1848 год¹⁷²

I. Пребывание в Константинополе.

Январь, день 1-й. Боже вечный и Царю всякого создания. Молю тя, Блаже и Премудре, продли мою жизнь в сие новое лето, просвети мой ум, освяти мое сердце, подаждь мне дар различения духов, долготерпение, кротость, незлобие и любовь, да обрящу благодать пред лицем всех людей. Ниспосли мне дух совета и дар управления и подаждь старческую степенность и девственное целомудрие, да во имя Твое соблюду дети, их же дал еси мне, и да буду им образ жития благоугодного Тебе. Возвесели мя в творениях руку Твоею. Настрой мое слово, яко же псалтирион царя пророка Давида. Покрый мя щитом Твоея крепости во время напасти и избави мя от всякого зла. Повели, Господи, пучинам морским и устремлениям речным ни губити, ни устрашати мя, малодушна суща. Ей, Владыко Боже, услыши молитву мою и исполни желания сердца моего. Аминь.

День 4-й. Сегодня прибыл в Константинополь посол римского папы, г. Ферриери, на сардинском пароходе. Я видел въезд его в Золотой Рог из окон нашей посольской церкви. Когда дымящее судно огибало старый султанский дворец, раздались обоюдные приветные выстрелы. Спустя несколько часов, Ферриери и с ним генерал-прокурор Армянского монастыря в Риме, о. Арсений, аббат Веспасиани, командор Иосиф Ферретти и граф Маркетти в трех султанских, подержанных колясочках парных, появились на большой улице Перы. Их везли в назначенный им дом. Подле них ехали верхами немногие чиновники турецкие. Весь этот поезд остановился на несколько минут у мечети пляшущих дервишей, потому что здешние италианцы нарочно попортили здесь мостовую, дабы приудержать посла и прокричать: Vivat Рiо nono! – да здравствует Пий девятый. Пока поправлялась мостовая, эти чада папы, украсившие свои шляпы белыми ленточками, не громко проговорили сие приветствие и мгновенно рассеялись. Такая поспешность их и сборище у попорченной дороги, почти в захолустье, объясняются соглядатайством здешнего австрийского посольства, которое запретило италианцам, подданным Австрии, торжественно встречать римского посла, не одобряя дружбы христианского первосвященника с повелителем магометан. Бедность колясочек, полузакрытых сверху и спереди, малочиновность турецких всадников, сопровождавших знатных гостей, соглядатайство австрийцев, робость италианцев, равнодушие греков и турок, все это придавало поезду Ферриери вид более похоронный, нежели торжественный. Когда поп хочет быть царем, тогда Бог и цари объявляют его попом.

День 5-й. Ферриери привез с собой богатые подарки султану и первым сановникам его. Между ними замечательны: бронзовая позлащенная колонна наподобие Траяновой, мозаический стол на треножнике для завтрака, золотые, серебряные и бронзовые медали, выбитые в первосвященство Пия IX, картина, представляющая рай земной, кисти Петра и бриллианты для великого визиря.

Что думал папа, когда падишаху готовил в подарок колонну Траяна и картину рая земного? Не знаю. Я не сердцевед. Однако гадать и судить о значении этих подарков не отказываюсь. Ежели эта картина придумана как напоминание рая Магомета, то такая лесть немудрой хитрости не прилична первосвященнику христианскому. Если же она приготовлена как выражение покоя, довольства и благополучия народов, состоящих под владычеством папы и султана, то Пий IX кичлив и лжив, как Люцифер. Что касается до колонны Траяновой, то она поднесена падишаху, или как знамение политического могущества папы, или как напоминание о том, что он после римских кесарей наследовал самодержавие и потому достойно и праведно занимает место в сонме царей. В первом случае венчанный первосвященник подшутил над самим собой, а во втором показал, что двор его до сих пор язычествует и что ежели сердце его принадлежит христианству, то воображение предано идолопоклонству и мечтам земного властительства. Впрочем, будем снисходительнее и скажем, что эти подарки, как и другие, приготовлены без особых умыслов, просто как образчики изящных искусств, процветающих в Италии.

А чтобы значил завет папы с преемником халифов? Не думает ли синица зажечь море с помощью ястреба? Но для синицы есть силки, а на ястреба соколы. Не мечтает ли архиепископ древнего Рима подчинить своей власти святителя Рима нового и его паству? Но грекам никогда не бывать латинами. Не затевает ли овладеть иерусалимскими святынями преемник пап, воздвигших крестовые походы и не видавших ни Яслей, ни Голгофы, ни Гроба Господня? Но белый царь, православный государь российский не уступит ему одному эти святыни, драгоценные для многих народов, исповедующих одну с ним веру.

Римский двор ко многим грехам своим против Бога и науки, против народов и святых людей, присоединил новое беззаконие, – дружбу с Магометом. За то быть ему в беде! Ибо есть Бог правосудный.

[Es ist ein Gott des Rechts!]

Wird die rechte Weisheit Finthen hemmen,

Die der Sturm auf wilden Flügeln trägt?¹⁷³

Собственные чада папы воздвигают на него бурю. Посмотрим: может ли он попирать разъяренные волны и остановить их грозные устремления на него.

[За час до полудня]. Перестаю рассуждать о папе и начинаю говорить об армянах. Сегодня в одиннадцать часов позвал меня к себе посланник Титов и изъявил желание, чтобы я посетил здешнего армяно-григорианского патриарха и познакомился бы с ним по праву путешественника и по воспоминанию о благоприятных сношениях моих с армянским духовенством в Иерусалиме. Заметив, что сей патриарх не без образования и что лицо у него умное, посланник рассказал мне спорное дело иерусалимских армян с греками о ключе от западных дверей Вифлеемского храма.

«Армяне в последние два года немало нашумели в Порте, домогаясь свободного входа в Вифлеемский собор наравне с греками. Порта сначала благоприятствовала им. Но мы поддержали святогробское духовенство и вели дело так, чтобы обе тяжущиеся стороны сами придумали, как поладить между собой. Посему армяне предложили четыре способа к прекращению тяжбы: 1. никогда не запирать спорных дверей; 2. отдать ключ от них туркам, дабы они отпирали их как для армян, так и для православных; 3. позволить армянам иметь особый ключ и 4. кажется, переделать вход в Вифлеемский собор с улицы. Таков ли последний способ, я не помню хорошо, примолвил посланник и продолжал: «На днях побывайте вы у князя Ханжерли, он объяснит вам это дело. Князь уже предуведомил армянского патриарха о вашем прибытии сюда по пути в Иерусалим и о вашем намерении посетить его высокостепенство, и внушил ему, что он свободно может говорить с вами о деле Вифлеемском как с человеком, посетившим Св. места и знакомым с делами подобного рода. Вам надобно знать сей спор. Быть может, на месте вы придумаете кончить его иначе, нежели как предлагали армяне. Первые два способа, т. е. незапираемость дверей и вручение ключа от них туркам, отвергнуты греками, – и справедливо. Довольно и того, что у магометан находятся ключи от храма Иерусалимского, по давнему решению Порты; зачем же делать их стражами другой святыни и вводить то, чего не бывало. Остальные два способа еще обдумываются. Консул Базили писал ко мне из Бейрута об этом деле и приложил план Вифлеемского собора. В другое время я покажу вам этот чертеж для соображения вашего».

Когда я сказал, что у меня было намерение посетить здешнего армянского патриарха, дабы узнать от него об успехах протестантства в его пастве, тогда посланник поведал мне, что сей владыка принял сильные меры к прекращению прозелитизма протестантов и даже напечатал свое защищение против клеветы их, будто он наказывает тюрьмой и ссылкой армян, желающих принять евангелическое вероисповедание. В этом защищении он выразил свое право отстаивать и спасать церковь, вверенную его управлению, и неправо протестантов золотом привлекать к себе бедных армян или политической силой освобождать их из тюрьмы, куда их заключили за долги или худые дела».

Этим кончился разговор наш.

День 19-й. В прошедшие дни были составлены мною краткие заметки о церквах Александрийско-египетской, Антиохийско-сирийской и Палестинской и сегодня чрез посланника препровождены в Святейший синод с присовокуплением к ним трех актов о синайском архиепископе и монастыре, выписанных мною из кодекса Иерусалимской патриархии.

День 21-й. Наконец князь Ханжерли уведомил меня надневной записочкой, что армянский патриарх ожидает меня завтра в девять часов пополуночи и прислал ко мне две деловые бумаги для соображения.

Любопытны эти армянские дееписания. Они как нельзя лучше показывают, как представители трех вероисповеданий в Иерусалиме хитрят друг перед другом, препираясь за Святые места и пользуются временем, как орудием к запинанию друг друга и к проволочке тяжебных дел своих. То им недосужно, то советные старцы их нездоровы, то раненько, то поздненько идут они поздравлять друг друга с праздником и совестятся говорить о тяжебных делах в дни святые, то не принимают этих дел на свою ответственность и смиренно на словах, а самонадеянно в сердце предоставляют их решению своих знаменитых старшин в Константинополе. Тамошний посланник наш, принужденный ласкать одних и других, уговаривает их посоветоваться и как-нибудь поладить между собой, а они думают, думают, и что же придумают? – Чтобы сам он рассудил их и решил тяжбу, разумеется, в пользу каждого. Горемычный посланник!

День 22-й. Утром в семь часов я поехал к армянскому патриарху. Со мной отправился иеродиакон посольской церкви о. Григорий в качестве переводчика с русского языка на турецкий. Два часа под проливным дождем тащились мы по извилистым улицам и гадким мостовым до жилища его высокостепенства, которое находится в Стамбуле, близ Мраморного моря. У ворот встретили меня два монаха, а у лестницы – несколько почетных старцев, между которыми я узнал архимандрита Григория, бывшего игуменом Вифлеемским в 1844 году. Армяне весьма учтивы. Патриарх в цветной рясе и остроконечном клобуке принял меня в дверях гостиной комнаты, прилично убранной и устланной коврами. Я хотел поцеловать его руку, но он ловко отдалил ее. После того, как все мы уселись на низких [приземистых] диванах и обменялись учтивыми поклонами, я начал разговор.

– Бог сподобил меня видеть всех наших патриархов и насладиться лицезрением двух владык армянского народа. Эчмиадзинского патриарха Нерсесса я лично знал еще тогда, когда он был архиепископом в Кишеневе. Иерусалимский патриарх Захария в бытность свою в Св. Граде нередко принимал меня в своем монастыре с незабвенным добродушием и удостаивал откровенной беседы¹⁷⁴. В сих двух высоких особах я полюбил ваше духовенство, и это чувство заставило меня быть у вашего высокостепенства.

Когда о. Григорий переводил мои слова, я всматривался в патриарха. Узкое, молочное, благообразное лице его, опушенное черной, как смоль, бородой с малой проседью, черные брови дугой, осеняющие прекрасные выразительные глаза, длинный нос, полные алые губы, тонкий средний стан, обличали в нем душу даровитую, восприимчивую и способную любить и повелевать.

Патриарх, выслушав переводчика моего, слегка наклонил свою красивую голову степенно и мило и сказал:

– Мы наслышались о ваших достоинствах и широте вашей любви к церквам Христовым и весьма рады видеть вас.

– Имеете ли вы известия о патриархе Нерсессе?

– Слава Богу! Он здравствует и трудится для блага нашей церкви, стараясь мало-помалу сближать ее с церковью православной. По его благословению, наше духовенство уже начало отращать волосы и носить камилавки, прямые, похожие на ваши. Им введено новое пение в наших церквах.

– Благое начало есть половина дела. Добрые начинания и Бог благословляет. Для сердца же христианина весьма утешительно надеяться, что рано или поздно исполнится непреложное обетование Господа: и будет едино стадо и един Пастырь¹⁷⁵. Эта надежда порождает благоговение к тем людям, через которых Бог совершает и совершит соединение всех племен земнородных под единой главой Христом.

– Благоденствие и величие Российской державы есть великое знамение Божие во языцех.

– Бог нам дал Эчмиадзин и заповедал хранить его.

– Там средоточие нашей церкви и народности.

– Там по временам возникало стремление к соединению двух церквей, Армянской и Греческой. Умалчиваю о прошедшем; в наши дни покойный патриарх Иоаннес писал государю императору, что церковь ваша признает семь Вселенских соборов. По поводу его письма Св. синод наш просил его сообщить подробное вероисповедание церкви Армянской. Но смерть сего святителя прекратила это благое начинание. Преемник же его (да продлит Бог драгоценные дни его!) отвечал, что у него нет отличных богословов, которые сумели бы написать сие вероисповедание, и что он признает достаточным то изложение веры, которое написано было в двенадцатом веке при греческом царе Мануиле и при современнике его, эчмиадзинском патриархе Нерсессе, соглашавшемся принять православие. Это изложение в прошлом годе переведено с армянского на русский язык и напечатано в Петербурге. Имеете ли вы этот перевод?

– Мы даже и не слыхали о нем. А как он напечатан? Вместе с подлинником?

– Без подлинника.

– К сожалению, никто из нас не знает русского языка.

Подали чай. Нить разговора прервалась. По минутном молчании я спросил патриарха.

– Ваше высокостепенство! позвольте увериться, что здешние протестантские миссионеры немногих из вашей паствы обратили в свою веру.

– Весьма немногих. Ибо мы приняли строгие меры к предотвращению заразы лжеучения.

– Уповаю, что протестантам не удастся исторгнуть маститое дерево Божие.

– Они подбирают только те немногие плоды, которые от червоточины падают на землю.

– Такова добыча всех лжеучителей.

Патриарх замолчал; надлежало мне первенствовать в слове. Желая скорее подойти к цели моего посещения, т. е. к выпытанию мнения патриарха о деле Вифлеемском, по желанию посланника, я сказал:

– Сегодня я отправляюсь в Иерусалим.

– Вы уже были там.

– Еще раз желаю поклониться Св. местам, соутешиться верой и упованием с тамошними церквами, сострадать с ними и чаять водворения мира и любви там, где совершено примирение нас с Богом, и прошу ваше высокостепенство познакомить меня с новым иерусалимским патриархом вашего народа.

– Вы его знаете и он вас знает. В бытность вашу в Св. Граде он находился в тамошнем монастыре.

– Тем лучше. Надеюсь найти и в Вифлееме так же достопочтенного игумена, как и отец архимандрит Григорий (при сих словах я взглянул на него с улыбкой), и застать оконченным спорное дело о желанном вам свободном входе в храм Вифлеемский.

Тут патриарх разговорился об этом деле. Он соглашался с греками в том, что унизительно для Св. места и весьма неудобно отдать масульманам ключ от западной уличной двери Вифлеемского храма, или оставить ее незапертой день и ночь и таким образом обречь это святилище на всякое возможное поругание или осквернение, на что не согласятся и латины, но желал, чтобы армянам позволено было иметь особый ключ от сей двери, или устроить смежно с нею другой вход. Я так же не одобрил первых двух способов решения тяжбы, а касательно особого ключа возразил, что когда дадут его армянам, то и латины будут домогаться равного ключарства в Вифлееме и что могут происходить неприятности по случаю намеренной или ненамеренной порчи общего замка и медленной починки его греками, или переделки в таком виде, что ничей чужой ключ не войдет в него. «Если уже вам необходимо нужно, – продолжал я, – водить своих поклонников в Вифлеемский храм с улицы, а не из монастыря вашего, откуда вы имеете свободный вход в это святилище, то уже лучше бы сделать для вас особую дверь с особым замком и ключом, или устроить ее так, чтобы одна половина её была греческая, другая ваша, а третья латинская. Но едва ли согласятся на это латины».

– Мы надеемся достигнуть своей цели так или иначе, несмотря ни на чьи препятствия. Когда российское правительство не поможет нам, тогда мы будем просить и упросим Порту, – голосили все армяне духовные и мирские.

Зная упорство их и желая устраниться от неблаговременного суждения о деле, я бросил им золотое яблоко, сказав: «По моему мнению, лучше бы вам домогаться священнослужения на Голгофе, нежели ключа от Вифлеемского собора».

– Голгофа издревле нам принадлежала, но мы вытеснены оттуда, – сказал патриарх.

– Древняя мимоидоша: се быша вся нова¹⁷⁶, – отвечал я словами апостола Павла. – Турция преобразуется, старые понятия заменяются новыми, старые права обветшали; вам, грекам и латинам пора бы просить у Порты равного доступа ко всем Св. местам и поддерживать и украшать их с равной братской заботливостью.

Последовало общее молчание от моей задачи. Воспользовавшись им, я встал и начал прощаться с патриархом. Он просил меня писать к нему иногда из Иерусалима и предложил зайти в здешнюю церковь его.

Я был в ней и не нашел ничего замечательного, но послушал нового армянского пения. Пятнадцать малолеток хором пропели какой-то стих церковный. Их пение было однотонно, протяжно и заунывно. Оно не понравилось мне.

Из Армянского монастыря я заехал к преосвященному Иерофею Фаворскому. Он истово благословил меня в путь дальний и просил кланяться патриарху Кириллу и всем архиереям иерусалимским. От него учтивость завлекла меня к вселенскому [цареградскому] владыке Анфиму. Его святейшество во-первых просил меня уведомить графа Протасова, что он с нетерпением ожидает из Петербурга просимого круга церковнославянских книг для богословского училища на острове Халки и поручает сердоболию его сиятельства Афонского архимандрита Агафангелла (прибывшего в Россию за сбором милостыни для Есфигменова монастыря); во-вторых, велел мне передать иерусалимскому патриарху Кириллу следующие слова: «Не хорошо он делает, что не повинуется воле государя императора Николая касательно имений, принадлежащих Св. Гробу в Валахии и Молдавии. Государь, яко лев стоит на страже церкви православной. Если он уклонится от нас, то все мы погибнем, имея стольких врагов». Наконец, преподал мне свое высокое благословение.

После сего я был у посланника, пересказал ему все, что видел и слышал сегодня и простился с ним.

В пять часов пополудни пароход унес меня с малой дружиной моей из Царьграда. Было холодно и ветрено. Дождь и снег падали с неба в Мраморное море.

II. Путь от Константинополя до Иерусалима.

Январь, день 23-й. Паломник едет по рыбьей дороге.

– Куда он едет?

– В Святую Землю.

– Что таится в его сердце?

– Радость и печаль.

– О чем он радуется?

– О стяжании драгоценной жемчужины.

– Что это за жемчужина?

– Знание Востока.

– А о чем он печалится?

– О том, что не даны ему средства к благотворению Божиим церквам и к соединению их.

У Дарданелл на пароходе.

День 25-й. Палящее солнце катится по небу голубому. Смирнские горы смирно стоят, как Бог их поставил, – одна другой выше, какая лицом, какая бочком, направо толпами, налево грядами, прямо горбами, иная в тени, другая в свете, а все в смурых одеждах на зеленом ковре у соленого моря.

А соленое море колышется слабо. На нем корабли всех народов стоят неподвижно. Их реи и вервия перепутали воздух. Ладии [и челны] реют повсюду. В иной виден [лишь один] колпак неопределенного цвета и в нем [под колпаком] серый гречище с седыми усами в поте лица работает веслом и ревниво ждет с парохода седока, в других катятся мужи, жены и дети, белые [милые] женские лица прикрыты черными масками.

Вот большая ладья быстро несется к пароходу по влаге зеленой. Пена перед нею, пена за нею. Много [так много] нарядных людей сидит в ней. Смотришь на них и видишь словно пучки цветов. Ладья причалила к дымящему судну. Все в ней встают; между ними виден священник. Величаво лицо его. Длинна борода его. Она проплетена седым серебром. Он всех благословляет и лобзает и все целуют десницу его и кладут в нее пенязи. Видно, добрые дети прощаются с любимым отцом. Куда же он едет? К Св. Гробу Господню. Понятно же благоговение этих к святому их пастырю. Он едет молиться о них подле Яслей Христовых, у подножия креста и у Гроба его.

Это – священник из одной православной деревни близ Ефеса.

Пристань у Смирны.

День 27-й. Я в Родосе. На этом острове, по словам здешнего митрополита Иакова, находится 18 000 православных христиан в сорока деревнях.

День 30-й. Якорь брошен в пристани Бейрутской. Прощай море! Привет мой Ливану! Отсюда недалеко до Святой Земли. Бог милостив, увидим ее [паки] и водворимся на Сионе.

Февраль, день 2-й. Вчера мы после пешешествия по морю у мелководного берега Бейрутского на ногах не своих, а арабских, поместились в просторной горнице архиепископского дома. Преосвященный хозяин, Вениамин, обозревал свою епархию. Но и без него нам было тепло, покойно и не голодно.

Сегодня навещали меня попечитель бейрутского училища Нам-Трад и протосингел архиепископа, отец Иоаким иеромонах. От них я узнал вот что.

От первого. На содержание названного училища наш консул Базили дает 4000 пиастров, архиепископ Вениамин 5000 п., из доходов кафедральной церкви уделяются 3000 пиастров, а от Иерусалимской патриархии не получается ни один грош. Назад тому полгода, хотелось Траду учредить в Бейруте особую школу для образования судей православного вероисповедания на Ливане, так как они уже допущены Портой, и на содержание сей школы жертвовал ежегодно 1000 пиастров. Но преосвященный Вениамин не согласился на это и уведомил консула Базили, что Трад под предлогом оной школы посягает на доходы ливанских монастырей. Базили сначала и ответил было его преосвященству, но впоследствии разуверился. Однако судейская школа не открыта. В Бейруте православных христиан 5000 душ, а униатов не более 1000, но и у них есть свой епископ. Так же и марониты, живущие в этом городе, имеют своего архиерея. Протестантская миссия состоит под начальством Томсона и Шмита. Шмит очень хорошо говорит и проповедует по-арабски.

Протосингел Иоаким сообщил мне другие новости. В Бейруте удерживается древний обычай крестить младенцев накануне Богоявленьева дня. Ежели они родились за два месяца до сего праздника, то родители откладывают крещение их до наступления его, но слабых младенцев крестят тотчас. В сирийских церквах при освящении даров иные священники произносят моление: Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа и проч., а иные не произносят. Αὐτὰ λόγια, – говорил Иоаким, – δὲν εἶναι εἰς τὸν δρόμον, т. е. эти слова тут некстати. Бейрутские иереи перестали брить свои головы и волосы зачесывают по-нашему. Теперь и у детей не у всех выбриваются лбы с оставлением небольшого клочка волос над челом, по подражанию-де отроку Иисусу-назарею. На Ливане уцелели те самые кедры, о которых сказано в Псалтири: их же Бог насади¹⁷⁷. Стало быть, они еще допотопны.

День 3-й. Узнавши, что преосвященный Вениамин гостит в селе Шуэфат [в близком расстоянии], куда только два часа езды от Бейрута, я отправился к нему для свидания и для узнания, как сирийские архиереи обозревают свои епархии. Помещение там нашлось для меня в нетесном доме женатого священника Абдаллы. Семейство его не велико: отец Ферис Жирайдини умер, а мать Анжуль жива, жена его Ле́йя еще молода и одевается по-европейски скромно, старший брат [его] Шдит и жена его Мария имеют сыночка одиннадцатимесячного; младший брат Илиа́с холост. Все они лицом белы, благообразны и живут нераздельно. Старица Анжуль угостила меня и спутников моих, как только могла. Особенно понравилась нам снедь, приготовленная из местного овоща колока́сеи. Он походит на брюкву, а растет высоко, имея широкие листья.

Преосвященный Вениамин временно жил в доме самого зажиточного христианина шуэфатского. Тут я принял благословение его и видел, как он обедает и разделяет снеди с предстоящими пред ним духовными чадами его, а после обеда слушал [побеседовал с ним], что и что он говорил мне. На полу, устланном циновкой, сплетенной из мелкого тростника, архиепископ в рясе и камилавке сидел поджавши ноги и посадил меня подле себя на подушке, так как я не мог сидеть по-ихнему. Перед ним на круглом, низеньком и около него на циновке наставлены были разные местные снеди: вареные и жареные, салат, пирожки и пилав. Все эти снеди ежедневно доставляются ему очередными семействами складчиной: кто салат, кто пирожки, сей жареное, тот вареное, а он сице пилав. Перед владыкой поодаль стоят одни мужчины, скрестивши свои руки на персях, стояли молча, благоговейно. А он, кушая сам, и им давал есть, так что каждый христианин, по зову его, подходил к нему, открывал рот и принимал в него часть снеди из десницы владычней [не шевеля руками], как будто причащался. Это умилило меня. Столовая горница показалась мне гнездом, в котором орел питает птенцов своих. В час обеда преосвященный Вениамин поучал своих чад духовных, но так как он говорил по-арабски, то поучение его было непонятно мне. Сидя подле него, я думал, вот так надлежало бы и нашим епископам посещать своих чад и бывать у них в домах; но у нас это невозможно по причине великой многочисленности семейств в каждой епархии. Итак, лишь на Востоке, где паствы малочисленны, а архиереев много, епископ есть епископ, то есть посетитель душ в семействах. После обеда архиепископ поведал мне кое-что новое для меня.

Междоусобие маронитов и друзов в 1845 году продолжалось три месяца. На Ливане теперь два каймакана (правителя): эмир Ха́йдар, – христианин, для маронитов и эмир Эммин для друзов. Советники их из христиан для православных у Хайдара: Сулейман Шуэри и Шдит Энеи; у Эммина: Ханна Хури, живущий в Шуэфате, и Да́гер Бунибген.

День 4-й. Ранним утром я молился в Шуэфатской церкви, освященной в память Успения Пресвятой Богородицы, и когда возвращался оттуда в дом священника, внезапно преградила мне дорогу толпа православных женщин. У них на головах торчали высокие серебряные рога ливанские, с которых ниспускались до пят белые покрывала; только одна из них не носила подобного рога и прикрыта была белой вуалью по красной, унизанной червонцами, феске. Все они приняли от меня благословение. Одна из них, целуя мою руку, ненарочно ударила меня по камилавке своим рогом. После сего обряда старшая спросила меня: какой головной убор лучше, с рогом или без рога? Выслушав этот неожиданный вопрос, я мгновенно припомнил, что сирийские архиереи не так давно запретили женщинам носить рога и приказали заменить их фесками, но в замешательстве похвалил убор рогоносный, который очень пристает в горах Ливанских, чем весьма недовольна была христианка в феске. Недовольство её принудило меня опомниться и придумать ответ другой, но который не поссорил бы их, а примирил. Оказалась во мне находчивость. Я спросил ливаногорок: слыхали ли вы, что у Господа Иисуса Христа был Св. апостол Петр?

Они ответили: слыхали.

Я. А знаете ли, что он писал два письма к христианам?

Они. Не знаем.

Я. Знайте же, что он в одном из них учил, что украшение христианки есть не головной убор, а кротость, целомудрие, жизнь праведная¹⁷⁸.

Сирианки призадумались и ушли от меня молча, а я догадался, что они подосланы были [ко мне] подружками и кумушками вопросить меня о рогах своих и моим ответом поверить справедливость или несправедливость архиерейского распоряжения касательно головного убора их. В каких обстоятельствах не бывает человек?

После этой пытки я с присными моими и хорошим чичероне отправился в нагорный монастырь Св. архангела Михаила, прозываемый Сук-ел-Гарб и принадлежащий Бейрутской митрополии, и едучи верхом на коне, чертил на путевой тетрадке своей виденные мною долины, горные отроги и села с церквами в них. Вот чертеж мой:

Рис. 5. Окрестности Шуэфата.

С Шуэфатской выси видны были налево дер-Каркофа, – монастырь Св. Антония, и села IIIиф, Хадеш и Бабда, а направо тропа вела нас выше и выше, мимо сел Айн-Ануб и Айн-Тен, к монастырю Архангельскому. Мы подъехали к нему, спешились, вошли в него и что же увидели? Увидели не монастырь, а загородный дом архиерейский с церковью внутри его. Он построен преосвященным Вениамином в 1841 году на деньги, собранные на Ливане в количестве 95 000 пиастров (4 700 руб.). Строитель поставил было в нем игумена, но ближние христиане [не знаю почему] устранили его. В домовой церкви нет ничего замечательного.

День 5-й. Утром я простился с архиепископом и возвратился в Бейрут, а днем пригласил переводчика из местных христиан [некоего Наума], знающего немного по-французски, и поручил ему приискать и нанять шесть надежных [хороших] верховых лошадей и трех вьючных мулов до Иерусалима.

День 6-й. Записываю что и что узнано [видел] мною сегодня. У кафедральной церкви видны могилы. В одну стену её вмазана мраморная плита, и на ней надпись гласит, что бейрутский митрополит Иоанникий умер в 1775 году. При кафедре есть типография. Теперь она печатает 1500 экземпляров Малого Часослова на бумаге белой, розовой и зеленой, а потом будет печатать 1200 экземпляров Большого Часослова. Печатный станок выписан из Парижа. (Gaveaux mécanicien, 15 rue Traverce F. S. S. à Paris. 1842). Православное училище для детей состоит из пяти комнат, в двух из них преподается язык греческий, в третьей большой – язык арабский, в четвертой малой – сей же язык, а в пятой учатся дети самого меньшего возраста. Один из арабских учителей есть униатский диакон.

День 7-й. Настал отрадный час выезда в Св. Град Иерусалим. Все мы сели на коней и поехали по приморской дороге в Сидон, сперва между садами граждан Бейрута, раскинутыми на пространстве верст трех, потом чрез песчаный мыс Бейрутский до горного потока Гадира, который в этот раз был не полноводен, а отсюда до придорожного хана Халду, и здесь остановились на короткое время для осмотра местного некрополя, т. е. кладбища. Сей хан, в котором путники пьют лишь кофе, построен из камней какого-то здания старинного. По заверению содержателя этой кофейни, на сем месте был город Халду и в нем начальствовал мусселим-еврей Хаклу́п; сюда приходили евреи в некоторые праздники молиться Богу и здесь стояла башня мудрецов их Каср Хахаму-ель Егуди, которой развалины поныне видны у некрополя. Она построена была из больших гладких камней. Около хана, налево от дороги и очень близко от нее, торчат развалины церкви. Христиане оставили ее лет за 40 назад и ушли в горы, но уцелели в ней иконы и иногда служит священник из деревни Эбе, находящейся в расстоянии трех часов пути от хана на восток. В некрополе открыто стоят каменные гробницы (саркофаги) с таковыми же крышками, коих углы вывершены тумбочками [привысями]. Некоторые крышки так тяжеловесны, так затянуты в края гробниц, что грабители не смогли вытащить их и продырявили стенки похоронных ящиков. Большая же часть крышек сброшена на землю и валяется на ней, одни целые, а другие разбитые. Некоторые гробницы неотделимы от утеса, в котором они высечены. Ваятельных узоров на них немного: инде видны трилиственники (триглифы) и круги, инде – пальмовая ветвь, а на одном саркофаге [виден] какой-то нагий и крылатый гений с поднятой над головой его десницей. Кроме незакрытых гробниц в некрополе [находятся] три погребальные пещеры, иссеченные в утесистом холме. Я осмотрел только две. Одна из них длиной в 15 шагов, а шириной в 8, в высоту же немного больше человеческого роста; плоский потолок её и стены выровнены весьма хорошо; в стенах [её] глубятся мертвенные ложи, одно против входа в пещеру, два направо и два налево. Другая пещера шагах в 80-ти на север от первой, более обширная, содержит 18 ложей: три против входа, пять направо, и пять налево. В некоторых ложах, loculi, стоят саркофаги с поднятыми крышками, наполненные землей. Эти пещеры у местных арабов называются книси-ель-Егуди, т. е. церкви Иудеев.

От Халду до Сидона дорога пролегает по многочисленным каменистым валунам, врезывающимся в море [многочисленными] ненизкими мысами. На всем этом пути нет ничего достойного внимания. Спрашивал я своего переводчика [Наума], как называются деревни, видимые там и сям на Ливане, и он, указывая их мне, говорил: вот дер-Нааме в 4-х часах езды от Бейрута, вот выше хана Неби-Юнас селище Жиэ, в котором живут мутуалии, вот маронитский монастырь дер-Румана пред Сидоном. Едем вперед тихонько [шаг за шагом], не считая конских шагов, ни о чем не думая и только посматривая на Средиземное море и на Ливанские выси. Приближаемся к сидонской реке Аули́, окаймленной фиговыми и шелковичными деревами, оставляем за собой висящий над нею мост, впотьмах въезжаем в город Сидон и останавливаемся в доме нашего консульского агента господина Фадула Разга́ллы. Он принял нас весьма радушно, представил нам жену свою, женщину молодую, полную, белую и благообразную, у которой вся грудь была покрыта множеством червонцев, снизанных в виде нагрудника, и угостил, чем Бог послал. Его незнание европейских языков и мое незнание языка арабского избавило меня от многоглаголания неблаговременного, когда хотелось отдохнуть и уснуть после утомительной езды верхом на коне.

День 8-й. Утро вечера мудренее. Это верно. Вечером я думал продолжать путь свой до знаменитого в древности города Тира, а утром надумал съездить в ближний монастырь униатский дер-Муха́ллес, дабы узнать, как и как поживают и Богу служат арабские униаты. Хозяин дал нам надежного и проворного проводника Наума. За ним мы переехали через вчерашний мост и гуськом потянулись вдоль реки Аули́, по правой стороне её. Я еду и вижу воду в реке, сады, водопроводы, мельницы и стаю воробьев, жадно и нещадно клюющих зерна пшеницы на плоской крыше одного дома. Некому спугнуть этих воришек. Дорога отстранила от реки поезд мой налево и повела нас к деревне Джуни, в которой, по заверению Наума, живут арабы-униаты и мутуалии. Здесь, подле этой деревни, жила и умерла в 1839 году дочь лорда Чатама и племянница лорда Питта, заклятого врага Наполеона I, знаменитая леди Есфирь Стангоп, которую во дни её называли пальмирской султаншей, благодетельницей сирот и вдов и покровительницей несчастных, кто бы они ни были. Она была очень умна и образована, но с примесью странного мистицизма. Её ожидание мессии-царя, который явится на Востоке для возрождения всех земнородных, подстрекнуло ее даже приготовить для него наилучшую кобылицу из породы жеребцов и кобылиц Соломона. Но эта питомица её поражена была смертельным недугом, для прекращения которого леди приказала домочадцу своему убить ее. Эта англичанка ненавидела и проклинала египетского пашу Магомета Али и сына его Ибрагима, которые тогда владели Сирией, проклинала, видя бедствия и страдания ливаногорцев под игом египетским. Когда Ибрагим-паша взял с бою Сен-Жан-д’Акр у Абдаллы-паши, тогда жилище этой леди стало убежищем для голодных, разоренных войной, и лечебницей больных и тех раненных солдат, которые защищали названный город. Когда же оказалась недостаточной для сего пенсия, назначенная ей английским королем Георгием III за заслуги, оказанные Питтом Англии, она письмом просила Ибрагима-пашу дать помощь всем укрывающимся у нее несчастливцам. Но этот варвар не только не исполнил просьбы её, но еще потребовал от нее выдачи солдат Абдаллы-паши. Однако, сердобольная [благородная] англичанка отвергла это требование его и написала ему: «Наперед убейте меня, а потом посягайте на жизнь несчастных, которых я приняла под кров свой». [Столкновения]. Война египтян с турками воспрепятствовала Ибрагиму возобновить свое требование от племянницы Питта. Незадолго до смерти её, королева Виктория лишила ее пенсии. Тогда леди Стангоп, между прочим, написала её величеству: «Je ne permettrai pas, que la pension qui m’a été octroyée par votre royal grand père soit saisie par la force, mai je l’abandonnerai pour l’aquit de mes dettes, et en même temps j’abjure le titre de sujet anglais et d’esclave, qui en est aujourd’hui le synonyme», т. е. «Я не потерплю, чтобы пенсия, данная мне вашим царственным дедом, была отнята силой, и оставляю ее в уплату моих долгов, но в то же время перестаю быть английскою подданной и рабой, что одно и тоже в настоящее время». Джунийское поместье её пусто и разрушается. А древний водопровод, в трех часах езды от Сидона на восток, существует и снабжает водой весь этот город.

Пока я смотрел на запустевшую усадьбу леди Стангоп и рассказывал судьбу её спутникам своим, проводник наш Наум поскакал в монастырь Мухаллес, дабы предупредить тамошних монахов о моем посещении их, и быстро возвратился к нам. С ним скоро мы подъехали к этой главной обители униатов. Они поджидали нас у ворот, встретили почетно и провели прямо в церковь свою, почти не отличавшуюся от храма православного. Я попросил их пропеть какой-либо стих священный. Они пропели что-то твердо, громко, но дико и попросили нас пропеть что-нибудь по-русски. Мы им спели: Христос Воскресе из мертвых и Достойно есть, яко воистину блажити тя Богородицу. Затем я рассмотрел церковь и монастырь. Церковь – трехпрестольна. Главный алтарь в ней освящен в память Преображения Господня. Придел направо от него – во имя Св. Иосифа, а придел налево – в память Благовещения. В иконостасе местные образа, доставленные из Рима, не хороши, даже не благопристойны, а нижний ярус под ними украшен мраморной мозаикой разноцветной. Такой же мозаикой облицован и пол у клиросов и перед алтарем. Внутренность церкви, накрытая коробовым сводом, разделена на три части шестью каменными столбами, по три на стороне. У стен стоят деревянные будочки для духовников, такие же, какие видятся в церквах католических. Обедни служатся ежедневно две и три. Паперть под тремя арками открыта. Из нее видно Средиземное море. Весь монастырь Мухаллес есть четырехсторонний большой дом, в два этажа, построенный первым униатским епископом Евфимием в 1721 году. В верхнем этаже помещены монашеские кельи и церковь ближе к северной стене, в нижнем – братская трапеза с поварней, кладовые, клети и рухольня. В трапезе – столы деревянные, полати деревянные для складки хлебцев и человеческий череп, висящий с потолка. Такой же череп я видел и в келье одного монаха. Это значит, что здешние отшельники помнят смерть, memento mori, дабы меньше грешить. Всех их 70. От монастыря они получают пищу и одежду. Искус их продолжается два года. Игумен в отлучке, – в Александрии. Один монах живет в Риме; однако, метоха там нет. Монастырю принадлежат масличные сады, виноградники, шелковицы и пашни. Внутри его устроена глубокая цистерна для дождевой воды лет за 70. Гостей принимают в так называемом архондарике. Эта высокая горница с куполом, который внутри облицован деревом, хороша и снабжена стульями рококо. От монастыря зависят пять обителей: 1. женская Панагиа с 30 монахинями близ Мухаллеса, 2. пророка Илии, 3. Михаила Архангела, 4. Св. Феклы и 5. Св. Георгия. Для епископа, на случай приезда его, есть домик подле школы, отдельный от монастыря. Была в нем небольшая библиотека, но разграблена. Однако я видел [тут] несколько книг латинских и арабских и даже заглянул в толкование Псалтири, переведенное с латинского или итальянского, и в книжицу об исповеди, в которой решаются разные вопросы, напр.: о краже во время исповеди, о допущении в монастырь девицы, обещавшейся омонашиться и согрешившей блудно.

По обозрении монастыря наместник униатского патриарха Максима, иеромонах Михаил, здоровенный и претолстый, пригласил нас в архондарик к завтраку. На столе расставлены были разные скоромные снеди, вареные и жареные, салат и пилав. Я расспрашивал хозяина [наместника] о всем, выше изложенном, и кроме того со слов его записал имена униатских патриархов от первого до последнего: 1. Кирилл, – он же и Серафим, 2. Афанасий, 3. Кирилл, 4. Агапий, 5. Феодосий, 6. Макарий и 7. здравствующий Максим. Была у нас речь и о времени постройки монастыря. Наместник проговорил мне, что он древен. Но я возразил [ему], что ему не более 127 лет и на вопрос его: «Откуда вы это знаете», – ответил: «в 1728 году был здесь русский благочестивый путешественник Василий Барский и ему тогда здешние старцы поведали, что обитель их построена епископом Евфимием в 1721 году». Так проходило время за завтраком. Всем нам было весело. Одно только не понравилось мне [тяжело было для меня] брать в рот салат из сальных рук наместника, а отказаться от сего дружеского почета я не решался. Очутишься между волками, по-волчьи и вой.

Возвратившись из Мухаллеса в Сидон, я выписал из путешествия Барского рассказ об этом монастыре¹⁷⁹.

День 9-й. Ранним утром поезд мой отправился из Сидона в Тир по приморской дороге. Так как эта дорога уже знакома мне с 184¾ года¹⁸⁰, то я увольняю себя от подновленного описания подробностей её и говорю только о том и том, что и что я осмотрел в этот проезд. У подножия холма, на котором расположена древняя Сарфа́нт, этим именем своим напоминающая созвучную ей Сарепту Сидонскую, застигла нас туча с проливным дождем, пронесшаяся над нами от моря до гор Финикии. Мы переждали ее, сидя на конях, а проводники под конями и мулами, стоявшими неподвижно [как вкопанные] и взъехали в реченную деревню. Напрасно я искал в ней остатков седой древности и здания, похожего на христианскую церковь. Ничего такого не оказалось. Следовательно, нахолмная Сарепта есть новая Сарепта, а древняя, смею думать, находилась на северной стороне хана Айн-Ла́нтра, у малой, но глубокой и чистой заводи моря, где поныне видны в равномерных расстояниях остатки четырехгранных столпов городской крепости и валяется множество мусора и разбитой посуды глиняной и стеклянной. От Сарепты до Аджлунского некрополя, исчезнувшего города Орнитополя, мы по прямой дороге бойко достигли в 60 минут, и тут остановились не отдыхать, а осматривать это древнейшее и весьма замечательное кладбище финикиан.

Некрополь Аджлун помещен в утесистом отроге горного кряжа, протянувшемся от востока к западу по приморской равнине. Длинен сей отрог и весь занят погребальными вертепами, а в верхних частях и лестницами, иссеченными в нем для облегчения трудного восхождения туда. Таких вертепов тут много. Устройством своим внутренним и наружным они походят на такие же вертепы в окрестностях Иерусалима с той разницей от сих, что в них нет мертвенных ложей, вытесанных внутри стен, а есть квадратные мелкие колодези для омовения после прикосновения к мертвым телам. В некоторых Аджлунских вертепах входные просторы квадратны, а в иных завершены полукруглой аркой; но почти все они открыты и ничем не защищены. Есть несколько вертепов неоконченных, а еще более разрушены землетрясениями и каменосечцами. В некоторых из них, на стенах, начертаны греческие надписи живших тут некогда христианских отшельников. В северной части Аджлуна находится большая пещера естественная, но расширенная, обтесанная людьми в 80 шагов длиной с севера на юг и очень высокая. Свод её обделан в виде купола с отверстием в небе его. Так как у входа в эту пещеру на утесе нацарапаны треугольники

, означающие pudenda muliebria, то эти знаки доказали мне, что тут было чтилище финикийской богини Астарты, в котором женщины и девицы жертвовали себя кому пришлось, в угодность этой богине. Сие чтилище поныне уважается окрестными жителями. Они называют его Пещерой молочной и Пещерой сосцов (Мокгарет-ель-Бзес) и сюда посылают молодых родильниц и бесплодных женщин пить воду. Под одним из вышеначертанных знаков я видел латинскую надпись:

В нескольких шагах от чтилища стоит на утесе небольшой обтесанный камень с теми же знаками Астарты. Ну, наткнулся же я на невидаль! Подслужилось мне знание финикийской мифологии и археологии!

Фуй тю, проклятнице, изводнице!

Пек [ад] быти паскуда проклята!

А толковнику [богослову] надо знать и это, дабы понять грозные прещения Св. пророка Осии¹⁸¹: «И не присещу на дщери ваша, егда соблудят, и на невесты ваша, егда возлюбодеют: яко и тии со блудницами смесишася и со блудниками требы жряху, и людие смыслящии со блудницею сплетахуся».

Кроме чтилища Астарты, я видел вырубленный в утесе открытый двор четырехугольный. В одной стене его вырублено несколько углублений, кажется, для ламп. Это – двор поминовения умерших. Дальнейший осмотр кладбища отложен был мною до другого времени, потому что впереди на дороге надлежало осмотреть еще два вертепа прелюбодейных поклонниц Астарты.

Оседлали мы своих коней, проехали некое пространство поля и супротив, нагорной деревни Се́ре, увидели тут особенность. Стоят 9-ть высоких камней, обтесанных в виде длинных параллелепипедов, а два такие же лежат. На вопрос мой драгоману: «Что это такое?» – он ответил: «Это грешники, пораженные гневом небесным и превращенные в камни».

Едем мы далее. Уже недалеко нам до реки Казмие (Леонтеса), – не более двух с четвертью верст, а по слову драгомана с полчаса ходьбы. Он тут указал мне направо от торной дороги нашей белый утес и примолвил, что в этом утесе есть вертеп, подобный виденному мною в Аджлуне, с равными изображениями и надписями. Загорелось во мне любопытство и я направил туда шаги коня своего. За мной последовали спутники мои. Вхожу в вертеп (пещеру) и вижу на стенах его нарезные изображения и надписи (graffiti), доказывающие, что и здесь было чтилище Астарты. Чаще всего виднелся треугольник, обращенный вниз вершиной его, или кружок с точкой в средине, – знаки, напоминающие pudenda muliebria; инде по обе стороны такового знака грубо нарезаны пальмы; в одном месте треугольника стоит какая-то птица. Замечен мною и полный очерк женщины в нескромном положении. В средине самого отвратительного наброска pudendorum написано по-финикийски балаки́. Надписи здесь встречаются иероглифические, финикийские, набатейские и греческие. В сих последних читаются имена Афродиты, Иракла, Птоломея Писта. Сей вертеп местные жители называют Пещерой общих всем женщин. Итак, и здесь я попал в один из тех притонов богининского разврата, о которых упомянул отец истории Геродот за 450 лет до Р. X.¹⁸²

По осмотре сего притона поезд мой двинулся, и, оставив за собой реку Казмие, скоро прибыл в Тир и остановился тут ночевать в доме при церкви православной.

День 10-й. Город Тир, прежде осмотренный и описанный мною¹⁸³, в этот раз нимало не занимал меня. Зато от [сведущего] арабского проводника своего я узнал, чего прежде не слыхал, – узнал, что в белом утесе, в котором иссечена знаменитая в древности и ныне Тирская лестница у самого моря находится пещера, называемая баней бесплодных женщин, – Хаммам-ел-Бзес, и что сюда приходят [на лодках приезжают] купаться такие женщины и после купанья молятся Св. Георгию и оставляют на берегу серебряную монету. Я не видел этой пещеры, но понял, что и здесь жили лакомые служительницы Астарты и зазывали к себе проезжих, особенно богатых иностранцев. Здесь-то, по сказанию Иерусалимского талмуда (Rava Kama 4, 2), два воинских начальника, посланных из Рима изучать иудейский закон у раввина Гамалиила [здесь, у Тирской лестницы], забыли этот закон. Здесь, по другому сказанию талмуда того же (Abodah Zara 40, 1), раввин Гамалиил, встреченный одним учеником его недалеко от Тирской лестницы, оказался пьяным и не смог дать ответ о каком-то обете, и уже тогда, когда хмель его испарился, решил предложенный ему учеником вопрос, решил на самой Тирской лестнице, закрывши лицо свое. Смысл этих сказаний тот, что чтилище Астарты у Тирской лестницы было так ненавистно благочестивым иудеям и так соблазняло и развращало посещавших его раввинов и их учеников, что они там забывали свою строгую нравственность и предавались сладострастию. Ныне всего этого нет, но замечательно то, что купающиеся тут женщины оставляют здесь деньги после купания в море. Эта жертва напоминает древле бывшую тут плату прохожих блудницам, осужденную законом Моисея¹⁸⁴: «Да не будет блудница от дщерей израилевых, и да не будет блудник от сынов израилевых. Да не принесеши мзды блудничи... в дом Господа Бога Твоего на всяк обет, яко мерзость есть Господеви Богу Твоему». От Тирской лестницы приморская дорога пролегает по бесплодной и пустынной местности до самого Кармильского залива моря. Не о чем вспомнить тут, – разве о ничтожных развалинах исчезнувшего города Искандеруна, возникшего на месте, где становал Александр Македонский на пути к Тиру и видел во сне взятие сего города. Торчит тут развалившаяся башенка, складенная из мелких камней, да из струйника арабско-турецкого зодчества вытекает пресная хорошая вода двумя ливнями. Вот и все. Отсюда через полчаса мы взъехали на возвышенный белый мыс, омываемый морем, с которого видны, как на ладони город Сен-Жан-д-Акр (Птолемаида) и латинский монастырь на приморской выси Кармила, а с этого, мыса спустились на при-Кармильскую равнину, но не поспели в назначенный город и ночевали в ближней к нему деревне Сумре. Реченный мыс именуется то эн-Наку́ра, то Мушейрфе, Второе название встречается в книге Иисуса Навина¹⁸⁵: «И предаде их (хананеев) Господь под руце израилевы: и секуще их, прогнаша даже до Сидона, великого и до Масрефоф-Маима. Всяк обитающий в горней от Ливана даже до Масрефоф-Маима всех сидонян аз потреблю от лица израилева». Долго, очень долго слышится это библейское название.

Дни 11 в 12-й. Вот я с присными моими гощу уж и в обители кармелитов. Покойно нам здесь и сытно. Гостинник отец Карл водил нас в монастырскую библиотеку. Рукописей в ней нет, а печатные книги не занимали нас; зато полюбовались, мы несколькими каменными арбузами, весьма похожими с виду на арбузы растущие. Не забуду этой невидали.

День 13-й, Пятница. Ночью под этот день шел дождь. Да и из монастыря кармелитов мы выехали под дождем же, который мочил нас во всю дорогу до деревни Тантуры, где и пришлось обсушиться и ночевать.

День 14-й, Суббота. Сегодня очень поздно приехали мы в Яффу, и здесь, усталые, полуголодные, остановились в греческом монастыре, устроенном для приема поклонников.

День 15-й, Воскресенье. В этот раз¹⁸⁶ в Яффе я побывал только в монастырях: араво-униатском, армянском и латинском. Первый устроен в доме, который подарил монахам богатый униат в 1831 году. Церковь тут освящена в память Благовещения архангела Пресвятой Деве Марии, мала, но чиста. В ней два придела; местные иконы за стеклами золотисты; в верхнем ярусе иконостаса образа лучше этих икон. А все они написаны в Иерусалиме православным диаконом из арабов Михала́ки. В церкви есть деревянная конфессарня для исповедания кающихся. Монахов в этой обители три. Униатских семейств в Яффе 60, а душ 335. Армянский монастырь у подошвы цитадели с отличной церковью во имя Св. Николая Чудотворца так же, как и униатский, невелик. Монахов в нем три. Латинский монастырь обновлен в 1837 году. Церковь в нем содержится весьма чисто, а в ней хороши мраморные иконы Рождества и Воскресения Христова, особенно вторая. Монахов францискан 8; их кельи опрятны; есть у них трапеза и даже библиотечка с книгами, больше испанскими. Все эти обители суть не что иное, как гостиницы для богомольцев.

День 16-й, Понедельник17-й

Вторник

. Вечер и ночь проведены были нами в греческом гостиничном монастыре города Рамле, а на другой день еще засветло мы приехали в Святый Град Иерусалим и поместились в тех кельях Святогробского монастыря, кои занимал патриарх Кирилл, когда был еще архиепископом лиддским [и наместником иерусалимского первосвятителя].

III. Пребывание в Иерусалиме и побоище Вифлеемское.

Февраль. День 18-й, Середа. Преемник иерусалимского патриарха Афанасия, в Бозе почившего в конце 1844 года¹⁸⁷, блаженнейший Кирилл построил патриарший дом в один этаж супротив Святогробского монастыря и насадил при нем сад у северо-восточной стороны его. Не велик и не обширен сей дом. С улицы входишь в него и тотчас по немногоступенной лестнице вступаешь в длинную горницу, хорошо освещенную с востока и юга, а из нее поворачиваешь налево в горницу гостиную, постланную малоазийским цельным ковром и у трех стен обставленную диванами сплошь, а не враздробь, тянущимися вдоль их. Отсюда же налево дверь ведет в спальню патриарха. Вот и все помещение его. Здесь-то он встретил и принял меня и присных моих, как отец родных детей. Все мы поклонились ему в ноги, приняли его благословение и уселись на своих местах: я подле него, иеромонах Феофан, ошибочно принявший турецкий на нем орден Османие за Панагию и поцеловавший его, сел немножко поодаль от меня, а два студента еще подальше. Начались обычные греческие приветствия. После них я вручил его блаженству письмо с. петербургского митрополита Антония и, так как оно написано по-русски, перевел по-гречески содержание его. В этом письме наш Св. синод, чрез посредство реченного митрополита, уведомил патриарха о том, что я, посетивши Св. места, пожелал возвратиться туда и пробыть у Св. Гроба несколько лет, на что Святейший всероссийский синод с удовольствием благословил меня и воспользовался этим случаем, дабы отпустить со мной иеромонаха и двух любознательных и благочестивых юношей, разделяющих сие богоугодное желание мое; уведомивши же о сем, просил его блаженство и всю святогробскую братию облегчить временное жительство наше в Иерусалиме, допускать вас к совершению богослужения в часовне Св. Гроба и вообще принять нас с тем доверием и с той любовью, какие всегда существовали между Российской и Иерусалимской церковью. Блаженнейший Кирилл, выслушав все это, сказал мне: «Я принимаю вас, как своих чад родных, и все, что только могу сделать, сделаю для вас». Мы опять ему в ноги и благословленные во второй раз, возвратились в свои кельи. Здесь навестил меня наш генеральный консул Базили и, между прочим, сказал мне: «Я внушил патриарху, что вы будете состоять под священноначалием его». – «Спасибо вам, – ответил я ему, – так это быть должно. В чужой монастырь не ходят со своим уставом».

День 19-й, Четверток. Утром я и мои сослуживцы, – мы сподобились поклониться всем святыням в ротонде Гроба Господня и в храме Воскресения Христова. На Голгофе я прослезился, у Св. Гроба молился без слов одними воздыханиями.

В келье посетили меня архиереи: газский Филимон, неаполийский Самуил и севастийский Фаддей, а филадельфийский не приходил. Нашлось у меня приветное слово каждому из них, а всем высказана была просьба любить нас с недостатками нашими.

Настало время идти к обеду у патриарха Кирилла. Я пошел и долго беседовал с ним перед обедом и после. Записываю содержание взаимной беседы нашей памяти ради вековечной.

О чем была речь до обеда.

Я известил его блаженство, что государь император Николай Павлович намеревается быть в Иерусалиме в следующем году, о чем я слышал от любимой дочери его, великой княгини Марии Николаевны, и просил его никому не говорить об этом, примолвив: «тогда святогорские дела примут другой оборот, благоприятный для вас, но не стеснительный и для других вероисповеданий».

Патриарх Кирилл объявил мне, что до Пасхи я буду жить там, где помещен теперь, а после светлого праздника подумает (συλλογιζόμεθα) о сем и в этот раз повторил, что он видит во мне одного из своих.

Я просил у него пустопорожней комнаты для складки наших книг и домашних вещей. Он при мне же приказал дать ее.

После сего речь владыки [полилась свободно и о том и о сем] переходила от одного предмета к другому.

– «Явилось ко мне, – говорил он, – духовенство армянское, и спрашивало: можно ли видеть архимандрита Порфирия. Но я не допустил его к вам под предлогом вашего утруждения от пути, примолвив ему и то, что отец Порфирий даже меня не принял по той же причине. (Напрасно он сделал это).

«Продолжаем мы тяжбу с латинами и армянами, с первыми за то, что они дерзнули положить свою пелену на наш голгофский престол и за то, что прибили вифлеемского митрополита Дионисия, а со вторыми за ключ от Вифлеемской церкви, который они хотят иметь отдельно от нас, как свой, без малейшего на то права. Тяжба эта стоит нам 200 000 пиастров (10 000 рублей). А в святогробской кассе денег мало.

«Вот уже пятый день идет (с 15 февр.), как паша наш получил приказание от Порты признавать никогда нежившего здесь латинского патриарха наравне с прочими патриархами. Я и армянский владыка, мы посылали к [Валерге] этому сановнику Рима своих монахов поздравить его с приездом. Он принял их, а сам до сей поры не приходил к нам. Слышно, что у него есть намерение строить католическую церковь в православном селе Бетжале, что в соседстве с Вифлеемом.

«Получено здесь решение Порты касательно униатской камилавки с приложением образца её. Но ваш консул Базили присоветовал мне терпеливо выждать то время, когда сами униаты наденут ее на головы свои.

В Бухаресте принадлежит Гробу Господню монастырь Св. Георгия, но недавно сгорел. Погост же его обращен в городскую площадь и народное гульбище. А церковь, однако, оставлена среди площади».

Так как речь началась о святогробских имениях в Валахии и Молдавии, то я воспользовался этим случаем и передал собеседнику мнение вселенского владыки об этом предмете, высказанное им мне перед отъездом моим из Константинополя. – «Вселенский просил меня сказать вам, что вы нехорошо делаете, не повинуетесь российскому самодержцу, отказываясь давать молдовлахам небольшую часть доходов с имений святогробских». Это известие смутило патриарха, но он тотчас скрыл смущение свое и поведал мне, что не он один, а и антиохийский Мефодий и александрийский Иерофей, и синайский Константин заодно с ним подписали прошение императору Николаю о невзимаемости налогов с церковных имений в княжествах.

О чем была речь после обеда.

После обеда его блаженство сказал мне, что латинский патриарх Валерга сидит у консула Базили. А я говорил ему о колеблющейся унии сирийских христиан и прочитал письмо ко мне алеппского митрополита Кирилла и окружное послание униатского патриарха Максима к пастве его о камилавке.

Когда я кончил чтение сего послания, грамматикос (делопроизводитель) патриарший, архимандрит Никифор, прочел нам главы о той же ереси в Алеппо, о которой сведение сообщал я, и письмо из Дамаска к игумену Афанасию (из арабов), в котором изложено вот что. Дамасские униаты, получивши послание своего патриарха Максима и образцовую камилавку, собирались по ночам для совещаний, но их собрания запрещены были местным начальством. Они прогнали Максимова наместника из Мухаллесского монастыря и он укрылся в селении Ябруде и оставался там, пока не получил приказание от великого визиря Решида-паши ввести в употребление установленную для аравоуниатов новую камилавку. Узнав это, совещатели решили подать прошение римскому папе на своего патриарха Максима, выразив в нем, что они не признают его своим архипастырем и что если папа им не поможет, то сами они знают, что делать.

После вечерни посетил меня блаженнейший Кирилл вместе с петроаравийским митрополитом Мелетием, с архимандритом Никифором и с драгоманом. Камилавка его была накрыта черным клобуком, а на груди висел турецкий орден Османие. Пришел к нам и консул Базили и на ухо сказал мне, что патриарх готов отдать мне монастырь Архангельский и что ему дан консульский совет отобрать мнения от синодальных архиереев поодиночке о моем помещении в этом монастыре. Затем гостями говорено было вот что. Надобно издерживать ежегодно 160 000 пиастров на поддержание православия в епархиях Назаретской и Птолемаидской и купить место для училища подле церкви в Назарете. Патриарх Кирилл издержал 90 000 пиастров во время посещения церквей в Палестине. Латины хотят строить церковь в Бетжале и от местных христиан выхлопотали ложное свидетельство о существовании католического храма в их селе. Патриарх Кирилл предлагал в заточение сослать ложных свидетелей, но консул Базили отсоветовал ему сию меру, ставя на вид опасность перехода бетжальцев в унию, и предложил писать об этом деле в Константинополь и там просить защиты у Порты, присовокупивши, что и наш посланник уже предуведомлен им об этом.

День 20-й, Пятница. В половине девятого часа пополуночи поздравляли меня с приездом иерусалимо-арабские священники. Я дал им 200 пиастров (10 р. сер.).

Была у меня надобность переговорить кое о чем с консулом Базили. Она завела меня к нему и задержала у него до 12-го часа. А советовался я с ним о пересылке моих писем и отчетов в Петербург и о доставлении мне денег на содержание вверенной мне миссии, о приискании грека и араба для ежедневного разговора с нами по-гречески и по-арабски, о обстоятельственном вовлечении меня в дела Палестинской церкви. Решено: всю переписку мою пересылать через наши консульства; присылки денег ждать из нашего посольства; грека и араба приискать не в Иерусалиме, а в других местах, в избежание наушничества на нас отцам святогробским; в дела местной церкви вмешиваться лишь тогда, когда Патриарх и Синод его пригласят меня к сему. Затем консул поведал мне, что постановлено взимать с молдавских монастырей 25 000 [30 000] голландских червонцев на нужды правительства, да 5 000 в пользу вселенского патриаршего престола.

Пока мы беседовали обо всем этом, армянский патриарх прислал своего каваса к г. Базили узнать: могу ли я принять посланных им монахов. Базили сказал кавасу, что сам вместе со мной придет к его высокостепенству. И действительно, мы явились к нему в час пополудни. Он, обращаясь ко мне, сказал: «Вы предварили меня». Я ответил ему: «Меньший от большего благословляется». Посещение наше было весьма кратковременно. Учтивости не разговорчивы.

В три часа пополудни латинский патриарх Валерга прислал ко мне двух мирских священников, приехавших с ним из Рима, и пять францисканских монахов Св. Земли. От них я узнал о миссионерстве его в Персии и Моссуле и говорил им о мире и любви представителей трех вероисповеданий христианских на Святых местах; была у нас речь и о папском нунции Ферриери. Они поведали мне, что этот сановник приедет в Иерусалим к нынешней Пасхе, а я рассказал им, как недавно въезжал в Константинополь и рассказал это, как очевидец.

День 21-й, Суббота. Утром у меня были святогробские архимандриты. А в три часа пополудни я посетил Валергу и настоятеля францисканского монастыря в Иерусалиме. Валерга – высок, тонок, белокур, красив. Рыжеватая борода его длинна до пояса и, как заметно, холится весьма тщательно. Он говорил, что миссионерствуя в Месопотамии, нашел халдейский перевод Аристотелевой логики, что турецкие реформы лучше принимаются в областях у Тигра и Евфрата, нежели в Палестине и Аравии, и что ему поручено временное наблюдение за католической паствой в Кипре, потому что там нет епископа. Потом начались обоюдные расспросы о том и сем.

Я. – Униатский патриарх Максим называет себя и подписывается антиохийским, александрийским и иерусалимским, правильно ли он делает это?

Он. – Неправильно и своевольно. Папа не дал ему такого права.

Я. – Будете ли вы строить себе церковь в Иерусалиме?

Он. – Это очень трудно, но для меня отделывается новый дом подле Яффских ворот; в нем будет и церквица для меня.

Последний вопрос его был: знаю ли я арабский язык?

– Начинаю изучать его, – ответил я ему, и сказал по-арабски: Я́раб е́рхам¹⁸⁸ \ – Господи помилуй.

Сегодня уведомлен Сербинович о нашем прибытии в Иерусалим.

День 22-й, Воскресенье. Сегодня приветствовали меня такие два человека, каких я вовсе не ожидал, именно главный производитель дел в здешнем турецком судилище, – мегкемэ, и приятель греков, разумеется, за деньги и какой-то мусульманский святоша, διαβασμένος; первый в чалме белой, а второй в зеленой. Их привел ко мне архимандрит Никифор, – он же служил и переводчиком между нами. А говорили мы, – я о том, что магометане в России пользуются свободой религиозной и гражданской, а военные из них получают чины даже генеральские; мегкемэец же – о дружбе нашего царя с султаном Абдул Меджидом. Святоша, уходя от меня, сказал мне на ухо, что он не бывает у паши, а меня навестил.

Все вышеописанные приветствия мне доказывают, что в Иерусалиме никто не считает меня поклонником Святых мест, а все признают за дипломатического агента Российской державы. Видно, шила в мешке не утаишь.

Сегодня уведомлен Титов о нашем прибытии в Иерусалим.

День 23-й, Чистый Понедельник. Ходил в церковь и молился Богу.

День 24-й, Вторник. Утром патриарх Кирилл мне и консулу Базили объявил, что он отдает нам Архангельский монастырь для временного жительства с тем условием, чтобы в незанятых нами кельях помещались поклонники духовного звания из всех православных племен. Я принял это условие и поблагодарил его блаженство за отеческое попечение о нас странных.

День 25-й, Середа. Постился и молился. Господи сил, с нами буди! Иного бо, разве Тебе, Помощника в скорбех не имамы. Господи сил! Помилуй нас.

Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми рабу Твоему. Ей, Господи! Даруй ми зрети моя прегрешения, и не осуждати брата моего. Яко благословен еси во веки. Аминь.

День 26-й, Четверток. Был у меня православный христианин из Газы Авраам Джегшен с газским архиепископом Филимоном и просил меня ходатайствовать перед патриархом Кириллом о том, чтобы ускорено было решение дела его о подати с пахатной земли, принадлежащей ему, так как оно замедляется секретарем иерусалимского паши, – униатом, следовательно неприятелем православных. Я ничего не обещал и ничего не промолвил, и только молчал.

После вечерни в шестом часу явился ко мне православный иерусалимец, араб Дауд, тот самый, которого дочь в 1844 году я избавил от злонравного и назойливого жениха¹⁸⁹. Он поведал мне, что эта девица выдана за другого, и, благодарный, поднес мне большой хлеб. От него я слышал и то, что сын его женится на дочери одной иерусалимской монахини из монастыря Св. Евфимия, но у этой монахини Вифлеемские магометане похитили несколько пунгов (500 пиастров в каждом), поэтому жених не получает обещанного приданого.

27, Пятница. – День моего покаяния во грехах.

28, Суббота. – День моего причащения святых тайн в церкви Феодоровского монастыря, где я служил божественную литургию.

29, Воскресенье. Я повелитель своей судьбы. Мой ум – мой царь. Мое сердце – мой закон. Мой труд – мое богатство. Весь мир – мой дворец.

Март 1, Понедельник. Послано письмо к Стурдзе одного содержания (с письмом к преосвящ. Иннокентию).

2, Вторник. Пишу письмо к преосвященному Иннокентию, архиепископу херсонскому и таврическому.

Он не отвечал мне.

6, Суббота. Утром я со всеми присными мне выехал в Вифлеем для свидания с тамошним митрополитом Дионисием.

Судьба нас берегла,

А горе ждет из-за угла.

Около четырех часов пополудни благовест в малый колокол призвал христиан к вечернему молению. Разноплеменные поклонники из гостиных покоев монастырских пошли в соборную церковь. Тут для некоторых из них в Рождественской Пещере причт Вифлеемского митрополита вознамерился отслужить до вечерни краткий молебен, т. е. пропеть: Рождество Твое Христе Боже наш, прочесть Евангелие о рождении Спаса и возгласить ектенью о здравии молящихся. Но в то же время францисканский священник со своим причтом предстоял у Яслей Господних и располагался священнодействовать по своему уставу. Кандиловжигатель его сказал кандиловжигателю православному, что греки не в указанное время хотят молебствовать в Святой Пещере, и выслал его вон. Началась между ними ссора, как между давними неприятелями. Латинский церковник, – по уверению греков, на пол бросил Евангелие с православного престола. А греческий иеромонах тотчас побежал к митрополиту Дионисию с доносом об этом и, встретив его и нас на лестнице, ведущей из гостинных горниц на монастырский двор, впопыхах сказал ему: «Владыка, франки на пол бросили Евангелие с нашего престола». Преосвященный, услышав это, застонал и, идя в собор, жаловался нам на злобу франков. Все мы вошли в это наидревнейшее святилище чрез двери, находящиеся в южном роге зодчественного креста его. По входе туда я не заметил никакого особенного волнения в народе и потому спокойно пришел прямо к главному иконостасу и, по обычаю, начал молиться пред местными иконами, а митрополит остался у южного входа в Св. Пещеру. В эти минуты, как после узнал я, уже дрались между собой подсвечниками оба кандиловозжигателя, а латинский поп в белом облачении безмолвно стоял у Яслей. Митрополит Дионисий, не входя в Пещеру, понуждал поклонников идти туда бить латин, иеромонах же его вынес из соборного алтаря палки и дубинки и роздал их находящимся в Пещере поклонникам. Мой служитель Иван стоял на лестнице, ведущей в Вертеп Рождества Христова, и митрополит силой втолкнул его туда, так что он едва не упал на ступеньки. Так как сей служитель был очевидцем того, что произошло в названном Вертепе и вне оного, то и помещается здесь рассказ его об этом печальном происшествии.

«Как только я спустился в Пещеру, увидел, что кандилафты дерутся подсвечниками, а поклонники стоят уже с палками. Франкский поп в белой одежде начал мне говорить что-то по-итальянски, но заметив, что я не понимаю его, замолчал. Кандилафт его струсил и убежал из Пещеры. А один грек схватил кованное из серебра Евангелие наше, подскочил к попу в белой одежде и, прокричавши: «Так вы бесчестите наше Евангелие», – начал бить его по голове этой книгой со всей мочи и окровавил; отставной же русский солдат, весь в медалях и крестах, подошел к этому попу с палкой и высылал его вон говоря: «Марш, марш, франки, вон отсюда католики!» Тут другие поклонники схватили его и другого капуцина и давай бить их палками и гнать из Пещеры вместе с какими-то мальчишками. Как только выгнали их в армянский придел, я увидел много арабов и, боясь, как бы они по одежде моей не приняли меня за франка и не стали колотить, опять спустился в Пещеру и другим выходом перешел на греческую сторону церкви, дабы посмотреть, чем кончится дело».

Все это совершилось весьма скоро. В эти мгновения я (Порфирий) еще стоял перед иконой Богоматери и хвалил своему студенту Соловьеву (рисующему образа) живопись и особенно постановку Богоматери. Мы не знали и даже не слыхали, что и что делалось в Пещере, над которой стояли, потому что она, кроме натурального толстого свода её, покрыта высоким мраморным помостом; да и внимание наше занято было иконной живописью.

Как только я отошел от иконы Богоматери к правому клиросу и хотел занять седалище, – στασίδι, подле митрополитанской кафедры, дабы слушать тут вечерню, увидел, что от Св. Пещеры чрез армянский придел стремительно бегут мальчишки к внутренней двери латинского монастыря, но не заметил ни гнавших их, ни попов францисканских. В своих путешествиях по Сирии, видавши, как буйно ведут себя малолетки в церквах, я подумал, что и здесь гонят их за шалости; после того, как они скрылись за монастырской дверью, тотчас оттуда вбежали в армянский придел францисканские монахи и Вифлеемские арабы-католики с палками и каменьями и, бросая их в поклонников, успели разогнать их на мгновение. Один камень, брошенный к митрополичьей кафедре с такой силой, что сделал язвину в мраморном подножии сей кафедры, разбился на куски, разлетелся и едва не ранил меня и стоявших подле меня студентов моих.

Я удалился в алтарь и к увеличению моего негодования и моей тревоги, увидел, что там, в присутствии митрополита, два послушника торопливо забирают из шкафа палки и дубинки для раздачи их народу. Мне стало страшно; глаза мои закрылись, и я приник челом к святому престолу. В эти минуты митрополит вышел из алтаря и понуждал народ к побоищу. Самосохранение заставило меня посмотреть чрез царские двери, что и что происходит в соборе, дабы в случае опасности укрыться от побоища, и я увидел, что одни поклонники держат в руках своих одного францискана на высоком помосте, а другие со всей мочи бьют его, чем попало. Едва ли он будет жив. Мой Иван, издали зевавший на это побоище, говорил мне, что когда франки разметали свои камни, тогда поклонники схватили их и начали бить.

Подле меня в алтаре очутились мои спутники. Лица их были бледны. Мы решились уйти из вертепа убийц через алтарный придел Св. Георгия, но как только вошли туда, к ногам моим упала родная сестра митрополита и умоляла меня увести брата её с побоища. Решась спасти жизнь преосвященного, я воротился, нашел его подле иконостаса, схватил за руку и увел с окровавленного помоста через алтарь и Георгиевский придел в его кельи. Посему неизвестно было мне, как и чем кончилось побоище.

Мой Иван и другие очевидцы, непринимавшие участия в нем, говорили, что из латинского монастыря, пристроенного к Вифлеемскому собору, сделана была вылазка для выручения францисканского монаха, которого, как я видел, ужасно избили поклонники. Опять посыпались палки и камни со стороны латин, с которыми было немало и вифлеемских арабов их веры; поклонники рассыпались. Францискан был выручен. Но в дверях монастыря, которых латины не успели затворить, снова произошла свалка с обеих сторон, перебрасывались палками и камнями. Между тем из греческого монастыря нахлынуло множество православных вифлеемитов, все вооруженные, кто ятаганом, кто дубинкой, кто палкой с железным острием на конце; даже дети обоего пола имели палки в руках своих, но эта толпа застала уже конец побоища; латины успели захлопнуть свою дверь, поклонники пытались сорвать ее с петель, но не могли и разошлись.

Между тем, все мы безмолвно сидели в кельях митрополита, находящихся в крепкой Иустиниановой башне, примыкающей и к собору и к монастырскому зданию. Порой являлись к нему, наконец, герои побоища, как то: кандиловжигатель его с окровавленными челюстями, пожилой грек с острова Крит, с разбитой головой, весь в крови, и молодой и сильный болгарин исполинского роста, с хохлом на бритой голове, как славянин времени нашего Святослава, кулаки его еще были сжаты, и он изъявлял сожаление о том, что ему не удалось убить до смерти латин за веру Христову, приговаривая, что каждый из них после третьего кулачного удара его полетел бы прямо в ад. Эти сцены были невыносимы для нас, и мы сошли в свои гостиные горницы и там узнали, что латинский монах, избитый в пещере, отправлен был в Иерусалим в том белом облачении, в котором хотел священнодействовать, а митрополит Дионисий послал туда же каваса Апостоли уведомить патриарха о случившемся происшествии. Кавас этот предварил приезд болящего монаха.

После сего распоряжения преосвященный пришел ко мне в горницу звать нас к вечерне. Было поздно. Я отговаривался усталостью, тревогой, нездоровьем, но тщетно. Надлежало покориться ему, дабы скрыть от него величайшее отвращение свое от поступка его и успокоить его, по крайней мере, своим поддельным послушанием.

Вечерню служил в соборе арабский священник отец Илия. Во всю эту службу несколько греков, по воле митрополита, стояли с дубинками в руках у дверей латинского монастыря, для предотвращения предполагаемой вылазки латин. Зрелище нестерпимое! Напрасно я уговаривал выслать из собора этих дубинщиков; он не слушал меня и, по обычаю, сам пел и читал вечерние молитвы Богу мира и любви. А я, склонив голову к рукоятке ненизкого седалища, скрыл лицо свое в руках своих и только чувствовал, что у меня горело сердце болезненно.

Ночь проведена была нами почти в бессоннице.

7, Воскресенье. На другой день рано кончены были две обедни, одна в Св. Пещере, а другая в соборе. Я намеренно не пошел ни туда, ни сюда. Ибо отяжелело кроткое сердце мое, и тяжесть его не могла облегчиться там, где стояли мужи кровей.

Пока Иван мой приготовлял чай, я с отцом Феофаном пошел в Св. Пещеру для поклонения, полагая, что в ней нет никого, кроме Бога Вездесущего. Но мы застали там латинского священника, совершающего безмолвную литургию и множество вифлеемитян обоего пола. Наше появление и поклонение не смутили их, только слышны были слова, произносимые шепотом: мутран москов¹⁹⁰, – архиерей московский. Из Пещеры мы прошли чрез колоннаду собора к западной двери его. Осмотревши внимательно сию дверь изнутри и снаружи для соображения при суждении о споре армян с греками, касающемся этой двери, я провел отца Феофана в латинский монастырь единственно для того, чтобы показать ему тамошнюю церковь и при случае изъявить францисканам свое глубокое сожаление о вчерашнем побоище. Но церковь эта была наполнена народом. Один францискан с жаром говорил проповедь на арабском языке. Мы почтительно вошли, почтительно и ушли.

Я решился возвратиться в Иерусалим. Пока приготовляли нам лошадей, пришел навестить нас кавас Апостоли, только что возвратившийся из Иерусалима, для провода о. Феофана в Саввинский монастырь. От него узнали мы, что о вчерашнем побоище уже дано знать паше и что латинский патриарх ночью просил нашего патриарха дать ему подробные сведения об этом происшествии. Когда Апостоли обмолвился, что паше сказали про него, будто он едва спас меня от опасности, и когда я возразил ему – «Зачем солгали?» – тогда он преравнодушно ответил мне: «Ведь франки лгут, так почему и нам не лгать». Я отворотился от него. Он ушел.

Вошел в мою горницу митрополит Дионисий. Я упросил его найти проводников для о. Феофана до Саввинского монастыря, а Апостолия послать с нами в Иерусалим. Между тем ему подали письмо нашего патриарха. По прочтении его оказалось, что блаженнейший требует его в Иерусалим для объяснений. Он стал жаловаться на боль в боку от вчерашней тревоги и поручил мне сказать патриарху, что ему нельзя ехать по слабости здоровья.

Мы простились с его преосвященством. О. Феофан поехал в обитель Св. Саввы, а мы в Иерусалим. На дороге попались нам навстречу два лекаря. Они спешили в Вифлеем для подания врачебных пособий избитым францисканам.

В одиннадцатом часу дня позвал меня к себе патриарх Кирилл. В гостиной горнице на диване с ним сидел только один петроаравийский митрополит Мелетий. Его блаженство сказал мне, что он нетерпеливо ожидал меня, дав знать паше и латинскому патриарху, что суждение о вчерашнем побоище начнется только тогда, когда я, как очевидный свидетель, расскажу, как оно происходило. Я проницательно взглянул на патриарха и ответил ему почтительно и равнодушно: «Владыка, я не видал ни начала, ни конца достоплачевного побоища вифлеемского, и потому не могу быть вполне верным свидетелем; мною замечено было только вот что. Кто-то гнал малюток от Св. Пещеры; латинские монахи бросали камни в наших поклонников; один камень их долетел до меня, стоявшего на клиросе подле митрополита, и разбился в дребезги о мраморное подножие митрополичьей кафедры; наши поклонники нещадно били одного францискана; из нашего алтаря митрополичьи люди выносили палки и дубинки в присутствии его преосвященства и раздавали их поклонникам; сестра митрополита упросила меня вывести брата её из церкви, и я увел его оттуда». Патриарх, выслушав все это, раскраснелся и сперва сказал: «Хорошо!» Потом начал осуждать горячность митрополита Дионисия и даже проговорился, что надобно сменить его, сожалел о раздаче палок и дубинок поклонникам, умолял меня никому не говорить об этих орудиях побоища и наконец передал разговор сардинского консула с иерусалимским пашой.

Консул. Прошу у вас беспристрастного суда о вифлеемском побоище.

Паша. Ожидаю приезда из Вифлеема русского архимандрита Порфирия. На него, как на очевидца побоища, указали мне оба здешние патриарха.

Консул. Но этот архимандрит здесь не более, как гость. А гостя в судебное дело вмешивать не следовало бы.

Паша. Однако и гость может быть свидетелем происшествия, ежели оно случилось в присутствии его.

Когда патриарх перестал говорить, я сказал ему: «Владыка святый! прошу вас знать, что я приехал сюда отнюдь не для вмешательства в чужие дела». – «А ежели спросит вас паша?» – подхватил владыка. Я живо и твердо ответил: «Ни к паше не пойду, ни его к себе не приму по настоящему делу. Я независим и свободен».

Разговор наш прекратился по случаю появления в гостиной посланного от паши православного грека в турецком сюртуке. Этот грек объявил патриарху, что паша нетерпеливо ждет его к себе для объяснений по Вифлеемскому делу.

По уходе сего посланца, мы обменялись несколькими благими словами. Я возвратился домой.

Во время обеда, в час пополудни, араб принес мне письмо латинского патриарха Валерги. Я догадался о чем он пишет мне и, решившись возвратить послание его нераспечатанным, придумывал предлог к сему. Предлог представился. На пакете Валерги надписано было: à son excellence Monseigneur l’archimandrite de l’eglise de Russie. Jerusalem¹⁹¹. Прочитав эту надпись, я сказал посланному: «На пакете не означено мое имя, поэтому [я] не могу принять его», и отдал письмо арабу. Но Валерга опять прислал его с извинением, что мое имя не известно ему и просил меня отвечать. Тогда я распечатал письмо его и прочел.

До отсылки с(во)его ответа к Валерге я ходил к своему патриарху и пересказал ему содержание своего письма. Он одобрил его. А петро-аравийский митрополит упрашивал меня писать Валерге гораздо подробнее и прибавить [ложь], что я с преосвященным Дионисием вошел в собор к вечерне чрез придел Георгиевский и чрез главный алтарь. Но я извинился, что по европейской политике на краткое письмо ответ посылается краткий. После сего прочтено было мною собственноручное послание Валерги на италианском языке к патриарху Кириллу. В нем он изъяснял, что вифлеемские греки позже установленного времени собрались служить вечерню и что францисканы не могли начать побоища, потому что их было весьма мало, а греков весьма много. Патриарший книгочий, архимандрит Никифор, начал было читать греческий перевод Валергина письма, но я встал и откланялся его блаженству.

9, Вторник. В шесть часов пополудни навестил меня вифлеемский священник Илья, – араб, и, как очевидец оного побоища, поведал мне, что латинский кандиловжигатель [кандилафт] не бросал греческого Евангелия на пол Св. Пещеры, а вынес его с пеленой в греческий придел Св. Георгия и положил на налое. Греческий же кандиловжигатель опять снес его в оную Пещеру и положил на престоле. После сего началась ссора их и драка. По словам о. Ильи, избитый францискан приял достойную мзду за великую ненависть его к православным христианам.

10, Середа. Утих шум, прекратилась брань. Смыта кровь в Вифлеемском храме. Один Бог ведает совесть враждующих на месте святом и Его одного суд праведен и непреложен. А суд человека или приближается к правде, или удаляется от нее, или колеблется нерешительно.

Греки не в свое время, то есть позже обыкновенного, заблаговестили к вечерне и созвали поклонников в Св. Пещеру для молебствия. Иначе не могло бы произойти столкновение их с латинами. Когда я со своими ходил туда молиться в третьем часу пополудни, тогда там не было ни души, и мы безмолвно и спокойно совершили свое набоженство. Почему же промедлили греки? Ведь, не дожидались они прилива поклонников, которые до полудня пришли в Вифлеем. Сдается, что они задумали отмстить латинам сегодня за 17 октября прошлого года.

Латинский кандиловжигатель схватил с престола греческое Евангелие и вынес его из Пещеры в Георгиевский придел собора. Он поступил дерзко, не имея ни малейшего права распоряжаться на чужом престоле. Да и францисканский священник в белой одежде виноват тем, что не остановил его.

Митрополит Дионисий кругом виноват. Он одним словом мог бы предотвратить или приостановить побоище, приказав иеромонаху и кандиловжигателю своему дождаться прибытия своего, молча и благоговейно, и внушив поклонникам благоговение к Святому месту, но он не только не сделал этого, но еще понуждал их драться с латинами. Видно, что месть им кипела в его сердце и он воспользовался случаем, чтобы вырвать око за око и зуб за зуб. И кто знает, не вошло ли в расчет его мести и мое присутствие, как средство к оправданию, или как отвод от опасности.

В соборном алтаре скрыты были орудия побоища. Не думаю, чтобы они приготовлены были на этот раз, нет; страстям, непрестанно гонящим, всегда надобны орудия их порывов. Но не смертный ли грех держать орудия смерти там, где совершается бескровная жертва примирения? Да, грешно это!

И у латин наготове были палки и камни. Similis simili gaudet¹⁹². Чего можно ожидать от испанских и италианских мужиков, надевших на себя францисканскую рясу. Ничего, кроме фанатизма, скрежета зубов, разбойничьих дел. Гверильясы, везде гверильясы, и в Вифлееме францискане любят хвалиться своими страданиями и мученичеством. Но вот каковы их мученики! Сперва сами с остервенением бьют ближних, а потом прибьют и их. Жалок и низок папский Запад. Он высылает на Восток не миссионеров, не апостолов, а разжигателей страстей человеческих, рушителей древних верований и даже кулачных бойцов.

Патриарх православный, патриарх латинский, паша вздумали основать свои суждения о Вифлеемском побоище на моих показаниях. Напрасно! Однако это обстоятельство дало мне почувствовать, что здесь я могу сделаться господином мнений и дел. Впрочем, в честном казаке пусть не ожидают иезуита, в философе изменника [продавца] правде, в монахе – мужа кровей и лести.

11, Четверток. Благочестивый инок молится о мире всего мира и о спасении всех народов, да все будут просвещены и освящены благодатью Божией.

Эта молитва его, молитва веры, надежды и любви, есть союз, соединяющий душу его с Богом и человечеством.

Молясь о всем мире, иногда чувствует в себе неодолимое желание знать, что и что делается в мире: торжествует ли там истина и правда над заблуждениями и неправдами и дают ли они народам и властям благое направление, покой и благополучие?

Преподобный Павел Фивейский, свидевшись с Антонием Великим пред кончиной своей, спрашивал его: «Поведай мне, молю тебя, в каком состоянии находится род человеческий, в древних городах строятся ли новые крыши, какая власть управляет миром; есть ли в живых такие люди, которые еще обманываются обольщениями демонов?»

Мария Египетская при свидании с Зосимой пред смертью своей, спрашивала сего святого старца: «Молю тебя, отче, поведай мне: как живут теперь цари и пастыри церквей?»

Синайские и Афонские отшельники в 1845 и 1846 годах допытывали меня: читают ли в России пророчества Тарасия Константинопольского, Мефодия Патарского, Агафангелла и толкования на них? Почему руссы не взяли Царьград в последнюю войну с турками? Не за грехи ли наши и ваши отсрочено Богом падение ислама и торжество православия?

В бытность свою на Синае я изумлен был ясностью истолкованных пророчеств о занятии руссами Крыма и устьев Дуная. Настольная тетрадка, содержащая дивные проречения и изъяснения их, переписана была в 1805 году, разумеется, с рукописи старой. В ней предсказано даже имя того русского царя, который овладеет Константинополем. Этот сын провидения Божия будет называться Иоанн.

Итак, святые мужи видят в Боге будущие судьбы народов и царств, и прорекают их верно, хоть и прикровенно.

Грешен муж аз есмь и потому ничего не созерцаю в Боге. Но я верю, что все человечество живет и движется в нем, и что мудрость, благость и правда Божия соразмеряются и сопроницаются со свободными действиями властей земных и, [чрез их] уравнивая правду и неправду, ошибки и благоразумие, приближают народы к наилучшему существованию, [совершеннейшему бытию и постепенно приближают их к воскресению, одухотворению и прославлению здесь на земле].

Грешен муж аз есмь и потому ничего не созерцаю в Боге. Но я вижу бледный, болезненный облик Европы; усматриваю в ней несовершенства и язвы гражданственности, сознаю искусственность и ложность политического её состояния; ужасаюсь её быстрого стремления к панфеизму и обожанию разума, думаю, предчувствую и прорекаю, что в человечестве рано или поздно явится новый порядок общественный и политический после болезней рождения, быть может, самых мучительных и ужасных. Невозможно, чтобы человечество долго оставалось в настоящем положении, которого неловкость, неудобство, опасность, болезни чувствуются и гласно выражаются.

С 1841 года по особому устроению Божию я соглядаю разные народы и племена. Их жизнь мировая прикасается к моему удельному бытию и волнует мой ум. Не властен я ни остановить, ни утишить это волнение. Как только [я] скажу сам себе: «не вперяй ты пытливого взора в таинственные судьбы народов, и лучше молись о них», воздыхания, стоны, замыслы и говор народов четырьмя ветрами доносятся до моей души и я невольно перестаю молиться, отверзаю свои очи, созерцаю и вопрошаю: что такое делается в мире и что будет? Все люди живут в доме, в городе и в церкви, но как они живут там? Семейность, гражданственность и вера суть канва узорчатой жизни человечества; но прочны ли эти канвы и красивы ли узоры. Дотчется ли полотно Пенелопино? Или новый, драгоценный хитон будет выткан и сшит по росту человечества? Пять сил движут народы: сила веры или церкви, сила ведения или школы, сила власти или права и меча, сила изящных искусств и, наконец, сила денег или торговли, но дружно ли они действуют? Не поборают ли и не запинают ли они одна другую? Чисты ли они? Или пристали к ним разные земляные тяжести? Не требуют ли они очищения и обновления?¹⁹³

¹⁹⁴[Положение Европы походит на состояние воздуха перед бурей]. Во всей Европе большой неурожай духовный: нет ни поэтов, ни философов, ни витий, ни законодателей, ни проповедников, ни богословов. Посредственность и тяжелое спанье духовных сил заменяют бодренность и полет дарований в область истины, добра, красоты и правды. Ни из старого, ни из нового Рима не течет ни одна струя животворная для утоления духовной жажды народов. В католической Испании, где никогда не была написана ни одна философская строчка, духовенство, недавно умевшее воодушевлять гверильясов на поле брани, не изрекает слова [к созиданию, упокоению], могущего облагополучить отечество во время мира. Слово Франции есть слово, разрушающее все опоры жизни. Знаменитые университеты Германии спорят, отрицают. В Мюнхене есть даже мода ни о чем не думать, а духовная мертвенность считается приличием при тамошнем дворе. В Берлине философский анализ убил вдохновение и какая-то дремота объемлет умы и для многих она даже приятна. Англия, торгуя, накопляет свои долги и довольствуется своим черствым пиэтизмом, т. е. служит Богу не сердцем, а воображением. Россию морит нищета духовная. Где у нас пророки, которые вдохновенным словом питали бы Русь, по природе склонную к вере, поэзии и к чарам духовного мира? Может ли быть питательно и любо [для этой Руси] словесное млеко Илиодора, или сыворотка в великий пост, слово Филарета, разлагающее частицы Св. Писания на сухие и бесцветные атомы, слово Иннокентия более совопросническое, слово разума, нежели положительное слово мудрости? Где у нас пророки, которые во имя Бога и Евангелия проповедовали бы пленным свободу? Где апостолы, которые шли бы учить и крестить языки, сидящие во тьме и сени смертной и напитать их хоть бы крупицами слова Божия? Разные секты, как черви подтачивают сеннолиственное древо Русской церкви¹⁹⁵.

Каковы ныне предержащие власти в Европе?

Предержащие [власти] в Европе, желая казаться людьми народными, унижают себя до звания ремесленников. Король прусский рисует карикатуры; король баварский пишет любовные стихи и занимается ремеслом любовных дел; принц ганноверский состязается с мещанами в удальстве катанья на коньках по льду; король саксонский – ботанист и со студентами собирает на горах травки-муравки [и может быть таракашки] и козявки; король французский Людовик Филипп в приточном костюме и с нравами и привычками весьма простыми был [лавочным] образчиком поземельной собственности и промышленности, и как образчик ненужный и лишний выброшен [за лавку, но очутился] в Лондоне; император австрийский делает сургуч и, прогуливаясь по крепостной стене Вены или в Пратере в мещанском сюртучишке, держит поношенную шляпу подмышкой, дабы при непрестанных поклонах народа и народу не трудиться скидывать ее; зато все видят его лысую и паршивую голову с отвислыми губами, в которой нет человеческого смысла. Королева английская рожает детей; королева испанская охотница бродить по ночам и попадает в полицию.

Что это за странность! Но ведет ли к добру унижение царственности до черни? Что за печальная эпоха, в которую мы живем, и в которую князи людские делаются цеховыми мастерами, паяцами, стрельцами и пр. Ждать беды! Не заметила бы чернь своего превосходства над ними, и как бы не сказала: «И я гожусь в цари!»

Люблю я царей, но таких, каков Николай благодатный. Это орел, гроза Божия, высота небесная, красота увлекательная! Люблю в нем степенность семейную, [важность пастырскую] вид геройский, жест и взгляд царский. Он приветствует народ, не скидывая шляпы. Так и быть должно. Кто обнажает голову перед другим, тот раб.

Каковы ныне правители в Европе?

Областью и достоянием венчанного попа управляют попы же, – но князи, кавалеры, нунции, легаты, – словом дипломаты, а не отцы церкви, тем менее апостолы и пророки [выродки, уроды, чудовища, прикрытые хитоном Христовым]. Горе им! [Ибо где чудовища, там и Геркулесы]. Их рвут Вольтеры, Дидероты, Ламеннѐ, Кинѐ.

Палаты, сенаты, государственные советы, министры приказные [бюрократы] составляют правительство.

Но что такое приказные [бюрократы]? Это – чернильные души, пиявки, сосущие кровь народов чистую и нечистую, Иссахаровы ослы, вечно работающие на границе правды и неправды, разносоставные статуи, на челе которых написано: «нас можно купить», наконец – это образы без лиц и патриоты без сердца, которые продадут отечество первому, кто даст им больше жалованья.

Что такое министры? Все вместе они суть не лучезарные сияния окрест главы царя или короля, потому что не очень мудры и вовсе не светлы, а таинственные кольца Сатурновы, непроницаемые орбиты или атмосферы, сквозь которые ни народы до царей, ни цари до народов не могут пробиться. А каждый порознь министр в своем доме, или городской гостинице, или в канцелярии есть самозваный божок, которому кадят его клевреты и челобитчики и который в припадке головокружения от чада лести и самолюбия метит в Олимпийские Юпитеры или, по крайней мере, думает, что он держит в своих руках отца богов. Каждый порознь министр в государстве есть

Баба яга,

Костяная нога,

В ступе едет,

Пестом погоняет,

Метлой заметает.

У иного на ступе, у другого на песте написано: Faciamus experimentum! Только experimentum?¹⁹⁶ Да, только! [Киселёвщина!].

Что такое государственные советы включительно с палатами Перова? Это – лишние цифры в государственном бюджете; это – концы мечей, которых рукояти в других руках; это – усыпальницы или костовницы, куда относят отживших сановников [великих] и честолюбцев; это – соборище теней, которые не видят ни назад, ни вдоль и которым приятно быть in statu quo¹⁹⁷.

Что такое сенаты и палаты? Это – большие базары, на которых оптом и по мелочам торгуют совестью своей и народной под вывеской законов¹⁹⁸.

Европейские правительства заботятся об улучшении пород лошадей, коров и овец, но нимало не помышляют об усовершенствовании красоты, сановитости, силы и долголетия девиц и юношей. Гимнастика, укрепляющая тело, не включена в число способов воспитания обоего пола. Юность чахнет в душных школах и в убийственных корсетах, темнеет от табачного дыма, тлеет в похотях прелестных, или ржавеет, худает и не дорастает под плетью на барщинах обременительных [бессовестных].

Непомерное увеличение столиц европейских, их тиранское и ядовитое влияние на прочие города и даже села, скопища в них безнравственных людей обоего пола, приток солдат и рабочих в непотребные дома, размножение больниц и острогов, сделки полиции с ворами и картежными мошенниками, рукоплескание на театрах тому, что в церквах почитается соблазном и нечестием, обожание лицедеек, певиц и плясавиц, заменившее почитание святых, величание и прославление пианистов, скрипочников и прочих им подобных скоморохов, которые [между прочим] служат еще орудиями интриг любовных и политических и набатом ложного общественного мнения, ветреность жен и девиц и слепое стремление их к независимости и своеволию, т. е. кружение бабочек около огня,, печальная неизбежность безбрачности многих молодых людей, лицемерная или холодная набожность духовенства в церквах и не совсем примерная жизнь его в домах, нищета, дерзко просящая насущного хлеба, суть то жалкие недостатки, то смертельные язвы нашего общежития [на большую ногу].

Постоянные армии во время мирное суть саранча, поедающая хлеб народный и оставляющая зловоние в обществе, а во время военное это – искусственные боевые машины, которые когда разовьются, – прощай свобода, безопасность и слава народная! Во всякое время это – пугало и дикие звери, которых можно наустить и против своих и против чужих; это – кондотьеры, стрельцы, янычары, опасные для властей; это – беззаконные защитники несправедливых и пристрастных законов, преимущества и тиранства. Естественно же их положение в обществе человеческом!

Везде правительства берут подати с многочисленного и бедного сословия рабочих и ремесленников, а о здоровье, опрятности и чистоте, покое и довольстве, о движении их капиталов и о спасении душ их весьма мало заботятся; даже ощутителен недостаток правительственного расчета и соразмеримости сил, времени и произведений ремесленников с числом потребителей их произведений. Эти грехи правительства не останутся без наказания. Опасно, как бы ремесленники не увлеклись учением коммунистов и не обратили бы дворцы и боярские терема в рабочие дома.

На Востоке юноши дают брачное вено невестам, а в Европе наоборот. Обычай Востока естествен. Обычай Европы искусствен. Приданое девицы есть её красота, сила, целомудрие, добрый нрав, набожность. Принятие обычая восточного уравняло бы в обществе состояние девиц богатых и бедных и способствовало бы к усовершенствованию сановитости природы человеческой. Какой прок в богатой, но чахлой девице?

Крестьянство в Европе, кроме России, этой великой родины рабов, пользуется личной свободой. Но что за сладость в этой свободе, когда крестьянин не имеет лоскутка собственной земли, который он мог бы обработать для себя и для своей семьи и детей? Он не хозяин, а работник. По-нашему, уж коль быть землепашцем, так быть же и хозяином, а не бобылем. Каждый народ рождается на земле, а не на небе, и питается произведениями земли, а не воздухом, и Бог сотворил землю для него, а его для земли, следовательно, он есть самый законный владелец поземельной собственности и по праву Божию, и по праву труда. Что ж такое барщина, наемничество, рабство? Выдумка сатаны. По-нашему, мужички кроме своих участков земли, должны обрабатывать земли боярские, царские, церковные, государственные для себя же и для своих общин, а владельцам их довольно условленного оброка деньгами или произведениями земли. Оброк есть самое естественное постановление древнего славянства! До земли ли царю, князю, воеводе, епископу, ученому, судье, рыцарю, когда они призваны к другим занятиям? По мне, только на семью, т. е. на семь душ должна быть дана земля. Всякий восьмой и девятый и прочий женатый [парень] должен выбывать из семьи и основывать новые поселения под сенью креста по благословению попа, по указанию царя. Младшие – дома, старшие – из дому вдаль или с серпом в пределах отечества, или с топором на чужбину!!!¹⁹⁹

Политическое состояние Европы весьма неестественно. Она наполнена живыми отрывками, которые ищут друг друга, чтобы срастись, как будто исполин какой разрубил змия на многие куски. Германия и Италия раздроблены на мелкие владения; Португалия отторгнута от Испании; славянские племена разъединены и каждое думает быть народом, тогда как они все вместе должны составлять один народ или в виде союза, или под одной главой. Турок господствует над греком, румыном и славянином; немец над итальянцем и мадьяром, мадьяр над сербом и кроатом, русский над немцем. Настоящее Вавилонское смешение! Последствия его весьма печальны. От множества таможен, от разной монеты и разных мер, от разных законов и постановлений, от взаимных страстей, неприязней, интриг и недоверий, торговля стеснена, долги правительства приращаются, существует множество лишних чинов, кои истощают народы, высоким помыслам нет простора и подмоги, великие предприятия откладывают до завтра; особый характер племен почти сглаживается и усвояет себе то, что им чуждо. Самые славные народы поражены бессилием и бездействием. Одним недостает силы вещественной, другим сокровищ ведения, а у всех нет полной независимости и свободного произвола. Каждый народ имеет свою цель, но ни один не осмеливается двинуться к ней. Россия пятится от своей добычи на Востоке, Германия и Италия от своего единства, Франция от своей чести и свободы. Все это странно, безобразно, печально. Когда какой народ сознает свои духовные пределы, тогда в нем нет беспредельного Бога²⁰⁰.

12, Пятница. Французы изгнали своего короля Людовика Филиппа и сожгли его трон. Это событие есть неизбежное следствие революции 1830 года. Каковы посылки в силлогизме государственной жизни, таков и вывод из них! Александр Дюма за десять лет, почти точь-в-точь предсказал или, лучше, вычислил это новое движение во Франции²⁰¹.

Ах, Дюма! Твое пророчество исполнилось.

13, Суббота. Рим подобен умирающему грешнику, который не может жить жизнью колыбели, а гроба боится.

Какова колыбель христианского Рима? Это простые ясли, в которых лежит Библия и соборные свитки. А в Библии и в этих свитках написано:

«Дух Св. происходит от Отца».

«Глава церкви Христос, а не папа».

«Бог един премудр, а всяк человек ложь»²⁰².

«Собор всех пастырей и учителей церкви, а не папа, определяет догматы веры и правила церкви».

«Римскому престолу усвояется первенство ради древнего Рима».

«Царство мое не от мира сего»²⁰³ и пр. и пр.

Рим не в силах уничтожить Св. Писание и соборные определения, а его превратному изъяснению их ныне верят одни женщины и дети до выхода из школ иезуитских. Что ж остается ему делать? Переродиться и достигнуть в возраст первобытного христианства. А что значит переродиться? Переменить черноту эфиопа на белизну европейца? Ох, более! Переродиться значит умереть и воскреснуть. А если так, то колыбель христианства должна быть страшна для Рима так же, как и гроб.

После Тридентинского собора не было ни одного священного собрания епископов и учителей западных. Что ж бы значило сие гробовое молчание Рима, тогда как известно, что этот собор оставил много вопросов без ответа? Прелаты, расставаясь в Триденте, думали, что они скоро опять увидятся в другом Синоде, но их прощание было на веки. А между тем в мире так много запутанностей, а разрешений нет. Почему же нет? Почему в течение двух с половиной веков Рим не предпринимал ничего великого, а из Ватикана не слышалось ни одно повеление Божие? Не обратился ли он подобно жене Лотовой в столп сланый? Не страшны ли для него соборы? Не боится ли он воскресения идей константских и базельских? Не боится ли он чаянного Лейбницем собора, на котором уже не прелаты и не папа, а народы чрез своих представителей будут подавать голоса? Как бы то ни было, но духовная неподвижность Рима есть признак его умирания. Рим уже не в силах соединить под своим знаменем племена латинские, германские, греческие, славянские, кои ныне более, нежели когда-либо, любят оставаться под собственными хоругвями своих вероисповеданий. Зато ныне возникает другого рода вселенская церковь, т. е. соединение почти всех народов Европы во имя общих прав человечества, во имя такой или другой идеи о быте общественном и политическом, даже во имя науки, которая не знает ни пределов, ни народностей, ни правительств. Кто же апостолы сего нового вселенства? Не аббаты, не кардиналы, не доктора богословия, а ученые, публицисты, депутаты, министры, – все миряне. Если папство не погрузится в эту новую Вифезду, в которой не ангел, а сам Бог возмущает целебные воды, то оно не обновится и умрет.

Но как ему обновиться? Как нынешним князьям, кавалерам, нунциям, легатам, дипломатам церкви сделаться учителями, из учителей преобразиться в св. отцов, а из отцов – в богодохновенных апостолов?

Возможен ли и люб ли будет для них этот обратный ход жизни. А между тем дипломатическая, княжеская, царственная стоимость их начинает терять свою цену, как негодная ассигнация, потому что западная Европа делается республиканской. Что же будет с папством, если оно не сможет плыть против общего течения новых идей в Европе и если будет увлечено этим течением? Думаю, что оно сперва будет обрезано, а потом усечено до корня²⁰⁴.

14, Воскресенье. Духовный Рим тяжко согрешил против Восточной церкви, против науки, против прав совести и против многих народов, и за эти грехи наказан, наказывается и еще приимет возмездие полной мерой.

Известна гордая неприязнь Рима к Восточной православной церкви. Разными средствами, софистическим обаянием, политическим насилием, греховными поблажками, земными приманками и выгодами успел он отторгнуть от нее и увлечь в свой плен несколько миллионов чад её, заклеймив их печатью, на которой вырезано: Уния. Но несмотря на то, церковь православная существует, движется и, подобно Ноеву ковчегу, заключает в себе радужные судьбы многих племен севера и востока. А гордость всемирного преобладания Рима наказана и наказывается. Из России Иоанн Грозный спугнул Пуссевина, и этот черный ворон остался на падалине вне нашего отечества. А благодатный Николай в ограду матери-церкви любовью возвратил руссов, отторгнутых от нее насилием папы. В Далмации монах Кирилл остановил движение унии и спас 75-ть тысяч православных, окропив св. водой пули, умертвившие коменданта Зары и апостола унии профессора Ступницкого, подосланного туда императором Франциском и его министром Saurau (1820 году). В Месопотамии униатский митрополит Макарий с паствой недавно возвратился в православие. В Алеппо Никодимиты уже не верны Риму и помышляют об отложении от него.

Римский двор покровительствовал художников, стихотворцев и ученых, но на гениальных людей, посланных Богом светить миру, смотрел подозрительным оком, так же, как и на некоторых св. подвижников, и даже преследовал и казнил их в уверенности, хотя и ложной, что они заблуждаются и что он один непогрешим. Но истина восторжествовала над самообольщением и заблуждением называвших себя наместниками Бога на земле. Галилей отмщен; ибо весь мир, в противность папе, верит с ним, что земля вращается около солнца и что образование миров продолжается Всемогущим. Колумб отмщен; ибо в противность решению Сорбонской духовной академии и собора кардиналов, антиподы существуют. Все даровитейшие мыслители, которые читали в небе и в человечестве законы Бога живого и изъясняли действия провидения Божия, – Галилей, Кеплер, Невтон, Бакон, Декарт, Вико, Гердер, Эмерсон, – все эти видящие были миряне, а не священники, и даже еретики по мнению Рима. Что ж бы это значило? В руках римского духовенства остались пустые священные сосуды, а миро истины и предощущение Божества восхитили миряне и даже еретики, по мнению Рима. Что ж бы это значило? Римское духовенство поражало анафемой видящих Божиих, а само не узрело славы Бога, проходящей перед всеми людьми. Что ж бы это значило? Древние отцы церкви, напр. Св. Амвросий, Св. Полин извитийствовали молитвы и песнопения церкви, а Урбан VIII писал языческие стихи кавалеру Берни вместо Stabat mater, Salutaris hostia²⁰⁵; князи церкви сочиняли мифологические сонеты в то время, когда Лютер гремел: Ein fester Burg ist Unser Gott²⁰⁶. Не разумея действительных красот Евангелия и поэзии, в Риме верили, что первое не имеет ничего общего со второй и потому свое воображение питали мифологией [а веру христианством, и таким образом разрывали единство внутренней жизни]. Уже еретики, – Мильтон в Потерянном Рае, Вольтер в Заире, Клопшток в Мессиаде возвратили поэзии высоту и пламень чувства христианского, тогда как римское духовенство потеряло их. Что ж бы это значило?

Римские богословы в оправдание свое говорят, что папа и церковь непогрешимы только в знании о Боге. Хорошо! Но если папы непогрешимо знают Бога, то они должны знать все, что все праведники знают о Боге; они должны [предчувствовать], и видеть, и изрекать все, что в мире и человеческом роде под тем или другим видом носит на себе отпечаток Божества и содержит его законы, намерения и суд. Почему же у них нет и не было сего зрения, сего ведения? Почему оно оказалось у мирян? Римские попы! Не скажете ли вы, что есть сторона Божества, которая не обращена к вам и которой вы не видите? Но если так, то вы не представители и не истолкователи полной идеи о Боге. Не скажете ли вы, что законы мира, т. е. всемогущая воля Бога, которая все сотворила по мере, весу и числу, все держит, и Дух Божий, непрестанно носящийся над бездной, что все это не видно вам? Но если так, то не вы, а ученые мирян имеют дарования пророков и священников и их знание вещей Божеских и человеческих более существенно, нежели (вы) сами [и церковь ваша].

Рим, согрешил перед Богочеловеком, гордо усвоив себе Его непогрешимость.

Римское духовенство согрешило перед Богом и перед народами. Ибо врата церкви, поставленные апостолом Петром, отворены были для таких ужасных и богомерзких людей, каковы Борджии; святость людей Божиих измеряема была официальными добродетелями иезуитов; Рим не узнавал своих святых и они бежали от него в пустыни, говоря: Frère! il faut mourir²⁰⁷; девственность духовенства, – эта чистая печать посредника между Богом и людьми взломлена, блудное житие его развратило города и столицы. За все это Бог отъял от него видение и пророчество. По причине этих грехов оно не знает вполне вещей Божеских; ибо Боговедение условливается чистотой сердца. По причине этих грехов римское духовенство не способно ощущать веяние благодати и слышать глаголы Силы, коими держится вселенная. Омраченное этими грехами, оно доверяло свидетельству внешних чувств более, нежели свидетельству духа, предавалось мечтаниям и язычеству, когда мирские христиане возвышались до чар мира духовного, не дало науке духа и направления евангельского.

Рим задумал быть вождем всех народов, но все народы, даже самые приверженные к нему, воспитанные им, оставляют его или не доверяют ему²⁰⁸.

15, Понедельник. Я был у нашего патриарха в одиннадцатом часу дня и, во-первых, просил его любезно принять немца Тиля, протестантского проповедника в домовой церкви прусского посланника в Риме, так как наш тамошний посланник Бутенев рекомендовал его Титову, Титов консулу Корсакову, а Корсаков мне; во-вторых, говорил ему, что теперь благовременно начать дело о починке купола над Гробом Господним; ибо Франции не до францискан святогробских: она теперь починивает или разрушает свой собственный дом.

16, Вторник. Приходил ко мне петроаравийский митрополит Мелетий и выяснил тяжебное дело о селе православном Бетжале. Дело это таково. Одного тамошнего шеха по достоянию наказали палками по пятам в монастыре Св. Гроба. Оскорбленный таким бесчестием, он со всей родней своей прибег к латинскому патриарху и упросил сего принять в сонм аравокатоликов. Он принял его, а другие бетжальцы прислужились ему, – напомнили, что у них когда-то была латинская церковь. Валерга потребовал свидетелей. Свидетели за деньги нашлись. Подделаны их печати. Подано прошение в мегкемэ. Завелась тяжба. Греки перехватили эти печати и переписку францисканского в Вифлееме духовника с католическими монахами, живущими в иерусалимском монастыре Спасителя и теперь защищают свое правое дело.

18, Четверток. В два часа пополудни я представил патриарху Кириллу вышереченного Тиля. Он оказался молчалив, как рыба: посидел, почеченился, покурил табаку, проговорил сквозь зубы, что читал Богословие Иоанна Дамаскина, и только, а о состоянии православной церкви в Палестине не спросил, тогда как его блаженство, по совету моему, готов был дать ему надлежащие понятия и об епархиях, и монастырях, и об училищах, и проповедании слова Божия на языках греческом и арабском. Право, досадно на этих господ, которые издалека приезжают к нам и вместо того, чтобы от нас узнавать состояние православной церкви, расспрашивают о ней всякого встречного и поперечного и потом пишут и печатают небылицы в лицах.

24, Середа. В час пополудни навестил меня Тиль. Я раскрыл ему все лучшие стороны Палестинской церкви. А он сожалел, что в здешней протестантской церкви нет даже Распятия и, промолвив, что не был у латинского патриарха Валерги, брякнул: «Я не люблю римско-католиков; ваш патриарх есть единственный законный патриарх в Иерусалиме».

Апрель, 6, Вторник. Прочитано путешествие достопочтенного отца фра-Ное из ордена Св. Франциска в Бассане на итальянском языке с многими рисунками святых мест палестинских и синайских от Венеции до Св. Гроба и Синая (Viaggio da Venetia al S. Sepolcro et al monte Sinai, composto dal R. Padre Fra Noe dell’ ordine di san Francesco in Bassano).

Из числа рисунков девятнадцать отчетливо отподоблены студентом Соловьевым и помещены в моем Живописном Обозрении Палестины²⁰⁹, на листах 4, 5, 6 и 7-м, (а именно):

1. Трехъярусная колокольня с шатровым верхом у Святогробского храма.

2. Ротонда вокруг Святого Гроба с отверстием в куполе её и вид внутренности Св. Гроба с боковой пристройкой, вероятно, коптской.

3. Голгофа.

4. Гробницы Готфрида и Балдуина под Голгофой.

5. Четыре воздыхающие и плачущие колонны.

Все эти рисунки на листе 4-м.

6. Овчая купель.

7. Церковь Св. Анны на месте рождества Пресвятой Марии.

8. Церковь и погребальный вертеп Богоматери в Гефсимании.

9. Утесистая пещера, в которой 12-ть апостолов составили символ веры.

10. Церковь на месте явления воскресшего Господа апостолам на горе Галилее, смежной с горой Елеонской.

Все эти рисунки на листе 5-м.

11. Иерусалимская усыпальница.

12. Гора искушения Христова.

13. Памятник над могилой Рахили.

14. Церковь на месте страха Пресвятой Марии в Назарете, – на листе 6-м.

15. Вид монастыря Синайского.

16. Вид церкви Св. Екатерины.

17. Рака для мощей сей великомученицы.

18. Церковь Св. пророка Илии на Хориве.

19. Вид монастыря 40-ка мучеников в Синайской долине Ле́джа, – на листе 7-м.

Ни на книге отца Ноя не напечатан год издания её, ни в ней не показано время путешествия его в Иерусалим и на Синай. Однако, по внутренним признакам в ней можно определить время приблизительно. Отец Ной упомянул, что на Сионе жили в благоустроенном монастыре монахи францисканские, – frati minori dei monte Sion in bellissimo monasterio²¹⁰, [но] не владели, ни Голгофой, ни Гробом Господним, ни Вифлеемской Пещерой Рождества Христова, ни Горней и проч. А францискане поселились там в 1342 году, когда сицилийский король Роберт и жена его Санция купили им место под монастырь за огромные суммы денег. Следовательно, о. Ной был у братьев миноритов на Сионе уже после 1342 года и даже гораздо позже его, потому что не вдруг же они устроили себе очень хорошую обитель, – bellissimo monasterio.

Из книги о. Ноя видно, что во дни его остров Родос принадлежал рыцарям. А остров этот отвоеван был у них турками в конце 1522 года. Следовательно, фра-Ной был там ранее сего года. По сказанию его, Палестина во время путешествия его принадлежала султану египетскому и мамелюкам. А власть этого султана сокрушена была турками в 1517 году. Следовательно, путешествие в Св. Град совершено было им ранее сего года. О. Ной богомольствовал в иорданском монастыре Предтечи, занятом греками, и видел там руку сего Крестителя. А монастырь этот в 1479 году, по свидетельству тогдашнего паломника Тухера, был уже разрушен. Следовательно, ранее сего года был в нем Ной, – полагаю, в первой половине XV века.

Из путнической книги сего венецианца мною выписаны многие сказания. Они помещены в моем сборнике материалов о Св. местах Палестинских²¹¹. А здесь я сообщаю лишь самые замечательные из них.

В крепости великого магистра родосского чествуются св. мощи: рука праведной Анны, матери девы Марии и рука с плечом Св. Екатерины великомученицы.

В Бейруте францисканские монахи имеют свою церковь во имя Спасителя.

В Лидде находится благоустроенный монастырь с большой церковью, которая вся расписана. А в этой церкви хранится тот камень, на котором усечена была глава Св. Георгия, кавалера Господа Нашего И(исуса) Христа (sic). Тут живут и священнодействуют греки.

На горе Сионской обитают братья минориты, там, где находились гробницы Давида и Соломона.

Над деревянной дверью, чрез которую входят в храм Св. Гроба, в стене, видны следующие образа:

1. Приснодевы Марии с возлюбленным Младенцем на руке.

2. Воскрешение Лазаря.

3. Вход Господа в Иерусалим на осле.

4. Тайная вечеря.

5. Предательство Иуды.

Все пять изваяны на белом мраморе.

Отверстие, ведущее к самому Гробу Господню, таково, что лишь один человек может пройти через него; над ним помещена мозаическая картина, представляющая как погребаем был И(исус) Христос и как Дева Мария приникла лицом к Сыну Своему, а тут же стояли Св. апостол Иоанн, другие Марии, Иосиф Аримафейский и Никодим. А над этой картиной надписано: Sancta resurrectio Domini, т. е. Святое Воскресение Господа.

В Святогробском храме находятся 20 алтарей, в которых служат разноплеменные и разноверные христиане: в большом алтаре греки; на Голгофе – армяне; под Голгофой – иаковиты; сзади часовни Гроба Господня – индиане, эфиопы и нубийцы; в алтаре св. Марии Магдалины – скальцы, т. е. братья минориты; а в другом алтаре на том месте, где Воскресший явился Марии Магдалине, – грузины; там же, где Христос fu preso²¹², – христиане из Центуры (Итуреи), крещеные Св. Павлом; позади горнего места главного алтаря – несториане.

Явление святого огня бывает так. В течение двух часов совершается крестный ход вокруг часовни Гроба Господня с пением: Κύριε ἐλέησον, Χριστέ ἐλέησον²¹³; в это самое время христиане посматривают в отверстие, что в куполе над реченной часовней, не явится ли огонь с неба; и вот является голубь, проникает в оную часовню, садится тут и вдруг показывается большой блеск и великий свет на Гробе Господнем и кто первый видит этот свет, тот считается святым; потом от сего света христиане зажигают, кто свечку, кто лампадку.

На смежной с Елеоном горе – Галилее стоит дом с цистерной для воды.

В Вифлеемской базилике, покрытой мозаическими изображениями, мусией историрована книга родства И(исуса) Христа.

Подле Вифлеема существует хороший монастырь Никольский. В нем живут греки. В церкви его по 12-ти ступеням сходят в три пещеры. В них то укрывалась Богоматерь, когда ей надлежало бежать в Египет.

Монастырь Крестный занимают несториане.

Подле Назарета, там, где евреи хотели свергнуть Христа с утеса, видны отпечатки ступеней его и стоит хороший монастырь с церковью в память страха нашей Владычицы – una chiesa, che è detta al timore della nostra Donna²¹⁴. В ней совершают богослужение христиане из Нубии.

В Назарете недалеко от струйника стоит хороший монастырь, чествуемый во имя архангела Гавриила. В нем обитают индиане из Персии, так называемые алафизи.

У Иордана находится греческий монастырь Иоанна Крестителя и в нем хранится рука его, сухая, с горстью сжатой, – con tutto il pugno serrato, a тело его перенесено в обитель, что в городе Севастии. Оттуда некий монах взял главу его и перст, которым он указал иудеям Христа, – агнца Божия. Глава в Александрии, а перст этот на острове Кипре у тамошнего царя.

Кроме [сего] путешествия о. Ноя, я прочитал 81-й номер константинопольской газеты от 26-го марта, называемой Echo de l’Orient²¹⁵. Тут между прочим напечатано:

Jerusalem. 28 fevrier. – Hier est parvenu l’acte de la Sublime Porte par laquelle l’installation du nouveau patriarche catholique est officiellement reconnue. Cette nouvelle a été d’autant plus opportune, qu’une opposition intolerante et jalouse repandait des doutes sur le vrai caractère de Mr Yalerga et poussait l’autorité locale à quelque fausse démarche.

Monsieur Basili (le consul général de Russie) paraît prendre fort à coeur cette affaire (похищение серебряной звезды в Вифлееме) et juger en faveur de ceux, qui jugent autrement que le gouvernement de sa majesté Sultan. Il est venu offrir aux Grecs sa méditation, et d’après certaines paroles, les catholiques déboutés de leurs droits devraient en passer pour toutes les conditions qu’on veut leur imposer.

On assure que M. Basili vient aussi préparer l’installation d’un patriarche russe (не патриарха, a смиренного архимандрита Порфирия). Les catholiques l’accueilleraient de voir les hommages de la chrétienté se multiplier autour du tombeau du Christ. Nous voudrons pouvoir en dire autant des Grecs, dont le patriarche craint pour son autorité partagée, affaiblie par la présence d’un chef d’une même communion. L’on songerait en même temps à assigner deux monastères distincts aux religieux et religieuses de Russie qui, jusqu’à présent, étaient confondus dans les monastères Grecs²¹⁶.

8, Четверток. Навестил меня наместник араво-униатского патриарха Максима, – иеромонах Михаил, тот самый, у которого я гостил в дер-Мухаллесе, и сказал мне, что сюда приехал сей патриарх и желает видеться со мною.

13, Вторник. Я был у патриарха армянского и от него зашел к реченному Максиму. Так как он окружным посланием [своим] к пастве своей уверяет ее, что сирийские христиане издревле были в единении с Римской церковью и с папами её, то разговор мой с ним коснулся этого предмета и я обличил его в неправде, рассказавши ему, что русский путешественник Василий Барский в 1728 году был в Сирии [в самом начале], когда только что начинала там усиливаться уния с Римом, и описал борьбу её с православием²¹⁷. «В семнадцатом столетии, – примолвил я ему, – все ваши предки содержали догматы и обряды греческие, а не римские». Собеседник мой слушал меня, краснел, но молчал!

14, Середа. В половине второго часа пополудни посетил меня латинский патриарх Валерга с настоятелем здешнего латинского монастыря, с францисканами и со священником из Рима. Говорено было: les moines sont civilisateurs, mais le monde est ingrat envers eux...; evenements d’Europe sont sinistres...; 400 000 soldats russes sont à la frontière de Prussie; il y a une guerre entre cettes deux puissances...; sur Abyssinie...²¹⁸; о безмятежном праздновании нынешней Пасхи [в храме] у Гроба Господня.

15, Четверток. Был я у исправляющего должность генерального консула в Бейруте князя Дондукова-Корсакова. Он поведал мне вот что. Наш посланник Бутенев в Риме получил честное слово папы, что его нунций Ферриери не будет домогаться в Константинополе новых прав и преимуществ у Св. Гроба. Это слово сообщено в Петербург, отсюда в Константинополь Титову, а им султанскому визирю, визирь же [этот] предписал иерусалимскому паше, чтобы он не допускал никаких нововведений на Св. местах даже и тогда, когда бы Ферриери явился туда; ибо на это нет благословения папы.

16, Пятница. Униатский патриарх Максим побывал у [нашего] блаженнейшего Кирилла.

24, Суббота. Я с этим блаженнейшим [патриархом Кириллом] обозревал Архангельский монастырь, в котором придется нам жить.

25, Воскресенье. В четыре часа пополудни посетил меня униатский владыка Максим с сидонским епископом и с другими. От него узнано вот что. Он у Гроба Господня не служил, в Вифлееме только ночевал, намерен ехать в Дамаск, дабы там созвать собор епископов; перемены в Риме задерживают Ферриери в Константинополе; Австрия воюет с Сардинией. А я говорил ему о приказании папы господину Ферриери не вмешиваться в святогробские дела в Иерусалиме; об умерших православных епископах в Сирии (он хвалил покойного бейрутского Вениамина) и о выгодных [благодетельных] для христианства реформах турецкого султана. Под конец собеседник [Максим] наклонился ко мне и сказал тихо: «Вы будете здесь патриархом». Я опровергал его. Он снова уверял меня в этом. Я снова ответил ему: «c’est absurde»²¹⁹.

26, Понедельник. Главный производитель патриарших дел монах Анфим прислал ко мне своего послушника Ставри с известием, что валахские бояре заперли своего князя Бибеско во дворце его и принуждают подать отречение от управления княжеством, и что только об этом писал в Иерусалим фаворский архиепископ Иерофей. Я велел отвечать Анфиму: бояре не любили Бибеска διά τὴν ἀντιπολίτευσιν του²²⁰. Дай Бог, чтобы на место его поставлен был господарь умный и благочестивый.

27, Вторник. Во второй раз осмотрен мною Архангельский монастырь.

28, Середа. Я вручил патриарху Кириллу составленный мною план сего монастыря. Он сказал мне: Συλλογίζομαι. Ἔστι ἐμπόδιον ἀπὸ τοὺς τούρκους, – Подумаю! Есть препятствия со стороны турок, а после обеда ходил туда с моим планом.

29, Четверток. Утром я ходил к его блаженству. Решено тайно от турок проломать двери для соединения комнат в названном монастыре и побелить все келии. А узнано вот что. В прошлое воскресенье (25 апр(еля)) пришло повеление Порты, чтобы греки положили в Вифлеемском вертепе серебряную звезду на прежнее место её. В здешнем мегкемэ чалмоносные судьи говорили патриарху, что место рождения Христа принадлежит латинам, а не грекам.

Май, 9, Воскресенье. В мой улей прилетала новая пчелка и прожужжала, что Вифлеемские францискане не позволили униатскому владыке Максиму пропеть Достойно есть, яко воистинну, блажити тя Богородицу в Вертепе Рождества Христова и тем крайне огорчили его. Кто эта пчелка? Наш яффский вице-консул Николай Степанович Марабути.

11, Вторник. Сегодня он возвратился в Яффу, а французский консул в Иерусалиме уволен от должности временным правительством Франции.

Патриарх Кирилл присылал ко мне архимандрита Никифора прочитать ответ его петербургскому митрополиту Антонию. Вот содержание сего ответа. «Все православные церкви под одной главой Христа соединены союзом единоверия и любви. Палестинская церковь преимущественно перед прочими [церквами] ближе к церкви Российской. Архимандрит Порфирий и иже с ним приняты, как родные чада». В заключение патриарх пожелал митрополиту всякого блага к радости его паствы.

В этом письме [патриарха] мы названы не поклонниками Св. мест, а посланными.

13, Четверток. Читал я творение преподобного Исаака Сирина. Глубокомысленно.

IV. Пребывание в Яффе и поездки в Аполлонию; Рас ель-Айн, Иамнию и Абуд.

Май. 18, Вторник. По случаю усилившегося недуга глаз моих, который начался в великом посту, я выехал из Иерусалима в Яффу, где морской влажный воздух лучше иерусалимского сухого.

20, Четверток. Праздновал Вознесение Господне в Георгиевской церкви Яффского монастыря, обновленной в 1839 году, 20 декабря.

21, Пятница. Глаза мои тяжки.

22, Суббота. Переместился из Яффы в ближний сад, где нашлось удобное для меня помещение. Сад не роскошен.

24, Понедельник. Глаза мои болят.

29, Суббота. В четвертом часу пополудни я заснул и пробудился от сильного жужжания пчел. Оказалось, что откуда-то прилетел рой их и искал места. Большая пчела-матка кружилась над моей кроватью. Я встал. Смотрю в окно и вижу подле него большой рой. Но пчелы не поселились, где я жил, и улетели в другое место. Они выделывают мед для человека, но вдали от него или потому, что боятся его, или потому, что не хотят беспокоить [сего] царя своего.

Июнь. 2, Середа. В смирнской греческой газете²²¹ напечатаны известия: 1. о смерти и погребении бейрутского митрополита Вениамина и 2. о том, что в Сен-Жан д’Акре магометане в самую Пасху с дубинами напали на православных христиан, когда они совершали крестный ход вокруг своей церкви. Митрополит их Прокопий едва-едва скрылся в своем доме; из христиан некоторые были ранены. Местный паша уговорил митрополита склонить их к миру.

10, Четверток. [Я видел, случайно видел пляску]. Пришло мне на ум решить вопрос, что такое пляска [молодых] девиц и юношей.

Пляска? Это – математический размер движений тела, игра молодой жизни, живая картина, на которой любуешься сходством лиц дев и юношей. Целомудрие в пляске делает ее потехой невинной.

18, Пятница. Что такое Яффа? Это – высокая и очень толстая женщина, которая в жаркое время спустила с плеч свой зеленый платок к перепоясью и держит его на локтях своих.

А что такое думы души? Решения многих и премногих задач жизни.

20, Воскресенье. Приехал ко мне с кавасом Апосто́ли присный мой Соловьев, вызванный [мною] из Иерусалима для рисования всего, что и что признано будет достопримечательным во время задуманных поездок в окрестности Яффы, именно в Аполлонию, Рас ел-Айн, Ямнию и Абуд. С этих мест я решился начать исследование Святой Земли и кистью изображать достопримечательности её. Где никто не бывал или ничего не видал, – туда я еду и там зорко осматриваю всякую старину и рисую ее.

21, Понедельник. В час пополуночи мы выехали из дому. Было темновато, а дорогу видать. Миновав Яффу, мы спустились к самому морю, в котором от берега далеко виден был как бы в тумане русский бриг Орфей, поджидавший своих матросов из Иерусалима, куда они пешие ходили молиться на Голгофе и у Гроба Господня.

Едем по стезе у самого моря. Оно тихо. Однако, вода его тонко-тонко накатывается на берег и увлажает [тут] песок его зыбучий.

Едем. Облака под горами Палестины стоят неподвижно, словно взъерошенные волосы на голове.

Едем далее. Море чуть-чуть плещет. Всплески его мочат копыта наших коней. Ракушки хрустят под ними.

Едем. Рассветает. Утренняя заря-красавица, вся золотистая, нерозовая, на востоке золотит облака. А запад рдеет, как розовый румянец.

Дорогу у самого моря пересекает нам река Одже. Она не глубока. Мы на конях своих переходим чрез нее в брод. Немного замочились только подолы наших [длинных монашеских] одежд.

За сей рекой приморский скалистый берег повышается. Мы торопко шагаем вдоль этой выси. На море видно малое судно. Оно под парусом плывет прямо на север. Мы не можем перегнать его. На самом краю берега на корточках сидит бедный рыбак, высматривающий рыбу в мутной воде и ловко бросающий на нее ручную сеть, из-под которой она уплыть не может. Впереди нас бежит босоногий погонщик наших лошадей, а порой перебегает нам дорогу кругленький анчоус на тоненьких ножках и укрывается в песчаной ямочке. Что он тут делает? Спросите его об этом.

Мы пришпорили своих коней и в половине седьмого часа остановились у развалин бывшего города Аполлонии, называвшегося и Арсу́фом. Тут, на берегу моря, арабы нагружали мореходное судно арбузами для продажи их в Бейруте. Пристани нет никакой, ни мелкой, ни глубокой. Но замечательно, что в северо-западном углу оного города каменное укрепление его наклонно к морю спускалось с утеса и преграждало берег и дорогу на нем двумя стенами, как двумя клешнями, и что внутри одной стены тут устроена была потаенная лестница, по которой аполлониаты сходили к морю [и входили с моря в свою селитву], а в прибрежной, самой низменной части утеса находились складочные клети или выходы для отражения неприятеля, нападающего на город с моря. Двери этих выходов или клетей и некоторые ступени оной лестницы видны поныне²²².

У этого [приморского] укрепления я оставил Соловьева и велел ему нарисовать развалины его после тщательного обозрения их, что он и исполнил отчетливо. А сам [я] через узенькое ущелье в приморской скале, через которое может пройти лишь одна верховая лошадь с седоком, взъехал на ровную площадь этой скалы и, не нашедши тут ровно ничего, кроме мусора, обошел исчезнувший город снаружи и, чертя план его, показал на нем остатки стен [его] и многочисленных устоев их с башнями, угловыми и срединными, и с воротами на восточной стороне. Город сей был невелик, но хорошо укреплен и с полевой, и с морской стороны. А утес под ним видом своим походит на большую грецкую губу, т. е. ноздреват и шероховат. С площади его ясно видна Яффа, как опрокинутая верх дном чаша с разными налепками на ней.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 6. План развалин Арсуфа.

В половине девятого часа мы поехали обратно в Яффу и в половине третьего уже отдыхали в своем садовом гнездышке.

Город Аполлония, – при горном потоке Арсуфе, очень древен. Греческое название его доказывает, что он основан или переименован был греками, вероятно, сиро-македонскими, когда они владели Палестиной еще задолго до Рождества Христова. Книжные записи о нем Иосифа Флавия, Плиния и Птоломея начинаются с 106 года до P. X. Первые два писателя первого века христианского ставили Аполлонию между Кесарией и Яффой. По заверению Флавия, иудеи в царствование государя их Александра Ианнея (106‑79 гг. до P. X.) владели сирийскими, идумейскими и финикийскими городами. У Средиземного моря им принадлежали башня Стратона (Кесария), Аполлония, Иоппия (Яффа), Иамниа и пр.²²³ В Географии Птоломея, писавшего ее около половины второго века нашей эры (cap. XVI), Аполлония поставлена так же, как и в Древностях Флавия, – между Кесарией и Яффой²²⁴. Это же самое положение сего города показано и на Таблице Певтингера, составленной в третьем веке. Топографы четвертого столетия Евсевий и Иероним не упомянули о нем потому, что языческое название его не встречается в Св. Писании обоего завета.

Неизвестно, когда аполлониатов озарил свет Христов. Неизвестно и то, был ли у них свой архиерей под священноначалием архиепископа иоппийского. В 744 году по P. X. арабы-магометане, занявшие Палестину с 636-го лета, избили весьма многих христиан в соседней с Аполлонией Антипатриде²²⁵. Эта же участь и тогда же, можно думать, постигла и соседку её. С той поры исчезло название Аполлония и вместо него появилось имя Арсуф, вероятно, старинное [местное] финикийское. Под этим именем знали Аполлонию писатели крестоносцев Вильгельм Тирский (1182‑1184 гг.), Иаков де-Витриако и другие, но ошибочно воображали, что Арсуф есть та Антипатрида, в которой римские воины с апостолом Павлом ночевали, ведя его в Кесарию²²⁶, тогда как эта Антипатрида находилась не у моря, а вдали от него, там, где во дни Иосифа Флавия стояло и в наше время стоит село Кафарсава, омываемое потоком зимним²²⁷.

В путешествии нашего игумена Даниила по Св. Земле (1113‑1115 гг.) поименован город Арсуф у моря, между Яффой и Кессарией Палестинской, но только поименован, а не описан²²⁸.

Современник сего игумена первый из крестоносцев иерусалимский король Балдуин I, по заверению Иакова де-Витриако, писавшего историю Св. Града в 1220 году, с бою взял у арабов Арсуф с помощью генуэзского флота. Тогда этот город был укреплен хорошо, а пастбищами его пользовалась конница крестоносцев.

В 1146 году сицилийский монах Нил Доксопатр в своем Тактиконе митрополий и епископий Иерусалимского патриархата, описывая границы архиепископства Яффского, показал, что на север оно простирается до реки Вде́лла, которая называется и Сиоран, и до Фарсэ, именуемого Арсуф, с селами его. – Ἀπὸ δὲ τοῦ βορείου μέρους ἕως τοῦ Βδέλλου ποταμοῦ, ὃς καὶ καλεῖται Σιοράν. Καὶ τὸ Φαρσέ, ὃ λέγεται Ἀρσούφ, καὶ τὰ χωρία αὐτοῦ²²⁹. В 1187 году египетский султан Саладин отнял Иерусалим у крестоносцев и тем положил начало сокрушения их королевства. С этой поры приморские города Палестины один после другого стали подчиняться магометанам. Так в 1191 году завоевана была ими Яффа (Vide Wilken’s Kr. VII, 176‑178)²³⁰.

В 1211 году Арсуф был уже малый город и разрушенный, а в пределах его водились сарацинские разбойники. Так описал его Вильбранд Ольденбургский, который тогда едва с большим страхом дошел до него из Кесарии. Но в этом городке, как и в других, с дозволения сарацин, еще проживали западные христиане и с ними, как сейчас узнаем, братья больничары Св. Иоанна Предтечи. – А Caesarea vel Stratone magno timore transimus Arsiw (Arsuf), quae est civitas parva et destructa, tempore treugarum a nostris inhabitata, multos in finibus suis habens latrunculos saracenos. Et notate, quod hae civitates et dictae et dicendae in perditione Terrae Sanctae a saracenis fuerunt distructae, praeter Jaffa, quam nostri tempore Henrici imperatoris, – proh pudor! – perdiderunt... Haec civitas sicut et reliquae a nostris, pace a paganis eis indultae, inhabitari consuevit²³¹.

В Арсуфе до 1265 года по милости магометан кое-как держались больничары Св. Иоанна Предтечи и хозяйствовали там. Но в этом году (Wilken’s Kr.) они лишились права хозяйства и правителю сего города и наследникам его ежегодно стали платить дань в 88 000 византийских милий золотом, платили ее и в 1283 году, по заверению паломника [очевидца] Бурхарда (он же Брокард) в составленном им тогда описании мест Св. Земли: De Caesarea III leucis contra austrum est villa Assur (Arsuf) dicta; quondam tamen Antipatris dicebatur ab Antipatre, patre Herodis magni. Quae fuit fratrum de hospitali sancti Johannis, qui licet eam perdiderunt, tamen solvunt domino de Assur et haeredibus eius XXXVIII milia byzantinorum aureorum singulis annis²³².

В 1330 году, по свидетельству тогдашнего паломника Одорика, Кесария, столица Палестины, была уже разрушена и необитаема, – nunc est destructa²³³. Сдается, что около сего же времени запустела Аполлония, по реклу [рекомая] Арсуф.

22, Вторник. Новый день, новая поездка [из Яфф(ы)] к роднику воды Рас ель-Айн, из которого вытекает река Одже. Хотелось там видеть, как из земли выходит первая струя [первый ток] речной воды, как она увеличивается и что тут было создано людьми.

В четыре часа пополуночи мы выехали из дому и мимо Яффы направились прямо на восток солнца. Недалеко от сего города молодые дерева в потемках издали показались нам солдатами. А горы Святой Земли были повиты дымчатым туманом. Добежали мы до каких-то холмов, у которых ночевали бедуины с буйволами. Отсюда надлежало бы нам ехать прямо к горам, но мы сбились с дороги и приблизились к реке Одже. Едем ни путем ни дорогой по ровному полю. Земля тут от жаров растрескалась. Наконец показалась нам большая, торная дорога. Подъезжаем по ней к деревне Мелеббес, имеющей водяную мельницу. Тут догнали нас три сборщика податей. У одного из них в руке было длинное копье с ожерельем из черных перышек около самого острия и кривая сабля с боку. Живописный воин! Едем далее прямо на восток, к началу гор, и видим вдали направо крепость Меджделл, а перед собой деревню Тавахин-Одже, такую же, как и первую невзрачную, состоящую из мазанок, но содержащую свою водяную мельницу. В обеих деревнях этих и в прочих, построенных у берегов реки Одже, живут пришельцы из Египта, вызванные сюда акрским пашей Абдаллой. От Тавахина мы под прямым углом поворотили на север к потоку реки Одже, называемому Рас ель-Айн, и ровно в семь часов пополуночи остановились тут для исследований. Но что же увидели?

Увидели сарацинскую крепость, построенную на каменной выпуклине у самого вытока воды [из земли] из тесаного известняка, квадратную, с четырьмя башнями на углах, из коих одна многоугольна, с двумя рядами узких прозоров в стенах для стреляния из лука или ружья, с одними воротами на средине и с зубцами на верховьях стен. В ней не было никакой души, ни животной, ни человеческой. Она давно пуста. А кто строил ее и когда, об этом спросить некого. Пока Петр Соловьев рисовал вид сей крепости и чертил план её (смотри лист 2²³⁴), я рассматривал сам родник, из которого вытекает река. Это двойная лунка у самой [подошвы каменистой] выпуклины, носящей на себе оную крепость. Из этой лунки ключом бьет холодная и сладкая вода [и по наклону земли к морю течет сперва дугообразно, а потом прямолинейно, вдоль горного холмистого кряжа], скоро поворачивает на север, там упирается в холмистый кряж и [уже] вдоль его прямо течет в море. Верно арабы называют такую лунку глазом, – айн²³⁵. В самом деле, виденная мною лунка источала из себя две слезы, кои тут же сливались в одну каплю и, непрестанно подновляемые, образовали реку. Течение её не длинно. В ней есть рыба, а у берегов растет камыш. Везде тут в поселках живут египетские феллахи и возделывают кукурузу, тыквы и арбузы и прочие овощи²³⁶.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 7. Крепость Рас-ел-Айн.

Заблаговременно возвратившись оттуда в садовое помещение свое [подле Яффы], я усиливался вспомнить, что и что мне известно об осмотренной местности и вспомнил только вот что. Вышепомянутый Нил Доксопатр в 1146 году, описывая пределы архиепископства Яффского, упомянул, что оно с северной стороны простиралось до реки Вделл, которая называется и Сиор-ан и что ему принадлежал и Фарсе, [именуемый] иначе Арсуф²³⁷. Так как между этим Арсуфом (Аполлонией) и Яффой протекает только одна река Одже, выходя из земли подле крепостцы Медж-делл, то ее и надобно разуметь у Доксопатра, полагавшего, как видится, первую на севере границу архиепископства у крутого поворота её на север, а вторую, дальнейшую, у Арсуфа. Во дни этого писателя существовало укрепление Медж-делл, а именем его только укороченным, называлась и оная река, – В-делл. Что касается до нынешнего названия её, – Одже, то оно дается ей по имени соседней деревни Одже.

Спрашивается, библейская ли эта местность, т. е. упоминается ли она в Св. Писании Ветхого Завета и ежели упоминается, то в какой книге его? И кто тут жил и воду пил из Вделла?

Отвечаю на этот вопрос, держа в руках своих книгу Иисуса Навина, в которой поименованы виденные мною места²³⁸: Шестый жребий выпал сынам Неффалима. Города у них укрепленные (– на месте которых и ныне стоят арабские селитвы):

Тир, ныне ел-Тире, у большой дороги, немного севернее Кефер-Саба, – Антипатриды. Это селище я видел несколько раз, едучи из Яффы в Кармильский монастырь и обратно.

Рама, ныне Рамиа, на западе от города Севастии.

Ассор, ныне Аззор, на юго-востоке от Антипатриды.

Эн-Асор, – источник; это – у Доксопатра река Сиор-ан, напоминающая библейский А-сор-ан, нынешний Рас-ель-Айн. Название Сиор-ан состоит из двух слов «Сиор (Σωρ)» и «ан», по-еврейски «ен»²³⁹, по-арабски «айн»²⁴⁰, – источник.

Иреон, ныне Ирта, севернее Антипатриды, и ел-Тире.

Магдал-ел, ныне Меджделл, – крепостца подле Рас-ель-Айн.

Оран, ныне Харам с кантоном Али, у самого моря, в 3-х часах езды от Яффы на север.

Итак, сегодня я был в области Израильского колена Неффалима и видел селища его эн-Асор, Магдал-ел и Оран = Х’арам.

23, Середа. Еще новый день и еще новое исследование Святой Земли в таком месте, которое никогда не посещается поклонниками и редко обозревается путешественником. Это место есть Иа́мниа, ныне Ибне, между Яффой и Азотом, у потока Рувима, впадающего в Средиземное море. Туда мы выехали из дому в три часа пополуночи во избежание жара. Скоро встретился с нами верблюжий караван, везший пшеницу из Газы в Яффу. Точно так сыны патриарха Иакова на верблюдах, гуськом, ездили неторопко в Египет за пшеницей и возвращались оттуда с ней. А мы поспешнее их шагали в Ибне между песчаными буграми, окаймляющими море и поле. Перед нами явился поток Рувим. Вода в нем текла лениво. Отведываем ее, – пахнет тинистым болотом. Через этот поток когда-то перекинут был римский мост в каменистом месте ложбины, по которой он струится. Время разрушило его, а каменистые берега Рувима целехоньки. Знать, Творец земли не то, что зодчий, лепящий развалины. За этим потоком, у левой стороны его, на холме, стоит Ибне, – селение, открытое со всех сторон. Мы подъехали к нему ровно в 7 часов пополуночи; следовательно, в дороге безостановочно провели 240 минут [четыре часа]. Не устали, спешились, поздоровались со многими арабами, сидевшими подле минарета и о чем-то рассуждавшими, и с их позволения начали осматривать развалины немалого здания. Оказалась церковь, строенная или обновленная крестоносцами, с боковыми пристройками [уже магометанскими]. По осмотре её спутник мой нарисовал внутренность её, еще уцелевшую, минарет и два здания около него (смотри лист 19-й), а я начертил план. Вот он:

Рис. 8. Церковь в Иамнии.

Под буквой «А» значится церковь; она в середине разделена четырьмя столпами на две равные половины. На этих столпах и на пилястрах, у боковых стен, покоятся стрельчатые своды потолка, любимые западными христианами в средние века. Алтарь разломан. Здание под буквой «Б» – полуразрушено и не покрыто, кроме минарета, с двумя у боков его домишками. В минарет ведет каменная лестница. Налево от церкви, на открытом сверху дворе «В», но огороженном стенами, растут два дерева, масличное и фиговое, и находится конюшня. Везде тут мусор, нечистота, навоз. Вот все, что осталось от наидревнейшего в Палестине города Иамнии, – города исторического! Излагаю книжные сведения о нем.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 9. Внутренность церкви в Иамнии.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 10. Минарет в Иамнии.

Сей город до завоевания Палестины евреями (до 1554 года до Р. X.) принадлежал филистимлянам, как основанная ими собственность. А по завоевании её Иисус Навин отдал его потомкам Иуды (1549‑1541 г. до Р. X.), о чем упомянуто в книге его.²⁴¹ Но едва ли они вытеснили оттуда филистимлян. Уже иудейский государь Осия, царствовавший 52 года, – с 806 года по 755-й до Р. X., – сразился с филистимлянами и разрушил стены Гефа, и стены Иамнеи, и стены Азота и построил города в области Азотской и у филистимлян²⁴². Однако, эти иноплеменники оставались тут жить вместе с иудеями. Во дни Иуды Маккавея (за 165 л. до Р. X.) они коварно утопили в море не менее 200 семей иудейских, живших с ними в соседней Яффе. Узнал это названный Маккавей и ночью зажег Яффскую пристань, корабли их спалил, а убежавших оттуда умертвил, но самого города их не взял. Когда же стало ему известно, что и граждане Иамнии намерены погубить живущих с ними иудеев, тогда ночью сожег и ихнюю пристань вместе с кораблями, так что зарево огня было видно в Иерусалиме, даром что Иамния отстоит от него на 240 стадий²⁴³. Сей же Иуда Маккавей, разбив полчища сирийского полководца Горгиа, гнал их до Азота и Иамнии и, гоня [их], убил до трех тысяч мужей²⁴⁴. Начальники войска его Иосиф и Азария против воли этого главного вождя своего, желая сотворить и себе имя, пошли завоевать Иамнию. Но из этого города вышел Горгий с полками своими навстречу им и разбил их так, что они потеряли две тысячи воинов²⁴⁵. Потом здесь стояло войско сирийское при царе Димитрии против Маккавея Ионафана²⁴⁶. Других известий об Иамнии в Св. Писании обоего завета нет никаких. Но зато немало сведений о ней дают писатели иудейские, греческие и латинские, начиная с первого века христианского.

Иудейский историк Иосиф Флавий, ставил Иамнию в пределах колена Данова и упомянул о взятии и разорении её иудейским царем Озией, а также и о несчастном сражении иудеев (Иосифа и Азарии) на поле Иамнийском. По его заверению, Маккавей Симон завоевал сей город, и он оставался во власти иудеев до дней Помпея, который присоединил его к области Сирийской²⁴⁷.

В Иамнии после разрушения Иерусалима римлянами в 70 году по Р. X. находился иудейский синедрион и существовала раввинская школа до злосчастного восстания иудеев под предводительством Бар Кохбы²⁴⁸.

Во дни географа Страбона, жившего в царствование римских государей Августа и Тиверия, в Ямнии и в окрестных селах, включительно с Кармильскими было народонаселение столь густое, что доставляло 40 000 вооруженных воинов... ὁ Κάρμηλος ὑπῆρξε καὶ ὁ δρυμός· καὶ δὴ εὐάνδρησεν οὖτος ὁ τόπος, ὡς τ’ ἐκ τῆς πλησίον κώμης Ἰαμνείας καὶ τῶν κατοικῶν τῶν κύκλων τέτταρας μυριάδας ὁπλίζεσθαι²⁴⁹.

От Плиния, писавшего Натуральную историю, я знаю, что и в его время, как во дни Иосифа Флавия, существовали две Иамнии, одна на нынешнем месте, а другая у моря, и что эта была пристанью первой. – Iamnes duae, altera intus²⁵⁰.

Об Иамнийской пристани у моря упомянул и Птоломей, живший в половине второго века христианского, – Ἰαμνητῶν λιμήν²⁵¹.

Иудео-александрийский философ Филон в своей статье о посольстве иудеев к императору Калигуле сказал об Иамнии вот что: Πόλις δέ ἐστι τῆς Ἰουδαίας ἐν ταῖς μάλιστα πολυάνθρωπος· ταύτην μιγάδες οἰκοῦσιν, οἱ πλείους μὲν Ἰουδαῖοι, ἕτεροι δέ τινες ἀλλόφυλοι παροισφθαρέντες ἀπὸ τῶν πλησιοχόρων, οἱ τοῖς τρόπον τινὰ αὐθιγενέσιν ὄντες μέτοικοι, κακὰ καὶ πράγματα παρέχουσιν ἀεί τι παραλύοντες τῶν πατρίων Ἰουδαίοις,²⁵² – Иамниа «есть город Иудеи из числа весьма многолюдных. В нем обитают разноплеменные люди, но больше иудеи, а также некоторые иноплеменники из соседних сел, которые, живя вместе с древними насельниками, причиняют неприятности иудеям, издеваясь над отеческими обычаями и обрядами их».

Топографы четвертого века нашей эры кесарийский епископ Евсевий († 340 г.) и блаженный Иероним († 420 г.) оставили нам самые скудные сведения об Иамнии: Ἰαμνεία, πόλις Ἰοῦδα, εἰς ἔτι νῦν πολίχνη Παλαιστίνης μεταξὺ Διοσπόλεως καὶ Ἀζώτου,²⁵³ – Иамниа, город Иуды; еще и ныне есть городок Палестины между Диосполем (Лиддой) и Азотом (Евсевий)²⁵⁴.

Jamnel, in tribu Iuda; est usque hodie oppidum Palestinae Jamnia inter Diospolim et Azotum²⁵⁵, – Иамнел, в колене Иуды; даже доныне есть город Палестины Иамния между Диосполем и Азотом (Иероним)²⁵⁶.

В соседних с Иамнией городах и в близких к ней, как то: в Яффе, Лидде и Кесарии христианство воссияло еще во дни св. апостолов; но тогда ли оно озарило Иамнию, этого утверждать я не могу, по неимению свидетельств исторических. Исторически известно только то, что в конце третьего и в самом начале четвертого века по Р. X. там уже были христиане и имели своего епископа. Имя ему Макрин. Его уведомлял Александрийский патриарх Александр о появлении ереси Ария. Скончался же он ранее 325 года, в который был первый вселенский собор в Никее, осудивший Ария²⁵⁷.

Преемником Макрина был Петр. Он в 325 г. присутствовал в реченном Никейском Соборе, а в 347 [году] в Соборе Сардикийском, и в этом же году или в следующем подписал синодальное послание иерусалимского первосвятителя Максима к христианам в Александрии²⁵⁸.

В 381 году в Иамнии святительствовал Элиан и тогда подписал определение Второго Вселенского Собора в Константинополе²⁵⁹.

В 450 году был четвертый Вселенский Собор в Халкидоне. В этом Соборе заседал Иамнийский епископ Стефан, родом мелетинец, ученик и послушник преподобного Евфимия Великого, рукоположенный в сан архиерейский Иерусалимским патриархом Ювеналием по окончании Вселенского Собора в Ефесе (431 г.)²⁶⁰.

В 518 году Зиновий, епископ иамнийский, вместе с прочими епископами Палестины подписал синодальное послание Иерусалимского первосвятителя Иоанна к Константинопольскому патриарху Иоанну²⁶¹.

В 536 году Иамнийский епископ Стефан II присутствовал в Иерусалимском синоде, который созвал патриарх Петр для суда над неким Анфимом²⁶².

В 636‑637 году Палестина завоевана была арабами-магометанами. С сей поры до крестовых походов эти варвары заслонили собой от христианской Европы эту святую область и водворились в Иамнии. Крестоносцы же владели этим городом недолго, – с 1100 года по 1187-й. Они-то построили осмотренную мной и нарисованную церковь. А после них она обращена в мечеть.

Ныне Иамниа, по-арабски Ибне, есть небольшая деревня, выстроенная на высоком холме. Вокруг нее растут дерева масличные и абрикосовые и табак. Есть в ней колодцы и пруды, из которых один построен из древнего материала. Подле него лежат на земле три колонны из белого мрамора, стоявшие в каком-то старинном общественном здании.

Кончив свои занятия в Ибне, мы поехали домой по дороге, ведущей в Рамле, и вброд переправились чрез обрамленную кустарниками речку Рувим, побывали в магометанском чтилище Неби-Рувим. Это каменная часовня среди четырехугольного двора, обнесенного каменной оградой, усаженного большими шелковичными деревами и орошаемого водой из струйника. В часовне стоит большой плотоядец (саркофаг). Магометане признают его за гробницу ветхозаветного патриарха Рувима, старшего сына Иакова. Верно ли это предание и как оно возникло и уцелело у магометан, – сего не знаю, и продолжаю описание своего обратного пути в Яффу. Недалеко от Ибне, на холме, расположена деревня Ве́бе. Мы не заезжали в нее, но у дороги видели колодец, из которого арабы достают воду ногами своими, да, ногами, и вот как. Араб сидит на каменном краю колодца под навесом из хвороста и ногами своими ворочает шестерню, приделанную к водоему; на шестерне висит бадья; когда она поднимется из глуби, араб берет ее руками и выливает из нее воду в желоб, по которому влага течет, куда течь ей указано. Эта невидаль у нас объяснила мне изречение Моисея о напоении земли ногами²⁶³. Мы ехали по долине Хнем, обработанной феллахами, и заметили в ней много колодцев и остатки каких-то зданий. Явно было, что и здесь, как на всем побережье от Яффы до Газы, издревле велось надлежащее орошение возделываемой земли, без которого она зачерствела бы и растрескалась, велось так, что вода из колодцев накачиваема была ногами в пруды, а из них протекала, куда надо, по желобам.

Миновали два часа с четвертью по выезде нашем из Ибне, и мы прибыли в Рамле, где насчитывается шестьдесят домов христиан православных с двумя священниками, и, отдохнув немного в греческом монастыре, благополучно возвратились восвояси.

24, Четверток. От сицилийского монаха Нила Доксопатра, жившего в 1146 году, знал я, что под непосредственным священноначалием Иерусалимского патриарха тогда состояли семь протопопств и в числе их протопопство Абуд. – Εἰσι δὲ ὑπὸ τὴν ἐνορίαν τοῦ Ἱερουσολύμων πατριάρχου καὶ κάστρα καὶ χωρία ταῦτα, ἐν οἷς εἰσι καὶ πρωτοπάπαδες·ἡ Βηθλεέμ, ἡ Έμμαούς, ἡ Θεκωέ, ὁ Ἅγιος Ἀβραάμ, τὸ Πάτερ Ἡμῶν, τὸ Ἀπβούτ, τὸ Ἐφρέμ. Καὶ ταῦτα τὰ χωρία τοῦ βουνοῦ Ἰεροσολύμων²⁶⁴.

Ηο неизвестно было мне, где находится село Абуд; узнавши же от каваса Апостоли местоположение его, я сегодня отправился туда ранним утром через Рамле и Лидду с тем, чтобы по осмотре сего протопопства возвратиться от него прямо в Иерусалим. Уж мне ли не побывать там, куда еще никто глаз своих не показывал. Еду по ровному полю, оставляю за собой Рамле, Лидду и села Джиндас, дер-Тарифе, Хадиде и Бет Набалу, въезжаю в известную долину Харуб и по ней поднимаюсь выше и выше. Наконец, явились передо мной два селения, Абу Массааль и искомый, желанный, протопопский Абуд и в нем наидревнейшая церковь, особенного зодчества. В верхней части её нашлось удобное и просторное помещение, и я решился провести тут остальные часы дня, ночь и утро, дабы хорошенько разузнать Абудскую местность и древности её.

Рис. 11. Дорога от Рамле до Абуда.

После кратковременного отдыха я, мой рисовальщик Соловьев и приглашенный священник местный, мы сперва осмотрели Абудскую церковь и пристроенное к ней здание, потом древнюю еврейскую усыпальницу, [устроенную] в горном утесе. Соловьев нарисовал наружный вид церкви, внутренность её и пристройки к ней [придел с замечательными подробностями их], а также и лицевину реченной усыпальницы. Я же описал словами то, что он изобразил карандашом²⁶⁵.

Абудская церковь, по заверению местного священника, построена во дни благоверного царя Иустиниана I (526‑565 гг.) и освящена в память Успения Пресвятой Богородицы. Но он не знал, когда и почему она получила достоинство протопресвитерии и даже не слыхал об этом. На вопрос мой: «Не знаешь ли еще чего-нибудь о церкви своей?», – послышался ответ его: «Знаю только то, что египетский султан Саладин пощадил [эту] нашу святыню, когда прогнал франков со Святой Земли, а почему пощадил, не ведаю». Сдается, что это он сделал по просьбе тогдашнего патриарха иерусалимского (1187‑1188 гг.)²⁶⁶. По словам собеседника моего, в Абуде находится 30 семей православных христиан, дети их, числом 20, обучаются чтению и письму в приходской школе, помещенной в верхней части церкви, где нам отведен был ночлег; учитель их Ханна Ибин Хури получает от патриарха Кирилла 60 пиастров (3 руб.) в месяц. Спасибо абудскому пресвитеру и за эти сведения. А вот и мои заметки о предмете нашего собеседования.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 12. Церковь в Абуде и её орнаменты.

Абудская церковь, стоящая отдельно от деревенских домов, построена из тесаных камней. Она почти равносторонняя. Западная паперть её от северного угла до южного, снаружи, имеет три стрельчатые арки, открытые и расширяющиеся к низу. Они поставлены на приземистой каменной стене, а сами поддерживают бабинец, освещенный тремя окнами, в котором учатся мальчики по неимению особой для них школы. Входят в эту паперть с южной стороны. Она длинна, но узка. В самую же церковь древле входили христиане через три двери, устроенные в западной стене её. Но ныне средняя и южная двери заложены камнями и открыта только северо-западная дверь для входа в святилище. Над средней дверью положен цельный камень, который длиннее её, а на нем изваяны три круга, и в среднем из них [изваян] крест, а в боковых шестилиственник на шестиугольном поле.

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 13. Разрез церкви в Абуде.

Рис. 14. Придел церкви в Абуде.

Внутренность описываемой церкви разделена на три части шестью колоннами, как бы ионического ордена, тремя справа и тремя слева, и промежуточными между их каменными стенками. На темени каждой колонны покоится каменный стоячий брус, от которого закругляются направо и налево две арки, упирающиеся другими концами своими в оные стенки. Над этими арками и колоннами высятся каменные стены с карнизами и шестью окнами, по три на каждой стороне, для освещения церкви сверху. Перед закругленным алтарем иконостаса не было и нет. Таким сооружением церкви, нарочито углубленной в землю, и потому снаружи кажущейся низковатой, а внутри высокой, оправдывается местное предание о постройке её в век Иустиниана, который и Св. Софию в Константинополе создал квадратную и углубил в землю, а внутренность её уставил колоннадами, в западной же части сделал нарфикс с тремя дверями и вход оттуда в этот приснопамятный собор устроил тройной, как и в Абудской церкви.

В этой церкви, с южной стороны, примыкает особое приземистое небольшое здание без алтаря, без икон. Оно более длинно, чем широко и освещается лишь одним окном у входа в него. Все четыре стены в нем глухие с выступными пилястрами, на которые перекинуты круглые полуарки. Всех пилястров тут на северной стене два, у южной два, у восточной два, всего шесть и все они имеют капители с какими-то уродливыми украшениями. В самой же середине описываемого здания стоят и поддерживают потолок две колонны с замечательными капителями, на которых в два ряда изваяны трилистники, в нижнем ряду или обруче маленькие, а над ним – большие. Нигде я не видал таких украшений на колоннах. Что же это за здание? Остаток синагоги иудейской или самарянской? Не знаю. Екседра, т. е. внешняя комната для отдыха богомольцев издали приходящих в Абуд ранее начала богослужения? Кажется она! Однако две колонны в ней с трилистниками взяты сюда из какой-либо еврейской синагоги, вероятно, местной. Ибо в Абуде до Христа жили евреи и имели свой погребальный вертеп [свою усыпальницу], о котором начинаю свою речь.

Этот вертеп устроен в каменном утесе горы. Проникнуть внутрь его я не сподобился, потому что вход в него заложен камнями и потому что не имел властного дозволения открывать его, а сделать это самовольно опасался, зная, что арабы неблагоприятно смотрят на европейцев, будто бы в подобных вертепах ищущих сокровищ и находящих их. Первая комната, ведущая в вертеп, достаточно велика. Стены её гладки, а на челе (фронтоне) её изваяны разные украшения, разделяющие его на три неровные части. Эти украшения, как-то: кружки в кругах, венки, шестилистники, многолистный цветок, виноградная гроздь, на всех еврейских усыпальницах одинаковы. Невозможно знать, когда устроена абудская усыпальница.

Фототипия А.И. Вильбор

Рис. П. Соловьев.

Рис. 15. Еврейская усыпальница в Абуде.

Близ Абуда находится село Абу-Массааль. Это – Маса́ль в области потомства патриарха Асира²⁶⁷. Абуд же, думаю, есть Иуд в области колена Данова²⁶⁸. [К названию его прибавлено речение «абу», как прибавлялось оно к названиям других городов]. Прибавочное к нему речение «абу» – «отец» внушает мысль, что селитва Абуиуд, короче Абуд, основана была каким-то родоначальником абу-Иудой, либо хананеем, либо евреем. Между евреями многие имели имена, начинавшиеся со слова «аб», «абу», например: Аб-Ирон, Аб-Ихаел, Аб-Ишуй и проч. Итак, Абуд существует многие тысячи лет. Коротка история его. Греческий царь Иустиниан построил в нем церковь в память Успения Пресвятой Богоматери. Сдается, что по его же почину она почтена достоинством протопресвитерии, наравне с Вифлеемом, Еммаусом, Фекое и прочими приснопамятными церквами. Это достоинство Абуд имел в 1146 году, по заверению тогдашнего писателя Нила Доксопатра. В 1187‑1188 году пощадил абудскую святыню египетский султан Саладин. Потом с начала XVI века, когда греки стали первенствовать у Св. Гроба в Иерусалиме, протопопское достоинство абудской церкви было забыто. И ныне никто из иерусалимских владык не ведает сего. Я, первый, вспоминаю об этом достоинстве, и желаю, чтобы оно возвращено было Абудской церкви, пережившей много веков и много бедствий и хорошо сохранившейся до наших дней.

25, Пятница. Сегодня я обрадован абудским открытием, но немного утомленный разъездами туда и сюда и учеными исследованиями, возвратился в Иерусалим в три часа пополудни. На пути сюда видимы были следующие селитвы, бывшие и существующие: дер-Икдам – развалины, Тибине – развалины, Чобар – деревня, Бет-Еллу – деревня же и селища: Карава, Арура, Асфуа, Бир-ес-Зейт, Джифна (Гофна), Рамалла, ер-Рам и Шуефат.

29, Вторник. Надобно когда-нибудь удосужиться и написать рассуждение: 1. о титулах Константинопольского патриарха: Οἰκουμενικός, Παναγιώτατος, – Вселенский, Всесвятейший; 2. о частой смене вселенских владык; 3. о подати их Оттоманской Порте; 4. о порывах их к попранию народностей; 5. о праве дарить церквам самоглавенство, – αὐτοκεφαλία; 6. о судебном и дипломатическом языке Великой церкви Константинопольской; 7. о заслугах вселенского престола в отношении к православным церквам в Сирии, Палестине, Египте, на Афоне и Синае, в Молдавии и Валахии, в Сербии, Грузии и России; 8. об охлаждении между Востоком и Севером. Где причины сего грустного явления? Не виноваты ли мы?

30, Середа. В пять часов пополудни патриарх Кирилл вместе со мной обозревал Архангельский монастырь. Решено поставить полки для книг в моих горницах, поместить столовую под архондариком, а в комнатах о. Феофана пробить двери для соединения их.

V. Пребывание в Иерусалиме и Вифлееме.

Июль. 1, Четверток. Написан мною отчет об ученых и художественных занятиях моих и сотрудников моих за первую половину года и отправлен к посланнику Титову для препровождения его в Св. синод²⁶⁹.

2, Пятница. Лечил я глаза свои с помощью английского врача.

3, Суббота. Купил часть комнатной мебели у английского пастора за 760 пиастров по случаю выезда его из Св. Града.

5, Понедельник. Выписал из французской газеты, издаваемой в Константинополе²⁷⁰, печальное известие о бедствиях христиан-несториан в Курдистане. – La persecution violente et furieuse élevée récemment contre ces malheureux, qui ont compté parmi eux de milliers de victimes, réduisit à la dernière extrémité tout le peuple chaldéen. L’instigateur de cette persecution et l’auteur de toutes ses cruautés fut Bederhan bey, qui vient d’être abattu par les troupes de Sa Majesté et de recevoir le châtiment de sa revolte. Celui ci se montra très ingrat envers la Sublime Porte, qui lui avait confié le gouvernement du District de Djesiré sur la rive occidentale du Tigre²⁷¹.

Оттуда же. Подле нынешнего города Вана, который, по заверению Моисея Хорренского, был построен царем Ваном, жившим до похода Александра Македонского в Месопотамию, находятся развалины города Шумирумна-герда²⁷², построенного Семирамидой по завоевании Армении.

8, Четверток. Сегодня утром я со всеми присными моими выехал в Вифлеем погостить там у митрополита Дионисия и подышать свежим горным воздухом. Что же замечено на пути туда? Немногое. Как только мы проехали мимо Ильинского монастыря, тотчас увидели Вифлеем весь, как есть, на меловой выси, от которой понижаются долины к востоку, а налево от дороги к нему любовались Заиорданскими горами. В настоящую поездку²⁷³ они казались занавесками, спущенными к Иордану наклонно и волнисто.

Митрополит принял нас весьма ласково и разместил в монастырских кельях, просторных и опрятных. После богомолья в Вертепе Рождества Христова мы отобедали у него, а по захождении солнца прогуливались на монастырской плоской кровле, покрытой свинцовыми листами, и от араба прислужника узнали, как называются тесаные камни, из которых строятся домы.

Нара – камень обжигаемый.

Сунари – камень кремнистый.

Чечюли – камень мягкий.

Мелеки – камень царский, твердый, наилучший.

В Вифлееме я гостил с настоящего дня по 15 августа и ежедневно записывал все, что узнавал, назначив сотрудникам моим книжные занятия. Так как в этот дневник мой включены разноцветные сведения, например, сегодня о рукописях, завтра о междоусобиях арабов, послезавтра о глазной болезни моей здесь, а подобной пестроты я не люблю, то и излагаю Вифлеемские записки свои в ином порядке [объединяющем предметы однородные с однородными], не по дням, а по предметам. Предметы же их [записок] суть следующие.

1. Беседы с митрополитом Дионисием и с другими лицами.

2. Местные события.

3. Ученые занятия мои и сотрудников моих.

1. Беседы²⁷⁴.

Июль. 18, Воскресенье. До обеда посетил меня митрополит Дионисий. Разговор зашел о латинском патриархе Валерге. По словам его преосвященства, этот римский сановник доныне не был в Вифлееме, потому что ему хочется войти в здешний [Вифлеемский] собор, так же торжественно, как входят греческие архиереи, но турки и наши, основываясь на фирмане Порты, отказывают ему в этом и предлагают войти в собор, как входит туда настоятель францисканских монахов, гвардиан Св. Гроба.

Митрополит motu proprio принес мне свой кодекс, в котором он с октября 1842 года записывает разные события, касающиеся его паствы. Из него я извлек много сведений.

После вечерни преосвященный Дионисий, я, иеромонах Феофан и студенты Соловьев и Крылов в маленьком саду Вифлеемского монастыря, под тенью лимонных дерев, после сладкого варенья, γλυκό, пили воду, раки, кофе и чай. Между прочими разговорами хозяин обзывал патриарха Кирилла неучью (sic), ἀγράμματος, а я успел высказать, что, по мнению нашего посланника Титова, его блаженство может съездить в Константинополь месяца на два, на три. Эта весть проглочена была митрополитом. Он передаст ее патриарху Кириллу. А мне то и надобно. Ибо я должен здесь расти, а не малитися.

19, Понедельник. Сегодня от митрополита я слышал вот какие вести.

Иерусалимский патриарх и Синод его обязаны Великой церковью Константинопольской более не наживать долгов и долговых векселей.

Герондисса, сожительница патриарха Кирилла, Роксандра, зачала во чреве младенца, но его вытравил святогробский аптекарь.

В апреле 1846 года, названный патриарх сделал выговор митрополиту Дионисию за то, что он без его благословения приехал в Иерусалим поздравить его блаженство с днем ангела. Митрополит рассердился и написал ему грозное письмо.

Нынешний иерусалимский паша Мустафа в конце июня или в начале июля текущего года уехал в Константинополь. Его потребовали туда [неизвестно зачем], вероятно, по жалобе консулов французского и английского за неучтивое обращение с ними в мегкемэ. Но патриархи наш и армянский, все архиереи и все православные христиане послали в Порту свидетельство, что сей паша им люб, потому что правосуден.

Патриарх Кирилл отправил на свою родину на острове Самосе русскую утварь, пожертвованную Гробу Господню, и тем опозорил себя.

21, Середа. Преосвященный Дионисий подарил мне рукописное греческое Евангелие на пергаменте X века, в 16 долю листа. Я сердечно благодарил его за этот драгоценный подарок²⁷⁵.

24, Суббота. В десять часов пополуночи он позвал меня к себе в Иустинианову башню, не сказав, зачем. Когда я вошел в приемную горницу его преосвященства, увидел тут множество вифлеемитян вероисповедания греческого, латинского и армянского и местных магометан. Все они, поджавши ноги, сидели у обеих сторон горницы, а в глуби её председательствовал сам митрополит со своими священниками из арабов. На всех лицах заметно было какое-то неприятное волнение душ. Владыка был бледен, как полотно. Сдавалось, что все присутствовавшие у него рассуждали о каком-то грозном деле. Митрополит тотчас по-русски пересказал мне, изумленному, это дело. Открылось, что вифлеемиты собрались к нему для того, чтобы в его присутствии убить православного христианина Сулеймана Факуси за дознанное прелюбодеяние его с одной вдовицей латинского вероисповедания, тогда как у него была законная жена и одно дитя от нее. Виновный находился в этом сборище. Его преосвященство, рассказавши дело, умолял меня предотвратить пролитие крови христианской во что бы то ни стало, примолвив, что весь Вифлеем имеет великое уважение ко мне. Я, быв поражен этим чрезвычайным и страшным случаем, как внезапным громом, сначала невольно смутился и при сильном потрясении души не мог вымолвить ни одного слова, но когда митрополит резко сказал мне: «Что ж ты молчишь?», тогда я обратился к арабским священникам и, изъявив им свое удивление, что и православные христиане заодно с иноверцами хотят сгубить собрата своего, начал доказывать им Священным Писанием и соборными правилами, что смертоубийство есть грех, вопиющий на небо, но они ответили мне, что в Ветхом Завете Финеес копьем пронзил еврея, прелюбодействовавшего с мадианитянкой²⁷⁶, и за это восхваляется. Не время было затевать богословское прение с малограмотными попами. Надлежало громить беззаконное соборище. Чувствуя в себе прилив вдохновения, я обратился к старейшинам и сказал им:

– Какое право имеете вы судить и наказывать смертью виновных мимо законной власти вашей, мимо иерусалимского паши, когда танзиматом султана отменена смертная казнь?

– Мы имеем свой обычай, – отвечали арабы²⁷⁷.

– Но ваш обычай мерзость пред Богом! – возразил я; тоже повторил и митрополит.

Тогда я резким манием руки и звуком тс-тс водворил молчание и объявил, что виновный, как христианин православный, состоит под покровительством Российской державы, и потому никто не смеет убить его открыто без законного суда.

Арабы, услышав эти слова, завопили, что ежели не будет истреблен ими прелюбодей, то жены и дети их потеряют всякий страх и впадут в распутство.

Я снова сказал им грозно:

– Русский царь, по условию и дружбе с султаном Абдул Меджидом, покровительствует всех христиан в Турции и жизнь каждого из них дорога ему, посему никто не властен губить кого бы то ни было из крещенных, губить своевольно, беззаконно. Кто из них учинил какое-либо преступление, того должен судить сперва патриарх, потом паша. Итак, если вы своевольно убьете Сулеймана, то кровь его взыщут с вас и Бог, и ваш султан, отменивший смертную казнь. Последние слова сказаны были мусульманским старейшинам.

– Пусть до основания разорят всю нашу селитву, но мы убьем его, кричали арабы с дикой яростью.

В эту минуту митрополит шепнул мне: «Напирайте на мусульман, они струсят». А один из православных арабов сказал:

– Святый архимандрит! чем более мы слышим угрозы, тем более распаляются наши сердца. Эти слова понудили меня, переменить тон речи и я, желая тронуть христиан и тем раздвоить собрание, начал говорить им кротко, что Господь простил прелюбодейную жену, что по закону христианскому довольно наказать Сулеймана долговременной епитимией и что за убиение крещеного человека будет вечное наказание.

Но полудикари, один за другим, говорили, что тогда-то и тогда-то оказано было снисхождение прелюбодеям и оттого исчез страх Божий и всякий стыд в душах и после рассказов завопили: теперь нет милости беззаконнику, – он повинен смерти.

Я, видя безумную ярость христиан, встал со своего места и, подошедши к главному шейху мусульманскому, начал грозить ему и единоверцам его наказанием паши за убиение христианина, которого проступок подлежит суду архиерея, а не кадия.

Мусульмане замолчали, а христиане вскочили с мест своих, схватили Сулеймана и, поставив его в середине горницы, начали разматывать белый платок на чалме его, чтобы связать им руки его, страшно крича: «Абуна! Отец! Смотри. При тебе же отрубим эту голову».

Зверская ярость их поразила меня и так сильно, что я преждевременно ощутил запах крови, однако, не потерял присутствия духа, подошел к Сулейману, обхватил его левой рукой за шею и, смотря на убийц тем взором, который струит огонь электрический, загремел: «Шехи! не моя слабая рука, а всемощная десница царя моего защищает этого христианина. Итак, если вы убьете его, то клянусь вам именем Аллаха, вас постигнет наказание страшное. Мне известны и лица и имена ваши».

Арабы попятились назад. Я, заметив робость их, оставил Сулеймана и, уходя из горницы медленно, полповоротом, повторял последние слова свои: «мне известны лица и имена ваши», а у порога остановился на мгновение и, грозно сказав мусульманскому шейху: «Назир! ты первый ответишь за жизнь этого христианина», – ушел.

Дорого стоил мне этот подвиг. Недужные глаза мои налились кровью и разболелись пуще. Старая притихшая боль в левой полости живота моего возобновилась. Всего же неприятнее было душевное ощущение запаха крови. Чтобы успокоить себя, я, идя в свою келью, размышлял о силе воображения и философии Фихта, по которой все человеческие ощущения и понятия произникают из души, а не извне. Между тем митрополит (как сам рассказывал после), ободренный моим заступлением и присутствием в Вифлееме, устрашил мусульманского шейха наказанием паши, а прочим, опасаясь ярости их, – объявил: «вы теперь не можете сложить ответственность в смертоубийстве на меня и на монастырь наш, не можете отговариваться, – мы-де из монастыря взяли виноватого, митрополит-де наш выдал его, пусть же он и отвечает, – ибо есть посторонний и царский свидетель моей неповинности в крови христианской и вашего безрассудства и своеволия!» Арабы, опасаясь казни, один по одному разошлись. Митрополит скрыл Сулеймана в тайнике Иустиниановой башни, а из Иерусалима через патриарха потребовал солдат, дабы под прикрытием их препроводить спасенного от смерти в Св. Град. Солдаты во время утрени пришли в Вифлеем и, взяв Сулеймана, доставили его в Святогробский монастырь, откуда он немедленно отправлен был на остров Кипр. Подружку же его францискане сперва скрыли в своем монастыре, а потом отослали на остров Мальту; иначе, ее убили бы вифлеемитяне по обычаю своему.

Итак, я не только спас жизнь православного христианина, но и избавил Святогробский монастырь от неприятных хлопот и больших издержек, кои были бы неизбежны, если бы совершилось смертоубийство в горнице Вифлеемского владыки.

Было слышно, что Сулейман Факуси тайно жил с латино-арабкой и что она забеременела от него, а он, желая прикрыть грех, хотел жениться на ней и уже раздарил некоторым красные башмаки. Этот подарок обнаружил тайну. Православные священники дали знать об этом митрополиту Дионисию, а он позвал к себе виновного и шейхов латинского и православного для исследования дела. Скоро узнал все это весь Вифлеем, взволновался, и решил убить прелюбодеев.

Слышно также, что Факуси дурного поведения, воровал в Египте, убежал из Иерусалимской тюрьмы и, преследуемый, соскочил с крепостной стены и скрылся.

Август. 2, Понедельник. Вечером я разглагольствовал с митрополитом о причинах изгнания монахов из Испании, поставив ему на вид три причины: 1. многочисленность богатых имений монастырских без платежа податей с них государству; 2. разгульную жизнь монахов и 3. священствование их без здравой философии.

Август. 4, Середа. Еще вечер у преосвященного Дионисия и еще любопытные вести от него!

Жена сосланного на остров Кипр Сулеймана Факуси ушла из соседнего села Беджалы собирать колосья пшеницы, остающиеся на ниве после жатвы, и потому в другое время будет представлена мне для получения пособия по 15 пиастров в месяц.

Перед днем Св. Пантелеимона и после иерусалимские монахи с монахинями забавлялись и ночевали в виноградниках монастыря Св. Саввы близ Вифлеема, в Ильинской обители и в самом Вифлееме. Митрополит увещевал их не казаться мирови. Но они не слушались. Тогда он послал своих людей в виноградники объявить им, что если они не уйдут из епархии его, то он пришлет турок перевязать их и связанных доставить в Иерусалим. Эта угроза подействовала.

Греческий царь Феодосий Великий († 395 г.) тайно был в Иерусалиме; когда он вошел в храм, построенный Константином Великим над Гробом Господним, все лампады зажглись сами собой. Это чудо удивило патриарха. Но ангел открыл ему, что богомолец был не простой человек, а Святый царь Феодосий.

В тот год, когда Наполеон воевал с мусульманами в Палестине, все иерусалимские христиане, по распоряжению доброго мусселима, безвыходно жили в Святогробском храме. В один день, только не в великую субботу, на мраморной крышке Гроба Господня появился свет синевато-зеленый и блистал долго, часа с три. Все христиане и франкопатеры видели его и прославили Бога. Это внезапное явление горящего фосфора в темном, сыром и наполненном миазмами храме, утешило их и утвердило веру в благодатный огонь.

В тот год, когда знаменитый господин Сирии и Палестины Ибрагим, паша египетский, находился в Иерусалиме, оказалось, что огонь, получаемый с Гроба Господня в великую субботу есть огонь не благодатный, а зажигаемый, как зажигается огонь всякий. Этому паше вздумалось удостовериться, действительно ли внезапно и чудесно является огонь на крышке Гроба Христова или зажигается серной спичкой. Что же он сделал? Объявил наместникам патриарха, что ему угодно сидеть в самой кувуклии во время получения огня и зорко смотреть, как он является, и присовокупил, что в случае правды, будут даны им 5 000 пунгов (2 500 000 пиастров), а в случае лжи, пусть они отдадут ему все деньги, собранные с обманываемых поклонников, и что он напечатает во всех газетах Европы о мерзком подлоге. Наместники петроаравийский митрополит Мисаил, и назаретский митрополит Даниил, и филадельфийский епископ Дионисий (нынешний Вифлеемский) сошлись посоветоваться, что делать. В минуты совещаний Мисаил признался, что он в кувуклии зажигает огонь от лампады, скрытой за движущейся мраморной иконой Воскресения Христова, что у самого Гроба Господня. После этого признания решено было смиренно просить Ибрагима, чтобы он не вмешивался в религиозные дела и послан был к нему драгоман Святогробской обители, который и поставил ему на вид, что для его светлости нет никакой пользы открывать тайны христианского богослужения и что русский император Николай будет весьма недоволен обнаружением сих тайн.

Ибрагим паша, выслушав это, махнул рукой и замолчал. Но с этой поры святогробское духовенство уже не верит в чудесное явление огня. Рассказавши все это, митрополит домолвил, что от одного Бога ожидается прекращение [нашей] благочестивой лжи. Как он ведает и может, так и вразумит и успокоит народы, верующие теперь в огненное чудо великой субботы. А нам и начать нельзя сего переворота в умах, нас растерзают у самой часовни Св. Гроба. Мы, – продолжал он, уведомили патриарха Афанасия, жившего тогда в Царьграде, о домогательстве Ибрагима паши, но в своем послании к нему написали вместо ἅγιον φῶς, – святой свет, καθιερωμένον φῶς, – освященный огонь. Удивленный этой переменой, блаженнейший старец спросил нас: «Почему вы иначе стали называть святой огонь?» Мы открыли ему сущую правду, но прибавили, что огонь, зажигаемый на Гробе Господнем от скрытой лампады все-таки есть огонь священный, получаемый с места священного.

7, Суббота. Вечером я объявил митрополиту, что беднейшие вифлеемиты ежегодно будут получать от меня 500 пиастров пред Успением, Рождеством и Пасхой. Он обещался доставить (и доставил) мне список бедных семейств православных, кои питаются травой, сварив ее в воде.

Рассуждали мы о страстях человеческих и о силе их. Преосвященный, говоря о сребролюбии, рассказал мне замечательную быль. «Когда я был еще святогробским таксидиаром (собирателем милостыни), мне на острове Тиносе прилучилось исповедывать одного умирающего грека. По-видимому, он был беден. По окончании исповеди я спросил его: не завещает ли он что-либо Гробу Господню или какому другому месту святому. «Я ничего не имею кроме рубища, которое прикрывает меня», – ответил он без запинки. Вскоре после сего он умер. Услышав о кончине его, я пришел в помещение его и, обшарив тут все углы, ничего не нашел. Явился туда же пехтималджис, т. е. турок, купивший на это лето в мусульманском суде право забирать себе имение после покойников, у которых нет наследников, забирать на счастье, получит что, или нет и, как опытный в своем ремесле, долго всматривался в лице умершего и наблюдал, куда обращены были глаза его в минуты самой кончины. Оказалось, что они и устремлены были в один угол его дома. А тут стоял глиняный сосуд наполненный солью. Пехтималджис тотчас догадался, что в этом сосуде скрыты деньги. В самом деле, когда он высыпал соль, на дне нашлись 300 червонцев. Обрадованный турок взял их себе и, благодаря Аллаха и его пророка Магомета, ушел восвояси, а я еще раз перекинул соль и нашел в ней три червонца.

Видно, что турецкие пехтималджисы хорошо знают опытную психологию.

NB. В слове пехтималджис слышится греческое πάχτωμα, означающее наем, аренду.

10, Вторник. Митрополит Дионисий признался, что первенство на Святых местах принадлежит духовенству латинскому. Когда в Иерусалим приедет новый паша, первые встречают его латины. Это первенство предоставлено им по трактату католических держав с Турцией.

13, Пятница. Вот еще вести от преосв(ященного) Дионисия.

На острове Ско́пело, в монастыре Благовещенском, мирянин, не быв ни иереем, ни монахом, служил обедни и вместе с диаконом, которым была девка его. Узнал об этом скопельский архиерей и прогнал его из монастыря.

Нынешний газский архиепископ Филимон, когда был еще таксидиаром в Албании, собрал там для Гроба Господня 120 000 пиастров и внес их в казну святогробскую.

[Я слаб. Едва хожу. Ничто не болит, а еле-еле душа в теле. Κύριε ἐλέησον. Яраб ерхам²⁷⁸. Господи помилуй!]

Цареградский патриарх Дионисий, которого имя воспоминается на ектениях после Иерусалимских патриархов усопших, пожертвовал 100 000 пиастров в казну Св. Гроба с тем, чтобы еженедельно рассылаемы были во все иерусалимские обители просфоры, что исполняется поныне.

Август. 18, Воскресенье. Сегодня был у меня в Вифлееме подполковник Егор Петрович Ковалевский, тот самый, который, по просьбе египетского паши Магмета Али, послан был к нему нашим государем для приискания золотоносных россыпей в срединной Африке. Я весьма рад был видеться с ним и выслушать вести его наипаче о неграх, которых он видел воочию. Мне надо было его наблюдениями над этим черным племенем и суждением о нем поверить мое собственное мнение о неграх, как дикарях, как получеловеках, однако немного умаленных пред нами, малым чем умаленными пред ангелами²⁷⁹. Я не направлял ход разговора и дал полную свободу гостю говорить, о чем и чем он заблагорассудит, предположив, что захочется же ему познакомить меня с его странствованием среди негров. Это предположение мое оправдалось. Беседа его со мною была и продолжительна, и занимательна. По уходе его, я записал содержание её. Вот она, с добавлением моего согласия и несогласия с ним, чего, однако, я не высказывал ему.

Государь Император был в Стокгольме. Здесь народ принял его холодно. Несмотря на то, Швеция Дания и Россия заключили союз наступательный и оборонительный.

Государь намеревается дать конституцию Польше. Поляки желают иметь королем своим Михаила Николаевича. Мирное и благопокорное поведение их в настоящее бурное время будто бы расположило Николая Павловича к сему народу.

NB. Газетная утка! Конституция в Польше есть утреня, за которой последует обедня, неподобен, в России. А потом настанет республиканская вечерня там и сям. Ибо всякая конституция есть зародыш республики. Отче наш! Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, – духа республиканского.

Дюгамель, посланный в Яссы, после возмущений в Молдавии и Валахии, вел свои дела неудачно и призвал в сей город наши полки из-за Прута. Государь был недоволен этим и приказал возвратить наше воинство.

Австрийский эрцгерцог Иоанн избран председателем Германского союза и сейма во Франкфурте. Придумывают дать ему войско для поддержания его власти и для выполнения предписаний сейма королям и князьям германским.

Австрийцы бомбардировали Прагу и разогнали скопище славянских депутатов, которые, однако, собрались где-то южнее.

Папа Пий IX сидит в Риме, как мышь в ловушке.

Посол Французской республики не принят турецким султаном.

Жестокая холера свирепствовала в Александрии и Каире в июле настоящего года.

Ибрагим паша, помышляя о независимости от Турции, увеличил свое войско до 60 000, что неприятно Оттоманской Порте.

В Хартуме водворилась римско-католическая духовная миссия под начальством иезуита поляка Рыло. Она строит училище для негров, но еще ни одного из них не крестила. Хартумский архиепископ Кацолано уехал в Каир с тем, чтобы не возвращаться на свое прежнее место. Ему наскучили и Хартум, и патер Рыло, и пропаганда. Египетское правительство недолюбливает Хартумскую миссию и даже стесняет ее.

Хартум столица Сеннаара (Судана), с 18 000 разноцветных жителей; после Александрии и Каира есть самый лучший город в Африке. Он стоит у слияния белого Нила с голубым. Второй Нил течет у самых стен его, а первый на виду. Все пространство между этими двумя одноименными реками туземцы правильно называют Сеннааром, а не Суданом. По их преданию, после египтян и персов, Сеннааром владели десять цариц и двенадцать царей. Потом заняли его арабы из Геджаса. Наконец фунги, – негры из племени шиллук, появились с берегов белого Нила в 1484 году нашей эры, овладели всем Сеннааром и основали тут новое огромное царство. Первый царь их Амара-ду жил 42 года; за ним следовали 29 других, ознаменовавших себя большей частью битвами с разными окрестными племенами. Последний был Бади, сын Табли. При нем Измаил паша, старший сын Мегмета Али, в 1820 году, покорил весь Сеннаар, который поныне остается во власти Египта.

NB. Верно предание о царицах Сеннаара. Во дни одной из них, называвшейся Кандакией, евнух её ездил в Иерусалим и на обратном пути был крещен апостолом Филиппом²⁸⁰.

На юг от Хартума, при слиянии реки Дулеба с голубым Нилом, находятся развалины древнейшего города Са́ба, в котором жила известная царица Савская, посещавшая Соломона и слушавшая премудрые речи его.

NB. Не согласен. По преданию абиссинцев, она была царица Савская и государства Шоа.

Экспедиция Ковалевского, состоявшая из 2000 солдат, плавала по голубому Нилу далеко выше седьмого катаракта этой реки и проникла туда, где еще ни один европеец не бывал.

Вода в голубом Ниле чиста и прозрачна. Ее не нужно отстаивать и очищать. Берега этой реки живописны. Растительность на них богата, сильна и цветиста. Там много дичи, много куриц-цесарок, называемых пентадами; мясо их очень вкусно; много обезьян разных родов. Негры ловят их особенным способом. Они под деревом ставят большое судно с пивом, подслащивая его медом. Обезьяны жадно пьют его, пьянеют, дерутся, буянят, наконец, полусонные валятся с дерева на землю, а тут их берут руками. Проспавшись, они изумляются, сердятся, рвут, понявши, что попались в неволю, но скоро делаются ручными. Пить воду из Нила приходят целые стада серн, верблюдов и диких буйволов и ослов. Эти ослы на высоких ногах – гибки, проворны и красивы, а уши у них все-таки длинны. Водятся иппопотамы. Одного из них убили солдаты Ковалевского и он шкуру его везет в Петербург.

В голубой Нил втекают реки и потоки из гор Абиссинии и Сеннаара.

На левой стороне этого особого Нила, западнее и южнее, на горах, живут уже чистые негры, бени шанглу, берта, бари, галла и другие, живут бессоюзно между собой и потому легко гибнут от неприятелей, которые сколько-нибудь сильнее их. Во время нашествия их они зажигают сигнальные огни на своих высотах. И по ним узнают, откуда идет враг, кто он: галлай, свой, или турок, и как он силен. Но эти огни бесполезны для них. Увидя их, они не соединяются, а разбегаются вроссыпь и укрываются в неприступных ущельях.

NB. Животные! Получеловеки!

На Сеннаарском полуострове, до четвертого градуса широты земли, живут 2 500 000 негров, большей частью ни от кого независимых и управляемых ихними мелеками. Если прибавить к ним негров, обитающих у экватора и за экватором, то можно без преувеличения определить число всех их в 10 000 000.

NB. И все они не имеют ни наук, ни изящных искусств, ни исторической деятельности. Животные! Получеловеки!

Все они сложены хорошо. Члены их тела развиты правильно, соразмерно. Тело, часто натираемое жиром, имеет кожу гладкую, матовую, как черная лайка. Оно нежно и упруго. Мужчины многих племен, особенно у экватора, очень высоки ростом, а толстых не видать. Негритянки, которым исполнилось 20 лет, большей частью некрасивы, их члены под влиянием палящего солнца грубеют, груди опускаются, живот становится отвислым. Но девочки 10‑11-ти лет не немиловидны. В эти лета они вполне развиты. Особенно безобразят это черное племя торчащие вперед зубы.

Чернота негров есть свойство, едва ли неврожденное им. Ибо Мальпигиева плева, содержащая в себе вещество, окрашивающее человеческую кожу, и лежащая между кожицей (epidermis) и кожей, у них черного цвета.

NB. После сего понятно, почему негры не белеют в северных странах Европы. Как рысь не может переменить пестроту своей кожи, так эфиоп-негр не может из черного сделаться мало-мальски белым. А это значит, что он произошел не от Адама белого, алого, а черным сотворен Богом вместе с животными ранее сего первого человека, как переход от обезьяны к нему. Способность негра говорить кое-как еще не есть доказательство его равенства с человеком мерноглаголивым. И дураки говорят, и идиоты говорят, но за всем тем они не уравниваются с людьми умными.

У негров количество головного мозга менее, чем у нас.

NB. Стало быть, они получеловеки.

Негритянки и их мужья не прикрывают своей наготы. Первые носят лишь узкий пояс из кожаной бахромы, украшенный разными металлическими висюльками, носят как стыдливое препоясание; зато множество ожерелий, браслетов из слоновой кости, колец в ушах, ноздрях и губах составляет их роскошь и украшение, да еще уборка головы мелкими плетеницами. Вторые, т. е. мужчины вместо пояса носят лоскуток кожи, длиною вершка в четыре, и привязывают его спереди, так что лишь одна задница их немножко прикрыта, а спереди торчит один узел. Вот и вся одежда их. Но многие и её не употребляют. Зато у нагого негра в курчавых волосах неотменно торчит несколько красных перьев птичьих.

Живут негры в так называемых тукулях, т. е. шалашах, сплетенных из бамбука, с высокими, заостряющимися к верху крышами и обставленных плетеными же, но сквозными ширмами. От этих ширм в тукулях не светло. Да неграм свет и не нужен. Они ничего не делают и большую часть дня проводят под развесистым фиговым деревом, подпуская туда и женщин.

Негры живут семействами, но не знают родства. Пока дети малы, мать заботится о них по любви к ним и по тому, что эту собственность можно продать. Когда сын вырос, ни у него, ни у родителей его не бывает никакой взаимности, привязанности, дружбы, любви. Стариков-отцов даже убивают дети. Однако, этот кровавый обычай господствует не у всех негров. Вот как он выполняется. Выкапывают могилу глубиной в рост человека и в боку её нору такой длины и ширины, чтобы человек мог свободно лечь в ней. Тогда приводят старика, который, по словам негров, уже съел весь хлеб свой на этом свете, закалывают быка, приносят пиво, кормят и поят присужденного к смерти, едят и пьют сами. Когда старик опьянеет ему в рот кладут зерна золота для того, чтобы было чем заплатить за пропуск на тот свет, потом опускают его в яму, где он и залазит в нору; все это засыпают землей и на могиле бывает пляска. Сын веселится более других, потому что избавился от бремени.

NB. Животные! Дикари! Получеловеки! А понятия о другом свете и о плате за пропуск туда обезьянски заимствованы ими у египтян.

На Сеннаарском полуострове между неграми людоедов нет, а дальше у вершин белого Нила есть люди, которые едят человеческое мясо. Это утверждают арабские купцы.

NB. Животные! Дикари! Плотоядцы!

Негры шелуки и динки своим детям, уже восьми‑ девятилетним, выбивают три-четыре зуба нижней челюсти и после этого позволяют им носить оружие. А это делают они для того, чтобы не походить на собак.

На берегах белого Нила живет дикое племя ба́ри. У него есть очень странный обычай, – плевать в лицо всякому гостю в знак вежливости и любезности.

NB. Хороша любезность!

Каждое племя негров в горах говорит своим особенным языком, которого не понимают соседи и это еще более разъединяет их.

NB. Не знаю, как объяснить это явление.

Наречия негров весьма бедны. Многие предметы они называют звукоподражательно, например: кошку – няу-няу, собаку – гау-гау, а времена глаголов, – настоящее и прошедшее, – выражают одинаково.

Негры умеют считать только до пяти, дабы сказать: шесть, семь, они говорят пять и один и два, дополняя числа то пальцами, то зернами; большая часть из них не знает счета дальше десяти; двести, сто суть цифры им непостижимые.

NB. Получеловеки!

Негры голубого Нила с древних времен прививают оспу и знают искусство плавить железные руды (галлай) и очищать золото посредством ртути. Вместо денег употребляют золотые кольца разных величин.

NB. Заимствованы у финикиян и египтян.

Негры имеют темное понятие о Верховном Существе. У голубого Нила большая часть их поклоняется солнцу и луне. Шелуки держат в жилищах своих деревянные куклы. Это – их пенаты. Иные делают изображения на деревах и приносят им жертвы. Динки, как древние египтяне, поклоняются быку. Все религиозные верования негров состоят из каких-то темных отрывочных преданий, кои напоминают верования египтян. Между ними есть такое племя, южное, которое сохраняет от тления тела умерших одноплеменников, высушивая их на солнце и складывая в особые пещеры. Ему известны даже некоторые травы, употреблявшиеся для бальзамирования трупов. Есть негры, которые верят, что умершие некогда возвратятся с того света. Отсюда у них обыкновение бросать на могилы камнями и приговаривать: вставай, вставай.

NB. Заимствования у египтян, еще и ныне верящих, что мумии у пирамид встают и бродят с Пасхи до Пятидесятницы!

Негры сами себя считают существами низшей породы и без ропота несут иго рабства, как предназначенные к нему. Сознание унижения своего пред людьми белыми и уважение к ним, как властелинам своим, эти чувствования в неграх – безотчетны и инстинктивны, и уравнивают их с рабочими животными. Если вы застанете негра врасплох, то белизна вашей кожи, ваша одежда и вооружение понудят его, подобно дикому зверю, кинуться от вас в сторону, если же он не сможет бежать, то падает на землю, дабы не видать существа страшного ему, и после уже никак не ободрите его.

NB. Животные! Получеловеки!

Впрочем, в неграх есть и хорошие качества. Они добры и гостеприимны, не злопамятны, не мстят кровью за кровь; скоро выучиваются арабскому языку; память у них твердая [хорошая]; они хорошие солдаты; уважают власти; охотно повинуются своим ме́лекам.

NB. Еще бы. Ведь они получеловеки и потому имеют и хорошие качества человеческие.

На Меройском полуострове, близ слияния белого и голубого Нила, находятся древнейшие пирамиды, храмы, колоннады, но все в разрушении. Их египетское зодчество доказывает собою или младенчество, или упадок сего искусства. Первое вероятнее.

Так называемые Лунные горы в Африке не существуют.

Красное море, по последнему измерению уровня воды его, мало чем выше моря Средиземного. Но (о) Суэцком канале и о железной дороге до Суэца никто не помышляет.

Ковалевский нашел золото в горах Кассанских и построил там фабрику и крепостцу. При нем фабрика работала с неделю и он привез Мегмету Али-паше новое золото.

Этот паша дал ему пароход свой, который и доставил его в Яффу.

Все эти вести Егора Петровича усладили меня. По одежде я принял его, по уму проводил. Он после себя оставил во мне благоухание; я разумею убеждение в том, что негры и вообще все дикари суть получеловеки, способные говорить и быть земледельцами и ремесленниками, но не Платонами и Аристотелями, не Невтонами и Кеплерами. Они в течение многих тысячелетий находились в соприкосновении с полными человеками [с египтянами], но остались теми, чем были до сотворения Адама, т. е. существами половинчатыми, свыше предназначенными составлять собой переход от бессловесных обезьян к мерноглаголивому человеку.

Ежедневно я разглагольствовал со своими присными во время обедов о разных предметах и между прочим о веротерпимости и о находчивости политических посланников.

Веротерпимость допускается государством и церковью весьма основательно, во-первых, по уважению к существующим у разноверцев правильным понятиям о Боге и доброй нравственности; во-вторых, в надежде на присоединение их к православию и в-третьих, по тому, что между ними находятся такие, которые разнятся от нас только церковным обрядом, а благочестивым житием своим сходствуют с нашими праведниками.

Известны мне два примера особенной находчивости политических посланников. Один из послов нашего царя Алексия Михайловича к турецкому султану, представляясь ему в обычном почетном кафтане и подходя к трону его, будто запутался в этой длинной одежде и упал к ногам его, но быстро встал и сказал ему: «так да низложит Бог под ноги вашего величества всех врагов ваших», и зато выиграл дело, которое было поручено ему государем. Посол Петра Великого приехал в Стокгольм с важным и неотложным поручением. Но ему объявили, что король больной, лежит в постели и потому не может принять его, стоя. Посол ответил: «в таком случае поставьте кровать подле постели его, я лягу на нее и лежа доложу ему о деле моего государя; – так будет соблюдено равенство короля и царя». – Кровать была поставлена, где указал посол наш, и политический переговор был начат и кончен на постелях.

2. События.

Июль. 9, Пятница. В пять с половиной часов пополудни шех Лаха́м со своими ратниками ушел из Вифлеема к соседним тамаритам, враждующим между собой, дабы примирить их. Вражда же их началась около Троицына дня за какие-то поля. Один тамарит был убит. А обряд примирения у них совершается вот как. На дерево вешается платок и туда приводится убийца. Он и примиритель держат концы сего платка и второй спрашивает первого: «оплачиваешь пролитую кровь?» Когда виновный скажет: «оплачиваю», тогда его обязывают дать обиженной стороне 1000 пиастров и 24 овцы и вдобавок все собрание арабов накормить пилавом и напоить кофеем. Все эти издержки принимает на себя то селение, в котором живет убийца.

10, Суббота. Лахам не примирил тамаритов и сегодня ночует в Вифлееме. А патриарх Кирилл в восемь часов пополудни прислал письмо преосвященному Дионисию и при нем увещание на арабском языке вифлеемитам, чтобы они не вмешивались в междоусобие тамаритов. Это увещание будет прочитано завтра в церкви, если позволят это обстоятельства.

11, Воскресение. Обстоятельства позволили. Митрополит (неслужащий) после чтения Евангелия объявил своим пасомым, что от патриарха получено увещательное послание к ним и что если они не будут слушать его со вниманием и не исполнять владычнего совета, то никогда не узрят лица его и не получат от него никакой помощи. Последовало общее молчание. Началось чтение увещания. Вифлеемиты послушались своего патриарха. Во время причастия местный священник, отец Илья Панаиоти, ясно и разумно читал народу печатное поучение Иерусалимского патриарха Афанасия на арабском языке. Все арабы и арабки с детьми молча сидели на полу и слушали поучение с большим вниманием. Я ничего не понимал и потому всматривался в лица, наипаче женские. Вифлеемитянки статны, широкогруды, белолицы под черными волосами, чернооки, благообразны.

17, Суббота. Сегодня я договорил вышепомянутого о. Илью переписать для меня арабскую летопись Александрийского патриарха Евтихия, начиная от Александра Македонского, а не от Адама. Летопись эта доставлена мне в свое время.

23, Пятница. У меня болят глаза. В десятом часу пополуночи вифлеемиты скорым шагом пронесли на кладбище православного собрата своего усопшего. За гробом его шли арабки и что-то пели беспрерывно напевом, непечальным, вот так:

31, Суббота. – Aegrotus sum [Miser sum]²⁸¹.

Был у меня о. Хрисанф из Саввинского монастыря и, между прочим, поведал мне, что арабские рабы сего монастыря, по условию с нашей патриархией, обязаны доставлять ей черный камень из окрестности мечети Муса, что на пути к Иордану, за 6000 пиастров, из которых 4000 поступят в уплату податей их, а 2000 в раздел им за труды.

Август. 1, Воскресенье. После обеда иеромонах Феофан со студентами Соловьевым и Крыловым отправился в Иерусалим совершать службу Божию в тамошнем Екатерининском монастыре для русских черноризиц.

Получено мною письмо от попечителя бейрутского училища г. Трада. Просит денежного пособия на содержание сего училища.

Но Духовной Миссии нашей нечего дать ему. Ipsa enim miserrima est, miserisque succurrere non potest.²⁸²

2, Понедельник. Мне легче. Но зрение мое слабо.

5, Четверток. Мой верный, усердный и честный слуга Иван уехал в Иерусалим чистить Архангельский монастырь и приготовлять его в жилище нам.

Правый глаз мой болит. Quousque tandem?²⁸³

Вчера, около полудня, один вифлеемит католического вероисповедания, едучи верхом на лошади, подстрелил другого вифлеемита, – молодого единоверца своего, или по неосторожности, или из мести. Дробь прошла в бок и грудь. Подстреленный упал, а стрелец убежал и скрылся в вифлеемском доме франкского драгомана. Тотчас сделалась суматоха во всем Вифлееме. Все женщины взошли на кровли жилищ своих, и давай вопить по-своему. Родственники подстреленного прибежали в дом убийцы и жестоко изранили мягкие части брата его, который ничего не знал о случившемся. Подстреленный умер в пятом часу пополудни. Из Иерусалима, по требованию латинского монастыря, приехали в Вифлеем турецкие книгочии для исследования дела.

Подстреленный пред смертью своей просил всех, чтобы не мстили убийце, говоря, что он умертвил его не намеренно. Однако виноградник брата убийцы весь до корня был вырублен мстителями.

Сегодня в полдень было погребение убитого. Из своей кельи я слышал вопли женщин. Все вифлеемиты, – мужи, и жены, и дети присутствовали на похоронах.

У арабов есть общественность, но грозная, страшная.

6, Пятница. Я очень слаб силами от поста и бессонницы. Глаза мои болят.

Один вифлеемит возвратился из Яффы и поведал мне, что туда прибыл новый еллинский консул и что в Египте свирепствует холера. Ибрагим паша держит полки свои на кораблях для спасения их от сей заразы.

8, Воскресенье. Глаза мои видят немного лучше.

10, Вторник. С поваром моим греком хаджи Георгием послано мое письмо к Иерусалимскому патриарху Кириллу.

3. Ученые занятия мои и сотрудников моих.

Гостя в Вифлееме, у доброго митрополита Дионисия, несмотря на недуг в глазах моих и на слабость здоровья своего, посильно занимался ученым делом и, во-первых, рассмотрел греческие и арабские книги печатные и рукописные, какие только нашлись в митрополитанском доме, в Вифлеемском соборе и у местного священника о. Ильи Панаиота; во-вторых, исправлял русский перевод известных патриарших грамот об учреждении у нас Св. синода и приложенного к ним Вероисповедания, напечатанный в С.-Петербурге в 1838 году.

Из числа печатных книг греческих, отмечены мною, ради составления истории типографии греков в Венеции, следующие книги:

1. Παιδαγωγία πρὸς χρήσιν τῶν ποθούντων μανθάνειν γράμματα. Ἐν Βενετίᾳ. 1839.²⁸⁴ – Это – азбука с молитвами.

2. Псалтирь in 16°, издана в Венеции в 1839 г. В конце её напечатаны 9-ть песней Моисея, Анны, матери Самуила, отроков и проч.

3. Ὡρολόγιον τὸ Μέγα, περιέχον ἅπασαν τήν ἀνοίκουσαν αὐτῷ ἀκολουθίαν κατὰ τὴν τάξιν τῆς ἀνατολικῆς τοῦ Χριστοῦ ἐκκλησίας, καὶ ἐξαιρέτως τῶν ὑποκειμένων αὐτῇ εὐαγῶν μοναστηρίων. Διορθωθέν καὶ εἰς τρία μέρη διαιρεθὲν ὑπὸ Βαρθολομαίου Κουτλουμουσιανοῦ τοῦ Ἰμβρίου, ὐφ’ οὗ προσετέθη καὶ σύντομος ἱστορία πασῶν τῶν ἑορτῶν τοῦ ὅλου ἐνιαυτοῦ, καὶ πολλῶν τῶν τοῦ Μηνολογίου ἀγίων. Ἔκδοσις ἕκτη. Ἐν Βενετίᾳ. 1845, – то есть Часослов Великий, содержащий все подобающее ему последование по чину восточной Церкви Христовой и особенно находящихся в ней благоустроенных монастырей. Исправленный и на три части разделенный Варфоломеем Кутлумушцом с острова Имвроса. Им же присоединена и сокращенная история всех праздников круглого года и многих святых, указанных в Месяцеслове. Издание шестое. В Венеции 1845 г.

4. Греческое Евангелие, напечатанное в 1671 году в Венеции. Оно пожертвовано Вифлеему в сентябре 1680 года Матфеем агой, сыном протоспафаря Филиппескула из Угровлахии, но получено там уже в 1846 году, 13-го мая. Новехонько!

5. Στοιχειώδης ἱερὰ κατήχησις, περιέχουσα σύντομον διδασκαλίαν τῶν τριῶν θεολογικῶν ἀρετῶν· ἐν ᾗ προσετέθη καὶ παράρτημα περὶ σταυροῦ. Ἐν τῷ τῆς Κωνσταντινουπόλεως τυπογραφείῳ ˏαωλθˊ.

Συντεθέντα ὐπὸ Δημητριού Καλαβακίδου Μελενικίου, ὐπὸ δὲ τῆς κεντρικῆς ἐν Κωνσταντινουπόλει πνευματικῆς ἐπιτροπῆς θεωρηθέντα καὶ ἐγκριθέντα πρὸς κοινὴν χρήσιν τῆς ὀρθοδόξου νεολαίας, ἐκδοθέντα ἤδη πρῶτον ἀδείᾳ τοῦ παναγιωτάτου οἰκουμενικοῦ πατριάρχου ἡμῶν κυρίου Γρηγορίου τοῦ ςˊ· ˏαωλθˊ κατὰ Ἰούλιον, –то есть (Первоначальный) Священный Катехизис, содержащий сокращенное учение о трех богословских добродетелях с присовокупленной к нему статьей о кресте. В Константинопольской патриаршей типографии 1839 г.

Сочинен Дмитрием Калавакидом из Меленика, а рассмотрен и одобрен центральным в Константинополе церковным попечительством для общего употребления православным юношеством; издан же в первый раз с дозволения Всесвятейшего Вселенского Патриарха нашего господина Григория шестого в июле 1839 г.

6. Греческое Евангелие на пергаменте, в четвертую долю большого листа, написано в XI веке.

Из приложенного к нему месяцеслова видно, что оно принадлежало какой-либо церкви в Константинополе и, вероятно, Халкопратийской. Месяцеслов его списан мною и помещен в моем собрании древних месяцесловов. В этой рукописи содержатся две приписки:

Первая: Сие Евангелие переплетено руками вифлеемского митрополита Григория в 6942 (1454) году, июня 26, индикта 2, в Вифлееме. (Следовательно, оно принесено в Вифлеем ранее взятия Константинополя турками).

Вторая, в средине: Εἰς τὰ 1841, ἀπριλίου 25, ἦλθεν εἰς τὴν ἀγίαν Βηθλεέμ ὁ γνήσιος αὐτὸς ποιμὴν καὶ μητροπολίτης ἅγιος Βηθλεὲμ κύριος Διονύσιος Γῖανπολίτης Βούλγαρης, то есть: В 1841 году, 25 апреля, пришел в святой Вифлеем законный пастырь его и митрополит господин Дионисий янополитский²⁸⁵, болгарин.

7. Греческая рукопись содержит описание Китая.

Выметки.

Κεφαλ. ᾶ^ον.²⁸⁶

Ἡ βασιλεία τῶν κιταϊλίδων ἀρχήθη ἔτει ἀπὸ κτίσεως κόσμου ͵βχμβ, ἀπὸ ὁποῖον ἔτος ἕως τὢρα εἶναι ͵δφμε, πρὶν τῆς ἐνσαρκώσεως Χριστοῦ τοῦ Σωτῆρος ͵βωξε χρόνους. Πρὶν τοῦ καιροῦ ἐκείνου ἀγκαλὰ καὶ ἦτον ἡ αὐθεντεία τους, μ’ ὅλον τοῦτο οὁ ἴδιοι κιταϊλεῖς ὁμολογοῦσι, πῶς ὅσα ἦσαν προτήτερα, βέβαια δὲν τὰ ἔχον γραμμένα. Καὶ ἀπὸ ἐκεῖνον τὸν καιρὸν ἄρχήσαν νὰ βασιλεύουσι καὶ νὰ γράφουσι βιβλία. Καὶ ἐν πρώτοις γράφουσι πῶς εἶχαν ἑπτὰ βασιλεῖς· ἕνας κατόπι τοῦ ἄλλου μὲ θεληματικὴν ἐκλογὴν ἀπὸ τὸν λαόν. Καὶ ἐξουσιάζον αὐτοὶ χρόνους χξʹ ἕως τοὺς 2207 πρὶν τῆς τοῦ Σωτῆρος ἐνσαρκώσεως.

Ὕστερον δὲ τὸ διάλεγμα τῶν βασιλείων ἧτον κατὰ κληρονομιάν. Καὶ πρῶτος βασιλεὺς εἰς αὐτοὺς ἧτον διαλεγμένος ὀνόματι Ἤβας·ὁ ὁποῖος γενεαλογίαν του τὴν ἔβαλε καὶ ὠνόμασε Γηἄἄ (sic). Καὶ τέτοιας λόγης οἱ κληρονόμοι του ἐβασίλευσαν χρόνους 439, ἀπὸ ἔτος πρὶν τοῦ Σωτῆρος ͵βσξ ἕως τοὺς ͵αψξζ χρόνους. Καὶ τότε ἡ γενεαλογία ἐκείνη ἐτελειώθη καὶ ἀρχήθη ἄλλη γενεαλογία βασιλέως Ξανγά. Καὶ αὐτοὶ ἐβασίλευσαν χρόνους χμδʹ, ἕως τὴν τοῦ Χριστοῦ ἔλευσιν ͵αρκβ χρόνους.

Καὶ μετὰ ταῦτα ἔλαβε τὸ βασιλεῖον κάποι(ο)ς ὀνόματι Xεβὰ καὶ ἔσβεσε τὴν ἄνωθεν γενεαλογίαν καὶ ἔβαλε τὸ ἐδικόν του, καὶ ὠνόμασε κατὰ τὸ ὄνομα του Χεβά. Καὶ ἐτούτη ἡ γενεαλογία περισσοτέρα ὅλων, ἐβασίλευσε, διότι ἐξουσιάζον χρόνους ωνϛʹ, πρὶν τῆς ἐλεύσεως ͵αρκβ χρόνους, καὶ ἦσαν ἕως τοὺς σξϛʹ χρόνους πρὶν τῆς ἐλεύσεως.

Μετὰ δὲ τὴν τελείωσιν αὐτῆς τῆς γενεαλογίας ἀρχήθη ἄλλος ὀνόματι Τζήνα. Καὶ αὐτὸς τόσον ξʹ χρόνους ἐβασίλευσεν.

Ὕστερα δὲ ἀπ’ αὐτὸν ἐβάλθη ἄλλη γενεαλογία ὀνόματι Χάνα καὶ αὐτοὶ ἐβασίλευσαν χρόνους φλʹ ἕως μετὰ τὴν ἔλευσιν τοῦ Χριστοῦ σξδʹ χρόνους.

Καὶ μετὰ ταύτην (ἐβάλθη) ἄλλη γενεαλογία ὀνόματι Κῆν· ἡ ὁποῖα ἐξουσιάζε ρνεʹ χρόνους, ἕως μετὰ τὴν τοῦ Σωτῆρος ἔλευσιν χρόνους 419. Καὶ τότε πέντε βασιλεῖς ἅμα ἐσηκώθησαν, οἱ ὁποῖοι ἀνάμεσον τους μεγάλον πόλεμον ἔκαμαν, ἕως ὁποῦ ἕνας ἀπ’ αὐτοὺς τοὺς ἐνίκησεν ὅλους, καὶ ἔκαμεν καινούργιαν γενεαλογίαν καὶ ὠνόμασε Τανγά, οἱ ὁποῖοι ἐβασίλευσαν χρόνους ρλεʹ, ἕως μετὰ τὴν ἔλευσιν χιηʹ χρόνους. Καὶ πάλιν ἡ βασιλεία ἐχωρίσθη εἰς πολλὰ μέρη τῶν προδοτῶν, ἕως ὁποῦ ἕνας ἀπ’ αὐτοὺς ὅλους τοὺς ἐνίκησε, καὶ ἔκαμε τὴν γενεαλογίαν του καὶ τὴν ὠνόμασε Σουνγά· οἱ ὁποῖοι ἐβασίλευσαν χρόνους χξʹ ἕως μετὰ τὴν τοῦ Σωτῆρος ἔλευσιν χρόνους ͵ασοη, καὶ ἐκεῖνον τὸν καιρὸν αὐτὴ ἡ γενεαλογία εἰς μεγάλον πλοῦτον ἦτον καὶ δύναμιν. Ὅμως μὲ τὸ θέλημα τοῦ Θεοῦ καλμῖκοι, καὶ μουνγάλοι, καὶ τατάροι, καὶ μετ’ αὐτοὺς ὁ ἔνδοξος Τζηγγὴς-χάνης, ἀπὸ τὴν ὁποίαν γενεαλογίαν κατάγεται ὁ Τζουρτὶν-χάν, καὶ ἁγίου τασά (sic) καὶ ἄλλοι ἐσυμμαζώχθησαν μὲ μεγάλον στράτευμα, καὶ ἦλθαν καὶ ἐνίκησαν ὅλην τὴν αὐθεντείαν τῶν Κιταϊλίων, καὶ τὴν γενεαλογίαν τοῦ Σουνγὰ ἐκατέσβησαν, καὶ ἐδικήν τους καινουργιαν ἔκαμαν, καὶ τὴν ὠνόμασαν Ἰουβενοῦ. Καὶ ἐξουσιάζον οἱ καλμῖκοι τόσον φοʹ χρόνους, διότι ἕως τοὺς ͵ατξη χρόνους μετὰ τὴν τοῦ Σωτῆρος (ἔλευσιν), καὶ τότε ἐν πρώτοις οἱ κιταϊλεῖς ἀρχήνησαν νὰ στρατεύωνται, καὶ νὰ ἐξουσιάζωνται ἀπὸ τοὺς ἀλλοφύλους.

Καὶ μετὰ τοῦτον μὲ τὰ καλμίκα τὰ στρατεύματα ἦλθεν εἰς τὸ Κιτάϊ κάποιος Βενετζιανὸς Μάρκος Παῦλος, ὁ ὁποῖος ἀπὸ τὴν Κωνσταντινούπολιν εἰς τὴν Περσίαν μετὰ τὰ καράβια ἔρχονται (sic) καὶ ἀπὸ τὴν Περσίαν διὰ ξυρᾶς εἰς Κιτάϊ, καὶ ἐκεῖνος ἐν πρώτοις ἔγραψε τὸ βιβλίον διὰ τὸ Κιτάϊ...

Μετὰ δὲ τοῦτο οἱ κιταϊλεῖς βλέποντες, πῶς οἱ καλμῖκοι ἀλησμόνησαν τάς ἀνδραγαθίας των, πάλιν ἐσυμμαζωχθήκασι καὶ ἀπεδίωξαν ὅλους ἔξω ἀπὸ τὸ Κιτάϊ, καὶ πάλιν ἐδιάλεξαν ἐδικόν τους βασιλέα καὶ ὠνόμασαν τὴν γενεαλογίαν Ταημήγγα. Καὶ ἐκείνη ἡ γενεαλογία ἐξουσιάζε χρόνους σοζʹ, ἕως τοὺς ͵αχμδ ἀπὸ Χριστοῦ, δηλαδή ἕως τοὺς καιρούς μας. Ἀμμὴ τὤρᾳ πλέον παρὰ χʹ χρόνους, ἀφ’ οὗ ἐφάνηκαν διάφοροι ἀποστάται εἰς τὸ βασιλεῖον τῶν Κιταϊλίων καὶ ἐδιαμοίρασαν τὸ βασιλεῖον, καὶ τὸ κατερρήμαζαν εἰς μέρη διάφορα· οἱ τῆς ἀνατολῆς τῆς Μουγγαλίας τατάροι οἱ γιούκι ἐσυκώθησαν, οἱ ὁποῖοι κατοικοῦσιν ὁπίσω ἀπὸ τὸ τεῖχος τὸ μεγάλον πρὸς τὴν ἀνατολήν, ἔθνος μικρὸν καὶ ἀγνώριστόν, εἰς τοὺς ὁποίους οὔτε χάνης ἦτον· λέγονται ἀπ’ ἐκείνους ζουρδζὴ ἠγοῦν ἀλιεῖς, καὶ ἀπὸ τοὺς ἐδικούς μας δζόντζεροι καὶ αὐτοὶ μὲ ληστρικὸν τρόπον, ὁ παπποὺς τοῦ νῦν χάνη, τὸν χειμῶνα εἰς τὶν ποταμὶὸν Πύλοτα, ἐκεῖθεν ἀπὸ τὸ τεῖχος τὸ μεγάλον ἐδιάβηκαν καὶ μετὰ πολλοὺς πολέμους καὶ τοὺς κιταϊλεῖς, σχεδὸν καὶ ὅλον τους τὸ βασιλεῖον τὸ ἐξουσιάζουν καὶ ὡς τὤρᾳ, καὶ αὐθεντοῦσιν ἐκεῖνοι, ὁποῦ ἀπὸ ἡμᾶς καὶ ἀπὸ τοὺς μουγγάλους, καὶ ἀπὸ τοὺς καλμίκους, καὶ ἀπὸ τοὺς μπουχάρους κράζονται Μπογδόνικοι, καὶ έκεῖνο τὸ ὄνομα καὶ αὐτοὶ οἱ ἴδιοι δὲν τὸ ἠξεύρουσαν, ἀπὸ τί ἀρχήνησε. Διότι εἰς τὸ βασιλεῖον μας, ὅταν ἐρώτησαν διὰ ποῖαν ἀφορμὴν τοὺς κράζομεν Μπογδιχάνι· ἀπὸ τὸ γένος αὐτονῶν ὁ ᾶς τοῦ Κιτάϊ χὰν ἐγίνη, πατὴρ τοῦ νῦν Μπογδιχάν, ὀνόματι Ξαιχεή, καὶ ἐκεῖνος κατὰ τὴν συνήθειαν τοῦ Κιτάϊ ἔκαμε νέαν τὴν γενεαλογίαν του, καὶ τὴν ὠνόμασε Ταντζίνγα· ἡ ὁποῖα ὡς τὴν σήμερον βασιλεύει τοῦ Κιτάϊ.

Ἀμμὴ διατὶ ἀφορμὴν ἄρχησεν ὁ πόλεμος μὲ τοὺς κιταϊλεῖς, καὶ τὶ λογῆς πολέμους ἔκαμαν καὶ πῶς ἐξουσιάζον τὸ Κιτάϊ, αὐτὸ εἶναι γραμμένον εἰς ἄλλο βιβλίον περὶ πολέμου τῶν τατάρων.

Скудна моя жатва с нивы греческой. Обильнее её жатва с нивы арабской. Снять ее помог мне о. Илья Панаиоти, умный, любознательный, хорошо владеющий языком новогреческим и учившийся у нас по-русски.

До поездки в Вифлеем я почти ничего не знал об арабских переводах Св. Писания и церковных книг. Из немецких введений в Св. Писание Н(ового) Завета Гуга 1826 г.²⁸⁷ и Де Ветте 1833 г.²⁸⁸ мне известно было о сем предмете только вот что. Иоанн Севильский, епископ в Испании, живший в половине VIII века, первый из известных по времени и имени переводчиков арабских перевел Св. Писание с латинского на арабский язык для душевной пользы христиан, тогда уже непонимавших глаголания латинского. Потом появлялись подобные переводы с наречий сирийского, коптского и греческого. Издал их Ерпений. В Сирской Антиохии перевел Псалтирь по-арабски с греческого Абдалла ибн ал-Фауль ранее XII столетия. Сей недостаток ведения моего неожиданно восполнен был в Вифлееме, о чем и начинаю речь свою.

О. Илья Панаиоти первее всего познакомил меня с двумя арабскими достоуважаемыми им переводчиками: с Абдаллой ибн ель-Фаделем и хури-Масаадом Нэ́шу. Первый родом антиохиец, саном диакон, жил за 1000 лет назад (впоследствии я узнал, что он умер в 1056 году, в глубокой старости) и перевел на арабский язык Шестоднев Иоанна Златоустого и творения Исаака Сирина; второй жил в Каире и занимался переводами в 1740 году.

Потом с помощью того же Панаиота рассмотрены и описаны были мною следующие арабские рукописи и печатные книги.

Рукописи.

1. Евангелие на бумаге, написано в городе Алеппо псалтом Гавриилом, сыном Иакова Швеца, и пожертвовано алеппским купцом Саа́де и женой его Феклой в святой Вифлеем в святительство алеппского митрополита Мелетия, вифлеемского митрополита Афанасия и Иерусалимского патриарха Паисия в 7153 (1645) году от Адама, 15 февраля, а переплетено 16 июля 1713 года.

2. Служебник на бумаге, содержит вечерню, утреню и литургии Василия Великого, Иоанна Златоустого и Григория Двоеслова на сирском языке с переводом арабским. Нет ни начала, ни конца. В литургиях Златоустого и Василия положено пред освящением даров произносить тайно моления: Господи, Иже Пресвятого Твоего Духа... Сердце чисто созижди во мне, Боже... Не отвержи мене от лица Твоего... Диакон возглашает: Со страхом Божиим и верою приступите (любовию не прибавлено).

3. Εὐχολόγιον, – Требник на бумаге, переведен с греческого алеппским митрополитом Мелетием в 1633 г.

Начало: Εὐχαριστῶ τὸν Θεόν, τὸν ὁδηγήσαντα τοὺς πιστοὺς εἰς τὸν δρόμον τῆς ἀληθείας, καὶ τὸν ἐλευθερόσαντα ἀπὸ τὸ σκοτός τῆς ἀσεβείας..., т. е. Благодарю Бога, приведшего верных на путь истины и освободившего от мрака нечестия. Далее говорится о пастырях, о дарованиях, уделяемых им от Бога, и о семи таинствах. Затем поведано, что св. отцы учредили чины богослужения в 116 главах. Этих глав не было в арабском Требнике, и «я, – говорит Мелетий, – постарался – перевел их с греческого языка на арабский» в 1633 году. Этим же митрополитом переведены по-арабски следующие молитвы, взятые им из какого-то древнего Евхологиона греческого: 1. молитва об освящении креста, 2. 3. 4. молитвы об освящении икон, дискоса и потира и церковных одежд, 5. молитва о посвящении иерея в сан духовника (Дальнейшие листы рукописи утрачены).

4. Шестоднев Св. Иоанна Златоустого на бумаге, переведен (Абдаллой) ибн Фаделем.

5. Творения Св. Исаака Сирина, на бумаге, переведены им же.

6. Лествица преподобного Иоанна Лествичника у о. Илии Панаиота.

7. Номоканон, на бумаге, дан Вифлеемскому монастырю Иерусалимским патриархом Мелетием в 1733 году, 22 января. Нет ни конца, ни имени переводчика, ни года появления этой рукописи. В главе первой говорится о духовнике, во второй об исповеди, в 3-й о гордости, в 4-й о(б) убийстве, в 5-й о разных видах сего греха; напр.: жена убивает своего младенца; солдат убивает неприятеля в сражении с ним. Итак, эта рукопись есть только часть Номоканона, в которой излагается учение об исповеди.

8. Слово хури Масаада Дамаскинца об истинности православно-кафолической церкви против латин. Отец Илия имеет у себя это Слово и хвалит его, называя пробным камнем истины.

Печатные книги

1. Профитолог переведен и напечатан в Алеппо.

2. Псалтирь, – Кита́б иль-Зибу́р, в первый раз напечатана в Бейруте 21 мая 1752 года во дни Всесвятейшего кир-кир Сильвестра, патриарха Антиохийского, под надзором достопочтенного епитропа его, шеха Юнеса Николая. В начале её напечатано краткое поучение христианам о кресте, о символе веры и (о) десяти заповедях, о семи таинствах, Богородице, Дево, радуйся, о семи заповедях церковных, об евангельских советах и совершеннейшем житии, т. е. о произвольной нищете и проч., о семи дарах Духа Святаго, о трех богословских добродетелях: вере, надежде и любви и о других добродетелях, напр.: о целомудрии, о семи делах милосердия по отношению к телу и о семи по отношению к душе, о девяти блаженствах, о прародительском грехе, о семи смертных грехах, о семи добродетелях, противоположных этим грехам, о шести грехах против Духа Святаго, о четырех грехах, вопиющих на небо. За сим следует краткое предисловие к Псалтири, в котором между прочим изложено вот что: «Софроний митрополит Птолемаидский (сен-жан д’акрский), когда его спросил иерей хури Иосиф Мерк, триполит, надсмотрщик над типографией, правильна ли рукопись Псалтири, поступившая в типографию Бейрута и согласна ли с переводом Псалтири, который сделал блаженной памяти шаммас (диакон) Абдалла ибн ель-Фадель Антиохиец, отвечал, что он, рассмотревши рукопись, нашел в ней ошибки в некоторых словах, ошибки переписчика, произшедшие от маловедения его». После сего говорится, что Софроний, движимый ревностью, исправил все ошибки, сносясь с подлинником греческим, и что в этом исправлении участвовал вместе с ним логофет Антиохийского престола, Илья Фахр.

ΝΒ. Сия печатная Псалтирь принадлежит одному православному христианину в Иерусалиме. А показал ее мне и предисловие переводил о. Илья Панаиоти. [Он же видал и Часослов Малый, напечатанный в Бейруте по-арабски].

3. Евангелие, в малый лист, напечатано в Яссах иждивением «славного Даниила» (Антиох(ийского) патриарха? [святительствовавшего с] 1767 [по] 179?). Выходный лист потерян. На нынешнем первом листе читается троестишие.

Σωτήριον κὀσμοιό γ' ὤπασε βίβλον

Ἐαῖς δαπάναις κλεινὸς οὖν Δανιήλος

Ἔχουσιν αἶαν εὐσεβῶς ἀραβίαν.

Спасительную для мира книгу издал

Своим иждивением славный Даниил

Для православных, населяющих злополучную Аравию.

4. Книга трех божественных литургий с иными необходимыми молитвами в первый раз напечатана на языках еллинском и арабском по просьбе бывшего патриарха антиохийского Афанасия, иждивением угровлахийского господаря Константина Бассарабы в святительство Угровлахийского митрополита Феодосия в обители Пресвятой Богородицы, называемой Сняго́ву, в 1701 году, рукой иеромонаха Анфима Ивирита²⁸⁹.

За этим заглавием следуют: а. похвала в стихах господарю Бассарабе, сочиненных врачом Иоанном Комниным²⁹⁰, б. прошение вышеназванного патриарха, поданное сему же господарю в январе 1701 года о напечатании литургии по-еллински и арабски и в. его же уведомление всех арабских священников о даровой раздаче им оных литургий и о том, чтобы они молили Бога о здравии и спасении господаря.

5. Часослов, – Ὡρολόγιον на греческом и арабском языке напечатан в Снягове же тотчас по выходе в свет оных трех литургий, по просьбе того же патриарха Афанасия, иждивением того же господаря Бассарабы²⁹¹, а пожертвован святому Вифлеему уже в 1784 году, 20 марта, Муслехом Фегэдим вифлеемитом.

В самом начале арабского текста, после греко-арабского предисловия, напечатано красным чернилом, что «сей Часослов переведен был Антиохийским патриархом Евфимием, уроженцем города Хамы (Епифании), когда он был еще митрополитом алеппским». А пред самым предисловием помещен (следующий) весьма красивый герб угровлахийского господаря Константина Бассарабы воеводы.

Рис. 16. Герб воеводы Константина Бассарабы.

Χάρις σοὶ Χριστὲ πανσθενὴς Θεοῦ Λόγε,

Ἀεὶ ταμείων ἔκ γε σῆς ὃς προμμάχους

Τρανῶς προνοίας ἐξάγεις σωτηρίας.

Благословение тебе, Христе всесильный, Слове Бога,

Всегда изводящему из сокровищниц твоего

Спасительного провидения доблиих воевод²⁹².

После этой картинки напечатаны: а. стихи в похвалу господаря Бассарабы, сочиненные врачом Иоанном Комниным; б. прошение Антиохийского патриарха Афанасия о напечатании Часослова по-арабски и гречески; и в. уведомление церквей и монастырей о даровой раздаче им этой церковной книги и о том, чтобы в них возносимы были теплые молитвы о здравии и спасении господаря Иоанна Бассарабы.

6) Κυριακοδρόμιον, – Китаб иль-Мауаёз иль-шариф иля-Атанасиос. Это – сборник проповедей Иерусалимского патриарха Афанасия II, святительствовавшего в 1236 году, в воскресные и праздничные дни. Сии проповеди в первый раз напечатаны были по-арабски в городе Алеппо иерусалимским патриархом Хрисанфом в 1711 году после того, как одобрили их современные ему антиохийские патриархи Афанасий и Кирилл, как знатоки арабской словесности. А напечатаны они для даровой раздачи арабским церквам и для чтения их в праздники²⁹³.

7. Κριτὴς τῆς ἀληθείας, – Судия истины Иерусалимского патриарха Нектария против латин на арабском языке. Эта книга напечатана в Яссах 13-го июля 1746 года в 1500 экземплярах в монастыре Св. Саввы Антиохийским патриархом Сильвестром, который приехал в Яссы в 1745 году. А переведена она была с греческой книги хури Масаадом дамаскинцем в Каире. В конце оной книги помещено длинное письмо в стихах о непогрешимости папы. Оно написано врачом Евстратием Аргенти, уроженцем с острова Хиоса, а переведено по-арабски оным же Масаадом Нэшу в Каире в 1740 году.

8. Книга Евстратия Аргенти, в 230 страниц, о евхаристии в опровержение латино-римского учения о сем таинстве (κατὰ ἀζύμων), переведена по-арабски хури Масаадом Нэшу в 1740 году в Каире, а напечатана в Яссах 25 февраля 1747 года в монастыре Св. Саввы, попечением Антиохийского патриарха Сильвестра в количестве 1000 экземпляров. В арабском предисловии к этой книге, между прочим, упомянуто, что переведены и напечатаны по-арабски еще следующие сочинения Аргентия:

1. Περὶ τῆς ὕλης τοῦ μυστηρίου294.	295
2. О пресуществлении хлеба и вина не чрез слова Спасителя: Приимите ядите... Пийте...296	297
298

9. Πέτρα σκανδάλου, Камень соблазна, 1727 года, напечатана в Алеппо²⁹⁹.

10. Изъяснение Псалтири на арабском языке сочинено скифопольским митрополитом Анфимом в 1787 году, а напечатано в 1791 году, 14 ноября, в Вене, когда сей Анфим был уже патриархом Иерусалимским. Фолиант с портретом сего патриарха.

Infra scriptus testor, in presenti arabico manuscripto contineri 1^mo praefationem authoris, in qua rationem reddit, cur presentem versionem instituerit (чтобы арабы понимали Псалтирь, не зевали во время чтения её и умели бы отвечать еретикам), 2° prologum S. Athanasii in psalmos, 3° 150 psalmos juxta versionem graecam septuaginta interpretum cum commentario, ita ut cuique versiculo subjecta sit brevis expositio juxta mentem antiquorum ecclesiae patrum. Wiennae. 14 novembr. 1791. Bernardus de Jenisch³⁰⁰.

11. Firma manductio ad veram Fidem. – Твердое руководство к истинной вере Иерусалимского патриарха Анфима на арабском языке, напечатано в Вене 15 мая 1792 года³⁰¹.

Эта книга в большой лист, содержит в себе учение о Боге, о творении мира, о провидении Божием, о воплощении Сына Божия. Анфим написал ее, когда был еще митрополитом скифопольским. К ней присоединен портрет его.

Firma manductio ad veram Fidem tradit orientalibus christianis Religionis et Ethices principia, et est divisa in 5 partes: opus ob eruditionis et linguae arabicae elegantiam omni laude dignum. Imprimatur. Hoffinger secretarius³⁰².

12. О. Илия Панаиоти говорил мне, что есть сокращенный Часослов на одном арабском языке, изданный Антиохийским патриархом Сильвестром.

Кстати отмечаю памяти ради, что отец Илья, кроме того, что ознакомил меня с арабскими рукописями и книгами, какие нашлись в Вифлееме, по моей просьбе, сходил в Ильинский монастырь, списал там арабскую надпись на гробнице вифлеемского епископа Илии и перевел ее для меня по-гречески. Вот что гласит эта надпись:

Этот епископ скончался в 1345 году от Рождества Христова. Следовательно, от кончины его до 1848 года прошло 503 года. Тогда еще существовали пустынные монастыри в области Иерусалимского патриархата.

Отправляясь в Вифлеем, я взял с собой известные у нас патриаршие грамоты об учреждении Св. синода с приложением к ним православного исповедания восточно-кафолической церкви в греческом подлиннике (1840 г.) и в русском переводе их (1838 г.), дабы удостовериться в точном сходстве того и другого. И что же? Нашел наш перевод их неточным во многих и многих местах и приступил к исправлению его, но исправил кроме грамот только шестнадцать определений (ὅρος) вероисповедания, отложив остальное исправление до другого, более досужего времени³⁰³.

Кроме всех этих занятий я пересматривал и исправлял переводы состоящих при мне лиц³⁰⁴.

Август. 14, Суббота. Сегодня перед вечерней все мы выехали из Вифлеема в Иерусалим. Со мной прибыл сюда и недуг моих ясных очей.

VI. Пребывание в Иерусалиме.

Август. 16, Понедельник. Я живу в Св. Граде, держу в руках своих перо и первее всего пишу о водворении нашей духовной миссии в Архангельском монастыре.

В одиннадцатом часу дня я ходил к патриарху Кириллу и просил его благословить нас переместиться в названный монастырь. Он благосклонно выслушал эту просьбу мою и объявил мне, что благословение на это будет дано им и всем Священным синодом его после вечерни, к которой и пригласил нас.

Настал час вечерни. Все мы отправились в патриаршую церковь Константина и Елены и там выслушали [вечерние] уставные молитвы. По окончании их митрополит Петры-Аравийской Мелетий, архиепископ газский Филимон, архиепископ неаполийский Самуил, архиепископ севастийский Фаддей, два синодальные архимандрита, делопроизводитель архимандрит Никифор, я и мои, все мы пошли к патриарху в его покои. Здесь его блаженство объявил синоду своему, что мы сегодня переходим [жить] в Архангельский монастырь [который отдается нам в заведование] и будем жить в нем и совершать богослужение на родном нам наречии, но не хозяйствовать, (чего я не домогался). Последовали общие благословения, благожелания и извинения в недостатках. «Постепенно будет устроено все надобное для вашего спокойствия», – говорили владыки.

Рис. 17. Архангельский монастырь в Иерусалиме.

Я [со своими] благодарил их, как мог, за радушный прием [нас] и за помещение нас в наилучшем монастыре Св. Града и, приняв их благословение, водворился в данной нам святой обители.

17, Вторник. В шесть часов пополуночи совершено было мною освящение воды и отслужена божественная литургия с благодарным молебном и возглашением многолетия нашему царю, Св. синоду и Иерусалимскому патриарху.

Как же разместились мы в Архангельской обители?

Разместились так, как показаны горницы наши на приложенном к сей книге моей плане верхнего этажа: я в пяти комнатах с двумя коридорцами при них на северной линии [стороне] от церковного купола, иеромонах Феофан и переводчик – на западной линии, студент Крылов, смежно с приемной горницей на южной линии от купола, студент Соловьев в северо-западном углу обители, в трех клетях, из которых одна видом своим походит на рояль, мой слуга Иван – смежно с Соловьевым на западной линии. В нижнем этаже, под приемной горницей, была устроена наша столовая и около нее – кухня с помещением для повара, а под жильем переводчика и иеромонаха сбережены две комнаты для иеродиакона и гостя дорогого. Остальные кельи в нижнем этаже назначены были для русских поклонников духовного звания³⁰⁵. Таково наше помещение! Тесное, низкое, убогое, душное! Без печей, но с оконницами!

Фототипия А.И. Вильборг

Рис. П. Соловьев.

Рис. 18. Архангельский монастырь в Иерусалиме.

Порядок нашей жизни однажды навсегда установлен был мною такой.

Богослужение в одни воскресные и праздничные дни совершаемо было нами на церковно-славянском языке по церковному уставу чинно и применительно к греческому обряду, так что обедня начиналась очень рано; в начале её петы были целые псалмы Благослови и Хвали душе моя Господа³⁰⁶, а на великом выходе, при соборном служении, произносим был возглас: Всех вас да помянет Господь Бог во Царствии Своем, сперва на северной стороне церкви, потом на западной и южной и, наконец, в середине её молитвенно воспоминаемы были благочестивейший государь со всем семейством его, Св. синод наш и патриарх иерусалимский. Так как местные христиане, чествуя икону архангела Михаила в занятом нами монастыре, обыкли по понедельникам слушать обедню на родном языке, то сей обычай не только был поддержан, но еще обращен в повод к утешению их выдачей жалованья (34 р. в год) арабскому причту и допущением благовеста в монастырский колокол, чего с давних времен не сподоблялись наши единоверцы в Иерусалиме.

Природная склонность моя к порядку и приличию, поддерживаемая памятованием апостольской заповеди пресвитеру, – добре правити домом своим³⁰⁷, отражалась в домашнем быту нашем. Все наши кельи, столовая, приемная, горница и все службы снабжены были необходимыми вещами и убраны были пристойно и скромно. А бережливость при частой поверке целости всех вещей и при строгом наказе всем и даже слугам платить их стоимость в случае утраты или повреждения их, сохраняло все имущество миссии без ущерба. Все наемные служители у нас были православные арабы из честных семейств. Каждому из них назначено было свое дело и в свое время, в предотвращение замешательств и ссор между ними. Достаточное жалованье им, обхождение с ними, как с домочадцами, а не как с рабами, и порядок в хозяйстве удерживали их при миссии и они служили нам верно, честно и con amore, – с любовью.

Общее чаепитие в приемной горнице, общий завтрак и общая нескудная трапеза в столовой с виноградным вином, выписываемым из Марселя, предлагаемы были в определенные часы с молитвами. Все являлись к нарядному столу в пристойных одеждах. Насыщение тела соединялось с питанием души. Во время чаепития, завтрака и обеда всегда шли ученые разговоры на языках арабском, греческом и французском, так что гостиная горница или столовая служила школой языкознания и разнообразного ведения. Что касается до гостеприимства, то оно согласовалось с местными обычаями и обстоятельствами. Редко мы давали званые обеды. Но нередко разделяли с нами трапезу греки, арабы, сириане, копты, англичане и русские поклонники.

Дверь моей кельи всегда была растворена настежь в точном смысле этого слова. Но я принимал всех приходящих ко мне, обыкновеннее, в три часа пополудни, дабы утреннее и предобеденное время не пропадало для науки и монашеского безмолвия и дабы в минуты отдыха от занятий можно было спокойнее, вежливее и с пользой беседовать со своими, с гостями, или с просителями. Исключение из сего правила было сделано только для иерусалимских владык и европейских консулов, но и они уважали это правило мое и сообразовались с ним.

Денежное жалованье все мы получали в свои руки и клали в свои карманы. А так как некуда было тратить его по причине строгого общежития, то у каждого из нас оставались значительные сбережения пенязей [денег]. Я выписывал из Европы очень много книг, но за всем тем не был беден.

Степенности нашего жития способствовали ученые занятия.

18, Середа. Утром патриарх Кирилл прислал ко мне своего эконома спросить, что и что нам нужно. Я ответил: нам нужны [доставьте нам]: масло коровье и деревянное, рис, угли, дрова, и диван и шкаф в комнату, назначенную для переводчика и учителя арабского языка. Все это было доставлено нам и изготовлено.

Сегодня вычищена и вымыта наша монастырская церковь. В паперти её оказалось много мусора и пыли, а под стоялами, – στασίδια, жила змея, которую мои люди убили.

21, Суббота. Отцы Саввинской обители прислали мне на новоселье хлеб-соль и виноградное вино. Спаси их Бог.

22, Воскресенье. Здешние арабские священники и учители приходили поздравлять меня с новосельем. Но я не мог принять их с завязанными глазами.

24, Вторник. Был у меня филадельфийский епископ Иоанникий. Я едва-едва упросил его написать свое имя и титул, кои помещаю здесь памяти ради.

По заверению его, предместниками его были Фаддей, ныне архиепископ севастийский, а пред ним – Дионисий, – ныне вифлеемский, пред этим же Прокопий, скончавшийся.

25, Середа. Нанят для услуг в кухне и в комнатах студентов здешний православный христианин Юсеф, 19-тилетний, за 50 пиастров в месяц.

31, Вторник. Русская монахиня Улита, бывшая игуменья Екатерининского монастыря в Иерусалиме, прислала мне на новоселье образ Св. Нила Столбенского. На обороте его написано на тафте: «Сей образ из Ниловой пустыни поднесен Великой Княжне Елисавете Алексеевне 1801. – Пожалован Государынею Елисаветою Алексеевной 1807 года полковнице Марфе Булыгиной. В 1840 году пожертвован ко Гробу Господню».

Сентябрь. 4, Суббота. Беру в руки другое перо [для описания других предметов] и пишу им [кое-что] иное.

Сегодня приготовлены [написаны] мною нашему посланнику В. П. Титову четыре подробные извещения о водворении нашей миссии в Архангельском монастыре и прошение о дозволении мне приехать в Константинополь для лечения недужных глаз моих³⁰⁸.

7, Вторник. Глаза мои тяжки; надобно полечить их в Бейруте или Царьграде.

Сегодня я письмом просил главного святогробского грамматикоса монаха Анфима посылать к нам сына повара нашего, малолетнего Ставри, учиться русскому языку. –

Jettez cette étincelette parmi mes élèves. Vous êtes sage et juste: Vous accomplissez donc votre promesse³⁰⁹. Даровитый белокуренький мальчуган учился у нас.

10, Пятница. Патриарх прислал в мой монастырь афонских монахов, пришедших на поклонение Гробу Господню.

14, Вторник. Был у нас русский монах о. Савва, давно спасающийся в монастыре Св. Саввы Освященного. От него мы узнали вот что. В Иордане водится рыба большой величины. По сю сторону этой реки бродит много диких свиней. Их никто не бьет. Они робки. В Саввинском монастыре казначей Св. Гроба на свой счет отделал помещение у северной стороны соборного храма и над ним построил четыре кельи.

От о. Саввы мы слышали пословицу:

Копна с поля возится,

Шуба с кафтаном свидится.

19, Воскресенье. В четыре часа пополудни я с отцом Феофаном посетил патриарха Кирилла. Мы застали его одного в гостиной горнице. Сначала была речь о глазной болезни моей. В этот раз я объяснял ее действием луны, проникавшей в мою спальню и светившей прямо в глаза, из которых правый у меня бывает полуоткрыт в часы сна и это мнение свое основывал на словах Давида: во дни солнце не ожжет тебе и луна нощию³¹⁰. Ибо, по заверению толковников Псалтири, луна в Палестине производит жгучую боль в глазах. Патриарх согласился с этим мнением моим, а на вопрос мой о здоровье его ответил, что он здоров, но беспокоится и скорбит об угрожающей кафедре его нищете от неполучения доходов с имений, принадлежащих Гробу Господню в Валахии и Молдавии.

– Днем и ночью, – говорил он, – я думаю, беспокоюсь и боюсь, как бы мы не пришли в прежнее несчастное состояние и как бы не надеть нам торбы на спину и не пойти по миру. Но кто и где подаст нам милостыню? Российскую державу просить нам запрещено; валахи и молдованы лишают нас насущного хлеба; Великая церковь Константинопольская не дозволяет нам повального сбора подаяний. Это решение её жестоко. Кто вправе запретить христианам жертвовать Гробу Господню, кто что может? Все мы подали прошение Порте о продолжении [поддержании] неприкосновенности наших имений в княжествах; она не ответила нам. Подали прошение российскому посольству о том же; оно не ответило. Повторили прошения. Ответов нет.

– Что касается российского посланника, – сказал я, – то он не может решить ваше дело без указаний с Севера.

– Знаю это, – говорил патриарх, – и недоумеваю, что будет с Гробом Господним и с прочими Святыми местами и монастырями. Деньги нам нужны. Дорого обходится содержание храма и монастыря нашего, дорого стоит ежедневная раздача хлеба и теплого варева здешним бедным семействам. Я во время посещения церквей палестинских издержал более 200 000 пиастров. Тяжба с франками за похищенную звезду и за кладбище в Вифлееме и за Голгофское дело стоила нам 200 000 пиастров. Починки в монастырях и церквах требуют расходов. Арабы домогаются уплаты за них податей.

– Я надеюсь, что Бог вас не оставит.

– Одна надежда на Бога, – проговорил патриарх и переменил речь. – Австрия еще не сладилась с Италией. Итальянцы просили у папы посредничества, но он медлит. Во Франции продолжается борьба партий. А в Валахии и Молдавии турки в числе 30 000 стоят лагерем; там же и русские войска.

– Когда успокоятся княжества, – сказал я, – тогда займутся и делом об имениях церковных. Я уверен, что Россия поддержит Гроб Господень. А теперь недоумеваю, как молдавский господарь Стурдза решился отнимать имения у Святых мест.

– Он увидел успех господаря Бибеска и стал подражать ему. После того, как провозгласили меня патриархом, я писал к нему и величал его защитником и покровителем Св. мест. Он отвечал мне, как духовное чадо. Во второй раз я писал к нему и, извещая его о нашем синодальном решении служить литургию и совершать поминовение родителей его, в день именин его, в монастыре архангела Михаила, просил его прислать нам помянник. Он прислал эту книжицу и собственноручным письмом благодарил меня за пастырское попечение о спасении души его и родителей его. Таким образом, мы были успокоены. Но вдруг князь переменился и вот уже с год не высылает нам доходов с наших имений. Этого мало. Он выдумал странное дело: просил меня письмом, чтобы я прислал ему синодальное удостоверение, с именными печатями членов Синода, что все мы довольны милостивыми распоряжениями его касательно святогробских имений. Это удостоверение он послал бы российскому государю. Я обдумал это дело и, прозрев хитрость и сети ловчи, ответил ему, что нам воспрещено утруждать письмами государя Николая, и потому мы не смеем послать испрашиваемое удостоверение.

Это известие патриарха удивило меня и я обмолвился: «Какое коварство! И от кого? От православного князя, которому стыдно и грешно лукавить пред патриархом!»

Наше собеседование кончилось моей просьбой отдать просторную [большую, праздную] келью в женской обители Большой Панагии русской монахине Анне за 3 000 пиастров и согласием его на мою просьбу с уступкой ей сей кельи за половинную цену.

20, Понедельник. Ежели Святые места лишатся своих имений в княжествах, то более всех обеднеют [пострадают] Синай и Афон, потому что туда мало кто ходит молиться. А Гроб Господень не останется без поклонников и без их приношений.

Удивляет меня безрассудство бояр валахских и молдавских. Отнимая имения у церкви Божией, они роют бездну под своими ногами. Ведь, духовенство не преминет внушать народам, что ежели церковные имения не священны и прикосновенны, то боярские тем паче. Крестьяне обрабатывают земли бояр, пусть они и разделят их между собой, а бояре пусть кормятся [живут] своими трудами. Князи и бояре, лишая церковь имений, вводят раздел между нею и государством. Хорошо! Пусть они ставят [утверждают] средостение между ними. Но мы, духовные, проклянем их, останемся в союзе с народом и будем читать ему Les paroles d’un croyant et livre du peuple³¹¹ аббата Ламеннэ. Тогда братство исчезнет с лица земли, унесенное в вечность потоками крови его, а церковь и духовенство останутся у народов, которые могут жить [благополучнее] без бояр, но не могут существовать без религии. Sic! – Во Франции сила отняла имения у церкви, зато коммунизм угрожает тамошним владельцам и богачам полным разорением. А где там король, князи, бояре? Дворники метлами метут их короны и шляпы. Netoyage en grand!³¹²

Монахине Анне, будущей просфирне нашей, я дал 3000 пиастров. А она отдала их патриарху.

21, Вторник. Утром я был у петроаравийского митрополита Мелетия и слышал от него новости. Вчера он ходил к сардинскому консулу поздравлять короля его с днем ангела. В заиорданском городе Караке, в строящейся церкви Св. Георгия, упал потолок (θόλος) в прошлом июне месяце. А строится она на новом купленном месте. С нею будут соединены приходское училище и кладбище. Старая же церковь, развалившаяся, находится в магометанской части города, далеко от жилья христиан. Посему она и покинута.

От преосвященного Мелетия я прошел в святогробский храм и тут молился у Гроба Господня и на Голгофе, а оттуда по соседству заходил к игумену Авраамиевского монастыря. Но он был занят своим хозяйством и озабочен. Посему свидание мое с ним было минутное.

Вздумалось мне побывать у архимандрита Афанасия Дамаскинца. Но его не было дома. А вечером сам он явился ко мне и сообщил ливанские новости. В Бейрут еще не посвящен новый архиерей. Тамошние христиане желают иметь своим архипастырем его, Афанасия, а патриарх Мефодий прочит туда игумена Хаматурского монастыря Исаию, племянника покойного митрополита бейрутского Вениамина. Но бейрутцы воспротивились ему так сильно, что он принужден был распустить Синод свой, который составляли архиереи триполийский Иоанникий, аркийский Захария, лаодикийский Варнава и тиросидонский Исаия, и сам уехал в ближний монастырь Св. пророка Илии. Исаия не люб, потому что он грек и потому что, управляя монастырями Бейрутской епархии, нажил себе деньги, а монахов разогнал. Патриарх Мефодий объявил христианам, что если они не желают Исаии, то сам он будет пастырем их. «Хорошо! – ответили они, – мы принимаем тебя, но тогда, когда ты отречешься от патриаршества и останешься лишь [нашим] бейрутским владыкой». Арабский священник, дамаскинец, о. Спиридон (которого я видел в сирийском городе Триполи в 1843 году), послан был патриархом в Диарбекир на полгода для введения церковного порядка у присоединившихся там к православию униатов. Срок его кончился 1 сентября. Иерусалимский патриарх желает иметь его учителем арабского языка в здешней, будущей, семинарии. А о. Спиридон не отказывается потрудиться при апостольской кафедре в Св. Граде.

23, Четверток. Отплачиваю за посещения посещениями. Выслушиваю новости и записываю их. Живущему на востоке надобно знать его многосторонне.

Посетил я преосвященного, вельми благообразного, старца, севастийского архиепископа Фаддея. Он расхваливал мне ангорских, весьма тонкорунных коз и кошек с большими пушистыми хвостами и поведал, что подле города Ангоры, находятся два озера, в которых русские раскольники ловят рыбу.

Посетил я газского архиепископа Филимона и узнал от него, что духовное чадо его Авраам Джегшен с сынами своими опять получил должность письмоводителя у газского мусселима, но после того, как издержал 6000 пиастров, продавши наряды своей жены.

Был я у неаполийского архиепископа Самуила. Но он не мог принять меня по нездоровью своему. У него болит нога.

Свиделся я с архимандритом Афанасием Дамаскинцем. Вот новости от него. В Лидде магометане недавно отставили от письмоводительской должности православного христианина по проискам католиков, которые успели его заменить своим единоверцем из Ремли. В Иерусалиме, Лидде, Ремли, Яффе и Акре письмоводители у магометан все католики. Это опасно. Как бы православные и в Св. Граде не сделались униатами, когда униатский патриарх Максим окончит здесь постройку своего монастыря и церкви. Нашему патриарху Кириллу надлежало бы держать в здешнем мегкемэ своего представителя для защиты православных христиан. Но он медлит.

NB. В Иерусалиме уже водворились католические сестры милосердия и скоро откроют училище для девочек.

24, Пятница. Утром я объявил своим, что наши отношения к Турции неприязненны и присоветовал быть готовыми к отъезду при первом известии о войне.

Ночь тиха и светла. Небо чисто. Луна серебриста. Звезды блистают. На небе мир. На земле смуты, тревоги, мятежи, плач и рыдание, столкновение противоположных понятий, разгар страстей ума и сердца. Тайна Божия деется в Европе. Кто одолеет? Титаны или Зевес? Вскую ли шатаются язы́цы? Италианцы составят ли единую и нераздельную державу под управлением короля, но не папы? Кончилось ли дипломатическое время князей церкви? Немцы соединяются ли в единый и нераздельный народ? Славяне сольются ли в один огромный и нераздельный колосс? Индия будет ли независима от рыжих? Совершится ли и повсюду ли совершится отделение государства от церкви? Освободится ли религия от гнета государственной власти? Всюду ли будет греметь свободная, сердечная проповедь? Заменятся ли правительственные армии народными ополчениями? Будут ли праздники во славу и честь не людей, а добродетелей? Возникнут ли общества усовершенствования красоты и мужественности мужчин и женщин? Напишутся ли законы в сердцах, а не в книгах? Исчезнут ли таинственность и суеверие из области веры и ведения? Явится ли Сын человечества, всесовершенный для того, чтобы уяснить и определить всесторонне существование человеческое, и воврещи не огонь и меч на землю сию, а мир и благополучие?

Легко спрашивать, а трудно отвечать. Припоминая все оные вопросы, я сознаю, что кроме мудрости земной, есть мудрость небесная, что последовательные идеи человечества суть идеи Логоса, – Слова Бога, что колебание и обновление народов суть сотрясение от Всевышнего, Премудрого, Всеблагого, Всемогущего Существа.

Иду молиться Ему. Κύριε ἐλέησον.

25, Суббота. Каков должен быть Всесовершенный Сын человечества? И что Он должен совершить?

Буду думать об этом. А на первый раз скажу, что Он должен быть отблеск сияния Славы Божией и красен лицем, мудростью, добротой и святостью паче всех человек.

Меня посетил святогроб(ский) архимандрит Стефан. Он был таксидиаром в Серрасе и Алеппо.

Правый глаз болит. Пластырь не производит раны. Nescio quid faciam!³¹³

26, Воскресенье. Сегодня я служил обедню в своей церкви. С нами молились кроме монахинь Екатерининской обители, три женщины из Москвы. Они в прошлом году ездили в Бар-град на поклонение мощам Св. Николая Чудотворца. Одна из них очень бойка.

Сегодня в первый раз в жизни начал читать Платона, философа греческого, именно его Πολιτείαν.

Много хорошего, умного и изящного и высокого в сем творении! Мне нравится, как Платон изгоняет из своего государства суеверие и понятия о Боге, недостойные Его. Суеверие есть великое [ужасное] зло.

Сын человечества должен спасти род человеческий не страданиями своими, а установлением общества или церкви, в которой были бы ясно определены [все] главные стороны существования людей. Под сим определением я разумею начертание идеалов, например воинства, верховной власти, поземельной собственности, супружества и пр., и пр.

Буду продолжать читать Платона, для того чтобы узнать: был ли он сын человечества? И его идеи могут ли быть осуществлены в целом человеч(еском) роде?

Начала грудь болеть. О me infelicem!³¹⁴

28, Вторник. Вифлеемский о. Илья принес мне летопись арабскую Александрийского патриарха Евфимия, переписанную им со старинной рукописи его. Я дал ему 15 руб. за труд его.

По заверению его, не все магометане удалены из Вифлеема, а только два шеха, которые, враждуя между собою, возмущали весь Вифлеем. Оба они теперь содержатся в Иерусалимской тюрьме.

Октябрь. 1, Пятница. Приготовлено мною письмо на греческом языке к Антиохийскому патриарху Мефодию о приискании в Дамаске учителя арабского языка, для нас, молодого, холостого и добронравного.

3, Воскресенье. Рассказываю неожиданность. Явился ко мне здешний английский миссионер, выкрест, Сина́нки, I. E. Sinyanki, senior of the Hebrew college³¹⁵, родившийся в Белостоке и Божиими судьбами в Англии принявший христианскую веру. Завязался между нами разговор.

Он. Учредит ли государь император в Петербурге комитет для обращения русских евреев в христианство? Если учредит, то я поехал бы туда потрудиться в этом комитете по любви моей ко Христу.

Я. В России многие евреи принимают православную веру без комитета, без миссионеров. На что же нам комитет?

Он. Ежели евреи у вас крестятся без содействия комитета и миссионеров, то при помощи их крестились бы в гораздо большем числе.

Я. Предполагается это. Но для чего употреблять два средства к достижению известной цели, когда достаточно и одно? Притом вы протестант. Какое же вероисповедание вы будете сообщать нашим евреям?

Он. Я буду говорить им только о Св. Троице и об Иисусе Христе.

Я. Хорошо. Вы будете давать им хлеб и воду, но в каких сосудах?

Он понял меня и сказал, что просвещаемые им евреи могут креститься и молиться по обряду нашей церкви.

Я. Но не странно ли? Проповедник будет чуждаться Русской церкви и обрядов её, а слушателям своим станет советовать то, чего сам чуждается?

Он. Итак, невозможно учреждение еврейского комитета в России?

Я. Возможно, но крайне затруднительно.

Он. А во мне пылает ревность исполнить заповедь Спасителя: Шедше, научите вся языки³¹⁶.

Я. Пишите и печатайте книги для обращения евреев ко Христу. Ведь и книга – миссионер. После этих слов я поведал собеседнику, что в Петербурге при духовной академии профессор еврейского языка, Василий Левисон из крещенных евреев, перевел нашу литургию на этот язык.

Припоминали мы и некоторые пророчества об Иисусе Христе. Но оказалось, что он понимает их по-своему; например, в словах Исаии: род же его кто исповесть³¹⁷ не проразумевает предвечного и непостижимого рождения Сына Божия от Бога Отца.

Пылкий молодой миссионер обещался подарить мне еврейскую Библию и на другой же день исполнил свое обещание, прибавив к ней и французскую Библию. Он навязывался учить меня по-еврейски, но я [отказался] заметил ему, что и без помощи его читаю книги ветхозаветных бытописателей и пророков.

Глаза болят. [Написал отношение в генеральное консульство наше в Бейрут о четырех грузин(ских) надписях в Иерусалиме]³¹⁸.

Вчера я окончил чтение Республики Платона.

Нет. Платон не есть сын человеческий! Ибо он не осуществил и не мог осуществить своего умозрительного построения наилучшего в свете государства. Превосходны его рассуждения о справедливости и несправедливости, о внутреннем совершенстве и несовершенстве людей и блаженстве их, о религии, философии, поэзии, о человечности в бранное время и проч. Но есть у него идеи странные, бесстыдные, шаткие и неосуществимые. Итак, он подвергает ее (республику) всем ужасам фанатизма.

а. Платон изгоняет из своей республики имеющих и проповедующих ложные понятия о Божестве.

б. Платон предлагает общение жен и тем делает насилие природе человеческой, именно сладким и нежным чувствам материнства и сыновства, любви и стыдливости.

в. Платон освящает рабство, дабы свободные граждане имели досуг заниматься общественными делами.

г. Платон безжалостен к детям чахлым, неисправимым, незаконнорожденным; ибо велит их убивать. Какой же он сын человечества?

д. Платон не дает символа веры и следоват(ельно) не умеет объединить род человеческий под одним знаменем единой веры.

е. Послушать рассказ его о переселении душ – бредни!

Идеи Платона о республике походят на цветок с крапивой и терниями и волчцами или на музыку, в которой неприятно и неверно стучат и бренчат барабаны и расстроенные скрипки.

Зовут обедать.

[5, Втор(ник). Ездил со своими в Вифанию. В усыпальнице Пелагеи на Елеоне есть надписи, – у гроба её, на стене].

9, Суббота. Любо мне жить в Иерусалиме, где я господин своего ума, своей воли, своего времени и дела, но болезни едва ли не выгонят меня из этого рая.

11, Понедельник. Переплетчик еврей Шлемка сказал мне, что в Табарии (Тивериаде у Генисаретского озера) померли от холеры 50 человек.

12, Пятница. Ночью я страдал от биений в животе. Утро дождливо и туманно.

17, Воскресенье. Глаза мои болят. Увы!

Патриарх Кирилл выздоровел, а был жестоко болен в течение 10 дней лихорадкой и чревным недугом (не холерой). На ноги поставил его доктор английский.

Весьма утешительно верить, что наше бытие не прекращается смертью. Помышление о вечном существовании, о вечном усовершении ведения и любви и о восхождении от блаженства к блаженству пред лицем Бога, в сонме тьмочисленных духов, это помышление услаждает душу. Ужели оно мечта? Ужели это сон нищего о богатстве? Нет! Душа хочет жить вечно. Почему? Или потому, что воспоминает о прежнем бессмертном существовании своем до вочеловечения, или, правильнее, потому, что, сознавая в себе непрерывающуюся деятельность, сознает себя способной к деланию вечному.

Душа не хочет быть богом, потому что признает это невозможным, не находя в себе полноты совершенств Божиих в неизмеримой степени их. А она же хочет существовать вечно. Стало быть, хотение и нехотение её разумны, отчетливы, а не мечтательны и безрассудны. Человек бессмертен вдвойне, – в прошедшем и будущем.

23, Суббота. Воля человека есть сила его. Этой силой он творит многое, доброе и злое, но не все, что придумывает и чего желает. Бывают обстоятельства, когда живешь, не как хочется, а как приходится. Болят глаза? Хочешь ехать в Константинополь лечить их, а тебе денег оттуда не высылают. Сиди, жди и болезнуй. Есть некое распоряжение судьбой человека, независящее от него. Его называют провидением Бога, и справедливо. Ибо как иначе назвать то сближение обстоятельств, которое не в моей власти? Случаем? Роком? Ох, не люблю я бессмысленных слов и неясностей. Бог есть кормчий на моем челне! Вот слова так слова, – понятные, приятные, воодушевляющие, золотые!

Итак, Порфирий, действуй сам, пока действовать можешь. А где твой разум мутится, и твоя воля оказывается бессильной, там жди вдохновений или маний свыше, и жди в безмятежном покое, опираясь на веру Премудрого, Всесвятого, Всеблагого и Всемогущего Отца Твоего небесного, как на гранитное подножие.

Преданность воли собственной воле Божией не есть слабость души, а только успокоение её и выжидание знамений свыше, указывающих деятельность лучшую. Так, отдых на пути в горах Палестины не есть доказательство потери сил, а только освежение их для дальнейшего следования.

25, Понедельник. Вчера и сегодня я долго беседовал с о. Феофаном. Он не хочет жить в Иерусалиме, под предлогом неспособности ни к миссионерским, ни к ученым занятиям. Я всячески убеждал его оставаться здесь и освобождал от этих занятий, если он пожелает сего, поставляя ему на вид, что благочестие и благонравие его здесь нужнее всего, предполагая же, что ему, как бывшему бакалавру духовной академии скучно же будет от безделья, предложил ему перевести по-русски грамоты греческих патриархов о Синайском монастыре. Но он отказался от сего легкого занятия, говоря: пусть переведут их студенты. Отказ его огорчил и взволновал меня. Под влиянием этих чувствований я возвысил свой голос и сказал ему вот что: «Отец Феофан! Вам предлагается дело сподручное, вас просят перевести не комедии Аристофана, а такие патриаршие грамоты, коих содержание нужно знать нашему начальству, дабы оно могло иметь верные понятия о независимости Синайской обители, о посвящении игумена в сан архиерейский патриархом Иерусалимским и о причислении мирской паствы синайского архиепископа к области сего патриарха. Эти понятия дадут верное направление участию нашей дипломатии в известной тяжбе александрийского первосвятителя с Синайским монастырем касательно совершения литургии в церкви Синайского подворья, находящегося в Каире». Но и эта речь не вразумила собеседника моего. Он опять отказался от предложенного ему занятия. Тогда я внушил ему, что 12-м параграфом данной мне инструкции мне предоставлено право назначать ученые занятия всем членам вверенной мне миссии и что только гордость, непослушание, своеволие могут устранить это право мое.

Выслушав это, Феофан снял с себя личину и сказал мне: «Душа моя расстроена от ваших разговоров с нами».

Я ответил ему: «Спасибо за откровенность. Но мои разговоры с вами были историко-богословские прения. они памятны мне. Вы полагаете, что монахи существовали при апостолах, а я прочел вам слова Св. Иоанна Златоустого: «Во время апостолов не было и следов монашества». Вы думаете, что даже и те христиане, которые веруют, каются и творят добрые дела с помощью благодати Божией, находятся под властью или под влиянием злых духов. О вас преосвященный Иннокентий перед отъездом моим в Св. Град говорил мне, что вы, живя в академии, ежемесячно святили воду и кропили ею все уголки и все щелочки вашего жилья там, воображая везде тут гнездящихся злых духов. Зная это, я говаривал, что благодатью Божией, которая преподается нам в таинствах, мы крепче диаволов и что стыдно нам извиняться во грехах лишь наваждением бесовским; лучше бы с сердечным сокрушением признаваться, что мы сами не хотим пользоваться данной нам властью над духами злобы. Припомните рассказ мой о нитрийском авве Памве, которого спрашивал один пустынник: «Почему злые духи препятствуют мне делать добро ближним?» Св. авва отвечал ему: «Не говори так и не вини Бога во лжи. Говори лучше: я сам не хочу быть милосердым. Ведь Бог сказал: даю вам власть наступати на змию и на скорпиона и на всю силу вражию³¹⁹. Почему же ты не попираешь этих злых духов. Такие разговоры мои не могли расстраивать души светлой и крепкой».

Все это я высказал Феофану братски. Наконец, он согласился переводить патриаршие грамоты, но не пожелал продолжать священнослужение свое в Иерусалиме и настаивал подать прошение об отставке.

– Подавайте, сказал я ему, но в начале нового года. Последние два месяца даются вам на размышление. Подумайте и о том, что Св. синоду весьма неприятно будет возвращать вас на казенный счет, когда вы сами пожелали ехать в Св. Град и послужили в нем лишь несколько недель.

26, Вторник. Посев мой пал на добрую почву. Феофан одумался и остался в Иерусалиме.

Сегодня уехал из Иерусалима сириано-униатский патриарх Максим. Bon voyage!³²⁰

31, Воскресенье.

Так в католическом соседнем монастыре пели арабчики своими дикими голосами.

Ноябрь. 4, Четверток. В 8 часов пополуночи я просил патриарха Кирилла служить литургию в Архангельском монастыре в храмовой праздник и по окончании богослужения откушать у меня хлеба и соли. Он обещался.

6, Суббота. Звал всех архиереев обедать у меня в [8-й день] праздник архангела Михаила. Обещались.

Неаполийский архиепископ Самуил сказывал мне, что в кафедральном городе его Неаполе (Набулузе) два христианина и 16 жен и детей христианских померли от холеры, а магометан 800 в нынешнем году. Эта моровая болезнь там прекратилась.

7, Воскресенье. Глаза мои болят сильно. Однако, я служил у себя обедню и после нее, по здешнему обычаю, поднес хлеб и соль патриарху Кириллу и наместнику его, петроаравийскому митрополиту Мелетию, ради храмового праздника в Архангельском монастыре.

8, Понедельник. Блаженнейший владыка, его наместник Мелетий, газский архиепископ Филимон, я, архимандрит Георгиевского монастыря Анания, о. Феофан и арабский священник Михаил, все мы соборно служили литургию в данном нам монастыре и в 12-м часу обедали у меня. К обеду пришли архиереи неаполийский Самуил и филадельфийский Иоанникий, да архимандриты: Герасим, Никифор, Софроний и арабские священники. Снеди и вина подавали мои студенты. За обедом патриарх рассказывал, какие обряды были соблюдены при избрании и возведении его на патриарший престол³²¹. Он же говорил вот что о покойном александрийском Феофиле. Его любил и жаловал Мегмет Али, паша египетский. У него был неизлечимый чирей на шее. И он, по совету врачей, отправился на свою родину, на острове Патмосе, на иждивение названного паши. Это было в 1818 году. Когда же произошло восстание греков, тогда до Порты дошел слух, будто Феофил приехал на Патмос для того, чтобы бунтовать островских греков. Порта запросила о нем Мегмета Али и он ответил ей, что патриарх живет на Патмосе для излечения своего недуга. Однако, Порта повелела возвратить его в Каир или удалить от патриаршества. Феофил подал письменное отречение от своего престола.

9, Вторник. Празднуя память Св. мученика Порфирия, которого имя ношу, я служил литургию в Архангельском монастыре. После обедни посетили и поздравили меня с днем ангела патриарх Кирилл, все архиереи и архимандриты, все монахи, живущие в самом храме Святогробском, весь арабский причт и все русские женщины, находящиеся в Св. Граде. А греческие монахини, в «Большой Панагии» заказали обедню за мое здравие.

10, Середа. Вымерена мною площадь под садом Архангельской обители. А студент Соловьев начертит план её.

11, Четверток. В 10 часов пополуночи посетил меня здешний армянский патриарх с двумя иеромонахами и одним архимандритом и поздравил с прошедшим днем ангела, извинившись незнанием, когда я именинник. По мнению его, тот апостол Иаков, которого глава усечена в Иерусалиме, был брат Св. Иоанна Богослова, а литургия, какую дал армянам Св. Григорий, просветитель Армении, поныне осталась у них без изменения. Его высокостепенство говорил, что эчмиадзинский первосвятитель на зиму переедет в Тифлис, а, упомянув о благополучии армян под кровом Российской державы, примолвил: «Желаем и просим, чтобы милости святого царя русского изливались и на нас, живущих здесь в Святом Граде, как изливаются они на весь род наш».

– Дай Бог, – ответил я ему, – чтобы и здесь вам было также хорошо, как вашим единоплеменникам в России» и, прощаясь с достопочтенным гостем, сказал ему: «Не прикажете ли кланяться нашему посланнику В. П. Титову?» Он ответил: «Я прошу вас доставить ему письмо мое».

Армянский владыка сходил в церковь Архангельского монастыря и после трех земных поклонов у царских дверей вступил в алтарь и прикладывался к святой трапезе, сняв с головы своей клобук и скуфью из красного сукна.

После вечерни приходили поздравить меня с прошедшим днем ангела петроаравийский митрополит Мелетий, севастийский архиепископ Фаддей и драгоман Святогробского монастыря, иеромонах. В мои праздничные дни 9 и 10 ноября, они были в Вифлееме по случаю приезда туда иерусалимского паши. От них я слышал следующие вести. Соседняя с Вифлеемом православная деревня Бетжала платит подати одна за себя, отдельно от других деревень, и потому свободна от наездов и угощений шехов, собирающих подати. Это благо доставил ей патриарх наш год тому назад. Но бетжалиоты все-таки неблагодарны, шатки в вере и при каждом взимании податей требуют от его блаженства уплаты их, грозя ему в случае отказа принятием латинства или протестантства. По проискам латин, Порта недавно дала знать иерусалимскому паше, чтобы греки не стесняли свободы вероисповедания латин, живущих в Бетжале. Но греки доказали паше, что в этой деревне нет ни одного латина.

Моя заметка. Катехизис Петра Могилы переведен на арабский язык с греческого архиепископом Газы и Рамлы Христодулом в 1675 году.

-------------------------

Начинаю новое сказание о другом предмете, – об ученых занятиях моих и не моих во второй половине текущего года.

Иеромонах Феофан продолжал заниматься изучением языков новогреческого и французского и перевел семь патриарших грамот о Синайском монастыре. Переводы подобных грамот предпринимаются для того, чтобы ознакомиться с дипломатией и судебным красноречием восточной православно-кафолической церкви. Весьма любопытно и поучительно знать, каким языком высшая власть духовная в разные века разглагольствовала с Богом венчанными царями, с владетельными князьями, с архиереями, монастырями и проч.

Студент Петр Соловьев составил краткие жизнеописания мучеников церкви Палестинской и перевел с латинского языка: Чин общей литургии сириано-иаковитов [с издания Ренодота] и с греческого – грамоту Иерусалимского патриарха Досифея о грузинских монастырях в Иерусалиме 1699 года и послание к Католикосу Имеретии κῦρ Григорию 1701 года.

Студент Николай Крылов составил краткие жизнеописания мучеников церкви Александрийско-египетской и перевел с греческого: 1. письма Александрийского патриарха Паисия к государю Алексею Михайловичу и к Всероссийскому патриарху, 1670 года; 2. современное благодарственное (письмо) египетских христиан к сему же государю за благодеяния, оказанные им Александрийской церкви; 3. половину исповедания веры названного патриарха и 4. литургию Василия Великого у коптов.

Я при лечении века правого глаза моего прижиганиями и 11-ю операциями не мог делать того, что предполагал сделать; в минуты пытания силы зрения после каждой операции и для утешения себя в скорби перевел с еллинского языка на церковнославянский древний акафист Свв. архангелам Михаилу и Гавриилу, сочиненный на Афоне в Дохиарском монастыре, и читал похвальное слово Св. Григория Назианзина Св. Афанасию Великому и творения гениального Платона в подлиннике, именно Тимея, Федра, Политию (т. е. Республику) и другие.

Слово Назианзина отличается смелостью суждений и прямотой мужественного красноречия. Замечено мной и то, что вития резко отзывается на счет императоров и ставит их ниже епископов.

В Тимее Платон рассуждал о Боге, о происхождении и образовании вселенной. Достойны внимания эти рассуждения его. Как же он мудрствовал о сих предметах? Узнаем это, предварительно осведомившись о житии его.

Платон родился в Афинах в третий год 87-й олимпиады (430‑429 гг. до Р. X.) и умер в первый год 108-й олимпиады (347 г.); следовательно, жил более 80 лет, и жил в самое несчастливое время Афинской державы. Он видел невзгоды войны Пелопонесской, взятие Афин лакедемонским полководцем Лизандром, преобладание демагогов или тиранов, порчу нравов республиканских, грозное увеличение государства Македонского и скончался, предчувствуя рабство и близкое падение своей отчизны. Юность его посвящена была не изучению философии, но поэзии и искусствам. Уже Сократ открыл ему истинное призвание его. Платон, будучи 20-ти лет, сделался учеником Сократа и остался верен ему до самой кончины его, в течение десяти лет. До поступления же к Сократу он руководствовался уроками Кратила, ученика Гераклита. А в школе Сократа сошелся с Эвклидом, учеником Парменида Елейского, и Симмиасом, воспитанником Филолая пифагорейца. Его предпочтение Сократа всем прочим не мешало ему знакомиться и с другими доктринами. Сам он еще до смерти Сократа дал простор своему личному вдохновению и, кажется, в это время написал свой Лизис, – о дружбе. По смерти же своего учителя, принужден был оставить Афины и удалился в Мегару, в которой помянутый Эвклид, ученик Парменида и Сократа, основал новую школу. Оттуда Платон переместился в Кирину, где посещал математика Феодора; наконец отправился в Италию и Сицилию. Трижды он был при дворе Дионисия Старшего и дважды у Дионисия Младшего. Первое путешествие его было в 389 году до Хр., второе в 364-м, а третье в 361-м. В промежуток между первым и вторым путешествием в Сицилию им основана была Афинская академия в 380 году. Сомнительно сказание о путешествии его на восток в Индию, но вероятно он был в Египте. Последние годы свои Платон провел в академии и писал там свои бессмертные творения. А вот и учение его!

Есть верховное благо, как живое и духовное начало всего, что только существует. Оно ни от кого не зависит, само по себе существует и есть верховный разум, вечно сущий Бог: τὸ ὄντως ὄν, αὐτό κατ’ αὐτό, νοῦς, ἀεὶ ὢν θεός. Что в видимом мире солнце для глаз и вещей, то в мире умственном благо для разума и для предметов разумения. Как солнце есть причина зрения и вместе причина не только того, что вещи могут быть видимы, но и того, что они рождаются и растут, так и благо не только сообщает познающему его человеку силу разумения, но дает истинную [действительность, существенность] бытийность всему, что служит предметом нашего ведения.

ΝΒ. Платон не поднимал и не решал вопроса о личности Бога. Но в учении его проглядывает понятие о личном Творце и Правителе мира.

По учению сего философа, в Боге неотдельно от него, вместе с ним, существует иное, – τὰ ἄλλα, готовящееся быть чем-либо, – μὴ ὅν, обоюдное θατέρον, т. е. принимающее тот или другой образ, какой дадут ему безграничное, беспредельное, – ἄπειρον, – пространство, – χώρα, в котором происходит и все изменяется, изнанка, – ἀνάγκη, подкладка, основа бытия Бога, в которой воспроизводится вселенная. Эту основу, это пространство безграничное, это обоюдное, готовящееся быть чем-то, это иное в Боге ученик Платона, Аристотель, назвал одним словом ὕλη. Трудно перевести это слово по-русски. Обыкновенно все переводят его материя. Пусть так будет сие, хотя и хочется мне назвать ее сущностью.

У Платона материя участвовала в происхождении и образовании мира вместе с верховным разумом и благом = Богом. Бог сам по себе существующий, у сего философа есть Отец вселенной, а соприсущая Ему материя, принимающая в себе Его идеи, – есть матерь её, произведения же обеих их – вселенная – есть Сын – τόκος. Вот Платонова Троица.

Весьма естественно уподобить матери то, что воспринимает в себя (что-либо), а отцу то, что дает от себя модель, потомку же ту сущность, которая есть произведение матери и отца и притом принять в соображение, что для образца, который должен совмещать в себе всевозможные, разнообразнейшие живчики, самая пригодная сущность есть бесформенная, лишенная всех тех обликов, кои надо ей принять; ибо если бы она имела сходство с каким-либо из входящих в нее предметов, то в случае, когда входили бы в нее предметы противного ей или иного свойства, она, воспринимая их, отображала бы в себе таковые неверно, так как присоединяла бы к ним и свой собственный облик. По этой причине та сущность, которой предназначено воспринимать в себя все роды (бытий) сама должна быть лишена всех форм подобно тому, как в приготовлении благовонных мазей те жидкости, коим предназначено воспринять в себя (известные) запахи, сами по возможности должны быть без всякого запаха, или подобно тому, как и все те, которые хотят на каком-либо мягком веществе отпечатать какие-либо изображения, не допускают, чтобы оно имело какие бы то ни было определенные очертания, но предварительно выравнивают его и делают гладким. Точно также и та сущность, которой назначение состоит в том, чтобы постоянно во всяком пункте своего существа хорошо воспринимать отпечатки всех вечно сущих (идей), сама по природе должна быть чужда всяких форм. А потому матерь и вместилище всего происшедшего, видимого ли или вообще всего ощущаемого мы не станем принимать ни за огонь, ни за воду, ни за те тела, кои из них происходят, ни за те, из которых сами эти происходят, но не погрешим, если скажем, что это есть вид сущности бесформенной, невидимой, всевосприемлющей, самой неудобомыслимой. И если на основании вышесказанного можно сколько-нибудь приблизить природу её к (нашему) пониманию, то вернее всего вот как думать о ней: огнем является та часть её, которая воспламеняется; водой та, которая влажна; точно так же землей и воздухом бывает она лишь потолику, поколику принимает вид их.

Есть сходство сего Платонова учения [о Боге] с учением [о Нем] Шеллинга. В Боге этот немецкий философ различал основу Его бытия (Grund) и самое бытие, – Existenz. Эта основа, которую Бог имеет в Себе Самом, не есть самый Бог-Лицо (existirend); ибо она есть только основа Его бытия, есть существо Его (Wesen), хотя не отдельное, однако же отличное от Него. Сочетание этой основы с самим Богом аналогически поясняется сочетанием тяжести со светом. Тяжесть существует в свете, как вечная основа его, которая скрывается во мраке всякий раз, как появляется свет. Самый свет не может разломить печати, под которой скрывается тяжесть. Точно так основа бытия Божия существует у Бога-Лица, и Он неотделим от нее, да и она неотделима от Него (Ueber die Freiheit).

Бог Платона есть полнота идей. Но что такое идеи у сего философа? Это – бесчисленные первообразы всех возможных бытий разумных и неразумных, это – вечно неизменные модели, по которым гармонически образуются временные явления (феномены) во вселенной. Они суть то, что только есть существенное, неизменяемое и общее во временных существах. Иначе сказать, это – мыслимые Богом роды и виды (металлов, растений, птиц, рыб, животных, человеков разноплеменных). Отдельные особи в этих родах и видах, например Иван, Людовик, слон, тигр, щука, карась, яблонь, мох, изменяются и умирают, а род и вид остаются и плодятся вековечно, как отображения своих вечных первообразов, своих идей. Роды и виды суть отпечатки, – ἐκμαγεῖα, некие подобия идей. А так как первообразы или идеи в вечном Боге вечны, то они, точно говоря, не воплощаются, не вселяются всей полнотой своей во временные феномены вселенной, а только допускают сии последние к участию в своем вечном существовании, хотя и трудно выразуметь как это участие, как трудно вообразить и то, как уцелевает в Боге идея или первообраз мамонта, исчезнувшего навсегда с лица земли, или почему вновь не является это животное, тогда как идея о нем существует в личном Боге, разве сказать, что оно, исчезнув на земле, является на иной звезде или планете.

У Платона Бог есть не творец вселенной из ничего, а только воспроизводитель её из совечной ему сущности (материи). Как же совершается это воспроизведение её?

Бог воспроизвел вселенную единственно по благости своей, восхотев, чтобы все не только получило бытие, но и было бы, сколько возможно, подобно Ему Всеблагому.

После нее Бог воспроизвел из огня существа божественные, т. е. сияющие блеском и круглые, т. е. звезды, неподвижные, и подвижные планеты, а старейшее из всех этих божеств – землю, кормилицу нашу, утвердил неподвижно на оси её, для того, чтобы она была во веки блюстительницей дней и ночей. Все эти видимые на небосклоне божественные существа вечны не только по душе, но и по телу, однако, вечны не столько по своей природе, сколько по воле своего вечного Создателя, который настолько благ, что в Нем никогда не может возникнуть неблагое хотение обратить в ничто те прекрасные создания Свои, в кои положено Им много благости и премудрости. Всем же остальным существам надлежало быть вечными или бессмертными только по душе, но не по телу, а потому вечный Творец, из рук которого может выходить только бессмертное, отклонил от себя создание тел для них и создал только их бессмертные души, создал из того же смешанного состава, что и всеобщую мировую душу и отдельные души звездных вечных божеств, но только из состава, менее совершенного. Этим душам, тотчас после создания их, Бог объявил свой непреложный закон правды, ставящий всю судьбу каждой из них в полную зависимость от её воли, от её жизнедеятельности; все они созданы по природе одинаковыми: но те из них, кои восхотят, могут сделаться еще более совершенными, а кои не захотят, тех повлечет злая воля не вверх, а вниз и увлечет одних далеко, других дальше, третьих еще дальше, и так как со степенью падения их будут сообразоваться и тела, в кои придется им воплощаться и жить, то они ео ipso составят из себя остальные три ниже человека разряда живых существ (животных, гадов и рыб).

После сего Творец, подобно сеятелю, рассевающему семена на вспаханной ниве, равномерно распределил весь бесчисленный сонм созданных душ между звездами и планетами и, возложив создание для них тел и всю заботу о дальнейшей судьбе их на усмотрение божеств низших, Сам почил от дел своих. Тогда божественные сыны, подражая творческой деятельности Отца своего, создали для них тела, но не такие совершенные, какими сами были наделены, именно тела, нуждающиеся в непрерывном обмене своих внутренних устаревающих элементов на новые, открытые для всяческих внешних явлений, воздействий, приражений. Связанная с таким телом душа не скоро научается справляться с этим непрерывным приливом и отливом впечатлений, и в особенности в первое время после воплощения она бывает, как бы ошеломленной и со всем лишенной яркого сознания и разума.

По благости Его, первее всего в основе бытия его явилась душа мира разумная, – ἔμφρων.Но в Тимее она описана такими чертами, в которых с первого взгляда примечаешь многое фантастическое, мифологическое и невразумительное. Читая это описание, затрудняешься угадывать философские догматические мысли Платона о сей душе, да и о всем мироздании. Посему лучше отложить до другого более досужего времени изучение всей философии этого выспреннего мыслителя. Прекращаю теперь это головоломное и утомительное занятие и пишу о других предметах.

[Душа наша состоит из трех различного качества и достоинства сил [потенций] и каждая из них должна быть питаема и развиваема лишь в той мере, в какой она того заслуживает. Самая низшая из них есть сила [потенция,] чувствующая и желающая, которая помещается в низшей части грудной полости, около пупа. Она требует удовлетворения и забывать о ней значило бы подвергать опасности и её здоровье, и здоровье обеих остальных. Но, с другой стороны, она необуздана и ненасытна, как зверь, а потому чем меньше кто упитывает ее, чем больше обуздывает и смиряет, тем больше может рассчитывать на душевное здоровье. Выше её стоит мощь [потенция] волевая, живущая в верхней части груди. Но и она склонна к чрезмерным порывам, а потому должна быть сдерживаема в должных границах силой характера. Выше всех их стоит помещающаяся в голове сила божественная, бессмертная, разумная, мыслящая и кто питает ее соответственной пищей, кто развивает ее упражнением более, чем обе низшие, и держит всегда эти последние в полном безусловном подчинении ей, тот делает себя недоступным ни для каких душевных болезней, тот знает только истинные духовные радости в сей жизни и предуготовляет себе неизреченное блаженство в жизни будущей].

Учение Платона о человеческой душе – возвышенно. Она есть существо, само себя движущее и отличное от всего телесного, чуждое сложности. Она существовала еще до появления на земле в теле, куда нисходит только вследствие отпадения от своего первоначального предназначения. Так как до появления своего на земле она существовала горе в совершеннейшем состоянии, то и познания её здешние [на земле] суть только припоминания, ἀνάμνησις того, что она ведала прежде в высших сферах. Любимыми предметами созерцания души служат идеи или вечные сущности вещей. Но когда она подчиняется телу, тогда не обладает яркостью созерцаний; лишь по мере освобождения от сего товарища своего она очищается и возвышается до созерцания всего вечного, истинного, доброго и изящного, чем и доказывается бессмертие её. Душа не только отлична от тела, но есть и повелительница его. Посему можно говорить, что человек есть существо, пользующееся телом, как своим орудием, τὸ χρώμενον σώματι.

При всем отличии души от тела, между обоими ими существует внутренняя связь, которая состоит в том, что душа правит телом, но вместе подчиняется и его воздействиям на нее. Связь её с ним [телом] происходит при посредстве низших различных частей её. Платон допускает три части [проявления] души: 1. божественную и разумную, которой седалищем служит мозг, 2. похотливую, ἐπιθυμία, живущую в нижней части тела около пупа и 3. среднюю между ними – силу безотчетных порывов, θυμός, в верхней части груди. Несмотря, однако, на эту связь между душей и телом, Платон признает нынешнее состояние души несоответственным её существу. По существу своему, она – божественного свойства, занимается созерцанием идей и свободна, но в земном состоянии своем склонна ко злу. Хотя и в этом состоянии в ней обнаруживаются порывы к идеальному миру, обнаруживаются любовью к знанию, художественным воодушевлением и противодействием телу, но со всем тем она не достигает полного совершенства в земной жизни своей. Платон особенно живо описал высшее состояние души, которое назвал ἔρος, – ярость. Это состояние энтузиазма, любви, воодушевления и прорицаний, когда она проникается [присутствием другой высшей Божьей Силы] наитием Божества.

Существуют три начала образования вселенной: во-первых, разум с идеями его, как вечное, неизменное, сверхчувственное, самососредоточенное бытие, как первообразный, творческий, рождательный принцип всякого происхождения; во-вторых, движимое и образуемое этим принципом бытие чувственное, постоянно бывающее, происходящее, но никогда несущее, беспрестанно изменяющееся, текущее и никогда в себе самом незадерживающееся, и в-третьих, материя некая бесформенная, вечно движущаяся, вечно волнующаяся сущность, в лоне которой творческий принцип полагает семена чувственного бытия. Что же касается так называемых четырех стихий: огня, воздуха, воды и земли, то прежние философы неосновательно принимали то ту, то другую из них за нечто первое, само по себе достоверное, и из нее выводили всю вселенную, потому что каждая из них, как учит опыт, ни одной минуты не бывает сама собой, но непрерывно переходит в каждую из остальных, так что, строго говоря, ни одна из них не заслуживает своего особого наименования, но каждая из них как может быть принимаема за каждую из остальных, так и называема, быть может, именем каждой из них (Например, земля не есть земля, а осадок воды, вскипяченной огнем). Если же это так, то понятно, что основным, неподлежащим пониманию принципом чувственных вещей может быть не какая-либо из этих стихий, а только та сущность, в которой все они сами то появляются, то исчезают, т. е. материя, которая, принимая формы каждой из них вообще, воспринимая всех и всяческих бытий, сама в себе всегда остается чуждой всякой формы, неизменной. Конечно, второе, что следует в порядке сейчас за материей, суть именно оные четыре стихии, но только не в том смысле, который обыкновенно соединяется с их названиями. Стихии эти на самом деле суть вовсе не стихии, вовсе не такие первичные неразложимые элементы, как буквы в словах, несодержащие каждая в отдельности никакого смысла, напротив они уж суть буквы толково соединенные, суть полные смысла слова, первые положения разума в лоне материи.

Из четырех стихий самая легкая, тонкая, острая, удобоподвижная стихия есть огонь. Из геометрических фигур больше всего подходит к нему пирамида. Следующее за огнем место принадлежит воздуху, третье воде и четвертое земле. Геометрическая фигура воздуха есть октаэдр, фигура воды – икосаэдр, а земли – куб.

Тело земли, произшедшее из особого первоэлемента (замечательно это!), хотя может быть на время разрешено каким-нибудь из остальных тел, но совсем превратиться в него никогда не может; частицы её после соединения всегда снова становятся землей.

Напротив, огонь, воздух и вода, так как они произошли из одного общего первоэлемента (какого?), могут переходить и на самом деле переходят друг в друга всякий раз, когда тело слабейшее встречается с сильнейшим, потому что тогда это последнее необходимо всегда осиливает его, разрешает и превращает в свой вид. С переходом же и превращением тел друг в друга необходимо связывается и перемещение их, которое обусловливается расположением их главных масс; к тем четырем местам или сферам, где собраны главные массы каждого из четырех тел, естественно тяготеют и устремляются вновь те части каждого из тел, кои почему-либо отделились от них и попали в чуждые несродные сферы. Но более общая причина перемещения или передвижения тел, равно как и противоположного ему состояния, т. е. покоя, лежит в разнородности и неравномерности их составных элементов, которая обусловливает их движение, и в однородности и равномерности, обусловливающей их покой. Причина же непрерывности движения элементов заключается в круговом вращении вселенной, которая постоянно нудит их собираться около центров и не позволяет, чтобы места, оставленные одними из них, были хотя на мгновение не заняты другими. В силу этой причины массы четырех тел постоянно встречаются друг с другом, сталкиваются, разрешают друг друга; в особенности всюду проникает и все разрешает режущей остротой своих углов огонь, после огня – воздух и т. д.; но после разрешения, разрешенные элементы вступают в новые соединения, кои опять движутся, сталкиваются, разрешаются, и таким образом поддерживается непрерывное движение всех элементов, более усиленное в одних пунктах вселенной, менее усиленное в других, но движение всеобщее, повсеместное. Смотря по тому, в какой степени интенсивно бывает движение массы того или другого тела, зависящее от большей или меньшей разряженности или полности его составных элементов. и сами тела принимают тот или иной вид. Так, огонь является в одно время как пламя и жар, в другое как легкая теплота и мягкий свет; воздух в одном месте разрешается в эфир, в другом сгущается в туман и в облака. Вода бывает или сама по себе текучая, льющаяся, как обыкновенная вода рек, как соки разных растений, вино, елей и проч., или способная течь только после расплавления, плавная, какую мы видим в разных расплавленных металлах; но и первого рода вода, смотря по степени плотности, принимает различные виды и бывает или инеем и снегом, или градом и льдом. Точно так же и земля, хоть сама не превращается ни в какой из остальных элементов, но, подвергаясь в различной степени действию того или другого из них, принимает различные степени плотности и вместе с тем различные виды, как то: горшечной глины, разных камней, солей горючих веществ и друг(их).

Но кроме наружного вида, постоянно изменяющегося, кроме механического движения, никогда не останавливающегося, тела имеют еще и некоторые более внутренние свойства, те свойства, с которыми они являются в ощущениях нашей души, но которые главный источник свой имеют опять таки в вышепоказанных особенностях геометрического состава их. Так, что касается прежде всего свойств, известных нам из ощущений, общих всему нашему телу, то жар очевидно имеет свой источник в острой, режущей, всеразрежающей форме огня, а холод – в воде, имеющей способность не только поглощать в себя, побеждать и тушить огонь, но и изгонять из себя теплые части воздуха посредством сгущения и сплочения. Мягкое есть то, что имея основаниями малые плоскости, легко уступает нашему телу, как воздуху вода; а твердое есть то, что имея более устойчивые четырехсторонние основания, не уступает давлению нашего тела, напротив заставляет его уступать себе, каковы разные виды земли. Шероховатое или жесткое обусловливается твердостью элементов тела в связи с их неравномерностью, а гладкое – плотностью их в связи с равномерностью. Легкое и тяжелое имеет свою причину в том положении, которое в данный момент каждое из четырех тел занимает в отношении к месту главной массы своей и находится вверху или внизу её; каждое тело в сфере своей массы бывает легким, а увлекаемое в сферу чуждой массы становится тяжелым. Неприятное ощущение боли вызывает все то, что слишком быстро и насильственно выводит наше тело из обычного состояния, а приятное все то, что снова приводит его в нормальное состояние; впечатления же, кои вторгаются с постепенностью и легкостью, хотя вызывают в нас соответственные ощущения и даже сознательность, но не сопровождаются ни удовольствием, ни страданием. Что же касается впечатлений, сопровождающихся соответственными ощущениями только в известных органах нашего тела, то различные виды вкуса, – острого, терпкого, кислого, горького, сладкого и др., имеют свою причину в различном составе веществ, поступающих в полость рта и растворяемых его влагами. Так, одни вещества (напр. щелочи), попав в рот, вызывают в нем слишком обильное истечение слюны и дают ощущение горечи; другие напротив (спиртные) и сами воспламеняются и полость рта воспламеняют и сопровождают острым, жгучим ощущением; третьи лишь умеренно сжигают сосудцы вкуса и дают ощущение кислого, терпкого и т. д. Ощущение запаха доставляет каждое из четырех тел не само по себе, по своей природе, но только тогда, когда находится в состоянии противном его природе, именно в то время, когда оно, быв разрешено на мелкие частицы, находится на пути превращения в другое какое-либо тело (когда, например, землянистое вещество находится в процессе горения, или когда какая-нибудь жидкость, испаряясь, превращается в воздух, или, сгущаясь, переходит в жидкость); эти частицы, носящиеся в воздухе и вместе с ним попадающие в ноздри, и суть собственно то, что дает ощущения запаха, кои бывают или неприятны, когда быстро и насильственно выводят орган обоняния из его нормального состояния, или приятны, когда снова возвращают его в прежнее состояние. Точно так же и звук не есть специфическая особенность какого-либо одного из четырех тел, а есть движение, которое может получить начало в каждом из них безразлично, но которое, смотря по силе первого толчка, с большей или меньшей интенсивностью и быстротой распространяется в воздухе, пока не дойдет до ушей, а отсюда через мозг и кровь до самой души, где оно становится уже движением внутренним, психическим, ощущением звука. Напротив, цвет вещей имеет своим источником исключительно огонь, с одной стороны – внутренний огонь, истекающий из нашего тела сквозь глаза, а с другой – внешний, истекающий от внешних предметов. Тот и другой свет, встречаясь и по причине своего тождества сливаясь, образует из себя впереди глаза некое особосветящееся тело, в котором мы видим не только очертания, форму того предмета, лучи которого поступили сюда, но и тот или иной цвет его. Различие же цветов зависит от степени плотности или тонкости элементов внешнего огня в сравнении с нашим внутренним; внешний огонь гораздо большей полности всегда сжимает или сокращает наш внутренний зрительный огонь, и потому дает ощущение черного цвета, а огонь внешний меньшей плотности, большей тонкости разделяет и расширяет наш внутренний огонь и дает ощущение белого цвета; все же остальные цвета представляют собой только разные сочетания этих двух основных цветов с преобладанием в известной степени того или другого из них, сочетания, кои перевесть на точные математические пропорции еще никому не удалось, да, вероятно, и никогда не удастся.

Вот те необходимые физические причины, кои неотменно должны быть приняты в расчет при изъяснении образования мира. Но эти причины суть не только не единственные, как некоторые учат, но даже не первые и не главные, а вторые и подчиненные. Так как они сами по себе совершенно равнодушны к своим действиям и следствиям, то наблюдаемый в мире порядок, очевидно, не есть следствие их случайного, слепого сплетения, напротив, предполагает прежде их и над ними еще другую высшую причинность, руководящуюся в действовании наперед придуманными целями, идеями, – причинность, источник которой лежит не в слепой необходимости, а в премудром божественном разуме Образователя мира. И если эта высшая разумная творческая причинность была первенствующей, всеобуславливающей в образовании души мира, в создании небесных божеств с их светоносными телами, а равно и всех остальных бессмертных душ, то почти такая же роль принадлежала ей и в образовании всего остального, что и что оказалось нужным для этих душ. Именно, получив от Творца божественное, бессмертное, разумное начало души и поместив его в голове, как бы в акрополе, боги затем озаботились созданием смертной (т. е. чувствующей) души и всех тех частей и органов, которые оказались нужными для различных действований её. Так, шею они устроили в качестве перешейка между бессмертной душой и смертной, с тем, чтобы последняя, как можно меньше беспокойств причиняла первой, и саму смертную душу, разделив на две части, лучшую из них (θυμός) поместили поближе к голове, в промежутке между шеей и диафрагмой, а худшую (ἐπιθυμία) привязали как жадного, дикого зверя, к яслям, расположенным в низшей части грудной полости, от диафрагмы до пупа. Сердце они устроили в качестве управы, откуда распоряжения разумной души, идущие из акрополя, разносились бы по всему телу; печень с одной стороны в качестве органа мантики (предвещаний, сновидений), с другой – в качестве зеркала, которое отражало бы в себе грозные и кроткие веления разума, а селезенку в качестве полотенца, которым вытиралось бы это зеркало всякий раз, как загрязнится. Что касается других частей тела, – рук, ног, мозга, мяса и костей, мышц и связок, зубов, языка и губ, волос и когтей и пр., то все они суть известные сочетания четырех физических тел, кои хотя сложены при участии вышепоименованных необходимых причин, но вместе с тем строго обдуманы разумом и премудро приноровлены к пользам и целям души. Самая низшая в организме система, но вместе с тем самая необходимая для его жизни, система пищеварения устроена не менее премудро. Так, боги, предвидя нашу неумеренность в пище и питье и желая предотвратить гибельные последствия, устроили, кроме пищеприемника и желудка, еще брюшную полость, в которой положены кишки многими изгибами для того, чтобы пища не уходила из них слишком быстро и чтобы это было помехой нашей ненасытности. Для того же, чтобы питательные вещества могли равномерно распределяться по всему телу, они провели по всем частям его, на подобие водопроводов в саду, большие и малые сосуды, кои разносят пищевые вещества по разрешении их огнем (в новом виде крови и соков) из брюшной полости по всем углам и закоулкам тела. Так совершается питание тела путем непрестанного обмена веществ земляных и водяных. А чтобы сделать возможным такой же постоянный обмен и воздуха и огня, боги устроили, на подобие верши, дыхательную систему, – глотку с её ветвями, дыхательное горло, легкие и все прочее, к этой системе относящееся. Словом, все наше тело создано с величайшей премудростью и всеми своими главными процессами, особенно же некоторыми из них, представляет даже близкую аналогию с совершеннейшими круговращениями вселенной. Таковы в особенности процессы питания, кровообращения, дыхания.

Ученые занятия мои при слабом здоровье моем в душных кельях монастырских прерываемы были повременными обозрениями иерусалимских обителей: Большой Панагии, Св. Георгия, Св. Василия Великого, Святых Феодоров, Сайданаи, Св. Евфимия Великого и Св. Иоанна Предтечи и поездками в ближайшие окрестности Св. Града, как то на Елеон, к источнику Св. Филиппа и в Горнюю. Все, что видел я в этих обителях и во время оных поездок, описано мною. Но эти описания я не включаю в настоящую Книгу Бытия Моего, присоединив их к подобному описанию, составленному в 1844 году, дабы дважды не варить одну и ту же капусту цветную.

-----------------------------------------

Есть другой предмет, который напрашивается на известность, это – иерусалимская погода [метеорология]. Оповещаю ее.

Сентябрь. 5, Воскресенье. В сорок минут 4-го часа пополудни внезапно послышался вне монастыря шум велий, как бы от проливного, стремительного дождя. Я вскочил с постели и глянул в окно своей кельи, обращенное к северу. Что же оказалось? Сильный ветер, поднимая пыль, пронесся весьма быстро снизу вверх к соседнему католическому монастырю с востока на запад. Он отдувал оконный занавес в моей келье. Эта буря началась и кончилась скоро и после нее настала тишина. Не такой ли шум слышан был здесь и в день Пятидесятницы?

Сентябрь. 22, Середа. Вечером холодно и ветрено.

Сентябрь. 29, Середа. В тридцать пять минут 4-го часа пополудни накрапал дождь.

NB. Кончено чтение восьми книг Республики Платона³²². Величаю и славлю его ум ясный и всеобъемлющий. Его описания областей и людей тимархических, олигархических, демократических превосходны, естественны. Любуясь этими описаниями, я часто восклицал, какой дивный живописец этот философ! Если Прометей похитил с неба огонь, то Платону сам Бог подарил мудрость и красное слово. Теперь понятно мне, почему св. отцы любили Платона и после Евангелия изучали его философию. Он созерцанием своим возвышался до границы откровения Божия. Во все дни, в кои я читал Платона, чистая духовная радость, переходя в восторг, делала все мое существование цветистым, благовонным, полным жизни. Услаждение души моей красотами слова и идей сего величайшего философа, проникало все тело мое, все кости мои и производили в них отрадный трепет, уста мои улыбались приятно. Даже больной глаз мой видел яснее. Не исцелит ли его дальнейшее чтение творений Платона?

Октябрь. 18, Понедельник. В половине 12-го часа дня пошел крупный дождь. Наконец-то дождались мы этой благодати. Спустя 15 минут грянул гром, но слабо и не долее двух трех мгновений и спустя 5 минут повторился сильнее и продолжительнее.

19, Вторник. После вчерашнего обильного дождя воздух чист, прохладен и здрав. Солнце светит ярко.

24, Воскресенье. Облачно. Сыро. Перепадал дождь.

Ноябрь. 12, Пятница. Утро туманно и дождливо.

Текущий год, был год самый тяжелый для меня. Я почти в каждую ночь часа три и даже четыре страдал, чувствуя сильные биения в левой полости живота своего, кои трясли все тело мое и голову так, что из глаз моих вылетали искры света. А биения эти происходили от непомерного накопления газов или ветров в утробе моей, усиливаемого нечистым [нехорошим] воздухом в низких и душных комнатах моих. Замечательно, что эта болезнь прекращалась в дни поездок моих. Значит, мне нужны были движение и чистый воздух. А их то и не доставало мне. Кроме сего недуга, приводившего меня иногда в уныние, у меня болели глаза почти с начала сего года, более страдал глаз правый. На веке его вырос так называемый ячмень. Местный лекарь Антон Киль, выкрест, сперва католик, потом протестант, с 18 дня августа разрезывал его десять раз и прижигал ляписом, а я, по своему измышлению, прикладывал к нему, то вареный лук, то серу из своего уха. Но все это [не только] не уничтожало недуга, напротив ячмень упорно держался на своем месте и кроме его под правым веком наросло мягкое мясцо и закрыло мое око. Заметив это явление, я перепугался и решился отправиться в Бейрут, где, как было известно, находились хорошие врачи из Европы, или в Константинополь. До Бейрута надлежало ехать 500 верст верхом на коне. Нелегко [было] совершить такую дальнюю поездку в месяце ноябре. Но здоровье дороже подобного труда. И так, с Богом. – Ὥρα καλὴ καὶ δεξιά!³²³

VII. Поездка в Бейрут.

Ноябрь. 13, Суббота. Вечером, после вечерни, я простился с патриархом Кириллом и, приняв его благословение на путь, спросил его: «Не прикажете ли чего в Константинополь?» – «Ничего не приказываю, – отвечал он, – и только желаю, чтобы вы доехали туда и возвратились к нам благополучно». Сладко ласковое слово. Прекрасна любвеобильная душа!

Сегодня утром я выехал из Св. Града. Мне сопутствовала моя преданность воле Божией.

День прояснился после вчерашнего ненастья и был теплый. На синем небе по местам видна была белая узорчатая кисея.

Знакома мне дорога в город Рамлу. Несколько раз арабские смирные кони подо мной топтали ее осторожно³²⁴. Горы, долины, дебри, деревни, развалины, все стоит на своем месте. При спуске в первую глубокую долину Бетханинскую видны деревни Лифта с библейским источником Нефто́а³²⁵, Бет-Икса и Куло́ние. они словно три голубя соседятся на горных склонах и смотрят друг на друга. В самой глуби этой долины, за мостом, мертвецами лежат развалины. Что же тут было? Кто тут жил? Говорят и пишут, что тут был Еммаус, в котором воскресший Иисус узнан был при преломлении хлеба. Но я не верю сему, ибо это место слишком близко к Иерусалиму; не насчитаешь до него и 40 стадий, а Еммаус отстоял от Св. Града на 160 стадий. Думать надобно, что тут было римское укрепление. Это доказывает римская теска камней его с шероховатыми выпуклостями. Вероятно, что и крестоносцы жили в этом укреплении и сторожили отважных арабов-магометан. Поднимешься из Бетханинской долины на узкий хребет горы по крутоярой мощеной дороге и тебе недалеко до Кириафиарима (Абогоша), где долго находился ковчег завета³²⁶. Подле этого селения, у дороги, стоит опустелая, но довольно еще хорошо сохранившаяся церковь времени крестоносцев. Она напоминает собой Ноев ковчег с одной дверью и светом, получаемым сверху. Стены её весьма толсты и особенно восточная, в которой сделаны три полукруглые углубления для трех алтарей. Вверху этих углублений на стенах и на столпах, поддерживающих своды, еще видны святые лики, но невозможно распознать, чьи они. Давно не курится фимиам в этом святилище, давно не слышатся в нем молитвы и песнопения христиан. Полудикий араб загоняет в него скот свой. Но мне мнится, что эта церковь будет возобновлена и освящена скоро русскими. За Кириафиаримом, с перевала горы, я видел вдали Яффу, словно белокаменную посуду на желтой скатерти у стены, окрашенной под цвет синего моря, потом повесил свою голову и так по дебрям и полю доехал до Рамлы, охраняя свое ослабевающее зрение синими очками и синекисейным покрывалом.

В Рамлском монастыре игумен Захария по-прежнему³²⁷ сед, суров и молчалив, а послушник его Панаиоти по-прежнему продает нюхательный табак арабам и арабкам.

14, Воскресение. Еще не показывалось солнце из-за гор Палестины, а православные уже оканчивали обедню в церкви Св. Георгия. Я кратко помолился на монастырской террасе, откуда слышны были их молебные пения и отправился в дальний путь, вручив Панаиоту сорок пиастров и дивясь недовольству этого монаха, как будто подачка моя была малая.

За воротами Рамлы беспредельное небо и широкое поле, вдали окаймленное горами, расширили мою душу, и она радовалась, видя светлый простор. Ей, нездешней и бессмертной, душно и томно в тесных границах, а привольно и отрадно на безбрежном море, на безграничной степи, в междузвездных пучинах, под ливнем мыслей [от тем математических, исторических и всяких вычислений], рассуждений и даже от мечтаний.

Не долго я пробыл в Яффе и еще засветло поспел на ночлег в приморское селение Хара́м³²⁸. Тут кираджии на своих осликах с вьючным мулом обогнули у моря соседние развалины Аполлонии и по лощине с севера достигли до этого селения, а мы на конях добрались к нему сквозь излучистое, узкое ущелье, иссеченное в прибрежной, ноздреватой скале близ южной стены той же Аполлонии. [Это ущелье замечательно по его лохмотьям, дикости, неудобству для неприятелей и удобству для поражения их при высадке или осаде].

На дворе харамской мечети находится сантон над могилой неби-Али ибн-Алэн. Окрестные магометане чтут память этого пророка своего, который, не знать, что доброе сделал на земле. В этот раз некоторые из них приехали сюда из Яффы, чтобы встретить новый год свой подле чтимой могилы. Они заняли верхние покои в мечети, а нам предоставили нижнюю комнату. В начале ночи началось их празднование. Внизу слышно было, как все они в один голос нижним тоном что-то читали, как бы жужжали, немного повышая голос в печальный бемоль пред концом каждого стиха. [Арабы и на молитве, и на работе подражают жужжанию пчел]. Чтение было продолжительно. По окончании его один араб стал петь что-то не скоро, но и не протяжно, а все прочие в один голос, густым говором, выходившим из груди, с сильным придыханием, порой в такт произносили: Аллах, усиливая придыхание на последнем слоге. Любопытно было видеть этот обряд их хоть чужими глазами, и я попросил провожавшего меня каваса Апостоли тихонько взойти наверх и подсмотреть, что там делается. Он пошел, подсмотрел и, воротившись, сказал мне, что арабы стоят кружком среди горницы и, не двигаясь с мест своих, перегибают свой стан и головы справа налево по линии круга и с фырканьем произносят в такт: Аллах. Любопытство мое возросло до высочайшей степени. Нельзя было одолеть охоты видеть своими глазами набожную пляску магометан; и я за кавасом тихонько подкрался к ним и из-за угла сквозь растворенные двери их молельни видел, что желал видеть и знать. Правоверные перегибались друг к другу станом и головами и урчали Аллах, но скорее против прежнего. Их урчание и ломаные телодвижения произвели во мне неприятное чувство. Но когда я допросил рассудок свой, что бы это значило, то он сказал мне, что служение Богу, по понятию некоторых магометан, есть погружение человека в божество и изчезание в нем после самозабвения от напряженных и продолжительных телодвижений и воплей. Насмотревшись и наслушавшись вдоволь, я сошел вниз и стал пить чай. Пью и слышу самое ускоренное урчание арабов или, точнее, непрерывный глухой и взрывчатый пых, какой слышится от паровоза. Вспыхнуло и мое любопытство. Я опять взбежал наверх и увидел, что арабы в такт нагибаются уже в середину круга, а не по периферии его и притом весьма часто и усиленно. Мне стало страшно от того, что правоверные уже не походили на людей в обыкновенном сознании их. Вероятно, они не чувствовали себя самих. Я удалился. И они скоро кончили свое набоженство самым ускоренным урчанием Аллах, которое под конец перешло в хрипение. Оно утихло. А я подумал, что молящиеся лежат без чувств и находятся в состоянии видений. Но едва ли это было. Ибо они совершали этот обряд по преданию, по привычке, без напряжения душевного и без всякой другой цели, кроме точного выполнения обряда.

Не так же ли, как эти магометане, вопияли и жрецы Ваала на Кармиле? Мистические пляски ферапевтов египетских не походили ли на виденный мною обряд правоверных? Не знаю.

15, Понедельник. Утром в семь часов с половиной мы оставили Харам. Было холодно. Наши кони, не ленясь, шли по зыбучему песку то у самых скал прибрежных, то у самой окрайны моря. Эта окрайна беспрерывно опушалась пеной, как бы горностаем, при тихом накате на нее воды. Круглые раки и птички на длинных и тоненьких ножках бегали взад и вперед с песка в воду и из воды на песок. Смотря на них, я думал, что человек должен бы угадывать чувствования окружающих его животных, но грех лишил его дара прозревать в сущность всего живущего.

Спустя часа четыре после выезда из Харама мы достигли до пристани Абу Забура выше соименной речки. Эта пристань есть не что иное, как маленькая, полукруглая заводь моря, окаймленная низкими скалами с севера и юга. Тут весной арабы собираются на годовую ярмарку. У самого берега и на северном холме заметны небольшие развалины. Что тут было в древности? Монастырек? Сторожевая башня? Торговая биржа? Не знаю, а ведаю что Абу, по понятию арабов, есть бог пажитей и нив. Здесь мы поднялись с берега на песчаное выш-поле и по нему дотащились до развалин Кесарии в течение двух часов.

Всякий раз я останавливаюсь в Кесарии³²⁹. Она пуста, безмолвна, мертва. Но прах её драгоценен: его попирали красные стопы апостола Павла, его оросили струи теплой крови многих мучеников и мучениц в первые времена христианства. Вкушая пищу во славу Божию подле развалин большой церкви, я вспомнил о духовном брашне, – о Кесарийской библиотеке, которая находилась при митрополии. Это была вторая христианская библиотека, основанная Св. мучеником Памфилом в конце третьего века; первую устроил в Иерусалиме епископ Александр около 200 года.

Можно бы и следовало бы восстановить и населить Кесарию, очистив пристань и древний водопровод её. Но турки неспособны ни к чему общеполезному. Кесария дождется дня своего воскресения, но оживит ее кесарь, со смирением поклоняющийся Богу духом и истиной.

Из Кесарии мы прибыли в Тантуру еще до захождения солнца. Глаза мои болели тяжко. У каждой болезни – много родни, а всех ближе к ней печаль да скука. Всю эту ватагу я притащил с собой и беспокоимый ею лежал на полу арабской хижины, посматривая на коров, кои у ног моих лениво жевали свой скудный ужин. Вдруг послышался обычный, высокогласный речитатив арабки в соседнем доме, подхватываемый восклицаниями подруг её: лю, лю, лю, лю. Я спросил хозяина, что там? Свадьба? Похороны?

– Ни то, ни другое, – отвечал он.

– Так что же?

– Один араб оправился после болезни, и вот родня его собралась к нему с поздравлениями.

– Как же поздравляют его?

– Вы слышите как.

– Но я не понимаю того, что слышу.

– Арабка напевает разные сладкие причеты, например: Благословен Бог, подавший тебе здоровье, поздравляем тебя, живи многия лета на радость семье, ты наша крепкая башня и пр. и пр.

Печаль отлегла от моего сердца. Милостью Божией, думал я, выздоравливают другие, выздоровею и я. Отец небесный милостив ко всем. Эта дума переродилась в молитву. Молитва успокоила душу. При покое души заснуло тело сном эдемским.

16, Вторник. Сон укрепил меня. Я поехал далее. На проезд от Тантуры до Кармила потрачены были пять часов. Холодный и резкий ветер, дувший с Кармила, мешал мне думать, наблюдать и расспрашивать. Однако, в этот раз³³⁰ я заметил немалые развалины недалеко от Кармильского монастыря, там, где оканчивается узкий и низкий кряж скалистый, тянущийся с юга на север, налево от полевой дороги. Они лежали на последнем, северном холме этого кряжа. Что тут было? Сикамино́полис Страбона?³³¹ Очень вероятно; ибо, по уверению кармильских монахов, это место поныне называется Сикаму́н (А на карте Робинсона поставлен Каламу́н).

17‑18, Середа‑Четверток. Сладок мне отдых в Кармильской обители, в этом раю Палестинском.

19, Пятница. Гостиник этой обители, отец Карл, ходивший за сбором милостыни во Францию в 1843‑1844 годах, показал мне книжицу под заглавием: Oeuvre Française du mont Carmel³³². В ней содержится коротенькая история Кармильского монастыря и рассказ, как отец Карл собирал подаяния в Париже. Замечательно следующее место, [но не знаю, верно ли] стр. 3: Le Carmel, une des montagnes saintes, est depuis saint Louis une propriété française achetée par le roi de France, souvent confisquée, mais toujours restituée, cette langue de terre sert tombe aux deux mille français³³³. Разумеются воины Наполеона.

Помнится, – в Церковной истории Неандера³³⁴ упомянуто, что в 1185 году по Рождестве Христове греческий иеромонах Иоанн Фока на пути в Св. Град зашел в Кармильский монастырь и застал в нем только одного латинского монаха. Стало быть, до султана Саладина, изгнавшего латин со Святой Земли, Кармил действительно принадлежал западным калуерам.

Вчера и позавчера Апостоли провожал в Назарет спутника моего, певчего нашей посольской церкви в Константинополе. Он принес мне оттуда следующие вести, как масличные ветви. В Назарете умерли от холеры только шесть православных христиан. Года за полтора назад, Иерусалимский патриарх Кирилл построил и учредил [открыл] там народное училище. Постройка его стоила 26 000 пиастров. Учеников в нем 80, учитель один, – араб, – мирянин, попечитель – местный обыватель Халиль Хаким, – православный христианин, он и агент российского консульства, недавно назначенный нашим генеральным консулом Базили. Прежний главный шех назаретский Салех Се́каль из православного сделался униатом по следующему случаю. Бедные христиане назаретские пожаловались на него патриарху Кириллу за то, что он заел 30 000 пиастров, собранных с них в уплату податей, и просили его блаженство лишить его шехства, говоря, что ежели этого не будет, то все они разбегутся. Патриарх передал это дело бейрутскому паше и шех был сменен. Но от стыда и ярости он принял унию. Теперь ему желательно обратиться в православие, лишь бы пригласил его патриарх. Но его блаженство отвечает ему: «Церковь открыта для всех, иди в нее сам, когда хочешь, и спасайся».

20, Суббота. С Кармила я переехал в Птолемаиду (Акру) и остановился в архиерейском доме, у митрополита Прокопия (из греков). Он отстроил верхнюю часть этого дома при пособии казны Св. Гроба и турецкого правительства, которое дало ему вознаграждение за порчу Акры англичанами в 1840 году. А епархиальные доходы сего архиерея незначительны. Он получает не более 7000 пиастров в год и 20 кило пшеницы. Я привез ему 15000 пиастров для народного училища. Эти деньги вручил мне патриарх Кирилл.

21, Воскресенье. Путешествие мое от Птолемаиды до Тира было благополучно. Здесь один православный араб говорил мне, что недалеко от Тира находится гроб царя Хирама, древний и чудный, и одна пещера, наполненная финикийскими монетами, которых никто не может брать, потому что они заколдованы.

22, Понедельник. В Тире не было холеры по молитвам апостола Фомы, во имя которого построена православная церковь, единственная в этом городе. На пути оттуда к Сидону много развалин. Там, где стоял город Орнифо́полис, я видел на самой дороге небольшой кусок мозаики, составленной из белых четырехгранных камешков, и выломал из нее два-три кубика на память. Удивительно, как могла она уцелеть на тропе, по которой люди ходят и ездят столько веков. Ежели она сделана была во время крестоносцев, то и такая древность её замечательна.

В Сидон я не заезжал и ночевал в хане Неби-Юнас. Этот хан построен бывшим князем ливанским эмир-Беширом, которому принадлежат окрестные деревни.

23, Вторник. Наконец я дотащился до Бейрута. Остаюсь здесь лечиться, уповая на Бога.

VIII. Пребывание в Бейруте.

Ноябрь. 24, Середа. Вчера приходили навестить меня Антиохийский патриарх Мефодий и наш генеральный консул Базили. Но я не мог принять их по причине усталости и крайней слабости. Патриарху сказал мой Иван, сам от себя, что я переодеваюсь и его блаженство ожидал выхода моего, но потом, когда оказалось, что я лег в постель, заперши свою горницу, должен был идти восвояси, как не солоно хлебал. Жалею, что так это случилось. Ведь и недоразумение есть грех.

Патриарх Мефодий пребывает в Бейруте по случаю бурного избрания архиерея на место усопшего о Господе митрополита Вениамина. Сегодняшнее свидание мое с ним было кратко, но сладко. Отец рад был видеть сына своего, а сын отца.

От патриарха пошел я к консулу Базили. У него случился здешний лекарь Песталоцци. Этот эскулап осмотрел мой больной глаз и сказал, что к веку его прирос полип и что снять его легко. Он угадал мой недуг. Точно, у меня полип. В дождливое время он расширяется и свербит. Решено было пригласить на совет еще двух докторов – поляка Добровольского и одного француза.

Вечер провел я у патриарха Мефодия. Между прочим, он говорил о дерзости одного сельского священника Бейрутской епархии, запрещенного за совершение незаконного брака. Этот священник в письме своем к его блаженству, выразился, что ежели посадят его в тюрьму, то он сделается протестантом и освободится, а ежели обреют ему волосы, то они вырастут и что вера магометанская лучше греческой. Патриарх думает послать дерзкого в монастырь Св. Саввы, но не знает, примут ли его там.

Шатко православие в Сирии! Недавнее постановление Порты, дозволяющее полную свободу вероисповеданий и совести доведет христиан до того, что они будут колебаться всяким ветром учения до тех пор, пока Сирия не сбросит с себя иго турецкое.

25, Четверток. Сегодня патриарх служил заказную обедню. Во время завтрака он поведал мне, что избрание архиерея на место покойного Вениамина идет весьма шумно. Христиане, живущие на горах, желают иметь своим владыкой племянника Вениаминова, игумена Хаматурской обители Исаию, а в Бейруте составились три партии: одна принимает Исаию, другая, более сильная, руководимая драгоманом английского консульства Нам-Традом, слышать не хочет об Исаии, третья мечется в ту и в другую сторону. Нам-Трад сперва предлагал патриарху рукоположить архимандрита Афанасия (родом дамаскинца, пребывающего в Иерусалиме), но когда его блаженство решительно сказал ему: не быть Афанасию, стал требовать, чтобы назначен был кто-либо другой, только не Исаия.

Наша беседа прервана была появлением протонотария Антиохийского престола Иоанна Попандопуло, который только что приехал из Дамаска. Патриарх расспрашивал его о разных разностях домашних и об униатском патриархе Максиме. Я внимательно слушал, что они говорили. Когда протонотарий сказал, что Максим болен лихорадкой и что дамасские униаты разделены на две партии, из которых одна в ссоре с своим владыкой, тогда патриарх Мефодий с живостью сказал: «Не склоняется ли эта партия к православию?» – «Напротив, – отвечал собеседник его, – нерасположенные к Максиму говорят, что им приятнее магометанство, нежели православие». Я подумал: глубоко же укоренена ненависть униатов к грекам. По словам протонотария, Максим торжественно встречен был в Дамаске. Паша выслал навстречу ему коня своего, а все консулы своих кавасов и чиновников. Кавасы получили от него щедрые подарки, – каждый по 100 пиастров. Максим послал к паше своего иеромонаха Михаила, когда его светлость может принять его, Максима. Так как иеромонах виден собою, толст и высок, то велемудрый паша принял его за патриарха и, посадив подле себя, велел подавать трубки и кофе. Негры уже несли черный напиток и магометово кадило, но в эту минуту паша из разговора с монахом узнал свою ошибку и движением руки отослал слуг своих назад с трубками и кофеем.

Вечером я обедал у нашего консула. О многом и многом говорили мы, но не всякое слово в строку. А кое-что записываю. По уверению консула, птолемаидский митрополит Прокопий получил 70 000 пиастров из казны Гроба Господня на устройство архиерейского дома, кроме денег, данных Портой.

Разговаривая о церкви Российской восточной, я спросил умного собеседника, что за причина нерасположенности к нам греческого духовенства? – «Оно не любит нашего строгого порядка и благочиния» [а не нас], – отвечал он.

Когда консул промолвил, что обер-прокурор Св. синода граф Протасов оказал большие услуги Российской церкви, тогда я возразил: «Граф угобзил своих чиновников, ненужных в большом числе, угобзил на счет церкви святой и в ущерб ей. Это ли заслуга его? Граф, уменьшая число приходов и духовенства в России, оставляя многих священников и их семейства без куска хлеба и тем ослабляя преданность духовенства к престолу и Синоду и способствуя распространению ересей и расколов при недостатке пастырей на огромном пространстве России, колеблет царский трон и церковь, хотя и незлоумышленно. Это ли заслуга его? Только один каменец-подольский архиепископ Арсений возразил на такое распоряжение графа, находя оное вредным для своей епархии полу-униатской, полу-православной и успел отстоять прежнюю численность приходов в своей епархии». – «Замечательная отвага!» – промолвил консул.

26, Пятница. Меня посетил умный и благоговейный протонотарий патриарха Мефодия. От него я узнал многое.

1. В городе Феодосиуполе (Эрзеруме), состоящем в области Антиохийского патриарха, святительствует Тимофей туземец. Прежде он проживал в Константинополе и считался титулярным епископом (ἐπὶ ψιλῷ ὀνόματι). Но эрзерумские христиане призвали его к себе, по позволению его блаженства Мефодия. Эти христиане по крови и языку армяне.

2. Предшественник Тимофея получал из России 150 голландских червонцев за Аки́ску (Ахалцых), вошедшую в состав Российской империи. «Бог знает, будут ли давать их преосвященному Тимофею», – говорил протонотарий. Я обнадеживал его, ссылаясь на правду нашего правительства.

3. Амидийский митрополит Макарий еще не послал учеников в богословское училище на острове Халки, где воспитывается один юноша из Дамаска (другой же дамаскинец, сын священника Иосифа, выбыл оттуда по причине болезни).

4. В Дамаске патриарх Мефодий приготовляет к духовному званию десять избранных туземцев.

А илиопольский митрополит Неофит, находящийся в Москве, письмом просил его отправить в эту столицу нашу шесть духовных питомцев для образования в тамошней семинарии. Патриарх сносился по этому делу с нашим консулом Базили. Ожидается милость Православного царя и Синода его.

5. В дамасском патриаршем архиве хранится одно дело, из которого видно, что Амидийскому престолу принадлежат две деревни, коими издавна поныне заведывает халкидийский архиерей, зависящий от Вселенского Патриарха. Хорошо было бы возвратить их бедной кафедре Амидийской, потому что жители их, занимающиеся металлопромышленностью, довольно зажиточны. Но сделать это трудно. По какому-то распоряжению Порты и Великой церкви халкидийский архиерей считается владыкой всех металлопромышленных селений в том крае. Кто же отменит сие распоряжение?

6. В том же архиве отыскана грамота Вселенского Патриарха, писанная в 1770 или 1780 году, которой он возвращает Алеппскую митрополию Антиохийскому престолу. Но неизвестно, почему и когда эта митрополия опять осталась в ведомстве Великой церкви. «В 1842 году, – говорил протонотарий, – когда я находился в Константинополе вместе с илиопольским архиереем Неофитом, Вселенский Патриарх Герман и Синод его предложили нам взять помянутую митрополию. Мы известили об этом своего архипастыря, а он писал к алеппинцам. Но эти не захотели отстать от вселенского престола, и так дело расстроилось».

7. Наместник Антиохийского патриарха – архимандрит Агафангелл и протонотарий Иоанн ходили к униатскому патриарху Максиму и от лица своего архипастыря поздравляли его с благополучным приездом в Дамаск. Но он не был у них и никого не присылал к ним отплатить учтивостью за учтивость.

8. В Дамаске построена изрядная церковь для сириано-иаковитских униатов епископом их Якубом, который ездил в Рим для сбора подаяний и привез много денег, ризницу и утварь церковную.

9. Американская миссия протестантов в Бейруте действует успешно. Она открыла школу в ближней православной деревне Хамду́н для приготовления миссионеров и пасторов в Сирии (протонотарий наименовал еще одну деревню, в которой учреждена протестантская школа, но я забыл её название).

10. Арабский священник Спиридон, которого я видел в Триполи в 1843 году, в течение трех лет (1845, 1846, 1847) устроил в Антиохии училище и проповедовал в тамошней церкви. С января месяца 1848 года по июль он проживал в Диарбекире, при амидийской митрополии, и обучал новообращенных униатов уставу и порядку церковному.

11. Для меня переписывается в Дамаске арабская рукопись Павла диакона, сопровождавшего Антиохийского патриарха Макария в Россию при царе Алексее Михайловиче.

12. Протонотарий перевел на арабский язык ответ четверопрестольных патриархов восточных папе Пию IX. Этот перевод будет напечатан в Бейруте.

По словам Попандопула, паству феодосиупольского архиерея составляют армяне православного вероисповедания. Вероятно, что они суть потомки тех предков своих, которые в начале седьмого века, при греческом царе Ираклии и при мудром кафоликосе их Эздре, приняли халкидонское вероисповедание. Им подобные армяне находятся в Анатолии (Малой Азии), около города Севасты или Сиваса, в двенадцати селениях и известны под именем хайхо-рум, т. е. армяно-греков.

27, Суббота. Три лекаря, – итальянец, француз и поляк, решили завтра вырезать полип, приросший к веку моего глаза.

Вечером посетил меня Антиохийский патриарх. Речь зашла о холере. По словам его блаженства, христиане дамасские, бейрутские и триполийские, страшась этого губительного поветрия и желая спастись, укрылись в монастырях Белемендском, Сайданайском и в других. Но холера застигла их и там и взяла свои немногие жертвы. Для утешения же и ободрения их в Белеменде явилась Божия Матерь, а в Сайданае спасла одну девочку. То и другое событие совершилось так.

1. В прошлом месяце августе Белемендский монастырь был наполнен трепещущими от гнева Божия христианами из Триполи и Бейрута. Между ними находился и еллинский консул хаджи Стефанѝ. В одну ночь показался свет в монастырской колоколенке и озарил ее всю снаружи. При первой вести об этом христиане выбежали из келий и все увидели стоящую в колоколенке Божию Матерь в черном одеянии, всю во свете, и кадящего ей инока. Это чудное явление повторялось три раза в одну и ту же ночь. В третий раз видел его и еллинский консул, неверивший двум первым. Христиане, утешенные таким знамением, совершили молебное пение в церкви перед чудотворным образом Богоматери и с теплой верой лобызали его. На другой день пришли в монастырь христиане из Триполийской пристани и спрашивали: «Был ли здесь пожар вчера ночью? Мы видели зарево над монастырем!» – «Пожара не было», – отвечали им и поведали чудо. Тогда все снова возвеличили заступницу усердную и Матерь Бога Вышняго.

2. В Сайданайском женском монастыре одна девочка упала с плоской крыши келий за высокую ограду и по утесам скатилась до низу, но, чудно, осталась невредима, даже стеклянный браслет на ручке её уцелел, и она, прибежав в монастырь, с детской простотой показывала его своей матери и говорила: не разбился.

Патриарх с умышленной радостью говорил мне о новосозданной в Дамаске церкви Св. Николая. «Бог услышал воздыхания христиан и желание сердца моего исполнил. Церковь построена, высока и светла, вся постлана мраморными плитами; святые образа в иконостасе хороши; они пожертвованы графиней Анной Орловой; бронзовый полиелей в 30 000 пиастров прислан из Москвы илиопольским митрополитом; грузинская царевна Тамарь пожертвовала полное архиерейское облачение из золотистого глазета; княгиня София Волконская, в бытность свою в Дамаске, дала 2000 пиастров. Теперь я одного домогаюсь – разрешения устроить просторный двор перед церковью и надеюсь, что с помощью угодника Божия достигну и этой цели».

По словам патриарха, постройка церкви стоила 400 000 пиастров. Половина их прислана была из Москвы илиопольским митрополитом, половина нашлась в Дамаске.

Его блаженство поведал мне также, что Св. синод наш по высочайшему разрешению подарил Антиохийскому престолу одну церковь в Москве на выгодном месте для основания при ней постоянного подворья и, поведав это, примолвил: «Нужно построить там каменный дом, и мы надеемся на графиню Орлову, которая готова помочь и этому доброму делу».

Это известие обрадовало меня; ибо я в своих отчетах о Сирийской церкви подал мысль о пожаловании какого-либо монастыря в Москве Антиохийскому престолу.

Кстати я порадовал патриарха, расхваливая житие, способности и труды [и успехи] илиопольского митрополита, собравшего 60 000 рублей и внесшего их в Опекунский Совет для приращения процентами. А его блаженство сказал мне: «Бейрутские христиане просили меня дать им илиопольского, но я сказал им: нельзя! нельзя! Он зиждет основание апостольского престола Антиохийского».

Была у нас речь об униатском патриархе Максиме. Мефодий порицал гордость и упрямство его и рассказал следующую быль. «Во время египетского управления Сирией директор финансов Махмета Али паши, Бахри-бей, униат, предложил мне и Максиму написать наставления христианам и униатам касательно их взаимных отношений и просил меня именовать униатов рум-католикиѐ (греко-католиками). Я исполнил его предложение, но (тут я прервал речь его блаженства и спросил его о содержании наставлений. Он сказал, что христианам и духовенству предписывалось, например не ходить в церковь униатов, не брачиться с ними и т. под.) просил бея, чтобы и Максим в своем окружном послании к униатам именовал нас рум-орфодоксиѐ (греками-православными). Однако же он не захотел сделать этого, отговариваясь, что ежели сам он называет греков православными, то этим докажет свое неправомыслие. Тогда и я выпустил требуемое соперником наименование. Бахри бей был недоволен моей осмотрительностью и, когда я извинился неустойчивостью Максима в своем слове, сказал мне: «Напрасно вы подражаете этому бешеному и сумасшедшему». Однако я настоял на своем».

28, Воскресенье. Три эскулапа удачно сняли полип из-под века моего глаза, так что я и не почувствовал, как они срезали его.

29, Понедельник. Весь день я сидел впотьмах и по тяжелой скуке от тьмы временной судил о страшной участи душ в тьме кромешной и вечной. Такая тьма есть ужасное наказание.

30, Вторник. После обеда навестил меня добрый патриарх и радовался облегчению моей глазной боли. Он принес письмо илиопольского, в котором между прочим содержалось известие о блаженной кончине графини Орловой. Его блаженство со слезами на глазах помолился о душе покойницы и промолвил с горестью: «Для многих умерла она, умерла и для Антиохийского престола, с нею в гроб пошла и надежда моя на устроение подворья в Москве».

Преосвященный Неофит в письме своем убеждал патриарха просить обер-прокурора Св. синода, его именно, а не другого кого, об ускорении дела о подворье. Но его блаженство заблагорассудил повременить, да и я советовал ему не торопиться, поставляя на вид, что все дела в нашем Синоде идут своим чередом.

Волнения христиан бейрутских, по случаю избрания нового владыки, весьма беспокоили маститого иерарха. «Игумена Исаию, – говорил он, – не принимают здешние граждане, а горцам он люб. Не знаю, как согласить две противные стороны. Предлагал я Бейрутскую кафедру своему архимандриту Агафангеллу, но он отказался от нее, как и от Эмесской, почитая себя недостойным и ничего более не желая, как дослужить моей старости и по смерти моей успокоиться от дел в каком-либо монастыре. Приглашал я сюда птолемаидского митрополита Прокопия, но он отвечал мне: ταίτια ἁγιοσύνη, παρακαλῶ, νὰ εἶναι μακρυὰ ἀπὸ ἐμένα – от такого места, прошу, подальше бы мне. Приглашал я иерусалимского архимандрита Никифора (письмоводителя патриарха Кирилла) с тем, чтобы он по смерти моей был и патриархом, но и его не улучил. Все отказываются от тернистого поприща. Осталось одно средство, призвать какого-нибудь титулярного архиерея из Константинополя».

– Но примут ли его здесь? – спросил я. Он ответил: «Примут, потому что мне все предоставили выбор архиерея мимо Исаии. Впрочем, – примолвил старец, – все, что я сказал вам, пусть останется в тайне». Я приложил свою руку к устам. После сего патриарх просил меня ходатайствовать в Петербурге, чтобы ему пожаловали драгоценную панагию. «Патриархам в Иерусалиме, нашему и армянскому, – говорил он, – дали панагии, а меня обошли». Я обещался писать об этом. (Писал, просил, но безуспешно).

Вне города Бейрута находятся две православные церкви, одна кладбищная во имя Св. Димитрия, а другая посвящена памяти Св. пророка Илии. Туда поочередно ходят служить бейрутские священники.

Месяц Декабрь. 2, Четверток. Вечер провел я у патриарха в здешней митрополии. Пока он тащился из верхней горницы в залу, я обратил внимание на арабскую надпись в ней и от переводчика узнал содержание её. Она гласит, что митрополит Афанасий возобновил здешний архиерейский дом в 1811 году.

Его блаженство был так внимателен к слабости моего зрения, что нарочно заслонил собою свет, усевшись на диване спиной к нему. Такая тонкость добродушия еще более усилила мое благоговение к этому священному старцу. Я поцеловал его руку. О многом беседовали мы, но не многое сохраняю здесь для памяти.

1. В Дамаске есть небольшое число магометан Алиевой секты. Их называют рафадзи́дами, неизвестно почему. Опасаясь преследования правоверных, они тщательно скрывают от них свой толк.

2. В Сирии никогда никто не учил, что христианин, потурчившийся и раскаявшийся, непременно должен омыть такой грех кровью своей, потерпев мученичество от турок. Всякий, кто оставлял мечеть и возвращался в церковь Божию, убегал в горы и там вступал в лик чад Божиих.

В Константинополе Великая церковь два раза в году, – в Рождество Христово и в страстную седмицу, раздает деньги бедным христианам. Когда патриарх Мефодий был еще анкирским митрополитом и казначеем Великой церкви (до 1821 года), тогда в оба раза раздавались иногда 20, иногда 30 тысяч пиастров. А ныне выдаются 60 000 п. Эти деньги собираются с архиереев и почетных и богатых христиан.

Теперь мне еще более понятна непоколебимая привязанность греков к церкви православной.

3, Пятница. Еще вечер проведен мною у патриарха и еще несколько сведений присоединилось к прежним.

1. Межевание земель и уравнение поземельных повинностей и податей на Ливане, соразмерно с количеством и качеством недвижимых имений, после шумных прений в диване бейрутского паши, оставлено до времени без действия. Прусский инженерный офицер, присланный Портой для введения кадастра на Ливане, только погулял по этой горе. Он предложил Порте устроить большую дорогу от Бейрута до Дамаска и начал было делать топографические наблюдения, но и это предприятие не исполнилось. Трудно ладить с ливаногорцами, трудно делать нововведения между ними.

2. При Ибрагиме паше до 1840 года на Ливане считалось 42 000 семейств или домов, платящих подати.

3. Ныне ливаногорцы дают порте 3500 пунгов (в каждом пунге 500 пиастров). Но мытари собирают более, и излишки отлагают в свои широкие карманы.

4. По низвержении власти египетского паши и эмира Бешира на Ливане было представительное собрание у бейрутского сераскира Мустафы паши для отобрания мнений всех горских племен касательно введения и упрочения новых властей. Представителями православного племени были бейрутский митрополит Вениамин, игумен Ильинского монастыря Макарий и диакон Афанасий. Все они получили от сераскира почетные подарки.

5. Пронесся слух, что старый князь ливанский эмир Бешир, с дозволения Порты, уехал из Бруссы в Париж под тем предлогом, что ему недостаточно 10 000 пиастров в месяц для продовольствия. Но этот слух едва ли основателен.

6. В православном селении Хасбее, назад тому девять месяцев, несколько семейств приняли протестантство по проискам американских миссионеров, пребывающих в Бейруте. Но один из главных шехов хасбейских, еще прежде сделавшийся протестантом и проживающий в Бейруте для избежания мести врага его хасбейского эмира магометанина, дал слово патриарху обратиться и обратить в православие и остальных отщепенцев, если он примирит с ним эмира. Патриарх просил консула Базили устроить это дело, и консул уже писал в Хасбею. Если помянутый шех сдержит свое слово, то получит от его блаженства две или три тысячи пиастров на хозяйство (Vita humana est synthesis oppositorum!³³⁵).

7. Завтра приедут сюда архиереи аркийский Захария и триполийский Иоанникий для посвящения двух митрополитов в Селевкию и Эмессу.

4, Суббота. После вечерни навестил меня консул Базили. Мы говорили о здешних американских миссионерах.

– Правда ли, – спросил я, – что выходцы из Нового Света учредили училище на Ливане, в православной деревне Хамду́н?

– Правда, – отвечал консул. – Они приготовляют там своих миссионеров.

– Это средство к достижению их цели не укоризненно там, где объявлена полная свобода вероисповеданий и совести. Но как назвать обращение христиан в протестантство посредством подкупа или покровительства, оказываемого негодяям, ослушникам, преступникам?

– Как хотите называйте такое обращение, но оно почти неизбежно и вот почему.

– Жажду слышать, почему.

– Протестантские миссионеры получают от своих обществ большое жалованье и большие суммы на дело проповеди и потому живут со своими женами и детьми в довольстве, покойно и даже роскошно. Дабы не лишиться таких выгод жизни, им необходимо надобно приобретать прозелитов, иначе общества отзовут их назад и лишат тех удовольствий, коими они наслаждаются. Трудиться по-апостольски они не хотят, чудес творить не могут, потому что не Бог послал их; что же остается им делать? Покупать прозелитов и употреблять другие земные средства, лишь бы успокоить миссионерские общества. Доселе они шли к своей цели этими кривыми путями. Но когда ливаногорцы заметили кривду их и стали чуждаться как их самих, так и даром раздаваемых им книг, когда в Америке огласилась безуспешность здешних миссионеров, в противность их ложным донесениям, и распространили слух о возвращении хасбейских протестантов в православие и когда прислали оттуда комиссара (помнится Кинга) для поверки слухов о деятельности [здешних] проповедников, тогда эти господа кое-как упросили посланного обаять пославших надеждами в будущности и, совещаясь с ним, придумали другие средства к распространению протестантства на Ливане, средства хотя медленные, но более верные и весьма хитрые. Решено было прекратить даровую раздачу книг и вспоможение деньгами и довольствоваться одним обучением детей и приготовлением некоторых из них к миссионерству. Кроме сего в Бейруте составлено ими литературное общество из арабов всех вероисповеданий. Каждый член его вносит 50 пиастров в год на приобретение рукописей арабских и на напечатание книг. Председатель общества задает темы для сочинений, например о выгодах образования женского пола, о влиянии образованных женщин на общество и т. п. Арабы читают свои сочинения в общем собрании, критикуют их, рассуждают, тщеславятся своей болтовней, почитая ее такой мудростью, какой не имел и сам Платун, царь афинский (так они называют выспреннего Платона). В здешнем обществе состоят уже 50 арабов. Оно владеет 500 отличными рукописями. Отец! Согласитесь, что такая хитрая мера протестантов со временем доставит им здесь торжество.

– Понимаю их хитрость, предвижу и победу. Теперь на Ливане будут говорить, что не миссионеры раздают деньги другим, а им самим даются пособия. Незаметное же сообщение завиральных понятий протестантских посредством бесед свободных, критики злонамеренной или насмешливой и похвал, обаяющих воображение арабов, сообщение такого тонкого яда в меду убьет древние верования, предания и нравственность глупеньких. Но если можно опасаться за города Сирии, то едва ли за деревни?

– Отдаленное будущее не в нашей власти!

– Но от нас зависит уничтожать [лечить] яд противоядием, понятия заменять понятиями, обществу противопоставить общество под хоругвью православия.

– Помилуйте! – сказал консул. – Кто здесь способен к такой духовной борьбе? Вы знаете невежество и бедность сирийского духовенства православного. Оно ли может ратовать с протестантами?

– Знаю и рыдаю.

– Я с Божией помощью вырвал победное знамя у американцев в Хасбее. Что же? Они оклеветали меня в Соединенных Штатах, будто я велегласно поношу здесь подножную республику и тамошние церкви. Эта республика жаловалась на меня нашему посланнику в Константинополе, и я должен был оправдываться.

– Силы ада! Ныне час ваш! – вскричал я.

После ужина приходил ко мне отец Макарий, игумен Ильинского монастыря на Ливане (близ Бейрута). От него я узнал, что на кафедру Селевкийской митрополии избран патриархом игумен Малулской обители Захария, а в Эмессу будет посвящен в митрополита иеромонах Белемендского монастыря Григорий.

Еще новость! По уверению Макария, каждый монастырь на Ливане, – маронитский, униатский, православный, дает небольшие подарки ливанскому владетельному эмиру в день рождения, брака и кончины детей и ближайших родственников его. Так, Ильинский монастырь на днях послал эмиру Хайдару 100 пиастров по случаю смерти родного брата его, которого отпевали 130 священников маронитских и униатских. Эмир каждому из них дал по 20 пиастров.

Униаты тихомолком читают молитвы на похоронах маронитов.

6, Понедельник. Сегодня патриарх служил заказную обедню в Бейрутской церкви. Когда подали мало теплоты, он был недоволен; приложил свою ладонь к потиру и, ощутив его холодным, покачал головой и сказал: μεγάλη ἁμαρτία, – великий грех! Замечательно это.

Лекарь Песталоцци ляписом прижег внутренность века моего, дабы уничтожить корень болезни.

8, Середа. Добрый патриарх Мефодий навестил меня сидящего в полутьме. От него я узнал, что предшественник нынешнего алеппского митрополита Кирилла был Феоктист и что в Селевкийской епархии, к которой присоединены Илиопольская и Сайданайская, считается 800 семейств православных в селениях Сайданайе, Малуле, Каре, Ябруде, Дер-Атиэ, Захле и проч.

В сумерки я позвал к себе протонотария Иоанна, желая знанием его дополнить свои сведения о Сирийской церкви. Вот его ответы на мои вопросы!

1. Пальмирский архиерей (ἐπί ψιλῷ ὀνόματι) называется Афанасий и живет в Бухаресте, в малом монастыре Св. Спиридона, принадлежащем Антиохийскому престолу.

2. Монастырь Св. Николая в Молдавии, приложенный этому же престолу, прозывается Попау́ци³³⁶.

3. Оба эти монастыря с их имениями пожалованы при патриархе Сильвестре.

4. Униатский архиепископ города Триполи Афанасий до 1840 года был начальником и учителем униатской школы в Айн-Трасе на Ливане, в которой учительствовал и нынешний униатский патриарх Максим. Когда он крестил несколько друзских семейств, кои приняли христианство потому только, что желали избавиться от солдатства при Ибрагиме паше, тогда этот паша письменно спрашивал известного Бахри-бея униата: с его ли дозволения крещены друзы Афанасием. Бахри отвечал отрицательно. После сего Афанасий, боясь мести паши, тайно убежал из Сирии, но вместо Рима очутился в Лондоне, где и собрал довольно много денег, выдавая себя за православного епископа триполийского. Из Лондона спрашивали о нем нашего патриарха Мефодия. Его блаженство отвечал, что законный триполийский архиерей находится при своей пастве и что Афанасий должен быть пройдоха. Тогда англичане уличили униата и прогнали, сказав ему: «Надлежало бы взять у тебя подаяния наши; но Бог с тобой, ступай отсюда, куда хочешь», Афанасий переехал в Мальту, а оттуда в Алеппо, где и вступил в тайное общество никодимитов. Он дружен с алеппским митрополитом Макарием.

Желание его принять православие известно в Константинополе. Великая церковь приглашала его преподавать арабский язык в богословском училище на острове Халки, но он отказался под тем предлогом, что пребывание его в Алеппо нужнее и полезнее; ибо он надеется обратить там в православие большое число униатов. Впрочем, алеппский митрополит Кирилл в прошлом сентябре месяце писал к протонотарию Иоанну, что Афанасий непременно отправится в Константинополь до Пасхи или весной.

5. В Алеппо ожидают сего протонотария, чтобы начать явное присоединение никодимитов к православной церкви. Но он едва ли будет там в нынешнем году.

Протонотарий обещался доставить мне арабские рукописи, – опровержение магометанства и панфект преподобного Никона, и запросить Хаматурский монастырь, какие уцелели в нем богослужебные книги на сирском языке.

9, Четверток. Жизнь хладеет и цепенеет без солнца. Церковь изнемогает и каменеет без вселенского собора.

10, Пятница. Что значит слово господин? Так как оно состоит из двух коренных речений: «ос» и «один», а «ос» значит верховный, то господин есть некто один верховный. Господь же есть сокращение слова господин.

Что значит слово государь? Так как оно состоит из двух коренных речений: «ос» и «суд», то и дает разуметь, что государь есть верховный судья. А что «ос» действительно выражает высоту, вершину, то сие доказывается предлогом «вос» в словах: восхождение, возношение, воззвание и словами, начинающимися с «ос», например: осияние, освещение, острый. В этих и подобных им словах ощутительно выражается понятие о высоте.

Замечательно, что в славянском языке много слов греческих, например: δῶμα – дом; οἶκος – кука, т. е. дом; καλύβα – хлев; θύρα – дыра, дверь; θόλος – потолок; τεῖχος – затишье; σθένος – стена; ὀροφὴ – кров; στύλη – столп; δένδρον – древо; σχοινίον – посконь; ἱμάτιον – наметка; φουστανέλλα – хустка; ῥοῦχα – рухлядь; λὶς, λιτὸς – полотенце; κοθούρνοι – коты̀ (обувь), βλαυτίον – плат; χλαῖνα – холщовина; ὑφαίνω – навина от навиваю; χλώστη(ς) – клок; σκολιὸς – осколковатый; κοράσιον – красавица; οἶνος – вино; λεκάνη – лахань; βουλὴ – воля; βασιλεὺς – силачь; σκίπων – кий, скипетр; ἑστία (θεὰ) – невеста³³⁷.

11, Суббота. Около полудня был у меня консул Базили и наговорил множество вещих и зловещих речей.

Антиохийский патриарх сущий ребенок, – сердится и плачет в собраниях, непрестанно противоречит себе самому; известного вам Нам-Трада сперва принимал холодно, а теперь ласкает этого пройдоху и головщика партии, непринимающей игумена Исаию, и тем обижает другие почетные домы, например Бу́строса; то соглашается со мной разделить Бейрутскую епархию на две и посвятить Исаию на древний престол Вивлосский для христиан горских, то порицает такой раздел, то хочет подчинить вивлосского епископа бейрутскому митрополиту, не предвидя возможных между ними несогласий и соблазнов.

Тут я возразил консулу: «Не опасно ли разделение Бейрутской епархии? Не обеднеет ли от того здешняя митрополия?»

Он отвечал: «Конечно, она будет беднее, но все-таки может содержаться от города и от деревень, находящихся в южной части епархии. А опасности нет, выгоды же разделения есть».

– Какие?

– Во-первых, увеличится число архиереев и они впоследствии сами из среды своей могут избирать Антиохийского патриарха и возвратить древнему престолу его независимость от Великой церкви. Во-вторых, православные монастыри здешней епархии останутся под управлением двух архиереев, бейрутского и вивлосского, и избегнут своекорыстного посягательства на них здешних торгашей.

– Ужели кто здесь посягает на монастырские доходы?

– Нам-Трад берет их на откуп и обещается взносить ежегодно 25 000 пиастров в здешний приход на устройство и содержание больницы для православных. Арабы обольщены этим обещанием его и потому заодно с ним не хотят иметь владыкой Исаию, который не позволит им учинить такое беззаконие, что они знают весьма хорошо. Но этому не бывать! Когда горцы узнают об откупе монастырей, взбунтуются и убьют откупщика. Да и Нам-Трад не сдержит своего слова, и видите, отец мой, – продолжал консул, – шумное дело здесь состоит не в одном избрании архиерея, а и в посягательстве на монастырские доходы. Это дело должно быть поведено умно. А патриарх сущий ребенок! Чем долее живет он здесь, тем более теряет народное уважение. «Какой он патриарх! Что это за глава народа!» – говорят здесь и договаривают, что он приехал сюда для того, чтобы нажиться доходами митрополии. Арабы кричат, шумят, грозят в присутствии его. Он терпит, плачет и вооружается своим бератом, а нахальство народа возрастает. Если бы я был здесь весной, то не допустил бы его сюда. Когда он жил в Ильинском монастыре, я советовал ему уехать оттуда прямо в Дамаск. Но он не послушал меня. Теперь уговариваю его сесть на коня и ехать домой, но он не слушает меня. «Посвящу здесь, – говорит старик, – двух архиереев и потом отправлюсь», как будто нет других церквей для посвящения их. Между тем страсти арабов распаляются, и я предвижу, что дело не обойдется без общего возмущения православных, без поругания лица патриарха и без неприятностей мне самому.

– Нельзя ли как-нибудь отвести грозу?

– Нет другого средства, как посадить патриарха на коня и выпроводить его отсюда. Но он не послушается. Я, духовный сын его, даю ему советы: «Собери христиан в церковь, приведи их в чувство раскаяния, посели в них уважение к себе, успокой их благими надеждами. Скажи им, что ты, как пастырь добрый, прощаешь им такие прегрешения, как непощадение твоей старости, забвение о твоем высоком сане, унижение твоего достоинства ефнарха. Зарони в них надежду, что со временем от престола твоего изыдут мудрые и добрые пастыри; напомни им, что ты в Дамаске готовишь будущих святителей из арабов и этой правдой успокой волнение страстей. Скажи им, что Бог изберет и пошлет им сюда благопотребного владыку». Вот что я говорю ему. Но слова мои бьют один воздух.

– Если игумен Исаия уже не может быть здесь архиереем, то кого же намерен избрать патриарх?

– В Константинополе при церкви в Пере есть титулярный епископ Иерофей, известный и мне; хороший человек! К нему писал патриарх и его зовет сюда.

– А Дамасское духовное училище давно ли учреждено и на каких основаниях?

– Оно учреждено года за два. Я исходатайствовал для него 1000 руб. сер. в год. Патриарх набрал двенадцать молодых арабов (между ними есть и диаконы) и мы обязали их подпиской вступить в духовное звание. Они живут на квартирах, а на содержание получают от 700 до 800 пиастров в год.

– Радуюсь.

12, Воскресенье. Патриарх Мефодий с архиереями аркийским Захарией и триполийским Иоанникием сегодня во время обедни посвятил малулского игумена Захарию в митрополита селевкийского и сайданайского. Я по слабости здоровья, к сожалению, не был в церкви. Минул полдень. Предсказанная консулом туча нагрянула и разразилась над головой патриарха. Я слышал вопли черни, видел её буйство. Дерзка она, когда силой требует себе правды. Робка она, когда встречает могущество сильнее себя. Безумна она без благоразумия вождей её. Легко посадить в тюрьму ярых зачинщиков её, но трудно тушить страсти, кои раздувает она тайно. О, вожди народа должны быть мудрецы и первое правило у них должно быть таково: Предупреждай зло. Вычисление вероятностей, предвидение будущего и святость жизни требуется от тех, которые сидят на седалище Моисея. Кто искусный кормчий? Муж с сердцем смелым, знающий глубины морей, течение ветров и силу парусов. Кто лучший народоправитель? Муж с сердцем правым, с душой чистой и с умом светлым, который зорко видит прошедшее, настоящее и будущее. Кто наилучший пастырь церкви? Муж смиренный и благоговейный, который от Духа Святого получил слово мудрости и дар управления (χάρισμα κυβερνήσεως) и который возгревает эти дарования молитвой. Без такого кормчего народ – водоворот. Без такого пастыря он – заблудшее стадо.

Какие же были причины народного возмущения здесь?

По смерти добродетельного митрополита Вениамина, патриарх Мефодий, согласно с желанием некоторых почетных христиан бейрутских (Бу́строса, Су́рсо и др.) и большей части ливаногорцев, хотел поставить здесь владыкой племянника покойного митрополита, хаматурского игумена Исаию. Но гораздо большая часть бейрутцев, увлеченная Нам-Традом, отвергла его за то, что он, быв еще диаконом при дяде своем, обращался с христианами презрительно и грубо и вел жизнь недуховную и за то, что, управляя четырьмя епархиальными монастырями, заботился лишь о том, как бы нажить деньги, а не о том как бы собрать монахов арабских и сделать их полезными для православной церкви на Ливане. Притом Нам-Трад умел и успел внушить своим сподвижникам, что гораздо выгоднее отдать монастыри на откуп за 25 000 пиастров и устроить на эти деньги больницу для православных, нежели оставить их в руках нового митрополита и получать от него только 5 000 пиастров (эту сумму давал покойный Вениамин). Такая приманка обольстила бейрутцев и еще более понудила отвергать Исаию, который по бойкости своей, при защите от патриарха и турецких властей, не позволил бы им вмешиваться в дела монастырей. Нам-Трад просил патриарха рукоположить архимандрита Афанасия, пребывающего в Иерусалиме. Но его блаженство решительно отказал ему в просьбе по духовным причинам, ему одному известным. После сего сделаны были взаимные уступки. Нам-Трад перестал докучать патриарху об архимандрите Афанасии и соглашался принять всякого архиерея, кроме Исаии, а патриарх обещался найти другого достойного пастыря. И действительно, он приглашал своего наместника архимандрита Агафангела, птолемаидского митрополита Прокопия, архимандрита Никифора, письмоводителя Иерусалимского патриарха, но все они отказались. Тогда его блаженство писал в Константинополь и звал оттуда титулярного епископа Иерофея, состоящего при греческой церкви в Пере. По-видимому, все были довольны и спокойны. Но партия Исаии в горах требовала его, а не кого-либо другого. Патриарх, колеблясь между встречными, противными ветрами, придумал (по предложению нашего консула) разделить Бейрутскую епархию на две, восстановить древний епископский престол в городе Вивлосе (в 8 часах пути от Бейрута, на север) и посвятить туда Исаию, поручив ему в управление приходы и монастыри разделенной епархии, находящиеся в северной части её, а в Бейрут вызвать архиерея из Константинополя и предоставить ему южную часть епархии. Но представился вопрос. Вивлосский архиерей будет ли зависеть от бейрутского, или нет? Патриарх Мефодий хотел сделать его зависимым, дав ему звание и права епископа митрополичьего. Но когда ему поставили на вид невыгоды этой зависимости, как то: личные неудовольствия обоих архиереев и происходящий оттуда соблазн для христиан, также ропот ливаногорцев при слышании возглашаемого в церквах имени чужого митрополита, а не избранного ими Исаии, тогда он решился отделить Вивлосскую кафедру от Бейрутской. Эта мера огласилась между христианами и они, полагая, что патриарх хитрит и что Исаия с гор непременно сойдет в Бейрут, взволновались, забушевали, загремели.

Я наблюдал возмущение из окон Святогробского подворья, обращенных на двор митрополии. Смежная с этим двором кафедральная церковь была растворена. Через западные и северные двери её непрестанно входили на двор и уходили и опять возвращались безоружные арабы в праздничных платьях. Казалось, будто рой разъяренных пчел кружился около своего улья. Двор зачерпнулся народом. Все стояли и все что-то говорили громко, быстро и гневно, махая руками, бороздя ими воздух и заломя головы к окнам митрополии, где находились главные зачинщики и бушевали в присутствии патриарха и архиереев. Более часа продолжалось это движение. Наконец в митрополичьем доме послышался шум, стук, грохот, топот. Гляжу, – диаконы поспешно ведут под руки патриарха и архиереев по открытой лестнице, за ними бегут, толкаются, кричат разъяренные арабы. Все скрылись в церкви. Под сводами её раздался гул, подобный отдаленному барабанному бою. Я встревожился и с быстротой синайской серны побежал в церковь, дабы видеть, что там делают с злополучным патриархом. Вхожу туда, останавливаюсь на середине и вижу: блаженнейшего старца ведут под руки от западных дверей церкви к правому клиросу; около него движется буйная толпа. Оглушенный воплями и удрученный буйством безумцев он сел близ архиерейской кафедры, на так называемом стасиде (высокое кресло для сидения и стояния). Тогда я поместился на левом клиросе. Буйная чернь бегала по церкви, кричала, вопияла и толпилась около безмолвного иерарха. Один из арабов влез на архиерейскую кафедру и во все горло что-то кричал, бия воздух кулаками и приостанавливая свои сближенные руки и одни указательные пальцы над головой патриарха. У меня навернулись слезы на глазах. Я не мог более выдержать такого зрелища и укрылся в алтаре. Тут один только пономарь плакал о патриархе и выражал мне свою скорбь, а все прочие стояли безмолвно или смотрели через царские двери на архипастыря и на взбесившихся овец его. Опять увели его из церкви в дом митрополита. А я узнал, что патриарх хотел уехать к здешнему паше на приготовленном у западных дверей церкви коне, но народ не пустил его, – и справедливо. Не бегай пастырь от своей паствы к волкам и не жалуйся им на глупых овец.

Торжество черни над ефнархом еще более увеличило дерзость её. Эта чернь продолжала сильнее бушевать, как в доме его, так и на дворе. В окнах и на кровлях соседних домов появились женщины и дети и с беспокойным любопытством смотрели на то, что происходило. Я воротился домой и продолжал наблюдение. Слышались те же крики и видны были те же резкие жесты, что и прежде. Те арабы, у которых сердце посмелее и горло пошире, кричали в толпе и разжигали её страсти, а другие ходили по двору спокойнее и перешептывались между собой, прочие зевали. Это второе явление было так же продолжительно, как и первое. Когда архиереи подходили к окнам митрополии, чтобы посмотреть на чернь, тогда она разъярялась еще пуще и руками бороздила воздух, как бы грозя им, так, что они поспешно скрывались от нее.

Из северных дверей церкви показался наш генеральный консул Базили, предшествуемый и сопровождаемый кавасами и драгоманами. Медленно проходя мимо толпы к лестнице, ведущей в митрополию, он неоднократно прилагал свою руку к устам и произносил: тс, тс, тс. Толпа постепенно утихла; и я обрадовался, увидев магическую силу русского имени, так скоро успокоившую буйную чернь. Но когда он ушел к патриарху, тогда волнение мало-помалу опять разыгралось, забугрилось, и давай хлестать! Вскоре консульский кавас Саи́д опрометью побежал через церковь. Все догадались, что он послан за солдатами. Тогда самые буйные арабы ложились на землю и вытягивали шеи свои на пороге церковном, давая тем чувствовать, что они скорее умрут тут, нежели уступят права свои силе. Мне стало страшно; ибо дело принимало оборот грозный.

Явились на дворе кавасы паши, – девять-десять с саблями и кнутами, и начали осторожно разгонять народ, но он ринулся на них, вытеснил их на улицу и, сорвав с них фески, потоптал их, так что они едва отыскали их и остались вне двора, как оглашенные. После этого скопилось еще более народу. Набежали мальчишки. Под сводами церкви гремел нестройный гул.

Наш консул два раза высылал двух драгоманов своих арабов уговаривать чернь. Пока они витийствовали, чернь слушала их молча, а как только переставали говорить, мятеж опять разгорался по-прежнему.

Наконец появился наш консул и молча прошел в церковь, но скоро воротился и сам стал уговаривать и разводить толпу, взяв иных за руки. Я подивился неблагоразумности [самонадеянности] его. Консулу ни в каком случае не подобает исправлять должность полицейского чиновника. Хорошо, что уважение к русскому имени спасло его от оскорбления, а если бы какой полоумный, полупьяный араб схватил с него шляпу, или плащ, или насильно вывел со двора, – кто был бы виноват? Кто стал бы отвечать за последствия? Не сам ли консул? Но, к счастью, дело пошло хорошо. Толпа стала мало-помалу расходиться. Тогда консул опять ушел к патриарху. А драгоманы его начали по одиночке отводить в стороны главных зачинщиков и обхватив их шеи, что-то шептали им. Шепот их был гораздо красноречивее и сильнее их громогласного витийства. Я догадывался, что бунтовщикам погрозили батальоном паши, тюрьмой и ссылкой на галеры. После сего они разошлись все по домам. Двор и церковь опустели. Воцарилось молчание. Спустя несколько минут консул увел к себе в дом патриарха и архиереев. Я сошел в церковь и отслужил вечерню.

Патриарх и иже с ним возвратились от консула уже довольно поздно. Как ни горько им было, но они решились в эту же ночь совершить чин избрания архиерея на кафедру в Эмеесе (Хомсе) и завтра рукоположить избранного. Я дорожил этим случаем и присутствовал при избрании.

Чин избрания архиерейского.

Наступила темная ночь. Архиереи аркийский Захария, триполийский Иоанникий и селевкийский Захария, игумен Ильинского монастыря на Ливане Макарий, грамматикос (секретарь) Антиохийского патриарха Георгий и переводчик Спи́ри, иеромонах Белемендского монастыря Григорий (будущий святитель), бейрутские священники и я, сын и наперстник матери-церкви восточной, все мы, молча, тихо прошли по помосту под залой митрополии, построенной на арках, и с молитвой в душе, благоговейно вошли в церковь Св. Георгия через северные двери её, потом разделились на два лика и стали в высоких стасидиях, водруженных по правую и левую сторону церкви, вдоль неё. Два святителя – два Захария и я недостойный, составили лик правый, прочие же – лик левый; а иеромонах Григорий укрылся в алтаре, под сенью благодати, приблизившейся к его смирению, простоте и молитве.

В иконостасе святые образа Архиерея Великого и Пречистой Матери Его озарены были мерцанием горевших пред ними серебряных лампад. Перед царскими дверями, в недалеком расстоянии от них, стоял небольшой высоконький деревянный стол грубой работы. Его накрыли шелковой узорчатой пеленой красного цвета, как бы в знаменование того, что пастырь церкви должен проливать кровь свою за истину и паству свою, и положили на нем кодекс (книгу) в кожаном переплете Святейшей патриархии Антиохийской, в который вносятся имена избирающих и избираемых архиереев. Перед столом поставили старый железный подсвечник с зажженной свечей ярого желтого воска. Я взглянул вдаль и ввысь церкви: там было темно и мне казалось, что избрание святителя Господня происходит в мрачном подземелье в первые времена гонимого христианства.

Преосвященные архиереи возложили на рамена свои малые омофоры. Мантий на них не было. А мы предстояли в одних рясах. Аркийский архиепископ, как первенствующий, надел епитрахиль и, став пред иконой Спасителя, возгласил: Благословен Бог Наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Причетник прочитал: Царю небесный, Святый Боже, Пресвятая Троице и Отче Наш. Тогда первому архиерею подали кадило и он начал кадить святые образа и всех предстоящих в храме, а прочие покорно пели трижды тропарь Пятидесятницы Благословен еси, Христе Боже Наш, Иже премудры ловцы явлей, ниспослав им Духа Святаго, и теми уловлей вселенную, человеколюбче, слава Тебе, и кондак того же праздника. После сего архиепископ Захария сказал сугубую краткую ектенью: Помилуй нас, Боже, на которой воспоминал патриарха своего, а прочие пели Κύριε ἐλέησον трижды. По отпусте грамматикос Георгий вынул из кодекса приготовленную записку на греческом языке и косно начал читать ее вслух всех, стоя пред царскими двер(ь)ми.

«Понеже святейшая митрополия Эмесская осталась во вдовстве по блаженном успении архиерея (Мефодия) и вселении его в вечные обители, сего ради мы, обретшиеся во граде Верите собратия архиереи, по распоряжению блаженнейшего господина и владыки нашего патриарха града Божия Антиохии κῦρ κῦρ Мефодия и по патриаршему соизволению его, сошедшеся в пречестном храме иже во святых страстотерпцех великомученика и победоносца Георгия и канонические голоса (ψίφους) подавше его блаженству ради усмотрения достойного и способного лица, имеющего принять от него пастырский жезл, избрали первого».

Тут грамматикос прекратил чтение и начал спрашивать архиереев: кого избрали?

Аркийский архиепископ отвечал: иеромонаха Григория.

Грамматикос встрочил имя его в записку и опять спросил: кого избрали?

Триполийский архиерей отвечал: иеромонаха Евфимия.

Грамматикос встрочил имя его и опять спросил: кого избрали?

Селевкийский сказал имя, но я забыл его.

Грамматикос сделал то же самое и продолжал читать.

«Тем же убо и имена их встрочены (κατεστρώθη) в сем священном кодексе лета 1848-го, месяца декемврия дванадесятого дня».

Записка положена была на стол. Архиереи подошли к нему и подписались на ней так:

† Аркийский Захария, имеющий мнение лаодикийского.

† Триполийский Иоанникий, имеющий мнение тиро-сидонского Исаии и пахсийского Хрисанфа.

† Селевкийский Захария, имеющий мнение епифанийского.

Заметно мне было, что эти архиереи не очень грамотны. Секретарь подсказывал им, где надобно писать «ι» или «η»; но эти неграмотеи строго исполняют правила святых вселенских и поместных соборов.

После сего меньшим клирикам надлежало бы идти в келью к первоизбранному иеромонаху и изречь ему так называемое малое повещение – μικρὸν μύνημα:

«Да ведает святыня твоя, что по отдании общего долга митрополитом эмесским (имярек) и по вдовстве епархии его и лишении законного пастыря и представителя, блаженнейший господин и владыка наш κῦρ κῦρ Мефодий возымел попечение о сей епархии, – да обрящется лицо достойное и способное принять престол оной митрополии Эмесской святительски, и для сего, призвав преосвященнейших святых архиереев, дал им власть [позволение] учинить во храме каноническое избрание такового лица; по совершении же оного взыскана и предъизбрана пред прочими на святительское предстоятельство митрополии Эмесской святыня твоя и се мы, посланные от блаженнейшего, пришли возвестить тебе сие, да будешь готов вскоре принять и великое повещение. Час тебе добрый и верно идущий (δεξιά)! И Господь Бог да укрепит тебя, да угодиши Ему и людям».

А избранному надлежало бы отвечать им:

«Благодарю блаженнейшего и сущих с ним Святых архиереев и вас, принесших такое благовестие и потрудившихся мене ради», и после этого ответа тотчас дать им две златицы и потом идти с ними в храм, где ожидают его избиратели.

Но в этот раз, по неблагоприятному обстоятельству, малое повещение было оставлено, да и избранный иеромонах Григорий находился уже в церкви.

Итак, когда архиереи подписались, этот иеромонах облачился в епитрахиль и фелонь и совершил то же молебное пение, какое описано мною выше. По отпусте, он стал в царских вратах, зря к западу, а напротив его, на том месте, где читается апостол, стал другой патриарший писец и, держа в рудах свечу и великое повещение, написанное по-арабски, косно прочитал оное вслух всех:

«Блаженнейший господин и владыка наш и сущий окрест его блаженства лик преосвященнейших святых архиереев призывают святыню твою на престол святейшей митрополии Эмесской».

Призванный иеромонах Григорий, стоя на том же месте, произнес благодарение на арабском языке:

«Понеже блаженнейший господин и владыка наш, руководимый самим Богом, восхотел произвесть и меня, наименьшего слугу своего, в сан архиерейства, по истине божественный, се, аз покорствую божественному велению его и приемлю сан. Благодарствую убо, во-первых, ему, блаженнейшему господину и владыке, таковое промышление о мне сотворшему, по нем же преосвященнейшим и богочестивым святым архиереям (поясные поклоны на оба лика их) и всему прочему собору (те же поклоны), их же святыми и богоубедительными молитвами сподоби мя, Господи Боже, пасти право вверенное мне словесное стадо Христово и представити оное нескверно и чисто в страшное пришествие Христово. Ему же слава во веки веков аминь».

Этим благодарением заключен был чин избрания. Все мы пошли к патриарху и у него отслужили вечерню.

Таков чин избрания архиерейского в Сирии и Палестине и на всем Востоке и таково выполнение его!

13, Понедельник.

Чин посвящения архиерейского.

Было глубокое утро. Церковь Св. Георгия, наполненная народом, подобилась лугу, испещренному разными цветами, большими и малыми. Патриарх в этот раз облачился в средине её в одежды, недавно присланные ему в дар грузинской царевной Тамарью при пении псалма: Хвалите Господа с небес. Христиане, любуясь этим облачением из золотистого глазета, шепотом говорили друг другу: московское, московское. Пред возглашением: Тако да просветится свет твой пред человеки, на троекратный зов диаконов: архиереи изыдите, вышли из алтаря три вышепомянутых архиерея в саккосах и омофорах, но без митр; на головах их были обычные, черные клобуки, а левой рукой они поддерживали свои большие Служебники, стоймя приложенные к сердцу. Они стали не подле патриарха, а на ряду со священниками, по правую и левую сторону церкви. После Тако да просветится свет твой патриарх крестообразно осенил весь предстоящий народ. Свет дикирий и трикирий отражался в драгоценных камнях двуглавого орла, пришитого к митре над ободочком её. Потом развернули на полу большой ковер с двуглавым орлом, а диаконы вывели избранного иеромонаха в иерейском облачении и клобуке с Евангелием в руках и поставили его на орле. Раздался возглас: Вонмем. Избранный раскрыл святое Евангелие и громогласно начал читать по-арабски: «Аз, иеромонах Григорий, милостью Божией избранный на святейшую митрополию Эмесскую, собственной рукой начертал: Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли» и проч. до конца. После Символа веры прочтены были им и другие вероисповедания, содержащиеся в Требнике. Чтение опять заключено было словами: «Аз, иеромонах Григорий, милостью Божией, избранный на святейшую митрополию Эмесскую, собственной рукой подписал». Наконец, диаконы сомкнули Евангелие вместе с подписанной избранником хартией и положили оное на святом престоле.

Знаменателен и поучителен этот обряд! Избранный в архиерея сам своей рукой пишет и подписывает вероисповедание и произносит оное над Евангелием вслух всего клира и народа Господня. Это значит, что он присягает на Евангелии на верность святой, православной, кафолической церкви. Хартия его есть хартия сей церкви и ею он обязуется содержать истинные догматы её и других учить им. Эта же хартия есть свидетельство его совести и выражение его внутренней веры и она послужит оправданием или обличением его, как в настоящем веке, так и в грядущем здесь на земле и там на небе. Ее относят с Евангелием в алтарь, как бы в самое небо, к самому престолу Божества. Итак, страшно изменить ей, страшно впасть в руки Бога живаго, а похитить ее из рук Его невозможно.

После того, как избранный засвидетельствовал свою веру пред Богом, клиром и народом, диаконы возгласили: Повели! Повелите! и подвели его к патриарху. Первосвятитель, благословив его, изрек: «Благодать Всесвятого и Животворящего Духа чрез смирение мое проручествует тя в митрополита святейшей митрополии Эмесской». Певцы запели исполла̀ е́ти, а избранный поцеловал десницу патриарха. Патриарх же облобызал его главу и рамена. То же самое сделали и прочие архиереи. Потом избранный опять стал на орле. Но два иерея тотчас опять повели его к патриарху, возглашая: Повели! Повелите! Первосвятитель, благословив его, изрек: «Благодать Всесвятого и Животворящего Духа да будет с тобою ныне и присно и во веки веков». Опять пропето было многолетие и последовало то же святое лобзание. После сего избранный ушел в алтарь и там облачился. Народу розданы были свечи. Началась литургия.

Когда пропели Святый Боже и торжественно возгласили титул патриарха, тогда его блаженство сел на соломенном стуле у святой трапезы, а архимандрит Макарий и протосингелл Иоаким подвели избранного к царским вратам и, наклоняя его выю, возгласили: Повели! Повелите! Повели, владыко святый! Как только они вошли с ним в алтарь, тотчас два старших архиерея приняли его из рук их для совершения знаменательного венчания избранного с невестой его, – Эмесской церковью. Посвящаемый иеромонах распростер вширь свои руки и образовал из себя крест. Аркийский архиерей вложил свою руку в десницу его, а триполийский в шуйцу его и так, все трое растянувшись в одну прямую линию и не поворачиваясь боком, а зря прямо к святой трапезе, медленно и благоговейно трижды обходили эту трапезу, поя стихиры: Святии мученицы, Слава тебе Христе Боже, Исаие ликуй. В эти минуты все находящиеся в алтаре и в церкви преклонили колена и зажгли свечи. Храм стал звездным небом. Смотря на шествующих окрест святой трапезы так, что лица их зрели на нее, я вспомнил и понял слова тайновидца Иезекииля: идяху и не обращахуся³³⁸. Душа моя была исполнена благоговением, умилением и каким-то особенно сладостным восторгом. После венчания, иеромонах Григорий стал на колени пред святой трапезой, положил на нее свои руки и склонил на них свою голову, а патриарх покрыл ее своим омофором, распростер над нею Евангелие, которое поддерживали прочие сослужащие архиереи, и возгласил: «Избранием и одобрением преосвященнейших митрополитов, архиепископов и епископов, Божественная благодать, всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи, проручествует Григория, боголюбезнейшего пресвитера, во митрополита богоспасаемого града Эмессы. Помолимся убо о нем, да приидет на него благодать Всесвятого Духа». Таинство было совершено. Патриарх прочел уставные молитвы. Посвященный встал. Его облачили в саккос и омофор и дали ему в руки Служебник, при троекратном пении аксиос. Затем последовало взаимное целование. Наконец новопосвященный стал первый по правую сторону святой трапезы и в продолжение всей литургии, кроме большого выхода, не снимал с себя омофора. После отпуста патриарх вручил ему пастырский жезл и, сняв с себя митру, надел ее на голову его. Новоблагодатный святитель в полном облачении стал на архиерейской кафедре и разделил христианам антидор.

Итак, восточный чин архиерейского рукоположения во многом разнится от нашего чина, измененного по учреждении у нас Святейшего синода. При воспоминании об этой разности кстати заметить и другую разность в литургисании. Пред чтением Символа веры, в минуты братского лобзания священнодействующих, патриарх стоял у правого рога святой трапезы, а архиереи и все прочие, по взаимном целовании, становились рядом пред лицом его посолонь, а не против солнца, как у нас.

Антиохийский патриарх во время литургии носит две панагии, одну ниже другой.

В десять часов (до полудня) я пошел навестить консула, и у него, на лестнице, встретился с аркийским архиереем и архимандритом Макарием, которые обменялись со мной одними поклонами. Продолжительна была беседа моя с дипломатом. Передаю содержание её отрывками.

Паша хотел послать батальон солдат для усмирения бунтовавших христиан, но, по совету консула, приказал ему только быть готовым на всякий случай.

Консул поручал аркийскому архиерею уговорить патриарха, чтобы он просился на покой в надежде получить достаточное содержание от России и от Великой церкви. Но преосвященный Захария отклонил от себя такое поручение, сказав, что ни он и никто другой не посмеет сделать такого предложения его блаженству.

– Я сам, – говорил мне Базили, – предложу это Мефодию и обещаюсь исходатайствовать ему 1000 рублей сер. пенсии от нашего двора и 12 000 пиастров от Великой церкви. В последний проезд через Константинополь я говорил об этом с бывшим вселенским владыкой. Он согласен был со мной.

– Где же будет жить Мефодий? – спрашивал я. – Консул отвечал: «Или в Бейруте или в Триполи. Тут он благочестивой жизнью своей будет иметь хорошее влияние на православных христиан».

Базили решился наказать некоторых мятежников, поругавших патриарха, ссылкой на галеры или заключением в тюрьму. Я упрашивал его показать строгость отца и вместе снисхождение матери, то есть погрозить виновным и пощадить их, и примолвил: «Ведь, главные-то зачинщики останутся в стороне и в покое; зачем же быть строгим только к одним орудиям их дерзости? Как бы не пропали эти орудия! Как бы одна половина их не очутилась в униатской церкви, а другая в протестантской кирке»!

– Раскола не будет, – говорил мне собеседник, – я ручаюсь всем за это; но гроза куда не бесполезна!

По уверению его, политические дела в Молдавии и Валахии еще не кончены. Наш посланник воюет с Портой.

– Нас не любят в этих княжествах, – говорил я. – Даже деревенские жители, в проезд мой там в 1846 году, спрашивали меня: «правда ли, что опять нас отдадут туркам и что мы по-прежнему будем свободны и не прикреплены к боярам и к землям их?» Этот вопрос доказывает, что румынский народ боится русского рабства, волнуется, унывает и предпочитает нам турок. Выслушав это, консул сказал: «Да, в княжествах мы наделали много ошибок. Киселёвщина (намек на графа Киселева) нигде не одобряется – ни там, ни в самой России».

Перед вечерней были у меня отец Спиридон, прибывший сюда из Дамаска для проповедования слова Божия, и племянник его молодой араб Фадлалла Саруф, который будет учить нас арабскому языку. От них узнал я, что в Дамаске уже с год существует девичье училище. Оно помещено в церковном доме близ патриархии. Одна из сайданайских монахинь обучает более 60 девочек чтению по-арабски, но не письму. – «Меньшая сестра моя, – говорил Фадлалла, – выучилась грамоте, но, бедняжка, умерла от холеры в Сайданском монастыре. Перед смертью она наизусть читала разные молитвы». Известие об этом училище усладило меня. Я благословил Бога, всегда промышляющего о малых верующих в Него.

Вечер провел я у селевкийского архиепископа Захарии. Мы говорили о делах Бейрутской епархии. По его мнению, игумен Исаия должен добровольно уйти отсюда в Иерусалим, дав отчет патриарху в доходах и расходах монастырей, которыми он управляет; иначе пожар не потухнет. Он должен успокоить ливаногорцев своим гласным отречением от предлагаемой ему кафедры в Бейруте. Я соглашался с этим мнением архиепископа и припомнил ему слова Григория Богослова, сказанные им в бурное время святительства его в Константинополе: «Ежели ради меня воздвигается эта буря, то пусть лучше бросят меня в море, да утихнет волнение народа». Припомним также поступок того египетского отшельника, которого народ неотступно просил быть владыкой ему и который, не сознавая в себе дара управления, сперва вывертел себе правое око, а потом отрубил пальцы, без которых нельзя благословлять народ. Эти примеры нравились моему собеседнику, и он продолжал говорить мне, что разделение Бейрутской епархии на две – невыгодно в хозяйственном отношении и опасно по последствиям. – «Мы должны быть весьма осторожны в действиях своих, – примолвил он, повысив голос; – ибо хищные волки стоят у ворот церкви и готовы похитить наших овец». После сего он начал хвалить триполийского архиерея, называя его κορυφή, – вершиной здешних святителей; говорил и о своем знании арабского языка, как разговорного, так и письменного, и присовокупил, что архиерей, вызываемый сюда из Константинополя, не знает ни языка, ни обычаев арабских. Я догадался, что ему самому хочется быть бейрутским или триполийским владыкой, но промолчал. В заключение он просил меня советовать консулу удалить Исаию и не разделять епархии, как будто наш дипломат идет наперекор воле архиереев и, следовательно, будет виновником всех худых последствий поддержки Исаии здесь ли, в Бейруте, или в Вивлосе.

Возвратившись в свою келью, я подумал о том, что говорил мне селевкийский архиерей и, припомнив слова протосингелла Иоакима (из арабов): Исаия многим не люб, и на Ливане... из-за него одного происходит столько распрей и неудовольствий. Бейрутская церковь опустеет, а патриарх раскается, но поздно... Приняв также в соображение холодность к Исаии другого здешнего иеромонаха из арабов, я решился уведомить об этом консула и карандашом написал ему записочку следующего содержания:

«Низшее и высшее духовенство, здесь собранное, втайне желает, чтобы Исаия сам отказался от святительства и тем потушил бы пожар, сдав монастыри кому и как следует и уехав через Дамаск в Иерусалим.

Разделения епархии боятся как урагана и не принимают на себя ответственности в этом...

Уведомляю Вас о сем не как человек, вмешивающийся в чужие дела, а как телеграф, передающий известие»³³⁹.

NB. Эта записочка была приготовлена накануне, а послана утром.

14, Вторник. Перед вечерней был у меня протонотарий Иоанн и, между прочим, поведал, что здешние христиане, опасаясь последствий посрамления патриарха, хотят просить у Великой церкви экзарха, который приехал бы сюда и рассудил бы на месте, кто прав и кто виноват, и что он, протонотарий, не советовал им предпринимать сего дела, поставляя на вид независимость Антиохийского патриарха от Великой церкви Цареградской, которая поэтому едва ли пришлет сюда экзарха.

После вечерни навестил меня консул и благодарил за записочку. Как только он начал порицать здешних архиереев за их двоедушие, они с игуменом Макарием нагрянули в мою келью. Консул повел разговор с ними и, предварив их, что он в России напитан душком военным и потому привык браться за меч обоюдоострый, стал уличать их за то, что они иное говорят ему и иное другим; архиереи [в испуге (двоедушны суще)] начали клясться и ротиться, что они преисполнены признательности и уважения к нему, как представителю Российской державы, и готовы слушаться его во всем. Тогда консул посоветовал им немедленно отправиться в свои епархии и получил их согласие (Divina comedia³⁴⁰). После сего зашла речь о том, кого бы здесь оставить попечителем церкви. Архиереи предлагали отца Спиридона. Но консул справедливо заметил, что проповеднику надобно быть в стороне от всяких хлопот и дел. Боже избави, если он при столкновении со [здешними] гражданами раздражит их страсти, потеряет их доверие и уважение или подаст повод к каким-либо подозрениям. Кто тогда станет слушать его? И будет ли благотворна проповедь его? Решено было оставить его в покое.

Ушел консул. А архиереи остались в моей келье и просили меня посоветовать ему, чтобы он учредил русское агентство в Триполи и назначил бы агентом кого-либо из тамошних православных христиан.

Вечер и начало ночи провел я у консула. Он сообщил мне новость. Все палестинские евреи, русские подданные, будут переданы консульству английскому. Уже получено соизволение на это государя императора. Большая часть этих евреев не имеют паспортов или просрочили их, а хлопот с ними много. Их притесняют магометане и даже грабят, когда они без проводников пускаются в дорогу. Воров же очень трудно отыскивать здесь. А дабы арабы не привыкали думать, что им можно безнаказанно обижать русских подданных, для сего решено передать евреев англичанам, которые расположены издерживать на них большие деньги.

Вот еще замечание консула, которое мне надобно помнить. Выбор архиереев в Сирии никогда не обходится без шума. В Триполи и Лаодикии кафедры оставались праздными года по два и более от несогласия христиан.

По настоянию консула, шесть человек посажены здесь в тюрьму за прошлое посрамление патриарха. Но их скоро выпустят оттуда.

Опасности совращения недовольных бейрутцев в унию или протестантство нет. Нам-Трад, головщик этих недовольных, по своим интересам должен оставаться тем, чем был. Он – стряпчий православных ливаногорцев: обделывает их делишки и за то получает от них подарки. Лишиться этой выгоды он не захочет.

– Да, ведь, он драгоман английского консульства? – возразил я.

– По одному имени, – отвечал консул.

15, Середа. В каждый Божий день у меня разные мальчики в глазах и новые понятия в душе. Сегодня виделся со мною о. Спиридон и на расспросы мои об Антиохии и Амиде (Диарбекире) отвечал:

В Антиохии находится одна православная церковь во имя Успения Божией Матери с приделами Георгия и Предтечи. Она устроена в скупленных домах. Требуется новая церковь, более пространная и благолепная, в утешение тамошних многострадальных христиан. Всех православных семейств в Антиохии 180. В приходском училище их о. Спиридон трудился с 1845 по 1848 год.

А с января по июль месяц 1848 года он проживал в Амиде, куда патриарх посылал его для введения церковного чина и порядка по случаю обращения тамошних униатов в православие. В этом городе воссоединенным принадлежит небольшая, но высокая церковь во имя Козмы и Дамиана. В ней есть мраморная рака, в которой почивали мощи сих бессребреников и чудотворцев. Но давно их нет, кроме одной главы. Чьей? Я забыл спросить. В Амиде паству митрополита Макария составляют 60 семейств, а вне – две христианские деревни в 18 часах пути от сего города. Туземные христиане говорят по-армянски.

После вечерни посетили меня архиереи аркийский и селевкийский и поведали, что они завтра уедут отсюда в свои епархии, если не остановит их какое препятствие. Я расспрашивал аркийского о двух ансарийских рукописях, о которых он уведомлял меня письмом. По его словам, эти рукописи писаны на бумаге по-арабски; величина и толщина их с обыкновенную книгу; а содержат они вероисповедания ансариев, например одно и то же божество воплощалось в разных лицах, и наконец в Али, – законном преемнике Магомета; до Адама за 150 000 лет существовали люди; души по смерти тел переселяются в разных животных. Преосвященный просил меня писать в Петербург об этих рукописях и исходатайствовать денежную награду за передачу их нам. А дабы при пересылке они как-нибудь не утратились, он решился сделать точные списки с них. Благоразумно! Но так как он объявил о них консулу, то я уже и не знаю, следует ли мне мешаться в это дело, или нет. Наше духовное начальство едва ли захочет приобресть эти рукописи. Правда, они пригодились бы ученым и будущим миссионерам нашим в Сирии, которые должны же знать веру ансариев, дабы уметь действовать на них успешно [начав] со стороны слабой или с той, где какое-либо верование их приближается к нашим догматам. Но Россия теперь еще не может быть всем вся, и епископы её еще не вмещают всех земнородных в сердцах своих. Они – не океаны, обтекающие всю землю, а русские реки, да и те не все глубокие и широкие.

После ужина я был у патриарха. Он показал мне свой берат, данный султаном Абдул-Меджидом. Красивая хартия! Вверху её разноцветными красками нарисован шифр султана в большом размере. Имя его все в цветах. Под шифром изложены все права патриарха. Строки писаны разными составами: после золотой следует красная, за нею черная, и так снова. Этот берат его блаженство посылал сегодня бейрутскому паше, как доказательство своих прав. У него сидел какой-то грек и просил его освободить заключенных в тюрьму за оскорбление его блаженства. Когда он ушел, я сказал патриарху: «Спросите своего протонотария, – какой подарок приятнее было бы ему получить из России, драгоценный ли перстень, или золотые часы, или табакерку, только не деньги». Его блаженство вместо ответа указал на грудь свою и тем давал разуметь, что довольно, если и он один получит драгоценную панагию. Однако, я пожелал знать, сколько служит при нем протонотарий.

– Двадцать лет, – отвечал он, а Георгий 22. Агафангелл архимандрит 32.

16, Четверток. Приближался полдень. Несвязные ученые занятия мои прервал своим посещением Базили. Он тот же и песня его та же: «Архиереи только нагадили здесь». Неохотно я слушал эту песню и, воспользовавшись первым молчанием певца, просил его принять благочестивое участие в положении русских поклонников и монахинь в Иерусалиме и ходатайствовать у посланника о назначении в Св. Град русского иеромонаха и чтеца, двух старцев пожилых, добронравных и благочестивых, но не из лавр, а из общежительных пустынь Саровской или Софрониевой дабы они совершали богослужение и все требы для соотечественников своих. – «Не должно давать им жалованья, с которым они могут испортиться душевно, – примолвил я, – а надобно отпускать небольшую сумму только на содержание их. Они состояли бы при нашей миссии и иногда помогали бы и нам в церкви, потому что нас мало». Консул согласился на это предложение и просил меня представить ему записку об этом деле. Fiat! Γένοιτο³⁴¹.

После вечерни я пошел к патриарху. У него сидел какой-то почетный христианин из арабов и разговаривал с ним через переводчика весьма тихо. Я заслышал только, что мятеж христиан произвел дурное впечатление в здешних мусульманах, которые еще более станут презирать их и долго не будут говорить с ними на улицах и торжищах. Скромный наперсник ушел от его блаженства, да и я недолго тяготил его своим присутствием и, вручив ему 500 пиастров на поминовение родителей и родных моих в новосозданном им храме в Дамаске, простился с ним. Маститый иерарх убедительно просил меня писать к нему, примолвив, что ему особенно приятно получать от меня письма. Дано мною обещание и принято его благословение, статься может уж в последний раз.

От патриарха я зашел к протонотарию и дал ему 1000 пиастров за перебеление для меня арабских рукописей. С балкона верхней горницы его виден был Саннѝн (Ливан) во всем его величии, как царственный седовласый старец в волнистой мантии. Я полюбовался им, возблагоговел пред величием и всемогуществом Бога, который из ничего создал такую громаду и, пожав руку протонотарию, сказал ему: «И наши головы будут белы так же, как вершины этой горы. Когда мы поседеем и, став мудрыми, взойдем на высоту добродетелей и благочестия, тогда юноши, смотря на нас, скажут: они подобны Божьему Ливану». Слова мои умилили благоговейного собеседника. Мы простились, как друзья.

За два часа до полуночи я возвратился домой от консула Базили и принес подарки дневнику своему.

Драгоман консула Наум Хури принадлежит к той партии униатов, которая желает обратиться в православие при первых благоприятных обстоятельствах. Первый подарок!

Некоторые сидонские униаты на днях уведомили консула, что они приняли православие и уведомили с той целью, чтобы обрадовать его. Но он ответил им, что не сердечное, а своекорыстное воссоединение их с православными не радует его. Второй подарок! Но на этом подарке я оставляю надпись: дипломат должен помнить слова Евангелия: грядущаго ко мне не иждену вон³⁴². Приидох грешные спасти, а не праведныя³⁴³.

В Святейший синод наш препровождается, при отношении консула, несколько экземпляров Малого Часослова на арабском языке, недавно напечатанного в здешней типографии. В красноречивом отношении, между прочим, сказано, что униатский патриарх Максим ввел наш Пространный Катехизис в свои училища с некоторыми изменениями и что протестантские миссионеры в Сирии, прочитав эту книгу, отозвались о ней с похвалой, сознавшись в своем неведении о том, что православие в защиту свою имеет духовное слово, непричастное софизмам Рима. Третий подарок!

17, Пятница. Сегодня утром патриарх уехал в Дамаск со всеми домочадцами своими. Час ему добрый! Сего же дня отправились в свои епархии и архиереи аркийский и селевкийский, а триполийский уехал вчера.

18, Суббота. После вечерни навестил меня консул и, между прочим, говорил, что наш агент в Сидоне Фаддул Разга́лла из маронита сделался православным и что принесена жалоба на него, будто он приневоливает сидонских униатов к православию. «Но эта жалоба, – продолжал дипломат, – неосновательна. Нашему агенту дана инструкция, по которой он никак не может мешаться в дела религиозные. Я отвечал челобитчикам: если ваша правда, то будет отвечать агент, если же неправда, то подвергнетесь ответственности вы, как клеветники. Дайте мне имена тех, которые обвиняют или подозревают нашего агента». Но имен не объявили мне, струсили!

19, Воскресенье. Сегодня я ездил с консулом в кладбищенскую церковь Св. Димитрия. Отслушав обедню, мы полюбовались с соседнего холма красивыми видами Ливана и ближней кустистой долины, настроенными в ней домиками садовников, городом и морем. Великолепная картина! На ней, кроме природы и человека, видишь и невидимого Бога.

На обратном пути консул поведал мне, что австрийский император Фердинанд отрекся от своего престола по случаю народного восстания в Вене и что преемником его признан племянник его Иосиф, восемнадцатилетний юноша. Идя на чужих ногах, я думал: было время, когда поэты называли Австрию счастливой, Tu, Austria felix, nube³⁴⁴; но оно прошло. Провидение возьмет у нее народы из-под ревнивой опеки. Она состарилась, и поэтам пора писать ей эпитафию: Sic transit gloria mundi!³⁴⁵

Вот еще известие от консула! Отец Спиридон несколько времени был наставником в иноческом училище Белемендской обители при игумене Афанасии³⁴⁶. А так как жена у него красавица, то игумен и влюбился в нее; но узнал об этом патриарх Мефодий и удалил влюбленного, а отца Спиридона с красавицей спугнул в Триполи, школу же закрыл.

Свежо предание, а верится с трудом! Но пусть бы и так; зачем же разорять училище? Чем виноваты белемендские монахи? Нет! Патриарха разгневал не один грех игумена и красавицы; его разгневала безрассудная ревность грека, нетерпящего образования арабов.

20, Понедельник. Дождь ливмя льет. Я начал учиться по-арабски. Кадду̀с Алла̀х – Святый Боже, Каддус ел-кха́уй – Святый крепкий, Каддус илле́зи илле́мут – Святый бессмертный, ерха́мна, – помилуй нас³⁴⁷.

23, Четверток. Сегодня я был у консула. Вот его вести. Патриарх Мефодий прибыл в Дамаск благополучно. Перед отъездом из Бейрута ему предложено было подать отречение от престола и обещано ежегодное жалованье 17 000 пиастров из России и 12 000 пиастров от Великой церкви Цареградской, а жить бы ему в Триполи. Дамасские униаты в ссоре со своим патриархом Максимом. С ним не ладит и униатский в Бейруте епископ Агапий. Он обратился бы в православие со всей паствой своей, если бы дали ему здешнюю митрополичью кафедру. Это несомненно; ибо сам он заискивает благосклонности православных арабов и предлагает свое посредничество между ними и Мефодием.

Я рассказал консулу похождения униатского епископа Афанасия, проживающего в Алеппо³⁴⁸, и, упомянув в конце рассказа, что этому епископу предлагают кафедру арабского языка в богословском училище на острове Халки, начал витийствовать: «Знать, в Константинополе намерены сделать это училище средоточным, общим для всех четырех патриархатов восточных. Но я не одобряю этого намерения, во-первых, потому, что, в случае привития западных идей к незрелым умам халкинских богословцев, ложные учения могут распространиться от них в церквах Сирии, Палестины и Египта, а отдельные богословские училища в каждом патриархате могут хранить православие и ратовать с еретиками, появившимися в одной какой-либо церкви; во-вторых, потому, что в Константинополе не все греки любят нас, а все, естественно, сочувствуют Элладе; следовательно, из средоточного Халкинского училища сирийское и палестинское юношество может вынести ложные понятия о России, нерасположенность к нам и страсть к демократии, которая искони нравится еллинам и, однако, весьма мало полезна им. Не говорите мне о сильной любви греков к православию. Хотя эту любовь и имеет народ темный, но между цареградскими патриархами были латиномудрствующие и лютерокальвинисты, а некоторые дидаскалы, как Коридалий Кариофилакс, сеяли в свое время плевелы, а не Божью пшеницу. Мудрено ли же появиться таким сеятелям и в наш век, в который молодые люди увлекаются всяким ветром учения? Мода, завоевательница и тиранка! Гораздо бы лучше учредить отдельные училища проповедников для Сирии в монастыре Белемендском, а для Палестины в Иерусалиме, если не академических, то, по крайней мере, семинарских. Иерусалимский патриарх, как вы знаете, помышляет об основании подобного училища. Однажды он изъявил мне свою надежду на студентов нашей миссии. «Когда они выучатся по-арабски, – говорил он, – тогда могут быть наставниками у нас, и на них мы можем положиться более, нежели на других учителей». Но надежда его тщетна. Скоро ли выучатся говорить по-арабски наши студенты? Да могут ли они достигнуть такого совершенства в знании сего трудного языка, чтобы словом своим увлекать арабов, которые от природы красноречивы и красное слово любят и почитают доказательством учености, образования, мудрости человека? Согласимся на минуту, что это возможно при дарованиях и прилежном учении. Но кто же из нас будет жить долго в Иерусалиме без русского златоглавого храма и без красного терема, в непрерывных лишениях, скорбях, в поту, в грязи и, наконец, с обрезанными крыльями, без возможности украшать бедные храмы, помогать несчастным печатать арабские книги? Ad impossibilia nemo obligatur³⁴⁹.

– А, кстати! – продолжал я говорить. – Мне пришли на память некоторые витязи Гроба Господня в Петербурге, которые желают учредить комитет, общество, δὲν ἠξεύρω τι³⁵⁰, для блага церкви Палестинской. Перед отъездом моим в Св. Град, господин Норов, поэт и паломник, читал мне свой краткий доклад государю об учреждении Палестинского комитета и говорил, что граф Орлов согласен представить этот доклад его величеству, если предварительно одобрит его канцлер. Что ж? Составился ли этот комитет? Вы были в Петербурге, так слышали о нем? – спросил я собеседника.

Он отвечал мне: «Не только слышал, но и писал противное. Господа Норов и Муравьев питают несбыточные желания. Они хотят иметь духовное влияние на православные церкви в Палестине, Сирии, во всей Турции и даже в Австрии, посылать туда пособия и своих соглядатаев, духовных или светских, мимо нашего министерства иностранных дел. А согласитесь, что это невозможно. Ужели министерство должно подчиняться комитету, например, уведомлять его, что по таким и таким политическим обстоятельствам нельзя послать туда-то соглядатая, а там-то раздавать денег христианам, потому что они купят на них ружья и порох для совершения своих или чужих замыслов, например против Турции? Система нашего правительства есть система строжайшего единства. Все исходит от государя и все к нему возвращается через министерства. При том есть тайны, которых никто не должен знать, кроме государя и немногих таинников воли его. Можно ли посвящать в эти тайны Палестинский комитет? Кто не ограничен присягой и сокровенными преданиями и целями правительства, тот не будет поступать по пословице: ешь пирог с грибами, а держи язык за зубами. Посланцы комитета по своему характеру, по недоразумениям, даже по глупости или заносчивости, могут делать неприятности консулам и приводить их в затруднение. Но, ведь, консулы такие же люди, как и они, следовательно, могут платить им равной монетой. Что же из всего этого выйдет? Недовольство нашего министерства и комитета и расстройство дела Божия».

– Вы отчасти правы, – сказал я, и примолвил: поэты и мечтатели никогда не поладят с дельными и хитрыми дипломатами.

Консул улыбнулся, но возразил: почему вы говорите, правы отчасти?

Я отвечал ему: потому, что мне пришла на память католическая и протестантская пропаганда, которая как-нибудь да ладит с министерствами иностранных дел.

Последовало обоюдное молчание.

25, Суббота. В Бейрут пришел французский пароход и принес известия, что Людовик Бонапарт избран президентом Французской республики.

Что кроется в этом президенте? Будущий император французов? Или ссылочный бедняк? Dies docebit³⁵¹.

Доктор Песталоцци и консул говорили между собой, что северная Италия желает иметь своим королем нашего лейхтенбергского герцога Максимилиана. А я думал про себя: нынешние политические движения и события в Европе похожи на водоворот. Не пропал бы в нем наш герцог! Не пошла бы отыскивать его там Россия! О кровь, человеческая кровь! Когда она перестанет литься? Верно тогда, когда Бог упразднит ее. Ныне не твердо держатся короны на головах царей и королей. Народные бури мгновенно срывают их и разбивают вдребезги. Конституции служат переходами к республикам, а волнения народов подготовляют воскресение древних демократий. Кажется, не бывать уже монархическому наследству..! А будет наследство личных дарований и мудрости. Но честолюбивые, хитрые, лицемерные и корыстные люди не пересилят ли мудрых и не сделаются ли царями? В прошедшие века это было. И история нам говорит, что монархии превращались в республики и республики в монархии. А совершится ли это в отдаленном будущем? Не знаю. Кажется, опытность рода человеческого не допустит сего... Ныне цари и с ними папа римский хотят помирить самодержавие с демократией. Но не удастся им соединить воду с огнем. Их попытка обнаруживает их слабость.

Консул читал мне две секретные записки свои, поданные канцлеру Нессельроду в нынешнем году, – одну на русском, а другую на французском языке. В первой записке, в восьми или девяти пунктах, он изложил меры к поддержанию православия в Палестине и преимущественно в Сирии, в которой действуют протестантские миссии, испрашивал в свое распоряжение 10 000 рублей сер. ежегодно для Сирийской церкви на типографию, училища, проповедников и на непредвиденные случаи и требовал облачений для двух православных церквей в Алеппо и Амиде. Вообще, он предложил те же меры, какие указал и я, за исключением одной, именно подчинения нашему контролю доходов казны святогробской, получаемых из Валахии и Молдавии. По его мнению, полезнее действовать на арабское духовенство, нежели на народ. Во второй, краткой, записке изложены мысли о подчинении Палестинского комитета министерству иностранных дел и Св. синоду. В губернских городах архиереи, губернаторы и дворянские предводители должны частно приглашать доброхотных дателей к пожертвованиям на пользу православия вне России, отсылать подаяния в комитет с указанием назначения их и впоследствии получать от него уведомление о раздаяниях согласно с желанием жертвователей. Обе записки были доложены государю. А он велел обдумать дело.

26, Воскресенье. Консул объявил мне, что он уведомит нашего посланника о выделе (из 286 р. сер., назначенных на Бейрутское училище) 1000 пиастров отцу Спиридону, с присовокуплением, что эта мера признана полезной и архимандритом Порфирием в настоящих обстоятельствах, когда о. Спиридон, как проповедник, один может иметь благотворное влияние на умы волнующихся христиан бейрутских. Sic!

Говорили мы о графе Протасове. Базили называл его скупым на чужие деньги, а я перечислил замечательные преобразования, кои удалось ему сделать. Протасов сознал уклонение нашего духовенства к протестантству и, без сомнения, по воле государя, принял меры против этого зла: подчинил себе духовно-учебное управление, ввел в семинарии и академии преподавание катехизиса Петра Могилы и учение о святых отцах церкви, воспретил новый перевод Священного Писания из опасения нового раскола и потому удалил из Синода двух Филаретов, московского и киевского, желавших вновь перевести Библию с еврейского языка, придерживаясь и перевода 70-ти толковников; кроме сего, начал ласкать старообрядцев, может быть, по сознанию правоты их или бессилия правительства воссоединить их с нами мерами крутыми.

31, Пятница. Еще минул год моей жизни на чужбине. Не много радостей имел я; гораздо более страдал телом и душой.

Благодарение Богу! Благодать Его охраняла мое трезвение и целомудрие. Надежда на бессмертие, покорность святой и премудрой воле Божией и вера в победу добра над злом составляли основу и красоту моего существования.

Глаза мои чуть было не выгорели. Но Господь услышал мои воздыхания и спас мое зрение.

Сподвижники, которых вверило мне начальство, в весь год радовали меня своей скромностью и своим послушанием и прилежанием.

Во дни скорби я помышлял о том, чтобы успокоиться от всех дел в какой-либо обители на родине. Но некий тайный голос говорил мне: мать родила тебя для Востока, и я, повинуясь этому голосу, перестал помышлять о раннем покое.

Никого я не обидел и никто не обидел меня.

Ученые занятия, по-прежнему, производили во мне некоторую сухость и холодность к ближним. Это не хорошо. Надобно исправиться.

Был я ленив на длинные молитвы. Но не могу сказать, чтобы сердце мое не возносилось к Святому Богу, Святому Крепкому, Святому Бессмертному, Отцу небесному. Любил я молиться не по книгам, а по-своему:

Господи, дай мне мудрость.

Господи, дай мне благость и святость.

Господи, дай мне крепость и долголетие.

Странные песнопения, оскорбляющие ум и тонкое чувство нравственное, раздражали меня и будут раздражать до конца моей жизни. Изгнать бы такую поэзию из человеческого общества!

Я помышлял и буду помышлять о начертании истории добродетелей. Жаль, что я не поэт, а то воспел бы их под звуки арфы Давида. Жаль, что я не законодатель и не посланник Бога, а то установил бы празднества в честь и память их.

Все волнения народов в нынешнем году суть сотрясения всемогущего и правосудного Бога. Я предчувствовал их в прошлые годы, когда внезапно писал: будет новая гражданственность народов, будет новое небо и новая земля.

По моему мнению, основания человеческого общежития суть: поклонение Богу духом, материнство, воспитание детей в страхе Божием с уравновешением ума их с сердцем, свобода, равенство, братство, гласность разумнонравственного слова, общественное презрение к порокам, всеобщее уважение к дарованиям и наипаче к добродетелям.

Ограниченное законами самодержавие, соборы многочисленных епископов, избирательность духовенства из среды народа, сооружение храмов и училищ во всех деревнях, учреждение внутренних миссий для обращения раскольников и еретиков в православие, упразднение министров, – этих незаконнорожденных и вольных детей, и замена их советами, освобождение крестьян от вечного испуга и подлого рабства, восстановление патриаршества и царской думы, поручение народного просвещения двенадцати умным и благочестивым мужам в богоспасаемом и возлюбленном отечестве моем суть средства к возвышению России на высоту солнца, с которой она должна светить всей вселенной мудростью постановлений, безмятежным порядком гражданским, чистотой нравов и общим довольством, и все царства и народы, как планеты, вести за собой туда, где человек граничит с ангелом и где царствует чиноначалие Сил небесных.

Не люблю я разъединения племен народных и предсказываю слияние всех итальянцев в один народ, всех немцев в один народ, всех славян в один народ. Господи, сделай их братьями и однодомками!

Политика России на Востоке должна обещать Грузии, Армении, Аравии, Индии, Эфиопии, Сербии, Болгарии и Молдовалахии свободу и независимость под хоругвью православия, но в едином и нераздельном союзе с собой.

Аминь.

NB. В конце Декабря месяца 1848 года Иерусалимский патриарх Кирилл просил консула Базили исходатайствовать у Порты, через нашего посланника, грозный фирман, который запретил бы франкопатерам и их патриарху делать нововведения на Святых местах. Эта просьба выражена по случаю домогательства латинского патриарха Валерги входить в Вифлеемский собор с такой же церемонией, с какой входят туда греческие архиереи. Для отвращения сего домогательства наш патриарх дал иерусалимским туркам немало денег.

Quiesce, liber,

Donec eas in mundum

Talis, qualis es

Incultus!³⁵².