Беседа 41 на псалом 131¹⁰⁰

Пс.131:1. Песнь степеней. Помяни, Господи, Давида и всю кротость его.

Кротость Моисея и разъяснение того в чем проявляется истинная кротость и в чем – жестокость. Воспоминая о кротости Давида, почему псалмопевец говорит об его обете построить храм Господу? – «Вот мы слышали, что оно в Евфрафе... Войдем в селения Его» (Пс.131:6–7). Молитва об успокоении Ковчега Завета и народа и о благолепии храма ради добродетелей Да­вида и бывших ему божественных обетований, кото­рые даны были однако с условием. – При исполнении этого условия иудеи будут наслаждаться духовными и материальными благами. – «На нем процветет святыня Моя» (Пс.131:18).

1. В других местах испрашивается спасение только ради памяти предков, а здесь говорится и о добродетелях, о том, что служит источником всех благ, – о скромности, смиренномудрии, кротости, которою особенно отличался и Моисей. Он был, говорит Писание, «человек кротчайший из всех людей на земле» (Чис.12:3). Но некоторые из ерети­ков, осуждая его поведение и сказанные слова, говорят: что гово­ришь ты? Ужели был самым кротким тот, кто напал на египтя­нина и убил его, кто пролил столько крови иудеев и произвел между ними столько войн, кто позволил родственникам убивать родственников, кто молитвою разверз землю, низвел огонь свыше и одних потопил, других сжег? Если такой человек был кроток, то кто же гневлив и жесток? Перестань, не говори пустого. Я утверждаю и не перестану утверждать, что он был кроток и даже самый кроткий из всех людей, и, если хо­тите, то не другим чем-нибудь, а тем самым, что сказано против него, постараюсь доказать его кротость. При этом можно было бы сказать о том, что говорил он пред Богом о своей сестре, о молитве, какую вознес за народ, о всех этих апостольских и достойных неба изречениях, о снисхо­дительности, с какою он беседовал с народом. Можно было бы и об этом сказать и перечислить многое другое; но, если хотите, оставив это, мы из самых тех слов, которые выше сказаны врагами, докажем, что он был самый кроткий человек, – из того самого, на основании чего некоторые назы­вают его тяжелым, жестоким и гневливым. Каким же образом мы докажем это? Если наперед различим и опреде­лим, что такое кротость и что жестокость. Поражать еще не значит быть суровым, и щадить не значит быть кротким; кроток тот, кто и может переносить нанесенные ему самому оскорбления, и защищает несправедливо обижаемых и сильно восстает против обижающих; напротив, кто же таков, тот беспечен, сонлив, нисколько не лучше мертвого, а не кроток, не скромен. Не обращать внимания на обижаемых, не соболез­новать несправедливо страждущим, не гневаться на обижаю­щих, – это не добродетель, а порок, не кротость, а беспеч­ность. Таким образом, то и доказывает кротость его, что он был так горяч, что тотчас устремлялся, когда видел других обижаемыми, не могши удержать негодования в защиту справед­ливости; а когда сам терпел зло, то не мстил, не нападал, но всегда оставался любомудрым. Если бы он был жесток и гневлив, то, воспламеняясь и разгорячаясь так за других, он не оставался бы спокойным за себя самого, но тогда гораздо более предавался бы гневу. Вы знаете, что нам гораздо тягост­нее касающееся нас самих, нежели других. А он, когда другие терпели зло, отражал обиду не менее самих стражду­щих; оскорбления же, наносимые ему самому, переносил с великим терпением, будучи высок в том и другом случае, выражая в первом свою ненависть ко злу, а во втором – свое долготерпение. И что, скажи мне, ему следовало делать? Пре­небречь наносимую обиду и зло, причиняемое народу? Но это свойственно было бы не вождю народа, не великодушному и незлобивому, а недеятельному и беспечному. Ты не осуждаешь врача, который посредством отсечения останавливает гниение, проникающее во все тело: почему же называешь жесточайшим человеком того, кто решился сильным ударом прекратить болезнь, гораздо опаснейшую гниения, распространявшуюся по всему народу? Это свойственно неразумному судье. Начальнику такого множества людей, вождю народа столь жестокого, грубого и необузданного, следовало в самом начале остановить и пред дверью удержать зло, чтобы оно не простиралось далее. Но, скажешь, он сделал, что земля поглотила Дафана и Авирона? Что говоришь ты? Ужели нужно было оставить без внимания попрание священства, нарушение законов Божиих, разрушение того, чем держится все, т.е. священного сана, сделать недоступ­ное доступным для всех, и чрез слабость к этим людям дозволить всем желающим попирать священную ограду и ниспровергнуть все? Но было бы делом вовсе не кротости, а бесчеловечия и жестокости, оставить без внимания распростра­нение такого зла и, пощадив двести человек, погубить столько тысяч. Также, скажи мне, когда он повелел убивать родичей, что надлежало ему делать, если Бог гневался, нечестие возрастало, и никого, не было, кто мог бы избавить их от гнева? Допустить ли, чтобы удар небесный нисшел на все колена и предал совершенной погибели весь род, оставив без внимания вместе с наказанием и грех, который делался неизлечимым, – или наказанием и убиением немногих людей уничтожить грех, удержать гнев и преклонить Бога на милость к преступникам? Если таким образом будешь исследовать дела праведника, то отсюда особенно и увидишь, что он был весьма кроток.

2. Впрочем, предоставив любознательным делать заклю­чения из вышесказанного, чтобы нам предмета постороннего не сделать больше ближайшего, возвратимся к предложенному. Что же было предложено? «Помяни, Господи, Давида и всю кротость его: как он клялся Господу, обещался Богу Иакова» (Пс.131:1, 2). Предпо­ложив говорить о кротости Давида, и оставив дела его в от­ношении к Саулу, к братьям, к Ионафану, долготерпение в отношении к воину, который осыпал его бесчисленными пори­цаниями, и другие многочисленнейшие, псалмопевец обращает речь к главному делу, которое показывало особенно великую ревность. Почему же он поступает так? По двум причи­нам; во-первых, потому, что это преимущественно благоугодно Богу: «на кого Я призрю, говорит Он, на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис.66:2); во-вторых, по­тому, что тогда особенно нужным делом было возобновление храма, построение города, восстановление древнего общественного устройства; потому он особенно к этому и обращает речь; то, как известное и признанное всеми, оставляет, – всем из­вестна была кротость Давида, – а это, особенно нужное для его цели, выставляет на вид. Действительно, что тогда желали видеть иудеи? Возобновление храма и восстановление древнего богослужения. А так как этим делом особенно славился Давид, то, как бы в награду за его усердие, псалмопевец просит Бога о построении храма и говорит: «Помяни, Господи, Давида и всю кротость его: как он клялся Господу, обещался Богу Иакова: «Не войду в жилище – дом мой, не войду на одр мой, не дам сна глазам моим и дремания векам моим и покоя вискам моим, пока не найду места Господу, жилища Богу Иакова» (Пс.131:1–5). Но как это относится к тебе? Так как я, говорит, потомок его, и так как ты, приняв его усердие, обещал восставить его род и царство, то ныне мы и просим исполнить эти обещания. Давид не сказал: пока не построю, – потому что это не было дозволено ему, – но: «пока не найду места Господу, жилища Богу Иакова». Не упоминая о том, кто по­строил, псалмопевец указывает на того, кто дал обет, чтобы ты знал, сколь великое благо – дух правый, и как Бог всегда назначает награду за намерение. Поэтому об нем осо­бенно и упоминается, так как он был строителем более, нежели сын его, потому что он дал обет, а этот получил повеление. И посмотри на его усердие: не только, говорит, не вступлю в дом и не взойду на одр, но и тем, что состав­ляет естественную потребность, не буду наслаждаться спокойно, пока не найду места и селения Богу Иакова. В противополож­ных этому чувствах Бог укорял иудеев, когда говорил: вы живете «в домах ваших украшенных, тогда как дом сей в запустении» (Агг.1:4). «Пока не найду места Господу, жилища: Богу Иакова». По­смотри опять и здесь на усердие и заботливость души его. Царь говорит: «пока не найду места Господу, жилища Богу Иакова», тогда как сам владел всем. Он хотел построить не про­сто, но на месте самом удобном и самом приличном для храма, и должен был искать этого места: так он был не­усыпно заботлив! «Вот мы слышали, что оно в Евфрафе, нашли его в полях дубравы» (Пс.131:6). Теперь повествует о том, что было давно, выражая, что и прежде ковчег много времени странство­вал, переходя с места на место; поэтому и говорит: «вот мы слышали, что оно в Евфрафе», т.е. об этом рассказывали нам отцы наши; мы знаем по слуху, что и тогда, странствуя везде по по­лям и пустыням, он потом был поставлен на месте; то же пусть будет и теперь. Слово: «в Евфрафе» означает здесь ко­лено Иудино, в котором ковчег поставлен был после долгого странствования. «Войдем в селения Его, поклонимся месту, где стояли ноги Его» (Пс.131:7). Видишь, какое чувственное он употребляет выражение по причине великой бесчувственности слушателей, упоминая о селениях Божиих, о ногах и месте, где стояли ноги Его. Все это он говорил о месте ковчега, так как оттуда исходили страшные глаголы, разрешавшие не­доумения касательно дел иудейских и предсказывавшие буду­щее. «Встань, Господи, на место покоя Твоего, Ты и Кивот Святыни Твоей» (Пс.131:8). Другой переводчик (неизвестный, см. Ориг. Экз.) говорит: «силы твоей» (ισχύος). Третий (неизвестный, см. Ориг. Экз.): «дер­жавы твоей» (κράτους). И то и другое справедливо, потому что оттуда была подаваема святость, и хранившиеся там письмена достав­ляли и святость и силу.

3. Хорошо так сказал он. Действительно, чрез ковчег Бог явил силу не раз, не два, а многократно, как например, когда он взят был азотянами, когда ниспроверг идолов, когда поразил прикоснувшихся к нему, когда остановил язву, по возвращении своем, и другими делами, совершенными там, Бог являл силу Свою. Что же значит: «встань, Господи, на место покоя Твоего»? Утверди на месте, говорит, нас странствующих и ковчег носимый, и хотя когда-нибудь, наконец, успокой его. «Священники Твои облекутся правдою, и преподобные Твои возрадуются» (Пс.131:9). Другой (неизвестный, см. Ориг. Экз.): «да облекутся» (αμφιεσθήτωαν). Третий (неизвестный, см. Ориг. Экз.): «да оденутся» (ενδυσάσθωσαν). Это гораздо яснее, потому что он молится, а не пророчествует, и просит о приобретении добродетели. «Правдою» здесь он называет священные обряды, священство, богослужение. жертвы, приношения, а вместе с тем и беспо­рочный образ жизни, которого особенно надобно требовать от священников. «И преподобные Твои возрадуются», т.е. когда это сбудется. Смотри: он не просит ни построения города, ни обилия жизненных припасов, ни другого какого-нибудь благопо­лучия, но благолепия храма, успокоения ковчега, совершенства священников, священных обрядов, богослужения, священства. Далее, так как просившие этого сами были виновны во мно­гих грехах, он опять прибегает к предку и говорит: «ради Давида, раба Твоего, не отвергни лица помазанника Твоего» (Пс.131:10). Что значит: «ради Давида, раба Твоего»? Не только за добродетель его, говорит, и не за то, что он показал такое усердие к созданию храма, но и потому, что ты дал ему такое обещание. «Ради Давида, раба Твоего, не отвергни лица помазанника Твоего». Кого? Того, кто тогда был помазан, управлял и стоял во главе народа. «Клялся Господь Давиду истиною и не отречется от нее: «от плода чрева твоего посажу на престоле твоем» (Пс.131:11). Упомянув о Давиде, о добродетели этого мужа, усердии его ко храму, изложив древние события и высказав просьбу о восстановлении прежнего их общественного устройства, он теперь предлагает самое главное, именно говорит о Божиих обетова­ниях. Каких? «От плода чрева твоего посажу на престоле твоем». Но эти обетования даны были не просто, а с некоторым усло­вием. Какое же это условие? Послушай: «если, продолжает он, сохранят сыны твои завет Мой и сии откровения Мои, которым Я научу их, (то) и сыны их до века будут сидеть на престоле твоем» (Пс.131:12). Заключив такие условия, Бог вручил им рукописание, а они отве­чали: «всё, что сказал Господь, сделаем и будем послушны» (Исх.24:7). Потом, видя, что одна сторона нарушила условия, он обращает речь к месту, отвсюду заимствуя слова утешения: «ибо, говорит, избрал Господь Сион и возжелал его в жилище Себе: это – покой Мой в век века, здесь поселюсь, ибо Я возлюбил его» (Пс.131:13, 14). Т.е. не человек избрал это место, а Бог назначил его, снисходя к их слабости. Смысл слов его следующий: месту, которое Ты взял, которое избрал, которое назначил, которое признал удобным для Себя, не попусти разрушаться и погиб­нуть, потому что Ты сказал: «здесь поселюсь». Но Он сказал это с условиями. Какими? «Пищу его благословляя благословлю, нищих его насыщу хлебом» (Пс.131:15). «Насыщу хлебом» он называет обилие жизненных припасов, плодородие, и молится, чтобы все текло к ним как бы из источников. Действительно, такой образ жизни вели в древности иудеи, не чувствуя естественных нужд, когда только Бог благово­лил к ним; не было у них ни недостатка в хлебе, ни го­лода, ни язвы, ни преждевременной смерти, ни другого чего-ни­будь подобного, что обыкновенно случается с людьми, но все текло к ним как бы из источников, потому что рука Божия исправляла немощь дел человеческих. Таким образом, он говорит здесь; Ты обещал благословить его ловитву, т.е., подать изобилие в вещах необходимых при великой безопас­ности. «Пищу его благословляя благословлю, нищих его насыщу хлебом, священников его облеку во спасение, и преподобные его радостью возрадуются. Там возращу рог Давиду. Приготовил Я светильник помазанному Моему. Врагов его покрою стыдом, а на нем процветет святыня Моя» (Пс.131:15–18). Смотри, какое благополучие во всех отношениях: они не будут иметь недостатка ни в чем необходимом, священники – в безопас­ности, народ – в радости, царь – в силе. «Светильником» он называет здесь или царя, или покровительство, или спасение, или свет, а вместе с тем величайший вид благополучия. Какой? Тот, что враги скроются и не будет никого, кто мог бы повредить этим благам. Не сказал просто: погибелью, но: «стыдом», желая, чтобы они скрылись живые, удалились, и своими страданиями свидетельствовали о силе и благоденствии этого народа. «На нем процветет святыня Моя». Что значит: «на нем»? На народе. Вместо: «святыня», другой переводчик (неизвестный, см. Ориг. Экз.) говорит: «рог» (κέρας). Третий (неизвестный, см. Ориг. Экз.): «определение его» (αφόρισμα αυτου). Четвертый (неизвестный, см. Ориг. Экз.): «определенное ему» (αφωρισμένον). Что же означают эти слова? Мне кажется, что здесь говорится о бла­гополучии, безопасности, силе, царстве.

То, что Я определил ему в начале, говорит, будет про­цветать, умножаясь, не увядая и не уменьшаясь; но все это будет в таком случае, если сохранится выше сказанное условие. Какое? «Если сохранят сыны твои завет Мой». Одни обето­вания Божии не доставляют нам благ, если и мы не будем исполнять следуемое с нашей стороны, и имея их в виду, не должно малодушествовать и предаваться беспечности. Мно­гих и из тех благ, которые Бог обещал, Он не подает, если получившие обещания оказываются недостойными; равно как и наказаний, которыми угрожал, он не приводит в ис­полнение, когда те, которые прогневали Его, впоследствии исправ­ляются и отклоняют гнев Его. Итак, зная это, не будем ни предаваться беспечности по причине обетований, чтобы нам не упасть, ни отчаиваться по причине угроз, но исправляться. Таким образом мы можем достигнуть будущих благ, благо­датию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Кото­рому слава и держава во веки веков. Аминь.