ЗВУК ТРУБЫ ДЕВЯТЫЙ О любви

Записи преподобного старца о любви я счел целесообразным привести полностью, не смешивая их со своими примечаниями и толкованиями. Дело в том, что эти записи ясны и понятны, и, главное, мне не хотелось бы умалить высоту порожденных его собственным созерцанием мыслей, которые он, сам испытавший сии божественные взыграния духа и чувства, записал собственноручно.

Я помню, что когда приснопамятный старец говорил об этой боготворящей любви, он, случалось, оказывался вне себя и, сам испытывая ее Божественное воздействие, преображал и меня, заставляя испытывать чувство всеобъемлющей любви. Тогда весь образ моей жизни представлялся мне в ином свете, так что я недоумевал или, лучше сказать, стыдился при виде того, что в моей жизни проистекало от эгоизма, а не от любви. Но, было ли это результатом моего собственного усердия или же влияния старца, молившегося за меня, он, во всяком случае, достиг такого состояния, которое заставляло его становиться «всем... для всех» (1Кор. 9, 22) ¹³ ради их утешения и утверждения. Бывало, что мой рассказ о каком-либо печальном событии, которому я был свидетелем или о котором слышал от других, заставлял старца измениться в лице. Казалось, что он ощущал свою сопричастность страждущему члену, о котором шла речь, и часто в таких случаях старец принимался плакать. В других же случаях, когда он предавался безмолвию и занимался своим мелким рукоделием, можно было, даже если он не получал внешнего уведомления о каком-либо случившемся несчастье, заметить изменение его облика, причем движения старца выдавали тревогу и страдание. Когда мы с детской дерзостью, которую он всегда нам прощал, задавали ему вопрос о причине этой перемены, он, смиренно вздохнув, говорил нам с чувством печали: «Кто-то страдает, детки, и просит нашей помощи». Тогда он отрывался от своего дела, которым занимался в тот момент, и, казалось, принимался молиться. Некоторое время спустя мы узнавали, обычно из какого-нибудь письма, кто именно страдал и каким образом он избавился от беды или получил облегчение в постигшем его испытании. Таковы таинства и действия человеческой любви, и блажен, кто, миновав ее деятельные ступени, с благой волей и добрым усердием сохранит заповедь сострадания, чтобы удостоиться и благодати полноты боготворящей любви, где все и во всем Христос – самосущая и всеобъемлющая Любовь.