О том же (ст. 17–22)

Еп. Михаила

Через три дня, т.е. по прибытии в Рим, Павел созвал знатнейших из иудеев; и здесь апостол язычников следует своему обыкновению – по прибытии в языческий город обращаться прежде всего к иудеям с проповедью. Не имея возможности, как узник, посетить их синагогу, апостол приглашает знатнейших из них, т.е., вероятно, старейшин синагоги и с ними именитых по своему общественному положению между иудеями людей, к себе. Те принимают его приглашение, и апостол начинает с ними беседу. Эта (первая) беседа с нижи-носит на себе чисто личный характер и есть как бы самооправдание апостола перед иудеями. Она имеет целью устранить предубеждения римских иудеев против апостола, какие могли возникнуть в них частью из узничества апостола вообще, частью из апелляции его к суду Кесареву, частью из разных наговоров на него всегдашних его врагов – неверующих иудеев, могших и письменно и устно сообщать о нем иудеям столицы мира неблагоприятные для него сведения. Вследствие сего апостол: 1) утверждает, что он в узах невинно; он не сделал никакого преступления ни против народа, ни против отеческих обычаев или против закона Моисеева. Народ он обращал к Мессии, закон Моисеев видел исполнившимся во Христе (Матф. 5, 17); если говорил и учил против закона, то собственно против мысли об оправдании одним законом Моисеевым, что неизбежно следует из правильного понятия о Царстве Мессии. Следовательно, он невинно предан в узах в руки светского языческого правительства. 2) Свою апелляцию к суду Кесареву апостол объясняет незаслуженной им ненавистью к нему иерусалимских иудеев, которые добивались его осуждения, тогда как римский суд иудейского прокуратора признал его невинным и хотел освободить; следовательно, он вынужден был отдать себя на суд Кесаря. – Впрочем, – присовокупляет апостол, – я не с тем потребовал суда Кесарева, чтобы перед Кесарем обвинять в чем-либо народ мой, не с враждебной против народа моего целью, а единственно ради самозащиты, т.е. я сделал это не для того, чтобы другим прочинить зло, но чтобы себя избавить от зла, и не по своей воле, но быв вынужден. – По сей причине, т.е. потому, что я вынужден был просить суда у Кесаря и не с враждебной для народа целью, я и призвал вас, чтобы объяснить недоразумение и рассеять могшие возникнуть подозрения. Не враг я народа и закона, напротив: за надежду народа я и обложен сими узами.

Мы ни писем не получали и пр. (ст. 21–22): иудеи говорят неправду или неполную правду. Если они слышали о христианском учении споры (ст. 22): то не могли не слышать и не знать о Павле, почти главном деятеле и проповеднике этого спорного учения. Может быть, за последнее время, время суда Павлова перед Фестом, когда он потребовал суда Кесарева, они не получали о нем ни писем, ни устных известий, но о прежней деятельности апостола не могли не слышать. Цель и причину такого притворства иудеев понять трудно, точно так же как трудно понять, почему они выражаются о христианском учении (собственно – ереси, с их точки зрения), что они знают о нем только то, что о нем везде спорят, как будто они совсем не знают о христианской общине римской, тогда как она, по посланию к Римлянам, в значительном числе состояла из обращенных иудеев. Может быть, это притворство объясняется высокомерным отношением их к этой ереси? Несмотря, однако же, на это высокомерие, они интересуются слышать это учение из уст одного из главных его проповедников, именно потому, что он один из главных его проповедников, и сами вызывают его на это, вероятно, в надежде посрамить его; но, как оказалось, сами были посрамлены (Толков. апостол, стр. 637).