ни развлечений – лишь четыре голые стены.

У Ричарда Вурмбранда, румынского священника-протестанта, есть весьма любопытная лекция на эту тему (она записана на магнитофонную ленту). Он говорит, что в подобном критическом положении, когда человек лишен книг и всякой внешней опоры, он может полагаться на свой внутренний “багаж”. Ему, в частности, не очень помогли цитаты из Библии, которые удалось вспомнить, – абстрактное знание законов и догм не спасает, нужно стяжать Христа в сердце своем. И если это удается, то у православного в тюрьме целая программа жизни. Поначалу вспомнить православный календарь: когда и каких святых празднуется память. Весь календарь знать не обязательно, наша церковная жизнь подскажет наиболее важные праздники церковного года, все накопленное в сердце сейчас же придет на память. Помогут и молитвы, и песнопения, их придется исполнять изо дня в день. Вспомнятся люди, о которых можно молиться...»

Отец Серафим подчеркивал, что и сейчас мы, молясь о страждущих православных во всем мире, способны обрести с ними единение душ и разделить их скорби: «Мысленно можно “пройтись” по всему земному шару, с материка на материк, из страны в страну. Можно молиться о знакомых и малознакомых, даже если не вспомнить их имен, – об иерархах и игуменах, о целых приходах, о священниках русских и иноплеменных, о монастырях на Святой Земле, об узниках в России и Румынии, равно и в других безбожных государствах, о миссиях в Уганде и иных африканских странах, где много сложностей, об афонских монахах... Чем больше имен и событий, о коих можно молиться, приходит на память, тем легче переносить собственные страдания, тем богаче внутренняя сокровищница, с которой не страшна и тюрьма».¹⁵⁸²

Платинские отцы истово трудились, публикуя рассказы о новомучениках в коммунистических странах, дабы призвать людей к истинно духовной жизни. «Они задевают потаенные струнки в наших умах и сердцах, кои современное “просвещение” не способно заставить зазвучать, – писал отец Герман в “Православном слове”. – Так примкнем же к новомученикам на пути к вечному блаженству, не устрашимся постоять за истину, даже отдав на смерть бренное тело... Вслушаемся в стенания новомучеников!»¹⁵⁸³

В 1982 году отцы с помощью Марии Мансур закончили собирать в единую книгу все статьи из «Православного слова» о новомучениках и о ныне здравствующих исповедниках. Назвали книгу «Святые русских катакомб», и отец Серафим считал ее «учебником для православных христиан нашего времени». Она и впрямь учила хранить веру в страшных условиях, при неслыханных гонениях; она открывала людям глаза на живого Иисуса Христа, за Которого не страшно и жизнь положить.

Получился солидный том в 635 страниц – самая объемистая книга, изданная к тому времени Братством. Печаталась она, когда отца Серафима уже точила неизлечимая болезнь. И как же чудесно связаны эта книга и мученическая кончина отца Серафима после долгой изнурительной борьбы со смертью. Отец Герман сказал: «Отец Серафим страдал, дабы приобщиться славы мучеников».

Книга «Русские катакомбные святые» не соответствовала «политическим» интересам ни одной из группировок, так как воздавала хвалу святости и христианскому мужеству и в катакомбной Церкви, и в Русской Зарубежной Церкви, и в Московской Патриархии.

Такой подход некоторых не устраивал, и они игнорировали появление этой книги. Для многих же людей она оказалась, как и предсказывал отец Серафим, учебником. Западный люд услышал «стенания новомучеников», и в сознании его наметились перемены. Через три года после кончины отца Серафима в одном из американских религиозных журналов появилась статья о «Святых русских катакомб». Автор признавался: «Книга эта сама нашла меня. И переменила мою жизнь. Не буду претендовать на объективность, не буду сравнивать ее с подобной литературой о мучениках. Не стану касаться и ее литературных качеств. Книга слишком важна, так стоит ли отвлекаться на несущественное? Те, кто хочет найти “беспристрастный анализ”, в котором автор снисходительно журит или похваливает книгу (не задевая при этом интересов и вкусов читателя), могут спокойно пропустить мою статью. Она для тех, кто готов к откровенным (и нелицеприятным) свидетельствам! Однако учтите: книга эта может лишить вас душевного покоя. Она о важнейшем – о том, что “наводит скорбь на беззаботных и утешает скорбящих”. Отношение к христианству – вопрос жизни и смерти!»¹⁵⁸⁴

За время, прошедшее со дня кончины отца Серафима, с книгой «Святые русских катакомб» познакомились читатели в бывших коммунистических странах. Отрывки из нее печатались в журнале Воронежской епархии в России; в 1996 году вышло ее сербское издание.

Книга эта, трезвящая и волнующая душу, с первой страницы задевала американских православных за живое. Памятуя о пророчестве старца Игнатия Харбинского, отцы Герман и Серафим написали на титульном листе:

«Посвящается мученикам-христианам. СЕГОДНЯ – В РОССИИ, ЗАВТРА – В АМЕРИКЕ».

Отец Серафим никогда не вдавался в подробности: каким образом в свободолюбивой Америке возобладают гонения на христиан и наступит время катакомбной Церкви. «Все испытанное Россией и другими странами, – писал отец Серафим, – придет и сюда. Какую форму примут гонения, мы не знаем, да и не хотелось бы мрачными домыслами нагнетать истерию».¹⁵⁸⁵ Десятилетие спустя мы видим, как Россия мало-помалу обретает вновь религиозную свободу, а Америка утрачивает ее. В 1962 году Верховный суд отменил общую молитву в американских школах. Сегодня дирекцией школ запрещены почти все проявления христианской веры: нельзя устраивать добровольные чтения Библии во время перемен, молиться перед трапезой, пользоваться четками в школьном автобусе, устраивать собрания христиан после уроков, даже держать Библию на парте. Суд, как правило, поддерживает подобные запреты. Даже упоминание Бога в классической литературе, предназначенной для учащихся, зачастую опускается.¹⁵⁸⁶ Все это творится в учебных заведениях, которые готовят к жизни молодое поколение. В 1989 году религиозный писатель Тал Брук заметил:

«Для американцев, упивающихся свободой религии, ее усекновение кажется невероятным. Однако достаточно взглянуть на нашу школьную систему. Представим, что школы – это Америка в целом. И что же? Добровольные чтения Библии, молитвы, церковные и приходские собрания, равно и любая религиозная деятельность вдруг и сразу прекращаются навеки. Несогласным придется потихоньку перебраться за границу. Вот что случится, уподобь мы Америку одной из ее государственных школ. Любопытный пример.

Грядущему миру, не унаследовавшему американской Конституции или Билля о правах, придется столкнуться с теми же ограничениями, которые сегодня введены в системе государственных школ, и в глобальной обстановке “плюрализма” ограничения эти даже покажутся естественными. А наша законодательная система всячески этому потворствует, стремясь уложить религию в прокрустово ложе “личных потребностей”. Усилиями американского Союза гражданских прав повсеместно запрещены изображения сцены Рождества Христова, которые со дня образования этой страны выставлялись в парках и иных общественных местах...

Мы же, по неведению, приветствуем все эти ограничения, и лишь эмигранты из Восточной Европы печально и понимающе качают головой... Они-то уж знают, что в состоянии сделать всесильное государство».¹⁵⁸⁷

Сегодня в некоторых государственных школах России уже проводят уроки Закона Божьего. В «свободной» светской Америке люди, напротив, борются за то, чтобы поснимать отовсюду кресты как «символ угнетения» и переименовать улицы с христианскими названиями. Не правда ли, странные происходят перемены?!

Отец Серафим в своих предсказаниях не говорил о каких-то конкретных фактах, касающихся будущего Америки, но он безошибочно предвидел падение атеистического коммунистического режима в России и строительство на том фундаменте, что заложен коммунистами, новой глобалистской системы. Нет нужды напоминать, насколько точно исполнились эти предсказания за годы, прошедшие со дня его кончины, и продолжают исполняться в наши дни. В одной из бесед в мае 1981 года – за десять лет до развала Советского Союза – отец Серафим сказал:

«Коммунизм побеждает в мире не потому, что лучше или “хитрее” капитализма, демократии и т.п., а потому, что на Западе царит духовная пустота, и коммунизм беспрепятственно завоевывает все новые позиции. Сегодня под его пятой уже полмира. Но коммунизм в глазах большинства людей – зло, поэтому главная роль в установлении нового миропорядка принадлежит не ему. Посмотрите на Россию: с ростом самосознания растет и протест против коммунизма. Хотя диктат усиливается (особенно в последние два года) и снова несогласных бросают за решетку, восстание в умах людей ширится, их уже не одурачить так просто. А это значит, что скоро рухнет и вся система насилия. Коммунизм исчерпал себя, ему не удается захватить оставшийся мир и “осчастливить” человечество, как он об этом заявляет. Зато исподволь готовится нечто более важное, что произойдет перед концом света, – установится всемирное правительство, при котором христианство просто “вышвырнут”. Не то ли самое с успехом столько лет осуществляли коммунисты?

Но людям необходима какая-то “духовная” основа, чтобы принять саму идею всемирного правительства, – нечто более высокое и благородное, как, например, Организация Объединенных Наций.¹⁵⁸⁸ Ее притязания на роль основополагающего органа для подобного всемирного правительства зиждутся не на однородной (вроде коммунизма) идеологии и не на христианстве, а на чем-то весьма неопределенном. Двадцать лет назад в здании ООН устроили нечто вроде часовни и долго не могли решить, кому же там молиться. Установить крест не разрешили – дабы не было засилья христианства. Там нельзя иметь ни мусульманской, ни индуистской атрибутики из тех же “демократических” соображений – молельня должна быть выше всяких религий. Наконец порешили водрузить черный камень, люди и впрямь “благоговеют” перед ним, но чувство их сродни идолопоклонству. Разумеется, в душе каждого живет интерес к религии. Его не убить, с ним не справиться (оттого-то и сочтены дни коммунизма). Но интересом смутным, не облаченным в какое-то учение, легко может завладеть диавол. Бог попустит и простит заблуждение, упование на учение ошибочное, но если вера туманна и расплывчата, она становится благодатной почвой для действия бесов¹⁵⁸⁹».¹⁵⁹⁰

Мысль отца Серафима о «духовной» основе единого мирового правительства почти дословно – удивительный факт! – прозвучала недавно из уст упомянутого ранее Роберта Мюллера, бывшего помощника Генерального секретаря ООН. Будучи сторонником так называемой Инициативы объединенных религий, возникшей в 1995 году в качестве «духовного» аналога ООН, Мюллер заявил: «Роль и сфера ответственности новой организации Объединенных религий и мирового парламента религий... подразумевает создание на обломках коммунизма и капитализма новой духовной планетарной вселенской идеологии».¹⁵⁹¹ Мюллер добавил, что одновременно с этим ООН следует предпринимать «усиленные действия» по искоренению «религиозного фундаментализма».¹⁵⁹²

Какие бы тучи ни сгущались на горизонте, отец Серафим не оставлял своих миссионерских устремлений. В джорданвилльской лекции он сказал:

«На прошлой неделе я проехал на поезде по всей стране – как необозрима и разнообразна она, ее пейзажи и селения. Мне вспомнились видения преподобного Серафима Саровского: по всей необъятной России молитвы дымком воскуриваются, восходят фимиамом ко Господу. Кое-кто скажет: вот, дескать, типичные слова новообращенного. Америка, – совсем иное дело. Здесь много протестантов и вообще безбожников. И православных всегда будет лишь малая кучка, никоим образом они не повлияют на весь народ. Я и не говорю, что мы обратим в Православие всю Америку – нам такая задача не по плечу. Хотя преподобный Герман мечтал об этом: после первого «собрания миссионеров” на американской земле он написал, что несказанно рад видеть, как несколько миссионеров делили огромную Америку и каждый претендовал на бо́льшую территорию. Словно сами апостолы делили землю, дабы проповедовать Евангелие.

У нас таких всеобъемлющих планов нет. Мы не мним наглядно созерцать, как молитвы верующих восходят к Богу в Америке. Мы лишь пытаемся осознать себя православными христианами и отнестись к этой жизни серьезно, полагая, что она связана с истинным христианством. Осознав себя, мы начнем меняться, и люди вокруг будут спрашивать: а почему это мы не такие, как все? И мы мало-помалу поймем, что знаем ответы на их духовные вопросы».¹⁵⁹³

В то время отец Серафим еще связывал надежды с голосами новомучеников, гонимых в православных странах: Сергея Курдякова, Александра Солженицына, отца Димитрия Дудко, отца Георгия Кальчу. Голоса эти звучали все громче, их призывы – все отчетливее. Как и отец Димитрий, отец Серафим верил, что на крови новомучеников взрастет и расцветет истинное христианство, и не только в России, но и «везде, где страдания русских христиан принимают близко к сердцу».¹⁵⁹⁴

Видя ожидающую Америку Голгофу, отец Серафим прозревал и возрождение истинного христианства на своей родине: может быть, не столь широко и открыто, как в России, но оно будет теплиться в американской душе. В заключение лекции о «православном воскрешении России» отец Серафим сказал: «Закон духовной жизни таков: там, где есть Голгофа, истинное страдание за Христа, – там будет и воскресение. Прежде всего оно коснется людских сердец, а уж какую, по Божией воле, форму примет в жизни повседневной – не наша забота. Все вокруг знаменует, что мы живем при скончании света, и чисто внешнее возрождение России будет недолгим. Наше возрождение – внутреннее, к нему мы должны стремиться, и события в России обнадеживают: в противовес христианству ложному, тому, что обильно распространено сейчас, возродится и истинное, страждущее христианство, и не только в России, а повсюду, где еще не оледенели сердца. Мы же должны готовиться к страданиям, ибо они предварят истинное возрождение веры...

Готовы ли мы на Западе к этому? Голгофа – не череда наших повседневных мелких горестей. Голгофские страдания неизмеримо шире и глубже. Их не заглушит ни аспирин, ни увлекательный фильм. Их прошла Россия, и она сейчас пытается поведать об этих страданиях нам. Так не останемся же глухи к ее зову! Молитвами всех новомучеников, дай нам Бог сил выдержать грядущие испытания и найти в них воскресение душ наших!»¹⁵⁹⁵

Найти Бога и неустанно продолжать поиск Его – таков парадокс любящей души. Человек с поверхностным религиозным чувством лишь ухмыльнется, а поймут и обретут счастье в этом поиске лишь чада с пламенными сердцами.

А.В.Тозер¹⁵⁹⁶

Калифорнийский университет в Беркли, где некогда отец Серафим получил степень магистра, был средоточием разных школ – ветвей обширного Университета Калифорнии. В те годы, в разгар движения хиппи, от него отпочковалось еще одно учебное заведение – университет в горах Санта-Круз. Он вырос в чудесном месте, на лесистом склоне, впереди простирались луга, а за ними – океан. Университет этот замышлялся как эксперимент в системе гуманитарного образования. Как и Помона, он строился по европейскому образцу: несколькими связанными колледжами. Там ввели новую систему оценок. Вместо безличных «отл.», «хор.» и «удовл.» на каждого студента составлялся письменный отчет преподавателей. Не было в Санта-Крузе и привычных студенческих землячеств и братств, не было и пресловутой футбольной команды.

Университет хотел привлечь наиболее идеалистически настроенных студентов, которым претит примитивная американская культура. Так Санта-Круз стал в 1960-е годы центром духовного поиска, в целом характерного для всего десятилетия. Доски объявлений пестрили приглашениями к разным духовным наставникам: в дзен-буддизме, в тибетском буддизме, суфизме, индуизме (к таким известным гуру, как Раджниш, Муктананда, Шри Чинмой). Иными модными увлечениями были шаманизм американских индейцев, колдовство, нередко шагавшее рука об руку с лесбо-феминистским движением, препараты-галлюциногены, «раздвигавшие рамки сознания». В этой пестрой гамме разных школ и учений, от ошибочных до откровенно опасных, сверкнул и лучик Божиего света: в студенческом городке открылось Православное общество, носившее имя преподобного Серафима Саровского. У истоков его стоял православный студент, земляк отца Серафима (из Сан-Диего), Джеймс Пафхаузен. Его благословил и подвигнул на создание Общества бывший послушник старого Валаама, ныне епископ Марк Ладожский (в те годы живший в Сан-Франциско). Позже Общество возглавил отец Иоанн Ньюком, местный священник из новообращенных. Теперь он сам приводил к истине молодых американцев. В Обществе преподобного Серафима Саровского обращение к вере шло по цепочке: уверовавшие приводили новых богоискателей.

В Обществе высоко ценили книги, изданные Братством преподобного Германа Аляскинского, в том числе и работы самого отца Серафима. Один из участников Общества, Джеймс Корацца, вспоминает: «Не забыть вечера, когда – после полутора лет духовных исканий – я нашел и прочитал “Православие и религию будущего”. Все сразу чудесно образовалось в моем сознании, и я уже, не колеблясь, знал, что мое будущее – в Христовой Церкви».¹⁵⁹⁷

Весной 1981 года Общество пригласило отца Серафима прочитать две лекции: одну для всех желающих, другую – для студентов, изучающих курс «Религии мира в США».

Отец Серафим с радостью согласился и 14 мая отправился в университет, захватив с собой Феофила. Вот как описывает пребывание отца Серафима в Санта-Крузе первокурсник по имени Джон: «Я никогда раньше не видел отца Серафима. Тогда я еще не был крещен, да и вообще узнал о Православии с месяц тому назад от одного из студентов, слушавших курс “Религии мира в США”. Когда подъехал отец Серафим, мы с другом как раз стояли перед колледжем. Подкатил старый грузовичок, вылез долговолосый с длинной седой бородой человек. Неприступный и необычный. Неожиданно он подошел, приветствовал нас словами “Христос воскресе!” и трижды расцеловал, что мне по тем временам показалось странным. Далее, помнится, я повел отца Серафима по колледжу. Только что кончился ужин, и около столовой толпились студенты. Все уставились на отца Серафима, а мне, восемнадцатилетнему юнцу, было и лестно, и приятно идти рядом с таким человеком. В современном “хипповом” американском колледже он казался монахом-пустынником христианства IV века.

Отца Серафима отвели в университетский религиозный центр, красивое со сводчатым потолком здание. На его лекцию собралось человек сорок, в том числе и православный люд из окрестных селений.

Поскольку дело происходило на Пасху, отец Серафим начал, воспев перед иконой Спасителя “Христос воскресе из мертвых...”, и повел хор вступивших голосов. Потом один из членов Общества представил его аудитории, и началась лекция “Знамения грядущего конца света в современном мире”.¹⁵⁹⁸ Поначалу отец Серафим изложил библейское толкование, а потом перешел к примерам из нашей жизни, указующим на приближающийся конец мира.

Меня поразила его серьезность, вдумчивость и убедительность. И без апокалиптических “страхов” люди призадумались. И ожидающий светопреставления фанатик, и воодушевленный приверженец грядущего века земного блаженства были в равной мере разочарованны. Указав на истинные знамения конца света и их отличие от ложных пророчеств, отец Серафим дал совет, что нам делать в своей духовной жизни:

«Если мы сознательно ведем непрестанную брань с нашим падшим естеством и ополчающимися против нас демонами, мы все время должны быть готовы ко встрече со Христом в душе нашей. Разумеется, встреча эта ждет нас по смерти. Для каждого памятующего о ней вполне естественно чаять скорого Пришествия Христа. Конечно, и в этом ожидании можно переусердствовать: некоторые называют «точные» даты, описывают, как все должно случиться, пытаются углядеть тайный смысл в происходящем и по-своему истолковать, притянув «за уши» к категориям Откровения Иоанна Богослова. Примером может послужить известная книга, вышедшая несколько лет назад, – «Великая покойница-Земля». Через двадцать лет все предсказанное автором безнадежно устареет, ему придется пересматривать всю свою теорию, дабы вместить события последнего времени. Поэтому не впадайте в крайности, не сосредоточивайтесь на мелочах, смотрите шире и выше, не охладевая в вере”.¹⁵⁹⁹

Отец Серафим, даже не пытаясь пророчествовать, верно указал многое произошедшее потом: падение коммунистической системы, сделавшей свое дело – проторившей путь будущему единому мировому правительству, которое, в отличие от коммунистов, должно опираться на туманную псевдодуховную основу, что мы и видим на примере “храма медитации” в ООН.¹⁶⁰⁰

Отец Серафим рассказал также немало интересного об Израиле и его народе в свете пророчеств Нового Завета:

“Вот еще одно знамение приближающегося конца света – государство евреев в Израиле в городе Иерусалиме. Согласно библейским и святоотеческим предсказаниям, Иерусалим станет столицей антихриста, который заново отстроит там храм Соломона, где ему, антихристу, будут поклоняться как Богу.¹⁶⁰¹ Это произойдет прямо перед концом света.

И не случайно в 1948 году Иерусалим оказался в руках евреев, а в 1967 году к ним перешли и земли, где стоял некогда храм Соломона (ранее они принадлежали мусульманам, и на том месте выстроена мечеть Омара). Единственное, что мешает строительству храма Соломона, – стоящая на этом месте мечеть Омара. Если евреям удастся разрушить ее, можно будет возводить храм».¹⁶⁰²

Спросите любого, кто следит за политическими событиями: “Какой город наиболее подходит для столицы всемирного государства?” И ответ будет очевиден. Люди не назовут Нью-Йорк – цитадель капитализма, Москву – столицу коммунизма. И не Рим, ибо римокатолицизм все же религия традиционная, не универсальная. Логично назвать Иерусалим – там сходятся три крупнейшие религии, встречаются три континента. Это наиболее “оправданное” место, где способны воцариться мир, братство и гармония: все эти понятия внешне выглядят хорошо, но они не зиждутся на прочном христианском основании, они не угодны Богу, – и именно они могут быть использованы антихристом.

Другой стороной “еврейского вопроса” является интерес многих молодых евреев – духовных искателей – к христианству. Некоторые принимают христианство и даже Православие. И это еще одно знамение: в конце времен евреи вернутся ко Христу. Об этом говорит святой апостол Павел: если отпадение евреев есть “богатство” язычников, поскольку позволило им войти в Церковь, то возрождение Израилево будет подобно воскрешению из мертвых... (см.: Рим.11:12–15), и случится это перед самым концом света”.¹⁶⁰³

После лекции отцу Серафиму задали много вопросов: об Апокалипсисе, об НЛО, о восточных религиях, о романе Д.Сэлинджера “Франни и Зуи”, о блаженном Августине, о взаимосвязи благодати и свободной воли человека. На все отец Серафим ответил обстоятельно и взвешенно.

Видимо, он был нездоров, часто шмыгал носом. Несмотря на усталость, мысль его работала четко – он не уклонился ни от одного вопроса. Я глядел на его поношенную рясу, свалявшуюся бороду, вспомнил допотопный грузовик – какая нищета! Однако держался и говорил он как истинно воспитанный человек, ученый и философ. Знаниями он не уступал моим университетским учителям, а мудростью превосходил их, хотя по складу своему больше подходил скиту, нежели университетской аудитории.

Еще меня поразила в отце Серафиме жертвенность: этот человек полностью посвятил себя Богу, Истине. Он нес людям знания, но не за вознаграждение, как университетский профессор, и не за “власть над умами”, как религиозный вождь, даже не за подношения фруктов к его ногам, что по обычаю делали студенты Санта-Круза своим духовным наставникам. Религия для него была не модной усладой и не костылем в духовной жизни. Он был простым монахом, жаждавшим истины. И я не сомневался: он положит жизнь ради Истины. И я видел, как он уже отдает Истине последние силы.

Назавтра отцу Серафиму предстояло читать лекцию в моей группе. Отвлекусь и скажу несколько слов о курсе “Религии мира в США”, о нашем профессоре Ноэле Кинге. Лектором он был весьма либеральным, поощрял интерес студентов к духовности, но избегал категоричных оценок, противопоставления одного учения другому. Он не давал готовых рецептов, но оттачивал творческую мысль.

Курс его делился на несколько групп. Каждую возглавлял кто-либо из студентов, сторонник того или иного учения. В этой свободной обстановке я и открыл для себя Православие. Ранее я возглавлял группу дзен-буддистов, но, однажды услышав, как мой друг Джеймс Пафхаузен рассказывает о Православии, почуял, что сердце мое дрогнуло. Вскоре я уже изучал Православие усерднее, нежели дзен, – так моя группа лишилась руководителя.

Моим сокурсникам отец Серафим мог поведать об Истине (чего, опасаясь за место, не могли себе позволить иные профессора). Отец Серафим на удивление хорошо представлял себе наше поколение – духовно бесчувственное, нуждавшееся в сильных встрясках, сверхъестественных ощущениях, дабы пробудиться от духовной спячки. Потому-то и была у них потребность в “святых гуру”, религиозных группировках, вершителях “чудес”, в наркотиках, вызывающих галлюцинации, оккультных обрядах, харизматических опытах.

Отец Серафим попытался объяснить студентам, что духовный поиск нужно вести не ради духовных “высот”, а ради Истины – Истина превыше всего, что много лет назад осознал и он сам.

Он понимал, что вряд ли еще раз увидит кого-либо из своей аудитории. В отведенный ему час он постарался, отринув все второстепенное, обнажить суть христианской жизни: принятие веры сердцем, отчего оно возгорается любовью ко Христу и человек перерождается.

Лекция отца Серафима так и называлась: “Божие откровение человеческому сердцу”. Начал он, заявив, что по-настоящему изучать религию стоит лишь ради одного – чтобы познать истинную действительность, более глубокую, чем преходящая суета повседневной жизни. И вот этой цели служит как раз Православие, о чем, собственно, он и хотел рассказать.

Предупредил он и об опасностях на пути искателей Истины: один из его друзей, выбрав тропинку “наркотического просветления”, спалил душу дотла. То же самое ждет увлекающихся экспериментами с психикой и оккультными науками. И примерам, причем не только из сегодняшней жизни, нет числа. Их накопилось немало (за две тысячи лет) и в православной литературе. Так, святитель Никита Киево-Печерский (X век), пытавшийся в отшельничестве стяжать дар чудотворения, был соблазнен бесом. Пророчествами своими (основанными на Ветхом, а не на Новом Завете) он снискал славу, был обласкан и при княжеском дворе. Смекнув, в чем дело, киево-печерские старцы изгнали беса из святого Никиты. Случай этот отец Серафим привел как характерный: как в поисках истины избежать козней и капканов врага? Ответ прост: не ради религиозных ощущений и чувств нужно вступать на путь поиска, а ради самой Истины. Всякий серьезно изучающий религию сталкивается с этим вопросом, ибо это – вопрос жизни и смерти.

Отец Серафим напомнил, что в евангельском рассказе о святом апостоле Филиппе и эфиопском евнухе последний пришел к вере не в силу чудесного исчезновения апостола, а сердцем приняв его толкование Священного Писания. То же и с рассказом об апостолах и Христе по дороге в Эммаус. После того как Христос оставил учеников, они вспомнили, что при Нем сердца их пламенели, хотя они еще и не признали Его. Отец Серафим подчеркнул:

“Из-за пламени в сердце признали они Христа, а не потому, что он вдруг исчез из вида, такие «чудеса» посильны и колдунам... Здесь мы видим, как происходит откровение: присутствие Божие или того, кто преисполнен Божественного присутствия, трогает сердце и изменяет его. Иной раз достаточно лишь услышать слово Истины...

Есть ли у нас орган для восприятия Божественных откровений? Да, есть, хоть мы и не часто открываем его. Божие откровение приходит к любящему сердцу. Из Священного Писания мы знаем, что Бог есть любовь, христианство – религия любви. Конечно, вы укажете мне на нерадивых христиан и скажете: «Помилуйте, о какой любви речь?!» Но, поверьте, христианство и впрямь религия любви, только исповедовать ее надобно правильно. Сам Господь наш Иисус Христос говорит, что в первую очередь по любви будут узнавать учеников Его...

Встречаешься с Богом тогда, когда попадаешь в обстоятельства, понуждающие сердце к любви. Лишь любящее сердце вбирает в себя Истину, хотя порой Бог смиряет и укрощает сердце, чтобы оно сделалось более восприимчивым. Примером может послужить святой апостол Павел, некогда свирепый гонитель христиан. Но для Бога прошлое, настоящее и будущее сердца человеческого едино, и Он знает, когда сердце готово открыться к общению.

Наперекор любящему сердцу, внемлющему Господню откровению, стоит холодный расчет, выгода, которую человек пытается получить от других.

В жизни религиозной такое отношение порождает всяческие обманы и шарлатанство. Взгляните, что творится сегодня в религии: фальшь, позерство, расчет, корыстное следование сиюминутным модным течениям и направлениям. Истина всегда глубже”.¹⁶⁰⁴

Отец Серафим пытался объяснить, что духовная жизнь – не очередная мирская “утеха”, а постоянная борьба, в которой душа очищается страданием. Для многих такой взгляд был внове. Мало кто из ныне “популярных” религиозных вождей позовет людей на путь нескончаемой борьбы и страданий. Но именно этот путь избрал Иисус Христос, позвав нас за Собой. Отец Серафим сказал далее:

“С год назад в поезде я разговорился с одним молодым американцем.¹⁶⁰⁵ Познакомились мы случайно (хотя в жизни случайностей не бывает!). Он рассказал мне, что учит русский язык. Богоискатель перебывал в разных религиозных кружках, нигде ничего не нашел, кроме фарисейства и фальши. И готов был отказаться от религии вообще. Потом вдруг узнал, что в России люди страдают за веру. Он подумал: страдание, скорее всего, сопряжено с чем-то настоящим, неподдельным, не таким, как у нас в Америке. И начал учить русский язык, чтобы поехать в Россию и познакомиться с настоящими христианами. Я был потрясен его словами. Сам я священник Русской Православной Церкви, парень же ни разу в жизни таких не видел, не присутствовал ни на одном православном богослужении. Мы долго говорили о религии, я убедился, что он рассуждает очень здраво: истинное может родиться из страданий, легкая и приятная жизнь чаще всего порождает фальшь”.¹⁶⁰⁶

Могли ли студенты Санта-Круза, живущие в таком “раю для несмышленых”, понять и принять чувства страдающих в России, соотнести их со своей жизнью? На это весьма надеялся отец Серафим. Без Голгофы, без Креста нельзя понять Христа, воплощенного Бога.

Отец Серафим говорил: “Страдания помогают сердцу принять Божие откровение”. Он рассказал, как Господь открывает Себя страждущим христианам в России. Начал он с имени, знакомого студентам, – Александра Исаевича Солженицына, описал, сколь глубоко тот понял натуру человеческую за годы в ГУЛАГе. Потом рассказал о жизни менее известного человека, Юрия Машкова, идеалистично настроенного юноши, стяжавшего Христа во время духовного кризиса в советском концлагере. Отец Серафим привел слова Машкова:

“Печальный конец (самоубийство или сумасшествие) ожидал и меня, не случись 1 сентября 1962 года величайшего в моей жизни чуда. Ничего особенного день не предвещал, никаких из ряда вон выходящих событий не сулил. В одиночестве я мучился извечным вопросом «Быть или не быть?»

К этому времени я уже понимал, что вера в Бога спасительна. Я очень хотел уверовать, но не стал обманывать себя: веры не было... Вдруг – словно дверь темницы распахнулась навстречу солнцу – я увидел, почуял, понял, что Бог есть, это – Иисус Христос Православия, и что иного Бога нет. Я говорю об этом миге как о величайшем чуде, потому что озарение пришло не разумом (в этом я уверен), а каким-то иным, необъяснимым, неподвластным разуму путем... С этого началась моя духовная жизнь, она помогла мне выстоять тринадцать последующих лагерных и тюремных лет”.¹⁶⁰⁷

Как я потом узнал, нечто подобное пережил и отец Серафим. Он тоже в молодые годы претерпел духовный кризис, отчаявшись в обретении Бога. С тех пор он многое познал и многое успел сделать. Теперь же, обращаясь к молодежи, вернулся к истокам, к самому главному: поведал о сердце, воспылавшем непостижимой умом любовью к Иисусу Христу.

Лекции отца Серафима не оставили равнодушным никого. Член нашего общества Джеймс Корацца писал ему: “Сколько полезного заронили Вы в наши души, сколько сердец возгорелось в те дни любовью к Иисусу Христу”.¹⁶⁰⁸

Для меня самого встреча с отцом Серафимом оказалась судьбоносной. С того дня я утвердился в мысли посвятить жизнь Богу на ниве православного христианства».

После приезда отца Серафима Общество православных в Санта-Крузе стало расти, люди принимали Православие. Пятеро членов Общества со временем стали монахами, шестеро – священнослужителями (двое – даже настоятелями монастырей). Из них трое присоединились к Братству преподобного Германа. После кончины отца Серафима они издали материалы лекции «Божие откровение человеческому сердцу» отдельной брошюрой, которая многим помогла обрести православную веру во Христа.

Уже вышли издания этой брошюры на русском, греческом, румынском, болгарском и грузинском языках. После Санта-Круза отец Серафим отправился на юг навестить мать – она к тому времени перебралась поближе к Сан- Диего. Зная о редких наездах сына, Эстер загодя созывала родных и знакомых. Кейти Скотт, племянница отца Серафима, говорит, что для Эстер всякий раз это было важным и волнующим событием: «Все книги и номера “Православного слова” она прочитывала от корки до корки».

То была последняя в земном бытии встреча отца Серафима с матерью. Она так и не поняла до конца, чему сын посвятил всю жизнь, хотя и видела, что он выполняет свое предназначение и тем рад. На вопрос, нашел ли он свое место в жизни и цель, сын ответил: «Безусловно!»

Вспоминала Эстер и другой столь же лаконичный его ответ. Во время последней встречи она высказала опасение, не отомстят ли ему коммунисты за резкие слова в их адрес. «Пусть. Я готов», – только и сказал отец Серафим, повернувшись к матери и сверкнув глазами.

Мать писала ему в монастырь, сетовала на свою бедность, сокрушалась о его безденежье. А когда ее Женя умер, поняла, что и без гроша в кармане он прожил много счастливее, чем его брат Франклин, удачливый бизнесмен, которого поглотила «деловая» жизнь. В конце концов в одинокие часы раздумья она пересмотрела ценности жизни, и во многом помогла ей память об усопшем сыне. Она писала: «Каждый день он проживал вольно, делал то, что хотел, к чему чувствовал свое предназначение».

Секрет счастья отца Серафима прост: как только возгорелся в его страждущем сердце священный огонь Божественной любви, он не покладая рук трудился, поддерживал этот огонь, оберегая от ветров времени и мира сего. И студентам в Санта-Крузе он рассказал о Божием откровении человеческому сердцу, о первом шаге на трудном и славном пути, когда к Господу прилепляется душа (см.: Пс.62:9), пути, который не кончается ни в земной жизни, ни в жизни грядущей.

Нельзя пренебрегать никаким источником знаний, готовясь к великой битве в жизни, даже из языческих книг при правильном изучении можно извлечь пользу. Даже великий Моисей совершенствовал свой ум по наукам египтян, дабы прийти к познанию Того, Кто сущ.

Позже в халдейской философии преуспел Даниил, чтобы в дальнейшем стяжать Божественное наставление... Однако не все без разбору нужно вбирать, а только полезное. Стыдно было бы для нас, когда дело касается пищи, отвергать вредную и неудобоваримую и в то же время, когда речь идет о научении, не обращать внимания на то, чем живет душа, но, подобно горным потокам, поглощать все, что встречается на пути.

Свт.Василий Великий († 379)¹⁶⁰⁹

Несколько лет тому назад некий молодой человек, богоискатель, приехал на Афон. В разговоре с игуменом монастыря, где молодой человек решил остаться, он возопил:

– Отче! Сердце мое жаждет духовной жизни, подвига, непрестанного пребывания в Господе, послушания старцу. Наставь меня, отче, чтобы я достиг духовного преуспеяния.

Подойдя к книжной полке, игумен неожиданно предложил ему «Давида Копперфильда» Чарлза Диккенса.

– Что вы, отче! – шугался и возмутился наш богоискатель. – Это ж викторианская сентиментальщина, продукт западного влияния! Разве это духовная книга?! И уж тем более она не православная. А я желаю тех письменных наставлений, которые будут учить меня духовности!

Игумен улыбнулся:

– Пока не научишься просто, по-христиански смотреть на жизнь, как маленький Давид – безыскусно, по-доброму, сердечно и прощая, – никакие духовные писания не принесут тебе пользы».¹⁶¹⁰

Отец Герман любил рассказывать невыдуманную эту историю братии за трапезой. С ним самим произошло почти то же самое, когда его, девятнадцатилетнего юнца, отец Адриан заставлял читать русскую классику. Отец Герман тянулся к «духовному», а отец Адриан неизменно сводил разговор к какому-нибудь герою или сюжету из Достоевского или Гончарова.

Отец Серафим, общаясь с молодежью, оценил мудрый подход отца Адриана и афонского игумена. В статье «Формирование души» он подробно и четко изложил соответственные православные философские предпосылки: «Образованию молодежи в современной Америке катастрофически не хватает умения вырабатывать у учащихся отклик на лучшие произведения искусства, литературы, музыки. В результате молодежь воспитывается бессистемно, под влиянием телевидения, рок-музыки и прочей современной “культуры” (скорее, антикультуры). Ни родители, ни учителя не знают толком ни навыков христианской жизни, ни принципов христианского воспитания. И, как следствие, душа человека, вступающего во взрослую жизнь, являет собою пустыню, где нет и росточка того отношения к жизни, к людям, которое раньше полагалось непременным и очевидным.

Мало сейчас молодых людей, способных четко выразить свои мысли и чувства, зрело оценить их. Многие даже не знают толком, что творится у них в душе. Жизнь искусственно поделена на “работу” (которой лишь немногие отдают свою душу, почти для всех работа – лишь способ заработать деньги), “развлечения” (в которых многие и видят смысл жизни), “религию” (которой отводится час или два в неделю) и все прочее. Нет целостности жизни – того, что объединяло бы все ее стороны. Люди, не находя удовлетворения в обыденном, уходят в мир собственных фантазий (пытаясь втиснуть туда и религию). Современная же культура вся характеризуется двумя критериями: любованием собой (до обожествления) и личным удобством. И то и другое губительно для самой мысли о духовной жизни.

Вот в какой обстановке живет и с каким “культурным багажом” приходит к Православию современный человек. Многим удается выстоять, для некоторых же столкновение с истинной верой оборачивается трагедией. Изрядное же число людей так и остаются искалеченными или, по крайней мере, духовно недоразвитыми, потому что попросту не подготовлены к сему и не представляют требований, предъявляемых истинной духовной жизнью.

Для начала (чтобы помочь желающим разобраться в этом вопросе) рассмотрим православное учение о человеческой природе великого религиозного писателя и мыслителя XIX века, святого отца последних времен епископа Феофана Затворника. В книге “Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться?” он пишет:

“Жизнь человеческая многосложна и многостороння... Каждая сторона имеет свои силы и потребности и свои способы и упражнения их удовлетворения, так создал нас Бог. Только тогда, как все силы наши бывают в движении и все потребности удовлетворяются, человек живет. А когда у него в движении только одна частичка сил и только одна частичка потребностей удовлетворяется, то жизнь эта – не жизнь”.¹⁶¹¹

Из слов святителя Феофана ясно видно, в чем беда сегодняшних искателей духовности: не все «частички сил” приведены в движение. Люди пытаются удовлетворить религиозные потребности... не разобравшись толком в потребностях психологических и чувственных, или, того хуже, – незаконно ставят религию на потребу своим чувствам. Религия у таких людей – это нечто искусственное, внешнее, не затрагивающее глубин души, а то и приводящее к разладу. Любой мирской соблазн способен разрушить этот непрочный «религиозный мирок” и навсегда отвратить людей от религии. Порой после тяжких испытаний люди возвращаются к религии, но чаще духовно гибнут или остаются калеками, не способными принести духовный плод».¹⁶¹²

Подтверждением такой «липовой» религиозности может служить пример одного паломника в Платину. Он с увлечением толковал о старцах, Иисусовой молитве, истинном монашестве, подвижнической мудрости святых отцов. Но однажды отец Серафим увидел, как юноша идет, напевая модный мотив, прищелкивая пальцами в такт. Отец Серафим удивился и спросил, не противоречит ли рок-н-ролл его духовным устремлениям. Молодой человек лишь пожал плечами: «С чего бы? Когда мне хочется духовности, я “врубаю” святых отцов». То есть он просто менял «кассету» и слушал духовное старческое наставление.

Такие резкие разграничения показали отцу Серафиму, что изначально в духовном формировании этого юноши было что-то утеряно. Чтобы понять, что такое образование души, он снова обратился в статье к цитате из святителя Феофана Затворника:

«Потребности человека не все одного достоинства, но одни выше, другие ниже, соразмерное удовлетворение их дает человеку покой. Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает; а когда они не удовлетворяются, то будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу.

Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей способствует, – и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни – гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се – рай!»¹⁶¹³

«В наше время, – указывал отец Серафим, – главным недостающим звеном душевной гармонии является, так сказать, эмоциональное развитие души. Напрямую оно не относится к духовному развитию, но часто его тормозит. Это состояние человека, вообразившего, что он жаждет духовного борения, высокой молитвенной жизни и прочего, хотя не научился откликаться на любовь и дружбу, ибо кто говорит: и я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит ? (1Ин.4:20).

Мало в ком порок этот главенствует. Но до некоторой степени им поражены все мы, взращенные в нынешней духовно-душевной пустыне.

Потому-то нам надо смирять свои вроде бы духовные устремления и проверять в обыденной жизни свою готовность к ним. Иной раз наставник откажет своему чаду в духовной книге и предложит взамен роман Достоевского или Диккенса или посоветует послушать классическую музыку совсем не из “эстетических” соображений (порой человек, научившийся читать и слушать, “образовав душу эмоционально”, не идет дальше, к духовной борьбе – и это тоже недочет), а с единственной целью: душа утонченная более расположена воспринимать истинно духовные книги».¹⁶¹⁴

Слова, сказанные отцом Серафимом о таком мудром духовном наставнике, в еще большей степени должны касаться родителей, ведь «образование души» нужно начинать сызмальства. В 1982 году на Свято-Германовских чтениях в монастыре отец Серафим выступил с лекцией для родителей и дал им несколько практических советов, как использовать все положительное в мире сем во благо детей:

«Если ребенок с раннего детства приучен к хорошей классической музыке, благотворно действующей на душу, вряд ли потом соблазнится грубыми ритмами рока и иной нынешней псевдомузыкой, чего не сказать о ребенке, лишенном музыкального образования. Как говорят Оптинские старцы, такая музыка облагораживает душу, подготовляет ее к восприятию духовного.¹⁶¹⁵

Если ребенку с раннего детства читают хорошую прозу, стихи, пьесы и он проникнется их благотворным влиянием, то потом не пристрастится к бульварному чтиву и современному телевидению, разрушающему душу и уводящему прочь с тропы христианства.

Если ребенку с раннего детства показывают красоту классической живописи и скульптуры, он не увлечется современными уродливыми “шедеврами”, пестрой рекламой или порнографией.

Если ребенку преподали знания по истории (особенно в христианскую пору), о жизни и обычаях других народов, о бедах и скорбях, которые они претерпели, отойдя от Бога и Его заповедей, о том, сколь радостна и великолепна жизнь тех, кто верен Господу, – ребенок, прозрев жизнь и мыслетворчество нашего времени, не станет жертвой новомодной философии и взглядов.

Главной заботой сегодняшнего образования является то, что школа не дает детям чувства историчности. Страшная, роковая ошибка! Ребенок лишен возможности черпать примеры из жизни людей прошлого. А история, увы, все время повторяется. Разве не интересно узнать, что в былые времена находились те, кто восставал против Бога, и что из этого вышло. Как другие люди меняли свою жизнь, выделяясь тем самым среди остальных, служа нам примером и поныне. Чувство принадлежности ко времени очень важно донести до детей.

В основном человек, знакомый с лучшими достижениями светской культуры (а на Западе все они в своих высших формах так или иначе связаны с религией, с христианством), более расположен вести полнокровную и плодотворную православную жизнь, нежели тот, кто познал лишь сегодняшнюю “поп-культуру”. Тот, кто пришел в мир Православия из мира рок-музыки и надеется совместить то и другое, неизбежно столкнется с большими страданиями и пройдет долгий путь, прежде чем станет серьезным исповедником Православия и сможет приобщить к вере других. Без страданий, без готовности к ним и понимания их роли дети будут просто пожраны современным миром. Культура (все лучшее, что в ней есть), правильно донесенная до детской души, утончает и образовывает ее. Культура же современная уродует и калечит детскую душу, мешая во всей естественности и полноте принять заветы Православия.

Итак, в борьбе с духом мира сего мы должны воспользоваться всем лучшим, что этот мир создал, и идти дальше. Ибо все лучшее в мире ведет к Богу, к Православию, и грех этим не воспользоваться».¹⁶¹⁶

За несколько лет до этого (в 1975 году), читая «Курс православного выживания», отец Серафим выделил те лучшие произведения культуры, которые помогают детям вырасти с правильным отношением к половой жизни: «В нашем обществе к четырнадцати – пятнадцати годам дети узнают все о грехах плоти – куда больше, чем знали ранее взрослые семейные люди. Дети прекрасно понимают все, что показывают в кино, что творится в жизни, сами живут в обстановке распущенности. Некоторые говорят: «Да зачем с этим бороться? Это же естественно!” Тем самым они готовят почву разврату и греховности.

Мальчику нужно показать пример целомудренного девства. Конечно, жить так весьма трудно, это высокий подвиг, но нужно хотя бы укоренить у него в душе мысль о целомудрии, дабы ему было легче бороться со всепроникающей чувственностью, – она поражает не только плоть, но и разум. Мальчик видит соблазнительную рекламу, листает жуткие журналы. Все вокруг действует на него куда сильнее, чем мысль о целомудрии. Теперь эта мысль скорее осмеивается. Что же делать бедному мальчугану? Трудно не только сопротивляться, но и просто осознавать, что нужно сопротивляться. Лишь крохотная слабенькая мысль о чистоте противостоит лавине соблазнов и греха. И вот тут на помощь должна прийти литература...

Дайте мальчику “Давида Копперфильда”. Герой – не монах, не подвижник, а обыкновенный мальчуган. Эта мирская книга о мирских людях – вот только мир тогда был иным. И это уже полезно отметить: значит, не всегда было так плохо, как сейчас. Кроме теперешних мерок нравственности существовали и другие. И в том мире не обходились без половой жизни, но не придавали ей такого значения. Обнадеживает и наполняет силами сознание того, что почиталось в ту пору нормальным, естественным. Например, Диккенс описывает взросление мальчика, его первую любовь. В обществе девочки он смущен, и у него нет грязных помыслов, потому что подобного в жизни он не наблюдал. Сегодня же каждый роман изобилует “постельными” сценами. Диккенс пишет о любви высокой, которая, конечно же, приведет к женитьбе, к семейной жизни, к воспитанию детей – вокруг этого строится вся жизнь человеческая. И ни у кого из героев не возникает мысли о сиюминутном удовлетворении похоти с одной девочкой, дабы тут же заняться поисками другой. Давид мечтает о любимой женщине, о том, как будет жить с нею, когда вырастет большим и сильным. Разумеется, он будет спать со своей женой, но жизнь половая – лишь часть большой и трудной жизни в целом.

И в этом может найти помощь мальчик, к которому подступают соблазны. Когда он спрашивает: “Как мне вести себя с девочкой?” – общими фразами не отделаться. Но, видя перед собой достоверный пример сверстника, жившего в прошлом веке, – стеснительного, заботливого, обходительного, мечтательного и нежного, – мальчик нашего времени тоже будет вести себя нормально, с оглядкой на нормы поведения прошлого. В романе этом много эпизодов, касающихся вопросов любви и пола, их сложности и важности для нашего человеческого естества. О православной вере не сказано ни слова, хотя вся книга напоена духом по крайней мере остатка христианских ценностей, – это тоже подспорье нашему подрастающему современнику в повседневной жизни в мире сем.

Еще Диккенс с большой теплотой повествует о людях, их отношениях. Увы, в школе сегодня об этом не говорят. И это теплое чувство к людям, возможно, даст мальчику куда больше уверенности жить целомудренно, чем теоретическое знание Православия...

Теплота и сердечность Диккенса скорее проложат дорогу к сердцу мальчика, нарушив однобокий холодный рационализм, нежели годы вразумлений и увещеваний. Ибо, даже усвоив истины, можно оставаться холодным душой, расчетливым и бесчувственным. Читая Диккенса в простоте души, не удержишься от слез благодарности – он открывает нам подлинную религию любви. А сострадание Достоевского способно преодолеть наше самолюбие и самодовольство. Даже Томас Манн, не обладающий талантом сердечности и сострадания, дает читателю глубокую мысль о том, сколь неправильным путем идет жизнь Запада».

В той же лекции отец Серафим вспомнил случай из своей молодости, как образовывалась и постигала истину его собственная душа: «В колледже, когда я еще не был искушен в архитектурных стилях, мой профессор истории¹⁶¹⁷ указал мне на два дома, примерно в одном стиле, построенные с разницей лет в тридцать. “Можете сказать, чем они отличаются? – спросил он. – Смотрите: один сложен из кирпича, видна кладка, он теплый, хранит следы человека. Другой – из бетонных плит, гладкий, холодный, безликий. В первом жить приятно, во втором – нет”. Я получил очень хороший урок: даже маленькая, казалось бы, незначительная деталь – орнамент на стене дома викторианской эпохи, не несущий никакого прикладного смысла, – способна придать предмету его неповторимую индивидуальность. Сегодня это утеряно, остается лишь то, что “конструктивно” необходимо. Это – бездушная, мертвящая практичность. Конечно, дешевле строить или изготовлять подобное – логика очевидна. Однако сколько мы потеряли! И когда родители, показывая детям дома, объясняют, почему один хорош, другой плох, почему один “теплый”, другой “холодный”, ребенок уже не будет бездумно принимать все современное как лучшее. И поучение это касается не искусства, а всей жизни, его “между строк” школьной программы должны давать родители и учителя. Так прививается чувство прекрасного. Напротив, в нынешнем школьном образовании преобладает грубый вкус, отсутствие сердечности, неспособность отличить хорошее от плохого, так называемая “относительность”, сбивающая людей с толку и заводящая в тупик безбожия. И нужно хоть бы немного сознательных усилий, дабы ребенка воспитывали не только дурные примеры».

Из всего сказанного можно заключить, с какой серьезностью отец Серафим относился к воспитанию мальчиков и юношей, которых Господь вверял его опеке.

В 1981–1982 годах Феофил уже заканчивал «школьный курс». Отец Серафим научил его читать и писать по-русски и по-английски, познакомил с мировой литературой, музыкой, историей, церковной музыкой и Типиконом.

Тем же годом отец Серафим составил курс по «Православному мировоззрению» – расширенный и дополненный «Православный курс выживания» 1975 года, прослушав который полагалось написать реферат и сдать зачет. Побудила его к этому в августе 1981 года встреча с одним восемнадцатилетним семинаристом из Джорданвилля, тот приехал в монастырь с родителями – давнишними знакомцами отцов. Сейчас их волновала судьба сына. Подобно многим сверстникам, выросшим в современном разобщенном мире, он не умел ни выразить, ни объяснить своих чувств и мыслей, не понимал, что творится у него в душе. Отец Серафим отметил: «Он не хочет ничего иного, как только служить Богу. Однако очень испугался, когда в прошлом году в Джорданвилле на него напала тоска и не отпускала месяцы кряду. Порождена она была бездельем, невозможностью применить все прочитанное в своей обыденной жизни. Сейчас ему все “прискучило”, и без тщательного духовного надзора он боится (и оправданно!) потерять всякий интерес к служению Церкви».¹⁶¹⁸

Узнав о таком положении дел от самого юноши и его родителей, отцы решили: пусть он останется в монастыре и пишет курсовую работу под руководством отца Серафима. Помолившись и причастившись поутру Святых Таин, молодой человек принял приглашение. Отец Серафим написал епископу Лавру (ректору семинарии в Джорданвилле), не помешает ли это юноше получить диплом об окончании семинарии. «Мы знаем его уже несколько лет, и он проявил себя весьма одаренным и увлеченным студентом. Учеба дается ему легко. Надеемся, что при строгой опеке состояние его (обусловленное во многом юностью) переменится к лучшему».¹⁶¹⁹ После некоторых дискуссий преподаватели семинарии согласились с предложением отца Серафима.

Вскоре писать курсовую работу в Платине приехал еще один восемнадцатилетний семинарист из Джорданвилля, Георгий. Вырос он в семье протестантов, жил в Рединге, крещен был отцом Серафимом. А семья познакомилась с Православием с помощью человека, некогда встретившего отца Германа в книжном магазине.

В 1981 году, летом, во время традиционного паломничества, еще один молодой человек задержался в монастыре. Звали его Григорий, учился он в университете Санта-Круза, состоял в Православном обществе (у него останавливался отец Серафим, когда в мае приезжал с лекциями в университет). Очень серьезный молодой человек, с непокорной рыжей шевелюрой и горящим взглядом. Недавно перешел в Православие из Англиканской Церкви, заодно порвав с тем, что он называл современной “харизманией”. Он мечтал о подвижнической жизни на лоне природы, а приобщившись Православия, воспылал желанием жить монахом в пустыни. Повсюду как учебник он носил «Северную Фиваиду». Когда в августе он приехал в монастырь и решил остаться, отцы подметили, сколь он заботлив и предупредителен к другим, и сочли, что его стремление к пустынническому подвигу искренне, не продиктовано эгоистичным желанием спрятаться от мира. К тому же он отличался необыкновенной сообразительностью. Очевидно, Господь послал отцам еще одну душу для образования, она жаждала Православия. Григорий облачился в подрясник послушника и начал новый учебный год с курса отца Серафима «Православное мировоззрение».

Всего семеро (как монастырской братии, так и мирян) посещало этот курс. В выходные дни послушать лекции собиралось еще больше народа. За девять месяцев удалось охватить огромный материал. Много времени отец Серафим уделил догматическому богословию и истории Церкви, знакомя студентов с житиями и учением святых отцов. Не забывал он и обычной университетской программы, но преподносил материал под православным углом зрения, что вносило определенный смысл. Он рассказывал о религиозных личностях: Иоакиме Флорентийском, Мартине Лютере, Тейяре де Шардене; о философах Запада: Фоме Аквинском, Канте, Вольтере, Гегеле, Марксе, Руссо, Прудоне; об ученых: Копернике, Кеплере, Ламарке, Лайоле, Дарвине, Геккеле; о писателях и поэтах: Гомере, Данте, Мильтоне, Ричардсоне, Голдсмите, Фильдинге, Дефо, Свифте, Остине, Дидро, Байроне, Пушкине, Леонтьеве, Толстом, Чехове, Гоголе, По, Диккенсе, Уордсворте; о политических деятелях: Юлиане Отступнике, Оливере Кромвеле, Борисе Годунове, Петре I, Николае I (наиболее чтимом отцом Серафимом русском царе), Адаме Вайсхаупте, Бабефе, Бакунине, Фурье, Бэрке, Победоносцеве, Оуэне, Наполеоне, Гитлере, Кортесе, Сен-Симоне, Меттернихе, де Местре. Отец Серафим обсуждал со студентами бесчисленные картины и скульптуры, от древних до ультрамодернистских. Он рассказал им о музыке эпохи Возрождения, барокко, классицизма и романтизма, о новых веяниях и течениях, даже современный феномен «Битлс» умудрился передать с православной точки зрения.

Студенты и не подозревали, как им повезло. Такой глубины в своих лекциях отец Серафим еще не достигал. А следующих ему уже не довелось прочитать. Он и сам прекрасно сознавал, что такое образование, такое миропознание, основанное на принципах Православия, сейчас уже фактически угасает.

В дополнение к курсу «Православного мировоззрения» отец Серафим вел занятия по английской грамматике, стихосложению и писательскому мастерству. Отец Герман занимался со студентами церковной историей и литературой. Двенадцать часов в неделю посвящалось лекциям и еще десять добавлялось двум семинаристам, дабы они не отстали от программы. Материалы отцам присылали из Джорданвилля.

Важной частью программы было чтение литературной классики. В сентябре 1981 года отец Серафим сделал следующую запись: «Наши двое семинаристов приступили к изучению “добогословского” курса. Феофил наконец-то оценил, сколь важна определенная доза нерелигиозных знаний для подготовки к восприятию богословия (он сейчас читает Платона), а N., прочтя две пьесы Пушкина, обнаружил, что в его образовании есть недостающее звено – светская литература! Синдром “внезапного штурма твердыни богословия”, кажется, действительно порождает множество проблем и для отдельного человека, и для Церкви в целом».¹⁶²⁰

Один из этих юных семинаристов плохо усваивал материал, не мог сосредоточить внимание и прочесть зараз больше одной страницы. Для таких отец Серафим придумал ежедневно читать вслух интересные романы, такие как «Преступление и наказание», и сразу же обсуждать прочитанное. Он отмечал, что «результаты великолепные: повысились и интерес, и понимание». В другом месте отец Серафим писал об этом курсе чтения вслух: «Вопрос пробуждения православного сознания, вполне возможно, сводится к таким вот простым вещам».¹⁶²¹

Отец Серафим приготовил наброски будущих курсов (третьего, четвертого и пятого года обучения) для своих семинаристов, включив все дисциплины, преподаваемые в Свято-Троицкой семинарии.¹⁶²² Но накануне третьего учебного года он умер.

Уже говорилось, что платинские отцы не жалели своего времени, знакомя молодежь с классической музыкой. Сегодня, увы, уже не только молодежь нуждается в музыкальном образовании. Родители их тоже воспитаны на грубых, жестоких современных ритмах.

Во время традиционных паломничеств собравшиеся знакомились с высотами христианской культуры, слушая магнитофонные записи отцов. В 1979 году, когда отец Серафим рассказывал о пророчествах Даниила, он поставил запись «Валтасарова пира» Генделя, основанного на книге пророка Даниила. А в 1981 году, читая лекции по Книге Бытия, он давал послушать ораторию Гайдна «Сотворение мира». Отец Герман знакомил паломников со своими любимыми композиторами, особенно с Моцартом.

Для образования души отец Серафим прибегал и к современнейшему из искусств – кино. Он пояснял: «Некоторые родители, жалуясь на ужасный мир, даже не пускают детей в кино, дескать, нечего им набираться скверны, пусть растут в чистоте. Но детей рано или поздно все равно ждет столкновение с жестоким миром. И если они не получили достаточно душевной пищи, то недолго и отравиться тем, что предлагает мир сей. Поэтому так важны фильмы, в которых не царит зло, которые не толкают ко греху».¹⁶²³

В 1980–1981 годах сразу же после Рождества отцы взяли напрокат кинопроектор и тщательно отобрали фильмы для молодежи: «Гамлет», «Николас Никльби», «Рождественская сказка», «Записки Пиквикского клуба», «Школьные годы Тома Брауна».

Не следует забывать, что в молодости отношение отца Серафима к Диккенсу было иным, пренебрежительно-насмешливым: он, подобно тому молодому богоискателю с Афона, называл его романы «викторианской сентиментальщиной». С годами сердце отца Серафима умягчилось; обретя с Православием первозданность чувств, он наконец оценил «Записки Пиквикского клуба», вернулось незамутненное детское восприятие – ведь когда-то он зачитывался этим романом, по ночам пряча книгу под одеяло. За год до смерти он увидел экранизацию романа и растрогался как дитя: то смеялся, то плакал, сопереживал каждую минуту действия.

Однажды его спросили о фильме, в котором бы показывались христианские добродетели. «Их предостаточно, – ответил отец Серафим, – только новых как-то не видно. Совсем мало, наверное, снимают. А старые картины, особенно экранизация классики, очень хороши, и в них заложен глубокий смысл. Диккенс тому пример: он “насквозь” христианский. Хотя имени Христа и не упоминает. Но каждый его роман исполнен любви. Так, мистер Пиквик, что бы ни случилось, неколебимо верит людям. Даже в долговую тюрьму попадает по доверчивости. Там к нему приходит обидчик, соблазнивший его родственницу и засадивший его самого в тюрьму, а теперь сам оказавшийся за решеткой. Мистер Пиквик сокрушается о нем и еще дает денег, чтобы тот купил себе еды. Смотришь на преступника, беззастенчиво обманывающего людей, и плакать хочется. В конце концов мистер Пиквик преодолевает все невзгоды, потому что не утратил доверия к людям. Он побеждает, ибо на глазах умягчаются сердца людей.

Много старых фильмов показывают людские переживания, невинность, христианские добродетели. Все романы XIX века достоверно изображают обычную христианскую жизнь, борьбу со страстями человеческими. Это не богословский или высокодуховный уровень, а простой, человеческий, но показанное в этих фильмах христианское понимание жизни так благотворно. Подобных новых фильмов назвать не могу. Наверное, все же где-то изредка снимаются и хорошие картины, но в основном показывают всякие ужасы... Если Диккенс с сердечной теплотой показывает нашу повседневную жизнь, то, например, новый фильм “Е.Т.” проникнут сердечностью к какому-то чудищу, представленному чуть ли не спасителем людей. Думаю, что стоит покопаться в старых фильмах и показать некоторые в своем приходе, особенно молодежи ».¹⁶²⁴

Помимо кино отец Серафим выбирал время, чтобы сводить молодых мирян, живших в монастыре, в театр. Отец Алексий Янг писал по этому поводу: «Несколько раз отец Серафим заезжал к нам по пути в Эшланд (штат Орегон) или на обратной дороге: он возил молодежь на спектакли шекспировского фестиваля. Однажды летом (незадолго до смерти) он ездил с ребятами смотреть “Ромео и Джульетту”, предварительно прочитав и обсудив с ними пьесу. Я удивился: как это православные юноши будут смотреть такую пьесу? Отец Серафим ответил: “А что, собственно, мешает? Они живые люди, и чувства у них такие же, как и у всех. Лучше показать им все, объяснив и растолковав, нежели предоставить биться со страстями в одиночку”.

В том же духе наставлял он меня, когда на лето приехал Феофил: “Пусть смотрит телевизор, даже всякие пустые комедии и мелодрамы, если хочет. Води его в кино. Пока Феофила чарует и привлекает мир сей и пока не поздно, нужно его от этого отучить. Смотри с ним все подряд, объясняй, обсуждай, чтобы он мог оценить все с позиций духовности”. Мне такой подход показался разумным. Некоторая доза мирского действует как вакцина, помогающая выработать иммунитет к “мирским чарам”. Раз он попросил меня свозить Феофила в Сан-Франциско на моцартовского “Дона Джованни”, потом – в Эшланд на спектакль по пьесе Марлоу “Доктор Фауст”. Отец Серафим назубок знал эти вещи и даже подсказал мне, какой “урок” я должен извлечь и преподать Феофилу. Всякий раз после он требовал подробного отчета: как Феофил (или кто иной) воспринял пьесу, понял ли смысл и т.п.

Помню, как настоятельно советовал он Майклу Андерсону, отцу вышеупомянутого семинариста Георгия, читать Платона и других философов, дотошно обсуждал с ним прочитанное, показал, как связана философия древности с Православием и святоотечеством...

То же и с музыкой: на заре нашего знакомства я говорил ему, что, коль скоро мы помышляем о духовном росте, нам придется забыть о Моцарте и прочих светских композиторах. “Бедняга!” – только и воскликнул он. Я до сих пор слышу это восклицание. Потом он объяснил мне, какое место занимает прекрасное в духовном мире и сколь значима роль высокого искусства в создании цельной духовной культуры человека. Ранее мне такого слышать не доводилось. Много позже я обнаружил схожие мысли у святых отцов, принял их и разделил потом со многими людьми. До этого у меня сохранялось совершенно пуританское отношение к искусству...

Уже несколько времени после того как отец Серафим покинул нас, я нашел в Новом Завете строки, точно определяющие его подход к жизни (по крайней мере то, что видел я): Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (2Тим.1:7).¹⁶²⁵ В общем, каждый открывший душу перед отцом Серафимом (хотя таких было мало) получил неоценимое сокровище – мудрые наставления. И мало кто оценил это при его жизни».¹⁶²⁶

Как и всякий отец, отец Серафим болел душой за своих духовных чад. У каждого (названного или не названного в этой книге) были свои душевные раны и увечья. Один вырос без любви, без отеческой руки, с психопаткой матерью. Другой вроде бы из хорошей семьи, с любящими родителями, да сам в себе разобраться не может: выпорхнув на волю из-под родительского крыла, ощутил беспомощность и пустоту. Третий – из неблагополучной семьи, сбежал из дома, изболевшись душой. Четвертый пришел в монастырь из мрачного мира наркотиков, преступлений, черной магии, и «шрамы» мира сего еще долго бередили душу.

По ночам отец Герман часто видел, как его собрат молится о своих чадах, о всех встреченных в жизни молодых людях, искалеченных миром нигилизма, природу которого он постиг много лет тому назад. Мальчишки давно спали, а отец Серафим при свече молился в холодной церкви, склонившись в земном поклоне перед престолом. Со слезами молил он Бога благословить, защитить и излечить молодых.

При жизни братия не знали об этих ночных бдениях отца Серафима и только после его смерти осознали, что отец Серафим был для них настоящим духовным отцом.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский писал: «Святые Божии, как братья наши, только совершенные, живы и недалеки от нас... Мы живем с ними вместе – в одном дому Отца Небеснаго, только на разных половинах: мы – на земной, они – на небесной... Все святые живы у Бога и для нас: видя в Боге наши нужды, сочувствуют нам и готовы по нашим молитвам помогать нам».

Сколько раз «братья наши в одном дому Отца Небеснаго» помогали платинским отцам в минуты искушений! Вот один из примеров: в мае 1981 года пришел в монастырь один русский, очевидно, бесноватый – с очень неспокойной душой. Сбежал из Советского Союза, в прошлом даже совершил убийство. Однажды его поколотили и ранили ножом хулиганы-негры, и с тех пор в его взбаламученном сознании укрепилась мысль, что негры – народ злокозненный и он должен их уничтожать. Увидев за ужином мулата Феофила, гость уставился на него, потом начал грозить отцу Герману расправой над юношей. Присутствующие остолбенели. Уже ночью бесноватого увидели во дворе – он бежал куда-то с ножом. Отец Герман остановил его и приказал ложиться спать. Братии же велел запереть комнату Феофила и сторожить всю ночь.

В ту же пору гостил в монастыре и другой русский, кроткий и простодушный страдалец Григорий Карат. Назавтра утром он проснулся раньше других. Вышел. У церкви увидел седобородого монаха с розгой в руке. Позже, перед началом утрени, Григорий спросил отца Германа:

– У вас никак еще гость?

– Нет.

– Я не слышал, как подъезжала машина, но гость к вам прибыл. Это высокий духовный чин. Но у него нет епископской панагии.¹⁶²⁷ В клобуке он очень торжественно вошел через ворота в монастырь, с посохом в одной руке и с розгой в другой.

– Кто бы это мог быть? – недоумевал отец Герман.

В церкви Григорий подвел отца Германа к поминальному столу, указал на один из портретов усопших праведников. Именно этот портрет имел в виду Григорий Карат.

– Вот этот приезжал сегодня утром. Точно он! Как его зовут?

– Да это ж игумен Дамаскин! Он уж сто лет как преставился.

Как раз в тот год исполнилось сто лет по упокоении игумена Дамаскина, одной из самых крупных фигур за всю тысячелетнюю историю Валаама. И Братство преподобного Германа, прозванное архиепископом Иоанном «отражением Валаама», конечно, было связано с великим праведником многообразными незримыми узами. Его заботами было составлено первое житие валаамского монаха Германа, что впоследствии привело к прославлению подвижника.

Платинским отцам сразу стала ясна цель появления игумена Дамаскина: Господь послал его, чтобы отвратить злодеяния бесноватого, духовной «розгой» наказать и подавить сатанинские начальства и власти (см.: Кол.2:15), нарушившие покой и гармонию монастырской жизни. В тот же день отец Герман и Григорий Карат увезли бесноватого. Опасность миновала. Отцы навечно сохранили память о заступничестве валаамского игумена. Не прошло и года, как в «Православном слове» появились его жизнеописание (на английском языке) и портрет на обложке, знаменуя столетие со дня смерти.¹⁶²⁸

Несколько месяцев спустя случился в монастыре еще один небесный гость. Вот как рассказывает об этом случае послушник Григорий: «В феврале 1982 года мне довелось сопровождать блаженной памяти иеромонаха Серафима в Рединг, где на зимнем Снято-Германовском паломничестве он читал лекцию. На следующий день совершил литургию (было Сретение) в местной церкви иконы Божией Матери “Споручница грешных”.

Вскоре после службы отец Серафим послал меня и других братий в магазин за продуктами для монастыря и дал сто пятьдесят долларов. Набрав всякой снеди, уже у самой кассы я обнаружил» что деньги пропали! Велико же было мое потрясение! Как я сокрушался. Надо же – потерял деньги! И, не сдерживаясь, корил себя, всех и вся вслух. Позвонили в церковь, сказали о нашей беде. Отец Серафим велел нам возвращаться. Приехали, я вылез, смотрю, навстречу от церкви идет отец Серафим. “Поищи хорошенько здесь, – сказал он И кивнул на мой левый нагрудный карман. – Мне архиепископ Иоанн указал. Ты ведь не догадался ему помолиться?” Я сунул руку и, к удивлению, радости и стыду, нащупал банкноты. Как же я их не заметил раньше?! Верно, владыке Иоанну я помолиться не догадался. Отец Серафим утешил меня, рассказал, как после нашего звонка сразу же пошел в церковь. Слева от входа висел большой портрет владыки, хранилась его митра, еще несколько памятных портретов и личных вещей архиепископа Иоанна. Отец Серафим попросил помощи. И великий прозорливец указал: они у меня под самым носом, в кармане. Так заступничеством Божиего праведника испытание и искушение обернулось откровением святости и благодати».¹⁶²⁹

Этот случай показывает не только небесную помощь святых, но и особую связь отца Серафима с миром иным. Вот что рассказал сын Валентины Харви, Филипп¹⁶³⁰ (в подтверждение тому, что даже в своем земном странничестве отец Серафим вкусил уготованного ему райского блаженства): «За несколько лет до упокоения отца Серафима мне довелось прислуживать в алтаре в церкви Рединга. Не помню точной даты, шла обычная субботняя всенощная. Прихожан было двое: моя мать да сестра. Да еще чтец из Платины. Служба шла тихо и мирно. Во время канона отец Серафим погрузился в молитву перед престолом. Чтение навевало покой. Я взглянул на отца Серафима. Чуть заметное сияние исходило от его лица. Ничего особенного, просто легкое сияние. После службы и мать, и сестра отметили, какой был покой и мир на душе.

Пока я не прочитал в “Малом русском Добротолюбии” о преподобном Серафиме Саровском,¹⁶³¹ я не мог объяснить, что же все-таки произошло. Я и впрямь верю, что на отца Серафима снизошел Божественный свет”.¹⁶³²

В православном богослужении Иисуса Христа называют “Свете Тихий”, и в тот субботний вечер в нашей скромной церквушке (где раньше помещался гараж) отец Серафим сподобился ощутить этот Тихий Свет на себе. Никаких внешних “чудесных” проявлений, лишь внутреннее душевное утешение свыше – от Того, Кто призвал его из мира: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам (Ин.14:27)».

Отец Герман вспоминает еще один случай с отцом Серафимом, случай и впрямь необыкновенный. Было это в воскресенье, незадолго до смерти отца Серафима. Он готовился служить литургию в монастырской церкви. Тут из своего «Валаама» (так называлась келья) пришел отец Герман. Заканчивали читать часы, вот-вот должна начаться литургия. Уже отворили завесу у царских врат. В алтаре прислуживал брат Дэвид. Вдруг, к своему изумлению, отец Герман увидел еще одного человека в алтаре. Того же роста, что и Дэвид, белокурый, длинноволосый, в белом стихаре и синем ораре. Отец Герман не видел лица и недоумевал: кто бы это мог быть? Войдя в алтарь с другой стороны, он шепотом спросил отца Серафима о втором прислужнике. Но тот сказал, что помогает ему один Дэвид. И впрямь: больше в алтаре никого не было. Ни следа. Но я же отчетливо видел! Обыскав все вокруг, я вернулся в алтарь, и тут меня осенило: “А уж не Ангел ли это был?” И небывалое благоговение охватило меня. Чудны дела Твои, Господи!»