Письма А. В. Горского к проф. Н. К. Соколову⁷⁵²

(1861–1863 гг.).

Давно, мой любезнейший братец, давно собираюсь к тебе писать; да все думаю выбрать время посвободнее, чтобы побеседовать попросторнее, – и оттого выходит, что я пропускаю одну почту за другой. Потому решаюсь, не выбирая времени, а пользуясь тем, какое найдется, и не думая о многом, а что Бог пошлет, написать к тебе и тем снять с себя грех долговременного молчания.

Благодарю тебя и за добрую память обо мне, и за обширное послание. Дороги и любопытны для нас всякие заметки наблюдателя, который привык смотреть на все с одной точки зрения с нами. Дай Бог, чтобы только скорее сделалось доступною для тебя внутренняя жизнь английского общества, а мое частное желание – чтобы ты скорее мог познакомиться и с наукой и литературой английской, чтобы скорее прошел ты неизбежный период приготовления к этому знакомству, и затем свободно мог пользоваться учеными трудами в области науки, мне и тебе дорогой.

На первый раз, однако же, не дожидаясь твоих дальнейших успехов в английской словесности, я хочу попросить тебя, чтобы ты помог мне в моей надобности. Давно мне хочется иметь точный перевод изданного W. Cureton’ом в Spicilegium Syriacum 1855 г. письма какого-то Mar’а к сыну его Серапиону о явившемся в Иудее с новым учением Царе.

Письмо это относят иные (между прочим сам издатель) ко II веку, другие к первому. Оно недавно найдено на Востоке, и хотя не очень ясно, но как-то своеобразно определяет чрезвычайное явление палестинское. Думаю, что в тексте сирском есть и перевод английский. Так вот, с этого перевода желалось бы иметь точный перевод; равно нужно бы точнее знать, на чем основывает издатель свои соображения о времени этого письма и если есть что-нибудь любопытного о том же. Немцы не совсем-то соглашаются с этим времяопределением: но это не беда. Помнится, я говорил об этом еще с вашим о. протоиереем⁷⁵³. Не поможет ли он тебе в отыскании издания и в передаче перевода, если нужна будет для этого посторонняя помощь. Мне хотелось бы это письмо, с приличным объяснением, напечатать в нашем издании⁷⁵⁴.

Кстати скажу об «Русском Вестнике». Братец Иван Кирилыч⁷⁵⁵ наводил о нем справки в конторе редакции этого журнала и ему отвечали, что живущему в Лондоне надобно подписываться на него у берлинского книгопродавца, а тот будет пересылать книжки из России. В Москве же нельзя, говорят, подписаться. В Лондоне есть корреспонденты берлинских книгопродавцев.

Желательно бы, братец, чтобы ты сообщил нам для издания, еще что найдешь стоящим внимания. Тебе направление и характер нашего издания известны. Конечно, ближе всего к нам наша православная Церковь. Если бы встретилось что любопытное для ее истории, весьма было бы нам приятно получить о том сведение и напечатать у себя. Но и изложение событий, относящихся до западной Церкви, с православной точки зрения, не менее для нас важно и любопытно. – Этим не вызываю я на какую-нибудь поспешную, срочную работу, но желал бы указать только на то, как мы дорожим тобой и твоим положением.

Что тебе сказать о наших делах? Ректора о. Сергия⁷⁵⁶ взяли у нас на кафедру Курскую. В январе он посвящен. А нам дали Московского ректора, о. Савву⁷⁵⁷. Как это сделалось, что нам достался он, а не о. Порфирий⁷⁵⁸, это длинная история. Всему виной было вмешательство в это дело студентов, которые в конце ноября, прослышав о назначении на Курскую кафедру о. Сергия, написали от обоих курсов письмо к кн. Урусову⁷⁵⁹, чтобы назначили им ректором о. Порфирия, которого они знают с отличной стороны и как человека, и как профессора, и как инспектора. Письмо это, как и надлежало ожидать, возымело обратное действие. Теперь о. Порфирий ректорствует в Вифании, а о. Игнатий в Москве⁷⁶⁰. У нас инспектора еще нет. О. Михаил⁷⁶¹ доселе еще исправляющим эту должность. (P. S. Теперь уже представлен).

На твои классы⁷⁶² переведен к нам Евгений Евсигнеич⁷⁶³, который уже и вступил в должность. Он и поместился в твоих комнатах. Это не значит, что мы отчисляем тебя от себя, но нам неудобно в настоящую пору оставаться надолго без наличных наставников. Итак у нас нет налицо профессора философии.

А ты, братец, помни, что тебе с возвращением в лавру надобно будет хлопотать об открытии здесь класса английского языка. Класс этот существовал и до нас, и при нас, и после нас несколько лет для желающих. Его надобно будет возобновить в академии, потому что и теперь, при недостатке наставника, в каждом курсе являются желающие изучать этот язык.

Виктор Дм. пишет сюда, что дела его идут порядочно⁷⁶⁴. Это значит, слава Богу!

Прости, мой любезнейший братец, недели с две, как уже лежит написанное, а я все не соберусь докончить и отослать. Я не вижу, как ускользает время. Что еще написать тебе?

Теперь живет подле меня в Троицком посаде моя маменька⁷⁶⁵. Она квартирует в том же доме, где прежде квартировал посадский врач Александр Ильич. Это близ Рождественской церкви, в переулке. От меня это недалеко. Мы можем часто видеться и пользуемся этой возможностью. Таким образом у меня теперь есть постоянный выход из своей келлии.

Вот прошло и 19 ч. февраля, когда ожидали разрешения главного общественного вопроса. Сейчас слышу, что отложено объявление этого решения до Великого поста.

Чтобы не задерживать еще более этих строчек, посылаю, что написано. Господь да сохранит твое здоровье и да поможет тебе во всех делах твоих.

Душевно преданный тебе брат твой П. А. Горский.

21 февр. 1861 г.

Маминька моя тебе, друг мой, кланяется и желает тебе всего доброго.

Наши братья и сослуживцы все в добром здоровье и благодарят тебя за память. Твои строчки были для всех нас беседой с тобой⁷⁶⁶.

Любезнейший мой братец!

С душевным удовольствием встречаю и читаю каждое письмо твое. По милости московских братцев и сестрицы⁷⁶⁷, я не пропустил ни одного письма, к ним присланного, и в свою очередь делюсь твоими письмами с ними. Радуюсь твоим успехам в объяснении на языке гордого Альбиона и желаю, чтобы пребывание твое в Лондоне дало тебе возможность хорошо познакомиться с лучшими произведениями его литературы, духовной и светской.

Поручение, переданное мне через тебя от старого знакомца нашего м. Пальмера, сначала показалось мне не совсем удобным к исполнению. Если бы я был в Москве, как это было на сырной неделе или как может быть на Святой, то я не затруднился бы отнестись к владыке с вопросами. Но отсюда можно сделать вопрос, – а не знаешь, как еще придет ответ; однако же случилось так, что ответ не задержался. В это время, как пришло ко мне письмо твое, наш новый ректор, для приема монастыря (В.-Петровского), находился в Москве, и я через него передал святителю и желание Пальмера познакомиться с памятниками нашей древней письменности, хранящимися в Москве, и просьбу о дозволении ими пользоваться. Владыка дал на это ректору такой ответ, что об этом надо просить в С.-П.-Б., у Св. Синода. Итак, не посетуй, мой друг, на меня, что я передаю тебе окончание дела не совсем в благоприятном виде. Может быть, и личное мое объяснение ничего не сделало бы лучшего. Известна тебе осторожность нашего святителя. Известно, всем охота сокровенное вынести наружу, творить суд всему прежде всеобщего Суда. Известны, может быть, – между нами сказать, – и причудливость и некоторого рода эксцентричность м. Пальмера. Когда он был в первый раз у нас, мы думали, раскрывая перед ним все в доступной мере, привлечь его к себе... Но он поехал в Грецию, да своей книгой перессорил нас с греками и вместо православной Церкви отдался р.-католической. Не мудрено, что и предполагаемый новый приезд в Россию, с целью изучения ее древних церковных памятников, может повести к подобным каким-нибудь неожиданным столкновениям. Поэтому и не решаются дать сами собой разрешение, особенно по такому делу, по которому, в официальном отношении, разрешения действительно надлежит искать в С.-П.-Б.

Надеюсь, что это ни меня с тобой, ни тебя с Пальмером или с графом не поставит в неприятные отношения; графу, если угодно, ничего не стоит написать об этом к нашему о.-прокурору, и он сделает для него все.

Ты издалека следишь за тем, что делается у нас. С любопытством желаешь знать, какое движение произвело в России объявление 23 милл. свободными. Это и вблизи теперь еще неприметнее, чем и издали. Объявление застигло как-то всех врасплох. Притом же манифест, хотя и представляется умным сочинением, но на первый раз ничего не высказал народу. Если ты его читал, то поймешь, что он не мог его вызвать к торжественному потрясению, как удар благовеста в полночь на светлый день. Конечно, литературный виновник манифеста на это и не рассчитывал: его мыслью было написать акт государственный, а не речь к народу. Сущность была заключена не в словах, а в тех правах и преимуществах, которые дано ему провозгласить. Без сомнения, под влиянием других идей редактора, мог бы он явиться в более ясном виде; но – опять осторожность, осторожность... Спасибо, по крайней мере, за то, что последнему редактору, как говорят, принадлежит уяснение заслуги в этом деле и дворянства. Хоть понукаемое, однако же оно шло... Морщилось, но подписывало отречение от своих исконных прав. Преобразование быта помещичьих крестьян повело к пересмотру положения и удельных и государственных крестьян. Смотри, братец, через два года воротишься ты в Россию, и, пожалуй, не узнаешь ее! Или реформы скорее делаются на бумаге, нежели в жизни! Вопросов много, задач бездна: рук, голов, опытности, чтобы все сообразить, устроить, – не много. Журналы берутся за все, но непризванные деятели часто только профанируют все дело нравственной реформы общества.

Конечно, Вам уже известно и объявленное преобразование во внутреннем управлении Польши... Но что нам говорить о том, что Вам и скорее и в большей полноте известно, хоть может быть и не с большей достоверностью.

В нашем духовном кружке важных новостей нет. Однако же кой-что есть новенького. Сердечного о. Феодора⁷⁶⁸, члена С. ПБ. духовной цензуры, уволили от этой должности и отпустили, по его просьбе, на покой в Переяславский-Никитский монастырь. Поводом к этому было нападение на его книгу Аскоченского, издателя «Домашней Беседы», выставляющего себя самым жарким ревнителем православия, но, кажется, «не ради Иисуса, а ради куса». Притом же этот человек – не застенчивый; не станет у него ни за чем дело: он не побоится другому и шею свернуть. Теперь у него идет азартный спор с «Правосл. Обозрением», – все-таки началось из-за того же о. Феодора. Но я не знаю, что это такое? Это не полемика, а гаерство, прикрывающее себя личиною православия, потому что под этим знаменем можно шуметь и кричать; этого мало, – за это еще и хорошо платят. Но разве позволительно низводить прение о священных предметах в балаган под Новинской... Я не защитник «Православного Обозрения», но никогда не желал бы, чтобы наша духовная литература еще раз показала такой пример разнузданности в слове.

Вот еще новость для занимающихся русск. церк. историей: недавно вышло «Описание некоторых сочинений, написанных раскольниками в пользу раскола», это подробное извлечение из многих раскольничьих книг; немножко тяжела по изложению, как семинарская работа, но много содержит в себе любопытного. Это, говорят, труд одного из ректоров сем., подписанный еще мирским именем автора: «Александр Б.» Составлен по рукописям, бывшим в библиотеке пр. Макария и митроп. Платона.

Вышло несколько книг философского содержания: 2 ч. Лексикона Гогоцкого; «О развитии философск. учений в связи с языч. верованиями» – Новицкого; переводы некоторых разговоров Платона и изложение учений Сократова и Платонова по Целлеру, – труд Клеванова. Журналы наши не отказались трактовать об этих явлениях в области нашей мысли. Но чего ждать от философии Лаврова, от философии «Современника», для правильной оценки таких трудов? Их собственная точка зрения – материализм.

Но, прости, мой друг, прерываю приятную с тобой беседу, приготовляюсь ныне служить. Приближается годовщина моего священства... Велики ко мне милости Божии! Истинно, «вкусите и видите, яко благ Господь». Таинства раскрывают нам тайны любви Божией!

Господь да сохранит тебя, друг мой, Своей благодатью. Отцу протоиерею Вашему прошу от меня поклониться. Жду письмеца твоего с ответом о новонайденном на сирском языке письме.

Твой вседушевно П. А. Горский.

Марта 24 д. 1861 г.

Мамаша моя усерднейше тебе кланяется. Мой Саша⁷⁶⁹ держит экзамен на доктора. Доколе еще не слышу, чтобы «провалился».

Твой и мой Сергей⁷⁷⁰ тебе кланяется и просит вспомнить его, хоть для сравнения с английской услугой. Петр Макарыч⁷⁷¹, по случаю отъезда Виктора Дм., действительно теперь много занят своими классами. Но собирается написать к тебе, а теперь просит только принять от него поклон.

22 апр. 1861 г.

Мы в преддверии великого и светлого Праздника: а когда мое письмо будет в руках твоих, мой бесценный братец, тогда этот радостный праздник протечет светлой волною, и мы снова останемся в прежнем полумраке. Итак, возпользуемся кратким временем его светения, и на заре его явления вспомним старый русский, и еще более старый христианский обычай, обымем друг друга мысленно и скажем друг другу: «Христос Воскресе, воистину воскресе». Не много сказано, но все сказано.

В то время, как я собирался благодарить тебя, любезнейший братец, за сообщение мне всего письма Мара Самосатского в переводе, равно как и замечаний издателя, откладывая письмо свое к тебе до более свободных дней Страстной и Светлой седмицы, получено от тебя новое письмо, с новыми сведениями об ученых новостях церковных, но и с прискорбным для меня известием, что ожидаемое тобой письмо мое с ответом о мистере Пальмере еще не получено. Впрочем, судя по времени отправления его мною, едва ли оно и могло быть получено в Лондоне до 5 апреля, когда писал ты, друг мой, ко мне последние свои строки. Как замечаю, для пересылки письма из Лондона в Троицкий Посад, нужно от 14 до 16 дней. Столько же, конечно, и для моего письма нужно времени: а оно пошло отсюда 24 марта (по нашему стилю). Итак, я еще не без надежды, что оно дошло до рук твоих.

Если же нет, то благоволите ведать, мой друг, что святитель наш сам от себя отклонил разрешение дать любознательному Пальмеру заниматься в библиотеке Московского духовного ведомства, но приказал сказать, что он может, если ему угодно, просить об этом дозволения у Св. Синода. В прошлом письме я объяснял свои догадки, почему владыка дал такой ответ. Не буду повторять их: если оне и не сделаются тебе известными, с пропажей моего письма, – беда не велика. Да и легко могут быть они вознаграждены собственным соображением. Если г. Пальмер решится ехать, то, я думаю, через о.-прокурора графа Александра Петровича⁷⁷² он без затруднения получит желаемое разрешение.

После твоего письма я получил сведение от Муравьева, что он не отложил своих занятий жизнеописанием Никона. И как он предполагал прежде, это должно быть большое сочинение, томов в шесть. Я не думаю, чтобы эта книга могла удовлетворить ученым требованиям, если бы и суждено было ей явиться в свет. Андр. Николаич не любит и не способен к тем предварительным работам, которые поглощают столько времени у исторического исследователя: он может пользоваться только собранными материалами и расцвечивать факты. Но не знаю, найдет ли возможным верно понять положение наших государственных и церковных дел иностранец и иноверец. Свои примеры, свои убеждения, политические и религиозные, думаю, будут препятствовать верному пониманию нашей неразработанной истории. То, что сообщил мне ты, друг мой, о материалах русской церк. истории, какие у Пальмера находятся, и им переведены на англ. язык, вообще мало имеют отношения к делу Никона, за исключением пяти-шести №№.

В письме от 22 марта спрашивал ты, братец: можно ли для Пальмера сделать список с ответов Никона Паисию и Стрешневу? Я, по себе, не встречаю в этом затруднения. Но, мне кажется, нужно бы сделать из нее извлечение, а не переписывать всю рукопись. Именно, нет нужды переписывать частые выписки из Библии и правил церковных и толкования на них. Эти выписки достаточно бы заменить цитатами. Если припомнишь, таких лишних страниц очень много в книге. Но и не выкидывая ничего, я думаю, понапишут более 150 листов. А с листа брали вот недавно, когда писали для Костомарова, по 20 к. сер. В известной тебе рк. ответы занимают л. 89–305.

Возвращаюсь к упомянутому мной в начале письму Мара. Очень благодарю тебя, братец, что полным переводом ты дал мне возможность судить о целом составе его. Сомневаюсь я, чтобы пишущий был христианин, как кажется Куртону: в письме слишком мало христианского. Отсутствие этого характера нельзя объяснить временами гонений: невероятно, чтобы в ту пору была простерта строгость полицейского надзора относительно христиан даже на их переписку. По крайней мере, мне не представляется такого примера. Вообще письмо в отношении религиозном поражает какой-то бесцветностью: ни языческое, ни христианское не высказывается в нем с определенностью. Тем не менее фраза о Спасителе замечательна: в ней выразилось полуверное стремление одухотворять факт, как это и ныне часто бывает у наших учителей – немцев. И по этой самой черте, мне кажется, письмо должно быть ближе по времени к самому явлению христианства. Во втором столетии, когда христиан знали повсюду, и книги их были у всех в руках, может быть не так удобно объяснить это перетолкование Воскресения Христова в неумираемость его закона. Да и фактическую сторону письма немцы изъясняют, мне кажется, с большей вероятностью, относя его к 70 годам первого столетия. Вскоре после взятия Иерусалима, римляне захватили маленькое царство Коммагенское, с его столицей Самосатами. Царь его Антиох бежал, но пойман и задержан в Лакедемоне. Очень вероятно, что Мара был спутником и верным слугой несчастного царя и с ним разделил и плен и заточение... По этим соображениям, письмо Мара надлежало бы признать самым ранним внешним свидетельством о Христе Спасителе. (Иосиф Флавий писал позднее).

Из других отрывков, упоминаемых тобой между изданными Куртоном, некоторые я видел в новом издании парижском: Patrologiae Cursus... Пасхальные послания Св. Афанасия В. есть у нас теперь в двух переводах: и в нем. и в латинском. Ефрема Сирина в этом издании еще ожидаем; туда, вероятно, войдут и вновь открытые отрывки. Что за отрывки из четвертой книги истории Евсевия насирск. у Куртона? Не прошу трудиться над переводом, если не содержится в них чего-нибудь особенно важного. До сих пор, кажется, не подозревали в этой книге недостатков или опущений.

Спешу перейти к последнему письму твоему и поблагодарить тебя за извлечение из книги Станли. Судя по скромному тону Станли, какой мы могли заметить при личном свидании, и по твоим извлечениям, кажется, книга его не такова, чтобы при известной нашей осторожности, нельзя было о ней, и по поводу ее, поговорить на страницах нашего журнала, где уже не один раз работала твоя рука, мой любезнейший братец. Поэтому просим тебя усерднейше не отказать нам в удовольствии поместить твою заграничную статью. О Станли тем более в праве, и тем более обязан сказать свое слово ты, мой друг, что книга относится к твоей первой специальности⁷⁷³. Не знаю, неудобно разве будет поместить несколько неясный, и для иных двусмысленный отзыв о современном нашем святителе; но, ведь, и не нужно будет все приводить буквально. Итак, мой друг, за тобою слово! Как переслать статью к нам? Если она будет написана на таких же почтовых листках, как письма, то нечем и затрудняться. А если найдешь и другой способ пересылки, и укажешь, как бы мы могли иногда посылать тебе что-нибудь из нашей новой литературы, то будем тебе очень благодарны.

Во время сырной недели был в С.-П.-Б. наш Николай Ив. Субботин и видел там о. законоучителя Государя Наследника. О. протоиерей Рождественский очень интересовался твоей последней статьей, напечатанной у нас.

Ты меня знакомишь с Мильманом, которого я читать не могу. Позволь мне указать тебе на некоторые книги, мне известные по нем. переводам, на которые, может быть, обратишь и ты внимание в подлиннике. G. Finlay. История Греции со времен завоевания крестоносцами до овладения турками, и царства Трапезундского. Конечно, это более история политическая, но автор касается и церковных дел. Sir Gardner Wilkinsor. Далмация и Черногория. Это путешествие, но автор занимается и историей этих стран, которые в настоящую пору так и просятся выступить на первый план, чтобы открыть дорогу другим.

Все, что пишешь ты о делах В., для нас новость. Газеты передают только приказы и распоряжения правительства. У Вас раздаются голоса и противоположной стороны. И, конечно, самая громадность толков заставляет предполагать преувеличения. Благодарю за сообщения. Не оставь, друг, и вперед такого рода сообщениями.

О московских делах не пишу. Вот не стало и Василия Степаныча⁷⁷⁴. Его место занимает уже Семен Михайлыч⁷⁷⁵. Из Москвы, конечно, все сообщают тебе.

Моя мамаша, слава Богу, поживает теперь покойно, и просила тебе передать ее поклон. Прости мне, друг, скажу и я, оканчивая мое письмо в В. Субботу перед обедней.

Твой А. Г.

Наши все здравствуют. О. Михаил утвержден инспектором. Мой Саша держит экзамен на доктора. До сих пор, сколько мне известно, дела его пока благополучны. Здешних я возбуждаю писать к тебе, авось, будет успех хоть какой-нибудь. Все, однако же, тебе кланяются.

Где тебя искать, любезнейший мой Николай Кирилыч? Обращаюсь наудачу к Тертию Иванычу, потому что через него слышал последний голос от тебя.

В неожиданных обстоятельствах, какие постигли тебя, я не думал, чтобы ты избрал иное решение. Вопрос может быть о месте пребывания... до окончания, двух срочных лет; но возвращаться ранее срока, не испытав возможности продержаться там данное время, показалось бы всякому не довольно благоразумно.

Где же проводить время? Чем и как заниматься? Какие найти средства для существования?

Казалось бы, что начатые приготовления в Лондоне, там же должно и продолжать, тем более, что приготовления к преподаванию англ. языка, без сомнения, в другом месте и не могли бы идти так хорошо. В Лондоне нельзя, конечно, слушать какие-нибудь лекции по избранному предмету, как в каком-нибудь университетском городе немецком, но не заменит ли лекций ближайшее знакомство с литературою этой науки, которого нельзя иметь у нас по малоизвестности еще этой области? Так думаю, не зная, впрочем, обстоятельно твоего положения и твоих намерений.

В этих мыслях говорил я о тебе и с владыкою нашим. Он, по-видимому, с неудовольствием спросил сначала: «Что же он молчит?» Как будто ему неприятно, что ты ни разу из-за границы не почтил его письмом, разумеется, не пустым, а с каким-нибудь серьезным содержанием. Может быть воспоминание о предшественнике твоем⁷⁷⁶, хотя и в ином отношении поставленном, подало повод к такому замечанию. Как-бы то ни было, однако же, святитель благосклонно выслушал мои представления о затруднительности твоего настоящего положения и изъявил согласие, чтобы я написал о тебе к о.-прокурору и просил у него пособия тебе. Правда, сказал владыка, что читать книги можно и здесь, в России; но когда представил я, что здесь нельзя делать научного выбора в чтении, нельзя изучать предмет по ближайшим источникам, что нам вовсе еще неизвестна англ. богословская литература, то он противоречить не стал. Еще, когда речь коснулась предположения переехать в Париж, по причине большего удобства и содержания при уроках, какие там можно иметь, святитель заметил: незачем туда ехать. Вообще он с большей доверенностью относится к английской богословской литературе, чем к французской.

Между тем, я имел случай, еще прежде этой беседы с владыкой, видеться здесь, в Лавре (3 июня) с о. протоиереем Васильевым, нашим парижским протоиереем, и от него получил благосклонное обещание помочь тебе в приискании уроков, если бы нужда заставила ехать в Париж, и было бы на то разрешение начальства.

Получив разрешение писать о твоем деле к нашему доброму Александру Петровичу, я воспользовался им, чтобы просить тебе увеличения содержания. Письмо мое послано 12 июля. Что из этого выйдет, не знаю, но от Тертия Иваныча имею известие, что граф не прочь от мысли согласиться на это, только наперед полагает снестись об этом с владыкой Московским.

Оставляя этот вопрос, в ожидании благоприятного его разрешения, обращаюсь к последнему письму твоему. Из него я получил твою статью «О последнем великом движении англиканской Церкви к католицизму». Усерднейше благодарю за нее, и постараюсь воспользоваться ею в ближайшей книжке нашего издания⁷⁷⁷. Правда, история пьюзеизма была уже неоднократно излагаема в наших духовных журналах, но связь ее с позднейшими церковными вопросами, кажется, еще не была так раскрыта.

Просим только указать способы, как пересылать к тебе гонорарий? Это для нас совершенно ново, и если бы потребовалось обменивать ассигнации на золото, то здесь совершенно было бы неудобно. Научите нас, как поступать в таком случае. Вероятно, нужно будет обращаться к банкирам, и платить известные проценты и за труды и за неравенство курса монеты.

Вот уже недели две, как мы пользуемся вакацией: но владыка от нас уехал только 8 числа. В нынешнем году исполнилось 40 лет его управления Московской паствой. Потому духовенство и купечество московское почли долгом своим приветствовать своего архипастыря 3 июля и представить ему свои приношения на память этого дня. Духовенство представило крест и Евангелие. Купечество – дорогое облачение, и сверх того 2000 р. на Алтайскую миссию. К поздравителям примкнула и академия, не со златом и сребром, а, как водится, с речью.

В прошлом месяце были здесь и твоя мамаша и твой братец Иван, но гостили не долго, торопясь приготовлять детей к экзаменам. Дня через два еду я в Москву и не знаю, сколько времени пробуду там. Прости, мой друг. Господь да хранит тебя своей благодатью.

Твой А. Горский.

1861 г. июля 14 дня.

Мой любезнейший братец и друг

Николай Кирилыч!

Чем долее ищу более свободного времени, чтобы писать к тебе, тем более принужден откладывать переписку с тобою. Нечего выбирать, нечего выжидать: лучше не будет. Пользуюсь свободными минутами, какие попались.

Не подумай, друг мой и братец, что отдаленье заставило меня забыть о тебе. Из того, что могу сообщить тебе, надеюсь, увидишь, что едва ли был день, когда бы я не обращался мыслью к тебе, конечно, благодаря при этом и твоей доброй памяти и усердной переписке.

В последнем письме, помнится, писал я к тебе о том, что было сделано мною у владыки и именем его для усиления средств к твоему содержанию. Наконец, я получил от кн. Урусова оф. уведомление о прибавке к твоему жалованью единовременного пособия; и душевно радуюсь улучшению твоего положения. Между тем, находясь в Москве и не зная еще о таком исходе дела, но имея только в виду, что владыка может видеться в Москве с о.-прокурором, я подал святителю записку о тебе, чтобы он замолвил свое сильное слово в твою пользу. Кажется, это не пошло далее рук его, но тем не менее я могу считать это доказательством моей заботливости о тебе, друг мой.

К кн. Урусову писал я на случай, не найдет ли он полезным для тебя рекомендовать тебя особенному вниманию и покровительству нашего посланника в Лондоне. К этому расположили меня твоя одинокость в Лондоне и то обстоятельство, упомянутое раз в письме твоем, что для занятий в Британском музее тебе нужно было обратиться к посредству нашего доброго земляка, о. протоиерея.

По приказанию владыки я составил проект инструкций для твоих занятий, с тем чтобы он, по рассмотрении, мог сообщить его о.-прокурору, при свидании на обратном пути его из Задонска в С.-П.-Б. Не знаю, что из этого вышло. От владыки ответа я не имею, да и не могу ожидать. Но при свидании на празднике пр. Сергия, может быть, услышу.

Сверх того, твои тетради и поллистики постоянно пред моими глазами. Статью о «движении к католицизму» скоро надеюсь отослать в типографию. Другая переписывается и, думаю, будет представлена владыке, когда он будет здесь. – Итак, мой любезнейший Николай Кирилыч, несмотря на отдаленность расстояния, душой и мыслью мы близки.

Теперь, мой друг, возвращаюсь назад, и снова прошу тебя подумать, что нужно тебе самому написать к святителю нашему и поблагодарить его за отеческое участие в твоем положении. Пользуясь этим случаем, не только можно, но и должно начать ряд постоянных сообщений ему о примечательнейших движениях, о делах церковных в том крае, где Бог привел тебе быть. Не говорю о частой переписке: и для тебя и для него может быть она обременительна. Но мне кажется, если нет особенных побуждений, достаточно и четырех в год писем такого рода. Нет нужды ожидать от начальника ответа, но в полном уповании на его доброе расположение, исполнять пред ним долг сердца и долг службы, испросив у него однажды навсегда прощение, если в чем, по неопытности, своими письмами не удовлетворишь справедливому его ожиданию.

Такие известия, как, напр., о появлении Essays and Reviews и о движениях, произведенных в английск. Церкви и обществе их появлением, о замечательных полемических статьях против них, с указанием главных мыслей апологетов христианства, или об уличных проповедниках и об отношении к ним местной иерархии, о действиях обществ, занимающихся изданием и раздачей дешевых религиозно-нравственных книжек, – такие известия не могут не интересовать нашего святителя. Разумеется, такие известия не должны быть сухими статистическими отчетами, но растворены и участием сердечным, как в деле общем и нам, по призванию нашему. Могут быть присоединены и обстоятельные сведения о новых замечательных книгах в богословском мире Вашей страны и о своих частных занятиях. Указывая эти предметы, не полагаю необходимым каждый раз говорить обо всем этом, но перечисляю для выбора. Напрасно Вы думаете, что Николай Александрович мог интересовать владыку родственными излияниями. Думаю, всего менее. – Только, Бога ради, не пишите к святителю, так мелко и так часто, как к нам. Пощадите его глазки.

Что я написал Вам в инструкцию, сообщаю при сем. Я опасался стеснить Вас более частными определениями. Если в чем найдете нужным получить объяснение, спросите. Проект мой если не дойдет до Вас официально, по крайней мере, может служить ответом на Ваш вопрос о том, чем и как Вам заниматься.

Известие о движении, возбужденном в Лондоне книгой Оксфордских ученых, с изложением и самого содержания многих статей, дошло до нас теперь и печатным путем, через нем. журналы. С нынешнего года начал выходить на нем. языке журнал, посвятивший себя исключительно трудам аглицких богословов, под заглавием: Deutsche Vierteljahrschrift. Мы будем его получать, хотя не часто, и таким образом хоть несколько будем знакомиться с учеными движениями в Вашем мире.

Ваше извлечение из лекций Станли любопытно по взгляду иностранца, но справедливо Вы замечаете, что от кратковременного посетителя России нечего много и ожидать. Поэтому, мне думается, что в печати можно будет иное и сократить. Но нам нельзя не благодарить тебя, любезнейший братец, за такое добросовестное исполнение своего обещания познакомить нас с книгой иностранца. Недавно видел я ее у графа Блудова, приезжавшего в лавру. Книга что-то велика. В ней, видно, много говорится и о другом чем, кроме русской Церкви. Но прежде всего надо будет докончить Ваше обозрение остальных чтений о нашей Церкви.

Но надобно сказать что-нибудь и о себе. У нас, в академии, слава Богу, спокойно. Старшим студентам раздали предложения для курсовых сочинений еще перед вакацией, и теперь они принимаются за дело вплотную. Движения казанские сюда не достигали, да и там они вызваны были, вероятно, близостью университета. Впрочем, о Казани есть теперь и другие вести. И университет и академия казанские удостоились ныне в августе посещения Государя Наследника, и о. Хрисанф⁷⁷⁸ в присутствии Его Высочества удостоился читать свои лекции. Развязки по бывшему делу еще не слышно: но едва ли устоять на своем месте о. Иоанну⁷⁷⁹, и в академию, говорят, предназначается тверской о. ректор Серафим⁷⁸⁰.

Наш о. Порфирий отправился в Самару для лечения кумысом, но жаль, что поздно по времени года.

В дух. литературе не перестает возбуждать внимание своими выходками Аскоченский. Правду сказать, что цепляется он не все за пустые вещи; но к его гаерству не привыкнешь.

Об Иванцове⁷⁸¹ слышно, что он женится в Москве. Не знаю, правда ли.

Но прости, мой друг, – час свободы и непрерываемой тишины в моей келлии протек, а я, с разорванным вниманием ловлю мелкие известия, чтобы передать тебе что-нибудь, сам чувствуя пустоту своих заметок.

Саша мой трется все около университета в ожидании, не выпадет ли местечка на его долю, соответствующего его желаниям.

Проэкт

Инструкции бакалавру Московской Духовной Академии Н. К. Соколову, относительно его ученых занятий за границею.

1. – На бакалавра Соколова во время его заграничного пребывания возлагается изучение новой церковной истории, именно со времени реформации. Само собой разумеется, однако же, что изучение сего предмета должно привести его к основательному знакомству и с предшествующим состоянием западной Церкви, из которого выродилась реформация.

2. – Он должен заниматься как историей римско-католической церкви, так и протестантских обществ, главным образом лютеранского и реформатского, при обсуждении фактов строго держась православного учения восточной кафолической Церкви.

3. – При помощи богатств публичных библиотек он постарается приобрести опытное знакомство с лучшими исследованиями и историческими изложениями по той или другой части церковной истории, с тем, чтобы впоследствии можно было рекомендовать приобретение их для академической библиотеки.

4. – При изучении исторических событий он не должен ограничиваться изложением их историками той или другой партии, но по возможности обращаться к первоначальным источникам сведений.

5. – В особенности он должен обращать внимание на те стороны церковной жизни, в которых яснее обнаружились вредные последствия искажения истины, содержимой православною Церковью, или, которые, образовавшись под другими условиями историческими, представляют, более или менее в чистом виде, самостоятельное развитие некоторых христианских идей, как в Англии методизм, библейские общества.

6. – Для объяснения прошедшего обращаясь не к одним памятникам старины, но и к настоящему времени, он должен знакомиться вообще с современными вопросами церковными и с состоянием богословской литературы страны, по крайней мере при помощи лучших духовных журналов.

7. – Хотя вообще предполагается сосредоточить занятия в изучении собственно западной церковной истории, но если бы при этом открылись новые, или, по крайней мере, мало раскрытые факты для истории восточной Церкви, русский духовный наставник, без сомнения, не оставит их без внимания. Напр. не может его не интересовать история патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса и других патриархов, в своей судьбе зависевших от влияния чужестранных посольств; или сношения англичан с Греческой Церковью о соединении в двадцатых годах прошедшего столетия, побудившие восточных патриархов препроводить к Святейшему Синоду известное изложение православной веры в 18 пунктах.

8. – Кроме изучения новой церковной истории, бакалавр Соколов должен заботиться вообще об усовершенствовании своих познаний в английском языке, дабы в свое время мог преподавать сей язык в Моск. дух. Академии.

9. – О своих занятиях бакалавр Соколов должен пополугодно доставлять обстоятельные сведения в конференцию Моск. дух. Академии, которая в свою очередь имеет доносить о том высшему начальству.

Прости, мой друг, в суетах забыл прежде всего поблагодарить тебя за твое приветствие, которое пришло как раз в свое время. Постараюсь быть исправным в свое время. Сейчас Евгений Евсигнеич⁷⁸² просит меня засвидетельствовать поклон тебе, мой друг, а равно и Петр Симоныч⁷⁸³.

Любезнейший мой братец Николай Кирилыч!

Грустные вести скорее долетают, чем радостные. И твое письмо, извещающее о прискорбной болезни твоей дошло до меня ранее обыкновенного. От всей души желаем тебе скорее разделаться с навязчивой гостьей, и начать свои обычные посещения музея. Господь да укрепит тебя, друг мой, и да сохранит твои силы. Я смотрел на твою миссию не как на ученое только дело, но и как на дело церковное. Потому надеюсь, что Призвавший тебя к сей части служения даст тебе и силы совершить его на пользу своей Церкви. Буди! буди!

Что мои предположения оказались отчасти несообразными с делом, извините: страна, где живете вы, самообычна. Нельзя представить за глаза, как что у вас делается. Впрочем, я писал, кажется, к тебе, что к кн. Урусову написал я об отрекомендовании нашему посланнику только предположительно представляя его рассуждению, нужно ли то и полезно ли будет. Наш князь должен бы знать лучше положение дел наших и ваших. По крайней мере, я не думаю, чтобы эта бумага сколько-нибудь повредила тебе, братец.

В «программе занятий», или лучше в «проэкте», который по приказанию святителя я представил ему, и который оставлен проэктом (никто не взялся ни исправить его, ни дополнить, ни углубить и обратить в действительную и обязательную программу), я не написал об изучении собственно английской реформации, имея в виду, что нам нужно знакомство не исключительно с одной Церковью из всех западных, но вообще с историей всей западной половины Церкви, удержавшейся и не удержавшейся в союзе с Римом после великого движения в XVI в. При этом думал я, что самостоятельность религиозного воззрения англичан поможет правильнее оценить и те явления, которые совершились и не в англиканской церкви. Они умели сдержать себя в самых порывах реформы; можно надеяться, что суждение их и о немецких реформаторах и деле их будет сдержаннее. Ученые труды Бевериджа, Бингама, занимавшихся разработкой древностей церковных и древнего права церковного, так близко подходят к воззрениям православной Церкви, что они и доселе остаются важными пособиями для нас, в знакомстве с древней восточной Церковью. Но эти труды известны на латинском языке. Нет ли подобных ученых разработок древней, средней и новой истории церкви на английском языке, которые добросовестным углублением заставляют забывать разность в основных началах исповедания? И в Германии, если бы пришлось там продолжать занятия, – и там, кажется, был бы напрасный труд отыскивать какие-нибудь новые сочинения первых реформаторов и дальнейших последователей. А также нужно было бы обратиться к библиотекам, к готовым книгам, и разве еще, к лекциям. Итак, мой друг, не скорбите, что поле ваше не соответствует своей обширностью широте ваших стремлений. Сельское хозяйство советует не слишком много земли распахивать, но тщательнее обрабатывать и небольшой клочок земли, какой достался.

Вы спрашиваете: на что бы преимущественно надлежало обратить внимание в изучении вопроса о библейских обществах? – Я думаю, кроме общих исторических вопросов о начале явления, ходе и развитии дела, любопытно было бы с православной точки зрения взглянуть, какое действие произвели эти общества своими усилиями распространять слово Божие? Этот вопрос относится и к миссиям и к церквам уже существующим. Помогало ли это распространение успехам проповеди? Какие более важные опыты обращений нужно приписать этому собственно средству? Какое участие в нравственном образовании и умственном развитии обществ христианских должно отнести на долю библейских обществ? Конечно, такие вопросы не легко разрешить, но может быть есть уже попытки разрешения в разных отчетах, речах. Не любопытно ли же видеть, какой переворот произошел с той поры, как Великобритания, как бы в новом наитии Божественного вдохновения, заговорила со всеми народами, и знающими и не знающими Бога Христа, на их языках о великих делах Божиих? В особенности, чего бы можно при этом пожелать православной Церкви, которая понемногу приготовляется к делу миссий, начинает обращаться и к внутренним вопросам церковным?

О Кирилле Лукаре я еще не знаю, что вам написать теперь наспех. Нужны выправки. Скажу только, что Aymon’ова издания документов, его касающихся, у нас нет. Поэтому я знаком с ним только из вторых рук, по выпискам, впрочем, довольно обстоятельным. У нас на русском языке была статья о нем в «Духовной беседе», но довольно бестолковая. По указаниям на источники в истории Ниля, статья его должна быть любопытна; но вряд ли может он сказать, что остался верен восточному воззрению на Кирилла Лукаря, которого греки стараются представить ни в чем невинным, сваливая все то на женевцев, то на иезуитов. Мой взгляд, вынесенный из рассмотрения, хотя и скудных, но решающих дело оснований, клонится также не к оправданию православия Кириллова. Итак о нем речь еще впереди.

Я еще ничего не сказал, братец, о твоих трудах, к нам пересланных. Статью о Стенлевых лекциях мы напечатали в третьей книге своего издания. Она упредила свою предшественницу, по обстоятельствам. В сентябре месяце был здесь владыка; я, переписав твою тетрадь, представил статью, как опыт твоих занятий заграничных. Вначале владыка высказал желание, чтобы лекции Стэнли о русской Церкви были вполне переведены на русский язык. Я, объяснив, этот предмет согласно с твоими воззрениями и с моим взглядом, не отрицался предложить тебе сделать и полный перевод, но просил прочитать представленное. Святитель столько был добр, что невдолге все прочитал, сделал некоторые поправки, кое-что исключил – не в переводе, а в замечаниях на лекции, и по прочтении прямо сказал, что требовать полного перевода не нужно. Вообще, мне кажется, статья эта оставила в святителе доброе впечатление и для тебя благоприятное. Только и было серьезных замечаний, что о воззрении на богослужение несколько поэтическом, а не строго церковном. «Зарапортовался», – сказал раз владыка. Мы будем ожидать теперь второй половины обозрения и разбора. По первому опыту можно сказать, что выписки переводные могут быть и довольно обширные, но нужны и критические суждения. Все читавшие весьма довольны этим опытом твоих занятий, мой братец.

И так как сего же дни я еду в Москву, по своим академическим надобностям, то постараюсь чрез Ивана Кирилыча переслать к тебе и наш небольшой гонорарий. Впрочем, думаю, и 10 ф. не будут лишними. Тогда из Москвы или по возвращении напишу тебе снова, друг мой. Господь да хранит тебя!

Ничего не пишу теперь о наших делах. Скажу только, что о. Порфирий готовится . . . . . . . . . . место⁷⁸⁴ настоятеля Симонова монастыря в Москве. Затем в Вифанию перейдет о. Никодим, инспектор Московской семинарии⁷⁸⁵, а в Москву Вифанский о. Сергий⁷⁸⁶. Прости, мой друг.

Мамаша и сестра мои теперь здесь, тебе кланяются и желают всего доброго.

Твой брат А⁷⁸⁷.

Дек. 2 д. 1861 г.

И теперь, мой любезнейший братец, Николай Кирилыч, и теперь не откладывая вдаль, пишу к тебе, только что успев прочитать большое приложение к письму твоему от 7 (19) мая. Оно так скоро пришло в мои руки, что я 19-го же числа (по своему стилю) могу отвечать на него.

Ожидаем твоего списка книг для соображений. Владыка деньги на библиотеку уже выдал нам и мы, как скоро поуправимся с текущими делами, приступим к пополнению своих книжных запасов. У нас была мысль и мы представляли было ее на уважение святителю, прося у него особой суммы на выполнение ее, – мысль о составлении Богослов. Энциклопедического лексикона, в противодействие ложным и частью печатным мнениям, рассеваемых возобновленным у нас «Энциклопедическим лексиконом» под редакцией известного «философа со шпагою» П. Лаврова, и для распространения в публике, светской и духовной, точных понятий о предметах богословских и вообще о всем, касающемся до Церкви, с православной точки зрения. Но святитель, видно, не надеясь на наше выполнение, отказал нам в пособии. Впрочем, мысль эта нас не оставляет совсем. По времени, кажется нам, весьма нужно заняться этим делом. Нужно только собрать для этого пособие. Хорошо бы иметь под рукою и помощь от английской богословской литературы. Нет ли такого богословского лексикона, где бы излагались не популярно только для простых читателей, но обстоятельно, отчетливо, удовлетворительно для богослова, все области богословских наук, в отдельных статьях, или какие-нибудь части, напр., археология, история Церкви, богословие, и т.п. Ты помнишь, братец, богословский лексикон Герцога на нем. языке. Направление его, сравнительно с другими протестантскими, порядочное, хотя не во всех частях. Вот в таком же роде желалось бы, иметь и еще пособие для указанной цели.

У Вас просим оружия, потому что от Вас же приходят к нам и нападения. Думаю, еще при тебе начались в «Отеч. Зап.» переводы из Бокля «История цивилизации в Англии». Теперь начинает выходить и отдельный ее перевод. Антихристианское направление ее требовало бы, чтобы духовные журналы надлежащим образом занялись ее разбором. Нет ли в благонамеренных журналах аглицких хорошего разбора этой книги, который вполне или в извлечении мог бы быть переведен на русский язык?

Еще вопрос: в конце Вашего разбора Стэнлеевых лекций воздается автору благодарность за его труд, предпринятый и выполненный с сочувствием ко всему христианскому, и с возможным для иностранца беспристрастием. Известно ли, однако, Вам, что у нас духовные журналы («Хр. Нт.») провозглашали Стэнли поборником ессеистов? И это делают они, основываясь на Ваших же, англ. журналах. Идти нам в разрез с таким мнением тогда будет можно, когда мы будем твердо уверены, что можем отстоять свой голос. Что касается до меня, то в предложенных извлечениях из его исторических лекций, я не вижу ничего такого, что бы могло быть поставлено на ряду с учением ессеистов. Разве есть у Стэнли другие труды, обличающие сродство его воззрения с той партией? Разве он дурно высказался по поводу этих последних прений, и оттого антагонисты подвергли порицанию и его прежний труд? Сделай милость, братец, разреши мое недоумение, что мне делать с твоим заключением, которое нужно печатать вскоре, во 2-ой кн. нашего издания.

Теперь о присланной статье «О современных религиозных партиях в английской Церкви». В последнее время немало у нас писано об этом: еще при тебе в «Правосл. Собеседнике», потом в «Духовн. Беседе» и в «Правосл. Обозрении». По началу статья твоя напомнила мне некоторые из них, как видно, потому, что составлена она при помощи тех же книг и журналов. Но при дальнейшем развитии Ваше изложение полнее и обстоятельнее и обещает быть полезным руководством к знакомству с англ. богословской литературой. Она довольно наглядно представляет жизнь, движение религиозное в стране. Конечно, история эта для нас чужая, но нельзя не сказать, что некоторые партии имели свой оттенок и в нашем церковном обществе; разумею здесь не непосредственное влияние тамошних толков на нашу, публику, а то, что в одинаковых обстоятельствах рождаются и одинаковые стремления и избираются более или менее сходные средства к достижению целей. Таким образом, рисуя картину чужой Церкви, можно некоторым образом уяснять черты и своей домашней истории. Во всех этих отношениях статья, на мой взгляд, полезная, и я с этих сторон буду ее отстаивать от нападений, если окажутся. Только нужно будет, мне кажется, самому относиться ко всем этим явлениям самостоятельнее, не увлекаясь частными, партии принадлежащими, взглядами на свое дело и на своих противников. Богослов православный должен поставить себя выше всех этих пристрастных и предубежденных воззрений: он все востязует. Изъясняя те или другие явления исторически, он умеет дать каждому свою цену, не преклоняясь ни пред одним. И мне кажется, некоторые выражения, прокравшиеся из этих разнородных и разнолагерных толков и перебранок нужно будет изменить. Конца статьи нет, и, я думаю, он даже не близок еще. В настоящее время он и не потребуется скоро. Не знаю, не нужна ли будет статья для третьей книжки. А это близко к той поре, когда мы будем ожидать самого тебя к себе. Во всяком случае, если не конец всей статьи, то окончание отдела «О высокой церкви» нужно заблаговременно. Еще слово: несколько фраз, и даже целые песни оставлены в статье без перевода. Нет, мой любезный друг, не надейтесь на нашу сметливость. Если Вы нам не скажете того же по-русски, мы не поймем Вас или, по крайней мере, не с уверенностью будем определять смысл сказанного. Помните слово апостольское: «аще не благоразумно слово дадите языком, како уразумеется глаголемое? будете бо на воздух глаголюще».

Вы спрашиваете: какой взгляд на Петра в настоящее время вырабатывается в России? Сколько могу я отвечать на это по знакомству с текущей литературой, то, кажется, он развивается в прежнем направлении, т.е. не в пользу уважений самостоятельной народности и личных прав человека, а особенно обнажает нравственные беспорядки, бесчинство преобразователя и его веселой компании. В этом последнем отношении литература уподобилась чуть не позорному дому, где все можно говорить и делать. Вот что, между прочим, было поводом к напечатанию владыкой статьи, на которую напал Герцен.

Статьи «Об обществах для распространения религиозного чтения в народе» не вижу я в печати⁷⁸⁸, и не слыхал о ней ничего от Николая Ал.⁷⁸⁹ на Пасхе; виделся я с ним в субботу на годовщине по Василии Степаныче⁷⁹⁰, в Рогожской.

Остается вопрос об ессеистах. Не решаюсь, мой друг, сказать, что одно историческое объяснение этого явления может быть у нас принято благоприятно. Скажут: какое нам дело, что у них это неизбежная болезнь? Скажите нам, как полечить свою-то болезнь? Не только негласно, но ныне уже и гласно многое проповедуется и у нас из того, что есть в Essays and Rew. Скажите нам, как нам к этому относиться? Что в этом вредного и ложного, что полезного и истинного? Вот, мне думается, настоящая потребность наша! И мне кажется, перевод какой-нибудь дельной статьи в отражение того или другого начала ессеистов был бы нам полезнее самой обстоятельной истории этой книги. Так, братец, позвольте нам перенести свою деятельность на поле, более к нам близкое, собственно наше, пересаживать к себе то, что нам существенно в настоящую минуту, полезно. Вам не нравится, что русские на выставку везут только великолепное, дорогое, что не по плечу простому классу, что показывает развитие роскоши, а не благоденствие большинства. Точно также и у себя мы не должны заниматься только крупным, не для многих нужным, а более таким, что питало бы и ум и душу большинства. Но довольно об этом. Пора спешить окончанием письма. Дописываю после класса.

Михаила Ив. Сабуров совсем уволен от академии и, вероятно, на этих неделях будет его свадьба и посвящение. Приход очень хвалит.

Петр Симоныч уехал на кумыс, получив от Св. Синода годовой оклад в награду службы и на лечение.

Егор Васильич⁷⁹¹ получил орден Анны 2-й степени. Довольно об этом.

Прости, мой друг. Поблагодари батюшку Евгения Иваныча за добрую память обо мне.

Господь да хранит тебя.

Преданный всею душою Твой А.

1862. мая 19 д.

Кланяются тебе все, а особенно сейчас подвернувшиеся под перо – Сергей Константиныч и Вифанский профессор Иван Алексеевич Смирнов⁷⁹².

Сергей мой благодарит тебя, любезнейший братец, за вспоминание о нем.

На прошлой неделе была здесь твоя мамаша: приезжала не надолго помолиться. Она и все домашние Ваши, слава Богу, здоровы. Моя мамаша кланяется тебе, мой друг⁷⁹³.

Привет и благожелания доброму страннику в новой земле! Премудрый обещает умному путешественнику приумножение премудрости! Да исполнит это обещание и над тобою, любезнейший наш сотрудник, во славу Единой истинной Премудрости, в слове Божием изглаголанной и в Церкви хранимой.

Весьма желательно было бы получить от живого свидетеля наглядное изображение религиозной жизни того и другого края, тобою виденного; особенно любопытно было бы слышать об этом голос просвещенного православного. Католики и протестанты, может быть, не все правильно видят и понимают друг у друга от того, что неравнодушны друг к другу.

Благодарю тебя за письмо из Парижа и за поздравление. Недавно мы получили сданное от владыки письмо твое к нему, последнее (от 1 сент). Владыка написал: 1) «Принять в соображение предлагаемые услуги в приобретении книг. 2) Какая была нужда принимать римско-католический календарь (разумеется твое указание на 1 сентября) и домогаться, чтобы письмо пришло ранее, чем послано? 3). Сведения сии (т. е. изложенные в письме) достойны внимания.»

И без владычней резолюции мы предполагали обратиться к твоей помощи для выписки английских книг, для чего и просил я каталог их. Но так как список их довольно обширен в сравнении с числом имеющих ими пользоваться, так как иное есть у нас и в переводах на французском или на немецком языке, то надобно будет из этого списка сделать выбор. Со своей стороны мы можем только указать, что у нас есть в переводе.

Кроме того, мы желали бы воспользоваться твоим посредством при получении некоторых книг от известного издателя курсов Theologiae, S. Scripturae Patrologiae etc. абб. Миня, – томов до ста его энциклопедий. Теперь предуведомляем тебя только об этом, чтобы по твоему письму выслать нужные для этого суммы. Надобно узнать, хотя от о. протоиерея Васильева (которому прошу свидетельствовать мое глубочайшее почтение и от всей академии нашей, уважающей его труды на пользу православия, поздравления с достойным украшением его сана), как бы переслать тебе эти книги прямо к нам по железной дороге, которая теперь идет уже вплоть до Троицкого Посада. Надобно бы узнать, какие условия для этого существуют и по иностранной цензуре. Потом приложить сведения, как переслать к Вам и деньги: все ли равно, через какого угодно банкира, или нужно перевести на известное лицо.

Новый курс у нас еще не собран совсем: идут еще экзамены. Но с концом старого тысячелетия России они кончатся, и в начале нового ожидаем и Вашего сотрудничества.

Мы помышляем об издании Энциклопедического лексикона; помышляем о расширении нашего издания. Милости просим, подавайте нам руку на труд. Последняя твоя статья о лекциях Стэнли напечатана во 2-й книжке.

В ожидании известий от тебя, оставляю беседу с тобою, мой любезнейший Николай Кирилыч. Не пишу к тебе ничего о московских: они сами наверное не в долгу у тебя. На 30 число авг. приезжал сюда по железной дороге Семен Михаилович⁷⁹⁴ с Марьей Алексеевной. Сашу жду вскоре сюда: он должен быть уже в Москве.

Прости, мой друг! Твой А. Г.

Сент. 4 дня 1862 г.

Прости, мой друг, позволь сказать тебе несколько слов о некоторых формальностях в письме к владыке.

У нас принято писать к святителю в таких формах.

В начале: Высокопреосвященнейший Владыко Милостивеший Архипастырь и Отец!

В конце: Испрашивая Вашего Архипастырского благословения, честь имею пребыть Вашего Высокопреосвященства, Милостивейший Архипастырь и Отец, нижайший . . . . . . . . такой-то.

Та же формула, которой начинается письмо твое, употребляется между равными; а которой оканчивается, – не представляет полного смысла.

Еще раз прости. В будущий раз сообщу тебе о некоторых вопросах, от владыки тебе назначаемых.

Мой любезнейший братец

Николай Кирилыч!

Вот уже близок срок твоего возвращения. Считаем недели и дни! Особенные обстоятельства Академии в настоящее время побуждают еще чаще заниматься вопросом о тебе.

Я писал уже тебе, что наш о. ректор Савва оставляет нас, чтобы быть вторым помощником владыки митрополита. Господь судил мне быть преемником о. Саввы по ректорской должности. С этим вместе соединено и перемещение по классам. Я должен читать догматическое богословие, и следовательно сдать на другие руки церковную историю. Признаюсь, у меня была мысль передать тебе все, что лежало на мне по этому классу. Но с одной стороны опасение, что при такой обширности предмета, к концу курса будут оказываться такие же недочеты в лекциях, какие бывали у меня, с другой, представившиеся новые соображения заставили придержаться прежнего предположения относительно твоих уроков. Впрочем, этот вопрос еще не решен окончательно.

По крайней мере, прошу тебя, не заживайся долго между чужестранцами, вспомни своих. Назначенный тебе двухлетний срок настолько ли для тебя обязателен, что ты не мог бы предварить его несколько? Впрочем, получив на свои вопросы разрешение от владыки, я напишу тебе еще об этом. А теперь только предваряю тебя о нетерпеливом желании скорее обнять тебя.

Твой душевно преданный брат А.

26 окт. 1862 г.

Получил ли ты сумму отправленную 18 окт. из Москвы, в числе 538 рублей?⁷⁹⁵.

3 ноября 1862 г.

Mon frere!

Что с тобой? Как тяжело подействовало на меня грустное письмо твое! Ты болен – и это когда? Когда особенно желалось бы мне видеть тебя вблизи, когда я рассчитывал на твою помощь в уроках! От тебя ожидает Академия оживления, а ты сам ищешь руки укрепляющей! Но что делать? Божией воле должно покориться с терпением, благодушно. Душевное спокойствие в твоем положении много будет значить и для уврачевания твоего недуга. Господь да восставит тебя скорее от одра.

Из моих предшествующих писем ты уже знаешь, мой друг, какие перемены у нас произошли. С предпоследним письмом моим ты получил и квитанцию на получение переведенных от нас на твое имя в Париж 538 р.; эта сумма назначалась на приобретение нужных нам книг английских и др. Но в настоящих обстоятельствах она может временно восполнить твои недостатки. Суммы комитета не для чего было бы еще переводить к тебе: лучше здесь пополнить ими ущерб книжной суммы, из которой отделено 500 р. и послано к тебе. Я ожидал от тебя уведомления о получении ее и о распоряжениях, какие ты можешь сделать по нашим поручениям, высказанным в моем письме.

Не совсем соглашаюсь с тобою, что не стоит хлопотать о суккурсе из С.-Петербурга. Для чего бы отказываться от помощи, когда она, очевидно, нужна. Только нужно взяться за нее умеючи. «Тако тецыте, да постигнете». А то нечего и поднимать дела. Для этого я советовал бы тебе, мой друг, попросить о. протоиерея Васильева, чтобы он, как ближайший свидетель твоего настоящего положения, написал к кн. Урусову о нужде помочь тебе из духовно-учебных капиталов.

О. Савва в прошлую среду от нас уехал, завтра он рукополагается в епископа, чтобы быть вторым викарием владыки. А я перебираюсь в ректорские покои, и сегодня читал первую лекцию по догматическому богословию. О прежнем же моем классе, церковно-историческом, еще не сделано никакого распоряжения.

Сделай милость, прошу тебя, не оставляй нас сведениями о себе, дорогой братец. Будем и мы по возможности отвечать тебе.

Теперь у меня здесь гостит сестрица моя⁷⁹⁶ с семейством дочери своей⁷⁹⁷, которой муж оставляет полковую службу и ищет себе нового места. Саша все пробавляется уроками; а медицина еще не дала ему никакого пособия в содержании. Из кадетов⁷⁹⁸ один, старший, поступил ныне на службу и состоит в Эстляндском полку. Вот как мы все разделились.

Дорога железная (с 18 авг.) приносит к нам каждый день много людей знакомых и незнакомых, так что ныне мы и осенью живем, как летом, в многолюдстве.

Прости мне, любезнейший братец!

Твой усердн. брат А. Г.

1862 г. ноября 3 дня.

Любезнейший мой братец!

И грешно, и стыдно, но надобно сознаться, что с получением твоих последних писем, каждый день думаю: надобно отвечать, надобно отвечать, а до сих пор успел написать только пять строчек, и те должен был бросить. Что делать мне с собой, со своим временем? Не умею справиться со своим положением. Так много надавало оно мне на первый раз такого, чем я доселе не занимался, что я и не знаю, когда буду хозяином своего времени. К этому прибавьте, что железная дорога часто совершенно неожиданно посылает к нам таких гостей, которых, рады не рады, принять надобно, хоть никакой пользы не извлечешь для себя из их посещения, ничего, кроме утомления и скуки. Блаженная моя тихая келия, простился я с тобою и с твоими спокойными занятиями, в которых проходили дни и ночи! Теперь, в иной день, едва урвешь час для того, что считаю я высшим своим делом.

Благодарю тебя, мой друг, за сообщение известий о слухах у Вас относительно «новой администрации в Московской академии». Скажу несколько слов в ответ на оба обвинения против нее. Новая администрация не имеет ни одного шпиона и не ищет их. В этом, друг мой, можете ручаться пред кем угодно и как угодно. – Новая администрация заявлением своего взгляда, правда, содействовала упадку некоторых увеселений между студентами, но не крайними и решительными репрессивными мерами. Дело идет о литературных вечерних чтениях; они были дозволены и прежде меня, были раз и при мне. Но узнал я, что эти чтения ограничиваются только статьями сатирического и вообще комического содержания; стал против этого говорить студентам, представляя, что неприлично духовным воспитанникам собираться целой массой, чтобы прохохотать часа два; что литературные чтения должны быть более разнообразны; что они должны быть устроены так, чтобы можно было прийти на них мне, и кому другому из наставников, чтобы об иных предметах тут же и поговорить со всеми. С этим согласились, но не приняли серьезно. Через неделю назначили снова собрание по прежнему плану. Когда об этом студенты довели до моего сведения через инспектора, то я заметил, что это слишком уже часто, особенно для таких смехотворных увеселений. Несмотря на это собрание состоялось, и старший дежурный (заметьте, не шпион) донес об этом сперва инспектору, потом мне. Что я должен был сделать? Я, разумеется, остановил его, дав исполнить только половину программы. С той поры собраний не было. Но это не моя вина; к собраниям в прежнем тоне я никогда не буду вызывать сам; да и в таком виде, как я предлагаю, нужно, чтобы собрания сами устроились, а не по начальственному наряду. Новая администрация не монашеская, а священническая. При серьезном взгляде на свое звание в этом не много разности в отношении к направлению. Накричать, наклеветать на нас можно, но с точки зрения церковной – евангельской, не знаю, обвинит ли кто за то, что мы не хотим отдаться светской распущенности, потому что наше юношество воспитывается для Церкви, для Евангелия. Аристократизм судей не много значит для меня, потому что мой Судия, Который меня сделал Своим священником, Который поставил меня в настоящее служение, выше всех аристократов. В ком есть дух священства, тот, надеюсь, не осудит меня.

Очень рад, мой друг, что здоровье твое постепенно улучшается. Да дарует Господь скорее укрепиться, и приезжайте к нам на дело. Обновите наше заглохшее общество новыми добрыми идеями, новой деятельностью. У нас что-то порасстроился корпус, т.е. состав профессорский. Василий Ив. Боголепов⁷⁹⁹ страждет душевной болезнью. Напряженные усилия в занятиях с одной стороны, и опасение не удовлетворить студентов своими чтениями, совершенно сбили его с толку, так что стал он заговариваться и совсем отстал от дела. К нам пришел новый бакалавр, по церковной словесности, Катанский⁸⁰⁰, но пришел больной. Видите, сколь нужны свежие деятели, и уже опытные, особенно для нас дороги уже успевшие зарекомендовать себя с отличной стороны.

Благодарю, братец, за твои статьи. Последнюю, об училищах в приходских и благотворительных заведениях для народа, пущу немедленно в ход к редакторам. Думаю, что она пройдет, разве немногие строки подвергнутся остракизму⁸⁰¹. Впрочем, друг мой, не думайте, чтобы все было совершенно чуждо для нас. В наших духовн. журналах сообщаются сведения и об иностранных некоторых учреждениях, и еще более о своих (разумею училища), и, разумеется, не во всем мы будем прельщаться протестантским. В прошедшем курсе у меня по классу истории Церкви писалось сочинение о внутренних миссиях протестантских в Германии. Мой студент смотрел на это с более самостоятельной точки зрения, разъясняя, как и из чего возникла в мире протестантском потребность этих миссий...

Вот и еще дней пять пролежало письмо мое без движения. Прости, мой друг, пользуюсь свободными минутами пред служением, чтобы докончить мой запоздалый ответ.

Вопрос об учебных заведениях для народа и о разных благотворительных учреждениях теперь многих занимает в нашем обществе. Но чужие правила и учреждения не всегда подлаживаются под наши обстоятельства и обычаи. Приходская благотворительность, под руководством священника, заявлена при некоторых церквах в Москве. В других краях и для иных целей восстановляются и учреждаются вновь братства, – также туземное явление. Вот это менее возбуждает недоверчивости, как свое, как давно известное, а перенимать у иноверца, и притом у протестанта, наш православный люд и наше православное священство не так-то любят. Скорее чужие примеры могут на нас действовать, как меры возбуждения и раздражения. Мы в том состоянии, к которому прилагаются слова Моисея и апостола об Иудеях, Рим. 10:19.

Другая статья ⁸⁰² – очень интересна по легкому изложению; но прости, мой друг, никак не увидишь, кто пишет: православный ли или реформат. Можно питать сочувствие к человеку, но не нужно закрывать от себя его неправомыслие. Православный церковный историк прежде всего должен быть православен. Нельзя во всем соглашаться с противником Меланхтона, – каким-нибудь католическим схоластиком. Но схоластика схоластикой, а Церковь, таинства – сами собой: они не заслуживают того, чтобы уступать их протестанту, который переделает все по-своему. Поэтому нужно было бы составлять такого рода статьи не по одним только односторонним источникам и руководствам.

О книгах, которые препровождены на имя Готье, я послал к нему известие и просил его о принятии их в России на свою опеку до времени, когда они могут прийти к нам. А Вас, мой друг, усерднейше благодарим за хлопоты. Привозите нам и английских. Охотники учиться уже есть, и во-первых наш о. Михаил.

Прости, мой друг.

Твой А. Г.

О. Михаил доставил мне ноты для твоих лондонских друзей. Скажи пожалуйста, к кому и как мне препроводить их⁸⁰³?

Сообщил С. Долгов.