Житие преподобного Евфимия священно–архимандрита суздальского чудотворца. Составил настоятель Спасо–Евфимиевского монастыря Архимандрит Серафим (Чичагов) ко дню 500–летия кончины преподобного Евфимия (1404 г. 1–го апреля 1904 г.)

Память о преподобном Евфимии, суздальском чудотворце, названном современниками «великим», почти исчезла. Житие его, составленное иноком Григорием и, по преданию, тем самым Отрепьевым – самозванцем, жившим послушником в суздальском Спасо – Евфимиевском монастыре, весьма кратко и далеко не напоминает русским людям всех подвигов и заслуг преподобного – друга, собеседника и сподвижника, великого молитвенника за землю Русскую преподобного Сергия и, несомненно, заслуживающего быть причисленным также к печальникам земли Русской. Рукописное житие инока Григория хранится в архиве монастырском. Хотя, действительно, источников для составления более подробного жизнеописания Евфимия не сохранилось, но, однако, существует, кроме предания суздальского, несколько исторических указаний на участие преподобного в событиях того времени и в судьбе суздальских и нижегородских князей. Преп. Сергий и Евфимий одновременно основали две знаменитые лавры и при том последний на северном конце древней и обширной столицы, которая служила одновременно крепостью, для защиты Суздаля от врагов. Евфимиева лавра быстро разрослась, украсилась и возвеличилась, потому что она была сердечною заботою суздальского князя Бориса, всех знаменитейших бояр и жителей обширного, богатого города. Уже на основании всего этого можно понять, какое значение имели в истории Суздальского края Евфимиева лавра и сам преподобный, который приобрел всеобщую любовь строгою жизнью, подвижничеством, даром прозорливости и совета. Влияние его на современников было громадно.

Но падение Суздаля, возвеличение Владимира и Москвы, перенесение центров торговли, а за наше время обход Суздаля всеми путями сообщения, окончательно разорили город, заставив жителей и купечество искать убежища и деятельности в иных городах, а развивавшееся, к прискорбию, в современных людях равнодушие к отечественной истории довело знаменитый Суздаль с его святынями до положительного забвения и запустения. Спасо–Евфимиевская обитель, лишенная при утверждении монастырских штатов, в начале царствования Императрицы Екатерины II, всех своих земельных богатств и средств к существованию, не могла уже вновь оправится и заработать себе обеспечение. Теперь редко в России, кто знает об открытых св. мощах преподобного Евфимия, так же, как и о том, что в суздальском Богородичном соборе почивает первый русский епископ Феодор, грек, привезенный сюда св. равноапостольным князем Владимиром, просветитель Ростовского и Суздальского края, крестивший русский народ. Справедливо называют Суздаль митрополией Москвы. В Спасо–Евфимиевском монастыре погребены князь Димитрий Михайлович Пожарский и весь его род. Не ошибся один из археологов, написавший несколько лет тому назад в распространенном журнале, что о преподобном Евфимии мы теперь слышим только со сцены театра: «Прошусь в монахи я к Евфимию в Суздаль», говорит Андрей Колычев Малюте в «Василисе Мелентьевой» (Р. Вести. 1900 г. июль). Необходимость в более подробном житии преподобного Евфимия, написанном современным языком, ощущалась, конечно, давно, и в виду приближающегося 500 – летия кончины этого великого молитвенника за Русскую землю, мы сделали попытку составить настоящее жизнеописание в связи с историческими событиями и церковными делами того времени¹³.

Архимандрит Серафим (Чичагов).

Преподобный Евфимий, названный современниками «великим» родился в 1316 году в Нижнем Новгороде, при великом князе Иоанне Данииловиче и при митрополите Петре – чудотворце.

С восшествием Иоанна Данииловича на престол великого княжения, в северной России воцарились мир и тишина. Монголы перестали опустошать ее страны и превращать селения и города в пепелища, орошенные кровью. Значение города Владимира, как столицы, начало падать. Иоанн Даниилович поселился в любимой Москве, куда переехал из Владимира и св. митрополит Петр, которому полюбились красивое местоположение города и, в особенности, сам добрый князь. Во исполнение просьбы митрополита Петра, великий князь заложил в 1326 году на Кремлевской площади первую каменную церковь во имя Успения Богоматери при огромном стечении народа. При этом митрополит устроил себе собственными руками в церковной стене каменный гроб. Действительно, через несколько месяцев, зимою, скончался знаменитый митрополит Петр, собиратель Русской земли и преемником ему был избран епископ ростовский Феогност из греков. Благоразумный Иоанн Даниилович, видя, что бедствия России произошли от несогласия князей, с самого восшествия на престол старался присвоить себе верховную власть над князьями древних владимирских уделов, в чем и успел, особенно после кончины Александра Васильевича Суздальского, который, будучи внуком старшего сына Ярослава, имел законное право на великокняжеское достоинство. Тверской князь Александр Михаилович ни за что не хотел подчиниться Московскому великому князю и Иоанн на этот раз изменил своему благоразумию и прибег к хитрости и коварству. Он пожаловался на тверского князя хану Узбеку. Последний вызвал его в Орду на суд и приказал лишить жизни. Князю Александру и его сыну Феодору отрубили головы. Тогда Иоанн присвоил себе верховную власть над тверским княжением. В 1340 году внезапный недуг заставил Иоанна променять княжескую одежду на мантию схимника и он скончался 31 марта, указав наследникам путь к единовластию и величию. Москвичи единогласно ему дали имя «собирателя земли Русской». Набожность, усердие к строению храмов и милосердие к нищим помогли Иоанну снискать общую любовь. Он всегда носил с собою мешок или калиту, наполненный деньгами для бедных, почему и призван Калитою. В Москве он построил много церквей, в том числе, кроме Успенской, каменную Архангельскую и Иоанна Лествичника. В Нижнем – Новгороде до сих пор, по преданию, указывают на место, где находился дом родителей преподобного Евфимия, в семи саженях от приходской Мироносицкой церкви. Замечательно, что по другую сторону церкви, на том же расстоянии находился дом родителей преподобного Макария, впоследствии также ученика св. Дионисия и духовного друга Евфимия.

Кто были родители преподобного Евфимия и как их звали, – нигде не упоминается, но, судя по местожительству, они должны были принадлежать к посадским людям, богатым благочестием и преданным всем сердцем св. Церкви. Неизвестно также, какое имя было дано первоначально их сыну при крещении в Мироносицкой церкви. Инок Григорий, писатель жития Евфимия, называя его «благословенною отраслью благочестивых родителей», говорит, что Евфимия с юных лет отдали в учение и, как было принято в то время, конечно одному из священнослужителей. Отрок с великим прилежанием изучал духовные книги и, к удивлению всех, всегда чуждался детских игр. Научившись читать, он предпочитал безмолвие, так что с юности возлюбил небесное более земного. Несомненно, избранный от чрева матери на служение Богу, он особенно радовался, когда его приводили в храм. Родители удивлялись необыкновенному разумению отрока, соединенному с чистотою сердца. Все свободные минуты он сидел за книгами, углубляясь в божественное писание и видно было, что он находил в книгах то, что искало его пламенное сердце. Примеры подвижников благочестия в особенности увлекали его. В церкви он любил уединяться в темном углу, где ему не мешали внимательно слушать чтение, службу и самому молиться. Однажды глубоко запали ему в душу слова божественного Павла: «братие, не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте» (1Кор.14:20). С сердечным умилением он слушал о трудах и подвигах тех мужей, крепких верою, которые, по слову апостольскому, «проидоша в милотех, и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени, в пустынях скитающеся и в горах и в вертепах и в пропастех земных, их же не бе достоин весь мир»(Евр.11:37–38). Внимательно слушая в церкви призыв Спасителя к самоотвержению и крестоношению в след Его, благочестивый отрок, проникнутый теплотою веры, всецело предался духовным услаждениям подвижнической жизни. Прилагая пост к посту, молитву в молитве, он приготовил себя к отречению от мира и ждал только указания Божия, в какой монастырь удалиться ему и кого избрать себе руководителем.

Около 1330 года прибыл в Нижний Новгород инок Дионисий и выкопал себе пещеру на берегу Волги. Откуда он был родом, точно неизвестно. Одни предполагали, что он был постриженник Киево – Печерской лавры, откуда прибыл в Нижний с копией с чудотворной иконы Печерской Божией Матери. Вскоре к нему стали собираться ученики и слава о его подвижнической жизни и прозорливости распространилась по городу. Евфимий, как только прослышал о знаменитом отшельнике, то стал стремиться к нему и просить благословения родителей на монастырский подвиг. Неизвестно, в котором году решился Евфимий окончательно покинуть мир, но инок Григорий так повествует о его прибытии к Дионисию:

«Как олень, жаждущий источника вод, устремился он в новозданную обитель и припал к ногам преподобного Дионисия, не будучи в силах ничего вымолвить от обилия слез, заглушавших его голос. С любовию поднял его старец и спросил о причине пришествия. Отрок молил только об одном, чтобы ему быть причтенным к избранному стаду Дионисову. Умилился старец благоразумию чудного отрока и воздал хвалу Богу: «истину», сказал он, «произнесли святые уста Твои, Господи! Исповедуюся Ти, Отче небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси то младенцам. Ей, Отче, яко тако бысть благоволение пред Тобою и ныне воля Господня да будет».

Отроку же Дионисий сказал:

«В час добрый пришел ты сюда и доброго дела желаешь, возненавидев долу влекущий мирской мятеж, чтобы спасение восприять».

Он ввел Евфимия в свою пещерную келлию, где долго беседовал с ним о пользе душевной и затем, собрав христоименитое стадо свое, постриг инока перед учениками своими в иноческий образ. Возрадовался духом Евфимий и возблагодарил Бога, что сподобил его желаемого.

Теперь Евфимий начал ревностно трудиться под руководством опытного и праведного наставника. Он обрек себя на великие подвиги, на алкание и жажду, поучаясь непрестанной молитве и говоря всегда одно угодное Богу. Днем без лености исполнял все монастырские послушания, а ночью, уединяясь в пещере, он молился со слезами и многочисленными поклонами. Кроткий и смиренный, он вскоре расположил к себе всю братию. Чтобы достигнуть совершенства, Евфимий старался во всем подражать своему наставнику и для этого внимательно наблюдал за его жизнию и подвигами. Желая скорее изнурить свою плоть, он попросил дозволения о. Дионисия вкушать пищу только через два или три дня, но опытный наставник не согласился на такой подвиг его, превосходящий силу и меру возраста Евфимия. Преподобный велел ему вкушать хлеб вместе с братиею, хотя бы и не до сыта, что и исполнял Евфимий, беспрекословно повиновавшийся своему настоятелю и ни в чем не имевший своей воли. Но после бессонных ночей он часто делал только вид, что принимает пищу, дабы братия не подумала о его чрезмерном воздержании. С каждым месяцем и годом укреплялся дух Евфимия, хотя Дионисий, испытывая его, заставлял исполнять все неприятные послушания: печь хлебы, носить дрова и воду. Наконец, видя глубокое смирение Евфимия, чрезвычайное трудолюбие его, вся братия начала почитать его за необыкновенного подвижника и не за человека, а за ангела Божия. Так протекли многие годы и Евфимий возмужал и созрел для иноческого подвига. Преподобный Дионисий сперва подвизался в пещере один, а потом собрал около себя двенадцать учеников; для остальных он основал над пещерами монастырь.

В настоящее время нижегородский Печерский монастырь находится не на том месте, где вырыл пещеры преподобный Дионисий со своими учениками. Эти старинные пещеры лежат версты на две ниже теперешнего монастыря и вот вследствие какого обстоятельства. Древний монастырь преподобного Дионисия, расположенный на половине высокого берега, имел уже внутри стен 6 храмов и 7–й вне ограды, когда в 1596 году 18 июня, в третьем часу ночи, верхняя часть горы с лесом, вероятно от напора ключевой воды, вдруг сдвинулась к реке, потопила стоявшие у берега суда и разрушила монастырские здания, как деревянные, так и каменные. На этом месте находится теперь с 1798 г. приходская церковь села Старых Печер. Под нею в пещере покоятся под спудом мощи схимника Иоасафа, погребенные за 30 лет до разрушения монастыря и найденные на третий день по разрушении. В этой церкви, кроме других древнейших икон, остались, как думают, от прежнего монастыря царские резные двери. Вскоре после разрушения монастыря, царь Феодор Иоаннович дозволил архимандриту Трифону переместить его вверх по Волге, на семь холмов, на нынешнее место.

В числе двенадцати ближайших учеников преподобного Дионисия был еще совсем юный Макарий, упомянутый нами выше, который основал впоследствии известный Макарьевский монастырь на Волге. Отец его Иоанн и мать его Мария были почитаемы в Нижнем – Новгороде за их примерную жизнь. Испрошенный у Господа по молитвам благочестивых родителей, Макарий был крещен также в приходской церкви Мироносиц. Он возлюбил духовную подвижническую жизнь не только со времени научения грамоте, но, как говорили родители, чуть не от рождения; особые знамения Божии проявлялись на нем еще в младенчестве. Его были принуждены часто носить в храм, потому что заметили, как он там бывает покоен и доволен. Сметливый, понятливый, разумный, он изучил весьма быстро Священное Писание и прославился по всему городу любовию к Церкви еще в отрочестве. Посторонние раньше родителей заметили, что благочестивый Макарий рожден не для сего Mиpa. Десятилетним мальчиком он посещал, кроме своей Мироносицкой церкви, еще Печерский монастырь, потому что ему очень нравился иноческий образ жизни. Взирая на подвиги монахов и слушая там чтение жития святых, Макарий привыкал к иноческой обстановке. Двенадцатилетним мальчиком он задумал оставить родителей и поступить к преп. Дионисию, только не в силах был побороть в себе любовь к отцу и матери. Но, наконец, воспользовавшись удобным случаем, Макарий убежал из дому и пошел по направлению к Печерскому монастырю. По дороге он встретил мальчика – нищенку, одного с ним возраста и роста, разговорился с ним и вдруг в его молодой голове блеснула мысль обменяться с нищим одеждами, дабы его не узнали монахи и могущие встретиться с ним горожане. Он предложила нищенке свои одежды; тот не отказался променяться своими лохмотьями с ним. Тогда Макарий пошел прямо в монастырь. Поклонившись преп. Дионисию в землю, он стал просить его принять в число братии.

«Откуда ты и кто твои родители», спросил его старец.

Макарий побоялся открыться и назвался безродным сиротою. Видя пламенное желание отрока жить в обители, св. Дионисий занялся им и сказал ему: «В твои юные годы неудобно переносить иноческие подвиги... Поверь мне, чадо, что трудно и прискорбно носить иго монашеского жития. Ты еще весьма молод. По моему мнению, тебе невозможно переносить постнические труды и терпеть напасти от бесовских козней. Говорю это из участия к тебе и страшусь, дабы вместо спасения души ты не возлюбил бы чего – нибудь мирского, тобою теперь оставляемого и не почел бы правый путь спасения тяжким и строптивым».

Макарий заплакал и как бы ничего не слыша продолжал умолять старца взять его к себе. Детские его ответы, необыкновенно сильное желание, знакомство с писанием, пламенная вера тронули преподобного. Удивляясь его юному разуму, он помолился об отроке. На молитве сердце старца склонилось к принятию отрока и, провидя к нему будущего подвижника, о. Дионисий, наконец, сказал:

«Чадо, благое твое намерение да будет согласно с твоею волею».

Старец оставил его у себя и приказал готовиться к принятию ангельского образа. При пострижении отрок получил имя Макария, в честь Макария Египетского и, затем, Дионисий приказал ему жить в своей келлии. Когда же родители Макария узнали о месте его нахождения, то покорились воле Божией.

В числе учеников Дионисия был еще Павел, прозванный «высоким», – «старец книжный и чудный», скончавшийся 1 января 1383 года и оплаканный самим Дионисием, как великий подвижник.

Смерть великого князя Иоанна Данииловича Калиты заставила русских князей поспешить к хана Узбеку. Тверской и суздальский князья – два Константина – могли искать великого княжения, но Симеон, сын Иоанна Калиты напомнил хану о долговременной верности отца его, обещал заслужить царскую милость и, при помощи подкупов, добыл себе великое княжение. За строгое обращение с другими князьями и за свое уничижение пред ханами Симеон заслужил имя Гордого. Торжественно воссев на престол в соборном храме Владимирском, он у гроба отца поклялся жить с братьями в любви, иметь всегда с ними одних друзей и врагов и взял с них также клятву; но события требовали строгого правления, так как Россия переживала постоянные смуты. О дружбе и любви нельзя было и помышлять при таком количестве врагов, окружавших злосчастную Россию. Не успел Симеон покорить себе новгородцев, сопротивлявшихся единовластию московского великого князя, как мятеж в Орде, смерть хана Узбека и воцарение Чанибека потребовали его путешествия в Орду на поклонение окровавленному трону. Митрополит Феогност, сопровождавший великого князя чуть не поплатился жизнию за отказ увеличить церковную дань татарам. Тем временем возгорелась война псковитян и новгородцев с ливонскими немцами. В 1345 году Россия испытала нашествие Литвы и через три года (в 1348 году) шведы со своим королем Магнусом подступили к Орехову се преступною целью силою оружия обратить Россию в католическую веру и подчинить римскому папе. Король Магнус послал объявить новгородцам, чтобы они избрали русских ученных для споров со шведами о вере и если не хотят воевать с ним, то приняли бы католичество, новгородский архиепископ Василий, все чиновники и граждане, изумленные таким предложением, благоразумно ответили королю:

«Если он хочет знать, какая вера лучше – греческая или римская, то может для состязания отправить людей ученых к патриарху цареградскому, ибо мы приняли закон от греков и не намерены входить в суетные споры. Когда же Новгород чем – нибудь оскорбил шведов, то Магнус да объявит свои неудовольствия нашим послам».

Началась война. Шведы приступили к Орехову, предлагая жителям на выбор смерть или римского папу. Хотя Орехов сдался, но в битве на берегах реки Ижоры шведы потеряли много людей и, ощущая большой недостаток в провианте, предпочли удалиться со стыдом, чем ожидать русских князей, идущих со всех сторон на помощь новгородцам. Так, по молитвам угодников Божиих, скрывавшихся в пещерах и лесах, помиловал Господь несчастную Россию от кровопролитной войны за веру.

Суздальский князь Константин Васильевич имел трех сыновей: Андрея, Димитрия и Бориса. Андрей прожил недолго, Димитрий одно время владел владимирским великокняжеским престолом, а Борис был нижегородским, суздальским и городецким князем. Князь Борис, чрезвычайно благочестивый, часто посещал в Нижнем – Новгороде преподобного Дионисия. Милостивый, щедрый и добрый, он очень любил монашество, надеялся на их молитвы и, ничего не предпринимая без благословения старцев, снабжал Печерский монастырь всем необходимым. Однажды он открыл преподобному Дионисию свою благочестивую мысль: «Благослови меня, отче святый», сказал князь, «и помолись обо мне прилежно, чтобы сподобил меня Господь получить желаемое. В граде Суздале, нашего княжения, доселе не обретается мужского общежительства иноческого; сердечно бы желал я, чтобы Господь помог мне, твоими молитвами, создать там церковь каменную во имя Преображения Господня и составить при ней общежительное братство. Даруй мне из твоей обители одного из учеников твоих, который был бы способен на сие великое дело сооружения храма и собрания обители».

Преподобный Дионисий похвалил князя за столь благочестивое и полезное намерение, благословил его и отпустил с миром, обещав прислать в настоятели будущей обители одного из ближайших своих учеников. Великий князь Борис Константинович вернулся в Суздаль, торжествуя духовною радостию и, в ожидании прибытия ученика преподобного Дионисия, велел свозить камни и приготовлять у себя все необходимое для созидания храма Господня и будущей обители. Св. Дионисий же собрал у себя ближайших двенадцать учеников и, по вынутии жребия, объявил иноку Евфимию, что он должен идти в Суздаль к великому князю Борису, а иноку Макарию, что он пойдет вниз по Волге для основания монастыря. Евфимию было в то время (1351 года) 36 лет от роду. По словам летописца, инока Григория, «возраст мужества украшался в нем старческим разумом». Испугался Евфимий своей участи и со слезами припал к ногам возлюбленного Дионисия, говоря: Отче, не оставь меня сирым и не отлучай от своего преподобия, чтобы не был я пришельцем на земле чуждой».

Но преподобный ответил:« Господня земля и исполнение ея (Пс. 23:1). Ты, же чадо, не впади в ров преслушания, иди со Христом в путь свой и не скорби, ибо духом молитвы мы будем неразлучны».

Много полезного для души сказал преподобный Дионисий, долго беседуя с Евфимием и затем, по дару прозорливости, предсказал ему будущее родного Нижнего Новгорода.

«За умножение беззаконий наших», произнес Дионисий, «по нашем отшествии к Богу, будет запустение граду сему и Божиим церквам и обителям разорение от безбожных агарян. Ты же, чадо, не унывай, ибо Господь будет тебе Хранителем на всякое дело благое; дойдешь ты до богоспасаемого града Суздаля и там узришь в преславном храме Богоматери священно–епископа Иоанна чудотворца, приявшего звание сие ради дел своих».

Евфимию было очень тяжело расстаться с его возлюбленным отцом и наставником и со слезами исполнил свое послушание. Не дойдя верст пять до Гороховца, блаженный Евфимий нашел красивое место на озере в дремучем лесу и здесь временно остановился. Построив малую церковь во имя святителя Василия Великого, он собрал незначительную братию, основал общежитие и затем направился в Суздаль (1352 г.).

Трудные обстоятельства, которые переживала Россия вследствие междоусобий князей, нашествия литвы и шведов, желавших обратить русский народ в католическую веру, усложнились еще во время княжения Симеона Гордого появившеюся неожиданно моровою язвою, известной в летописях под именем черной смерти. Она началась в Китае, где истребила около 13–ти миллионов людей, перешла в Европу с торговыми кораблями и произвела мятеж во всех странах. Французский народ потребовал казни всех жидов, предполагая, что они сыплютъ яд в колодцы. В Лондоне схоронили на одном кладбище до 50–ти тысяч человек. В 1352 году язва перешла в Россию, во Псков и Новгород и свирепствовала до зимы с такою силою, что едва треть населения осталась в живых. Нельзя себе вообразить этого ужасного зрелища. Юноши и старцы, отцы, матери и дети лежали в гробах друг подле друга. В один день исчезали целые семьи. Священники отпевали сразу по 30–50 человек за обеднею; погребали за городом – в лесах. Все боялись друг друга – сын убегал от отца, мать от сына. Видя такой гнев Божий и общую гибель, все говели, молились в храмах, служили молебны. Многие поспешили отречься от мира и заключились в монастыри. Раздавая свои богатства, имущества и земли церквам и монастырям, все готовились к вечной жизни. Несчастные псковитяне послали в Новгород за архиепископом Василием, прося его приехать и совершить кругом города крестный ход с мощами. Он исполнил их желание, но на обратном пути скончался от язвы. Скоро язва перешла в Новгород, Киев, Чернигов, Смоленск, Москву, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород и охватила всю Россию. В Москве в короткое время скончался митрополит Феогност, великий князь Симеон Гордый, два сына его и брат Андрей Иоаннович. Великий князь Симеон имел не более 36–ти лет от рождения и был ровесникок преподобному Евфимию. Видя внезапно приближающуюся смерть пред собою, он принял пострижение с именем Созонта и написал духовное завещание, в котором приказал братьям слушать нового митрополита Алексия.

Наказывая злополучную Россию за ее междоусобия и неустройства, Господь воздвигал в то же время великих благочестием подвижников и молитвенников за нее. В это ужасное время, которое даже летописцы не находили слов и сил, чтобы достойно изобразить, в Суздале и в радонежских лесах основались две дивные обители по благословению нового святителя и чудотворца Алексия, собравшего во едино духом все, что было истинного чистого сильного, святого, дабы призвать милосердие Божие погибающему отечеству и вымолить спасение. Вражду, царившую в землях русских, надо было победить любовию, пороки искоренить – примерами благочестия и тяжелое иго свергнуть единодушной молитвой, подвижничеством и крепкой верой.

Знаменитый святитель Алексий, крестник великого князя Иоанна Калиты, был сыном черниговского боярина Феодора Бяконта. При крещении ему дали имя Елевеерия. С юношеских лет он был призван Господом к монашеской жизни и принял пострижение, к огорчению родителей, в московском Богоявленском монастыре. Митрополит Феогност обратил особенное внимание на него и, убедившись в его добродетелях, назначил Алексия своим наместником. Святитель Алексий 19–ти лет управлял всеми церковными делами, жил в митрополичьем доме, между тем как владыка Феогност ездил в Царьград, в Орду и в отдаленные епархии. Феогност, умирая, написал о нем патриарху и затем единодушным выбором княжеского двора и всего народа его поставили в митрополиты. Этот поистине святой владыка своею любовию и правдою привлек к себе подвижников земли Русской и соединился с ними духом в одну непобедимую, всесильную рать, близкую к Господу по чистоте, искренности и блаженной простоте. С этою святою дружиною, он победил древнего врага православной веры и России, державшего в своих огненных когтях полтора столетия замученных последователей веры Христовой и в начальники ее предназначил нового победоносца, смиренного инока Сергия Радонежского.

Ростовский боярин, сын благочестивых родителей Кирилла и Марии, переехавших в Радонеж вследствие разорения, обид и несчастий; избранник Божий, указанный дивным Промыслом Божиим еще во чреве матери, великий постник от рождения, кроткий и целомудренный Варфоломей, пасший на полях радонежских коней, по своей простоте и бедности никому неизвестный, уже удостоился явления небесного Ангела, отверзшего ему разумение к познанию слова Божия. Рано в его душе, воспитанной примерами и уроками благочестия, раскрылось чувство любви к молитве и готовность к подвигам для угождения Богу. Блаженному Евфимию, который был старше Варфоломея всего на три года, будущему его другу и собеседнику, суждено было принять иноческий образ тотчас, как родилось в нем это стремление, но Промысл Божий судил избраннику своему Варфоломею покориться воле родительской и сообщить сперва этот же дух подвижничества отцу и матери при конце их многоскорбной жизни и привести их к ангельскому образу. Собралась вся семья под покровом Богоматери в ее обители Хотьковской с овдовевшим Стефаном и смиренным братом его, устроившим спасение своему роду, дивным Варфоломеем. Но вот смерть старцев, нашедших убежище в доме Пречистой, возвестила юному Варфоломею о наставшем часе исполнения его заветного намерения. И мы видим идущими двух братьев по малопроходимым лесным чащам, удаленным не только от жилищ, но и от путей человеческих. Не сомневающиеся в обещании Божием, что где двое или трое собраны во имя Его, то Он посреди них, испрашивают указания Сына Божия на избрание места для прославления Святой Троицы. Раздается первый стук топора, повторяющийся во всех концах дремучего леса и вскоре водружается простой деревянный крест. И с каждым днем, месяцем и годом лучи, исходящие от креста, становятся светлее, блестящее и приметнее для взоров и сердец православного русского народа. Тропинка, ведущая к нему, все делается шире, возженный светильник в убогой келлии близ креста, 23 – х летний святой и преподобный Сергий, все ярче и виднее для многострадального отечества...

Блаженный инок Евфимий, помолившись в Богородичном Владимирском соборе и испросив благословение у св. мощей благоверных великих князей Андрея Боголюбского, Георгия и Глеба, вышел из знаменитого града на дорогу, ведущую в Суздаль, в его обетованную землю... Солнце стало склоняться, когда он увидал издали множество блестящих крестов и глав, выступавших из яркой зелени, окутывающей обширный и величественный Суздаль. Вот он первопрестольный град, прославленный святынями, просвещенный равноапостольным князем Владимиром и первым русским епископом Феодором, почивающим теперь под сводами дивного Рождественского собора Богоматери! И чем он ближе подходил к нему, тем величественнее казался Суздаль...

Наконец, его взорам представился обширный Кремль, обнесенный высоким валом и деревянной, рубленной из сосны стеною – «городом с пятнадцатью высокими башнями». С правой стороны Кремля тянулась главная улица с множеством церквей и монастырей и в конце стояла обитель преподобной Евфросинии. Справа и слева от нее виднелись еще улицы и девические монастыри, из которых Александровская лавра особенно блестела золотою главою. Святой город! Чего только он не видел за время своего существования? Сколько было кругом него битв кровавых за веру, за отечество!

Вошел инок Евфимий в святые врата обетованного города, перекрестился, обернулся назад в сторону родного Нижнего и хотя ничего не было видно в светлом голубом небе, но мысленно он попросил еще раз благословения у своего возлюбленного отца и старца Дионисия...

Обширный Кремль теперь казался еще красивее; из бойниц выглядывали страшные пушки, оберегающие спокойствие жителей. Самая вымокая башня Ильинская украшалась золотым двуглавым орлом. Напротив нее, в сторону реки Каменки, виднелась другая башня Дмитровская, с резным медным всадником на шпице. Она называлась Дмитровской потому, что по ту сторону речки, напротив нее был расположен Дмитровский монастырь. Подойдя к Ильинской башне, взглянул Евфимий вдоль площади и остановился мыслью на видневшемся девичьем монастыре Положения ризы Пресвятой Богородицы, прилегавшем к земляному валу и к кремлевской стене. Скромная, но сильная духом обитель! В ней спасалась во время татарского нашествия Батыя дочь великого князя Михаила Черниговского, преподобная Ефросиния, просватанная за князя Мину Иоанновича, умершего до венца. Молитвами преподобной Ефросинии был спасен и сохранен монастырь от полчищ злочестивого Батыя, казнившего ее отца… Она молилась с поднятыми к небу руками, и кровожадные татары не смели подступить к стенам обители. Много чудес совершается и поныне на ее могиле. И благоговейный инок Евфимий с чувством осенил себя крестным знамением, смотря на три невысоких главки Ризоположенской церкви. Воины охраняли величественную Ильинскую башню. Блестели на солнце их алебарды. Евфимий очутился на Кремлевской площади и прямо перед ним стоял каменный необыкновенной красоты собор Рождества Богоматери, с невысокою каменной же колокольнею, обнесенный низкою оградою. Внутри соборного двора виднелся архиерейский дом и за ним Дмитриевская башня. Влево стоял двор великого князя Бориса Константиновича, вблизи церкви святителей Афанасия и Кирилла и на большом валу красовались в местности, именуемой «Теремки», княжеские дома с высокими теремами, откуда открывался прекрасный вид на реку и окружающую местность. Речка Каменка, названная так потому, что вытекает из – под камня. Извилисто протекала посередине города и имела один берег гористый, а другой – пологий, видневшийся на большое пространство. Кроме Кремлевского вала, имелась еще насыпь, окружавшая весь город, начиная от Кремля, полукружием, на протяжении двух верст, обнесенная палисадником. В этой насыпи было трое въездных ворот.

Какая старина, какая святость! Перед иноком Евфимием был собор, похожий на киевский, заложенный св. равноапостольным князем Владимиром в 990 г., когда он после закладки своего города Владимира на реке Клязьме, явился в Суздаль с епископом Феодором греком, испрошенным у греческого патриарха Сергия вместе с митрополитом Михаилом и епископами Иоакимом и Фомой. В кратком сказании о епископе Феодоре говорится: «Прием святитель Феодор паству словесных овец в Суздальской стране, и видя их помраченными многобожия прелестью, впервые сотвори к Богу с постом и со слезами довольную молитву, начат потом, возлагая на Бога упование, святи семя слова Божия, возделывая слезами и многия плодя (производя) труды и подвиги апостольские, труждаяся, идольския капища разрушая, храмы же святые в тех местех во славу Божию созидая и укрошая; множество народа развращенна уловив в веру Христову не точию во граде, но и в окрестных его местех, моля, уча и наказуя старыя яко отцы, юныя яко дети. И тако многими своими труды и поты свирепство претвари, преложив их из свирепых волков в кроткие агнцы. Зряще бо народи богоугодное житие его, по премногу удивляющеся, обращахуся в веру Христову и приимаху святое крещение».

Совершив великий апостольский подвиг, святитель Христов Феодор скончался в 993 году.

«Что тя наречем, святителю Феодоре», поет св. православная Церковь, «ангела ли, яко подобно бесплотным на земли пожил еси, апостола ли, яко первый в стране нашей св. Евангелие проповедал еси, мученика ли, яко за Христа Господа живот твой положити готов был еси, обращая люди от неведения к свету благоразумия. Тем же днесь пресветлую память твою совершающе, по долгу хвалим преславное житие твое».

«Гроб, где же лежит честное тело твое, в надежде на помощь твою, нас укрепляет и упованием обвеселяет верныя, святителю преславне и всечестне Феодоре»...

За святителем Феодором, по преданию, управляли суздальскою паствою святые Леонтий и Исаия, которые продолжали просвещать страну Суздальскую и Ростовскую. За ними шли: святитель Симеон, преосвященный Нестор, епископ ростовский и суздальский (в 1156 г.), преосвященный Леон, второй преосвященный Нестор, преосвященный Лука.. На место святого Луки киевским митрополитом Никифором, по просьбе великого князя Всеволода, сына Георгия, внука Владимира Мономаха, посвящен в епископа Ростову, Владимиру и Суздалю его духовник Иоанн. Этот святитель Иоанн установил праздновать память святителя Леонтия, ростовского чудотворца. Затем, оставив свою кафедру, он переселился в Суздаль, в монастырь св. бессеребренников Космы и Дамиана, где и скончался. Его заместил второй Симеон, епископ владимирский и суздальский, посвященный при великом князе Георгии Всеволодовиче. Он пас Церковь Божию двенадцать лет и при нем великий князь Георгий заложил в Суздале каменную соборную церковь Рождества Богородицы. На место Симеона митрополит Кирилл поставил св. епископа Митрофана, правившего во Владимире одиннадцать лет. Он был сожжен во Владимирской соборной церкви во время нашествия Батыя. Тот же митрополит киевский Кирилл поставил на место замученного Митрофана блаженного епископа Серапиона во Владимир, Суздаль и Нижний Новгород. Но он пас свою паству всего один год и два месяца и погребен во Владимирском соборе. Преемник его, епископ Феодор, управлял десять лет обширною епархиею и также погребен во Владимирском соборе. Наконец, на его место был посвящен Иаков и вскоре за ним, при великом князе Борисе Константиновиче, святитель Иоанн великий чудотворец.

Итак, прибыл Евфимий в собор, когда в нем шла вечерня. Подивился он великолепию отделки и убранству церкви. Показали ему могилу св.епископа Феодора в соборной стене. Со слезами умиления поклонился он великому святителю и просветителю земли Русской. На стене под сводом была надпись. «В лето 6498 первый благоверный и великий князь Владимир просвети суздальскую землю святым крещением и паству вручи епископу Феодору». Трое входных дверей были медные, расписанные золотом с господскими и другими праздниками. Их привез с собой св. Владимир из греческого города Херсона, в котором принял святое крещение. Показали Евфимию и остальные святыни, взятые св. Владимиром в Корсуни: разные церковные вещи, выносные кресту, орудия страстей Господних, животворящий крест, облачальный архиерейский амвон. На правой стороне, близ архиерейского места, имелось государево место, с балдахином и двуглавым орлом. По стенам, в пределах и у колонн, помещались гробницы великих князей суздальских, родственников их и древних архиереев.

Помолился блаженный Ефвимий и стал ожидать исполнения слов своего возлюбленного старца Дионисия… «Дойдешь ты до богоспасаемого града Суздаля, сказал старец и там узришь в преславном храме Богоматери священно–епископа Иоанна чудотворца, приявшего звание сие ради дел своих».

И действительно, когда кончилась вечерня, то из алтаря вышел преосвященный Иоанн. Уже по его светлому, чистому облику уразумел Евфимий, что он и есть священно – епископ Иоанн чудотворец. Народ пошел просить его благословения, и блаженный Евфимий подошел последним. Поклонившись ему в ноги, он приветствовал знаменитого владыку и передал поклон от старца Дионисия. Преосвященный Иоанн обласкал его и пригласил к себе. На дому блаженный Евфимий передал ему причину своего прихода. Долго они беседовали этот вечер о преподобном Дионисии, Печерском монастыре и о плачевном состоянии отечественных дел, как государственных, так и церковных. В этой же беседе они породнились духом, а преосвященный Иоанн убедился в добродетелях и подвижнической жизни смиренного и кроткого Евфимия.

Много лет жил владыка Иоанн простым монахом в монастыре и занимался духовными подвигами, так что слава о нем дошла и до суздальского князя Андрея Константиновича, который, затем, начал обращаться к иноку Иоанну за молитвами и наставлениями. Когда скончался один из епископов, то великий князь Андрей отправил о.Иоанна в Царьград, где он и был хиротонисан в 1340 году в епископа. Со смертью же Иакова его призвали в Суздаль.

На другой день узнали о приходе Евфимия и великий князь Борис Константинович. Обрадовавшись этому известию, он принял блаженного ученика Дионисия с великой радостью и вместе с ним вернулся к епископу Иоанну. Великий князь рассказал святителю о своем великом уважении к преподобному Дионисию, о подвижнической жизни его, о прозорливости и как старец этот благословил его соорудить храм во имя Преображения Господня с иноческим общежитием. Святитель ответил князю:

«Без всякого сомнения, дерзай на это благое дело, ибо ты принял от прозорливого старца благословение и молитву. Вот уже он послал к тебе послушного ученика своего, трудолюбивого Евфимия, который с помощию Божиею может начать это дело и в поте лица своего довершить».

Тогда великий князь Борис поклонился святителю Божию Иоанну в ноги и начал умолять его указать ему место для основания монастыря. Не откладывая святого дела до завтра, они тотчас собрались и вместе с блаженным Евфимием пошли за городскую черту избирать место.

Идя вверх по гористому берегу реки, любовались они красивыми видами Суздаля. Понравилась Евфимию эта местность. Теперь он хорошо рассмотрел женский монастырь св. мученика Александра Перского, в котором имелось много гробниц благоверных суздальских княгинь и их чад. Рядом с Ризположенским монастырем, по завещанию преподобной Евфросинии, был выстроен другой монастырь Святой Живоносной Троицы для вдов, так как в первом спасались только одни девицы. Выйдя за город, с северной стороны, они очутились на громадной свободной площади, расположенной на крутом берегу Каменки. Отсюда открывался широкий вид на всю окрестность. Понравилось им всем это место. Посоветовались они, помолились и решили. Святитель Иоанн призвал благословение Божие и указал место для будущего храма. Тотчас великий князь послал за людьми и инструментами. Когда сделали крест, то Иоанн водрузил его на месте престола и опять помолился, чтобы храм во имя Преображения Господня создался благодатию Св.Духа. Благочестивый великий князь Борис Константинович сам начал копать ров для основания храма и велел оповестить бояр о великой его радости. Немедленно собрались все знатные жители города на эту площадь и к вечеру совершилась закладка церкви.

Работа закипела дружно при множестве свободных рук и когда клали фундамент, то блаженный Евфимий испросил благословения святителя Иоанна, по обычаю того времени, теперь же скласть себе могилу у северной стены, близ будущего св. жертвенника. Для этого он сам обтесал своими руками три больших камня.

Молитвами святителя Иоанна и подвигами преподобного Евфимия храм соорудился поспешно, так как материал весь был давно заготовлен великим князем Борисом. Затем благочестивый князь украсил церковь богатыми иконами, дорогою утварью и приготовил его к освящению. «Когда храм был довершен», говорит летописец, «то явился, как земное небо на радость и веселие всем живущим в граде Суздале».

К великому утешению великого князя святитель Иоанн со всем освященным собором освятил храм и за литургией рукоположил инока Евфимия во пресвитеры, поставив его архимандритом новой обители. Первая братия собралась тотчас, как только построили келлии, для чего князь Борис пожертвовал не мало золота и серебра.

Трудами, молитвами и слезами блаженных иноков Сергия и Евфимия почти одновременно устроились их знаменитые лавры. Тяжелые времена, наставшие для многострадальной России, и моровая язва побуждали многих искать спасения в иноческих обителях и недолго пожил в одиночестве преподобный Сергий, а Евфимий должен был с поспешностью строить келлии, чтобы удовлетворить желания благочестивых людей, умолявших их причислить к общежитию Спасо–Преображенского монастыря. Слух о подвижнической жизни Сергия и Ефвимия быстро пронесся по всем селениям и городам соседних областей. Одни рассказывали о их строгом воздержании, о их трудолюбии и других подвигах; иные прославляли их за простоту, смирение и кротость; многие свидетельствовали о дарованной им Господом власти над духами злобы. И вот, один за другим, стали приходить к ним скорбящие, болящие и ищущие спасения, сначала ради душеполезной беседы, а потом чтобы жить под руководством их в беспрекословном послушании. С детскою любовию учились они у великих наставников духовным подвигам. Когда построились первые 10–15 келлий, то преподобные обнесли их высокими деревянными оградами и к святым воротам приставили вратарей. День начинался в этих обителях с глубокой полуночи, когда вся братия собиралась в церковь на полунощницу, утреню, трети, шестой и девятый час, литургию, на вечерню и повечерие. Усердно молились все вместе за митрополита Алексия, других епископов, за своих великих князей, бояр, благотворителей, за творящих милостыню, за болящих, страждущих и умерших. Непрестанная молитва, по заповеди Апостола, была их постоянным правилом и в церкви и в келлии. Блаженные Сергий и Евфимий управляли обителями более всего своим примером, стараясь быть всем слугами, а не начальниками. Они сами работали с братиями, тесали бревна для келлий, пилили доски, кололи дрова, носили воду, пекли хлебы, варили пищу, кроили и шили одежды. Целый день неустанно работая, они проводили ночи в слезной молитве в своих келлиях. Питаясь более хлебом и водою, они, вследствие трудолюбия и строгого воздержания, отличались крепостию тела. В дни усиленной борьбы против них врага спасения они еще более усиливали свой пост и молитвенные подвиги. Понятно, что не только братия обителей, но их духовные дети, посетители, поклонники и все, кто их видел, считали их за земных Ангелов. Братия всеми силами старалась подражать им. В свободные часы от молитвы все вместе с настоятелями выходили на монастырские работы, возделывали огороды, пашни и свой лес. Но условия, при которых росли обе лавры преподобных Сергия и Евфимия, были различны. Великий Сергий, избравший дремучий лес, нуждался во всем более Евфимия и до 1357 г. имел не более двенадцати монашествующих, тогда как у великого Евфимия в это время собрался уже целый обширный монастырь. К преподобному Сергию чаще приходили его земляки ростовцы и жители селений, расположенных по большой дороге в Москву, а в самом Суздале и вблизь лежащих вотчинах жили многие князья, бояре, которые постоянно все обращались в своих духовных нуждах к кроткому Евфимию. Между ними были: Бутурлины, Голицыны, князья Шуйские, Пожарские, Борятинские, Куракины, Каземировы, Молвяниновы, Гундоровы, Ошанины, Секирины, Сабуровы, Волоховы, Забелины, Побединские, Шишкины и др. Москвичи стали прибегать к молитвам преподобного Сергия, а жители Суздаля, Владимира и отчасти Ростова – к преподобному Евфимию. Смиренному Евфимию, привыкшему к отшельнической жизни в пещере блаженного Дионисия, было очень трудно и скорбно продолжать свои подвиги под стеною обширного города, изобилующего богатым купечеством и знатным боярством. Смущаясь новою жизнию своею, он, разумеется, искал, по временам, уединения и поддержки духовной. И вот, для этого он предпринимал путешествия простым богомольцем в радонежские леса. Там, в тиши и уединении, он беседовал о будущей жизни и суетности земного странствия с великим о. Сергием, молился с малочисленною братиею и совершал богослужение, когда они не имели еще игумена и священнослужителей. Укрепленный духом, возвращался он в Суздаль, где соскучившаяся в его отсутствие братия встречала его со слезами радости. Впоследствии эти путешествия блаженного Евфимия для собеседования с великим Сергием получили еще другое основание. Вследствие возникавших дел государственных, о примирении удельных князей, о влиянии на знатнейших бояр и некоторых общественных вопросов, для выяснения обстоятельств и взаимодействия, преподобному Евфимию приходилось посещать Троицкую обитель. Предание говорит, что приходил в Суздаль и преподобный Сергий. Близость города к монастырю Евфимия принуждала его часто вступаться за обиженных граждан и невинно осужденных. Он являлся в суды, в присутственные места, обличал клеветников и освобождал невинных. Достаточно было его слова, чтобы приостанавливалось судопроизводство, и начальствующие лица меняли свои суждения. Сам преподобный Евфимий носил скудную одежду, под которой скрывались тяжелые железные вериги. Он очень заботился, чтобы заповедь о странноприимстве исполнялась в его обители; помогал странникам не только пищей, но и одеждою. Современники и летописцы свидетельствуют, что он выкупал многих несчастных должников и вообще принимал живейшее участие в жителях Суздаля, находящихся в скорбях, бедствиях и несчастиях. Так понимал он о своих обязанностях по отношению к миру. Общежитие было основным уставом собранной братии. Если кто из них утаивал что – либо по искушению диавольскому, то преподобный налагал на него епитимию. В церкви и за трапезою никому не позволял беседовать; все должны были чинно безмолвствовать на своих местах. Запрещал также без особенной нужды ходить из келлии в келлию, чтобы избежать празднословия. Никто не должен был вносить своего мудрования в обитель, но быть готовым ко всякому послушанию, чтобы без ропота переносить все монастырские службы. Приходящих преподобный одевал сперва в длинную свитку из черного грубого сукна, или подрясник и назначал на черное монастырское послушание, пока он не навыкал уставу обители. Потом только давалась монашеская одежда, или, как ныне принято называть, рясофор. Облечение в рясофор сопровождалось всегда малым пострижением. Так преподобный Дионисий постриг Евфимия и Макария, но мантия благословлялась не скоро, когда инок приобретал духовный опыт и жил несколько лет в трудном подвиге. Преподобный Евфимий строго наблюдал за порядком в обители, обходил келлии вечером после своей молитвы и через малое оконце замечал, кто занимается чтением, или молитвою или рукоделием. Святой архимандрит радовался, когда видел истинных тружеников, благодарил мысленно Бога и тут же молился за них. Увлекающихся же разговорами призывал на утро к себе и кротко наставлял, напоминая об обязанностях и опасном их пути, если они не исправятся. За немощными своими детьми преподобный неослабно следил и с большою любовию, терпением и знанием человеческого сердца их, приучая к самоотвержению и строгому послушанию. Так как ходить на речку Каменку за водою было затруднительно, пропадало много времени, a после дождей или при весеннем разливе вода в ней становилась нечистая, то преподобный выкопал в монастыре своими руками прекрасный колодезь, который впоследствии во все времена почитался за чудотворный. По следующему событию можно судить, какой духовной красоты достиг преподобный Евфимий. В один из праздников Преображения Господня он пригласил епископа Иоанна совершить литургию в обители. Пришел к обедне и великий князь Борис Константинович. Будучи весьма благочестивым и добрым, великий князь удостоился во время божественной службы таинственного видения. Он увидел, что святителю Иоанну и архимандриту Евфимию сослужит светлый юноша в блестящих ризах. После литургии, в келлии настоятеля, великий князь улучил удобное время и наедине спросил святителя о виденном им. Епископ Иоанн сперва не хотел открыть ему тайны, но потом сказал: «Благоверный князь, когда я служил божественную литургию с добрым пастырем сего словесного стада, то с нами священнодействовали только иноки сей обители и не было другого пресвитера. Но если уже Бог тебе сие открыл, то не могу утаить от тебя, что виденный тобою был Ангел Господень, который иногда присутствует при литургии, когда я, грешный, удостаиваюсь служить вместе с великим Евфимием, ты же никому сего не говори, доколе я жив». После литургии была предложена обильная трапеза для всех участников торжества и богомольцев. По окончании ее преподобный Евфимий просил святителя благословить братию и сказать ей что–нибудь в назидание.

«Отцы и братия», произнес святитель Иоанн, «не подобает мне немощному и неключимому беседовать с вами о пользе душевной; всем нам разумно, что всякому хотящему спастися прежде всего должно держаться веры правой, ибо непросвещенный верою не безопасно может жительствовать и без нее не представить Богу жертвы добрых своих дел. Надлежит быть тому и другому, дабы совершен был Божий человек и не хромал на пути к жизни вечной. Вера, действуемая любовию, спасет нас по слову Апостола, любовь же он поставил во главу всех прочих добродетелей, дабы достойны мы были небесного звания и жили, согласно Евангелию Христову, в молитве, смирении и воздержании от брашен и пития и от всех телесных сластей и в послушании даже до самой смерти, имея ее непрестанно в памяти своей с сокрушением сердца о грехах своих». Напомнив заповеди о страхе Божием, смиренномудрии и труде, вспомнил святитель и о том, чтобы «не отлагать со дня на день времени исправления своего: ибо не знаем мы, что принесет нам утренний день, и многие, совещавшись о грядущем, до него не достигли. Если же будем чуждаться злых и припряжемся добродетели, испрашивая себе милости от человеколюбия Божия, то возможем избежать широкого пути погибельного и тесным – подвизаться, вводящим в жизнь вечную».

Со вступлением в великое княжение Иоанна, прозванного Кротким, междоусобия в Российском государстве увеличились и дошли до последней крайности. Мятежи усилились и даже вспыхнули в самой Орде – убийства, предательства, кровопролития и измены, не остановила даже моровая язва, истреблявшая сотни тысяч людей. Какой–то ужасный стон стоял в воздухе и над нашим отечеством. Муром, Тверь и Новгород обливались кровию. Муромский князь Юрий Ярославович ссорился с своим родственником Феодором Глебовичем. Хан вытребовал их на торжественный суд в Орду. Но Феодор Глебович превозмог и получил не только княжение, но и самого князя Юрия, который затем умер в несчастии. Вражда между Василием Тверским и его племянником Всеволодом Холмским не могла никак прекратиться, несмотря на вмешательство великого князя Иоанна. Митрополит Алексий собрал их в 1357 году во Владимире, усовещевал, но не и мел успеха. Тверской епископ Феодор хотел даже покинуть свою епархию, чтобы не быть свидетелем этого междоусобия. В 1358 г. враждующие были представлены на суд хана и последний, без всякого расследования, выдал неповинного Всеволода послам князя Василия, который стал обходиться с племянником, как с невольником и начал отнимать имения у бояр Холмских и налагать тяжкие дани на чернь. В Новгороде возгорелся мятеж по случаю смены посадника. Только появление среди шумного воинского стана владыки Моисея схимника, изведенного из 25–ти летнего затвора просьбою народа, а также его мольбы, просьбы и благословение прекратили кровопролитие.

Неутешительное зрелище представляла и сама Церковь Российская. Она наводила соблазн на верующих. Против св. митрополита Алексия восстал новгородский архиепископ и написал жалобы греческому царю и патриарху из–за каких–то церковных сборов. Это оскорбило достоинство митрополита. Наконец патриарх Филофей вместо законного митрополита, избранного великим князем, поставил двух митрополитов: святого Алексия и какого–то грека Романа. Высокочтимому святителю Алексию пришлось отправиться в Константинополь с жалобами на беспорядок в церковных делах. Тогда патриарх Филофей в намерении примирить обоих митрополитов, объявил св. Алексия митрополитом киевским и владимирским, а Романа – литовским и волынским. От такой меры порядок не восстановился. Наконец необыкновенный случай доставил св. Алексию возможность оказать важную услугу отечеству. Жена хана Чанибека Тайдула, страдая от тяжкой глазной болезни, пожелала получить помощь от митрополита Алексия. Хан написал великому князю: «Мы слышали, что небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего: да испросит же он здравие супруге моей!» Святой Алексий поехал в Орду с надеждою на помощь Божию и по его святым молитвам Тайдула выздоровела. Хан всячески постарался изъявить ему свою благодарность и пожаловал России разные льготы, но в 1357 году вспыхнул небывалый еще мятеж в Орде и хан Чанибек быль убит сыном Бердибеком, который умертвил своих двенадцать братьев. Митрополит Алексий очевидец столь ужасного преступления, едва успел возвратиться в Москву, как хан Бердибек прислал угрожающие требования ко всем русским князьям. Они пришли в ужас и трепет, проведав о жестоком нраве нового хана. Тогда св. Алексий снова поехал в Орду и чрез ходатайство матери Бердибека, исцеленной им Тайдулы, добыл милости для государства и Церкви. Великий князь, его семейство, бояре, народ встретили святого митрополита при возвращении в Москву, как спасителя отечества, великого утешителя, и восьмилетний сын Иоанна, Димитрий (будущий герой Донской) надежда и радость отечества, умиленный всеобщей любовию к святителю Алексию, заплакал и сказал владыке необыкновенно выразительно: «О, Владыка ты даровал нам житие мирное. Чем изъявим тебе свою признательность!»

Успокоив таким образом Россию, митрополит переехал на временное жительство в Киев, стараясь среди развалин и печальных следов долговременного запустения обновить церковное устройство. Недолго княжил великий князь Иоанн. На 35 – м году от рождения он скончался монахом, оставив малолетнего Димитрия главою Русского государства. Царство Капчакское явно клонилось к падению. Новая смута окончилась убийством хана Бердибека и воцарившийся хан Наврус потребовал прибытия русских князей с дарами. Это произошло тотчас после кончины великого князя Иоанна Кроткого. Хан даровал великое княжение суздальскому князю Димитрию Константиновичу, меньшему брату князей Андрея и Бориса. Временно никто не стал оспаривать права его на великое княжение. Он въехал во Владимир, столь близко стоящий от Суздаля и был встречен народом восторженно, обещая снова возвысить достоинство древней столицы. Святой Алексий благословил его на княжение, но возвратился в Москву, чтобы исполнить обет святителя Петра и жить близ его чудотворного гроба. Однако новый мятеж в Орде изменил положение дел в Русском государстве. Убийство хана Навруса и царицы Тайдулы послужило боярам московским случаем объявить юного князя Димитрия Иоанновича соперником Димитрия Суздальского! Новый хан Муруш послушался московских бояр и назначил суд над послами, который окончился признанием малолетнего Димитрия главою российских князей. Но так как этот хан мог послать только грамоту, а не войско в Россию, то князь Димитрий Суздальский не уважил его суда и не пожелал выехать ни из Владимира, ни из Переяславля. Все московские бояре, несмотря на зиму, подняли тревогу, сели на коней и выступили с войском под предводительством юных князей Димитрия Иоанновича, его меньшего брата и двоюродного брата князя Владимира Андреевича.

Димитрий Суздальский, не ожидавший такого нападения, бежал в Суздаль, а князь Московский занял трон Андрея Боголюбского во Владимире, погостил там три недели и, утвердив своих воевод и наместника, вернулся в Москву.

К этому времени относится, вероятно, начало построения высокой каменной ограды в Суздальском монастыре преподобного Евфимия. Город, открытый с северной стороны, требовал защиты, и монастырь мог представить из себя превосходную крепость в случае нашествия и набега неприятеля. Когда исторические события несколько успокоились и воцарилась временная тишина, преподобный Евфимий испросил благословения у святителя Иоанна на построение теплой церкви во имя преподобного Иоанна, списателя Лествицы, которого он так почитал за его наставление, с трапезою каменною на зимнее время для братии, так как число монашествующих все увеличивалось и доходило до трех сот человек; прежняя трапеза не могла вместить всех. Затем предпринял преподобный Евфимий и постройку больничной церкви во имя Святителя Николая со всеми служебными келлиями.

Однажды пришел к святителю Иоанну благоверный князь Андрей Константинович, брат великого князя Бориса и во время беседы рассказал ему о данном им обете построить монастырь.

«Святый Владыко, хочу просить у тебя благословения, которое может даровать мне твоя духовная любовь», произнес он.

«Ничто не возбраняется тебе, государь», ответил святитель.

«Прошу твоего благословения», продолжал князь, «основать женский монастырь, если на то будет Божия воля. Случилось мне однажды, когда я плавал по Волге от Нижнего Новгорода, попасть в сильную бурю так что ладьи наши готовы были сокрушиться о множество злейших волн и всем нам грозила смерть. Тогда мы все сидевшие в лодках, начали молиться Богу; с ними и я стал просить Всесильного Бога, чтобы он избавил нас от опасности и дал обет построить церковь во имя Пресвятой Богородицы честнаго и славного Ея Покрова и основать монастырь для жития и упокоения инокинь и с того часа волнение реки стихло и сделалась она совершенно покойна; ныне хотелось бы мне исполнить свой обет».

«Его же требуеши и я не возбраняю», ответил святой владыка.

Тогда благоверный князь сказал:

«Пошлем за преподобным отцом архимандритом Евфимием и испросим у него место на той стороне реки Каменки, на берегу, где весьма удобно построить монастырь».

Согласились они и послали за архимандритом Евфимием.

Войдя и поклонившись в ноги святителю и благоверному князю, преподобный Евфимий спросил, что им угодно от него.

«Возлюбленный», ответили они оба, «вместе просим тебя». И рассказал князь тоже, что только что открыл святителю.

«О Самодержче», воскликнул Евфимий. «Господня есть земля и концы ея как глаголет св. Евангелие: аще кто хощет дом свой добре правити сей Церковию Божиею попечется. Если это угодно Богу может осуществиться и ты требуешь для создания монастыря, то буди благословенно место то».

По тогдашнему духовному обычаю князь встал и поклонился преподобному Евфимию. Заплатив затем за землю, князь приобрел ее для своего будущего монастыря и построил деревянную церковь во имя Пречистой Богородицы. Епископ Иоанн вручил монастырь родственнице блаженного Евфимия по матери его, которую избрал из числа инокинь обширной Суздальской лавры во имя великомученика Александра. Немного времени спустя пришел святитель Иоанн с преподобным Евфимем посетить обитель и с пастырскою любовию, по молитве, благословил пребывающих в нем инокинь. Преподобный Евфимий, по дару прозорливости предсказал, что после его преставления распространится обитель эта и будет славною во всех концах земли русской.

В жизни святителя Иоанна в Суздале было весьма замечательное событие, которое обнаружило его святую, непорочную жизнь. Соборный причт, питая вражду к святителю Иоанну за то, что он нередко подвергал их наказанию за предосудительные поступки, уговорил протодиакона повсюду разглашать, будто бы их архипастырь ведет предосудительную жизнь. Худая молва о святителе тотчас разнеслась по городу и граждане пришли в архиерейский дом и с бесчестием и поруганием выгнали Иоанна из города. Святитель, молча, снес это оскорбление. Он вышел из города, преследуемый соборными священнослужителями и толпою грубого народа. Остановясь в недалеком расстоянии от города Суздаля, к юго –западу, на ровном и открытом месте, святитель обратился к востоку, преклонил колена, поднял руки к небу и воскликнул: «Господи, Боже мой, я сделался позором миру, Ангелам и человекам, но Ты знаешь мою невинность: прости им, Господи и не постави сего во грех!»

При этих словах святитель указал перстом на соборных священнослужителей. Едва окончил свою молитву преосвященный Иоанн, как суд Божий открылся над его врагами: они ослепли. Видя такую казнь Божию, граждане Суздаля пали на землю и со слезами испросили у святителя прощения и благословения. Епископ Иоанн простил и вернулся к себе. Там он стал молиться за врагов своих и они прозрели.

Так как это событие случилось 6–го сентября, в тот самый день, когда святая Церковь вспоминает чудо, бывшее в Хонех от архистратига Михаила, то суздальские граждане, по изволению святителя, устроили храм в память Михайлова чуда, на том месте, где произошло ослепление врагов Иоанна. Впоследствии тут образовалось село и его назвали именем святителя – Иванским и предоставили его архиерейскому дому.

Святитель Иоанн управлял обширною епархией 11 лет. В 1363 году к горю всей паствы, но вероятно вследствие неприятностей, он решился сложить с себя сан Епископа и принял схиму, переселившись в Боголюбов монастырь. В 1372 году октября 15–го дня он скончался и его похоронили в Суздальском соборе.

Тяжело было архимандриту Евфимию расставаться с таким покровителем и духовным другом, но, по молитвам его, Господь вскоре привел в Суздаль самого ближайшего его друга, самого отца и наставника преподобного Дионисия. В 1364 году св. митрополит Алексий благословил Дионисия быть епископом суздальским и нижегородским и таким образом исполнилось пламенное желание преподобного Евфимия, о котором он так горевал, покидая пещеры Печерского монастыря.

1363 год был тяжелый для Суздаля и молитвенников его. Епископ Иоанн ушел и принял схиму в Боголюбском монастыре, а великий князь Димитрий Иоаннович осадил город, чтобы смирить Димитрия Константиновича и заставить его отречься от Владимира. Юный Димитрий, желая господствовать безопаснее, искал благосклонности и в другом татарском царе Авдуле, сильном Мамаевою ордою. Посол этого хана явился с милостивою грамотою, и Димитрий обязан был вторично ехать во Владимир, чтобы принять его, согласно с древними обычаями. Угождая обоим ханам, великий князь оскорблял того и другого; по крайней мере утратил милость Сарайского и, возвратясь в Москву, узнал, что великий князь суздальский Димитрий Константинович опять занял Владимир, получив от хана Сарайского ярлык на великое княжение. Тогда юный Димитрий выступил с полками из Москвы и через неделю не только выгнал из Владимира Димитрия Константиновича, но и осадил его в Суздале.

Спасо – Евфимиевский монастырь должен был готовиться к защите. Преподобный Евфимий, как только мог, упрашивал великих князей примириться и ему удалось повлиять на юного Димитрия, дабы он оказал великодушие суздальскому князю, дозволив ему властвовать хотя в Суздале. Но не успели оправиться от одной беды, как появилась другая. С частою переменою ханов в Сарае князья получили возможность сильно бороться против единовластия Димитрия Московского. Теперь новый хан Азис сам задумал низвергнуть юного Димитрия Московского и для того дал великое княжение Димитрию Константиновичу, а Нижний Новгород – младшему брату и другу Евфимия, Борису Константиновичу. Новая вражда грозила ужасным бедствием и преподобный Евфимий, связанный духовно с суздальскими князьями, был вынужден вновь действовать и даже на время ехать в Нижний Новгород, как говорит предание. Ему удалось уговорить Димитрия Константиновича не пользоваться больше ханским ярлыком, так как ему грозило беспощадное преследование на этот раз Димитрия Московского. Неизвестно, внял ли он молитвам преподобного или, видя слабость свою, решился наконец уступить, но он дал знать Димитрию Иоанновичу, что предпочитает его дружбу милости хана Азиса и навеки отказывается от достоинства великокняжеского. Димитрий Московский изъявил ему за это благодарность. Тогда Димитрий Константинович пожелал занять престол Нижегородский по смерти брата своего Андрея, на который воссел младший – Борис Константиновичу и для этого обратился за помощью к Димитрию Московскому. Последний, по совещании с митрополитом Алексием, решил попробовать примирить двух братьев. Для этой цели митрополит вызвал из пустынной Троицкой обители св. игумена Сергия и просил его съездить в Нижний Новгород объявить князю Борису, чтобы он ехал судиться с братом к Димитрию Иоанновичу в Москву. Предание говорит, что преподобный Сергий прежде всего прибыл в Суздаль к своему собеседнику и другу Евфимию, знакомому лучше его с князьями суздальскими, обстоятельствами дела, характерами ссорящихся удельных князей и с предназначенным в епископа нижегородского Дионисием. Полюбовался св. игумен Сергий Евфимиевой лаврой, изобиловавшей каменными храмами, богатыми вкладами, множеством келлий и хозяйственными постройками. Для монашествовавших пришествие знаменитого игумена Троицкой пустыни было истинным праздником и молитвенным торжеством. Усладившись взаимною беседою и богослужением, оба преподобные двинулись в Нижний Новгород к великому князю Борису Константиновичу. Последний принял их, как дорогих послов, возлюбленных братьев своих, но на призыв в Москву для суда с братом Димитрием ответил решительным отказом: «Князей судит Бог», ответил он.

Никакие увещания и просьбы преподобных не могли убедить князя Бориса отказаться от Нижнего Новгорода. Тогда преподобный Сергий, исполняя данное ему от митрополита Алексия повеление, при помощи Дионисия, затворил все церкви в Нижнем, но и эта мера не привела ни к чему. Так вернулись обратно настоятели двух лавр в свои монастыри, а св. игумен Сергий доложил митрополиту о неудачном исполнении данного ему поручения. Димитрий Иоаннович решился тогда послать к Нижнему войско московское, под предводительством Димитрия Константиновича. Князь Борис, увидев необходимость повиниться, выехал на встречу к брату, уступил ему Нижний и согласился взять один Городец. Дружба Димитрия Нижегородского с великим князем Димитрием Московским наконец укрепилась еще женитьбою последнего на дочери первого Евдокии.

Казалось, что для Суздаля и Москвы должен был настать мир. Но вдруг в 1364 году появилась опять ужасная моровая язва, которую завезли купцы в Нижний Новгород. Несколько лет свирепствовала она всюду в России и народ искал спасения в монастырях, под покровом великих подвижников Сергия и Евфимия. Жестокая язва несколько раз проходила и возвращалась. В Смоленске она свирепствовала три раза и наконец в 1387 году осталось в нем только пять человек жителей, которые, по словам летописцев, вышли и затворили город, наполненный трупами. Москва незадолго до язвы претерпела еще страшный пожар, истребивший весь город, так что бояре и купцы ничего не спасли из своего имения.

Не прошло и трех лет после примирения суздальских князей, как им пришлось вместе бороться против сильного монгольского хищника – Темира. Этот мурза овладел течением Волги, разорил села князя Бориса, но по молитвам великого Евфимия, их ходатая, князьям удалось отбросить татар за реку Пьяну. При переправе через реку многие татары утонули в ней и были истреблены нижегородцами, а сам Темир бежал в Орду, где хан Азис велел его умертвить.

Великий князь Димитрий Московский, готовясь к решительной борьбе с Ордою, старался утвердить порядок внутри отечества, прекратил междоусобия тверских князей, но грозила ему беда от нашествия Литвы. В конце 1368 года Ольгерд разбил русские войска и подступил к Москве, где великий князь с двоюродным братом Владимиром, митрополитом Алексием и со всеми знаменитейшими людьми затворился в Кремле. Три дня Ольгерд стоял под стенами, грабил церкви, монастыри, не приступая к городу; каменные стены и башни устрашили его, a зимние морозы не позволяли заняться осадой. Довольный корыстью и множеством пленников, он удалился. Как только эта буря миновала, великий князь отправил брата Владимира защищать псковитян от немцев.

Не успела Москва отдохнуть от нашествия Литвы, как возобновилась вражда тверского князя Михаила с Димитрием Московским. Сестра Михаила была замужем за Ольгердом и, чтобы поддержать тверского князя, Ольгерд в 1370–71 г. предпринял вторичное нашествие на Россию, но по молитвам печальников земли русской – св. митрополита Алексия, Сергия, Евфимия и др., он отступил от стен московского Кремля и потребовал мира. Необыкновенная зима способствовала Ольгерда отступлению; она началась рано и не дала даже земледельцам убрать хлеб. В декабре и январе было удивительно тепло; в начале же февраля поля открылись совершенно и крестьяне сжали хлеб, засыпанный осенью снегом. Эта оттепель испортила дороги; реки разлились, и подвоз съестных припасов прекратился.

Оставленный своим зятем, Михаил Тверской обратился в Орду за помощью к Мамаю, где и получил новый ярлык на владимирское княжение. Хан предлагал ему даже войско, но Михаил благоразумно отказался и занял своим войском Переяславль Залесский. Поднялась тревога в Суздале и Владимире. Посланцы Михаила надеялись преклонить к себе граждан владимирских, но они единодушно ответили: «у нас есть государь законный, иного не ведаем». Видя свое бессилие, наконец, Михаил возвратился к себе в Тверь. Между тем, сильный Мамай не мог простить Димитрию Московскому ослушание. Великий князь долго советовался с боярами и с митрополитом Алексием, что ему делать и решился сам ехать в Орду. Народ ужасался, уверенный, что ему готовится верная погибель. Митрополит проводил его до берегов Оки и приказал во всех монастырях денно и нощно молиться за великого князя. С нетерпением ждали вестей из Орды. Вся Россия трепетала от тяжких испытаний. К тому же на небе появились различные знамения, предвещавшие государственное бедствие. На солнце видны были черные пятна; долговременная засуха грозила голодом, производила необыкновенные туманы, столь густые, что днем в двух саженях нельзя было разглядеть лица человеческого; птицы не смели летать и стаями ходили по земле.

Эта тьма продолжалась около двух месяцев. Луга и поля совершенно засохли, скот умирал. В конце осени вернулся из Орды великий князь с полною удачею. Мамай подтвердил его великое княжение. Но не успокоился Михаил Тверской, которому великий князь привез из Орды его сына Иоанна, остававшегося в залоге у хана, поднялся войной и Олег Рязанский, не желавший подчиниться единовластию Димитрия. Не опасаясь ни Литвы, ни татар, великий князь скоро нашел причину объявить войну Олегу, неуступчивому соседу и разбил его. Но Михаил Тверской всячески убеждал Ольгерда нарушить его вечный мир, и Россия снова испытала нашествие Литвы. Новгородцы кинулись помогать великому князю, но Михаил Тверской опустошил Торжок и прославился там разбоями и злодействами. Ольгерд опять двинулся на Москву, но встреченный великим князем Димитрием убоялся бодрости и неустрашимости последнего и заключил мир. Затем, неожиданно (1374 г.), появились в Нижнем Новгороде послы Мамая. Прибыв с воинскою дружиною, они нагло оскорбили князя Димитрия Константиновича и граждан. Князь, во исполнение предписания из Москвы, приказал их всех умертвить, более тысячи воинов, а главного мурзу Сарайку заключить в крепость. Прошло около года и мурзе объявили, что его разлучат с дружиною. Испуганный, он бежал из–под надзора, явился в дом епископа Дионисия, зажег его и начал обороняться. Одною стрелою чуть не ранили самого суздальского епископа, так что народ всех их умертвил.

В следующем 1375 году гордый Мамай послал войско опустошить пределы нижегородские. Владимир и Суздаль готовились к обороне услыхав об опустошениях Мамая. Михаил Тверской воспользовался злобою Мамая, чтобы отнять Владимир у московского князя и, получив грамоту на великое княжение, объявил войну Димитрию. Мамай обещал ему войско и Ольгерд также. Тогда начался общий сбор во всей России, возбудивший необыкновенную деятельность. Все удельные князья собрались под знамя Димитрия Московского. Последний осадил Тверь. Все области Михаила Тверского были разорены, города взяты, скот истреблен, люди отведены в плен. После этого тверской владыка явился с знатнейшими тверскими боярами в стан к Димитрию, требуя милости и спасения.

В 1376 году князья суздальские ходили воевать в Болгарию и взяли знаменитую Казань, а в следующем году испытали нашествие полчищ Мамая. Димитрий Суздальский известил о том великого князя, который немедленно собрал войско. Но долго ждал он монголов и надеясь, что они раздумали идти к Нижнему, послал воевод гнаться за ними, а сам возвратился в столицу. Но войска Мамая ударили на русских внезапно и быстро. Погибло множество воинов и бояр, князь Симеон Михайлович был изрублен, сын князя Димитрия Константиновича, Иоанн, утонул в реке. Татары, одержав полную победу, на третий день явились под стенами Нижнего Новгорода, где царил полный ужас. Князь Димитрий Константинович бежал в Суздаль, где поднял тревогу, а жители спасались, плывя на лодках вверх по Волге. Неприятель умертвил всех, кого мог захватить, сжег город и таким образом наказал за убиение своих послов. Области Рязанская и Нижегородская был усыпаны пеплом. Чтобы довершить бедствия, мордовские хищники явились по следам татар, но князь Борис Константинович настиг и потопил их в реке Пьяне, где еще плавали трупы русских воинов; а на следующую зиму опустошил без битвы всю землю Мордовскую. Эта месть снова возбудила гнев Мамая, ибо земля Мордовская находилась под властью хана. В 1378 году Нижний Новгород, едва возникнув из пепла вторично был взять татарами и сожжен, а также и весь уезд. Московский князь, узнав заблаговременно о замыслах Мамая, имел время собрать полки встретил татар в области Рязанской, на берегах Вожи. Монголы обратили тыл, бросая копья. Русские кололи, рубили и топили их в Воже целыми тысячами. Довольный столь блестящим успехом, великий князь Димитрий возвратился в Москву. Мамай затрепетал от гнева и, собрав новое войско, быстро двинулся к Рязани. Тамошний князь Олег не приготовленный к отпору, бежал и предал отечество в жертву варварам. Но Мамай, удовлетворенный кровопролитием, не пожелал идти далее Рязани и возвратился к берегам Волги, отложив решительный удар до иного времени. Тем временем великий князь Димитрий Moсковский успел смирить Литву. Ольгерд умер в 1377 году не только христианином, но и схимонахом, приняв крещение.

Ни одного года не проходило без войны, бедствия или тяжелого испытания, так что русская земля не знала мира и покоя. Только спасавшиеся в глубоких лесах и дебрях имели возможность не участвовать в ежедневных тревогах и страхах народа. Поэтому положение обители преподобного Евфимия, находившейся под большим городом, было трудное, опасное и тревожное. Ежедневно являлись гонцы и послы великому Евфимию с разными просьбами о молитвах за князе и бояр и войско, или убитых, утопленных и без вести пропавших в плену. Великий подвижник и молитвенник целые ночи напролет молился со своими единомышленниками – иноками о спасении России, о избавлении от испытаний и бедствий и о ниспослании любви и мира земле русской.

Не было мира и в церковных делах на Руси. Еще в 1376 году патриарх Филофей сам собою поставил Киприана, ученого серба, в митрополиты для России. Но великий князь, негодуя на это, объявил, что русская Церковь, пока жив св. Алексий, не может иметь другого пастыря. Отверженный Киприан жил в Киеве и управлял литовским духовенством, в надежде скоро занять место св. Алексия. Между всеми московскими иереями отличался тогда священник села Коломенского Митяй, так что Димитрий избрал его себе в духовные отцы и вверил ему хранение великокняжеской печати. Это был самый важный сан печатника по тогдашнему обычаю. Со дня на день возрастала милость государя к этому человеку, наставнику и духовнику всех бояр, а равно сведущему в делах мирских и церковных. Он величался как царь, жил пышно, имел много слуг. Прошло несколько лет и великий князь Димитрий предложил ему место спасского архимандрита. Хитрый Митяй не соглашался. Тогда силою его ввели в монастырь, где надели на него клобук, к удивлению народа и неудовольствию духовенства. Св. Алексий давно мыслил вручить пастырский жезл кроткому игумену Сергию, основателю Троицкой лавры, но последний решительно отказался. Св. Алексий скончался в 1378 году, и Митяй самовольно возложил на себя белый клобук и начал самовластно судить дела церковные. Он медленно готовился к путешествию в Царьград желая, чтобы Димитрий велел прежде поставить его в епископа. Великий князь призвал для того всех архиереев в Москву. Никто не смел противоречить, кроме одного епископа, а именно Дионисия Суздальского, с твердостью объявившего, что в России один митрополит законно ставит епископов. «Кто научил тебя нарушать уставы церковные?» спросил Дионисий великого князя, «не подобает сему быть!» Возмущенный и смущенный Митяй воскликнул: «Как дерзнул не прийти за благословением к нареченному митрополиту, или не ведаешь, что он имеет власть над всеми?»

«Ни единой власти не имеешь надо мной», ответилъ Дионисий «и тебе бы подобало прийти благословиться у меня, ибо я епископ, а ты только иерей. Если же хочешь судить правильно, то рассуди по божественным писаниям, кто больше: епископ или иерей?»

Раздраженный Митяй грозил отомстить Дионисию, когда он вернется из Царьграда, и великий князь долго спорил.

Полтора года продолжалось своеволие Митяя. Тогда Дионисий решился сам поехать в Константинополь, но великий князь ему запретил. Враг уловил блаженного Дионисия, и он совершил нечестный поступок. Опасаясь насилия и темничных уз, он стал проситься на свою кафедру в Суздаль и дал обещание великому князю, что без его воли не поедет в Царьград. Поручителем своего слова он даже поставил преподобного Сергия, и Димитрий, смирившись пред таким великим посредником отпустил на честное слово Дионисия в Суздаль. Теперь надменный Митяй раздражился не только на Дионисия, но и на Сергия за их единомыслие и обещал обоих изгнать.

«Молю Господа сокрушенным сердцем», сказал смиренный Сергий «да не попустит хвалящемуся разорить место сие святое и изгнать нас без вины».

Сергий удалился в свои радонежские леса, будучи чужд всему мирскому, но Дионисий из Суздаля пришел сперва в Нижний, где несколько помедлил и видя, что церковное волнение не утихает, спустился на судах Волгою к столице ханской, а оттуда, проехав на Дон, продолжал плавание в Царьград, где был принят с честью. Митяя к которому питал такую большую доверенность, что дал ему от себя белые листы за своей подписью, чтобы он воспользовался ими в Константинополе сообразно обстоятельствам, или для написания грамот от имени Димитрия, или для нужного займа денег. Сам государь, все старшие бояре, епископы, проводили Митяя до Оки. В Грецию отправились с ним три архимандрита, протопоп, несколько игуменов, шесть бояр митрополичьих, два переводчика и целый полк людей под главным начальством великокняжеского боярина. Казну и ризницу везли на телегах. Но Господь, по слову преподобного Сергия, сокрушил все замыслы Митяя. В виду Царьграда, на море, постигла его нечаянная смерть, а данною ему доверенностью воспользовался митрополит Пимен Переяславский и бояре, которые на белых листах написали грамоту от лица великого князя на имя вселенского патриарха Нила о поставлении Пимена на митрополию русскую, и Пимен был посвящен.

Оскорбленный вестью о кончине Митяя, великий князь, едва веря самовольству послов своих, объявил Пимена наглым хищником, и призвав в Москву Киприана, встретил его с великими почестями, а Пимена велел остановить на пути и за крепкой стражей отправил в Чухлому. Главный боярин и все сообщники Пимены были наказаны заточением.

Дионисий же, который мог исхлопотать себе митрополию, заботившийся только о спасении русской церкви и о противодействии обманутому князю, получил степень архиепископа по уважению к личным его заслугам.

Получив известие о нашествии Мамая со всем царством на Россию, князь великий Димитрий Иоаннович разослал гонцов по областям великого княжения, призывая к оружию. Повеление его было исполнено с редким усердием. Казалось, вся Россия пробудилась от глубокого нравственного сна. Полтораста лет слишком томилась многострадальная Русь под тяжелым татарским игом и, наконец, Господь услышал слезные молитвы церкви православной и преподобных ее. От одного благословения на подвиг великого молитвенника преподобного Сергия воскресло мужество целого народа, привыкшего стенать и малодушествовать под игом дикого и злобного врага. «Народ сто лет привыкший дрожать при одном имени татарина, повествует история, «собрался наконец, с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями. Как могло это случиться? Как воспитались, откуда взялись люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды? Да, совершилось чудо по молитвам и предстательству печальников земли русской, святых Алексия, Сергия, Евфимия, Макария и может быть многих неизвестных нам по имени великих иноков... Святая дружина этих избранников Божиих, сильная верою в помощь Всевышнего, близкая ко Господу по чистоте сердца и простоте духа, поднявшая примером своей праведной жизни упавший дух родного народа и предводимая новым победоносцем, смиренным Сергием Радонежским, стала грудью на защиту веры и отечества... и совершила великое чудо!

Прибыли гонцы и в Богоспасаемый град Суздаль. Возгорелся духом и великий Евфимий со своею братиею обители Милосердного Спаса. Трепетавшее его сердце чувствовало, что подвиг христолюбивого воинства окончится победой, но еще более утвердился он в этой надежде, когда пронесся слух, что блаженный старец, игумен обители Живоначальной Троицы благословил князя Димитрия на этот страшный подвиг крестом, иконою, радостным упованием на Господа и Его Пречистую Матерь, на помощь, великую милость и пресветлую славу и дал ему в помощь двух иноков – богатырей Александра Пересвета и Андрея Ослябу... «Иди, Господине, небоязненно», сказал преподобный Сергий, «Господь поможет тебе на безбожных врагов». A затем, понизив голос, сказал тихо одному великому князю: «победиши враги твоя». С непоколебимым упованием стал посылать смиренный Евфимий князей суздальских, владимирских, нижегородских и городецких, дружинников их и бояр на святое дело на защиту дорогой веры и родины. Засветились храмы Божии бесчисленными огнями пред иконами и огласились пением молебнов... Целыми днями и ночами бодрствовали и молились иноки с оставшимися женами, старухами и детьми о даровании победы князю Димитрию, об освобождении многострадальной родины, и вся лавра пребывала в строгом посте, дабы участвовать в великом подвиге русского народа. Великие княгини и боярыни раздавали милостыню и несли свои жертвы в храмы Божии. На папертях храмов юродствовали неведомые миру рабы Божии и предрекали ужасное кровопролитие, но благополучный конец...

«Скоро, под личным начальством великого князя Димитрия Иоанновича и его двоюродного брата князя серпуховского Владимира Андреевича русские войска достигли Куликова поля. 8 сентября 1380 года, с раннего утра, они стали в боевой порядок между реками Доном и Непрядвою, готовые встретить безбожного врага. В это самое время является перед великим князем инок Нектарий, посланный с другими братиями от преподобного Сергия, принеся мир и благословение ему и всему христолюбивому воинству. Святой старец провидел духом нужду еще раз укрепить мужество великого князя перед самою битвою и прислал ему в благословение Богородичную просфору и своеручную грамматку. Грамматка эта увещевала великого князя сражаться мужественно за дело Божие и пребывать в несомненном уповании, что Бог увенчает их дело счастливым успехом».

Так повествует история.

Полилась кровь человеческая и напоила землю русскую досыта. Наконец, дождались города, монастыри и веси известия о победе князя Димитрия на Куликовском поле и о гибели многочисленных сынов и отцов своих. Пение благодарственных молебнов смешалось со слезами и заупокойными молитвами осиротевших жен, детей, родителей. От зари до зари слушали плачущие рассказы об ужасах этой небывалой, кровавой бойни. Грозный бой начался в самый полдень при устье реки Непрядвы, и вдруг с татарской стороны выехал вперед громадный богатырь, тщеславный своею силою, подобно древнему Голиафу и стал вызывать на единоборство кого – либо из русских витязей. Страшно было смотреть на это чудовище; смутились наши храбрые воины… Прошло несколько минут томительного ожидания и наконец все видят, что из полка князя Владимира Всеволодовича выступает один из иноков Троицкой обители, схимонах Александр Пересвет. Пламенея ревностью по вере Христовой и любовию к дорогой родине, он не стерпел поношения от дерзкого татарина всему воинству православному, выехал вперед и, обратившись к великому князю и другим, сказал: «не смущайтесь, велик Бог наш и велика крепость Его. Желаю с ним переведаться и выхожу против него во имя Господа Сил. Отцы и братия, простите меня грешного». Как молния устремился инок – воин на своем быстром коне с тяжеловесным копьем против страшного печенега. Раздались громкие восклицания, и оба противника сблизились, ударяя друг друга… Еще минута – и оба богатыря пали на землю мертвыми. «Тогда – то (как повествует один из святителей) закипела битва кровавая, заблестели мечи острые, как молнии, затрещали копья, полилась кровь богатырская под седлами, покатились шлемы золоченые под ноги конские, а за шлемами и головы богатырские»... И много доблестных русских воинов полегли костьми на поле том. Из 150000 воинов осталось не более 40000, а татар было побито вдвое больше. Пораженный Мамай бежал с поля, усеянного трупами его изуверов. Нашего великого князя нашли лежащего без чувств, но он был жив. Воскресла Русь и прославила Милосердаго Господа! Когда великий князь Димитрий возвратился со славою в Москву, то благодарный народ дал, ему наименование Донского, а сподвижнику его князю Владимиру Андреевичу прозвание Храброго.

Но блаженное время продолжалось недолго, ибо явился новый враг хан Тохтамыш, который, разбив Мамая, овладел престолом Золотой Орды и потребовал покорности себе от русских князей. Завидуя славе Димитрия Донского, некоторые русские князья ждали только случая, чтобы предать его врагу. Поэтому гнев Божий постиг опять злополучную Росою. 23 августа 1382 г. хан Тохтамыш внезапно появился под Москвой, не встретив препятствия и противодействия от князя Димитрия Константиновича Нижегородского, который, узнав о быстром устремлении неприятеля, предательски изменил родине и послал хану двух своих сыновей с дарами. Москва пала, ибо защиты не было. Великий князь Димитрии Донской потерял бодрость духа и удалился в Кострому со всею семьей, а митрополит Киприан, заботившийся только о себе, скрылся в Тверь. Войско Тохтамыша рассыпалось по всему великому княжению. Владимир, Звенигород, Юрьев, Можайск и Дмитров разделили участь Москвы.

Татары посетили Суздаль, но по молитвам преподобного Евфимия не решились нанести вред городу, тем более, что князья его оказали покорность новому хану. Возмутилось сердце блаженного старца, столько лет ведшего по пути спасения князей суздальских и нижегородских и увидевшего их теперь предателями своей родины. Смелым и обличительным словом вознамерился Евфимий повлиять на диавольское обольщение князя Димитрия и предсказал ему, что если он не покается и не исправится, то погибнет весь род их и будет выгнан из уделов их княжения.. Не легко было терпеть измену отца и дядей великой княгине, жене Димитрия Донского.

Сергиева и Евфимиева лавры остались невредимы, и когда Тохтамыш покинул Москву, то великий князь поспешил на свое место. Многие иереи были жертвою мести татар и требовалось поставить новых, также освятить оскверненные алтари, а митрополит Киприан покойно жил в Твери. Некому было утешить и ободрить москвичей! Великий князь послал бояр своих за митрополитом Киприаном и объявил его, как малодушного беглеца, недостойным управлять Церковью. Оставалось возвратить Пимена из ссылки и поручить ему российскую митрополию. Киприан со стыдом уехал в Киев, но, однако, великий князь, не питая уважения к Пимену, вспомнил труды и заслуги архиепископа Дионисия, в особенности по его борьбе с сектою стригольников и велел ему ехать для поставления в митрополиты в Царьград. Воля великого князя была исполнена, св. Дионисий поставлен митрополитом, но на возвратном пути из Греции его задержал в Киеве князь Владимир Ольгердович, объявив, что Киприан есть глава всей Российской Церкви. Митрополит Дионисий умер под стражею в Киеве.

В 1383 г. скончался князь суздальский и нижегородский Димитрий Константинович, приняв схиму. Сыновья его находились в то время в Орде и князь Борис Городецкий поспешил туда же, чтобы оспаривать у племянников наследство. Хан отдал Нижегородскую область Борису, а племянникам его, Симеону и Василию, Суздаль, удержав Василия заложником в Орде. Когда же князя Василия выпустили из Орды с грамотою на княжение в Городце, то он не удовлетворился этим и вместе с братом Симеоном пошли на нижегородцев. Престарелый Евфимий продолжал грозить ссорящимся князьям гневом Божиим.

Борьба кончилась тем, что Нижний Новгород был занят племянниками Василием и Симеоном, а князь Борис удален в Городец.

В 1389 г. неожиданно заболел великий князь Димитрий Донской и, предчувствуя свою кончину, призвал св. игумена Сергия, бояр и написал завещание, утвердив порядок престолонаследия. 19 мая его не стало на 40 – м году жизни. Глубокая эта скорбь поразила Российское государство, ибо никто из потомков Ярослава Великого, кроме Мономаха и Александра Невского, не был столь любимым народом и боярами.

Через два года покинул землю и великий заступник земли русской преподобный Сергий (25 сентября 1391 г.) на семидесятом году жизни. По смерти Димитрия Донского князь Борис Константинович исходатайствовал себе в Орде грамоту на княжение в Нижнем Новгороде. Вступившему в великое княжение Василию Димитриевичу и московским боярам было ясно, что для прекращения предательства и междоусобия пора покончить с князьями суздальскими, и когда великий князь поехал в Орду, где его приняли с ласкою и небывалыми почестями, то он исходатайствовал себе признание его также государем Нижегородской области. На обратном пути, не доезжая Москвы, великий князь Василий отправил из Коломны своих бояр с ханской грамотой, с царским послом царевичем Уланом в Нижний, где князь Борис, недоумевая, что ему делать, собрал вельмож на совет. Но знатнейший из них, именем Румянец, оказался предателем и на предложение князя Бориса затворить городские ворота, ответил:

«Посол царев и московские бояре едут сюда единственно для утверждения любви и мира с тобою. Впусти их и не оскорбляй ложным подозрением. Окруженный нами, верными защитниками, чего можешь страшиться»!

Князь Борис согласился. Московские бояре, въехав в город, ударили в колокола, собрали жителей и объявили великого князя Василия их государем Тщетно Борис созывал свою дружину, и коварный боярин Румянец тогда открыто заявил, что они уже не его подданные. Тут же нижегородцы предали князя Бориса, как изменника, великокняжеским слугам. Приехавший затем великий князь Василий утвердил новое правление, поставил своего наместника и окончательно присоединил Суздальское княжество, основанное Андреем Боголюбским, к Московскому. Так исполнилось предсказание великого молитвенника преподобного Евфимия. Князь Борис скончался два года спустя, а племянники его, князья Василий и Симеон, бежали в Орду, где скитались по диким монгольским степям. Впоследствии Симеон прибегнул к милости великого князя и умер в независимой Вятской области.

Престарелому Евфимию пришлось еще пережить нашествие в 1395 г. грозного хана Тамерлана и быть свидетелем великого чуда Богоматери, совершенного во спасение православной России. Возвращенный снова в Москву, митрополит Киприан, по просьбе великого князя Василия для успокоения столицы разрешил принести из Владимира икону Божией Матери, с которой Андрей Боголюбский переехал из Вышгорода и победил болгар. Это перенесение совершилось в сопровождении бесчисленного множества народа, громко восклицавшего: «Матерь Божия, спаси землю русскую!» Митрополит, все епископы, духовенство, великокняжеская семья и бояре встретили святыню на Кучкове поле и принесли в Успенский собор. Тем временем Тамерлан, пленив владетеля елецкого со всеми его боярами, двинулся к Дону и шел берегами его, опустошая селения. Казалось, что он хотел идти к Москве, но... вдруг остановился. Простояв целых две недели на одном месте, он повернул на юг и покинул русские владения. По сличении времени оказалось, что он отступил в тот самый день и час, когда жители Москвы приняли к себе икону Владимирской Божией Матери... Святой Евфимий доживал свой 88–й год и уже чувствовал скорое приближение конца. Не изменяя своего молитвенного правила, он по прежнему прилагал к строгому посту обильно подаваемую милостыню, а сам ходил в убогой одежде, не снимая с себя зиму и лето подрясника, подбитого овечьей шкурой. Множество болящих исцелялось по его молитвам. Вот уже 52 года (1404) управлял он созданной им обителью, возвеличенной в лавру, и достиг маститой старости, украшенной сединами! Изнеможение телесное дало ему уразуметь кончину. Так рисует один из настоятелей (архимандрит Серафим Чичагов), в своем слове на кончину преподобного, обстановку и горестное это событие для монастыря:

«Мн. представляется, говорит проповедник, среди нашей древней обители, обнесенной этими же высокими каменными стенами и башнями, но покрытыми деревянными кровлями, невдалеке от небольшой соборной церкви Преображения, под тенью развесистых лип деревянный домик с обыкновенным крыльцом, сенями и двумя комнатками, освещенными теплящимися лампадами. Среди одной из них виднеется худощавый старец среднего роста, украшенный сединами, с светящимся лицом, истощенным от постов, стоящий в изношенной одежде из овечьей шкуры, с тяжелыми цепями от вериг на груди и спине, но молящийся. Только по руке, подымающейся с трудом для крестного знамения, можно заметить, как мало осталось в нем жизненных сил. Сени, крыльцо и обширная полянка перед домом теперь заполнены иноками, послушниками, монастырскими рабочими, мирскими людьми. Вдали виднеются все такие же келлии, которые разместились по сторонам холодного Преображенского собора и теплого храма во имя преподобного Иоанна Списателя Лествицы, с каменною трапезою. У всех собравшихся у дома настоятеля горестные и заплаканные лица, ожидающие со страхом приближающуюся разлуку с их отцом, наставником и благодетелем. Все бы хотели умереть с ним вместе и никто не может утешить их в предстоящем их сиротстве. Великий старец благодетельствовал и жителей града, выкупая должников, освобождая узников и исцеляя болящих по данной ему благодати. Но вот настал час скорби и воли Божией! Уразумев близость своей кончины, великий старец Евфимий велит позвать к себе братию. В одно мгновение вся келлия наполняется плачущими и скорбящими. Видя их горе и слезы, преподобный утешает их, обещая, что это святое место не оскудеет после его кончины, если только братия будет жить во взаимной любви и посему уразумеют они о его дерзновении к Богу. Затем старец просит у всех прощения, молитв, благословляет каждого, лобызает, а братия с рыданиями целует его руки, ноги и одежды… Наконец, духовник приближается со Святыми Дарами для причащения умирающего. Немногие из старшей братии остаются свидетелями мирной кончины преподобного… Как бы в легком сне, он предает душу свою в руки Божии. Келлия тотчас наполняется дивным благоуханием, и лицо Евфимия просветляется еще более, чем при жизни...»

Это произошло 1–го апреля 1404 года.

Великое горе постигло обитель и град Суздаль! С подобающей честью братия погребла преподобного Евфимия в том самом каменном гробу, который он сам себе приготовил при заложении храма. Близость духа учат свв. отцы, не измеряется расстоянием местопребывания и временем, но зависит от мысли, желания, любви, созерцания, молитвы и веры. Вера нас сближает с умершими наставниками, почти также как живущими. Наконец, вера посредством молитвы приобретает их сильную помощь. Если бы братия преподобного знала вперед, что тело его не истлеет, то она не провожала бы его в могилу с хвалебными песнопениями, прославляющими Бога. Поэтому нам ли горевать, что имеем теперь в преподобном Евфимии еще более совершенного молитвенника и наставника, чем первоначальная братия его. Он наш утешитель в скорбях, целитель в болезнях тела и духа, заступник и ходатай пред Богоматерью и Сыном Божиим Иисусом Христом!

Преподобный Евфимий, разлучаясь со своею обителью телесно, не переставал покровительствовать ей и за гробом. Так, один из преемников его, соименный ему настоятель, приняв управление монастырем, сделался не пастырем добрым, а наемником, хулил и позорил христоименитое стадо, некоторым из братии наносил тяжкие побои. Наконец, видя явное нерасположение оскорбленной братии, решился похитить монастырские сокровища и ночью бежал из обители; но, отойдя недалеко, заснул тяжким немощным сном. В ту же ночь святой Евфимий, явясь некоторым монахам в сновидении, указал место спящего хищника, и последний тогда же был найден, одержимый огненною болезнью. Больного привели в церковь, где он принес раскаяние в грехах от юности своей, и после Евангелия во время литургии, получив исцеление от недуга, счел за лучшее удалиться из обители, как недостойный преемник настоятельской власти.

Другой опыт покровительства св. Евфимия явлен в следующем событии. В 1501 году при архимандрите Константине обитель пострадала от пожара. Настоятель впал в сердечное тяжкое сокрушение, предполагая, что обитель пострадала за его грех, что он волею или неволею оскорбил угодника Божия. Блаженный Евфимий опять является в сновидении одному из иноков и повелевает сказать Константину: «ничтоже имею нань». Вскоре братские келлии были воздвигнуты щедрым даянием христолюбцев.

Издревле пророческими устами была предречена праведным награда; хранит Господь вся кости их и ни едина от них сокрушится. В новозаветном учении также видим светлое обетование: не может град укрытися верху горы стоя и никтоже вжигает светильник и поставляет его под спудом, но да сияет на свещнице. Сие исполнилось над светильником православия, преподобным Евфимием. В 1507 году архимандрит Кирилл возымел желание расширить храм Преображения Господня. Работники, копавшие землю под фундамент, по правую южную сторону храма, обрели могилу, покрытую досками, обложенную тремя камнями, приготовленными за полтора столетия св. Евфимием, и поведали архимандриту о найденном. Последний повелел ударом колокола благовестить братии радость велию, а сам поспешил к епископу Симеону с радостным донесением. Святитель в ту же минуту явился с сонмом братии, открыл гроб, и все удостоились узреть сияющий лик праведного и даже ризы его нетленные. Это обретение совершилось 4 июля 1507 года (а по другим 1509 года). В 1511 году главный храм, по окончательном возобновлении, был освящен, а в боковом пределе устроен престол во имя преподобного Евфимия, и с того времени монастырь стал именоваться Спасо – Евфимиевым. В 1657 году 22–го февраля мощи были перенесены в соборную монастырскую церковь, а в 1823 году переложены в новую сребропозлащенную раку. При этом св. мощи обносимы были вокруг обители с торжественною духовною церемонией, в воспоминание чего доныне в 9–е воскресение по Пасхе бывает ежегодно крестный ход вокруг монастырских стен.

Летописец передает нам следующие чудотворения от св. мощей преподобного Евфимия.

Боярин, родом из Новгорода, случайно прибывший в Суздаль, был подвержен сильному влиянию нечистого духа: страшные видения ужасали его днем и в особенности ночью. Он притек за помощью к раке преподобного: несколько дней сряду водили его в церковь Преображения Господня, и каждый раз несчастный должен был убегать, угрожаемый бесами и даже терпя от них удары копьями. Но вот однажды его, убежавшего от утрени, силою привлекли к раке св. Евфимия и узрел он осиянных небесным светом Святителя Николая и пр. Евфимия; они повелели ему прослушать св. литургию для получения прощения грехов и исцеления от лютой болезни. Прослушав литургийное Евангелие, молящийся больной почувствовал совершенное освобождение от бесовского над ним глумления. Писатель житья был очевидцем подобного же чуда над неким умоиступленным Симеоном.

Некий отрок Иван лежал три года на болезненном одре по причине расслабления всех его членов. Но когда принесен был к раке св. Евфимия, то, чудно исцелев, возвратился в дом свой.

Приведен был также к раке преподобного один юноша, именем Герасим – безумный, и ему молитвами святого возращен был здравый смысл.

Был в обители келарь, по имени Киприан. Он увлекся угождением приходящим гостям, a братию начал обижать оскудением и даже лишением трапезы. Св. Евфимий предостерегал и вразумлял его в двух сновидениях, угрожая погубить жезлом и пожечь горящею свечою; но Киприан, каждый раз обещая исправиться, не исполнял того, приписывая явления своей мечте или, как говорят ныне, игре воображения. Вдруг постигает его ужасное расслабление во всем теле, и тогда вынужден он был просить о принесении его к раке преподобного. Здесь братия были зрителями раскаяния Киприана и чудесного исцеления. Чудо это передал летописцу старец Патрикий черноризец, который и на себе самом удостоился испытать следующее уврачевание.

Служа обители еще в мирском звании с именем Петра, он с товарищами ревностно занимался ловлею рыбы для братии в городе Гороховце и вдруг впал в болезнь «студенную, яже есть трясавица». Сокрушаясь духом о немощи продолжать свое послушание, Петр воззвал к угоднику Божию о помощи, и св. Евфимий, явясь молящемуся в сновидении, осенил крестом чело его, утешил, послал на работу, и пробужденный Петр почувствовал себя свободным от изнеможения.

Один из братии, по имени Никодим, неленостный и благочестивый труженик, подвергся болезни – сведению ног до того, что лишился движения и даже отчаялся остаться в живых. По убеждению посещавшей его братии, больной возверг скорбь свою на св. Евфимия, и блаженный в сновидении, помазав ноги больного мастию, уврачевал недуг.

Боярин Димитрий Перепечин, часто посещавший обитель, внезапно пришел в такое состояние души, что не узнавал своих домашних; устрашаемый разными видениями, не знал куда деваться из дому. По совету друзей, отроки боярские отвезли больного к спасскому архимандриту и старцам, а они передали его с рук в руки известному в то время благочестием параэкклисиарху Сильвестру. Ухаживал он за больным, сколько мог и велел друзьям Димитрия водить его к многоцелебной раке. После многократных сопротивлений зараженного Димитрия и побегов его из храма, наконец, священноиноки и черноризцы, отроки боярские, с ними же и летописец, удостоились зреть предивное исцеление Димитрия Перепечина от мощей преподобного.

Тот же летописец повествует о целебной силе медового кваса Евфимиева, который доселе благочестивые богомольцы приемлют, как врачевство недугов безмездное. Житель одной из ближайших весей шесть месяцев одержим был тяжкой болезнью, которая, как большею частью у древних летописцев названа «трясавицею». Изнеможенный до крайнего бессилия, больной поручает брату своему принести медового квасу от чудотворца Евфимия. Брат исполнил поручение, но не вполне: вышед из обители, раздумал, что едва ли принесет больному пользу этот квас и не лучше ли прибегнуть к врачевствам знахарей. И тогда же, вероятно, томясь жаждою, выпил квас. Внезапно почувствовав себя худо, увидел он перед собою белоризца седовласого, вещающего с гневом: «как смел ты, дерзкий, принебречь даром Божиим, его же ради хощет Бог исцелити брата твоего во имя раба своего Евфимия? Иди и проси исцеления себе и брату твоему от раки святого чудотворца!» Летописец с братиею удостоен был видеть исцеление посланного и слышать об уврачевании пославшего.

Этим оканчиваются повествования древнего летописца о чудесах св. Евфимия. Кончилась повесть, записанная рукою смертного; но не скончаема во веки веков неувядаемая слава чудотворца. Как прежде истекали, так и теперь продолжают совершаться чудеса от св. мощей его.

Еще прозорливый наставник Евфимия св. Дионисий, напутствуя его благословением на предлежащие подвиги, предрек ожидавшую Нижний Новгород горькую будущность, сказав, что за умножение беззаконий будет, по нашем отшествии к Богу, запустение граду сему и Божиим церквам и обителям разорение от безбожных агарян. Впоследствии сбылось это пророчество на многих градах и весях нашего отечества, – не миновала бедствий и Евфимиева обитель, не мало перенесла она несчастий сокрушительных, и только по ходатайству своего молитвенника была восстановлена. Не отвергаем доказательств историка Карамзина, что татарская тирания, гибельно сокрушавшая нашу народность, в то же время способствовала возвышению духовенства и в особенности процветанию монастырей. Ордынские ханы, хорошо понимая авторитет нашего духовенства, в те времена руководившего умами самых владетельных особ, не без задней мысли запрещали под смерной казнью своим подданным грабить и тревожить монастыри; владения церковные освобождались от налогов ордынских и княжеских. Вследствие сего не по одной только набожности и высокому уважению к иночеству, отличавшим людей того времени, многочисленные толпы поселян и горожан старались укрываться под сенью безмятежных обителей, где подвижничество увенчалось не только славою, но и целостью достояния. Люди даже знаменитые, решаясь менять богатые одежды на убогую власяницу, приносили с собой в монастыри богатые вклады, завещали им недвижимые имения. Так, без сомнения, благоденствовала Спасская обитель, осыпанная щедрыми дарами князя Бориса при самом основании своем. Но эта гарантия ханских грамот, вероятно, утратила свою силу в позднейшее время, именно в 1445 году, когда явились в Спасский монастырь не званные гости. Внук славного героя Димитрия Донского, великий князь московский Василий Темный, возвратясь в Москву из бесполезного похода против царя казанского Улу – Махмета и распустив полки, вдруг получил известие, что Махмет, незадолго перед тем разбитый русскими близ Мурома и Гороховца, снова осадил Нижний Новгород и послал двух сыновей, Мамутека и Якуба к Суздалю. Наскоро собрав московскую рать, Василий пришел в Юрьев, где встречен был нижегородскими воеводами, которые, терпев долгое время недостаток в хлебе, ночью зажгли свою крепость и бежали оттуда. Через несколько дней примкнули к московскому войску, дружины князей можайского, верейского и боровского; но и за всем тем вся рать составилась не более как из 1,500 человек. Впрочем и эта малая горсть воинов была одушевлена присутствием вождей – самого великого князя и Владимира Храброго. 6 июля, расположившись станом близ Суздаля на реке Каменке и в ожидании неприятеля, они оделись в латы, подняли знамена, но долгое время прождали понапрасну. Василий ужинал и пил с князьями до полуночи; а пробудясь на рассвете и отстояв утреню, располагал было снова заснуть, как вдруг дают ему знать о переправе татар через реку Нерль. В общей тревоге великий князь выбежал из шатра с оружием в руках, наскоро устроил боевой порядок и с трубным звуком и распущенными хоругвями ударили на врага. Схватка самая жаркая была на чистом поле, близ Евфимиева монастыря. Первый натиск русских был гибелен для татар; потеряв на месте до 500 убитыми, они обратились в бегство, за ними поскакали врасыпную москвитяне без всякого порядка, – каждый старался заехать вперед, чтобы настичь обоз царевичей и захватить пленных. Вдруг неожиданно бегущие татары остановились, сомкнулись и в несколько минут решили дело: россияне были истреблены, а сам великий князь с простреленной левой рукой, с тремя отсеченными на правой руке пальцами, с тринадцатью язвами на голове, пораженный «в плещи и груди от стрельного ударения и сабельного», должен был отдаться в плен вместе с Михаилом Верейским и знатнейшими боярами. Царевичи вдоволь натешась грабежом в окрестных селах, два дня отдыхали в Евфимиевом монастыре и злобно здесь посмеялись над знаменитым пленником: сняв с него золотые кресты, отправили их в Москву к супруге и матери великого князя в знак своего торжества.

Таково было первое бедствие Спасской обители, сопровождавшееся разорением ее: ибо нельзя думать, чтобы хищническая рука пощадила монастырские сокровища, тем более, что незадолго перед сим в 1411 году приходивший во Владимир казанский царевич Талыч разграбил там соборный храм; уцелело лишь то, что успел скрыть в потаенном, доселе неоткрытом, месте ключарь Патрикий, преданный за то татарами мученической смерти. Конечно, надобно предполагать, что подобные меры сбережения ценного имущества были принимаемы и монастырем, в особенности, когда за несколько дней знали о приближении неприятеля. Быть может и суждено грядущим поколениям воспользоваться редкостным открытием.

Далее видим еще другие бедственные случаи, в которых утратилось не мало древнейшего монастырская достояния. Так в 1501 году при архимандрите Константине обитель сильно пострадала от разрушительного пожара и только беспримерное усердие мирян – жертвователей способствовало скорому ее воссозиданию. Главнейшею наградою для обители за понесенное бедствие было последовавшее за ним вскоре обретение честных многоцелебных мощей угодника Божия и пр. Евфимия. После сего целое столетие для нее было периодом спокойствия и процветания. Два самодержавные монарха российские Василий Иоаннович и Иоанн Грозный, имевшие обычай не только государственные торжества, но и семейные радости ознаменовывать щедрыми пожертвованиями в церкви и монастыри, не лишали своих благодеяний и Спасский монастырь. Таковые вклады рассылались Василием по разрешении Елены младенцем Иоанном и от сего последнего при рождении от Анастасии первенца Димитрия (скоро после рождения умершего). Иоанн Васильевич Грозный даже сам лично посещал Суздаль для поклонения святыне. Вообще Суздаль привлекал к себе благочестивые приношения от двора с того времени, как несчастная Соломония сослана была за безчадие на горькое заточение в один из монастырей его. Ей сочувствовали подданные, но естественно всех более родственники и наконец сам Василий Иоаннович, если верить преданию, что провидение наказало его за небывалое дотоле на Руси расторжение брака поздним раскаянием в горестной ошибке. Как бы то ни было, но драгоценный покров, присланный к праху умершей государыни – узницы в Покровский монастырь, множество священных вещей, осыпанных крупным жемчугом и дорогими каменьями, и потом опочивание вблизи мощей ее близких ей по плоти много подтверждают предание. Приводим эту мысль, чтобы усилить убеждение в том, что Евфимиева обитель, которой обязан началом своим Покровский монастырь, не могла остаться забытою от всех знаменитых почитателей памяти усопшей невинной Соломонии (в монашестве Софии).

Быть может, богатство и почти всегда неизбежное с ним самозабвение навлекли Божий гнев, или Промыслу угодно было горнилом испытания возвысить чистоту и блеск избранных сосудов, – о том смертный рассуждать не смеет. Известно только, что Спасо – Евфимиев монастырь еще раз подвергся бедствию и притом тягчайшему. В первых годах XVII столетия темный человек, бродивший из одного монастыря в другой, как бы для выведывания о их богатствах, нужных для его обширных замыслов, известный под именем Григория (Юрий Отрепьев), принят был архимандритом Левкием в Спасо – Евфимиевскую обитель и прожил в ней целый год. Известно, что он отличался уменьем не только хорошо списывать, но и сочинять каноны святым лучше современных ему книжников. В этом отношении Отрепьев оставил по себе памятник и для нашей обители. Можно предположить что Григорий, впоследствии бывший в Польше, передал там, между прочим, сведение о Суздале и о Спасском монастыре, как удобнейшем пункте для воинского стана по местоположению и средствам к продовольствию и обороне. И вот в 1608 году, когда второй Лжедимитрий, истощив напрасные усилия овладеть Москвою, придумал действовать на провинции наши обольщениями, угрозою или силою и для того разослал по разным пунктам отряды изменников и ляхов, и когда Суздаль имел несчастие первый заклеймить себя вероломством, целовал крест самозванцу и принял польская пана Лисовского с изменником воеводою Феодором Плещеевым от Сапеги, то Лисовский, называемый у некоторых нынешних писателей удалым, потерпевши тяжкие удары по бедру под стенами Троицкой лавры, счел за лучшее удалиться от своего вождя Сапеги и расположился в стенах беззащитного Спасского монастыря. Удалый вождь, пировавший здесь более года, оставил незабвенные следы своего пребывания: многолюдный, обширный и богатый Суздаль разорен им до того, что осталась едва десятая доля населения, и те нищие, разоренные. Есть предание, что храбрый вождь неоднократно пытался показать удальство свое в беззащитном женском Покровском монастыре, где были заманчивые для него богатые вклады от русского двора; но здесь достижение гнусной цели – грабежа было труднее, чем разбитие полков Шереметева или отражение князей Лыкова и Барятинского, подступавших к его стану, потому что Лисовский был устрашен и прогнан от обители явлением святой Софии. Когда уже истощены были средства держаться в Суздале, Лисовский с атаманом Просовецким¹⁴ весною 1610 года ушел в Псков, разграбив на пути Калязинский монастырь, а в Пскове, по словам нашего историка, злодействовал, торгуя добычею разбоев и святотатства, пируя с жителями, как братьями, и грабя их, как неприятель. Можно после этого представить, в каком бедственном положении оставался Спасский монастырь после того, как проводил из врат своих злодея. Таково было последнее испытание для Спасо – Евфимиева монастыря, которым он, как и все отечество наше, искупил себе благо – отишие и процветание в дальнейшем существовали: ибо с восшествием на престол Богоизбраного отрока Михаила и с продолжением преемствующей ему по крови и призванию Свыше династии для святой Руси настали такие времена, в которые они целым составом и отдельными отраслями своими стремятся к достижению ниспровержимого внутреннего благоустроения и довольства и к твердому ограждению от внешних зол и напастей.

Знаменательность монастыря в историческом отношении, a тем паче по нетленному опочиванию в нем святого угодника, в древности привлекали сюда богатые вклады бояр, великих князей, а потом и царей русских. Достаточно сказать, что пред отчислением от монастырей крепостных людей, за Спасо–Евфимиевым монастырем числилось более 10.000 душ. Знаменитые боярские роды не только усердствовали приношениями преподобному Евфимию, но даже искали счастья похоронить бренные останки своих в недрах земли, близ лежащей к многоцелебным мощам его; таковы князья Хованские и Пожарские. Глубокое благоговение свое к святому месту герой Пожарский выразил, как нельзя доказательнее в то время, как из Ярославля шел к Москве на ратное дело. С первого ночлега, поручив главное начальство над войском князю Ивану Андреевичу Хованскому и Козме Минину, он поспешил в Суздаль «помолиться Всемилостивому Спасу и у родительских гробов проститься». Известно, что в начале 19–го столетия правительство наше озаботилось отысканием могилы спасителя погибавшего отечества, князя Д.М. Пожарского; но встретило в изысканиях затруднение от того, что в былое время невежественная рука сгладила надписи на всех надгробных памятниках, существовавших в особой палатке, против придельного алтаря во имя преподобного Евфимия. Она была двух ярусная; в нижнем ярусе погребались князья Хованские и Пожарские. Эту палатку бывший архимандрит Ефрем в 1765 и 1766 годах, за ветхостью, сломал, a лежавшие над гробами усопших камни с надписями снял и употребил на церковные строения. Доселе говорят в Суздале, что он сделал это по крайнему огорчению на уничтожение монастырского крепостного права. И в самом деле не мудрено, что в простоте сердца покойный архимандрит вознегодовал на умерших бояр за то, что при жизни своей не успели они, на вечные веки, укрепить за монастырем те села и деревни, которые, например, Димитрий Михайлович дал обители по родном брате своем Василии и по сыне Феодоре. И так оставалось только предание, заявлявшееся однакож по временам с 1810 года в литературе, а главным образом устное, сохранившееся преемственно в братии Спасского монастыря. Сими указаниями с примерною опытностью воспользовавшийся граф А.С. Уваров оказал всем соотечественникам незабвенную услугу открытием драгоценной могилы.