К.А. Панченко

Источник

Глава VIII. Внешние связи

Когда [солдаты] воюют, сколько живы

останутся, научаются воинскому делу, а как

сидят, так и не воюют, и во время нужды

ни к чему не пригодны. А буде есть такие

люди, которые чают, что исправление воинское

делается без беды, без труда, без смерти – они

бы сделали себе по камилавке и пошли бы

жить в монастырь и четки свои перевертывали бы.

Патриарх Досифей – Петру I, 1706 год.

Север-Юг: контакты завязываются. Миссия Познякова. Ближневосточная политика Федора Иоанновича. Годунов и Смута. Эпоха Феофана. Звездный час патриарха Паисия. Путешествие Макария. Тучи сгущаются. Дело Никона: Лигарид и Нектарий. Второе путешествие Макария. Эра Досифея. Грузинский вектор. Антиохийская активизация начала XVIII века Украина и Православный Восток. Хрисанф: мир меняется. Анабиоз XVIII столетия. Парфений, непонятый союзник. Просители подаяния. Грузия и православный Левант в XVIII веке. Вместо эпилога.

Север-Юг: контакты завязываются

Историки вполне справедливо называют рум миллети Османской империи «государством в государстве». Действительно, православное этно-конфессиональное сообщество обладало многими атрибутами государственности, в том числе собственной внешней политикой, оказывавшей, подчас, заметное влияние на международные отношения в Средиземноморье и Восточной Европе. Векторы внешних связей Православного Востока расходились широким веером от Грузии, Московского царства, западнорусских земель Речи Посполитой, православных стран Дунайского региона до католических и протестантских государств Запада. В настоящей главе мы обратимся к анализу контактов ближневосточных христиан со странами восточно-христианского мира, основывавшихся на религиозно-культурной близости и приводивших иной раз к тесному переплетению судеб как отдельных людей, так и целых народов, разделенных тысячекилометровыми пространствами.

Православный миллет Османской империи, конечно, не представлял собой единый субъект политики. В его рамках можно выделить десяток-полтора самостоятельных «игроков» – глав всех поместных церквей и наиболее влиятельных монастырей. Духовенство Православного Востока было разделено на несколько соперничающих группировок. Установить их состав и интересы получается далеко не всегда. Группировки эти были неустойчивы, их члены перетекали из одной в другую, меняли политическую ориентацию, мотивы их поступков зачастую туманны, поведение противоречиво. Но при том что греческие семейно-клановые и земляческие структуры османской эпохи изучены пока очень слабо, можно попытаться хотя бы в первом приближении выстроить схему взаимодействия этих церковно-политических групп.1458

Важно отметить, что если внутри Османского государства константинопольские патриархи играли несравненно большую роль, чем иерусалимские и антиохийские, то за его пределами, в сфере контактов с северными единоверцами, тон подчас задавали иерархи с Арабского Востока. Внешнеполитической активности вселенского престола не способствовали частые смены патриархов, атмосфера интриг и доносов в Фанаре, когда все силы архиереев уходили на междоусобную борьбу, не оставлявшую возможности должным образом заниматься нуждами церкви. Иерусалимские патриархи, правившие в условиях большей стабильности, успешнее могли разрабатывать и воплощать в жизнь долговременную политическую стратегию. Но, в любом случае, зарубежные связи православных Сирии и Палестины можно рассматривать лишь в общем контексте всего восточного православия.1459

При Иване III и Василии III растущие политические амбиции Московского царства, осознание своего преемства с Византийской империей предопределили установление им широких связей с балканскими единоверцами, регулярную посылку милостыни на Афон, в Сербию и константинопольскому патриарху.1460

Включение Сирии и Египта в состав Османского государства значительно упростило контакты ближневосточных христиан с новой православной империей, поднимавшейся на севере.1461 Синайские монахи направили свое первое посольство за милостыней в Москву уже 16 ноября 1517 года, в год османского завоевания Египта.1462

Из-за утраты посольской документации за 1519–1549 гг., погибшей в пожаре Москвы 1547 г. и в других катаклизмах, о русско-восточных связях в этот период можно судить лишь по косвенным и неполным данным из побочных источников. В частности, в 1533 г. александрийский патриарх Иоаким направил свое первое послание в Россию, где, максимально сгущая краски, описывал бедствия египетских христиан «среди безбожных и нужду от нечестивых, наипаче многое их насилование и нестерпимое мучение».1463 Среди прочего, патриарх просил оказать помощь инокине Макрине, игуменье монастыря св. Богоматери Одигитрии в Иерусалиме, которая пришла в Русскую землю «нужд ради своих и нищеты, просить милостыню» у русского государя.1464 Это первое свидетельство о пребывании в России просителей милостыни из Палестины в османский период.

Через несколько лет и сам только что избранный патриарх Герман прислал на Русь своих представителей – старцев Арсения и Досифея. В марте 1541 г. они встречались в Новгороде с архиепископом Макарием, будущим московским митрополитом, и рассказывали ему о нуждах Иерусалимской церкви. В патриаршей грамоте сообщалось об усилиях Германа по восстановлению обветшавшей церкви Гроба Господня, возведении купола храма Воскресения и иных работах, на которые «есмя истратили много». Строительство не было, видимо, санкционировано мусульманским кади, поэтому, как писал Герман, «нечестивыя и безбожныя арапленя и туркове в зависти не премолкле нам и шед оговорили мя к безбожному державцю санчагбию».1465 Санджакбей прислал своих людей разрушить новопостроенные части церкви, «и меня, – сообщал Герман, – взяли и связавши в чепи и в железах отвезли к безбожному санчагбию»; лишь ценой больших взяток патриарху удалось спасти церковь, но на покрытие образовавшихся долгов пришлось посылать сборщиков милостыни до самого Новгорода.1466 Инок Арсений получил милостыню и от государя; среди прочих даров для патриарха упоминается шуба Василия III.1467

Таким образом не совсем точно мнение Н.Ф. Каптерева о том, что первый контакт патриарха Германа с Россией относится к 1543 году, когда он, находясь в Стамбуле, поставил свою подпись под грамотой константинопольского клира к русскому государю с просьбой об освобождении Максима Грека.1468 Любопытно, что вскоре аналогичную грамоту в Москву направил александрийский патриарх Иоаким.1469 В отличие от недлинного и весьма смиренного по тональности послания константинопольского и иерусалимского патриархов, Иоаким выступил с резкими нравоучениями о том, что «так не творят православные христиане над нищим и особенно над иноком, наипаче же цари, удостоенные великого смысла».1470 Кажется, никто из восточных иерархов не писал русскому царю в таком резком тоне: «Праведно есть заключать в темницы не боящихся тебя... и связывать желающих тебе зла, но убогих, наипаче учителя, каков тот убогий Максим... не добро и не праведно держать силою и оскорблять». Свое пространное письмо Иоаким завершил словами: «Никогда я не писал к тебе и не просил себе какого-либо утешения (престарелый патриарх, похоже, забыл о своей грамоте 1533 году – К.П.); не оскорби же меня в этом и не заставь писать иное послание к твоему царству».1471

Максима Грека, как известно, из России так и не выпустили, однако благожелательные русско-восточные контакты продолжались. В 1548 году патриарх Герман направил в Россию новое посольство – старцев Даниила и Гавриила, которые сообщили о сильном землетрясении в Палестине, когда колокольня Св. Гроба рухнула на купол храма Воскресения и разрушила его. Обвалилась также колокольня Вифлеемского храма, пострадали другие церкви и Кувуклий Св. Гроба. Патриарх испрашивал помощь на восстановление храмов, поясняя, что «нам убо нет силы от вседневного нахождения нечестивых иноплеменник и насилиа».1472 Милостыня была отправлена небольшая, около 100 руб. Правительство Ивана IV, похоже, в тот момент (1550 г.) не вполне осознало свои интересы на Св. земле.

Миссия Василия Познякова

Осознание пришло чуть позже. Крепнущее Московское царство все более последовательно претендовало на политическое лидерство в православном мире. С конца 1550-х гг. московская дипломатия начала прорабатывать вопрос о признании на Православном Востоке царского титула русского государя. В Константинополь и на Афон было направлено соответствующее посольство с дарами. В свою очередь, греческие иерархи, заинтересованные в сильном покровителе, с полным одобрением восприняли державные устремления Ивана IV. Из Константинополя в 1562 г. прибыло посольство от патриарха с соборной грамотой о признании царского титула русских самодержцев.1473

В тесной связи с этими событиями находится беспрецедентная по размаху внешнеполитическая акция России по укреплению своего престижа на Ближнем Востоке – миссия архидиакона Геннадия и Василия Познякова к восточным патриархам. Непосредственным поводом к ней послужило прибытие в Москву в январе 1558 г. синайских старцев Иосифа и Малахии с грамотой александрийского патриарха Иоакима и синайского епископа Макария от 26 сентября 1556 г. Послание патриарха и архиепископа, переполненное гиперболическими славословиями русскому царю, которого называли «вторым солнцем» и грядущим освободителем Востока от ига неверных, содержало смиренные просьбы о милостыне обветшавшей Синайской обители, которая осталась «как малая искра в пустыне сей, поругаемая и гаснущая, ради грех наших».1474

Воспользовавшись случаем, русское правительство в октябре 1558 г. отправило на Православный Восток многочисленное посольство с огромными дарами патриархам и монастырям. Руководители миссии архидиакон Геннадий и Василий Позняков получили, среди прочих задач, указание «обычаи в тех странах писати».1475 Как видим, Россия начала внимательно присматриваться к поствизантийскому пространству.

Архидиакон Геннадий умер в самом начале пути, в Стамбуле, и дальнейшее руководство посольством перешло к Познякову. В октябре 1559 г. он добрался до Александрии, где виделся с патриархом Иоакимом и рассказывал ему о величии и победах русского царя. Патриарх крестился на иконы и вспоминал о пророчестве, «яко восстанет царь от восточныя страны православной, и покорит ему Бог многие царства», и восточные христиане будут избавлены «рукою его от безбожных турок».1476

Вместе с патриархом Позняков посетил Каир, а потом, в ноябре – Синайский монастырь, оставив трогательное описание своей встречи с иноками: «К нам же прииде игумен и прия нас и целова, захлипаяся от слез, и глаголаше: Благодарим Бога, сподобившего нас видети православного царя посланники! Потом же начаху нас братия обнимати и целовати и с любовию слезы испущаху от радости».1477

Вернувшись в конце 1559 г. в Александрию, Позняков отплыл оттуда в Палестину. Патриарх Иоаким передал с ним адресованную русскому царю грамоту, где рассказывал «о великих печалях, нуждах и бедах, и срамотах и поношениях» своих и своей паствы «от державцев немилостивых и диких зверей, нечестивых агарян» и воссылал молитвы, чтобы Господь попрал врагов царя и рассеял их по земле, как прах от лица ветра.1478 Как видим, Иоаким проделал заметную эволюцию от жестких поучений в связи с делом Максима Грека, до униженных славословий царю и желания узреть «благолепный зрак» его лица.1479 Патриарх сориентировался в меняющейся политической обстановке и разглядел в Московском царстве могущественного покровителя ближневосточных христиан.

Пасху 14 апреля 1560 г. Позняков встретил в Иерусалиме, где пробыл до июля. Патриарх Герман получил царскую милостыню: по росписи там значились соболья шуба, рухляди на 400 золотых угорских, столько же жертвовалось на Св. Гроб и 200 золотых – на Голгофу. Правда, патриарх при получении милостыни недосчитался 400 руб., в чем винил главу синайского посольства Иосифа. «Как он их рассыпал, – писал Герман царю, – сам о том разведаешь».1480 Впредь патриарх просил присылать ему милостыню только с иерусалимскими чернецами. Среди прочего Герман испрашивал у царя митру, «ибо многие, – как пояснял патриарх, – здесь у Св. Гроба носят митры: армяне и хабези и прочие, только мы одни ее не имеем!»1481

Вероятно, после посещения Иерусалима, летом 1560 г., Позняков прибыл в Дамаск, где передал царскую милостыню патриарху Иоакиму ибн Джуме, положив, тем самым, начало русско-антиохийским связям. Иоаким также направил царю грамоту, полную велеречивых славословий. «Дал бы Бог нам видети твой царский зрак, сиречь образ, – писал патриарх, – И услышели бы божественный и сладчайший твой глас. Благословим, благодарим и покланяемся, лобзаем тя за ради милостины твоя и призирания».1482

Правительство Ивана Грозного еще дважды отправляло специальные миссии к восточным патриархам – посольство Семена Барзунова в 1571 году с милостыней к константинопольскому и александрийскому патриархам, на Афон и Синай и посольство Ивана Мишенина (которого сопровождал известный Трифон Коробейников) в 1582–1584 гг. с огромной милостыней на помин души царевича Ивана. Дары были распределены между афонскими монастырями, константинопольским патриархом Иеремией и александрийским Сильвестром, находившимся в тот момент в Стамбуле.1483 Заметно, что Иерусалимский и Антиохийский патриархаты в этот период представлялись Москве не столь авторитетными, и при посылке на Восток денежной помощи их часто не принимали в расчет.

В этой ситуации палестинское духовенство само проявило инициативу. Летом 1582 г. вифлеемский митрополит Иоаким с группой арабов-христиан отправился за милостыней с окружной грамотой иерусалимского патриарха. Осенью 1583 г. Иоаким прибыл в Москву, был принят государем и в сентябре следующего года отпущен с дарами. Это был самый высокопоставленный представитель Иерусалимского патриархата из появлявшихся до того времени в России. Среди лиц, выехавших из Москвы вместе с митрополитом, упоминаются старцы лавры св. Саввы и архимандрит антиохийской соборной патриаршей церкви Исайя, возможно, первый сирийский посланник в Москве в османскую эпоху.1484

Ближневосточная политика Федора Иоанновича

После вступления на московский престол набожного Федора Иоанновича денежная помощь восточным церквям еще более увеличилась. Уже в августе 1584 года государь отправил в Стамбул посланника Бориса Благого с извещением о своем воцарении и милостыней константинопольскому патриарху и афонским монастырям. В апреле 1585 г. Борис Благой встречался с патриархом Феолептом и находившимися тогда в османской столице александрийским и антиохийским патриархами. Александрийский первосвятитель Сильвестр после этого несколько раз приглашал к трапезе посланника и вел с ним долгие беседы о грядущем обретении русским государем «наследия царя Константина», сокрушаясь лишь, что, ввиду своей глубокой старости, не доживет до этих дней.1485 При отъезде посольства Сильвестр передал грамоту для царя с пространными наставлениями как управлять государством и хранить православные устои; соответствующие назидания были адресованы и московскому митрополиту Дионисию.1486 Сильвестр, похоже, примерял на себя роль духовного наставника Московского царства.

Иерусалимский патриарх Софроний также послал Федору Иоанновичу наставления общего характера о праведном царствовании и о любви к нищим и убогим, св. церквям и Св. Гробу Господню, «идеже горят два паниканьдила ради многолетнего... имени царствия твоего, и молим за твое царствие во дни и в нощи на священных литоргиях».1487 Патриаршую грамоту отвозил в Москву в 1586 году архимандрит Иоасаф, вернувшийся с весьма значительной суммой – 900 руб. – и жалованной грамотой о свободном проезде иерусалимских старцев в Москву за милостыней.1488

Общение с Борисом Благим, а также, возможно, с вифлеемским митрополитом подтолкнуло третьего из патриархов, антиохийского Иоакима Дау, к личной поездке в Россию за денежной помощью. Зимой 1585–1586 гг. он появился на Украине, где, с санкции константинопольского патриарха, обеспокоенного прокатолическими настроениями архиереев Киевской митрополии, принимал активное участие в церковно-политической борьбе. Иоаким, в частности, санкционировал учреждение Львовского православного братства и поддерживал его в противостоянии с местным епископом, а также издал ряд канонических постановлений, упорядочивающих быт духовенства.1489

В апреле 1586 г., будучи во Львове, Иоаким испросил разрешение у царя на посещение России, в июне через Смоленск прибыл в Москву, где оставался до августа. Беспрецедентный визит восточного патриарха вызвал огромный резонанс в московском обществе. Российские власти воспользовались случаем, чтобы в переговорах с Иоакимом поднять тему учреждения в Москве патриаршества.1490 Иоаким Дау уклонился от самостоятельного решения этого вопроса, но обещал передать его на соборное рассмотрение восточных церквей. Вместе с Иоакимом в Константинополь был отправлен подьячий Михаил Огарков с милостыней и грамотами к патриархам.

Дальнейший ход событий подробно описан историками: приезд в Москву константинопольского патриарха Иеремии и его затянувшееся пребывание в России (1588–1589 гг.), возведение митрополита Иова в московские патриархи, константинопольские соборы 1590 и 1593 г., подтвердившие учреждение русского патриаршества от имени всего восточного духовенства. Процесс этого признания шел не совсем гладко, столкнувшись, в частности, с сопротивлением нового александрийского патриарха Мелетия Пигаса, не присутствовавшего на соборе 1590 года.1491

Стремясь стимулировать греческих иерархов к скорейшему признанию московских притязаний, русское правительство направило на Восток новые посольства с обильными дарами: дьяка Григория Нащокина в мае 1591 г., Ивана Кошурина в 1592 г. и самую, пожалуй, знаменитую из своих дипломатических миссий – дьяков Михаила Огаркова и Трифона Коробейникова в январе 1593 г. Достигнув в апреле Стамбула, послы раздали здесь милостыню константинопольскому патриарху, афонским монастырям, передали суммы, причитавшиеся александрийскому патриарху Мелетию и антиохийскому Иоакиму (последнему – с халебским митрополитом Макарием, находившимся в тот момент в столице). 28 сентября посольство прибыло в Иерусалим, где распределило между патриархом и всеми монастырями мехов и звонкой монеты на сумму свыше 4 тыс. золотых. В феврале 1594 г. Трифон переслал 430 золотых и сорок соболей в Синайский монастырь.1492

Годунов и Смута

Промежуток 1594–1602 гг. – очередная лакуна в наших представлениях о русско-восточных контактах, поскольку архивные материалы за эти годы утрачены. На основании косвенных данных можно предполагать наличие несколько указов конца XVI столетия об отправке милостыни в палестинскую лавру св. Саввы.1493 Упоминается также о бесследно пропавшем посольстве из Иерусалима, возглавляемом митрополитом Кесарии Германом. Борис Годунов, чувствуя, возможно, слабую легитимность своей власти, очень дорожил расположением восточных патриархов и охотно посылал милостыню на Православный Восток. В 1603–1605 гг. в Москве находился целый ряд посольств с Афона, из Сербии, от константинопольского патриарха, а также делегация из лавры св. Саввы во главе с архимандритом Григорием и прибывшее вслед за ней в декабре 1603 г. посольство от иерусалимского патриарха Софрония, возглавляемое архимандритом Феофаном, будущим патриархом. Софроний в своих грамотах жаловался на долгий перерыв в милостыне, тяжелую нужду Иерусалимского престола и просил, в частности, прислать денег на покупку виноградника и масличного сада для церковных нужд. Хотя власть Годунова уже шаталась, и войска Лжедмитрия продвигались к Москве, это никак не сказалось на пышности приемов и щедрой милостыне, пожалованной восточным клирикам. По мнению Н.Ф. Каптерева, все это должно было произвести сильнейшее впечатление на архимандрита Феофана, сыгравшего впоследствии видную роль в истории русско-палестинских контактов.1494

Последнее восточное посольство, успевшее прибыть ко двору Годунова, было отправлено из Синайского монастыря с грамотами александрийского и иерусалимского патриархов и синайского епископа Лаврентия, повествовавшими о «великом убожестве» обители по причине «дани агарянской» и «пленения от арабов», что вынудило монастырь заложить свои св. сосуды и ризы за 4 тыс. золотых.1495 Вряд ли синаиты успели получить милостыню от царя Бориса. Вскоре в Москву вступил Лжедмитрий, и катаклизмы Смутного времени надолго оборвали политические связи России и Ближнего Востока. За этот период только один раз, в 1605 году, иерусалимский патриарх Софроний попытался установить контакт с Москвой, обратившись за денежной помощью к Лжедмитрию, которого он горячо поздравлял с чудесным спасением и обретением праотеческого престола. Церковные историки оправдывают Софрония тем, что он не знал, с кем имеет дело.1496

Не все посланцы ближневосточных церквей успели благополучно выбраться из Москвы до начала Смуты. В архиве Посольского приказа сохранилась челобитная от апреля 1619 г. старца Софрония из лавры св. Саввы, который приехал на Русь за милостыней при царе Борисе, «в каком году – не упомнит».1497 Так и застряв в России в Смутное время, старец получал «поденного корма» при Борисе – гривну в день и ведро меда, при «Растриге» (Лжедмитрии) и царе Василие – только по алтыну в день и ведру пива. Чувствуется, как агонизирующее государство урезало внешнеполитические расходы, но не решалось еще совсем отказаться от связей с Православным Востоком. После занятия Москвы поляками выдача «поденного корма» прекратилась, а когда в 1611 г. поляки сожгли Москву (не тогда ли пропали архивные документы 1590-х гг.?), Софроний ушел «в таборы» ополчения Прокопия Ляпунова.1498 Оттуда старец перебрался в Ярославль, потом в Казань, кормился при тамошних монастырях, а когда почувствовал стабилизацию обстановки, появился в Москве и бил челом о выдаче ему «поденного корма», «чтоб ему... голодною смертью не умереть».1499

Эпоха Феофана

Тот же 1619 год стал временем возрождения активных русско-восточных контактов. Уже в 1613 и 1615 годах правительство Михаила Романова отправляло грамоты к константинопольскому патриарху с извещением о прекращении Смуты в Московском государстве и испрошением молитв восточного духовенства за царя и Русскую державу.1500 А в 1619 г. в России появился иерусалимский патриарх Феофан. В русской литературе того времени сложилась красивая легенда о том, что Феофан приехал по общему решению восточных патриархов для того, чтобы помочь Русской церкви преодолеть тягостные последствия Смуты и, в первую очередь, содействовать избранию нового московского патриарха. Позднейшие историки воспринимали миссию Феофана более прозаически: он приехал для испрошения милостыни, и лишь по случайности этот приезд совпал с избранием на патриаршество Филарета Романова, поэтому иерусалимский патриарх и возглавил хиротонию Филарета.1501

Получив богатую милостыню, свыше 2 тыс. руб. («не смотря на разорение государства», как едко заметил Н.Ф. Каптерев1502), Феофан в феврале 1620 г. отбыл из Москвы в Киев.1503 Украина была не менее важным, чем Москва, полем деятельности иерархов Православного Востока, тем более что Киевская митрополия входила в состав Константинопольского патриархата. Поэтому именно Константинопольская патриархия и греческий мир Балкан в первую очередь были вовлечены в драматическую борьбу, связанную с подготовкой Брестской унии и дальнейшим противостоянием православия и католичества на Украине.

Клирики с Ближнего Востока участвовали в этих событиях реже, но временами и им выпадало играть видные роли в украинской культурно-политической истории. Достаточно вспомнить деятельность в 1585–1586 гг. во Львове антиохийского патриарха Иоакима Дау, о которой говорилось выше. Кирилл Лукарис возглавлял православную коллегию в Вильно и присутствовал в качестве экзарха александрийского патриарха на альтернативном православном Брестском соборе 1596 г. Тогдашний александрийский патриарх Мелетий Пигас, стремившийся играть роль духовного лидера восточно-христианского мира, направил десятки посланий лидерам православной партии на Украине.1504

В череду этих событий вписывается и пребывание в Киеве Феофана (март 1620 – начало 1621 г.). К этому времени на Украине, в ходе насаждения унии, не осталось ни одного православного архиерея, и католические круги считали свою окончательную победу уже близкой. В Фанаре и Москве прорабатывали варианты восстановления православной иерархии в западнорусских землях. Феофан получил соответствующие полномочия на это от вселенского патриарха. На Украине церковные братства и местное духовенство настаивали на скорейшей хиротонии епископов, но Феофан какое-то время колебался, опасаясь репрессий со стороны польских властей. Только поражение польской армии от османов в сентябре 1620 г. в значительной степени развязало ему руки. Опираясь на гарантии безопасности со стороны запорожских казаков, иерусалимский патриарх в октябре возвел в сан несколько православных епископов и нового киевского митрополита. Это было настоящей диверсией против польских властей. Король объявил Феофана самозванцем и турецким шпионом, но патриарх под охраной трех тысяч казаков был уже вывезен в Молдавию.1505

Следующая четверть века в истории внешней политики православного миллета и, в частности, русско-восточных связей может быть без большого преувеличения названа «эпохой Феофана». Иерусалимский патриарх был центральной фигурой в системе контактов православного Леванта с Московским государством, возглавлявшимся патриархом Филаретом и царем Михаилом Романовым, чье правление закончилось почти одновременно с архипастырством Феофана. Помимо него, пожалуй, только Кирилл Лукарис пользовался подобным вниманием Посольского приказа и щедротами российской власти.

На Иерусалимский патриархат приходилась значительная, если не основная, доля московской милостыни, направляемой на Восток. Эти пожалования поступали как от русских посольств, прибывавших в Стамбул (миссии Кондырева и Бормосова в 1622 г., Бегичева – в 1624 г., Яковлева и Евдокимова – в 1629 г. и др.), так и через посланников, направлявшихся в Москву иерусалимским патриархом. Одно из крупнейших таких посольств прибыло в 1625 г. Его возглавляли родственник патриарха архимандрит Кирилл и архимандрит лавры св. Саввы Григорий, которые привезли грамоты от Феофана, вифлеемского митрополита Афанасия и саввинских иноков с обычными жалобами на «протори» (убытки) и «великие долги» Св. Гроба, достигавшие 50 тыс. золотых. Любопытно, что помимо писем к царю и патриарху посланники привезли аналогичные грамоты к ряду влиятельных бояр и князей. Феофан научился разбираться в московском внутриполитическом раскладе и стремился обзавестись среди боярской аристократии лоббистами своих интересов.1506

В Москве имелось и иное лобби Православного Востока – греческие клирики, осевшие в России и выступавшие консультантами Посольского приказа по левантийским делам. Интересы Феофана представлял новоспасский келарь грек Иоанникий († 1631 г.), попавший в Москву в 1619 г. в свите патриарха. Задачей Иоанникия было ориентировать поток русской милостыни на Иерусалимский патриархат. Однако это у него не всегда получалось ввиду конкуренции со стороны других греческих «экспертов» по восточным делам, прежде всего веррийского митрополита Аверкия. Именно с интригами Аверкия связывал Феофан неудачу следующего посольства в Россию из Св. града (1629 г.), возглавлявшегося вифлеемским митрополитом Афанасием. Митрополит вернулся с более чем скудной милостыней, что побудило Феофана развернуть активную пропагандистскую кампанию, посылая московскому патриарху Филарету доносы на Аверкия, а Аверкию адресуя горькие упреки: «Всех ты обидел и милостыню у нас отнял, сказав, будто я милостыню... царскую здесь христианам отдал и учинил своих митрополитами; ничего такого не было, все, что собрали, послал я в церкви Божии».1507

Архимандрит Кирилл, племянник Феофана, снова появился в Москве в начале 1635 г. В привезенных им патриарших грамотах начинает отчетливо звучать новый мотив, связанный с борьбой за обладание Св. местами Палестины с армянами и «латинами» и сопряженными с этим убытками.1508 После Кирилла, отпущенного с богатой милостыней, в Москву в январе 1636 г. в первый раз приехал другой племянник патриарха ясский игумен Паисий. Выполняя ряд финансовых и политических поручений русского правительства, Паисий в тот же год съездил в Стамбул, в декабре снова вернулся в Москву и в начале 1637 г. был отпущен с дарами в Яссы, где тогда находился патриарх Феофан.1509

На примере этого эпизода видно, что сношения Феофана с Москвой не ограничивались назойливыми просьбами о милостыне и отправкой в Иерусалим денег и пушнины. Еще в бытность свою в Москве иерусалимский патриарх принимал активное участие в русских церковных делах и в спорах русского духовенства об исправлении богослужебных книг по греческим образцам, поддержав, в частности, грекофильски ориентированного игумена Троице-Сергиевой лавры Дионисия, подвергавшегося преследованиям со стороны церковных властей.1510 Феофан, поддерживавший постоянную переписку с царем Михаилом Романовым и Филаретом, был, по оценке Н.Ф. Каптерева, самым уважаемым из восточных иерархов в России: при нем русская церковная жизнь снова начала подчиняться греческому культурному влиянию.1511 Наряду с этим, Феофан и его люди обслуживали политические интересы Московского царства в Османской империи, в первую очередь, поставляли в Россию информацию о положении дел в Восточной Европе и Средиземноморье.

Сотрудничество восточных патриархов с российской разведкой (функции которой выполняли Посольский приказ и воеводы пограничных городов) начинается с конца XVI века Патриархи выступали консультантами царских послов в Стамбуле и занимались сбором интересующих Москву данных. Деятельность эта хорошо оплачивалась (милостыня восточным единоверцам была часто завуалированной платой за услуги), поэтому политическими агентами России охотно становились высшие иерархи рум миллети. В их числе был и патриарх Феофан. Впрочем, разведчик из него получился плохой, поскольку Феофан боялся турок и избегал риска. Об этом, в частности, свидетельствует отрывок из его письма от 1638 г. русскому царю: «Пишем и объявляем, что делается в Цареграде, и о том у нас бывает великий страх, – о том бо есть и вам ведомо. Только наша великая любовь и для благочестия твоего и для милостыни, что имеешь к нам, побуждает нас писати и объявляти».1512

Похоже, Феофан, несмотря на свою службу московскому царю, был в целом лоялен по отношению к османским властям. Этот настрой чувствуется во многих его грамотах, где патриарх с почтением отзывается о суровой справедливости султана Мурада IV («а здесь царь владеет, и страх великий объявляет, и лихие люди не имеют силы... и во всем Цареграде смирно»1513), о поддержке им православных в борьбе за Св. места («только Божие просвещение далося в сердце многолетнему царю салтан Мурату, учинил нам крестьяном праведно»1514). Феофан мечтал о русско-османском союзе против католической Польши. В 1634 году, во время Смоленской войны, он писал в Москву: «И здесь видим царство турецкое добро вам помогает: Абазу пашу1515 послал и великую страсть полякам воздал... А с которыми с великими людьми знаемся, и мы всегда их понуждаем на помощь царствию вашему, и видим, что в доброту пошло дело».1516

В этом политическая ориентация Феофана совпадала с позицией другого крупнейшего греческого церковного лидера той эпохи Кирилла Лукариса. Он также был лоялен к османской власти, враждебно настроен в отношении католического мира и симпатизировал протестантам, в силу чего лоббировал идею союза России с османами и Швецией против Польско-Литовского государства. Впрочем, сходство политических программ не мешало этим церковным деятелям враждовать друг с другом по личным или каким-то другим причинам.1517 Тем группам греческого духовенства, которые ориентировались на Лукариса или Феофана, противостояли представители других кланов, которых называют «греко-венецианцы». Одним из них был, например, Афанасий Пателар († 1653), дважды на непродолжительное время занимавший константинопольскую кафедру. Для этих группировок был характерен прозападный настрой и негативное отношение к Османской державе. В.Г. Ченцова склонна отчасти объяснять такую позицию происхождением этих людей с Корфу, Хиоса или Крита, островов, долгое время находившихся под властью Венеции и испытавших сильное культурное влияние Запада.1518

Наряду с патриархами, разведывательную информацию в Москву поставляли и другие клирики, а также миряне – как доверенные лица патриархов или самостоятельно. С 1630 по 1660 г. в этой роли выступали десять греческих митрополитов (в том числе, назаретский и вифлеемский), множество архимандритов, монахов, среди которых часто мелькают имена служителей Св. Гроба. Главным «резидентом» России на Востоке долгое время был архимандрит Амфилохий, когда-то живший в Иерусалиме, а потом переметнувшийся в окружение константинопольского патриарха Кирилла Лукариса. После смерти Амфилохия в 1653 г. за место главного российского осведомителя возникла настоящая конкуренция между тайными агентами-греками.

Вообще, взаимные доносы постоянно сопровождали греческую разведывательную деятельность; то Феофан в 1641 г. сообщал в Москву про Амфилохия: «Он пишет и посылает к вам... грамоты ложью многою, вы же ему не верьте»; то константинопольский грек Гавриил доносил в 1667 г.: «Которые к царскому величеству палестинские епископы и архиепископы, и митрополиты и патриархи пишут будто они царскому вашему величеству о делах радеют и пишут и, приехав, изустно сказывают, и тому б вашему царскому величеству не верить; все пишут и говорят ложно, потому что они там будучи никаких подлинных дел и вестей не ведают да и ведать им не дают и почитают (их) вместо псов».1519

Такая взаимная вражда разведчиков объясняется борьбой за внимание и благосклонность московских властей, не скупившихся на плату за услуги. В целом следует сказать, что сведения греческих агентов часто были непроверенными или запоздалыми. Эти люди служили шпионами, как правило, недолго и при малейшей опасности прекращали все связи с русскими. Главным стимулом для большинства агентов были деньги; лишь немногие служили по идейным соображениям – но как раз такие оказывались самыми верными и ценными информаторами. К их числу относился, например, Кирилл Лукарис, казненный османами в 1637 году по интригам своих противников из фанариотского клира во главе с веррийским митрополитом Кириллом Контарисом. Феофан, человек осторожный и не столь яркий, как Лукарис, не имевший, соответственно, столько врагов, благополучно пережил своего константинопольского собрата и отписал в Москву в сентябре 1638 г. о его кончине: «Старого патриарха Кирилла поклепали и огласили визирю Байрам-паше, будто он изменник... И взяли потом патриарха... и засадили его в беломорской башне.1520 И после того не во многие дни предали его смерти и вкинули его в море... И тот бывший веррийский митрополит (новый патриарх Кирилл. – К.П.) прислал по нас, чтоб нам с ним вместе служить, и мы не хотели с ним служить, и он учал на нас грозиться нечестивыми агаряны».1521

После казни османами Кирилла Лукариса и вступления на патриарший престол филокатолика Кирилла Контариса, группировка Лукариса распалась, многие его люди бежали из Стамбула и долгое время скрывались.1522

Вслед за падением Контариса (1639 г.) в Константинополе сложился новый центр силы, который можно условно назвать «наследники Лукариса». Его представляли патриархи Парфений I (1639–1644 гг.) и Парфений II (1644–1651 гг., с перерывами), которые были лояльны к Высокой Порте и враждебны к западному миру. Одновременно в Яссах под патронажем амбициозного молдавского господаря Василия Лупу (1634–1653 гг.) сформировался альтернативный центр влияния во главе с «греко-венецианцами» Афанасием Пателаром и митрополитом Навпакта и Арты Гавриилом Власием. Василий Лупу, как уже упоминалось, оказывал щедрую материальную помощь православным церквам османского мира, в том числе иерусалимскому патриарху Феофану, который многие годы провел в молдавских монастырях, принадлежавших Св. Гробу. Одновременно честолюбивый господарь стремился контролировать православных иерархов и активно вмешивался в церковные дела. Он интриговал против Парфения II и пытался посадить на константинопольский патриарший престол своего клиента Афанасия Пателара.1523

Посланники с грамотами от Феофана приезжали в Москву также в 1641 и 1643 гг. Второе из этих посольств, возглавляемое архимандритом Анфимом и родственником патриарха архидиаконом Неофитом, получило, среди прочих даров, иконы в серебряных окладах для иерусалимских храмов и святительскую патриаршую шапку ценой 880 руб.1524 Последняя грамота Феофана, доставленная в Москву греческим агентом Фомой Ивановым, была написана в Константинополе 10 декабря 1644 г., а уже 15 декабря патриарх скончался, о чем Фома информировал Посольский приказ.1525

Антиохийский патриархат, более замкнутый, стоявший несколько в стороне от греческого мира Леванта и его внешней политики, почти не был вовлечен в систему русско-восточных связей того времени. К тому же после победы Игнатия Атийи над Кириллом Даббасом в 1628 г. отношения Антиохийского престола и Фанара оказались безнадежно испорченными,1526 и Кирилл Лукарис, выступая главным посредником в распределении русской милостыни на Востоке, отсекал от нее Дамаск. Антиохийский патриарх Игнатий в 1633 г. пытался жаловаться в Москву: «Буди ведомо царствию вашему, что есми нужны и бедны в нынешние времена... Есмь проведал, что царствие твое не забывает нас и посылает... только во Царьгороде держат, а к нам тово не посылают... И ныне желаем, да пожалуешь и не забудешь нас».1527

Конечно, сведения о богатой и щедрой России проникали и в Сирию. Несколько священников Антиохийского патриархата в 1620-х – 1640-х гг. самостоятельно предпринимали путешествия в Московию за милостыней.1528 А в 1646 г. патриарх Евфимий III также попытался войти в контакт с русским правительством, направив в Москву посольство во главе с аккарским митрополитом Иеремией. Однако на русской границе, в Путивле, посольство было задержано до получения дальнейших указаний из Москвы. В России периодически предпринимались попытки ограничить избыточный наплыв просителей с Христианского Востока, останавливать их на границе и возвращать с небольшой милостыней. В разгар переписки путивльского воеводы с Посольским приказом, в начале 1647 г. митрополит Иеремия умер, и его спутники были отправлены из России практически с пустыми руками.1529

Звездный час патриарха Паисия

В следующую четверть века русско-восточные связи достигли, кажется, своего наивысшего развития. Это было стимулировано резким изменением геополитической ситуации в Восточной Европе. В 1644 г. началась Кандийская война – столкновение Османской империи с Венецией и поддерживавшими ее европейскими державами за Крит, родину многих «греко-венецианцев». Война резко поляризировала политические позиции греческих иерархов. «Ясская» группировка плела антиосманские интриги, поддерживая проекты альянса господаря Василия с Речью Посполитой, которая рассматривалась как ударная сила в противоборстве христианского мира с османами. Планировалось привлечь к этому антитурецкому (и одновременно анти-шведскому) союзу и Россию, в связи с чем в Москве обсуждался проект брака дочери царя Михаила Федоровича и сына датского короля, традиционного противника Швеции. Константинопольский патриарх Парфений II, со своей стороны, пытался расстроить этот династический союз, указывая на необходимость вторичного крещения протестантов, что было неприемлемо для датской стороны.1530

В этот период в Москве и в османском православном миллете пришли к власти люди нового поколения, более заинтересованные друг в друге. Молодой царь Алексей Михайлович, вступивший на престол в 1645 г., был человеком чрезвычайно религиозным, убежденным в своем мессианском призвании покровителя всего православного мира. При нем денежная помощь Христианскому Востоку достигает своего пика. В краткий промежуток времени конца 40-х – начала 50-х годов XVII века в Москве побывали четыре восточных патриарха, множество архиереев, настоятелей монастырей и других клириков.

Тогда же на смену патриарху Феофану как центральной фигуре русско-ближневосточных связей приходит его преемник на иерусалимской кафедре Паисий, человек куда более энергичный и амбициозный. Он, как говорилось ранее, дважды приезжал в Москву еще в бытность ясским игуменом и, несомненно, составил себе четкое представление о военно-политических и финансовых ресурсах Русского государства. Поэтому, несмотря на свои тесные связи с молдавским господарем Василием, вполне самостоятельным субъектом политики, Паисий с первых дней патриаршества начал подчеркивать и свою промосковскую ориентацию.

В июле 1645 г. Паисий направил в Россию известительную грамоту о своем избрании с прибавлением обычных жалоб на угнетение от агарян и просьб о помощи. Стоит отметить, что ранее восточные патриархи не имели традиции извещать Москву о своем вступлении на престол.1531 В сентябре Паисий послал грамоты с соболезнованиями по поводу кончины царя Михаила, в которых вспоминал щедрость покойного к османским единоверцам и просил нового царя умножить к ним свои милости.1532

В первые годы Кандийской войны антиосмански настроенная часть греческого духовенства готова была ориентироваться на польского короля Владислава IV, которого рассматривали как грядущего освободителя балканских христиан от агарянского рабства.1533 Однако план выступления Речи Посполитой против Турции был провален на сейме 1646 года польскими магнатами. Единственным союзником короля Владислава оказалось запорожское казачество, также готовое воевать с османами. Именно этим некоторые исследователи объясняют симпатии «ясских» греков к Богдану Хмельницкому.1534 Однако, как представляется, с началом восстания на Украине 1648 г. казаки перестали быть потенциально антитурецкой силой, а мечты о вступлении Польско-литовского государства в войну против Порты пришлось оставить. То, что происходило в Восточной Европе в конце 1640-х гг., было борьбой совсем других цивилизаций – православной и католической, – не затрагивающей османо-венецианский спор за Крит. Поддержка восставшей Украины греческим миром объясняется полной сменой приоритетов у всех церковных группировок в новых политических условиях. Теперь греческие иерархи подталкивали Россию к принятию в подданство Войска Запорожского и дальнейшей экспансии на юго-западном направлении с перспективой выхода к османским границам.

В 1648 г. Паисий, покинув Палестину, лично отправился в Москву. В октябре, будучи в Молдавии, патриарх вступил в секретные переговоры с Богданом Хмельницким, вдохновляя его на борьбу с поляками и воссоединение с Россией, потом, проезжая через Украину, задержался в Киеве для личной встречи с гетманом. С января по июнь 1649 года Паисий пробыл в Москве, несколько раз был принят царем, вел переговоры с руководством Посольского приказа, неоднократно обращаясь к русскому самодержцу с призывами вернуть престол царя Константина и освободить во сточных христиан от «лютых зверей, что поедают немилостиво».1535 Одновременно Паисий выступал посредником Б. Хмельницкого в обсуждении вопроса о переходе Украины в подданство московского царя. Русское правительство, как известно, поначалу встретило предложение Хмельницкого без энтузиазма, не желая нарушать мир с Польшей. Что же до бедствий Православного Востока под османским владычеством, то, как заявил патриарху от имени царя думный дьяк Михаил Волошенинов, «сие с болезнию души и сердца нашего слышим, но воле Божией противитися никто не может... Обаче же непрестанно попечение о сем имеем, чтобы Господь Бог свой праведный гнев отвратил и св. Гроб, о нем же и Св. град Иерусалим, возвратил в руце благочестивых царей».1536 Получив богатые дары, Паисий отбыл из Москвы 10 июня. Его сопровождал ряд русских клириков, в том числе архимандрит Арсений Суханов, уже имевший опыт дипломатической работы на Востоке.

Проезжая на обратном пути через Украину и потом надолго задержавшись в Молдавии, Паисий продолжал активно заниматься украинскими делами. Он вел переписку с Богданом Хмельницким, направлял к нему своих представителей – Арсения Суханова и назаретского митрополита Гавриила, приехавшего в Молдавию из Палестины. Арсений в декабре 1649 года, Гавриил годом позже и другие эмиссары Паисия приезжали в Москву с грамотами от патриарха, где Паисий сообщал о политической обстановке в Юго-Восточной Европе и Османской империи и продолжал лоббировать идею принятия Украины в русское подданство. Огромные усилия понадобились Паисию, чтобы склонить к этому московские власти, не желавшие ссориться с поляками, и чтобы удержать разочарованных запорожцев от опрометчивых недружественных по отношению к России шагов, способных сорвать замысел. Окрыленный растущим могуществом православных народов, Паисий в конце 1649 г. выдвинул грандиозный геополитический проект московско-запорожско-молдавско-валашской коалиции против турок, увязших в войне с Венецией. Удар с севера по Османской империи должен был быть поддержан восстанием греков и сербов в тылу у османов. Проект, однако, был отвергнут осторожными московскими политиками.1537 Стоит напомнить, что дипломатическая активность Паисия на русско-запорожском направлении была не только политической линией Иерусалимского патриархата, но и частью общих усилий греческого мира, направленных на консолидацию православных народов Восточной Европы. В то же время, в греческой среде сохранялось внутреннее соперничество. Часть «ясских» греков, как Гавриил Власий, оказалась в окружении Паисия Иерусалимского. Афансий Пателар в значительной мере оставался самостоятельным игроком, но точно так же побуждал Россию к активности в причерноморском регионе и освобождению Константинополя от неверных. Соперник Паисия константинопольский патриарх Парфений II поддерживал не менее тесные и дружественные связи с Богданом Хмельницким и царем Алексеем Михайловичем.1538

В эпоху, когда Россия как никогда сильно ощущала себя неотъемлемой частью всего восточно-христианского мира, естественной была церковная реформа Никона, унификация русских обрядов по образцу остальных православных церквей. Считается, что именно Паисий вдохновил царя и патриарха на эту реформу, которая должна была стать необходимым шагом на пути к грядущему объединению православных народов под скипетром московского-панвизантийского самодержца. Никона же соблазнила идея теократической власти по образцу иерархов рум миллети.1539 В.Г. Ченцова утверждает, что не только Паисий Иерусалимский склонял русские власти к этому шагу; свой вариант реформы предлагал и Парфений II Константинопольский, давний враг Паисия. К сожалению, в настоящее время проблематично уяснить, в чем конкретно заключалась разница между их программами. Однако очевидно, что два греческих патриарха вели борьбу за влияние при московском дворе. С этими интригами было связано обвинение в не православии и ссылка Арсения Грека, книжного справщика, оставленного в Москве Паисием в 1649 году.

Именно в связи с планами церковной реформы из Москвы на Восток был отправлен старец Троице-Сергиева монастыря Арсений Суханов, имевший задание собирать рукописи богословского и богослужебного содержания, фиксировать обрядовые различия русского и левантийского православия, а также обсудить с восточными иерархами ряд теологических вопросов. Те московские государственные деятели, которые послали Арсения, также, похоже, не одобряли проект церковной реформы в версии Паисия. Весной 1650 г. в Яссах Суханов вел многодневные прения о вере с патриархом Паисием и его окружением, отстаивая правильность русских вариантов обрядов.1540 Недаром Паисий прилагал все усилия, чтобы не допустить встречи Суханова со своим конкурентом Парфением II. Иерусалимский патриарх добился своего: Парфений был низложен и убит, как подозревали, из-за интриг молдавского и валашского господарей, в мае 1651 года, за несколько дней до приезда в Константинополь Арсения Суханова.1541

К концу лета русский посланник добрался до Египта, в Каире встречался с александрийским патриархом Иоанникием, в сентябре выехал через Думьят в Палестину и 6 октября прибыл в Иерусалим.1542 Совершенно очевидно, что задачи, поставленные в Москве перед Арсением, далеко выходили за рамки церковных проблем: в пути он живо интересовался состоянием крепостей, османских вооруженных сил, новостями с театра Кандийской войны. Всю свою корреспонденцию Суханов тайно переправлял в Россию через упомянутого ранее архимандрита Амфилохия, главного московского осведомителя в Стамбуле.1543 При описании укреплений Иерусалима Арсений проявил неожиданные для его сана познания в фортификации и баллистике, давал профессиональные советы на случай возможной осады города.1544

Арсений пробыл в Иерусалиме до конца апреля 1652 г., сделав массу интереснейших записей о жизни палестинских христиан.1545 В отличие от экзальтированных писателей-паломников, не замечавших вокруг себя ничего, кроме почитаемых реликвий и Св. мест, Суханов выступил предтечей Порфирия Успенского в роли въедливого «соглядатая Востока», фиксируя особенности быта окружающего населения.1546

К греческому духовенству Палестины Суханов относился весьма критически, опять же став первым предшественником российской антифанариотской публицистики XIX в. Османские христиане имели возможность сделать карьеру почти исключительно в рамках церковной организации, что привело к «переполнению» (по выражению И. Малышевского) духовного сословия людьми, не имевшими внутреннего призвания к религиозной деятельности.1547 Это стало одной из причин вечных смут и интриг в среде духовенства, часто шокировавших русских наблюдателей. Не способствовала взаимной симпатии и определенная разница в менталитете, бросавшаяся в глаза при сколько-нибудь близком знакомстве русских с ближневосточными единоверцами. Левантийские клирики в своем большинстве не отличались набожностью и аскетизмом в византийском или старомосковском духе. Восточных патриархов, приезжавших в Россию, весьма утомляли долгие богослужения и суровые посты московитов. «Сведущие люди говорили нам, – пишет Павел Алеппский, – что, если кто желает сократить свою жизнь на пятнадцать лет, пусть едет в страну московитов и живет среди них как подвижник, являя постоянное воздержание и пощение, занимаясь чтением (молитв) и вставая в полночь. Он должен устранить шутки, смех и развязность», не пьянствовать, не курить и т. д. «Бог свидетель, – добавляет Павел, – что мы вели себя среди них как святые... хотя по нужде, а не добровольно».1548 Точно так же, в бумагах Арсения Суханова встречается множество указаний на отступления от монашеского благочиния патриарха Паисия и других святогробцев. Этот «шпионаж» очень нервировал иерусалимский клир. «Того же дня, – пишет А. Суханов, – сказывал даскал (дидаскал, учитель. – К.П.), слышал де я, как говорит чашник: Арсений де сидит в келье, все пишет про нас чернцов, ту де книгу хочет царю подать; добро бы де патриарх те его книги взял да сожег».1549

По мнению Н.Ф. Каптерева, богословские дискуссии с Сухановым в Яссах снова заставили Паисия обеспокоиться перспективами духовного и будущего политического единства православных народов. Иерусалимский патриарх решил напомнить своему московскому собрату Никону о его планах церковной реформы. Для этой цели Паисий направил в Россию митрополита навпрактского и артского Гавриила Власия, видного ученого-богослова, знавшего славянские языки. Гавриил пробыл в Москве с октября 1652 по февраль 1653 г., неоднократно беседовал с Никоном, разъясняя правильность греческих обрядов и необходимость соответствующих исправлений русского богослужения. Вскоре после отъезда митрополита, весной 1653 г., патриарх Никон приступил к церковной реформе. Паисий же в своих письмах к Никону постоянно поддерживал реформаторские начинания в Русской церкви.1550

Этот иерусалимский патриарх, несомненно, был крупным государственным деятелем, выдающимся политиком, искусным, и часто удачливым, дипломатом. Он показал себя мастером утонченных интриг, повергавшим врагов и выходившим победителем из самых безвыходных ситуаций. Не обладая, кажется, глубоким образованием, Паисий компенсировал это своим острым умом, практической хваткой и широким геополитическим кругозором. В мировоззрении патриарха обращает на себя внимание обостренное чувство богоизбранности греческой церкви, мессианские амбиции. «Вера от Сиона произошла, и все, что есть доброго, произошло от нас. Ибо, мы корень и источник всем в вере, и вселенские соборы у нас же были», – как говорил Паисий Арсению Суханову в 1650 году.1551 Впрочем, во время богословских диспутов с Сухановым патриарх больше молчал, предоставляя говорить своим высокообразованным советникам. Не будучи утонченным теологом, Паисий, похоже, не отличался и набожностью. Из доносов Арсения Суханова явствует, что патриарх небрежно относился к проведению богослужений в храме Св. Гроба, допускал нарушения постов и лишь перед московским посланником разыгрывал аскета.1552 По характеру это был очень властный и жесткий человек. Он усмирил волнение арабов-христиан в 1646 г., держал в страхе многих своих архиереев, сурово обращался с мирянами.1553 Не колеблясь, Паисий переступал и через трупы. До статочно вспомнить казнь из-за его интриг константинопольского патриарха Парфения, впрочем, такого же «хищника», только менее удачливого.1554 Но, когда сам Паисий оказался в похожей ситуации (арестованный турками в 1657 г. и приговоренный к смерти), он, уже с петлей на шее, нашел силы вести себя достойно, сохранил присутствие духа, что возможно и спасло его.1555 В целом, он представляется не только церковным, но и светским по духу деятелем, редким в православии типом теократического лидера, и, несомненно, одним из самых ярких персонажей в истории Православного Востока.

Путешествие Макария

Совсем другим человеком был современник Паисия, антиохийский патриарх Макарий, тоже сыгравший видную роль в истории русско-восточных связей. Летом 1652 г. Макарий предпринял продолжительное путешествие ко дворам христианских государей, рассчитывая на получение милостыни для своего престола. В октябре он достиг Стамбула, получил рекомендательные грамоты от вселенского патриарха, в начале 1653 г. прибыл в Яссы, где надолго задержался при дворе господаря Василия Лупу. Однако надежды Макария на богатую молдавскую милостыню пошли прахом, когда весной 1653 г. Василий был свергнут местной аристократией, после чего в стране разыгралась опустошительная война между противоборствующими группировками молдавских бояр при участии запорожцев, венгров и крымских татар.1556 С трудом выбравшись из Молдавии, Макарий перебрался в Валахию, где весной 1654 г. стал свидетелем кончины господаря Матвея и избрания нового князя.1557 Покинув Валахию и переправившись через Днестр 10 июня 1654 г., Макарий пересек Украину, незадолго до того освобожденную от польского владычества.1558

После торжественной встречи в лагере Богдана Хмельницкого и посещения Киева, патриарх 20 июля вступил в Путивль.

Однако триумфальное шествие Макария по России было прервано эпидемией чумы, задержавшей его почти на полгода в Коломне. Только 2 февраля 1655 года Макарий со свитой сумел попасть в Москву, а через несколько дней в столицу из польского похода вернулся и царь с войском.1559 Пышный прием Макария царем Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном превзошел все аналогичные церемонии во время визитов в Москву других восточных иерархов. Никон в полной мере задействовал авторитет антиохийского первосвятителя для проведения в жизнь своей церковной реформы. Наиболее решительные шаги по унификации обрядов были предприняты Никоном именно тогда, в Великий пост 1655 г., и в еще более радикальной форме подтверждены зимой-весной 1656 г., причем во всех соответствующих мероприятиях активно участвовал и антиохийский патриарх. При поддержке Макария Никон выступил против икон «франкского письма», насаждал новый способ перстосложения, переиздал Служебник, «исправленный» по греческим образцам, и провозгласил первые анафемы противникам церковной реформы.1560 После посещения в августе-сентябре 1655 г. Валдайского монастыря и Новгорода, Макарий в январе 1656 г. имел еще одну аудиенцию у царя в Саввино-Сторожевском монастыре.

Под впечатлением этой встречи Алексей Михайлович сделал многообещающее заявление: «Молю Бога, прежде чем умру, видеть его (Макария. – К.П.) в числе четырех патриархов, служащим в св. Софии и нашего патриарха пятым вместе с ними».1561 Несколько позже царь высказался об освобождении греков еще определеннее: «Мое сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей... Бог взыщет с меня за них в день суда, ибо, имея возможность освободить их, я пренебрегаю этим... И я принял на себя обязательство, что, если Богу будет угодно, я принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления».1562 Возможно, тут сказалась эйфория Алексея Михайловича от первых триумфов в войне с Польшей, когда все геополитические мечты казались ему легко достижимыми.

Весной 1656 г. антиохийский патриарх, по его настойчивым просьбам, был отпущен на родину. «Одному Богу ведомо, какую тоску и какую сильную горесть мы испытывали», – писал Павел Алеппский о затянувшемся пребывании в России. Несомненно, большинство выходцев с Христианского Востока чувствовало себя в России весьма некомфортно, невзирая на щедрую милостыню и тот почет, которым их окружали в Москве. Сказывалась сильнейшая разница в жизненном укладе и государственном устройстве московитян и народов Восточного Средиземноморья; Павел Алеппский выразил эти чувства наиболее определенно.1563

Макарий увозил с собой почти беспрецедентные дары – деньгами и пушниной на три тысячи рублей и помимо того иконы, утварь, облачения, а также жалованные грамоты антиохийскому престолу и крупнейшим сирийским монастырям о регулярном получении милостыни из России.1564 Имущество Макария было погружено на 60 подвод – в литературе, для сравнения, приводится информация, что голштинское посольство 1634 г. уезжало из Москвы на 80 подводах.1565 12 июня 1656 г. караван Макария прибыл в Путивль, далее через Киев и Чигирин 21 августа достиг Ясс, а оттуда в ноябре перебрался в Валахию. Все это время патриарх продолжал активную переписку с Москвой по богословским вопросам, ходатайствовал о милостыне тем или иным греческим просителям, ехавшим в Россию.1566

В середине – второй половине 50-х гг. XVII века, похоже, именно Макарий становится ключевой фигурой русско-ближневосточных связей. Антиохийский патриарх не обладал ни силой воли, ни государственным умом Паисия, но зато (и возможно, как раз поэтому) пользовался особым расположением царя Алексея Михайловича. Макарий почти никогда по своей воле не вмешивался в политику, не навязывал своего мнения, предпочитал «плыть по течению». Судя по всему, он был полной противоположностью деспотичному Паисию, добрым, но слабохарактерным человеком, всегда сочувствовавшим обиженным и страждущим. Может быть, именно за эти качества его и любили жители Дамаска, как свидетельствуют летописи.

Впрочем, по русским архивным документам складывается несколько противоречивый образ Макария. Совершенно однозначно, он был жаден к деньгам, и на этой струне активно играла московская дипломатия, особенно в 1660-е гг., во время процесса над Никоном. Скаредность эта имела, с одной стороны, объективное объяснение. Тысячелетний гнет и нищета разлагающе действовали на восточное духовенство. Однажды патриарх Макарий, увидев в трапезной Иверского Валдайского монастыря роскошные трофейные облачения польских иезуитов, небрежно расстеленные на полу, еле удержался от того, чтобы попросить себе в подарок эти «оскверненные» еретиками одежды. Если бы он заговорил об этом с московитами, писал Павел Алеппский, «то низко упал бы в их глазах, и они сказали бы: “Посмотрите как мала их вера!” Впрочем, если Богу угодно, да попустит Он, чтобы они разгневались на нас, лишь бы Он обогатил нас через них!»1567 Архивы подтверждают эту черту характера Макария – сохранились бесконечные челобитные (особенно много их было подано весной 1656 г., перед отъездом из России), в которых он просит все новых и новых пожалований себе, своей кафедре, своей свите – от «рыбьей кости» «пуда с четыре» и двух пудов слюды до бархатных поручей для архидиакона Павла.1568 Но наиболее характерный эпизод – это история с лошадьми патриаршего обоза, которых Макарий по приезде в Россию оставил частью в Путивле, частью – в Спасском монастыре под Калугой. Когда Макарий через год вспомнил об этих лошадях и, видя, что его пребывание в России затягивается, решил их продать, выяснилось, что двух его лошадей из табуна Спасского монастыря украли. Российские власти устроили строгое дознание по этому факту и постановили взыскать стоимость пропавших лошадей с монастырских крестьян. Сумму ущерба должен был сообщить патриарх Макарий, и он, чувствуя себя хозяином положения, назвал запредельную цену в 15 рублей за каждую лошадь (для сравнения: коней, оставшихся в Путивле, патриаршим слугам лишь с большим трудом удалось сбыть по цене от 3 до 9 рублей).1569

В то же время антиохийский патриарх мог проявлять сострадание и милосердие, когда это ему ничего не стоило. Так, на обратном пути из Москвы, проезжая Путивль, Макарий не поленился составить пространную челобитную к царю с просьбой помиловать двух рейтар, осужденных по жалобе «конотопских черкас» к смертной казни за содомский блуд и растление малолетних.1570

При всем своем стремлении избежать вовлечения в большую политику Макарий все-таки несколько раз был замешан в масштабных исторических драмах, хотя, возможно, и не по собственной инициативе. Один из таких эпизодов связан как раз с возвращением патриарха из Москвы и пребыванием его в Дунайских княжествах в августе 1656 – сентябре 1657 г. После Переяславской рады и воссоединения Украины с Россией резко изменилось геополитическое положение Молдавии и Валахии. Свержение Василия Лупу в 1653 г. побудило ориентировавшихся на него греческих иерархов к поиску нового политического покровителя, а именно – московского царя, который мог выступить лидером антиосманской коалиции. Иерусалимский патриарх Паисий и другие восточные иерархи начали строить планы следующего броска Московского царства к пределам Православного Востока. Идея русско-молдавского альянса нашла поддержку и господаря Молдавии Георгия Стефана. В октябре 1655 г. иерусалимский патриарх направил в Москву грамоту с просьбой о принятии под покровительство Молдавской земли, разоряемой от агарян. Весной 1656 г. в Россию прибыло официальное молдавское посольство во главе с митрополитом Гедеоном для заключения союза, направленного против Польши и предусматривавшего переход Молдавии под российский протекторат. Осенью 1656 г. патриархи Паисий и Макарий послали в Москву грамоты с призывом благосклонно принять предложения молдавского посольства и защитить эту страну от агарянской угрозы.1571

Тучи сгущаются

Договор о протекторате так и не воплотился в жизнь ввиду резкой переориентации московской внешней политики. В 1656 г. российские власти совершили самую гибельную геополитическую ошибку XVII века, взяв курс на примирение с Польшей и борьбу со Швецией за выход к Балтике. Восточные иерархи какое-то время пытались продолжать самостоятельную игру, поддерживая антикатолический союз Дунайских княжеств, венгров, Швеции и Богдана Хмельницкого, хотя этот альянс уже не соответствовал московским планам. Макарий в этот момент находился при дворе валашского господаря Константина. Любопытно описание Павлом Алеппским пира, который устроил Константин в праздник Крещения 1657 г.: господарь поднимал тосты за здоровье всех политических и духовных лидеров сопредельных стран, кроме России и, естественно, Польши.1572

Впрочем, духовенство православного миллета не оставляло попыток снова «развернуть» Россию в сторону Юго-Восточной Европы. Греческие информаторы слали в Посольский приказ призывы замириться со Швецией и возобновить наступление на Польшу с перспективой выхода к османским границам. Так, например, в апреле 1658 г. в Москву прибыл гонец греческих патриархов, передавший, в частности, послание александрийского первосвятителя Иоанникия, где говорилось: «Не подобает тебе, благочестивому государю... с обеих стран битца с шведы. А зачал де ты, великий государь, с королем польским войною, то де было и до конца совершить».1573 Патриарх убеждал царя не верить польским клятвам и соглашениям о перемирии, потому что, как он писал, поляки «тебе, великий государь, лгут, а я, богомолец твой, истину проведал. Что папа римский к нему, королю польскому, прислал прощеные грамоты: божитесь де Богу... и от меня будете прощены, лише де неприятелю своему не поддавайтесь».1574 В том же духе писал в Россию и иерусалимский патриарх Паисий.

Паисий планировал на Пасху 1657 г. торжественно освятить на Св. Гробе изготовленную по его заказу так называемую «митру царя Константина», которую после этого предполагалось передать русскому царю как символ имперской преемственности и прав на византийское наследство.1575

Однако открытая промосковская деятельность православного духовенства вывела, наконец, из равновесия османские власти. Энергичный великий везир Мехмет Кепрюлю в марте 1657 г. начал радикальное искоренение «пятой колонны». По некоторым сведениям, от молдавского господаря потребовали выдать церковных иерархов, связанных с проектом русско-молдавского союза, в том числе митрополита Гедеона и антиохийского патриарха Макария.1576 Господарь отказался, и в ответ османы 24 марта казнили константинопольского патриарха Парфения III, изобличенного в тайных связях с Россией. Начались массовые аресты греческих купцов и клириков, подозреваемых в пророссийских симпатиях. Схвачен был и находившийся в Стамбуле иерусалимский патриарх Паисий, которому вменили в вину изготовление упомянутой митры.1577

Паисий был обвинен в измене, в том числе в сговоре с московским царем с целью захвата Константинополя. Великий везир, покровитель Паисия, вместе с султаном отсутствовали тогда в столице, и следствие возглавил каймакам (заместитель везира). По его приказу патриарха бросили в тюрьму, а потом в оковах водили по городу, несколько раз останавливались, имитировали подготовку к казни и, уже набросив на шею Паисию петлю, предлагали дать за свою жизнь денежный выкуп. Патриарх отрицал все обвинения и платить отказывался. Наконец, его вернули в тюрьму, а потом везир оправдал патриарха и сместил каймакама.1578

Ввиду всех этих пугающих событий, а также по настоянию господаря Константина Макарий избегал покидать пределы Валахии.1579 Однако к концу осени 1657 г. и Валахия перестала быть надежным убежищем. Из Стамбула пришло известие о низложении господаря (несколько ранее был низложен и молдавский воевода Георгий Стефан), в страну вторглись османские и крымские войска. Константин, не вступая в бой, бежал в Венгрию, татары взяли и разграбили Тырговишт. Макарий со своими спутниками прятался по горным монастырям и лесам. «Наши лошади оставались под седлом ночью и днем, – писал Павел, – и мы были готовы бежать на горные вершины, ибо опасались нечаянного нападения татар, особливо ввиду нашего громкого имени».1580 К счастью для Макария новый господарь Гика, поставленный турками, был дружески расположен к патриарху. Макарий смог в апреле 1658 г. вернуться в Бухарест и даже возглавил обряд коронации господаря на Троицын день.1581 В записках Павла сразу появляются критические нотки по отношению к бывшему господарю Константину, который и так потерял уважение арабов после своего малодушного бегства из страны, а теперь, как оказалось, остался должен патриарху и вообще «был крайне скуп и не совсем честен».1582

Положение в Валахии, однако, оставалось тревожным, не прекращались военные действия турок против венгров, и Макарий изыскивал любые способы выбраться из страны. Наконец, в октябре 1658 года, ему удалось в Галаце нанять корабль и отплыть в Синоп. Далее караван патриарха пересек Анатолию и в апреле 1659 г. прибыл в Халеб.1583

В 1658 г. война России со Швецией закончилась безрезультатно, и интересы московской дипломатии снова обратились к украинским делам. Однако за прошедшие годы темп наступления на юго-западном направлении был потерян. Польша получила передышку для продолжения борьбы, а Россия в конце 1650-х годов утратила многие позиции на Украине. Это перечеркнуло все планы Алексея Михайловича по освобождению ближневосточных единоверцев.1584

Дело Никона: Лигарид и Нектарий

Следующее десятилетие в отношениях Москвы и Православного Востока прошло под знаком «дела Никона» – конфликта светских и духовных властей в России, начавшегося в 1658 г. отречением патриарха и завершившегося через 8 лет его официальным низложением и ссылкой. Опала Никона вызвала болезненную реакцию на Востоке – ведь патриарх был главным проводником греческого влияния в России. Никон, в свою очередь, отказывался признавать свое низложение собором русского духовенства 1660 г., утверждая, что судить его правомочны только четыре восточных патриарха. В разрешении конфликта нельзя было обойтись без участия Христианского Востока.

Ключевую роль в свержении Никона сыграл один из самых ярких и неоднозначных представителей греко-восточного мира митрополит газский Паисий Лигарид († 1678 г.), блестящий интеллектуал с темным прошлым. Грек с Хиоса, выпускник католической коллегии в Риме, с легкостью менявший вероисповедание и политическую ориентацию, он одно время был близок к иерусалимскому патриарху Паисию, от которого получил митрополичий сан, а в феврале 1662 г. оказался в России по приглашению, сделанному когда-то Никоном. Быстро сориентировавшись в обстановке, Лигарид переметнулся на сторону противников Никона и, как человек высокообразованный и талантливый, оказал царю ценные услуги в борьбе с патриархом. Именно Лигарид, ставший на какое-то время фаворитом Алексея Михайловича, взял на себя идейное обеспечение процесса над Никоном и привлечение к участию в этом деле иерархов Православного Востока.1585

В самом конце 1662 г. из Москвы в Стамбул было отправлено посольство во главе с иеродиаконом Мелетием Греком, близким другом Паисия Лигарида. Мелетий должен был склонить восточных патриархов к приезду в Москву для участия в суде над Никоном, при этом авансом им жаловалось по 300 червонных. В Стамбуле царский посланник встретился с константинопольским патриархом Дионисием и новоизбранным иерусалимским патриархом Нектарием. Патриархи отнюдь не сочувствовали замыслам о низложении Никона, поэтому уклонились от приглашения ехать в Москву, а касательно конфликта царя и Никона составили весьма обтекаемое послание в виде вопросов и ответов о взаимоотношениях светских и духовных властей, в которых имя Никона даже не фигурировало. Копии грамоты были отосланы на подпись александрийскому и антиохийскому патриархам. Среди духовенства в Константинополе нарастало негодование против гонителей Никона – Мелетия и Паисия Лигарида. В этой связи упоминается некий антиохийский архимандрит, открыто укорявший восточных патриархов в продажности и разыскивавший по городу Мелетия с явно недружественными намерениями. Вот что писал об этом сам Мелетий: «Сия не точию не присутствуя, но и пред лицем же патриархов присутствуя изблева той архимандрит антиохийский, и по всем Константинополи ходяще меня ища, да мя гаждает».1586 Из Стамбула патриарх Нектарий в сентябре 1663 г. перебрался в Яссы. Там с ним еще раз виделся Мелетий Грек, возвращавшийся в Россию. Нектарий еще более резко высказался против опалы Никона, а позже, в марте 1664 г., написал царю особое послание с призывом примириться с патриархом. Тогда же состоявший при Нектарии архимандрит Досифей, будущий патриарх, писал к Паисию Лигариду, осуждая его за ту позицию, которую он занял в деле Никона. Эти грамоты отнюдь не обрадовали российские власти, и гонец Нектария просидел в Москве два года фактически под арестом.1587

Результатами посольства Мелетия (он вернулся в Москву в мае 1664 г.) царь тоже остался недоволен, и в сентябре того же года Мелетий был второй раз отправлен на Восток с новыми настойчивыми приглашениями греческим патриархам прибыть в Москву для рассмотрения дела Никона. Отдельное посольство во главе с греком Стефаном Юрьевым в январе 1665 года посетило в Молдавии патриарха Нектария. По зрелом размышлении Нектарий отказался ехать в Москву, понимая, что его миротворческие усилия ни к чему не приведут, так как судьба Никона уже была предрешена.1588

Опала Никона привела к заметному охлаждению русско-греческих отношений, которое пришлось на время патриаршества Нектария (1661–1669 гг.). Н.Ф. Каптерев напрямую связывал снижение политической активности левантийского духовенства с характером этого патриарха, который «был человек очень болезненный, мало энергичный и предприимчивый, более склонный к спокойной и кабинетной деятельности».1589 На наш взгляд, подобная характеристика несколько однобока. Иные источники описывают личность Нектария по-другому и, главное, настолько противоречиво, что складывается впечатление, будто речь идет о разных людях. Блестящий интеллектуал, подобно многим клирикам-критянам, Нектарий начинал свою карьеру в Синайском монастыре и играл там в 40-х – 50-х гг. XVII века одну из ключевых ролей. В борьбе синаитов с александрийскими патриархами он выступает как дерзкий авантюрист, умный и деятельный автор блестящих политических ходов и «закрученных» интриг, влиятельная фигура в кругах власть имущих. Каких только проклятий не удостоился Нектарий в мемуарах своего врага – александрийского патриарха Иоанникия, – который называл его «творящее соблазны орудие антихриста», «отлученный лжеучитель», «клеврет противозаконных» и т.п.1590 В 1653 г. патриарх предал Нектария анафеме, обвинив его в планах захвата александрийского престола.1591

Уже в эти годы синайский иеромонах славился как выдающийся писатель и ученый, автор церковно-исторических трудов, не раз переиздававшихся уже в XVII–XVIII вв. Впрочем, даже в научных изысканиях Нектарий оставался под влиянием синайской групповой солидарности, «предпочитающим пользу истине», как выразился о нем один из современников.1592 Сфальсифицированная Нектарием новелла императора Юстиниана об автокефалии Синайского монастыря имела большой резонанс в церковных кругах, несмотря на то что впоследствии Досифей доказал ее подложность.1593 Отголоски этой легенды о новелле Юстиниана и до сих пор «гуляют» по страницам церковно-исторической литературы.

Страстная борьба Нектария за клановые интересы была по достоинству оценена монастырской братией, и после кончины синайского епископа Иоасафа в 1661 г. Нектарий был избран на его место и отправлен для рукоположения в Иерусалим. В этот момент, когда новоизбранный епископ достиг, наверное, предела своих карьерных мечтаний, судьба сыграла с ним злую шутку, вознеся еще выше. По дороге в Св. град Нектарий узнал, что решением константинопольского Синода он избран иерусалимским патриархом. Тем самым, Нектарий оказался поставлен перед необходимостью вести беспощадную борьбу с собственным «гнездом», Синайским монастырем, претендовавшим на независимость от Иерусалима. Став патриархом, Нектарий, проникнувшийся интересами своей кафедры, уже по-новому смотрел на претензии синаитов. Досифей в своих трудах не без удовлетворения отмечал, что все, сделанное Нектарием-монахом во славу Синайского монастыря, было перечеркнуто Нектарием-патриархом. Бесспорно, он мучительно ощущал эту раздвоенность, пытался как-то компенсировать свое «предательство», даровав синайскому епископу архиепископский сан и выторговывая новые пожалования и вклады для монастыря св. Екатерины. Но вряд ли Нектарий до конца избавился от чувства вины, и не оно ли заставило его отречься от престола в 1669 году?

Судя по данным источников, не похоже, чтобы патриарх был властолюбив. Но не это отсутствие политических амбиций предопределило отказ Нектария от активного участия в большой политике и межгосударственных связях. В 60-е гг. XVII века, по мере нарастания конфликта между царем и патриархом Никоном, русское правительство настойчиво добивалось поддержки своих действий со стороны восточных патриархов. Однако Нектарий, как уже отмечалось, сочувствовал Никону и всеми силами пытался убедить царя примириться с опальным патриархом и вернуть его на престол. «Восприми ревность по вере православной... – заклинал Нектарий русского самодержца в своем послании в марте 1664 г., – дабы во время твоего священного царствия не было положено злого и гибельного начала сменять православных и правомыслящих о догматах веры патриархов ваших. Сие есть начало разрушения церкви в Константинополе; оно послужило и доныне служит источником многих зол, и сделало нас посрамленными перед западной церковью».1594 В Москве подобные увещевания воспринимали с неудовольствием, желая видеть восточных иерархов слугами, а не судьями русской политики. Однако Нектарий в своей дипломатической деятельности явил не очень типичные для фанариотов принципиальность и достоинство. Задыхаясь от растущих долгов своей церкви, он ни разу не попросил у России денежной помощи, ибо понимал, что после этого ему придется действовать под диктовку Москвы.

Второе путешествие Макария

Мелетию Греку в Стамбуле также ничего не удалось добиться, поскольку константинопольский патриарх был настроен резко против Лигарида и процесса над Никоном. Но по прибытии в Египет Мелетий щедрыми посулами сумел склонить к поездке в Москву александрийского патриарха Паисия и синайского архиепископа Ананию. Выехав вместе с Мелетием из Египта 25 мая 1665 года, они через Триполи добрались до Дамаска, где узнали, что антиохийский патриарх Макарий отправился в Грузию для сбора милостыни. Мелетий со спутниками двинулся вслед за патриархом и в октябре прибыл в Тбилиси. Макарий в то время находился в Имеретии. После долгой переписки и уговоров, стоивших Мелетию немало нервов, Макарий, наконец, согласился ехать в Москву после Пасхи. Мелетий с александрийским патриархом перезимовали в Шемахе, весной 1666 г. к ним присоединился Макарий, и все вместе они перебрались в Дербент, куда за ними пришли суда из Астрахани. После нелегкого плавания караван 16 июня бросил якорь в устье Волги.1595

Прием патриархов в России был обставлен как событие общегосударственного масштаба, с огромными затратами сил и средств. Патриархи, окруженные всем возможным почетом и роскошью, в сопровождении астраханского митрополита и нескольких приставов, в том числе подьячего Приказа тайных дел, медленно поднимались на стругах вверх по Волге до Симбирска, а оттуда ехали к Москве по суше через Арзамас и Владимир. В архивах отложилась обильная межведомственная корреспонденция, связанная с подготовкой встречи патриархов. К осени 1666 г. переписка приняла авральный, судорожный характер. В покоях гостей спешно обивали сукном мебель и стены, для обслуживания патриарших подворий подбирали ярыжных, «чтоб не воры и не пьяницы»,1596 Паисию и Макарию шили парадные рясы на лисьем и беличьем меху,1597 царь периодически отправлял навстречу гостям дары и приторно-выспренние приветственные грамоты.

Одновременно с этим вокруг левантийских гостей кипела активнейшая работа другого рода, не всегда заметная постороннему глазу. Царю нужен был отрепетированный процесс над Никоном, и у патриархов не должно было сложиться в отношении дела Никона никакого собственного мнения, отличного от официального московского. Властями принимались строгие меры с тем, чтобы изолировать патриархов от излишних контактов с окружающим миром. Астраханскому митрополиту было рекомендовано не сообщать патриархам никаких подробностей о деле Никона, ссылаясь на свою слабую осведомленность по причине удаленности от Москвы. Особое внимание уделялось перехвату возможных писем Никона к патриархам. Никон, действительно, периодически пытался донести до восточных иерархов свое видение конфликта светских и духовных властей в России. Точно так же приставам предписывалось «беречь накрепко», чтобы и от патриархов «ни к кому никаких писем в посылке не было». Мелетию Греку рекомендовалось, в частности, завербовать Павла Алеппского для соответствующего наблюдения за патриархом Макарием.1598

20 октября под Владимиром патриарший обоз, насчитывавший до 500 лошадей, был встречен полковником Артамоном Матвеевым, восходящей звездой на политическом небосклоне России последних лет правления Алексея Михайловича. Матвееву тоже были даны инструкции узнать, не держат ли патриархи гнев на Паисия Лигарида, и отправить в Москву впереди обоза Мелетия Грека для необходимых консультаций перед встречей царя с патриархами.1599

2 ноября 1666 г. Паисий и Макарий торжественно вступили в Москву, а через два дня состоялась их официальная аудиенция у государя в Грановитой палате. Было много пышных церемоний и слащавых речей, царь уподоблял патриархов апостолам Петру и Павлу, вспоминая долгий путь своих гостей, сравнивал их со священномучениками и страстотерпцами, «подражателями и совершителями» чьих подвигов выступали Макарий и Паисий. Макарий, в частности, удостоился наименований «слава церковная, высокопарный орел, свирель духовная... сосуд владычень».1600

На следующий день, 5 ноября, Алексей Михайлович уже неофициально принял патриархов в столовой избе. Протокола этой встречи не велось, но легко предположить, что пышных речей там не декламировали. Царь и патриархи разговаривали наедине четыре часа, и за это время была окончательно решена судьба Никона и расписаны роли на грядущем процессе.

В наши задачи не входит описание самого процесса, который проходил с 1 по 12 декабря 1666 года, поскольку в науке он разобран досконально. Стоит, разве что, присмотреться к поведению на судебных заседаниях восточных патриархов, и прежде всего Макария, который оказался в довольно щекотливом положении, учитывая его прежнюю дружбу с Никоном и десятки челобитных, написанных им в свое время московскому патриарху с просьбами о тех или иных благодеяниях. Впрочем, еще в первый приезд антиохийского патриарха в Москву было заметно, что арабы Никона побаивались и недолюбливали, а царю были преданы до глубины души.1601 И теперь, на соборе 1666 г., Макарий исправно отрабатывал царскую милостыню, вел себя активно, задавал вопросы, сам выступал с нападками на Никона, с картинным негодованием отвергал все упреки Никона, обращенные к царю и его окружению.1602 Усердие Макария один раз вывело Никона из равновесия. «Широк де ты здесь, – сказал он ему, – а как де ответ дашь перед Константинопольским патриархом?»1603

После осуждения Никона восточные патриархи в январе 1667 г. приняли участие в последующих заседаниях собора, где разбирались вопросы взаимоотношений светской и духовной властей, их разграничения. Патриархи представили свое суждение по данной теме, опять же подсказанное Паисием Лигаридом и заранее согласованное с царем и боярами. Рассчитывая на обильную царскую милостыню, патриархи готовы были освятить своим авторитетом самые радикальные цезарепапистские установки, однако ввиду сопротивления русского епископата собор принял компромиссные решения о пределах и прерогативах царской и архиерейской власти. С апреля по июнь 1667 г. на соборе в очередной раз рассматривались проблемы церковной реформы и старообрядчества. Сами восточные патриархи мало что понимали в русских реалиях и оказались целиком под влиянием Паисия Лигарида и его сподвижников из среды московских греков. В итоге на соборе были приняты радикальные формулировки, осуждавшие всю прежнюю русскую церковную традицию, особенно решения Стоглавого собора 1555 года, и мессианские претензии «Третьего Рима». Учение старообрядцев приравнивалось к ереси, подлежащей беспощадному искоренению. По мнению большинства историков, привлечение греческих иерархов к разрешению внутри русского конфликта имело роковые последствия, стократно усугубив противостояние никониан и старообрядцев и придав ему необратимый и кровавый характер.1604

Однако авторитет соборных решений, принятых при участии восточных патриархов, оказался под вопросом, когда выяснилось, что константинопольский патриарх Парфений низложил Паисия и Макария за их несанкционированную поездку в Россию. На место Паисия был даже поставлен новый патриарх. Царское правительство было вынуждено снова приложить серьезные усилия, чтобы убедить стамбульских фанариотов и султанские власти отозвать это решение. Уже с декабря 1666 года, когда в Россию пришли первые слухи о низложении патриархов, в Москве начали готовить соответствующее обращение к султану и константинопольским иерархам о реабилитации Паисия и Макария. После прояснения всех обстоятельств отставки патриархов был составлен окончательный текст царских грамот, которые в июле 1667 г. отправили в Стамбул с посольством Афанасия Нестерова и Ивана Вахромеева. Задачу послов несколько облегчило последовавшее в ноябре смещение константинопольского патриарха Парфения. В январе 1668 г. царское посольство было допущено в Адрианополь, где обсуждало патриарший вопрос с высшими административными и судебными функционерами империи. «Ради дружбы» с московским царем султан изъявил согласие вернуть престолы опальным патриархам. Соответствующие бераты были подготовлены и вручены послам в апреле.1605

Тогда же, в апреле 1668 г., патриарх Макарий с богатыми царскими дарами отбыл из Москвы. Двигаясь тем же волжским путем, как и по приезде в Россию, Макарий покинул Астрахань 3 сентября, по морю добрался до Дербента, оттуда поехал в Шемаху. Провоз грузов и подарки шемахинскому хану обошлись патриарху в несколько сот рублей. Посланник Макария Иван Кузьмин сообщал потом в Москве по этому поводу: «И хан де, приняв те подарки, присылал к нему патриарху человека своего спрашивать и смотреть, есть ли у патриарха какие московские узорочные вещи, которые годились про шахов обиход....И тот де ханов человек... взял... соболей, атласов, камок, сукон,...шуб беличьих и горностаевых, кости рыбья зуба немалое число без цены, а взяв, говорил ему патриарху: естли что хану полюбитца, то он возьмет, а достольное назад пришлет».1606 Хан, однако, не вернул ничего, но назначил за товары вопиюще заниженную цену пять тысяч рублей и выдал Макарию заемное письмо на эту сумму.

После шести недель пребывания в Шемахе Макарий со свитой перебрался в Тбилиси, ко двору картлийского царя Шах-Наваз-хана, благоволившего к патриарху еще со времен его первой поездки в Грузию. «И приехал в Грузинскую землю в город Тефлис генваря в первом числе, – рассказывал Иван Кузьмин, – И приняли его в том городе честно, встречали со образы власти. А корму (то есть ежедневного денежного содержания. – К.П.) ему патриарху хан (Шах-Наваз. – К.П.) не учинил, только посылает с ествою, и то не почасту. И живет в том городе, все покупая».1607 Именно в это время, 30 января 1669 г., в Тбилиси умер единственный сын Макария Павел Алеппский. Из Тбилиси Макарий неоднократно обращался к шемахинскому хану с просьбой вернуть долг, но тот предлагал подождать до следующего урожая шелка. Отчаявшийся патриарх писал в Москву 24 августа 1669 г.: «И живем ныне в Тифлисе десятой месяц. И живучи со многими людьми и лошедьми испроелся вельми, потому что дороговизна великая на все. Что день, то 10 рублев на всякий харч выдаю».1608

Добившись, наконец, при посредничестве картлийского царя возмещения шемахинским ханом стоимости части своих товаров, Макарий осенью 1669 г. отправился на родину. Патриарх писал потом в Россию о своих злоключениях: «Како же... приехал есми в землю персицкую во град Шемаху, и что было у нас соболей, взяли с половиною цены. И вместо денег давали нам шолк, вдвое оценя. И держали нас в Иверской земле год целой ради того шолку. И что мы имели с собою от милости твоего царского величества, все истеряли в Грузинской земле. А как мы выехали из Иверской земли и приехали в Турскую землю, и поймал нас турской паша и мытник, и взяли у нас две тысячи ефимков в городе Ирзруме, окроме судей и начальников того города, которым дали есмы многие и великие подарки. И дóндеже приехали есмы к престолу нашему в Домаск, одолжали есмы семью тысячи ефимками».1609

Макарий неоднократно жаловался царю на свои бедствия и из Тбилиси, и из Дамаска, прося возместить ему понесенные убытки. Однако последнее посольство Макария в Москву во главе с митрополитом Нектарием, прибывшее в Россию в мае 1671 года, получило милостыню меньше ожидаемой (деньгами и пушниной на 1 тыс. руб.), а также деликатный намек на то, что патриаршие аппетиты чрезмерны. В государевой грамоте Макарию говорилось: «И мы... о таком вашего блаженства бедстве и убытках непомалу поскорбели. При сем буди же ведомо вашему блаженству о государствах (?) нашего царского величества, понеже и мы, великий государь,...безчисленное наше... жалованье роздали. И ныне роздаем нашим... великим войскам, также и на искупление пленных».1610

По мнению Н.Ф. Каптерева, назойливые просьбы патриархов, и в частности Макария, о милостыне производили на русские власти «очень тяжелое и неприятное впечатление». В Москве понимали, что стали объектом «беззастенчивой эксплуатации».1611 Однако, как представляется, правительство Алексея Михайловича все-таки не допускало излишнего альтруизма. Макарию платили, пока он был нужен. Когда же он свою задачу выполнил, тратить на него золото и пушнину посчитали нецелесообразным. К тому же заметно, что Алексей Михайлович к концу своего правления стал утрачивать интерес к ближневосточной политике, и соответственно к левантийским патриархам. Только что завершив затяжную войну с Польшей, Русское государство в значительной степени исчерпало свои военно-экономические ресурсы и не имело сил для масштабной экспансии на Православном Востоке, о которой мечтал Алексей Михайлович еще в первый приезд Макария.

Эра Досифея

В последней четверти XVII века на ведущее место в системе связей Православного Востока и России выдвинулся иерусалимский патриарх Досифей. Выходец из низов, он сумел сделать блестящую карьеру в Иерусалимской церкви и в 28 лет стать патриархом. Сильная воля, энергия, талант политика и ученого – все это выделяло его на фоне остальных восточных архиереев. Досифей считал свою Иерусалимскую церковь столпом и светочем истинной веры, а себя – хранителем благочестия во всем православном мире. Интересы его имели континентальный масштаб, он активно участвовал в церковно-политических делах на пространстве от Сербии до Грузии, но особое внимание уделял России.

При первой же возможности в июле 1679 г. Досифей передал в Москву через русского посла в Стамбуле грамоты царю и московскому патриарху. В них содержались поучения в библейско-византийском духе, рассуждения о монаршем долге хранить строгое благочестие и не допускать в церкви еретических новшеств. Досифей наставлял русского государя: «Царь есть и более архиерей... Читай святое писание часто... ибо что есть благочестивый царь, как не апостол Иисуса Христа».1612 Еще Н.Ф. Каптерев отметил, что в грамотах Досифея нет обычных жалоб на бедность и гонения, он ничего не просил для себя, а тон его писем был «не смиренно-угодливым», а «авторитетно-назидательным».1613

Ответа Досифей дождался лишь через два года, его доставил посол Прокопий Возницын, прибывший в Турцию в связи с заключением Бахчисарайского мира. Дары, присланные патриарху, выглядели весьма скромно на фоне того, что получали его предшественники. Тем не менее Досифей, выполняя просьбу царя и московского патриарха Иоакима, активно помогал Возницыну в ведении переговоров с Портой, в отличие от иных греческих иерархов, которые, опасаясь османов, избегали общаться с русским послом. По отзыву П. Возницына, Досифей был «человек преразумный, и Богу и великому государю нашему истинный слуга; а которые ему, великому государю, служат лестно, и от тех остерегает».1614

Досифей содействовал русскому посольству и в выполнении иной задачи: молодой царь Федор Алексеевич, глубоко почитавший бывшего патриарха Никона, желал его реабилитации восточными патриархами. Досифею это не могло не импонировать, учитывая отношение Иерусалимского патриархата к процессу Никона в правление Нектария. Досифей в то время был правой рукой престарелого патриарха и лично курировал переговоры с Москвой по делу Никона. И теперь, в 1682 г., он взял на себя переписку с остальными восточными первосвятителями по вопросу реабилитации опального патриарха. Текст «разрешительных грамот» тоже был составлен лично Досифеем и разослан патриархам, которые отнеслись к этой затее без восторга и лишь «по многой докуке отдали те прощальные грамоты», как доносил П. Возницын.1615

С этого времени Досифей стал главным политическим агентом России на Востоке. Российское правительство использовало его услуги для решения самых разных проблем. В 1685–1686 гг. он выступал посредником в переговорах о передаче Киевской митрополии в юрисдикцию Московского патриархата. В 1685 г. Досифей подобрал учителей, известных братьев Лихудов, для создававшегося в Москве прообраза университета, впоследствии известного как Славяно-Греко-Латинская Академия.

Катастрофа турецкой армии под Веной 1683 года, дальнейшая неудачная для османов война с коалицией католических держав, к которым в 1687 году присоединилась Россия, со всей очевидностью продемонстрировали слабость Османской империи, вступавшей в полосу тяжелого упадка. На Православном Востоке снова оживились прорусские настроения, подстегиваемые еще и угрозой католической экспансии. На землях, отвоеванных у османов Священной Римской империей и Венецией, православные подвергались разнообразному давлению с целью склонить их к переходу в унию. Как говорил в Москве в 1688 г. афонский архимандрит Исайя, «все великое христианство со слезами молит государей (Ивана и Петра Алексеевичей. – К.П.), чтобы их из неволи басурманской в большую и горшую неволю отпускать не изволили».1616

Досифей придерживался сходной точки зрения. Он видел Россию «Третьим Римом», которому суждено освободить от «неверных» христиан Востока.1617 В течение многих лет Досифей через сеть своих осведомителей собирал военно-политическую информацию и передавал ее царским послам в Константинополе или прямо в Москву. Причем патриарх, по свидетельству Н.Ф. Каптерева, «не просто, как другие агенты, только сообщал в Москву, что узнавал и слышал... а всегда сопровождал, как русский государственный деятель, сообщаемое своими разъяснениями и соображениями, давал нашему правительству советы и указания и иногда очень настойчиво и решительно стремился направить внешнюю политику русского правительства по тому пути, который он считал лучшим... при чем выражал очень мало охоты одобрять те шаги русской политики, которые расходились с его собственными планами и указаниями».1618

В начале 1690-х гг. Досифей, похоже, считал, что близится конец Османской империи. Он всеми силами старался не допустить «преждевременного» примирения России с турками1619 и уговаривал русских не верить миролюбивым заверениям Порты. «Ныне... радеет (турок) вас обмануть, покамест будет возможно немцев победить, а потом и за мужей не будет вас почитать, потому что весьма глубок и лукав он», – предостерегал Досифей в 1692 г. своих российских корреспондентов.1620 Патриарх даже разрабатывал план действий России в войне: вытеснить турок с Украины, потом совместно с поляками раздавить Крым, покончить с Белгородской ордой и выйти к Дунаю, после чего Молдавия и Валахия перейдут на сторону России, о чем у Досифея была тайная договоренность с молдавским господарем.1621 В 1693 г. Досифей добыл проект мирного договор католической «Священной Лиги» с Турцией и переслал его в Москву с собственными едкими комментариями: «Как положат немцы рубежом Дунай и возобладают сербской, венгерской и семиградской землею, а поляки возьмут Украину, Подолию, волошскую и мунтянскую земли... тогда они будут первые враги Москве, и всегда война будет с ними».1622 При этом, добавлял Досифей, православных славян и румын будут насильственно обращать в унию, а греков навечно оставят в турецком рабстве. Это было еще одно направление стратегии Досифея – настраивать Москву против католического Запада, будущего соперника в борьбе за османское наследство.1623

Переговоры о мире «Священной Лиги» с османами в 1698 г. вызвали серьезное беспокойство Досифея, опасавшегося, что и Россия может присоединиться к этому соглашению. Патриарх страстно убеждал Петра I ни в коем случае не мириться с турками и продолжать войну до полной победы, обещая ему в этом небесное покровительство: «Не опасайся поганцев, но вспоминай моисеевское речение тако: один гонит тысячу, а сто гонит тьмы... Яко Бог с нами, кто над нами? И не пекися о том, что паписты смирятся, но вспоминай две вещи: яко Бог хранил сие дело для вашего святого царствия, ибо хощет Бог православным царем победити врага... а нехощет, чтоб еретики владели».1624

Усилия Досифея не возымели успеха, Россия тоже пошла на примирение с Османской империей. Условия мирного соглашения 1700 г. прошли через долгое и непростое обсуждение царского посла Емельяна Украинцева и османских сановников. Досифей находил способы тайно консультировать русского дипломата, убеждая его проявлять твердость и не идти ни на какие компромиссы ввиду внутренней слабости Турции.1625 Похоже, Досифей одним из первых стал создавать из Османской империи образ «больного человека». Он, в частности, писал: «Ибо якоже лев страшный и зело крепок сый в юности своей, а от старости непотребен быв и лишен зубов и нохтей... но... некоторыми мнится бысть, якоже бы был и наперед сего крепок. Так здешние владетели, непотребнейшими быв и ничтожни и ратных людей лишены... накрывают безсилие и бедность свою... лестьми, пронырством величаниями и гордостьми».1626 Несмотря на благоволение к Досифею ряда сановников Порты, его отношение к Османской империи было более чем критическим. «Три вещи не достает ныне в сем царстве: разум, единомыслие и деньги», – писал патриарх в одном из своих донесений.1627 Мотивы, двигавшие Досифеем, понятны: он надеялся на недолговечность мира и подталкивал Россию к новому столкновению с Турцией, указывая на то, что османы не соблюдают договоров и способны на вероломное нападение. Патриарх предостерегал: «Турки, по завещанию лжепророка, аще бы могли и весь мир единожды присвоили бы и всех христиан, не подчиняющихся им, во един час... побили бы; немогуще же сие сотворити, согласуются к миру, сильны же паки будучи, презирают клятвы и договоры».1628

В начале 1700-х гг. Досифей продолжал тесное сотрудничество с российской дипломатией, консультируя послов по вопросам османской политики и снабжая их разведывательной информацией. Патриарх даже оправдывался в письмах к царю за свои отлучки из Стамбула и Эдирне, ссылаясь на политическое затишье, когда русскому послу не были остро необходимы его советы.1629 При этом Досифей картинно заявлял, что не нуждается ни в какой награде за свои труды: «Работающе православной державе, самому Богу служим, от Него же и чаем воздаяния... и в сем паки благодарствования от Бога ищем, а от вас ничего не просим».1630 Все это не мешало патриарху пользоваться обильной русской милостыней. Однако, следует признать, он отрабатывал ее в полной мере.

Из соображений конспирации, патриарх избегал писать российским адресатам непосредственно из Стамбула1631 и передавал необходимую информацию устно через послов. Но, находясь в Дунайских княжествах, в относительной безопасности, Досифей регулярно отправлял в Россию собственные донесения о настроениях в Высокой Порте и перемещениях османских войск. Сидя где-нибудь в Валахии, патриарх в деталях сообщал, например, тактико-технические характеристики фрегатов, заложенных на османских верфях, или обстоятельства разгрома в 1700 г. каравана хаджа аравийскими бедуинами.1632 В своей последней грамоте Петру I от октября 1706 г. Досифей написал: «В вашей богохранимой державе мы имеем чин доносителя».1633 «И тако будем действовати, – писал он тремя годами раньше, – покамест живем, понеже нетокмо есмы богомольцы теплейшие вашея державы, но и работники усерднии, а наипаче указ твой имеем, яко слово святое и глас Божий».1634 Заметно, что Петр и его окружение, которые в целом весьма скептически относились к восточному духовенству, высоко ценили услуги Досифея. Петр I именовал его в письмах «возлюбленным отцом и пастырем».1635

Излишне говорить, что все эти геополитические советы и разведывательная деятельность Досифея были сопряжены с огромным риском, и малейшая утечка информации грозила ему смертной казнью. В донесениях Досифея постоянно звучит мотив: «Господине мой, время есть зело трудно и по премногу страшно и боимся о роде и о жизни нашей».1636 В тот год Досифей со всей своей агентурной сетью оказался на грани провала, когда один из сотрудников П.А. Толстого, грек, допущенный ко всем тайнам разведки, решил принять ислам. Посол успел отравить изменника, после чего получил внушение от Досифея: «Советуем тебе, да послушаеши нас и имееши людей московских верных ради службы сия, а от греков удаляйся, зане греки тайное не хранят».1637

Интересы Досифея отнюдь не сводились к геополитике и русско-турецким отношениям. Патриарх активно вмешивался во внутреннюю политику России. Он обращался к царю с пространными наставлениями и инструкциями по вопросам военного строительства, убеждал сохранять бдительность и боеготовность на османском направлении. Особое внимание Досифей уделял положению казачества, которое считал главным щитом против османско-татарской угрозы. Иерусалимский патриарх убеждал Петра I культивировать воинский дух казаков, не забывать их при разделе военной добычи, приводя в пример соответствующие порядки у янычар и крымских татар. Демонстрируя свою образованность, Досифей проводил остроумные исторические параллели между казаками и Гассанидами или мардаитами,1638 призывая не повторять ошибок византийских базилевсов, оголивших степные границы своей империи.1639

Любопытны наставления Досифея по вопросу развития новозавоеванного Азовского края, где патриарх предлагал создать зону свободной торговли и переориентировать тем самым товаропотоки, идущие с Балкан через Польшу в Россию, на Азов. Кроме того, патриарх советовал стимулировать переселение в район Азова «убогих греков», которым не под силу платить джизью. При этом он заранее просил разрешение построить в Азове церковь для богослужения на греческом языке, поскольку, по его словам, «аще и един есть Господь... и едина вера, однакожде чтобы всякой веры слышал своим языком и сие есть причина спасения».1640

Жалуясь на усиление налогового бремени, возложенного на христиан в Османской империи, Досифей предлагал Петру обложить аналогичной подушной податью российских мусульман, при этом, по примеру османов, обращать в христианство иноверцев, не способных выплатить «православную джизью». «И буде такой учинится худой христианин, – писал Досифей, – однакожде сын его добрый христианин будет».1641 Патриарх явно опирался на личные наблюдения за процессами исламизации на Балканах и хотел видеть Россию зеркальным отражением державы Османов, где бы христианство и ислам поменялись местами. Видя, что одним из факторов исламизации являются тесные бытовые контакты носителей двух религий, Досифей советовал не допускать сегрегации российских мусульман: «Надобно жити вместе с ними, чтобы их понудили быти христианом».1642

Никак не меньше, чем проблемы военно-политические и социально-экономические, иерусалимского патриарха интересовали церковно-идеологические вопросы. Это был очень амбициозный человек, считавший себя носителем божественной миссии, жесткий и непреклонный фанатик, преданный идее величия православия. Долгая борьба Досифея за Св. места, а также общая атмосфера религиозной нетерпимости, господствовавшая в православном миллете, сформировали у иерусалимского патриарха стойкую неприязнь ко всем проявлениям западной культуры. Он ощущал себя центральной фигурой борьбы цивилизаций и ответственным перед Богом за весь Восточно-христианский мир. Поэтому Досифей стремился воспрепятствовать проникновению в Россию европейской науки и обычаев, считая, что тесное общение с иностранцами приведет к гибели православия. «И наипаче о том потщитеся, – писал Досифей своему московскому собрату Иоакиму в 1679 г., – чтоб никто из верных... не чли и отнюдь бы не держали у себя такие книги, в которых содержится скверное и безбожное учение папиных поклонников, или безбожное и скверное учение лютеров и кальвинов, понеже наполнены суть лести и лукавства».1643 В письме к московскому патриарху 1682 г. Досифей настойчиво повторял «Храни стадо Христово чисто от латинского письма и книг», приводя в пример указы византийских императоров о сожжении еретических книг и казни их владельцев.1644

Впрочем, было бы ошибкой представлять Досифея невежественным ксенофобом. Хотя патриарх не знал латыни (владея, в то же время, древнегреческим, турецким и, возможно, в какой-то мере, арабским), он был знаком со всеми достижениями европейской теологии по переводам и трудам греко-униатских авторов. Досифей, судя по всему, не возражал против обучения в западных университетах своего племянника и наследника Хрисанфа. Но патриарх, видимо, полагал, что только избранные могут знакомиться с западной культурой, и ревностно оберегал от нее свое «стадо». «Сице вас неции оклеветуют яко неученых, – писал патриарх своим русским единоверцам, – рцыте (говорите. – К.П.) с [апостолом] Павлом: несрамляемся Евангелием Христовым, сила бо есть всякому верующему во спасение, и паки:...вся наша вера не в премудрости человеческой, но в силе Божьей».1645 Досифей признавал лишь византийскую культурную традицию и стремился противопоставить ее западной науке и культуре. «Аще кто учения ищет, – писал он в Россию в 1682 г., – еллинскому языку учитеся, а не другому».1646

В условиях, когда в орбиту духовного влияния Западного мира попадали не только Восточное Средиземноморье и Украина, но и Великороссия, русские и греческие иереи активно обменивались книгами и рукописями анти латинского содержания. При этом подобные контакты во многом координировал тот же Досифей.1647 В начале 1690-х гг. он мечтал создать в Москве мощный центр воспроизводства византийской культурной традиции и анти латинской полемики и с этой целью неоднократно направлял в Россию произведения греческой полемической литературы для их перевода и издания.1648

Особое беспокойство Досифея вызывала кадровая политика в Русской церкви. Он советовал царю не делать митрополитами и патриархами украинцев (воспитанников латинских школ), сербов, греков (тут Досифей «наступает на горло» собственному эллинскому патриотизму), потому что эти народы «суть много смешени и сплетени с схизматиками и еретиками»,1649 от чего в церкви могут произойти нововведения и смуты. «Хотя и исповедуем казаков быть православными, однако многие из них имеют нравы растленные», – предупреждал Досифей после присоединения к Москве Киевской митрополии.1650 По его убеждению, единственно достойный архиерей – это «природный московитянин», пусть даже малообразованный, ибо московитяне «суть хранителие... своих догмат», «сущи не любопытательнии и не лукавии человеки».1651 Идеальным вариантом церковного устройства, по Досифею, был бы неученый, но твердый в вере патриарх-московитянин, благочестивый и в преклонных годах, и – под его пастырским началом – греческие, сербские, малороссийские книжники и учителя. Поэтому Досифей так недолюбливал украинца Стефана Яворского, занимавшего пост местоблюстителя московского патриаршего престола в начале XVIII столетия.1652

Для укрепления влияния церкви Досифей неоднократно советовал российским властям увеличить число епископских престолов. Чтобы это не легло тяжелым бременем на царскую казну, он предлагал сократить расходы на содержание архиереев, приводя в пример смирение и бедность духовенства на Востоке: «Патриархи и здесь в Царьграде... пеши ходят, архиереи суть нищие... Платья дорогие духовным людем непристойно, а носили такие платья иконоборцы... Расходы наши суть равны с единым игуменом наименьшаго монастыря, и на одежды наши все нейдет более пятисот копеек».1653

Излишне говорить, насколько Досифей, убежденный хранитель византийского благочестия, был шокирован реформами Петра I. Патриарх не мог примириться с участием русского царя в Великом посольстве, страстно убеждал его не посылать сына для обучения в Вену: «Приснопамятные отцы и праотцы святого вашего царствия... ни от каких франков не училися обычаю и наукам, а владели и владеете едва не всею вселенною, будучи крепки, велики, страшны и непобедимы».1654 Судя по всему, именно под влиянием Досифея константинопольский патриарх выступил против плана Петра женить сына на европейской принцессе, риторически вопрошая: «Или де мало в Москве благородных честных девиц избранных и благочестивых?»1655 Тем не менее, Досифей продолжал служить идее «Третьего Рима», который уже перестал существовать. К тому же патриарх на свое счастье не вполне осознавал всю глубину происходивших в России изменений и ломки византийских традиций. Он давно уже слепил из Петра I некий мифический образ «нового Константина и Феодосия», державного защитника православной церкви и вершителя его, Досифея, стратегических замыслов. Патриарх был не способен отказаться от взлелеянного им мифа и, похоже, закрывал глаза на многое, что с ним не вязалось.

Патриарх Досифей, несомненно, является самым выдающимся деятелем православного Ближнего Востока, а может быть, наряду с Кириллом Лукарисом, и всей греко-восточной церкви в османскую эпоху. В отличие от своих предшественников на патриаршей кафедре – блестящего политика Паисия и крупного писателя и богослова Нектария – Досифей сочетал в себе качества обоих, выступая и как опытный политический деятель, и как выдающийся ученый. Это был человек исключительных способностей, непомерных амбиций и неуемного честолюбия. Синайский епископ Анания, самый непримиримый враг Досифея, писал о нем: «Он... не думает ни о суде, ни о воздаянии, ни о законах Божиих, но превознесся превыше Люцифера и хочет всех иметь под ногами своими».1656

Больше всего Досифей напоминает созданный Ф.М. Достоевским образ Великого Инквизитора. Очень ярко личность патриарха раскрывается в его письме Петру I по поводу стратегии в Северной войне (1706 г.). Досифей советует царю вести войну на истощение, не считаясь с потерями, потому что у шведов людские ресурсы иссякнут все равно раньше. Своих погибших жалеть не стоит, ибо они попадут в рай как мученики за веру. «Я прежде сего писал... к благородию твоему, чтоб не печалился, что умирают воины, если это полезно», – внушал Петру Досифей. «Что жалеешь казаков, буде умрут? Зане, буде умрут, есть мученики».1657 В этих словах – весь Досифей. Он был из породы харизматических лидеров, стоящих «по ту сторону добра и зла», над обычной моралью, считающих себя вправе повелевать тысячами жизней. Впрочем, в отличие от многих харизматиков, которые посылают на смерть своих приверженцев, сами оставаясь в безопасности, Досифей рисковал не только жизнями своих осведомителей и посланников, но и собственной головой. Сорок лет он ходил «по лезвию ножа», когда любой промах грозил ему немедленной казнью. На фоне таких знаковых фигур греческого Востока, как Паисий Лигарид или Мелетий Грек, людей образованных и талантливых, но совершенно аморальных, Досифей смотрится более чем контрастно. Он был человеком с не меньшими талантами, железной волей и при этом с четкими жизненными принципами, которым он не изменял ни при каких обстоятельствах.

Для того чтобы играть роль духовного лидера православной цивилизации, Досифею нужен был второй элемент симфонии – могучий христианский государь, способный военной силой подкрепить его геополитические мечтания. Досифей выбрал на эту роль Петра I – и, как оказалось, неудачно, ибо интересы Петра были обращены к Западу. Досифей, опиравшийся на греческую поствизантийскую ученость, мечтал, по словам Н.Ф. Каптерева, о том, что греки сыграют для России ту же культуртрегерскую роль, которую они сыграли для Европы в эпоху Ренессанса.1658 Однако Досифей опоздал на 200 лет. Греческий мир ни в количественном, ни в качественном отношении не мог соперничать с европейской наукой и культурой. И это имело роковые последствия для русско-ближневосточных отношений.

Грузинский вектор

Как уже говорилось, Досифей держал в поле зрения ситуацию во всем православном мире, уделяя внимание не только России, но и, в частности, грузинским землям. Грузия была одной из важных зон интересов левантийских патриархов, и этот вектор их внешней политики стоит рассмотреть особо.

Культурные связи грузин с Палестиной и Сирией восходят, повторим, к ранневизантийским временам. Грузинские монашеские общины в X–XI веках процветали в окрестностях Антиохии, на Синае и в Палестине. В мамлюкскую эпоху, время наибольшего упадка ближневосточного христианства, грузинские цари столько инвестировали в палестинские монастыри, что подвигли позднейших историков к несколько преувеличенным представлениям о том, что та роль покровителя Православного Востока, которая ранее принадлежала Византии, в этот период перешла к Грузии.1659 Наряду с более чем заметным грузинским присутствием в Палестине, не стоит забывать и о сохраняющихся связях Грузии с Антиохийской церковью.

Согласно христианской традиции, крещение Грузии было проведено в IV столетии именно антиохийским патриархом Евстафием, рукоположившим первых грузинских иереев и епископов. Значительная часть грузинских земель входила в диоцез Антиохийского патриархата. Впоследствии (судя по всему, в несколько этапов с VII по XI века) Восточно-Грузинская церковь получила автокефалию, но католикосы еще долго продолжали поминать на богослужении имена антиохийских патриархов и уплачивать им некоторую дань1660. Особый характер антиохийско-грузинских отношений подчеркивал тот факт, что один из сирийских клириков носил титул «экзарха Иверии». Очередного такого экзарха патриарх Макарий назначил в 1649 году и отправил своим представителем в Грузию.1661 Грузинские паломники, направлявшиеся к Св. местам, проходили через территорию Сирии, что способствовало поддержанию постоянных и тесных контактов между православными арабами и их грузинскими единоверцами.

В османскую эпоху Грузия не могла уже выступать политическим покровителем Православного Востока, потому что сама пребывала в состоянии тяжелого упадка. Она распалась на не сколько областей – царства Картли, Кахети, Имерети, княжества Мингрелия и Гурия, которые в течение многих десятилетий были предметом соперничества между Османской империей и Сефевидским Ираном. В 1639 г. Стамбул и Исфаган договорились о разделе Закавказья: западная часть Грузии отошла в османскую сферу влияния, восточная – в иранскую. Хотя картлийские цари – вассалы Ирана – были вынуждены принять ислам, влияние православной церкви в грузинском обществе осталось непоколебленым. Именно поэтому восточные патриархи могли, как и раньше, получать финансовую помощь от грузинских владетелей.

Как уже говорилось в четвертой главе, в конце XVI – первой половине XVII столетия грузинские цари пожертвовали Св. Гробу и палестинским грузинским монастырям имения, подобные румынским «приклоненным имуществам». По словам Н. Хуцишвили, «это землевладение росло довольно быстро и в течении 50–60 лет превратилось в развитую во всех отношениях феодальную сеньорию».1662 Этот автор считает, что до того времени грузинская колония Палестины сколько-нибудь заметной недвижимостью в Грузии не располагала.1663

Возможно, кампания пожертвований начала XVII века связана с резким ослаблением грузинской общины Палестины и утратой земельных владений, принадлежавших там грузинам в мамлюкское время. В этой ситуации грузинские сёла и виноградники должны были стать альтернативным и стабильным источником дохода для палестинских монастырей. Сама эта волна дарений могла быть стимулирована иерусалимскими патриархами, прежде всего Феофаном, находившимся в Грузии около 1612 или 1613 гг.1664

Среди иверийских владетелей, оказывавших поддержку Св. Гробу, выделяется правитель Кахетии Теймураз (1589–1663), игравший одну из ключевых ролей в кавказской истории того времени. Он принадлежал к той части грузинской знати, которая, маневрируя между Османами и Ираном, стремилась вовлечь в дела Закавказья третью региональную супердержаву – Русское государство. Теймураз был самым активным приверженцем России, в 1639 году он формально перешел в русское подданство. Однако Россия, несмотря на свои панвизантийские амбиции, трезво оценивала соотношение сил на Кавказе и уклонялась от прямого военного вмешательства в грузинские дела. В итоге, Теймураз в 1648 г. потерпел поражение от картлийского царя и укрылся в Имеретии. Оттуда, добиваясь дальнейшего покровительства русского государя, Теймураз отправил в Москву своего внука Ираклия (в русских источниках – Николая Давидовича), а в 1657–1658 гг. сам ездил в Россию. Не получив ожидаемой военной помощи, он вернулся на Кавказ и, пытаясь примириться с персами, сдался шаху. Отказавшись перейти в ислам, Теймураз кончил дни в заточении в Астрабаде.1665

Имя Теймураза было хорошо известно на Ближнем Востоке. Макарий и Павел Алеппский питали к нему высочайшее уважение; Макарий называл его «новым мучеником».1666 Возможно, Теймураз, в бытность кахетинским царем, поддерживал какие-то контакты с Макарием. Известно об отправке в грузинские земли послов антиохийских патриархов. Митрополит апамейский Захарий ездил туда от патриарха Игнатия Атийи, митрополит сайданайский был направлен Евфимием III.1667 Эти посольства можно приблизительно датировать 30-ми гг. XVII века. О целях и результатах антиохийских миссий источники умалчивают. Макарий, еще будучи митрополитом Халеба, встречался с грузинским католикосом Максимом во время паломничества в Иерусалим на Пасху 1642 года.1668 Находясь в Москве в 1655 г., антиохийский патриарх встречался с жившей там царицей Еленой, невесткой Теймураза, и его внуком Николаем, будущим картлийским царем Назар Али-ханом. «Мы часто посещал их по причине большой любви их к нашему владыке патриарху, – писал Павел, – так как они знали о нем, когда он был еще в Алеппо (то есть до поставления в патриархи. – К.П.)1669

В декабре 1656 г., возвращаясь на родину, Макарий отправил письмо русскому царю из Валахии. В нем он, среди прочего, призывал оказать помощь Теймуразу в возвращении престола: «Паки вспоминаем о Теймурас хане, царе грузинскии ... да незабвен будет до конца, но да будет царство ваше ему помошник во всех, яко даби поможением вашим паки свой престол взял, въ еже (?) скреплятися православие и возвысится род христианский, а не оскудевати, яко воспримет царствие ваше великую мзду от мздовоздателя Бога».1670

Почти в то же время, в 1658–1659 гг., грузинские земли посетил иерусалимский патриарх Паисий. Несомненно, он рассчитывал получить милостыню на покрытие своих расходов в борьбе за Св. места, обострившейся в 1650-е годы. Напомним, в этот период произошло некоторое охлаждение отношений Паисия с Москвой, Дунайские княжества оказались охвачены войной, и получить денежную помощь патриарху было больше неоткуда.

Путь в Грузию был давно проторен греческими сборщиками милостыни. По свидетельству антиохийского патриарха Макария, в условиях невежества местного духовенства, когда, например, большинство мингрельских диаконов не умели читать и твердили молитвы, заученные наизусть, в Западной Грузии вольготно чувствовали себя греческие священники, запрещенные в служении константинопольским патриархом, или аферисты, выдававшие себя за епископов.1671 Конечно, и настоящие греческие архиереи посещали Грузию. Известно, в частности, о поездке туда александрийского патриарха Никифора в начале 1640-х гг.1672

Молодой Досифей Нотара сопровождал Паисия в путешествии по грузинским землям; Досифею мы и обязаны сведениями о маршруте патриарха. Из Стамбула он добрался по морю до порта Контози около мыса Адлер. Оттуда в июне 1658 г. греки проплыли вдоль побережья до реки Кодори и посуху достигли монастыря епископа Мокфи. В Зугдиди патриарх встречался с мингрельским правителем Леваном Дадиани и некоторое время отдыхал от тягот пути в соседнем селе Коцхери, принадлежавшем Крестному монастырю. Из Мингрелии Паисий перебрался в Имеретию ко двору царя Александра и перезимовал в Гелатском монастыре. Заметно, что греческий гость избегал появляться в сефевидской зоне влияния и даже отклонил приглашение царя поехать на праздник Крещения в село, пограничное с Картли. Патриарх прочно отождествлял себя с османским миром и опасался, что его захватят персы и уведут в Исфаган. Зато по Западной Грузии Паисий передвигался свободно и был желанным гостем при дворах всех местных правителей, несмотря на их взаимные междоусобия. С открытием навигации он спустился по мингрельской реке Хопи в Риони, по которой проходила граница с Гурией, встречался с гурийским князем Кай-Хосроем и в мае 1659 г. через Трапезунд вернулся на Балканы.1673

Досифей не писал о размерах милостыни, полученной Паисием в Грузии, но можно предположить, что патриарх не обманулся в своих ожиданиях. Такие же расчеты побудили в 1664 г. отправиться в грузинские земли антиохийского патриарха Макария. Хотя сам Макарий писал, что в первую очередь им двигало желание почтить вниманием свою грузинскую паству и наставить ее на путь истинный, а уже во вторую – проблема долгов Антиохийского престола,1674 однако, совершенно очевидно, что истинные приоритеты патриарха выстраивались в обратном порядке. Недаром Макарий среди похвальных качеств грузин отмечает щедрость в благотворительности, чем они, по его словам, резко отличались «от других христиан всего света».1675

Сохранились два основных источника, повествующих о пребывании на Кавказе антиохийского патриарха. Один из них был составлен самим Макарием, видимо, вскоре по возвращении в Сирию.1676 Текст этот, написанный стареющим патриархом, местами монотонный, сбивчивый, с постоянными повторами, содержит описание грузинской истории, современной политической ситуации в регионе и подробно повествует о нравах и обычаях народа.

Второй источник по антиохийско-грузинским контактам той эпохи известен значительно меньше. Это «Описание Грузии», составленное Павлом Алеппским во время пребывания его в свите Макария в России. Павел подал этот текст в Приказ тайных дел 27 февраля 1667 г. Документ, написанный на греческом языке, был переведен на русский. Оригинал ныне, видимо, утрачен, а единственный известный перевод хранится в РГАДА.1677

Опираясь на указанные источники, можно в общих чертах восстановить маршрут и обстоятельства поездки в Грузию антиохийского патриарха. Макарий тронулся в путь из Сирии в 1664 году.1678 Путь его пролегал через Халеб, Мараш и Эрзурум. В свое время мы высказывали предположение, что патриарх начал свой объезд грузинских земель с Тбилиси, столицы Картли.1679 К. Валбинер не согласен с этим мнением, так как из дат колофонов рукописей Макария явствует, что он начал свой путь с Западной Грузии. В этом случае Макарий, видимо, ехал через Трабзон и далее морем в Мингрелию. Сухопутный маршрут через Гурию маловероятен: в «Описании Грузии» о Гурии говорится мало и явно с чужих слов.

Вторую половину 1664 и 1665 г. Макарий со свитой провел в Мингрелии и Имеретии. Павел описывал эти земли в самых восторженных тонах: «Менгрелия еще есть благодательное место: шолку много, железа, винограду на древесах и зверей всяких... Имерет есть преславный царский престол, имеющ великия благодати, зане есть выше о всея Грузинские земли, воздух здрав и место красно, богато от всяких плодов и овощей. Грады каменные крепкие, руды серебряной и железной много, только от страху нечестивых не объявляют».1680

Взгляд на Грузию Макария, хотя и достаточно позитивный, был все-таки более критическим. Патриарх много и с осуждением писал о междоусобных войнах местных князей и продаже в рабство пленных христиан.1681 «И никто не дает им доброго совета и не наставляет на путь истины»,1682 – сетовал патриарх, явно примеривавший на себя роль духовного наставника грузин. Особо едкой критике Макарий подвергает грузинское духовенство, полностью сросшееся со светской знатью. Епископы, по словам патриарха, еле умеют читать, иной раз настолько молоды, что не брили еще бороды, но правят своими крепостными, как настоящие князья, ходят с царем на войну во главе собственных дружин, воюют друг с другом, а пленных продают в рабство мусульманам.1683 Низшее духовенство неграмотно, не знает обрядов и канонов, массы людей в той же Мингрелии не крещены. «Все от того, – повторяет Макарий, – что некому за ними следить, учить их и наставлять».1684 Ни свои епископы, ни чужие архиереи, приезжающие в Грузию со всех концов земли, ничему не учат местных священников, «но собирают с них деньги и уезжают, не принося им никакой пользы».1685

Макарий явно считал себя исключением из этого правила. Он много и, похоже, с преувеличениями пишет о своей просветительской и административной деятельности – обучении священников, наказании работорговцев, исправлении обрядов.1686 То, как Макарий описывает население грузинских окраин – «христиан только по имени», не имевших церквей и священников, очень напоминает состояние анатолийских епархий его собственного патриархата за век до того. Во времена Макария возрождать христианство в верховьях Евфрата было уже поздно, «бытовое православие» трансформировалось в такой же полуязыческий «народный ислам». Но в предгорьях Западного Кавказа Макарий попытался сделать то, что не успел в Восточной Анатолии – остановить процесс деградации православной культуры, проповедуя и устраивая массовые крещения. «Надо было видеть, как громадные толпы народа следовали за нами... умоляя нас окрестить их», – писал патриарх.1687 С гор спускались вожди сванов и абхазов и звали патриарха крестить своих соплеменников, но Макарий забираться глубоко в горные районы не рискнул. О миссионерской деятельности своего отца писал и Павел Алеппский: «От их (грузин. – К.П.) архиереев никто в те горы не ходил, ниже видели, что от страха. Но мы были тамо телесно и ходили и крестихом многие тысящи душ мужского и женского полу юных и старых и до осмидесят лет и болши. И тецаху с великим благоговением, и теплую любовью крещахуся и не вмениша снегу и мраза ни во что».1688

Следует отметить также то, что пребывание в Грузии оказалось для Макария и Павла временем, исключительно плодотворным в плане литературной деятельности. Не обремененные церковно-административными заботами и располагавшие значительным досугом, патриарх и диакон именно в это время создали многие свои произведения.

1 октября 1665 г., когда Макарий находился в Имеретии, в Тбилиси из Сирии прибыл посланник Алексея Михайловича Мелетий Грек вместе с александрийским патриархом Паисием. Они направлялись в Москву для участия в процессе над Никоном. Аналогичное приглашение Мелетий отправил и Макарию. Тот долго колебался и откладывал свое решение, ссылаясь на то, что «собрал имение неподвижимо и не имеет кому предати и с ком послати во свояси долгу своего отдать».1689 Из-за этих переговоров Мелетий Грек застрял на Кавказе до следующей весны. Колебания Макария прекратили картлийский царь Вахтанг V (Шах-Наваз-хан, 1658–1676 гг.) и его сын Арчил (Шах-Назар-хан), в тот момент – правитель Кахетии. Они уговорили антиохийского патриарха ехать в Россию и выступить в роли негласного посредника в их контактах с Москвой с целью склонить русское правительство к более активному проникновению на Кавказ и оказанию помощи грузинским единоверцам в борьбе с мусульманской экспансией.1690

Поэтому в «Описании Грузии», которое Павел представил в Приказ тайных дел, появились многие сюжеты, связанные с Арчилом, Кахетией и ее стратегической крепостью Сионз: «А тот воевода (Арчил. – К.П.) приказывал нам многажды, что да пишем вашему царскому величеству известно учиних, яко аще изволишь утвердити град Терек и прочия российские казацкие городы, и да сохранятся православные християна Грузи от злотворцев им лезги,1691 да пошлет ваше царское величество созидати тово града... и утвердит с войском крепко. И тогда поимеешь вси распутие, и осляпятца очи вражиа, наипаче же отсечется путь от легзей до Крыму, зане аще бе град создан и утвержден, не приидоша легзи по всякий день столикими тысячами русским людем, плененных от татар, и продают в кизылбаши»1692

Чувствуется, что в данном случае Павел выступал не просто транслятором интересов картлийско-кахетинской дипломатии, но выражал и собственные геополитические взгляды, и представления об исторической миссии России. «И будет вашему царскому величеству великая мзда от Бога и прибыль царствию, – писал диакон, – и вся Грузия молят вашего царского величества, да будет се дело. чтоб путь чист был из Грузей до Терека сухим путем.1693 Те государства, что писахом, которые суть в горах, не имеет себе главу и потеряша веру православную, молят ваше царское величество, да будеши им глава. И да поклонятся тебе и примут веру христианскую».1694

В своем обзоре Павел много писал о горных народах Кавказа. Одни из них, как абхазы, причислены Павлом к потенциально православным: «И сия роды все держат великий пост и имеют церкви великие и почитают святые иконы, а за то, что не имеют добрых епископов и священников исправити их, свирепы стали».1695 Мусульманские же племена, которые Павел называет «лезги», изображены в предельно демонизированном виде: «И дела у них иново нет, токмо красти и пленити в Кахете християнов грузинцов и русских с Терка... Егда увидят християнина больново и немощново... ссекут его вместо жертвы поганому их богу. Тако же и сей род горше татаров творят: не токмо убивают християнов, но и кровь его пьют первое, а второе умывают лице свое тою кровию за безбожие свое».1696 Особое беспокойство Павла вызывала растущая исламизация народов Кавказа, на которых мусульманские проповедники «мещут яды свои смертоносныя».1697 «Свидетель есть Бог, что мы страха их (“лезгов”. – К.П.) ради жили толикое время в Шемахе, зане невозмогохом пройти».1698

Павел приводит любопытный эпизод, связанный с плаванием восточных иерархов по Каспийскому морю из Дербента в Астрахань: «И как мы были многое время на бусах по морю и от жажды было померли, и с великим страхом послали мы заводню с людьми, чтоб воды пресной достать, а они были готовы и ожидали нас, чтоб папали в руки их. И на наших посланных людей приступиша с оружием и мало не плениша их. А мы от жажды и от бури морской яко мертвы были; и их было много множества собрано и молили бога своего, чтобы бусы выкинуло из моря бурею, до пленят нас».1699

Вторичное пребывание Макария на Кавказе в 1668–1669 гг. было описано выше, и мы не будем сейчас возвращаться к этому сюжету.

В истории грузинско-левантийских связей сопоставимое с Макарием место принадлежит иерусалимскому патриарху Досифею. Через 22 года после своей поездки в Грузию безвестным келейником из свиты Паисия Досифей снова появился в Закавказье уже как патриарх, в чьих руках находилось решение судьбы иверийских монастырей Палестины.1700 Похоже, на этот раз он начал свой путь с Тбилиси, где картлийский царь Георгий XI внес основную сумму на выкуп монастырей. Свое путешествие Досифей описал не столь детально, как поездку Паисия, но несколько пунктов его дальнейшего маршрута установить можно. Летом 1681 г. патриарх был в Кутаиси, откуда выехал в Гурию. Где-то на границе двух государств Досифей встречался с имеретинской и гурийской знатью и духовенством, видимо побуждая их к пожертвованиям. В сентябре через Лазию и далее морем патриарх отправился в Стамбул.1701

Активные контакты Досифея с грузинскими царями и католикосами продолжались и позже. Порфирий Успенский издал тексты пяти посланий патриарха в Грузию, составленных в 1699–1706 гг. Можно предположить, что это лишь малая часть переписки Досифея с грузинскими корреспондентами за время его 38-летнего патриаршества. К сожалению, нам недоступны остальные письма патриарха, если они вообще сохранились. Но и то, что дошло до исследователей, подтверждает типичный для Досифея глобальный размах и стремление вмешиваться во все церковные и мирские дела единоверных народов. Он пишет далеко не только о проблемах грузинских монастырей в Св. земле и недвижимости, принадлежавшей палестинским обителям в Грузии. Патриарх, несомненно, имел огромный духовный авторитет в Грузии, коль скоро католикос Нижней Иверии запрашивал его о допустимости династического брака правящих родов Мингрелии и Имеретии, состоявших в некоей степени родства между собой, а картлийский царь Николай (Назар Али-хан, 1688–1703 гг.), похоже, каялся перед ним в своем вынужденном вероотступничестве. Досифей готов был прощать и кровосмешение, и вероотступничество, требуя взамен широкую финансовую поддержку палестинских святынь и прекращение работорговли в Грузии.1702

Патриарх писал длинные поучения царям о долге христианского правителя, прямо призывая их вмешиваться в дела церкви, исправлять обряды, искоренять теократические устремления архиереев, побуждать их «столовать, спать и ездить верхом как прилично епископам, а не боярам.... А мирянам запрещать продавать христиан, брить покойникам бороды, обувать их в постоли и оплакивать как еллинов (язычников. – К.П.)»1703

Грузия стала еще одним полем боя Досифея с католической экспансией. В правление Шах Наваза в Картли были допущены миссионеры-иезуиты, развернувшие проповедническую деятельность среди местных армян и обращавшие их, по выражению Досифея, «от тумана к тьме».1704 Досифей полагал, что «ересь армян гораздо сноснее ересей папских», ибо «армяне, каковы бы они ни были, смотрят только свои дела»,1705 то есть не стремятся к прозелитизму. Паписты же «достойны ненависти и отвержения», они «одного нечистого и скверного человека называют вторым на земле богом, погубили царство православных; они усилили агарян. Кто их любит, тот не любит Бога. Они хуже агарян».1706

Досифей еще в 1681 г. пытался убедить царя Георгия изгнать иезуитов из Картли, а церкви, данные им Шах Навазом, вернуть армянам. Георгий обещал Досифею исполнить его просьбу, но не сделал этого. Особый гнев иерусалимского патриарха вызвали перехваченные им в 1688 г. письма миссионеров в Рим, где те заявляли об обращении в католичество грузинских князей и архиереев.1707 В послании 1706 г. к царю Вахтангу VI (1703–1724 гг.) Досифей убеждал его хранить церковь от «волков-латинян» и избегать всяких контактов с ними: «Предвидь злоухищрения их, и заблаговременно уклонись от собеседования с ними, и не люби их... Они знают мирскую мудрость и обманывают людей красными словами, ложно изъясняя Св. Писание и превратно толкуя Св. Отцов».1708 За все свои многолетние труды по спасению грузинских монастырей Палестины Досифей просил одного – изгнать латинских монахов из Грузии, «да освободится мир от зол их».1709

Не менее интересен сюжет об отношении Досифея к проблеме исламизации картлийских царей. Среди представителей грузинской знати, которых поминали на богослужениях у Св. Гроба, был и мусульманин Назар Али-хан (Николай Давидович). Досифей признавал, что царь принял ислам лишь формально, в душе оставаясь христианином. Патриарх инструктировал картлийского владетеля, как ему следует вести себя с персами: «Обманывай их, улыбайся им, говори ложь, лишь бы тебе принести пользу христианам. Не люби их, хотя бы они тебя любили. Запрещай боярам продавать христиан магометанам. Раздавай милостыни церквам. А когда придет смерть, тогда, сколько сможешь, кажись, как будто ты в меланхолии или будто в исступлении, дабы не произносить исповедания веры нечестивых; но часто повторяй: верую во единого Бога: и так умри»1710

Антиохийская активизация начала XVIII века

В последние годы патриаршества Досифея, в период его наиболее активных контактов с Россией заметно определенное оживление и антиохийско-русских связей. Этому предшествовала длинная, более чем в три десятилетия, пауза. Причины затухания контактов, помимо упомянутых выше русско-греческого охлаждения 1670-х гг. и русско-турецких войн, были связаны и с внутренней ситуацией в Антохийской церкви. Уход из жизни Павла Алеппского и патриарха Макария, смена поколений в церковном руководстве, последующие смуты и расколы, когда легитимность патриарха Кирилла многим представлялась более чем сомнительной – все это не способствовало активной внешней политике. Антиохийская церковь фигурирует в истории русско-восточных контактов конца XVII века единственный раз, в мае 1682 г., когда оба антиохийских патриарха – только что отрекшийся Неофит и утвердившийся на патриаршестве Кирилл – подписали грамоты о прощении московского патриарха Никона. Как мы помним, инициатива в этом вопросе исходила исключительно с российской стороны, а восточные патриархи механически поставили подписи под грамотами, составленными для них по единому образцу Досифеем Иерусалимским.1711

Русско-антиохийские связи возобновились усилиями патриарха Афанасия Даббаса. В отличие от своего противника Кирилла, человека с несколько провинциальным кругозором, Афанасий в начале XVIII века долгие годы прожил в Константинополе, вращался в кругу греческого духовенства и, подобно Досифею, был вовлечен в контакты с российским посольством. Какая-то милостыня ему перепадала, и Афанасий осознавал выгоды российского покровительства и финансовые возможности России. Он стремился получить от царя деньги под «целевой проект», мечту своей жизни – организацию книгопечатания для православных арабов. В январе 1707 г. Афанасий, заручившись поддержкой посла П.А. Толстого, отправил в Россию своего протосингела киприота Леонтия с грамотами к царю и канцлеру Г.И. Головкину.1712 Проезжая через Украину, Леонтий предъявил грамоты гетману Ивану Мазепе, который переслал их в ставку Петра I в Польше, а Леонтию велел дожидаться ответа в Нежине. Там антиохийский посланник застрял более чем на два года, пересидел поход Карла XII на Украину, Полтавскую битву, и только поздней осенью 1709 г. смог попасть в Москву. Видимо, все это время Леонтий небезуспешно занимался коммерцией, о чем свидетельствуют 12 подвод с «рухлядью», которые он возил за собой. В феврале 1710 г. последовал царский указ о выдаче жалованья посольству Афанасия. Размеры милостыни оказались более чем скромными: деньгами, пушниной и сукном на общую сумму менее 200 руб., из которых лично патриарху причиталось 70 руб.1713

Если верить позднейшим заявлениям Афанасия, то и эти деньги до него не дошли, так как протосингел Леонтий умер на обратном пути. В августе 1714 г. патриарх повторил свою попытку, направив из Халеба в Россию еще одного посланника – иеромонаха Парфения, которого назвал своим «намесником в деле типографском».1714 В июне 1715 г. Парфений прибыл в Петербург, однако о конечных результатах его посольства никакой информации не сохранилось.

Украина и Православный Восток

В поездке протосингела Леонтия нашел свое отражение еще один вектор внешних контактов Православного Востока – украинский. Выше не раз затрагивалась тема левантийско-украинских связей – можно вспомнить пребывание в Малороссии Иоакима Дау или Феофана Иерусалимского, а также разносторонние контакты с восточными иерархами Богдана Хмельницкого. В период политической субъектности Украины во второй половине XVII – начале XVIII вв. гетманы и казацкая старшина, подобно молдо-валашским, грузинским и московским владетелям, считали своим религиозным долгом поддержку Православного Востока.

Все посольства османских христиан, направлявшиеся в Москву, ехали через малороссийские земли и, естественно, общались с местным духовенством и гетманской администрацией. Гетманы, отложившиеся от Москвы, препятствовали проезду в Россию восточных иерархов. Так, посланцы антиохийского патриарха в 1662 г. были остановлены в Чигирине Юрием Хмельницким и отправлены обратно к валашской границе, откуда пробирались в Путивль в обход владений мятежного гетмана.1715 Лояльные Москве казачьи лидеры, наоборот, выступали посредниками в русско-восточных контактах. Среди документов РГАДА, в общей массе бумаг, исписанных характерной скорописью московских подьячих, резко выделяются «хвостатые» буквы подорожных, выданных ближневосточным просителям милостыни украинскими гетманами. Несомненно, казачья старшина жертвовала милостыню левантийским христианам и от своего имени, но в доступных источниках нет связной информации на эту тему. Имеется лишь ряд отрывочных свидетельств, например, о пожалованиях украинской знати Синайскому монастырю в 1680-х гг.1716

В 1690-е гг. будущий иерусалимский патриарх Хрисанф, тогда еще архимандрит, неоднократно посещал Москву по поручениям своего дяди Досифея. Проезжая через Украину, Хрисанф тесно общался с гетманом Мазепой, обсуждал с ним церковно-политические вопросы и обещал поставлять информацию о положении дел в Османской империи.1717

Более тесными, чем у московитян, были и чисто бытовые, личные контакты украинцев с Православным Востоком. Характерно, что большинство паломников, приходивших в Св. землю из Русского государства в первой половине XVIII века, были малороссийского происхождения.

Особого размаха украинская помощь Православному Востоку достигла в первые годы XVIII века Ипполит Вишенский описывал виденный им серебряный престол на Голгофе, который «справил» гетман И. Мазепа. Возможно, эту же доску с чеканным изображением Снятия с Креста и надписью «Иждивением ясновельможного Иоанна Мазепы Российскаго гетмана» упоминает полтораста лет спустя среди утвари храма Св. Гроба Порфирий Успенский.1718 Он же находил в святогробских архивах копии грамот иерусалимских патриархов к Мазепе с благодарениями за усердие к Св. Гробу и богатые пожертвования.1719 А.Н. Муравьев в 1830 г. видел в лавре св. Саввы портрет Мазепы, писаный маслом, с его гербом и латинской подписью. Парсуна, видимо, была отправлена в лавру вместе с вкладами и просьбами молитв о спасении души гетмана.1720 По свидетельству паломника Андрея Игнатьева (1708 г.), на торжественном богослужении перед Гробом Господним в Неделю Православия иерусалимские архиереи поминали Иоанна Мазепу сразу после российского государя и перед молдо-валашской и фанариотской знатью.1721

Антиохийский патриарх Афанасий через посредство протосингела Леонтия также получил в 1707 г. крупные украинские пожертвования на обустройство халебской типографии. По этому случаю в 1708 г. был отпечатан дополнительный тираж арабского Евангелия с благодарственными виршами в честь Мазепы и изображением на титульном листе ордена Андрея Первозванного, кавалером которого был украинский гетман. Часть тиража была издана на средства миргородского полковника Даниила Апостола. Эти экземпляры, в более скромном переплете, содержали герб Даниила и адресованное ему стихотворное посвящение.1722

Благотворительность Мазепы переплеталась с некоторыми его политическими интересами на Православном Востоке. Немалое место в этих интересах отводилось преемнику Досифея иерусалимскому патриарху Хрисанфу, с именем которого связаны самые драматичные перемены в отношениях России и Христианского Востока.

Хрисанф: мир меняется

Патриарх Хрисанф – знаковая фигура в истории русско-восточных отношений. После двухсот лет оживленных контактов Москвы и Христианского Востока, эти связи были почти одномоментно разорваны Хрисанфом и оставались фактически замороженными более века.

Ничто не предвещало такого поворота, когда Хрисанф вступал на иерусалимский престол. В первый год пребывания у власти новый патриарх горячо заверял Петра I в готовности служить России по примеру Досифея. Хотя в патриарших грамотах, приторно-выспренних, уже тогда чувствовались фальшивые нотки – Хрисанф временами перегибал палку в своих славословиях русским корреспондентам. Так, получив в сентябре 1707 г. грамоту от царя, патриарх пишет: «Толикую радость принял я в тот день, которой, как начал жить, не имел никогда».1723 «Весь православный народ, – продолжал далее святитель, – уповает видеть освободителя своего... ваше непобедимое и державное величество... от рук не фараонских и мучительских, но чувственных диаволов и зверей».1724 Осенью и зимой 1707 года Хрисанф собирал милостыню в Молдавии и Валахии. Отбывая в январе 1708 г. в Константинополь, патриарх предупреждал, что оттуда часто писать в Россию не будет и обещал поддерживать контакты через русского посла П.А. Толстого.1725

На этом моменте связи Хрисанфа с Россией начинают стремительно сворачиваться. Летом 1708 г. П.А. Толстой с некоторой досадой сообщал канцлеру Г.И. Головкину: «Иерусалимский патриарх пребывает в Константинополи, однако ж со мною зело редко изволит корреспондовать».1726 Посол, впрочем, готов был объяснить это опасениями Хрисанфа вызвать гнев великого везира, который «ко христианам люто не ласков».1727

Последнее свое письмо российскому канцлеру Хрисанф отправил в сентябре 1708 г. Он извинялся за долгое молчание – из страха перед османскими преследованиями – и сообщал о скором отъезде в Иерусалим. Оттуда Хрисанф поддерживал лишь спорадические контакты с Толстым, пытавшимся весной 1709 г. снова поднять перед Портой вопрос о возвращении грекам Св. мест.1728

Чем можно объяснить охлаждение Хрисанфа к северным единоверцам? В отличие от своего дяди, этот патриарх был абсолютно лоялен по отношению к Высокой Порте и, как человек осторожный и изворотливый, не желал раздражать османов связями с Россией. Даже тогда, когда отношения между двумя странами не были враждебны – османы в тот момент выжидали, чем закончится поход Карла XII на Россию, и не делали резких шагов. Стоит заметить, что Хрисанф не сильно зависел от Петербурга в финансовом отношении, так как имел щедрого покровителя в лице валашского господаря Константина Бранковяну. Господарь содействовал вступлению Хрисанфа на престол и субсидировал многие проекты иерусалимских патриархов начала XVIII века, от реконструкции лавры св. Саввы до работы святогробской типографии в Бухаресте. На фоне этой благотворительности несколько собольих шкурок, присланных Хрисанфу авансом от Петра I,1729 выглядели не очень впечатляюще.

Однако сохранять дружественные отношения одновременно со всеми покровителями Иерусалимской церкви Хрисанфу становилось все труднее. Ход истории сталкивал этих покровителей друг с другом, и патриарху надо было делать однозначный выбор. События нарастали как снежный ком: вторжение в Россию Карла XII, измена Мазепы (октябрь 1708 г.), Полтавское сражение (27 июня 1709 г.), бегство шведского короля и Мазепы в османские пределы, стремительное ухудшение русско-турецких отношений и объявление османами войны России 20 октября 1710 г.

Начало этих событий Хрисанф «пересидел» в Палестине. Паломник Ипполит Вишенский многократно упоминает присутствие патриарха в Св. Граде между январем и апрелем 1709 года.1730 Посол П.А. Толстой в апреле 1709 г. оптимистично информировал Хрисанфа: «Дела божественнейшего (то есть Петра I. – К.П.) изрядно поправляются... Изменник Мазепа в конечном отчаянии пребывает».1731 В это время патриарх служил литургию на серебряной доске, подаренной Мазепой. К сожалению, Вишенский умолчал о том, каким христианским владетелям Хрисанф возглашал многолетие в Неделю Православия 1709 года. А в конце апреля паломник покинул Иерусалим, и наши источники информации о Хрисанфе резко сокращаются.

Начало русско-турецкой войны поставило в непростое положение валашского господаря Константина Бранковяну, связанного с Россией тайным союзным договором, но в конечном итоге принявшего сторону Порты. При этом еще в начале Прутского похода (июнь 1711 г.) господарь поддерживал внешне дружественные связи с Россией и писал Петру I письма, которые тот называл «июдским лобзанием».1732 Позиция Хрисанфа, как представляется, целиком соответствовала ориентации валашского князя.

Греческие агенты в 1712 г. доносили российским властям, что посредником в контактах Бранковяну с Портой выступает патриарх Хрисанф, «который не христианин, а атеист и сущий турецкий шпег (шпион. – К.П.) от древних лет.

Когда визирь прошлого года был в Адрианополе, то он у визиря почти по целым ночам бывал инкогнито. И когда турки пошли в поход, то он послал с визирем верного своего чернеца, который был инкогнито в турецком платье при визире и почти повсядневно от мултянского господаря давал ведомости визирю о войсках государевых».1733

Российские источники упоминают не до конца понятный политический проект – назначение Хрисанфа в 1712 г. «казацким патриархом».1734 Филипп Орлик, новый гетман, избранный казаками-эмигрантами после смерти Мазепы, переписывался с Хрисанфом, однако грамоты Орлика, датированные 1710, 1711 и 1725 годом, не изданы, содержание их неизвестно. Возможно, гетман и патриарх встречались в Молдо-Валахии и достигли некоторых договоренностей.1735 Можно предположить, что Хрисанфу был дан (или обещан) султанский берат, санкционирующий духовную юрисдикцию над землями Запорожского войска – хотя с точки зрения церковных канонов это выглядит довольно странно.

С лета 1712 г. Хрисанф снова стал выходить на контакты с русскими дипломатическими представителями. Он изо всех сил старался отвести подозрения от себя и валашского воеводы, клялся в вечной преданности и готовности служить российскому народу и государю. «А понеже не последовали дела по нашему желанию, – писал патриарх, – и то от воли Божией и для причин, нам неизвестных. И после сего многая нечаемая словеса услышал о подозрении не токмо на меня, но и на иных приятелей давных (имеется в виду К. Бранковяну. – К.П), и праведных, и верных его царскому величеству... и сие бысть мне от всех скорбей наибольшая скорбь».1736

На какое-то время отношения восстановились. Русские послы при Порте переписывались с Хрисанфом и Бранковяну и рекомендовали своему правительству выказывать патриарху и господарю определенное благоволение, «ибо хотя на них вовсе надеяться и немочно, однакож лучше, чтоб не были явными неприятелями».1737 Однако к осени 1713 г. Хрисанф окончательно убедился, что доверие к нему утрачено, и прекратил всякие связи с Россией.1738

Почему на этом всё закончилось? Еще Н.Ф. Каптерев задавался этим вопросом и нашел на него ответы, к которым последующие поколения историков мало что добавили. Вестернизированная Петербургская Россия сменила вектор своих культурно-политических интересов, и контакты с Православным Востоком утратили для нее прежнее значение. Кроме того, с учреждением в Стамбуле постоянного дипломатического представительства России отпала нужда в греческих информаторах, дорогостоящих и ненадежных.1739

Если обратиться к анализу деятельности этих дипломатических представителей на протяжении XVIII века и содержанию переписки русских резидентов в Константинополе с Коллегией Иностранных Дел, то бросается в глаза их сосредоточенность на решении чисто практических вопросов двусторонних русско-турецких отношений. Дипломаты пишут о взаимных пограничных претензиях, проблемах торговли и судоходства, размежевании границ и обмене военнопленными после предыдущей войны, крымских делах, польских делах, международном положении Турции. Географический ареал русских интересов был достаточно ограничен, представляя собой дугу от южного Каспия и Грузии через Кабарду, Кубань и Крым до Дуная. Только после Кучук-Кайнарджийского мира 1774 г. русская дипломатия начинает обращать внимание и на Средиземноморье. Однако это внимание сводилось к сбору информации о положении в Египте и других османских провинциях или чисто ситуативной реакции на захват магрибинскими корсарами того или иного русского судна. В этой картине интересов Христианский Восток напрочь отсутствует.1740 Всем проблемам сирийского и палестинского православия за весь XVIII века было уделено, кажется, меньше внимания, чем спорам о правах на добычу соли в Кинбурнских озерах под Очаковым.

Ближневосточная политика Петербургский России, повторим, определялась насущными политическими вопросами. Всё упиралось в реальные возможности и практические интересы. Политическая линия была прагматичной и циничной, без того пафосного идеологического обрамления, которое было свойственно Московскому царству, никогда не забывавшему о своем статусе лидера и защитника вселенского православия. При том что возможности царей XVI–XVII вв. были заметно меньше, чем императриц XVIII века, однако амбиции Третьего Рима намного превосходили таковые у Санкт-Петербурга.

Касаясь причин отчуждения России и Христианского Востока, Д. Хопвуд писал также о череде русско-турецких войн XVIII века, делавших контакты с Россией весьма небезопасными для восточных патриархов.1741 Действительно, из ста лет, прошедших после смерти Хрисанфа, ровно четверть была заполнена войнами двух империй. Однако Досифея в свое время подобные препятствия не останавливали. Его же преемники, если и вступали в переписку с Россией – обращаясь уже не к царствующим особам, а к Св. Синоду, – то исключительно с целью испрошения милостыни.1742

Анабиоз XVIII столетия

Природа российско-ближневосточных контактов в этот период чем-то напоминает XVI век – тогда восточные патриархи тоже обращались к России за денежной помощью, не обещая услуг политического характера. Однако если Московское царство с готовностью такую помощь оказывало, то Петербургская империя проявляла все меньше интереса к Православному Востоку.

У иерусалимских патриархов были более чем серьезные стимулы просить Россию о финансовой поддержке. Досифей принял управление патриархией, когда на ней «висел» долг в 150 тыс. пиастров. Патриарх сумел погасить его за счет грузинской милостыни и других доходов. Однако масштабная перестройка пяти монастырей в конце патриаршества Досифея и, по-видимому, падение доходов от паломничества в период кризиса Османского государства конца XVII века привели к нарастанию нового долга, достигшего на момент смерти Досифея 100 тыс. пиастров.1743 Хрисанф немало потратил на реконструкцию купола храма Гроба Господня, строительство Яффской гостиницы для паломников и восстановление сгоревшего Святогробского подворья в Константинополе. Продолжались перебои с паломничеством, а казнь османами в 1714 г. Константина Бранковяну, возможно, сказалась на масштабах валашской милостыни Иерусалимскому престолу. Долг Хрисанфа, по святогробским источникам, вырос до 200 тыс. пиастров.1744

В такой ситуации патриарх вынужден был в марте 1728 г. обратиться к российскому Синоду с отчаянным призывом о помощи. Во главе посольства, отправлявшегося в Россию, был поставлен архимандрит Герман. Похоже, отбытие посольства, по неясным причинам, задержалось почти на три года. Наряду с посланием Хрисанфа 1728 г., известна еще одна его грамота от 29 сентября 1730 г., переданная в Св. Синод через того же Германа.1745 Несомненно, Герман приезжал с посольством только один раз, причем он отправился в путь уже после кончины Хрисанфа 7 февраля 1731 г. и вез, среди прочего, грамоты нового патриарха Мелетия.

Мелетий, как обычно, жаловался на бедствия Иерусалимской церкви: насилия бедуинов, державших в осаде монастыри, расходы на подарки иерусалимской мусульманской верхушке, «папежскую злобу», из-за которой патриархии приходится платить подати за православных арабов – иначе эти подати выплатят латиняне и привлекут арабов в свою веру. Милостыня же паломников Св. Гробу, по его утверждению, оскудела, как «от злоношения тиранского ига», так и от «злобы арапской», то есть бедуинов и феллахов, обиравших богомольцев по дороге в Иерусалим.1746

Архимандрит Герман прибыл в Петербург в ноябре 1731 г. Вероятно, тогда же в Россию приехало и посольство от антиохийского патриарха Сильвестра с аналогичными просьбами. Уже 7 декабря последовал императорский указ о выдаче «за здравие Ея Императорского Величества в Иерусалим на тамошние нужные потребы» 2 тыс. руб. и еще по тысяче персонально иерусалимскому и антиохийскому патриархам. Летом следующего года российский резидент в Стамбуле Н.И. Неплюев передал деньги представителям патриархов.1747 Последний раз в XVIII века российское правительство пошло на выплату такой суммы просителям с Православного Востока.

В 1735 г. по указу императрицы Анны Иоанновны были учреждены так называемые «палестинские штаты» – фиксированный размер милостыни, причитавшийся различным патриархатам и монастырям. На долю Иерусалимской и Антиохийской церквей приходилось по сто рублей в год – сумма, скорее, символическая.1748 Средства должны были выплачиваться раз в 5 лет, для чего предлагалось направлять в Россию патриарших представителей в лице архимандрита (причем четко оговаривалось, что его должны сопровождать не более одного иеродиакона и трех слуг-мирян). В случае, если посланники ехали через Киев, им гарантировалась выдача подвод и кормовых денег. Также было установлено денежное довольствие на все время пребывания посольств в Петербурге.1749

Запросы Иерусалимской церкви были куда более высокими. В июне 1743 г. в Москву прибыло посольство от патриарха Парфения с просьбой посодействовать в выплате долга в 350 тыс. пиастров. Впервые российские власти стали задавать патриаршим посланникам неприятные вопросы о том, каким образом возник столь громадный долг. Не удовлетворившись их стандартными жалобами на «грабления» бедуинов, «ненасытства» пашей, проблемы с еретическими исповеданиями и «крайнее убожество» османских христиан, правительство запросило разъяснений у посланника при Порте А. А. Вешнякова. «Нежелаем... дабы наше подаяние втуне для тщеславия и какого-либо переможения у турок. служило», – формулировали в Петербурге новые приоритеты ближневосточной политики.1750 «В дачу тамошним патриархам, – напоминали послу, – казны нашей отнюдь не держать и напрасно не тратить».1751

Зимой 1745 г. Вешняков отправил в Петербург составленное самим патриархом «Краткое ведение» о перипетиях борьбы за Св. места с древних времен и связанных с этим расходах. В Коллегии Иностранных Дел опять остались недовольны, требуя конкретной информации о причинах и размерах долгов. Таких сведений Вешняков ни от кого получить не смог. Посланник иерусалимского патриарха архимандрит Агапий тоже представил отчет об обстоятельствах увеличения патриаршего долга.1752 Всё это бумаготворчество тянулось свыше трех лет. Тем временем патриарх Парфений в 1746 году с беспокойством писал Агапию: «Печалит замедление твое», и сообщал о новых заемных векселях и полном расстройстве дел в патриархии.1753

В конечном итоге Агапию выдали сумму, причитавшуюся за 10 лет по «палестинским штатам», и разрешение на сбор милостыни в России. Осенью 1747 г. вскрылись финансовые злоупотребления архимандрита, он был выслан из страны, а собранные им деньги (8745 руб.) – изъяты и отправлены к патриарху отдельно.1754

Парфений, непонятый союзник

Заметно, что резидент А. Вешняков всеми силами «подыгрывал» патриарху Парфению, стараясь склонить Петербург к оказанию финансовой помощи Иерусалимской церкви. Сообщая о долгах, «висевших» на патриархе, Вешняков писал: «По здешнему [долг] еще и умерен, и не велик по благословению Божию, что патриархи сего престола непременны (то есть не меняются так часто, как в Константинополе. – К.П.) и почти все люди благочестивые, яко не сребролюбием и хитростию онаго достигают, и не от Турок. От того так малы, когда приравним к здешнему (то есть долгу вселенского патриархата. – К.П.), на котором более девяти сот тыщ, со всем тем, что безприкладно меньшим налогам. подвержен, и неприятелей таких, как Иеросалимский, не имеет».1755 Противопоставляя коррумпированным интриганам и корыстолюбцам Фанара Иерусалимскую церковь, Вешняков резюмировал: «Един токмо сей дом и правление церковное здесь могущее назваться християнским престолом. По сему, когда объявляет сам [Парфений] быть долгу триста пятьдесят три тысячи левков, по совести не смею в сумнении поставить».1756 Возможно, А. Вешняков таким образом хотел оплатить патриарху его услуги политического характера.

Парфений представляет собой исключительное явление в истории Христианского Востока XVIII столетия. Он единственный из всех патриархов стремился продолжать линию Досифея на политическое сотрудничество с Россией. Как и Досифей, Парфений занимался сбором разведданных о состоянии Османского государства и пытался повлиять на осознание Россией своих стратегических приоритетов в регионе. Конкретные детали взаимодействия патриарха с русским резидентом погребены в недрах дипломатической документации1757 и еще ждут своего исследователя. Только один раз, после смерти А. Вешнякова летом 1745 г., Парфений напрямую «вышел на связь» с Петербургом.

Донесение патриарха о внутреннем положении Османской империи,1758 переданное с поручиком А. Никифоровым, очень похоже на аналогичные сообщения Досифея. Мы видим там тот же образ «больного человека», смакование военной слабости османов, недееспособности султана, оскудения казны, развала военно-морских сил и постоянного ожидания мятежа в столице. Парфений предупреждал о том, что направляемый в Россию с дипломатическим поручением османский чиновник на самом деле «посылается больше для шпионства, ибо Порте завсегда через французов и папских езувитов внушается, будто Россия противу турок воинские приуготовления начинает чинить».1759 Наиболее интересны геополитические рассуждения патриарха. «Егда Россия, к освобождению християн, находящихся в турецком басурманском государстве, и для приведения в безопасность своих... границ, против турок вознамерится войну начать, – писал Парфений, – в таком случае нехудо б с крымской стороны при своих границах оборонительною рукою стоять, а в самом деле болшою силою к Дунаю идти, куда путь войску доволнее и здоровее. И помощи там иметь надежнее, ибо около того Дуная болшая часть жителей християне».1760 Закрепившись на Дунае, Россия отрежет от Османской империи буджакских и крымских татар, которым после этого, как полагал Парфений, ничего не останется, как отдаться в русское подданство. «Ежели де такая Божеская милость будет, что Россия по Дунай реку овладеет», – мечтал патриарх, то следующим этапом должно стать строительство Россией черноморского флота, который будет легко укомплектовать матросами из прибрежных христианских народов. Тогда Россия сможет завести «великую и весьма прибыльную себе коммерцию» и, главное, обезопасить южные рубежи.1761

В отличие от Досифея Парфений не пытался давать указания по кадровой политике в Русской церкви; однако в отношении дипломатического корпуса подобные рекомендации он высказывал. Патриарх просил донести «высокоповеренным господам министрам» его мнение, «дабы на место умершего резидента Вешнякова в Константинополь прислали руского, умного, в делах бывалого и надежного человека,... и чтоб при оном впредь переводчики были русские ж, а не из иноземцов».1762 «И буде иностранныя, будучи в службе, хотя верными и охотными себя оказывают, – предостерегал Парфений, – а в существе дела в пользу российских интересов ревности иметь никогда не будут, но искусным образом более о своих собственных интересах усердствовать имеют», а также, с большой долей вероятности, могут быть перекуплены османами или кем-либо еще.1763

Стоит задаться вопросом, почему усилия Парфения, в отличие от таких же действий Досифея, столь мало ценили в Петербурге? Если взаимоотношения Досифея с северными единоверцами составили целую эпоху в истории и России и греческого мира, то деятельность Парфения в качестве российского политического агента была не замечена современниками и совершенно забыта позднейшими историками. Ответ, видимо, заключается в том, что Парфения воспринимали не как святейшего патриарха, а как рядового осведомителя. Петербургских чиновников интересовал не его духовный сан и авторитет, а сообщаемая им информация. Причем, если Досифей стоял во главе русской агентурной сети, то Парфений был только одним из ее звеньев, и далеко не самым ценным. Параллельно с ним в Стамбуле действовали люди, передававшие куда более важные и конфиденциальные сведения о происходившем при османском дворе; имена таких агентов боялись называть даже в шифрованных депешах. В качестве же рядового информатора Парфений обходился слишком дорого. Выплачивать долги его престола (в пересчете на тогдашнюю русскую валюту они превышали 230 тыс. руб.) было ни с чем не сообразно.1764 Суммы, которые Петербург предполагал тратить на ближневосточных единоверцев, были на три-четыре порядка меньше.

Просители подаяния

Правда, в реальности ограничиться скудными расценками «палестинских штатов» российским властям не всегда удавалось. Особенно успешен был в «выбивании» дополнительной финансовой помощи антиохийский патриарх Сильвестр. В 1752 г. его посланник архимандрит Игнатий, помимо установленной милостыни за 1745–1753 гг., получил по особой «просительной» грамоте патриарха к императрице Елизавете Петровне еще 3 тыс. руб.1765 В 1760 г. новый представитель Сильвестра архимандрит Анфим забрал «жалованье» за 1753–1761 гг. и просил выдать причитающуюся его престолу сумму еще на пять лет вперед. В этом ему отказали за неимением у архимандрита соответствующей доверенности от Сильвестра. Тогда Анфим обратился в Св. Синод с особым прошением о милостыне, и высочайшим указом от 28 февраля 1763 г. Антиохийский патриархат получил еще тысячу рублей «на оплату долгов».1766 Похоже, вопреки распространенным стереотипам, российским властям даже в XVIII века были не совсем безразличны проблемы ближневосточных христиан.

В июле 1765 г. Сильвестр обратился в Св. Синод с просьбой передать накопившуюся за пять лет милостыню через греческого купца хаджи Николая Ангела.1767 В 1766 г. соответствующее решение было принято, однако, похоже, так и не приведено в исполнение в связи с переездом Синода из Москвы в Петербург и последующей бюрократической неразберихой.1768

Самым поразительным в дальнейшей истории антиохийско-российских отношений выглядит прекращение обращений за милостыней патриархов, правивших после Сильвестра. Только в мае 1792 г., почти через 30 лет, патриарх Анфимий писал русскому представителю в Константинополе, что его престол не получал милостыни с 1763 г., «то за бытием сих [жалованных] грамот в Антиохии, то за другими обстоятельствами»,1769 и просил об оказании помощи. Патриарх получил искомую милостыню только в 1800 г., когда Коллегия Иностранных Дел передала по его доверенности двум греческим купцам около 3900 руб., «набежавших» с 1761 г.1770

Такие же необъяснимые паузы1771 наблюдаются в контактах с Иерусалимским престолом. Целых 30 лет прошло после миссии Агапия, прежде чем в 1776 г. с просьбой о милостыне в Св. Синод обратился патриарх Авраамий. Было решено передать ему через русского представителя в Стамбуле 2800 руб. из средств «палестинских штатов». Шесть лет спустя патриарх написал, что денег этих так и не получил. Как выяснилось, их употребили на другие нужды в Московской конторе Иностранных дел, что породило продолжительную переписку между Коллегией Иностранных Дел и Св. Синодом.1772

В русско-палестинских отношениях снова повисла долгая пауза. В следующий раз иерусалимский патриарх обратился за помощью в Св. Синод только в 1815 г. На тот момент в Государственном казначействе хранилось более 90 тыс. руб., не востребованных с 1780 г. различными получателями милостыни по «палестинским штатам».1773

Иссякающий поток официальной финансовой помощи отчасти компенсировался разрешением старцам иерусалимского патриарха собирать милостыню в тех или иных епархиях, как правило на Украине. Подобные же разрешения давались монахам Синайской обители, приезжавшим в Россию в 1723, 1735, 1745 и последующих годах. Помимо выплат по «палестинским штатам» (из расчета 70 руб. в год), синаиты увозили значительные суммы частных пожертвований из Петербурга, Москвы и Украины. Синайско-славянские связи конца XVII–XVIII вв. нашли отражение в так называемом «Синайском помяннике» – синодике, куда вписывались имена дарителей для поминовения в монастыре.1774 В 1744 г. монастырь учредил собственное подворье в Киеве с церковью св. Екатерины.1775

Возможно, некоторая милостыня от частных лиц поступала и Антиохийской церкви. Григорович-Барский в 1733 и 1740 гг. передавал письма родителям в Киев через греческого купца Спандонея, который, помимо своей коммерческой деятельности в России, выполнял функции «наместника» (то есть представителя) и «советника» антиохийского патриарха Сильвестра и вполне мог передавать ему пожертвования от российских благотворителей.1776

В то же время, российское правительство еще более ревностно, чем в XVII века, стремилось пресечь «несанкционированный» сбор милостыни греческими монахами. Тщательно оговаривалась процедура передачи денег из «палестинских штатов»: посланник патриарха должен был предъявить копию жалованной грамоты и свидетельство за подписью и печатью патриарха с перечислением всех лиц посольства. Принимались меры, дабы избежать проникновения в Россию аферистов с крадеными грамотами и поддельными свидетельствами. «Не неполезно нам кажется, – писали из Синода антиохийскому патриарху Сильвестру, – естли то и ваше [му] святейшеству не покажется противно, востребовать и от нашего в Константинополе резидента, а в александрийских и антиохийских странах от великобританского или голландского консулов... свидетельственного посланным вашим писания».1777

Прочие просители милостыни должны были отсекаться, о чем регулярно напоминали русским дипломатическим представителям в Константинополе.1778 Около 1743 г. в России была изобличена целая группа самозваных сборщиков подаяния на Св. Гроб, которые «погорели» на том, что приняли «дерзновение приехать нетолико в Украину и другие места Всероссийской империи, но еще и к Ея Императорского Величества высочайшему двору пред[ъ]явится под предлогом прошения милостыни».1779 После того как иерусалимский патриарх подтвердил, что не имеет к этим сборщикам никакого отношения, «те монахи были за арест посажены и в учиненном наиисправнейшем следствии призналися быть действительно ложнозванцы».1780 Аферистов наказали и депортировали за пределы империи.

После Кучук-Кайнарджийского мира 1774 г. позиции России в Восточном Средиземноморье резко укрепились. Отражением этих геополитических подвижек стал проект учреждения сети русских консульств в городах Леванта, в том числе Бейруте, Дамаске и Акре. Тем самым ближневосточные патриархаты могли бы оказаться в более тесном контакте с Россией. Однако конкретные решения о назначении консулов в указанные города были приняты только в 1785 г., и пока тянулись бюрократические формальности, разразилась новая русско-турецкая война 1787–1791 гг. Те консулы, которые успели приступить к работе, вынуждены были срочно покинуть османские пределы. Впрочем, направляя в Левант российских представителей, в Коллегии Иностранных Дел меньше всего думали о налаживании связей с Православным Востоком. В полной противоположности с пожеланиями патриарха Парфения, большинство консулов было назначено из числа иностранцев, едва владевших русским языком. Круг интересов консульств замыкался на коммерческих и политических вопросах. Общения с восточными единоверцами предполагалось максимально избегать. Как писал в своем циркуляре от марта 1787 г. посол в Константинополе Я.И. Булгаков: «Высочайшим Ея Императорского Величества рескриптом от 27 генваря сего года указано мне предписать всем в зависимости от здешней миссии состоящим господам генеральным консулам, консулам и вице-консулам, дабы они отнюдь не давали от себя паспортов монахам чужестранным греческого исповедания, желающим идти в Россию, под каким бы видом они их не просили».1781

Грузия и православный Левант в XVIII веке

В XVIII века так же резко сокращаются связи Православного Леванта с Грузией. После поездки по грузинским землям Досифея Нотары в 1681 г. в Закавказье приезжал только один ближневосточный патриарх. Это был антиохийский первосвятитель Кирилл аз-За’им, появившийся там почти сразу после Досифея – в 1682–1683 гг.1782 Эта поездка, возможно, была связана с только что закончившейся борьбой за Антиохийский престол между Кириллом и Неофитом ас-Сакизи. Ввиду полного расстройства финансов патриархии Кирилл пытался покрыть свои долги грузинской милостыней.

После этого ближневосточно-грузинские связи прослеживаются лишь пунктирно. В 1692 г. в Тифлисе находился Григорий аль-Халяби, митрополит Эрзурумский.1783 В начале XVIII века епископ Маалюле, уехавший в Грузию, видимо, за милостыней, там и остался, после чего патриарх Афанасий в июле 1724 г. присоединил овдовевшую епархию к владениям сайданайского митрополита.1784 Лицевая рукопись перевода греческого Хронографа, принадлежавшая Павлу Алеппскому и оставшаяся в Грузии после его смерти (известны приписки к ней 1737 г. картлийского царя Вахтанга), какими-то путями была возвращена в Сирию и уже в 1762 г. принадлежала некоему арабу-христианину.1785 Грузинские монахи и монахини периодически встречались в сиро-палестинских монастырях XVIII века.1786 Однако интенсивность контактов явно пошла на убыль, коль скоро иерусалимский патриарх Парфений писал грузинскому католикосу в 1755 года, что уже 25 лет цари грузинские ничего не посылали Св. Гробу, и никто из грузинских земель не приходил на богомолье.1787 Парфений был не совсем точен: исследователи XIX в. упоминали среди сокровищ святогробской ризницы утварь, пожалованную картлийскими царицами в 1723 и 1752 гг., икону в алтаре храма Воскресения, обновленную мингрельским князем в 1770 г.1788 Среди грузинских паломников этого столетия известны две крупные фигуры: архиепископ тифлисский и писатель Тимоте Габашвили, посетивший Палестину в 1758 г., и Иона, митрополит Руисский, низложенный царем Ираклием II со своей кафедры и пытавшийся в 1780-х гг. обжаловать это решение у восточных патриархов.1789 В Грузии сохранялась святогробская недвижимость, с которой Иерусалимский патриархат периодически получал некоторые доходы. В 1800–1812 гг. этими имениями управлял архимандрит Афанасий, будущий иерусалимский патриарх в 1827–1844 гг.1790

Однако ослабление связей между Грузией и сиро-палестинским православным миром вполне очевидно. В литературе встречается объяснение упадка антиохийско-грузинских контактов установлением фанариотского господства в Антиохийской церкви, после чего все внешние связи патриархата замкнулись на Фанар.1791 Эта версия не представляется убедительной. Антиохийский патриарх Сильвестр поддерживал активнейшие контакты с Дунайскими княжествами. Упомянутый митрополит русский Иона свободно объехал Палестину, Сирию и Египет, дабы вступить в прямой контакт с предстоятелями восточных престолов.

Бросается в глаза синхронность свертывания русско-восточных и грузинско-восточных связей после Досифея Нотары. Однако ни один из аргументов, которые предлагаются для объяснения затухания связей России с Православным Востоком, не «срабатывает» в отношении Грузии. Упадок грузинско-левантийских отношений имел свои особые причины, и искать их, видимо, следует во внутригрузинских процессах.

Вместо эпилога

В годы русско-турецкой и наполеоновских войн начала XIX в. России было не до Православного Востока, а восточные патриархи не пытались напоминать о себе. Однако с 1814–1815 гг. начинается явственное оживление контактов. Могущество Российской империи после Венского конгресса достигло своего пика, и иерусалимские церковные власти, обремененные дорогостоящей борьбой за Св. места, активно добивались покровительства Петербурга. Налаживание связей было облегчено присоединением к империи Бессарабии, где имелось несколько святогробских метохов.

В 1814 г. греческий купец основал подворье Иерусалимского патриархата в Таганроге, а четыре года спустя было дано высочайшее разрешение на открытие другого подворья в Москве.1792 В ответ на настойчивые просьбы иерусалимского патриарха Поликарпа о денежной помощи Св. Синод в 1816 г. исходатайствовал пожалование Св. Гробу в размере 25 тыс. руб. из сумм «палестинских штатов».1793 Еще большие средства переводил патриарху настоятель иерусалимского подворья в Москве архимандрит Арсений.1794 Поликарп и его преемник Афанасий (1827–1844 гг.) находились в постоянной переписке с русскими церковными иерархами.

После Адрианопольского мира 1829 г. проникновение России на Православный Восток принимает взрывообразный характер. Паломничества А.Н. Муравьева (1830 г.) и А.С. Норова (1835 г.) всколыхнули интерес русского общества к забытым единоверцам. Учреждение русского консульства в Бейруте (1839 г.) и Духовной Миссии в Иерусалиме (1847 г.) стали зримыми вехами культурно-политического закрепления России в регионе.

Как представляется, это «новое открытие» Россией Православного Востока, всплеск интереса к палестинским святыням и делам ближневосточных христиан стали возможными вследствие явственного внутреннего перерождения Российской империи. Русское общество, оправившееся после культурного шока петровских реформ, начало вспоминать о своих корнях и обретать забытую идентичность. Одним из проявлений этой идентичности была иррациональная тяга к Св. земле, такая же, как у современников Василия Познякова и Арсения Суханова.

В XIX в. Православный Восток выступает почти пассивным объектом русской политики. Однако приоритеты этой политики были сформулированы еще в XVII века при участии ближневосточных иерархов, таких как Паисий и Досифей.

* * *

1458

Среди новейших работ, где затрагивается эта проблематика, отметим монографию В.Г. Ченцовой «Икона Иверской Богоматери (Очерки истории отношений греческой церкви с Россией в середине XVII века по документам РГАДА)». М. 2010.

1459

История связей Православного Востока и России неизменно привлекала и привлекает внимание исследователей. На эту тему написано немало, прежде всего, касательно греко-российских отношений XVI–XVIII вв., так что весьма непросто отобразить северный вектор во внешней политике ближневосточного православного мира, не вдаваясь в излишние повторы чужих исследований. Но, так или иначе, данная глава обязательно должна присутствовать в монографии, потому что внешняя политика левантийских патриархов является одной из самых ярких страниц истории ближневосточного православия в османскую эпоху. При обращении к этому сюжету более, чем где-либо, нам придется поневоле выходить за рамки сиро-палестинского региона, потому что, как было сказано, нельзя искусственно отделять политику иерусалимских и антиохийских патриархов от устремлений остальных православных церквей Восточного Средиземноморья, столь тесно взаимосвязанных и взаимозависимых.

1460

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 12–33.

1461

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 6.

1462

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 34–35.

1463

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 39–40.

1464

Там же. С. 41.

1465

Архим. Макарий (Веретенников). Грамота патриарха Германа. С. 208.

1466

Там же.

1467

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 8–9.

1468

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 44–45; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 8.

1469

4 апреля 1543 г., по мнению А.Н. Муравьева (Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 46), или в 1545 г., как считают современные исследователи (Россия и Греческий мир в XVI века С. 112. Прим. 29).

1470

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 47.

1471

Там же. С. 48.

1472

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 56–9; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 8–9.

1473

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 74–86, 104–119; Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 27–33.

1474

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 88–93 (у А.Н. Муравьева и Н.Ф. Каптерева даты написания грамоты и прибытия посольства сдвинуты на год назад); Позняков В. С. II.

1475

Позняков В. С. II.

1476

Позняков В. С. 6.

1477

Там же. С. 21–22.

1478

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 101–102.

1479

Там же. С. 102.

1480

Там же. С. 100.

1481

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов.С. 10–11.

1482

РГАДА. Ф. 52/1. Кн. 1. Л. 169 об. – 173 об.; Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 102–103; Панченко К.А. Россия и Антиохийский патриархат. С. 205.

1483

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 122–127, 135–143; Трифон Коробейников. С. II–IV.

1484

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 128–134, 146–147.

1485

Там же. С. 144, 148–154.

1486

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 155–162.

1487

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 12–13.

1488

Там же. С. 13–14.

1489

О деятельности Иоакима Дау на Украине см. Карташев А.В. Очерки. Т. 1. С. 617; Крачковский И.Ю. Грамота Иоакима IV. С. 447.

1490

О пребывании Иоакима в России см. Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 169–179; Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 12–16; Панченко К.А. Россия и Антиохийский патриархат. С. 206–208.

1491

Карташев А.В. Очерки. Т 2. С. 16–44; Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 189–264; Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 34–59; Посольская книга. С. 11–154.

1492

Трифон Коробейников. С. V–VII, С. 72–103; Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 266–277; Посольская книга. С. 154–168; Карташев А.В. Т.2. С. 44–46; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 14–15; Панченко. Россия и Антиохийский патриархат. С. 209. Известна благодарственная грамота Иоакима к царю за подписями всех антиохийских митрополитов. см. Панченко К.А., Фонкич Б.Л. Грамота 1594 г. В комментариях к грамоте мы высказывали предположение, что ее доставил в Москву Трифон Коробейников, заехавший на обратном пути в Дамаск. Впоследствии В.Г. Ченцова убедительно обосновала мнение, что Трифон не был в Дамаске (Ченцова Г.В. Грамота Иоакима VI). В этом случае, на наш взгляд, представляется вероятным, что грамота была привезена келарем лавры св. Саввы Дамаскином, как раз в это время направлявшимся в Москву и явно неспроста упомянутым в грамоте Иоакима ибн Зияде.

1493

См. гл. IV.

1494

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 279–299; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 16–23.

1495

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 300–324; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 23–24.

1496

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 325–328; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 24–25.

1497

РГАДА. Ф. 52/1. 1619. № 2. Л. 1.

1498

Прокопий Ляпунов († 1611) – рязанский дворянин, глава так называемого Первого ополчения, пытавшегося летом 1611 г. изгнать поляков из Москвы.

1499

РГАДА. Ф. 52/1. 1619. № 2. Л. 1–2.

1500

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 329–339.

1501

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 340–347; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 29; Карташев А.В. Очерки. T 2. С. 276–277.

1502

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 30.

1503

Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком. С. 348; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 30; Миронович А. С. 118.

1504

См.: Карташев А.В. (Очерки. Т. 1. С. 603–604; Малышевский И. Т. 2.

1505

Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 276–277; Миронович А. С. 119–122.

1506

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 46–57.

1507

Там же. С. 58–68.

1508

Там же. С. 72–77.

1509

Там же. С. 78–81.

1510

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 29–42; Карташев А.В. Очерки. T 2. C. 85–94.

1511

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 110.

1512

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 81–82.

1513

Там же. С. 77.

1514

Там же. С. 70.

1515

Возможно, речь идет о том же Абазе паше, который выступал покровителем армян в борьбе за Св. места и был казнен в 1634 г. (См. гл. VII, прим. 61).

1516

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 71.

1517

Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 109–113.

1518

Там же. С. 78–79, 85–86, 117, 122.

1519

Там же. С. 318. Однако это объяснение не кажется исчерпывающим, потому что такие рьяные антикатолики, как Кирилл Лукарис или иерусалимский патриарх Нектарий тоже были критянами.

1520

Имеется в виду крепость Едикуле (Семибашенный замок), расположенная в юго-западной части Стамбула у берега Мраморного (Белого) моря. В османское время была тюрьмой для высокопоставленных узников.

1521

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 85.

1522

Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 111, 112.

1523

Там же. С. 84, 111, 124, 125, 132.

1524

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 87–90.

1525

Там же. С. 91–93.

1526

См. главы IV и VI.

1527

РГАДА. Ф. 52/1. 1634 г. № 7. Л. 16–17; Панченко К.А. Россия и Антиохийский патриархат. С. 211.

1528

Подробности см. Панченко К.А. Россия и Антиохийский патриархат. С. 212–215.

1529

Там же. С. 217–220.

1530

Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 130–132, 136, 138, 191.

1531

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 116–119.

1532

Там же. С. 119–120.

1533

Флоря Б.Н. Россия, стамбульские греки и начало Кандийской войны. С. 174–187. В частности, в 1646 г. папский нунций в Варшаве сообщал о прибытии к польскому королю тайной миссии от восточных патриархов и афонских монастырей с обещанием поднять против турок восстание покоренных народов в случае начала войны поляков с Османской империей (там же. С. 183).

1534

Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 195–198, 203, 205, 215.

1535

Там же. С. 137.

1536

Там же. С. 145; Подробнее о визите Паисия в Москву см. Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 121–152; Николаевский П.Ф. С. 253–265; Ченцова В.Г. Источники. С.153–154.

1537

Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С.353–368; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 152–160; Ченцова В.Г. Источники. С. 155–156.

1538

Ченцова В.Г. Источники. С. 157–164; Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 206–207, 232–239.

1539

Зеньковский С. С. 172–173; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 164.

1540

Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 126–131.

1541

Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 83.

1542

Арсений Суханов. С. 7–52.

1543

К немалой досаде Арсения, один из кораблей, на котором он отправил ящик со своими бумагами, был перехвачен и ограблен «франками», в результате чего пропали многие записи, в том числе «листы чертежные разных земель» (Арсений Суханов. С. 75).

1544

В частности, он писал: «В стены кладен камень большой, 13 рядов до зубцов... а инде больше; поземного бою мало, инде есть, а инде нет; и то мелкия окна пищальныя, а пушка не вместится... А по стене лествица надобна на город сажен трех, где в низких местах. А камени около града тьмы тем всякого... на пример града ко взятию... Врата градные все обиты железными досками накрепко... Тут же подле дороги гора высока, а подле – самой город; с той горы в городе из мелкого ружья возьмет, а из большаго снаряду может с нея через стену в город бить... Тут и стена городовая низка, понеже подшел бугор к стене» и т. д. (Арсений Суханов. С. 134).

1545

Арсений Суханов. С. 52–90.

1546

Приведем в качестве примера его описание арабского богослужения в Рамле: «У попов глава спереди подбрита мало не до полуголовы; а на середке на верху пробрито гуменцо есть маленько. Ходят все в чалмах, и на обедни неслужащие в алтаре в чалмах стоят; Службу служат попы по арапски, но токмо возгласы говорят по грецки» (Арсений Суханов. С. 51).

1547

Малышевский И. С. 351.

1548

Павел Алеппский. Т 2. С. 101, 188.

1549

Арсений Суханов. С. 74. Недаром после отъезда Арсения из Палестины (через Сирию, Восточную Анатолию и Кавказ он вернулся в Москву летом 1653 г.) патриарх Паисий поспешил подстраховаться на случай возможных разоблачений со стороны русского посланца. Проводив Арсения из Иерусалима, патриарх вдогонку отправил донос царице (почему-то обратиться к самому Алексею Михайловичу он побоялся). В этой грамоте Паисий жаловался на козни «злоязычных людей», особенно Суханова, «о котором один Бог знает, как мы пеклись, и который однако же оказался неблагодарным Иудою». «Но мы радуемся, когда клевещат на нас, – продолжал патриарх, – потому что весьма многие святые неправедно и беспричинно были оклеветаны. Об одном только, царица моя, мы опечалились, что он обманул справедливейшего царя и, обманывая царя, обманул Бога... И не убоялся он, тренесчастный, чтобы земля не разверзлась и не поглотила его как Дафана и Авирона» (Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 174175). Дафан и Авирон – ветхозаветные персонажи, предводители возмущения евреев против власти Моисея во время скитаний по пустыне. По воле Господа под мятежниками расселась земля, и они низверглись в преисподнюю. В.Г. Ченцова полагает, что патриаршая грамота была адресована именно царице в расчете, что с ней ознакомится ее отец И.Д. Милославский, которого Паисий считал одним из своих сторонников в московских правящих кругах (Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 84).

1550

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 164–171.

1551

Карташев А.В. Очерки. T. 2. С. 127.

1552

Арсений Суханов. С. 55, 62, 73.

1553

В «Проскинитарии» Арсения Суханова присутствует такой эпизод: «Патриарх от Ильи святого приехал к вечерне велел бить арапина христианина диакону по щекам и в голову, потом плетью по лицу, и из церкви выбил, а неведомо за какую вину» (Арсений Суханов. С. 65, см. также: Там же. С. 73).

1554

В.Г. Ченцова в частной беседе высказывала предположение, что и бывший константинопольский патриарх Афанасий Пателар, скончавшийся в расцвете сил в 1656 г., тоже пал жертвой интриг Паисия. Прежние союзники могли не сойтись во мнениях относительно быстро меняющейся политической обстановки в Восточной Европе. После свержения в 1653 г. Василия Лупу Паисий быстро нашел общий язык с новым молдавским господарем, который поддержал геополитические проекты иерусалимского патриарха (см. ниже). Афанасий же задействовал все свои возможности, чтобы склонить османские власти к возвращению молдавского трона Василию. Это уже не входило в планы Паисия, и Афанасий внезапно умер в Лубенском монастыре на Украине. Останки патриарха почитались как св. мощи, потом, в советское время, хранились в Музее атеизма в Ленинграде, а ныне возвращены церкви. Таким образом, провести их химический анализ, который мог бы подтвердить или опровергнуть версию об отравлении Афанасия, в настоящее время не представляется возможным.

1555

См. подробности далее.

1556

Павел Алеппский. T. 1 С. 44–111.

1557

Там же. С. 113–154.

1558

Там же. T. 2. С. 1–93.

1559

Павел Алеппский. T. 3. C. 2–38.

1560

Там же. T 3. С. 50–51, 137, 170–171, 181, T. 4. С. 108; Николаевский П.Ф. С. 759–760; Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 155–160; Зеньковский С. С. 219–222.

1561

Павел Алеппский. T. 4. С. 158.

1562

Там же. С. 171.

1563

См.: Павел Алеппский. Т 2. С. 100–101, 129, 165–166, 174, 188, 199, Т 3. С. 3, 30, 168–169, T 4. С. 142, 185.

1564

Там же. T 4. С. 158–160; РГАДА. Ф. 52/1. 1654 г. № 21. Ч. 3. Л. 7–14, 21–22, 37, 40, 75–76, 79–80, 86–87, 90, 93, 99, 116, 146–150, 161–166.

1565

Чеснокова Н.П. С. 169.

1566

РГАДА. Ф. 52/1. 1654 г. Ч. 3. № 21. Л. 196–197, 208, 212, 248, 252–253, 260–275, 278–279; 1657 г. № 24. Л. 1–15; Ф. 52/2. № 547–559, 561–563, 565–570, 574–576, 596; Николаевский П.Ф. С. 767–774.

1567

Павел Алеппский. T. 4. С. 62.

1568

РГАДА. Ф. 52/1. 1654 г. № 21. Ч. 3. Л. 69–72, 83, 96, 219–220, 225–240.

1569

Там же. Ч. 2. Л. 205–221; См. также: Панченко К.А. Спутники Макария... (в печати).

1570

РГАДА. Ф. 52/1. 1654 г. № 24. Ч. 3. Л. 263–265, 296–300.

1571

Ченцова В.Г. Источники. С. 168. Ченцова В.Г. Икона Иверской Богоматери. С. 253–258.

1572

Павел Алеппский. Т 5. С. 7.

1573

РГАДА. Ф. 52/2. 1658 г. № 11. Л. 4–5.

1574

РГАДА. Ф. 52/2. 1658 г. № 11. Л. 4–5.

1575

Ченцова В.Г. Митра Паисия. С. 14–17.

1576

Ченцова В.Г Источники. С. 169.

1577

Ченцова В.Г. Митра Паисия. С. 11–14, 25–26.

1578

Каптерев Н.Ф. Господство греков. С. 36–38; Неофит Кипрский. Рассказ. С. 18–19; Муравьев А.Н. История. T. 2. С. 311–313; Ченцова В.Г. Митра Паисия. С. 11–12, 33–35. Посланцы Паисия, прибывшие в Россию в 1657 г. с извещением об этих событиях и просьбами о милостыне, столкнулись с малопонятным бойкотом московских властей: патриарших клириков остановили в Путивле и отправили назад с небольшими дарами. По мнению В.Г. Ченцовой, тесные контакты с Паисием, мечтавшем об антикатолическом альянсе православных и протестантских народов, уже не вписывались в интересы московского правительства, воевавшего со Швецией (Ченцова В.Г. Митра Паисия. С. 30–31).

1579

Павел Алеппский. Т. 5. С. 23.

1580

Там же. С. 80.

1581

Там же. С. 84–87.

1582

Там же. С. 92.

1583

Павел Алеппский. Т. 5. С. 104–146.

1584

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 161; Ченцова В.Г. Дионисий Ивирит. С. 58–62.

1585

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 189–190; Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 182–195; Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 202–204; Зеньковский С. 280–283.

1586

Гиббенет Н. С. 658–659.

1587

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 190–202; Гиббенет Н. С. 91–97, 561–696; Карташев А.В. Очерки. Т 2. С.204–206.

1588

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 203–207.

1589

Там же. С. 187.

1590

Иоанникий. С. 221–224, 230, 246, 258.

1591

Там же. С. 258.

1592

Патриаршие документы. С. 390.

1593

Досифей. История епископии горы Синая. С. 141–148.

1594

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 198.

1595

Гиббенет Н. С. 718, 832–849, 895–912.

1596

РГАДА. Ф. 52/1. 1667 г. № 9. Л. 41 об.

1597

Благодаря этому мы знаем размеры одежды патриархов: «Макарий патриарх антиохийский верхнюю рясу носит: в длину два аршина пол 2 вершка (Паисий был несколько выше ростом, его ряса имела в длину 2 аршина и 3 вершка. – К.П.), а в ширину в плечах и о поясу и о подоле и рукава против того, что у александрийского». В поясе ряса достигала аршин без вершка, рукава в длину имели аршин (Гиббенет Н. С. 939).

1598

РГАДА. Ф. 52/1. 1667 г. № 9. Л. 1–48 об.; Гиббенет Н. С. 913–962; Дмитриевский А.А. Приезд в Астрахань восточных патриархов. С. 318–335.

1599

Гиббенет Н. С. 962–994.

1600

Гиббенет Н. С. 1023–1024.

1601

Павел Алеппский. Т. 3. С. 145, Т. 4. С. 128, 169.

1602

В частности, на соборе рассматривалось дело о побоях, нанесенных человеку Никона окольничим Богданом Хитрово в 1658 г., что стало последней каплей, толкнувшей Никона к демонстративному отказу от патриаршества. Окольничий был, естественно, оправдан, и патриарх Макарий, желая отличиться, явно по собственной инициативе встал и осенил его крестным знамением (Гиббенет Н. С. 1070).

1603

Гиббенет Н. С. 999–1099; Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 208–212; Зеньковский С. С. 290–291.

1604

Карташев А.В. Очерки. Т. 2. С. 177–183, 212–218; Зеньковский С. С. 294–304.

1605

РГАДА. Ф. 52/1. 1669 г. № 11; Каптерев Н.Ф. Хлопоты московского правительства о восстановлении Паисия. С. 69–81; Гиббенет Н. С. 1100–1109.

1606

РГАДА. Ф. 52/1. 1669 г. № 21. Л. 17.

1607

Там же. Л. 20.

1608

Там же. 1679 г. № 47. Л. 15.

1609

РГАДА. Ф. 52/1. 1671 г. № 25. Л. 22; см. также о пребывании Макария на Кавказе: Каптерев Н.Ф. Хлопоты московского правительства о восстановлении Паисия. С. 212–214; Дмитриевский А.А. Приезд в Астрахань восточных патриархов. С. 354–358; Панченко К.А. Арабы и Кавказ. С. 65–67; Панченко К.А. Осведомители. С. 313–315.

1610

РГАДА. Ф. 52/1. 1671 г. № 25. Л. 62–63.

1611

Каптерев Н.Ф. Хлопоты московского правительства о восстановлении Паисия. С. 215.

1612

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 239–241. Текст письма Досифея московскому патриарху см. Досифей. Грамоты. С. 60–66.

1613

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 250.

1614

Там же. С. 246.

1615

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 235, 243–245; РГАДА. Ф. 52/1. 1683 г. № 2.

1616

Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 369–375.

1617

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 222–224.

1618

Там же. С. 357.

1619

Немногие из восточных патриархов писали своим московским благодетелям в таком тоне, как Досифей в марте 1691 г.: «Многажды вы хвалилися, что хотим сделать то и другое, а всегда являлись только слова, а дело не являлось ничего. Ныне время, когда все христианские государи восстали... бдите, труждайтесь, радейте» (Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 282).

1620

Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 300.

1621

Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 300–301. Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 294–295.

1622

Там же. С. 301.

1623

Там же. С. 302; Досифей. Грамоты. С. 13–14.

1624

Досифей. Грамоты. С. 13.

1625

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 315–319.

1626

Досифей. Грамоты. С. 22.

1627

Там же. С. 54.

1628

Там же. С. 24.

1629

Там же. С. 44, 46, 49. «Нынешний в Константинополе посол вашего божественного величества пребывал зело хорошо, зане чего неразумел, нас вопрошал и познавал, и что мы ему возвещали, слушал», – писал Досифей в июне 1704 г. об П.А. Толстом (Там же. С. 49).

1630

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 335, 336.

1631

Как объяснял в одном из таких случаев свое молчание Досифей: «А мы не писали особливо для того, что не имели способа тайнописания и остерегали себя, чтоб грамоты наши не впали в чужие руки» (Досифей. Грамоты. С. 46).

1632

См. например: там же. С. 39, 40, 45, 49–53. Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 337–340.

1633

Досифей. Грамоты. С. 59.

1634

Там же. С. 44.

1635

Каптерев Н.Ф. Характер отношений. С. 299–306.

1636

Из письма послу в Стамбуле П.А. Толстому в 1706 г. (Там же. С. 294).

1637

Там же. С. 294–295.

1638

Гассаниды – одно из арабских племенных объединений VI века, федераты Византийской империи, охранявшие границу Сирии со стороны пустыни. Прекращение империей союзных отношений с Гассанидами в конце VI века считается одним из факторов, облегчивших мусульманское завоевание Ближнего Востока. Мардаиты – византийский военный контингент, выдвинутый в середине VII века в горный Ливан в целях противостояния арабской экспансии. Практически неуязвимые в Ливанских горах, мардаиты держали под ударом города и равнины внутренней Сирии. В конце VII века император Юстиниан II по мирному соглашению с арабами отвел мардаитов обратно в Киликию, чем ослабил геополитические позиции Византии и заслужил упреки позднейших хронистов.

1639

Досифей. Грамоты. С. 15–19.

1640

Там же. С. 29–30.

1641

Там же. С. 30.

1642

Там же.

1643

Досифей. Грамоты. С. 64.

1644

Там же. С. 67.

1645

Там же. С. 67.

1646

Там же.

1647

Лопарев Х.М. Хрисанф. С. 21.

1648

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 296, 300–306; Яламас Д.А. С. 228–238.

1649

Досифей. Грамоты. С. 56.

1650

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 264.

1651

Досифей. Грамоты. С. 42.

1652

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 350–353.

1653

Там же. С. 30–31, 57, 70–71. Надо сказать, убогий, по московским меркам, уровень жизни восточного духовенства не вызывал уважения у русских наблюдателей, привыкших к роскошным богослужениям и высокому авторитету архиерейского сана. Современник Досифея русский паломник Иван Лукьянов весьма критически описывал быт константинопольского клира: «Патриарх греческий ходит, что простой старец, и не узнаешь, что патриарх. Митрополиты их, по рядам просто таскаются, хошь бы на шесть денег чего купить, то сам поволокся» (Лукьянов И. Кол. 151).

1654

Досифей. Грамоты. С. 43.

1655

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 368.

1656

Досифей. История Синая. С. 5. Любопытно, что в теории Досифей пропагандировал совсем другой идеал патриарха: «Да имеют власть архиереи, иереи и пресвитеры глаголати церковная пред ним, да не будет зверь и да не страшатся его архиереи... Да не возможет (патриарх. – К.П.) глаголати в церкви чуждая церкви, да не может мешатися во гражданских (делах. – К.П.) и повелевати синклиту, яко сотвори Никон и смути вселенную» (Досифей. Грамоты. С. 42–43). С другой стороны, это были советы, которые Досифей в 1702 г. давал царю об избрании московского патриарха и его желательных качествах. Зачем нужен был Досифею новый Никон в Москве как промежуточное звено между ним и государем? Досифей и сам ничуть не уступал Никону в властолюбии; двум таким святителям было бы тесно в православном мире.

1657

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 341.

1658

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 369–371.

1659

Rose R. P. 244.

1660

Макарий. Грузия в 17 столетии. С. 115–118; Михаил Брейк. С. 399–400, 416. См. также: Walbiner С. Accounts of Georgia. P. 246; Walbiner С. Antiochea und der Kirche von Georgien. P. 437–442.

1661

Павел Алеппский. Т. 5. С. 196.

1662

Хуцишвили Н.С. 127.

1663

Там же. С. 131.

1664

Там же. С. 130; Селезнев М. С. 11; Досифей. Послания. С. 158.

1665

История Грузии. С. 296–310; Рзянин А.А.; Селезнев М. С. 43, 140, 162–169.

1666

Макарий. Грузия в 17 столетии. С. 122.

1667

Walbiner С. Accounts of Georgia. P. 247; Walbiner С. Antiochia und der Kirche von Georgien. P. 443.

1668

Павел Алеппский. Т. 5. С. 193.

1669

Павел Алеппский. Т.3. С. 87. См. также С. 82–86, 171–172.

1670

РГАДА. Ф. 52/4. № 46. О том же Макарий писал и патриарху Никону. см. Николаевский П.Ф. С. 771.

1671

Макарий. Грузия в 17 столетии. С. 442–443.

1672

Walbiner С. Antiochia und der Kirche von Georgien. P. 443.

1673

Селезнев М. С. 12, 30–38.

1674

Walbiner С. Accounts of Georgia. P. 248.

1675

Макарий. Грузия в 17 столетии. С. 67.

1676

Арабский текст и русский перевод: Макарий. Грузия в 17 столетии.

1677

РГАДА. Ф. 27. № 542. Печатное издание источника: Материалы к истории Грузии XVII века (Описание Грузии, составленное Павлом Алеппским). Подготовка к изданию, исследование и комментарии Н.Ш. Асатиани. Тбилиси, 1973 (на груз. яз.). С. 69–79. См. также: Панченко К.А. Арабы и Кавказ. С. 59–61.

1678

Макарий. Грузия в 17 столетии Грузия. С. 112. Исходя из того, что Макарий провел в Грузии год и 9 месяцев, он должен был прибыть туда летом 1664 г.

1679

Панченко К.А. Арабы и Кавказ. С. 61.

1680

РГАДА. Ф. 27. № 542. Л. 6 – 6 об., 8.

1681

Макарий. Грузия в 17 столетии. С. 448–449.

1682

Там же. С. 455.

1683

Там же. С. 442–443, 445–446.

1684

Там же. С. 450.

1685

Там же. С. 454.

1686

Там же. С. 444, 450–454.

1687

Там же. С. 71.

1688

РГАДА. Ф. 27. № 542. Л. 15.

1689

Гиббенет Н. С. 835.

1690

Качарава Ю.Ю.; Асатиани Н.Ш. С. 101.

1691

Под словом «лезги» у Павла, возможно, имеются в виду не конкретно лезгины, а грузинский этноним леки. Он представляет собой собирательное название горных кавказских племен.

1692

РГАДА. Ф. 27. № 542. Л. 13; Панченко К.А. Арабы и Кавказ. С. 64.

1693

О геополитической ситуации на Кавказе и стремлении Грузии пробить кольцо враждебного окружения в сторону волжско-астраханской торговой магистрали см. Боцвадзе Т.Д С. 200–210.

1694

РГАДА. Ф. 27. № 542. Л. 13–15.

1695

РГАДА. Ф. 27. № 542. Л. 11–12.

1696

Там же. Л. 16–17.

1697

Там же. Л. 17 об.

1698

Там же. Л. 18 об.

1699

Там же. Л. 19.

1700

См. главы IV и V.

1701

Селезнев М. С. 46–47.

1702

Досифей. Послания. С. 160–164, 166.

1703

Там же. С. 167.

1704

Цит. по: Селезнев М. С. 44.

1705

Досифей. Послания. С. 167.

1706

Там же. С. 167, 168.

1707

Досифей. Послания. С. 168; Селезнев М. С. 44.

1708

Досифей. Послания. С. 167.

1709

Там же. С. 168.

1710

Там же. С. 162.

1711

РГАДА. Ф. 52/1. 1683 г. № 2. Л. 37–56.

1712

Там же. Ф. 52/2, № 719; Ф. 52/1. 1707 г. № 25.

1713

Там же. Ф. 52/2. 1707 г. № 19; 1709 г. № 12.

1714

Там же. 1714 г. № 13. Л. 3 об.

1715

РГАДА. Ф. 52/2. 1662 г. № 28. Л. 2.

1716

Фонкич Б.Л. Синайский помянник. С. 259–263.

1717

Лопарев Х.М. Хрисанф. С. 21, 22; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 308–310.

1718

Вишенский И. С. 92; Порфирий Успенский. Книга бытия моего. Т. 2. С. 85–86.

1719

Там же. Т. 3. С. 175.

1720

Муравьев А.Н. Путешествие. С. 155.

1721

Игнатьев А. С. 36–37.

1722

Евангелие на арабском языке, напечатанное в Алеппо, 1708 года, иждивением Мазепы / ЖМНП. 1853. Ч. 79. С. 47–49; Крымский А.Е. История новой арабской литературы. С. 114; Морозов Д.А. Арабское Евангелие Даниила Апостола.

1723

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 379.

1724

Там же. С. 381.

1725

Там же. С. 388.

1726

Там же. С. 398.

1727

Там же.

1728

Там же. С. 390–391, 394–396.

1729

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 389.

1730

Вишенский И. С. 92–99.

1731

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 397.

1732

Семенова Л.Е. Княжества Валахия и Молдавия. С. 292.

1733

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 401.

1734

Там же. С. 403.

1735

Лопарев Х.М. Хрисанф. С. 24–25.

1736

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 408.

1737

Из письма Шафирова канцлеру Г.И. Головкину 19 июля 1713 г. (Там же. С. 405).

1738

Там же. С. 409.

1739

В этом отношении весьма показательна фраза П.А. Толстого: «А греков, государь, по приказу твоему отнюдь отпускать к Москве не буду, понеже, государь, воистинно от мала до велика все лгут и верить им отнюдь не мочно» (Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 413).

1740

Исключение составляют только церковные иерархи Молдо-Валахии, но они интересовали Россию лишь как субъекты местной политики.

1741

Hopwood D. P. 5.

1742

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 414.

1743

Там же. С. 457.

1744

Там же. С. 458.

1745

Там же. С. 414–417.

1746

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 420–422.

1747

АВПРИ. Ф. 89/1. 1732. № 18. Л. 3, 8–11 об. Н.Ф. Каптерев ошибочно пишет только о 2 тыс. руб. милостыни (Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 424–425).

1748

АВРПИ. Ф. 87/8. № 748. Л. 75; Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 473.

1749

АВРПИ. Ф. 87/8. № 748. Л. 75–75 об.

1750

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 440, см. также С. 434–439.

1751

Там же. С. 442.

1752

Там же. С. 445–458.

1753

Там же. С. 459–460.

1754

Там же. С. 460–461.

1755

АВПРИ. Ф. 89/1. 1745 г. № 4. Л. 30 об.

1756

АВПРИ. Ф. 89/1. 1745 г. № 4. Л. 40.

1757

Дипломатическая переписка русских представителей в Константинополе за первую половину XVIII века каталогизирована весьма поверхностно и, вероятно, таит в себе множество открытий.

1758

АВПРИ. Ф. 90/1. № 262.

1759

Там же. Л. 4.

1760

Там же. Л. 4 об.

1761

АВПРИ. Ф. 90/1. № 262. Л. 4 об.

1762

Там же. Л. 5.

1763

Там же. Л. 5 об.

1764

См. подробнее о связях Парфения с Россией: Панченко К.А. Иерусалимский патриарх Парфений.

1765

АВРПИ. Ф. 89/8. № 748. Л. 81 об.

1766

Там же. Л. 82.

1767

Там же. № 394. Л. 52–53.

1768

Там же. № 748. Л. 82–82 об.

1769

Там же. Л. 73.

1770

АВПРИ. Ф. 180. Оп. 517/1. № 223. Л. 7. Информация любезно предоставлена Т.Ю. Кобищановым.

1771

То, что восточные патриархи десятилетиями уклонялись от общения с Петербургом, возможно, объясняется сильнейшими антирусскими настроениями в османском обществе XVIII века, особенно после Кучук-Кайнарджийского мира 1774 г. и присоединения Крыма в 1783 г. Подобную точку зрения высказывал в частной беседе Т.Ю. Кобищанов, и она близка к упомянутому выше мнению Д. Хопвуда о причинах затухания русско-восточных связей.

1772

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 463–465.

1773

Там же. С. 521.

1774

Каптерев Н.Ф. Русская благотворительность Синайской обители. С. 408–411; Фон-кич Б.Л. Синайский помянник. С. 259–263. Порфирий Успенский видел в библиотеке монастыря еще одну книгу записей пожертвований, выданную в Св. Синоде синайскому архимандриту в 1767 г. (Порфирий Успенский. Второе путешествие. С. 335).

1775

Порфирий Успенский. Второе путешествие. С. 332.

1776

Григорович-Барский В. Письма. С. 519, 522.

1777

АВПРИ. Ф. 89/8. № 748. Л. 75 об.

1778

Так, резидент А. Вешняков в январе 1745 г. отчитывался: «В непропуске просящих милостыню монахов непремену поступать по силе Высочайшего Вашего Императорского Величества указа, и с грамот их копии присылать» (АВПРИ. Ф. 89/1. 1745. № 4. Л. 42).

1779

Там же. Л. 117 об.

1780

Там же.

1781

Там же. Ф. 89/8. № 1056. Л. 4.

1782

Walbiner С. Antiochia und der Kirche von Georgien. P. 449–450.

1783

Ibid. P. 451.

1784

Зайят Х. С. 105–110.

1785

Михайлова А.И. С. 206–207.

1786

Walbiner С. Antiochia und der Kirche von Georgien. P. 451–452; Цагарели А. С. 251.

1787

Цагарели А. С. 82.

1788

Цагарели А. С. 248.

1789

Там же. С. 83, 87.

1790

Порфирий Успенский. Книга бытия моего. Т. 2. С. 358.

1791

Walbiner С. Antiochia und der Kirche von Georgien. P. 454; Walbiner С. Accounts of Georgia. P. 246.

1792

Каптерев Н.Ф. Сношения иерусалимских патриархов. С. 511–512, 534–536.

1793

Там же. С. 512–523.

1794

Там же. С. 524–534.


Источник: Ближневосточное Православие под османским владычеством = The middle eastern greek orthodox community under the ottoman domination : первые три столетия, 1516-1831 / К.А. Панченко ; отв. ред. С.А. Кириллина. - Москва : Индрик, 2012. - 654, [1] с., [12] л. цв. ил., портр., факс. : табл.

Комментарии для сайта Cackle