Глава 17. Русская Православная Церковь в 1958–1970 годах

Конец 1950-х-начало 1960-х годов вошли в историю как трагический период последних попыток руководства СССР радикально, в кратчайшие сроки решить «религиозную проблему» в стране. Времена «оттепели» периода правления Н.С. Хрущёва обернулись для представителей различных конфессий лютым морозом. Но сильнейший удар был нанесён по Русской Православной Церкви, как самой влиятельной и многочисленной в стране.

К 1958 году сравнительно ровные государственно-церковные отношения первого послевоенного десятилетия стали постепенно обостряться. Новый существенный поворот курса государственной религиозной политики в СССР был вызван целым комплексом причин. В партийных верхах всё более зрели убеждения в возможности построения в СССР в скором будущем коммунистического общества. Значительная часть советского руководства, вполне добросовестно заблуждаясь, полагала, что отрешившись от негативных черт «сталинизма», можно, наконец-то, воплотить в действительность «светлое будущее всего человечества». Считалось, что коммунистическая идеология жизнеспособна, ещё далеко не исчерпала своих возможностей и теперь, очистившись от сталинского наследия, проявит их. А раз она несомненно победит, то в каких-либо альтернативах, в том числе религиозной, ей необходимости нет.

Эти иллюзии частично разделяли и довольно значительные слои населения, среди них многие представители демократически настроенной интеллигенции – так называемые «шестидесятники». Они полагали, что можно построить в СССР справедливо устроенное, социально ориентированное государство. Христианская идеология, как лишняя, ими отвергалась. Одним из необходимых условий длительных широкомасштабных религиозных гонений является безразличие к ним существенной части населения страны. И это условие в конце 1950-х – начале 1960-х гг. в СССР было. Конечно, оппозиционно настроенные «шестидесятники» шли дальше властей: они хотели построить демократический, а не «либеральный» социализм. Но в сущности они также разделяли необходимость последнего «романтического» натиска коммунистической идеологии.

Сыграли свою роль значительные кадровые изменения в партийном руководстве. В своей борьбе 1957 года со «сталинистским» большинством в Президиуме ЦК Н.С. Хрущёв в значительной степени опирался на группу «идеологов» – М.А. Суслова, Е.А. Фурцеву, П.Н. Поспелова, Л.Ф. Ильичёва, давно выражавших неодобрение существовавшей практикой работы с Церковью. Искал поддержку 1-й секретарь и у руководителей ВЛКСМ – А.Н. Шелепина, В.Е. Семичастного, С.П. Павлова, А.И. Аджубея, доверяя многим их советам и предложениям. Поэтому группа «комсомольских вождей», желавшая начать «решительную борьбу с религией», в некоторых вопросах оказывала давление на деятелей ЦК КПСС. Спокойные отношения с Церковью преподносились как «сталинское наследие», которое следует ликвидировать, хотя именно религиозные организации особенно пострадали от репрессивных кампаний «вождя народов». Кроме того и у Хрущёва всё больше крепло желание объявить о начале перехода СССР в период «предкоммунистических отношений», где, по его словам, не должно быть места пережиткам капитализма. Например, 29 Ноября 1957 г. в беседе с газетным магнатом В.Г. Херстом 1-й секретарь поделился своими «заветными мыслями», что «народное просвещение, распространение научных знаний, изучение законов природы не оставляет места для веры в Бога».⁶²⁸ Таким образом, нагнетание антирелигиозных настроений к концу 1950-х годов в партийных и комсомольских верхах делало почти неизбежной новую «войну» с религией. И если в свете сталинской практики создания национальной империи, борьбы с космополитизмом, замкнутости границ Русская Церковь не расценивалась как прямо враждебная сила, то с обращением к идее «интернациональной сущности» коммунизма ситуация коренным образом изменилась. Произошло в определённой степени «возвращение к истокам» – государственной досталинской политики и соответственно воспроизводство некоторых элементов тактики «бури и натиска» на религиозные организации 1918-начала 1920-х годов.

Важнейшим побудительным мотивом смены курса государственной церковной политики явилась острая тревога в верхних эшелонах власти в связи с начинавшимся Русским религиозным возрождением. Этот постепенный, часто болезненный процесс поиска людьми своих национально-религиозных корней начал вновь разворачиваться в СССР примерно в середине 1950-х годов. Связанное с критикой сталинизма частичное развенчание прежних идеалов, подрыв авторитета КПСС породил у определённой части населения страны, не поддавшейся иллюзиям «социализма с человеческим лицом», желание определить свою собственную веру и свой подход к жизни. Некоторое расширение границ духовной свободы позволило заняться поисками альтернативных культур.

Самой близкой, доступной из альтернатив была Православная Церковь. «Когда мыслящие люди в СССР старались обрести и восстановить культуру прошлого в её чистой, противостоящей идеологическим искажениям форме, они встречались с Православием в любой области – в искусстве, архитектуре, музыке, литературе, поэзии».⁶²⁹ Начавшееся в России после смерти Сталина постепенное обретение исторической памяти, самосознания, национального лица большей частью вело к Православию. Следует отметить, что в конце 1950-х годов в СССР впервые пробудился интерес и к восточным религиям, йоге и прочим, но и через них многие впоследствии приходили в лоно Христианской Церкви. В результате, постепенно развернулось движение к церковности у представителей молодёжи и среднего поколения из религиозно-индифферентных семей, основой которого явился феномен индивидуального обращения.

Следует учесть также значительную религиозность выпущенных на свободу сотен тысяч заключённых ГУЛАГа. Изживание страхов сталинской эпохи способствовало резкой активизации и широких слоев традиционно верующих. Так, если в 1955 году к уполномоченным Совета по делам РПЦ поступило 1.310 ходатайств и пришло 1.700 просителей об открытии храмов, то в 1956 г. уже соответственно 2.265 и 2.299. Почти все данные статистики второй половины 1950-х годов свидетельствуют о подъёме Православия. Быстро росли финансовые доходы Патриархии и число желавших поступать в Духовные учебные заведения, появлялись десятки незарегистрированных, но фактически действовавших общин (в 1956 году более 100). Если в РСФСР, согласно данным Совета по делам РПЦ, была крещена треть всех родившихся младенцев, то на Украине, в Беларуси этот показатель оказался ещё выше. Например, в 1957 году в Волынской области было крещено 62% новорождённых, в Сумской – 60% и т.п. Традиционно более высокую религиозность имели Прибалтика, Закавказье, Средняя Азия. Точную цифру людей, связанных с религиозными организациями, а также участвовавших в обрядах, привести невозможно. Однако, есть основания согласиться с мнением некоторых учёных, что в начале 1960-х годов их было до 120 миллионов, то есть более половины населения страны. Американский историк У. Флетчер вполне справедливо писал о религии в СССР, что «когда условия становились благоприятными (годы войны или период «оттепели» 50-х) она быстро развивалась».⁶³⁰

Власти попытались компенсировать вынужденные потери нанесением мощного удара по одному из важнейших центров духовной жизни – Церкви. Они были убеждены, что в преддверии создания коммунистического общества не должно существовать никакой идейной оппозиции. Поэтому ответ на Ее фактический рост мог быть только один – подавление. Государственных чиновников также сильно раздражали всё более настойчивые требования руководства Московской Патриархии. В 1957 году Патриарх Алексий неоднократно ставил вопрос о передаче Церкви одного из московских монастырей, открытии новых храмов, создании собственной типографии. А в Январе 1958 года митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) в беседе с председателем Совета по делам РПЦ Г. Карповым впервые официально заявил о необходимости избрания духовенства в представительные органы власти, порекомендовал наградить кого-нибудь из руководства Патриархии международной Ленинской (!) премией мира. Подобные претензии вызвали негодование в ЦК КПСС.

Не последней по значимости причиной наступления на Церковь были экономические расчёты властей. В конце 1950-х годов они активно искали источники пополнения «прохудившейся» государственной казны – путём продажи колхозам техники МТС, сокращения оборонных расходов и т.п. Не смогло руководство страны, как когда-то в 1922 году, удержаться и от искушения «запустить руку в церковную казну». Первые крупномасштабные антицерковные акции в Октябре 1958 года начались именно с постановлений о фактическом экономическом ограблении Церкви.

Наконец, важную роль сыграли внешнеполитические обстоятельства. Власти были неудовлетворены неэффективным проникновением Московской Патриархии на Ближний Восток. Интерес к этому региону у советского руководства постоянно рос с середины 1950-х годов. После поражения тройственной интервенции в Египет 1956 года, в СССР поняли, что позиции Запада там не так уж и сильны. Постепенно созревало решение переориентироваться с Восточных Православных Церквей на мусульманство, как гораздо более влиятельное. Кроме того, власти не устраивала слабая, как им представлялось, роль Московской Патриархии во всемирном Православии, недостаточность ее миротворческих усилий. Хрущёв заявлял своему окружению, что поскольку надежды на международную деятельность Православной Церкви не оправдались, стоит ли ей уделять внимание дальше. Особенно стала ясна ограниченность в тот период функций Московской Патриархии как инструмента советской внешней политики в первой половине 1958 года.

В конце 1957 года, впервые после Московского совещания глав и представителей Православных Церквей 1948 года, было принято решение провести крупнейшую подобную акцию. Задача сводилась к тому, чтобы все Патриархи осудили проведение ядерных испытаний, а также изготовление и накопление ядерного оружия, к чему призывал мировые державы СССР. Эта инициатива неоднократно высказывалась по разным поводам Хрущёвым и стала важным предметом советской пропаганды. Руководству страны показалось крайне необходимым и выгодным подключить к данной кампании религиозные организации. Патриарх и Святейший Синод ответили согласием, рассчитывая добиться ответных уступок и прежде всего долгожданного приема у Хрущёва, чтобы лично донести до него озабоченность намечавшимся ухудшением церковно-государственных отношений.

Было решено провести в Мае 1958 года в Москве, используя празднование 40-летия восстановления Патриаршества в Русской Церкви, международную межправославную встречу. Первоначально в ЦК считали целесообразным помимо глав всех автокефальных Православных Церквей пригласить и представителей других конфессий, но Патриарх Алексий эту идею не поддержал.

18 Апреля в Совете по делам РПЦ были окончательно согласованы план мероприятий и проекты резолюций. Митрополит Николай заявил о возможной отрицательной реакции на них Греков и Сербов, но подчеркнул готовность бороться за то, чтобы документы «подписали по возможности» главы всех Церквей. Ему посоветовали отодвинуть намеченную дату подписания для удлинения срока «соответствующей работы с делегациями». Патриархии рекомендовали также «использовать все каналы для популяризации вопроса о запрещении атомного и водородного оружия».⁶³¹

В результате на Московские торжества, открывшиеся 11 Мая, приехали делегации 12 из 14 автокефальных Православных Церквей: отсутствовали посланцы Кипра и Иерусалима. К тому же влиятельные Сербская, Элладская и Константинопольская Церкви не были представлены своими главами. Правда, Сербский Патриарх Викентий хотел отправиться в Москву, но Иосип Броз Тито, лично утверждавший список выезжавших, вычеркнул его. Сразу же после начала встречи стали происходить конфликты. Выяснилось, что Константинопольская и Элладская делегации не хотят обсуждать и подписывать каких-либо документов, касающихся вопроса защиты мира, ссылаясь на отсутствие у них полномочий.

Указанные неблагоприятные обстоятельства отразились на ходе состоявшейся всё же 17 Мая первой и последней официальной встрече Н. Хрущёва в качестве главы государства с руководством Московской Патриархии. Патриарх и митрополит Николай информировали его о переговорах с приехавшими делегациями. Председателю Совета Министров сообщили о просьбах Александрийского Патриарха выплатить ему единовременно 40 тыс. долларов вместо полагавшихся 20 тыс. ежегодно, Болгарского Патриарха – выдать ему 300 тыс. левов, а также и о желательности увеличения валютных расходов на зарубежные поездки Московской Патриархии. Хрущёв попросил прислать письменную заявку, которую он обещал рассмотреть. В отношении просьб поддержать Православных Греков на острове Кипр и разрешить послать монахов в Русские монастыри на священной горе Афон в Греции глава правительства обещал поручить рассмотрение этих проблем министру иностранных дел A.A. Громыко. Самым острым был вопрос о принятии итогового коммюнике московской межправославной встречи. Патриарх указывал, что Греки, а возможно и Сербы не подпишут приготовленное заявление о запрещении ядерного оружия и поэтому не стоит вносить раздор, а лучше подписать другой «маленький документ, составленный им, а не Советом». Н. Хрущёв был вынужден согласиться с принятием данного документа. Затем владыки высказали целый ряд просьб относительно внутреннего положения Русской Церкви: об открытии новых храмов, учреждении церковных орденов и медалей, создании Патриаршей типографии, ускорении передачи всех помещений Троице-Сергиевой Лавры, прекращении появившихся в последнее время выпадов против Церкви, оскорблений чувств верующих в газетах и радиопередачах, подтверждении относительно либерального постановления ЦК КПСС от 10 Ноября 1954г. На эти заявления Н. Хрущёв отвечал уклончивым согласием, обещая рассмотреть, помочь и т.п.⁶³² Однако, в дальнейшем почти все просьбы так и не были выполнены.

Московская межправославная встреча закончилась относительной неудачей. Воззвание к христианам всего мира с призывом не ослаблять борьбы за мир и способствовать прекращению ядерных испытаний подписали главы 9 делегаций. Представители Сербской, Элладской и Константинопольской Церквей это сделать отказались. Другой документ – акт, выражавший стремление к единству Православия и миру между народами, 20 Мая подписали все делегации, кроме Константинопольской, которая, оказавшись в одиночестве, заявила, что запросит санкции своего Патриарха и тот известит телеграммой владыку Алексия. Отсутствие глав 5 автокефальных Православных Церквей на Московской встрече дало возможность противникам ее заявлять, что собравшиеся говорили не от имени мирового Православия и поэтому их обращения не столь уж авторитетны. Соответствующие комментарии появились в западной прессе, что породило негативную реакцию советского руководства, разочарованного слабой эффективностью международных акций Московской Патриархии. После этого дорога к наступлению на Церковь была окончательно открыта.

Подготовка мощной антирелигиозной кампании началась ещё в конце 1957 года. Во 2-й половине Ноября все республиканские ЦК и председатели Советов по делам РПЦ и религиозных культов представили, согласно запросу заведующего сектора агитации К.У. Черненко, справки об активизации религиозных организаций и состоянии научно-атеистической пропаганды. 7 Декабря на имя председателя Президиума Верховного Совета К.Е. Ворошилова поступила тенденциозная «Информация о письмах граждан по религиозным вопросам» от заведующего отдела писем А. Шмакова, с которой были ознакомлены все члены и кандидаты в члены Президиума ЦК. В этом документе говорилось о настоящем потоке ходатайств об открытии, регистрации церквей и делался устрашающий вывод о массовой самовольной организации религиозных общин, ослаблении атеистической пропаганды и т.п. Все поступившие материалы были использованы отделом пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам для подготовки докладной записки о необходимости усиления антирелигиозной работы. 19 Апреля 1958 г. записка была доложена секретарю ЦК Е.А. Фурцевой, курировавшей церковные проблемы. Существенную роль сыграло и Апрельское письмо секретарю ЦК М.А. Суслову от корреспондентки «Литературной газеты» В. Шапошниковой о повсеместном наступлении Церкви, на которое было обращено самое серьёзное внимание. В связи с ним в начале Мая состоялось совещание ответственных работников отделов пропаганды, науки, школ и вузов, культуры ЦК КПСС, госполитиздата, ЦК ВЛКСМ и так далее. На нём говорилось о необходимости приступить к выполнению открыто антирелигиозного постановления ЦК КПСС от 7 Июля 1954 г., в том числе начать издание массового научно-популярного журнала «Наука и религия», звучала критика деятельности Совета по делам РПЦ.

Прежнее, слишком «примиренческое к Церкви» руководство этой организации было в значительной степени заменено в Январе 1958 г. После знакомства с 3 новыми членами Совета 17 Января Патриарх встревожено заявил управляющему делами Патриархии протопресвитеру Н.Ф. Колчицкому: «Я думаю, что это подготовка к уходу Карпова с должности председателя – это крайне нежелательно... Новым товарищам вероятно будет трудно работать, так как они наверное были активны в антирелигиозной работе».⁶³³ Интересно, что в Мае пребывавший на лечении в санатории Г. Карпов несколько раз просил ЦК разрешить ему присутствовать на встрече Хрущёва с Патриархом, но получил отказ. 13 Февраля митрополит Николай впервые спросил у председателя Совета: не наступили ли изменения в отношении Русской Церкви «свыше», отметив, что посольства социалистических стран перестали приглашать представителей духовенства на дипломатические приёмы. Вскоре смета валютных расходов Московской Патриархии на 1958 г. была сокращена с 2.560 тыс. до 1.800 тыс. инвалютных рублей, в том числе по Ближнему Востоку на 644 тыс. В Августе Совет по делам РПЦ направил своим уполномоченным несколько инструктивных писем: о противодействии активизации церковников, «не допуская администрирования»; улучшении информирования; пресечении торжественного празднования юбилейных церковных дат. Московские власти закрыли доступ к почитаемому верующими Глинковскому источнику вблизи Троице-Сергиевой Лавры. Но это было только началом. 26 Августа комиссия ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей приняла решение подготовить проекты постановлений Совета Министров о новом порядке налогообложения церковных предприятий, а также о Православных монастырях. Через несколько дней проекты были готовы. 10 Сентября Карпов вылетел к отдыхавшему в Одессе Патриарху для зондирования возможной реакции владыки на готовящиеся акции. Председатель Совета выразил негативное отношение к «излишествам» архиереев, притоку молодёжи в церкви, низким налогам на свечи, слишком обильному рукоположению новых священников. Заговорил он и о положении Киево-Печерской Лавры. Правильно поняв намёк, встревоженный Патриарх категорически отверг возможность закрытия известных монастырей, заявив о возможном уходе на покой в знак протеста. О том же, какие «драконовские» решения правительства вскоре увидят свет, руководство Церкви оставалось в неведении.

Важнейшим звеном начала атаки на религию оказалось секретное постановление ЦК КПСС от 4 Октября 1958 г. «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды». В нём всем партийным, общественным организациям и государственным органам предписывалось развернуть наступление на «религиозные пережитки» советских людей. По тотальности намечаемых мер эта акция не имела прецедента. В соответствии с указаниями ЦК и лично Хрущёва 16 Октября Совет Министров СССР принял первые антицерковные постановления: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». В первом из них монастырям запрещалось применять наёмный труд, предусматривалось значительное уменьшение земельных наделов, а также сокращения самого количества обителей. Кроме того, вновь вводились отменённые в 1945 году налог со строений и земельная рента, резко повышались ставки налога с земельных участков.⁶³⁴

Антирелигиозная кампания не случайно началась с гонений на монастыри. Их духовная роль всегда являлась чрезвычайно важной в России. Они были и оставались местами паломничества, где можно исповедаться и получить духовный совет старца, центрами духовной поддержки верующих, национальными источниками веры. И во второй половине XX столетия Православные монастыри сохраняли свою привлекательность. Например, только одна Почаевская Лавра в Тернопольской области за 1957–58 годы получила от верующих 11.024 посылки и более 16 тысяч денежных переводов на сумму 3,4 млн. рублей. Среди поступивших в конце 1950-х годов в Закарпатские обители 84,6% составляли люди моложе 30 лет.⁶³⁵ Кроме того, монастыри не имели «двадцаток» из мирян для своего правового представления перед властями. Таким образом, стремясь к их ликвидации, советское руководство пыталось поразить слабое в правовом отношении звено Церкви и лишить массы верующих важной части их духовного окормления.

Поход на монастыри быстро набирал темпы. Уже 24 Октября в ЦК КПСС поступила докладная записка секретаря компартии Украины Н. Подгорного, предлагавшего в ближайшее время закрыть 13 из 40 украинских монастырей и скитов, а также передать территорию нижней части Киево-Печерской Лавры с ближними пещерами музею-заповеднику. Записка встретила полное одобрение заведующего отделом пропаганды ЦК Л. Ильичева. Постановлением Совета Министров УССР от 1 Ноября из 357 га их земли украинским монастырям было оставлено лишь 60, причём Мукачевской обители отказали даже в 2 гектарах огорода и сада. В Январе 1959 года без согласия и уведомления Совета по делам РПЦ были выселены 32 монаха из Киево-Печерской Лавры. Молдавские власти пошли ещё дальше, предлагая за несколько месяцев закрыть 12 из 14 монастырей республики. В РСФСР Псково-Печерскому монастырю из 26,5 гектар земли оставили только 4,4 внутри двора, да и за ту установили такой высокий налог (40 руб. с сотки), что впору было от нее отказаться. Областной партийный актив решил добиваться ликвидации обители. С большим трудом Совет несколько упорядочил этот процесс, утвердив план закрытия в 1959–1960 годах 28 из 63 монастырей и скитов Русской Церкви, в том числе 7 в Молдавии и 17 на Украине. Кроме того, он добился от Патриарха согласия не давать никаких дотаций обителям без санкции Совета, а также запрещения приёма в монастыри лиц моложе 30 лет.⁶³⁶

Другой тяжёлый удар был нанесён по экономической основе Патриархии, подорвав ее материальную основу. Повышение налога на доход свечных мастерских коснулось каждого прихода. По принятому постановлению мастерские были вынуждены отпускать свечи по 200 руб. за килограмм, и в то же время запрещалось повышать значительно более низкие цены на них в храмах. Чтобы найти средства, во многих приходах начали распускать платные хоры, уменьшились доходы священников. Духовенство буквально разорялось. По московской мастерской увеличение налога на свечи составило 1.033%. В целом для Патриархии он начал обходиться в 12 млн. рублей в месяц, тогда как на содержание духовных учреждений и выплату пенсий вместе тратилось 2,75 млн. рублей. Важную роль играло и то, что постановление, сообщённое Церкви 28 Октября, вступало в силу с 1 Октября, что повлекло за собой взыскание дополнительной платы за уже проданные свечи. Епархии и приходы, не имевшие в запасе денежных средств, оказались в крайне затруднительном положении. Патриархат захлестнула волна отчаянных просьб архиереев о помощи. Так, Ивановской епархии необходимо было заплатить налог за 4 квартал 1958 года в 3.088 тысяч рублей, а в епархиальной кассе было лишь 100 тысяч, у Ярославской епархии соответственно 586 и 37 тысяч и т.д.

Руководство Патриархии отреагировало крайне болезненно. Уже 29 Октября Совет по делам РПЦ посетила группа работников хозяйственного управления во главе с его председателем архиепископом Макарием и горячо убеждала в необходимости отменить акты, подрывавшие всю экономическую жизнь Церкви. Однако, последовал твёрдый отказ. Ходатаи в сердцах заявили, что «правительство изыскивает таким способом необходимые средства на нужды государства». 4 Ноября Совет информировал ЦК о резко негативной реакции работников Патриархии. Заместитель председателя хозяйственного управления личный секретарь владыки Алексия Д.А. Остапов в знак протеста даже предлагал отказаться от внешнеполитической деятельности, не принимать иностранные церковные организации и не давать им денег на подарки. Вскоре Остапов был привлечён к уголовной ответственности за «незаконное» печатание в мастерской Патриархии религиозной литературы – «венчиков» и «разрешительных молитв». Сверх дозволенных 200 тысяч экземпляров было изготовлено ещё 1 млн. и 900 тыс. их уже продано. Но затем следственное дело прекратили, поскольку всю ответственность Патриарх взял на себя. Первосвятитель также был возмущён постановлением от 16 Октября. 17 Ноября он писал в Совет: «Это мероприятие... явилось для Патриархии беспрецедентным и совершенно неожиданным, как предпринятое без всякой консультации с заинтересованной стороной». В частных беседах Святейший заявлял о необходимости порекомендовать церковным организациям закупать свечи в государственной торговле, а также наладить их нелегальное производство. В Ноябре руководство Патриархии просило власти хотя бы отсрочить введение новых налогов до 1 Января 1959 года, но и в этом им было отказано.⁶³⁷

Вскоре последовали новые удары. В Ноябре-Декабре 1958 года прошла массовая чистка церковных библиотек: многие книги оказались изъяты, вся иностранная литература поставлена под цензорский контроль. Для ограничения поступления новых изданий выпустили «Инструкцию о порядке пропуска в СССР религиозной литературы и предметов религиозного культа». 28 Ноября ЦК КПСС принял постановление «О мерах по прекращению паломничества к так называемым «святым местам"». Сроки ставились жёсткие, через полгода местные партийные организации должны были отчитаться о проделанной «работе». Чтобы прекратить доступ верующих к 700 учтённым властями по СССР священным местам, применялись любые методы. Территория вокруг источника в Коренной пустыни под Курском была огорожена, выставлена милицейская охрана, планировалось изменение русла реки. В Ульяновской области к священному месту у посёлка Сурское паломничество нескольких тысяч людей пресечь не удалось, но в наказание арестовали и привлекли к судебной ответственности 4-х организаторов. На Украине несколько почитаемых источников засыпали и, видимо, вспомнив кампании 20-х годов, выпустили кинофильм «Правда о мощах». Намеренно оскорбляя чувства верующих, на месте священного источника в селе Вязовое Тамбовской области устроили летний лагерь для свиней и тому подобное.

Вновь возобновилось закрытие храмов. В 1958 году была снята с регистрации 91 церковная община. И здесь порой происходили нарушения всяких норм законности. Так, в Приморском крае Сучанский горисполком пытался насильственным путём, с арестом священника закрыть кладбищенский храм, чем вызвал открытую вспышку недовольства населения. Антирелигиозная волна нарастала: Ростовский облисполком потребовал запретить колокольный звон в городских храмах, у архиереев снимали телефоны, храмы отключали от водопроводной сети, запрещали в них текущий ремонт и т.д.

Одновременно с мерами репрессивного характера власти стремились к психологической и общественной изоляции верующих. Для этого было резко усилено антирелигиозное давление на сознание народа. Лавиной хлынул поток соответствующей литературы, правда большей частью так и остававшийся на прилавках магазинов. Появились десятки антирелигиозных кинолент. Радио, телевидение, пресса стали уделять много места антирелигиозным передачам и публикациям. Говоря о теоретической основе этой пропагандистской кампании, следует признать, что она оказывалась довольно слабой и фактически рассчитанной на исторически сложившуюся неосведомлённость многих слоев населения в затрагиваемых ею вопросах. Впрочем, особой компетенцией не отличались и антирелигиозные пропагандисты, которые, в отличие от своих предшественников, не имели даже слабых, оставшихся от детства, знаний о содержании Библии. Так, едва ли не каждая публикация, посвященная «критике» христианства, опиралась в качестве своего исторического базиса на никогда серьёзно не воспринимавшиеся наукой выводы так называемой мифологической школы ещё середины XIX века. У иных читателей возникла иллюзия, что христианство подорвано в своей исторической основе. Впрочем, большинство антирелигиозных выступлений того времени имели расчёт не на разум и тем более эрудицию объектов своего воздействия, а на эмоции. Не случайно поэтому значительный удельный вес в их общем количестве заняли прямые нападки на Церковь и Её служителей, доставалось порой и рядовым верующим. В исторической ретроспективе Церкви приписывалась некая «реакционность»: она объявлялась «душительницей просвещения», «подстрекательницей к погромам» и т.д. С целью же подрыва доверия к современной церковной организации объектами для нападок избирались отдельные её служители, мнимые или действительные пороки которых преподносились как норма церковного быта. Достаточно характерным явлением были носившие порой даже кощунственный характер карикатуры и стихи в журнале «Крокодил» и других изданиях.

Все эти акции вдохновлялись высшим партийным руководством. На XXI съезде КПСС в Январе-Феврале 1959 года активно звучала тема о необходимости разработки программы быстрого перехода советского общества к коммунизму. Н. Хрущёв в своём докладе заявил, что одна из главных задач предстоящей семилетки – преодоление пережитков капитализма в сознании масс. Об этом же говорили на съезде официальные советские идеологи – М. Суслов, Е. Фурцева, П. Поспелов. Ряд зарубежных историков – Д. Поспеловский и некоторые другие⁶³⁸ даже считают, что могло существовать секретное постановление XXI съезда по уничтожению религиозных организаций в стране в ходе выполнения принятого семилетнего плана. Однако, какие-либо сведения об этом в рассекреченных архивных документах ЦК КПСС отсутствуют. В этом вопросе советологи ошибаются.

В Январе 1959 года состоялось закрытое собрание коммунистов Совета по делам РПЦ и всесоюзное совещание его уполномоченных по обсуждению новых задач в свете постановления ЦК от 4 Октября 1958 года. На них подверглась резкой критике вся прошлая деятельность организации за «примиренчество и пособничество церковникам». Подчёркивалось, что Совет поддерживал ходатайства об открытии и ограничивал ликвидацию храмов, дважды добивался более льготного обложения духовенства, принимал инструкции, способствовавшие распространению религиозной идеологии. В докладе одного из новых членов Совета И.И. Сивенкова в качестве главного виновника «ошибок и извращений» указывался отсутствовавший по болезни Г. Карпов, который будто бы не в состоянии их исправить из-за нежелания признавать и критически оценивать.

И Карпов, возглавлявший Совет с момента его возникновения в 1943 году, действительно решил не сдаваться. 6 Марта он направил Е. Фурцевой заявление с просьбой принять его, а 14 Марта передал её помощнику обстоятельное письмо, причём просил не знакомить с его текстом до намеченной встречи аппарат отдела пропаганды ЦК. В письме Карпов сообщал о серьёзных недоразумениях в его деле, которые могут привести к неблагоприятным последствиям. Он подчёркивал несколько принципиальных возражений против доклада Сивенкова: нормализация отношений государства с Церковью является одной из главных задач Совета, а не политической ошибкой; необходимо сохранять патриотическую позицию Церкви, а не разоблачать «стремление духовенства выдавать себя за активных помощников советской власти» и т.д. Отмечая недопустимость сознательного ухудшения церковно-государственных отношений, Карпов ссылался на важность использования религиозных организаций в государственных интересах СССР за границей: «Из 14 автокефальных Православных Церквей мира 9 Церквей целиком поддерживают начинания Московской Патриархии... Сейчас предполагается подготовить и провести в течение 1–2 лет Вселенский Собор или совещание всех Православных Церквей мира... Как же можно проводить эту работу..., если мы будем... поощрять грубое администрирование по отношению к Церкви и не реагировать на извращения в научно-атеистической пропаганде... Я считаю недопустимым такие действия, как взрыв церковных зданий». Председатель Совета приводил многочисленные вопиющие факты администрирования, ссылался на массовое недовольство духовенства, размышления Патриарха об отставке и даже предлагал сделать некоторые уступки Церкви, например, разрешить построить здание для Киевской семинарии.⁶³⁹

В результате Карпов ещё почти на год сохранил свою должность. Наметился временный отход от некоторых крайних форм антирелигиозного наступления. Важную роль здесь сыграло сопротивление самой Православной Церкви. Так, 18 Февраля руководство Совета приняло митрополита Крутицкого Николая по его просьбе. Согласно записи беседы, «в раздражённом тоне, нервничая и возмущаясь, Николай заявил, что с осени 1958 года началось наступление на Церковь равнозначное походу на Церковь до войны 1941–1945 гг.». Владыка указал, что в этой обстановке он не может посещать дипломатические приёмы и уже 2 раза не являлся на них; кроме того, Патриархия намерена отказаться от издания журнала, так как публикуемые там материалы используются для борьбы с религией. 20 Февраля по тому же вопросу на приём в Совет пришёл Патриарх. Он настаивал на снижении налогов, открытии новых храмов и заявил о желании добиваться встречи с Хрущёвым. А 31 Мая первосвятитель и митрополит Николай обратились к 1-му секретарю ЦК с письмом: «Мы вынуждены просить Вас, глубокоуважаемый Никита Сергеевич, каким-нибудь актом подтвердить действенность постановления партии от 10 Ноября 1954 года. За последние месяцы имеют место многие факты оскорбления религиозных чувств, а также отдельных ничем не опороченных священнослужителей и печатание в прессе заведомой неправды о некоторых явлениях нашей церковной жизни...». Далее приводились многочисленные примеры газетной клеветы или грубого администрирования местных властей.⁶⁴⁰

Определённый результат это письмо принесло. В редакционной статье «Правды» от 21 Августа «Против религиозных предрассудков» критиковались отдельные органы печати, обращалось внимание партийных организаций на недопустимость «искривления» линии партии в религиозном вопросе. Кроме того, отдел пропаганды ЦК указал редакциям ряда газет на необходимость исключить в дальнейшем оскорбления чувств верующих. Рекомендовалось также не упоминать в атеистических статьях руководителей Патриархии и почитаемые святыни. Правда, данные указания выполнялись не слишком долго.

Своё значение имело и сохранение заинтересованности правительства в международной деятельности Московской Патриархии. Например, в Январе-Феврале 1959 г. ее делегация посетила Эфиопию с целью установления контактов с Коптской Церковью, выяснения причин двухкратного отказа (в 1956 году и 1957 годах) главы последней архиепископа Базилоса посетить СССР и изыскания возможностей вновь пригласить его. Совет по делам РПЦ информировал ЦК КПСС, что Коптская Церковь в Эфиопии, являясь государственной, имеет большое влияние на правительство и на двор Императора. Миссия была успешно выполнена: посланцев Патриархии принимал Сам Император, вручивший им золотые памятные медали. И уже в Июле 1959 года Хайле Селассие I приехал в СССР, причём посетил святейшего Алексия, наградив его орденом, а в Августе в Москве побывала делегация Эфиопской Церкви. Так эта важная в стратегическом отношении страна Африки начала попадать в сферу советского влияния.

Для Московской Патриархии планировались и гораздо более масштабные международные акции. Стало известно о том, что в 1961–1962 годах должны состояться 2 крупнейших для всех христиан планеты события – Вселенский Католический Собор и Генеральная ассамблея Всемирного Совета Церквей (ВСЦ). В ЦК КПСС решили найти для них достойную альтернативу. 2 Апреля 1959 года – вскоре после своей встречи с Е. Фурцевой – Г. Карпов обсудил эти проблемы с руководством Патриархии. Правда, на вопрос – могут ли они выступить инициаторами созыва Вселенского Собора Православных Церквей, иерархи ответили отказом, заявив, что право созывать такие соборы, конференции или совещания есть только у Константинопольского Патриарха. Председатель Совета всё же настойчиво указывал им на необходимость проведения подобного совещания в 1960–61 годах, приурочив к какому-либо празднику. По поводу Вселенского Католического Собора Патриарх Алексий отметил, что Русские иерархи участвовать в нём не могут и хотят принять меры по преуменьшению его значения. Отношения СССР с Ватиканом в тот период оставались довольно напряжёнными. Влиятельные католические круги даже хотели отлучить от Церкви всех борцов за мир, как проводников коммунистического влияния, и Карпов полностью одобрил мнение Патриарха. Совет начал проводить политику неучастия всех Православных Церквей в намеченном Соборе. 21 Июня 1959 года в «Известиях» было напечатано резкое опровержение статьи в итальянском журнале «Темпо» о возможном появлении на нём Русских представителей. Наконец, на Апрельской встрече решили осуществлять активные контакты с экуменическим движением, не вступая в члены ВСЦ.

Эти контакты были нужны в значительной степени для вовлечения Всемирного Совета Церквей в зародившееся просоветское «Христианское движение в защиту мира». Первая Христианская мирная конференция (ХМК), на которой присутствовало лишь 37 делегатов почти исключительно из социалистических стран состоялась в Праге в Июне 1958 года. На вторую Пражскую конференцию в Апреле 1959 года приехало уже 90 человек, в том числе около трети из капиталистических государств. Казалось, что у движения большое будущее. II конференция обсудила вопросы о введении всемирного «дня покаяния», приурочив его к дате атомной бомбардировки Хиросимы, об организации в 1961 году Вселенского Христианского мирного Собора, переименовав его затем во Всемирный конгресс. Как видно из заявления главы Русской делегации на конференции митрополита Минского и Белорусского Питирима, важнейшей задачей было приглашение на конгресс ВСЦ, объединявшего в основном протестантов и последователей Англиканской Церкви. На католиков с самого начала особых надежд не возлагалось.⁶⁴¹

Всемирный Совет Церквей привлекал повышенное внимание ЦК КПСС и КГБ, рассчитывавших использовать эту влиятельную организацию в своих целях, ещё с середины 1950-х годов. 27 Октября 1956 года Президиум ЦК принял постановление о разрешении Московской Патриархии послать делегацию для встречи и обсуждения с руководством ВСЦ вопроса об участии Русских представителей в работе данной организации. Уже была достигнута договорённость о том, что встреча должна состояться в Январе 1957 года в Париже. Однако, действия советских войск в Венгрии сорвали ее проведение. Первые официальные переговоры об установлении контактов довольно успешно прошли 7 Августа 1958 года в Утрехте. Было принято совместное коммюнике и обсуждён план взаимоотношений – присутствие наблюдателей Патриархии на заседаниях ЦК ВСЦ и приглашение его генерального секретаря в СССР. Между тем, руководство Русской Церкви в тот период отказывалось вступить в члены ВСЦ, придерживаясь тезиса, что именно Православие есть продолжение неразделённого Христианства. 22 Августа митрополит Николай заявил Г. Карпову, что речь может идти только о представительстве наблюдателей. Впрочем, и председатель Совета придерживался того же мнения. В Августе-начале Сентября 1959 года представители Московской Патриархии впервые присутствовали на ежегодной сессии ЦК Всемирного Совета Церквей. 24 Сентября замещавший болевшего Карпова В. Васильев писал в ЦК КПСС, подводя ее итоги сессии о том, что ВСЦ, «желая заполучить» Русскую Церковь, изменяет позицию: принято решение по вопросу прекращения ядерных испытаний и запрещения ядерного оружия. Поэтому «становится более очевидным, что Московской Патриархии целесообразно продолжать развитие контактов с ВСЦ с тем, чтобы влиять на его деятельность в вопросах защиты мира, а также в определённой степени и борьбы с политикой Ватикана».⁶⁴²

К изменившейся тактике Московской Патриархии подключались и другие Православные Церкви. Так, в Июле-начале Августа 1959 года в СССР приезжал новый Антиохийский Патриарх Феодосий VI. Он был принят председателем Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошиловым, получил солидную материальную помощь. В итоге владыка договорился с Московской Патриархией, что не будет участвовать в католическом соборе, направит наблюдателей на Августовскую сессию ЦК ВСЦ, поддержит решения Пражской конференции о созыве Всемирного Христианского конгресса в защиту мира и пошлёт на него своих представителей. Интересно, что когда Патриарх Алексий обратился 23 Ноября 1959 года к главам Православных Церквей с призывом поддержать предложение правительства о всеобщем и полном разоружении, Феодосий VI тут же энергично откликнулся на это обращение. Уже 13 Декабря в «Известиях» был опубликован «Призыв Антиохийского Патриарха о разоружении и всеобщем мире». В Октябре 1959 г., к 10-летию движения сторонников мира, Патриарху Алексию и митрополиту Николаю с санкции ЦК КПСС вручили юбилейные медали Всемирного совета мира.

Однако, очень скоро оценка международной деятельности Патриархии вновь изменилась. В Декабре 1959 года состоялся долгожданный визит в СССР руководства ВСЦ во главе с генеральным секретарем В.А. Виссерт Хуфтом, желавшим договориться о вступлении Русской Церкви в экуменическое движение. Существовала предварительная договоренность о принятии совместного коммюнике о единстве Церквей в борьбе за мир, разоружение, запрещение ядерного оружия. И всё же задуманные планы выполнены не были. Совет рекомендовал Патриархии принять некоторые предложения приехавшей делегации – обмен литературой, участие в различных экуменических конференциях, но вопрос о вступлении в члены ВСЦ не обсуждать. В результате гости категорически отказались подписывать какое-либо коммюнике. 3 Января 1960 года Г. Карпов писал в ЦК КПСС, что причиной отказа стало несогласие с оценкой международной обстановки, а митрополит Николай не проявил должной настойчивости. В дальнейшем же, подчёркивал далее Карпов, необходимо продолжать контакты, влиять на политику ВСЦ, «однако, имея в виду» его «идеологические задачи», вступать в члены «нецелесообразно».⁶⁴³ Неудача была тяжёлой. Возникали очень большие сомнения в участии ВСЦ в задуманном Всемирном Христианском конгрессе. К тому времени стало окончательно ясно, что и с Всеправославным совещанием в Москве ничего не получится. Многие Поместные Церкви считали, что цели ВСЦ не отвечают сущности вероучения и полноте его и неодобрительно отнеслись к контактам Московской Патриархии с экуменистами. К тому же, продолжавшиеся антирелигиозные акции в СССР дали основания заявить ряду первоиерархов, что на роль Православного лидера Русская Церковь претендовать не может, так как не свободна в собственной стране.

Действительно, наступление на религию в 1959 году не прекратилось, лишь на время несколько сбавив темпы. 22 Апреля Совет по делам РПЦ направил своим уполномоченным инструктивное письмо «О введении регистрации членов исполнительных органов и ревизионных комиссий приходских церквей». Отменённая в Октябре 1955 года, она имела целью ограничение единовластия настоятелей, ослабление материального положения Церкви и принижение авторитета духовенства. В подобном письме от 12 Июня требовалось прекратить продолжавшуюся в широких размерах благотворительную деятельность религиозных организаций, а также принять меры к полному прекращению ходатайств об открытии храмов. 29 Августа последовал указ об ограничении совершения треб духовенством в домах верующих и так далее.

К Ноябрю 1959 году оказалось закрыто 13 православных монастырей; на конец года и в 1960 году была намечена ликвидация ещё 17-ти. Вопреки предварительной договорённости Патриарха с Советом по делам РПЦ, некоторые обители закрыли не постепенно, а в ускоренном порядке – иногда в 24 часа. Из 1.013 насельников лишь 266 перевели в другие монастыри, 26 трудоустроили, 7 отправили в больницы и дома престарелых. Остальные были предоставлены самим себе. Не обошлось без эксцессов, особенно при ликвидации Кремецкого и Речульского монастырей. 150–200 инокинь последнего и многочисленные верующие пытались воспрепятствовать закрытию, заняли храм. 1 Июля при их изгнании работники милиции открыли стрельбу, застрелив одного богомольца. А 8 Октября, в день памяти преподобного Сергия Радонежского, на территории Троице-Сергиевой Лавры милиционеры задерживали верующих и не выпускали их из-под ареста несколько суток, требуя расписок, что они никогда больше не придут в Лавру.

Местные власти всё меньше считались с Советом по делам РПЦ, уполномоченные которого порой были вынуждены подчиняться решениям областного или республиканского руководства, а не своего непосредственного начальства. 17 Сентября Патриарх, возлагая надежды только на помощь лично Г. Карпова, писал ему по поводу рапорта архиепископа Ростовского Иннокентия: «Он просит меня дать ему указаний... Но каких я ему могу дать указаний, когда по ряду пунктов я могу только сказать, что требования уполномоченного по меньшей мере незаконны? Как, например, сочетать требование его о недопущении в храм лиц до 18-летнего возраста с пунктом конституции о признании свободы отправления религиозных культов за всеми гражданами?.. Как оценить его требование священникам «отказаться от Бога» и т.д.?».⁶⁴⁴

Однако и сам Карпов постепенно терял возможность принимать самостоятельные решения. Например, отправляясь 22 Сентября в Одессу на переговоры с Патриархом о необходимости увольнения Крымского, Львовского, Ташкентского и Чебоксарского архиепископов за их «нездоровые акции», председатель Совета впервые запрашивал санкции на подобную поездку у ЦК КПСС. Первосвятитель пытался отстоять многих намеченных к устранению архиереев, и в некоторых случаях это удавалось. Так, архиепископа Луку Совет неоднократно настойчиво рекомендовал отправить на покой ещё с Июня 1959 г., но Патриарх отклонял все «пожелания» вплоть до смерти владыки в 1961 г. Встретившись с сопротивлением Первосвятителя, Карпов в Декабрьской беседе с уполномоченным по Узбекистану Н.Ф. Вороничевым пытался смягчить конфликт вокруг Ташкентского архиепископа: «...взамен Ермогена к Вам будет назначен другой епископ, а другой Вы думаете лучше будет? Всё равно, – сказал товарищ Вороничев, – Ермогена дальше держать в Ташкенте невозможно». Уполномоченный подчеркнул, что на него оказывает сильное давление руководство Узбекистана, так как архиепископ под видом ремонта фактически построил несколько новых храмов, развернул широкую благотворительную деятельность. Председатель Совета ответил, что поговорит об этом с Патриархом снова только после его возможной встречи с Хрущёвым.⁶⁴⁵

Новый импульс активизации антицерковной политики в конце 1959-начале 1960 годов придал ряд руководящих республиканских и областных партийных работников. Свою «лепту» внёс и Комитет государственной безопасности. После объявления «войны религии» работники его специальных подразделений воспряли духом, почувствовав свою необходимость и резко усилили деятельность по сбору данных о «подрывных актах церковников». Так, 18 Апреля 1959 года председатель КГБ А. Шелепин писал в ЦК КПСС об участии некоторых научных работников, профессоров, артистов в церковной жизни и предлагал через администрацию учреждений принять «соответствующие меры воздействия» на них. В начале Декабря работники КГБ приказали давно связанному с ними профессору Ленинградской Духовной Академии A.A. Осипову заявить о своём разрыве с Церковью и Богом. Через полторы недели они отправили в отдел пропаганды ЦК 2 аналитических обзора Осипова «Об общем положении Православия в СССР» и «Об антирелигиозной работе», написанных им по заданию КГБ. Всего путём различных мер шантажа, подкупа и угроз, в конце 1950-х-начале 60-х годов удалось склонить около 200(!) православных священнослужителей к отречению от сана... Конечно же, единичные случаи душевного кризиса, когда вследствие греховных пристрастий у человека может даже колебаться вера, бывали во все времена. Более того, эти индивидуальные устремления, склоняясь к безбожию или же к ереси, могли иногда проецироваться на некоторые общественные слои, как, например, это нашло своё выражение во Французском материализме XVIII в. или в толстовстве. Однако, эти выступления были вызваны, хотя и ложной по своей сути, но всё же внутренней потребностью души и не имели внешнего поощрения. Если же мы обратимся к выступлениям, указанным выше, то обнаружим совсем иную картину. Конечно же, в ограде Церковной могли оказаться люди чуждые Церкви по духу, настроениям и устремлениям, что в относительно спокойной обстановке церковного быта чаще всего не помешало бы им участвовать в деятельности той или иной церковной структуры, получая свою плату наёмника. И так продолжалось бы до тех пор, пока под воздействием внешних факторов их настроение и устремления не обнаружили своей сути. Это показал опыт нашей Церкви в 20–30-е годы, когда имели место уклонения в «обновленчество» и прямые отпадения, это стало очевидно и на рубеже 50–60-х годов.

Анализируя участие церковных ренегатов в кампании заведомой клеветы на Церковь и хранимое Ею вероучение, весьма затруднительно говорить о чисто идейных его мотивах. Перед нами налицо явное попрание общечеловеческих норм порядочности. Именно так и расценивались эти выступления церковной и мыслящей частью секуляризованного общества. Это находило, в частности, своё выражение в вопросах, которые задавались А. Осипову, А. Черткову, Е. Дулуману, П. Дармаисову и им подобным отступникам во время их публичных выступлений.

Действия этих лиц, кроме церковно-общественной нашли также и свою каноническую оценку. Так, на заседании от 30 Декабря 1959 года Священный Синод под председательством Патриарха Алексия принял следующее постановление: «Бывшего протоиерея и бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, бывшего протоиерея Николая Спасского, бывшего священника Павла Дарманского и прочих священнослужителей, публично похуливших Имя Божье считать извергнутыми из священного сана и лишёнными всякого Церковного общения – «они вышли от нас, но не были наши» (1Ин.2:9). Евграфа Дулумана и прочих бывших православных мирян , публично похуливших Имя Божье отлучить от Церкви».⁶⁴⁶

Хотя многих из отступников затем использовали в агитационных целях, сколько-нибудь существенного воздействия на верующих эта акция не оказала. Ренегаты вызывали лишь презрение и впоследствии от подобной практики властям пришлось отказаться. Архивные документы свидетельствуют, что многие из отрекшихся от сана уже к середине 1960-х годов спились, покончили с собой. Некоторые просили своих архиереев о прощении.

Руководство Патриархии пыталось остановить нарастание новой антирелигиозной волны. 24 Ноября митрополит Николай в разговоре с Карповым жёстко поставил вопрос о «фактах физического уничтожения Православной Церкви». По словам владыки, и «Патриарх считает, что в настоящее время ведётся явная линия на уничтожение Церкви и религии вообще и более глубоко и широко, чем это было в 20-х годах». Начиная с 11 номера «Журнала Московской Патриархии», митрополит запретил печатать свои проповеди. Первосвятитель же, не желая быть ликвидатором Церкви, вновь заявлял о своей возможной отставке.⁶⁴⁷ Вскоре Патриарх написал Г. Карпову письмо о 10 самых больных вопросах, которые он хотел бы обсудить с Н. Хрущёвым. Но все попытки организовать встречу с 1-м секретарем ЦК КПСС закончились неудачей.

9 Января 1960 года было принято постановление ЦК КПСС «О задачах партийной пропаганды в современных условиях», в котором с неудовольствием отмечалось, что руководители некоторых партийных организаций занимают пассивную позицию по отношению к враждебной марксизму-ленинизму религиозной идеологии. Ещё более жёстко прозвучало постановление ЦК КПСС от 13 Января «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах». Антирелигиозная война поднималась на новую ступень. Речь шла уже об изменении самих основ деятельности Русской Православной Церкви. В постановлении указывалось, что «вопреки советскому законодательству о культах, предоставлявшему право управления религиозными общинами, органам, выбранным из числа самих верующих, церковнослужители сосредоточили всё руководство приходами в своих руках и используют это в интересах укрепления и распространения религии». Сильное негодование и тревогу партийного руководства вызывал тот факт, что несмотря на все антицерковные акции и атеистическую пропаганду религиозная активность в СССР не снижалась. Так, в Апреле 1960 г. Совет по делам РПЦ извещал ЦК КПСС, что по всей стране на Пасхальных службах верующих присутствовало в целом больше, чем в прошлом году. В Москве, в частности, «на Богослужениях было много мужчин и женщин, особенно молодёжи – значительно больше, чем в «Пасху» 1959 года. Все храмы города были переполнены народом. Кроме того, десятки тысяч людей находились в ограде храмов, на прилегающих улицах и многие из них – с горящими свечами в руках».⁶⁴⁸ Ставка была сделана на дальнейшее усиление антирелигиозного натиска.

Г. Карпов не слишком подходил на роль церковного гонителя, хотя в соответствии с новыми требованиями он и пытался перестроиться. 22 Января председатель Совета повёл беседу с митрополитом Николаем в небывалом прежде жёстком тоне, заявив, что вскоре с ним и Патриархом состоится большой разговор о невыполнении Русской Церковью советского законодательства о культах и очевидно произойдут некоторые изменения в Положении о Церкви. Г. Карпов резко поставил вопрос о проповедях владыки в московских храмах против массированной атеистической пропаганды и указал, что она будет вестись и впредь, а всякие попытки сопротивления этому найдут «соответствующее реагирование». Но 16 Февраля 1960 года последовало публичное выступление Патриарха с речью на конференции советской общественности за разоружение. Начав с перечисления заслуг Православной Церкви за тысячелетнюю историю Русского народа, первосвятитель достаточно ясно заявил и о нынешних гонениях:

«Церковь Христова, полагающая Своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания, и тем не менее она выполняет Свой долг, призывая людей к миру и любви. Кроме того, в таком положении Церкви есть и много утешительного для верных Ее членов, ибо что могут значить все усилия человеческого разума против Христианства, если двухтысячелетняя история его говорит сама за себя, если все враждебные против него выпады предвидел Сам Христос и дал обетование непоколебимости Церкви, сказав, что и врата адова не одолеют Церкви Его».⁶⁴⁹

После такого провала карьера Г .Карпова закончилась окончательно. 21 Февраля он был отправлен на пенсию, а председателем Совета по делам РПЦ назначен партийный функционер, в прошлом идеологический работник, зарекомендовавший себя старательным исполнителем указаний начальства В.А. Куроедов.

Хотя в дальнейшем отношение Куроедова к Церкви претерпело определенную эволюцию, начало оказалось очень жёстким. 11 Марта, впервые встретившись с руководством Патриархии, новый председатель Совета заверил, что курса на уничтожение Церкви не существует, но органы власти будут значительно строже, чем раньше контролировать выполнение духовенством законодательства о культах. Фактически это означало волну дополнительных запретов и стеснений. В Апреле на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета В. Куроедов заявил: «Давайте, товарищи, будем откровенно говорить, у нас в ряде республик и областей имеется слишком густая сеть церковных учреждений, не вызываемая никакой практической необходимостью». И после такого вступления предложил перейти к плановому сокращению храмов, монастырей, Духовных учебных заведений и духовенства, епархий и епархиальных центров.⁶⁵⁰

Для осуществления намеченного плана необходимо было преодолеть сопротивление ряда открыто враждебных новой религиозной политике властей иерархов и прежде всего самого активного и влиятельного из них – митрополита Крутицкого и Коломенского Николая. Это был сложный и противоречивый деятель. Многие его личные качества не вызывали симпатии, но в тот трагический для Церкви период он порой проявлял незаурядное мужество. Власти не без оснований опасались, что владыка станет знаменем, лидером всех недовольных в Патриархии и может сплотить некую внутрицерковную оппозицию, что усложнит ситуацию в стране. Кроме того, их не устраивала и внешнеполитическая позиция митрополита Николая. В начале Июня 1960 года КГБ и Совет по делам РПЦ вошли в ЦК КПСС с предложением отстранить его от активной церковной деятельности и участия в работе общественных организаций, так как митрополит неоднократно высказывал «крайне реакционные настроения», фактически отказался руководить отделом внешних церковных сношений (ОВЦС), допускал двурушничество и так далее. ЦК полностью одобрил их предложения.

15 Июня состоялась соответствующая беседа В. Куроедова с первосвятителем. Председатель Совета заявил, что внешняя работа Церкви «поставлена совершенно неудовлетворительно... Патриархия за последние годы не провела ни одного крупного мероприятия по объединению Православных Церквей вокруг Русской Православной Церкви..., мероприятий, связанных с разоблачением реакционных действий папы Римского и усилением борьбы за мир. Патриархия не использует всех тех огромных возможностей, которыми она располагает; не проведено ни одной крупной акции за рубежом... Совет рекомендовал митрополиту Николаю разработать и дать предложения об усилении внешней работы. Однако, митрополит Николай не выполнил эту просьбу...». Указав также, что владыка по существу не согласен с «оценкой агрессивных действий США», данной Н.С. Хрущёвым на Парижском совещании и кроме того распространяет слухи об изменении государственной политики по отношению к Церкви, Которую, якобы, ждёт физическое уничтожение, Куроедов предложил снять митрополита Николая с занимаемого поста. Некоторые сомнения Патриарха были быстро преодолены.⁶⁵¹ Нужно отметить, что руководство Совета, не гнушаясь и клеветой, всячески множило и подогревало разногласия первого и второго лиц в церковной иерархии. В итоге 21 Июня на посту председателя Отдела Внешних церковных сношений (ОВЦС) митрополита Николая сменил его заместитель – сторонник экуменического сближения архимандрит Никодим (Ротов), возведённый в сан епископа, а затем и митрополита.⁶⁵²

Но митрополит Крутицкий не отказался от избранного пути. Он разрешил передачу по Би-Би-Си своей проповеди в Голландии об антицерковных гонениях в СССР. В Июле приехавшему в Москву епископу Брюссельскому и Бельгийскому Василию (Кривошеину) владыка заявил, что его уволили за борьбу с безбожием и привёл многочисленные факты надругательств над чувствами верующих: «... по всей России на Пасху прокатилась волна грубейших и безобразных антирелигиозных демонстраций. Мне даже неловко описывать их.... В одном из городов на Украине во время службы в храм ворвалась толпа молодых людей, они несли на руках обнаженную девушку, направились к алтарю и пытались через Царские врата войти в него и положить девку на престол. Конечно, это им не удалось, верующие вмешались и помешали, произошла общая драка и свалка... милиция в подобных случаях просто исчезает и появляется только по окончании бесчинств». Действительно, пытаясь сорвать Пасхальные Богослужения, в 1960 году хулиганствующая молодёжь врывалась в кафедральные соборы Киева, Таллина, Риги, во многих храмах били стёкла, стреляли в окна из ружей. Причём, чувствовалось явное попустительство, а то и содействие властей. На вопрос епископа Василия, нужно ли сделать за границей известным рассказанное ему, митрополит Николай заявил: «Можно и даже полезно».⁶⁵³ Подобные же сведения владыка пытался распространять в Августе через председателя Христианских мирных конференций чехословацкого профессора богослова И. Громадку, главу американского экзархата митрополита Бориса и других. Опальный митрополит явно стремился привлечь внимание мировой общественности к положению Церкви в СССР, рассчитывая с ее помощью остановить нарастание антирелигиозной кампании в стране. К сожалению, находясь под впечатлением хрущевской «оттепели» после сталинских «лютых холодов», влиятельные зарубежные политики и общественные деятели далеко не сразу стали прислушиваться к свидетельствам о трагедии Русской Церкви.

Вскоре митрополит Николай, которого изолировали от общения с иностранцами, подвергся новым преследованиям. В конце Августа В. Куроедов поставил вопрос об устранении его от руководства Московской епархии. Патриарх предложил перевести владыку на Ленинградскую кафедру. Митрополит Николай ответил категорическим отказом. 9 Сентября он послал письмо Н. Хрущёву: «Пощадите меня ради этой моей посильной-многолетней работы для Великой Родины, верным сыном и патриотом которой я был и буду до моего издыхания». Ответа не последовало. 15 Сентября Патриарх, известив Куроедова об отказе митрополита Николая, который «видимо решил идти ва-банк», предложил в связи с поступлением заграничных материалов о гонениях на него не принимать сейчас решения об освобождении владыки, а предоставить ему полугодовой отпуск. Однако, в очередной раз оклеветав митрополита Николая, В. Куроедов настоял на немедленном полном отстранении его от руководящей работы в Патриархии. Через 4 дня Священный Синод принял решение освободить владыку Николая от поста митрополита Крутицкого и Коломенского с увольнением на покой. А 13 Декабря 1961 года владыка умер в больнице при странных обстоятельствах. По свидетельству очевидцев близкие потребовали медицинского свидетельства о смерти. Было сделано врачебное заключение, что болезнь усопшего якобы объясняется «переменой климата». У морга собралась большая толпа верующих, кричавшая людям, приехавшим за телом: «Убийцы!». Сохранились анонимные письма в адрес Верховного Совета и правительства СССР с требованием расследовать это «несомненное убийство». Все они передавались для выявления авторов в КГБ.⁶⁵⁴ Кроме того, вскоре был снесён дом, где жил митрополит Николай и закрыт храм, в котором он служил.

Репрессии коснулись и других неугодных иерархов. 31 Мая 1960 года был перемещён в Оренбургскую кафедру архиепископ Львовский Палладий. 15 Сентября освобождён с предоставлением отпуска архиепископ Ермоген. «Отпуск» затянулся на 1,5 года, и владыке пришлось писать лично Хрущёву, чтобы Совет перестал противиться его назначению на новую кафедру. С целью запугать архиереев, боровшихся с наступлением на Церковь, в 1960 году был арестован и осуждён на 3 года архиепископ Казанский Иов. Его обвинили в неуплате налогов с расходов на представительства, которые ранее не облагались. Таким образом, все иерархи предупреждались, что они могут быть осуждены на основе аналогичного обвинения, если окажутся неугодны. В 1961 году арестовали архиепископа Иркутского Вениамина, который через 2 года скончался в заключении. Отстранялись от служения и наиболее активные священники. Так, только уполномоченный по Минской области в 1960 году снял с регистрации «в порядке наказания» 6 священнослужителей.

На время ослабив Церковное сопротивление, власти приступили к осуществлению намеченных планов. К Ноябрю 1960 года по заданию ЦК КПСС была разработана «Инструкция по применению законодательства о культах», утверждённая в Марте 1961 года. Она запрещала религиозным центрам организовывать детские и женские собрания, кружки, паломничества, благотворительность, санаторную и лечебную помощь, экскурсии, библиотеки, использовать средства для возрождения затухающих храмов и монастырей, принудительно взыскивать сборы, применять к верующим меры принуждения и наказания (в первом варианте даже препятствовать антирелигиозной пропаганде). Запрещение благотворительности дошло до того, что с 1960 года власти стали оказывать давление на священников и церковные советы, вынуждая их изгонять нищих из храмов. Во многих городах начали препятствовать проведению крестных ходов даже в церковной ограде. В Ноябре В. Куроедов впервые внёс в ЦК КПСС предложение о запрещении колокольного звона. Значительно выросло количество закрываемых храмов: если в 1959 году власти сняли с регистрации 364 православные общины, то в 1960 – 1.398.

Сильный удар был нанесён по Духовным учебным заведениям. К 1958 году они достигли пика своего развития за всё послевоенное время. В 8 семинариях и 2 Академиях обучалось свыше 1.200 человек на дневном отделении и более 500 заочников. Но с этого времени государство начало прилагать усилия к тому, чтобы сократить количество учащихся Духовных школ. С юношами, подавшими прошения в семинарии о приёме на учёбу, встречались местные уполномоченные, партийные и комсомольские деятели, работники КГБ и военкомата и различными способами, вплоть до отбирания паспортов, удерживали их от поступления. Кроме того, оказывалось давление на приходских священников, дававших рекомендации абитуриентам. Поступающих часто брали на срочные военные сборы на период сдачи вступительных экзаменов, иногда уже принятым отказывали в прописке. С 1959 года отсрочка от призыва в армию перестала даваться даже учащимся выпускных курсов. В семинарии стали приниматься только отбывшие воинскую службу. Время подачи заявлений абитуриентам было ограничено 1 Августа. За месяц, остававшийся до вступительных экзаменов, списки их пересылались в Совет по делам РПЦ, а оттуда заинтересованным уполномоченным на места для обработки юношей. В начале 1960-х годов эти акции переросли в настоящую охоту за каждым желающим поступить в семинарию или Академию. Особые усилия направлялись на то, чтобы не допустить в них лиц с высшим образованием. В результате принятых мер, количество учащихся Духовных школ стало уменьшаться. Например, в Октябре 1962 года Совет по делам РПЦ с удовлетворением сообщал ЦК КПСС, что из 560 юношей, подавших в 1961–62 годах заявления о приёме в семинарии, 490 в результате «индивидуальной работы» их забрали.

Таким образом, оказалась подготовлена почва для ликвидации Духовных учебных заведений, перекрытия канала «воспроизводства» кадров духовенства. Краткосрочные пастырские курсы, частично выполнявшие эту задачу в 1940–50-е годы, также были окончательно запрещены. 17 Июля 1959 г. под нажимом Совета учебный комитет Патриархии принял решение о постепенном закрытии единственного существовавшего заочного сектора Ленинградских Духовных школ. Архиереям не рекомендовалось делать взносы на содержание конкретных Академий и семинарий. 4 Мая 1960 года Патриарх был вынужден согласиться с предложением В. Куроедова закрыть Киевскую, Саратовскую и Ставропольскую Духовные семинарии. На ликвидацию же Минской и Волынской согласия руководства Патриархии не было получено, и они прекратили своё функционирование исключительно в результате принятых административных мер. Минская семинария из-за открытого противодействия местных властей не смогла в 1959 году произвести набор воспитанников, и поэтому после выпуска в 1963 году последних 5 учащихся фактически перестала функционировать. Подобным же способом, в соответствии с постановлением ЦК Компартии Украины должна была в 1963 году прекратить существование и Волынская семинария. Но все усилия республиканского руководства оказались тщетны. Полностью сорвать набор новых учащихся не удалось. Тогда горисполком изъял у семинарии второй этаж здания, снял номерные знаки с её автомашины и тому подобное. В 1964 году, утратив возможность нормально функционировать, она была вынуждена прекратить свою деятельность.

В 1961 г. встал вопрос уже о существовании Ленинградских Духовных Академии и семинарии. Местная молодёжная газета «Смена» целый номер посвятила «гнезду контрреволюции» в городе трёх революций. В Академию перестали пускать посетителей, верующим запретили посещать её храм. Казалось, что крупнейший центр Духовного образования обречён. Но он не сдавался и в Декабре 1962 года даже ходатайствовал о возобновлении приёма на заочный сектор. Помог Академии выстоять назначенный в Октябре 1963 года главой Ленинградской епархии митрополит Никодим (Ротов). Как председатель Отдела Внешних церковных сношений он энергично стал включать Академию в международную деятельность. Туда зачастили иностранные делегации, профессора начали значительно активнее посещать различные богословские конгрессы. Зная о ярко выраженных симпатиях Н. Хрущёва к развивающимся африканским странам, митрополит смог пригласить на учебу 7 африканцев из Уганды и Кении. К сожалению, у этого внешнего процветания имелись и свои отрицательные стороны. Митрополит Никодим, активно осуществляя просоветскую политику, стремился сделать Ленинградскую Духовную Академию «кузницей кадров» для расширения экуменической деятельности – что, впрочем, и спасло её от намеченного в то время закрытия. «Я искренне рад, – сказал он, принимая участников сессии Исполкома ВСЦ в Ленинграде, – что могу сегодня горячо приветствовать вас как епископ того города, где находится крупнейшая лаборатория экуменической мысли – наша Духовная Академия. Здесь систематически и неустанно трудятся над проблемами христианского сближения и единства...».⁶⁵⁵

Немало представителей государств «третьего мира» обучалось и в Московской Духовной Академии. В 1964 году под предлогом необходимости иметь подготовленные кадры для международной деятельности Патриархии удалось открыть там небольшой заочный сектор и аспирантуру.

В целом же к осени 1964 года количество учащихся Духовных школ по сравнению с 1958 годом сократилось более чем вдвое – в 3 семинариях и 2 Академиях числилось 411 человек на дневном отделении и 334 заочника. В результате с каждым годом в Церкви всё острее стала ощущаться нехватка священнослужителей. Умирали последние представители дореволюционного духовенства. Архиереи вынуждены были рукополагать лиц не только без духовного образования, но часто просто малограмотных. Кроме того, в целом ряде областей местные уполномоченные «рекомендовали» епархиальным архиереям не ставить священников к осиротевшим приходам, большей частью находившимся в сёлах или небольших посёлках. В тех же случаях, когда епископ, следуя своему архипастырскому долгу, предпринимал меры к заполнению имеющейся вакансии, рукополагая кандидатов в священники, ему начинали чинить препятствия. Новопосвящённым священнослужителям отказывали в регистрации под предлогом того, что они не имеют семинарского образования или же имеют высшее светское образование. Соответствующие меры принуждения делались и в отношении епископов. В ряде областей уполномоченные запрещали архиереям рукополагать новых священнослужителей без их (уполномоченных) согласия, таким образом, вмешиваясь во внутреннюю жизнь Церкви. Несмотря на это, епископы, оказавшиеся в такой ситуации, продолжали предпринимать усилия к подбору, воспитанию и распределению кадров духовенства, добиваясь необходимых результатов. Но случалось, что иной епископ не проявлял должной ревности в решении этой проблемы, более заботясь о своём спокойном пребывании на кафедре, что иногда приводило эту епархию на грань развала. Храмы по нескольку лет оказывались без священника. Богослужение в них либо совсем не совершалось, либо изредка совершалось специально командированным священником из соседнего прихода при наличии согласия уполномоченного. Если приходская община, лишённая пастыря, оказывалась дружной и сильно преданной Церкви, ей удавалось в течении этого времени поддерживать храм в надлежащем состоянии, нести расходы по ремонту, аренде и страховке. Но главное, заботами активных прихожан, часто простых деревенских женщин, иногда удавалось отстоять храм от закрытия под предлогом его бездействия. Множество ходоков по всей стране наполняли тогда приёмные епархиальных управлений и кабинеты уполномоченных. Нередкими посетителями были они в высоких церковных и правительственных учреждениях Москвы и Киева.

Впрочем, соответствующему давлению извне были подвержены не только приход или епархиальное управление. Ещё в большей степени ему подвергалось высшее Церковное руководство. Если от епархиального архиерея требовали не ставить священника на вакантный приход, то от Патриарха и Синода порой требовали не назначать епископа на оказавшуюся свободной кафедру. В результате к 1963 году в СССР при 73 епархиях, входящих в Московский Патриархат, оказалось только 63 правящих епископа.⁶⁵⁶ При этом ряд соседних епархий сливались в одну. Так, Великолукская епархия вошла в состав Псковской, а Дрогобычская в состав Львовской. Правда, это было вызвано объединением указанных областей. Однако, слияние Гродненской, Пинской и Минской епархий, а также Красноярской с Новосибирской и Семипалатинской с Алма-Атинской этими соображениями уже не диктовались. Кроме того, такие епархии как Днепропетровская, Ижевская, Луганская, Олонецкая, Сумская, Хабаровская, Хмельницкая и Челябинская хотя и сохранили своё самостоятельное бытие, однако так и остались не замещёнными собственными епископами, продолжая неопределённый срок «временно» управляться архиереями соседних епархий.

К худшему изменилась ситуация и в уцелевших Духовных школах. Не сумев до конца их ликвидировать, государство пошло по пути жесточайшего контроля над ними. Уходила из жизни старая профессура, новым же талантливым преподавателям ставились всяческие препятствия. Запрещалось издавать учебные пособия, преподавать общеобразовательные дисциплины (психологию, логику, историю философии, историю литературы), необходимые для усвоения Богословия. Власти опасались всесторонне подготовленных священнослужителей. Именно с конца 1950-х годов начала осуществляться целенаправленная кадровая политика по качественному изменению состава духовенства.

В 1961 году наступление на Церковь продолжалось. 16 Марта Совет Министров СССР принял закрытое постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», подписанное Н. Хрущёвым. Теперь к обеспечению «контроля» в обязательном порядке привлекались местные органы власти. При райисполкомах, поселковых и сельских советах начали создаваться комиссии содействия по наблюдению за выполнением законодательства о культах. Зачастую их деятельность сводилась к слежке, доносам, вмешательству во внутрицерковную жизнь. Важным пунктом принятого постановления было разрешение закрывать молитвенные здания по решениям не Советов Министров союзных республик, а областных (краевых) исполкомов, при условии согласования с Советами по делам РПЦ и религиозных культов. Это ускорило и облегчило процедуру ликвидации храмов. В результате в 1961 году было снято с регистрации 1.390 православных обществ, а в 1962 году ещё 1.585. Согласно постановлению от 16 Марта, все священнослужители и церковнослужители, а не только приходское духовенство, как ранее, облагались подоходным налогом по статье 19 соответствующего указа Верховного Совета. Кроме того, предусматривалось ограничение колокольного звона, «если это вызывается необходимостью и поддерживается населением». Подобная формулировка заставила на несколько десятилетий замолчать колокола большинства храмов в стране.

Довольно скоро ощутив последствия Мартовского постановления правительства, многочисленные представители духовенства начали обращаться к Патриарху, чтобы он добился отмены или хотя бы смягчения отдельных пунктов. В Апреле-Мае 1961 года первосвятитель направил в Совет и правительство несколько писем с просьбой пересмотреть религиозную политику государства, одёрнуть представителей власти на местах, «увлёкшихся» закрытием храмов, открыто притеснявших духовенство и мирян. Однако, эти письма, как и многочисленные ходатайства Патриарха Алексия об организации его встречи с Н. Хрущёвым остались без внимания. Более того, святейшему владыке пришлось пойти даже на изменения «Положения об управлении Русской Православной Церкви».

31 Марта В. Куроедов заявил руководству Патриархии о необходимости проведения «церковной реформы». Суть ее заключалась в отстранении священнослужителей от руководства приходами. Роль главы общины переходила от настоятеля к исполнительному органу – приходскому совету, которому передавалась вся финансово-хозяйственная деятельность. «Реформа» во многом разрушала традиционное управление Церкви. Ее организация юридически расчленялась. Священнослужители отделялись от приходской жизни и должны были наниматься общиной по договору для «исполнения религиозных потребностей». Духовенство не допускалось на собрание, избиравшее церковный совет, куда власти, имевшие право отвода его членов, постепенно вводили своих людей.

Выступая на открытии Собора епископов 18 Июля 1961 года, о котором речь пойдёт ниже, Патриарх Алексий сказал: «В Апреле этого года Совет по делам Русской Православной Церкви известил нас о том, что Совет Министров СССР вновь обратил внимание на многочисленные случаи нарушений со стороны духовенства советского законодательства о культах и указал на необходимость внести надлежащий порядок в жизнь приходов, и именно в вопросе восстановления правоисполнительных органов церковных общин в части финансово-хозяйственной деятельности, в соответствии с законодательством о культах...

18 Апреля сего года состоялось Постановление Священного Синода, в котором разграничивались обязанности клира приходского, в частности, настоятелей, и исполнительных органов, причём настоятелям вменялось в обязанность всецело сосредоточить свои заботы на духовном руководстве приходом, и на Богослужебной стороне, с освобождением их от хозяйственно-финансовой деятельности общины, каковая деятельность возлагалось только на исполнительный орган мирян, несущий по закону ответственность перед Гражданской властью за сохранность здания и имущества храма».⁶⁵⁷

Такое казалось бы антиканоническое, находящееся в полном противоречии с многовековой традицией Вселенской Церкви⁶⁵⁸ решение, кроме прямого внешнего давления на Патриархию, было отчасти также вызвано и тем, что власти на местах изыскивали возможность принятия административных, а порой и уголовных мер к неугодным им священнослужителям, а иногда даже и епископам, под предлогом якобы совершения ими финансово-хозяйственных нарушений. Впрочем, желая рассеять опасения преосвященных, Патриарх Алексий сказал в своём выступлении: «Умный настоятель, благоговейный совершитель Богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен»⁶⁵⁹... Действительно, в тех районах страны, где ещё сохранялось достаточное число храмов и приходская жизнь оказывалась налаженной (Прибалтика, Западная Украина), или же во многих сельских приходах, имеющих небольшой состав общины и слабый доход, фактически сохранялся правильный строй Церковной жизни, при которой настоятель, опираясь на прихожан и их исполнительный орган, продолжал осуществлять руководство всеми сторонами приходской жизни, хотя формально всё вроде бы соответствовало изменившимся требованиям. Но в больших городах или населённых пунктах, где один храм удовлетворял духовные нужды большого количества населения, порой разбросанного на значительной территории, «реформа» 1961 г. неблагоприятно отразилась на и без того мало налаженной приходской жизни. Так, местными властями стала проводиться соответствующая обработка церковных старост, которым, в частности, внушалось, что настоятель и другие члены притча отныне всего лишь работающие по найму служители культа, что власть в приходе теперь принадлежит им – старостам. И нередко случалось, что иные малоцерковные люди, развращённые властью и возможностью лёгкой наживы, лишённые надлежащего контроля со стороны церковного руководства, порой следуя «рекомендациям» уполномоченных, а порой и по своему произволу третировали духовенство, игнорировали интересы прихожан и нужды прихода, заботясь только о сохранении собственного положения. Последнее достигалось нетрудно. Если староста устраивал местную власть, то двадцатка – члены-учредители общины, не получали разрешения на проведение приходского собрания для переизбрания исполнительного органа. Кроме того, сказывались и изъяны в воспитании церковного сознания верующего народа, когда сотни, а то и тысячи людей считали себя прихожанами какого-либо храма, при этом не сознавая за собой ответственности за состояние в нём церковной жизни, полагая, что это забота владыки, батюшки, старосты – вообще узкого круга выделенных лиц. Между тем, переложение ответственности за Церковь, имеющей многомиллионный состав на всех уровнях Своей организационной структуры, на ограниченный круг лиц, практически безответственных перед общецерковным сознанием, чревато весьма серьёзными опасностями, что в достаточной мере показали события 60-х годов...

Теперь рассмотрим, если его так можно назвать, «юридическое» основание «Церковной реформы» 1961 года. Кажется странным, что в течении пятнадцати лет никто не замечал «противоречий» между Положением об управлении Русской Православной Церковью и советским законодательством. Данное «противоречие» выводилось лишь из того, что естественное положение, когда священнослужитель является обязательно членом общины, как это закреплялось в § 40 Положения об управлении РПЦ, подменялось понятием «служитель культа, исполняющий свои обязанности, относящиеся к отправлению культа, по договору, заключённому с исполнительным органом религиозного общества». Таким образом, пастырь, всегда рассматриваемый Церковью как Ее непременный член и предстоятель, низводился теперь до уровня наемника, заботой которого становилось лишь «исправное, в соответствии с уставом совершение Богослужений». Заметим попутно, что в таких религиозных обществах, легально существовавших в СССР, как например, старообрядцы поморского согласия или евангельские христиане – баптисты и некоторые другие, избираемый местной общиной председатель ее исполнительного органа является в полной мере и ее же духовным руководителем. Он исполняет предстоятельские функции, которые применительно к каноническому строю Православного прихода усвоены настоятелю в сане пресвитера. Это устройство упомянутых обществ вполне укладывалось в рамки советского законодательства о культах, а иной строй в них просто немыслим. Поэтому его никто не смог и изменить. Между тем, положение о приходе 1945 года было явно несовершенно именно выделением прав настоятеля и пренебрежением к участию других членов общины в приходском управлении. Однако, вместо необходимого сбалансирования данного вопроса в соответствии с традицией Церкви и священными канонами, в частности, в вопросе назначения настоятеля в форме избрания приходом и канонического утверждения епископом (что лишило бы всякого смысла разговоры о противоречии строя приходской жизни с советским законодательством о культах), была допущена другая гораздо худшая крайность, когда духовный руководитель общины оказался отстранённым от одной из важных сторон ее жизни, а юридически даже перестав быть и ее членом. Впрочем, в исправленном впоследствии тексте Положения об управлении РПЦ настоятелю всё же вменяли «духовное руководство приходом», также как и за епископом сохранялось духовное окормление епархии. Но спрашивается, о каком духовном руководстве могла идти речь, если Высшее Церковное Управление санкционировало своим постановлением фактическую безответственность мирян , входящих в исполнительный орган религиозного общества, в своей церковно-практической деятельности перед лицом пастырей, – как священника, так и епископа.

Так выглядели разные аспекты этого Синодального постановления, которое должно было получить одобрение Архиерейского Собора с тем, чтобы быть окончательно утверждённым на Поместном Соборе.⁶⁶⁰

Разрешение правительства СССР на созыв такого Архиерейского Собора было получено, и он состоялся 18 Июля 1961 г. в Троице-Сергиевой Лавре в день празднования прославления преподобного Сергия Радонежского.⁶⁶¹ К указанному дню в Лавре собрались почти все правящие епископы Московского Патриархата. Среди архиереев, участвовавших в этом Соборе, были и такие маститые иерархи, как митрополит Кировоградский Нестор (Анисимов) и архиепископ Куйбышевский Мануил (Лемешевский).

Вниманию собравшихся была предложена следующая программа:

1. Об увеличении числа постоянных членов Священного Синода;

2. Об изменениях в «Положении об управлении Русской Православной Церкви», касающихся раздела IV – «О приходах»;

3. О вступлении Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей;

4. Об участии Русской Православной Церкви во Всемирном Общехристианском Конгрессе в защиту мира, имевшем место в Праге 13–18 Июня 1961 года.

По первому пункту предполагалось утверждение Синодального определения от 16 Марта 1961 года о введении в состав постоянных членов Синода управляющего делами Московской Патриархии и представителя Отдела Внешних церковных сношений, должности которых впредь должны замещаться только лицами в епископском сане. С докладом по этому вопросу выступил митрополит Крутицкий и Коломенский Питирим, а в его обсуждении принял участие митрополит Ленинградский и Ладожский Гурий. Последний, в частности, сказал: «Такое пополнение состава Священного Синода необходимо: в настоящее время нередко возникают в деле руководства Русской Церковью также такие вопросы и дела, которые полезнее обсудить, разработать, а иногда и решить спешно, не откладывая, а члены Священного Синода по большей части находятся в отдалённых от Москвы епархиях и для созыва требуется немалое время. К тому же некоторые из членов Синода могут быть нездоровы ко дню назначенного заседания Синода.

Принимая всё это во внимание, члены Синода приветствовали предложение Святейшего Патриарха о пополнении состава Священного Синода двумя постоянными членами».⁶⁶²

По этому вопросу было принято определение об утверждении Синодального постановления от 16 Марта 1961 г. и внесении соответствующих изменений в §§ 18 и 19 Положения об управлении Русской Православной Церковью. Таким образом, создавалось положение, когда иное срочное решение Синод мог принять уже в составе 3–4 членов, с тем что в дальнейшем оно подписывалось остальными.

По второму вопросу докладчиком был управляющий делами Московской Патриархии архиепископ Тульский и Белевский Пимен, а в его обсуждении приняли участие 5 архиереев.

Ещё открывая Собор, Патриарх Алексий сказал, что он получил отрицательные отзывы от трёх архиереев на Синодальное постановление от 18 Апреля 1961 года о приходском управлении.⁶⁶³ И хотя большинство епископов было внутренне несогласно с вводимой приходской «реформой», Собор вынужден был одобрить практически полное изменение раздела IV «Приход» в Положении об управлении Русской Православной Церковью, следуя такому доводу Патриарха, как указание правительства «на необходимость внести надлежащий порядок в жизнь приходов».⁶⁶⁴

В новой редакции раздел IV Положения состоит из 12 параграфов (См. ЖМП. 1961. № 8. Сс.15–17). Стоит обратить внимание на три из них:

«...б) Приходская община является частью Русской Православной Церкви, а вместе и Вселенской Христовой Церкви, и имеет самостоятельный характер в управлении хозяйством и финансами.

в) Для управления делами прихода организуется, в соответствии с общецерковным началом соборного управления, два органа: церковно-приходское собрание, как орган распорядительный (собрание членов – учредителей двадцатки), и церковно-приходской совет, как орган исполнительный, в составе 3 человек – старосты, помощника старосты и казначея, избираемых общиной из прихожан правоспособных и доброй христианской нравственности...

к) Настоятель храма, помятуя слова Апостола: «А мы постоянно прибудем в молитве и служении слова» (Деян.6:2–4), осуществляет духовное руководство прихожанами, наблюдает, чтобы Богослужения совершались в храме истово, благолепно, в соответствии с требованиями Церковного Устава, и чтобы все религиозные нужды прихожан удовлетворялись своевременно и тщательно...».

Не были обойдены соборным решением и епископы. Так, его пятый пункт гласит: «В разделе III («Епархии») «Положения об управлении Русской Православной Церковью», в § 30 исключить фразу, начинающуюся после последней запятой («а также наблюдает за правильностью хозяйственной стороны приходов»)».

Совершенно очевидна полная каноническая несостоятельность внесённых изменений. Действительно, о какой принадлежности к Поместной Церкви приходской общины может идти речь в случае полной «автокефалии» части входящих в неё мирян в такой немаловажной практической сфере, каковой является церковное хозяйство? Ведь если рассматривать Церковь на любом Ее уровне как живой организм, предполагающий известную цельность, то нелепо выделять из него какую-либо составляющую его часть и отчуждать её из компетенции целого. Далее, о каком «общецерковном начале соборного управления» может идти речь, если из него исключаются епископ и пресвитер, которым, по Божественному полномочию, дано быть хранителями и выразителями этого начала (Деян.15:1–29). Наконец, кто как не пастырь вместе с Церковью может засвидетельствовать добрую нравственность христианина, выдвигаемого на Церковное делание, и кому как не епископу принадлежит право их канонического одобрения (Деян.6:5). Последнее показывает всю нелепость ссылки нового положения о приходе на Священное Писание (Деян.6:24), ибо, рукополагая, то есть возводя в степень священства, избранных Церковью служителей в качестве своих помощников, Апостолы вовсе не отстранялись от наблюдения за всеми сторонам Церковной жизни (1Тим.3). В связи с этим, в непримиримом противоречии со вселенскими Церковными правилами (Апост. пр. 38 и 41, Анкир. 15-е пр. и др.) находится исключение из ведения епископа наблюдения за правильностью хозяйственной стороны прихода.

Подходя к оценке сложившегося в послевоенный период положения на приходах, необходимо отметить, что имеющиеся и по сей день нестроения в этой области Церковной жизни вызваны, помимо объективных причин, теми крайностями, которые нашли своё отражение в редакциях Положения об управлении Русской Церковью как 1945-го, так и 1961 годов.

Ясно, что ни клир в отрыве от участия мирян , имеющих свой голос в приходском управлении, ни миряне в отрыве от иерархического руководства не могут быть полноценными созидателями Церковной жизни, находящейся в соответствии с духом Евангелия и вселенской традиции. В связи с этим становится понятным, какое важное значение в дальнейшей созидательной деятельности Русской Церкви приобретает каноническая основа соответствующих Соборных определений 1917–1918 годов.

По третьему и четвёртому пункту соборной программы доклады сделали соответственно председатель Отдела Внешних церковных сношений архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим и епископ Среднеевропейский Иоанн. По ним также были приняты определения, одобряющие вступление Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей и участие Ее представителей в Христианской мирной конференции. Напомним, что ранее Церковь отказывалась вступать во Всемирный Совет Церквей – экуменическую организацию, созданную в 1947 году. Осуждая экуменизм как ересь, Русская Православная Церковь вступала лишь в ограниченные контакты с экуменистами, связанные с борьбой за мир и другой общественной деятельностью.

Об этом свидетельствует интервью митрополита Крутицкого Николая, которое он дал в Берлине 26 Мая 1954 года представителям Христианско-демократического союза ГДР:

"Вопрос: В этом году, как и в 1948-м, состоится Всемирная Экуменическая Конференция Церквей. Можете ли вы сказать, Ваше Высокопреосвященство, как оценивает Русская Православная Церковь эту конференцию и считает ли Она, что эта Конференция может оказать влияние на уменьшение международной напряжённости?

Ответ: Мне кажется, что протестом против атомного оружия, против войны в Индо-Китае Всемирная Экуменическая Конференция Церквей может оказать влияние на уменьшение международной напряжённости. Она не может пройти мимо требований миллионов человечества против войны и угрозы войн, что противоречит христианскому учению о мире и любви».⁶⁶⁵

Уклончивый ответ митрополита Николая, осветивший, собственно, только вторую часть вопроса, свидетельствует о том, что отношение Русской Православной Церкви к христианскому модернизму и 7 лет спустя после основания ВСЦ оставалось настороженным. Из этого следует, что признание экуменизма и вступление во Всемирный Совет Церквей в 1961 году было продиктовано не столько личным выбором и «веянием времени», сколько нажимом советского правительства.

Последствия «церковной реформы» проявились быстро. Уже в Июле в Ленинградской епархии власти попытались провести тотальную «чистку» духовенства, сократив его почти на 40% и изгнав наиболее бескомпромиссных. Митрополит Гурий не стал в этом участвовать и не издал ни одного указа, но через церковные советы удалось уволить 29 из 60 намеченных священнослужителей. Это было вопиющим нарушением канонического права. Ситуация в Ленинграде оказалась очень тяжёлой. Митрополит не мог служить без особого, испрашиваемого каждый раз, разрешения уполномоченного. Духовенство не имело права проповедовать без предварительного просмотра текста проповедей. Для того, чтобы якобы не отвлекать людей от работы, запретили ранние литургии в будние дни. В Июле 1961 года здание епархиального управления в Александро-Невской Лавре было передано вечерней школе, уникальную библиотеку его вытащили во двор и частично уничтожили. Состав управления сократили в несколько раз, а 25 Августа из его бывшего здания перезахоронили в склеп под Троицким собором прах Ленинградских митрополитов Григория и Елевферия с указанием «в него никого не допускать».⁶⁶⁶

Во многих других епархиях было не легче. Духовенство лишили права выезжать в соседние населённые пункты, отправлять требы в домах граждан, запрещали посещать квартиры мирян под каким-либо предлогом, кроме тяжёлой болезни. С 1961 года относительно широкое распространение получила «индивидуальная работа» с верующими, напомнив практику конца 1930-х годов. Комсомольские, партийные, профсоюзные организации, отделения общества «Знание» назначали своих членов персональными проводниками атеизма к известным им верующим. Если методы убеждения не помогали, они привлекали внимание своих коллективов, и эти факты «религиозной отсталости» обсуждались на собраниях. В случае неудачи далее следовали административные санкции, часто означавшие понижение в должности или исключение из института. Нередко встречались и физические наказания верующих учеников их учителями.⁶⁶⁷

Продолжалась ликвидация монастырей. Вся Русская Церковь «оплакивала» потерю Киево-Печерской Лавры – колыбели Христианства на Руси. Власти же расценили ее закрытие как важную победу. Отличившийся в этой акции местный партийный работник И.И. Бражник за «особую лихость» был вскоре взят в отдел пропаганды ЦК КПСС на должность инструктора, курировавшего религиозные вопросы. К ликвидации монастырей готовились как к серьёзной военной операции. Например, для выполнения постановления Совета Министров УССР от 16 Июня 1961 года о закрытии Глинской пустыни выделили 250 милиционеров, дружинников, сотрудников КГБ, партийных активистов, 23 автомашины. Помимо этого специальные группы полностью изолировали усадьбу монастыря. Дополнительные посты с задачей не пропускать посторонних были выставлены на всех прилегающих дорогах. Но даже в этих условиях подавления верующих, монахам иногда удавалось отстоять обители. С 1961 года развернулось настоящее сражение за Почаевскую Лавру.

С самого начала власти избрали административные методы. Монахов запугивали, вызывая в милицию и КГБ, лишали прописки и угрожали отдать под суд за нарушение паспортного режима. Здоровых иноков согласно медицинскому «освидетельствованию», отправляли в психиатрические больницы. 28 Февраля 1962 года Тернопольский обком КПСС докладывал секретарю ЦК Л.Ф. Ильичеву, что за год количество монахов удалось сократить со 130 до 75, в Лавре ликвидировано производство утвари, свечей, уволены наёмные работники, отобрана вся земля, сад, часть жилых помещений, транспорт. Казалось, победа была близка, однако обитель не сдавалась. Тогда власти взяли на вооружение тактику насильственных выселений. Было совершено несколько варварских нападений, с разгоном помогающих монахам мирян пожарной водой. Каждый верующий житель Почаева состоял в государственных органах на специальном учёте. В Октябре 1962 года даже Совет по делам РПЦ писал в ЦК, что «Лавра превратилась в очаг разного рода беззаконий». Вместо «умелой работы» сотрудники МВД и КГБ принудительно вывозили монахов за пределы области. Но в результате в Лавру «резко увеличился приток верующих». Если 10 Сентября 1961 года в праздник преподобного Иова было 2 тысячи паломников, то через год – 5 тысяч. Доводы Совета не подействовали, прежняя тактика продолжалась и в первой половине 1963 года. 19 Июня милиционеры устроили избиение паломников, отобрали у них паспорта. Монахов сажали в тюрьму, в том числе настоятеля архимандрита Севастиана. Одного послушника замучили насмерть, но десятки иноков проявляли невероятное упорство. Так, иеромонах Аркадий (Копылов) 26 Июля 1963 года писал Патриарху: «Пусть что хотят, то и делают, я с Лавры не пойду и под видом расстрела». Первосвятитель не давал согласия на закрытие обители, но и реально помочь ничем не смог. Определённую роль сыграли заявления защитников Лавры руководителям страны и прежде всего в различные международные организации. На Западе стали известны их обращения к Н.С. Хрущёву и Генеральному прокурору СССР P.A. Руденко: «В Лавре за всё время не было ни одного такого агитатора, который смог бы научно доказать, что Бога нет, а только доказывают угрозами, насилиями, высылкой и тюремным заключением. Известно всем, что десять монахов за веру Христову сидели в тюрьме, один даже вторично сидит»; «Власти... с дубинами в руках разрушают нашу духовную культуру, разрушают и оскверняют наши храмы, святые места... Унижения до невозможности. Вернулась история гонения на Христианство первых веков». Оборона монастыря стала приобретать международную известность. В Ноябре 1963 года председатель КГБ В. Семичастный извещал ЦК КПСС, что во Всемирный Совет Церквей и ООН поступила жалоба монахов Почаевской Лавры на гонения органов власти с требованием обсудить этот вопрос перед мировой общественностью.⁶⁶⁸ И гонителям пришлось отступить, – Лавра выстояла. Удалось сохранить и намеченные было к закрытию Псково-Печерский и Пюхтицкий монастыри.

Нарастающее антирелигиозное наступление и падающее с каждым годом после отставки митрополита Николая сопротивление Патриарха вызвали определённый кризис внутри Православной Церкви. До начала 1960-х годов Ее члены, не согласные с политикой руководства Патриархии, не проявляли себя открыто. В. Куроедов и другие деятели Совета, парализовав своей ретивостью в исполнении антицерковной кампании волю первосвятителя и его окружения, способствовали появлению в Церкви священнослужителей и мирян , которые, не дождавшись соответствующей реакции иерархов на действия властей, стали пытаться самостоятельно бороться с новой волной «государственного атеизма». 9 Июня 1961 года Патриарх Алексий говорил членам Совета по делам РПЦ, «что на него плохо смотрят верующие и духовенство, считают, что Патриарх потерял своим бездействием авторитет в глазах верующих и духовенства и не пользуется уважением в глазах советских властей, правительства, которое не хочет его принять». Интересно, что через месяц святейшему владыке было отправлено письмо с призывом поднять голос протеста, подписанное «Инициативной группой верующих по спасению Русской Православной Церкви от Ее физического истребления». В послании подчёркивалось: «Мы собрали многочисленный материал об уже закрытых храмах, монастырях и Духовных школах. Нами зафиксированы все фактические подробности и мельчайшие данные о «механизме» этих насильственных закрытий... и если Вы, Святейший Владыко, бессильны оградить Церковь нашу от уничтожения, то мы вынуждены будем передать все эти фактические данные... на форум в ООН».⁶⁶⁹ Так постепенно появилась группа лиц, получивших название «церковных диссидентов» – священники С. Желудков, Д. Дудко, Г. Якунин, Н. Эшлиман, миряне Б. Талантов, Л. Регельсон, А. Левитин, В. Шавров и другие. На первом этапе «религиозного диссиденства» – примерно до 1967 г. они действовали ещё в основном в рамках Московской Патриархии.

Состоявшийся в Октябре 1961 года XXII съезд партии расширил антирелигиозное наступление, подняв его на новую ступень большей интенсивности и нетерпимости принятием Программы КПСС, провозгласившей построение коммунизма в основном за 20 лет. Во всех своих докладах и выступлениях на съезде Н.С. Хрущёв чрезвычайно актуализировал задачи борьбы с религией. Лидер партии настаивал на организации атеистической работы среди всего населения страны, в том числе и среди верующих, даже помимо их воли. Съезд внёс в Устав КПСС категоричную формулировку, обязывавшую члена партии «вести решительную борьбу с религиозными предрассудками». Естественно, что в казавшееся таким близким коммунистическое общество Церковь никак не вписывалась. Известно печально «знаменитое» обещание Хрущёва как музейную редкость показать по телевидению «последнего советского попа». Здесь явно сказалось свойственное 1-му секретарю нежелание считаться с действительностью, хотя особенной ненависти к Церкви он, возможно, и не испытывал. Некоторые другие руководители партии отличались большей нетерпимостью. Особенное неистовство в борьбе с религией проявлял секретарь ЦК Л. Ильичев. Хрущёв впоследствии отмечал, что тому был нужен «пропуск в Политбюро», поэтому он и старался со всякого рода шумными пропагандистскими кампаниями.⁶⁷⁰ Так, в Декабре 1961 года на Всесоюзном совещании по идеологическим вопросам Ильичёв утверждал, что формирование научного мировоззрения и коммунистической морали немыслимо без борьбы с религиозной идеологией.

Но несмотря на все усилия по «совершенствованию общественного сознания», данные статистики свидетельствовали об отсутствии сколько-нибудь значительного сокращения «религиозных пережитков». Так как применение широкомасштабного террора подобного сталинскому было уже невозможно, власти пошли по пути усиления административного нажима, добавив локальные репрессивные акции. В 1961–1964 годах было осуждено по религиозным мотивам 1.234 человека. Многих отправили в лагеря, ссылки, на поселения. Крупная административная акция в соответствии с постановлением Совета Министров была проведена по всей стране в конце 1961 года – «единовременный учет религиозных объединений, молитвенных зданий и имущества, находившегося в пользовании религиозных организаций». Учет проводился с целью получить всестороннюю и точную информацию о Церкви, в том числе «самовольно» приобретённом имуществе, незарегистрированных группах верующих, всех постоянно или временно прислуживавших в храмах для дальнейших мер по ослаблению Патриархии. В справке об итогах учёта, составленной Советом по делам РПЦ, уполномоченным предлагалось не выдавать религиозным обществам разрешений на строительство или приобретение каких-либо строений и транспортных средств. В последующие несколько месяцев у приходов и епархиальных управлений была изъята большая часть машин, хозяйственных построек и жилых домов, причём священники нередко выселялись прямо на улицу. Весной 1962 года всё православное духовенство в стране, несмотря на упорное сопротивление, перевели на твёрдые оклады. Получавших материальную поддержку непосредственно от верующих десятками снимали с регистрации. С Июля была также введена регистрация 5.379 учтённых в СССР штатных псаломщиков. Приходские советы всеми мерами «очищались» от членов клира, молодёжи, «религиозных фанатиков». В соответствии с постановлением комиссии по текущим делам Президиума Совета Министров СССР от 3 Июня ВЦСПС пересмотрел и значительно сократил круг лиц, работавших в религиозных организациях, на которых распространялись трудовое законодательство и права членов профсоюзов. Была введена рабочая неделя со скользящим выходным днем, лишившая верующих возможности присутствовать на воскресных Богослужениях. В 1962 году выходной день с Пасхального воскресенья 29 Апреля перенесли на понедельник и тому подобное.

Особенно сильный удар по Церкви был нанесён введением к лету 1962 года жёсткого контроля над совершением треб – крещений, венчаний, отпеваний. Все они заносились в специальные книги с указанием фамилий, паспортных данных, адресов участников. Для крещения ребенка требовалось обязательное присутствие обоих родителей, а кое-где и письменные заявления, выдавались квитанции. В некоторых областях пытались ввести регистрацию проскомидийных записок, причащений и т.п. Эта акция преследовала сразу несколько целей. Резко усилился налоговый контроль. Деньги за требы стали поступать исполнительным органам, которые сдавали «излишки» их в фонд Мира. Информация об участии в церковных обрядах нередко передавалась советским официальным лицам и могла служить причиной преследований по месту работы или учёбы. Так, в Июне 1963 года на Всесоюзном совещании в Совете по делам РПЦ уполномоченный по Ростовской области в своём докладе подчёркивал: «При проверке данных о лицах, совершающих обряды, есть возможность точно определить, кто именно совершал их. Так, Батайский горисполком в 1963 году выявил, что своих детей окрестили 11 коммунистов. 7 из них обком КПСС исключил из рядов КПСС. Характерно, что 4 человека вначале отрицали, что они давали согласие на крещение, но были уличены подписями на заявлениях, сохранившихся в делах в храме».⁶⁷¹ Таким образом, религию пытались уничтожить руками Самой Церкви, чтобы Она при этом Сама Себя ещё и компрометировала. Именно введение обязательной регистрации ряда обрядов вызвало снижение их количества в некоторых районах страны, в первую очередь в крупных городах. Многие врачи, инженеры, студенты были вынуждены прекратить посещение храмов. Люди старались договориться со знакомым священником, которому доверяли и который не стал бы регистрировать их обращения. Но теперь появилась возможность выявлять таких «нелояльных к властям» представителей духовенства и изгонять их с приходов.

6 Июля 1962 года появились 2 постановления ЦК КПСС, адресованных руководству Минского и Куйбышевского обкомов с призывом их к ответу за недостаточно активную антицерковную работу. Основной акцент был сделан на прекращении распространения религиозных идей среди детей и молодёжи. На XIV съезде ВЛКСМ (Апрель 1962 года) заявлялось, что «свобода совести не распространяется на детей и ни один родитель не имеет права калечить своё дитя духовно». Вскоре главный печатный орган юристов СССР «Советское право» подвёл законные основания: родители могут быть лишены прав на своих детей государством, так как они государством и дарованы.⁶⁷² Матерей начали вызывать в школу или милицию и предлагать им под угрозой принудительной передачи детей в интернат, прекратить посещение храма. Практически повсеместно были предприняты попытки не пускать в храмы, в том числе с помощью дружинников, милиции, детей и подростков от 4 до 18 лет. Некоторых архиереев, например, Минского митрополита, удалось «убедить» издать соответствующие указы духовенству. Естественно, что верующие ответили массовым сопротивлением.

Своеобразный аспект антирелигиозной кампании обнаружился в Феврале 1962 года на Всесоюзной конференции по научно-атеистической пропаганде. На ней господствовало мнение, что «религиозные обычаи и традиции следует вытеснять новыми праздниками и ритуалами для удовлетворения эстетических и эмоциональных потребностей верующих». 25 Августа 1962 года соответствующее решение приняло бюро ЦК КПСС по РСФСР. Фактически это означало возрождение среди советских атеистов замаскированных идей богостроительства 1920-х годов. В печати начали появляться предложения введения псевдорелигиозных ритуалов, которые бы при помощи определённых символов устанавливали мистическую связь людей с обещанным коммунистическим обществом будущего. Заявлялось, что будут построены специальные храмы с символическими украшениями, прославляющими коммунизм как высшее достижение человеческого ума. Ещё с конца 1950-х годов вводились торжественные ритуалы бракосочетания, регистрации рождения ребёнка, вручения паспортов подросткам, «гражданские панихиды». Однако, они не получили распространения по всей России. В тех же городах, где советские обряды становились относительно массовыми, их постигала участь многих других «общественных начинаний» – превращение в серые, казённые, скучные мероприятия.⁶⁷³

К осени 1962 года столкновения местных властей с духовенством и верующими достигли особенного ожесточения. 13 Октября Совет по делам РПЦ, извещая ЦК КПСС о том, что с Января 1960 года «сеть» храмов сократилась более чем на 30%, а монастырей почти в 2,5 раза, подчёркивал заметный рост письменных заявлений по фактам грубого администрирования. В 1961 году таких протестов было 1.540, а за 9 месяцев 1962 года 2.660, кроме того уполномоченных Совета лично посетило 2.162 жалобщика. Во многих местах дело дошло до «боевых действий». Так, в городе Клинцы Брянской области тысячная толпа помешала снять кресты с недавно закрытого храма. Для «усмирения» её пришлось вызвать наряд милиции, 200 дружинников, «а затем и подразделения воинской части, вооружённой автоматами». В селе Ново-Збурьевка Херсонской области верующие выставили пикеты и более года не допускали к закрытому в приказном порядке храму представителей властей. Даже в Киеве прихожане одного храма 2 недели «держали оборону», не позволяя вывезти церковное имущество. Совет отмечал, что в последнее время Патриарх, отдельные епископы, священники обращались с заявлениями о грубом произволе и предлагал обратить внимание местных властей на недопустимость администрирования.⁶⁷⁴ В начале 1963 года последовали другие аналогичные обращения Совета в ЦК, и в Апреле особенно вопиющие случаи уже обсуждались на зональных идеологических совещаниях. К этому времени самостоятельная роль Совета по делам РПЦ значительно выросла. С конца 1950-х годов он стал постепенно всё более выходить из-под влияния КГБ, изменился и кадровый состав уполномоченных: теперь лишь единицы их являлись офицерами госбезопасности. В. Куроедов, имея тесную связь с членом Президиума ЦК А.П. Кириленко, нередко заставлял считаться с собой и местных партийных работников. В Совете понимали, что постоянное нагнетание антицерковных кампаний серьёзно вредит появившимся широким международным планам. Начинали понимать это и некоторые члены партийного руководства.

С конца 1962 года антирелигиозная волна временно пошла на спад. Одним из первых симптомов стало появление 8 Ноября указа Президиума Верховного Совета о награждении Патриарха Алексия к 85-летию четвёртым орденом Трудового Красного Знамени. Вручён он был, конечно, за внешнеполитическую деятельность Патриархии. Ещё в начале Июля 1960 года, через несколько месяцев после своего прихода в Совет по делам РПЦ, В. Куроедов докладывал партийному руководству о необходимости значительного расширения работы по привлечению Патриархии к внешнеполитической деятельности. 25 Июля было принято соответствующее решение ЦК КПСС. Через несколько недель в более обстоятельной записке Куроедов предлагал ЦК обратить внимание на влиятельный Всемирный Совет Церквей, отмечая необходимость вступления Московской Патриархии в члены ВСЦ, «чтобы через него более эффективно воздействовать на христианское общественное мнение за рубежом; способствовать ослаблению позиций Ватикана за счёт усиления антиватиканской коалиции протестанских и Православных Церквей, входящих в ВСЦ; парализовать стремление Константинопольского Патриарха представлять в ВСЦ Православные Церкви мира; подорвать позиции белоэмигрантских церковных центров». Идеологический отдел ЦК в целом одобрил предложенный план: «Как видно из представленных документов, внешняя деятельность религиозных организаций в СССР инспирируется государственными организациями и является одним из действенных каналов советской пропаганды и контрпропаганды в зарубежных странах, действенным средством борьбы за мир». Однако отдел отмечал и серьёзные минусы прежней деятельности: недостаточно обширные связи Патриархии, особенно с Церквями Азии и Африки, отставание Совета от важнейших событий в мире , отсутствие плановой работы, одобрение участия Патриархии в международных богословских конференциях, которое лишь укрепляет идеологию и позицию Церкви. Подчёркивалось, что дополнительных указаний по борьбе с Ватиканом не требуется, так как ЦК КПСС уже принял постановление по данному вопросу. Совету впервые предлагалось представить на утверждение план внешнеполитической работы на 1961 год и финансовый валютный отчёт.⁶⁷⁵

В широком участии Русской Церкви в экуменическом движении был сильно заинтересован и КГБ. Он получал немалую выгоду от активизации Московской Патриархии на международной арене, проводя через ее структуры свои интересы, людей и так далее. Да и в целом многие внешнеполитические, контрпропагандистские акции было удобнее вести руками Церкви. Так, старая борьба с Ватиканом при использовании Патриархии приобретала характер межцерковных разногласий. Выполняя задания ЦК КПСС и КГБ, Куроедов стал оказывать сильнейшее давление на первосвятителя Алексия, чтобы склонить Патриархию к широкому и активному участию в экуменическом движении, против чего возражали многие влиятельные архиереи. 15 Сентября 1960 года председатель Совета в упор спросил Патриарха, долго ли церковное руководство, «избавившись» от митрополита Николая, будет тянуть со вступлением в ВСЦ. Владыка, поколебавшись, согласился, что «уже время». 30 Марта 1961 года Священный Синод одобрил вхождение Московской Патриархии в ВСЦ, а 18 Июля Архиерейский Собор утвердил это решение.

В Ноябре-Декабре 1961 года многочисленная делегация Русской Церкви участвовала в работе III Генеральной ассамблеи ВСЦ в Нью-Дели. На одном из первых заседаний Московская Патриархия почти единогласно (142 Церкви за, 4 воздержались и 3 против) была принята в члены организации, 5 ее представителей включили в состав ЦК. В итоговом отчёте Совета по делам РПЦ говорилось, что ассамблея в целом приняла выгодные СССР решения – осудила колониализм, призвала все правительства и народы к разоружению, прекращению испытаний ядерного оружия, отклонила осуждение коммунистического атеизма. Однако, считая, что упорная борьба ещё впереди, Совет предлагал ввести в ВСЦ другие христианские Церкви СССР, а также согласовать действия делегаций из социалистических стран. Для достижения такой согласованности в Феврале 1962 года в Будапеште было проведено совещание руководителей ведомств по делам религиозных культов Восточно-Европейских государств. 19 Марта Священный Синод решил учредить постоянное представительство Русской Церкви при ВСЦ в Женеве. Следует отметить, что Московская Патриархия в экуменическом движении не только проводила интересы СССР, но и сделала много важного и полезного в борьбе с расовой, этнической и национальной дискриминацией, неграмотностью, голодом и тому подобным.

Энергичные усилия предпринимались для развития Пражского Христианского движения в защиту мира. Правда, успехи здесь были довольно скромными. В Июне 1961 года в Праге удалось провести I Всемирный общехристианский конгресс, на который съехались 628 участников из 42 стран. Н.С. Хрущёв послал ему телеграмму с пожеланием успехов. На заключительном пленарном заседании было принято «Послание к Христианам всего мира ». В нем, помимо прочего, впервые «христиане всех континентов» подчёркивали опасность для человечества политической линии Ватикана, ставшего опорой наступательного фронта против восточной половины света. И всё же конкурировать с Генеральной ассамблеей ВСЦ или готовившимся Вселенским Католическим Собором конгресс ни в коей степени не мог. Влиятельные западные организации его игнорировали. Стремясь расширить рамки Пражских христианских мирных конференций, Совет по делам РПЦ 30 Декабря 1961 года предлагал ЦК КПСС провести совместно с исполкомом движения в следующем году в одной из африканских стран региональную конференцию «Церкви Африки в борьбе за независимость своих народов». В Феврале 1962 года архиепископ Никодим с профессором И. Громадкой ездили к Императору Эфиопии по вопросу организации подобной конференции. В Марте в Женеве состоялась встреча представителей ВСЦ и пражских ХМК, ограничившихся обсуждением различных вопросов. С Ноября стал выходить журнал «Христианская мирная конференция». Сохранялась надежда, что II Всемирный конгресс, намеченный на 1964 год, действительно станет, наконец, «общехристианским».

В начале 1960-х годов улучшились отношения Русской Церкви с Константинопольским Патриархом Афинагором. В Ноябре-Декабре 1960 года первосвятитель Алексий посетил целый ряд стран Ближнего Востока, встретился с главами 7 Православных и монофизитских Церквей. Патриархам Антиохийскому, Александрийскому, Иерусалимскому было присвоено звание почётных членов Московской Духовной Академии, вручены ордена Св. Владимира и драгоценные подарки. Состоялась и личная встреча Московского Патриарха с Константинопольским, подвергавшимся в тот период преследованиям Турецких властей. Многолетняя борьба за лидерство двух основных сил в Православии была приостановлена достигнутым компромиссом. С 1952 года Патриарх Афиногор безрезультатно пытался созвать Всеправославное совещание на выгодных для него условиях. Московская Патриархия, желая обеспечить большинство голосов для себя, обуславливала своё участие предварительным урегулированием спорных вопросов, в первую очередь признанием в качестве равноправных участников Болгарской, Чехословацкой, Польской и Албанской Церквей. Во время Стамбульской встречи Патриарх Афиногор согласился удовлетворить почти все требования Русской Церкви и обещал в следующем году посетить СССР. После этого владыка Алексий примирился с проведением Всеправославного совещания на острове Родос в Греции. Оно состоялось в Сентябре-Октябре 1961 года. На совещании шла упорная борьба. Попытка провести выборы его председателя не удалась. Им стал глава Константинопольской делегации, но во всех 6 комиссиях представители Московской Патриархии добились проведения намеченной линии. Из подготовленного проекта дня было снято несколько вопросов, в том числе о борьбе с атеизмом, добавлены пункты об участии Православных Церквей в борьбе за мир, против расовой дискриминации и колониализма. Кроме того, по предложению Русской делегации совещание в конце работы приняло послание, в котором подчёркивалось согласование повестки дня будущего предсобора, внутреннее единство всех Православных Церквей и содержался призыв к сохранению мира. Не прошло только предложение создать комитет для подготовки предсобора с равным участием автокефальных Церквей. Константинопольская Патриархия категорически настаивала лишь на своём праве созывать соборы и совещания.⁶⁷⁶ На I Родоском совещании Московская Патриархия проводила антиватиканскую линию, но уже на II подобном форуме в Сентябре-Октябре 1963 года ее позиция в этом вопросе была прямо противоположна. Под давлением Русской и Константинопольской делегаций совещание постановило начать диалог с Римо-Католической Церковью на равных условиях и разрешить каждой Православной Церкви по Своему желанию посылать наблюдателей на II Ватиканский Собор.

Такое радикальное изменение позиции Московской Патриархии было связано с переменой в 1962 году отношения к папе Римскому руководства СССР. Экономическая и внутриполитическая обстановка в стране сильно ухудшилась. Катастрофически не хватало продовольствия. У Н. Хрущёва появились планы поправить положение путём улучшения отношений с богатыми государствами Запада и получением от них долгосрочных кредитов, помощи продуктами питания и т.п. В качестве «платы» он был готов пойти на значительное разоружение. Связующим звеном с руководящими деятелями западных стран, многие из которых являлись ревностными католиками, как бы гарантом серьёзности намерений Хрущёва был избран папа Римский. Через него Западу намеревались внушить, что советское общество (несмотря на «Берлинский» и «Карибский» кризисы) является миролюбивым. Советские дипломаты и спецслужбы начали наводить мосты для контактов с Ватиканом, глава которого в тот период – «красный папа» Иоанн XXIII также старался наращивать мирные усилия. Ответная реакция была положительной. Посланец папы падре Морлссон имел прямое отношение к подготовке аудиенции, данной в Риме Иоанном XXIII в начале 1963 года зятю Хрущёва А.И. Аджубею. А 13 Декабря 1962 года состоялись примечательные переговоры в Кремле самого 1-го секретаря с тайным миссионером Н. Казенсом. Хрущёв ответил согласием на предложение посланца папы установить неофициальные отношения с Ватиканом. Зашёл разговор о печальном положении Московской Патриархии. И тут недавний «гонитель» заявил, что «у нас» больше нет трудностей с Церковью, и «мы» могли бы поддерживать Её, если Она будет держаться подальше от политики. Сказал Хрущёв и о недавней встрече с Патриархом Алексием. Какие-либо другие сведения о ней отсутствуют и, скорее всего, Никита Сергеевич просто сочинил её с понятными целями. Всю первую половину 1963 года шла оживлённая переписка лидера КПСС с папой Римским. И когда в начале Июня Иоанну XXIII на смертном одре доложили о получении телеграммы от Хрущёва с пожеланиями скорейшего выздоровления, «папа попросил её прочитать, затем улыбнулся и сказал три раза по-русски: «Господи, помилуй!» Столь приятен был ему этот жест внимания».⁶⁷⁷

По рекомендации властей начала нормализовывать свои отношения с Ватиканом и Московская Патриархия. Во время конфиденциальной встречи в Августе 1962 года в Париже секретаря комиссии по содействию Христианскому единству монсеньёра И. Виллебрандса с митрополитом Никодимом выяснилось: «Кремль мог бы согласиться на присутствие наблюдателей Русской Церкви на II Ватиканском Соборе, если бы Ватикан смог гарантировать, что этот Собор не станет антисоветским форумом».⁶⁷⁸ 27 Сентября-2 Октября Виллебрандс уже официально посетил Москву, и 10 Октября Священный Синод, рассмотрев приглашение прислать наблюдателей на Собор, постановил принять его. Через 2 дня представители Русской Церкви неожиданно для многих прибыли в Рим на открывшуюся 1-ю сессию Собора.

Ещё одним обстоятельством, несколько улучшившим отношение части советского руководства в конце 1962 года к Московской Патриархии стали ее активные действия в период «Карибского кризиса». Патриарх Алексий в срочном порядке направил главам Православных Церквей, генеральному секретарю ООН телеграммы с призывом сделать всё возможное для недопущения военной катастрофы в результате крайне опасных для дела мира действий правительства США. В Московской Патриархии появилась группа архиереев, прежде всего митрополит Никодим, которые стремились всемерно расширять ее международные связи с целью спасения Церкви от уничтожения внутри страны. И эта тактика действительно приносила результаты. За какие-то 2–3 года Русская Церковь получила широкую известность в мире. Ее судьба начала интересовать всемирное христианство. А значит ликвидировать, заявить, что она самораспалась, в то время как митрополит Никодим за рубежом постоянно говорил о десятках миллионов верующих в СССР, переполняющих храмы, – стало крайне сложно. Впрочем, положительное значение политических компромиссов не следует преувеличивать, ибо не люди спасают Церковь, а Она Сама несёт спасение Своим членам. Отрицательные же последствия поворота к экуменизму общеизвестны.

Во второй половине 1963 года ряд неблагоприятных международных факторов негативно повлияли на положение Московской Патриархии. «Защитный экран» ее внешнеполитической деятельности оказался «пробит» в нескольких местах. 4 Июня умер папа Иоанн XXIII. Избранный новым главой Ватикана Павел VI постепенно всё больше начал отходить от курса своего предшественника, хотя сначала руководство СССР также возлагало на него определённые надежды. В Июле 1963 года на приёме в Совете по делам РПЦ делегаций, приехавших на празднование 50-летия архиерейского служения Патриарха Алексия, представителям Ватикана после тёплых слов о политике Иоанна XXIII было сказано, что советское правительство поддержит любые мирные шаги папы Павла VI. 15 Сентября в Риме состоялись переговоры главы Ватикана с митрополитом Никодимом. Согласно информации Совета в ЦК КПСС, папа заверял, что курс Иоанна XXIII, устраивавший Русскую Церковь, будет продолжен и 2-я сессия Собора пройдёт в этом отношении не хуже 1-й. Он также просил передать благодарность правительству СССР за освобождение и разрешение выехать из страны униатского митрополита Иосифа (Слипого).⁶⁷⁹ В результате представители Московской Патриархии присутствовали и на 2-й сессии Ватиканского Собора, проходившей 29 Сентября – 4 Декабря 1963 года.

Итоги сессии были восприняты руководством СССР скорее негативно. Группа корреспондентов ряда советских газет, журналов, АПН, присутствовавшая на ней, в докладной записке секретарям ЦК КПСС Л. Ильичеву и Б. Пономареву писала о некоторых антикоммунистических выступлениях, продолжении идеологической борьбы с социализмом и предлагала развернуть в печати «принципиальную критику» идеологии и политики Ватикана, а также довести до его руководства, что всякая попытка в какой- либо форме осудить коммунизм на следующих сессиях Собора «вызовет крайне отрицательную реакцию со стороны социалистических государств и ... невыгодные для Католической Церкви последствия». Идеологический отдел ЦК поддержал предложения журналистов и тут же созвал совещание работников, имевших отношение к этим вопросам. Позиция КГБ была ещё более нетерпимой. В справке заместителя председателя Комитета госбезопасности С. Банникова о Вселенском Католическом Соборе отмечалось, что Ватикан намерен проводить политику сближения с протестантами и другими Церквями с целью создания единого фронта, направленного против социалистических стран и коммунистического движения. По сведениям агентуры КГБ, руководство Римо-Католической Церкви становилось на более жёсткую позицию в вопросе отношений с государствами советского блока. Ватикан признавал целесообразность некоторой нормализации отношений с ними, но лишь добиваясь максимальных уступок. В смысле борьбы «либералов» и «консерваторов» 2-я сессия характеризовалась топтанием на месте, однако, подрывные католические центры в СССР активизировались. Папа Павел VI официально принял делегацию украинских униатов и обратился к ним с приветственной речью, чего Иоанн XXIII никогда не делал.⁶⁸⁰

В той же записке Банникова, составленной по просьбе идеологического отдела ЦК, содержался и уничижительный отзыв о Пражских Христианских мирных конференциях. Отмечалось, что религиозная общественность Запада не проявляет большого интереса и желания сотрудничать с ХМК. Их небольшие региональные комитеты в ряде капиталистических стран контролируются государством и полицией. В комиссиях движения участвуют одни и те же лица, причём, их число постепенно сокращается. Неоднократные попытки вовлечь в ХМК Церкви стран Азии и Африки были парализованы ВСЦ, который оказывал им материальную помощь и препятствовал вступлению в Пражское движение. В целом ХМК не смогли стать серьёзным противником ВСЦ. Не стали они и «авангардом движения за мир»: из-за боязни оттолкнуть представителей Запада, документы принимались в «обтекаемой и слишком общей форме». Мешали и идеологические колебания Чешского руководства ХМК, неумелая организационная работа их президента – «буржуазного интеллигента» И. Громадки. Движение «напоминает дом отдыха, куда люди приезжают питаться, беседовать, наблюдать, узнавать новости», а принятые резолюции считаются чем-то формальным и ими не думают руководствоваться. КГБ предлагал для укрепления ХМК заменить центральный аппарат, чётче координировать действия Церквей социалистических стран и так далее.⁶⁸¹

Более успешно развивалась деятельность Московской Патриархии во Всемирном Совете Церквей. В Феврале 1964 года даже удалось провести сессию исполкома ВСЦ на территории СССР в Одессе. Совет по делам РПЦ составил детальный план ее проведения, в котором говорилось:

«1. Обеспечить, чтобы представители Московской Патриархии добивались решений исполкома по международным вопросам, соответствующих основным принципам воззвания Варшавской сессии Всемирного Совета мира...

2. Проведение сессии исполкома... использовать... для разоблачения утверждений буржуазной пропаганды об отсутствии свободы совести и якобы гонений на религию и Церковь в СССР».

Заранее намечалась и тактика действия. При решении кадровых вопросов:

«а) стараться не допустить немца на пост директора научного отдела,

б) Вольфа (директора экуменического института) оставить на третий срок в Боссе,

в) продумать другие кандидатуры из нейтральных кругов» и так далее.

Почти всё из намеченного было выполнено. Сессия приняла с учётом поправок Русской делегации заявление «Проблемы и возможности разоружения в настоящее время», которое было направлено правительствам ведущих государств мира.⁶⁸²

И всё же подобных успехов оказалось недостаточно, чтобы предотвратить последнее, но вероятно, самое ожесточённое наступление на Церковь в СССР. Намеченный срок построения коммунизма приближался, а заметного прогресса с преодолением «религиозных пережитков» в сознании людей не наблюдалось. В Июне 1963 года состоялся пленум ЦК КПСС, целиком посвященный задачам идеологической работы партии. С докладом выступал Л. Ильичев, претендовавший на пост «главного идеолога». Располагая поддержкой Н. Хрущёва, он намеревался, сместив М. Суслова, занять в Президиуме ЦК его место. Секретарь ЦК заявлял, что «религиозный опиум» – одна из крайних форм буржуазной идеологии, главный противник научного мировоззрения, поэтому необходимо нанести удар по «пережиткам прошлого». Пленум обязал все партийные и советские организации добиваться быстрейшего освобождения советских людей от них. Внутриполитическое положение в стране в тот период было сложным, и возможно часть руководства КПСС решило переключить внимание партии и народа на борьбу с «враждебными элементами».

Понемногу в антицерковную кампанию вновь стали включаться и государственные органы. Так, 31 Июля 1963 года Совет Министров РСФСР издал распоряжение о переоценке страховой стоимости церковных зданий, что вызвало резкий рост суммы платежей. Проверки Министерства Финансов установили, что сотни священников, переведённых на твёрдые оклады, получали вознаграждения от верующих. Последовали репрессии, был усилен контроль. Если за первые 8,5 месяцев 1963 года оказалось снято с регистрации 310 Православных общин, то есть почти в 4 раза меньше уровня предыдущего года, то с Октября Совет по делам РПЦ выражал готовность усилить данную «работу».

Но этого казалось мало. 10 Ноября 1963 года председатель КГБ В. Семичастный представил в ЦК КПСС обширную справку о негативной деятельности церковников и сектантов, которые «оказывают серьёзное реакционное, а в ряде случаев враждебное влияние на определённую часть населения, мешают делу идеологического воспитания трудящихся».⁶⁸³ Через пару недель факты из неё уже использовались как главные аргументы в докладе Л. Ильичева на расширенном заседании Идеологической комиссии при ЦК КПСС. По указанию Н. Хрущёва комиссией были приняты грандиозные «Мероприятия по усилению атеистического воспитания населения». Оформленные 2 Января 1964 года как постановление ЦК, эти мероприятия стали «государственным планом преодоления религиозного сознания масс». Документ имел характер тотального наступления на Церковь. В своей программной статье в Январском номере журнала «Коммунист» Л. Ильичев ещё более усилил зловещий смысл постановления. Перед партийными организациями фактически ставилась утопическая задача через 12–17 лет, в соответствии с Программой КПСС, полностью освободить сознание людей от религиозных предрассудков. Секретарь ЦК «предал анафеме» 1943–53 годы относительной терпимости, считал это неправильным пониманием со стороны И. Сталина «ленинской законности», так что растущие преследования были представлены как возвращение к советской «законности».

Антирелигиозная волна захлестнула страну. В вузах в качестве обязательного или факультативного курса были введены «Основы научного атеизма», значительно усилилась антицерковная направленность школьных программ. В Академии общественных наук при ЦК КПСС появился институт научного атеизма. В центральном доме литераторов 18 Марта провели встречу писателей с учёными на тему «Наука, литература и искусство – против религии», и уже 25 Августа секретарь правления Союза писателей К. Воронков докладывал в ЦК, что в ближайшие месяцы выйдет более 40 литературно-художественных атеистических произведений. Как обычно в первых рядах безбожников шёл комсомол. В Июле ЦК ВЛКСМ предлагал партийному руководству «запретить любую деятельность церковников по приобщению к религии детей и подростков», установив за неё уголовную ответственность. Государственный исторический музей пытался лишить Патриархию права аренды у него части Ново-Девичьего монастыря. Во главе этой кампании стоял идеологический отдел ЦК КПСС, и у некоторых его работников появилась идея создать сектор по делам атеизма и религии, то есть специальный партийный орган, который бы преследовал Церковь.

Подобный ожесточённый «штурм небес» вызывал неодобрение даже в некоторых государственных организациях, несогласных с его явными «перегибами». Одним из первых дал негативный анализ последней антирелигиозной кампании в своей Февральской докладной записке начальник 5-го управления КГБ полковник Ф.Д. Бобков. 14 Мая ЦК компартии Украины принял специальное постановление «О фактах грубого администрирования некоторых местных органов власти по отношению к верующим», в которых критиковались участившиеся случаи разгона молитвенных собраний, избиений прихожан и тому подобное. В Июле Совет по делам религиозных культов провёл совещание своих уполномоченных, посвященное вопросу ликвидации административных перегибов.

Естественно, что новое небывалое наступление на Церковь вызвало массовое возмущение и сопротивление духовенства и мирян. 19 Марта Совет по делам РПЦ докладывал в ЦК КПСС о почти всеобщей негативной реакции священников и архиереев на заявление Ильичёва, в том числе митрополитов Никодима (Ротова) и Иоанна (Вендланда). Лейтмотивом высказываний было утверждение, что руководство партии и правительства сейчас «осуществляют фундаментальный пересмотр политики по отношению к религии и религиозным организациям» и отныне борьба с ними «будет носить и государственный характер». Известный московский протоиерей В. Шпиллер писал в Совет: «Что же останется от религии – частного дела по отношению к государству, раз в активной борьбе с ней должна участвовать советская общественность, все общественные и государственные учреждения до министров включительно!». Ленинградский протоиерей А. Медведский заявлял: «Растёт антирелигиозный фанатизм, требующий как можно скорее и не стесняясь в средствах, покончить с религией. Слышатся призывы закрыть все храмы, отбирать детей у верующих матерей, уничтожить духовенство как класс, одним словом, требуют насилия над человеческой совестью». Совет отмечал, что у части духовенства появилось стремление к активному сопротивлению, вплоть до объединения с Ватиканом: «Лучше подчиниться папе, чем безбожной власти».⁶⁸⁴

Активизировались и «церковные диссиденты», которые стали резко и значительно более масштабно протестовать против новых гонений. Значительное распространение получил разного рода «религиозный самиздат» – перепечатанные на машинке листовки, статьи, брошюры, тексты передач западных радиостанций. В 1964 году в Ленинграде возникла нелегальная организация, руководители которой были сторонниками значительной роли Русского Православия в обществе – «Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа». Церковные диссиденты, верующие многократно обращались за поддержкой к мировой общественности. Так, в Феврале 1964 года анонимная группа мирян смогла передать заседавшему в Одессе Исполкому ВСЦ «Обращение к Всемирному Совету Церквей Христиан России, Украины и Белоруссии». Оно заканчивалось просьбой ознакомить с его содержанием ООН, Восточных Патриархов, папу Римского и передать обращение по радио, чтобы христиане всего мира могли молиться о верующих в СССР. Авторы объясняли анонимность страхом перед КГБ: «Если они поймают нас, они смешают с грязью, уничтожат».⁶⁸⁵

В целом западное общественное мнение реагировало на преследования Церкви в СССР значительно слабее, чем в 1920–30-е годы. Но постепенно и за границей начало всё более усиливаться осуждение антирелигиозной политики советского руководства. Много в этом плане сделала Зарубежная Русская Православная Церковь. Ещё в 1959 году архиепископ Иоанн (Максимович) создал братство «Православное дело» для защиты прав верующих Советского Союза. В Октябре 1962 года в Нью-Йорке Архиерейский Собор устроил всецерковное моление «За страждующую и гонимую Церковь в СССР» и выпустил специальное послание. События 1964 года наконец всколыхнули и западную общественность. Сказалось и то, что тяжесть противостояния двух миров всё больше перемещалась в идеологическую область. В начале Марта в Париже состоялся трёхтысячный митинг, на котором выдающийся Французский писатель, лауреат Нобелевской премии Ф. Мориак заявил; «Когда Христа распинают в Москве – мы в Париже слышим Его стоны на кресте». После митинга был отправлен протест Н. Хрущёву, а 4 Марта создан международный «Комитет информации об антирелигиозном положении в СССР», куда вошли писатели О. Клеман, П. Эммануэль, Ж. Мадоль, Доменак и другие.⁶⁸⁶ В различных городах Европы и США прошли подобные акции. В этой обстановке и ряд известных представителей компартий капиталистических стран сочли необходимым высказать аналогичное мнение. Морис Торез в своём заявлении Канадскому телеграфному агенству 19 Апреля 1964 года выразил осуждение гонений на религию, имевших место в СССР. О том же заявлял Роже Гароди, письмо с протестом в ЦК КПСС отправили итальянские коммунисты. Всё это начинало сильно сказываться на международной репутации СССР, отрезвляюще действовать на советское правительство, болезненно воспринимавшее мировое общественное мнение.

Антирелигиозная политика партийного и государственного руководства Советского Союза у большинства мирян и духовенства персонифицировалась с Н. Хрущёвым. Авторитет 1-го секретаря и его ближайшего окружения в народе стремительно падал, в том числе и из-за авантюрной антицерковной деятельности. Поэтому, когда 14 Октября 1964 года на Пленуме ЦК КПСС Н. Хрущёв был снят со всех своих постов, миллионы верующих не без оснований стали надеяться на скорую смену курса в государственной религиозной политике. По свидетельству Ленинградского уполномоченного, после получения известия об уходе Хрущёва в городских храмах самочинно прекращали жёсткий контроль за совершением обрядов, резко выросло количество треб. Так, если за всё первое полугодие 1964 года в Свято-Троицком храме «Кулич и пасха» крестилось 575 человек, то за один день 18-го Октября – 53 человека. Подобное происходило и в других областях.

И действительно, падению Н. Хрущёва сопутствовало почти немедленное смягчение антицерковных нападок. Опасаясь социального взрыва, новое руководство страны предприняло ряд мер по снятию общественного напряжения вокруг религиозной проблемы. По свидетельству инспектора ЦК КПСС Э.И. Лисавцева, курировавшего религиозные вопросы, возобладало мнение, что люди и так обозлены и незачем их ещё дополнительно провоцировать в этом вопросе. 21 Ноября председатель Совета по делам религиозных культов А. Пузин уже с гневным негодованием писал в ЦК, что за последние три с половиной года к уголовной ответственности привлекли более 700 верующих и кроме того многих сослали по указу Президиума Верховного Совета РСФСР о тунеядцах. Он подчёркивал, что как тунеядцев «судят стариков, получающих пенсию, рабочих и колхозников, добросовестно работающих на предприятиях и в колхозах». А. Пузин просил ЦК: дать указания местным партийным организациям и редакциям газет пресечь нарушения законности в отношении верующих, поручить Генеральному прокурору и Верховному суду исправить ошибки и наказать виновных; подготовить для публикации официальное толкование статей Уголовного кодекса, касающихся религиозных культов; разрешить зарегистрировать фактически действовавшие религиозные общества и группы. Характерна резолюция на этой докладной Л. Ильичева: «Видимо, надо найти способ, чтобы не допускать произвола».⁶⁸⁷ Вскоре «главный гонитель» был с большим понижением перемещён в МИД СССР на должность заместителя министра.

В Декабре в Верховном суде СССР с участием КГБ прошло специальное совещание по вопросам нарушения социалистической законности в отношении верующих. Председателям Верховных судов союзных республик было поручено изучить все соответствующие уголовные дела 1962–64 годов. А в Январе 1965 года Президиум Верховного Совета СССР принял постановление «О некоторых фактах нарушения социалистической законности в отношении верующих». Много осуждённых мирян и священнослужителей было освобождено и реабилитировано. Тогда же прекратили существование 2 академические антирелигиозные серии: «Ежегодник музея истории религии и атеизма» и «Проблемы истории религии и атеизма». В справке идеологического отдела ЦК от 10 Февраля 1965 года отмечалось, что так как некоторые местные работники препятствуют устранению ошибок в борьбе с религией, факты администрирования будет позволено критиковать в журналах «Партийная жизнь» и «Социалистическая законность».

Советское руководство постаралось и публично продемонстрировать смену курса религиозной политики. 19 Октября 1964 г. митрополиты Никодим и Питирим были приглашены на правительственный прием в честь космического полета корабля-спутника «Восток». 15 Января 1965 г. председатель Президиума Верховного Совета А. Микоян торжественно принял в Кремле представителей Пражского движения, вручивших ему «Обращение ко всем правительствам, парламентам и видным деятелям мира» II Всемирного общехристианского конгресса в защиту мира. Он состоялся ещё 28 Июня-3 Июля прошлого года. Следует отметить, что конгресс в целом прошел удачнее, чем думали в начале 1964 года в КГБ и ЦК КПСС. Всей его подготовительной работой и ходом заседания руководили представители Московской Патриархии, отодвинувшие на второй план Чешских организаторов движения. В итоге на конгресс приехали делегации 10 из 14 автокефальных Православных Церквей, 147 посланцев стран Азии, Африки и Латинской Америки, которые полностью поддерживали Русские предложения. Из подчёркнутых знаков внимания советского руководства можно также отметить поздравительную телеграмму в Феврале 1965 года нового председателя Совета Министров А. Косыгина в связи с 20-летием избрания Алексия Патриархом.

Правда, все эти изменения были в основном внешнего порядка. Глубинных перемен в отношении партийных «вождей» к религии не произошло, да и не могло произойти. Антицерковная политика была продолжена, изменились только ее формы и методы. За осуществлением курса атеистической работы КПСС строго следил «ветеран» борьбы с религией М.А. Суслов. Но при этом он предпочитал руководствоваться советами, данными ему ещё в 1948 году И. Сталиным – «не выпячивать» данный вопрос, осуществлять подрыв влияния Церкви «полуконспиративно», не обнародуя широко соответствующие решения ЦК КПСС, чтобы не провоцировать кампании протеста на Западе и внутри страны.

И всё же руководство СССР фактически было вынуждено признать своё поражение. Откровенные гонения на Церковь не принесли желаемых результатов. Хрущёвская кампания явно провалилась. Она непримиримо противопоставляла верных христиан и советскую систему, загнала религиозную жизнь в подполье, что было для режима опаснее, чем открытая религиозность; привлекла симпатии к страданиям верующих многих безразличных и неверующих людей, пробудила интерес мировой общественности к положению Церкви в Советском Союзе. Конечно, Московская Патриархия понесла тяжёлый урон. На 1 Января 1958 года она имела 13.414 храмов, 12.169 священнослужителей, 56 монастырей и 7 скитов, а на 1 Января 1966 года всего 7.523 храма, 19 монастырей. Численность зарегистрированного духовенства к 1967 году снизилась до 7.410 человек. Однако религиозность населения в целом не уменьшилась, а в ряде регионов страны даже выросла. Так, в Молдавии к середине 1960-х годов число Православных приходов было снижено на 60%, а количество крещений новорожденных возросло с 46 до 57%. В РСФСР церковная обрядность осталась примерно на прежнем уровне. В 1962 году в республике отпевали 33% умерших и крестили 30% новорожденных. А в Чувашии, Тамбовской, Рязанской, Ульяновской, Кемеровской областях в начале 1960-х годов наблюдался заметный рост. Даже в Москве за 1963–64 годы количество венчаний, крещений и отпеваний увеличилось с 45.914 до 54.916. Прекращение же открытых преследований верующих вызвало в 1964–67 годы рост церковной обрядности уже по всей стране. За один 1965 год доходы Московской Патриархии выросли на 5 миллионов и достигли 90 млн. рублей в год (в новых ценах). Опрос 1966 года в сёлах Пензенской области выявил, что 47% населения составляли верующие или колеблющиеся, от 63 до 97% семей держали в домах иконы. На Украине с 1964 по 1967 год число крещений выросло с 48 до 51%.⁶⁸⁸ Русская Православная Церковь выстояла и на этот раз. Лицезреть «последнего советского попа» миру не пришлось.

Во второй половине 1960-х годов дальнейшее развитие получило движение церковных диссидентов. Существовавшие тогда тенденции к пересмотру ошибок недавнего прошлого не обошли стороной и Православное общество, в недрах которого всё активнее стали пробуждаться признаки Церковного самосознания.

В частности, это нашло выражение в обращении двух московских священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина, которое они в Ноябре 1965 года направили Патриарху Алексию, а также в высшие советские и государственные органы (см. Приложение II). Позднее копии своего обращения они направили также всем епархиальным архиереям Московского Патриархата. Документ широко распространялся в списках и среди рядовых прихожан. В нём названные священнослужители указывали на нарушение социалистической законности в отношении Русской Православной Церкви в период волюнтаризма и призывали к их скорейшему исправлению. Они также призывали Патриарха и других епископов к созыву представительного Поместного Собора для уврачевания внутрицерковных нестроений, связанных с событиями недавнего прошлого, и наведении должного канонического порядка в Церковной жизни. Инициатива московских священников нашла поддержку со стороны такого авторитетного иерарха, как архиепископ Калужский и Боровский Ермоген (Голубев).⁶⁸⁹ Последний также обратился с письмом к Патриарху с указанием на необходимость Собора для упорядочения положения в Церкви.⁶⁹⁰ Ещё ранее, летом 1965 года он вместе с другими епископами подал Патриарху докладную записку, содержащую критику постановлений Собора епископов 1961 года.

Следует отметить, что у архиепископа Ермогена и двух московских священников нашлось немало сочувствующих среди Церковного общества из тех, кому было известно о предпринятых ими акциях. Однако, эта инициатива не только не получила поддержки высшего Церковного руководства, но даже навлекла на указанных лиц меры прещения. Так, архиепископ Ермоген был Синодальным постановлением уволен от управления Калужской епархии, с определением ему места пребывания в Жировицком монастыре, а о. Н. Эшлиман и Г. Якунин запрещены Патриархом в священнослужении. Позднее дважды, в Октябре 1966 года и в Июле 1968 года Преосвященный Ермоген вызывался в Московскую Патриархию, где с ним проводились длительные беседы членами Синода (в последний раз для этого были вызваны члены летней и зимней сессий). В результате деятельность архиепископа Ермогена была признана Синодом «неполезной для Церкви» и осуждена особым определением.⁶⁹¹

Создавалось положение, когда даже достаточно умеренные выступления церковных деятелей в защиту признаваемых советским законодательством прав Церкви воспринимались как чуть ли не уголовная деятельность.⁶⁹²

Между тем, в эти годы произошли некоторые перемены в области государственного регулирования религиозной жизни в стране. В 1966 году произошло слияние Совета по делам Русской Православной Церкви и Совета по делам религиозных культов в единый общесоюзный орган – Совет по делам религий при Совете Министров СССР. Его главой был назначен В.А. Куроедов. Последний 30 Августа 1966 года дал интервью газете «Известия», в котором указал на необходимость соблюдения советского законодательства о культах как верующими, так и государственными органами. При этом положение Православной Церкви в СССР и взаимоотношения Совета с Московской Патриархией были признаны им как вполне удовлетворительные.⁶⁹³

Следует отметить, что в это время в стране обозначился заметный рост общин евангельских христиан-баптистов. Причиной такого подъёма послужили следующие события. В Декабре 1959 года пленум ВСЕХБ под жёстким давлением властей вынужден был принять «Положение о Союзе евангельских христиан-баптистов в СССР» и «Инструктивное письмо старшим пресвитерам ВСЕХБ». В этих документах ущемлялись и без того скудные права верующих, однозначно запрещались все формы благотворительности, религиозное воспитание детей, крещение подростков до 18 лет, «нездоровые миссионерские проявления». Задачей Церкви объявлялось только удовлетворение религиозных нужд верующих; действия по привлечению в общину новых членов, особенно молодёжи, осуждались.

Дойдя до рядовых баптистов, эти документы вызвали настоящую бурю возмущения. В середине 1961 г. одиннадцать несогласных пресвитеров – Г. Крючков, А. Прокофьев, И. Афонин и др. создали Инициативную группу по созыву чрезвычайного всесоюзного съезда для обсуждения возникшей ситуации. Однако, руководство ВСЕХБ сочло их предложение нереальным, провоцирующим усиление гонения. Конфликт привёл к взаимным отлучениям от Церкви и расколу. Члены Инициативной группы и тысячи их сторонников (получившие название «инициативники») вышли из официальной баптистской организации, создав альтернативный Совет Церквей ЕХБ.

«Катакомбные» баптисты активно вели миссионерскую деятельность, крестили верующих подростков, нелегально распространяли духовную литературу. Обрушившиеся на них репрессии они воспринимали, как желанное мученичество за Христа. В дальнейшем случилось то, чего более всего опасались власти: в «гонимое братство» хлынула задыхавшаяся от духовного гнёта, романтически настроенная молодёжь.

Сопротивление верующих, вызвавшее резонанс во всем мире, вынудило советское правительство сделать некоторые послабления. Репрессируя активистов-инициативников, власти всё же дали согласие на проведение съезда «лояльных» баптистов. Те немедленно показали, что их лояльность простирается до определённых границ. Собравшийся в 1963 г. Всесоюзный съезд ЕХБ отменил одиозные документы, а их авторы 3 года спустя принесли публичное покаяние.

Раскол, однако, прёодолён не был, и каждая баптистская организация с тех пор шла своим путём.⁶⁹⁴

Большинство баптистов стремилось к обеспечению своего легального существования. Впрочем, местные власти, как правило, не спешили идти им навстречу, либо отказывая, либо затягивая в поддержке их ходатайства и регистрации. Однако, сплочённость и настойчивость верующих с одной стороны и опасность расширения религиозной оппозиции с другой, побудили Совет Министров РСФСР принять в 1968 г. постановление о внесении надлежащего порядка в вопросе рассмотрения заявлений граждан о регистрации религиозных обществ.⁶⁹⁵ Настоящий правительственный документ отмечает случаи ущемления прав верующих, необоснованные отказы и проволочки в рассмотрении их заявлений о регистрации религиозных обществ, в связи с чем в правительственные органы поступили многочисленные жалобы. Данным постановлением правительство РСФСР обязало районные и областные исполкомы Советов депутатов трудящихся внести надлежащий порядок по указанному вопросу, строго придерживаться установленных законом сроков рассмотрения заявлений граждан, а также разобраться по существу заявлений и в тех случаях, когда религиозное общество отвечает требованиям советского законодательства, удовлетворить их, направив соответствующее представление в Совет по делам религий при Совете Министров СССР.

В завершение следует сказать несколько слов о состоянии Богословской мысли в указанный период. Так, «с целью содействия Богословскому творчеству в Русской Церкви» Московская Патриархия в 1960 г. стала выпускать ежегодник «Богословские труды». В период 1960–1970 гг. было издано пять выпусков. В дальнейшем сборник стал выходить более регулярно. Особую популярность этому изданию придали в дальнейшем публикации, относящиеся к Русскому Богословскому наследию, в особенности работы таких авторов как о. Павел Флоренский, проф. И.В. Попов, В.Н. Лосский, епископ Григорий (Лебедев) и ряд других. Определённая активизация Богословской мысли в этот период была связана с участием представителей Московского Патриархата в мероприятиях по подготовке Всеправославного Собора, экуменическом движении и межконфессиональных диалогах. В это время выдвинулась целый ряд Богословов, среди которых необходимо назвать: профессора-протоиерея Ливерия Воронова, профессора В.Д. Сарычева, профессора-протоиерея Иоанна Белевцева и других, которые внесли вклад на страницах «Богословских трудов» и ЖМП. Авторитетом среди учёных-патрологов пользовался находящийся в юрисдикции Московского Патриархата архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин), автор ряда исследований, посвященных творчеству преподобного Симеона Нового Богослова, крупный знаток святоотеческого Богословия, участие многих межправославных и экуменических встреч.

Касаясь состояния Богослужения в обозреваемый период, нужно сказать, что такие отступления от устава и Церковной традиции как так называемая общая исповедь, «заказные» ектеньи, заочные отпевания, произвольные сокращения Богослужебных чинов особенно при совершении треб и так далее, что ещё ранее отчасти было вызвано внешними обстоятельствами, в указанное время, к сожалению, прочно укоренилось в практике многих – особенно городских приходов.

Говоря о других сторонах Церковного благочестия можно отметить, что к концу указанного периода состоялась канонизация высшей Церковной властью Московского Патриархата в лице Священного Синода двух новоявленных святых – прав. Иоанна Русского в 1962 году и равноапостольного Николая, архиепископа Японского в 1970 году. И хотя эти деяния были совершены в рамках внешнецерковной деятельности Московского Патриархата, всё же для жизни всей Русской Церкви они имели важное значение. Кроме того, определениями Синода были введены для употребления некоторые новые Богослужебные последования (Службы прав. Тавифе, Служба собору Ростовско-Ярославских святых и некоторые другие), явившиеся плодами гимнографического творчества митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима.

Останавливаясь на практических сторонах Богослужебной практики в данный период, точнее в его конце, можно сказать об определениях Синода от 28 Ноября 1968 г. допускавшем восстановления древнего обычая совершения литургии Преждеосвященных Даров в вечернее время.⁶⁹⁶ К этому времени в ряде епархий стало практиковаться чтение некоторых Богослужебных текстов (Евангелия, Апостола, Шестопсалмия, Кафизм, канона прп. Андрея Критского) на Русском языке. Последнее явилось следствием Богословского подхода митрополита Никодима к явлениям Церковной жизни и его глубокого влияния на некоторых близких ему епископов. Впрочем, подобные нововведения не имели популярности в Церковном обществе.

Кроме того, следуя духу христианского братства и находясь на почве традиции и канонов Православной Церкви, Священный Синод свои определением, принятым на заседании 16 Декабря 1969 г., в порядке разъяснения уточнил, что не возбраняется совершение таинств над старообрядцами и католиками, когда они обращаются для этого к Православной Церкви.⁶⁹⁷ Этот шаг, направленный на укрепление духовного единства Русского Общества, не был новшеством в Православии. Ещё до революции широко практиковались венчания Православных с инославными с условием, что дети от этого брака будут воспитаны в Православной вере. Для инославных был также упрощён переход в Православие. Постепенное возрождение дореволюционных традиций также свидетельствовало о том, что гонения начала 1960-х годов не достигли своих результатов. Церковная жизнь продолжалась, хотя в предутренних сумерках рассвет казался ещё очень далёким.