Литургия

Литургия есть подтверждение любви, Феодул, Божией любви к людям. Литургией Бог подтвердил Свою любовь к роду человеческому. Это подтверждение состоит не только в жертвовании чем-то Своим, но Собой Самим. Не Своим, Феодул, а Собой. Большего подтверждения невозможно ни потребовать, ни сыскать на свете. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»⁸⁷⁰. Такую любовь явил Бог, жертвуя Сыном Своим Единородным ради всех тех, кто поверит в Него; а они и есть друзья Божии.

Спаситель мира пожертвовал за род человеческий всем Своим, а напоследок и Самим Собой. Засвидетельствовал Он Свою любовь и словами, и делами, и слезами, и молитвой, а еще непрестанным трудом и по́том, изнуряя Себя голодом и жаждой, отказом от сна, усталостью и нищетой. Предположим, Феодул, что ты брошен в темницу какими-нибудь злодеями. И если бы ты услышал, что какой-нибудь незнакомый человек, которому ты не сделал ничего хорошего в жизни, трудился и мучился для твоего освобождения и жертвовал собой столько, сколько Иисус, – даже кроме смерти, – разве для тебя это не было бы достаточным доказательством того, что этот человек испытывает большую любовь к тебе? Поистине, ты воспринял бы это как достаточное, и даже более чем достаточное, доказательство любви. Ведь было бы бесчеловечно и неестественно, если бы ты потребовал от него, чтобы он сверх всего этого еще и умер за тебя, и тогда только ты поверил бы в его любовь. Действительно, неестественно и чудовищно. Но Христова любовь не неестественна, а сверхъестественна, Божественна. Его любовь, как и всю Его Личность, никак нельзя вместить в рамки двух-трех природных измерений. Это приметил и уловил апостол Павел, когда, изумленный, пишет ефесянам: «чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что́ широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову» (Еф. 3, 18–19).

«Превосходящую разумение любовь Христову» – слышишь ты это, Феодул? Любовь Христова разумом человеческим, поврежденным и оземлянившимся, не может быть ни понята, ни постигнута. Тот же апостол, рассуждая по разуму человеческому, в другом месте разъясняет это так: «едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5, 7–8).

Именно в этом состоит Божественное наслаждение: жертвовать собой за того, кто не надеется на жертву от тебя, и умереть за того, кто тебя ненавидит. На это способен только Бог или обо́женный человек – тот, в кого вселился Бог.

Удивительная птица пеликан. Она кормит своих птенцов рыбками из воды, пока может найти рыбок. А когда она не в состоянии дать своим дитенышам такую пищу, то расклевывает свою утробу и кровь свою дает детям своим, чтобы они напитались и остались живы. Птица пеликан всегда была символом Христа. Отдав Своим верным и возлюбленным все, что имел, Господь напоследок предложил им Свое Тело и Свою Кровь, чтобы их духовно напитать и привести к престолу вечной жизни.

Дивное животное ягненок. Есть ли что более дивное, кроткое и незлобивое? В пантеонах многобожеских народов можно найти обоготворенными всех сильных, лукавых, хищных и кровожадных животных. Можно найти слонов и львов, крокодилов и змей, быков и козлов, сов и орлов, обезьян и волков – всех, но нигде не найти ягненка. Поистине, над этим сто́ит подумать. Ведь Ягненком, Агнцем, назван Сын Божий, Мессия. Ягненок не убивает, а бывает убит. «Отец лжи и человекоубийца от начала»⁸⁷¹ побудил людей к обоготворению всех этих сильных, лукавых, хищных животных, убивающих других. А ягненок не знает ни о лукавстве, ни о насилии. Ни лживости, ни агрессии нет в ягненке. Потому стервятник никогда не внушал людям помысла о том, чтобы провозгласить ягненка богом или где-нибудь на свете воздвигнуть храм ягненку; обезьянам – да, крокодилам – да, змеям – да, кречетам⁸⁷² – да; всем, но только не ягненку. Нигде на свете ягненка не боготворили, и нигде на свете нет храма в честь ягненка. Начиная же от Христа и доныне тысячи и тысячи храмов воздвигнуты в честь Ягненка – Агнца Божия. Были разрушены тысячи и тысячи храмов кровожадным животным в Европе, Америке, Австралии и частично в Африке и Азии, а тысячи и тысячи построены в честь Агнца. Последнее стало первым, а первое – последним.

Священники еврейские ежедневно заколали жертвенных ягнят, веками и веками⁸⁷³. Едва отмывали руки «до локтя» от крови агнчей. Наловчившиеся в заколании ягнят, они озлобились против всех добрых людей, похожих на ягнят. Так они убили почти всех своих пророков, больших и малых, а также бесчисленных праведников. Отсюда слово Господне: «не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима»⁸⁷⁴, то есть вне живодерни, где натренированные мясники были священниками. Тут и Христу до́лжно было умереть, от рук тех же мясников.

Знал Он это совершенно ясно, потому спешил в последние дни перед смертью высказать все, что нужно, сделать все, предсказать все, дать все и быть готовым к последней и высшей Жертве – преданию Своей Крови, Себя Самого.

Потому в последнюю ночь на земле Он совершает первую литургию в истории мира. В наше время каждый день совершаются во имя Христово тысячи литургий на свете, но мы говорим о той первой литургии в тот первый Великий Четверток в горнице иерусалимской: Он был приносящий жертву, и жертва, и храм.

«И когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания»⁸⁷⁵.

Провидит Он, Яснозритель, что этой ночью предстоит Ему страдание. Знает Он, что ад клокочет и бессознательные слуги ада в граде Давидовом дышат пламенной ненавистью к Нему. И сатана, и еврейские старейшины хотят только одного – убить Его. Носители смерти хотят смерти Жизнодавца; волки и змеи уже разинули свои смрадные пасти на Агнца Божия. Нашли себе единомышленника и агента даже в одном из двенадцати апостолов. Евреи и бесы хотят Его смерти по двум разным причинам: евреи хотят Его убить, чтобы Его больше не было среди них и чтобы Он им больше не мешал, а бесы хотят, чтобы Он был убит, чтобы душу Его заполучить себе, в свою власть, как получили они все остальные души до Него. Итак, по расчету мрачных сил и их агентов в человеческом обличье, смерть Его должна стать выгодной и для одних, и для других. Им даже и не снилось, что высшая математика Божия обыграет их наивную арифметику.

«И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов»⁸⁷⁶.

И чудо, и любовь.

И не столько проявление чуда, сколько любви.

Для еретических богословов и надменных философов Запада, конечно, главный вопрос здесь в чуде. Как это хлеб может стать Телом и вино Кровию Христовой? Будто каждый день хлеб и вино не становятся в нас телом и кровью нашей. «Но это, – говорят они, – природный процесс!». Как будто природный процесс происходит сам от себя, а не от Бога. Словом Своим Бог определил, чтобы зубы, язык, желудок и желудочные соки превращали хлеб в тело и вино в кровь нашу. Это опосредованный способ действования Творца. Но Творец может действовать и непосредственно, словом Своим: непосредственно и мгновенно совершить тот процесс, который желудок совершает долго и постепенно. Ведь слово Божие сильнее желудка. Ведь и желудок – творение одного слова Божия. Христос и без единого слова, но только мыслью превратил шесть сосудов воды в вино⁸⁷⁷. Здесь, на литургии, Он действует словом: именует хлеб Своим Телом и вино Своей Кровию. Там, в Кане, Он чудотворил без слова и без прикосновения, только одним помыслом; здесь же использует и прикосновение руками, и слово, и благодарение Отцу Небесному. Но тяжело спорить с развращенными мозгами еретических богословов и с иудаизированными философами Запада. Ведь все еретики и иудеи готовы прибегнуть к убийству врага, если не могут одолеть его ни разумом, ни еще менее любовью.

Кровь вырабатывается и из другой пищи, но Иисус избрал из всех съедобных два самых чистых вещества, чтобы они представляли Его Тело и Кровь: пшеницу и виноградную лозу. Обе они вызревают на сухих и возвышенных местах и требуют много солнечного света, но мало влаги, так же как пост и молитва.

Мы знали многих монахов в окрестностях Иерусалима и на Святой Горе, которые на протяжении долгих лет – иногда и по тридцать, и по пятьдесят лет – питались исключительно сухим хлебом и малой мерой вина и оставались до глубокой старости здоровы, бодры, веселы, прославляя Бога денно и нощно. Ничто так тепло не воспевается в сербской народной поэзии, как «белая пшеница и винная лозица». И ничто у сербов не почитается выше хлеба и вина: ведь считается великим грехом наступить на крошку хлеба и каплю вина пролить на нечистое место. Все это сознательно связано с Христовой Жертвой любви, Христовой литургией.

Ведь тут в центре главное – любовь, которая, отдав все свое, отдает наконец и себя. Это главное и основное; вещество второстепенно.

Пеликан, когда ему нечего дать своим голодным детенышам, раздирает свою утробу и дает им свою кровь, не думая о своей смерти, или думая не о своей смерти, Феодул, но о жизни любимых чад.

«Истинно говорю вам: один из вас предаст Меня»⁸⁷⁸.

Предательство как гром среди ясного солнечного неба любви! Все равно как если бы змею увидеть в чистом роднике.

«Не я ли? Не я ли, Господи?» – спрашивали апостолы, не уверенные в самих себе на этих глубинах жизни, куда погрузил их Учитель.

«Не я ли, Равви́?» – спросил и Иуда-предатель.

«Ты сказал», ответил ему Иисус.

«Но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться»⁸⁷⁹.

Но и это грозное предупреждение не тронуло сердца Иудина. Тридцать сребреников были ему милее Бога. Его помраченный ум не мог произвести даже самого простого расчета. Мы не знаем, сколько значили тогдашние тридцать сребреников⁸⁸⁰, но по самому большому счету они могли обеспечить ему существование на сто дней. Учитель его обещал ему дать, как и другим верным, не сто дней, а сто тысяч лет, и не только это, но и всю неизмеримую вечность райского благоденствия. «Но, – думал он, – этого еще нужно ждать, а тут сразу и наличными деньгами». «Сразу и наличными» – этой музыкой наполнял сатана душу его. Потому Иуда и протянул руку и принял из рук Иисусовых кусок, обмакнутый в соли. «И после сего куска вошел в него сатана».

Тогда сказал ему Иисус: «что делаешь, делай скорее».

«Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь»⁸⁸¹. Ночь вокруг него, и ночь внутри него. Напрасно Учитель уничижился, подпоясался и омыл ему ноги; напрасен и протянутый кусок хлеба как знак любви: Иуда слышал только звон проклятого серебра и нашептывание диавола идти, куда пошел. Ноги вымыты, а сердце нечисто. И те, кто серебром заплатил ему за предательство, мыли всякий раз руки свои «до локтя», но сердце их было как гроб, полный мертвых костей и зловония.

Поистине, Феодул, Иуда принял только кусок хлеба, но к чаше не прикоснулся и не причастился Крови Христовой. А Господь ясно сказал: «если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни»⁸⁸².

Некоторые еретические церкви до сегодняшнего дня не дают своим верующим Крови Христовой, а дают им только кусок хлеба, причем бесквасный и несоленый (еврейский). Таким причастием причастился только Иуда предатель, в то время как все остальные апостолы причастились полным Причащением – Телом и Кровию. Этого апостольского Причащения строго придерживается Церковь Православная и причащает своих верных с незапамятных времен Плотию и Кровию, по заповеди Христовой и по примеру той первой литургии. Из-за этих еретиков, лишающих народ Причащения Кровию Господней, и сказал Господь апостолам: «пейте из нее все»⁸⁸³. Когда Он преломил и раздал ученикам хлеб, Он не произнес слово «все», но только сказал: «приимите, ядите: сие есть Тело Мое»⁸⁸⁴. Но когда затем протянул им чашу, сказал: «пейте из нее все«. Почему Иисус в первом случае не произносит слово »все", а во втором произносит его? Потому, что прозорливый Господь, прозирая в будущее, видел, что в Церкви Его появится этот соблазн, что священники в некоторых странах откажут народу в Причащении Плотию и Кровию и станут давать ему лишь хлеб без вина и тем самым будут закрывать народу двери в жизнь вечную, ибо можно ли упразднить слово Христово и при этом надеяться на жизнь вечную? Со страхом и трепетом Восточная Православная Церковь принимает слова Спасителя: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день»⁸⁸⁵. Принимает эти святые слова и на деле исполняет их, причащая весь народ Телом и Кровию Его – так, как Он Сам причастил Своих апостолов на той первой и прообразовательной литургии и как Сам Господь впоследствии, по воскресении, открыл великому апостолу Павлу, как должно причащаться (см.: 1Кор. 11, 23–25).

Кроме птицы пеликана, каждая кормящая мать – символ Христовой любви и Христовой Жертвы. Ведь, питая дитя молоком своим, мать питает его своим телом и своей кровью, потому что в молоке и тело, и кровь. Потому, когда ты видишь мать, кормящую дитя свое, – мать, а не кормилицу, – знай, что видишь образ литургии Христовой, конечно в узком смысле и ограниченном. Ведь Христос отдал Себя не за одного человека, а за миллионы и миллионы людей, даже за неправедных и грешных. Отдал Себя праведным в пищу, а грешным в лекарство; всем же, чтобы все походили на Него, как дети на Родителя своего, и чтобы Ангелы Его признали их во вратах Царства Небесного и впустили внутрь к Нему.

О, если бы каждый знал, что Христос испытывает бо́льшую любовь к нему, намного бо́льшую, нежели его мать! Ведь мать, когда кормила его, давала ему нечто от себя и из себя, причем одну часть только, а Христос жертвует за него всего Себя – всего, до последнего вздоха и до последней капли Крови. Материнская любовь лишь бледный символ Христовой любви. Согласно знатокам языков, «литургия» означает общее дело⁸⁸⁶, то есть дело Христовой любви отличает вообще всех людей, которые эту любовь принимают и любовью на нее отвечают. Не общая мысль и не общая идея, а общее дело. Ведь Христова любовь к грешному и неправедному роду человеческому засвидетельствована делом крайнего пожертвования и предания Себя всего, всем Телом и Кровию. Из далекой древности провидел Исаия Христа как жертвенного Агнца и описал Его такими словами: «Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен» (Ис. 53, 7). Именно как милый, кроткий агнец. Только не обычный агнец, а Агнец Божий с Божественным разумом, Божественной свободой и Божественной любовью.

Святой Симеон Новый Богослов говорит, что «смиренномудрие – это ноги, а любовь – голова всех добродетелей» (Слово 22)⁸⁸⁷. Эти две главные добродетели удерживают все тело всех остальных добродетелей. Святой Симеон на создание этого образа был вдохновлен, непременно, Тайной вечерей, на которой Иисус уничижился до того, что омыл ноги Своим ученикам, и возвысился до верха небес Своей бессмертной литургией любви, чтобы и мы друг друга омывали, а не грязнили и друг друга любили, а не ненавидели.

Начиная с этого первого Великого Четвертка и с этой первой литургии в горнице иерусалимской литургия стала сердцем всех богослужений Православной Церкви, а сердце литургии, сердце сердца, – это приношение Святых Даров, Тела и Крови Христовой. Потому, когда услышишь, что священник в алтаре произносит слова Христовы из той первой литургии: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое» – и снова далее: «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета»⁸⁸⁸, – вздохни и поклонись с благодарностью Христу за то, что он и тебя не забыл, а призвал на Свою Трапезу, чтобы тебя напитать и напоить самой драгоценной пищей, о какой когда-либо ухо человеческое слышало.

Не испытывай, а изумись. Не отказывайся, а приди и прими с благодарностью. Ведь если ты откажешься, Он не будет с тобой на земле и ты не будешь с Ним на небе. Если примешь Его в себя с любовью, смерть не повредит тебе и ты будешь принят на Его небесную трапезу, где будешь с Ангелами и всеми праведниками вечно наслаждаться новой и еще более таинственной пищей и питием (см.: Мф. 26, 29).

А когда Иисус закончил Тайную вечерю, то сказал ученикам: «Дети! недолго уже быть Мне с вами... Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»⁸⁸⁹.

Он говорит им: «дети», обращается к ним с Родительским словом любви; дети, хотя некоторые из учеников по возрасту – ровесники Ему, а другие, может, и старше. Так же обратился Он и к кровоточивой женщине, бывшей едва ли моложе Его: «дочь!»⁸⁹⁰ Но кто может быть ровесником Ему или старше Его, когда Он так сказал евреям о Своем возрасте: «прежде нежели был Авраам, Я есмь»⁸⁹¹?

«Новую вам», говорит, «заповедь даю». Как же новую, когда Он им столько раз говорил о любви? Новой называет Он ее сейчас, после литургии, после того как отдал Себя Самого им как животворную пищу и питие; следовательно, после того как прежние слова Свои о любви ныне подтвердил делом. Его Жертва за них открывает Его любовь в недомыслимой и непревзойденной славе и красоте. Ранее Он говорил им слова о любви, научал любви, объяснял любовь, а теперь, впервые теперь Он дает заповедь о любви. С авторитетом несомненным вследствие Своей Жертвы, Своей литургии.

До Христа мир не знал любви. Языческие народы произносили это слово, но в смысле плотской, супружеской, кровной или сроднической любви. Слова Сократа и Платона о любви не что иное, как поэтические грезы.

В Коране даже не упоминается слово «любовь». Мухаммед знал только о Боге, всегда удаленном от людей, порой праведном, порой милостивом.

Будда выдал свою теорию о ненужности и вредности любви и силился вырвать и самые ростки любви к чему бы то ни было и к кому бы то ни было на небе и на земле. Согласно ему, пока человек будет связан любовью будь то к людям, к богам или к твари, до тех пор душа его должна будет вновь появляться в разных телах. А когда человек иссушит сам корень любви в сердце своем, тогда он больше не будет рождаться, а перейдет в нирвану, в небытие, в ничто. Это единственное счастье, по учению Гаутамы Будды. Разве тебя не охватывает ужас, Феодул, от этого несчастья, называемого индийским учителем счастьем?

Но не удивляйся, что люди доходили и до таких мыслей. Нити их мыслей и мудрствований держал в своих руках сатана, человеконенавистник и человекоубийца. Он выводил людей из себя; выводит и до сих пор язычников и безбожников. Должен был прийти Некто сильнейший сатаны, чтобы освободить людей и обратить их к Себе, Богу, и чистому разуму. Должен был Некто сойти с небес и принести свет истины и тепло любви, чтобы осиять разум людей и согреть их сердца.

И пришел. Пришел Спаситель, долгожданный и прореченный Мессия. Мы о Нем и говорим непрестанно, Феодул. Он победил бесов. Он открыл людям тайны Царства Небесного. Он всего Себя отдал в жертву из послушания к Отцу Своему Небесному и из любви к людям. Всего Себя отдал, Телом и Кровию, и целым остался.

Платон умер от болезни⁸⁹². Он не жертвовал собой ни за кого. Будда умер в старости, проглотив случайно какую-то кость. И он не жертвовал собой ни за кого. От Платона не осталось ничего. От Будды остался один зуб, хранящийся и сейчас на острове Цейлон. От Мухаммеда остался только клок бороды, считающийся в Медине⁸⁹³ святыней.

Христос жертвовал всем Собой за всех и остался весь невредим. Кто мало дает, мало получает. Кто много дает, много получает. Кто жертвует всем, приобретает все. Христос отдал все, Свое и Себя, и приобрел все. «Дана Мне всякая власть на небе и на земле»⁸⁹⁴, засвидетельствовал Он после воскресения верным Своим. Вне Христовой власти никто не может ни жить, ни умереть, ни из ада выйти, ни в рай войти. Неограниченная и страшная власть. Счастье для нас, что такой власти над нами не имеет больше мрачный стервятник, а имеет Человеколюбец Господь, явивший перед людьми любовь, превосходящую разум.