Третий отдел. История ветхозаветного текста

Третий отдел Общего Историко-критического Введения содержит в себе историю ветхозаветного текста. Он обычно подразделяется на два отдела: а) внешняя история текста и б) внутренняя история текста. Во внешней истории текста рассматриваются следующие вопросы: 1) материал и способ еврейского письма; 2) история еврейского алфавита; 3) история еврейской пунктуации; 4) словоразделение в еврейском Священном тексте; 5) деление текста сообразно употреблению домашнему и синагогальному Священных ветхозаветных книг.

Ветхозаветные книги написаны были на еврейском языке, которым евреи говорили в период их появления. Нельзя воспроизвести с точностью общий внешний вид ветхозаветного текста в подлинных автографических списках ветхозаветных книг, так как до нашего времени не сохранилось ни одного автографа. По аналогии с другими письменными памятниками более позднего времени евреев и других народов, можно указать следующие отличительные черты автографического и вообще древнейшего еврейского ветхозаветного текста. Все книги были писаны сплошным письмом, без разделения слов, без заглавных букв, сиро-финикийским алфавитом, без гласных букв и знаков, без знаков препинания.

На чем писались ветхозаветные книги? По библейским свидетельствам можно думать, что у евреев употреблялся различный материал для письма. Некоторые особенно важные изречения и постановления закона вырезывались на камнях (Исх.31:18; Втор.27:1–9; Нав.8:32; Иов.19:24). Вырезанные на камнях слова могли долго не стереться и остаться надежным памятником события. Этот обычай сохранился и доныне у цивилизованных народов. Также вырезывали еще более краткие изречения на металле: на золотых дощечках кидара первосвященника (Исх.28:36) и на медных листах (1Мак.8:22). В редких случаях делали вырезки на дереве – на жезле Аарона и др. (Числ.17 гл.; Иез.37:16). Чаще употреблялись надписи на деревянных табличках (Ис.8:1; Иез.37:16). Но из тех же библейских свидетельств видно, что на этом материале делались и вырезывались небольшие изречения. Никто не может думать, чтобы целые ветхозаветные книги вырезывались на дереве, металле или камне.

Более естественно предположение, что многие ветхозаветные книги первоначально писались на так называемом пергаменте или обделанной коже. По свидетельству историков, в Азии с древнего времени употреблялся для письма пергамент. По Геродоту, у финикийцев употреблялась кожа для письма и от них этот материал письма перешел к грекам. Это письмо, говорит Геродот, было древнего происхождения – από του παλαιού и употребительно в Малой Азии (V, 58). По свидетельству Диодора, в Персии, у киприйцев и лакедемонян употреблялись для письма кожи. Плиний приписывает изобретение пергамента Евмену 2-му, царю пергамскому (197–150 гг. до Р. Хр.), но неверно, потому что он гораздо ранее употреблялся в Персии и Ионии (Геродот V, 196).

Очень возможно, что евреи воспользовались этим удобным и прочным материалом. Еврейское слово книга – от глагола стричь, брить, снимать волосы (особ, в сирском языке с таким значением употребляется этот глагол и от него производное – бритва), – означает очищенный от волос материал, т.е. кожу. По закону Числ.5 священник должен написать клятву обвиняемой в прелюбодеянии жены и изгладить ее в воде обличения. Этот закон можно было исполнить, если писать слова на коже, не портившейся от воды, чернилами, которые могли разойтись в воде.

Кроме столь прочного материала у евреев употреблялся и более слабый – папирус или листья египетского тростника. Если он был более слаб, то и более легок для переноски и хранения. Из Иер.36 видно, что свитки книжные могли легко гореть на жаровне. Пергамент, конечно, не мог так гореть, а папирус мог. Папирус был очень употребителен в древнем мире у финикиян, египтян, римлян и др. Но употребительный у вавилонян и ассирийцев материал – глиняные таблички – в Библии неизвестен, хотя впоследствии у талмудистов, думают, употреблялся очень нередко. В египетских саркофагах находят полотняные свитки с иероглифами. Может быть и у евреев употреблялось полотно для письма.

Листы пергамента, папируса или полотна свертывались на скалку и назывались свитками (Пс.39:6). И доселе у евреев употребляются пергаментные и папирусные свитки, особенно в синагогах. При употреблении описываемых свитков, для прочтения написанного нужно не «раскрывать книгу» как у нас, а «развертывать» свиток (Ис.34:4; 37:14; Иов.31:35–36; Иер.36:18–23) и по прочтении не «закрывать», а «свертывать» его (Ис.34:4; Апок.6:14). Писание производилось разным способом. На камнях и металлах вырезывали надписи железным резцом (Иов.19:24; Иер.17:1); на табличках писали грифелем; на пергаменте, папирусе и полотне кисточкой или тростниковой палочкой (Пс.44:2). Таблички для письма натирались воском, камни и металл обделывались и полировались, а для кожи и папируса употреблялись чернила (Числ.5:23; Иер.36:18). Писцы весь свой материал носили в особом ящике (Иез.9:3–11). У писцов был особый нож, которым можно было обрезывать листы свитка (Иер.36:23).

Текст на свитках писался на одной лишь стороне каждого листа, разделялся на несколько колонн или столбцов, пересекаемых перпендикулярно или горизонтально особо украшенными, на подобие дверей, чертами (евр. – Иер.36:23).

Можно думать, что в III-м веке до Р. Хр. употреблялся уже исключительно папирус, потому что LXX толковников евр. переводят: χαρτίον, βιβλίον, означающими папирусный свиток. В синагогах же всегда употреблялся пергамент, и LXX толковникам, по Флавию, из Иерусалима дан был закон, писанный на пергаменте золотыми буквами. По талмуду он должен приготовляться из кожи чистых животных (Ier. Meg. 71, d.). Некоторые ученые (Buhl. Kanon... 198–199 ss.) настаивают на том положении, что в довольно давнее время у евреев Свящ. списки собирались в форме кодексов, в коих отдельные свитки соединялись в один корешок и одну книгу (Baba Batra. 13, b; Лк.4:17–20). Отсюда дается основание для установления твердого предела в составе канонических книг, «не прибавляемых и не убавляемых». Вавилонский список пророков имеет форму кодекса. – В синагогальной практике и талмудической литературе, впрочем, упоминаются лишь «свитки».

Ныне употребительный у евреев алфавит называется квадратным, так как буквы его имеют квадратную форму. Все сохранившиеся еврейские рукописи свящ. текста писаны этим алфавитом. Но в настоящее время никто не сомневается в том, что во время написания ветхозаветных книг у евреев употреблялся другой алфавит. Раввины II и III вв. по Р. Хр., Юлий Африканский, Ориген и Иероним свидетельствуют, что в прежнее время у евреев употреблялся иной алфавит. Древний алфавит у евреев назывался письмо еврейское, в отличие от нового, называемого ассирийским – ; по форме древнее письмо называется или – неправильное, «разорванное», в отличие от нового, называемого – квадратное письмо (ladaim. IV, 5; Sanhedrin. fol. 21–22; Hier. Meg. fol. 71, 6; Ориген. Hexapl. l, 86 р.; Иероним. Prol. gal.).

Каков был древний еврейский алфавит, когда он вышел из употребления и когда был введен квадратный алфавит? На все указанные вопросы можно давать ответы на основании памятников.

Древнейшим памятником, в котором сохранился древний алфавит, употреблявшийся у всех западных семитов и евреев, считается памятник моавитского царя Месы, ок. ΙΧ-гo в. до Р. Хр. Все надписи других памятников имеют алфавит, сходный с алфавитом Месы. Так, открытая в 1880 году Силоамская надпись, современная Езекии (VIII-го в. до Р. Хр.), печати еврейские, ок. VIII и VII вв. до Р. Хр., малые еврейские печати более позднего происхождения, с V-гo в. до Р. Хр. по 135 г. по Р. Хр., короткие надгробные надписи и монеты еврейские того же времени имеют алфавит, сходный с алфавитом Месы.

Алфавит всех указанных памятников сходен с финикийским алфавитом, сохранившимся в надписях на финикийских монетах и камнях, на саркофаге Эсмунацара, финикийского царя, и несомненно составляет тот древнееврейский алфавит, о котором сохранили воспоминание раввины и христианские писатели II и III вв. по Р. Хр. С этим алфавитом сходен алфавит самарянского Пятикнижия, а это подтверждает его сходство с древним священным алфавитом, так как, по свидетельству Иеронима и Оригена, прежний алфавит еврейский сохранился у самарян (Origen. com. in Ezechiel. 9, 4). Раввины талмуда, несмотря на свое нерасположение к самарянам, самарянский алфавит называли древним, бывшим до Ездры. Согласно святоотеческому свидетельству, во всех этих памятниках и самарянском Пятикнижии буква тав имеет форму креста: X.

У восточных семитов-арамеев употреблялся, как видно из сохранившихся памятников, сначала алфавит общий с западными семитами, потом он стал значительно видоизменяться. Видоизменение его заметно на памятнике Карпентры и на восьми отрывках из папируса, относящихся ко времени Птоломеев, из коих три папируса принадлежат египетским иудеям. К его же памятникам принадлежат надписи, открытые Лейярдом в Ниневии в украшениях дворца из времени Салманассара, Саргона и Сеннахирима. Здесь виден переход от алфавита Месы к квадратному. Некоторые папирусы с этим алфавитом относятся к эпохе персидского владычества, содержат имя Ксеркса и современны Ездре. Может быть этим алфавитом евреи пользовались в сношениях с персидскими царями. Алфавит этих памятников называется арамейско-египетским. Из него произошел пальмирский алфавит. Пальмирский алфавит почти тождествен с нынешним квадратным и Вогюе считает его «элегантным квадратным письмом». Это – последние ступени арамейского алфавита на пути преобразования древнееврейского и общесемитического алфавита в квадратный. Участие в таком преобразовании арамейского алфавита подтверждается тем, что еврейский язык сначала был изменяем, а потом и совсем вытеснен у евреев, по возвращении из вавилонского плена, арамейским языком. Арамейский язык был официальным языком евреев в сношении с персидским правительством (1Езд.4:7). Многие части даже Священных ветхозаветных книг написаны арамейским языком. В талмуде замечается, что при Ездре введено ассирийское письмо и арамейский язык (Sanhedrin. fol. 21).

В каком отношении к еврейскому алфавиту и письму находилось клинообразное письмо?

Хотя по новым открытиям египтологии и ассириологии положительно утверждается распространенность в Малой Азии, Палестине, Сирии и прочих странах клинообразного письма в период исхода евреев из Египта (как видно из показаний Телль-Амарнской библиотеки), но можно думать, что и силлабическое финикийское письмо в это время уже существовало. По египетским памятникам думают, что оно изобретено гораздо ранее Моисея: относят его существование к 20, 25 и даже 32 веку до Р. Хр. Если же по Телль-Амарнской библиотеке клинообразное ассирийское письмо употреблялось при Моисее, то оно имело официальный характер, употреблялось чиновниками в международных сношениях (как ныне французский язык). Финикийское же письмо употреблялось в международном торговом мире, особенно по берегам Средиземного моря и в прибрежных странах. С этим алфавитом мог быть знаком и Моисей и им пользоваться. О знакомстве евреев с клинообразным письмом нет никаких следов и известий в древних памятниках.

Продолжим историю еврейского алфавита. Преобразование древнееврейского алфавита в квадратный могло совершиться естественным путем. Напрасно талмудисты утверждали, что Ездра принес из Вавилона квадратный алфавит и сразу заменил им древнееврейский алфавит. Как видно вообще из истории алфавитов, перемена их совершается не так быстро и не единичными личностями, а естественным и потому медленным путем. Наблюдения над изменениями алфавитов приводят к признанию двух факторов изменений: скорописи и каллиграфии. Под влиянием желания скорее и больше писать рукописи, алфавиты упрощаются в начертании букв. Под влиянием желания красиво писать рукописи, начертания букв приобретают изящный вид. Из потребностей скорописи, неправильность и извилины в буквах, оконечности и витиеватости, над которыми изощряются переписчики, хотя не придавая тем письму особой красоты, постепенно исчезают, и буквы, таким образом, принимают вид более прямых линий, могут близко соединяться одни с другими и тем ускорять процесс письма. Под влиянием каллиграфии, буквы приобретают строгую соразмерность в расположении отдельных своих частей и изменяются по вкусу того или другого народа. Не вдаваясь в историю других алфавитов, можем заметить в русском алфавите в сравнении с славянским, особенно древним рукописным, преимущество в скорости и красоте письма.

Применяя эти общие положения к истории еврейского алфавита, можем согласиться, что и здесь изменения происходили под влиянием тех же законов скорописи и каллиграфии. Так, древнееврейский алфавит имеет буквы, состоящие из извилин, непрямых линий, с извилистыми оконечностями, неудобно соединяющиеся между собой: их совершенно невозможно писать одним почерком и близко соединять друг с другом; в расположении своих частей они не имеют симметрии и изящества. Напротив, квадратный алфавит имеет буквы, соответствующие потребностям скорописи и каллиграфии. Буквы квадратного алфавита состоят из прямых линий, мало имеют в оконечностях завитков и извилин, близко одна с другой могут писаться; окончание одной примыкает к началу следующей буквы. Самое название этого алфавита, принятое у евреев: – квадратный, показывает, что буквы его имеют симметрию и гармонию своих частей и отличаются изяществом. Из талмуда видно, что евреи заботились об изящности письма квадратного, – много было выработано у них правил для «совершенного» письма. Квадратный алфавит, вследствие прямолинейности букв, давал возможность раввинам определять пространство для начертания и разделения слов. Еврейские книги, писанные (и в особенности печатные) квадратным алфавитом, производят своим изяществом приятное впечатление на всякого читателя.

Когда и кем был введен в употребление квадратный алфавит? – Как выше было замечено, иудейское талмудическое предание (Sanhedrin. fol. 21–22.; Hier. Meg. 71, 6), Ориген (Hexapl. l, 86 p. ed. Montfanc.), Иероним (Prol. gal.), приурочивали это событие к личности заключителя канона, священника Ездры, будто принесшего из Вавилона весь алфавит и заменившего им древний алфавит. Это мнение в XVII столетии было поддержано знаменитым филологом и критиком библейского текста Буксторфом. По его предположению, со времени Ездры квадратный алфавит постоянно употреблялся в рукописях религиозного характера, а в сочинениях светского характера уступал место древнему алфавиту. В 60-х годах XIX столетия то же предположение было поддержано Блекком. Он полагал, что ветхозаветные книги, написанные после вавилонского плена, в автографах уже писались квадратным алфавитом. В подтверждение он приводил также свидетельства Оригена и Иеронима, что до плена у евреев употреблялся древний алфавит, а Ездра ввел новый, квадратный, алфавит. Но более справедливо другое предположение библеистов, что все ветхозаветные канонические книги, допленного и послепленного происхождения, были первоначально писаны древним алфавитом. Так, варианты в после-пленных книгах сравнительно с допленными объясняются смешением сходных по начертанию букв древнего алфавита. Например, город, названный в 1Пар.6(по рус. 41) Асан, в кн. Иис. Нав.21:16, называется Аин. Это различие объясняют ошибкой переписчика, смешавшего буквы шин и аин, по начертанию сходные в древнем еврейском алфавите. Еще: в 1Пар.18 писец Давида называется Суса, а во 2Цар.8:17 – Серай. Разночтение, думают, произошло от смешения букв шин и реш по начертанию сходных в древнееврейском алфавите. Сравн. 1Пар.11– Хасан и 2Цар.23– Асан и др. Что касается приводимых Блекком свидетельств Оригена и Иеронима, то они основывались на раввинском талмудическом предании, безусловная справедливость коего ни Блекком, ни другими учеными не принимается на веру. Раввины говорили, напр., что Моисей разделил Пятикнижие на параши и фесуким, но с этим сказанием никто конечно не согласится. Талмудическое предание можно принять в следующем смысле: может быть Ездра принес употребительное в Вавилоне арамейское письмо (хотя не чисто квадратное, но близкое к нему) и постепенно оно стало входить в Свящ. кодексы. Самаряне же оставались верны прежнему письму; в светских иудейских памятниках оставалось также прежнее или смешанное письмо.

Первое свидетельство об употреблении квадратного алфавита находится в переводе LXX толковников. Варианты этого перевода сравнительно с еврейским текстом преимущественно, если не исключительно, объясняются тем, что у переводчиков был текст писанный квадратным алфавитом. Смешение букв, сходных по начертанию в квадратном алфавите, нередко объясняет происхождение вариантов этого перевода. Напр. 1Цар.1– – есть ее, переводится – то φαγεΐν αυτούς, – есть их, как бы читалось так как буквы мем и га (и ) сходны в квадратном алфавите. Блаженный Иероним передает, что современные ему христиане по ошибке читали в переводе LXX имя Божие Иегова, написанное еврейскими буквами , греческим словом πιπί. Очевидно, в греческих рукописях употреблялся квадратный алфавит. Но с другой стороны, многие варианты объясняются только по предположению, что у переводчиков были рукописи и древнего сиро-финикийского алфавита, а потому не лишено значения соображение Люази, что некоторые рукописи у переводчиков писаны были древним, другие новым алфавитом.

Другие древние переводы: таргумы, Пешито, Акилы, Симмаха и Феодотиона также своими разночтениями доказывают употребление квадратного алфавита.

На основании изречения Иисуса Христа: йота едина или черта едина не прейдет от закона, дóндеже вся будут (Мф.5:18), можно заключать, что при Иисусе Христе употреблялся у евреев в Священных книгах исключительно квадратный алфавит, так как в этом алфавите йота есть малейшая буква по величине.

Таким образом, на основании древних памятников, можно полагать, что квадратный алфавит вошел в общее употребление у евреев в период времени с IV века до Р. Хр. до последнего века перед Р. Хр. включительно. В параллель с новым, как бы церковным, принятым у последователей Ездры, алфавитом употреблялся и древний, смешанный алфавит, Напр. на памятнике Арак-эль-Емир к востоку от Иордана (от 176 г. до Р. Хр.); на памятниках Бенэ-Гезир, Кефр-Береим (130 г. по Р. Хр.) и на монетах того же времени встречаются буквы древнего и нового алфавита. Но в синагогальных памятниках и на могильных памятниках священников употреблялся квадратный алфавит. Так, талмудическое предание справедливо, что в школах Ездры введен квадратный алфавит (ср. Buhl. Kanon... 203–204 ss.).

Определенных лиц, вводивших новый алфавит, кроме Ездры, иудейское предание не указывает и нельзя указать, и в алфавитах вообще изменения совершаются не отдельными лицами, а постепенно всей пишущей массой народа. Язык и алфавит суть достояние не отдельных лиц, а целого народа. Но согласно свидетельству иудейского и христианского предания, как выше сказано, нельзя не придавать некоторого значения участию в этом священника Ездры.

После введения в общее употребление, квадратный алфавит не подвергался существенным изменениям. Древние еврейские рукописи, ныне известные, все писаны квадратным алфавитом, мало отличным от употребительного ныне алфавита. В некоторых средневековых рукописях он только отличается размером букв, принимает скорописный и курсивный вид. Не в алфавите, а скорее в почерке и тоне письма есть некоторые разности в еврейских рукописях: немецких и польских с одной стороны, и испанских и восточных с другой.

Что касается происхождения особой формы букв увеличенных (majusculae), уменьшенных (minusculae), приподнятых (suspensae), то время его неизвестно. В трактатах талмуда (Kidduschin. 66, Sopherin. IX) они упоминаются. Стало быть в III-VI вв. они уже были. И особой формы конечные буквы (цаде, каф, мем и др.) также являются, как твердо принятые, в талмуде и очевидно введены задолго до талмудистов (Sab. 104. Sanh. 94 а. 98 b. Menachot. f. 29).

Общий критико-текстуальный вывод из истории еврейского алфавита должен быть тот, что постепенное и медленное преобразование еврейского алфавита гарантировало неизменность священного текста при изменении алфавита.

Третьим, кажется, самым важным и вместе самым трудным и запутанным вопросом из внешней истории ветхозаветного текста считается вопрос о происхождении, достоинстве и значении существующей ныне еврейской пунктуации. Никто из ученых, как древних, так и новых, не сомневался и не сомневается в том, что в еврейском алфавите, и древнем и квадратном, не было и нет гласных букв в том определенном значении, в каком они существуют в современных европейских языках. Никто также не сомневается в той истине, что без гласных звуков человек не в состоянии произнести ни одного слова, а тем более предложения из нескольких слов. Из двух этих несомненных положений следует третье: как же евреи без гласных букв произносили писанные слова? Лица, знакомые с нынешними священными еврейскими книгами, пожалуй, скажут, что употребляемые ныне точки и черточки для обозначения гласных звуков употреблялись всегда евреями с той же целью. Но отрицательное отношение к такому предположению в настоящее время уже общеизвестная, третья, истина. Ныне все признают, что священные ветхозаветные писатели не пользовались ныне известной пунктуацией. В талмуде еще замечено, что текст, данный Моисеем с горы Синая, был «обнаженным», т.е. не имел «облекавшей его», по выражению талмудистов, пунктуации (Tiberias. 90 р.). И самые ревностные защитники древности существующей еврейской пунктуации признают ее происхождение никак не ранее Ездры. Кажется, безошибочно выразим и четвертую общепризнанную истину, если скажем, что священные ветхозаветные писатели и их современники и ближайшие читатели могли легко обходиться без письменной пунктуации, так как язык их писаний был в то время живым, разговорным, общепонятным языком. Каждый их современник легко и свободно мог читать и понимать всякое слово согласно обычному разговорному словоупотреблению, контексту и пр., все равно, как мы свободно понимаем безграмотное крестьянское письмо, легко восстанавливаем истинное его произношение и правописание. – Таким образом, в этих четырех фундаментальных истинах все соглашаются. Но далее уже начинается разногласие: – а) когда появилась, как средство обозначения гласных звуков, существующая ныне, обычно называемая в учено-богословских трудах масоретской, пунктуация, – б) насколько она в действительности соответствует произношению гласных звуков, современному происхождению ветхозаветных книг, и – в) насколько требуемое этой пунктуацией понимание ветхозаветного текста соответствует истинному автографическому его пониманию? Из этих трех вопросов естественно вытекает и четвертый: с каким уважением следует относиться к существующей пунктуации и верить ли в ее неизменность безусловную? – Исключительно ли сообразно с ней, ни на йоту не отступая, понимать и объяснять священный текст, или подвергать ее критике и свободно уклоняться от нее, как от обычного погрешимого человеческого средства?

Итак, оставив без обсуждений ясные и общепризнанные истины, займемся спорными в учено-богословской литературе положениями и сделаем потом нужные выводы. Первый из спорных вопросов: когда появилась, как обозначение гласных звуков, существующая ныне в свящ. еврейском тексте пунктуация и какова ее история? Более древнее мнение, общераспространенное среди евреев, принятое еврейскими грамматиками и средневековыми комментаторами, с Хиугой, Абен-Эзрой и другими авторитетами во главе, всесторонне научно-обоснованное Иоанном Буксторфом, Фляцием, Гергардом и другими позднейшими учеными, приписывало всецело происхождение еврейской пунктуации Великой Синагоге с Ездрой во главе (Tiberias. VIII – X гл.). Но более распространенное мнение, впервые обстоятельно высказанное и обоснованное на тщательном изучении еврейских памятников первым ученым издателем масоры Элией Левитом (†1590 г.), повторенное Кальвином и Лютером, поддержанное новыми доводами учеными филологами Капеллусом, Морином, Гезениусом, разделяемое современными учеными Кёнигом, Ренаном, Гретцом, Эвальдом и прочими, приписывает происхождение пунктуации масоретам. Середину между этими двумя крайностями составляют мнения Гупфельда и Буля. Гупфельд (Studien u. Kritik. 1830 г.) находил для масоретской пунктуации полные основы в устном предании и даже многие знаки вокализации в древних домасоретских памятниках, и считал масору лишь записью этого предания и пополнением числа уже существовавших знаков. Буль (Kanon u. Text... 1891) считает изобретателями и вводителями пунктуации неизвестных по имени еврейских ученых предков Аарона бен-Ашер, а масоретов только закрепителями и утвердителями этой ранее их кем-то введенной системы пунктуации. – Вот как разнообразны мнения о времени происхождения существующей еврейской пунктуации. Так как в связи с ними, как выше сказано, ставится вопрос и об авторитете и неприкосновенности последней, то займемся обстоятельно историей происхождения пунктуации, насколько свидетельства о ней заключают в себе общеизвестные памятники, причем естественно будут здесь обозреваемы и разнообразные доводы в подтверждение вышеприведенных мнений. К каким выводам приведут нас памятники, те и будут для нас наиболее вероятными. Суждение наше, т.о., будет не априорным, а апостериорным и освободится от нарекания в тенденциозности.

Памятниками, руководящими в данном вопросе, следует считать: первее всего священный еврейский ветхозаветный текст; затем древние, современные происхождению ветхозаветных книг, еврейские письмена: Месы, Силоамской надписи, маккавейских монет, надгробных памятников; древние непосредственные переводы: самар. Пятикнижие, перевод LXX толковников и другие греч. переводы, Пешито, таргумы, творения и перевод Иеронима, талмудический текст и свидетельства талмудистов, масору и сочинения современных ее происхождению еврейских и христианских филологов. Какие данные, по рассматриваемому вопросу, заключаются во всех этих памятниках и что и как они подтверждают или опровергают?

Первее всего скажем о тексте ветхозаветных книг.

Выше было уже замечено, что все древние и новые ученые согласно признают, что священные писатели не пользовались современной нам еврейской пунктуацией, а равно и гласными буквами. Но современные же ученые единогласно признают, что в древнем еврейском алфавите, в период происхождения ветхозаветных книг, существовали полугласные буквы: алеф, га, вав и йот. Эти буквы, всегда и неизменно присущие еврейскому алфавиту, как древнему, так и квадратному, имеют значение и согласных или непроизносимых, и гласных, ясно произносимых, букв. В последнем случае они иногда специально употребляются в еврейской орфографии и помогают желательному единообразному произношению слов в гласных звуках. Но нужно заметить, что с последней целью полугласные буквы стали вводиться священными писателями преимущественно после вавилонского плена, при употреблении так называемого scriptio plena. Допленные же священные писатели полугласными буквами пользовались лишь соответственно обычному фонетическому значению их как согласных звуков. Неупотребление этих полугласных букв в значении указателей гласных звуков писателями допленными объясняется тем, что еврейский язык их писаний был тогда живым, общепонятным и общеупотребительным языком. Это предположение подтверждается и другими древнееврейскими допленными памятниками. Так, на памятнике Месы полугласные употребляются еще реже, чем в ветхозаветных древних книгах: Напр. пишется – человек, вместо библейского , вместо , вместо ; также и в силоамской надписи пишутся: – голос вместо ; – скала, вместо ; но в той же надписи встречаются и полугласные, Напр. – еще, – исход, как будто буква вав в некоторых случаях (может быть, для отличия от – до, – нашел) употреблялась в орфографическом значении. Вообще же, как в древних, допленных ветхозаветных книгах, так и в других того же времени еврейских памятниках полугласные буквы очень редко употреблялись в значении гласных знаков. Но все же употреблялись и с того времени остались навсегда основной и неизменной частью еврейской пунктуации. В этом смысле употребление полугласных в Пятикнижии и синайском законодательстве (Исх.20:1–17) может оправдывать частые замечания талмудистов о чтении ветхозаветного текста «согласно преданию Моисея от горы синайской» (Nedarim. 37, 2. Berachot 62, 2).

У послепленных ветхозаветных писателей более, чем у допленных, заметно употребление полугласных букв в значении гласных знаков. Так, некоторые собственные имена пишущиеся допленными писателями без полугласных букв, напр.: , (lЦар.16; 2Цар.5 и др.), послепленными писателями пишутся с полугласными: , (1Пар.12–30; Иез.34:23). И в других словах и грамматических формах у послепленных писателей заметно более частое, чем у допленных, употребление полугласных букв, напр.: Дан.11:30. – 1Пар.11 вместо 2Цар.23:29; 2Пар.5:2 вместо 3Цар.8:1... (Keil. Einleit. 530 s.). Это объясняется тем, что по возвращении из плена евреи перестали почти употреблять в разговоре древний еврейский язык. Народная масса не могла даже свободно понимать древние Священные книги на этом языке и нуждалась в особых переводчиках и изъяснителях (Неем.8:8). Поэтому частое употребление полугласных могло служить естественным пособием к правильному и единообразному пониманию и произношению еврейских слов. То же положение подтверждается орфографией Маккавейских монет и памятников Бене-Гезир и Кефр Береим (176 г. до Р. X. – 180 г. по Р. X.), в коих очень часто, значительно чаще, чем на памятнике Месы и в Силоамской надписи, употребляются полугласные буквы (Loisy. Histoire du texte et versions de la Bible. Amien. 1892 г. 87 p.).

Следующим памятником, важным в настоящем вопросе, служит Самарянское Пятикнижие. Как в вышерассмотренных памятниках, так и в нем, и даже еще более часто, употребляются полугласные буквы в значении гласных знаков и письмо scriptio plena. Кроме того, здесь употребляются и особые знаки: горизонтальные черты над некоторыми словами. Внимательное изучение этих знаков приводит ученых к тому предположению, что они имели целью отличать слова, писавшиеся в согласных буквах одинаково, но в гласных звуках и в значении различавшиеся. Например, с горизонтальными чертами пишется – не, в отличие от – бог; в значении в отличие от , – в значении – слово, и в отличие от – язва. Эти горизонтальные черточки, очевидно имеющие характер пунктуации или указания на отличительное произношение некоторых слов, также составляют один из неизменных элементов настоящей еврейской пунктуации (патах, камец и др.). А потому на них можно смотреть, как на одну из ступеней последовательного развития пунктуации, и видеть в них одно из доказательств древности ее существования.

Следующими по времени происхождения памятниками, ценными в решении данного вопроса, служат переводные труды: переводы LXX толковников, Акилы, Феодотиона и Симмаха, сочинения Иосифа Флавия и Филона и Священные новозаветные книги. Выводы из изучения этих памятников в отношении к еврейской пунктуации, несомненно, должны получаться несколько иным путем, чем из предыдущих, а потому они могут считаться и более прочными и существенными. Правда, непосредственное наблюдение над настоящим или древним орфографическим видом этих памятников, как писанных на другом, не еврейском, языке, ничего не может дать к решению нашего вопроса. Но изучение заключающегося в них перевода и понимания ветхозаветного текста, транскрипция оставляемых без перевода еврейских слов, собственных или непонятых переводчиками нарицательных имен, дают много положительных оснований к решению вопроса о чтении и произношении священного еврейского текста в период происхождения этих памятников: с III в. до Р.Х. по III в. по Р.Х. Так, общее понимание ветхозаветного текста, сообщаемое поименованными переводами, Флавием и Филоном и свящ. новозаветными писателями, несомненно, в неисчислимом количестве случаев, вполне соответствует, как в общем его виде, так и в частностях, пониманию его при настоящей пунктуации. Не скрываем общепризнанного ныне в богословской науке факта нередкой разности между пониманием ветхозаветного текста упомянутыми памятниками и пониманием его согласно нынешней пунктуации, но при этом напоминаем так же общепризнанный ныне факт намеренного свободного уклонения этих памятников от еврейского оригинала. И едва ли кто в состоянии опровергнуть предположение, что эти памятники в такой же мере уклонялись от современного им еврейского текста, как и от настоящего.

И вне всякого сомнения стоят два положения: 1) упомянутые памятники в несравненно большем числе случаев более сходны с нынешним евр. текстом, чем различны; и 2) сходство их увеличивается пропорционально точности и буквализму переводов и переводчиков. Кроме понимания свящ. текста, рассматриваемые памятники важны в настоящем случае заключающейся в них транскрипцией собственных еврейских имен и слов, оставленных без перевода. И здесь, если бы математически вычислить все случаи сходства и различия в чтении еврейских слов между этими памятниками и нынешним пунктированным текстом, то во всяком случае даже в переводе LXX окажется значительнейший перевес на стороне сходственного, а не различного произношения. Например, в Быт.5 главе: Адам, Сиф, Энос, Каинан, Малелеил, Мефусал, Ламех, Сим, Хам, Яфет сходны у LXX с еврейским пунктированным произношением их, а различны: Иаред , Энох , Ной – . Думаем, что такая же пропорция окажется при сличении произношения и всех других собственных имен. При этом еще нужно заметить, что всякий ученый, имевший дело с подобным сличением, убедится, что произношение древних переводчиков не всегда служило точной копией современного им общееврейского, а тем более традиционно-синагогального произношения. Греческие переводчики, несомненно, часто придавали греческие окончания еврейским именам, приспособляли к греческой грамматике их еврейские грамматические формы, также намеренно, хотя и естественно, видоизменяли и другие еврейские не переведенные слова (­ σάββατον; ­­ πάσχα и др.). Еще бл. Иероним замечал, что «произношение еврейских слов видоизменялось по провинциям» и месту жительства произносивших (Письмо к Евагрию). Так же и другие составители вышеуказанных памятников допускали подобное невольное и неизбежное видоизменение, отличающее их произношение от современного масоретского. – Вообще транскрипция древних переводных памятников служит, по общему мнению, одним из средств правильного суждения о древнем произношении еврейских слов, но требует тщательного обсуждения в каждом случае: уклонения ее не были ли намеренными и естественными, происшедшими от самих переводчиков (Buhl Kanon und Text. d. alten Testaments. 232 s. Gesenius. Geschichte d. Herb. Sprache. § 54. Ewald. Hebr. Gram. § 87, a. Lagarde. Mitteilungen. II. 5). Но общий очень важный для нас вывод в настоящем случае может быть всеми признан следующий: древние греческие переводчики, Иосиф Флавий, Филон, свящ. новозаветные писатели понимали ветхозаветный текст в несравненном большинстве, случаев вполне согласно с пониманием его при современной пунктуации; произносили еврейские слова, собственные и несобственные имена, согласно, в несравненном большинстве случаев, с современным пунктированным произношением их. Эти памятники не дают основания решать вопрос: были ли во время происхождения их письменные знаки гласных звуков в свящ. еврейском тексте, но они с несомненностью утверждают то положение, что во время их составления у евреев было твердо выработано и согласно установлено произношение еврейских слов в гласных звуках. Согласие же в этом отношении рассматриваемых памятников с современной еврейской пунктуацией утверждает авторитет последней и согласие ее с древним еврейским преданием о еврейском словопроизношении. Здесь, т.о., дается третья ступень в последовательной истории еврейской пунктуации и в вопросе о ее древности. Масоретская пунктуация является древней в твердо установленном еврейском словопроизношении, безотносительно к тому или иному виду записи этого словопроизношения (в знаках или буквах).

Переводы Пешито и таргумы, не пунктированные в их древних рукописных экземплярах, дают повод думать, что при составлении их и в еврейском тексте не было пунктуации. Сходство (переходящее особенно в Пешито часто в тождество) понимания в этих переводах еврейского текста с пониманием слов в пунктированном виде, подобное же сходство в произношении собственных имен, выражаемом обильным употреблением полугласных букв, – подтверждают исторический авторитет современной еврейской пунктуации. Но к этому общему с предыдущими памятниками значению, в Пешито и таргумах присоединяется другое. Их язык есть тот же почти еврейский язык по словам, оборотам, грамматике. А главное, еврейские слова составляют главную основу арамейского и сирского языков. Поэтому снабженные множеством полугласных букв, часто употребительных здесь, еврейские слова в этих переводах дают основание судить о еврейском произношении гласных звуков уже не в отдельных и единичных лишь случаях, собственных именах, а во всем почти ветхозаветном тексте. Сходство же произношения еврейских слов в этих переводах с нынешней пунктуацией утверждает древность и истинность ее словопроизношения.

Дальнейший памятник еврейского словопроизношения представляют творения бл. Иеронима. Его творения заключают в себе следующие данные для решения настоящего вопроса. Он весьма часто замечал, что в употреблявшемся в его время еврейском священном тексте была значительная разность между начертанием его и устным произношением; inter lectum et scriptum, quod legitur et scribitur. Он весьма часто указывал примеры «двоякого -ambiguae» чтения, возможного для известного еврейского слова, при одинаковом произношении и начертании его согласных букв. Он, например, замечал, что у Ис.9 слово одни читали: deber – и переводили: язва, другие: dabar и переводили: слово; можно читать и dabber – говорить; у Ис.56 слово одни читали: roim – пастухи, другие: reim – друзья; у Ос.11 слово: одни читали: majim, другие: mijam; у Ос.13 слово ючк читали arbe и aruba (Ep. ad Damasum). Существовавший в его время еврейский священный текст давал одинаковое право для указанных обоюдных произношений, а отсюда и значений слов. Он замечает также, что еврейские слова в его время произносились различно, смотря по благорасположению читателей, связи речи, местным выговорам и произволу (Epist. ad Evagr.). Но представляя в столь печальном и неопределенном положении современное еврейское словопроизношение и стоящее часто в связи с ним понимание самого священного текста (язва или слово, пастухи или друзья и т.п.), бл. Иероним указывал этим лишь на особую трудность своей работы, перевода и толкования, и замечания свои высказывал в некоторых единичных лишь случаях. Общий же вид и свойство его перевода и толкования свящ. текста опровергают эти единичные замечания. Если бы, действительно, весь еврейский текст так разнообразно произносился и понимался евреями, как представлено в приведенных замечаниях, то очевидно и сам Иероним в каждом стихе должен был бы останавливаться едва не десятки раз и выражать свое собственное произношение и понимание почти каждого еврейского слова, допускающего при сходстве согласных букв разность в гласных звуках и значении. Однакож на деле ничего подобного нет ни в переводе, ни в толковании Иеронима. Обычно для него ветхозаветный текст представляет твердо и ясно определенное словопроизношение и значение, дающее для его трудов ясное и бесспорное основание. Поэтому его переводческие и толковательные работы происходили очень быстро и успешно, в три-четыре года он успевал перевести и составить несколько «книг» толкований на ветхозав. книги, и все ветхозаветные книги перевел и объяснил лет в 15–20. И при настоящем строго установленном пунктированном еврейском тексте подобный успех невозможен современным, хотя и много ученым, но физически маломощным людям. – Вне всякого сомнения, что успешность трудов Иеронима совершенно невозможна при полной «неопределенности» еврейского словопроизношения. Следовательно, его замечания и жалобы нужно понимать в очень и очень ограниченном смысле в приложении лишь к редким затруднительным словам, но никак не ко всему еврейскому тексту. – Только твердо установленным и общеизвестным еврейским словопроизношением и пониманием ветхозаветного текста можно объяснить значительнейшее, преимуществующее перед вышерассмотренными переводами, сходство Иеронимова еврейского словопроизношения собственных и нарицательных имен и понимания ветхозаветного еврейского текста с словопризношением и пониманием настоящего пунктированного еврейского текста. Очевидно, сообщавшееся ему учителем его – «евреем» чтение и понимание еврейского текста было общеустановленным в еврейских ученых школах и синагогах и впоследствии записано еврейскими пунктаторами. – Иногда бл. Иероним и сам для себя находил научные основания для известного чтения и понимания еврейских слов: связь и последовательность речи (напр. Быт.26:23; Ис.2:12...), чтение и понимание еврейских слов у более древних переводчиков: у LXX толк., Симмаха и Феодотиона (Ам.3:11; 4,12–13; Мих.5:3; 7:12...). Но выше всего для него стояло еврейское предание, выражавшееся в обычной у него формуле: «так учил меня еврей» (Соф.3:8; Ам.3:11...).

Но кроме перечисленных средств, обосновывавших правильное понимание еврейского текста, все ученые признают (только в разной степени ясности) у Иеронима свидетельство о существовании в современном ему еврейском тексте письменных знаков – пунктуации. Так, он нередко упоминает об «акцентах» и их значении для произношения еврейских слов. Он замечает, что акценты «одушевляли» еврейские слова и помогали определению их точного значения, особенно когда существовало в еврейском языке несколько слов сходных в согласных буквах. Например, по акцентам, говорит Иероним, можно узнать и различить, в каком значении употреблено у Иеремии 1 слово: орех (т.е. ) или: страж (); в Быт.33 употреблено: salem () или salim () у Ам.8 употреблено слово, значащее: satietas () или: septem (). Из всех приведенных примеров естественно заключение, что упоминаемые Иеронимом акценты имели то же значение, что и черточки Самарянского Пятикнижия, т.е. указывали на гласные звуки, ясно отличающие несколько слов, имеющих вполне тождественное начертание в согласных буквах. Но судя по редкому упоминанию Иеронима об акцентах, как письменных знаках (Гупфельд находит только в двух местах неоспоримое указание на начертание акцентов – Быт.26:33; 33:18), по частому упоминанию его о «различии акцентов» (varietas или diversitas accentuum – Быт.2:23; Иез.27:28; Ам.8:12), по вышеуказанному общему руководственному принципу его в еврейском словопроизношении и толковании на основании древних переводов и «еврейского учителя», – можно думать, что система современных ему акцентов была очень невыработанна и неустойчива и содержала в себе, может быть не более Самарянского Пятикнижия, лишь зачатки современной еврейской пунктуации.

Итак, главное значение творений Иеронима состоит в ясном установлении к его времени еврейского предания о словопроизношении и понимании еврейского текста и в начатках пунктуации.

В одно время с составлением почти всех вышеупомянутых памятников: переводов греческих, Пешито, таргумов и творений Иеронима, среди евреев жили и действовали авторитетные своей ученостью и жизнью мужи, коих взгляды, суждения, мнения и споры по разным, преимущественно обрядово-юридическим вопросам, изложены в талмуде. В это же время составлялся и самый талмуд: в конце II-го века по Р.Х. Иудой га-Кадош закончены его иерусалимские трактаты, а к концу VI-го века вавилонские трактаты. Очевидно, талмуд должен дать в рассматриваемом нами вопросе весьма много веских доказательств для защитников как древности, так и новизны еврейской пунктуации, а потому ученые защитники того и другого положения пользуются им. И мы последуем их примеру. Что же дает талмуд по вопросу о еврейской пунктуации?

Был ли при талмудистах ветхозаветный священный еврейский текст пунктирован? Несмотря на все уважение к трудам и эрудиции Буксторфов и их единомышленников, не можем утверждать, чтобы еврейский ветхозаветный текст был при талмудистах пунктирован. Несомненно, авторитетные для всех богословов еврейских синагогальные священные списки пунктуации тогда не имели. Против этого положения едва ли кто может ныне спорить. Сохранившийся и до ныне способ начертания синагогальных библейских списков не имеет пунктуации; все сохранившиеся рукописи синагогального библейского текста не имеют пунктуации; строго соблюдаемое начальниками синагог правило не употреблять в синагогах пунктированный свящ. текст, – все эти явления невозможны были бы, если бы при талмудистах синагогальный библейский текст был пунктирован. Очевидно, до них пунктуация не была введена, ими без пунктуации был принят и навсегда оставлен синагогальный текст. Никакие ученые не находят в талмуде указаний на намеренное изменение талмудистами существовавшего синагогального текста, замену пунктированного не пунктированным. Да едва ли это и возможно при уважении талмудических авторитетов к еврейскому преданию и постоянном ограждении им всех своих казуистических тезисов. – Вообще об отсутствии в синагогальных списках пунктуации до талмудистов, при талмудистах и после них не может быть сомнения. Существовала ли пунктуация в частных, особенно школьных и учено-богословских, списках священного текста? Ответ на этот вопрос как будто ясно дается отсутствием пунктуации в талмудическом тексте: пунктуации в списках талмуда не было прежде, нет ее и ныне. И это явление может быть единственно объяснено отсутствием пунктуации и в еврейских богословских, высших и низших, школах талмудического периода. Но, с другой стороны, настойчивый и усиленный запрет талмудистами пунктировать священный текст дает повод думать, что в некоторых школах еврейских в это время стали уже предавать письму устное предание о произношении еврейских слов, т.е. вводить пунктуацию; противодействием этому новшеству и объясняются упомянутые строгие запреты (Buhl. ук. соч. 213 s.). При таком взгляде на внешний вид ветхозаветного текста, понятными становятся иногда упоминаемые в талмуде споры о произношении некоторых слов, пишущихся в согласных буквах одинаково, но различающихся по гласным звукам. Например, спор между школами Гиллела и Шаммая: как следует читать в Исх.24 слово – bachalab (в жиру) или bacheleb (в молоке)? (Sanhedrin 4 a), в Лев.12слово читать ли: juttan или jitten? в Исх.23:17 слово лит читать ли: jeraeh или jirjeh? (Sanherdin 3, 2. Здесь приводится много и других примеров подобных споров. Morinus: Exercit. 12, с. 5; 15, 5). При выработанной и твердо установленной пунктуации, особенно при таком глубоком авторитете ее, как произведении Ездры и Великой Синагоги, какой приписывается ей Буксторфом, очевидно, в ней всегда была бы основа для той или другой спорившей стороны. Талмудисты же в своих спорах ссылались на древнее «синайское» предание, или на какие-либо казуистические соображения, а не на письменную пунктуацию. Они ясно и решительно высказывали постановление, что не следует предавать письму хранившееся устное о свящ. тексте предание (Gittim. fol. 60). – Так, кажется, достаточно обосновано общее мнение, что при талмудистах не была общепринятой и до конца проведенной во всех частностях современная еврейская пунктуация. Но этим наша речь о талмудистах закончиться не может.

Талмуд с массой его библейских разнообразных свидетельств важен для нас, как памятник современного ему чтения и понимания ветхозаветного еврейского текста. При вышеуказанном существовании у талмудистов споров о произношении некоторых слов, все таки, несомненно, общее чтение и понимание ветхозаветного текста среди них было твердо установлено, общепризнано, общеизвестно и согласно с назначаемым современной пунктуацией чтением и пониманием ветхозаветного текста. Споры же о произношении и понимании некоторых слов часто вытекали из обычной среди талмудических корифеев партийной борьбы, в коей пользуются всякими средствами для достижения победы над противниками. В истории ветхозав. канона например, мы видели, что некоторые из ревностных фарисеев даже гнушались Священными свитками, бывшими в употреблении у священников-саддукеев (ladaim. cap. 3, § 4–5). Естественно предположить: на какие споры и сомнения не решатся подобного рода ученые раввины? – Но и на этом наша речь о талмудистах не может закончиться.

Со времени Буксторфов всегда обращалось внимание ученых при исследовании талмудических цитат на упоминание талмудистов о каких-то особых знаках, употреблявшихся в их время при начертании свящ. текста. Они называются в талмуде taami tora и simnim (Nedar. fol. 37, 2. Berach. 62, 2. Chagig. fol. 6, 2. Megil. fol. 2,4). По мнению Буксторфа эти знаки суть ничто иное, как полная существующая ныне еврейская пунктуация и акцентуация (Tiberias. 80 р.). Средневековый ученый толковник талмуда Раши замечал, что эти знаки «одушевляли» еврейские слова и таким образом имели сходство с известными Иерониму акцентами, также, по его мнению, «одушевлявшими» еврейские слова. По мнению Гупфельда, это – знаки логического ударения и символического значения некоторых, особенно важных для запоминания слов свящ. текста (Studien u. Krit. 1830 г. 555 и 569 s.). После всех вышеизложенных соображений, мнение Буксторфа нельзя принять, мнение Раши можно, но оно ничего определенного нам не дает; мнение Гупфельда не встречает особых препятствий, К принятию и может быть принято. Соответственно ему, можно думать, что принуждаемые силой обстоятельств и времени евреи не могли удержаться на одном «обнаженном» виде еврейского текста, а должны были снабжать его (особ. в школьных экземплярах) некоторыми особыми знаками, логического ли, символического ли, грамматического ли, или еще какого-либо значения.

В связи с определением значения талмудических терминов: simnim и taami tora стоит также очень спорный вопрос: что разуметь в талмудических упоминаниях о двояком по видимому виде ветхозав. текста: mikra и masoreth? Последнее название: masoreth как будто ясно указывает на всем известные масоретские труды и потому невольно наводит на мысль о пунктированном тексте, коему естественно противополагается не пунктированный. Такое объяснение давали Раши (Com. in Chron. 22, 11. Hiob. 19, 22), Буксторф (Tiberias. 34 p.) и многие другие ученые защитники древности еврейской пунктуации. Но на такое понимание этих терминов защитники новизны еврейской пунктуации с своей стороны отвечают молчанием талмуда о пунктах или знаках, подтверждавших чтение masoreth. Кроме того можно указать еще и на то, что приводимые в талмуде чтения masoreth не соответствуют современному пунктированному, принятому в масоре, чтению. Напр. в Исх.23 в талмуде тексту masoreth приписывается чтение а чтение mikra . В нынешнем пунктированном тексте стоит чтение mikra, а о чтении masoreth даже и в подстрочном примечании не упоминается. Еще: в Исх.12 в талмуде тексту masoreth усвояется чтение , а чтению mikra. В нынешнем пунктированном тексте принято чтение mikra, а о первом нет упоминания. Тоже и в других случаях: Исх.21masoreth: , a mikra ; Лев.12– masor. , a mikra и пр. (Sanhedrin. fol. 3, 2. Stud. u. Krit. 1830, 557–559 ss.). Везде чтение masoreth не принято и неизвестно в масоретских изданиях. Отсюда естествен вывод, что развитие и установление еврейской пунктуации совершилось историческим путем, совершенно отличным от упоминаемого в талмуде масоретского текста, и последний не имел никакого отношения к еврейским пунктаторам и масоретским трудам. Высказывалось мнение (Раши, Морином, Арнольдом и др.), что чтения masoreth суть более ясные и грамматически и орфографически более правильные, чем чтения mikra, заключавшие много неясностей. Отсюда делался вывод, что текст masoreth был текст учено-школьный, обработанный, исправленный и т.п., а текст mikra – синагогальный древний, свято сохраняемый со всеми его недостатками. Но из масоретских же и талмудических замечаний о keri и ketib и анализа примеров mikra и masoreth видно, что это объяснение неверно (Studien und Kritik. Цит. соч. 559–60 ss.). Остается справедливым вывод Гупфельда, что чтения masoreth имели не научное, школьное, преданное и вообще авторитетное происхождение, а суть не более, как хитросплетенная казуистика, придуманная раввинами для разных юридических или богословско-моральных тезисов. Они основаны лишь на произволе, для подтверждения бесконечно-спорных положений, высказывавшихся в бесконечных же раввинских словопрениях. Чтение mikra было строго установленное, принятое в синагоге и в школе, а чтение masoreth произвольно придумываемое, не имевшее даже для себя какой-либо основы в вариантах и не подтверждаемое переводами. Параллели этим гипотетическим чтениям, по происхождению и авторитету, можно видеть в современных гипотетических чтениях новых рационалистов-критиков, произвольно изменяющих ветхозав. текст сообразно своим фантастическим взглядам (напр. Graetz. Krit. Commentar zu den Psalmen. Bresl. 1882–1883. Wellhausen. Die kleinem Propheten. Berl. 1893 г.). Как новые, так и талмудические гипотезы нисколько не колеблют истины общепринятого текста. – Вот главные критико-текстуальные вопросы, возбуждаемые периодом талмудистов.

Общий вывод следующий: священный еврейский текст талмудистами читался и понимался так же, как ныне читается и понимается он при помощи пунктуации; таковое чтение его было вполне установлено; чтения гипотетические, назыв. masoreth, не имели отношения к общеустановленному тексту и не колебали его авторитета; некоторые начатки пунктуации, в виде знаков simnim и taami tora, стали вводиться в Священные списки, но степень их совершенства и отношение к существующей пунктуации неизвестны.

Переходим к самому трудному периоду в истории пунктуации: с окончания талмуда до составления масоры. Точные данные для решения вопроса о еврейской пунктуации содержатся лишь в начальном и конечном пунктах этого обширного периода: в талмуде нет указаний на пунктуации в масоре пунктуация представляется вполне, до всех самомалейших частностей, выработанной, строжайше установленной, издревле всем известной и не подлежащей каким-либо поправкам и изменениям. Но когда же, кем и где придумана и впервые введена существующая пунктуация? Ответа на этот вопрос библиологическая наука доселе, нам кажется, не дала. Со времени Элия Левиты как будто легко и просто решался этот вопрос: масореты сами придумали существующую пунктуацию, ввели ее впервые в священный текст, сделали по ней всевозможные мельчайшие исчисления и навсегда закрепили ее присутствие в библейских списках. Но со времени крайне серьезных возражений на такое объяснение со стороны Иоанна Буксторфа, в его Тивериаде (особ, в IX главе), такое объяснение преде является чересчур неправдоподобным. В самом деле (приведем хоть 2–3 примера из Тивериады), как можно согласить с предположением об изобретении и введении в текст пунктуации масоретами массу замечаний их след, рода: под Быт. 16, 13 пишется гrirr – по, а в 15 ст. in – do – масоретское примечание гласит: «всякое сш пишется с камецом (по нынешнему названию с цере), за исключением шести случаев с сеголь». Неужели не правилен, по этому

¹ О термине mikra в приложении к Свящ. книгам даются некоторые сведения о. Воронцовым. ук. соч. 154–155 стр.

случаю, запрос Буксторфа: если масореты были авторами пунктуации, то что им за нужда была ставить в шести случаях, из многих сот и тысяч, такую своеобразную и ничем для них самих даже необъяснимую странность? Не проще ли, естественнее и разумнее было им, заметив такое уклонение, исправить его, заменив сеголь общеупотребительным цере и уничтожив т.о. эту странность? Еще: под Исх.32:6 к слову замечено: «более с сеголь при акценте нигде не пишется». Почему, опять справедливо спрашивает Буксторф, не поставить бы и здесь обычное для пиэльной формы цере, чем отмечать эту странность? Или еще: Исх.33 к слову замечено: «более нигде не употребляется» (т.е. вместо обычного ). Чем делать такой очень продолжительный подсчет, не лучше ли и здесь поставить обычную пунктуацию? Таких примеров и справедливых возражений касательно пунктуации у Буксторфа приведено очень много (Tiberias. 49–68 рр.). Да и вообще всякому, хоть немного знакомому с масоретскими критическими замечаниями и вычислениями, представится неестественным им же самим приписать и введение и изобретение пунктуации. Напротив, все масоретские труды обосновываются на том, что ветхозаветный текст во всех своих малейших частностях был до них вполне установлен и всем известен, а они уже по нему и к нему и делали свои вычисления и замечания, желая оградить неизменность существовавшего текста и на будущее время. Это, кажется, непререкаемая аксиома для всей масоретской деятельности. Итак, нынешняя пунктуация несомненно существовала до масоретов.

Но без сомнения на этой аксиоме наша речь закончиться не может; мы нашли еще только terminus ad quem, но что сказать о terminus a quo? Из всех мнений современных ученых по этому поводу приведем два мнения: Буля и Гретца, как лиц известных своей обширной эрудицией в библейско-исагогических вопросах. Нужно заметить, что оба эти ученые, вероятно не мало думавшие над рассматриваемым вопросом, имеющие обширное знакомство с древней и новой ученой литературой, а Гретц близко знакомый с еврейской литературой, оба выражаются очень осторожно. Гретц говорит: «из соферимов произошли накданим (т.е. пунктаторы), которые частью на основании предания, частью по своему соображению ввели и расставили гласные знаки. Эти накданим остались в неизвестности, потому что они не входили в круг законоучителей и не состояли членами богословских школ (гаонов), так что время и место их жизни остались в неизвестности». В масоретских трудах Гретц находит всего два имени, которые можно усвоить этим накданим: Финеес (Pinhas) и Иосиф (малая масора к Числ.7:85). На основании общих соображений, преимущественно по неупоминанию о пунктуации еврейского послеталмудического трактата Sopherim, Гретц находит возможным определить время жизни накданим не ранее VIII-го в. по Р.Х., так как трактат Sopherim он относит к 700 году (Graetz. Com. zu Psalmen. Breslau. 1882 г. 108–110 ss.). Предположение Буля несколько определеннее относительно лиц пунктаторов, вводивших пунктуацию в свящ. текст. Из некоторых примечаний на полях библейских манускриптов Буль заключает, что живший в первой половине X века пунктатор Аарон-бен-Ашер принадлежал к такой фамилии, в коей пять предшествовавших ему поколений занимались пунктуацией (а может быть вычислением ее аномалий?) текста, а старейшим членом ее был Ашер-га-Закен, живший в VIII веке. Отсюда происхождение пунктуации нужно отнести к VII или VIII веку по Р.Х. (Buhl. Kanon und Text des alten Testaments. 1891 г. 216 s.). Что сказать об этом, более по-видимому точном, предположении? Кажется, уместно привести ссылку католического ученого Люази, со слов англичанина Гарриса, на то, что упоминаемый Булем Аарон-бен-Ашер, а равно и отец его Моисей-бен-Ашер приписывали Великой Синагоге изобретение и введение пунктуации (Histoire du texte et versions de la Bible. 165 р.). Очевидно, оказывается, Аарон-бен-Ашер имел меньше сведений о пунктуации, чем цитующий его в XIX веке Буль, а это как-то не ладно. Как будто правдоподобнее допустить обратную ошибку в XIX в., а не в IX-X вв. у родственника пунктаторов... Да насколько известно о трудах Аарона-бен-Ашер, гипотеза Буля кажется настолько же неестественной, как и Элия Левиты. Вышеупомянутый Гретц и вообще ученые признают, что труды Аарона-бен-Ашер имели масоретский характер и даже были первыми опытами масоретских трудов; он исчислял варианты в пунктуации восточных, т.е. вавилонских, и западных, т.е. палестинских, рукописей. Очевидно пунктуация давно уже до него была введена и всюду распространена, была делом общеиудейским, а не семейным, как предполагает Буль. Что касается упоминаемых занятий его предков, то они могли иметь такой же масоретский характер, как и их знаменитого потомка, и иметь дело с готовой уже и вполне установленной пунктуацией, а не с изобретением и введением ее в библейский текст.

В других исагогических исследованиях вопрос решается просто: масореты записали, ввели пунктуацию, сделали подсчет употреблению ее и пр., и делу конец.

Что же можно сказать нам самим об этом вопросе? Кажется, некоторая скромность Гретца остается и нашим уделом: имен пунктаторов иудейское предание и рукописные доселе известные памятники не сохранили. Время их жизни и время происхождения пунктуации может в начальных моментах и совпадать с появлением талмудических, особенно поздних, трактатов. Справедливо Буль предполагает, что талмудические запреты предавать письму устное предание (Gittin. fol. 60) наводят на мысль о существовании при талмудистах в частных еврейских школах пунктаторских трудов (Каn. u. Text. 213 s.). Но эти труды, вызванные нуждами времени, упадком знания еврейского языка, разбросанностью еврейских поселений, разобщенностью школ, непосильной для памяти массой накопившегося критико-текстуального материала и потому с благодарностью принимаемые нынешними учеными, сначала были встречены недружелюбно. Может быть на них произносилось не мало херемов () и списки их фанатиками сожигались. Но потом мало-помалу благоразумие стало брать верх и пунктированные списки, если не вошли в синагогу, то быстро распространились и крепко утвердились в частном употреблении. С течением времени к ним стали относиться с большим и большим уважением. Вавилонский ученый IX-го века Map Натронай 2-й, начальник иудейской вавилонской школы (859–869 гг. по Р.Х.), приписывал происхождение ее древним мудрецам, а Аарон-бен-Ашер (†930 г.) приписал Великой Синагоге.

Во всяком случае, в VII и VIII веках пунктуация несомненно существовала и имела уже твердую постановку и общее употребление.

Введенные пунктаторами знаки не составляют резкой новизны, не имеющей для себя основы и подготовки в еврейской и вообще семитической литературе. Мы уже видели, что сами ветхозаветные послепленные писатели пользовались некоторыми средствами для уяснения произношения гласных звуков, средствами, существующими и в современной пунктуационной системе. Таковы полугласные буквы, особенно вав и йот. В самарянском Пятикнижии существуют, как мы видели, горизонтальные линии, также составляющие неизменный элемент пунктуации. В сирских памятниках довольно раннего происхождения встречается пунктуация в очень развитой и близкой к еврейской пунктуации форме. Находят уже у Ефрема Сирина (в толк, на Быт.36:24) упоминание о сирской пунктуации; у позднейших сирских грамматиков упоминаются 7 гласных знаков. В сирской пунктуации употребляются, как и в еврейской, точки для обозначения гласных звуков и отличения некоторых согласных, пишущихся одинаково (Напр. реш и далет, син и шин); положение точек на верху, в середине и внизу слов, соединение их с полугласными буквами, – все эти элементы сирской пунктуации, очевидно, весьма близки и к еврейской пунктуации. Еще в более развитой форме выступает арабская пунктуация, также древняя по происхождению. В арабской пунктуации, в большем обилии даже, чем в еврейской, употребляются точки и черточки для обозначения гласных звуков и отличия согласных; а помещение этих значков на верху, в середине и внизу слов, соединение их с полугласными, – все эти элементы еврейской пунктуации присущи, и в еще более развитой форме, и арабской пунктуации. Замечательно, что в некоторых древних еврейских, домасоретских, сочинениях встречаются арабские названия еврейских гласных знаков, Напр. дамма, кесре, камус (Kosri. 11, § 80 ed. Buxtorf. p. 143). Влияние арабской пунктуации на еврейскую естественно предположить и потому, что вообще древние еврейские грамматические труды находились под влиянием параллельных арабских трудов и современны процветанию арабской литературы.

Такое близкое сходство пунктуационных систем трех сродных народов и языков, сходство и с древними библейскими и самарянскими памятниками, естественно убеждает в том, что существующая еврейская пунктуация имеет в основе своей глубокую древность и природное родство с еврейским языком, его строем, духом и характером. Пунктуация есть плоть от плоти и кость от костей еврейского народа и его языка. С другой стороны, сходство установленного пунктуацией произношения и понимания свящ. текста с более древним его произношением и пониманием в выше обозренных памятниках убеждает с логической необходимостью в соответствии ее древнему, из века утвержденному, словопроизношению и словопониманию ветхозаветного еврейского текста.

В таком строго установленном, общепринятом и общераспространенном виде еврейскую пунктуацию застали еврейские ученые масоретского характера и направления конца VIII-го и дальнейших веков. Они с величайшей энергией принялись за всестороннее изучение пунктуации. Особенный толчок для критико-текстуальных занятий еврейских ученых этого времени дало появление караитства. Основатель караитства Анан (ок. 761 г. по Р.Х.), отвергнув талмудическое иудейство, как ложную систему, утверждался в своем учении исключительно лишь на Св. Писании и вопреки предпочтению ортодоксальным иудейством Пятикнижия другим ветхозаветным книгам придал всем каноническим книгам равный богодухновенный авторитет и признал их источником вероучения. Очевидно, при дальнейших спорах с ортодоксальным иудейством, как и у христианских протестантов, у караитов должно было усиленно развиться тщательное изучение Св. Писания. Плодом его было собирание и сличение разных рукописей, вникание в их текст, орфографию, грамматический строй, толкование и т.п. обычные труды. Особенно в этом отношении подвергались сличению рукописи палестинские и вавилонские и отмечались их разности. Ортодоксальное иудейство, в апологетических и полемических целях, также не отставало в критико-текстуальных работах от караитов. Плодом этих споров и ученых состязаний были ценные критико-текстуальные труды палестинских ученых: Моисея-бен-Ашер (895 г.), его сына Аарона-бен-Ашер (†930 г.) и вавилонских ученых: гаона Цема (870 г.), Иакова-бен-Нафталис и Саадии гаона (Х-го в.).

В этих трудах сравнивались библейские списки, отмечались разности в согласных буквах и в пунктуации, высчитывались начертания полные и дефективные, употребление акцентов, и помещена масора. Моисей-бен-Ашер заканчивает свой труд проклятием на того, «кто решится что-либо изменить в его тексте относительно знаков, масоры, scriptio plena и defectiva». Труды Ашеров сохранились (Моисея не в цельном виде найден в Каирской караитской синагоге, Аарона весь сохранился в масоретских списках и изданиях), а бен-Нафталиса и Саадии утратились. Главным предметом споров между учеными Аароном-бен-Ашер и Иаковом бен-Нафталис служило употребление значка метега и нескольких частностей в еврейской вокализации. Аарон-бен-Ашер писал небольшие грамматические сочинения о гласных знаках, акцентах, дагеше, рафе. – Очевидно, ко времени Моисея и Аарона-бен-Ашер пунктуация была вполне установлена и давала повод для подробных о ней сочинений и для весьма мелких споров. Из приписки Моисея-бен-Ашер видно, что масора при нем уже была составляема, хотя может быть не существовала еще в полном объеме. А этот факт также убеждает в установленности и общепризнанности к этому времени еврейской пунктуации. Труды Аарона-бен-Ашер были соединены в особый список под заглавием dikduke hatteamim (правила об акцентах). Напечатаны в Бомберговом издании раввинской Библии (1518 г.) и отдельно Дукесом (в 1846 г.), а также Бэром и Деличем в издании Библии (с 1861–1895 гг.).

Труды Моисея и Аарона-бен-Ашер послужили основой для всех масоретских трудов последующего времени. В этих последних лишь увеличивалось, пополнялось, иногда разнообразилось количество счислений, но служивший основой им нормальный пунктированный библейский текст принят был Аароном-бен-Ашер и от него неизменным сохранялся у масоретов. Масореты приняли, распространили и утвердили неизменность во всех частностях пунктированного текста на все будущие времена. По их спискам он был распространен среди средневекового иудейства всех стран, по их спискам, изданным Иаковом-бен-Хайим в раввинской Библии, ветхозаветный текст вошел в первые печатные издания и доселе всюду печатается и распространяется. От этого существующая еврейская пунктуация называется масоретской не потому, чтобы она была изобретена масоретами, а потому, что ими принята, распространена и утверждена неизменной на будущие времена. Последующие еврейские ученые, признавая неизменность этой пунктуации, приписывали ее происхождение Великой Синагоге, напр. Абен-Эзра (ХII-го в.), раввины: Азария, Гедалия, Абарбанел и другие (XII-XIV вв.) средневековые и позднейшие еврейские ученые (Tiberias 119–130 рр.).

С 1840 года в учено-богословской литературе стала известна особая форма еврейской пунктуации, названная «вавилонской», господствовавшей будто в вавилонской ученой еврейской школе. Об этой пунктуации узнали из вавилонских и южно-арамейских еврейских рукописей, где она употребляется. Ныне, впрочем, ученые (особенно Виккес, а за ним Буль) думают, что вавилонская ученая еврейская школа не имела особой пунктуации, а пользовалась общей – тивериадской. Так, Саадия (X в.) и масореты упоминают, что в вавилонской ученой школе, «у вавилонян» была обычная пунктуация. Можно думать, что новооткрытая вавилонская пунктуация была лишь в частном употреблении у вавилонских евреев, а масоретская была господствующей и общепризнанной. Поэтому Буль предлагает называть ее «второй» или «надстрочной» пунктуацией. Особенности ее следующие. Звуки: ā и у выражаются укороченными буквами алеф и вав, ă выражается малой аин; звук é выражается уменьшенной йот, звук о выражается половинной вав. Знаки эти становятся всегда на верху слов. Кроме того звуки û и ê изображаются первый одной точкой (), а второй – двумя () над буквой алеф, чем обнаруживается близкое родство вавилонской пунктуации с обычной. Затем, в некоторых рукописях с вавилонской пунктуацией звук у выражается через шурек, как и в обычной пунктуации, или через укороченное вав, как в арабской пунктуации дамма. В южноарабских списках ветхозаветного текста с таргумом встречаются обе системы: в таргуме вавилонская, в библейском тексте – обычная. Акценты обозначаются в вавилонской системе начальными буквами названий их знаков, поставляемыми, по обычаю, на верху слов. Напечатана вавилонская пунктуация в изданном Штракком Петербургском вавилонском кодексе Пророков с рукописи 916 года по Р.Х. Спб. 1875 г.

В заключение истории еврейской пунктуации нелишне привести взгляд на нее ученого Буля. По вопросу о значении пунктуации для неповрежденности священного еврейского текста несомненны, говорит он, два положения: 1) нигде нет столь точно проведенной, сообразно внутренней логике и последовательности, и твердо выработанной системы обозначения выговора, как в масоретской пунктуации; 2) несомненно также, что эта система не искусственно образована и по позднейшей рефлексии впервые сочинена, а во всем своем существенном содержании есть запись предания. Это видно из верности преданию древнейших масоретов, из системы выговора, из согласия ее с транскрипцией Иеронима и Оригена и с свидетельствами о древне-еврейском выговоре, находящимися в финикийских памятниках (Buhl. Kanon und Text d. alten Testam. 231–232 ss.).

Отсюда вывод для современного толковника: не увлекаться западными заманчивыми примерами свободной критики и переделки масоретской пунктуации, уважать ее древность и авторитет и без крайней нужды и веских оснований не отступать от нее. Затем, ясно, что изобретение и введение пунктуации влекли за собой не изменение, а сохранение священного текста.

Четвертый вопрос из внешней истории ветхозаветного текста составляет словоразделение. Знакомство с древними письменными памятниками разных народов приводило ученых к предположению, что в древнем еврейском священном тексте было употребительно сплошное письмо, без разделения слов. Это предположение приобретает большое историко-текстуальное значение, потому что становится в связь с вопросом о неповрежденности ветхозаветного текста. При положительном решении вопроса о сплошном письме и полном отсутствии словоразделения естественно возникает новый вопрос: существующее ныне словоразделение еврейского текста соответствует ли мысли священных писателей и древнему пониманию Свящ. книг, или сделано произвольно и подлежит свободной критике? Этим вопросом естественно заняться, потому что в русской литературе авторитетным гебраистом, проф. Хвольсоном, высказано было положение, что сплошное древнееврейское письмо вело за собой свободное, часто не соответствовавшее древнему истинно-библейскому, словоразделение (Христ. Чтение. 1874 г. Т. I. ст.: Краткая история ветхозаветного текста и переводов). Что же сказать: отсутствовало ли вполне словоразделение в древнем автографическом священном еврейском тексте? Современная археологическая и палеографическая ученая литература приводит уже основательные данные к отрицательному ответу на вышепоставленное предположение. Древние, семитические вообще и еврейские в частности, памятники убеждают в существовании знаков словоразделения в древнем библейском письме. Словоразделение встречается в древних письменных памятниках южных арабов, эфиопов, самарян, финикийцев, и выражается частью через пространственное разъединение слов, частью посредством точек и черточек – штрихов. На памятнике Месы и в Силоамской надписи употребляется точка для разделения слов. В более поздних семитических памятниках: Карпентры, в Сирских и Пальмирских манускриптах слова разделяют пустые пространства. Знак двоеточия, так называемый sof pasuk, разделяющий стихи и упоминаемый в древнейших еврейских памятниках (Tiberias. 69. 112–114 рр.), есть лишь более развитой знак единоточия для разделения слов. Тесная связь этих двух знаков, подтверждаемая и древними памятниками, очень естественна (Buhl. Kanon... 222 s.). Существующая в квадратном еврейском алфавите особая форма некоторых конечных букв (мем, нун, каф и др.) едва ли не имела для себя основы в древнееврейском алфавите. В древних талмудических трактатах (Sab. 104a; Sanhedr. 94а, 98a) и у Иеронима эта форма букв вполне известна и строго соблюдается. Текст перевода LXX подтверждает и более древнее употребление ее.

Итак, есть основание предполагать, что еще при употреблении древнего еврейского алфавита существовало словоразделение и обозначалось посредством пространственного промежутка (хотя очень малого), или посредством особых знаков: точек и черточек. Тем более несомненно существование знаков словоразделения по введении квадратного алфавита. Все отличительные и характерные черты этого алфавита заставляют невольно раздельно писать еврейские слова. Все его буквы имеют определенную меру, а потому и слова, ими пишущиеся, также естественно получают определенную меру и место начертания. Талмудические авторитеты часто точно определяли: сколько слов должно быть написано на известном пространстве Свящ. свитка, в строке, столбце или странице; какое пространство должно отделять одну букву от другой, одно слово от другого, один стих от другого (Menachot. 30а. Mas. Sofer. II). Затем, в квадратном алфавите всегда несомненно многие буквы имели особую форму, когда писались на конце слов. Талмудисты издавали строгие правила для переписчиков священного текста, чтобы они неизменно соблюдали эту особенность еврейской орфографии (Sab. 104а. Sanh. 94а). При талмудистах несомненно уже строго выработано было и неизменно тщательно соблюдалось полное словоразделение: одно слово от другого должно разделять пространство, на коем может быть начертана одна еврейская буква (Menachot. 30а).

Но как в предыдущем вопросе – истории пунктуации, так и в настоящем для нас имеет значение не столько существование письменных указателей словоразделения, сколько то, что словоразделение твердо было установлено в глубокой древности, что нынешнее словоразделение тожественно с древним, и что оно дает верное руководство к пониманию при помощи его священного ветхозаветного текста так, как понимался он в древнейшее библейское время.

А в этом отношении, не менее чем в предыдущем, древние памятники дают ясные доказательства древности твердо установленного словоразделения и соответствия его существующему ныне. Так, цитации, встречающиеся у позднейших ветхозаветных писателей из более древних ветхозаветных писаний (напр. Ис.13–14 ­­ Иер.50–51; Втор.28:1–5 ­­ Ис.1:1–8; Втор.27 ­­ Нав.8:30–35; 10:34) по словоразделению сходны с существующим ныне словоразделением; также новозаветная цитация (Ис.7­­ Мф.1:23; Пс.81­­ Ин.10:34), древние переводы LXX, Акилы, Феодотиона, Симмаха, Пешито; Иероним, Флавий и неканонические писатели подтверждают то же сходство. Замечательно например, что текст LXX в Пятикнижии, за исключением всего едва ли не двух-трех случаев, вполне по словоразделению сходен с нынешним еврейским словоразделением (Frankel. Vorstudien zu d. Septuaginta 216 s.). Правда, нельзя скрывать, что встречаются в древних переводах в словоразделении и разности в сравнении с настоящим словоразделением еврейского текста, но они могли зависеть от ошибок самих переводчиков, неразборчивости их рукописей, переноса частей слов из одной строки в другую и подобных причин, упоминаемых еще в талмуде (Ioma, 52а), а не от несоответствия общепринятого тогда словоразделения существующему ныне (Buhl. Kanon... 207 s.). Что еврейское словоразделение установлено и твердо выработано, единообразно и всем известно было с глубочайшей древности, свидетельство этому находится в талмуде, в частых упоминаниях его о древних еврейских ученых, членах Великой Синагоги и других, называемых соферимами, об их любимых занятиях, состоявших в счислении слов и букв священного текста, в определении среднего слова той или иной Священной книги (Kidduschim 30α). Это прославляемое талмудистами занятие, очевидно, возможно лишь при одном неизбежном условии – установленности словоразделения. Совпадение же соферимских счислений словоразделения с последующими аналогичными масоретскими счислениями (Напр. те и другие указывают среднее слово закона – в Лев.10– Kidduschim 30α) доказывает соответствие существующего ныне словоразделения древнейшему до-талмудическому.

Общий же вывод из представленного решения вопроса о еврейском словоразделении представляется следующим: 1) согласно древним памятникам еврейским, можно думать, что в тексте священных писателей, при сплошном письме, употреблялись какие-либо знаки для отделения слов; 2) при помощи этих знаков, или благодаря общераспространенному знанию священного текста, словоразделение было установлено и всем известно в древнейшее время; 3) при введении квадратного алфавита установились для точного его обозначения и видимые средства в отличительном начертании многих конечных букв; 4) древние переводы и до-талмудические соферимские счисления непререкаемо убеждают в твердой установленности словоразделения и соответствии его существующему ныне сло-воразделению.

Пятый вопрос из внешней истории ветхозаветного еврейского текста – разделение содержания ветхозаветных книг на различные большие и малые отделы, главы и стихи. Начало делению ветхозаветных книг на различные отделы, с ясным их обозначением в письме или без такого обозначения, нужно возводить к глубокой древности. В существовании таких отделов и в установлении их испытывает естественную нужду всякий разумный читатель по отношению ко всякой объемистой книге или рукописи.

Чтобы понять и усвоить содержание всякой объемистой книги, читатель должен для себя сначала мысленно разделить его на разные большие и малые части, воспроизвести содержание каждой части, а по ним уже он может свободно воспроизвести, запомнить и передать другим содержание всей прочтенной книги. Без таких мысленных или действительных, с изображением или без изображения на письме, разделений всякое сочинение оставит в голове читателя смутный хаос и почти бесследно для его знания и развития пройдет такое неотчетливое чтение. Справедливость высказанного соображения, по-видимому, сознавали и подтверждали сами священные ветхозаветные писатели. Так, в книге Бытия все исследователи находят 10 отделов, на которые разделено содержание ее самим Бытописателем, причем каждый отдел начинается словами: elle toledoth – таковые события (Быт.2:4; 5:1; 6:9...). В других ветхозаветных книгах также часто встречаются указания на подобные отделы, ясно устанавливаемые самими священными писателями (напр. Нав.13:1; 22:1; Суд.17:1; 18:1; 1Цар.12:25...). Пророки обозначали особыми надписаниями части своих книг (Ис.1:1; 2:1; 5:1; 6:1; Иер.1:1; 2:1; 10:1; 11:1; Иез.1:1; 6:1; 8:1; 12:1...), особенно пророческие речи, касающиеся различных народов (напр. Ис.13:1; 17:1; 19:1; 23:1... Иер.46:1; 47:1; 50:1; Иез.24:1; 25:1; 26:1; 28:1; 29:1...). Таким образом, начало делению ветхозаветных книг, по крайней мере на большие отделы, положено самими священными писателями.

Дальнейшие послебиблейские памятники показывают, что это деление постепенно и беспрерывно продолжалось и развивалось, преимущественно становясь в тесную связь с содержанием отделов. Так, в новозаветных книгах находят указание, что в книге Исход выделен был особый отдел, в коем говорилось о явлении Господа Моисею и который озаглавливался: «о купине» – έπι της Βάτου (Μκ.12­­ Исх 3–4 глл.), что был отдел из 3–4 книг Царств, повествовавший о пророке Илии и озаглавленный «об Илии» – εν Ηλεία (Рим.11­­ 3Цар.18–4Цар. 2 гл.). Может быть на подобные деления указывает Филон, замечая, что Второзаконие читается «по главам – εν ταΐς άρχαΐς». В древнейших частях талмуда деление ветхозаветного еврейского текста на большие отделы, соответственно содержанию их, представляется общеизвестным, твердо установленным, общепризнанным из глубокой древности и вполне авторитетным, как ведущее свое происхождение от самого Моисея (Megil. f. 22, с.). Эти отделы обычно в талмуде, как впоследствии и в масоре, называются pesukim (мн. число от слова pasuk – отдел). В Мишне говорится, что отдел из книги Бытия, повествующий о творении мира (Быт.1–2:4), составляет один pasuk. Кажется, на эти же большого объема pesukim можно видеть указание в талмудических постановлениях: «читающий не должен читать в синагоге менее трех pesukim из Закона, а толковник (meturgamon) не должен читать менее одного pasuk, напротив из пророков он может зараз читать три pesukim, но только если они не соответствуют трем парашам» (Megilla 4, 4).

Но гораздо чаще в талмуде упоминается о небольших pesukim, соответствующих нынешним стихам. Напр. замечается, что у Исаии 52:3–5 находится три pesukim, во Втор.34:5–12 считается 8 pesukim (Meg. IV, 4. Baba Batra 14а; Menachot 30b); говорится, что по счислению соферимов и других ученых, в Законе находится 5888 pesukim, в псалмах 5896, в хрониках 5880 pesukim (Kidduschim. 30b), даже будто некоторые из палестинских ученых делили Исх.18 на три pesukim. Очевидно, эти pesukim должны быть не более нынешних стихов. Основание и для этих малых отделов в некоторых случаях давалось самими священными писателями. Никто не отвергает значительного и даже можно сказать господственного положения в складе поэтической ветхозаветной речи так называемого параллелизма членов предложения и частей речи. Этот параллелизм разных видов, несомненно, некоторые предложения и группу их тесно соединяет, а другие от них отделяет также своей тесной группировкой. Эти части параллельных предложений и произносились особой интонацией, соответствовавшей логическому значению того или другого слова или предложения в параллельной речи. Подобные связи и разделения разных периодов по законам параллелизма естественно давали основу, как бы природную, для деления поэтической речи на небольшие (в величину стиха) отделы. Соответственно этому делению, еврейский текст некоторых книг: псалмов, Иова, Притчей, поэтических отделов Пятикнижия и др. писался в древних рукописях и ныне печатается короткими строчками, как печатаются стихотворения. В вавилонском талмуде еще упоминается о стихометрическом письме библейских отделов (Meg. 16α), св. Епифаний свидетельствует, что в его время так писали книги Иова, псалмов, Притчей, Екклезиаста (De pond. et mens. IV, 162 р.). А Флавий и Филон находили в пророческих книгах такой же ритм, какой греческие ученые находили у классиков. Еще более ясное основание для рассматриваемых делений давали свящ. писатели, писавшие акростихом, причем последовательно со всех букв алфавита начинались все стихи: первый с алеф, второй с бет, и т.д. Так написаны псалом 118-й и Плач Иеремии; с некоторыми небольшими отступлениями виден тот же прием в псалме 9-м (по евр. 9 и 10). Некоторые псалмы излагаются с припевами, напр. Пс.135 с припевом в каждом стихе: яко в век милость Его. Здесь уже, очевидно, давалась ясная основа для деления этих поэтических мест на небольшие отделы в величину стиха. – Но все приведенные основания из языка ветхозаветных писателей, как видно, касаются лишь поэтических книг. Что касается книг, писанных прозой, т.е. исторических, то здесь подобных оснований нет, хотя в обилии распространенные по историческим книгам речи пророков, священников, царей и других благочестивых лиц изложены по законам параллелизма. Здесь, впрочем, основания для деления могли даваться тоном и течением повествования, окончанием описываемых событий и подобными внутренними признаками. Но кроме внутренних естественных оснований могли быть и внешние особые поводы для раннего установления делений. Это – удобство школьное и нужда в нем школьников. Известно, что система еврейского воспитания и обучения основывалась и даже можно сказать обнималась тщательным, посильным для детского возраста, изучением или заучиванием Священных книг. А дети могли изучать, а тем более заучивать, священный текст исключительно лишь небольшими, посильными для их памяти, отделами. Об установлении подобных маленьких отделов естественно должны были с очень давнего ее заучивания прозаической речи.

Во всяком случае, при массе естественных и неизбежных причин для установления делений ветхозаветного текста и при разнообразных свидетельствах древних памятников о существовании делений, нужно признать их глубокую, доталмудическую древность. Талмудисты, соглашаясь с соферимским определением среднего слова известной Священной книги, спорили, к какому pasuk отнести его: к первой или ко второй части книги (Bereschit rabba, sec. LXXX, fol. 89, 4. Kidduschim. 30b. Chagiga 6ab. loma 52ab. Sabbat. 30b). Во всяком случае для талмудистов текст казался уже вполне установленным относительно деления на pesukim. Они увековечили бывшее в их время деление для будущих поколений еврейских ученых и ближайшим образом для масоретов. Масореты застали, без сомнения, Священный текст снабженным уже в полной мере точно установленными и всем хорошо известными делениями на pesukim. Поэтому масореты могли определять: сколько pesukim в каждой ветхозаветной книге, средний pasuk каждой Священной книги и целых отделов канона (напр. в Пятикнижии: Лев.11:32), величину каждого pasuk; буквы и слова, какими и сколько раз начинаются и оканчиваются pesukim; сколько слов в разных pesukim и какой pasuk самый большой по количеству слов и букв в Библии (Иер.21:7 состоит из 42 слов и 160 букв; ср. Tiberias. 131–137 рр.). Нет сомнения, что все эти причудливые вычисления возможны при строгой установленности всех pesukim.

Но вот возникает вопрос: были ли чем-либо разграничены исчисляемые масоретами pesukim? Буксторф справедливо говорит: «неужели 10 тысяч делений стихов можно было сохранить в памяти при слитном письме, без всяких знаков?» Конечно, это недоумение вполне резонно. Но с другой стороны, нельзя не принимать во внимание факта отсутствия каких-либо знаков деления на pesukim в синагогальных рукописях; а также талмудического правила: не читать в синагоге рукопись, в которой начало pesukim обозначено пунктами (Sefer tora III, 4); в талмуде нет правил о переписке знаков pesukim в Свящ. тексте. Примирение и выход из этих крайностей может быть тот, что в частных и школьных Священных списках могли уже запрещенные талмудом пункты употребляться, в других же, особенно синагогальных списках, небольшие пустые пространства, некоторые числительные слова, особой формы буквы и другие, не выходящие из состава самого текста, средства могли служить пособием к ознакомлению с составом и объемом pesukim. Ко времени же масоретов существовали уже все знаки деления: отделения одного pasuk от другого и даже одной половины стиха от другой (soph pasuk и atnach.).

В талмудических трактатах упоминаются более крупные деления священного текста, в виде нынешних глав. Например говорится о делении Закона на 175 sedarim (Sabbat. 16, 1. Sofer. 16,10). В рукописях у Иакова-бен-Хайим делился Закон на 154 sedarim, а все ветхозаветные книги разделены на 447 sedarim; в ныне известном библейском кодексе 1294 года находится деление Иакова-бен-Хайим; в южно-арабском списке масоры по изданию Деренбурга Пятикнижие разделено на 167 отделов, с чем точно согласна Библия 1010 года (Buhl. Kanon... 228 s.), но и в печатных нынешних изданиях в Пятикнижии 187 глав, т.е. такое же видно сходство. Все эти деления, очевидно, не совпадая с pesukim и нынешними стихами, очень близко совпадают с нынешним делением на главы. Все сказанное о происхождении и обозначении реsukim­стихов вполне применимо и к этому делению на sedarim­главы и не нуждается в мало интересном повторении.

Нумерация и систематическое счисление всех поименованных больших и малых делений ветхозаветного текста появились в XIII-XV вв. по Р.Х. Первые занялись этим делом западные христианские ученые-схоластики при составлении своих конкорданций. Новозаветный текст разделил и исчислил в Вульгате кардинал Гуго-сен-Каро (1240 г.). Этот обычай, слишком значительно облегчивший употребление Библии, особенно в диспутах с христианами, понравился и еврейским ученым. Мы видели уже, что ветхозаветный еврейский текст издавна был твердо и ясно разделен на главы и стихи, ко времени масоретов уже имевшие и ясные знаки такого деления, оставалось сделать им лишь подсчет и цифровую нумерацию. Это впервые сделал, по преданию, Соломон-бен-Израель (ок. 1330 г.), проставив указания на главы лишь на полях рукописи. Затем еврейский ученый Исаак Натан то же сделал в конкорданции еврейской (1437–1448 гг.), напечатанной в 1523, а подсчет его на главы был введен во 2-е издание раввинской Библии Бомберга (1525–1526 гг.). Обозначение цифрами стихов введено после, сначала лишь приложено к первым пяти стихам каждой главы – в издании Пятикнижия Сабионетты (1557 г.), а затем ко всем стихам приложено в еврейском издании Атии (1661 г.) по Вульгате; к Лютеровой Библии применено в издании 1569 г. В латинском тексте Библии нумерация введена Робертом Стефаном (1555 г.) и Безой (1565 г.). Из всего предыдущего несомненен вывод, что существующее ныне деление ветхозаветного текста на главы и стихи сделано не произвольно и не в новое лишь время, а есть подсчет и нумерация весьма древних соответственных делений доталмудических, а в некоторых случаях (напр. Пс.113 и 135, Плач Иеремии) введенных и самими священными писателями. Соответствие существующего ныне деления древнему, доталмудическому, подтверждается след, примерами. В древних частях талмуда признается издревле установленным деление Исаии 52:3–5 ст. на три pesukim (Meg. 4. 4), в нынешнем тексте здесь три стиха; во Втор.34:5–12, по гемаре, находится 8 pesukim, а ныне 8 стихов; у Иер. 21 главы 7 стих считается масоретами самым большим pasuk, состоящим из 42 слов и 160 букв, и ныне объем этого стиха точно такой же. В Пятикнижии, по древним талмудическим трактатам, насчитано 5888 pesukim (Kidduschim 30α), а ныне в нем 5845 стихов; также насчитывается в Пятикнижии 175 sedarim (Sabbat. 16, 1. fol. 15α), а ныне 187 глав.

Отсюда дальнейший критико-текстуальный вывод получается тот, что произвольно обращаться и свободно, лишь «по чутью и догадке» переделывать существующие деления и обусловливаемые ими сочетания и разделения мыслей и слов священного текста, для современного экзегета нет резонных оснований. Эти деления освящены и авторизованы иудейским преданием с глубокой древности и не чужды самим священным писателям.

Кроме вышеобозренных делений, вызванных частными нуждами, – школьным и домашним изучением Библии, свящ. еврейский текст был издревле снабжен особыми делениями, применительно к синагогальному употреблению ветхозаветных книг. Еще Моисеем было заповедано левитам и священникам читать его книгу Закона всему еврейскому народу в праздник кущей субботнего года (Втор.31:9–10). С тех пор этот обычай сделался неизменным (Неем.8:15–18), даже расширен и применен к другим праздникам всякого года. Чтение Закона в праздничные дни с течением времени сделалось настолько распространенным, что талмудисты приписывали Моисею установление парашей, т.е. делений Закона для потребностей такого богослужебного чтения (Sab. 103b. Berachot 12b). При благочестивых царях (4Цар.23:2–3) и правителях еврейских (Неем.8–9 гл.) устраиваемы были даже и не в праздники нарочитые богослужебные собрания еврейского народа, на которых читались и слушались Свящ. ветхозаветные книги. С распространением после вавилонского плена синагог, чтение в последних Священных книг сделалось неизменной принадлежностью каждого праздничного религиозного собрания. Из книги Деяний Апостольских (15:21) и Иосифа Флавия (Прот. Аппиона. II, 17) видно, что в синагогах каждую субботу читался Закон Моисея. В талмудических трактатах упоминается о прочтении всего Закона за субботними богослужебными собраниями в практике вавилонских иудеев в течении одного года (Bab. Meg. 31b), а у палестинских иудеев в течении трех лет (Bab. Meg. 29b). Позднее, о распространенности вавилонской практики среди всех евреев, и даже европейских, свидетельствовал Маймонид (Моrе Nebochim). В соответствие этой практике, Пятикнижие издавна стало делиться, подобно христианским перикопам-зачалам, на особые синагогальные отделы, называвшиеся параши – (от – делить). С течением времени эти деления приняли единообразие и с XIV века все Пятикнижие стало делиться на 54 параши, обозначаемые в начале тройной и цифрой, Напр. (2-я параша). Они очень значительной величины: 1-я пар. Быт.1 – 6, 8; 2пар. 6, 9 – 12, 1; 3 пар. 12, 1 – 17, 27.

Подобно Закону, издавна введено в синагогах чтение пророческих книг. Во времена Иисуса Христа (Лк.4:16) и апостолов (Деян.13:15, 27) было уже общим правилом чтение по субботам в синагогах пророческих книг. Выбор чтений из пророков предоставлен был сначала свободе начальников синагог, чтецов и молящихся. Так было до III века до Р.Х., по свидетельству Евангелий (Лк.4:16), отцов Церкви и талмуда. Наблюдалось лишь в возможных случаях соответствие пророческих чтений известного дня или праздника чтениям из Закона, положенным на тот же день. С течением времени и эти чтения приведены в порядок и ныне называются они гафтарами (от – открывать собрание). Начало и конец их в печатных изданиях означаются звездочкой в тексте и подписью внизу: Gaftarot, причем иногда при подписи обозначается и содержание гафтары (напр. Ис.6– – услышит остаток Его; ср. Ис.1:1), иногда время ее чтения (напр. Ис.10– в седьмой день пасхи). Счет гафтарам не подведен. Для чтения в синагогах назначено всего 85 гафтар, выбранных из разных пророческих книг.

Есть упоминания о том, что и Писания (т.е. учительные книги) читались в синагогах и имели особые деления, хотя не все книги. Так, Иаков Хайим находил в еврейских списках деления синагогальные, называвшиеся sedarim: 5 в книге Есфирь и 7 в книге Даниила. Цунц находил в талмуде (Sabbath. f. 116b) упоминание о чтении в синагогах по субботам после полудня отделов из Писаний, а у евреев, живших в Персии и Мидии, все Писания были разделены сообразно чтению их в течение года. Книга Есфирь всегда читалась в праздник Пурим у всех евреев. Псалтирь разделяется на 54 отдела, как и Пятикнижие, и называются эти отделы парашами. Деление это введено в VIII веке по Р.Х., но в печатных изданиях не отмечается.

Употребление ветхозаветных книг в христианской Церкви сопровождалось введением церковных делений ветхозаветного текста, но исключительно в переводных списках греческих и латинских. Так, отцы Восточной Церкви, начиная со св. Иустина, цитуют ветхозаветные книги по перикопам и чтениям (αναγνώσματα). Отцы Западной Церкви цитуют по перикопам, периохам, лекциям (lectio). Бл. Иероним говорит о главках (capitula), на которые делились пророческие книги.

Рассмотренные синагогальные, а тем более переводно-церковные, деления ветхозаветного текста для критики священного текста не имеют ближайшего значения. Но экзегет, при случае, может и имеет право обращать на них внимание, как на свидетельство об иудейском понимании ветхозаветного текста, течения его мыслей, их взаимного соединения или разделения.

От обозренных парашей синагогального характера и происхождения нужно отличать параши, имеющие критико-текстуальное и экзегетическое значение. Они обычно означаются одной буквой или , причем первая употребляется тогда, когда параша пишется с «новой строки» и называется «открытой» (буква есть первая в сл. ), вторая в парашах, начинающихся в середине строк: в так называемых срединных () или «закрытых». В большинстве случаев они помещаются лишь в Законе: 290 парашей открытых и 379 – закрытых. Бэр в своем издании разделил на параши и все другие ветхозаветные книги. И в караитских изданиях находится то же деление. Эти параши имеют очень древнее происхождение и могут быть сопоставлены лишь с вышеобозренными pesukim. В древнейших трактатах талмуда они уже упоминаются как общеизвестные и вполне сходно цитуются с нынешним их местом (Taanit. 4, 3. Menachoth. 3, 7...) и прилагаются не только к Закону, но и к пророкам (Meg. 4, 4) и к Псалтири (Berach. 9–10. Kidduschim. 30b). Различаются уже в талмудических трактатах открытые и закрытые параши и даются переписчикам руководственные правила тщательно обозначать их при переписке священного текста и не смешивать их знаки и места (Bab. Sab. 103b. Ier. Meg. 71b). Очевидно, эти столь древние и твердо установленные деления-параши должны иметь большое значение в глазах современного критика и экзегета священного текста. Ими следует пользоваться при чтении и понимании Священных книг и избегать произвольного разделения соединяемых ими отделов и соединения разделяемых ими; нужны очень достаточные основания, чтобы прибегать к подобным уклонениям.

Настоящий печатный еврейский ветхозаветный текст, кроме пунктуации, разделения на главы и стихи, снабжен еще множеством надстрочных и подстрочных знаков, называемых акцентами. Они обозначают разделение и соединение слов еврейских по их взаимному отношению к излагаемой мысли, логическое ударение в предложении, взаимное отношение предложений и частей стиха, взаимное отношение стихов и интонацию в синагогальном певучем чтении священного текста. В последнем случае акценты получают музыкальный характер и значение нот. Для ученых же исследователей ветхозаветного текста преимущественно ценно диакритическое и герменевтическое значение акцентов. – О происхождении их не сохранилось сведений. Масореты их знали уже и ввели в свои библейские списки. В основе их, как и пунктуации, вероятно лежало древнее чтение и понимание священного текста. Указаний в талмуде на них нет. Но во всяком случае ученому исследователю еврейского текста совершенно игнорировать их указания на соединение и разделение слов и предложений, а тем более частей стихов, не резонно. Безусловно и следовать им, впрочем, не обязательно.

* * *

Общий вывод из изложенной нами внешней истории ветхозаветного еврейского священного текста совпадает, в общем направлении, с выводами из истории ветхозаветного канона и имеет апологетическое значение. Здесь обозрены были нами следующие частные текстуальные вопросы: материал и способ еврейского библейского письма, история еврейского алфавита, история еврейской пунктуации и акцентуации, разделение слов в священном еврейском тексте, разделение ветхозаветных книг в еврейском тексте на разные большие и малые отделы, на главы и стихи, параши, гафтары и сидры, – сообразно употреблению богослужебному, школьному и научному-домашнему Священных ветхозаветных книг. Повторять все частности в решении этих вопросов нет нужды. Но они все, за исключением материала и способа письма, внутренне объединяются в следующих положениях: 1) Еврейский алфавит, изменившийся из сиро-финикийского в квадратный, не подверг существенному изменению самого священного текста, потому что изменение алфавита совершалось постепенно всеми переписчиками священного текста, причем самый алфавит не вдруг, а постепенно видоизменялся и переписчики и читатели всегда имели возможность заметить и исправить подобные уклонения. Древний алфавит имел во все время введения нового алфавита многих переписчиков и употреблялся в то же время во многих памятниках. 2) Введение пунктуации, разделения слов и книг также совершались постепенно, согласно устно сохранявшемуся древнему преданию, и имеют множество свидетелей точного их соответствия пониманию автографического священного текста, хотя и не имевшего гласных знаков, словоразделения, разделения на главы, стихи и пр. 3) Все вновь введенные дополнения к священному тексту – пунктуация, акцентуация, разделение на главы, стихи, параши и пр. – способствовали дальнейшей неизменности в понимании священного текста и соответствию последнего смыслу, который принадлежал автографическому виду его.

Так, в истории ветхозаветного канона доказана была общая внешняя неизменность Священных ветхозаветных книг, по их авторитету, числу и составу, во внешней истории текста разъяснена внутренняя неизменность ветхозаветных книг при существовании внешних прибавлений к их оригинальному тексту. Этой последней основной мыслью внешняя история текста соединяется с следующим отделом: внутренней историей ветхозаветного еврейского текста, в коем преимущественно исторически будет доказываться внутренняя неизменность ветхозаветного текста.

Второй отдел истории ветхозаветного текста излагает историю его внутреннего состояния и отвечает на вопрос: как и в каком виде сохранился до нас священный ветхозаветный еврейский текст и насколько, можно думать, соответствует ныне существующий еврейский текст древнему автографическому.

Происхождение и последующая научная разработка этого вопроса обусловливались следующими двумя причинами: 1) естественным соображением о возможности порчи текста переписчиками и 2) богословскими спорами противников и защитников еврейского ветхозаветного текста. Скажем об этих причинах.

1) Слабость и естественные недостатки людей, участвовавших в переписке и сохранении ветхозаветных книг до настоящего времени, наводят всякого ученого богослова на догадку, что ветхозаветный еврейский текст мог, с течением времени, подвергаться изменениям и уклонениям от своих автографических оригиналов. Переписчики его при всей своей внимательности, опытности, тщательности не могли по естественной человеческой слабости, ошибкам зрения, слуха и рук, избежать весьма возможных погрешностей в переписке Священных книг. Самые внимательнейшие переписчики едва ли могут ручаться за то, что на всем обширном протяжении ветхозаветного текста они не могут смешать букв, очень сходных между собой, особенно рядом стоящих, писанных не вполне разборчивой рукой, в манускриптах подержанных и обветшавших. Кто из смертных и погрешимых людей решится признать себя в этом случае непогрешимым? Но кто, с другой стороны, решится утверждать, что все переписчики ветхозаветного текста всегда были людьми самыми внимательными и аккуратными? Не бывали ли среди них и такие, слабые волей и вниманием, которые легко относились к своему священному делу, свободно смешивали сходные слова и буквы, переставляли слова и буквы, перемешивали части фраз, сходные по началу или концу слов, а более смелые переписчики и сами могли намеренно изменять текст, казавшийся им неправильным, особенно в своеобразных (άπαξ λεγόμενα) словах и грамматических оборотах, согласовать его с параллельными местами, трудные и редкие грамматические формы и слова заменять общеупотребительными и подобные сим уклонения допускать. По крайней мере история других древних памятников, текст коих значительно с течением времени изменился, делает очень вероятными высказанные предположения. А потому возможность ненамеренной порчи переписчиками ветхозаветного текста, по естественной человеческой слабости их, допускают все благонамеренные ученые богословы западные – католические и протестантские – и русские (особ, профф. И. С. Якимов, А. А. Олесницкий, И. Н. Корсунский и др.). В западной литературе существует даже не мало монографий, в которых подробно разъясняется, как в частностях могли происходить ненамеренные ошибки переписчиков или намеренные уклонения с целью исправить текст (напр. Reinke. Beitrage zur Erklдrung d. alt. Testaments. VII, 57–112 s. l, 1–286 ss. и многие другие исследования решают этот вопрос).

Но, конечно, от этого предположения лишь возможности ненамеренных изменений переписчиками ветхозаветного текста далеко до другого крайнего предположения: полного изменения текста переписчиками и критиками, – предположения, допускаемого многими учеными отрицательного направления: христианскими (Кьюнэн, Вельгаузен, Рейс, Лягард) и еврейскими (Гейгер, Гретц и др.).

Рассматриваемое предположение относительно истории и достоинства текста ветхозаветного высказывалось учеными в спокойном состоянии, часто среди обычных экзегетических или общебогословских трудов и не вело за собой обширной критико-текстуальной литературы и ученой разработки истории ветхозаветного текста. Более важное значение имела в данном вопросе полемическая постановка и решение его.

2) Вопрос о достоинстве и неповрежденности ветхозаветного еврейского текста был поднимаем еще в святоотеческий период христианскими учеными. Так, некоторые из отцов Церкви (напр. свв. Иустин, Афанасий, Златоуст и др.) обвиняли иудеев в том, что они будто намеренно испортили ветхозаветный еврейский текст, особенно в мессианских пророчествах, чтобы избежать ясных свидетельств об исполнении их на Иисусе Христе. Об ответах евреев на это обвинение христианская древность не сохранила сведений, но за то она сохранила сведения о том, что ученые христианские мужи отеческого периода освобождали евреев от этого обвинения и пользовались еврейским текстом, как неповрежденным, в своих критико-текстуальных, переводных и экзегетических трудах. Таковы Ориген и Иероним. Общими соображениями исторического и богословского характера защищал евреев и Августин. – В XVI и XVII столетиях поднят был тот же вопрос в полемике между католическими и протестантскими богословами. Протестанты, отвергнув авторитет церковного предания и Вульгаты, основывали свое учение и толкование на одном библейском тексте, а по отношению к Ветхому Завету, исключительно на еврейском тексте. Католические ученые в полемике с ними подняли давний вопрос о намеренной и ненамеренной порче евреями ветхозаветного еврейского текста и несоответствии последнего автографическому тексту ветхозаветных писателей. Среди множества других католических сочинений этого рода особенно ценное издал католический ученый Morinus: Exercitationum biblicarum de hebraei graecique textus sinceritate libri duo (Par. 1660 г.). Недостатки и погрешности в существующем ныне еврейском тексте здесь указывались не голословно и предположительно, а на основании древних памятников, преимущественно перевода LXX, через сравнение текста этого перевода с существующим еврейским текстом и через оттенение ясных следов превосходства в параллельных чтениях текста LXX перед нынешними еврейскими чтениями. На защиту протестантства и неповрежденности существующего еврейского текста выступили отец и сын Буксторфы в сочинениях: Tiberias, sive commentarius masoreticus (1620 г.) и: Anticritica seu vindiciae veritatis hebraicae (1653 г.). Авторы доказывали здесь полное соответствие масоретского текста автографическому и все счисления, деления, пунктуацию и прочие произведения масоретов приписывали священнику Ездре и Великой Синагоге. В это же время появилось очень ценное критико-текстуальное сочинение Л. Капеллуса: Critica sacra (1650 г.). Здесь ветхозаветный еврейский текст сравнивается со всеми древними еврейскими и христианскими памятниками, сохраняющими следы состояния его во время их происхождения. Таковы: перевод LXX, Самарянское Пятикнижие, Флавий и Филон, новозаветные писатели, Акила, Феодотион и Симмах, Пешито, таргумы, Вульгата, талмудические и масоретские keri и ketib. Автор оттеняет в приводимых из указанных памятников цитатах преимущественно разности их с нынешним еврейским текстом и делает вывод о несоответствии нынешнего текста как древнейшему автографическому, так и современному рассматриваемым памятникам, бывшим в свое время точной копией еврейского текста. Несмотря на очевидные крайности в направлении и выводах этого сочинения, оно, по обширной эрудиции автора, всегда пользовалось и доселе пользуется почетнейшей репутацией в критико-текстуальных и библиологических трудах. Цитатами, заимствованными из него, и выводами автора, в ближайшее к нему время, в своих критических сочинениях пользовались Ричард Симон (1678 г.), Губигант (1745), а затем цитатами из него в соответственных отделах обычно наполняются и доселе все западные Исагогики. При этом, смотря по направлению автора Исагогики, иногда указываются крайности и погрешности Капеллуса, а иногда все его цитаты и выводы признаются за непогрешимую аксиому и непреложную истину. Но и после Капеллусовой критики появлялись ученые труды, в коих раскрывались и обстоятельно подтверждались тезисы Буксторфов о неповрежденности еврейского масоретского текста (Kallius. etc. ср. Buhl. Kanon. 238 s.). B новое время ученая литература противников неповрежденности еврейского текста обогатилась особенно трудами Гейгера (Urschrift und Uebersetzungen. d. alt. Test. 1857 г.) и Лягарда (Mitteilungen II t. Materialien zu Kritik. – 1867 г.). Оба ученые доказывали тенденциозность и злонамеренность евреев в искажении ветхозаветного текста. При этом Гейгер видел в этих искажениях проявление партийной борьбы среди самого иудейства и разных политических и духовных тенденций ученых руководителей иудейства (с IV в. до Р.Х. по II в. по Р.Х.) и хранителей священного еврейского кодекса, а Лягард видел намеренную порчу, проистекавшую из вражды иудеев к христианам, и доказывал превосходство текста древних переводов, особенно LXX и Самарянского, перед еврейским масоретским текстом (Buhl. ibid. 253 s.). Конечно, и эти предположения не оставались без своевременных ответов со стороны защитников неповрежденности еврейского текста.

Освобождаясь от свойственных всякой полемике односторонностей и крайностей, верующие богословы западные и русские, вслед за московским митрополитом Филаретом, признают в настоящее время, что если по вышеуказанным соображениям могла быть допущена, по естественной человеческой слабости, ненамеренная порча в еврейский текст, то она должна быть не велика и не могла изменить еврейского текста до полной неузнаваемости автографического оригинала. Среди еврейского народа всегда существовали опытные, ученые и благонамеренные мужи, близко знакомые с ветхозаветными книгами и даже тщательно изучавшие их, имевшие в своем распоряжении точные и правильные списки ветхозаветных книг и заботившиеся об исправлении возможных погрешностей в священном еврейском тексте и предохранении его на будущее время от порчи. – Этот взгляд разделяем и мы.

Сообразно этой точке зрения, внутренняя история ветхозаветного текста в историческом последовательном обозрении разделяется на следующие периоды: 1) со времени начала происхождения ветхозаветной письменности до заключения канона; 2) с заключения канона до периода составления талмуда; 3) период деятельности талмудистов; 4) период деятельности масоретов; 5) с составления масоры до изобретения книгопечатания; 6) история печатного текста. Рассмотрим внутреннюю историю ветхозаветного еврейского текста по этим периодам.

Первый период – время происхождения ветхозаветных книг.

В каком состоянии находился ветхозаветный текст в это время? Послушаем противников его неповрежденности и взвесим их доводы. «Вероятно, неблагоприятная судьба постигла еврейский текст до заключения ветхозаветного канона и санкционирования кодекса ветхозаветных книг. Переписчики обращались с безъимянными свитками ветхозаветных книг, как с своими собственными произведениями, по произволу и собственному вкусу изменяли их текст. Редакторы и собиратели Священных книг произвольно обращались с ними, надписывали чужими именами, делали вставки и вносили в них много нового и чуждого их авторам», – говорят об этом периоде Де-Ветте, Шрадер (Einleitung. 202 s.), Рейс (Geschichte d. alt. Testaments. 717 s.), Дум (Die Entstehung alt. Testam. 1897 г.) и многие другие ученые рационалистического направления. Прежде чем перейдем к ответу на это предположение, заметим, что истинной и внутренней подкладкой его служит собственное желание ученых этого направления по требованиям «высшей критики» свободно переделывать ветхозаветный текст, признавать подлинными или неподлинными разные ветхозаветные книги, допускать в них разные позднейшие вставки, и т.п. тезисы отрицательно-критического отношения к ветхозаветным книгам, тезисы, на которых обычно построяются многочисленные и разнообразные гипотезы этого направления. Хотя и по другим мотивам, но значительно сходны с поименованными учеными во взгляде на историю ветхозаветного текста в рассматриваемый период многие из современных католических ученых. Они утверждают, будто священные ветхозаветные писатели составляли и писали не все содержание ветхозаветных книг, а лишь некоторые конспективные основы его, давали лишь «канву» для читателей, а последние сами должны были «угадывать» и разъяснять их мысль. Этим «угадыванием» конечно принуждены были заниматься ближайшие же к ним читатели и современники происхождения ветхозаветных книг. А так как каждый читатель мог по-своему «угадывать» эти мысли, то и получилось в это же время значительное «разнообразие» в понимании ветхозаветного текста: у палестинских иудеев было свое – сохранившееся и в нынешнем еврейском тексте, – а к александрийским иудеям перешло (может быть также из Палестины) – иное понимание, сохранившееся в переводе LXX (Loisy. Histoire du texte et versions de la Bible... 107–131 pp. Trochon. La sainte Bible. Introduction. 305–306 pp. и др.). И на это предположение, прежде чем дать положительный ответ, считаем нужным заметить, что оно вытекает из обще-католических мотивов, противных еврейско-протестантскому тексту, из желания доказать, что при чтении и изъяснении ветхозаветных книг имеет значение и дает руководственное основание не самый текст, а тем более не еврейский текст, а церковное понимание его. Для католиков такое понимание дано в Вульгате (ср. Cornely. Cursus scripturae sacrae. Introductio generalis. 215 p. Loisy. ibid. 143 p.).

Что сказать на приведенные рационалистические и католические предположения? Можно ли согласиться с ними? Что касается рационалистического предположения, то ответ на него дан уже в выше обозренной истории ветхозаветного канона. Там уже в достаточной мере разъяснено было, что ветхозаветные книги, в период самостоятельного существования еврейского народа, не могли находиться в столь печальном состоянии, как предполагают эти ученые. Из свидетельств библейских видно, что автографы некоторых ветхозаветных книг положены были и хранились в скинии и храме (Втор.31:25; Нав.24:26; 4Цар.22:8; 2Пар.34:14.). Из свидетельства христианского предания видно, что все ветхозаветные книги канонические хранились у евреев во святом святых (Епифаний. О мерах и весах. 4. О ересях. VIII; Иоанн Дамаскин. О православной вере IV, 8). И в иудейском талмудическом предании говорится о хранении священных свитков в храме (Megilla 4, 2. Sopherin 6, 4. Geiger. Urschrift. 232–250 ss.). Кроме того, из Священного Писания (Притч.25:1) и преимущественно из иудейского предания известно, что за собиранием и хранением ветхозаветных книг в это время следил непрерывный ряд богодухновенных пророков, священников, старейшин и разных обществ благочестивых и ученых мужей еврейского народа (Baba Batra 14–15 fol. Иос. Флавий. Прот. Аппиона. 1, 8). Ветхозаветные книги в это время были предметом очень тщательного изучения со стороны как благочестивых иудеев: священников, мудрецов, царей, так и самих богодухновенных писателей, в особенности псалмопевцев и пророков. Ветхозаветные книги в это время не были какими-то безъимянными и неавторитетными записками, ходившими лишь по частным рукам и подвергавшимися всевозможным свободным переделкам, как от переписчиков, так и от собирателей и случайных владельцев таких записок. Напротив, в вышеизложенной истории канона рядом библейских свидетельств было доказано, что ветхозаветные книги в это время признавались словом Божиим, богодухновенным Писанием, такими священными свитками, с которыми должно обращаться не только осторожно, но и благоговейно, как приличествует «книге Господней» (Ис.34:16). Написанное в этих священных свитках признавалось выражением воли Божией, ожидавшей неизменного своего исполнения во всех своих частностях и во всяком своем слове (Ис.34:16), и служило основанием для деятельности, верований и упований самих священных писателей и современных им читателей их писаний (Нав.8:30–34; 11,15; Пс.39:8; 118). При таком уважении и благоговении к свиткам Священных книг, очевидно, нельзя допустить произвола в обращении с ними и свободного изменения, по первой прихоти, их священного текста. Пророк Исайя говорит: прочитайте в книге Господней и поищите... ни одно из сих не преминет придти и ни одно другим не заменится, ибо сами уста Его повелели (34:16). Как мог бы он так говорить, если бы всякий переписчик, читатель, владелец рукописи книги Господней по-своему решался переделывать ее слова и текст? Где бы тогда искать, что действительно произнесено и записано в эту книгу самим священным писателем и должно непременно исполниться, и что внесено позднейшей рукой и не может претендовать на такой авторитет? Или пример из более глубокой древности: И прочитал Иисус (Навин) все слова закона, как написано в книге закона. Из всего, что Моисей заповедал, не было ни одного слова, которого Иисус не прочитал бы пред всем собранием Израиля... (Нав.8:34–35). Не осталось не исполнившимся ни одно слово во всем, что повелел Господь Моисею (11:15). При этих ясных библейских свидетельствах о благоговейнейшем отношении евреев к каждому «слову» Священных книг, кто согласится допустить произвол в обращении с ними, рекомендуемый рационалистическими учеными? Он будет крайне несообразен с ясными библейскими свидетельствами. Напротив, свидетельство И. Флавия и Филона, что евреи в их время не решались ни прибавить, ни отнять, ни перетолковать ничего из Священных книг (Прот. Аппиона 1, 8. Euseb. Рrаер. Evang. VIII. 6), вполне применимо и к более древнему, до-вавилонскому, периоду еврейской истории.

Частным, фактическим и детальным доказательством общего благоговейного отношения евреев к Священным книгам в рассматриваемый период и следовавшей от сего неповрежденности ветхозаветного текста служит частое цитование последующими священными писателями более древних Свящ. книг, как богодухновенных и священных, и сходство подобных цитации с нынешним чтением соответствующих отделов. Напр. И.Нав.1:13–15 ­­ Числ.32:20–32; И.Нав.8:30–34 ­­ Втор.27:4–26, особ. 4–8 ст., 12–13 ст.; Суд.2:14–15 – Лев.26:16–17; Суд.20­­ Быт.49:8; Числ.2:3. 1Пар.1­­ Числ.6:5; 1Цар.2­­ Исх.15:11. В западной богословской литературе существует не мало и монографий (напр. Bredenkamp. Gesetz u. Propheten. Leipz. 1881 г.) и обширных отделов в общих исагогических сочинениях, в коих обстоятельно доказывается, что Пятикнижие было всегда известно всем священным ветхозаветным писателям, подтверждением чего служит в них масса цитат из Пятикнижия, дословно сходных с нынешним текстом Пятикнижия (см. особенно Hengstenberg. Authentie d. Pentateuchs. Martin. De l'o-rigine du Pentateuque. 1886–1889 гг.). И относительно подобной же тщательной цитации из других ветхозаветных книг можно привести не мало примеров (Напр. Нав.6­­ 3Цар.16:34; Суд.4:2–3 ­­ 1Цар.12:9–10; Суд.9:52–53 ­­ 2Цар.11:21; Суд.5 гл. ­­ Пс.67; 1Цар.2­­ 3Цар.2, 27; 2Цар.7:12–13 ­­ 3Цар.5, 5; 2Цар.7, 12–16 ­­ 3Цар.8:15–20) и монографий, их обозревающих. Существует не мало монографий или значительных отделов в специальных апологетических исследованиях о подлинности книги пророка Исаии, в коих одним из самых убедительных доказательств подлинности этой книги признаются ясные следы значительного знакомства с нею последующих пророков, напр. Софонии, Иезекииля, Даниила и Ездры (Lцhr. Zur Frage uber die Echtheit von lesaias 40–66 cap. Berl. 1878–1880 гг. Kleinert. Ueber die Echtheit... in dem Buche lesaia enthaltenen Weissagungen. Berl. 1829 г. Наше исследование о подлинности книги пр. Исаии. Прав. Соб. 1885–1887 гг. Частное Введение. 2, 22–50 стр.). Здесь также приводится масса цитат до буквы сходных из книги Исаии и позднейших пророков. Существует также специальная монография о книге пр. Иеремии (Kьper. leremias interpres ас vindex Veteris Testamenti. Berolini. 1837 г.), в коей доказывается знакомство пророка Иеремии с допленными ветхозаветными книгами массой у него цитат сходных с цитуемыми из ветхозаветных книг параллелями. Пророк Даниил, несомненно, читал книгу пр. Иеремии, как богодухновенное пророческое писание, ожидал исполнения пророчества Иеремии о 70-летнем вавилонском пленении (Иер.25:11–12 ­­ Дан.9:2), читал и знал Даниил и другие Священные книги (Дан.9 гл.). Послепленные пророки также читали и знали древние и позднейшие ветхозаветные книги. В русской литературе есть пространная монография арх. Филарета о книге Иова, в коей доказывается сходство этой книги со всеми другими ветхозаветными книгами, объясняемое знакомством писателя первой с последними. Не соглашаясь с крайним выводом автора, общее положение его о взаимном сходстве всех ветхозаветных книг, и о том что последующие священные писатели были знакомы с предшествующими ветхозаветными писаниями, нельзя не признать справедливым. В исследовании г. Дагаева о ветхозаветном каноне также подробно филологически обозреваются многочисленные цитаты в позднейших ветхозаветных книгах из древнейших (История ветхозаветного канона. Спб. 1898 г. 17–30, 33–38, 44–70 стр.) и указывается чрезвычайное взаимное и по букве и по мысли сходство у цитующих и цитуемых священных ветхозаветных писателей. Изречение псалмопевца об изучении закона Господня день и ночь (Пс.1:5; 118) приложимо ко всем священным писателям, а закон Господень означал у него все ветхозаветные книги.

Таким тщательным наблюдением, хранением, чтением и изучением Священных ветхозаветных книг со стороны столь авторитетных лиц, очевидно, текст ветхозаветных книг гарантировался и предохранялся от естественных и ненамеренных погрешностей, допускаемых переписчиками. А встречавшиеся погрешности могли легко быть замечаемы и устраняемы сличением с автографами, хранившимися в священных местах.

Но перечисленными общими доводами мы не можем закончить свою речь о рассматриваемом периоде; необходимо коснуться доводов и противной стороны. Ученые защитники поврежденности ветхозаветного текста в течении рассматриваемого периода приводят в доказательство своего положения разночтения, встречающиеся в некоторых параллельных местах ветхозаветных книг. Так, по их мнению одни и те же священные гимны встречаются в Библии в двух книгах, или в одной книге помещаются в двух местах. Так, напр., 13-й псалом помещается еще в 52 псалме, 17-й псалом помещается во 2Цар.22 гл., Иеремии 52 глава находится еще в 4Цар.25 гл., Исаии 37–38 главы повторяются в 4Цар.18–19 гл. В этих повторяемых и вполне параллельных отделах поименованные ученые находят значительные разности в тексте и объясняют их происхождение порчей священного текста в период времени до заключения канона. Что сказать на это соображение? Прежде всего, если допустим даже, что в указанных параллельных местах помещаются одни и те же священные гимны и первоначально текст их был вполне тождествен и лишь потом, по небрежности писцов и собирателей канона, оразнообразился, – то и тогда не увидим в этом разнообразии непременного доказательства порчи текста в рассматриваемый период. Указанное разнообразие могло появиться и позднее, после заключения канона. Затем некоторые разности в указанных параллельных местах трудно приписать небрежности переписчиков или собирателей канона, а вернее их приписать намерению самих священных писателей. Напр. как-то неестественно думать, чтобы один и тот же псалом, дважды был помещен в одной и той же книге Псалтири: в 13-м и 52-м псалмах. Что за цель и смысл подобного повторения? Конечно, если допустить предполагаемую критиками хаотичность и безурядицу в обращении с ветхозаветными книгами, то можно объяснить указанную ненормальность. Но при нашем взгляде на историю канона она необъяснима. И действительно, рассматривая эти два псалма, мы находим между ними разность, объясняемую не небрежностью переписчика, а волей священного псалмопевца. Так, в 5–6 стихах 13-го псалма читается: ибо Бог в роде праведных. Вы посмеялись над мыслию нищаго, Господь же упование его. Параллельный им 6-й стих 52 псалма читается иначе: ибо рассыплет Бог кости ополчающихся против тебя. Ты постыдишь их, потому что Бог отверг их. – Очевидно, такая разность могла произойти не от того, что две три буквы изменены писцом в сходных по начертанию словах (в еврейском тексте здесь нет ни одного сходного слова), а от самого лишь псалмопевца могла произойти эта разность, зависевшая, может быть, от разных поводов к начертанию псалмов. На разность этих псалмов указывает и разность в надписаниях: псалом 13-й надписывается кратко: начальнику хора, Давида; а 52-й пространнее: начальнику хора на духовом орудии, учение Давида. Можно думать, что согласно с писателем и древние собиратели псалмов не считали ошибкой и недосмотром двукратное помещение одного и того же псалма, а видели здесь два особых псалма, имеющих разные характер и назначение, а отсюда и церковно-богослужебное употребление. – Все изложенные выводы вполне примиримы с нашим взглядом на историю ветхозаветного канона и опровергают критические соображения о порче ветхозаветного текста до заключения канона. В связи с этими выводами находится и употребление разных имен Божиих, – так: во 2, 4 и 7 стихах 13-го псалма употребляется имя Божие Иегова, а в 52 псалме (по еврейскому счету 53) в тех же стихах и выражениях везде употреблено имя Божие Элогим. И это, вероятно, сделано не бесцельно и самим писателем.

Что касается священных песней, помещаемых в разных книгах, то здесь ответ должен быть иной. Несомненно напр., что во 2Цар.22 гл. и в 17 псал. помещена одна и та же победная песнь Давида. Что дает сравнение ее текста по двум книгам? Не скрываем, что есть в тексте ее разности. Так, слова 2-го стиха 17-го псалма: возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, опущены во 2Цар. Нужно заметить, что это единственный значительный вариант в тексте, вариант, легко объяснимый и желанием самого писателя книги Царств несколько сократить текст песни, подобно тому, как сократил он, очевидно намеренно, и текст надписания в 1-м стихе. Дальнейшие разности следующие: в 3 ст. Пс.17 – , во 2Цар. ; в 17 пс. , во 2Цар. ; в 4 ст. 17 пс. , во 2Цар. ; в 5 ст. 2Цар. добавлено в начале ; в 17 пс. , во 2Цар. пзоо; в 6 ст. 17 пс. , во 2Цар. и т.п. Вообще через всю песнь идут подобные же очень маленькие и несомненно «не по ошибке и небрежности писцов» происшедшие, а намеренные грамматические и орфографические уклонения, введенные самим писателем книг Царств. Но при взаимном сличении священного текста по обеим книгам нужно принять во внимание и случаи полного мельчайшего его сходства, а таких случаев даже на обозренные 6 стихов придется 37; таким образом на 5 случаев разности 37 сходства, т.е. в 6 раз более. Такая же пропорция будет и в остальных частях обширного псалма. А эта пропорция, несомненно, не может дать права утверждать, что ветхозаветный текст при составлении книг Царств был в «бедственном» и хаотическом состоянии, подвергаясь свободным, разнообразным и многочисленным, переменам.

То же правило и соображение применимо и к параллели в 4Цар.25 гл. и Иер. 52 главе. И здесь, Напр. в 4 ст. Иер. и 1 стихе 4Цар. 22 слова вполне сходных и лишь 2 различных; в 5 ст. Иер. и 2 ст. Царств все до одного слова сходны; в 6 ст. Иер. и 3 ст. Цар. разность в двух словах, вставленных у Иер. в начале стиха: в четвертом месяце, а в остальных всех словах (10) полнейшее и мельчайшее сходство. Та же пропорция сохраняется и в дальнейших частях параллельного повествования обеих книг. И здесь незначительные разности могли быть допущены самим священным писателем, а не были плодом «бедственного» состояния свящ. текста.

Что касается, наконец, разностей, на которые еще Иероним и другие древние и новые толковники обращали внимание, – разностей между книгами Паралипоменон и другими ветхозаветными историческими писаниями, то, несомненно, они так многочисленны, разнообразны и значительны, что объяснить их одним лишь «небрежным» отношением к священному тексту и свободным обращением с последним никто ныне не решится, потому что это было бы крайне тенденциозно и несправедливо. Если еще сокращенные повествования книг Паралипоменон можно объяснить подобным «произволом» по отношению к тексту книг Царств, то распространенные и совершенно отличные повествования, без сомнения, таким методом совершенно нельзя объяснить. Во всяком случае, не может быть сомнения, что у писателя Паралипоменон были особенные письменные памятники, очень часто им упоминаемые, подробно излагавшие события, описываемые и им. В этих-то многочисленных памятниках и нужно искать причину указанных уклонений книг Паралипоменон. На ряду с этим следует иметь в виду и намеренные уклонения самого священного историка, объясняемые общепризнанными целью и характером парэнетического повествования Паралипоменон. – Во всяком же случае, никакой добросовестный ученый не решится ныне утверждать, что писатель Паралипоменон имел в руках лишь существующие ныне канонические исторические книги, с них все свое повествование списывал и искажал вольно или невольно, имея испорченный уже текст. Отчего же в книге Царств этой порчи не сохранилось? Разве она была в одном экземпляре злосчастном, попавшем в руки писателю книг Паралипоменон?...

Разобравши наиболее серьезные возражения, имеем право сказать, что выше высказанный общий наш взгляд на историю ветхозаветного текста в период происхождения ветхозаветных книг нисколько не поколеблен. Как приведенные нами параллели, так и приводимые критиками параллели из ветхозаветных книг доказывают сохранность и неповрежденность священного текста, а не произвольное с ним обращение и «бедственную» его участь. – Перейдем к следующему периоду.

Второй период во внутренней истории ветхозаветного текста обнимает время с заключения ветхозаветного канона до начала записи талмуда (с V в. до Р.Х. по II в. по Р.Х.). Относительно этого обширного периода, насколько позволяют судить о нем существующие многочисленные и разнообразные памятники, имеем полное право и основание утверждать, что ветхозаветный еврейский текст и в это время не мог быть искажен до неузнаваемости, не мог испытать «бедственной судьбы». Правда, по единогласному свидетельству иудейского предания и неканонических книг, не было среди евреев в это время богодухновенных мужей и пророков, которые следили за неповрежденностью ветхозаветных книг в предыдущий период, но и в это время не прекращалось среди евреев тщательное изучение и охранение священного текста. Свидетельство о таком отношении евреев к ветхозаветному тексту находится в неканонических ветхозаветных книгах, в сочинениях И. Флавия и Филона, у новозаветных священных писателей и в иудейском талмудическом предании. В истории ветхозаветного канона мы приводили ряд свидетельств иудейского предания, что духовно-нравственное руководство еврейского народа за это время находилось в руках Великой Синагоги, Синедриона, общества Асмонеев. Талмудическое предание всем ученым членам Синагоги, изъяснителям священного закона и руководителям еврейского народа, усваивает название соферим или счетчики, потому что «они считали буквы священного текста» (Kidduschim. 30а). Общее же название софер (един, число) или соферим (множ. число) означает книжников, ученых людей, и прилагается священными писателями к Ездре (1Езд.6:1) и разным ученым мужам (Прем. Сир.39:1–14; Мф.23:1–29...). Таких ученых мужей, занимавшихся Законом Господним, даже до «счисления его слов и букв», было не мало и ряд их не прерывался за указанное время. О тщательном изучении этими соферами ветхозаветных книг могут свидетельствовать нередкие упоминания иудейского древнего предания о том, что текст ветхозаветных книг они часто могли писать на память и безошибочно, например о раввинах Меире, Хананеле и др. современниках их есть такие упоминания (Midrasch zu Genesis, с. 9; lerus. Taanit. l, p. 64а; Ierus. Meg. 72a; Bab. Meg. p. 18b. – Graetz. Com. zu Psal. l, 103). Первый все Пятикнижие на память писал, а второй и другие ветхозаветные книги. – Так, ветхозаветные книги этими книжниками тщательно изучались. Один из подобных же ученых этого времени, раввин Акиба (II-го в. по Р.Х.) придавал величайший смысл и значение всякой букве и частице священного текста.

Кроме того, на современников этого периода, членов Великой Синагоги, талмудическое предание возлагает исполнение более важной обязанности: устроение ограды и масоры вокруг закона (Pirkaboth. l, 1. Abot Natan. с. 1), т.е. принятие предохранительных мер против возможного повреждения и искажения его текста и исчисление слов Священных книг. Может быть членам Великой Синагоги принадлежит формулирование постановления, которое характеризует общее отношение евреев к священному тексту и отмечено Филоном и Флавием. Филон замечает, что «из писаний Моисея, несмотря на их глубокую древность, никто не решился (и не решается) ни одного слова отнять или изменить, или к ним прибавить» (Eusebius. Рrаер. evang. VIII, 6). Иосиф Флавий простирает эту строгость на все ветхозаветные книги и ссылается на точное исполнение ее после Артаксеркса Лонгимана (Прот. Аппиона 1,8). При существовании и исполнении такой задачи, очевидно, нельзя и в этот период ожидать «крайней порчи» священного текста, как нельзя было ее ожидать в предыдущий период. – Таковы общие положения относительно рассматриваемого периода. Перейдем к частностям.

Всеми исследователями ныне признается за несомненное, что упоминаемые в талмуде и приписываемые соферимам различные критико-текстуальные счисления и замечания составлены были в этот период и сохранены в талмуде, как памятник деятельности еврейских ученых именно этого времени. В талмуде эти замечания и счисления представляются уже вполне установленными и свято хранимыми. Так, в талмуде (Kidduschim. 30а) приписываются древним соферимам следующие исчисления: определение средней буквы Закона (буквы вав в слове – Лев.11:42), среднего слова Закона (- Лев.10:16), среднего pasuk закона (Лев.13:33), средней буквы в Псалмах (буква аин в слове – Пс.80:14) и среднего стиха в псалмах (Пс. 78, 38); определение, что в Пятикнижии находится 5888 pesukim, в Псалмах на 8 pesukim более, а в Паралипоменах на 8 pesukim менее (Kidduchim. 30α. Tiberias. 43 р.). Сам по себе факт подобных исчислений уже знаменателен: он показывает, что эти ученые обращались чрезвычайно благоговейно с священным текстом, дорожили каждой его буквой, тщательно, хотя и механически, изучали и заучивали его и своими вычислениями, без сомнения, старались охранить его неприкосновенным, неповрежденным и неизменным и на будущее время. А при таком отношении к свящ. тексту мысль о «крайней порче» его не совсем будет правдоподобна.

Но кроме механического вычисления и заучивания ветхозаветного текста, талмудическое предание усваивает соферимам и посильное научно-критическое изучение его. Соферимам в талмуде (Nedarim. 37b) приписываются следующие критические замечания: ittur soferim или отнятие буквы вав в некоторых словах (перед словом исключительно в 5 случаях: Быт.18:5; 34:55; Числ.31:2; Пс.36:7; 68:26). Это отнятие Гейгер объясняет тем, что в некоторых частных списках стояла здесь буква вав неправильно, несогласно с большинством авторитетных списков, а потому соферимы и рекомендовали удалять эту ошибочную букву; с рекомендуемым ими удалением согласны древние переводы: самар., LXX, сирск. и другие (хотя и не все – Напр. таргумы. Geiger. Urschrift. 252–253 ss.). Этот пример показывает и научно-критическое отношение соферимов к свящ. тексту. Другое соферимское правило читается: tikkum soferim или исправление соферимами некоторых выражений, преимущественно казавшихся им несогласными с ветхозаветным вероучением и потому носивших, по их мнению, следы порчи. Напр. в Быт.18:22 в некоторых списках читалось: Господь еще стоял перед Авраамом. Это чтение выражало мысль, несогласную с достоинством Бога перед человеком, и рекомендовалось соферимами, по tikkum soferim, заменить: Авраам еще стоял перед Господом. Соферимское чтение принято у LXX, в Самаритянском Пятикнижии, в Пешито, в Вульгате и в нынешнем печатном еврейском тексте. – У Аввак.1:12 читалось: Ты (Господи) не умрешь (); это чтение представлялось несообразным с присущей всем священным писателям верой в вечность Иеговы, а потому соферимы рекомендовали его заменить чтением: мы не умрем (). Соферимское чтение принято у LXX и в других древних переводах и в нынешнем печатном еврейском тексте. Подобные же соферимские замечания находятся в Исх.15:7; Числ.11:15; 12:3; 1Цар.3:13; 2Цар.16:12; 20:1; 3Цар.12:16; Иер.2 и мн. др. Всего насчитывается их 18. Они показывают, что соферимы, при счислении слов и букв священного текста, обращали внимание и на мысли, выражаемые им, вдумывались во все отдельные выражения и если встречали что-либо загадочное, то старались подыскать соответственное критико-текстуальное объяснение, и если были основания, то старались и устранить неправильное чтение (Dathe. Proleg, in Polygl. Walton. 237–239 pp.).

Несомненно, очень древнее, соферимское и доталмудическое происхождение имеют критические замечания: keri velo ketib (читай, но не пиши). Например, во 2Цар.8– сл. отмечено таким замечанием, потому что казалось невозможным, чтобы Адраазар имел на Евфрате владения; во 2Цар.16– сл. , потому что недопустима мысль, чтобы всякий мог вопрошать Бога (также Иер.31:38; 50:29; Руф.2:11; 3, 5, 17) и т.п. – Еще: ketib velo keri (пиши, но не читай): в 4Цар.5 частицу после отметили этим замечанием, как представлявшуюся излишней (и у LXX нет ее); во Втор.6– местоимение – перед , сохранившееся и у LXX, казалось излишним. Также у Иер.51:3; Иез.48:61; Руф.3:12. Также: keri u ketib (читай и пиши) в Лев.21:5; 23, 13; 1Цар.17:23; Агг.1:8... Kidduschim 89b. Sota 42b. loma 21, Berachot 14, 3. Все эти замечания перечисляются в талмуде, как очень древние, ведущие свое происхождение от Моисея и с горы Синайской (Nedarim. 37 fol.). По справедливому разбору их у Гейгера (Urschrift. 254–258 ss.), они могли произойти только на основании очень тщательного, хотя и не всегда беспристрастного, изучения священного текста. Плодом такого же изучения могло быть талмудическое объяснение обратного нун (Числ. 10, 35–36) тем соображением, что им означаемый отдел стоит не на месте и, как у LXX, должен быть ранее 34 стиха (Sab. 115–116 fol.).

Затем, многие ученые придают критико-текстуальный и экзегетический характер ненормально пишущимся буквам еврейского текста: majusculae, minusculae и suspensaë в Суд.18– , вместо ; здесь вставлена буква малая, чтобы не оскорбить Моисея; в Числ.25 написано вместо – мир; в Лев. 11,42 в слове поставлена буква очень большая – может быть как срединная буква в Пятикнижии (Soferim. 9, с.). И эти своеобразные буквы очень древнего, доталмудического, происхождения; значение их талмудистам было неизвестно, но они свято заповедали всем писцам хранить неизменной их орфографию (Sab. 115).

Наконец, несомненно, критическое же значение имеют точки или звездочки над некоторыми словами и буквами, называемыми nikudot. В древних списках Самар. Пятикнижия, а также в латинских и греческих рукописях подобными значками выражалось критическое сомнение и указывалось на то, что эти слова должны быть изъяты из текста. В талмуде упоминаются с подобными знаками 10 слов в Законе, 4 в пророках и 1 в псалмах (Pesachim 9, 2, Nazir 23a, Berachot 4α, Menachot fol. 87b, Sanhedrin 43b) и этим знакам придается глубокая «синайская» древность. О причинах происхождения этих знаков нелишне привести соображение Гейгера, что в Быт.16 над сл. поставлен знак, потому что то же слово в 17 пишется без йот ; в Пс.27:13 сл. , обозначаемое таким же знаком, опускается в древних переводах и считается нынешними критиками неуместным в тексте (Graetz. Com. zu Psal. 27,13 и 106 s.). Относительно сл. в Быт.19 еще Иероним писал: appungunt Hebraei desuper quasi incredibile est... coire quemquam nescientem (Quaest. in Gen.). Подобные же критические и экзегетические соображения могли руководить древними соферимами и в других случаях употребления этих знаков, столь священных уже для талмудистов (ср. Strack. Prolegomena. 88–91 рр. Geiger. Urschrift. 257–258 ss.).

Итак, разумно-критическое отношение соферимов к священному тексту и благоговейное отношение талмудистов к их критическим замечаниям и непреложное исполнение их писцами, – вот два важных для нас факта из обозреваемого периода внутренней истории ветхозаветного текста. Третий важный для нас факт состоит в том, что изложенные критические соферимские замечания, неизменные для талмудистов, не переходили в намеренное изменение самого священного еврейского текста, так как ставя над строкой или на полях свои критические замечания, эти еврейские ученые никогда по ним не изменяли самых еврейских слов, возбуждавших их сомнения. Их примечания keri velo ketib и т.п. гласили, что при чтении и толковании ученый может предполагать рекомендуемое чтение, но в начертании самого текста должен непоколебимо следовать общепринятому письму. Таким образом, как счисление слов и букв, так и критические замечания неопровержимо убеждают в том, что священный еврейский текст был в это время благоговейно изучаем и охраняем, как неприкосновенная святыня. Вышеприведенные свидетельства Флавия и Филона вполне согласуются и с рассмотренными талмудическими свидетельствами: действительно, никто не считал себя в праве ни прибавлять, ни отнимать чего-либо из священного текста.

Насколько ветхозаветный текст сохранился в памятниках, происшедших в это время, с IV-гo в. до Р.Х. по II-й в. по Р.Х., можно утверждать, что он был существеннейше сходен с ныне существующим еврейским масоретским текстом. В рассматриваемый период написаны ветхозаветные неканонические книги, составлены: Самарянское Пятикнижие, переводы LXX толковников, Акилы, Феодотиона, Симмаха, Пешито, таргумы (в своих основах древнейших), написаны сочинения Флавия и Филона и Новозаветные Священные книги. Тщательное и беспристрастное изучение этих памятников в настоящее время заставляет считать текст ветхозаветных книг, бывший в руках у составителей этих памятников, сходным, как в общем, так и в значительнейших частностях, с нынешним еврейским текстом, и если считать эти памятники точной копией современного их происхождению еврейского текста, то придется признать чрезвычайно большое, едва не полнейшее, сходство их текста с нынешним еврейским текстом. Как ни пристрастны были древние исследователи этого вопроса, напр. Капеллус, тщательно отмечавший все малейшие уклонения древних переводов от еврейского текста, но и они должны сознаться, что между переводами и нынешним еврейским текстом сходства в 1000 крат более, чем различия.

Затем, нужно принять во внимание, что ныне никто уже не считает как древних переводов, так и других поименованных памятников точной копией современного им еврейского текста. Составители их делали свободный перифраз. Так, писатели неканонических книг, Флавий и Филон, в своих цитатах из ветхозаветных книг руководились течением собственных мыслей, приводили их в подтверждение своих положений, иногда не вполне согласных с истинным библейским учением (Напр. у Филона). Новозаветные писатели также большей частью следили не за буквой, а за духом и мыслью пророчественной ветхозаветных писателей, свободно, отступая от буквы, цитовали согласную с новозаветным исполнением пророчественную мысль богодухновенных писателей. Кроме того, И. Флавий, Филон и Новозаветные писатели часто, а первые два и исключительно, пользовались ветхозаветными книгами в переводе LXX, а не в еврейском тексте. Также мало можно считать копией еврейского текста древние переводы: LXX толк, и таргумы. Они в учено-богословской литературе и называются перифразами (или парафразами), потому что переводчики заботились не столько о точности перевода по сравнению с еврейским оригиналом, сколько об удобопонятности переведенного. Ныне признано, что большая часть уклонений перев. LXX и таргумов от еврейского текста допущена переводчиками намеренно, часто соответствует их особым богословским взглядам, и в такой же мере в этом случае переводы отличались от древнего, современного переводчикам, еврейского текста, в какой отличаются от нынешнего. Другие греческие переводы, Самар. Пятикнижие, Пешито отличаются буквализмом и точностью, но в соответствие этому они и значительно более сходны с нынешним еврейским текстом. Многочисленные и свободные уклонения от последнего, допущенные у LXX и в таргумах, в этих переводах, особенно у Акилы и в Пешито, исправляются и сближаются с еврейским текстом. Нельзя, впрочем, скрывать и того общепризнанного факта, что многие уклонения древних переводов от еврейского текста, предполагают разность в чтении и самого еврейского оригинала древнего и настоящего. Но это случается большей частью в словах и оборотах еврейских, затруднительныхдля понимания; часто могло происходить и от того, что переводчики, затрудняясь таковыми словами и оборотами и сочтя их ошибочными, предполагали, якобы «более правильное», гипотетическое свое чтение и по этому чтению составляли свои переводы. По неразборчивости еврейских рукописей, может быть иногда и ветхих, могли происходить, от ошибочного чтения, уклонения и в переводах. И эти все уклонения в той же мере приложимы к современному переводчикам еврейскому тексту, как и к нынешнему.

Во всяком случае беспристрастный анализ древних переводов и других вышеупомянутых памятников рассматриваемого периода неоспоримо должен убеждать всякого ученого исследователя в той истине, что все эти памятники в тысячу крат более подтверждают неповрежденность ветхозаветного текста и сходство его с настоящим текстом, чем поврежденность и различие.

Выше упомянуто было об одном корифее рассматриваемого периода – раввине Акибе и его благоговейнейшем отношении к священному тексту. Этому раввину некоторые из современных ученых приписывают очень многое. Они приписывают ему последнее и окончательное установление (в согласных, конечно, лишь буквах) ныне известного еврейского текста. В это время Акибой и его единомышленниками, говорят, избрана была одна основная рукопись священного еврейского текста, после тщательного сличения ее со всеми другими авторитетными библейскими списками, и с нее постановлено Акибой и его школой тщательнейше списывать точно до малейшей скрупулезности все другие библейские рукописи; несогласные же с нею все. другие рукописи велено уничтожить. Это постановление было исполнено, а потому все появившиеся после этого времени переводы (а таргумы?) и рукописи вполне сходны между собой и с нынешним еврейским текстом. Это предположение разделяют Корнилль, Лягард, Буль и многие другие ученые. Основанием для него послужило талмудическое упоминание о некоторых храмовых священных списках и критическом выборе их чтений. Талмудическое свидетельство читается так: «найдены в преддверии храма три кодекса Закона с вариантами в чтении еврейских слов. В одном читалось , а в двух других (Втор.33:27), еще: в одном кодексе найдено чтение , а в двух других (Исх. 24, 5), и наконец в одном найдено 9 раз , а в двух других 11 раз . Во всех этих случаях избрано согласное чтение двух рукописей и отвергнуто чтение одной рукописи» (Ier. Taanit. IV, fol. 68b. Mas. Sofer. VI, 4 p. XII. Ier. Meg. 4, 2). Но беспристрастное чтение и анализ этого талмудического свидетельства могут убеждать с несомненностью лишь в критически научном занятии древних еврейских до-талмудических ученых священным текстом. Об уничтожении же различных рукописей нет здесь и речи. Так понимал это свидетельство в свое время и Гейгер (Urschrift. 232–234 ss.), а позднее Епштейн (Recueil des travaux... Chwolsohn. Berl. 1899, 42). Поэтому упомянутую гипотезу Дильман справедливо признает «невероятной» (Herzog. Real-Encyklopedie. 11, 165). Она и действительно невероятна по следующим основаниям.

1) Во втором веке по Р.Х. во время Акибы, ветхозаветные книги были распространены среди евреев «всего мира», живших обширными и многолюдными поселениями, как в Палестине, так и далеко за пределами ее: в Вавилоне, Египте, Риме, Греции и других странах (Деян.29–11; 17:16–18). Во всех их поселениях Свящ. ветхозаветные книги находились в постоянном употреблении, тщательно с юности всеми изучались (2Тим.2:15–16), ежедневно в синагогах и в домах читались (Деян.8 гл.) и без сомнения тщательно хранились. Можно без всякого преувеличения сказать, что Свящ. книги были в это время написаны и распространены по разным городам и странам не в одном миллионе экземпляров. При этом вполне естественном соображении, как же можно допустить предполагаемый выбор одной архетипной рукописи и истребление всех других несогласных с нею списков? Как все это производилось? Неужели посланцы Акибы ездили из одного города в другой, из одной страны в другую по всему свету, собирали и сожигали все таковые рукописи и в замен их выдавали новые, одобренные Акибой? Что-то очень невероятное получается. Никто такому предположению не поверит, тем более, что ни в иудейских, ни в христианских памятниках не сохранилось ни малейших следов сведений о таком деле. А такое дело не осталось бы, думаем, без крупных и серьезных общественных в иудействе волнений. Если у русского малограмотного в XVII веке народа Никоновское изменение текста богослужебных книг привело к громадному многовековому старообрядческому движению, то что сказать о евреях, день и ночь, с детства и до старости, сидевших над изучением закона и счислением его слов и букв? Неужели они равнодушно отнеслись бы к таковому грандиозному истреблению их многовековой святыни и не сохранили бы в своей письменности следов, если не резкого фанатического движения, то хоть скромной и смиренной жалобы на таковых «истребителей»? Однакож ученые защитники рассматриваемого предположения ничего подобного в еврейской литературе не указывают. Должно быть и нечего указывать. А христианские ученые мужи, современники Акибы и его учеников, близко знакомые и полемизировавшие с иудейством: св. Иустин, Мелитон, Ориген и др. разве оставили бы без внимания такой крупный факт, свидетельствовавший о «порче» Священных еврейских книг? Думаем, что их молчание также невозможно и неестественно, как и молчание иудеев. – Выход из подобных законно-исторических недоумений может быть лишь один: ничего подобного в действительности не было, никто не ездил и не истреблял Священных списков и не заменял их новым «Акибовским» изданием...

2) Если, в самом деле, при Акибе были истреблены все несогласные с его архетипной рукописью списки, то откуда появились, издавна и многократно засвидетельствованные в талмуде и древних переводах, варианты в еврейском тексте? Отчего не произнесен такой же строгий суд над этими отступлениями от архетипа, если он был произнесен над миллионами рукописей?.. Опять все это невероятно, неестественно и невозможно.

3) Истинный и действительный повод к появлению рассматриваемого предположения заключается в «удивительном сходстве» всех известных со второго века по Р.Х. памятников ветхозаветного текста. Но такое сходство с наибольшим удобством, без всяких исторических несообразностей и невероятностей, объясняется тщательным хранением евреями свящ. текста и неизменностью последнего. Этот факт засвидетельствован действительно и многократно иудейскими и христианскими памятниками...

Из всего рассматриваемого предположения для нас может быть вполне резонен и полезен тот вывод, что священный еврейский текст во втором периоде тщательно изучался и охранялся авторитетными в иудействе учеными мужами, что и стоит в полном согласии со всем высказанным нами в настоящем отделе.

Третий период внутренней истории ветхозаветного еврейского текста обнимает время деятельности талмудистов и составления талмуда, приблизительно с III по VI в. по Р.Х. Каково было в это время состояние священного текста и какие принимались меры к охране его неповрежденности? Многочисленнейшие изречения, замечания, узаконения, правила и предписания талмудических авторитетов показывают, что ветхозаветный текст в их время был уже вполне установлен, даже в больших частностях, чем при соферимах, в точности и до мельчайших подробностей всем известен, считался неприкосновенной святыней во всех отношениях и соответствовал нынешнему еврейскому тексту. Талмудисты, с своей стороны, прилагали все зависевшие от них меры к тому, чтобы этот текст и на будущее время предохранить от возможных, по естественной человеческой слабости изменений и порчи. Что касается общей установленности и полной неприкосновенности еврейского текста в период талмудистов, то после сказанного о тексте при соферимах, нет уже и нужды об этом распространяться, так как и при соферимах был текст уже вполне установлен и неизменяем, и в таком виде застали его талмудисты. Что же касается забот их об охранении текста неповрежденным и неизменным и на будущее время, то об этом должно сказать следующее. С этой целью в талмуде записаны вышеприведенные соферимские счисления слов и букв Священного текста, особенно Пятикнижия, Псалтири и Паралипоменон. Соглашаясь с соферимскими счислениями, талмудисты лишь задавались вопросом: к какой половине книги относить среднее ее слово или букву – к первой или второй (Kidduschim. 30а). Они и сами увеличили в некоторых отношениях разные счисления, Напр. определили, как часто или сколько раз какое-либо слово употребляется в известной книге или отделе ее, или во всем Ветхом Завете, т.е. положили начало конкорданции. Вычислили, сколько раз Напр. выражение: человек Божий прилагается к известному лицу и вообще употребляется в Библии (Sabbat. 49b; Iebamot. 86b); сколько раз слово употреблено вместо (Meg. 4. 2. Aboth. Natan. 34 с. Geiger. Urschrift. 235–236 ss.).

С целью предохранения священного текста от изменения и на будущее время, талмудисты издали много мельчайших правил о тщательнейшей переписке священного текста. Они точно определяли форму библейских манускриптов, отличительные черты манускриптов еврейского и иноземного происхождения (Gittin. fol. 45, 2), часто повторяли правило, что библейские манускрипты нужно переписывать со всевозможной тщательностью, наставляли переписчиков, чтоб всемерно старались избегать смешения сходных по начертанию букв: алеф иаин, бет и каф, гиммель и цаде, конечного мем с срединным, даже знаков (букв) открытых и закрытых парашей (Sabbat, fol. 103, 2). Они неоднократно выражали требования, чтобы переписчики точно и неуклонно начертывали буквы с своеобразным видом: majusculae, minusculae, suspensae, nekudot и т.п. (Baba Batra 109b. Sanhedrin. 103a); даже некоторые своеобразные украшения – коронки вокруг букв должны были писаться точно и единообразно всюду в священном тексте (Menachot. 29b). Авторитет всех этих орфографических особенностей ограждался «преданием о них от Моисея и с горы Синайской». Для переписчиков священного текста талмудисты полагали правила для разделения слов и букв: пространство в величину буквы должно разделять одно слово от другого, а в ширину волоса – букву от буквы (Sabbat. 103b. Menachot. 30b). В талмуде дано переписчикам очень много правил еще более частных, возможных только у людей чрезвычайно благоговейно относившихся к свящ. тексту и старавшихся хранить его, как зеницу ока. Таковы напр. следующие правила: поле свящ. манускрипта должно быть разграфлено черными чернилами; сверху должно оставлять свободное пространство на три пальца в ширину и снизу на четыре пальца; в столбце должно быть от 48 до 60 строк, в строке 30 букв; ни одной буквы без внимания не должно писать; каждое слово сначала прочитать, потом громко произнести и уже писать; должно писать правой рукой, а не левой; сокращений слов не следует допускать; буквы во всем манускрипте должны быть одной величины; писать свящ. свитки мог только природный еврей, искусный в письме, или по нужде – прозелит, но не имели права писать отпадший, раб, женщина, немой, самарянин. Перед началом писания должно молиться Богу, а когда приходится написать священное имя Божие, а тем более имя Иеговы, должно каждый раз произносить следующие слова: «я желаю написать имя Божие, чтоб служило сие во славу Божию». Если эти слова хоть однажды не произнесены, весь свиток терял священный, особенно синагогальный, характер. Написанный свиток тщательно, в течении 30 дней, испытывали сведущие люди, и если находили в нем хоть две или три ошибки, то не допускали к употреблению в синагоге (Menachot. 29b. Sopher. 3, 9. 5, 8). Обветшавшие и с ошибками манускрипты сжигались или хоронились.

Но кроме поименованных правил, свидетельствующих о тщательности в соблюдении механической точности свящ. текста, талмудические указания свидетельствуют и о стремлении талмудистов к научно-критическому тщательному изучению священного текста и о сохранении его правильности при помощи научных средств, доступных предшествовавшей и современной талмудистам эпохе. С этой целью талмудисты записали выше нами обозренные соферимские счисления и критические замечания: keri velo ketib, ketib velo keri, keri u ketib (Nedarim 37b. Kidduschim 30а и др.). Согласно талмудическим предписаниям эти соферимские замечания остались неизменными и сохранными до настоящего времени.

Кроме того в талмуде встречаются следующие критико-текстуальные замечания, обязанные своим происхождением самим талмудическим авторитетам: al tikri ken ve ala ken – читай так, а не так. Эта формула обыкновенно употребляется в таких случаях, где талмудический авторитет высказывает какое-либо своеобразное толкование священного текста и в подтверждение его предлагает и особое отличное от общеупотребительного чтение. Напр. в Числ.24:6 – вм. – чт. (Berachoth. 15b); в Пс.68 вм. чт. (Sabbat. 88b), в Еккл.8 вместо чт. (Gittin fol. 46). Рекомендуемые талмудистами чтения не вошли и в нынешний еврейский текст, как не входили и при них, потому что основаны были не на действительных данных священного текста, а на личных предположениях. – Такое же происхождение имеет и другая критико-текстуальная формула талмудистов: jesch em lemikra ve jesch em lemasoret – сие есть мать чтения mikra, и сие есть мать чтения masoret. Выше, во внешней истории ветхозаветного текста, говорено было, что талмудистами существующему и общепризнанному тексту (mikra) противопоставлялось также гипотетическое чтение (masoret), ни на чем не основанное, а придуманное лишь для подтверждения какого-либо спорного положения (Strack. Proleg. 66–70 рр.). И эти гипотетические чтения талмудистов также не вошли в существующий ныне евр. текст, несмотря на все уважение евреев к талмудистам. В талмуде рекомендуются еще чтения эвфемистические, с заменой слов резких и оскорбительных по своему нравственному значению для слуха, особенно при богослужебном чтении в синагоге. Таковы: (осквернять) вм. (лежать) (Втор.28:30; Ис.13:16; Зах.2. Иер.3:2); вм. (нарост) – – (Втор.28:27; 1Цар.5:6; 6:4–5 и др. Megilla 25b). Эти исправительные чтения, несомненно, введены самими талмудистами по религиозному благоговению читающих и слушающих слово Божие. Но опять, как и предыдущие, и эти чтения не внесены в нынешний текст, а помещаются в подстрочных примечаниях. Все перечисленные критико-текстуальные замечания и предположительные чтения, рекомендуемые талмудистами, свидетельствуют о тщательном экзегетическом изучении ими священного текста и благоговейном отношении к последнему, как к неизменной святыне. Все рекомендуемые ими чтения не вносились и ныне не внесены в самый текст, а оставлены на поле, потому что самый текст не подлежал никаким изменениям.

Цитуемый и толкуемый в талмуде свящ. еврейский текст, когда он приводится вполне буквально и точно, вполне тождествен с нынешним еврейским текстом. А так как талмудисты часто приводили его на память и нередко перифрастически, а иногда даже в своих спорах и по личным соображениям и намеренно уклонялись от истинного чтения, то их уклонения и теперь остаются не соответствующими еврейскому нынешнему тексту, как они, вероятно, уклонялись и от современного им обще-синагогального. Составленный в этот же период времени перевод бл. Иеронима очень сходен с нынешним еврейским текстом и подтверждает неповрежденность ветхозаветного текста и сходство его с автографическим и настоящим еврейским текстом.

Четвертый период. Этот период во внутренней истории ветхозаветного текста обнимает время деятельности масоретов и их труды касательно ветхозаветного текста, с VII-го по X в. по Р.Хр. Выше, во внешней истории ветхозав. текста, особенно в истории пунктуации, мы уже встречались с масоретскими трудами и несколько характеризовали их. Теперь дадим более общее и подробное сведение о них и их значении критико-текстуальном. Не раз уже упомянутый нами ученый Иоанн Буксторф дает следующее характерное определение масоры: «масора есть критическая доктрина, изобретенная древними еврейскими мудрецами, касательно текста Св. Писания, наука, в которой стихи, слова и буквы библейского текста исчислены, отмечена всякая разность между ними и показана точно в своем месте, – для того чтобы постоянное и неповрежденное чтение текста сохранялось и навсегда предохранено было от всякого изменения и порчи и непоколебимо укреплено» (Tiberias. 6 р.). Вот как определяет характер и задачи масоретских трудов и значение их по отношению к библейскому тексту ученый, специальными трудами коего по этому вопросу и доселе все пользуются в весьма значительной мере. И более поздний, очень авторитетный ученый Буль утверждает, что «целью и задачей масоретских трудов было устроение ограды вокруг закона и предохранение точнейшим и тщательнейшим контролем библейских манускриптов от изменений и произвола писцов. Находящиеся здесь замечания об особенностях текста во всех отношениях, зарегистрированные единичные случаи словоупотребления, или словосочетания, или пунктуации и акцентуации, содействовали тому, что свящ. текст сохранился до нас в том единственном и неизменном во всех малейших частностях виде, в каком его застало в начале масоретское предание. От этого все масоретские труды, появлявшиеся независимо друг от друга в разных ученых центрах иудейства, заключают в себе один и тот же текст с малейшими лишь и незначительнейшими разностями» (Buhl. Kanon und Text d. alt. T. 1891 г. 94–95 ss.). Итак, приговоры обоих ученых мужей, отделяемых один от другого не одним столетием, сходны в том, что масореты сохранили неизменным ветхозаветный текст с своего до настоящего времени. Что касается ученого материала, вошедшего в масоретские труды, то он обычно получает свой авторитет по наименованию своему: от – передавать от одного другому (Числ.31:5, 16). Этим наименованием, согласно свидетельству самих масоретов и существу дела, означается то, что масоретский материал имеет глубокую древность, сохранился в устном предании из поколения в поколение и масоретами предан лишь письму. По крайней мере несомненно, что свящ. текст, по отношению к коему масореты производили и записывали свои многочисленные замечания и счисления, имел во всех своих частностях в глазах масоретов глубокую древность и неприкосновенную святыню. Доказательство этому мы уже выше видели в еврейской пунктуации и отношении к ней масоретов. Сличая содержание масоретских замечаний и счислений с более древними еврейскими письменными памятниками, ученые находят, что эти замечания и счисления, конечно в значительно меньшем виде, находятся в древних и поздних частях талмуда, в древних мидрашах и особенно в после-талмудических трактатах: Masseket sefer tora и Masseket soferim. Встречающиеся в упомянутых еврейских ученых трудах счисления и замечания вполне сходны с аналогичными же счислениями и замечаниями масоретских трудов.

История масоретских трудов представляется в следующем виде. Масоретский материал помещался и помещается или вместе с библейским текстом, на полях свитков, или в отдельных свитках. Масоретские замечания, помещаемые на полях библейских списков (massora marginalis), занимают место вверху или внизу священного текста, имеют больший объем и называются большой масорой (massora magna), а помещаемые рядом с священным текстом и меньшие по объему называются малой масорой (massora parva). Самостоятельные масоретские труды заключают в себе материал большой масоры. В некоторых библейских списках и изданиях масора помещалась в конце всего священного текста и называлась конечной масорой (massora finalis). Обыкновенно масоретский материал располагается в алфавитном порядке, под особыми и своеобразными масоретскими формулами и наименованиями разных замечаний и счислений. Древнейшим масоретским трудом считается труд Аарона-бен-Моисея бен-Ашер из X века, Тивериадского ученого: Horajat ha qore – правила чтения и пунктуации. Здесь вместе со строго масоретскими сведениями и замечаниями помещены и чисто грамматические, которые в последующих списках стали выделяться в особые грамматические и филологические труды. В следующем XI столетии, около 1028 года, появился строго масоретский труд Иуды-бен-Жерсона: «Ochla» (по первому слову – 1Цар.1:9; Быт.27:19), давший и на будущее время название многим масоретским трудам. В следующем XII веке появился масоретский труд: Ochla ve Ochla – очень сходный с только что упомянутым. В конце ХII-го и начале ХIII-го века такого же рода труд издан испанским раввином Мейером Галеви (†1224 г.). В окончательно упорядоченном и цельно напечатанном виде масоретский материал издавался в дальнейшее время: Иаковом-бен-Хайим в раввинской Библии (1525–1526 гг.), Элием Левитой – Massoret ha massoret (1538 г.), Буксторфом в раввинской Библии (1618 г.) и в Тивериаде (1620 г.), Менахем ди Лонцано (1618 г.): «Or tora» и Норцием (1626 г.). В XVIII столетии масоретских трудов почти не издавали. В XIX-м было очень много ценных и критически-обработанных изданий: Гейденгейма (1832 г.), Дуккеса, Френсдорфа, Бэра, Штракка, Деренбурга, Виккеса и Гинсбурга (1880–1885 гг.: The Massorah compiled from manuscripts, alphabetically and lexically arranged I-III). Очень много тщательно проверенных и систематически-подобранных масоретских примечаний и счислений находится у Френсдорфа: Die massora magna (Leipz. 1876 г.), и у Бэра и Делима в критически-обработанном издании еврейского текста ветхозаветных книг, в приложениях (Leipzig. 1869–1895...).

Содержанием масоретских трудов служили следующие исчисления. Вышеупомянутые, записанные в талмуде, соферимские счисления слов, среднего слова, буквы и стиха разных Священных книг, критические замечания соферимов: ittur – и tikkun – soferim, keri velo ketib, ketib velo keri, keri u ketib; замечания талмудистов о буквах больших (majusculae), малых, обороченном нун, о знаках разных закрытых и открытых парашей и т.п. – все это внесено в масору, лишь с некоторыми пополнениями и точными указаниями на количество разных счислений и замечаний. Кроме того, сами масореты и предшествовавшие им еврейские ученые занялись самостоятельным, еще более скрупулезным исчислением слов и букв священного текста и плоды своих гигантских трудов записали в масору. Так, в талмуде было записано количество стихов (pesukim) лишь некоторых книг: Пятикнижия, Псалтири, Паралипоменон, – в масоре исчислены стихи всех до одной книг: в Быт. 1534, в Исх. 1209, Лев. 859... Нав. 656, 3–4 Цар. – 1534, Иер. 1365... 12 мал. прор. 1050... Притч. 915 и т.д. Средний стих соферима-ми и талмудистами определен лишь в Пятикнижии и Псалтири, – в масоре в каждой книге: Быт.27:40; Исх.22:28; Числ.17:20... Нав.13:26... 3–4Цар. в 3Цар.22:6; Иер.28:11; Иез.26:1; Мих.3:12... Затем, масореты вычисляли величину всех стихов и состав их и нашли, что самый большой стих в Иер.21: 7 – из 40 слов и 160 букв; 3 стиха состоят каждый из 80 букв; напр. Числ.36:8; 14 стихов состоят каждый из 3 слов; 7 стихов состоят каждый из 15 слов; в 26 стихах употребляются все буквы алфавита, напр. Иез.38:13, Соф.3:8; два стиха в Законе начинаются буквой самех (Исх.32:8; Числ.14:19); 11 стихов начинаются и оканчиваются буквой нун (Лев.13:9...); в 3 стихах употребляется однажды: и четырежды (Числ.11:19...); в трех стихах употребляется трижды и трижды (Исх.29:5...); три стиха начинаются словом и оканчиваются и заключают мысль о том, что Господь памятует во веки (Втор.31:3...); в трех стихах соединяются слова и – совершать грех (Иез.18:3...); в 10 стихах употребляются и в 10 – и – Быт.33:5...

Таким образом, кроме механического и арифметического исчисления, касательно величины и состава стихов, масоретские исчисления занимались и конкорданционным разбором и систематизацией словесного состава стихов, имеющими не мало преимуществ перед работой первого рода. – Не менее многочисленны, не встречавшиеся ранее, масоретские исчисления касательно букв и слов священного текста. Таковы исчисления: сколько раз какая буква употребляется в Библии вообще: алеф – 42377, бет – 38218, гиммель – 29537, далет – 32530...; сколько раз известная буква бывает начальной или конечной в словах: буква каф бывает конечной в 10981 слове, мем – в 24973 словах и т.д.; сколько букв в каждой Священной книге: в последней части Бытия 4395 букв, во всем Законе 600045 букв и т.п.

Орфографические исчисления масоретов касаются слов plene и defective написанных и заключают перечень относительно каждого слова и его библейского правописания. Напр. сл.: Быт.1 два раза написано plene и однажды (Руф.2:18) defective, оба раза пишется defective Быт.1:14... Особенно же отмечаются случаи ненормального в указанном отношении правописания, Напр. – Числ.14"более 10 случаев писать дефективно (без йот в середине) не следует». Подобным образом и вообще отмечалось правописание, чтобы оно и впредь неизменным сохранялось писцами, а не переделывалось по обычному правописанию. – Заслуживают упоминания масоретские конкорданционные исчисления слов и словосочетаний. Например, где и сколько раз употребляется словосочетание – 9 раз; или: – бояться Бога – 7 раз (Быт. 42, 18); – клясться Богом – 4 раза (1Цар.30:15.)... и и т.п., где употребляется патах при атнахе – Быт.21– двенадцать раз. Также перечисляются формы дагессированные и с другими отличительными гласными знаками: – Быт.1– трижды с дагешем и с патахом... Отмечается значение слов сходных по начертанию и разных по значению: – 6 раз в значении – лист (Быт.6:11), а в прочих – восхождение; – 8 раз в значении языческий бог (Быт.19:8), а в остальных – истинный Бог; – в трех значениях: пасти, сокрушать, быть злым (Притч.29:19). Тщательно вычисляется и отмечается употребление в стихах разных частиц, в начале, конце и середине стихов, напр. , и др.; так: вычислено, что – 10 раз в начале стихов во Втор. и 4 раза – у Иеремии; – 5 раз в начале стихов; – 2 раза; – 3 раза в Законе... Этими вычислениями давалось руководство к точному сохранению и восстановлению величины стихов на будущее время.

Поименованные счисления и замечания масоретов, правда, не дают прямых средств в каждом единичном случае решать вопрос о неповрежденности священного текста и сохранении его неизменным, но косвенных к сему средств дают не мало. Первее всего, они обнаруживают величайшую заботу масоретов о сохранении в неповрежденности ветхозаветного текста не только при них, но и на будущее время. Скрупулезнейшие и непосильные нам масоретские счисления слов и букв священного текста предполагают слишком тщательное изучение последнего, предупреждают возможность не только крупной и значительной порчи его, но и незначительной. Лицам, проводившим весь век в исчислении слов и букв священного текста, легко было обнаружить всякую малейшую неисправность в каждой новой рукописи. Вышеупомянутые счисления, вероятно, вели за собой заучивание на память всего священного текста, включительно со всеми его частностями, а потому во всякой вновь написанной библейской рукописи эти ученые мужи легко могли заметить погрешности и скоро исправить их, не справляясь даже с особо авторитетными списками. Тем более, конечно, легко было этим счетчикам исправлять погрешности по сличению с известными им авторитетными библейскими списками.

Но кроме приведенных счислений и замечаний, арифметических и конкорданционных, в масору входили счисления и замечания научного критико-текстуального характера. Так, здесь повторяются вышеприведенные подобные же замечания соферимов и высказываются новые замечания, плод критико-текстуальных наблюдений самих масоретов. Одно из таких замечаний читается – «думают, предполагают». Это замечание ставится масоретами преимущественно в тех (до 200) случаях, где стоящее в тексте чтение представляется грамматически неправильным. Например, Быт.19– – помечено , т.е. трижды должно бы стоять в жен. роде сказуемое , так как подлежащее его употребляется обычно в жен. роде (напр. Иер.15:9; Исх.22:3), именно: еще у Иер.48 при (огонь) и Дан.8:3 при (рог), так как оба эти существительные употреблены здесь в женском роде. Другой пример: в Исх.4 к слову поставлено , так как здесь указывается направление на вопрос: куда, и должно быть поставлено locale. Подобные же замечания поставлены в Лев.6:8. Числ.9:6. Втор.16:19... Во 2Цар.18 отмечается перед и – пропуск interrogativum. B 28 случаях назначается согласование сказуемых с подлежащими в числе, лице и суффиксах. Везде эти замечания, очевидно, обязаны своим происхождением, с одной стороны, тщательным грамматическим наблюдениям над библейским текстом, а с другой – желанию охранить существующий текст от произвольного исправления его по грамматическим соображениям последующими «призванными и не призванными справщиками и переписчиками».

Несомненно, такой же критико-текстуальный и посильно-научный характер имеют многочисленные, записанные в масоре, примечания, формулируемые: keri и ketib, причем словом ketib означается существующее и записанное в тексте чтение, а словом keri означается гипотетическое, желаемое для ученых читателей и толкователей Библии, чтение. Этих примечаний в масоре собрано очень много. Элий Левита насчитывал их 848: 65 в Пятикнижии, 454 в Пророках и 329 в Писаниях; в новых изданиях масоры насчитывают их более – 1314 (Buhl. Kanon... 100 s.). Ветхозаветная библиологическая литература наполнена продолжительными и доселе не законченными спорами о происхождении и значении для вопроса о неповрежденности ветхозаветного текста масоретских примечаний keri и ketib. На чем основаны и как произошли чтения keri? Одни ученые утверждали и утверждают, что чтениям keri соответствовали действительные варьированные чтения во многих древних, масоретского и до-масоретского периодов, еврейских рукописях. Отсюда в свое время Капеллус, Морин и многие другие ученые делали вывод, что в древних до-масоретских и масоретских еврейских рукописях было значительное разнообразие в чтении священного текста; большинство вариантов того времени утратилось и предано забвению, но некоторые из них не решались масореты совсем предать забвению и сохранили в keri. Другие думали и думают, что чтения keri были в древности общепринятыми и стояли в самом тексте, а впоследствии вытеснены, заменены чтениями в textus receptus ketib и оставлены лишь в масоретских примечаниях (Buhl. Kanon... 100–102 ss.). Но также с давнего времени высказывалось и высказывается, начиная с Буксторфов, иное объяснение происхождения чтений keri и ketib. По мнению этих ученых, чтения keri основаны не на действительных вариантах в разных библейских списках, а на собственных критико-текстуальных, грамматических и эвфемистических соображениях разных еврейских ученых до-масоретского и масоретского периодов (Buxtorfius. Anticritika. II, IV-V вв. Позднее: Hupfeld. Stud u. Kritik. 1830, 554. – Buhl. Kanon... 102 s. и др.), а потому существование их, при всей их многочисленности, нисколько не касается неповрежденности самого священного текста, как древнего, так и настоящего времени, подобно тому как нынешние ученые критические гипотезы и изменения в тексте нисколько не доказывают изменения и действительных вариаций в последнем. Чтобы сделать серьезный и строго-научный выбор из высказанных предположений и через то решить вопрос о состоянии текста в масоретский период, рассмотрим некоторые чтения keri, наиболее многочисленные.

Самые многочисленные keri состоят в замене текстуального священного непроизносимого имени Божия удобопроизносимым именем . Эти замены особенно необходимы были при синагогальном торжественном чтении священных книг, при коем имя Иегова, как непроизносимое, неизбежно требовало соответственной замены чем-либо произносимым, каковую и давало подстрочное чтение keri. Таких keri очень много и очевидно все они произошли не вследствие действительных вариантов в свящ. списках, а намеренно введены самими еврейскими учеными мужами очень давнего времени, а масоретами, согласно существовавшей синагогальной практике, записаны. Таким образом, к вопросу об изменении ветхозаветного текста этого рода keri, самые многочисленные нужно заметить, не имеют никакого отношения.

Затем очень много чтений keri имеют явный характер грамматически-корректурной поправки. По вычислению Буксторфа буква поправлена в keri в следующих случаях: в 30 местах вставлена в начале слов, трижды в средине и 29 в конце слов; буква исключена 20 раз в конце слов, – 4 раза в начале слов, – 7 раз в начале и 43 раза в конце слов; в 22 словах заменяется буква буквой – в начале слов, в 76 – в средине и в 56 заменяется буква буквой ; в 62 словах перестановляется буква ; 10 слов не пишутся в тексте, а читаются, и 8 слов пишутся, но не читаются. Таим образом 350 keri имеют искусственное грамматически-корректурное происхождение. Несомненно такое же происхождение имеют 22 чтения keri, в коих заменяется слово женской формой – сообразно контексту и словосогласованию (Tiberias. 137–139 рр.). Очень много чтений keri состоит в замене, стоящей в тексте архаической формы мужского рода , формой женского рода , при согласовании с существительным женского рода. И эти чтения, несомненно, имеют критико-корректурное происхождение. Орфография имени Иерусалима: замена стоящего в тексте послепленным правописанием (2Цар.5:15); разделение в keri неправильно соединяемых в тексте слов: в Пс.55 вместо чтение – возмет их смерть; и в Пс.123 вместо чтение – – уничижение гордых; также Пс.10:10; Иер.6:29; Плач Иер.4:3; Иез.42:9; в 3Цар.7 поправка слова с неправильным расположением букв словом – сии, соответствующим контексту, в Пс.100 и в Ис.9 замена отрицательной частицы местоимением , оправдываемая всеми толковниками и переводами, – все эти замены также имеют грамматически-корректурное происхождение и оправдываются нынешними учеными. Таким же, очевидно, путем произведена замена так называемых άπαξ λεγόμεν᾿ов, т.е. единственных в Библии слов, Напр. у Иез.25 слова (которому нынешние ученые, по аналогии с персидским языком и словоупотреблением, придают значение: пища), общеупотребительным – добыча. Подобных замен, лексических и грамматических, очень немало в позднейших ветхозаветных книгах, особенно у Иеремии, Иезекииля, Даниила, язык коих носит значительную иноземную арамейскую окраску.

Несколько из других побуждений вытекали, но также основывались не на действительных варьированных в разных списках чтениях, а на собственных благочестиво благоговейных соображениях еврейских богословов, не малые эвфемистические поправки. Еще в талмудических трактатах признавалось за правило: оскорбительное для слуха чтение заменять благозвучным и благоговейным (Bab. Meg. 25b. Tosefta Meg. IV, 228 р.). Эта замена особенно необходима была в отделах, читаемых в синагоге при богослужебных собраниях. Масоретами увеличено число эвфемистических изменений и внесено в keri; напр. у Ис.13 и Иер.3 слово – осквернять, замененное словом – лежать. Такие замены встречаются часто в книге Иезекииля, отличающейся пластичностью образов и резкостью выражений и сравнений (Напр. главы 16 и 23 и др.). Несомненно, и эти очень многочисленные чтения keri своим существованием нисколько не доказывают порчи ветхозаветного текста.

Общий вывод из обозренных разных наиболее многочисленных категорий чтений keri получается тот, что эти чтения обязаны своим происхождением не действительным вариантам в разных рукописях, а собственным критико-текстуальным, грамматическим и богословским соображениям различных древних еврейских ученых мужей, до-масоретского и масоретского периодов.

Нельзя, впрочем, скрывать, что в масоретских трудах встречаются и действительные, всеми учеными признаваемые, указания на варианты в разных библейских списках. Таковые указания можно видеть в масоретских замечаниях, означаемых формулой: – заблуждаются (от – впадать в ошибку и заблуждение), часто с добавлением: – писцы, т.е. переписчики некоторых библейских списков вводят неправильным чтением в заблуждение своих читателей, чего следует избегать. Напр. в Исх.22:29 под словом – замечено – заблуждаются в этом слове писцы, – потому что в некоторых списках писалось , причем это т бралось неправильно из предыдущего слова . Еще: в Исх.23 к слову замечено, что здесь должно читать , а переписчики неправильно пишут и вводят в заблуждение. Еще: Быт.24:4; 47– помечено, что в первом чтении () в 5 случаях, а во втором (в слове ) в 6 случаях переписчики вводят читателей в заблуждение ошибочным письмом. Но нужно заметить, что иногда встречающаяся у масоретов формула не указывает, как в приведенных примерах, на действительные варианты, а имеет целью лишь предупредить возможный вариант. Напр. во Втор.28:46 замечено, что выражение – и семени твоему во век – встречается трижды в Библии, еще: в 1Цар.20:42 с изменением и в 4Цар.5. Очевидно, масоретское замечание предупреждало передисчиков, чтобы они не исправляли одно выражение по другому и тем не вводили читателей в заблуждение (Tiberias. 261–262 рр.). Поэтому, вопреки Гретцу, считающему эту формулу ясным и постоянным указанием на варианты (Com. zu Psalmen. 117–118 s.), Френсдорф считает ее лишь «предупреждением» для читателей и переписчиков, чтоб оригинальной формы текста не считали ошибкой и не изменяли ее по общеупотребительным словам и оборотам (Frensdorff. Massora Magna. 7 s.).

Затем, нельзя скрывать, также признаваемого всеми учеными, ясного свидетельства о существовании в масоретский период не малого числа вариантов в разных библейских списках, о чем говорят цитуемые в масоре разные чтения так называемых «восточных и западных» списков , при чем под «восточными» списками разумеются списки и ученые еврейские вавилонских школ, а под «западными» – палестинские и преимущественно Тивериадские еврейские ученые, списки и школы. В масоретских трудах разностей между списками этих двух мест происхождения указывается не мало, хотя в большинстве они касаются гласных знаков и разных мелочей, а некоторые касаютс,я и согласных букв и подтверждаются разными древними переводами палестинского и вавилонского происхождения (Geiger. Urschrift... 481–490 ss.). У Бэра и Делича они собраны после всякой Священной книги, а самое древнее собрание их помещено у Иакова-бен-Хайим в конце масоры (1526 г.). Замечательно, что в этом древнем сборнике не показано ни одного варианта касательно Пятикнижия, «по причине тщательности переписчиков Закона и исправителей его списков и ежесубботнего чтения его в синагогах» (Strack. Proleg. 36–41 рр.).

Наконец, кроме всех поименованных счислений и замечаний, масоретам все нынешние ученые приписывают окончательное установление и закрепление на все времена ныне известного еврейского ветхозаветного текста во всех его частностях, согласных буквах, гласных знаках, акцентах и делениях. Поэтому существующий ныне еврейский текст и называется масоретским.

Из всего предыдущего обзора масоретских трудов, характера, содержания и наименования их ясно видно, что в установлении библейского текста они не следовали и не считали себя в праве следовать собственному произволу и своим личным соображениям. Они на это никак не могли решиться. Для них существовавший священный текст был неприкосновенной святыней. Изменение в нем, при всех казавшихся им грамматически-корректурных погрешностях и недостатках в нем, не допускалось ими ни под каким видом. Напротив, помещая свои критические, грамматические, орфографические и иные сомнения и замечания всегда отдельно от священного текста, или на полях и в конце библейских списков, или в совершенно отдельных свитках, масореты своими счислениями и пометками орфографических и грамматических уклонений предупреждали и будущих переписчиков, критиков и толковников священного текста, от подобных поправок и изменений, хотя бы наукой и оправдываемых.

Итак, несомненно, принятый масоретами библейский текст заимствован ими у предшествующих поколений, представителей еврейской синагоги и школы, восходящих до талмудистов, соферимов и самих священных ветхозаветных писателей, и тщательно охраняем был всей массой еврейского народа и его духовных вождей.

В заключение обзора четвертого – масоретского – периода внутренней истории ветхозаветного текста, имеем, кажется, достаточное право сказать, что и в этот период ветхозаветный текст не только не подвергался намеренной порче и повреждениям, но еще с гораздо большими трудами и усилиями охраняем был от повреждений, как в свое время, так и на будущее, и с тех пор, благодаря этому, сохранился неизменным до нашего времени. В последнем отношении все современные ученые признают неоспоримой заслугу масоретов.

Пятый период внутренней истории ветхозаветного текста обнимает время после составления масоры до изобретения книгопечатания, с XI-го по XV в. по Р.Х. О состоянии ветхозаветного текста в это время существует уже не мало прямых и ясных свидетельств в подлинных памятниках, происшедших в это время. Таковы многочисленные еврейские рукописи, содержащие или все ветхозаветные книги, или некоторые из них, или даже части их. Эти рукописи в значительном числе, около 1400, сохранились в цельном виде до нашего времени и служат неоспоримым и негадательным памятником, существенно нам важным. Некоторые из них, хотя и весьма немногие – три или четыре, восходят по своей древности даже к предыдущему периоду, но большинство к рассматриваемому. По своему критическому достоинству и характеру все еврейские библейские рукописи различаются сообразно своему первоначальному назначению и употреблению: на синагогальные и частные.

Синагогальные рукописи заключают в себе не все ветхозаветные книги, а только читаемые в синагогах: закон, пророки и пять свитков (мегиллот – Песнь Песней, Руфь, Плач, Екклезиаст и Есфирь). Согласно древним установлениям, эти рукописи не имеют пунктуации и писаны с соблюдением талмудических правил чрезвычайно тщательно. По вычислению одного западного ученого (Муральта), в 47 рукописях синагогальных нашлось всего 3 варианта и то незначительных: (Быт.23:13) в пяти рукописях и в 12 рукописях ; в Исх.13:13. 34, 20 – и и Быт.13– и в 1 рук. (Strack. Proleg. 54 р.). Синагогальных рукописей сохранилось от древнего времени немного, так как согласно талмудическим правилам, когда они ветшали и выходили из употребления, то из опасения профанации сожигались и истреблялись.

В значительно большем числе сохранились рукописи, имевшие школьное и частное назначение. По своему достоинству они различаются соответственно тщательности своей переписки и месту своего происхождения. Эти рукописи заключают иногда все ветхозаветные книги, иногда некоторые или даже части их, но иногда кроме священного текста заключают таргумы и раввинские комментарии.

Древнейшие из известных ныне еврейских рукописей относятся, хотя не бесспорно (потому что показания надписей и дат их происхождения часто разногласят с характером письма), к следующим годам. По времени происхождения, судя по надписаниям, нужно считать древнейшими Одесские библейские рукописи, принадлежавшие сирийским караитам. Таков список всего Закона, найденный в Дербенте, по надписанию будто взятый израильтянами уходившими в плен (около 720 г. до Р.Х.), а с него и сделана существующая копия около 580 года. Но свидетельство надписания признается поддельным, не без участия иерусалимского книготорговца Сафиры. Затем список части Закона (Числ-Второзаконие) от 843 г. по Р.Х., и части Второзакония (31–34 глл.) от 881 г.; Кембриджский кодекс (№ 12) от 856 г.; кодекс пророков от 895 года; но эти все списки серьезно оспариваются современными учеными в своих хронологических датах. Не подлежит хронологическим спорам чрезвычайно ценный, так называемый Вавилонский кодекс младших пророков (Исаии-Малахии) – от 916 года, изданный факсимиле Штракком и ныне хранящийся в Императорской Санкт-Петербургской публичной библиотеке. Писан квадратным шрифтом, но с надстрочной пунктуацией. К X веку относятся многие рукописи, найденные в Каиро и близ Багдада (мест. Hit) Сафирой и переданные в Британский музей. К этому же веку относился «знаменитейший и авторитетнейший», по выражению Штракка, библейский кодекс, носящий имя авторитетного масорета Х-го века: Аарона-бен-Моисея бен-Ашер. Он хранился, по преданию, караитами и раббанитами во святилище и служил первоосновой для всех библейских списков масоретского издания. Долгое время его считали утраченным и имели о нем сведения лишь по цитатам Маймонида и других еврейских ученых. Найден в Египте, в Берое; исследован Сафиром. Обнимает всю Библию. Но мнение Штракка ныне не разделяется и этот кодекс относят к XIV веку (Лягард). – Кенникоттов (№ 126) кодекс пророков младших, относимый некоторыми древними учеными к эпохе талмудистов, между VI и VIII веками, а позднейшими относится к XI веку, он значительно сходен с текстом LXX. Другой Кенникоттов (№ 509) кодекс – пророки и писания – относят к началу XI века (1018–1069 гг.). Рейхлинов кодекс, находящийся ныне в Ерфуртской библиотеке и обнимающий пророков старших и младших, датируется 1106 г., каковая дата считается справедливой и нынешними учеными. Древнейшие кодексы Де-Росси: № 634, первоначально отнесенный им к VIII веку, а позднее к IX или Х-му; также кодекс (№ 503) Пятикнижия, отнесенный им сначала к IX или Х-му, а потом к X или XI вв.; и еще кодексы Пятикнижия и Писаний (№ 262 и 274), относимые им к XI и XII вв.

Таковы древнейшие списки Священных книг. Но вообще, хронологические даты еврейских кодексов подвергаются большим спорам и пререканиям среди ученых (Steinschneider. l. с. 54–55 ss.).

Синагогальных списков исследовано Муральтом 47. По подписям, упоминающим о поступлении их в синагогу, они очень давнего времени (IX-XI вв.). Письмо очень тщательное, вариантов почти нет. Согласно талмудическим постановлениям синагогальные рукописи с двумя или тремя ошибками не допускались к употреблению в синагогах, а начинавшие ветшать хоронились.

Текст всех ныне известных (более 1400) библейских рукописей существеннейше сходен как с масоретским, так и с нынешним печатным. Прямым доказательством этого положения служат следующие факты. Один из древнейших собирателей и издателей тщательно проверенных священных списков, Бриан Вальтон, сличая их между собой и видя их взаимное ближайшее сходство, заключил, что еврейские раввины намеренно уничтожали все древние еврейские рукописи, несогласные с общепринятым масоретским текстом, и сохраняли лишь вполне согласные (Walton. Prolegomena l р.). Среди современных нам ученых (Корнилль, Буль, Лягард) высказывается, как мы уже видели во втором периоде настоящего отдела, подобное же мнение. Они утверждают, что во II-м еще веке по Р.Х. были истреблены все рукописи несогласные с текстом школы Акибы, и затем подобное же отношение продолжалось и позднее. Очевидно, основанием подобного предположения могло служить лишь поразительное сходство всех библейских списков. Новые исследователи, сличавшие разные чтения в рукописях, приходят к признанию их близкого взаимного сходства.

Напр. Муральт, сличавший 47 синагогальных рукописей, нашел в них всего три, и то малозначительных варианта (см. выше: 2-й период внутр. ист. текста). Корнилль, сличавший обширную книгу Иезекииля по разным рукописям и вавилонскому (916 г.) кодексу, нашел всего 16 вариантов в последнем. Таковы же и более поздние выводы Гинсбурга об этом кодексе и его тексте: автор нашел между вавилонским кодексом и масоретским текстом лишь 33 варианта. Другие ученые, занимавшиеся этим делом, принуждены были придавать значение серьезных вариантов таким разностям орфографическим: и , и , и и т.п. мелочам. В громадных перечнях вариантов библейских рукописей, составленных Кенникоттом и Де-Росси, показано, что все обозренные рукописи сходны, верно воспроизводят масоретский текст и разности между ними незначительны (Вигуру. Ук. соч. 108 стр.). Не разделяя крайних, серьезно не обоснованных, предположений об истреблении несогласных рукописей, ученые исследователи согласны, что все ныне известные библейские списки содержат один и тот же тип священного текста, сходный как с древнейшим, так и с современным масоретским печатным текстом.

Кроме рукописей, памятники священного текста за рассматриваемый период заключаются в различных ученых трудах филологических и экзегетических, принадлежащих иудейским и христианским ученым XI-XV вв. Таковы: из XI века грамматические труды еврейского ученого Иуды Хиуга и толковательные труды Ярхи; переводные труды (на арабский язык) Саадии Хайона; из XII-го века: толковательные труды на все ветхозаветные книги и грамматические труды Абен-Эзры; из XIII века: толковательные и богословские труды Маймонида, Иосифа и Давида Кимхи и критико-текстуальные труды еврейских ученых: испанского раввина Меира-бен-Тодрос Абульфия, французского – Якутиела-бен-Иегуда. Два последних ученых сличали различные библейские списки с лучшими масоретскими рукописями и, находя в первых некоторые разности с последними, особенно в масоретских подстрочных счислениях и примечаниях, а иногда и пропуски некоторых слов, скорбели и жаловались на «порчу библейского текста». Их труды касались, впрочем, одного лишь Пятикнижия.

С XIII века начали близко и основательно знакомиться со священным еврейским текстом западные европейские христианские ученые. Они стали толковать ветхозаветные книги по еврейскому тексту и издавать и переделывать еврейские толкования. Таковы: Николай Лира, издавший еврейское толкование Соломона Ицхака (1293–1339 г.) и сам написавший обширное по еврейскому тексту толкование на всю Библию (†1340 г.). Позднее, издал и пополнил толкование Лиры ученый, обратившийся в христианство из евреев, архиепископ Павел Бургонский (†1435 г.). С этого времени знакомство с еврейским текстом и тщательное всестороннее, критическое, грамматическое, экзегетическое, изучение его сделались уже неотъемлемым достоянием западных христианских ученых, впоследствии опередивших уже своих учителей-евреев.

Во всех трудах поименованных иудейских и христианских ученых еврейский священный текст представляется вполне сходным с нынешним еврейским текстом. Разработка толковательная и грамматическое изучение его поименованными учеными послужили основой всех дальнейших христианских экзегетических и филологических исследований библейского еврейского текста, до настоящего времени включительно. Правда, Абен-Эзра, Хиуг и другие иногда жалуются на погрешности в еврейском тексте и предлагают поправки его, но исключительно по грамматическим и филологическим соображениям, а не на основании действительных вариантов. У новых ученых эти поправки не повторяются.

Общий же вывод и заключение из обозрения ветхозаветного текста в пятый период, с XI-XV в., сходен с предыдущими выводами и заключениями. И в этот период ветхозаветный текст тщательно охраняем и изучаем был еврейскими и христианскими учеными, а памятники, происшедшие в это время, доказывают ближайшее сходство его с настоящим еврейским текстом.

Шестой и последний период во внутренней истории ветхозаветного текста обнимает состояние его в печатном виде, с изобретения книгопечатания до настоящего времени. Вскоре после изобретения книгопечатания западноевропейские ученые евреи и христиане поспешили воспользоваться этим искусством и приложить его к изданию Священных книг. На еврейском языке Священные ветхозаветные книги издавались в следующем хронологическом порядке.

Первая Священная книга, вышедшая из печатного станка была Псалтирь, напечатанная в Болонье в 1477 году, заключавшая еврейский свящ. текст и комментарий Кимхи. В 1482 году, также в Болонье, было напечатано впервые Пятикнижие с таргумом Онкелоса и комментарием Ярхи. В 1485–86 годах в г. Сонцино в Миланском герцогстве напечатаны пророки старшие (Нав. – 4Цар.) и пять свитков – мегиллот, т.е. Песнь Песней, Руфь, Плач, Екклезиаст и Есфирь. В 1487 году в Неаполе вышло второе издание Псалтири и всех Писаний с раввинскими комментариями.

Наконец, в феврале 1488 года в Сонцино вышло первое издание всей еврейской Библии с масоретской пунктуацией и акцентуацией, причем издатели воспользовались как предыдущими печатными изданиями, так и лучшими рукописями. С Сонцинского издания было сделано Неаполитанское издание 1491–1493 гг., а с него Жерсоном-бен-Мозе издание Брешийское в 1494 году, с коего составлен Лютеровский перевод Библии. По Сонцинскому же изданию сделано первое издание Библии и Даниилом Бомбергом в Венеции в 1517 году, с таргумом и раввинскими комментариями. Тот же текст без особых изменений вошел в издания Роберта Стефана (1539 г. и следующие) и Себастиана Мюнстера (1534–1535 гг.).

Но западные ученые, с течением времени, не стали довольствоваться одной лишь стереотипной перепечаткой первого библейского издания. С книгопечатанием стало развиваться и всестороннее изучение священного текста и стремление издавать его в более и более совершенном виде при открывшихся к тому новых средствах, особенно в связи с развитием филологических и критико-текстуальных знаний.

Этому стремлению обязаны своим происхождением так называемые полиглоттные издания Библии. Древние еврейские ученые мужи: соферимы, талмудисты, масореты, как мы уже видели, занимались критикой и поправками священного текста преимущественно по теоретическим и чаще всего грамматическим и филологическим, не всегда притом безошибочным, соображениям. Кроме еврейского текста и еврейской грамматики у них средств к исправлению текста не было. Христианские ученые эпохи возрождения с своей обширной филологической эрудицией воспользовались и другими средствами: прежде всего изучением и изданием, параллельно с священным еврейским текстом, текста древних переводов Священных книг. Так появилась первая полиглотта, называемая Комплютенской, по имени испанского города, называемого по латыни Комплюта (собственно: Алкала Генарес), – места ее издания. Средства для этого монументального издания давал и поощрял почтенных тружеников ученый испанский кардинал Франц Ксимен. Над изданием, собиранием и проверкой материала и прочими работами трудилось 8 ученых христиан, из коих 3 были обращены из иудейства, и таким образом это издание снова соединило, как при Иерониме, иудейскую и христианскую библейскую науку. Работы начались в 1502 г., а печатание продолжалось с 1514 г. по 1517 год. Издание содержало Ветхий и Новый Завет на многих языках. Ветхий Завет: на еврейском, греческом LXX толк., латинском – по Вульгате и арамейском – в таргуме с латинским переводом; Новый Завет на греческом и латинском – по Вульгате. В последнем томе было помещено несколько словарей и таблиц. Ветхозаветный еврейский текст снабжен был лишь пунктуацией, но без акцентуации, на основании семи лучших еврейских рукописей, с приложением критического аппарата. Здесь еврейский текст не составляет стереотипного лишь воспроизведения Сонцинского издания, хотя, кажется, не свободен и от поспешных поправок и немалых погрешностей (Delitzch. Complutensische Varianten zum alttest. Texte. Leipzig. 1878 г.).

Дальнейшее ценное раввиническое издание еврейской Библии научно проверенное и снабженное основательным критическим аппаратом, представляет второе издание, принадлежавшее Даниилу Бомбергу: сначала напечатано в 1516–1517 гг., потом в 1526–1527, далее в 1547–1549 гг., сделанное под руководством еврейского ученого Иакова Хайим ибн-Адония. Составители этого издания воспользовались другими средствами, преимущественно еврейскими памятниками, для своей критической работы, и поместили в своем издании: еврейский текст по лучшим масоретским спискам, таргумы, еврейские комментарии: Ярхи, Кимхи и Абен-Эзры и масору в трех видах: малую, большую и конечную со всеми ее исчислениями и вариантами «восточных» и «западных» еврейских списков, отысканными Иаковом Хайим. Ученые издатели, хотя и не поместили у себя текста древних переводов, но руководились ими в обработке еврейского текста и по ним разделили 1 и 2, 3 и 4 Царств и 1 и 2 Пара-липоменон и отделили книгу Неемии от Ездры – по LXX и Вульгате, а до того эти книги соединялись по две в одну; по вычислениям Исаака Натана произведено здесь же впервые деление ветхозаветных книг на главы. Сколь многочисленны были внутренние перемены в священном тексте, введенные в этом издании, об этом определенных сведений не сохранилось. – Текст этого издания целиком перепечатан был в довольно распространенном издании Роберта Стефана, причем латинский текст разделен здесь впервые и на стихи (в 1555 году). Прототипом дальнейших еврейских изданий послужило то же Бомбергово издание, сделанное Иаковом бен-Хайимом в 1524–1525 гг.

Из того же XVI столетия ценное в критико-текстуальном отношении значение имеет вторая, по времени появления, полиглотта – Антверпенская или королевская (regia), сделанная на средства испанского короля Филиппа II; печаталась в Антверпене в 1569–1572 гг. В эту полиглотту вошли: еврейский текст по Комплютенскому и Бомбергову изданиям с латинским дословным переводом (по трудам Сайта Пагнина, Ария Монтана и других филологов), перевод LXX, таргумы, Вульгата и Пешито.

Из следующего, XVII-го столетия, ценны в критико-текстуальном отношении следующие издания Библии. В 1618–19 гг. в Базеле издана была раввинская еврейская Библия Иоанном Буксторфом. Сюда вошли: масора, таргумы, комментарии Ярхи и Абен-Эзры и цитаты из других еврейских толковников. В основе лежало Бомбергово издание, но не без критических поправок, – преимущественно по масоре и другим еврейским памятникам. Издателю не была чужда, присущая всем его ученым трудам, мысль – доказать неповрежденность священного еврейского текста.

В тесной связи с изданиями Бомберга и Буксторфа, как согласование их, стоит издание Лейсдена и Атии, сделанное в Амстердаме в 1661–67 гг. В этом издании ветхозаветный еврейский текст впервые приведен в тот внешний вид, в коем он и доселе печатается в общераспространенных изданиях. Здесь все ветхозаветные книги в еврейском тексте разделены на главы и стихи и подведен последним окончательный счет; еврейский текст снабжен пунктуацией и акцентуацией и существеннейшими из малой масоры примечаниями: keri, ketib, sebirin и пр., делением на параши, гафтары и пр. синагогальными и частными делениями. – С этого издания сделаны были издания Яблонского (Берлин. 1669 г.) и Van Hoogt'a (Амстердам. 1705 г.). Последнее издание остается и доселе общепринятым (textus receptus) и всюду без изменений перепечатывается, кроме частных и специальных критико-текстуальных научных трудов, в коих допускались и допускаются (и иногда, как увидим, с значительным обилием и малой доказательностью!) уклонения от textus receptus.

Издававшиеся в предыдущее столетие полиглотты продолжали выходить и в XVII веке. Таковы: Парижская полиглотта, изд. в 1629–45 гг. Сравнительно с предыдущими она полнее, – содержит: еврейский текст, перевод LXX, таргумы, Пешито, Вульгату, существовавшие и в Антверпенской полиглотте; но впервые здесь еще помещены: Самарянское Пятикнижие и арабский перевод. – Самарянское Пятикнижие только что открыто было одним из участников издания – Морином. Щедрость герцога Ришелье способствовала этому изданию. Еврейский библейский текст в это издание введен без особых изменений.

Вскоре после Парижской полиглотты вышла в свет самая полная из доселе существующих – полиглотта Бриана Вальтона, изданная в Лондоне в 1654–57 гг. Здесь находятся: еврейский библейский текст с дословным латинским переводом Ария Монтана, перевод LXX с латинским точным его переводом Фламиния Нобилия; Вульгата, самаринское Пятикнижие, таргумы, Пешито и арабский перевод, снабженные дословным латинским переводом и потому вполне доступные людям и не знающим восточных языков. На Пятикнижие, кроме того, помещен еще персидский перевод, а на Псалтирь – эфиопский, также снабженные латинским переводом. В шестом томе помещены варианты и критические заметки. Дополнением ко всей полиглотте служит двухтомный in folio громадный семи-язычный лексикон Кастеллия, в коем дается значение всем словам многоязычных текстов полиглотты. Кромвель и Карл II оказывали материальное и нравственное содействие этому капитальному труду. – По громадному собранию переводных памятников и критико-филологического материала и по общедоступности их (в латинском переводе) эта полиглотта чрезвычайно ценна для изучения священного текста.

Из следующего – XVIII-гo столетия – ценны в научном критико-текстуальном отношении следующие издания.

В 1720 году в Галле издана была Библия на еврейском языке Иоанном Давидом Михаелисом. Здесь помещены еврейский текст, тщательно просмотренный и проверенный по 5 еврейским рукописям, с отметкой их вариантов, масоретские примечания и варианты из комментария Давида Кимхи.

В том же веке стали издаваться ученые труды, заключавшие собрание разных вариантов еврейского текста. Первое издание такого характера было вчерне заготовлено еще в 1630 году еврейским ученым Иедидия Соломоном Норци, но напечатано лишь в Мантуанском издании Библии 1742–44 гг. Здесь, в параллель священному тексту, помещен критико-текстуальный комментарий с вариантами из многих еврейских рукописей, масоры, талмуда и раввинских экзегетических сочинений. – Следующее издание подобного же характера принадлежит Губиганту, проведшему 29 лет за изучением, собиранием и сличением вариантов (издание началось с 1735 г. и окончено в 1786 г.). Он издал еврейский текст, критически обработал его, поместил варианты из разных еврейских списков и критические к ним соображения, различные научные замечания и цитаты из разных памятников и снабдил точным латинским переводом. – Но особенно важны и доселе не потеряли своего значения два труда в этом направлении: английского ученого Вениамина Кенникотта (Oxonii. 1776–80 г.) и итальянского католического ученого Де-Росси (Parmae 1784–1801 гг.). Кенникотт собирал многочисленные варианты о согласных буквах и гласных знаках из Самарянского Пятикнижия, 615 еврейских библейских рукописей, 52 печатных изданий Библии, иерусалимского и вавилонского талмуда. Но тщательно собирая и отмечая свои многочисленные варианты, Кенникотт не подвергал их научной критике, оценке их достоинств и значения, и не выбирал более ценных чтений в предпочтение явно ошибочным. Этот существенный пробел в разборе вариантов пополнен был другим вышеупомянутым ученым Де-Росси. Де-Росси имел под руками 731 еврейскую рукопись, 300 печатных изданий, все древние переводы, раввинские комментарии и различные ученые критико-текстуальные работы. Имея уже перед глазами опыт Кенникотта, достаточно к тому времени оцененный в ученой литературе, Де-Росси старался избегать его недостатков. Так, опуская незначительные и скрупулезные варианты, отмечавшиеся Кенникоттом, Де-Росси сосредоточивал внимание лишь на более существенных и их подробно разбирал. Он подбирал и отмечал все рукописные и печатные памятники, заключавшие известный вариант (еврейские священные рукописи, древние переводы, толкования и пр.), излагал суждения о варианте разных ученых, ценивших его так или иначе; высказывал в заключение и собственное суждение о достоинстве каждого чтения, в тексте ли стоящего или в варианте. Таким образом, оставшиеся не выясненными у Кенникотта, выводы из обширного материала вариантов у Де-Росси выясняются и делаются доступными всякому исследователю.

О научной ценности трудов Кенникотта и Де-Росси достаточно говорит то обстоятельство, что они доселе ничем не заменены; подобных трудов в XIX и XX столетиях не появлялось. А цитатами из трудов Кенникотта и Де-Росси наполняются библиологические и экзегетические труды всех прежних и современных ученых.

Из XIX столетия заслуживают упоминания следующие ученые издания еврейской Библии. В 1806 году вся Библия была издана с значительной критической поверкой Яном в Вене; это издание позднее воспроизведено было Ганом в Лейпциге в 1832 году. В существеннейшем, впрочем, в обоих изданиях оставлен textus receptus Van-Hoogt'a. – То же издание повторено в полиглотте Штира и Тайле (1849 г.) и Давидсона (1855 г.), с выдержками у последнего некоторых вариантов Де-Росси. Издание Штира и Тайле имеет значение по своему полиглоттному характеру, заключая: еврейский текст, перевод LXX, Вульгату и Лютеровский перевод с вариантами. Позднейшая полиглотта издана Вигуру (Par. 1900–1907 гг.) и заключает еврейский текст, Вульгату, перевод LXX и французский перевод с еврейского текста.

Особенно же ценным в критико-текстуальном отношении изданием еврейского священного текста единогласно признается всеми современными учеными издание Бэра и Делича. Оно выходило отдельными выпусками и обнимает, кроме Исхода-Второзакония, все ветхозаветные книги: Псалтирь (1861, 74 и 80 гг.), Бытие (1869 г.), Исайя (1872 г.), Иов (1875 г.), малые пророки (1878 г.), Притчи (1880 г.), Даниил, Ездра и Неемия (1882 г.), Иезекииль (1884 г.), пять свитков (1886 г.), Паралипоменон (1888 г.), Иеремия (1890 г.), книги Самуила (1892 г.) и Царств (1895 г.). В этом капитальном труде тщательно проверен как самый священный текст (печатающийся согласно тщательному изучению еврейских священных списков и критических о них трудов), так и все многочисленные масоретские кри-тико-текстуальные примечания и варьированные чтения (особенно из «восточных и западных» рукописей). Последние печатаются также на основании тщательной научно-критической проверки по разным спискам и ученым изданиям масоретского материала. При издании некоторых книг к чисто-масоретскому материалу присоединяется и критико-текстуальный материал, заимствованный из современной ученой экзегетической литературы, например, текст исторических книг сравнивается с текстом кн. Паралипоменон и отмечаются все их взаимные разности; кроме того, в помощь серьезной критике и изданию священного текста присоединяются разные сведения из ассириологии (в книгах Иезекииля, Даниила, Ездры и Неемии). Иногда издатели пользуются и древними переводами, особенно LXX толковников, и по ним делают поправку еврейского текста (Liber Genesis. Praef. V-VI). Конечно, издание Бэра и Делича нельзя считать еще последним; будут, вероятно, выходить и новые, еще более исправные издания, но из существующих оно самое лучшее. Других многочисленных изданий еврейской Библии, большей частью стереотипного характера, не следует и упоминать, кроме разве Варшавского издания раввинской, принятой в современном еврействе, Библии 1875–77 г. Последнее, известное нам, критическое издание сделано Киттелем. Kittel. Biblia Hebraica. Lond. 1906 г. Нужно впрочем оговориться, что автор делает много поспешных критических предположений.

Общий вывод после перечисления наиболее важных в критико-текстуальном отношении изданий Библии получается тот, что христианские и иудейские ученые XVI-XX вв. подобно масоретам предшествующего периода, прилагали все меры к сохранению и восстановлению ветхозаветного текста в неповрежденном виде, пользуясь всеми доступными к тому средствами.

* * *

То же самое должно сказать о всей внутренней истории ветхозаветного текста. Рассмотренные нами многочисленные разновременные свидетельства о ветхозаветном тексте и обзор его памятников убеждают в том, что еврейский текст не мог быть искажен до неузнаваемости, а напротив, он был тщательно охраняем от порчи богопросвещенными и учеными мужами, обществами, школами. Если по естественной человеческой слабости вкрадывались в него погрешности, они были своевременно замечаемы и отмечаемы, а впоследствии и устраняемы. В предложенной истории заключается, надеемся, надлежаще мотивированный ответ на многочисленные отрицательные современные попытки западных ученых свободно, «по критическому чутью и догадке», переделывать нынешний еврейский священный текст. Таких попыток много предложено Роордой в исследовании книги пророка Михея (1869 г.), Мерксом в толковании Иоиля (1882 г.), Гретцом в исследовании текста Псалтири (1882–83 гг.) и пророков (1894 г.), Вельгаузеном в издании малых пророков (1893 г.) и Киттелем в издании всей Библии на еврейском языке (1906 г.). Здесь очень много допущено поправок еврейского текста частью на основании древних переводов, а иногда и просто лишь по кажущейся «темноте и неясности» существующего еврейского чтения. Подобное обращение с священным текстом не могло считаться для науки ценным и упомянутые труды не получили распространенности.

Из ценных, часто цитуемых критико-текстуальных трудов и изданий Священных книг нового времени, заслуживают упоминания: исследование Рисселя о книге пророка Михея (1887 г.) и особенно издание книги пророка Иезекииля Корнилля (1885 г.). Последний более 20 лет тщательно изучал текст пророка Иезекииля и все относящиеся к нему памятники и на основании всего этого обширного материала сделал издание, весьма часто цитуемое с уважением. В этом издании современный критик ветхозаветного еврейского текста может найти себе надлежащее руководство и нужные пособия к здравому критическому обращению с еврейским текстом, а не к поверхностной глумительной переделке его.

Но еврейский ветхозаветный текст не впервые встречает нападения в новое время. Нападки на его достоинство раздавались еще в древнее время – у отцов Церкви. Что на них сказать? Православный богослов не в праве игнорировать их, тем более, что и новому времени не чужды среди православных богословов резкие суждения о еврейском тексте, подкрепляемые отеческими цитатами. Иустин философ (Разгов. с Триф. 71, 72), Ириней Лионский (Против ерес. III, 21; IV, 12), Ориген (Ер. ad Afric. 9), Златоуст (Бесед, на Матф.5:2), Афанасий (Synops. 78), Тертуллиан (De cultu fem, l, 3), и в новое время: греческий ученый Экономос (1840-х гг.) и еп. Феофан (Душепол. чтение за 1876, 2, 1–20 стр.) обвиняли евреев в намеренной порче библейского текста, особенно мессианских пророчеств.

Но в отеческий период это обвинение не было всеобщим. Бл. Иероним и особенно Августин защищали евреев от этого нарекания. Бл. Иероним обращал внимание на то, что «до пришествия Христова евреи не портили текста, потому что Иисус Христос и Апостолы не обвиняли их в этом, а напротив Флавий и Филон свидетельствовали о заботе их о сохранении текста неповрежденным. После пришествия Христова евреи не портили текста, потому что пророчества о Христе были уже процитированы в новозаветных книгах и известны христианам, а следовательно иудейская порча не имела для христиан значения. И притом, если бы они портили текст по ненависти к христианам, то они исказили бы все места, благоприятные христианам и уличающие иудейское неверие; но этого нет. Еврейский текст также уличает евреев, как и переводной» (Hieron. Com. in lesaiam 6, 9). Бл. Августин обращал внимание на то, что иудеи рассеяны были по разным странам, еврейские кодексы находились в разных местах их жительства, между ними не всегда были сношения, многие евреи уже при Христе пользовались греческим переводом. А потому какой здравомыслящий человек решится обвинять евреев в злостной порче текста (De civitate Dei. XV, 13)? Иустин философ, хотя и предполагал намеренную порчу евреями библейского текста, но сам же приводил доказательство противного сему. «Божественному Провидению угодно было сохранить ветхозаветные книги сначала в синагогах, а потом из синагог непосредственно передать в христианскую Церковь, так что евреи не имели даже и времени испортить книги». Между евреями часто происходили разделения и ожесточенные споры. Если бы была кем-либо производима намеренная порча, то в спорах и полемике на нее было бы указано. Однако же этого нет (Увещание к Эллинам. 13).

К этим общим святоотеческим соображениям можно присоединить следующие. Отцы Церкви, порицая евреев за порчу библейского текста, не имели в виду собственно еврейского текста, так как сами не знали еврейского языка. Они говорили о еврейских переводах на греческий язык, отличных от перевода LXX. Например, Златоуст говорит: «если кто нам укажет на других переводчиков, которые у Ис.7 переводят не дева (παρθένος), а молодая женщина (νεανις), то мы ответим, что эти переводчики (Акила, Феодотион, Симмах) менее достойны, чем LXX толк., потому что они переводили после пришествия Христова, оставаясь в иудействе, и из ненависти к христианам затемнили пророчество» (Бесед, на Мф.5:2). В другом месте Златоуст спрашивает: почему в ветхозаветных книгах нет пророчества о наименовании Мессии Назореем? «От того, что иудеи многие книги затеряли, сожигали, портили по своему нечестию или небрежности. Даже Второзаконие было затеряно (4Цар.22:8). Если так было до плена, то тем хуже после вавилонского плена» (Бесед, на Мф.9:4). Здесь, очевидно, имеется в виду отсутствие в еврейском каноне неканонических книг, вошедших в перевод LXX. На последнее предположение св. И. Златоуста ныне всеми богословами дается совершенно иной ответ и он раскрыт нами выше в истории канона. Иустин Философ, Тертуллиан и Афанасий также обращали внимание отчасти на перевод мессианского пророчества Ис.7:14, а отчасти на отсутствие в еврейском каноне неканонических и апокрифических книг, заключающихся в перев. LXX (Тертуллиан. De cultu fem, l, 3; Иустин. Разгов. с Триф. 71; Афанасий. Синопсис. 78). Тертуллиан даже выставляет на вид отсутствие в еврейском тексте книги Еноха. Немногие знавшие еврейский язык и читавшие ветхозаветные книги по еврейскому подлиннику в святоотеческий период ученые мужи, Ориген и Иероним относились с большим уважением к еврейскому тексту, нежели к переводу LXX. Ориген в исправлениях перев. LXX руководился исключительно отношением его к еврейскому тексту и по близости к последнему придавал ему достоинство. Иероним редко свои толкования основывал на переводе LXX, а преимущественно на еврейском тексте, и разности между переводом LXX и еврейским текстом объяснял недосмотром и ошибками переводчиков, а не порчей еврейского текста. Судя по вышесказанному, эти христианские богословы могут быть признаны наиболее компетентными защитниками неповрежденности древнего еврейского текста.

Но несмотря на сравнительную бездоказательность и малокомпетентность противников и авторитет защитников еврейского текста, нельзя оставить без внимания некоторых недоумений, вызываемых нынешним еврейским текстом. Таковы неясные чтения многих мессианских пророчеств, например, еврейское чтение Быт.49:10: слово замененное в переводе LXX, у Симмаха, в Пешито, у Онкелоса и во многих еврейских рукописях чтением – которому принадлежит. Еврейское чтение необъяснимо, а чтение переводов ясно, подтверждается у Иезек.21 и имеет мессианский смысл. Еще: Пс.21еврейское чтение – как лев – не соответствует контексту и никакому объяснению, а чтение древних переводов и масоретское keri – пронзили – ясно и имеет мессианский характер. В Пс.109– – из зари подобно росе – заключает, по суждению критиков текста, «невозможные формы» (Graetz. Com. zu Psalm. 589 s.), а чтение древних переводов: прежде денницы – ясно. Также у Ис.53:10, Дан.9:25, Пс.15 и в др. местах масоретский текст представляет непобедимые для толковников трудности, а древние переводы ясны. Не соглашаясь вполне с мыслью о тенденциозной порче евреями текста, благоприятного христианскому пониманию, можно предполагать, что еврейские ученые из разночтений, встречавшихся в этих местах в разных еврейских рукописях, выбирали туманное чтение, неблагоприятное христианам. Преимущественно эти затруднения находятся в пророчествах о страдании Мессии, не понятых некогда евреями и заставляющих их ученых потомков употреблять разные средства, чтобы не признать Христа Мессией. Хронологические даты, особенно в Быт.5 гл. и вообще еврейское летосчисление, по сравнению с летосчислением перевода LXX и самарянским, не свободны от погрешностей (Morinus. Exercitationes...).

И вообще, все современные ученые апологетического направления, как и в начале настоящего отдела мы говорили, не отвергают существования погрешностей в нынешнем еврейском тексте. Существование их, как мы видели, в свое время допускали и древние ученые еврейские мужи: соферимы, талмудисты, масореты, и христианские позднейшие ученые. Для нынешних же ученых это – общепризнанная аксиома. Что касается русских православных богословов, то для них остаются аксиомой слова митрополита Филарета: «подозрение в повреждении еврейского текста довольно сильно, чтобы опровергнуть исключительную привязанность к сему тексту, но оно не дает основания тому, чтобы совсем отвергнуть употребление текста еврейского» (О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого LXX толковников и славянского переводов Св. Писания. Приб. к Твор. Св. Отцов. 1858 г.). И русские ученые, профф. Якимов, Олесницкий, о. Вишняков и др. и мы в своих исследованиях, особенно о книге пророка Амоса, признавали и признаем погрешности в еврейском тексте и желательные исправления в нем.

Но, согласно изложенной истории еврейского священного текста, исправление в нем должно совершаться очень осторожно. Нами приведены были многочисленные в древнем иудейском ученом мире примеры поправок еврейского текста по одним лишь априорным грамматическим и лексическим соображениям и показана неудовлетворительность их. Перечислены были, в последнем периоде, критические опыты другого рода – апостериорного метода, собирания древних памятников: разных переводов, еврейских комментариев, масоретских счислений и замечаний, собрания вариантов и т.п. Этим методом пользоваться при исправлении еврейского текста, без сомнения, гораздо основательнее будет, хотя и грамматические и лексические соображения не должны быть чужды исправителю еврейского текста.

Общий же вывод наш из истории ветхозаветного текста по отношению к научным средствам и методу современной критики ветхозаветного текста может быть выражен в следующих тезисах. Критик должен принимать во внимание: 1) параллельные места в ветхозаветных книгах и в них находить себе опору для предполагаемой нужды в исправлении известного чтения и исправления его, и 2) параллельные места в новозаветных книгах, в цитатах из ветхозаветных книг. При анализе этих параллелей критик должен обсуждать, по какому тексту составлена новозаветная цитата: по еврейскому или по переводу LXX, и составляет ли она дословное воспроизведение древнего оригинала или свободный перифраз его. Выводами из этого суждения и разбором новозаветных вариантов критик и должен руководиться в выборе своего чтения. 3) Чтения древних переводов. Здесь требуется от критика еще большая осторожность. При суждении о чтениях древних переводов нужно обращать внимание: а) на их перифрастический характер; б) на возможность погрешности в их еврейском оригинале и несоответствия его общепризнанному в древности чтению; в) на возможность гипотетической поправки оригинала, по собственным лексическим или грамматическим соображениям переводчиков; г) на возможность позднейших многочисленных поправок в тексте перевода, поправок, делавшихся разными призванными и непризванными критиками, руководившимися разными произвольными соображениями. Для православного богослова из древних переводов имеет преимущественное значение текст LXX. Но при пользовании им нужны большие предосторожности, вследствие множества в нем вариантов и многочисленных, известных из его истории, поправок и свободного, признаваемого ныне всеми исследователями, отношения самих переводчиков к оригинальному переводимому ими священному тексту. 4) Цитаты еврейского текста в христианских и еврейских памятниках. Из христианских памятников имеют здесь преимущественное значение творения Оригена и Иеронима, как лиц, знавших еврейский язык. Но при разборе их цитат нужно принимать во внимание все предыдущие предосторожности, применимые к переводным памятникам. Еврейские цитаты, ценные по древности, находятся в талмуде, мидрашах и древних толковательных отрывках. Но ко всем этим произведениям нужно иметь еще большую предосторожность, чем к переводам; их тенденциозность и свободное обращение с текстом всем известны и неоспоримы. О соферимских, талмудических и масоретских критико-текстуальных поправках и варьированных чтениях выше было достаточно сказано и разъяснено их априорное происхождение, а потому не подлежит сомнению крайняя разборчивость в обращении с ними. 5) Для православного богослова имеют значение святоотеческие и особенно общецерковные библейские чтения и цитаты. Если можно доказать их соответствие, в том или другом единичном случае, древнему автографическому еврейскому чтению, то таковые поправки очень авторитетны в глазах православного богослова. Но здесь, конечно, нужна очень обстоятельная мотивировка, так как церковным в Православной Церкви текстом был перевод LXX толковников, да и он часто цитовался перифрастически. В чтениях догматических, принятых в основу православного вероучения, должно быть преимущество на стороне таковых чтений, а не на еврейском тексте. Но понятно, что гомилетические, назидательные, песнопевческие чтения не могут пользоваться таким правом. 6) Критик должен принимать во внимание более поздние (с XI-XV вв.) еврейские толковательные труды, еврейские рукописи и сборники вариантов. Но эти все памятники также должны подвергаться тщательному обсуждению: комментарии по их перифрастичности и часто явной противохристианской (особенно у Кимхи и др.) тенденциозности; чтения рукописей и варианты – по происхождению и критическому авторитету рукописей и памятников, в коих находятся варьированные чтения. Здесь, очевидно, нужна разборчивость и осторожность в 1000 крат более, чем в обращении с предыдущими памятниками. 7) Необходимо также принимать во внимание лексические и грамматические соображения и новейшие критико-текстуальные и экзегетические труды. Хотя у древних еврейских ученых, как мы видели, и были крайности в применении этого метода, но основа его, несомненно, вполне законна. Но и здесь нужна крайняя осторожность и осмотрительность, так как лексические и грамматические соображения ныне год с годом изменяются с развитием филологических и лингвистических наук. Прежде еврейский язык изучался почти одиноко, потом в параллель ему стали брать арамейский язык, позднее – арабский, финикийский, египетский, персидский, а ныне ассирийский, хетский и др., при помощи коих часто объясняются еврейские слова и грамматические обороты, прежде затруднявшие гебраистов, видевших в них порчу текста библейского и свободно поправлявших подобные «испорченные» чтения. Подобное поступательное и быстро прогрессивное развитие филологических наук вообще и еврейской филологии в частности, несомненно, должно всегда сдерживать благоразумного библейского критика и настойчиво внушать ему, что ныне кажущееся «погрешностью» в еврейском тексте завтра представится «истинным» чтением. О необходимости критического отношения к современным критико-текстуальным и экзегетическим трудам нечего и говорить. При описании последнего периода внутренней истории текста упоминались некоторые явно тенденциозные и поспешные критико-текстуальные труды новых западных ученых. О толковательных трудах подобного характера также нет нужды обстоятельно говорить. И в них, особенно в рационалистических и отрицательно-критических трудах, очень много смелых и поспешных суждений о порче текста и таких же поспешных и часто явно тенденциозных «поправок» последнего, ничем существенным не подкрепляемых. Благоразумие всякому критику должно внушать особенную осторожность в обращении с подобными пособиями. 8) Наконец, для православных критиков и толковников имеют особое значение чтения мессианских пророчеств в еврейском тексте, часто не согласные с православно-христианским и новозаветным чтением их. Как в этих случаях поступать критику? Он должен и здесь тщательно анализировать и существующее еврейское чтение и оценивать его критическое достоинство, сличать варьированные чтения в новозаветных книгах, древних переводах, отеческих творениях; определять их происхождение и критическое достоинство, соответствие контексту, параллелям, грамматике, лексикологии и пр.; должен взвешивать и оценивать разные толкования по еврейскому и греческому чтению, принадлежащие еврейским и христианским толковникам: должен изучать разные варианты в еврейских рукописях, переводах и толкованиях еврейского происхождения: не найдутся ли в них следы древнего чтения, согласного с новозаветным и православно-христианским чтением. Таким же образом он должен изучать варианты и в новозаветном и в православно-христианском чтении и отыскивать их отношение к существующему еврейскому чтению и его вариантам. – На тщательном разборе всех указанных памятников православный богослов только и может построить свое суждение о спорном мессианском чтении. Решительно и голословно говорить о «намеренной порче» евреями всякого мессианского чтения он не имеет права, но и с решительностью, подобно западным протестантским толковникам, утверждать, что текст мессианских пророчеств в православно-христианском чтении тенденциозно изменен, он также не имеет права, оставаясь на научной почве. Происхождение тех или иных чтений окончательно еще не выяснено; а потому последующие изыскания могут утвердить правильность того чтения, которое ныне мало имеет за себя данных. Дело критика только передать результат научного изучения текста.

Этот заключительный вывод и руководственные для критиков правила, надеемся, стоят в тесной и естественной связи со всей вышеизложенной нами внешней и внутренней историей ветхозаветного еврейского текста и освобождают нас от обязанности резюмировать содержание всего обширного отдела о ветхозаветном тексте. Предложенные правила стоят также в тесной и естественной связи с следующим отделом Введения – о переводах ветхозаветных книг – и объединяют третий и четвертый отделы Введения.

Обозрение внутреннего состояния ветхозаветного текста по периодам заимствовано нами у Дильмана: Herzog. Real-encyklopedie. 2-й t. Leipz. 1878 г. «Bibeltext d. A. Test». 381–400. С этой статьей по характеру сходна история ветхозаветного текста, изложенная проф. Елеонским. Чтения в Общ. люб. дух. просв. 1873. II. Новое издание статьи Дильмана, сделанное Булем: Urtext und Ubersetzungen der Bibel (Leipzig. 1897 г.), не заключает в себе особых и существенных изменений и не влияло на наше обозрение, ранее составленное. Во взглядах на значение критических трудов и вообще на внутреннее состояние текста не мало у нас разностей сравнительно с Дильманом. Они основаны на других пособиях ученых по этому вопросу, часто цитованных нами. Таковы: Strack. Prolegomena in Vetus Testamentum. Lipsiae. 1873 г. Graetz. Kritischer Commentar zu den Psalmen. Breslau. 1882 г. Buhl. Kanon und Text des alten Testaments. Leipzig. 1891 г. Kцnig Einleitung in das alte Testament. Bonn. 1893 г. Loisy. Histoire critique du texte et versions de la Bible. Amiens. 1892 г. Geiger. Urschrift und Uebersetzungen der Bibel. Breslau. 1857 г. Buxtorfius. Tiberias. 1620 г. – Anticritika. 1657 г. Reinke. Beitrage zur Erklдrung des alten Testaments. Siebenter Band. Mьntser. 1866 г. Некоторые сведения по отдельным вопросам заимствованы были из специальных трудов, цитованных в своем месте.