Русские святогорцы

Всевышнему Богу было угодно Свою святую Церковь создать таким образом, что она, духовно объединяя своих членов и верно руководя ими на узком и тернистом подвижническом пути к конечной цели – вечному блаженству в единении с Богом, предоставила человечеству множество способов и подробностей прохождения этого пути. Лучшим и наиболее верным из этих способов многие святые Православной Церкви, и в первую очередь святитель Василий Великий, считали общежительное монашество, как основанное на евангельском духе и принципах любви к ближнему, на твердом духовном руководстве, братской поддержке и помощи, взаимном назидании и научении.

Своим образцом монашеское общежитие имеет первохристианскую Иерусалимскую общину, жившую, как повествуется в Священном Писании (Деян.4:32–35), в единодушии и единомыслии под руководством святых апостолов, имевшую в общем пользовании все потребное для жизни. Как мы все знаем, первые общежительные правила были даны ангелом преподобному Пахомию.

Святой Василий Великий, которого часто называют патриархом и главным законодателем православного монашества, примером своей жизни и деятельности, закрепленным и обоснованным в аскетических сочинениях, развил и во многом дополнил эти первоначальные киновиальные правила таким образом, что применять их смогли подвижники, вышедшие из всех слоев византийского общества, как давно утвержденные в вере, так и новообращенные, живущие не только в пустынной местности, но и в городах или недалеко от них.

Правила святого Василия Великого сочетали строгую аскетическую дисциплину с воспитанием «добродетелей, совершаемых душою», заповедовали знать во всем меру, которую для каждого устанавливает духовный руководитель. Не настаивая на чрезмерных телесных подвигах, святитель особо подчеркивал важность внутреннего делания, памяти Божией и молитвы, изучения Священного Писания, дел любви к ближнему и милосердия, а также говорил о духовно-просветительном значении монастырей.

Таким образом, святитель Василий Великий изложил учение о деятельном подвижничестве и созерцательной жизни как целостном пути Богоугождения через борьбу с греховными страстями и стяжание добродетелей. Именно правила Василия Великого преимущественно принимали монашеские общежительные братства на православном Востоке. А то, что святитель придавал большое значение отшельничеству наряду с излюбленным им общежитием и стремился создать в своих монастырях и близ них все необходимые условия для желающих безмолвия и уединения, способствовало быстрому распространению его уставов в последующие века на Афоне, насельники которого издревле практиковали все роды подвижничества.

Правила святителя Василия Великого, задав общее духовное направление общежительному монашеству, не регламентируют подробно частности монастырской жизни. Богопросвещенные преподобные афонские отцы на основании Священного Писания, учения Церкви и правил святителя совершенствовали и развивали общежительный устав, определяя частности монастырской организации, делая братии указания применительно к конкретным условиям. Уставом и монастырскими правилами должно определяться каждое действие братии до самых мелочей.

Основные же, древние принципы общежития во всех афонских киновиях оставались неизменными. В общих чертах они следующие:

1) в единомыслии и братолюбии нести монашеский подвиг: угождать Богу выполнением Его заповедей, подчиняясь строгой духовной дисциплине в соответствии с уставом и монастырскими правилами;

2) каждый день открывать духовному руководителю свои помыслы – и дурные, и добрые; стремиться приобрести страх Божий и научиться побеждать греховные страсти;

3) стяжать духовные плоды, понуждая себя к добродетелям: памяти о Боге, непрестанной молитве, смирению, отсечению своей воли и самоотвержению, воздержанию и посту, нестяжательности, неукоснительному присутствию на длительных богослужениях, частой исповеди и причащению, чтению, труду по послушанию;

4) изучать Священное Писание; во всех словах и действиях исходить только из Священного Писания и учения святых отцов;

5) «игуменская монархия»: власть игумена в обители не должна быть ограничена со стороны людей; духовный собор при игумене – совещательный орган в помощь ему с целью лучшего дознания воли Божией;

6) повиноваться игумену, как Самому Христу; не допускать никаких разделений братии на партии, смотреть на общежитие как на Церковь Христову, имеющую единую главу – Христа;

7) главным духовником в общежитии должен быть сам игумен;

8) в общежитии необходим старец – духовный советник игумену и братии; древние традиции старчества нужно всячески охранять как Божественное устроение;

8) игумен должен иметь неусыпное отеческое попечение и любовь к чадам, относиться к ним как к любимым детям;

9) в братстве должна быть строгая иерархия, когда «младший благословляется старшим»;

10) материальное благосостояние обители подается от Бога, и залогом его является соблюдение братией общежительного устава и стремление к Богоугождению, по слову Евангелия: «Ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф.6:33);

11) необходимо почитать небесных покровителей обители и ее святыни, что также будет залогом безбедного существования обители;

12) духовное руководство обители не должно пренебрегать материальными нуждами своей братии: удовлетворение их помогает избегать ропота монахов на скорби и тяготы монастырской дисциплины, а отвержение своеволия, безропотное несение скорбей и тягот, попускаемых Богом в общежитии, не дает произойти искушениям от материального довольства;

13) создавать церковное единение в духе любви о Господе, в первую очередь, молитвой за благотворителей и за всех православных христиан;

14) святая обязанность – милосердие и странноприимство;

15) иноки всех национальностей должны сохранять духовный союз о Господе. Афон живет жизнью не национальной – русской, греческой, болгарской и т.д., а православной.

Преподобные отцы – основатели монастырей во все времена наказывали своей братии соблюдать, применять и сохранять общежительный устав, который является основанием общежития: за строгое исполнение его Бог посылает обители щедроты, как духовные, так и вещественные, а за оставление его обитель постигают бедствия и разорение, многочисленные случаи чего хорошо известны из истории и на памяти у многих афонцев.

Как известно, начало общежительству на Святой Горе положил в X в. преподобный Афанасий, он же составил первый письменный общежительный устав для выстроенной им Великой Лавры. Устав Лавры преподобный Афанасий составил на основании уставов преподобного Пахомия и Василия Великого и дополнил своим духовным завещанием. На рубеже XII–XIII вв. традиции афонского общежительного монашества развил и укрепил святой Савва Сербский, игумен Хилендарский, написавший для основанной им обители «Хилендарский типик».

Но, безусловно, самый большой вклад в обогащение и окончательное формирование традиций внутренней жизни и духовного строя афонского общежительства внесли в XIX в. русские иноки в лице их великих руководителей – возобновителя русского афонского монашества старца-духовника Пантелеимонова монастыря иеросхимонаха Иеронима (подвизался на Афоне 49 лет, скончался в 1885 г.) и его ученика игумена обители схиархимандрита Макария (скончался в 1889 г., на Афоне подвизался 38 лет).

В 1881 г. отец Иероним закончил составление «Устава Русского на Афоне святого великомученика и целителя Пантелеимона общежительного монастыря». В конце старец прибавил: «Устав сей, составленный на основании слова Божия и учения святых отцов, многократно рассмотренный и дополненный, вполне достаточен для благоугождения Богу и спасения в иноческом чине». Наряду с «Духовным завещанием» этот устав – самое важное из творений старца. Устав был введен в действие после кончины игумена Макария в соответствии с его завещанием и позволял преемникам великих старцев безбедно руководить обителью, в которой братии было уже больше тысячи человек.

Всем, кто внимательно изучал текст старческого устава, опытно известна его духовная сила, ясность изложения и глубина душеспасительных наставлений и указаний. Неписанным монастырским уставом был сам пример жизни богомудрого старца, общежительным правилам он научал монахов в беседах и ответах на их многочисленные духовные вопросы.

Надо сказать, что русские иноки (и особенно на Афоне, где монашество всегда было сильно своим древним правом самоуправления, данным ему византийскими императорами и патриархами, и не зависело от вмешательства извне в решении многих вопросов) в силу культурно-национальных особенностей и психического склада всегда предпочитали общежительный строй отшельничеству – трудовую жизнь в единомысленной общине, тесной семье, с любовью и покорностью повинующейся общему всем отцу и духовнику – игумену. Русским всегда было свойственно почитать богоустановленный принцип власти, и государственно-монархической – царской, и церковной – патриаршей и игуменской. Крепость игуменской власти, особое значение, которое придавалось должности игумена и самой его личности в Русском Пантелеимоновом монастыре, строгость монастырских аскетических порядков – вот характерные черты, которые отмечают все свидетели внутренней жизни обители в период ее расцвета под управлением старцев-"законодателей» Иеронима и Макария, а также их преемников и последователей – игуменов Андрея, Нифонта и Мисаила.

Исключительное положение игумена в афонских киновиях было обусловлено еще и тем, что он в соответствии с евангельским духом древних общежительных установлений был для братии не только духовником, но и старцем, определявшим все подробности монашеской жизни.

Согласно вековой афонской общежительной традиции, имеющей, как мы говорили выше, основание в Священном Писании и Церковном Предании, «каждая обитель есть самоуправляющаяся и независимая относительно внутреннего управления»; игумен общежительного монастыря не назначается церковными или светскими властями, а избирается братией пожизненно из своего числа или в некоторых случаях – из числа насельников других обителей, афонских пострижеников. Игумен может увольняться от должности братством в том случае, если он «не исполняет обязанностей, налагаемых законами его игуменского звания» (уклонение в ересь, пренебрежение монашескими правилами и канонами церковными, финансовая недобросовестность, незаконный постриг братии и другие тяжкие прегрешения)³²⁸.

Эти положения закреплены в общем Уставе Святой Горы. Этот устав, который называется также Общим Канонизмом, предоставляя монастырям самостоятельно определять частности своего внешнего и внутреннего строя, содержит основные, общие положения об организации монашеской жизни – как киновиальной, так и особножитной – об управлении Святой Горой, ее хозяйственной деятельности, связях с внешним миром.

Первые уставы были даны Афону благочестивыми византийскими императорами Иоанном Цимисхием и Константином Мономахом в Χ–XI вв., впоследствии уставы давали Афону Константинопольские патриархи, а в ΧΙΧ-ΧΧ вв. их вырабатывал протат и утверждала высшая церковная власть и светское правительство того государства, на территории которого находился Афон. Византийские императоры и патриархи, наблюдая за канонической грамотностью афонской жизни, не вмешивались во внутренний распорядок монастырской жизни и «настоятелево строительство».

Уже во втором святогорском уставе, данном в 1045 г., устанавливается, что игумен в своем завещании назначает себе преемника не моложе 30 лет³²⁹.

Способ и порядок избрания игумена в разных обителях разнились в зависимости от конкретных условий места и времени, особенностей внутренней жизни монастыря, количества братии, уровня ее духовного преуспеяния и определялись завещанием или личными указаниями опытных старцев-игуменов, обладавших благодатными дарованиями. Такими способами избрания могли быть: избрание в соответствии с волей игумена, избрание по голосам братии всей или только старшей, избрание по жребию из нескольких кандидатов, назначенных игуменом или избранных братией. Главное же – духовная суть происходящего оставалась неизменной: нужно, чтобы выбор был сделан в соответствии с волей Божией: не по своим прихотям выбирать и не того, кто сам желает для себя этого избрания, а кого хочет удостоить игуменством Господь, «кого Бог определит на подобное служение», по словам святителя Василия Великого³³⁰.

Примечательно, что каноны Православной Церкви о порядке избрания игумена умалчивают, отдавая это на волю самих избирающих. Однако в «Пидалионе» преподобного Никодима Святогорца говорится: «Божественные постановления православных царей, восполняя священные каноны в этом вопросе, указывают, как должен избираться игумен. А именно, что епископ не должен поставлять игумена в монастыре по старшинству, но поставлять того, которого все монахи или наиболее добродетельные изберут не по дружбе или для угождения, но зная, что выбирают православного, рассудительного и достойного хорошо управлять монастырем и монахами»³³¹.

Рассмотрим, какими способами избирались настоятели монашеских общежитий в древности.

В первоначальном общежитии преподобного Пахомия порядок избрания был таков: главный авва перед своей кончиной просил всех первенствующих (то есть настоятелей обителей, находящихся под общим духовным руководством главного аввы) избрать себе нового главу, а они, в свою очередь, отдавали это на волю главному авве. Авва каждой обители был, как сказано в «Древних иноческих уставах», не кем иным, как наместником главного аввы, избираемым главным, и сам имел наместника, «вторствующего»³³².

Святитель Василий Великий указывает, что «началовождем в благообразии жизни да будет поставлен один, избранный из прочих по испытании его жизни»³³³. «С одобрения настоятеля и других, способных дать такое одобрение, пусть будет избран другой, чтобы в отсутствие настоятеля мог принимать на себя попечение о братии», – говорит он (здесь речь идет о наместнике)³³⁴. Имеется указание и на то, что избрание в монастырях, основанных святителем Василием Великим, производилось по голосам первенствующих братий³³⁵.

Преподобный Венедикт Нурсийский в своем уставе говорит: «Да наблюдается всегда такой закон, чтобы поставлять того, кого изберет согласно все братство в страхе Божием по здравому совету. Если по местным обстоятельствам или по численности братий нужным окажется препозит (т.е. наместник, вторствующий по авве), пусть изберет себе такового сам авва с разумною осмотрительностию и с совета богобоязненных братий»³³⁶.

Преподобный Феодор Студит, обращаясь к монахам, говорит, что настоятелем должен быть тот, «кого общим избранием боголепно поставят они в настоятели по предварительному отеческому совету и кого будет желать все братство»³³⁷.

Преподобный Афанасий Афонский завещал для Великой Лавры: «Хочу по кончине моей оставить игуменом одного из нашего во Христе сообщества и братства, отличающегося между всеми и словом, и жизнию, и делом. Прошу ради любви во Христе и всех заклинаю именем Бога и Пресвятыя нашея Богородицы повиноваться и покоряться игумену, моему преемнику, как и моему смирению, и жить друг с другом в любви и единомыслии – сильным носить тяготы немощных». Игумена выбирает так называемый блюститель лавры (епитроп, назначенный игуменом), советуясь со «старейшими, умнейшими и духовнейшими» братиями числом до 15 человек (чтобы меньше было «различия свойств и мнений» избирающих). Игумен остается в «своем звании до конца жизни». Но если он начнет действовать «на развращение, заразу и погибель душ братства и, обличенный в том, останется неисправим», тогда «с совета старейших братий» он переизбирается³³⁸.

Святитель Савва Сербский в Хилендарском уставе наказал: «Игумен избирается согласием 10 или 20 старейших братий без всякого участия начальства прочих монастырей афонских»³³⁹.

Рассмотрим теперь, как совершалось избрание игумена в Русском Пантелеимоновом монастыре в период его духовного расцвета, как вырабатывался и совершенствовался этот чин.

Исследователи жизни Пантелеимоновой обители, и в первую очередь монастырские историки (монахи Азарий, Феодосии), отмечают, что Русский монастырь со времени своего основания в XII в. был общежительным и, пока его населяли русские, до конца держался общежительных порядков. Когда же в 1730-х гг. в силу сложившихся обстоятельств, прежде всего военных и политических, в Русском монастыре не осталось русских, греческие насельники решили учредить идиоритм, то есть особножитные порядки, и вслед за этим обитель посетили страшные скорби: разорение, страшная скудость, расхищение земельных угодий, продажа их за долги, судебные тяжбы, а главное – духовное неустройство братии.

Все эти вещи общеизвестные для знающих историю обители. Об этом говорится в грамоте 1803 г. Константинопольского патриарха Каллиника, который решил своей первосвятительской властью восстановить в Русике богоугодный чин общежития. Поскольку монахи Русика, говорится в грамоте, «оспаривают друг у друга первенство, живя гордо и самодовольно, присваивают себе начальство, председательство, игуменство», патриарх вынужден «испровергнуть своевольное жительство и управление»³⁴⁰.

Видимо, в Русском монастыре не осталось ни одного достойного игуменской должности монаха, поскольку патриарх вынужден был подыскать игумена в Ксенофском скиту (отнявший у Русика соседний монастырь Ксенофонт в описанный выше период нестроений).

Ксенофский иеромонах Савва, грек, человек святой жизни и весьма деятельный, пробыл игуменом в Пантелеимоновом монастыре без малого 20 лет и по мере сил трудился над возрождением обители. Перед смертью он назначил себе преемника – иеромонаха Герасима, грека (по ряду сведений, македонца), «мужа честного нравом, кроткого, украшенного добродетелью и искусного в монашеском жительстве»³⁴¹, как отзывались о нем не только афонцы, но и Константинопольский патриарх. Братия подтвердила выбор почившего настоятеля, написав в известительной грамоте в кинот: «Собравшись в Божественном храме и по окончании вечерни вставши в притворе храма подавали голоса и избрали себе в игумены всечестнейшего брата господина Герасима, каждый подавая свой голос свободно и непринужденно»³⁴².

Патриарх Константий прислал в монастырь грамоту, подтверждающую избрание. Особого внимания достойно то, что в конце документа перечислены страшные прещения, которыми Церковь грозит разорителям общежительных уставов: «Кто же и какой бы ни был из всех, освященный или мирянин, по грубости нрава и по гордости дерзнет когда-нибудь злонамеренно поколебать и возмутить каким бы то ни было образом общежительный порядок и управление священной сей киновии и старобытные ее уставы, причинить соблазн или смущение спокойно в ней живущим общежительно или нанесть ей обиду какую-нибудь и вред непосредственно или посредственно и вообще захочет на самую малость испровергнуть определенное синодально в настоящей грамоте, таковой, как надменный, злонамеренный, самочинник, враг богоугодных дел и корыстолюбец, да будет отлучен от святыя, животворящия и нераздельныя блаженныя Троицы, единого по естеству Бога, и проклят, и не прощен, неразрешим по смерти и неразложим, подлежен всем отеческим и соборным клятвам, повинен огню геенскому и подсуден вечной анафеме»³⁴³.

Отец Герасим с твердостью управлял братией вплоть до своей кончины в 1875 г. Одной из главных его заслуг было приглашение в обитель в 1840 г. отца Иеронима с учениками, чтобы тот с помощью русской братии возродил монастырь духовно и материально.

В начале игуменства отец Герасим пользовался духовными наставлениями старца-иеросхидиакона Венедикта, а в конце жизни, одолеваемый немощами, прибегал к помощи иеросхидиакона Илариона, высокообразованного грека, который в монастыре считался игуменским наместником. Русской братией, которая жила в обители отдельно от греков и постоянно увеличивалась в числе, руководил отец Иероним с помощью своего ученика иеросхимонаха Макария.

В 1869 г., в октябре, игумен Герасим назначил отца Макария (тогда уже схиархимандрита) своим преемником, для того чтобы, как отмечал один из монастырских летописцев, «преемник мог мало-помалу преодолеть всякие затруднения под его руководством и напоследок с бодрым духом принять бразды правления и вступить в новое многотрудное дело игуменства»³⁴⁴.

5 октября 1869 г. в братской трапезной было прочитано по-гречески и по-русски следующее обращение игумена Герасима:

«Отцы и братия! Так как вам известно, что я достиг глубокой старости и со дня на день общей всех смертных участи ожидая, призвав в помощь всеуправляющий Промысл Божий и необоримый покров Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы, по внушению благодати Божией я решился назначить по себе преемника для управления вами, словесными овцами стада Христова, которое по благоволению Божию умножилось в настоящее время толико, что ни в одном из афонских монастырей собравшегося во Христе братства не обретается такого количества, а потому, размышляя, сколь возможно, с глубоким вниманием с давнего времени о том, кого бы избрать наследником себе, и по долгом испытании по внушению Божию назначаю честнейшего архимандрита отца Макария, как, по мнению моему, способнейшего в духовном и внешнем управлении, сего убо приимите и почтите, как меня самого. Божия благодать да почиет на всех нас»³⁴⁵.

Порядок назначения преемника описывает сам отец Макарий в письме к архимандриту Леониду (Кавелину): «15 октября геронда наш созвал братию, прежде греческого общества, из старших до 25 человек и объявил им, что «при упадке физических сил и скоро ожидаемого исхода из сей жизни я, призвав на помощь Бога, избрал себе наследника, которого по смерти моей утверждаю игуменом, – из русского общества отца Макария (то есть мое недостоинство), то и приимите его с любовию, как меня самого». Затем прочитал составленное им на бумаге мнение, братия безмолвно все согласились и изъявили о выборе как будто бы детскую преданность и благодарность. Вслед за тем позвали и меня, при появлении моем водворилась глубокая тишина, продолжавшаяся с две или три минуты, после геронда объявил и мне, на это я сказал, что «не смею преслушаться вас и отца духовника, я преклоняю мою выю пред волею Божиею и вашею». И, обратясь к братии, сказал: «Отцы и братия. При помощи Божией и руководстве отцов моих я не готовился на принятие сего бремени, как вы и сами видели, и теперь не желаю его. Если найдется достойнейший человек из вашего общества, я первый делаю метание таковому. Старец меня назначает преемником себе. Действия мои в 19 лет вам были видны, и вы их знаете. Делаю метание из послушания к старцам и по желанию братства». Вслед за тем все сделали поклон земной старцу, а потом и моему окаянству. После обычных приветствий позвали русских до 12 человек, объявили и им и затем прочитали в трапезе на греческом и русском языках всему братству»³⁴⁶.

Когда отец Герасим скончался, на десятый день епитропия в составе трех насельников монастыря, одного грека и двух русских, во главе с духовником иеросхимонахом Иеронимом собрала голоса у всех братий, как русских, так и греков. Выбор предшествовавшего игумена был подтвержден большинством братии, о чем были извещены протат и Вселенский патриарх.

Период истории Пантелеимонова монастыря с 1875 г. по 1910-е гг. можно назвать временем духовной стабильности обители, преданности игуменов и братии святоотеческим традициям и общежительному уставу. Такую характеристику, видимо, можно дать всему периоду до 1940-х гг., несмотря на случавшиеся попытки врага рода человеческого духовно поколебать обитель, а также трудности военного времени и связанные с революцией в России.

Отец Макарий правил обителью в течение 14 лет, и правил, как говорила пантелеимоновская братия, «единолично». В начале 1889 г., за несколько месяцев до кончины, при избрании наместника он объявил братству, что по смерти своей он оставляет для руководства обителью устав, составленный им вместе с отцом Иеронимом.

В соответствии с уставом, составленным старцами, наместник при жизни игумена становится его главным помощником и братским духовником, в отсутствие игумена является его заместителем, в некоторых случаях – представителем, а по кончине игумена – преемником на его должности с возведением в сан архимандрита. Таким образом, при кончине игумена не происходит никаких переворотов, смущений и несогласий в братстве: новый игумен уже есть. Избрание и утверждение в монастыре наместника были одними из самых главных требований устава.

Как духовный наследник ктитора-возобновителя монастыря старца Иеронима, отец Макарий, имевший у братии неоспоримый авторитет, при выборе преемника сам назначал кандидатов. О своем решении избрать наместника по жребию, полагаясь на волю Божию, старец-игумен объявил 16 января 1889 г. В кандидаты из числа достойнейших братий он избрал следующих иеромонахов: Иерона, Илариона, Павла, Рафаила, Нафанаила, Михаила, Андрея и Виссариона. Отцы Иерон и Михаил, находившиеся вне обители, прислали письменные отказы. Имена кандидатов были написаны на бумажках и положены в ковчег со святыми мощами великомученика Пантелеимона, который поставили на престол соборного Покровского храма. Порядок избрания описывается так: «Пред вынутием жребия по желанию отца Макария был наложен на всю братию пост, совершены три всенощных бдения в честь Святой Троицы, Богоматери, великомученика Пантелеимона и дневного святого с произнесением нарочитых прошений, в которых все молились о том, чтобы Господь по сердцу Своему избрал вождя многочисленному братству Русского Пантелеимонова монастыря. На третий день, после литургии, глубокий старец иеромонах Авель по приказанию отца Макария вынул из ковчега один из шести билетиков, с именем отца Андрея. Имя избранника было провозглашено вслух всего братства». Отец Андрей при этом со слезами стал умолять игумена снять с него это непосильное бремя, но отец Макарий твердо ответил: «Теперь, отец Андрей, не время отказываться. Не мы тебя избрали, а Сам Господь Бог»³⁴⁷.

По смерти отца Макария состоялось утверждение отца Андрея в должности игумена, о чем читаем в монастырской летописи за 1889 год: «24 июня, в день праздника Рождества святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, по окончании Божественной литургии, братия обители во главе с иеросхимонахом отцом Андреем собрались в архондарик (гостиную)... Одним из старших иеромонахов прочитан был протокол о бывшем избрании в наместники иеросхимонаха отца Андрея и о признании его в настоящее время действительным игуменом Русского святого великомученика Пантелеимона монастыря. На сие все изъявили полное согласие, протокол был подписан всем братством и официальным порядком препровожден в афонский протат»³⁴⁸. 29 июня отец Андрей был официально утвержден афонским протатом в должности игумена обители.

4 августа 1889 г. на собрании старших братий в келлии новоутвержденного игумена Андрея под его председательством был введен в действие устав отцов Иеронима и Макария. Порядок избрания игумена закреплен в уставе в таких словах: «Игумен избирается, как и наместник, по жребию». Кандидат в наместники избирается из старших иеромонахов монастырским собором. Он должен быть «одаренным благоразумием, искусным в богоугодном монашеском житии, благонадежным в поведении и немолодых лет». Собор монастырский, в соответствии с уставом, – это должностные лица, «а в случае нужды и другие по опытности, благочестию и благоразумию достойнейшие из братий, назначаемые по усмотрению игумена, наместника и духовника»³⁴⁹.

В последующие годы избрание в обители преемника игумену происходило в строгом соответствии с уставом.

Далее придерживаемся монастырской летописи.

«Частые болезненные недуги отца архимандрита Андрея... побуждали братство к более скорому избранию и утверждению наместника. Наконец советом из избранных старейших отцов было решено приступить к этому делу. Отец игумен назначил десять кандидатов и предложил их на благоусмотрение созванных старцев. Двое кандидатов тогда же отказались. Вместо них по настоянию некоторых членов собора были назначены еще трое кандидатов. Оказалось 11 кандидатов. Из них большая часть тоже отказались, а двое из находящихся вне Афона, будучи запрошены телеграммами, не прислали ответа, и в конце концов остались четыре наличных кандидата – иеромонахи Нифонт, Агафодор, Аристоклий и Поликарп.

Для общего спокойствия в разноплеменном братстве и во избежание пристрастий при избрании по голосам, а главное, согласно уставу обители, было решено избрать по жребию, кого Бог укажет, так же точно, как был избран и нынешний игумен высокопреподобнейший отец Андрей еще при жизни отца архимандрита Макария.

Было положено отслужить три бдения с возношением на ектениях оных и всех прочих богослужений в обоих соборных храмах особых прошений. После Божественных литургий служились молебны Господу Богу, Божией Матери и святому великомученику Пантелеимону. После повечерий, бдений и утрений в обоих соборных храмах один из братий, становясь у иконостаса пред иконою Спасителя, или Покрова Божией Матери, или святого великомученика Пантелеимона, произносил 100 молитв: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас» или «Пресвятая Богородице, спаси нас», или «Святый великомучениче и целителю Пантелеимоне, моли Бога о нас», причем все предстоящие и молящиеся тихо полагали усердные поясные поклоны.

Бдения были отслужены на 2, 10 и 11 февраля. Более торжественной и более усердно-молитвенной была ночь на 11 февраля – в неделю Православия. Пред началом всенощного бдения, при торжественном звоне колоколов, из собора святого великомученика Пантелеймона в собор Покрова Божией Матери была торжественно перенесена глава небесного покровителя обители – святого Пантелеимона и поставлена на святом престоле. К службе на этот день была прибавлена служба и святому хозяину и печальнику обители – великомученику и целителю Пантелеимону.

Божественную литургию в Покровском соборном храме совершал игумен Андрей в сослужении 12 иеромонахов и пяти иеродиаконов. В свою очередь, и в соборе святого великомученика и целителя Пантелеимона собором священнослужителей во главе с духовником и ризничим иеросхимонахом Аверкием совершалась Божественная литургия. Пред окончанием литургии большой 818-пудовый колокол пригласил всю братию на общий молебен.

После литургии в Покровском храме начался молебен Господу Богу, Божией Матери и святому великомученику Пантелеимону со всеми святыми. Все собравшиеся были в напряженном и вместе глубоко молитвенном настроении, умоляя многомилостивого Господа даровать обители нашей наместника, и в лице его – будущего игумена ко благу обители и братства.

По окончании молебствия отец архимандрит Андрей в полном облачении при обнажении глав всеми молящимися громко произнес специально составленную молитву ко Господу Богу следующего содержания:

«Владыко, Господи Боже наш, Источниче жизни и бессмертия, всея твари видимыя и невидимыя Содетелю, управляли всяческая премудрым и всеблагим Промыслом Твоим, благодарим Тя о щедротах Твоих, яже удивил еси на нас в мимошедшее время живота нашего и на святей обители сей. И ныне молим Тя, Всещедрый Благодетелю и сердцеведче Господи, услыши нас, молящихся Тебе во умилении сердец наших: призри с высоты святаго Престола Твоего, и покажи, его же избрал еси от сих единаго прияти жребий служения святей обители сей во славу Пресвятаго имени Твоего и во благо и спасение подвизающихся в оной, и сохрани обитель сию и насельников ея во благочестии, единомыслии и всяком благоустроении, ограждая их миром и тишиною от всякаго зла, предстательством Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и святаго славнаго великомученика и целителя Пантелеимона, преподобных отец наших афонских и всех Твоих святых. Аминь».

Все время всенощного бдения, литургии и молебна в ковчеге со святыми мощами святого великомученика Пантелеимона и всех святых бессребреников лежали четыре свернутых билетика. Отец архимандрит Андрей по произнесении молитвы проверил билетики и, взяв ковчежец, передал его сослужившему с ним старшему духовнику, иеросхимонаху отцу Виссариону. Последний, взяв ковчег, с заметным волнением сотряс его несколько раз и возвратил отцу архимандриту, который, обратившись к ризничему, старцу-иеросхимонаху отцу Авелю, предложил ему вынуть жребий. Почтенный старец отец Авель с заметным на лице сердечным волнением положил три земных поклона и, испросив благословение руколобзанием у отца архимандрита, со страхом и благоговением опустил руку в ковчег и, перемешав там билетики, наконец вынул один из них и подал отцу игумену. Отец архимандрит развернул и прочитал: «Нифонт!» Затем, обратившись в царских вратах к предстоящим в храме, громко произнес: «Отцы и братия! Иеромонах Нифонт». Все устремились поздравлять избранного наместника.

В следующее воскресенье, 18 февраля, в третью неделю поста, приглашенный архиерей, преосвященный Досифей, бывший епископ Метронский, по желанию отца архимандрита Андрея возложил на отца наместника набедренник и палицу.

После этого был составлен акт об избрании и утверждении наместника-преемника и подписан всем наличным братством, дабы в случае кончины отца архимандрита Андрея высокопреподобнейший богодарованный наместник отец Нифонт без всякого кем бы то ни было прекословия принял игуменство в монастыре со всеми правами и привилегиями его предшественников.

Содержание акта следующее: «1896 года, февраля 11-го, свершилось благоволением Божиим избрание по жребию наместника-преемника игумену отцу Андрею, по уставу обители, в Покровском соборе. Для каковой цели были совершены три бдения: Спасителю, Божией Матери и святому великомученику Пантелеимону, с прибавлением трех особых прошений на ектениях и ежедневно особой четки: после утрени – Спасителю, а после повечерия – Божией Матери. После же Божественной литургии – молебны, да покажет Сам Господь, кого Он избрал единого из написанных четырех имен, положенных на святом престоле в ковчеге под святыми мощами святого Пантелеимона и прочих бессребреников. Таким образом, при общем молении на Божественной литургии, после третьего бдения совершенной отцом игуменом Андреем соборне с 12 иеромонахами в присутствии почти всего наличного братства, в конце молебствия был вынут жребий старшим иеромонахом и подан отцу игумену, который, вскрыв оный, прочел во услышание всех: «Иеромонах Нифонт».

Итак, Господу Богу благоугодно было избрать иеромонаха отца Нифонта наместником-преемником отца игумена Андрея, каковым и признало его все братство, что и подтверждает священной монастырской печатью и своими подписями»³⁵⁰.

Когда игумен Андрей в 1903 г. скончался, на пятый день по его кончине собор старших братий постановил утвердить наместника иеросхимонаха Нифонта в должности игумена. Протокол утверждения был подписан всеми собравшимися, а потом и всем остальным наличным братством.

Приводим его текст:

«Так как покойный старец наш кафигумен архимандрит Андрей, всегда предусмотрительно заботившийся как о спасении духовных чад своих, так и о благостоянии святой нашей обители, исполнил желанную волю почивших старцев – блаженной памяти духовных отцов и ктиторов обители сей иеросхимонаха Иеронима и архимандрита Макария – по оставленному ими Уставу, то есть озаботился избрать себе преемника по жребию; так как для сей цели, дабы избрание преемника и будущего игумена произошло по Божественному изволению, и тем были бы устранены всякие разногласия между братством, были положены на жребий избранные предварительно четыре кандидата: иеромонахи отец Нифонт, отец Агафодор, отец Аристоклий и отец Поликарп; так как после приличных случаю деннонощных молений и бдений с усердными просительными молебствиями из сих кандидатов был указан по примеру Божественных апостолов при избрании Матфия преподобный отец Нифонт как преемник и будущий игумен сей священной и честной Русской обители; так как преемник этот и будущий игумен имеет восприять полную власть игуменского сана и начальствование священною сею киновиею по кончине архимандрита Андрея – посему, так как час сей приспел, братство священной сей обители постановляет, что единогласно признает теперь и единодушно принимает указанного Божественным жребием преемника и игумена сей священной обители и Русской киновии и провозглашает его таковым, утверждая сие приложением монастырской печати и своими подписями на настоящем протоколе»³⁵¹.

За подписью четырех старших иеромонахов в протат было послано пригласительное письмо для поставления нового игумена.

Далее, мы видим, что точно таким же образом происходило избрание преемника игумену Нифонту в 1905 г. По словам летописи, собор из старших отцов нашел неотложной необходимостью избрание наместника по жребию (дело в том, что игумен Нифонт болел, он пробыл в должности игумена всего два года). Отец игумен написал несколько имен кандидатов. После отказа части кандидатов остались трое: иеросхимонах Аверкий, иеросхимонах Аристоклий и иеромонах Мисаил.

В обоих соборах обители были отслужены три всенощных бдения: в день памяти святых равноапостольных Константина и Елены, на Вознесение Господне и в воскресный день 29 мая, когда состоялись сами выборы, причем на великой и сугубой ектениях возносились особые прошения ко Господу Богу, также и на прочих богослужениях во всех малых церквах.

«В воскресенье 29 мая отец Нифонт соборне с великим сонмом священнослужителей совершил Божественную литургию в Покровском храме. Три свернутых билетика находились на святом престоле в ковчежце. После литургии был совершен молебен Господу Богу, Пресвятой Богородице и святому великомученику и целителю Пантелеимону.

В конце молебна по возгласе старшего иеродиакона: «Господу помолимся» – все присутствующие в соборе монахи обнажили головы, а отец архимандрит Нифонт прочитал молитву.

При словах: «Покажи, Господи, егоже избрал еси...», один из старейших священнослужителей, перекрестясь, опустил руку в ковчежец, перемешал свернутые билеты и потом, взяв оттуда один сверток, подал его игумену. Отец Нифонт развернул и прочитал: «Мисаил» – и, обратясь к стоявшим в храме, громко возгласил: «Мисаил!» Затем дочитал молитву и совершил отпуст. Таким образом, избрание наместника совершилось»³⁵².

По кончине отца Нифонта, что произошло в конце октября 1905 г., «был собран совет из старшего братства, на котором было постановлено: «Отца наместника иеросхимонаха Мисаила признать игуменом-преемником покойного отца Нифонта, а 13 ноября, в воскресенье, утвердить его в сем звании и возвести в сан архимандрита»³⁵³.

Поставление игумена совершилось в присутствии почти всех членов протата и архиерея, бывшего епископа Метронского Досифея.

Точно таким же был порядок избрания наместника отцу Мисаилу в 1909 г. Акт об избрании иеромонаха Иакинфа наместником-преемником был также подписан всем братством³⁵⁴.

И наконец, свидетельство о том, как избирался наместник тому же игумену Мисаилу много позднее, в 1927 г.

«24 мая. В зале архондарика собрался большой собор старшей братии для выбора наместника. После краткого молитвословия отец игумен предложил каждому положить в урну свою записку с кандидатами (записки были напечатаны в типографии, и каждый должен был написать имена трех иеромонахов, кого хотел). Когда все записки были собраны, по предложению отца игумена схимонах Николай стал вынимать их по одной из урны и прочитывать, а двое иноков отмечали кандидатов. По окончании были подсчитаны голоса, причем оказалось, что иеромонах Неарх получил 112 голосов, Даниил – 85, Исхирион – 74, Кирик – 53, Иосиф – 37, Флегонт – 35, Иустин – 18, Палладий – 10.

Таким образом, были назначены трое кандидатов: Неарх, Даниил и Исхирион. Некоторыми отцами было предложено назначить еще четвертого кандидата – отца Кирика, но он отказался. Всего было подано 150 записок. Решено вынимать жребий в День Святого Духа, а пока имена кандидатов поминались в соборах на богослужениях.

1927 года, мая 31 дня, совершилось благоволением Божиим по уставу обители избрание по жребию наместника-преемника игумену отцу Мисаилу.

После соборной литургии и молебна отец игумен прочитал особую молитву ко Господу, затем архимандрит Кирик вынул из ковчега со святыми мощами (где были положены записки) свернутую записку и подал ее отцу игумену, который, развернув ее, прочитал во всеуслышание: «Иеромонах Исхирион!» Об избрании наместника был составлен акт»³⁵⁵.

Как мы видим, в данном случае игумен поручил выдвинуть кандидатов в наместники старшей братии в количестве 150 человек, а дальнейший выбор предоставил воле Божией.

Итак, чин избрания наместника, который сложился в Русском Пантелеимоновом монастыре в 1889–1940-х гг., в период действия устава, данного обители старцами-ктиторами, в общих чертах состоял в следующем. Старшая братия монастыря во главе с игуменом выдвигали нескольких кандидатов из числа достойнейших, после этого совершались сугубые молитвословия и три всенощных бдения с молебнами Господу, Божией Матери и великомученику Пантелеимону. Записки с именами кандидатов полагались в ковчег со святыми мощами великомученика Пантелеимона, находившийся на престоле соборного храма. После чтения игуменом молитвы жребий вынимался назначенным им монахом (как правило, старейшим и заслужившим любовь братии). Имя избранного оглашалось игуменом в царских вратах. Составлялся акт об избрании наместника-преемника.

Устав Пантелеимонова монастыря, данный святыми старцами, помогал на протяжении долгих лет поддерживать в обители дух совершенного монашеского общежития. В 1947 г., некоторое время спустя после того, как скончался игумен Мисаил, последний из непосредственных духовных преемников старцев Иеронима и Макария, устав был заменен на новый. Это произошло под давлением политических обстоятельств, как внешних, так и внутриафонских, связанных с принятием нового Общего Канонизма Святой Горы, который во многом умалил игуменскую власть.

Статья 4 нового устава Русского Пантелеимонова монастыря от 1947 г. гласит: «в избрании игумена тайным голосованием принимают участие все члены братии, которым исполнилось шесть лет со дня пострига. Порядок избрания определяется установившимися в нашей киновии обычаями и соответствующими статьями Устава Святой Горы»³⁵⁶.

Как видим, ныне существующий устав не запрещает избирать игумена по жребию, и возрождение этого обычая, возвращение к спасительной традиции, укрепляющей основание общежития, возможно в настоящее время.

Старцы-ктиторы Иероним и Макарий – помощники и молитвенники в этом деле, о чем сам старец Иероним написал в духовном завещании: «Молю о продолжении покровительства Пресвятой Богородицы и святого Пантелеимона обители и сохранении святого общежительного совершенного устава до скончания мира»³⁵⁷.

Начиная с середины XIX в. множество мирян и монахов из славян, прежде всего русских, приезжают на Святую Гору. Они живут в обители св. Пантелеимона³⁵⁸, в ските пророка Илии³⁵⁹, в ските св. Андрея³⁶⁰, в Капсале и Карулии и в Святогорской пустыни. в 1910 г. число русских монахов на Св. Горе достигает трех с половиной тысяч, отмечались даже моменты «агрессивной экспансии»³⁶¹. Однако большинство русских монахов были «людьми благочестивыми и миролюбивыми, они стремились лишь к тому, чтобы проводить свою жизнь в молитвенном покое под руководством опытного духовного наставника... Св. Гора всегда была местом преодоления человеческих слабостей – и, прежде всего, местом умной молитвы и аскетической жизни»³⁶².

В нашем обзоре речь пойдет о русских духовных старцах Св. Горы – продолжателях старых традиций³⁶³. В Афонском Геронтиконе упоминаются русские подвижники: Лаврентий, «воздержаннейший и препростый», монахи Пантелеимоновской обители Серапион, «который питался только хлебом и водой», Савин, который «целых семь лет не спал на ложе», Досифей, который был «образцом» послушания, Анатолий, «имевший дар покаяния»³⁶⁴.

В Геронтиконе упоминаются и русские аскеты: иеромонах Серапион († 1930г.), ранее бывший монахом монастыря Св. Пантелеимона и проживший пречудную жизнь в афонских пещерах³⁶⁵; в прошлом офицер царской армии старец Зосима из Карулии, изготовлявший корзинки и терпеливо практиковавший умную молитву³⁶⁶; монах Катунакий и Карулии Серапион († 1974 г.), который «достиг больших успехов в сердечной умной молитве и, несмотря на многие и жестокие испытания, лишения и невзгоды, стойко переносил все искушения, проистекающие от равнодушия и маловерия»³⁶⁷.

Старец Феодосии из Карулии (1868–1937) считается последним заметным представителем традиции старца Паисия Величковского, работы которого он переводил, а также преп. Никодима Святогорца. Он объединял в себе книжную образованность с аскетизмом, строгость со способностью к различению³⁶⁸.

Неблагоустроенная Карулия привлекала много русских подвижников, таких как монах Иннокентий († 1901 г.) из скита св. Андрея, бывший ктитором келий св. Иннокентия и Рождества Христова³⁶⁹. В келье св. Иннокентия жил и иеромонах Парфений, о котором в 1950 г. старец Гавриил Дионисиат писал: «В негостеприимной Карулии уже 30 лет живет отец Парфений, сын русского графа, владевшего в Прикарпатских землях земельными угодьями, равными по площади целой Македонии»³⁷⁰. До того он жил в келье св. Николая – Буразери в Карее, однако стремился к более строгой аскезе. Вместо ложа он использовал пол пещеры, в которой обитал. От его рваного подрясника исходило благовоние. Он был почтен даром ясновидения. Князь и крупный землевладелец ради любви Христовой сделался неимущим насельником пещеры³⁷¹.

Старец Гавриил с восхищением писал в своем «Лавсаике» и об иеромонахе Никоне из Карулии († 1969 г.): «Офицер старшего командного состава царской армии, знаток языков и богословия. Его посещало много иностранцев и особенно люди протестантского вероисповедания, которые уходили очарованные общением с ним на религиозные темы, а один из них, бывший в то время депутатом Британской Палаты Общин, принял Православие и в настоящее время является его ревностным исповедником в Лондоне и повсюду с благодарностью рассказывает об отце Никоне из-за спасительного духовного пробуждения его самого и его родных»³⁷².

Согласно реестру Великой Лавры, в 1934 г. в Карулии было 19 келий с 24 русскими монахами, а в 1940 г. – «28 монахов, аскетов и отшельников, проводивших подвижническую жизнь, занимавшихся ручным деланием и многими трудами зарабатывавших себе на пропитание, и в высшей степени приверженных странноприимству, почитавшими Бога постом, бдением, молитвой и чтением Св. Писания»³⁷³.

В келье св. Георгия подвизались замечательный старец Никодим († 1984 г.) и иеромонах Серафим, которого мы знали лично и которым восхищались за его простоту и смирение. В безводных лачугах жили монах Нил, который, выкопав себе могилу и совершая в ней свое молитвенное правило, был найден мертвым в молитвенной позе с четками в руке, а также Иоиль – постник и великий подвижник³⁷⁴.

В одной из пещерных келий Карулии жил и старец Софроний (1896–1993), постоянно повторявший единственную молитву «Отче наш» и писавший житие преп. Силуана Афонского († 1938 г.)³⁷⁵. Он родился в Москве в 1896 г., после изучения различных наук и многих путешествий изучал богословие. Впоследствии он говорил: «Все говорили о Боге, но Бога я там не видел – а когда я отправился на Св. Гору, никто не говорил о Боге, но все здесь являло присутствие Божие». В 1925 г. он с радостью прибыл на Св. Гору и поступил в обитель св. Пантелеимона, в которой жило много его соотечественников. Здесь он с усердием проходит послушание и ревностно исполняет различные поручения. Иногда число этих поручений доходило до четырнадцати, и все они исполнялись им безупречно. Игумен обители побуждал его к изучению греческого языка. Превыше всего он любил Бога, монашество, Св. Гору, священников. Однажды, надев свою рясу, он сказал: «Эту черную честную рясу я бы не променял и на царскую порфиру! Здесь, в этой поношенной рясе, скрывается Божество»³⁷⁶.

Этот старец познакомился со св. Силуаном через пять лет после своего вступления в обитель. Эта встреча стала наиболее значимым событием в его жизни. В личности преподобного «он увидел отражение подлинных измерений христианской жизни». В течение восьми лет он был связан со святым, и после кончины последнего в 1938 г. он ушел в пустынь на Св. Горе. Был духовником святых обителей св. Павла, Григория, Симонопетры, Ксенофонта, различных скитов и келий. В общей сложности он провел на Св. Горе 22 года – в горячих молитвах, непрестанных трудах и смиренном подвижничестве. В 1947 г. он переехал во Францию, а в 1959 г. основал в английском графстве Эссекс святую обитель Честного Предтечи, где и скончался и был погребен. Он был крупным и знающим богословом своего времени, из трудов которого многие обильно черпали познания, пользу и помощь³⁷⁷.

Блаженный старец Паисий († 1994 г.)³⁷⁸ в своем святогорском патерике упоминает великого духовного подвижника из России, старца Августина из келий обители Филофеу. Он родился в селе Алиское под Полтавой в 1882 г., в 1908 г. пришел на Св. Гору и в 1910 г. был пострижен в Келье Честного Креста монастыря Каракаллу. В 1943 г. ради большего уединения поселился в Келье Введения Богородицы во храм при монастыре Филофеу.

Его отличала великая любовь ко всем людям, а также к бессловесным животным, которых он брал к себе и окружал заботой. Он вел борьбу с демонами, а в его бдениях ему являлись святые и Богоматерь. Он был совершенным нестяжателем, постником, во всех отношениях прекрасным, обаятельным человеком, одаренным различными дарованиями. Так, ему был свойствен дар ясновидения: удаленное он видел как совсем близкое. Его кончина была мирной и благодатной: во время отшествия все удивлялись сиянию его лица. Он скончался Великим постом 1965 г. в отделении для престарелых монахов обители Филофеу³⁷⁹.

И напоследок – рассказ о преблагоуханном цветке из вертограда Пречистой, прекрасном отпрыске Святой Руси, горячем почитателе Богородицы, достойном слуге Всевышнего, человека любви, молитвы, умиления, смирения, трезвения, нестяжания, постника, наделенного благодатными дарами пустынника, – так писал ваш автор 25 лет назад об отце Тихоне³⁸⁰.

Иеромонах Тихон, в миру Тимофей Голенков, родился в русском селе Новая Михайловка в 1884 г. Он обошел около 200 русских монастырей, побывал на Синае и в Палестине и пришел на Св. Гору в 1908 г. Скончался в Келье Честного Креста при обители Ставроникиты 10 сентября 1968 г. Он проявил себя как аскет, властный, строгий, даже суровый, возлюбивший небеса, помнящий о смерти, проникнутый светлой печалью, свободой от мирских забот, благодатью и духовной радостью. Во время молитвы он обильно ронял к ногам Распятого свои слезы. Спал он на досках, носил заштопанную одежду; водил дружбу с горными зверями. Он сам выкопал себе могилу: смерти он не боялся и постоянно славил Бога. Его облик был как будто не от мира сего – просветленным, мирным, радостным и благодушным. Предвидя свою кончину, он ожидал ее без страха. Земной ангел, небесный человек, о нем писали многие и много, и, хотя глубины его сердечной сокровищницы остались скрытыми для нас, они полностью и доподлинно ведомы сердцеведцу Богу³⁸¹.

Первым биографом отца Тихона был блаженный митрополит Халкидский Николай Селентис († 1975 г.)³⁸², писавший под псевдонимом X. Филоафонит, главным образом на основе рассказов старца Паисия. Эта прекрасно написанная биография была создана замечательным епископом, поистине любящим добродетель, монахов и Афон. Она была издана в обители преп. Давида, старца Эвбейского в 1972 г.³⁸³ Предисловие к этому изданию написал архим. Христодул, который в то время был игуменом обители (ныне он игумен святой обители Кутлумуш на Св. Горе). Второе издание биографии о. Тихона было осуществлено архимандритом Феоклитом Фефе, проигуменом святой обители Пентелии в Аттике в 1981 г.³⁸⁴

По словам его, отец Тихон был «духовным светочем Афона», «высокопарящим орлом», «опьяненным любовью Божией», «священноделателем, устремленным в иные миры», «воплощенной молитвой», «почитателем св. Иоанна Златоуста», «большим ребенком», «блаженным старцем из Капсалы, который играл со смертью»³⁸⁵.

Вторым его благословенным биографом был возлюбленный ученик старца Паисий Святогорец, который всегда с любовью прислуживал о. Тихону. Эта биография была закончена 26 мая 1977 г. в Ставроникитской Келье Честного Креста, в которой жил отец Тихон, и в ней же после его блаженной кончины остался отец Паисий³⁸⁶. В этом жизнеописании Паисий рассказывает, как отцу Тихону являлась Пречистая Богородица: «С тех пор он постоянно чувствовал присутствие Пречистой, как ребенок чувствует свою мать».

После паломничества на Синай и в Иерусалим о. Тихон пять лет прожил в келье св. Николая – Буразери, затем 15 лет в Карулии и почти 40 лет – в Келье Честного Креста. Его отличало смирение в подвиге, упорство в духовной брани, молитва с умилением, великое добровольное нестяжание и бедность, простота, постничество, бдение, бесчисленные покаянные поклоны, жгучие слезы, непрестанное прославление Всеблагого Бога.

Характерно пишет о нем его единомышленник о. Паисий: «Отец Тихон не придавал никакого значения уборке своей кельи, в отличие от очищения души – потому он сподобился стать вместилищем благодати Божией. Он постоянно омывал свою душу обильными слезами и пользовался толстыми платками, поскольку обычные платки ему не помогали. Старец достиг великого духовного совершенства. Его душа приобрела большую чувствительность, но ради того, чтобы постоянно обращать свой ум к Богу, он достиг также телесного нечувствия... Святой Старец, подобно доброму отцу, питал людей духом, а больших диких зверей кормил скудной пищей, которая была у него, но более всего питал он их своей большой любовью и даже мелким комарикам позволял пить свою и без того скудную кровь»³⁸⁷.

Его советы всегда были мудрыми, его епитрахиль была постоянно в деле, его ломаный греческий делал его еще более милым. Он говорил: «Дитя мое, Христос любит тебя, Он простил тебя. Больше всего Христос любит грешников, которые раскаиваются и живут в смирении». Он был суров к самому себе и мягок с другими. Его кончина, которую он предвидел, была, по словам о. Паисия, поистине благодатной.

Третим биографом о. Тихона является иеромонах Агафангел Калафатис, бывший монах Иверского монастыря, а ныне Карейский старец из Кельи Честного Креста монастыря Симонопетра, и с тех пор вышло четыре ее издания³⁸⁸. О. Агафангел вспоминает о благорасположенности и любви к людям о. Тихона, о его горячей молитве с поминанием тысяч живых и усопших, постоянных слезах, приносящих радость, о его чудесном подвижничестве. Его оружием были крест и четки, но больше всего он любил Божественную литургию, Св. Писание и св. отцов³⁸⁹.

Другом о. Тихона был его соотечественник, делатель умной молитвы Афанасий, старец Кельи Честного Креста при монастыре Каракаллу³⁹⁰.

Конечно же, необходимо провести более систематическую работу, чтобы подробнее описать всех этих святых, русских старцев Св. Горы XX в., молитвами которых да утвердится современное афонское монашество, находящееся в своем расцвете, а также возрождаемое русское монашество – во славу Церкви и на пользу верным.

В Формуляре монастыря Св. Пантелеимона о прп. Силуане содержатся такие сведения: «Схимонах отец Силуан, мирское имя – Семен Иванович Антонов, крестьянин Тамбовской губернии, Лебединского уезда, Шовской волости и села. Родился в 1866 г.; на Афон приехал в 1892 г., в мантию пострижен в 1896 г., в схиму – в 1911 г. Послушания проходил: на Мельнице, на Каламарейском метохе (владения монастыря вне Афона), в Старом Нагорном Русике, в Экономии. Скончался 11/24 сентября 1938 г.».

Его биограф старец Софроний, рассуждая о скромности и лаконичности этой записи, говорит: «От «родился» до «скончался» – все бедно, не о чем рассказать; касаться же внутренней жизни человека пред Богом – дело нескромное, дерзновенное. Среди «площадей мира'открывать «глубокое» сердце христианина – почти святотатство; но с убеждением в том, что ныне старцу, ушедшему из мира его победителем, уже ничто не угрожает, ничто не нарушит его вечного покоя в Боге, позволим себе сделать попытку хоть что-нибудь рассказать о его чрезвычайно богатом, и царственно высоком житии, ради тех немногих, которые и сами влекутся к той же Божественной жизни»³⁹¹.

Тот факт, что мы дерзнули представить, хотя бы даже бегло и вскользь, жизнь и учение этих двух замечательных личностей, не означает, что мы пренебрегли замечанием старца Софрония о нескромности и почти святотатстве. Ведь монашеское делание углубленного сердца и опытного богословия не умещается на площадях мира и не стремится к вынесению на академические дискуссии, тем более – к какому бы то ни было навязыванию себя.

Синаксарий духовного пути св. Силуана приведен во введении книги старца Софрония, весьма сжато и емко, следующим образом: «Жил на земле человек, муж гигантской силы духа, имя его Симеон. Он долго молился с неудержимым плачем: «помилуй меня»; но не слушал его Бог. Прошло много месяцев такой молитвы, и силы души его истощились; он дошел до отчаяния и воскликнул: «Ты не умолим!». И когда с этими словами в его изнемогшей от отчаяния душе еще что-то надорвалось, он вдруг на мгновение увидел живого Христа; огонь исполнил сердце его и все тело с такой силой, что если бы видение продлилось еще мгновение, он умер бы. После он уже никогда не мог забыть невыразимо кроткий, беспредельно любящий, радостный, непостижимого мира исполненный взгляд Христа, и последующие долгие годы своей жизни неустанно свидетельствовал, что Бог есть любовь, любовь безмерная, непостижимая. О нем, этом свидетеле Божественной любви, предстоит нам слово»³⁹².

Это описание подтверждает первое ощущение, возникающее у читателя слов преподобного Силуана. Это – безусловное ощущение их непосредственной близости к словам Самого Христа, особенно к тем, которые представлены в Евангелии от Иоанна³⁹³. Сами средства выражения и то как четвертое Евангелие говорит о неисследимой любви Бога к человеку, очень близки стилю и образу выражения преподобного Силуана. Хотя и там и там употреблены самые простые слова и избран исключительно доступный способ изложения, тем не менее выражаются ими глубочайшие богословские смыслы. Как было замечено, «хотя прп. Силуан обращается к самым глубоким богословским истинам, он не подавляет верного. Он говорит не на языке философов, но на вечном языке Святого Духа. Этот язык любви, которая так свободно изливается от преподобного, есть мощное средство общения, легко понимаемое и желанное читателем»³⁹⁴.

С другой стороны, классичность и удивительная лаконичность его стиля свидетельствуют об истинности его слов, способных проникать глубоко в сердце и перерождать душу человека. Эти слова со свойственной им содержательностью, как говорит о. Софроний, обладают способностью рождать многие другие мысли, «если поставить себе задачу раскрыть их содержание и сделать доступными хотя бы интеллектуальному пониманию более широких кругов»³⁹⁵. Такой опытный характер его учения может напомнить и псалмы Давида, поскольку выражается оно с таким же ничем не утолимым расположением к молитве и подобным переживанием покаяния: «Часто слово его по образу своему походит на псалмы, и это естественно, потому что исходило оно из непрестанной молитвы. Ритм его писаний очень медлительный, что характерно для глубокой молитвы»³⁹⁶.

С уверенностью и категоричностью, причиной и основанием для которых служит его собственный духовный опыт, преподобный Силуан утверждает, что «бесстрастие можно определить как «стяжание Духа Святого"». По мысли о. Софрония, основным условием для стяжания Божественной благодати является подвиг и трезвение в повседневной жизни, и происходящее от этого воздержание: «Чтобы иметь благодать, человек должен быть воздержан во всем: в движениях, в слове, в смотрении, в помыслах, в пище. И всякому воздержанию помогает поучение в слове Божием...»³⁹⁷ Он не устает подчеркивать духовную пользу, происходящую от изучения Священного Писания: «...Но вы читайте Божественное Писание, в нем живет благодать, которая будет услаждать вас, и так вы познаете Господа»³⁹⁸.

Впрочем, вникая в учение святого Силуана, не следует искать в нем систематического пособия по стяжанию Божественной благодати³⁹⁹. Это учение присутствует в его сочинениях повсюду, но не собрано им воедино и раскрывается старцем Софронием вместе со многими другими темами духовной жизни. Оно было плодом и его собственного духовного опыта и изложено для пользы и назидания тех, кто желает быть наставленным в духовной жизни. Он и сам жил и проявлял себя как истинный старец. С одной стороны, он не хотел сокращать драгоценное время молитвы и общения с Богом, занимаясь написанием книги, а с другой – ощущал необходимость предоставить духовное руководство всем тем, кто к этому стремится. Биограф старца Силуана утверждает, что ни он, ни другой кто из боговидцев и святых не захотел бы выражать словами «свой духовный опыт и навсегда пребыл бы в молчании, этом «таинстве будущего века», если бы не стояла пред ним задача – научить ближнего; если бы любовь не порождала надежды, что хоть кто-нибудь, «хотя бы одна душа», как пишет старец, услышит слово и, восприняв покаяние, спасется»⁴⁰⁰.

Преподобный биограф старца в этом отношении состоял на одной позиции с Силуаном. И «сладчайший в богословех» Силуан, который, как «исповедник любве Христовой дался еси вселенней»⁴⁰¹, и старец Софроний, богослов ипостасного начала, шли по тому же пути истощания. Все мы, имевшие особое благословение познакомиться с Софронием лично и жить рядом, можем свидетельствовать не только о глубине его богословия и богатстве Божественного опыта, но и о характерных его качествах – простоте, сострадании, горении его сердца о всем творении и чистой любви.

Старец Софроний Сахаров родился в Москве от русских родителей в 1896 г. Господь одарил его богатыми природными талантами с самых ранних детских лет, например склонностью к живописи, – он готовился стать художником и учился в художественном вузе. Уже в зрелом возрасте он говорил: «Чтобы стать хорошим христианином, надо быть художником». В эти слова он вкладывал тот смысл, что «как художники вдохновляются предметом своего искусства и желанием выразить его самым совершенным образом, так и христианин живет Христом и желанием достичь Его бесконечного совершенства»⁴⁰². Непрестанная жажда Абсолюта и глубокие переживания метафизического характера поначалу побудили его обратиться к апокрифам и восточным религиям. Он погрузился в восьмилетние глубочайшие размышления, надеясь найти логическое разрешение трагичности чрезвычайных человеческих скорбей и страданий.

Однако и эти блуждания Бог, «могущий прегрешения, происходящие от злоупотребления нашим произволением, Своей мудростью и силой человеколюбиво пременять на лучшее»⁴⁰³, преобразил в дарование и отправную точку для глубокого и непрестанного покаяния. О своем заблуждении и вере в безличный и воображаемый Абсолют он скорбел впоследствии со слезами в течение многих лет, считая это страшным падением, подобным падению Адама, и самоубийством на метафизическом уровне. Хотя он никогда сознательно не отрекался от Христа, но всегда относился к своему заблуждению, как к отступничеству и преступлению против любви Божией. Отблеск этих покаянных переживаний можно найти в его автобиографическом сочинении «Видеть Бога, как Он есть».

В возрасте 29 лет, после непродолжительного периода обучения в Богословском Свято-Сергиевском институте в Париже, он уехал на Святую Гору, где в общей сложности пребывал 22 года. Первоначально он подвизался в русском монастыре Св. Пантелеимона, где и обрел, после пяти лет плавания в море монашеской жизни, величайший в своей жизни дар – знакомство со старцем Силуаном, в лице которого он увидел все истинные признаки христианской жизни.

С ним он находился до самого конца его жизни, а затем, в 1938 г., ушел в пустынные места Святой Горы и, пребывая там, служил духовником для монахов, подвизавшихся в различных монастырях и келлиях. В 1947 г. он приехал в Афины и пробыл там несколько месяцев, а затем – по причине расстроенного здоровья – переехал во Францию. Там он через год после переезда издал рукописи, доверенные ему старцем Силуаном незадолго до его смерти, присовокупив к ним доступный ему биографический материал о святом и систематическое описание его учения. Наконец в 1959 г. он стал основателем и ктитором Патриаршего Ставропигиального монастыря Честного Иоанна Предтечи в Англии, в местечке Эссекс, где в глубокой старости предал свой дух Богу 11 июля 1993 г.

Помимо книги «Святой Силуан Афонский», выдержавшей только на греческом языке десять переизданий, он опубликовал свою духовную биографию под названием «Видеть Бога, как Он есть», в которой изложил собственный духовный опыт. В ней чувствуется живая связь с творениями преподобного Симеона Нового Богослова. После упокоения старца Софрония была издана его книга на английском языке «His life is mine» и сочинения «О молитве», «О Духе и Жизни», «Аскеза и созерцание». В 1964 г. публикуется его статья «Principles of Orthodox Asceticism»⁴⁰⁴, перевод с русского оригинала, а двумя годами ранее монастырем Честного Иоанна Предтечи в Эссексе была издана переписка старца Софрония с Давидом Балфуром под названием «Подвиг Богопознания» на греческом языке.

Старца Софрония можно было бы назвать богословом ипостасного начала, потому что в его текстах – и особенно в книге «Видеть Бога, как Он есть» – центральное место занимает православное понятие личности, уясняемое автором с удивительной самобытностью и очень точно. Смысл личности о. Софроний ставит в прямую зависимость от бытия Бога, потому что ничто не может существовать вне Ипостасного Начала. Ипостасное Начало ничем не ограничено, но составляет основу «всего бытия», несет в себе все и включает в себя даже бесконечность. Это самый сокровенный принцип Божественного Бытия, находящегося вне всякого предела⁴⁰⁵. Однако именно это начало подается человеку как некий дар, позволяющий ему воспринять и все богочеловеческое бытие. Поэтому человек как потенциально ипостасный дух получает возможность познавать абсолютное Божественное Бытие, но достигается это только в том случае, если человек пребывает в пределах Божественной воли⁴⁰⁶.

Достойно упоминания и то, что говорит старец Софроний о жертвенной любви Бога, проявляющейся на двух уровнях – уровне внутритроичной жизни и уровне Божественного домостроительства. Переживание жертвенной любви было дано человеку как заповедь, и заповедь эта есть жизнь вечная⁴⁰⁷, содержание истинной ипостаси Слова. Таким образом, духовная жизнь христианина утверждается на своей истинной онтологической основе, и устраняется всякий законнический взгляд на заповеди Божии. Именно в свете этой перспективы отчетливо видно, что покаяние заключается не только в человеческих усилиях, но и в благодати, внушающей верному отвращение к своему духовному непотребству и усердие к взысканию любви Божией с сильным желанием и ревностью⁴⁰⁸.

Так человек приходит к любви вплоть до ненависти к самому себе, что является образом бытия новой твари. Эта любовь распространяется, конечно, и на врагов. И как ранее святой Силуан говорил, что любовь к врагам является условием познания Бога, так и старец Софроний отмечает, что любовь к врагам составляет предпосылку для проявления человека в своей истинной ипостаси. Как Христос несет в Себе все Бытие тварного мира, так и человек, по дару Божию, несет в себе всю полноту любви и благодати Бога и выражает ее любовью и молитвой за весь род Адама⁴⁰⁹.

Когда в 1973 г. в Греции в первом греческом переводе увидела свет книга «Старец Силуан», автором которой был игумен монастыря Честного Иоанна Предтечи в Эссексе архимандрит Софроний Сахаров, и преподобный Силуан, и старец Софроний оставались почти неизвестными церковному и богословскому миру Греции. Их знали лишь немногочисленные еще жившие тогда их сподвижники на Святой Горе. Однако с того времени положение дел изменилось с поразительной быстротой не только в Греции, но и во всем мире, а причиной тому послужило обширное распространение книги старца Софрония, переведенной на многие языки и выдержавшей много переизданий. Эта книга, которая с 1988 г. стала называться «Святой Силуан Афонский», даровала монашеству немалое количество молодых людей и девушек, возвратила и наставила на путь православной веры большое число инославных и множеству людей помогла понять истинные признаки православной духовной жизни. Пробуждают души людей и наставляют их на верный путь и другие книги старца Софрония, знакомящие читателя с деланием умного трезвения, с убедительностью богатого духовного опыта. Благодаря подлинности и необыкновенной жизненности запечатленного в них учения они стали указателями истинного пути и надежными духовными наставниками для многих людей нашего поколения, всего современного мира.

Связь афонской традиции подвижничества и величайшего русского святого преподобного Серафима Саровского – тема на сегодняшний день неисследованная, и наша задача – выявить взаимопреемственность двух уделов Божией Матери, Афона и Дивеева.

Следует сказать, что опыт афонских подвижников и опыт преподобного Серафима проистекают из одного источника – древней христианской традиции подвижничества, восходящей ко временам апостольским. О преподобном Серафиме мы знаем, что он «все монашеское исполнил» и через это исполнение приобрел самое существенное в христианской жизни – стяжал Духа Святаго.

В его жизнеописаниях мы не находим сведений о непосредственном восприятии им опыта афонских подвижников, однако духовную к ним близость преподобный Серафим осознавал ясно: не случайно холм, на котором он жил во время уединенной отшельнической жизни в Саровском лесу, был назван им Афоном.

«Келлия, или так называемая пустынка о. Серафима, в которой он спасался, находилась в дремучем сосновом лесу на берегу реки Саровки, на холме, в пяти или шести верстах от монастыря на восход зимнего солнца. Она состояла из одной хаты с печкою и имела крылечко с сенями. Вокруг пустынки о. Серафим устроил себе небольшой огород и обнес все занимаемое им пространство забором. Одно время он имел даже пчельник, дававший ему весьма вкусный мед. На половине пути от пустынки к монастырю жили другие отшельники в уединенных избушках: игумен Назарий, иеромонах Дорофей, схимонах Марк. Вся эта обстановка немного напоминала собою Афонскую Гору, состоящую из разных возвышений, усеянную лесом, монастырями и келлиями пустынножителей; поэтому о. Серафим прозвал свой пустынный холм Афоном, а другие уединенные места в лесу он прозвал в духовном смысле именами разных святых мест, как Назарет, Иерусалим, Вифлеем, Фавор, Кедрский поток, река Иордан и т.д.»⁴¹⁰ Называя место своих отшельнических подвигов Афоном, преподобный Серафим указывает на свое духовное родство с афонскими подвижниками.

Здесь мы видим нечто большее, чем непосредственное ученичество, преемственность, а именно – общность направления православного христианского подвижничества, духовного возрастания во Христе. И не случайны давно отмеченные параллели между преподобными Серафимом Саровским и Паисием Величковским, учеником афонских старцев.

Однако приходящим к нему за благословением идти спасаться на Афон преподобный Серафим не советовал этого делать, объясняя, что «там очень трудно, невыносимо скучно». «Если мы здесь плачем, – говорил он, – то туда идти – для стократного плача, а если мы здесь не плачем, то и думать нечего о святой обители»⁴¹¹. В этих словах преподобного очевидно проявление высокого почитания святости Афона и уверенность в необходимости великого подвига для желающих там потрудиться.

Имя старца Серафима становится хорошо известным на Святой Горе вскоре после его кончины (1833 г.), с появлением в 1840-х гг. первых жизнеописаний преподобного. Конечно, известия о его еще прижизненных подвигах могли доходить сюда от уроженцев Центральной России, но об этом сведений не имеется. Горячим почитателем преподобного Серафима был известный афонский духовный писатель иеросхимонах Сергий (Веснин; в мантии Серафим), прославившийся под именем Святогорца. По его словам, он уже в 1838 г. посещал пустыньку батюшки Серафима, «...и с той поры возымел к нему веру и любовь». «Эта сердечная к нему привязанность и вера, – пишет Святогорец, – еще более утвердились во мне, когда в 1839 году мне снилось, будто я служу молебен отцу Серафиму, от всей души и громко воспевая: «Преподобие отче Серафиме, моли Бога о нас!» Но вот по шестой песни мне надобно было читать Евангелие, и меня затрудняла мысль: какое же читать Евангелие – преподобному или другое какое? При этом вдруг кто-то говорит мне: «Читай от Матфея 36-е зачало» – и я пробудился. С той поры и поныне я искренно верую, что отец Серафим – великий угодник Божий»⁴¹².

Отец Сергий Святогорец с 1843 г. до кончины в декабре 1853 г. состоял в братии Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря, был духовным чадом и ближайшим сотрудником духовника обители иеросхимонаха Иеронима (Соломенцова), который, в свою очередь, в начале 1840-х гг. был духовным чадом и близким учеником знаменитого афонского старца иеросхимонаха Арсения († 1846), духовника большинства русских, подвизавшихся в то время на Афоне. Рассказы Святогорца о преподобном Серафиме, в особенности об исцелении его по молитвам преподобного в 1850 г.⁴¹³, должны были быть хорошо известны среди русских иноков на Афоне.

Сведения, содержащиеся в жизнеописаниях старца Серафима, могли дополнять и бывшие Саровские монахи, переселившиеся на Святую Гору. Иеромонах Саровской пустыни отец Паисий, впоследствии игумен Черемисского монастыря Казанской епархии, известный первый издатель «Откровенных рассказов странника», во время своего пребывания на Святой Горе во второй половине 1860-х гг. видел там трех бывших монахов Саровской пустыни. Да и сам он одно время думал остаться там навсегда. Известно, что в Старом Русике еще в конце XIX в. проживал «схимонах отец Израиль. Он видел Божию Матерь. Был он очень старый, и когда жил еще в России, то ходил к преподобному Серафиму Саровскому и видел его живым еще»⁴¹⁴.

Ярким примером почитания и внимательного изучения подвига преподобного Серафима афонскими иноками является наличие в библиотеке Свято-Пантелеимонова Афонского Русского монастыря почти всех жизнеописаний преподобного, изданных в XIX в.

Здесь имеются: первое жизнеописание, составленное архимандритом Сергием (3-е и 4-е издания. М., 1851 и М., 1858); третье жизнеописание, составленное иеромонахом Иоасафом (1, 2, 4-е издания. СПб., 1849, 1856, 1885 – в нескольких экземплярах); Саровское жизнеописание преподобного (1, 2, 3, 4-е издания: СПб., 1863; М., 1877; М., 1884; Муром, 1893 – во многих экземплярах); «Краткое содержание Летописи Серафимо-Дивеева монастыря» священномученика Серафима (Чичагова). М., 1896.

Среди искренних почитателей преподобного мы находим упоминавшегося нами выше знаменитого афонского духовника иеросхимонаха Иеронима. Сохранилось известие, что в 1885 г., за день до его кончины, игумен Пантелеимонова монастыря схиархимандрит Макарий (Сушкин) принес «...духовнику воду от источника Серафима Саровского. Духовник принял воду, благословил ее и сказал: «Господи, молитвами Твоего угодника Серафима Саровского, исцели мою болезнь» и при этом выпил воды, сколько смог»⁴¹⁵.

Знаменательно видение, бывшее по кончине отца Иеронима игумену Парфению (Заболоцкому), пребывавшему в то время в Пантелеимоновой обители. По его сообщению, «однажды, как будто находясь в церкви Александра Невского, он слышал голос: «Я дам ему (отцу Иерониму) место подле отца Серафима"». «Разумею, Саровского, – пишет отец Парфений. – Движимый какою-то силою, иду в алтарь и вижу отца Иеронима сидящим на удобном седалище с левой стороны у престола, как бы прислонившись к иконостасу спиной. Подошел я к нему и передал слышанное, как от Бога воздаяние ему. Он со смирением тоже в благовидном состоянии сказал только: «Дай Бог». Тем кончилось»⁴¹⁶.

Свидетельством почитания афонскими подвижниками преподобного Серафима и знакомства с его духовным опытом служит и неоднократное упоминание о нем в письмах 1870-х гг. иеромонаха Пантелеимонова монастыря Арсения (Минина)⁴¹⁷, основателя Ново-Афонского монастыря. Знаменательно, что отец Арсений прямо причисляет батюшку Серафима к святым отцам задолго до его прославления. В письме от 21 мая 1875 г. он пишет: «Однажды некто пришел к саровскому о. Серафиму и просил Его благословения носить вериги и власяницу, угодник Божий показал вид, что хочет ему плюнуть в лицо, и сказал ему: «Претерпи это благодушно, вот тебе и вериги», потом размахнулся и хотел его по щеке ударить и сказал: «А вот тебе и власяница». Вот как учат св. отцы, ибо наружные подвиги нередко губят, а внутренние, единому Богу ведомые – спасают»⁴¹⁸.

Замечательно, что уже в это раннее время слава преподобного Серафима начала распространяться на Святой Горе не только среди русских ее насельников, но и среди афонцев других национальностей. Отец Паисий описывает, как он в августе 1867 г. посетил находящуюся у самой горы Афон келлию известного афонского старца из Молдавии Феофана. Ученик старца, молодой схимонах, знавший русский язык, имел откуда-то книгу жизнеописания преподобного Серафима и, по словам отца Паисия, «так передал старцу своему о его жизни, подвигах и учении, что старец удивился, что я из Сарова, выразился так чрез переводившаго нам с греческаго языка о. Касияна, нашего проводника, что если бы он имел крылья, то желал бы слетать и поклониться подвижническому месту отца Серафима»⁴¹⁹.

Известно, что, несмотря на всеобщее почитание преподобного Серафима, вопрос о его канонизации долгое время не ставился. Причину этого можно видеть в том обстоятельстве, что в родной преподобному Саровской пустыни имя его как при жизни, так и долгое время после смерти вызывало много различных толков. Долгие годы не ставили часовню над его могилой, несмотря на хлопоты Нижегородского епископа Иеремии (Соловьева), известного духовного писателя и затворника. В запустение приходили места подвигов подвижника.

Согласно формальному порядку ведения дела, прославление святого должно было начаться с места его подвигов, т.е. с Саровской пустыни. Знаменательно, что для дела прославления преподобного Серафима Господь избрал известного афонского иеросхимонаха Рафаила (Трухина), насельника Пантелеимоновой обители, одного из видных сотрудников отца Иеронима (Соломенцова), от которого он воспринял любовь и почитание к Саровскому подвижнику⁴²⁰.

В декабре 1889 г. указом Святейшего Синода отец Рафаил был назначен настоятелем Саровской пустыни и сразу приступил к работе по подготовке прославления преподобного Серафима. С 1 февраля 1890 г. было начато собирание и записывание случаев чудесных исцелений по молитвам преподобного Серафима, также был заложен храм в честь Святой Троицы над кельей преподобного, началось воссоздание мест, освященных его подвигами: кельи на дальней и ближней пустыни, камня на месте тысячеоднонощного моления преподобного, устроена купальня на источнике. Отец Рафаил был настоятелем Саровской пустыни только четыре года, но дело, им начатое, продолжалось и благополучно завершилось прославлением преподобного в 1903 г.

Известие о прославлении преподобного Серафима Саровского с радостью было воспринято на Святой Горе, давно признавшей преподобного как великого старца и учителя жизни духовной. В издававшемся Пантелеимоновским Афонским монастырем «Душеполезном собеседнике» сообщалось: «Великое и радостное в Русской Церкви событие – открытие в Саровской пустыни святых мощей преподобнаго и богоноснаго отца нашего Серафима, Саровскаго чудотворца, ознаменовалось и на далеком Афоне, в нашей Русской обители св. Пантелеимона, торжественным празднованием совместно русскими и греками. На 19 июля при закате солнца началось торжественное бдение в обоих соборах – Пантелеимоновском и Покровском, а также и в обширной больничной Преображенской церкви. Бдение продолжалось до рассвета, т. е. около девяти часов. Вход с пением «Свете тихий» и величание новопрославленному угоднику Божию совершены были соборне всем сонмом священнослужителей. Во время величания все братство обители и миряне-богомольцы стояли с возженными свечами. Божественная литургия с молебном преподобному Серафиму совершены также соборне: в Покровском соборе служил сам маститый старец-игумен, о. архимандрит Андрей, в последнее время от болезни очень ослабевший силами; а в Пантелеимоновском соборе служил наместник, иеросхимонах Нифонт. Шествие из церкви в трапезу сопровождалось, как в великие праздники, колокольным звоном.

В скитах: Кромице, Фиваиде, Старом Русике и некоторых келлиях, находящихся в пределах нашего Русскаго монастыря, также совершены были всенощныя бдения. Все иноки весьма утешены прославлением давно уже всеми чтимаго за великие подвиги и чудеса преподобнаго Серафима, надеясь на его мощное предстательство пред Господом.

Достойно замечания, что и греки имеют большое усердие и благоговение к новому русскому угоднику Божию и с радостию принимали присланныя из Москвы его изображения»⁴²¹.

Вероятно, около этого времени для нового соборного храма Андреевского русского скита была заказана в Сарове или Дивееве большая, в рост, на золоте икона преподобного, в которую была вложена частица камня, на котором подвижник молился 1001 день и ночь. Эта икона и доселе сохраняется в Андреевском скиту.

Вскоре, в 1907 г., еще произошли знаменательные события: в Пантелеимоновом монастыре и Андреевском скиту были освящены престолы в честь преподобного Серафима. В Андреевском скиту 1 февраля 1907 г. освящение совершил пребывавший на покое на Афоне бывший Карпафсский и Касский митрополит Нил. Храм находился в помещении для болящих и бедных пустынножителей и был освящен в честь великомученика Пантелеимона, святых бессребреников и преподобного Серафима Саровского⁴²².

Вскоре, 26 августа 1907 г., в Пантелеимоновом монастыре отцом игуменом Мисаилом был освящен престол во имя новоявленных угодников Божиих – святителя Феодосия Черниговского и преподобного Серафима Саровского в нижнем этаже храма⁴²³.

Замечательна история создания храма:

«Средства на устройство этого храма, собственно на принадлежности онаго, пожертвованы московским благотворителем Η. М. П-м с другими москвичами по предложению об этом преподобнейшаго отца казначея и духовника обители нашей иеросхимонаха Аристоклия, издавна хорошо известнаго всей монахолюбивой и благотворительной Москве. У этого главнаго благотворителя храма была очень больна жена и даже близка к умопомешательству, что было для него невыразимо глубоко прискорбно. После того как он обещал устроить храм на Афоне, преподобный Серафим явился во сне брату его и сказал: «Скажи твоему брату, что я за него молюсь».

В скором времени после этого батюшка Серафим утешил и страдалицу; он явился ей в кабинете, не то во сне, не то наяву, а всего вернее, как бывают подобныя видения, в легкой дремоте, в полузабытьи. Он явился ей, как и брату ея мужа, или ея деверю, сгорбленным старцем, в полумантии, как обычно ходил в последние годы жизни, и сказал (взволнованной нечаянным появлением его) страдалице: «Не бойся, не бойся... Будешь здорова». После этого начавшая поправляться больная вместе с мужем ездила в Саров помолиться преподобному Серафиму пред его святыми мощами и на местах его великих и святых подвигов. Здоровье больной все более и более постепенно улучшается, благодаря многомощному ходатайству пред Господом новоявленнаго Им угодника Его. В особенности муж больной очень рад тому, что батюшка Серафим, как выше сказано, молится за него»⁴²⁴.

Можно полагать, что с этого времени в Пантелеимоновом монастыре и Андреевском скиту начали служить бдения под праздник преподобного.

Особенно любимо и почитаемо имя преподобного Серафима среди афонских деятелей умной молитвы. В нем они видят образ того духовного преуспеяния, которого сподобляются истинные подвижники, любители безмолвия и молитвы.

Великий афонский святой XX столетия преподобный Силуан был глубоким почитателем и последователем преподобного Серафима Саровскаго. В своих поучениях и заметках он постоянно обращается к опыту Саровского подвижника, ставя его в ряд величайших православных святых – Антония и Арсения Великих, Николая Чудотворца, Ефрема Сирина, Сергия Радонежского⁴²⁵.

По словам преподобного Силуана, «при жизни преподобного Серафима за молитвы его Господь хранил Россию; а после него был другой столп, достигавший от земли до неба, – отец Иоанн Кронштадтский»⁴²⁶. Старец Силуан пишет: «Преподобный Серафим Саровский жил в лесу и помогал Церкви молитвою и сохранял заповеди Господни. И так святые из пустыни помогали Церкви молитвою»⁴²⁷.

Известный старец Феодосий Карульский в своем молитвенном дневнике неоднократно обращается к совету преподобного Серафима творить после обеда молитву Иисусову с прибавлением: «Богородицею помилуй нас»⁴²⁸.

Знаменательно проявляемое в почитании святых угодников Божиих духовное единство, взаимное обучение друг у друга, нелицемерная братская любовь всех ищущих Христа, преодоление через молитву национальных и человеческих разделений, исполнение на деле слов апостола «во Христе нет ни эллина, ни иудея»⁴²⁹. Крайне важным для нашей темы представляется видение, бывшее перед кончиной афонскому старцу Тихону, записанное его учеником, известным в Греции и России подвижником и духовным писателем Паисием Святогорцем:

«В один из последних дней его жизни я вышел, чтобы принести ему немного воды. Когда, вернувшись, я открыл дверь и вошел в келлию, он вдруг посмотрел на меня с удивлением и спросил:

– Ты святой Сергий?

– Нет, старче, я Паисий.

– Только что, дитя мое, здесь была Божия Матерь, святой Сергий и святой Серафим. Куда они пошли?

Я понял, что что-то произошло, и спросил:

– Что сказала тебе Матерь Божия?

– Пройдет праздник, и Она меня заберет.

То был вечер накануне Рождества Божией Матери, 7 сентября 1968 года, и через три дня, 10 сентября, старец упокоился в Господе»⁴³⁰.

Преподобные Сергий и Серафим предстают в этом видении как небесные покровители русского монашества на Афоне, а если брать шире, то и всех «подвизающихся подвигом добрым», независимо от национальности.

В настоящее время среди греков почитание преподобного Серафима очень велико. Еще недавно это был единственный русский святой, которого они знали. Они называют его «великий исихаст» и включили в святцы Великой Церкви. В Греции уже имеются три монастыря, посвященные преподобному Серафиму, а в греческих монастырях на Святой Горе в день его кончины отмечается память преподобного (2/15 января). Во многих местах служат бдение. Летний праздник преподобного обыкновенно не празднуется.

Несомненно, почитание греками преподобного Серафима связано с возрождением исихасте кой традиции на Святой Горе, в первую очередь последователями старца Иосифа пещерника. Существует особая служба преподобному, составленная монахом Герасимом из скита Малая Анна, удостоенным официального титула гимнографа Великой Церкви. Впервые она была издана в 1983 г. в приложении к жизнеописанию преподобного Серафима, составленного преподобным Иустином (Поповичем). Впоследствии эта книга со службой была переиздана в 2001 г.

Первые жизнеописания преподобного Серафима на греческом языке появились в начале 1970-х гг. Широкой популярностью пользуется обширное (416 страниц) житие старца, составленное на греческом языке в монастыре Параклите по книге Л. Денисова с некоторыми позднейшими дополнениями. В 2004 г. эта книга вышла уже 10-м изданием⁴³¹.

Приведем свидетельство начала 1990-х гг. русского паломника из Америки о почитании преподобного Серафима греками на Афоне. Встреченный им грек-афонит сказал о почитании им преподобного Силуана, а затем «помолчав, будто думая, кому отдать предпочтение: «Старец Серафим – мегалитос!» И я удивился, как старец Серафим Саровский из далеких мордовских лесов нашел путь к сердцу этого молодого грека, как и к сердцу греческих монахов в древнем монастыре Кутлумусиу, у ворот которого, возвращаясь в Карею, я сложил свою сумку, чтобы напиться воды.

Вышел монах-гостиничник и пригласил на традиционное афонское угощение – рюмку ракии, чашечку крепкого кофе, рахат-лукум и стакан студеной воды. Мы опять ничего не могли сказать друг другу, кроме "кало́!». Я поднял глаза и увидел на стене большую потускневшую олеографию – житие преподобного Серафима. Лицо гостиничника озарилось ярчайшей улыбкой, и он сказал: «Старец Серафим – кало́! А мне захотелось заплакать, да я и проронил слезу. Далеко не в каждом афонском монастыре к путнику выходят за ворота, а там, где выходят, обязательно найдешь образ великого старца Серафима, того, который в пасмурный серенький день в глухом, запорошенном первым снегом Саровском лесу, сидя на корточках против помещика Мотовилова, открывал ему цель христианской жизни. И как оказалось – не только ему...

Скит Петра и Онуфрия – с XIV века. Отец Дамаскин, монах-грек из Торонто, выносит показать книгу о Серафиме Саровском. «Great elder»⁴³², – вздыхает о. Дамаскин»⁴³³.

В новосозданных росписях храмов Святой Горы встречаются изображения преподобного Серафима (в Типикарнице преподобного Саввы Сербского в Карее, в монастыре Св. Павла).

В недавнее время русским иеромонахом отцом Герасимом была устроена особая келья с церковью Преподобного Серафима от монастыря Кутлумуш недалеко от Кареи. Церковь здесь была освящена под летний праздник преподобного 19 июля/1 августа 2003 г., когда весь православный мир отмечал 100-летие со дня прославления святого. Здесь имеются частички мощей преподобного Серафима и преподобных жен дивеевских.

Кроме кельи отца Герасима, частица мощей преподобного Серафима имеется в болгарском Зографском монастыре; в Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре имеется целый ковчежец, в котором хранятся: часть камня, на коем молился преподобный Серафим (с изображением этого моления); власы преподобного Серафима; часть мантии, «юже преподобный Серафим сам сшил»; часть гроба преподобного Серафима и щепа от дальней пустыни; часть от срачицы преподобного Серафима, «в коем лежаше, егда впаде в разбойники»; часть мантии, «в ней же почиваше» и часть свечи преподобного Серафима.

Ковчежец явно относится к дореволюционному времени, возможно, ко времени освящения храма в честь преподобного Серафима в 1907 г., но, к сожалению, документальных подтверждений этому не имеется. Кроме того, в 1992 г. Святейшим Патриархом Алексием II в монастырь передана частица мощей преподобного.

Святые мощи преподобного Серафима почивают ныне в Серафимо-Дивеевском женском монастыре, находящемся в центре России, в Нижегородской области.

Матерь Божия, избравшая Афон в Свой земной удел, по неисповедимому Своему усмотрению, в последние времена избрала в Свой последний, четвертый, удел на земле и Дивеево. Откровение об этом было преподобной Александре Дивеевской в середине XVIII столетия, и ею же был основан известный Серафимо-Дивеевский монастырь, будущая первая и единственная женская Лавра. Как сказано в «Летописи», «...мать Александра однажды после долгого полунощного молитвенного бдения, будучи то ли в легкой дремоте, то ли в ясном видении, Бог весть, сподобилась видеть Пресвятую Богородицу и слышать от Нее следующее:

– Это Я, Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься, Я пришла возвестить тебе волю Мою: не здесь хочу Я, чтобы ты окончила жизнь твою, но так как Я раба Моего Антония вывела из Афонского жребия Моего, Святой Горы Моей, чтобы он здесь, в Киеве, основал новый жребий Мой – лавру Киево-Печерскую, так тебе ныне глаголю: изыди отсюда и иди в землю, которую Я покажу тебе. Иди на север России и обходи все великорусские места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю Имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божии и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии, Афона и Киева. Иди же, раба Моя, в путь твой, и благодать Божия, и сила Моя и благодать Моя, и милость Моя и щедроты Мои, и дарования святых всех жребиев Моих выну да будут с тобою! И преста видение»⁴³⁴.

Здесь мы можем видеть преемственность Дивеева от первых трех уделов Божией Матери: Иверии, Афона и Киева, преемственность не непосредственную, хотя первоначальница матушка Александра и начинала монашескую жизнь в Киеве, а преимущественно духовную. Здесь присутствует внутреннее единство цели и духа. Не случайно преподобный Серафим ничто так не выделил главным в молитвенном правиле дивеевских сестер, как особое почитание Божией Матери и непрестанную умную молитву.

По словам преподобного Серафима, сказанным им дивеевским сестрам, «...Матерь Божия единая вам Госпожа и Владычица, Она Сама избрала место сие, взяв в удел его, как Афон, Она Сама собрала и собирает и избирает вас, единая Она вам Игумения ваша, вечно Верховная, игумения же только наместница Владычицы, исполнительница воли Ее. Не подобает поэтому никому входить в наши дела! Вы достояние Самой Матери Божией и Царицы Небесной; Ей того не угодно!»⁴³⁵

Замечательно предсказание преподобного о будущем собрании в Дивееве всех икон Божией Матери: «И в моем-то соборе у нас-то в Дивееве все иконы, какие только ни есть на всем свете и даже на Афоне, всех явлений Матери Божией, у меня-то в соборе все они, батюшка, будут!»⁴³⁶

Имеются некоторые свидетельства и непосредственных связей Дивеева и Афона. Так, среди почитаемых икон Дивеевского монастыря конца XIX в. упоминается «чудотворная икона Божией Матери Афонской Скоропослушницы», привезенная с Афона в 1860-е гг. вышеупомянутым Саровским иеромонахом Паисием⁴³⁷. Совсем недавно среди икон Пантелеимонова монастыря обнаружен образ Божией Матери «Умиление» работы дивеевских сестер, присланный в 1901 г. из Дивеева игуменией Марией (Ушаковой). Также в архиве монастыря сохранилось несколько ее писем в Пантелеимонов монастырь. Здесь же хранятся письма келейницы блаженной Паши Саровской к афонскому иноку отцу Серафиму.

Свидетельством единства Афона и Дивеева является, по нашему мнению, и то обстоятельство, что именно в этих двух уделах Божией Матери было осуществлено соединение византийской и итальянской традиций в иконописи, позволившее достигнуть высочайших образцов христианского искусства. Очень возможно, что дивеевские сестры, создавая свою иконописную школу, многое переняли из опыта афонских иконописцев.

* * *

Приступая к столь обширной и глубокой теме взаимоотношений и взаимосвязей Афона и Дивеева, афонских подвижников и преподобного Серафима, мы ясно осознаем всю ограниченность наших средств и возможностей. В основном исследуются внешние проявления тех глубинных процессов, в которых и содержится внутренняя суть явлений. Но мы полагаем, что добросовестное собирание и систематизация даже и внешнего может помочь опытному взгляду проникнуть в глубину событий, почувствовать движение Святого Духа.

Наши размышления мы рассматриваем как начало работы над темой, обещающей обширные и богатые плоды. Вне всякого сомнения, что многие обратят на нее свое внимание и в дальнейшем приложат труды по ее разработке, а также выявят сопряженные с ней темы, сколь многочисленные, столь и глубокие.

Для русской братии Пантелеимонова монастыря на Афоне 1874 год был тяжелым. Тогда протат Афонской Горы принял известное решение (впоследствии отменённое Вселенским Патриархом Иоакимом) о том, чтобы Пантелеимонов монастырь, именующийся Русским, принадлежал всегда грекам и чтобы игуменом в нем был грек, которому предоставлялось право уменьшать число братии и выселять лишних из обители. В это время игумен Афонского Пантелеимонова монастыря архимандрит Макарий и духовник обители иеросхимонах Иероним обратились к русскому послу в Константинополе графу Николаю Павловичу Игнатьеву с просьбой исходатайствовать право русским пантелеимоновским монахам поселиться на Кавказе. Одновременно они обратились к наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу Романову с письменной просьбой благоволить даровать участок земли для постройки обители.

8 февраля 1875 г. граф Н. П. Игнатьев в свою очередь обращается с письмом к наместнику Кавказа, в котором пишет, что Афонской Пантелеимоновой обители хотелось бы иметь надежную опору в России, а также выражал уверенность в том, что на Кавказе иноки Русской Пантелеимоновской обители «будут полезными и ревностными деятелями распространения Православия», и просил о даровании им «земли для устроения скита или монастыря, который был бы принадлежностью Афонской Пантелеимоновой обители» (3, 11).

Просьба афонских монахов была благосклонно принята и удовлетворена, и 26 августа 1875 г. уполномоченные от Пантелеимонова монастыря иеромонах Арсений, монахи Иоанн и Агапий уже отправлялись из Тифлиса в Сухумский округ, чтобы выбрать место, удобное для основания Ново-Афонской обители. В ноябре к ним присоединился иеросхимонах Иерон. Монастырским уполномоченным была дана подробная инструкция за подписью игумена Макария, в которой говорилось, что им предстоит «выбрать место не на время некое... а на все времена и для целого монашеского поколения, которое неизменно должно развиваться и быть оплотом для других мест или центральным разветвлением монашества» (3, 12). В инструкции подробно указывалось, на что обращать внимание при выборе, а также что монастырь будет строиться «не на 60 человек, а чтобы достаточно и на 6000 человек, если Матери Божией угодно будет умножить так монашество» (3, 13).

В приложении к этой инструкции давались характеристики некоторым подходящим для основания монастыря местам и, в частности, говорилось о долине Псху, как месте труднодоступном, но таком, что «если там кто уживется из монахов, то будет спасён» (3, 14). Эта уединенная горная долина в дальнейшем будет иметь большое значение для монахов Нового Афона.

Место для строительства Ново-Афонского монастыря выбиралось в Абхазии – одной из частей Иверии, которая так же, как и Афон, была уделом Матери Божией. И как некогда благословение Святой Афонской Горы освятило горы киевские, когда девятью столетиями ранее туда прибыл афонский инок Антоний, будущий основатель Клево-Печерского монастыря, так и теперь благословение Матери Божией и Святой Афонской Горы должно было освятить горы Кавказа.

6 сентября 1875 г. было выбрано место в 20 верстах на запад от Сухум-Кале в живописном и плодородном месте у развалин древней Анакопии, у древнего полуразрушившегося храма Святого апостола Симона Кананита, на берегу реки Псыртсха. А 27 ноября 1875 г. последовало распоряжение его императорского высочества великого князя Михаила, наместника Кавказа, «об отводе 327 десятин земли, передаче монастырю развалин храма апостола Симона Кананита и башни, оставшейся от времен генуэзцев, об отводе 1000 десятин строевого и 1000 десятин дровяного леса» (3, 15). Эти угодья были утверждены за монастырем с наименованием его Ново-Афонский Симоно-Кананитский, и по имени монастыря все это место было названо Новым Афоном.

Это название монастыря утвердилось как свидетельство тесной связи и неразрывного союза Ново-Афонской и Свято-Пантелеимоновой Афонской обители, духовного единения всего этого края с православным Востоком и православной Русью.

Множество знамений от Господа и Матери Божией предрекали славное будущее обители и даже показали границы её владений. Так, ещё до официального выделения земель под обитель некто Асан Али Бек, проживавший с семьёй на землях, которые потом отошли к монастырю, в ночном видении увидел «почтенного и величественного вида человека с палкой в руках», который сказал Асану: «Уходи отсюда со всем домом твоим – это место наречено монахам, они будут жить здесь и молиться Богу». Когда же Асан стал возражать, заявляя свои права на землю, то «незнакомец побил его так сильно, что он и наяву чувствовал боль в боках» (3, 16). Возможно, этот величественный муж был не кто иной, как святой апостол Симон Кананит.

12 июня 1876 г. основателями обители в Новом Афоне было совершено первое всенощное бдение – под открытым небом, на склоне Афонской Горы.

Возлагая все свое упование на заступничество Божией Матери, иноки обители освятили первый построенный ими храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы. В день освящения, 17 октября 1876 г., на торжество ожидалось большое стечение народа. Братия заготовила достаточное количество продуктов, но не было свежей рыбы. Но 14 октября совершилось чудо: вдруг около монастырского берега в море появилось множество рыбы, которую волны сами выбрасывали на берег. Братия набрала рыбы более 14 пудов (230 кг), так что ее хватило с избытком на всех прибывших на освящение храма.

В день освящения Покровского храма состоялось и открытие построенной иноками монастырской школы для абхазских мальчиков. День был воскресный, и во время Божественной литургии, которая совершалась в первый раз после освящения храма, читалось Евангелие от Луки: «Изыде сеяй сеяти семени своего... Семя есть слово Божие» (Лк.8:5; 8:11). Эти слова предвещали христианское просвещение народа страны Абхазской и укрепление в ней Православия, что было одной из главнейших целей основания Ново-Афонской обители. В последующие годы школа много послужила этому спасительному делу.

В дни Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. часть иноков монастыря поступила на службу в Тифлисский военный госпиталь для ухода за ранеными и больными воинами с полным содержанием от монастыря. Их служение отличалось беспримерным усердием и любовью к нелегкому труду ухода за больными. Монахи раздавали больным подарки – большое количество книжек и брошюр духовного содержания. В газете «Кавказ» за 26 августа 1878 г. была напечатана заметка со словами благодарности новоафонским монахам за громадные услуги больным и помощь госпитальному персоналу. От августейшей покровительницы Красного Креста инокам Ново-Афонского монастыря была выражена особая благодарность, каждому из них была выдана памятная медаль за труды милосердия во время войны.

Быстрому обретению благословенного Богом места для основания монастыря, успешному началу строительства обители и дела просвещения горских народов Кавказа способствовали сугубые молитвы духовника Русского Афонского монастыря старца Иеронима и всей пантелеимоновской братии. Подобно тому, как Крумица на Афоне была любимым скитом игумена монастыря отца Макария, так Ново-Афонский монастырь стал для старца-духовника Иеронима предметом постоянного отеческого попечения и внимания. С самого начала основания кавказской обители старец мечтал побывать на Новом Афоне, но из-за слабого здоровья это желание не осуществилось. В письме к сестре от 2 мая 1881 г. он писал: «На Кавказе монастырь начали строить, и я желал бы там умереть, так как это дело через меня началось».

Первый настоятель Ново-Афонского монастыря иеромонах Арсений, выбиравший место для монастыря в 1875 г., был одним из ближайших учеников старца Иеронима, видным помощником игумена Макария, талантливым организатором, издателем и духовным писателем. В помощь отцу Арсению старец Иероним избрал также своего близкого ученика, бывшего в течение четырех лет у него келейником, – иеросхимонаха Иерона, ставшего затем главным строителем монастыря. Отец Иерон прибыл на Кавказ 28 ноября 1875 г. Впоследствии он писал: «По прибытии на избранное для возведения монастыря место мы нашли его все густо заросшее лесом, переплетенное колючкою, а близ реки Псыртсха – большое заросшее растениями болото. По благословению отцовскому за святое послушание с помощью Божией за четыре года место было расчищено, возведен храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы, возобновлен древний полуразрушенный храм святого апостола Симона Кананита, выстроены корпуса для братии, гостиницы и странноприимные дома для богомольцев, здание для школы, мельницы и другие хозяйственные и приморские постройки нижнего монастыря» (1. 263–264).

Надежды старцев Иеронима и Макария, которые они связывали с основанием кавказского монастыря, в дальнейшем полностью оправдались. В высочайшем указе от 8 декабря 1879 г. об утверждении прав Ново-Афонской обители говорилось: «В случае смутных обстоятельств на Востоке и невозможности дальнейшего пребывания на Афоне братство Пантелеимонова монастыря получает убежище в новой обители, как отрасли сего монастыря, обязанной своим началом и образованием усердию его братства» (1. 267–268).

Несмотря на очень большие трудности, которые необходимо было преодолеть при строительстве нагорной части монастыря (нужно было срезать целую гору, чтобы получилась площадь, необходимая под храмы, здания и двор), старец отец Иероним, как вспоминал впоследствии схиархимандрит Иерон (3. 26), благословил этот неимоверный ручной труд, велел не бояться ожидавшихся трудностей, лишь бы хорош был окончательный результат хлопот и трудов. «Тебе, – писал отцу Иерону с Афона старец, – Богом суждено строить новый монастырь... А жить в нем будут другие и после тебя. Если выстроишь удобную и хорошую обитель, тогда братия, которой придется жить в ней, будет молиться за тебя и благословлять... Красота места располагает к молитве и благодарности к Богу» (1. 265).

Отправляя иноков с Афона на Кавказ, старец Иероним отдал им в благословение Иверскую икону Божией Матери, по рассказам братии, чудесным образом найденную им самим под престолом Введенского храма. Старец передал в Новый Афон и другие важные святыни: древнюю чудотворную икону священномученика Харалампия из алтаря Покровского храма и икону Спасителя, присланную на Афон из кабинета государя императора Александра II.

Когда в 1880 г. в Русской обители производились выборы игумена в Симоно-Кананитский монастырь, отец Иероним сам вынимал жребий, и по его молитвам из пяти кандидатов Промыслом Божиим был избран верный его ученик – отец Иерон.

Трудно перечислить все сделанное афонитами для строящейся обители на Кавказе. Старец Иероним положил в банк на счет монастыря 200 тыс. рублей, и этими деньгами монахи пользовались вплоть до октябрьского переворота. Также Ново-Афонский монастырь снабжался ежегодной субсидией от Пантелеимоновой обители в размере 25 тыс. рублей и значительным количеством книг издания Пантелеимонова монастыря. Подворья Ново-Афонского монастыря в Сухуми, Керчи, Новороссийске, Туапсе и Петербурге были открыты на средства Пантелеимонова монастыря. Всего к началу 1900-х гг. на устроение своей кавказской отрасли Русская обитель потратила около 1,5 млн. рублей (1. 267).

В Ново-Афонском монастыре был введен устав внутренней монашеской жизни, по которому жил Пантелеимоновский Афонский монастырь, и богослужебные традиции Святой Горы.

Устав Русского Свято-Пантелеимонова общежительного монастыря был составлен старцем-духовником иеросхимонахом Иеронимом «на основании слова Божия и учения святых отцов». В конце устава батюшкой было написано: «Сей устав вполне достаточен для благоугождению Богу и спасения в иноческом чине». От братии афонским уставом требуется полная нестяжательность: «Спастися всеми мерами должно и от стяжания себе земных вещей, кроме что в обществе всем купно подается».

Каждый инок, поступая в общежительный монастырь, давал обет отдавать обители все свои силы и способности, «претерпевать даже до смерти всякую тесноту и скорбь иноческого жития Царствия ради Небесного». Живя в монастыре, инок работает для монастыря, занимается тем, к чему он способен, и все сделанное им, как и плата, вырученная от продажи изготовленных вещей, всецело принадлежит монастырю, в котором все – общее достояние. Братия обители составляет одну семью, подчиняющуюся во всем игумену; никто из братии не может, по уставу, делать ни одного дела, даже совершать молитвенное правило, сам по себе, по своей воле – на все нужно спросить разрешение и благословение настоятеля и духовника. Каждому иноку «паче всего потребно стяжевать и дар молитвы, которая наипаче для него только нужна». Иноки, занятые работой по послушанию, обязаны ежедневно неопустительно присутствовать на всех церковных службах.

Обычаи и правила общежительных монастырей Святой Афонской Горы на Новом Афоне начали вводиться еще отцом Арсением при основании монастыря.

Старец-духовник Пантелеимоновой обители отец Иероним в своем духовном завещании говорит, что душевное спасение братии заключается в благоугождении Богу сохранением совершенного общежития, жизни по уставу, «уже устроенному Богом в нашей обители, которым путеводились и спасались святые наши отцы». Развивая эту мысль, он продолжает: «Видим, что которые монастыри оставили богоугодный чин общежития, все расстроились, унизили своеволием равноангельную монашескую нравственность и тем уронили пред Церковью честь монашества. Одно только средство находится к утверждению благоустроенного и прочного существования обители до скончания мира. Это средство есть исполнение богоустроенного ее устава... Прошу и умоляю вас, отцы мои и братия, хранить богодарованный вам великий дар чистого общежития... Паче всего храните старчество, ибо оно устроено примером Самого Господа нашего Иисуса Христа. Без старчества совершенное общежитие не может быть, потому что многоначалие своими разделениями на партии всегда расстраивает общежитие... Старайтесь... смотреть на общежитие как на Церковь Христову, имеющую единого главу – Христа, ибо в лице Его в общежитии поставлен от Него игумен, которому по правилам святых отцов братство должно повиноваться, как Самому Иисусу Христу. В общежитии он есть и главный духовный отец» (3. 44–46).

Это завещание было принято игуменом Симоно-Кананитского монастыря иеросхимонахом Иероном «с сыновней любовью и покорностию... С желанием, уповая на всесильную помощь Божию, выполнять его в точности и с несомненною верою, что в этой последней воле отца духовного есть воля Отца Небесного» (3. 46). Посему, согласно уставу, игумен Ново-Афонского монастыря был полноправным управителем всей монастырской жизни и духовником братии. Он прибегал к помощи собора из старшей братии как к совещательному органу, потребному для лучшего дознания воли Божией.

Особенное внимание в соответствии с завещанием старца Иеронима уделялось чистоте исполнения правил монастырского общежития, и в первую очередь молитвенного правила. При исполнении келейного правила ежедневно молились обо всех живых и умерших. Молясь об игумене отце Макарии и духовнике отце Иерониме, о братии Пантелеимоновой обители, новоафонские насельники поддерживали постоянную духовную связь со Святой Афонской Горой. Обязательное посещение богослужений и неопустительное келейное монашеское правило каждого из братии в соответствии с правилами святых отцов и традициями Святой Афонской Горы создавали особую молитвенную атмосферу в монастыре. Один из посетителей Ново-Афонского монастыря так вспоминал о его иноках: «У всех... выражение вдумчивое, серьёзно-трудовое, изнутри освященное, у всех верность своему званию и призванию, преданность своей обители и своему деланию в ней, у всех смирение...»; «Живя в монастыре, чувствуешь себя совершенно в иной нравственной атмосфере, невольно прилагаешь свой ум на небесное, переживаешь лучшие минуты жизни», – писал один из посетителей монастыря (3. 47).

Богослужения, как в простые, так и в праздничные дни, совершались благоговейно, возбуждая в предстоящих чувство умиления, высокое молитвенное настроение. Братские хоры пели очень стройно, и паломники часто говорили: «Вот куда нужно приезжать учиться петь».

Были в Ново-Афонском монастыре трое певчих из Пантелеимоновой Афонской обители, которые пели Трисвятое особенно умиленно. «Однажды, – вспоминал насельник Ново-Афонского монастыря монах Самон, – стоял я в храме среди прихожан, а рядом – приезжий протоиерей. Когда запели староафонские монахи Трисвятое, он, умилившись сердцем, проговорил: «Вот так староафонцы! Они покажут, где сердце находится!"» (3. 47).

О традиции благоговейного монастырского богослужения в Новом Афоне рассказывали многие свидетельства его участников. В два часа пополуночи, а в праздники и несколько раньше благовестили к утрене. Богослужение совершалось по афонскому чиноположению. Ежедневно в обители служились две Божественные литургии: ранняя начиналась в 5 часов и в 8 часов – поздняя, во время которой пели два клироса, и служение совершалось соборно. В воскресенье и праздничные дни совершался чин о панагии. Всенощное бдение, совершаемое под большие праздники в главном храме, начиналось летом в 8 часов вечера и оканчивалось в 2 часа ночи, зимой оно совершалось часом раньше.

Акафисты читались: по субботам на повечерии – Спасителю, в воскресные дни после вечерни – соборный акафист Божией Матери у чудотворной Её иконы «Избавительница», по понедельникам на повечерии – святому архистратигу Михаилу, по вторникам на повечерии – святым Иоанну Предтече и Иоанну Богослову, по средам – соборный святому великомученику Пантелеимону пред его иконой и частицами святых мощей, находившимися в серебряном ковчеге, по четвергам на повечерии попеременно – апостолу Симону Кананиту, апостолу Андрею и святителю Николаю, по пятницам на повечерии – Успению Божией Матери; под большие праздники акафист был праздничный.

За шесть дней до храмовых праздников Покрова Пресвятой Богородицы, святого апостола Симона, святого великомученика Пантелеимона на повечериях акафисты не читались – вместо них торжественно служились молебны по окончании вечерни по афонскому чину. Читался весь канон праздника, а по прочтении святого Евангелия выносилась из алтаря храмовая икона на средину храма для поклонения.

Иерей Михаил Юркевич, посетивший монастырь в 1915 г., оставил подробное описание богослужений, в которых он принял участие. Всенощное бдение на Воздвижение Животворящего Креста Господня, продолжавшееся шесть часов, началось с возгласа экклесиарха «Восстаните», поставившего подсвечник с большой зажженной свечой. Затем два монаха обошли всех молящихся, окропляя их из больших сосудов розовой водой, дабы укрепить их перед богослужением. Иеромонах в мантии и епитрахили среди полнейшей тишины совершил каждение храма и предстоящих, остановился перед амвоном и возгласил: «Господи благослови!», а затем перед престолом: «Слава Святей...»

Бдение совершал настоятель с 12 сослужащими в иерейском сане и несколькими иеродиаконами. На литии по благословении хлебов было положено чтение. Полиелей и величание были совершены с велелепием всеми сослужащими, причем все молящиеся в храме стояли с зажженными свечами в руках. Во время пения величания и при чтении Евангелия над настоятелем архимандритом Иларионом держали рипиды – особенность, как замечает отец Михаил Юркевич, «принятая у нас только при архиерейских служениях» (3. 51). По шестой песни канона было прочитано краткое поучение. Перед девятой песнью иеромонахам были поданы свечи. При елеопомазании во время канона и в конце всенощной, когда прикладывались ко кресту, несмотря на громадное стечение богомольцев, соблюдались полнейший порядок и благочиние... На поздней воскресной литургии, по воспоминаниям отца Михаила, исполнялась Херувимская песнь «древнего церковного распева, впервые слышанного, полными, широкими, могучими волнами влекущая дух к Небу». Она «представляла такое сочетание звуков святых, воспринимая которые «плакать хочется, молиться...». Звуки эти как-то особенно соответствовали всему строю службы Божией, всей обстановке ее в величественном монастырском храме, даже, быть может, всей внутренней и внешней жизнедеятельности обители святой... Глубоко растроганы были, чувствовалось, все; все охватываются одною волною высоких звуков и единодушно славят Бога и Отца всех» (3. 52).

В традиции Пантелеимоновой Афонской обители была и благотворительная раздача милостыни бедным во исполнение заповеди евангельской. В своем духовном завещании иеросхимонах Иероним вспоминает: «Когда в бедственное время обитель наша с самоотвержением решилась поделиться с голодавшими сиромахами (нищей афонской братией. – Прим. авт.) последним хлебом, то из России начала посылаться в обитель изобильная милостыня, при помощи которой в то бедственное время обитель наша не имела нужды в содержании, но ещё многих бедных пропитывала. Столь боголюбезна добродетель общения и благотворения. Но не за это собственно Господь ущедрил обитель нашу, а за понуждение её ко исполнению обетов монашеских общежительных, приносящих Богу ежедневно и ежечасно плоды духовные» (3. 44–45).

В духовном завещании схиархимандрита Макария, игумена Пантелеимоновой обители, говорится: «Врата обители да не затворяются никогда для нищих и убогих и всякого требующего. Сам Господь засвидетельствовал воочию всех нас, воздавая обильно Своими щедротами обители за незатворение ея врат и милостыни для всех нуждающихся... Не ограничивайте вашей милостыни и после меня» (2. 196).

В настоящее время хорошо известна фотография, сделанная при раздаче хлеба неимущим у монастырских врат, на которой оказалась запечатлена величественная Инокиня в мантии, также получившая хлеб, но Которую глазами, естественно, никто не видел.

Исполняя заповедь благотворительности старцев-основателей, Ново-Афонский монастырь вел обширную деятельность в этом направлении: помимо содержания школы на 50 мальчиков-абхазцев, в большом количестве бесплатно рассылались иконы, книги, брошюры, листки религиозно-нравственного содержания, их же получали в напутствие паломники и посетители обители. Богомольцы жили здесь по неделям и безвозмездно пользовались и помещением, и пищей. Нередко монастырю приходилось даже снабжать нуждающихся паломников в обратный путь и деньгами, и одеждой, особенно в зимнее время. Проживая в монастыре, паломники ходили в общую трапезу, за которой одновременно питались и духовно, слушая чтение поучений или житий.

Монастырь оказывал большую помощь и кавказским пустынножителям, большинство из которых до прихода на пустынническое безмолвие жили на Новом Афоне. Пустынники приходили в Ново-Афонскую обитель на исповедь и к причастию, пользовались наставлениями и советами монастырских духовников. В монастыре для них устроено было особое помещение, где они жили, приходя в обитель. Кормили их за общей трапезой вместе с братией; каждый приходивший в обитель пустынник получал от монастыря мешок сухарей и другие необходимые продукты. Свои рукоделия – ложечки, кресты, четки, а также грибы и ягоды, собранные в горных лесах, пустынники приносили в монастырь.

Обитель оказывала помощь и всем нуждающимся местным жителям. В аптеке монастыря все неимущие пользовались медицинскими советами и медикаментами бесплатно. Местные жители ходили в монастырь за заработком, обитель никому не отказывала в работе. Число рабочих иногда доходило до 2000 ежедневно. Бедным абхазским приходам передавались церковная утварь и облачения. Иноки раздавали окрестному населению саженцы, выращенные в монастырских питомниках, и тем способствовали развитию в крае культурного садоводства. Протоиерей Георгий Голубцов писал в 1918 г., что за все это обитель «пользовалась необыкновенным уважением со стороны местного абхазского населения: когда грузинская советская власть хотела объявить её народным достоянием, абхазцы заявили, что они с оружием в руках будут защищать обитель и не позволят на неё никаких посягательств» (3. 56).

По благословению афонских старцев архимандрита Макария и иеросхимонаха Иеронима при Ново-Афонском монастыре была открыта школа для мальчиков. Первый настоятель Ново-Афонской обители иеромонах Арсений писал в 1876 г. в письме к начальнику Сухумского военного отдела о необходимости «устроить в Абхазии духовное училище, в которое поступали бы... из всех сословий, причем требуется, чтобы они были абхазцы и знающие по-русски... Необходимо внушать им нравственные понятия о жизни, прививать им культуру, знакомить их с христианской религией... Это тогда только будет доступно, когда мы подготовим способных для сего миссионеров в предполагаемой духовной школе, школу такую всего приличнее устроить при нашей обители» (3. 53).

В день торжественного освящения первого монастырского храма Покрова Пресвятой Богородицы 17 октября 1876 г. в Новом Афоне состоялось открытие школы для абхазских мальчиков, из которых 20, круглые сироты, были приняты в монастырскую школу на полное содержание обители. После окончания Русско-турецкой войны, во время которой здание школы было разрушено, иноки восстановили его из развалин, и 7 мая 1879 г. монастырская школа была открыта уже на 50 человек. Вплоть до времени послереволюционных гонений на новоафонских иноков школа действовала беспрерывно почти полвека, неся свет Христова учения всему окрестному населению. Благодаря школе множество абхазских семей приняли святое крещение в Ново-Афонской обители.

Итак, Ново-Афонская обитель стала большой духовно-культурной силой, центром христианского просвещения всего Кавказа. Культурное значение монастыря проявлялось и в развитии разных отраслей сельского хозяйства, и в духовно-просветительной деятельности, и в помощи всем нуждающимся. Это достигалось прежде всего благодаря правильному устроению монашеской жизни, духовному преуспеянию братии, строгому соблюдению устава обители и тесной духовной связи с Пантелеимоновым монастырем. Новоафонская братия, по строгому указанию старцев Иеронима и Макария, а затем при их преемниках игуменах Андрее и Нифонте, постригалась и рукополагалась в Афонском Пантелеимоновом монастыре. Это было завещано старцами-основателями как путь, «единственный могущий поддержать и укрепить союз двух обителей», о чем сказано в письме игумена Андрея к отцу Иерону от 3 марта 1900 г. (1. 267).

Русский Пантелеимонов монастырь благословил Ново-Афонскую обитель драгоценной своей святыней: святой чудотворной иконой Божией Матери «Избавительница». Архимандрит Макарий в числе многих других своих предсмертных распоряжений выразил желание передать эту икону в благословение Симоно-Кананитской обители, что и было исполнено братией Пантелеимонова монастыря после сорокового дня по кончине своего старца-игумена. В знак братской любви и неразрывного союза двух обителей чудотворная икона «Избавительница» была вручена архимандриту Иерону, а 4 сентября 1889 г. она была торжественно встречена с крестным ходом преосвященнейшим Александром, епископом Сухумским, прибывшим на Новый Афон.

Первое празднество сему чудотворному образу в Ново-Афонской обители было совершено 17 октября 1889 г. и сопровождалось явным знамением милости Божией. В этот день была на море буря, и на монастырский берег выбросило много рыбы разных сортов и величины. Эту рыбу братия и монастырские рабочие собирали руками и набрали от 70 до 80 пудов. Это было уже второе свидетельство милости Божией к новой обители, подобное первому чудесному сбору рыбы 15 октября 1876 г., бывшему к празднику освящения храма Покрова Пресвятой Богородицы.

Царица Небесная благоизволила прославить свою икону особо знаменательными исцелениями. 19–20 мая 1891 г. в Ново-Афонском Покровском храме при большом стечении молящихся пред иконою «Избавительница» совершились чудесные исцеления трех паломников, прибывших на пароходе «Юнона» и приложившихся с верою к чудотворному образу. Первый из них имел болезнь ног, второй страдал ревматизмом левой ноги в течение 20 лет и передвигался с трудом на двух костылях и третий, казак войска Донского, страдал ревматизмом правой руки 27 лет. Они получили моментальное полное исцеление, приложившись к иконе, о чем был составлен специальный акт, хранившийся в монастыре.

В другой раз в обители вспыхнул пожар, и огонь уже угрожал корпусам обители. Тогда отец Иерон взял чудотворный образ Божией Матери «Избавительница», пошел на место бушевавшего огня и от всего сердца взмолился к Царице Небесной. Тут же в противоположную от корпусов сторону подул сильный ветер, и пламя быстро начало униматься.

Когда в 1924 г. монастырь был закрыт и храмы обители подверглись разорению, братья дали клятвенное обещание сохранить от уничтожения чудотворный образ «Избавительницы» до времени возрождения обители.

Поддержка и благословение Пантелеимоновой обители выражались и в чудесных явлениях духовника обители старца Иеронима игумену Ново-Афонского монастыря архимандриту Иерону, о чем есть свидетельства последнего. Так, явившись однажды, старец Иероним указал место, где пребывают под спудом мощи святого апостола Симона Кананита – в северной части алтаря Симоно-Кананитского храма (3. 269). Также отец Иероним в видениях несколько раз напоминал отцу Иерону о необходимости выстроить храм на вершине Анакопийской горы в Новом Афоне и положить на аналое Иверскую икону Пресвятой Богородицы (3. 76), благословенную им в Ново-Афонскую обитель.

Однако постройка храма на крутой горе была сопряжена с огромными трудностями, и новоафонские иноки устроили на вершине часовню в честь Иверской иконы, в связи с чем и гора стала называться Иверской. При часовне круглый год жили два послушника, принимавшие паломников, поднимавшихся на гору для поклонения Иверской иконе. По свидетельству монаха Симоно-Кананитского монастыря Самона, несшего послушания на Иверской горе почти 20 лет, воды там не было. Монахи собирали снеговую воду и пользовались ею в летнее время. После закрытия монастыря в 1924 г. одному из благодатных новоафонских старцев (по преданию, старцу Макарию) на вершине Иверской горы было явление Пресвятой Троицы, и в ознаменование этого великого события там возник неиссякаемый источник кристально чистой воды, обладающей целебной силой, существующий и поныне. Это произошло в самое тяжелое для монастыря время, когда его закрывали, в знак того, что Бог не оставляет место сие Своею милостью (3. 76).

О чрезвычайно высокой оценке деятельности Ново-Афонского монастыря свидетельствовало посещение его их императорских величеств государя императора Александра III и государыни императрицы Марии Федоровны с августейшим семейством. Произошло это 21 октября 1888 г. Вместе с государем и государыней прибыли их императорские высочества наследник цесаревич Николай Александрович и великий князь Георгий Александрович. Государь император соблаговолил принять участие в чине закладки собора во имя великомученика Пантелеимона. Он водрузил закладной кипарисовый крест, который впоследствии был отделан серебром и поставлен за престолом в центральном алтаре собора, а также заложил первый камень. По воспоминаниям архимандрита Иерона, игумена Ново-Афонского монастыря, «его величество, взявши лопаткой известь, положил и ее поверх плиты, прикрывавшей святые мощи великомученика Пантелеимона, вложенные в высеченный в камне крест, а затем положил на известь кирпич» (3. 36). То же самое изволили совершить государыня императрица, наследник цесаревич, великий князь Георгий Александрович, преосвященный Геннадий, епископ Сухумский, архимандрит Иерон и другие. Государь, покидая монастырь, сказал, обращаясь к архимандриту Иерону: «В памяти у меня останется посещение вашей обители; желательно видеть собор ваш оконченным» (3. 39). Одна из дам свиты государыни поделилась впечатлениями о визите: «У вас государь отдохнул... у вас просто, как будто по-семейному, что заметно государю понравилось» (3. 39). Во время благодарственного молебна после отплытия царской семьи, по воспоминаниям архимандрита Иерона, «тепла была молитва наша ко Господу о здравии и спасении их величеств и всего августейшего их семейства» (3. 39).

Посещение Нового Афона государем императором стало знаком его внимания и к Святой Горе Афонской.

Епископ Никон (Рождественский), слышавший с детства рассказы о Святой Горе и сердцем полюбивший ее, посетил в 1911 г. кавказскую обитель, и это посещение заменило ему поездку на Афон. Во время беседы старец-игумен Иерон поведал ему «о достоблаженных старцах Афонского Пантелеимонова монастыря отце Иерониме, при котором Бог сподобил его послужить келейником, архимандрите Макарии, отцах Азарии, Аверкии, Селевкии и других». «Какие дивные, полные духовной красоты образы христоподражательного смирения, послушания, простоты, духовной и телесной нищеты встали предо мною в этих повествованиях!» – вспоминал епископ Никон (5. 204). Прислушиваясь к пению иноков в Новом Афоне, он записал: «Это самое простое пение, но оно все проникнуто таким чувством веры и упования, что с ним не могут идти в сравнение никакие изысканные напевы столичных хоров. Душа поет – вот что хочется сказать об этом пении!» «С теплым чувством расстаюсь я, – завершил свои воспоминания епископ Никон, – с этой тихой обителью, которая, как маяк на берегу житейского моря, ярко освещает жизненный путь для православных людей... видел тут православных людей и из холодного Петербурга, и с теплого юга, и из центральной России. Все они... освежались душой под сению еще юной, но уже величественной обители, которую по всей справедливости можно было бы назвать лаврою Закавказского края» (5. 220–221).

С появлением на Кавказе афонских иноков и основанием ими Ново-Афонской обители здесь начала расцветать монашеская жизнь. Ново-Афонский монастырь, как и предсказывали великие афонские старцы иеросхимонах Иероним и схиархимандрит Макарий, стал «центральным разветвлением монашества», центром духовной жизни Кавказа, монашеской столицей этого края.

В древних Драндах, где находится храм VIII в., в 1883 г. был открыт Успенский мужской монастырь. Иноки Дранского монастыря устроили два скита в восстановленных храмах XIII в.: Свято-Пантелеимоновский (1892) и Всехсвятский (1899).

В Пицунде, где некогда находилась кафедра Абхазских католикосов, новоафонскими иноками был основан скит, в котором возобновленный древний храм был освящен во имя Софии Премудрости Божией. Открылись женские монастыри: в 1902 г. – Моквинский Успенский, в 1898 г. – Команский Василиско-Златоустовский. Большинство из пустынников, подвизавшихся в горах Кавказа, до перехода на безмолвие жили на Новом Афоне. «Все наши пустынники из монастырей вышли», – утверждал пустынник отец Иоанн (с ним встречался протоиерей Валентин Свенцицкий, рассказывавший о пустынниках в своей книге «Граждане Неба»). «Без монастыря, без послушания нельзя, – говорил отец Иоанн. – С этого всякий пустынник начинать должен» (3. 110).

Когда в 1924 г. Ново-Афонский монастырь по приказу Сталина был закрыт «как очаг контрреволюционной пропаганды», многие его монахи, скрываясь от преследований, ушли в горы. Значительное число новоафонских монахов ушло в удаленную высокогорную долину Псху, о которой писали старцы-основатели Иероним и Макарий в своем напутствии монахам для выбора места на Кавказе в 1875 г.

В 1926 г. там было уже 12 священников, совершавших богослужения в восьми воздвигнутых здесь храмах, расположенных как в центре, так и на окраинах этой большой долины, где молились все жители села Псху и иноки, жившие на хуторах и в пустынных келлиях. Когда в долине Псху стали подвизаться новоафонские монахи, там начали совершаться многие чудеса и знамения, в том числе обновления икон. Обновления икон происходили «в храмах, в монашеских келиях, в частных домах» (3. 112). Чудесные случаи обновления икон в домах местных жителей были засвидетельствованы «местным председателем сельсовета, школьным учителем, другими представителями власти... За два года, с 1928 по 1930 г., в село Псху и на хутора из-за хребтов прибыло 214 человек, из них 188 монашествующих» (3. 112). В апреле 1930 г. подвизавшихся в долине Псху монахов арестовали большевики и отправили под конвоем через перевал в Сухум, причем многих расстреляли еще по пути.

Несмотря на преследования и гонения со стороны властей, находились подвижники, желавшие обрести безмолвие и молитву в удаленных местах Кавказских гор. О некоторых из них рассказано в воспоминаниях монаха-пустынника Меркурия «В горах Кавказа» (4). Так благословение афонских старцев продолжало оказывать помощь подвижникам.

В течение долгих 70 лет запустения иноки Свято-Пантелеимоновой обители всегда помнили заветы и пророчества своих великих старцев отцов Иеронима и Макария о том, что Ново-Афонская обитель – «учреждение вечное», «построена на все времена» и должна быть «центральным разветвлением монашества». В 1990 г. началось возрождение Ново-Афонской обители, и в Новом Афоне было организовано Православное братство святого апостола Симона Кананита. Трудами этого братства и его духовника иерея Виссариона Аплиаа древний храм Святого апостола Симона Кананита был возвращен Церкви Христовой, началось его восстановление и подготовка к богослужению.

После окончания грузино-абхазского военного конфликта братством и его духовником в Новый Афон были приглашены иноки Русского московского подворья Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря под руководством игумена Петра (Пиголя), бывшего настоятеля московского Афонского подворья, имевшего полномочия от Пантелеимонова монастыря для возрождения Ново-Афонской обители. Вместе с иноками Господь сподобил прибыть на Новый Афон и вашего автора. Приехавшие получили разрешение местных властей на возрождение Ново-Афонского монастыря, после чего начались большие восстановительные работы.

Первая Божественная литургия в храме апостола Симона Кананита была совершена в 1994 г., в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, и стала благой вестью для всех ждущих возобновления обители. С этого для Божественная литургия и монашеские молитвословия в обители не прекращаются. Примечательно, что накануне совершения первой литургии в храме Святого апостола Симона Кананита недалеко от Нового Афона в море в сети рыбакам попался один-единственный и очень крупный осетр – рыба, которая в тех местах не водится. Рыбаки принесли рыбу к отцу Виссариону со словами: «Мы поняли, что ее послал Господь для приехавших из Москвы монахов».

Иноки возобновили чтение Псалтири, начали подготовку к открытию православного училища для мальчиков со сроком обучения два года. Особенно празднично, с торжественным шествием чина о панагии, при большом стечении молящихся совершались богослужения в день памяти святого апостола Симона Кананита. Начались богослужения и в монастырском соборе великомученика Пантелеимона, в его северном приделе, посвященном святому благоверному князю Александру Невскому, а затем и в церкви в честь чудотворной иконы Божией Матери «Избавительница» на северо-восточном углу монастырского четырехугольника. Был восстановлен интерьер пещеры святого апостола Симона Кананита, проведены восстановительные работы в часовне на Иверской горе. Впоследствии при монастыре было открыто двухгодичное катехизаторское новоафонское училище для молодых людей, окончивших среднюю школу, восстановлено богослужение в команской Иоанно-Златоустовской церкви, построен деревянный храм рядом с местом захоронения святого мученика Василиска в Команах.

С 1989 г. начала действовать и православная община села Псху, поставившая себе задачей восстановление полностью разрушенной сельской церкви. Трудами селян, с привлечением помощи благодетелей, церковь была построена, и в ней начались богослужения. Пустынножительство в долине Псху стало вновь набирать силу, долина, как и многие другие удаленные места Абхазии, стала вновь привлекать ищущих безмолвия и тихой молитвы. Так в наше время сбываются слова афонских старцев-основателей о предназначении монастыря и о долине Псху как возможном месте спасительных подвигов.

Зная о непростом и тернистом пути ко спасению, наши современники, подвизающиеся в этих краях, принимают многие нынешние нестроения и трудности как Богом попущенные искушения. Вместе с ними мы верим и надеемся, что Господь, ведающий судьбами, Сам управит возрождение общежительной монастырской и пустыннической Ново-Афонской жизни. Первоначальные заветы и наставления старцев Святой Афонской Горы остаются в силе и поныне.

Библиография

1. Великая стража: Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. Кн. 1. Иеросхимонах Иероним, старец-духовник Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря / Авт.-сост. Иоаким (Сабельников), иеромонах. М., 2001.

2. Игумен русских святогорцев. М., 1998.

3. К Свету. М., 1996. Вып. 16.

4. Меркурий, монах. В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя. М., 1996.

5. Никон (Рождественский), епископ. На Новом Афоне. Сергиев Посад, 1911. 2-е изд. М., 1998.

В начале прошлого века на Афоне пребывает громадное число русских иноков-святогорцев, и это не может не поражать. Общеизвестно, что в то время монахи составляли большинство афонского населения, превзойдя даже коренное, греческое. Литература по Афону дает разные статистические сведения, как и разные трактовки этого явления. Сейчас обычно говорят приблизительно о 5 тыс. только русских монахов и о 4 тыс. греческих, притом что все афонское население насчитывало десять тысяч человек (данные на начало Первой мировой войны).

Архивные документы, обнаруженные мною в Андреевском ските, позволяют уточнить как статистику, так и динамику российско-афонской «демографии», если так можно выразиться о монашестве.

Эти необычайно точные данные были кропотливо собраны Алексеем Алексеевичем Павловским, человеком необычной судьбы, с нереализованными мечтами о собственном пути в большой литературе. Он провел на Святой Горе в общей сложности около 20 лет, но монашеский сан так и не принял. Автор двух подробных путеводителей по Афону (1905, 1913), а также недавно переизданного популярного «Всеобщего иллюстрированного путеводителя по монастырям и святым местам Российской империи и Афону» (1907). Он имел собственную келью в Андреевском скиту, но с наступлением тяжких, полуголодных времен перебрался в «мир», в Афины, где и скончался в 1920 г. всего 43 лет от роду. В архиве Андреевского скита осталось его обширное разрозненное наследие: описания русских обителей (некоторые вышли в виде брошюр без указания автора), неопубликованные рассказы, статьи, драмы, просветительские очерки, заметки о путешествиях, автобиография, многочисленные варианты фантазий о собственном островке в Средиземном море и его обустройстве, копии писем в разного рода инстанции – в первую очередь в русские дипломатические представительства и издательства.

С исторической точки зрения наиболее интересны его послания в Российское генеральное консульство в Салониках, которые он называл «отчетами», сумев добиться от дипломатов официального статуса «корреспондента консульства» с небольшим жалованьем. Наиболее важные отчеты о политическом и экономическом положении Афона в 1913–1918 гг. были опубликованы в альманахе «Россия и христианский Восток».

Прежде чем перейти к нашей теме, вспомним историческую ситуацию (привлекая и материалы А.А. Павловского). 2 ноября 1912 г., во время Первой Балканской войны, на полуострове Агион-Орос высадился десант из 70 греческих моряков, доставленный крейсером «Аверов» и тремя малыми судами. Греки без кровопролития взяли в плен турецких чиновников (менее десяти человек, в основном таможенников и почтальонов), в последний момент укрывшихся в Пантелеимоновом монастыре. Так закончилось пятивековое оттоманское владычество на Святой Горе (Павловский называет это событие «оккупацией Афона греческими войсками»).

Однако какому государству должен принадлежать теперь Афон? Греческие монахи не имели никаких сомнений на этот счет, русские и другие славянские насельники выражали особое мнение...

Новая политическая карта Македонии была в целом определена на Лондонской конференции 1913 г. При этом обострились противоречия в стане победителей, в первую очередь между греками и болгарами, что и привело ко Второй Балканской войне. Россия также заявила свои политические интересы не только в районе Проливов и на Балканах, но и на Афоне. На рассмотрение конференции она вынесла проект протектората над Афоном: учитывая многонациональный характер святогорского иночества с преобладанием русского элемента, было предложено установить над афонской (по проекту – нейтральной) территорией протекторат православных государств: России, Греции, Румынии, Болгарии, Сербии, Черногории. Ведущая роль в подобном протекторате, вне сомнения, принадлежала бы самой России. Идея интернационализации Афона Лондонской конференцией была одобрена: ее поддержала даже греческая сторона, искавшая в тот момент благорасположения Российской империи. Как пишет про этот период Павловский, «начало 1914 года для русского населения было полно радостных надежд на устройство нового строя жизни, ибо в Константинополе начались переговоры между вселенской патриархией, российским послом Гирсом и греческим посланником, согласно постановлению Лондонской конференции».

Конечно, с подобной перспективой не могли смириться монахи-эллины: еще во время Лондонской конференции 1913 г. представители 17 монастырей (т.е. всех греческих и трех славянских) составили протестующую петицию, отправленную также и в министерства иностранных дел заинтересованных стран. Греческие афониты на ектениях стали возносить имя монарха Эллады, демонстративно именуя его не Константном I, а Константином XII – по византийскому счету. В октябре 1913 г. Ки-нот определил «священную местность Святой Горы» как неразрывно «соединенную со всей страной Эллинского государства». Однако все шло, казалось, к интернационализации Афона: по 5-му параграфу Лондонского договора православным державам было поручено выработать особый статус Святой Горы.

В том же 1913 г. русский Афон пережил тяжкую драму: кульминацию имяславческого движения и его подавление. Не вдаваясь в суть богословского спора, отметим, что имяславцы (они же имябожники, по выражению их противников) пошли на ряд крайних действий: изгнали, например, настоятеля Андреевского скита, их не поддержавшего, отвергли решения духовного главы Афона, Константинопольского Патриарха и российского Св. Синода. В ответ русские власти пошли на применение силы – на Афон было послано военное судно, депортировавшее упорствовавших монахов. В подавлении движения участвовали и российские дипломаты, организовавшие проверку паспортов монахов и выявившие нарушения «правил, касавшихся проживания российских подданных за границей».

Внешний порядок на Афоне восстановился. Однако, как пишет Павловский, «смута послужила к дальнейшему выезду с Афона русских монахов и вообще сократила численность здесь русского иночества с лишком на тысячу человек».

1914 год, несмотря на «радостные надежды», принес преимущественно беды. В результате Первой мировой войны Афон оказался отрезанным от России. Прекратилась финансовая помощь от Св. Синода и частные пожертвования, пресекся обильный поток паломников, стало невозможным посылать на родину монахов за покупкой продовольствия, собственность обителей на турецкой территории (крупные подворья в Стамбуле) была конфискована турками, а сами подворские монахи даже арестованы.

Кроме того, российское правительство в 1914–1915 гг. мобилизовало на фронт часть русских насельников, преимущественно из числа послушников. Это, кстати, сформировало до сих пор бытующее в Греции мнение, что Россия якобы посылала на Афон солдат, переодетых в монахов, – для его русификации.

К этому периоду относится первая перепись, произведенная Павловским под эгидой консульства к Пасхе 1915 г. Судя по переписке с консульством, он давно вынашивал эту идею, хотя ее не одобряли многие русские святогорцы, в особенности келлиоты и каливиты: известно, что некоторые оставались на Афоне самочинно, без благословения российских духовных властей и не ставя об этом в известность дипломатические представительства. Можно представить, что не все военнообязанные стремились уйти на войну. Однако дипломаты, еще со времен подавления имяславческого движения, желали иметь точную информацию о подданных Империи, но собрать ее они могли лишь в больших обителях: в Пантелеимоновом монастыре и Андреевском и Ильинском скитах. С началом войны потребность в точном учете усилилась, и консульство обратилось к Павловскому, оговорив при этом, что перепись следует производить «негласно от греков».

Вот результаты первой переписи, представленные в отчете за 1915 г:

а) до начала имябожнической смуты на Афоне числилось до 4800 иноков, считая и состоящих на подворьях (в Петербурге, Москве, Одессе, Константинополе афонцев было немало. – Авт.);

б) до наступления войны на Афоне находилось – с 5% погрешностью – около 3600 иноков (эта цифра дает представление о числе депортированных и добровольно ушедших монахов-имяславцев).

На Пасху 1915 г. (это точные данные, собранные Павловским) числилось:

послушников – 302,

мантийных монахов – 2156,

священнослужителей – 427.

Всего 2885 человек.

Подлежит к выбытию на военную службу:

запасных – 95,

ратников – 110.

Всего 205 человек.

Резюме Павловского: «К 1 января 1916 года численность нашего русского населения, с разными смертными случаями и отдельными выездами в течение возможности проезжать через Болгарию можно приблизительно считать 2550 – 2600 человек. За три года русское население понизилось на 2200 человек, что показывает на ненормальность его первоначального роста» (интересное наблюдение, но нигде Павловским не прокомментированное).

На рубеже 1916–1917 гг. Павловский провел следующую перепись, более тщательную и подробную. Он свел воедино подробные сведения о русских обителях, и это является наиболее ценной частью его данных. Для характеристики обителей он разработал особую учетную карточку, с вопросником исторического и экономического характера. Особое внимание обращалось на омологию (купчая крепость, определяющая отношения между «господствующим» монастырем и насельниками приписной обители).

Окончательному отчету по новой переписи, озаглавленному «Русское монашество на Афоне, его нужды и статистические данные на май 1917 года», Павловский предпослал обширное введение, где еще раз изложил свои идеи по реорганизации афонского устройства и уничтожения в первую очередь кириархической системы из 20 монастырей, державших в «вековом гнете подзависимое им русское иночество». Здесь же он предложил конкретные шаги по разрешению главных экономических проблем – земельной, аренды, эксплуатации морских пристаней.

Всего в отчете представлено 20 рубрик, по числу господствующих монастырей. Каждая из них после краткой справки о собственно монастыре снабжена списком малых обителей, находившихся, по выражению Павловского, в «русских руках». В списки включены также и обители выходцев из Российской империи – грузин и молдаван (малороссов от великороссов он, понятно, не отделял).

Например, позиция № 2, следующая после № 1, Пантелеимоновского монастыря:

«Славяносербский Хилендарский монастырь.

Штатный, кириархический, весьма бедный. Основан Св. Саввою Архиепископом Сербским в XII в.

В настоящее время в монастыре почти одинаковое положение занимают две партии: сербская и болгарская. Сербы среди себя не имеют деятелей, и поэтому из-за власти у них всегда происходили с болгарами недоразумения и ссоры. Долги обители довели в одно время до того, что ее хотели продать.

Отношение монастыря к русским хорошее, так как келлии Хилендарские пользовались широко (но за большие деньги) различными благословениями на постройки, что и заметно по их величине и благоустроенности».

Далее идет список одиннадцати русских обителей.

Вот данные по обители Св. Николая Чудотворца (Белозерка), приписанной к Хилендарю:

«Была подарена Св. Савве Сербскому Афонским Протом. В русских руках с 1867 года.

Настоятель – Иеромонах Петр (приписка Павловского от руки: сильно больной в настоящее время).

Наместник – Иеромонах Епифаний, в России, после плена.

Третий (имеется в виду третье лицо в омологии) – иеродиакон Антоний, в России.

Обитель имеет: а) собственное подворье в Константинополе; б) собственный дом в Одессе; в) земельный участок на Кавказе, близ Сухума; г) земельный участок в Солуни.

Имеет нужду:

а) в воде, которой на участке не имеется и приходится довольствоваться дождевой. Обитель просит, чтобы Хилендар дал позволение на пользование его карейской водой, вытекающей из источника Благовещенской келлии, бесцельно пропадающей, с тем, что обитель у порты своей устроит для проходящих колодец;

б) в даровании монастырем, за известную плату, отдельного участка земли, как это имеют другие келлии;

в) в отдельной, или общей, арсане для всех Хилендарских келий;

г) в получении разрешения на постройку более просторного храма.

Эта обитель имела от Есфигмена келлию Космы и Дамиана, которую отобрали греки (см. Есфигмен м<онастырь>)».

Всего Павловский представил данные о 92 больших и малых русских обителях: это Пантелеимонов монастырь, два скита, Андреевский и Ильинский, плюс келлии (то есть малые обители с церквами) или же калливы на правах келлий, тоже с храмами. В заключение списка этих обителей дан перечень еще 70 каллив, т.е. обителей без церквей, по сути дела – хижин отшельников.

В самом конце своего отчета, числом в 70 страниц, составитель дает и общие статистические сведения на 1917 г.:

«Монахов из России:

насельников Пантелеимонова монастыря, двух скитов и келий – 2880, из них налицо – 1741, в России – 612, на войне – 517;

каливитов – 80;

кавиотов – 450;

рабочих – 189 человек.

Итого налицо – 3599 российских подданных, из них на Афоне – 2460».

В момент последней переписи Павловского в русских обителях, в первую очередь, малых, начался голод. Отчаянные попытки монахов добыть продовольствие успехом не увенчались. К числу драматических эпизодов следует отнести гибель в октябре 1917 г. так называемого «александрийского груза», состоящего, в основном, из зерна, купленного в складчину в Египте русскими святогорцами. Знаменательно, что гибель продовольствия, утонувшего в Эгейском море на глазах у монахов, тут расценили, по сведениям Павловского, как Божие наказание за проведенные в Пантелеимоновом монастыре молебствия о даровании победы Временному правительству.

Больше никаких переписей Павловский не проводил. В том же 1917 г. в России произошли всем известные события, консульство в Салониках прекратило свое существование, и русские святогорцы оказались в совершенно иной политической ситуации.

История многотысячного русского Афона закончилась.

Из трех главных русских обителей на Афоне Ильинский скит занимает третье место по величине и количеству братии. В начале XX в. в Андреевском скиту подвизалось братии в два раза больше, чем в Ильинском, а в Свято-Пантелеимоновом монастыре – в три раза больше. Ильинский скит не играл центральной роли в бурной истории русского афонского монашества в период со второй половины XIX в. до 1917 г. – дело имяславцев, например, почти совсем не коснулось скита⁴³⁸. Даже в географическом смысле Ильинский скит существует как бы особняком. Андреевский скит находится близ афонской столицы Карей, в центре полуострова, величественные корпуса Русика (Свято-Пантелеимонова монастыря) расположены на оживленном северо-западном побережье, недалеко от Дафны, главного афонского порта. Сравнительно скромное местоположение Ильинского скита в пустынной Капсале менее заметно⁴³⁹. Братства Андреевского скита и Русика по традиции были в основном великорусскими, а ильинцы – почти все малороссийского происхождения⁴⁴⁰.

Однако именно в Ильинском скиту во второй половине XVIII в. начало возрождаться русское монашество. Ко времени основания скита преподобным Паисием Величковским в 1757 г. в Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре проживали только греки. Русские, переселившиеся в Пантелеимонов монастырь в первой половине ХЕХ в. и положившие основание постоянному русскому братству в нем, пришли именно из Ильинского скита. А Андреевский скит начал свое существование только в 1849 г.

Начальный период существования Ильинского скита (1757–1821) был временем весьма благополучным. За короткое пребывание скитоначальником (1757–1762) преподобный Паисий Величковский успел не только выстроить скит, но и основать свою знаменитую школу перевода святоотеческих книг на славянский язык, а также переписывания книг и рукописей. Его почитал весь Афон. Священный Ки-нот (административный орган афонской монашеской общины) с извинением предложил платить за него харач (подать), который взимали турецкие власти с каждой афонской обители. В омологии (хартии) от 1798 г. господствующий монастырь Пантократор определил Ильинскому скиту «большие права и льготы» в знак признательности к «блаженнейшему общеначальнику, всепочтеннейшему Отцу и Старцу господину Паисию», от которого вместе с его преемниками монастырь получал «немалую пользу и помощь»⁴⁴¹.

В XVIII в., страдая под турецким игом, почти вся святогорская община жила в нищете. Многие монастыри были обедневшими, плохо управляемыми идиоритмами. Идиорритма, или идиоритм, – особый вид греческих монастырей. Это устройство, подобно уставам древних лавр, позволяло инокам самостоятельно распределять силы и время на труд и молитву. Каждому разрешалось иметь собственность (даже землю) для обеспечения себя всем необходимым. Общее богослужение, трапеза и послушание хотя и сохранялись, как в общежитии, но не носили безусловно обязательного характера. Игумен в таких монастырях избирался лишь номинально, обителью сообща руководили проэстосы, т.е. старейшие монахи. Сами монастыри в это время, благодаря обилию разнообразных построек, напоминали города в миниатюре и содержались за счет огромных вкладов извне (доходных имений, пожалованных императорами и т.д.) И Пантократор – в то время образцовое общежитие – особенно нуждался в деньгах. Поэтому он оказал большую честь молодой и быстро возрастающей румыно-славянской братии, переведя скромную обитель на положение скита.

Скитская община, живя в евангельской нищете, была материально самостоятельна. Скитские отцы не зависели от других, так как сами выращивали себе потребное для пропитания и продавали свое рукоделие. Хотя отцы питались скудно и жили при строгих нестяжательных условиях, долгов у них не было. Когда же вокруг преподобного Паисия собралось около 50 человек братии, он должен был уехать на поиски нового помещения, где можно было бы продолжать жить в таких же условиях.

Преемники преподобного Паисия, уехавшего с Афона в Молдавию, продолжали поддерживать добрые отношения с господствующим монастырем. В 1798 г. Пантократор выдал скиту новую омологию вместо первоначальной, подписанной самим отцом Паисием⁴⁴². Монастырь ценил практичность нового настоятеля и надеялся, что он возьмется за капитальный ремонт, для которого разрешали рубить «сколько потребуется деревьев и... келлии новые строить, в каком месте ему понравится», но под условием, чтобы на любую работу брали благословение от монастыря⁴⁴³. Настаивали только на том, чтобы скит платил туркам ежегодную «данку» (харач) 50 пиастров⁴⁴⁴.

В знак любви и почтения монастырь подарил скиту участок леса в 200 десятин⁴⁴⁵. К тому времени вся земля Святой Горы принадлежала исключительно 20 господствующим монастырям, а остальные обители, зависящие от них, владели лишь своими постройками. Конечно, скитский лес продолжал принадлежать монастырю Пантократор, но только номинально – ильинцы имели право пользоваться им, как хозяева.

В скит стали приезжать казаки и другие малороссияне, убегавшие от униатов на западной Украине⁴⁴⁶. В келлиях, построенных при преподобном Паисии, не было достаточно места. В них жили только клир и старшие отцы; младшая же братия переселилась в келлии и каливы по окрестностям, где занималась рукоделием. По воскресеньям и праздникам все ильинцы приходили на службы в соборный храм, а затем обедали вместе в трапезной. Единственный из всех русских обителей, Ильинский скит в первый и последний раз за свое существование походил на великие греческие афонские скиты, которые являются лаврами – т. е. келлиями, построенными вокруг трапезной и кириакона (центральной соборной церкви), где собираются только по праздничным дням⁴⁴⁷.

В 1821 г. оккупация Афона турецкими войсками заставила скитскую братию уехать в Россию. Когда по заключении мира между Россией и Турцией в 1830 г. они вернулись в скит, настал первый в истории обители период кризиса.

В 1835 г. на Афон приехал архимандрит Аникита (Шихматов-Ширинский) и поселился в Ильинском скиту. Он отправился в Пантелеимонов монастырь с группой скитской братии, надеясь возобновить русское братство в Русике. Это ему не удалось, так как ильинцы поссорились с пантелеимоновцами-греками, и отец Аникита в августе 1836 г. навсегда уехал со Святой Горы. Вскоре скит поразила чума, погибло почти все братство – более 20 человек, включая настоятеля. Осталось в живых только шестеро⁴⁴⁸. Лишь после того, как совершили водоосвящение и окропили весь скит, смертоносная болезнь отступила. Однако вскоре в скит, в котором братия уже начала умножаться, пришла новая беда хуже болезни – скитские малороссы восстали против великороссийской части братства. По согласию всех русских афонцев, несмотря на неприязнь малороссийской братии, настоятелем был избран великоросс. Но недовольные малороссы взбунтовались и низвергли его. Он был трижды восстановлен, но в конце концов его и всех великорусских выгнали из скита⁴⁴⁹, в котором не было человека достаточно сильного, чтобы привести общину в порядок. В 1837 г. ильинцы единогласно выбрали преемником отца Аникиту, который находился тогда в Афинах. Возвращаясь на Афон, он умер, и дикея пришлось выбирать еще раз. В течение пяти лет сменилось не менее семи настоятелей, так трудно было управлять самовольной братией⁴⁵⁰. Неудивительно, что, когда наконец нашли достойного и толкового кандидата на нелегкую настоятельскую должность, он не хотел принять такой ответственности. Но его уговорили, и в 1841 г. скитом начал управлять иеросхимонах Паисий II. Вновь настало время стабильности и благополучия.

Новый настоятель перестроил центральный храм, выстроил новые корпуса, разбил виноградники и огороды. Главным образом отец Паисий заботился об исправлении дисциплины и внутреннего порядка монашеской жизни, так что в скиту снова воцарился мир, а численность братства стала возрастать. А 17 июля 1845 г. в обители переночевал великий князь Константин Николаевич, посетивший Афон. Так Ильинский скит – одновременно с Пантелеимоновым монастырем – стал престижным и известным как на Афоне, так и в России. Господствующий монастырь был доволен скитом: в знак уважения к настоятелю скита 6 августа 1868 г. возвел отца Паисия в сан архимандрита без предварительного извещения его об этом. Этот почетный титул, впрочем, был дан ему как личная награда.

В 1871 г. архимандрит Паисий скончался, и опять малороссы восстали против великорусских. Дикеем стал малоросс отец Андрей. Через восемь лет он вышел на покой на уединенную пустынную келлию. Ссоры прекратились⁴⁵¹. Следующие дикеи, особенно архимандрит Гавриил, энергично принялись за перестройку скитских зданий, и братия снова стала увеличиваться, но отношения с господствующим монастырем были испорчены – и окончательно.

Еще в кризисные 1830-е гг. скит и монастырь судились, так как омология 1798 г. была потеряна⁴⁵². 26 августа 1839 г. священным Кинотом была издана «Выпись актов» о нормализации отношений между двумя обителями⁴⁵³, но монастырь и скит доверяли друг другу не достаточно для того, чтобы подписать настоящую омологию, которая была выдана только в 1892 г.⁴⁵⁴ 7-я статья «Выписи актов» ясно показывает, до чего поведение ильинцев во время внутренних ссор 1830-х гг. беспокоило монастырь: «Управляющему Скитом Дикею постановляется в обязанность наблюдать за поведением своей скитской братии и строго возбранять пьянство, ссоры и побои и подобные сим бесчиния, каковые доселе происходили как в Скиту, так и вне его, дабы не позорить сим монашеского образа. И не причинять беспрестанных соблазн<ов>»⁴⁵⁵.

Но и сами пантократорцы не оказались без вины. Пользуясь беспорядком в скитской канцелярии и потерей омологии 1798 г., они забрали императорские хрисовулы, патриаршие сингиллии и фирман от султана, а также отняли участок в 200 десятин, заменив его сравнительно скудным «годным треугольником земли» и ежегодными 2000 товарами дров⁴⁵⁶.

В третьей омологии очевиден новый элемент несогласия между обителями. Когда в благополучные периоды своего развития скит рос и богател, монастырь, как мы уже видели, гордился им и выражал свое одобрение знаками особой милости. Но после смерти Паисия II пантократорцы, как и все греки-афониты, почувствовали угрозу от быстрого увеличения русской святогорской общины⁴⁵⁷. Поэтому, по 6-й статье омологии, численность скитской братии никогда не должна была превышать 130 монахов и 20 послушников⁴⁵⁸. Однако же к концу столетия в скиту уже проживало более 300 монахов; и только после 1930 г., когда стареющая братия, давно не пополняющаяся послушниками, стала вымирать, численность монахов пришла в соответствие с установленными нормами омологии.

По 14-й статье, скит имел право «поправлять существующие здания, избегая, однако, всякой роскоши»⁴⁵⁹. Это мешало настоятелю отцу Гавриилу, который собирался предпринять капитальный ремонт и соорудить новый соборный храм. Из-за десятилетнего судебного процесса с монастырем работы начались только в 1891 г.⁴⁶⁰, причем в связи с недостатком средств на исполнение проекта отправились на сбор в Россию. В 1899 г. приступили к приготовлению места, назначенного для фундамента собора, а в 1901 г. строительство, по-видимому из-за денежных затруднений, остановилось. На одесском подворье воздвигался новый собор и жилые корпуса, а в самом скиту с 1894 по 1898 г. строился новый братский корпус. Были сооружены также две цистерны, каменные стены на виноградниках и огородах, положены желоба у источников для орошения.

При следующем дикее, архимандрите Максиме, строительство продолжилось. В 1902–1905 гг. выстроили новую двухэтажную скитскую больницу, а в 1907 г. приступили к завершению строительства нового собора. Постройка была наконец окончена, не хватало только фресок на белых стенах и потолках. Собор освятили 20 июля 1914 г. В августе того же года началась Первая мировая война, и работы по обновлению скита остановились. В 1914 г. поступили в печать последние в дореволюционной России материалы о ските.

Отец Максим, лечившийся в Салониках, по возвращении в скит 26 июня 1914 г. объявил о своем намерении выйти в отставку. Он продолжал жить в скиту до самой смерти в 1919 г., и единственный раз за всю историю обители в ней жили одновременно двое архимандритов-настоятелей.

Преемник отца Максима, архимандрит Иоанн, был в братии скита 59 лет. Он стал настоятелем в августе 1914 г. и умер в 1952 г. За свое 38-летнее управление скитом он многое испытал: пережил две мировые войны и Октябрьскую революцию, после которой все связи с родиной были окончательно прерваны. В первое время начальствования отца Иоанна скит был богатым: щедрые благодетели посылали деньги на Афон или в скитские подворья, обитель имела значительные суммы в одесских банках⁴⁶¹. В 1914 г. в скиту проживало около 400 человек братии, но очень быстро численность братии резко уменьшилась, т.к. сначала послушники, а потом и мантийные монахи уехали на фронт. С декабря 1916 г. перестали прибывать послушники с родины. К марту 1917 г. армия забрала 72 человека братии и на Афоне осталось всего 179 человек. С этой поры скитское братство старело и постепенно вымирало. В 1932 г. осталось в живых только 83 монаха, а в 1952 г., в год кончины архимандрита Иоанна, в скиту оставалось всего 25 человек.

Преемник архимандрита, иеромонах Николай, племянник скитского духовника иеромонаха Димитрия, также прожил в скиту долгое время. Уже в 1915 г. он был иеродиаконом. В августе 1920 г. он был выбран одним из 12 соборных старцев, в 1932 г. – хиротонисан во иеромонаха, а по кончине прежнего настоятеля отца Николая возведен в сан архимандрита. Одним из последних постановлений, записанных скитским собором при архимандрите Иоанне (за № 28 от 28 декабря 1924 г.), было решение не принимать новый иулианский стиль календаря, который «патриархия принуждает принять». Это решение не забыл архимандрит Николай, которого беспокоил также экуменизм патриарха Афинагора. В 1964 г. многие афонские обители, особенно монастырь Эсфигмен, запротестовали против дружеской встречи патриарха с папой Павлом IV. Со своей стороны отец Николай приказал больше не поминать Вселенского патриарха в скиту. По просьбе отца Николая в 1960-х гг. Русская Зарубежная Церковь стала посылать постриженников в скит, который поддерживали несколько монахов из славянской святогорской общины и русские эмигранты из города Салоники⁴⁶².

В 1964 г. из США в скит приехал иеромонах Серафим⁴⁶³. Его родители были закарпатскими малороссами, но сам он плохо владел русским языком. В 1972 г., по кончине отца Николая, последнего представителя старого дореволюционного братства, Пантократор поставил отца Серафима дикеем и в следующем году сделал его архимандритом. В 1976 г. в обитель вписался последний постоянный скитский житель, отец Иоанн. Уроженец Смоленска и постриженник монастыря Святой Троицы в Джорданвилле штата Нью-Йорк, он был посвящен в архидиаконы в 1977 г. В 1984 г. он стал священником и скитским духовником⁴⁶⁴. В Четыредесятницу 1989 г. он умер и был похоронен у скитских стен.

В сентябре 1982 г. из США в скит приехал ещё один постриженник монастыря – отец Иоанникий Святой Троицы в Джорданвилле. Когда выдворили скитскую братию в 1992 г., только архимандрит Серафим и отец Иоанникий были официально вписаны в монахологию (официальный реестр скитской братии при господствующем монастыре). Однако за последние 20 лет в скиту неофициально проживало несколько монахов, среди которых – рясофорный монах Николай, приехавший туда в 1984 г. и оставшийся в скиту до мая 1992 г. К началу 1990-х гг. до скита начали добираться первые поклонники (паломники) из Восточной Европы и России.

В день Преполовения Пятидесятницы 7 (20) мая 1992 г., предупредив ильинцев всего за два часа, к скитским воротам на нескольких джипах приехали представители Константинопольского патриарха во главе с митрополитом Илиуполисским Афанасием. Его сопровождали члены священной эпистасии (представители священного Кинота) и другие монахи, секретарь гражданского губернатора⁴⁶⁵, полицейские в штатском. После молебна митрополит спросил настоятеля, упоминается ли Вселенский патриарх на скитских богослужениях, на что отец архимандрит ответил, что молятся «за всех православных архиереев». Тут владыка повысил голос, заявляя, что ильинцы – схизматики, и приказал их арестовать. Скитским отцам дали пять минут, чтобы собрать самые необходимые принадлежности, затем их повели к автомашинам, на которых подвезли к ожидающей моторной лодке, и доставили их в ближайший гражданский порт Урануполис.

Отца Иоанникия приютили в «старостильном» монастыре святых Киприана и Иустины близ Афин, где он и остался и принял великую схиму. Архимандрит Серафим вернулся в США. В защиту исключенных ильинцев было подано исковое заявление в греческий Верховный суд. 10 октября 1996 г. дело было решено в пользу Вселенской Патриархии. Затем обратились к Европейской комиссии по правам человека в Страсбурге, но было объявлено, что «заявление неприемлемо». Многие сочувствовали исключенным отцам и запротестовали. Известный оксфордский богослов епископ Диоклийский Каллист (Уэр), например, хотя и сожалел о том, что патриарха против канонов перестали упоминать, но публично осудил неистовое нарушение молитвенной тишины афонской обители, в которой благочестиво и мирно подвизались⁴⁶⁶. Стало ясно, что Вселенская Патриархия намерена показать всем афонцам-"диссидентам», особенно монастырю Эсфигмен, что им лучше не сопротивляться.

Теперь в Ильинском скиту живут греки. В него переселилось братство Ксенофского скита во главе с архимандритом Иоакимом. Новые насельники скита тщательно отреставрировали здания обители, заменили множество русских фресок и надписей греческими. В 1999 г. новый настоятель издал книгу-путеводитель о ските, и в первой главе приводится краткий исторический очерк⁴⁶⁷, в котором говорится об основателе скита преподобном Паисии Величковском, но почти никаких других упоминаний о русских в книге нет.

Вселенский патриарх Варфоломей усилил свой авторитет на Святой Горе, но Эсфигмен продолжает сопротивляться. С патриаршей политикой не соглашаются некоторые скитские отцы и келлиоты из греков. Румынам и славянам кажется, что святогорская община постепенно эллинизируется. Монастыри Зограф и Хиландар беднеют, численность их братии уменьшается, нуждается в поддержке скит святого Иоанна Предтечи. В Андреевском скиту давно перестали жить русские; только Русик будто избегает притеснения. И сами греки должны подчиниться патриарху. Все прежние штатные монастыри стали общежитиями, в том числе Пантократор⁴⁶⁸.

Возвратятся ли когда-нибудь русские в свой скит? У ильинцев, покинувших Афон в 1821 г. из-за турок, наверное, было мало надежд на возвращение. Но когда они попросили Александра I дать им монастырь в России, государь император ответил, что надо терпеть, так как с Божией помощью они вернутся на Афон. Может быть, Бог снова откроет русским путь в Ильинский скит. Будем надеяться, что настанет новая эпоха в афонской истории, когда святогорцы различных национальностей будут мирно и благочестиво сожительствовать – как при преподобном Паисии Величковском.

Библиография

Инок Парфений (Лггеев). Сказание о странствии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженика Святыя Горы Афонския инока Парфения. 2-е изд. М., 1856.

Дмитриевский Л. А. Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена Русского Пантелеимоновского монастыря священноархимандрита Макария (Сушкина). СПб., 1895.

Русский общежительный скит святого пророка Илии на Святой Афонской Горе. Одесса, 1913.

Игумен Петр (Пиголь). Афонская трагедия. М., 2005.

Le Petit L. Λ. A. Actes du Pantokrator. Амстердам, 1964.

«1839, 26 aout: Reglement intervenu entre le monastere du Pantokrator et la skite du prophete Elie pour fixer leurs rapports reciproques».

«1892, 20 aout: Le patriarche et le saint-synode de Constantinople approuvent le nouveau reglememnt elabore par le monastere du Pantokrator et la skite du prophete Elie pour determiner leurs relations mutuelles».

Kallistos, Bishop of Diokleia. Athos after ten years, the good news and the bad // Sobornost. 15:1. 1993.

Αρχιμανδρίτης Ιωακείμ Καραχρήστος, Ιερά Κοινοβιακή Σκήτη Προφίτου Ηλιου. Αγιον Ορος, 1999.

Архив Ильинского скита на микрофильмах, снятых Н. И. Феннеллом, 1989–1991 гг.

Постановления дикея Русского Ильинского Скита и 12 соборных старцев 1904–1906, 1914–1924 гг. (рукопись).

Русский перевод Омологии и Выписи Актов, при скитском архиве:

2– я Омология 1798 г. (машинопись).

Выпись Актов (рукопись) 1839 г.

3– я Омология 1882 г. (машинопись).

Всем хорошо известно, какое значение имеет в жизни православных российских людей Афон, с каким благоговением у нас относятся к его святыням, почитают его преподобных, с каким интересом читают творения и переписку афонских отцов. Спасительный интерес к уделу Божией Матери и глубокое почитание его святынь развились и укрепились во второй половине XIX в. и во многом благодаря жизни и деятельности в России иноков Русского Пантелеимонова монастыря, который в то время вступил в пору своего наивысшего духовного и материального расцвета под руководством старца-духовника иеросхимонаха Иеронима и его ученика игумена Макария. Пантелеимоновские монахи несли разнообразные послушания: возглавляли монастырские подворья и другие метохи, писали и издавали душеполезные книги, совершали поездки по всей стране с афонскими святынями и иконами, от которых во множестве происходили чудеса, становились знаменитыми духовниками, воспитывавшими своих чад в строгой святоотеческой традиции.

Один из самых известных и заслуженных афонцев, несших послушание в России, – иеромонах Арсений (Минин) в 1867 г. писал на Афон своему старцу, духовнику Пантелеимонова монастыря иеросхимонаху Иерониму: «Нас Господь поставил на такое поприще, что если мы пожелаем трудиться, то много можем сделать добра, ибо, что мы говорим, тому верят». О некоторых людях, «на которых Русик может указать, как на свою святыню»⁴⁶⁹ и которые прославили свою обитель в России, нам и хотелось бы рассказать.

Иеромонах Арсений (Минин). Родился около 1825 г. в Казанской губернии в купеческой семье. Изучал коммерческие науки в Петербурге, некоторое время работал бухгалтером на золотых приисках, потом завел свое дело и имел большой успех. Сначала в круге его интересов были в основном иностранные языки и музыка, но в середине жизни он начинает задумываться о духовном бытии, изучает святоотеческие творения.

На Афон прибыл в 1857 г., был принят в число русского братства Пантелеимонова монастыря. Старцы Иероним и Макарий, видя ревность по Бозе, усердие, энергичность и литературные дарования молодого человека, решили дать ему ответственное послушание. Вскоре после пострижения в мантию и рукоположения в иеродиакона и иеромонаха он был отправлен в Россию со святынями Пантелеимонова монастыря, среди которых была частица мощей великомученика Пантелеимона.

Иеромонах Арсений объехал всю Россию, и во всех местах, где святыни выставлялись для поклонения, присутствовала духовная радость и торжество, происходили многочисленные исцеления и чудесные знамения. 1860-е гг. стали знаменательной вехой в истории Пантелеимонова монастыря: именно тогда завязалась крепкая духовная связь обители с далеким отечеством, она становится известной. С тех самых пор постоянно творится взаимная молитва, оказывается поддержка и помощь друг другу.

Следующее послушание иеромонаха Арсения – открытие им в Москве Афонской часовни, где он становится настоятелем. Вскоре часовня делается одним из наиболее почитаемых москвичами мест, и монастырь развивает при ней обширную книгоиздательскую деятельность, причем многие книги были написаны или составлены по святоотеческим творениям самим отцом Арсением. До сих пор читаются, почитаются и переиздаются такие его произведения, как «Маргарит», «Краткие мысли и заметки», письма к духовным чадам. Одна из больших заслуг отца Арсения – начало издания журнала Пантелеимонова монастыря «Душеполезные размышления», который впоследствии стал очень популярен и распространялся монастырем, бывало, что и бесплатно, по всей России.

В последние годы жизни отец Арсений получил еще одно важное послушание: основать на Кавказе Ново-Афонскую Симоно-Кананитскую обитель как отрасль афонского Пантелеимонова монастыря, живущую по его уставу и подчиненную ему во внутренней жизни. Основание новому монастырю было положено в 1875 г., выстроен и освящен Покровский храм и нижние здания, находящиеся близ морского берега.

Отец Арсений скончался 17 ноября 1879 г. в монастырском доме на Полянке в Москве, куда он вынужден был часто приезжать по делам издательства. «Мы с ним не разделялись ни в чем» – так кратко и емко охарактеризовали старцы Иероним и Макарий свое отношение к почившему ученику.

При жизни отец Арсений приобрел благодатный дар слез, особую нестяжательность и ревность по Бозе, имел множество духовных чад, в том числе из весьма знатных и известных русских людей, вел обширную духовную переписку, помогал многим нуждающимся, посещал заключенных в тюрьмах. Особо важной задачей для христианина он считал творение «дел любви, которыми спешить надобно, ибо жизнь наша коротка».

Погребен был иеромонах Арсений в Алексеевском монастыре. Могила его ныне утрачена.

Схиархимандрит Рафаил (Трухин) родился в 1844 г. в Вятской губернии в дворянской обер-офицерской семье. Прибыл на Афон в возрасте 23 лет в 1867 г. Красноречивый, начитанный в светской литературе, изучивший в монастыре святоотеческие творения и новогреческий язык, он был пострижен в мантию, рукоположен в иеродиакона и иеромонаха. В 1877 г. восприял великую схиму.

Предписанием Святейшего Всероссийского Синода в 1889 г. отец Рафаил был определен игуменом Оптиной пустыни. За пять лет управления этой знаменитой российской обителью он успел сделать очень много, но главная его заслуга на этой должности (и, видимо, за все время несения послушания вне Афона) – это подготовка церковного прославления преподобного Серафима Саровского: сбор и систематизация сведений о святом и его благодатной помощи людям, реконструкция в монастыре и близ него мест, связанных с памятью преподобного.

В 1894 г. отец Рафаил назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме и возведен в сан архимандрита. На этой высокой должности он пробыл тоже пять лет. Его усилиями был отремонтирован и расписан главный храм миссии – Троицкий собор. О том, что духовный авторитет миссии при отце Рафаиле был очень высок, свидетельствует один факт: большая группа католиков из Назарета, решив принять православие, обратилась именно к нему, а не в Иерусалимскую патриархию.

В 1899 г. отец Рафаил был переведен в Россию, в Тверскую епархию (есть предположения, что по состоянию здоровья), где через два года скончался на должности настоятеля Краснохолмского Николаевского Антониева мужского монастыря.

Иеросхимонах Михаил (Савицкий), родившийся в Смоленской губернии в 1827 г., на Афон прибыл около 1860 г., перед этим в течение двух лет находясь на послушании в Московском Чудовом монастыре. Скончался он на Афоне в 1911 г. В конце жизни отец Михаил безотлучно пребывал в монастыре, где был старейшим членом собора старцев и главным помощником-епитропом игумена. До этого он в течение 40 лет нес послушания в России, основал подворья в Ростове и Таганроге, был их настоятелем.

Иеросхимонаха Михаила по праву можно назвать столпом монашеской жизни, примером точного исполнения устава Пантелеимонова монастыря и хранителем афонских монашеских традиций. Эти традиции он насаждал и тщательно сберегал на возглавляемых им подворьях, был для братии примером неукоснительного присутствия на всех церковных службах и выполнения монашеского правила.

Было у него еще одно послушание – благотворительное распространение в народе душеполезных изданий Пантелеимонова монастыря. Он отправлял ценный груз на Дальний Восток, Сахалин, в Тобольскую губернию, в Петербург, в Одессу, в Якутск, сам развозил книги по всей России. Это свое дело он любил называть «сеянием».

Опытного в духовной жизни и деятельного монаха высоко ценил обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер, который через отца Михаила оказывал афонцам важные услуги: поспособствовал устранению препятствий при выезде афонских монахов на послушание в Россию, как-то раз уладил конфликт на Новом Афоне, своей властью удалив непокорных игумену.

Отец Михаил был в числе особо доверенных учеников отца Иеронима и часто удостаивался духовных бесед и сугубых молитв старца. Те чудесные случаи (а он не однажды спасался на море от неминуемой гибели), которые произошли с ним по батюшкиной молитве, были известны в монастыре и записаны в особые сборники.

Схиархимандрит Иерон (Васильев) был хорошо известен в России. Он многие годы настоятельствовал в Ново-Афонском Симоно-Кананитском монастыре и был его главным строителем.

В Русский монастырь поступил в 1862 г. в возрасте 27 лет. Четыре года был келейником старца Иеронима. Отличался выдающимися способностями организатора и хозяйственника, имел дарования строителя и архитектора. В 1875 г., после рукоположения во иеромонаха, был отправлен на Кавказ под начало к иеромонаху Арсению для строительства Ново-Афонского монастыря. В 1880 г., по кончине отца Арсения, по жребию был избран игуменом кавказской обители. Выборы состоялись на Афоне, в Пантелеимоновом монастыре, и вынимал жребий старец Иероним лично. В 1889 г. отец Иерон был возведен в сан архимандрита.

Заслуги его перед Православной Церковью и отечеством чрезвычайно велики. Возглавляемая им обитель, разросшаяся и благоустроенная так, что ее обширные владения на Черноморском побережье напоминали роскошный сад, была центром духовного просвещения для всего юга России. Святыни ее, и особенно святая икона Божией Матери «Избавительница», присланная из Пантелеимонова монастыря, прославились многими чудесами.

Один из немногочисленных российских общежительных монастырей, Ново-Афонский Симоно-Кананитский, в своей внутренней жизни до конца держался афонских монашеских традиций, богослужебного святогорского чина и устава, составленного старцем Иеронимом для Пантелеимоновой обители. Так, например, непреложным законом для игумена Иерона и братии был наказ отцов Иеронима и Макария постригать и рукополагать новоафонцев на Старом Афоне, в обители-матери, с какими бы трудностями это сопряжено ни было.

В 1909 г. 74-летний старец-игумен отец Иерон был участником Всероссийского иноческого съезда в Троице-Сергиевой Лавре. Вот как характеризовал старца один из участников съезда, профессор Санкт-Петербургской духовной академии А.А. Бронзов: «По всей Руси святой прогремело имя отца Иерона. Казалось, встал из фоба один из древних представителей великого иночества первых христианских веков. Внимание всей Руси родной приковалось к старцу. Всем было ясно, что он видит пред собой только одного Христа и готов исповедовать Его и словом и делом, что вне Христа и Христовых заповедей для него ничего не существует»⁴⁷⁰.

Скончался отец Иерон в 1912 г. Его преемником по игуменству стал архимандрит Иларион, также духовное чадо отца Иеронима, старец святой жизни. При нем в обители собралось братии до 600 человек. Именно архимандриту Илариону в 1924 г. пришлось пережить закрытие монастыря и гонение на братию.

Расскажем еще о духовных писателях из братии Пантелеимонова монастыря – тех учениках и воспитанниках отца Иеронима, чьи книги до сих пор пользуются вниманием российских читателей.

Иеросхимонах Сергий (Веснин) больше известен как иеромонах Серафим Святогорец. Иеромонах Серафим прибыл на Афон, в Пантелеимонов монастырь в 1843 г., вскоре был пострижен в схиму с именем Сергий. Он стал первым помощником отца Иеронима по канцелярии и переписке с российскими корреспондентами. Отец Сергий обладал большим литературным талантом. «Письма Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской» – самое известное его произведение – были изданы монастырем в России в 1850 г., в XIX – начале XX в. выдержали девять изданий, неоднократно переиздавались и в наши дни. Скончался иеросхимонах Сергий в 1853 г. в Русском на Афоне Пантелеимоновом монастыре.

Монах Азарий (Попцов) прибыл на Афон в 1851 г. Как бывший преподаватель греческого языка, кроме того, имеющий склонность к писательству и исследовательской работе, в Пантелеимоновом монастыре он нес послушание библиотекаря. Но главной его и очень важной работой был перевод на русский язык важнейших документов, хранившихся в обители и связанных с ее внутренней жизнью, историей, земельными владениями. Книга «Акты Русского на святом Афоне монастыря святого великомученика и целителя Пантелеимона» вышла в свет в Киеве в 1873 г. и имела огромное значение для укрепления положения русского монашества на Святой Горе. Столь любимые православными читателями книги «Афонский патерик» и «Вышний покров над Афоном» – это также труды отца Азария. Они переиздаются и в наши дни.

Отец Азарий был крайне нестяжателен, невзыскателен до такой степени, что часто пищей его были кусочки хлеба, оставшиеся от братской трапезы. Он старался всячески избегать празднословия, имел большую сыновнюю любовь и преданность к старцам Иерониму и Макарию. Монах Азарий скончался в 1878 г.

Схиигумен Парфений (Аггеев), замечательный воспитанник старца Иеронима, известный больше как инок Парфений. Называют его также игуменом Гуслицким. Он автор любимой многими книги «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле».

В миру носивший имя Петр, он родился в 1806 г. в Молдавии в раскольничьей семье. После странствия по российским монастырям в поисках истинной Церкви Христовой он в 1838 г. был присоединен к Православию в монастыре Ворона.

В 1839 г. по благословению старца-схимонаха Иоанна, ученика преподобного Паисия Величковского, он пришел на Святую Гору. Первым его духовным наставником на Афоне стал известный духовник иеросхимонах Арсений, бывший духовником и отца Иеронима. Именно к нему, тогда еще монаху Иоанникию, на келлию в послушники отец Арсений направил Петра Аггеева. Весной 1840 г. он был пострижен в мантию с именем Памва, а осенью того же года вместе с отцом Иоанникием перебрался в Пантелеимонов монастырь.

Наставник его, отец Иоанникий, вскоре принял великую схиму и стал братским духовником Пантелеимонова монастыря. В схиму был пострижен и монах Памва с именем Парфений.

В 1841–1844 гг. он выполнял послушание по сбору средств в России для своей обители, тогда еще очень бедной. А в 1846 г. схимонах Парфений окончательно покинул Афон по благословению первого своего духовника старца Арсения, а также и отца Иеронима. Старцы благословили ему отправиться за 12 тыс. верст, в Томск, с 12 рублями ассигнациями и повелели в пути ничего не просить. О цели странствия ему было сказано так: «Бог тебе дело укажет».

Совершив паломничество на Святую Землю, отец Парфений отбыл в Россию. В Томской епархии он был принят в доме архиерея и, пока жил там, написал свое знаменитое «Сказание о странствии и путешествии», занимался и другими литературными трудами, написал до 18 томов.

Но Господь судил отцу Парфению еще и другое поприще – миссионерскую деятельность. Святитель Филарет (Дроздов) по прошению отца Парфения определил его в Московскую епархию. В 1854 г. отец Парфений прибыл в Москву. В последующие годы он нес на Троицком подворье послушание, связанное с обращением раскольников и их утверждением в Православии, написал книгу «О Промысле Божием», в которой раскрыл свой богатый личный духовный опыт.

Рукоположенный святителем Филаретом в иеродиакона и иеромонаха, в 1859 г. он назначается настоятелем и строителем Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. Обитель скоро стала образцовой по духовному благоустройству и исполнению общежительного устава, а иеромонах Парфений был награжден от государя золотым наперсным крестом. В 1863 г. возведен в сан игумена.

Наряду с благоустроением своей обители, отец Парфений в 1860-е гг. продолжал заниматься писательством, в основном антираскольничьих книг. Особо следует упомянуть сочинения «Виноград церковный, или Свидетельства святых отцов соборной и апостольской воинствующей Христовой Церкви», «Меч духовный на поражение раскольнической апологии», «Разбор окружного послания лжеархиепископа Антония». По свидетельству святителя Филарета, деньги, вырученные от продажи книг, отец Парфений употреблял на монастырское строительство. Интересна статья отца Парфения в «Русском вестнике» под названием «Первые известия о русских в Кульдже и присоединение к России Киргизской степи», опубликованная в 1878 г., уже после его смерти.

Главная черта духовного творчества отца Парфения – его твердое стояние в святоотеческом предании, постоянное обращение к Священному Писанию. Он почти ничего не говорит от себя, а только словами Священного Писания и святых отцов. Литературные и проповеднические труды игумена Парфения получили высокую оценку как у церковных иерархов – святителя Филарета Московского, архиепископа Никона (Рождественского), так и у светских деятелей культуры – Ю. Н. Говору-хи-Отрока⁴⁷¹, Ф. Косицына. Можно с уверенностью сказать, что и в наше время стремящиеся утвердиться в православной вере найдут в трудах отца Парфения живой, доступный, а главное, подлинно святоотеческий источник.

С 1874 г. отец Парфений пребывал на покое в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой Лавры, где в 1878 г. скончался от тяжелой болезни.

Краткая биография игумена Парфения опубликована в «Русском биографическом словаре». К сожалению, статья не отличается точностью и полнотой сведений.

В заключение хочу напомнить, что духовное достояние, связанное с жизнью и трудами афонских отцов в России, их литературным творчеством и перепиской, очень обширно и пока почти не исследовано. Эти духовные ценности принадлежат России, и это важнейшее ее достояние. Его нужно беречь и изучать.

Как родник, сколько бы его ни засыпали, снова выйдет на поверхность земли, так и память об угоднике Божием, сколько бы ни предавали его забвению, рано или поздно пробьется к людям живительным примером праведности и святости.

В наше время, когда так много новомучеников поставляются на свещницу церковную – «да светят всем», начинаем мы вспоминать и о тех подвижниках благочестия, которые жили в предреволюционные десятилетия, явили дивные примеры христоподражательного жития и достойны церковного почитания, но по лихолетью времен оказались под спудом лет и народного беспамятства.

К таким избранникам Божиим с полным правом можно отнести и схимонаха Иннокентия (Сибирякова) (1860–1901), потомственного миллионера-золото-промышленника, который в расцвете лет раздал все свое богатство на дела благотворения и храмостроительства и скончался на Афоне смиренным схимником.

В начале XX в. русский паломник, посетивший Андреевский скит на Афоне и переживший у могилы схимонаха Иннокентия явное прикосновение Божией благодати, с чувством глубокого благоговения писал о нем: «Пока будет существовать мир, все христианское население его будет удивляться его высокому примеру самоотверженной любви к Богу, и память о нем будет незабвенной в род и род».

Осиротев в отроческом возрасте, став наследником миллионов в 15 лет, Иннокентий Сибиряков испытал всю тяжесть «золотого креста» и употребил полученное богатство по-евангельски, явив тот древнерусский тип благодетеля-милостивца, который подает просящему, не допытываясь о причинах его бедственного положения, но следует заповеди Христовой, «всякому, просящему у тебя, давай» (Лк. 6. 30). В конце XIX в. люди такого склада встречались уже крайне редко.

Родился Иннокентий Михайлович Сибиряков 30 октября 1860 г. в Иркутске в купеческой семье. Его отец, Михаил Александрович, потомственный почетный гражданин города, был первооткрывателем золотых россыпей в бассейне реки Лены и основателем важного центра золотодобычи – города Бодайбо, сохранившего свое значение до нашего времени. Мать, Варвара Константиновна, происходила из влиятельного купеческого рода Трапезниковых.

И Сибиряковы, и Трапезниковы передавали из поколения в поколение традиции христианской благотворительности, щедро жертвуя на храмы и монастыри, на нужды страждущих и неимущих. Благочестивая жизнь предков стала главной причиной того, что на родовом древе Сибиряковых в лице Иннокентия явил Господь духовный цвет, увенчавший монашеским подвигом последнее поколение этого купеческого рода, воздав тем самым за труды и дела веры всех предыдущих поколений, милосердные деяния которых приготовили рождение души, посвященной Богу. Памятники благотворительности семьи Сибиряковых до сих пор встречаются не только в Сибири, но и в Санкт-Петербурге, в Ницце, на Валааме, Дальнем Востоке, Афоне... Все шестеро детей Михаила Александровича и Варвары Константиновны были людьми благодетельными и сострадательными. Но Иннокентий превзошел всех не только количеством пожертвованных средств, но и тем отношением к богатству, которое только и можно встретить в истинном праведнике. Современники отмечали, что И.М. Сибиряков тяготился своими капиталами и распоряжался ими так, словно хотел раздать их как можно быстрее. «Жизнь наша красна бывает лишь тогда, – говорил Иннокентий Михайлович, – когда все нам улыбается вокруг... Но если вы чувствуете подле себя нищету, будучи сами богаты, то вам становится как-то не по себе...»

Благотворить Иннокентий Михайлович начал уже с гимназической скамьи, помогая своим сверстникам по учебе. Эти первые вклады в образование привели его к систематической поддержке образовательных реформ и научных изысканий в естественнонаучных, гуманитарных и географических областях знаний. Это дало современникам право называть Сибирякова «другом науки и литературы», «просвещенным благотворителем», «редким человеком, выдающимся над обычным ординаром людей его материального положения...».

Он широко и масштабно благотворил не только в Санкт-Петербурге, но и в Сибири, с которой долгие годы не порывал связи, заботясь о развитии просвещения этого самобытного края.

О вкладах Иннокентия Сибирякова в отечественную науку и образование в последние годы написано немало. Перечисляя вкратце его дела на этом поприще, надо выделить попечение о создании новых научно-образовательных центров и помощь уже существующим, организацию научных экспедиций и издание книг, газет и журналов, работу в благотворительных обществах по оказанию помощи учащейся молодежи, пожертвование ученым на научную деятельность и финансирование их долгосрочных поездок с исследовательской целью – как по России, так и за рубеж, выделение средств на открытие музеев и библиотек в Сибири, которые теперь превратились в крупные научные и просветительские центры и т.д.

Менее известна благотворительная деятельность Иннокентия Михайловича, связанная со строительством церквей и монастырей. Мы мало что знаем и о частной милостыне бескорыстного миллионера, к которой он был склонен и которую, следуя заповеди, творил втайне. И все же нет-нет да и встретятся в архивах и в дореволюционных публикациях факты из жизни И.М. Сибирякова, раскрывающие нам его духовный склад как сердобольного человека и христолюбивого благодетеля.

Теперь стало известно, что за день в его дом приходило порой до 400 человек. «Кто только из столичных бедняков не был у него в доме, – пишет об Иннокентии Сибирякове один из его современников, – кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния. Были люди, которые на моих глазах получали сотни рублей единовременной помощи... Сколько, например, студентов, благодаря Сибирякову, окончило в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получило здесь приданое! Сколько людей, благодаря поддержке Сибирякова, взялось за честный труд!» Другие современники Иннокентия Михайловича так характеризуют его: «Человек необыкновенной доброты, он никому не отказывал в поддержке, а вследствие его исключительной скромности многие из облагодетельствованных им не знали, кто пришел к ним на помощь»; он «...действовал всегда с замечательной скромностью, делая добро так, чтобы левая рука не знала того, что делает правая».

И.М. Сибиряков мог пожертвовать огромную сумму самому простому человеку – лакею, дворнику, почтальону, начинающему писателю или художнику... Большое место в жизни выдающегося благотворителя занимала помощь голодающим в районах бедствия и всесторонняя опека переселенцев из центральных областей России в Сибирь.

Что же касается пожертвований И.М. Сибирякова на нужды Церкви, строительство и благоукрасительство храмов и монастырей, то, наверное, прежде чем рассказать о них, будет уместным вспомнить деяния на этой ниве предыдущих поколений рода Сибиряковых и Трапезниковых.

До наших дней сохранилась деревянная церковь в селе Николы на Байкале, построенная по завещанию Ксенофонта Михайловича Сибирякова (1772–1825). Его приемный сын, Александр Ксенофонтович Сибиряков (1790-е-1868), был старостой Архангельской церкви и тратил немалые деньги на благолепие приходского храма, жертвовал в Знаменский монастырь и в кафедральный собор.

Одна из дочерей прадеда Иннокентия Сибирякова, Агриппина Михайловна (в замужестве Мухина), постриглась в монахини с именем Августа и была игуменией Знаменского монастыря, благоукрашая храмы не только на средства жертвователей, но и на свои собственные. Известно, что она вышила золотом и серебром ризу на икону Божией Матери, которая и сейчас находится в Преображенском приделе Знаменской церкви Иркутска.

Отец схимонаха Иннокентия, Михаил Александрович Сибиряков (1815–1874), жертвовал на нужды Вознесенского монастыря. На его средства построена богадельня с церковью во имя Михаила Клопского и часовня в честь святителя Иннокентия Иркутского. Старший брат И.М. Сибирякова, Александр Михайлович Сибиряков (1849–1933), построил в Иркутске каменный храм в честь Казанской иконы Божией Матери. На его средства возведено несколько часовен, церквей и скит в Печорском крае. Проживая в начале XX в. в Ницце, A.M. Сибиряков был там старостой православного храма, заботясь о его сохранности и красоте.

Нельзя не упомянуть и деда Иннокентия Михайловича по материнской линии, Константина Петровича Трапезникова (1790–1860). Он внес крупные пожертвования на украшения золотыми ризами икон кафедрального собора и на его ремонт, пожертвовал ризу из чистого золота для иконы Божией Матери «Знамение», подаренной Иркутску из Абалацкого монастыря.

Неудивительно, что первый свой крупный взнос в дела благотворения Иннокентий Михайлович внес именно на строительство храма. Вот как описывали этот эпизод в те годы, по горячим следам самого события: «Когда брат его (И.М. Сибирякова. – Прим. авт.), Александр Михайлович, строил собор в Иркутске, то позаимствовал на время у него несколько сот тысяч рублей. Когда же Александр Михайлович стал отдавать позаимствованные деньги ему, то его природная доброта не позволила взять от брата деньги, и он сказал: «Я – брат тебе, пусть и моя лепта будет с твоей в святом деле». Действительно, строительство и благоустройство храмов Иннокентий Сибиряков считал святым делом всю свою жизнь, с каждым годом принося к алтарям Божиим все более и более даров. Значителен его вклад в возведение Петербургского подворья Старо-Афонского Свято-Андреевского скита. Это подворье сыграло в жизни миллионера-золотопромышленника важную роль и стало краеугольным камнем в его духовной судьбе. Пожертвовал он крупную сумму и Угличскому Богоявленскому женскому монастырю. Это произошло в настоятельство игумений Варсонофии, которая распорядилась пожертвованием в 147 тыс. рублей следующим образом: «Так, на... даче в 3-х верстах от города по Ростовской дороге устроено монастырское кладбище с храмом во имя святителя Иннокентия Иркутского (соименного святого благотворителя И.М. Сибирякова), выстроены два новых двухэтажных каменных корпуса с помещениями для школы, больницы, хлебопекарни и большое число келлий для насельниц обители, отремонтирован заново причтовый дом с надворными при нем пристройками, значительно расширено и поставлено в лучшие условия все монастырское хозяйство и пр.». Иеромонаху Алексию, впоследствии схиигумену, основателю и первому строителю Свято-Троицкого Никольского Уссурийского монастыря в Приморском крае, Иннокентий Сибиряков пожертвовал 25 тыс. рублей.

На средства этого благодетеля устраивались храмы и в учебных заведениях. Так, по желанию Иннокентия Михайловича, в честь священного коронования Их Императорских Величеств Николая Александровича и Александры Феодоровны при 7-й гимназии Санкт-Петербурга был открыт Никольский храм. На полученной в свой адрес (от участников торжества освящения церкви) телеграмме Царь Николай II сделал собственноручную надпись: «Пожертвование на постройку церкви при гимназии нас сердечно радует». В Первом реальном училище при храме святого Благоверного князя Александра Невского на средства И.М. Сибирякова и других проживавших в столице уроженцев Сибири был устроен придел в честь святителя Иннокентия Иркутского. Со временем здесь организовали Братство во имя святителя Иннокентия Иркутского с загородной дачей и Сергиевской церковью при ней.

По свидетельству настоятеля Петербургского подворья Свято-Андреевского скита архимандрита Давида (Мухранова), духовного отца И.М. Сибирякова, Иннокентий Михайлович в разное время передал ему 2 млн 400 тыс. рублей, предоставив ему возможность раздавать эти деньги по своему усмотрению. Отец Давид раздал половину на благотворительные дела и бедные монастыри России, а другую половину отдал в Свято-Андреевский скит на Афоне. На эти средства в скиту был достроен и благолепно украшен собор Апостола Андрея Первозванного – «Кремль Востока», самый крупный православный храм на Балканах и в Греции, а также выстроен больничный корпус с церковью во имя святителя Иннокентия Иркутского и маленьким храмом во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, возведены и другие постройки. Так исполнилось одно из афонских пророчеств, прозвучавшее из уст русского архипастыря, когда И.М. Сибирякову было еще только 8 лет. Побывавший в скиту в 1868 г. Преосвященный Александр, епископ Полтавский, посоветовал братии заложить в Свято-Андреевской обители храм во имя святителя Иннокентия, епископа Иркутского. Убеждая старцев скита в необходимости этого, он сказал, что «Бог пришлет сюда из Сибири благодетеля, соименного сему святителю, и этот благодетель выстроит на сей закладке церковь и больницу».

Столь обильные благотворения Иннокентия Сибирякова на церковные нужды ополчили против него врага рода человеческого, возбудившего во многих людях зависть, корыстолюбие, посеявшего самые невероятные слухи и кривотолки, проникавшие даже в церковную печать. Во все времена искренне любящие Бога люди вызывали у окружающих подозрение, им легко приклеивали самые нелепые ярлыки. Не избежал этой доли и Иннокентий Михайлович, когда стало известно, что он интересуется монашеской жизнью и тоже хочет быть монахом. Особенно трудное испытание пришлось перенести Иннокентию Михайловичу в 1894 г. Как некогда святая блаженная Ксения Петербургская за желание раздать свое имущество нуждающимся была объявлена безумной и подвергнута соответствующему освидетельствованию, так и будущий святогорец Иннокентий разделил ее участь во граде Петровом. После того как он перестал скрывать свое желание уйти в монастырь, некоторые заинтересованные лица выдвинули против него обвинение в потере рассудка и попытались взять его капиталы под опеку. Иннокентию Михайловичу пришлось пережить два унизительных освидетельствования на предмет его душевного здоровья губернской комиссией в составе докторов, юристов, государственных чиновников и общественных деятелей.

«Что сделал я им, – говорил Иннокентий Михайлович близкому по духу человеку, – ведь... я не разбойникам раздаю, а ко славе Божией жертвую!» Дважды он был признан здоровым и снова вступал в полное владение своими капиталами. Но попущенные Богом искушения подвигли его к полному отречению от мира. Перед уходом в монастырь он устроил будущее своих учителей по светскому образованию, учредил капитал в размере 420 тыс. рублей на пособия и пенсии рабочим золотых приисков, считая, что обязан им своим богатством, пожертвовал свою дачу в Райволо (Рощино) на детский приют для девочек от 4 до 10 лет, выделив этому заведению капитал в размере 50 тыс. рублей (после смерти Сибирякова она стала называться его именем и перешла под духовное и материальное окормление Иоанна Кронштадтского). Вторую свою дачу в Выборгской губернии он пожертвовал Линтульской женской общине, позднее преобразованной в монастырь. В год пострига (1896) оставил настоятелю Валаамского монастыря 10 тыс. рублей на строительство Воскресенского скита...

Во второй половине 1894 г. Иннокентий Михайлович Сибиряков перешел жить на Петербургское подворье Свято-Андреевского скита, оставив за его порогом «мир и все, что в мире». Его духовный отец показал ему все трудности монашеской жизни не только в русских монастырях, но и на Афоне, однако подробное знакомство с монашеским укладом только укрепило желание Иннокентия Михайловича всецело посвятить себя Богу.

1 октября 1896 г., всесторонне испытав усердие своего духовного сына к монашескому подвигу, архимандрит Давид постриг Иннокентия Михайловича Сибирякова в рясофор. Постриг был совершен на подворье Свято-Андреевского скита в Санкт-Петербурге, а вскоре инок Иннокентий стал жить на Афоне, по мере необходимости наезжая в Петербург.

Окончательно поселившись на Афоне, он принял мантию с именем Иоанн, а вскоре и схиму с возвращением ему прежнего имени Иннокентий, в честь святителя Иннокентия Иркутского. Братия Свято-Андреевского скита свидетельствует о том, что о. Иннокентий «проводил строго постническую и глубоко безмолвную аскетическую жизнь». Его сонасельники по скиту удивлялись, как он, привыкший к светскому образу жизни, «теперь оставался все время в келий один, беседуя лишь с Богом в молитвенных подвигах и наслаждаясь чтением душеполезных книг».

В богоспасаемом месте схимонах Иннокентий (Сибиряков) прожил пять лет и, жестоко проболев в течение полутора месяцев, переселился в небесные обители. Кончина схимонаха Иннокентия 6 ноября 1901 г. была мирной. Он скончался в келий при больничной Благовещенской церкви и был похоронен братией у западной стороны Свято-Андреевского скита. Известно, что после открытия захоронения, по афонскому обычаю, из земли были подняты костные останки схимника Иннокентия. В настоящее время в костнице Свято-Андреевского скита хранится глава схимонаха Иннокентия (Сибирякова) золотисто-медового цвета, что, по афонскому преданию, является признаком святости и говорит нам о том, что о. Иннокентий особо угодил Богу. Вот уж действительно, «ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение» (святитель Григорий Богослов)! Глава схимонаха-миллионера, как называли отца Иннокентия братья-андреевцы, и теперь хранится в костнице скита, а еще совсем недавно его честные останки находились в отдельном роскошном деревянном киоте, так как еще с момента их обретения, осенью 1904 г., было ясно, что он достиг святости.

Церковное сознание уловило в Иннокентии Сибирякове человека «не от мира сего» уже вскоре после его кончины. Монах Климент, знавший схимника Иннокентия при жизни, писал в десятую годовщину со дня его смерти: «Еще в детстве, читая Четьи-Минеи, я восхищался богатырями христианского духа, кои, расточив предварительно на добрые дела свою собственность, бежали потом из мира в дикие пустыни и проводили в них жестокую, полную лишений, болезней и скорбей жизнь. Меня удивляло, поражало то равнодушие, то презрение, с каким они относились ко всяким вещественным благам земли, ко всему, что привлекает взор и пленяет сердце людей временного века. И хотелось мне тогда в наивной простоте видеть, даже осязать таких богатырей. Это желание мое со временем и сбылось: я увидел, даже счастье имел наблюдать жизнь одного из таких редкостных людей, и чем больше наблюдал, тем более возрастал мой к нему интерес. Теперь, когда прошло уже 10 лет с того дня, как этот богатырь духа переселился в лучший мир, он при всяком моем воспоминании о нем встает предо мною, как живой. И я им не могу не восхищаться теперь так же, как восхищался некогда, во время его жизни, как когда-то, в детские свои годы, восхищался я героями Четий-Миней... В братии доселе вспоминаются и, вероятно, долго будут вспоминаться его братская любовь и неподдельное смирение, которые проявлялись у него во всех его поступках».

Будучи в жизни своей избранным сосудом Божиим, через сердце и руки которого Всемилостивый и Щедрый Господь творил Свои благодеяния в мире, отец Иннокентий и сегодня помогает прибегающим к нему за помощью и подает страждущим в нуждах, как он делал это в свои земные сроки. И тому есть живые примеры.

Совсем недавно, в октябре 2004 г., в Свято-Андреевском скиту на Афоне произошло духовное событие, о котором нельзя умолчать. Его участниками стали представители Благотворительного фонда имени Иннокентия Сибирякова (он был организован в Санкт-Петербурге в 2003 г.), которые побывали в скиту в качестве паломников. Из-за языкового барьера (скит принадлежит сейчас грекам) они не могли вступить в переговоры с настоятелем скита отцом Ефремом, чтобы получить у него благословение на посещение монастырской костницы, где хранится глава ктитора русского Свято-Андреевского общежительного скита, схимонаха Иннокентия (Сибирякова). Именно в этот момент с группой паломников в скит прибыл проездом священнослужитель Русской Православной Церкви За Рубежом протоиерей Владимир Мальченко, настоятель Свято-Троицкого собора в Торонто (Канада), который уже 25 лет почитает схимонаха Иннокентия (Сибирякова) и поминает его в молитвах (в мае 2004 г. отец Владимир приезжал в Россию в составе делегации Русской Зарубежной Церкви). Он и стал переводчиком наших паломников. В результате переговоров настоятель скита отец Ефрем, тронутый необычностью происходящего, снял существующий здесь запрет на кино– и фотосъемки и благословил сфотографировать костницу и главу схимонаха Иннокентия (Сибирякова). В Санкт-Петербург была передана и частица честных останков схимонаха Иннокентия, которая теперь хранится в алтаре церкви Преподобного Серафима Саровского в Песочном.

Вся жизнь схимонаха Иннокентия сегодня воспринимается как яркий пример для наших состоятельных соотечественников, которым монах-миллионер показывает, что и богатство может возвести на Небо, если распоряжаться им по заповедям Божиим. Наверное, уместным будет завершить краткий обзор подвига милосердия схимонаха Иннокентия (Сибирякова) вдохновенными словами схимника отца Серафима (Кузнецова), столь актуально звучащими в наши дни: «Пример сей поистине в наше слабое время – пример чудный и изумительный. Нелегко было ему оставить огромное богатство и горячо любимых родственников и поселиться на чужбине пустынного Афона. Нелегко ему было все это исполнить, но он ради любви к Богу с радостью все перенес, за что и Господь прославит его и на небе, и на земле вечной славой!»

Эти слова были сказаны в 1908 г. Может быть, в наше время они воплотятся в жизнь, ведь и в самом деле пора вернуть из забвения имя того, кто своим бескорыстием и христианской любовью к ближнему помог многим своим соотечественникам, среди которых, возможно, были и наши родные.

Использованная литература

Архив Благотворительного фонда имени Иннокентия Сибирякова

Климент, монах. Бессребреник нашего времени // Наставление и утешение святой веры христианской. 1911. № 11. С. 509–511.

Троицкий Павел. Андреевский скит и русские кельи на Афоне. М., 2002.

Шорохова Т.С. Благотворитель Иннокентий Сибиряков. СПб., 2005.