Соглашение евангельских сказаний о Пасхе, которую совершил Иисус Христос в навечерии Своей крестной смерти

(Мф. 26:17–20; Мк. 14:12–18; Лк. 22:7–16; Ин. 12:1; 18:28; 19:31)

«Православный собеседник», 1861

Определенные свидетельства трех евангелистов – святого Матфея, святого Марка и святого Луки – поставляют вне всякого сомнения то, что Иисус Христос накануне Своей крестной смерти совершил с своими учениками Пасху, предписанную в Законе Моисеевом, узаконенным образом и в положенное время, то есть в 14 день месяца Нисана, в четверток. Но, несмотря на то, многие писатели высказывали свои сомнения как относительно того, в какой именно день совершил Иисус Христос Свою последнюю на земле Пасху, так и относительно того, законную ли, иудейскую ли Пасху тогда Он совершил. Повод к сомнениям находили в тех местах Евангелия от Иоанна, в которых говорится, что в эту Пасху иудеи ели агнца пасхального в пятницу, в день смерти Иисуса Христа. Возникавшие вследствие таких недоумений мнения о последней Пасхе Иисуса Христа весьма разнообразны. Так, во-первых, одни утверждали, что Иисус Христос на последней Своей вечери с учениками совершил Пасху законную, иудейскую, и именно: Ориген, Епифаний Кипрский, Протерий, патриарх Александрийский, Иоанн Златоуст, Тит, епископ города Боцры (IV века), Кирилл Александрийский, Софроний, патриарх Иерусалимский, Иоанн Дамаскин, Михаил Керулларий, патриарх Константинопольский, Феофилакт Болгарский, Евфимий Зигабен, и т. д.; напротив, другие полагали, что Иисус Христос на последней вечери не совершал Пасхи законной, то есть не вкушал пасхального агнца, а именно: Аполлинарий, епископ Иерапольский (II века), Климент Александрийский, Ипполит Римский, Виктор Антиохийский, составитель «хроники пасхальной» (VII века), Никита Стифат, Петр, патриарх Антиохийский, киевские митрополиты Леонтий и Иоанн (XI века); во-вторых: одни думали, что Иисус Христос совершил пасху 14 числа месяца Нисана, как, например Евсевий Кесарийский, Протерий и пр., другие доказывали, что 13 числа, например, Климент Александрийский, Ипполит Римский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Евфимий Зигабен и др., а другие замечали только, что Христос совершил Пасху ранее всех одним днем, не говоря, какого числа, например, Епифаний Кипрский. Такое разнообразие мнений уже указывает на затруднения в соглашении различных сказаний евангелистов об одном и том же событии. Каким же образом согласить выражения евангелиста Иоанна о последней Пасхе Иисуса Христа со свидетельствами трех прочих евангелистов, нимало не изменяя смысла ни тех ни других?

Сравним места Евангелий, где говорится о совершении последней Пасхи Иисусом Христом.

Вот что повествует евангелист Матфей²⁰: «В первый день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Он сказал: подите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими. Ученики сделали, как повелел им Иисус; и приготовили пасху. Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками» (Мф. 26:17–20).

Евангелист Марк говорит так: «В первый день опресноков, когда закалали пасхального агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? Мы пойдем и приготовим. И посылает двух из учеников Своих, и говорит им: пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним. И куда он войдет, скажите хозяину дома того: Учитель говорит: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую²¹; там приготовьте нам. И пошли ученики Его и пришли в город и нашли, как сказал им, и приготовили пасху²². По наступлении вечери Он приходит с двенадцатью. И когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам: один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня» (Мк. 14:12–18).

Евангелист Лука излагает дело следующим образом: «Настал день опресноков, в который надлежало закалать²³ пасхального агнца. И послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть пасху. Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; пойдите за ним в дом, в который войдет он, и скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую, устланную; там приготовьте. Они пошли и нашли, как сказал им, и приготовили пасху. И когда настал час, Он возлег, и двенадцать апостолов с Ним. И сказал им: очень желал Я есть с вами пасху сию прежде страдания Моего. Ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием» (Лк. 22:7–16).

Эти места ясны и не допускают никакого сомнения в том, что Иисус Христос в последней год Своей земной жизни, накануне Своей крестной смерти с двенадцатью учениками Своими вкушал агнца пасхального, предписанного законом и в узаконенное время.

Между тем некоторые места в Евангелии Иоанна показывают, что иудеи в тот год ели агнца пасхального в пятницу, в день смерти Иисуса Христа, и таким образом представляют затруднения к решению вопроса.

Во-первых, такое затруднение представляется в следующем месте: «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых» (Ин. 12:1). Это случилось, вероятно, в субботу (в последний день недели), потому что вшествие Иисуса Христа в Иерусалим в следующий за тем день совершилось, по преданию, в первый день недели (соответствующий нашему воскресенью). Таким образом, выходит, что Пасха иудейская была тогда в пятницу, а не в четверг, в который совершил ее Иисус Христос. Но здесь затруднение легко может быть устранено. Если евангелист в этом месте определяет время по общеупотребительному у иудеев способу, то он совмещает в своем счислении субботу – день, когда пришел Спаситель в Вифанию, – и четверг накануне Пасхи, то есть то самое навечерие Пасхи, когда агнец пасхальный был вкушаем Иисусом Христом и Его учениками. Ибо известно, что и это навечерие Пасхи, и самый праздник, который начинался в следующий день, у иудеев были одинаково называемы Пасхою. Следовательно, выражение евангелиста Иоанна за шесть дней до Пасхи равно прилагается и к четвергу, и к пятнице, и потому не дает еще основания к решительным заключениям. Упомянутое сейчас двоякое употребление слова пасха уничтожает другое затруднение, которое можно извлечь из другого места Евангелия Иоанна, где он вечер четверга не называет еще Пасхою, а выражается об нем так: пред праздником Пасхи (Ин. 13:1).

Во-вторых, следующие два места того же Евангелия святого Иоанна, по своей трудности, несравненно более важные. Первое: «От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» (Ин. 18:28); второе: «Так как тогда была пятница, то иудеи (то есть первосвященники и старейшины), дабы не оставить тел на кресте в субботу, ибо та суббота была великий день, просили Пилата, чтобы перебить у них голени, и снять их» (Ин. 19:31). Здесь прямо говорится, что иудеи в этот год праздновали Пасху, то есть ели агнца пасхального, вечером в пятницу. Чтобы устранить затруднение в первом из этих мест, говорит, что под пасхою, которую гонители Иисуса готовились есть в пятницу, разумеется не агнец пасхальный (уже съеденный в четверг), но то мясо, которое оставалось от жертв, принесенных во время празднества в храме. Правда, в Священном Писании эти приношения также называются пасхою, но едва ли можно согласиться, что первосвященники и старейшины для того, чтобы можно было есть именно остатки от принесенных жертв, не захотели войти в преторию из опасения оскверниться, если бы только самое празднование Пасхи дозволяло им это. Без твердых доказательства нельзя придавать такую важность этим остаткам от жертвоприношений, о которых мы сейчас сказали. Во втором месте день смерти Иисуса Христа назван пятницею пред Пасхою (слич. Ин. 19:14), то есть кануном субботы или днем приготовления (παρασκευή). Говорят, что каждая пятница называлась днем приготовления (παρασκευή) по отношению к следующей субботе. Может быть, хотя мы нигде не находим на это доказательств. Но пусть было так. Все же мы не можем поверить, чтобы днем приготовления назывался первый день праздника Пасхи, когда он приходился в пятницу. Ибо первый день великого праздника должен был считаться самым торжественным днем целого года. Но эта пятница, в приведенном месте, очевидно, стоит в тени – о ней упоминается как о дне приготовления, а о следующей субботе сказано: та суббота была великий день. Почему она была выше, торжественнее, чем другие субботы? Потому что эта суббота была неделя Пасхи. Но если эта суббота получила свою торжественность от праздника, то первый день праздника, конечно, был еще торжественнее, еще важнее этой субботы.

Разбирая указанные затруднения, некоторые писатели утверждали, что именно рассматриваемая пятница и была 14-й день месяца Нисана. Потому-то, думали они, первосвященники и старейшины не хотели входить в преторию, чтобы можно было им есть агнца пасхального вечером. Господь наш, говорили они, не вкушал истинного агнца пасхального, предписанного законом, но совершил только вечерю в память этого агнца, ибо Он предвидел, что вечером будет взят врагами и что поэтому Ему невозможно будет вкушать агнца пасхального по закону.

Защитники этого мнения, чтобы усилить свои доказательства, употребляли еще аналогии. Прилично было, говорили они, Спасителю нашему, Первообразу прообразовательных агнцев, Которого святой апостол Павел называет Агнцем пасхальным, закланным от нас (1Кор. 5:7), умереть в тот самый час, когда был закалаем прообразовательный агнец пасхальный. Конечно, аналогии ничего не доказывают; но когда они так поразительны, как выставленные теперь, то придают некоторую силу мнениям, особенно, когда говорится о Пасхе, которая была богата символами.

Кроме того, ссылаются на новейшие астрономические вычисления, по которым 14-е число месяца Нисана было в пятницу в 33 году нашего летосчисления, а этот год многими хронологами признается за действительный год смерти нашего Спасителя; тогда как по другим вычислениям 14-е число месяца Нисана рассматриваемого года приходилось в четверг. Как бы то ни было, мы не имеем никакого основания думать, что иудеи были хорошие астрономы и могли делать сложные астрономические вычисления с такою точностью, до какой не только тогда, но даже ныне можно достигнуть с большим трудом. Известно, как трудно было христианам, даже в то время, когда, под правлением христианских императоров – все пособия науки находились в их распоряжении – определить в каждый год, по правилам астрономическим, тот день, в который надлежало праздновать христианскую Пасху. И мы впали бы в большие ошибки, если бы стали судить об астрономических сведениях иудеев по удивительной точности их юбилейного периода, которая давала их хронологии такую степень верности, какой не имеет даже хронология григорианская. Юбилейный период их установлен был Моисеем по откровению Божию: он был результатом таких соображений, которых иудеи не знали. Они так мало упражнялись в астрономических знаниях, что, если верить раввинам, каждый месяц подстерегали на горах явление новой луны для точнейшего определения своих праздников; этот метод часто, конечно, поставлял их сведения в зависимость от облаков и туманов. Таким образом, астрономические вычисления в рассматриваемом вопросе не могут быть приняты во внимание по невозможности приложить их к делу с какою-нибудь достоверностью.

Весьма многие свидетели, и свидетели достовернейшие, отцы и учители Церкви, как греческие, так и латинские, о которых мы упомянули выше, говорят о празднике, совершенном Иисусом Христом накануне Своей смерти, как о Пасхе законной, которую Он праздновал в определенное законом время и предписанным образом. И как иначе объяснить столь ясные свидетельства трех евангелистов? Правда, Господь наш «очень желал есть эту пасху с Своими учениками» (Лк. 22:15) потому, что хотел в эту вечерю установить святое таинство Евхаристии; но, говоря Своим ученикам так просто и с такою любовию о приготовлении пасхи для Него, Он, конечно, разумел того пасхального агнца, который естественно представлялся уму апостолов, о котором Он говорил им и в прежние годы, которого ели они каждый год и которого есть пришло время и в этот год.

Чтобы слова евангелиста Иоанна согласить с повествованиями прочих евангелистов, надлежало бы, по общеизвестным строгим правилам герменевтики, изъяснять слова его одного словами прочих трех; но как у трех прочих евангелистов не выражено определенно, в какой именно день ели пасхального агнца иудеи, то, нимало не извращая ясного смысла их повествований и свидетельств почтенной древности, можно остановиться на изъяснении тех толкователей, которые утверждают, что Иисус Христос вкушал агнца пасхального со Своими учениками вечером в четверг, в 14-й день Нисана и, следовательно, в узаконенное время и предписанным в законе образом, – что первосвященники и фарисеи ели агнца в следующий день, то есть в пятницу, 15 числа, и что, вероятно, большая часть иудеев поступила точно так же.

Мнение это поддерживали уже многие писатели. Но как 14-й день Нисана назначен был законом Божиим для отправления пасхального торжества, а 15-й день для первого торжества семидневного праздника, то естественно возникает вопрос: возможно ли, чтобы Иисус Христос вкушал агнца пасхального в четверг, тогда как архиереи и фарисеи ели бы его в пятницу? Некоторые из древних учителей Церкви уже отвечали на этот вопрос так: «Они (иудеи) ели ее на другой день и нарушили закон, чтобы только достигнуть своего желания – умертвить Его. Не Христос преступил время Пасхи, а они, на все дерзающие и поправшие многие законы; потому что весьма кипели гневом, и многократно покушались взять Его, но не могли. Теперь же, захватив Его неожиданно, они предпочли оставить пасху, чтобы только удовлетворить своему кровожадному желанию». Это побуждение отсрочить Пасху едва ли можно допустить во всей строгости. Архиереи и синедрион, которые весьма боялись народа, как мы видим это из многих мест Евангелия, не посмели бы действовать так решительно, тем более что только за несколько дней пред тем, когда Иуда предложил им продать своего Божественного Учителя, они переменили прежде принятое ими решение – не умерщвлять Иисуса в продолжение праздника (Мф. 26:5, 14–15). Евангелисты также не прошли бы таким решительным молчанием распоряжение архиереев об отсрочке Пасхи для означенной цели.

Есть еще предположение, что по причине многочисленности агнцев пасхальных, которых должно было закалать в преддверии храма, обитатели Иерусалима и собственно так называемой Иудеи, по заведенному обыкновению, ели агнца пасхального, согласно с законом, в 14-й день месяца Нисана, тогда как галилеяне и все прочие израильтяне, пришедшие из иноплеменных стран, ели его в 13-й день вечером. Поэтому-то Иисус Христос, воспитанный в Назарете и проводивший большую часть жизни Своей в Капернауме, вкушал пасху с Своими учениками, которые все были галилеяне, в 13-й день Нисана, сообразуясь, таким образом, с установлением тех, которые, сидя на седалище Моисеевом, ввели это двоякое торжество.

Гораздо более вероятно другое мнение: что четверг, в который Иисус Христос со Своими учениками вкушал агнца пасхального, был в 14-й день Нисана, следовательно, день, определенный законом, но что архиереи и верховный совет, для того, чтобы две субботы (то есть Пасха и субботний день недели), в которые обе запрещалась всякая работа, не следовали непосредственно одна задругою, перенесли праздник Пасхи с пятницы на седьмой день недели – на субботу, то есть с 15-го числа на 16-е, и таким образом навечерие Пасхи, когда ели пасхального агнца, пришлось в пятницу – 15-го числа. Иисус Христос, исполнявший закон во всей точности, не принял никакого участия в этом нововведении. Это объяснение, кажется, очень просто устраняет все затруднения и поставляет слова евангелиста Иоанна в совершенном согласии с словами трех евангелистов. Может быть, следующие слова евангелиста Луки: «Настал день опресноков, в который надлежало закалать пасхального агнца» (Лк. 22:7), – заключают в себе намек на самовольное нововведение недостойных князей израильских. Таким образом, по этому вероятному мнению, Иисус Христос вкушал агнца пасхального, предписанного законом, в четверг вечером, в 14-й день Нисана, в определенное время и предписанным в законе образом, в чем не позволяют нам сомневаться свидетельства трех евангелистов, взятые вместе. Может быть, и другие еще, для которых нововведение архиереев и старейшин было предметом соблазна, ели агнца в тот же самый вечер. Но сами архиереи и старейшины ели пасху в пятницу, 15-го числа, и, вероятно, большая часть иудеев поступила подобно им. По соображению приведенных мест Евангелия от Иоанна с тем обстоятельством, что князья народа проводили этот день в деятельности – именно занимались судебным допросом, где дело шло о жизни или смерти, также переговорами с язычниками, приготовлениями к распятию, которому должен был подвергнуться обвиненный, – по этому соображению оказывается, что в тот день они еще не праздновали Пасху; потому что если бы они праздновали первый день праздника Пасхи, то не стали бы заниматься никаким делом, тем более судом и казнью.

Есть еще обстоятельство, которое заставляет верить, что первый день праздника Пасхи был перенесен иудеями на субботу. Во второй день праздника, то есть, как об этом положительно говорит Иосиф Флавий, 16-го числа Нисана, согласно Божественному установлению, был приносим в храм первый сноп ячменя. Считая от этого дня, праздник Пятидесятницы иудейской приходился в пятидесятый день. По общепринятому преданию, этот праздник в тот год был в первый день недели (воскресенье), так как и воскресение Иисуса Христа из мертвых случилось в этот же день. Но если бы первый сноп ячменя принесен был в седьмой день недели (в субботу), то праздник Пятидесятницы должен был бы падать тоже на седьмой день недели – на день субботний. Следовательно, вторым днем праздника в том году у иудеев была не суббота (16-е число), а первый день недели (17-е число), первым днем праздника – суббота (16-е число), а навечерием Пасхи – пятница (15-е число).

Итак, Спаситель наш Иисус Христос, исполнивший весь ветхий закон и Свою последнюю на земле Пасху совершил законным образом и в установленное время, то есть в четверг вечером – в 14-й день Нисана. Вместе с тем мы не сомневаемся, что Спаситель наш после того, как вкусил пасху в назначенное законом время, умер на кресте в пятницу, именно в ту минуту, когда были закалаемы символические агнцы.

Диакон Кудрявцев. «Христианское чтение», 1867

Первые три евангелиста, согласуясь с евангелистом Иоанном в том, что днем смерти Господа была пятница (Мф. 27:62–64; Мк. 15:42; Лк. 23:54; ср. Ин. 19:14), не могут, по-видимому, быть согласны с ним в том, в каком отношении стоял этот день к законному празднику того года: был ли это день самого праздника или день, предшествовавший ему? По повествованиям первых евангелистов, дело как будто так представляется, что день смерти Господа был и днем самого праздника, следовательно, он был 15-е Нисана, а день вечера был, значит, не иной какой, как 14-е Нисана. По Евангелию же от Иоанна дело представляется так, что день смерти Господа – пятница – не был день самого праздника, а только день предшествовавший ему, значит, это был день 14-е Нисана, а вечеря была, следовательно, 13-е Нисана. Вследствие этого три первые евангелиста, начиная говорить о таком времяопределении, формулируют его так: ели «в первый день опресночный», как евангелист Матфей, или «в первый день опресноков, когда закалали пасхального агнца», как евангелист Марк, или просто: «приближался праздник опресноков, называемый Пасха», – как евангелист Лука. Последний же евангелист, начиная говорить о таком времяопределении, формулирует его значительно иначе. Он просто говорит, что это было прежде праздника Пасхи: πρό δέ τής εορτής τοΰ Πάσχα. Разница, конечно, не какая-либо догматическая, но тем не менее она касается такого пункта, который не может быть не дорог сердцу христианина и который не может не возбудить в нем самого сильного желания устранить такое важное недоумение. Вот почему ни для одного из кажущихся разногласий не было так много попыток к соглашению, как для этого. Но, к сожалению, многие из таких попыток не только не облегчили, а скорее затруднили решение вопроса. Между тем этот вопрос не будет представлять ничего особенно трудного, если мы, руководясь преданием отцов Церкви, будем смотреть на повествования евангелиста Иоанна как на дополнения к повествованиям других евангелистов. Вся трудность окажется только в том, что три первые евангелиста, не определив времени события, возбудили в последнем евангелисте желание определять это время возможно точнее и яснее. Вследствие этого вся разность окажется в том, что первые евангелисты говорили менее определенно, а последний – более. Справедливость такого взгляда откроется тотчас, как скоро мы внимательно сравним хронологические указания первых евангелистов с хронологическими указаниями последнего. Первое из указаний евангелиста Иоанна заключается в самом начале повествования его о вечери. Πρό δέ τής εορτής τοΰ Πάσχα. «Прежде праздника Пасхи». Это указание хотя и не принадлежит к числу самых точных, тем не менее оно прямо говорит, что вечеря была не 14 Нисана. Не на праздник Опресноков указывает он, а на праздник Пасхи. Но так как у иудеев праздником Пасхи назывался собственно тот день, в вечер которого вкушаем был агнец пасхальный, то выражение евангелиста «прежде праздника Пасхи» не иное что может означать, как только то, что вечеря была совершена накануне, то есть 13-го числа.

Второе хронологическое указание евангелиста Иоанна гораздо яснее, чем предыдущее. Во время вечери Господь, обличив Иуду в намерении предательства, говорит ему: Еже твориши, сотвори скоро. Сего же никтоже разуме от возлежащих, к чесому рече ему. Нецыи же мняху, понеже ковчежец имяше Иуда, яко глаголет ему Иисус: купи еже требуем на праздник (13:27–29). Выражение «на праздник» в сравнении с 1 стихом этой главы не иначе можно понять, как к празднику Пасхи. Следовательно, этот последний предполагается еще ненаступившим. Далее: если бы эти слова произнесены были на вечери 14 Нисана, то немыслимое дело, чтобы апостолы пришли к предположению о какой-либо покупке в это время даже таких предметов, какие раздавались бедным. Та праздничная ночь, в которую совершалась пасхальная вечеря, считалась временем самым священным, и считалось совершенно незаконным в эту принадлежавшую субботнему праздничному дню ночь совершать какую-либо покупку. Особенно немыслимо, чтобы отцы семейств, долженствовавшие участвовать со своими домочадцами в пасхальной вечери, оставили свои семейства и занимались делами в лавках. Напротив, все это будет очень натурально, если мы примем, что апостолы высказанное предположение выразили в ночи с 13-го на 14 Нисана. В это время действительно купеческий класс в тех видах, чтобы на другой день пораньше окончить свою деятельность, занимался делами долее обыкновенного.

Третье указание евангелиста на день совершения пасхальной вечери заключается в указании евангелистом той причины, по которой иудеи не вошли в претор, находившийся в доме Пилата-язычника. Эта причина была та, чтобы им не оскверниться, но есть пасху. Здесь как под словом «пасха» нельзя понимать семидневную жертвенную пищу, или так называемую «хагига», так и под осквернением нельзя понимать того обычного осквернения, которое продолжалось до конца дня. Нельзя понимать слово «пасха» в смысла широком потому, что здесь употреблен член: το Πάσχα, а по библейскому словоупотреблению член употребляется только в тех местах, где говорится собственно об агнце пасхальном; когда же идет дело о жертвах пасхальных вообще, то член опускается (Числ. 28:19–24; Втор. 16:1–3). Точно так же и под осквернением нельзя понимать того осквернения, которое продолжалось будто бы до конца дня и которое не имело будто бы отношения к агнцу пасхальному, употребление которого начиналось уже вечером, относящимся к другому дню. Прежде всего очень невероятно то обстоятельство, чтобы иудеи, находившиеся во время жизни Спасителя в постоянном обращении с язычниками, считали такое обращение вообще нечистым. Но если они, как сказано здесь, опасались осквернения, то это не иначе, как только пред началом той важной трапезы, которая предстояла для них вечером. Очевидно, только в это время они и могли опасаться таких ничтожных осквернений, как обращение с язычником. Ко всему этому ученый Моверс прибавляет, что если бы здесь разумелся не агнец пасхальный, а обычная хагига, то члены синедриона как занимавшиеся в тот день осуждением Иисуса не могли по законам вкушать ее. Он ссылается далее на Талмуд и говорит, что в 15 Нисана не было обязательно приносить жертву, и следовательно, члены синедриона не могли страшиться лишения такой пищи, которой, в сущности, не могло и быть. Значит, нужно необходимо принять, что под словом «пасха» евангелист понимал употребление агнца пасхального, и опасение иудеев было опасение лишения этого последнего.

Самое ясное указание евангелиста на день совершения вечери заключается в тех местах, где евангелист день распятия Господа называет «пятницею» παρασκευή τοΰ Πάσχα: иудеи же, понеже пяток бе, да не останут на кресте телеса в субботу, бе бо велик день тоя субботы. Здесь под словом «пятница» нельзя понимать пятницу праздника Пасхи, но пятницу пред Пасхою, в которую вечером должно было вкушать пасхального агнца. Такое понимание имеет следующие основания: 1) хотя слово παρασκευή употреблялось иногда для обозначения дня пред субботой, но в Новом Завете везде, где только употребляется это слово, везде употребляется для обозначения покоя, предшествовавшего субботнему дню. Так, нельзя понимать παρασκευή как день пятницы в том месте, где евангелист говорит, что погребавшие положили Иисуса в ближайшем гробе по причине пятницы иудейской. Точно такое же значение имеет это название и у других евангелистов (Лк. 23:54; Мк. 15:42). 2) Если бы слово παρασκευή означало день недели, то была бы совершенно излишняя приставка του Πάσχα; в таком случае нужно бы было прибавить не του Πάσχα, а τοΰ σάλτου или просто употребить παρασκευή без всякой приставки. 3) Если бы событие распятия случилось 15 Нисана, в самый день праздника, который праздновался в том году в пятницу, то обозначение следовавшей за этим днем субботы никак не могло бы быть такое, какое евангелист ей дает. Ее никак нельзя бы было назвать великим днем. Все дни, находившееся между первым и последним днем праздника, назывались малыми днями. Днем же великим назывался только первый и последний день праздника. Такое название встречается в самом Евангелии. Так, говоря о пребывании Иисуса на последнем дне праздника Кущей, евангелист выражается так: «В последний великий день праздника» (Ин. 7:37). Следовательно, с полною уверенностью можно принять, что если евангелист называет субботу великим днем, то называет потому, что к обыкновенному празднику субботы присоединился еще другой, именно – праздник Пасхи: бе бо велик день тоя субботы. Значит, можно принять, что события распятия происходили 14 Нисана, а последняя вечеря – 13 Нисана.

Если сопоставим с этими точными и определенными данными) указания на день вечери трех первых евангелистов, то эти последние не только уступят первым по своей численности, но и по своей определенности. Указания евангелистов находятся в одном только месте, где начинают они говорить о вечери, и притом такие, которые и сами по себе недовольно определенны, да и в других местах находят себе противоречие. Говоря о дне последней вечери, первые три евангелиста выражаются так: «В первый день опресноков» (τη δε πρώτη των άζύμων – Мф. 26:17). «В первый день опресноков, когда закалали пасхального агнца» (και τή πρώτη ήμερα των άζύμων οτε το Πάσχα έθυον – Мк. 14:12), «Настал праздник опресноков, в который должно было закалать пасхального агнца» (ήλθε δέ ή ήμερα των άζυμων, έν ή εδει θύεσθαι το Πάσχα – Лк. 22:7). Сопоставляя эти три указания, нельзя не заметить, как каждый из евангелистов, сознавая недостаточность выражения своих предшественников, старался уяснить другого. Евангелист Матфей, сказав, что вечеря происходила в день опресноков, употребил такое выражение, которое давало повод думать, что она происходила 15-го Нисана, когда начинался собственно праздник опресноков. Вследствие этого евангелист Марк счел нужным отдалить это время по крайней мере на день назад и потому прибавил: «Когда закалали пасхального агнца». Евангелист Лука заметил, что и это отклонение, сделанное ближайшим его предшественником, недостаточно, и потому счел нужным еще более ограничить это время и выразился так: «Прииде же день опресноков», то есть только приблизился еще. Таким образом, довольно прямо выраженное указание первого евангелиста было постепенно более и более обобщаемо и, сказать, отклоняемо от того смысла, который мог заключаться в словах первого евангелиста. Уже из этого постепенного уяснения достаточно можно видеть, что выражение πρώτη не имеет в себе определенного указания на какое-либо время, но это заключение может еще найти для себя поддержку в словоупотреблении. Определенное указание на первый день недели, по изъяснению древних греческих толкователей, никогда не производится чрез слово «πρώτη», но всегда или по большей части чрез слово «μία», Так, сами первые евангелисты, когда говорили о первом дне недели, в который Христос воскрес, то употребили слово не «πρώτη», а «μία» (Мф. 28:1; Мк. 16:2; Лк. 24:1; Ин. 20:1). Следовательно, если три первые евангелиста употребили для обозначения дня вечери слово «πρώτη», а не «μία», то, очевидно, хотели указать на время менее определенное. По объяснению святого Иоанна Златоуста, блаженного Феофилакта и Евфимия Зигабена, днем опресноков евангелисты называют день, предшествовавший празднику Опресноков, в который вечером иудеи должны были есть по закону пасху с опресноками. Но иудеи, говорят они, имели обычай считать дни с вечера, то и день, предшествовавший этому дню, они называли первым днем опресноков. Из всего сказанного следует, что указания первых евангелистов, как указания мало определенные, нимало не противоречат точным указаниям евангелиста Иоанна. Такое заключение можно подтвердить и другими обстоятельствами. Посылая учеников для приготовления комнаты, где должна быть вечеря, Господь велит им сказать такому-то: Учитель глаголет: время Мое близ есть: у тебе сотворю пасху со ученики Моими (Мф. 26:18). Такое заявление о близости времени было бы решительно непонятно, если бы Господь хотел совершить вечерю в законное для иудеев время. В этом последнем случае было бы достаточно указать только на желание учителя совершить пасху, и тот, к кому была обращена речь, вполне бы понял, зачем нужна была такая комната. Есть и еще обстоятельство довольно замечательное. Евангелисты Марк и Лука говорят о возвращении с поля Симона Киринейского, которому иудеи поручили нести крест за Иисусом. Такое возвращение с поля, очевидно, предполагало занятие полевыми работами, которое было бы немыслимо, если бы день распятия был день праздника, исключающий всякого рода деятельность. Представленное нами сопоставление хронологических указаний приводит к несомненному заключению, что разногласия между повествованиями никакого нет, что и первые евангелисты говорят о том же самом дне, как и евангелист Иоанн, только менее определенно, чем этот последний.

При этом рождается только один вопрос, решение которого хотя и не относится прямо к нашему исследованию, но который нельзя обойти молчанием. Вопрос этот состоит в том, по какому же случаю Господь Иисус совершал пасху ранее обыкновенного? Из всех решений этого вопроса самое вероятное, кажется, то, какое дает ученый Гуг и которое, по его собственным словам, было результатом его близкого знакомства с делом. Он говорит, что иудеи после плена Вавилонского, сделавшись много религиознее, начали обременять себя обычаями, для которых не было даже указания в законе Моисея. Так, они не довольствовались празднованием тех дней, которые предписывались Моисеем, но хотели праздновать даже и те, которые им предшествовали. При этом он ссылается на эдикт Августа, где есть уже речь о днях, предшествовавших праздникам, и на талмудические места. Следствием этого, говорит он, было то, что удаление кислых хлебов пред Пасхою, особенно в Галилее, совершалось не только в день, предшествовавший празднику, но даже накануне его, то есть в 13 Нисана. На основании такого мало-помалу образовавшегося взгляда на праздники и в Иерусалиме приготовление агнца пасхального не было безусловно необходимым только в четырнадцатый день. По крайней мере можно полагать, что это дозволено было в отношении к галилеянам, более ревновавшим о днях предпразднственных. К тому же такое дозволение могло служить большим облегчением для служащих в храме. Заклание 256 000 агнцев в течение нескольких часов было бы слишком обременительно, если бы не дозволялось галилеянам более раннее употребление пасхальных агнцев. Очень неудивительно, что Господь воспользовался этим обычаем галилеян и совершил ветхозаветную пасху ранее обыкновенного, а Сам, как истинный Агнец, долженствовавший заменить прообраз, пострадал 14 Нисана, в день законного празднования Пасхи.