Дозволенное

Дозволенное. Бесспорный факт – тот, с одной стороны, что сознательность и свобода необходимо придают каждому поступку определенное качество, и, с другой, что в данном случае важен не сам по себе объект, с каким имеет дело поступок, а цели и мотивы последнего, то внутреннее настроение человека, какое было налицо во все время, пока поступок совершался. Эти данные достаточно определенно освещают вопрос, обыкновенно рассматриваемый в неразрывной связи с другим – об адиафорах (см. выше: т. I), – именно, вопрос о так называемом дозволенном. Говорят: можно указать такие действия человека или такие объекты, одни из которых будто бы всегда должны считаться дозволенными человеку, а другие также всегда недозволительными ему. Причиною этого считают самую сущность действий и объектов, от которой, и только от нее, будто бы, единственно, и зависят как то, так и другое обстоятельства. Но если нравственно хорошее или нравственно дурное качества поступков всецело зависят от их целей и мотивов, от того внутреннего настроения, с каким поступки совершаются человеком, то, с этой точки зрения, вопрос о бытии самих по себе и всегда, безотносительно к чему-либо, дозволенных действий и поступков должен считаться странным и нелепым. Если, далее, как сказано, объекты, с которыми имеют дело человеческие поступки, сами по себе в данном случае какого-либо значения не имеют, потому что при совершенном тождестве объектов действий последние нередко имеют совсем неодинаковое нравственное достоинство и цену, то, с этой, в свою очередь, точки зрения, вопрос о существовании таких объектов, которые будто бы сами по себе и всегда, безотносительно к чему-либо, являются дозволенными, опять-таки отзывается непониманием дела. Словом, вопрос о так называемых самих по себе нравственно дозволительных действиях, поступках человеческих и предметах, несомненно, может быть решаем по его существу только в отрицательном смысле. Напрасно защитники иного образа мыслей пытаются оправдать себя ссылками на различного рода примеры. Последние в действительности не достигают своей цели. Указываемые мыслители рассуждают: каждому человеку, как индивидууму, присущи такие черты и особенности, каких нет у всех других; в силу этого обстоятельства и иных, впрочем, причин каждому человеку, опять как именно индивидууму, приходится нередко бывать в таких условиях, какие совершенно неизвестны остальным. Вот на этой-то почве, говорят они, являющейся специфическою у каждого человека и потому оставляемой без внимания нравственным законом, как имеющим дело с человеком вообще, а не с этим или тем в таких или иных условиях его жизни, и имеют право на свое бытие стоящие особняком от правил нравственного закона и потому уже сами по себе или нравственно дозволительные, или нравственно непозволительные объекты, – поступки, действия. Сюда относятся ими, напр., отдых, чтение романов, посещение театров, танцы и пр. в этом же роде. Нравственному закону, говорят, нет ни малейшего дела до такого рода человеческих действий, так что во власти самого уже человека лежит так или иначе к ним относиться. Но здесь обращает на себя внимание, прежде всего, то обстоятельство, что люди далеко не всегда и не все согласны между собою в том уже, какая категория поступков, объектов... есть нравственно дозволительная сама по себе и какая сама же по себе нравственно недозволенна. Помимо всего прочего, уже одно это обстоятельство довольно многознаменательно.

Затем коснемся некоторых частных случаев. Отдых, действительно, нечто позволительное, как всецело обусловливаемое уже особенностями законов самого нашего телесного организма. Но он позволителен не в безотносительном смысле, не сам по себе, а в условном и относительном. Если человек дозволяет себе отдых в должной степени, т. е. насколько это требуется его организмом, отдых будет и дозволительным, и прекрасным, и необходимым делом. Если же, в данном случае, надлежащая норма не будет соблюдена, то подобный отдых явится уже чем-то нравственно дурным. Чтение романов!.. Если человек мог бы с большею пользою для себя и для окружающих его наполнить, употребленное им на чтение романа, время каким-либо другим делом, но просто не захотел, то здесь трудно было бы говорить о нравственно дозволенном самом по себе. Если, кроме того, на юного, напр., читателя ознакомление с данным романом может произвести раздражающее, разжигающее впечатление, тогда данное действие должно признать всецело нравственно непозволительным. Дело ясно, так что разбирать другие, в настоящем случае, примеры излишне. Каждый из последних будет указывать собою на такой случай, который никак не может быть причислен к разряду бесцветных, поскольку к нему имеет известное касательство человек, даже малейшим прикосновением сообщающий ему непременно какое-либо определенное качество. Безотносительно же к человеку, его свободе... говорить о нравственном значении подобных объектов невозможно. Слово Божие подтверждает высказанные выше мысли. Когда первозданный человек был введен Богом в рай, то ему было разрешено или дозволено есть от всякого дерева в саду (Быт.2:16), за исключением дерева познания добра и зла (Быт.2:17). Почему? Не потому, конечно, что плоды одних деревьев были сами по себе нравственно недозволительны или, что то же, худы, злы (ведь все, созданное Богом, было весьма хорошо, – Быт.1– как отвечавшее своему назначению, – и Бог не сотворил ничего злого; зло явилось после), а по другой причине. Здесь идет дело не о том, каковы были плоды райских деревьев сами по себе, а о заповеди Божией, приуроченной к плодам, о том, чтобы дать человеку возможность развить и укрепить богодарованную ему свободу, которая иначе не могла бы заявить о себе фактически осязательно и т. д. Даны были первому человеку и другие повеления: плодитесь и размножайтесь, говорил нашим прародителям Бог, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и пр. (Быт.1:28). Все это было повелено и разрешено, дозволено прародителям. Но опять-таки, нельзя думать, что будто бы людям было дозволено владычествование и т. д. само по себе, что оно, будто бы всегда и, притом независимо от каких бы то ни было условий, дело хорошее... Само собою понятно, что иное владычествование – нравственно порочное дело, и на подобное ему Бог, конечно, не давал разрешения первозданным людям. Здесь опять предоставлялась последним возможность самим выработать истинно нормальный вид их отношения к остальному миру. Свобода первых людей до грехопадения их не успела еще отметить себя ни одним дурным поступком. Отсюда Господь и предоставлял им делать то или иное, зная, что они при указанном условии не склонятся в сторону зла без какой-либо особенной причины (чем и явилось обольщение со стороны змия), не злоупотребят даваемыми им дозволениями, разрешениями. Невольно в данном случае приходят на ум слова св. ап. Павла: для чистых все чисто (Тит.1:15). Но вот, наши прародители пали, свобода их извратилась. Отсюда изменились и отношения Бога к людям. Он уже не предоставляет им более (как то было прежде) права делать то или иное, а напротив – целым кодексом предписаний определяет заранее и строго решительно все проявления жизни человека-еврея: не только более или менее важные, более или менее существенные, но даже и все остальные. Все предписания этого рода отошли в сторону после того, как Спаситель восстановил падшую человеческую природу. Искупленный и возрожденный человек поэтому восклицает: «Все мне позволительно, но не все полезно, все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1Кор.4:12, 10:23). Другими словами: объекты действий наших сами по себе особого значения не имеют. От человека зависит, так или иначе воспользовавшись ими, извлечь из них для себя пользу или вред. Человек должен особенно заботиться о том, чтоб стоять выше власти всех этих объектов, быть их господином, а не рабом, и пр. И здесь, словом, также нет места чему-либо самому по себе дозволенному или, что то же, самому по себе нравственно хорошему, так как все зависит от того, как отнесется ко всем таким объектам человек. Здесь говорится о нравственно позволенном лишь именно постольку, поскольку человек пользуется чем-либо во всех отношениях нормально. Если же человек будет совершать что-либо, не обращая внимания на то, что это не полезно, что это обладает им и пр., тогда его действие будет безусловно порочно в нравственном отношении. Итак, о чем-либо в нравственном отношении бесцветном св. апостол не говорит здесь, подобно тому как не говорит этого и в других местах своих посланий: всяким своим поступком каждый человек, но смыслу учения Павлова, так или иначе, но непременно, или содействует, или не содействует осуществлению предписаний нравственного закона. Возьмем ли мы, напр., девство и вступление в брак, употребление пищи и питья и проч., везде в существе дела увидим то же. Девство – хорошо; позволительно и вступление в брак. Однако, ни то, ни другое не есть нечто нравственно позволительное само по себе. Напротив, каждый человек должен строго изучить и свои индивидуальные качества, и те условия, в каких ему приходится жить, прежде чем окончательно изберет тот или другой род жизни (т. е. жизни ли в девстве, или в браке). И только после этого он не рискует воспользоваться тем, что вообще позволено человеку божественным нравственным законом, – не так, как следует. Пользуясь же тем дозволенным иначе, чем сказано, человек совершает в нравственном отношении грех. Те же соображения могут быть приложены и к вопросу о пище и питье. Сами по себе пища и питье особого значения не имеют: они принадлежат к области того, что дозволено человеку, но не сами по себе, а лишь постольку, поскольку опять-таки человек нормально пользуется этим, обращая внимание, напр., на окружающих его, которые могут соблазняться известным его отношением к пище и пр. Если же человек будет употреблять в пищу что придется, без разбора, притом нимало не обращая внимания на то, как все это отзовется на его ближних, тогда он будет совершать нравственно греховное (1Кор.7:26, 9:5, 12:4; Рим.14:20, 21; ср. 1Тим.4:4). В Библии имеется весьма много примеров, касающихся так называемого дозволенного или позволительного, но приводить их нет надобности, потому что достаточно и указанных. Последние, – мы видели, – ясно показывают, что, с библейской точки зрения, нельзя говорить о том, чтоб существовало что-либо само по себе дозволенное, – что объекты сами по себе значения не имеют, а имеют его лишь постольку, поскольку с ними соприкасается человеческая свобода, – что, словом, все дозволенное (не само по себе, а в относительном смысле), отсюда, ни в каком случае не может быть отмечено признаками нравственно бесцветного.

Литература: Чит. нашу статью: «Нравственно-безразличное и дозволенное» («Христ. Чт., 1897 г., январь, стр. 115–120 и др., где имеются данные, освещающие до некоторой степени и историю этого вопроса, и пр.). Чит. также: Shleiermacher’a, «Sämmiliche Werke. Dritte Abtheilung. Zur Philosophie» (Zweiter Band; Berlin, 1838; 8. 418–445: «Ueber den Begriff des Erlaubten»); С. Windel’я, «Die Grenzen des christlih Erlaubten» (Berlin, 1868); Н. Wendt’a, «Ueber das sittlich Erlaubte» (в «Sammlung gemeinverständlicher wissenschaftlicher Vorträge», herausg. von R. Virchow und F. v. Holtzendorft. XV Serie, Heft 345. Berlin, 1880); Gottl. Mayer'a, «Die Lehre vom Erlaubten in der Geschichte der Ethik seit Schleiermacher» (Leipz. 1899), – весьма интересная в данном случае книжка. Остальная литература (менее специальная и менее важная) указана, напр., у Luthardt’a в его «Коmpendium der theologischen Ethik» (2-e Anfl. Leipz. 1898, S. 196–197) и у других, особенно немецких, авторов новейших систем христианской этики.

А. Бронзов.