Глава VIII. Творения Преосвященного Феофана Затворника
Святитель Феофан по справедливости может, быть назван величайшим учителем христианской нравственности за последние столетия. Его сочинения должны быть в руках всякого христианина, который бы пожелал прожить свою земную жизнь согласно своему назначению. Передать их содержание почти невозможно, да и мало полезно: не пересказать чужими словами того, что носит печать глубоко пережитого духовного опыта, не выразить всей искренности, сердечности и жизненности никакими описаниями... По необходимости мы должны ограничиться лишь перечислением его творений и краткой их характеристикой.
Все труды преосвященного Феофана можно разделить на три рода: 1. нравоучительные; 2. истолковательные и 3. переводные.
I. Между трудами первого рода можно различать в строгом смысле нравственно-назидательные, затем – излагающие глубокие опыты и наблюдения над явлениями духовной жизни, и наконец представляющие по возможности всю совокупность христианского нравоучения в стройной системе и в неразрывной связи с основоположными христианскими догматами.
К нравственно-назидательным следует отнести:
1) Слова на Господские, Богородичные и торжественные дни5. 2) О покаянии, причащении св. Христовых Таин и исправлении жизни. Слова в св. Четыредесятницу и приготовительные к ней недели. 3) Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. 4) Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения. 5) Краткие мысли на каждый день года, расположенные по числам месяцев. 6) Пять поучений о пути к спасению. 7) Восстани спяй. Собрание святоотеческих писаний, направленных к пробуждению человека от сна греховного для бодрствования о Христе. 8) Небесный над нами покров святых и уроки от лица их во дни празднственного чествования их. 9) На разные случаи. 10) О православии, с предостережением от погрешений против него. 11) Внутренняя жизнь. 12) Богоугодная жизнь вообще. 13) Девять слов по случаю пожаров в Тамбове и губерний Тамбовской. 14) Святоотеческие наставления о молитве и трезвении, или внимании в сердце к Богу и истолкование молитвы Господней словами св. отцев. 15) О совершенном обращении к Богу от прелестей мира и греха. 16) Три слова о несении креста. 17) Четыре беседы по руководству книги «Пастырь» св. Ермы. 18) Четыре слова о молитве. 19) Напоминание всечестным инокиням о том, чего требует от них иночество. 20) Сборник аскетических писаний, извлеченных из патериков обители св. Саввы освященнаго, что близ Иерусалима. Митерикон, собрание наставлений Аввы Исаия всечестной инокине Феодоре.
Глубокая назидательность и особенная сила благодатию помазанного слова, искренность, теплота и задушевность, иногда в соединении с изумительной простотой и в то же время художественностью изложения – вот общие черты нравоучительных трудов святителя. Главная задача, раскрывающаяся во всех их, это – указание на небо, на высший смысл и цель человеческой жизни, возбуждение к искреннему покаянию и живому обращению к Богу, к поддержанию в себе или возгреванию благодатной жизни. «Эти произведения великого подвижника веры и благочестия христианского, говорит преосвященный Никандр, полные духовно-благодатного помазания, в возможной полноте и близости отражают в себе дух учения Христова и апостольского – и все направлены к указанию высшего блага, вечных целей бытия человеческого... Они не только способны пробуждать человека-христианина от духовного усыпления, не только вызывать его из состояния религиозной апатии, равнодушия к вере, так называемой теплопрохладности, столь распространенной ныне среди современных христиан, не только побуждают христианина грешника к покаянию, исправлению и благодатному обновлению жизни во Христе, но и указывают ему самые надежные средства к достижению всего этого...»
Сочинения, в которых излагаются истины христианского нравоучения на основе глубокого духовного опыта и внимательного наблюдения над явлениями духовной жизни:
1) Письма о духовной жизни. 2) Письма о христианской жизни, в 4 частях. 3) Письма, к разным лицам о разных предметах веры и жизни. 4) Что есть духовная жизнь, и как на нее настроиться. 5) Душа и ангел не тело, а дух. (Против брошюр – слово о смерти и прибавление к сему слову).
В первых двух частях «Писем о христианской жизни» и во второй части «прибавлений» к ним, в письмах «о духовной жизни», в замечательном труде: «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» и в некоторых отделах «Писем к разным лицам о разных предметах веры и жизни», равно как отчасти и в мыслях на каждый день года, мы находим громадное собрание и глубоко осмысленное изложение явлений и фактов духовной жизни, начиная с первых благодатных движений христианского сердца к богообщению. Борьба со грехом, падения и восстания, благодатная помощь Св. Духа, все, что переживает христианин, деятельно вступивший на путь благочестия, – все это находит живое выражение в указанных сочинениях, все изображено с неподражаемым совершенством, в связи со знаменательными советами и указаниями.
Три последние части писем о христианской жизни, со включением первой и третьей части «Прибавлений» к ним, «Начертание христианского нравоучения» (то же, что письма о христианской жизни, с небольшими переделками и несколькими прибавлениями каких потребовала система нравоучения), «Путь ко спасению» (краткий очерк аскетики), заключительное прибавление к письмам о христианской жизни», – равно как отчасти и «Письма к одному лицу в С.-Петербурге по поводу появления там нового учителя веры», из «Писем к разным лицам и о разных предметах веры и жизни» – представляют уже опыты систематического изложения христианского нравоучения и имеют поэтому наибольшую важность. В трех последних частях «Писем о христианской жизни» с «Прибавлениями к ним», равно как и в «Начертании христианского нравоучения» в строгой связи и последовательном развитии излагаются мысли об исправлении греховного сердца, о христианском самосознании в отличие от нравственного самосознания вообще, – учение об обязанностях христианина, о советах христианину, о безразличных действиях, о грехе и добродетели, о семейных, церковных, служебных и гражданских обязанностях и т.д. Основная мысль всего нравоучения – идея богообщения, составляющая начало, средину и конец христианской нравственной жизни. Жизнь христианина должна быть всецело посвящена Богу. Все твори во славу Божию, по вере в Господа нашего Иисуса Христа, в надежде бесконечной жизни – такова главная цель жизни христианина! «Что касается до других целей, то они, хотя и могут быть допускаемы, но никогда не должны быть поставлены главными: от них всегда должно восходить к Богу. Здесь особенно важны цели самих дел. Каждое дело способно иметь свою цель: например, цель милостыни – помочь бедному, цель чтения – просветить ум. Но на них не должно останавливаться: ибо иначе дело будет вне главного значения христианина. Вообще, если позволить останавливаться на таких целях, то в жизнь христианина войдет бесконечное разнообразие, между тем как она вся должна иметь один тон. Тон сей сообщается ей единством цели, по коей она вся есть жертва Богу всецелая... Иным кажется очень строгим – все творить во славу Божию, они потому и полагают, что при делах можно иметь и другие цели, вне Бога, только бы сии цели не исключали Бога, и вообще, говорят, можно ограничиваться тем, чтобы только чаще относить к Богу дела. Все же дела посвящать Богу – есть удел совершеннейших, что можно советовать, но к чему всех обязывать не должно. Как унижена тут светлая христианская жизнь! Как видимо тут нехотение и леность сделать напряжение, чтобы возноситься к Богу! Но, во-первых, все посвящать Богу не есть совет, а цель необходимая, обязательная: Прославите Бога в душах ваших и телесах ваших; вся во славу Божию творите... Что яснее и определеннее сего? И зачем относить сию цель к совершеннейшим только, когда такое направление действия не требует особого напряжения: кто творит уже добро, скажи ему только, чтобы он мысленно и сердечно посвятил его Богу. Какой здесь труд? Другое дело пробудить грешника от сна греховного или оживить ослабевающего. Здесь надобно устрашать его, потрясать – представлять пагубные следствия греха и благие плоды добродетели и проч.; но это не цели, а возбудители воли... Во-вторых, говорить: позволительны и другие цели, лишь бы они не исключали Бога, значит, что мы делами своими как будто милость какую оказываем Богу; а говорить: довольно сколько-нибудь дел посвятить Богу, значит, будто Бог есть нечто стороннее в нравственной жизни. Такими мыслями порядок извращается. Христианин от Бога рожден есть и к Богу должен относить дела свои все до одного и всю свою жизнь освятить одною сею целью. Если мы станем рассматривать языческую нравственность, то есть, как там действовали добрые люди, то найдем точное приложение сих правил; равно и у христиан, оставленных без назидания. Но те и другие не знают существа дела. Теперь из жаления их дел не следует извращать истинного смысла и порядка жизни чистой и святой, а скорее следует вразумлять всех и всюду, в чем истина. Христианин не есть лицо, преданное влечению случайностей, а лице самоправительное. Скажи ему, как собою править, и он будет править. Нет, доброе дело, не для Бога и не по вере в Господа совершенное, не есть христианское, а есть простое добро естественное: следует теперь заключить, что все другие цели, кроме показанной, не суть цели истинные, и дела, по ним совершаемые, в той мере теряют свою цену, в какой удаляются от нее. О худых же Целях, вытекающих из эгоизма, и не говорится. Да слышит сие всяк, и да направляет так сердце свое всякий раз, как делает какое дело!»
Что касается до источников христианского вероучения, то, по словам преосвященнаго, «они одни и те же с источниками вероучения. Довольно помянуть, что здесь, кроме Слова Божия и согласного учения св. отцов Церкви, должно руководствоваться особенно аскетическими писаниями отцов подвижников, житиями святых и церковными песнопениями».
Замечательной особенностью нравоучений преосвященного служит углубление в душевную жизнь человека. «Сознание, самосознание, свободная самодеятельность, совесть, разум с идеями его, рассудок с его понятиями, суждениями и умозаключениями, наблюдение, память, воспоминание, воображение, фантазия, воля с ее желаниями, склонностями и моментами процесса поступания, сердце с его чувствованиями духовными, рассудочными, волевыми, эстетическими, аффекты – все эти разнообразные силы и явления человеческого духа нарочито рассматриваются преосвященным автором со стороны нравственно-доброй и нравственно-злой. Это рассмотрение отличается большой остротой самонаблюдения. Автор как бы спускается в темные переплетающиеся лабиринты духа и, несмотря на слабый свет лампады, везде успевает отмечать в них очень тонкие проявления нравственного начала». (Отзыв комиссии профессоров С.-Петербургской Духовной Академии о творениях святителя). Отсюда – жизненность, теплота и многоплодность нравоучения, отсутствие отвлеченности, – напротив все насквозь проникнуто глубокой человечностью, внутренней правдой, с которой невольно соглашаешься в душе...
В 3 и 4-м выпусках «Писем о христианской жизни», равно как и в «Начертании христианского нравоучения» указаны и раскрыты с возможной полнотой и во внутренней связи нормы и правила христианской жизни. Требовалось далее указать жизненный путь к их применению, возможность и удобоисполнимость их. Этому требованию вполне удовлетворяет творение архипастыря: «Путь ко спасению». Это творение, как и следовало, ожидать, имело наибольший успех, в короткое время выдержав несколько изданий. Вот как сам автор раскрывает задачу своего труда:
«В письмах о христианской жизни изображены обязательные для нас чувства и расположения; но этим сказано далеко не все, потребное к устроению своего спасения. Главное дело у нас действительная жизнь в духе Христовом. А этого только коснись, сколько откроется недоумений и сколько, поэтому, потребно указаний, и притом, почти на каждом шагу!
Правда, там последняя цель человека – в общении с Богом – и путь к ней изображен: это – вера с хождением в заповедях, при помощи благодати Божией. Приложить бы только слово: вот путь! – Иди.
Легко сказать: вот путь, иди! – Но как сделать это? Большей частью недостает желания идти. Упорно отревает душа, увлеченная какой-либо страстью, всякое понуждение и всякий позыв; очи от Бога отвращает и смотреть на Него не хочет. Закон Христов не по сердцу; ей и слушать о нем нет расположения: душа, как говорят, не лежит. Спрашивается, как же дойти до того, чтобы родилось желание идти к Богу путем Христовым; как сделать, чтобы закон напечатлелся в сердце, и человек, действуя по этому закону, действовал как бы от себя, непринужденно, чтобы закон сей не лежал на нем, а как бы исходил от него.
Но пусть обратился кто к Богу, пусть возлюбил закон Его: самое шествие к Богу, самое хождение путем закона Христова необходимо ли уже и будет успешно, потому только, что мы возжелали сего? Нет. Кроме желания необходимо еще иметь силы и уменье действовать: нужна мудрость деятельная. Кто вступит на истинный путь богоугождения, или начнет при благодатной помощи стремиться к Богу, путем предначертанного закона Христова, тому неминуемо будут угрожать опасности сбиться на распутии, заблудиться и погибать, воображая себя спасаемым. Сии распутия неизбежны по остающемуся, даже и в обращенном, греховному позыву и расстройству сил, которые и в сем состоянии способны представлять вещи в превратном виде – прельщать и губить человека. К сему присоединяется лесть от сатаны, который неохотно расстается со своими жертвами, и когда кто в области его пойдет к свету Христову, гонится вслед его и всякия расставляет сети, чтобы снова уловить; и нередко действительно уловляет. Следовательно, и тому, кто имеет уже желание идти указанным путем к Господу, необходимо еще указать все уклонения, возможные на сем пути, чтобы шествующий наперед был предварен о сем, видел имеющие встретиться опасности и знал, как избежать их.
Эти общие всем неизбежности на пути спасения делают необходимыми особые руководительные в христианской жизни правила, коими должно быть определено; как дойти до спасительного желания богообщения и ревности пребывать в нем, и как безбедно пройти к Богу, среди всех распутий, возможных на сем пути по всем степеням, – иначе как начать жить по-христиански и как, начавши, усовершиться в этом. Сие руководство должно взять человека вне Бога, обратиться к Нему и потом привесть пред лице Его; должно проследить жизнь христианскую в ее явлениях, на деле, от начала до конца, то есть как она засеменяется, развивается, зреет и приходит в полноту, или – что то же – написать историю действительной жизни каждого христианина, с показанием того, как в каком случае должен он действовать, чтобы устоять в своем чине.
Засеменение и развитие жизни христианской существенно различно от засеменения и развития жизни естественной. Это зависит от особенного характера христианской жизни и отношения его к нашей природе. Человек не рождается христианином, а становится таковым после рождения, Семя Христово падает на землю сердца уже бьющегося. Но как естественно рожденный человек поврежден и противоположен требованиям христианства, то, – тогда как, например, в растении начало жизни есть возбуждение ростка в семени, пробуждение как бы спящих сил, – начало истинно-христианской жизни в человеке есть некоторое возсотворение, дарование новых сил, новой жизни. Далее, пусть воспринято христианство, как закон, то есть положена решимость жить по-христиански: это семя жизни (решимость) не бывает окружено в человеке благоприятствующими ему стихиями; и при этом весь человек, его тело и душа остаются неприспособленными к новой жизни, непокорными игу Христову; потому с сей минуты начинается у человека потовой труд – образовать всего себя, все свои силы по-христиански. Вот почему, тогда как возрастание, например, у растений, есть постепенное развитие сил, легкое, непринужденное, у христианина оно есть многотрудная борьба с самим собой – напряженная и скорбная, и ему надо настраивать свои силы на то, к чему у них нет расположения: он, как воин, каждый шаг земли, хотя своей же, должен отнимать у врагов войной – обоюдоострым мечом самопринуждения и самопротивления. Наконец, уже после долгих трудов и усилий, начала христианские являются победоносными, господствующими без сопротивления, проникают весь состав естества человеческого, вытеснив из него враждебные себе требования и стремления, и поставляют его в состояние бесстрастия и чистоты, сподобляя блаженства чистых сердцем – зреть Бога в себе в преискреннем с Ним общении.
Таково положение в нас жизни христианской. Она имеет три степени, которые, по свойству их, можно назвать так: 1-ю – обращением к Богу, 2-ю – очищением или самонаправлением, 3-ю – освящением. На первой – человек обращается от тьмы к свету, от области сатанины к Богу; на второй – очищает храмину сердца своего от всех нечистот, чтобы принять грядущего к нему Христа Господа; на третьей – Господь приходит, вселяется в сердце и вечеряет с ним. Это состояние блаженного богообщения – цель всех трудов и подвигов!
Изобразить все сие и определить правилами и будет значить – указать путь ко спасению. Полное в сем деле руководство берет человека на распутиях греха, проводит огненным путем очищения и возводит до возможной для него степени совершенства, в меру возраста исполнения Христова. Иначе, оно должно показать:
1) как начинается в нас христианская жизнь;
2) как совершенствуется – зреет и крепнет, и
3) какою является в полном своем совершенстве».
Хотя между сочинениями преосвященного автора мы почти не встречаем трудов специально-догматического характера, тем не менее, так как нравственное чтение христианства стоит в неразрывной связи с христианскими догматами, то и в трудах преосвященного Феофана в разных местах мы находим раскрытие и догматического учения, притом, по свидетельству комиссии профессоров С.-Петербургской Духовной Академии, – «некоторые пункты догматического учения нашли не только полное и основательное раскрытие, но и такие точные формулы, каких православная отечественная догматика доселе не имела». Важность догматического элемента в творениях святителя особенно возвышается потому, что его разъяснения касаются высочайших и труднейших пунктов христианской догматики. «В особенности это нужно сказать относительно истин: участия всех Лиц Св. Троицы в различных моментах нашего спасения с преимущественным преобладанием участия одного из Лиц Св. Троицы в том или другом моменте нашего спасения, именно – Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия в первом моменте, в «устроении всего потребного для спасения», и Св. Духа Утешителя – во втором моменте, в «содевании спасения каждого лица». Последний пункт раскрыт с такой основательностью, полнотой и ясностью, что едва ли остается желать чего лучшего. Большую цену для догматиста представляет и предложенный в «письмах» опыт последовательного изображения совместного действия благодати Божией и человеческой воли во всем процессе «содевания спасения каждого отдельного лица». К этому нужно прибавить, что здесь же дано глубокое разъяснение связи церковной обрядности и внешности с внутренним духом христианской жизни». (Отзыв комиссии проф. СПБ. Д. Ак.).
Величайшую оригинальность нашего автора, резко отличающую его не только от иностранных, но и отечественных ученых богословов, составляет то, что он отводит формальному, рассудочному (дискурсивному) знанию весьма незначительное место. Для него религия, христианство прежде всего живая, действенная сила, – сама жизнь; – высшее духовное бытие – предмет непосредственного сознания. «Человек, вкусивший сладкого, не пожелает вкушать горечи», говорили наши предки, познакомившись с красотой христианского Богослужения в Царь-Граде. Так и преосвященный как бы так говорит каждому, желающему убедиться в истинах веры: «попробуй – начни жить воистину по-христиански, вкуси истинной жизни – и тогда тебе не нужно будет ни доказательств, ни рассуждений». –«Как увериться и каким путем испытать? – спрашивает он. К сему два способа: один внешний, научный, а другой внутренний, путь веры. Первый предлагается обыкновенно в систематическом изложении Богословия. Он действителен и для ученых существенно необходим; но, очевидно, не всеобщ, ибо в основании своем содержит знания, не для всех доступные. При всем том надлежало бы сии научные доводы со всей широтой, и ясностью, и убедительностью изложить и отдать во всеобщее употребление, с ручательством за силу их непреложного авторитета, чтобы всякий, способный разуметь, уразумевал сим путем истину. Нельзя впрочем не видеть, что сей путь очень, очень долог и труден, и, что особенно замечательно, помещаясь в голове, оставляет сердце самому себе, своему своенравию и свободе. Путь веры искреннее, внутреннее, живее, многоплоднее и общедоступнее. Это молитва к единому истинному Богу о вразумлении. Есть Бог истинный. Он сказал Свою волю нам в наше спасение, с желанием, чтоб она была понята и выполнена. Теперь мудрованиями людскими она скрыта или запутана до того, что тот или другой не имеет достаточно сил найти исход из сего лабиринта. Когда, в чувстве сей кровной нужды, с воплем, стенанием, болезнью сердечной, обратится кто к Богу, истинному Отцу всех человеков, Богу, желающему, чтобы вера Его была действенною, – может ли быть, чтоб Он не дал такого решительного указания к убеждению в истине ее? Он вранов кричащих питает, по молитве посылает дождь в жажду плоти нашей... а человеку, и еще духу его, Своему образу, томящемуся, ищущему узнать, как прославлять Бога, будто Он не укажет источника для утоления сей жажды духовной? Такая молитва нисколько не есть искушение Бога, хотя может быть превращена в него, когда кто неискренно, из одного любопытства, желал бы таких знаков. Примеры убеждения в вере сим путем почти повсюдны. Корнилий сотник испросил себе веру... Множество было таких, кои приходили к пустынникам вопрошать о вере, а они, вместо всех доводов, заставляли их молиться.... Блаженнее из всех тот, кто, вместе с Иеронимом Греческим, может сказать: «истинна вера, исповедуемая мною, ибо ею я сподобился приять Божественную некоторую силу, действующую во мне ощутительно. И язычники имеют писания, и храмы, и жертвы, и учителей, и книги, и отчасти Боговедение, и некоторые добрые дела, и праздники, и пременение одежд, и молитвы, и всенощные бдения, и священников, и много другого; но сей сокровенной в сердце христианина благодати и действия Святого Духа никто в целом свете не получает, а получают верою одни правильно крестившиеся в Отца, Сына и Св. Духа» (Хр. Чт. 1821; 11, 129). Так вот прямейший путь к открытию истинной веры, именно; вера же, молитва, непрерывность чудодейственности в Церкви, и особенно, внутренняя сила, доставляемая в вере. Посмотри всяк вокруг себя и увидишь, что все искренно верующие веруют по сим основаниям, а не по научным... Почитай, если хочешь, и научные основания веры в каком-либо Православном Богословии. Но сердечные сильнее и сподручнее».
II. Труды преосвящен. Феофана экзегетического (истолковательного) характера
Толкования посланий св. Апостола Павла к Римлянам в 2-х книгах, к Коринфянам 1-е послание, к Коринфянам 2-е послание, к Галатам, к Ефесянам, к Колоссянам и к Филимону, к Солунянам 1-е и 2-е послания и Филиппийцам, к Титу и Тимофею (пастырские послания), Псалом сто семнадцатый, истолкованный Епископом Феофаном, с портретом автора, Тридцать третий псалом, истолкованный им же, Разрешение недоумений при чтении притчи о неправедном приставнике и обетование тем, кои все оставляют ради царствия Христова. (Толкование Евангельской притчи). Евангельская история о Боге Сыне, – воплотившемся нашего ради спасения, в последовательном порядке изложенная словами св. Евангелистов!..
Особенность истолковательных трудов преосвященного Феофана состоит в том, что они, служа опорой и подтверждением его нравственно-богословских взглядов, в то же время сами представляют собою живую проповедь. Не то, чтобы автор не заботился о научной стороне дела при выяснении смысла священного текста – нет, всюду он стоит на высоте современной науки, но чисто ученая работа не заслоняет другой, важнейшей стороны дела: автор при выяснении священного текста ни на минуту не упускает из вида того, чтобы живое и действенное слово Божие проникало до сердца читателя и возбуждало в нем искру Божественной ревности служить Богу. Высокий прообраз истолковательных трудов такого рода мы находим разве только у древних отцов Церкви, особенно во вдохновенных толкованиях св. Иоанна Златоуста. Для характеристики экзегетических трудов преосвященного мы воспользуемся тем же отзывом комиссии профессоров СПБ. Д. Академии, о котором мы уже упоминали.
«Все эти труды имеют высокое достоинство и значение в нашей литературе по изъяснению священного писания. Отличаясь самостоятельностью в смысле независимости от западных ученых пособий и отечественных опытов, затем глубиной, основательностью, полнотой, замечательной ясностью и точностью изложения, они вполне удовлетворяют насущнейшим нуждам и целям богословской и именно православной экзегетики. Характерная их черта состоит в том, что главнейшими руководителями преосв. автора в его истолковательных трудах были св. отцы и учители церкви.
Вот почему при объяснении 118 псалма преосв. автор, несомненно знакомый с еврейским текстом, держится однако исключительно греко-славянского текста. По греческому тексту читали и толковали этот замечательный псалом древние толкователи: св. Амвросий, блаж. Августин, блаж. Феодорит, св. Иларий и др. По их следам идет неуклонно и преосв. Феофан и частью при помощи своих руководителей, частью чрез собственные глубокие и всесторонние размышления и наблюдения дает такое превосходное толкование названного псалма, что, смеем думать, и самый взыскательный образованный православный читатель ни мало не посетует на автора за отсутствие в его толковании разного рода филологических замечаний, по сравнению греческого переводного текста псалма, а вместе в славянского, с подлинным еврейским. Что касается, впрочем, греческого текста, то как здесь – в толковании псалма, так и в толковании посланий ап. Павла преосв. автор, хотя и не выписывает его целиком, постоянно однако держит его, так сказать, в своей памяти, при объяснении каждого славянского слова или выражения делая неопустительно, во всех сколько-нибудь важных случаях, необходимые филологические сравнения и разъяснения двух текстов, так что и для филологически образованного читателя толкования его представляют несомненное значение и интерес.
Нельзя не отметить другой важной в богословском отношении черты в толкованиях преосвященного Феофана. Внимательный читатель находит в них не только все нужное для полного и ясного понимания священного текста, но вместе с тем и глубоко продуманное и прочувствованное разъяснение множества разного рода догматических, в особенности же нравственных христианских истин, понятий, вопросов, – каковы, например, понятия и вопросы о грехе и зле, о нашем искуплении и оправдании во Христе Иисусе, об отношении благодати Божией и нашей человеческой свободы, о предопределении и т.п. И в толковании посланий апостола Павла автор видимо был озабочен тем же, – на что он сам ясно указывает, как на главную свою заботу при толковании 118-го псалма (стр. 458), – именно тем, чтобы дать читателю сколько необходимое для него объяснение истинного смысла слов апостольских, столько же и разъяснение того, как, в какой связи стоит та или другая высказанная апостолом догматическая или нравственная истина, то или другое указываемое им дело, явление домостроительства нашего спасения в ряду или цепи других истин, других подобных же дел и явлений. И все это излагается у преосвященного автора, как и самые толкования, в самой простой общедоступной форме, языком, напоминающим более живую, разговорную, чем книжную речь.
На всяком серьезном, понимающим высокую важность своего дела, толкователе св. Писания лежит между прочим обязанность уметь не только передать смысл открываемого в слове Божием, но и дать по возможности понять и почувствовать читателю сокрытую для него в этом слове божественную духовную силу и жизнь. И в этом отношении толкования преосвященного Феофана справедливо можно назвать образцовыми. Толкования его читаются с глубоким назиданием. Подобно своим неизменным руководителям св. отцам и учителям церкви и по большей части их же словами, автор постоянно преподает читателю то одни, то другие нравственные уроки, вводит его в созерцание и оценку, на основании указаний слова Божия, различных положений и состояний сокровенной внутренней духовной жизни человека-христианина. Толкование 118-го псалма ведется сплошь в таком именно нравоучительном духе, как это вполне отвечает и самому содержанию этого высокопоучительного псалма; таким же характером запечатлены и все толкования его на послания апостола Павла.
Не останавливаемся особо на оценке предпосланных у преосвященного Феофана толкованию каждого из посланий апостола Павла так называемых «введений», в которых излагаются обычные исторические сведения: о их происхождении, поводе к написанию, времени и месте написания и т.п. Подобные «введения» во всех комментариях предпосылаются обыкновенно в кратком виде, с точным изложением сведений, существенно необходимых читателю главным образом для правильного исторического понимания изъясняемого Писания. И этой практической цели вполне удовлетворяют толкования преосвященного автора; он умеет в немногом, – как всегда, так и в данном случае, – сказать многое, с полным научным авторитетом и основательностью. Таким же глубоким знатоком св. Писания и вместе высокопросвещенным богословом является преосвященный Феофан и в последнем изданном им труде, – в книге под заглавием: «Евангельская история о Боге Сыне, воплотившемся нашего ради спасения, в последовательном порядке изложенная словами св. евангелистов, с указанием оснований, почему именно такой, а не другой избран порядок последования евангельских событий одних за другими». Здесь автор представил не единственный, правда, в нашей отечественной литературе, но во всяком случае единственно законченный и более совершенный опыт решения одной из труднейших задач экзегетики по отношению к Четвероевангелию, именно опыт сведения воедино, соглашения сказаний всех четырех евангелистов и изложения событий евангельской истории в последовательном их порядке. Для решения этой нелегкой задачи издавна предлагались, как показывает история так называемой гармонистики евангелий, самые разнообразные правила и способы. Их отлично знает, очевидно, преосвященный автор, хотя по обыкновению и не входит в ученую критику их, устанавливая взамен того свой способ для достижения означенной цели. И нельзя не согласиться, что указываемый им путь последовательного построения евангельской истории есть наиболее надежный путь из доселе указываемых; наиболее надежный уже потому, что он вставляет в определенные рамки разного рода ученые соображения и предположения, основанные «на каких-либо указаниях в свойстве событий или в соотношениях или в сказаниях о них». «Без соображений, справедливо замечает преосвященный автор, конечно, нельзя обойтись; но их надо вставить в определенную рамку, иначе, они, как вольные птички, будут разлетаться в разные стороны» (стр. 7). Такою рамкой и служат четыре правила, из которых главное и основное следующее: «должно держаться того порядка евангельских событий, которого держатся два евангелиста; ибо коль скоро два согласны, то на другой стороне остается только один, который должен уступить двоим» (стр. 3). Все это излагается в обширном предисловии к читателям. В этом предисловии, имеющем бесспорно немалое научное значение, преосвященный автор делает вместе с тем и предварительный пересмотр всех евангельских сказаний с целию установления, по изложенным им правилам, течения евангельских событий (стр. 7 и дал.); предлагает за сим соответственный тому конспект евангельской истории, с обозначением главных ее частей и всех подразделений; далее – подробное оглавление содержания евангелий и наконец после такого введения – самую историю евангельских событий, последовательно изложенную словами св. евангелистов. В самом изложении св. истории автор делает все возможное для представления в ясном виде последовательного течения евангельских событий. О большой практической пользе этого труда преосвященного Феофана, как пособия при чтении и изучении евангельской истории, едва ли нужно говорить что-либо. Научного же значения нельзя не признать даже строгому критику. Хотя преосвященный автор и говорит в предисловии что устанавливаемое им, на основании известных правил соглашения евангелий, течение евангельских событий «определяют главным образом глаза» и следовательно «сочетание их во едино есть труд преимущественно механический», но на самом деле, как нетрудно понять, в основе его лежит глубокое и основательное изучение текста св. евангелий, без чего немыслимо даже и приступить к подобному труду, не говоря уже об его выполнении и таком предисловии, какое предпослал своему труду автор.
Таким образом в обоих вышеуказанных родах богословских произведений преосвященный Феофан является выдающимся, оригинальным, русским православным богословом, своими трудами сильно возбуждающим нашу отечественную богословскую мысль, внесшим немало в наше научное богословское сознание, обогатившим нашу богословскую литературу многочисленными, самостоятельными и высокоценными трудами, а потому вполне справедливо пользующимся почетной известностью.
В виду всего вышеизложенного комиссия мнением своим полагает, что совет академии, присудив преосвященному Феофану степень доктора богословия, исполнит только долг, давно лежащий на высшей духовной школе».
III. Переводные труды
Переходя к переводам свято-отеческих творений преосвященного Феофана, мы ограничимся лишь указанием на громадность его трудов и в этой области. Это – благодатное море, достаточное для утоления душ, жаждущих духовного просвещения и руководства. Нельзя не выразить пожелания, чтобы издан был по возможности в скорейшем времени указатель к этому сокровищу духовного назидания...
Добротолюбие, в русском переводе, дополненное. Том первый (667 стран.) (В состав сего тома вошли писания св. отцев: Антония Великого, Макария Великого, аввы Исаии отшельника, Марка подвижника и аввы Евагрия).
Добротолюбие, в русском переводе, дополненное. Том второй (810 стран.) (В состав сего тома вошли писания св. отцев: Иоанна Кассиана Римлянина, Исихия пресвитера Иерусалимского, Нила Синайского, Ефрема Сирианина, Иоанна Лествичника, Варсануфия и Иоанна, аввы Дорофея и Исаака Сирианина).
Добротолюбие, в русском переводе, дополненное. Том третий (488 стр.) (В состав сего тома вошли писания св. отцев: Диадоха, Иоанна Карпафского, аввы Зосимы, Максима Исповедника, Фалассия, Феодора, Феогноста, Филофея Синайского, Илии пресвитера, сказание об авве Филимоне).
Добротолюбие, в русском переводе, дополненное. Том четвертый (около 690 стран.) (Том сей составляет извлечения из всех известных теперь, и в печати и в рукописях, поучений преподобного и богоносного отца нашего Феодора Студита. Книга эта, по словам преосвященного переводчика, для монастырских братий неоцененная, но и для мирян найдется в ней немало полезного. См. предисловие к сему тому).
Добротолюбие, в русском переводе, дополненное. Том пятый (528 стр.) (В состав сего тома вошли писания св. отцев: св. Симеона нового Богослова, старца Симеона благоговейного, Никиты Стифата, Григория Синаита, Никифора уединенника, Григория Паламы, Каллиста Патриарха и сподвижника его Игнатия Ксанфопулов, Каллиста Тиликуды, Симеона Архиепископа Солунского и друг.).
Древние иноческие уставы: пр. Пахомия Великого, св. Василия Великого, пр. Иоанна Кассиана и пр. Венедикта, собранные Епископом Феофаном (около 660 стран, большого формата).
«Древность передала нам четыре иноческих устава, говорит святитель, появившихся не в одно время и не в одних местах, но в совершенно одинаковом духе, и даже в одинаковых выражении и очертании. Предлагая их вниманию иноков и всех благочестивых христиан, надеемся доставить им чрез то немалое духовное утешение, давая им возможность удостовериться, что иночество так же древне, как само христианство, и требуется самым духом христианства, и что наш образ иночествования согласен с первоначальным и с тем, в каком оно было держимо в Церкви во все время – от начала до нас»... (Предислов. к уставам).
Невидимая брань. Блаженной памяти старца Никодима святогорца.
В предисловии к сей книге старец Никодим говорит: Настоящая душеполезная книжица справедливо носит данное ей наименование: «Невидимая Брань». Ибо она поучает о брани мысленной и невидимой, какую каждый христианин восприемлет с того часа, как окрестится и даст пред Богом обет воевать за Него даже до смерти, и о врагах бестелесных и не явных, кои суть различные страсти и нехотения плоти, и демоны злые и человеконенавистные, день и ночь не перестающие воевать против нас... Здесь – здесь, в этой Невидимой брани (то есть в книге), или лучше сказать в этой Брани Господней, воины Христовы поучаются познанию различных прелестей, многообразных козней, недомыслимых лукавств и хитростей воинских, которые употребляют против них мысленные супостаты... Научаясь же распознавать все сие, они и сами при этом умудряются, как разрушать такие козни врагов и противоборствовать им... И коротко скажу, этой книгой всякий человек, желающий спасения, научается, как побеждать невидимых врагов своих, чтобы стяжать сокровища истинных и божественных добродетелей, и за то получить нетленный венец и залог вечный, который есть единение с Богом, и в нынешнем веке и в будущем.
Слова преподобного Симеона нового Богослова. Перевод епископа Феофана с новогреческого языка.
Слова преподобного Симеона нового Богослова. Выпуск второй.
Главный предмет наставлений св. Симеона – делание во Христе сокровенное. Он объясняет пути внутренней брани; обучает мерам совершенствования наипаче духовным; заставляет подвизаться преимущественно против духовных страстей, против помыслов и движений греховных... Не отвергая внешних подвигов, ни чина их, но уча блюсти их, он требовал борьбы с грехолюбивой душой и проходя сам, при содействии благодати, путь скорбей внутренних, требовал того же и от других... Сочинение его – богатейшая сокровищница мыслей о жизни духовной, с силою действующих на душу, жаждущую благочестия. Св. Симеон назван Новым Богословом потому, что он преподавал такие глубокие тайны внутреннего подвижничества, о каких давно не слышали. Он образовал новых учеников, – ревнителей созерцательной жизни: впоследствии еще более, чем при жизни, наставления его получили силу в общем мнении. Скончался в 1032 году. (Историч. учение об отцах церкви Филарета А. Черниговского, Том 3-й, стр. 305).
Обозревая это неизмеримое духовное наследие, оставленное преосвященным Феофаном, соображая его многоценность, невольно приходишь к заключению, что труды святителя составят эпоху не только в развитии православной богословской науки, но и в нашем общественном развитии, невольно согласишься с тем, что «имя его, можно быть уверенным, не угаснет с его кончиной, а, напротив, с поднятием духовного самознания в обществе будет приобретать все больше известности и славы, как имя великого духовного просветителя, умевшего давать ответы на самые насущные вопросы духовной жизни». (Церк. Вестник 1894 г. № 4).
Многие из вышепоименованных трудов святителя печатались на страницах Душеполезного Чтения и издавались при посредстве редакции этого журнала, к которой святитель относился всегда, до конца дней с неизменным и трогательным доверием, как можно видеть это из «Писем к близкому родственнику» и из его совета: «Для чтения выписывайте журнал «Душеполезное Чтение». Очень пригодный журнал и дешевый – 4 р. с пересылкой». Затем труды святителя печатались и издавались стараниями и издержками его племянника А. Г. Говорова и русского Афонского Пантелеймонова монастыря. Сам святитель ничего не получал за свои труды, кроме нескольких десятков экземпляров, предназначавшихся для бесплатной раздачи. Он заботился лишь о том, чтобы издание его трудов являлось необременительным для покупателей и хотя отчасти вознаграждало труды и хлопоты издателей. Об этом свидетельствует его обильная переписка со своим родственником и со старцами Афонского монастыря, печатающаяся на страницах Душеполезного Чтения. Эта переписка, можно сказать, была единственным «деловым» отношением к внешнему миру за все время его затворнической жизни... Здесь мы не говорим конечно о трогательно-нежной заботливости, с какой он относился к судьбе своего родственника-питомца, равно как и об его многообильной переписке со всеми, кто жаждал его духовных советов. Можно лишь изумляться громадности труда, который уходил на эту переписку, судя по тому, что уже напечатано в Душеполезном Чтении за 1894 год и печатается доселе. Здесь мы ограничимся пожеланием, чтобы вся переписка святителя была потом собрана в отдельные сборники, чтобы ни одна отрока почившего архипастыря не пропала для будущего биографа и историка и для руководства всех православных христиан.
* * *
Изд. Афонского Пантелеймонова монастыря. С требованием можно обращаться в часовню св. Пантелеймона на Никольской. Москва.