Собеседование 5

1. Художники при помощи своего искусства воспроизводят природу и, смешивая краски, пишут изображения видимых предметов, изоб­ражают и людей, и бессловесных, и деревья, и войны, и сражения, и по­токи крови, и копья, и шлемы, и щиты, и царей, и частных людей, и трон царский, и царя восседающего, и варвара, поверженного пред ним, и заостренное копьё, и течение рек, и разнообразные поля; одним словом, при помощи своего искусства воспроизводя все види­мое, они доставляют зрелище зрителям. Подобно этому пророки являются как бы художниками добродетели и порока. И они своим словом изображают грешника, праведника, кающегося, стоящего, па­дающего, восстающего, потрясаемого. Как художники изображают войны и, убийства, так пророки изображают грех то нападающим, то низ­вергаемым, демонов – то воюющих, то поражаемых, и диавола то успевающего в коварстве, то побеждаемого. Итак, если таково искусство пророков, то тщательно изучим его.

В самом деле, рассматривая картины художников, мы не получаем никакой пользы. Какая мне польза видеть изображение царя и наместника? Ведь я не могу сделаться царем, да и не желаю. Итак, какая мне польза от созерцания того, к чему я не имею никакого ра­сположения, а если бы и возымел, то подлежал бы наказанию? Какая мне польза увидеть человека обогащающегося? Ведь, если я беден, я питаю зависть, если же я богат, то сам в свою очередь станов­люсь предметом зависти. Испытывая подобные чувства, я оплакиваю свою участь. Оставь же картины (художников) и обрати внимание этого изображение. Если я увижу наместника, какое ко мне отношение? А если я увижу грешника павшего и опять восставшего, это зрелище служит мне поводом к научению. Если я увижу праведника стоя­щего, это зрелище поощряет меня к любомудрию. Посредством наб­людения я учусь битве и приготовляюсь к победе. Если я увижу пра­ведника, терпящего преткновение, то опять сделаюсь мудрее от этого зрелища. Все это сказано мною не просто и не без причины, но по­тому, что картина, представленная в читанном сегодня псалме, ука­зывает нам этот предмет для учения. Что же говорит пророк? «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисть беззаконие мое» (Пс.50:3). Вот эта картина, Псалом я называю картиной, потому что вижу в псалме различные лица: грех нападает и поражается, покаяние предстоит и споборствует Богу, человеколюбие сияет свыше, любомудрие производит обильные источники слез в покаянии. Вот лица, составляющие эту картину. Но прежде чем начать псалом, нам необходимо тщательно исследо­вать его надписание. Как картины, так и псалмы надписываются. Но так как картины ставят на высоте, то внизу их помещают крас­ные дощечки (с обозначением): какой царь (изображен здесь), и какую войну выиграл. На псалмах же впереди (сверху) делается над­пись о происхождении псалма, о нравоучительном значении его, о содержании и о поводе, по которому он был произнесен.

Окажите полное внимание моим словам, прошу вас, потому что у нас речь не о простых и случайных вещах. «В конец. Псалом Давида, когда вошел к нему Нафан пророк, – после того, как он вошел к Вирсавии, жене Урия» (Пс.50:1–2). Таково надписание. Посмотрим же, кто такой Нафан, и кто Вирсавия? Кто именно эта жена Урии? И когда вошел к ней пророк? И ради чего написал он этот псалом? Не все ведь псалмы написаны о Давиде. Конечно, все они написаны им, но не все о нем. Он изображал не только собственные страдания, но оплакивал и чужие несчастья. Например: «на реках Вавилонских, там сидели мы и плакали» (Пс.136:1); очевидно, что не к нему относится этот псалом: Давид не был в Вавилоне, не видал земли варваров, не сидел на чужой земле и не плакал, но он изображает здесь страдания иудеев. Опять, когда говорит: «они пронзили руки мои и ноги мои,... сосчитали все кости мои» (Пс.21:17–18), не свои страдания пред­ставляет, но пророчествует о кресте, о всемирной жертве за спасе­ние рода нашего. Итак, изображаемое в псалмах может иметь различ­ное приложение. Иногда оно говорит о страданиях самого псалмо­певца, иногда о чужих страданиях. Поэтому-то, так как этот псалом имеет в виду и других людей, здесь и приписано: "когда вошел к нему Нафан пророк». А это сделано с той целью, чтобы предостеречь нас не уклоняться и не развлекаться другими мыслями: пред нами псалом, научающий и внушающий нам именно то-то. Со­держатся здесь и другие мысли, на которые также указывает нам надписание.

2. Но будьте весьма внимательны, и праведные, и грешные! Тем и другим, в различных отношениях, полезен этот псалом: праведному, чтобы он не сделался нерадивым, грешному, чтобы он не отчаивался в своем спасении. То и другое прискорбно, потому что и праведник, сделавшись нерадивым, падает, и грешник, отча­явшись, не восстанет. Итак, чтобы ни этот не остался в паде­нии, ни тот не потерпел падения, нашим псалмопевцем предла­гается им этот псалом, спасительный для того и другого с различ­ных сторон. Но предварительно я хочу рассказать о грехе пророка, великом и тяжком. Пусть же никто из нас не отчаивается. Боже­ственное человеколюбие, промышляя о всем роде человеческом, не только подвиги святых, но и грехи их обращало в врачество, чтобы раны одних служили лекарством для других, и преткновение праведника исправляло путь для грешника. Если праведник согре­шил, то я уже не отчаиваюсь в своем спасении; если я вижу, что он ниспал с небес, то его падение является для меня залогом моего восстания. Поэтому и благодать Духа предала памяти не только подвиги праведных, но и грехи их. И не только сами грехи, но и их последствия. Итак, я хочу показать этого благородного мужа ра­неным, падшим, восставшим, подвизавшимся, побежденным, победи­телем, увенчанным. Я не показываю его только распростертым в падении, но и восставшим, чтобы ты получил пользу от того и другого, чтобы, если согрешишь, не впал в отчаяние, но тотчас же устремился к восстанию, и не говорил: «увы мне, погиб я, – прелюбодей, блудник, убийца». У тебя есть для твоего спасения убежище, ограждаемое от греха. Когда ты столь великого мужа увидишь получившим рану и терзающимся, тотчас спеши к покаянию и с уверенностью про­ливай источники слез, чтобы чрез его покаяние утвердиться в соб­ственном спасении. Например, скажу так: нередко многие, и муж­чины, и женщины, впадают в тяжкую и неизлечимую болезнь. Про­ливаются слезы, тратятся лекарства, врачебное искусство бессильно, красота увядает, тело истощается. Наконец женщина приходит в уныние: куда мне пойти, – что предпринять? Деньги я истратила, при­звала врачей, извела лекарства, а болезнь остается, рана неисцельна. И часто случается, что кто-нибудь из навещающих скажет: и я страдал такою же болезнью, и такой-то или такая та указали мне лекарства и избавили меня от болезни. Тогда она спрашивает: укажи мне эту женщину. Ступай на ту улицу (спроси такую-то). Так именно и теперь: после того, как он впал в прелюбодеяние и совер­шил убийство, – как тяжела эта болезнь! – я покажу тебе, как изле­чился и какое лекарство приложил к своей ране. Я не говорю: иди в ту улицу, спроси такого-то или такую-то. Не нужно ни трудов, ни усилия, не нужно тебе выходить даже и за порог дома, но, оставаясь на месте, ты можешь принять лекарство. Только исполни то, что я говорю. Необходимо, поэтому, продолжить слово и указать время, в какое согрешил, и место, и лицо, и покаяние, и исправление, и лекарство, чтобы вы, уходя отсюда, знали все с над­лежащею полнотою.

Итак, этот Давид, будучи юношей и даже совершенно маль­чиком, (сын) незнатного отца, привязанный к земле и пастбищам, убежал от городского и сельского шума и предавался в пустыне любомудрию. Он не имел ничего общего с житейскими делами, но с ранней юности пребывая в тишине, сродной добродетели, и сидя в пустыне, как бы в пристани, попечением об овцах снискал царство небесное. Итак, он был юношей, почти мальчиком, юно­шей по возрасту, но зрелым старцем по разуму, и несовершен­ство возраста нисколько не препятствовало его добродетели: будучи юношей, он одерживал великие победы не телесной силой, но силой веры. Выслушай же со вниманием следующий рассказ: некогда нужно было поставить царя иудейскому народу, так как первый тогда цар­ствовавший оказался недостойным. И вот Бог посылает Самуила прямо к отцу Давида. Когда Самуил пришел к Иессею, отцу Да­вида, этот отрок, весьма юный, был со стадами (в поле). Я не пе­рестаю постоянно указывать на его юность, чтобы никто не унижал юно­ши и не превозносил старика, потому что сами по себе как старость не добродетель, так и юность не порок. Многие и в юности возвыси­лись до любомудрия, и напротив многие в старости претыкались. Так, три отрока были в огне и потушили пламя (Дан.3:24). И Даниил, двенадцатилетний, превратил львов в овец, не изме­нив их природы, но, обуздав их зверство своею верою (Дан.6:22); а, обличив неразумных старцев, он выступил судьей Израиля (Дан.13:64). И Стефан, первоизбранный диакон, от юности испол­ненный благодати и силы, проповедовал пред еврейским народом (Деян.6:8); а Павел – уже убеленный сединами – был между тем до сих пор гонителем церквей Божиих, и только после этого вос­хитил венец веры и сделался овцой благоволения (Деян.9:20).

3. Итак, не унижай юноши и не восхваляй старика, потому что не от разницы в возрасте зависит добродетель и порок, а от различия в расположении души: если ты будешь бдителен, нисколько не повредит тебе незрелость возраста; если будешь нерадив, не по­лучишь никакой пользы от старости. (Истинная) старость не в бе­лых волосах, но в добродетели души. Так именно и Давид, бу­дучи юношей, приобрел зрелый плод добродетели. Пришел Самуил к Иессею, не окруженный множеством людей, но, имея рог, в ко­тором был священный елей (1Цар.16:4). И что говорит? По­слал меня Бог поставить царем одного из твоих сыновей. Иессей, услышав об (избрании царя), приводит своего первенца, подумав, что для него именно приготовлено это достоинство. Уведи его, отвечает: не благоволит Бог к нему. (Приводит) второго: и не он. Третьего, четвертого, пятого. Истощается круг (ο χορός) детей, а иско­мого не находится. Говорит ему (Самуил): нет ли у тебя еще сына? Устыдился отец и говорит: имею еще одного, самого меньшого и слабого, пастуха. Хочешь ли сделать царем малого и слабого? Человек унижает, а Бог увенчивает. "Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце» (1Цар.16:7). Разве мы ищем телесного дородства? Мы желаем благородства души. Вникни в этот рассказ. Не сказал ему Бог: пойди, помажь мне Давида, но: пойди, помажь мне одного из сыновей Иессея. Почему же не говорит определенно? Почему не называет по имени? Чтобы не потерпел Давид того же, что потерпел Иосиф. Как там братья, узнав, что он хочет быть царем над ними, начали строить козни, враждовали и продали (его в рабство), так нужно было опасаться, чтобы и братья (Давида) не сделали того же самого. Так что здесь неведение сделалось матерью безопасности. Про­рок пришел с общим вопросом: дай мне одного из твоих сыно­вей. Не могу, говорит, (дать сына), есть только юный отрок, пасущий овец. Но "Я смотрю не так, как смотрит человек».

Где те, которые превозносятся красивой наружностью? Не говори мне о красоте тела, но смотри на достоинства души. Что представляет из себя красивая женщина? Гроб разукрашенный, если она не украсила себя целомудрием. Красота телесная есть угрожающая падением путнику яма и яд, приготовленный для других людей, если она не соединена с целомудрием; с другой стороны, она увядает в бо­лезнях и уничтожается смертью. А красота души остается бессмерт­ной и незапятнанной, и тогда именно является в полном расцвете, когда умолкают страсти и для ума настает спокойствие. Итак, если ты увидишь мужчину или женщину красивых, не удивляйся. Посмо­три, дубы высятся до небес, а их плод не годен для людей, но только для бессловесных; а лоза стелется по земле и приносит грозды прекрасного плода. Итак, что хочешь иметь – виноградную лозу или дуб? Конечно, лозу, потому что дуб, красуясь в высоте, своими плодами доставляет пищу только бессловесным. Что ничтожнее пчелы, и что величественнее павлина? Но что лучше – пчела или павлин? Конечно, пчела. Уничтожь павлина – и ты не потеряешь ничего; уничтожь пчелу – и ты потеряешь многое. Итак, пришел Давид, изли­вается елей – и он помазывается по Божьему определению, чрез по­средство человека. Воздвигнул над ним (Самуил) рог и (помаза­ние) было ему вместо порфиры и венца. И он пошел отсюда, обла­дая царством, не вооруженный ни шлемом, ни щитом, ни копь­ями, но получив самое определение Божие, сильнейшее всего. Когда же была объявлена война и дела еврейского народа пришли в за­мешательство и иноплеменники одолевали его, тогда Давид пошел посмотреть войско и иноплеменника, вызывающего на единоборство. Никто не осмеливался тогда выступить. Пришел Давид, увидел иноплеменника, блистающего оружием и превозносящегося, и на­шел всех в унынии. Пастух на войне, а закаленные в бит­вах не могут вынести даже голоса врага; привычный только к обращению между деревьями и источниками и в тени (лесов) устоял, однако, при виде великана и говорит: «кто этот необрезанный, что так поносит воинство Бога живаго» (1Цар.17:36)? И говорят ему: откуда у тебя такое безумие? А он отвечает: не безумие, но вера; меня одушевляет не гордость, но благочестие; я не вооружен шлемом, но облечен верою; я смотрю не на то, что он велик ростом, но на то, что он лишен разума; вижу не то, что велико судно, но то, что оно не имеет кормчего. Я не боюсь его (потому что он враг Божий), хотя бы он в десять тысяч раз был сильнее. По приговору свыше слабее всякого человека этот необрезанный. Ка­кое оружие, о, Давиде, дает тебе такую смелость? Не телесное, но ду­ховное. «Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом» (2Кор.10:4). Но как же так: ведь ты мал и слаб? Но велик Господь. Не­совершенно оружие? Но силен пославший. Он обратит море в сушу, разверз скалу, пременил стихии; тем более одолеет Он одного человека.

4. Итак, пришел Давид к, братьям и говорит им: что бу­дет дано человеку, принесшему его голову? Он спрашивает о на­граде, не для того, чтобы, получить награду, но чтобы возбудить в них веру. Что же братья? Они опять обнаруживают зависть и зложела­тельство. «Зачем ты сюда пришел и на кого оставил немногих овец тех в пустыне? Я знаю высокомерие твое и дурное сердце твое» (1Цар.17:28).

О, зависть, исполненная страсти, огонь неугасаемый! И ведь как моль протачивает шерсть, так и зависть гложет завистника, и де­лает более славным того, кто ей подвергается. Так это было с Иосифом и его братьями. Поддавшиеся внушению зависти свободу пере­менили на рабство, а завидуемый сделался царем. Так и здесь гово­рят братья: мы знаем «высокомерие твое и дурное сердце твое, ты пришел посмотреть на сражение». Чему позавидовали? Почему зло­словили? Услышали его слова, не могли снести благовременности его, слов. Что же этот мудрый муж? Чтобы не увеличивать полученной от них раны, он оставляет их, идет в другую часть войска и говорит: что будет человеку, снявшему с него голову? Тогда его повели к царю. Здесь он увидел царя восседающего, но объятого унынием, страхом и трепетом, и говорит ему: что изменилось лицо господина моего, и в дни счастья свидетельствует о рабстве? Кто этот иноплеменник? Разве не могу я пойти и снять с него, голову? Что же царь? Как можешь, говорит он, сделать это: ведь ты юный мальчик, а он с юности своей знает военное дело? Не смотри на видимое, а подумай о внутреннем: разве ты не видишь, что я мал ростом, но велик отвагой? Что же тогда произошло? Царь не верит и тем вынуждает, наконец, Давида рассказать ему о своих подви­гах. Я, – говорит, – «раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его; и льва и медведя убивал раб твой, и с этим Филистимлянином необрезанным будет то же, что с ними, потому что так поносит воинство Бога живаго» (1Цар. 17:34–36). И сказал Саул Давиду: «иди, и да будет Господь с тобою» (1Цар.17:37). Царь дал ему свое оружие, но Давид не мог носить его. Почему? Бог не допустил этого, дабы он одержал победу невооруженный, чтобы оружие не имело участия в победе духа, и чтобы царь не говорил потом, будто бы его оружие одержало победу. Бросает (Давид) оружие и облекается одною верою; выходит безоружный, но облеченный шлемом бого­боязненности; выступает пастух, а не воин. Бросает камень, пола­гаясь не на телесную силу, но действенностью веры приобрел победу; подбежал, схватил его меч, отрубил его голову. Так исполнилось написанное: "в делах рук своих увяз грешник» (Пс.9:17). Опять зависть, опять клевета! Постоянно раскапываю я этот источник, чтобы отыскать самый его зародыш. Вот этот столь великий муж, о ко­тором Бог говорит: «нашел Я мужа по сердцу Моему, Давида, сына Иессеева» (Деян.13:22; Пс.88:21). О, высокая похвала! О, дока­зательство добродетели! Владыка Его говорит: «нашел Я мужа по сердцу Моему, Давида, сына Иессеева».

Итак, Давид, побеждавший зверей, низложивший Голиафа, задушивший льва, одолевший медведицу, в юности умудренный как старец, малый телом и великий духом, среди цар­ской обстановки показавший любовь к уединению, – он омывал, оро­шая не жемчугом, но слезами, каждую ночь свою постелю. Нынешние люди и днем спят, а он и ночью был объят заботой. Почему же ночью? А потому, что днем, как царь, отвлекался тысячами дел, и вот ночью, как бы находясь в пристани, он наедине беседовал с Богом, проливал источники слез и омывал ими свою постель. Итак, этот, такой и столь великий муж, снискавший благодать Духа, в юном возрасте обладавший зрелостью старца, коснувшийся свода небес, принявши небесные дары и благодать, положивший конец вой­нам, оказавший бесчисленные подвиги над диаволом, после жизни в целомудрии, кротости и чистоте, после того, как утвердился на царстве, победил без счету врагов, покорил народ, тогда-то – среди все­общего мира – ослабел, чтобы вы научились, какие блага приносит скорбь и сколько зла – покой. И когда (он пал)? Среди белого дня! После обеда, поднявшись с ложа, он прогуливался и увидел обна­женную женщину, купающуюся, очень красивую и благообразную. Я не обвиняю красоты: красота – Божий дар. Увидел он женщину, купаю­щуюся на кровле, жену воина, красивую, прекрасную. Увидел, воспы­лал похотью очес, был уязвлен стрелою.

5. Пусть слушают любопытные, наблюдающие и рассматривающие чужую красоту. Пусть услышат беснующиеся на зрелищах, говоря­щие: «мы только смотрим, это нисколько не вредно». Давид потерпел вред, а тебе не вредно? Он был побежден, а в тебе я должен быть уверен? Имея такую благодать Духа, он получил рану, а ты останешься неповрежденным в этом бесстыдном зрелище? Притом он увидел не блудницу, а женщину целомудренную и честную; и не в театре, а в доме. А ты в театре, где и самое место развращает душу, где ты не смотришь только, но и слушаешь бесстыд­ные слова, где пред тобою блудная обстановка и диавольские песни. Твоя душа поражается со всех сторон: зрением от того, что ты видишь, слухом от того, что ты слышишь, обонянием от того, что ты обоняешь. Такая гибель, такая пропасть, и я могу поверить тебе, что ты не сделаешься добычей зверя? Ведь ты не камень, и не же­лезо? Ты человек, причастный общей слабости нашей природы. Дер­жишь огонь, и не горишь? С чем это сообразно? Положи светиль­ник на сено, и скажешь ли ты мне, что оно не загорится? Каково сено, такова и наша природа. Увидел ее (Давид), моющуюся, обна­женную, обольстился красотой, был уязвлен стрелой, получил рану, послал за ней. И как только она пришла к нему, совершил без­законие, удовлетворил свою похоть. Потом приказывает ей возвра­титься в дом свой. Говоря это, я вывожу на средину израненного, чтобы вы все, окружающие, видели, как он потом излечивается. И врач, совершая операцию, призывает всех окружающих, чтобы ви­дели, с каким искусством он побеждает болезнь. Тем более, когда операции подвергается пророк, нужно собраться всем, чтобы нам видеть, как мы должны поступить для своего избавления от гние­ния и червей. Тяжел грех: страсть удовлетворена, грех совершен, а врача нет. Между тем женщина зачала. До тех пор царь думал, что это останется скрытым от ее мужа, потому что, хотя он был пророк, страсть совершенно ослепила его. Зачала женщина, сделалась беременной, прибегает к царю. О, царь, я погибла (2Цар.11:4–5)! Что с тобой? Я беременна: плод греха растет, обвинение против себя я ношу в утробе, обличение в грехе умножилось; в себе самой я имею доказательство против себя. Если придет и увидит муж мой, что я скажу, или что заговорю?

Подумай, какое зло грех! Царь боится воина. И действительно, тот уже не раб, кто свободен от греха. Был украшен венцом, и боялся позора. Разве ты уже не царь? Разве не имеешь власти жизни и смерти? Нет, имею; но ведь я совершил тяжкий грех. О, грех, матерь страха! О доказательство бесчестия, о, залог молчания! Я боюсь, дрожу (говорит женщина), потому что ты обесчестил меня; в самой себе я имею обличителя. Если придет муж мой, что я скажу, чем оправдаюсь? Он найдет меня беременной и убьет имею­щую внутри себя доказательство греха. Ты видишь удручающее кораблекрушение? Видишь, какое зло грех? Что же тогда царь? При­лагает грех к греху. Нужно продолжить наш рассказ. Пришел Урия, муж ее, с войны, – пришел он к царю. И говорит ему царь: ну что, Урия? Каковы дела на войне? Отвечает: (все) хорошо, мы победили. Слышит царь, что воин победил, а сам он потерпел поражение; воин торжествовал на войне, а царь побежден удовольствием; воин одолел врага, а сам он низложен грехом; воин говорит о победе, а он от стыда не посмел и сказать о своем поражении. Мы победили, говорит, наша победа. Царь был подавлен, он не чувствовал победы на войне из-за стыда пораже­ния, которое потерпел сам. Говорит воину: ступай в дом свой: вымойся, пообедай, побудь с женой твоей (2Цар.11:7–8). Зачем? Чтобы прикрыть рану, чтобы подумали, что от него родится дитя. Но недремлющее око не попустило совершиться этому, щадя из­раненного (грехом). Что говорит тогда воин? Как я могу оставить тебя и идти нежиться? Израиль на войне, военачальник в ополче­нии, кивот Господень в воинском стане, а я пойду домой и буду наслаждаться? Так говорил воин, ничего не подозревая. Укором царю было, что воин, придя с войны, не пожелал даже видеть своего дома, а царь оказался таким баззаконником, что должен был при­нуждать воина повидаться с женой, чтобы тем прикрыть свою рану. Однако воин ушел на войну. А младенец должен был родиться. Что тогда делает царь? После того как не удалось прикрыть рану, пишет военачальнику на войне: взяв Урию, поставь его на самое опасное место в бою. Для чего? Чтобы погубить его. И это письмо вручает ему. О, похоть! На какую жестокость побудил грех этого кротчайшего из людей! На самого себя меч заносит обиженный, несет письмо, полное крови, и идет. Письмо должно было погубить его. Что же случилось? Он пал в сражении, был убит. Итак, совершено два греха – прелюбодеяние и убийство. Убийство явилось пло­дом прелюбодеяния.

6. Это я говорю для грешников и сознающих за собой много зол, чтобы, слыша это, они не отчаивались в своем спасении, по­тому что написано: «не убивай, не прелюбодействуй» (Исх.20:13–14), Обе эти первые заповеди нарушил Давид. Он совершил прелюбодеяние и потом убил обиженного. Тяжела рана, велика язва. Итак, когда Урия, возвратившись на войну, был убит, и грех – скрытый – готов был радоваться, тогда наконец пришел к Давиду пророк Нафан.

Страсть удовлетворена, беззаконие совершено, обижен­ный погублен. Но пророк обличает пророка. Почему? Если Да­вид был пророк, разве не мог он уврачевать сам себя? Нет. Как врачи, когда бывают больны сами, прибегают к помощи других врачей, потому что болезнь лишает искусство силы, так и здесь: тот пророк, и другой пророк. И тот не лежит в постели, но погряз в грехе. Говорят Давиду: пророк Нафан у дверей. Он говорит: пусть войдет.

Входит пророк. Видит его восседающего в полном блеске царской пышности – и что говорит? Выслушай меня, о, царь, я имею тяжбу. О, мудрость врача! Пришел с железным орудием, чтобы вскрыть рану, но не показывает его больному, чтобы не лишить его врачебной помощи, скрывает его – не под платьем, но в драма­тической форме рассказа. Не сказал ему сразу при входе: о, безза­конник, о, нечестивец, о, прелюбодей, о, человекоубийца; не просто обличает, но прикрывает свою смелость личиной. Скрывает орудие (исцеления) и говорит: я имею тяжбу, о, царь, выслушай меня. Что же царь? Скажи свое дело. Тот говорит: Был один богатый человек; он имел многочисленные стада овец и волов. И был человек бедный. Эти два человека – Урия и Давид. Смотри, что было под личинами в действительности. Бедный не имел ничего, кроме одной овцы (разумеет здесь соблазненную жену), которая ела с его стола, пила из его чаши, и спала на его груди. Видишь, к какой нежной любви располагает бедность? У богатых великая пышность, а у бедных жена является и слугой, и помощницей, рождает детей, сама является и матерью, и кормилицей. Не то у богатых, но рож­дает жена дитя и отдает его в чужие руки; пышностью заглу­шается привязанность, мать рождает, но не хочет быть кормилицей; сделавшись матерью, стыдится быть кормилицей. Не так Христос. Он возродил нас, и Сам сделался нашим питателем; вместо пищи он напитал нас собственной плотью, и вместо питья напоил нас собственной кровью. Итак овечка спала на груди бедняка. Прискорбность события увеличивается от этого картинного изображения любви. Пришел однажды гость к богачу. Какой гость? Страсть. Чтобы засвидетельствовать чистоту его, Он искусно назвал страсть гостем. Действительно, никогда прежде Давида не нарушал чужого брака и не глядел нечистыми очами. Но тут, пораженный (страстью), он погубил чистоту из-за этой женщины и, поддавшись мгновенной слабости, нарушил долг. Пришел гость, пришла к нему эта не­обузданная, звероподобная страсть. Гость пришел к этому богачу, и не захотел он взять из своих стад овец и волов; но послал и взял ту овечку, спавшую на груди бедняка и евшую с его стола. Что же дальше? Разгневался царь: он думал, что разбирает чужое дело. Разгневался царь, и с большой силой высказал справедливое решение. В этом случае пристрастие не помрачало справедливости. Мечом, говорит, умрет он, и овцу воздаст вчетверо (Исх. 22). Строже закона судит царь. Закон присуждает укравшего возвратить четверицею. А он превышает закон: присуждает и самому быть убитым, и возвратить четверицей. Произнес приговор, приготовил осуждение. Тогда оставляет пророк личину и говорит: это ты, царь. Что же он? «Согрешил я пред Господом» Видишь, как и пораженный болезнью он (сохраняет) благородство души? Не сказал он про­року: несчастный ты и жалкий, не решившийся даже обличить явно! Нет, он говорит: «согрешил я пред Господом». Что же на это пророк? «Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь» (2Цар.12:13). Скоро со­вершилось покаяние, но еще скорее даровано прощение. «Говори ты, – говорит, – чтоб оправдаться» (Ис.43:26). Де­лом ты согрешил, а покайся словом.

7. Это говорю я, чтобы слышали грешники и подпавшие греху, и не отчаивались в своем спасении. «Согрешил я, – говорит, – пред Господом». «И Господь снял с тебя грех твой». Ты сказал: меч падет на него, а я говорю: ты не умрешь. Видишь, как Бог рассудил тяжбу про­рока? «Припомни Мне; станем судиться; говори ты, чтоб оправдаться». Но возвра­тимся к началу. Псалом Давида, когда вошел к нему Нафан пророк,. Здесь говорится об его помиловании и прощении. Смотри же, поучайся, как он был исцелен, и какое лекарство употребил. Когда Бог оправдывает, кто осуждает? Он не сказал даже, что «я про­щаю», но что «Господь снял с тебя грех твой". Он вскрыл язву, изле­чил рану. «Ты не умрешь», говорит. Сказав это, пророк удалился. Те­перь я хочу показать и благомыслие царя, и его сердечное исправле­ние, и то, как приобрел он прощение греха, как снискал оставле­ние беззакония. Когда пришел Урия с войны и возвестил царю о по­беде над неприятелем, царь, желая, чтобы муж прикрыл его пре­ступление, что он соблазнил его жену, еще тогда такое усердие при­лагал к скрытию своего греха, что с прелюбодеянием соединил и убийство. Но после этого чрез покаяние он возвысился до любому­дрия; скрывавший прежде свой грех обратился к покаянию. И после прощения, дарованного Божиим изволением, после того, как при­шел пророк и сказал: «Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь», после этого он не только не скрывает своей страсти, но делает ее известной всем последующим поколениям и пишет псалом, чтобы и потомки узнали, какое печальное зрелище представляет собой страсть. Значит, когда пришло покаяние, оно принесло с собой и сме­лость. Я, говорит, спасся; почему не спастись и другим по моему примеру? Бог простил меня. Вот я и описываю все это, чтобы узнали и рану и лекарство. Я не боюсь стыда, после того как до­стиг своего спасения. Так поступает, и Павел: он увековечивает оставленные ему преступления и говорит: «благодарю давшего мне силу, Христа Иисуса, Господа нашего, что Он признал меня верным, определив на служение, меня, который прежде был хулитель и гонитель и обидчик» (1Тим.1:12–13). Поэтому я и выставляю себя (в таком виде), чтобы, если кто ока­жется таким же отъявленным хульником, видел, что и он имеет надежду спасения. И ты, о, Давид, совершив прелюбодеяние и убий­ство и получив от Бога прощение, с этою именно целью выстав­ляешь себя на позор? Да, говорит, чтобы, если кто будет прелюбо­деем или убийцей, научился от меня, как он может достигнуть спасения. Поэтому он оставляет грех и принимает покаяние.

Итак, только это он имел в виду, когда объявлял всем, как он испра­вился, или и другое что-нибудь? Да, и другое; а что именно, я сей­час объясню. Вы слышали, конечно, что покаяние доставляет нам полное прощение и подает великую смелость; так нужно вам знать и то, что погрязший во множестве грехов имеет великий стыд и не только не довольствуется покаянием, но боится и трепещет, чтобы опять не погрязнуть в них. Я и хочу именно показать, что псалом знакомит тебя (с положением) не только согрешающего, но и каю­щегося. Говорю это вам, чтобы никто после покаяния не впадал в излишнюю самонадеянность, но лучше безопаснейшим образом устро­ил свое спасение в пристани. Итак, я хочу показать его, как он исцелился и сделался лучше себя самого, сильнее и крепче. После этой страсти не подвергся ли он опять другой болезни? Вот новая война, новый грех, опять сражение, опять вооружение, и опять напала на него страсть; опять война в полном ходу, тяжелая война, и военный стан в сборе. Был в том месте источник. В пылу битвы увидел его Давид и почувствовал сильнейшую жажду: он страстно захотел пить. Опять страсть, на этот раз – не запре­щенная: тогда страсть к телу, теперь к воде. Он страстно захотел пить, был палим жаждой, и говорит: погибаю от жажды. Некото­рые из желавших услужить ему пошли и принесли ему воды ценою своей крови, сквозь (ряды) врагов принесли воду. Когда принесена была вода, одумался царь, что он сделал, что в таком сражении не обуздал своей жажды. И что сделал? Взяв воду, не выпил ее, но совершил возлияние Богу. Она показалась ему не водою, но кровью, не по природе, конечно, но по значению. Видишь, как, наученный прежней страстью, он сделался впоследствии благоразумнее? Воспы­лавший тогда страстью к телу, теперь не захотел воды, или вернее – захотел, но удержался. Я не говорю, что он был чужд этой стра­сти, но что по любомудрию своему возвысился над нею, и не прикос­нулся (к воде).

8. Это увещание я предлагаю ведущим блудную жизнь. Ты был привязан к блуднице? Ты впал в блуд? Хочешь покаяться? Не прилагай греха к греху и не говори мне: как я могу жить без блуда? Я скажу тебе, как ты можешь. Тебя сжигает страсть? Но ты имеешь жену, а если не имеешь, возьми, чтобы пользоваться удоволь­ствием с безопасностью. Но я не могу воздержаться? А это уже рас­пущенность. И если я укажу тебе на другого, который не имеет жены, но соблюдает целомудрие, какое ты представишь оправдание или изви­нение? Тот в море не терпит крушения, а ты в пристани подвер­гаешься падению? Имеешь жену, и блудишь, даже больше – прелюбо­действуешь? Но, спрашиваете, как мне избавиться от этой раны? В этом тебе поможет жена. Поможет жена? Именно. Послушай, что говорит блаженный Павел: "во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1Кор.7:2, 4). Итак, если позовет тебя блуд­ница, примени к себе это наставление и скажи: «муж не властен над своим телом, но жена»; напиши эти слова в своем сердце и скажи блуднице: что зовешь меня? Это не мое тело, а моей жены; я не смею продать чужого. Я не смею тратить ее приданое, не смею распоря­диться ее имуществом, не могу осквернить принадлежащего ей тела. Так ли? Не могу. Скажи блуднице: что зовешь меня? Не подходи к нему: это не мое, чужое. Ведь это тело не принадлежит блуднице? Я не принимаю тела блудницы: это тело моей жены. Побойся Христа и скажи, что тела наши – члены Христовы. Пусть слышат это и жены; пусть они поймут, к чему призывает их Христос, конечно с соблюдением святости, и пусть говорят: «жена не властна над своим телом, но муж». Вникни, какая мудрость заключается в этих сло­вах Павла. В виду того, что многие воздерживаются и имеют чи­стых и целомудренных жен, притом воздерживаются сверх долж­ного, так что воздержание делается поводом к прелюбодеянию, в виду этого он говорит: каждый пусть пользуется своей женой. И он не стыдится, но входит и садится на ложе днем и ночью, обнимает мужа и жену и соединяет их друг с другом, и громко взывает: «не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию» (1Кор.7:5). Ты соблюдаешь воздержание и не хочешь спать с мужем твоим, и он не поль­зуется тобою? Тогда он уходит из дому и грешит, и в конце концов его грех имеет своей причиной твое воздержание. Пусть же лучше он спит с тобою, чем с блудницей. Сожитие с тобою не запрещено, а сожитие с блудницей запрещено. Если с то­бою он будет спать, нет никакой вины; если же с блудницей, тогда ты погубила собственное тело. Итак, садится (апостол) почти на брачное ложе и взывает: «не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию». Для того ты (жена) и имеешь мужа, для того ты (муж) и имеешь жену, чтобы соблюдать целомудрие. Ты хочешь иметь воздержание? Убеди к тому и мужа твоего, чтобы было два венца – целомудрие и согласие, но чтобы не было целомудрия и сра­жения, чтобы не было мира и войны. Ведь если ты воздерживаешься, а муж распаляется страстью, и между тем прелюбодеяние запрещено апостолом, значит, он должен терпеть бурю и волнение. Но «не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию». И, конечно, где мир, там все блага; где мир, там и целомудрие сияет; где согласие, там и воздержание увенчивается; а где война, там и целомудрие подрывается. Но «не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию». Всякого распоря­дителя брака превосходит Павел, невестоводитель вселенной. Поэтому он и не стыдится говорить: «брак у всех да будет честен и ложе непорочно» (Евр.13:4). Ведь и Сам Владыка его пришел на брак, воздавая честь браку Своим присутствием, и даже принес дары, превратив воду в вино.

Итак, подвизайся (в воздержании), сколько хочешь; когда же ослабеешь, пользуйся общением (брачным), чтобы не искушал вас сатана. «Каждый имей свою жену». Вот три образа жизни: девство, брак, блуд. Брак – в средине, блуд – внизу, дев­ство – вверху. Девство увенчивается, брак соразмерно похваляется, блуд осуждается и наказывается. Итак, соблюдай меру в своем воздержании, смотря по тому, насколько ты можешь обуздать немощь своей плоти. Не стремись превзойти эту меру, чтобы не ниспасть нижевсякой меры. Как желающий нырять настолько уходит в воду, на­сколько только может войти, но, когда входит, смотрит как далеко ему придется возвращаться, так и ты будь целомудрен настолько, сколько можешь снести, чтобы не потерпеть падения чрез меру. И о всем этом принесем благодарность Христу, потому что Ему принадлежит слава и держава, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков, Аминь.