89. Во имя свободы. Дайте нам свободу молиться Богу в церкви спокойно!
Было когда-то злосчастное время на Малой Руси, когда храмы Божии были в аренде у жидов. Чтобы отслужить обедню, исправить требу, надо было сначала сходить к жиду, заплатить ему некую дань, и только тогда он давал ключи от храма Божия и разрешал совершать службу Божию. Но ведь то было время господства в Малороссии поляков; ведь теперь, слава Богу, кажется, Русь сама себe хозяйка и русские православные люди вправе и ожидать, и даже требовать уважения к своей вере православной не только со стороны инородцев и иноверцев, но и от своих соплеменников, к несчастью, своей же вере изменников. Да, казалось бы так, но на деле не всегда мы, русские, православные люди, являемся у себя дома хозяевами, не всегда даже можем защитить себя от оскорбления своих религиозных чувств. Что делать, братие читатели мои! Всем свобода, кроме нас, православных: нам только во имя этих... безбожных свобод приходится иногда терпеть поругание заветных святынь нашего сердца, приходится в чувстве обиды «глотать слезы»!..
Судите сами, мои дорогие собеседники.
Остановился я проездом в Новороссийске и, чтобы не быть в пути в те святые часы, когда вся Русь едиными устами прославляет нового чудотворца и молитвенника своего, святителя Иоасафа, пошел в местный городской собор ко всенощной. Не буду говорить, что мне грустно стало при виде этой небольшой церквицы, именуемой «собором», в таком большом, до 50 000 жителей, городе: оскудевает дух благочестия и ревности о доме Божием в «новой» или, как принято говорить теперь, «обновленной» России; удивляться нечему, что и жители Новороссийска пока не думают о построении нового собора в своем городе. Слава Богу и за то уже, что служба Божия совершается там чинно: всенощная продолжалась три часа, что для немонастырского храма можно признать достаточным. Пение было удовлетворительно, только молящихся было не столько много, как бы можно было ожидать: но, увы, мирские люди, кажется, просто забыли, что в этот день святая Церковь впервые славила память нового чудотворца святителя Христова Иоасафа. И тем печальнее было это холодное отношение к памяти угодника Божия, что местный отец протоиерей не раз предварял своих прихожан о предстоящем торжестве. Увы, видно, не те мы стали, какими предки наши были, каким, милостью Божией, остается наш православный простой народ!..
Но и к этому мы уже как-то успели привыкнуть. Гаснет благочестие народное вообще, гаснет и любовь к церковному богослужению, в частности. Сознают это верующие души и глубоко воздыхают о сем. Но вот вопрос: зачем сам государственный закон становится на сторону тех, кто не хочет знать и уважать нашу службу Божию? Невероятно это, но на деле выходит так. Кончилась всенощная; еще в церкви я слышал отголоски какого-то пения: будто где-то неподалеку происходила спевка большого хора. А когда я вышел из церкви, то пение это уже совершенно отчетливо раздавалось где-то тут, около церкви. Я спросил о. протоиерея: «Что это за пение?» – Он ответил: «Это в городском театре опера идет». – «Как, – говорю, – во время всенощной?» – «Не утерпели, начали раньше: обычно к концу всенощной является из театра вестовой, и, лишь только запоют в церкви Слава в вышних Богу, как он летит в театр, – а театр вот, тут же, на одной площади с храмом Божиим, и там начинается».
И больно мне стало, когда, по народному выражению, «бесовская всенощная» совершается тут же, рядом с службой Божией, почти в одни и те же часы, и никто, ни мы, пастыри, ни наши пасомые, если бы и захотели, не могли бы прекратить это поругание наших чувств религиозных, ибо теперь ведь дана всем «свобода», хотя бы эта свобода являлась прямым надругательством над настроением нашим, хотя бы звуки пения иудеев-артистов врывались в самые стены храма Божия и смешивались там со звуками ангельской песни: Слава в вышних Богу!.. Мне поведали, что много усилий употребляли православные, чтоб, по крайней мере, не строили театра в соседстве с собором, в сравнении с которым этот театр, хотя и деревянный, является исполином, но все напрасно: тогдашний представитель местной власти желал, чтобы театр был поближе к его жилищу: вот и построили в нескольких шагах от собора. Благо «закон» дозволяет! Да ужели, в самом деле, закон гражданский совсем уже порвал всякую связь с законом Божиим, так, что если бы православные потребовали, чтоб был снесен этот театр с площади соборной, то закон не допустит этого? Увы, да, не допустит! Но в храме Божием нельзя открыть окна, чтоб освежить воздух без того, чтоб в самый алтарь, во святое святых, не врывались иногда прямо соблазнительные, нецеломудренные звуки иудейских певичек. Ужели и тут ничего нельзя предпринять? Да, ничего, к сожалению! Довольно с вас и того, что под большой праздник в театре начинают петь вместе с пением в церкви славословия, а не раньше!.. Законодатели! Законописатели! Да побойтесь вы Господа Бога! Или вы не веруете уже в Него? Но ведь мы-то веруем, ведь вы проповедуете веяния свободы: ну, хотя бы во имя этих свобод дайте нам свободу помолиться в церкви спокойно, чтоб не слышать плясовых напевов, чтоб хотя в эти святые минуты молитвенного настроения не долетали до нас иногда и слова кощунственные и сладострастные, создайте закон, не позволяющий строить театры в такой близости к храмам Божиим! – Увы, надо опасаться, что на такие просьбы мы можем скоро услышать, что и театры – тоже «храмы», только храмы искусства, что ничего зазорного нет в том, что они стоят рядом с храмами Божиими: это-де могут утверждать только темные невежды. Что ж? Охотно присоединяюсь к этим невеждам, ибо им открывает Господь тайны Своего царствия, утаивая сии тайны от премудрых и якобы просвещенных мудрецов века сего лукавого и прелюбодейного.
Говорю я по поводу того, что наблюдал в некоем граде Новороссийске, но наболело мое сердце по поводу такого отношения к храмам Божиим еще в Вологде. Осенью прошлого года открыт был кинематограф-иллюзион в Вологде, против самого семинарского храма, и никакие протесты наши не помогли: разрешение, говорят, приказано дать во имя закона. Да что уж протестовать нам, провинциалам, когда в Москве не захотели послушать первосвятителя и построили народный дом, театр тож, на Введенских горах так, что этот дом суетных развлечений заслонил вид на храм Божий. В Воронеже город отказал в месте храму Божию на людной улице и на сем месте построил тоже народный дом, а храм Божий в честь просветителя Руси князя Владимира строят где-то на задворках. Когда читаешь или слышишь о таком, по меньшей мере, нехристианском отношении к храмам Божиим со стороны наших интеллигентов, то, как это ни прискорбно, уже не удивляешься ему: ведь давно известно, что именующие себя интеллигентами считают признаком особой культурности стыдиться веры во Христа, казаться чуждыми «старых предрассудков». Но вот что больно, вот что заставляет глубоко задумываться: ужели и наши гражданские законы стали проникаться таким же, более чем равнодушным, отношением к родной Церкви, к Христову учению? Ужели политика Пилата стала политикой русских государственных людей? Ужели чрез 1880 лет в душах людей считающих себя «просвещенными», повторяется этот скептический вопрос: да что такое истина? особенно истина религиозная? Стоит ли говорить о ней?..
Но ведь если так, то это уже, простите, начало конца. Что было можно простить еще Пилату-язычнику, то непростительно именующим себя – как-никак – пока еще христианами. Или уж пусть формально отрекутся от Христа: тогда, по крайней мере, будем знать, с кем имеем дело.